Бомбы и зелья, или Как (не)воспитать Тёмного Лорда (джен)

Лондон. Октябрь 1940.

«Слава Мерлину и маггловскому богу, что Джон уехал в Хогвартс до того, как Лондон начали бомбить», — в который раз подумала Меропа, вытирая пыль с книжных шкафов. Магазин мистер Фелл закрыл, с началом войны почти не появляясь в нём и занимаясь своими поистине непостижимыми делами. И Меропе, не привыкшей жить в праздности, было мучительно тяжело ничего не делать.

Во всяком случае, не делать ничего полезного.

Мистер Фелл вовсе не гнал её, и шкатулка, откуда Меропа брала деньги, всегда была полна, но от этого ей становилось только тоскливее. Она ощущала себя здесь в безопасности — но это её ни капли не утешало.

А особенно тяжело стало, когда она однажды сама попала под немецкую бомбежку. Нет, ведьме с палочкой было гораздо проще — она успела укрыться в метро, почуяв приближающуюся смерть — вернее, Смерть. У потомков Певереллов, даже таких слабых, как она, всегда были особые отношения со смертью, что уж там. Она тогда спаслась сама; она утешала прибившуюся к ней совсем молоденькую женщину с ребенком на руках, убеждая ту, что с ними всё будет хорошо; она, выбравшись после окончания налета наружу, даже рискнула подойти к спасательным отрядам и робко предложить свою помощь.

К её огромному удивлению, её не оттолкнули, а, напротив, определили в помощницы к какой-то женщине, вместе с которой они осматривали и сортировали раненых — и Меропа, замирая от ужаса, что её сейчас поймают и посадят за нарушение Статута в Азкабан, накладывала на тех, кому было совсем уже тяжело, обезболивающие и кровоостанавливающие чары. А ещё она очень боялась, что на магглов те могут не подействовать — но кровь и боль, как выяснилось, одинаковы у всех.

И её так и не поймали... Авроры не выросли из-под земли и не утащили её с собой — и когда Меропа вернулась домой в тот вечер, она сначала долго мыла испачканные кровью и пылью руки, а затем сидела у окна, глядя на улицу и, кажется, ни о чём не думая.

Вернее, она очень даже думала — и думы эти были совсем невеселыми.

Тогда, в юности, безоглядно влюбившись в красавца-маггла, она... Она, прекрасно понимая, что Том Риддл по доброй воле даже не посмотрит в её сторону, не придумала ничего лучше, как напоить его Амортенцией. Зелья на магглов не действовали, вернее, действовали не так, как на магов. Но влюбленной полуграмотной дурёхе повезло — и она сумела адаптировать любовное зелье для маггла.

Повезло...

Везение оказалось поистине гибельным, теперь Меропа хорошо это понимала. За то, что она натворила, расплата была жестокой — и смерть казалась ей вполне справедливой карой.

Вот только всё пошло совсем не так.

И всё же она совсем не жалела, что выжила. У неё был её Джон — и теперь, оглядываясь назад, Меропе становилось жутко от одной мысли о том, что было бы с ним, если бы она умерла. Джон был очень непростым мальчиком, и Меропа была уверена, что никто, кроме неё и мистера Фелла, с ним бы не справился. Но теперь Джон был в школе, и жизнь Меропы снова лишилась смысла.

Война, идущая сейчас, затянется — как затянулась и та, которая пришлась на её детство, это Меропа хорошо понимала.

И что делать? Она так и будет сидеть в закрытом магазине, вытирать пыль, изредка помогая спасательным командам?

Хотя — а что ещё она может сделать? Ничего.

Или...

Мысль, пришедшая ей в голову, показалась Меропе в первый момент дикой. Но чем дольше она обдумывала её — тем больше убеждалась в том, что идея, по крайней мере, не лишена смысла. В конце концов, она же всегда сможет от этого отказаться! Если у неё ничего не выйдет.

А в том, что у неё все получится, она была абсолютно уверена.

Ведь получилось у неё тогда, четырнадцать лет назад, получится и теперь. Кроветворное Зелье, Укрепляющее — намного проще Амортенции. А Зелья у неё всегда получались, и одни компоненты заменять другими она очень хорошо умела... И кому будет плохо, если её умения наконец-то послужат доброму делу? Она же не будет колдовать! А, значит, и Статут не нарушит.

И всё будет хорошо.

Однако для начала следовало нужные ингредиенты где-то добыть — а также взять где-нибудь котёл и всё остальное. А значит, ей придётся отправиться к волшебникам. На Диагон-аллею.

Она была там с Джоном, когда собирала его в школу — но это было совсем другое: в то время на Диагон-аллее была толпа народу, в которой она, Меропа, осталась незамеченной. Но теперь? Что будет, если её узнают? Или просто спросят, кто она? И зачем ей всё это? Что ей тогда сказать?

А еще с её везучестью она могла столкнуться с Морфином или отцом. И это было страшнее всего.

Надо... надо сделать так, чтобы её не узнали. Как только? Маскировочных чар Меропа не знала... но ведь магглянки тоже умеют менять лицо. Правда, сама она не умела пользоваться косметикой — но, наверное, в одном из тех заведений, что тут назывались салонами красоты, смогут ей помочь?

Она достала кипу старых газет, до которых мистер Фелл был великий охотник, а потому не позволял их выбрасывать, и принялась искать объявления на последних станицах. Особенно много объявлений было в довоенных номерах, а вот с началом боевых действий количество этих салонов явно поубавилось. Но они всё же были!

Отыскав один неподалёку — или, по крайней мере, там, куда можно было дойти пешком, Меропа долго сидела перед газетной страницей и смотрела на объявление. Сама мысль о том, что она собиралась сделать, пугала её — словно бы она намеревалась сотворить что-то не то преступное, не то попросту непристойное. Но ведь это не так! Она просто сходит на Диагон-аллею. Один раз. Всего один! Купит там всё необходимое — и пойдёт работать в госпиталь. В этом же нет ничего дурного!

Но, как бы заметил друг мистера Фелла, благими намерениями вымощена дорога до его начальства. Кто был начальством мистера Кроули, Меропа никогда не спрашивала, поскольку ответ услышать точно не хотела.

И всё же она пошла.

Просидев три часа над газетой, Меропа оделась, раз двадцать осмотрела себя в зеркало — и пошла, сжимая в руке газету и карту.

По пути к салону Меропе то и дело попадались следы недавних налетов, хотя их район был почти самым безопасным в Лондоне.

Страшнее всего было видеть руины на месте хорошо знакомых домов. Вот ещё вчера дом стоял и в нём жили люди, и некоторых из них она даже знала или просто встречала на прогулке или в магазине — а сегодня на месте дома была только груда камней.

У одного из таких домов, разрушенного прямым попаданием бомбы, сейчас деловито копошились рабочие. Слава Мерлину, человеческих жертв не было — эманации смерти, боли и страха Меропа не чувствовала. Часть дома еще стояла, кое-где щерясь осколками выбитых стекол, часть обрушилась, открывая взглядам прохожих крохотные штрихи прежней мирной жизни — чудом сохранившиеся детские рисунки на стенах, черточки на дверном косяке — «Джессике десять лет», старательно, под цвет мебели, подобранные обои...

Она отвернулась, опустила голову и почти побежала прочь, чувствуя себя совсем беспомощной.

Неподалеку раздался негромкий плач — словно маленький ребёнок или котёнок, потерявшись и отчаявшись, из последних сил звал маму. Или хотя бы кого-нибудь...

Меропа, не думая, бросилась на голос — и почувствовала грубый рывок за плечо.

— Куда лезете, дамочка! — сказал один из рабочих. — На тот свет всегда успеете!

— Там ребёнок! — ответила она. — Или котёнок! Его надо спасти!

— Там смерть, — зло сплюнул рабочий, — поглядите сами!

...Дверь, чудом державшаяся в покорёженном проёме, скрипнула в последний раз и полетела вниз.

Крик раздался снова — отчаянный, жалобный... Меропа зажмурилась и услышала, как мужской голос негромко сказал:

— Не влезем.

— Куда вы лезть собрались? — устало сказал тот рабочий, который её остановил. — Нет там никого. Это дом умирает. Арматура или кусок стены... Я такое уже много раз слышал. Отойдите все подальше, пока не придавило.

Меропа судорожно вздохнула. Она и вправду не ощущала здесь смерти, но ведь она могла и ошибаться...

Кусок стены, с которой минутой ранее сорвалась дверь, содрогнулся, как в агонии, и рухнул вниз.

Плач прекратился.

— Покойся с миром, — глухо сказал один из мужчин и повернулся к остальным: — Мёртвым покой, а живым за работу! Идите дальше, мисс, — посоветовал он Меропе, — да близко к развалинам не подходите.

Она послушалась и пошла дальше, часто смаргивая и стараясь больше не смотреть по сторонам. Разрушенный квартал закончился, и теперь перед ней оказался небольшой парк. Солнце, выглянувшее из-за туч, золотило последнюю листву на деревьях и всё ещё зелёные газоны. Посередине, на поляне, громоздился большой белый аэростат, а на фоне аэростата, на одной из многочисленных парковых скамеек, сидел немолодой джентльмен и увлечённо читал толстую книгу в коричневом кожаном переплёте.

Словно и не было никакой войны.

Меропа шла по улице, то и дело спотыкаясь о валяющиеся тут и там камни от разбомбленных домов, и думала, что магглы вовсе не так слабы. Может быть, они даже сильнее, чем волшебники — и не беда, что они не умеют колдовать. У них идёт война, чудовищная, страшная, на них с неба падает сама смерть — а они не просто выживают, нет. Они пытаются ЖИТЬ. По-человечески. А волшебники… Волшебники просто смотрят на то, как они здесь умирают — и... И не делают ничего. Да и вообще... случись подобное у них — вот стали бы они так собираться, чтобы помочь друг другу? Спасать из-под обвалов, рискнув собой... Стали бы? Её отец и брат бы точно даже не подумали об этом — а тех, кто попытался бы, назвали идиотами и гадко высмеяли.

Ну а она сама? Смогла бы? Стала? Она ведь тоже испугалась бы. Вот магглы не боятся — а она бы испугалась. Она ведь вообще труслива, да и не умеет ничего. Совсем. Разве что вот варить зелья — но они ведь не помогут вытащить кого-то из разваленного дома...

«Хватит, — оборвала она сама себя. — Из развалин мне никого не вытащить, это правда. Но даже эти рабочие сумеют справиться с такой бедой куда лучше меня. А вот зелий у них нет. И, кроме меня, сварить их некому — кому из магов такое вообще в голову придёт? Значит, надо идти на Диагон-аллею, купить там всё, что нужно, и делать хоть что-то. А сначала — сначала сменить внешность. По-маггловски, раз уж колдовать у меня толком не выходит».

Она сжала в руках подаренную мистером Феллом на прошлое Рождество замшевую дамскую сумочку и, не оглядываясь больше по сторонам, пошла вперёд.

* * *

До салона она добралась за полчаса часа — и остановилась, глядя на дверь. Если она войдёт, с ней случится что-то, чего никогда прежде не происходило. И её это пугало.

Дверь неожиданно отворилась, и Меропа услышала:

— Ну что же вы, сударыня? Заходите!

— Я? — растерянно спросила она.

— Ну конечно! — девушка в форменном платье энергично кивнула — и Меропа послушно вошла. Раз её позвали, отказать было неловко.

— Добрый день, мэм, — приветливо проговорила молодая и чрезвычайно ухоженная дама. — Чем вам помочь?

— Мне? — переспросила Меропа и принялась теребить в руках платочек. С незнакомыми людьми она всегда терялась и начинала плохо соображать.

— Вам, — дама обворожительно улыбнулась.

— Мне бы стать другим человеком, — произнесла Меропа, наконец взяв себя в руки, — но это же... невозможно?

— Ну почему же, — возразила дама, продолжая очаровательно улыбаться. — Конечно, возможно. У вас очаровательное лицо — на нём можно нарисовать что угодно. Хэлен! — позвала она. — Мадам хочет стать другим человеком. Начнём, наверно, с причёски?

— О да, — ответила другая дама, полная и тоже чрезвычайно ухоженная. — Мэм. Прошу вас. Вот сюда, — она показала на стоящее у самой раковины кресло.

— Ваше пальто, пожалуйста, — попросила первая дама.

Меропа сняла свое пальто — очень чистенькое и тщательно отглаженное, но слегка старомодное — и неловко протянула его первой даме.

— Прошу вас, — сказала вторая дама, когда первая забрала пальто. — Садитесь. Вот сюда, — она указала на кресло возле раковины.

Меропа осторожно опустилась в кресло и тотчас же вцепилась в подлокотники.

— Расслабьтесь, мэм, — проворковала дама, надевая на Меропу нечто вроде большой пелерины, а затем ловко и быстро вынимая шпильки из её причёски. Потом опустила голову Меропы так, что затылком та теперь касалась края раковины, и включила воду — а затем начала мыть волосы.

Меропа только тихо вздохнула — волосы всегда доставляли ей массу хлопот, выбиваясь из любой прически и не поддаваясь никакому волшебству, кроме железного гребня для лошадиной гривы, подаренному матерью в детстве. Гребень и палочка — вот и все, что Меропе от неё осталось...

— Какие у вас прекрасные волосы, мэм! — заметила дама. — Такие длинные и густые... Я полагала предложить вам стрижку, но жаль стричь подобную красоту. Быть может, мы их просто покрасим?

— П-покрасим? — удивилась Меропа. — Но они же чёрные! Их никакая краска не возьмёт!

— Ну что вы, — довольно возразила дама. — Мы их осветлим... в несколько приёмов, конечно. Но если вам срочно нужно изменить внешность, то этого хватит — они станут коричневыми, и мы уложим их как-нибудь необычно... Какие причёски вы, как правило, носите?

— Коричневыми? — задумчиво переспросила Меропа. — У мамы были такие... совсем, как тёмный каштан. А волосы я обычно скручиваю в узел на затылке, чтобы не мешали.

— Тогда мы вам взобьём их, завьём посильнее и уложим локонами. Будет очень красиво! — заверила она Меропу.

Меропа вспомнила бывшую невесту Тома Риддла — та как раз всем прическам предпочитала ухоженные блестящие локоны — и испуганно замотала головой.

— Нет-нет, не надо! Может, правда лучше отрезать?

— Что вы, мэм! — воскликнула моющая её волосы дама. — Это преступление — отрезать такую красоту! Почему же вы не хотите локоны? Уверяю вас, будет очень красиво!

— Не надо мне локонов, — сердито сказала Меропа, — я ведь не кукла.

— Жаль, — вздохнула дама. — Но ведь вы же хотели стать другим человеком!

— Так человеком же, — упрямо сжав губы, произнесла Меропа, — а не куклой.

— Ну хорошо, — вздохнула дама. — Можно заплести волосы и уложить вокруг головы короной.

— Давайте! — радостно согласилась Меропа. Она пару раз думала о такой причёске, но сочла её слишком вызывающей.

— Чудесно, — несколько оживилась дама. — А потом мы наложим вам макияж... Какой стиль вы предпочитаете?

— Что? — не поняла Меропа. — Я губы иногда красила...

— Тогда просто доверьтесь нам, — обрадовано сказала дама и, обернув голову Меропы полотенцем, велела: — Пойдёмте вон туда, — и указала на одно из кресел у большого, во всю стену, зеркала.

Меропа подошла к зеркалу, в котором отражалась обычная скромная работница из маленького книжного магазинчика и, опустив глаза, опустилась в кожаное кресло.

Потом с ней что-то долго-долго делали: сушили волосы, расчёсывали их, укладывали, потом рисовали что-то на лице... и, наконец, сказали ей:

— Ну что? Как вам? Нравится?

— Кто нравится? — испуганно спросила Меропа.

— Правда же, вам очень идёт? — довольно спросила дама.

— Это я? — Меропа с недоумением смотрела на незнакомую женщину в зеркале. Может, это волшебное зеркало? Но разве у магглов такое бывает? Или...

— Вы волшебница? — тихо спросила она.

— Конечно! — засмеялась дама. — Мы все здесь волшебницы! Правда, девочки?

Ответом ей был дружный и звонкий смех.

— Но... — Меропа даже оглянулась по сторонам. — А разве так можно? И вам разрешили здесь работать?

В ответ опять засмеялись.

— Конечно же, можно! — воскликнула та дама, что с ней всё это сотворила. — Смотрите, какая вы красавица получилась. Немного косметики творит чудеса!

— Просто косметика? — Меропа никак не могла поверить. — Ни чар, ни зелий, ни транс... простите. Я... Я словно в сказку попала, — торопливо сказала она. Чуть не выдала себя перед магглами, вот ведь и верно — дурища!

— Вам стоит научиться этому, — наставительно проворила дама. — Смотрите, какая вы стали красавица!

— Это же не я, — возразила ей Меропа, — это кто-то другой.

— Конечно, вы! — воскликнула дама. — Впрочем, вы ведь хотели стать другим человеком?

— Хотела, — призналась Меропа, — но ненадолго.

— Ну и зря, — убеждённо сказала дама. — Впрочем, это легко поправить: умоетесь — и всё.

— Верно, — с облегчением сказала Меропа, — спасибо вам.

Такую Меропу Гонт не узнает никто — ни отец, ни Морфин, ни даже Том Риддл. Просто потому, что такой Меропы никогда не было. Её не смогли бы держать в чёрном теле родственники, а уж красавчик Риддл, не пропускавший ни одного смазливого личика, точно не сбежал бы от неё, бросив одну в чужом страшном городе.

«Как странно, — думала она, возвращаясь домой. — Всего лишь косметика... немного красок — и она стала такой... ТАКОЙ...»

Уже у дверей Меропа спохватилась, что пришла совсем не туда. Ей же надо было попасть на Диагон-аллею!

Она секунду поколебалась — и решительно повернула назад.

«Дырявый котёл» был всё таким же — обшарпанные стены, полутёмное грязноватое помещение и стойкий запах дрянного огневиски. Меропа брезгливо поморщилась. Пьяных она боялась и ненавидела с детства, а, выбравшись из Литлл-Хенглтона, люто возненавидела грязь. Её небольшая квартирка всегда сияла чистотой, и даже книжная лавка мистера Фелла её стараниями почти избавилась от пыли.

Почти.

Когда заглядывали редкие посетители, пыль и неприятные запахи появлялись, как по волшебству. К счастью для обоих — и мистера Фелла, и Меропы — посетители у них не задерживались. И драгоценные книги могли спокойно обитать и дальше на своих привычных местах.

Но здесь, кажется, вообще никто и никогда не прибирался, поэтому жир, грязь и копоть на стенах и потолке можно было соскребать ложками. Меропа сглотнула подступивший к горлу комок и, опустив голову, быстро прошла к выходу.

— Так им и надо, грязнокровкам поганым! — услышала она почти у двери. — Честные маги со своими рядом живут, а не с магглами. Вот и сами виноваты.

— Магглы эти дурные, — добавил другой голос, — и чего им не живется? Опять войну придумали, а нам одна морока...

Меропе отчаянно захотелось, чтобы на ней сейчас был не маггловский плащ, а волшебный, с капюшоном, который можно накинуть на голову и спрятаться там. Но его не было, и она просто поёжилась и вцепилась в края плаща, плотнее запахивая его на груди.

— Вон ещё одна припёрлась, — пробурчал первый, — лезут и лезут сюда, ровно докси.

Меропа никак не среагировала на это, лишь втянула голову в плечи. И вдруг подумала, что было бы, если бы этот волшебник узнал, кто она на самом деле такая. Хотя... кто она? Магглы называли таких «вырожденцами». Она и колдовать-то толком не могла: и не училась никогда в школе, и способностей почти не имела. Вот разве что зелья умела варить...

— Да чтобы тебе те докси все шторы обсели, — одними губами пробормотала она и вышла из мерзкого паба на Диагон-аллею.

Здесь ничего не переменилось — даже наряды прохожих, кажется, остались теми же. И, конечно же, все лавки были на своих местах — и Меропа испугалась, что аптекарь её узнает. Но вместо хорошо знакомого ей когда-то лысого старичка за прилавком обнаружилась дородная рыжеволосая волшебница, и Меропа с облегчением выдохнула: её она точно не знала.

— Здравствуйте, — тихо проговорила она и положила на прилавок заранее приготовленный список.

— Здравствуйте, — с легким пренебрежением в голосе ответила волшебница, окинув взглядом её откровенно маггловскую одежду. «Жаль, что в трансфигурции я не сильна, — подумала Меропа. — Была бы на мне мантия...»

— У вас всё есть? — спросила Меропа, указав на список.

В нём не было ничего особенного, но она просто не знала, что ещё сказать.

— А как же, — ответила волшебница, взмахом палочки призывая котлы, черпаки и прочую зельеварческую утварь. Оловянный котел был с большой вмятиной на стенке, а один из черпаков запачкан чем-то тёмным.

— У вас нет исправных котлов? — спросила Меропа. — И чистых черпаков тоже нет? — её голос вдруг зазвенел.

Не от робости, а от злости.

— Делов-то, — издевательски фыркнула волшебница, — на один взмах палочки. Или вы не умеете колдовать, милочка?

— Или привыкла получать за свои деньги стоящие вещи, — неожиданно даже для самой себя отрезала Меропа. — Если бы мне нужно было что-то испорченное и подержанное, я пошла бы в лавку к старьёвщику.

Она никогда, НИКОГДА не позволяла себе так разговаривать с покупателями!

— Грязнокровка, а туда же! — презрительно протянула волшебница. — Проваливай обратно к своим магглам. Или в Лютный, тебе там самое место!

Меропу словно окатило жаром, и прежде, чем она поняла, что делает, она взмахнула палочкой — и у стоящей за прилавком волшебницы просто исчезли глаза и рот. Меропа до этого момента и не представляла, что вообще знает этот то ли сглаз, то ли заклятье — когда-то так делал её отец, наказывая дочь за то, что называл «дерзостью»: например, если она, замешкавшись, не успевала вовремя подать обед или ужин и извинялась за это недостаточно, по его мнению, горячо.

Волшебница в ужасе забила руками по прилавку — и в лавке раздался противный истошный вой, который издавала бронзовая статуэтка жабы на полочке за спиной продавщицы.

Меропа вздрогнула и, испуганно наведя палочку на продавщицу, в каком-то отчаянии произнесла:

— Финита! — всем своим существом желая отменить нечаянно наложенное проклятье.

Рот и глаза на лицо волшебницы вернулись — и она отчаянно завизжала, переорав даже сигнальную жабу, которая словно выпучила от изумления и без того выпученные глаза.

Меропа, молча поглядев на торговку и очень стараясь, чтобы её руки не слишком тряслись, спросила, стараясь перекричать вой:

— Сколько я вам должна?

В этот момент дверь лавки открылась, и в неё заглянуло сразу несколько волшебников, и мужчин, и женщин, и один из них, крупный высокий мужчина, спросил:

— Что стряслось-то?

— Она, она, — торговка трясущейся рукой показала на Меропу, — она воровка!

— Я ничего не украла! — вспыхнула Меропа. — Все ваши вещи на месте — проверьте! — она отступила от прилавка.

— Чего украла-то? — спросил тот мужик, входя в лавку. — Скажи толком — и вой этот заткни! — рявкнул он.

— Интересные какие воры пошли, — ехидно протянула старая ведьма в зеленой шляпе с маргаритками, — в руках кошелек держат, а на прилавке список покупок...

Жаба наконец замолчала.

— Она меня прокляла! — ткнула пальцем в сторону Меропы торговка. — Чтобы не платить, дрянь грязнокровная!

— Неправда! — воскликнула Меропа. — Вы меня оскорбили! И велели убираться в Лютный. Я ничего не крала — и ничего у вас покупать не стану! — она схватила список покупок и сунула его в карман.

— А у меня станешь, милая? — спросила та ведьма в шляпе. — У меня, может, лавочка и попроще — да товар лучше. Не сомневайся!

— И как же она тебя прокляла? — хмыкнул высокий волшебник. — Что-то я не вижу ни бородавок, ни рогов...

— Да у меня ни рта, ни глаз не стало! — вновь завизжала торговка. — Да я сейчас авроров вызову! Грязнокровки на честных магов нападают, слыхано ли!

— Ну ты и дура, — покачал головой волшебник, — так только в старых семьях проклинать умеют, и то не во всех.

— За что авроров-то? — спросила молодая весёлая черноволосая ведьма. — И рот, и глаза на месте... да и не их это дело — сглазы разбирать. Вы не слушайте её, — обратилась она к Меропе и спросила: — А вам ничего, кроме оборудования для зельеварения, не нужно? А то у меня такие травы есть — лучшие! И редкие, между прочим.

— Нужно, — быстро кивнула Меропа, радуясь, что всё обошлось.

— А ты, Присцилла, будешь покупателям-то хамить, так и вовсе прогоришь, — пообещал злой торговке волшебник, — идёмте отсюда, соседи.

— Но сначала ко мне! — воскликнула старая волшебница в шляпе. — А потом я её к тебе и пришлю, — пообещала она черноволосой и довольно бесцеремонно взяла Меропу под локоть. — Идём с нами, милая. Видишь, каково это — маггловские вещи носить, — улыбнулась она. — На некоторых ведьм они как брошенная в морду гиппогрифу тряпка действуют.

Плечистый волшебник махнул рукой и, развернувшись, вышел. За ним потянулись и остальные.

Лавка старой волшебницы действительно оказалась намного скромнее, зато котлы у неё были новые, а черпаки чистые.

— Надо будет чего — ты ко мне приходи, — сказала она, складывая покупки Меропы в большой пакет. — Ты приходи сразу ко мне, если ещё что понадобится, — повторила она, протягивая его Меропе.

— Спасибо, — смущенно улыбнулась та, забирая пакет, — теперь только к вам и пойду. И сына приведу летом, к Хогвартсу закупаться.

— Конечно, приводи, милая, — кивнула пожилая волшебница. — Мои котлы крепкие — ты увидишь. А теперь тебе вон туда, — она вышла из-за прилавка и, подойдя вместе с Меропой к двери, открыла её и показала на магазинчик наискосок. — Амалия тебя уже ждёт. Травы у неё замечательные, хоть она и болтушка, — она улыбнулась.

— Это ничего, — улыбнулась в ответ Меропа, — это неважно. Лишь бы травы хорошие были. Всего вам доброго.

— И тебе, милая, и тебе, — пожелала ей пожилая ведьма — а когда Меропа ушла, пробормотала себе под нос, осуждающе покачав головой: — «Грязнокровка». Это же надо!

* * *

...Травы действительно были хороши — Меропа с удовольствием вдыхала знакомые с детства запахи. У мамы был огородик с травами, а ещё она часто брала маленькую дочь с собой, когда уходила за травами в лес. Тимьян, иссоп, кошачья трава...

Хозяйка лавки и вправду оказалась очень словоохотливой, и они с Меропой обсудили каждую травку — для чего она может пригодиться и чем её, при нужде или из интереса, можно заменить. А заодно и владельцев всех магазинов на Диагон-аллее — и так Меропа узнала, у кого самые свежие и здоровые флоббер-черви, а у кого лучше покупать драконью печень.

— Вы заходите, — сказала под конец ведьма, ловко упаковывая покупки Меропы. — И не расстраивайтесь: сейчас, пока магглы воюют, некоторые стали такими грубыми — просто ужас!

— Здесь войны даже и не чувствуется, — вздохнула Меропа, — а вот за барьером... Я однажды едва успела от бомбежки спрятаться. Так страшно было, а убитых сколько... — она зябко передёрнула плечами. — Детей особенно жалко.

— Так вы в Лондоне живёте? — сочувственно спросила ведьма. — Ужасно... Может быть, вам пока перебраться сюда? Я знаю, где недорого можно снять комнату!

— Ближе к лету хорошо было бы, — ответила Меропа, — я не хочу рисковать сыном. Он пока в Хогвартсе, там безопасно. А я и так обойдусь.

— А если вас там убьют? — взволнованно спросила ведьма. — Подумайте, что станет с вашим сыном!

— Убьют? — переспросила Меропа. — Но ведь...

Но ведь это вполне может случиться в любой момент. Да, книжная лавка мистера Фелла — место очень необычное, но вот её квартира — уже нет. А еще она выходит из дома за покупками или просто погулять... теперь это стало реже, но всё равно... И что тогда будет делать её сын? Попадет в тот самый приют, где должен был очутиться, не подвернись она тогда под колеса «Бентли» мистера Кроули?

— Если вы живёте среди магглов, — убеждённо сказала ведьма, — то такое вполне может случиться. Я слышала ужасные истории о том, что происходит ТАМ!

— А я эти страшные вещи видела, — вздохнула Меропа, — вы правы, конечно.

— Так дать вам адрес? — спросила ведьма и, не ответа, предложила: — Давайте я лучше вам покажу!

— Покажите, — торопливо согласилась Меропа, которая в городе ориентировалась куда хуже, чем в лесу. А уж в городе магическом и вовсе терялась.

— Идёмте, — кивнула ведьма и, закрыв лавку, повела Меропу по Диагон-аллее.

Они дошли почти до конца улицы и, свернув в тихий переулок, остановились у небольшого трёхэтажного домика.

По стенам домика карабкались плети хмеля и дикого винограда, из-за чего он напомнил Меропе виденную в детстве картинку в книжке. Тот домик, на картинке, тоже был трехэтажным, только увитым белыми и красными розами. И крыша на сказочном домике была покрыта красной черепицей.

— Ну как вам? — спросила ведьма и призналась: — Я сама снимала тут комнату четыре года. Съехала вот только в это воскресенье!

— Сказочный домик, — улыбнулась Меропа.

— И хозяева там сказочные, — улыбнулась ведьма. — Пойдёмте знакомиться?

— Неудобно без предупреждения, — заколебалась Меропа, которой вдруг вспомнились наставления из «Книги о добронравной ведьме», которые заставлял наизусть заучивать отец. И горе было Меропе, если она не могла без запинки прочесть любое из них!

— Так мы предупредим, — беззаботно улыбнулась ведьма. — Стук — это же предупреждение, верно?

— Ну... да, — признала Меропа, — предупреждение, конечно.

— Идёмте! — предложила ведьма — и, поднявшись на невысокое каменное крыльцо, сама постучала в выкрашенную синей краской дверь.

За дверью раздалось вопросительное мяуканье.

— Здравствуйте! — громко сказала ведьма. — А я вам новую жиличку привела!

К кошачьему мяуканью добавились человеческие шаги, и дверь бесшумно отворилась.

На пороге стояла крохотная сухонькая старушка — едва ли Меропе по плечо. Она внимательно оглядела обеих женщин, а потом заулыбалась и неожиданно громко сказала:

— Заходите-заходите!

— Здравствуйте, — робко сказала Меропа, пропуская свою спутницу вперёд.

— Как тебя зовут, детонька? — спросила старушка, обходя вокруг Меропы.

— Меропа, — тихо ответила она.

— Меропа, — с видимым удовольствием повторила старушка. — А фамилия-то у тебя есть, детонька?

— Гонт, — еле слышно произнесла Меропа, пряча глаза.

— Ах, бедняжка! — воскликнула, всплеснув руками, старушка — а приведшая Меропу ведьма еле слышно ахнула и прикрыла рот ладонями. — Бедное дитя, — старушка взяла Меропу за руку. — Да как же ты выжила с этими иродами?

— Я сбежала, — призналась Меропа, — когда мне исполнилось восемнадцать лет. Отца и брата тогда забрали... надолго. И я ушла.

— Бедная девонька! — покачала головой старушка. — Настрадалась, поди... я Марволо помню, — она сощурилась и покачала головой. — Отвадила я его тогда от своей Лиззи, — довольно поведала она Меропе, — так что ты не бойся: коли сунется, и от тебя отважу!

Меропа с сомнением посмотрела на сухонькую старушку и испуганно замотала головой:

— Нет-нет, не надо... не надо ему соваться... то есть я не хочу, чтобы он или Морфин знали, где я... Вы же не расскажете никому? — встревоженно повернулась она к своей спутнице. — Отец и брат убьют меня, если найдут!

— Не убьют, — голубые глаза старушки ярко свернули. — И уверяю тебя, детонька, Марволо в мой дом не сунется. Впрочем, я никому не скажу, конечно, — добавила она ласково. И остро поглядела на прошедшую с Меропой ведьму: — А ты?

— Да что же я, с ума сошла, в дела Гонтов лезть? — пробормотала та. — Никому не скажу. Хотя так охота Присцилле Малпеппер нос утереть! Это ж надо, Гонт грязнокровкой обозвать!

— А ты скажи ей, что девонька теперь у меня живёт, — подмигнула ей старушка. — Не такая она дура, как кажется. Шебутная только очень. А сейчас, — она взяла их обеих под руки, — мы пойдём с вами пить чай и знакомиться с мистером Бёрком. Джейси, милый! — крикнула она на удивление громко. — Смотри, какая у нас теперь девочка жить будет!

— Девочка? — раздался дребезжащий старческий голос. — Выпускница Хогвартса? Славно, славно...

— Ты ходила в школу, дорогая? — поинтересовалась у Меропы старушка.

— Я... нет, — Меропа отчаянно покраснела, — я дома училась.

— Не училась! — громко крикнула старушка.

— Её нужно подготовить к СОВ? — мужской голос окреп и зазвучал ближе. — И к ТРИТОНам?

— Дивная идея, дорогой! — ответила старушка и спросила у Меропы: — Да же, милая?

— Нет-нет, — перепугалась Меропа, представив, как эти милые люди с презрением будут смотреть на неё, такую слабую и никчемную. Почти сквиба. Так же, как смотрели отец и Морфин, — мне... Мне не нужно... Я уже старая для экзаменов.

— Старая — это я, — возразила ей старушка.

— Для экзаменов, — раздался тот же мужской голос, а вслед за ним и шаркающие шаги, — нельзя быть старым. Самому старому волшебнику, сдававшему СОВ, было семьдесят четыре года, — на этих словах в комнату вошёл опирающийся на трость высокий сгорбленный старик с совершенно белыми волосами. — Тебе точно меньше, — заявил он Меропе, пристально глядя на неё на удивление яркими голубыми глазами.

— Мне уже тридцать два года, — торопливо возразила Меропа, — а СОВы в шестнадцать лет сдают!

— СОВы, девочка, сдают не в шестнадцать, а когда готовы, — сурово возразил старик, подходя к ней. — Негоже Гонт без диплома ходить, — безапелляционно заявил он. — А то нынче вон шваль всякая дипломами размахивает — а приличным людям не до них, и вроде так и надо. Это не годится, — покачал он головой.

— Тогда я никогда не буду готова, — еле слышно призналась Меропа, — я только Зелья и смогу сдать.

— Почему это не будешь? — старик даже возмутился. — Я, считай, полвека в школе проработал — я могу подготовить к СОВам даже табурет!

— Джейси преподавал чары, — гордо сообщила Меропе старушка, снова беря её за руку. — Ты не бойся, детонька — он тебя научит. Ну и я немножко... помогу.

— Завтра и начнём, — решительно сказал старик. — А сегодня ты переезжай и обустраивайся. И где там чай? — спросил он у жены?

— Мяу! — поддержали его из-под стола, а затем оттуда показалась чёрная кошачья мордочка с коньячного цвета глазами и роскошными белыми усами вразлёт.

— Какая красавица! — восхитилась Меропа, которая всегда мечтала о кошке. Но дома даже заикнуться о кошках было нельзя, а потом стало не до этого.

— Вот и мисс Милки подтверждает, — довольно сказала старушка. — Идёмте-ка сейчас чай пить. А тебе, девонька, с переездом помочь надо? — спросила она, проводя их всех в столовую с огромным, покрытым белоснежной скатертью столом.

Кошечка — маленькая, очень пушистая и абсолютно чёрная, не считая белых усов и самых кончиков лап — подошла к Меропе и, усевшись рядом, уставилась на неё своими оранжево-коньячными глазищами.

— Да у меня совсем немного вещей, — удивилась Меропа, — одежда, обувь. И всё. У сына больше, но их я постепенно к лету привезу.

— А у тебя и сын есть? — с острым интересом спросила старушка, левитируя на стол небольшие голубые фарфоровые чашки, дымящийся уже чайник и какие-то вазочки с печеньем и вареньями. — Так вам две комнаты понадобится?

— Я могу за ширмой спать, — торопливо сказала Меропа, — мне много не нужно!

— Это не годится — Гонту спать за ширмой, — отрезал старик. — У нас есть вторая комната. Мальчик может жить там.

Меропа снова опустила глаза — дома она спала именно за ширмой на кухне или вовсе убегала в лес, когда отец был особенно злым. Жаль, что крыша дома прохудилась, а чердачная лестница прогнила насквозь и не выдерживала даже её вес — и на чердаке было уже не спрятаться.

— Сколько лет твоему сыну, девонька? — продолжала расспрашивать её старушка.

— Ему сейчас тринадцать лет, — Меропа нежно улыбнулась, вспомнив Джона, — в декабре будет четырнадцать.

— Такой взрослый юноша не может жить в одной комнате с матерью, — недовольно покачал головой старик. — Но тебе придётся в его комнате прибраться — там давно никто не жил, — сказал он.

— Я приберусь, — радостно согласилась Меропа, — я это хорошо умею! И, — испуганно добавила она, — сколько это будет стоить?

Ей было неудобно перед мистером Феллом — получается, что она будет жить за его счет? Нет, он против не будет, но... быть обузой было смертельно стыдно. Зря она, наверное, затеяла этот переезд... Разве что поселить здесь только Джона, а самой остаться в Лондоне?

— А сколько у тебя есть? — вопросом на вопрос ответила старушка.

Меропа принялась лихорадочно считать, сколько.

Когда она, наконец, сгорая со стыда, назвала сумму, старики... нет — Бёрки переглянулись, и старушка сказала:

— Будешь помогать мне. Прибираться, и раз в неделю с воскресным обедом.

— Я с радостью, — закивала Меропа, — я хорошо умею готовить!

Мистер Фелл обожал вкусно поесть, и Меропа, чтобы его порадовать, выучилась готовить самые разные блюда — от блинчиков до семги в укропном соусе.

— Вот и славно, — заулыбалась старушка. — А то я уже стара, и мне всё это непросто...

— По воскресеньям, — пояснила Меропе приведшая её сюда ведьма, — здесь собирается вся семья. А это почти два десятка человек! Да, Амельда?

— Нас много, да, — довольно откликнулся старик.

— Это, наверное, хорошо, когда семья большая, — с сомнением сказала Меропа и поёжилась — если бы у отца были братья и сестры... или, кроме Морфина, у неё? Салазар спаси!

— Тут как посмотреть, — сказал старик с деланным неудовольствием. — С ними вечно то одно, то другое... ещё магазин — непросто это всё, ох, девочка, непросто.

— Но тебе не обязательно сидеть с нами, если не захочешь, — пообещала ей старушка. — Хотя мы будем рады.

— Хорошо, — с огромным облегчением сказала Меропа, — только... Я собираюсь выйти на работу. И если дежурства будут выпадать на выходные дни, я всё заранее приготовлю, вот разве что с чарами у меня слабо... Чтобы не остыло и не портилось...

— Чарам ты научишься, — сказал старик. — Что за работа?

— В госпитале, — ответила Меропа и впервые прямо взглянула ему в глаза, — у магглов. Если вам это неприятно, я пойму.

— Магглы, — недовольно проворчал старик. — Зачем Гонт маглы?

— Я с ними живу. Уже четырнадцать лет, — тихо, но твёрдо ответила Меропа, — а сейчас там война, и я могу помочь раненым. Кроветворное, укрепляющее... Я очень слабая ведьма, но даже это лучше, чем ничего.

Старик осуждающе покачал головой, но старушка вдруг вступилась за Меропу:

— Оставь девоньку в покое! Пусть себе. У неё доброе сердце — это совсем неплохо. Видно, в мать пошла, — она подлила Меропе ещё чая и посоветовала: — Ты не обращай внимания. Джейси всегда ворчит, но ты его не слушай.

— А мать у неё из кого? — насмешливо поинтересовался старик.

— Какая разница? — пожала плечами старушка. — Гонт есть Гонт. Хоть маггла. Кто твоя мама, девонька? — ласково спросила она.

— Тоже Гонт, — тихо сказала Меропа, — они с отцом были двоюродные брат и сестра.

— Тьфу ты, — старик сплюнул. — Лучше бы маггла. Ладно, ладно, — он раздражённо поглядел на жену, — пусть делает что хочет. Магглы тоже люди, — добавил он с усмешкой.

Продавщица, которая привела Меропу, а теперь с горящими от любопытства глазами слушала их разговор, не выдержала:

— Магглы же, говорят, не люди! Они произошли от грибов!

— Тьфу ты, ерунда какая! — рассердился старик. — А откуда же, по-твоему, берутся грязнокровки? Из грибов на старых пнях? Я тебе сколько говорил не слушать идиотов? Магглы — это ветвь развития. Другая. Магии им не досталось — вот и выживают, как умеют. Но порою эволюционируют.

— Что они делают? — с испугом переспросила продавщица.

— Э-во-лю-ци-о-ни-ру-ют, — по слогам с некоторым презрением произнёс старик. — Меняются, если попроще. Растут.

— А-а, — с явным облегчением сказала та, — я уж думала, это заразно. Пусть растут.

— Видишь? — почему-то тяжело вздохнув, спросил старик Меропу. — А ведь... сколько у тебя ТРИТОНов? — обратился он к ведьме.

— Пять! — гордо ответила та, — Чары, Трансфигурация, Гербология, УЗМС и Прорицания! Спасибо вам, мистер Бёрк, сроду бы без вас Чары с Трансфигурацией не сдала!

— Пять ТРИТОНов, — трагически повторил старик. — А ты говоришь, не сдам, — он поглядел на Меропу и покачал головой.

— Я очень слабая ведьма, — повторила та, — мне проще всё руками сделать, чем магией.

— Ерунда, — отрезал старик. — Палочку дай свою.

Меропа протянула ему палочку, порадовавшись, что только вчера её в очередной раз натёрла и отполировала.

— Так-так-так, — пробормотал старик, крутя в пальцах палочку. Затем достал собственную и начал колдовать над палочкой Меропы — а, закончив, глянул на неё остро и спросил: — Эта та же палочка, что тебе купили в одиннадцать лет?

— Это мамина, — ответила Меропа, — а ей она от бабушки досталась. От моей бабушки, — уточнила она.

— Фамильная, — нахмурился старик. — Я так и думал. Тебе не подходит, — вынес он вердикт и посмотрел на большие напольные часы в виде мрачноватой башни, стоящие в углу столовой. — Ступай к Олливандеру, — распорядился он. — Как раз ещё успеешь.

— Зачем? — изумилась Меропа. — Мне какую палочку ни дай, толку не будет. Отец свою давал попробовать, и Морфин тоже... и у Джона я тоже палочку брала... у меня с любой палочкой ничего не выйдет. Я же... сквиб почти.

— Тем более тебе нужна собственная палочка, — старик был непреклонен. — Или денег нет? — спросил он вдруг. — Так я дам.

— Я найду деньги, — отказалась Меропа, смирившись с судьбой, — только придётся сначала их обменять. В банке. Я задаток за квартиру завтра принесу, можно?

— Можно, можно, — проворчал старик, неохотно возвращая ей палочку. — Но завтра чтоб пришла с новой. Со своей. Не дело это. Там наверняка дракон, — он постучал по столу согнутым пальцем. — А тебе, дитя, единорог нужен. Вот и не работает. Так, — он отставил чашку и поднялся. — Идём-ка к гоблинам — и к Гаррику потом. А ты, — он зыркнул на ведьму, — ступай работать. За жиличку новую тебе спасибо — но негоже лавку посреди рабочего дня оставлять.

— Там дракон, да, — удивленно подтвердила Меропа, — мама говорила. Сердечная жила дракона и клён.

— Да какой тебе клён, — поморщился старик, выходя из-за стола и подходя к Меропе. — Идём.

Старушка тоже встала и, сотворив два полотняных мешочка, высыпала в них печенье из вазочек и вручила один ведьме, а другой — Меропе. И сказала чуть ли не кокетливо:

— Ну-ка, вытащите по одной? Что вам досталось первым?

— «Слово — серебро, а молчание — золото!» — прочитала бумажку, выпавшую из разломленной печенюшки, ведьма.

— Вот так-то, детонька, — подмигнула ей ведьма и поглядела на Меропу.

Меропа разломила своё печенье и, достав бумажку, прочитала:

— «Дорога возникает под шагами идущего».

— Вот и верно, — заторопилась приведшая её сюда ведьма — Амалия, наконец-то вспомнила Меропа, — идти уже пора. Сейчас люди с работы пойдут, самое оно для выручки! Всего вам доброго, мистер Бёрк, миссис Бёрк! Дай вам Мерлин доброго здоровьичка!

