Мост в рассвет (джен)

— Что?.. — переспросила Сирин. Ослышалась…

— Это именно я предал Марену, — громко, смело и отчётливо повторил Бес. Абсолютно безжалостно по отношению к самому себе.

— Но почему?! Как?

— Из-за любви, конечно, — расплылся в кривейшей из ухмылок Бес. — И самого первейшего её принципа — “Не доставайся же ты никому”! Или лучше сказать: “Если не мне, то никому”... А как — это я тебе сейчас поведаю со всеми деталюшками.

Сирин затравленно огляделась. Она не хотела знать эти “деталюшки”. Она вообще хотела бы забыть это, как страшный сон. А Бес, словно войдя во вкус — горький и вяжущий, — начал свой рассказ.

— Я знал, что Аспид хочет главенствовать в Яви. Навь-то — пристанище бледных душ, кому она нужна… А Явь — это свежая кровь, юная сила, первый проблеск красы, кипение страстей… И, самое главное, это чудо зарождения жизни! Нигде: ни в Нави, ни в Тени, ни даже в Прави — не может больше зародиться телесная жизнь.

— А ваши дети и внуки? Внук, — поправилась Сирин.

Бес выдал издевательский смешок.

— У нас с ними одна физиономия?

— Нет, но я думала…

— Кто нас разберёт, этих чертей, да?

Сирин досадливо выдохнула. Чего ему надо? Бес же подсеменил к ней и доверительно склонил лицо к лицу.

— Неродные они мне все! — свистящим полушёпотом проговорил он. — Кого та сохранить решила, тех и дала в подчинение, сильно выбирать не пришлось.

Сирин отпрянула: зрелище морщинистого лица, только издали напоминающего человеческое, весьма недобрые глаза, приторный запах мёда — всё вызывало отторжение. В каком бреду она сюда пришла?

А Бес ухмыльнулся очень невесело и отошёл на середину кабинета.

— Явь… — причмокнув, продолжил он. — Лакомый кусочек для любого властолюбца. Не исключение и Аспид. И когда меня отвергли и я понял, что жить с этим я не смогу… То пошёл прямо к нему. Я знал, что он не откажется. Василисса — хорошо, но он жаждал заполучить полновластную Марену.

— Нет!

— Да, моя ягодка, да. Он хотел подчинить Явь и премудрый дар себе, но, как ты понимаешь, такой расклад меня тоже не мог устроить. Поэтому я предупредил и её… когда Аспид сцапал любезного её супруга. — Ухмылка неровно сползла с лица, став оскалом. — Ведь и его можно было застать врасплох, когда он разоблачался для того, чтобы возлечь с женой своей.

Каждое насмешливое, наполненное ревнивой злобой слово болезненно отдавалось в сердце Сирин. Словно яд, которого она не просила, затекал в уши.

— Аспид чувствовал, что Марена где-то неподалёку, но он не мог отыскать — сама птицедева Сирин набросила на жилище её и отпрыска отведи-глаз. Он пропускал меня, но я бы не смог привести никого с собой, не мог рассказать... Меня же Марена принимала как старого друга…

Тошнота подкатывала к горлу Сирин и отступала волнами. Зачем… Это настолько же далеко от любви, как пребывание в капсуле — от свободы.

— И наконец помог случай. Мальчишка-трубочист случайно проник в теневое пристанище Аспида и нарвался на смерть. — Бес помолчал и задумчиво поводил кочергой в погасшем камине. — Правда, впоследствии оказалось, что это наша Косохлёст, вот дивен мир! И Марена не усидела, хоть уже и пометила Косохлёст Зимним крестом. Привязалась что ли к такой замарашке?.. Во всей красе и мощи пошла её разыскивать аж до дома Аспида. И выдала себя — ему оставалось только проследить и вломиться к ней в уютное гнёздышко… К тому моменту Марена уже переправила почти всю нежить через Мост. Не знаю, по какому принципу она это делала, но из десяти волколаков она выбирала одного, а из ста русалок могла и никого. Да и то вон набрался целый ров — солить их что ли… Мне она начертала Зимний крест, ещё когда давала отставку. В последний момент я пытался вразумить её — чтобы и она ушла. — Бес поднял глаза на Сирин, и её обдало чужими сожалением, обидой, болью. — Пусть даже и со своим у… сыном. Ведь так называемый “стержень мира” уже пошатнулся — потряхивало знатно. — В голос Беса вкралось злорадство. — Но она заартачилась. И встретилась с Аспидом лицом к лицу. Явь — не её территория. Но, видимо, их с муженьком слитая воедино сила так вморозила её в хрустальный гроб, что не расколешь, не расплавишь. И стала владеть серпами и переходом через Мост Ядвига, пока и до неё не добрались. Наверное, она и перенесла гроб с Мареной в Навь…

— Но почему после смерти Ядвиги Хранительницей не стала Йагиль? — осмелилась спросить Сирин. Потому что о главном в рассказе Беса думать не хотелось.

