Мост в рассвет (джен)

Примечания:

Названия праздников Коловорота я поменяла исключительно по своему вкусу, чтобы слегка убрать избыток славянизма. У меня всё же альтернативный мир подразумевается, хотя и похожий на наш.

Настоящие названия: Коляда, Велес, Ярило, Жива, Купало, Перун, Радогощ, Мара.

https://pin.it/7k1bcLV Серп по задумке выглядит примерно так.

— Опять забыла Ъ в конце? — сварливо осведомилась Алконост, указав на ошибку.

Сирин начала понимать местную речь почти сразу. Но над письменным Словом (так здесь называли язык) пришлось просидеть не один месяц. Даже буквы, как смутно помнилось, оказались не те, к которым привык глаз. А руки никогда не держали ничего похожего на настоящее птичье перо, коим здесь выводили знаки на листах сероватой бумаги, макая кончик в тёмно-бордовые чернила. Йагиль терпеливо исправляла каракули Сирин, а Алконост только скептически цокала языком.

— Опять клякса? На паучка похожа… И Ъ съела?

Сирин вздыхала, добавляла недостающую букву и украдкой разминала занемевшие, выпачканные в чернилах пальцы. И молчала, хотя могла бы предложить птицедеве сменить крылья на руки и показать класс.

Местный календарь Сирин тоже уже выучила. Год делился на восемь равных частей: равноденствия и солнцестояния рассекли Коловорот на четыре, и каждый промежуток для удобства разделили ещё на два. Месяцы и дни здесь не считали так скрупулёзно, словно деления на восемь вполне хватало для размеренной жизни Навь-Костры. И правда, куда торопиться там, где даже нет ветра? И теперь Колесо года первый раз оборачивалось для Сирин в Нави. Марин день увенчал бы её Кологод.

*

Бодрствовали в самую длинную, казавшуюся бесконечной тёмную ночь Колада. Алконост объяснила Сирин, что негоже проспать рождение нового солнца, которое даст и силу, и задор для новых всяческих "делишек". И Сирин не спала, сидя вместе с птицедевой и бессловесной Йагиль на крыше Избы и глядя в бездонное почти чёрное небо с колкими снежинками звёзд. Оно напоминало о глазах Хранителя Моста — тот же космический холод. Снега в Нави не было, ткань нездешней одежды прилежно согревала, но всё равно мороз будто пробрался к сердцу.

— Карачун ещё тот, ага, — согласилась Алконост, шумно вздрагивая. Перья встали дыбом, а обнажённые участки тела пошли крупными мурашками. — Оно завсегда так в ночь Колада. Тепло и радость приходится рожать в муках! Благо я с вами! — И она ярче, теплее засияла золотом, и ночь отодвинулась, укрылась за стволами деревьев. — Скоро народится! Смотрите! — Крыло указало на горизонт. Сирин прищурилась и действительно разглядела за лесом пастельно-бледную полоску зари. И словно отпустило что-то внутри, развязался узел, завязавшийся там в Марин день. Она вдохнула полной грудью враз потеплевший воздух и будто в первый раз оглядела окрестности. Да, теперь ей здесь жить. На колени вспрыгнул урчащий Ветерок.

*

На Велест — середину зимы — Йагиль и Алконост усадили Сирин гадать на костях каких-то мелких птичек или грызунов. Уж как разливалась соловьём птицедева — Сирин не поверила ни единому её слову, глядя на усмешку Йагиль. Дрогнуло только сердце на упоминании "большой и чистой любви", которую пророчила ей Алконост. После чего та нагадала и себе такую, даже ещё больше и чище — завидуйте молча. А потом кости полетели из окна, вспомнилась Гамаюн и ещё, видимо, птицедева Сирин. После чего Алконост внезапно умолкла и до конца вечера не проронила ни слова — совсем как Йагиль.

*

И вот день сравнялся с ночью.

— Яриль, — заговорщицки шепнула Алконост и ткнула сгибом крыла Сирин в бок. — День мужской силы.

И улетела. Йагиль только пожала плечами, махнула безнадёжно рукой и жестом предложила Сирин истолочь целебную синьку самой. Пестик больше не натирал привыкшие пальцы.

*

— Живи и радуйся! — Алконост вихрем влетела в Избу, сшибая крыльями утварь. — Жи́вень пришла! Разгар весны! Наводим марафет, девочки! — И она пригладила взъерошенные волосы и перья, выпятила грудь. — А то вечно глаголят: "Молчи, женщина, твой день — на Жи́вень!" — передразнила она кого-то.

