Проходная пешка (гет)

Отца Софи почти не помнила. Его она всегда ассоциировала с бронзоволосым красавцем с доброй широкой улыбкой, которого видела на семейных фотографиях. С мамой ей довелось провести больше времени. И это были самые тёплые, самые счастливые воспоминания её детства. Мама была невероятной: статная волшебница с нежными руками и ласковым голосом. Она любила расчёсывать дочери волосы, рассказывая сказки на текучем французском языке. И на снимках они были вместе, молодые и счастливые. Совместные фото в саду среди горшков с мамиными травами, фото у кухонной плиты, где они вместе с Патрицией готовили крем-брюле и запекали орехи, чтобы сделать любимый миндаль в шоколаде, парадное семейное фото в Малфой мэноре в день её, Софи, именин и ещё много незабываемых моментов.

А потом мама умерла. Патриция сказала, что она ушла к папе. А почему маленькой Софи нельзя пойти с ними? Куда они ушли? Там какие-то важные дела? Тётя прятала слёзы и целовала маленькую племянницу в по-детски пухлые щёчки, украдкой вкладывала в её руки спелые абрикосы.

Софи так и росла в доме Патриции. Мама, оказывается, была учёной дамой, и у неё был собственный кабинет в тёткином доме с очень интересными книгами. Поначалу Софи изучила все с красивыми картинками — в основном это были какие-то гербологические талмуды и алхимические каталоги. Вот тогда и началось её знакомство с зельеварением. Похоже, маме это дело очень нравилось, и Софи мало-помалу тоже проникалась к нему симпатией. Затем пришёл черёд более сложных книг, встречалась там и художественная литература. Девочке казалось, что, прикасаясь к маминой библиотеке, изучая её, она становится ближе к родителям.

Спустя годы Софи поступила в магическую академию Шармбатон, и сверстники ей стали интереснее, чем уединенная жизнь в Лангедоке. Её определили на факультет, где когда-то учился знаменитый Николас Фламель. У девочки отмечали явную склонность к зельям — ими она могла заниматься бесконечно — и математический склад ума. Софи уже понимала смысл слова «смерть», и ни о чем не сожалела, ведь она точно знала, что у неё была крепкая и любящая семья. В академии появились первые друзья и первая детская любовь — кудрявый весельчак Андре. С ним было интересно готовиться к урокам, есть эклеры, пачкая пальцы в малиновой глазури, и танцевать на праздниках.

В летние каникулы после третьего курса, когда она получила свой табель с превосходными результатами экзаменов и, возомнив, что она окончательно повзрослела, — ну еще бы! четырнадцать лет — это не шутки! — Софи решилась на зачистку своей детской. Надо было убрать всё, что напоминало о куклах и прочих уже ненужных безделушках, и разместить, наконец, интересные книжки, чтобы всё было как в мамином кабинете. Патриция наотрез запретила что-либо выбрасывать, поэтому пришлось переселять игрушки на чердак. Так, беспорядочную груду коробок и ящиков под крышей пополнила ещё парочка, собранных лично Софией. Там-то она и сунула свой любопытный нос в одну из старых коробок, и увиденное заставило её опуститься на пыльный дощатый пол. Это были родительские вещи: множество тетрадей в кожаных обложках, миниатюрные сосуды с серебрящейся жидкостью, чьи-то письма, документы, фотографии. Сверху лежала толстая записная книжка. Девочка узнала мамин почерк и забрала тетрадь с собой.

Весь месяц она изучала только её и, каждый раз окунаясь в записи, приходила в полный восторг. Это был рабочий журнал, где мама делала свои заметки. Все-таки она была гением! Мама переписывала, придумывала, сочиняла формулы и модификации, будто это она открыла миру искусство приготовления снадобий. Конечно, не всё по части зельеделия было тогда ясно Софи, но то, что мама изобретала что-то новое так же легко, как и дышала, было яснее дневного света. И это было так близко Софи — ей тоже нравились эксперименты, интуитивные решения, приходившие в голову только у котла. Так здорово было видеть, что они с мамой родственные души! Её-то она точно смогла бы порадовать своими успехами в зельях, а то Патриция как-то странно реагировала на увлечение зельеварением. К концу тетради почерк стал острее, мысли стремительнее, решения кардинальнее. А заметки становились всё более жёсткими и даже хлёсткими. Прочитав одну тетрадь, девочка принималась за другую, третью, — читала взахлёб, боясь оторваться, словно гонимая каким-то первобытным ужасом. Кажется, Софи уже прочла полсотни рецептов смертельных ядов и антидотов, и с каждым новым на плечи всё сильнее давило ощущение надвигающейся беды. Последняя мамина тетрадь состояла из каких-то списков, дат, перемежающихся с косыми заметками, где слова «отравить», «грязнокровки», «убить» сливались в одно уродливое месиво, насквозь пропитанное ненавистью и безумием.