Он пожал плечами.

— Может, потому что она Йагиль, а не Ягиль, не полноценная Ягина, не родная же… Может, потому что не могла поднять ступу в воздух. Может, потому что Ярр отбил нашествие змей, а она испугалась. Змеи — это Аспид. Мы все их боялись…

— Но вы пошли к нему! — заметила Сирин. Нет, не сможет она больше никогда забыть услышанное.

— Любовь зла. А попранная любовь — раненая змея, которая кусает всех подряд.

— Знаете, что я вам скажу?! — запальчиво воскликнула Сирин, чувствуя, как растёт возмущение цинизмом Беса. — Вы никогда на самом деле не любили Марену! Жажда обладания — вот и все ваши чувства! — Она вскочила на ноги, тяжело дыша, дрожа всем телом. Бес молча смотрел на неё снизу вверх. — Зачем вы всё это мне рассказали?! Разве это похоже на попытку раскаяться?! Попросить прощения, если бы она и слышала?!

— По правде сказать, я и сам толком не знаю, зачем тебе всё это поведал, Сиринушка, — почесал редкую бородёнку Бес. — Сердце попросило так. Облегчения что ли… Да и Марена сама, как видно, поняла, душа моя, за столько-то лет раздумий… Больно холодом от неё веяло.

— Да если только Ярр узнает… — Сирин потерянно обратила взгляд на люстру, где недавно прятался венец. Убьёт. Точно убьёт. Бесу, может, и облегчение, а ей — не по силам ноша, как оценил её Аспид.

— А ты ему и не сказывай, — наставительно изрёк Бес, опустился в кресло и свободно откинулся на спинку, блаженно прикрыв глаза. — Много ли ты о любви-то знаешь? — с ленцой спросил он. — Какая она голубка нежная и змея кучасая.

Сирин покачала головой. Может, мало знала, но уж точно до любви низменным чувствам Беса далеко.

— Неужели вы совсем-совсем не раскаиваетесь? — почти просительно вымолвила она. — Дело даже не в ваших личных отношениях, а во всём устройстве мира, насколько я понимаю…

— Так его сама Марена и начала ломать, — зевнул Бес. — Вопрос времени. Что хуже: отреза́ть по кусочку или всю голову одним махом? Не понимаешь? — Он раскрыл покрасневшие глаза и посмотрел на Сирин. — Ну и не надо пока… А что, хороший мир, правильный? Разумный и добрый? — с новым интересом спросил он, и Сирин снова не нашлась, что ответить. — Ну да ладно, — заключил Бес после паузы. — Ступай. А я на боковую, пожалуй. — Сирин с готовностью встала. — Кстати, это я выкрал серп из Избы, чтоб ты знала, — как бы между делом сообщил он.

Тяжесть чужого признания и так давила на виски́. Но, услышав последнюю фразу, Сирин покачнулась — так обыденно и буднично прозвучали эти слова.

— Как… — едва смогла выговорить она. — Вы… Ветра?

— Он мешал. — Бес поджал губы. — Вцепился, как чёрт, в ногу.

— И вы его… копытом? — словно не слыша, произнесла Сирин. — Зачем?

— Венец засветился в первый раз за много лет. Я хотел собрать воедино все вещи Марены, — словно нехотя, признался Бес.

— Но Изба вас пропустила! И Ветер не признал, когда Ярр искал вора!

— Не одни Ягины ведают разными волшебствами, — рассудительно заметил Бес.

Сирин, не отрываясь, смотрела на это уродливое лицо, на неказистое щуплое тело, на венчик тупых рогов вокруг головы… И видела, как наяву, издыхающего на столе Ветра, и вновь ощущала те отчаяние и боль.

— И вы хладнокровно спрятали его под полом, надеясь, что, когда его найдут, будет уже поздно, — дрожа от слёз гнева, проговорила она. — И после улыбались мне, а я вам даже верила… Почти.

— Приятно слышать. — Будто польщённый, Бес склонил голову.

— Да как вы смеете… — ошеломлённо прошептала Сирин. Голос сжался комком в горле. — Да для вас нет ничего святого!