Сирин заглянула внутрь себя. Она только что встретила с Молотом и Кладезем душу на Мосту. Ни Йагиль, ни Алконост об этом не знали. Если бы удалось поговорить с загадочным пришельцем… Может, тогда она могла бы радоваться так же бесшабашно, как птицедева… Йагиль проницательно сверлила её взглядом серых глаз. Сирин выдавила улыбку.

*

— Ну что, девки, айда купаться да венки́ пускать на́ воду?! А потом через костёр прыгать! Купе́ла на дворе! — верещала неугомонная Алконост.

Огарки Коладовых свечей пошли в дело и украсили венки из лучистых и лютых трав.

— Ставлю ведро медовухи, что в этом году мы точно найдём цветущий папоротник! — азартно щёлкнула пальцами Алконост, облачилась крыльями и лихо спикировала вниз. Раздался из чащи её весёлый голос: — За мно-о-ой! Только бойтесь болотных огней! Бойтесь Скипер-змея!.. — И понёсся по лесу залихватский свист!

Цветущий папоротник они не нашли, только поляны самого обычного, с хищно загнутыми внутрь свежими побегами. Но Йагиль не выказала удивления, а Алконост — расстройства. Видимо, важен был сам процесс.

— Путь и есть счастье! — мудро изрекла птицедева. И улетела. Слишком часто она улетала.

*

— Последний раз в этом году ныряю! Обидно, да? Потом уж нельзя будет! — возвестила Алконост на Перуний и подняла тучу брызг во рве. Русалки с визгом кинулись врассыпную — подальше от буйной птицедевы. Сирин разулась и потрогала стопой воду. Отчего-то у неё было ощущение, что воды в её жизни было достаточно… В отличие от воздуха. Она присела на траву и обняла руками колени. Сны о прошлом теперь одолевали её чаще, но пока ещё не выплеснулись в явь.

*

Снова стало поздно вставать солнце, и без того весь год низко висящее над горизонтом. Близился Радогост — осеннее равноденствие.

— А в этот день мы обычно избавляемся от душ, — шепнула Алконост. — Чтобы войти в Марин день без лишнего балласта.

— Как это "избавляетесь"? — не поняла Сирин.

— Отсылаем их обратно в Явь, — легкомысленно махнула крылом Алконост. — На Капище — и фьюить!

Разум Сирин вмиг нашёл нелогичность.

— Но значит, что там, — она показала рукой в сторону Моста, уже знакомая с законами этого мира, — все люди должны рождаться одновременно?

— Да не, они ещё витают между мирами какое-то время, не переживай, — успокоила её Алконост, неопределённо пошевелив перьями. — Не надорвутся повивальные бабки. — Она помолчала, задумалась и поделилась: — Раньше чаще отсылали, до семи раз в год, но сейчас душ не так много… И Комендант говорит, ему так "финансовый год" закрывать удобнее…И раз уж ты шастаешь в город, — Алконост подмигнула, — тебе, наверное, интересно будет взглянуть, как это происходит. Там и Хранитель Моста обязательно присутствует. — Она выжидающе замолчала, но Сирин лишь повела плечом, и птицедева разочарованно хмыкнула.

Впрочем, взглянуть на то, как отсюда улетали души в Явь, и правда было интересно. Сирин изредка сталкивалась с ними на пустынных улицах ночного города, осторожно окликала их, но они проносились мимо — бессловесные, погружённые в себя… Алконост говорила, что шуганые и скучные стали, а Кладезь ворчал про жадность до новых технологий.

А сейчас все эти призраки соберутся вместе, и можно будет на них посмотреть? Может, узнать кого-то, расспросить… Может, тот, с Моста, сумел-таки выжить — какое странное слово!

Алконост плотоядно изрекла "Ах-ха!", и Сирин осознала, что смотрит пустым взглядом в окно и гладит механически Ветерка. Повернула голову и кивнула птицедеве.

— Да, я бы хотела посмотреть. На души.

А та, казалось, только этого и ждала.

— Замётано! Загодя переправим тебя в Скворечник, и дело слажено! Будешь взирать на церемонию свысока!

И действительно, Йагиль подняла укутанную в плащ Сирин на помеле к самому Скворечнику, и перед ними как на ладони раскинулось Капище. Восемь столбов Кологода чернели по кругу — пока что совершенно безжизненные. Как зубцы короны некоего тёмного властелина в свете полной луны. Мёртвые скалы, о которые разбилось немало кораблей. Чумные колонны… Каждый из столбов мог бы стать центром солнечных (а сейчас лунных) часов, но тени сломали друг друга, как замерло здесь само время…

Йагиль легонько тронула плечо Сирин, прервав цепь мрачных ассоциаций. И кивком показала в центр круга: "Смотри!" Сирин пригляделась. И правда, она не заметила сразу, но воздух внутри круга словно сгустился, поголубел. И стал наливаться свечением. Отовсюду между столбов стекались белёсые потоки, слегка светящиеся, как грибы на пнях в Тёмном лесу. И ночь вокруг только казалась чернее от этого.

