Кто-то на его месте, наверное, захлопнул бы дверь, при этом постараясь еще бы прищемить мне пальцы, но Фродо Бэггинс совершенно спокойно пригласил меня, и я, слегка пригнувшись, вошла в его нору и без особого удивления огляделась. Нет, это жилище больше не было уютным — на полу валялись осколки мебели и посуды. Кажется, в этой норе больше не было ничего целого. Фродо в это время как раз, видимо, убирался — по углам комнаты стояло несколько наполовину заполненных мешков. Раньше мне понадобилась бы одна минута, чтобы вещи снова стали целыми, но теперь я просто подняла с пола осколок тарелки.
— Тут много битого стекла, — робко сказала я и кинула осколок в мешок.
— Спасибо, — без выражения кивнул Фродо. — Но потом придут мои друзья и помогут мне. Бэг-Энд подождет. Сейчас важнее привести в порядок весь остальной Шир, Ваше Величество.
— Но и ты сам не должен жить в руинах, — возразила я. — И не называй меня королевой, Фродо. Это осталось позади, ушло вместе с этой войной.
— Я это слышал, — снова кивнул хоббит.
— Еще бы, — усмехнулась я. — Что здесь произошло? Это теперь настоящий Мордор.
— А может быть Ангбанд? — устало спросил Фродо.
— Нет, — я слегка изумленно покачала головой, — Ангбанд был полон роскоши, пусть и мрачной. Но как было в Мордоре, я совсем не знаю, — на всякий случай уточнила я.
— Мы встретили Сарумана по дороге в Шир, — добавил хоббит. — Он много говорил... всякого... и про вас, в том числе.
— Не удивлена. Кажется, он говорил со всеми подряд. И ты этому веришь?
— С нами были Владычица Галадриэль и Гэндальф, но и без их мудрых советов мы давно поняли, что доверять Саруману нельзя. То, что здесь произошло, служит этому доказательством, — Фродо кинул половину ножки стула в мешок и устало потер глаза.
— Как? — похолодела я. — Какое Саруман имеет отношение к... — выговаривать это мне не хотелось, и я просто беспомощно обвела рукой нору, имея в виду весь Шир.
— Это он все устроил. Грабежи, заключения, убийства. Он пытался уничтожить Шир.
Ненадолго присев, Фродо рассказал мне обо всем. Компания хоббитов следовала в Шир медленно, не торопясь, и приехала как не к себе домой. Множество их соотечественников сидели по тюрьмам, уютные норки были разрушены и заменены на уродливые бараки, деревья были вырублены, а в самой стране установился настоящий военный режим! Но новые порядки в родных местах не понравились путешественникам, они подняли восстание и сразу же свергли новую власть. Но, к их удивлению, весь этот кошмар возглавлял не нелюбимый ими родственник Лотто, и не человеческие разбойники, а...
— Саруман! — с ненавистью прошипела я. — Что он сотворил, когда его оставили одного! Хорошо, что его так быстро убили! — хотя я до сих пор не отказалась бы сделать это сама. И за себя, и за все, что он сделал в последние годы нашему миру...
— Я не хотел смертоубийства на этой земле, — бесцветным голосом сказал Фродо.
— Ты слишком добр.
— То, что я не хотел этого здесь не значит, что я опечален смертью Сарумана, пусть он когда-то и был мудр, — возразил хоббит, и я понимающе улыбнулась. Это была странная беседа, где каждый словно ступал по тонкому льду, и, сколько бы ни было сказано, до сути еще никто не добрался.
— Значит, теперь вы будете заниматься восстановлением своих земель? — спросила я.
Фродо кивнул:
— Мы уже начали разбирать уродливые стройки Сарумана, завтра утром работа снова закипит. Бэг-Эндом займемся позже.
— Я хотела бы чем-нибудь вам помочь, — призналась я. — Только теперь я совсем не знаю чем. Во время битвы за Лихолесье я потеряла свою магию. Сейчас я не сильнее любого из вас. Но мне не хотелось бы быть совсем бесполезной... после всего, что наговорил Саруман. Особенно после этого.
— Я, может, и не забирался так далеко, как вы, — усмехнулся Фродо, — но я умею отделять правду ото лжи, как я вам и говорил. Вы вовсе не так плохи, как говорил Саруман. Гэндальф и Владычица Галадриэль сказали, что во многое из его гнусного рассказа нельзя верить. Они знают, как было на самом деле, верно? — я кивнула. — Разум моего дядюшки начал путаться, но, услышав про то, что Саруман говорил про вас, он посылал его ко всем троллям и балрогам, — добавил хоббит, и уголок его рта снова дернулся.