— И тебе, детонька, — отозвалась старушка. — Идём, — она на удивление цепко взяла Меропу под локоть — словно опасалась, что та убежит.

И Меропа, сжав в руках кошелёк с деньгами и страшно волнуясь, пошла покупать первую в своей жизни собственную волшебную палочку.

В лавке Олливандера царили тишина и сумрак. Сам мастер Олливандер даже напугал Меропу: его взгляд был столь пронзителен, что, казалось, пронзал её насквозь.

— Добрый вечер, Гаррик, — по-свойски поздоровалась миссис Бёрк, — вот, привела к тебе девоньку. Фамильной палочкой всю жизнь колдовала!

— Фами-ильной, — неприятно протянул Олливандер и как раз так глянул на Меропу, что у той душа ушла в пятки. — Ну, хоть сыну новую купила, — заявил он, к полнейшему её изумлению.

— Так ведь ему же было нужно! — возразила Меропа, сама себе удивляясь.

— А тебе что, нет? — отрезал Олливандер, подходя к ней с рулеткой. — Палочка с собой?

— А мне какую ни дай, — повторила Меропа отцовские слова, — всё толку не будет, — она протянула Олливандеру свою старую палочку.

— Кто сказал такую глупость? — спросил тот, забирая палочку. Некоторое время он её внимательно осматривал, потом посмотрел на Меропу, хмыкнул, крякнул, покачал головой и вынес свой вердикт: — И вы ей колдовали?

— Да, — кивнула Меропа, — правда, у меня получается плохо. У мамы тоже не очень получалось.

— Удивительно, что у вас вообще что-либо получалось, — пробурчал Олливандер, ловко измеряя её руки. — Так... попробуем, — сказал он, наконец, отправляясь за прилавок и вытаскивая с полки узкую коробочку. — Попробуйте взмахнуть.

Меропа осторожно взяла желтоватую, как старая слоновая кость, палочку, взмахнула — и ничего не произошло. Только пальцы слегка закололо.

— Я же говорила, — вздохнула она, — ничего не получится.

— Какая вы скорая, — осуждающе проговорил Олливандер. — Иной раз приходится пол-лавки перебрать! Вон сколько сыну твоему искали, помнишь? — он протянул ей следующую коробку.

Следующую палочку постигла та же судьба, разве что пальцы Меропы обожгло холодом.

— Не то, — пробормотал Олливандер и задумался, а затем протянул ей ещё одну коробку.

А потом ещё одну.

И ещё.

После десятой попытки Меропа робко спросила:

— Может, больше не нужно? Маминой палочкой я хоть как-то колдовать могу. А от этих только пальцы то немеют, то мерзнут.

— Какая капризная! — возмутился Олливанлер. — Никакого терпения!

— Она просто нервничает, — примирительно сказала миссис Бёрк.

— Так сколько ни терпи, крапива мандрагорой не станет, — глядя в пол, пробормотала Меропа, беря в руки следующую палочку, — и из глины золота не добудешь.

— Она ещё и умничает! — воскликнул Олливандер — а потом задумался. И вдруг спросил резко: — Что умеешь?

— Что я умею колдовать? — переспросила Меропа. — Только самые простые заклинания. Разве что... — Меропа покраснела, вспомнив, как лишила рта и глаз ту противную тетку из лавки Малпеппера. — Разве что с Зельями у меня немного получше, — торопливо добавила она.

— И это Гонт, — покачал головой старый Бёрк. Олливандер же просто махнул рукой и протянул Меропе очередную коробку, которую достал откуда-то из середины стеллажа.

Меропа, уже ни на что не надеясь и мечтая только о том, чтобы всё поскорее закончилось, взмахнула палочкой — и по лавке Олливандера пронёсся резкий порыв ветра, заставивший заскрипеть двери и задрожать стекла в ближайшем окне.

— Уже неплохо, — довольно проговорил Олливандер, — рябина и волос единорога. Посмотрим ещё похожие.

— Нет-нет, — Меропа вцепилась в палочку изо всех сил, — я выбираю эту!

— Дайте сюда! — он буквально вырвал палочку из рук Меропы. — Выбирает она! Не волшебник выбирает палочку, а палочка выбирает волшебника! Мы её отложим, — сказал он уже чуть мягче. — И посмотрим что-нибудь ещё... Определённо волос единорога, — пробормотал он, почёсывая подбородок. — Можно попробовать ещё рябиновую... но другую... подлиннее... вот эту, — он подал Меропе совсем новую коробку.

Другая палочка вызвала сноп тусклых искорок, одна из которых чуть не подпалила массивный дубовый прилавок, и больше ничего.

— Уже получше, — сказал Олливандер и подал Меропе следующую. А потом ещё одну — но обе вызвали лишь искры, да и то не слишком много. — Что ж... давайте попробуем другое дерево... полагаю, ягодное. Вряд ли остролист... не думаю. Боярышник, — решил он и, нырнув под прилавок, протянул Меропе пыльную коробку. — Попробуйте. Возможно, длинновата...

— Для боярышника нужен яркий доказанный талант, — насмешливо сказал мистер Бёрк, — так что не думаю, что эта палочка ей подойдёт.

— Поучите меня ещё, — Олливандер резко вскинул голову. — Или, может быть, раз вы так хорошо разбираетесь в палочках, вам открыть собственную лавку?

— Неплохая идея, — хмыкнул мистер Бёрк, — надо будет обдумать её на досуге.

Меропа торопливо взяла протянутую ей пыльную коробку и достала оттуда длинную светлую палочку с еле заметным красноватым отливом. От палочки полился мягкий свет, а рука Меропы, держащая палочку, сразу согрелась, как будто от кружки с горячим какао.

— Не думает он, — торжествующе пробурчал Олливандер. — Оно и видно, — добавил он ехидно и заметил: — А стоило бы. В вашем возрасте уже можно было бы и научиться думать. А вас я поздравляю, — сказал он Меропе. — Полагаю, мы её нашли.

— Она тёплая, — удивлённо сказала Меропа.

— Недостаток информации, — усмехнулся мистер Берк, — может привести к недостоверным выводам. Значит, яркий доказанный талант всё же есть, — он оценивающе посмотрел на Меропу. — Зелья, я полагаю.

— Меня в детстве научили не торопиться делать выводы при недостатке информации, — назидательно заметил Олливандер — а потом добавил, не сдержавшись: — Что ж, по-вашему, боярышниковые палочки детям не подходят? У кого в одиннадцать есть доказанный талант? Нельзя, нельзя же так буквально трактовать написанное! А вас я поздравляю, — обратился он к Меропе. — Теперь вам будет проще жить и колдовать.

— Спасибо, — растерянно сказала Меропа, недоверчиво глядя на свою — СВОЮ! — палочку. Она посмотрела на слегка подпалённый прилавок и произнесла: — Репаро!

Это заклинание у неё получалось обычно через два раза на третий, и поэтому Меропа постаралась вложить в него как можно больше силы. Стыдно будет, если опять ничего не получится!

Прилавок вздрогнул — если бы это было живое существо, можно было бы сказать, что он сделал это всем телом — подпрыгнул и... И вдруг из него показались ростки, прямо на глазах покрывающиеся резными зелёными листочками, рядом с которыми очень скоро завязались маленькие жёлуди.

— Ой, — перепугалась Меропа, — я сейчас всё уберу!

— Хороший был дуб, — хмыкнул мистер Бёрк, — качественный. Что, Гаррик, не хочешь проверить, какую палочку можно будет из этого дуба сделать? Уникальный материал!

— Осторожнее, мадам Гонт, — ворчливо проговорил Олливандер. — Ничего убирать не нужно — но я бы посоветовал вам быть поаккуратнее, покуда вы не приноровитесь в своей палочке.

— Главное, курицу с её помощью не режь, — продолжал веселиться мистер Бёрк, — а то прямо посреди праздничного обеда как подскочит птичка жареная, как закукарекает — и пойдёт по улице гулять!

— Куры не кукарекают, — растерянно сказала Меропа.

— Верно, детонька, — поддержала её миссис Бёрк. — Они квохчут. Но не думаю, что обед от этого станет приятнее...

— Ничего, — внезапно подбодрил Меропу мистер Бёрк. — Научится.

— В Хогвартсе не училась, потому что Марволо счёл тебя сквибом? — пронзительно посмотрел на Меропу Олиивандер.

— Нет... — Меропа поёжилась и опять покраснела. — Не только. Морфин был куда сильнее меня, но отец и его не отпустил. Говорил, что и дома всему, что нужно, выучимся.

— Заносчивый засранец, — констатировал мистер Бёрк. — Я давно говорю, что обучение в Хогвартсе нужно сделать обязательным!

— Ну, зачем же непременно в Хогвартсе? — возразила его супруга — и стало очевидно, что этот спор они вели десятилетиями. — Дети могут поступать в Дурмштранг. Или даже в Шармбатон. Главное, чтобы они учились хоть в какой-то школе!

— Сколько я вам должна за палочку? — повернулась Меропа к мистеру Олливандеру, который сорвал крохотный желудь и задумчиво вертел его в пальцах.

— Одиннадцать галлеонов, — отозвался тот, продолжая изучать жёлудь. — И, я так понимаю, вам понадобятся ножны?

— Разумеется, — не дав Меропе открыть рот, ответил мистер Бёрк. — Она её в кармане должна носить, по-вашему?

Меропа с облегчением вздохнула: денег, которые у нее были с собой, хватит на палочку и даже на ножны, если, конечно, те будут не слишком дорогими.

— Понадобятся, — сказала она. — Только... не очень дорогие, пожалуйста.

— Выбирайте, — кивнул на витрину Олливандер, которого сейчас явно куда больше интересовал проросший прилавок.

Меропа подошла к витрине и стала рассматривать ножны. Кожаные, разных размеров и разных цветов, с украшениями и без... Она выбрала самые простые из подходящих по размеру и протянула руку:

— Вот эти, если можно. Сколько они стоят?

— Полгаллеона, — неохотно отозвался Олливандер.

Меропа достала из кошелька десять золотых монет и горсточку серебряных сиклей и медных кнатов. Как раз.

— Вот, — протянула она деньги Олливандеру, — спасибо вам большое.

Тот забрал монеты, пересчитал их и, кивнув, сунул в карман.

— Надеюсь, эта палочка станет вам доброй спутницей, — сказал он.

— Я тоже надеюсь, — Меропа покосилась на бывший прилавок, ныне изображающий из себя дубовую рощу, и погладила палочку, которую убрала в ножны на предплечье.

— До свидания, мастер Олливандер.

— До свидания, — буркнул Олливандер, возвращаясь к изучению своего прилавка — а когда Меропа и Бёрки вышли из лавки, на её двери появилась табличка «Закрыто».

— Тебе нужна помощь с перевозкой вещей, детонька? — заботливо поинтересовалась миссис Бёрк.

— Нет-нет, — заторопилась Меропа, — у меня и так было немного вещей, а теперь я просто их уменьшу... ой.

Она представила, как вместо уменьшенных подушек и одеяла от неё с возмущенным гоготом и блеянием убегают гуси и овцы, и мучительно покраснела.

— Я бы посоветовал тебе пока что пользоваться старой палочкой, — заметил мистер Бёрк. — Пока ты не привыкла к новой.

— Я так же подумала, — согласилась Меропа, — буду понемногу тренироваться. Может, даже аппарации научусь, — с затаённой надеждой добавила она. — Я всё детство мечтала... чтобы можно было в один момент перенестись подальше и не бояться... простите.

Она снова покраснела и опустила глаза. Ну, вот кто её за язык-то тянул?

— Аппарации самостоятельно учатся только идиоты, — осадил её мистер Бёрк. — Как будешь готова — пойдёшь на курсы. Но это будет не раньше, чем года через два! — подчеркнул он и велел: — Ступай за вещами. К ужину чтоб уже устроилась у нас.

— Хорошо, — радостно кивнула Меропа. — Я обязательно буду!

…Но к ужину она так и не пришла.

На выходе из «Дырявого котла» Меропе показалось, что завсегдатаи паба провожают её взглядами с каким-то злорадным предвкушением.

И показалось не зря.

В небе над Лондоном снова царила смерть.

Меропа узнала этот мерзкий звук — и, честно говоря, в первый момент хотела было вернуться, но потом передумала. Она ужасно устала всё время трусить и спасаться — и потом, звук этот был, как ей казалось, далеко...

Так что она двинулась вперёд, сжавшись от страха и прижимая к груди под плащом свою новообретённую палочку.

Она шла по заваленным камнями от разрушенных домов улицам и вспоминала, как плевались её брат с отцом при упоминании магглов и как костерили их — и что-то тёмное внутри неё соглашалось с ними. Те, кто вообще выдумал подобное оружие — чудовища. И те, кто применил его — такие же. Но... но ведь магглы, которых она знала, были не такими. Они были самыми обычными людьми — точно лучше её родственников, например. По крайней мере, многие. Но эти бомбы... как? Зачем?

Она даже остановилась, сформулировав, наконец, мучивший её вопрос. Зачем? Зачем они это делают? Сбрасывают эти бомбы. Для чего? Здесь нет никакой армии — здесь просто живут люди...

И почему волшебники ничего не делают? Ведь, наверно, есть заклятья, что могли бы как-то уничтожить эти бомбы? Наверху, заранее? Или превратить их во что-то безопасное. Да — есть трансфигурация! Сама Меропа почти ей не владела — но ведь многие умели. И ведь в Лондоне полно волшебников — почему же они позволяют это? Да, конечно, есть Статут — но...

Ей хотелось плакать. Здесь вокруг было столько смертей и страха — а она, волшебница, ничего не могла сделать. Разве что сама спастись... наверное. Если повезёт. Она даже аппарировать не сможет...

До спасительного спуска в метро оставалось совсем немного, когда раздался свист, а затем земля под её ногами содрогнулась от страшного удара.

Меропа рефлекторно подпрыгнула и, кажется, побежала — или только хотела это сделать, когда почувствовала, как что-то ударило её по голове, и она на миг провалилась в плотную тьму.

— НЕЧЕГО ТЕБЕ ТУТ ДЕЛАТЬ, — раздался в её голове странно знакомый голос, — У МЕНЯ И ТАК РАБОТЫ ПОЛНО.

И тьма перед её глазами расступилась — а может, просто осели клубы пыли и праха от чудовищного взрыва неподалеку от станции метро.

Бомба упала рядом со входом — и в огромную воронку сейчас мучительно медленно, как в ночном кошмаре, сползал красно-белый двухэтажный автобус.

Меропа сидела на земле... нет — на асфальте... его остатках, и тупо смотрела, как автобус погружается всё глубже. Мимо бежали люди, где-то кто-то кричал, а она просто сидела и смотрела. Ей даже не было страшно, только пусто и холодно.

— Мама, мамочка! — услышала она мальчишеский голос.

Джон? Как он сюда попал? Он же в Хогвартсе!

— Мама! — мальчишка лет шести выкручивался из рук старой женщины, рвясь к обречённому автобусу. — Там же мама!

И Меропа, очнувшись от навалившейся на неё пустоты, потянулась за палочкой.

«Вингардиум Левиоса» — самое простое заклинание. Если, конечно, поднимать им перо или лист пергамента, а не маггловскую машину весом в тысячи стоунов.

Ей, кажется, никогда в жизни не было ещё так тяжело. Физически — а душа её сейчас, кажется, тоже вцепилась в этот автобус и тащила его.

— Вингардиум... Левиоса! — повторяла она, а мир вокруг выцветал и сжимался в точку, и неизменным оставалось только одно — красно-белая махина автобуса, серый крошащийся асфальт под его колесами и золотое свечение вокруг её вцепившихся в палочку пальцев, — Вингарди-ум...Ле-ви-о-са...

Автобус наконец прекратил свое падение, а затем очень медленно начал подниматься. Меропа не видела недоверчивого удивления на лицах вокруг, она продолжала тянуть его вверх, чувствуя, как заканчиваются у неё силы.

Автобус с трудом полз назад, пока его передние колеса не встали на уже прочное дорожное покрытие, а из кабины водителя не послышалось:

— И сохрани нас от всякого зла!

— Мама, — услышала она голос мальчика, — мамочка!

Старая мамина палочка, которую Меропа крепко сжимала в пальцах, тонкой струйкой погребального праха осыпалась вниз.

А потом стало очень тихо и темно.

* * *

Первым, что почувствовала Меропа снова, был странный, довольно резкий и неприятный запах. А потом она ощутила боль: её словно бы избили. Всю, от ног до головы — как в детстве.

— Вы меня слышите? — произнес незнакомый голос. — Вы можете говорить?

Она попыталась ответить, но язык не слушался, и Меропа смогла лишь промычать что-то.

— Контузия, — сказал голос. — Судя по всему, ран или переломов нет. В ближайший госпиталь.

Меропа пошевелилась и хотя и с трудом, но всё же сумела открыть глаза, однако увидела перед собой лишь размытые пятна — и испугалась. Она что, ослепла? Но почему?

Пятна иногда двигались, становясь то больше, то меньше, то светлее, то темнее. Вокруг звучали спокойные деловитые голоса, которые то и дело прерывались стонами или тихим плачем.

Меропе хотелось спать — ужасно хотелось, как будто она выпила снотворное. Почему-то даже боль не особенно мешала этому желанию, и она сдалась, позволив себе провалиться в сон.

* * *

...Она снова брела по промозглому, страшному и равнодушному маггловскому городу, голодная, уставшая и отчаявшаяся. Полы старого мужского пальто не сходились на большом животе, и Меропа придерживала их окоченевшими руками, пытаясь хоть как-то уберечь своего неродившегося сына от холода. Ноги подкашивались, мир перед глазами расплывался, и держала её в сознании только одна мысль — она должна дойти до приюта. Должна. Чтобы у Тома Марволо был хотя бы один шанс... А приюта всё не было... и не было... а потом не стало ничего.

— ...Вставай, дура косорукая! — услышала она отцовский голос. — Взяла моду бока отлеживать! Жрать готовь, уродина!

Она привычно сжалась в комок и закрыла голову руками, ожидая удара — рука у отца была тяжелой.

Удара почему-то не последовало — её просто потянули за волосы, но бить не стали.

— Живо! — рявкнул отец и плюнул на неё.

Меропа торопливо поднялась с узенького топчана, подхватила помятые старые вёдра и выскользнула за дверь — отец требовал только колодезную воду, брезгуя маггловским водопроводом, проведённым в Литтл-Хенглтоне.

Она сделала пару шагов из дома — и «родовое гнездо» Гонтов исчезло в клубящемся сером тумане.

Меропа прошла ещё немного, пытаясь понять, куда ей идти, но вместо привычной утоптанной тропинки под ногами был всё тот же вязкий серый туман.

— Доченька, — мамин голос она узнала даже спустя двадцать с лишним лет, — Меропа... как ты сюда попала, бедная моя?

— Мама, — прошептала Меропа.

Вёдра выпали из её ослабевших пальцев и неслышно исчезли в окружающей пустоте.

— Уходи, — торопливо заговорила мама, — уходи скорее отсюда!

— Мама, — повторила Меропа и шагнула к ней. — Я скучаю... мама...

Мама отшатнулась назад, вместо того, чтобы обнять Меропу, и укоризненно посмотрела на неё:

— Зачем же ты так рано сюда пришла, доченька?

— Рано? — непонимающе переспросила Меропа и, вновь шагнув к матери, протянула к ней руки. — Я думала, что больше никогда тебя не увижу...

— Увидишь ещё, — та горько поджала губы, — это всегда успеется. Иди назад, дочка. Или тебе не к кому возвращаться?

— Но я хочу к тебе, мама, — возразила Меропа. — Хочу побыть с тобой... хоть немного...

— Здесь нельзя оставаться, — мама покачала головой, — живым нельзя. Уходи отсюда, дочка, уходи, пока ещё можешь.

— Но я...

Она хотела было сказать, что хочет остаться с ней — но вдруг вспомнила про сына. Он совсем ребёнок... как же она бросит его? Тем более, теперь, когда идёт война?

— Иди, дочка, — повторила мама, — живи и будь счастлива. А сюда не спеши.

Голос её стал глуше и тише, а затем, почти на пределе слышимости, Меропе почудилась колыбельная, которую мама пела ей в далеком детстве. Колыбельная, которую она сама потом пела маленькому сыну.

И она пошла прочь от клубящегося серого тумана.

Назад.

* * *

Первым, что она услышала, был высокий женский голос, пронзительный и громкий, бесконечно восхищающийся каким-то ребёнком.

— Ах, ты не представляешь — он так смотрит, так смеётся! — восклицал голос. — И такой самостоятельный — никуда меня не отпускает! И...

Другой женский голос что-то отвечал — намного тише и, кажется, устало — а первый продолжал, и от него у Меропы почему-то внезапно разболелись зубы.

Женский голос становился всё громче и навязчивее, и в какой-то момент это стало до того невыносимым, что Меропе хватило сил, чтобы открыть глаза и посмотреть, кому он всё-таки принадлежит.

Прямо напротив неё, на узкой железной кровати, застеленной серовато-белым от частых стирок бельем, сидела незнакомая ей женщина с вытянутым лицом и коротко остриженными светлыми волосами, что-то увлечённо рассказывающая своей соседке, лежащей на кровати чуть поодаль.

Женщин этих Меропа видела впервые в жизни и не понимала, как они сюда попали. Или — как она попала к ним?

И куда она вообще попала?

Спрашивать незнакомок Меропе было неловко, и она просто лежала, дожидаясь удобного момента, который всё не наступал — а меж тем её собственный организм заявил вдруг о себе, настырно требуя подняться и найти здесь туалет. Меропа осторожно села — она ощущала себя совсем слабой, и голова её кружилась, но, в целом, кажется, встать она была вполне в силах.

— Очнулись, дорогуша? — немедленно переключилась на неё любительница поговорить. — Вот и славно. Доктор Фримен велел сразу ему сообщить, как вы очнётесь.

— Что? — спросила Меропа. Ей с каждой секундой всё острей хотелось в туалет, и она, превозмогая своё смущение и чувствуя, как заливается краской, быстро выговорила: — Здесь есть туалет?

— Да куда же вы пойдете в таком состоянии, дорогуша? — заахала соседка. — Он же в конце коридора! Вон у вас судно под кроватью, санитарка сейчас подаст!

И она подхватила лежащий на тумбочке у кровати колокольчик и начала им звенеть.

— Электричество экономим, — пояснила она Меропе.

— Да я дойду, — совсем смутившись, сказала Меропа, медленно спуская ноги на пол. — В конце коридора... я найду, спасибо.

— Это что? — в палату вкатилась кругленькая и очень энергичная женщина в белом халате. — Это зачем же вы встаете? После контузии-то?

— Мне нужно в туалет, — еле слышно прошептала красная до корней волос Меропа.

— Лежите-лежите! — замахала на неё руками женщина, быстро приближаясь к ее кровати и доставая из-под неё некий предмет. — Вот вам судно, туда и сходите! Нельзя вам пока вставать, доктор Фримен запретил!

— Но... — Меропа затравленно оглянулась, глядя на кровати, на которых лежали или сидели женщины, молодые и старые. — Я так не могу...

— Можете-можете! — убежденно заявила женщина. — Человек всё может. Все свои, все через это проходили.

— Не надо, — пробормотала Меропа, умоляюще на неё глядя. — Я дойду... Тихонько... Ну пожалуйста... — она заплакала.

Это было унизительно, ужасно унизительно! Даже её отец так не поступал с ней!

— Да каталку ей дайте, — предложила немолодая женщина, лежащая у окна. — Видите, девушка скорее помрёт, чем согласится.

— Ох, — вздохнула женщина и куда-то вышла — и почти сразу же вернулась с креслом на колёсах. — Садитесь, — велела она Меропе. — Отвезу.

Меропа, всё ещё плача, поспешно села в кресло, которое сразу же покатилось к выходу, поскрипывая при каждом движении.

— И совершенно нечего стесняться, — пеняла ей толкающая кресло женщина. — Тут все в таком положении — госпиталь же! Не гостиница какая.

— Госпиталь? — переспросила Меропа. Надо же. Она как раз собиралась пойти в какой-нибудь госпиталь. — Скажите... у вас можно устроиться на работу? Убирать, мыть полы, ухаживать за больными? Только... у меня нет образования.

— Сейчас, что ли? — спросила женщина — впрочем, довольно добродушно. — Можно, почему же нет... полы мыть вечно некому. А вот ходить за больными... Вот поправитесь — и приходите. Это не мне решать.

— А кому решать? — Меропа облегченно вздохнула — всё оказалось проще, чем она думала. — Вы мне не подскажете, кого спросить? Вы же здесь всех знаете...

— Внизу спросите, — женщина остановила коляску возле выкрашенной белой краской деревянной двери. — Придёте в регистратуру, скажете — они вас и направят. Добровольцы нам нужны.

— Спасибо, — благодарно улыбнулась Меропа, — вы очень добры.

— Идите, — кивнула женщина на дверь. — Только потихоньку!

Меропа встала с кресла и, цепляясь за стены — голова кружилась, словно после отцовских побоев, и ноги подкашивались, — вошла в помещение с неистребимым и хорошо знакомым всем запахом.

Здесь было чисто — и Меропа, выйдя из кабинки и умываясь холодной водой, смотрела на себя в зеркало и думала, что ей, кажется, сегодня повезло... До тех пор, пока её не пронзила жуткая мысль.

Где её палочка?

И где её одежда?

Вместо привычного строгого платья, тёмно-синего с белым кружевным воротничком, на ней была надета какая-то хламида.

Меропа в ужасе метнулась к двери и, рывком распахнув её, спросила у ожидавшей её женщины дрожащими губами:

— Где... где мои вещи?

— Так на складе, — удивленно пожала та плечами, — вас же сразу в больничное переодели. А вещи ваши все на склад унесли. Да вы не беспокойтесь, всё целое будет, опись же составили. У нас сроду ничего не пропадало!

— Мне... мне они нужны, — лихорадочно и умоляюще проговорила Меропа. — Пожалуйста! Можно мне их? Прямо сейчас?

Она даже думать не могла о том, что будет, если она потеряла свою с таким трудом обретённую палочку.

— Да кто же вам в палату их брать разрешит? — возмутилась женщина. — Тут же травматология и хирургия!

— Всё равно! — Меропа вновь заплакала. — Пожалуйста, мне надо... мне там надо... одну вещь. Пожалуйста!

— Кольцо обручальное, что ли? — с сочувствием спросила женщина.

— Там… одна очень важная вещь, — торопливо проговорила Меропа, подходя к ней и глядя умоляюще. — Пожалуйста! Я... я должна знать, что она там.

— Хорошо, — вздохнула женщина, — скажите, что за вещь, а я спрошу, есть ли она в описи. Коли есть, так не беспокойтесь, никуда она не денется.

— Она... Это... Это такая палочка, — задыхаясь от волнения, сказала Меропа. — Деревянная. Не очень длинная... пожалуйста! — она схватила женщину за руку. — Пожалуйста, скажите, там она? Нет?

— Господи, — изумилась женщина, — да палочка-то кому понадобится? Раз уж она при вас была, значит, никуда не делась. Спрошу я, спрошу, делов-то...

— Спасибо вам, — Меропа схватила её руку и поднесла к губам.

— Да вы что! — даже перепугалась та. — Бог с вами, милая!

— Спасибо вам, — всхлипывая, повторила шёпотом Меропа. — Спасибо...

— Да ну полно вам, — махнула рукой женщина, — садитесь лучше да обратно поедем.

Меропа, всхлипывая, села и сжалась в кресле, закрыв лицо руками. Ей было невыносимо стыдно — за то, что её куда-то везёт эта женщина, за свою просьбу, за истерику... за всё.

— Ну-ну, — ободряюще сказала женщина, — не плачьте. Живы остались, родных не потеряли — уже счастье.

Меропа только кивнула. Да, её сын был жив — в этом она могла быть уверена. А больше у неё всё равно никого на свете не было...

Каталка с тихим скрипом ехала по длинному коридору мимо окрашенных в белое дверей с номерами на них. За одними дверями было тихо, за другими раздавались негромкие голоса, за третьими — глухие стоны и даже крики.

Война продолжала убивать магглов даже здесь.

«Не магглов, — поправила себя Меропа. — Людей. Просто — людей».

Выписали её через день: особых опасений состояние Меропы не внушало, а свободных мест в госпитале не хватало — раненых привозили ежедневно.

Она вышла, прижимая к груди своё единственное сокровище — свою волшебную палочку — и неся на сгибе руки сумку с покупками, и увидела стоящий прямо у дверей госпиталя хорошо знакомый автомобиль. «Бентли», разумеется.

Мистер Кроули, как обычно, стильный и прямо-таки излучающий смертельную опасность, в неизменных чёрных очках, скрывающих жёлтые змеиные глаза, курил дорогую гавайскую сигару, небрежно опираясь на крышу «Бентли». И плевать ему было на все ограничения и запреты военного времени.

— С-садись в машину, — прошипел он на парселтанге, швыряя окурок под ноги. — Живо!

Меропа послушно шмыгнула в машину и, присев на заднее сиденье, замерла, сжавшись от страха.

Машина рванула с места, так что Меропа чуть не свалилась с сиденья.

— С-с-спятила? — мистер Кроули, небрежно держа руль одной рукой, развернулся к ней, и на Меропу уставились злющие змеиные глаза. — Какого архангела тебя понес-с-сло геройс-с-ствовать, идиотка? Даже у последней жабы ума бы хватило уйти к своим магам, когда началас-с-сь эта хрень! Хорошо, один с-с-старый знакомый с-с-сообщил, что ты опять на тот с-с-свет с-с-собралась! А у него в долгу быть никому не пожелаешь!

— Я так не могу, — еле слышно прошептала Меропа. — Прятаться, пока... Не могу, — она стёрла ладонью слёзы со щеки.

— Не можешь? — насмешливо переспросил мистер Кроули. — А что с твоим сыном будет, когда тебя убьют, ты подумала? Мальчишке тринадцать лет, самый дурной возраст! Сила есть, ума не надо! Хочешь, что бы он кинулся мс-с-стить мерз-с-ским магглам, убившим его мать? Уверяю тебя, это первое, что взбредёт ему в голову! Так что сейчас я отвезу тебя домой, ты быс-с-стренько соберёшь вещи, с-свои и Джона, и с-свалишь отсюда до конца войны! Мало мне одного с-святоши, который «не может прятаться», так ещё и ты туда же! Денег я тебе дам, — добавил он через мгновение, — купишь там домик и живи с-с-спокойно.

— Домик? — переспросила Меропа.

— Лучше бы квартиру, — сказал мистер Кроули, — одинокая молодая женщина с ребёнком — легкая добыча для мерзавцев. Не думаю, что маги в этом смысле лучше других.

— Какая разница? — тихо спросила она, не зная, как сказать ему, что уже сняла комнату. Конечно, домик был бы лучше... Она бы после отдала его Джону, а сама жила у Бёрков... Но вряд ли мистеру Кроули понравится такой вариант.

— Никакой, — почти с удовольствием согласился с ней мистер Кроули, — люди везде одинаковы. Что в древнем Двуречье, что в средневековом Уэссексе, что в современном Лондоне. Падающего толкнут, слабого растопчут, доброго рас-с-пнут на кресте. Поэтому бери вещи и перебирайся к магам. Будет время — я туда наведаюсь и помогу тебе ус-с-строиться так, чтобы ни одна тварь не помешала.

— Я уже, — тихо-тихо прошептала Меропа.

«Бентли» резко затормозила.

— Что ты «уже»? — спросил мистер Кроули.

— Комнату сняла, — замирая от страха, прошептала Меропа.

Она очень, очень бы хотела домик, только свой, который бы могла передать потом сыну — но соврать Кроули у неё не получилось.

— Показывай, — быстро ответил тот. — Зная твои таланты повсюду находить редких козлов, не хочу пускать это на самотёк.

— Я... да, — она опустила голову, потому что из её глаз вновь потекли слёзы. — Это там... На Диагон-аллее...

«Бентли» заурчала мотором и вновь полетела по лондонским улицам, невзирая ни на какие правила дорожного движения. Впрочем, это не мешало ей ни разу не попадать в аварию. Иногда Меропе даже казалось, что этой машине не нужны бензин или даже дорога под колесами, лишь бы за рулем был её обожаемый хозяин. Пассажиров же «Бентли» откровенно недолюбливала, делая исключение лишь для мистера Фелла.

Вот и сейчас прямо в спину Меропе втыкалось что-то жёсткое — хотя она наверняка знала, что ничего подобного в спинке сиденья нет.

До «Дырявого котла» умница «Бентли» долетела за пять минут и, развернувшись, перегородила выезд из переулка. А когда Меропа неловко выбиралась наружу, мстительно прихватила дверцей полу её светлого пальто.

Но Меропа лишь вздохнула. Всё равно она ничего не могла сделать... разве что пальто почистить. После...

Она подошла к стене и, коснувшись палочкой нужных кирпичей, застенчиво посмотрела на мистера Кроули, вежливо пропуская его вперёд.

Тот ухмыльнулся, буркнув:

— Понабралась манер от некоторых, — но прошёл в открывшийся проход первым.

Меропа проскользнула за ним, но потом ей всё равно пришлось пойти впереди, показывая дорогу. Она вела его — и думала о том, как встретят её Бёрки. Ведь она не пришла к ним в тот вечер... может быть, они просто её в дом не впустят? Она бы их поняла — и теперь ругала себя за то, что так неосторожно проболталась о них мистеру Кроули.

— Миленько, — хмыкнул Кроули при виде дома. — Экая пастораль.

— Я только не знаю, — тихо проговорила Меропа, маясь у входа. — Я обещала прийти в тот вечер... а попала в госпиталь... Может быть, они меня и не ждут уже...

— Вот сейчас и узнаем, — и мистер Кроули, поднявшись на крыльцо, заколотил в дверь. Хорошо, хоть не ногами.

— Это кто там хулиганит? — раздался из-за двери голос миссис Бёрк, а затем зазвучали шаркающие шаги. Дверь распахнулась, и палочка стоящей на пороге старушки указала точно в грудь Кроули. — Как не стыдно, молодой человек, — сказала она, осуждающе покачав головой. — Что вы так шумите?

— Добрый день, сударыня, — при необходимости манеры мистера Кроули могли быть безупречны, — моя родственница говорит, что сняла у вас комнату.

И он вытолкнул Меропу вперёд.

— Родственница? — сощурилась миссис Бёрк. — Не знаю я таких родственников... Иди сюда, детонька! — позвала она, протягивая вторую руку к Меропе. — А вы ей кто будете? Какой такой родственник? А? — сурово спросила она.

— Мистер Кроули действительно мой родственник, — тихо ответила Меропа, — очень дальний.

Мистер Кроули осклабился.

— Если бы не он, я бы не выжила, — добавила Меропа.

— Родственник, говоришь? — сощурилась миссис Бёрк — и крикнула: — Дорогой! Иди сюда! Тут какой-то родственник Гонтов непонятный! Так кто вы ей, говорите? — спросила она, пристально изучая Кроули. — Ну-ка, поделитесь со мною! А ты иди сюда, — вновь требовательно позвала она Меропу.

— Ну что вы, мадам! — насмешливо сказал мистер Кроули. Происходящее его явно развлекало. — Разве вы не знаете, что все люди братья? Так что я Меропе, можно сказать, двоюродный дед по матери.

Меропа робко кивнула.

— Двоюродный дед... — на мгновенье задумалась миссис Бёрк — и тут рядом с ней появился её супруг и отрезал:

— Чушь какая. Иди-ка ты сюда, девочка, — велел он Меропе. — А ты пошёл вон, — он тоже навёл на Кроули свою палочку. — Ещё раз увижу — пожалеешь, что родился на свет.

— Да вы что? — искренне восхитился мистер Кроули. — Прямо вот так и пожалею? Что родился на свет?

— Пожалуйста, — жалобно попросила Меропа, — перестаньте!

— О да, — пообещал мистер Бёрк. — Или, может быть, мне вызвать авроров? И выяснить, что вы за самозванец? И зачем похитили несчастную девочку?

— Меня никто не похищал! — возмутилась Меропа, которая терпеть не могла никакую несправедливость. — Я попала под обстрел, а потом в госпиталь, сразу, как только вышла в Лондон. А выписали меня только сейчас, и мистер Кроули привёз меня сюда...

— Нечего ей делать в Лондоне, — добавил резко ставший серьёзным мистер Кроули, — ей ещё сына надо растить.

— Ох, какой ужас! — миссис Бёрк даже прижала руку к груди, однако палочку от Кроули не отвела. — Бедняжка. Ну, ничего — мы тебя подлечим тут, если нужно... не знаю, кто такой мистер Кроули, — добавила она крайне неодобрительно, — но я очень надеюсь, что он больше никогда сюда не придёт.

— Я тоже на это надеюсь, — усмехнулся Кроули и щёлкнул пальцами. У его ног появились два огромных кожаных чемодана чёрного цвета.

— Здесь все твои вещи, — сказал он Меропе. — И вещи Джона тоже. Деньги на твоё имя я положил в банк, ещё летом.

— Спасибо, — прошептала Меропа, а мистер и миссис Бёрк переглянулись и синхронно покачали головами.

— И не с-с-смей соваться в Лондон, — прошипел Кроули на парселтанге, — с-слышишь?

Он повернулся к Беркам, преувеличенно вежливо поклонился и пошёл прочь по Диагон-аллее своей своеобразной походкой — словно он на самом деле был змеёй, попавшей в человеческое тело.

Меропа же, проводив его долгим взглядом, вздохнула и, очень осторожно наведя на чемоданы палочку, подняла их и пошла к крыльцу. Ей даже думать было страшно нарушить приказ Кроули — но, с другой стороны, как же госпиталь? И люди в нём?

— Как же тебя угораздило связаться с этим... существом? — спросил мистер Бёрк, когда Меропа вошла в дом и дверь закрылась за её спиной.

— Оставь девочку в покое! — заступилась за неё миссис Бёрк. — Она и так настрадалась. Попасть под обстрел — какой ужас! Тебе нужно поесть, милая, и отдохнуть, — ласково проговорила она, погладим Меропу по руке.

— Он на самом деле хороший, — тихо сказала Меропа, — просто... ведёт себя так.

— Ох, детонька, — покачала головой миссис Бёрк. — Это ты хорошая...

— И глупая, — вмешался её супруг. — Был бы этот прохиндей хорошим — не маялась бы ты с сыном одна. И не говори, что у него «обстоятельства»! — потребовал он. — Слышать про него ничего не хочу! Позёр, — фыркнул он, — и выпендрёжник. Где он палочку прятал, интересно?

— Ч-что? — обомлела Меропа. — А при чём тут мой сын? Вы что... Вы думаете, что я и мистер Кроули... — она в ужасе замотала головой. — Предок Салазар, нет, конечно!!!

— Не надо стесняться, девонька, — утешающе проговорила миссис Бёрк. — Мы все в юности делаем глупости.

— Вот ТАКОЙ глупости я бы никогда даже придумать не смогла, — пробормотала Меропа, — я вышла замуж. За маггла. А он бросил меня, беременную. Одну. И я просто шла по городу, мечтая успеть дойти до приюта, чтобы мой ребёнок не умер вместе со мной. Мистер Кроули и мистер Фелл меня тогда спасли. Если бы не они... — Меропа снова заплакала, по-детски вытирая глаза кулаком.

— Кгхм, — пробормотал мистер Бёрк, а его жена обняла Меропу за плечи и сочувственно погладила по голове:

— Ох, милая. Разве можно связываться с магглами! Ну как же ты так...

— Назло, — уверенно сказал мистер Бёрк. — Она сделала это назло отцу. И я не могу её осудить. А с этим Кроули вышло, конечно, глупо — но он мог бы сразу правду сказать, а не врать про родство! — возмутился он.

— Мы и правда в родстве, — тихо возразила Меропа, — он тоже знает парселтанг. И он заботился о нас с Джоном все эти годы, как о родных. И мы с Джоном считаем их своей семьёй, — твёрдо добавила она.

— Знание парселтанга ещё ни о каком родстве не свидетельствует, — назидательно проговорил мистер Бёрк. — Мало ли что за прошедшую тысячу лет случиться могло.

— Ладно, — решительно сказала его жена. — Оставь девочку в покое. Иди, детонька, располагайся, — велела она Меропе. — И приходи вниз — обедать уже пора.

Меропа с плывущими перед ней чемоданами поднялась наверх, а мистер Бёрк, задумчиво глядя ей вслед, негромко сказал:

— Очень странная история. Очень.

Утром, ещё до завтрака, Меропа быстро оделась, накинула купленную летом для проводов Джона в Хогвартс мантию с капюшоном и тихо выскользнула за дверь. Привлекать лишнее недоброжелательное внимание в «Дырявом котле» и на Диагон-аллее не хотелось, а в Лондоне она просто уберёт мантию в сумочку. Новая палочка оказалась очень послушной, и менять размер вещи Меропа легко научилась всего за один вечер.

Теперь нужно было поспешить в регистратуру того госпиталя, куда её отвезли после контузии, и договориться о работе. Вот только... где она будет варить зелья? На старой квартире она использовала кухню. Но вряд ли Бёрки ей такое разрешат.

Она голову сломала, пока шла — а потом ей стало не до этого. Пробраться к регистратуре в толпе магглов оказалось не так просто, а когда она, отстояв очередь, оказалась у окошка, вдруг оказалось, что она встала совсем не туда, и все вопросы, касающиеся работы добровольцев, разбирают в том, другом окне.

Она встала в другую очередь, ругая сама себя — ну вот никогда у неё ничего не получается сделать по-человечески! Правильно отец говорил — дура, причём дура набитая. И ничему её жизнь не учит.

Очередь, казалось ей, стояла на месте, но Меропе не привыкать было ждать, и она смирно стояла, разве что позволив себя снять пальто, потому что в нём было очень жарко.

— Карточки на продукты ввели, — тихонько рассказывала одна женщина другой, — и на горячую воду тоже. Теперь даже не помыться нормально.

— Мама рассказывала, что в прошлую войну дети рождались без бровей и ресниц, — так же тихо ответила другая, — от того, что еды не хватало. А у меня дочка как раз беременна, к Рождеству рожать.

Меропу просто сжигал стыд. Ей-то что... она волшебница. Она будет прятаться теперь, и ничего с ней не случится... Как и ни с каким другим волшебником. А они здесь будут мучиться... И как это — карточки на воду? Как вообще это можно проверять? Воды же — целая река?

Наконец подошла и очередь Меропы. Женщина по ту сторону окошка, выслушав её сбивчивые слова, вздохнула почему-то и, выписав какой-то листок, протянула ей.

— Кабинет триста девятнадцать.

Кабинет триста девятнадцать находился, как и следовало предположить, на третьем этаже. Вот только найти его оказалось не так просто. Направо от лестницы располагались кабинеты триста один, триста два и так далее, до триста восьмого. Налево — с триста девятого до триста восемнадцатого. А кабинет триста девятнадцать тогда где? Меропа поднялась было на четвёртый этаж — но там были только кабинеты с номерами, начинающимися с цифры четыре.

Она растерянно спустилась на третий этаж и начала обходить кабинеты по второму разу.

Да что же это — под Фиделиусом, что ли, спрятали этот мордредов кабинет? Она, сама над собой смеясь, достала бумажку и громко прочитала:

— Кабинет номер триста девятнадцать находится на третьем этаже!

— Логично, — послышался усталый мужской голос, — а теперь поверните направо.

Меропа вздрогнула, повернулась — и едва не столкнулась с мужчиной в белом халате.

— Направо? — переспросила она и попросила жалобно: — Вы знаете, где этот кабинет? Да?

— Знаю, — подтвердил тот. — Идите за мной.

Он пошел по коридору направо, и, дойдя до кабинета номер триста четыре, обошёл деревянную скамейку, преграждающую путь к дверям, и кивнул на крохотный тупичок, который заканчивался дверью. С номером триста девятнадцать.

Меропа трижды прошла мимо него, но так и не догадалась туда заглянуть!

— Ох. Спасибо! — Меропа прижала руки к груди.

Мужчина достал из кармана ключ, открыл дверь и, распахнув её, сказал:

— Прошу вас. Вы волонтёр?

— Да, — закивала Меропа, протягивая ему направление, — меня в регистратуре сюда послали... то есть направили.

— Тогда давайте ваше направление, — устало сказал мужчина, входя следом за ней в крохотное помещение, где едва помещались маленький стол, два стула и стеллаж с выдвижными ящиками. Мужчина сел за стол и, кивнув Меропе на другой стул, достал папку. Открыл, порылся в ней, положил на стол и воззрился на Меропу. — Образование?

— Я... я дома училась, — смущённо сказала Меропа.

— Дома, — мужчина ни капли не удивился. — Значит, будете полы мыть. И менять судна. Вы замужем?