А внутри круга стал нарастать ритм, вибрация, пульс… На столбах зеленовато проявилась вязь незнакомых символов — не тех, что учила с таким трудом Сирин, а как будто ещё более древних. Она вдруг поняла, что площадь вокруг Капища не пуста, как ей сначала показалось. Навь-костринцы тихо приблизились, окольцевав плотным рядом круг Капища. Они молчали, только поблёскивали в свете луны глаза да шёл изо рта пар — странно, вроде не было промозглого холода, как на Колад. И ставшее видимым и осязаемым дыхание горожан будто смешивалось с загустевшим воздухом меж столбов.

Сирин подняла голову и выдохнула ртом. Сорвался с губ клочок пара, подсвеченный луной, и растворился в темноте. Дыхание дано ей. И сейчас оно смешалось с дыханием города.

Алконост была там же, внизу, и её золотое оперение побледнело в лунном сиянии. Сирин оглянулась на Йагиль, но и та исчезла, чтобы проводить души в путь. Вон они, птицедева и ведунья, стоят в молчаливом кольце вокруг Капища. А в следующий миг Сирин показалось, что столбы сдвинулись — но нет, это качнулись навь-костринцы, начав движение по часовой стрелке вокруг Капища.

Посолонь.

Руками они обхватили соседей за плечи. А следующий, более широкий круг двинулся в противоположную сторону.

Противосолонь.

И закрутились кольца… Поднялся над Капищем сначала тихий и утробный, а потом всё более нарастающий звук — песнь Нави. Сирин широко раскрыла глаза, загипнотизированная этим круговым движением, словно работал отлаженный механизм, этим гортанным гимном, провожающим души в путь… И стало горько, что она не в этом круге, не лежат на её плечах руки, не рвётся песнь в унисон с остальными… Или — не пульсирует её суть светом внутри круга, готовясь в полёт… Чужая. Чужая везде.

Всё быстрее вертелись живые колёса, ярче и плотнее становился туман, клубящийся над Капищем, чаще и резче вспышки, громче песня. И Сирин вдруг поняла, что в центре Капища выросла тонкая высокая фигура, воздела руки, в одной из них блеснул серебром серп… Хранитель Моста! Песня возносилась, летела, выше столбов, выше Скворечника, выше кроны ясеня. Навь-костринцы тоже подняли руки, и переливающееся свечение спиралью устремилось вверх, в тёмные небеса с потускневшими звёздами, словно ему указали путь. И чем выше поднимались волны света, тем больше дробились — и вот это уже не сплошной туман, а рой светлячков, и они разлетаются кто куда, смешиваясь со звёздами.

Погасла песня. Загадочные письмена на столбах медленно теряли свой свет. Хранитель Моста, а вслед за ним и все остальные опустили руки.

Сирин с сухими глазами заворожённо смотрела в одну точку — в центр Капища. Где бы и когда бы она ни была, этого она не забудет. Таинство отпечаталось на сетчатке — грозное и прекрасное.

Но отлаженный механизм остановился. Сломались живые круги, разрушив волшебство. Те, кто только что выступал как единое целое, разорвали объятия и стали отдельными существами — вида даже отталкивающего, недружные, не похожие друг на друга. Хранитель Моста пересёк границу Капища и отошёл в тень ясеня. Ясеня. Городничий бочком присоединился к нему. Алконост и Йагиль оставались где-то там, внизу, а Сирин, затаив дыхание, прильнула к окну. Она всё услышит… Если они что-то скажут.

Комендант обстоятельно прокашлялся. Ярр прислонился спиной к стволу и поднял голову к звёздам, где растворились души. Сирин ждала.

— А ведь это были последние. — Городничий не обманул её ожиданий. Он говорил тихо, но всё равно она ясно слышала каждое слово. — И мало.

— Да… — выдохнул Ярр, и пар больше не срывался с его губ.

— Думаешь, будут ещё?

Сирин внимательно прислушивалась, что же ответит Хранитель Моста. Она тоже ждала одну душу… Или не совсем душу. А Ярр молчал так долго…

— Я не знаю, — наконец сказал он.

Городничий явно ожидал не такого ответа. Он нервно переступил с ноги на ногу.

