Грозный сэр Макс в Хогвартсе (джен)

Жизнь — штука забавная, и никогда не знаешь, где тебе на голову упадёт кирпич...

Алексей Пехов. Пересмешник

Я грустил на трансфигурации. На занятиях по этой сложной зубодробительной дисциплине я всегда грустил — очень уж муторно было продираться через все эти термины и формулы. Я-то, в отличии от Гарри Поттера, не изучал до этого три года азы!

К моему изумлению, когда дело доходило до практики, у меня иногда кое-что выходило. Правда, обычно совсем не то, что требовалось. По правде говоря, мои результаты повергали в священный трепет не только меня, но и моих одноклассников. И даже профессора Макгонагалл, которая, кажется, за годы своего преподавания успела повидать всё.

Кроме моих жалких потуг колдовать, как выяснилось. Во всяком случае, когда однажды в результате моего неумелого махания палочкой на столе возникло разлапистое дерево с маленькими кошачьими головками вместо плодов — профессор трансфигурации выглядела изрядно удивленной. Особенно когда кошаки начали вдруг петь. У каждого из них оказался собственный неповторимый музыкальный вкус — и категорическое нежелание подстраиваться под чужие представления о прекрасном. Я уловил слова британского гимна, быстрый речитатив рэпа, оперные завывания... Но вообще разобрать что-то в получившейся какофонии было сложно. Большинство учеников сразу же зажали уши.

Ко всему прочему, это дерево стремительно разрасталось во все стороны. Минута — и оно уже подпирало потолок.

Сходу остановить процесс профессору Макгонагалл, увы, не удалось. Она пыталась мне что-то сказать — за гомоном поющих кошачьих голов было не слышно, что именно. Тогда она махнула палочкой в сторону доски, и там проступила размашистая надпись: «Всем студентам — покинуть кабинет и позвать профессора Флитвика! Мистер Поттер — задержитесь!»

Ученики не заставили себя уговаривать. Через несколько секунд моё дерево настойчиво пыталось выбраться из класса через окно, котятки перешли на визг, но ни одного студента — кроме меня, конечно, — в аудитории уже не было.

Это было действительно ужасно. Но профессор Макгонагалл смело и решительно дала бой распоясавшемуся дереву. Профессор Флитвик, появившийся через несколько минут, самоотверженно бросился своей коллеге на помощь. С порога принялся скороговоркой бормотать какие-то странные — уже совершенно точно, не латинские — слова. И выписывать палочкой такие замысловатые фигуры, что мне оставалось только завистливо вздыхать.

Профессор Макгонагалл покосилась на своего коллегу и опустила палочку. Кажется, она решила просто не мешать мастеру.

Профессор Флитвик провозился долго, никак не менее четверти часа. За всё это время он ни разу не перевел дыхания, всё бормотал и бормотал свои в высшей степени зловещие заклинания.

В какой-то момент моё дерево начало поддаваться. Котятки завопили как-то более слаженно — в одной на всех панической тональности. Пара особенно раскидистых веток с треском отломилось — и профессор Макгонагалл немедленно испепелила их. Ствол начал подрагивать — и, через некоторое время, с неохотой сжиматься.

В конце концов дерево было уничтожено, разломано на фрагменты и сожжено. Сильно пахло гарью и палёной шерстью, запашок был тот ещё. Вокруг валялись покорёженные, частично обгоревшие парты. Через окно, лишенное теперь стекла, внутрь сочился промозглый осенний холод.

— Простите меня, пожалуйста, — жалобно сказал я, обозревая поле боя. — Сам не знаю, как это у меня вышло! Я просто пытался выполнить задание... А получилось... Вот это вот всё. А здорово вы справились с этим деревом! Мне очень повезло, что я смог наблюдать за сражением буквально из первого ряда!

Макгонагалл и Флитвик как-то странно переглянулись и вдруг дружно направили на меня свои волшебные палочки.

— Вы чего? — с обидой спросил я.