— Я... я не знаю, — пролепетала Меропа, — муж ушёл тринадцать лет назад...

— Как это не знаете? — мужчина оторвался от бумаг и удивлённо посмотрел на Меропу. — Если вы не разводились, значит, замужем... но живёте, видимо, раздельно? — спросил он полуутвердительно.

— Да, — согласилась Меропа, — раздельно. Мы не разводились...

Ей стало стыдно. А ведь мистер Кроули давно предлагал «решить эту проблему». Но она в очередной раз испугалась — что тогда придёт Том и отнимет у неё сына. Пусть уж лучше так... Пусть он даже не вспоминает о них...

Мистер Кроули скривился, как от съеденного натощак лимона, но настаивать не стал.

— Тогда будете работать в женских палатах, — решил мужчина. — Рук всюду не хватает... извините, если я был груб, — добавил он, вздохнув.

— Грубы? — удивилась Меропа, — что вы, вовсе нет... Я буду работать, где скажете. Когда мне приступать?

«Какая это грубость? — подумала она, — не кричат, не бьют...»

— Сейчас, — он почему-то вздохнул и подавил зевок. — Удостоверение личности, пожалуйста.

Меропа торопливо полезла в сумочку. Удостоверение личности у неё было — благодаря тому же мистеру Кроули. И у неё было, и у Джона. «Но ведь... — испуганно подумала она, — оно же, неверное, незаконное? Там ведь фамилия Гонт, а не Риддл?»

— Гонт, Меропа, — прочитал мужчина — и вдруг протянул ей руку. — Приятно познакомиться. Я — доктор Уотсон. Джон Уотсон.

— Джон? — она несмело пожала протянутую руку, — моего сына тоже зовут Джон.

— Прекрасное имя, — улыбнулся доктор Уотсон. — Вот этот листок, — сказал он, протягивая его ей, — отдадите старшей сестре. Комната четыреста восемь, мисс Поуп. Сейчас она должна быть на месте. Она выдаст вам форму и задание.

— Спасибо вам большое, доктор Уотсон, — просияла Меропа, — всего вам доброго!

Она взяла листок и пошла к дверям — благо, идти надо было ровно один шаг.

Найти четыреста восьмой кабинет оказалось куда проще, и мисс Поуп в самом деле обнаружилась внутри. Появление Меропы не вызвало у неё почти что никаких эмоций — она просто взяла у неё листок, сунула его в карман и, открыв один из многочисленных шкафов, выдала Меропе чистую одежду. Затем сказала:

— Раздевалка для персонала на первом этаже за обычным гардеробом. Найдёте. Ключ не потеряйте. Потом поднимитесь ко мне — получите ведро и швабру и пойдёте мыть третий этаж.

Меропа взяла одежду, сбивчиво поблагодарила и пошла вниз. Она переоделась в маленькой полутёмной раздевалке за гардеробом, тщательно убрала волосы под косынку — нет, надо будет всё-таки сделать короткую стрижку! — и пошла получать ведро и швабру. Это хорошо, что ей дадут швабру. Руками вымыть весь третий этаж было бы тяжело даже для неё.

— Н-да, — протянула миссис Поуп, оглядывая Меропу, когда вручала ей ведро. — Вы в обморок-то тут не хлопнетесь? В чём только душа держится...

— Не хлопнусь, — уверила её Меропа, — я крепкая.

— Ну смотрите. Если почувствуете себя дурно — подойдите к банкетке у стены и присядьте. Нечего людей пугать, — распорядилась миссис Поуп и велела: — Ну, ступайте. Обед в два.

— Обед? — смутилась Меропа. — А я ничего с собой не взяла. Забыла совсем.

— В столовой обед, — миссис Поуп посмотрела на неё как на идиотку и протянула Меропе маленький серый листочек. — Это талон на обед, отдадите его в столовой на входе. И не опаздывайте — хлеб очень быстро разбирают, его на всех не хватает.

— Хорошо, — Меропа опустила глаза, — тогда я пойду работать.

Она вышла, неся в руках новенькое жестяное ведро, такую же новую тряпку: «Странно, как тряпка может быть новой? — подумала Меропа. — Тряпка — это и есть тряпка. Старая, изношенная, в руках разлезающаяся от ветхости... а тут кусок крепкой чистой ткани», — и деревянную швабру.

Очень скоро она поняла, что работа эта — поддерживать пол чистым — просто нескончаема: по коридору туда-сюда сновали люди, и только что вымытый пол просто не успевал высохнуть... а значит, моментально пачкался даже от чистой обуви.

— Как в детство вернулась, — невесело усмехнулась она, вспомнив, как отец и Морфин ходили в грязных сапогах по только что вымытому полу, а потом били её за грязь, лень и глупость.

Впрочем, здесь её никто не бил — её просто не замечали. Если бы они все дали полу высохнуть! Но как Меропа ни отжимала тряпку, ей никак не удавалось вытереть его досуха, и пока она домывала один конец коридора, другой уже загрязнялся, и всё нужно было начинать сначала.

Одна из медицинских сестер, проходя мимо неё, негромко сказала:

— Идите пообедайте. Уже третий час. Вы новенькая, да? Столовую найдёте? Если что, спускайтесь на первый этаж и идите на запах.

Меропа устало и благодарно кивнула и, поставив ведро и швабру в угол, спустилась вниз.

Столовую она действительно нашла по запаху. Народу там было много — не протолкнуться, и пока подошла её очередь, хлеба уже не осталось.

Ей протянули жестяную миску с жидким рыбным супом, и еще одну — с парой вареных картофелин в мундире.

— Чай налейте сами, — сказала немолодая женщина с утомленным лицом, — вон там, в углу, большая кастрюля, видите? Посуду из столовой не выносить!

Меропа благодарно кивнула и, налив себе тёмного чая, пошла искать свободное место. Место всё не находилось, и она растерянно стояла, оглядываясь, когда услышала вдруг свое имя и увидела машущего ей рукой доктора Уотсона.

Доктор сидел за столиком у окна, и перед ним стояла такая же миска с рыбным супом и вторая — с картофелем. Только поверх картофелин ещё лежали два кусочка тёмного хлеба — тоненьких, почти полупрозрачных.

— Садись, мисс Гонт, — кивнул ей доктор.

— Спасибо, — тихо ответила Меропа, опуская на столик свою ношу.

— Вы поздно пришли, — сказал он, поглядев на её поднос. — Хлеб здесь всегда первым расхватывают. Он тут неказистый, но вкусный, — он взял один кусочек и положил его на её поднос.

Меропа от смущения покраснела — даже кончики ушей залились краской.

— Нет-нет, — она протестующе замотала головой, — возьмите! Вы же мужчина, вам надо больше есть!

И она торопливо вернула хлеб обратно.

— Я завтракал, — возразил он, возвращая ей кусочек. — И не голоден. Спать только хочу, — улыбнулся он.

— От усталости травяной чай хорошо помогает, — несмело сказала Меропа, — жалко, что тут обычный... Я дома такой часто завариваю.

— Увы, — вздохнул он. — Дома я только сплю. Какой уж чай....

— А хотите, — обомлев от собственного нахальства, предложила Меропа, — я вам в следующий раз принесу?

— О, — доктор Уотсон порозовел. — Вы... Мне ужасно неловко. Но... Вы знаете... Я хочу. Я так давно не пил нормального чая...

— Я принесу! — просияла Меропа. — Такой, чтобы силы восстанавливал!

— Я вам буду очень признателен, — тепло улыбнулся доктор Уотсон.

Меропа радостно кивнула и принялась за еду. Она потянулась было очистить картофель — но, приглядевшись, увидела, что все едят его прямо так. Вместе с кожурой.

— В кожуре много витаминов, — сказал, правильно истолковав её взгляд, доктор. — Не бойтесь, — улыбнулся он. — Это не так страшно, как кажется.

— Я не боюсь, — вздохнула она, — в детстве я именно так и ела. Просто отвыкла за последние тринадцать лет.

— А мне нравится картошка со шкуркой, — сказал доктор. — Я впервые только в войну попробовал — и вы знаете, я уверен, что и после продолжу так делать.

— Перед Рождеством в тысяча девятьсот двадцать шестом году картошка со шкуркой показалась бы мне подарком судьбы, — грустно улыбнулась Меропа, — я тогда ничего не ела несколько дней... и мой нерождённый ребенок был голоден так же, как я.

— Рождество двадцать шестого? — переспросил доктор и почему-то нахмурился. А потом вдруг спросил: — А где вы рожали?

— Я тогда не дошла до приюта, — вздохнула Меропа, — упала прямо под колеса машины. Так что рожала я дома у мистера Фелла... у моего родственника, — быстро добавила она.

— В Лондоне? — доктор продолжал смотреть на неё очень внимательно.

— Д-да, — с запинкой сказала Меропа, — в Сохо.

— Невероятно, — пробормотал доктор. — А я вас совсем не узнал.

— А откуда... — начала было Меропа, но вдруг мучительно покраснела. — Это... это были вы, да?

— Кажется, я, — он тоже покраснел и улыбнулся. — Как ваш мальчик? — спросил он с внезапной тревогой.

— Джон замечательный! — радостно сказала Меропа. — Я его назвала в честь доктора... то есть вас. Он такой чудесный, умный, красивый, талантливый!

— Я очень рад, — доктор широко улыбнулся. — И мне приятно, — добавил он весело.

— Он сейчас в школе, в Шотландии, — Меропа с облегчением вздохнула, — там безопасно.

— Там потише, да, — кивнул доктор. — Хотя смотря где, конечно... ужасное время, — он повёл головой из стороны в сторону и потёр шею. — Однако давайте есть, не то всё остынет.

Меропа согласно кивнула и принялась за еду, отметив для себя, что надо будет принести не только чай, но и растирание. Она такое делала для отца, когда у него разыгрывался «мордредов ревматизм».

Остаток дня она снова мыла полы и к вечеру чувствовала себя ужасно измотанной и усталой — почти как раньше, когда она жила с отцом и с братом.

А вечером, когда она, сдав ведро со шваброй, шла к раздевалке, она вновь столкнулась с доктором Уотсоном.

— Закончили? — спросил он.

— Да, — кивнула Меропа.

Устала она так, что даже говорить могла с трудом, и мечтала только об одном — добраться до дома, упасть и не двигаться. Нет, сначала помыться. При госпитале была душевая, но вода для низшего персонала там была почти холодной — и по карточкам, которых у Меропы, разумеется, не оказалось. В её квартирке над книжным магазином вода каким-то чудом была всегда.

— Подвести вас? — предложил доктор.

— Спасибо, — Меропа слабо улыбнулась. Хотя бы часть пути сократить...

— Пойдёмте, — любезно проговорил доктор. Они вышли из госпиталя, и он, пройдя вдоль здания, остановился у небольшой чёрной машины и, распахнув переднюю дверцу, радушно предложил: — Прошу вас.

Меропа, стараясь уберечь пальто, опустилась на сиденье. Но эта машина, в отличие от «Бентли», скверной привычкой портить одежду пассажиров не обладала.

К её огромному облегчению.

— Куда едем? — весело спросил доктор.

— Прямо, — тихо сказала Меропа, — а потом направо. Простите, я не очень хорошо ориентируюсь в городе.

— Адрес скажите, — улыбнулся доктор. — Я Лондон хорошо знаю, а если что — посмотрю по карте.

Она назвала адрес соседнего с входом в «Дырявый Котёл» магазина и устало закрыла глаза.

Вечером, едва она вошла в дом Бёрков, никакого разговора не получилось — при виде Меропы миссис Бёрк только тяжело вздохнула и отправила её спать, пообещав:

— Утром поговорим!

За что Меропа была ей глубоко благодарна.

Однако утром Меропу ждал самый настоящий допрос.

— Ну? — спросила миссис Бёрк, едва Меропа спустилась в кухню, чтобы позавтракать... и в ужасе вспомнив, что накануне совершенно забыла купить хоть какие-нибудь продукты. — Это работа у тебя такая? До ночи?

— Да, — Меропа опустила глаза, — в госпитале всегда очень много работы, и постоянно не хватает рабочих рук. Простите.

— И сколько же за такое обещали платить? — насмешливо поинтересовался мистер Бёрк. — Сто галлеонов в год?

— Нисколько, — тихо ответила Меропа, — я волонтёр. Нам ничего не платят.

— Мерлин, — вздохнула миссис Бёрк и покачала головой, почему-то с жалостью глядя на Меропу. — На что же ты будешь жить, девонька?

— У меня есть деньги, — ответила та, — в банке. Надо будет снять.

— Этот рыжий прохиндей оставил? — спросил мистер Бёрк. — Хоть что-то доброе сделал. Ну хорошо, — он тяжело вздохнул. — Деньги у тебя есть — можешь делать, что в голову взбредёт. Даже... быть волонтёром, — он скривился. — Но как ты собираешься учиться при таком графике?

— Я успею, — пообещала Меропа, — я как раз хотела об этом поговорить. Можно... можно мне будет у вас варить зелья? В подвале? Как раз к экзамену потренируюсь... а то у магглов нельзя.

— Когда? — с нажимом спросил мистер Бёрк. — Ночью?

— Придётся ночью, — смутилась Меропа, — я буду укрепляющее пить. Я его хорошо умею варить, лучше, чем у Малпепперов!

— Даже не думай, — отрезал мистер Бёрк. — Вот что я скажу тебе, дорогая: если ты желаешь учиться, работать будешь через день. Иначе ничего не получится. По ночам. Выдумала тоже!

— Хорошо, — покладисто сказала Меропа, которая успела понять, что это действительно имеет смысл, — вы правы, мистер Бёрк. Так и правда будет лучше.

— Изольда Сэйр, — хмыкнул тот, пристально глядя на Меропу. — Вот сейчас очень похожа.

— Кто? — растерянно переспросила Меропа, которой почему-то вдруг стало очень обидно.

— Стыдно не знать родню! — рассердился мистер Бёрк. — Это основательница школы Илверморни. Из рода Гонтов, кстати. Племянница Гормлайт Гонт.

— А... Я... простите, — прошептала Меропа.

Откуда ей было знать это? Отец никогда ни о ком, кроме Слизерина, им не рассказывал...

— Ничего, — ободрила Меропу миссис Бёрк, — и Историю магии заодно выучишь. Откуда бы ей знать-то? — повернулась она к мужу. — От Марволо, что ли? Нашел тоже профессора.

— И тоже верно, — неожиданно согласился тот. — Похоже, придётся родословную Гонтов строить, — проворчал он. — Где-то у меня были записи разных ветвей... пойду поищу. А ты, — велел он Меропе, — завтракай и вот, — он положил перед ней учебник первого курса по чарам. — Начинай работать.

— Я сначала в банк схожу и за продуктами, — тихо сказала она. — Миссис Бёрк, скажите, что нужно купить. И у кого — не хотелось бы снова попасть в историю.

— Так давай сходим вместе, — неожиданно предложила ей миссис Бёрк. — Ты тут никого не знаешь — вдруг кто обидит. Пока они не знают, что ты тут живёшь, с них ведь станется, — добавила она почему-то очень довольно. — Да и мне в банк тоже надо... иди одевайся, девонька.

— Спасибо, — обрадовалась Меропа, — это будет просто чудесно!

— Полдня небось проходите, — проворчал мистер Бёрк, когда Меропа вышла из комнаты, — знаю я, как ведьмы покупки делают. Купили на сикль, поболтали на галлеон!

— Девочке нужно привыкнуть! — возмутилась его жена. — Она тут не знает никого — виданное ли дело?

— Девочка с магглами прожила четырнадцать лет и под бомбами шастает, как бродячая книззла, — проворчал тот. — Не пропадёт.

— Сравнил! — возразила миссис Бёрк. — Что ей магглы-то сделают? А тут её не знает никто, а она тихая, ровно мышка... Нет — надо ей все тут показать. Чтобы все знали, что она наша жиличка!

— Гонты тихими не бывают, — усмехнулся мистер Бёрк, — а она Гонт по обеим линиям. Потому и чудит — наследственное. Интересно будет посмотреть на её сына, — задумчиво сказал он.

— Посмотришь ещё, — пообещала ему жена — и, увидев вошедшую в кухню уже одетую Меропу, встала. — Идём, девонька, — сказала она, выводя её в коридор и надевая тёмную накидку с большим капюшоном. — Корзинку возьми, — велела она, кивнув Меропе на большую корзинку с крышкой.

Меропа подхватила корзинку, поправила капюшон на собственной мантии и вышла за дверь.

* * *

Следующие три часа оказались одними из самых непростых в никогда не баловавшей Меропу жизни: миссис Гонт заходила в каждую лавку и представляла свою спутницу, непременно упоминая, что она теперь живёт у них. Снимает комнаты, да.

— А из каких же она будет? — поинтересовались в первой же лавке. — Полукровка, никак?

— Тебе фамилия Гонт не говорит ничего? — презрительно скривилась миссис Бёрк. — Печально, дорогая, печально...

— Так Гонты же когда вымерли, — удивилась та, — ещё в том веке! Ирландская ветвь, что ли? — она покосилась на Меропу. — Или вовсе из колоний кто?

— Не позорься, а? — вздохнула миссис Бёрк. — Дочка Марволо она. Не обращай внимания, милая, — сказала она Меропе. — Семейство ваше жило очень уж обособленно — вот некоторые и решили...

— Марволо? — изумилась вошедшая в лавку немолодая ведьма. — Да кто за него пошёл-то? Это ведь только под Империо можно!

— Может, и под Империо, — отрезала миссис Бёрк. — А только дочка его ни при чём.

— И верно, — хмыкнула вошедшая, — ни при чем. Только ведь не нами заведено — сын за отца отвечает. А то ещё за деда и прадеда. Так что хлебнёшь лиха ты за все гонтовские выходки, девочка.

— Сын отвечает, — кивнула миссис Бёрк. — Вот Морфин и ответит. А дочь нет. Нет такого закона, — твёрдо сказала она.

— А Морфин-то кто? — спросила у Меропы хозяйка лавки. — Твой сын или брат?

— Брат он ей, — ответила за Меропу миссис Гонт.

— Ты смотри, — удивилась хозяйка, — Гонты как грибы после дождя расти стали. То тридцать лет ни слуху ни духу, то аж двое сразу. Не к добру.

— Ну, если новостями не интересоваться, — пожала плечами миссис Бёрк, — то так и Малфоя молоденького не признать можно. Ты бы хоть иногда нос высовывала за дверь, что ли.

— А на что ей молоденький Малфой, — засмеялась покупательница, — толку с него? А ты на Марволо не слишком похожа, — сказала она Меропе, — радуйся, что в мать пошла.

— Она лучше, — улыбнулась миссис Бёрк и сказала Меропе: — Пойдём, милая.

— Пойдём, — торопливо согласилась Меропа, — до свидания!

Это разговор — с разными вариациями — повторялся почти в каждой лавке.

Скоро Меропе уже стало казаться, что проще было бы написать на лбу: «Я дочь Марволо Гонта. Нет, Гонты не вымерли!» и в таком виде ходить по Диагон-аллее. Салазар свидетель, было бы куда легче!

— Ничего, девонька, — подбадривающе сказала ей в какой-то момент миссис Бёрк. — Потерпи. Зато все тебя тут знать будут и никто не обидит.

Тем временем они купили всё, что было необходимо — Меропа ещё пополнила запас трав и ингредиентов для зелий, зашли в банк — Меропа с ужасом подумала, что денег не получит, когда от неё потребовали ключ от сейфа, но в этот момент ключ сам собой появился в её кармане — и, наконец-то, вернулись домой.

— Ну всё, — сказала, когда они вернулись домой, миссис Бёрк. — Иди учись, а я пока обед сделаю.

— Я помогу, — не согласилась Меропа.

— Учись иди! — рассердилась миссис Бёрк. — Поможет она. И так полдня проходили!

Меропа вздохнула, но настаивать не стала. Она повесила перед собой учебник и, глядя на страницу, стала разбирать покупки. Эти чары ей показал сын, приехав из Хогвартса после второго курса, и со старой палочкой у неё почти никогда не получалось удерживать книгу дольше минуты. Теперь же учебник послушно висел в воздухе, пока она на ощупь сортировала травы. Такое она с детства умела — отец не тратился на освещение, а готовить было надо, и Меропа привыкла обходиться почти без света. Зато и отличить любую траву могла и по запаху, и по одному прикосновению.

«Надо будет попробовать и с зельями также делать, — подумала она. — Поставлю основу на огонь, а книга перед глазами будет висеть. Зачаровать бы книгу ещё, чтобы она сама себя читала... но куда мне!»

Травы быстро закончились, и Меропа смогла, наконец, сесть и читать нормально. Большинство описываемых чар она знала и теперь старательно повторяла, каждый раз удивляясь тому, до чего те легко выходят.

Она сама не заметила, как прочитала первую главу. Читать она приохотилась в магазине мистера Фелла, который и сам любил книги, и Меропу с Джоном сумел к ним приучить. Если на тебя не орут при каждой ошибке и не лупят по голове, читать легко и просто.

Она закрыла учебник и пошла вниз — попросить разрешения спуститься в подвал, чтобы обустроить там уголок зельевара. Обещанный чай и растирание нужно было приготовить уже сегодня.

— Ты вовремя, дорогая, — сказала ей миссис Бёрк. — Сейчас будем обедать. Накрой-ка на стол, пожалуйста.

— Хорошо, — кивнула Меропа. Этому она тоже научилась после того, как ушла из дома.

Сразу после обеда она попросила разрешения обосноваться в подвале — и, получив его, отправилась вниз... и остановилась в растерянности. Потому что весь подвал был заполнен старой мебелью — сломанной, с порванными сиденьями или поточенной какими-то жучками.

— Миссис Бёрк, — робко спросила она, вновь поднявшись по лестнице, — вы не будете против, если я часть той мебели... уменьшу?

— Конечно, дорогая, конечно, — рассеянно отозвалась та.

Меропа опять спустилась вниз и, набравшись решимости, направила палочку на старый пузатый шкаф размерами чуть не с дом Гонтов. Как его хоть в подвал сумели затащить?

К её удивлению, заклинание вполне получилось — шкаф стал маленьким, едва по колено.

Она, приободрившись, переключилась на древнюю кровать с балдахином, на которой мог уместиться отряд швейцарских гвардейцев, охраняющих королеву — если бы этот отряд каким-то чудом попал в дом Бёрков. И кровать последовала за шкафом, уменьшившись до кукольных размеров.

Ей стало весело, и она, увлёкшись, остановилась только тогда, когда уменьшила всё, что здесь было — и поняла, что устала.

«Укрепляющее надо будет сварить в первую очередь, — подумала она, — и побольше. А пока я просто посижу тут... немного».

Она села было на ступеньки, но потом, спохватившись, вернула одному из кресел прежний размер и, опустившись в него, закрыла глаза.

И увидела, как вокруг неё танцуют розовые пони и белые единороги. Единорогов было три, пони — четыре, и они никак не могли договориться, какой танец начинать первым — вальс, танго или старинный менуэт?

Она улыбнулась и тихонько начала подпевать волшебной мелодии, двигая рукой в такт.

Один из пони подошел к ней и негромко заржал, явно приглашая присоединиться к танцу.

Она поднялась и легко закружилась по подвалу, касаясь крупов и шей и гладя ластящихся к ней единорогов — пони гладиться не пожелали.

По подвалу? А что единороги и пони делают в подвале, они же не докси или бундимуны?

Но они были такими весёлыми, что Меропе не хотелось задавать такие вопросы. Мало ли... может быть, они приходят сюда танцевать?

Ведь в подвал точно не сунется ни один охотник!

Да, наверняка дело в этом: сюда не придут охотники, и единороги и пони могут чувствовать себя здесь свободно и в безопасности.

Один из единорогов подошел к ней и заговорил человеческим голосом:

— Вставай, девонька! Что же ты творишь-то такое!

— Вставать? — недоумённо переспросила она.

Куда вставать? Она ведь и так стояла...

— Вставай, вставай, — убеждал её чей-то знакомый голос, — ужинать пора.

Меропа вдруг почувствовала, что куда-то проваливается и летит, а потом открыла глаза и поняла, что полулежит в кресле.

— Это что же ты творишь-то, детонька? — укоризненно сказала миссис Бёрк. — Да разве же можно так напрягаться? Ты с палочкой своей ещё толком не пообвыклась, да и не колдовала много, а тут целый подвал рухляди решила разобрать! Угол бы один расчистила, и ладно!

— Простите, — смущённо произнесла Меропа, — я не подумала...

— Нельзя так к себе относиться, — осуждающе покачала головой миссис Бёрк. — У тебя же сын. Как можно?

Меропа покраснела и опустила глаза. Ей стало стыдно — вот так всегда: она увлечётся и совсем забудет о последствиях.

— Ну полно, девонька, — миссис Бёрк потрепала её по плечу. — Пойдём ужинать.

Меропа посмотрела на опустевший подвал, в середине которого возвышалась небольшая горка игрушечной мебели, и с трудом встала с кресла.

— Я потом всё верну, если хотите, — покаянно пообещала она.

— Да Мерлин с тобой, — махнула рукой миссис Бёрк. — Давно пора было эту рухлядь разобрать. Идём!

— Там раньше тоже кто-то зелья варил, — сообщила ей Меропа, — я даже вытяжной шкаф нашла. Старый совсем, но вполне крепкий. И набор котлов с треногами.

— Так, конечно, варили, — ничуть не удивилась миссис Бёрк. — Дому-то лет уже пятьсот, поди... можешь пользоваться, детонька. Но сейчас идём ужинать.

И Меропа, удовлетворённо оглядев дело рук своих, пошла наверх. После ужина надо спуститься сюда и наконец-то приняться за настоящую работу.

После ужина мистер Бёрк принялся её экзаменовать и, как ни странно, остался, в целом, удовлетворён результатом.

— Неплохо, неплохо, — проговорил он. — В целом, программа первого курса тебе, как я вижу, более или менее известна. Нужно ещё кое-что потренировать, но, в целом, всё неплохо... Так, говоришь, ты дома училась?

— Да, — кивнула Меропа, — у нас старые учебники были. Прадедушкины. Я потом ещё учебники Джона читала, чтобы сравнить.

— Ну, школьная программа не слишком изменилась, — махнул рукой мистер Бёрк. — По крайней мере, на первых курсах. Очень хорошо, — довольно сказал он. — Ну, не буду тебя более задерживать сегодня — тебе вставать завтра рано. А послезавтра поработаем.

— Спасибо, — с огромным облегчением сказала Меропа. Разговора с мистером Бёрком она откровенно побаивалась — а вдруг она опять начнет всё путать и забывать, как было при отцовских экзаменовках? Но нет, слава Салазару, обошлось.

— Ступай, ступай, — махнул он рукой, раскрывая огромный рукописный фолиант.

Меропа тихонько вышла за дверь, мягко притворив её за собой, поднялась к себе, взяла все покупки — прошлые и нынешние — и пошла в подвал. Надо было поставить основу для Укрепляющего зелья, поэкспериментировать с составом Кроветворного, чтобы оно подошло магглам, подготовить растирание и отобрать лучшие травы на чай для доктора.

Однако всё это лишь звучало просто, а времени потребовало много. Так что ни с Укрепляющим, ни с Кроветворным зельем она не успела — еле-еле растирание сумела приготовить до полуночи.

Она взяла растирание и отобранные для чая травы, решив заварить их с утра пораньше, и поднялась к себе — спать.

Громадный и звонкоголосый будильник в шотландскую клеточку, подаренный мистером Феллом, Меропа завела на половину шестого утра.

...В госпитале было, кажется, ещё больше народу, чем позавчера, и пол, который Меропа мыла, становился грязным ещё до того, как она доходила до середины коридора.

Она уже начала задумываться над тем, чтобы зачаровать тряпку или лучше — этот мордредов пол, и останавливало её только опасение нарушить Статут. Угодить в Азкабан за применение магии для мытья полов было бы, пожалуй, самой большой дуростью из всех, что она натворила.

С другой стороны, ну ведь нужно было что-то делать! Ей не жалко было тратить силы — но сейчас она исполняла какую-то совершенно бессмысленную работу, от которой никому не было никакого проку. А что, если тряпку зачаровать дома? А здесь только пользоваться ей? Так ведь, вероятно, можно? Она ведь не будет колдовать на глазах у магглов — просто тряпка будет досуха вытирать пол.

Только как бы это сделать? Она пока не представляла...

«Надо будет спросить совета у миссис Бёрк, — мелькнула в голове мысль, показавшаяся ей удачной, — это же наверняка из разряда бытовых чар. Мама таких не знала, но, может быть, их знает кто-то другой?»

— Вы опять пропустите обед, — услышала она знакомый голос и, обернувшись, увидела доктора Уотсона. — И останетесь без хлеба. Пойдёмте — иначе всё снова разберут.

— Ой, — смутилась Меропа, — да-да, я сейчас...

Она задвинула ведро и швабру в дальний угол, торопливо вымыла руки и пошла вниз. Надо будет захватить из раздевалки кувшинчик с чаем и растирание.

На сей раз хлеб ей достался — а ещё тарелка овощного супа, две картофелины и одна маленькая сосиска. И два кусочка хлеба, таких же полупрозрачных, как вчера.

— Обед пропускать нельзя, — сказал доктор Уотсон, отыскавший два места за одним из столов. — Тем более, с вашей работой. Вы и так прозрачная — вы просто упадёте в обморок.

— Не упаду, — слабо улыбнулась Меропа, — я сильнее, чем кажется.

Она заколебалась — отдать чай и растирание доктору сейчас или после обеда? Наверное, надо сейчас...

— Мы все сильнее, — улыбнулся он, приступая сперва к сосиске с картофелем. — Не люблю холодную картошку, — пояснил он смущённо. — Понимаю, что сейчас и это роскошь, но вот просто не могу себя заставить его есть. А суп подождёт — да и остывает он не так быстро.

Меропа последовала его примеру, только начать решила с супа. Холодную картошку она ела совершенно спокойно — как и всё остальное. А вот горячее не любила и всегда ждала, когда еда немного остынет.

— Доктор Уотсон, — наконец решилась она, — я вам принесла травяной чай. И растирание — я заметила, у вас шея болит. Попробуйте, меня мама научила...

— О-о, — мечтательно протянул он. — Если ваше растирание поможет, я буду молиться на вашу матушку. По-хорошему, — покаянно вздохнул он, — следовало бы пройти курс массажа и делать упражнения — но у меня совершенно нет на это времени. Прихожу домой и падаю. И чай... настоящего кофе не достать, а больше мне ничего не помогает.

— Мама умерла, — тихо ответила Меропа, — давно. Но я очень хорошо всё выучила, правда-правда! — заторопилась она. — Отцу растирание помогало, он даже потом меня почти не бил... простите.

— Простите, — он покраснел, залившись краской от шеи до корней волос. — Боже мой, я идиот... а ваш отец — мерзавец, — его голос зазвучал глуше. — И я... я очень вам сочувствую. Поверьте. Я вас понимаю... — добавил он тихо.

— Вас тоже били? — она страшно удивилась. — Но вас-то за что?

— Нет, что вы, — он даже побледнел. — Не меня. Моим родителям такое даже в голову бы не пришло. Но в школе у меня был друг... — он покачал головой и горько сморщился. — Многих бьют, конечно — но его отец был просто зверем. И убил его однажды, — его голос зазвучал пугающе ровно. — Говорили, что случайно — дал слишком сильный подзатыльник и сбил череп с позвоночника. Вы представляете, с какой силой нужно было нанести удар? — тихо спросил он.

— Представляю, — глухо сказала Меропа, — маму он однажды избил так, что та больше не смогла встать с постели. Потом отец... больше не бил нас с братом настолько сильно.

— Но ведь вы теперь не с ним живёте? — спросил доктор Уотсон очень серьёзно и взволнованно.

Меропа покачала головой.

— Я сбежала из дома в восемнадцать лет, — сказала она. — Иначе меня бы уже в живых не было.

— Это хорошо, — сказал доктор Уотсон. — От таких людей нужно бежать. Отец он там по крови или нет — не важно. Мне ужасно жаль, что вам всё это пришлось вынести, — сказал он расстроенно.

— Всё уже позади, — ответила Меропа, — слава Мер... слава богу.

— Да, — согласился он. — И слава богу. Но я вас совсем расстроил и отвлёк, — смутился он. — Давайте есть — а то всё остынет совершенно.

— Давайте, — кивнула Меропа.

И принялась за еду.

Остаток дня она вновь возила тряпкой по мордредову коридору и с каждым движением всё больше утверждалась в своей мысли зачаровать тряпку. Просто потому, что если она так и будет тут торчать, как она больным поможет? Её даже не пускают к ним в палаты!

Но гениальную идею о зачарованной тряпке пришлось оставить после разговора с миссис Бёрк.

— Тряпку зачаровать можно, — сказала та. — Но зачем так сложно? Мало ли — порвётся или потеряется... Почему бы тебе не зачаровать сразу пол?

— Пол? — переспросила Меропа, — но если это заметят...

— Кто заметит-то? — фыркнула миссис Бёрк. — Кто вообще смотрит на пол? Будешь мыть его раз в час-два — и всё.

— Надо будет сначала заклинание отработать, — задумчиво сказала Меропа, — на чём-то похожем. Или оно одинаково ляжет и на камень, и на бетон, и на дерево?

— Одинаково, — ответила миссис Бёрк. — Или, во всяком случае, очень похоже. Впрочем, ты права, — отработать надо.

Заклинание действительно повело себя по-разному на разных видах материала: лучше всего оно ложилось на деревянный пол в доме, чуть похуже — на каменный в подвале. Бетонный пол, который Меропа на пробу трансфигурировала в уголке подвала, уже был не таким податливым к чарам, а вот с кафельной плиткой вышло вообще непонятно что: она не просто мгновенно высохла, но еще и нагрелась, став почти горячей и оставаясь такой почти четверть часа.

Правда, следовало учесть, что Меропа мастером трансфигурации всё же не была, да и на трансфигурированных поверхностях заклинание могло просто с ними срезонировать...

Она немного подумала — и решила, что попробует зачаровать небольшой кусочек пола в госпитале. Лучше всего — фойе между двумя отделениями, чтобы разница между участками пола, если она будет сильной, не так резко бросалась в глаза.

Подумав, Меропа рассудила, что сделать это будет проще, когда в госпитале не так много народу, и пришла пораньше.

Она получила у миссис Поуп, отчего-то неодобрительно поджавшей при виде неё губы, свой привычный инвентарь — ведро, тряпку и швабру — и пошла на свой третий этаж, где сейчас было пусто и почти тихо. Только сёстры развозили тележки с лекарствами по палатам...

На Меропу никто не обращал внимания, и она, выбрав уголок, достала палочку и, тщательно сосредоточившись, прошептала заклинание.

Она настороженно огляделась по сторонам — но до неё и до того, чем она занята, никому не было дела. Не появились бравые авроры в алых мантиях, чего она втайне всё же опасалась, не подошли к ней суровые маггловские полицейские, и даже никто из персонала не спросил, что это она тут застряла. Как и говорила миссис Бёрк, это никого не интересовало.

И Меропа с исследовательским интересом приступила к мытью полов — и внимательно следила за тем зачарованным кусочком пола. И когда по нему прошёл какой-то доктор, не оставив даже тени следа, Меропе захотелось закричать от радости. Получилось! Она, кажется, смогла!

Она даже чуть не пустилась танцевать вальс со своей верной шваброй, но, вовремя взяв себя в руки, ограничилась тем, что заложила особо лихой вираж, дойдя до края коридора и поворачивая назад. В следующий раз она снова придёт пораньше и зачарует уже весь пол — пока по коридору ходит так много народа, доставать палочку опасно.

И она пошла дальше, оставляя за собой полосочку чисто вымытого пола.

Вторая мировая война для слизеринского третьекурсника Джона Гонта была событием почти абстрактным. Ну, есть и есть — где-то там далеко. Правда, однажды Джон услышал кусочек разговора между мистером Феллом и Кроули, который его слегка встревожил.

— У нас в конторе ликуют, — мистер Кроули был мрачен. — Говорят, что это будет прекрасная репетиция Ар... ты знаешь, чего.

— Да нет, — услышал Джон ответ мистера Фелла. Правда, особой уверенности в его голосе не было. — Нет... я думаю, подобного не будет. Сколько уже было войн!

— Ты же такой умный, Азирафаэль, — Кроули явно сорвался с места и начал метаться по кабинету, — как ты можешь быть таким... глупцом? Вс-спомни Первую мировую! А теперь будет ещё страшнее!

— Вспомни персов, — кротко возразил тот. — Или великого Чингиза. Или... мне ли напоминать? Люди, к сожалению, склонны истреблять друг друга. Я не знаю, почему, — вздохнул он.

— Ты мне ещё про испанскую инквизицию напомни, — процедил Кроули, — до сих пор противно. Что будем делать, ан...

И в этот момент все звуки из кабинета словно отрезало.

Джона это немного заинтриговало — но, подумав, он решил, что его это не касается. Пусть себе репетируют — это война магглов, вот и пускай сами разбираются. В конце концов, если они оказались настолько глупы, что всё это начали, значит, им это зачем-то надо, верно?

Куда интереснее было учиться или общаться с друзьями. И он, выкинув странный разговор из головы, пошел писать Тео Нотту и Рею Лестрейнджу.

Но двадцатого октября война напомнила о себе сама — пустым, остановившимся взглядом хорошенькой белокурой хаффлпаффки Мэри Джоркинс, на которую Джон иногда с интересом смотрел.

— Что с Джоркинс случилось, не знаешь? — спросил он у первого знатока всех сплетен Абраксаса Малфоя.

— Письмо от родни получила, — немедленно ответил Малфой. — От отцовской родни, — подчеркнул он. — Те пишут, что готовы приютить её, раз уж магглы убили её родителей. Отец Джоркинс против воли родителей на магглокровке женился, вот они и жили у магглов. В Лондоне. А там теперь каждый день бом-бар-ди-ров-ки. И убитых, говорят, тысячи. А Джоркинс и не знала ничего, думала, что просто сова с письмом не долетела до школы, мало ли как бывает.

Мама. Мама в Лондоне! Это было первым и единственным, о чём подумал Джон. Дурак! Он о ней даже не подумал!

— Рей, — повернулся он к Лестрейнджу, — прикроешь меня? Мне надо домой!

— Сейчас? — переспросил тот. — Подожди хотя бы до выходных. Зелья завтра второй парой — как я тебя там прикрою? Слагги душу вынет — мол, где Гонт? Ты ж талант, — съязвил он добродушно. — Он же без тебя не проживёт. Зачахнет.

— Ладно, — неохотно сказал Джон, — я пока в совятню сбегаю. Письмо отправлю... Мерлин, последнее письмо от мамы было уже десять дней назад!

— Так радуйся, — буркнул Рей. — Меня мать и бабка письмами давно достали.

— Я бы радовался, — серьёзно взглянул на него Джон, — если бы так достали меня.

— Извини, — вздохнул Рей. — Я понимаю, но... а-а, — он махнул рукой и сморщился. — Твоя мать отличная, — вздохнул он с завистью и процитировал: «Рей, что ты ел сегодня? А на обед? А вечером? А что было на уроках?» Я уже на стенку лезу!

— На стенку лезть — это нормально, — утешил его Джон, — это называется «спортивная подготовка». Ладно, я пошёл.

Он прихватил с большого серебряного блюда пару пирожков и, в последний раз бросив взгляд на бледную и безучастную ко всему Мэри Джоркинс, вышел из-за стола.

Но ответа на своё письмо Джон не получил — ни вечером, ни следующим утром, ни потом.

И в пятницу, сразу после уроков, Джон по давно разведанному подземному ходу выбрался из школы и почти бегом побежал в Хогсмид.

* * *

Добравшись до Хогсмида, Джон аккуратно уронил на землю свою палочку и, немедленно её подняв, поднял и руку, голосуя.

Через минуту возле него резко затормозил — хотя у мистера Кроули получалось ещё резче! — двухэтажный автобус, и в открывшуюся дверь высунулся молодой лохматый волшебник.

— «Ночной рыцарь» приветствует всех колдунов и ведьм, попавших в историю! — заявил он. — Тебе куда, пацан?

— В Лондон, — сказал Джон, входя и отсчитывая монетки. И, назвав адрес, уселся у окна и уставился в него.

— И-эх! — заорал парень, когда автобус через мгновение словно прыгнул с места. — Хватайся за воздух, пацан!

Джон только вздохнул. Ему сейчас было совсем не до идиотских шуточек! Он твердил себе, что с мамой ничего плохого не произошло — может быть, сову просто убило по дороге? Но не нервничать не мог. Ничего. Он скоро будет дома — и тогда... тогда всё станет хорошо.

— У-ху! — снова заорал этот ненормальный. — Новая игра — догонялки с бомбой! Шестнадцать-ноль в нашу пользу!

Автобус ощутимо тряхнуло, а за окном на мгновение плеснуло черно-оранжевое пламя, тотчас сменившееся мельканием домов.

«Придурок», — мрачно подумал Джон.

Он вообще недолюбливал таких восторженных людей, радующихся совершенно непонятно чему, и, как правило, старался держаться от них подальше. Но тут ему деваться было некуда, и он терпел, глядя в окно и считая минуты.

Минуты словно поменялись скоростью с автобусом — он летел, иногда опять вздрагивая или подпрыгивая, а минуты ползли.

— Это круче квиддича, пацан! — не унимался придурок. — Это я тебе точно говорю, не будь я Эрни Прэнг! О, вот и твой Лондон. Похоже, здесь сегодня было жарковато!

— Силенцио! — не выдержав, Джон выхватил палочку и, указав ей на водителя, наконец-то вынудил его умолкнуть. — Или жарковато будет здесь, — почти прошептал он.

Остаток пути прошел в звенящей тишине, и автобус, ворвавшийся в район Сохо, наконец-то затормозил перед знакомым домом.

— Меньше болтаешь — дольше проживёшь, — прошипел Джон, выходя, однако же заклятье снял.

Дом, целый и невредимый, стоял на месте, и Джону стало легче. Да, наверное, сова просто не долетела — вот мама и не написала ничего. Он открыл дверь, взбежал по лестнице, влетел в квартиру — и растерянно остановился.

Там было пусто — пусто, чисто и аккуратно, как всегда. Но мамы не было!

— Наверное, она в магазине, — сказал он, и собственный голос показался ему чужим.

Он спустился в магазин — и замер. Там не просто было пусто — туда явно давно никто не заходил. Неделю, может быть. Если не больше.

— Как же так, — потерянно произнёс он, озираясь по сторонам, и в этот момент его глаза остановились на прикрепленном к стене телефонном аппарате, который в самом начале войны лично повесил сюда мистер Кроули.

Он схватил трубку и, набрав номер — странный номер, слишком длинный, которого не было и не могло быть ни у кого на свете, — сказал, услышав щелчок соединения:

— Мистера Кроули, пожалуйста.

— Соединяю, — послышался вежливый, но какой-то механический ответ, и тут же раздался голос Кроули, в котором просто плескалась гремучая смесь облегчения и злости:

— Азирафаэль, наконец-то!

— Это Джон, — напряжённо сказал он. — Мистер Кроули, где мама?

— Джон? — голос сразу изменился. — Что ты тут делаешь?

— Ищу маму! — раздражённо и резко сказал Джон. — Дома её нет, в магазине тоже. Где она?

— Так, — столь же резко скомандовал Кроули, — ус-спокойся, понял? С ней вс-сё хорошо. Я буду через пять минут, не вздумай никуда ис-счезнуть!

— Пять минут, — повторил Джон. — Я жду.

Он опустил трубку и сел прямо на пол там же, у телефона. Слова Кроули его немного успокоили — но немного. Совсем чуть-чуть. Потому что под «всё хорошо» он мог иметь в виду массу самых разных вещей.

Шум автомобиля раздался ровно через пять минут — мистер Кроули не любил опозданий. Вернее, не любил опозданий на несколько минут, считая их банальными и скучными. Если уж опаздывать — то на день, неделю или пару лет, говорил он.

Услышав его, Джон вскочил и побежал к двери — и остановился, увидев входящего в неё Кроули. В одиночестве.

— Где мама?! — спросил Джон, сжимая в руках палочку.

— Иди в машину, — ответил тот. — Я тебя к ней отвезу. Как раз успеем.

Джон буквально вылетел из двери и, запрыгнув в машину, нетерпеливо посмотрел на возящегося у двери Кроули.

«Бентли» недовольно мигнула фарами.

— Сейчас, — пробормотал Кроули, — защиту обновлю...

Он щелкнул пальцами и, подойдя к распахнутой двери машины, сел в неё.

И «Бентли» привычно рванулась вперёд.

Джон сидел как на иголках и, когда машина остановилась возле госпиталя, побелел и прошептал:

— Она там? Но почему?!

