Две галки на клеверном поле (гет)

От автора: Я, разумеется, в курсе, что на фамильном древе Блэков, за подписью Роулинг, год рождения Беллатрисы обозначен, как 1951. Но с этой датой большая путаница. Во-первых, согласно древу получается, что ее отец зачал ее в 12 лет, что ни с чем не сообразно, да и все три сестры родились до его совершеннолетия. Во-вторых, довольно странно, что у Кигнуса — младшего ребенка в семье — все дети значительно старше детей его старшей сестры Вальбурги. К тому же это расходится с самим текстом "ГП", где Белла упоминается учившейся в Хогвартсе во времена мародеров. К примеру, Сириус говорит Гарри, что Белла училась вместе со Снейпом, что никак не могло быть, будь она 51-го г.р. Учитывая, что сама Роулинг признавалась, что у нее туго с математикой, я решил проигнорировать фамильное древо и вернуть год рождения Беллы в 1959 год, что мне кажется гораздо более оправданным.

— — — — —

Если бы не Гермиона, его бы, конечно, здесь сейчас не было.

Постоянно ощущать на себе все эти бесконечно смущавшие его взгляды... Словно он был какой-то химерой, которую приволокли для увеселения публики. Не то чтобы это не преследовало его раньше. Да можно сказать, всю жизнь. «Это же Гарри Поттер! Тот самый!» Но тогда от него всё время чего-то ждали. А теперь он всех стеснял своим присутствием. Надежда во взгляде — это всё-таки лучше, чем пугливое благоговение. Поэтому он старался не смотреть по сторонам и сосредоточиться на лицах друзей.

Рон его порядком удивил. Так сильно измениться за такой короткий срок — от кого угодно можно было этого ожидать, но не от него. Самое главное, с его лица сошло выражение этой постоянной растерянности, словно он не знал, какое слово произнести следующим. Тот факт, что ему доверили работу аврора, как будто заставил Рона внутренне расправить плечи. Он был спокоен, деловит и уверен в себе как никогда. Не без толики самоуверенности, конечно, но без нее он не был бы тем Роном, которого он всегда знал. Расхаживая по главной приемной аврората, Рон успел за пятнадцать минут вывалить на них все подробности десятка задержаний, в которых он принимал (или не принимал) участие, изложить привычки коллег, рассказать о том, как его здесь ценят и заодно не преминул ввернуть, что Гарри тут только и ждали весь этот месяц. Впрочем, его где только не ждали, однако появляться где бы то ни было не входило в его планы. В целом, изменения, произошедшие с Роном, Гарри пришлись по душе, он не мог не порадоваться за своего друга, хотя и несколько отстраненно, без особых эмоций. Единственным, пожалуй, что его немного смутило, были взгляды, которые Рон пару раз бросал на него исподлобья. В них было что-то похожее на напряженное недоумение. Возможно, друг осуждал его за то добровольное затворничество, на которое он себя обрек, возможно, пытался найти на его лице следы прежнего Гарри. Того, который канул уже давным-давно и никогда больше не мог вернуться. Или, что скорее всего, до сих пор злился из-за своей сестры и скандала, разгоревшегося вслед за тем, как Гарри ее оставил. Как бы то ни было, он не собирался узнавать подробности того, что Рон о нем думает, он мечтал как можно скорее покончить со всем этим. Опять же из-за Гермионы.

Вот она почти совсем не изменилась. За исключением строгого делового костюма с короткой мантией поверх, она оставалась прежней Гермионой. Только что волосы стали немного короче, уложенные в аккуратно завитую прическу. Собранная, внимательная и чуткая к любому изменению их эмоций. Она сидела и смотрела на Рона благосклонно-снисходительно, изредка улыбаясь, одновременно слушая его и думая о каких-то своих делах. С тех пор, как ее приняли на работу в Министерство, Гарри успел два раза прочесть о ней в «Пророке» уже не в связи с завершившийся войной, а из-за ее инициатив по преобразованию магического мира Англии, которые она проталкивала со свойственными ею энергией и упорством. Смотря на периодически образующуюся горизонтальную складку на ее высоком лбу, Гарри с некоторым беспокойством гадал, насколько еще хватит ее энергии. Во всяком случае, ее жених подавал некоторые многообещающие признаки, что в будущем станет ей, наконец, настоящей опорой, а не только объектом ухода и заботы, как прежде.

Слово «жених» обдало его внутри какой-то неприятной, с кислым привкусом, досадой. Он уже и так давно понял, что совершил ошибку, поддавшись на уговоры придти сюда. Конечно, отказать было трудно, тем более, что причина приглашения выглядела такой важной, но вряд ли он по-настоящему верил, что сможет опознать кого-то из бывших упивающихся лучше, чем их жертвы. А вот смотреть на Гермиону было по-настоящему невыносимо. Он уже успел подзабыть, насколько это было тяжело раньше, когда она постоянно была рядом. Успел слегка примириться с текущим положением дел. Оставалось решить для самого себя один-единственный вопрос — как ему поступить в отношении свадьбы своих друзей. Всё-таки проигнорировать ее полностью было бы с его стороны поступком совсем уж... Мерлин, да какая, в конце концов, разница за кого бы его приняли! Но она могла догадаться! А этого он себе никак не мог позволить. Ни за что на свете! Чего ей сейчас точно не требуется, так это узнать о его к ней чувствах! Это разрушит вообще всё. Все те чудесные воспоминания о проведенных вместе годах, что еще у него оставались, и которые еще как-то поддерживали его на плаву.

Лучше всего было бы уехать. На время, возможно навсегда. В Америку... Да хоть в Австралию! Потому что увидеть ее в свадебном платье было выше его сил!..

Кажется, Рон закончил свое очередное излияние о теперешнем справедливом «режиме магического контроля» и собирался прощаться.

— Очень на тебя надеюсь! Очень на тебя надеюсь, дружище! — твердил он, тряся его руку. Интересно, он и вправду ожидал, что Гарри помчится устраиваться в аврорат, выслушав эти рассказы? Меньше всего сейчас он хотел снова начать швыряться в людей поражающими заклятиями, каковы бы эти люди не были.

Он проводил Рона долгим взглядом, когда тот выходил через огромные створки внешних дверей отдела вместе с длинным и худым молодым волшебником в форме аврора, которого Гарри видел впервые в жизни. Да он, собственно, почти всех в этом зале видел впервые. После разгрома, устроенного Волдемортом в Министерстве вообще и в аврорате в частности, пришлось поменять почти весь личный состав. И сейчас Гарри смотрел и удивлялся тому, сколько же здесь народу. Он, конечно, читал в газетах о серьезном сопротивлении оставшихся на свободе упивающихся, но не думал, что придется привлекать к борьбе с ними столько сотрудников. В голову закралась мысль, что Рон то вовсе недаром так тряс его за руку.

Поняв, что довольно долго уже молчит, погруженный в свои мысли, он поднял голову и взглянул на Гермиону. Она смотрела на ближайшую стену. Точнее, на весьма скверного качества портреты, развешанные на ней. Портреты тянулись вдоль всей стены длинной галереей на уровне глаз. Многие были налеплены криво и неряшливо, торопливой рукой, некоторые выглядели сильно потрепанными, очевидно, висели уже довольно давно, другие лепились явно совсем недавно, наполовину перекрывая соседние. Для них уже не было места.

— Неужели столько? — промолвила Гермиона вполголоса.

— Давай-ка взглянем на них поближе. В конце концов, мы же ради этого и пришли.

— Не совсем, Гарри. Нас должны пригласить, когда доставят пойманных. А на этих листках вряд ли мы вообще что-то разберем.

— Очевидно, штатный колдограф ушел в отпуск, — он с улыбкой пожал плечами, и тут же понял, что шутка не удалась. Потому что им обоим было прекрасно известно, какого рода «отпуск» это мог быть. Он досадливо наморщил лоб и всё-таки встал, направившись к стене, якобы чтобы действительно взглянуть на портреты поближе, на самом же деле, чтобы не смотреть на ее изменившееся лицо.

Вблизи портреты (и люди на них) смотрелись еще хуже, чем издали. Не потому, что качество рисунков было никудышным (хотя так и было), а потому что людям на рисунках был придан какой-то злобный, почти звериный вид. Он сам, встречавший упивающихся лично лицом к лицу, не мог припомнить у них такого вот выражения даже в бою, хотя, конечно, и то, что он видел, не пришлось ему по душе. Очевидно, художник то ли рисовал с описаний до смерти перепуганных людей, то ли вообще не собирался передавать точно черты лица, а просто лепил всех по одному шаблону. Гарри нахмурился, медленно двигаясь вдоль стены, понимая при этом, что за его передвижениями украдкой наблюдала сейчас половина громадной приемной. Гермиона словно почувствовала его одиночество на фоне этих ужасных портретов, потому что подошла и встала у него за спиной, как бы закрывая собой от чужих взглядов. Так они и передвигались к углу зала, медленно, он, делая вид, что разглядывает рисунки, она — что смотрит поверх его плеча.

Стена кончилась, и направо протянулся пустой неширокий и длинный коридор с рядами тяжелых дверей. Гарри только повернулся полюбопытствовать, как около него почти сразу возникла молодая девушка небольшого роста, полная и румяная. Явно смущаясь, она словно предлагала себя. «Мистер Поттер, вам, кажется, что-то нужно?», — как будто говорило ее выражение лица. Даже сама поза выдавала желание услужить. Гермиона взглянула на нее нейтральным взглядом, но только Гарри знал, насколько мало в нем нейтральности на самом деле. Казалось, что такое отношение к себе и друзьям по «Золотому трио» убивало ее еще больше, чем его. Но в отличие от него, она не бежала, она возмущалась в открытую. И горе было тому, кто попадал под огонь ее возмущения. Поэтому он поспешил спросить первым, чтобы поскорее спровадить непрошеного помощника.

— А что там?

— Комнаты для допросов, — голос у нее был быстрый и бойкий. — Вас должны пригласить в комнату двести девять в конце коридора, мистер Поттер. К сожалению, я не знаю, в чем проблема, почему до сих пор не доставили задержанных, но я могу зайти и проверить для вас, вдруг мистер Свифт уже вернулся, возможно, тогда...

«Вот тараторка»!

— Спасибо большое, мы проверим сами. Не беспокойтесь.

На ее лице была написана некоторая толика досады, но она мужественно улыбнулась и пошла в направлении группы что-то обсуждавших сотрудников. У него не было ни малейшего сомнения в том, что именно они сейчас обсуждали, и как она сейчас будет перед ними хвастаться, что обмолвилась парой слов с «самим Гарри Поттером». Он резко развернулся и пошел по коридору.

Он всё больше чувствовал свою неуместность в этих стенах и всё больше понимал, насколько он ошибся, выбравшись-таки из своего убежища на площади Гриммо. Он ни в коем случае не смел упрекать Гермиону за то, что она, наконец, уговорила его выйти в люди, Гермиона не была бы Гермионой, если бы не пыталась, но ему нужно было стоять на своем. Не впускать никого, как он и планировал изначально, как он и поступал вот уже месяц с лишним, с тех пор, как заперся у себя дома после всех тех похорон, что прошли вслед за решающей битвой. Мертвецы мельтешили у него перед глазами, и даже одиночество не спасало полностью от смертельных видений. Сейчас же, после этой жуткой череды портретов на стене, даже этот пустой коридор вызывал у него неосознанную тревогу, как будто он способен был и здесь встретить те мертвые лица, что мчались за ним по пятам всё время добровольного заточения. Он ни капли не удивился, когда очередная размытая окровавленная фигура проскользнула мимо его мысленного взора, мелькнув в приоткрытой двери одного из кабинетов. Он в очередной раз привычно подавил ледяную волну ужаса, поднимающуюся из района живота вверх к сердцу, бросил украдкой взгляд на Гермиону, не заметила ли она бледности на его лице, и зашагал дальше по коридору. Он не знал, видит ли она в своих снах то же, что и он, но, Мерлин свидетель, не ему теперь ее об этом спрашивать!

Двести девятая комната нашлась в самом конце коридора и оказалась запертой. В этот самый момент он решил, что уходит. С него было довольно впечатлений сегодняшнего дня! Он чувствовал, что сдерживается едва-едва, чтобы не сорваться. Не хватало еще, чтобы она увидела его раздавленный, перепуганный взгляд или еще, чего доброго, слезы. Не хватало еще, чтобы это увидели и все остальные. Если им нужен герой, он согласен им быть, но только где-нибудь вдалеке от всех.

— Слушай, мне пора домой, — промолвил он со всей возможной твердостью.

— Пора домой?! Гарри, я предполагаю, тебя дома ждут дела просто одно важнее другого!

— Должно быть, ты удивишься, Гермиона, но я устал. Устал торчать в этом дурацком шумном здании. Я хочу придти домой, поесть и почитать книжку.

С этими словами он двинулся обратно по коридору.

— Устал?! Да мы же всего полчаса провели в аврорате. Гарри, я целый день работаю в Министерстве и нахожу в себе силы придти домой и еще...

Она внезапно осеклась и, догнав его, продолжила уже совсем другим тоном.

— Ох, пожалуйста, извини! Кажется, я забыла, что...

«...что ты не Рон», — подумал он с усмешкой. Он дорого бы отдал даже за семейный скандал в ее исполнении, пускай бы даже она каждый день на него орала. Лишь бы только слышать этот голос.

— ... забыла, что ты совсем отвык от толпящихся вокруг тебя людей...

— Я к этому никогда и не привыкал, — промолвил он тихо, но она продолжала, не замечая его слов.

— ... которые постоянно глазеют, обсуждают, хихикают, даже лезут за автографом. Как будто у тебя нет своей жизни, как будто ты не такой же обычный человек как они. И который просто бесконечно устал от всего этого.

— Мне кажется, Миона, ты сейчас говоришь уже не обо мне, — он постарался улыбнуться.

Она слегка смутилась, но покачала головой скорее досадливо, чем виновато.

— Ты прав, но для тебя это в сто раз хуже. Думаешь, я не понимаю?! Но это всё же не повод, чтобы запираться от всех... Гарри?!

Она испуганно смотрела на него, внезапно остановившегося как вкопанный посреди коридора, уставившегося в одну точку взглядом полным ужаса и отчаяния.

— Гарри? Что с тобой?

— М-м, ничего... всё в порядке... я просто...

Он «просто» снова видел чертова мертвеца. Что самое интересное, опять в том же месте, что и в первый раз. Он прикрыл глаза руками и зажмурился изо всех сил, так, что заболели глазные яблоки. Он должен сейчас же придти в себя! На этот раз на него накатило как-то уж слишком сильно.

— Гарри, тебе нужна помощь?

— Нет, нет, прошу тебя, всё в порядке, я сейчас...

Он открыл глаза... Должно быть, она права, ему нужна помощь. Потому что мертвец всё еще висел именно там, где он его видел раньше. В самом углу комнаты с приоткрытой дверью. Он знал, что открыть дверь и зайти туда будет ошибкой. Возможно, самой главной ошибкой в его жизни. Потому что обратно он может выйти уже в сопровождении колдомедиков, спелёнутый по рукам и ногам. Но, Мерлин всемогущий, он бы навсегда перестал себе доверять, если бы не открыл эту чертову дверь. Поэтому он сделал так, как делал всегда. Просто пошел навстречу опасности.

Для большинства может служить откровением, с какими вещами способны уживаться люди в собственной душе. Что для других непереносимо даже на доли мгновения, для кого-то может становиться привычным и обыденным, как мысли о ценах на бензин. Не принимаемым, не любимым, но обычным. Гарри Поттер, всю свою жизнь несший в своей голове воплощение злодея и убийцы, давно знал, что нет такой вещи, с которой нельзя было бы свыкнуться. И когда страшные сны захватили его целиком после главной битвы в его жизни, он знал, что придет день, и он привыкнет. И к этому тоже. Просто перестанет замечать, обращать внимание на мертвые лица, которые немо усмехались ему, стоило только прикрыть глаза на более-менее долгий срок. Когда в землю опускали Фреда Уизли, он знал, что привыкнет и к навеки отпечатавшемуся в воспоминаниях лицу его брата — он никогда прежде не видел такого пустого лица. И в противоположность этому — улыбающееся личико младенца Тедди Люпина на похоронах своих родителей — к этому воспоминанию он привыкнет тоже. Если он привык закрывать глаза и снова и снова видеть фигуру Сириуса, медленно исчезающую в Арке, он способен привыкнуть ко всему!

Поэтому настоящим шоком стал для него тот факт, что впервые в жизни он, кажется, видел нечто, способное полностью разрушить его уверенность в своих силах выдерживать неприятные зрелища. То, что он действительно видел это глазами, а не грезил наяву, ему подтвердила Гермиона, чей задушенный возглас он услышал за своей спиной, когда вошел в комнату для допросов под номером двести два. В любой другой момент своей жизни он бы обернулся и сделал всё, чтобы постараться успокоить свою подругу. Но не в этот. В этот он просто забыл о ее существовании, потому что не мог оторваться от зрелища висящей в углу комнаты женщины. Она была абсолютно обнажена, но вряд ли ее нагота могла сейчас взволновать хоть кого-нибудь. Он ошибся, из коридора приняв ее за труп, но это было совсем не мудрено, учитывая какое количество крови покрывало ее тело. Руки безвольно висели по сторонам, покрытые многочисленными ранами, особенно левая, предплечье изнутри было изрезано вдоль и поперек так, что невозможно было ни секунды задержать взгляд, чтобы ком не подкатывал к горлу. Ноги, живот и грудь покрывали ожоги, ссадины и багровые синяки. Вдобавок на коже правой груди и внутренней поверхности бедер кто-то вырезал грубыми буквами надписи, покрытые теперь высохшей, запекшейся кровью, читать которые хотелось меньше всего на свете. Судя по выпирающим ребрам, женщина была крайне измождена и наверняка провела много дней в ужасных условиях. Лица было не разглядеть за свешивающимися на него темными вьющимися волосами, но что-то подсказывало Гарри, что вряд ли он и на нем увидит что-то утешительное. Присмотревшись, он понял, что она вовсе даже не висит, точнее, она была привязана за длинные черные кудри к крюку над головой и почти висела, едва доставая до пола пальцами ног, всё это время мучительно пытаясь удержаться на них, чтобы не повиснуть на собственном скальпе, и потихоньку покачивалась из стороны в стороны, издавая при этом низкий, почти неслышный рык.

«Она до сих пор в сознании! Она до сих пор умудрилась находиться в сознании!» Это просто не укладывалось у него в голове. Как она... Как она держится...

В этот момент до него вдруг дошло, что он едва ли уже не целую вечность стоит тут столбом и разглядывает ее, вместо того, чтобы что-то сделать. Он бросился к ней, к этой самой ужасающе выглядевшей жертве, которую Гарри видел за всю свою жизнь... Чтобы через секунду остановится как вкопанному, глядя вперед пораженным взглядом, когда она сделала страшное усилие и подняла на него глаза. На него глядела... — нет, этого просто не могло быть — оба глаза украшали черные синяки, нос разбит и, по-видимому, сломан, но сомнений быть не могло — это была она... Враг номер два, самая опасная женщина магической Англии, ближайшая соратница Волдеморта, убийца Сириуса и Тонкс, признанная всеми погибшей — Беллатриса Лестрейндж, собственной персоной.

— А, Поттер, — прохрипела она, — наконец-то явился полюбоваться зрелищем.

И снова опустила голову.

Это «наконец-то» почему-то резануло его изнутри нехорошим ощущением, но ему сейчас было не до этого. Он потеряно обернулся, внезапно вспомнив про свою подругу. Он увидел, что Гермиона стоит, наклонившись над большой корзиной для мусора, и понял, что её только что вырвало. В голове сама собой промелькнула бредовая мысль, что Гермиона даже такие вещи умудряется делать аккуратно, а потом он смог разглядеть и обстановку кабинета, которая до этого была просто напрочь вытеснена зрелищем висящего тела. Кроме стола и стула тут почти ничего не было, а пол оказался выложен не паркетом, как в других залах, а большой черно-белой плиткой. И по углам комнаты в полу шли неглубокие желоба.

— Какого хрена тут происходит... — прошептал он как-то машинально, не отдавая себе отчета, что говорит вслух.

— Господи, Гарри, да помоги же ей! — выкрикнула Гермиона, когда, наконец, смогла говорить.

— Герм, это Белла! — ответил он, смотря на подругу остановившимся взглядом.

— Да какая разница?! Гарри, ты что?! Ты что не видишь, что с ней сделали?!

Он понял, что у него в голове что-то тихо гудит, когда снова повернулся к висящей в углу упивающейся. Положительно, этот день не задался у него изначально. Перед глазами заплясали серебристые мухи...

— Агуаменти! — громкий голос Гермионы, а потом прямо в лицо хлынул поток ледяной воды.

Он резко замотал головой. В которой, кажется, наконец-то, всё прояснилось. Он бросился вперед, отвязывая с крюка черные локоны, и теперь его занимал один-единственный вопрос. Пускай потом он ее, наверное, убьет. Но сперва он должен узнать, кто это с ней сделал! Потому что такие вещи нельзя, просто невозможно оставлять безнаказанными!

Как только он отвязал ее, она тут же безвольно повисла у него на руках, потеряв сознание, и он понял, что она держалась буквально на последних крупицах своих сил. Он хотел взять ее на руки и нести, но почувствовал на ладонях что-то мокрое и поглядел на ее спину. Гермиону едва не вырвало вновь. Она дернулась куда-то в сторону, судорожно сглатывая, но сдержалась. Сзади, от шеи и ниже, до самых пяток, тело Беллатрисы покрывали бесчисленные следы то ли плетей, то ли чего-то весьма с ними схожего. Они составляли сплошной, густо пересекающийся узор, и было вообще немыслимо поверить, как человек может выдержать такое и до сих пор оставаться в здравом уме. Впрочем, Беллатриса и здравый ум всегда находились друг от друга в некотором отдалении, однако, это даже для нее было слишком.

«Кажется, она ответила за всё!» — скользнула мысль в голове, и он тут же сам ее устыдился. Потому что тот, кто с ней это сделал, похоже, думал точно так же!

— Гермиона, нам нужно во что-то ее завернуть! — Гарри удерживал Беллатрису, взяв ее подмышки, чтобы она не соскользнула на пол, оглядываясь вокруг в поисках хоть чего-то подходящего. Но в этом кабинете, который, как теперь уже было понятно, походил вовсе ни на какой ни на кабинет, а на самую настоящую камеру пыток, не было ни клочка материи.

— Я сейчас, — Гермиона выскользнула за дверь. Он услышал, что она буквально помчалась по коридору.

Буквально через полминуты она вернулась, неся с собой целый рулон бархатной ткани.

— Откуда ты это взяла?

— Это штора.

— Штора?! — изумился он, аккуратно оборачивая тело Беллатрисы мягким бархатом.

— Что тебя так удивляет? Ну да, штора.

— Откуда?

— С окна главной приемной.

— И ты просто вот так подошла, и... — он понял, что едва удерживается от смеха. Абсолютно истерического.

— Попробовали бы они мне помешать!

Только сейчас он вспомнил, что ему предстоит пройти с телом Беллатрисы мимо толпы авроров. И про себя он вполне готов повторить вслед за Гермионой: «Пусть попробуют ему помешать!»

Видимо, эта мысль буквально светилась на его лице. Потому что когда он нес на руках истерзанное тело упивающейся, ни один из присутствующих в главной приемной не проронил ни слова. Стояла полнейшая тишина, все просто стояли и, не отрываясь, смотрели на черные кудри, развевающиеся от легкого сквозняка, когда двое шли через зал к камину. На их лицах Гарри читал то, что и обычно привык читать после своей победы, то, что уже почти стало для него неприятной обыденностью, но что всё еще выводило его из себя — благодарность и страх. На этот раз был только страх, и он надеялся, что уже очень скоро, когда он будет знать имена, этот страх останется только на лицах виновных.

Гарри пропустил вперед Гермиону, наклонился, и, обернувшись, пообещал, не смотря ни кого из присутствующих:

— Я еще вернусь.

И только потом скупо бросил:

— Мунго.

Это был первый раз, когда он вынужден был сказать спасибо своей известности. Потому что переполох, который они устроили в лечебнице Св.Мунго, вывалившись из камина как снег на голову перед дежурной медсестрой, оказался выдающийся. Конечно, Гермиона сразу же всё взяла в свои руки, распоряжаясь так, словно была, по меньшей мере, директором сего уважаемого заведения. Он просто молчал и следовал по коридорам больницы вслед за ней и троицей медсестер, которым Гермиона втолковывала на ходу, кого из колдомедиков следует позвать и какие лекарственные снадобья принести. Он немедленно почувствовал себя лишним в этой беготне, поэтому войдя в предоставленную им палату и опустив тело Беллатрисы на белоснежную простыню, он оставил свою подругу и поспешил обратно к камину.

Гермиона поймала его на ходу за локоть.

— Гарри! — ее лицо выдавало остатки недавнего ошеломления, но теперь на нем явственно проступала еще и тревога. — Не наделай глупостей!

Он и сам теперь чувствовал, что готов их наделать. Пока шел по второму уровню Министерства, машинально отвечая дежурными кивками на встречные приветствия многочисленных служащих. Кто бы в аврорате ни занимался такими вещами, после устроенного переполоха он тут же должен был понять, что пора заметать следы. Более того, вполне возможно, завтра утренний переполох вообще окажется на передних полосах газет. Сперва у Гарри было жгучее желание просто ворваться по горячим следам в аврорат и поставить на уши всех тамошних начальников, чтобы они учинили тотальную проверку. Но, когда он слегка поостыл, до него стало доходить, как его поведение выглядело бы со стороны. Скорее всего, его вежливо, но настойчиво попросили бы успокоиться и предоставить им самим разобраться с возникшей ситуацией. А все газеты бы написали, что Поттер сорвался, что он себя не контролирует.

Поэтому, когда Гарри подошел к высоченным дверям с огромной литерой «А» на них, он на несколько секунд остановился, разглядывая начищенную до блеска латунь, покачал головой, развернулся и пошел обратно к лифту. Время подростковых подвигов прошло, пора было начинать учиться поступать по-взрослому. Что бы сейчас сделала Гермиона? Она бы, скорее всего, попросила Рона разузнать всё изнутри, без шума. Но наверняка, она и так это сделает. Без него. А он не Гермиона, он Гарри, он будет действовать по-своему. В конце концов, в этом здании помимо Рона был еще один человек, которого Гарри был всегда рад видеть. Он вошел в лифт и приложил палочку к надписи «Секретариат министра».

Секретариат оказался довольно большой, светлой комнатой с двумя рядами столов, на которых громоздились просто фантастические по размерам кучи свернутых в трубочку пергаментов. Сидевшие за столами девушки в темно-лиловых мантиях перемещали всю эту груду корреспонденции с невероятной скоростью, профессиональными движениями перебрасывая ее друг другу, вручая курьерам, подлетавшим совам, заполняя и исправляя, швыряя в мусор, отсылая на общий стол и при этом умудряясь отвечать на вопросы двух десятков визитеров разной степени крикливости. Он сперва просто утонул в этом канцелярском круговороте и целую минуту глазел на происходящее, мысленно радуясь, что Гермионе не пришлось участвовать в таком вот аду, ей сразу дали свой кабинет, даже без стажировки. Пока, наконец, одна из девушек не бросила взгляд на него — одиноко стоящего у двери с потерянным взглядом. По ее изменившемуся выражению, он тут же понял, что через секунду все в комнате, бросив свои дела, уставятся на него. Но девушка, видимо, была достаточно подготовлена к любым визитерам, потому что сразу вскочив с места, бросилась к нему и, поманив жестом, стремительно потащила его за собой так, что почти никто даже не успел среагировать на его появление.

— Пожалуйста, следуйте за мной, мистер Поттер.

Девушка привела его в комнату личного секретаря министра, вручив той на попечение, и тут же вернулась на свое рабочее место. Гарри только подивился такой вышколенности.

Личным секретарем министра была женщина средних лет с уставшим взглядом и довольно затейливой прической. Она тотчас поднялась из-за огромного дубового стола, за которым сидела, заполняя длинные формуляры на непонятном языке, и сразу начала разговор с вежливого упрека.

— Мистер Поттер, вот наконец-то и вы! Господин министр справляется о вас буквально на каждой неделе. Вы отослали назад больше наших сов, чем гоблины из банка Гринготтс. Мистер Шеклболт даже пытался навестить вас лично, но вы закрыли камин для всех, даже для него. У нас готова церемония награждения, мы ее постоянно откладываем, но...

— Прошу прощения, но я по другому вопросу, — он виновато улыбнулся. Ничего не мог поделать с этой дурацкой привычкой виновато улыбаться, когда не оправдывал чьи-то ожидания.

— По... другому?.. Впрочем, это не имеет значения, потому что господин министр рад видеть вас в любое время. Пожалуйста, проходите.

Она распахнула массивную черную дверь с простой медной табличкой с надписью «Министр» и, заглянув внутрь, провозгласила, будто он был каким-нибудь приезжим принцем.

— Господин министр, к вам мистер Гарри Поттер!

Это было даже забавно. Если бы не обстоятельства, которые его сюда привели.

Кингсли Шеклболт в кресле министра магии был похож не на министра, он был похож на Кингсли Шеклболта. Только цвет мантии стал значительно темнее, во всем остальном его внушительная фигура не претерпела никаких изменений. Гарри вдруг снова почувствовал всю ту спокойную мощь, которая постоянно исходила от этого черного лысого здоровяка, и ощутил всё то безграничное доверие, которое он к нему всегда испытывал. Любого в обществе Кингсли охватывала уверенность, что теперь-то всё будет хорошо. Трудно было себе вообразить более надежно выглядевшего человека.

— Поттер! — рявкнул Кингсли. — Мордред тебя задери! Так тебя всё-таки выволокли из твоего склепа на Гриммо?!

Поднявшись во весь свой внушительный рост и преодолев в две секунды огромное пространство кабинета, новоиспеченный министр надвинулся на него словно «Хогвартс-экспресс», и спустя мгновение Гарри уже чувствовал себя сжатым в медвежьих объятиях, без возможности даже слово из себя выдавить.

— Присаживайся. И говори, на какое число готовить церемонию.

Кингсли сразу брал быка за рога.

— Слушай... давай о церемониях... потом.

— Потом?! Мало тебе было, что ты своего министра не пускаешь на порог, так ты теперь решил его еще заставить бегать за тобой?! Ты совсем обнаглел, Поттер! — с притворной суровостью пробасил Кингсли. — Я что-то не припомню еще случая, когда приходилось упрашивать кого-то принять «мерлина 1-й степени».

— Честное слово, Кингсли, у меня и в мыслях нет ставить тебя в дурацкое положение, просто мне и вправду сейчас не до этого. Я пришел за помощью. И это срочно.

— Хм, — его собеседник вздохнул и опустился в кожаное кресло напротив того, в котором сидел Гарри, — стоило ожидать, что если ты явишься, то не просто так.

— К сожалению. Мы сегодня с утра с Гермионой зашли в аврорат...

Он начал рассказывать, на удивление для самого себя спокойно и складно, хотя, вроде бы, не успел подготовиться к разговору и подобрать нужные выражения. Но как-то стоило спрятать эмоции, и слова нашлись сами собой. Возможно, он и вправду успел повзрослеть.

Кингсли сидел, погрузившись в раздумья, как всегда, совершенно не выдавая своего отношения к сказанному, но Гарри показалось, что он, скорее, раздосадован, чем удивлен. В конце рассказа он поднялся с кресла и подошел к окну, глядя куда-то вверх сквозь кучевые облака.

— ...вот поэтому я и решил идти сразу к тебе. Я понятия не имею, кто в аврорате может быть связан с этим зверством, возможно, как раз тот человек, к которому я и обращусь. Так что...

Он снял очки и начал протирать их привычным движением, ожидая реакции стоящего у окна министра.

— Ты как был, так и остался добрым парнем, Гарри, — наконец отозвался Шеклболт, — возможно, самым добрым из всех нас. Подумать только, Беллатриса Лестрейндж жива! И за нее вступается Гарри Поттер! Я восхищаюсь тобой.

— А помимо восхищения?..

Министр еще помолчал, словно раздумывая, как ему правильно продолжить разговор.

— Хуже всего в твоем рассказе то, что ты не рассказал мне чего-то совершенно нового.

— То есть? Ты хочешь сказать, что подобные случаи уже были?

— Ну, может быть, не в такой степени, как ты рассказываешь, но... Была война, Гарри, ты сам не хуже меня знаешь, что происходило. Люди обозлены, у большинства пострадали их близкие. Ненависть в головах кипит как смола в котле. Не то, чтобы я кого-то оправдываю, но... — он сжал губы и нахмурился, — к сожалению, таких случаев не избежать.

— Ты что, собираешься просто оставить это без последствий?

Кингсли резко повернулся.

— Разумеется, нет, о чем ты! Проблема в том, что до меня практически не доходят официальные жалобы. Ты удивишься, но я тебе скажу, что давно понимаю — в аврорате, скажем так,.. не всё в порядке. Я же там работал всю жизнь, знаю, что к чему. Но мне очень сложно сейчас предпринять серьезные меры.

— Да почему же?! Кингсли, ты... тебе просто надо увидеть всё своими глазами! Если бы ты видел, что с ней сделали?! Это чудовищно! Ее же кто-то вытащил прямо с поля боя, украл тело, и потом держал всё это время в тайне от всех, и где! Я представить не могу, как такое можно сотворить не в подвале у упивающихся смертью, а прямо в стенах Министерства? Мы что, должны терпеть подобное?!

— Не горячись, Гарри, я же не сказал, что помочь невозможно, я сказал, что сделать это будет трудно. Ты говорил, что когда уходил из Мунго, она была еще без сознания? То есть имен она не назвала.

— Нет, но она в своем уме... ну, если про нее вообще можно так сказать. Я уверен, когда она очнется, имена мы услышим.

— Это было бы замечательно, Гарри, потому что без имен я не могу предпринять никаких мер, поверь мне. Если бы у тебя были хотя бы какие-то подозрения, хоть что-то. Я же не могу арестовать весь аврорат, Гарри!

— Ну да, я понимаю. Ты прав. Но ты можешь хотя бы установить наблюдение... не знаю... проверить какие-то другие дела.

— И кого я должен назначить для этого?

— Неужели в аврорате у тебя нет никаких надежных людей?

Кингсли снова отвернулся к окну.

— Большинство из тех, кому я доверял, погибли на этой войне.

И это была печальная правда. Из-за бешеной нехватки кадров в авроры сейчас принимали далеко не с таким серьезным отбором, как до войны. Получалось, что министр почти не имеет влияния на тех, кто призван всех их охранять, вынужденный просто верить на слово людям, которых не знал.

— Так что я очень жду, Гарри, что ты сможешь доставить мне какие-то сведения. Ты окажешь этим действительно большую услугу. Забавно получается, да? Ты пришел ко мне за помощью, а в результате я вынужден просить помощи у тебя же самого.

Он развел руками и улыбнулся.

— Ну, Кингсли, мне, конечно, жаль, что ситуация у тебя такая сложная, но главное, что мы оба понимаем, что ее надо исправить. Белла заговорит, и ты просто вычистишь всю эту гниль.

— Мне бы твой оптимизм. Впрочем, ты прав, вместе мы это исправим. Я рад, что ты вернулся, Поттер. Кстати, помимо ордена тебе же положена компенсация, как пострадавшему в войне.

— Это те средства, которые отбирают у бывших упивающихся?

— Да, практически все твои друзья уже обратились по этому поводу в Министерство, кое-кто уже получил деньги.

— Спасибо, но я и так достаточно богатый волшебник, Кингсли.

— Если передумаешь, обращайся в любое время. И, на счет ордена...

— Давай после того, как разберемся с Беллой.

— Ты не только очень добрый, ты еще и очень упрямый парень, Поттер. Ладно, как скажешь, я жду от тебя вестей.

Глаза у нее были заплаканные. Грустные, уставшие и заплаканные. Гермиона оторвала их от крошечной записной книжки, когда Гарри встретил ее в коридоре Св. Мунго, сидящей на диване для посетителей. Он тут же сел рядом, положив ладонь на ее плечо, как обычно, настолько осторожно, как будто она была соткана из чего-то более легкого, чем паутина.

— Ты как вообще?

— Я в порядке. Это ты как, Гарри? Первый день выйти на волю из добровольного затворничества, и сразу такое! Надеюсь, скандал в аврорате был не слишком громкий?

— Не было никакого скандала. Скажи лучше, колдомедики уже приходили?

— Конечно! Да я сама ее осматривала, пока меня не попросили выйти. Это... это ужасно, Гарри! — казалось, еще секунда, и она расплачется снова. — Кто мог такое сделать?! Неужели кто-то из наших? Получается, эти люди прямо сейчас находятся в аврорате, работают бок о бок с Роном, может, даже на задания с ним вместе ходят. Я теперь не смогу успокоиться, пока их не выловят. Хорошо еще, что Рон не видел всего того, что сегодня произошло. Не знаю, смог ли бы он вообще после этого...

— Он не заходил, кстати?

— Нет, он сегодня дежурит где-то на севере. Вернется ночью. Какая-то очередная засада. Я и так устала за него бояться, когда он на заданиях, а теперь, получается, и в Министерстве свои такие же, если не хуже. Гарри, может это кто-то из упивающихся? Что ты молчишь, ты узнал что-нибудь?

— Не хочу тебя огорчать, Гермиона, но Кингсли говорит, что...

— Ты был у Кингсли?

— Да, пошел прямо к нему.

— Молодец, Гарри, рада, что ты догадался так сделать.

— Ты тоже об этом подумала?

— Да, как только ты ушел. Это лучшее решение в такой ситуации. И что он сказал?

— Видишь ли, похоже он давно в курсе, что в аврорат в последнее время набрали не совсем подходящих людей, но он ничего не может сделать, пока у него не будет хотя бы имен.

— Не совсем подходящих?! Садистов и насильников!

— Тише, тише, Гермиона, ты перепугаешь всю больницу.

На ее громкий возглас оглянулось едва ли не всё крыло.

— Ты только представь, — она понизила голос, наклонившись ближе, так, что он ощущал ее горячее дыхание на своей щеке, — она висела там, совсем рядом с общей приемной, где постоянно носится уйма сотрудников, и никто, НИКТО ее не замечал. Так же не бывает. Понимаешь, что это значит?!

Признаться, он еще не задумывался над этим. Действительно, если это одиночный вопиющий случай, куда смотрело руководство и коллеги? Кто-то просто вышел из кабинета, не заперев за собой дверь. Разве так делает тот, кто опасается разоблачения?

— Что ты хочешь сказать? — медленно произнес он, боясь услышать ее ответ.

— Кто-то из руководства аврората в этом замешан!

Он про себя облегченно вздохнул, поняв, что она не додумалась до более страшного вывода. Который он пока что изо всех сил гнал от себя.

— Тогда нам тем более нужны имена. Кингсли нужны имена. Нам нужна разговаривающая Беллатриса. Она вообще очнулась?

Гермиона откинулась на спинку дивана, прикрыв глаза.

— Гарри, я, возможно, до конца жизни не забуду ее смех, когда она бросала в меня круциатусы в Малфой-менор. Я до сих трясусь от ужаса, когда просыпаюсь посреди ночи, слыша этот смех во сне. Я правда ее ненавижу! Она убила твоего крестного, ты полгода не мог отойти от его смерти. У тебя причин ее ненавидеть гораздо больше моего. Но мы даже в самом страшном нашем кошмаре не можем себе представить, что сделаем что-то подобное. Кто мог НАСТОЛЬКО ее ненавидеть?! Чтобы утащить бездыханное тело, которое мы все приняли за труп, и держать... кто знает, где она была до этого... чтобы мучить всё это время.

У него в голове крутилась простая мысль, дающая другое объяснение, помимо ненависти, но он не стал высказывать её вслух. Уж лучше пусть будет так, как говорит Гермиона.

— Левую руку ей едва спасли, хотя доктору Меридит пришлось сильно постараться. Видел бы ты, сколько заклинаний потратили над ее телом! Обе руки у нее переломаны, пальцы рук и ног раздроблены, крови она потеряла столько, что едва не просвечивала насквозь. Это не говоря про общее истощение, сильные ушибы внутренних органов, сотрясение мозга, разрывы мышц, сильные ожоги, похоже от заклинаний. И еще, — Гермиона закрыла лицо руками, как будто скрывая румянец, — ее насиловали. Неоднократно и крайне жестоко.

Последнее замечание привело обоих молодых людей в некоторое смущение, и они переваривали это молча, не глядя друг на друга. Наконец, он всё-таки поднял глаза и спросил.

— И всё-таки, она очнулась?

— Да.

— И? Она сказала что-то про тех, кто это сделал?

— Что? — Гермиона, кажется, всё еще не могла придти в себя от неприятных мыслей. — Нет. Она ругается. Просто всё время ругается.

— Угу, — он кивнул.

Ничего другого нельзя было и ожидать от Беллатрисы Лестрейндж в данной ситуации.

— Не могу представить, откуда в ней столько сил и столько злобы. Да мне даже думать больно о том, что она пережила, а она держится так, словно угодила в лечебницу с банальным вывихом.

— Думаю, вывих она бы вправила себе сама, не обращаясь в лечебницу. Заклинанием. И даже не заорала бы при этом.

— Ага. Я уже, как ты понимаешь, успела выслушать все возможные вариации известных ругательств на тему моего происхождения и узнать много нового о своих родителях. Медсестрам достается меньше, но они уже тоже заходят к ней через силу. Проще всего было дать ей успокаивающее, чтобы она, наконец, заснула, но доктор Меридит сказала, что пока нельзя.

— Ладно, Гермиона, похоже, ты сделала всё, что в твоих силах. Отправляйся домой, а я попробую с ней поговорить.

— Думаешь, у тебя получится лучше?

— Не уверен, но тебе точно надо отдохнуть. На тебе и так лица нет.

— Спасибо за заботу, Гарри, но я еще посижу немного. По крайней мере, дождусь результатов твоего визита.

Она кивнула на дверь палаты.

— Пожелай мне удачи, — он невольно улыбнулся.

— Удачи, Гарри.

Он сделал знак дежурной медсестре, что хочет зайти в палату, та только пожала плечами, всем видом показывая, что тот может делать это на свой страх и риск.

Сочетание белого и черного — он увидел это, и в голове сразу всплыли плитки пола из кабинета двести два, отчего его сразу передернуло. Маленький островок черного на фоне белых стен и белоснежного постельного белья. Ее волосы. Ее глаза смотрели прямо в потолок, когда он вошел, но немедленно вперились в него, стоило только прикрыть дверь. Пока что она не сказала ни слова, а просто не отрывала от него немигающего взгляда, ловя глазами каждое его движение, пока он преодолевал пять метров от двери до кровати и усаживался на жесткий больничный стул.

Ее лицо почти привели в порядок, за исключением смертельной бледности ужасного зеленоватого оттенка, даже обычно алые губы сейчас не имели ни малейшего следа розового. Глаза, хотя и сохранили свой привычный бешеный блеск, теперь смотрели как-то безучастно, без прежней ненависти. Руки безвольно лежали поверх одеяла, закрытые рукавами тонкой больничной сорочки. Старательно выправленные колдомедиками пальцы не шевелились, увенчанные сохранившимися каким-то невероятным чудом длинными заостренными ногтями, практически когтями, отчего пальцы казались принадлежащими вампиру, а не человеку. Должно быть, в нее влили целую бочку костероста. Он невольно поежился, вспоминая свой собственный опыт употребления данного средства. Ей сейчас должно было быть очень, ОЧЕНЬ больно! Но на лице не отражалось ничего. Совершенно.

— Какого хера ты делаешь? — ее голос приобрел свою типичную глубокую тональность, которой она умело пользовалась, когда желала подчеркнуть что-нибудь особенно оскорбительное из своего лексикона.

— М-м, я, вообще-то, пришел поговорить.

— Я спрашиваю, какого хера ты рассматриваешь меня своими погаными глазками, Поттер? Меня тошнит.

Он понял, что придется терпеть. В конце концов, он терпел Снейпа, который был, хотя и не так груб, но уж, наверняка, гораздо более изобретателен в своих оскорблениях, так что ради дела он потерпит и ее.

— Хорошо, я буду смотреть в окно. Хотя всего лишь хотел убедиться, что тебе лучше. В прошлый раз ты была... ты выглядела...

— Поттер! — прервала она резко его фразу. — Пошел вон! От твоего голоса меня тошнит тоже.

— Прекрасно, я и не собирался с тобой любезничать. Я как раз хочу послушать тебя.

— Тогда разуй уши, повторяю еще раз: ПОШЕЛ ВОН!

Она отвернула голову в сторону, и он тут же понял, что не услышит от нее больше ни слова. Это было еще хуже, чем он предполагал. Лучше бы она ругалась. Он понятия не имел, как теперь можно было заставить ее говорить.

— Неужели ты не хочешь сказать, кто это с тобой сделал? Я здесь для этого. Чтобы узнать имена.

Молчание.

— Черт, Белла, неужели тебе полностью всё равно?! Не хочешь, чтобы их наказали? Это на тебя не похоже. Их отправят в Азкабан, кто бы они не были... Пускай хоть руководитель аврората. Белла!!

Было ясно, что отвечать она не будет, что бы он тут не вопил. Он был для нее ничто, а его слова — больше чем ничто. Перед ее молчанием он чувствовал себя совершенно беспомощно. Это было полное поражение. Он уже вставал со стула, когда в голове, сделавшейся абсолютно пустой от отсутствия всяких идей, словно подсказка прозвучала ее же единственная фраза, когда он нашел ее в том кабинете. И своя реакция на нее. Он спросил, ухватившись за этот вопрос как за последний шанс:

— Почему ты сказала тогда «наконец-то явился»?

Внезапно это подействовало. Она повернула голову, и в глазах блеснул какой-то сумасшедший огонек прежней Беллы.

— Потому что я ошиблась в тебе, Поттер.

— То есть?

— Я думала, что ты — говно.

— А теперь?

— А теперь я думаю, что ты тупой придурок.

— Это лучше или хуже?

— Всё равно. Просто уёбывай, Поттер, я всё равно не назову тебе имена.

— Но ПОЧЕМУ?!

— Потому что ты ТУПОЙ ПРИДУРОК!

— Хорошо, я зайду завтра. Может, твое настроение изменится.

— Ты не понял? Ничего не изменится. Никогда. Не появляйся около меня, и скажи своей вонючей грязнокровке, чтобы тоже не вздумала появляться.

— Тебе придется терпеть мои визиты, пока ты не назовешь имена тех, кто это сделал с тобой. Так что решай сама.

Она зарычала, но, как ему показалось, скорее от бессилия, чем от злости. Он вышел из палаты, мягко прикрыв за собой дверь.

Гермиона всё так же листала свою записную книжку, сверяя ее с каким-то большим журналом, который вытащила, очевидно, из своей безразмерной сумочки. Она подняла голову и улыбнулась ему ободряюще, как будто понимая, что ее друг только что выслушал массу неприятных вещей. Он задумчиво присел на диван.

— Ну как, выучил несколько новых ругательств?

— Я бы не сказал, что она ругалась, Гермиона.

— Так ты узнал имена? — встрепенулась подруга.

— Нет, но, выражаясь языком квиддича, пока ничья один-один.

— Не понимаю.

— Думаю, чтобы услышать что-то связное, я должен понять, что она подразумевала под своей фразой.

— Какой?

— Она сказала, что ошибалась во мне. Сперва думала, что я... м-м... дерьмо, а теперь, что я придурок... Ладно, тупой придурок!

— Это называется — не ругалась?

— Насколько могла себе позволить в разговоре со мной.

— Не знаю, по-моему, ты слишком много смысла вкладываешь в обычные оскорбления.

— Может ты и права, но я еще подумаю над этим до завтра.

— Ты завтра собираешься вернуться?

— Разумеется, отступать я точно не собираюсь.

— Я завтра на работе, но постараюсь вырваться где-нибудь часиков в двенадцать, перед обеденным перерывом.

— Тогда я тоже буду в двенадцать.

— Договорились!

— И... Гермиона, поговори с Роном на счет... ну ты понимаешь. Пускай поглядывает по сторонам.

— Само собой, уж об этом я точно не забуду!

Он начал пить в начале второй недели своего почти безвылазного сидения на Гриммо. По чуть-чуть, наливая вино в узкий высокий бокал. Это расслабляло. Если внутренне он и осуждал себя за это, то лишь чисто машинально; какой-то бес противоречия внутри него твердил, что он должен хотя бы что-то получить от этой жизни. Этот день нагрузил его таким ворохом противоречивых раздумий, что он наливал и наливал еще, не в силах справиться с наползающей досадой и горьким осознанием, что бежать больше некуда. После своей победы он разочаровался в ожиданиях на счастливую жизнь и пытался бежать от мира, надеясь, что хотя бы меланхоличная апатия даст ему облегчение. Но мир всё равно настиг его, и сделал это самым ужасным образом, продолжая ломать укрепления его веры в людей одно за другим. Под конец, когда очертания гостиной уже плыли у него перед глазами, он свалился на диван, и во сне вместо парада мертвецов на этот раз увидел мельтешение черных и белых кадров, сплетающихся друг с другом в какой-то нервный ритм.

Хорошо, что он договорился с Гермионой на двенадцать часов, потому что на следующий день смог продрать глаза только в одиннадцать с первым в своей жизни похмельем, корежившим тело и сдавливавшим голову железным обручем. Антипохмельного зелья в доме, конечно же, не сыскалось, хотя, судя по тому, как обычно проводил свободное время Сириус, здесь должен был быть целый склад. Кое-как поднявшись и проглотив залпом холодный чай, даже не посмотрев на остальную стряпню Кричера — от любого вида еды сейчас тошнило — он отправился в лечебницу.

Добрая медсестра в ответ на его просьбу вынесла ему флакончик антипохмельного, он выпил и плюхнулся на диван, ожидая Гермиону. На вопрос «как там больная», медсестра только воздела очи к небу и красноречиво промолчала.

На счастье, зелье начало действовать до того, как пришла его подруга, ему совсем не хотелось отвечать на ее упреки. Гермиона понятия не имела о появившейся у него привычке. Узнай она, пришлось бы выслушивать получасовую лекцию о вреде алкоголя. Впрочем, когда она появилась, он понял, что вряд ли она бы заметила его утреннюю беду, такой озабоченный был у нее вид.

«Домашние проблемы», — почему-то тут же мелькнуло в голове.

Они поздоровались, и он без обиняков сразу спросил ее, не поругалась ли она с Роном.

— С чего ты взял? — притворно удивилась она, но, впрочем, объяснила, что неприятный разговор всё-таки состоялся.

— Похоже, ему здорово стыдно из-за произошедшего вчера в аврорате, — она вынула платок и подала его Гарри, пытавшегося протереть очки полой ее мантии, — он так нам всё вчера расписывал, а выяснилось… Ну, в общем, понятно! Поэтому он был злой и твердил, что должен сам обязательно во всем разобраться. Теперь я боюсь за него еще больше — он точно натворит бед!

— Надеюсь, до этого не дойдет. Особенно, если мы всё-таки сможем вызнать имена. Пойдем?

— Чувствую, что испорчу себе настроение на весь день, но делать нечего. Пойдем.

Он сперва заглянул внутрь, прежде чем зайти, как будто Беллатриса могла куда-то испариться за ночь. Разумеется, со вчерашнего дня в палате ничего ровным счетом не изменилось. Только на прикроватной тумбочке прибавилось флаконов с зельями.

— В Мунго сильно испортились порядки, — заявила Белла в пространство, кинув на них быстрый взгляд, — вчера я потребовала, чтобы ВСЯКИЙ МУСОР не болтался по моей палате. Я же имею на это право?! Но мне заявили, что я ничего не могу у них требовать. Тогда на кой смеркут сдалась такая лечебница?! А, Поттер?! Кого они тут смогут вылечить?!

— Такие как ты, Белла, вообще не имеют право хоть что-то требовать.

— И это после того, как доктор Меридит вытащила тебя вчера практически с того света! — добавила Гермиона. — Одних зелий использовали столько…

— Поттер! — рявкнула Беллатриса. — Заткни свою грязнокровную подстилку! Необязательно везде таскать за собой того, кого ты трахаешь!

Он стиснул зубы, чтобы не заорать, потом услышал за спиной сдавленный вскрик и хлопнувшую дверь, и выскочил в коридор вслед за своей подругой.

У Гермионы на длинных ресницах висели слезы. Она неловко стирала их рукавом, но они выступали снова и снова, сквозь них светилась боль от несправедливой обиды. Он обнял ее за плечи, медленно и осторожно, как будто боясь спугнуть.

— Почему?! Почему она так себя ведет?! Мы же спасли ее. Практически вытащили из… из ада. А она так разговаривает, как будто это мы виноваты во всем, что с ней произошло. Откуда такая ненависть, за что?! Неужели даже собственное спасение не перевешивает ее чертовой мании?!

— Ох, Миона, это же Белла! Она, наверное, и не умеет уже по-другому разговаривать.

— Я никогда больше не зайду туда, слышишь, никогда, НИКОГДА! — она замахала руками. — Пусть хоть подыхает!

— И не надо. Правда, хватит уже тебе всё это выслушивать. Я сам справлюсь, мне это намного проще. После Дурслей, после Снейпа как-нибудь выдержу и ее. — Он ободряюще улыбнулся. — Пускай брызжет слюной сколько угодно, я всё равно своего добьюсь.

— Ты? Опять ты, Гарри? — она продолжала смотреть на него сквозь слезы. — Почему снова ты? Почему, наконец, вся эта проклятая война не оставит тебя в покое?! Ты уже столько всего сделал, ты всех нас спас, и снова получается, что тебе отдуваться за других. Сколько тебе еще решать чужие проблемы и забывать о себе? И оставаться одному. Возможно, если бы ты тогда с Джинни…

— Герм! Довольно! Сколько раз повторять, что эта тема закрыта навсегда?

— Но она тебя любит…

— Возможно и так. Но я точно не тот человек, который способен сделать ее счастливой. Кажется, я уже сто раз объяснял тебе, почему это была плохая идея.

— Но…

— Довольно! — бросил он, делая режущее движение ладонью.

— Хорошо, прости. И прости, что я действительно не могу больше тебе помочь с этим… делом. Это выше моих сил… Слушать эту женщину…

— Пожалуйста, не извиняйся. Мне самому так будет намного легче, не надо еще и за тебя переживать. Ну, давай, пока, я вернусь в палату. Если будут новости, обязательно тебе сообщу. Совой.

Она уже справилась со своими слезами, поэтому просто кивнула и собралась уходить. Но в последний момент как будто о чем-то вспомнила.

— Да… Гарри… я тут обратила внимание… Странное дело, ты называл ее Беллой, и она не начала вопить по этому поводу. А вчера самый что ни на есть чистокровный колдомедик посмел назвать ее Беллатрисой, и она спустила на него всех собак. Кричала, чтобы обращались к ней исключительно «мадам Лестрейндж».

— Я бы не придавал этому большого значения. У нее бог знает что в голове. Сегодня одно, завтра — другое.

— Может быть, и так.

Он вернулся в палату и сел на стул рядом с кроватью. Ее поза не изменилась, руки всё так же неподвижно лежали на одеяле, она пока не могла ими даже пошевелить. Волосы, видимо, кто-то пытался убрать назад в пучок, но, скорее всего, был остановлен на полдороги воплями сварливой пациентки, поэтому они просто были откинуты назад, открывая шею, на которой помимо красных вертикальных царапин виднелись лиловые тонкие следы, испещренные кровавыми точками, явно оставшиеся от неоднократных попыток удушения чем-то, напоминающим колючую проволоку. Он сглотнул и отвернулся.

Надо было снова с чего-то начинать, а он, напившись вчера, даже не придумал хотя бы пары предложений, за которые можно было уцепиться. Не найдя ничего лучшего, он вспомнил сегодняшнюю, брошенную с обидой, фразу Гермионы:

— Белла, мы же спасли тебя! Ты можешь помочь хотя бы поэтому?

— Поттер? — позвала она тихо, с расползающейся улыбкой на губах.

Он наклонился.

— Когда твоя грязнокровка отсасывает у тебя, она глотает или выплевывает?

И она рассмеялась, мерзко и глумливо — приоткрывшиеся губы обнаружили во рту отсутствие нескольких передних зубов.

Он отшатнулся. В голову ударила кровь, он изо всех сил сжал кулаки, чтобы не ударить ее или не убежать. Она безошибочно нащупала его слабое место, определив это каким-то шестым чувством, и теперь била туда — беспощадно и резко. Он должен выдержать это, если сейчас проявит слабость, вообще больше не сможет с ней разговаривать.

— Чтоб ты знала, Беллатриса, — выдавил он ледяным тоном, — Гермиона — не моя девушка! И никогда ей не была.

— Ну конечно! — упивающаяся продолжала веселиться. — Конечно не твоя. Общая. Вы, наверное, трахали ее всей гриффиндорской башней. Я слышала, грязнокровкам такое нравится. Когда один входит сзади, другой держит за волосы вот так…

— Ну, хватит! — он заорал уже во все горло, понимая, что срывается, но терпеть эту грязь больше было невыносимо. Он вскочил со стула и буквально отбежал к окну, подавляя жгучее желание выхватить палочку. Вся ненависть к этой женщине, которая поутихла в нем в последние месяцы, когда он был сосредоточен исключительно на ее хозяине, теперь всплыла вновь. Он как будто по новой пережил сейчас те ужасные секунды, когда Сириус, напоследок взмахнув руками, погружался в зыбкое марево Арки.…

Черт возьми! Он просто обязан справиться с собой! Если он сопротивлялся давлению Волдеморта, то какие-то грубые слова не выбьют его из колеи.

— Куда ты лезешь, Поттер? Действительно решил поиграть со мной? Да ты же просто щенок! Обычный щенок на привязи у Дамблдора, которого он всегда таскал за собой.

— Между прочим, этот щенок перегрыз горло твоему Лорду!

Она злобно сверкнула глазами и отвернула голову, уставившись в белизну стены. «Возможно, это — твоя болевая точка, сумасшедшая сука?!»

— Я ведь могу просто сходить за веритасерумом, Белла, а не сидеть тут и выслушивать твои оскорбления.

Она посмотрела на него с насмешливой улыбкой.

— Это же незаконно без согласия обвиняемого. А я ведь еще даже не обвиняемая.

— Ничего, для меня сделают исключение.

— Да, я же забыла, ты теперь герой, тебе всё можно. Ну, сходи, сходи. Приятно будет поглядеть на твою рожу, когда увидишь, что он на меня не действует.

— Ты врешь!

— Так неси и проверяй. Ну, чего стоишь?!

— Против него нет иммунитета, это же во всех учебниках написано. Ты блефуешь!

— Кто-то учебники читает, а кто-то их пишет.

— Ты о ком сейчас говоришь?… Ах!… да… — он сообразил. Снейп, конечно! Кто же еще, кроме него.

— Наш дорогой зельевар! Создал средство для ближнего круга Лорда. Но, прежде всего, конечно, для себя. Такой изобретательный мужчина. Жалко его!

Она состроила скорбную гримаску.

«Интересно, знает она уже или нет, что Снейп был двойным агентом?» В газетах, конечно, подробно освещалась вся история его жизни, но могла ли Белла читать газеты там… где она была?

— Итак, что еще скажешь, Поттер? Доводы кончились? Свалишь уже, наконец, или, может, начнешь меня пытать?

Она заржала во весь голос, сама же радуясь собственной шутке.

Доводы у него и вправду почти кончились. Он снова присел рядом с кроватью и предпринял последнюю попытку.

— Слушай, а если Кингсли лично пообещает тебе, что отправит в Азкабан всех, кто тебя мучил?

— Кто?! Этот лысый увалень? Его обещания стоят не больше чем… вот это…

Она плюнула ему в лицо. Несколько капелек попало на стекла очков. Он медленно вынул из кармана платок, который сегодня ему вручила Гермиона, и стал молча их протирать. От того, что он сейчас держит в руках платок Гермионы, ему стало немного полегче.

Любой может подвести верблюда к воде, но никому не под силу заставить его пить. Эта простая истина сейчас встала перед Гарри во весь рост. Проще убить десять Волдемортов, чем уговорить одну взбалмошную стерву. Он не знал, что ему делать дальше. Он не мог отступить, не мог оставить всё как есть, ему была невыносима сама мысль, что подобные садисты преспокойно будут продолжать разгуливать на свободе. Но Беллатриса была слишком крепким орешком для него. У него не было ни опыта, ни умения, чтобы что-то из нее вытянуть. Кингсли назвал его упрямым парнем, но вряд ли его упрямство даже близко было сравнимо с тем, что гнездилось в том истерзанном теле, что лежало перед ним на больничной койке. Ему не помешал бы сейчас совет или помощь кого-то более зрелого и мудрого, чем он сам, но единственный человек, которому он мог бы доверить подобную задачу, давно лежал упокоившись в Белой гробнице. Гермиона была права, он снова, как всегда, был совершенно один!

В принципе, у него оставался еще один — последний способ. Потому что он, по иронии судьбы, был, видимо, единственным человеком в магическом мире, который-то и мог бы заставить верблюда пить. Он смотрел сквозь стекло комода на полированный длинный футляр и думал, что, наверное, вряд ли ему сейчас уже есть что терять после того, через что он прошел. Еще одно какое-то империо не сделает погоды. Наверняка Белла с ее волей и упрямством сможет сопротивляться его собственной палочке. Но против Старшей у нее нет шансов.

Он открыл комод, вынул оттуда футляр и положил себе на колени. Он так до сих пор и не решил, что же ему делать с этим нежеланным наследием. Открыв футляр, он провел пальцами по тонкому куску бузины. Несколько раз он порывался просто уничтожить ее, чтобы не вызывать ненужных соблазнов ни у себя, ни у кого-либо еще. Но дни шли, а соблазны так и не приходили. Ему не хотелось вскочить и бездумно поражать кого-либо направо и налево или хвастаться своим могуществом перед кем бы то ни было. С другой стороны, кровавый след, тянувшийся за этим мощным артефактом предупреждал об опасности в будущем. Однако длительное и вполне мирное владение Старшей Альбусом Дамблдором, говорили, что во всяком правиле есть исключения. И кто он такой, в конце концов, чтобы решать настолько важный вопрос? Кто знает, какие замечательные вещи можно будет сделать подобной палочкой? Быть может, настанет момент, когда только одна она сможет спасти магический мир. К тому же, он настолько часто видел ее в руках Дамблдора, что почти не разделял в памяти его образ с его палочкой. Ему почти физически тяжело было бы уничтожить такую важную память о нем. Поэтому он, раздираемый сомнениями, просто убрал с глаз долой этот кусок древесины, отложив решение на потом. И теперь, глядя на мощную силу, скрытую в этом непритязательном на вид изделии, он размышлял, не подошел ли момент, чтобы сделать с её помощью что-то полезное. До сих пор, кроме починки своей собственной сломанной палочки из остролиста, он ни разу не решился использовать силу Старшей.

Он взял ее указательным и большим пальцами и прокрутил меж ними, как бы пробуя на ощупь, потом обхватил ладонью, описал круг, другой, третий.

— Люмос!

Ослепительный шарик света сорвался с кончика Старшей палочки и поплыл по гостиной в сторону комода, причудливо высвечивая расставленные там предметы с разных сторон, по мере того, как свет и тень менялись местами.

Какое-то время он любовался магическим светом, потом слегка высвободил из рукава левую руку, обнажив черную кожу ножн, обертывающих запястье, и вставил Старшую рядом со своим собственным привычным остролистом в соседнюю запасную петлю, ранее всегда остававшуюся свободной.

Он отправится сегодня в Мунго и спросит у нее в последний раз. А если она не ответит… Пусть пеняет на себя! «Это ради общего блага», — как будто сказал кто-то в голове. Кто-то, очень сильно напоминающий Дамблдора.

Он колебался до самого конца. До самой двери палаты. В конце концов, отчасти его намерение напоминало обыкновенную подлость. Ее упорство, чем бы оно ни было вызвано, заслуживало некоторого уважения. Но дело и вправду было слишком важным, а время уходило. Он вздохнул и открыл дверь.

С первого же взгляда он понял, что что-то не в порядке. Заметил еще даже уголком глаза, когда поворачивал за собой дверную ручку. К привычному уже сочетанию белого и черного добавилась капля красного. У нее на лице.

Он сделал шаг вперед и увидел, что у нее течет кровь. Из носа и из разбитой губы.

— Что?… Что здесь произошло?!

— Это снова он! Снова проклятый Поттер! — воздевая к небу глаза, буквально прорычала Белла, выплевывая изо рта кровавый комок. — Когда ты уже, наконец, оставишь меня в покое?! Убирайся немедленно!

Кровь растекалась безобразной кляксой на белоснежном одеяле, постепенно впитываясь мягкой тканью. Посреди кляксы красовался сломанный кусочек зуба.

— Я спрашиваю, что здесь случилось?! Что с тобой?

Конечно, она не ответила.

Он понял, что просто теряет время, бросил ей в лицо простейшее кровоостанавливающее заклинание и вылетел в коридор. Дежурная медсестра напомнила ему оперяющегося цыпленка. Она была совсем молоденькая, с тонкой, длинной шейкой, и из-под сестринской шапочки на голове, под которую были заправлены волосы, торчал в разные стороны какой-то светлый пух.

— Скажите, кто-то сегодня приходил к пациентке Лестрейндж?! — выпалил он в нее зарядом скомканных слов.

— Да-а… сэ-эр!

— Мерлин, как у вас ума хватило допустить посетителя к такой пациентке?! Вы хоть знаете, кто она такая?!

— Он был в форме аврора… сэ-эр! — казалось, она вот-вот расплачется.

— Аврора?! Как его имя?! Что он хотел?

— Он не представился… сэ-эр! Они никогда не представляются. Сказал, что должен снять показания.

«Мерлин и Моргана!» Он с такой силой грохнул кулаком по стойке, что большой фолиант с именами посетителей подпрыгнул на столе. Медсестра вжала голову в плечи, спрятав свою тощую шейку, отчего стала еще больше похожа на цыпленка.

Какой же он сказочный олух! «Ну, натуральный тупой придурок!»

Как можно было считать лечебницу Св.Мунго настолько надежным местом, чтобы держать там такого человека как Беллатриса Лестрейндж?! Ему еще сказочно повезло, что он не нашел ее с перерезанным горлом! «Они не представляются!» Ничего не скажешь, удобно!

— Как он выглядел?

Оперяющийся цыпленок крутил головой с таким выражением, как будто сейчас его будут резать. Так ему ничего не добиться.

Мысли судорожно метались по черепной коробке в попытках немедленно всё исправить. Нужно было убирать ее отсюда, но вот только КУДА?! Куда бы он мог поместить ее, где ее не нашли бы маги в аврорской форме? Где в магической Англии найти такое место? И он понял куда. В единственное место, до которого не добрался бы никто, кроме тех, кому он доверял.

— Слушайте, где тут у вас совы? — бросил он нетерпеливо. — Мне надо срочно отправить послания.

— Конечно… сэ-эр. Вы можете написать вот здесь, и я тут же отправлю, куда скажете… сэ-эр.

Он взял перо и быстро нацарапал две записки, одну Кингсли, другую Гермионе.

— Эту в министерство мисс Гермионе Грейнджер. Эту министру в руки, лично.

— Ми..и..нистру?! Ма-а-агии? — заикнулась она.

