Клан Ночных Фурий (джен)

Кроваво-красный диск солнца медленно тонул в холодном море, окрашивая его и облака в огненные цвета. Вновь разгорался алый пожар заката, приглашая одного жителя этого острова вновь подняться на одинокий утёс, дабы насладиться сим чудом природы.

Мальчик, в отличие от всех остальных своих соплеменников, умел видеть красоту ещё и в природе, а не только в заточенных мечах и секирах. Ему были интересны бабочки и цветы, а не умение убивать.

Он не видел смысла в пролитой крови, не видел доблести в том, что бы остановить чужое сердце, забрать чужую душу.

Ведь жестокость порождала только жестокость.

Этот остров, самый ближний к проклятому проливу, называемый местными жителями, да и всем населением Северного Архипелага, островом Олух, мирно погружался в вечернюю темноту. Ночь уже вступала в свои законные права, забирая их у угасающего дня, чтобы через несколько часов все повторилось с точностью наоборот.

Несмотря на вредителей-драконов, «милых» соседей, суровый климат и неплодородную почву, Олух всё же имел свои плюсы, и не мало.

Уже упоминались вредители, но речь шла совсем не о них сейчас. Помимо драконов у Олуха были и иные враги, которые порой были страшнее крылатых рептилий, и это…

— Изгои! Изгои нападают! — раздался чей-то истошный вопль, оповещающий о не прошеных гостях.

— Уводите в пещеры стариков и детей! — словно в ответ громыхнул властный голос вождя, и ослушаться его никто не посмел.

Деревня на острове была всего одна, и то очень маленькая. Обычные люди сдались бы Изгоям сразу, зная кровожадность последних, но здесь же живут викинги!

А им если что в голову взбредёт…

Изгои — подлые разбойники и мародеры.

В честную битву они не вступали и нападали исключительно вечером или ночью, когда, по их мнению, противник спал.

Одного они не учли, нападая на Олух — он, как ближайший к драконьему гнезду остров постоянно подвергался налётам крылатых, которые случались под утро, и потому часовые, прочёсывая деревню по ночам, заранее предупреждали обо всех опасностях…

Но вернёмся к битве.

Кровь рекой лилась с обеих сторон, да вот только закаленные драконоборцы с Олуха всё равно побеждали.

Но…

Три вражеских воина загнали в угол мальчишку, неудачно оказавшегося здесь во время битвы.

Да, это именно тот мальчик, что любовался закатом, и именно на утёсе он застал весть о нападении вражеского племени, а потому не успел спрятаться.

Видя плачевное положение мальчика, два воина: женщина и мужчина бросились к нему на помощь. Ребёнок — девятилетний сын вождя — зажался в угол, когда началось сражение между двумя олуховцами и тремя изгоями. Два врага были повержены, третий сильно ранен, но и олуховцы упали без сил.

Мальчик, видя, как раненный изгой подбирается к его заступникам, выхвалил кинжал и бросился к врагу. Тот, не ожидавший такого напора от мальчишки, не успел среагировать, за что и поплатился, упав на землю с клинком в шее.

Мальчик вытащил свое окровавленное оружие из поверженного врага и подбежал к родителям своей лучшей подруги, надеясь, что их можно ещё хоть как-то спасти.

— Иккинг, мы всё видели, ты за нас отомстил… Спасибо… — прохрипел мужчина, перед тем, как обессилено уронить голову.

— Мама, папа! — Подбежала к раненным родителям девочка.

— Мира, дочь, будь счастлива, и никому никогда не мсти… — прошептала женщина, перед тем, как в последний раз закрыть глаза.

Олух выиграл этот бой, но ценой жизни многих.

Мира плакала, стоя на коленях перед телами родителей, а Иккинг сидел и ошарашено смотрел на свой кинжал, с которого капля за каплей падала на землю кровь.

Кровь убийцы.

Кровь человека…

Он только что убил человека. Пусть и Изгоя, но всё же — че-ло-ве-ка!

Этот воин чувствовал, думал, возможно, даже у него была своя семья, и вот — все оборвалось из-за него, Иккинга!

— Это всё из-за тебя! — вторил его мыслям крик девочки — Ты виноват в их смерти! Ты мне больше не друг!

Её можно было понять — в столь раннем возрасте остаться сиротой, да ещё и при этом видеть, как твои родители умрали у тебя на глазах…

Иккинг ее понимал.

И не винил.

Он, напротив, сидел как оглушенный, все повторял — и тихо, но ошарашенно:

— Я убил его… Я убил человека…

И тогда Иккинг выронил кинжал, отрешённо смотря в одну точку.

Словно она могла дать ему ответы.

Словно можно было что-то исправить…

В голове у Иккинга было удивительно пусто, и это казалось блаженной передышкой в череде безумия этого страшного мира.

К нему подошёл его отец — вождь племени Лохматых Хулиганов — Стоик Обширный.

— Тебе его жаль? — спросил мужчина сурово. — Зачем ты жалеешь врага? Он хотел убить, он это заслужил, ты молодец!