— Потому что упряма, как Валаамова ослица, — с досадой ответил Кроули, — да не дергайся ты! Она там работает. Другого мес-ста не нашла.

— Она что? — недоверчиво переспросил Джон. — Зачем?

— А вот это ты у неё спроси, — посоветовал Кроули, кивая на вышедшую из дверей женщину.

— А как же магазин? — непонимающе спросил Джон.

— А там ей с-скучно, — прошипел Кроули, глядя на приближающуюся Меропу, — и мес-ста подвигу нет.

— Какому подвигу? — спросил было Джон, но потом увидел мать и позабыл о Кроули.

Меропа, задумавшись, вышла из госпиталя и краем глаза заметила припаркованную поблизости машину. «Бентли»?

Опять?

Но потом она увидела сына — и испугалась. Так, что замерла на ослабевших вмиг ногах. Почему он здесь? Что с ним случилось?

— Мама! — Джон открыл дверь и, выскочив из машины, подбежал к Меропе. — Почему ты мне не ответила?

— Джон? — Меропа обняла бросившегося к ней сына и прижала его к груди, — как ты тут оказался? Зачем? Тут же опасно...

— Ты мне не ответила! — сказал он, тоже её обняв. — Почему? Я... я не знал, что думать!

— Я не ответила? — удивилась Меропа. — Я тебе отправила сову ещё две недели назад! Завтра опять собиралась писать, рассказать все новости...

Кроули, слушавший этот разговор, только закатил глаза, но говорить ничего не стал.

— Да не две недели! — нетерпеливо воскликнул Джон. — А три дня назад! Я тебе писал — а ты... не получила? — спросил он после маленькой паузы.

— Нет, — испуганно пролепетала Меропа, — ты... Ты поэтому сбежал из школы? Мерлин, тебя же могли убить!

— Это тебя могли убить! — возразил Джон. — И могут! Тебе нельзя жить в Лондоне, — сказал он убеждённо.

— Я уже не живу, — торопливо сказала Меропа, — я как раз хотела тебе написать, что переехала... на Диагон-аллею.

— Это хорошо, — Джон с облегчением улыбнулся было — и тут же вновь нахмурился. — Тогда что ты здесь делаешь сейчас?

— Я тут работаю, — тихо ответила Меропа, — в госпитале. Ой, — она испуганно посмотрела на сына. — Ты же голодный! Ты ужинал? Пойдем, тебя надо накормить!

— Зачем? — спросил он, не обратив внимания на её слова про ужин. — И кем? Библиотекарем?

— Не совсем, — смущённо сказала Меропа, бросив умоляющий взгляд на Кроули, — не могу же я просто сидеть и смотреть... я хочу помочь людям.

— Каким людям? — сердито спросил Джон. — Магглам? Для чего? Мама, тебя убить могут здесь! А вы-то что молчите? — накинулся он на Кроули. — Как вы это допустили?

— Садитесь в машину, — предложил Кроули, — вечерний Лондон образца сорокового года — не самое безопасное место. За Барьером поговорите.

— Идём, — Джон потянул мать за руку. — Пообещай мне, что, пока идёт война, ты в этот Лондон не выйдешь!

— Джон, — мягко сказала Меропа, ведя сына к «Бентли», — я помогаю людям, среди которых мы с тобой прожили почти четырнадцать лет. И если я могу помочь, то я это сделаю.

— И погибнешь! — упрямо сказал он. — А они этого даже не заметят! Мама, магглов много — ты одна! Я не хочу тебя терять. Не собираюсь, — он стиснул её руку. — Ты моя!

— Ну что ты, родной мой, — ласково ответила Меропа, — я не погибну. Я же всё-таки ведьма! И у меня теперь новая палочка! — совсем по-детски похвасталась она. — Такая сильная и послушная!

— Бомбам всё равно! — отрезал Джон, но палочкой заинтересовался и даже остановился у самой машины, отчего «Бентли» сердито щелкнула дверным замком. — Палочка? — переспросил он. — Откуда?

Меропа и Джон сели вместе на заднее сиденье — «Бентли» снова поприветствовала пассажиров неудобными острыми пружинами.

— Так откуда палочка? — спросил Джон, рассматривая её.

— Я тебе сейчас всё расскажу! — радостно пообещала Меропа, беря сына за руку, — и про палочку, и про нашу новую квартиру, и даже про прилавок, на котором теперь растут желуди!

— Вот здесь мы теперь будем жить, — сказала Меропа сыну, подойдя к увитому зеленью, несмотря на позднюю осень, дому Бёрков. — Правда, тут здорово?

— Это наш дом? — спросил Джон. — Маленький... Но неплохо, — всё-таки решил он.

— Мы снимаем здесь квартиру, как в Лондоне, — поправила его Меропа. — Свой дом мы купим, когда ты закончишь Хогвартс.

— Почему? — удивлённо спросил Джон. — Зачем тебе жить в чужом доме?

— Одинокая ведьма невеликой силы, — слабо улыбнулась Меропа, — да ещё и одна в доме? Лёгкая добыча для любого мерзавца, — повторила она слова Кроули. — Хозяева этого дома — чудесные люди, которые смогут, а главное — захотят нас с тобой защитить.

— С чего это? — сощурился с подозрением Джон. — Зачем им нас защищать?

— Потому, что они хорошие люди, — повторила Меропа. — Почти как мистер Фелл и мистер Кроули.

— Откуда ты знаешь? — недоверчиво нахмурился её сын.

— Знаю, — пожала плечами Меропа. — Откуда-то. Познакомишься с ними — сам поймёшь. Пойдём?

— Хорошо, пойдём, — сказал он и достал палочку.

— Джон! — ахнула Меропа. — Палочка в руках волшебника, входящего в дом — знак дурных намерений!

— Ну почему сразу дурных? — возразил он. — Просто серьёзных.

— Серьёзные люди никогда и никому не угрожают, — грустно ответила Меропа. — Им это просто не нужно. «Достал палочку — атакуй. Не атакуешь — не доставай!» — повторила она правило, которое было в одной из немногих сохранившихся в отцовском доме книг.

Джон озадаченно на неё поглядел и замер. Надолго. А потом очень неохотно убрал палочку в рукав.

— Кто их знает, что они выкинут, — хмуро сказал он.

— Всё будет хорошо, — пообещала ему Меропа, пытаясь, как летом, поцеловать сына в макушку — и обнаружив, что теперь ей для этого надо встать на цыпочки. — Как ты вырос, сынок.

— И поэтому собираюсь заботиться о тебе, — сказал он, наклоняясь и обнимая её — правда, очень коротко. — Потому что ты очень наивная, мама. И во всех видишь только хорошее. Так нельзя.

— Тебя кто-то обидел в Хогвартсе? — испугалась Меропа. — Джон, что случилось? Почему ты стал так думать?

— Меня? — искренне изумился он. — Мама, МЕНЯ обидеть нельзя. А вот тебя — очень просто.

— Обидеть можно любого, — вздохнула Меропа. — Джон, пожалуйста. Веди себя с мистером и миссис Бёрк хорошо.

— Конечно, — улыбнулся Джон. — Я буду вести себя идеально. Бёрк, — задумчиво повторил он. — Интересно.

Меропа, увидев обворожительную улыбку своего сына, вздрогнула и с трудом сумела не отшатнуться — на неё смотрел юный Том Риддл.

— Мам, ты что? — спросил Джон, нахмурившись встревоженно и очень по-детски.

— Всё хорошо, — поспешно сказала Меропа, справившись с собой. — Я просто переволновалась. Идём, сынок, — и она, взяв Джона за руку, поднялась на невысокое каменное крыльцо.

Миссис Бёрк вышла им навстречу, едва заслышав открывшуюся дверь — и, увидев Джона, заулыбалась:

— О, дорогая, это и есть юный мистер Гонт?

— Да, — тепло улыбнулась Меропа, — это мой сын Джон Гонт. Джон, познакомься, это миссис Бёрк, хозяйка дома.

— Амельда Бёрк, — представилась та, протягивая Джону руку. — Но разве молодой человек не должен быть сейчас в школе?

— Я обязательно вернусь туда завтра, — Джон с безукоризненно вежливой улыбкой поцеловал протянутую руку, — счастлив с вами познакомиться, миссис Бёрк. Мама отзывалась о вас с исключительной теплотой.

— Он не получил от меня ответа на письмо и бросился искать, — ответила Меропа, с любовью и тревогой глядя на сына.

— Но можно же было написать ещё раз? — полувопросительно произнесла миссис Бёрк. — Какой горячий молодой человек, — она улыбнулась и позвала: — Джейси! У нас гость, дорогой!

— Какой ещё гость? — раздался не слишком довольный мужской голос, — только не говори, что это тот рыжий прощелыга.

— О нет, что ты! — радостно отозвалась она. — Это прекрасный, как ангел, молодой человек!

— Вот я сейчас и полюбуюсь на этого прекрасного ангела, — мрачно пообещал голос, и в прихожую вышел высокий сгорбленный старик в бархатной домашней мантии.

— Познакомься, дорогой, — встретила его миссис Бёрк. — Это Джон, сын нашей Меропы. Молодой человек заволновался, не получив от неё письма, и отправился искать маму. Правда, трогательно?

Старик пристально посмотрел на Джона, словно видел его насквозь, и очень вежливо поинтересовался:

— Вы обучаетесь на Гриффиндоре, мистер Гонт? Или на Хаффлпаффе?

— На Слизерине, — скромно, но с достоинством ответил Джон, — гриффиндорец сбежал бы посреди учебной недели, не заботясь о последствиях. А я всё продумал и позаботился о прикрытии.

— Слизеринец бы отправил второе письмо, — отрезал старик. — А затем обратился бы в Аврорат. А не сбегал из школы, рискнув отчислением.

— Полагаю, первое сделал бы хаффлпаффец, — возразил Джон, — а второе — рейвенкловец. Слизеринцы всегда просчитывают риск, мистер Бёрк. Однако я согласен с вами — это было очень импульсивно. Но я слишком испугался, узнав о том, что Лондон бомбят каждый день, и решил, что даже возможное отчисление не так страшно, как… вероятная гибель мамы.

— И чем бы вы ей помогли? — поинтересовался мистер Бёрк. — Если бы она уже умерла? Соглашусь — было крайне неразумно не предусмотреть какого-нибудь иного способа связи, кроме сов, — сказал он уже Меропе. — Хотя бы Протеевы чары... или ещё что. Я могу вас понять, — обратился он снова к Джону. — И это характеризует вас как прекрасного сына. Надеюсь, у нас вам понравится.

— Иногда помощь может прийти в самую последнюю минуту, — Джон хорошо знал историю своего рождения. — Я не хотел бы всю оставшуюся жизнь думать, что из-за моей трусости или нерешительности погиб самый близкий человек. И я рад, что мама поселилась у вас. Теперь я за неё спокоен. А вы расскажете мне о Протеевых чарах? — жадно спросил он. — Я слышал о них, но вся информация доступна только для старшекурсников!

— А вы на каком курсе? — с сомнением оглядев его, спросил мистер Бёрк.

Джон, секунду помедлив, ответил:

— На третьем, мистер Бёрк. Но я уже прочитал все учебники четвёртого и пятого курсов! На очереди шестой.

— Прочитали и освоили? — с некоторым сарказмом поинтересовался мистер Бёрк.

— Он очень любит учиться, — с гордостью сказала Меропа, нежно глядя на сына.

— Можете проверить, — скромно предложил Джон.

— Непременно проверю, — пообещал мистер Бёрк. — В каникулы. А сейчас возвращайтесь в школу, молодой человек — и если вы успеете до ночи, можно будет считать, что это был не побег, а внеплановая прогулка.

— Как? — испуганно охнула Меропа. — Ребёнок же голодный! И уже темно! А Хогвартс так далеко, в Шотландии!

— Кстати, — невозмутимо поинтересовался мистер Бёрк. — Как вы собираетесь возвращаться — и как добрались сюда?

— «Ночной рыцарь», — пожал плечами Джон. — Я три дня думал и решил, что это оптимальный вариант. Поезд ходит не каждый день, портключ так просто не достать, камин из Хогсмида для школьников закрыт, а лететь на метле... Нет, я неплохо летаю, но с самолетами, а тем более с бомбами соревноваться не буду. Слишком велик риск. Маггловский же транспорт чересчур медлителен, — добавил он спустя пару секунд.

— Хороший выбор, — кивнул мистер Бёрк. — Вот в Хогвартсе и поужинаете — и поспешите. Если обнаружится, что вас не было в школе ночью, вас, скорее всего, исключат.

— Нет-нет, — испугалась Меропа, — тебе обязательно нужно учиться, сынок!

— И я буду учиться, — согласился Джон, — обязательно. Всего вам доброго, миссис Бёрк. Благодарю за предупреждение, мистер Бёрк.

Он вежливо склонил голову и шагнул за дверь.

— Я провожу! — Меропа бросилась следом за сыном.

— Не стоит, дорогая, — мягко удержала её миссис Бёрк. — Ваш сын добрался сюда вполне самостоятельно — полагаю, он сможет точно так же найти дорогу обратно.

— Я должна хотя бы убедиться, что он сел на этот «Ночной рыцарь», — Меропа так же мягко высвободилась из её рук. — Я сейчас вернусь!

И выскользнула за дверь.

— Гонт, — хмыкнул мистер Бёрк.

— Мать, — возразила ему супруга.

— Кстати, сын на мать абсолютно ничем не похож, — задумчиво сказал старик. — Гонт-красавчик звучит так же абсурдно, как Малфой-простак.

— Видать, отец был очень хорош собой, — предположила его супруга. — И явно не из Гонтов.

— И слава Мерлину, — пробурчал старик. — Ну, хоть не рыжий.

— А почему он должен быть рыжим? — удивилась она.

— Не должен, — охотно согласился тот. — Но как язык у парня подвешен!

— Это и хорошо, — кивнула она. — Будь он похож на мать, ему бы сложно пришлось.

— Зато теперь сложно придётся тем, кто рискнёт перейти ему дорогу, — развеселился старик. — Далеко пойдёт, поганец!

— Хороший мальчик, — одобрительно кивнула его жена — и в этот момент вернулась Меропа.

— Это просто кошмар какой-то, — сказала она, нервно вздрагивая. — Это не автобус, это мечта сумасшедшего гонщика!

— О да, дорогая, — подошла к ней миссис Бёрк. — Однако он абсолютно безопасен! И было бы очень разумно им пользоваться, когда ты добираешься в этот свой госпиталь.

— Да, — согласилась с ней Меропа, которая уже успела проклясть дорогу через «Дырявый котёл» — мысленно, к счастью. — Так будет лучше.

— Вот и славно, детонька... а теперь пойдём ужинать, — ласково позвала её миссис Бёрк.

И Меропа только тогда почувствовала, насколько она на самом деле проголодалась.

* * *

В спальню Джон проскользнул за одну минуту до отбоя.

— Ну как? — жадно спросил его Рей Лестрейндж,

— Всё в порядке, — с облегчением улыбнулся Джон.

— Опять затеял какую-то авантюру, — брюзгливо сказал Эйвери. — Гонт, ты когда-нибудь так нарвёшься!

— А ты и рад будешь, — не преминул уколоть его Лестрейндж.

— Павану станцую, — парировал Эйвери, — на радостях.

— Слушай, Гонт, оно того стоит! — оживился Лестрейндж. — Ну, помоешь полы недельку — зато увидим такое! А?

— Что увидим? — с интересом спросил вошедший в комнату Абраксас Малфой.

— Как Эйвери танцует павану! — радостно сообщил ему Лестрейндж. — Если Гонт как-нибудь попадётся во время своих экзерсисов.

— Так павану теперь нигде не танцуют, — слегка удивился Малфой, — и где Эйвери будет танцевать? В Большом зале?

— Эйвери, — оживлённо спросил Лестрейндж, — ты где будешь танцевать?

— В Атриуме, — усмехнулся обычно молчаливый Теодор Нотт. — В розовом пеньюаре.

— Гонт! — Лестрейндж даже сел на кровати. — Ну ради этого. Помоешь полы?

— Разумеется, — с довольной улыбкой сказал Джон, — но пеньюар должен быть фиолетовым. Розовый оскорбляет мое тонкое эстетическое чувство!

— Придурки, — констатировал Эйвери. — И это наследники священных двадцати восьми!

— Пусть будет фиолетовый, — покладисто согласился Лестрейндж. — Эй, Эйвери — ты дал слово! Мы все слышали. Гонт попадается — ты танцуешь павану в Атриуме в фиолетовом пеньюаре этим летом.

— Ничего подобного я не говорил, — надменно заявил Эйвери.

— Ой, да кого вы слушаете? — вмешался уже задремавший было Мальсибер, которого все эти разговоры разбудили. — Чтобы Эйвери вдруг решился на такое — да никогда!

— Разумеется, — холодно подтвердил Эйвери, — и я рад, что хотя бы кто-то это понимает!

Джон тем временем почувствовал, что зверски проголодался, и полез в тумбочку — может, там каким-то чудом завалялась шоколадная лягушка или сахарное перо? Но, похоже, свой лимит чудес он исчерпал с лихвой не только на сегодня, но и на многие месяцы вперёд.

Подбор компонентов для зелий, способных повлиять на магглов, оказался труднее, чем Меропа поначалу себе представляла. Во-первых, хотя она и знала свойства трав как обычных, так и магических, их сочетание и взаимозамена принесли несколько открытий — как приятных, так и не очень. Во-вторых, полученные адаптированные зелья надо было испытать — а сама Меропа для этого не годилась. В ней была магия, отсутствующая в магглах... нет, в обычных людях. И где же взять испытуемого? Или испытуемых?

И тут она вспомнила, как четырнадцать лет назад скиталась по городу, ища крышу над головой и кусок хлеба. Тогда ей это не удалось — но про приюты она слышала. И про ночлежки — тоже.

В приют идти было нельзя — не на детях же проверять зелья! А вот ночлежка... Вреда её обитателям Укрепляющее зелье точно не принесёт. Не должно, во всяком случае.

А если и принесёт, мелькнула у неё в голове предательская мысль... в конце концов, яд из Укрепляющего точно не мог получиться — от силы оно принесло бы вместо пользы головную боль на пару часов. Но ведь Меропа должна же была его проверить!

И она, прихватив сваренное накануне Укрепляющее, отправилась в известную ей со времен скитаний по Лондону ночлежку в Ист-Энде.

Добавить зелье в разливаемый чай оказалось не так просто, как Меропа предполагала. Её как волонтёра встретили здесь охотно — но предложили поработать не на кухне на раздаче обедов, а на выдаче и сортировке белья.

Поэтому пришлось улучить момент и воспользоваться тем, что ещё мама называла «отводом глаз». Прежде у Меропы это почти не получалось, но с новой палочкой вышло вполне удачно.

И она с замирающим от волнения сердцем поспешно вернулась к работе, каждую минуту ожидая, что, не дай Мерлин, кто-то начнет жаловаться на сильную головную боль.

Однако на боль так никто и не пожаловался — зато гул в столовой стал куда оживлённее, а споры — жарче.

— Что это с ними сегодня? — недовольно пробурчала стоящая рядом с Меропой работница ночлежки. — Бодрые все, словно утром...

— Может, к перемене погоды? — попыталась пошутить Меропа. Мерлин, кажется, всё удалось...

— Ну не знаю, — с сомнением отозвалась женщина. — Разве шторм какой будет.

— Осенью часто штормит, — кивнула Меропа, продолжая сортировать чистые простыни. Целые отдельно, ветхие и требующие починки — в сторону.

— Как бы драки не вышло, — мрачно сказала её напарница. — Тут один начнёт — и всё, половина друг с другом сцепится, как собаки.

И Меропа, холодея, поняла, что явно переборщила с некоторыми компонентами — у неё получилось не столько Укрепляющее, сколько… какое? Похоже, что какое-то возбуждающее зелье.

Но ей, кажется, повезло: драки всё-таки не случилось, хотя большинство уходило из столовой раскрасневшимися и взбудораженными.

«Корней калгана надо будет положить вдвое меньше, — подумала она. — А вот шалфея стоит добавить немного. И мелиссы тоже».

Домой Меропа сегодня вернулась счастливой и воодушевлённой и весь вечер провела в подвале за варкой зелья — а заодно за приготовлением растирания для доктора. Прежнее ведь у него, наверное, кончилось...

* * *

Утром старшая сестра миссис Поуп, когда Меропа поздоровалась с ней и протянула руку за инвентарем, сообщила ей, пожимая губы:

— Мисс Гонт, вы переводитесь на другой участок.

— Почему? — перепугалась Меропа. У неё же только-только всё наладилось! И полы эти треклятые теперь надо было мыть куда реже!

— Потому что вы там нужнее, — отрезала та. — Если вас что-то не устраивает — мы не можем держать вас. Будете работать в палатах — убирать там и помогать больным.

— Конечно! — обрадованно сказала Меропа, поняв, что стала куда ближе к своей цели. — Я буду работать в палатах, спасибо вам большое!

— Это тяжёлая работа, — сурово сказала миссис Поуп. — Надеюсь, вы справитесь. И я не желаю слышать никаких жалоб! Ни от вас, ни на вас!

— Я постараюсь, — заверила её Меропа.

Миссис Поуп оглядела её с ног до головы с большим сомнением, однако ничего не сказала: просто молча выдала форму и уже другое ведро и другую тряпку со шваброй. И сообщила номера палат, в которых сегодня предстояло работать Меропе. Почти половина крыла...

И Меропа пошла работать на новый участок, который оказался на втором этаже.

Это оказалось и вправду непросто, тем более, что её почему-то отправили в мужское крыло.

Полы в палатах оказались не каменными, как в коридоре, а деревянными, и Меропа всё никак не могла улучить момент, чтобы наложить заклинание. Впрочем, деревянные полы мыть было привычнее, а ходили по палатам намного меньше, чем по коридору.

Проблему представляли не полы, а люди. И дело было вовсе не в том, что ей было неприятно забирать использованные утки и судна — Меропа никогда не отличалась брезгливостью. А в том, как реагировали на неё пациенты.

Сначала она даже испугалась, что по ошибке добавила в чай не Укрепляющее, а недоброй памяти Амортенцию.

Но нет — это точно было Укрепляющее, вечером Меропа проверила. Однако действовало оно на них почему-то не совсем так, как должно было. Меропа уже не знала, куда деваться от их хлопающих её по бёдрам рук и шёпота:

— А ты ночью дежуришь? Загляни, пока все спят...

И ладно бы это были только молодые мужчины! Старые развалины, из которых песок сыпался, тоже вели себя не лучше! Да что они, с ума все посходили?

На очередной обед Меропа пришла нервной и совершенно измученной — и когда увидевший её после нескольких дней отсутствия доктор Уотсон подошёл к ней, то спросил заботливо:

— У вас что-то случилось?

— Нет, — устало ответила Меропа, — у меня ничего не случилось.

— Вы выглядите усталой и словно взъерошенной, — улыбнулся доктор Уотсон. — Вас куда-то перевели? Я давно вас не видел...

— Я теперь в палатах работаю, — ответила Меропа, — на втором этаже.

— Ах вот в чём дело, — с некоторым, кажется, облегчением сказал доктор Уотсон. — Там и вправду непросто... Странно, что вас отправили именно туда. Обычно таких молодых милых женщин к мужчинам в палаты не ставят. Я поговорю с миссис Поуп, — пообещал он.

— Я думаю, — вздохнула Меропа, — что туда даже старую каргу ставить нельзя.

— Ну, кого-то нужно всё-таки, — улыбнулся доктор, ставя свой поднос на стол и любезно отодвигая Меропе стул. — Обычно не столь молодым дамам там легче. Не сердитесь на них, — попросил он. — Им скучно. А тут такое...

— Я не сержусь, — тихо ответила Меропа, — я просто не понимаю, как так можно. Это же... неправильно.

— Конечно, неправильно, — согласился доктор, садясь. — Безусловно, никто из них на улице не позволил бы себе в ваш адрес ничего подобного — но, к несчастью, попадая в больницу, пациенты почему-то воспринимают даже медсестёр как... а-а, — он махнул рукой. — А вы даже не сестра.

— Они что, думают, что попали в бордель? — выпалила Меропа и густо покраснела. — Ох, простите...

— Ну, не в бордель, — возразил доктор. — Но, боюсь, они полагают, что здесь можно вести себя более вольно, чем обычно. Не знаю, почему так. Говорят, страдания проявляют личность — если так, то... — он вздохнул и, улыбнувшись, махнул рукой.

— Мама говорила, что в болезни человек сам на себя не похож, — грустно ответила Меропа. — И что это не он говорит, а болезнь.

— Смотря какая болезнь, — возрази доктор Уотсон. — Иногда так и вправду бывает — но чаще болезнь как раз и проявляет человека. Особенно если она не смертельная и не слишком долгая. Как здесь, у нас.

— Наверное, — согласилась с ним Меропа. — Ой... я же вам новую порцию растирания принесла! Та ведь, наверное, уже закончилась?

— Закончилась, — просиял доктор. — И я, признаюсь, загрустил — ваше растирание замечательно помогает! Волшебное средство. Вам бы запатентовать его — вы бы озолотились.

— Так оно же простенькое совсем, — изумилась Меропа, — я думала, такое каждая семья делает...

— Каждая семья? — изумился доктор и рассмеялся тихонько. — Даже у меня в семье ничего такого не делали. А ведь я из потомственных врачей.

— Правда? — недоверчиво спросила Меропа, — я думала, целители такое с детства знают. Это же... ну... как хлеб испечь или морковку посеять. Все умеют.

— Ну что вы, мисс Гонт, — доктор совсем развеселился. — Я вот, к примеру, понятия не имею, как печь хлеб. Мы, горожане, вероятно, слишком изнежены. И я понятия не имею, как сеять морковку. Вы подумайте о патенте, — сказал он уже серьёзно. — Это отличное средство.

— Да кто вообще со мной разговаривать станет, — махнула рукой Меропа, — какой там патент.

— Я вам помогу, — серьёзно и настойчиво пообещал доктор. — Это не так сложно, как кажется. Нужен только рецепт — а бумаги мы с вами можем вместе оформить.

— Спасибо вам, — так же серьёзно сказала Меропа, — вы очень хороший человек.

— Что вы, — он смутился, — я просто врач.

Компания из нескольких медсестер, сидевших за столиком неподалеку, отчего-то сверлила Меропу неприязненными взглядами. Наверное, им не нравилось, что она, санитарка-волонтёр, сидит за одним столиком с врачом.

— Врачи бывают разные, — не согласилась с ним Меропа, которая за недолгое время работы в госпитале уже успела вдоволь и насмотреться, и наслушаться всякого. — Хороший врач не всегда бывает хорошим человеком.

— Конечно, нет, — согласился он. — Как и наоборот. К сожалению, в нашем ремесле равно важны оба эти качества.

— Везде, наверное, важны, — задумчиво сказала Меропа. — Плохой человек хорошим учителем быть не сможет. А вот наоборот... Если он человек хороший, а научить ничему не может? Тогда он просто с работы уйдёт.

— Если бы, — вздохнул доктор. — Далеко не все уходят. А вот плохие люди порой бывают неплохими учителями... Как ни странно.

— Не бывают, — негромко, но уверенно возразила Меропа, — когда ты постоянно боишься, что стоит только ошибиться, как тебя ударят или высмеют... ничему не научишься. Никогда.

— О, это значит, что учитель глуп, а не просто плох, — возразил доктор Уотсон сочувственно. — Ни один хороший учитель не ведёт себя так... Хотя, должен признать, с некоторыми эта методика срабатывает.

— Наверное, — не стала спорить с ним Меропа. В конце концов, Морфин чему-то всё же у отца научился!

— Мне жаль, что вам так сложно пришлось, — мягко проговорил доктор Уотсон. — Это чудовищно несправедливо.

— Всё в прошлом, — тусклым голосом ответила Меропа. — Жизнь редко бывает справедливой. Вернее, мы сами её такой делаем.

— Вы так говорите, будто вам лет восемьдесят и жизнь уже в прошлом, — качнул он головой. — Вы ведь молоды. И если вам не везло прежде, это вовсе не значит, что так и будет...

— Мне везёт последние тринадцать лет, — светло улыбнулась Меропа, — с Рождества двадцать шестого. Я тогда не поблагодарила вас — просто не могла. Поэтому говорю спасибо сейчас, за себя и за сына. И я всегда буду вам благодарна, доктор Уотсон.

— Ну что вы, — возразил он, улыбнувшись. — Я просто сделал свою работу... Однако, к слову, о работе, — он вздохнул с некоторым сожалением и, допив чай, поднялся. — Мне пора — меня ждут пациенты. Я поговорю с миссис Поуп, чтобы вас перевели в женское отделение.

— Это было бы просто чудесно, — ответила Меропа, тоже поднимаясь с места.

Но про себя подумала, что миссис Поуп и чудеса как-то не очень сочетаются друг с другом. Как иглы дикобраза с зельем от фурункулов.

И оказалась права. Нет, из мужских палат для выздоравливающих её и вправду перевели — но не в женские, а к самым тяжёлым больным. Туда, где в палатах не было почти ничего, кроме боли и смерти.

Здесь были и мужчины, и женщины — в разных палатах, но по соседству, но порою Меропа думала, что даже если бы они лежали в одной, это не было бы, просто не могло бы быть неприличным.

В тех палатах она впервые начала применять Кроветворное и Заживляющее — на тех, кого уже признали безнадежными. Потому, что не могла видеть, как после операции у молоденького паренька, чуть старше Джона, открылось внутреннее кровотечение, и даже врачи оказались бессильны.

Странно, но никто ничего не замечал. Поначалу Меропа всё время ждала появления авроров или что кто-то схватит её за руку и закричит: «Ведьма!», но ничего подобного не происходило. А вот смертность в её палатах начала снижаться...

— Ну, слава богу, — поприветствовала её однажды немолодая женщина, которую перевели в эту палату после реанимации, — значит, сегодня никто не умрёт.

— Почему вы так думаете? — удивилась Меропа.

— Так все уже заметили, что как вы здесь, так и не умирает никто, — ответила та. — А вот когда вас нет, так всё бывает.

— Это совпадение просто, — с трудом подобрала слова Меропа.

Вот такого она даже не ожидала!

— Ничего не совпадение, — уверенно возразила женщина. — Вы наш ангел, — она взяла её руку и сжала в своих ладонях.

— Да вы что! — перепугалась Меропа, побелев как полотно. — Какой из меня ангел! Не надо так говорить!

— Не буду, — женщина почему-то улыбнулась и прижала палец ко рту. — Но мы все знаем...

Меропа вздохнула и принялась за уже привычную работу — перестилать постели, переворачивать лежачих больных, чтобы не образовывались пролежни, прибираться в палатах...

«Только этого не хватало, — подумала она. — Что же мне теперь делать? Уходить в другое место?»

Но уйти... А вдруг её там опять поставят полы мыть? А здесь она действительно помогала! Не так много, как могла бы настоящая сильная волшебница, но всё же...

И она решила пока ничего не предпринимать. Ну, не потащат же её на костер так сразу?

Её и не тащили. И даже, кажется, не замечали. А однажды доктор Уотсон сказал ей:

— У вас волшебные руки.

— Ч-что? — испуганно переспросила Меропа.

— Есть такие редкие люди, — улыбаясь, ответил доктор. — Кто-то говорит, что у них лёгкая рука, кто-то — что руки у них волшебные, кто-то — что они владеют неким даром, но суть одна: смерть обходит их стороной. И счастлив тот больной, рядом с которым оказался такой человек. И, похоже, нам с вами вот так повезло, — он улыбнулся снова и легонько коснулся самыми кончиками пальцев тыльной стороны её ладони.

— Смерть никого не обходит стороной, — покачала головой Меропа, недоумевая, что на человека нашло, и решив просто не обращать внимания, — она приходит за каждым в отмеренный ему срок.

— Так говорят, — согласился доктор. — Но я давно работаю врачом и точно знаю, что от рук сиделки зависит едва ли не больше, чем от наших. И вы — одна из тех, у кого они лёгкие.

— Я просто делаю свою работу, — Меропа на этот раз покраснела от смущения: к похвалам она не привыкла, — и стараюсь делать её хорошо.

— Конечно, — кивнул доктор. — И у вас замечательно получается. Невероятная удача, что вы решили прийти к нам. Скажите, вам раньше доводилось работать сиделкой?

— Я ухаживала за мамой, когда она заболела, — ответила Меропа, — около года. И никакие лёгкие или волшебные руки мне не помогли, — с горечью добавила она. — Так что вы ошибаетесь, доктор.

— Вы ведь не волшебница, — утешающе проговорил доктор. — К сожалению, иногда даже такие руки, как у вас, бессильны. Люди умирают — так случается... Мне жаль, — он снова осторожно коснулся тыльной стороны её руки.

За соседним столиком кто-то презрительно фыркнул.

— Мне... Мне пора, — торопливо сказала Меропа, — перерыв уже заканчивается, надо поторопиться.

И поскорее встала из-за стола.

— Совсем учиться перестала, — проворчал старый Джейсон Бёрк, когда Меропа, помогавшая его жене после завтрака с уборкой, спустилась в подвал к своим котлам и зельям, — вторую неделю на учебник третьего курса по Чарам тратит! Только одно и знает — Зелья свои ненаглядные да магглы! Магглы!

— Не хочется напоминать тебе, — заметила его жена, — но обычно один учебник изучают год. И мне не кажется, что две недели слишком долго. Хотя, конечно, эти магглы... — она осуждающе покачала головой.

— Год учебник изучают малолетние идиоты, у которых в голове только дурость! От взрослого человека обычно ожидаешь большей ответственности, — недовольно заметил мистер Бёрк. — Такое ощущение, что она не старше собственного сына!

— Куда ей торопиться? — возразила миссис Бёрк. — Ей всего-то СОВы сдавать. Ещё только начало декабря! Ты к ней слишком строг, мне кажется.

— Строг, — не согласился мистер Бёрк, — строг бы я был, если бы запер её дома! А не позволял шататься по маггловскому миру.

— Как ты это себе представляешь? — поинтересовалась его жена. — Она нам не дочь и вообще никто. Ну и Гонта запирать... я не рекомендовала бы. Чудит — и пусть себе. Могла бы выкинуть чего похуже.

— Чего похуже она уже выкинула, когда сбежала с магглом, — брюзгливо заметил Бёрк. — Как бы ещё одного там не присмотрела.

— Тебе какая печаль? — миссис Бёрк сощурилась и, уперев руки в бока, пристально уставилась на мужа.

— В моём доме никаких магглов не будет, — сердито ответил тот.

— Надо смотреть на мир шире, — возразила миссис Бёрк. — Магглы тоже люди. Мы даже можем скрещиваться с ними!

— Нет, я понимаю, что если Гонты докатились до браков с кузинами, а в следующем поколении и до родных сестёр, а то и дочерей наверняка бы дошли, — продолжал ворчать старик, — так что тут и маггл сгодился. Но теперь-то магглы зачем, раз сын у неё уже есть? Нет, чтобы найти себе приличного волшебника, раз уж учиться не хочет!

— Она учится, — возразила миссис Бёрк. — Ты просто слишком много требуешь. Нельзя так. В конце концов, она взрослая молодая женщина — она не может сидеть целыми днями за учебниками!

— Чушь! — недовольно ответил старик. — Что ей ещё делать, скажи на милость?

— О, — она рассмеялась. — А что ты делал в тридцать три? Ты помнишь? — она подмигнула ему и снова рассмеялась.

— Я был женатым человеком! — возмутился тот.

— Вот именно! — она подняла вверх вытянутый указательный палец. — И это ничему не помешало! А она, между прочим, свободная женщина!

— Свободой надо уметь распоряжаться, — возразил мистер Бёрк. — А она не умеет.

— Так и как она научится-то, сидя на цепи? — разумно спросила миссис Бёрк. — Тут только шишки набивать самой... пускай, покуда под присмотром.

— Шишки, — пробормотал мистер Берк, — интересно. Зачаровать шишку так, чтобы из неё вырос ананас... Всё, не отвлекай меня, — и он торопливо пошёл в свой кабинет.

Миссис Бёрк только вздохнула и уселась у окна, дожидаясь Меропу. Нет, конечно же, супруг её неправ — но всё же, в самом деле, что эта девочка там делает? У магглов?

* * *

Работать в госпитале Меропе нравилось. Впервые в жизни она делала что-то и вправду полезное и действительно нужное — и впервые её никто ничему не учил, ни за что не упрекал и вообще не лез. Смотрели местные сёстры на неё, правда, мрачно, но Меропа их понимала: наверняка им было обидно, что они долго учились своему делу, а потом пришла она — и хотя она просто подаёт поильницы и судна, а не лечит, больные благодарят именно её. Она всё прекрасно понимала, но что делать с этим, пока не знала. И очень боялась, что однажды всё раскроется, и её... Она не знала, что с ней сделают. Прогонят, наверное? Что магглы сейчас делают с ведьмами?

Она бы даже рискнула спросить об этом кого-нибудь, но в маггловском мире задать такой вопрос означало бы нарушить Статут. А она и без того была в одном шаге от его нарушения.

— У вас что-то случилось? — спросил её как-то за обедом доктор Уотсон.

— Всё в порядке, — ответила она привычно. И опустила глаза — обманывать Меропа не любила.

— Вы совсем не умеете обманывать, — возразил он. — Вас кто-то обидел?

— Нет-нет, что вы! — теперь она подняла глаза. — Меня никто не обижал.

— Значит, у вас что-то случилось, — он нахмурился и спросил встревоженно: — С вашим сыном всё хорошо?

— Слава Мер... богу, с ним всё в порядке, — Меропа поймала себя на желании постучать по дереву.

— Мне хочется вас развеселить, — сказал доктор Уотсон, оставив, наконец, расспросы. И вдруг сказал нечто очень странное: — Пойдёмте сегодня в кино? Вечером?

— В кино? — удивленно спросила Меропа. Нет, она знала об этом развлечении, даже несколько раз водила Джона посмотреть мультфильмы. Но ведь Джон сейчас в Хогвартсе?

— Ну да, — улыбнулся он. — В кино. Я там сто лет не был... пойдёмте? Просто отдохнём.

— Смотреть мультфильм? — спросила Меропа.

— А пойдёмте! — широко улыбнулся доктор Уотсон. — Какая чудесная мысль. Пойдёмте на мультфильм.

Вот только, как выяснилось, в кинотеатре на вечернем сеансе не показывали мультфильмы. Совсем.

— О, — немного растерянно проговорил доктор Уотсон. — Я не подумал, что мультфильмы вечером, наверное, не идут... хотите на что-нибудь посерьёзнее? Или, — он порозовел, — можем сходить в воскресенье утром. Если хотите. А сейчас просто погуляем и поужинаем... где-нибудь.

«Посерьёзнее» им предложили посмотреть два фильма на выбор — «Двадцать один день», детективную драму о человеке, арестованном за убийство, которое он не совершал, и «Багдадский вор», снятый по мотивам восточных сказок «Тысячи и одной ночи». Меропа только покачала головой, не в силах вымолвить ни слова. Худшего выбора она и представить себе не могла! Фильмы словно вернули её в прошлое — где она была и преступницей, и воровкой, укравшей семейную реликвию... Разве что не убила никого.

— Н-нет, — с трудом выдавила она, — не надо... ничего посерьёзнее. Лучше потом...

— Тогда пойдёмте гулять, — решительно сказал доктор Уотсон. — Сегодня тихо, и такой тёплый вечер. Пройдёмся немного — а в воскресенье утром сходим на, — он снова посмотрел на расписание, — «Белоснежку».

— Давайте, — обрадовалась Меропа. Сказку про Белоснежку она знала и читала Джону, вместе с ним гадая, каким же ядом там пользовались. Вполне приличная сказка.

— Здесь рядом приятный парк, — сказал доктор Уотсон, — пойдёмте? В детстве я приходил туда с няней кормить уток.

— Мы с Джоном тоже ходили кормить уток, — мягко улыбнулась Меропа, — в Сент-Джеймский парк.

— Это далековато, — сказал доктор, — но, если хотите, можно туда дойти... если вы не устали.

— Не нужно, — поспешно ответила Меропа, — я действительно немного устала. Пусть будет здешний парк.

— Ох, я болван! — воскликнул доктор Уотсон. — Конечно же, вы устали — вы же весь день на ногах — а я... Идёмте посидим где-нибудь, — тут же предложил он. — Здесь рядом есть маленький и очень уютный паб.

— Паб? — испуганно переспросила Меропа. После паба отец, а потом и Морфин становились особенно злыми и страшными. Неужели и этот приятный человек, немного напоминавший ей доброго мистера Фелла, превратится в пьяное и грубое животное? — Нет-нет, не нужно! Я не настолько устала! Я очень люблю гулять!

— Не любите пиво? — понимающе спросил доктор Уотсон. Они вышли из кинотеатра и неторопливо пошли по улице. — Я, честно признаться, тоже не очень... вы знаете, — он смущённо посмотрел на неё, — здесь через три квартала есть ресторанчик... он принадлежит кузену моего университетского приятеля, и там даже сейчас можно отлично поужинать.

— Не люблю, — с облегчением сказала Меропа, — я вообще спиртное не переношу. А вот поужинать будет хорошей идеей.

— Вы любите чай? — оживлённо спросил доктор Уотсон, совсем немного ускоряя шаг. — Или предпочитаете кофе?

— Я не знаю, — растерялась Меропа, — люблю, наверное. Никогда об этом не думала. Джон любит чай с молоком, — подумав, добавила она. — Значит, и я тоже.

— Почему? — удивлённо рассмеялся мистер Уотсон. — Дети не всегда любят то же, что и родители.

— Ну... да, — согласилась Меропа, вспомнив, что сама она выпивку, в отличие от отца, терпеть не могла, — но я люблю то же, что и мой сын.

— Чай с молоком — это замечательно, — согласился с ней доктор Уотсон. — Только молока сейчас не найти... но ничего. Война кончится, и ваш любимый чай к вам вернётся.

Меропа покраснела — в магической Британии молоко было. И сейчас ей стало стыдно, что она может себе позволить пить чай с молоком, а все остальные — нет.

— Скорее бы кончилась эта война, — пробормотала она, — неужели она тоже затянется на четыре года, как первая?

— Надеюсь, что нет, — серьёзно ответил доктор Уотсон. — Надеюсь... я не знаю ничего хуже той войны.

— Вы... воевали тогда? — робко спросила Меропа. Доктор казался ей примерно ровесником отца, а значит, вполне уже мог тогда воевать. Это она была ребёнком.

— Воевал, — кивнул он. — И это самое отвратительное, что со мной когда-либо происходило.

— Как хорошо, что Джон ещё ребенок, — вздохнула Меропа. — Я бы не пережила, если бы ему пришлось...

Она оборвала сама себя — некоторые вещи лучше не озвучивать.

— Да, это очень страшно, — тихо согласился с ней доктор Уотсон. — Гораздо страшнее, чем когда ты сам...

— У вас кто-то есть на фронте? — спросила Меропа и снова смутилась. — Простите, это было бестактно.

— Сын, — отрывисто произнёс доктор Уотсон. — Он мог бы... но он сам так решил. И я просто надеюсь, что он окажется таким же везучим, как я когда-то.

— Ой, — испуганно сказала Меропа. — Да хранит его... бог. Вашей жене, наверное, сейчас очень тяжело, — сочувственно сказала она.

И снова покраснела — вот же идиотка! Что бы о ней сказали, если бы узнали, что она тут прогуливается с женатым человеком! И она ещё осуждала других! А сама-то... нет, надо сейчас под каким-то предлогом вежливо распрощаться. И больше так не делать. Никогда.

— Нет, — по губам доктора скользнула грустная улыбка. — Мэгги умерла шесть лет назад.

— Простите, — устало сказала Меропа, — я сегодня особенно хорошо демонстрирую свое неумение нормально говорить с людьми.

— Почему? — искренне удивился доктор Уотсон. — Вы ничего не знаете обо мне и задаёте вполне естественные вопросы. Я вовсе не против — в конце концов, как людям узнавать друг друга, если не спрашивать? Верно?

— Я со своими вопросами умудрилась... как это говорят? Оттоптать вам все ноги? — невесело сказала Меропа.

— Вовсе нет, — возразил он очень искренне. — Вы не спросили меня ни о чём, чего бы я стыдился. В остальном же... люди должны разговаривать, — он взглянул на неё. — Иначе мы однажды начнём возвращаться к обезьянам.

— К обезьянам? — не поняла Меропа. — Зачем к ним надо возвращаться? Они же в Африке живут... Ну, и в Индии ещё. Я Джону про них читала.