— Да, да, нашему министру. Или у вас какой-то свой министр?

— Что вы, нет… сэ-эр. Я сейчас же отправлю. Что-нибудь еще… сэ-эр?

— Да. Я немедленно забираю у вас эту пациентку.

— Как… сэ-эр?! Это не положено. Устав запрещает выписывать пациентов в таком состоянии… сэ-эр. Я должна доложить начальству.

И она снова вжала голову в плечи, ожидая новой вспышки его гнева. Но он уже слегка успокоился.

— Скажите директору, что министр в курсе, это с его санкции. Она поймет.

— Вы уверены, что меня за это не накажут… сэ-эр? — спросила она жалобно.

— Успокойтесь, если вы передадите, что Гарри Поттер с санкции министра магии забрал у вас Беллатрису Лестрейндж, вам никто слова не скажет.

— Хорошо… сэ-эр… И… — он обернулся на ходу, — будьте осторожны… сэ-эр. Она кусается!

Да, он знал, что просто это не пройдет. На его заявление, что он сейчас же забирает ее отсюда, она издала такой вопль, что должна была услышать, наверное, вся лечебница.

— А НЕ ПОШЕЛ БЫ ТЫ НА ХУЙ, ПОТТЕР!

Но он заранее догадался наложить заглушающие чары, Гермиона бы похвалила его за предусмотрительность.

— Куда ты вздумал меня тащить?!

— Раз ты не собираешься отвечать на вопросы, а тебя могут в любой момент прикончить, придется перевести тебя в более надежное место. Возможно, там ты станешь разговорчивей.

Он подоткнул под нее одеяло, практически запеленав ее, чтобы удобнее было нести. Она почти не могла сопротивляться из-за травмированных рук и ног, поэтому просто рычала и извивалась как червяк.

— Если не перестанешь брыкаться, придется перемещать тебя по воздуху. Как труп. Так что успокойся.

— Где твое безопасное место, тупое животное?! Нет такого, где меня бы не нашли!

— Есть!

— Где?!

— У меня дома, Белла.

— Ты тащишь меня… К МАГГЛАМ?! — взвигнула она, и даже перестала извиваться. На лице был написан такой откровенный ужас и омерзение, что ему даже стало немного смешно. Казалось, каждый волосок на ее голове встал дыбом.

— Нет, придурошная. У меня квартира в центре Лондона. И никаких магглов.

— Я не собираюсь находиться в одной квартире с твоей грязнокровкой!

— Нет, и Гермионы там тоже нет. Там вообще никого нет.

— И кто тебе сказал, что тебя никто не найдет? Ты совсем идиот, Поттер?! Никто не найдет в центре Лондона?

— А вот увидишь… Всё, надоело с тобой пререкаться!

Сперва он хотел взять ее на руки, но нести таким образом извивающееся тело было невозможно. Тогда он просто взвалил ее на плечо, несмотря на то, что наверняка причинил ей таким образом дополнительную боль. Но она сама была виновата.

Проходя мимо медсестры, которая смотрела на него округлившимися глазами, он спросил, отправила ли она сов. Та только быстро кивнула, не отрывая взгляда от ноши на его плече. Он боялся, что Белла устроит в коридоре настоящий концерт, но, то ли у нее кончились силы, то ли она на время решила прекратить сопротивление, но криков больше не было, так что он преодолел порог камина на Гриммо 12 без дополнительных приключений.

Всё это время его глодал маленький червячок сомнения. Он сказал, «там вообще никого нет», но, строго говоря, это было неверно. Кроме него самого был еще Кричер. И хотя по праву наследования он перешел к нему в собственность вместе с домом, зная его особое отношение к отстаивающим чистоту крови членам семьи Блэк… с другой стороны, Волдеморта он тоже ненавидел, даже дрался против его армии. Короче говоря, Гарри не имел понятия, как отреагирует на данную ситуацию старый домовик. А его помощь была сейчас для Гарри просто необходима.

— Кричер! Кричер, где тебя носит, ты мне нужен, — крикнул он, как только ввалился в гостиную. Белла тут же вздрогнула, услышав это имя. Так как она сейчас висела у него на плече вниз головой, то сразу не могла сообразить, где именно оказалась.

— Да, хозяин Поттер, — раздался скрипучий голос из коридора, — Кричер здесь, хозяин Поттер, неужели у хозяина наконец-то появилось какое-то дело, кроме как торчать в квартире и потихоньку опустошать запасы?

— ХОЗЯИН ПОТТЕР?! — услышал он крик висящей вниз головой Беллатрисы.

— ГОСПОЖА БЕЛЛА?! — стоявший на пороге седой эльф воззрился на открывшуюся ему сцену и совершенно очевидно не верил своим глазам. Он сделал несколько судорожных движений вперед-назад, как будто какая-то сила бросала его от одного действия к другому. Наконец, он прошлепал к Гарри и, смотря снизу вверх, нашел нужные слова, чтобы сформулировать свой вопрос:

— Хозяин Поттер, что Кричер должен сделать, чтобы вы не причиняли зла госпоже Белле? Кричер хочет умереть, если хозяин Поттер собирается сделать госпоже Белле больно.

— Какого хера происходит, Поттер?! — заорала Беллатриса. — Долго я еще должна созерцать твои вонючие маггловские штаны на твоей тощей заднице?

— Успокойтесь оба! — гаркнул он. — Кричер, подготовь для Беллы спальню на четвертом этаже… Да, бывшую спальню Вальбурги. Никто не собирается ей причинять вреда, не волнуйся. Всё как раз наоборот. И сделай чаю и что-нибудь перекусить.

После этого он, наконец, осторожно стащил Беллатрису со своего плеча и уложил на диван в гостиной, отметив про себя машинально, как она скривилась от боли, когда опустилась на спину.

Но почти моментально на ее лице появилось такое выражение, что он охотно бы сделал колдографию, чтобы потом показывать своим друзьям. Ее большие глаза превратились просто в настоящие блюдца, когда она увидела, где находится. Секунды две она молчала, а потом сказала лишь одну фразу.

— Этот гондон оставил тебе в наследство дом дяди Ориона.

И добавила тихо.

— Гореть ему в аду…

Он ожидал, что Кричер управится быстрее. Но старик так старался угодить «госпоже Белле» (как подозревал Гарри, здесь присутствовала еще и немалая толика чувства вины), так тщательно убирал, складывал и застилал, что Гермиона успела явиться до того, как он переместил Беллатрису на четвертый этаж. Как ему ни хотелось, чтобы они не сталкивались нос к носу, и разговор с Гермионой прошел бы без участия упивающейся, всё равно вышло так, что подруга появилась из камина прямо в разгар их с Беллой диалога о квартире, в которой они сейчас находились.

Как ни странно, но им удалось пообщаться довольно мирно, без ругани и упреков. Правда, только лишь потому, что разговор носил характер исключительно информативный. Беллу интересовало, что сейчас представляет собой квартира их близких родственников, в которой она не была уже много лет, но которую знала до этого прекрасно, так как бывала здесь очень часто. Она выспрашивала всё, каждую подробность, что в этой комнате, что в той, куда дели мебель, картины, что добавилось, что исчезло, какие заклинания были сняты, какие наложены, по какой причине Гарри считал квартиру безопасной. При рассказе о наложенных чарах фиделиуса Беллатриса посмотрела на него как-то странно, но не стала ничего комментировать. Наконец, они дошли до таких мелочей, как зеркала и люстры, и Гарри почувствовал, что его уже утомляют все эти детали, на которые ему всегда было, в общем-то, чихать, и именно в этот момент Гермиона вышла из камина.

Беллу подбросило как пружиной.

— Поттер, ты же обещал, что этой мерзости здесь не будет! Как она смеет вообще пересекать границы нашего фамильного особняка! Немедленно выброси ее, выкинь, убери, а не то я заблюю тебе весь ковер!

Гермиона с изумлением уставилась на лежащую на диване упивающуюся, потом перевела глаза на него, смотря потрясенно, но, в то же время, с некоторым укором.

— Гарри, ты с ума сошел, что ли?! Зачем ты притащил ее сюда? Ей же вообще лечебницу покидать нельзя, еще куча процедур, которые ей нужно сделать. Что случилось?!

— Притащил сюда?! — возопила Белла. — Эта тварь смеет попрекать меня, что я явилась в свой собственный дом, обманом отобранный у нашей семьи всякими отщепенцами и ублюдками?!

— Белла, если ты сейчас же не заткнешься, — сказал Гарри устало, — я наложу на тебя заглушающие чары, и ты будешь так же как портрет твоей тетушки, лежать и беззвучно разевать рот как рыба. Я тебя предупредил.

Она сверкнула на него глазами с такой ненавистью, что трудно было представить, что две минуты назад она мирно расспрашивала его о фамильном серебре. Но, к счастью, действительно заткнулась. На время.

— Так я жду, Гарри? — спросила Гермиона, всё еще стоя у камина. — Что произошло, что ты уволок к себе домой тяжело раненного пациента?

— Произошло то, что на пациента напали.

— Напали?! — воскликнула она, сделала несколько нерешительных шагов, и, покосившись на не отрывающую от нее ненавидящего взгляда Беллу, присела на краешек кресла.

— Ну, не совсем напали. Приходил человек в форме аврора. Судя по тому, что мы знаем, наверное, действительно аврор. Якобы снять показания. В результате он ее ударил. Довольно сильно. Возможно, несколько раз.

— Возможно?!

— Ну, она продолжает играть в молчанку

— Ох! — Гермиона приложила ладонь ко лбу. — Это какой-то кошмар! Но почему сюда, Гарри?

— А куда? Куда?! Я прикинул и так и эдак. Если ее захотят найти эти маньяки из аврората, где еще ее можно спрятать? Нам еще повезло, что ее не убили в первую же ночь, как она оказалась в Мунго.

— Но ее же надо лечить, Гарри!

— Я понимаю. Потому и позвал тебя... Подожди, не перебивай. Я всего лишь хочу, чтобы ты зашла в Мунго, взяла бы там все необходимые зелья, узнала бы подробно, нужны ли еще какие-то восстановительные заклинания и всё бы потом объяснила мне.

— Ты что, сам собираешься ее лечить?!

— А что еще остается делать?

— Гарри, ты понимаешь, что её сейчас нужно обрабатывать специальными заживляющими мазями? Три раза в день. Ты видел ее тело?

— А... м-м, то есть, я должен... растирать ее?

— Ну конечно! Кости восстановит костерост, а мягкие ткани нужно обрабатывать постоянно. А после заживления еще и специальными растворами, чтобы не остались рубцы. Хотя, — тут Гермиона покосилась в сторону дивана и скривила ехидную гримаску, — кое-какие надписи на ней я бы оставила.

В ответ послышалось только гневное фырканье.

— Послушай, я не подумал, что придется делать такое. Я думал, буду давать зелья, и... и всё. Ну, может еще что-то поколдовать... Я же... нет, это невозможно!

— Он не подумал! А со мной посоветоваться ты не мог, прежде чем сломя голову тащить ее к себе домой?

— Я решил, что нужно действовать быстро. Знаешь, а может... ты... ну... поможешь немного...

— Гарри, я же уже предупреждала тебя, что не могу больше выносить грязь, которая из нее непрерывно льется!

— Если она только дотронется до меня, я откушу ей ухо, — сказала Беллатриса невозмутимым тоном. — Или нос. Да, лучше нос.

— Вот видишь? Она не даст мне себя лечить. А что будет, когда у нее руки заработают? А это ведь случится скоро.

— Может, Кричер... — начал он, но сразу же понял, что слепил несусветную глупость. Эльф скорее дал бы себя обезглавить, чем так дотронуться до «госпожи Беллы».

— Я хочу в туалет! — провозгласила Белла, глядя в потолок.

Гарри с Гермионой издали одновременный тяжелый вздох и приложили руки к лицу.

— Что будем делать? — очнулась Гермиона первой. — Точнее, что ты будешь делать? Потому что я — пас!

Он просто покачал головой. Он не знал.

— Слушай, ты же можешь нанять сиделку! Может даже из чистокровных, сейчас у них не лучшие времена, так что, я думаю, тебе легко удастся найти подходящую женщину.

— Дожили! — протянула Белла. — Чистокровные маги теперь будут убирать говно!

— Гермиона, это не вариант! Я не могу привести в дом никого постороннего. Ты же знаешь, чары фиделиус — это единственная гарантия, что сюда не войдет тот, кто не надо.

— Думаешь, после того как Яксли увязался за мной, это еще актуально?

— Яксли в Азкабане, и мы с тобой прекрасно знаем, что боятся надо не его или подобных ему, а совсем других людей.

Гермиона покачала головой.

— Как так вышло, что нам приходится скрываться от собственной службы безопасности?! Что вообще происходит? Мы же победили, Гарри, а получается, опять бегаем и прячемся как кролики.

— А потому что вы — малолетние идиоты! — заметила Белла как бы про себя. — И, между прочим, я всё еще хочу в туалет.

— Вот, Гарри, это твое затворничество... Я говорила, что ни к чему тебе сидеть в одиночестве. Если бы Джинни была здесь...

— Пожалуйста, Герм, не начинай!

— Я не начинаю, Гарри, но сам посуди, женщина в доме...

— Лучше грязная кровь, чем Уизли, — снова подала голос Беллатриса. — Нет, ЛУЧШЕ МАГГЛ, чем Уизли!

— Это ты сама посуди, Гермиона. Даже если бы случилось чудо, и Джинни была бы здесь, как ты это себе представляешь?! Ты что не знаешь какой у нее взрывной характер? Она бы меня на порог не пустила с такой «гостьей», а если бы и пустила, придушила бы ее, как только бы я отвернулся! Может, еще Молли прикажешь позвать?! Или вообще отвезти ее в «Нору»?! То-то все обрадуются!

— Гарри, прекрати кричать!

— Я же говорил тебе — не начинай!

— Я. Хочу. В туалет!

— О-о, Мерлин!!!

Кричер появился в дверях как раз в тот момент, когда они оба снова сидели в полностью удрученном состоянии.

— Комната для госпожи Беллы готова! — торжественно возгласил домовик, старательно делая вид, что не замечает сидящей в двух шагах от него Гермионы.

— Ты вовремя, Кричер. Подготовь еще и ванную заодно.

— Будет сделано!

У старика, казалось, снова появилось что-то похожее на стимул жить.

— Всё, Гарри, я в Мунго. Появлюсь как только смогу.

— А-э-э...

— Я не знаю! — она покачала головой. — Ты сам виноват, Гарри. Если нет другого выхода, отнеси ее обратно. Или в Азкабан. Или к черту на рога! В общем, решай сам, я удаляюсь.

Она встала и шагнула в камин.

— Редкостная же сука, эта твоя грязнокровка! — невозмутимым тоном резюмировала Беллатриса.

— Ты правда хочешь в туалет или издевалась?

— А ты правда думаешь, что чистокровные ведьмы не писают? И по поводу ванны — это была хорошая идея.

Он схватился за голову. Нет, конечно, он уже видел ее голой. Но вряд ли это вообще можно было в тот момент назвать женщиной. Это было похоже, скорее, на тушу в магазине. А теперь... Впрочем, теперь у него не было другого выхода. Теперь он за нее отвечал, как бы это дико не звучало. В конце концов, у Снейпа он перемыл за годы учебы невероятную уйму вонючих котлов, у Дурслей он драил полы в доме и туалет в том числе. Помыть и намазать мазью всего-навсего одну женщину — это было сущей мелочью по сравнению с этим! Хотя, кого он обманывал, он прекрасно понимал, что дело совсем не в сложности работы. Предложи ему сейчас на выбор сотню котлов или... это, он не задумываясь выбрал бы котлы. Но выбора-то у него и не было!

Гарри тяжело вздохнул.

— Ладно, — кряхтя и хмурясь он поднял Беллу с дивана, — примемся за дело.

На этот раз она не мешала ему, поэтому он легко донес ее до ванной комнаты, расположенной здесь же на втором этаже. Из пастей серебряных змей-кранов в огромную ванну текла вода, вспенивая фруктовое мыло, которое туда нарезал Кричер. Черные, зеркальные до блеска плитки на полу отражали его, держащего в руках большой белый сверток.

— Поттер, ты так и будешь стоять столбом или всё-таки посадишь меня на унитаз?!

Он словно опомнился и медленно опустил ее на фаянсовое «кресло».

— И сними с меня, уже, наконец, это дурацкое одеяло!

Он распеленал ее так бережно и медленно, как будто она была грудным младенцем, оставив в одной тонкой больничной рубашке. Сердце в груди стучало как паровоз. Но как только он увидел ее ноги, сразу полегчало. Он моментально вспомнил о всех прочих ранах на ее теле и устыдился собственной стеснительной нерешительности.

— Какого хрена в больницах всегда всё белье белое?! А? Ты не знаешь, Поттер?... Задери рубашку... да, вот так... Почему не черное, на нем же крови не видно?.. Чего ты молчишь?

Он отвернулся, стараясь не слушать, как тонкая струйка, ударясь о фаянс, стекает в канализацию. К счастью, бурлящий поток из кранов почти заглушал этот звук.

— Всё, Поттер, я закончила, это не длится так долго, как ты думаешь. Тащи меня уже, наконец, в ванну, я со вчерашнего дня там не была.

«Она так говорит, как будто перед этим и дня не пропускала, чтоб не посидеть среди пены!»

— И, знаешь еще чего? Тебе придется разрезать эту рубашку. Потому что мне нельзя поднимать руки. Так в лечебнице сказали. Хоть я им и не доверяю. Ну режь же уже!

Он судорожно сглотнул. Сердце в груди застучало — Бум-Бум-Бум! Потом снова вспомнил о ее ранах. Это, и правда, здорово спасало от волнения, когда он едва не выронил ножницы из дрожащих рук. Интересно, а что же он будет делать, когда на ней всё начнет совсем заживать?!

«Элементарно, — подсказал голос Гермионы в голове, — тогда она начнет всё делать сама!»

Это успокоило, но, правда, ненадолго. До тех пор, пока он полностью не освободил ее от рубашки. Потому что хотя ее кожа и была повреждена во многих местах, был еще силуэт. И вот с этим он ничего не мог поделать. У нее была буквально осиная талия и при этом довольно широкие бедра. Убийственное сочетание, и он буквально задохнулся, никогда не знавший женщины, даже никогда не видевший вживую обнаженное женское тело, пытаясь протолкнуть, продышать горячий липкий ком, который встал у него в груди, мешая дышать и не желая никуда уходить. Он пытался отвести глаза, но они уже всё увидели, всё сразу и всё что нужно, то, чего на самом деле хотело увидеть его тело. В лечебнице ей удалили с лобка ее курчавые черные заросли и даже там, под ними красовался багровый жуткий синяк. Он успел схватить эту подробность, когда поднял ее на руки и опускал в душистую пену. Длинные ноги выглядели сильно исхудавшими, тонкими, особенно между бедрами, но даже сейчас смотрелись стройными. Грудь — небольшие аккуратные «ушки спаниеля» — венчали крупные темные соски, которые сейчас при искусственном освещении смотрелись особенно контрастно. Он понял, что возбудился, еще до того, как пена полностью скрыла ее тело. Когда он вынимал из воды мокрые по локоть руки, ему казалось, что членом он сейчас мог бы легко расколоть край ванны. Сейчас она не была ужасной Беллатрисой Лестрейндж, упивающейся смертью, она была просто женщиной, первой женщиной, которую он увидел в своей жизни обнаженной. И которая совершенно его, при этом, не стеснялась. Он не знал, оттого ли это происходит, что она вообще не воспринимала его как мужчину или просто потому, что у нее не было другого выхода, а значит, не стоило и страдать от такой ерунды, но это ее полное безразличие к своей наготе возбуждало в тысячу раз больше, чем любая стеснительность.

— Смой с меня грязь и вали. Я часок посижу, потом позову, когда надоест. Ну, чего уставился?!

— Смыть?!

— Да, смыть. Это очень простое действие! Ты что вообще делал в этой ванне раньше, кораблики пускал? Ох, блядь! — она как будто что-то вспомнила. — Поттер сидел до меня в этой самой ванной! Я повешусь! Этот дом вообще теперь не отмыть от присутствия в нем всяких... Так ты собираешься меня мыть или нет?!

— Я... не знаю...

— Что ты не знаешь? Используй палочку, болван!

— Палочку!!

«Ну, конечно!» У него же совершенно вылетело это из головы. Она заставила его забыть, что он волшебник! От этого с ума можно было сойти!

— Экскуро!

Заклинание окутало всё ее тело, прошло сквозь пену, водную поверхность, засверкало подобно масляной пленке и с легким шипением истаяло. Он сам не ожидал, что получится настолько здорово, в первый момент приписав всё своему крайне перевозбужденному состоянию. Но потом поймал ее взгляд, расширившиеся глаза, приоткрытые в изумлении губы. И далеко не сразу понял, что, вытаскивая дрожащими руками палочку из ножен, вытащил бузину вместо своего остролиста.

Через мгновение она закрыла глаза, как будто что-то вспомнив. Что-то крайне неприятное для себя, потому что рот ее искривился в подобие жалобной усмешки.

— Всё, Поттер, иди, — сказала она страдальческим тоном, не открывая глаз, — я тебя кликну.

Ему не оставалось более ничего, как выйти, прикрыв за собой дверь. Он сел прямо на пол в коридоре рядом с ванной комнатой и, пытаясь унять бешено стучащее сердце, долго смотрел на тонкий деревянный предмет в своей руке.

Гермиона появилась часа через два, когда он уже вытащил Беллу из ванной и отнес ее на четвертый этаж. У него не было никакой подходящей одежды, и он напялил на нее длинный халат Сириуса. Это был какой-то абсолютно кощунственный парадокс, сам он еще три дня назад никогда в жизни не поверил бы, что будет одалживать вещи Сириуса человеку, который его убил. Но у него просто не было другого выхода, да и халат был нужен исключительно только для того, чтобы дотащить упивающуюся до постели, после чего накрыть одеялом и на время забыть об этой проблеме, спустившись в столовую. Кричер остался наверху, топчась у дверей спальни и чутко ожидая, не понадобится ли чего «госпоже Белле». Несколько секунд Гарри смотрел на открытую бутылку вина в серванте. И на этот счет внутренне как будто отрезал для себя любые попытки прикасаться к спиртному на то время, пока Беллатриса была в его доме. Теперь ему нужна была ясная голова постоянно! Проблемы могли придти в любую секунду откуда не ждали, да и сам он мог легко сорваться, слишком расслабившись от действия алкоголя. Поэтому он согрел чаю и наскоро перекусил, ожидая Гермиону. Отчего-то ее визит на этот раз вызывал у него, скорее, чувство тревоги, а не пронизывающее волнение как обычно, когда он ожидал ее увидеть.

— Вот! — подруга первым делом бросила на столик в гостиной пергамент, мелко исписанный ее четким почерком. — Изучи внимательно.

Потом она стала вынимать из магической сумочки зелья. Одно за другим. И ему показалось, что этому процессу не будет конца. Она заставила весь столик и принялась ставить на пол рядом.

— Миона, ты уверена, что всё это необходимо?! — взмолился Гарри, в ужасе глядя на батарею бутылочек.

— Можешь мне поверить, тут только самое необходимое. Я не стала бы перегружать тебя лишним лечением, учитывая персону пациентки и саму ситуацию. Тебе и так за свои глупости расплачиваться как минимум неделю!

— Ты считаешь глупостью идею переместить сюда Беллу?!

— Скажем так, это неоднозначное решение! Мягко говоря.

— И какой выход ТЫ бы предложила?

Она бросила на него быстрый взгляд, полный иронии.

— Мне кажется, Гарри, ты слишком преувеличил опасность. Надо было оставить ее в Мунго.

— Преувеличил опасность?! Я считаю, что мы и так поступили слишком беспечно, оставив ее там на два дня!

— По-моему, ты слишком носишься с этой женщиной. Тебе не кажется, что она такого внимания не заслуживает? Особенно с твоей стороны.

— На что ты такое намекаешь, черт побери?!

— Гарри… — сказала она примирительно, — я прекрасно понимаю, что в тебе столько доброты, что ты способен заботиться даже о подобном чудовище. Я согласна, что с ней поступили… ужасно! Но ты слишком уж перегибаешь палку.

— Я так не считаю, — ответил он упрямо, — если мы не будем заботиться о сохранении ее жизни, проще было бы убить ее прямо там, где мы ее нашли. Потом просто забыть обо всем и пойти дальше. Обедать, к примеру!

— Гарри, ну зачем ты так говоришь, словно… Словно я оправдываю тех, кто это сделал. Я не меньше тебя хочу, чтобы их поймали. Черт возьми, Рон работает в аврорате, неужели ты думаешь, я не переживаю за него?! Но… Короче, ладно, я знаю, что тебя не переубедить. Если ты что-то считаешь правильным, ты будешь это отстаивать хоть перед всем миром. Поступай как знаешь, я всё равно тебя поддержу. О’кей?

— Ты лучше всех, Миона!

Она лукаво улыбнулась и, наконец, закончила извлекать лекарства из сумочки.

— Кстати, Гарри, Кингсли тоже не слишком в восторге.

— Ты успела и с ним переговорить?

— Он получил твое письмо и связался со мной, потому что не хочет лишний раз к тебе лезть.

— И что он сказал?

— Сказал, что продолжает тебя поддерживать, но ему нужны имена. Как он туманно выразился — «ситуация осложняется».

— Надо пригласить его в гости. Думаю сделать это попозже, когда закончится вся эта эпопея с лечением.

— Да, так вот по поводу лечения. Я тут сгруппирую тебе зелья по видам… так…

Она принялась переставлять и перетасовывать пузырьки, попутно давая комментарии с такой быстротой, что ему пришлось переспрашивать по несколько раз.

— Это от ожогов… это от порезов… это для глубоких ран… это для сращивания мышц… вот тут отдельно для приема внутрь. Смотри, не перепутай! Это надо сразу после заклинания на внутренние органы… Ты справишься с этим заклинанием? Оно сложное.

Он молча вынул и показал Старшую палочку.

— Гарри, это еще не гарантия! Помнишь, что я тебе говорила о свойствах этой палочки? Как? Ты не запомнил?! Как так можно, Гарри, это же очень важно. В гримуаре пятнадцатого века «Nox afranum»…

— Герм, пожалуйста! — взмолился он. — Я сейчас не в состоянии выслушивать лекции.

— Хорошо. Вот, я тут тебе написала график, когда и что применять, пожалуйста, не забудь и не перепутай.

— Я попрошу Кричера мне напоминать. Он точно не забудет. Похоже, он переживает вторую молодость. Я давно не видел его таким услужливым.

Гермиона только сокрушенно вздохнула от этих слов. Для нее непереносимой была мысль, что домашний эльф может продолжать испытывать нежные чувства к Беллатрисе даже после того, как он сам же сражался против нее на войне.

— Всё, Гарри, если будут какие-то вопросы, обращайся прямо к доктору Меридит в лечебницу. Она обещала посодействовать, чем может. Честно говоря, она была здорово шокирована. Говорит, что за всю жизнь не видела, что кто-то смог перенести столько боли, остаться в живых и не сойти при этом с ума. А видела она многое, особенно во время войны. Так что, Гарри, будь осторожнее с этой пациенткой, она на многое способна. Не убеждена, кстати, что она уже сейчас настолько беспомощна, как показывает.

— Я это учту. Спасибо тебе! Заглядывай, как сможешь.

— Хорошо, постараюсь. Ну, я побежала, а то на работе уже начинают коситься, третий день шляюсь неизвестно где. Держись!

Она чмокнула его в щеку и исчезла в камине. Он приложил два пальца к тому месту, куда прикоснулись ее губы. И ощутил там только двухдневную щетину.

В расписании, оставленном Гермионой, значилось время процедур в девять утра, два часа пополудни и восемь вечера. До восьми у него было еще полно времени, и он постарался отобрать те средства, которые были ему нужны уже сегодня. Это оказалось сделать довольно легко, потому что Гермиона настолько подробно и обстоятельно всё расписала, что оставалось лишь четко следовать инструкциям. Гарри невольно улыбнулся, теплая волна благодарности к подруге поднялась в груди. Наверное, не было в его жизни человека, который готов был бы помогать ему так часто, так бескорыстно и настолько обстоятельно подходить к делу. И он не мог себе представить, что он будет делать, когда она совсем отдалится от него, увязнув в будущей семейной жизни. А то, что это произойдет, он был уверен.

«Может, поэтому она и была так огорчена, что ты расстался с Джинни, а, олух?! Может она тоже боится, что ей будет тебя не хватать? Тогда какого же черта она..?!»

Он переставил выбранный флакон с такой силой, что едва не разбил его. Сколько раз он зарекался заходить в мыслях на эту запретную территорию, но вот — срывается раз за разом. Она выбрала не его — всё, ему надо уже, наконец, закрыть этот вопрос! Но, видимо, закрыть его было не легче, чем закрыть Министерство…

— Хозяин Поттер! — скрипучий голос Кричера вырвал его из тягостных раздумий. — Госпожа Белла зовет вас.

«Начинается!» — подумал он с тоской и молча вручил Кричеру пергамент, обоснованно полагая, что старый домовик поймет, что тут к чему.

Разговор с Гермионой почти полностью вытеснил у него из головы его приключения в ванной комнате, и теперь, поднимаясь по лестнице на четвертый этаж, он чувствовал себя снова неловко и снова тоскливое ожидание собственной неловкой реакции начало заполнять его сердце.

— Сколько можно тебя ждать, Поттер?! — возмущенно заявила Белла, как только он появился на пороге. — Что, всё никак не мог оторваться от своей грязной подружки?

— Еще раз повторяю, — рявкнул он, поскольку просто устал сдерживать возмущение, — Гермиона — не моя подружка! Прекрати выдумывать и обзывать ее! Она, между прочим, принесла для тебя лекарства.

— Насрать, что она там принесла! А ты мне зубы не заговаривай — «не подружка». Можно подумать, я не вижу, как ты на нее смотришь!

— Белла!! Заткнись! Ясно тебе?! Просто заткнись!

— Ни хрена! Не заткнусь! — она насмешливо осклабилась. — А что ты мне сделаешь? Хуже чем есть, уже всё равно не будет.

— Что я сделаю? Очень простую вещь, — он вытащил Старшую палочку. — Наложу на тебя империус. И потом послушаю твои любезности в сторону Гермионы и магглорожденных вообще. Правда, смешно будет? А еще заставлю тебя рассказать, что с тобой произошло.

В первый раз он увидел на ее лице страх. Не опасения, не сомнения, самый настоящий страх. И вдруг понял, что ему это нравится — видеть ее страх. Потому что это очень дорогого стоило — заставить бояться саму Беллатрису Лестрейндж!

— Ты этого не сделаешь, Поттер! — выкрикнула она, не отрывая бешенного взгляда от кусочка бузины в его руке.

— С чего бы мне этого не сделать, а, Белла?! А?! Учитывая сколько «хорошего» ты для меня совершила, с чего бы мне с тобой церемониться?!

Он подступал к ней всё ближе, размахивая перед собой палочкой.

— Ты не сделаешь этого, Поттер! Потому что… потому что… — ее страх перешел в настоящий безумный ужас, глаза прыгали вслед за дрожащим перед ней кончиком палочки. Она не могла найти выхода.

Не в силах больше смотреть на угрожающий ей предмет, она отвернулась и выдавила из себя что-то похожее на жалобный стон, смешанный с ругательством.

— Такие как ты так не поступают… — наконец сказала она дрожащим голосом, и в этом голосе было слышно что-то похожее на смертельную обиду.

Ему должно было быть стыдно. Но отчего-то он не испытывал сейчас ничего похожего на угрызения совести. Настолько на него подействовал ее страх. Он вдруг понял, что… возбудился! Осознав это, он в ужасе бросился прочь из комнаты.

Уже сбежав вниз, на второй этаж, он вспомнил, что так и не узнал, зачем, собственно, она его звала. И вот в этот момент на него накатила волна стыда. Он угрожал беспомощной женщине и наслаждался этим! До чего же он дошел! И, хуже всего, он теперь отрезал себе последний путь к отступлению. Потому что теперь всякий раз, как только он снова попытается обдумывать вариант с империусом, эта картина будет стоять перед его глазами — как он ХОТЕЛ ее страха. Один единственный раз он дал волю своим нервам с нею, и вот к чему это привело!

Он должен немедленно вернуться. Иначе в следующий раз сорвется снова.

Она всё еще лежала, отвернувшись к окну. Балдахин высокой кровати сиротливо торчал над ней голыми черными досками.

— Зачем ты меня звала? — спросил он, подавляя звучавшее в голосе чувство вины.

— Какой же ты слабый, Поттер! — выплюнула Беллатриса, бросив на него возмущенный взгляд. — Бежишь от малейшей угрозы твоей паршивой правильности! Хочешь чего-то взять — бери! Пусть слабаки стыдятся!

— Тебе меня никогда не понять, Белла. Даже не пытайся.

— Ну, да?! Подумаешь, какая сложность! Навидалась я таких как ты, всех вас… видела… В ГРОБУ!

— Зачем ты меня звала? — повторил он тверже, чем рассчитывал.

— Теперь не важно. Вали! Заодно скажи Кричеру, чтобы принес пожрать.

Он пожал плечами.

— Дело твое. В восемь я зайду, принесу лечебные зелья.

Она не ответила, и он прикрыл за собой дверь.

Он любил одну женщину и ненавидел вторую. Но обе умудрялись портить ему нервы. Что же было бы, если б он еще и не расстался с Джинни? Он представил, что Джинни сейчас живет с ним в этой квартире, и испытал одновременно ужас и облегчение. Наверное, после выбора, который он сделал, сидя под Распределяющей Шляпой, решение расстаться с Джинни Уизли было вторым, наиболее верным выбором в его жизни!

Нужно было слегка успокоиться, и он решил, что лучше всего это будет сделать в библиотеке. В дни после войны, когда он скрывался от всех, именно обстановка библиотеки действовала на него наиболее умиротворяюще. Эта комната, пожалуй, наименее всего пострадала от разгрома, который учинял дому Сириус, когда принимал огневиски сверх даже своей, весьма обильной меры. Видимо, он точно так же, как Гарри, чувствовал себя здесь, среди древних томов, наиболее мирно и спокойно.

Библиотека могла бы напоминать ему Гермиону, но только не библиотека в наследственном владении дома Блэков. Можно сказать, это была библиотека, противоположная Гермионе, чуждая ей, так что сама она, не раз останавливаясь в квартире на Гриммо 12, не любила сюда заходить, предпочитая, чтобы кто-то притаскивал нужные ей тома в другие комнаты дома.

Обдумывая этот странный парадокс, Гарри пришел к выводу, что виноват тут не столько подчеркнуто старинный мрачный интерьер и даже не картины с фантасмагорическими сюжетами на темных обоях, сколько расположение книжных полок. То, по какому принципу книги были сгруппированы и как представляли себя заинтересовавшемуся коллекцией читателю, красноречиво демонстрировало, что является приоритетом для хозяев дома. Потому что все передние полки заполняли тома по генеалогии волшебных семейств, трактаты о сущности волшебной крови, художественные описания зверств магглов времен «разгула» священной Инквизиции и старинные справочники способов борьбы за объединение волшебного мира под эгидой древних магов. Для Гермионы такая подборка была оскорблением ее достоинства. Она не могла заставить себя проходить мимо этих полок даже из желания выкопать в глубине библиотеки что-то особенно «вкусненькое». Гарри же с Сириусом были в этом смысле попроще, и, никогда не будучи библиофилами, ценили в этой комнате, похожей на маленький лабиринт, то, что в нем можно было затеряться. Хотя бы даже на несколько секунд. И еще, здесь всегда стояла тишина. Сколько бы народу не гостило в доме, библиотека всегда хранила эту тишину, как свое собственное сокровище.

Гарри проплутал между полок минуты две, оставляя за стирающим пыль указательным пальцем длинную полоску на плотно составленных томах. Тишина вокруг него звенела. Сегодня в доме вновь очутилась представительница семьи Блэк, в данный момент по факту являющаяся его главой. И самое чуткое место в доме, более всех мест сохранившее фамильную память, ощутило это появление. Как он это понял? Просто в один момент сразу почувствовал, что больше здесь не хозяин. Несмотря на все юридические права. По факту — нет! Это было даже забавно — быть гостем в собственном доме. Он всю свою жизнь был чьим-то гостем. Чаще нежеланным, чем наоборот. И вот теперь очередной дом отказывал ему в праве быть у себя дома. Он снял очки, положил их в карман рубашки и заплакал.

— Хозяин Поттер! Хозяин Поттер!

Он открыл глаза. Перед расплывшимся взглядом плавали неаккуратно вырезанные ножом на черной доске буквы С и А, сплетенные причудливым образом, словно тела. Оказывается, он заснул, положив голову на руки, опершись на наклонную поверхность парты для чтения, установленной в библиотеке. Он встал и оглянулся, напяливая очки на нос.

— Чего тебе, Кричер? Кстати, ты покормил Беллу, она просила?

— Уже давно.

— Давно?! А сколько сейчас времени?

— Почти восемь, в том-то и дело. Вы хотели, чтобы Кричер напоминал, что госпожу Беллу пора лечить. Кричер напоминает.

— Почти восемь?!

Как он умудрился столько проспать в таком неудобном положении? Впрочем, сейчас его по-настоящему интересовало вовсе не это, а предстоящее ему испытание. Сон придал ему не то, чтобы решительности, но некоторое количество индифферентности. Он подумал, что много чего в своей жизни вытерпел, стерпит и это. Гермиона что-то там обронила на счет недели. Не такой уж и срок. Другой вопрос, что он и за меньшее время уже успел едва не наворотить достаточное количество глупостей. Но он не хотел больше рассуждать, он просто пойдет и сделает это.

— Я там отобрал нужные снадобья, — деловито обратился он к Кричеру, — отнеси их, пожалуйста, наверх.

— Будет сделано, — кивнул домовик.

А ему самому надо хотя бы умыться. Он вошел в ванную и уставился в зеркало на собственное изображение, выглядевшее довольно помятым. Более всего он сейчас был похож на слегка подвыпившего студента. Впрочем, а кого вообще волнует, как он выглядит? Беллу, что ли? И волнует ли его, что её волнует? «Да нет», — заключил он, пожав плечами. Но погрузить лицо в холодную воду всё-таки было приятно. Он почувствовал, как его внутреннее состояние пришло в некоторое равновесие после событий сегодняшнего дня. Тщательно помыв руки, он вытер их полотенцем, заправил в штаны торчащий наружу уголок рубашки и отправился на четвертый этаж.

Белла никак не отреагировала на его визит, хотя он ожидал изрядного количества ерниченья и насмешек. Около постели стоял передвижной столик, на который Кричер поместил зелья и рулон пергамента с инструкцией. Халат Сириуса валялся рядом на стуле. Осознание того факта, что под этим одеялом на Беллатрисе ничего нет, вновь заставила холодному ручейку побежать внутри его живота, а крови прилить к щекам. Его решительность стремительно улетучивалась. Он присел на край постели. «Начни с рук, — вспомнил он объяснения Гермионы, — чем быстрее они восстановятся, тем легче тебе будет».

— Ты не будешь кусаться? — спросил он на всякий случай, хотя почему-то и так был уверен, что не будет.

— А ты не будешь задавать дебильных вопросов?

— Хорошо.

Он осторожно извлек ее левую руку из-под одеяла. В комнате уже царили сумерки, но даже при слабом свете было отчетливо видно, насколько сильно кромсали ее предплечье как раз в том месте, где располагалась злополучная Метка. Сейчас, когда раны были уже сильно заживлены, он обнаружил с довольно неприятным удивлением, что они словно сами собой начали складываться в узор, который и призваны были уничтожить. Интересно, когда ее рука совсем заживет, Метка вернется полностью?

— Метка вернется? — решил он спросить вслух. Тишина тотчас же начала угнетать, как только он прикоснулся к ее телу.

— Конечно же, она не вернется! Но не могла же она исчезнуть сразу. Ты хоть знаешь, Поттер, какой силы магия тут задействована? Когда она полностью рассеется, уйдет и Метка.

— Ты не жалеешь? — спросил он, вдруг понимая, что неосознанно пытается ее поддеть таким образом.

— Снявши голову, по волосам не плачут.

— Ясно, — буркнул он и полез за инструкциями в пергамент. Читать было уже сложно, пришлось подвесить над собой небольшой шарик магического света, почему-то общее освещение включать не хотелось.

С левой рукой он провозился долго, пришлось прибегнуть к четырем разным средствам, да еще и наколдовать пару сложных заклинаний из книжки, название которой Гермиона написала в пояснениях. Книжка в его библиотеке была, и заклинания получились сразу, несмотря на все опасения подруги, что он не справится. Это его несколько взбодрило, и со второй рукой он разобрался довольно быстро. Растирая которую, он в первый раз почувствовал ладонями кожу Беллатрисы, а не рубцы и раны на ней. Она была не такая бархатная, как у Гермионы, и не такая тонкая, как у Джинни, и не такая мягкая, как у Чоу. Она была гладкая! Пальцы скользили словно по ледяной горке.

Все эти сравнения, которые разом вдруг полезли в голову, привели его в несколько ошеломленное состояние. Неужели ему действительно важно, какая у нее кожа? И почему он вообще сравнивает это чудовище в юбке с девушками, с которыми… Секундочку, дело было как раз в том, что сейчас-то она была именно что БЕЗ юбки, и в этом-то и заключалась довольно банальная разгадка. Он внутренне дал себе пинка и сосредоточился на своей задаче, впрочем, краем глаза взглянув, не заметила ли она его колебания.

Она зевала, ей было всё равно. Зато он вновь обратил внимание на ее выбитые зубы.

— Ну-ка, открой рот.

— Хочешь воспользоваться моим беспомощным положением, Поттер? — мерзко захихикала она.

Он вздохнул.

— Нет, всего лишь вернуть тебе зубы.

— Не стоит. Я сама сделаю, когда поправлюсь.

— Не волнуйся, с каким-то там дантисимусом я справлюсь.

— Нет, ну ты совсем болван, Поттер! Мало заклинания изучать, надо еще голову подключать. Чтобы вырастить зубы, надо знать, как они выглядели раньше! Нет?

Он был вынужден признать, что она права, но не собирался отступать.

— Хорошо, но задумайся о том, что у тебя может уже и не быть шансов когда-нибудь взять в руки палочку.

— Подонок ты, Поттер! И иди ты в жопу со своим лечением! Тоже мне, заботливый нашелся! — она обиженно отвернулась.

— Так ты поэтому не хочешь давать показания? Потому что рассчитываешь как можно дольше не попасть в Азкабан? Время потянуть? Тогда понятно.

— Нет, всё-таки придурок! Хер с тобой, на, колдуй!

Она повернула голову и разинула рот.

Она, наверное, считает его совсем дурачком? Видимо, думает, что сейчас он сдастся и скажет: «Хорошо, у тебя будет палочка». Не дождется.

Он взял свой родной остролист и аккуратно выправил ей пять передних зубов. Получились прекрасные ровные челюсти. Ну, может, резцы вышли чуть-чуть длиннее, чем надо. Но ему так даже больше нравилось.

— Вуаля!

Несколько секунд она яростно елозила языком внутри своего рта, потом нетерпеливо выкрикнула:

— Зеркало, недотепа! Давай сюда зеркало!

Он отлевитировал к ее лицу большое зеркало прямо со стены.

— Ох, на какой помойке тебя воспитывали, Поттер?! Кто дает женщине в моем состоянии большое зеркало?! Мне надо было увидеть только рот, а не пародию на дементора. Ладно, плевать… Так, и что ты тут соорудил?

Какое-то время он ждал ее вердикта, но она осмотрела свои новые зубы, и уставилась на него.

— Ну, чего ждешь, убирай от меня эту стекляшку!

«Ты что, ожидал от нее благодарности, что ли?! Ну, тогда ты действительно без мозгов».

Он вернул зеркало на место и вновь обратился к пергаменту.

— Перевернись на живот, Белла. Сможешь?

Она перевернулась, точнее, перевалилась, скомкав вокруг себя всё одеяло. Он осторожно расправил его, а потом вздохнул и медленно откинул в сторону, почувствовав, как сердце резко подпрыгнуло куда-то вверх, и в комнате моментально отчего-то сделалось жарко. Тот ужас, который он в прошлый раз видел на задней части ее тела, всего лишь поменял цвет и не источал из себя кровь из новых отметин вперемешку с гноем из старых. В остальном же, это была та же сплошная густая сеть тонких следов, почти не оставлявшая ни одного участка нетронутой кожи.

«Что это было? — гадал он. — Кнут? Плеть? Розги?» Его замутило от всех этих мыслей, и он поспешил переключиться, собственно, на то, чтобы весь этот кошмар исправить. Нанося целебную мазь на ее спину, ноги, ягодицы, он пытался понять, насколько болезненно всё это лечение. Определить это внешне по ее реакции было почти невозможно, а спрашивать у Беллатрисы Лестрейндж: «Тебе больно?», довольно глупо. «Как она вообще умудряется лежать на всем этом?» — он давно задавался подобным вопросом, но мог только предполагать, что она каким-то образом черпает силы в собственной боли и ненависти. Хотя, когда он начал растирать нанесенный лекарственный состав, ему всё-таки удалось выжать из нее несколько довольно отчетливых звуков, похожих на жалобное рычание. Он вдруг поймал себя на том, что хочет погладить ее по голове, и едва сдержался, чтобы не заржать во весь голос, когда представил со стороны, как это будет выглядеть в их ситуации. Это был бы номер, конечно! Она бы тогда точно подумала, что он рехнулся.

Волшебная мазь впитывалась почти мгновенно, затягивая и сглаживая раны, и ему было приятно за этим наблюдать. Может, внутри него жил колдомедик, а он этого никогда не замечал? Может быть и так, хотя он не хотел над этим задумываться. Он облегчал страдания данной конкретной женщины, и пока с него хватало.

— Ну что, всё там уже? Можно переворачиваться?

Он сглотнул. В прошлый раз ему оказалось довольно, что он просто видел ее. Всего несколько секунд. Сейчас же… Да о чем там было говорить? Он УЖЕ возбудился, от одной только мысли, что она сейчас перевернется.

«Если бы… — вдруг засветилась в голове мысль, от которой он сам опешил, — если бы у меня была Джинни… Если бы я мог с ней… делать это, сейчас бы не было проблем». Такого бреда его мозг не воспроизводил давно, но он уже устал удивляться тому, какая глупость лезет ему в голову рядом с этой женщиной.

«Рон бы сказал? Хм, Рон бы сказал, что ему надо бы кого-нибудь снять». Да, вот именно так он бы и сказал. Снять. В конце концов, Лондон большой. А магглы, они без одежды такие же, как и волшебницы. А есть еще амортенция. И обливиэйт. И еще он должен немедленно выкинуть всю эту хрень из головы и продолжать то, что начал.

— Да, пожалуй, можно уже перевернуться.

На этой стороне было много кожи. Много вполне здоровой и вполне привлекательной, гладкой, манящей кожи. Покрывавшей еще более манящие изгибы ее тела. Когда он набрал первую порцию зелья из флакона и нанес на ее бедро, лежащее прямо перед ним, он понял, что у него кружится голова. А эрекция такая, что Белла вполне могла бы ее уже и заметить, несмотря на его довольно просторные брюки.

В свое время холодный душ ему помогал. В конце концов, были же у него и раньше несвоевременные проблемы подобного рода. Но тогда он не сидел на постели рядом с совершенно обнаженной, с привлекательными формами женщиной, готовясь мазать ее скользкой мазью, которая, вдобавок, как он давно уже подозревал, начала возбуждать его И ПРОСТО ТАК, без всякого обнажения. Это было несколько слишком для молодого, здорового девственника, коим он являлся.

У него пронеслась в голове запоздалая мысль, что, возможно, есть какие-то магические средства на этот счет. И Гермиона не сообщила ему о них по довольно простой причине — постеснялась. Но сейчас думать об этом было поздно — не бежать же в библиотеку. И он постарался взять себя в руки.

Его внезапно выручил Снейп! Когда Гарри вспомнил о черноволосом, застегнутом на все пуговицы зельеваре, ему стало вдруг настолько легко справляться со своим влечением, что он невольно улыбнулся, подивившись иронии судьбы. Снейп всю свою жизнь помогал ему, всегда делая это без всякого на то желания. И после своей смерти он проделал с ним сейчас точно такую же штуку. Гарри как будто поглядел на эту ситуацию глазами своего бывшего профессора, словно бы уловил очередной едкий комментарий в свой адрес, мигом его мобилизовавший. Выудив из памяти знакомый образ, он как будто перенял часть его умений прятать свои чувства. Он в очередной раз подумал, что, наверное, взрослеет, потому что ему удалось сейчас поймать не только внешнюю бесстрастность Снейпа, но и как будто бы уловить способ, к которому он прибегал.

Он просто разделил себя напополам, оставив свои эмоции и влечения бушевать с одной стороны, а свою основную задачу вычленив и переместив на другую сторону. Его эрекция никуда не исчезла, и внутри себя он прекрасно осознавал и отмечал, насколько же, черт побери, приятным занятием он сейчас занимался. Но одновременно с этим, он четко следовал инструкции с пергамента, выполняя пункт за пунктом, методично меняя флаконы, в зависимости от необходимости, и руки его при этом ни разу не дрогнули. В этом был даже какой-то особый кайф, совмещение полезного с приятным, и он впервые в жизни подумал, что, может быть, не таким уж и несчастным человеком был по жизни зельевар.

Пожалуй, самой большой проблемой для Гарри оказалась ее грудь. Она была на ощупь вовсе не такой, какой он раньше вообще представлял себе женскую грудь. Она была гораздо нежнее, гораздо мягче, чем он думал. Что-то совсем уж зыбкое, колеблющееся. Это новое ощущение на время даже вышибло его из той, прекрасно отстроенной защиты, которой он для себя возвел. Но услышав в голове язвительный возглас: «Ваше невежество, Поттер, не освобождает вас от вашей работы», он справился и с этим.

Накрыв Беллу одеялом и собрав пустые флаконы из-под зелий, он подумал, что, в общем-то, справился довольно неплохо. Можно было спокойно уйти и залезть под холодный душ. Где-нибудь эдак на полчасика. Но просто так уйти, конечно же, не получилось.

— Теперь тебе придется на мне жениться, Поттер, — сказала Белла ворчливым тоном, и вот тут его прорвало. Он ржал так, что свалил тележку с пустыми бутылками, опустился на колени, подбирая их с пола, продолжая смеяться, потом едва смог встать, так как живот болел от судорожного хохота. В конце концов, он бросил эту злополучную тележку, вспомнив о Кричере, и выбежал в коридор на лестничную площадку, перегнувшись через перила. Тело всё еще продолжало сотрясаться от смеха, хотя сил, чтобы смеяться уже не было, и он просто кудахтал куда-то в темноту лестничного колодца, пока, наконец, приступ истерики не отпустил его.

Он ожидал, что эта ночь окажется трудной, но вышло это совсем не по той причине, которой он боялся. В голове неистовствовала какая-то жуткая круговерть из соблазнительных картинок и отвратительных видений. Стоило закрыть глаза, как перед мысленным взором начинали мелькать воображаемые сцены словно бы из маггловских фильмов ужасов. Воображение причудливым образом перетасовало его сексуальную напряженность с пережитым ужасом последних месяцев, и из этого выходили те самые кровавые узоры на теле его вынужденной пациентки. Он словно сам наносил их в своей голове, и никак не мог избавиться от этого. Его борьба с самим собой продолжалась полночи. Он метался по кровати в своей спальне на третьем этаже, вскакивал и снова падал на постель, когда дремота побеждала его. Но стоило лишь опустить голову на подушку, как всё начиналось снова. Ему до одури хотелось выпить, почему-то он думал, что это сразу поможет, но держался, помня свой зарок на этот счет. В результате, когда ему всё-таки удалось заснуть, он провалился в сон как мертвый, и Кричеру пришлось с утра буквально расталкивать его.

Когда он открыл глаза, была половина девятого. Кричер свято соблюдал расписание лечения. Гарри захотелось дать ему чем-нибудь по голове за такую пунктуальность. Но вместо этого он выполз из постели и поплелся в ванную.

Он заметил бредущую высокую фигуру в полутемном коридоре и страх на мгновение пригвоздил его к полу. Ему явственно показалось, что это Сириус. Возвратился, чтобы вернуть себе дом, чтобы отомстить своей убийце, чтобы предъявить счет ему самому за то, что эту убийцу приютил. Гарри сделал пару неверных шагов вперед и едва не пробормотал «Сириус?», когда до него, наконец, дошло, что силуэт перед ним ниже Сириуса, а ощущение высокого роста создавали густые черные волосы, что он просто обманулся в полутьме, освещенной только падавшей из гостиной слабой полоской света.

— Белла?

Она брела, тяжело опираясь на стену, а когда услышала его голос, попыталась развернуться, но не удержалась на ногах и сползла на пол.

— У тебя херовая привычка выскакивать сзади из темноты, Поттер! — простонала она с досадой, морщась от боли.

— Мерлинова борода, ты в своем уме, Белла?! Куда тебя понесло в таком состоянии?

— В туалет, Поттер, всего лишь в туалет. Хватит с меня сортирных приключений с твоим участием.

Он подошел к ней, помогая подняться, но она не могла больше стоять на ногах, и он взял ее на руки.

— Просто донеси меня до ванной и оставь. Я справлюсь.

— Руки уже заработали?

Вместо ответа она подняла правую и подвигала пальцами, правда, с видимым трудом. Левая всё так же висела бесполезной плетью.

Это было поразительно! Он вспомнил, что Гермиона предупреждала его о том, что пациентка может начать приходить в себя быстрее, чем обычно, но Белла умудрилась переплюнуть самые смелые ожидания. Он представил себе, как она пытается встать, как одевает халат одной рукой, и всё это через невыносимую боль. И ровно лишь для того, чтобы добраться до туалета!

На большее, правда, ее не хватило. После того, как она закончила свои дела, ему пришлось ее нести на четвертый этаж, и было видно, что сил у нее совершенно не осталось. Для Гарри так было даже лучше, меньше будет раздражающих замечаний, потому что настало время для очередных лечебных процедур.

Занятно, но обстоятельства сложились таким образом, что сами собой привели его к определенным размышлениям о своем сексуальном опыте и сексуальности вообще. Ситуация, в которой он был вынужден сочетать крайнее возбуждение с необходимостью его всячески сдерживать, мысли о Снейпе, расщепление его собственного отношения к Беллатрисе на ненависть к ее личности и влечение к ее телу заставили его вспоминать все свои весьма скромные близкие контакты с девушками и постепенно придти к выводу, что его беспокойная жизнь выплескивала его сексуальные порывы в сторону или агрессии или депрессивных раздумий. О Гермионе, к примеру. Он никогда не мог полностью отдаться влечению к какой-то одной персоне, потому что постоянно был напряжен. Он и теперь был напряжен, и снова по необходимости. И хуже всего, находил эту ситуацию привычной для себя. Леча Беллатрису, он одновременно и воевал с нею. Это открытие позволило ему навсегда опровергнуть его же собственное предположение, что колдомедицина может быть его призванием. Нет, его призванием всегда и во всем была война! Всем вокруг казалось, что он защитник, а не нападающий. Но в квиддиче он был не просто нападающим, он был супернападающим, тем, кто способен решать исходы войн, и это было прекрасной аллегорией на всю его жизнь.

Вдруг, всего лишь за одно мгновение ему разом открылась истина, почему Гермиона выбрала не его, так, что он даже выронил из руки флакон с зельем, настолько был поражен! Рон был вратарем, Рон любил шахматы и Рон был привязан к земле. К земле, на которой вырос. Он был смекалист, он был предсказуем и он был готов защищать то, что ему дорого. Защищать, а не жертвовать жизнью ради великой цели. И Рон не находился в состоянии непрерывной внутренней войны. Он был ЦЕЛЬНЫЙ. Так, кажется, пишут о подобных людях в умных книжках. А его — Гарри — каждый эмоциональный контакт делил напополам, и напоказ он всегда выставлял свою жертвенную — «геройскую» — половину. Поэтому Гермиона не видела в нем мужчину, зная, что под маской героя он обычный человек, а Джинни — напротив, любила геройскую половину, а эмоционально это не устраивало уже его самого.

Смутно он подозревал, что дело тут в том, что вместо детства у него были Дурсли, но так далеко он не хотел уходить. Ему всего лишь хотелось разобраться, как так выходит, что обычное влечение к особенностям женской анатомии легко могут отправить отдыхать все его убеждения, всю его любовь и ненависть. И ему хотелось освободиться от этой зависимости, отделить ее от себя, как хоркрукс, но, в то же время, не избавиться полностью. Но даже Снейп в его голове не мог ему подсказать, как это сделать. Поэтому он продолжал страдать от возбуждения. И в девять, и в два пополудни.

После обеда из-за того, что он почти не спал ночью, его сморил сон. В нем он бежал по ослепительно белому тоннелю, а за ним неслась толпа прекрасно знакомых ему людей, всех, кого он помнил в своей жизни — от Дурслей до Дамблдора, от Драко Малфоя до самого Волдеморта — и их лица были искажены таким образом, что оказывались похожи на уродливые портреты упивающихся, что он видел в аврорате. И вся эта толпа вопила и рычала, пытаясь догнать его и разорвать на части. Тоннелю не было конца, и он уже начинал терять силы, а догонявшие всё приближались. И вдруг в какой-то момент стены тоннеля стали темнеть, свет гаснуть, и он сообразил, что в этой темноте и есть шанс к его спасению. Когда тьма сгустилась полностью, он упал на пол и замер, а толпа промчалась над ним, издавая абсолютно нечеловеческие, гортанные выкрики. Тогда он встал, чтобы пойти обратно к свету, но темнота вокруг была кромешной, а в каком направлении идти, он забыл. Панический ужас, охвативший его, и вырвал Гарри из тисков сна.

Несколько секунд он не мог отдышаться, отходя от кошмара, и хотел, было, уже пойти, подставить голову под поток ледяной воды, как вдруг понял, что слышит какой-то посторонний звук, выделявшийся из обычной звуковой симфонии старого дома — скрипов, тресков и шарканья по полу ног старого домовика. Он слышал голос.

Гарри резко сел и постарался прислушаться. Голос точно доносился с этажа над ним. Но он пока что еще не мог поверить в то, что слышит. Он вскочил и на цыпочках побежал наверх по лестнице, стараясь шуметь как можно меньше. И остановился под самой приоткрытой дверью бывшей спальни Вальбурги Блэк, в которой сейчас лежала ее племянница.

Голос был глубокий как бездонное, волшебное озеро и тягучий, словно октябрьские сумерки. Он перетекал со строчки на строчку протяжными переливами, произвольно поднимал и опускал гласные, как будто играя сам с собой в невидимую игру. Гарри не понимал слов, разобрав из такого причудливо исполненного французского только Viens, la Fée Morgane из первой строчки припева, но это не имело ровным счетом никакого значения. Достаточно было уже того, что ничего более красивого он в своей жизни не слышал. Беллатриса... пела!! ПЕЛА?!

Он стоял, полностью парализованный этим голосом, и не понимал, чем он ошарашен больше: тем, что пела ОНА, или тем, что она пела ТАК. Так, что он в один миг способен был забыть и кто он, и где находится, и что мало кого он в жизни так хотел убить, как эту женщину. Наверное, так звучали голоса сирен, когда они исполняли свои убийственные партии перед очарованными моряками.

Песня уже закончилась и перешла в задумчивое «мм-мм», когда он решил таки заглянуть в комнату. Она немедленно прервалась и посмотрела на него злобно.

— Ты рожден на этот свет, Поттер, чтобы портить мне настроение. Только что мне было паршиво, а теперь стало просто отвратительно!

— Ты пела?!

— Ты глухой?! Конечно, я пела. Если тебя это раздражает, я буду делать это громче.

— Раздражает?! Ты шутишь? У тебя прекрасный голос!

Она скорчила гримасу в ответ.

— Мне скучно, Поттер! Я только валяюсь здесь, жру никудышную стряпню Кричера и вынужденно «любуюсь» на твою смазливую рожу. Приходится развлекать себя хотя бы воспоминаниями.

— Что это за песня?

— Колыбельная, — ответила она, пожав плечами, — к чему тебе это знать, Поттер? Ты же воспитывался магглами, тебе должно быть насрать на наши песни.

Он пропустил мимо ушей ее шпильку и продолжал расспрашивать, всё еще не отойдя от пережитого шока.

— Колыбельная? Получается, тебе ее пела... тебе ее пели в детстве?

— Ну да, это так странно для тебя?

Он хотел ответить, что — да, это для него странно, потому что его родителей убил ее Лорд, но сдержался.

— Мать пела, — пояснила Белла нехотя, — примерно лет до шести. Потом эта песня уже начала меня раздражать, а не успокаивать... Хотя... в последний раз я ее слышала, когда была уже взрослая девочка. В Азкабане.

— В Азкабане?!

— Ага. Не знаю уж, сколько мать заплатила, чтобы ее пустили на свидание со мной. Она стояла... вот приблизительно на таком же расстоянии, как ты сейчас, только за прутьями решетки. И пела... Viens, la Fée Morgane... Больше я ее не видела. Такие дела, Поттер.

Он не знал, что еще сказать, горло сжала предательская судорога, а попросить «спой еще» — немыслимо. Поэтому он просто развернулся и ушел. Хотелось выть. В такт песне.

Тяжелее всего, когда начинаешь видеть в своих врагах что-то человеческое. Не то, чтобы он и раньше этого не видел (иначе с чего бы ему вообще было начинать всю эту эпопею с ее спасением). Но когда ты понимаешь, что все начинают с одной и той же тропы, заходя в жизненный лес, и только потом расходятся по разным дорогам, а кто-то обязательно должен сгинуть в чаще, то возникает желание спасти всех. Даже врагов. Дамблдор всю жизнь пытался заниматься подобными бессмысленными вещами, но так никого и не спас. Наверное, потому, что из этого леса был только один выход — впереди, а назад не повернуть. Даже самым сильным из них.

Колыбельная в исполнении Беллы не делала ее в его глазах ни менее жестокой, ни менее ненавистной ему, но она давала надежду. Скромную надежду, что у него есть шанс получить от нее нужные имена.

Он спустился в гостиную, чтобы отобрать новую порцию зелий и вдруг увидел на столе сверток, которого раньше там не было.

— Кричер! — позвал он, рассматривая упакованный в пергамент твердый предмет. — Кричер, где ты есть?!

— Я здесь, хозяин Поттер, — раздраженно ответил эльф, высовываясь из коридора, — что такое? Я занят важным делом.

— Каким еще «важным делом» ты занят?

— Я готовлю ужин для госпожи Беллы.

— Вот как? А она назвала твою стряпню никудышней.

— Тогда тем более мне надо приложить еще больше усилий. А меня отвлекают.

— Почему тебе никогда не хотелось приложить хотя бы чуточку усилий, чтобы получше приготовить для меня и для моих гостей?

— Госпожа Белла больна! — укоризненно пробормотал старик, качая головой. — Хозяин Поттер это прекрасно знает. Мне нужно кормить ее как можно лучше. И, между прочим, у нас кончаются припасы. Хозяин Поттер должен дать мне денег, чтобы я купил больше еды. Самой лучшей еды.

— Хорошо, хорошо, я дам тебе денег. Но объясни мне сперва, откуда взялся этот сверток?

— А, это... — протянул домовик пренебрежительно. — Заходила Грейнджер, оставила для вас.

— Во-первых, не Грейнджер, а мисс Грейнджер, во-вторых, почему я не слышал?

— Хозяин Поттер спал, я сказал, что нечего его беспокоить по всякой ерунде.

— Чтоб тебя! Может, она хотела сказать что-то важное!

— Ничего она не хотела. Она сказала, что просто зашла передать что-то хозяину Поттеру. Так я могу идти?

— Иди, иди! — бросил он, сокрушенно качая головой и, наконец, развязал сверток.

Внутри была волшебная палочка. Из грецкого ореха с сердечной жилой дракона. Палочка Беллатрисы Лестрейндж, которую им удалось конфисковать во время бегства из Малфой-менор.

На внутренней поверхности пергамента он увидел написанное почерком Гермионы пояснение.

«Гарри, хотя эта палочка и послужила мне какое-то время верой и правдой, но жить и колдовать мне с ней тяжело. Я давно выбрала себе гораздо более подходящую палочку. Учитывая обстоятельства, пускай эта будет у тебя, мало ли что может приключиться.

Увидимся. Целую. Гермиона.

P.S. Не забывай заглядывать в мою инструкцию по лечению».

Он покрутил в руках знакомый кусок орешника причудливой формы, удивляясь предусмотрительности своей подруги, потом открыл комод и убрал палочку Беллы в футляр, где раньше лежала Старшая.

Его взгляд привлек маленький предмет на второй полке сверху, на который он раньше не обращал внимания, потому что тот был закрыт от взгляда футляром. Это был перстень. В первый момент он решил оставить его в покое, зная, что в этом доме незнакомые вещи могут хранить в себе серьезную опасность. Но, присмотревшись, понял, что эта вещь ему знакома. Более того, он много раз видел ее на руке своего крестного. Это был большой массивный перстень с гербом рода Блэков, как казалось Гарри, из серебра (на самом деле, это была платина). Подчиняясь какому-то непонятному импульсу, он взял его с полки и надел на средний палец правой руки, туда, где его обычно носил Сириус.

Какой-то дух противоречия взыграл в его сердце. После подобострастных слов домовика в отношении Беллы, после появившейся здесь ее палочки, ему как будто хотелось доказать, что всё-таки хозяин в доме — он. Как ни странно, он и вправду почувствовал себя слегка более уверенно с этим перстнем на руке.

На следующий день, когда он зашел к ней с утра, он увидел, как Беллатриса сидит, подложив под спину подушку, и читает газету. Рядом с ней на постели валялась целая стопка номеров «Ежедневного пророка» и «Магического еженедельника». Он тут же понял, что Кричер притащил ей всю прессу, что нашлась в квартире со времени битвы за Хогвартс. А так как он сам, сидя безвылазно дома, не пропускал и дня, чтобы не познакомиться с новостями магического мира, то прессы этой нашлось много.

— Какая же хуйня! — провозгласила Белла, отбрасывая газету в сторону.

— Можно подумать, раньше они писали лучше.

— И раньше была хуйня, — согласилась она.

— Я смотрю, ты быстро идешь на поправку.

— Я чистокровная ведьма, Поттер! Пора бы уже тебе это запомнить. А чистокровные ведьмы как кошки — залечивают свои раны быстро.

— Что ж, тем лучше. Теперь ты сможешь сама себя обрабатывать мазями, там, где достанешь. Надо только тебе объяснить, что к чему.

— Ну, до спины я точно не достану, не так ли, Поттер? — спросила она насмешливо.

— Безусловно. Поэтому снимай халат и переворачивайся.

— К таким как ты только задом повернись, — проворчала она свою очередную глумливую издевку, сбрасывая газеты на пол.

Да, трудно было поспорить с тем, что заживало на ней всё поразительно быстро. Несмотря на то, что средства были магические, у другого волшебника ушло бы больше недели на исцеление того, что у Беллы проходило за три дня. Когда она скинула халат и улеглась перед ним, Гарри привычным уже движением мысли «включил Снейпа», потому что недавняя ужасная картина пересеченной оврагами долины ее кожи превратилась в гладкое поле, покрытое тонкой сеткой белесых следов-шрамов. Он взглянул в пергамент и решил, что в последний раз использует лечебные мази для ее спины, дальше уже можно перейти к тем, что убирают следы от ран. И так уже лечение превратилось в какой-то настоящий эротический массаж с его стороны.

