Драконье многоходовье (джен)

Добрыня стоял посреди пещеры абсолютно обнажённый и с вызовом смотрел на огромного трёхголового дракона, разместившегося у входа в дальнюю часть пещер. Тихое рычание, похожее на скрип очень старой открывающейся двери, исходило от трёх одинаковых голов, три пары внимательных жёлтых глаз опасно горели в темноте, а с трёх пастей капала на пол пещеры ядовитая слюна. И один лишь хвост, словно пытаясь компенсировать разницу в количестве, мотался из стороны в сторону, как толстое бревно.

Елисей шмыгнул за камень и притаился, хотя его и вовсе не заметили. Просто ни один нормальный человек не смог бы стоять после того, как только что увидел подобное чудовище. Да-а, змей Горыныч был в действительности намного больше, чем предполагал Елисей, чем показывал Добрыня. Он был просто колоссальным.

И очень-очень сердитым.

Рычание перешло на октаву ниже, словно вибрация прошлась по телу дракона. Горыныч привстал на задние лапы, изогнул шеи, словно диковинный лебедь, и утробно то ли залаял, то ли замычал — Елисей даже не мог сказать, на что этот звук был похож больше.

И тут ещё одно рычание раздалось в пещере. Но рычал не Горыныч.

Добрыня сделал шаг в сторону змея, его голубые глаза ярко горели в темноте, а неподвижный взгляд гипнотизировал соперника. Горыныч лаять-мычать перестал, чуть склонился набок, насторожился весь — даже хвост замер, изогнувшись, как вопросительный знак.

И тут Добрыня вдруг упал на колени. Дёрнулся.

И изменился.

Холод прошёлся по спине Елисея, заколол позвоночник и остался где-то в сердце, затопляя его страхом. По телу Добрыни словно прошёлся белый иней — но то не иней был, а короткая влажная шерсть, снегу подобная. Изменились и руки, стали лапами могучими, с длинными серебристыми когтями. Удлинились уши, сплюснулся нос, выросли из спины ровным рядом серебристые же наросты. И вот уже Добрыня-дракон встал, отряхнулся, снимая боль с изменённых мышц — и зарычал так свирепо, что Горыныч сжался, будто был мелкой моськой перед огромным бродячим псом. Хотя это было совсем не так: даже обратившись, Добрыня едва ли мог соперничать в росте с трёхголовым змеем. Стал он выше, да, но ненамного — головы на две от себя-обычного.

Но это не отменяло страха, который отразился в глазах Горыныча, когда превращение было окончено.

«Драконоподобный!» — едва не закричал Елисей, но вовремя руками рот заткнул. Прижался к камню, чувствуя бешеное биение сердца в висках, и задрожал, нисколько не стесняясь своей трусости. И не было в том ничего трусливого.

Драконоподобные не были огромными тварями, но страх перед ними был силён настолько, что жители с острова предпочитали и вовсе убраться, если на нём сей хищник заводился. Драконоподобные не являлись драконами в полном смысле этого слова, но их вред для людей был неисчерпаем. Уже одна только особенность делала самыми ужасными созданиями островов — их способность к заражению. Драконоподобные были оборотнями и, и любой, кого они кусали или царапали, тоже становился оборотнем. Уже на следующие сутки после инфекциирования заражённый человек становился рассеяным, нервным и раздражительным, терял аппетит, сон и покой. Дальше становилось только хуже — по мере заражения организма ядом человек совсем сходил с ума, мог напасть на родных, не узнавая их, а то и вовсе обратиться. Заканчивалось всё обращением несчастного в драконоподобного. Какое-то время бывший человек мог заниматься тем, что любил делать в прежней жизни, но рано или поздно драконья сущность полностью выталкивала разумное сознание, и человек навсегда становился драконоподобным.

Елисей никогда в жизни не видел драконоподобных — на его родном острове такие твари не водились. Но на иллюстрации они все, как на подбор, были тёмно-бурые, почти чёрные, с горящими красными глазами и выступающими клыками — настоящие исчадия ада. А вот Добрыня был серебристо-белым, голубоглазым и не таким зубастым, как его собратья на различных картинках. Но это не отменяло того факта, что всю дорогу Елисей провёл в компании оборотня. Оборотня! Да, теперь становилось понятно, почему Добрыня предлагал ему остаться в Киевграде. Интересно, а кто-нибудь ещё знает, что он — не совсем человек?

