Откуда ты знаешь, какие воспоминания сохранить? (джен)

Дыхание срывалось с губ облачком густого пара. Регулус лежал на спине на поле для квиддича, освещенном в эту безлунную ночь лишь тусклым светом далёких звёзд.

Неудивительно, что он вновь оказался здесь. Так уже повторялось не раз!

Просто иногда все становилось слишком… бурным. И Регулусу необходимы были эти передышки от собственной жизни, короткие урывки, когда он мог наконец снять маску. Отдохнуть. Даже если длилось это всего ничего: ровно до тех пор, пока он не замерзал окончательно.

С самого детства Регулус терпеть не мог холод. Раньше частенько бывало, когда он начинал дрожать и хлюпать носом, Сириус кутал его в свой шарф прямо поверх его собственного. Сириусу любой мороз был нипочём: старший брат всегда источал тепло. Достаточно тепла для них обоих. Достаточно, если бы не колючие льдинки, которые однажды проникли внутрь и с тех пор поселились у Регулуса в венах. Поначалу Регулус думал, что они растают со временем. Он ведь ненавидел холод! А потом… А потом он привык. Научился жить вечно озябшим — ведь холод с тех пор так никогда и не отступил. Возможно, в какой-то момент Регулус даже полюбил это чувство. Льдинки делали всё куда менее ощутимым, делали так, что призраки прошлого почти переставали мучать его — и для этого даже не требовалось никаких усилий самого Регулуса.

Так было проще.

Теперь они не могли разделить с Сириусом один шарф на двоих, даже если бы очень захотели. Сочетание красного и зелёного отвратительно — и даже краски Рождества не смогли бы разубедить в этом Регулуса. Порой он видел, как Сириус носит шарф едва завязанным, зачастую просто беспечно накинутым на шею. И, глядя на этот распущенный шерстяной «хвост», Регулус невольно задавался вопросом — а может, гриффиндорские шарфы просто теплее слизеринских? Порой Регулусу даже хватало смелости признаться самому себе: он думал так лишь потому, что у него самого не было красного в золотую полоску шарфа. А у брата был. Только и всего. И не то чтобы Регулус так рвался заполучить гриффиндорский шарф. В конечном итоге он понимал, что школьные шарфы связаны из одной и той же шерсти.

Только на самом деле ничего из этого не имело значения. Ни малейшего! Ни собственный забытый в общей гостиной шарф, ни шарф брата, который тот даже не удосуживался повязать нормально, ни озноб, сковавший всё тело. Регулус уже привык. Должен был привыкнуть. Но иногда всё это как-то наваливалось и… задевало слишком сильно. Так сильно, что это становилось невыносимым, и тогда Регулусу жизненно необходимо было урвать немного времени наедине с собой.

Кому бы ни пришла в голову «гениальная» мысль селить студентов вместе, как сельдей в бочке, вряд ли этот человек хоть раз в своей жизни встречал интроверта. Регулусу становилось легче лишь когда он тайком сбегал из душного людного слизеринского подземелья, выбирался наружу и в одиночку любовался звёздами. К тому же здесь, под ночным небом, он мог часами разглядывать Сириуса — такого яркого, недосягаемого, задорно подмигивающего Регулусу — и не притворяться, что смотрит вовсе не на него. Не делать вид, что не восхищается им, даже против воли.

Регулус пролежал на поле целый час — и добрую половину этого времени он уговаривал себя уйти, но так и не сдвинулся с места. Вот было бы здорово, если бы душа устремилась прямиком за взглядом, в морозное звёздное небо, и так никогда бы и не вернулась в дурацкое замёрзшее тело! Забыла бы, как просто было раньше чувствовать тепло. О, как же хотелось просто взять и вырвать ноющее от тоски сердце из груди — прямо голыми руками. И стало бы намного проще! Да только Регулусу никогда бы не хватило ни воли, ни отваги так поступить. Кому-то другому, вероятно, да, но не ему. Регулусу никогда в жизни не доставало той силы, что была у других.

Внезапно он ощутил чье-то присутствие. Раздался вздох, и второе облачко пара на мгновение закрыло звёзды. Регулус чудовищным усилием воли заставил себя вернуться в реальность. Он сел и увидел рядом с собой чёрного пса. Пёс смотрел на него спокойно, наклонив голову набок, словно ожидал чего-то.

Регулус никогда прежде не видел таких собак в замке или в окрестностях. Ему вообще прежде не встречались настолько огромные псы. В свете звёзд тёмная шерсть лоснилась, а глаза светились, как два маленьких месяца.

— Привет, — поздоровался Регулус, чувствуя себя чертовски нелепо.

Пёс шумно фыркнул в ответ, и Регулус решил, что на этом можно и заканчивать. Вряд ли бродячая собака могла бы поддержать диалог дальше и ответить на его вопросы — хотя бы на один. Да только уходить ночной гость не собирался.

Регулус посидел в траве ещё какое-то время, позволяя своему разуму постепенно, капля за каплей, вернуться в «здесь и сейчас». Он почувствовал, как сильно замёрз: пальцы задубели настолько, что не больше слушались. А ещё Регулус понял, что больше не хочет уходить. Пес устроился рядом — молчаливый, дружелюбный, излучающий уютное тепло, которое, хоть и не касалось Регулуса напрямую, было ему странно знакомо — как детское воспоминание. Но в конце концов он заставил себя подняться, несмотря на ноющие от холода колени.