— Но скоро же Марин день. Должно что-то… разъясниться.

— Я не знаю, — без выражения повторил Ярр. — Я вижу то же, что и вы. Чем дальше, тем меньше душ переходят Мост. Может, скоро и хранить будет нечего.

Сирин в Скворечнике закусила губу. Рассказать ему? Про то странное происшествие на Мосту. Может, это важно. Может, те змеи, что пустились ей вслед, когда она только явилась, задерживают души, не дают им ступить на землю Нави. Надо рассказать! Это же напрямую касается их всех!

Сирин напружинилась, высунулась из окна и уже открыла рот, чтобы привлечь к себе внимание…

— О-хо-хо… — разохался Городничий. — Говорил я: не будите лихо, не пускайте в город кого попало. — Сирин замерла. — Это всё она, Незваная, и не иначе! Хоть режь меня, хоть ешь меня!

Сирин ждала. Возразит Ярр что-то на это огульное обвинение? Но он молчал, предательски молчал! Почему предательски? Он ей ничего не должен. Его опасный подарок пылится в сундуке в Избе. Но и она ничего не должна ему. Ни ему, ни этому враждебному городу.

Сирин сжала упрямо зубы и осталась безмолвной. Никто в Навь-Костре не узнал о необычном госте.

* * *

Почти настоящее время. Накануне Марина дня.

Колесо года почти сделало оборот с тех пор, как в первый раз не пришла Мёртвая вода и явилась Незваная.

Ярр не искал встречи с ней, несмотря на ту загадку, которую она загадала всей Навь-Костре. Он доверял Йагиль — больше, чем самому себе. И Кологод пролетел незаметно под горестные вздохи Городничего, встревоженного резким падением количества приходящих душ. Разговор с каждой из них стал ещё более ценен. Хотя ни одна не могла удовлетворить жгучего, гложущего любопытства — они просто молчали и спешили прочь от Моста и той жизни, которую они оставили, чтобы раствориться среди Неприкаянных, или витали по окрестностям, ожидая Радогоста.

А раньше ведь всё было иначе! Ярр помнил, как ещё ребёнком прибегал к Мосту — один, только ворон тяжело громоздился на плече. Души прибывали десятками и сотнями и словоохотливо с ним общались. Да, помнили они немного и больше задавали вопросов, чем отвечали, но они выглядели гораздо живее нынешних. И они как будто вполне осознавали, что с ними произошло и что ничего страшного в этом нет. Впрочем, в собственные шесть лет всё кажется иным — таинственным, полным новизны и как будто оторванным одно от другого. Пёстрая мозаика событий не складывается в единое целое.

А потом потянулась та странная и казавшаяся бесконечной череда то ли дней, то ли лет, когда навь-костринцы, как потерянные, слонялись по городу, затем вдруг начиналась какая-то бурная деятельность, а потом они забывали всё и бросали. Да, они тоже встречали души, поддерживали город в более-менее сносном состоянии, но глаза их заволок туман. С тех пор Ярр и стал ходить к Мосту в одиночку.

Непрерывно сочился Мёртвой водой источник в гроте Марены, и всякий ежедневно прикладывался к "живительной влаге", как выразился Старый Бес. Если бы Ярр знал и был старше, был Хранителем Моста, он бы запечатал вход намертво. Но он не понимал, что происходит. Даже острый взгляд серо-стальных глаз матери мутился, и она прислонялась к печи и трясла головой, скрестив на груди руки. Пальцы крепко сжимали два серпа. И походило это на Зимний крест, отчётливо пульсирующий жжением на груди. А Йагиль замыкалась в себе и уходила далеко в Тёмный лес.

Когда становилось легче, яснее, мать учила его читать, писать и считать. А ещё — разить серпами. Маленький Ярр зачарованно следил, как со свистом взрезают воздух серебряные дуги. Мать говорила, что когда-нибудь придётся пустить их в ход и встать на защиту Моста. Но оба серпа остались в Избе, когда саму её увлекли за собой змеи. Себя она защитить не смогла. Или не стала.

