Драконье многоходовье (джен)

Если и было в этом мире что-то опасное, так это сидящий подле Елисея человек. Да и человек ли? Елисей не был в этом уверен. Глядя в голубые, живые, но холодные и отстранённые глаза, он вспоминал почему-то соседского дракокота.

«Взгляд хищника, — подумал Елисей, стараясь не делать резких движений. — Как пить дать, сейчас в глотку вцепится…»

Однако охотник не спешил нападать. Он чуть склонил голову набок, моргнул, повёл плечами, стряхивая с себя ночную расслабленность, и глянул на Елисея куда более осмысленно. Холод исчез из голубых зеркал, словно по мановению ветра, а отстранённость подсветилась чем-то, похожим на любопытство. Очень строгое любопытство.

— Кто таков? — требовательно поинтересовался он, сдвинув густые светлые брови.

«Ну наконец-то!» — подумал Елисей, когда происходящее вновь вернулось в уже привычную колею.

— Послание от князя! — звонко выкрикнул он, мигом вылетая из одеяла и давно отработанным движением вынимая письмо из-за пазухи.

Охотник кинул на него взгляд, полный какой-то адской смеси подозрения и пренебрежения, после чего аккуратно вырвал из рук берестяной конверт.

— Чего сразу-то не разбудил? — пробормотал он, не глядя на Елисея, а тому вдруг стало обидно.

«То есть — "Сразу не разбудил"? — возмущённо вскинулся он. — А что я всю ночь делал?!» — Ночь эта, кстати, была та ещё. Елисей, как и положено хорошему гонцу, прибыл вовремя, вот только выполнить свои прямые обязанности не смог. Раньше на Дальней заставе был свой писарь, который занимался различной документацией, однако вскоре должность была упразднена — слишком часто писаки попадали в зубы пролетавших мимо острова драконов, несмотря на защиту охотников. Так что на заставе Елисей обнаружил одного лишь охотника, да и того будил всю ночь (так и не разбудил, к слову). Да, с таким крепким сном было неудивительно, что драконы жрали кого ни попадя!

Пока Елисей возмущённо пыхтел, конверт был обследован вдоль и поперёк и признан годным к прочтению. Елисей ожидал какой-то торжественности, но охотника, похоже, мало интересовали все эти вежливые ритуалы. Одним движением руки он сорвал сургучную печать и тотчас отбросил в сторону, не интересуясь её дальнейшей судьбой, после чего развернул бересту и углубился в чтение. Пока он знакомился с волей своего князя, Елисей сложил одеяло и положил его на край лавки, которая заменяла охотнику кровать.

Что-то в письме явно не понравилось вроде бы благодушно улыбающемуся охотнику. Он вдруг посмурнел, потемнел лицом и так хмуро уставился на Елисея, что у того мурашки по коже пробежали.

«Похоже, князь того… не шутил, когда предложил помощником охотника побыть», — догадался Елисей и испытывающе уставился на своего не очень-то общительного… стало быть, наставника — рявкнет, или пронесёт?

Пронесло. Охотник лишь вздохнул тяжко, но против воли князя не пошёл. Хотя Елисей взгляд видел — не нравилось охотнику, что ему абы кого в спутники навязывали!

— Ты хоть бывал когда-то, на охоте-то? — поинтересовался он интереса ради, умываясь в огромной кованой бочке.

— Конечно! Мы с мальчишками дракосурков ловили! — кивнул Елисей.

Фырканье яснее ясного показало, что это достижение охотника, мягко говоря, не впечатлило. Однако он больше ничего не прибавил, что Елисея несколько взбодрило.

— В таком случае готовься. На блотозавра пойдём.

«На кого?» — хотел поинтересоваться Елисей, но потом подумал, что охотник только и ждёт этого, чтобы оставить его на заставе.

— Хорошо, — покорно отозвался он и направился к своей кобыле.

Белюшка вела себя странно. Она быстро дёргала ушами и раздувала ноздри, косясь в сторону так, что было видно белки глаз. Елисей осторожно погладил её по напряжённой шее, не понимая, что могло напугать обычно очень храбрую кобылу.