Пару мгновений он задумчиво разглядывал пса, размышляя, встретятся ли они ещё вновь, и надеясь, что это действительно собака, а не какая-то злобная сущность из Запретного леса. Нет, пёс определённо не казался диким или свирепым. Скорее напротив — рядом с ним Регулус чувствовал себя в безопасности, хотя так до конца и не понимал, почему. Он решил не прощаться и даже не махать рукой, чтобы собака не истолковала жест как приглашение следовать за ним. Уж что-что, но Регулусу точно не нужен был огромный пёс, трусящий за ним по пятам. Он продохнуть не мог из-за людей, раздражающих, вечно толпящихся вокруг, потому добавлять к этой навязчивой компании кого бы то ни было, а тем более собаку… К тому же неудобных вопросов и без того сыпалось на него слишком много.

И всё же, уходя, он не мог перестать думать о том, как тепло бы ему могло стать, позволь он себе дотронуться до густой чёрной шерсти замёрзшими ладонями.

* * *

Сегодня Регулусу не нужно было искать веских причин, чтобы вернуться на поле. Веские причины находили его сами — если раньше его сюда каждый раз приводили внутренние противоречия, то сейчас к ним прибавилась очевидная неотложная необходимость. И в пекло всех, кто эту необходимость создал!

Прошла всего-то неделя после окончания рождественских каникул, а Регулус уже бегал сюда трижды. Барти умудрялся быть ещё большим засранцем, чем обычно, выуживая у него подробности семейных склок, о которых Регулус старательно пытался не думать. Во всяком случае до тех пор, пока это не становилось неизбежным. Поведение Барти раздражало до чертиков, поэтому Регулус становился всё более и более колким, а Эван вёл себя ещё невыносимее привычного, беспрерывно жалуясь при этом, что невыносимы тут как раз Регулус с Барти. Всё это дико раздражало — но не больше, чем сегодняшний матч по квиддичу.

Когда Слизерин играл против Гриффиндора, атмосфера всегда была накалена до предела, всё всегда кипело и плавилось, бурлило на грани фола. И вот сегодня случился взрыв. Регулус поймал снитч. Поймал! Но каким-то образом гриффиндорский ловец умудрился оспорить это. В итоге в драку ввязались обе команды в полном составе. В этой потасовке Регулусу прилетел крепкий удар в челюсть. И, разумеется, он даже не успел дать сдачи, ведь откуда ни возьмись появился Джеймс-драккл-его-дери-Поттер, весь из себя герой в алом плаще, который оттащил гриффиндорского ловца от Рега. Во всём этом хаосе Поттер даже успел бросить на него слишком внимательный встревоженный взгляд, словно насквозь просветив сверкнувшими из-за стёкол очков глазами. А Регулусу сегодня это было совершенно не нужно! Да и вообще никогда. Ему не нужна была помощь Джеймса, не нужно было его показное сочувствие (которое, как Регулус с досадой начинал понимать, могло оказаться вовсе не показным), и уж точно не нужно было лишнее напоминание о том, чего он в этой жизни лишён. Да и вообще, не по статусу самому Джеймсу Поттеру связываться с таким «безнадёжными случаем», как он.

И всё это навалилось на Регулуса после худшего в его жизни Рождества! Хотя нет, всё же не самого худшего. Второго по отвратительности. В этот раз хотя бы Сириус не сбежал навсегда из дома, хлопнув дверью — теперь его вовсе не было. Рег понимал, что будет плохо, он страдал от звенящей пустоты всё прошлое лето, да только Рождество ощущалось иначе. Хуже. Чувство единения с семьёй и чувство совершенной покинутости сплелись воедино и давили вдвойне. Младший сын дома Блэков никогда раньше не чувствовал себя таким одиноким, как в тот миг, когда глядел на струи ледяного дождя, наотмашь барабанившего по окнам в застывшей тишине промёрзшей насквозь резиденции. Единственный источник тепла, живший здесь прежде, покинул свою тюрьму. И стало пусто.

Сириус, разумеется, не был «безнадёжным случаем», ведь он, в отличие от младшего брата, умел бороться за себя и свои убеждения. Поэтому он провёл Рождество с Поттерами. Счастливый, согретый — там, где и должен был быть. Впрочем, Регулус тоже был там, где должен был быть — в сыром, оставленном радостью особняке.

Холодный влажный нос ткнулся в щёку, заставляя оторваться от созерцания мутных, едва различимых звёзд, возвращая к реальности. Всё повторялось в точности как в прошлую их встречу, разве что теперь небо было затянуто тучами, а челюсть противно ныла от удара. Регулус снова лежал на промозглом поле, игнорируя холод, снова намеренно морозил себя, свои чувства и свою боль, в надежде, что всё это не оттает хотя бы до следующего утра. Но пёс не дал ему окончательно погрузиться в оцепенение и ледяную мглу.

— Чего тебе? — раздражённо буркнул Регулус, даже не потрудившись пошевелиться.

Пёс снова ткнулся, на этот раз ощутимо сильнее. И тогда Регулус разозлился.

Он резко сел, встретившись угрюмым взглядом с незваным гостем. И замер. В шоколадных собачьих глазах плескалось что-то поразительно человеческое. Понимание, терпеливое участие, сочувствие. А ещё — изрядная толика неприятия того, чем Регулус сейчас занимался. Того, как именно он справлялся с проблемами.

