Темные тучи сгустились над нашим миром. Приближалась война, и каждая мелочь, любой небольшой спор лишь ближе подталкивали к ней Средиземье. Мне было плохо от этого, но еще хуже было от того, что возможность прятаться от суровой правды в своем уютном уголке стремительно ускользала. Как одна из тех, кто был более или менее знаком с происходящим в мире, я понимала, что нам грозит. Понимала, давно все прочувствовала. Но, пока конфликт не развернулся на полную силу, ни в чем не участвовала. Интересно, удивлялся ли этому Саурон? Думал ли он что я первая побегу навстречу битве, используя всю свою магию, когда зло проявит себя на полную силу? Или он вообще об этом не думал?
Даже когда Глорфиндель привез в Ривенделл практически бездыханного Фродо Бэггинса, пораженного моргульским клинком, я ничем не помогла Элронду. Впрочем, ему это было и не нужно — мой старый друг и сам был великолепным целителем. Я же только утешала, насколько могла, старого Бильбо, в беседах с которым за последние пару десятилетий провела немало приятных часов. Бильбо Бэггинсу я могла рассказать о прошлом. Нет, конечно не о самой его волнующей части, которая много столетий оставалась скрытой во мраке (кто знает, возможно из нее получился бы роман, поразивший бы немало юных сердец). Я рассказывала о прошлом мира, о том, что осталось в тени событий, о которых знали все. И о себе, конечно, тоже. Но для таких, как Бильбо, да даже для таких, как Арагорн, невзирая на его мудрость и древний род, я была историей — слишком далекой и недоступной, чтобы они полностью поняли меня. Я могла смеяться с юными жителями Средиземья или болтать с ними о чем-нибудь незначительном, но, если они вспоминали, что точно так же я могла беседовать с теми, кто для них был историей — с Лютиэн, например, или Финродом (или Мелькором) — их лица менялись. Я не могла рассказать все о себе никому. Но мне нравилось рассказывать, и именно поэтому я любила разговаривать с хоббитом Бильбо, а точнее заваливать его потоком воспоминаний об ушедших временах. И я до сих пор, через очень много лет после того, как эта идея появилась впервые, мечтала писать.
Однажды я рассказывала Бильбо про Эрегион — каким прекрасным он был до прибытия зла, как хорошо спорилась тогда работа эльфов над улучшением мира, как мы были тогда счастливы. И, даже если я повторялась, хоббит слушал меня почти что с раскрытым ртом.
— Моя королева, вы должны написать об этом, — не раз говорил мне Бильбо. — Любой, кто проживает такую долгую великолепную жизнь, полную событий и приключений, просто обязан поделиться ею с остальными!
И, когда хоббит сказал об этом в первый раз, я пораженно взглянула на него, потому что не могла понять, как он, единственный из всех, смог прикоснуться к моей давней тайной мечте.
— Не думаю, — однако, ответила я. — В моей жизни было слишком неприятных моментов, которые должны остаться со мной, — и, увы, с Сауроном и частично с Куруниром, что намного для меня хуже.
— У всех в жизни бывают сложности, но вы только подумайте, сколько удивительно смогут узнать о мире те, кто...
— У всех в жизни бывают сложности, — бесцеремонно перебив Бильбо, слегка передразнила его я. — Кого ты учишь, Бильбо Бэггинс? Как ты уже любезно заметил, мне множество тысяч лет, и от меня веет седой древностью. Кстати, не каждая дама была бы рада тому, что ей об этом напоминают. А если серьезно, Бильбо, то я никогда не напишу о себе, потому что большая часть моей жизни выставляет меня в нелицеприятном свете.
Хоббит, слегка смутившись, кивнул. Неудивительно, я была хотя и не самой известной личностью Средиземья (слава Эру), но определенной славой пользовалась. И, увы, о некоторых неприятных моментах моей частной жизни было неизвестно только тем, кому было совсем на этом наплевать — например, хоббитам в Шире да травке в лесу. Да, не удивительно, что в свое время отец Трандуила был настолько против нашего брака.
— Но ведь это было совсем недолго, — возразил Бильбо, — Напишите про что-нибудь другое — например, про Первую Эпоху.
Воспоминания о том, чем я занималась большую часть Первой Эпохи, заставили меня, не задумываясь, ответить отказом.
— Тогда про Нуменор. Как вы там жили. Вы же любили Нуменор.
