Конфиденты (джен)

Хотя Ариэль понятия не имела, чем занимается Поттер, она оказалась абсолютно права в своих предположениях — тот пытался добиться пересмотра дел Пожирателей смерти и их последующего освобождения.

Поддавшись уговорам утратившей от горя объективность Гермионы, он отказался от услуг опытного артефактора, и некоторое время, как им казалось, всё было в порядке, однако уже к концу первой недели стали проявляться ухудшения. Предоставив Анжелине заботу о детях, Поттер с Грейнджер всех себя посвятили поиску выхода из ситуации, но, чем больше проходило времени, тем явственнее становилось, что они не справляются. Фред, сын Анжелины, с детства был болезненным ребёнком, так что его вялость никого не удивляла, а вот Джеймс, лишившись ежедневных ритуалов Лэнгтон, заметно сдал. Он совсем не набирал вес, плохо ел, всё время лежал молча и практически неподвижно…

Гермиона не спала и не ела, стараясь помочь, но, конечно же, не справлялась. И в один далеко не прекрасный момент Анжелина прямым текстом обвинила её в том, что по глупости Грейнджер они лишились единственного человека, кто готов был спасать их с Поттером детей.

Вдоволь накричавшись и выпустив пар, бывшие гриффиндорцы наконец-то смогли принять факт, что сами не справятся, как бы им ни хотелось верить в обратное. Они стали искать выход, того, кто сможет им помочь, но все их усилия разбивались о чужое равнодушие: артефакторы все как один отвечали отказами, а, узнав, что Поттер сам отказался от помощи Лэнгтон — крутили пальцами у виска и захлопывали двери перед их носами.

— Я сама с ней поговорю! — решила в конце концов Грейнджер, смирившись, что иного выхода нет.

— Ты только снова всё испортишь, — покачал головой Поттер, уже не обращая внимания, какие слова использует.

Отношения между лучшими друзьями были натянуты до предела.

И он действительно на следующий же день отправился в артефактную лавку… вот только ничего не добился. В тот день, когда он пошёл на поводу у лучшей подруги и распрощался с Лэнгтон, он думал, что всё позади, что ему теперь не придётся терпеть в своём доме не слишком приятную женщину, которую он совершенно не понимал и потому боялся, что нет больше нужды переступать через себя и добиваться пересмотра дел Пожирателей смерти — от одной только мысли о котором его начинало мутить. И, конечно же, он не предпринял ни единого шага в этом направлении, хоть и сказал Лэнгтон иное. Но сейчас, шагая по грязным камням Лютного переулка, он понял, что сам подписал себе приговор и отступать некуда. Ему придётся снова переступить через себя и всё же поговорить с Кингсли — иначе умрёт не только его сын и сын Анжелины, но и он сам, Гарри Поттер, погибнет от нарушенного непреложного обета.

* * *

Ариэль на Поттере поставила крест. Получив свободу, она старалась не думать о оставшихся в Азкабане людях. За годы, что прошли с Битвы за Хогвартс и ареста Лестрейнджа и Эйвери, она успела смириться, что крёстный отец сына и её лучший друг больше никогда не будут свободны, поэтому, даже видя, что Поттер покорно выполняет все условия их сделки, до конца не верила, что сможет чего-то добиться. Потому и разочаровалась не слишком сильно. Было, конечно, до слёз обидно, да и потраченного на поттеровского ребёнка времени жалко, но… Жизнь быстро вошла в привычную колею, всё вернулось на круги своя, но иногда вечерами сидя у камина в окружении семьи и друзей, они вспоминали отсутствующих и вновь мысленно проклинали Поттера.

Ариэль скучала по Данкану, Реймонд по Рабастану, а Кристофер, давно и прочно вошедший в их семью на правах младшего брата, волновался за обоих Лестрейнджей. Крис жил в Лестрейндж-холле на правах единственного наследника мистера и миссис Лестрендж, однако хозяином себя не считал — ждал возвращения Рудольфуса. Раз за разом обсуждая ситуацию, они так и не придумали ничего стоящего, и потому приходилось ждать, когда пятилетний срок Люциуса Малфоя подойдёт к концу и тот выйдет на свободу и сможет подсказать верные шаги к цели. А пока они только и могли что по одному находить многочисленных свидетелей, видевших деяния Пожирателей смерти, и избавиться от них: кому стирая память, а кого и подкупая. Ни Мальсиберы, ни Эдриан Нотт, ни Шэпард не были гениям интриг, так что предпринимать что-то большее они боялись, не желая рисковать лишний раз, а потом Ариэль арестовали, и заговорщики свернули свою партизанскую деятельность.