Вскоре после этого Йагиль, поминутно оглядываясь, взяла Ярра за руку и отвела в самую глухую чащу Тёмного леса. Подальше от Моста и грота Марены. Глаза её казались огромными, чёрными и полными ужаса, хотя обычно взгляд был безмятежно спокоен. Она начала говорить — задыхающимся шёпотом, но успела сказать лишь несколько слов: "Ты сам оттуда… Твоя мать…" — и внезапно схватилась руками за горло и захрипела. И умолкла на долгие годы. Так они узнали, как неумолимо и безотказно работает Печать молчания…

Шли безымянные годы. Ворон будто усох и стал лёгким. Но нет — это сам Ярр сначала сравнялся ростом с Городничим, а потом стал выше. Источник Мёртвой воды почти пересох. Объявили Восстановление календаря и выбросили забытые годы из памяти. Ярр жалел, что не сообразил по малолетству делать зарубки, чтобы понять, сколько же на самом деле прошло лет. Он видел, хотя и не понимал поначалу, что изменился он один, а, например, Косохлёст остался таким, как был. Пытался спрашивать об этом Йагиль, но она лишь прикладывала к губам палец в знак — как уже знал Ярр — Печати молчания. А потом и спрашивать стало некого. Городничий, когда Ярр сделался Хранителем Моста, полностью переменил к нему отношение, тон его стал угодливым, а обращение — льстивым. Но от этого он казался ещё неприятнее. К тому же, действительно важные вопросы так размывались в его путаных и туманных ответах, что Ярр оставил надежду узнать что-то у него — давным-давно. А остальных относительно близких существ Ярр не хотел подвергать риску того, что случилось с Йагиль.

Зато теперь, весь этот Кологод, Ярр ловил обмолвки среди горожан — они случались всё чаще и чаще. Назывались какие-то даты, всё больше начинавшиеся с “тысяча восемьсот…”, имена венценосных людей с цифрами “первый”, “второй” и даже “третий”. Вспоминались войны и эпидемии. Горожане делились обрывками каких-то историй, в которых присутствовали и люди, — страшных, поучительных, порой курьёзных. Но когда Ярр пытался разузнать больше, вытрясти информацию из тайников памяти навь-костринцев, взгляды тут же становились пустыми. Ничего — как всегда ничего. И только негромкий, но настойчивый голос постоянно звучал в голове, мягко убеждая, соблазняя...

Ноги сами принесли его на Курганы, куда он часто ходил, чтобы заглушить этот зов — подальше от Моста, словно в недоверии к самому себе. Но встретив там Сирин, собирающую травы, Ярр не смог не задать мучивший его вопрос.

— Ты не вспомнила ничего? — вырвалось вместо приветствия.

Тоже мне воспитание и привычка… Мать, увидев такое, покачала бы головой и едва заметно сжала бы тонкие губы. Она всегда была немногословной. Почему-то сейчас она стала вспоминаться так отчётливо… Эти почти два года без Мёртвой воды.

Говори с врагами так, чтобы они чувствовали себя дорогими гостями. До времени.

С теми, кто служит тебе, говори строго и ласково, чтобы они поднялись по мановению твоей руки. В свою пору.

Говори, ибо дан тебе его голос…

Только отчего-то она умолчала о том, как говорить с друзьями или просто с обычными… нелюдьми. Есть же разные градации между "врагами" и "служит". Да и врагов он не видел ни разу, не считая змей, которые вряд ли станут слушать разговоры. И скорее он "служит" Навь-Костре и горожанам живым щитом… Или не очень живым.

Незваная резко выпрямилась. Она явно не ожидала, что кто-то, кроме неприкаянных душ, может нарушить её уединение. Даже тихо подпевала их песням — голос у неё оказался приятным и напомнил о ветре. Ярр с неудовольствием заметил, что серпа при ней не было. Она пренебрегла его подарком?

— Прости, если напугал, — извинился он. Не потому, что чувствовал вину. Воспитание и привычка. — Но…

Незваная приложила пальцы к виску и поморщилась, будто у неё там что-то заболело от его слов.

— Нет, — сказала она негромко. — Я помню детали, которые интересны Ум Кладезю, но общая картина распадается на тысячи частей. Я как будто не видела собственного мира. Если он был… — Она отняла пальцы от виска и задумчиво посмотрела на запястья, на которых матово блестели широкие металлические браслеты.

— Очень жаль, — вполне искренне проговорил Ярр. Про детали он знал и так — от Кладезя. Но это всё не то. — Если вспомнишь…

Незваная со вздохом кивнула и склонилась за каким-то растением, будто желая прекратить этот разговор. Ярр нечасто видел её в городе — а она бывала там, хоть и думала, что никто этого не замечает — но здесь, за частоколом, она вроде бы вполне освоилась. Руки в митенках проворно срывали и сортировали травы по известным только ведуньям признакам. Молодец Йагиль.

— А почему ты не носишь серп, который я дал тебе? — Он слабо отдавал себе отчёт, почему ему так неприятно, что она будто бы отвергла его подарок. — Можно же не срывать, а подрезать стебли…

Незваная почти с испугом взглянула на него. Рука неосознанно метнулась к щеке, которую от виска до уголка рта располосовал синий шрам, а потом к бедру.