— Любила, — медленно ответила я. — Очень любила, — эта идея была уже много лучше.
Но, в конце того разговора, я все же посоветовала хоббиту идти приставать к Элронду — пусть лучше правитель Ривенделла напишет про себя книгу.
— А не то, — шутливо пригрозила я, — превращу тебя во что-нибудь такое страшное, что и Гэндальф ввек тебя не расколдует.
Бильбо потом уже почти сдался и предлагал мне писать не про себя, а про тех, кого я когда-то знала — про свою семью, или про тех, кто стал мне семьей в Дориате или Эрегионе. Но мне не подходило и это. Я не хотела рассказывать чужие истории, я, странным и самоубийственным образом, хотела рассказать свою. Иногда я сидела с чистым листом и бокалом вина на столе и с пером в руке и боялась, что когда-нибудь все мои секреты все же будут раскрыты. Но не мной, думала я, и откладывала перо в сторону. Нет, мои страшные тайны не стали тяготить меня больше, чем тысячу лет назад или во Вторую Эпоху, просто мне все чаще казалось, что никто, кроме Саурона, так и не знал настоящую меня. В Ривенделле было слишком много времени для ненужных разрушающих раздумий. Когда-нибудь я напишу о себе. В Валиноре, когда я уеду от всего.
Сейчас же у всех нас были куда более насущные заботы. Страшная беда, о которой мы начали подозревать вскоре после Битвы Пяти Воинств, дала о себе знать. Единое Кольцо явилось. И оно было в Ривенделле. И в то время, пока Элронд пытался вернуть к жизни страдающего полурослика, я думала и вспоминала о своей единственной встрече с этим Кольцом. О том ужасном дне, когда мы узнали, что закончилась война Последнего Союза, и я окончательно разругалась с Исилдуром. "Ты его не получишь, ведьма! Оно не твое! Оно только мое! Оно досталось мне по праву!" — кричал побагровевший от злости король Гондора, а потом вытолкнул меня из своих покоев. Тогда я впервые в жизни испугалась человека, даже несмотря на то, что у меня были силы его одолеть. Фродо Бэггинс принес в Ривенделл страшное зло, после тесного знакомства с которым никто не останется прежним. Фродо был настоящим героем. Как и Бильбо. Я ругала себя — почему, зная примерно, чем был одержим старый хоббит, я не догадалась о том, как велик масштаб бедствия? Почему думала, что это одно из очень слабых колец, может даже и не очередная шутка Саурона? И как я могла пропустить его мимо себя в Лихолесье, находясь с Кольцом в одном дворце такое долгое время?.. Я ведь тогда чувствовала что-то плохое, но разве я могла подумать, что?.. Понятно, почему Митрандир пропустил тревожные звоночки, но я, так долго имевшая дело с Сауроном и даже носившая одно из его творений, как могла? У меня не было ответов, только злость на себя. Мне пора было снова возвращаться в жизнь, отчетливо понимала я, но не могла сдвинуться с места. До встречи с Братством.
Фродо Бэггинс был уже почти готов прийти в себя, когда стали прибывать они — эльфы, люди, гномы. Среди них был и мой сын, которого я не видела уже очень давно. Вернувшись в Лихолесье, Леголас стал там еще более незаменим, чем прежде. Увы, новости у него были неутешительные — старый владелец Кольца, тварь по имени Голлум, воспользовавшись добротой лесных эльфов, сбежала из под носа у своих стражников, и даже Моргот не знает, где его искать, и к чему приведет его побег. Впрочем, всем этим Леголас обещал поделиться позже, на совете, планирующемся тогда, когда поправится новый Хранитель Кольца. Несмотря на краткость рассказа, Леголас хотя бы чем-то поделился со мной, в отличии от всех остальных. Никто, даже выглядящий еще более взъерошенным, чем всегда, Митрандир, не стремился делиться подробностями своих последних деяний и исследований. Серый Маг сказал, что это делается во избежании появления нехороших слухов, вполне возможных, когда на одном месте собираются столько разных и не похожих друг на друг личностей. В этом я не могла быть не согласна — представители всех народов Средиземья сейчас собрались в Ривенделле, и любой искры хватило бы, чтоб раздуть пожар. Врагу было бы это выгодно. Кроме того, добавлял Митрандир, зачем тревожить одних раньше, чем других? Пусть путники просто немного отдохнут в доме Элронда. Сама же я заметила, что с нетерпением жду общий совет. В последние много лет я ничего не ждала, кроме встречи с сыном. Меня радовала случившаяся перемена. Нет, наверное, я была еще готова пожить, готова была побороться за благо нашего мира. Сама уходя в прошлое, я больше не хотела жить только прошедшим.