Визит Мальчика-Который-Выжил в лавку лишь всколыхнул воспоминания, а изменить ситуацию они по-прежнему не могли. Но довольно скоро заметили волнения…

Ариэль не бывала в Министерстве магии, после увольнения из Отдела тайн она старалась избегать встреч с бывшими коллегами, однако по работе ей приходилось общаться с многими магами, и в информации недостатка у неё никогда не было. Что-то назревало, и волшебники волновались, не зная, чего ждать. Гром грянул, как это всегда и бывает, внезапно. «Ежедневный пророк» вышел с огромной статьёй на полгазеты, в которой неизвестный журналист анализировал поступки Пожирателей смерти и членов Ордена Феникса, разбирал их схватки и применённые обеими сторонами заклинания, и в конце приводил вывод, что в Азкабан нужно было сажать всех скопом… Ну или хотя бы сейчас пересмотреть все приговоры и провести, наконец, нормальный суд.

С громким звоном разбилась чашка, залив коричневыми кофейными потоками белоснежную скатерть, но Ариэль этого даже не заметила. Она подняла взгляд от газеты на мужа и тихо протянула:

— Неужели началось?

— Что — началось? — недоумённо переспросил Рей, доставая палочку и ликвидируя пятно. — Ты всё-таки сделала это! — улыбнулся он, взяв «Пророк» и пробежав статью глазами.

— Думаешь, Поттер испугался?

— То, что испугался — точно. Не наломал бы дров теперь…

В столовую ворвался Кристофер, держа свёрнутую газету на манер оружия, и, не утруждая себя приветствиями, на выдохе воскликнул:

— Вы видели?!

— Видели-видели, — усмехнулся Реймонд. — Успокойся. Завтракать будешь?

— Какой завтрак?! Нам же нужно…

— Крис! — строго перебил тот. — Всё, что было возможно сделать, мы уже сделали. Теперь дело за Поттером.

— Который умудрится всё испортить за миг до нашего торжества, — буркнул Кристофер, однако сел за стол. — Ариэль, ты должна с ним поговорить!

— Вот уж нет. Пока он мечется в панике, пытаясь чего-то добиться, но стоит мне дать ему понять, что я готова помогать — всё, Поттер снова сложит лапки и начнёт терзаться мыслью, что совершает ошибку, а я — враг пострашнее Пожирателей смерти.

— Она права, — поддержал супругу Реймонд. — Сейчас стоит держаться от него подальше. Просто на всякий случай.

— Думаете, Поттера станут проверять?

— А ты сам бы поверил, что национальный герой ни с того, ни с сего воспылал сочувствием к поверженным врагам и печётся о их благополучии? — хмыкнула Ариэль. — В помешательстве его вряд ли заподозрят, а вот о ситуации с его ребёнком многие знают. Уизли не молчат же, уже, наверное, половина магического мира в курсе, что Поттер разорвал с ними все связи и пытается спасти сына от перехода проклятия. А как этого можно добиться? Только обратившись за помощью.

— А помогать ему никому не захочется, — понимающе протянул Кристофер. — Потому получить помощь он мог исключительно в обмен на что-то, некие услуги…

— И в этом свете его настойчивость в отношении пересмотра дел Пожирателей выглядит особо подозрительно, — закончила мысль Ариэль. — Так что нам стоит держаться от него на максимально возможной дистанции. Обет, конечно, защитит меня от его обвинений, да и нечего ему мне вменить — это даже не шантаж был, я лишь назвала свою цену, — однако зачем рисковать? Уверена, Поттер попытается связаться со мной сразу же, как ситуация с судом прояснится.

— Ты будешь ему помогать?

Она ответила не сразу:

— Не знаю. Не хочу этого делать — точно. Но Поттер ещё не раз может оказать полезным. Пока не могу сказать.

— Главное, помни — ты ему ничего не должна, — усмехнулся Кристофер, похлопав её по руке.