Иккинг посмотрел на отца с удивлением, которое стало постепенно перерастать недоверие, потом в растерянности и завершил это все странный ужас.

Перед родителем или перед собой?

— Может, у него где-то остались теперь сиротами дети, может, его заставляли воевать! Я никогда не пойму тех, кто хвалит того, кто забрал чужую душу, кто убил разумное создание.

С каждым словом мальчик отходил на шаг назад, а закончив свою речь, убежал прочь.

Куда угодно, лишь бы подальше от всех этих людей.

От его жертвы.

От мёртвых родителей подруги…

Вдруг раздался звук рога.

— Вы серьёзно? — простонал вождь.

— Драконы нападают!

* * *

Иккинг сидел и смотрел на драконов, любовался ими. Он никогда не понимал, зачем нужно было убивать этих прекрасных созданий — они ведь такие сильные, такие необычные и ведь они сами творили свою магию — огонь!

Рядом с мальчиком пролетело несколько драконов, и все — не с пустыми лапами, явно удачно поохотились.

Один из Драконов явно заинтересовался Иккингом.

Действительно, что делал маленький человеческий ребенок один в разгар битвы?

Вдруг его ранят?

А дети неприкосновенны!

Мальчик смотрел в глаза Крылатому, спокойно и уверенно, так несвойственно человеку, не пытаясь ни подойти, ни убежать.

— Ты такой красивый… — прошептал Иккинг, восхищаясь Змеевиком.

— Спасибо, — послышался голос в голове мальчика. — Ты тоже симпатичный для человеческого птенца..

Иккинг не понял, откуда взялся этот голос и по малолетству своему решил, что ему показалось.

Он уже было хотел подойти к Змеевику, но вдруг на дракона бросился его отец, убив его одним точным ударом меча в сердце.

Иккинг закричал, пятясь от отца.

Он почти подружился с этим драконом, а Стоик его…

— Ты испугался крови? Ничего, со временем пройдёт! — засмеялся вождь, глядя на поверженного им дракона.

Чего необычного?

Раскуроченная грудная клетка, в которой, сквозь рану, можно было увидеть уже не бьющееся, навсегда замершее сердце.

— Зачем ты его убил? — дрожащим голосом спросил мальчик, глядя в суровые глаза отца. — Он просто стоял и смотрел, зачем ты его убил? Что он тебе сделал?

— Они наши враги! — ответил Стоик, и столько ярости, столько ненависти было в его словах, в его голосе, что становилось понятно — его не переубедить. — Они должны умереть!

— Нет… — прошептал мальчик, опять медленно пятясь, — Вы погрязли в чужой крови… Я не смогу быть вождём… Никогда!

Стоик хотел схватить сына за руку, но…

Не успел.

Как он потом, годы спустя, корил себя за это — за своё промедление, за свою беспечной и отвлеченность.

За свою ошибку.

Однако, корил зря — мальчик был слишком ловким для такой груды мышц, как его отец. Не прошло и минуты, как каштановая макушка скрылась в лесу.

Иккинг всегда был не похож на всех остальных — худой, слабый по сравнению с другими детьми, не желающий крови.

Его не трогали, но с ним и не общались, не дружили.

До сегодняшнего дня у него был только один друг, а вернее подруга — Мира, но теперь и она от него отвернулась, впрочем, как уже было сказано, не винил ее мальчик за это.

Мире было всего семь лет…

От остальных её, как и Иккинга, отличала худоба. У неё были длинные, ниже пояса, густые черные волосы, всегда заплетённые в косу, и светлт-карие, цвета меда глаза.

Совсем отличалось это от идеала жителей этих мест.

Иккинг был её единственным другом, он всегда заступался за Миру, когда ребята её обижали.

А теперь Иккинг, без дороги, бежал в лесу.

Пелена слёз заволокла зелёные глаза, мешая видеть. Ветки хлестали мальчика, но он не обращал на них никакого внимания. Сердце его бешено билось, но мысли уже были совсем далеко отсюда.

«Зачем они проливают чужую кровь? Зачем хвалят за убийство? Я не один из них и таким никогда не стану! Лучше умереть!» — думал мальчик, и не заметил обрыва впереди.

Мальчик упал, споткнувшись о камень, и кубарем покатился вниз. Обрыв был не очень высоким и не очень крутым, но под конец мальчик сильно ударился о камни.

Вспышка боли!

Стал ощутим запах крови.

С трудом разлепив веки, словно налившиеся вмиг свинцом, Иккинг понял, что оказался в овраге, который он когда-то уже нашел, и безысходность накрыла его.

Не найдут.

Не помогут.

Всё тело его болело и ныло, запах крови усилился.

«Накаркал!» — зло подумал мальчишка, пытаясь пересилить подступавшую истерику — «Вот какая смерть выпала мне… Долгая и мучительная!»

Вдруг послышался шелест.

Почти неслышимый за стуком его сердца, но, не иначе как велением высших сил, что-то привлекло его в этом звуке.