Пока Елисей пытался успокоиться, Добрыня перестал рычать. Махнув длинным хвостом — ещё одно несоответствие, обращённые драконоподобными люди не имели хвостов вовсе, — он сел и издал довольно приятный мяукающий звук. Горыныч заинтересовался, изогнул шею ещё сильнее и негромко пролаял что-то на своём драконьем языке. А после они, общий язык найдя, защебетали, залаяли, зашипели на разные лады, да так, будто в пещере с дюжину драконов было.

И тут, словно сговорившись, уставились на камень, за которым Елисей прятался.

— Выходи-р-р-р, гонец-р-р, — невнятно проурчал вдруг Добрыня на неком подобии человеческого языка. Елисей задержал дыхание от неожиданности и окаменел, увидев Добрыню совсем близко: тот незаметно подобрался ближе и, запрыгнув на камень, внимательно смотрел прямо на него немигающими голубыми глазами.

Елисей постарался как можно незаметней сглотнуть. Не сводя взгляда с дракона, он потянулся к своей заветной сумке.

— Не смей-р-р! — сощурился Добрыня, совсем как человек, и Елисей застыл. — Д-да уж-р-р... — Драконоподобный почесал лапой шею, сосредоточенно морща лоб. — Упр-р-рям... И умён-р-р... Павунодор-р-р?

— Д... да...

— Вонючий пожир-р-ратель какомака-р-р, — поморщился Добрыня. — Идём, не тр-р-ронет тебя Гор-р-рыныч.

Делать Елисею было нечего. Назвался охотником — трусить не изволь. Впрочем, Горыныч и правда не нападал. Он разлёгся на пол пещеры и положил головы на передние лапы. Жёлтые глаза, полузакрытые тяжёлыми чешуйчатыми веками, наблюдали за происходящим. Когда Елисей попался ему на глаза, Горыныч глухо заворчал и выпустил из ноздрей клубы сизого пара. Добрыня в ответ утробно заурчал, и конфликт, судя по всему, был улажен: Горыныч вдруг зевнул, щёлкнув челюстью, да так, что Елисей едва удержался от вскрика — это было бы непредусмотрительно, так как драконы терпеть не могли резких звуков возле себя, — прикрыл глаза и задремал.

— Забавы нет-р-р, — уточнил Добрыня, заметив, что чуть более осмелевший Елисей кинул взгляд на чернеющий позади дракона-змея вход в дальние пещеры. — Подставили Гор-р-рыныча.

— С чего мне тебе верить? — настороженно уточнил Елисей, всё-таки нащупав в сумке нужную вещь — тонкую специальную спицу с серебряным наконечником: поговаривали, что если уколоть драконоподобного такой спицей, он мог обратиться обратно в человека, если было ещё не поздно, или потерять сознание, будучи уже крепко связанным с драконьей природой. Почувствовав себя куда уверенней, Елисей отступил на шаг и произнёс, мрачно глядя в невозмутимую морду драконоподобного: — Ты не сказал мне правды, Добрыня, ты ведь мог в любой момент перекинуться и... — он замолчал, когда драконоподобный вдруг нахмурился и тряхнул мордой: шерсть-иней словно впиталась в кожу, конечности уменьшились, и спустя мгновение перед Елисеем стоял Добрыня-человек, такой же, как обычно, разве что обнажённый.

— Что «и»? — насмешливо хмыкнул он, сложив руки на груди. — Укусить? Разорвать на клочки? Обратить в себе подобного?

— Ну...

— Дельно мыслишь, гонец, — вдруг перебил его Добрыня. — Молодец. Постоянная бдительность — залог успеха в нашем деле. Но могу покляться, что я тебе не враг.

— Это говорит охотник, а дракон?

— Дракон — такая же часть меня, как и всё остальное, — покачал головой Добрыня. — Мы неразделимы. Давнее проклятие, — пояснил он, видя недоуменный взгляд. — От отца к сыну, от сына к его сыну... И так много-много поколений. Брак с амазумийками помогает сдерживать дракона, делать его послушным охотнику. Моя мать дала эту защиту мне, а Настасьюшка — нашим сыновьям, если таковые когда-нибудь появятся.

— То есть ты... не опасен? — неуверенно уточнил Елисей. Он всё ещё дрожал и перекатывал спицу в пальцах, но бояться надоело. Горыныч похрапывал в стороне, а Добрыня выглядел как обычно, разве что более виновато смотрел, чуть склонив голову набок. Если драконоподобный и врал, то делал это слишком хорошо.