— Я не люблю то, что может ранить, — призналась она тихо. — Первое правило… — Она закрыла глаза и судорожно выдохнула.

— Первое правило? — живо переспросил Ярр.

— Ничего. — Она открыла глаза и отвернулась. — Это детали. Они не значат ничего.

Ярр помедлил. Странное, непривычное желание, чтобы кто-то был в безопасности, удивляло. С Ганной такого не было. А Марена была в безопасности всегда. Даже излишней.

— Серп не причинит тебе вреда, наоборот. Если уметь им пользоваться, — заметил он.

Незваная грустно хмыкнула.

— Если хочешь, я научу тебя, — неожиданно для себя предложил Ярр.

Незваная недоверчиво посмотрела ему в глаза.

— И не будешь называть Незваной? — с непонятной горечью спросила она.

Ярр даже не задумывался об этом. Это ей неприятно? Может, у гроба Марены он был это прочувствовал. Но сейчас просто запомнил на будущее.

— Сирин, — попробовал он. Она мимолётно улыбнулась. Похоже, ей этого недоставало. — Для меня Сирин — это пока ещё Сирин. Птицедева. — Попытался объяснить Ярр. Улыбка погасла без следа.

— Я понимаю. — Она посмотрела куда-то вдаль. В сторону Моста. — Я не знаю, зачем Алконост дала мне это имя. Но другого у меня нет. — Она помолчала. А потом, словно не дождавшись чего-то, вздохнула. — А кто научил тебя? Я имею в виду владеть оружием.

— Два серпа мне передала мать, — сказал Ярр. — Она же и учила меня. Но мне не хватило умения, когда случилось небывалое по силе нашествие и змеи утащили её на ту сторону Огненной реки…

Внутренние уголки бровей Сирин взлетели вверх, а уголки губ, наоборот, опустились. Ярр уже знал, что чувствующие круглый год существа называют это "грустью", "сопереживанием". Он видел иногда это выражение на лице Йагиль. На всякий случай он запомнил его, чтобы прочувствовать на следующий Марин день. Завтра. Оттого что Сирин молчала, было даже спокойнее и как-то правильнее. Ярр не чувствовал скорби сейчас, только досаду на себя, что потерпел тогда неудачу.

— А после её исчезновения, — несмотря на вздохи и мины Городничего, он упорно не использовал слово "смерть", — я набрал шкур дохлых змей и попросил Молота сделать мне змеебор. — Ярр снял с пояса свёрнутый кольцом бич и с хлёстким щелчком расправил — взметнулись пять тонких и длинных ремней, прикреплённых к рукоятке из каменного дерева. — Они секут даже тонкий металл, что уж говорить о змеях. — Ярр небрежно описал круг змеебором, и сердито зашипевшие гибкие лезвия выкосили ровную поляну. К ногам Сирин упали поверженные стебли, а она вздрогнула. — Не переживай. Я бы тебя не задел. Я пользуюсь им многие годы.

Сирин с сомнением взглянула на змеебор.

— Но первое время, конечно, бывали неприятные ситуации. — Он усмехнулся и, приподняв рукава, показал узкие засечки на костяных предплечьях. Выше локтя начиналась плоть, и там уже были настоящие шрамы, как и на голенях.

Сирин неотрывно смотрела на костяные руки, и Ярр с запозданием осознал, что то, что для него давно стало привычным, для кого-то может выглядеть дико и даже ужасно.

— Что с тобой случилось? — робко поинтересовалась Сирин.

Ярр был бы не против вспомнить это сам…

— Я такой, сколько себя помню. — Он тоже посмотрел на свои руки, поворачивая их к себе ладонями и тыльными сторонами. — Хотя осознаю себя я где-то с шестилетнего возраста… Помню только лютую боль. И как будто это связано с Мостом и Огненной рекой. И Явью. — Он остро взглянул на Сирин. Она опустила глаза и виновато развела руками.

— Я бы хотела оказаться полезной, — тихо произнесла она.

— Ничего, может, за тобой последуют другие. Незваные. — Кажется, это должно было стать словом поддержки, но Сирин отчего-то расширила глаза, и губы её шевельнулись, будто она хотела что-то сказать. Испуг? Никогда он, кажется, не научится понимать… — Я могу прийти сюда завтра и поучить тебя пользоваться серпом, — предложил он.

Сирин вскинула и снова опустила взгляд и быстро провела рукой по волосам.

— Я не знаю… Не уверена, что у меня получится.