Регулус сердито закатил глаза и фыркнул. Пёс передразнил его пугающе точно, даже с оттенком ещё бóльшего раздражения.

— Что надо? — повторил Регулус, будто и правда ожидал ответа.

Чёрная тень настойчиво боднула его головой — прямо в грудь. И тут Регулус почувствовал это. Тепло. Тепло окутало всё его тело, и сердце снова забилось. Обледеневшие было изнутри лёгкие вновь наполнялись воздухом, как ни странно, не разлетаясь при этом на куски. Вместо того чтобы отпихнуть собаку, как хотел ещё секунду назад, он позволил пальцам коснуться густой, мягкой шерсти. Пёс удовлетворённо фыркнул и, если бы Регулус не был так вымотан, после такого самодовольного звука тотчас бы отодвинулся — из чистого упрямства. Но он не стал. Вместо этого ласково почесал пёсий загривок. Жест, полный нежности — всей той нежности, на которую он только был сейчас способен.

Ладони утонули в пушистой холке. Наконец-то его руки согрелись! Согрелись по-настоящему, целиком и полностью. И Рег не сдержался, плотнее прижался к собаке, обнимая. Ещё пару минут назад он и представить себе не мог, что можно было так быстро согреться после того, как чуть не замёрз насмерть. Оказывается, можно.

Регулус выдохнул и наконец расслабился.

* * *

В следующий раз пёс умудрился проскользнуть на трибуны. Регулус даже не попытался задуматься, как именно, пока тот устраивался рядом, такой же спокойный и внимательный, как всегда. Его верный, молчаливый спутник. Всё, на что сегодня был способен Регулус — это протянуть руку и уже привычным жестом потрепать пса по голове. В нём не осталось сил ни на что больше. Письмо матери высосало все соки, попутно вызвав дурноту и головокружение.

Приближалось время получать метку. Он знал это наверняка. Конечно, мать не написала об этом прямо, но, прожив достаточно долго под её крышей, он научился читать между строк. Не то чтобы он когда-либо всерьёз верил, что метки можно избежать. И всё же Регулус скорее предпочёл бы оторвать себе левую руку, чем подставить её под уродливое тавро.

Как же приятно было хотя бы на мгновение представить, что этого никогда не случится! Глупая детская фантазия.

Но понимание всей нелепости отчаянных надежд не помешало ему задаваться вопросом, почему всё сложилось именно так. И почему в его жизни вечно случалось нечто, после чего не находилось ответа на этот простой вопрос. Если бы Рег только мог отыскать ответ, возможно, стало бы легче. Но, пожалуй, хуже всего было осознание того, что ответ стоит искать где-то в собственных решениях. Решениях, которые он принимал в здравом уме, пусть и не всегда по доброй воле. Потому что слишком часто у него и выбора-то не было.

У него должен был быть брат. Он должен был смеяться, как и любой другой подросток. Должен был уметь чувствовать тепло окружающих. Должен был закончить школу без чёрной метки на руке. Но с фамилией «Блэк» ему никогда не было суждено всего этого. Однако «не суждено» не помогало понять, «почему?», не давало ответов. Оставалось лишь горькое смирение. Он пришёл в этот мир Блэком и этот факт, и все его решения привели его к тому, что он так ненавидел в своей жизни. Было слишком много того, чего он никогда не хотел, но и не мог изменить.

Пёс тихо заскулил. Сам не зная почему, Регулус шепнул:

— Я знаю.

Сегодня в небе не было видно ни единой звезды, лишь свинцовые тучи. Воздух давил мокрой тяжестью, давил так, что, казалось, невозможно сделать ни вдоха. А может, Рег и дышал, да только грудная клетка двигалась вверх и вниз без толку — весь кислород всё равно пожрал промозглый туман.

Оглянувшись на пса, Регулус вдруг понял, что больше всего ему сейчас хотелось именно этой компании. Пёс давно сделался для него тёплым и уютным «заменителем звёзд». Рег потянулся и прижал к себе лохматого гостя — единственное живое существо, которое могло хоть как-то заполнить пустоту в груди. Пёс положил голову на его руку.

— Я знаю, — снова пробормотал Регулус, скорее пытаясь утешить самого себя, нежели поговорить с псом. Какая разница, насколько тот понимал, что происходит — всё равно ведь не мог ничего сказать.

Тучи резко утратили свою чёткость. Регулус крепко зажмурился, уткнувшись носом в мягкую шерсть. Даже если пара слезинок и упала на густую чёрную шерсть, то пёс всё равно никому не сможет этого рассказать.

Началась холодная морось. Но и пёс, и Регулус остались на месте.

И даже если Регулус мелко дрожал, сжимая пса в объятьях так крепко, как не мог никого сжимать уже слишком давно, то пёс и об это не сумеет никому рассказать.

Пёс просто оставался рядом — спокойный, верный и надёжный, — пока буря не утихла.

* * *

Не слушая возражения друзей, Регулус отправился на поле, решив, что не голоден. Пёс догнал его на тропинке, весело затрусил рядом. Регулус впервые видел его при ярком дневном свете.

Когда они добрались до трибун, пёс ткнулся мокрым носом в его руку, привлекая внимание, а потом вдруг сорвался с места и бросился прямо на поле. Регулус последовал за ним.

На траве валялся забытый квоффл, и пёс решительно подтолкнул его к Регулусу.

— Серьёзно? Теперь ты хочешь, чтобы мы играли?

