Грозный сэр Макс в Хогвартсе (джен)

Газеты надо читать! Иногда они сеют разумное, доброе, вечное!

Ильф и Петров. Золотой телёнок

По прибытии в новое тело и в новый мир на меня сразу обрушилось слишком много всего. Попытки разобраться в причинах произошедшего, необходимость изображать другого человека, школьные уроки, новая, непривычная магия...

В результате на фоне всего остального необходимость участвовать в каком-то там Турнире Трёх Волшебников как-то отошла для меня на второй план. Я вовсе об этом не думал, предполагая, что как-нибудь разберусь по ходу дела. Ну в самом деле, не мог же я волноваться ещё и об этом, когда все мое внимание уходило на то, чтобы делать вид, будто незнакомцы вокруг мне отлично знакомы!

Но вот я переступил порог комнаты, где собрались все участники Турнира и целая горсть преисполненных энтузиазма организаторов — и прятаться от грядущих перспектив внезапно стало очень сложно. Мне предстояло принять участие в конкурсе, на глазах у целой прорвы народа демонстрировать свои магические навыки. И всё это еще и с риском для жизни.

Я с искренним любопытством посмотрел на трех своих соперников. «Должно быть, очень занятные люди, — подумал я. — Они-то во всё это вписались вполне добровольно...»

Признаться, мне сложно было понять причины, способные побудить кого-то участвовать в подобном мероприятии. Правда, я и профессиональных спортсменов никогда не понимал толком. Они казались мне совершеннейшими пришельцами. Даже прилети они с другой планеты — едва ли это заставило бы меня относиться к ним с большей опаской.

Я продолжал разглядывать своих соперников. Вероятно, я мельком видел их и раньше, в Большом Зале. Но в тот момент я был слишком захвачен круговоротом иных событий. И лишь теперь смог рассмотреть эту троицу.

Первым делом я обратил внимание на прекрасную леди, Флер. Она была хрупка почти до прозрачности, белокура, как ангел... И взирала на меня с хорошо различимым презрением.

Красотку можно было понять. В ее глазах я был досадным курьезом, не более. Я чуть развел руками в ответ на её уничижительный взгляд — мол, сам не в восторге, что оказался здесь, но что делать? Флер отвернулась с равнодушным видом, но я заметил, как порозовели кончики ее ушей. «Не такая уж ты и ледышка, леди, какой хочешь показаться», — с удовлетворением заключил я.

Следующего моего соперника можно было легко описать одним словом — мрачный. Честное слово, Виктор Крам с таким старанием излучал недовольство жизнью и подозрительность, что за этим щитом едва удавалось различить его самого. С очаровательной ямочкой на подбородке, внимательными серыми глазами и косолапой походкой.

Кажется, этому парню было неуютно в обществе целой толпы малознакомых людей — довольно необычно для местной знаменитости. Я слегка улыбнулся Виктору, надеясь немного его приободрить. Он удивленно моргнул в ответ.

У Седрика, наоборот, было очень живое и доброжелательное лицо. Они будто бы разделили с Виктором весь спектр эмоций строго пополам. И если одному достались угрюмость и недоверчивость, то второй отхватил себе жизнерадостность и открытость. Вместе они смотрелись почти комически.

Седрику я тоже улыбнулся, немедленно получив широченную улыбку в ответ.

Но долго обмениваться с соперниками взглядами и улыбками мне не дали — меня решительно уволокли за руку в какую-то каморку со швабрами и ведрами. Моей похитительницей оказалась уже не слишком юная, но очень энергичная женщина, представившаяся Ритой Скитер.

— Полегче, незабвенная! — взмолился я, впечатленный её напором. — Вы, конечно, прекрасны, но я не могу вот так сразу! Я иначе воспитан, знаете ли, и наивно полагаю, что тет-а-тету с красивой женщиной должны предшествовать ухаживания, прогулки под полной луной, робкие поцелуи в щеку и прочие невыразимо приятные вещи.

— А ты шутник, Гарри! — звонко рассмеялась эта женщина, кокетливо склоняя голову со сложной прической набок. Ее глаза искрились искренним интересом. — У меня вовсе не было цели тебя соблазнить, честное слово. Исключительно задать пару вопросов. Читателям будет очень интересно узнать больше о самом юном участники Турнира!