Наконец, свершилось. Фродо Бэггинс очнулся, и у всех отлегло от сердца. Сидя на праздничном ужине неподалеку от моей дорогой Арвен, но все же в одиночестве, я наблюдала за Хранителем Кольца. В отличии от Митрандира, я была почти незнакома с маленьким народцем, исключением был только Бильбо. Но, если судить по рассказам Серого Мага, хоббиты должны были быть скорее такими, как два веселых и шумных спутника Фродо. Весь вечер эти забавные ребята болтали и хихикали между собой и пытались завязать разговоры с эльфийками. Еще один довольно толстый хоббит смотрел на все окружающее так, будто он видел плод замысла самого Эру. Было видно, что он давно мечтал обо всем этом. Бильбо ничто уже не было здесь в новинку, и старый хоббит, предпочитавший уединение, не присутствовал на трапезе, решив встретиться с племянником позже. Но Фродо же... Фродо казался особенным. Взгляд его огромных голубых глаз, казалось, был наполнен такой вековой мудростью, какую и не у каждого эльфа встретишь. Его лицо казалось одухотворенным — было видно, что полурослик перенес немало невзгод. Пройти с Кольцом от Шира до Ривенделла... Тогда, в первый день Третьей Эпохи, я не смогла вынести даже одного открытого взгляда на Кольцо, а еще осуждала Исилдура. Фродо Бэггинс разговаривал со старым и преисполненным важности гномом, и я решила, что тоже должна познакомиться с Хранителем Кольца. Я хотела, чтобы Кольцо больше никогда не попадалось мне на глаза, хотя догадывалась, что такой радости не случится.
Я, чего со мной не случалось уже очень давно, почему-то слегка робела перед Хранителем Кольца. Он, маленький юный хоббит, казался мне преисполненным такого мужества, какого у меня самой никогда не было. И Кольцо... Оно же было создано при мне, когда мы с Сауроном были вместе! Я всегда терзалась виной за войну в Эрегионе, но никогда не мучила себя из-за дальнейших злодеяний Саурона, даже во время войны Последнего Союза. Не следовало и сейчас начинать; я знала, что это бессмысленно, что это ни к чему не приведет, но нежданная вина накатила на меня бурным, как воды Бруинена, потоком, и я поняла, что мне жаль этих маленьких созданий, жителей Шира, куда даже больше, чем наш род, именно потому, что они были совсем ни при чем, а у большинства даже лучших из нас руки были по локоть в крови. И у меня. Особенно у меня.
Устало потирая виски и время от времени делая глотки из бокала, я почти уже справилась с неприятными мыслями, когда скамейка рядом со мной от тяжести низко прогнулась, и я от неожиданности чуть не свалилась с нее. Рядом со мной присел человек со светло-рыжими волосами.
— Милая леди, вы слишком грустны для пира, — заметил он.
— Изображаю какой я буду на завтрашнем совете, — невесело усмехнулась я. — Думаю, завтра нам всем будет не до улыбок.
— Вы приглашены на совет?
— На каждый, начиная с первого Белого совета, — я улыбнулась, увидев, что человек слегка недоуменно сморщил лоб. — Вам же явно только предстоит со всем здесь познакомиться.
— Моя стезя — военные советы у меня на родине, — ответил он.
— Я так и поняла. Вы из Гондора?
Человек оказался Боромиром, сыном Дэнетора, наместника Гондора.
— Ваш род древен и славен, — заметила я. — Однако вам тоже приходится ему соответствовать.
— Для меня это несложно, — этот человек был самоуверен и явно напорист и в речах, и в битве. Не так много людей первыми отваживались подходить к эльфам, если не знали их до этого. Для Боромира явно в этом не было сложности. Либо он был просто глуп.
— Вы так и не назвали, кто вы, прекрасная госпожа, — обманчиво мягко добавил человек. О Эру, может быть он думает, что мне лет.. сколько? Тридцать? Сорок? Я сдержала рвущуюся улыбку. Раньше жизни нуменорцев были длинны, как сейчас у Арагорна, но я знала, что срок жизни нынешних людей, особенно тех, чьи предки не жили на Острове-Под-Звездой, был совсем короток. Но ведь предки наместников Гондора были родом, кажется, тоже из Нуменора. Увы, я слишком мало интересовалась людьми в текущую Эпоху, поэтому не имела понятия, на сколько их лет я выгляжу и что вообще мог обо мне подумать Боромир.