Впрочем, наверное, это было честно. Псу ведь не сложно было всякий раз сидеть рядом, успокаивая Рега. Почему бы ему было теперь не попросить что-то взамен? Все и всегда чего-то хотели взамен, даже если помогали в сущей мелочи — просто Регулус прежде не задумывался, что такое поведение распространялось и на собак. Ведь это всего лишь собака, разве нет?

Пёс радостно тявкнул, и его голос эхом прокатился по трибунам.

— Успокойся, — резко одёрнул его Регулус.

Пёс тявкнул снова, куда тише, но с явной насмешкой.

— Да чего тебе, драккл побери? — раздражённо пробормотал Регулус и пнул квоффл.

Пёс тут же радостно устремился за ним.

Так у них и завязалась игра, которую пришлось прервать только после того, как стало совсем темно и мяч стал незаметным в сумерках. Регулус тяжело дышал, пёс тоже шумно хватал пастью воздух. Оба устали, как собаки, но зато Регулус… улыбался.

Он больше не был не заперт в плену собственных мыслей. Не копался в тревогах часами, дожидаясь, пока тело и сознание онемеют от холода.

На обратном пути пёс бодро вышагивал впереди, а хвост его самодовольно покачивался прямо перед носом Регулуса. И, глядя на встопорщенную пушистую «щётку», Регулус поймал себя на неожиданной мысли. Это была лишь догадка. Возможно, мордредово глупая. Но ведь странная собака, как по волшебству возникшая из ниоткуда, собака с пугающе человеческими манерами… Могло ли быть так, что перед ним… анимаг?

Регулус чуть не поперхнулся. Если он и знал кого-то настолько одновременно безрассудного и гениального, чтобы стать анимагом в студенческие годы и использовать свой дар именно так, то это мог быть только один человек. Его брат.

Брат, у которого, возможно, всё ещё была причина… всё ещё было желание… общаться с ним? Если были.

Регулус смотрел псу в спину, подмечая и припоминая детали: длинная чёрная шерсть, выразительные глаза, и это его почти человеческое ироничное фырканье. Как иначе было объяснить, что пёс всегда знал, какой именно поддержки Регулусу не хватало? Тут же вспомнились тёмные ночи в семейном особняке, пустые коридоры, нависающие пугающие тени — а рядом только старший брат, молчаливый, но помогавший одним своим присутствием. Вспомнились и другие моменты. Например, когда Сириус доводил родителей до белого каления, нащупывал грани дозволенного, пытаясь рассмешить Регулуса за обеденным столом, прежде чем их обоих накажут.

Шалости и игры. Прямо как тот квоффл на поле.

Дракклов Сириус!

Регулус раздражённо застонал — пёс тут же повернул голову, вопросительно приподняв ухо. И Регулус воспользовался моментом, чтобы рассмотреть своего лохматого приятеля ещё раз, отмечая про себя, сходятся ли все детали.

Кажется, сходились. Оставался только один вопрос: зачем?

Зачем Сириусу становиться псом? Если это было нужно лишь для того, чтобы поддерживать младшего брата, не выдавая себя…

Регулус точно свернёт ему шею.

* * *

Гнев ушёл куда быстрее, чем он думал. Была лишь вспышка, мгновенно уступившая место старому доброму сложному клубку чувств, в которых Регулус барахтался с тех пор, как поступил в Хогвартс.

Казалось, он всегда это знал, только не замечал. Спрятал глубоко внутри себя мысль, которую старался игнорировать.

А «зачем» оказалось понять куда проще, чем ему думалось поначалу.

Прежде Регулус всегда видел пса одного. Но однажды наконец потеплело и студенты стали проводить больше свободного времени на улице. И тогда Рег увидел его рядом с Ремусом Люпином. Пёс вышагивал с довольным видом, никуда не торопясь.

И если у Регулуса когда-то и были сомнения, что это — его старший брат, то теперь их не осталось.

Потому что именно этим взглядом — всепонимающим, до отвращения преданным — Сириус всегда смотрел на Люпина. Регулус был уверен: у брата это выходило неосознанно. Просто так, как Сириус смотрел на одного из своих лучших друзей, он не смотрел ни на кого.

И именно этот взгляд подсказал Регулусу, что Люпин и стал той самой причиной, по которой Сириус отважился превратить себя в собаку. Конечно, у него не было никаких доказательств. Только знание, которое не требовало объяснений. Сириус смотрел на Люпина так, будто мог был сделать для него всё. Даже если не мог.

Стать анимагом, видимо, входило в список того, что он был готов сделать.

Интересно, каково это — дружить вот так сильно?

Догадка, конечно, не объясняла всего. Не была ответом на все «почему?». К примеру, почему вообще Люпину понадобилось, чтобы Сириус стал собакой?

Да только Регулус понимал: он не может знать всё о своём брате. Да и, если честно, он и не хотел лезть. Так что Регулус остановил поток мыслей на том, что всё «потому что Люпин». Это стало достаточно весомым ответом. И этого хватило, чтобы немного успокоить хаос в голове.

Пока Регулус размышлял, Люпин уселся под деревом, и пёс-Сириус тут же бесцеремонно уложил голову к нему на колени. Это был вполне обычный поступок для собаки, но видеть такое в исполнении Сириуса…

На дворе стоял самый пригожий тёплый денёк в этом году, и Регулус старался придумать хоть одну причину быть недовольным — кроме, той, очевидной, которую он не мог бы озвучить, глядя, как его брат сидит чуть ли не в обнимку с Люпином. В конце концов он накрутил себя достаточно, чтобы прожужжать своим приятелям все уши, и они наконец вернулись в замок.