— Кто вы и куда дели мистера Поттера? — напряженно спросила профессор Макгонагалл.

— А почему вы решили, что я — не он? — вопросом ответил на вопрос я. Почему-то мне было очень обидно, что меня раскусили. Мне казалось, не так уж и плохо у меня получается играть роль этого нескладного застенчивого школьника.

— Я, может быть, не очень внимательно слежу за жизнью своих учеников. Не знаю, кто в кого влюблен и какие слухи передают из уст в уста в гриффиндорской гостиной. Меня часто обвиняют в невнимательности и равнодушии. Но я точно знаю, как и кто из моих подопечных колдует. И Гарри Поттер никогда бы не смог сотворить ничего подобного! Его магия имеет совсем другой запах. И она гибче, мягче, податливее. — хмуро объяснила профессор Макгонагалл. Флитвик горячо закивал и добавил:

— Ваша магия — это вообще что-то неслыханное! Она совершенно не похожа на магию этого мира!

— Ну вот, приплыли! — расстроился я и сел прямо на грязный пол. — Говорил я профессору Дамблдору, что мне ни за что не удастся изобразить Гарри Поттера!

Профессора снова переглянулись.

— Утверждаете, что Дамблдор в курсе? — недоверчиво уточнил Флитвик. Он и не думал опускать палочку, я всё ещё был у него на прицеле.

— Ага, — закивал я. — Почему бы вам не спросить у него?

— Дамблдора нет в школе, — сухо ответила профессор Макгонагалл. — Он зачем-то отправился в Министерство Магии. Сказал, что у него какие-то дела в Отделе Тайн.

— В Отделе Тайн? — приободрился я. — Надеюсь, они там выяснили, как снова поменять местами меня и Гарри Поттера! И я наконец смогу вернуться в свой мир, а он — в свой.

— Значит, вы из другого мира? — заинтересовался профессор Флитвик. Я заметил, что палочка в его руках чуть дрогнула — он явно немного расслабился. А может, природное любопытство перевесило осторожность.

— Ага, — легко согласился я.

— Из другого мира или из этого, — сухо отозвалась профессор Макгонагалл, — но пока я не буду уверена, что вы не представляете для обитателей замка опасности, я не позволю вам просто так здесь разгуливать! Пока не вернется профессор Дамблдор, вы будете сидеть под замком!

— Негостеприимные вы люди! — заявил я. — К вам тут пожаловал путешественник из другого мира, а вы его под замок!

— Реабилитируемся ли мы в ваших глазах, если будем в процессе вынужденного заточения развлекать вас приятной беседой? — поинтересовался профессор Флитвик. В глазах его плясали весёлые бесенята. Кажется, он очень хотел расспросить меня о другом мире — и не собирался упускать своей возможности сделать это.

Я церемонно кивнул:

— Да, думаю, светская беседа спасет ситуацию.

И, не выдержав, рассмеялся — очень уж забавно выглядело выражение нетерпеливого предвкушения, застывшее на лице Флитвика.

* * *

Мы болтали с ним добрых три часа кряду — не знаю уж, как он умудрился посреди обычного рабочего дня выкроить столько свободного времени? Я рассказал ему об Ехо с его мозаичными мостовыми, о Кеттари, о созданном мной чудесном городе в горах... Словом, трепался не переставая.

Где-то в процессе этой познавательной беседы мы с Филиусом начали называть друг друга по имени. Кажется, мне удалось очаровать этого маленького, но очень грозного профессора.

А потом появился директор Дамблдор. Он укоризненно посмотрел на профессора Макгонагалл, понимающе — на Филиуса. И, конечно, полностью подтвердил мою историю. А ещё попросил профессоров по мере возможности помогать мне. Или, во всяком случае, не мешать.

— Разумеется, — сухо кивнула профессор Макгонагалл. — При условии, что... хм... мистер Поттер больше не будет даже пытаться что-либо трансфигурировать.