"А ведь я так быстро уехала из Ривенделла, что забыла повидать старика Бильбо!" — вспомнила я с угрызениями совести. Надеюсь, что мы еще свидимся, он же уже так дряхл! И Кольца, способного поддержать слабую жизнь хоббита, больше нет. А Тауриэль! Она ведь тоже живет в доме Элронда, а я, поглощенная своим страхом, о ней и не вспомнила...
— Знаешь, — вернула я хоббиту его улыбку, — я в жизни не забиралась так далеко, как ты! Мои путешествия были далеки и трудны, но далеко ни как твое.
— И у обоих из нас остались раны, которые не сотрет время. И уничтожение Кольца их тоже не стерло, — кивнул Фродо. — Я полагаю, королева, мы оба его жертвы. Я нес его Кольцо, и это чуть не уничтожило меня. Мне до сих пор снится его Око. Вы же годами смотрели злу прямо в лицо.
Почувствовав слабость, я присела прямо на порог, не отрывая взгляда от лица от снова начавшего работать Фродо.
— Как ты мудр, — пораженно прошептала я. — Я не ожидала такого... принятия.
— Сэм тоже его нес. Никто из тех, кто держал Кольцо, не станет осуждать того, кто поддался его Властелину. Я сам поддался этому... в последний момент, — Фродо опустил глаза. Я понимала, что та минута будет доставлять ему невыразимые страдания до конца его дней, и дело вовсе не в откушенном Голлумом пальце.
— Все было немного не так, — возразила я. — Понимаешь, я не была его жертвой, по крайней мере, не тогда, не в Первой Эпохе. Я... мы... он... он говорил, что любит меня, и когда-то это было правдой, — после этих слов я слегка смутилась.
Фродо вздохнул с выражением "О-Эру-и-ты-все-еще-в-это-веришь", но сказал:
— Никто не знает, каким может стать каждый из нас. Кем бы он ни был в начале. Говорят, изначально даже Мелькор вовсе не был зол.
— Это было слишком давно. Я его не злым не знала. Но, знаешь что, — вздохнула я, решив что достаточно и того, что Фродо с друзьями ко мне расположены, и не за чем вступать в споры, — давай выпьем и, если хочешь, я расскажу тебе все о своих путешествиях, а ты мне о своих.
— Трактиры были закрыты Саруманом, — вздохнул Фродо, — и их еще не открыли. Мои же запасы уничтожены, как и все в норе, — я тут же обнаружила, что взволнованно комкала, оказывается, не тряпку, а узорно вышитую салфетку, и виновато спрятала руку за спину. То, что вышивка не выжила, было виной только моих ногтей.
— Как? — жалобно воскликнула я. — Моргот, куда же я приехала!
— У Мерри и Пиппина возник такой же вопрос! — пошутил Фродо, и мы оба искренне и с надеждой на то, что выпивка еще вернется, рассмеялись.
— Тогда давай я помогу тебе вынести весь этот сор, — развела руками я, и мы снова принялись за очистку норы. Я уже долгие тысячи лет не делала ничего руками — это дело не волшебницы, и, тем более, не королевы.
Больше мы не говорили о зле в этот вечер. Фродо рассказывал мне о пути домой и о том, какое впечатление произвели на него эльфийские Владыки и их земли.
— Забавно, вы не кажетесь такой, как они, — произнес он, внимательно посмотрев на меня. — Не кажетесь такой бесконечно далекой, отстраненной и всесильной.
— И такой красивой, как Галадриэль я тоже не буду, — шутливо вздохнула я. Некоторые поводы для смущения, могут остаться с тобой и через века, пусть даже теперь ты над ними только смеешься.
— Вы обе прекрасны. Но и леди Галадриэль теперь тоже не кажется мне всесильной, как и лорд Элронд, — покачал головой Фродо. — А вы не казались мне такой с самого начала.
— Ты прошел великое испытание, и, наверное, теперь не будешь относиться к эльфийским Владыкам с таким благоговением, как прежде, — ответила я. — Но дело еще и в том, что Трех Колец больше нет, и магия, которую они творили, тоже уничтожена. Единое должно было быть стерто с лица Арды, но оно утащило с собой Три, и я не знаю, во зло это или во благо. Теперь мы, Эльдар — усталые странники прошлых лет, наши испытания закончились, и вскоре никто не будет нами восхищаться, и все о нас забудут.
— Я не забуду, — возразил Фродо, — и те, кому суждено было видеть ваш народ, тоже не смогут.
— Это очень трогательно, — улыбнулась я, — но твой век так короток по сравнению с моим! — я хотела сказать еще что-то о скоротечности жизни, но вместо этого вскрикнула от боли. Не подумав, я слишком сильно схватила острый обломок картинной рамы, и он сильно разодрал мне палец. Когда-то еще недавно я бы... Но теперь я всего лишь жалобно попросила у Фродо повязку.