Он провел ладонью по ее телу снизу вверх от икр на ногах до самой шеи, чтобы убедиться, что под кожей больше нет крупных уплотнений… О, а это что такое?! Раньше раны скрывали от него тонкую темную полоску крошечных буковок, которые шли вдоль ее позвоночника сверху вниз вплоть до самой ямочки между ягодицами. Буквы были совсем незнакомые, причудливые и создавалось впечатление, что они как будто слегка колеблются под кожей. «Занятная татуировка». Он провел пальцем по буквам, и они немедленно потускнели, отзываясь на магию внутри него. Это были магические чернила. Но как?..

— Что это у тебя? — спросил он заинтересованно.

— Задница, Поттер. У женщин она, как правило, расположена сзади.

— Мерлиновы подштанники! Белла, ты же поняла, о чем я! Это же магические чернила.

— А, ты об этом.

— Я не понимаю. Их же может нанести только сам владелец чернил своей волшебной палочкой. Как они попали к тебе на спину?

— Гыгы, Поттер, тебе это не понравится.

— Я от тебя и раньше не слышал ничего, что бы мне понравилось.

— И не услышишь… Короче говоря, это придумка Лорда. Если нанести магические чернила на кожу маггла, а потом убить его до того момента, как они успели впитаться, то чернилам некуда будет деваться, кроме как перейти на твою кожу. Забавно, правда, Поттер?

— Ты убила кого-то ради татуировки?!

— Это не просто татуировка, болван! Я что тебе — тупая маггла, чтобы уродовать тело всяким дерьмом? Это небольшая страховка от неприятностей. Вроде амулета.

— И от чего же он защищает?

— От разного. Во всяком случае, можешь быть точно уверен, что сзади никто незамеченным не подкрадется. Много еще чего. Неохота перечислять.

Гарри тяжело вздохнул. Ему ни на секунду нельзя было забывать, на что в действительности способна эта женщина.

— У меня есть еще одна. Здесь…

Она начала переворачиваться, но он положил ладонь на ее спину и не дал ей это сделать. Он и так знал — где. На том самом волшебном треугольнике внизу живота. Который теперь потихоньку зарастал черной щетинкой. Два крошечных слова, которые он никогда не мог прочитать, потому что всеми возможными способами избегал смотреть в эту сторону. Теперь он знал, что даже если бы и рассмотрел внимательней, не смог бы понять написанное.

— А там-то что?

— Там? — она привстала на локте, повернула к нему лицо и осклабилась. — Там проклятие.

— Для кого?

— Для тех, кто войдет без спросу.

И она захихикала, довольная произведенным эффектом. В этот момент он вспомнил о том, что ее неоднократно насиловали, и внутренне улыбнулся сам. Кому-то здорово не повезло. Что ж, сами виноваты.

Он довольно быстро закончил свою работу, тем более, что в этот раз ее было совсем немного, пораженных участков уже почти не осталось. Всякий раз, когда его ладонь поднималась по холмам ее ягодиц, он чувствовал, что сам внутри себя словно забирается на высокую гору. Несмотря на общее истощение, задница Беллатрисы выглядела ошеломляюще привлекательной внешне и изумительно упругой на ощупь. Сказывалось наличие в ней немаленького шила, которое побуждало ее владелицу к активной, насыщенной беготней и прыжками, жизни.

— Всё, — он бросил ей халат, — одевайся и бери пергамент, остальное сделаешь сама.

— Ты правда думаешь, Поттер, что я стану читать, что там накарябала твоя грязнокровка?

— Это не она накарябала, — решил на этот раз соврать Гарри, чтобы не вступать в бессмысленные пререкания, — это колдомедики из Мунго.

— Хорошо, — сказала она с подчеркнутым снисхождением в голосе, — давай сюда.

Он подождал, пока она набросит халат, и подал ей пергамент. Внезапно, ее лицо исказилось. Она смотрела на его руку с пергаментом, и ее глаза медленно расширялись, а дыхание стало частым, как будто она бежала, а не сидела на постели, поджав под себя ноги.

— Что случилось? — сказал он недоумевающе, но в этот момент она схватила его за руку.

— Как… как это попало к тебе?..

— Пергамент?

— На хуй твой пергамент! — она вырвала свернутый лист из его ладони и бросила в угол комнаты. — Перстень!

Он хотел отнять ладонь, но она вцепилась в нее обеими руками.

— Отдай!! — в ее голосе было уже столько от прежней — здоровой — Беллы, что он почувствовал себя несколько неуютно.

— Ни за что! — он, наконец, вырвал свою руку и сжал ее в кулак, смотря на перстень. — Это память о Сириусе. Ты ни за что его не получишь!

— ОТДАЙ!!! — завопила она жутко и бросилась на него, как разъяренная кошка, у которой отнимают ее малышей. Но силы сейчас у нее, и вправду, было не больше, чем у кошки, он с легкостью оттолкнул ее, и она упала обратно на постель, рыча от злости.

— Я сказал, что ты не получишь его ни за что! — выкрикнул он вставая.

— Ты не понимаешь… ты не понимаешь, чертов Поттер! Это перстень главы рода! Он должен быть у меня! Я его хозяйка, только я! Отдай, отдай немедленно!

— Не отдам! Ори, сколько хочешь. Мне плевать, что он для тебя значит. Для меня он означает намного больше. Всё! Разговор окончен.

Он повернулся, чтобы уйти.

— Нет! Нет, Поттер, нет, ты должен мне его отдать! — она вскочила и снова уцепилась за его руку. — Ты просто не понимаешь! Я думала, он канул навеки вместе с этим предателем, а теперь.. Верни его мне, Поттер, верни его немедленно! Я могу им владеть, только я — глава рода.

— Только если ты дашь показания!

— Ты… — она вдруг отпустила его, смотря ошеломленно и как-то совершенно по-детски, — ты смеешь меня шантажировать… Меня?! Тем, что принадлежит мне по праву? Как… как можно быть такой тварью, Поттер?

— Тебе ничего здесь не принадлежит, ясно? Ты здесь, только потому, что я тебе позволил. Это мой дом.

— Это не твой дом! — взвизгнула она. — Отдай немедленно перстень!

— Отвали от меня, Белла! Я не отдам тебе память о Сириусе. Достаточно того уже, что ты живешь в его доме, ешь в его доме, спишь в его доме, даже халат на тебе — его! Так что заткнись и расслабься!

— Не смей так со мной разговаривать! Подонок, тварь, недоношенный полукровный ублюдок! Иди, ищи свой дом, свой родовой перстень… — она вдруг осеклась, и, не отрывая от него глаз, с изменившимся лицом, присела на край постели.

Он схватил в руку ее густые кудри, повернул к себе ее лицо, наклонился и прошипел, глядя прямо в глаза:

— Мой дом?! МОЙ ДОМ, ведьма?! Тебе напомнить, как сейчас выглядит мой дом?! Напомнить, почему он в руинах, и где те люди, что в нем жили?! Напомнить, где сейчас мой отец?!

Он поднес кулак с перстнем прямо к ее носу.

— Напомнить тебе, что ты сделала с обладателем этого перстня? С «главой вашего рода»? — передразнил он ее истерические интонации. — Ты ни на что уже не имеешь права, запомни это, мерзкая сука! А теперь ляг и не попадайся сегодня мне на глаза, иначе никакие зелья тебя больше не спасут!

Он отшвырнул ее от себя, так, что она упала ничком на подушку, и вылетел из комнаты. Гнев заполнил его до краев. Даже не гнев — ярость! Столько спеси, столько неколебимой уверенности в собственных правах, и ни капли чувства вины за содеянное! Всё, что она заслуживала — быстрая смерть, но сама, видимо, считала себя в праве распоряжаться всем на свете. «Глава рода»! Будь проклят этот род! Нашла чем гордиться. Любой простоватый маггл из Литтл-Уингинга был порядочней и честней всей этой толпы наследственных аристократов, одержимых чувством собственного превосходства.

Какого черта он вообще так церемонится с ней?! Терпит ее бесконечные издевательства, ухаживает как за родной матерью, переживает за ее здоровье? Гермиона, наверное, была права. Ему пора избавляться от этой ноши. Чем дальше, тем она будет наглее, тем больше будет требовать и тем скорее приберет к себе…

«…дом»? Это он хотел произнести?

Он понял, что добежал до первого этажа и медленно вошел в столовую, ярко освещенную утренними лучами. Несколько забытых столовых приборов лежали на помятой скатерти. Их покрывал слой пыли. Дом… Кажется, дело заключалось в том факте, что он продолжал за него бороться. И проигрывал эту борьбу. Вот откуда вспышка его гнева!

И ведь, действительно, что ему стоит просто отвести ее… да нет, не в Азкабан даже. Пускай в ту же лечебницу. Совесть его будет чиста, он никому не клялся в верности охранять Беллатрису Лестрейндж. Пускай Кингсли разбирается, что, у него для этого мало полномочий? И тогда он больше не будет опасаться за то, что снова окажется бездомным, никому не нужным изгоем. Правда, перестанет себя уважать после этого. Но за всё приходится платить. Интересно, будет ли она являться ему во снах, после того, как ее увезут из Мунго в какой-нибудь подвал в неприметном доме? И что он скажет в свое оправдание? Твой Лорд убил мою семью? Пойди возрази на такое.

Ах, Гермиона, Гермиона, ну почему же тебя нет рядом?! Кто, кроме тебя еще может разгонять кошмарные видения, кто еще может так умело заткнуть глотку совести, чтобы та не терзала душу своими упреками?

Он дунул в сиротливо стоящую в центре стола тарелку и полюбовался на пыльную бурю, взметнувшуюся в солнечном луче. Что же, Моргана его усыпи, ему теперь делать?!

Она действительно не показывалась целый день. Гарри поймал себя на том, что постоянно прислушивается, не доносится ли шум из комнаты на четвертом этаже. Но всё было тихо. Несколько раз он заметил, как Кричер бросал на него укоризненные взгляды, но разве он когда-либо обращал внимание на его недовольство? После обеда, который домовик расставил для него, не проронив ни слова, он собирался пойти в библиотеку, когда старый эльф спросил его:

— Хозяин Поттер разве не пойдет лечить госпожу Беллу?

— Не пойдет. Госпожа Белла решила устроить хозяину Поттеру скандал. А домовой эльф Кричер может, если хочет, отнести лекарства госпоже Белле, чтобы она полечила себя сама.

Домовик долго смотрел на него затуманенным взглядом, а потом удалился. Через несколько минут послышался звон бутылочек с зельями из гостиной, и скрип передвижного столика.

До вечера он провел в библиотеке, перебирая стопки томов, сложенных в углу комнаты на полу, которые давно уже хотел расставить по полкам. Долгое время, пока орден Феникса гостил в квартире на Гриммо 12, никто не занимался сортировкой, просто посетители брали книги, а потом забывали поставить их обратно. В результате, после того как тома были собраны со всех комнат, их накопилось довольно приличное количество.

Он провозился допоздна. Изучение прочитанных гостями книг оказалось увлекательным занятием. Жаль только, он не мог определить, кто из них какую читал, особенно, когда попадались такие экзотические тома, как «De Vermis Mysteriis» Людвига Принна или «Unaussprechlichen Kulten» фон Юнтца, иногда называемой Черной Книгой.

Вернувшись, наконец, в гостиную, он с удивлением обнаружил там своего домового эльфа, сидящего на полу около камина. Рядом с ним стояла тележка с лекарственными зельями.

— В чем дело, Кричер? Никогда не замечал у тебя желания полюбоваться на огонь. Иди лучше, приготовь ужин.

— Она не хочет есть, — вдруг проговорил домовик.

— Что?

— Госпожа Белла не хочет есть. И лечиться. Она просто лежит там и смотрит в потолок.

— И что с того? Полежит, перестанет.

Старый эльф повернул к нему свое лицо, и Гарри увидел, что тот готов заплакать от огорчения.

— Госпожа Белла не перестанет. Госпожа Белла умрет.

— Не болтай чепуху! Завтра проголодается и будет вопить на весь дом, чтобы ты притащил ей пожрать.

— Хозяин не знает госпожу Беллу. Госпожа Белла очень упрямая. Госпожа Белла не будет есть, и не будет лечиться, пока не умрет.

— Ты так любишь ее? За что? Неужели ты видел от нее хоть что-то хорошее за всю-то жизнь? Только требования и упреки.

— Хозяин не знает. Кричер помнит госпожу Беллу маленькой девочкой. Кричер ухаживал, Кричер помогал, Кричер радовался, когда госпожа Белла с сестрами приходили в гости. Кричер оплакал ее смерть. А теперь госпожа Белла жива, но может умереть, потому что хозяин Поттер обидел ее. Сильно обидел.

— Я обидел?! — Гарри навис над своим домовиком как привидение, сверкая серебристой оправой очков, отражавшей блики из камина. — Я?! Обидел?!

Он не находил слов, и просто разводил руками в разные стороны, открывая рот, не понимая, отчего на него всю жизнь сваливается столько несправедливости.

— Знаешь… знаешь, Кричер, если ты правда считаешь, что я сейчас виноват, я не могу… я больше не в состоянии называть себя твоим хозяином. Я освобожу тебя, и ты можешь идти служить к Белле, или к ее сестре, или в Хогвартс, короче говоря, куда хочешь. Вот, — он подошел к креслу, взял свою висящую на спинке мятую рубашку и протянул эльфу.

Тот медленно встал и посмотрел в его сторону.

— Хозяин Поттер ничего не понял, и Кричеру жаль. Кричер не возьмет одежду хозяина.

— Но почему? Если тебе лучше с Беллой, почему тебе не уйти к ней?

— Потому что хозяин Поттер не прогоняет Кричера, хозяин Поттер хочет уйти сам. Хозяин Поттер думает, что остался один, и боится. Кричер не покинет хозяина, потому что хозяин Поттер добр. Он хороший хозяин. Просто ему надо пойти и сделать то, что хозяин должен сделать. И тогда он перестанет бояться.

— Я не понимаю, — его рука, сжимавшая рубашку, опустилась. — Чего я боюсь, Кричер?

— Хозяин Поттер знает. Хозяин Поттер не хочет признаваться себе. Кричер не может помочь хозяину с этим. Но Кричер всегда будет рядом, если он понадобится.

С этими словами эльф заковылял прочь.

— Кр… — его голос внезапно пресекся. Старик как будто сломал какую-то плотину внутри него. Он опустился вниз и лег прямо на ковер перед камином. Воспоминания навалились на него, падая как камни на грудь. Каморка Дурслей, башня Хогвартса, комната в «Норе», съемная квартира для бездомных магов, палатка посреди леса, Гриммо 12. Родители, Сириус, Дамблдор, Люпин, Рон и Гермиона. Места, потерянные им и люди, потерянные им. Он листал их, как недавно листал книги в библиотеке. Оставленные всеми, сложенные в уголке книги. Его жизнь теперь была такой же книгой. Возможно, целой стопкой книг. Которые так же можно прочесть и сложить в угол. Возможно, для него пришла пора бросить свои потрепанные книги в огонь…

Он не знал, сколько он пролежал так, но когда нашел силы встать, камин уже не горел, едва тлели только несколько угольков, освещая лишь слабый полукруг перед камином. Он вышел на лестницу и поднялся на четвертый этаж.

— Белла, — позвал он шепотом, заглядывая в ее спальню, — Белла.

Она не отвечала, видимо уже спала. Он тихонько подошел к ней и услышал ее тяжелое, прерывистое дыхание. «Спит».

В окно падала слабая полоска лунного света. В этом свете ее руки казались абсолютно белыми, словно из мрамора. Он подошел ближе, снял перстень Блэков и осторожно, чтобы не разбудить, надел его на средний палец ее правой руки, всё время боясь, что он скатится с ее тонкого пальца. Внезапно, перстень изменил свою форму. Из массивного мужского, символизирующего властность и привилегии, он видоизменился, перетек в изящный женский, с плавными изгибами и слегка вытянутой формой. Перстень был волшебным. И он с первого прикосновения признал главу рода.

Гарри показалось, что с его плеч упал невидимый груз. То ли вины, то ли страха. Теперь можно было, наконец, пойти спать.

Практически весь следующий день Гарри проторчал в библиотеке.

Белла ожила. Не просто ожила — она деятельно и довольно шумно демонстрировала свое присутствие по всему дому. Он слышал ее голос то с верхних этажей, выходя на лестницу, то из кухни в цоколе, когда выбирался в столовую перехватить что-то из еды. Она осматривала, оценивала, приглядывалась, ругала предыдущих хозяев, командовала Кричером, чихала от поднятой ею пыли и даже напевала что-то под нос. Несколько раз он сталкивался с нею в коридоре, она бросала ему что-нибудь вроде «а это ты, Поттер», «в доме нужно больше эльфов, Поттер», «почему кругом такая вонь, Поттер», «ты не в курсе, куда дели диадему Фиби Блэк, Поттер», словно бы не было никакого вчерашнего конфликта. Он был далек от мысли, что она поблагодарит его за то, что он отдал ей перстень, но, по крайней мере, она могла хотя бы не так явно демонстрировать свое желание прибрать здесь всё к рукам.

«Интересно, сколько я еще смогу ее терпеть?» — подумал он, с невидящим взглядом перебрасывая страницы очередного древнего гримуара под странным названием «Пнакотические манускрипты». На сколько еще его хватит, чтобы снова не взорваться? Он думал... он вчера решил, что всё-таки что-то изменится. Что когда перстень главы рода перекочует на ее руку, это даст шанс на то, что она хоть немного начнет ему доверять. На то, что, возможно, расскажет хоть какие-то подробности, хотя бы намекнет. Но, похоже, всё было напрасно. Стало только хуже. От этой женщины невозможно было ничего добиться ни по-хорошему ни по-плохому.

Когда наступил вечер, все книги с пола перекочевали на свои законные места, и с этим исчезла последняя возможность занять себя каким-то подобием дела. Он почувствовал, что ему уже, пожалуй, наплевать на самоконтроль и на опасность в лице упивающейся, бегающей по его дому. Ему просто необходимо было слегка расслабиться, чтобы отогнать наползающий приступ тоски. Он направился в столовую, решительно открыл сервант, вытащил оттуда начатую бутылку и высокий стакан и поставил их на обеденный стол. Несколько секунд он смотрел на них, как будто силясь разглядеть в этом нехитром натюрморте, сколько ему потребуется лет, чтобы превратиться в алкоголика, не мыслящего своего дня без бутылки огневиски, потом налил полстакана, сел на стул и отправил хмельную жидкость в рот, осушив стакан несколькими большими глотками.

— Так это вино не пьют.

Он вздрогнул, неожиданно обнаружив, что не один в этой большой, плохо освещенной столовой. Оказывается, Белла стояла в углу у окна и всё это время, сложив руки на груди, наблюдала за ним немигающим взглядом.

— Что ты здесь делаешь?

— Ждала, пока ты появишься, — она вышла из тени и медленной походкой направилась к нему, отчего стало как-то тревожно. — Не хотела мешать твоему рытью старых могил в библиотеке.

Он вспомнил, что она действительно за весь день даже не заглянула в библиотеку, хотя все прочие комнаты облазила не по одному разу.

— Нальешь? — она уселась на соседний стул, развернув его к Гарри, и закинула ногу на ногу. Внизу в разрезе халата белоснежная голень покачивалась в такт ее дыханию.

На секунду он заколебался, стоит ли давать ей спиртное.

— Ты меня боишься, Поттер?

— Нет.

Развернувшись на стуле, он вынул свою палочку и вытянул из серванта еще один стакан, приземлив его на стол перед собой. С какого-то момента он решил, что будет творить магию только своей палочкой, приберегая Старшую лишь для особых случаев.

Он налил ей столько же, как и себе и двинул стакан по столу в ее направлении.

— Почему ты меня не боишься?

— Что ты мне сможешь сделать, Белла?

— Например, воткнуть нож тебе в сердце, когда ты заснешь. На кухне много разных ножей.

— Не выйдет.

— Почему же?

— Кричер, — просто ответил он. — Как бы он тебя ни боготворил, он не даст убить своего хозяина.

— Молодец, — похвалила она его, — умный мальчик. А если я убегу? Летучий порох у тебя валяется где попало.

— Нет, не убежишь.

— Почему ты так уверен?

— А куда тебе бежать? Большинство твоих сообщников убито или в Азкабане. Вся магическая Англия знает тебя в лицо, тебя выдаст первый же встречный. Не к магглам же тебе идти. Подашься в леса? Сильно сомневаюсь. Ты лучше умрешь, чем будешь прятаться как животное.

— Ты прав.

Она взяла бокал и сделала глоток, облизав губы кончиком языка.

— Ммм, вино с виноградников французских Малфоев, ты в курсе, Поттер? Еще старые тетушкины запасы.

— Мне по барабану.

— Это потому что ты невежа. И воспитывался хрен знает где, хрен знает кем. Родственник называется!

— У Блэков все магические роды в родственниках, так что ж теперь? Даже Уизли.

— Пффф! — она зашипела и зафыркала, как разгневанная кошка. — Не смей даже упоминать этого имени! Предатели крови!.. Между прочим, Поттер, ящик такого вина стоит дороже, чем всё их имущество. По крайней мере, до войны.

— Что ты имеешь в виду?

— Не важно.

Она выпила еще и, выставив на стол локоть, уперлась подбородком в подставленную ладонь, пристально глядя на Гарри. Перстень на ее пальце тускло переливался серебристыми отражениями.

— Поттер? — произнесла она глубоким голосом. — А почему ты больше не приходишь меня лечить?

— Ха, можно подумать, ты уже не послала куда подальше это лечение.

— Представь себе, не послала. Я тут взглянула на пергамент. Твоя грязнокровка неплохо разбирается в колдомедицине.

— Я же говорил, что это не...

— Если берешься врать, Поттер, хотя бы делай это не так топорно. Там на одной странице четыре раза упомянуто твое имя.

— Да, действительно глупо, — он сделал большой глоток.

— Так что я лечусь, Поттер. Я хочу быть полностью здоровой. На все сто процентов. И потом... мне совсем не нравятся те следы, которые так неэстетично на мне выглядят.

Она раздвинула халат на груди и заглянула туда, как бы удостоверяясь, что следов уже нет.

— Так что закончи начатое, Поттер.

Она развернулась спиной и слегка приспустила халат с плеч, демонстрируя тонкие белые полоски на гладкой коже.

Он сглотнул. Сердце застучало с бешеной скоростью.

— Чего ты добиваешься, Белла?

— Ничего, — она снова закуталась в халат, пожимая плечами. На лице появилось совершенно невинное выражение. — Ты чего-то боишься, Поттер?

— Нет.

— Тогда пойдем.

Она встала и медленно двинулась в сторону лестницы своей обычной слегка вихляющей походкой. Он допил вино и отправился вслед, с некоторым недоумением на лице.

Почти совсем стемнело, и он достал палочку, чтобы как обычно запустить над собой люмос. Но она остановила его, поймав за руку.

— Не надо, Поттер, думаю, ты и так найдешь всё, что надо. На ощупь.

— Но я же должен хотя бы увидеть название... — запротестовал он.

— Вот! — она взяла со столика флакон и вложила в ладонь. — Закончи то, что начал, Поттер.

Означали ли ее слова, что он, наконец, получит от нее то, что он хотел, когда закончит лечение, или она подразумевала что-то другое? Он не знал. Он знал только, что в этот раз всё как-то по-другому, когда она скинула свой халат и легла на живот перед ним. В этот раз он не был возбужден, он был напуган. В груди разливалось какое-то тягучее предчувствие, сковывающее все его движения. Оставалось утешать себя тем, что сегодня, по крайней мере, всё закончится, так или иначе.

Он открутил крышку, набрал в ладонь немного маслянистого зелья и медленными круговыми движениями начал втирать его в ее кожу.

— У тебя отличные руки, Поттер, — сказала Белла, издавая что-то похожее на урчание довольной рыси.

— Я не ослышался? Ты сделала мне комплимент?

Она сдула локоны, свалившиеся на лицо, и искоса взглянула на него.

— Ничего не могу с собой поделать, но ты его заслужил.

Его страх рос всё сильнее. Как и его скованность. Она похвалила его руки, но они, казалось, ничего больше не чувствовали. Сейчас он готов был даже вернуть то сумасшедшее влечение, которое возникало у него в прежние разы. По крайней мере, он знал, как с ним справляться. Теперешний же страх отличался в худшую сторону еще и тем, что был совершенно непонятной природы. Всё, вроде бы, было точно таким же, но в воздухе словно присутствовал неведомый газ, искажавший все ощущения. Он смутно догадывался, что это как-то связано с Беллой, с ее сегодняшним довольно странным поведением, но даже если она и заигрывала — чего ему бояться?

«И ведь это после двух стаканов вина», — подумал он укоризненно. Вместо расслабления какое-то сплошное одеревенение.

Впрочем, привычные уже действия слегка привели его в чувства. Ее кожа была такой приятной на ощупь, что он слегка потерялся, ушел в эти ощущения и довольно быстро снова возбудился.

«Если бы кто-то сейчас посмотрел со стороны на то, что я делаю...» И вправду, на что это было похоже? Мужчина ласкает обнаженную женщину. Мерлин всемогущий, ему, наверное, еще много лет потом не будет давать заснуть это «лечение». Внезапно, он вспомнил, что это в последний раз. Больше уже ему не представится такой возможности. Тогда он отпустил собственное желание на волю, не стал вызывать призрак Снейпа в своем подсознании. Вот теперь вино дало о себе знать чувством легчайшей эйфории, где-то на самой границе ощущения, запуская в мышцы ручеек истомы, давая возможность бездумно впитывать наслаждение от прикосновений ладоней к гладкой женской коже. И в этот момент он осознал, что уже действительно ласкает ее, что его руки гладят ее исключительно для собственного его удовольствия, и сосредоточился на этом удовольствии, словно вор, стремящийся засунуть за пазуху побольше украденного золота, пока есть такая возможность. Сейчас ему хотелось, чтобы это продолжалось вечно. Наплевать на член, явственно вздыбивший его штаны, всё равно в этой полутьме, она не заметит его возбуждения.

— Чудо, что за руки!

Он бы просто посчитал это за признак ободрения с ее стороны, если бы не прерывистое дыхание, с которым эта фраза была произнесена. Только сейчас он обратил внимание, как часто она дышит. Неужели она тоже...

Она вдруг перевернулась, и у него разом перехватило дыхание. Несмотря на полутьму, ее белоснежная кожа давала возможность явственно рассмотреть всё. В этот раз он наплевал на любую сдержанность и пожирал глазами ее тело, каждый его изгиб, каждую складочку, его глаза сами словно стали осязательным органом, настолько сильно действовало каждое зрительное ощущение. До такой степени, что кожа на ладонях как будто частично участвовала в них. Он не выдержал и провел правой ладонью по ее бедру, поднимаясь выше, мизинцем задев треугольник внизу живота, с которого она снова удалила подросшие волосы, погладил ее живот — гладкий, с небольшим холмиком прямо под пупком, потом еще выше — охватил ребра и легонько провел по ним пальцами...

— Поттер? — позвала она шепотом.

Он прервал свое движения и наклонился к ней, чувствуя, как горячее дыхание буквально рвется из нее.

— Какого хуя ты ждешь, Поттер? Трахни меня!

Он глотнул воздух и замер в той же наклоненной позе как был, чувствуя, как потеют кончики пальцев. Две мысли одновременно встретились в его голове и столкнулись, вошли в клинч, одна перебивая другую. Первая горела ярким осознанием того, что вот это собственно и есть тот момент, которого он так боялся, но к которому неуклонно шел последние два дня. Именно подсознательное понимание того, что она пришла сегодня за ним, чтобы пригласить заняться этим, и привела его в такое оцепенение в начале. Вторая же мысль была ужасной в своей сути, и не давала с ней примириться. Неужели с ним что-то не так, если он настолько этого боялся? Как можно бояться того, чего все жаждут? Отвергать нежеланную женщину — это понятно, но бояться того, чего сам же до умопомрачения хочешь? Как можно признать такое? И он бросился доказывать, что дело вовсе не в страхе.

Губы пересохли, и он облизал их, но всё равно не смог выговорить внятно:

— Если ты таким образом хочешь меня отблагодарить...

— Я просто хочу, чтобы ты меня трахнул, и всё.

— Мы не можем... Это неправильно...

— В жопу твою правильность! — она схватила его шею. — Если ты не сделаешь это, я разорву тебя на клочки!

Он вырвался и сел, глотая воздух.

— Белла... я... ты...

— Поттер, в чем дело? Ты же хочешь меня. Так возьми!

— Это какое-то безумие! Белла, мы не должны! Мне лучше уйти...

— Почему ты ведешь себя как маленький мальчик?! — воскликнула она, поднимаясь и садясь на колени рядом с ним.

Он не ответил, поняв вдруг, что она случайно попала в самую точку. Он сейчас чувствовал себя именно маленьким мальчиком.

— Ну же, Поттер, долго я буду тебя уговаривать? — она положила руки ему на плечи, — О, да ты весь дрожишь! Чего ты боишься, Поттер?

— Мы же ненавидим друг друга. Как же можно...

— Да можно, — прервала она его, спуская свои ладони ниже, на его грудь. Левая стала гулять там, задевая его сосок, что посылало горячие импульсы в низ его живота, а правая принялась расстегивать пуговицы на рубашке.

Он схватил ее за руки.

— Остановись!

— Расслабься, Поттер, — услышал он ее шепот у самого уха и понял, что уже просто сходит с ума от желания. Он вспомнил Гермиону, свою любовь, свои чувства, которые терзали его так долго, но это не работало. Его любовь потеряна, ею не оправдаться. В панике он бросил последний аргумент, который никогда в жизни не стал бы озвучивать при других обстоятельствах, тем более, перед этой женщиной.

— Белла, я не знаю как. Я не умею.

Звучало глупо и жалко, и он ждал с ее стороны взрыва смеха или издевательств в его адрес, это помогло бы ему сбежать. Но она тихонько высвободила свои руки из его ладоней, взяла за плечи и развернула к себе. Он сразу опустил голову, как нашкодивший ученик.

— Это довольно трогательно, что ты такой идиот, раз не успел в целом Хогвартсе никого оприходовать за столько времени, — сказала она с улыбкой, — но, по-моему, уже пора начинать учиться. Не бойся, я тебе помогу.

Он покраснел и отчего-то тоже улыбнулся. Во всем этом, несомненно, была какая-то своя ирония.

— Тебе же нравятся мои волосы, Поттер?

«Откуда, черт побери...» Он действительно, восхищался роскошным черным водопадом ее кудрей, но никогда и виду не показывал.

— Как ты узнала?

— Когда лежишь без движения, ничего больше не остается, как наблюдать. Вот...

Она взяла его руку и поднесла к своим волосам. Он осторожно погрузил в них пальцы и задохнулся от того, насколько шелковистые и мягкие были ее локоны.

— Сядь ближе.

«Она права, — подумал он, как будто готовясь прыгнуть с высокого обрыва, — видимо, и вправду пора начинать».

Он сел ближе и уже обеими ладонями принялся гладить ее волосы, перебирать их, почувствовав запах лавандового мыла, который от них исходил, и вдруг наклонился вперед и погрузился в них лицом, как в настоящий водопад, еле живой от нахлынувших чувств.

— Ну?.. — он ощутил ее руки на своем затылке, она нежно, но настойчиво толкнула его еще глубже на себя, он уткнулся в ее шею, в ямочку за ухом. И его тело стало реагировать само, мысли поплыли куда-то далеко, он обнял ее и впился губами в ее шею, начав медленно, но со страстью двигаться вверх, выцеловывая цепочку следов на ее ухе, щеке, скуле, потом глазах, с нежной страстностью, как будто благодаря за предоставленную возможность.

Она сняла с него очки и бросила на тумбочку рядом с кроватью, когда он едва не поранил ее оправой, продолжая покрывать поцелуями ее лицо, уже совершенно бездумно, обняв сзади за шею и голые плечи. Он уже коснулся ее губ своими губами, когда она схватила его за волосы...

— Нет!

... и ткнула его лицо ниже, куда-то между ключицами. Сколько раз в своем воображении он оказывался там, где сейчас были его губы, опускаясь ниже к ее груди. Он не мог поверить, что это не сон, не мечта, что она и правда позволяет ему касаться себя так. Он начал бережно, осторожно, как к какой-то огромной ценности прикасаться губами к тонкой коже ее грудей, пока не дотрагиваясь до ее затвердевших, напряженных сосков, лишь слегка задевая их лицом, когда двигался вверх и вниз около них. Потом он обвел кончиком языка влажную дорожку вокруг каждого из них и наконец решился прихватить губами, втянув в рот и прижав языком к верхним зубам. Ммм, ощущение было непередаваемым, он смаковал его, чувствуя одновременно, как она подалась вперед, издав слабый возглас. Он с удовольствием продолжил с другим соском, хотелось делать это вечно, несмотря на возбуждение, которое становилось уже абсолютно одуревающим, он уже почти ничего не соображал.

— Рубашку!

Она пыталась судорожными движениями расстегнуть пуговицы, но ничего не выходило. Тогда он, сделав огромное усилие, оторвался от ее груди и принялся ей помогать, но пальцы не слушались, и он просто стащил рубашку через голову, бросив куда-то во мрак комнаты. Затем расстегнул ножны на левой руке и отправил на тумбочку к очкам.

— Иди сюда.

Она прижала его к себе, и он сделал то же самое, с удовольствием ощущая, как ее твердые соски едва не царапают голую кожу на его груди. И снова он утонул в ее волосах, снова покрывал поцелуями шею, потом лицо, но сейчас это была уже не просто нежность, эта была страсть, и на этот раз она позволила ему коснуться своих губ.

Он моментально утонул в них, в одно мгновение вдруг поняв, что такое настоящий поцелуй. В свое время, он совершенно ничего не почувствовал, когда целовался с Чоу, это было обычное прикосновение губами, и недоумевал, что такого в поцелуях находят девчонки. Джинни была страстной, но эта страсть больше касалась ее самой и совершенно не передавалась ему. Было приятно целоваться с нею, но она буквально высасывала его, вместо того, чтобы дать время прочувствовать и понять собственные ощущения. Сейчас же...

Его руки непроизвольно напряглись, буквально вжимая его в ее рот. Это был какой-то неописуемый обмен энергией, словно она лилась из них обоих и соединялась в этом контакте, зажигая пожар во всем теле. Ее язык, он не думал, что язык может быть таким сладким и подвижным, ее губы, то, как они двигались в такт и не в такт движению его губ, ее дыхание, горячее, как ветер пустыни — не было сил оторваться от этого, теперь он знал, что настоящий поцелуй — это всегда нечто большее, чем просто обычная ласка, это горлышко чудесного сосуда, из которого пьешь и никак не можешь напиться.

— Штаны, Поттер, на хрен их!

Их нельзя было снять через голову, и он не хотел тратить и лишней секунды отдельно от ее тела. Он схватил палочку и сорвал с себя оставшуюся одежду заклинанием. Оказавшись впервые голым перед ней, он вдруг почувствовал смущение, несмотря на полумрак, и его возбуждение разом спало, осталось только тяжелое дыхание. Член опустился, и он засмущался еще больше, оказавшись на грани паники. Она, тем временем, легла на постель и взяла его за руку.

— Ложись.

Он прилег, боясь прижаться к ней и обнаружить свою внезапную несостоятельность.

— Ближе.

— Я... — начал он.

Тогда она сама подвинулась и прижалась к нему всем телом, и это сразу же вновь привело его орган в боевое положение. Он поймал и запечатлел в себе этот новый опыт — обнаженное тело женщины, ощущаемое всей кожей. Всё было так, как будто его собственное тело всю жизнь ждало этого впечатления — настолько оно было родным. Почему-то это вновь наполнило его волной благодарности, и он обнял ее — сильно и нежно — прижимая к себе еще сильнее, целуя ее волосы и погружаясь, погружаясь в сладостное возбуждение, желая ее уже по-настоящему, а не сквозь подростково-истомленные фантазии, желая познать полностью, слиться, сделать на время частью себя. Несколько секунд они ласкались, терлись телами друг о друга, потом он не выдержал, навалился, подмял под себя...

— Давай... — шепнула она, двигая бедрами, подстраиваясь под него, потом развела ноги, закидывая их сверху, полностью готовая принять его.

Он двинулся вперед, но понял, что сделал что-то неправильно.

— Нет, — рыкнула она сердито, потом просунула руку куда-то вниз, между ними, схватила его член и одним движением ввела куда надо, прикусив его за ухо в наказание.

Вот оно! Вся его жизнь, весь его опыт, все чувства, все переживания, всё перемешалось, слилось в одном, таком простом движении. Такое острое, такое непереносимо острое наслаждение, как будто его член, как игла, как наконечник копья собрал в себя все те приятные ощущения, что посылала его кожа, чувствуя под собой тело женщины. Движение вперед — и волны от этого наконечника стали расходиться вокруг как волшебные колебания, распространяющие вокруг себя наслаждение по всему телу. Вперед-назад, вперед-назад, и каждый раз как будто тысячи мелких игл по нервам от одной большой иглы, как будто пробегает внутри разряд, заставляющий дрожать от страсти каждую клеточку. И чем дальше, тем острее, острее, уже непереносимо остро, так, что невозможно выдержать, переходящее уже не в осмысленные, в спазматические движения, и затем... Как будто падение с высокой горы, расслабление, катарсис, мозг как будто вымыт чистой тряпкой, глаза снова видят, тело тяжелое как гиря... Так быстро, так быстро!

Гарри перенес вес тела на левую руку и осторожно свалился с Беллатрисы, дыша как паровоз, облизывая пересохшие губы.

— Ну вот, — сказала она невозмутимо, — ничего мудреного.

— Да.

На время блокированные мысли теперь ринулись в атаку, набросились как свора собак, растаскивая его в разные стороны. Если бы не предельное расслабление, он бы сейчас занервничал от того, сколько упреков к самому себе обрушилось на него в один момент. И все они имели свой резон и свои неопровержимые аргументы. И ладно! Он, наконец, сделал то, что хотел, и пусть всё летит к черту.

Через секунду он едва не пожалел о своей беспечности. Потому что Белла перегнулась через него и взяла с тумбочки его палочку. Он похолодел. Вот он — ее план, застать его врасплох, расслабить, поймать в момент наибольшей беспомощности.

— Совсем забыла, — она сделала над своим животом крестообразное движение, прошептала что-то, а потом швырнула палочку обратно на тумбочку.

— Что это было?

— Мы же не хотим наплодить полукровок, верно, Поттер? — хихикнула она.

И как он не подумал! Даже в голову не пришло. Наверное потому, что вообразить себе, что у Беллатрисы может быть ребенок от него... Такое не лезло ни в какие ворота!

Он почувствовал, что слабость слегка отпустила и сел.

— Ты куда-то собрался?

— Ну да. Я, наверное, пойду... в ванную, потом спать.

— А ты не охуел ли, Поттер?! — воскликнула она, пиная его.

— Что случилось?

— «Что случилось»?! — передразнила она издевательски. — Я сказала: «Трахни меня, Поттер», а не «Возьми у меня урок как надо трахаться».

— Э-э...

— А ну-ка!

Она схватила его за плечи и опрокинула обратно на постель.

— Боюсь, что я не могу больше, Белла, — проговорил он смущенно.

— Всё ты можешь! Ты просто сбросил напряжение, придурок! Выпустил пар. Мы еще даже не начинали.

«Даже не начинали?!» О чем это она?

— Лежи, ты мне показывал свои руки, сейчас почувствуешь, что такое мои.

Она уселась ему на ноги, его взгляд поймал ее движение в свете луны, и он снова восхитился очертаниями ее фигуры.

Несмотря на всю изящность кистей, ее ладони оказались жесткими и сильными, когда она впилась ими в его плечи. Ее пальцы как будто перебирали каждую его мышцу, плотно прихватывая, сжимая их, тиская, она передвигалась по его рукам, потом перебралась на грудь, продолжая эту агрессивную ласку, от которой ему было, скорее, больно, чем приятно. Но он терпел, потому что удовольствие тут заключалось в другом. До этого момента из них двоих именно он был возбужденным, жаждущим ее тела, а она не показывала своего желания. Теперь же он мог воочию видеть ее собственное вожделение, ее бешено сверкающие глаза, ее почти безумный оскал, подрагивающие от ее движений груди... Он не выдержал, взял палочку и запустил «люмос» над нею, он не мог пропустить ничего из этого зрелища, ему надо было видеть ее всю, видеть отчетливо.

Она бросилась на него, как волчица на добычу, волосы рассыпались по его груди, он почувствовал ее губы, она всасывала его, прикусывала как сумасшедшая, дыхание жгло, рвалось из нее, не успевая за ее хищными движениями, а пальцы, тем временем, продолжали впиваться в его мышцы, описывая циркульные следы от ногтей на его коже. Он хотел обнять ее, но это было невозможно, она двигалась, извивалась по нему, перемещалась ниже, на живот, потом еще ниже, уже, практически на бедра, ее волосы задевали его член, ласкали его, но сама она старательно обходила это место, несколько раз только запустив пальцы в растительность на его лобке. Его слабость прошла, то бешеное вожделение, которое она на него обрушила, возбудили его снова, да еще как, но на этот раз это возбуждение было гораздо более осмысленным, он мог чувствовать ее, а не просто слепо желать, тот темп и та агрессия, которую она проявляла, и были ее любимым стилем, и именно этому стилю и надо было попадать в тон, чтобы ей угодить.

Тем временем, она заметила его вновь появившуюся эрекцию, медленным движением ладоней как будто охватила его мошонку, тыльной стороной указательного пальца провела по его члену вверх-вниз, потом откинула волосы с лица и склонилась над ним, приоткрыв влажные губы, между которых виднелся подрагивающий кончик языка. Он задохнулся, не в силах оторвать глаз от этого зрелища, впившись пальцами в простыню, но она остановилась буквально в миллиметре от цели, вдруг подняла на него глаза с насмешливой улыбкой и произнесла низким голосом.

— Гмм, не всё сразу, Поттер.

И тут же вновь полезла на него, не отрывая глаз, продолжая хищно улыбаться.

Он не выдержал, вскочил ей навстречу, схватил, смял, опрокинул, и так же как она стал впиваться в ее тело жесткими, агрессивными поцелуями, не сдерживая уже свои руки, мышцы которых буквально дрожали от страсти, от того, чтобы тискать, хватать ее изо всех сил, гладить с давлением, сминая мышцы под кожей. Она ответила тем же, и они стали кататься по постели безумным клубком страсти, впиваясь друг в друга буквально с каннибалистским желанием, давая волю рукам, зубам, ногтям, нападая друг на друга, и борясь друг с другом тем чудесным видом борьбы, который доставляет победившему и побежденному одинаковое наслаждение.

Ему это показалось чем-то схожим с полетом на метле, когда всё твое тело должно реагировать на малейший нюанс изменения положения в пространстве, но это было лучше полета, это было лучше квиддича, лучше восторга от успешного заклинания, лучше воскресного утра, лучше глаз Гермионы, это было... самой жизнью, самой сутью его воинского призвания — прекрасная, умопомрачительная агрессия.

В конце концов, она устала первой, не успевшая еще полностью отойти от своих травм, она обхватила его ногами и руками, вжалась, прижимая к себе изо всех сил, тяжело дыша куда-то ему в плечо, легла на него, и он понял, что надо заканчивать. На этот раз он сам запустил руку между ее ног, нащупал пальцами влажные лепестки ее губ и направил между ними свой член, слегка застонав от возбуждения, почему-то представив со стороны как выглядит эта картина. «Надо обязательно забраться туда языком!» — сказал в голове его собственный голос, и от этого возбуждение только еще возросло.

Она медленно поднялась с его груди и села, двигая бедрами, устраиваясь на его члене, и теперь он мог хорошо разглядеть ее — раскинутые, согнутые в коленях ноги, крутые бедра, тонкая талия, грудь с торчащими от напряжения сосками, наполовину занавешенное густыми волосами лицо с полузакрытыми глазами и прикушенной нижней губой — всё это запечатлевалось на его сетчатке, как движущийся колдографический снимок, а в голове звучало лишь: «Неужели я сейчас трахаю такую невероятную женщину?!» В этом была какая-то непонятная для него тайна. Такой как он никогда не мог рассчитывать на подобные подарки судьбы, но факт был перед ним — она двигалась на нем, то поднимая руки, чтобы провести ими по своей груди, то опуская их на его грудь, и скребла ее напряженными пальцами, как потягивающаяся кошка. Он хотел помочь ей, попасть в ее ритм, но это было невозможно, она двигалась совершенно хаотически, подчинясь каким-то своим личным ощущениям, и ему оставалось просто наблюдать. За ней и за собой, за своим собственным напряжением, чтобы раньше времени не разрешиться от него, уничтожив, разрушив ее удовольствие. Это было сложно — видеть ее и не кончить при этом от одного ее вида, настолько ее лицо и тело буквально излучало сексуальную энергию. Она стала издавать глубокие сильные звуки, порой переходящие в рычание, ритм ее движений участился, и он понял, что осталось совсем немного, что ему просто надо понять, когда же для нее всё закончится. Он не знал, как это должно выглядеть, но узнал это довольно быстро, когда она впилась в него своими острыми как бритва ногтями.

— Да... да, блядь, да... — она подпрыгивала на нем, и ее ногти вонзались всё глубже и глубже, ее безумный взгляд ничего уже не осознавал, она втыкала свои ногти-когти куда попало, царапала, рисовала узоры и, в тот самый момент, когда ему показалось, что он уже больше не может выдерживать ни ее агрессии, ни своего возбуждения, она вдруг резко выгнулась на нем, отбросив руки назад, уперевшись в его бедра и издала резкий полвскрик-полувыдох, несколько секунд дергаясь от сотрясающего ее тело оргазма, а потом рухнула ему на грудь, впившись зубами в его трапецевидную мышцу. В этот момент он кончил сам.

Поразительно, но когда в первый раз он был сосредоточен исключительно на себе самом, на своих ощущениях, никакого секса как будто и не было, он чувствовал это, теперь же, когда он в полной мере ощутил ее удовольствие, это действительно превратилось в секс, хотя вместо того, чтобы впитывать собственное наслаждение, он внимательно следил, чтобы его получила она. Сейчас, когда она тяжело дышала на нем, вся в поту, еле заметными движениями тела ластилась, как будто в благодарность, он понимал, что в этом и заключается истинное удовлетворение — доставить его женщине. Наконец, он мог себе позволить то, чего много раз хотел, пока она изрезанная и искалеченная лежала перед ним, он стал гладить ее по голове, выплеснув в этом всю свою нежность к этой странной женщине, которая сразу после оргазма охватила его.

Они лежали так несколько минут, тихо, не говоря ни слова, просто получая удовольствие от блаженной расслабленности, разливающейся в их телах.

— Ну всё! — она соскользнула с него и упала рядом на подушку. — С тебя на сегодня хватит, Поттер.

— Белла, неужели ты ни разу в жизни не можешь назвать меня по имени? Даже сейчас!

— Только если это будет твое последнее желание, — она ухмыльнулась. — Всё, давай, вали, Поттер, я буду спать.

— Я не хочу уходить.

Она повернула к нему удивленное лицо.

— Чего это?

— Хочу остаться с тобой.

— Зачем? Хочешь еще, что ли?

— Нет, просто.

— Просто, не просто. Проваливай!

— Я не уйду, — сказал он упрямо, глядя в потолок.

— Какого хера?! — она уперлась в него и попыталась вытолкнуть, но он был сильнее, перехватывая ее руки.

Она привстала и склонилась над его лицом.

— В чем дело, Поттер? Чего ты добиваешься? Ты же закончил то, что начал.

Он смотрел ей в глаза, ничего не отвечая. Она тоже всматривалась несколько секунд, а потом рухнула на подушку и рассмеялась.

— Я поняла, Поттер! Ты боишься, что я исчезну. Разве не помнишь, о чем мы говорили вечером? Мне некуда идти. Так что я не исчезну, Поттер, не бойся.

— Я знаю, что ты не исчезнешь. Просто...

— Просто ты думаешь, что мы больше не будем трахаться. Всё еще считаешь, что это была моя благодарность. Ты редкостный придурок, Поттер! Редкостный!

— Я... Я хотел сказать, что... Не в этом дело, но...

— Заткнись! Мы будем трахаться, Поттер, и чем чаще, тем лучше. Так что иди и дай мне отдохнуть.

— Но почему?.. То есть, зачем ты...

— Ох, ты мне весь мозг выешь своими почему да зачем. Неужели так трудно понять?!

— Тебя, Белла, порой вообще невозможно понять.

— А что здесь еще делать, скажи-ка мне? Чем еще заниматься, сидя вдвоем в пустом доме, кроме как трахаться? Сам-то подумай! Сплошной кайф изо дня в день.

— Хм... — пробормотал он.

— Между прочим, Поттер, я ставлю секс на второе место среди самых приятных занятий.

— На второе?! Как такое может быть вторым? А что же тогда первое?

— У, ты будешь нудеть, Поттер! Расплачешься опять, как младенец.

— Когда это ты видела, чтобы я плакал, Белла? Не ври.

— Постоянно. Как только начинаешь говорить о всяких магглах и прочих грязнокровках, у тебя такое лицо, как будто ты готов всех их оплакивать до скончания века... Хорошо, Поттер, запомни, нет ничего более приятного, чем хороший круциатус для хорошенького маггла.

— Почему я не удивлен, — заметил он сокрушенным тоном.

— Вот видишь, ты уже начинаешь ныть. А еще лучше, когда сочетается первое и второе.

— Сочетается?!

— Ага. Насаживаешься на любимый член, и наблюдаешь, как рядом на полу извивается маггловское тельце. Особенно хорошо, если правильно поймать ритм. Медленное движение бедрами, во-от так и одновременно с этим — круцио! А-ха-ха! Ты не представляешь! Это и есть — почувствовать настоящую жизнь.

Он поднялся и сел на постели. Внутри разом стало пусто.

— Если бы ты притащил сюда семейку магглов, Поттер, я бы показала тебе, что такое настоящее удовольствие. Особенно, если бы там были дети. А-ха-ха!.. Ты куда, Поттер?

Он вскочил.

— Ну почему тебе обязательно надо всё испортить, Белла?! Какого... какого черта ты это делаешь?! Разве обязательно быть такой сукой?!

— Ну, извини, Поттер, что обломала тебе кайф, — она глумливо улыбнулась. — Всё еще хочешь остаться?

«А вот хрен тебе!»

— Да, хочу!! — он с размаху рухнул на постель рядом с ней. — И пошла ты в жопу!

— Ты сама любезность, Поттер. Но учти, я брыкаюсь во сне.

— А я ору во сне.

— Значит, спокойной ночи.

— Спокойной ночи, Белла!

Он испытывал нешуточное чувство стыда.

Вместо того, чтобы пытаться разоблачить преступников, чем он занимался на самом деле? Спал с упивающейся смертью. Плавал в ванне с упивающейся смертью. Терпел ее укусы. Вылизывал ее тело. Гонялся за ней по всему дому, чтобы поймать где-нибудь на пятом этаже, прижать к обоям, в который раз сорвать с нее халат, и... И так далее.

Он на секундочку вообразил, что об этом бы узнали его друзья: Гермиона, Уизли, Невилл — особенно Невилл! Как бы он смог посмотреть им в глаза после этого, как оправдаться? И ему нужно было еще что-то сказать Кингсли, который терпеливо ждал от него хоть каких-то ответов. В конце концов, он прикрывал его — Гарри. В газеты пока ничего не просочилось, но стоило ли надеяться, что в результате кому-то из газетчиков так или иначе не станет известно, что он увез самую опасную выжившую соратницу Волдеморта в неизвестном направлении, и с тех пор о ней ни слуху, ни духу. Скорее всего, версии посыплются одна причудливей другой. Хотя вряд ли даже самый изобретательный автор бульварных статеек сможет угадать, как в действительности обстоит дело.

Он сам загнал себя в эту ловушку. Теперь он банально боялся, что разговорись она — и ему придется ее отдать. Но, с другой стороны, найти и наказать ее обидчиков он тоже хотел вдвойне. Хуже всего было то, что чем дольше он ее держал у себя без всяких результатов, тем больше была вероятность, что он не получит ни того, ни другого. Поэтому он решил пригласить Кингсли в один из ближайших дней, чтобы попытаться как-то обсудить с ним ситуацию и заодно попробовать вместе надавить на Беллатрису еще раз. Возможно, у министра нашлись бы какие-то неизвестные ему аргументы. А пока он продолжал бездумно наслаждаться ее обществом, буквально ни на минуту не отпуская от себя, как будто она вот-вот должна была исчезнуть.

Они расположились на диване, она — с головой у него на коленях и с ногами, закинутыми на диванную спинку, он — с бокалом вина в руке. «Ни дать, ни взять — супруги перед камином», — подумал он с нервной усмешкой.

— Знаешь, Белла, кажется, всякое счастливое время когда-нибудь кончается.

— Да что ты?! Правда? Поттер, когда ты начинаешь разговаривать высокопарными фразами, это напоминает отрыжку слизняками.

Он схватил ее за поседевший в Азкабане локон и дернул.

— Белла, я серьезно. Если всё и дальше будет так же продолжаться, у нас будут неприятности. Я хочу позвать в гости Кингсли.

— Что, наигрался, Поттер? Решил сдать надоевшую игрушку обратно в магазин?

— Не болтай чушь, Белла! Но неужели ты думаешь, что вся эта история замнется сама собой?

Она поднялась и уселась рядом, наливая себе вино.

— Нет, Поттер, не думаю. Я думаю, нам надо сидеть тут и не высовываться наружу, пока получается.

— Слушай, я...

— Поттер, ничего не выйдет, зря ты по новой начал этот разговор. Пока подержишь меня у себя, потом тебя убедят, что это больше неразумно, что надо перевести меня куда-нибудь, «так будет лучше для всех, бла-бла-бла»...

— Я не дам просто так тебя забрать!

— И как ты будешь объясняться? «Извините, но я с ней трахаюсь»? Такое оправдание даже для «великого героя» не прокатит. Месяц, ну два — максимум. Потом мы расстанемся, ты вернешься к своей грязнокровке, а я... к тому времени чего-нибудь, может быть, придумаю.

— Белла, тебя заело, что ли? Гермиона...

— Да, да, я уже слышала. Тем хуже для тебя. Значит ты умудрился просрать свою бабу. Отдал ее Уизли. Не надо этим хвастаться.

— Она не моя. Не моя! Никогда не была моей.

— Но ты же ее любишь?

— Давай лучше поговорим о тебе, Белла. Ты же, между прочим, замужем, разве нет?

— Рудольф? Ну, он никогда не был мне настоящим мужем, если ты понимаешь, о чем я. Это был политический союз. И потом... у них с братом были весьма, скажем так, специфические вкусы. Подстать фамилии. Таким овечкам как ты, об этом лучше не знать.

Она потрепала его по щеке.

— Всё равно, неужели у тебя не было к нему никакой привязанности? Никаких приятных воспоминаний?

— Ты имеешь в виду свадебное путешествие в Азкабан? — захихикала она.

— Ну да, посмотреть на вашу жизнь, кого ни возьми, так один сплошной Азкабан. Сейчас вот опять... Нет желания его навестить?

— Некого навещать, он мертв.

— Вот тут ты ошибаешься, Белла, он сидит в Азкабане вместе с братом.

— Он мертв, Поттер.

— Белла, я читал в газетах списки. Он был среди тех, кто выжил.

— Ну, продолжай верить газетам, ты же всю жизнь верил любому дерьму, которым тебя кормили, — она отхлебнула вина и откинулась на диване, раскинув руки.

— Хорошо, я проверю. Специально для тебя наведу справки.

— Не надо ничего проверять, Поттер! — вдруг разозлилась она. — Оставь это в покое. Если мне нет никакого дела до моего дохлого мужа, то тебе-то что вдруг занадобилось про него узнавать?

— А то, что мне очень интересно, каким это образом ты могла узнать про него, находясь в плену. Да еще и то, что расходится с официальной информацией.

— Поттер!! — заорала Беллатриса. — Проклятый придурок! Сколько раз тебе повторять, чтобы ты не лез, куда тебя не просят?!

— Ну, раз тебя так раздражает эта тема, я теперь непременно наведу справки и о твоем муже, и о его брате. Возможно, я даже узнаю много интересного.

— Поттер! — она схватила его за грудки и зашипела прямо в лицо. — Не смей, слышишь?! Не смей этого делать! Иначе мы с тобой очень, ОЧЕНЬ серьезно поссоримся!

Он обнял ее одной рукой и взял другой за подбородок.

— Ты восемнадцать лет хотела меня убить, Белла. Неужели ты думаешь, мы можем поссориться сильнее?

Она заскрипела зубами и вырвалась из его рук, сев на край дивана, и уставилась в пол, обхватив себя руками.

— Мордред бы тебя побрал, Поттер! Ну почему ты такой тупой? Наверное, Дамблдор вырвал себе полбороды, пока пытался заставить тебя делать то или это.

— Знаешь в чем отличие, Белла, между тобой и Дамблдором? Я ему доверял.

Она бросила на него странный быстрый взгляд, потом снова отвернулась и покачала головой.

— Если бы у меня была палочка, я бы стерла тебе память об этом разговоре. Надо будет затрахать тебя сегодня ночью до полусмерти, вытащить у тебя палочку, когда ты заснешь, и наслать обливиэйт.

— И после этих слов, ты хочешь, чтобы я верил твоим словам? Не проще ли всё объяснить?

— Я тебе уже объяснила — мой муж мертв. Чего тебе еще надо?

— Мне надо знать, откуда тебе это известно. И раз ты не хочешь мне отвечать, я собираюсь это проверить. Всё очень просто.

— Как ты собираешься проверять?

— Ну... Обращусь в аврорат.

— Отличная идея, — сказала она с сарказмом.

— Белла, только не надо меня уверять, что из-за того, что с тобой случилось, нельзя верить никакой официальной справке. В конце концов, если уж на то пошло, я могу сам отправиться в Азкабан и потребовать свидания. И пусть попробуют мне отказать. Возьму санкцию Кингсли, если понадобится.

— Поттер! — она прыгнула на него и, повалив на диван, уселась сверху, нависая над ним занавесью своих волос, распахнув глаза-блюдца. — Ты что, так ничего и не понял?! ТЫ ТАК НИЧЕГО И НЕ ПОНЯЛ?!

Он разозлился. Действительно разозлился. Сколько, в конце концов, можно еще держать его за дурачка?! Он опрокинул ее и поменялся с ней местами, прижав руками ее плечи к дивану и наклонившись к самому ее лицу, так, что можно было разглядеть каждую черную ресничку на ее огромных глазах.

— Или ты сейчас же рассказываешь мне, что именно и как произошло с твоим мужем, или я завтра же начну узнавать всё сам. И я узнаю, уж поверь мне! Поэтому, если тебе есть что сказать, лучше говори сейчас. Это мое последнее слово, Белла... Ну?! Так что ты решила?

— ХОРОШО! Будь ты проклят, Поттер, хорошо!

Он отпустил ее и налил вина себе и ей. Они выпили, и на несколько секунд воцарилась полная тишина.

— Спрашивай, — наконец сказала она, слизывая вино с губ.

— Откуда ты знаешь, что твой муж мертв?

— Видела своими глазами.

— Видела?!

— Ты каждый раз будешь переспрашивать? Не беси меня!

— Хорошо, извини. Где ты его видела?

— А ты как думаешь?

— Теперь ты будешь переспрашивать?

— Видела там же, где и была. Просто Рудольф никогда не был таким же сильным, как я.

— Что ты хочешь сказать? Что с ним делали то же, что и с тобой?

— Не успели. Помер раньше, чем они развернулись.

— Может, всё же скажешь, кто это — «они»?

— НЕТ!!! И не проси, Поттер.

— Ладно, так вас там было двое?

Она в сердцах постучала ему по лбу костяшками пальцев. Вышло довольно болезненно, он отстранился.

— Ты совсем болван, Поттер?! Брали всех. Понимаешь? ВСЕХ!

— Всех? — растерянно спросил он, не замечая, что опять переспрашивает.

— Кто остался в живых после битвы. Кого нашли потом, кого заподозрили, на кого донесли. Всех.

Он вдруг вспомнил длинный ряд портретов на стене и поежился от этого воспоминания.

— Погоди, то, что многих арестовали, я и так в курсе. Пока Министерство было под контролем Волдеморта, с ним сотрудничала куча народу. Неудивительно, что такое количество арестованных. Я же не об этом спрашивал.

— А я тебе говорю именно об этом! На чистокровных открыта охота, Поттер!

— Ну, начинается! Даже не надейся, что я поверю во все эти маниакальные байки. Если народ невзлюбил после войны чистокровные семьи, то лишь потому, что они сами себя дискредитировали тотальным сотрудничеством со злодеем и убийцей, который захватил власть.

— Поттер, помолчи немного, меня уже тошнит от твоих «правильных» речей.

— А меня тошнит от твоих бредней о превосходстве одних над другими.

— Да хер с ним, с превосходством! — завопила она, вцепляясь рукой в его волосы. — Чистокровных потрошат! Понимаешь, тупое полено, потрошат! Целыми семьями.

— В каком смысле, Белла? Ты можешь объяснить толком?

— Как тебе объяснить, если у тебя в голове говно? Которое тебе вливали в уши твои тупые учителя, твои поганые Уизли, вся грязнокровная пропаганда, призывающая слиться в экстазе с магглами.

— Довольно! — он высвободился волосы из хватки ее пальцев. — Я уже, кажется, понял. Ничего, кроме пустых оскорблений я не услышу. Скажи что-нибудь конкретное или закроем эту тему.

— Что тебе сказать, Поттер? — она сделала большой глоток и, вскочив, заметалась по гостиной из стороны в сторону. — Что тебе сказать, Поттер? Как растаптывают и унижают представителей древних родов? Как ломают пытками тех, кого не удалось сломать угрозами? Это происходит каждый день, Поттер, каждый день! Мерзкие грязнокровки! Надо было просто уничтожать их, уничтожать сразу, пока была возможность, сразу, как только выявили. Аваду в лицо или в яму к дементорам. И всех их пособничков туда же. Ненавижу, ненавижу, НЕНАВИЖУ!

Она сжала кулаки и начала просто вопить жутким голосом, размахивая руками и едва ли не подпрыгивая от переполняющей ее ярости. Он поморщился и отвернулся, не в силах видеть это зрелище. Ему уже было ясно, что он зря затеял этот разговор. Очевидно, что в том состоянии, в котором она находилась в плену, ей могло видеться всё, что угодно. Или же она просто воспринимала так эмоционально то, что всем тем, кого она привыкла видеть хозяевами жизни, теперь приходится отвечать за собственные преступления. Он решил предпринять последнюю попытку, и затем прекратить этот бессмысленный разговор.

— Белла, сядь — он подошел к ней, обнял за плечи и попытался усадить обратно на диван.

— Ты из меня истеричку лепишь, Поттер? Да пошел ты! Проклятый придурок, хотел слышать правду, а теперь сразу в кусты?

— Эта правда только у тебя в голове.

Она замерла, посмотрела ему в глаза бешеным взглядом, и ему вдруг показалось, что сейчас случится что-то непоправимое. Он даже успел испугаться, увидев этот ее взгляд, полный злобы и какой-то совершенно неизмеримой тоски, которая бывают у смертельно уставших людей. Но, видимо, она всё-таки смогла справиться с собой, потому что внезапно этот взгляд потух, она опустила голову и села в рядом стоящее кресло.

— Белла, я понимаю...

— Если ты сейчас вздумаешь меня жалеть, Поттер, я убью тебя, — сказала она просто. И он понял, что это не шутка.

— Хорошо. Предположим, ты права. Но неужели никто, ни один человек не пожаловался, даже не попытался? Кингсли говорит, что у него есть подозрения, но нет ни одной жалобы. Ни одной. Это значит, что если что-то и было, то совсем не так, как ты это описываешь.

— Это конвейер, Поттер. — сказала она отрешенно. — Хочешь верь, хочешь не верь. Чистокровных приводят, унижают, если надо — пытают, если не помогает, приводят детей и насилуют, прямо на глазах родителей. Или просто насилуют — для удовольствия. Это же грязнокровки, они на всё способны! Потом приведенные исчезают. Всё.

— Прости, Белла, но я не верю. Это какой-то бред! Такого даже при Волдеморте не было, тем более, сейчас быть не может. Если не веришь спискам заключенных, посмотри хотя бы на тех, кто на свободе. Те же Малфои. Насколько я читал в сегодняшнем «Пророке», у них дела идут вполне ничего. Даже учредили какой-то фонд.

— Малфои всю жизнь были самые хитрожопые из нас всех. Не удивлюсь, если они и сейчас выкрутятся. Если бы Цисси не была замужем за этим ничтожеством... Кстати, Поттер, я хочу увидеть свою сестру!

— Ты же не думаешь, что я вот так просто отпущу тебя?

— Я не сбегу, Поттер, не бойся. И у них тем более не останусь, я не собираюсь подставлять сестру и всю их семью. Просто — туда и обратно. Мерлинова задница, Поттер, я соскучилась по Цисси!

— Хм, я вот тут подумал, что можно было бы отправиться в Малфой-менор, чтобы взять у твоей сестры что-нибудь из одежды для тебя. Наверняка у нее найдется подходящая. Я не хочу, чтобы Кингсли увидел, как ты разгуливаешь по дому в одном халате, он черт знает что может подумать.

— И будет прав! — ухмыльнулась она. — А на счет одежды — это идея. У Малфоев должен был остаться весь мой гардероб, который там хранился, пока мы болтались штабом у них в поместье.

— Но, Белла, даже не думай, что я отпущу тебя туда одну.

— Эй, Поттер, меня там не съедят. А вот ты, помнится, никогда не пользовался у них популярностью. А уж сейчас — и подавно!

— Ничего, я как-нибудь потерплю.

— Ну, если тебе так нравится роль цербера при чистокровной даме — вперед!

— Не вперед, а в постель. А к Малфоям отправимся завтра с утра.

— Тогда неси, — она протянула к нему руки.

Несколько секунд они толкались, стоя у камина, обсуждая, кому идти первому. Сперва он был в некотором смущении, не желая вот так без приглашения вламываться к людям, которые явно считали его нежелательным гостем. Но потом вспомнил, что камин в поместье расположен в большом зале, так что вряд ли он сможет кого-то смутить своим визитом. По крайней мере, будет время объясниться. К тому же, он не хотел пускать Беллу первой, так как у Малфоев могли быть гости, и им совершенно необязательно было ее видеть. На заявление Беллы, что они могут закрыть для него вход, он ответил, что, скорее, они это сделают для нее, опасаясь ловушки, а его впустят, чтобы просто узнать о цели визита, подозревая, что иначе он может доставить им неприятности. В конце концов, он просто поставил ее перед фактом — «иду я». Но подозревал, что она, конечно же, отстанет от него не более чем на секунду, не дав ему времени даже на то, чтобы предупредить о ее появлении.

Он ожидал, что придется хотя бы спросить разрешения войти. Но камин открылся сразу — как будто его уже ждали. Он сделал шаг вперед и понял, что находится вовсе не в большом зале на первом этаже. Судя по лестницам вниз в торце помещения и двум высоким мраморным колоннам, он понял, что попал на этаж выше — в трапезную. Очертания этого помещения он мельком видел в воспоминаниях Снейпа — сцена метеором мелькнула тогда у него в голове — длинный стол, темные фигуры вокруг него, высокий купол потолка, низкие люстры...