Я легко пообещал держаться от этой сложной дисциплины подальше — не очень-то и хотелось, говоря откровенно.

Когда профессора, наконец, ушли, я спросил профессора Дамблдора:

— Ну и? Что говорят в Отделе Тайн? Они могут поменять нас с Гарри Поттером обратно?

— Боюсь, нет, — развёл руками директор. Кажется, я впервые видел его таким грустным. — Видите ли, они обнаружили, что за это перемещение ответственно совершенно неизвестное и непонятное им заклинание. Сами принципы его действия лежат за границами того, что в этом мире известно о магии. Невыразимцы говорят, что, оказавшись в теле Гарри Поттера, вы нарушили не менее пяти базовых магических законов, считавшихся до сих пор незыблемыми. Нет, разумеется, изучение проблемы продолжается, но прогнозы неутешительные.

— Как же так? — огорчился я. — А они выглядели такими серьезными ребятами...

— Они считают, что всё произошло из-за того, что вас кто-то проклял. В вашем мире, понимаете? Поэтому для учёных этого мира так сложно даже понять, с какой стороны подходить к проблеме.

— Но, если меня прокляли в моем мире, то мои коллеги наверняка расследуют это дело. Они найдут недоброжелателя, который сделал это со мной и, конечно, с Гарри Поттером! И заставят его всё вернуть, как было! — произнес я радостно, гордый своими логическими выкладками.

— Остается только надеяться на это, — немного печально улыбнулся Дамблдор.

— Вопрос только, когда это будет. Ведь время в разных мирах идёт с разной скоростью. Оно вообще очень своенравно, это время. Здесь могут пройти десятки лет — а там какая-то жалкая пара часов, — вновь приуныл я.

— А потому, — спокойно сказал профессор Дамблдор, — я советую вам не ждать, пока вас спасут, а жить. Пытаться получать удовольствие от той ситуации, в которой вы оказались. Вы уже подружились с Гермионой Грейнджер, с Филиусом Флитвиком, с Хагридом.

— Это, конечно, здорово, — покивал я. — Только вот это не моя жизнь. Это жизнь Гарри Поттера. Не сказать, чтобы она мне не нравилась. Нормальная жизнь, даже отличная, временами. Но мне в ней тесно. Она мне жмёт. И это заметно! Вот сегодня меня разоблачили профессора — а завтра? Драко Малфой догадается, что я — не его давний школьный враг? Он, кстати, на меня уже странно косится. И гадостей подозрительно давно не говорил.

Профессор Дамблдор развёл руками:

— Я только прошу вас, Макс, постарайтесь! Постарайтесь как можно дольше оставаться в глазах жителей этого мира Гарри Поттером! Поверьте, это действительно важно. Исчезновение этого паренька может привести к многим жертвам — знаю, звучит фантастически, но так оно и есть.

— Ладно, — невесело согласился я. — Если вы так говорите...

— Кстати, об этом... — кажется, этому удивительному седобородому магу было немного неловко говорить. — Я прошу вас во время первого тура не использовать никакой слишком уж очевидно иномирной магии. Если вы, по своему обыкновению, начнете уменьшать предметы щелчком пальцев... Или метать эти свои Смертные шары... Все сразу заподозрят неладное.

— Океюшки, — печально покивал я. — Никаких Смертных шаров. Буду поливать неведомые опасности Агуаменти! И надеяться, что они просто растворятся и не будут мне докучать.

— Я, конечно, не прошу вас умирать во имя конспирации. Если другого выхода не будет, используйте любую магию, которую сможете.

* * *

Как будто мне было мало плохих новостей! На следующий же день меня настигла ещё одна. Удивительно, конечно, что она отстала от прочих почти на целые сутки. Но я до сих пор уверен, что это было пренеприятнейшее известие из того же выводка, что и прочие.

На этот раз, источником плохих новостей стал Хагрид.

