Гарри Поттер и на самом деле (джен)

Что он совершенно не шутил, я понял уже при следующем такте движения зеркальной завесы. Уже знакомая лягушка, видимо, узревшая привычные места, спрыгнула на землю и устремилась длинными прыжками к завесе. На её пути из неприметной норки, похожей на кротовую, как чëртик из табакерки, выскочила длиннющая змея, как мне показалось с первого взгляда, и ринулась за ней, раздвигая травины и побрасывая комья мха. Впрочем, лягуха быстро от неё оторвалась. И всё бы для неё закончилось хорошо, не прыгни она в зеркальную завесу, следуя, видимо, отработанному алгоритму привычного бегства. Магия же отбросила её назад, прямо в объятия змеюки, разом скрутившей её тело так, что задние лапы вытянулись в струнку. Трудное ёрзанье в комьях мха. Хруст, утробное чавканье, сипение земноводного…

Змея при ближайшем рассмотрении оказалась бронированной многоножкой, которая эти самые «ножки», заканчивающиеся остриями, вонзила в свою жертву.

За спиной звякнула спускаемая тетива арбалета, и болт вошёл в один из сегментов твари по самое оперение. Брызнула бесцветная жидкость.

— Гарри! — рявкнул Флоримон, бросая в направляющую арбалета новый болт.

«Действительно, что-то я торможу…»

— Инсендио!

Перо феникса «пистолетного» инструмента из железного дерева не подвело — выдало мощную огненную вспышку, которую я интуитивно направил взглядом в рану, проделанную болтом. Инстинкт, похоже, сработал совершенно правильно. Магия обратилась в огонь не на поверхности, а внутри многоножки. Середина тела раздулась, в сочленениях полыхнул огонь, а хитиновые пластинки покоробились и растрескались. От удара пламени она расправилась, выпуская лягушку, и мерзко заверещала. Задняя и передние же части яростно перебирали ножками в противоположные стороны, словно тошнотворно пытались убежать от спëкшейся середины тела.

Лягушка же выглядела так, словно её в упор прострелили картечью, так и отвалилась в сторону с вытянутыми лапами, кончики которых едва трепетали.

Вновь свистнул болт и продырявил на этот раз головную часть твари. «Похоже, ещё ничего не закончилось». Палочка безошибочно выплюнула ещё огни в два проделанных арбалетом отверстия, и опасное существо замерло, прожарившись полностью.

Кислый болотный воздух наполнился запахами палёной кости и жира. Флоримон же пинком перевернул отвалившуюся переднюю треть многоножки, растопырившей острые лапы, и удовлетворëнно кивнул, после чего ткнул лягушку мечом в основание черепа. И пояснил, поймав мой взгляд:

— Болотная сколопендра парализует жертву. Так бы лягушка ещё долго подыхала в мучениях. Ты всё верно сделал. Эффективно. Извини, что наорал. Действительно, огонь работает не очень поверх хитина. Не сразу понял, что ты просто ждёшь, когда…

Я покачал головой:

— Нет, Флоримон. Это, видимо, родовой инстинкт сработал. Я-то сам тормозил… Хотя всё к лучшему.

«Так, Гаррик, — обратился я к своей несознательной детской части, вполне себе отследив причину тех самых тормозов. — Если будем медлить да жалеть всяких жертв, которых хочется защищать, просто «патамушто» — запросто можем сами оказаться жертвами. Уяснил? Не мешай родовым рефлексам лорда-охотника, понял? Магический мир, похоже, штука жёсткая». А пока прислушаемся к местному знатоку:

— …она впрыскивает яд через лапы, причём каждому сегменту принадлежит собственная железа. И каждому же сегменту собственная пасть, расположенная на брюхе. Теоретически сколопендру можно разрезать на семьдесят фрагментов, из которых можно регенерировать семьдесят полноценных организмов. Главное — держать в магически насыщенном месте и подбрасывать в пасти пищу… Милли!

Флоримон щёлкнул пальцами, и перед ним тут же возник домовик, выкативший свои зелёные глазища на дымящиеся фрагменты.

— Собери останки в трофейную!