— Конечно, получится! Только нет, не завтра. Завтра Марин день. Послезавтра. Договорились?

— Да… — Снова эта мимолётная улыбка, которую хотелось запомнить и ощутить всем существом. Уже завтра.

— Скоро начнётся моё дежурство у Моста, — вспомнил Ярр и махнул рукой в сторону города. — Счастливого Марина дня.

— Счастливого Марина дня, — с готовностью отозвалась Сирин, и улыбка стала шире, как растущая луна. — А мне тоже можно будет дежурить у Моста? — проговорила она быстро, будто боясь передумать. Мне бы хотелось… повидаться… — Ярр смотрел на неё. — Ну то есть с душами, — поспешно добавила она. — И поговорить.

Как это ему самому не пришла в голову такая идея? Общение с недавно преставившимися может пробудить её воспоминания!

— Прекрасная мысль! — с воодушевлением сказал Ярр. — Впишем тебя в график у Коменданта, и… Только тебе нужна пара. Обычно дежурят парами на тот случай, если один заснёт. Или начнётся нашествие… Но я думаю, Йагиль и Алконост не откажутся взять тебя третьей. Остальным я не доверяю.

Сирин опустила ресницы. В отличие от волос, брови и ресницы у неё были не рыжевато-золотистые, а тёмные.

— А с кем дежуришь ты?.. — спросила она более тонким голосом.

— Я? — опять удивился своей недогадливости Ярр. — С Гором… — На лице Сирин застыло какое-то сложное для осмысления выражение. А у него будет возможность быть рядом с ней, если её накроет каскад воспоминаний. Решено! — Один! И ты можешь дежурить вместе со мной! — Напряжённое выражение на лице Сирин сменилось более понятным — радостным.

— Тогда до послезавтра? — спросила она, заглядывая в глаза.

— До послезавтра, — подтвердил Ярр. И мельком подумал, что, если опять не придёт Мёртвая вода, на Незваную — Сирин! — снова может ополчиться весь город. Но она будет с ним, с Ярром, и её не тронут.

Он аккуратно смотал змеебор и повесил на пояс. Новые мысли и почти чувства осязаемо витали в воздухе. Он не знал, что послезавтра и не вспомнит о Сирин.

* * *

Настоящее время. Мост

Упало с неба двойное карканье. И чёрное шевеление поднялось со всех сторон со скоростью вспышки. Ярр резко развернулся, одной рукой придерживая гроб. Надсадно каркал в красноватом небе Гор. Нашествие. Как же не вовремя…

Капли крупными слезами стекали по прозрачным граням и шипели, ударяясь о Мост. И этот звук тонул в сплошном, безостановочном шипении, вырывающемся из сотен и сотен клыкастых пастей, в шорохе тысяч тел, шевелении чёрно-блестящей, ежесекундно меняющей форму массы.

Дуга Моста — слишком крутая. Гроб не удержится там. Ярр с досадливым сожалением скатил Марену обратно на берег Огненной реки. Берег Нави. Снял с пояса гибкий змеебор, свёрнутый кольцом. Страшное оружие, опасное даже для владельца своей непредсказуемостью. Узкие длинные обоюдоострые лезвия, присоединённые к рукояти, изгибались во всех мыслимых направлениях — подобно змеям. Как иронично: рукоять была оплетена змеиной кожей поверх каменного дерева, а сами клинки — не металл, а выдубленные и закалённые шкурки. Если твари живут в пламени Огненной реки, значит, и шкурки у них не как у обычных змей. И теперь острым, как лезвия, клинкам предстояло резать своих собратьев.

Во вторую руку Ярр взял серп — для ближнего боя — и повернулся лицом к мелким и юрким врагам.

Гнев. Гнева у него всегда было в достатке — круглый год. На змей хватит — и ещё останется для того, кто ими повелевает, если можно повелевать этим подёргивающимся, дрожащим хаосом переплетённых тел.

Первая волна поднялась и замерла на миг, грозя накатить на неограждённую спину Моста. За чёрной волной взметнулись языки пламени Огненной реки. Ярр припал к горячим камням и широким сильным движением рассёк основание шипящей пирамиды змеебором. Клинки-лезвия прошли сквозь толщу упругих тел и окрасились бы чёрным, если бы сами не были чернее угля. Посыпались в бурлящий огонь располовиненные твари. Подрубленная волна накренилась и обрушилась на Мост сотнями змей — Ярр едва успел отскочить, чтобы они не упали на него. Одну Гор поймал в полёте и изорвал крепкими когтями, вторую проткнул клювом.