— А что ты знаешь о святости? — с любопытством осведомился Бес, и Сирин ожесточённо сжала зубы. Его не пронять ничем. — А я вот много чего знаю, — поделился он. — Например, то, что ты сейчас не побежишь к Ярру рассказывать всё, что узнала, моя ягодка. А будешь носить в себе, как тяжёлую, мрачную тайну, которая станет ранить тебя изнутри и кровоточить, но ты всё равно будешь молчать и ещё сильнее сжимать свои белые зубки.

— А-ах-х!!! — задохнулась от возмущения Сирин.

— Да, — поддакнул он сам себе. — Поэтому ты и не стала Мареной. У той, Виюн, я говорил, слишком тёмные были глазыньки. А тебе, наоборот, нравится мнить себя свято-ошей! Вас бы смешать…

— А вот сейчас пойду и удивлю вас! — с вызовом прошипела Сирин.

Он что, испытать её решил?! Проверить, насколько она уступчива и мягкотела?!

— И пришла ты ко мне, Сиринушка, потому что жалко тебе меня стало — такой я неприкаянный с мёртвым венцом у Моста маялся. Пожалела овечка матёрого волка… А Ярр убьёт, непременно убьёт, за мамку-то! — покивал он, будто довольный этим.

Сирин в замешательстве разглядывала Беса. Он словно жаждал разоблачения. По наитию она прижала руку к его груди — он не отпрянул… И она увидела лишь выжженную пустоту. Без радости, без любви, без желания жить, без надежды на исцеление. Он сам себя выжег.

Тихо она отняла руку. А Бес хмыкнул.

— Увидела теперь? Нечего уже убивать, даже Тени скормить нечего, уж и души́ почти не осталось. Думаешь, легко это — помнить всё? Знать, когда кругом одни мутные зенки? Сторониться, когда больше всего хочется упасть на лёд и окоченеть навсегда? Десятки и десятки лет… Так что пусть убивает, хотя даже в Котёл душ не с чем явиться… Так и, может, ещё и не убьёт, тут настрой важен, — озабоченно проговорил Бес. — Ещё и пособить придётся. А то ещё и раздумывать возьмётся. На руках-то небось кровь только змеиная. Кстати, змейка мне и нашептала, и к ответу призвала, коль уж раз служить взялся.

— Змейка? — непонимающе переспросила Сирин, всё ещё поражённая видением обугленной души.

— Это ж я́ Ярру поведал, как Виюн в Навь провести да через Мост переправить, Зимний крест на лилейной коже начертав.

— Но зачем?

— Муторно было… — Бес потянул за ворот халата, будто тот ему давил. — Кончался наш Большой Кологод по времени. Я боялся, что Марена исчезнет из гроба навсегда, венец так неровно мерцал — как сердце, что вот-вот остановится. А змейка, говорящая голосом самого Аспида, нашипела мне, что есть ещё одна с премудрым даром… Она поможет. Если я открою двери.

— И вы, такой прожжённый интриган, поверили посулам Аспида? — изумилась Сирин.

— Когда не во что больше верить, хватаешься за соломинку. Только эта девица всячески меня избегала. Да и к гробу ей путь был отрезан. Так что тут я выступил не лучше бесёнка, которого обдурил Балда…

— Кто?

— Неважно. Иди, Сиринушка. Передашь Ярру — так тому и быть. Не передашь — покопчу ещё небо Нави.

— Но зачем… через меня? — несчастно спросила Сирин.

— У тебя премудрый дар, теперь, наверное, единственный, — веско ответил Бес. — Тебе и судить кухаркина сына и других сирых и неразумных.

Не по силам ноша…

— Почему вы так озлились, когда Ярр назвал вас кухаркиным сыном? А теперь… сами.

— Так ведь доселе лишь царевичи за Марену сватались и сражались. Я первый не царского роду-племени… По закону. Невзлюбили шибко те, кого обошла эта долюшка, как они думали, завидная да почётная. Особо царский сын моего давешнего государства, прямой наследник. А я по уму-то их всех обскакал, не поверил птицедеве радости, что следы лишь путала, и Марену сыскал ещё при их жизни, а не через три века. Даже мать моя ро́дная ещё старушкою, но жива была…

— Ваша мать? — не очень вежливо изумилась Сирин. Казалось непостижимым, что у такого существа была когда-то мать.

— Да уж не бесовка! — лукаво ухмыльнулся Бес, хотя теперь Сирин точно знала, что всё это веселье — напускное. — Кровь с молоком по молодости! — похвалился он. — Стать как у царицы! Заглядывались на неё многие. Даже сам царь! — Он выжидательно замолчал, и Сирин осенила ужасная догадка… А Бес подтвердил её жёстким кивком.