Сейчас стол был переставлен дальше от камина и ближе к окну, большинство стульев были убраны в угол зала, столпившись там бесполезными рядами. Впрочем, внимание на обстановку Гарри смог обратить только по одной причине — зал был слишком большой, чтобы с первого взгляда можно было охватить все детали. В противном случае, вряд ли он даже понял бы, в каком именно месте находится, из-за сцены, которая сейчас разыгрывалась прямо перед ним. В момент его выхода из камина она превратилась в немую сцену, так что Гарри имел возможность разглядеть все подробности.

На столе, шагах в пяти от него лежала Нарцисса Малфой, с разметавшимися по столешнице белоснежными волосами. Из уголка рта текла кровь, платье разорвано, голые коленки торчали в разные стороны. Остальное скрывала склонившаяся над ней фигура в сером форменном сюртуке, которая одной рукой прижимала женщину к столу, другой орудовала где-то спереди, очевидно, расстегивая то ли свою, то ли ее одежду. Слева прямо на полу лежал Люциус в окровавленной одежде и с запачканными кровью волосами. Он издавал сдавленные стоны. Лицо было сильно разбито, кисть правой руки придавлена к полу башмаком одного из двух стоявших рядом незнакомых волшебников в форме авроров. Второй ожесточенно пинал тело хозяина особняка, но в тот момент, когда увидел Гарри, оторвался от этого занятия и замер, как все прочие. Но самой шокирующей частью зрелища было тело Драко Малфоя в углу, там, где стояли ненужные стулья. Он был опрокинут на один из этих стульев, лицом вниз, со связанными за спиной руками и голой задницей кверху, штаны и всё, что под ними было, болталось внизу у его ботинок. Еще одна фигура в форме, тоже без штанов находилась совсем рядом с Драко с совершенно недвусмысленной целью.

Если бы Гарри сейчас ударили по голове чем-то тяжелым, он бы, наверное, не чувствовал себя более ошеломленным. Шок был таким сильным, что замерло даже дыхание. Похоже, все остальные в зале были не менее поражены неожиданностью его визита, потому что немая сцена продолжалась так долго, что Беллатриса успела выйти вслед за ним из камина, и он услышал ее шепот.

— Какого хуя...

Далее с ним что-то произошло. Он не знал раньше, что тело может двигаться абсолютно само, без всякого участия шокированного, ошарашенного мозга, который никак не мог принять хоть какое-то решение. Он увидел как будто со стороны в несколько раз замедленной съемке, как поднимается его левая рука, обнажая скрытое оружие, как два пальца его правой руки сами, без всякой подсказки вытягивают из ножен Старшую палочку, потому что против четырех авроров со своей собственной у него вряд ли есть много шансов. При этом в голове звучит недоумевающий вопрос, неужели он собирается напасть на представителей власти. Которые, к слову, узнав его, сперва вовсе даже не собираются на него нападать, один даже явственно пытается начать диалог. Но палочка уже выхвачена из ножен, и далее время как будто снова резко возвращается к своему привычному течению.

— Протего! — широкий полукруг палочкой перед собой. Разворот, запястье Беллы в руке, разворот, отбрасывающий ее в угол и уводящий его самого с линии огня. Два заклинания в этот момент врезаются в поставленный нематериальный щит и, поглощенные, истаивают ручейками искр. Экспульсо — в ближайшего, не имеющего шансов увернуться. Стук падающего тела. Его щит пробит, шаг в сторону, разворот, ступефай — мимо, еще раз — мимо. Кувырок вперед. Протего — с центром на себя. Три заряда летят в него одновременно. Щит держит. Редукто — на большой кувшин, стоящий на столе за спиной двоих противников. Осколки летят как шрапнель. Один сбит с ног и лежит без движения. Второй падет на пол и избегает урона. Экспеллиармус — в третьего. Любимое, почти всегда попадает. На этот раз мимо. Щит пробит. Экспульсо! Попал! Второй встает, но его палочка затерялась на полу. Он бежит к лестнице, но спотыкается о лежащего Люциуса и падает вновь. Четвертый в углу у стульев наконец-то надевает штаны. Два шага в его сторону. Он ставит собственный щит, на лице — ужас. Экспеллиармус! Старшая пробивает щит как нож бумагу. Ступефай! Разворот. Ступефай! Последний падает, не добежав два шага до лестницы.

Он остановился и перевел дыхание. Щиты Старшей были просто неподражаемы, надо бы отложить это в памяти.

— Цисси! — Белла бросилась к своей сестре, а он убрал палочку и подошел к Люциусу, явно больше всех других нуждающемуся в помощи. На Драко он не хотел даже смотреть. Даже думать не хотел о... Нет! Он не будет об этом думать! Ни за что на свете!

Люциус был в сознании, но досталось ему крепко. Левый глаз совсем заплыл, нос и губы разбиты, на лбу и подбородке красовались огромные ссадины. Гарри помог ему сесть, но когда подставил плечо, чтобы довести до стула, старший Малфой так тяжело навалился на него, схватившись за его руки, что стало понятно — ноги его почти не держат. Гарри едва смог дотащить его до стула, опустил и своей палочкой в качестве первой помощи наложил эпискеи, чтоб хотя бы остановить кровь и вправить нос. Люциус вскрикнул и едва не завалился лицом в стол, он поймал его, вызвал в стакан немного воды и, поднеся стакан к губам, помог выпить. Выполняя все эти нехитрые операции, он думал, что, наверное, никогда в жизни не ожидал, что сможет увидеть Люциуса Малфоя в таком виде. Это было так же нелепо и странно, как увидеть Дамблдора с ослиными ушами и хвостом. В мире, видимо, произошли какие-то непоправимые изменения, раз подобное стало возможным.

Он обернулся, посмотреть, как дела у Нарциссы. Сестры несколько секунд сидели обнявшись, младшая шептала «как же так Белла, ты жива, как же так». Потом она вскочила и, на ходу поправляя разорванное платье, бросилась на помощь к своему сыну. Беллатриса подошла к лежащему без движения на полу аврору, подняла его палочку и с ухмылкой покрутила ее в руке.

— Белла, — сказал Гарри предостерегающим тоном.

— Инкарцеро! — бросила Беллатриса в ближайшее тело. — Мобиликорпус!

Плотно связанная фигура полетела в сторону задней двери трапезной. И рухнула на пол, когда она обратила палочку на второе тело.

— Инкарцеро! Мобиликорпус!

— Белла, что ты делаешь?

— Собираюсь избавиться от мусора, который ты после себя оставил, Поттер. Инкарцеро! Мобиликорпус!

Третье тело полетело к двум другим.

— Белла, остановись немедленно!

— Да ты что, Поттер! Наконец-то у меня появилась прямая возможность отплатить хотя бы кому-то из тех, кто уничтожает чистокровные семьи, а ты говоришь — остановись?

— Мы просто сдадим их Кингсли, и они отправятся в Азкабан.

— Инкарцеро! Мобиликорпус... Да ты в своем уме, Поттер?! Ты сам на них напал. Это уж, скорее, они тебя сдадут, а не ты их.

— Я оборонял людей от нападения. Это абсолютно законно.

В голову вползла неприятная мыслишка — он защищает Малфоев от нападения авроров! Сюрреалистическая картина!

— Белла права, — вдруг подал голос Люциус и сразу же закашлялся. Видно было, что слова ему даются с трудом. Возможно, у него было сломано несколько ребер.

— Я не собираюсь устраивать самосуд! — воскликнул Гарри, оборачиваясь к нему.

— У них будет четыре голоса против вашего одного, мистер Поттер, — ответил Люциус.

«Вашего?!» «Мистер Поттер?!» Что дальше, домашнего эльфа выберут министром?

— Как это четыре против одного? А вы и ваша семья?

На разбитых губах Люциуса заиграла одна из его любимых усмешек.

— Вы серьезно... кха-кха... верите, что кто-то будет нас слушать?

— Люциус, это же Поттер, — воскликнула Белла, закатив глаза, — он и не тому еще готов поверить!

— Я обращусь лично к министру, он вас выслушает.

— Боюсь, мистер Поттер, что это слишком серьезное дело, чтобы его можно было бы решить в рамках одной подписи, — Малфой снова закашлялся и вытер рукавом губы, на которых опять появилась кровь. — Его передадут на решение Визенгамоту. А там... боюсь, наших сторонников там уже не осталось.

— Скорее всего, вам предложат сделку, — сказала Нарцисса, подходя к своему мужу. — Исключительно благодаря вашему статусу героя и всеобщего спасителя.

Она провела палочкой по телу Люциуса, слегка нахмурилась и стала шепотом творить какие-то заклинания. Драко, тем временем, неслышно сел где-то сзади. Видно было, что он тоже изо всех сил старался не смотреть в сторону Гарри.

— Сделку? — переспросил он.

— Да, — продолжила Нарцисса, — они снимут свои обвинения в нападении на них, а вы отзовете свои показания в отношения данного... происшествия.

— Именно так и будет, Поттер, — Беллатриса положила руку ему на плечо, — а потом на тебя навалится вся компания — друзья, газетчики, родственники грязнокровок. И убедят поступить разумно... Убедят, убедят, Поттер, не разевай рот так широко.

— Я не собираюсь так просто это оставить! — закричал он, чувствуя, как дрожат натянувшиеся до предела нервы. С тех пор, как он вышел из своей добровольной изоляции, вокруг него постоянно происходило что-то совершенно неописуемое, не укладывающееся в голове, то, что ломало все его представление о мире, о людях, о том, что правильно и неправильно. Разве за это он сражался? Разве за это отдали жизни его родители, его друзья?

— Мистер Поттер, — произнесла Нарцисса, усаживаясь на стул, при этом придерживая рукой спадающее платье, — это, конечно, ваше дело, как поступить, мы в любом случае вам очень признательны за то, что вы появились столь внезапно и избавили нас от дальнейших... последствий этого вторжения, но я бы считала своим долгом вас предупредить, что действовать официальными методами в данном случае не очень разумно.

— Нам вы так не поможете, мистер Поттер, — добавил Люциус, — а для себя приобретете кучу неприятностей.

Он стоял посреди зала, опустив голову, ссутулившись, и понимал, что он понятия не имеет, как ему поступить. Должно быть, эти люди говорили ему разумные вещи, но из их уст он просто не готов был ничего воспринимать. Четверо бывших упивающихся, но, одновременно, и четверо жертв — что было важнее? И никого рядом, чтобы посоветоваться. Он хотел сейчас куда-нибудь провалиться, исчезнуть, сбежать от этого выбора, но сбежать было невозможно, и он застыл истуканом, не в силах сказать хоть что-то вразумительное.

— Поттер! — голос Беллы над ухом заставил его вздрогнуть. — Химера тебя задери, эти мрази напали на мою сестру! Делай что хочешь, но я выверну им все кишки, понравится тебе это или нет!

И она развернулась с намерением осуществить свою угрозу.

— Белла, подожди, — он взял ее за руку, — сядь. Клянусь, я сейчас приму решение.

— Он называет ее Беллой! — услышал он ошеломленный шепот Драко.

Она уселась на подставленный им стул, закинув ногу на ногу.

— Ты в одном халате?! — словно только сейчас это обнаружив, воскликнула ее сестра. Боковым зрением он заметил, какими глазами Драко смотрит на голую коленку своей тетки, торчащую из разреза халата, потом переводит взгляд на самого Гарри, и улыбнулся про себя.

— Мы, собственно, за этим сюда и пришли, — объяснил он Нарциссе, — хотели раздобыть одежду для Беллатрисы.

— Надеюсь, ты сохранила мой гардероб, Цисси? — осведомилась Белла, поворачиваясь к сестре.

— Тебе очень повезло, я как раз собиралась всё распродать. Мы же думали, ты умерла, Белла. Во всех газетах было написано, что главная приспешница Темного Лорда повержена вместе с ним. Где ты была всё это время?

Гарри и Белла переглянулись.

— Цисси, я была там, куда должны были отправить тебя.

И к его удивлению, Нарцисса не задала вопроса — куда именно, она просто молча кивнула головой с выражением, похожим на смесь жалости и ужаса.

— Как вы себя чувствуете? — обратился он к старшему Малфою.

— Получше.

— Тогда рассказывайте.

— Что именно?

— Всё!

— Хотите выпить, мистер Поттер? — спросила Нарцисса.

— Чуть-чуть, если можно, — согласился он, — только… не огневиски!

— Хорошо, я сейчас принесу.

«Принесу?» Она не отправила домашнего эльфа, а пошла сама? Хотела сменить платье и постеснялась сказать прямо? Или собиралась принести лечебное зелье для мужа, и нашла предлог? Возможно.

— Я пойду с тобой, Цисси, пороюсь в своих вещах, — сказала Белла.

Сестры удалились, а он перевел глаза на Люциуса и увидел, что тот наблюдает за ним.

— Вас что-то удивило в поведении моей жены, мистер Поттер? — спросил он с усмешкой.

«Он как будто читает мои мысли», — подумал Гарри с досадой, опустив глаза.

— Честно говоря, да, мистер Малфой. Разве ваша жена не должна была послать эльфов?

— А вы разве не в курсе? Вышел законопроект, по которому хозяевам вменяется в обязанность спрашивать согласия своих эльфов остаться на службе.

— И, как я понял, ваши оказались не согласны, — ухмыльнулся он.

— Нет, вы не поняли, мистер Поттер. Разумеется, во всей магической Англии не найти и двух эльфов, которые бы согласились отказаться от своей службы. Это просто такой инструмент.

— Инструмент чего?

— Инструмент давления. Выглядит это так — приходят люди из Министерства и заставляют хозяев раздаривать своим домашним эльфам одежду. Как вы понимаете, делают они это избирательно. Приходят всё больше к чистокровным. Впрочем, при желании, можно внести штраф, — он усмехнулся, — тогда, может быть, вам разрешат попользоваться вашими работниками еще какое-то время. Мы с женой решили, что нет никакого смысла платить за то, что у тебя так или иначе отберут, и сделали всё сами.

— Вы отпустили своих эльфов?! — он не мог поверить своим ушам. Бросил взгляд на высокие своды поместья, колонны, многие сотни квадратных метров мраморного пола.

— Но как же вы… Как же вы без домовиков умудряетесь следить за таким огромным домом?!

И глядя на лицо хозяина особняка, понял, что задал глупый вопрос. Никак. Они никак больше не следили за своим поместьем.

— Между прочим, — впервые подал голос Драко, — это всё работа твоей подружки Грейнджер. Законопроект проталкивали с ее подачи.

— Брось, Драко, Гермиона никогда не стала бы отбирать эльфов у их хозяев насильно. Кому-то просто было удобно этим воспользоваться.

— Безусловно, — согласился Люциус, — мисс Грейнджер, по-видимому, и невдомек, как используют законопроекты отделов нынешние заправилы Министерства — всякие Диггори, Фоссеты, Уизли.

Последнюю фамилию он произнес с отчетливым омерзением, так, что Гарри даже покоробило это нескрываемое неприятие семьи своих друзей. Он вдруг задал вопрос, который вовсе не собирался задавать, тем более, этому человеку. Но как-то пришлось к слову, а ему вообще редко когда удавалось сдерживать свои вопросы, когда они сваливались ему на язык. Поэтому он сперва спросил, а потом тут же пожалел, что сделал это.

— Мистер Малфой, вы можете мне ответить, есть ли всё-таки хоть одна причина, по которой семью Уизли называют предателями крови, кроме сословных предрассудков?

Драко тут же хмыкнул, покачивая головой, всем видом показывая «ну и идиот!», а Люциус попытался приподнять бровь, как он делал это обычно, когда что-то крайне удивляло или крайне раздражало его, но разбитый глаз тут же дал о себе знать, поэтому он просто поморщился и сказал очень медленно, тщательно подбирая слова:

— Видите ли, мистер Поттер, в чистокровных семьях о прошлом семьи Уизли знает каждый ребенок. Вы же… воспитывались в условиях… вряд ли подобающих приличному волшебнику, поэтому вам простительно не знать общеизвестные факты…

Он пропустил всю эту тираду сжав зубы, сдерживая желание выплюнуть в лицу Малфою парочку обвинений, и ругая себя самого за то, что поднял эту тему.

— … но раз уж вас так заинтересовал данный вопрос, я удовлетворю ваше любопытство. Во времена правления Якова I семья Уизли сдавала других волшебников маггловскому суду как ведьм и чернокнижников, чтобы обеспечить себе безопасное и безбедное существование в маггловском мире. Сотни магов когда-то погибли по их вине. От этого предательства им достался в наследство особый интерес к магглам и рыжая шевелюра. В цвет костров, на которых горели их собратья.

«Это какая-то…»

— Не может быть! Я вам не верю! Это обычные злобные сказки, которые сочиняют поборники чистоты крови, чтобы очернить всякого, кто посмеет сказать, что магглы ничуть не хуже нас. Ни в одном учебнике истории о таком нет ни слова. Зато я слышал, что предки Малфоев имели весьма тесные сношения с магглами, а один из них даже собирался жениться на Елизавете I.

— Занятно, что вы пробавляетесь историческими побасенками, мистер Поттер, — холодно сказал Люциус. — Но даже если… я сказал, ЕСЛИ… представить себе, что подобное могло происходить, это было до принятия Статута о секретности. К тому же, согласитесь, вести дела с магглами — это одно, а отдавать на мучительную казнь своих собратьев — это совершенно другое!

— Чем же мои побасенки отличаются от ваших, мистер Малфой?

— Поттер в своем репертуаре! Откуда тебе что-то знать об истории чистокровных родов? — воскликнул Драко. — Ты правда думаешь, что Дамблдор стал бы тебе рассказывать всю правду о таких вещах?

— Если вы не верите моим словам, мистер Поттер, зачем тогда задавать такие вопросы? — усмехнулся Люциус. — Дело ваше, но я бы посоветовал вам, когда в следующий раз будете в гостях в доме Уизли, обратить внимание на свадебные снимки этой четы. Вы сможете на них прекрасно разглядеть, что волосы юной мисс Молли Пруэтт каштановые, а вовсе не рыжие. Через год в них появился отчетливый рыжий оттенок, через пять лет она стала полностью рыжей, как ее муж. Магия не прощает предательства, мистер Поттер. Волосы бывшей мисс Делакур… поинтересуйтесь у ней, какую краску для волос она использует, и потом взгляните на выражение ее лица.

— Твоя подружка Грейнджер тоже порыжеет, как только выскочит замуж за рыжего балбеса, — ухмыльнулся Драко.

Гарри на миг представил себе Гермиону рыжей, и… И ничего. Гермиона оставалась бы для него Гермионой даже с зелеными волосами.

— Если всё происходившее и имело место, мистер Малфой, нынешние Уизли совершенно не виноваты в том, что делали их предки сотни лет назад.

— Любое, — Люциус назидательно поднял вверх указательный палец, — слышите — любое деяние предков отражается на их потомках, запомните это, молодой человек!

— Вот это и есть основной вопрос, по которому мы не сходимся, мистер Малфой. Я считаю, что сыновья за отца не отвечают.

— Что ж, тогда закончим этот бессмысленный разговор и перейдем к насущным вопросам. Правда, если вы не против, у меня к вам тоже есть один вопрос.

— Спрашивайте, конечно.

Люциус какое-то время медлил, видимо, не зная, как правильно сформулировать то, что он хотел.

— Мистер Поттер, это по поводу Белл…атрисы. Вы не поделитесь со мной, каким образом получилось, что она оказалась с вами, да еще в таком, мягко говоря, откровенном виде?

Драко фыркнул себе под нос.

— Я вижу, вы не очень-то рады видеть свою родственницу, мистер Малфой.

— Похоже, мистер Поттер, вы еще не слишком хорошо усвоили, какую опасность может представлять эта женщина для окружающих, хотя довольно странно, что именно вы испытываете на этот счет заблуждения.

— Уверяю вас, мистер Малфой, об опасности этой женщины я знаю не понаслышке. Но в данный момент я отвечаю за ее безопасность, так что…

— Ах… вот как обстоит дело! — Малфой-старший снова попытался приподнять бровь, но снова вынужден был ограничиться задранным подбородком и искривленными губами.

— Безопасность тётки Беллы? Ты, Поттер? Да у тебя крыша поехала! — заключил Драко, смотря на него как на безнадежно больного.

— Поттер! — услышали они все голос Беллатрисы, как только она взобралась по лестнице с нижнего этажа. — Любуйся!

Он оглядел ее с ног до головы, и внутри пробежал какой-то неприятный холодок, так сейчас Белла напоминала саму себя в тот день, когда они с Роном и Гермионой угодили ей в лапы в этом самом особняке.

На ней было длинное черное платье с непременным вышитым корсетом, который делал ее стройную талию еще более тонкой, так что, казалось, ее можно охватить пальцами обеих рук, а грудь поднимал вверх, и она соблазнительными полушариями выступала в глубоком декольте. В ложбинке лежал серебристый амулет в виде черепа с глазами-алмазами, проткнутый прямым мечом сверху вниз. Руки в высоких черных перчатках она отставила в стороны своим привычным изящным полуиздевательским движением — локоть согнут, ладонь словно отброшена, в пальцах по бокалу в каждой руке. Перстень Блэков и серебряное кольцо в виде двух сплетающихся змей, надетые поверх перчаток, дополняли картину. Черные пряди волос стекали с высокой прически, обрамляя лицо, и только седая прядка висела прямо перед глазами, как символ пережитых испытаний.

Он почувствовал на себе взгляд обоих Малфоев и понял, что краснеет. Поведение Беллы было слишком демонстративно. Она подошла, стукнула донышками бокалов об стол и приподняла плотную шелковую юбку, демонстрируя высокие, как будто обрубленные спереди туфли с мощной платформой на квадратном приподнятом каблуке. На заднике каблука красовались вбитые в него металлические фигуры странной формы, похожие на руны. Не иначе, какие-то амулеты.

— Ненадёванные, — прокомментировала она, глядя вниз с некоторым сомнением. — Сейчас проверим.

С этими словами она вихляющей походкой направилась к лежащим у задней двери телам и с размаху нанесла несколько ударов куда попало.

— Годится.

Это заключение вызвало у Драко непроизвольный смешок.

— Простите, что так долго, мистер Поттер, — Нарцисса появилась в новом, довольно скромном для нее бежевом платье с подносом в руке, на котором стояла бутылка вина, бокалы и пара зелий.

Он взглянул ей в лицо и попытался определить, чем именно из их отношений поделилась ее сестра, но сразу похоронил эту надежду. Лицо Нарциссы как всегда было невозмутимым и совершенным, как бюст в музее искусств. Если Белла что-то и рассказала, понять это не было никакой возможности.

Люциус был не в лучшей форме, он с трудом мог подняться со стула даже после того, как залпом проглотил зелья, принесенные его женой, и Гарри понял, что разливать вино придется ему. Он неловко вытащил пробку, разлил сначала на треть бокала, потом больше в следующий, понял, что разница слишком велика, стал доливать в первый, уронив на стол несколько капель, стукнул горлышком бутылки о третий, увидел направленные на него насмешливо-снисходительные взгляды, окончательно смешался, когда, наконец, Белла вырвала у него бутылку из рук и с силой надавив на плечо, приземлила его на стул.

— Сядь уже, Поттер! Дерешься ты хорошо, но воспитывался ты в хлеву. Впрочем, ты и так это знаешь.

Он вновь почувствовал пропасть между собой и этими людьми. Сколько бы он ни старался, ему никогда даже и близко не добиться хотя бы толики тех манер и того достоинства, которые они демонстрировали, и от этого становилось одновременно досадно и гадливо. Он представил, насколько органично смотрелся бы сейчас в этой компании Сириус, и его охватила странная тоска. Кто знает, каким бы ОН был, будь у него возможность получить нормальное воспитание?! Пусть даже у него не было бы родителей. Живи он с крестным, наверняка его манеры ничем не отличались бы сейчас от сидящих рядом с ним за столом. Уж грамотно разлить спиртное-то он точно научился бы.

Он поднял бокал, разглядывая причудливые растительные узоры на его серебряной поверхности, и вдруг понял, что они всё еще продолжают смотреть на него. Он огляделся недоумевающе, не понимая в чем дело, ловя их внимательные напряженные взгляды, и внезапно до него дошло, что они оценивают его. Оценивают его пригодность для чего-то, для выполнения какой-то задачи, о которой он пока понятия не имел. И от этой оценки зависит, доверятся они ему или нет. От подобного сразу сделалось не по себе. Но отступать было некуда; четыре аврора валялись в углу комнаты в тот самый момент, когда они мелкими глотками смаковали вино с виноградников южного Прованса и приглядывались друг к другу.

— Итак, мистер Малфой, объясните, наконец, что за мотив был в этом нападении? Они что, пришли просто поиздеваться над вами и вашей семьей? Отомстить?

Люциус попытался нахмуриться, скривился и ответил:

— Меня поражает ваша наивность, мистер Поттер! Неужели вы считаете, что та регулярность и основательность в отношении определенного круга семей, которую проявляют эти, по вашим словам, «мстители», может исходить только из личной неприязни?

— Отец, — вставил Драко, — насколько я слышал, Поттер провел последний месяц взаперти, не вылезая наружу. Неудивительно, что он не в курсе.

— Не в курсе чего?

— Той охоты, которую развязали на чистокровные семейства по всей магической Британии, под предлогом борьбы с упивающимися смертью. Всё новые и новые маги объявляются вне закона, как приспешники Темного Лорда.

— Но зачем? Кому это нужно?

— Да грязнокровкам же, Поттер! — воскликнула Белла.

— Пожалуйста, только не надо начинать по новой эти песни!

— Мистер Поттер, всё гораздо банальней и проще, — вступила Нарцисса, увидев, как ее муж гневно пристукнул пальцами от восклицания Гарри. — Им просто нужны наши деньги.

— Это грабители, Поттер, — добавил Драко, — обычные грабители в форме.

— Хуже всего, — сказал Люциус, — что с ними невозможно даже заключить сделку, потому что они не держат своего слова. Я думал, что мне удалось договориться, чтобы они не трогали мою семью, когда вложил почти все свои сбережения в этот их, так называемый, фонд. Помощи жертв войны… или как он там еще называется!

— Помощи невинным жертвам, — подсказала Нарцисса.

— Да, — раздраженно кивнул Люциус, — так вот, очень скоро им этого показалось мало, и они стали требовать, чтобы я продал свои активы «Малфой и Малфои», угрожая иначе отобрать наше поместье. Я никак не мог выполнить это требование, потому что оно напрямую затрагивало интересы наших родственников во Франции и Италии. Такое действие покрыло бы всю английскую ветвь семьи несмываемым позором, а нас полностью лишило бы всякой поддержки с континента. Все мои объяснения не возымели на этих людей никакого действия. Я уже, было, собирался обратиться за помощью к своим родственникам в Париже, даже послал письмо, но в этот момент нагрянули эти громилы и стали буквально вышибать из меня согласие подписать все бумаги. Когда это не подействовало, они перешли к моей жене и сыну… Впрочем, последнее вы и сами могли пронаблюдать.

— Так значит всё это из-за денег?

— Ну конечно! Из-за денег и активов. Эти люди захватили власть, и обнаружили, что у них нет ни средств, ни собственности. Тогда они обратились к грабежу.

— Подождите, значит Аврорат…

— Да при чем тут Аврорат! — воскликнул Драко. — Ты как ребенок, Поттер, в самом деле!

— Тогда кто же, я не понимаю.

— Аврорат — только исполнители, — пояснила Нарцисса, — конечно, кое-что им тоже перепадает, но основные средства идут не им, а тем, кто их посылает.

— Да кто же это, в конце концов?

— Так твои же сородичи-полукровки, Поттер, — сказал Драко с досадой, — просто взгляни, кто сейчас засел в Визенгамоте!

— Так и есть, — кивнул Люциус, — грязнокровные, уж простите за тавтологию, делают грязную работу. А управляют ими разные серые людишки, коих всегда полным-полно водилось в Министерстве, и которые сейчас пробились в самые верха. Там есть, конечно, кое-какая рыба покрупнее, типа Амоса Диггори, сейчас возглавляющего Аврорат, но, в основном, это всякая мелочь, типа Джонсонов, Фоссетов, Вудов, Спиннетов и прочих полукровных магов, возомнивших себя после смерти Лорда хозяевами жизни. Ваш хороший приятель — Артур Уизли — тоже примыкает к этой компании.

— У вас есть какие-то доказательства их вины?

— Блядь, Поттер, какие тебе еще нужны доказательства?! — завопила Белла. — Это что тебе — не доказательства?

— Пока что я видел только то, что случилось с тобой и Малфоями. Относительно прочего…

— Относительно прочего, мистер Поттер, — вмешалась Нарцисса, — я могу вам рассказать. Итак, Эйвери — по спискам числится после битвы при Хогвартсе заключенным в Азкабан. Его жена и сын были вызваны на допрос в аврорат и пропали. Дом и всё имущество конфисковано. Позднее миссис Эйвери обнаружена мертвой со следами пыток в подвале собственного дома новыми жильцами. Объявлено, что ее убили сообщники мужа. Тело сына не найдено, но маггловские газеты района Хаунслоу писали, что в Темзе выловлен труп неизвестного с многочисленными ранениями, как две капли воды похожий на молодого Эйвери. Селвин — официально в списках заключенных в Азкабане. Его сестра вызвана на допрос в аврорат и больше не вернулась домой. Ее беременная дочь отправилась в Министерство наводить справки о своей матери и не вернулась. Позже тело дочери найдено в одной из подворотен Лютного переулка. Судя по характеру ранений, ее били в живот, пока у девушки не случился выкидыш, после этого ей перерезали горло. Ее мать так и не найдена. Всё имущество Селвинов арестовано. Старшая дочь Гойла-старшего, погибшего в битве, без всяких оснований обвинена в пособничестве упивающимся, арестована и, согласно спискам, помещена в Азкабан. На имущество семьи в тот же день наложен арест, оба несовершеннолетних ребенка якобы помещены в приют.

— На самом деле, изнасилованы и убиты, — вставил Люциус, — в газетах об этом не писали, но об этом знают все, кто имел отношение к делу.

— Наконец, самый свежий пример, — продолжила Нарцисса, — сестры-близняшки Флора и Гестия Кэрроу. После битвы при Хогвартсе их тетя и дядя Амикус и Алекто помещены в Азкабан — пожалуй, один из редких примеров, когда это действительно можно проверить, потому что их имущество не было конфисковано, так как подписи под документами не поставлены, а из Азкабана выдачи нет, даже авроры не могут придти туда просто так, без оснований. Однако находящиеся на свободе родственники по закону могут управлять имуществом заключенных или передавать его в управление доверенным лицам. Сестрам Кэрроу пришла бумага из Министерства с предложением отдать в управление имущество семьи в некий фонд благосостояния, а после их отказа, Гестия была похищена среди бела дня прямо из аптеки Малпеппера на Диагон Аллее. Найдена мертвой буквально позавчера в тридцати километрах от Лондона в заброшенной сельхозпостройке маггловской молодежью. У трупа выжжен глаз, выбиты почти все зубы, многочисленные переломы и ссадины по всему телу. Увидев тело Гестии, ее сестра Флора тем же вечером повесилась у себя дома на крюке для верхней одежды. Трэверс -…

Она продолжала перечисление, и ее лицо при этом не менялось. Гарри видел злобный оскал Беллы, страдальческую мину Драко, потухший взгляд Люциуса, но Нарцисса как будто оставалась той же музейной статуэткой — невозмутимая, спокойная и уравновешенная. Ее губы не искривились, голос не дрогнул, как будто бы она рассказывала прогноз погоды. И от этого было еще хуже. Она перечисляла, перечисляла, не было конца этому перечислению, и всё так же смотрела на него открытым взглядом, а на него как будто наваливались кирпичи — один за другим, один за другим. Эта ноша становилась всё невыносимее, он чувствовал, что больше уже не в состоянии ее выдерживать, но она продолжала и продолжала, видимо, ожидая, когда ему уже будет достаточно примеров. А он сидел и не мог вымолвить ни слова, потому что состояние шока постепенно сменилось у него всё возраставшим гневом и возмущением. И это возмущение и гнев так заполняли внутри всё пространство, что не давали возможности вымолвить ни слова. Он и рад уже был заорать: «Достаточно!», но не мог прорваться через свои же собственные чувства.

Всё закончилось, когда он вдруг понял, что его правая ладонь сырая, а в воздухе появился резкий запах вина. В этот момент Нарцисса замолчала, прервавшись на полуслове. Он взглянул на свою ладонь и увидел, что серебряный бокал в его руке смят, а пальцы так впились в блестящую поверхность, что их невозможно разжать. Несколько секунд он с изумлением смотрел на свою руку, потом с большим трудом разжал пальцы. Бокал стукнулся о поверхность стола и чудом сохранил вертикальное положение. Спустя мгновение он увидел перед собой руку Нарциссы с салфеткой.

— Вот, возьмите, мистер Поттер, мне кажется, вы пролили вино.

— Ты достаточно услышал, Поттер? — спросил Драко, пока он стирал следы вина.

Он быстро закивал головой, жест напоминал, скорее, не согласие, а опасливое нежелание услышать что-нибудь еще из того ряда, о котором говорила Нарцисса.

— Репаро! — заклинание Беллы исправило бокал, который как будто выжал себя изнутри. — Слабо смять еще раз? — ухмыльнулась она. Но он ничего не воспринимал сейчас. Гнев кипел в нем как зелье в котле Снейпа.

— Что теперь скажешь, Поттер? — Белла встала за его спиной и положила руки ему на плечи. — Веришь Цисси? Или опять скажешь, что это чистокровная пропаганда?

— Верю, — выдавил он и уцепился за последний аргумент, подняв глаза на Люциуса. — А как же Кингсли? Он же министр, неужели он ничего не может сделать с… со всем этим?

— Шеклболт — воин, а не политик, — ответил Малфой, — те, кто выдвигал его кандидатуру, знали это прекрасно. Ему не под силу разобраться в тонкостях министерских интриг. Он видит только то, что ему показывают.

— А ну-ка, встань-ка, Поттер, — дернула его за вихор Белла.

— Зачем?

— Сейчас узнаешь.

Он покорно встал перед нею. И тут же получил с размаху такую пощечину, от которой едва не полетел на пол. В голове аж загудело. Драко хохотнул.

— Белла… черт, — он схватился за щеку, — что ты творишь?

— Это тебе за «бред»! А это… — он не успел увернуться и получил еще одну пощечину с другой стороны, — …за «это только у тебя в голове»! В следующий раз будешь верить моим словам.

— Ох, Белла, откуда я мог знать…

— Лучше заткнись, Поттер! А сейчас я пойду и сделаю то, что уже давно пора сделать. Ты и так продлил жизнь этих ничтожных тварей почти на полчаса.

— Белла, стой! — он схватил ее за руки.

— Даже и не думай! Я сделаю это, Поттер! Или тебе мало?

— Белла, остановись, я прошу тебя, Белла. БЕЛЛА!! Отдай мне палочку!

— НЕТ!!

— Отдай! Мне! Палочку!

Казалось, в этот момент между ними повисла какая-то незримая нить. На его лице была непоколебимая уверенность, на ее — законченная решимость. И стоило только кому-нибудь оторвать друг от друга взгляд, сделать резкое движение, и… всё что угодно могло произойти.

— Я убью их, Поттер! И ты меня не остановишь.

— Белла, если ты хочешь, чтобы я тебе доверял, научись доверять мне! Отдай!

Ее глаза расширились, на секунду взгляд стал совершенно безумным, словно какая-то сила в этот момент овладела ею изнутри и подчинила себе. Потом вдруг она отвернулась и нехотя протянула ему палочку.

— Я ненавижу тебя, Поттер, — пробормотала она.

Он взял палочку аврора, бросил ее на стол, потом полез за пазуху и достал оттуда причудливо изогнутый орешник 12 и три четверти дюйма с сердечной жилой дракона.

— Хотел отдать на хранение твоей сестре. Держи! Она официально считается пропавшей. Вряд ли аврорам покажется достоверной версия, что их коллеги поубивали друг друга.

— Моя палочка… — прошептала Беллатриса, — моя палочка! Моя палочка!!!

Она выхватила ее из рук Гарри и исполнила какой-то дикий пируэт, крутанувшись на месте. Сейчас она больше всего была похожа на пятилетнюю девочку, которая нашла своего пропавшего щенка. Он испугался, что Белла от переполнявших ее чувств, бросится, чего доброго, ему на шею на глазах у всех. На его счастье, этого не случилось.

— Поттер, я быстро! — пообещала она, кидаясь к связанным пленникам. На полдороги она вернулась, схватила со стола десертный нож, двузубую вилку для рыбы и побежала обратно. Распахнув носком туфли дверь, она перекидала туда тела и скрылась.

Он присел, ноги его не держали. Сейчас он совершил поступок, обратного хода которому не было. Официально он стал преступником, сообщником убийцы. Ему давно не было так плохо. Вокруг всё рушилось, и не на кого было опереться.

— Вы ведь и раньше сражались с несправедливостью, Поттер, — вдруг сказал Люциус.

— Да… Сражался. И раньше ее олицетворяли вы. Или такие как вы.

— Ну, вот видите, а сейчас уже мы — жертвы, а преступники в официальных мантиях — ваши бывшие союзники. Ничего не изменилось, Поттер, для вас ничего не изменилось. Вы как боролись с не устраивающей вас властью, так и боретесь. Так что не берите в голову.

— Вы поступили правильно, мистер Поттер! — поддержала мужа Нарцисса.

Из-за двери послышался жуткий вопль. Он вздрогнул. Драко поежился и сделал два больших глотка из своего бокала. Нарцисса молча встала, подошла к двери, наложила на нее заглушающие чары и вернулась к столу.

— Выпейте еще, Гарри, — сказала она, наливая в его починенный бокал.

— А что мы будем делать, когда они явятся сюда задавать вопросы? — спросил Драко.

— Сошлетесь на меня, — сказал он.

— На вас? — удивился Люциус.

— Да. Это единственный выход. Скажете, что авроры зашли к вам, начали задавать вопросы, тут появился я. Скажете, что пришел за одеждой для Беллы. Про нее саму, естественно, упоминать не надо. Когда авроры увидели меня, они по какой-то причине ушли и сказали, что явятся позднее. Больше вы ничего не знаете.

— А если они найдут тела? — нервно поинтересовался Драко.

— Не трясись. Они их найдут далеко отсюда, — пояснил Люциус, — со следами заклинаний официально потерянной палочки на телах. Получится, что они нарвались на засаду, к примеру, бывших егерей.

— Но как же ваша палочка, мистер Поттер? — обеспокоенным тоном спросила Нарцисса.

— Старшая палочка не регистрируется. Она не перенимает индивидуальность хозяина, а лишь подчиняется ему, поэтому ее следы безличны. Фигурально выражаясь, ее настоящий владелец до сих пор — Смерть, — повторил он по памяти пояснение Гермионы, вычитанное в каком-то умном трактате.

— А если они снова решат напасть? — не унимался Драко.

— Думаю, нет, — ответил Гарри мрачным голосом. — По крайней мере, какое-то время. Им достаточно уже того, что я обнаружил и вытащил Беллатрису из их лап. Поэтому лишнее напоминание ее имени — это дополнительная гарантия. Конечно, вся эта история покажется им подозрительной, но…

— Белла рассказала, что произошло, — сказала Нарцисса, глядя на него очень внимательно, — я глубоко признательна вам за то, что вы смогли преодолеть свою прежнюю ненависть и спасти ее. Вы — редкий человек, мистер Поттер!

— Редкий придурок, — фыркнул Драко.

— Вот и всё! — Белла распахнула дверь и зашагала к столу.

— Ты как-то удивительно быстро на этот раз, Беллатриса, — впервые обратился к ней напрямую Люциус.

Она пропустила эти слова мимо ушей и уселась за стол, вертя в руках свою палочку. Казалось, она никак не может наглядеться на нее. Пальцы рук и вся правая половина лица у нее была забрызгана мелкими каплями крови.

— Белла, — прошептал Гарри, — у тебя на лице кровь.

— Серьезно? — удивилась она. — Ну так предложи даме платок, Поттер, какого хера ты сидишь как чурбан?!

Он полез в карман и вытащил… платок Гермионы. С тех пор, как платок попал к нему, он каждый день стирал его и постоянно таскал с собой. Почему-то ему казалось, что таким образом он как будто всё время ощущает ее присутствие. Отдать его сейчас для подобной цели было чем-то вроде кощунства. Он смотрел на белый кусочек ткани в своей руке, и ему представился символическим этот момент, как будто он навеки готовился отдать что-то сокровенное, практически часть своей души.

— Ну? — нетерпеливо сказала Белла, протягивая руку в окровавленной перчатке.

У него не было ни одного внятного повода, чтобы ей отказать. Он протянул платок и смотрел, как его белоснежную поверхность покрывают длинные красные полоски.

— Чисто, Цисси?

— Чисто.

Она скомкала платок в руке и бросила его на пол.

— Оставь эту затею, Поттер! — она стащила перчатки и бросила их на кресло перед камином. — Я серьезно говорю — брось!

— ТЫ мне это говоришь?! Не ты ли накануне вопила про конвейер, который уничтожает чистокровные семьи? — он взял с тарелки кусочек сыра, нарезанного Кричером и отправил в рот.

— Мы всё проебали, Поттер, — ответила она тихо, — всё проебали. Теперь уже не важно, что с нами будет, мы уже и так, всё равно что мертвы. Так что я не имела в виду, что ты должен подняться во весь свой геройский рост и отправиться нас спасать. Это дурацкая затея, поэтому оставь ее.

— Да ни за что на свете! Меня тошнит от ваших идей, и от ваших высокомерных рож, но, я, черт побери, дрался на этой войне не за тем, чтобы к власти пришли люди, еще худшие чем те, с которыми мы воевали. Меня это убивает, Белла, понимаешь? Убивает!!

— Они раздавят тебя, Поттер. Просто раздавят.

— Погоди... — он буквально подскочил к ней, — погоди-ка, Белла. То, что ты говоришь... Значит...

Он как будто в одно мгновение увидел ее совершенно другими глазами. И не мог поверить в то, что видит.

— Белла, — прошептал он, — так ты молчала, потому что не хотела втягивать в это меня? МЕНЯ?!

Она резко отвернулась, длинные локоны проехались по его лицу ароматной волной.

Так вот почему она устраивала сцены в больнице, вопила на него, говорила пакости. Она хотела его оттолкнуть от себя как можно дальше. Она хотела его спасти! Беллатриса! Его — Гарри Поттера!

— Белла, — он схватил ее за плечи, но она вырвалась, подбежала к дивану и уселась в самый угол, обняв себя руками.

— Отвали, Поттер. Правда — отвали! Мне хуёво от таких разговоров. Не люблю.

Он подошел и осторожно сел рядом, боясь, что она в любую секунду сорвется и убежит из комнаты.

— Слушай, — сказал он, осторожно подбирая слова, — я знаю, что ты не любишь, когда тебе лезут в душу...

— Вот именно!

— Но, пожалуйста, только объясни мне — почему? Почему?!

— Ты всё-таки пытаешься лезть мне в душу, Поттер. Мне от подобных бесед всегда хочется кого-нибудь убить. И так как кроме тебя здесь больше никого нет, то лучше не провоцируй.

— Я бы хотел просто понять тебя, Белла.

— Да что тут понимать-то?! Почему у тебя всегда всё так сложно?

— Только, ради Мерлина, не уверяй меня, что ты неожиданно прониклась идеями самопожертвования и всепрощения.

— Вот было бы смешно, да? — она попыталась усмехнуться, но ничего не получилось.

Он хотел взять ее за руку, но она оттолкнула его.

— Нет, нет, Поттер, дай-ка я лучше просто лягу... вот так.

Она устроилась, уложив голову ему на колени, смотря в потолок. Ему захотелось наклониться и поцеловать ее, но он понял, что это очень быстро перерастет в объятия и получится секс, а не разговор. А для него сейчас гораздо важнее был этот разговор.

— Они почти сломали меня, Поттер, — сказала она отрешенно. — Знаешь, годы в Азкабане были тяжелее, чем все эти пытки. Когда сидишь изо дня в день, смотря на одну и ту же стену перед собой, и знаешь, что завтра ты встанешь и всё, что ты будешь видеть — ту же самую стену. С какого-то момента от этого начинает корежить. Изнутри. Тебя как будто всего выламывает в попытке вырваться. Куда угодно. Если в этот момент предложат выпрыгнуть с башни на камни — выпрыгнешь без раздумий. Но даже выпрыгивать некуда, и приходит время, когда ты перестаешь справляться с тем, что тебя распирает изнутри. И тело начинает биться в истерике. Само собой. Начинаешь стучать головой по стенам, рвать решетку, орать. И видишь себя при этом со стороны, а внутри страх, что это больше никогда не пройдет, что больше уже не возьмешь тело под контроль никогда, и так и останешься заперт навсегда внутри черепа, не в силах даже покончить с собой. Так что, Поттер, уверяю тебя, в Азкабане было тяжелее. А тут? Ты всё же не один. И тебя всё время куда-то перетаскивают. Так что... Ты еще не заебался слушать эту хуйню, Поттер? Нет? Странно. Меня обычно очень быстро достают подобные мудовые рыдания. Ну, дело твое. Так вот, развлечений было, хоть отбавляй, я попортила этим ничтожествам достаточно нервов, можешь не сомневаться.

— Чего хоть они от тебя добивались?

— Известно чего. Доступа к сейфу Лестрейнджей в Гринготтс.

— Хмм.

— Чего ты хмыкаешь, придурок! Меня чуть не прикончили из-за вашего визита в мой сейф, едва успела сбежать от гнева Лорда. И каким-то поганым грязнокровкам я его сдавать не собиралась. Во-первых, кто они такие, чтобы от меня чего-то требовать, пошли бы они в жопу, а, во-вторых, не могла же я подставить собственную сестру. Семью не сдают. Ключик-то, вот он!

Она залезла себе в корсаж и вытащила оттуда маленький сверкающий ключ.

— Он всё время хранился в Малфой-менор, вместе с другими моими вещами. Теперь, по крайней мере, мы не умрем от бедности. Хотя я слышала, ты тоже не бедный, Поттер, — она хохотнула, толкнув его локтем. — Эх, был бы ты чистокровным, Поттер, — сказала она с притворной мечтательностью, — какая была бы пара! А-ха-ха!

— Прекрати, Белла. К тому же, толку от твоего ключа всё равно никакого. Ты просто не сможешь добраться до Гринготтса, тебя немедленно задержат. А даже если и доберешься, схватят на выходе.

— М-м, не разрушай мои прекрасные фантазии...

Внезапно она замолчала, на лице отобразилось озарение от неожиданно пришедшей в голову мысли, она даже приоткрыла рот. Несколько секунд она раздумывала с напряженной складкой на лбу, а потом убрала ключ и продолжила, как ни в чем не бывало.

— Так вот, я никак не ломалась, и они давили всё сильнее и сильнее. Видишь ли какое дело, Поттер, в Азкабане, конечно, было тяжелее. За одним единственным исключением. В Азкабане у меня была надежда. Я верила в Лорда, верила как ни в кого и никогда, я почти твердо знала, что придет день и он восстанет. Херово, когда неизвестно, сколько тебе осталось сидеть, но всё-таки ты знаешь, что это не навсегда. И совсем уж невмоготу, если никакой надежды нет. Когда ты победил, Поттер, ты лишил меня всякой надежды. Я понимала, что плен никогда не кончится. Вот это-то меня едва и не сломало. Я была буквально на грани. И если бы это произошло... если бы я сдалась, не могу даже себе представить, чем бы это для меня было. И они, естественно, давно поняли, что именно для меня самое страшное, раз уж я так долго держалась. Так что как только бы я сдалась, хер бы они меня прикончили, как остальных, а засунули бы специально в какой-нибудь каменный мешок в отместку за мое упрямство. Поэтому, когда ты вытащил меня, Поттер, ты спас меня совсем не от того, что ты думал, а от гораздо более страшного для меня. И тогда я пообещала сама себе, что не буду тебя в это ввязывать, видя, какой ты на самом деле тупой придурок, раз собрался лезть в это дело.

— Теперь я понимаю, — он на миг вспомнил висящую окровавленную фигуру в кабинете, ее хрип, и его передернуло, — сперва ты подумала, что я тоже в этом участвую, поэтому сказала «наконец пришел полюбоваться». Поэтому я в твоих глазах был тогда...

— Говном.

— Ага. А потом, когда ты поняла, что я решил тебя спасти...

— Нет, Поттер, не просто спасти, а повести себя при этом так тупо. Подставиться под град смертельных заклятий ради своего заклятого врага. Если бы ты не потащил меня в Мунго, не стал бы действовать самостоятельно, а устроил бы выяснение на месте, прямо в Аврорате, я бы тогда с удовольствием дала любые показания. Зная, что никому от этого не станет ни горячо, ни холодно. Но ты повел себя как тупой придурок, и я решила молчать.

— Так теперь ты, наконец, назовешь имена?

— Да ты болван что ли?! Для чего ты прослушал от Цисси сегодня список жертв? Какое значение имеют имена? Это просто пешки, они ничего не значат. Уберешь их, там других полно на замену.

— Да, ты права, теперь я понимаю. Единственное...

Он оборвал фразу, не решаясь продолжить... задать вопрос, который некоторые время буквально изводил его. И одновременно невероятно страшил. Наверное, ни один вопрос в жизни до этого не страшил его так, как тот, который он собирался задать.

— Ну, что ты заткнулся, Поттер? Говори уже.

— Белла.. скажи... только ответь честно...

— Не тяни книзла за хвост!

Он выдохнул.

— Белла, Рон Уизли когда-нибудь участвовал в том, что с тобой делали?

Она залилась смехом, локоны волос ссыпались на его руки с ее лица, грудь сотрясалась в такт, так что подпрыгивал амулет с проткнутым черепом. Она замахнулась и стукнула его кулаком в район живота.

— Ты уморительный, Поттер! Жутко хочется соврать, чтобы посмотреть потом на твою рожу, ну да ладно уж, пощажу твои чувства, а то еще пойдешь утопишься в ванной. Успокойся! Рона Уизли среди них не было.

Он снова выдохнул. Ее ответ, конечно, ни от чего еще не гарантировал, но ему всё-таки стало слегка спокойней на душе. То, что приходится подозревать своего лучшего друга в отвратительных преступлениях, было еще одним мерзким следствием тех изменений, которые внезапно обрушились на него со всех сторон.

— Поттер, — она посерьезнела, — еще раз тебе говорю — брось это дело! Бери свою грязнокровку и мотайте за границу. Лучше всего во Францию.

— Пожалуйста, Белла, ну почему ты такая упрямая, а?! Ну сколько раз мне повторять...

— Поттер, она тебя любит. Ага. Не смотри на меня такими глазами, точно тебе говорю. Я много раз видела взгляд людей, теряющих свою любовь. Например, от моей авады. Я знаю, как выглядит любящий взгляд.

— Белла, ты несешь чушь, которую я не желаю слушать!

— И еще она хочет меня убить, Поттер. Да, да, убить. Помнишь мой оберег? Нет, блядь, не там, куда ты так любишь залазить своим шаловливым язычком. Который на спине. Помимо прочего, он отзывается, когда кто-то рядом желает моей смерти. Снейп, к примеру, постоянно этого хотел, в его присутствии меня аж прямо как иглой прошивало. Поэтому не доверяла ему никогда.

— Знаешь, Белла, ты, вообще-то, Гермиону пытала, у нее до сих пор от твоего смеха кошмары по ночам. И потом, ты столько пакостей ей наговорила в лечебнице, что ее желание не удивительно.

— Да брось-ка! Чего ж ты тогда не такой?.. А, ну да, у тебя член, у нее... А что ты скажешь на то, что смерти моей она стала желать ровно с того момента, как ты притащил меня в свою квартиру? В Мунго ничего такого не было.

— Неужели ты смогла в лечебнице так тонко разобраться в своих ощущениях? Вспомни, что у тебя было на спине, и не болтай чепуху!

— Хм, ну, может ты и прав. Неважно. Ладно, не хочешь с ней, езжай один.

— Во-первых, я никуда не поеду, во-вторых, почему ты думаешь, что даже если бы я поехал, я бы не взял тебя с собой?

— Меня?! Да ты болен, что ли?! Может это теперь тебе пора в лечебницу, Поттер? С каких это пор ты стал помогать смертницам с побегом? Кто же мне даст покинуть страну?

— Действительно. Пока во власти творится такое, ничего не выйдет. Так что выход у меня один — драться.

— Поттер, даже Лорду эту оказалось не под силу. С его-то мощью и знаниями.

— Но я же победил его.

— Хитростью! — воскликнула она. — Подлыми приемами. В открытом бою тебе никогда бы не взять верх.

— А я думал, что это именно его девиз — власть любыми средствами. Если есть возможность — пользуйся ею, так ведь? И если выиграл, значит и прав. Так что не работают твои оправдания.

— Это не оправдания! Это истина. У него в мизинце было больше силы, чем в тебе. Он много лет изучал темные искусства, досконально знал самые сложные разделы заклинаний, о которых сейчас и слыхом не слыхивали, а уж сотворить их и подавно никто не сможет. И он был настоящим лидером, которого слушались беспрекословно. А ты? А тебе просто повезло, Поттер.

— Так часто везти не может. И потом, Белла, откуда ты знаешь, может я к его возрасту тоже буду знать всё то, что он знал, а может еще и побольше.

— Не смеши меня! Доживи сначала до его возраста. Переживи хотя бы половину битв и дуэлей, которые он пережил.

Видно было, как задел Беллатрису этот разговор. До этого они оба тщательно обходили эту тему, и сейчас, когда он наблюдал за тем, как раскраснелись ее щеки, как учащалось дыхание, как она махала своими когтями у него перед глазами, он понимал, что она никогда не переставала думать о своем павшем покровителе.

— Любишь его? — спросил он, чтобы увести разговор от темы сравнения его и Волдеморта, которая была ему крайне неприятна.

— Поттер, отвали! Любишь — не любишь. Бабские разговоры!

— А сама постоянно припоминаешь мне Гермиону.

— Это совсем другое! Как можно этого не понимать? Сравнил какую-то жалкую грязнокровку с самым великим магом двадцатого века.

— Самым великим магом двадцатого века был Дамблдор!

— Тьфу! Вот и весь твой Дамблдор! Тьфу на тебя тоже, Поттер! Из-за него всё это началось. Из-за него и его тупого дружка — Гриндевальда.

— Что началось?

— То, к чему мы сейчас пришли. То, что ты слышал сегодня от Нарциссы. Это была их затея — слиться с магглами в экстазе! Просто один идиот хотел ими повелевать, а другой — сделать равными себе. И что вышло? Один развязал самую страшную войну в Европе, на которой погибло куча прекрасных волшебников из лучших родов...

Она вскочила на коленки на диване и принялась размахивая руками от переполнявших ее чувств.

— После его «славного» похода на континенте осталось выжженное поле, на всех постах не хватало волшебников, поэтому стали набирать кого попало, сначала полукровок, потом вообще обратились к магглорожденным. Появилась специальная служба, которая выявляла младенцев с магическими способностями и подменяла в роддомах. Но они хотя бы догадались не брать уже воспитанных в маггловских семьях детей! А наш бородатый «гений» пошел еще дальше. Он вообще решил перемешать магическое и маггловское сообщество, как будто это какой-то, ёб его мать, винегрет! После того, как он победил своего бывшего дружка на дуэли, его сделали спасителем народов, и он, воспользовавшись представившейся возможностью, начал проталкивать свои идеи с маниакальным упорством. Как ты думаешь, чистокровные маги должны были это терпеть?

— А что плохого в том, чтобы сотрудничать с магглами?

— Я сейчас задушу тебя, Поттер! Неужели ты не понимаешь? Магов всего ничего, по сравнению с магглами. Нас просто растопчут. Уничтожат на корню.

— Я же говорил о сотрудничестве, а ты сразу — «уничтожат».

— Уничтожить можно и не физически. Они растворят нас. Затопят своими поделками, привьют свои привычки, заставят есть то, что они едят, пить то, что они пьют, жить так, они живут, любить то, что они любят. Ничего не останется ни от наших традиций, ни от наших ценностей, мы забудем наших героев, нашу историю, мы сами превратимся в этаких магомагглов. Да мне даже думать об этом противно, сразу хочется блевать! Как представлю, что придется носить их уродскую одежду, здороваться со всякой швалью, потому что меня заставят ко всем относиться одинаково, что их детишки будут глазеть на выращенных нами магических животных в своих зверинцах и бросать в них фантики от конфет, что все наши магические знания превратятся в банальные фокусы для развлечения маггловской публики, так прямо зверею! Магглы — несносны, тупы, приставучи, неряшливы, грубы, от них постоянно воняет дымом, который они вдыхают, и жиром, который они пожирают. И мне предлагают подружиться с этой мерзопакостной толпой? А потом ты еще удивляешься, почему мы не любим грязнокровок! Кого могут воспитать такие существа? Даже если у ребенка есть магический дар — в кого он превратится, после того, как насмотрится на своих ковыряющихся в дерьме родителей? Его уже ничему не научишь, он на всю свою жизнь останется грязнокровкой — извращенной пародией на волшебника, от которой любого нормального мага немедленно должно стошнить. Или вот полукровки — что это означает? Трахаться с магглом — вот что! Как же можно уважать и признавать хоть что-то нормальное за волшебником, который улегся в постель с омерзительной тварью?!

Выдав этот зажигательный монолог, Белла слегка выдохлась и, схватив со стола тарелку, стала жевать приготовленные Кричером бутерброды. Гарри смотрел на нее и думал, что, наверное, начинать спорить на эту тему с ней уже поздно — не перевоспитаешь. Хотя почему-то, когда она описывала магглов, он сам явственно представлял себе перед глазами Дурслей. И если бы в его жизни не было других замечательных примеров, вроде Гермионы и ее родителей, если бы он знал о магглах исключительно по рассказам других, если бы ему с детства твердили что-то подобное, кто знает, как бы он сам реагировал на такие рассуждения. Вполне возможно, могло выйти и так, что Драко Малфой был бы его лучшим другом, а Гермиона — предметом для шуток и издевательств.

— И вы решили это исправить?

— М-м-м! — воскликнула она с полным ртом. — Лорд решил. Он был первый, кто поднял знамя борьбы против этого похабного вмешательства в жизнь магического сообщества.

— Он же сам полукровка, Белла! Какого черта?!

— Он смог изжить из себя свою маггловскую природу, убив своего отца. Это был поступок, достойный настоящего волшебника! — сказала она с гордостью, задрав вверх подбородок.

— Белла, ты во всем винишь сторонников сближения с магглами, но то, что вы делали, разве лучше? Ваши методы вас и погубили. Если Тому Риддлу так не нравилась политика Дамблдора, не обязательно было убивать направо и налево. У него и так было полно сторонников среди влиятельных родов.

— Ты не понимаешь, глупый Поттер! С предателями по-другому нельзя. Их надо давить, давить изо всех сил! Всякий, кто сотрудничает с магглами, сношается с магглами, говорит хорошо о магглах, должен быть подвергнут долгому, многократному круциатусу для прочищения мозгов. А если продолжает упорствовать — пускай его мозгами лакомятся дементоры. Такие маги никому не нужны, они только разлагают наше общество. А с самими магглами возможно только одно взаимодействие — их полное подчинение воле волшебников. Иначе нам конец! Это вопрос выживания, Поттер! Поэтому мы были правы, когда боролись изо всех сил, не щадя ни себя, ни других. И нам почти удалось добиться успеха... Если бы не ты. Ты наш рок, Поттер, наше проклятие, ты нас всех похоронил. Из-за тебя магический мир превратится в руины, и это уже начало происходить. Не смотри на меня так. Вся та шушера, что сейчас роится в коридорах Министерства, сидит на ответственных постах, она не имеет чести, у нее отсутствует благородное воспитание, она слишком отравлена маггловским ядом. Если сами магглы тупы и зависимы, они не знают о нас, и если не хотеть, с ними можно не сталкиваться, то грязнокровная публика амбициозна, целеустремленна и завистлива. Да, главное, что в них есть — это зависть! Они ненавидят чистокровные семьи, потому что хотели бы оказаться на нашем месте. Но они — грязь и мерзость, им никогда не стать подобными нам. И они это понимают, поэтому мстят любыми путями. Если их не давить, они вылезают из своих нор, куда их раньше загоняли железной рукой, и начинают всё сгрызать вокруг себя, как крысы. Вот с кем ты собираешься схватиться, Поттер! Им нет числа, у них нет сострадания, нет чести, они не остановятся ни перед чем, чтобы остановить того, кто собирается им помешать. Только Лорд смог их усмирить, и то на время. А от тебя, Поттер, останется, в лучшем случае, только оправа от твоих очков.

«Как же она верит во весь этот фанатичный бред»! — подумал он, даже не пытаясь возражать. Тут не о чем было спорить, достаточно было посмотреть на ее лицо, чтобы понять — такую убежденность не сдвинуть никакими аргументами. Он пытался просто поддержать разговор.

— Из-за чего ты пыталась меня спасти, я уже понял, Белла. Но если, по твоему мнению, я — причина всей этой жуткой череды событий, да еще и полукровка, то почему ты спишь со мной?

— Потому что я — твоя добыча, Поттер. Всё просто и ясно. Ты победил моего Лорда, теперь, по законам войны, ты можешь взять его женщину.

— Я бы поверил, в то, что всё просто, если бы не видел, как ты сама, порой, горишь желанием этим заняться.

— Тебе не приходило в голову, Поттер, что мужчина, который одержал великую победу, может привлекать женщину и сам по себе? Ты всю свою жизнь творишь историю каждым своим поступком. За такими мужчинами женщины способны на коленках ползти и кончать от каждого их благосклонного взгляда. Я боготворила Лорда за те же качества, просто он боролся за правильные идеи, а из тебя сделали марионетку, засрав тебе мозги.

— Да о чем ты говоришь, Белла?! За какие идеи?! Ему была нужна только власть, это он вас воспринимал, как марионеток. И тебя, в том числе, несмотря на всё твое обожание.

— Не говори о том, в чем ничего не понимаешь! — воскликнула она, сверкнув глазами.

— Конечно, куда мне понять. Это же я — полностью лишенный любви монстр!

— Заткнись, Поттер, заткнись! Глупый полукровка!

— Я жил с ним! Жил с ним у себя в голове, Белла! Много лет. Если уж кто и знает твоего Лорда, так это я. Так что это ты заткнись и не смотри на меня бешеным взглядом. В тот день, когда мы дрались в Отделе Тайн, он вошел в меня. Можешь мне поверить, ты выбрала для своей любви самую неподходящую цель из всех возможных!

— Ты слишком глуп, чтобы понять его сущность. Даже если он и вошел в тебя, он показал тебе лишь то, что он сам хотел.

— Ну уж нет, я хорошо его разглядел. Я видел, как он бежал от меня. Не просто от меня, бежал от простого чувства, которое даже самому жестокому человеку знакомо — скорбь от потери близкого. А его оно привело в ужас, заставило паниковать. Он боялся боли, понимаешь, Белла — обычной душевной боли. Что уж говорить о любви, которая легко превращает тебя в одну сплошную боль.

— Ты... ты всё неправильно понял! — выкрикнула она, кусая губы.

Он схватил ее за плечи, приблизил к себе.

— Я был в тот момент слаб. Слабее, чем когда-либо, настолько меня раздавила смерть крестного. Я сам уже готов был умереть. Волдеморту ничего не стоило убить меня тогда. Но он не смог этого сделать именно потому, что моя слабость показалась ему невыносимой. Так что, убив Сириуса, Белла, ты, сама того не зная, спасла меня.

— Ненавижу тебя, Поттер, — прошептала она, — как же я тебя ненавижу!

— А я тебя. За то, что убила моего единственного оставшегося родственника.

— Я убила его, потому что он того заслуживал. Это была моя обязанность.

— Заслуживал?! Он был самым лучшим! Никогда больше не встречал таких, как он. Никто не заслуживал жизни, больше, чем Сириус!

Он отбросил ее от себя и отвернулся.

— Ты его хорошо знал?

— Достаточно, чтобы понять, насколько золотое сердце у него было.

— А! Сердце. Угу. Тогда ладно. Если ты и вправду знал его лучше, чем я, тогда хорошо.

— Конечно! Если ты нашла в себе силы убить его, значит, ты ничего о нем не знала.

— Само собой, Поттер, я же не его двоюродная сестра, видевшая его едва ли не каждые выходные, начиная чуть ли не с рождения, я же не училась в одно время с ним в Хогвартсе. Конечно, я знала его намного хуже, чем сопливый Поттер, несколько раз в жизни встречавшийся с ним и вообразивший, что знает о нем всё.

— Что ты подразумеваешь, Белла?

— Да ничего особенного. Желаешь сохранять свою дурацкую веру — твое дело, — она схватила с тарелки очередной бутерброд и откинулась на спинку дивана.

— Подожди, — он дотронулся до ее плеча. — Послушай, я не хочу сказать, что всё о нем знал, я всего лишь сказал, что он... ну...

— Обаяшка.

— Не в этом дело...

— В этом, в этом, Поттер. О, братец Сириус всегда умел произвести впечатление. Такой выдумщик! — она откусила бутерброд и покосилась на него. — Рассказать, что он выдумал, когда мне было десять лет? Нас с Медой тогда родители на рождественские праздники отправили пожить к тете Вальбурге.

— Конечно.

— Подсадил боггарта, когда я пошла принять ванну...

— Боггарта?! Как ему это удалось? Он же не мог дотащить до ванной шкаф.

— Э, Поттер, это сейчас боггарт так разросся, когда с ним никто не борется, а тогда он был маленький, помещался в ящик стола.

— Всё равно, не мог же десятилетний мальчик ничего не бояться.

— Он сделал очень просто. Взял большую книгу — во-от такую, положил на край стола и начал потихоньку выдвигать ящик, накрывая его книгой. Так ящик вместе с боггартом оказался в его руках, накрытый тяжелой книгой. Изобретательно, правда?

— И что дальше?

— А ты не догадываешься? Ты же видел ванну — она очень глубокая, а я еще маленькая. Я зашла, спокойно сняла одежду, пока боггарт прятался на дне ванны. И как только подошла к ней — хоп! Маленькая голая Белла Блэк вылетает из ванной с выпученными глазами, онемевшая от ужаса. Дверь закрывается, за дверью — братец Сириус.

— Гхм.

— Ну, это еще не самое интересное. От ванной до гостиной по коридору всего несколько шагов. А в гостиной к этому времени уже собирается шумная компания. Приехали родители, знакомые, друзья семьи. Заместитель министра. И все с детьми. И еще юноша, в которого я влюблена как кошка.

— И? — спросил он с замиранием сердца. Он чувствовал, как забавный рассказ на глазах превращается в нечто не очень смешное.

— Он заставил меня лизать ему ботинки, угрожая распахнуть двери в гостиную или просто громко позвать гостей.

— Сириус так сделал?

— Ну, он сделал гораздо забавней. Когда я честно проделала все унизительные вещи, которые он потребовал, он просто взял меня за волосы, открыл дверь и швырнул туда, как щенка. Я выкатилась прямо на середину ковра, — она указала подбородком на центр комнаты, продолжая пережевывать бутерброд. — Сказать, какое у меня потом было прозвище среди ровесников? Нет, не скажу, ты еще не дорос, Поттер, до таких словечек.