— Запри лошадь. Пешком пойдём, — буркнул охотник, остановившись на пороге. За те три-четыре минуты, которые Елисей потратил, пытаясь успокоить Белюшку, он успел натянуть прочный доспех из стальных пружин, а за спину прикрепить крепкий щит. Копья или меча не наблюдалось.

— Пешком? — удивился Елисей.

— Ты хочешь, чтобы её дракон слопал? — флегматично парировал охотник, а Белюшка, словно поняв его, тревожно заржала.

Делать было нечего. Елисей запер кобылку в сарае, насыпав ей зерна из ближайшего мешка. Второй лошади, которая могла носить на себе мрачного охотника, не наблюдалось, из чего Елисей сделал вывод, что предостережение о пожирающих лошадей драконах было не излишним.

Охотник ждал его возле покоцанного частокола, который окружал здание заставы. Он нетерпеливо постукивал ногой, явно раздражаясь от необходимости ждать.

— Всё? — отрывисто поинтересовался он, когда Елисей присоединился к нему, поспешно отряхивая кафтан от зерновой шелухи.

— Да. — Елисей замялся, но всё же добавил: — А как тебя зовут? А то вдруг позвать придётся, а я… того… не в курсе.

Охотник глянул на него неожиданно заинтересованно.

— Добрыня, — ответил он.

«Добрый, значит», — подумал Елисей. Никого из его знакомых так больше не звали. Впрочем, считалось, что охотники сами выбирали себе имена, когда из заслуживали — в зависимости от опыта, качеств и других индивидуальных характеристик. Впрочем, доброта доброте рознь — пока что Елисей не видел в своём наставнике ничего доброго, как и злого, в принципе. Простой суровый охотник, не привыкший к чужому обществу.

Больше они не разговаривали. Блеклое солнце, словно играя, то ныряло в облака, то выныривало из них. Длинные тени от бегущих по небесным волнам белых барашков падали на землю. Было холодно — из тех холодов, которые налетали вместе с изменчивым ветром и сразу же забирались под одежду. Елисей постоянно ёжился, плотнее запахиваясь в кафтан, придерживая шапку, чтобы её не сорвало шальным ветерком. Добрыня же размеренно шагал вперёд — только блестел в солнечных лучах начищенный до блеска щит с изображением огромного огнедышащего дракона.

Из путь был далёк. Возможно, не сильно, но без лошади Елисей чувствовал себя достаточно медленным и постоянно отставал от своего наставника: на его десять шагов Добрыня делал два или три, да и к долгим пешим переходам он привык больше, чем изнеженный городской гонец.

Однако всему приходит конец — пришёл он и этому далёкому пути. В один момент Добрыня вдруг резко остановился — так, что Елисей, задумавшись, врезался ему в спину (охотник при этом даже не дрогнул). Сурово посмотрев на гонца, он приложил палец к губам и осторожно отодвинул ветки кустарника.

Елисею приходилось видеть драконов. Как правило, это были грузовые дезириумы, смаклинги и прочие более-менее безвредные драконы типа дракокотов или дракосурков. Дракон же, который находился на поляне, был огромен и совсем не похож на тех, которых он до этого видел.

Дракон был раза в три выше человека, раз в шесть длиннее, имел внушительные острые клешни, которыми щёлкал с оглушительным звуком, целый ряд огромных жёлтых клыков и неподвижные, как у рыбы, глаза. Грязно-зелёная шкура была вся испещрена боевыми шрамами. Дракон стоял неподвижно, высоко подняв клешни, и издавал злобный свистящий звук. При этом его пластинчатый хвост так и ходил ходуном.

Добрыня отпустил ветки и куда-то исчез. Елисей не сразу заметил это, но как заметил, так и замер.

«Неужто он меня бросил?» — подумал он со всё возрастающим неврозом.

