Просто продолжать жить (гет)

— Итак, мы, по-моему, остановились на тонкостях восприятия дементорами формулировок, — сказал Мальсибер, с удовольствием отпивая дымящийся чай из белоснежной фарфоровой чашки, которую он совсем не аристократично держал в ладонях. — Понимаете — ощущения ведь точней и конкретней слов, и запутаться в них сложнее. Смотрите, — он отставил чашку и сжал своё предплечье. — Что я сделал сейчас — опишите, — попросил он.

— Сжали свою руку, — не очень понимая, к чему он клонит, сказал Поттер.

— А что я при этом почувствовал? — улыбаясь, спросил Мальсибер.

— Относительно равномерное давление в районе нижней трети предплечья, — ответил Поттер. — Не могу быть уверен, но думаю, что не слишком сильное.

— А ещё? — Мальсибер продолжал улыбаться.

— Ещё? — слегка удивился Поттер. — Ткань рукава под ладонью. И, может быть, шов… вероятно, ещё тепло от неё.

— Именно, — с улыбкой кивнул Мальсибер. — Видите, сколько слов потребовалось — и это при том, что вы, как профессионал, не произнесли, кажется, ни одного лишнего. А ощущение здесь будет одно — единое, разделённое на два. И будет намного точнее любых описаний. Поэтому и запутаться в ощущениях сложно… А разница между отсутствием запрета и согласием для дементоров, кстати, принципиальна, — он вновь взял чашку и сделал глоток.

— Почему? — Поттер предпочитал не высказывать собственных предположений, а задавать простые вопросы.

— Потому что это разница между изъятием и подарком, — неспешно проговорил Мальсибер, внимательно на него глядя. — Им не трудно забирать то, что хочется — прежде всего, конечно, тепло и радость, но, в целом, сгодятся вообще любые эмоции и ощущения, хотя боль, к примеру, они не любят — так же, как и тоску. Отчаяние уже лучше — потому что в нём есть определённая сила. Но любовь или страх ещё лучше — и они без труда получают их сами: просто берут и забирают себе. Это как прийти в магазин и купить еду — и потом самому её приготовить. Понимаете?

— Да, вполне, — кивнул Поттер.

— Согласитесь, есть разница с тем, что кто-то приглашает тебя на собственноручно приготовленный и составленный из твоих любимых блюд ужин, — улыбнулся Мальсибер, но в его глазах на сей раз была тоска. — Аналогия, конечно, не очень точна, — признал он и задумался. — Ещё можно сравнить с сексом с проституткой и любимой женщиной, — наконец, сказал он. — Да, пожалуй, это наиболее близко.

— Могу я спросить, — спросил Поттер, пристально глядя на своего собеседника, — как вы это узнали?

— На практике, — легко отозвался Мальсибер. — Именно так я и научился их понимать — когда начал добровольно кормить их.

— Кормить? — переспросил Поттер.

— Это самый точный термин, что я могу подобрать, — Мальсибер допил чай и тут же наполнил свою чашку снова. — Кормить, в каком-то смысле, собой… своими чувствами и эмоциями. Тогда — и только тогда — они начинали общаться по-настоящему. Для них это — как огневиски для пьяницы: они не могут устоять перед столь редким лакомством. И готовы ради него постараться — тем более, — он усмехнулся, — что им это по-своему интересно. Им тоже знакомо любопытство — или какой-то его аналог, но не к знаниям, а к новым ощущениям. И когда они поняли, что могут вызывать у меня их, общаясь — они научили меня всему сами. И тогда же я их и, как вы метко выразились, взвесил — я позволил им трогать себя как и сколько угодно, а поскольку я тогда, по большей части, лежал или — реже — сидел, я порой ощущал на себе их вес. Они лёгкие.

От нарисовавшейся невольно картины Поттера отчётливо замутило — вероятно, это достаточно ясно отразилось у него на лице, потому что Мальсибер вдруг удивлённо вскинул брови и рассмеялся:

— Мерлин, нет! Я бы тут же там и умер, наверное… что вы! — продолжая смеяться, он передёрнул плечами, отставив чашку, протянул руки к огню. — Я не думаю, что они вообще на это способны. Какая, однако, у вас фантазия, мистер Поттер…

— Видимо, ваш образ способствует, — отшутился тот. Мальсибер глянул на него изумлённо — и они рассмеялись, на сей раз оба.