— А как же родители?

— Потом мать хорошенько меня выпорола за то, что я опозорила ее перед гостями. Сириусу, естественно, ничего не было.

— Почему?!

— Потому что я не могла его сдать, и он это прекрасно знал. Он был из нашей семьи, семью не сдают! Что бы ни случилось.

— Обалдеть, в голове не укладывается! И часто он делал такие вещи?

— Такие — нет, ты же не думаешь, что я ему позволяла себя часто дурачить. Я всегда была начеку и всегда старалась отвечать ударом на удар. То, что я его не сдала, еще не значит, что я ему не отомстила.

— Расскажи!

— Всё банально просто. Где-то через полгодика, подгадав удачный момент, я столкнула его с лестницы. А ты видел, какая в этом доме лестница. Кувыркался он долго, с четвертого этажа аж до самой кухни, — она захихикала. — Сломал обе ноги. Ух, как он орал!

— Н-да, весело же вы жили! И что, на этом всё, он больше не пытался над тобой издеваться?

— Нет, не всё, — она, наконец, доела бутерброд и зевнула.

— Не всё?

— Ага! — она зевнула вновь. — Спать хочу. Ну, чего ты на меня смотришь, он долго валялся в постели со своими переломанными ногами, глотал костерост по чуть-чуть. И это в августе-то. Детям же сразу много костероста нельзя. Естественно, он был злой, как мантикора. Пообещал меня изнасиловать.

— Изна... — Гарри задохнулся.

— Ну да. Я уже тогда знала, что это такое, так что он догадался, как меня можно получше задеть.

— И... что?

Она деловито стряхнула крошки с платья.

— Он сделал это.

— Нет! — Гарри почувствовал, как пол словно уходит у него из-под ног. Сириус?! Но как?! Как такое возможно?! Она словно всё переворачивала внутри него, ставила с ног на голову, раздваивала его на две не связанные, не стыкующиеся между собой половины. На одной половине были все его жизненные впечатления, на другой — слова, которым он не смел не верить. Один раз он уже назвал выдумками ее рассказы, и известно что из этого вышло. Он попытался вспомнить, а соврала ли Беллатриса ему хотя бы раз за всё время? И вынужден был признать, что такого не было ни разу, она всегда была с ним честна.

— Да, Поттер, к сожалению, да. Всё по моей дурости. Я бы, конечно, не попалась ему в ловушку так глупо, если бы не моя сестричка Андромеда. Вот кто в нем души не чаял! Так они были всегда друг к другу расположены, так расположены!

— Погоди!

Сириус, Андромеда. Что-то это ему напоминало, в голову лезли почему-то книжные тома...

— Ах, да! — он хлопнул себя по лбу. — С и А.

— Чего?

— В библиотеке. Я видел на парте для чтения книг вырезанную надпись — С и А. Сплетенные между собой. Это, случайно, не Сириус, Андромеда?

— Случайно, они. Она всегда его просто обожала. «Ах, братец!» Поэтому стоило ему только попросить, понеслась всё выполнять, как миленькая. Где-то около года ему пришлось ждать подходящего момента. Мы были здесь — на Гриммо — в гостях. Малышка Цисси осталась внизу. Цисси у нас была любимицей семьи, «нашей принцессой», ее взрослые всегда усаживали в центре стола, а она внимание к себе обожала с детства, так что с удовольствием сидела там и не сбегала. Мы с Медой в это время обычно носились где-нибудь по квартире. Я братца не видела, не знала, в какой он комнате, и из гостиной уходить не хотела, но Меда начала канючить: «Пойдем поиграем наверх, ну пойдем поиграем наверх!» Достала меня до такой степени, что я согласилась. Дура! Ну и вышло так, что в тот момент у Сириуса уже была палочка, а у меня — нет. Я вошла в спальню на пятом этаже, куда меня привела сестричка Андромеда и получила в грудь петрификус тоталус.

— Он сделал это?! Он правда сделал это с тобой?!

— Еще как. Раздвинул ноги, и... Я вот думаю, откуда-то он должен был знать, как это делается? Как ты думаешь, Поттер, откуда? Вот я тоже удивляюсь — кто ему всё показал? В общем, Сириус всегда умел удивить, этого у него не отнять. Да-а, Поттер, ты думаешь странно, когда делаешь это в первый раз с упивающейся смертью, годящейся тебе в мамочки, которая тебя ненавидит и которую ты ненавидишь? Нет, вот лежать парализованной, уткнувшись носом в детскую подушку, голой жопой к верху, когда тебя сзади пялит твой двоюродный брат, а родная сестра стоит в дверях на стреме — вот ЭТО и вправду странный первый раз! — она ухмыльнулась, довольная удачной фразой.

Он протянул руку и погладил ее по волосам совершенно непроизвольным движением. Он не знал, что сказать на такое. Просто не знал, у него не было больше ни слов, ни мыслей. Он боялся обнять ее, боялся просто прикоснуться к ней, поэтому сидел и гладил ладонью ее волосы.

— У тебя сейчас такая же рожа, какая была тогда у Кричера.

— Кричер... знает?

— Он торчал вместе со мной в туалете наверху, когда я блевала там и смывала кровь со своих ляжек. Не плакала, плакать я тогда уже разучилась.

— Но ты хотя бы об этом рассказала родителям?

— Ты тупой что ли, Поттер? Я тебе еще раз повторяю — семью не сдают, что непонятно?!

— Выходит, кроме Кричера больше никто не знал?

— Да, ну и что, это не тот случай, которым можно гордиться, не так ли. А Кричер, помню, вот так же смотрел на меня тогда и повторял: «Маленькая Белла вырастет и отомстит, маленькая Белла вырастит и отомстит».

Ему вдруг стало отчетливо ясно, что он действительно, ни черта не знает об этой семье, об этих людях. Совсем. И не ему их судить.

— И ты выросла и отомстила.

— Как же ты меня утомляешь, Поттер, своими тупыми речами! Неужели ты думаешь, я стала бы убивать своего двоюродного брата из-за такой ерунды?!

— Ерунды?.. — прошептал он.

— Мерлинова задница, да, мы с ним не ладили, но он всегда был, в общем-то, довольно веселым парнем. Как только у меня появилась палочка, все конфликты сразу оказались исчерпаны. И дома, и в школе. Всем вокруг тут же стало понятно, что со мной лучше не связываться. Так что я вместе со всеми ржала над его выходками в Хогвартсе, от которых чаще других страдал бедняга Снейп, лишь бы это не касалось лично меня. Останься он верен семье, кто знает, может быть, мы бы сейчас сидели и попивали бы вместе огневиски, вспоминая старые добрые времена. Но он предал семью. Понимаешь? Предал! Семью!

— Нет, — он покачал головой, — я все равно не понимаю, как за такое можно убить.

— Ну что же тут непонятного? Семью не сдают. Никогда! — Белла взяла Гарри за грудки и приблизила его лицо вплотную к своему. — Он предатель рода, ясно тебе? С предателями нельзя поступать по-другому. Вот ты, Поттер, отомстил за свою семью, а он свою семью предал! Видишь разницу? — она отпустила его и откинулась на диванную подушку. — Так что я должна была его убить.

— И Тонкс?

— И Тонкс. И если мне повезет, я доберусь до своей сладкой сестрички Андромеды и до того выродка-полуоборотня, которого она нянчит. Эта дрянь не должна позорить наш род.

— И что же тогда останется от твоего рода?!

— Нарцисса и ее семья.

— И ты.

— Я? Ты на что намекаешь? Не шути так, Поттер, с женщинами так не шутят.

Всё это было слишком для него. Чем больше он слушал, тем милее казались ему те простые житейские проблемы, которые он имел, воспитываясь в доме Дурслей. Недавно он мечтал, чтобы Сириус воспитал его, как своего сына, теперь он думал о том, что, порой, даже доля сироты легче доли детей в таких вот семьях, наподобие семьи Блэк. Почему-то перед глазами возник вечно тоскливый взгляд Драко Малфоя, какой постоянно у того бывал перед каникулами.

Наверное, ему нужно было как можно скорее выкинуть прошлое из головы и сосредоточиться на текущем моменте. Похоже, борьба предстояла нешуточная, так что ему необходимы были все его силы, и нечего их растрачивать на переживания о том, что давно прошло.

— Завтра пожалует Кингсли, — сказал он ровным тоном.

— Тем лучше.

— Ты сказала — «тем лучше»?

— У меня есть идея. Раз уж я всё равно не могу отговорить тебя, Поттер, от этой драки, так хоть подкину дровишек в костер.

— Что за идея?

— Давай обсудим это завтра. Пойдем уже трахаться, Поттер, а то кто его знает, сколько еще нам осталось. Надо пользоваться моментом. Пойдем, хочу снова уткнуться лицом в подушку голой задницей к верху.

— Думаешь, я смогу расстегнуть твой корсет?

— Будешь пытаться, а я буду веселиться. Порвешь — убью на месте!

Кингсли Шеклболт низко наклонился, чтобы не задеть головой за камин, и ступил на ковер гостиной, пригладив лысину привычным жестом.

— Привет, Гарри! Проклятье, и почему я вечно вымазываюсь этим порошком?!

— Привет, Кингсли! — он улыбнулся, помогая министру отряхивать его мантию.

— Тут, я гляжу, ничего не изменилось. Всё тот же мрачный колорит. В этом доме не хватает хозяйки, Гарри, тебе так не кажется?

— Кингсли, и ты туда же? Мало мне одной Гермионы с ее постоянными намеками.

— Хорошо, хорошо, у тебя уйма времени впереди и полным-полно претенденток, так что не думаю, что это станет для тебя проблемой.

— Присаживайся, или, если хочешь, пойдем в столовую?

— Столовая слишком большая для такой скромной компании.

— Я помню, ты любил там посидеть.

— Скорее, я любил стряпню Молли, — Кингсли широко улыбнулся, — к тому же тогда там было полно народу, всегда можно было обменяться парочкой-другой новостей. Боюсь, сейчас там несколько пустовато.

— Да, пожалуй, ты прав. Что-нибудь принести перекусить? Я пошлю Кричера.

— Не стоит, Гарри, у нас не так много времени. Где Белла? — он непроизвольно огляделся.

— Она наверху. Ты же не думаешь, что я позволяю ей шляться по дому где попало? — соврал он, сдерживая румянец.

— Она выздоравливает?

— Практически здорова.

— Это хорошо. Ну, так как обстоят дела? Можешь меня чем-нибудь обрадовать?

— Есть некоторая информация, но сперва я бы хотел обсудить общую обстановку. Прости, Кингсли, но мне кажется, что ты далеко не всё контролируешь.

— Хм, Гарри, вообще-то я сам это уже понял. Сразу после моего назначения, я думал, что мне придется, засучив рукава, разгребать завалы, ожидая, что после полного контроля над Министерством людей Волдеморта дела окажутся в плачевном состоянии. Каково же было мое удивление, когда предоставленные отчеты показали, что почти все отделы работают в своем штатном режиме, полностью выполняя обязанности на них возложенные, как будто никакой войны и не было. Самый серьезный урон был нанесен Аврорату, который при прежнем министре — марионетке Волдеморта — фактически существовал только номинально. Все основные полицейские функции выполняли боевики из отрядов упивающихся. Поэтому я решил не трогать то, что работает. Я сменил начальников отделов, упразднил эту мерзкую комиссию по магглорожденным, отправив Амбридж и несколько наиболее одиозных личностей в Азкабан, и объявил срочный набор в Аврорат. Про принятые и отмененные законопроекты рассказывать не буду, это рутина, да ты и так всё должен знать из газет. Теперь я понимаю, что сильно ошибся, надо было вносить гораздо больше изменений. Эта машина живет какой-то своей жизнью, Гарри. Когда хочешь от нее чего-то добиться, возникает такое ощущение, что бьешься об упругую стену. Чем больше на нее давишь, тем сильнее она тебя отбрасывает. Мне следовало основательней подойти к кадровому вопросу. Теперь я вообще не знаю, кому доверять. Все те люди, кого я назначил, как будто сами стремительно превратились в части этой проклятой машины.

— Понятно. Похоже, тебя специально запутывают, пользуясь тем, что ты не бюрократ, а бывший аврор.

— Можно подумать, я до этого не видел, как это всё работает изнутри! Просто теперь даже те люди, которые раньше с готовностью шли на откровенность, молчат, как в рот воды набрали. Молчат и вежливо улыбаются. На бумаге всё, вроде бы, идет хорошо, но на деле я чувствую, что за моей спиной постоянно что-то происходит. Я ощущаю себя этаким свадебным генералом, который перемещается с одной церемонии на другую и произносит высокопарные речи о великой победе и прочие красивые слова.

Он огорченно вздохнул и снова пригладил лысину.

— На самом деле, — сказал Гарри, — всё обстоит намного хуже, чем ты даже себе представляешь, Кингсли! Ежедневно совершаются кровавые преступления, которым, кажется, нет конца. Белла только одна из жертв. Таких как она — сотни.

— Ты имеешь в виду родственников бывших упивающихся?

— Так ты знаешь об этом?

— Видишь ли, до меня всё время доходит информация о том, что значительные доли собственности постоянно переходят из рук в руки. Если я пытаюсь это проверить, мне предоставляют документы о том, что имущество конфисковано полностью по закону. Когда я подписывал указ о компенсации пострадавшим, я и думать не мог, что это превратится в настоящий конвейер по отбору средств.

— Конвейер, ты сказал? Я уже слышал это слово недавно. Так вот, Кингсли, все эти документы выбиты под пытками. И законного в них ровно столько же, сколько в решениях распущенной тобой комиссии под руководством Амбридж.

— Я подозревал, что дело тут нечисто. Похоже, Аврорат стали использовать как биту для бладжеров.

— Точнее и не скажешь!

— Но у меня связаны руки. Нет ни одного основания, чтобы назначить судебное разбирательство, так как никто не жалуется на произвол. Именно поэтому мне до зарезу нужны показания Беллатрисы.

— Никто не жалуется, потому что жаловаться некому. Обобранных попросту убивают, а оставшиеся в живых до смерти напуганы. Учитывай еще, что из газет постоянно льется пропаганда о зверствах упивающихся, и вся магическая публика настроена к ним враждебно. Есть только один способ, как это остановить. Нужно переловить нескольких особо зарвавшихся чиновников, которые занимаются отбором средств, и прекратить преследование всех бывших скрывающихся сторонников Волдеморта, объявив амнистию, при условии, что они отрекутся от своих убеждений. Вот тогда у тебя появится сразу масса свидетелей.

— Амнистия? Это довольно смелый шаг. Ты меня в очередной раз поражаешь, Гарри! По идее, ты должен был быть последним человеком, кто такое предложит. Сколько же в тебе великодушия?!

— Оставь это, Кингсли! Дело не в великодушии. Я просто не желаю жить в мире, в котором позволено жестоко расправляться с кем бы то ни было. Какая разница — родственники они упивающихся или магглорожденные? За что же мы тогда сражались? Получается, эти люди украли нашу с тобой победу, Кингсли! Я не могу этого просто так оставить, не могу!

— Прекрасно, Гарри, твоя поддержка для меня как глоток свежего воздуха, но надо же с чего-то начать. Мы же не будем сами прокрадываться в ночи к тем, кого мы подозреваем, и расправляться с ними без суда.

— Честное слово, Кингсли, если не сработает наш план, как бы нам снова не пришлось переходить на партизанские методы борьбы!

— Ну-ну, не драматизируй так, Гарри. У меня, пока еще, есть достаточно полномочий, ты — общепризнанный герой магического мира, так что…

— И при всём этом мы остаемся всего лишь двумя волшебниками с парой палочек.

— Иногда и один волшебник способен всё изменить. Так я не ослышался, ты что-то сказал про какой-то план? Даже прозвучало слово «наш»?

— Не ослышался. Оказывается, Белла может дать показания. Да еще какие показания! Но для этого надо выполнить несколько условий.

— Ну, я и не сомневался, что так просто всё не пройдет. И что же ей нужно?

— Не ей, а всем нам. Погоди, сейчас я ее приведу сюда, и мы всё обсудим. Пока посиди, я скажу Кричеру, чтобы приготовил тебе чаю.

— Белла, пожалуйста!.. Белла, надень другое платье!

— Отвянь, Поттер!

— Белла, я тебя прошу… это…

— Не трогай меня, отвали.

— Пожалуйста, Белла, у тебя практически вся грудь наружу, я не хочу, чтобы Кингсли видел тебя в таком виде!

— Плевать, что ты не хочешь, мне нравится!

— Белла, надень другое… черт, это же важный разговор… я тебя умоляю, Белла!

— Отпусти мои руки, Поттер! Я должна выглядеть сногсшибательно перед министром.

— Ты выглядишь вызывающе! Белла, я тебя прошу, не усложняй!

— Он такой видный мужчина…

— Ну что ты несешь!

— Ты ревнуешь, Поттер?

— Белла…

— Ты, ревнуешь! Признайся, Поттер!

— Белла, ну хватит этого бреда! Пожалуйста, у нас совсем мало времени.

— Признайся, что ты ревнуешь, Поттер!

— Белла!

— Признайся!

— Я…

— Признавайся, иначе будет хуже.

— Нет, я не ревную.

— Ревнуешь.

— Нет.

— Ревнуешь.

— Нет, Белла, я…

— Признавайся.

— Да! Да! ДА!!!

— Хорошо, я надену другое платье.

— И сними драгоценности.

— Хорошо.

— И спрячь палочку.

— Как скажешь, Поттер! Умм, милашка!

— О, Мерлин!

— Мм-э, Кингсли, прости, она сейчас выйдет. Некоторая заминка. Пей чай, — сказал он сконфуженно. Вряд ли их крики были слышны внизу, но Белла легко могла и кроме этого еще чего-нибудь выкинуть.

— Я так понимаю, тебе с ней приходится туго, да, Гарри?

— Нелегко.

— Не могу себе представить, как ты вообще справляешься. Сначала ухаживал за ней как нянька, теперь, когда она выздоровела, наверное, еще больше проблем.

— Гермиона тебе всё рассказала?

— Ну да, мы с ней беседовали пару раз. Эта история ее, конечно, удручает. Похоже, она была сильно шокирована, что такие вещи происходили прямо под боком у нее и ее жениха.

— Как там Рон?

— Почему бы тебе не навестить их? Сейчас, когда ты вроде бы вылез из своей раковины, отправляйся к ним в «Нору», посиди, развейся немного. А то у тебя, наверное, от Беллатрисы постоянная головная боль.

— Сейчас, вроде как, уже ничего. Мы с ней… нашли общий… язык.

— Вот даже как! Это поражает, Гарри! — улыбнулся Кингсли во весь рот. — Не думал, что ты еще и мозголекарь.

— Мне кажется, она испытывает ко мне своеобразное уважение. Как к сильному, который пересилил самого сильного, по ее мнению. Поэтому слушается. Иногда.

— А мне кажется, что какая бы она ни была, она невольно должна чувствовать хоть немного благодарности за то, что ты ее спас. Гермиона показывала мне список ее ранений. Гарри, если честно, мне бы очень хотелось посмотреть в глаза тем, кто способен на такое.

— Боюсь, Шеклболт, у тебя глаз не хватит, чтобы на всех посмотреть! — заявила Белла, вплывая в гостиную расхлябанной походкой.

Кингсли тут же напрягся, распрямившись в кресле, как пружина.

— Беллатриса!

— Миссис Лестрейндж для тебя, Шеклболт!

— Ага, черта с два!

Она тихонько обошла его кресло с наглой ухмылкой, наблюдая, как он не выпускает ее из виду, и приземлилась на диван, недалеко от Гарри.

— О чем болтаете, мальчики?

— Как раз начали говорить о нашем плане, — поспешно сказал Гарри, чтобы снять возникшее напряжение.

— «Нашем»! Смотри-ка, как он быстро присвоил себе мой план!

— Белла!

— Поттер, это была моя идея, признай это.

— Идея твоя, но план мы разрабатывали вместе.

— Не примазывайся, твой умишко не приспособлен для таких вещей.

— Может, кто-нибудь всё-таки поделится со мной, что именно за план?

«Да запросто!» «Да», — сказали они одновременно и уставились друг на друга.

— Гарри, рассказывай, — обратился к нему Кингсли.

— Нет, пускай вначале Белла. Изначально это было ее идеей.

— Тогда начнем с моего сейфа…

Они обсуждали все детали примерно с полчаса. Под конец Кингсли даже сказал, что у него такое ощущение, что он участвует в заговоре. Как будто они собирались не навести порядок, а наоборот его свергнуть.

— Так ты уверен, Гарри, что хочешь вынести решение о компенсации на рассмотрение Визенгамота? Я мог бы сам его подписать, это в моей компетенции.

— Нет, Кингсли, пускай они всё сделают собственными руками.

— Так будет даже смешнее, — добавила Белла ухмыляясь.

— Итак, что ж, если это всё… — начал Кингсли, вставая.

— Еще один момент, — остановил его Гарри. — Нам нужна поддержка прессы.

— Не волнуйся, Гарри, «Ежедневный пророк» — официальный орган Министерства, он выдаст полную информацию о заседании.

— Нет, нет, нам нужен, как бы, независимый взгляд, этакая держащая читателей в напряжении история, с оттенком жареного, чтобы привлечь как можно больше внимания к нашим действиям.

— И что ты предлагаешь?

— Есть на примете одна кандидатура, в данный момент без основного заработка, но как раз подходящая для такого дела. Но тебе нужно будет ее аккредитовать завтра на разбирательстве. Догадываешься, о ком я говорю?

— Скитер? — удивился Кингсли.

— Скитер, — утвердительно кивнул Гарри.

— Скитер, — мяукнула Белла.

Когда они с утра перед визитом министра обдумывали, где именно встретиться со Скитер, предложение сделать это в Малфой-менор пришло именно от Беллы, хотя она должна была понимать, что если журналистка проболтается, то, тем самым, они поставят под удар семью ее сестры. В ответ на это замечание Белла ответила, что Малфоям пора уже сделать хоть что-то полезное, а не перекладывать всю черную работу на других. Гарри только пожал плечами.

Отправившись договариваться о встрече, он в этот раз очутился на первом этаже в большом зале. Зал был пуст, но эхо разносило из трапезной сверху сразу несколько голосов, причем, как показалось Гарри, эти голоса звучали как-то знакомо, но явно не принадлежали никому из Малфоев.

Домовиков не было, поэтому он просто закричал в пустоту:

— Прошу прощения, хозяева дома? Это Гарри Поттер!

Практически мгновенно после этого голоса затихли, воцарилась полная тишина, в которой раздались быстрые шаги, и он увидел, как Нарцисса Малфой сбегает вниз по лестнице.

— Мистер Поттер! — она улыбнулась удивленно и, в тоже время, несколько натянуто. — Чем могу быть полезна?

— У меня к вам маленькая просьба, миссис Малфой.

Он не только попросил ее предоставить возможность встретиться со Скитер, но и отослать сову от ее имени. Вышибленная из «Пророка» и пробавлявшаяся случайными заработками журналистка с готовностью прилетела бы в Малфой-менор по первому приглашению.

Когда они ближе к семи вечера вместе с Беллой явились в поместье, их уже ждал Драко. Вид у него был удрученный и раздраженный одновременно, как он ни старался это скрывать.

— Пойдемте со мной, — тут же сказал он, как только их увидел, и стремительной походкой направился куда-то в боковую дверь. Гарри мог поклясться, что снова слышал сверху голоса. Когда они шли по анфиладе боковых комнат, Белла вдруг спросила:

— Эй, Драко, а что это у вас в гостях делают Паркинсоны?

Он тут же остановился и уставился на нее взглядом полным досады.

— О чем ты говоришь, тетя Белла?

— Ты знаешь о чем, дуралей! Не прикидывайся. Если не ошибаюсь, кроме Паркинсонов я слышала еще и Гринграсс.

— Нет, ты... ошибаешься!

— Ошибаюсь?! Щенок, — она схватила его за ухо, — а может мне вернуться и проверить?

— Эй, эй, тетя, достаточно! — взмолился Драко. — Да, они у нас. И еще несколько семей. Ну и слух же у тебя!

— Хороший слух помогает выжить, запомни это. Так что же, твой отец решил устроить прием в такое неподходящее время?

— Да какой там прием! — Драко махнул рукой. — Почему-то они считают, что у нас им будет безопасней. К некоторым приходили с обысками, они напуганы, вот и решили, что здесь до них не доберутся.

— Почему же вы не объяснили им, что у вас такая же ситуация? — спросил Гарри.

— Бесполезно! Они, видимо, думают, что отец сможет их прикрыть, как раньше. А тому гордость не позволяет признаться, что здесь происходило совсем недавно. Вот он и строит из себя покровителя. Позволил им остаться пожить у нас, как будто нам и так проблем не хватает.

— Не будь таким эгоистом, племянничек! — Белла схватила его теперь за другое ухо. — Своих надо поддерживать в трудную минуту.

— Аууу, тетя! Прекратите, я давно уже не ребенок, — он бросил злобный взгляд на Гарри, который откровенно улыбался, глядя на эту сцену, — пойдемте уже.

— Поглядите на него, — продолжала ворчать Белла, когда они пошли дальше в глубину особняка, — он, видимо, считает, что и нас не надо было пускать...

Драко привел их в небольшой, обставленный изысканной мебелью кабинет с большим окном в сад, прикрытым тяжелыми шторами.

— Как только появится, я приведу ее к вам. Надеюсь, она потом не разболтает всему миру о том, что встречалась с вами в нашем доме?

— Не бойся, я об этом позабочусь, — пообещала Белла с усмешкой, и он удалился.

— Думаю, — сказал Гарри, — тебе лучше пока подождать в соседней комнате. А то она, чего доброго, прямо с порога бросится бежать. По мне, так особой смелостью она никогда не отличалась.

— Ты прав. Сделаем ей сюрприз.

Белла отправила в рот большую виноградину, отщипнув ее от грозди, лежащей в глубокой тарелке на кабинетном столе, потом забрала с собой всю тарелку и скрылась за занавесью, ведущей в небольшую, похожую на альков комнатку с кроватью и несколькими полками.

Он сел за стол, взял какой-то старый журнал и стал его перелистывать, пока минут через десять не послышались голоса. Точнее, один весьма знакомый голос, который молотил без умолку, второй же отвечал довольно односложно с явным желанием поскорее отделаться от своей назойливой спутницы.

— Вот она, — объявил Драко, открывая дверь и впуская в кабинет женщину в серебристо-зеленой мантии с крокодиловой сумочкой в руке, пышными кудрявыми волосами соломенного оттенка и узкими очками со скромной золотой оправой. От своей старой оправы она то ли избавилась, то ли решила, что сейчас не время демонстрировать всем гламурный лоск.

— Мистер Поттер! — удивленно воскликнула она, покосившись на дверь, которая тотчас захлопнулась за ней, как только она вошла.

— Здравствуйте, мисс Скитер! Прошу вас, — Гарри указал ей на стул с высокой спинкой, стоявший перед кабинетным столом.

— Какая воистину неожиданная встреча, — она прищурилась, глядя на него поверх очков, — и весьма удачная. Похоже, меня сегодня ждет какая-то совершенно особенная история, раз уж я, приходя по приглашению Нарциссы Малфой, нахожу в ее доме самого Гарри Поттера. Неужели он всё это время скрывался в Малфой-менор, когда все репортеры страны разыскивали его и не могли нигде найти. И вот, таинственный герой поверяет свою тайну своей давней знакомой, мастеру пера, не раз со свойственной ей правдивостью доносившей до своих читателей захватывающие истории из его жизни. Вы знаете, что я сейчас пишу вашу биографию, Гарри — могу я вас так называть по старой дружбе?

— Как хотите, ведь я так хорошо помню цену и вашей «правдивости» и вашей «дружбе».

Она улыбнулась притворной сладкой улыбкой, блеснув золотыми зубами, и полезла в сумочку.

— Я чувствую, рассказ о вашей жизни в Малфой-менор будет замечательной финальной главой моей книги о вас.

— Я так не думаю, мисс Скитер, — ответил он, складывая руки на груди, заметив, как справа распахнулась занавеска.

— Ри-ита! — на лице Беллы сияла ее самая многообещающая ухмылка, а в отставленных пальцах правой руки гуляла палочка. — Какая встреча!

Гарри ожидал испуга, но он не думал, что Скитер буквально подпрыгнет на месте. Она вскочила, забежав за стул, как будто прикрываясь им от опасности, и уставилась на упивающуюся как на кобру перед прыжком — со смесью ужаса и неверия в свою участь.

— Гарри, — прошептала она, — мистер Поттер, разве вы не должны... что-то сделать с этой ситуацией?

— Ах, да — как будто спохватился он, — Белла — это мисс Рита Скитер, мисс Скитер — это миссис Беллатриса Лестрейндж.

— Благодарю, Поттер, но мы знакомы, — Белла подошла к журналистке вплотную, — разве ты не рада мне Рита? Я, вот, так очень рада. Как прекрасно снова встретить старую подругу спустя столько лет! Присаживайся, пожалуйста... Я сказала — СЯДЬ! — добавила она изменившимся голосом, так что даже Гарри вздрогнул.

— Ну вот, — голос Беллы снова стал сладким, как елей, она встала позади стула, так что ее черные локоны смешались с белыми локонами Скитер, и стала нежно водить своими длинными пальцами по шее журналистки, слегка царапая ее своими когтями.

— Ми...мистер Поттер, — вымолвила Скитер дрожащим голосом, — вряд ли у нас получится продуктивная беседа в таких дискомфортных для меня условиях. Не могли бы мы... не могли бы вы каким-то образом... устранить этот дискомфорт?

Гарри видел хищный взгляд Беллы, ее палочку, острый конец которой гулял по щеке Скитер, а пальцы проявляли всё большую настойчивость в отношении кожи Риты, и с удовольствием представил, насколько неуютно чувствует себя сейчас журналистка.

— Видите ли, Рита — я же могу вас так называть — Беллатриса просто необходима нам при этом разговоре. Это моя гарантия.

— Гарантия чего?

— Того, что вы не напишете ничего лишнего, зато напишете то, что мне надо.

— Мистер Поттер, мои профессиональные качества... — начала, было, она, но тут же заткнулась, как только Белла слегка прижала ее шею.

— Рита, ну-ка давай, расскажи нам о своих качествах, я очень хочу освежить свою память. Тебе ведь всегда нравилось подглядывать, не так ли? Так нравилось, что ты начала прямо с Хогвартса. Подглядывала за другими девушками... Почему ты вдруг так задрожала?

— Это инсинуации! — взвизгнула Рита. — Мистер Поттер, вы же не верите...

И снова поток ее слов был прерван пальцами Беллы.

— Ну-ну, Рита, давай позовем Люциуса, он расскажет несколько смешных историй. Поттер, представь себе уникальный случай, студентки Слизерина и Гриффиндора объединились, чтобы наказать одну маленькую извращенку с Хаффлпаффа. Рассказать, что они сделали? Нет? Молодые девушки бывают так жестоки, правда, Рита? — она погладила побелевшую журналистку по щеке.

Когда Белла накануне уверяла Гарри, что сможет как следует напугать Риту Скитер, он ожидал совсем других вещей. Он думал, что один вид внезапно восставшей из гроба жестокой упивающейся отобьет у Риты всякое желание добавлять отсебятину. Но дело, оказывается, обстояло намного интересней.

— Почему ты меня забыла, Рита? — продолжала Белла свой монолог, ни на секунду не прекращая свои поглаживающие движения, не предвещавшие ничего хорошего. — Ты же сказала мне столько красивых слов когда-то. О прекрасной женской дружбе, о том, как нам надо сойтись как можно ближе, о том, что моя агрессивность делает тебя более дерзкой, чем ты есть. Да, Поттер, она была так красноречива, пытаясь затащить меня в свою постель, что в результате я сама притащила ее на собрание к Темному Лорду. Она пожелала стать упивающейся ради меня, только представь себе, Поттер!

Он не мог представить. Он просто следил за ее пальцами.

— Но потом наша обалдевшая от любви Рита вдруг узрела Лорда и испугалась. Такая жалость! И сбежала в самый последний момент. Из запертой комнаты. Интересно, как это тебе удалось без палочки и порт-ключа, а Рита?

— Кажется, я догадываюсь, — сказал Гарри.

— Пожалуйста, мистер Поттер, вы же обещали! — нашла в себе силы крикнуть Скитер.

— Не беспокойтесь, я пригласил вас не для того, чтобы шантажировать, а для взаимовыгодной сделки. Белла, сядь пока где-нибудь там.

— Это поистине неожиданная встреча! — промолвила Рита, пытаясь отдышаться.

— Ваши дела сейчас идут не очень успешно, не так ли?

— Если вы имеете в виду постоянную работу корреспондентки, мистер Поттер, то я сама приняла решение на время удалиться от активной деятельности, чтобы как можно быстрее закончить вашу биографию. Это, без преувеличения, будет величайшим трудом моей жизни.

— Помнится, свою книгу про Дамблдора вы смогли закончить за две недели. А тут уже прошло больше месяца, а вы до сих пор никак не разрешитесь. Не можете найти подходящего историка, которого бы можно было напоить веритасерумом?

— На что вы намекаете, мистер Поттер?! — начала она повышенным тоном, но скосившись на Беллу, продолжила гораздо тише. — Все факты в моих книгах исключительно правдивы. Никто не смог бы обвинить меня во лжи. Что же касается вашей биографии, она так переполнена фактами, что приходится прилагать в десять раз больше усилий, чтобы все их описать.

— Никто вас не обвинил во лжи по той простой причине, что ваши книги вышли после смерти их героев. Но я вас пригласил не выяснять отношения, а предложить работу.

— Гарри Поттер хочет предложить мне работу? Это воистину...

— «Неожиданное предложение»! — спародировала Белла. — Заткнись и слушай!

— Беллатриса, относительно прошлого, ты же не можешь меня упрекнуть, что я вас выдала! Я никому ничего тогда не сказала, — она вдруг бросила взгляд на Гарри, понимая, что оказалась в ложном положении, и не зная, как из него выйти.

— Поэтому ты до сих пор и жива, Рита, — отозвалась Белла.

— Вы должны меня понять! — теперь она пыталась оправдаться уже перед ним. — Я так боялась тогда, так боялась! Волдеморт... — она понизила голос до шепота, — был ужасен!

Гарри решил, что они достаточно ее напугали, для того, чтобы можно было перейти к делу.

— Ладно, давайте оставим прошлое в сторону и посмотрим в будущее.

— С большим удовольствием, мистер Поттер!

— Слушайте внимательно. Завтра состоится заседание Визенгамота, посвященное судьбе Беллатрисы и тем показаниям, которые она намерена дать. Я договорился об аккредитации для вас, Рита...

— Это очень многообещающее начало, мистер Поттер! — казалось, журналистка немного воспряла духом. По крайней мере, если разговор шел о завтрашнем дне, значит никто не собирался придушить ее прямо здесь, на месте.

— Мало того, как вы знаете, Рита, я принципиально исчез для всех корреспондентов и не даю интервью, хотя желание его взять есть у многих. Так вот я обещаю вам лично не просто интервью, а целый цикл, который вы потом сможете продать любой газете за любые же деньги. Кроме этого я могу подбрасывать вам время от времени кое-какие горячие подробности для очерков. Единственное условие...

— Да, я помню ваши условия, мистер Поттер. Писать только правду. Как жаль, что вы не цените того, насколько журналистская интерпретация может придать живой вид любому скучному событию.

— Да, я в курсе про ваши «интерпретации». В них от самого события не остается почти ничего. Так вот на этот раз я бы хотел, чтобы вы иногда давали волю своим талантам в отношении тех персон, которые я бы вам указал, и не давали в отношении меня и некоторых других персон. Вы понимаете, о чем я?

— Вы решили заделаться политиком, мистер Поттер? И сделать меня своей личной акулой пера в темных водах магической журналистики? Какой похвальный выбор, — она снова скосилась на Беллу, — думаю, вам не придется о нем жалеть.

— Очень на это надеюсь, Рита. Очень на это надеюсь. И последнее, думаю, не надо вам напоминать, что сегодняшнюю нашу встречу и все сопутствующие ей обстоятельства следует держать в тайне? Иначе миссис Лестрейндж может так огорчиться, что от огорчения сделает что-нибудь неподобающее такой аристократической особе.

— Не учите меня профессиональной этике, мистер Поттер, — заметила Скитер с улыбкой.

Выбежала из кабинета она буквально бегом. Пожалуй, он в своей жизни еще не видел такого напуганного волшебника.

— Сегодня у нее наверняка сменился боггарт, — заметила Белла, зевнув.

— Намекаешь, сменился на твой образ? А раньше кто был?

— А раньше был Лорд. Мне это, вроде как, должно даже льстить.

— Слушай, а ты правда с ней когда-то... ну...

— Да ты озверел что ли, Поттер?! — Белла вскинулась, уставившись на него расширившимися глазами. — Она ухлестывала за мной, я решила воспользоваться этим, чтобы привлечь ее на нашу сторону. Просто когда она сбежала, мне здорово досталось от Лорда, долго потом мечтала ее прикончить, но она каким-то образом постоянно ускользала в последний момент. Может расскажешь, что у нее за секрет?

— Я обещал молчать, вообще-то.

— Нашел кому обещать. Ну да ладно, Поттер, обещание есть обещание.

Черная рубашка с серебряными запонками, черный костюм с длинным, приталенным пиджаком, тонкий серебристый галстук, черная плотная мантия в пол с простой металлической застежкой на шее, похожая на плащ — он выбрал траурный стиль в одежде для этого важного дня. Почти так же он выглядел на похоронах своих друзей.

— Ты похож на одного из нас, — прошептала Белла, стоя за его спиной, когда он в последний раз смотрел на себя в зеркало перед тем, как отправиться в Министерство. И вдруг потерлась щекой о его плечо.

Неожиданно он вспомнил свой сон, в котором темнота помогает ему спастись от гонящихся за ним врагов, и его обуял страх. Не слишком ли далеко он зашел, доверяя этой женщине? Не изменяется ли понемногу он сам, его взгляды и убеждения на нечто совершенно противоположное? Где все его друзья, все те, кому он доверял, где Гермиона? Он поклялся себе, что постарается встретиться с ними как можно скорее после того, как закончит сегодняшний акт того действия, которое они втроем запланировали. И по их реакции постарается понять, правильным ли путем он идет. А пока ему нужно четко следовать плану.

— Сними это! — сказал он строго, сбрасывая с Беллы закрытую мантию с капюшоном. — С каких это пор урожденная Беллатриса Блэк стесняется показаться на людях?

— Разве мы не собираемся прошагать сегодня пол-Атриума на глазах у сотен магов?

— Да.

— Я буду не вооружена. Ты уверен, что меня не разорвут на клочки? — усмехнулась она.

— Пока ты со мной, тебя никто пальцем не тронет.

— О! Не лопни от собственной важности, Поттер!

— Я говорю серьезно.

— Ладно, шагай уже, защитничек, — она хлопнула его по заднице. — Сейчас повеселимся.

Если бы не несколько возгласов, тотчас раздавшихся, когда они вышли из камина в Атриуме, их бы заметили далеко не сразу в этой толпе. Но головы повернулись на вскрики, и сразу же словно цепная реакция стала распространяться по залу, фигуры людей замирали, раздавался шепот и новые эмоциональные возгласы. Они двинулись к лифту, и вокруг немедленно, как по мановению волшебной палочки, образовывалось пустое пространство. Он постарался придать лицу непроницаемое выражение, шагая в этой пустоте, и только изредка кивал тому, кто решался посмотреть ему в глаза, большинство старалось немедленно отвернуться, на лицах читался страх и изумление. Он не видел ее лица, но был совершенно уверен, что на нем сейчас бесконечное презрение и высокомерная усмешка.

Он шел, чувствуя ее рядом — справа и чуть сзади, их шаги четко отзывались в наступавшей тишине, его глухие отзвуки каблуков тум-тум-тум по стершемуся граниту пола и ее звонкие цок-цок-цок, почти ему в такт, но чуть быстрее, даже созвучные каждому шагу шуршание его мантии и ее юбки вш-вш были отчетливо слышны. Две черных фигуры посреди живого леса цветастых нарядов, с легкостью прорезающие себе дорогу и оставлявшие за собой смятение и волны пересудов.

Подойдя к лифту, он увидел, как несколько человек выскочило оттуда, буквально из-под его носа, а двое не успевших — молодая пара волшебников, он и она — прижались к дальней стенке и немедленно кивнули, когда он сказал «минус девятый уровень, а вам?». Он только пожал плечами, не желая смущать их дальше, и приложил палочку к надписи. Пока лифт стремительно летел вниз, Белла всё время посматривала в их сторону с жуткой ухмылкой, как будто собиралась ими перекусить в конечной точке назначения. Он не стал ее одергивать, ему было не до того, нужно было еще раз про себя повторить все аргументы, чтобы не запутаться на слушании, поэтому, когда они, наконец, доехали, девушка была почти в невменяемом состоянии, так что юноше постоянно приходилось ее поддерживать.

У лестницы на минус десятый уровень стояло два охранника, пропустивших их вниз, после того как он предъявил свою палочку и назвал имя сопровождаемой им обвиняемой, далее они шли уже без всяких препятствий. Перед самой дверью в зал номер 10 он ободряюще сжал ее руку, а она шепнула: «Не облажайся». Наконец, они вошли.

Гарри чувствовал себя… странно. В прошлый раз он оказался в этом зале как обвиняемый, а Дамблдор выступал его защитником. Теперь он сам в роли Дамблдора, при нем даже его палочка, а в роли обвиняемой его злейший враг, которого он теперь собирается защищать. Он невольно огляделся, когда амфитеатр зала номер 10 распахнулся перед его взглядом.

— Когда-то меня из этого зала отправили прямиком в Азкабан, — прошептала Белла и улыбнулась. Похоже, ее тоже одолели воспоминания.

Правый и левый сектора, предназначенные для зрителей, были практически пусты, заседание было закрытым. Гарри заметил только пару волшебников в скромных мантиях, один из которых держал в руках блокнот, а второй фотоаппарат, очевидно, корреспонденты «Ежедневного пророка». На противоположном от них секторе примостилась одинокая Рита Скитер, одарившая его многообещающей улыбкой. Перед ней находилось сразу два блокнота. Над одним витало прытко-пишущее-перо, второй она держала на коленях, готовая записывать сама. «Две версии одного события», — подумал он и мысленно улыбнулся. Потом она сможет смикшировать по желанию любой вариант текста.

Однако это всё были декорации, а главные действующие лица располагались прямо перед ним в центральном секторе. В кресле председателя сидел сам Кингсли Шеклболт, и это, пожалуй, было единственной приятной новостью для Гарри. Большую часть остальных судей он или вовсе не знал, или видел только мельком. Можно было сказать, что состав Визенгамота изменился практически на сто процентов. Ему удалось выхватить только рыжую шевелюру Артура Уизли, знакомый профиль Амоса Диггори, седое властное лицо Августы Лонгботтом, когда секретарь объявил на весь зал:

— Уважаемые члены Визенгамота! Рассматривается дело, внесенное на рассмотрение данного состава суда волшебником Гарри Поттером, при ходатайстве председателя Визенгамота Кингсли Шеклболта. Мистер Гарри Поттер внес на рассмотрение два вопроса, которые мы можем рассмотреть по порядку или же перенести второй вопрос на следующее заседание. Сейчас предлагается рассмотреть оба вопроса по порядку. Прошу голосовать.

Поднялись палочки, практически сразу секретарь объявил о рассмотрении обоих вопросов на данном заседании и передал слово председателю.

— Мистер Гарри Поттер, вы можете подойти к составу суда и разъяснить суть вашего первого вопроса?

— Да, могу, господин председатель.

— Прошу вас.

Он прошел десять шагов и встал перед амфитеатром, полным магов в мантиях цвета созревшей сливы, и испытал волнение, подобное которому он еще не испытывал никогда в жизни. Когда разбирали его собственное дело, он чувствовал себя скорее мальчишкой, которого обвиняют в чужих шалостях, он не сражался, он отпирался и только. Когда он впервые взял на себя ответственность за коллектив, возглавив «отряд Дамблдора», он хотя и чувствовал на себе испытующие взгляды, это всё равно было больше похоже на игру, а компания была, скорее, доброжелательной. Теперь же он готов был противостоять большому коллективу взрослых волшебников, и не на поле боя, а в том деле, в котором никогда особо не был силен. Это не могло не вселить в него изрядной доли неуверенности, потому что, не имея никакого опыта в подобных делах, он не мог оценить ни степени убедительности своих слов, ни того, в какую сторону — положительную или отрицательную — они воздействуют на зал. Поэтому он какое-то время пытался выбрать правильный вариант из тех, которые он подготовил, но заседание сразу покатилось само собой, не дав ему времени на раздумья.

Он не успел еще ничего сказать, как, подняв палочку, слово взял низкорослый чернокожий маг, в котором Гарри с трудом, но узнал мистера Спиннета, отца одной из старшекурсниц, с которой он когда-то гонял в квиддич в одной команде.

— До того, как будет изложена суть дела, я бы хотел обратить внимание уважаемого Визенгамота на то, что в зале присутствует упивающаяся смертью, злостная преступница без всякой охраны и без всякого магического ограничения. Предлагаю усадить вышеназванную преступницу в полагающееся ей кресло, дабы избежать с ее стороны любых провокаций.

— Спиннет предлагает даме сесть, — послышалось откуда-то с верхних рядов, и по залу прокатился дружный смешок.

— Прошу соблюдать порядок, — предупредил Кингсли, постукивая палочкой по трибуне. — Мистер Поттер, сопровождаемая вами женщина действительно так опасна, что ее следует держать под магическим контролем или всё-таки дело обстоит не столь драматично?

Гарри сейчас молился, чтобы Белла не вставила какую-нибудь из своих грубых шуточек. Они четко договаривались, что она будет помалкивать, но разве можно было быть в этом уверенным.

— Господин председатель, эта женщина действительно была очень опасна, когда вооруженная палочкой нападала на защитников Хогвартса. Однако сейчас она представляет опасность не большую, чем простой маггл на улицах Лондона. Если только, мистер Спиннет, она попытается расцарапать вас своими ногтями… Возможно, тогда вам придется объясняться на этот счет с вашей женой. Это неприятно, но вряд ли смертельно.

По залу снова прокатилась волна легкого смеха, а Спиннет тут же надулся, словно индюк, но возражать не стал.

— Порядок, порядок, господа! — пробасил Кингсли. — Так я прошу вас, мистер Поттер, начните уже излагать ваш первый вопрос.

— Уважаемый председатель, уважаемые члены Визенгамота, я хочу поставить перед вами вопрос о произволе в отношении задержанных, который я, к своему большому сожалению, обнаружил в рядах нашего Аврората, — при этих словах Амос Диггори изменился в лице и принялся что-то быстро писать на листе пергамента. — Да, да, о произволе и, я бы даже сказал, злостном, непростительном преступлении.

В зале послышался легкий шум.

— Десятого июня в десять часов утра мы с моей подругой мисс Гермионой Грейнджер обнаружили в комнате для допросов номер двести два тело женщины, подвергнутой жестоким пыткам. Вот эта женщина, — он обернулся и указал пальцем на Беллу, которая, как ни в чем не бывало, присела на ступеньку левого сектора и болтала ножкой. — Ее зовут Беллатриса Друэлла Лестрейндж, урожденная Блэк, если кто-то здесь не знает ее имени. Она была доставлена нами в лечебницу имени Святого Мунго, где была обследована консилиумом колдомедиков под председательством доктора Меридит, которым был поставлен диагноз множественных внешних и внутренних повреждений, засвидетельствованный устно и документально. Давать показания против нанесших ей травмы работников аврората миссис Лестрейндж отказалась из страха за собственную жизнь.

— Позвольте, — подал голос Амос Диггори, — но тогда на каком основании вы решили, что данной задержанной травмы были нанесены именно работниками Аврората? Вам не приходит в голову, что ее могли доставить туда уже в таком состоянии?

— Находящихся в таком состоянии, мистер Диггори, доставляют не в Аврорат, а прямиком в лечебницу, потому что раны, нанесенные миссис Лестрейндж едва-едва совместимы с жизнью.

— Вполне возможно это был молодой, неопытный сотрудник, который чересчур буквально понял инструкцию доставлять задержанных прямиком в Аврорат.

— А разве в этой инструкции говорится о том, что задержанных надо раздеть и подвесить за волосы на крюк в углу кабинета?

Шум в зале усилился, так что Кингсли снова пришлось стучать палочкой по трибуне.

— Мистер Поттер, — спросил Амос Диггори с нажимом, — вы сами видели то, о чем сейчас говорите? Что тело задержанной висело таким образом?

— Безусловно. Я сам и мисс Гермиона Грейнджер, которая может подтвердить мои слова в любой момент.

— Хорошо, мне не хотелось бы подвергать сомнению ваши слова, допустим, всё происходило именно так, как вы описываете, но почему же вы сразу не обратились с требованием расследования данного происшествия?

— Во-первых, мистер Диггори, я не думаю, что слово "происшествие" уместно в данном конкретном случае, во-вторых, я не обратился с подобным требованием в Аврорат, но это не значит, что я никуда не обратился. В-третьих, не имея на руках никаких имен, так как пострадавшая отказывалась их называть, я решил, что будет правильней предоставить ей безопасное убежище, и после оказания лечения задать ей вопросы еще раз, с надеждой всё-таки получить ответ. И вот когда я их получил, я немедленно обратился с этим вопросом к вам, уважаемые члены Визенгамота.

— Получается, мистер Поттер, — заявил незнакомый Гарри волшебник в очках и густыми усами, — вы подменили собой органы следствия.

— Не подменил, а всего лишь дал возможность предоставить дело не в руки возможных преступников, а в руки наиболее доверенных и уважаемых членов магического сообщества. То есть вас.

— Вы хотите сказать, что подозреваете весь Аврорат разом?! — воскликнул высокий долговязый Роберт Вуд.

— Ну что вы, я всего лишь хотел сказать, что, не зная имен, приходится не исключать любую возможность.

— Позвольте, мистер Поттер, — вступил Кингсли, — но мы не можем здесь, прямо на заседании суда провести следственные действия.

— Но я не просил произвести следственные действия в отношении этого конкретного случая. Я бы хотел, чтобы Визенгамот, во-первых, был осведомлен о случае подобного злостного произвола, во-вторых, выслушал бы потерпевшую сторону, наконец, в-третьих, принял бы срочные меры в рамках своих полномочий, чтобы назначить независимую следственную комиссию, которая уже и расследует во всех подробностях данное дело и постарается выяснить, не происходило ли в стенах Аврората что-то подобное и раньше. А вплоть до создания данной комиссии я бы хотел продолжать лично следить и наблюдать за данной задержанной в надежном и недоступном для всех, за исключением господина председателя, месте, дабы исключить возможность покушения.

Преодолевая немедленно возникший шум, шепоты и шелест мантий Кингсли произнес:

— Хорошо, мистер Поттер, ваше сообщение донесено до Визенгамота. Теперь я должен поставить на голосование вопрос о предоставлении слова находящейся здесь миссис Лестрейндж…

— Одну секундочку!

Гарри боялся этого. Боялся, что с места поднимется эта пожилая женщина и скажет то, что она собиралась сейчас сказать. Он сжал кулаки и приготовился к самому тяжелому моменту в его выступлении.

— Мистер Поттер, — сказала Августа Лонгботтом строго, потом гораздо мягче, — Гарри… я понимаю твое желание, во что бы то ни стало преодолевать несправедливость там, где ты ее встречаешь. Но скажи мне, неужели я обязана буду слушать женщину, благодаря которой мой сын и моя невестка лишились разума от перенесенных пыток, неужели мы все обязаны слушать и верить тому, что скажет женщина, истребившая много других честных, порядочных и добрых волшебников, от чьих рук пострадала, так или иначе, добрая половина сидящих в этом зале людей, почему вместо того, чтобы нам обсуждать многочисленные преступления, совершенные ею лично, мы должны обсуждать преступления против нее самой? Скажи мне, Гарри, разве ЭТО справедливо?

В зале воцарилась тишина. Он тяжело вздохнул и скосился на Беллу. Та продолжала улыбаться ему, как ни в чем не бывало.

— Уважаемая миссис Лонгботтом, — начал он, — я очень хорошо могу понять вашу боль и вашу досаду. Поверьте, я сам не раз задавался подобными вопросами. Беллатриса Лестрейндж убила моего крестного Сириуса Блэка, Беллатриса Лестрейндж убила мою подругу Нимфадору Тонкс, моего любимого домашнего эльфа Добби, она пытала мою лучшую подругу Гермиону Грейнджер, не раз пыталась убить меня самого. Она свирепая садистка и кровожадная убийца. Если вы спросите мое личное мнение, я считаю, что эта женщина, — он указал на Беллу вытянутой рукой с указательным пальцем, — заслуживает смерти! Но… Уважаемая миссис Лонгботтом, уважаемые господа судьи, выслушайте, пожалуйста, перечень нанесенных ей повреждений, и, может быть, тогда многие из вас изменят свою точку зрения на то, стоит ли этот вопрос рассмотрения или нет!

Он вынул пергамент, переданный ему из лечебницы, и стал читать. По мере того, как он перечислял переломы, списки резанных ран, ожогов, гематом и прочих повреждений обстановка в зале становилось всё более и более напряженной. Стояла полная тишина, но Гарри буквально чувствовал, как сидящим всё более и более хочется, чтобы он остановился, прекратил. Но он упорно читал дальше, поставив себе задачу одолеть пергамент до конца, пока, наконец, чей-то голос не воскликнул.

— Да как же она жива после всего этого?!

Он прервался и поднял глаза.

— Теперь вы понимаете, уважаемые члены Визенгамота, какие чувства я испытывал, когда решил, во что бы то ни стало, довести это дело до конца. Для нас не должно иметь значения, какое имя носит потерпевшая, что она сделала или чего она заслуживает. Если среди нас находятся подобные монстры, никто не сможет поручиться, что завтра что-то подобное не произойдет и с вполне честными магами. Я не знаю, какое решение будет вынесено по преступлениям самой Беллатрисы Лестрейндж, и не хочу этого знать. Я знаю одно — мы не можем, не имеем права допустить, чтобы те зверства, которые она испытала, происходили в нашем магическом обществе, в нашем Министерстве, иначе, я — Гарри Поттер — заявляю вам — грош цена нашей победе!

Он внутренне выдохнул. Черт его знает, смог ли он произвести впечатление на всех, но честные точно должны задуматься. Бросив взгляд на Беллу, он увидел, как она тихонько аплодирует ему с иронической ухмылкой.

— Итак, — объявил Кингсли, — ставлю на голосование предложение дать слово миссис Лестрейндж. Кто «за»?

Большинством голосов решение было принято. Он не успел заметить всех, кто голосовал «против», да многих он и не знал, но в их числе были и Амос Диггори и его сосед Фоссет. Августа Лонгботтом проголосовала «за».

— Одну минуточку, прошу прощения у мистера Поттера, — заявил Кингсли, — но не могли бы мы, до того, как миссис Лестрейндж начнет выступать, выслушать суть второго вопроса, который вносил мистер Поттер? Иначе, как бы мы вслед за вероятными последующими прениями не упустили его из виду. Вы не против, мистер Поттер?

Он замялся.

— Господин председатель, это слишком незначительный вопрос, притом касающийся моей личной просьбы, чтобы уделять ему внимание в такой важный момент. Быть может, всё-таки, потом.

— Гарри, не смущайтесь, излагайте, пожалуйста, мы с удовольствием готовы помочь, если это вам необходимо.

— Я прошу прощения уважаемых членов Визенгамота, что отрываю их внимание по такому вопросу, — сказал он смущенно. — Это связано с компенсацией пострадавшим в войне волшебникам. Я слышал, что вышел соответствующий закон, и вот… Я сам сперва не хотел обращаться за компенсацией, как я уже говорил мистеру Шеклболту ранее, так как у меня достаточно средств, а вокруг много тех, кто с трудом сводит концы с концами, но недавно я подумал, что, возможно, могу потребовать что-то не имеющее материальной ценности, но ценное лично для меня как память.

— И что же это, мистер Поттер? — осведомился Кингсли.

— Когда мы втроем с мисс Грейнджер и Роном Уизли пытались добыть один из хоркруксов Волдеморта, нам пришлось проникнуть в банковскую ячейку Лестрейнджей в банке Гринготтс, где хранилась чаша Хельги Хаффлпафф с частью души Темного Лорда…

Это заявление вызвало в зале легкое волнение и от упоминания им вслух имени Волдеморта, которое многие еще не могли воспринимать спокойно, и от подробностей их приключений, о которых почти никто не знал, так как упоминание кражи из банка было тщательно вымарано из всех газетных статей во избежание неприятностей с народом гоблинов.

— …Сейф оказался практически лишен чего-нибудь ценного, видимо, упивающиеся опустошили его для каких-то своих целей. Но там было много вещей из дома Блэков — мебель, безделушки, даже какие-то ткани с эмблемой дома. И вот мне пришло в голову, что было бы хорошо, если в качестве компенсации мне предоставили содержимое этого сейфа, потому что никаких ценностей там всё равно нет, а я бы мог использовать эти вещи, чтобы восстановить обстановку в доме моего крестного. Это было бы для меня символичным жестом: вещи из имущества убийцы Сириуса помогли бы помочь почтить его память.

Гарри развел руки в извиняющемся жесте, как бы прося прощения у зала за столь ничтожный вопрос. Речь была от начала до конца лживой, как и его эмоции, и он сам удивился, как ему удалось так убедительно разыграть смущение перед таким количеством направленных на него глаз. Очевидно, дело было в том, что он и вправду был смущен необходимостью настолько откровенно лгать.

— Я думаю, мистер Поттер, — с широкой улыбкой произнес Кингсли, — что вы бы вполне могли потребовать гораздо большего за всё то, что вы сделали для магического мира, но коль уж это ваше желание… Уважаемые члены Визенгамота, думаю, вряд ли кто-то будет против того, чтобы предоставить мистеру Поттеру просимое?

В зале раздался одобрительный гул.

— Тогда я ставлю вопрос на голосование.

Вопрос был принят единогласно. Против не посмел проголосовать никто, особенно под бдительным взглядом Риты Скитер. Даже если у кого-то и возникли подозрения, никто не решился высказать их вслух.

— Пергамент! — приказал Кингсли секретарю.

Он приложил палочку к поданному ему специальному документу, отображающему решения Визенгамота, и утвердил уже магически зафиксировавшееся там решение о переходе сейфа в собственность Гарри Поттера, согласно голосованию высшего суда.

— Пожалуйста, — Кингсли наклонился и протянул пергамент Гарри, который немедленно спрятал его под мантию.

«Ну, теперь твоя очередь, Белла», — подумал он, в свою очередь, присаживаясь на ступеньки.

— Миссис Беллатриса Лестрейндж, если вы готовы дать показания для Визенгамота, подойдите и изложите всё, что знаете.

Он пронаблюдал как она медленно, словно нехотя, поднялась и проследовала к сектору судей своей расхлябанной походкой, слегка отставив в сторону правую ладонь с вытянутыми пальцами. С каждым ее шагом напряжение в зале росло, и достигло предела, когда она встала прямо перед трибуной председателя и окинула небрежным взглядом ряды сидящих судей, улыбаясь снисходительно и даже отчасти лениво.

— Ты уверен, Шеклболт, что глава рода Блэк, — она дыхнула на перстень и протерла его рукавом, — должна отчитываться перед сборищем не пойми кого, названным по недоразумению Визенгамотом?

— Тихо, тихо! — воскликнул Кингсли, перекрикивая возникший шум. — Миссис Лестрейндж, призываю вас к порядку! Если вы будете допускать себе замечания, оскорбляющие членов суда, я буду вынужден лишить вас слова. Говорите по существу.

— Существу? Существа, в основном, сидят за твоей спиной. Довольно мерзкие такие существа! Я бы даже сказала — твари, — она ухмыльнулась.

— Сколько нам еще это выслушивать? — выкрикнул тот же самый волшебник в очках и с усами, который задавал Гарри вопрос о подмене им следственных органов.

Белла немедленно обернулась к нему и, вперившись в него взглядом, воскликнула.

— Кто это? Кого это я тут вижу? Барроу? Не помню твоего долбаного имени. Член комиссии по грязнокровкам? Сделал карьеру, как я погляжу.

— Что она несет?! Это подлая ложь! Я никогда не состоял в этой комиссии.

— Странно, а в списках есть и ты, и твоя палочка.

— Ложь! Все списки были уничтожены Амбридж сразу после битвы за Хогвартс!

— Все, да не все, Барроу.

— Заткните уже ей рот! — раздался новый крик, пробиваясь сквозь общий шум.

Белла как по команде обернулась и вытянула руку, указывая пальцем куда-то на верхний ряд.

— Флит! Заместитель отдела магического спорта. Не прячься, встань, чтобы тебя все видели. Расскажи, как ты сдал Джагсону и Фенриру целую квиддич-команду грязнокровок. Егеря взяли всех сразу после игры. Если хорошо поискать, твой донос может и обнаружиться. Ну, кто тут еще?

Она снова переместила взгляд, на этот раз куда-то ниже.

— Стреттон. Пытался получить Метку, даже ползал в кабинете Пия на коленках. Выкинут из кабинета хорошим ударом под зад. Ничтожества Лорду были не нужны. Но заявление на имя министра магии осталось. Ну! Ну! Поглядим внимательней. Аберкромби. Истинный автор якобы анонимных брошюр и плакатов против грязнокровок. Проекты этих брошюр за твоей подписью где-то еще сохранились, а может даже не в одном месте. Кто тут у нас еще…

Он наблюдал за ней и не мог оторвать взгляд. Эта женщина была истинным чудовищем — беспощадной убийцей, садисткой, получающей наслаждение от мучений других, правой рукой тирана и его личного врага, но — господь милосердный — как же она была великолепна в этот момент, затянутая в черную кожу и бархат до самой шеи, с откинутыми небрежно плечами и выставленным вперед подбородком, водящая своим указательным пальцем с острым ногтем по рядам этих серых, испуганных людей, выхватывая очередную жертву, как коршун с высоты бросается и выхватывает снующих внизу полевых мышей. Казалось, что это не они собрались судить ее, а она сама судит и решает их судьбу, настолько был велик контраст между ее пренебрежительно-холодным видом и их боязливой суетливостью, когда они пытались изо всех сил избежать ее обвиняющего перста, направленного на них.

«А ведь я трахаю эту женщину! — вдруг пришла ему в голову нелепая мысль. — Она — такая надменная, преисполненная чувства собственного превосходства, такая великолепная в своем аристократическом лоске, каждую ночь отдается мне с яростным желанием». Он, к собственному удивлению, переполнился чем-то вроде гордости за этот факт, пускай даже он никому и не был известен, ему достаточно было знать самому, чтобы чудесным образом вырасти в своих глазах. Он покрутил головой, чтобы отогнать такие несвоевременные мысли и огляделся.

Мельком взглянув на Скитер, он увидел на ее лице блаженную улыбку, как будто у ребенка, попавшего со служебного входа на конфетную фабрику.

Белла назвала еще несколько фамилий, паника и шум в зале нарастали, пока, наконец, над всей этой суетой не послышался громовой бас председателя:

— Довольно!

В наступившей тишине он поднялся с места во весь свой богатырский рост и, упершись кулаками в трибуну, угрожающе склонился над насмешливо глядящей на него Беллатрисой. Несколько секунд эта пара соревновалась в том, кто кого переглядит, потом Кингсли задал вопрос, который сейчас мучил всех без исключения магов, находившихся в зале.

— Миссис Лестрейндж, у вас есть хоть какое-то подтверждение ваших обвинений, которыми вы так щедро сыпали на уважаемых членов Визенгамота? Или всё это пустые оскорбления?

— Ты смеешь обвинять меня во лжи, Шеклболт? — осведомилась Белла, потом еще раз обвела взглядом зал, но, не услышав более никого, кто хотел бы бросить ей вызов, добавила. — Если моего слова тебе мало, то так и быть, я отвечу. Разумеется, у меня ЕСТЬ подтверждения.

— Какого рода? — продолжал нависать над ней Кингсли.

— Документы Министерства. Протоколы комиссии по грязнокровкам, заявления на вступление в ряды упивающихся, доносы и прочая милая корреспонденция. На случай, если потом вдруг понадобится отыскать таких полезных и преданных делу Темного Лорда граждан магического сообщества.

— И вы можете их предоставить для ознакомления Визенгамота?

Тишина повисла полнейшая, даже скрип пера Скитер прекратился.

— Разумеется. Но лично я теперь до них не доберусь.

— Почему же? — тон Кингсли стал еще более угрожающим. — Где же они находятся?

— В моем сейфе в банке Гринготтс.

— …

Секунду длилась немая сцена. Вытянутые лица, выпученные глаза, открытые рты. Сразу вслед за этим воцарился такой бедлам, что Гарри даже стало немного страшновато. Поняв, что их ловко одурачили, члены Визенгамота повскакивали со своих мест. Кричали сразу все, кто-то пререкался с собственным соседом, кто-то выкрикивал проклятия, кто-то пытался выдвинуть требование. В этом шуме потонул даже сонорус Кингсли.

— Объявляется перерыв. Всем членам разбирательства прибыть завтра в это же время с подтверждающими документами. Перерыв, перерыв!

И он сделал Гарри незаметный знак — два пальца «домиком», еле заметно улыбнувшись при этом.

Он тут же подбежал к Белле, взял ее за руку и вывел из зала.

— Что за мерзкие рожи! — твердила она, несясь за ним по коридору, вырубленному в скале.

— Думаю, Белла, там далеко не все так плохи.

— Чихать мне на них! Эй, Поттер, как я выступила?

— Ты была неподражаема!

Признаться, он даже боялся, что за ними пустятся в погоню. Но, видимо, переоценил организованность своих недоброжелателей, потому что они беспрепятственно убрались из Министерства, миновав Атриум чуть ли не бегом и снова оказавшись в его квартире.

— Теперь, Поттер, лети стрелой в банк! — воскликнула Белла, когда они вывалились на ковер гостиной.

— А ты?

— Подожду тебя здесь. Вернешься — пообедаем.

— Не хочу тебя оставлять, теперь квартира стала небезопасной.

— Она станет небезопасной ровно в тот момент, как ты заберешь документы и вернешься, так что — вперед!

— Знаешь что, Белла, отправляйся пока к сестре и передай, чтобы назначила встречу завтра Рите в Малфой-менор. Я обещал ей интервью.

— А как же завтрашнее заседание?

— Судя по тому, как развиваются события, никакого заседания не будет.

— Да уж, скорее всего.

— Только сразу же возвращайся. Если кто-то вдруг узнает, что ты в особняке у сестры, боюсь, туда заявится целый отряд.

— Без тебя понятно. Ты запомнил, где именно лежат бумаги?

— Ты уже сто раз повторила.

— И, помни, о чем мы договаривались! Без спросу ничего не брать. Это МОЙ сейф! Ты понял?

— Я не вор, Белла.

— Расскажи это хоркруксу, который вы утащили.

— Как только всё закончится, я перепишу сейф на твою сестру.

— Ты думаешь, это закончится, Поттер?

— Всё когда-нибудь заканчивается.