* * *
Мои опасения насчет Шира были беспочвенными. Четверо героев приняло меня хорошо, а остальным жителям не было никакого дела до моего прошлого, и я, с радостью известив Галадриэль и Митрандира, что у меня все хорошо, осталась с хоббитами. Здесь я на самом деле была нужна. Рабочих рук было полно, а у Сэма Гэмджи была коробочка с волшебной пыльцой Галадриэль, но немного эльфийской работы все равно многого стоит, особенно для тех, кто раньше Эльдар не встречал. Я знала способы улучшить землю, не прибегая к помощи магии. Иногда достаточно одного эльфийского благословения. Я могла варить зелья, благодаря которым работа спорилась, а усталость уменьшалась — Шир был плодородным краем, и запасы, спрятанные людьми Сарумана были богаты и разнообразны. Я была королевой, поэтому даже такие секреты, как рецепт лембаса, были мне известны, и это тоже помогало. Я делала все, чтобы помочь хоббитам — от этих нехитрых для прежней меня забот до помощи Фродо в создании новой обстановки Бэг-Энда. Сэм был поражен тем, что я придумала — теперь нора слегка напоминала Ривенделл, слегка Лориэн, но не теряла так любимого жителями Шира простого домашнего уюта. И хоббиты, не любящие чужаков еще больше после недавних событий, начали относиться ко мне с теплом и приязнью, что не могло меня ни утешать. Они были благодарны за помощь, сказал Фродо, теперь они полюбили бы и Гэндальфа.
К великой радости жителей Шира, перебои с продуктами и крепкими напитками скоро прекратились. Зимы в Шире были теплыми, а нынешняя так и вовсе похожей на весну. Новым стройкам ничто не мешало работать, Сэм ждал, когда же вырастут посаженные им деревья, а мы с Фродо, который временно стал Бургомистром Шира (пока прежний отъедался), все чаще оставались вдвоем. Я так и жила в Бэг-Энде — сначала переезжать мне было неудобно, а теперь и самой не хотелось. Фродо сказал, что я могу оставаться столько, сколько сама пожелаю — ему была приятна моя помощь, нравилось мое общество, и... он до сих пор считал мое присутствие честью.
Мы очень много разговаривали. Фродо рассказывал мне о своем путешествии, о тех чувствах, что тогда испытывал, и когда он сказал, что мало кому мог бы так довериться, для меня это было наивысшей похвалой. Я тоже рассказывала ему обо всем, что со мной произошло. Рассказывала правдиво и без прикрас, как дергала за ниточки истории, даже когда рассказанное повергало Фродо в ужас, и он не мог этого скрыть. Я говорила с Галадриэль, когда была в последний раз в Лориэне, говорила с Митрандиром, но ни перед кем я не раскрывала душу так, как в те долгие зимние вечера перед маленьким полуросликом, прошедшим огромное испытание. Говорила даже когда сама не могла разобраться в собственных чувствах. И однажды Фродо сказал мне то же, что говорил и Бильбо, то же, о чем и я думала уже так долго.
— Но Леголасу нужно время, чтобы все обдумать, хотя он и знает, что правдиво, а что нет, — задумчиво протянул Фродо как-то раз, и это было довольно внезапно.
— Да, — я угрюмо положила голову на скрещенные передо мной на кухонном столе руки, — но не с моих слов. Он отказался говорить со мной, пока все не обдумает.
— Тогда поговорите с ним сами.
— Он не владеет осанвэ, придется ждать следующей встречи. Кто знает, когда она будет...
— Не обязательно, — Фродо вскочил с места, ринулся в свой кабинет и вернулся оттуда с пером, чернильницей и большой бархатной синей тетрадью.
— Какая красивая, — я пролистала страницы и увидела, что они чистые.
— Напишите ему, — решительно сказал Фродо. — Такая история, как ваша, не должна пропасть. Запишите ее!
— И в эпиграфе нужно написать: "Прочитавший! Никогда так не делай!" — я усмехнулась. — Послушай, ты у дядюшки эту идею позаимствовал? — с сомнением спросила я.
— Нет, — ничуть не обиженно ответил хоббит. — Даже без тех подробностей, что открылись недавно, ваша жизнь была интересной, а с ними она становится...
— Поучительной?
— И это тоже. Но я хотел сказать, что это ваш шанс. Напишите все правдиво и дайте это почитать Леголасу, Владыке Элронду, вашему мужу. Леголас очень добр, и он поймет вас. Владыка Элронд мудр и тоже добр, ныне он думает о прошедших днях, но когда обратится к настоящему, он все простит.