— Я Сильмариэн, королева когда-то прекрасного леса, ныне называемого Лихолесьем, — улыбнулась я, искренне наслаждаясь потрясением на лице Боромира. О да, я королева. Только уже, наверное, бывшая, — Вот там, — указала я рукой на группу беседующих молодых эльфов, — справа, стоит мой сын, принц Леголас, — меня веселило то, как обомлел от этого человек, ведь я не выглядела намного старше Леголаса.
— Простите, — потрясенно сказал он. — Я вовсе не знал и не имел в виду...
— Конечно, не знали. Но советую вам и впредь не связываться с эльфийскими женщинами, если не хотите, чтобы вам во время прекрасной встречи лунной ночью рассказали о том, как жилось в Валиноре еще до создания Солнца и Луны.
Боромир моргнул. Потом моргнул еще раз. Я разгадала его план мило побеседовать с эльфийкой и явно поколебала толком несложившееся представление о нашем народе.
— Мы любим поностальгировать, особенно в последние годы, — с милой улыбкой добавила я, удивляясь своему сегодняшнему почти молчаливому остроумию.
— Я поверить не могу, что встретил эльфов, — признался Боромир. — Я сам много не интересовался вашим укладом, поэтому многому удивляюсь в последние дни. Но мой младший брат все детство провел за чтением о вашем народе. Ему в Ривенделле было бы интереснее.
— Книгочей и воин, — заметила я, — Наверное, вы прекрасно дополняете друг друга.
— Это воистину так. И Фарамиру известно куда больше о том, какие народы и события повлияли на этот мир. Я не дал бы вам больше тридцати, — резко сменил тему человек.
— А если бы вы выглядели чуть более утонченно, — улыбнулась я, — я не дала бы вам больше восьми тысяч, — и в очередной раз я насладилась изумлением на лице Боромира. Такое количество лет тяжело представить большинству людей, но ведь я-то их прожила...
Я хотела бы продолжить беседу с Боромиром, который явно по началу хотел просто игриво поговорить с эльфийкой и не рассчитывал на серьезный разговор, но я понимала, что мои дела на сегодня еще не закончены. Наверху меня ждало очередное письмо от Трандуила, которое привез Леголас, и которое я не хотела открывать, и к которому не хотела даже идти.. Но это было далеко не главным. Главным был Фродо. Мой интерес к хоббиту не ослабевал, и я боялась, что потом может просто не хватить времени его удовлетворить... И не только это. Кольцо. Единое Кольцо. Все мои чувства пришли в смятение, может, я опять стояла на пороге глупости...
Но, когда я подошла к столу, за которым сидел Фродо, я увидела там лишь двоих очень похожих друг на друга гномов, отца и сына, скорее всего. Рыжебородый гном помоложе смерил меня таким неодобрительным взглядом, будто я просила отдать мне Аркенстон. Такой скорее умрет, чем будет любезничать с эльфом. Только сейчас я обратила внимание, что трапезная слегка опустела. Когда я зашла в Зал Пылающего Очага, все только рассаживались по креслам. После трапезы и в предвкушении песен и историй все казались повеселевшими. Пусть радуются, ведь времени, возможно, осталось не так уж и много.
Я устремилась к Фродо, но тут же поняла, что ему сейчас будет совсем не до меня. Бильбо не был на пиру, все это время он сидел рядом с камином и пытался дописать давно обещанную нам песнь об Эарендиле, а вместо изысканных яств у хоббита были кусочек хлеба и чашечка воды. Еще издали я увидела радостную встречу дяди и племянника, и у меня защемило сердце. Мне не хотелось мешать им в момент, которого они ждали двадцать лет, такой значительный для них срок. Но я не могла не подойти.
— Я восхищаюсь тобой, — шепнула я Фродо Бэггинсу, быстро проходя мимо него и лишь слегка коснувшись его плеча, но зная, что он запомнит мой пристальный взгляд. — Ты тот, кто сделал невозможное. А ты еще узнаешь, кто я. И позже мне будет очень нужно поговорить с тобой, Хранитель Кольца.