Мальчишка резко, даже слишком, повернул голову в сторону, откуда этот шелест и послышался, и с удивлением заметил дракона.

Чёрного дракона.

Это же…

— Ночная Фурия! — восторженно прошептал мальчик, — А я думал, что нет драконов красивее Змеевиков!

Ошибки быть не могло — изредка мальчик провожал взглядом в ночном небе черный силуэт, внушавший ужас всем викингам.

Иккинг был прав, Фурия действительно прекрасна!

Она напоминала кошку — такая же грациозная и гибкая. А может, мальчика поразили глаза Фурии. Её голубые, словно бескрайнее небо в солнечный день, очи смотрели прямо в израненную душу мальчика, и он понял, что она не навредит ему.

Это не Злобное Порождение Молнии и самой Смерти, как называют здесь Ночных Фурий люди.

Он её не боялся.

Фурия беззлобно смотрела на раненного мальчика, а слова его, без капли лести или страха, полные чистого, детского восторга, поразили её.

Крылатая видела, как Иккинг хотел подружиться с тем несчастным Змеевиком, как он кричал на отца, убившего бедного дракона. Как он сказал, что не хочет жить с существами, проливающими чужую кровь.

По мнению Фурии, мальчик должен жить, он не такой как все, он сможет изменить мир, и потому несправедливо было ему упасть с этого обрыва.

Она должна ему помочь!

Мальчик спокойно и чуть устало наблюдал за тем, как Фурия подходила к нему, как обнюхивала.

Вдруг тело мальчика прошила просто адская боль, силы, которых и так было не много и вовсе покинули его, и он понял, что этот момент уже близко.

Сознание покинуло ребенка, а Фурия, увидев это, стала быстро соображать, что можно сделать.

«До Гнезда не долететь, не успею! Тогда остаётся один выход! Прости, мальчик, теперь люди тебя не примут к себе уже никогда!»

Фурия острым когтем поцарапала себе другую лапу, так, что бы пошла кровь.

Алая жидкость закапала из пореза прямо на раны Иккинга и начала в впитываться. Раны начали затягиваться, но…

Но всё не так просто. Волосы мальчика почернели, кожа резко побледнела…

Мальчик открыл глаза, но они были уже не человеческие.

Зрачок сузился, и мальчик повернул голову в сторону своей спасительницы.

— Меня зовут Луве’н. А тебя?

— А я Иккинг. Почему я ещё жив? И почему я тебя понимаю?

— В тебе теперь течёт моя кровь. В деревню пути тебе уже нет. Прости уж, иначе бы ты не выжил…

Иккинг посмотрел в озерцо и увидел своё отражение.

Свои глаза…

Действительно, теперь пути обратно для него не было — куда ему с таким видом?

— То есть, благодаря твоей крови я жив, здоров и могу понимать драконов?

— Да.

— Это же замечательно! Спасибо!

Мальчик обнял Луве’н за её мощную шею.

— Деваться тебе теперь некуда. Полетишь со мной?

— Да, но куда?

— В Чёрное Гнездо.

* * *

— Плевака, куда он делся? Его уже нет несколько часов! — не унимался Стоик.

Он очень волновался за своего сына, с которым повздорил на пустом месте, и ведь этого конфликта можно было бы и избежать!

Он ведь — взрослый.

Стоик должен был понять, что не стоило ребенку видеть всего этого — не окрепла ещё его психика, ведь берёг отец мальчишку от всего, чего тот видеть не хотел.

Берёг, как доселе берёг его мать.

— Да успокойся ты! — попытался угомонить своего друга кузнец. — Пойми, мальчонка боится крови, и убил человека. Представь, какой для него это шок. Пусть выпустит пар, к вечеру вернётся.

Иккинг помогал Плеваке, этому самому кузнецу, а его нелёгком ремесле, был его подмастерьем.

И поэтому тот хорошо знал мальчика.

Ну, по крайней мере, как он думал, лучше, чем ушедший с головой в управление деревней после смерти любимой жены Стоик, который, несмотря ни на что, был к сыну очень привязан.

Вдруг!

Послышался свист, над деревней взорвался сгусток плазмы, и все поняли, что это…

— Ночная Фурия! — прокричал кто-то.

— У неё в лапах что-то есть!

Все стали приглядываться, пытаясь понять, что держит дракон.

И поняли.

И столько криков раздалось в один миг, ведь наследника, несмотря на его причуды, облили.

Ведь он был будущим.

— Не смейте сбивать Фурию! — отчаянно крикнул Стоик. — В её лапах мой сын!

Все засуетились, придумывая, как спасти сына вождя, да вот только было уже поздно.

Фурия уже улетела вдаль, к иным островам, оставив позади родной остров своего приемного сына, и девочку, что стояла потерянно на скале, излюбленной ее другом, смотря в даль.

— И ты меня прости, Иккинг… За все прости… Я отомщу за тебя! — шептала Мира, стоя на утёсе том самом, сжимая в руке кинжал друга.