— Да. Можешь быть уверен в этом.

— А с чего ты взял, что Горыныч не лжёт? — упрямо поинтересовался Елисей. — Это же он сказал, что Забавы здесь нет? Вдруг он просто солгал, чтобы потом сожрать её в одиночестве?

— Горыныч не может лгать, он же дракон, — ответил на это Добрыня. — Драконы не лгут, они не знают, что это такое. Ложь — выдумка людей. И тут замешан человек.

— Что? Не хочешь ли ты сказать, что князь...

— Нет, князь не при чём. Его обманули. Это кольцо, которое он использовал, как улику, — Добрыня подошёл к своей одежде, которая была сложена на камне возле пещеры, и, порывшись в карманах, достал простенькое серебристое кольцо с когтеподобным уплотнением сверху. Пока Елисей разглядывал его, вертел в руках, он быстро облачился. — В общем, кольцо это — не горынычевых лап дело. Драконы не умеют делать украшения, они им не нужны. Это только в сказках их тянет к всяческим красивым безделушкам. Поверь, много еды, покой и тишина — вот что сделает счастливым любого дракона.

— Но кому понадобилось подставлять Горыныча? — непонимающе воскликнул Елисей.

— Тому, кто имеет с этого выгоду.

— Забава!.. — простонал Елисей, разом всё поняв.

— Да, гонец, Забава. — Добрыня осторожно забрал у него кольцо и снова положил в карман. — Но не горюй, у меня есть зацепки.

— Зацепки? — Елисей глянул на него с надеждой.

— Да. Но давай я расскажу о них позже. Чудесная ночь, не так ли? Обращение отнимает много сил, я бы вздремнул, если ты не против.

* * *

— Надо понимать, что двигало тем несчастным, который придумал такую извращённую схему. Забава — молодая, сильная девушка, из приличной семьи, с хорошим приданым. Выкуп? Тогда не стали бы приплетать в дело дракона. Достаточно было бы спрятать девочку как можно тщательней, да и самим реальным лицом не отсвечивать. Драконы же не похищают девиц, чтобы потом выкупы просить. Значит, дело не в этом.

Елисей понуро молчал, следуя за Добрыней. Они снова вышли к лесу, но этот выглядел совершенно иначе. Влажный болотный пар заменил туман, деревья выглядели чахлыми и нездоровыми. Лишь железочные ивы, самые крепкие из деревьев, выглядели вполне себе довольными жизнью. Земля под ногами теперь не была приятной и безопасной. Очень часто им приходилось идти по самым топям — и тогда им как никогда пригодилось драконье чутьё Добрыни, который безошибочно определял, настоящая ли кочка перед ними или просто ложный клочок суши, который сразу же утонул бы под ногами.

— А в чём тогда? — не выдержал Елисей, когда они вышли на более-менее твёрдую почву и смогли немного расслабиться.

Добрыня искоса глянул на него.

— Даже если отбросить выкуп, остаётся много вариантов. Её могли похитить для воспроизведения крепкого и здорового потомства...

— Ублюдки!

— ... для того, чтобы сделать рабыней и продать на восточных островах в качестве экзотической красавицы...

— Подонки!

— ... ну, или на ингредиенты пустить. Девица княжеских кровей — знаешь, это хорошо ценится в сомнительном бизнесе...

— Мрази! — взгляд Елисея полыхал от ярости. — Зачем мы здесь? — рявкнул он и пнул подвернувшийся под ногу корень. — Давай быстрее разгадаем загадку кольца и уже отправимся Забаву спасать, а не по болотам шляться!

Добрыня неодобрительно покачал головой:

— Опять эмоции. Помнишь, что я говорил? Успокойся, дыши полной грудью... Мы не просто так в этом болоте, как ты выразился, шляемся.

— Да? Уж не хочешь ли ты сказать, что Забава где-то здесь?

— Именно это я и говорю, — Добрыня указал куда-то за спину Елисея. — Смотри.

Елисей немедленно обернулся, готовый ко всему. Но жизнь, похоже, была полна сюрпризов.

— Добро пожаловать в Межболотье — худшее место на дальних островах! — немного пафосно изрёк Добрыня за его спиной, и Елисей просто не мог с ним не согласиться.