— Ну как же, — очень серьёзно проговорил доктор Уотсон, но в глазах его плясал смех. — Я, как врач, вполне разделяю теорию мистера Дарвина — а значит, если согласиться с ним, что мы с ними когда-то имели общего предка, а затем эволюционировали, значит, если мы перестанем пользоваться тем, что нас отличает от наших мохнатых родственников, мы однажды превратимся в них, — он рассмеялся.

— Мохнатых родственников? — Меропе на миг показалось, что он говорит об оборотнях, и она даже чуть было не спросила, откуда доктор об этом знает. — Боюсь, я плохо представляю себе теорию мистера Дарвина, — осторожно сказала она.

— О, это замечательная теория! — с увлечением воскликнул доктор. — Видите ли, мистер Дарвин высказал — и уже достаточно давно — идею...

Рассказывая, он заметно оживился — и так увлёкся, что, когда они дошли до ресторана, даже остановился, не желая останавливаться, пока не закончит свой рассказ.

— Но люди же разные, — сказала с интересом слушавшая его Меропа, — чёрные, жёлтые, белые... Значит, и предки их тоже были разными? Разные виды общих с обезьянами предков, — поправила она сама себя.

— Возможно, предок у нас был один, — предположил доктор. — А его потомки уже эволюционировали по-разному... однако пойдёмте, — спохватился он, наконец, любезно распахивая перед ней дверь.

Меропа вошла в открытую дверь и с интересом огляделась по сторонам. В ресторане бывать ей ещё не приходилось — с маленьким ребенком как-то не до таких развлечений. А потом, когда Джон подрос, ей и в голову не приходила мысль о ресторане. Что ей там делать-то? Поесть можно и дома!

Это было довольно большое помещение с тёплым приглушённым светом, которого, разумеется, не было видно снаружи, заставленное небольшими столиками под белыми скатертями. Здесь было довольно многолюдно, но гул голосов не был громким, и, скорее, создавал ощущение уюта, нежели мешал. А как здесь пахло!

Меропу с доктором Уотсоном провели к небольшому столику, стоящему неподалёку от дальней стены, и вручили большие кожаные книжки, внутри которых обнаружился список самых разных блюд.

Меропа внимательно прочитала список блюд, из которого она некоторые умела готовить, о некоторых слышала, а некоторые даже и не представляла, и вопросительно посмотрела на доктора Уотсона.

— У мистера Фелла тоже было много поваренных книг, — осторожно сказала она.

— Выбирайте, что вам нравится, — улыбнулся доктор. — Здесь всё вкусно готовят — даже по нынешним временам.

— Я не знаю, нравится ли оно мне, — честно призналась Меропа, — если я такое никогда не пробовала.

— Тогда расскажите мне, что вы любите, — предложил он. — А я выберу. Согласны?

— Я люблю рыбу, — послушно сказала Меропа, — и жареную картошку. И ещё блинчики.

— Отлично, — сказал доктор — и, позвав официанта, сделал заказ и, сложив на столе руки, улыбнулся Меропе. — Я не стал заказывать вино, — сказал он ей, — у них тут чудесный лимонад.

Меропа счастливо улыбнулась — лимонад они с сыном очень любили.

Ужин прошёл как-то очень быстро — просто пролетел: доктор Уотсон рассказывал забавные истории, форель была нежной, а картошка — мягкой под хрустящей корочкой, а ягодно-лимонный лимонад — сладким, но не приторным, а освежающе-приятным.

— Надо будет потом такой же лимонад приготовить, — сказала Меропа, — когда Джон приедет на каникулы. Ещё три недели ждать...

— Они быстро пролетят, — утешил её доктор. — Я не уверен, что они дадут рецепт... хотя, наверное, это не так сложно угадать. Здесь смородина, лимон и... и я не знаю, что ещё.

— Мята, — уверенно сказала Меропа. — Перечная мята. Совсем немного, но чувствуется.

— Мята, полагаете? — спросил он и улыбнулся. — Я вам верю. А теперь — десерт? — он улыбнулся. — Блинчиков здесь нет — как вы относитесь к яблочному пирогу?

— Я его очень люблю, — улыбнулась Меропа, — и даже знаю несколько рецептов.

— Тогда давайте продегустируем здешний. И чай? Обычный или с бергамотом?

Меропа, которая после переезда к Бёркам пила только обычный чай, выбрала тот, что с бергамотом, по которому уже успела соскучиться.

Чай здесь оказался замечательный — в меру крепкий и очень ароматный. Пирог тоже был хорош — правда, Меропа подумала, что сама могла бы испечь ничуть не хуже. Может, даже лучше...

Правда, озвучивать эту мысль она всё же не рискнула. Получилось бы, что она хвастается — а это нехорошо.

А потом официант вручил доктору Уотсону небольшую кожаную книжечку, в которую тот, открыв и заглянув внутрь, вложил несколько купюр и положил книжечку на стол.

— Это был мой лучший вечер за последние месяцы, — сказал доктор Уотсон, улыбнувшись Меропе.

И она несмело улыбнулась в ответ.

Джон Гонт, третьекурсник и лучший ученик Слизерина, круглый отличник и идейный вдохновитель множества так и не раскрытых проделок, гордо посмотрел на своё детище — пару блокнотов с Протеевыми чарами.

— Запретная секция? — насмешливо спросил он у невидимого собеседника. — Только для старшекурсников? Ха! Комплекс Чар, Зелья, Руны, чуть-чуть Трансфигурации — и вот оно! Я гений!

— И скромный вдобавок, ага, — согласился с ним Рей Лестрендж. — Проверь сначала! Вдруг у них радиус действия ограничен?

— Чего это он ограничен? — возмутился Джон и вручил один из блокнотов Лестрейнджу. — Иди во двор, — велел он, — и пиши мне, где идёшь. Так и проверим.

— Нет уж, — Лестрейндж поёжился. — Давай лучше наоборот. Ты иди — и пиши. А я отвечать буду.

Джон быстро смирился с участью испытателя — некоторые вон вакцину от заразных болезней на себе испытывали! — и, прихватив тёплую зимнюю мантию, пошёл к выходу.

— Я на Астрономическую башню, — сообщил он Лестрейнджу. — Заодно и по высоте протестируем. И по чарам — они на Башне точно есть.

— Угу, — согласился тот. — А потом во двор всё равно спустись. И дойти бы до озера хотя бы... давай, — он положил перед собой раскрытый дневник.

— Когда-нибудь ты всё же нарвёшься, — в который раз предупредил Эйвери.

— И не мечтай! — разочаровал его Джон. — Раньше Мальсибер получит «Превосходно» по Зельям.

— Ни за что! — немедленно горячо откликнулся Мальсибер. — Я даже «Выше ожидаемого» не получу. Наверное. Без вас точно не получу! И родители опять будут смотреть на меня трагически, — вздохнул он.

Джон, не отвлекаясь на очередное устроенное Мальсибером представление, вышел за дверь. До Астрономической башни он добрался без приключений, но, когда стал подниматься на самый верх, услышал сдавленные рыдания — кому-то понадобилось выбрать именно это место и время, чтобы облегчить душу. И что теперь, поворачивать назад? Вот же незадача...

— Эй! — позвал он. — Кто там живой?

— Никто, — сердито отозвалась темнота, всхлипнув. — Тут нет никого.

— Знай же, Никто мой любезный, — начал было Джон, но потом передумал — судя по голосу, это был кто-то мелкий. А младших его с детства приучили не обижать. — Случилось что, или просто по дому скучаешь? — спросил он, поднимаясь выше на пару ступенек. — Тут холодина жуткая вообще-то.

— Ничего я не скучаю, — ответил голос и хлюпнул носом. — В холоде. Заболею тут и умру!

— Прямо тут умрёшь? — деловито уточнил Джон. — Может, стоит поискать место получше?

— Почему меня все отовсюду гонят? — возопил голос и вновь хлюпнул носом. — А я никуда не пойду — это общая башня! А туалет занят!

— Ну, туалет уже лучше, — согласился с голосом Джон. — Тепло, светло и ветер не мешает. Ладно, реви — ты мне особо не мешаешь. А вот ветер...

Делать записи на таком ветру оказалось не лучшей идеей — ветер вырывал из рук перо и перелистывал страницы блокнота.

— Чего ты там делаешь? — спросил через некоторое время голос. И чихнул.

— Испытание провожу, — ответил Джон. — Испытываю аналог телеграфа, если тебе это о чем-то говорит.

— Говорит, — буркнул голос. И спросил неуверенно: — Можно посмотреть?

— Смотри, — великодушно разрешил Джон, — только встань, чтобы видно было. И ты можешь повернуться, чтобы спиной к ветру встать?

— Зачем это? — спросил голос, и Джон увидел, как из одной из ниш вылезает закутанная в дешёвый плащ мелкая девчонка в очках и с собранными в два хвостика тёмными волосами.

— Зачем что? — уточнил Джон и навел палочку на её плащ. — Импервиус!

— Что ты делаешь?! — завизжала девчонка, шарахнувшись от него, но почему-то даже не взяв в руки палочку. Зато она заплакала — и, похоже, далеко не впервые в жизни.

— Ты что, не знаешь об этом заклинании? — удивился Джон. — Оно просто ветер и дождь не пропускает. Ну, как зонтик.

— Нет, не знаю, — всхлипывая, проговорила девчонка. — Я ещё маленькая. А ты знаешь? Откуда? Научишь меня?

— Научу, — пожал плечами Джон. Вот что бы ему сразу про Импервиус не вспомнить? Теперь можно спокойно написать всё, что надо.

«Проверка связи, — вывел он каллиграфическим почерком, которым втайне очень гордился. — Приём, Лестрейндж!»

«Какой приём? — появились на листе написанные почерком Лестрейнджа строки. — У кого? Или чего? Гонт, ты сейчас где?»

— Научи! — девчонка вдруг подошла к нему и положила ладонь на предплечье.

— Подожди минуту, — попросил он, — у меня тут конфликт культур возник. Забыл, что чистокровным половину слов объяснять надо, чтобы правильно поняли.

И написал:

«Я на башне. Сейчас спущусь».

Девчонка хихикнула и с любопытством заглянула через его плечо в тетрадку, где появились слова: «Спускайся во двор — у нас тут возникла теория, что в Запретном лесу оно работать не будет. Мальсибер говорит, что очень глупо тебе идти туда одному — давай, я присоединюсь? А тетрадку ему отдам».

— Они иногда ужасно глупые, да? — спросила девчонка.

— Почему? — удивился Джон, — они просто не жили с обычными людьми. Мы им тоже кажемся глупыми, когда не знаем чего-то важного о магическом мире. Но это ведь не так?

— Мы не глупые, — насупилась девчонка. — А что у тебя за тетрадка? И где телеграф? И ты сказал, что покажешь мне заклинание... это... как его... империус!

— Пойдем вниз, — предложил Джон, — по пути объясню.

— Пойдём! — она вцепилась в его локоть так, словно он собрался сбегать.

— И они тоже не глупые, — добавил Джон. — Если считать всех вокруг глупцами, то сам не заметишь, как останешься в дураках.

— Чего это? — спросила девчонка, но потом прикусила язык и умолкла, торопливо семеня следом.

Спускаться по обледеневшим ступеням с лестницы оказалось не легче, чем подниматься по ней, но, наконец, они оказались внизу, где Джона уже поджидал Лестрейндж.

— Ну ты даёшь, — присвистнул он, — уже и на башне девиц находишь!

— Я не девица! — страшно возмутилась девчонка и ещё сильнее вцепилась в локоть Джона. — Скажи ему!

— Извини, — удивился Джон, — но на парня ты не слишком походишь.

Лестрейндж захохотал.

— Брысь отсюда, мелкая, — скомандовал он, — ты же с Рейвенкло? Вот туда и лети!

— Я никуда не пойду! — возмутилась девчонка, с такой силой сжимая пальцы на руке Гонта, что ему стало больно. — Он учит меня империо! Ты обещал! — воскликнула она, заглянув Джону в лицо.

Лестрейндж уже не смеялся, а откровенно ржал.

— Гонт, ты... Ты страшный человек! Только не учи её Аваде и Круциатусу, я тебя умоляю!

— Импервиусу, — вздохнул Джон, — только, если ты меня не отпустишь, ничего не получится — одной рукой его не показать.

— Ну да, конечно! — продолжал ржать Лестрейндж. — Давай, рассказывай теперь про Импервиус! Девчонка-то уже проболталась!

— Я не девчонка! — она даже ногой топнула и махнула своими хвостиками. А потом сказала Джону обиженно: — Если я тебя отпущу, ты убежишь.

— Ты знаешь, — задумчиво сказал Джон, — если не отпустишь, тогда точно убегу. Так в людей вцепляться не стоит.

— А если отпущу — не убежишь? — девчонка нахмурилась.

Лестрейндж прислонился к стене, с любопытством наблюдая за ними.

— Когда никто не тащит и не заставляет, то обычно люди и не сбегают, — сказал Джон. — Ты хотела учиться Импервиусу?

— Этому заклинанию, что как зонтик, — сказала девчонка, слегка ослабляя свою хватку. — Да, хочу.

— Давайте только не сейчас, а? — сказал Лестрейндж. — У нас дело, вообще-то. Мальсибер там ждёт...

— Я обещал, — твёрдо ответил Джон. — Смотри, палочку держишь вот так, представляешь мысленно зонтик и говоришь — Импервиус! Повторяй!

Девчонка достала свою палочку и, сжав её с такой силой, словно хотела раздавить рукоятку, сказала:

— Импревус!

Из кончика палочки посыпались белые искры.

— Им-пер-ви-ус, — по слогам произнёс Джон, — повтори несколько раз. И палочку держи свободно, она — часть тебя, понимаешь?

— Бесполезно, — фыркнул Лестрейндж, — дура она! Только время зря тратим на эту магглу с палочкой.

— А ты… ты выродок! — обиженно крикнула девчонка, и вдруг навела на Лестрейнджа свою палочку и выкрикнула что-то непонятное. Тот отскочил в сторону, и когда на то место, где он стоял, шлёпнулся большой ком жидкой вонючей грязи, сказал с интересом:

— О как. А девица-то непроста... кончай вопить, а? Уши закладывает.

— Вот, можешь ведь, когда захочешь, — одобрительно сказал Джон, — недаром тебя отправили на Рейвенкло. А теперь отрабатывай Импервиус — но только в замке. У тебя от холода руки сводит, поэтому и не выходит ничего. Иди внутрь и тренируйся, а завтра после занятий найдёшь меня в библиотеке и покажешь, что получилось.

— Я хочу с вами! — немедленно заныла девица. — Ну пожалуйста! Я тоже могу в тетрадке писать!

— В тетрадке писать все могут, — строго сказал Джон, — а заклинание кто учить будет?

— Я завтра выучу, — просительно проговорила она. — Ну возьмите меня!

Джон со вздохом снял с шеи тёплый шарф и отдал девчонке.

— На, — сказал он. — Надевай и иди тихо. Не хватало ещё на кого-нибудь наткнуться по дороге.

Девчонка мгновенно замотала шарф вокруг шеи и послушно кивнула. Молча!

— Напиши ему, что мы всё-таки идём, а не умерли по дороге, — сказал Лестрейндж.

— Сейчас, — и Джон снова открыл блокнот.

«Эй», — было написано там.

«Вы где?»

«Ну так нечестно».

«Вы там заснули или попались?»

«Или девчонок встретили?»

«Да что вы там делаете?!»

«Мы в пути, — обстоятельно начал отвечать Джон. — Мы не заснули и не попались. Встретили, только не девчонок, а девчонку. Теперь втроём идём к Запретному лесу».

«А что за девчонка?» — мгновенно среагировал Мальсибер.

Лестрейндж неприлично заржал.

«Не знаю, — честно ответил Джон, — она не представилась».

И ткнул кулаком Лестрейнджа в бок.

«А спросить не пробовал?»

Лестрейндж зажал себе рот, но хохотать продолжал.

«Это неприлично, — сокрушённо ответил Джон, изо всех сил удерживая улыбку, — спрашивать у леди о таких вещах. И представить нас друг другу некому…»

«Неприлично у леди спрашивать о возрасте, а не об имени! Ты снова всё перепутал. Ладно. Учись. Скажи ей следующее: милая леди, я пытаюсь отыскать имя, которое было бы столь же изысканно, что и вы, но мой словарный запас, кажется, слишком мал... Прошу вас, не оставляйте меня страдать в неизвестности».

«Дурак!»

«Кто? Я? Почему это? Гонт, что там у тебя происходит? Если ты влюбился, так это же хорошо — но ведь надо знать, как её зовут!»

Лестрейндж уже не хохотал — он стонал и шёл, согнувшись, и зажимая себе руками уже не только рот, но и живот.

Девчонка, которая отобрала у Джона перо, чтобы написать «Дурак!» — причём Джон совершенно не сопротивлялся! — ошарашенно читала эти перлы мальсиберского красноречия, пока не отмерла и не спросила страшным шёпотом:

— Он у вас чего, вообще никогда не затыкается? Ма-ма... А говорят, что это девчонки болтают без остановки!

— Никогда, — трагическим тоном негромко ответил Джон, — представляешь, как нам тяжело?

— Неправ... да, — задыхаясь и растирая затёкшие челюсти, выдохнул Лестрейндж. — Ночью он молчит. И на зельеварении тоже.

«Эй, куда ты снова делся? — появились в дневнике новые строки. — Так как её зовут?»

Джон с улыбкой повернулся к девчонке.

— Напиши, как тебя зовут, — попросил он. — Видишь, человек очень интересуется!

Девчонка выхватил у него перо и написала:

«Меня зовут Элизабет Уоррен! А тебя?»

— И вас всех, — обиженно сказала она. — Вы мне тоже не представились!

— Меня зовут Джон Гонт, — представился Джон. — Этот весёлый молодой человек — Рейнард Лестрейндж. А любитель поболтать, с которым ты сейчас переписываешься — Кассиус Мальсибер.

Последнее, впрочем, было тут же продублировано в тетрадке: «Кассиус Мальсибер. Ты с Рейвенкло? Давно знаешь Джона?»

— Пошли к озеру, а? — хохотать у Лестрейнджа уже сил не было, и он заговорил почти нормально.

— Идём, — кивнул Джон и предложил девчонке:

— Элизабет, ты можешь пока с ним пообщаться? А то мы рискуем не успеть к озеру до отбоя.

— Могу, — она тут же просунула свою левую руку ему под локоть и пояснила: — А то вдруг я потеряюсь? — и, не обращая внимания на изнеможённо хихикающего Лестрейнджа, написала: «Да, давно! Мы с ним хорошие друзья, и он учит меня Империо!»

— Элизабет, — строго сказал Джон, — если ты еще раз ошибёшься в этом слове, учить я тебя не буду ничему и никогда.

— Да всё уже, — махнул рукой Лестрейндж. — Поздно, Гонт. Теперь вся школа будет знать, чем ты занимаешься. Будешь страшным Тёмным магом.

— А почему только Тёмным магом? — возмутился Джон, — давай уже сразу Тёмным Лордом!

— Лордом? — озадаченно переспросил Лестрейндж, а потом отобрал тетрадку у девчонки и написал: «Гонт предлагает по такому поводу именовать его Тёмным Лордом. Р.Л.»

Ответ возник незамедлительно:

«Тогда надо именовать не только его. Я тоже Тёмный Лорд! А уж Эйвери!"

— Вы ещё там палату пэров у себя соберите, — фыркнула Элизабет. — Ло-орды!

— О! — обрадовался Лестрейндж. — А действительно! Если мы все Лорды, Тёмные, то и палата у нас такая же. То бишь подземелье. Мы — Лорды подземелья! — воскликнул он и тут же написал это в тетрадку.

«Кроты, что ли?» — немедленно последовал ответ.

— Не просто кроты, а состоятельные кроты! — весело усмехнулся Джон, — тогда и Малфоя ещё надо позвать!

— Точно, — согласился Лестрейндж. — Где он, кстати?

— Где-то, — пожал плечами Джон, — но точно не здесь. Хотя, я уверен, к нашему возвращению он уже будет осведомлён и о составе экспедиции, и о маршруте, и о наших целях и задачах.

— И о том, что ты учишь девушек страшной тёмной магии, а не тому, чему их учат все нормальные парни.

— Чему-чему их учат нормальные парни? — немедленно заинтересовался Джон. — Расскажи мне! А то ведь так и не узнаю, вот горе какое!

— Это ты лучше у Малфоя спроси, — парировал он и подмигнул: — А я не хочу смущать девицу.

— Я не девица! — возмутилась та.

— Если кто-то выглядит, как девица, разговаривает, как девица и ведет себя, как девица, то кем этот кто-то может быть? — спросил Джон. — Трубкозубом, что ли?

— Кем? — удивился Лестрейндж.

— И вовсе я не похожа, — надулась девчонка. — Ни капельки!

— Я тебе потом расскажу, — пообещал ему Джон, — и даже книжку привезу. С картинками!

И повернулся к девчонке.

— А на кого ты похожа?

— На стрекозу, — тут же обиженно ответила она. — Такая же мелкая и в очках!

— И что, если в очках? — удивился Джон. — Мистер Фелл и мистер Кроули тоже носят очки. Мама раньше носила, пока операцию не сделала. А что мелкая — так ты пока на первом курсе. Не всем ведь быть такими огромными, как Хагрид с Гриффиндора!

Тем временем они подошли почти к самому берегу Чёрного озера. Зима в этом году всё никак не могла определиться, переходить ей в наступление или ещё подождать, и потому вода в озере оставалась не замерзшей, а по берегам пожухлую траву кое-где покрывали небольшие снежные островки. С неба иногда начинал падать снег, но таял, стоило только ему попасть на мантии учеников Хогвартса.

— Меня так дразнят, — шмыгнула носом девчонка. — Я их ненавижу!

— Тех, кто дразнит? — уточнил Лестрейндж.

— А ненавидеть зачем? — спросил Джон. — Это неконструктивно.

— А что я могу сделать? — горько спросила она.

— Головы им оторвать, — с готовностью предложил Лестрейндж. — Напиши ему, что вы дошли, — добавил он. — А то они там изведутся же.

— Головы оторвать тоже неконструктивно, — Джон достал блокнот и написал: «Мы у озера. Ты там что, заснул?», а потом повернулся к девчонке. — Во-первых, у тебя на это просто не хватит физических сил. Во-вторых, не факт, что хватит сил душевных. В-третьих, за убийство тебя посадят в Азкабан. В-четвёртых...

— Мерлин, — взвыл Лестрейндж, — опять ты занудствовать начал!

...Иногда воспитание Джона давало о себе знать именно таким образом. Мистер Кроули в таких случаях обычно фыркал: «опять включил зануду!» и косился на одобрительно улыбавшегося Джону мистера Фелла.

«Мы тут обсуждали твою ученицу с Эйвери. Ты нам даже не сказал, что владеешь Непростительными! Это попросту нечестно и не по-товарищески».

— Я никому ничего не отрывала, — буркнула девчонка. — Они просто дразнятся — и всё.

«Передай Эйвери, что он болван. И ты тоже. Сначала разберись в ситуации, а потом делай выводы».

Джон сердито захлопнул блокнот.

— Чего там? — спросил Лестрейндж, забирая у него тетрадку. — О... Ну... Так а что они должны были подумать? — разумно спросил он.

— К Запретному лесу, — скомандовал Джон. — Дразнятся? — спросил он, — Тогда присмотрись к ним получше, узнай их слабые стороны и ударь по ним. Всегда что-нибудь да найдётся. Кто завистлив, кто жаден, кто труслив...

— Я так не умею, — она вздохнула. — Откуда я узнаю?

— Имеющий уши да услышит, — спокойно ответил Джон. — Слушай, смотри, наблюдай и делай выводы. Дразнят, как я понимаю, девчонки, так? Вот и приглядись. Собирай информацию — ты же на Рейвенкло попала!

— Как её собирать-то? — пробурчала девчонка.

— Как не стыдно? — спросил Лестрейндж. — Чему ты её учишь?

А потом написал в тетрадку: «Не Империо, а Импервиус. Идиоты».

— Я её учу искусству выживания, — ответил Джон. — Кто владеет информацией, тот имеет больше шансов выжить.

— Ну всё, девица, ты попала, — сочувственно проговорил Лестрейндж.

— Вот! — всхлипнула девчонка. — Теперь ты тоже издеваешься!

В тетрадке появились строки, написанные другим почерком: «Я так и сказал. А этот идиот со мной до хрипоты спорил. Мисс Уоррен учится на первом курсе — какое может быть Империо?»

«Вот, — написал Джон, — хоть один умный человек нашёлся!»

Надпись неожиданно стала выцветать, словно в добротно зачарованном на год пере закончились чернила.

— Точно, — удовлетворённо сказал Джон, мигом забывший всё остальное, — вот он, сбой в работе! Интересно, с чем это связано?

— Место кончилось, — авторитетно заявил Лестрейндж. — Или мы слишком далеко... Пошли назад.

— Если слишком далеко, это одно, — Джон задумчиво посмотрел на блокнот, — это можно усилить чарами. А вот место кончилось — это уже придётся добавлять трансфигурацию.

— Идём пока назад, — повторил Лестрейндж. — Узнаем.

— Хорошо, — согласился Джон, — идём. Заодно и проверим.

Он открыл блокнот и, пройдя с десяток метров назад, написал: «Проверка!»

«Ага. А мы думали, что случилось и куда вы пропали», — немедленно возник ответ — а потом на бумаге стала проявляться предыдущая переписка.

«Над блокнотом надо ещё поработать, — самокритично признал Джон, — радиус действия маловат, всего пара миль».

«А ты как хотел, — ответил Эйвери. — Такие вещи с наскока не делаются. Возвращайтесь — там в гостиной шум, ещё немного — и дойдёт дело до декана».

«Понял», — ответил Джон и закрыл блокнот.

— Ускоряемся, — скомандовал он, — а то придётся-таки мне мыть полы, а Эйвери танцевать павану!

— А что такое павана? — спросила девчонка, но Лестрейндж просто взял её за руку и потащил за собой.

Впервые возвращения сына на каникулы Меропа ждала не только с радостью и нетерпением, но и с некоторой опаской.

Потому что не представляла, что и, главное, как рассказать ему о своей новой жизни. О госпитале и о... Меропа даже не знала, как это назвать. О докторе Уотсоне? Но кто он ей? Друг?

Она сама не понимала, что её связывает с этим человеком. Благодарность за спасение жизни? Да, несомненно. Признательность? Уважение? Доверие? Это были именно те чувства, которые она испытывала к мистеру Феллу. И к мистеру Кроули тоже, но там к ним примешивался ещё и страх, словно... Ну конечно! Словно тот был её отцом или старшим братом. Но вот к доктору она начала испытывать что-то совсем другое.

Но вот что именно, она боялась даже думать — действительно боялась, впадая едва ли не в панику, когда пыталась это делать и поэтому каждый раз откладывая. Но она точно знала, что в больнице каждый раз ждёт вечера и того момента, когда доктор зайдёт за ней, и они пойдут домой... или немного прогуляться.

Её бы вполне устроило, если бы так продолжалось и дальше — неспешные прогулки, разговоры, редкие посещения кинотеатра или кафе... но вот беда, такое могло не устраивать двух человек, мнением которых она дорожила — её сына и самого доктора Уотсона.

И что с этим делать, она не представляла. Хуже того: она порой ловила себя на том, что, может быть, понимает доктора, и даже...

«Это мне наказание за Тома, — однажды подумала она. — Тогда натворила дел, а теперь всю жизнь буду расплачиваться».

Впрочем, честно говоря, на наказание это походило мало: Меропе вовсе не неприятно было то внимание, что оказывал ей доктор. Вот только она не знала, что с ним делать — а главное... Меропа прекрасно понимала, что ничем хорошим это всё не кончится. Потому что Джон, конечно, никогда такого не поймёт.

Вот в таких расстроенных чувствах она и отправилась на Кингс-Кросс встречать Джона, прибывшего на зимние каникулы.

Меропа очень старалась ничего не показать сыну и вести себя обычно — но, похоже, из этого ничего не вышло. Никогда она притворяться не умела...

— Мама, — уже на следующий день спросил Джон, наблюдающий за ней со всё большим подозрением, — что с тобой происходит?

— Со мной? — деланно удивилась Меропа и сама услышала фальшь в своём голосе. Но она не могла, просто не могла ему сказать! Тем более, сейчас, перед самым Рождеством. — Что ты, милый, со мной всё хорошо...

— Так, — мрачно сказал Джон. — Ты здорова? Тебя никто не проклял? Пойдём в Мунго, вот прямо сейчас!

— Зачем в Мунго? — она даже испугалась. — Со мной всё хорошо, Джон, малыш, ну что ты? Ты же видишь — я здорова, а, случись что, мистер или миссис Бёрк бы это заметили, ведь правда? — этот аргумент казался ей очень весомым.

— Тогда что не так? — насупился он.

— А разве что-нибудь не так? — спросила она.

Меропе хотелось плакать. Она понятия не имела, как ей быть и выхода не видела. Вернее, видела, конечно: ей просто нужно было прекратить общаться с доктором. И всё. Но ей ужасно не хотелось этого... Она, конечно, понимала, что придётся, но оттягивала этот момент, как могла.

— Всё не так! — возмутился Джон. Он уже не знал, что и думать — мама вела себя так, словно в чем-то провинилась. И она обманывала! ЕГО обманывала! Такого никогда в их семье не было, сколько Джон себя помнил! А он себя помнил чуть не с года, если не раньше! Теперь же мама вела себя, как... как Малфой, который запорол зелье, и теперь делал вид, что так оно и было! — Ты на меня смотришь, как будто... эссе не написала. Причём по всем предметам и за весь год!

— Я всё написала, — попыталась пошутить Меропа. — Мистер Бёрк мной вполне доволен и считает, что хотя этим летом я ещё и не буду готова сдавать СОВ, то следующим — наверняка!

Она действительно собой гордилась и теперь попыталась перевести разговор на эту, куда более приятную тему.

— Мама, — сердито казал Джон, который именно такие фокусы с забалтыванием собеседника выучил наизусть в обработке куда более талантливого исполнителя Мальсибера, — вот мистер Бёрк и СОВы тут совсем не при чём! Ты что, меня... боишься?

— Да, боюсь! — воскликнула Меропа, обхватив себя руками и отойдя к окну. И, отвернувшись, уставилась в тёмное стекло. По её лицу потекли слёзы, и она прекрасно понимала, что не должна, не должна была бы так с ним говорить — но у неё просто не было сил. Она никогда в жизни не обманывала сына — но она не представляла, как ему расскажет... всё. Хотя и рассказывать-то, в общем, было нечего...

— Почему? — Джон был искренне расстроен.

Он с таким нетерпением ждал эти каникулы, так радовался, что мама теперь в безопасности в Магическом мире, так гордился своим подарком — парными блокнотами, которые он изготовил сам! А получилось... Да лучше бы он в гости уехал, звали ведь! И Лестрейндж, и Нотт, и Мальсибер!

Джон совсем по-детски шмыгнул носом.

— Потому что ты такого не поймёшь, — очень стараясь не всхлипывать, ответила Меропа. — И не примешь.

— Чего я не пойму? — изумился Джон. — Ты что... ты Непростительные применила? — он отчего-то вспомнил идиотскую шуточку про Империо. — Так я помогу! В смысле помогу всё исправить! Или хотя бы труп спрятать!

— Джон, ну что ты говоришь?! — всплеснула руками Меропа, оборачиваясь к нему и испуганно глядя на сына. — Нет, нет, что ты! Нет... нет, — она прерывисто вздохнула и вдруг очень горько улыбнулась. — Это бы ты понял, да... я знаю, — прошептала она, пытаясь пальцами стереть со щёк слёзы.

— А чего бы я не понял? — Джон смотрел на маму, словно впервые её увидел. — Ты... из-за чего ты плачешь? — он сжал кулаки. — Кто тебя обидел? Это... — его глаза зло прищурились, — это объявился тот маггл? Мой па-па-ша? — буквально выплюнул он. — Это он, да?

— Меня никто не обижал! — воскликнула Меропа, испуганно хватая его за руки. — Никто, — повторила она. — Ты... я знаю, ты бы защитил меня, — она опять заплакала. — Но здесь... не надо защищать. Ты... ты просто не простишь меня... — измученно прошептала она.

— Да за что я тебя не прощу? — Джон уже совсем ничего не понимал. — Ты что, подожгла магазин мистера Фелла? — попытался пошутить он, — никогда не поверю!

— Нет, — покачала головой Меропа. — Нет, всё это... про другое. Джон, я просто... — она очень побледнела и замерла, решаясь. — Я подружилась с одним человеком, и он маггл, — очень быстро выговорила она и добавила зачем-то невероятнейшую глупость: — И мужчина.

И зажмурилась.

— Так, — озадаченно сказал Джон. — А зачем ты с ним подружилась?

— Зачем? — Меропа совершенно растерялась и, открыв глаза, непонимающе посмотрела на сына. — Так... просто...

— И что в этом страшного? — Джон столь же непонимающе смотрел на маму, — ну, маггл. Не оборотень ведь! И ты же не влюбилась в него! Или... — его взгляд заметно потяжелел.

Меропа выпустила его руки из своих и, медленно попятившись, отвернулась и снова отошла к окну и замерла там, обхватив себя руками. И тихо-тихо прошептала:

— Я же говорила: ты меня не поймёшь и не простишь...

— Я не понимаю, — повторил Джон, — зачем тебе нужен... маггл? Если ты хочешь выйти замуж, — с явной неохотой произнёс он, — то есть ведь приличные маги... Вот, у Лестрейнджа дядя не женат! И у Мальсибера, хоть он и не из Священных двадцати восьми... Зачем тебе маггл?

— Да никуда я не выйду, — тихо проговорила Меропа. — Не бойся. Не важно. Он мне... не важно, — повторила она, обхватывая себе руками ещё крепче и прижимаясь лбом к стеклу с такой силой, будто хотела раствориться в нём. А может, и хотела...

— Вот и хорошо, — быстро ответил Джон. — Разве нам плохо вдвоём?

— Нет, — прошептала Меропа, понимая, что вновь плачет и не может ничего с этим поделать.

Джон, как в детстве, обнял её — только вот если раньше эти объятия успокаивали их обоих, то теперь...

— Не плачь, мама, — попросил Джон, — я же с тобой, значит, всё хорошо!

«Проклятый маггл, — зло подумал он. — Всё из-за него! Откуда он вообще взялся? Всё же было так здорово!»

— Да, — прошептала Меропа. — Конечно. Конечно, всё хорошо...

Ей вдруг стало страшно. Она хорошо знала своего сына и умела понимать его — и то, как он затих, не сулило ничего хорошего. Что она наделала? И что ей делать теперь, когда уже ничего не поправить? Не надо, не надо было говорить ему!

— Пойдём в кафе Фортескью? — обаятельно улыбнулся Джон. — Там такое чудесное мороженое!

— Пойдём, — покорно согласилась Меропа, высвобождаясь из его объятий. — Я только умоюсь.

— Ну конечно, — ласково сказал Джон, — иди, я подожду.

И, как только мама вышла из комнаты, бросился к блокноту.

«Лестрейндж, у тебя оборотка дома есть?»

До отъезда Джон зачаровал ещё пару блокнотов для друзей.

Как чувствовал, что пригодятся.

«Нет, откуда? — почти сразу же возник ответ. — У Эйвери наверняка есть. Тебе зачем?»

«Надо! — Джон так резко надавил пером на бумагу, что та чуть не порвалась насквозь. — Ладно, до вечера. Мне пора идти!»

И поспешно спрятал блокнот в карман мантии.

Меропа быстро умылась и переоделась и очень постаралась взять себя в руки. Ей было ужасно горько, грустно и ещё почему-то обидно, но она твёрдо решила, что больше с доктором видеться не станет. Сына она знала и подвергать опасности доктора Уотсона не желала.

На работу в госпиталь Меропа выходила с тяжёлым сердцем. Она специально взяла несколько выходных дней подряд, чтобы подольше побыть с сыном, и вот теперь ей нужно было набраться решимости и поговорить с доктором Уотсоном. Решимости она набралась, но легче от этого не стало.

Весь день она его избегала, но вечером отступать ей стало уже некуда — да и доктор ждал её и встретил радостным вопросом:

— Я надеюсь, у вас всё в порядке? Как ваш сын?

— Всё хорошо, — проговорила Меропа немеющими от того, что она собиралась сейчас произнести, губами. — Доктор Уотсон... мне... Я... Нам не надо больше видеться, — твёрдо сказала она, сжимая кулаки с такой силой, что ногти впились в кожу ладоней. — Вы чудесный человек, и я была бы рада, но мой сын вас никогда не примет, — она нашла в себе силы взглянуть ему в глаза. — Не важно, почему. Я его знаю. Не примет — и сделает что-нибудь ужасное. Я не хочу. Я... не могу так, — она опустила взгляд. — Пожалуйста, не подходите ко мне больше, — попросила она тихонько.

— Но... — совершенно растерялся доктор Уотсон. — Мисс Гонт, что у вас случилось?

— Ничего, — тихо ответила Меропа, — и я не хочу, чтобы случилось... что-то плохое. Пожалуйста, простите меня.

— Давайте, я поговорю с вашим сыном, — взволнованно предложил доктор Уотсон. — Я понимаю, что он хочет защитить вас — это замечательно, и, думаю, я смог бы объяснить ему, что никогда, ни при каких обстоятельствах я не позволю себе вас обидеть!

— Нет, — твёрдо сказала Меропа, — вам не стоит встречаться.

И подумала, что не знает, за кого в этой ситуации надо бояться больше: за попытку навредить тому, кто спас жизнь ему и его матери, Джону придется дорого заплатить. А в том, что такая попытка будет, она даже не сомневалась. Нет, открыто нападать на доктора, как когда-то её отец и брат на Тома Риддла, Джон не будет — но непременно придумает что-то, не грозящее ему Азкабаном.

— Я надеюсь, что однажды вы передумаете, — тихо проговорил доктор. — Я буду ждать, — он взял её руку и, поцеловал её, просто повернулся и ушёл.

Меропа смотрела ему вслед, пока силуэт доктора не поплыл и не стал расплываться перед её глазами, как в детстве и юности, пока она не вылечила зрение.

И только тогда поняла, что плачет — молча и безнадёжно.

Домой в тот вечер она едва добралась, и на то, чтобы приготовить ужин, что у неё попросту не осталось. Да и не хотелось ей ничего — и она просто легла на свою кровать и, не в силах её даже разобрать, завернулась в одеяло и закрыла глаза. Она знала, что всё сделала правильно, Но это совсем её не утешало.

Джон, не увидев маму за ужином, забеспокоился и пошёл к ней. Он постучал — но никакого ответа не услышал, и тогда осторожно приоткрыл дверь и вошел.

— Ты спишь? — тихо спросил он.

Она не ответила, боясь разрыдаться — да и не хотелось ей с ним разговаривать. Впервые в жизни ей не хотелось говорить с родным сыном...

— Мама? — снова позвал Джон.

Меропа зажмурилась и, чувствуя, как по её щекам опять начинают течь слёзы, вжалась в подушку и замерла, молясь, чтобы он ушёл.

Джон, словно услышав её молитвы, виновато вздохнул и ушёл, очень осторожно прикрыв за собой дверь.

Меропа облегченно выдохнула и вдруг вспомнила, что когда-то точно такое же чувствовала, когда избегала наказания отца или брата. Это было так чудовищно несправедливо, что она вновь расплакалась. Джон совсем не был похож на них! Но он всё равно отнял у неё то, что стало ей так дорого...

* * *

Джон уже третий день не находил себе места.

Он проследил за мамой и этим магглом, услышал, что они расстались... Пришлось договариваться насчет оборотного зелья с Эйвери, а договариваться с ним — совсем не то что с Лестрейнджем или Мальсибером... И всё для чего? Во-первых, он искренне не понимал, что мама нашла в этом... докторе. Он же старый! И какой-то... самый обыкновенный. В толпе не отыскать! И вдобавок хромает! Нет, ну был бы он ещё красавцем... или хотя бы стильным, как мистер Кроули!

Да мантикоры его заешь, маггла! Во-вторых, Джон думал, что мама будет прежней, какой всегда была, а она стала... словно инфери! Не шутит, не смеётся, смотрит, словно находится за тысячу миль отсюда! И что с этим делать, Джон не знал. Может, зелья какие-то есть, чтобы мама могла всё забыть? Или... старшекурсники говорили о легилименции. Надо ведь что-то делать!

Но что делать, он не знал. Наверное, впервые в жизни он ощущал себя в каком-то тупике. Легилименции вмиг не научишься, а каникулы вот-вот закончатся, и он уедет. Но как её оставить в таком состоянии? Она даже в госпиталь свой идиотский теперь не ходила и учиться перестала, лежала на кровати или, в лучшем случае, сидела в кресле и смотрела в пустоту. Бёрки перешептывались, пытались с нею что-то сделать, но она отвечала односложно и вновь замолкала. Даже с ним не говорила! Только гладила по руке или по голове, когда Джон к ней подходил. И это было... страшно.

Джон впервые пожалел о том, что они уехали из квартиры над книжным магазином: можно было бы попросить о помощи мистера Фелла... точно! Так и надо сделать!

И он, схватив мантию, выскочил из дома Бёрков и вызвал «Ночной рыцарь».

Автобус возник из ниоткуда и остановился рядом с Джоном — и, едва тот вошёл, буквально прыгнул с места и понёсся по улицам, остановившись прямо рядом с магазином.

Джон торопливо расплатился и бросился к тёмному и пустому — он ясно это чувствовал! — магазину. Открыть дверь, запертую каким-то странным образом, он не сумел и, достав палочку, произнес:

— Алохомора!

Дверь не шелохнулась. Других открывающих заклинаний Джон не знал... Но ему ведь нужно было войти! И когда его попытки сделать это провалились, он отступил на пару шагов, навёл на дверь палочку и запустил в неё Диффиндо.

Дверь дрогнула, но устояла. Джон, разозлённый до предела, прошипел:

— Диффиндо! Диффиндо Максима!

И грязно выругался на парселтанге.

От двери откололось несколько щепок, а за спиной Джона раздался шум приближающего автомобиля. Очень быстро приближающегося!

Вот и отлично! Джон развернулся и, едва мистер Кроули поставил на тротуар ногу, спросил:

— А где мистер Фелл?

— Сам бы хотел это узнать, — процедил Кроули, глядя на Джона, как будто очень хотел сказать какую-то гадость и сдерживался только чудом. — Какого архангела ты тут двери выносишь, адово отродье?

— Вас ищу! — сердито отозвался Джон. — Вернее, мистера Фелла — но раз его нету, тогда вас. Маме нужна помощь. Вы должны помочь ей!

— Опять в госпиталь попала? — голос Кроули стал чуть менее злым. — Да что за идиотка! Садись, показывай дорогу, — скомандовал он.

— Да нет, — Джон нахмурился, но в машину сел — на всякий случай. — Мама дома. Но она... как будто заболела, что ли. Я не знаю.

— А в Мунго своё почему не пошёл? — Кроули рванул машину с места. — Не маленький уже, тебе ведь не четыре года, а сколько? Четырнадцать? Точно, Рождество давно прошло...

— Да при чём тут Мунго? — возразил Джон. — Она не так болеет... ничего они не сделают, — он поморщился. — А вы сможете. Наверное.

— Так, — Кроули резко затормозил, и «Бентли» зло взвизгнула, — а теперь рассказывай, что стряслось.

— Да не знаю я! — сердито и расстроенно воскликнул Джон. — Это всё из-за того маггла, — он зло сощурился. — Но я не понимаю: мама же сама сказала, что нам с ней никто больше не нужен, и сама с ним попрощалась!

— Какого ещё маггла? — оторопел Кроули. — Она что, снова связалась с твоим папашей?

— Нет, — отрезал Джон. — Если она это однажды сделает, я его сразу же убью. Нет, это какой-то другой маггл! Он вообще какой-то никакой, — горячась, заговорил он. — Я его видел: старый, блёклый и хромает. Я не понимаю! — воскликнул он. — Не понимаю, почему мама так переживает и зачем он ей вообще.

Кроули уставился на Джона, словно Слагхорн на сваренное Мальсибером зелье.

— Как интерес-с-сно, — прошипел он, — убивать он с-собралс-ся. С-сопляк. С-столько с-сил угрохано, и вс-сё напрас-с-сно!

Джон как-то даже растерялся от такой реакции. Нет, не то чтобы он совсем не рассматривал такой вариант развития события — было и такое. Но он всё же полагал убийство самой крайней мерой и оставлял его на случай, если от папаши не получится отделаться иначе.

— Да при чём тут это? — спросил он. — Дело же не в этом! Вы маме поможете?

— И в чём я, по-твоему, должен ей помочь? — Кроули закатил глаза, сняв свои вечные чёрные очки. — Объяснить, что ей не нужен старый облезлый маггл, да ещё и хромой? Пусть поищет молодого красавчика?