* * *

Регулус и не думал, что сумеет вызвать Патронуса. Тем более настоящего Патронуса, материального. Только поэтому он вообще решился попробовать произнести заклинание на уроке.

Но он ошибся. Ошибся очень сильно. Конечно же.

— Expecto Patronum, — взмах палочки, и перед ним возник гигантский сияющий пёс. Патронус скакнул вперёд, пробежался по классу и гордо уселся перед Регулусом, дружелюбно виляя призрачным хвостом.

Конечно же, все взгляды тут же обратились на него — кто смотрел с завистью, кто с восхищением. Преподаватель поздравил Регулуса и попытался было вдохновить остальных его успехом.

А Регулус только тяжело вздохнул.

— Ты же не серьёзно, да? — пробормотал он себе под нос ⁽¹⁾.

Пёс задорно наклонил голову набок.

Из-за плеча присвистнул Барти.

— Мерлин, я даже не думал, что ты решишься. А вот оно как! Значит, всё-таки, есть и у тебя счастливые воспоминания, пусть и глубоко спрятанные под всем этим твоим мрачным дерьмом.

От его слов только хуже. И почему Барти никогда не умел вовремя заткнуться?

При обычных обстоятельствах Регулус был бы доволен, что ему удалось овладеть таким сложным заклинанием. Что у него действительно обнаружились счастливые воспоминания.

Да только теперь он и сам не хотел знать, насколько сильны они всё ещё были. Какой смысл в этом призрачном псе, если чувства, что его вызвали, остались в далёком прошлом?

Он не собирался думать о брате! Но когда тебе говорят «вспомни момент, когда ты был по-настоящему счастлив», выбирать не приходится. И потому в голове сразу всплыло лето перед тем, как он поступил в Хогвартс. Тот последний раз, когда он чувствовал, что всё ещё близок с Сириусом. До того, как трещина, образовавшаяся, когда Сириус только уехал в Хогвартс, стала пропастью, разделившей их окончательно после его, Регулуса, распределения.

Сириус рассказывал Регулусу про Хогвартс всё, что мог. О друзьях он упоминал с осторожностью, но даже тогда Регулус нутром чувствовал, что заранее узнал их всех. Конечно же, ему было завидно! Но Сириус подбадривал его. И всегда повторял, что Рег тоже найдёт друзей. Сейчас это вспоминалось как время прекрасных надежд, когда ещё можно было спрятать реальность в самый дальний уголок сознания. Прежде чем их раздавил сентябрь.

Однажды вечером, в конце августа, родителей неожиданно вызвали на срочное мероприятие. Детей туда брать было не положено, и, что ещё страннее, требовалось присутствие и отца, и матери. Это уже было чем-то из ряда вон подозрительным.

Присматривать за мальчиками оставили Кричера, но все трое знали, что он не сможет их остановить.

И вот впервые в жизни братья были свободны в собственном доме.

Сириус, вернувшийся из Хогвартса ещё более шумным и дерзким, чем прежде, тут же начал придумывать всё более безумные способы провести эту ночь. Они носились по коридорам, ни капли не заботясь о скрипящих половицах, которые обычно обходили стороной. Сириус даже достал свой проигрыватель — подарок от Андромеды, который приходилось прятать от родителей, чтобы те не конфисковали «магловщину», — поставил пластинку и выкрутил громкость на максимум. Музыка заполнила каждый уголок его комнаты. Прежде Регулус даже представить себе не мог, что в доме номер двенадцать на площади Гриммо могут раздаваться настолько громкие звуки.

Горланя песню во всю глотку, Сириус схватил Регулуса за руки и закружил по комнате. Они смеялись. В их семейной резиденции никогда ещё не звучало столько смеха. Регулус хохотал так долго, так безудержно, что у него спёрло дыхание. Казалось, он вот-вот задохнётся, но тогда его лёгкие казались больше, сильнее и крепче, чем когда-либо.

Одна за одной сменялись песни, и братья выдумывали всё более нелепые танцевальные движения. В тот момент целая вселенная была здесь, в спальне Сириуса, и Регулус чувствовал её на всю катушку.

Он хотел её чувствовать. Ничего на свете с тех пор он не хотел вернуть больше, чем то счастье, которое он ощущал в ту ночь, веселясь и бесясь рука об руку со старшим братом, вопящим странные магловские хиты.

Когда наконец заиграла медленная песня, они рухнули на кровать, красные, запыхавшиеся, с болящими от смеха рёбрами.

Сириус усмехнулся, хитро и лукаво.

— Ну что, Реджи? Я же говорил, что немного повеселиться не помешает.

Регулус не помнил, чтобы видел брата таким счастливым. Таким живым.

Он задумался — интересно, Сириус всегда такой в Хогвартсе?

Может, и ему будет там так же хорошо? Скорее бы…

— Признайся, Реджи! — Сириус ткнул его в бок.

— Прекрати, — прохрипел Регулус сквозь хохот.

— Тебе понравилось, правда?

— Да, да, это было чертовски весело, только перестань! — Регулус увернулся от очередного тычка.

Музыка всё ещё кружилась вокруг них, витала в воздухе, как настоящая магия. Дыхание медленно выравнивалось.

— Ты ведь знаешь, братишка, что я сделаю для тебя всё, что угодно, да?