— Так что мы с Ярром оба ублюдки. Хотя почему оба? Лишь только я один. Он-то признанный и обласканный. С принесённым в жертву миропорядком в приданое, — не удержался от шпильки Бес, но как-то сразу вдруг обмяк, словно с этой колкостью истратил последний запал. — Удовлетворил я твоё любопытство, Сиринушка? — уже бесцветно осведомился он.

Сирин ответила потрясённым молчанием. На сто лет вперёд не осталось у неё вопросов.

— Тогда ступай, — велел Бес и вялым, безжизненным жестом указал ей на дверь, а сам откинулся на спинку и смежил веки.

Неловко покинула Сирин кабинет и, слепо петляя меж чанов с медовухой, выбралась наконец на воздух. Даже не сразу вспомнила, что хотела бежать на Мельницу. А когда спохватилась, в ноги мягко ткнулся Ветер.

— А, вот ты где… — Сирин присела, чтобы погладить кота. — Ты ж мой хороший! — Она порывисто обняла его, наслаждаясь редким для Нави теплом, радуясь, что он жив. Слёзы непролитыми стояли в глазах. Как всё запутано! На какие только преступления ни идёт человек в уверенности, что это всё ради любви!..

— Понравилось летать с настоящей Ягиной, да? — спросила она дрогнувшим голосом, чтобы отогнать то, что только что увидела и услышала.

Ветер неопределённо мяукнул. Сирин не обижалась, что он предпочёл уйти от Моста с Йагиль. Вернулся же. А может, только навестить. Она сама не оправдала надежд на полёт — не простой же это котик, наверное. Где-то на задворках мелькнула мысль о том, что котята, в отличие от детей, похоже, в Нави рождались.

Но неужели всё предрешено? У каждого в этом мире своё предначертание, даже у кота, который непременно ищет свою ведьму в ступе. Девица с премудрым даром обязана стать Мареной. И только эта миссия влечёт её к “царевичу” — или кухаркину сыну. Что это такое сейчас тянуло её к Ярру, как на аркане? Тянуло с самого начала. Что это было, пока отлучался Бес, между ними в его кабинете?.. Всё ради выплеска энергии и сохранения этого их цикла… А теперь и её цикла? Двое сказали, что нет. Почему у неё до сих пор сомнения?

— А ты как думаешь? — спросила она, чтобы нарушить ледяное молчание.

Ветер пробежал несколько шагов в сторону Мельницы, обернулся на неё и мяукнул. Похоже, уходить он пока не собирался.

— Да, ты прав, сначала Кладезь! Я и так тут задержалась…

Каким-то образом Сирин чувствовала, что с Кладезем не могло случиться что-то плохое, а то бы Бес её не удержал. Может, премудрый дар давал о себе знать… Только, уже добежав, она увидела, что Кладезь действительно жив-здоров, стоит у подножия Мельницы и ругается на чём Навь стоит. А прямо перед ним громоздится крыло Мельницы, помятое и искорёженное. Какое он же оно огромное, оказывается!

Рядом стоял Ярр, уперев руки в бока, а Косохлёст и Сквознячок деловито шныряли вокруг, постукивая по груде металла костяшками пальцев.

— Что случилось? — спросила Сирин, подойдя.

Ярр мельком взглянул на неё.

— Кладезь испробовал Живой воды.

Значит, тоже вспомнил что-то важное и точно болезненное… Сирин подавила тяжкий вздох. Трудно здесь даются воспоминания. Дальше будет легче. Должно.

— Вы не ранены? — с тревогой поинтересовалась она. — Что с Мельницей?

— Раскрутить хотел, — буркнул Кладезь. — Да уж правильный заряд, видать, весь вышел. На него. — Он указал клочковатой бородой на Ярра.

Тот устало опустил руки.

— И в чём же я ещё виноват? — очень-очень мягко осведомился он. Сирин аж стало не по себе от вкрадчивого голоса.

— Да не ты, в общем, — справедливый Кладезь поскрёб бороду, — а… — искоса взглянул на Ярра. — А и это дела давно минувших дней.

Сирин недоверчиво прищурилась от несвойственной Кладезю дипломатичности.

— А кто?

Кладезь пожевал губами. Но всё-таки хватило смелости выдать:

— Марена.

— Марена?!

Кажется, любое упоминание этого имени теперь вытягивало Ярра в струнку.

— Марена, — с вызовом повторил Кладезь. — Это она жаждала тут ветра. А ветер несёт время.

— Так был ветер? — с лихорадочно блеснувшими глазами спросил Ярр.

— Крутнулось пару раз, — нехотя признал Кладезь. — Да на том и стало. Но тебе и того хватило, вон какой вымахал! — Он отмерил рост Ярра, насколько хватило длины руки. Не достал.