— Если вы так считаете... — с сомнением протянул я. — Что же, спрашивайте. Правда, я не обещаю ответить.

— Надеюсь, ты не против Прытко Пишущего Пера?

Я не решился спросить, что это такое. Вдруг в этом мире любой младенец, сладко посасывающий большой палец, прекрасно осведомлен о сути и назначении этого загадочного Пера? Поэтому я просто важно кивнул.

Оказалось, что Прытко Пишущее Перо — весьма занятная вещица. Этакая альтернатива самопишущим табличкам — удобнейшее, должно быть, приспособление!

— Что побудило тебя стать участником Турнира, Гарри? — не замедлила озадачить меня эта энергичная женщина.

— Думаю, это судьба, — честно ответил я.

— Судьба? — весело удивилась Рита. Ее перо между тем энергично что-то строчило. Я мысленно поразился, как это она умудряется управлять им и одновременно разговаривать со мной? — Разве судьба бросила в Кубок записку с твоим именем? Думаю, уже можно признаться, Гарри, что это был ты — никто не осудит, читатели любят бунтарей.

— Ох, ну если читатели любят, тогда конечно! По правде говоря, мне давно хотелось покаяться — это всё я! Я пролез обманом на Турнир. А внезапные заморозки — знаете, кто этому виной? Ну, разумеется, я, кто же еще! И скисшие сливки, из-за которых вы не смогли сегодня утром насладиться кофе — это тоже я! — саркастически отозвался я. Меня несло.

— Откуда ты знаешь о сливках? — растерянно спросила Рита.

— А что, я угадал? — искренне удивился я, теряя весь запал. — Я это так, для красного словца ляпнул.

В ответ Рита пристально на меня посмотрела и сменила тему:

— Волнуешься перед состязанием? Нервничаешь?

— Кажется, я не успел еще до конца осознать, что мне предстоит.

— Однако первый тур уже совсем скоро, — укоризненно покачала головой журналистка. Ее перо так усердно бегало по пергаменту, что я всерьез начал опасаться за сохранность этой удивительной письменной принадлежности. — Неужели ты совсем не переживаешь по этому поводу?

Я только плечами поджал.

— Какое бесстрашие! — восхитилась Рита. — Связано ли это с тем, что тебе уже случалось сталкиваться со смертью лицом к лицу?

— К смерти невозможно привыкнуть. Во всяком случае, к смерти, которая пытается отобрать у тебя твою единственную и неповторимую жизнь. Это всегда невыразимо страшно. Но к чему переживать заранее? К тому же, я уверен, все не так плохо! В этом году организаторы, как я слышал, постарались сделать Турнир более безопасным.

— Ты говоришь о смерти со знанием дела. Неужели ты помнишь ту роковую ночь, когда пал Тот-Кого-Нельзя-Называть? — с жадным любопытством спросила Рита.

Что можно на это ответить, я не знал. Я понятия не имел, помнил ли этот Гарри хоть что-то. Если на то пошло, я — кажется, единственный из этого грешного мира — понятия не имел, что вообще произошло в ту грешную ночь.

Я уже открыл рот, чтобы ляпнуть какую-нибудь глупость, которая бы раскрыла во мне самозванца. Меня спас Дамблдор. Он очень своевременно прервал наше неловкое уединение в чулане, распахнув дверь и принявшись обмениваться с журналисткой любезностями пополам с колкостями.

Честное слово, слушать их диалог было сплошным удовольствием! Они, кажется, давно и хорошо друг друга знали. И не стеснялись припомнить друг другу былые промахи. Я бы наслаждался их трепом бесконечно, но, увы, у организаторов Турнира были на меня другие планы.

С уморительно серьезными лицами эти колоритнейшие дяденьки и тетеньки уселись за длинный стол, накрытый бархатной скатертью. И милостиво разрешили:

— Можно начинать церемонию проверки волшебных палочек. Мистер Олливандер?

Я невольно открыл рот, увидев этого самого мистера Олливандера. Он показался мне престарелой версией эльфа — такого, какими их показывали в пафосных фэнтезийных фильмах. С длинными светлыми волосами, небесно-голубыми глазами, с застывшим на лице навеки выражением мудрого всезнания.

Конечно, классический эльф из фильма просто обязан был быть ещё и молодым. Это, в конце концов, одно из основных их свойств — вечная молодость. Но, странное дело, из-за своего возраста мистер Олливандер казался куда более настоящим, чем его киношные версии.