Ярр крутанул змеебором, освобождая пространство от наползающих гадов, приготовился… Но змеи, злобно шипя, откатились от него. Они ползли в сторону Навь-Костры. Они… Марена!!!

Ярр почти скатился с Моста, топча и обгоняя отстающих змей. Но основная масса уже обвила хрустальный гроб подобием мерзкого кокона. Гор кружил над Мареной, возмущённо каркая и отрывая то одну, то другую змею от клубка. Но остальные скребли и скребли клыками хрусталь, и пили его свет, и затуманивали лик Марены нечистым дыханием… Ярр подскочил к гробу и обмахнул кишащую черноту бичом — полетели в стороны ошмётки тел. Новые и новые волны стремились объять, скрыть, исцарапать сверкающий хрусталь — и Ярр разил визжащими лезвиями, кромсал это шевелящееся и шипящее море. А оно стремилось накрыть с головой, задушить, искусать… А потом откатиться, утащить вслед за собой — в бездну Огненной реки.

Змеи словно потеряли инстинкт самосохранения — никогда, казалось, не атаковали они так неистово и беспощадно, даже когда явилась Незваная, даже в ярое нашествие того года, когда его избрали Хранителем. Обычно после первых потерь они отползали обратно в своё логово, злобно посверкивая немигающими блёстками глаз. Но сейчас они будто обезумели. Ярр едва успел увернуться от летящей в лицо змеюки — она сорвалась с бича — и полоснул по ней серпом. Две половинки, корчась, упали на землю. И это будто послужило спусковым крючком: змеи начали сторониться гроба, который защищал Ярр. Он крутанулся на месте, стараясь обозреть всю картину стремительного сражения. Змеи теперь держались на почтительном расстоянии и потихоньку отползали обратно к Мосту. Многие остались лежать на земле — они или их части. Много-много чёрных дымящихся шкурок. Молот будет рад, он любит мастерить из них.

Ярр для верности оттолкнул гроб подальше от Моста, подальше от возвращающегося в берега моря черноты. Разводы тёмной крови стекали с хрусталя вместе с каплями, и он вновь обретал прежнюю чистоту и прозрачность. Лик Марены безмятежно светился внутри. Она не могла увидеть того, что сейчас развернулось над ней…

Ярр устало опёрся на гроб. Руки дрожали, запачканные змеиной кровью. Рановато для очередного нашествия… Но как взбесились змеи, увидев Марену! Ещё немного — и они могли бы утащить её за собой, как когда-то его мать… Тогда ему не хватило сил. Сейчас он отбил атаку, но зря он это затеял… Ярр измерил пядями длину, ширину и высоту гроба. Они не изменились ни на палец! Несмотря на сходство со льдом, эта глыба совершенно не собиралась таять.

Ярр сел на землю и прислонился к холодной грани, озирая побоище. Гор громко каркал в вышине, возвещая победу. Странное дело: все остальные навь-костринцы смертельно боялись змей. Особенно живых. Конечно, приятного мало, но горожане без шуток теряли сознание от одного вида ползучих гадов. Ярр как-то, ещё до исчезновения Ядвиги, случайно поймал одну и принёс в город. Суровая ведунья задрожала, как осиновый лист, что уж говорить о Городничем. Мастер Ум Кладезь пытался крепиться, но даже его извечное любопытство уступило непонятному для Ярра страху, и изобретатель спрятался за спину Молота. А полуразумный леший взял да и размозжил от испуга змейке голову. Ярра озадачила такая реакция. А объяснять, по традиции, никто ничего ему не стал. Позже, когда он ещё приносил живых змей, то всё больше убеждался, что навь-костринцы боятся их необъяснимо, но настолько сильно, что во время нашествий Ярр оставался один, не считая ворона. Даже плюющая на все правила Алконост взлетала повыше. А бесстрашные волколаки скулили и поджимали хвосты. Молот же после всплеска храбрости неделю пролежал с больной головой, хотя обычно за ним такого не водилось. Но со шкурками рукастый леший работать согласился и вскоре вошёл во вкус, делая для Ярра разные полезные вещи. Другие навь-костринцы наотрез отказались касаться даже мёртвых змей.

Ярр несильно стукнул затылком о гроб. Марена, Мост, змеи, Незваная, Мёртвая вода, даже невесть откуда взявшийся обломок — всё это казалось связанным, но связи рушились, как треплет паутину осенний ветер. Ветер… Ярр вздрогнул, и холод хрусталя здесь был ни при чём. В Навь-Костре не было ветра. Он не мог о нём знать. Но он знал.

Не переходи Мост,

— шепнула Огненная река.

Я тебя жду, Ярр, -

позвала Явь.