Одержимость (гет)

Прошло около недели с того злополучного дня. Бодан исправно не пускал никого в поместье Амеллов. Мариан лежала в кровати посреди пустых бутылок и их осколков. Снова. Допив очередную, она швырнула ее в сторону камина, и та с жалобным звоном разлетелась на куски. Точно так же разлетелась на куски её мирная жизнь в этом городе. На подушке лежало письмо от Бетани, которое Мариан так и не распечатала.

— Госпожа, вам нужно поесть, — причитала Орана, стоя на пороге спальни. — Вы уже два дня совсем ничего не ели.

Хоук оторвала голову от подушки, мутными глазами уставившись на служанку.

— «Есть»? А что это? — медленно произнесла она. — Зачем есть? Чтобы жить? Зачем мне жить? Всё для чего я жила последние годы — БУМ! — взлетело на воздух.

Орана вздохнула и покинула комнату. Хоук ничего не желала знать о происходящем снаружи. Ничего не хотела слушать о друзьях, исправно ломившихся к ней в дом, желая утешить, подбодрить. Тем более она не хотела слышать ничего об аристократах, желавших нанести ей визит. По всему городу ходили слухи о поединке Защитницы с рыцарем-командором. На каждом углу люди шептались об этом. Кто-то утверждал, что Защитница сошла с ума, заразившись безумием Мередит, кто-то поддерживал такую казнь. Но больше всего сплетен и пересуд касалось уничтоженной церкви. В этом жители были единогласны. Невообразимое святотатство. И совершенное кем? Любовником самой Защитницы. Эти факты говорили явно не в пользу Мариан и являлись еще одним поводом для неё не показывать носа из поместья. Андерс говорил, что не хотел впутывать её, но он впутал, причём далеко не лучшим образом. О чем он думал? Что люди будут смотреть сквозь пальцы на то, что человек из окружения Защитницы под самым её носом сотворил такое? Марианн Хоук, надежда и опора всего города, потеряла контроль над ситуацией, не уберегла Владычицу Эльтину и десятки других невинных людей. Себастьян, увидев, что Хоук отпустила преступника, немедленно оскорбился и, пообещав однажды вернуться в Киркволл с войском, оставил Защитницу. Наплевать. Пусть катится, слащавый принц. Бетани, правда, расстроится. Только бы он не остыл к ней из-за такой непутёвой сестрицы.

Мариан была опустошена. Она только начала открывать свое сердце Андерсу. Никогда в своей жизни она никого не любила по-настоящему, однако у Андерса были все шансы стать первым. Он говорил, что однажды причинит ей боль. Она к этому готовилась, ожидая чего угодно: что Справедливость овладеет его разумом, заставив убивать, как в случае с той девушкой-магом, или заставит вырезать храмовников, или же он бросит её (хотя ей не привыкать, чего уж там), или… Но такого она предположить не могла. Нет, могла, когда узнала, для чего обычно применяется селитра. Но почему-то ей казалось, что он просто хочет запугать Владычицу Эльтину. Она ругала себя за то, как обошлась с Андерсом на площади. Но он сам разве лучше обошёлся с ней? Так пусть пожинает плоды своих усилий.

Мариан поднялась в поисках ещё одной бутылки. Спутанные волосы упали ей на глаза, и она нервно отбросила их. Потом вдруг замерла. Она встала с кровати и подошла к зеркалу, висевшему возле шкафа. Он любил расчёсывать эти волосы, зарывался в них и повторял, как хорошо они пахнут. Он был так нежен с ней, а потом пошёл и взорвал церковь. Один за другим черные локоны падали к ногам Мариан, словно чёрные слёзы, чёрные клочья её истерзанной души. Этот город безумен. Он выедает своих жителей насквозь, опустошает их. Те сердца, которые не поддались этому безумию, стали мертвы, словно камни, из которых было высечено почти всё в этом городе. Она не станет дожидаться своей очереди.

Когда Мариан вымылась и привела себя в приличный вид, Орана уже убрала её комнату. Хоук сосредоточенно глядела в одну точку, сидя на кровати, когда в дверь постучал Бодан.

— Монна Хоук, позвольте… кхм… Пришёл рыцарь-командор Каллен. Очень настаивает на встрече с вами.

— Каллен? — эхом отозвалась Защитница и, немного помедлив, сказала: — Пусть подождет внизу.