А еще я заметил, что кончики его длинных пальцев светятся едва заметным голубоватым светом. Впрочем, возможно, что мне просто показалось.

— Мадемуазель Делакур, начнем с вас, если не возражаете, — церемонно произнес этот в высшей степени волшебный тип, выходя в центр класса. Внимание всех присутствующих безраздельно принадлежало ему.

Флер не заставила себя уговаривать. Кокетливо улыбнувшись, она прошествовала к Олливандеру, протянула ему свою палочку.

Я затаил дыхание. Мне на миг показалось, что едва уловимые огоньки на кончиках пальцев этого удивительного господина стали вдруг ярче. И словно в ответ на эту вспышку, палочка Флер исторгла из себя сноп разноцветных искр.

Может, вся эта иллюминация выглядела не так уж и впечатляюще — мало ли удивительных зрелищ мне доводилось видеть в моей жизни. Но я откуда-то знал, что таким образом Олливандер поговорил с этой волшебной палочкой — и теперь он знает о ней всё. То есть, вообще всё.

Словно бы желая подтвердить мою догадку, этот удивительный тип проговорил:

— Двадцать сантиметров, не гнется, розовое дерево...

Тут он вдруг прервался и на лице его проступило удивление.

— Содержит... — начал он и снова замолчал.

— Ну да, волос моей бабушки, вейлы, — с легкой снисходительностью произнесла Флер.

Я понятия не имел, что это за вейлы такие. А потому не смог в должной мере оценить эту информацию по достоинству — но, кажется, все впечатлились. Мне почудилось, даже у Дамблдора очки блеснули как-то особенно заинтересовано. А Седрик и вовсе вылупил на красавицу глаза, часто моргая. И он такой был не один, можете себе представить.

Проверка палочек Виктора Крама и Седрика Диггори прошла более буднично. Во всяком случае, мистер Олливандер выглядел безмятежным, и прочие тоже не пучили глаза и не застывали на месте. Наконец, пришёл мой черёд.

Я завороженно протянул свою палочку Олливандеру и застенчиво попросил:

— Вы уж не обижайте мою красавицу!

— Ну что вы, мистер Поттер! — кажется, он даже слегка оскорбился. — Разве я могу её обидеть? Тем более, это моя давняя знакомая... Помню, как делал ее...

Лицо мастера приобрело мечтательное выражение, искорки на кончиках пальцев стали ярче.

Мне кажется, моя палочка тихо мурлыкнула в его руках прежде, чем исторгнуть из себя фонтан вина. Несколько капель даже попали мне на мантию, к счастью, обладавшую весьма практичным чёрным цветом. Но я не возражал.

* * *

Через несколько дней вышла газета с моим интервью.

Я отчаянно клевал носом за завтраком. Гермиона, уже осознавшая тщетность попыток впихнуть в меня овсяную кашу, уткнулась в учебник. Периодически она клала что-нибудь в рот, не отрываясь от книги. Обычное сонное утро в Хогвартсе — я уже даже почти привык.

Прибытие сов с письмами нисколько нас не взволновало. В первый раз я был очень впечатлен появлением этих изумительных крылатых почтальонов. Всегда любил сов. А теперь влюбился заново — ну как можно не обожать этих красавцев, игриво норовящих залезть в тарелку хозяину или ласково клюнуть его за ухо?

Когда я узнал, что Гарри Поттер — а теперь, стало быть, я — тоже является счастливым владельцем огромной полярной совы, я и вовсе пришёл в восторг. И не отставал от Гермионы до тех пор, пока она не отвела меня в совятню.

Поначалу Хедвиг меня не признала. Она сердито ухала и отворачивала клюв. Видать, чуяла, что никакой я не Гарри Поттер. Но я сумел подкупить её заранее припасенным совиным печеньем и своим искренним восхищением. Вскоре она растаяла, сраженная моим обаянием. И даже разрешила себя погладить — я был в восторге.

Однако в то утро я был не в том настроении, чтобы любоваться на сов. По правде говоря, я вообще скорее спал, чем бодрствовал.

Меня разбудил возглас близнецов Уизли:

— Гляди-ка, Гарри!

— Эта статья о тебе!