Встречались и описания последствий отравления: страшные муки, судороги, невыносимые боли, корчи… Софи казалось, что она постарела за каникулы на несколько лет. Затем началось изложение рейдов. При упоминании имени Тёмного Лорда и Пожирателей Смерти у девочки потемнело в глазах. На чистом упрямстве она разбила один флакон с воспоминанием в обнаруженный здесь же, на чердаке, старый Омут. Воспоминание принадлежало отцу. Типичный рейд, описываемый мамой, воплотился воочию перед Софи. Она в ужасе стала метаться внутри, среди безумного смеха, чужих воплей, крови и властных голосов, не зная, как оттуда выбраться. Отец трижды применил Аваду. София билась в истерике — Омут выплюнул её, задыхающуюся и морально пережёванную. Её вырвало желчью в коробку с детскими игрушками.

Вечером, едва тётя переступила порог, она не узнала собственное жилище. Бумажные пакеты, доверху набитые свежими овощами, фруктами и воинственно торчавшими стрелами лука, со стуком упали на пол. Абрикосы рассыпались. Всё было разгромлено, будто дом пережил пожар и наводнение одновременно. Потолок на первом этаже был чёрным от копоти и подпалин, портьеры свисали в гостиной рваными мокрыми тряпками, половина мебели превратилась в щепки, несколько окон — выбиты, и в воздухе висел напряженный электрический треск. Посреди этого безобразия сидела ревущая навзрыд Софи. Патриция схватилась за сердце, не забыв вытащить палочку. У девочки случился неконтролируемый выброс магии.

Мерлин, кто же их так проклял?!

— Софи, детка, это я, — пыталась достучаться до девочки Патриция, мягко ступая вглубь комнаты.

Та сидела на полу, подтянув коленки в груди, и тоненько подвывала, раскачиваясь из стороны в сторону. Но как только она услышала знакомый голос, зажмуренные глаза резко распахнулись.

— Тётя! — Софи вскочила на ноги, её била крупная дрожь.

— Милая, не делай резких движений. Давай потихоньку выходить из дома, нам нужно на улицу.

— Боишься, дом взлетит на воздух, как мамина лаборатория? — чеканила она слова, и в детском голосе угадывались невыносимые знакомые интонации.

— Софи, дорогая, пойдем со мной, — Патриция протянула ей руку. — Пожалуйста. Всё будет хорошо.

— Мерлин, у нас что, вся семейка ненормальная?! — давясь каркающим смехом, начинала переходить на крик Софи. — Как что-то может быть хорошо?! Что это за благородство чистокровных такое, где царят одни только насилие и безумство? Как я буду жить с этим, Патриция? Как?! Почему за все эти годы, пока ты делала из меня леди древнего рода, — эти слова она выплёвывет, как самое грязное ругательство на свете, — ты не удосужилась мне сказать, что твой брат был вероломным чудовищем, а его жена просто чокнутой психопаткой? Меня тошнит от одной мысли, что я часть этой семьи! А ты, ты просто лицемерная стерва! Строишь из себя чистенький высший свет, прячешься в Лангедоке, надеясь, что всё утихнет само собой?! Как ты сама себя выносишь?! Как?!

Голову её как будто сдавливало тисками, боль плескалась в глазницах, из носа потекла кровь, пачкая ситцевое платье в легкомысленный цветочек. Перед ней в отчаянии всхлипнула Патриция и, сделав короткий взмах волшебной палочкой и едва разомкнув губы, произнесла заклинание. Прежде чем сознание Софии окончательно заволокло тьмой, она успела изогнуть залитые кровью губы в горькой усмешке.

* * *

— Эта мамзель вообще собирается вставать? Минут десять осталось — опоздает же не только на завтрак, но и на первый урок по ЗОТИ. Мало того, что заснуть под её мяукание невозможно, так ещё и очки из-за неё потеряем.

Высокая стройная красавица Агнес крутилась перед зеркалом, разглядывая свой силуэт в форменной мантии.

— Как потеряем, так и заработаем, — заметила Дженна, расправляя складки на изумрудном покрывале.

— Слушай, староста, а чего ты с ней вообще носишься, как с писаной торбой?

Дженна недовольно поморщилась. София ей нравилась.

— Ну, в самом деле, Дженна, она уже вторую ночь то стонет, то что-то бормочет на своём кошачье-лягушачьем. А днём ходит с таким напыщенным видом, будто от неё зависит судьба мира, не меньше. Если и улыбается, то как блаженная, честное слово. Странная она какая-то, мутная.

— Зато ты кристально чистая, если можешь обсуждать человека в его присутствии, — донёсся спокойный голос Софи, она потирала глаза, выбираясь из-за полога. — И моё поведение, пока не задевает вашего личного благополучия, никого не касается. Я же не даю тебе советов относительно сплетен, Агнес.