За ужином мне пришла от него записка. Кстати, это было моё первое письмо в этом мире. Было немного странно отвязывать его от совиной лапы. Зато Букля была в восторге — кажется, ей нравилось быть полезной. Она довольно ухала и смешно топорщила перья.

В записке значилось: «Приходи ко мне в полночь, один. Постарайся, чтобы тебя никто не заметил — как ты умеешь».

Хагрид, разумеется, уже знал о моей особой способности всегда чувствовать, если в замке или на его территории кто-то находится неподалеку.

Я и раньше захаживал к Хагриду и в полночь, и даже ещё позже. Но делал это по своей инициативе, пользуясь щедрым предложением этого удивительного нескладного волшебника: «Ну ты... Это... Заходи как-нибудь». Мы пили изумительный травяной отвар, жевали нарезанную тонкими пластиками копченую дичь, беседовали о Лесе и его обитателях. Хагрид знал очень много интересного — и охотно делился знаниями, пусть и страдал некоторым косноязычием.

А вот теперь он меня пригласил, да ещё специальным письмом — что-то мне подсказывало, что это не потому, что Хагрид соскучился. И я не ошибся.

На этот раз Хагрид явно специально ждал меня на тропе, ведущей от замка к его уютному деревянному домику. Он шикнул на меня вместо приветствия и громким шепотом заявил:

— Я сегодня... Это... Свидание у меня... Хочу, чтобы ты за нами пошёл. Тебе интересно будет увидеть, да.

— Свидание? — оторопел я. — Даже не знаю, как сказать. Вообще-то я примерно знаю, как проходят свидания, вовсе необязательно мне показывать.

— Да не! — с досадой повысил голос Хагрид. — Не о том речь! Мы такую штуку пойдем смотреть... В общем, тебе её тоже непременно увидеть нужно. Я словами сказать не могу — нельзя, с магией шутки плохи. Но тебе нужно знать!

— Ладно, — оторопело согласился я. — А кто твоя избранница?

— О! — повеселел Хагрид, на щеках его проступили пятна румянца. — Ты её видел. Роскошная женщина! Мадам Максим, директор Шармбатона.

— Да-а, действительно, роскошная, — протянул я.

Закутанная в шелковую шаль, расшитую китайскими драконами, под усыпанным звездами небом мадам Максим выглядела великолепно. Я даже по-доброму позавидовал Хагриду — сумел же как-то добиться благосклонности такой ослепительной леди!

Некоторые красотки созданы для того, чтобы смеяться и блистать исключительно в свете солнечных лучей. Ночь их не то чтобы уродует, но делает блеклыми, что ли? А вот мадам Максим явно относилась к иному типу, тому, что под лунным светом расцветает.

Я шёл вслед за влюбленной парочкой по ночному лесу. Они интимно переплели пальцы рук и широко шагали вперёд, обмениваясь замечаниями о сюрпризе, прекрасной луне и чудесной погоде. Более подробно мне разобрать не удавалось.

Я вообще с трудом успевал за ними, то и дело теряя парочку за переплетением ветвей — мне ведь ещё нужно было оставаться незаметным. Но в конце концов я почувствовал, что цель нашего путешествия близко. Впереди я ощущал очень много незнакомых волшебников. И что-то ещё. Большие магические звери. Воплощение стихии. Так я чувствовал.

Четыре огромных дракона, вот что это оказалось. Маги — около трёх десятков — пытались, кажется, их утихомирить. Удержать на месте, используя ремни, цепи и волшебные палочки. Там была изящная серебристо-голубая самочка с огромными, загнутыми кверху рогами и жемчужно-белым частоколом клыков. Верткий зеленый зверь, сердито топающий большими задними лапами. Красный, гневно плюющийся огнем. И чёрный с красивыми, немного грустными темными глазами с вертикальными зрачками.

— Назад, Хагрид! — завопил один из волшебников, внезапно обнаружив лесничего и его прекрасную спутницу слишком близко к загону с опасными хищниками. — Сам знаешь, они стреляют огнем на расстояние семь метров. А эта хвосторога — на все пятнадцать.