После чего с усмешкой махнул мне рукой:

— Домовики, к сожалению, совершенно не приемлют убийство. Но хоть перетаскивать трофеи натура не запрещает. Уроки анатомии, первичной разделки и частичного сохранения, тебе пригодятся. Запомнил, из каких нор выпрыгивает сколопендра? Посматривай под ноги…

Чавк! Тьфу!

—… и, Гарри, комаров всё-таки эстетичней оглушать резко поставленным «протего», добивать же лёгким «инсендио».

«Куда же ты умещаешься, чёртов язык?» — подумал я, наступая носком чёбота на очередного, попавшего под самовольный язык, кровососа.

— Я постараюсь, Рим. Постараюсь.

Стараться пришлось изрядно. Сколопендры нападали лишь крупные. Как Флоримон по ходу пояснил, они ощущают жертву по уровню магии, потом по доступности. И эта доступность, с их точки зрения, сильно возрастает вместе с голодом этих тварей. Так или иначе, за спиной их старался не оставлять, даже если и не нападают. Для того, чтоб воспылали негодованием, взбадривал огоньком их органы чувств в виде торчащих из нор усов. На «щиты же от комаров» махнул рукой, отбросив благое пожелание эстетичности сразу, как только к комарам добавились слепни двух видов и мухи трёх, а также один очень увëртливый назойливый овод с палец размером и с палец же яйцекладом, которым он премерзко подёргивал в воздухе, жаждая отложить личинки мне под кожу. Для обороны от этой летучей мерзоты язык оказался совершенно незаменимым инструментом, позволяющим не отвлекаться заклятьями от более опасных тварей. А их было немало. Чего стоил только древесный осьминог, что мгновенно перескакивал с дерева на дерево, прекрасно осознавая опасность заклинаний, срывающихся с моей палочки, и стрел из арбалета колдуна.

Присоски же щупалец вырывали куски мяса из тела, клацая при этом, как жуткие ножницы. Я научился быстро ставить «протего», которое он, похоже, не видел, прекрасно рассмотрев сквозь него треугольные зубы в круглых пастях этих присосок. А вот как они работают, увидел на обрубке щупальца, повисшего на плече Флоримона, когда пришлось минут на пять остановиться, пока он поливал круглые раны пузырящимся синим веществом и глотал зелье, шипя сквозь зубы, дожидаясь, когда всё зарастёт.

Приходилось заполошно уворачиваться от деревьев, в которых вдруг прямо в коре открывались совиные глаза, и из дупла вылетал… Желудок с зубами, на толстом гофрированном пищеводе! Всевозможные змеи во множестве скользили в траве. В основном стремились прочь, но некоторые кидались, угрожая ядовитыми зубами. Тут бы весьма подсобил дар змееуста, вот только эти рептилии мои слова совершенно игнорировали. То ли не было во мне змееустости канонной, либо я не знал как её включать. И фон этому опасному шевелению создавала масса копошащихся под ногами насекомых, размера от ногтя до локтя. Большая часть их мчалась по своим делам, пожирала друг друга, хрупала листьями, исторгала облачка защитных газов и вонючих струй во всё, что им казалось опасным или подходящим для добычи. Но этих хоть было возможно терпеть, в "фоне" хватало существ поопасней... Грибы, которые сворачивались клубками и ощетинивались угрюмо мигающими красными иглами. Прыгучие ежи с крошечными клыками по бокам пятачков…

И это всего триста метров прошли, шаг за шагом поднимая зеркальный занавес. Всего три стометровки, и я ощущал уже себя... нет ещё не магической машиной смерти, но… как минимум, мопедом смерти уже, да. ))

Когда из-за завесы выскочил здоровенный чёрный кентавр, что с яростными воплями начал метать стрелы, как из пулемёта, я уже вполне был готов к противостоянию на равных. «Протего» на пути стрел появлялись уже без малейшей мысли, но вполне успешно, а также многочисленные «инсендо», от которых волосы, хвост и грива вдоль человеческого торса конечеловека быстро сгорели. Да и тетива лука не пережила добавки, как только получилось поймать взглядом ладонь агрессора. Флоримон по злобному копытному сначала промахнулся, потом поймал в предплечье левой руки две стрелы, но всё же сумел зарядить в арбалет и ещё раз стрельнуть чем-то реально убойным. Болт взорвалась в недрах туши кентавра, так что тот, матерясь (судя по интонациям) на трудноузнаваемой латыни, шатаясь побрел было прочь. Но свистнувший в воздухе меч, в один оборот одолевший десяток ярдов, пронзил торс конечеловека. И этого он уже не перенёс, рухнул на колени, потом на бок. Флоримон же хладнокровно всадил в него ещё два болта и только после этого отломил наконечники стрел, торчащих из раны и зубами вытянув их из своих предплечий.