— Но как…

— А очень просто. Положил я магнит на ступицу, значит, и завертелось…

— Да я не то имел в виду! — оборвал его Ярр. — Зачем?!

— Марена хотела, чтоб ты вырос, — пожал плечами Кладезь.

— А Косохлёст почему не выросла?

— А Косохлёст умер до этого, как и все. Куда ему расти…

— Умерла. А я?!

— А ты… — Кладезь неистово потряс головой, точно пытаясь изгнать из разума словесную путаницу. — Ну, знамо дело, тоже, раз ты здесь! Да с Зимним крестом!

Ярр прикрыл на мгновение глаза, словно отчаявшись докопаться до истины. И после заговорил придушенно-спокойно:

— Расскажите мне всё.

— “Всё” — это слишком неконкретно, — тут же заупрямился Кладезь.

Ярр вздохнул.

— Расскажите. Пожалуйста. Всё, что связано со мной, Мареной и этим магнитом.

— Магнит, — покачал головой Кладезь. — А я думал, это я его изобрёл. Проклятое тщеславие… А это просто есть осколок Алатыря. — Он подал знак Сквознячку, и тот нехотя предъявил диск из тусклого металла.

— Так это Алаты-ырь? — протянул Ярр, будто что-то осознал, с явным интересом разглядывая камень, что помог вытянуть из Огненной реки осколок иглы.

Сирин переводила взгляд с Ярра на Кладезя. Она в первый раз слышала про Алатырь.

— Ясен красен, не простой камушек! — с досадой воскликнул Кладезь. — Самолично отковырял от большого Алатыря!

— Но зачем?

— Один я остался. Искал… Вот его искал! — Кладезь с грубоватой нежностью поймал Сквознячка за руку и дёрнул. — И́наче бы род и прервался, а я глава рода всё ж таки, а не хрен собачий! — С большим чувством он поглядел на правнука и отпустил его руку. — Ну, ступай…

— Но при чём здесь Алатырь?! — нетерпеливо подтолкнул его Ярр.

— Так средоточие силы и мудрости! — Кладезь полупал глазами, словно говоря об очевидном факте. — Думал, найду потерянного подменыша… Но Марена меня подловила прежде.

Сирин почти физически ощутила, как изменилось состояние Ярра — каждый раз, когда снова и снова упоминали имя Марены.

— И не наказала… — неожиданно тихо и мягко заговорил вновь Кладезь. — Только расспросила так ласково… И отколотый кусочек, что я сжимал в потном кулаке, оставила мне. Обещала помочь… Просила только об услуге.

Косохлёст и Сквознячок даже не делали вид, что копошатся вокруг крыла. Застыли истуканами и слушали в оба уха. Сквознячок даже полез за пазуху — видно, пощупать то место, где хранился осколок прошлого.

— Так значит… — помедлил Ярр. — Этот магнит, как вы его назвали, — часть предыдущего цикла?

Сирин во все глаза смотрела на непримечательный диск. Ощущение, что она подсматривает за чужими жизнями, накатывало тошнотворными волнами. Вот здесь, в невзрачном осколке, скрыто былое величие того, что грезилось ей под венцом на Мосту. Огненный столб и чёрный вихорь…

— Но что же всё-таки произошло, если заряд, как вы сказали, истрачен? — подала голос она и показала взглядом на окривевшую, четырёхкрылую теперь Мельницу.

— Да подзарядился, видать, в Огненной реке, — уверенно сказал Кладезь. — Сквознячок мне поведал, что там делалось. Вкратце. Только вот от контакта с иглой всё вразнос пошло! А ведь совсем недавно мой Алатырёк начал магнититься над гробом! Как игла подошла. Но не тем он зарядился, не крутиться всё пошло, а крушиться! — закончил он, словно возмущённый излишней прямолинейностью неизвестной энергии.

— Но зачем сейчас запускать было? — спросил Ярр, сжав пальцами переносицу. — Что за нелёгкая?

— Вы что-то увидели, выпив Живой воды, не так ли? — в свою очередь уточнила Сирин.

Кладезь попятился от них и дёрнул себя за бороду.

— Вот ведь насели, черти! — выругался он. — Да его, его я хотел подрастить! — Он показал рукой на правнука. — Неужто неясно?! Я думал, род мой совсем захирел там в Яви, а оно вон оно как! Единственная кровинка осталась! И попал в это болото.