— Не надо никого искать! — поморщился Джон. — Нам и так, вдвоём отлично. Просто сделайте, чтобы она стала прежней.

— Прежней — это какой? — насмешливо спросил Кроули.

— Ну прежней! — Джон очень старался не злиться. Вот если бы сейчас здесь был мистер Фелл, всё было бы намного проще! Он бы просто взял и сделал то, что нужно, а не выделывался. Но с Кроули всегда так. — Какой она была до этого. До того, — на всякий случай уточнил он, — как встретила этого маггла.

— Прежней? — нехорошо ухмыльнулся Кроули. — Можно и прежней. Давай-ка съездим в одно место, — и он вновь надавил на педаль.

«Бентли» вновь понеслась по улицам, словно решив догнать и перегнать «Ночного рыцаря».

— Вы куда? — возмущённо спросил Джон. — Нам в другую сторону!

— Тебе понравится, — ухмыльнулся Кроули.

— Послушайте, — безнадёжно попытался он убедить Кроули, — мне сейчас совсем не до экскурсий. Правда. У меня вот-вот каникулы закончатся, а маме с каждым днём всё хуже! Она словно тает, но ничего не говорит — и Бёрки ничего не делают!

— Причём всё это произошло ни с того ни с сего, — лицо Кроули было каким-то непривычно злым. — Всё же было просто прекрасно, да?

— Ну да! — Джон чуть-чуть успокоился. Всё-таки его услышали и поняли — а значит, Кроули поможет. — Всё было просто здорово, и Бёрки мне понравились — мистер Бёрк много лет преподавал в Хогвартсе чары и взялся маму к СОВам подготовить! И меня обещал научить... всякому интересному. А потом вдруг... — он вздохнул.

— Вдруг что? — спросил Кроули. — Влез этот старый хромой маггл?

— Наверное, — Джон нахмурился. — И маме он... и я не понимаю, почему, — он мрачно выдохнул. — Я ей сказал — мол, если она хочет замуж, можно и найти кого-то. Есть ведь приличные маги. Вот у Лестрейнджа дядя не женат... если бы я не знал, что ЭТОТ — маггл, я решил бы, что он маму попросту заколдовал — или, может, чем-то опоил. Но это, к счастью, в прошлом, — добавил он и повторил то, о чём уже говорил: — Мама же сама сказала, что нам никто не нужен и что она с ним больше видеться не хочет. И я не понимаю, что с ней теперь такое! Может быть, — предположил он, — это потому, что он работает в том госпитале? Я ей говорил, что, раз ей это почему-то важно, можно тогда пойти в другой — хотя это чрезвычайно неразумно и опасно, и лучше бы ей просто оставаться там, где она сейчас. Ну что, скажите, я не прав?

— Да ты просто само совершенство, чего уж там, — согласился Кроули, — вылитый Гавриил, м-мать его!

За окнами «Бентли» тем временем с бешеной скоростью проносились лондонские улицы, которые затем сменились на унылые зимние пейзажи провинциальной старой доброй Англии.

— Какой Гавриил? — не понял Джон. — Кто это вообще?

— Никто, — отмахнулся от него Кроули, — ты с ним точно никогда не пересечёшься.

— Да куда мы едем? — Джон занервничал.

— Как куда? — изумился Кроули. — На твою историческую родину! Ты же хотел, чтобы всё стало как прежде?

— В каком смысле историческую родину? — Джон даже привстал. — Я просто хочу, чтобы мама стала прежней... вы о чём?

— О том самом, — пробормотал Кроули, — о, уже почти приехали! Здравствуй, Литтл-Хенглтон, век бы тебя не видать!

— Это что? — спросил Джон, разглядывая в окно улочки какой-то деревеньки. — Мы зачем здесь?

— Сюрприз! — ухмыльнулся Кроули, и деревенька пролетела мимо. — А вот теперь — приехали! Выходи!

«Бентли» распахнула заднюю дверь и словно вытолкнула Джона с сиденья.

Перед ними находилась полуразвалившаяся хибара, с провалившимся крыльцом, окнами, щерившимися осколками грязных стекол, и покосившейся крышей. Вокруг хибары тесно переплелись кусты шиповника вперемешку с бурьяном, через который, похоже, изредка кто-то всё же ходил.

Или, скорее, ползал.

— Нравится? — поинтересовался Кроули. — Это и есть дом Гонтов! Здесь родилась и жила до восемнадцати лет твоя мать, а теперь обитает твой дядя, чистокровнейший маг Морфин Гонт! О, он как раз дома, полюбуйся.

— Да нет, — прошептал Джон, попятившись и уперевшись спиной в дверцу машины. — Неправда...

— С-сучка, — послышался из хибары пьяный мужской голос, говорящий на парселтанге, — подс-стилка маггловская. Тварь. Жалко, что подохла, я бы её с-сам убил. Отец, почему ты не дал её мне убить ещё тогда, когда она с магглом с-стала путаться? Тварь. Воровка. Шлюха!

— Ты смотри, — изумился Кроули, — опять вспомнил. Я его раз в пару лет навещаю, — деловито объяснил он, — а то Морфин всё рвётся отыскать сестру. Не верит, что умерла!

— Убить проклятую тварь, — бормотал голос, — на кус-ски порвать...

Джон поёжился и помотал головой. А Кроули, словно нарочно, махнул рукой — и стена хибары поплыла и словно превратилась в стекло, открыв взгляду Джона убогую и невероятно грязную комнату, на полу которой сидел... ну, пожалуй, человек.

Хотя, пожалуй, больше это существо напоминало уродливую, грязную и больную обезьяну.

— Убить с-сучку, — бормотало оно, — и маггла тоже убить...

Кроули щёлкнул пальцами, и существо, неразборчиво пробурчав что-то вроде «Хвала Салазару», захрапело и повалилось набок.

— Нравится? — поинтересовался Кроули. — Твоя мать прежде была почти такой же. Ну, разве что не пила и убить никого не хотела — папаша с братцем забили её почти до отупения. Мне вернуть всё, как было прежде?

Джон мрачно молчал, недоверчиво разглядывая храпящее на полу хибары существо. А потом тихо и очень отчётливо проговорил:

— Неправда.

— Ошибаешься, — холодно сказал Кроули. — Чистая правда. Она сбежала отсюда, когда Марволо Гонта, её отца и твоего деда, вместе с сыном посадили в Азкабан. Вырвалась на свободу, можно сказать. Захотела сделать так, чтобы больше никто не смел решать за неё, как ей жить и что делать. А теперь то же самое проделал её собственный обожаемый сын — тоже решил за неё! Стоило ли бегать, как ты думаешь? От судьбы не уйдёшь!

— Ничего я не решал! — вдруг взорвался Джон и даже ногой топнул. — Она сама сказала, что нам с ней никто не нужен! Сама! Ясно?!

— Ну да, — согласился Кроули, — всё сама. И ты был совершенно ни при чём!

Джон ненавидел его в такие минуты — когда Кроули вдруг начинал с ним соглашаться. Вот так, как сейчас.

— Вас там вообще не было, — буркнул он. — Да, сама. И сама сказала, что не хочет замуж! И ей никто не нужен.

— Так что тебя тогда не устраивает? — удивился Кроули.

— Хватит издеваться, — прошипел Джон. — Не хотите помогать — не надо. Скажите, где мистер Фелл. А я думал, вы наш друг! — сказал он с горечью.

— Друзья не калечат друг другу психику, — прошипел Кроули. — Ты хочешь, чтобы я её заставил обо всем забыть? Видел своего дядюшку? Даже на нём это не работает до конца, а ведь с ним я особо не церемонился! Ты свою мать решил сделать послушной и тупой куклой? Браво! Природу не перешибёш-шь, как ни с-старайс-ся.

— Да вы что, рехнулись? — ошалело воскликнул Джон. — Не смейте! — он выхватил свою палочку и навёл её на Кроули, встав в боевую стойку. — Не смейте делать с ней такое, ясно?!

— Да куда мне, — ухмыльнулся тот. — Ты уже сам неплохо постарался. Небось уже и про зелья думал, и про легиллименцию? Молодец.

— Да я просто хочу ей помочь! — устало сказал Джон, опуская палочку. Нет, зря он вообще заговорил с Кроули. Знал же, что не выйдет ничего! Он только издеваться горазд. Нет, конечно, от него бывала польза... много. Но точно не в этом случае. — Я просто хочу, чтобы она стала такой, как прежде. Как всегда была. И я не понимаю, что с ней происходит. И да! — добавил он с вызовом. — Я думал и о зельях, и о легиллименции — потому что я хочу понять, что с ней случилось!

— Хочешь понять, что случилось? — Кроули стал серьёзным. — Случилось то, что ей стало незачем жить. Не из-за того маггла, кем бы он там не был. Из-за тебя. Всё еще не понимаешь? Когда тот, кого любишь, вот так ломает тебя об колено, жить особо не тянет.

— Но я не ломал... — растерянно пробормотал Джон и с болью посмотрел на Кроули. — Я бы не... ни... никогда... я же ничего не делал, — в его голосе скользнули просящие нотки.

— Хорошо, — с неожиданным терпением сказал Кроули. — Вспомни, как всё было. Разговор ваш помнишь? С самого начала до конца?

— Помню, — сказал Джон, — я же ничего от неё не требовал!

— Я сказал — с начала, — напомнил Кроули. — С того самого момента, как ты узнал об этом маггле. Помнишь разговор? Давай-ка, расскажи мне.

Джон сердито засопел, но послушался.

— Я сразу неладное почувствовал, как только на каникулы приехал! — возмущённо сказал он, — у мамы от меня никогда секретов не было! А тут... я ведь не маленький, я всё понимаю! Она себя вести стала не так! Я сначала даже подумал, что её кто-то проклял или что она заболела! А это оказался какой-то маггл!

— Это ты мне разговор ваш пересказываешь? — осведомился Кроули и усмехнулся. — Маггл. Всё не так, как ты хотел бы, да? — спросил он, щурясь. — Был бы он какой-нибудь... как ты сказал? Лестрейндж? Другое дело. А она посмела влюбиться в маггла. Как она могла так тебя опозорить, да?

— Да зачем ей вообще в кого-то влюбляться? — сердито спросил Джон. — Мы всегда прекрасно жили вдвоём! И да, мало ей было одного урода, моего папаши, так она второго нашла! Лестрейндж хотя бы маг!

— Н-да, натуру никуда не денеш-шь, — прошипел Кроули. — Ты так и не понял ничего. Всё в мире для тебя, да? — спросил он даже с каким-то любопытством. — Другие — фон. Обслуга. Кого интересуют чувства домовых эльфов, в самом деле? Далеко пойдёшь, — он похлопал его по плечу, кривясь, словно бы коснулся чего-то мерзкого. — Чем ты, правда, недоволен — непонятно. Ты и поступил с ней как с домовым эльфом — вот она себя так и ведёт. Логично.

— Да вы что, с ума сошли? — голос Джона зазвенел от обиды и ярости. — С каким ещё домовым эльфом? Я её люблю и о ней забочусь, раз больше некому! А её любой мерзавец обманет и бросит, как этот мой-па-па-ша! Вырасту — убью.

— Хорош-ша з-забота! — протянул Кроули. — И любовь. Её папаш-ша с братом точно так же о ней заботились. Считаешь её дурой, да? — спросил он, складывая руки на груди. — Тупой безвольной идиоткой, которая не способна ни на что? Ну вот она теперь такой и стала. Чем ты недоволен?

— Я же её не бью, как этот урод! — возмущению Джона не было предела. — Я ей ни одного грубого слова никогда не говорил! А вы!

— Ах не бьёшь! Ну, тогда конечно, — покивал Кроули. — Безусловно, это важное отличие. Хорошие хозяева тоже не бьют своих домовых эльфов... Слушай, скажи мне — ты правда идиот? Или прикидываеш-шься? Не понимаешь, что вы с ним, — он кивнул на хибару, — почти идентичны? И отец твой, кстати, её не обманывал, — вдруг добавил он. — Всё было ровно наоборот. Ну да это дело прошлое.

— Что значит «не обманывал»? — вскинулся Джон. — Он её бросил, беременную, без средств к существованию! Мне историю этого «рождественского чуда» сто раз рассказывали!

Про типа в хибаре и их якобы сходство Джон даже ничего говорить не стал. Абсурд в чистом виде! Кроули вечно всё передергивает.

— Потому что она его приворожила, — сообщил ему Кроули. — Опоила приворотным зельем и так на себе женила. А потом, ближе к родам, решила, что не хочет его больше обманывать. Мне тебе надо рассказывать, как действует приворотное зелье при длительном применении? И какие чувства после его отмены испытывает тот, кто его пил? Радуйся, что он её не убил! А должен был бы. По статистике. Ты-то что бы сам сделал на его месте? А? Скажи-ка?

— Приворожила? — Джон сморгнул злые слёзы и выпалил: — И правильно сделала! Чтобы отсюда вырваться, и не такое можно было устроить!

— Так что, как ты видишь, твоя мать не так беспомощна, как кажется, — сказал Кроули. — Пожалуй, я могу её понять... Но осуждать твоего отца даже я не взялся бы. Или тебе дать почитать про последствия приёма приворотного?

— Не надо мне ничего давать почитать, — Джон вытер глаза кулаком, — я сам найду! Ладно, Мордред с ним, с папашей, пусть живёт! Вы сможете помочь маме или нет?

— Я? Нет, — Кроули пожал плечами. — Она же не ради меня отказалась от себя. Ты бы мог — но, — он опять сощурился и поглядел на Джона оценивающе, — ты не захочешь. Виданное ли дело — признать за матерью свободу пожелать чего-то! Тем более, маггла. Фу, позорище, — он скривился. — Обойдётся. Да?

— Нет! — зло сказал Джон. — Если уж ей так без него плохо, то пусть... Некоторые вон даже жабу фамильяром делают. Переживу!

— Да-да, — кивнул Кроули. — Вот именно так ей и скажи. В тех же выражениях. Она ради тебя, идиота, и так всю жизнь от всего отказывалась — давай! Как раз то, что надо. Поехали, — он обошёл машину и сел за руль. — Садись — отвезу. Скажешь ей всё это — и закончим. Из Хогвартса на похороны, вроде, отпускают.

Джон, мрачно глядя перед собой, сел в машину — «Бентли» явно хотела прищемить ему пальцы дверью, но он успел их отдёрнуть — и отвернулся.

Смотреть на мерзкую хибару Гонтов не хотелось. На Кроули — тем более.

На сей раз до места они домчались в полном молчании. А когда остановились возле домика Бёрков, Кроули сказал неожиданно по-человечески:

— Другого шанса матери помочь у тебя не будет. Через два дня ты вернёшься в школу — и потом вернёшься или на каникулы... или нет, — он отвернулся и уставился в окно.

— Я вернусь на Пасхальные каникулы, — отчеканил Джон, — и всё будет в полном порядке!

Он хотел добавить — «не дождётесь», но не стал. Всё-таки Джон Гонт был очень воспитанным молодым человеком.

И потому, пробормотав «Всего хорошего!» — Кроули почему-то всегда злила эта фраза, — Джон выбрался из машины и вошёл в дом.

Не оглядываясь.

— Поганец, — прошипел Кроули, глядя ему вслед, — проклятье, где тебя носит, ангел? Это вообще-то твоя работа, делать добро, а не моя!

И он щёлкнул пальцами, стирая память всем, кто мог видеть «Бентли» на Диагон-аллее.

Иначе только одних разговоров хватит на сотню лет!

В доме было тихо и темно и, кажется, все спали. Бёрки вообще ложились рано, а Меропа... Она теперь вообще всё время спала или просто лежала.

Джон постучал в её дверь и, не дожидаясь ответа, которого в последнее время и не слышал, вошёл внутрь.

— Мама, — тихо позвал он, — прости меня. Я не должен был... в общем, если ты хочешь... давай я тебе его сюда приведу? Этого человека?

Меропа вздрогнула и, приподнявшись, сказала с ужасом:

— Нет! Нет, Джон, не надо! Я же ведь.... Я ведь сделала, как ты хотел, — прошептала она. — Не трогай его... Пожалуйста...

— Да не буду я его трогать, — расстроенно сказал Джон, — раз уж он тебе нужен.

— Джон, прости меня, — прошептала Меропа. — Я просто...

Она вдруг заплакала, протянув было руку к сыну и тут же прижав её к лицу.

— Не плачь, — попросил Джон, голос которого тоже начал подозрительно дрожать, — я... не должен был так с тобой говорить.

— Нет, — покачала головой она и снова робко потянулась к сыну. — Нет, ты можешь... это твоя жизнь, будущее... Я всё понимаю... Я с самого начала знала, что ты не сможешь... Но я просто... Я просто хотела чуть-чуть пожить... — едва слышно проговорила она.

— Вот и живи, — сказал Джон, — я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось!

— Но, — робко проговорила она, — он... маггл... понимаешь? И ты... — она протянула к нему руку и спросила: — Подойдёшь ко мне?

Джон бросился к ней и обнял, как в детстве.

— Ну, маггл, — пробормотал он, — что теперь... — фразу про жабу он благоразумно решил не озвучивать. — Лишь бы человек был хороший.

— Джон, — она уткнулась лицом в его волосы и прижала его к себе так крепко, как только могла. — А тебя ведь в честь его зовут, — прошептала она вдруг.

— Что? — тихо спросил Джон.

— Мистер Уотсон принимал у меня роды, — прошептала Меропа. — И я назвала тебя в его честь. Если бы не он, я бы умерла тогда... Так... Так трудно было...

— Вот как, — произнёс Джон, чувствуя, что просто мечтает нацарапать на капоте ухоженной «Бентли» мистера Кроули матерное слово. Гвоздём.

Он всё прекрасно знал — и просто издевался над Джоном!

— Я так удивилась, когда снова его встретила, — Меропа устало опустила голову ему на плечо. — И мы... Но ничего не было, — торопливо добавила она. — Совсем ничего... Мы просто иногда гуляли и... мы разговаривали, — она неуверенно коснулась волос Джона. — Просто разговаривали... Он... Он хороший человек... Джон, я понимаю, что так не бывает... И что ты... Я просто... Оказывается, это совсем по-другому — когда по-настоящему...

— Ты встретила его в этом госпитале, — мягко уточнил Джон, — куда тебя отправил... мистер Кроули?

— Мистер Кроули меня туда не отправлял, — растерянно возразила она. — Я сама там оказалась после бомбёжки... и решила, что потом приду туда. И только тогда встретила Дж... мистера Уотсона.

— Вот как, — Джон не то чтобы поверил... Ну, не мог же Кроули ещё и немецкими бомбами управлять?

— Угу, — пробормотала Меропа. — И я... я скучаю по нему, — вздохнула она. — Он очень хороший человек и... И если бы он был волшебником, он бы тебе понравился...

— Вполне возможно, — согласился Джон, — хотя волшебники бывают разные.

Он вспомнил пьяного урода в грязной хибаре и вздрогнул от отвращения. Значит, Морфин Гонт? Литтл-Хенглтон? Ну что же... спасибо вам, мистер Кроули. Джон обязательно побывает там ещё раз и всё выяснит. Сам!

— Но он не волшебник, — она вздохнула. — Джон... что мы теперь будем делать?

— А что мы должны делать? — удивился Джон. — Я учиться поеду через два дня. Ты... ты можешь сама выбирать, что для тебя лучше. Я хочу, чтобы тебе было хорошо.

— И я... — она даже приподняла голову и напряглась. — Могу... если вдруг... он... мы...

Выговорить слово «свадьба» или «замуж» она просто не смогла. И вообще, в конце концов, разве её кто-то звал? Разве об этом вообще заходила речь?

— Конечно, — улыбнулся Джон. «Интересно, — подумал он, — а с папашей моим вы до сих пор женаты или нет?» Но озвучивать свою мысль не стал. Такие вещи надо хорошо обдумать...

— Ох, Джон, — она почему-то вновь заплакала, только теперь эти слёзы не лишали её сил, как прежде. — Но ты... но как же ты? Твои друзья... они же...

— Мои друзья? — переспросил Джон. — Что же, заодно проверю силу их дружбы. В конце концов, я сам полукровка...

«А толерантность может дать больше, чем откровенное неприятие всего немагического, — неожиданно подумал он. — Верно говорил мистер Фелл о добрых делах — вот и та нелепая девчонка с Рейвенкло пригодится».

И слегка улыбнулся одними губами.

— Прости меня, — привычно сразу же сказала Меропа.

— И ты меня прости, — уже совсем по-другому улыбнулся Джон.

— Что ты, мой родной, — она порывисто обняла его и прижала к себе крепко — как часто делала в его детстве, пока он не подрос и не решил, что уже слишком большой для таких объятий. — Ты — самое лучшее и удивительное, что есть у меня...

— Ты тоже лучше всех, — абсолютно искренне ответил Джон, не отстраняясь, как делал в последнее время.

«Потерплю, — подумал он. — Я третий год в одной комнате с самодовольным снобом Эйвери живу, и ничего, привык. Сколько там будет времени терпеть того маггла?»

* * *

Увидев Меропу утром, Джон подумал, что, кажется, ещё никогда в жизни не видел её такой счастливой. Это было даже несколько обидно — что она так сильно радовалась не из-за него. Хотя... тут ведь как посмотреть.

Так что, проводив Меропу в этот её госпиталь, он тоже собрался.

В гости. К истокам, так сказать.

До Литтл-Хэмптона он добрался уже привычным способом — «Ночной Рыцарь» работал безупречно, так зачем изобретать что-то ещё?

Он порадовался, что оборотное зелье взял у Эйвери с запасом.

— ...Будешь должен, Гонт, — насмешливо произнёс Эйвери. — Услуга за услугу.

— В таком случае, равноценность ответной услуги буду определять я сам, — предупредил Джон.

Эйвери кисло улыбнулся и неохотно кивнул.

...Большая бутылка самого дешёвого и убойного огневиски была куплена загодя на Диагон-аллее — в маггловском мире спиртное с началом войны тоже стали продавать по карточкам.

Джон был уверен, что готов ко всему — но когда взялся за ручку двери хибары, понял, что его трясёт. Даже эта ручка была грязной! И не просто пыльной, нет — она была какой-то сальной, мерзкой, словно вымазанной в чём-то отвратительном.

— Ш-што тебе надо, чуж-ш-шак? — раздалось змеиное шипение, и из-под полуразвалившегося крыльца показалась явно больная болотная гадюка. — Уходи, а то укуш-шу!

— Не с-с-с-с-мей! — прошипел Джон на парселтанге. — Ух-х-х-ходи! И уводи других-х-х-х! Я... буду говорить с этим, — он кивнул на дверь.

— Говорящий? — змея высунула язык, словно пробуя воздух на вкус. — И впрямь, Говорящий... С-с-свои вс-с-се спят, х-холодно... з-с-сдесь только я, — и она нырнула обратно под крыльцо.

— Вот и с-с-сиди там, — прошипел Джон и решительно толкнул дверь.

Внутри воняло — да так, что у Джона защипало в глазах и в носу.

— Кого там Мордред принёс? — пробурчал пьяный голос откуда-то из угла. — Убирайтесь все! Нет здесь никого, слышите?

— Люмос! — сказал Джон, тщетно силившийся разглядеть того, кто копошился в углу. — Добрый день, мистер Гонт, — сказал он, старательно стирая с лица выражение отвращения. — Меня зовут Джон Смит. Я пишу книгу о потомках Слизерина.

— Смит? — тупо повторил голос. — А ты не грязнокровка? А то Смиты всякие бывают... Выпить есть, Смит?

— Смиты — потомки Хельги Хаффлпафф, — сообщил общеизвестную истину Джон, не вдаваясь в детали и подробности. — Да, пожалуйста, — добавил он, левитируя к Морфину бутылку — не потому, что всерьёз его боялся, а потому, что не мог заставить себя прикоснуться к нему. От омерзения.

— Хе-ельги... — пробурчал голос. — Все они предатели... предали Салазара...

Бутылку цепко ухватила грязная скрюченная рука, больше заслуживающая наименования «лапа», и поднесла к тому месту, где у людей находится голова. Незнакомым Джону заклинанием на парселтанге родственничек ловко открыл бутылку и тотчас присосался к ней.

— Уф-ф-ф, — довольно произнёс он спустя пару минут, — а ты хто?

— Я Джон, — повторил тот и рискнул: — Хотел поговорить с вами о вашей семье. Я много о ней слышал. Самый славный род Британии!

— Джон, — скривился пропойца, — убогое маггловское имя. Ты точно не грязнокровка?

— Точно, — усмехнулся Джон. — Это имя христианское. Меня назвали в честь Иоанна Крестителя, — соврал он — и сам немного удивился.

— Джон Причер? — удивился пропойца. — Не знаю такого. Причардов знаю, отец говорил. А ты разве не Смит?

— Смит, — согласился Джон. — И Причард, — ну, раз его дядюшка их знает, почему бы нет?

— Это как? — не понял дядюшка. — Я вот Гонт, а не Смит!

— А я Смит, — терпеливо ответил Джон. — Так вы мне расскажете о своей семье?

— А тебе зачем? — подозрительно спросил Морфин Гонт.

— Я пишу книгу о потомках Салазара Слизерина, — повторил Джон. — А вы — они и есть. Так?

— Да! — существо на полу гордо выпятило грудь и снова присосалось к бутылке. — Я — наследник Салазара!

Джона остро затошнило — настолько, что он прижал руку к горлу и глубоко и часто задышал, не желая, чтобы его вывернуло прямо здесь.

— Так расскажите же о вашей семье, — попросил он.

— Семье? — тот сплюнул. — Нет у меня никакой семьи!

— Но ведь была же? — настойчиво спросил Джон.

— Была, — существо вдруг захлюпало носом, — маманя была... отец был... сучка эта была... тварь!

— Что за сучка? — быстро спросил Джон. — Кто это? Сестра?

— Тварь она, — надрывно пожаловался ему Морфин, — а не сестра. Сбежала из дома! Вот чего ей не хватало, а?

— В самом деле, — поддержал его Джон. — А куда сбежала? Почему?

— Куда сбежала? — удивленно переспросил Морфин, — так к магглам! И украла медальон Салазара! А потом и сама сдохла там, — он пьяно всхлипнул, — и медальон пропал...

Медальон? У мамы есть медальон самого Слизерина? Впрочем, об этом, решил Джон, он подумает потом и спросил:

— А зачем она сбежала к магглам?

— Зачем сбежала? — снова переспросил дядюшка, — так ведь она с магглом сбежала. Только этот маггл здесь, а она сдохла... Вот как так-то, а?

— Где «здесь»? — быстро спросил Джон. — И кто он? С каким она сбежала магглом?

— А ты чего, аврор? — дядюшка злобно оскалил редкие желтые зубы. — Вынюхивать припёрся? Опять меня в Азкабан решил упечь, падла?

— Что вы, — возразил Джон. — Я считаю, таких магглов следует наказывать. Вы просто возмущены поведением сестры — это вполне понятно.

— Чего? — тупо переспросил Морфин Гонт.

— Я вас понимаю, — подавив вздох, «перевёл» Джон. — Этого маггла надо наказать.

— Надо! — горячо закивал Морфин. — А пойдём вместе!

И на карачках пополз из угла к Джону, умудряясь удерживать бутылку в зубах.

— Идём, — согласился Джон, немного попятившись. — А куда идти-то?

— К дому, — просветил его пьяница, вынув бутылку изо рта, — к дому на вершине холма. Там они все... — он вдруг гаденько захихикал, брызгая слюной. — Вот и придёт конец загадкам! Ты их убьёшь, и я опять смогу жить нормально... Знаешь, как это, когда вот тут помнишь, а тут не помнишь? А?

— Амнезия, — великодушно подсказал Джон и переспросил: — К дому на холме? Каком? Вокруг полно холмов. Как его зовут?

— Протего! — заорал вдруг пьяница, и Джона буквально отбросило от него возникшим из палочки Морфина серебристым щитом. — Напасть на меня решил в моём же доме? Что это за Амнезио такое, а?

Джон и сам не понимал, как удержался от того, чтобы ударить дядюшку каким-нибудь особо мерзким заклинанием. Но он сумел сдержаться — и, поднявшись, как можно дружелюбней возразил:

— Вы спросили, как называются провалы в памяти — я назвал. Это не заклятье — просто название. Зачем мне нападать на того, с кем мы собрались идти мстить магглу на холме?

— А? — спросил тот, снова отхлебывая из почти опустевшей бутылки и с сожалением глядя на неё. — Какому ещё магглу?

— Магглу, к которому ушла ваша сестра, — едва сдерживая нетерпение, сказал Джон. — Как, вы говорите, его звали?

— Загадка, — мелко захихикал Морфин. — Загадка!

— А отгадка у загадки есть? — спросил Джон. Его уже трясло от отвращения, но ведь должен он был добиться у этого отродья хоть чего-то! Пусть хоть имя его отца назовёт — и сидит в этой клоаке дальше.

— Какой же ты тупой, Причард или там Смит, — дядюшка выцедил-таки последние капли огневиски и швырнул пустую бутылку в стену, — я же говорю — загадка!

— Что «загадка»? — вспылил Джон — и вдруг замер. — Риддл? Его зовут Риддл?

— А я тебе это сколько говорил? — вопросил дядюшка. — Том Риддл. Лощёный ублюдок! Вот почему он тоже не сдох, а?

— Том Риддл, — повторил Джон. Его сердце колотилось с такой силой, что, казалось, вот-вот должно было пробить грудную клетку. — Ты сказал, дом на холме?

— Ну! — Морфин Гонт протянул руку и махнул куда-то, видимо, показывая направление, — большой дом, богатый... Вот почему ничтожные магглы живут в большом богатом доме, а чистокровные маги... Надо убить всех магглов и забрать себе их дома!

Он покачнулся и повалился на пол, что-то невнятно бормоча себе под нос — огневиски на голодный желудок, да ещё на старые дрожжи, оказался вещью страшной убойной силы.

— Непременно, — согласился с ним Джон. — Большой дом на холме, — повторил он. — Я разведаю, что там и как, и вернусь за вами, — сказал он и наконец почти выбежал из этого клоповника.

«Дом на холме» Джон нашёл без всякого круга: холм в округе был один, и «богатый дом» на его вершине — тоже. Впрочем, он на всякий случай всё же уточнил в деревне, где живёт Том Риддл — и без всякого труда... разве что с некоторой помощью Конфундуса получил ответ.

К дому он пошёл пешком. А куда было деваться: аппарировать он пока что не умел, и метлы у него с собой не было. Пришлось идти, но так было даже лучше: у него было время подумать и успокоиться после визита к дядюшке. Мерлин, какая мерзость! Джона до сих пор передёргивало при одном воспоминании о нём, но он заставил себя отвлечься. Нет — он подумает об этом позже. Завтра, например, или сегодня вечером.

Дом, действительно большой и удобный, был огорожен высокой кованой оградой — не такой красивой и мощной, конечно, как в Хогвартсе, но всё же.

Он вошёл в ворота, которые раньше, видимо, крепко запирались, а теперь просто были закрыты на лёгкий крючок, и пошел по довольно ухоженному саду, который явно знал лучшие времена. Деревья были подстрижены не слишком ровно, хотя кусты роз возле дома оказались заботливо укутанными на зиму.

Джон подошёл к дому, поднялся на мраморное крыльцо и постучал в дверь — старинным бронзовым молотком.

А затем и позвонил, обнаружив кнопку электрического звонка: Риддлы явно старались идти в ногу со временем.

Дверь ему почти сразу же открыла женщина средних лет в тёмном платье и белом фартуке.

— Добрый день, — сказала она, и не думая впускать его.

— Здравствуйте, — очень вежливо поздоровался Джон. — Я хотел бы видеть мистера Риддла. Тома Риддла, — уточнил он.

Женщина оглядела его очень внимательно и поинтересовалась:

— По какому делу? Мистер Риддл — человек очень занятой.

— По личному, — обаятельно улыбнулся Джон. — Передайте мистеру Риддлу, что дело касается его жизни в Лондоне летом и осенью двадцать шестого года.

— Подождите, пожалуйста, — хмуро проговорила женщина — и захлопнула дверь прямо перед его носом. Не было её минут, наверное, пять — а потом дверь снова распахнулась, и женщина, не став ни на каплю любезней, пригласила: — Проходите. Мистер Риддл ждёт вас — я провожу.

— Благодарю, — усмехнулся Джон и пошёл вперёд.

«Ещё одно «родовое гнездо», — со злой насмешкой подумал он. — Какой насыщенный день получился!»

Впрочем, этот дом разительно отличался от той хибары, где Джон только что побывал, и, скорее, напоминал дом, например, Мальсиберов. До замков Лестрейнджей и Эйвери ему, конечно, было далеко, но, в целом, выглядел он весьма солидно. Правда, в доме, чистом и ухоженном, чувствовалось что-то… Что-то вроде отголоска давнего глухого несчастья.

Женщина провела его на второй этаж по широкой каменной лестнице. Затем они прошли по обшитому деревянными панелями коридору и остановились у одной из дверей тёмного дерева. Женщина распахнула её перед Джоном и сказала:

— Сэр. Это к вам, — пропуская его внутрь.

В кабинет.

Это точно был кабинет — с книжными шкафами по стенам и большим письменным столом возле окна. Стоящий у него мужчина сделал шаг вперёд, и Джон, наконец, увидел лицо своего отца. И вздрогнул — до того оно было ему знакомо. Почти такое же — только куда моложе — он каждое утро видел в зеркале.

На вид мужчине было лет, наверно, сорок — хотя кто их, этих магглов, разберёт? — и он, определённо, был красив. И выглядел бы помоложе, если бы не седина в тёмных, почти чёрных, аккуратно причёсанных волосах.

— Добрый день, — сказал он. — Благодарю вас, Джемма, оставьте нас, — попросил он женщину и, когда она ушла, спросил: — Вы сказали, что хотели бы поговорить со мной. С кем имею честь?

— Меня зовут Джон, — ответил он. — Джон Гонт.

И впился глазами в лицо человека, которого ненавидел последние несколько лет.

— Гонт, — повторил мужчина — а затем в его глазах возникло узнавание. И удивление. Потом он тихо спросил: — Вы, вероятно, её родственник. Меропы. Брат? Кузен? Для отца вы слишком молоды.

— Родственник, — согласился Джон, — вы совершенно правы. Близкий родственник. Но не брат и тем более не отец.

— Вот как, — проговорил Риддл и жестом указал Джону на один из стоящих напротив у окна стульев. — Что ж. Я знал, что эта история не кончилась. Садитесь. Зачем вы хотели меня видеть?

— Честно? — недобро усмехнулся Джон. — Пару дней назад я бы постарался вас убить. Ну, а сегодня... Пожалуй, я хотел только взглянуть вам в глаза.

— Смотрите, — сказал Риддл, не отводя взгляда. — Мне хотелось бы узнать, кто вы, но, — он усмехнулся, — я не рискну настаивать. Вы ведь, вероятно, тоже... — он сделал паузу. — Волшебник?

— Да, я волшебник, — холодно ответил Джон, — и ваше счастье, что я...

Он почувствовал, что его всего выворачивает наизнанку, и выругался — забыл! Забыл принять вторую порцию оборотного зелья! Ну что же...

Риддл шагнул было к нему, но всё так быстро закончилось, что он даже не успел дойти до Джона и, остановившись буквально в шаге от него, замер, буквально впившись взглядом в его лицо. А затем сказал:

— Вот, значит, как. Мальчик.

— Что-то изменилось бы, если бы это была девочка? — хриплым голосом спросил Джон. Оборотное зелье меняло и голос, и ощущения потом были прегадкие. Он повёл плечами, примериваясь к вновь вернувшемуся собственному телу. Какое счастье, что «донора» он подобрал почти такого же роста и телосложения — не хватало ещё путаться в слишком большой одежде!

— Нет, — ответил Риддл. — Что ж. У вас есть право меня ненавидеть.

— На ваше счастье, я узнал о приворотном зелье, — Джон скривил губы, — так что умрёте вы не сейчас и не от моей руки.

— Да, я тоже о нём знаю, — сказал Риддл. — Узнал. Когда-то. Я до сих пор не могу вспомнить весь тот год. Почти ничего.

Джон пристально смотрел ему в глаза.

— Не можете вспомнить? — медленно спросил он. — Вот как...

Жертвы приворота редко теряют память до такой степени, значит... ну конечно! Он же только на днях видел такую — или похожую — работу с памятью. Но Риддл не волшебник, как Морфин, которому стирать память приходилось, по словам Кроули, раз в пару лет. Почему-то ему стало очень неуютно и…

— Считайте, что вам повезло, — тусклым голосом ответил он, вставая с места. — Ну что же. Я увидел всё, что хотел. Прощайте.

— Прощайте, — откликнулся Риддл. — Вы можете считать, что, в некоторой степени, отомщены, — добавил он устало.

— Один умный человек как-то сказал мне, — сказал Джон, глядя на Риддла, — что месть не дает ничего, но только иссушает душу. Тогда я ему не поверил.

— Не даёт, — кивнул Риддл. — Когда-то я тоже хотел мести... но это ничего не изменило бы. Я всё потерял, и вернуть это невозможно. Тот человек сказал вам правду.

— Всё потеряли? — зло спросил Джон. — Вы живы, здоровы и вполне благополучны, на первый взгляд.

— У меня была невеста, — в чёрных глазах Риддла мелькнула тоска. — Мы знали друг друга почти три года и готовились к свадьбе, когда... всё это произошло. Я женился на... на вашей матери — а женщина, которую я действительно любил, оказалась опозорена. Вышло, что я бросил её почти на пороге церкви... Она умерла, — он на миг прикрыл глаза. — А я... После всего... всей этой истории я не могу смотреть на женщин. На тех, кто проявляет ко мне хоть какой-то интерес. Мне всё время кажется, что, — он усмехнулся, — она тоже... необычная. Волшебница. Так что, — он усмехнулся вновь, а в его глазах стояла боль, — похоже, вы мой единственный ребёнок.

— Ведьм не так много, как вы думаете, — Джон опустил глаза. — Так что вероятность, что вам встретится ещё одна, исчезающе мала. Сейчас идёт война, женщин будет больше, чем мужчин, и у вас... — он замолчал.

— Я это понимаю, — кивнул Риддл. — Но это мало помогает. Тем более, что я даже не могу ни с кем поговорить об этом. Я пытался, но... — он покачал головой. — В моём исполнении всё это выглядит как неумная попытка оправдаться за предательство. Так что я давно молчу.

— С врачом поговорите, — неловко сказал Джон, — есть же специалисты.

— И что я ему скажу? — в голосе Риддла зазвучала ирония. — Что некая волшебница меня заколдовала и опоила зельем? Вы знаете — я ведь пытался. Но это даже звучит смешно... пока с этим не столкнёшься, — добавил он с горькой усмешкой. — Меня сочтут шутом или безумцем, да ещё запрут, если я стану настаивать. Я пробовал — но вовремя остановился и отступил. Вы думаете, кто-нибудь поверит в то, что так бывает? Сейчас, в двадцатом веке?

— Придумайте тогда, что сказать, — сердито ответил Джон, — что сами не понимаете, как такое получилось. Наваждение просто. А потом наваждение прошло — а исправить ничего не удалось.

— А какой смысл врать тому, у кого ищешь помощи? — удивился Риддл. — Меня начнут лечить от выдумки — тогда как дело в том, что это всё действительно произошло. Чем мне это поможет? Да нет, я, в общем-то, уже привык, — качнул он головой. — Всё равно на Сесилию никто и близко не похож, — добавил он тихонько.

— От выдумок не лечат, — буркнул Джон, — ну, как хотите.

И подумал, что надо будет поговорить с мистером Феллом, как только тот появится. Ну, может, тогда этому Риддлу совсем память стереть? Чтобы не мучился?

С Кроули об этом он говорить не хотел, слишком уж сильно Джон на него разозлился. Хотя, может быть, и зря — тот же, наверное, просто хотел как лучше?

— Я уже пробовал, — сказал Риддл. — Что ж... Вы сказали, что пришли, чтобы посмотреть мне в глаза. Я могу вам ещё чем-нибудь помочь?

— Знаете, — мгновенно ощетинился Джон, — я как-то четырнадцать лет жил без вашей помощи и сейчас в ней тоже не нуждаюсь!

И он быстро вышел из комнаты, с трудом сдержавшись, чтобы не хлопнуть дверью. Да за кого этот Риддл его принял? За попрошайку?

Он ещё успел услышать: «Заходите»... Впрочем, Джон не собирался сюда возвращаться. С него точно хватит!

Потому что всё, всё было неправильно! Этот маггл даже выглядел вполне... нормальным человеком — тогда как о своём чистокровнейшем дядюшке Джон не мог вспоминать без тошноты.

Он выскочил из дома, почти пробежал по саду до ограды, хлопнул от злости воротами, так что они жалобно зазвенели, и быстро пошёл вниз, чтобы вызвать «Ночного рыцаря» за поворотом дороги, где его не будет видно из дома.

На проезжающий мимо него автомобиль он и внимания не обратил — и тем более не заметил, как сидящая у окна машины немолодая женщина ахнула, увидев его лицо, и схватилась за сердце.

Джон же, забежав за поворот, бросил свою палочку на землю с такой злостью, что она покатилась по дороге, и ему пришлось её ловить.

Наконец, поймав палочку, он увидел затормозивший перед ним автобус и, войдя внутрь, резко бросил:

— Диагон-аллея!

И, упав на сиденье, отвернулся к окну.

Домой Джон вернулся мрачным и тихим — и, помедлив, всё-таки решил зайти проведать маму. Он и сам не знал, хочет ли с ней разговаривать, и если да — то как и о чём. Но всё равно пошёл.

Ему оставалось побыть дома только один день, и начинать разговор о медальоне Салазара Джон не захотел. Мама опять расстроится и будет плакать... Мордред с ним, медальоном. Четырнадцать лет Джон о нём ничего не знал, может и ещё немного подождать.

— Джон? — услышал он её голос и увидел стоящую в конце коридора Меропу. — Где ты был? Уже совсем поздно...

— Гулял, — устало улыбнулся он, — а то я все каникулы просидел дома.

— Так поздно, — она подошла к нему и привычно провела рукою по волосам, поправляя его чёлку. — Всё хорошо? — спросила она с тревожной надеждой.

— Всё в порядке, мама, — тихо сказал он, — я просто немного устал и проголодался.

— Пойдём, я тебя накормлю, — тут же засуетилась Меропа и, взяв его за руку, повела за собой на кухню.

Пока она разогревала холодное рагу и резала хлеб — руками и ножом, по-маггловски — Джон молча сидел за столом и смотрел на неё, и думал, что совсем не хочет сейчас ехать в школу.

В Хогвартс-экспрессе Джон занял привычное купе в конце третьего вагона и, дождавшись, когда поезд тронется с места и мама, машущая рукой, скроется из глаз, достал старый учебник по артефакторике, выданный ему мистером Бёрком.

— Впервые после Корвуса у кого-то из Гонтов появился такой талант, — ворчливо сказал тот, — так и надо его развивать, а не маяться дурью!

Старика изрядно впечатлили парные блокноты, изготовленные Джоном.

Джону это очень польстило — к тому же, артефакторика его неожиданно увлекла, и он даже подумал о том, что, может быть, она могла бы стать в будущем его профессией. Хороших артефакторов мало — а в том, что он мог бы стать лучшим, Джон даже не сомневался.

Так что учебник он читал с увлечением, и на появление в купе сперва Эйвери, а затем Лестрейнджа почти не отреагировал, тем более что первый тоже сразу уткнулся в книгу, а второй просто уставился в окно. Однако появление Мальсибера разрушило эту идиллию — тот, едва устроив свои вещи, тут же заглянул Джону в книгу и спросил:

— Это что?

— Учебник по артефакторике, — отвязаться от Мальсибера без ответа было невозможно, Джон это уже давно выяснил.

— Тебе зачем? — разумеется, спросил Мальсибер. — Решил стать артефактором? Вообще, это мысль, — он уселся в последний оставшийся свободным угол и недовольно поглядел на занимающих места у окна Джона и Эйвери.

Отвечать Джон благоразумно не стал, надеясь, что Мальсибер и без его ответов вполне справится с болтовней.

Однако надежда его пропала втуне, потому что Мальсибер, во-первых, явно был раздосадован тем, что опоздал и не успел занять место у окна, а во-вторых, скучал.

— Как думаете, — спросил он, — выйдет из Джона артефактор?

— Вполне, — согласился с ним Лестрейндж и тоже немедленно сунул нос в книгу Джона. — Блокноты вышли отличные! Я, кстати, думал, — заявил он уже непосредственно Гонту, — что было бы здорово сделать всем нам такие. Я понимаю, что это долго — но мы могли бы работать вместе, если вы нас научите, — он покосился и на Эйвери.