— Неприятные существа эти кентавры, вот прямо совсем-совсем, — проговорил колдун, обрабатывая очередной комплект своих ран. — Конечно, скорее всего, моё отношение сформировалось с детства, поскольку слышал о них много плохого, ведь ои всегда жили в окрестностях домена Уэлсли. Но даже отдавая себе в этом отчет, помню, и с хогвартскими цивилизованными не ладил. Чёртовы каннибалы. Впрочем, некоторые волшебники тоже кониной не брезгуют. Особенно отребье из Лютного домена. Ну, там не до жиру, быть бы живу. Порицаю, но не осуждаю…

— Так это он что кинулся? Охотился на нас?

Флоримон покачал головой:

— Да откуда? Нет, с той стороны, насколько я разобрался с записями, вход в зеркальную магию возможен, но только случайно. Защиты от массового проникновения извне в домен работают. Ну или попасть может такой, как этот шестиконечный герой, который решил устроить засаду на мерзких колдунов, чтобы сотворить подвиг. Ну песни-то и былины рассказывают о героях выживших, скромно умалчивая, что большая их часть банально погибает в неизвестности. Поэтому спонтанные решения юношей — обычно так себе решения...

Нет, уничтожение разумного существа меня не потрясло. Даже эмоциональная детская часть промолчала — уж больно грозно напал этот копытный воин. Преобладало спокойное удовлетворение победой над достойным врагом от «лордовской» части. Но вот моей расчëтливой стариковской натуре стало несколько не по себе.

— Флоримон, послушай. Думаю, стоит скорректировать план и не вытягивать пока вершину треугольника дальше трёхсотметрового отрезка. Половина мили, о которой ты говорил в первоначальных расчётах, это около 800 метров. Поэтому, когда потянем вторую вершину, между ними будет разворачиваться слишком большая площадь. На ней запросто можно упустить засаду из пары-тройки таких вот кентавров или других опасных существ. И так-то, думаю, порядочно пропускаем, а так будет ещё больше.

Колдун огладил бороду и, прищурившись, бросил взгляд в сторону скал. Помолчал, прикидывая что-то в уме, после чего медленно кивнул:

— Пожалуй, ты прав, Гарольд. Так и сделаем…

— И ещё, — добавил я, — мне очень не нравится, как ты закрываешься предплечьем от опасностей. Вижу, что это наработанное движение. Вот только определённо на руке должна быть защита. Баклер, я видел в доспешной такой маленький с остриём. Или хотя бы наручи. И вообще, ты тренируешься в доспехах, так почему сейчас не надел?

— Насчёт наручей согласен, лорд Поттер. Доспехи же излишни, — буркнул уже недовольно Флоримон. И чуть мягче пояснил:

— Подвижность важней.

* * *

Второй мегалит на пологом склоне холма ничем не отличался от беспорядочных россыпей камней вокруг. Разве что выглядела внешняя форма оболочки относительно крупным осколком. Камни вперемешку с редкими кривыми сосенками, разлаписто вцепившимися уродливыми корнями в грунт. Я ждал уже привычную молнию из палочки Флоримона, как вдруг тот замер и нацелился на одно непримечательное деревце неподалёку и потянул левой рукой из-за плеча меч.

Я сместился за его спиной вправо, чтоб не попасть под каскад ударов, держа боевую палочку, как пистолет.

Мгновение — и безобидное дерево обратилось в тугое мясистое тело в чешуе, из которого словно на освобожденных пружинах возникли десятки змеиных голов.