— А вы уверены, что он будет расти? — Ярр окинул Сквознячка с ног до головы долгим, изучающим взглядом — мальчишка выпрямился и с вызовом вскинул подбородок. — Косохлёст же…

— Да чхать я хотел на твоего Косохлёста! — отмахнулся Кладезь. Ярр помрачнел. Косохлёст криво усмехнулась. — Смотрите, какой он живенький! Не может не вырасти! — Кладезь одобрительно приобнял правнука за плечи. — Пусть станет выше тебя, Ярр, а потом и снова время закрепим!.. И, кстати, тогда уж Косохлёст ему явно не пара, неча и шаракатиться вместе! Я, как глава рода, могу и приказать своей веточке! — озорно ухмыльнулся он, довольный шуткой (или вовсе не шуткой).

— Что значит, “не пара”? — взъерепенилась Косохлёст. И тут же бросила опасливый взгляд на Сквознячка — не подумает ли чего?

— Я почитаю вас, старче, — тот в уважительном жесте сложил ладони, — но мне кажется, вы ошибаетесь. И время… мне уже не поможет.

Косохлёст взглянула на него, как на предателя.

— А вот и проверим! — Круглые глаза Кладезя зажглись тем самым азартом фанатика, с каким он вытягивал из Сирин обрывки знаний. — Зря я что ли тут единственный домовой?!

— А почему, кстати, единственный? — поинтересовался Ярр.

— Да… — Кладезь почесал затылок. — Марена так рассудила. Что, де, остальные главы родов пусть остаются со своими, оберегают их… Вот, видать, и сгинули все, окромя меня. Домов не осталось, так что ли… Или родо́в. А я-то, дурак, ещё горевал.

— Марена изрядно проредила ряды нежити, вы не находите? — резко спросил Ярр, озвучив мысли Сирин, которые она предпочла бы оставить при себе, не разобравшись, что же произошло.

— Ну… — Взгляд Кладезя скользнул по помятому крылу. — Это мы починим, вместе сподручнее, правда? — обратился он к правнуку.

— То есть, вы не знаете? Даже после Живой воды? Или не хотите отвечать? — не удовлетворился этой переменой темы Ярр с каким-то новым ехидством.

— А что ты от меня хочешь… — на удивление тихо и покладисто развёл руками Кладезь. — Я всего лишь маленький домовой, один из сотен, когда-то живших… Не моего ума дело.

— Покажите осколок Алатыря. — Ярр протянул руку.

— Что?! — тут же ощетинился Кладезь, попятившись. — Я сам его добыл! Думаешь, легко было?! И он мой! Марена оставила его мне!

— Я попросил лишь показать, — сухо заметил Ярр.

С крайней неохотой Кладезь опустил ему на ладонь диск, стукнув металлом о кость.

— Такая правильная форма… — пробормотал Ярр, перекатывая Алатырь между пальцев. Сирин тоже об этом подумала. — Не осколок, не обломок, а будто выкованный специально предмет…

— Штампованный, — ревниво поправил Кладезь, вытянув шею и наблюдая за своей внезапной ценностью. — Я сам придал ему форму!

— И выглядит, как девчачья цацка, чтобы на шею повесить, — язвительно заметила Косохлёст, но Ярр сделал ей знак, и она, к удивлению Сирин, замолкла, впрочем, демонстративно клацнув зубами.

— Значит, мы можем управлять временем? — спросил Ярр, и Сирин поняла, что ответ для него очень важен.

— Мы? — оскорбился Кладезь. — Да, возможно, я смогу накинуть тебе пару лет с помощью моего Алатыря и моей Мельницы.

— А назад?

— Хочешь вернуться в счастливое детство? — хохотнул Кладезь.

Ярр неподвижно смотрел на него, и домовой подавился шуткой.

— Кхе-кхах! — докашлял он с возмущением. — Конечно же, нет! Это невозможно! Время — это тебе не ленточная передача, хошь взад, хошь вперёд! Да и к тому же вся эта механика безнадёжно сломана! — с досадой договорил он. — В Нави вообще не положено времени куда-то идти. А для душ и вовсе нет никакого времени, у них другие заботы.

— Но здесь же менялись сезоны, — вспомнила Сирин свой первый Кологод. И облака плывут в небе. И Большой Зимний крест… — закончила она тише.

— А небо, может, и не принадлежит Нави, там дно Прави. — Кладезь благоговейно посмотрел ввысь. — Обиталище самых свободных и чистых душ…

— Да, нам туда точно не попасть, — с неясной горечью проговорил Ярр. — Нам сподручнее вниз.

Кладезь, прищурившись, взглянул на него.

