Чаша Жизни (джен)

— Все-таки я думала, что Дамблдор даст нам больше информации, — хмуро сказала Лили однажды утром, застилая постель перед выходом к завтраку. — Как он только умудряется сохранять тайны, когда мы постоянно рядом?

— Похоже, его главная магическая сила — именно в этом, — усмехнулся я.

После появления директора в нашем мире прошло уже несколько недель, а мы по-прежнему не знали, какой план по выживанию Гарри он составил. По тому, как упорно Дамблдор нас избегал, мне начинало казаться, что никакого плана нет вовсе. Члены Ордена Феникса после смерти своего предводителя были в не меньшей растерянности. Про крестражи никто из них не знал.

— Если так будет продолжаться и дальше, я все-таки найду способ припереть его к стенке. Вцеплюсь ему в рукав и не отпущу, пока он не расскажет, каким способом наш сын сможет победить Волан-де-Морта, — продолжала Лили. — Ты видел? Рон и Гермиона уверены, что у Гарри есть план. А у него нет никакого плана! Да и откуда ему взяться?

— Я буду держаться за второй рукав, а Сириус перекроет дверь, так что мы получим свои ответы, — успокаивающе сказал я. — Дамблдору никуда от нас не деться.

— Уверен? Почему же мы до сих пор ничего не выяснили?

На это мне нечего было сказать.

Спустившись в гостиную, мы увидели, что Сириус уже одет и сидит возле чаши.

— Ну наконец-то! Вы чуть всё не пропустили! — возбужденно сказал он, увидев нас.

— Что там? — всполошилась Лили. — Ах, точно! Свадьба.

Тонкс выглядела непривычно женственной и нежной в бледно-розовом длинном платье. По случаю праздника она стала серебристо-белой блондинкой. Распущенные волосы волнами опускались на плечи, лимонно-желтый цветок отлично подчеркивал глаза, которые сегодня тоже были розовыми.

— Какая она красивая! — восхитилась Лили.

Церемония была скромной — только родители Тонкс и несколько самых близких членов Ордена Феникса. Я не мог оторвать глаз от Римуса — пожалуй, таким вдохновленным и влюбленным не видел его никогда в жизни. Морщины на лице как будто разгладились, он стал выглядеть намного моложе; глаза светились, с лица не сходила улыбка. Он был похож на того Римуса, которого я знал еще при жизни — только намного, намного счастливее. Когда они говорили друг другу клятвы под свадебной аркой, я едва сглотнул комок в горле. Лили плакала. Сириус улыбался, но, кажется, мысли его улетели куда-то очень далеко.

— А помнишь, он говорил, что никогда не женится, — растроганно сказала Лили, глядя, как Римус и Нимфадора стоят, держась за руки и смотря друг другу прямо в глаза, будто никак не могут наглядеться. — Думал, что ему это запрещено. Какая глупость!

— Я знал, что он передумает, как только по-настоящему влюбится, — ответил я. — Жаль, что ему пришлось ждать столько лет. Вот Бродяга — да, я всегда подозревал, что он может умереть холостяком!

Сириус будто очнулся, услышав свое имя.

— Что?

— Говорю, всегда думал, что ты вряд ли женишься.

— А-а-а, — ответил он, но улыбка как будто изменилась и стала немного натянутой.

— Что? — заметил я. — Я чего-то не знаю?

Сириус пожал плечами.

— Я и сам не знаю. Как раз сейчас сидел и думал. Может быть, мне тогда показалось… Я не успел разобраться, возникло столько других событий, а потом уже и поздно было размышлять об этом… В последние месяцы перед вашей смертью мне нравился один человек. Действительно нравился — не так, как обычно.

Лили сразу поняла.

— Марлин?

Сириус кивнул.

— Ох, Бродяга, — Лили сочувственно протянула к нему руку.

Сириус тряхнул головой.

— Наверное, ерунда, — неуверенно сказал он. — Между нами никогда ничего не было. То есть… Возможно, могло быть, если бы только у нас было больше времени. Теперь уже бессмысленно об этом рассуждать.