София с гордым видом прошествовала в ванную комнату, насколько это было возможно сделать в пижамном костюме и с растрепанной головой, и захлопнула дверь. На завтрак она, действительно, опоздала. Удалось лишь в последний момент, забежав в главный зал, схватить пару тостов, прежде чем вся еда испарилась со стола, будто её никогда и не было. Магия, да и только!

Такой, жующей, в стороне от кабинета профессора Люпина её и заметила Дженна.

— Софи, слушай, ты не бери в голову, пожалуйста. Не все думают о тебе так, как Агнес. Да ты, и правда, необычная, — она пожала плечами. — Но это вовсе не значит, что ты не сможешь найти здесь друзей.

Пришлось наскоро проглотить хлеб, чтобы заверить девушку:

— Я не из обидчивых, Дженна. Но всё равно спасибо за поддержку.

— Вот и отлично. Пойдём!

Профессор Люпин, несмотря на болезненный вид, оказался удивительным преподавателем: знающим, уверенным и деликатным. Невозможно было не обратить внимания на то, что целью занятия он ставил донести материал в доверительном формате, но при этом доходчиво. Только вот в мягкой доброжелательной улыбке профессора время от времени сквозила неприкрытая горечь.

Уже после Софи узнала, что должность преподавателя защиты от тёмных искусств проклята. И пока ни одного из профессоров это загадочное проклятие не миновало. Оно случайно не делает всех педагогов такими же несчастными, как Люпин? Что самое удивительное — по школе ходили слухи, будто долгие годы эту должность мечтает занять декан Слизерина, но Дамблдор отчего-то не идёт тому навстречу. Может, опасается подвергать профессора страшному проклятию? Кто знает…

Дни полетели за днями. Погода в Англии не знала жалости: дожди стеной шли каждый день, а парящие где-то на фоне гор дементоры дополнительно понижали градус температуры воздуха и студенческого настроения.

На отборочных в сборную факультета Маркус Флинт решил взять Софи на скамью запасных. Девушка не расстроилась — квиддич не был её страстью. Драко окончательно поправился и вернулся из лазарета. Держался он героем, который выстоял в нечеловечески жестоком сражении и, кажется, так ничего и не понял. Маленький глупец. Вот он был по-настоящему рад присоединиться к спортивным тренировкам на пронизывающем до самых костей ледяном ветре.

Первое занятие у профессора Снейпа, на которое Софи всё-таки допустили, вызвало необъяснимое чувство досады. Урок был, как и большинство в Хогвартсе, сдвоенным — он вёл его для Слизерина и для Хаффлпаффа одновременно. И делал это, ни на секунду не изменяя своей манере держаться: при строгой чёткости изложения и лаконичности заданий, он не скупился на язвительные замечания и витиеватые ругательства.

Ужасающе неприятный тип, но дело своё знает — глупо отрицать, что он хороший зельевар, — решила Софи и оставила мысли о декане.

— Ты гений, Фред! Впрочем, как и я.

— Нет, я не согласен. Давай все-таки один из нас будет умником, а другой красавчиком.

— Договорились, чур я красавчик. Давай посчитаем ещё раз, сколько унций вытяжки донника нам понадобиться.

— Так, ты же сказал, что одна четвертая!

— Умник у нас ты, пересчитывай.

— Все знают, что я покрасивее тебя буду, Джордж. У меня тоже одна четвертая получилась. Нам ещё понадобятся…

— …измельчённая кора боярышника и, конечно же, нам не обойтись…

— …без слюны нильской пиявки и лунной росы!

— Лунной росы? Может, медовой воды?

— Запиши оба варианта. Во что упаковывать будем? Шоколад подойдёт?

— Шоколад или мармелад.

На широком подоконнике второго этажа, сидя друг напротив друга в позе лотоса, вели бурную дискуссию два долговязых паренька. Софи в это время как раз возвращалась из библиотеки с выполненным домашним заданием и пройти мимо просто не смогла. Остановилась, прислушалась. И уже давилась от подкатывающего смеха и закипающего детского восторга.

— Не-ет, так не пойдет…

— Потому что вытечет из шоколада! Молодец, Фред! Ты чего там, мисс Слизерин, задыхаешься или плачешь?

Софи вышла из тени, сделав пару шагов в сторону укрытия рыжеволосых изобретателей.

— Джорджи, — протянул один из них, вблизи оказалось, что они близнецы, — да эта дивная красавица смеётся! Неужели над нами?

— Исключено, Фред! Мы слишком умны и хороши собой.

— Да, точно. Глупо тебе не верить, ты же гений.

Мальчики лихо спрыгнули с подоконника. Их мантии с эмблемой льва на багровом фоне были изрядно помяты.

— Вы что же, хотите сделать сладости, вызывающие носовое кровотечение? — поинтересовалась она.