— Йагиль поведала тебе о Котле душ? — Ярр сумрачно кивнул. — Ну что ж, пока это здесь, — домовой настойчиво протянул руку к Алатырю, и Ярр, поколебавшись, расстался с реликвией, — нам нечего думать о развоплощении. Бывайте! — Кладезь повернулся спиной и потянул за собой Сквознячка, который, в свою очередь, оглянулся на Косохлёст.

— Вам помочь? — запоздало спросила Сирин.

— Да куда тебе с твоими нежными ручками, — отмахнулся Кладезь. — Мо-оло-от! — зычно позвал он. — Куда запропастился? Небось испугался шуму до медвежьей болезни… Ну я его щас пинками под шерстяной зад…

— Пойдём, — шевельнул волосы у виска голос Ярра, и отвлёкшаяся Сирин вздрогнула. — Они разберутся.

Он практически потянул её за локоть прочь от разломанной лопасти — первой жертвы времени. Ну хоть больше не боится касаться… Косохлёст обернулась вслед, но предпочла сторожить друга. Ладно, не совсем друга — Сирин и не дотрагиваясь сразу распознала зарождающиеся юные чувства: стеснение, неловкость и страх быть отвергнутой. Она бы улыбнулась от такого преображения задиристого мальчишки в девочку-подростка. Только вот и сама ощущала себя примерно так же. Но ей тяжелее, чем Косохлёст — нужно ещё уместить в душе́ шипастую тайну Беса.

Что же ей хочет сказать Ярр? Когда они отошли от Мельницы, он даже огляделся по сторонам, словно боялся быть услышанным. Но начал он, конечно, издалека.

— Каков Кладезь, а? — заговорил он, кивком показав на Мельницу. — Все старожилы себе на уме, как я посмотрю.

О да, подумала Сирин. Как и их Хранительница, судя по всему. Марена.

— Где думаешь поселиться теперь? — спросил Ярр.

Сирин знобко пожала плечами. Вспомнилось, как переживал Ярр о том, чтобы достойно разместить Виюн. И даже предлагал свой дом — Сирин отчётливо вспомнила тот момент, как услышала ранящую фразу, скрываясь за деревьями. Ей не предложит — да и не надо. Пожить немного так, чтобы дыхание ежеминутно не сбивалось с ритма — вот чего она сейчас желает больше всего. Впрочем, кажется, и ответ его не сильно интересует.

— Я просто хотел спросить… — снова заговорил Ярр, а глаза истово искали что-то в лице Сирин. — Не поменялось ли твоё ви́дение после… Моста?

— Что ты имеешь в виду? — Сирин совершенно растерялась.

— Я просто не понимаю… Стал ли я нормальным или… наоборот? — По тому, как он взволнованно провёл рукой по волосам, по вымученному горящему взгляду Сирин увидела: что-то случилось. Может ли это быть потрясением от внезапно пробудившихся чувств? Что-то ещё? Последствия опасного Калинова пламени? Но вслух она, разумеется, попыталась сказать нечто утешительное:

— Я думаю, буря в твоей душе скоро уляжется. Ну, или привыкнешь к новому равновесию. — Она улыбнулась, надеясь, что получилось ободряюще.

— Нет, я понимаю и осознаю новые или забытые старые чувства. — Ярр покачал головой. — Они иногда выбивают из-под ног почву, но всё равно я рад… — Он остановился на мгновение, будто всё ещё удивляясь звучанию на своих губах этого простого слова — “рад”. — Но есть кое-что ещё… — Ярр испытующе взглянул на Сирин. До сих пор оценивает, достойна ли она доверия? — Может, дело в твоём проснувшемся даре…

— А с чего ты взял, что он спал? — Вышло резко, но почему-то то, что её сторонились из-за врождённого дара, ранило больше всего. Она так радовалась, что хоть что-то уравновесило хрупкость кожи, вынужденное затворничество… Вроде компенсации за жизнь взаперти.

Сирин сглотнула обиду и спросила сама:

— Так что же изменилось?

— Когда я рядом с тобой… — Ярр замялся. Неужели и он теперь может испытывать неловкость? — Я вижу тебя очень странно.

— Странно?

— Это сложно описать…

— И сейчас видишь?

— Сейчас нет… пока.

— Пока?

— Когда совсем рядом с тобой.

Сирин ощутила покалывание в синем шве на щеке — видимо, замена румянца.

“Совсем рядом” она была, когда думала обнять его у Моста после всех перипетий. Или в кабинете Беса, когда Ярр внезапно отшатнулся от неё. Невольно она провела пальцами по лбу, вискам, щекам, подбородку, вторым движением — по носу, губам, шее… Где здесь поблизости зеркало?!