— Я не знал, — тихо сказал я.

— Да брось! Может быть, я все это придумал уже после войны, приукрасил и сам себя обманул. Может быть, и не было ничего вовсе. Какая теперь разница?

— Может быть, мы еще когда-нибудь её повстречаем, — осторожно произнесла Лили.

Сириус горько улыбнулся.

— Ага, так же, как Регулуса и всех остальных.

Неловкое молчание было прервано аплодисментами из чаши. Это Римус и Нимфадора закончили первый танец — тут же, рядом с аркой.

— Вам повезло, что вы оказались здесь вместе, — вдруг сказал Сириус. — И вообще просто повезло, что встретили друг друга.

Мы с Лили переглянулись.

— Ты прав, повезло, но будет и на твоей улице праздник, Бродяга. Вот увидишь, мы не застрянем тут вечно.

Он ничего не ответил, только продолжал с легкой грустной улыбкой смотреть на нас. А я впервые подумал о том, как одиноко ему может быть, если мы останемся в этом мире навсегда.

* * *

На следующий день Дамблдор сам пришел к нам. Он выглядел очень довольным, принимая от Лили чашку чая с засахаренными лимонными дольками. Я предпочел бы, чтобы она шантажировала его этими дольками, но директор быстро ухватился за лакомство и проглотил сразу три штуки, не успели мы и моргнуть.

— Я надеюсь, Альбус, вы нас порадуете какими-нибудь новостями, — учтиво сказала Лили, садясь в кресло рядом с ним.

— О, всенепременно, всенепременно, — радостно ответил Дамблдор, слегка причмокивая губами от удовольствия. Я давно уже не видел его таким счастливым. — Вы, должно быть, заметили, что я нечасто появлялся здесь в последнее время, но мне очень хотелось получше изучить мир, в котором мы оказались. Я много осматривал окрестности, но самое важное открытие сделал в собственном доме.

Мы с интересом уставились на него, ожидая продолжения.

— Я могу общаться с живыми!

Удивленные возгласы были ему ответом.

— Вы, должно быть, помните, что в кабинете директора Хогвартса висят портреты прежних директоров и директрис?

Мы кивнули.

— Мой портрет тоже теперь там есть. А второй такой же… В доме моих родителей, где я поселился.

— Неужели наладить связь так просто? — шокированно спросил я.

— Полагаю, не совсем просто. Всё дело в том удивительном месте, где мы с вами оказались. Как вам наверняка известно, волшебные портреты директоров Хогвартса рисуются еще при жизни, чтобы было время обучить их некоторым необходимым навыкам и дать знания, которые могут пригодиться новому директору. Я знал, что могу не успеть рассказать соратникам о каких-то вещах, поэтому крайне ответственно подошел к этому вопросу. Накануне, заглянув на чердак своего дома, я обратил внимание на пустой холст, стоящий около стены. Он показался мне смутно знакомым. Очистив его от пыли — признаюсь, делать это без волшебной палочки было очень непривычно — я понял, что держу в руках пустую копию того портрета, что теперь находится в директорском кабинете. Несколько раз позвав самого себя по имени, я обнаружил, что это действительно тот самый портрет. Он может приходить ко мне, мы можем общаться и, несомненно, он может передавать мои мысли тому, кто находится в кабинете.

— Невообразимо! — воскликнула Лили.

— Это действительно необычная магия, — согласился Дамблдор. — И все-таки она встречается здесь не в первый раз.

— Что вы имеете в виду? — спросил Сириус.