В голове возникла тревожащая мысль — а хочет ли он, чтобы всё заканчивалось?! Он уже не один раз задумывался об этом. Допустим, у них всё получится. Что дальше? Теперь, после всего того, что случилось, просто взять ее и отдать? Впрочем, сейчас он усиленно гнал от себя всякие размышления на эту тему. Борьба только началась, нет даже никаких гарантий, что они доживут до завтрашнего утра, не говоря уж о более длительной перспективе. Поэтому он сосредоточился на конкретной задаче.

— Ладно, — он вынул палочку и приготовился аппарировать, — постараюсь вернуться поскорее.

— Поттер, — она взяла его за руку, и сказала медленно, совершенно не похожим на ее саму тоном, — у меня для тебя есть один подарок.

— Серьезно? Это даже забавно.

— Хм… вряд ли.

Видно было, что ее что-то сильно смущает. Он принял это на счет того, что она, очевидно, ненавидела всякие такие сентиментальные моменты.

— Вернусь, тогда…

— Блядь, Поттер, ну откуда я здесь возьму для тебя подарок?! Ну, ты хоть думай иногда. Он в банковской ячейке. Как зайдешь, по правой стене самый дальний сундук. Плоский такой. Открой его и покопайся внутри шкатулок, они там стоят в ряд. Быстро найдешь.

— Но что я должен найти, Белла? Там, наверное, чего только нет.

— Ты узнаешь.

— Уверена?

— Абсолютно, — сказала она и отвернулась.

Он хмыкнул. Она заинтриговала его.

— Только не слишком радуйся, Поттер, — посмотрела она на него исподлобья, — не думаю, что тебе поднимет настроение этот подарок.

— Тогда зачем… — начал, было, он, но она толкнула его.

— Давай уже!

Ни слова больше не говоря, он аппарировал.

В банке ему пришлось проторчать битых полчаса, пока целая бригада гоблинов проверяла принесенный им пергамент с решением Визенгамота. Возглавляющий бригаду толстый, лысый гоблин, крайне неодобрительно посматривающий на Гарри, наверное, десять раз повторил, что своими беспрерывными решениями о переводе собственности из рук в руки маги нарушают им весь рабочий распорядок. Это был словно еще один характерный штрих в складывающуюся картину послевоенного передела.

Пока гоблины возились с проверкой, он посматривал по сторонам, и обратил внимание на тонкую фигурку в голубой мантии, которая переходила от стола к столу в дальнем конце зала. Ее грациозность так бросалась в глаза на фоне гоблинских неуклюжих движений, что он заулыбался. Флёр, безусловно, нашла себе место работы, которое по максимуму оттеняло ее уникальные внешние данные. Он не стал к ней подходить, чтобы не отрывать от дел, но про себя отметил, что вряд ли встретит сегодня ее с мужем во время своего визита, который он задумал еще с утра.

Проверка, наконец, закончилась, приданный ему сопровождающий взял в одну руку пергамент, в другую ключ от сейфа, врученный ему Гарри, и отправился к волшебной тележке. Сегодняшний день словно был призван вызывать у него воспоминания одно за другим. Сперва он в зале номер 10 вспоминал свои злоключения три года назад, теперь в памяти всплыли совсем недавние события, связанные с ограблением банка. Забавнее всего, что тогда он сидел в одной тележке с Гермионой в образе Беллатрисы и в жизни не мог себе представить, что через совсем короткий промежуток времени познакомится с настоящей Беллой намного ближе, чем с поддельной.

С прошлого их визита, внутри банковской ячейки Лестрейнджей мало что изменилось. Если только наблюдался некоторый беспорядок. Он почти сразу увидел нужный шкаф, который описывала ему Белла. Он стоял слева у самого входа — большая (наверное, в метр высотой) кубическая тумба с тяжелой дверцей. Гарри присел и заглянул внутрь. Едва только он сделал это, дверца распахнулась и на него вывалилась целая куча пергаментных листов. Шкафчик оказался буквально доверху забит документами. Внезапно он понял, что не знает, каким образом всё это вытащить. Хотя нет, почему, знает. Он достал волшебную палочку.

— Я бы не советовал мистеру Гарри Поттеру пользоваться магией внутри сейфа, — услышал он сзади ворчливый голос.

Он оглянулся. Сопровождавший его гоблин смотрел на него в высшей степени неодобрительно.

— Так что же мне делать? Я должен кое-что забрать, и…

Гоблин лишь пожал плечами. Это были явно не его проблемы.

— В таком случае, — твердо сказал Гарри, — помогите мне вытащить наружу из сейфа этот шкаф.

Гоблин воззрился на него уже с откровенной неприязнью.

— Чем быстрее мы это сделаем, тем быстрее вы освободитесь, — добавил Гарри аргумент, — один я провожусь намного дольше.

— Будь по-вашему, — проворчал гоблин. — С этими магами одни проблемы. Как можно быть таким непредусмотрительным!

Вместе они опрокинули шкаф дверцей вверх, чтобы не рассыпать содержимое, и кое-как вытолкали наружу. Гарри с большим трудом захлопнул дверцу и наложил редуцио, превратившее шкаф в маленький деревянный кубик, который оставалось только спрятать в карман.

— Ну, всё у вас? — спросил гоблин нетерпеливо.

Он уже хотел, было, утвердительно кивнуть, как вдруг вспомнил про слова Беллы о подарке.

— Одну секундочку, — бросил он, забегая обратно внутрь сейфа.

— Больше никаких погрузочных работ, — предупредил гоблин.

Гарри огляделся. Сундук, про который говорила Белла, стоял у самой дальней стены в углу, загороженный большой полкой, уставленной запечатанными бутылками с неизвестным содержимым, которым было на вид никак не меньше нескольких веков, настолько замшело они выглядели. Длинная дверца плоского сундука распахнулась с большим трудом, внутри оказалось больше дюжины богато украшенных шкатулок, выглядящих не сильно моложе бутылок. Кроме одной, стоявшей справа. Явно создавалось впечатление, что ее туда ставили последней и относительно недавно.

Он открыл ее и в первый момент не понял слов Беллы, относительно того, что он сразу поймет, о чем именно она говорила. Шкатулка была заполнена драгоценностями до верху, как он и ожидал. Правда, вид у этих драгоценностей был такой, что даже Гарри, совсем не разбирающийся в украшениях, сразу же понял — все они относительно новые. Современные. Его прошиб холодный пот, когда он понял, что перед ним результат недавней деятельности упивающихся. Это были украшения с тел убитых магглов и магглорожденных, павших жертвами нападений. Ему не хотелось даже смотреть на это, не то что копаться в нем. Какого черта Белла?.. Он едва не захлопнул проклятую шкатулку, когда вспомнил ее слова о том, что подарок не доставит ему радости. Это должно было быть что-то особенное, иначе она не стала бы заговаривать с ним на эту тему. Он осторожно опустил ладонь внутрь и принялся перебирать рукой драгоценные безделушки, едва сдерживая тошноту. Недавней деятельности — он подумал? Что если не такой уж недавней? Сундук стоит в самом углу, что если последний раз в него что-то клали… Нет! Среди обручальных колец и простеньких золотых украшений пальцы наткнулись на нечто сильно отличающееся от них. Нечто сильно похожее на то, что он держал в руках совсем недавно. Перстень! Массивный перстень из желтого металла.

Он вынул его и уставился на украшавший его герб. Треугольный щит, алое, золотое и черное, пара поддерживающих львов, резное забрало шлема сверху. Что-то так неуловимо похожее на герб Гриффиндора. Но не совсем. Не совсем. Сомнений не было — это был герб его собственного рода. Он держал в руках фамильный перстень своего отца!

Он медленно поднялся, не удосужившись даже закрыть крышку сундука, держа в руке перстень, как драгоценную реликвию. Беллатриса была права — этот подарок вовсе не доставил ему радости. Внутри него кипели такие противоположные чувства, что он вряд ли мог бы сейчас сказать, что он — Гарри Поттер — вообще является в этот момент одним человеком. Одна его часть испытывала нестерпимую, жгучую ненависть. Этот перстень когда-то сняли с еще теплой руки его отца и небрежно бросили в сундук вместе с прочим награбленным добром сообщники женщины, которая еще и смела назвать это «подарком». Этакое одолжение сыну своей жертвы за то, что он повел себя с ней великодушно. Ему хотелось задушить ее, сдавить ее горло и не выпускать до тех пор, пока из него не перестанут вырываться сдавленные хрипы. Он знал, что это теперь оставит в его душе несмываемый осадок, до конца он её всё равно никогда не простит. Другая его часть понимала, что для Беллы, так, как он ее научился ощущать, подобный жест был выражением крайней признательности. Крайней в том смысле, что для нее это был край, большего она не могла себе позволить ему дать, оставаясь при этом самой собой. Это был не только жест благодарности, но и, до какой-то степени, признание собственной вины перед ним, тот максимум, на который он мог рассчитывать от нее. Она бы, скорее, предпочла смерть, чем проявление еще большей слабости со своей стороны. Наверное, в душе она сама себя корила уже и за такую малость. Даже пламени десяти таких сердец, как у него не хватило бы, чтобы растопить этот лед.

Он медленным движением вдвинул фамильный перстень на свой палец, пытаясь не заплакать от переполнявших его чувств, и крепко сжал правую руку в кулак.

«Я — Гарри Поттер, сын Джеймса Поттера, наследник фамилии и продолжатель рода! Я буду достоин этого имени!»

Произнеся про себя эту потаенную клятву, он развернулся и покинул сейф, не обращая больше внимания на недовольное бурчание гоблина. Теперь ему надо было спешить, совершенно очевидно, что его визит в Гринготтс не мог остаться незамеченным, следовало как можно быстрее вернуться домой. Конечно, он не ждал подвохов так быстро, но всё равно постарался аппарировать едва только вышел через бронзовые двери банка.

— Белла. Белла! Где Белла, Кричер?

— На кухне.

— На кухне?!

На секунду мелькнула безумная мысль, что она решила приготовить что-то к его приходу, и он едва не рассмеялся, представив себе фантасмагорическую картину, как Беллатриса Лестрейндж пытается заниматься стряпней.

— Что она там делает?

— Госпожа Белла приказала не говорить, но Кричер скажет, потому что госпожа Белла не очень хорошо себя чувствует.

— Что, что?

Он быстро сбежал по ступенькам вниз на цокольный этаж, не понимая, что происходит. Она сидела в самой глубине у двери в кладовую, положив голову на край длинного разделочного стола. Черные кудри рассыпались перед ней как волна.

— Это еще что? — спросил он, стоя на пороге. — Ты чего здесь сидишь?

— Уходи, Поттер, дай побыть в тишине.

— Да что случилось? Что-то не так с сестрой?

— У Малфоев всё в порядке, не нуди. Со мной не всё в порядке.

— Что такое? Последствия травм? — он подошел к ней и встал рядом.

— Отпусти меня, Поттер. Мне хуево рядом с тобой. Чем дальше, тем больше. Отпусти меня, а если не можешь — убей.

— Ну, в чем дело, Белла? Мы же сегодня так прекрасно начали. Что с тобой такое?

— Я становлюсь слабой рядом с тобой. Не могу так жить. Ты меня превращаешь в… Нет! Только не вздумай до меня дотрагиваться! — вдруг вскинулась она, когда он попытался прикоснуться к ее плечу.

— Белла, если ты вдруг начинаешь испытывать что-то хорошее, это не значит, что ты становишься слабой.

— Давай без лекций, Поттер. Так ты сразу начинаешь напоминать одного мерзкого бородатого старикашку.

— Хорошо, не буду. Тогда скажу, что мне нужна твоя помощь. И сегодня больше чем когда-либо.

— Ты брешешь, Поттер, — пробубнила она, продолжая сидеть, уткнувшись в собственные волосы, — ты и без меня прекрасно теперь обойдешься. Ты же взял документы?

— Взял.

— Ну и чего тебе еще от меня нужно?

И действительно! Как он мог ответить на этот вопрос? Он уже спрашивал себя, что он будет делать с ней, когда ситуация прояснится. Похоже, она опередила его с этим вопросом.

Он подошел и попытался обнять ее, зная, что встретит сопротивление. Так и вышло, она начала яростно отталкивать его от себя. Тогда он стал бороться с ней, вспомнив, что агрессия — это едва ли не единственный вид нежности, который она понимала. Несколько десятков секунд они изо всех сил пытались одолеть друг друга, в конце концов, она попыталась бежать, но он успел перехватить ее за талию, дернуть на себя, ее колени подогнулись, она полетела на пол, и он свалился практически прямо на нее. Какое-то время она еще брыкалась, потом затихла, лежа ничком на полу под ним.

— Белла, — прошептал он, — если ты не можешь плакать, я могу делать это за нас обоих.

Она не ответила ему, но спросила в ответ сама:

— Ты нашел мой подарок?

— Да.

— И что скажешь?

— Ненавижу тебя! Больше всех на свете ненавижу!

Она перевернулась к нему лицом, обхватила за шею и впилась в его губы горячим поцелуем.

— Поклянись, что не отдашь меня им, Поттер! Отпусти или убей, но только не на их поганое судилище. Поклянись сейчас!

Он спросил себя, стоит ли одна спасенная душа стольких погубленных жизней? У него не было ответа на этот вопрос, но совесть не позволяла ему ответить иначе.

— Клянусь…

— Тогда, может, слезешь уже с меня, наконец? Всё платье мне извазюкал, глупый Поттер!

Он поднялся, не в силах сдержать улыбку. Этот день, положительно, нравился ему всё больше и больше.

— Я иду в гости, Белла, ты знаешь об этом? И так как дома больше небезопасно, собираюсь взять тебя с собой.

— Куда еще? — спросила она ворчливо, стряхивая пыль.

— К Уизли, конечно.

— Я бы лучше осталась у Цисси, но куда ни кинь — всюду клин. В Малфой-менор всё больше народу. Люциус, похоже, решил собрать всех калечных бедолаг, обиженных новым режимом.

— Это на него совершенно не похоже.

— Вот и я о том же. Может, он что-то готовит, Мордред его знает.

— Так и расспросила бы его.

— Мы с ним терпеть друг друга не можем, если ты заметил. Ненавижу его вытянутую самодовольную физиономию! Я когда ее вижу, хочется разодрать... — Белла продемонстрировала скрюченными пальцами, как бы она стала драть Люциуса.

— Ради дела, могла бы и потерпеть.

— «Ради дела»! — передразнила она. — Какого дела, от него разве дождешься дела? Я вот думаю, не собрался ли он прикрываться чистокровными как щитом?

— У меня, кстати, есть на этот счет одна идея.

— У тебя, Поттер, не может быть идей, ты слишком туп. У тебя могут быть только слезливые пожелания.

— А вот увидишь. Обсудим по дороге. Ты готова, наконец?

— Да! Держи, — она протянула ему руку.

Он крепко ухватился за нее и аппарировал.

— Уфф! — Белла, откинула с глаз упавшие волосы и отдышалась. — Свежий воздух.

— Вот уж не знал, что ты любительница погулять на природе.

— Я не была на воздухе с третьего мая, болван!

— И то правда! — сообразил он, окидывая взглядом простирающееся перед ними поле.

Они стояли на невысоком пригорке, который полукругом как бы отделял лежащую ниже опушку леса с расположенной у нее кособокой, аляповатой «Норой», окруженной огородами, обозначенными изгородью, излучину реки неподалеку и проселочную дорогу, от простиравшихся прямо за пригорком лугов, засеянных, в основном, клевером и люцерной. Где-то вдалеке брело большое стадо овец. Небо над головой было почти чистым, только ближе к горизонту — там, куда уже собиралось опускаться закатное солнце, виднелись длинные прерывистые белые полоски облаков, уже слегка подкрашенные розовым. Запах клевера пьянил после атмосферы пыльной квартиры. Они развернулись и пошли по лугу, раздвигая траву коленями — две черные фигуры посреди наполненного жизнью пейзажа.

— И где ты собираешься меня оставить?

— Во-он там, — он указал рукой вперед и немного влево, туда, где неподалеку поднималась башенка причудливой формы, напоминавшая перекошенную шахматную ладью.

— Волшебники, — угадала Белла, — я-то уж боялась, что ты пихнешь меня в какой-нибудь маггловский дом, брр!

— Ага, волшебница, и даже тебе хорошо знакомая.

— Ну, если она мне знакома и твоя подруга, значит... Постой-ка, — она пригляделась, накрыв глаза ладонью как козырьком, — это та полоумная, что ли?

— Ага, она самая.

— Да я повешусь! Или чего-нибудь с ней сделаю. Поттер, придумай что-то получше.

— Нет, Белла, это самое лучшее, что можно придумать в данной ситуации. Побудешь у нее, пока я посижу у Уизли.

— Учти, если ты, вернувшись, найдешь развалины вместо ее дома, помни, что это была твоя идея.

— Ты же сказала, что у меня не может быть идей.

— Не может. Кроме глупых. Поттер, почему у тебя в друзьях сплошные придурки и ненормальные?

— Зато твои друзья, Белла, кругом образчики благоразумия!

— Мои друзья хотя бы не издавали газету для полоумных.

— «Придира» временно закрыта. Отец Луны, как только получил компенсацию от Министерства, тут же уехал куда-то искать каких-то своих очередных зверей, которых никто никогда не видел. Странно, что Луна не поехала вместе с ним.

— Очевидно, не до конца чокнулась. Но у нее еще всё впереди.

Луна Лавгуд сидела на ступеньках своего чудо-дома и дирижировала белыми бабочками, которые в обилии кружились над растущими цветами вокруг ее дома. Кажется, она заметила приближающуюся к ней пару в черных одеждах издалека, и наблюдала за ними с интересом, щуря большие глаза с белыми ресницами. Когда они подошли уже совсем близко, она поднялась, отряхнула юбку задумчивым движением и произнесла:

— Две черные галки скакали по полю. Две черные галки искали тепла.

— Привет, Луна! — улыбнулся Гарри.

— Привет, полоумная, — усмехнулась Белла, — помнишь подвал в Малфой-менор?

— Привет, привет! — на лице Луны растеклась блаженная улыбка. — Будете чай?

— Прости, Луна, чай мы попьем чуть позже. У меня к тебе большая просьба.

— Конечно, Гарри, ты так редко просишь и так часто не просишь, что когда ты просишь, кажется, что просишь у тебя.

Белла закатила глаза.

— Луна, ты извини, я тут собрался в гости к Уизли, и не могу взять с собой... ммм... эту женщину, но не хочу ее далеко отпускать. Можно она пока побудет у тебя? Я понимаю, что тебе, наверное, странно видеть ее вместе со мной, но дело в том, что...

— Конечно, Гарри, если она скачет рядом с тобой, то какая разница? Пускай проходит, я сейчас приготовлю чай.

— Луна, ты уверена, что всё в порядке? Если тебе неприятно...

— Что ты, Гарри, мне приятно. У нее совсем нет мозгошмыгов. Ни одного. Мне кажется, они ее боятся.

— Что ты там бормочешь, чокнутая? Это тебе пора прочистить мозги! Я живо могу тебе это организовать.

— Белла, перестань! Тебе оказывают гостеприимство, так что цени это.

— Да пошел ты в жопу, Поттер! Я не выдержу здесь долго с этим пугалом, имей это в виду. Так что давай уже скорее вали к своим Уизли и возвращайся как можно скорее!

— Луна, — он подмигнул ей, — спасибо тебе! Я вернусь, тогда мы еще побеседуем.

— Ага, как же! — скривилась Беллатриса. — Если найдешь ее живой.

Уже уходя, он услышал, как Луна сказала что-то вроде: «Воронка вращается», это родило в нем довольно странные ассоциации, но конкретно оформить их не получилось, слишком они были расплывчатые. Тем более, что сейчас его голова была полна ожидания предстоящей встречи. Никогда прежде он еще с таким тяжелым сердцем не шел туда, где раньше провел столько счастливых минут. Нигде его не ждали с таким нетерпением и не были ему так рады, как в «Норе» — этом странном сообществе близких родственников, но, вместе с этим, настолько друг на друга не похожих людей. Он вынужден был признать, что здорово по ним соскучился. В конце концов, они сделались на время его единственной семьей. Больше-то у него никого и не было.

И еще там была Гермиона. Ему казалось, что он не видел ее уже десять лет, хотя они встречались всего дней пять назад. Сейчас в его душе даже улеглась та горечь, которую он испытывал, осознавая, что она живет в «Норе» в качестве невесты его лучшего друга. Ну и пускай, желание вновь увидеть ее сейчас было сильнее.

Но, вместе с этим, он прекрасно знал, что Артур уже вернулся домой, что он обязательно поделится подробностями сегодняшнего заседания Визенгамота. Даже если старший Уизли сам лично не был причастен ни к каким грязным делишкам, во что Гарри изо всех сил хотел верить, всё равно, этот маневр с сейфом вряд ли добавил ему — Гарри — симпатий в глазах семьи. Если прибавить к этому тяжелые переживания Гермионы из-за происшествия с Беллой, работу Рона в Аврорате, на который оказалась брошена изрядная тень с его личной подачи, ну и, конечно, разрыв с Джинни — всё это не могло служить поводами для улучшения отношений.

Он отворил калитку изгороди и невольно сделал движение шеей в сжатом галстуком воротнике рубашки. То ли извела вконец жара июньского вечера, то ли разом охватившее волнение. Он подумал, что, наверное, стоило, всё-таки сменить костюм на что-то попроще, прежде чем отправляться сюда.

Короткую дорогу от калитки до входной двери он провел, гадая, кого из многочисленной семьи он застанет дома, и, как всегда, не угадал. В гостиной было пусто, но с кухни слышались многочисленные голоса. Когда он заглянул туда, то, к своему удивлению, увидел в сборе практически всю семью, обедавшую за длинным кухонным столом, шумно переговариваясь о каких-то пустяках. Тут был и Перси, живущий теперь на съемной квартире в Лондоне, и Флёр с Биллом, очевидно, прибывшие с работы из банка прямо в «Нору», а не в свою «Ракушку». Не хватало разве что Джорджа, проводившего в своем магазине практически круглые сутки. На секунду Гарри обуял ужас от того, что он мог забыть какую-то важную дату. Но ничего такого не вспоминалось.

— Эй! — сказал он, смущенно улыбаясь. Все головы тут же повернулись в его сторону, и ему стало довольно неловко.

Секунду царила тишина, а потом раздался радостный гвалт. Казалось, все готовы были его поприветствовать. Молчала только Джинни, но от нее он и не ожидал теплого приема. Во всем остальном, Гарри показалось, что ничего не изменилось с тех пор, как все прошлые разы приезжал сюда. Те же теплые улыбки, те же счастливые глаза, та же атмосфера большой, дружной семьи, встречавшей своего блудного родственника.

— Гарри, ты немедленно должен сесть и попробовать на вкус мой новый рецепт супа из королевских бобов, — заявила Молли, уже держа в руках большую тарелку.

Он подошел к столу, понимая, что ни за что не сможет отвертеться от этой трапезы, и вдруг обнаружил, что за столом для него нет места. Все восемь стульев были заняты.

— Вот незадача! — воскликнула Молли. — Рон, оторвись на секунду от еды и принеси Гарри еще один стул. Потеснитесь там как-нибудь.

Рон тряхнул своей рыжей кудрявой бородкой, отрощенной им буквально в последние недели, придававшей ему несколько более мужественный вид, и притащил из гостиной девятый стул, втиснув его между своим и стулом Гермионы, так, что Гарри оказался буквально в центре стола, окруженный со всех сторон. Он снял мантию, повесил ее на спинку стула и сел. Странная сцена пронеслась у него в голове. Какая-то картина, которую он видел в далеком детстве среди магглов. Он ничего не мог вспомнить четко, кроме схожей композиции: человек в центре стола, окруженный сотрапезниками, тарелка перед ним, окно за спиной. «...и когда они ели, сказал: истинно говорю вам, что один из вас предаст Меня», — вдруг ни к селу, ни к городу вспомнилась фраза, то ли связанная с этим, то ли не имеющая никакого отношения.

Он мотнул головой и стал есть.

Постепенно разговор за столом возобновил свое прерванное течение. Он ел и поглядывал по сторонам, обратив внимание и на то, что Артур тщательно отводит от него глаза и на то, что Перси и Флёр, наоборот, украдкой рассматривали его.

— Видел тебя сегодня в банке, Флёр, — сказал он как можно более беззаботным голосом.

— Действительно? — спросила она. — П’ости, я не заметила.

— Ну да, я не хотел тебя отрывать от работы.

— Был там по делу?

— Ага, — он отправил ложку в рот, — надо было забрать кое-что, — он скосил глаза на Артура, но тот продолжал есть, как ни в чем не бывало.

— Эти гоблины такие... г’убые! — пожаловалась Флёр, глядя куда-то в окно.

— Н-да, — вздохом поддержал ее Билл, — вежливостью они не отличаются.

— Как тебе мой новый рецепт, Гарри? — спросила Молли с выжидательной улыбкой.

— Как всегда, Молли — великолепно! — похвалил он, улыбаясь в ответ. — Как там Джордж?

— Ох, — она заметно нахмурилась, — он, похоже, перенял от тебя привычку проводить всё свободное время в одиночестве. Он постоянно в магазине, живет там, и как я не пыталась, вытащить его не могу. Объясняешь ему, что с семьей-то ему будет легче, а он просто смотрит и кивает. Бесполезно. Хорошо хоть ты, наконец, выбрался на люди из своей «тюрьмы».

— Может, и до сих пор бы не выбрался. Спасибо Гермионе за то, что вытащила, это ее рук дело, — он посмотрел в ее сторону с улыбкой, но в этот момент увидел ее лицо, и ему стало нехорошо. Его подругу явно что-то сильно мучило — до такой степени, что, похоже, она даже недавно плакала. Он совершенно непроизвольно повернул голову в противоположном направлении — на Рона. Тот угрюмо поглощал из тарелки свой суп. Гарри вдруг вспомнил, что за всё время, пока он тут, кроме односложного приветствия, его друзья не сказали еще ни слова.

«Какого черта здесь происходит?!» — подумал он.

— Не решил еще, куда хочешь устроиться, Гарри? — спросил Перси. — Имей в виду, в моем отделе предостаточно вакансий.

Перси был назначен сразу после войны руководителем отдела международного магического сотрудничества.

— Думаю, у Гарри есть все шансы сделать успешную карьеру в отделе магического правопорядка, — сказал Артур, — кажется, некоторые детали профессии он уже активно освоил.

Это можно было принять на счет его опыта в прошедшей войне, но для Гарри совершенно очевидно было, что во фразе старшего Уизли звучал недвусмысленный намек на его сегодняшнее выступление в Визенгамоте.

— Тогда, возможно, Гарри нужно поступить в Аврорат, — заметил Билл, — будет сражаться с Роном бок о бок, как и раньше.

— Может быть, хватит?! — раздался звонкий голос Джинни. Она гневно швырнула ложку на стол.

— Джинни... — укоризненно начал Артур, но она прервала его, вскочив с места.

Гарри буквально почувствовал, как тут же напряглась Гермиона, а Рон прекратил есть и уставился на сестру взглядом, полным тоски.

— Что «Джинни»?! Не хватает смелости сказать ему в лицо то, что вы думаете?! Сколько можно изображать вежливые улыбки и делать вид, будто ничего не произошло, а наш Гарри просто вернулся из дальней поездки?! Вы что не видите, что от того — прежнего Гарри ничего не осталось? Неужели не ясно, что он всё предал — и своих бывших друзей, и свою борьбу, даже память своих родителей, когда связался с этой... этой тварью! Нянчиться с ней, приютить у себя дома, бегать ее защищать, как будто она мать родная! Быстро же ты отказался от всего, во что верил, переметнулся на другую сторону. Да вы посмотрите, он даже одет, как они, теперь она за тебя даже это решает! Чем она так тебя прельстила, а, Гарри?! Наверное, ты уже дошел и до того, чтобы трахать ее там у себя, втихаря от всех, иначе, откуда такая забота?..

БУМ! Удар кулака по столу был такой крепкий, что вздрогнули все без исключения приборы.

— Джиневра Молли Уизли! — громовой голос хозяйки дома зазвучал так, как будто она обращалась к самому Волдеморту. Она стояла, уперев кулаки в бока с выражением крайнего негодования на лице, и отвешивала слова, словно подзатыльники:

— Вы, кажется, забыли, что Гарри Поттер с давних лет практически член этой семьи, что он не раз спасал многих сидящих за столом от смерти, в том числе, лично вас! Что он герой войны, наконец, что он наш ГОСТЬ! Извинитесь перед ним НЕМЕДЛЕННО! Иначе ноги вашей больше не будет в этом доме!

Несколько секунд Джинни стояла, замерши, с совершенно побелевшим лицом, кидая на присутствующих яростные взгляды, но ни в ком не нашла поддержки, поэтому бросила короткое «извините» и выбежала из кухни. Молли, как ни в чем не бывало, уселась на место и улыбнулась Гарри едва заметной улыбкой.

Он отложил ложку в сторону. Кусок в горло после такого ему, конечно, не лез. Как, по-видимому, и остальным сидящим за столом. Даже Рон бросил еду и смотрел в сторону убежавшей сестры с гневным выражением на лице. На Гермиону Гарри даже боялся перевести глаза. Флёр поджала губы, для ее безупречных манер такое поведение было крайне неприятно. Ее муж сидел сейчас к нему изуродованной когтями стороной лица, оттого казался спокоен, зато на лице Артура читалось откровенное огорчение. Перси был непроницаем, как истинный бюрократ по призванию.

Какое-то время все делали вид, что едят, но непринужденная обстановка, естественно, полностью расклеилась. Он извинился, сказал, что ему надо выйти, и действительно вышел в туалет. На самом деле ему надо было чуть придти в себя, иначе он боялся, что просто сорвется с места и выбежит из этого дома бегом. Из зеркала на него сейчас смотрели полные испуга глаза, увеличенные стеклами очков. Он и вправду был испуган. Он хотел оценки своих друзей, хотел какого-то ориентира — и вот он получил... Нет, разумеется, он понимал, что слова Джинни были не больше чем голыми эмоциями, которые почти невозможно было воспринимать всерьез. Да он, практически, и не сердился на нее. Вместо этого он ощущал чувство вины, хотя не понимал, за что именно. Он не видел в своих поступках ничего, что могло бы говорить об отречении от собственных идеалов, тем более, о предательстве. Но она говорила так, как будто знала, что все они думают то же, что и она. Как будто...

Внезапно он понял, что они собрались-то сегодня все именно для того, чтобы поговорить о нем. И, видимо, поговорили, до того, как он появился. И если судить по ее словам, пришли к однозначному выводу. Он закусил губу в тягостном размышлении. Ему не хотелось верить, что у всех этих людей, с которыми он столько прошел вместе, сложилось мнение, что он предал их дело. Разве что... разве что Гермиона! Он вызвал в памяти ее удрученное лицо. Она единственная, кто была с ним, когда они вытаскивали тело из кабинета, и она единственная, кто мог бы его по-настоящему понять. И, похоже, ее сильно угнетала необходимость выбора, кого поддерживать в этом вопросе, ведь у нее самой были к нему упреки, и, пожалуй, гораздо более основательные, чем у прочих. Ему стало тяжело от мысли, что он ставит ее в такое сложное положение — идти против фактически уже своей новой семьи...

Впрочем, ему пора было покинуть уборную, он и так уже торчал здесь дольше, чем это позволяли любые правила вежливости. Его взгляд упал на большую неаккуратного вида расческу, валявшуюся на столике перед зеркалом. Рядом с ней лежала пара рыжих волос. Он подумал несколько секунд, а потом осторожно взял эти волосы и бережно упрятал в карманчик для часов своего пиджака. У него не оформились еще мысли, для чего они могут пригодиться, но почему-то ему казалось, что пригодиться они могут.

Члены семьи уже разбрелись по дому. Он поискал Гермиону, но не нашел. Очевидно, она сразу же после обеда убежала к себе наверх. Тогда он накинул мантию и вышел через заднюю дверь в сад к пруду, просто так, чтобы сделать вид, что он всё еще здесь и никуда не уходит, хотя имея явное намерение потихоньку выбраться из дому и уйти.

Он прошелся вдоль пруда взад-вперед, когда услышал шаги и обернулся. Его догнал Рон.

— Это... Гарри, я хотел сказать, что... Джинни... она не в себе. В общем, не принимай близко к сердцу. Ты же знаешь, что она... как она к тебе относится, — он замотал головой. — Это же надо такое выдумать — ты и Беллатриса! У нее, наверное, совсем крыша поехала!

— Рон, брось это, я всё понимаю. Что я, не знаком с Джинни и ее темпераментом?

— Знаешь, я на тебя злился тогда, ты уж прости, что ты так ушел... в смысле, от нее. Ну, она же моя сестра, и всё такое. А теперь-то я понимаю... То есть, представляю, что ты мог от нее натерпеться. В общем, прав ты был, Гарри, чертовски прав! — Рон опустил голову с сокрушенным выражением на лице.

— Эй, — он потрепал друга по плечу, — всё в порядке! Скажи лучше, как сам? Как у вас с Гермионой?

— Ох, она в последние дни сама не своя! Эта история с Беллой ее прямо выедает изнутри. Постоянно за меня волнуется. Как будто я ребенок и ничего не понимаю. Всё я понимаю, я ж аврор, а она со мной как с маленьким. И за тебя переживает. Я ее пытался успокаивать, но бестолку. А еще сегодня все эти разговоры...

Он вдруг осекся.

— Какие разговоры, Рон?

— Да какие-какие?! А то ты не слышал!

— Ага.

— Так я чего хочу-то... Гарри, я тебя ж на свадьбу хотел пригласить.

Вот оно! Это должно было рано или поздно случиться, но он отчего-то думал, что случится это гораздо позже. В груди сразу как будто что-то рухнуло с большой высоты.

— И когда? — выдавил он, пытаясь удержать на своем лице приветливое выражение.

— Точной даты пока нет, но скоро. Наверное, недели через две. Так что имей в виду. Без тебя не начнем, — Рон толкнул его с дружеской улыбкой.

— Ну, если так... Тогда непременно буду!

Если бы это было так, им пришлось бы ждать его до конца своих дней! Или нет? Нет, он всё равно бы пришел. Ради нее.

— Мне пора, Рон.

— Уже?! — изумился тот. — А чай?

— Извинись перед Молли за меня. Я сейчас тихонько уйду через сад, не устраивай там шума из-за этого. Хорошо?

— Договорились.

Он пожал его большую красную ладонь и пошел вглубь сада к дальней изгороди, уводящей в лес через маленькую калитку. И ни разу не обернулся, чтобы еще раз взглянуть на такой родной для него уголок из старой жизни.

Когда он добрался до дома Лавгудов, уже спустились сумерки. Дом, несмотря на угрозы Беллы, еще стоял, на первом этаже свет горел только на круглой кухне. Он пару раз постучал и вошел внутрь. Луна тут же спустилась на его стук.

— А, Гарри! — обрадовалась она. — А я думала, ты вернешься позже.

— Где Белла, Луна?

— Твоя галка спит.

— Спит?! Черт... то есть я хотел спросить, а откуда взялись эти «галки»?

— Ну, Гарри, галки летают стаями. Но на зиму они разбиваются на пары и вьют себе гнезда. Когда я сегодня увидела вас на клеверном поле, то подумала, что вы похожи на таких галок, которые ищут и никак не найдут места для своего гнезда.

— Но сейчас же не зима, Луна.

— Но я могу ошибаться, Гарри, ты же знаешь. Я всё время ошибаюсь.

— Ты точно уверена, что она спит?

— Конечно. Пойдем, я тебе покажу.

Она повела его по узкой лестнице на самый верх в свою комнату.

— Видишь? — сказала она шепотом, указывая на Беллатрису, спокойно сопящую на кровати Луны. — Я спела ей колыбельную, и она заснула.

— Колыбельную?! — ошарашено прошипел он.

— Да, вот смотри...

И она тихонько запела: «Viens, la F?e Morgane...»

— Откуда ты знаешь эту песню? — поразился он.

— Все мамы-волшебницы поют своим дочерям эту песню, разве ты не знал?

Он не знал. Он не знал и он не понимал, что вообще здесь происходит.

— Погладь ее по волосам вот так...

Луна осторожно присела на постель и стала гладить своей крошечной ладошкой черные локоны, напевая колыбельную тонким голосом, так не похожим на глубокий голос Беллатрисы. Какое-то время он смотрел на это, потом опустился рядом на корточки и тоже стал гладить черные волосы своей дрожащей ладонью.

— Признайся, Белла, что она тебе понравилась.

— Не выдумывай, Поттер.

— Не стала бы ты спать при том, кому ты не доверяешь.

— Просто меня сморило от ее бессмысленного бормотания.

— А она сказала, что спела тебе колыбельную.

— Кого волнует, что сказала эта чокнутая!

— В таком случае, правду говорят, что чокнутые тянутся друг к другу.

— Отъебись от меня, Поттер! — взвизгнула Беллатриса. — И вообще, я хочу есть. Тебя-то, небось, Уизли накормили до отвала. Кричер! Кричер, василиск тебя заглоти, тащи мне ужин!

— Хозяину тут письмо, — сказал Кричер, приплевшись на вопли Беллатрисы. Он подал свернутый в рулон пергамент.

— От кого?

— Не знаю. Сова принесла, пока хозяина с госпожой Беллой не было дома.

— Чья сова?

— Кричер не знает. Сова как сова.

— Как она выглядела?

— Кричеру некогда разглядывать сов. Кричеру надо готовить и убирать.

— Что б тебя! Ладно, посмотрим, что тут.

Гарри развернул пергамент и уставился на абсолютно чистый лист.

— То ли дурацкая шутка, то ли кто-то по ошибке перепутал пергаменты, — он почесал в затылке.

— Дай-ка сюда, — Белла отобрала у него листок. — Апарекиум. Хм…

Лист всё так же оставался чист.

— Попробуй-ка своей палочкой, Поттер.

— Апарекиум! — произнес он, касаясь остролистом пергамента. И немедленно посредине листа появилась короткая надпись идеальным каллиграфическим почерком.

«Будь осторожен! Сегодня ночью на твой дом планируется нападение. Друг.»

— А то мы не знали! — усмехнулась Белла. Потом добавила, хмыкнув, — А твоя-то грязнокровка умна.

— Думаешь, это Гермиона?

— А кто еще? Посмотри, неприметная сова, самописное перо, да еще и надпись, открывающаяся только твоей палочкой — кто еще сделает всё так грамотно?

— Почему же она не предупредила меня лично?

— Да ты, идиот, что ли, Поттер?! Ясно же, что за ней следят.

«А ведь и правда!» И как он не сообразил сразу?! Он же видел ее подавленное, заплаканное лицо. Каково же ей сейчас?! Мучиться, разрываясь напополам, не имея даже возможности ни посоветоваться, ни попросить помощи. И всё-таки суметь принять верное решение.

— Представить не могу, что она испытывает!

— Всё-таки ты придурок, Поттер! Редкостный! Редкостный придурок!

— Да хватит уже, Белла, и так тошно! И вообще, она магглорожденная, я — полукровка, чего это ты вдруг за нас так распереживалась?

— А может, мне нравится наблюдать за вашими страданиями! — захихикала она. — Два идиота! Хыы! Ладно, я пойду поем.

Она ушла, оставив его одного со своими печальными размышлениями. Всё-таки, до прихода этого письма он до конца не верил, что они решатся. Да, Кингсли и Белла запланировали всё заранее, рассчитывая, что как только он вытащит документы из сейфа, будет организовано нападение на него. У них было меньше суток в запасе, чтобы попытаться избавиться от уличающих их материалов. Но, несмотря ни на что, он верил, что обойдется без этого. Белла не сомневалась, Кингсли почти не сомневался… А он сомневался. Конечно, он не думал, что люди, способные на то, что они творили с чистокровными семьями, остановятся перед еще одним преступлением. Но преступления в данном случае было мало, необходимо было предательство, позволяющее пустить их в дом. И вот в это он отказывался верить до самого конца. Теперь выходило, что в людей Гарри верил зря. Маленьким утешением служило лишь то, что хотя бы Гермиона не поддержала их намерений.

Как же так вышло, что они все враз встали по разные стороны? Неужели вся их совместная борьба, общие жертвы ничего не значили теперь? Оттого ли так получилось, что победа для них и для него значила совершенно разное? Что он видел в ней просто борьбу за выживание — себя и близких людей, а они — шанс всё переделать. Он взглянул на перстень на своей руке. Получается — он всегда был отщепенец, выброшенный из одной компании — таких как Малфои, и так и не ставший до конца своим в другой. Изгой, вообразивший, что навсегда принят в команду, а, по факту, бывший в ней только до того, как в нем была необходимость. Такое ощущение, что за ним постоянно наблюдали и только ждали случая, когда он проявит малейшую симпатию к тому кругу, откуда он был выкинут. Он сейчас с горькой иронией вспомнил Снейпа. Как в этом смысле судьба зельевара была похожа на его собственную, разве что Снейпу всё говорили в лицо, а его до времени обхаживали. Или вот еще Сириус. Еще один изгой. По обычному подозрению заключенный в тюрьму без всякого суда. Снова им был нужен только малейший повод. Получается, они никогда не церемонились с такими, как он. Вся разница лишь в том, что он уж слишком высоко поднялся благодаря своей победе, поэтому с ним вынуждены были считаться. Иначе сидеть бы ему уже сейчас в Азкабане по обвинению в сотрудничестве с бывшими упивающимися. Наверное, он сильно ошибался, когда вел себя так доверчиво и дружелюбно со всеми этими людьми. Надо было вести себя как Снейп — холодно и отстраненно, не пришлось бы теперь в разочаровании грызть ногти и сокрушаться о потерянной дружбе.

И еще Гермиона, попавшая в эти жернова, вынужденная теперь метаться туда-сюда между чувством справедливости и своими естественными привязанностями, ведь она-то как раз была из их круга. Кто знает, быть может, и свадьба назначена так скоропалительно, чтобы покрепче привязать ее, не дать ей самой стать очередным изгоем. Ему оставалось только надеяться, что она не пострадает из-за своих метаний, не попадет в ловушку в попытках ему помочь.

— Чего закис, Поттер? — Белла вернулась из столовой, ковыряя зубочисткой в новеньких зубах. — У нас еще полно времени, давай-ка потратим его с пользой.

Она развернулась боком и демонстративно отстегнула одну защелку на корсете.

— Белла, ну ты выдумала тоже! Сейчас нас придут убивать, а ты собралась…

— Во-первых, — прервала она его, — лучшего момента для такого и не придумать, во-вторых, не придут они сейчас.

— Почему ты так думаешь?

— Рано. Сам подумай — они не знают, что мы их ждем, значит, лучшее время для того, чтобы появиться — когда мы уснем. Примерно, от двух до пяти часов. Поверь мне, уж я-то знаю, во сколько лучше всего вламываться в дома, — она ухмыльнулась. — Так что, Поттер, времени у нас полно.

— А если они рассуждают как-то по-другому?

— Значит, будем драться голыми! — воскликнула она, завращав глазами. — Не выводи меня! Они у тебя в гостях никогда не были, так что аппарировать не смогут. Камин ты закроешь, значит им останется ломиться через входную дверь. За это время ты успеешь два раза кончить!

— В таком случае, скажу откровенно: я просто сейчас не хочу. Нет настроения.

— Ну, сиди, страдай! Я тогда в ванную. Если что — присоединяйся.

Она удалилась, виляя бедрами.

Какое-то время он пытался вернуться к тем рассуждениям, которые бродили у него в голове до того, как она зашла, но воображение постепенно просачивало внутрь его головы соблазнительные картинки ее тела, плескавшегося в ванной, и он понял, что подавленное настроение куда-то ушло. Он разозлился сам на себя за то, что снова возбуждение настолько легко вытеснило любые даже самые сокровенные его переживания, заодно досталось и Белле, так не вовремя возжелавшей чувственных удовольствий. Впрочем, ему пришло в голову, что подобное злое настроение было как раз идеальным для секса с этой женщиной, поэтому он сбросил с себя пиджак и отправился вслед за ней в ванную.

— А, приплелся-таки, — заметила Беллатриса индифферентно, погруженная по шею в ароматную пену.

— Ты совсем не боишься?

— Чего бояться? Убьем их, и дело с концом. Первый раз, что ли.

Она перевернулась и выставила над водой самую верхушку полушарий своих ягодиц, лоснящихся от мыльной воды, и подвигала ими вперед-назад.

— Займись-ка этим, Поттер.

Дважды его не пришлось уговаривать.

Несмотря на все их попытки потратить время с пользой, всё равно его еще оставалось достаточно до того, как, по расчетам Беллы, к ним должны были нагрянуть гости. Они уже успели выдуть по две чашки крепкого кофе, сидя на кухне, но их постоянно клонило в сон. Этот день выдался напряженным.

— Никаких непростительных, Белла, ты помнишь об этом?

— Помню, помню, Поттер, отстань, — отозвалась она сонно.

Он отдал ей свою палочку, ее собственной пользоваться было нельзя. Белла взяла ее и какое-то время внимательно изучала, пыталась почувствовать ее силу. Осознание того, что эта палочка была копией палочки Темного Лорда, внушала ей определенный трепет. Впрочем, справилась она с ней довольно быстро. Никаких сомнений в том, что ее железная воля способна подчинить себе любую палочку, у него не было.

Ближе к часу ночи Белла предложила открыть камин. «Будет меньше вызывать подозрений», — пояснила она, и он без пререканий согласился. Ей было виднее. Да, таким образом они открывали второй путь для возможных нападавших, но зато те будут менее осторожны.

Они переместились в гостиную на диван, и в условиях почти полной темноты, да еще ощущая мягкое теплое тело Беллатрисы под боком, Гарри почти тут же задремал, уронив голову на ее плечо.

Проснулся он от того, что кто-то с силой зажимает ему рот. Он, было, дернулся, но тут же разглядел перед собой в темноте белки ее глаз в паре сантиметров от собственного лица. Он замер и прислушался. На первом этаже слышались тихие шаги.

Гарри заблаговременно приказал Кричеру забраться в свою клетушку в бойлерной на всю ночь, и ни в коем случае не выбираться оттуда, пока он его не позовет. Клетушку Кричер до сих пор считал своим домом и наотрез отказывался перебраться из нее в какую-нибудь другую часть квартиры, более подходящую для жизни, несмотря на все просьбы и предложения.

Так что сомнений быть не могло — на них напали!

Он собирался встать, но она положила ему руку на плечо и удержала, указывая пальцем на камин, предлагая выждать несколько секунд. И оказалась права. Почти сразу камин осветился изнутри слабым зеленым свечением, и из него вышли по очереди три фигуры. Первые двое были закутаны во что-то темное, последняя же, как ни странно это показалось Гарри, была в абсолютно-белой мантии с капюшоном. Видно было, что злоумышленники и не подозревают о нахождении целей их вторжения буквально в нескольких метрах от них в этой же комнате.

Он почувствовал, как правая рука Беллы пошла вверх и понял, что дожидаться более удобного момента она не собирается. Поэтому он вслед за ней вскинул палочку, но она всё равно была первой.

— Верикус! — услышал он над ухом ее резкий как удар хлыста возглас, который в полной тишине дома едва не оглушил его. Она ударила в ближайшего нападавшего, подошедшего к дивану, на котором они сидели, и кровь из гигантской раны буквально брызнула ему в лицо. Следующим своим движением он прикрыл их обоих щитом и вскочил на ноги.

— Экспеллиармус! — атаковал он фигуру в длинной белой мантии, но получил в ответ ступефай такой силы, что если бы не Старшая палочка, его бы вышвырнуло из комнаты в коридор.

— Уф! — выдохнул он, чувствуя пальцами, как магия буквально просквозила по тонкому куску дерева и, не без усилия отраженная Старшей, отправила ее обратно, выбив палочку из рук нападавшего. Пожалуй, он всего несколько раз в жизни сталкивался с такой концентрированной атакой, учитывая, что заклинание незнакомца прежде пробило поставленный им щит.

Он, было, думал, что в этой комнате дело сделано, так как Белла практически расправилась с третьим нападавшим, едва успевавшим отражать ее атаки, посылаемые с бешеной скоростью. Будь у нее возможность колдовать непростительные, бедолага был бы давно уже мертв. Однако его противник нырнул в темноту комнаты куда-то за черный холм мебели, и Гарри услышал, как он произнес: «Акцио палочка» глухим голосом, словно сквозь маску.

— О, черт! — он поставил перед собой протего такой силы, на которую был способен и, ухватив Беллу за талию, рванулся резко вправо.

— Дверь! — крикнула она ему на ухо, и он развернулся на месте, держа ее за талию, как в танце, делая оборот на сто восемьдесят градусов, надеясь, что щит за его спиной выдержит, потому что в намерения Беллы вообще не входило защищаться.

Он выставил протего прямо перед дверью и следующим заклинанием отбросил в темноту коридора первую же фигуру, которая оттуда появилась. Белла послала тъеро дементо, но, видимо, не попала, судя по тому, что он не услышал за спиной криков ужаса. Больше всего он сейчас беспокоился о том странном маге в белой мантии, очевидно, предводителе, который мог ударить в любую секунду. Он не хотел рисковать.

— Разворот! — крикнул он, прижимая плотнее к себе ее бедро, и обратил ее к двери, а себя в сторону камина. И вовремя, потому что щит с этой стороны оказался пробит, и он тут же поставил новый, одновременно с этим подумав, что надо бы зажечь свет, чтобы хотя бы увидеть, с кем же он, Мерлин его прокляни, имеет дело! Но на лишний люмос не было ни секунды.

Он швырнул экспульсо, еще одно, промахнулся, увидел, что щит пробит снова и понял, что сперва нужно избавиться от третьего нападавшего. За спиной у двери, тем временем, раздались вопли, очевидно, Белла врезала верикусом кому-то прямо в лицо.

Он отпустил ее, сместился левее, выставил щит и, пригнувшись, бросил ступефай в третьего нападавшего. Тот увернулся, но маневр был возможен только в одну сторону, Гарри поймал его на этом и тут же связал инкарцеро. Теперь можно было заняться главной мишенью. Он обрушил на фигуру в белой мантии целый град заклинаний, одно за другим, бросая их веером, чтобы труднее было увернуться. Его противник, видимо, уже понял, что от Старшей палочки практически бесполезно прикрываться щитом, поэтому старался как можно больше маневрировать, перемещаясь из одного темного угла комнаты в другой. Каким-то чудом тот увернулся и теперь.

За спиной мелькнула зеленая вспышка авады кедавры. Гарри мельком обернулся, увидев, что с Беллой всё порядке. Ее отчаявшиеся противники перешли на непростительные. Он снова бросил в сторону двери протего, чтобы слегка облегчить ей жизнь.

— Фумос! — столб отвратительно пахнущего белого дыма полетел в его сторону. Он тут же, на всякий случай, упал на пол, полностью потеряв из виду своего противника, и закашлялся.

— У меня всё! — практически в этот же момент выкрикнула Белла с задором в голосе но, увидев дым, завопила. — Это что еще за хуйня?!

Но он уже понял, что это было, заметив сквозь белую пелену слабую вспышку. Его противник скрылся обратно через камин.

— Ушел, акромантул тебя высоси! — ругнулся он, продолжая отгонять пакостный дым. — Белла, включи уже, наконец, свет!

— Как-то быстро всё, — сказала Беллатриса ворчливо, включая люстру, — даже размяться как следует не успели. А с твоими щитами, Поттер, вообще скучно, как будто по манекенам лупишь.

— Белла, ты можешь, кха-кха, сделать что-то с этим вонючим дерьмом?

— Нет, Поттер, вообще в первый раз вижу такое заклинание.

— Мерлинова борода, кто это был вообще?! Кха-кха, позови Кричера, надо послать сову Кингсли.

Он споткнулся в дыму о лежащее окровавленное тело, чертыхнулся и выбрался поближе к двери. Около нее валялись еще трое, сраженных заклинаниями Беллы. Они выглядели не сильно лучше, чем самый первый. Белла не привыкла церемониться.

— Вот этого я узнаю, — она склонилась над самым дальним телом незнакомого Гарри волшебника, — один из тех, кто меня пытал.

— Что ж, он получил свое.

— Ну, нет уж! Повезло собаке. Не узнала в темноте, иначе был бы сейчас жив, голубчик. Попробовал бы на себе много чего, прежде чем подохнуть!

Она пнула тело ногой и плюнула на него.

— Кричер пришел, хозяин По...

Домовик воззрился на царящий в комнате погром.

— Кричер, кха-кха, принеси мне сову и не вздумай здесь ничего трогать. Вообще лучше не заходи в гостиную, пока этот проклятый дым не рассеется.

— Дым? — спросил домовик. — Хозяину мешает дым?

— Да, черт возьми, очень мешает!

Кричер пробормотал что-то и щелкнул пальцами. Дым мощной струей ринулся в камин, и через несколько секунд от него не осталось и следа.

«Уборка помещений не по нашей с Беллой части», — подумал Гарри.

Ясно было, что от сраженных Беллатрисой нападавших толку уже не было никакого. Он взглянул на последнего, скрученного им самим, до сих пор его невозможно было увидеть в дыму, Гарри лишь слышал его кашель. Теперь же он разглядел под туго обвернутой веревками серой мантией курчавые черные волосы, коричневую кожу...

— Дин?! — спросил он, не веря своим глазам. — Дин Томас?!

Он подошел поближе к связанному телу. Нет, он не обознался. Его сосед по комнате в гриффиндорской башне, парень с которым они рядом провели долгих шесть лет, его соратник по борьбе, один из тех, кого он вытащил из подземелий Малфой-менор... заодно с напавшими на него грабителями и убийцами? Как такое было возможно? Он не верил своим глазам.

— А, Гарри... — сдавленным голосом промолвил Дин, — вот и снова встретились.

— Как же так, Дин? Как же так... — он не мог толком подобрать слов.

— Да, Гарри, спроси у себя, как же так? Как же так вышло, что ты нас предал?

— Я никого не предавал, Дин, кто тебе сказал это?

— Просто обернись, и ты поймешь, что мне не нужно никаких слов, чтобы всё понять. Ты дерешься вместе с упивающейся. Той самой, которая сунула тебя в подвал и хотела убить, вместе с твоими друзьями. Той самой, что пытала Гермиону.

— Ты просто идиот, Дин! — разозлился он. — Гермиона, в отличие от тебя, всё поняла! А ты повелся на то, что тебе рассказали. Как ты очутился в этой компании?

— Я работаю в аврорате, Гарри. Ты не знал? Я шел сюда вместе с товарищами на операцию по поиску важных улик.

— В таком случае, тебя обманули, Дин...

— Он брешет, Поттер! — прервала его Белла, встав сзади над ним, сидящим на корточках.

— Погоди...

— Я сказала, он брешет! Погляди на его лицо. Он пришел ночью в твой дом, пробрался, желая застать тебя спящим, чтобы легче было взять...

— Нет! — смог выкрикнуть Дин, насколько ему позволяли веревки. — Мы хотели только забрать бумаги!

— Ага, конечно. Слушай его больше, Поттер! А то, они не знали, что ты будешь обороняться... Эй ты, слышишь, как там тебя? — она пнула Дина ногой. — Вы пришли вшестером ночью в чужую квартиру. Скажи мне, что ты веришь, будто хозяин мог не проснуться, пока вы будете заниматься поисками. Нет, вы пробрались сюда, чтобы СНАЧАЛА убить хозяина, А ПОТОМ искать документы. Так всё было?

— Белла...

— Да заткнись ты, Поттер! Сколько можно верить во всякую добродетельную херь?! Иди-ка лучше, вызывай Кингсли, а я сама займусь этим лживым недоноском.

— Нет, Гарри, не оставляй меня с ней! — взмолился Томас. — Пожалуйста, ты же не сделаешь этого?! Гарри, мы не хотели тебя убивать, только оглушить, у нас был четкий приказ на этот счет.

— Вот видишь, Поттер, он уже начинает менять показания. А меня вы тоже собирались только оглушить?

— Тебя? Но... Гарри... она же упивающаяся, соратница Волдеморта. Гарри! Нельзя же сравнивать.

— Беллу, значит, в расход! — ухмыльнулась она жутко, запуская свои пальцы с длинными ногтями в густую шевелюру Томаса.

— Гарри! Пожалуйста!

— Белла, не надо, оставь его в покое. Его допросят как положено, если надо, дадут веритасерум. Оставь.

Но ее не так-то просто было оторвать от этого занятия. Она ухватила волосы своей жертвы и повернула его голову к себе, смотря прямо в глаза.

— Ответь-ка мне, почему Поттера сказано было оставить в живых?

— Я не знаю...

— Ну!

— Я слышал только, как говорили, что он... что на него... что-то повесят.

— Ты понял, Поттер? «Повесят»!

— Гарри! Пожалуйста! — Дин чуть не плакал.

— Кто был этот чудак в белой мантии?

— Я не знаю.

Она схватила его второй рукой за мошонку и сдавила, сперва слабо, потом сильнее и сильнее, продолжая глядеть прямо в глаза.

— Я спрошу еще раз. Кто это был?

— Я не знаю! Честное слово! Нет! НЕЕЕТ!

— Ну, хватит! — Гарри взял ее подмышки и оттащил от извивающегося Томаса.

— Я не знаю, — хныкал тот, — он появился в самый последний момент. Я его никогда раньше не видел. Сказали — он будет руководить операцией.

— Хуй на него, кто бы он ни был! — сказала Белла, отряхиваясь. — В следующий раз попадется. Погляди, Поттер, чего они стоят — твои друзья! Раскололся за десять секунд, даже круцио не понадобилось! Тьфу!

Гарри отвернулся. Он не хотел смотреть в тот угол, где лежал Дин. Его почти тошнило сейчас, настолько отвратительна была ситуация. Куда же всё катится?!

— Сова, хозяин, — проскрипел рядом голос домовика, — Кричер принес сову.

Он набросал дрожащими пальцами записку Кингсли и выпустил сову в окно.

— Кричер, принеси вино и стаканы, — выдохнул он и рухнул в кресло.

— Схожу за своей, — Белла бросила ему на колени его палочку и, чмокнув в макушку, удалилась.

Удары обрушивались на него один за другим. Всё-таки, одно дело, осуждать и не поддерживать, а другое — впрямую участвовать в нападении на своего бывшего друга. И неизвестно еще, не причастен ли Томас к преступлениям против семей упивающихся. Иначе стал ли бы он соглашаться примкнуть к этому налету. Наверняка у тех, кто его послал, нашлось, чем на него надавить. Всё это было настолько отвратительно, что Гарри хотелось просто убежать куда-нибудь. Прочь из этой квартиры, из этого города, из этой страны. Куда-нибудь подальше, к морю. Он впервые задумался о том, чтобы уехать. Например, сразу после того, как он поможет Кингсли навести порядок. Похоже, здесь уже почти не осталось тех, ради кого стоило бы оставаться. Несколько минут прошли в одних из самых тягостных раздумий в его жизни.

— Ух! — сказал Кингсли, выходя из камина. — Слава Мерлину, всё обошлось! Я всю ночь сидел, как на иголках. Постоянно порывался бросить всё и бежать сюда.

— Всё в порядке, Кингсли, — улыбнулся Гарри, — мы справились. Правда, Белла слегка перестаралась. Хорошо, что остался хотя бы один свидетель в нормальном состоянии, — он указал на лежащего Томаса.

— Ты доверил Белле палочку?! — изумился Кингсли, но почти в тот же самый момент Дин заорал «помогите!» и он кинул, — ладно, об этом потом.

— Что такое, мистер Томас? — Шеклболт подошел к связанному, возвышаясь над ним подобно скале.

— Господин министр! Помогите мне! Поттер и Беллатриса Лестрейндж собираются меня пытать!

— Для того, кто забрался в квартиру своего бывшего друга с намерением его ограбить, не больно-то разумно обвинять хозяина, а, Томас?

— Это была санкционированная операция, господин министр. Нам показали пергамент. Без этого никто в здравом уме не согласился бы напасть на Поттера.

— О том, кем она была санкционирована, мы еще с тобой поговорим, Томас. А пока советую лежать тут и не жаловаться, а не то, клянусь, я забуду, что министр и добавлю еще от себя! Гарри, пойдем, спустимся вниз, поговорим в спокойной обстановке.

Они перешли в столовую, куда Кричер принес новую бутылку вина из кладовой.

— Вот, — Гарри поставил перед Кингсли кубик уменьшенного шкафа с документами, извлеченный из сейфа Лестрейнджей.

— Разрешишь мне взглянуть сейчас? — заинтересовался министр.

— Конечно.

Кингсли поставил кубик на пол на свободное место и прочел финита.

— Ого! — изумился он, — вот это картотека! Похоже, на изучение всего этого добра уйдет немало времени.

— Ну да, — согласился Гарри, — а его-то как раз и нет. Ты знаешь, что один из нападавших сбежал?

Кингсли обернулся, глядя на него, и нахмурился.

— Это скверно. Теперь они предупреждены, что атака провалилась, и начнут разбегаться, как тараканы по щелям.

— Извини, Кингсли, это моя вина! Надо было догадаться, первым делом, закрыть камин, как только они вошли.

— Не тебе извиняться, Гарри. Ты в очередной раз рисковал жизнью, чтобы спасти других.

— Да не так уж я рисковал со Старшей палочкой в руках, — он пожал плечами, — и с Беллой в качестве помощницы. Если бы не этот странный маг в белой мантии...

— Какой маг?

— Который и сбежал. Представить не могу, кто это такой, но дрался он здорово. Без него мы бы уложили всех за пять секунд... Ну... за десять!

— А что сказал Томас?

— Судя по всему, он ничего о нем не знает.

— Он может и врать.

— Не думаю. Он так перетрусил, когда Беллатриса начала ему задавать вопросы, что, по-моему, маму родную был готов выдать.

Кингсли усмехнулся.

— Да уж, она может произвести впечатление на неокрепшие умы. Кстати, Гарри, судя по всему, это и тебя касается. Похоже, из вас двоих на поводке оказался именно ты, а не она.

— Хватит! — он вдруг взорвался. — Честное слово, хватит, Кингсли! С таким же успехом ты мог бы сказать, что все мы еще недавно были на поводке у Дамблдора!

— Гарри...

— Мы должны ДОВЕРЯТЬ друг другу, Кингсли! Плевать на то, кто мы такие. Стоило только появиться одному единственному подозрению и посмотри, к чему это привело! — он взмахнул руками. — Бывший Орден Феникса теперь дерется друг против друга. До чего мы дошли?

Шеклболт опустил голову.

— Я не хочу это повторять, понимаешь, Кингсли, не хочу!

— У тебя что-то случилось, Гарри? Я имею в виду... помимо этой ночи.

— Да, химера меня задери, случилось! Случилось, что тот, с кем мы дрались бок о бок месяц назад, вламывается ко мне в квартиру! Случилось, что я прихожу в дом, который считал родным, а в меня там бросают обвинение в предательстве! Давай, Кингсли, скажи мне теперь ты, что я стал заодно с упивающимися!

— Понятно. Уизли, да?

Он отвернулся.

— Гарри, ты, видимо, постоянно думаешь о том, что кто-то из них выдал тебя.

— А что уж тут думать, — сказал он обреченным тоном и сел за стол, подливая себе вино.

— Ну да, если посчитать, оказывается, что без них не обойтись, так?

— Да уж. Кстати, Гермиона вчера прислала мне письмо с предупреждением о ночном налете. Вот и выходит, что это или кто-то из старших Уизли или Джордж.

— Или Рон...

— Об этом я даже думать не хочу, Кингсли! И не убеждай меня, и не говори ничего!

— Я и не собираюсь. Кстати, Гарри, ты забыл еще об одном персонаже.

— О ком?

— Наземникус Флэтчер. Он тоже имел доступ в твою квартиру. Про него после войны все как-то позабыли, но кто поручится, что его услуги не пригодились сейчас?

— Хм, да я действительно про него забыл.

— Зато мы про него не забыли, — сказала Беллатриса, входя на кухню, — привет, Шеклболт.

— Ты это о чем, Белла?

Она подставила стакан, и Гарри наполнил его.

— Вы же не думаете, что такой пройдоха исчез бы просто так? Небось, после войны был бы первый, кто бы прибежал требовать компенсацию.

— Так и где он?

— После того, как вы устроили такой резвый налет на Министерство, естественно, Лорда заинтересовало, ради чего это Поттер вдруг решил так рискнуть. Амбридж сперва отпиралась, но после того, как ее чуть-чуть потрясли, рассказала всё и об амулете и о том, у кого она его изъяла. Так что за Флэтчером отправился в погоню целый отряд упивающихся во главе с Эйвери. Но тот, видимо, сразу, как только узнал о налете на Министерство, пустился в бега. Последние его следы были обнаружены в Дувре. После этого о нем никто ничего не слышал. Так что делайте выводы. Он подался на материк.

Она выпила.

— Это ничего еще не доказывает, — заметил Кингсли.

— Как скажешь, — Белла пожала плечами, — если вам обоим нравится утешать себя, можете этим заниматься и дальше. В общем, тут у вас скучно, я пойду еще попугаю этого малого в гостиной, — она ухмыльнулась.

— Белла!

— Не бойся, Поттер, показания он дать сможет.

— Белла!

Но она уже удалилась.

— И что теперь? — спросил Гарри.

— Я тут для себя набросал план, кого отправить в отставку, хотя, думаю, до утра многие разбегутся сами. Самая большая проблема, разумеется, с Авроратом. Я решил пока поставить во главе Долиша.

— Долиша? Его же после войны вообще отстранили от работы.

— Знаю. Я сам и отстранил. А теперь думаю, что вот такой как он тупой служака сейчас лучше всего и подойдет. Я за всю свою долгую службу ни разу не слышал, чтобы он нарушил приказ. Будет делать ровно то, что ему предписано. А вот что делать с остальными, ума не приложу. Я, конечно, не сидел сложа руки, отобрал несколько человек, на которых я смогу положиться в первое время, но откуда взять еще авроров, не представляю.

— Я, кажется, могу тебе подсказать, хотя не думаю, что тебе это понравится. Обратись к Люциусу Малфою.

— Ты прав, Гарри, что-то мне это совсем не нравится.

— У него сейчас собралось много тех, кто был обижен репрессиями против чистокровных. Среди них наверняка найдется достаточно магов, кто согласится поработать над расследованием дел против них. Их не получится подкупить, и невозможно запугать, так как терять им уже нечего. Из них получится настоящий отряд. Добавь туда толковых выпускников Слизерина, типа Драко Малфоя или Блейза Забини, вот будет тебе опора.

— Хм, Гарри, получается, что мы возвращаемся назад, снова даем привилегии чистокровным...

— Ну, если восстановление справедливости ты называешь возвращением привилегий... По мне, так выхода у нас всё равно нет, но решать тебе, ты — министр.

Они чокнулись и выпили.

— Хорошо, я подумаю над этой идеей. А сейчас надо заняться текущими делами. Я приглашу несколько магов, которым доверяю, они проведут все следственные действия в отношении напавших на твой дом, Гарри. А после этого мы наложим на него новое заклинание Доверия. И на этот раз ты сам выберешь хранителя.

— Ты сможешь это сделать?

Кингсли отчего-то хитро улыбнулся.

— Уверяю тебя, Гарри, я уже делал это неоднократно.

— Хорошо. Но, получается, кроме тебя и Гермионы мне и выбрать-то некого.

— А что делать с Беллатрисой?

— Ты о доме? Боюсь, что это уже больше ее дом, чем мой.

— Я не о доме. Мы же не можем всё это просто так оставить?