Наверное, тревога отразилась на лице, потому что Ярр тут же проговорил:

— Нет, ты выглядишь как обычно! Наверное, что-то со мной… Я должен в этом разобраться. — Он с искрой прищёлкнул пальцами, и лицо его приняло сосредоточенное выражение, а Сирин вспомнила, с каким азартом он искал украденный серп и почти убийцу Ветра… Снова кольнуло в груди от тяжести тайны. Уж и не знаешь, о чём подумать, — всюду острые грани того, о чём пока думать невыносимо: и потерянный в прошлом Рик, и считающий, что она выглядит “как обычно”, Ярр, и предатель всех и вся Бес, и коварная Алконост, которую Сирин всё же никак не могла начать ненавидеть, и порочный цикл нежити… Вступила в висок знакомая боль — Сирин сжала голову руками и закрыла глаза.

— Ты в порядке? — услышала она сквозь шум в ушах — точно плеск жидкости.

— Да… — с трудом выдохнула Сирин, чувствуя, как защипало в глазах и в носу. Только бы не расплакаться, только бы не расплакаться… Словно выбиваешь внимание и заботу через жалость. — Я пойду… навещу Йагиль, пожалуй, приму снадобье от головы. Дорогу я знаю. — Она через силу улыбнулась, предваряя предложения помощи — если бы они последовали.

— Что ж… Тогда до встречи? — как-то неуверенно попрощался Ярр.

— До встречи, — едва хватило сил ответить.

Она повернула к задним вратам, чувствуя, что взгляд сверлит спину. И лишь когда оказалась за пределами города, осмелилась обернуться. Он ушёл. Кто бы мог подумать, что подобное внимание может быть ей в тягость… Всё, что касается Ярра, всегда выбивает озноб, как ночь Колада, и давит, как лишний столб воды над головой. Недаром он сын пугающей Марены с чёрным клубком ничто в руках. Сирин уже совершенно не думала о себе как о её гласе. Даже странно сейчас было вспомнить, что она, Сирин, всерьёз почитала себя преемницей суровой богини. И почему она, безымянная, ЭОС-36, вбила себе в голову, что премудрый дар добр? И что добр тот, кто несчастен?

Обрывки чужих воспоминаний под венцом хранили сомнительные деяния. А выжившие навь-констринцы только подтверждали… Теперь Марена раскаялась и решила всё исправить? Хорошо, что не довелось ею стать — запоздалая дрожь ушедшего Колада стылой волной пробежала под одеждой. Всё кончилось. Аспид обещал вернуться за ЭОС-36 — всё только начинается. Вряд ли частокол удержит змея, раз один раз он уже прошёл по Мосту. Но не жить же ожиданием расправы… Нужно дело, обязательно нужно дело, чтобы занять бесконечно-безветренные, безвременные дни.

И правда снова отправиться к Йагиль? Вряд ли удалось постичь все грани ведовского искусства за один год — случай с цикутой уже наглядно это показал. Однако смутное, но настойчивое чувство предостерегало от Избы. Не зря Йагиль поднимала её в ступе высоко над Мостом, намекая на то, что она ещё может увидеть, но пока не видит. Не в лоб, но мягко, настойчиво Йагиль будет склонять её к служению. Отреза́ть по волоску, а не всю косу разом. Может, Сирин дует на воду, но ни разу ещё премудрый дар её не подвёл — она остерегалась этого служения. Раньше её будто перетягивали между собой Алконост и Йагиль, каждая готовая использовать для своих целей, и каждая мешала другой. Теперь это равновесие нарушено. На что пойдёт Йагиль? Её красноречие выдержано и настояно на сотне лет молчания. Сирин и так уже услышала и узнала на три жизни вперёд.

Пройдя на автомате четверть пути к Избе, Сирин остановилась. И повернулась лицом к городу. Она долго гостила в Избе. А потом наслаждалась золотыми тенетами гостеприимства Скворечника, по сути и не видя города — одни подворотни. Она будто не жила в Навь-Костре.

Сирин тихо ступила на мощённые каменным деревом улицы. Кладезь охотно примет её — и усадит за стол выжимать из памяти осколки знаний или помогать укрощать Алатырь и само время. Но вовсе не обязательно просыпаться от его требовательных окриков. И когда она подошла к Мельнице, от собственной смелой идеи захватило дух. Молот уже вышел и постукивал по крылу, прикидывая, как его сподручнее разобрать.

— Скажи мне, Молот… Нет ли на вашем холме свободного домика? — задыхаясь от быстрой ходьбы, спросила Сирин.

— Как не быть, половина домов свободны, — с расстановкой ответил Молот.

Сирин набрала в грудь воздуха.

— Будь добр, помоги мне там обустроиться!