Улыбка медленно сползла с лица Регулуса.

В глазах Сириуса вдруг загорелось что-то странное, болезненное. Как будто он уже понимал, что они стоят на краю.

— Конечно, знаю, — легко ответил Регулус. Так легко, как отвечают только беззаботные дети.

Таковым он тогда и был. Он не сомневался в своих словах. Тогда ещё нет.

Теперь же всё это умерло. Давно и окончательно. Пёсий Патронус никогда не сможет его защитить от этой утраты. Никто не сможет. Как бы кто ни пытался.

Призрачная собака растворилась в воздухе, оставив после себя пустоту.

Вот она, реальность.

Но спустя час у него под боком снова сидела собака. Настоящая, чёрная, тяжело сопящая носом. Регулус угрюмо смотрел на пса — а пёс смотрел на него с теплом.

— Почему ты продолжаешь приходить?

Как же всё это надоело! Так бессмысленно! Очевидно ведь, что Регулус просто напридумывал себе Мордред знает что. Сириус бы не стал этого делать. Не для него. Не теперь. Регулус давно похоронил надежды вернуть брата. Похоронил вместе с теми отголосками радости, что были в его жизни, когда в ней был и Сириус.

Где-то между недоверием и раздражением пряталось отчаяние. Если всё же это Сириус, если брат всё ещё хочет быть рядом, почему он может быть рядом только так? Почему?

— Почему? — снова выдохнул Регулус.

Голос его дрожал, а с ним и всё тело. Всё, что имело значение — ответ на вопрос, который он повторял снова и снова, ответ, который он так и не получил…

Пёс… Сириус опустил голову, ткнулся лбом ему под подбородок.

Регулус не колебался больше ни секунды. Протянул руки и сжал пса в объятьях.

— Почему… — всхлипывая, бормотал он снова и снова в густую шерсть. Голос его срывался. Слёзы всё текли и текли по щекам, по шее, по пёсьей морде.

Сириус тихо заскулил. Но Регулус не разжал рук.

Не собирался даже.

Потому что он никогда не хотел отпускать своего брата. А сейчас… брат был здесь. И пусть Регулус никогда не хотел отпускать Сириуса, сейчас он не хотел этого во много-много раз сильнее, чем прежде.

* * *

Регулус вздохнул, опускаясь на деревянную трибуну. Скамья жалобно скрипнула под ним. Было уже поздно, но солнце только-только клонилось к закату. Не прошло и минуты, как он услышал, как приближается пёс: его когти ритмично цокали по лакированным доскам. И Регулус не смог сдержать слабую улыбку. Сириус пришёл даже раньше, чем обычно. Это было здорово, потому что Регулус не хотел ждать дольше.

На этот раз он был здесь не из-за проблем и желания уединения. Единственной «проблемой» сейчас оставался пёс-Сириус, а поле для квиддича было явно не тем местом, куда от этой «проблемы» можно сбежать. И, если вдуматься, это немного раздражало. Ведь он всегда приходил сюда, чтобы побыть одному.

Но в то же время… за целый год это был его лучший шанс поговорить с братом.

И, так как сегодня в его жизни не произошло ничего из ряда вон, ничего, что заставило бы мёрзнуть, молчать и прятаться, Регулус нашёл в себе достаточно сил, чтобы решиться. Сегодня он признается в том, что понял. Сириус должен знать. Рассказать ему было честно, и неважно, что после этого всё могло измениться, неважно, насколько хорошо Регулусу в компании брата, в кои-то веки вновь оказавшегося рядом — на расстоянии объятья.

Главное было из-за этого не разругаться. Мерлин, только бы не разругаться! Регулус никогда этого не хотел. Но всё же именно так обычно и выходило. Наверное, ссора для них всегда была самым простым выходом. Но не сегодня. Сегодня ему просто нужно, чтобы Сириус знал, что он знает. И всё. Разве им не под силу справиться хотя бы с этим?

Регулус смотрел на свои руки, сжимая и разжимая пальцы, и всё пытался собраться с мыслями. Пёс коротко, нетерпеливо тявкнул, требуя, наконец, его внимания. Даже в собачьей форме по брату было видно, что он нервничает. Сириус всегда так делал — дёргал плечами, переминался с ноги на ногу, то напрягал, то расслаблял спину, не зная, куда себя деть. Могло ли ясно считывающееся напряжение значить, что и Сириус тоже не хотел, чтобы это было ссорой? Ведь все это время они общались только так — как собака и человек, а не как… брат и брат.

Регулус поманил пса, и тот забрался на скамью рядом с ним. Крепко обняв пышущее жаром собачье тело, Регулус плотно прижал его к себе, уткнулся носом в чёрный загривок.

— Я знаю, что это ты, Сириус, — тихо шепнул он.

Пёс мгновенно напрягся. Так резко, что Регулус засомневался, дышит ли тот вообще. Спустя несколько секунд Регулус чуть отстранился, но объятий не разжал. Взгляды встретились.

Всё те же глаза. Те же, что и всегда. Как же он не понял раньше?

А потом Сириус попятился, и Регулус совсем не был уверен, что тот не сбежит. Но всё же не стал удерживать против воли. Смирился с неизбежным, убирая руку. Закрыл глаза, пытаясь укротить шквал эмоций, накативших, когда он понял — Сириус вот-вот уйдёт.