— Почему?

— На ее руках куча невинных жертв, Гарри.

— Ну, так и пусть искупает свою вину, делая что-то полезное. Как сейчас, например.

— Не думаю, что смогу объяснить общественности, что ближайшая соратница Волдеморта...

— Кингсли, общественности вовсе не обязательно знать подробности. Не знает же общественность распорядок дня заключенных в Азкабане.

— Это не одно и то же.

— Пусть так. Но сейчас она намного полезнее на свободе. Для всех полезнее.

— А потом?

— До «потом» еще надо дожить!

Всякий, кто пытался прокрутить через мясорубку слишком жесткий кусок мяса, знает, насколько тяжело бывает продавить через мелкие дырочки плотную мясную массу. Если же большая часть этих дырочек еще и забита, получить ожидаемый фарш становится почти невозможно. Всю следующую неделю Кингсли Шеклболт пытался заниматься этим весьма неблагодарным занятием. Пытался продавить свои решения через Министерство, почти не имея для этого надежных сторонников.

Разумеется, после того, как документы из сейфа Лестрейнджей стали достоянием гласности, сделать это стало легче. Большинству фигурантов скандальных материалов пришлось уйти в отставку, в том числе, трем руководителям отделов и почти двадцати членам Визенгамота, не просидевшим на своих креслах и трех недель с момента их назначения. Нескольких даже отправили в Азкабан, кое-кто сбежал за границу. Всё это позволило перестать игнорировать министра, его слова и его решения, но участники охоты на чистокровных магов как были в тени, так там и оставались. Расследование нападения на Гарри Поттера выявило лишь его непосредственных участников, а показания Беллатрисы позволили арестовать всего двоих авроров. Единственное, что получилось действительно хорошо — взбудоражить магическую общественность. Два развернутых интервью, которые Гарри дал Рите Скитер, причем второе содержало еще и его ответы на вопросы читателей, присланных на первое, ее материалы из зала Визенгамота, интервью с министром и даже кое-какие материалы расследований, позволили превратить всю эту историю в увлекательный детектив для читающей магической публики с главными героями — всем известными магами, и главной интригой — борьбой за власть. Рита вообще развернула на редкость бурную деятельность, перемещаясь между Министерством, Малфой-менор и издательствами, организуя поставку свежих статей буквально в режиме нон-стоп (и получая за это неплохие гонорары). Зато на радио Гарри периодически доставалось от странных гостей, каждый из которых представлялся его бывшим другом, хорошо его раньше знавшим, а теперь до крайности в нем разочарованным. Приглашенные «эксперты колдомагической медицины» выражали опасение, что Поттер проявляет явные признаки приобретенных аномалий, сравнивали их с аномалиями Темного Лорда и всячески намекали, что это может вылиться в дальнейшем в опасные последствия. А в «Ведьмополитен» вышла большая художественная статья, озаглавленная «Черное сердце», в которой описывалась загадочная связь неназванного общеизвестного героя с жуткой «Дамой Пик», его растление и превращение в игрушку для извращенных капризов упомянутой дамы.

Идея привлечь чистокровных к работе в помощь министру продвигалась со скрипом и по причине крайнего недоверия самих участников друг к другу, и из-за сильного противодействия тех магов, которые уже привыкли считать себя хозяевами положения. Зато ни одна семья бывших упивающихся за эту неделю больше не пострадала.

Кингсли в разговоре с Гарри назвал всё происходящее ситуацией шаткого равновесия, а сам Гарри всё меньше понимал, как его угораздило ввязаться во все эти дрязги, и как теперь из этого положения выйти.

С Гермионой и Уизли он за эту неделю так и не виделся, зато встретился с Хагридом и МакГонагалл, приехавшими в Лондон по делам из Хогвартса. На счастье Гарри, разговоров о политике почти не было, зато он узнал, как идет восстановление замка. И подумал, что еще одна неделя такой вот жизни, и он сам рванет в Шотландию перетаскивать кирпичи.

Беллатриса сначала проводила много времени у своей сестры, но потом так сильно поцапалась с Люциусом, что, вернувшись на Гриммо, едва не разгромила полквартиры. С тех пор она в Малфой-менор возвращаться отказалась и быстро начала скучать в четырех стенах. У нее родилась идея подкарауливать возможные нападения на чистокровных, выслеживая таким образом авроров-преступников, и, несмотря на все уговоры Гарри этого не делать, всё-таки пару ночей исчезала где-то в Лондонских предместьях, возвращаясь под утро злой и не выспавшейся. Нападений всё не было, они оба вязли в рутине, и Гарри всё больше и больше начал тревожиться, что Белла от скуки может устроить какую-нибудь неприятную выходку в ее стиле.

Всё изменилось, когда неприметная министерская сова принесла ему новую записку с невидимыми чернилами, проявляющимися только его палочкой.

«На министра готовится покушение. Во вторник, после церемонии вручения тебе ордена Мерлина, на него должны напасть. Друг.» — гласила надпись, и Гарри понял, что состояние шаткого равновесия более никого не устраивает.

«Спасибо, Миона», — подумал он, а вслух сказал:

— Странно, почему они решили совершить нападение среди бела дня в Министерстве, а не явиться к нему домой, к примеру?

— Хм, Поттер, ты просто не слишком хорошо знаешь Шеклболта, — ответила Белла. — Он выглядит как медведь, но у него лисьи повадки. К примеру, никому не известно, где он живет. Все знают, что он женат, но никто ни разу не видел его жены. Поверь, мы искали очень тщательно, пока Лорд был у власти. Так что у них просто нет другого выхода, кроме как подстеречь его в момент, когда ему трудно будет улизнуть. Не сбежит же он с публичной церемонии.

— К тому же, — добавил Гарри, — это похоже на демонстративный жест. Убить Кингсли на моем награждении — символично выглядит.

— Помнишь, что слышал этот червяк — твой знакомый, который валялся здесь неделю назад? На тебя что-то хотят повесить. Что может быть лучше, чем обвинить тебя в убийстве министра магии? Так они поймают две шоколадные лягушки разом. В любом случае, эта хорошая новость.

— Хорошая?! — удивился он.

— Конечно. Невмоготу больше сидеть тут и ни хера не делать. Так хоть развлечемся немного, заодно прикончим парочку-другую ублюдков.

— Белла, ты не можешь появиться на награждении ни в каком качестве. Не могу же я привести тебя туда, где соберутся все мои друзья и пресса. Ты представляешь, что будет?!

— Мне плевать, Поттер, придумай что-нибудь. Я не могу пропустить это развлечение.

— Да не будет никакого развлечения. Я просто предупрежу Кингсли, он отменит церемонию, и всё.

— Ты как был болван, Поттер, так и остался! Он отменит церемонию, а они ударят в другом месте, и не факт, что твоя грязнокровка будет в курсе на этот раз. Церемония должна состоятся непременно, и, на твоем месте, я бы даже не стала предупреждать Шеклболта, это может их спугнуть раньше времени.

— Нет, Белла, это уже слишком. Кингсли я скажу, но предупрежу, чтобы он об этом больше никому не сообщал. Хотя, честно говоря, я беспокоюсь за Гермиону. Как бы она не попала в неприятности.

— Если покушение удастся, мы все попадем в гораздо большие неприятности, помни об этом.

— Жаль, мы не знаем подробностей их плана.

— Скажи спасибо, что знаешь хоть это. Так ты придумал, как ты будешь меня проводить на церемонию?

— Кажется, да. Я сейчас.

Он сходил к себе в спальню и принес свой черный пиджак.

— Вот, тут у меня кое-что есть, — он извлек из карманчика для часов два рыжих волоска.

— Ты намерен обратить меня в Уизли?! — завопила Белла. — Да ни за что на свете!

— У тебя есть выбор?

— Пффрр! Гадость какая!

— Можешь не ходить, если не хочешь.

— Ладно уж, раз у тебя не хватает ума придумать что-то получше… В конце концов, их так много и они будут там везде мелькать, так что еще один Уизли в толпе не вызовет подозрений. Хотя бы, кто именно из них?

— Хм, Белла, я сам не знаю, — улыбнулся он. — Подобрал в туалете рядом с расческой. Судя по длине, это вряд ли Артур или Перси, ко всем остальным, вроде, подходит.

— То есть предлагаешь мне сыграть в волшебную лотерею?

— Как-то так.

— Ну просто сплошное охуенос максимус!

— Только одна проблема. Самого зелья-то у меня и нет, а из меня зельевар, как из Хагрида кондитер.

Она махнула рукой.

— Нашел, тоже, проблему. Пойди да купи.

— Где, Белла? В аптеке Малпеппера оборотные зелья не продаются.

— Кто говорил про аптеку… Ах, да, ты же у нас правильный мальчик, и в Лютном переулке не закупаешься. Придется провести для тебя экскурсию.

— Белла, мы же договаривались, что ты не показываешься на людях. Тем более, со мной.

— Не трясись, Поттер! В Лютном переулке никто не задает никаких вопросов, и не болтает языком. Иначе их бизнес давно бы уже прогорел. Там у тебя хоть кровь единорога купят. Поэтому собирайся и пошли. Побуду твоим гидом, так уж и быть. Только накинь мантию понеприметнее, чтобы от тебя народ не шарахался.

На деле, однако, получилось так, что шарахаться с самого начала стали именно от нее. Она схватила его за руку и аппарировала куда-то в темный угол между двумя неровно приткнувшимися стык в стык друг к другу домами, и почти сразу же к ним из тени шагнула какая-то сгорбленная фигура с протянутой рукой. Прямо за ней маячили еще две таких же точно фигуры, на все лады повторяя:

— Два кната для старого солдата, два кната для старого солдата.

— А ну кышь! — гаркнула на них Белла.

Стоило только нищим увидеть ее лицо, как все они тут же ринулись бежать в разные стороны, как будто увидели злой призрак.

— Ну конечно, Белла, в Лютном никто не болтает языком, — сказал Гарри с иронией в голосе, — через минуту о твоем присутствии будет знать весь переулок.

— Ну и что? — подбоченилась она. — Пускай знает. Только дальше-то это не пойдет.

— Сильно сомневаюсь. Ну да уж ладно, теперь поздно рассуждать.

— Не будь таким пессимистом, Поттер! Пошли, покажу тебе, где надо искать зелья на все случаи жизни.

Они миновали несколько прилепившихся друг к другу крошечных магазинчиков, ни на одном из которых не было никаких вывесок, только пустые прилавки, глядящие в окна, прошли мимо довольно большого здания с узкой лестницей на второй этаж и проходным длинным балконом, который нависал прямо у них над головой, и подошли к причудливо оформленной лавке с узкой дверью, покрытой потемневшими от времени бронзовыми узорами и двумя висящими высохшими человеческими головами в окне.

Запах доносился уже из-за закрытой двери, но когда они вошли внутрь, Гарри едва не задохнулся. У Снейпа пахло примерно так же, и он уже тогда этот запах терпеть не мог, но здесь зловоние было намного более концентрированным, и к нему еще примешивались совсем незнакомые ароматы, отнюдь не добавлявшие ему приятности, скорее, наоборот.

Внутри было тесно, почти всё свободное пространство занимали высокие застекленные стеллажи с зельями внутри. В задней части комнаты находился низкий прилавок, и Гарри тут же понял, отчего он такой низкий, как только увидел хозяина. Хозяин был ростом едва ли повыше Флитвика, явно неся в себе примесь гоблинской крови, но при этом его руки были несоразмерно длиннее, почти достигая пола, а пальцы имели один лишний сустав.

Завидев Беллу, он склонил большую уродливую голову с ежиком волос и поприветствовал ее почтительным жестом. На Гарри же его взгляд остановился особо, но, если удивление и присутствовало, хозяин его никак не выказал, сказав просто:

— Здравствуйте почтенные посетители. Желаете что-то приобрести?

— Ага, — бросила Белла, явно не удостаивая продавца особой любезностью. — Пару флаконов оборотного зелья и пару антипохмельного, да побыстрее.

— Как будет угодно, — поклонился тот и скрылся где-то в недрах магазина.

— Вот, Поттер, если понадобится что-то особенное — ищи здесь. Придется переплатить, конечно, но не так чтоб много. Походи, посмотри.

Да он и так уже смотрел. Зелий тут и вправду было каких угодно на все случаи жизни. Расставлены они были по стеллажам согласно назначению, поэтому что-то найти при необходимости не составляло труда. Был стенд и с любовными зельями разных видов и разновидностей, и лечебные зелья на все случаи жизни, и даже обычные бытовые. На отдельном стенде расположились особенные зелья, такие как то же оборотное, веритасерум, взрывающееся зелье и даже флакон феликс фелицис. Но больше всего места занимали сосуды без всяких названий, только с условными обозначениями. Он обернулся к Белле, на что она коротко бросила: «Яды».

Ядов было целых два стеллажа, растительные и животные, и в таком разнообразии, что Гарри поразился, до чего же в природе много смертоносных тварей. Или, по крайней мере, способов извлекать яд из чего угодно.

— Ваши зелья, — сказал хозяин, вынося аккуратно завернутые в тряпочку флаконы.

«Вот где Крауч в свое время основательно закупился перед отправлением в Хогвартс», — мелькнула мысль, и у него дрогнула рука, когда он отсчитывал серебро.

— Помойка работает? — задала Белла странный вопрос.

— Конечно, почтенная госпожа! — подтвердил хозяин.

— Что еще за помойка? — спросил Гарри, когда они вышли из магазинчика, и ему удалось наконец-то свободно вздохнуть.

— Сейчас увидишь.

Белла пересекла переулок, нырнула в какой-то узкий темный проход между домами, свернула резко вправо и зашла в неприметную дверь, которую он никогда в жизни бы не смог разглядеть на грязной, обшарпанной стене. Они прошли длинным неосвещенным коридором, где пахло действительно как на помойке, и он подумал, что они сейчас окажутся в каком-нибудь приюте для бездомных, не меньше, но впереди вдруг открылась дверь, из которой хлынул яркий свет, и они вынырнули в просторное помещение с барной стойкой, несколькими столиками и даже небольшим подиумом для оркестра. Внутри было довольно людно и довольно шумно, так что никто почти не заметил их прихода, хотя Гарри обратил внимание, что сидевший у входа пес уж слишком пристально осмотрел их обоих.

— Вот это и есть «Помойка», — пояснила Белла, перекрикивая гул голосов, — и она ничуть не изменилась с семидесятых.

Да, это было для него новостью. Еще один бар в магической части Лондона? Поразительно. И он ни разу не слышал даже ни одного упоминания.

Свободных столиков не было, но Белла углядела один, за которым сидел единственный посетитель, и направилась прямиком к нему.

— Присаживайся, Поттер, — пригласила она, приземляясь на свободный стул. Стоило только сидящему посетителю взглянуть на нее, как он немедленно вскочил, отшатнулся и, пятясь, направился к выходу.

— Я смотрю, к тебе здесь особое отношение, — заметил Гарри.

— Ко мне ВЕЗДЕ особое отношение, заруби себе это на носу!

Подошедшая вразвалочку пожилая официантка лишь только кинула взгляд на Беллу, как тут же изменилась в лице и выдавила:

— Сколько, госпожа?

Белла молча показала два пальца и добавила:

— И пожрать.

— Ты уверена, что нам не придется потом бежать в тот магазинчик за зельями от поноса? — осведомился он.

— Не нуди, Поттер! Ты с дамой в баре. Дама хочет расслабиться. Не порть ей настроение.

Он пожал плечами с улыбкой.

Официантка вернулась почти мгновенно по меркам общепита. Она поставила на стол два узких высоких графина, рюмки и довольно приличную на вид закуску.

— Белла, я не пью крепкий алкоголь. И тебе не стоит это делать.

— Я же сказала: не нуди! Сколько раз повторять? Наливай!

Он налил ей и себе на самое донышко. Она ухватила его за руку и силой заставила долить еще.

— Можешь говорить что хочешь, Белла, я не собираюсь напиваться.

— За то, чтоб магия не иссякла! — подняла она дежурный тост.

— Ага, — поддержал он и пригубил прозрачную жидкость. — Уф!

Это было мятным, легким как эфир и обжигающим. Очень обжигающим. В нос сразу ударило мятной волной, а в горло будто влился жидкий свинец.

«Неплохо!»

Он отправил следом в рот орех в шоколаде.

— Ага-а! — одобрительно кивнула Белла.

— Ты часто здесь бывала?

— Нет, — она мотнула головой. — Это место не для благородных ведьм. Посмотри вокруг, Поттер. Что ты видишь?

— Бар, — пожал он плечами.

— А еще?

— Людей в баре.

— Все эти люди в розыске. Они преступники, Поттер. Если понадобится провернуть что-нибудь нелегальное, тебе сюда. Правда, не советую приходить в одиночку. Впрочем, в одиночку ты «Помойку» и не найдешь. Она всё время перемещается.

— Как это?

— Коридор. Он всякий раз выводит в другое помещение. Тот, кто не знает куда попасть, попадет куда угодно, но не сюда.

— Удобно. Значит, ты здесь за своего?

— За своего! Прекрасный тост, — она подняла рюмку. — В этом месте хорошо на время забыть, кто ты есть на самом деле. Давай забудем, Поттер.

— Не думаю, что мне удастся.

— С помощью этого, — она указала на графин, — удастся. Кому угодно удастся. Даже такому сухарю, как Снейп удавалось. Так что пей.

— Снейп бывал здесь? С тобой?

— Не со мной, идиот ты этакий! Пошла бы я с ним! Один. Он бывал здесь один. Всегда сидел во-он в том углу.

— Выпьешь за него?

— Ладно уж, давай, Поттер! Я добрая сегодня.

— И что бывало, когда Снейп забывался?

— Он плакал, Поттер. Просто пил и плакал. Скукота! — протянула она.

— А что делала ты?

— Скоро увидишь.

Они прикончили один графин, когда начала играть музыка. Что-то такое же легкое как то, что сейчас бродило внутри него. Мелькающие вокруг фигуры, блики в стеклянных люстрах, ряды бутылок в баре, всё сливалось в какую-то воздушную круговерть.

— Пригласишь даму на танец?

— Белла, я не танцор, у меня не получится.

— Просто возьми меня и веди. И всё получится.

Она выставила руку с рюмкой, он чокнулся и проглотил еще порцию. Она встала, сделала один оборот рядом со столом, потом другой, приближаясь к нему. Он поднялся со стула, почувствовав, что та нереальная легкость внутри него как будто поднимает его над полом, взял ее за руку и вдруг понял, что и правда скользит. Они взлетели, буквально на полметра и закружились на одном месте, он пораженно огляделся и уставился на нее, как она, запрокинув голову, хохочет, а ее черные кудри и длинная юбка развивается в воздухе, словно оперение диковинной птицы.

Он сам захохотал, ощущая дивный восторг, и прижав ее к себе, шепнул изумленно:

— Что происходит?

— Яд веретенницы, Поттер, яд веретенницы! Кружи меня, кружи!

И он закружил, упоенно погружаясь в ее огромные глаза.

Первый раз в жизни Гарри проснулся от невыносимого зуда. Чесалось всё тело, настолько сильно, что даже раскалывающаяся голова и ломота от похмелья не мучили так, как желание немедленно почесаться. Он двинулся и почувствовал, как что-то мягкое и липкое удерживает его. Он приложил большее усилие, и ему удалось повернуться, но словно через сопротивление, а когда он попытался поднести руку к глазам, то понял, что за ней тянутся словно тысячи липких нитей, как будто он угодил в паутину. В воздухе стоял устойчивый сладковато-ванильный запах. На мгновение его пронзил ужас, когда он подумал, что, напившись вчера, угодил в ловушку. Но глаза разглядели очертания его спальни на третьем этаже… потом голое тело Беллатрисы, прижатое к нему… потом…

Мерлин всемогущий!

Он задрыгался, пытаясь отделаться, освободиться от клейкой массы, которая облепляла их обоих со всех сторон, заполняя постель. Он отодрался от Беллы, скатился на пол, услышав ее сонное ворчание и, наконец, вскочил на ноги, с ужасом озирая собственную спальню. Белла открыла глаза.

— Что за… Что это за дерьмо?!

— Белла, ты не помнишь, куда мы вчера пошли после бара?

— Нет, — она заворочалась в клейкой массе, — блядь, да вытащи меня уже!

Это было не так-то просто. Он помог ей встать с постели, но тонкие сладкие нити тянулись за ней, медленно опадая на пол. Она тряхнула руками, разбрасывая по всей комнате ошметки.

— Где… где антипохмельное?

— Сей… сейчас, — он порылся в груде своей одежды, валяющейся на полу, безнадежно уделанной розовой пленкой. — Вот.

— По-моему, Поттер, нам пора в ванную.

В этом не было никаких сомнений. До церемонии награждения оставалось всего два часа, а они…

Он взял ее на руки, шагнул и едва не поскользнулся.

— Почему мы вчера сделали это не в ванной? — задал он несколько запоздалый вопрос.

— Мы почти всегда делаем это не в ванной, Поттер.

— Я не об этом, я об ЭТОМ, — он махнул головой.

— Не помню.

Они оба любили сладкое, он, потому что в детстве был лишен лакомств, она… просто так, без всякой причины. Однако сладкая, воздушная пена не предназначена для того, чтобы распылять ее на постель, тем более, на пол. Она очень упруга, божественна на ощупь и приятна на вкус. Но когда она оседает, липнет ко всему подряд.

По коридору на втором этаже протянулись розовые следы.

— Какого хера мы вчера делали? — спросила Белла. Если б он помнил!

Следы кончались у двери в гостиную, где валялась его метла.

— Видимо, мы летали, Поттер.

— Надеюсь, не в таком виде, — ужаснулся он.

На древке отчетливо отпечатался засохший след чьей-то ладони. Он издал сокрушенный возглас, чуть-чуть получше перехватил Беллу на руках и занес ее в ванную. Тут повсюду тоже были следы пены. Он опустил ее тело в ванну, забрался сам и шумно вздохнул, обхватив руками колени. Белла, за то время пока жила у него, постепенно набирала вес, избавляясь от своей жуткой худобы, вызванной недоеданием. Носить ее становилось всё труднее, как бы ему ни нравилось это дело. Поэтому он стал хитрить, укладывая ее спать у себя на третьем этаже, а не на четвертом. Впрочем, она почти сразу разгадала его хитрость.

— Похоже, мы вчера на славу повеселились, — сказала Белла, открывая воду.

— Ага. Знать бы, много ли народу это видело. Ты хоть что-то помнишь?

— Помню бар, как мы танцевали.

— Это я тоже помню. Помню, как подбрасывал тебя к потолку.

— Ага. А потом мы куда-то пошли… полетели. Нет, ничего не помню… Постой, мы же летали над… летали над… Над чем мы летали, Поттер?

— А, — он махнул рукой. — Не важно. Я надеюсь, когда приду сегодня на награждение, меня не встретит дружный хохот и колдографии на первой полосе.

— Думаю, мы были осторожны.

— Осторожны?! Это ты называешь — осторожны?!

— Думаю, да. Если бы мы были неосторожны, нас бы убили, — она икнула.

Возможно, она была и права. Возможно, они соблюдали осторожность даже инстинктивно, учитывая, сколько опасностей перенесли за всю жизнь.

— Выходит, Белла, до конца мы так и не расслабились.

— Боюсь даже представить, что будет,.. ик!.. если мы до конца расслабимся, Поттер.

Он набрал в рот воды, пытаясь избавиться от терпкого, тошнотворного привкуса, и сплюнул в раковину. Наверное, его теперь всю жизнь будет воротить от вкуса сладкой пены. Белла повторила его действие.

— Нализались до одурения, — резюмировала она.

— Думаешь, Кричер справится с этим бедламом в квартире?

— Ну-у, пока мы будем торчать в Министерстве… А, наплевать!

Его очки все оказались заляпаны клейкими отпечатками. Он очистил их заклинанием, но до шкафа с одеждой добраться оказалось непросто. Кричер ничего ему не сказал, когда пришел на его просьбу помочь, только покачал головой и принялся осторожно колдовать, расчищая предмет за предметом. Когда он добрался до гардероба, оставался всего час до церемонии. Гарри схватил парадный костюм, мантию и бросился одеваться в гостиную.

— Ты чего это? — он уставился на Беллу, которая сидела на диване с чашечкой кофе, голая и недовольная. — Одевайся.

— Во что, хвосторог тебя раздери? Откуда я знаю, в кого из Уизли меня превратит зелье?

«А ведь и правда», — подумал он.

— Я сейчас! — метнулся он к лестнице. — Только надень халат. Я не хочу любоваться на прелести ни… никого из них. Это не то зрелище, которое я бы мечтал увидеть.

— Можно подумать, я об этом всю жизнь мечтала, — бросила она ему вдогонку, но халат всё-таки надела.

Он принес из своей комнаты зелье и волосок.

— Надеюсь, что не Молли, — сказала Белла, бросая волос в бутылку.

«Надеюсь, что не Джинни», — подумал он, наблюдая, как она со стоическим выражением на лице проглатывает большой глоток зелья.

Почти сразу ее волосы стали светлеть, а рост уменьшаться. Она стала ниже на полголовы, черты лица изменились, и вот уже на него смотрело такое знакомое и такое родное ему лицо.

— Гермиона?! — воскликнул он.

— Гермиона? — переспросила Беллатриса, поднимая ладони к лицу. Ее когти превратились в аккуратные стриженные ноготки, а пальцы немного укоротились и стали похожи не на жесткие сухие ветви, а на мягкие, молодые побеги. Она подбежала к зеркалу, с удивлением глядя на свое отражение.

— Пфф! — фыркнула она, посмотрев вниз, в разрез халата. — Так и думала, что тут не на что смотреть.

Он был поражен несравненно больше Беллы. В душе царило настоящее смятение. Волосы же были РЫЖИМИ. Абсолютно точно рыжими, он мог бы хоть сейчас это проверить, осмотрев другой волосок. Получается, Малфой был прав, говоря, что магия выделяет Уизли, превращая в рыжих всех, кто становится членом этой семьи. Но она же даже еще не… Выходит, достаточно всего лишь объявить о свадьбе, как изменения уже вступают в силу. Знала ли она? Вот в чем вопрос. Случайно ли так вышло, что расческа выдернула эти волоски, или она специально их выдергивала. И если не знала, задала ли вопросы кому-то из семьи или обратилась к книгам, как делала почти во всех случаях, когда не знала ответа? Это открытие заставило его почувствовать еще большую душевную боль за Гермиону, находящуюся сейчас в своеобразном плену у собственного жизненного выбора. Как будто кто-то наложил на нее протеевы чары, и теперь она вынуждена была принимать форму всех остальных предметов в общем списке. Как она выдерживает такие противоречивые эмоции?

— По-оттер? — протянула Белла сладким голоском. — Посмотри на меня.

Этот тон голоса, эта отвратительная усмешка настолько не вязались с той Гермионой, которую он знал, что он почувствовал настоящее омерзение. Это была как будто отталкивающая, похабная карикатура на его подругу. Ни за что на свете он не мог бы себе представить, что у Гермионы может быть такое выражение лица. Такое похотливое, такое вульгарное.

— Пожалуйста, немедленно прекрати, Белла! — закричал он, не в силах терпеть это издевательство над дорогим для него человеком.

— Прекратить что, Поттер? — и снова эта же ухмылка, этот же тон. Неужели голос и мимика Гермионы могли передавать настолько неестественные для себя оттенки?

Она начала медленным движением спускать с плеч халат.

«Нет!» Он не должен видеть это. Это не предназначено для его глаз, он предаст ее, если посмотрит.

— Белла, прекрати это!

— Ну ты же хочешь, Поттер! Признайся, что хочешь.

Она захихикала, и халат съехал еще ниже, едва держась уже на выпуклости груди.

— Нет, Белла, пожалуйста!

Он попятился, прикрыв глаза в последний момент, когда халат окончательно съехал вниз и упал на пол.

— Почему нет, Поттер? Пользуйся моментом. Ну?

Она стала подходить ближе, а он всё пятился и пятился вслепую, пока не наткнулся на кресло за спиной, и, споткнувшись, не рухнул в него через подлокотник.

— По-оттер!

Она была уже совсем рядом, а в нем нарастал страх и смятение. То, что происходит — это чудовищно! Это отвратительное извращение, он не может, ни в коем случае не должен в этом участвовать. Он неуклюже забарахтался в глубине кресла, пытаясь вырваться, освободиться от этого морока, который сейчас надвигался на него — нечто ужасно неправильное, химера из несочетаемых частей, шарж на святыню в его сердце.

Она дотронулась до него, и он тут же замер, пронзенный ужасом с головы до ног.

— Хмм, — она провела ладонью по его щеке, и вслед за этим он почувствовал, что она садится рядом с ним на подлокотник.

— Дотронься до меня, — ее голос прозвучал уже в самое его ухо, обдавая его горячим дыханием, так нежно, так безыскусно, что на миг ему показалось, что это и вправду голос Гермионы. Она взяла его руки, но он стиснул их на груди, не давая возможности распорядиться ими, сжал кулаки изо всех сил, сопротивляясь поднимающемуся откуда-то снизу ощущению странной отрешенности, какая бывает обычно в смертельной опасности, когда тело начинает, будто, куда-то уплывать из-под управления мозга.

Ее ладони прошлись по его шевелюре, таким знакомым для него движением, и снова ему показалось, что рядом с ним сейчас совсем не та — другая — женщина. Состояние отрешенности всё больше распространялось в нем, и он знал, чем оно обычно должно закончиться, если вовремя не пресечь это распространение, если позволить ему завладеть телом. В конце концов, оно откажется ему подчиняться, расслабится полностью, отдавшись в лапы опасности. Но он не мог действовать, не мог оттолкнуть ее из боязни вслепую тыкаться по ее коже — такой бархатной, такой манящей коже. Боялся, что это перерастет в борьбу между ними, и тогда ничто уже не сможет удержать его, чтобы не сделать непоправимое.

Ее дыхание переместилось на его лицо, тонкие волосы щекотали подбородок и шею. Она стащила с него очки, и, вслед за этим, он почувствовал едва ощутимое, нежное касание ее губ.

— Нет, нет, нет! — он закрутил головой, отстраняясь, словно сама смерть прикасалась к нему губами, а не мечта всей его сознательной жизни во плоти.

— Ответь мне, — она попыталась удержать его голову, бережно взяв ее в ладони.

— Нет!

— Ну же! — ее губы были уже на его губах. Он в последний раз дернулся и застыл, когда она прижалась к нему, запечатлевая поцелуй. Ему показалось, что он сейчас разорвется на части, настолько сильно билось его сердце, настолько разными, противоположными были эмоции, охватившие его в этот момент. Как будто две волны сошлись с разных концов в один ужасный, затягивающий и пугающий водоворот, на краю которого он завис, видя перед собой лишь темный бездонный зев, понимая, что после падения вниз уже спасения нет, он навеки окажется проклят, непрощен, навеки превратится в предателя самого дорогого в жизни, что у него еще оставалось. Он напряг грудь и из самых последних сил закричал, не надеясь уже ни на что:

— БЕЛЛА, ПРЕКРАТИ ЭТО! Я УМИРАЮ!

Она остановилась, и он в первый момент даже не поверил, что она сжалится над ним.

— Открой глаза.

— Нет. Пожалуйста.

— Открой. Глаза, — этот такой тихий, такой настойчивый тон был в точности похож на тот привычный «гермионовский» тон, что он подчинился.

Ее глаза находились буквально в сантиметре от него — смотрели внимательно и серьезно, изредка хлопая ресницами.

— Будь по-твоему, Поттер, — прошептала она, — я просто хотела исполнить твое сокровенное желание.

И она, наконец, оторвалась от него одним движением, направилась в сторону сброшенного ею на ходу халата. Перед тем как зажмуриться, он всё-таки успел ухватить взглядом круглую упругую попку и стройные ноги с узкими бедрами.

— Похоже, у тебя сегодня сменился боггарт, Поттер! — услышал он ее насмешливый голосок. — И, между прочим, раз уж я теперь не Уизли, тебе опять придется придумывать, как сделать так, чтобы на церемонии одновременно находились две Гермионы Грейнджер.

Он едва перевел дух, отходя от пережитого шока. Он не мог даже разозлиться на нее, настолько сильно раздавила его эта сцена. Она как будто вскрыла его снизу доверху, обнажив напоказ всю внутреннюю напряженность, которую он испытывал, повиснув между двумя противоположностями на тонкой упругой нити.

— Открой уже, наконец, глаза и скажи, как намерен поступить! — ее голос прозвучал настойчиво и отчасти раздраженно, снова напомнив его настоящую владелицу. Впрочем, сама фраза и подсказала ему ответ.

— Плащ-невидимка. Ну конечно!

В результате того, что Белла потратила кучу времени, чтобы подогнать платье по своей «новой» фигуре, Гарри прибежал в Зал для торжественных собраний №2 на первом этаже Министерства буквально за десять минут до начала церемонии. Он сам настоял на том, чтобы церемония прошла именно здесь, а не в огромном зале №1, хотя и здесь ему было не слишком уютно.

Помещение напоминало зал небольшого театра со сходящимися под небольшим уклоном к подиуму несколькими рядами кресел. Центром выдающегося в зал подиума была высокая узкая трибуна с позолоченной эмблемой Министерства. Зал имел сразу три входа, что еще больше придавало ему сходство с театром. Два входа вели прямо в вестибюль к Атриуму, а последний в коридор к лифту.

Когда он вбежал в зал, тот был уже полон. Все кресла оказались заняты. Кроме прессы и нескольких чиновников Министерства в парадных мантиях, Гарри обнаружил, что явились почти все его друзья, по крайней мере, те, кого он считал таковыми. Тут была, конечно, и вся семья Уизли, включая Рона и Гермиону, он не заметил разве что Джорджа, и многие преподаватели из Хогвартса. Хагрид стоял немного в стороне, видимо, опасаясь, что кресло не выдержит его размеров. Кроме преподавателей пришли и те, с кем он учился — Луна, Невилл со своей бабушкой, Симус, и еще многие и многие из тех, кого он хорошо знал или даже просто был мельком знаком. В результате, зал оказался забит до отказа, люди стояли в проходах, и всё еще продолжали подходить. Пожалуй, теперь он испытывал смущение, что так настаивал на переносе церемонии сюда. Всем этим людям было бы намного удобнее в большом зале. Кроме того, в этот момент он почувствовал нешуточную вину за то, что за время своего добровольного затворничества не удосужился поприсутствовать ни на одной церемонии награждения его друзей, хотя они, наверняка, ждали, что он придет их поздравить. В отличие от него, они бросили все свои дела и находились сейчас здесь, даже те, кого он вовсе не ждал увидеть.

— Смотри-ка, — шепнула ему на ухо Белла, — и моя сестричка тут.

Действительно, в самом углу зала Гарри разглядел скромную фигуру Нарциссы Малфой. Она стояла рядом со своим сыном, и вокруг них было некоторое свободное пространство, несмотря на тесноту. Драко, сложив руки на груди, бросал независимые взгляды на окружающих, которые косились в их сторону.

— Извините, извините, — бросал Гарри с виноватой улыбкой, пробираясь ближе к трибуне. Белла вцепилась сзади в его руку и старалась не отставать.

Какое-то время его никто не замечал, все взгляды были устремлены, в основном, к пустой еще пока трибуне или же к собеседнику. Еще один прибывший гость, вдобавок к уже присутствующим, не вызывал особого интереса. Поэтому он добрался почти что до подиума, когда кто-то, наконец, воскликнул:

— Да это же Гарри! Гарри Поттер здесь!

Сразу же множество голов, как по команде, повернулось в его сторону, и по залу прокатился возбужденный шум. Со всех сторон послышались приветственные крики, и он в очередной раз почувствовал себя неловко, ненавидя быть в центре всеобщего внимания. Несколько корреспондентов немедленно покинули свои места и стали протискиваться мимо людей, стоящих в проходах, чтобы добраться до него со своими вопросами. Но в это время кто-то схватил его за руку и потянул к ближайшему ряду кресел. Он увидел лица Рона и Гермионы, которые буквально втянули его на свободное место, которое они, оказывается, давно держали занятым для него, усадив туда для гарантии Косолапуса, яростно шипевшего на всякого, кто бы посмел на него претендовать.

Гермиона взяла кота на руки и неодобрительно посмотрела на Гарри.

— Ну почему у вас обоих привычка вечно везде опаздывать. Рон даже не переоделся для церемонии.

Сама она была облачена в официальную парадную мантию с перевязью, на которой висел ее собственный орден Мерлина, а Рон сидел в своем обычном одеянии аврора.

— Я никак не успевал, Миона! — оправдывался Рон. — Если бы я отправился переодеваться в «Нору», я бы вообще пришел уже после начала.

— Надо было взять всё с собой на службу, балбес! — закатила она глаза. — Я же напоминала тебе еще вчера.

Кто-то невидимый схватил его за ухо.

— Почему я вынуждена стоять, пока ты сидишь, Поттер? — зашипел справа знакомый ему голос, и на мгновение он слился с голосом сидящей слева от него Гермионы, так, что вышло что-то вроде своеобразного эха.

Гермиона будто что-то услышала. Она нахмурила брови, с удивлением оглядываясь по сторонам. Но вокруг было шумно, все обсуждали его появление, поэтому она быстро решила, что ей, очевидно, просто послышалось. Зато ее кот навострил уши и внимательно поглядел в сторону раздавшегося шепота, принюхиваясь. Гарри наугад провел справа рукой, поймал коленку Беллы и сжал ее, призывая не выдавать собственное присутствие. В ответ он получил подзатыльник, но, по крайней мере, она больше не пыталась подать голос.

— Гарри, как ты думаешь… — начала Гермиона, но в этот момент из двери, расположенной позади подиума, вышел министр магии, и весь зал затих, устремив взгляды в сторону трибуны.

Кингсли Шеклболт взошел на трибуну, и фотографы сразу защелкали камерами.

— Уважаемые собравшиеся, прошу внимания, — сказал он, но это, похоже, было излишней репликой, все и так внимательно слушали министра. — Весь магический мир Великобритании сегодня отдает почести великому герою современности…

Кингсли начал свою речь, кратко пересказывающую основные моменты биографии Гарри, а сам он сидел и слушал с таким ощущением, что всё это относится вовсе не к нему самому, а к какому-то другому, всеми уважаемому, известному человеку, настолько не вязались в его голове такие пафосные, такие превозносящие его слова с тем, как он сам оценивал себя и собственные поступки. Как будто он присутствовал при чествовании какого-то другого мага. Поэтому когда министр пригласил его выйти для получения награды, он сперва не понял, что приглашение относится лично к нему. Только когда практически одновременно с разных сторон Гермиона толкнула его локтем, а Белла дернула за вихор, он поднялся с места и прошел к трибуне.

Кингсли, не говоря не слова, с широкой улыбкой надел на него перевязь с орденом, пожал руку и привычным движением поправил ленту, таких награждений за последнее время у него было более чем достаточно.

— Скажи пару слов, Гарри, — шепнул он.

— Скажи им, что если министра пришьют, ты не виноват, — еле слышно захихикала Белла из-за его спины.

Кингсли бросил в эту сторону нахмуренный взгляд, но ничего не сказал.

Гарри поднялся на трибуну и взглянул на всю эту многочисленную компанию магов, многих из которых он хорошо знал, а кое-кого даже и очень хорошо. В памяти отчего-то всплыл момент, как он в первый раз вышел из толпы первокурсников в Хогвартсе, когда объявили его фамилию. Кажется, даже тогда это его менее смущало, чем сейчас. Что он мог сказать? Что он с рождения просто катился как по желобу по тем жизненным поворотам, которые подставляла ему его судьба? Про то, что он никогда не думал о победе, а лишь о выживании? Про то, что сама победа не дала ему ровным счетом ничего, кроме разочарования? Что пока он боролся, он был вместе со всеми этими людьми, счастливый от одного осознания своей причастности к такой компании, а теперь он стоит, отделенный от них, не принявший их новый порядок, новую жизнь, которую они так ждали? Нет, конечно, ничего такого он не должен был говорить, и не собирался. Возможно, для них самих (по крайней мере, для некоторых из них), в этой ситуации было не меньше парадоксального и непонятного, как и для него. Поэтому он постарался ограничиться совсем простыми словами.

— Друзья! Я благодарен всем, кто пришел поздравить меня сегодня. Приятно вас всех здесь видеть. Прошу прощения за то, что сам не удосужился посетить такие же ваши награждения. Пользуясь случаем, хочу исправить свою оплошность и поздравить вас также с нашей общей победой.

Он хотел закончить на этом, но потом всё-таки добавил, не удержавшись.

— Надеюсь, что это победа послужит для общего блага всех, а не только тех, кто ее одержал. Спасибо за внимание.

Зал взорвался аплодисментами, он слабо улыбнулся в ответ и сошел с трибуны.

— Про общее благо не забыл ввернуть, жалкий подражатель бородатого хера! — шепнула Белла.

— Уважаемые собравшиеся, дамы и господа! — Кингсли снова взял слово. — Так как уважаемый мистер Гарри Поттер был фактически последним, кто получил официальную награду Министерства за свои заслуги во время закончившейся войны, мы можем теперь организовать специальный прием в честь награжденных, который состоится в стенах Министерства в специально обозначенное время. Участники получат заблаговременные приглашения. А теперь, если у присутствующих нет ко мне вопросов по теме, я хотел бы еще раз поблагодарить вас всех и разрешить мистеру Поттеру отбыть по его делам.

Они заранее в разговоре с Кингсли решили, что он покинет зал как можно скорее, чтобы вслед за этим разошлось как можно больше людей. Поэтому он поспешил к задней двери, делая вид, что в спешке убегает от прессы. Прямо за дверью оказался тамбур, а за ним небольшая комната с зеркалами и креслами для подготовки к выступлениям.

— Посидим здесь? — предложил он.

— Не далековато ли мы ушли? — спросила Белла, сбрасывая с себя плащ-невидимку и подходя к зеркалу.

— Думаю, у нас есть несколько минут. Не будут же они нападать на министра в такой толпе.

— Что он делает?

— Делает вид, что отвечает на вопросы прессы.

— Всё-таки, на твоей грязнокровке даже хорошие платья сидят как на корове.

— Ты сама его подгоняла.

— Как я тебе лучше подгоню, когда у нее почти совсем нет сисек?! Оупф!

Она подтянула вверх корсет, крутясь на месте. Он отвернулся, не в силах смотреть на эту извращенную версию Гермионы.

— Надеюсь, она уйдет из зала прежде, чем они нападут.

— Я тоже на это надеюсь. Колдовать из-под этой накидки не очень-то удобно, знаешь ли. Так что при необходимости я ее скину, так и знай!

— Думаешь, они поверили в наш уход?

— Если не поверили, значит узнали, что мы в курсе их плана. Значит, мы просто проторчим здесь без толку…

— Погоди! — он прислушался. — Что это?

Из зала послышались какие-то возгласы.

— Бежим! — крикнула Белла, накрываясь плащом на ходу.

Он влетел на подиум из задней двери, видя, что Кингсли всё еще стоит на трибуне. Зал опустел примерно на две трети, много народу еще толпилось у двух выходов в Атриум. Пресса сидела на первых рядах и осаждала министра вопросами. Рита привстала с места, обратив на Кингсли кончик своего пера. Но в этот момент ее голова была повернута совсем в другую сторону. К третьей двери в зал, выходящей к лифтам. Собственно, большинство взглядов сейчас устремилось туда. Потому что из этой двери появилась группа магов в одинаковых неприметных мантиях бурого цвета, возглавляемых черноволосой фигурой в очках и в парадной одежде, в которой Гарри с крайним изумлением узнал себя самого. И, что самое удивительное, его двойник был точно так же, как он сам, носителем перевязи с орденом Мерлина первой степени, который, как любому известно, в принципе невозможно подделать.

— Вот это номер! — ухмыльнулась Белла за его спиной. — Какая неожиданная встреча.

Все присутствующие немедленно замерли, обнаружив в зале сразу двоих Гарри Поттеров, и с удивлением переводили взгляды, не понимая, что происходит. Впрочем, эта немая сцена длилась буквально пару секунд, потому что двойник вдруг выкинул вперед руку с чем-то черным, и немедленно вслед за этим Гарри понял, что ослеп. Это не было заклинание конъюктивитуса, да двойник ничего и не произносил. Просто вокруг в одно мгновение воцарилась полнейшая темнота. Сразу раздались крики присутствующих, попытки прочитать люмос, но он почти тут же догадался, что этим делу не помочь, так как поддельный Гарри бросил в воздух порошок мгновенной тьмы.

— Они сбегут! — крикнула Белла, но в этот момент раздался голос двойника.

— Кингсли! Оставайся на месте, это ловушка!

«Нет, они не думают бежать, это их план», — мелькнула в голове мысль, и он завопил со своего места:

— Кингсли, не слушай его, это поддельный Гарри.

— Кингсли, нет! Подделка — это он!

— Шеклболт, настоящий Поттер рядом со мной! — крикнула Белла, но она кричала голосом Гермионы, и от этого всё окончательно перепутывалось.

Глаза не видели ничего, вокруг раздавался шум и возня, кто-то куда-то бежал, кто-то переворачивал кресла, кто-то пытался колдовать, не было никакой возможности ничего понять. Он растерялся, понимая, что никак не может сейчас помочь Кингсли, что они проигрывают эту схватку. Не зная, что делать, он рванулся куда-то, вроде бы по направлению к трибуне, но оказался пойман за полу мантии рукой Беллатрисы.

— Поттер! Не суетись! Заткни уши! — зашипела она.

— Что…

— Заткнись и делай, что говорю.

Она нажала ему ладонью на плечо, он присел и зажал уши пальцами, искренне надеясь, что она знает, что делает. И почти в тот же самый момент по нему буквально ударила, смяла его волна самого жуткого вопля, который только он слышал в своей жизни. Это был чудовищный, невыносимо жуткий вой, разрывающий барабанные перепонки, сбивающий с ног, не дающий ни одного шанса выдержать его хотя бы пару секунд. Он тянулся и тянулся, меняя тон, но, не становясь от этого менее переносимым, буквально вытягивая жилы, опрокидывая на пол, заставляя кататься и вопить тому, кому он уже проник внутрь первыми же своими завываниями. Беллатриса применила вопль банши, вероятно, самую мощную — запрещенную — его версию. Если бы он вовремя не зажал уши, он бы сейчас валялся на полу вместе со всеми остальными, а может быть, даже получил бы контузию. А так он просто отделался жутким звоном в голове и легкой тошнотой.

Тьма, между тем, понемногу рассеивалась. Перед взглядом Гарри предстало помещение, там и тут усеянное лежащими в разных позах телами стонущих магов. На подиуме, прямо рядом с ним он обнаружил одного из сопровождавших лже-Поттера. Белла в образе Гермионы стояла, опустив палочку, плащ-невидимку воплем сорвало с нее и бросило куда-то на первый ряд кресел. Густые каштановые волосы на ее голове и так с трудом поддающиеся укладке, сейчас буквально стояли дыбом. Она и вправду в этот момент чем-то напоминала банши торчащими во все стороны лохмами и застывшим выражением на побледневшем лице. Видимо, подобное заклинание отнимало немало сил.

Он, пошатываясь, поднялся и принялся насылать парализующие заклятия на нападавших, пока они не очухалась, и пока за них не принялась Белла. В противном случае, толку от них было бы маловато. Над телом своего двойника он остановился особо, внимательно рассмотрев орден на его груди. Сомнений быть не могло — он был самым настоящим, и очень неприятная мысль проскользнула в голове Гарри.

Он поискал глазами Кингсли, и с трудом нашел его, сидящим прямо под подиумом в углу. Министр сидел и качал головой, пытаясь отделаться от терзавшего ее звона. Люди вокруг тоже стали потихоньку очухиваться, отходя от шока. Они вставали и ошарашено оглядывались, пытаясь понять, что именно произошло.

— Гарри! — он обернулся, смотря в сторону одной из входных дверей.

Гермиона стояла там, в числе толпы сбежавшихся из Атриума магов, привлеченных воплем, который слышало, наверное, всё Министерство. Он абсолютно подсознательным движением кинул взгляд назад, Белла пробиралась к валявшемуся плащу, но со всей очевидностью было понятно, что она не успеет до него добраться. Гермиона подбежала к нему, с вопросительным выражением смотря то на него, то на творящийся вокруг хаос, потом ее взгляд упал на Беллу, которая немедленно осклабилась и помахала ей ладошкой, и выражение изумления на ее лице сменилось на что-то абсолютно непередаваемое. Как будто она машинально положила в рот что-то совершенно не предназначенное для этого, и внезапно поняла, что именно в нем находится.

— Гарри… — она протянула руки, указывая ими в сторону Беллы. — Как ты мог?!

— Я не знал… — начал он.

— Ты не знал?! Гарри, меня сейчас вырвет! Ты не знал?! Воровал мои волосы и не знал? Как ты мог это сделать?! Превратить ЕЁ в меня?! Я… я… — она сглотнула, — как ты мог сделать такое?! Такую мерзость?!

— Герм, я просто пытался… покушение…

— Ты привел ее в таком… виде на церемонию. Что ты еще с ней делаешь, Гарри?! Что ты еще с ней делаешь, когда превращаешь ее в меня?! Боже, какая гадость! Какая гадость, и это ты — Гарри! Я думала — это временно, я думала — это пройдет. Думала, ты просто освободишься от этого, если дать тебе время, думала тебе помочь. А ты! Как ты мог так поступить со мной, Гарри?!

— Гермиона, я ничего такого…

— Замолчи! От твоих оправданий только противнее становится, меня и так тошнит, я сейчас готова…

— Да заткнись ты уже, наконец! — гаркнула вдруг Беллатриса. — Истеричка!

— А ты… Ты! Вот, значит, что ты делаешь, чтобы им управлять!

— Она не управляет мной, Герм…

— Да больно ему нужна твоя шкурка! Он сегодня от нее бегал как от чумы!

— Белла! — завопил он, что было силы.

Гермиона несколько секунд молча открывала и закрывала рот, как рыба, силясь что-то сказать, но, так и не найдя слов, выбежала из зала со слезами на глазах.

«Дорогой(-ая) мр.(мс.) _Гарри Поттер_!

Позвольте пригласить Вас на Самое Главное Торжество всей нашей жизни.

Мы хотим соединить наши судьбы и наши сердца _29 июня 1998 г._, и нам было бы очень приятно, если бы Вы явились свидетелями этого события и разделили с нами нашу радость.

Торжество будет проходить в _резиденция Уизли «Нора» близ Оттери-Сент-Кэчпоул, Девоншир_

Мисс: _Гермиона Джин Грейджер_ Мистер: _Рональд Билиус Уизли_.»

Пергамент розоватого цвета благоухал цветочным ароматом, красная печать являла собой узор из двух сплетенных колец и скрещенных волшебных палочек. Выглядело пошловато, банально и вполне оправданно для подобного консервативного события, как свадьба. Гарри перевернул пергамент зачем-то, осмотрев пустую обратную сторону, потом швырнул его на стол.

Значит, после всего произошедшего они всё-таки решили его пригласить. Впрочем, он отметил, что приглашение было именно на свадьбу, куда созывались все, кто имел отношение к жениху и невесте, а не на церемонию магического бракосочетания в Министерство, на которой обычно присутствовало лишь несколько самых близких людей. Что ж, спасибо и на этом.

Хотя, если отвлечься от эмоций, он не понимал, зачем вообще нужно устраивать свадьбу во время такой политически неустойчивой ситуации. Мало им было одной сорванной свадьбы год назад?

Странно, но, получив это приглашение, он почти не чувствовал сейчас той досады и душевной боли, какую ощущал совсем недавно в отношении людей, которых долгое время считал своей семьей. Видимо, уже как-то свыкся с мыслью, что они теперь в другом лагере. Поэтому даже проведенное расследование покушения на министра не привело его в особенное расстройство.

На этот раз попавшиеся оказались более ценной рыбой, чем в предыдущих случаях. Из них удалось вытянуть и многие подробности нападений на чистокровные семьи и фамилии кое-кого из тех, кто получал от этих нападений свои дивиденды. Визенгамот поредел еще на нескольких членов, отправившихся прямиком в Азкабан, а имущество Вудов, Фоссетов и Маклаггенов было конфисковано вплоть до разбирательства, кому и в каких пропорциях оно должно быть распределено. Скандал вышел такой, что работа Министерства на несколько дней была практически парализована. Слишком реальна стала перспектива для многих угодить под новую чистку. По залам и кабинетам бродили слухи и версии. Казалось, потеряны все ориентиры. Старые столпы общества рухнули, новые, едва только успев заявить о своих претензиях, оказались дискредитированы и под тотальным подозрением. Рита в своих статьях уже впрямую обвиняла многих чиновников в приобретении состояний за счет грабежа. Управление министра готовило закон об амнистии. В аврорате появился первый отряд из чистокровных магов. В связи со всем этим кое-кто начал поговаривать о бунте и даже о гражданской войне.

Гарри, впрочем, не пытался осмысливать все эти перемены. Для него намного важнее были самые ближайшие подозрения. Джордж Уизли — вот какое имя всплывало у него в голове уже не раз после покушения. Его не было ни в первый его визит в «Нору», ни на награждении. Порошок мгновенной тьмы поставлялся из Перу именно в его магазин, наконец, из всей семьи именно он мог иметь достаточно сильную мотивацию, чтобы участвовать в организации нападений на министра и на него самого. Потеря брата могла полностью изменить его, оставить в его сердце одну лишь ненависть и желание отомстить, поэтому Гарри видел именно его наиболее вероятным претендентом на то, чтобы выдать квартиру на Гриммо нападавшим.

Впрочем, он не спешил делиться своими мыслями с Кингсли, даже после того, как орден Мерлина на поддельном Поттере был идентифицирован как принадлежащий Рону Уизли. В первый момент, когда он услышал об этом, его словно пригвоздило к полу. Он был не просто шокирован, он был убит этой новостью. Орден Мерлина не может быть подделан, он изготавливается как уникальное изделие для каждого обладателя, и настолько же индивидуален, как волшебная палочка, отзываясь своей магией только на магию владельца. Так что, выходило, что Рон должен был быть, по крайней мере, в курсе покушения, специально «забыв» парадную одежду дома, несмотря на напоминания Гермионы. И вряд ли тому же Джорджу составило бы большого труда вытащить из комнаты своего брата его награду. Но рассуждать на эти темы было настолько отвратительно, что Гарри просто отставил их в сторону, не желая больше ни искать виновных, ни пытаться разобраться в их мотивах. Они участвовали — пускай, он смирился с этим. От этого даже стало как-то легче. Он понял, что даже сможет с ними со всеми общаться. Официально никому из них не было предъявлено никаких обвинений, ни один из нападавших не назвал их имен, так что и он будет держаться официально и отстраненно. В конце концов, это ненадолго. Он уже твердо для себя решил уехать после этой свадьбы, и чем скорее, тем лучше.

Однако если с Уизли он уладил свои отношения в собственной душе, как бы отстранив их от своих эмоций, отдалив внутренне, то с Гермионой всё было иначе. Сразу после этого отвратительного инцидента, когда она обнаружила Беллу в образе себя самой, он думал, что она не захочет больше его видеть, настолько оскорбленной она выглядела. Должно быть, для нее было особенно обидно, что она прилагает такие усилия, чтобы предупредить его, помочь ему, а он... Конечно, она всё не так поняла. Он даже несколько раз порывался написать ей, но снова и снова не мог найти нужных слов, к тому же, его останавливала вероятность, что его письма могут попасть в руки кому-то другому, отчего у Гермионы могли быть только неприятности. И вот теперь — это приглашение, на котором стоит ее собственноручная подпись. Выходит — она всё-таки смогла его простить, хотя бы отчасти. Возможно, слегка остыла, возможно, поняла, что не пригласить его на свадьбу — будет поступком совсем уж рушащим за собой все мосты.

Он чувствовал, что эта свадьба станет для него серьезным испытанием. Утешало только, что сразу вслед за ней он покинет Англию и постарается начать новую жизнь. Он пока не знал, ни как эта жизнь будет выглядеть, ни чем он станет заниматься, но всё было лучше, чем оставаться здесь. Тревожило только, что ему делать с Беллой. До конца он так и не решил, как именно ему следует поступить. Прошло то время, когда он мог считать себя ответственным за нее. Теперь она сама была в состоянии принять решение. И он сильно сомневался, что сможет начать с чистого листа, живя вместе с ней. Мало того, что она всегда служила бы живым напоминанием о его прошлом, но своим характером и своей волей она постоянно меняла его самого. Он вовсе не был уверен, что, в конце концов, не приобретет значительную часть того цинизма и пренебрежения к другим, которые имелись у нее с избытком. Но, одновременно с этим, он понимал, что привык к ней. К ее грубым замечаниям, к ее издевательскому смеху, к вспышкам гнева и периодам апатии, и, конечно, к ее телу, без которого уже не мыслил собственные ночи. Он привык заботиться о ней и учитывать ее желания и антипатии при принятии собственных решений. Возможно, это и была зависимость, но лучше уж было иметь такую зависимость, чем от бутылки, денег или жажды власти.

— Всё-таки решил идти? — Белла подцепила лежащее приглашение двумя пальцами, почти ноготками, словно что-то в высшей степени омерзительное.

— Да, покончу с этим раз и навсегда.

— У тебя еще есть время всё это остановить.

— Ты о чем?

— Ты знаешь о чем.

— Хватит, уже надоело, Белла! Они поженятся, а потом я просто уеду из страны... Мы уедем.

— Мы? Не сходи с ума. Ты всерьез решил тащить меня за собой? Я тебе не собачка, Поттер.

— Тащить не собираюсь. Но, если ты поедешь... мне было бы приятно.

— Ты уже сколько времени знаешь меня, и так и не понял, что со мной нельзя вот просто так жить. Поселиться где-нибудь на юге Франции и жить себе, как семейная пара. Это не для меня.

— Почему? Разве ты еще недостаточно набегалась в жизни? Мало тебе было сражений и борьбы? Ты же сама говорила, что всё уже проиграно.

— Ух, Поттер, как же ты меня бесишь постоянно своей непроходимой тупостью! Ты правда считаешь, что я буду терпеть вокруг себя всяких магглов, которые станут постоянно мельтешить у меня перед глазами на всех этих их курортах? Их дебильный смех, их компании шляющейся молодежи, их песенки, которые они постоянно орут, их вонючие машины?

— Но можно же поселиться где-нибудь в уединенном месте, чтобы в округе никого не было, или жили только маги. У нас в Англии есть такие места, почему бы не найти такое же за границей?

— Да потому что я тебе не домашний книзл, я — нунду — свирепый и смертоносный. И я очень быстро начну скучать, сидючи в четырех стенах. Мне надо время от времени охотиться.

— Охотиться? Ты имеешь в виду — нападать на людей?

— На магглов, Поттер. Да, я люблю охоту, люблю больше всего на свете. Подкрадываться по ночам к какому-нибудь домику на отшибе, где они мирно посапывают себе, чувствуя себя в безопасности. И вдруг! Бам! Беллатриса пришла повеселиться! Хы!

— Ужасно!

— У тебя не хватит воображения, Поттер, чтобы представить, НАСКОЛЬКО! Однажды я заставила одну жирную магглу под империусом съесть своего ребенка. Ха-ха! Вот это было зрелище!

— Фу, Белла, что за пакости ты рассказываешь! Это абсолютно омерзительно! Как можно было довести себя до такого? Ты же больна, неужели ты не понимаешь?

— Плевать, главное, что это доставляет удовольствие. Так что, Поттер, жить с тобой тихо-мирно у меня не выйдет. Ты же не будешь терпеть мои ночные увлечения и, тем паче, не станешь принимать в них участия.

— Тогда что же ты предлагаешь?

— Хмм... — она прошлась туда-сюда по комнате, сложив руки на груди, кусая нижнюю губу, — есть у меня одна мыслишка...

— Говори же.

— Боюсь, если я скажу, у тебя случится сердечный приступ.

— Я крепче, чем ты думаешь, Белла.

— Н-ну, хорошо. Скажи мне, ты точно решил позволить своей грязнокровке вступить в этот брак?

— Белла, Гермиона сама сделала выбор, и не мне его менять. Она любит Рона, и она выйдет за него замуж.

— Ладно, и ты точно решил забыть ее и уехать?

— Не знаю, смогу ли я ее забыть, это вряд ли, но уеду после свадьбы я точно.

— Значит, ты не будешь страдать и устраивать слезливых сцен, порываясь вернуться?

— Нет! К чему эти расспросы, Белла?

— К тому, что я вижу только один способ, как бы могли с тобой жить тихо-мирно хотя бы какое-то время, если тебя, конечно, не смущает мой возраст и мое прошлое.

Сейчас он почему-то и вправду почувствовал, что сердце застучало как-то быстрее.

— Ну, говори уже!

— Помнишь, ты спросил меня, а что же останется от рода Блэк? Если у меня будет ребенок, это решит многие проблемы.

— Ребе...нок?! — он открыл рот. — Я не ослышался сейчас? Ты хочешь от меня ребенка?!

— Да, блядь, ты не ослышался! Не смотри на меня так, словно я Медуза Горгона.

— Но... — он выдохнул, — и ты можешь? В смысле, после всего того, что...

— Теперь могу.

— Что значит — «теперь»? А раньше?

— Видишь ли, Поттер, даже если наш брак с Рудольфом и был политический, всё равно наследников-то мы должны были обеспечить. Так что я постаралась свои обязанности выполнить.

— Подожди. Но у тебя же нет детей.

— Нет. Но они должны были быть.

— В каком смысле?

— Не тупи, Поттер, в каком еще смысле это может быть?! Я забеременела. Близнецами.

— И что потом?

— Потом я попала в Азкабан, — объяснила она ему таким тоном, как маленькому ребенку.

— Ты попала в Азкабан, будучи беременной?!

— Ну да, на третьем месяце. Ты же не думаешь, что из-за такого пустяка меня бы выпустили!

— И... и что же?

— Что, что! — передразнила она его. — В Азкабане нет акушерского отделения. Зато ледяные стены, сырость и грязь. И еще дементоры. Естественно, я потеряла ребенка... Обоих. Именно тогда ко мне приходила мать со своей колыбельной, помнишь, я рассказывала. Можно подумать, мне от этого стало легче.

— Белла... — прошептал он, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. Эта жизнь была слишком жестокой ко всем им, не разбирая, кто стоял по какую сторону.

— После этого случая я больше не могла рожать. И, выйдя из тюрьмы, естественно, не по больницам бегала. Но, вот ведь странное дело, всё это лечение заодно вылечило и другие мои способности, — она похлопала по животу.

— Невероятно! Я... я даже не знаю, что сказать. Честно, не знаю!

— Ну, ты уж напрягись, Поттер! Имей в виду, мне всё это признание нелегко далось, так что давай уж, решай.

— Подожди, но я же полукровка? Разве для тебя это не главная преграда?

— В Лорде маггловской крови было на четверть больше, чем у тебя, — пожала она плечами, — но если б он только пожелал...

— Но ты же говорила, что он изжил свою маггловскую сущность.

— Ты тоже, Поттер, разве ты до сих пор этого не понял?

— Как? Я не убивал свою мать. И вообще, я даже не признаю все эти бредни про чистоту крови.

— Ты вступился за меня. За всех чистокровных. Ты стал нашим защитником, направив свое оружие против грязнокровок. И ты признал главенство рода, надев перстень своего отца.

Выходит, она специально навела его на этот перстень. Она хотела, чтобы он «очистился» в ее понимании этого слова. Получается, она чуть ли не всё время вела его по тому пути, который ей самой был нужен. Но зачем?! Неужели она с самого начала хотела...

— Белла, ты что, давно уже собиралась сделать из меня отца своего ребенка?

Она сверкнула глазами на него.

— Слишком много хочешь знать!

— Белла!

— Ну, хорошо, Поттер, когда я поняла, что опять способна рожать и после того, как ты надел на меня перстень Блэков, я решила — пускай. Пускай это будет он. В конце концов, у меня не так уж много других вариантов, тебе не кажется? И не так уж много времени.

У него в памяти всплыла сказанная ею фраза: «Я хочу быть здоровой. На все сто процентов».

— Ну, прекрасно! Водила меня на поводке все эти дни.

Она уселась рядом, вплотную к нему.

— Так уж ты устроен, Поттер, что тебя кому-нибудь надо водить. Сам ты так и будешь стоять в нерешительности, как баран.

— Тогда почему ты спрашиваешь сейчас о моем решении? — спросил он с грустной улыбкой.

— Потому что не хочу, чтобы ты в один прекрасный момент предал семью, как Сириус. Поэтому принимай решение сам.

Он развел руками.

— Ну, что сказать? В общем, мне нравится твоя идея. На счет ребенка. Только если ты пообещаешь, что покончишь со своей «охотой» навсегда.

— И ты поверишь моему обещанию?

— Ну, ты же не предашь семью, ведь верно?

— Ненавижу тебя, Поттер!

— Так мы договорились?

— Отправляйся на свадьбу прощаться со своей грязнокровкой, и валим из этой страны! С меня тайное пересечение Ла-Манша, с тебя — поиск подходящего дома на Лазурном берегу.

— Ты довольна?

— Это будет самый безумный поступок из всех, что я когда-либо совершала!

Дын-дын-дын! Маленькая серая сова молотила клювом в широкую форточку спальни на третьем этаже. Это еще что? Похоже, новое предупреждение. Застало его буквально перед самым выходом.

Он развернул пустой пергамент.

— Апарекиум!

«Оставайся дома. Готовится что-то крупное. Похоже, они пошли ва-банк. Друг.» — гласил текст. Он скривился. Так хотелось думать, что до его отъезда не случится больше никаких неприятных происшествий.

— Ну, что там на этот раз? — Белла успела заметить листок до того, как он его спрятал. — Опять предупреждение?

— Похоже на то. Но мне всё равно — я должен сегодня там быть.

— Тебе не пришло в голову, что твоя грязнокровка дает тебе понять, что не хочет тебя там видеть?

— Мм, не думаю, это не похоже на Гермиону, она бы сказала всё напрямую. К тому же, зачем тогда высылать приглашение со своей подписью?

— Дубина, такие приглашения обычно рассылают родители жениха и невесты. И сами же вписывают туда имена. Обычно в их компетенцию входит помнить всех дальних родственников. А молодые просто ставят подписи на куче еще незаполненных пергаментов.

— Ты хочешь сказать… она даже не знала, что мне было отослано приглашение?

— Ну конечно! А когда узнала, решила таким способом тебя остановить.

— Нет, всё равно не думаю, что она стала бы делать это так. Ты не знаешь Гермиону. Она бы накатала мне большое письмо с объяснениями. А тут что-то совсем другое.

— Что ж, тебе виднее. Я так понимаю, ты всё равно вознамерился туда отправиться.

— Да! — сказал он твердо. — Мне надо хотя бы убедиться, что всё будет в порядке. Тем более, там должен быть и Кингсли.

— Тогда я отправлюсь с тобой.

— Это исключено!

— Я буду под плащом-невидимкой. И у меня нет никакого желания из-под него вылезать. Хотя это было бы забавно… ха-ха…

— Перестань, Белла, не хватало мне еще и за тобой следить.

— Это я буду следить за тобой, Поттер! Чтобы тебя там случайно не обидели. И скажи мне спасибо за это, наблюдать за весельем всякого сброда не доставляет никакого удовольствия, уверяю тебя.

— Ага, значит в «Помойке» был для тебя не сброд, а тут сброд.