— Какая красавица, — с искренним чувством восхитился Хагрид.

И я его понимал. Этот дракон выглядел опасным, но и чертовски красивым тоже.

Пока я любовался с безопасного расстояния драконами, волшебники наконец преуспели — сумели утихомирить своих питомцев при помощи коллективного залпа усыпляющим заклятием. Звери тяжело осели на землю, и их немедленно принялись пеленать ремнями и цепями так, что я даже посочувствовал немного этим гордым животным.

— Какие у вас здесь породы? — спросил Хагрид одного из волшебников. Кажется, это был какой-то его знакомый. Во всяком случае, ответил он лесничему с хорошо различимой теплотой:

— Самка венгерского хвосторога, валлийский зелёный обыкновенный, шведский тупорылый, китайский огненный шар.

— Всегда мечтал увидеть! — растрогался Хагрид. Мадам Максим смотрела на драконов с весёлым любопытством.

— Думаю, чемпионы окажутся куда меньше рады видеть этих красавцев, — с нервным смешком отозвался волшебник. — Им-то ведь предстоит не просто полюбоваться ими с безопасного расстояния. О, нет, организаторы хотят зрелищ! Ребятам надо будет сразиться с этими животными, ни больше, ни меньше. Признаться, я беспокоюсь за Гарри.

«Надо же, этот незнакомый тип за меня беспокоится... — растрогался я. А потом до меня дошло. — Мне надо будет сразиться?! С этими тварями?! Со всеми четырьмя?! Да ещё и без привычных фокусов в арсенале?!»

— Сразиться? — деловито уточнила мадам Максим. Она выглядела удрученной. Ну да, ведь ее подопечной, очаровательной белокурой Флер тоже предстояло в этом участвовать.

— Да, чемпионы, кажется, будут тянуть жребий — кому какой дракон достанется. А потом — не знаю в точности, как будет сформулировано задание... Но нам дали понять, что драконы могут в процессе пострадать.

Волшебник сказал последнюю фразу с таким возмущением, что я понял: может, он и переживает за Гарри Поттера. Но за драконов он переживает больше. Хагрид, кажется, полностью разделял его чувства:

— Какой ужас! — проревел он.

Я ещё раз внимательно оглядел драконов. Мне не хотелось калечить ни одного из них. Ни огненнобокую китайскую драконицу, ни серебристо-голубого шведа, ни гибкого зелёного валлийца. Ни, конечно, хвосторогу с печальными глазами.

Когда я возвращался к замку, я заметил в кустах неподалеку от временного обиталища драконов ещё одного человека. Кажется, это был директор третьей школы, чемпионом которой посчастливилось стать вечно мрачному Виктору Краму.

* * *

В гостиной Гриффиндора в этот час уже никого не было. Кроме Гермионы. Она читала какую-то очень толстую книгу в массивном переплете у камина. Я понял, что она ждёт меня, и благодарно ей улыбнулся.

— Что хотел Хагрид? — спросила Гермиона.

— О, — произнес я задумчиво. — Он хотел огорошить меня плохой новостью. Представляешь, меня собираются заставить во время первого испытания нанести вред редкому магическому животному! Нет, ты можешь себе это представить? Гринписа на них нету!

— Что? — непонимающе нахмурилась Гермиона. И я, конечно, немедленно всё ей рассказал. Для того, чтобы описать великолепие и мощь драконов, мне понадобилось приложить всё своё ораторское дарование. Было бы что прикладывать, конечно.

— Что же ты будешь делать? — пришла в ужас Гермиона. — Ты же не знаешь ни одного заклинания, которое могло бы помочь против драконов!

Я легкомысленно пожал плечами:

— В крайнем случае у меня всегда есть пара козырей в запасе. Правда, Дамблдор специально меня просил их не применять без крайней нужды.

Я задумался, мрачнея.

— А ведь и правда. Что же я буду делать?