— Трандуил же кинет мне эту тетрадь в лицо и скажет, чтобы я шла к Морготу, причем за той же целью, что и к брату. В лучшем случае, — я пыталась пошутить, но это фраза оставила у меня горечь во рту. — Но ты об этом и сам уже догадываешься.
— Он не может быть настолько безнадежен, иначе не считался бы столько лет достаточно мудрым эльфийским королем, — может быть, Фродо прав? Сильмарилл же теперь лежит на теле Торина Дубощита, а не стоит рядом с троном лесного короля... Нет, все же не думаю, что Трандуил меня поймет и простит.
— Ты пишешь свою книгу, я буду писать свою, — медленно протянула я. — Я даже не знаю, с чего начать, моя жизнь была такой длинной... А знаешь, это хорошая идея. Лучшая из всех, что я слышала за очень долгое время. Я всегда об этом мечтала, если быть совсем честной. Только раньше я не могла бы написать никакой правды. Я думала, что напишу это только в Валиноре, ведь раньше книга в Средиземье могла бы меня разоблачить.
— Но теперь это будет не разоблачением.
— Нет. Теперь я просто открою душу, как всегда об этом мечтала. Как раскрывала ее только перед тобой. И перед ним, когда-то давно.
Я взяла пустую тетрадь и все принадлежности и отправилась к себе в комнату. Потом, немного подумав, прошла в погреб и прихватила оттуда бутылочку — кое-какое состояние у меня имелось, и я могла позволить себе баловать нас с Фродо. Села за стол и раскрыла тетрадь на первой странице. Подумав еще, пошла в кабинет Фродо — хоббит был уже там — и попросила у него листы для заметок и черновиков. Снова села за свой стол. Откладывать было больше некуда. Я смотрела на тетрадь, и мне казалось, что она будто бы делает то же самое. Писать — это не говорить. Это куда сложнее. Это требует массу душевного труда и боли, не говоря уже о том, что и пальцы можно стереть в кровь. Я налила себе вина и отпила. Я не знала, с чего начать.
"Когда мне было десять лет, я попала"... — банально, и так можно и с сотворения Арды начать.
"Я встретила Саурона, когда пришла поговорить с Мелькором о моем сне"... — оба в первом же предложении! Ненависть читателя так и клокочет и переливается через край! Да и рассказ не про него, Саурона, а, все же, про меня, Сильмариэн.
"Мой отец был величайшим мастером в Валиноре"... — а мама была красивая и добрая. Да уж. Балроги, и почему про Мелькора, сидя в Ангбанде, было куда легче писать, чем здесь про себя? Не потому даже, что там за неповиновение, мне могло бы достаться.
Посвящение лучше не ставить. "Моему сыну Леголасу", — а потом история про все эти непотребства, о которых уже в подробностях выслушал Фродо. Прелестно! "Моему мужу Трандуилу", — издевка из издевок. "Моему бывшему мужу Гортхауру. Покойся с миром".
"Если ты читаешь эти строки, то знай, что история эта не будет простой. Она не развлечет тебя холодным зимним вечером и не заставит смеяться. Быть может, плакать ты не будешь, но, возможно, проявишь капельку сочувствия к одной из Благословенного народа, чья жизнь"... — дальше я не могла придумать, но это было уже лучше. Кажется, не банальное глупое вступление, как предыдущие, но и не нравоучение, не пересказ, рассказывающий все о том, что ждет впереди, но и не заметка, которая создаст ложное впечатление. Но, кажется, все равно не то. "Быть может, плакать ты не будешь", — нет, не будешь, потому что я хочу, чтобы ты рыдал! Не получается у меня ничего придумать! Да и разве обязательно начинать все с начала? Можно начать с главы — с истории, за которую первой зацепится моя мысль! Но, полагаю, мои мысли меня подводили не только из-за усталости или растерянности. Первая бутылка, пока я пыталась выдавить из себя начало книги, подошла к концу, и я сходила за второй, хотя вовсе и не собиралась этого делать. Но, открыв вторую бутылку, я продолжала думать, думать и думать, вспоминать, что-то записывать, делать какие-то пометки на листках... потом, с третьей, то плакать, то смеяться от того, какие мысли лезли мне в голову...
Я значительную часть жизни пила много вина, но до абсолютно беспамятства за свою длинную бессмертную жизнь я напивалась лишь дважды. Первый раз, абсолютно осознанно, чтобы утопить горе от того, что Саурон приехал в Эрегион, потревожив мою абсолютно спокойную, веселую и устоявшуюся после Чертогов Мандоса жизнь. А второй раз, совершенно случайно, вышел таким — в норе Фродо Бэггинса, в компании лишь воспоминаний о прошедших Эпохах и мятых клочков бумаги. Проснувшись поутру, я обнаружила, что большинство из моих ночных записей представляли из себя каракули, но зато ими прекрасно можно растопить камин.