— Именно! А ещё мы хотим познакомиться, мисс! Мы…

— Да-да, умнейший Джордж и красивейший Фред. Приятно познакомиться, ребята! Кстати, слюну нильской пиявки лунная вода нейтрализует, а при сочетании какао с вытяжкой донника у дегустаторов вашего творения рот не отмоется от цвета шоколада дня три.

Парни хитро переглянулись, поигрывая бровями, кивнули друг другу и тотчас взяли Софи под локоток — каждый со своей стороны.

— Мисс, с такими познаниями нельзя столь обворожительно улыбаться! Правда, Джордж?

— Однозначно, Фред. Но, мисс, мы рассчитали дозу донника, опираясь на рабочий состав.

— Он почти совершенен, если убрать лунную воду. Я бы добавила ещё стабилизатор, чтобы кровопотеря не была значительной. Вы же не этого добиваетесь?

— Ни в коем случае! Так-так, стабилизатор. Сушёные златоглазки или янтарный порошок?

— Лучше янтарный порошок. А зачем вам такие конфеты?

— Только строго между нами, мисс! Мы хотим оставить след в истории и изобрести сладости, которые помогли бы студентам быстро и по уважительной причине слинять с урока! — триумфально произнесли они.

София больше не могла сдерживаться, она засмеялась в голос, переводя взгляд с одного близнеца на другого. Оба были настолько искренни, открыты и заворожены той глупостью, которую хотели воплотить в жизнь, что не проникнуться к ним сиюминутной симпатией было просто невозможно.

— Мерлин, вы… вы просто…

— Неподражаемы?

— Восхитительны?

— Вы самые дурные умники, которых я видела!

— Так, это сложный комплимент или завуалированное оскорбление?

— Это на ваше усмотрение! — она ловко высвободилась из захвата. — Подумайте об упаковке. Мармелад не пойдёт — там слишком много натрия, — сказала она на прощание.

— Стой, мисс Слизерин! Как звать-то тебя?

— Софи! — крикнула она им, взбегая на начинающую менять направление лестницу и смахивая выступившие от смеха слёзы.

* * *

— Конечно, Фадж мне сейчас не помощник, он меня настойчиво избегает. Но я всё равно доберусь до этого старого дурака Дамблдора, это ведь немыслимо, что он себе позволяет. Тем более в отношении моего сына! Ещё бы нунду притащили в школу! И почему у меня на протяжении последних лет складывается стойкое впечатление, что некоторые люди упорно продолжают заниматься делами, им непредназначенными?

Вопрос был риторическим, к сожалению. Ведь Северус тоже им задавался и с удовольствием бы ответил развёрнуто, но вряд ли его мнение нашло бы понимание у Люциуса.

— Ты сегодня особенно молчалив, мой друг, — осушив бокал вина, заметил уже взявший себя в руки светловолосый мужчина.

Удивительная, исключительно аристократическая черта — умение выходить из себя, не теряя при этом лица, и быстро возвращать самообладание. Может быть, поэтому у Люциуса в его возрасте так мало морщин?

— Мне казалось, эту тему мы уже обсуждали. Драко пострадал из-за нарушения банальных правил безопасности, по своей глупости. Помфри уже привела его в полный порядок. Не без моего участия, конечно. Друзья считают его смельчаком. Много ли надо подростку для счастья?

— Как жаль, что нам надо больше. Намного больше, — резко заметил он в ответ, скривив рот.

Северус пристально посмотрел на Малфоя. Последние месяцы зельевар никак не мог отделаться от дурных мыслей и предчувствий, высмеивая про себя собственные пророческие таланты. Но тревожно поблескивающие в свечном свете серые глаза Люциуса говорили ему больше, чем хрустальные шары Трелони для предсказаний. И то, что он там видел, заставляло его быть начеку.

— Прежде чем перейти к действительно важным делам… что ты думаешь о дочери Сентморов?

Пришлось изображать недоумение.

— Похожа на мать, — Снейп неопределённо пожал плечами, — хотя характер отцовский.

Люциус невесело усмехнулся, обводя пальцем тонкое стекло бокала.

— Северус, ты ведь не мог меня превратно понять, — вкрадчиво проговорил он.

Снейп поморщился.

— Я хочу знать, насколько эта новая фигура может быть полезной для нас.

— Люциус, она всего лишь школьница.

— Этой зимой ей будет семнадцать. Давай не будем изображать шовинистов, Северус, выходи из образа учителя. И потом, любое дитя вырастает. Думаешь, я не понимаю, что рано или поздно рядом с нами будет стоять, вероятно, не только она, но и мой сын? — он помолчал, возвращая Снейпу пристальный изучающий взгляд. — Итак, мой друг?

Северус постучал пальцами по столу.

— В общем-то, девчонка интересная. Однозначный Слизерин. Я же сказал, похожа на мать — некоторые способности, видимо, наследуются.