Но Сириус не ушёл. Когда Регулус снова открыл глаза, перед ним стоял его брат. Прямые волосы, широкие плечи. И выражение лица, которое Регулус, при всём желании, не мог разгадать.

— Как давно ты знаешь? — выдохнул Сириус, сжимая и разжимая кулаки, будто пытался ухватиться за воздух, что гудел между ними электрическим напряжением.

— Я видел тебя с Люпином на прошлой неделе.

Пауза.

— И всё?

— Ты с ним всегда выглядишь таким… ручным щенком. Честно говоря, в такие моменты отличить твои две формы куда сложнее, чем должно было бы.

Регулус всеми силами старался придать своему голосу лёгкости и не дать петуха.

А потом Сириус лающе рассмеялся, и Регулус снова подумал, что он был полным болваном, раз не догадался раньше. Наконец, нахохотавшись всласть, Сириус присел рядом, и Регулус тихонько вздохнул с облегчением.

— И что, ты действительно понял только поэтому?

— Ну, было ещё кое-что… — Регулус не планировал показывать это, но раз уж они начали выкладывать друг другу всё, раз уж это его единственный шанс, тогда…

— Expecto Patronum, — тихо шепнул он, вспоминая, как маленький Сириус кутает его шарфом. Хохот и музыку, сотрясавшие всегда столь чопорный и тихий дом на площади Гриммо. Голые пятки на скрипящих половицах.

И вот перед ним снова возвышался огромный чёрный пёс, только теперь — призрачный. Регулус призвал Патронуса прежде, чем успел бы передумать. Драккл, как же неловко. Молчание стало слишком неловким и Регулус уже начал было жалеть, как…

— Мерлинова срань, — выдохнул Сириус. В его голосе звенели шок и… гордость?

А затем он мягко добавил:

— Expecto Patronum.

Ещё один чёрный пёс появился рядом с первым.

— И правда, мерлинова срань, — согласился Регулус.

У него не просто был Патронус в виде брата. Его и Сириуса Патронусы ещё и совпадали! Голова шла кругом и Регулус не стал думать эту мысль дальше. Просто спросил.

— Твой Патронус — ты сам?

— Да, так же у Сохатого и Лунатика. У Хвоста, наверное, будет так же, но он ещё не вызывал своего.

— Вы… вы что, все анимаги? Хотя нет, можешь не отвечать. Не знаю, почему я вообще удивляюсь.

Сириус усмехнулся.

Регулус взмахнул палочкой, попытавшись рассеять Патронуса. Но тот не исчез. Может, дело было в том, что счастливые воспоминания никуда не делись. А может, в том, что его брат сидел с ним рядом, в тёплых лучах заката. Сириус, к слову, так и не попытался убрать своего Патронуса. Просто наблюдал, как два призрачных пса обнюхивают друг друга.

— Признаю, это немного странно, — кивнул он в их сторну.

Регулус тяжело выдохнул, глядя, как Патронусы затеяли беззаботную возню.

Как же он не хотел терять Сириуса снова! Мог ли он совершить ошибку тем, что признался? Если Сириусу теперь странно, может быть, он просто снова всё испортил? Может, если это был единственный способ, которым они могли общаться, стоило просто оставить всё, как есть?

Хотя... Может быть, Сириус тоже не захочет его терять?

— Зачем ты здесь, Сири?

— Просто… — Сириус взъерошил волосы, подбирая нужные слова. В повисшей тишине Регулус мог лишь надеяться, что такие слова существуют. — Я не знаю, что там у вас творится. Но ты выглядел таким… таким усталым, Рег. Грустным, потерянным. Я не знал, как поддержать. Как просто быть рядом. Но, наверное, хотел. И попытался. По-своему.

Регулус фыркнул, хоть это больше напоминало судорожный выдох.

— Ты хотел быть рядом со мной?

— Я твой старший брат, Реджи. Я всегда хочу быть рядом с тобой.

Регулус зажмурился.

— Но ты ведь ушёл! Ты оставил меня там и ушёл. — Вот она, вечная, непреодолимая суть проблемы. — Ты говорил, что готов сделать для меня всё, а потом ты взял и ушёл! Нет, я понимаю… Ты не мог остаться. Ты бы сделал для меня всё, кроме одного — ты не мог остаться. Что мне с этим делать? Что мне… Ты бросил меня!

Нет, Регулус, конечно, понимал, что Сириус должен был уйти. Что должен был покинуть этот дом. Он даже понимал, почему. Видел, как хорошо стало Сириусу, когда он, наконец, вырвался оттуда. Сколь больше он теперь мог быть собой, когда находился вне этих стен. Он также знал, что не мог пойти с ним. Точнее… сам не пошёл бы. Это был тупик. Регулус должен был остаться. Сириус должен был уйти. Он понимал. Но он не знал, как примириться с тем, что уход Сириуса из отчего дома, от их родителей… означал ещё и уход от него. Возможно, Регулус был такой же неотъемлемой частью проблемы, как и всё остальное? Был ли он очередным чем-то, с чем брат больше не желал иметь дела?

Сириус сбежал. Оставил всё позади. Включая Регулуса. Сириус шёл дальше, в светлое будущее. А Регулус был брошен один, в темноте, из которой ещё поди-разбери, как выбраться.

— Я не хотел оставлять тебя, — выдохнул Сириус. — Если бы я только знал, что ты пойдёшь со мной…

— Я бы не пошёл.

Простая и болезненная правда. Вечное противоречие желания и долга. Храбрости и послушания.