— Ридикулус! — рявкнул колдун, и в клыкастых пастях каждой змеи вдруг появилось по прихваченному за стебель цветочку. Я заметил острый взгляд хозяина этих земель, нацеленный куда-то возле земли, затем последовал неуловимо быстрый колющий выпад меча — и змеиноподобная тварь, хлопнув, как проткнутый пузырь, пропала.

Он одобрительно глянул на то, как я быстро словно револьвер стволом вверх, тут же направил в небо палочку, и швырнул меч в щëлкнувшие фиксатором ножны.

— Надо будет пройтись по склону, уже с месяц не проверял, а призраки иногда нет-нет да появляются или забредают извне и без манка.

Причём тут призраки? Гм-гм, это же определённо был боггарт? Или тут опять мама Ро накосячила? Или это какая-то сильно неканонная альтернатива?

— Эта многоголовая змея не была похожа на призрак вообще-то… — начал я, и Флоримон, всплеснув руками, извиняющимся тоном произнес:

— Ох да, конечно. Постоянно с тобой забываю, что ты не в магическом мире рос. Это, конечно, обычный боггарт, который является одной из ступеней развития призрачных сущностей. Транслирует для извлечения питания самый большой страх существа, которому не повезёт оказаться рядом.

Призраки, о которых обычно говорят, являются одной из фантомных оболочек погибшего существа. Соответственно, им присуще её автоматическое поведение, но такие боггартами не становятся. Ими могут стать чистые порождения магии, которые вполне способны эволюционировать при достаточной подпитке маной извне. Они могут вселиться в подходящее вместилище, вроде достаточно насыщенного магией дерева, и созревают, постепенно превращаясь там в одну из сущностей более высокого порядка.

— В боггарта?

— Обычно да, поскольку страх — сильнейшая эмоция, присущая всему живому. И поэтому базовое воздействие всех призрачных существ идёт через страх. Соответственно, стандартно идет обращение в боггарта. Хотя это и не обязательно. Экспериментаторы так создавали гамадриад, что являются привязанными к определённому дереву нимфами. Лукотрусов, доказывая их призрачную основу… да много чего. Но без целенаправленного воздействия из сновидений магии выходит обычно боггарт. Он учится пугать: насекомых, птиц, мелких зверьков, пока, наконец, не развивается до возможности напугать человека.

— Напугать человека... — я вновь решил прибегнуть к повторам окончания предложения для поддержки разговора. И колдун не заставил себя ждать. Пожал плечами и непринуждённо улыбнулся:

— Да, мой самый большой страх — это гидры. Существо, которое невозможно уничтожить колюще-режущим оружием. Я обрёл этот страх уже после того, как стал сквибом, которому в принципе не хватит магии для создания мощного заклинания, чтобы уничтожить подобного противника. Заклинания льда вообще очень энергоёмки, а уж на магических существах его применять… Тем более там нужно дополнять ударным.

Но я свободно владею своим страхом. Это опыт и привычка «охотника на призраков», как, скажем, мракоборцам привычно ощущать на себе раз за разом жестокие физические последствия заклятий или свойств магических существ. Или способности, не сходя с ума, контролировать десятки и сотни ведомых существ у друидов.

— А если у человека самый сильный страх — абстрактный?

— Обычный боггарт не сможет, обязательно выберет страх низшего порядка, но имеющий физическое воплощение. Но, в принципе, абстрактные страхи могут внушать старые опытные боггарты. Им для этого не обязательно даже визуализировать образы, как вот этому юному. Старые бьют по разуму, зачастую внезапно, из укрытия, воздействуя на попавшего в зону влияния человека.

Впрочем, против них отлично действует пассивная оклюменция — выстроенный в сознании барьер, препятствующий воздействию. Или хотя бы соответствующий защитный артефакт. Вообще, каждый маг обязан научиться и очень быстро осознавать природу того или иного страха, что вдруг у него возник. Ведь есть и более неприятные твари, к примеру — деймосы, которые выдавливают ужас в обход разума буквально на физическом уровне… Но, пожалуй, достаточно. Мы здесь не за этим.

Я посмотрел на эктоплазменные останки боггарта, исходящие буроватой дымкой и проглотил следующий вопрос. А Флоримон росчерком молнии открыл следующий мегалит, покачивающимся кристаллом повисший над землёй.