— Кровь — не вода, — довольно улыбнулся Люциус. — Я давно не видел её. Вероятно, придётся знакомиться заново. Честно говоря, меня никогда не интересовали люди детского возраста. Наверное, я не переношу наивности и беззаботности… Сын миссис Флинт писал матери, что новая ученица органично влилась в факультетскую атмосферу, как я и рассчитывал, и успела уже себя поставить, но себе на уме.

— Маркус? — Снейп многозначительно ухмыльнулся.

— Женщины могут быть такими болтливыми, ты же знаешь, — отмахнулся тот. — И Северус, будь добр, присмотри за девочкой. Она действительно может пригодиться, особенно некоторые её способности и склонности.

Северус пригубил вина, кивнул Малфою. Это его почти веселило. Люциус не переносил наивности и беззаботности, потому что понимал: самому уже не доведётся пожить легко, но он отчаянно этого хотел. Да ещё просил присмотреть за девчонкой, — какой великодушный родственник!

— Теперь о делах. Благодаря Сириусу Блэку, где бы его чёрт ни носил, мы знаем, что побег из Азкабана возможен. Мальсибер-старший готов по камню разнести тюрьму, лишь бы достать сына. Благо, есть надежда, что тот умом всё еще в нашем грешном мире.

Зельевар нахмурился. Действительно, Джон Мальсибер был осужден всего три года назад. Против двенадцати лет в заточении такой срок — пустой звук.

— Уверен, что в Азкабане охранники не без языков, — заметил Северус. — Заключённые должны быть в курсе, что одного их собрата по несчастию однажды не досчитались.

— Именно! Хотелось бы, чтобы всё немедленно решалось в нашу пользу, но мы опять вынуждены ждать. Но это не значит, что, сложив руки. К его возвращению нам следует быть не разбросанными в разные стороны побитыми псами, а обозлённой сильной стаей…

Возможно, он хотел сказать что-то ещё, но неожиданная боль в левом предплечье застала обоих мужчин врасплох. Северус сжал челюсти, едва не кроша зубную эмаль, призывая себя к спокойствию. Справившись с эмоциями, он поднял глаза на своего собеседника и настороженно замер. С Люциуса вмиг схлынула краска, губы побелели. В его глазах вместо отголосков смелой бравады отчётливо читался подавляемый страх.

— Когда они вырвутся, им понадобится защита, — едва слышно проговорил Снейп.

— Хорошо, что мы так давно знаем друг друга, — он машинально потирал предплечье под тканью плаща. — Не приходиться объяснять всё, как другим.

— Изумительный комплимент.

— Защиту им даст Уилтшир, — уронил он, чувствуя себя, по меньшей мере, растерянным генералиссимусом. — Нарциссе эта затея пока не по душе, но ей тоже придётся понять, что катящееся по склону колесо не остановить.

— У нас есть время всё обдумать, Люциус. Думаешь, к концу этого года они уже будут на свободе?

— Вместо подарка в рождественском носке министерству, — улыбнулся мужчина, пытаясь вернуть надменную лёгкость. — Хочу тебя заранее предупредить, Северус: внимательнее проверяй почту. Если ты снова проглядишь приглашение Цисси на званый ужин, боюсь, она тебя даже полюбоваться оградой сада не пустит.

— Я буду образцовым гостем, Люциус. Передавай жене моё почтение.

Спустя пару часов, в кабинете директора, глядя, как тот наглаживает свою седую бороду, Снейп уже пожалел о том, что согласился на встречу с Малфоем.

— Полно, Северус. Отказываться было недальновидно, ты и сам это знаешь. Кроме того, теперь ты должен быть к ним настолько близок, насколько это возможно. Необходимо выяснить, что они задумали.

«Ты должен. Ты должен» — звенело набатом в голове у Снейпа на фоне исступлённой тихой ярости.

Смешно подумать, во что превратилась его жизнь. Прошло уже два года, как он негодовал, злясь на Дамблдора из-за его ненормальных планов на мальчишку Поттера, из-за того, что директор делал его частью своих игр. О правилах, в лучших традициях, не знал никто. Но теперь пришли в движение другие фигуры на шахматной доске. Прямо как сказал Люциус: «новая фигура». И это было ужасно, ведь разыграть эту партию без Северуса было невозможно. Он это понимал.

Правильно истолковав взгляд зельевара, Дамблдор кротко улыбнулся в бороду.

— Чаю, Северус?

«Яду, директор».

* * *

Во внутренний двор из астрономической башни с шумом и гвалтом вывалил, казалось, весь Гриффиндор. Здесь же переводила дух после урока по чарам Софи. Ей всё никак не удавалось воспроизвести банальное щитовое заклинание невербально. И свою неудачу девушка заедала сочным зелёным яблоком, наслаждаясь редкими этой осенью золотыми лучами солнца. Мимо неё с языком на плече пронесся один из гриффиндорцев, она проводила его недоумевающим взглядом.