— В общем-то, — снова заговорил Ойген, — понимать их несложно — если перестроиться и забыть о словах. В каком-то смысле это даже проще — передавать сразу ощущения. Иными словами, предлагая вам чай, мне просто нужно сделать так, чтобы вы ощутили его тепло, вкус и запах. Не так сложно — но я потом долго не мог вернуться к словам, — он улыбнулся. — Первые дни после побега я вообще не мог говорить — издавал отдельные звуки, но связать их даже в короткое слово у меня не выходило. Все пугались — даже эльфы. Если бы не Северус с его легилименцией, я не знаю, сколько бы времени мне понадобилось.

Он сказал это легко, полушутя, на одном дыхании — и умолк, запоздало сообразив, чьё имя неосторожно назвал. До сих пор он успешно избегал упоминания Снейпа в разговорах с и даже при Поттере — но разговор был слишком уж непростым, и он проболтался.

Поттер тоже молчал. Вскользь и с лёгкостью произнесённое имя резануло его, задев старую рану — хотя, в общем-то, в этом упоминании не было ничего странного: конечно же, Снейп должен был тогда лечить всех сбежавших и, естественно, не мог не использовать при этом и легилименцию, тем более, в таком, Поттер понимал, интересном случае.

И потом, они ведь вроде дружили? Как минимум, в школе.

— Вы хорошо его знали?

— Снейпа? — переспросил Мальсибер.

— Можете не отвечать, — уже досадуя на себя за слабость, сказал Поттер. — Я спросил к слову.

— Мы дружили в школе, — сказал Мальсибер. — Боюсь, это я привёл его к Лорду. Или в значительной степени я.

— А потом? — спросил после паузы Поттер.

— После побега? — Мальсибер вздохнул — очень медленно. — Нам всем было не до дружбы тогда. Какая дружба рядом с безумцем, от которого некуда деться? Хотя, — он потёр внутреннюю сторону левого предплечья, — ну как, некуда. Сейчас я понимаю, что вполне можно было — куда-нибудь в Австралию или в Южную Америку. В жизни бы Лорд там никого не нашёл Или еще Юго-Восточная Азия... были у нас, кто много об этом знал... Там есть места, где даже аппарация не работает, безо всяких щитов. А палочками пользоваться просто опасно.

— Опасно? — Поттер глянул на него с острым интересом. — Почему?

— Во-первых, они взрываются — прямо в руках, — радуясь смене скользкой темы, охотно принялся объяснять Мальсибер. — А в-вторых, они реагируют как безумные: манишь к себе, например, плод с ветки — прилетает всё дерево. А обычным Акваменти я чуть не затопил за секунды всю деревню: такая волна хлестнула — я испугался.

— Как интересно, — Поттер сжал подлокотники. — А где это?

— По большей части рядом с этими их пирамидами — слышали же, наверное? Сам не верил пока лично не побывал. Маггловские… в смысле, те, которые магглам открыты, подобного эффекта не имеют — говорят, у них внутри всё разрушено и осталась пустая оболочка. Но в горах и джунглях сохранились другие — и они не тронуты. Опасные места — и местные отнюдь не привечают гостей.

— Но вы там были, — настойчиво сказал Поттер.

— Я… — Мальсибер улыбнулся. — Меня знают. Не везде и не все — но некоторые знают. Вот и привезли как-то — в гости. Место потрясающе интересное, — сказал он — и предложил вдруг: — Я могу потом вам показать кое-что — в Омуте. Не всё — я связан словом — но кое-что можно. Там вокруг даже климат другой: дождей больше, и всё растёт лучше.

— Было бы интересно сравнить, — заинтересовано произнёс Поттер. — Я тоже по работе в очень странных местах бывал.

— Я покажу, — Мальсибер, кажется, удивился его интересу. — Могу сейчас что-нибудь вытащить — у вас дома есть Омут Памяти?

— Есть, — сдерживая нервную дрожь, кивнул Поттер и, не удержавшись, спросил: — Вы рассказывали об этом кому-нибудь?