* * *

За ситуацией в Визенгамоте с неослабевающим вниманием следили все английские маги. Общество поделилось на три неравномерные группы и не по признаку чистоты крови, как это можно было бы легко предположить. Многие чистокровные действительно ждали освобождения родственников и друзей, но в большинстве своём маги с длинными родословными ратовали за пересмотр потому, что не одобряли решения, принятые ослеплёнными победой людьми. Вторая и самая многочисленная группа состояла из тех, кто считал, что справедливый приговор после пересмотра не изменится, а если кого-то осудили несправедливо, то долг общества это исправить. Ну а в третью группу входили бывшие члены Ордена Феникса и те, кому ненависть застилала глаза, и вот они-то и были самыми активными…

Скитер взяла на себя освещение ситуации в прессе, и теперь магический мир мог наслаждаться едкими комментариями по каждому обсуждаемому Визенгамотом вопросу. Судьи старались не попадаться ей на глаза, потому что их непродуманные ответы тут же становились достоянием общественности, и они были вынуждены либо выполнять обещания, бывшие на самом деле саркастическими отказами (о чём Рита, разумеется, не писала), либо оправдываться перед коллегами и знакомыми и «менять» позицию, что не лучшим образом сказывалось на их репутации. Напряжение неуклонно нарастало, Аврорат лихорадило, из Азкабана ежедневно кого-то доставляли на допрос…

Чего бы ни ждали авроры и члены Ордена Феникса, их всех постигло жестокое разочарование, потому что самооговором заниматься желающих не нашлось, как и тех, кто готов был купить себе свободу за счёт утопления товарищей по несчастью.

А потом просочились слухи о исчезнувших уликах и изменённых показаниях свидетелей, и, до того, как успели найти виновного, «Ежедневный пророк» выпустил очередную статью за авторством Скитер, в которой прямо и откровенно спрашивалось: а существовали ли те доказательства и улики на самом деле, или же ненависть и желание отомстить оказались так велики, что все обвинения победители просто-напросто сфабриковали? Ведь, как всем известно, отсутствие доказательств хоть и не считается доказательством их отсутствия, голословные заявления суд не принимает к рассмотрению.

И вот тогда-то Поттер и возник снова на пороге артефакторской лавки.

Утро началось как обычно, Ариэль создавала довольно сложный защитный амулет, ориентированный на специфические чары, попутно рассказывая ученику о маленьких хитростях, упрощавших работу. Около десяти часов сова принесла письмо от одного из поставщиков, у которого неожиданно оказался избыток редкой травы, что использовалась в зельях-нейтрализаторах, и Ариэль отправила Криса на встречу — упускать такой шанс было бы глупостью.

И потому, когда Поттер ввалился внутрь с палочкой в руке и не говоря ни слова запер дверь, Ариэль некому было защитить. Она молчала, с испугом глядя на нежданного посетителя, а тот, обернувшись к застывшей за прилавком хозяйке, на выдохе сообщил:

— Мне больше нечего терять. Либо вы спасёте моего сына, либо я вас прямо сейчас зааважу.

Грязный, с запёкшейся под носом и на подбородке кровью, небритый, растрёпанный, в порванной мантии, на которой темнели подозрительно напоминающие кровь пятна, он выглядел пугающе. А лихорадочно блестящие глаза, взгляд которых перебегал с одного предмета на другой и не фиксировался ни на чём, недвусмысленно показывали, что Поттер себя не контролирует и действительно может совершить что угодно. В том числе, исполнить угрозу.

— Опустите палочку, мистер Поттер, и объясните, что происходит, — как можно спокойнее обратилась к нему Ариэль, боясь спровоцировать нападение.

— Что происходит?! — заорал он, и Ариэль отшатнулась, больно ударившись локтём от стену позади. — Из-за вас моя жизнь кончена!

— Из-за меня? — холодно парировала она, старательно скрывая испуг. — Или из-за вашей глупой доверчивости и Уизли?

— Это уже неважно…

— Однако палочку вы направляете на меня, а не на Уизли!

— Мисс Лэнгтон, — оружие он опустил, но всё же не убрал. — Мне нечего терять, я действительно готов убить вас в случае отказа. Пути назад у меня уже нет. Если Джеймс погибнет — у меня не останется ничего, что держало бы меня на земле. Понимаете?

— Понимаю. И всё же, что произошло?

— Министр вычислил, кто проник в архив и уничтожил улики. Отныне я вне закона.