— О, Софи! Привет, Слизерин! — близнецы Фред и Джордж, подбоченясь, встали перед ней.

— Вы солнце загораживаете, — сказала она вместо приветствия. — Ну, подвиньтесь, я тоже рада вас видеть, честно! Но солнце — больше.

— Мы вообще-то единственный луч света в этом тёмном царстве!

— Потому что рыжие? — усмехнулась Софи, подставляя лицо тёплой солнечной ласке. — Вы после вводного занятия по астрономии?

— Да, слушали инструктаж, на какие звёзды мы будем любоваться в ближайший ночной урок. Кстати, о звёздах, — один из парней толкнул другого локтём, кивая куда-то в сторону.

— Видишь, Софи, того пухляша в гриффиндорских цветах?

Он говорил о мальчугане, который, судя по всему, неожиданно для себя оказался в центре внимания. К нему подходили друзья, что-то говорили, хихикали, хлопали по плечу, а он всё сильнее заливался краской.

— Герой дня? — надкусив яблоко, поинтересовалась она.

— Что ты! — возмутились близнецы в один голос. — Бери выше — герой школы! На уроке ЗОТИ его боггарт превратился в очень неожиданного человека, которого наш друг боится больше смерти. Никто этого не ожидал, но он справился! Вот, теперь поздравляют!

— Рада за него, — флегматично проговорила Софи, взглянув на мальчика, и поймала на себе заинтересованные взгляды других гриффиндорцев, будто те намеренно отслеживали её реакцию.

— О, да-а, — протянули Фред и Джордж, которых разбирал смех.

— Да что такое?

— Ничего-ничего. Кстати, не такое уж ты и светило по части зелий! Мы тут покрутили наш рецептик и поняли, что ты нам все карты спутала!

— Ничего я не путала. Наверняка сами же в своих записях заблудились.

— А вот и нет! Донник можно заменить на крапиву! Дёшево и сердито, и не надо менять пропорции. Если бы не профессор Снейп, отличников по зельеварению в школе стало бы в разы больше!

Смешки, доносившиеся с разных сторон, при упоминании профессора стали громче.

— Фу, мальчики, — протянула Софи, поморщившись. — Вы представляли себе аромат этого варева? Подойти на метр будет невозможно, не говоря уж о том, чтобы снять пробу.

— Зато отвечает целям снадобья! Пятикурсники сделали шестикурсницу с продвинутых зелий! Сделали! Сделали! Сделали! — стали скандировать ребята. — Признаёшь, Софи?

Все, кто был на улице, стали прислушиваться к ним. Причём слизеринцы, присутствовавшие здесь, заметно напряглись. Кто-то подхватил крик «Слизерин сделали», волной прокатывающийся по дворику.

— Нет, конечно! — вскочила она на ноги. — Вы точно с астрономической башни пешком шли? Не свалились головой вниз?

— Это не разговор, Софи! Что, Слизерин не отвечает за свои промахи?

— Уизли, ну-ка попридержите языки! — почти зарычал Маркус Флинт, надвигаясь на близнецов и разминая массивные костяшки пальцев, за ним подтягивались другие парни.

— О, наш вечный студент! — весело поприветствовали его мальчишки, шутливо кланяясь. — Софи, он у вас как талисман факультета? Он никогда не покинет этих стен?

Кто-то загоготал, кто-то недовольно зароптал.

— Рот закрой, Уизли! — спортсмен уже был готов кидаться в бой. — У вашей семейки не хватит средств насобирать вам по новой челюсти.

— Мальчики, спокойно! Вы что устроили?! Маркус, не надо, всё под контролем.

— Да-да, — закивали близнецы, едва ли не пританцовывая вокруг девушки. — Сейчас Софи Слизерин скажет, что мы умнее неё, потому что она допустила ошибку, и всё будет под контролём.

— Моя фамилия Сентмор, — сквозь зубы процедила девушка, глаза её метали молнии. — И не было никакой ошибки! Я же не виновата, что вы мозгами повредились.

— Вот со Слизерином всегда так! — сокрушенно провозгласили Фред и Джордж. — Одни только оскорбления и угрозы, что нам отобьют что-нибудь жизненно необходимое, — они покосились на кулачища Флинта.

— Чего вы хотите, ненормальные?

— Реванша! — с готовностью ответили они, взгляды загорелись предвкушением.

— Хорошо! Пусть будет спор, касающийся зельеварения! — воскликнула взбешенная Софи, понимая, что нельзя ударить в грязь лицом перед сокурсниками. — Так, чтобы все видели, кто действительно отвечает за свои слова.

— О, мы всегда за честное решение конфликтов! И что же ты предлагаешь?

— Спорим, вы не сможете сварить зелье с завязанными глазами? — на азарте заявила девушка, скрещивая руки на груди.