Однако Добрыня обошёл поляну по дуге и внезапно показался за спиной монстра. Дракон смачно мазнул воздух широкими щелями ноздрей, и внутри будто что-то заклокотало. Добрыня тотчас дёрнулся вбок — и вовремя: хвост, прекратив выписывать в воздухе кривые дуги, со свистом рассёк воздух и приземлился прямо на то место, где он стоял мгновением ранее. В земле образовалась неглубокая рытвина, а частички чернозёма разлетелись во все стороны.

Елисей наблюдал за происходящим, приоткрыв рот. Добрыня действовал быстро и слаженно. Он легко сновал вокруг дракона, уворачиваясь от смертоносных ударов или принимая их на прочный щит. Он, словно великий танцовщик, вёл свой необычный танец, где призом за мастерство являлась жизни.

Блотозавр взревел, да так, что с деревьев посыпалась листва. Сначала Елисей не понял, отчего в его рыке было столько боли, но потом заметил странное — пучки непонятного растения, что валялись вокруг дракона, как своеобразный круг, не давая ему выйти. Блотозавр, забыв об охотнике, метался в этом кружке, пытаясь вырваться на волю, но растения больно жгли его лапы, едва он только наступал на них. Дикий рёв вперемежку с визгом разносился по округе, а Добрыня, словно не обращая на него внимание, легко перемещался в небольших промежутках между растениями. В его руке появились новые пучки. Ими он бил несчастного блотозавра, и тот, уже не пытаясь нападать, уворачивался, щуря неподвижные глаза. Один удар клешнёй — и Добрыня вовремя установил щит; сильная вибрация пошла по его поверхности, а охотник поморщился, когда его отодвинуло этим ударом, чуть было не опрокинув в растения-ловушки. Блотозавр взвизгнул особенно оглушительно, широко раскрыл зловонную пасть, готовясь к нападению. И тут — Елисей ахнул, но в пылу схватки его не услышали, — Добрыня резко оттолкнулся от земли, приземлившись прямо на суставчатую холку. Дракон озадаченно замер, не понимая, куда делся мелкий, но такой сильный раздражитель. Впрочем, он быстро пришёл в себя и принялся скакать по поляне, наступая на растения и ревя от боли, что они ему приносили. Добрыня крепко схватился рукой за торчащий зелёный позвонок и приподнял щит, выискивая одно определённое место. И вскоре ему удалось его отыскать.

Щит зловеще заблестел в лучах выглянувшего из-за облаков солнца, когда Добрыня поднял его над головой. Блотозавр склонил голову, неистово тряся ею — отлетевший побег растения попал ему прямо в глаз. И в этот момент Добрыня резко ударил меж сочленений, целясь в единственное слабое место на шее дракона — в его открывшуюся на миг нежную кожу, обычно скрытую под толстой бронёй.

Последний визг оборвался на полпути. Блотозавр сделал ещё несколько заплетающихся шагов, после чего, с шумом выдохнув воздух, упал наземь, сражённый хищником в три раза его меньше.

Сказать, что Елисей был впечатлён — это то же самое, что сказать, будто день будет хороший, без уточнений, почему именно он должен быть хорошим и для кого.

«Мне до такого тренироваться и тренироваться», — подумал он, внутренне вообще не веря, что когда-нибудь сможет убить вот так — хладнокровно, пусть это и был опасный для человечества дракон.

Добрыня появился перед ним так резко, что Елисей вздрогнул. Для своей комплекции охотник был очень ловким и умел бесшумно подкрадываться к своей зазевавшейся цели.

— Ты как, гонец? — поинтересовался он с лёгкой насмешкой — понял, наверное, какое впечатление оставил.

— Да вроде нормально, — не очень-то и уверенно произнёс Елисей.

Впрочем, время для прихождения в себя ему не дали.

— Вот и отлично, — сухо заметил Добрыня. — Доставай свой ножик, свежевать дракона надобно, пока кровь ещё горячая.

— Ч… Что?

— Свежевать, — повторил Добрыня тоном, в котором терпение и раздражение слились воедино. — Ну, разделывать. Умеешь?

— Н-не…

— Ничего. Не умеешь — научим. А не хочешь, — он на миг прищурился, — заставим. Запомни: на охоте нет места неженкам.