— Но я бы хотел, чтобы ты пошёл.

Неужели? Нет, Сириус не врал. Брат выпалил это с такой горячей искренностью, что Регулус почти не сдержал слёз. Он шумно выдохнул: к горлу подступил комок.

— Ты… ты никогда мне этого не говорил.

Сириус резко отстранился.

— Я думал, ты знал.

— Не знал.

Рег слышал, как звенит в его голосе боль. И это было унизительно. Всё время думать, что ты знаешь что-то наверняка, понимать, что не нужен самому родному в мире человеку… И потом осознать, как ужасающе, безвозвратно ты ошибался!

— Да, ну теперь-то до меня дошло. — Сириус провёл рукой по волосам. Регулус прекрасно помнил этот нервный жест. Такой родной жест. Мерлин, как же он скучал по брату!

Через несколько недель ему предстояло вернуться в тот дом. В дом, где стены до сих пор хранили отголоски хохота Сириуса. Может, Сириус сможет встретиться с ним в облике пса где-то в парке неподалёку, если Регулус сумеет незаметно ускользнуть? Может, это не будет слишком опасно? Может, им обоим как раз и не хватало чего-то подобного? Если только Сириус не врёт.

— Ты же… ты это серьёзно?

Кажется, в этот раз Регулус знал ответ. Но, похоже, вся его жизнь состояла в том, чтобы знать ответ и всё равно делать выбор вопреки ему. Или не верить в очевидное, закрываясь в «надо» и «я одинок».

— Что?

— Ты правда не хотел оставлять меня? Ты… ты хотел помочь мне?

— Да, серьёзно. Конечно, серьёзно! Ты же мой маленький брат, и я тебя л…

— Хватит. Если скажешь ещё хоть слово, станет слишком приторно, и я перестану тебе верить.

И Сириус тут же захлопнул рот. О, сколько же споров это могло бы помочь разрешить в прошлом! Если бы они просто слушали друг друга… И хотя бы изредка затыкались.

— Были моменты, — продолжил Сириус, когда солнце уже скрылось за горизонтом, — много моментов, когда мне хотелось обернуться человеком и просто поговорить с тобой. Но я знал, что ты не стал бы. Не по-настоящему. — Чувство вины звенело в его голосе.

Регулус видел, как вина пожирает его брата — прямо у него на глазах.

— Я стараюсь, правда, Реджи. Я пытаюсь! Я бы до сих пор сделал для тебя всё, братик. Или… почти всё. Всё, кроме того, чтобы оставаться в том чёртовом месте. Мне жаль. Я сделаю для тебя, что смогу. Только скажи мне, как помочь тебе… не убивая себя, оставаясь в том доме. Пожалуйста.

Глаза Регулуса защипало от слёз. От этого горького надлома в голосе брата. От надежды, озарившей его лицо. Как же долго они оба молчали! И теперь было так больно... но и так легко наконец открываться друг другу.

Регулус запрокинул голову, стараясь не разрыдаться, слушая приглушённые всхлипы Сириуса, и вперился взглядом в первые звёзды, одна за другой зажигавшиеся в небе.

— Помнишь, — он сглотнул, — как ты всегда зимой давал мне свой шарф? Обматывал им меня, и ворчал, что раз наш снеговик ещё не готов, нам надо держаться — и обязательно закончить его, прежде чем идти домой.

Сириус затих и посмотрел на него. Регулус продолжил.

— А тот Хэллоуин, когда ты надоумил меня выйти с тобой из дома в мантиях, просто чтобы проверить, остановит ли нас кто-нибудь из маглов? Или тот раз, когда родители уехали, и мы остались дома одни, и ты поставил пластинку, и мы танцевали в твоей комнате, пока не рухнули от усталости?

Регулус замолчал на мгновение, вдохнул полной грудью и… решился.

— Именно об этом я подумал, когда сумел вызвать его, — он кивнул на Патронусов, лежавших рядом.

Серебряные мокрые дорожки заблестели на щеках Сириуса.

— Реджи…

— Я не знаю, как мне быть, Сириус, — Регулус закрыл лицо ладонями, но это не могло скрыть слёзы. — Я хотел бы знать. Но я не знаю.

Сириус обнял его. Осторожно, словно Регулус был хрустальным, он опустил голову младшего брата себе на плечо.

— Я тоже хотел бы знать, Реджи. Но мы разберёмся. Вместе. Ладно? Если мы будем разбираться вместе… Мы обязательно справимся.

Прежде это бы уже не сработало.

Но Регулус всё равно кивнул, зарываясь в объятия брата. Чувствуя, как дрожь в голосе Сириуса, заставляют его самого сжимать того всё крепче.

Он так скучал! Так сильно, что не знал теперь, что было больнее — тосковать или, наконец, обрести, но бояться потерять вновь. Только если оба варианта неизбежны… то Регулус выбирает этот. Ту версию их, которая пройдёт через всю боль вместе. Как они и должны были всегда. Рука об руку. Остальное не имело значения. А ещё он надеялся убедиться, что со временем боль уйдет и останется только братское плечо. Они ведь сумеют и так?

Сириус не отпускал его. И Регулус не отпускал в ответ. Глядя поверх лохматой головы брата в звёздное небо, он думал: может, они и есть звёзды — редкие улыбки и вспышки света среди кромешной тьмы.

1) В оригинале чудесная игра слов из «Sirius» и «serious» (серьёзно).

Вернуться к тексту