Бодан облегченно вздохнул. Похоже, его госпожа наконец решила прекратить своё затворничество. Он пригласил Каллена в дом, предложив ему место в кресле возле камина. Услышав шаги на лестнице, Каллен поднялся с места. Защитница заметно похудела и осунулась. Под ее глазами залегли резкие тени, а сам взгляд был каким-то потухшим и ничего не выражающим. Опять он видел её такой. В прошлый раз смерть матери подкосила её, а теперь этот ужасный взрыв… Не произнеся ни слова приветствия, она опустилась в кресло рядом. Каллену ничего не оставалось, кроме как последовать ее примеру. Несколько минут они сидели молча, пока Защитница не нарушила молчание:

— Если тебе есть, что сказать — говори.

Каллену много чего хотелось сказать, но он не знал, с чего начать. Половина приготовленной речи отпала сразу, как только он увидел, в каком состоянии сейчас Мариан. Он очень нервничал, ведь это был их первый нормальная встреча наедине с момента расставания, которое случилось в этом самом доме. За эти годы он так и не смог смириться, что потерял эту женщину. Даже несмотря на то, что она успела спутаться с треклятым отступником-еретиком, сейчас Каллену больше всего хотелось послать всё в Бездну и обнять Мариан. Сказать ей, как ему не хватало её, просить всё забыть и начать сначала. Пусть бы она позволила сгладить свою боль от предательства этого Андерса. Но глядя в эти пустые глаза и отсутствующее выражение лица, он понимал, что более неподходящего момента для всего этого нельзя было и придумать. А потому он сделал над собой усилие, прокашлялся и осторожно начал:

— Я… мне очень жаль…

— Оставь это при себе, — перебила его Хоук, в её тоне отчётливо послышалось раздражение.

Неудачное начало. Каллен еще немного помолчал, собираясь с мыслями, а потом заметил:

— Ты снова отрезала волосы…

Молчание.

— Жаль, красивые были. Хотя, ты нравишься мне любой.

Мариан молча смотрела на огонь в камине. Ни один мускул не дрогнул на её лице. Каллен прокашлялся и решил зайти с другой стороны:

— Мы все потрясены случившимся. Можно только гадать, к чему бы привели действия Мередит на фоне разрушения церкви, однако твои методы все же оказались несколько… жестокими, — Хоук снова ничего не ответила, и Каллен продолжил: — Я получил известие о том, что Верховная Жрица направила сюда людей для разрешения сложившейся ситуации. Боюсь, тебя могут обвинить в сокрытии преступника.

— Пусть делают что хотят, — наконец прервала своё молчание Хоук. — Никаких преступников в моём доме нет. Я не больше их знаю, где он теперь. Каллен, а ведь накануне я была у Эльтины. Я предупреждала о том, что против церкви готовится заговор, и знаешь, что она ответила? Что никого не боится, а заговоры готовились и раньше. И на всё воля Создателя. Жаль. Создатель не защитил её от безумного фанатика. Пусть приходят и обыскивают что хотят. Мне скрывать нечего. Хотя… знаешь, что? Я не буду дожидаться, пока это случится.

— Ч-что ты имеешь в виду? — растерялся Каллен.

— Мне больше нечего делать в этом проклятом городе. Я решила, что выставлю поместье на продажу и вернусь в Ферелден. Но мне потребуется твоя помощь.

Каллен словно прирос к креслу. Как уехать? Ведь он только что боролся с желанием обнять её, но решил отложить нежности на потом, и теперь выходит, что никакого «потом» не будет? «А как же я?!», хотелось крикнуть Каллену. Но нет, поздно. Всё правильно, ведь он сам отказался от неё.

— Мариан, — нервно сглотнув, начал Каллен, — ты знаешь, что я готов… что я к твоим услугам.

— Даже после всего, что случилось? — горько усмехнулась Защитница.

— В том, что случилось, виноват я один.

Мило, что он это признал, подумалось Мариан. Однако теперь уже слишком поздно. Нужно было сказать это три года назад.

— Я пытался. Честно, пытался всё забыть. Но… не получилось, — Каллен выждал несколько мгновений в надежде, что Мариан ответит на это, но напрасно. — Я бы хотел остановить тебя, но сам не уверен, что надолго здесь задержусь, — тут Каллен решил импровизировать. — Моя вера в дело храмовников пошатнулась, разбилась о безумство Мередит.

— Надо забыть, Каллен. Прошлого никак не отменить. Ты бросил меня.