— Что, статья? Какая статья? — спросил я, зевая с риском вывихнуть челюсть. Пока я соображал, Гермиона уже отобрала у близнецов газету и лихорадочно скользила глазами по строчкам. Затем посмотрела на меня с искренним возмущением и спросила:

— Гарри, зачем ты все это наговорил журналистке? Не думала, что ты...

— Да что я там такого наговорил-то? — удивился я, тщетно пытаясь восстановить в памяти детали моей беседы с фонтанирующей энергией Ритой Скитер. Гермиона закатила глаза и сунула мне многострадальную газету под нос.

И я наконец получил возможность ознакомиться с этим шедевром жёлтой прессы!

«Во имя прекрасной дамы!» — гласил заголовок.

«Традиция проведения Турнира Трёх Волшебников восходит к романтической эре рыцарства. В наше прагматичное время об этом нечасто вспоминают. Однако нашёлся тот, кто напомнит циникам и скептиком о возвышенной подоплеке этого славного состязания.

Я говорю о Гарри Поттере, самом юном участнике Турнира. Который сумел преодолеть все преграды — в том числе, и возрастное ограничение — чтобы стать чемпионом Хогвартса».

— Страсти какие! — пробормотал я одобрительно. — Правильно, я тут всем покажу, что такое рыцарская романтика! Вот сейчас только покушаю, схожу на занятия, допишу эссе по чарам, посплю. А потом — конечно.

И принялся читать дальше. Кажется, мне попалось занимательнейшее чтиво.

«Я знаю, что Турнир опасен, но едва ли думаю об этом — дело в том, что все мои мысли занимает совсем другое... Вам, Рита, я по секрету скажу — это девушка. На самом деле, я решил участвовать в Турнире только для того, чтобы впечатлить её», — прочитал я с изумлением и рассмеялся.

— Надо сказать, Рита весьма творчески подходит к интервью, — весело заметил я. — Впрочем, могу её понять! Просто записывать чужие ответы на всякие дурацкие вопросы — это ужасно скучно, наверное.

«Счастье для меня — это прогулки под луной, робкие поцелуи в щеку, первые, немного неловкие слова любви... Я ужасно боюсь смерти! Да и невозможно её не бояться, если хоть раз с ней сталкивался — а мне, вы знаете, доводилось оказываться на грани. Но риск того стоит. Если Турнир поможет мне привлечь внимание моей избранницы — значит, всё было не зря».

Там было ещё несколько страниц в том же стиле. В конце выдвигалось осторожное предположение, что моя таинственная избранница — Гермиона Грейнджер. Я понял, почему она так резко отреагировала. Да и теперь ела бутерброд с таким видом, будто расправляется с заклятым врагом.

— Гермиона, — сказал я проникновенно. — Ты умница, красавица, и с тобой наверняка здорово гулять под луной... Но я вовсе не говорил Рите Скитер, что влез в участие в Турнире ради того, чтобы произвести на тебя впечатление. Я вообще не говорил почти ничего из того, что здесь написано. Поверь, если бы я хотел признаться тебе в любви, я бы сделал это как-то иначе.

Гермиона наградила меня тяжелым недоверчивым взглядом, ответила:

— Но все теперь будут думать именно так!

— Но если не Гермиона — тогда кто? — с любопытством поинтересовался паренек, сидевший неподалеку.

— Правда, Гарри! — поддержала его смешная остроносая девочка с пухлыми губами — Лаванда Браун. — Кто бы ни была твоя избранница — я уверена, она не сможет не оценить твой поступок! Если бы ради меня парень сумел стать чемпионом, я бы...

— Должна признать, она права, — вставила свои пять копеек какая-то старшекурсница.

— Эй! — возмутился один из близнецов.

— Гарри, прекрати уводить у нас девушек!

— Зачем тебе все, оставь нам с Джоржем хотя бы парочку!

— Что же, мне ничего не остается, кроме как чистосердечно во всем признаться, — скорбно ответил я. — Моё сердце принадлежит Миссис Норрис. Я пытался ловить мышей, чтобы добиться её благосклонности. Но, увы, она осталась холодна. Пришлось перейти к крайним мерам.

После моих слов повисла пауза.

— Позёр! — злобно прошипел Рон Уизли, которого до поры я, по правде говоря, даже не замечал. А затем все захохотали. Даже Гермиона широко улыбалась. И, кажется, больше совершенно на меня не сердилась.