— Какое провокационное утверждение! Спорим! Варить будем исчезательное зелье в туалете плаксы Миртл послезавтра вечером. По рукам, София Сентмор! Секунданты, зрители, зеваки, — все приглашаются!

Когда все разошлись, и близнецы тоже собрались уходить, они подмигнули девушке:

— Не сердись, Софи! Классно ведь вышло — надо же, никогда ещё не варили с завязанными глазами! И как это тебе пришло в голову раньше нас?! Ну, давай, до встречи!

— Вы больные! — она покрутила пальцем у виска и только потом помахала им рукой. — Сильно не усердствуйте в подготовке, всё равно я выиграю!

Рядом с Софи присел Маркус Флинт, огромный, как скала, и реактивный, как маггловская ракета. Рядом с ним любой себя невольно ощущал уязвимым.

— Ты как? — пробасил он после недолгого молчания.

— В порядке, спасибо, Маркус.

— Да не за что, придурки они.

— А ведь они специально это сделали, — задумчиво поделилась мыслью девушка, внутренне радуясь, что буря миновала.

— Что? — не понял парень.

— Вынудили поспорить на что-нибудь. Теперь лишь бы не огрести проблем от декана или от кого-нибудь из профессоров.

Она выкинула огрызок, отряхнула ладони и пыталась расправить помявшуюся мантию, когда вдруг услышала неожиданно серьезный голос Маркуса:

— Ты всё равно правильно поступила. Свой факультет надо отстаивать, — проговорил он и, заметив удивлённый взгляд девушки, хмыкнул. — Смотри, не опоздай на следующий урок.

* * *

Привычные учебные будни закрутили не только студентов Хогвартса. Утром ранний подъём, вынимающие душу занятия, гора домашнего задания, дополнительная нагрузка главы факультета и океан собственных, утягивающих в пучину, мыслей. Поесть некогда, не говоря уже об общении с кем-либо. К концу октября Северус всегда становился образцово показательным мизантропом. Или он просто хотел, чтобы так выглядело со стороны.

И, тем не менее, даже в таком расположении духа он был вынужден делать, что дóлжно. За несколько часов до праздничного ужина в честь Хэллоуина он пригласил на беседу Даниеля Монкли, проблемного первокурсника, который заставлял его беспокоиться с каждым днём всё больше. На уроках зельеварения он был среди преуспевающих студентов, иногда до слуха Снейпа доносились его редкие препирательства с однокурсниками, но на занятиях зельеделия много не поговоришь.

— Добрый вечер, профессор, — пробормотал мальчик, заходя в кабинет.

— Здравствуйте, мистер Монкли. Догадываетесь, о предмете нашей беседы?

— Учителя мной недовольны, — процедил он, сверкнув глазами, и сразу же опустил голову.

— Напротив, мистер Монкли, — мягко возразил Снейп, наблюдая, как Даниель недоверчиво поглядывает из-за завесы волос. — Вы показываете определенные успехи на уроках по чарам, гербологии и зельям. У многих нет к вам претензий. В учебном плане.

— Я понял, сэр, — так же недовольно проговорил слизеринец.

— Как вышло, что вы восстановили против себя одноклассников? Вы забыли, о чём я говорил вам по прибытии в школу?

— Нет, профессор Снейп, не забыл. Но они мне не семья.

— Вы правы, мистер Монкли. В прямом смысле слова — нет, но что мешает вам потрудиться наладить сносные отношения?

— Они смеялись надо мной, над моими вещами, моими книгами. Даже над тем, что я готовлюсь к занятиям один. А ведь я учусь лучше них! Я ведь лучше них!

Кажется, Северус начинал понимать.

— Почему вы так решили?

Мальчик замешкался с ответом, сжав кулаки.

— Хорошо, не отвечайте. Но я хочу, чтобы сейчас вы внимательно меня выслушали и пообещали мне обдумать каждое моё слово. Я ведь могу рассчитывать, что вы способны это сделать?

— Да, сэр.

— Видите ли, существует неоспоримая истина — нет ни одной уважительной причины возносить одного человека над другим. С одной стороны, это проявляется фанатизмом или поклонением, с другой же — эгоцентризмом. В первом случае человек глупец, поскольку принижает свою собственную ценность, а во втором — ещё больший глупец, поскольку другие могут этого и не оценить, навсегда оставив эгоиста в одиночестве.

— Я эгоист, профессор Снейп?

— Подумайте, мистер Монкли, какая из этих крайностей вам ближе. Или быть может, вы захотите найти золотую середину.

Даниель задумался, разглядывая носки своих ботинок, покачался.

— За последние недели я получил более двадцати жалоб на ваше поведение от профессоров. И только одну от старост факультета, хотя что-то мне подсказывает, что поводов было не в пример меньше. Они вам не семья, но они защищают вас как своего. Подумайте, хотите ли вы стать по-настоящему своим, или вам ближе враждовать с учениками, которые, по-вашему мнению, в чём-то вам уступают.