— Родным рассказывал, — недоумевая всё больше, ответил Мальсибер.

— А Малфою?

— Я не помню… это важно? — он достал свою палочку — красного дерева, а не бледно-жёлтую, грушевую, к которой привык прежде Поттер, и огляделся в поисках подходящего сосуда.

— Нет, — соврал для чего-то Поттер.

Мальсибер тем временем трансфигурировал своё блюдце в изящный фиал и начал аккуратно и ловко вытягивать из своей головы тонкие светящиеся ниточки — сперва одну, а затем и вторую — и опустил их в него. Поттер отметил точность и лёгкость его движений — было видно, что он совершает привычное и не вызывающее у него никаких затруднений действие — и снова подумал, что, пожалуй, на возможном судебном процессе Мальсибер вполне мог бы согласится и на легилименцию: вряд ли и его голове легко отыскать то, что ему всерьёз захочется скрыть.

— Я думаю, этого будет вполне достаточно, — сказал, наконец, Мальсибер, протягивая ему фиал. — Я буду признателен, если вы мне их после вернёте.

— Непременно верну, — пообещал Поттер, вставая. — Похоже, что мы с вами на сегодня закончили — а у меня ещё много дел в аврорате. Я попрощаюсь с вами до завтра — надеюсь, с погодой нам повезёт больше. И спасибо, — он сжал в руке фиал.

— Я тоже надеюсь, — Мальсибер тоже вежливо встал, прощаясь. — До завтра, мистер Поттер.

В аврорат Гарри действительно было нужно, но фиал буквально жёг его карман — однако же дела требовали внимания, и ему пришлось подождать до вечера. Он, конечно, дождался — а когда рабочее время закончилось, запер дверь своего кабинета и, вылив в служебный Омут полученные воспоминания, опустил в него разгорячённое лицо.

И оказался в настоящих джунглях. Его оглушил щебет птиц — такой громкий, что перекрывал голоса, от которых, впрочем, всё равно не было толку, потому что говорили они на незнакомом Гарри языке, не похожем ни на один из ему известных. Он подошёл ближе, разглядывая их. Индейцы… Смуглые тела, широкие и высокие скулы, блестящие чёрные волосы, у многих заплетённые в косы… Мальсибер, несмотря на свою тоже смуглую от загара кожу, чёрные волосы и очень похожую одежду, смотрелся среди них инородно. Но понимать он их вполне понимал, хотя и обращался порой за помощью к своему спутнику — тоже индейцу, но, похоже, иного племени.

Они все стояли на окраине деревни и, похоже, собирались идти куда-то — а потом Мальсибер взял палочку и, видимо, произнёс то самое Акваменти. Того, что произошло дальше, не часто увидишь: из палочки вырвался мощный поток воды, сбивший с ног стоявших на его пути людей и широкой рекой устремившийся в сторону деревни. Мальсибер — ошарашенный и растерянный — отменил через несколько секунд заклинание, и взмахнул было палочкой ещё раз, но его спутники загалдели, размахивая руками, и он с виноватым видом спрятал её в чехол.

Следующее воспоминание перенесло Гарри к подножью небольшой четырёхгранной пирамиды с усечённой вершиной, сложенной из тёмного, поросшего мхом камня. Люди — и среди них, конечно, Мальсибер — стояли вытянутым полукругом у её наглухо закрытых дверей, и было похоже, что они то ли начинают, то ли заканчивают какой-то ритуал. Один из них, невысокий полный старик, стоял в центре. В руках у него была флейта — кажется, сделанная из какого-то растения — и он играл на ней быструю замысловатую мелодию. Поднялся ветер, и собравшиеся как по команде подняли головы и посмотрели на небо — Поттер последовал их примеру и увидел буквально на глазах собирающиеся на нём тёмные тучи. А потом хлынул дождь — и люди захлопали в ладоши и затанцевали, подставляя ему свои лица и радостно им умываясь. Мальсибер же, с лица которого не сходило заинтересованное и удивлённое выражение, тем временем тихо подошёл к пирамиде и осторожно коснулся её ладонью — и мгновенно её отдёрнул, словно бы от ожога.

Воспоминание оборвалось, и его выбросило обратно — оставив по себе больше вопросов, нежели принесло ответов.