Звук тишины (джен)

Мурашки у меня от этого места. Воздух здесь затхлый и даже внутри очень холодный, а с камней всегда капает. Но все равно я стараюсь приходить сюда почаще.

Я плюхаюсь на пол в паре шагов от старого друга, зная, что если б он не был тут заперт, то улыбнулся бы мне. Обязательно.

— Извини, давно не виделись.

Друг не отвечает, но это ничего. Я уверен, что он уже меня простил. Он знает, как тяжело… Наверное, знает. А может, все еще злится, что я на свободе, а он нет?

Да не.

— Ну вот… я наконец-то работу нашел. Охранник теперь. Можешь мной гордиться. — Не хочется расстраивать его, потому что у него-то работы так и нет, и я быстро добавляю: — Только платят не очень. Ты знал, что за работу можно получать деньги? У папаши деньги просто были всегда.

Меня до сих пор удивляют вещи, которые я узнаю за стенами замка. Даже жалко немного, что у нас не было уроков по жизни снаружи. Наверное, никто не знал, что будет война. Или всем просто было плевать.

Повисает тишина, если не считать эха от падающих капель. «Зловещая» — так ее однажды кто-то назвал. Чудное слово. «Зловещая».

Нет, нельзя отвлекаться. Я пришел сюда порадовать друга.

— Работа у меня очень хорошо получается. Этого мужика никто не хочет убить, как хотели достать Малфоя, но все равно мне можно разбить кому-нибудь лицо, и ничего за это не будет! Конечно, это на маглов работа… Но все равно, ты б видел, как я одному маглу нос сломал. Весь был в кровище и… Жаль, тебя там не было.

Это Поттер мне работу нашел, представляешь? Новый начальник… Дудль? Он его брат двоюродный. Чудно, да? Дудль сказал, я ему сразу глянулся. Пожалуй, это потому, что я его самого напоминаю. Он и сам такой крупный. Не знаю только, что я там охраняю. Дрели? Надо будет узнать в следующий раз.

Я бросаю взгляд на друга и понимаю, что новости совсем его не радуют. Я думал, ему понравится. Я ему рассказывал, как у меня с прошлой работой не вышло, на школьной кухне. Было здорово, но сказали, что я слишком много ем. А что я мог поделать — очень уж есть хотелось. С тех пор, как министерство заморозило наши деньги, еды не хватало.

А зря мамаша не наколодовала мне согревающее заклинание...

Я вздыхаю.

— Девушку я так и не нашел. Мамаша хочет, чтоб я на Паркинсон женился, раз Малфой ей отказал. Я сказал — ну уж нетушки. Бесит она. Но сиськи хороши.

Он по-прежнему молчит, но я знаю, что он это оценил. Вряд ли тут много девчонок бывает, по крайней мере, таких, чтоб с большими буферами. Это я тоже новое слово узнал: буфера.

Скучаю я по его смеху. Он здорово изменился, когда сюда попал. Раньше был совсем другой парень. Этак из-за них тут ничего от него не останется.

— Малфой не заходил? Нет? Он наверняка хотел бы. Только и у него жизнь не сахар, по-моему. Не знаю, слышал ли ты, наверное да, но его отца выпустили из Аз…

Я не даю себе договорить это слово. Мерзкое слово. Уже плохо, что я так легко отделался; выслушивать про тех, кому не повезло, совсем ни к чему.

Снова молчание.

Я вздыхаю. Не знаю, злится ли мой друг из-за этой новости. У нас обоих пап тоже отправили в Азкабан. Вот бы мой папаша был, как я, на свободе. Но он не любит, когда навещают.

Если подумать, здесь не так уж и плохо. Ну да, вон крыса пробежала — никогда не забуду, как меня ручная крыса Уизли укусила, — но хотя бы дементоров тут нет. Меня пробирает дрожь. Всегда их ненавидел.

Я снова смотрю на каменные стены, в плену которых оказался мой друг. Ломаю голову, пытаясь вспомнить какие-нибудь хорошие новости.

Да только жизнь у нас невеселая. Я сто лет работу искал, и то нашел только потому, что Поттер сжалился. В школу мне вернуться не разрешили — я тогда еще был под следствием. Но все равно, я же знаю, что мне бы мозгов не хватило на последний год учебы. Попробовался было в квиддиче, но мне сказали, что загонщики не нужны. Странно как-то, но после этого загонщиком взяли какого-то мелкого хаффлпаффца помладше. Ну и ладно, небось, забыли просто.

Квиддич — одна из немногих вещей, что мне удаются. Мамаша мной за это гордилась. Но она тоже стала неразговорчивая. Все сейчас такие. Люди все равно показывают на меня пальцами, ухмыляются, пялятся, как на какого-то грязнокр… Ой, это слово теперь нельзя говорить. А думать его можно? Хм-м-м, надо будет спросить.

Только нельзя ему показывать, как мне трудно. Надо его развеселить. Я же за этим сюда пришел.

Но я поднимаю глаза, и ничего у меня не получается. Я не такой сильный внутри, как снаружи.

— Я очень по тебе скучаю, Винни.

Если не считать эха от капель, отвечает мне только тишина. Я утираю рукой глаза и подымаюсь на ноги.

Наверняка, если бы мог, друг сказал бы мне: «Я тоже по тебе скучаю, Грег».

На самом деле я почти слышу, как он это говорит. Я выхожу из семейной крипты Крэббов, и меня снова наполняет решимость: обязательно вернусь с хорошими новостями.

Должна же жизнь однажды наладиться.