Она сказал это. Каллена больно кольнули такие слова. В глубине души он надеялся на более обнадёживающий ответ Но ничего поделать, эти слова были правдой. Значит, не простила. И никогда уже не простит. Особенно, находясь в Ферелдене.

— Мне нужна Бетани, — продолжила Хоук. — Она — единственное, что у меня осталось. Мы должны начать новую жизнь. Снова.

— Мариан, есть еще кое-что. До меня дошли слухи о вспышках недовольства магов в оствикском Круге и даже кое-где в Ферелдене. Ты уверена, что твоя сестра будет в безопасности?

— Восстания? — Мариан повернулась к Каллену, и на лице ее впервые за весь разговор появилось некое подобие эмоции. — Выходит, этот маг добился своего… Тогда здесь Бетани тем более делать нечего. Восстания могут докатиться и до Киркволла.

— Если ты думаешь, что так будет правильно, я не буду тебя останавливать, — сказав это, Каллен накрыл своей ладонью руку Мариан. Она была ледяной. И такой маленькой. Мариан аккуратно вытащила руку.

— Я буду ждать Бетани здесь. Рассчитываю на тебя.

Каллен сам не верил, что соглашается на такое. Он добровольно соглашался фактически увести мага из-под надзора храмовников. Однако в этом мире, который постепенно охватывало всеобщее безумие, многие люди совершали поступки, о которых раньше даже помыслить не могли. Кроме того, он чувствовал, что должен сделать для Защитницы, для его Мариан хоть что-то. Она заслуживает хоть толику счастья, заслуживает, чтобы хоть раз ее саму кто-то спас.

* * *

Вся компания Защитницы, изрядно поредевшая в свете последних событий, сидела в молчании за столом. Варрик хмуро пялился в кружку, Бетани нервно теребила рукав мантии, Фенрис, скрестив руки на груди, стоял у камина, в котором Мерриль бесцельно ворошила поленья. Дух уныния витал в поместье, и каждый чувствовал на себе его тяжесть. Мариан только что объявила о том, что они с Бетани уплывают в Амарантайн через два дня на ближайшем корабле. Варрик должен был заняться продажей поместья.

— Напомни, почему мы не можем пойти с тобой, если бы пожелали? — наконец нарушил молчание эльф.

— Вы и так много для меня сделали. Не хочу больше подвергать ваши жизни опасности. Тем более теперь, когда вы худо-бедно обосновались в этом городе, и никто не посмеет вас тронуть.

— Разумно, — подал голос Варрик.

— Ожидаемо, — мрачно прохрипел Фенрис.

— Прошу, не держите на меня зла. Этот город сначала дал мне всё, а потом всё забрал. Я больше не могу здесь оставаться. В Ферелдене нас никто не знает, у нас есть шанс начать новую жизнь. В Амарантайне нет Круга, поэтому можно надеяться, что храмовники нас не найдут как можно дольше.

— Спасибо за заботу, сестра, — вмешалась Бетани. — Но тебе не показалось, что ты забыла спросить моего мнения?

— Ты же знаешь, ситуация обостряется. Того и гляди восстания магов охватят всю Вольную Марку. Тебе опасно оставаться здесь и в любом другом Круге тоже.

— Ты забыла спросить моего мнения, — вздохнула Бетани, — но оно… полностью совпадает с твоим.

Впервые за долгое время Мариан улыбнулась.

— Ты не представляешь, как я рада это слышать. Что ж, друзья. Давайте не будем предаваться печали в этот вечер. Как насчет счастливых воспоминаний, которые у нас есть? Я благодарна судьбе, что встретила всех вас. Я никогда вас не забуду и надеюсь, что мы еще когда-нибудь встретимся.

Все подняли бокалы. Любое приключение когда-нибудь заканчивается, и, похоже, это уже подошло к концу.

* * *

Мариан смотрела на удаляющиеся статуи Древних Богов и сожалела лишь о том, что не уехала отсюда сразу же после приезда. Этот город сначала поглотил ее, а потом изрыгнул обратно, не переварив до конца. До сих пор над Киркволлом нависало облако пыли, оставшееся после взрыва. Оно было символом обрушившейся веры и мрачно предвещало новые беды, которые еще суждено вытерпеть его жителям, а возможно, и всему миру. Но мир Мариан сейчас был здесь, на корабле, укутавшийся в простой дорожный плащ. Она повернулась к удаляющемуся Киркволлу спиной и покрепче обняла Бетани. Больше она не будет оглядываться. Она будет смотреть только вперед.