— Я подумаю, профессор… и сэр, спасибо вам. За то, что не ругались, — сбивчиво пробормотал мальчик, отчего на душе у Снейпа стало ещё паршивее.

— Не вынуждайте меня и впредь, мистер Монкли. Если вы так умны, как вам нравится думать, вы поймёте, что я хотел сказать, с первого раза.

Праздничный ужин тянулся бесконечно долго. Северус уже устал бессмысленно ковыряться в тарелке, игнорируя насмешливые взгляды коллег. Да, выходка Люпина обеспечила приступы неконтролируемого веселья у всей школы на несколько месяцев вперёд. Хотя Невилл Лонгботтом удивил хотя бы тем, что ему всё-таки удалось победить боггарта. Суетливый мальчишка, шарахающийся от собственной тени. Но одна лишь мысль о том, что чей-то призрак, олицетворяющий гиперболизированный страх, принял его облик, и правда бросала в дрожь.

И только Слизерин был недоволен таким раскладом. Они все как один настороженно поглядывали на высокий стол и отпускали нелицеприятные комментарии о профессоре Люпине. В этот раз Северус вовсе не возражал против явного прегрешения против правил поведения.

Он не участвовал в общем разговоре, время от времени бросая на оборотня испепеляющие взгляды. Всё это стало его утомлять, он бы с большим удовольствием опустился в кресло в своих комнатах, выпил зелье от мигрени, раскрыл бы оставленную накануне книгу и так бы, не удосужившись раздеться и переместиться в постель, уснул. В этот день, унесший тринадцать лет назад жизни двух людей, которым он не желал смерти, хотелось только забвения. Чтобы не было ни чувств, ни эмоций, ни воспоминаний.

Вдруг в главный зал стремглав ворвался Почти Безголовый Ник, привлекая внимание директора своим голосистым тенором. Северус только сейчас заметил, что ученики начали потихоньку расходиться по спальням.

— Почтенный сэр, зачем же так шуметь? — ласково улыбнулся Альбус. — Успокойтесь, пожалуйста.

— Как можно, профессор Дамблдор! — воскликнул он. — Прошу, поторопитесь, вас зовут старосты школы! Вам всем надо сейчас же идти!

Директор поднялся из-за стола. За ним подскочили и остальные.

— Там такое! Это надо увидеть своими глазами! Скорее в Гриффиндорскую башню!

— Да в чём же дело? — уже на ходу взволнованно спросила Минерва.

Снейп, конечно же, не мог остаться на месте. Он, нахмурившись и запахнув мантию на груди, направился за удаляющимся призраком.

— Северус, — вежливо, будто боясь потревожить, обратился к нему Люпин, — вы не слышали, что произошло?

— Нет, сейчас увидим своими глазами.

— Я хотел поблагодарить вас за неоценимую помощь с зельем.

— Не стоит, Люпин. Это была просьба профессора Дамблдора, я не мог отказать.

Мужчина понимающе улыбнулся.

— Конечно. Но у меня бы не хватило совести просить вас лично. А вы, Северус, очень быстро ходите.

Зельевар отчётливо фыркнул, не сбавляя шага. Хотелось скорее уже дойти до чёртовой башни, чтобы не терпеть чужое навязчивое общество. Люпин был невыносим.

Когда они приблизились к портрету стражницы гриффиндорских владений, все пораженно замерли. Директор коснулся рамы. Холст был безжалостно искромсан вдоль и поперёк, женщины на полотне не было. Северус сощурился — не похоже, что это было воздействие волшебной силы. Скорее всего банальный клинок, грубая физическая сила. Ещё им вандалов не хватало в стенах школы.

— Она сказала, кто сотворил это? — спросил Дамблдор барахтающегося в воздухе Пивза.

— Как не сказать, ваше профессорство, сказала, сквозь всхлипы и рыдания, но сказала, — проскрипел призрак. — Злоумышленнику не был известен пароль, а он хотел попасть в гостиную. Полная Дама не пустила, вот он и вспылил. Ужасный у него нрав, у этого Сириуса Блэка.

Повисла гробовая тишина.

— Но это ещё не всё, директор, — Почти Безголовый Ник зашептал что-то на ухо Дамблдору.

— Я понял. Студенты, я всех настойчиво прошу вновь собраться в общем зале. За главных остаются старосты школы! Если обнаружите что-то подозрительное, немедленно докладывайте лично мне!

Когда первый поток учеников схлынул, Северус вместе с Люпином и Минервой приблизились к Дамблдору.

— Где? — спросил он Почти Безголового Ника.

— Следуйте за мной.

Их небольшая процессия завернула за угол, прошла до коридора со статуей одноглазой ведьмы.

— Бог ты мой! — воскликнула Минерва. — Да что же это такое!

На каменном полу, привалившись к стене с запрокинутой под каким-то неестественным углом головой, лежала София Сентмор.