Тот поморщился:

— Даже не знаю, стоит ли, — буркнул он. — Гонт, как считаешь?

— Разделение труда вполне работающая штука, — с сожалением закрывая учебник, ответил Джон. Нет, почитать точно не дадут. Сейчас опять Эйвери сцепится с Мальсибером или Лестрейнджем.

— Смотря с кем делить, — презрительно искривил рот Эйвери. — Я ещё могу допустить, что Лестрейндж справится, — сказал он с выраженным сомнением. — Но ты предлагаешь обучить этому Мальсибера?

— А что сразу Мальсибер? — естественно, возмутился тот. — Это не зелья — а в чарах я не хуже тебя!

— Да что ты говоришь, — Эйвери сощурился и даже отложил книгу.

Джон молча выложил на столик купленные в канцелярском магазине Лондона две чёрные общие тетради и спокойно предложил:

— Проверим. Накладывайте чары, каждый — на свою тетрадь. Муффлиато поставите сами, мы с Рэем даже можем отвернуться, чтобы вас не смущать.

— Ха! — азартно сказал Мальсибер, буквально выхватив у него тетрадь.

Эйвери закатил глаза и демонстративно вздохнул, а Лестрейндж очень разумно и решительно наложил на дверь купе запирающие чары, заявив:

— Ничего, мест всем хватит. А кому нет — пусть в коридоре едут, зачем нам чужие?

— Малфой и Нотт, — напомнил ему Джон, но потом махнул рукой, — ладно. Кто не успел, тот опоздал. Засекаем время? — и он произнёс:

— Темпус!

— Я их впущу, — пообещал Лестрейндж и добавил, подумав: — Наверное. Слушай, повернулся он к Джону, — соревнования — это здорово, но, может, рассказать им алгоритм? А то не слишком честно выходит, — он покосился на Мальсибера. — Эйвери-то почти весь процесс наблюдал — у него фора.

Дело было конечно, не в том, что Лестрейндж был ярым приверженцем справедливости — он просто недолюбливал Эйвери, и чем дальше — тем больше.

— Ты прав, — кивнул Джон, — честность — лучшая политика. В общем, слушайте внимательно...

Но едва он начал объяснять, в дверь уверенно постучали, и голос Малфоя требовательно проговорил:

— Рей, я тебя видел! Открывайте!

Пришлось открыть — и, разумеется, Малфой и Нотт тоже захотели присоединиться к эксперименту, так что Джону пришлось начинать всё заново.

Поезд тронулся, и в купе установилась непривычная тишина: четверо корпели над тетрадками, Лестрейндж пялился в окно, и Джон мог наконец вернуться к своей книге.

— Интересно, — задумчиво проговорил Лестрейндж спустя некоторое время, — а дорогу они тоже чарами от бомб укрыли? Или как?

— Мистер Бёрк говорил об искажении пространства, — ответил Джон, — и о сложной системе чар. Пока ни одного случая бомбардировки не было ни в магических поселениях, ни в смешанных.

Он вспомнил, что мамин госпиталь на маггловской стороне, и зябко поёжился.

— Дебилы, — проворчал Лестрейндж. — Что им мирно не живётся?

— Мир делят, — зло буркнул Джон. — С прошлой мировой не закончили.

— Они делят — а страдаем мы! — возмутился Лестрейндж.

— А так всегда бывает, — утешил его Джон, — одни делят, другие мучаются.

Лестрейндж издал какое-то непонятное фырканье и опять уставился в окно.

На сей раз тишина в купе висела куда дольше.

— Я закончил, — объявил Мальсибер около полудня. — Проверишь? — попросил он Джона, с гордым вызовом покосившись на Эйвери.

— Давай, — кивнул Джон, забирая чёрную тетрадь. Малфой сердито поджал губы, Нотт спокойно пожал плечами.

— Работает! — объявил Джон спустя пару минут. — Здорово, Кассиус!

— Серьёзно? — радостно удивился Мальсибер. — Давай проверим! — он отнял у него тетрадку и немедленно в ней что-то написал. — Проверь!

Эйвери с шумом выдохнул, и его палочка задвигалась ещё быстрее, а Лестрейндж ещё подлил масла в огонь, сказав Мальсиберу:

— Ты выиграл! Остальные могут не спешить.

— Ну, это же не эти ваши зелья, — попытался, как всегда, смягчить ситуацию Мальсибер, хотя выражение гордости на его лице плохо вязалось с этой попыткой. — В чарах я разбираюсь!

— В чарах преобладает вербальный компонент, — спокойно ответил Нотт, — а в этом тебе нет равных. Я закончил, — он протянул свою тетрадь Джону.

— Нет, конечно, — радостно согласился с ним Мальсибер.

Джон, тем временем, забрал тетрадь у Нотта — а Лестрейндж открыл свою и написал в ней: «Кассиус дурак. Проверка».

«Кто бы говорил!» — немедленно написал в своей тетрадке Мальсибер.

— Действительно работает, — с деланным удивлением проговорил Лестрейндж. — Ну надо же...

— И я даже могу предположить, что именно Лестрейндж написал Мальсиберу, — Малфой, как обычно, манерно растягивал гласные. — Я готов, джентльмены!

— Тебе помочь? — заботливо поинтересовался Лестрейндж у Эйвери.

— Он прокомментировал мои интеллектуальные способности! — тут же сдал товарища Мальсибер. — А я сказал, что они у нас с ним, в целом, идентичны!

— Идентичны, — согласился с ним Нотт, — только вектор приложения активности у вас разный.

Эйвери презрительно покосился на Лестрейнджа, но промолчал.

— У меня нет вектора активности, — авторитетно заявил Мальсибер. — Только направление. И то размы-ытое!

— Вот, — назидательно проговорил Лестрейндж. — Сам признался. Слушайте, — проговорил он немного озадаченно, — я верно понимаю, что одна надпись разом появляется у всех?

— Слава Мерлину, что она хотя бы у моей мамы не появляется, — вздохнул Джон, — мне потом было бы стыдно за таких балбесов.

— Я, собственно, к тому веду, — сказал Лестрейдж. — Надо бы придумать способ, чтобы надпись появлялась только у того, к кому относится... ну, или у всех. По желанию пишущего.

В этот момент Эйвери молча протянул свою тетрадь Джону и сказал:

— Мальсиберу это прежде всего пригодится.

— Это почему? — на всякий случай возмутился тот.

— А кому ещё тут нужно списывать? — удивился Эйвери.

— Тебе, очевидно, — тотчас же ответил Лестрейндж, — раз ты последним закончил!

— Скорость хороша лишь в квиддиче да в гонках, — презрительно сообщил ему Эйвери. — Серьёзная работа требует сосредоточенности и времени — но, конечно, где тебе понять. Не всем, знаешь ли, нравится просто тупо повторять заданный алгоритм. Некоторые при этом ещё мозгом пользуются... хотя кому я это говорю, — вздохнул он.

— А что, твой хвалёный мозг уже не различает, кому и что ты говоришь? — нехорошо прищурился Лестрейндж. — Ну да, он у тебя способен работать только на решение одной задачи.

— Ох, — громко воскликнул вдруг Мальсибер и даже приподнялся, разглядывая что-то за окном. — Это что, тоже магглы сделали? — спросил он, указывая на деревню, мимо которой они проезжали. Вернее, на то, что от неё осталось.

— Магглы, — сумрачно ответил Джон, бросив беглый взгляд за окно. Такого он насмотрелся во время поездок в Лондон. — Я и похуже вещи видел.

— Они же просто магглы, — озадаченно проговорил Мальсибер. — Как они такое делают?

— У них есть наука и техника, — ответил Джон. — Это не менее грозная сила, чем магия.

— Да какая у них может быть техника, — презрительно фыркнул Малфой.

— Танки, самолеты, поезда, метро, автомобили, океанские лайнеры, подводные лодки, — скучным голосом начал перечислять Джон, — телефон, телеграф, кинематограф, радио... ты бы хоть на маггловедение сходил.

— Я ходил! — возмутился тот. — И не услышал ни одного знакомого слова, кроме «поезд»!

— Мы сами виноваты, — сурово проговорил Эйвери. — Отделились — и забыли о том, кто здесь хозяин. Дали магглам возможность жить, как они хотят. И доигрались.

— И кто же здесь хозяин? — тихо спросил Джон.

— Довольно странно слышать это от Гонта, — ответил Эйвери. — Этот мир должен принадлежать волшебникам — магглы могут жить в нём, я не предлагаю уничтожить их совсем. Но я согласен с Гриндевальдом: мы должны, наконец, взять управление в свои руки.

— Знаешь, Эйвери, — так же тихо продолжил Джон, — я ведь учился несколько лет в маггловской школе. И там очень хорошо объясняли, что происходит, когда кто-то решает, что он хозяин для всех остальных.

— Очень интересно, — вежливо проговорил Эйвери. — И что же тебе объясняли магглы?

— До Статута у нас с магглами была общая история, верно? — столь же вежливо ответил Джон. — Так что, думаю, о восстаниях рабов ты знаешь. Равно как о расцвете и гибели Римской империи, о городах и их борьбе с сеньорами за свои вольности, о крестьянских и религиозных войнах... Рассказать тебе о Великой Французской революции, Эйвери? Я много про неё читал. А может, про наполеоновские войны? Про чартизм — здесь дело было, в Британии. Про то, как взбунтовались против хозяев английские колонии в Америке? Про русскую революцию — там тоже хозяев невзлюбили... странно, правда? Никто не хочет чувствовать себя «говорящим орудием» или там домовым эльфом! — Джон поморщился, вспомнив слова Кроули, на которого всё еще злился. — И кончаются такие попытки всегда одинаково — большой кровью.

— Ну, те, кто крови боится и хочет остаться чистеньким, учатся на Хаффлпаффе, — с некоторым презрением ответил Эйвери. — По-моему, старая шляпа ошиблась, определяя твоё местожительство. Но что сделано — то сделано, — он вздохнул. — Напомню тебе, что мы не магглы. И я что-то не припомню восстаний домашних эльфов.

— Ты знаешь, — мрачно спросил Джон, — сколько нас всего, магов? Каждая капля волшебной крови на вес золота, и лить её ради того, чтобы превратить кого-то в рабов, я не хочу. И как-то не похожи магглы на домовых эльфов, тебе не кажется? Ну не будут те, кто придумал самолеты, выкручивать себе уши и причитать, что они плохие. Они скорее убьют тебя — или пустят на опыты.

— Кто убьёт? Магглы? — в голосе Эйвери зазвучало искреннее изумление. — Гонт, ты в себе? Что маггл мне может сделать?

— По-твоему, — неожиданно вмешался Мальсибер, — Статут мы приняли так просто? Если магглы ничего не могут сделать нам — зачем он нужен?

— А ты за окно посмотри, — посоветовал Эйвери Джон, — может, тогда поймёшь, что могут сделать магглы? Имеющий глаза да увидит!

— Если у него голова не в заднице, то увидит, — заржал Лестрейндж.

— Так пусть магглы друг друга убивают, — пожал плечами Эйвери. — Нас-то это не касается. Несколько заклятий — и мы в безопасности. А вот им от нас не защититься. Знаешь, — продолжал он, — я не удивлён реакции Мальсибера — всё же их семья... — он сделал паузу. — Порой пересекалась с магглами. Но вот от тебя не ожидал, — упрекнул он Лестрейнджа.

— Знаешь, — вспыхнул Мальсибер, — может, у людей всё это происходит и иначе, а вот у лошадей близкородственное скрещивание не приветствуется: это делает их слабыми. А новые породы так и вовсе...

— О да, — кивнул Эйвери со смешком. — У лошадей — бесспорно. Разумеется. Проблема в том, что мы — не лошади... Хотя кто как, конечно.

— Ты... — Мальсибер вскочил с места, наводя на Эйвери свою палочку, но тот уже держал в руках свою, целя ему точно в грудь.

— Да-да? — осведомился Эйвери. — Что именно? Ну, продолжай. Мне интересно.

— Сядь, Кассиус, — спокойно посоветовал Джон. — Мы тут все не лошади.

— Особенно Эйвери, — кивнул Лестрейндж. — Он точно не лошадь, а осёл!

— Новость слышали? — влез в разговор Малфой, который очень не любил такие размолвки, — Вальбургу Блэк её родители помолвили с Орионом Блэком! Не хотят опускаться до менее чистокровных семей!

— Ну, тут только остаётся надеяться, что они тоже не лошади, — засмеялся — правда, несколько натужно — Мальсибер. — Иначе я даже боюсь представить, что у них родится.

— Да они же Блэки, — довольно подхватил Малфой. — Им уже не важно.

Мальсибер рассмеялся, и через секунду к нему присоединились Лестрейндж и Малфой, а потом и Нотт. Эйвери тяжело вздохнул и опять уткнулся в свою книгу с видом «Все вокруг сплошные идиоты».

Джон вспомнил дядюшку Морфина и еле удержался от желания сплюнуть.

— Они же кузены, верно? — спросил он. — Вальбурга и Орион? А в следующем поколении Блэков что будет, если следовать этой логике?

— А родных брата и сестру не поженят, — сказал, смеясь, Малфой. — Так что нич...

— Когда это их останавливало? — заржал Лестрейндж. — Чтобы детей сделать, министерское разрешение не нужно!

— Ну, пожалуй, да, — согласился с ним Малфой. — Они могут. Блэки же.

— Короли так часто делали, — заметил Мальсибер. И добавил: — Хотя это и кончалось... плохо. Вот фараоны, например.

— Фараоны, верно, — кивнул Джон. — Наверное, они тоже считали, что не лошади.

— Конечно, нет, — подтвердил Мальсибер. — Они же боги. А среди египетских богов лошадей не было, если я не ошибаюсь.

— Зато были крокодилы, — усмехнулся Нотт. Он по своему обыкновению слушал, изредка вставляя едкие замечания.

— Крокодилы — это рептилии, — авторитетно заявил Лестрейндж. — У них регенерация. На них это не действует.

— А, так вот кто мы, маги! — нехорошо обрадовался Джон. — Рептилии! Нам можно не бояться вымирания! Вот только чистокровных семей всего двадцать восемь, и все друг другу родня! Но ничего, мы ведь не лошади, а рептилии!

— А то! — опять заржал Лестрейндж. — Не просто же так почти все чистокровные у нас на Слизерине!

— Да мы просто динозавры, — засмеялся Нотт.

— Динозавры вымерли, — криво усмехнулся Джон. — И теперь их скелеты стоят в маггловских музеях, детишек развлекают. Маггловских. Вот это, дети, тиранозавр — хозяин Земли в мезозойскую эру. А вот это птеродактиль, летающий ящер. Хозяин неба.

— Идиоты, — пробормотал Эйвери. — Если вам нравится жить в вашем маленьком мирке — живите. И прячьтесь по углам от магглов. Большего вы не заслуживаете.

— Мне нравится жить в маленьком магическом мире, — твёрдо ответил Джон, — а ещё мне нравится жить в большом мире. Маггловском. Каждый волен выбирать сам.

— А я не желаю выбирать, — заявил Эйвери. — Я считаю, мы должны управлять магглами. И жить, где захотим.

— Вот мне больше заняться нечем, — буркнул Лестрейндж, — как ещё и маггловские проблемы решать.

— Считай, — согласился с Эйвери Джон, — имеешь полное право. Вот только другим своё мнение не навязывай. А мне своих проблем хватает, как и Рэю. Пусть магглы живут, как хотят, и пусть так же живут маги. Я на всё согласен, кроме авианалётов.

— Кроме чего? — переспросил Мальсибер, которому, судя по выражению его лица, уже отчаянно хотелось завершить эту неожиданную ссору.

— Того, что ты в окне видел, — перевёл ему Джон.

— Я там много чего видел, — неожиданно серьёзно проговорил Мальсибер. — Я обычно провожу каникулы в Италии, но на этот раз мы все остались дома. Их войны тоже нас касаются. И, честно говоря, я думаю — неправильно, что мы все делаем вид, что маги ни при чём.

— А мы тут при чём? — удивился Малфой. — Нас их дела не касаются, тут Гонт прав.

— Да как же не касаются? — возразил Мальсибер. — Я же только что сказал: мы не смогли попасть в Италию. Они закрылись чарами — не действуют даже семейные порталы!

— А Францию не закроют? — забеспокоился Малфой. — У нас там шале!

— Не знаю! — воскликнул Мальсибер. — Я думаю, это зависит от того, кто вместе с кем воюет.

— Британия и Франция — союзники, — успокоил Малфоя Джон, — так что не закроют. А вот Италия уже противник — видимо, в этом и дело.

— Это хорошо, — Малфой сразу успокоился.

— А что будет, если вдруг наши магглы эту войну проиграют? — вдруг спросил Мальсибер.

— Почему же «вдруг», — усмехнулся Эйвери. — Магглы магглами — но это не настолько их война, как кажется. Гриндевальд использует их — и он выиграет, разумеется. А «наши», — он выделил это слово издевательски, — проиграют. Кто-то против? Лично я, — заявил он, — буду только приветствовать Гриндевальда. Давно пора разогнать всё это прогнившее насквозь Министерство.

— Я против, — резко ответил Джон, — пусть герр Гриндевальд занимается своими делами у себя в Германии и разгоняет, если так припекло, собственное Министерство. А что делать с нашим Министерством, решать только нам. Его сюда никто не звал!

— Ну что делать, если мы сами на это оказались неспособны? — пожал Эйвери плечами. — Зато он сможет дать, наконец, волшебникам то место, которого они заслуживают!

— Что-то я не помню, чтоб просил его об этом, — поджал губы Лестрейндж. — Лично мне подачки не нужны — я сам возьму, что захочу.

— Так что ж ты не берёшь? — Эйвери даже поднял голову от книги. — А, наверное, тебе нравится от магглов прятаться?

— Нравится или нет — это точно не его дело, — отрезал Лестрейндж.

— Он тебя спросить забыл, — усмехнулся Эйвери. — Что его дело — а что нет.

— Эйвери, слушай, — примирительно сказал Мальсибер. — Ты же ведь не любишь, когда тебе указывают, что делать. Чем так замечателен Гриндевальд, что ты готов ему служить?

— Как сказал Гонт, мне никакие хозяева не нужны, — спокойно заметил Нотт. — И я готов помочь даже магглам, если такое вдруг произойдёт.

— А ведь мы могли бы! — с азартом воскликнул Мальсибер, и в его тёмных глазах зажёгся хорошо знакомый Джону огонёк азарта.

— Мы — это кто? — уточнил Малфой. — Нам тринадцать!

— Кое-кому уже четырнадцать, — возразил Мальсибер, поглядев на Гонта.

— Могли бы, — кивнул Джон. — Сунутся гриндевальдовцы сюда — получат.

— Но тогда нам нужен план, — Мальсибер обвёл их всех нетерпеливым взглядом. — Потом придумывать его может уже не быть времени.

— Ты собрался биться с Гриндевальдом? — изумлённо спросил Эйвери.

— Если выбора не будет, — как-то слишком легкомысленно ответил ему Мальсибер. — Почему я должен его слушаться? Даже если он и прав? Он придёт, устроит тут всё — а мы будем ему, значит, все обязаны? С какой бы стати?

— Проблемы лучше решать по мере поступления, — спокойно сказал Нотт. — Вот если высадится здесь десант Гриндевальда...

— Да-да, — закивал Малфой, — Вильгельм Завоеватель тоже в своё время высадился и никого не спросил!

— Вот именно, — заметил Эйвери. — И кое-кто тут должен быть ему за это благодарен, — он выразительно посмотрел на Малфоя и Лестрейнджа.

— Так когда они тут высадятся, будет уже поздно! — настойчиво повторил Мальсибер. — Гонт!

— Значит, будем следить за обстановкой, — сказал Джон. — И если что — мы свою страну всё равно лучше знаем, чем те, кто придут с Гриндевальдом.

— Так у него и здесь сторонников полно, — сказал Лестрейндж, глядя на Эйвери, а Мальсибер насупился и замолчал обиженно.

— Не думаю, что полно, — заметил Джон, — но что найдутся — точно. Так, цель у нас есть — не допустить, чтобы Гриндевальд устроил здесь... битву при Гастингсе. Не хочу, чтобы у нас тут распоряжались какие-нибудь Шварцкопфы или Функе. Что мы все сможем сделать? Организовать отряды самообороны, проводить разведку, устраивать диверсии?

— Чем меньше сторонников — тем лучше, — сказал вмиг повеселевший Мальсибер. — Значит, нужно разговаривать с людьми. Это во-первых. К диверсиям готовиться пока что рано, разведывать нечего — значит, нам надо тренироваться в самообороне! — победно закончил он.

— А что, — Лестрейндж, который всегда любил хорошую драку, оживился. — Отличная идея! Это всегда полезно.

— Да, сопляки вроде тебя гарантированно остановят Гриндевальда, — презрительно сказал Эйвери. — Ты еще своего годовалого брата прихвати, от него пользы будет куда больше!

— Один я не остановлю, — на удивление мирно ответил Лестрейндж. — Но вот если нас будет много... Хотя это, разумеется, опасно, — добавил он сочувственно. — Лично я вполне пойму тех, кто побоится сунуться.

— Эйвери, — с интересом спросил Джон, — а ты помнишь, что случилось с местной знатью после прихода Вильгельма Завоевателя? Ты хочешь, чтобы в твоем доме хозяйничал какой-нибудь саксонец или баварец? Потому что герру Гриндевальду надо будет чем-то награждать своих людей!

На сей раз брови Эйвери дрогнули, и он слегка нахмурился.

— Ты полагаешь, — поддержал Джона Лестрейндж, — что своих верных сторонников он не тронет? В принципе, обычно так бывает... до тех пор, пока ему или кому-нибудь из его ближайших соратников не понравится твой дом.

— Верных сторонников оставят в живых, — согласился с ним Джон, — это будет для них лучшей наградой! Ведь они уже предали один раз собственную страну... Хотя нет, в живых их лучше не оставлять. Лучше избавиться от них постепенно — ну там драконья оспа, взбесившийся гиппогриф, сбой в работе каминной сети...

— Кстати, — вмешался Мальсибер, — это ведь известная тактика. Предателей никто не любит... вернее, — признал он, — их, конечно, любят. Но вот доверяют редко.

— Редко? — удивился Нотт. — Вообще никогда.

Эйвери задумчиво потёр подбородок и уставился в окно, явно что-то обдумывая.

— В общем, — резюмировал Мальсибер, — я бы начал с самообороны. Мы все знаем какие-нибудь чары, неизвестные другим — я предлагаю поделиться.

— Под Непреложный обет! — быстро потребовал Малфой.

— Да, под обет, — согласился сразу же Мальсибер.

— А давайте! — согласился Лестрейндж — и они все вместе уставились на Гонта.

— Решено! — твёрдо сказал Джон Гонт.

Лето тысяча девятьсот сорок первого года оказалось достаточно тёплым, так что сдавшие экзамены студенты Хогвартса почти всё время до отъезда домой проводили возле Большого озера.

— Гонт! — окликнул спешащего туда Джона пятикурсник Секундус Крэбб, — там тебя твоя ручная хвосторога с Рейвенкло искала.

— Драконы очков не носят! — возразил ему Мальсибер и с любопытством поглядел на Гонта. — А тебе она зачем? — спросил он.

— Я над ней шефство взял, — усмехнулся Джон. — Учу, как выжить в магическом мире и не достать окружающих до смерти. Второе получается хуже, — самокритично добавил он, чуть подумав.

— Слушай, она ведь магглорождённая? — спросил Мальсибер, только что собиравшийся присоединиться к компании на берегу озера, но притормозивший.

— Именно, — кивнул Том. — Родители — чистейшие магглы, которые долго не верили, что их дочь — ведьма. Хорошо, хоть дьявола из неё не пытались изгонять.

— Надо напроситься к ней в гости, — решительно сказал Мальсибер. — Не домой, конечно — это неудобно — но вот в городе бы можно было с ней встречаться. На каникулах. Пускай бы поводила и всё показала...

— То есть я тебя в этом качестве не устраиваю? — удивился Джон. — В гости она меня уже приглашала, и я приглашение принял. Можешь присоединиться. Есть у меня на этот счет парочка мыслей...

— Двое лучше, чем один! — безапелляционно заявил Мальсибер. — Наверняка она знает то, чего не знаешь ты. Просто потому что девочка и чистая магглорождённая. Я присоединюсь, — заулыбался он. — А что прилично приносить с собой? Цветы?

— Опомнись, — с ужасом сказал Джон, — хочешь стать объектом её беспощадного обожания? Я вот еле отбился, а ты — «цветы»!

— Нет-нет-нет! — Мальсибер замахал руками. — Но я же не знаю, что у магглов принято! И спросил поэтому. И ты вовсе не отбился, — засмеялся он, глядя куда-то ему за спину.

— Мерлин, — тихо пробормотал Джон, закатывая глаза.

— Вовсе нет, — продолжал смеяться Мальсибер. — Это просто маленькая девочка... Хотя Мерлин был бы лучше. Привет, — сказал он подошедшей Элизабет.

— Добрый день, мисс Уоррен, — кивнул девчонке Джон. — Ты не будешь против, если Кассиус вместе со мной приедет к тебе в гости?

— Я? — она остановилась, совершенно растерявшись. — А зачем? — спросила она, с подозрением глядя на Мальсибера и Гонта. — Что мы будем делать все втроём?

— Гулять, — очаровательно улыбнулся Мальсибер. — Я совсем не знаю маггловского мира. А Джон жил только в Лондоне, и ваших мест совсем не знает. Мне тоже интересно.

— Гулять? — переспросила она неуверенно.

— Ты же из Дувра? — доброжелательно улыбнулся Джон. — Всегда хотел там побывать.

— Дувр? — оживился Мальсибер. — Надо позвать Рэя — это же его края! А он у магглов никогда и не был... Вы позволите? — спросил он у Элизабет, опять улыбаясь ей с такой радостью, словно только что узнал об отмене всех экзаменов.

— Рэй — это кто? — спросила она, чуть попятившись.

— Ты с ним уже знакома, — ответил Джон, — Рейнард Лестрейндж. Точно, — повернулся он к Мальсиберу, — Рэй ведь говорил, что живет недалеко от Дувра.

— Он весёлый, — осторожно проговорила Элизабет. — Ну... если ты так хочешь... — она вопросительно посмотрела на Джона, и на её лице читалось, что она сама совсем не хочет этого. И что она планировала пообщаться с ним, Джоном, наедине.

Джон это прекрасно понимал и поощрять не собирался, и потому сказал, радостно улыбнувшись:

— Очень хочу! Спасибо, Элизабет!

По имени он называл девчонку крайне редко и только в качестве поощрения, предпочитая нейтрально-вежливое «мисс Уоррен». Нечего её баловать!

— Ну, тогда конечно, — вздохнула она и попыталась улыбнуться. — Приходите... все... — она чуть было не всхлипнула, и Мальсибер, пожалев то ли её, то ли Джона, сказал:

— Спасибо! Вы удивительно добры.

Элизабет метнула на него подозрительный взгляд, но он выдержал его с улыбкой, и она смягчилась:

— Ну... Раз Джон так хочет...

— Хочет, — подтвердил Джон. — Идём к озеру, а то настаёт сильная жара, — очень вежливо предложил он. — Мне уже начинает казаться, что Хогвартс переместился куда-нибудь в Бразилию.

— Идём! — радостно встрепенулась Элизабет.

— А разве ты с нами не идёшь к Слагхорну? — сделал удивлённое лицо Мальсибер, глядя на Джона. — Ты же, вроде, обещал?

— Мерлин, — покаянно сказал Джон, — я совсем забыл! Извини, Элизабет, но нам срочно нужно к декану!

— Тебя подождать? — спросила она с надеждой, а Мальсибер покачал головой:

— Балбес! Вы нас извините, мисс — но кто знает, когда декан нас выпустит... между нами, — он понизил голос, — он тот ещё болтун.

— Лучше заклинания отрабатывай, — посоветовал ей Джон, — я потом проверю. Всё, что ты делаешь, должно быть безукоризненно, иначе не стоит и начинать! Идем, Кассиус, нехорошо заставлять декана ждать!

Элизабет вздохнула, а Мальсибер быстро пошёл вперёд — и, дав Джону его догнать, сказал:

— Бедная девочка.

— С чего бы? — удивленно спросил Джон. — На факультете её больше не рискуют донимать. Так что вовсе она не бедная. Хотя, конечно, семья у неё явно не богата, в этом ты прав.

— Она влюблена в тебя, — Мальсибер поглядел на него немного укоризненно. — Безнадёжно, но упрямо. Бедняга.

— Зато я в неё не влюблен, — холодно ответил Джон, — и сразу сказал ей, что вижу в ней только друга. Знаешь, по-моему, вся эта любовь — чушь полная. Гормональный взрыв, не больше.

— Ну не все же такие хладнокровные рептилии, как ты! — фыркнул Мальсибер. — И ничего не чушь, а очень даже жизненное дело... Я вот, например, вообще в первый раз влюбился в пять! — сказал он важно и тут же спросил: — А что такое гормональный взрыв?

— Гормоны — это биологически активные вещества органической природы, вырабатывающиеся в специализированных клетках желёз внутренней секреции, или эндокринных желез, поступающие в кровь, — занудным голосом процитировал Джон начало статьи из медицинской энциклопедии. — Другими словами, это перестройка организма при вхождении в детородный возраст. То есть, когда отключаются мозги и человек действует, как гиппогриф в брачный период, — его передёрнуло. — Глупость и гадость! Нет, я понимаю, что мне придётся однажды обзавестись семьей — но потом, когда я займу достойное место в жизни. Вот тогда я и подберу подходящую девушку для женитьбы. Чистокровная мне не подойдёт по многим причинам, поэтому лучше найти полукровку — с Рейвенкло или с Хаффлпаффа. Здоровую, умную, красивую и спокойную. Но сейчас-то всё это мне это зачем?

— Ты путаешь влюблённость и желание, — покачал головой Мальсибер. — И меня не слушаешь, — добавил он с упрёком. — Я же говорю: я в первый раз влюбился, когда мне было пять. И до детородного возраста мне тогда оставалось ещё много лет. Это разные вещи — а девчонка именно что влюблена.

— Пусть её, — пожал плечами Джон, — из этого всегда можно извлечь пользу. Она прекрасно отпугивает от меня остальных девиц.

— Да кого она может отпугнуть? — Мальсибер очень удивлённо на него посмотрел. — Она на два года моложе. Просто девицам пока не до того — но вот года через два, я предскажу... — он покачал головой и засмеялся.

— Года через два появится другой вариант, — спокойно ответил Джон. — Мне только этого не хватало. Хотя... — он слегка усмехнулся, — Мордред с ними, с девицами. У меня вот какая идея возникла — мистер Бёрк говорил о чарах, укрывающих магические дома от бомб. И я решил нечто подобное попробовать сделать над домом мисс Уоррен. Потренироваться, прежде чем перейти на более крупный объект, раз уж мама работает в госпитале.

— О, расскажи! — Мальсибер мигом позабыл про первоклашку. — И, кстати — куда бы нам теперь пойти? В школе попрохладнее... а к озеру теперь нельзя. В школу?

— Идём в школу, — согласился Джон, — не стоит отклоняться от легенды. Кстати, к декану действительно нужно будет зайти.

— Не хочу, — надулся Мальсибер. — Я знаю, что он скажет мне. Ну что я могу сделать, если это ску-у-учно? — он трагично посмотрел на Джона.

— Не понимаю я тебя, — вздохнул тот, — как зелья могут быть скучными? Это же не девчонки!

— Сравнил! — Мальсибер даже остановился от изумления. — Девчонки в тысячу раз интереснее! Да что угодно интересней зелий. Я себя чувствую домовым эльфом — словно суп варю по старому рецепту. Добавьте три капли слизи и пять унций селезёнки, — очень похоже передразнил он декана, — и ваше зелье станет голубым! И розовым! Ну невозможно же. Вот то ли дело чары... смотри, — он, оглядевшись и убедившись, что их никто не видит, сложил ладони вместе, затем словно что-то подбросил в воздух и разжал руки — и над ними разлетелись разноцветные бабочки.

— Интересное преобразование, — вежливо сказал Джон, — но не имеющее практической пользы. Вот если бы это вызывало смену цвета одежды или волос...

— Да это запросто! — воскликнул Мальсибер и, достав палочку, коснулся ей его рук, и кожа Джона стала ярко-розовой.

— К чарам у тебя явный талант, — одобрительно сказал Джон, возвращая коже привычный оттенок. Эпатаж и авангардизм Джон Гонт крайне не одобрял. — Слушай, — он задумчиво посмотрел на Мальсибера, — я хотел позвать тебя этим летом на одно семейное торжество. Ты не против?

— Я с радостью, — Мальсибер улыбнулся. — А что за торжество?

— Мама выходит замуж, — вздохнул Джон.

— Твоя мама? — просиял Мальсибер. — За кого?

— За одного человека, — неохотно ответил Джон. — Он целитель. У магглов.

Они вошли во двор, окружающий здание школы — и яркий летний день сменился сумрачным полумраком.

— Целитель у магглов? — переспросил Мальсибер. Озадаченно нахмурился, подумал несколько секунд — и спросил: — А сам он кто? Волшебник или маггл?

— И сам он маггл, — ещё более неохотно ответил Джон. — Мне это не нравится, но... мама, к сожалению, его любит.

— Так это здорово же! — буквально просиял Мальсибер. — Джон, маггл — это же... и мама его любит, — остановил он сам себя и сжал вдруг плечо Джона. — Твоя мама потрясающая: ей плевать на все условности. Она Гонт — и любит, кого хочет. Она сильная — как ты.

— Он старый! — сердито выпалил Джон, который явно не ожидал подобной реакции. — И некрасивый! Лучше бы жила с моим отцом, раз она его тоже любила!

— Ну, у неё же был резон его оставить, — возразил Мальсибер. — А красивый или нет — какая разница? Ты знаешь, — он лукаво улыбнулся, — красивое лицо в мужчине вообще не главное. Вот что старый — это уже грустно, — он вздохнул. — Магглы и так живут меньше нас... а ему сколько? Шестьдесят?

— Наверное, — Джон пожал плечами, — мама говорила, что он ещё в прошлую мировую войну добровольцем ушёл на фронт... Зачем ей выходить замуж, если он всё равно скоро умрёт?

— Чтобы быть с ним, — Мальсибер вздохнул и глядел теперь на Джона так, как сам Джон обычно смотрел на него на зельях. Это было непонятно и очень обидно. — Она его любит и хочет быть с ним — все так делают. Это нормально! И естественно. И вообще. Откуда ты знаешь — может, твой отец ещё старее и страшнее? — добавил он шутливо.

— Я своего отца видел, — возмущённо ответил Джон, — и могу сравнить. Нет, всё же женщины — это какой-то иной вид людей, — пожаловался он, — и понять их невозможно, остаётся только терпеть.

— Ты видел своего отца? — переспросил Мальсибер. — Расскажи! Кто он? Какой? Ты на него похож?

— Видел, — Джон пристально посмотрел на него. — Обещай не говорить никому — не хочу, чтобы об этом узнали сейчас.

— Хочешь — поклянусь? — легко спросил Мальсибер, прижимая к груди руку.

Джон знал, что, при всей его болтливости, хранить секреты он умел — и при попытке что-то выпытать не замолкал, как некоторые, и не делал мрачное лицо, а просто заговаривал вопрошающего, рассказывая сразу обо всём и каким-то едва ли не магическим образом умудряясь увести его от темы. Даже с Джоном эта тактика срабатывала!

— Хочу, — решительно ответил он. — Мне надо хоть с кем-то об этом поговорить! Но не с Малфоем же или с Эйвери! Да и Рей точно не поймёт.

— Клянусь, — очень серьёзно сказал Мальсибер. — И если я нарушу это обещание, я онемею. Навсегда.

Джон так же серьёзно взглянул на него и начал, словно бросаясь в ледяную воду:

— Мой отец — маггл, которого мама опоила Амортенцией. А потом, почти год спустя, она перестала это делать. Надеялась, что он... Полюбит её и ребёнка.

— Ох, — после короткой паузы сказал Мальсибер. — Она, видимо, сильно его любила... Но он их не полюбил, — добавил он утвердительно. — Ни её, ни тебя... так странно, — проговорил он задумчиво. — Он был должен вас убить... хотя бы попытаться. Год под Амортенцией... Ты знаешь, что с ним стало?

— Он вернулся домой, — очень неохотно ответил Джон, — а потом... Знаешь, похоже, что ему стирали память. Но не до конца. Он почти ничего не помнит об этом годе.

— Конечно, он не помнит, — кивнул Мальсибер. — И не «почти», а совершенно: люди никогда не помнят то, что делали под Амортенцией. Я точно знаю. У меня в семье тоже была... одна история. Не с родителями — с моей итальянской роднёй. Он не должен помнить ничего... наверное. Хотя я не знаю, как это действует на магглов. Но вообще... — он покачал головой. — Представляешь: он очнулся — а тут женщина. И сын... Так странно...

— Он очнулся, когда я ещё не родился, — голос Джона дрогнул, — и просто ушёл. А мама осталась одна. В почти незнакомом ей городе, без денег... и, похоже, без желания жить. Она бы умерла, если бы... если бы ей не помогли. Тот доктор, за которого она выходит замуж, принял роды и спас её жизнь. Мерлин, — пробормотал он. — Я так мечтал найти и убить своего отца, а когда нашёл, то не стал убивать. Мне его даже жалко стало!

— Почему? — тихо спросил Мальсибер.

Они сидели во дворе, у самой стены Хогвартса, в тени, и Мальсибер, сорвав травинку, теперь вертел её в руках.

— Из-за приворотного зелья, — тусклым голосом ответил Джон, — и потому, что это... неправильно. И теперь я не понимаю, как мама могла... Она же всегда была очень хорошей!

— Это сложно, — помолчав, ответил Мальсибер. — Ты никогда не рассказывал о её прошлом. Как она жила, когда они встретились? Она могла влюбиться... и, поняв, что он не смотрит на неё, не удержаться. Так бывает... а потом, пока жила с ним — таким, поняла, что это не любовь. Люди меняются, — сказал он мягко. — Сколько лет ей было?

— Восемнадцать, — глухо ответил Джон, — и как она жила, я тоже увидел. Жалею, что мне тоже память не стёрли.

— Ну вот и ответ, — сказал Мальсибер. — Она была совсем молоденькой — только Хогвартс закончила! — и тяжело жила. Ей хотелось чего-нибудь другого... О Гонтах, — добавил он осторожно, — разное рассказывали. Я в детстве много чего слышал... Наверняка почти всё враки, но даже если что-то правда, её можно понять. Но она же его отпустила... а кто он?

— Она не училась в Хогвартсе, — зло усмехнулся Джон, — дед не посчитал нужным. А своя палочка у неё появилась только в этом году. Мама всегда думала, что она почти сквиб — а дело было только в неподходящий палочке!

На вопрос об отце он не ответил — просто потому, что и сам толком не знал, кто он, его отец. Маггл по имени Том Риддл из дома на холме? Не густо.

— Это жутко, — Мальсибер поёжился. — Знаешь, ты бы в таких условиях вообще убил, если бы знал, что это тебе поможет выбраться. И я, наверно, тоже... и все мы. И потом... он маггл — ей, наверное, казалось, что это можно... но она его, наверное, любила. Вот и прекратила всё... на это нужна сила. Много. Я не знаю, смог бы...

— Да, — согласился с ним Джон, — я бы убил. И деда, и дядюшку... Мерлин, ты бы его видел! Это же не человек, а свинья! Да нет, не стоит так оскорблять свиней! Мерзость!

— Моя итальянская бабушка, — сказал Мальсибер, — говорит, что чистокровность хороша до меры. А потом она превращает людей в выродков. В чудовищ. Когда мама выходила за отца, она была очень недовольна — она до сих пор его не слишком любит. Но когда родился я, она несколько смягчилась, — он чуть улыбнулся — краем рта. — Она рассказывала мне в детстве страшные истории о том, как некоторые семьи так гордились своей особенностью, что начинали, в конце концов, жениться друг на друге. И тогда у них рождались дети без рук, глаз и голов... бр-р, — он поёжился. — Мне это даже снилось — история про безголового младенца, который вырос и женился на своей безрукой сестре — и у них родилась однорукая голова... фу, — он передёрнул плечами. — Твою маму словно бы судьба вела, судя по тому, что ты рассказываешь. И всех жалко, — он вздохнул. — И маму твою, и отца... что с ним сейчас?

— Он с тех пор ни с кем из женщин встречаться не может, — мрачно ответил Джон, — боится, что снова ведьма с Амортенцией попадётся. А ещё у него невеста была, которую он бросил. Невеста потом умерла. Нет, к Мордреду эту любовь! Без неё куда спокойнее!

На сей раз Мальсибер задумался очень надолго. Он явно пытался принять какое-то не слишком приятное решение, нервно хмурясь и покусывая костяшки пальцев, а затем, пару раз глубоко вздохнув, начал рассказывать:

— У моей итальянской бабушки была... есть... не важно, — он поморщился, — подруга. Школьная ещё. Давно, ещё в том веке, она познакомила её с кузеном... у них был роман, потом она — подруга — от него ушла... и он... он тоже опоил её. Они поженились... а когда она рожала... роды были сложные и долгие, и он пропустил срок очередной дозы... в общем, все раскрылось, — он искоса посмотрел на Джона. — Это... нет, не тайна, но мы не обсуждаем это. Она... Она убила его, — он болезненно поморщился. — Режущим. Говорят, что тело еле опознали... Нет, её не посадили никуда — она была... Это зелье. Оно так действует. Но, конечно, в нашей семье её никто не хочет видеть... Её словно нет на свете, её и её дочки... Хотя я знаю, что бабушка с ней дружит всё равно. Я думаю... Возможно — если хочешь — я мог бы с ней поговорить, чтобы она вас познакомила. Мне кажется, она — подруга бабушки — могла бы чем-нибудь помочь твоему отцу. Но только... Я не взял обещания с тебя, но я прошу — не говори об этом никому. Мы этого не обсуждаем. Ладно? — он, наконец, посмотрел прямо на Джона, и тот заметил мелкие капельки пота над его верхней губой и на висках.

— Я никому и никогда об этом не расскажу, — твёрдо сказал Джон, — я знаю, что есть вещи, о которых лучше не говорить. Даю слово.

— Спасибо, — Мальсибер прерывисто вздохнул и улыбнулся с явным облегчением. — Я плохо знаю эту историю... мне толком не рассказывали. И в Италию сейчас не попасть... если хочешь, я напишу бабушке. Как-то же добраться можно, наверное. Но я точно знаю, — он обхватил руками колени, — что нельзя просто так стирать память о чём-то серьёзном. Даже если человек не помнит этого, он все равно знает, что что-то было. Иногда от этого даже с ума сходят... не сразу, постепенно. Если делать это — делать тщательно и аккуратно. Не простым Обливиэйтом. Я к тому, что, может, твоему отцу поможет, если ему вернуть память? Только как, — он почесал нос. — В Мунго нельзя — иначе у твоей мамы будут проблемы. Нужно найти частного специалиста. Папа мог бы, полагаю...

— Я попробую летом найти того, кто ему память стирал, — мрачно ответил Джон, — и попросить вернуть всё, как было. А если у меня не получится, тогда уже поговорю с твоим отцом, хорошо? И... спасибо тебе. Мне даже дышать легче стало, я ведь ни с кем про это говорить не мог! Не с мамой же... она опять плакать будет, как зимой...

— Ему память ещё и отдельно стирали? — удивился Мальсибер. — А зачем? Он и так же ничего не должен помнить... И, — он заулыбался, — друзья же за этим и нужны, поговорить о важном? — он протянул Джону руку. — А с папой — как решишь. Я думаю, тебе он не откажет, и уж точно в Аврорат не сообщит, — он подмигнул Джону.

Джон пожал протянутую руку и тоже улыбнулся:

— Хорошо, когда есть друзья. Я узнаю, что тогда точно произошло... Говоришь, что мой отец и так не должен ничего помнить? Я спрошу... этого человека. Обязательно. Он же у меня на глазах память подправлял, — сердито сказал Джон, — другому человеку, правда! И я решил, что и с отцом тоже он...

— Ну, — разумно возразил Мальсибер, — если наш декан умеет варить яды, это же не значит, что он нас травит. Наверное, — добавил он глубокомысленно и озадаченно поглядел на Джона, а потом расхохотался. — Мерлин, впереди два месяца без зелий! — радостно воскликнул он. — Вот где счастье...

— Нашёл тоже счастье, — усмехнулся книжный мальчик Джон Гонт. — Вот провести бы два месяца в Запретной секции — это да! — он мечтательно зажмурился. — Вот бы куда попасть...