— Патронус Гарри, — пояснил Дамблдор. — Я никогда прежде не слышал, чтобы душа умершего человека могла материализоваться в Патронусе. Хотя, строго говоря, то, что происходило с Джеймсом, и нельзя назвать материализацией, поскольку полного перехода из этого мира в другой не было. Насколько я помню, Джеймс продолжал оставаться на месте, но терял сознание? Обдумав это, я предположил — и полагаю, что оказался весьма близок к истине, что на происходящее оказывала влияние его энергия — та, что осталась после смерти. Энергию можно направить, думаю, именно это и происходило во время попыток Гарри вызвать Патронуса, на кладбище, при контакте с зеркалом Еиналеж. Ваш сын хотел, чтобы вы были рядом в эти моменты — может быть, даже неосознанно, и вы отвечали ему — как видим, тоже не вполне осознавая происходящее, всплеском своей энергии, которая, в отличие от души, очень даже может переходить из мира мертвых в мир живых.

— Так вот как я тогда, в Азкабане, услышал голос Джеймса, — пробормотал Сириус.

— Я все-таки не понимаю, при чем тут портрет, — помотала головой Лили.

— Ваша смерть была действительно резкой и насильственной — она произошла в тот самый момент, когда вы больше всего на свете были нужны собственному сыну. Я полагаю, что в ответ ваша энергия — самая мощная на свете, энергия родительской любви — сотворила этот мир, привела в него Сириуса и меня, создала здесь чашу и портрет, который должен помочь Гарри выжить. Пока вы не убедитесь, что все кончено, у вас не получится уйти отсюда, но вы сможете делать то, что на вашем месте сделал бы любой любящий родитель: оберегать своего ребенка.

— Но если наша энергия такая мощная, что сотворила целый мир, почему мы не можем постоянно связываться с Гарри? Или с любым другим человеком?

— Потому что речь идет не о целенаправленной магии, а стихийной — она работает только при резких эмоциональных выбросах. Это нельзя контролировать.

Мы замолчали, переваривая услышанное.

Наконец, Лили произнесла:

— Значит, когда… Когда пророчество будет исполнено, мы сможем разрушить этот мир, пойти дальше? С Гарри или без него?

— Полагаю, что так.

— И увидим всех остальных?

— Думаю, так и будет.

— Ну и дела, — присвистнул Сириус.

Такое объяснение Дамбдлора действительно на многое проливало свет.

* * *

Спустя некоторое время, когда новая информация несколько улеглась в наших головах, Лили спросила:

— А все-таки, Альбус, как мы используем возможность с портретом?

— В первую очередь нужно позаботиться о том, чтобы Гарри безопасно покинул дом родственников. Совсем скоро кровная магия перестанет действовать.

— Значит, и сами Дурсли окажутся под угрозой? — уточнил Сириус.

Дамблдор кивнул. Я посмотрел на Лили, она слегка побледнела.

— Этот вопрос мы уже обсуждали с Орденом, — добавил Дамблдор. — Он возьмет их под свою опеку.

— А что потом? Гарри даже не знает, с чего начать.

— Я приготовил для него несколько подсказок…

— Подсказок! — не выдержала Лили. — Мерлин, Дамблдор, почему нельзя было сказать ему всё прямо?

— У меня есть на это причины, поверь, Лили, и ты узнаешь о них, когда придет время.

— Нет уж, увольте! — возмутилась она. — Вы думаете, мы пятнадцать лет сидели здесь, ждали вас, чтобы так просто отстать? По-вашему, мы не имеем права знать?

— Послушайте, Альбус, — вмешался я, — разве ваши тайны когда-то приводили к чему-то хорошему? Тем более, вы сами сказали — мы ни на что не сможем повлиять специально! Так какая разница?

— Дело не в том, сможете вы повлиять или нет, — спокойно ответил Дамблдор. — Дело в том, сможете ли вы принять то, что я скажу.

В моей душе зародилось нехорошее предчувствие. Лили продолжала наступать.

— Ну теперь-то у вас точно нет выбора! Что вы от нас скрываете, Дамблдор? Вы не уйдете отсюда, пока все не расскажете!

Внимательный взгляд лучистых голубых глаз в очередной раз пронзил нас насквозь.

— Хорошо, — сказал Дамблдор после небольшой паузы, — я расскажу. Но вы должны пообещать мне не перебивать.