— Приходи к нам — пороешься в библиотеке, — предложил Мальсибер. — Папа же сказал: закончите третий курс — будете тут распоряжаться сами. Мы закончили, так что он теперь нас пустит куда угодно... ну, наверное. Придёшь? И вообще — не хочешь хоть пару недель пожить у нас? — предложил он. — Папа любит тебя, мама — гостей, а я с ума сойду в одиночестве за эти два месяца.

— С удовольствием, — обрадовался Джон, — сразу после свадьбы, хорошо?

И подумал, что это будет наилучшим выходом из ситуации. При всей любви к матери, жить в одном доме с её новым мужем он совсем не хотел. Вот куда бы ещё уйти на оставшиеся недели каникул? Напроситься к Лестрейнджу? Или к Бёркам?

— А когда свадьба? — тут же спросил Мальсибер. — И что им подарить? Как думаешь? А вообще, — его глаза лукаво блеснули, — им, наверное, захочется побыть вдвоём... Может, ты останешься у нас на лето? — проговорил он просительно.

Джон вздохнул с невероятным облегчением:

— Касс, ты у меня сейчас просто огромный камень с души снял! Я уже не знал, что придумать! Свадьба будет в конце июля, а насчёт подарка я даже не знаю...

— Ну и оставайся на весь август! — обрадовался Мальсибер. — Может, — он склонил голову на бок, — ты мне даже с зельями поможешь... а то наш декан наверняка завалит нас заданиями... а? — он умильно улыбнулся и тут же засмеялся. — А в подарок надо найти что-то нужное. Ты лучше маму знаешь — что ей нужно? Ты говорил, что этот маггл — их целитель... может быть, какие-нибудь книги? Редкие и нужные?

— С зельями я тебе, безусловно, помогу, — пообещал Джон, — это даже не обсуждается. Но вот насчёт книг... магглу они вряд ли будут полезны. Разве что достатусное что-то — но это, боюсь, мне не по карману.

— Так у магглов же, наверное, есть свои книги? — спросил Мальсибер. — Нужные? Нет?

— Есть, — обрадованно сказал Джон, — и я даже знаю, кого об этом спросить... если он, наконец, найдётся!

— Да кто? — не выдержал Мальсибер. — Кого ты потерял? И, кстати, это мы для тебя придумали подарок. И то один. А мне что делать?

— Одного человека, — вздохнул Джон, — мы с мамой считаем его членом семьи. Ну, вернее, их. Обоих. Это они спасли маму в день моего рождения, а потом заботились о ней и обо мне. А теперь он пропал, и я уже не знаю, что и думать!

— А сову ему послать нельзя? — спросил Мальсибер, подумав.

— Не знаю, — неуверенно ответил Джон, — а если имя не совсем настоящее?

— Ну, проверить же можно? — оптимистично предложил Мальсибер. — Не найдёт — вернётся.

— Пойдём в совятню! — Джон вскочил с места. Если он принимал решение, то в жизнь его старался воплотить сразу. В самом деле, чего ждать-то? А так хотя бы определённость появится!

— Пошли! — что-что, а вот пойти куда-нибудь Мальсибер был готов всегда. — Кто быстрее? — крикнул он — и ринулся вперёд.

Они, то и дело со смехом обгоняя друг друга, добрались до совятни, где Джон, выбрав в качестве почтальона меланхоличную ушастую сову, привязал к её лапке письмо, адресованное мистеру А.З.Феллу, а затем торопливо дописал рядом — Азирафаэлю, вспомнив, как иногда Кроули обращался к нему, особенно если думал, что его не слышат.

В письме была только одна фраза:

«Мистер Фелл, мне нужна ваша помощь!»

и подпись — Джон Гонт.

Хогвартс-экспресс, красный и сверкающий, как игрушка для великана, неторопливо остановился у платформы 9 и 3/4. Джон, высматривающий маму в окно, еле заметно поморщился, заметив рядом с ней доктора Уотсона, но тотчас же сменил выражение лица на тщательно выверенное вежливое дружелюбие.

— До встречи, господа теперь уже четверокурсники! — попрощался он. — Приятного всем отдыха!

— Гонт репетирует общение с будущими избирателями, — кисло улыбнулся Эйвери. — Не рано?

— Некоторым надо долго тренироваться, — сказал Малфой, а Мальсибер с любопытством высунулся в окно и буквально прилип к нему, пока тот же Малфой не дёрнул его за мантию и не сообщил: — Приехали! Или ты назад собрался? В Хогвартс? Что ты там высматриваешь?

Мальсибер неохотно оторвался от окошка и, быстро подхватив свои вещи, потащил их к выходу, явно торопясь — но когда он выбрался наконец на платформу, там толпилось столько народу, что что-то рассмотреть было непросто.

Джон же, покинувший вагон одним из первых, легко добрался до своих и очень, очень вежливо их поприветствовал — всех троих:

— Добрый вечер.

Джон очень переживал насчет мистера Фелла — сова с письмом так и не вернулась в Хогвартс, но вот он, здесь, в своём неизменном светлом костюме с кремовым бархатным жилетом, по которому спускается серебряная цепочка от карманных часов. Вот только обычно безмятежное округлое лицо мистера Фелла теперь выглядело так, словно он совсем недавно перенёс тяжелую болезнь и не до конца от неё оправился.

— Джон! — Меропа обняла его, как всегда делала при встрече, совершенно не стесняясь никого. — Как ты добрался?

— Всё прекрасно, мама, — Джон обнял её в ответ и поцеловал в щеку, слегка наклонившись. — Как ты?

— Хорошо, — она так счастливо ему улыбнулась, что Джону стало неловко. На них же смотрят! Все! Ну, или не все — но многие. Он коротко кивнул мистеру Уотсону и наконец уставился на мистера Фелла. И сказал: — А я искал вас.

— И нашёл, — улыбнулся ему мистер Фелл.

Улыбка была какой-то усталой, что ли? Словно тень от той, прежней, которой можно было, по слегка насмешливым словам Кроули, освещать половину Ист-Энда.

— Вы получили сову? — зачем-то спросил Джон. Хотя какая разница, как так вышло? Главное, что мистер Фелл был здесь — и с ним можно было наконец поговорить... Можно было бы. Если бы не этот Уотсон. Джон не смог удержаться от досадливого взгляда в его сторону — вот зачем мама притащила его с собой сюда? Встретились бы дома...

— Да, — мягко улыбнулся мистер Фелл, — бедная птица изрядно устала, пока искала меня, и теперь отдыхает. Прости, встретить тебя здесь оказалось намного быстрее, чем отправлять ответное письмо.

— Я вам очень рад, — искренне сказал Джон и всё-таки добавил: — Вы выглядите уставшим. Я хотел поговорить, но... если хотите, можно подождать до завтра.

— Не думаю, что это хорошая идея, — покачал головой мистер Фелл.

— Тогда, — Джон оглянулся на маму с доктором. — Мне надо поговорить с вами наедине! — сказал он почти с отчаянием.

— Меропа, дорогая моя, ты позволишь? — повернулся к маме мистер Фелл.

— О, конечно, — торопливо кивнула Меропа и с тревогой посмотрела на Джона. — У тебя случилось что-нибудь? — спросила она и добавила шёпотом: — Или ты... ты не хотел, чтобы мы все тебя встречали? Вместе?

— Нет, что ты, — успокоил её Джон, — это чисто личный разговор. Я очень рад вас всех видеть.

Она улыбнулась ему застенчиво и покраснела от радости. И, кивнув мистеру Феллу, отошла немного назад, гордо продолжая левитировать чемодан Джона и взяв своего жениха под руку.

— Они нас не слышат? — уточнил Джон. — Никто не слышит?

— Никто не слышит, — успокоил его мистер Фелл, — так что случилось, Джон?

— Я нашёл своего отца, — быстро выдохнул Джон. — Я с ним говорил.

— Что? — мистер Фелл побледнел и схватил Джона за плечи, глядя ему прямо в глаза. — Как ты... ну, разумеется! Кроули!

— Так он всё-таки стёр ему память! — зло выдохнул Джон. — Я так и знал!

— Что? — изумился мистер Фелл. — При чём тут его память? Что ты имеешь в виду?

— Мальсибер говорит, что жертвы Амортенции не помнят ничего, что с ними было, пока действовало зелье, — хмурясь, пояснил Джон. — Он и не помнит — но не всё, а почти. Я толком и не понял. А я считаю, это Кроули ему память стёр не до конца! И вышло только хуже. Я хотел попросить вас помочь, — он посмотрел на Фелла. — Только сам не знаю, как. То ли достереть совсем, то ли наоборот... Мальсибер менталист — он говорит, нельзя стирать такие вещи, будет только хуже... а почему — не объясняет, — добавил он недовольно. Не упомянув того, что сам не уточнил причины.

— Джон, ты ошибаешься, — огорчённо сказал мистер Фелл, — Кроули бы не стал такого делать. Во всяком случае, не стал бы делать, не поставив меня в известность. Да, он менял память твоему дяде Морфину, чтобы тот не пытался искать Меропу... ты ведь догадываешься, для чего? Но к твоему отцу он даже не приближался! Да и я тоже, — с заметным смущением сказал он, — хотя, очевидно, это давно нужно было сделать.

— Нужно, — сердито сказал Джон, с некоторым подозрением глядя на него. — Я с ним говорил — и он... нет, это неправильно, — он помотал головой. — Я не хочу его жалеть!

— Это сочувствие, — мягко ответил мистер Фелл, — и я очень рад, что ты можешь его испытывать. Я постараюсь поскорее навестить твоего отца и посмотреть, что можно сделать в такой ситуации.

— Ничего подобного, — непримиримо буркнул Джон. — Я ему ни капли не сочувствую. Просто так... неправильно. И могу я пойти с вами? — безо всякой паузы спросил он.

— Конечно, — улыбнулся ему мистер Фелл, — ты можешь пойти.

— Хорошо, — кивнул Джон. — Когда?

— Завтра, — твёрдо пообещал ему мистер Фелл, — в конце концов, уже столько времени упущено, что грех тянуть дольше! И я очень тебя прошу, — сказал он, — постарайся найти общий язык с мистером Уотсоном. Он хороший человек и любит твою маму.

— Я знаю, — кисло сказал Джон. — Не понимаю только, зачем он маме. Отец и то лучше.

— Джон! — мистер Фелл грустно на него посмотрел, — твой отец никогда не любил твою маму. Да и она его по-настоящему не любила — когда любят, не лишают воли. Мне жаль, что ты не понимаешь этого. Ты бы хотел, чтобы с тобой поступили так же, как с твоим отцом? Какая-нибудь безнадежно влюблённая в тебя девочка?

— Пускай только попробует! — Джон зло сощурился. — Отец, по крайней мере, не такой старик. И он красивый.

— Бесспорно, — чуть усмехнулся мистер Фелл, с легким укором глядя на Джона, — но выбор здесь отнюдь не за тобой.

— Не обязательно напоминать об этом, — ощетинился Джон тут же. — Я ведь уже согласился. Всё, — он неприязненно оглянулся и поглядел на идущую рядом с доктором Уотсоном Меропу. Ему было ужасно обидно видеть её такой счастливой рядом с ним — не с Джоном! Но то, какой она была без этого своего доктора, было ещё хуже...

— Главное, чтобы ты об этом не забывал, — кивнул мистер Фелл. — У меня есть для тебя подарок — на твой пропущенный день рождения.

Он протянул Джону небольшую бархатную коробочку цвета ванильного мороженого.

— Здесь часы, — сказал он. — Они показывают не время, а состояние близких тебе людей. Ты сможешь сам зачаровать стрелки, и тогда сможешь узнать, что с теми, кто тебе дорог — дома они, в пути или... в опасности.

— Ух ты! — совсем по-детски восхитился Джон и, немедленно открыв коробочку, достал часы, открыл крышку и озадаченно спросил: — А где стрелки?

— Стрелки лежат отдельно, — лицо мистера Фелла осветилось почти прежней улыбкой, — и пока их только семь. Если ты захочешь, потом сделаешь больше.

— Да зачем мне столько? — искренне удивился Джон. — Мне вообще одна нужна... а как их зачаровывать? — спросил он, с жадным интересом разглядывая часы.

Тем временем, они подошли к концу перрона, и теперь им нужно было вновь пройти барьер и выйти в маггловскую часть Лондона — и Джону было очень интересно посмотреть на то, как это будет делать доктор.

Доктор Уотсон, который совсем по-детски крутил головой, жадно разглядывая все происходящее — взрослых и детей в мантиях и остроконечных шляпах, клетки с совами, кошками и жабами, плывущие по воздуху за хозяевами чемоданы и сундуки — остановился у барьера и вопросительно посмотрел на Меропу. Та, улыбнувшись, мгновенно уменьшила чемодан Джона в несколько раз, положила в карман своей легкой мантии, которую запросто можно было принять и за маггловский плащ, и, взяв будущего мужа за руку, спокойно провела его через стену.

Джон вздохнул и пошёл следом. Нет, конечно, он смирился с тем, что через месяц этот человек станет его отчимом, и даже вёл себя на пасхальных каникулах с ним вежливо — но нет, Меропу он не понимал. Ну что такого она в нём нашла? Доктор, правда, оказался не так стар, как Джон думал, но в остальном... с ним даже и поговорить-то было не о чем. А ведь придётся... кстати.

— Я хотел спросить ещё совета, — сказал он Феллу, когда они тоже прошли через барьер и пошли по маггловскому вокзалу. — Мне нужно что-то подарить на свадьбу. Может, книги? Что вообще может понадобиться магглу?

— Когда-то я предложил этому человеку в качестве награды за спасение твоей мамы дать ему удачу в любом выбранном деле, — задумчиво ответил ему мистер Фелл. — И он ответил, что выбирает удачу в спасении людей. Сейчас идёт война, Джон. И твоя мама, и её будущий муж работают в госпитале, так что парные обереги от заражения были бы для них лучшим — и очень важным подарком. Мы с Кроули укрыли госпиталь чарами от авианалётов — но медиков подстерегают и другие опасности.

— Обереги от заражения? — переспросил Джон и задумался. Он понятия не имел даже, с какой стороны подойти к задаче! Если бы речь шла об удаче или чём-нибудь таком... но заражение? — Да, это хорошая идея, — согласился он. И всё-таки добавил, спохватившись: — Спасибо. У вас нет какой-нибудь подходящей книги? С которой можно было бы начать?

— Есть, — заговорщически улыбнулся ему мистер Фелл и протянул ещё один сверток — тщательно упакованный в несколько слоёв оберточной бумаги. — Ты же знаешь правила, как работать с книгами, Джон?

— Знаю, — улыбнулся Джон. — Что мне надо знать про эту, прежде чем открыть? — спросил он, очень осторожно беря книгу.

— Что она открывается только тем, чьи помыслы чисты, — серьёзно ответил мистер Фелл.

Джон глубоко вздохнул. И уточнил:

— Всегда, или в данный момент и по конкретному поводу?

— В данный момент и по конкретному поводу, — мистер Фелл смущённо улыбнулся, — иначе её не смог бы открыть никто и никогда.

— Сукатварь уроюнафиг! — раздался вдруг пронзительный голос, от которого оба — и Джон, и мистер Фелл, вздрогнули и отшатнулись. — Векволи невидать козлыпозорные!

— Господи, — изумлённо сказал мистер Фелл, — это просто кошмар какой!

Неподалеку от них остановился какой-то здоровяк с выгоревшими добела растрепанными волосами, державший переноску, в которой бесновался упитанный хорёк... нет, джарви!

— Это джарви, — усмехнулся Джон, разглядывая зверя. — И какой-то идиот, который решил притащить его сюда. Вот магглы сейчас повеселятся...

— Бедное животное, — сочувственно вздохнул мистер Фелл, — не повезло ему с хозяином!

Он кинул быстрый взгляд по сторонам и щёлкнул пальцами.

Парочка авроров, дежуривших на вокзале и потому сменивших алые мантии на полицейскую форму, с мрачными лицами стали пробиваться через толпу к оригиналу с милой зверушкой, как вдруг джарви снова заговорил, уставившись на гогочущего хозяина:

— Заедой нечавкай акисвинья иголовы нечеши!

Джон в первый момент изумлённо распахнул глаза, а потом расхохотался, как мальчишка — больше даже от выражения лица державшего клетку блондина.

— Это навсегда так? — спросил он у Фелла, не став уточнять, что в данном случае дело вовсе не в хозяине.

— Пошли, Роули, — хлопнул здоровяка по плечу подошедший аврор, — хоть кто-то тебя манерам поучит. Заодно и штраф заплатишь.

— Не обращайте внимания, — посоветовал окружающим лондонцам второй аврор, — это чревовещатель новый трюк репетирует.

— Боюсь, что да, — сконфуженно признался мистер Фелл, — я слегка перестарался... но хозяину это только пойдёт на пользу!

— Да за что штраф-то? — возмутился здоровяк. — Он ведь в клетке!

— Этому хозяину уже не поможет ничего, — возразил Джон.

— Ну, хоть его дети будут умнее, — вздохнул мистер Фелл. — Я очень на такое надеюсь.

— Это вряд ли, — пробормотал Джон, но спорить с ним не стал.

Они пошли прочь от барьера к выходу в город, а в спину им летело:

— Неходи разинярот яколенивыйосёл!

Джарви явно вознамерился вложить душу в воспитание своего дурного хозяина.

Сразу после завтрака, когда мама убежала на свою работу, Джон вежливо предупредил мистера и миссис Бёрк, что пойдёт погулять, и вышел за дверь.

— Нет, чтобы сидеть дома и готовиться к следующему учебному году, — неодобрительно проворчал мистер Бёрк ему вслед, — один ветер в голове, как у матери!

— Дай ты мальчику отдохнуть, — вступилась за Джона миссис Бёрк, — он год учился на одни «Превосходно»! Пусть немного погуляет с друзьями, ему же четырнадцать лет, а не сто четырнадцать!

Мистер Бёрк хмыкнул и закрылся от жены свежим номером «Пророка», на первой странице которого крупными буквами было написано: «Когда же придёт конец злодеяниям Гриндевальда?»

«Ночной Рыцарь» доставил Джона до книжного магазина в рекордные сроки и с похвальным обслуживанием — больше ненормальный водитель не пытался уболтать до полусмерти своих пассажиров. Вероятно, не только Джону это не нравилось — и вряд ли взрослые волшебники ограничивались, как Джон, безобидным школьным Силенцио.

Мистер Фелл встретил его приветливо.

— Я предупредил твоего отца о нашем визите, — улыбнулся он, — у него как раз чудом выдался выходной день.

— Выходной? — озадаченно спросил Джон. — Я думал, он нигде не работает.

— Конечно, работает, — мистер Фелл, кажется, слегка удивился. — Он конструирует самолёты... ты знаешь, что это?

— Разумеется, знаю! — даже обиделся Джон. — Просто я не думал, что ему вообще понадобится работать. Риддлы ведь богатые люди, верно? Особняк, прислуга... Зачем такому работать?

— Но ведь люди не обязательно работают ради денег, — возразил мистер Фелл. — Твоя мама, например — она ведь не зарабатывает в госпитале?

— Так это мама! — фыркнул Джон. — Она волшебница. Это ведь совсем другое!

— Люди все одинаковы, — мягко заметил мистер Фелл, — независимо от того, есть у них магия или нет. Все могут любить и ненавидеть, испытывать боль или радость, страх за близких людей или сочувствие к людям не очень близким... Твой отец, как и твоя мама, решили помочь своей стране так, как могут. Идём, — позвал он, — я думаю, быстрее всего будет добраться на этом твоём чудном автобусе — хотя я уже заранее прихожу в ужас от его манеры передвигаться.

— Помочь? — недоверчиво пробормотал Джон — но не стал спорить и действительно пошёл за ним.

Помочь. В принципе, со стороны его отца это было логично. Он же маггл — он должен помогать своим. Джону эта мысль не нравилась: слишком уж хорошим выходил тогда его отец.

Впрочем, подумал он, люди иногда могут меняться — вспомнить хотя бы того же Эйвери. Каким поганцем тот был на первом курсе — а теперь с ним вполне можно общаться. Иногда.

Он вызвал волшебный автобус и уселся рядом со страдальчески поморщившимся от манеры вождения Эрни Прэнгла мистером Феллом.

— Надеюсь, Кроули не будет брать с него пример, — почти неслышно пробормотал тот. — Иначе я просто никогда не сяду в его машину.

Джон чуть улыбнулся. Да, мистер Фелл не менялся... и это было... это было хорошо. Определённо хорошо, хотя порой тот и бесил Джона своей отвратительной правильностью.

Автобус, между тем, летел по улицам, и ближе к полудню остановился наконец в уже знакомом Джону месте — у той дороги, что вела на холм. К дому Риддлов.

— Очень хорошо! — счастливо выдохнул мистер Фелл, когда они вышли наружу. — Хорошо, что этот кошмар закончился! Нас ждут, — произнёс он, — я накануне позвонил твоему отцу и предупредил о нашем визите.

— Зачем это? — возмутился Джон.

— Нельзя приходит к людям без предупреждения, — наставительно сказал мистер Фелл, — даже если они твои родственники.

— Ну да, — ухмыльнулся Джон. — Могут не пустить.

Они поднялись к дому, и, уже почти подойдя к нему, Джон остановился и вдруг спросил:

— А что вы ему сказали? О визите?

— Правду, — удивлённо ответил мистер Фелл, — всегда лучше говорить правду. Я сказал, что его хочет видеть сын.

— А зачем, не уточнили, — кивнул Джон. — Разумно.

Он поймал себя на том, что нервничает. Хотя вроде бы причин и не было...

Дверь им открыла та же горничная — и на сей раз без дополнительных вопросов повела их за собой, коротко сказав:

— Мистер Риддл ждёт вас.

Они поднялись по уже знакомой Джону лестнице и коридору и вошли в тот же кабинет.

Том Риддл был на месте и, кажется, их ждал. На сей раз на нём были строгий маггловский костюм и белая рубашка — и почему-то в этом наряде он выглядел намного старше.

— Здравствуйте, мистер Риддл, — доброжелательно улыбнулся ему спутник Джона, — я звонил вам вчера. Благодарю, что вы согласились уделить нам время.

— Я вас слушаю, — вежливо проговорил Риддл, переводя вопросительный взгляд на Джона. — Вы хотели меня видеть? Для чего?

— Видите ли, — слегка смущённо ответил мистер Фелл, — на самом деле этот визит нужно было нанести ещё четырнадцать лет назад, но я решил, что последствия поступка Меропы будут не настолько печальными, как рассказал мне Джон. Вы почти не помните то время, верно?

— А вы, собственно, кто? — спросил мистер Риддл. — И почему я должен обсуждать с вами этот вопрос?

— Я — тот, кто может вам помочь, если вы захотите, конечно, — вздохнул мистер Фелл, — так получилось, что я... то есть мы спасли тогда жизнь Меропы и в некотором смысле взяли на себя ответственность за неё и ее сына. Скажите, вы хотите вспомнить то, что с вами было? Я постараюсь сгладить воспоминания, чтобы они не обрушились на вас внезапно, а… ощущались бы как старая, уже давно зажившая рана.

— Вспомнить? — переспросил мистер Риддл, и лицо его болезненно дёрнулось. — Я... не знаю. Зачем? Хотя, наверное... о, господи, — пробормотал он, прижав ладони к лицу.

— Вот зачем? — сердитым шепотом спросил Джон у мистера Фелла. — Зачем было его спрашивать? Просто вернули бы память и всё!

— Джон, — неожиданно строгим голосом ответил мистер Фелл, — нельзя лишать взрослого человека свободы выбора. Это его право. Никогда нельзя решать за других людей, что им делать со своей жизнью — если только это не маленькие дети.

— Какие странные слова от волшебника, — горько проговорил мистер Риддл. — Вы разве не все делаете то, что сочтёте нужным?

— О, я вовсе не волшебник, — покачал головой мистер Фелл, — совсем нет. И я очень редко вмешиваюсь в жизнь людей, только когда это жизненно необходимо.

— Не волшебник? — переспросил мистер Риддл. — А кто же? И чем тогда вы можете помочь?

— Нет, не волшебник, — подтвердил мистер Фелл, обходя вопрос о том, кто же он на самом деле, — но помочь вам я действительно могу. Так что вы решите, мистер Риддл?

— Это ведь вы его попросили? — спросил тот Джона, пристально на него глядя. — Почему?

— Потому, что так будет правильно, — огрызнулся Джон, — вот почему!

— Правильно, — повторил мистер Риддл. — Что ж... Наверное, это так. Я просто... я не ожидал. Но да, — он поглядел на Фелла. — Я хотел бы помнить. Может быть, тогда... — пробормотал он, но договаривать не стал.

— Вы будете помнить, — мягко сказал ему мистер Фелл, — и тогда прошлое больше не сможет иметь над вами такой власти. Посмотрите мне в глаза, — попросил он и щёлкнул пальцами.

Мистер Риддл глубоко вздохнул и, стиснув руки, заглянул в глаза мистера Фелла.

Джон, закусив губы, смотрел, как по лицу этого человека пробегают то отвращение, то боль, то ужас, и думал, что не надо было ему сюда приходить. Вот сейчас он что-нибудь скажет... про маму, и тогда останется его только убить.

Но Риддл молчал — молчал даже тогда, когда его руки сжимались в кулаки и когда из его глаз потекли слёзы. И даже когда всё закончилось, он просто закрыл глаза и отвернулся к окну — а затем подошёл к нему и остановился, прислонившись лбом к стеклу.

Мистер Фелл, скорбно хмурясь, смотрел на него — и Джону казалось, что он что-то говорит. Мысленно, так что его слышит только тот, к кому он обращается.

А потом Риддл отвернулся от окна и поглядел на Джона.

— Мне не следовало, конечно, бросать вас, — сказал он ему. — Но теперь я понимаю... помню, почему. Я... вероятно, я могу понять её, — он болезненно поморщился. — Вашу мать. Она жила... так сложно. Но... — он покачал головой.

— Я не хочу её обсуждать, — зло ответил Джон, — тем более, с вами. И извиняться не буду!

— Извиняться? — очень удивился Риддл. — Вы? За что же?

— За маму, — резко ответил Джон, — даже и не надейтесь!

— Невозможно извиниться за другого, — сказал Риддл. — Даже за умершего — а она, как я понимаю, жива. Вы тогда даже не родились, и никакого отношения к её делам не имеете... хотя... сказать по правде, с того вашего визита я всё время о вас думал.

— Она — моя мать, — нахмурился Джон, — и я за неё отвечаю. И нечего обо мне думать!

— Вовсе нет, — возразил Риддл. — Это родители отвечают за детей... да и то пока те маленькие. И уж тем более вы не можете отвечать за то, что другой человек сделал ещё до вашего рождения. А не думать о вас я не могу, — он слегка развёл руками. — Вот так внезапно обнаружить, что у тебя есть почти взрослый сын — это... странно. Да ещё в такое время.

— Нового заведите, — буркнул Джон, — который будет не-магом.

— Что значит «заведите»? — качнул головой Риддл. — Это что, щенок? И потом, разве появление нового ребёнка отменяет факт наличия другого?

— Ну, этого я не знаю, — холодно ответил Джон, — и надеюсь никогда не узнать.

Мистер Фелл укоризненно покачал головой, но говорить ничего не стал. К счастью.

— Вы злитесь на меня? — спросил вдруг Риддл.

— Уже нет, — ответил Джон. — Нам не пора? — повернулся он к мистеру Феллу. Находиться в этом доме ему было как-то неловко, а неловкости Джон не терпел.

— Мне хотелось бы как-либо присутствовать в вашей жизни, — сказал вместо Фелла Риддл.

— В каком качестве? — едко усмехнулся Джон. — Только не говорите, что у вас проснулись отцовские чувства! Отцы не появляются из ниоткуда через четырнадцать лет!

— Почему же? — возразил Риддл. — Я... в каком-то смысле только сейчас узнал о вас. То, что было прежде... это сложно, — он поморщился и мотнул головой. — Нет, я знал, конечно... но всё это было так... нереально.

— Это для вас было нереально, — вспыхнул Джон, — а я с первого класса дрался, когда меня спрашивали, кто мой отец и где он! Да мистер Фелл и мистер Кроули больше подходят на эту роль, чем вы, они хоть рядом были!

— Да, я понимаю, — кивнул Риддл. — Это справедливо.

— Джон, — грустно попросил мистер Фелл, — не надо так.

— Что не надо? — резко сказал Джон. — Вы ему память вернули? Вот теперь и пусть живёт нормально, а ко мне не лезет! Мне вообще никто не нужен!

— Даже если бы я хотел «полезть», я бы не смог, верно? — спросил Риддл. — Вы же ведь... волшебник. Я вас даже не смогу найти.

— И слава Мерлину, — немного успокоившись, ответил Джон, — что не сможете. Мне и без вас проблем хватает.

— Ты сейчас очень несправедлив, — тихо сказал мистер Фелл, — и я надеюсь, что ты сам это поймёшь. Хотя бы со временем. Прощайте, мистер Риддл, — повернулся он к хозяину дома.

— До свидания, мистер Фелл, — ответил тот. — И... спасибо вам.

— Не сердитесь на мальчика, — попросил мистер Фелл, чуть задержавшись в дверях после вышедшего первым Джона, — он... очень непростой ребенок, но в глубине души он всё же… хороший.

— Что вы, — покачал головой мистер Риддл. — Я вполне могу его понять... и, сказать по правде, в его годы я был ещё хуже. Намного хуже. И всё же я действительно хотел бы узнать его... но, вероятно, это ещё одно наказание, — добавил он грустно.

— Будем надеяться, что мальчик вырастет лучше, чем были его родители, — вздохнул мистер Фелл. — Вы можете позвонить мне, — предложил он, — если захотите что-то узнать о Джоне. Правда, я не всегда бываю на месте... но мне обязательно сообщат о вашем звонке.

— Спасибо, — Риддл быстро подошёл к столу и, вытащив из ящика большую записную книжку в кожаном переплёте, взял перо. — Я запишу ваш номер.

— Записывайте, — и мистер Фелл начал диктовать.

— Даже не верится, — Рэй Лестрейндж оглядел спальню седьмого курса, которой после сегодняшней ночи предстояло опустеть до первого сентяря, чтобы принять новое поколение слизеринцев, и покачал головой, — что больше я сюда не вернусь. Семь лет!

— Какое счастье, — скривился Эйвери. — Наконец-то можно заняться делом и не тратить время на ерунду, которой здесь явно больше допустимого.

— Например, на Зелья, — слегка усмехнулся Нотт, который тщательно проверял и без того идеально уложенные в сундук вещи.

— Например, — кивнул Эйвери.

— Зелья, — мечтательно протянул Мальсибер. — Мерлин. Больше никаких зелий! И даже разговоров о них. Ни-ког-да!

— Ты ведь и так не ходил на них последние два года, — удивился Лестрейндж.

— Всё равно! — патетически воскликнул Мальсибер. — Они здесь были!

— Здесь много чего было, — пожал плечами Джон, — акромантула помните?

— Акромантул был отличный! — согласился Лестрейндж. — Нет, ну это ведь надо, а, — добавил он с уважением. — Полувеликан — а провернул такое!

— Как мы его тогда ловили всем Хогом, — кивнул Нотт, наконец-то закрывший сундук. — Визгу было!

— А не надо в школу пускать невесть кого, — пробурчал Эйвери.

— Да-да, — покивал Джон, — только священных двадцать восемь, мы все в курсе.

— Нет, ну почему, — невозмутимо возразил Эйвери. — Таких, как ты или ты, — он поглядел на Мальсибера, — тоже можно. Волшебникам учиться где-то надо. Но полувеликаны? Дальше что? Кентавры? Гоблины?

— Оборотни, — заржал Лестрейндж. — и вампиры! Эйвери, тебе надо было с вампирами учиться, разницы никто бы и не заметил!

— По счастью, — заметил тот, — тёмных тварей пока в школу не пускают.

— Вот именно что пока, — подразнил его Лестрейндж. — Но вообще, если подумать — почему? Им же надо где-нибудь учиться — а мы бы как раз и потренировались...

— На ком потренировались? — Малфой опять пропадал у очередной симпатии и начало разговора не застал. — На Эйвери? Лучше не стоит, у него скверный характер. Это все знают! Кстати, вы в курсе, что Италия наконец-то сняла барьеры? Давно мечтал побывать в Венеции!

— Я всех приглашаю! — щедро вскинулся Мальсибер. — Пьемонт не так и далеко — съездим и в Венецию! Правда, летом там ужасно, — вздохнул он, — там толпы магглов. Лучше осенью, или вот зимой на карнавал.

— Зимой не получится, — с сожалением ответил Джон, — зимой я буду учиться.

— Где? — изумился Мальсибер.

— В Мохенджо-Даро, — ответил Джон.

Достать приглашение в закрытый для большинства иностранных магов волшебный город Индии было почти невозможно, и он до последнего не рассказывал друзьям о своих планах. Чувствовать себя неудачником Джон Гонт очень не любил. Слава Мерлину, всё получилось — не то благодаря его владению парселтангом, не то заинтересовавшему индийских магов патенту на переговорные блокноты, который он оформил ещё на четвёртом курсе.

— Вот ответил так ответил, — засмеялся Лестрейндж.

— Это в Индии, — укоризненно сказал Малфой.

— А чему ты там учиться будешь? — спросил Мальсибер.

— Чему вообще можно там научиться? — с интересом спросил Лестрейндж. — Там ведь всё по-другому.

— Артефакторике, — ответил Том. — Там ещё три тысячи лет назад умели делать артефакты, управляющие летающими колесницами, и оружие, что способно разрушить горы и сиять ярче тысячи солнц.

— А зачем тебе подобное оружие? — заинтересовался Малфой.

— Мне? — холодно ответил Джон. — Например, чтобы остановить другое оружие.

— И убить нас всех, — Мальсибер рассмеялся, разряжая атмосферу. — Чтоб уж наверняка. А что, у тебя там каникул не бывает?

— Оружие может не только убить, но и защитить, — спокойно ответил Джон, — а каникулы там не предусмотрены. Ты учишься, пока тебя не отпускают. Ну, или не прогоняют прочь — но со мной такого никогда не случится.

— И ты не пойдёшь в Министерство? — удивился Эйвери. — Как же, Джон Гонт, защитник всех волшебников Британии независимо от статуса крови? Смотри, после окончания твоей учебы в Британии о тебе могут и не вспомнить. Так стоило ли настолько тщательно создавать себе репутацию, закрывать чарами дома грязнокровок и маггловские госпитали со школами?

— Он потом пойдёт, — вступился за Джона Мальсибер. — Вот вернётся со своим оружием — и пойдёт... Как раз будет отличный аргумент для несогласных, — улыбнулся он.

— О да, — скривился Эйвери, — для начала он пригонит сюда летающую колесницу, посадит её на крыше Министерства и провозгласит себя Богом-Императором Земли.

— А ты не завидуй, — наставительно сказал Малфой.

— Было бы чему, — надменно заявил Эйвери.

— Да перестаньте вы ссориться! — воскликнул Мальсибер. — Сегодня — последний день в школе! Это надо праздновать, а не ворчать... Мы, может, больше никогда не соберёмся вместе так!

— Надеюсь, — заметил Эйвери.

— То есть пить ты не будешь? — деловито уточнил Лестрейндж, который в их компании всегда отвечал за выпивку и закуску. В самом деле, кому ещё это делать? Джон, не слишком прихотливый в еде, угостил бы всех чаем и сандвичами, сладкоежка Мальсибер — пирожными и белым вином, от которого у Лестрейнджа сводило скулы, Малфой приволок бы какую-нибудь жутко пафосную французскую дрянь, а с Эйвери сталось бы подсыпать отравы и посмотреть, скоро ли они её распознают. Нотт же вообще не пил. Принципиально. Так что сейчас Лестрейндж достал пару бутылок кальвадоса, небольшой бочонок сидра и собранную эльфами корзину с закусками, от которой заманчиво пахло копчёным окороком.

— Почему не буду? — удивился Эйвери — и все рассмеялись.

* * *

— А вообще, странно все это, — задумчиво сказал в разгар импровизированной вечеринки Тео Нотт, державший в руках бокал с яблочным соком, под привычно возмущённым взглядом не терпящим такого кощунства Лестрейнджа. — Гонт уедет в Индию, Мальсибер — в Италию... помню, как мы тебя два года назад еле удержали от побега на фронт, Малфой — во Францию... и останемся тут только мы с Лестрейнджем и Эйвери.

— Я же ненадолго! — воскликнул Мальсибер. — Только на лето! А потом вернусь!

Про фронт он предпочёл не услышать.

— Я тоже вернусь, — пообещал Джон, — когда закончу учебу. У меня тут ещё много дел.

— Да какие у тебя дела? — спросил Малфой. — Колесницу посадить на крышу?

— Когда ты вернёшься? — спросил Мальсибер. — Джон, война почти закончилась...

— Война ещё идет на Востоке, — ответил Джон, — с Японией. И я очень подозреваю, что мы все столкнёмся с весьма неприятными сюрпризами. Да, Гриндевальд пожизненно заточен в Нурменгарде. Да, его маггловские ставленники частью перебиты, а частью ждут суда. Но вот с Востоком всё совсем не так просто, я ведь поэтому и выбрал Индию. Не Новый Свет, как мне предлагал мистер Бёрк, не Европу...

— Да что там может быть, на Востоке? — пожал плечами Малфой.

— Не скажи, — возразил ему Нотт. — Японцы будут сражаться до конца.

— Да пусть их, — фыркнул Малфой. — Кто ж им виноват.

— Хотя бы кто-то из магглов знает, что такое честь и верность, — презрительно усмехнулся Эйвери.

— Эйвери сказал что-то хорошее о магглах? — восхитился Лестрейндж. — Надо же, какой кальвадос оказался забористый!

— Это он случайно, — заступился за Эйвери Малфой.

Джон, не обращая внимания на привычную перепалку Лестрейнджа и Эйвери, достал из кармана часы.

Все три стрелки — мама, отец и Мэри — были на отметке «дома». Вот и хорошо. Стрелку с именем младшей сестрёнки Джон установил сразу после её рождения два года назад, а вот третью, отцовскую, только этой зимой. И сейчас он размышлял, стоит ли добавлять на часы четвёртую стрелку с именем отчима.

Наверное, всё-таки стоит, подумал он. В конце концов, это всё же отец его сестры. И мамин муж.

Джон, ещё раз посмотрев на стрелки, бережно убрал часы в карман. А затем вынул старый переговорный блокнот, к которому недавно добавил еще и сигнальные чары: теперь при появлении надписи в парном блокноте начинала играть тихая музыка.

«Мама, — написал он, — как прошёл день? Как Мэри?»

«Мы скучаем по тебе, — почти сразу же возникла надпись. — Мэри такая спокойная малышка, намного спокойнее тебя. И я уверена, что она тоже скучает. Как у тебя дела?»

«Всё хорошо, — написал он, — диплом уже получен, и теперь мы с ребятами устроили прощальную вечеринку. Завтра вечером уже буду дома, я тоже по вам скучаю».

«Мы тебя встретим. Все вместе».

«Я рад, — ответил он, — у меня есть для вас с Мэри подарки. Но это сюрприз!»

«У нас тоже есть сюрприз для тебя!»

«Какой сюрприз?» — Джон слегка насторожился. Сюрпризы он не слишком любил, предпочитая знать всё заранее и наверняка.

«Увидишь!»

«Хорошо, — неохотно согласился Джон, — до завтра! Спокойной ночи!»

«Спокойной ночи!»

— Джон, — услышал он голос Мальсибера. — У твоих случилось что-то? Ты сидишь с таким лицом...

— Сюрприз, — озадаченно сказал он, — какой у мамы может быть для меня сюрприз?

— Ну ты нашёл кого спросить, — Мальсибер засмеялся. — У меня только одна версия — что твоя мама, наконец-то, получила тот патент. Помнишь, ты рассказывал?

— А, — успокоился Джон, — тогда хорошо. Ну и бюрократия у магглов! — сердито добавил он. — Мы свой патент получили сразу, а маме трепали нервы почти четыре года! Она уже за это время и СОВы успела сдать, и ТРИТОНы, а патент всё рассматривали и рассматривали!

— Пате-ент, — насмешливо протянул Лестрейндж, — когда на первом курсе родители сказали, что у них для меня сюрприз, я так обрадовался — думал, что мне купят гиппогрифа! А сюрприз оказался младшим братцем, которого они завели!

— Кстати, тоже вариант, — оживился Мальсибер. — Твоей сестре сколько? Почти год? В принципе, вполне возможно...

— Ей два года! — возмутился Джон. — И ещё один ребенок — это верх безответственности в их возрасте!

— Почему? — удивился Малфой. — Твоей маме же лет сорок? Или даже меньше. Она проживёт ещё лет сто!

— Её мужу почти шестьдесят! — сердито сказал Джон. — Какие в этом возрасте могут быть дети!

— Ну, тут уж какие получатся, — разумно сказал Лестрейндж. — Никогда не знаешь...

— Погоди, какие шестьдесят? — возразил Мальсибер. — Ты же сам говорил, что он ровесник века, и как это забавно? Ему даже нет пятидесяти! И потом, какая разница? Мама у тебя волшебница. И ты ещё есть.

— Ребенок должен расти в полной семье! — Джон мрачно посмотрел на него. — Умрёт отчим, а я уеду учиться, и что мама тогда будет делать одна с двумя детьми? Нет, в случае чего есть мистер Фелл и мистер Кроули...

— Да с чего бы ему умирать? — всплеснул руками Малфой. — Если твоему отчиму и вправду сорок пять? Эйвери, сколько живут магглы?

— В среднем около шестидесяти-шестидесяти пяти лет, — занудел тот. — Но требуется дать поправку на войны — это раз, и на...

Джону вдруг показалось, что где-то далеко разбилась бутылка коллекционного вина, и злющий голос прошипел на парселтанге:

— Даже не надейс-с-ся!

* * *

— Нет, ну какой всё-таки поганец вырос! — Кроули посмотрел на валяющиеся на полу осколки и щёлкнул пальцами, убирая безобразие. — Мы ещё и его сестру с братом должны воспитывать!

— Мальчик вырос очень ответственным, — невозмутимо ответил ангел, — что тебя не устраивает?

Он достал откуда-то ещё одну бутылку и поставил на стол.

— В следующий раз, — ответил Кроули, разливая вино по бокалам, — если мне взбредёт в голову кого-то «растить», я предпочту выращивать баклажаны! Они намного умнее, молчаливее и скромней! Или лучше кактусы! Мексиканские! Ангел, ты любишь текилу?

— Не очень, — признался Азирафаэль. — Я предпочитаю вино... Но скажи, разве у нас плохо получилось? Смотри, какой мальчик вырос — умный и ответственный...

— Лицемер и манипулятор, — отрезал Кроули.

— Ну а что же ты хотел? — удивился ангел. — Суть не переделать. Но мы с тобой смогли направить его действия в нужное русло. Возможно, он даже никому не навредит. Разве это не успех?

— Успех, — скривился Кроули, — как бы нам с такими успехами Антихриста воспитывать не поручили!

— Ты полагаешь, мы не справимся? — озабоченно спросил Азирафаэль.

— Ты издеваешься, ангел? — покосился на него Кроули. — Даже думать о таком не хочу!

И он залпом выпил коллекционное «Бордо», как простую воду.

— Это плохо, — озабоченно проговорил ангел. — Полагаю, ты действительно устал... я думаю, тебе нужен отпуск, — сказал он уверенно.

— Нужен, — согласился с ним Кроули, — теперь я спать лягу лет на двадцать! И пусть смертные развлекаются сами, Аду за ними всё равно не угнаться!

— Ложись, конечно, — кивнул Азирафаэль. — А я пригляжу пока за нашим воспитанником в Индии. А то этот его интерес к оружию, что ярче тысячи солнц... ох, — он озабоченно вздохнул.

— Что там смертные говорят про волка, который всё в лес смотрит? — Кроули выразительно скривился. — Присмотри. Не хочу просыпаться посреди Армагеддона, знаешь ли.

— Спи сладко, — улыбнулся ангел. — Даже если Армагеддон и случится, он пройдёт мимо тебя.

— Такое мимо меня точно не пройдет, — печально вздохнул Кроули, — не с моим счастьем. И придётся хватать что есть и вставать в строй... Не хочу, — он снова выпил. — Меня этот мир устраивает таким, какой он есть.

— То есть сон откладывается, — педантично уточнил Азирафаэль.

— Умеешь ты испортить настроение, — упрекнул его демон, — давай лучше выпьем за этот мир!

— За мир! — поддержал его ангел.

И вино в их бокалах на миг вспыхнуло багровым огнём.