— В «Помойке» никто не скрывает, что они собой представляют, и не строят из себя порядочных людей. А эти твои, так называемые, «друзья», мало того, что сброд, так еще и считают, что лучше всех других.

— А я думал, что это твои друзья-чистокровные считают, что лучше других.

— Ну, хватит! Не собираюсь с тобой пререкаться. Давай плащ, и пошли уже.

— Хорошо, но только попробуй его снять!

Раньше он хотел отправиться в «Нору» прямо через камин, но теперь пришлось взять Беллу за руку и аппарировать. Они оказались приблизительно там же, где и в прошлый раз, на том же самом холме, только чуть пониже. Погода стояла ветреная, даже издалека было заметно, как воздвигнутый праздничный шатер слегка колышется от налетавших порывов. Небо закрывали серые облака, но пасмурный день не грозил превратиться в дождливый, солнце всего лишь не могло пробиться сквозь плотную пелену.

— У меня словно дежавю, — сказала Белла.

— Так ты была в числе нападавших год назад?

— Ну да. Хотелось повеселиться. К сожалению, какой-то гаденыш успел вас предупредить.

— Это был Кингсли, — со смехом сказал он.

— Надо же! Вот ведь ирония судьбы.

Вокруг шатра суетилось несколько человек в праздничных одеждах, но, большинство из них Гарри раньше видел только мельком, очевидно, это были какие-то сослуживцы Артура и дальние родственники Молли. Он поздоровался и спросил, где все.

— Жених с невестой пока в Министерстве, на церемонии. Похоже, мы слишком рано прибыли, — бросили ему в ответ, и он подумал, что надо было бы поинтересоваться временем церемонии. А теперь придется торчать тут неизвестно сколько, пока все соберутся.

— Гарри! — он обернулся. Луна стояла невдалеке, держась за растягивающую шатер веревку, и махала ему ладошкой. На ней было совсем скромное платье кремового цвета и стоптанные туфли.

— Привет, Луна! — крикнул он.

— О нет, только не эта полоумная снова! — протянула Белла из-под плаща.

— Как хорошо, что я решила зайти посмотреть, что тут за шум, — сказала Луна, подходя поближе.

— Как, разве тебе не прислали приглашения?

— Прислали, но, похоже, я опять всё перепутала. Ты сегодня один, Гарри? Ай! — она дернулась и вскрикнула, так что несколько гостей обернулось. — Кто здесь? — она напялила на нос свои неописуемые «спектрально-астральные» очки. — Ага, вижу, что не один. Привет, Черная Фея!

— Я тебе сейчас покажу «черную фею»! — зашипела Беллатриса, но, как показалось Гарри, ее злобный тон был несколько преувеличенным.

— Ты выглядишь очень хорошо, Гарри, — заметила Луна задумчиво, — если не знать, можно подумать, что ты и есть жених.

Белла фыркнула.

— Спасибо, Луна, — сказал он несколько смущенно, — я уверен, Рон тоже будет сегодня прекрасно выглядеть.

Он вдруг вспомнил жуткую мантию, в которой его другу пришлось щеголять на четвертом курсе, и невольно улыбнулся. Он надеялся, что на этот раз Гермиона сама подберет ему подходящий случаю наряд.

— Наверное, мне тоже надо пойти переодеться, пока празднество не началось, — вслух рассудила Луна, оглядывая свой непритязательный вид.

— Пожалуй, — согласился он.

— Тогда я скоро, — сказала она, направляясь к холму, за которым находился ее дом. Гарри услышал, как она напомнила себе под нос: «Только бы не заснуть».

— Пойдем, что ли внутрь, посидим.

— На твоем месте, я бы оставалась снаружи, учитывая предупреждение, — шепнула Белла.

— Эх, надо было пойти с Луной. Здесь пока делать совсем нечего.

— Посмотреть, как она переодевается?

— Белла, иди ты хвосторогу в пасть! — шикнул он на нее.

— А я бы посмотрела, — ухмыльнулась она.

— Чего, чего?

— Шучу, Поттер! — она толкнула его в бок. — Смотри, а вот и Шеклболт.

Действительно, министр прибыл, и не один, а в сопровождении двоих помощников, которые выглядели больше как телохранители. Очевидно, Кингсли сделал выводы из недавнего покушения.

— Ну, значит, ждать осталось недолго, — с облегчением сказал Гарри и направился к нему.

— А, Гарри! — обрадовался Кингсли. — Хорошо, что ты здесь. Я опасался, что тебя вообще не пригласят из-за всех последних событий.

— Я тоже опасался, но, как видишь, не всё так плохо, как кажется. А почему ты не на церемонии в Министерстве?

— Времени нет, Гарри, ни на что не хватает времени. Я и сюда-то ненадолго. Скажу приветственную речь, поздравлю молодых и обратно, к работе.

— Ну, тогда ты рановато появился. Похоже, придется какое-то время подождать. Все только начинают собираться.

— Ах ты, вот незадача! Как же это я не рассчитал… Вот, гляди, ни на секунду невозможно отлучиться, — он указал на большую сову, планирующую ему на плечо.

— Опять какое-то срочное дело, — посетовал он, разворачивая сложенный лист.

Прочитав послание, Кингсли нахмурился и пригладил лысину.

— А где Беллатриса? — неожиданно спросил он.

— А что случилось?

— Хм, мне докладывают, что в Малфой-менор что-то происходит.

— Что такое? — подала голос Белла, до этого тихонько стоящая рядом.

— А, так вот она где! Гарри, ты вновь рискуешь устроить скандал, притащив ее сюда.

— К сожалению, она наотрез отказалась сидеть дома, когда ко мне снова пришло предупреждение от Гермионы.

— Предупреждение? И ты молчишь?

— Ну, я не хотел упоминать, мало ли, — он смущенно замялся.

— Слушайте, вы оба, может, прекратите болтать попусту и скажете, что там происходит в Малфой-менор?

— Наши наблюдатели в Уилтшире, вроде бы, видели в том районе какой-то дым, — ответил Кингсли, глядя в ту сторону, где стояла Белла.

— Мне это не нравится.

— Надо бы проверить, — предложил Гарри.

— Это может быть отвлекающий маневр, — сказал Кингсли хмурясь.

— Я проверю, — заявила Белла.

— Я с тобой.

— Нет, это и правда может быть отвлекающий маневр. Оставайся с Шеклболтом. На мне плащ-невидимка, если это ловушка, я проверю и вернусь, а тебе там светиться совершенно необязательно.

— Тогда, может, и тебе лучше остаться?

— Там моя сестра, Поттер, я должна убедиться, что с ней всё в порядке.

— Хорошо, но сразу же возвращайся.

Она аппарировала, только воздух всколыхнулся рядом пыльной воронкой.

— Как-то всё странно, — промолвил Кингсли, — гости никак не соберутся, и я до сих пор не видел ни одного Уизли. Быть может, они, конечно, и на церемонии, но… Побудь-ка здесь, Гарри, я пойду осмотрюсь вокруг.

— Хорошо, я подожду Беллу.

Кингсли знаком приказал своим помощникам следовать за ним и пошел по направлению к саду за домом словно бы прогулочной походкой. Гарри остался один. В голову отчего-то полезли мысли о том, что будет представлять собой их новое жилище. Белла сказала, что он должен будет всё разузнать на этот счет, но он даже не начал еще наводить справки. Почему-то казалось, что когда они прибудут во Францию, там на месте будет разобраться проще. Ему сейчас пришло в голову, что он ведь может расспросить Флёр. Она, наверняка, должна посоветовать ему что-то дельное на этот счет. Правда, вряд ли Флёр удержится от любопытных вопросов, но ему уже было, собственно, всё равно сейчас, что она подумает. Решено, он поговорит с ней, как только она появится. Мысли о Флёр плавно привели его к мыслям о коттедже «Ракушка», в котором она жила вместе со своим мужем. Да, он хотел бы, чтобы их дом был бы таким же уединенным, таким же уютным и так же окруженным нетронутым природным пейзажем. Чтобы засыпать под шум прибоя, а просыпаться от прохлады утреннего бриза, дующего в открытое окно. Чтобы навсегда забыть о том, что было, о войне, о том, что надо постоянно за кого-то бояться, чтобы самыми большими заботами могли быть протекающая крыша или рассохшиеся перила в подвал. Там, где можно будет просто выйти из дому, сесть на метлу и взлететь, не опасаясь перепугать соседей, или разжечь во дворе огромный костер и любоваться, как под веселый треск улетают в синие сумерки огненные искры…

Он уже и забыл, когда в последний раз вот так давал волю своим мечтам о будущем. Наверное, это было еще при живом Сириусе, когда он мечтал, как они счастливо заживут после войны. После смерти Сириуса, он уже не мечтал, он просто пытался выжить сам и помочь выжить остальным. А после войны его разочарование в победе настолько завладело им, что он просто не видел впереди никакого будущего. И вот теперь он снова поверил в него, обрел надежду, которая захватила его сейчас отчего-то так яростно и продолжала рисовать бесконечные картинки грядущего спокойного благополучия.

Он настолько погрузился в свои мечтательные раздумья, что даже когда заметил маленькую фигурку на склоне холма, то не сразу понял, что с ней что-то не так. Просто бездумно наблюдал, как она перемещается по направлению к нему, постепенно становясь всё более отчетливо различимой.

Это была женщина, ее ярко-фиолетовую полурасстегнутую мантию трепал ветер, а светлые кудри растрепанно топорщились, как у старой, выброшенной куклы. Она бежала настолько быстро, насколько позволяла ширина ее юбки, широко расставив руки, дабы кубарем не покатиться со склона, но, прилагая все усилия к тому, чтобы двигаться как можно скорее.

В его груди вдруг отчаянно защемило каким-то тоскливым предчувствием, как будто он знал, что эта приближающаяся женщина несет с собой непоправимые вести, так, что ему даже захотелось просто взять и сбежать, лишь бы только не узнать, не услышать этих вестей. Но он знал, что ничего такого не сделает, вместо этого он старательно вглядывался и никак не мог узнать это знакомое лицо, и только когда она была уже совсем рядом, понял, почему ему это не удавалось. Просто он никогда в жизни не мог себе представить Риту Скитер с растрепанными волосами, разбитыми очками, в рваном платье и с покрытым серой копотью лицом, на котором было написано выражение полной прострации. Она словно только что вырвалась из драконьих зубов.

— Рита?! — спросил он изумленно, подбегая к ней.

— Мистер Поттер… — пробормотала она, — Гарри… как хорошо, что я вас нашла.

И она буквально рухнула ему на руки, обдавая сильным запахом гари.

— Рита, что произошло? — он подхватил ее и прыснул из своей палочки водой прямо в лицо.

Она сделала машинальное движение ладонью, не замечая, что размазывает грязь по всему лицу.

— Гарри… мистер Поттер, ужасное происшествие!

— Да говорите уже, Рита!

— Я… я едва спаслась. Думаю, что я одна. Из-за моих способностей… Никто не знал… Я выбралась…

— От кого вы спаслись? Откуда вы выбрались?

— Из Малфой-менор, мистер Поттер! Это было ужасно!

— Из Малфой-менор?! — он похолодел.

— Да. Позвольте я… присяду, — она приземлилась прямо на землю, пытаясь унять рвущееся дыхание.

— Ну же, говорите! Говорите, пожалуйста!

— Я прибыла к мистеру Малфою утром, чтобы взять интервью по поводу… а, сейчас не важно! Потом мы пообедали. Там было много народу, за обедом. Знаете, Гарри, там сейчас гостит много народу.

— Я знаю, Рита, говорите дальше!

— Мы пообедали, и я уже хотела отправиться в редакцию, как вдруг!.. Откуда ни возьмись, со всех сторон люди. В окнах, в дверях, их было, наверное… Целая армия, не меньше. И они начали поливать заклятьями всех присутствующих. Со всех сторон, мистер Поттер, со всех сторон! Я не знала, куда бежать… не знала… куда бежать… Повсюду пламя, дым, перестрелка. Крики, много криков, мистер Поттер. Я побежала по коридору, пыталась спрятаться, но они были везде. Моя сумочка, я бросила свою сумочку. Моё перо…

Она вдруг заплакала.

— Я потеряла мое перо, мистер Поттер! — в ее голосе было столько отчаяния, как будто это было самой большой потерей в ее жизни.

— Мне ничего больше не оставалось, кроме как бросить всё и бежать. Они догнали меня, и если бы не моя способность… если бы не моя способность…

— Рита. Рита! Вы слышите меня? Возьмите себя в руки. Ну?!

— Да, мистер Поттер, я сейчас… Пожалуйста, вы не поможете мне встать?.. Вот так. Что же это происходит, Гарри? Среди бела дня…

— Рита! Найдите министра. Он где-то здесь. Расскажите ему, что случилось. И скажите, чтобы он ни в коем случае не отлучался отсюда. Пускай дождется Гермиону и убедится, что с ней всё в порядке. Вы меня понимаете, Рита?

— Да… Да! — она истерически закивала головой.

— Запомните, пускай никуда не отлучается!

— А вы, Гарри? Вы же не пойдете сейчас туда?

— Нет, именно туда я и отправлюсь, — сказал он, сжимая в руках Старшую палочку. — Спасать то, что осталось от моего будущего.

— Последняя глава вашей биографии будет впечатляюще… — ее голос потонул в схлопнувшемся пространстве.

В прошлый раз, когда его тащили в Малфой-менор, он не больно-то запоминал дорогу. Было как-то не до того. Поэтому, когда он теперь огляделся, то увидел вокруг себя только лесистые пригорки, со всех сторон закрывающие видимость. Вокруг самого поместья были установлены антиаппарационные чары, но Белла, наверняка, оказалась прямо у ворот парка, прекрасно зная дорогу, в отличие от него. Так что он отставал от нее всё больше и больше. С возрастающей тревогой в сердце он взобрался на ближайший пригорок, в попытке определить направление, но увидел лишь всё те же холмы, поросшие приземистыми соснами. Он зажмурился, попытавшись более тщательно припомнить дорогу, и аппарировал еще раз. От такого частого использования перемещения его едва не стошнило. Но на этот раз пейзаж был ровнее, и за верхушками деревьев далеко впереди он увидел поднимающийся в небо столб черного дыма. Он хотел, было, уже рвануть в эту сторону, как неожиданно раздавшийся в ближайших кустах хлопок заставил его развернуться с палочкой наготове.

Неизвестный чертыхнулся, выбираясь из зарослей, и вывалился на свободное пространство в нескольких метрах от него. Рыжая шевелюра, высокий рост, аврорская форма…

— Рон?!

— Гарри! Не верил, что смогу тебя догнать.

— Ты? Что ты тут делаешь?

— Пытаюсь остановить тебя — дурака! Почему ты никогда не слушаешь предупреждений?

— Предупреждений?

— Ну да. Я же тебе сегодня утром послал письмо, ты разве не получал его?

— Постой… так это ТЫ посылал мне предупреждения?!

— Я, а кто же еще, Гарри? Я же даже подписывался — «Друг». Ведь я же твой друг, Гарри, — развел он руками, — я думал, ты сразу догадаешься.

— Но…

— Я всё сделал, как надо, — сказал Рон с оттенком гордости в голосе, — нас учили в Аврорате, как сделать так, чтобы нельзя было определить автора письма. Общеминистерская сова, самописное перо, заклинание. Я даже чужую палочку для этого использовал! Ага!

«Рон?! А как же…»

— Но… Гермиона… — вырвалось у него помимо воли.

Рон махнул рукой.

— А, она не знает почти ничего! Зачем ей во всё это лезть? Она и так слишком тяжело переживала все эти домашние разговоры о тебе и о предательстве, зачем еще знать о… ну, в общем… В общем, родителей не выбирают, Гарри! Так что пришлось мне сидеть тихо. И дома, и на работе — особенно!

«Бедняга Рон!..»

— Выходит, твои участвуют во всех этих преступлениях?

— Да куда там! У них решимости на такое никогда не хватило бы. Только что подвякивают. Мы и денег-то почти никаких не получили от всех этих… операций. Зато отец подписей наставил везде, где только ему говорили. Мне едва удалось документы со стола Диггори утащить, когда пришли с проверкой.

— И ты за всё это время умудрился себя не выдать?!

— Ну да. Дело-то, в принципе, немудреное, только противно было до Мерлиновой жопы! Вот, даже орден свой пришлось отдать, лишь бы меня не вычислили.

— Тебя же могли обвинить в соучастии покушению!

— Ну, я надеялся на свое предупреждение. Что ты меня выручишь, если что.

— Вот же черт, Рон! А я всё это время думал… что ты с ними заодно… Что ты тоже поверил в этот бред про предательство. Прости, что сомневался в тебе!

— Да как я мог поверить в такое, Гарри?! За всё время, сколько тебя знаю, ты ни разу, НИ РАЗУ не сделал ничего, в чем тебя можно было бы упрекнуть! Когда понадобилось пойти и пожертвовать жизнью за всех нас, ты просто взял и пошел. Один. Я много раз думал, а смог бы я так же, если бы понадобилось? И вот чего-то никогда не чувствовал в себе такой уверенности. Я только двоих таких честных людей знаю — жаль, что родители не из их числа — ты, да Гермиона.

— Кстати, где она сейчас?

— Скорее всего, бегает по магазинам, готовится к завтрашней свадьбе.

— Завтрашней?!

— Конечно. Я же тебе написал — сиди дома. Это всё — одна большая ловушка. Им надо было разделить вас, чтобы взять поодиночке. Так что, не ходи туда, Гарри!

— Я должен.

— Тогда я пойду с тобой.

— Нет, ты сейчас вернешься обратно, к «Норе» и будешь защищать министра.

— Но…

— Ты понял меня, Рон?! Возвращайся и помоги Кингсли. Ты за него отвечаешь.

— Хорошо, но я за тебя боюсь, Гарри. Поодиночке…

— Черта с два они нас теперь разделят!

— Удачи тогда! Надеюсь, скоро увидимся.

— И тебе!

Они обнялись, и Гарри в этот момент показалось, что, несмотря на отчаянную ситуацию, у него уже давно не было так хорошо на душе.

Он повернулся и побежал в направлении поднимающегося дыма. За всем этим разговором, он понял, что так и не успел спросить, кто же именно сдал его квартиру нападавшим. Впрочем, теперь его это уже не особенно волновало. Буквально вчера еще на месте былых отношений оставались лишь руины, а вот теперь он чувствовал, как их «Золотое трио» снова обрело реальную форму.

«Гермиона выбрала себе хорошего мужа», — подумал он с удовлетворением. Если сегодня всё обойдется, завтра он пойдет на их бракосочетание с совсем другим настроением. И покидать страну будет с легким сердцем. Надо просто всё правильно сделать сейчас.

У него была надежда, что Белле хватит ума не ввязываться в схватку и не выдавать себя, пока она в плаще-невидимке. Это давало ей определенные преимущества, но всё зависело от того, какая ситуация будет внутри, и что сейчас с семьей ее сестры. Рита наговорила, что нападавших была армия, но Рита была известной паникершей, ей могло почудиться всё что угодно. Если обитатели поместья смогли дать организованный отпор, они могли бы продержаться какое-то время, и даже, при определенной удаче, отбить нападение. Его тревожило только, что вряд ли среди них нашлось много умелых бойцов. Вообразить себе самоотверженно сражающуюся Панси Паркинсон было выше его сил.

Ворота парка при поместье были распахнуты настежь. Очевидно, все защитные заклинания были давно уже сломаны. Впереди не было заметно ни души. То ли нападавшие уже ретировались, то ли готовили ловушку. Над поместьем поднимались клубы густого черного дыма. Центральная башня была объята пламенем почти целиком. Правая боковая и правая дальняя лишь только частично пострадали, но внутри них, скорее всего, гулял огонь, вся левая и дальняя часть поместья казались нетронутыми. Видимо, сказалось то, что башни соединялись довольно узкими перегородками-переходами, по которым огню было трудно перебраться в дальние части здания.

«Может быть, это вообще только приманка?» — подумал он, бросаясь бегом по центральной аллее.

Но все его рассуждения полетели ко всем чертям, когда он услышал вдруг из-за живой изгороди шум перепончатых крыльев, и огромная тень стрелой пронеслась над ним по направлению ко входу в поместье.

«Они и вправду решили разделить нас», — мелькнула у него паническая мысль, когда он увидел тварь впереди себя.

Мантикора! Как они умудрились притащить ее сюда — он не хотел даже думать о том, сколько народу было при этом задействовано. Эта дрянь была намного опаснее любого дракона, и у него не было против нее никаких шансов, ему оставалось только отступить, в то время как Белла проскользнула внутрь, используя плащ. План был и вправду исключительно продуманный.

«Всего пяти магам в истории удалось справиться с мантикорой в одиночку», — вспомнил он строку в учебнике. Что ж, ему придется стать шестым!

Мантикора подпрыгнула, оперлась на свои крылья и спланировала, приземлившись ближе к нему, взрыв песочное покрытие аллеи и оставив за собой длинные следы. Он был поражен, насколько быстро двигалась эта туша. Она была меньше дракона или василиска, но скоростью и реакцией превосходила их, наверное, вдвое. Копнув передней лапой почву, она наклонила голову, уставив на него свое бородатое лицо, смотря слегка исподлобья и как-то выжидательно.

Он сконцентрировался и отправил в нее конфундус, рискнув проверить, пробьет ли Старшая палочка природную невосприимчивость к магии и, одновременно, не желая заранее раздражать тварь чем-нибудь болезненным. Мантикора только громко фыркнула, словно бы смеясь над его жалкой попыткой, и вдруг, когда он уже готовился бросить в нее что-то посерьезней, взмыла вертикально вверх прямо с места. Буквально в одну секунду ее крылья просвистели над его головой, и он услышал, как тяжелое тело приземляется точно за его спиной. В последний момент он успел поставить на самого себя материальный щит и обернулся.

Мантикора налетела на преграду, крутанула головой, рыкнула, отскочила на пять метров, а потом ринулась на него с разбегу. У него на сетчатке запечатлелся этот великолепный прыжок, показавшийся ему последним зрелищем, что он видит в жизни: распахнутые во всю ширь крыла, четыре лапы с длинными когтями, неумолимо надвигающееся на него тяжелое мускулистое тело, вставшая дыбом грива, обрамляющая злобный оскал огромного лица. И его собственное скромное заклинание, бесполезно отражающееся от покрытого мелкими чешуйками живота этого жуткого существа, которое готово было в одно мгновение смять и уничтожить его…

Каким-то чудом щит отбросил ее и в этот раз. Он думал, что у него будет хоть чуть-чуть времени, но мантикора, не ожидая ни секунды, хлестнула из-за спины своим длинным хвостом, и огромное изогнутое жало пробило его щит в мгновение ока. Он оказался буквально лицом к лицу перед ее налитыми кровью, бешеными глазами, понимая, что времени у него осталось ровно на одно заклинание.

Он не был уверен, что даже его успеет произнести, но отчего-то страх словно покинул его, и он, напрягшись как натянутая струна, бросил, собрав в этом единственном усилии всё свое желание выжить:

— Вердимилиус! — в последний момент он выбрал именно обычный электрический разряд, не надеясь поразить им противника, но хотя бы слегка ошеломить и выиграть себе немного времени.

ХЛОП! Глаза ослепила белая вспышка невыносимой яркости, и все мышцы тела словно пронзил жесточайший спазм, оставивший после себя крайне болезненное ощущение. В нос ударил резкий запах паленого. Его зрение восстановилось, хотя перед глазами плясали противные «зайчики», отражавшие ослепительную искристую полоску свету, протянувшуюся от кончика его палочки. Она оканчивалась прямо посреди широкой груди мантикоры, оставив после себя маленькое черное обугленное пятно. Чудовище перед ним стало заваливаться на бок с закатившимися глазами и, наконец, рухнуло на песок аллеи. Стоявшие торчком крылья смятой грудой шумно свалились вслед.

Он понял, что с очками что-то не так, снял их и едва тут же не выронил. Они были горячими, оправа местами слегка оплавилась. Волосы на голове встали торчком. Похоже, он словил настоящую молнию. Да нет, не словил, он пропустил ее сквозь себя, и вместо обычного разряда отправил в атаковавшую его тварь настоящую кару небес. Вряд ли всё это вышло случайно. Он взглянул на палочку в своей руке. С ее кончика срывался тонкий дымок.

Так вот оно что! Выходит, эта палочка не просто была сильнее других. Предельно сконцентрированному волшебнику она позволяла материализовать свои сокровенные желания даже путем самых простых заклинаний. Выходит, чем выше росло мастерство владельца, тем сильнее становилась и мощь палочки. Так вот почему именно Дамблдор смог владеть ей такое продолжительное время без всяких последствий. Трудно было найти более умелого волшебника. Жаль только, сам Гарри, в этом смысле, был далек от колдовских вершин. И истинную свою природу Старшая палочка смогла проявить только в минуту критической опасности, когда ему чудом удалось достичь в себе максимального внутреннего единства.

Что ж, спасибо и на том. Он в последний раз бросил взгляд на распростертое перед ним чудовище и бросился к поместью, пытаясь не обращать внимания на ноющую боль в мышцах.

Когда он распахнул высокие створки дверей, то едва не задохнулся от вырвавшегося ему в лицо клуба горячего дыма. Большой зал, похоже, весь был задымлен, дышать было совершенно нечем. Гарри наложил на себя заклятье головного пузыря, сбросил мантию и облил из палочки свою одежду водой, прежде чем войти внутрь.

Обугленная мебель горела. Сверху из трапезной вырывались длинные языки пламени, тут же стало невыносимо жарко. Он понятия не имел, как можно в таких условиях кого-то найти в таком огромном доме. Напрягши память, он вспомнил заклинание, позволяющее обнаружить в помещении других людей.

— Гоменум ревелио! — прочитал он, и пространство вокруг отдалось полной пустотой. Никого — ни жертв, ни нападавших.

— Гоменум ревелио! — крикнул он еще раз изо всех сил.

На этот раз он почувствовал слева слабое, еле заметное ощущение чьего-то присутствия. Очевидно, человек был довольно далеко, скорее всего, в другой башне. Он с трудом пробрался сквозь густую пелену дыма, ощущая как от одежды уже начинает вовсю подниматься пар, и бросился к боковой двери в коридор, ведущий через перегородку между башнями.

Он бежал и бежал, минуя длинные коридоры и распахивающиеся перед ним пространства всё новых залов боковых башен. Он и понятия не имел, насколько же огромным в действительно было это поместье. В этой части следов боя практически не было заметно, только разбитые окна кое-где. Очевидно, основная схватка состоялась в противоположной части дома. И перебегая от башни к башне, он рисковал рано или поздно обогнуть весь Малфой-менор кругом, вернувшись к главному входу. Однако бросаемое им время от времени заклинание позволяло определить присутствие человека впереди всё ближе и ближе. Он искренне надеялся, что это Белла — живая и здоровая, но полное отсутствие каких-либо других следов внушало ему всё возраставшую тревогу.

«Может, нападавшие забрали всех с собой?» — думал он, приближаясь к самой дальней башне, в которой, как он уже понял, и находился определяемый заклинанием человек. Единственное, что его радовало, так это то, что хитроумный план их врагов явно не получалось осуществить так, как они задумывали изначально. Он точно задержался бы у «Норы» гораздо дольше, если бы не появление Риты, которой удалось ускользнуть, благодаря своей анимагической форме, да и с мантикорой, обязанной заставить его повернуть назад, или, во всяком случае, сильно задержать, он справился очень быстро. Так что он оказался здесь намного раньше, чем они рассчитывали, а значит, у него... у них, было определенное преимущество.

Задняя башня, очевидно, была спланирована для размещения в ней только подсобных помещений. В большом зале на первом этаже не было даже окон — только узкие, похожие на бойницы, форточки, из которых едва просачивался свет. В центре зала в глубину башни уходил, рассекающий ее на две части, широкий коридор. Гарри направился прямиком туда, чувствуя, что еще немного, и он, наконец, достигнет цели.

Он увидел ее в самом конце коридора, она сидела прямо на полу, прислонившись к стене у распахнутой двери без всякого движения, так что сперва он даже подумал, что она без сознания.

— Белла! — крикнул он и кинулся к ней, с разливающимся внутри облегчением от того, что он всё-таки нашел ее живой. Она повернула голову, и в следующее мгновение с конца ее палочки сорвалась зеленая вспышка. Он едва успел броситься вниз.

«Что она творит?!» — он сделал кувырок вперед, стараясь как можно быстрее преодолеть расстояние между ними, и успел буквально в последний момент схватить ее за руки и то, только потому, что она двигалась как-то заторможено.

— Авада кедавра, — прошептала она, хотя ее руки с палочкой были им сейчас прижаты к стене. В глазах он не увидел ничего осмысленного, они показались ему двумя черными вращающимся воронками. Смертельно-бледное лицо ничего не выражало.

— Белла! — крикнул он. — Это я — Гарри Поттер! Ты понимаешь меня?

Она нахмурила брови, как будто пытаясь что-то вспомнить.

— Ну же, Белла, очнись! Это я!

— Поттер, — прошептала она без всякого выражения. Вслед за этим ее лицо начало искажаться, в него как будто вливалось понимание того, где она и что с ней происходит. Она вдруг резко втянула воздух со звуком, напоминающим то ли хрип, то ли всхлип. Потом прикрыла глаза и уткнулась лбом в его лоб.

— Поттер, — вымолвила она тихо, — где ж ты был, Поттер.

— Бежал за тобой, что было сил.

Он отпустил ее руки, и они бессильно упали на пол.

— Белла, что с тобой? Что здесь случилось?

— Где мы оба были, Поттер? — спросила она уже громче.

— Да в чем дело?

Вместо ответа она просто повернула голову в сторону открытой двери.

Он осторожно отпустил ее, поднялся и шагнул в дверной проем. Небольшое помещение было скудно освещено настенными светильниками, но не составляло труда понять, что это какой-то запасной склад или кладовая. Два узких окна-бойницы, длинные пустые полки под потолок у дальней стены, крюки для мешков, пол...

С полом было нехорошо. Можно сказать, с полом дело обстояло совсем скверно. Потому что его устилали мертвые тела, сложенные ровными рядами — плечо к плечу, ботинки к ботинкам. Их было десятка два, может больше. Внезапно в его памяти всплыл хогвартский подвал сразу после битвы. Трупы защитников были разложены наверху, под солнцем, а трупы нападавших свалены там — в сыром подвале — точно такими же неаккуратными рядами — глаза открыты, руки сложены на животе. Его резко замутило. Давно уже призраки прошлого не являлись ему, и он, было, думал, что избавился от них навсегда. Но там — в подвале — лежали хотя бы те, кто этого, так или иначе, заслуживали. А здесь...

Он пробежался глазами по лицам, и ему захотелось завопить изо всех сил. «ЗА ЧТО?!» За что убили всех этих людей, всех без разбору — взрослых, детей, стариков? Хладнокровно вырезали целые семьи, не совершившие никакого преступления, просто подвернувшиеся под руку обозленным псам нового порядка, у которых из-под носа уплывала уже поделенная добыча.

Он перевел взгляд на оттащенные в сторонку тела. Все трое хозяев Малфой-менор лежали рядом друг с другом, словно готовые позировать для чудовищно-гротескного семейного портрета. Их белые волосы мешались меж собой на каменном полу, как большая клякса разлитой краски.

«Белла!» — пронзила его иглой мысль. Он шагнул обратно в коридор, прикрыв за собой дверь. Она уже поднялась с пола, но избегала смотреть ему в лицо. Он подошел и просто сгреб ее в охапку, наплевав на то, что она терпеть не могла любых проявлений сочувствия. Сейчас он просто не мог поступить иначе. Она не ответила на его объятие, но и не оттолкнула его, а просто стояла так обмякшей куклой в его руках, не говоря ни слова. Он взял в ладони ее лицо и с содроганием увидел, как на нем разом явственно отпечатался ее возраст, проступивший сквозь ставший внезапно таким «штукатурным» макияж — все эти многочисленные морщинки, опущенные уголки рта и синие круги под глазами. На него смотрела сейчас сорокалетняя женщина, как будто из нее вышел весь ее энергетический заряд, заставлявший ее ранее носиться, словно подростку.

— Еще не всё, Белла, — прошептал он, — мы с тобой...

— Где твои щиты, Поттер? — она отстранила его рукой. — Прикрывай меня, я иду убивать.

— Кого?

— Всех, кто сейчас появится.

— Белла, а где плащ-невидимка?

— Сгорел. Когда бегала по поместью и искала хоть кого-то живого. Извини.

Она развернулась и пошла по коридору. Ему ничего не оставалось, как следовать за ней. Очевидно было, что никакие слова ее сейчас не остановят. Она дошла до большого зала хозяйственной башни и повернула направо.

— Нет, Белла, в другую сторону! — крикнул он. — С той стороны пожар.

Но она как будто не слышала, продолжая двигаться по коридору по направлению к следующей башне. Он хотел, было, ее остановить, взяв за руки, но она посмотрела на него таким взглядом, что он сразу отпустил ее, уповая лишь на то, что естественные преграды впереди остановят ее.

Но, видимо, она что-то знала, потому что как только они вышли в большой зал следующей башни, оформленной в цветах серебряного и голубого, и до которой еще не добрался огонь, как сразу же через большие окна с улицы полезли фигуры в бурых мантиях.

— АвадакедавраАвадакедавраАвадакедавра! — произнесла она скороговоркой, бросая веером три заклинания. Два из них попали в цель, последнее прошло мимо. Но почти тут же, вслед за первой, в окнах показалась следующая партия нападавших. Он выставил щит, а она продолжала разбрасывать смертельные заклятия, на этот раз почти без всякого успеха.

— Ступефай! — швырнул он в ближайшего.

— Довольно, Поттер! — завопила Белла. — Дерись по-настоящему!

Он вспомнил комнату с выложенными по полу телами... «Хорошо!»

— Сектумсемпра!

На мгновение он остолбенел. Противник буквально взорвался разлетающимися во все стороны конечностями, брызгами крови, градом костей и кишок. Старшая палочка превратила просто рассекающее заклятье в настоящий кровавый шредер. Двое других немедленно бросились бежать. Он кинул еще одну сектумсемпру в спину одного из них, последнего достало заклинание Беллы. Но не успели они перевести дух, как новые три человека выпрыгнули из окон, а в дальнем конце зала послышался топот ног. Из соседней башни явно прибывала подмога.

— Похоже, их и впрямь тут целая армия! — крикнул он. — Отходим!

— Мерлина лысого! — ответила Белла, отправляя на встречу нападающим очередное смертельное проклятие.

Он выставил новый щит, но под натиском такого количества противников тот почти сразу лопнул.

— Редукто! — изящный стеклянный шкаф, заполненный посудой, разлетелся тучей блестящих осколков от его заклинания, заставляя многочисленных противников на короткое время отступить.

— Эдак нас убьют, сударыня! — бросил он на ухо Беллы вспомненную фразу из какой-то приключенческой книжки, схватил ее за талию и оттащил за ближайшую колонну. — Надо отходить, их слишком много!

— Хорошо, но мы сделаем по-другому.

Она бросилась обратно в коридор, из которого они вышли. Навстречу уже бежали несколько человек. Их окружили, и у Гарри противно засосало под ложечкой от осознания, что им, возможно, и не выбраться из этой передряги. Он бросил вперед щит, вслед за этим конфринго, вспыхнувшее как огненный шар впереди, ожидая, что им придется пробиваться обратно с боем. Но Белла неожиданно заскочила в какую-то дверь, он юркнул за ней, и она запечатала ее, бросив незнакомое ему заклинание либерато.

— Это их слегка задержит. За мной!

За дверью оказалась винтовая лестница на второй этаж. Они помчались по ней и через небольшой коридор выскочили в результате на широкий балкон над залом, в котором только что вели бой.

— Получите подарок от Беллы!

Широкие струи адского огня соскочили с ее палочки и стали заливать всё пространство под ними. Захваченные врасплох противники корчились в пожирающем пламени и их вопли эхом разносились под высокими сводами зала, смешиваясь с гудением огненных струй.

— Вот так! — она подсекающим движением утихомирила огненную стихию, оставив только тлеть внизу уничтоженную мебель и несколько обуглившихся трупов.

Лишь только он подумал, что, возможно, на этом бой окончен, как тут же головы новых нападавших показались в окнах и коридорах.

— Да сколько же вас тут?! — крикнул он, выставляя уже неизвестно какой по счету щит.

На этот раз, впрочем, без всякого толку, потому что сразу несколько зеленых вспышек авады кедавры полетело в их сторону. Они разом отпрянули от перил, отскочив вглубь балкона.

— Похоже, теперь моя очередь, — сказала Белла, закатывая левый рукав.

— Ты о чем это?

Она осмотрела посветлевшую, но всё еще достаточно четкую Метку на своей руке.

— Еще должно работать. Давай, Поттер, атакуй, теперь я буду прикрывать.

Он только слышал об этом, но не думал, что когда-нибудь увидит. В бою с ним упивающиеся не выставляли темное протего, потому что против них никогда не применяли непростительные заклятия, но, по слухам, обладатели Метки при желании с его помощью могли отразить даже аваду. Однако со смертью Лорда неизвестно, действовала ли еще эта темная магия. По сути, Белла собиралась рисковать жизнью, не зная, сработает ли защита. Но он всё равно не успел ее остановить.

— Аксэ пэсто! — щит серого цвета развернулся под ними, и в него сразу ударило несколько заклинаний. Белла продолжала держать палочку в том же положении, и он понял, что этот щит постоянно надо удерживать.

— Сектумсемпра, конфринго, конфринго!

Несколько нападавших удалось уничтожить, но их становилось всё больше.

— Бесполезно! — крикнула Белла, отскакивая от перил. — Отвлеки их! Я сейчас, надо восстановить силы, — она отстегнула с пояса какой-то пузырек и влила в себя его содержимое.

Он поставил на себя щит и помчался по краю балкона, на самом виду, сопровождаемый градом заклятий. В самом конце он прыгнул рыбкой вперед, понимая, что еще пара шагов, и кто-то неминуемо попадет в него. Он надеялся, что отвел их внимание от Беллы, хотя бы на несколько секунд. Она поднялась над перилами и произнесла:

— Блэкус!

Его, лежащего на гранитном полу балкона, тряхнуло как при землетрясении.

— Блэкус! Блэкус!

Ее голос звучал, словно удары молота, и тут же внизу раздавались гораздо более мощные удары, сопровождаемые вздымающимися фонтанами каменного крошева, летящего, как шрапнель. Одна из колонн не выдержала, на его глазах раскололась у основания и рухнула со страшным грохотом. Вслед за этим всё на время затихло. Он поднялся и решился посмотреть вниз. Несколько глубоких воронок превратили бывший до этого роскошным зал в руины. Пол вздыбился гигантскими трещинами, среди которых валялись окровавленные тела. Кое-кто был еще жив и издавал сдавленные стоны. Одному несчастному упавшая колонна придавила ноги и он во всю глотку взывал о помощи. Гарри прицелился, не в силах больше слышать его крики, и послал в него ступефай, справедливо решив, что угрозы теперь от него никакой.

— Думаю, на этот раз всё! — выдохнул он. И ошибся.

— Поттер, вот теперь-то всё и начинается, — крикнула Белла, когда новые группы нападавших выскочили из окон и из коридоров. — Так мы балкон не удержим. Надо отрезать им хотя бы один путь. Оставайся здесь, я сейчас.

Она бросилась вперед к другому выходу, где, как он подозревал, была лестница, аналогичная той, по которой они поднимались.

— Вердимилиус! — попробовал он ради разнообразия, но на этот раз никакой молнии не проскочило. Зато его электрический разряд разветвился и поразил сразу три цели. Их задергало на месте, и он добил эти простые мишени. И то ладно.

Он пробежался, стараясь выиграть время, развернул щит, уклонился от зеленой вспышки, сбил с ног и отправил с балкона вниз проникшего с лестницы противника, поймал и отбросил назад вражеское конфринго, когда за его спиной внезапно открылась дверь и прямо на балкон из комнат второго этажа выплыла фигура в белой мантии с капюшоном. Сейчас при свете дня Гарри разглядел, что и лицо неизвестного закрывала глухая белая маска.

«Ну, точь-в-точь упивающийся, только наоборот!» — подумал он, а вслух вымолвил лишь:

— Ага!

На самом деле, положение его было отчаянным. Белла до сих пор не вернулась, и он не знал, насколько ей удается план остановить наступление с ее стороны. Внизу в зале оставалось еще человек пять противников, левая лестница на балкон была вскрыта, и по ней в любой момент могли взобраться нападавшие. Но он отчего-то воодушевился, увидев незнакомца, настолько его обрадовала перспектива на этот раз поквитаться с тем, кто так легко скрылся от него в его собственной квартире. К тому же у него мелькнула мысль, что если уж подобная фигура вступила в бой, значит это, вероятно, последний натиск.

— Экспеллиармус! — выкрикнул он то, что в результате сразило даже Темного Лорда.

За то время, пока он успел поставить пару щитов, незнакомец умудрился атаковать его шесть раз, причем четыре раза это были неизвестные Гарри заклинания. Сам он между обороной смог огрызнуться лишь единожды. Сейчас он напоминал себе громоздкого рыцаря с двуручным мечом. Его тяжелые доспехи трудно было пробить, но пока он замахивался своим смертоносным оружием, противник, подобный легкому и умелому самураю, успевал легко избегать попаданий и жалить его сильно и метко. Его атаки были не так тяжелы, как чугунный удар Волдеморта, но точно направлены и исключительно концентрированны. Гарри вдруг понял, что эта дуэль будет длиться ровно до того момента, пока кто-то из них двоих не устанет первым. Или он сам не успеет обновить щит, или противник пропустит попадание Старшей палочки.

За спиной послышались шаги. Кто-то опять бежал со стороны лестницы. Он обновил щит, сместился спиной в самый угол и ударил выбежавшего из двери в упор, так что тот шмякнулся об перила и, кувырнувшись, полетел вниз. В это время незнакомец успел наложить на себя заклинание, которое вмиг сделало его фигуру размытой и колышущейся, так, что попасть в него стало еще сложнее, и, вслед за этим, послал в Гарри связку из трех заклинаний, первое из которых принял на себя щит, второе он поймал палочкой, а от третьего еле успел уклониться, бросившись на пол. Чтобы не быть пораженным в такой беспомощной позе, он отбросил назад в сторону незнакомца его собственное заклинание, вскочил, выставил щит, атаковал сам.

— Сектумсепра!

«Белый капюшон» сделал разворот, пропуская мимо его заклятие, оказываясь вплотную к стене.

— Авада кедавра! — Белла, с противоположной стороны балкона швырнула ему в спину смертельное проклятие, не оставляя никаких шансов.

Гарри не поверил своим глазам. В последний момент силуэт незнакомца как бы размазался в воздухе, сместился на метр в сторону, в результате, зеленая вспышка угодила в стену сквозь то место, на котором мгновение назад тот стоял.

«Забодай тебя двурог!» Он приготовился уже к новой дуэли, но неизвестный маг, очевидно, оценил свои шансы как проигрышные против двух таких противников.

— Пиро!

Ручейки огня поскакали к ним обоим в разные стороны балкона, охватывая гранитные плитки как деревянный паркет.

— Рефлекто! — отразил он грозящие добраться до его одежды огненные струйки, а когда поднял глаза, увидел, что незнакомец скрылся обратно через ту дверь, откуда появился.

«Ну, уж нет! — Гарри стиснул зубы. — Не в этот раз». И бросился в погоню.

Они миновали несколько комнат, и он никак не мог прицелиться. Белая фигура была отличной мишенью, но преследуемый им маг сразу оторвался от него и теперь он видел только мелькающие впереди полы его мантии. В одном достаточно длинном зале ему почти уже удалось точно направить палочку, но убегающий бросил за спину джеминио, и у него прямо перед носом возникла копия большого шкафа.

— Редукто! — выкрикнул он в сердцах, прикрываясь рукавом от летящих во все стороны щепок, но не сбавляя скорости.

Очевидно, что «белый капюшон» знал поместье куда лучше Гарри, потому что постоянно сворачивал в неожиданном месте, заскакивая в боковые комнаты, всегда находил из них выход, петлял, умудрялся покинуть коридоры до того, как подставить спину преследователю, и, в конце концов, он понял, что отстает. Они оббежали уже всю башню, незнакомец юркнул в створку больших ворот, выходящих, по-видимому, на второй этаж коридора между башнями, и тут до Гарри начало доходить, что их снова разделяют, чтобы прикончить поодиночке. Он припомнил, что видел пару каминов в комнатах, через которые они бежали. Если бы преследуемый хотел, он мог бы снова скрыться, но, видно, у него была другая цель.

— Авада кедавра, шшштоб ты сдох!! — швырнул он без всякой надежды в спину убегавшей от него по коридору белой фигурке вдалеке и остановился, переводя дыхание. Надо было возвращаться назад, к Белле.

К тому времени, как он вернулся, в зале ровным счетом ничего не изменилось. Белла удерживала балкон, периодически отстреливаясь сверху от наседавших на нее теперь уже только с двух сторон атакующих, только что перила кое-где были выщерблены и зияли голой арматурой наружу. Правда, ее прижали практически уже в самый угол справа, не давая свободно перемещаться. Правую лестницу она обрушила, так что со спины к ней зайти никто не мог.

— Догнал? — спросила она, присев вне зоны видимости нападавших, и по ее учащенному дыханию он понял, что она начала уставать.

— Нет, — он замотал головой, — по-моему, это был отвлекающий маневр.

— Может и так... Куда это ты?! — она влепила верикусом в проникшего на балкон с левой лестницы, тот не успел увернуться и отлетел обратно.

— Кто это может быть, Белла?! Я не могу в него попасть, а у него четыре заклинания на мое одно.

— Скорее всего, это невыразимец. Даже не думай справиться с ним один на один, это дохлый номер. Он измотает тебя, а потом добьет.

Она приподнялась над перилами.

— Аксэ пэсто! Прикончи их, Поттер!

Он подпалил с помощью конфринго пару человек, пытавшихся отбежать дальше к окнам, чтобы увеличить обзор.

— И что же нам с ним делать? Думаю, он сейчас вернется.

— Либерато! — она запечатала дверь с балкона во внутренние комнаты. — По крайней мере, если и вернется, то не к нам под нос. Поттер, бесполезно ловить его на персональных заклятиях, он всё равно будет лучше тебя. Примени что-нибудь массового поражения. Ударь по площади, тогда ему не увернуться.

— Хорошо, Белла, я запомню.

— Ага, а вот и он.

Белый капюшон мелькнул внизу среди прочих нападавших.

— За мной! — крикнула Беллатриса.

— Куда ты?

— Вниз. Бегом, бегом!

Они помчались по балкону к левой лестнице.

— Осталось чуть-чуть, Поттер, я чувствую это! — крикнула она, буквально скатываясь вниз. — Грохни невыразимца, и остальные побегут!

Они выскочили в зал, и почти сразу же ему пришлось поставить материальный щит, так как незнакомец в белом поднял в воздух усеивающие пол обломки и швырнул в их сторону.

— Ваддивази! — Гарри «накрутил» пойманные куски камня, мебели, люстр, добавил к ним лежащие вокруг него самого и с силой отправил обратно, обрушив на противников настоящий вихрь тяжелых предметов.

— Посмотри, он снова отступает! — воскликнула Белла, прячась за колонну. — Давай, догони его.

— Это снова отвлекающий маневр.

— И пускай. Этот коридор ведет в горящую башню, я там только что была и устроила пару завалов. Беги за ним, доберетесь до башни, ему ничего другого не останется, кроме как лезть наверх, там тупик, в нем ты его и накроешь.

— А ты?

— У меня для них есть еще один сюрприз, — ответила она, допивая висящий на поясе флакон и швыряя его на пол. — Прикрой-ка меня, Поттер!

— Протего, протего, мать вашу, протего!

Она подняла вверх руки и начала нараспев быстрым речитативом произносить какие-то незнакомые фразы, звучавшие жутко и отрывисто. Потом чиркнула себе по руке и словно бы стряхнула в зал брызги своей крови.

— Беги теперь, Поттер!

Он сперва не понял, что именно случилось, да и вообще, идея пробежать через весь зал, полный противников, вызывала у него мало энтузиазма. Но когда мертвые тела на полу начали оживать, он сообразил, что у их врагов на некоторое время будет и без него достаточно проблем. Беллатриса подняла инферналов. Он уцепился взглядом за белое пятно впереди и ринулся за ним.

— Бей по площади! — кинула она ему вслед.

Из коридора в следующую башню уже вовсю тянулся дымок. Видимо, пожар понемногу разгорался, но Гарри казалось странным, что огонь не объял еще все помещения. Создавалось впечатление, что он тут уже полдня, но, на самом деле, за всё время пока он находился в поместье, не прошло и получаса, а бой уже близился к завершению. Даже если с Кингсли всё в порядке, за это время он не успел бы собрать людей и отправить им на помощь, при всем своем желании.

Следующая башня не имела своего главного зала на первом этаже. Здесь была только анфилада больших комнат, расходящаяся крестом, но все дальние комнаты уже оказались объяты пламенем, из них валом валил дым, проход дальше был отрезан. От пересечения комнат поднималась широкая мраморная лестница на верхние этажи. «Белый капюшон» устремился по ней, полы мантии развивались как крылья. Гарри выдохнул и бросился следом, жалея, что не попросил у Беллы немного ее чудодейственного средства, по-видимому, прибавляющего силы. Он уже порядком подустал, беспрерывно разбрасывая заклинания и носясь по поместью.

На втором этаже незнакомец дернулся, было, с лестницы внутрь башни, но только бросил взгляд в коридор, как увидел там что-то, ему не понравившееся, поэтому побежал выше, Гарри едва не настиг его в этот момент. Третий этаж возвышался над переходами из башни в башню, из него не могло быть выхода, кроме как на лестницу, поэтому, так или иначе, обратно должен был вернуться только один из них двоих.

На третьем этаже из вестибюля, заполняющегося дымом, открывались два коридора, незнакомец бросился направо, Гарри за ним, чувствуя, что вот еще чуть-чуть, и его цель окажется в зоне досягаемости. В этом месте преследуемый, очевидно, ориентировался уже далеко не так хорошо. Он ткнулся в пару закрытых дверей, не успевая даже послать простое заклинание, свернул куда-то вправо, миновал небольшую спальню с довольно скромным убранством и попал в узкий проход, кончавшийся тупиком и дверью в маленькую кладовую, из которой не было выхода. Проход освещал свет из узкого окна, но даже к нему доступ отрезал выскочивший из-за поворота Гарри. Наконец-то его неуловимый враг оказался в ловушке.

До него было метров пять-шесть, в любом другом случае можно было бы без колебаний посылать от сектумсемпры до банального ступефай, но на балконе между ними было такое же расстояние, и он не разу не попал.

«Значит, по площади?»

Если какое заклинание он и боялся произносить больше всего, так это адский огонь. В памяти живы были еще воспоминания бегства из Выручай-комнаты, смерть незадачливого Крэбба, тянущиеся к метле багровые языки... Но сейчас у него не было времени ни для размышлений, ни для сомнений. Он должен был ударить и ударить немедленно, без всякого промедления.

— Целесто игнис! — Старшая палочка изрыгнула из себя неожиданно объемный поток пламени, едва не опалив ему брови, и он услышал лишь, как его противник крикнул: «Партис темпорус», а в его голосе отчетливо прорезались тонкие панические нотки.

«Сдохни, сдохни, сдохни!» — Гарри продолжал выплевывать всё новые порции огня, затопляя, заполняя им всё пространство прохода перед собой, выжигая всё без остатка, деревянные покрытия стен и обои уже вовсю пылали. Казалось, ни одно живое создание не выживет в этой нежданно возникшей топке.

Наконец, он вдохнул, отвел руку и мысленно отозвал струю пламени, рвущуюся из его палочки. Невыносимый жар сразу сменился клубами белого дыма, валящими от стен и пола.

— Аква эрукто! — он залил струей воды тлеющие очаги и остолбенел. Его противник всё еще находился там, на прежнем месте, каким-то чудом умудрившись проделать себе проход в пламени. Но всё-таки жар обступившего его огня был настолько силен, что воспламенил его мантию, и теперь он крутился на одном месте, пытаясь скинуть ее с себя. Нагревшуюся маску он уже отшвырнул в сторону. Наконец, мантия свалилась на пол, и Гарри увидел...

(...и когда они ели...)

...густую копну каштановых волос...

(... и когда они ели...)

...маггловские джинсы и кофту...

(...сказал...)

...покрасневшее от жары родное лицо...

(...истинно говорю вам, что один из вас...)

...большие карие глаза...

(...что один из вас...)

— ТЫ?!

Он почувствовал, как подгибаются его колени. Он, рухнул вниз, на горячий пол, как будто невероятная тяжесть разом навалилась на него, не давая разогнуться. Он, наверное, спит! Вот сейчас он откроет глаза в вагоне «Хогвартс-экспресс», издав привычный уже для окружающих крик, и услышит несколько успокаивающих слов от своих любимых друзей...

...Хогвартс-экспресс...

«Вы не видели здесь жабу?»

С этого момента. Вот прямо с этого самого грёбаного момента! И с тех пор только ее улыбка сквозь боль, только ее глаза сквозь тьму. Свет, душа, жизнь!

Он затрясся, чувствуя, как в груди поднимается такая сильная волна воспоминаний, каждое из которых теперь ранило словно бритва, что он не надеялся пережить эту волну. Каждая ее ресница, каждый бугорок на коротко остриженном ноготке, каждая трещинка на губах, каждый волосок из множества ее непослушных волос — всё это было тщательно сложено и упрятано в сундук за семью печатями в самом сокровенном уголке его памяти. Все их диалоги, все случайные прикосновения, все сердитые и ласковые взгляды — он не пропускал ничего. Никогда он не открывал это сокровище, зная, что никаких сил не хватит, чтобы потом это снова закрыть, запечатать, стереть с лица, убрать из голоса память о своем посещении. Он просто складывал и складывал, ни на что не надеясь, всегда держась поодаль, как простой наблюдатель, а, на самом деле... На самом деле, ему в жизни-то и не нужно было ничего, кроме нее. Он тосковал по родителям, но он их не знал, он горевал о Сириусе, но он даже не успел к нему привыкнуть, он пытался спасти других, но спасал всегда одно и то же — этот маленький тесный уголок души, в который помещалось так много, что вырвавшись теперь наружу из-под сорванных переживаемым шоком замков, оно просто затапливало, уничтожало его изнутри, не оставляя более ничего живого, ни одного самомалейшего повода для продолжения жизни. Он как будто разом потерял опору собственной личности. Ничего больше не имело значения.

— Ты сам во всём виноват, Гарри! — ее голос сейчас звучал для него настолько невыносимо, что он скривился как от сильнейшей зубной боли.

— Я?! — он поднял на нее глаза, полные слез. Разумеется, во всем, что только происходило в этом мире, всегда был виноват только один он.

— Я до последнего момента надеялась, что ты остановишь всё это!

— Что? Что остановлю? — шептал он, еле сдерживаясь, чтобы не разрыдаться.

Она подскочила к нему, стоящему на коленях, бросая сверху вниз упреки как снежки.

— Я думала, что ты честно пытаешься что-то исправить! Я верила, что дело в твоей порядочности! А на самом деле... И потом, когда я всё поняла... Я пыталась тебе помочь. Изо всех сил.

— Предавая заклинание Доверия, Гермиона?

— Неужели ты правда думаешь, что я бы смогла тебе навредить?! Всё, что я хотела — избавить тебя от оков этой... чудовищной женщины.

Он вскочил.

— Ты хотела?! Ты хотела?! Ты участвовала в жестоких убийствах невинных людей, чтобы мне помочь?! Да ты в своем уме?! Что с тобой происходит?

— Я не участвовала в убийствах, как ты мог подумать обо мне такое? Я просто воспользовалась случаем, чтобы избавить тебя навсегда от этих оков! Ты попал в зависимость, Гарри, тебе нужна помощь.

— Это тебе нужна помощь, если ты всерьез считаешь, что имела право так поступать.

— Я не могла просто смотреть на это! Я не могла...

Она вдруг закрыла лицо руками и наклонилась в сторону. Из-под ладоней вырвалось рыдание, и она снова выпрямилась, подавляя слезы.

— Джинни, Гарри, я еще могла понять Джинни. Я готова была принять это, я готова была принять кого угодно, любую девушку, готова была просто сказать — да это его выбор. Но ЭТА женщина! Это чудовище, этот ходячий кошмар, эта бездушная убийца. Как ты мог?! С ней?! Неужели жить даже с такой тварью для тебя предпочтительнее, чем просто...

— Что «просто»?! Что «просто», Гермиона?! — заорал он, тряся ее за плечи.

— Я сегодня должна была выйти замуж! Ты понимаешь меня?! Замуж! И ты пошел на эту свадьбу, пошел... как гость! Как ГОСТЬ! Вместе с... этой... Как ты мог так поступать со мной?! Как ты мог так вести себя со мной?!

— Я пошел туда к моим друзьям, которые меня пригласили, потому что это был их выбор.

— Ты совсем идиот, Гарри Поттер?! — взвизгнула она, схватив его за отвороты пиджака. Потом отпустила, в бессилии сжимая и разжимая пальцы.

Белла! Похоже она была права от начала до конца. Все эти рассуждения о «твоей грязнокровке», взглядах... «Она хочет меня убить». Да, Белла знала, о чем говорила.

И еще Рон, несчастный, наивный Рон. «Она ничего не знает». «Она сейчас бегает по магазинам». Всё это какое-то сплошное, непрекращающееся безумие! Почему это происходит с ними?

— Ты всех предала, Гермиона! Меня, Рона...

— Я убью ее, — сказала она изменившимся голосом, размазывая по лицу слезы вместе с копотью.

— Гер...

Она вспрыгнула на подоконник, вышибая окно.

— Это ради твоего же блага, Гарри! Аресто моментум! — и прыгнула вниз.

Так, как он бежал сейчас, он не бежал, кажется, никогда в жизни. По лестнице он скатился кубарем, пристраиваясь на перилах, чтобы проехать самые длинные участки. Он должен был успеть раньше ее. В голове судорожно метались мысли. Что он сделал не так? Что не увидел, не заметил, когда упустил тот момент, в который всё еще можно было изменить? Неужели это и вправду ревность? Неужели Белла видела всё лучше его самого? Это означало лишь, что он действительно был идиотом — самым грандиозным идиотом на свете. И немалая часть вины в предательстве Гермионы, получается, ложилась на его плечи. Но, если бы она только сказала… Хотя бы намекнула, хоть словом, хоть жестом.

А разве ж он не видел ее лицо, когда был в прошлый раз в гостях в «Норе»? И сам он — разве сам он когда-нибудь намекал ей? Пытался сказать? Что и говорить — они оба были хороши, и как теперь исправить всю эту ситуацию, как развязать — он не знал, и не хотел пока об этом думать. Сейчас он должен просто прекратить тот кошмар, который происходил в данный момент. И предотвратить еще худшие его последствия.

Уже в коридоре, подбегая к залу, где кипел бой, он увидел два лежащих тела, видимо, пытавшихся спастись бегством магов. Когда он поравнялся с ними, они вдруг вскочили на ноги и с остервенением бросились на него, он едва успел увернуться от тянущихся к нему окровавленных рук.

— Сектумсемпра! — на этот раз режущее заклятие действовало гораздо лучше, чем в пещере Медальона, разом снеся конечности агрессивных инферналов.

«Так-то», — заключил он, вбегая в зал.

— Берегись! — в тот же миг услышал он голос Беллатрисы.

Действительно, несколько изуродованных мертвых тел ковыляли к нему сразу со всех сторон.

«А ведь мы поубивали тут полным-полно народу», — подумал он, представив себе, какое количество инферналов здесь должно было находиться. От атакующих уже не осталось и следа, они все были уничтожены внезапно восставшими мертвецами, и сами, в свою очередь, превратились в таких же мертвецов, разной степени цельности. Он содрогнулся, вспомнив, как едва не погиб от их рук ровно год назад. И вот они снова вокруг него, стягиваются толпой, глядят побелевшими мертвыми глазами.

— Сюда, ко мне!

Он поднырнул под протянутую руку, пнул ногой, толкнул плечом и, вырвавшись из тесного круга, бросился к Белле, преспокойно сидящей на обломке колонны около стены под балконом. Очевидно, мертвецы не трогали поднявшего их мага, и даже не подходили вплотную.

— Ну как, достал невыразимца? Порадуй меня, Поттер!

— Белла, это не невыразимец. Это… это…

— Это я! — Гермиона появилась из окна, взобравшись на подоконник.

— Грязнокровка! — воскликнула Белла, вскакивая с места. — Так вот кто организовал бойню?! Ты умрешь!

— Я убью тебя, за то, что ты сделала, Беллатриса Лестрейндж! За все твои злодеяния и за то, что превратила Гарри в подобного себе!

— Нет! — заорал он. — Прекратите!

Он бросился вперед, между ними, вставая на пути их палочек, пытаясь остановить непоправимое.

— Отойди, Гарри, ты ничего уже не изменишь!

— Поттер, уйди с дороги, я прикончу эту тварь!

— Нет! Вы не сделаете этого! — он начал, было, ставить щит между ними, но что-то подобное гибкой серебристой молнии налетело на него. Выдра — патронус Гермионы — закрутился вокруг него, сшиб с ног, повалил на пол, не давая опомниться. Он инстинктивно замахал руками, сам же понимая как беспомощно это выглядит против проявления чистой магии, но не зная другого средства, как избавиться от атакующей его стремительной помехи.

— Отойди от него, сука! — большая кобра, переливающаяся как ртуть, обрушилась на выдру, отбросила в сторону и слилась с ней в единый светящийся серебристый клубок. Гарри до этого и представить себе не мог, что Белла способна вызвать телесного патронуса, правда, его форма была, наверное, самой предсказуемой из всех возможных.

Он вскочил, снова оказавшись между ними.

— Вы должны немедленно прекратить это!

— Нет!

— Ни за что!

Гермиона спрыгнула с подоконника внутрь зала, и Гарри заметил краем глаза, как инферналы пришли в движение.

— Белла, она не убивала твою сестру! Гермиона, уходи отсюда!

Светящийся круг борющихся патронусов около него истаял.

— Я не оставлю тебя ей!

— Гермиона, немедленно убирайся! Ты уже наделала столько всего, что…

Ближайший к ней инфернал ринулся в атаку. Она отпрыгнула, поразив его конфринго.

— Блэкус! — Белла швырнула разрушающее заклятие в неприкрытую больше его спиной противницу. Заклинание угодило в колонну, расколов ее напополам, засыпав всё вокруг осколками гранитной крошки. Гарри почувствовал, как вся башня трясется, свод уже, видимо, держался едва-едва.

— Аква аклевито! — Гермиона направила заклинание на балкон, под которым стояла Белла.

Он развернулся. Струйки воды побежали по основанию балкона.

— Белла, уходи… — начал он, но в этот момент ему на спину прыгнул инфернал. Он рухнул, придавленный его весом, услышав, как тот клацает зубами прямо над его ухом, но его сейчас заботило только, что Белла так и не поняла, что происходит, продолжая рассыпать авады, пытаясь угодить в противницу, вынужденную отбиваться сейчас от толпы мертвецов.

За несколько секунд заклинание Гермионы полностью подмыло основание балкона и тот начал рушиться прямо на голову Беллатрисы. Гарри, лёжа, протянув вперед ладонь с палочкой, сделал единственное, что он мог сделать в такой ситуации — бросил на нее материальный щит, и обломки балкона повисли над нею, удерживаясь на магической преграде. К сожалению, ему удалось удержать не все из них. Несколько упало на Беллу, сбив ее с ног, и она теперь оказалась лежащей без сознания в самом углу у стены, и висящие над ней камни в любую секунду готовы были похоронить ее под собой.

Он, наконец, занялся инферналом, напряг все силы и сбросил его с себя, оттолкнул ногами и разрубил заклинанием на части.

— Мобилико… — начал он, пытаясь вытащить тело Беллы из-под камней. Сзади что-то оглушительно грохнуло. Один из живых мертвецов перелетел через него кувырком и свалился прямо на пути его заклинания. Башня затряслась еще сильнее, он почувствовал, как на него сыплется струйка штукатурки. Похоже, нужно было срочно бежать отсюда, пока потолок не обвалился им всем на головы. Он вскочил, перепрыгнул через тело инфернала, подбежал к Белле и поднял ее тело на руки.

— Конфундус! — что-то… что-то попало в него… кажется…

Он должен был куда-то идти. Куда-то. Куда? Куда он должен был идти? Почему он стоит? И почему так тяжело рукам? Надо освободить… руки… бросить, швырнуть подальше… вот так. И теперь куда-то идти. Он что-то потерял? Белла. Хм. Кричит? Не кричи.

— …нкантатем! Беги!

Ох ты, что это с ним было? Лежащая перед ним Белла, Гермиона поднимает палочку, инферналы продолжают лезть отовсюду, балкон… БАЛКОН?! Он поднял голову.

— Редукто! — крик Беллы, вспышка взрыва прямо над его головой. Готовые его похоронить камни балкона побрасывает вверх к потолку, раскалывает, разрывает на части. Гранитные плитки пола, части перил, каменные блоки, арматура, мелкие осколки — всё летит и переворачивается. Он делает облегченный вздох, опускает голову, готовый отбежать в сторону. Гермиона отбрасывает от себя инфернала, направляет палочку на Беллу, сидящую к ней спиной, он поднимает руку и успевает поставить щит. Резкий толчок бросает его на спину к стене, башня готова развалиться, он пытается встать, бросает взгляд над собой и видит, что не успевает. Арматурный блок с повисшими на нем кусками окаменевшего раствора пробивает его левую руку и грудь в трех местах. Он слышит чей-то вопль, с удивлением смотрит на перекрестье ржавых ребристых прутов перед глазами, потом здание сотрясает жуткий грохот, что-то рядом падает, подымая в воздух целый вихрь штукатурки, и через несколько мгновений лицо Беллы склоняется прямо над ним, обильно запорошенное белым, словно для роли в итальянской комедии.

— Поттер! Поттер, не вздумай умирать! Мунго, зелья… Блядь, Поттер, не оставляй меня! Не оставляй меня одну! Не будь слабаком, как остальные, не уходи! — она начинает тихонько выть. — По-оттер, пожа-алуйста, не умира-ай! Что я буду делать одна?!

Он пытается сделать вдох, и понимает, что это теперь уже невозможно, что-то серьезно не дает ему расправить грудь. Он понимает что это. Это смерть присела на него своим костлявым задом. Из уголка открытого рта бежит струйка крови и пенится. От ног стремительно расползается волна холода. Он делает усилие, хватает воздух через невыносимую боль и шепчет.

— Добей… Возьми… палочку.

Она крутит головой.

— Хуй тебе, Поттер! Мы еще…

Потом осекается, как будто понимая, что времени больше не осталось, смотрит на его лицо, отворачивается и кивает.

— Скажи мне, что ты хочешь, Поттер? Последнее желание. Клянусь, что выполню, всё, что скажешь!

— Назови… меня… по имени… — он находит силы выдавить из себя улыбку.

Она склоняется над ним, приблизив вплотную свое лицо к его лицу, и бережно охватывает пальцами штыри арматуры. Ее шепот срывается.

— Спасибо за… спасибо за… Просто спасибо… Гарри!

Последний поцелуй окрашивает ее белесый грим ярко-красным пятном. Она давит, вонзая металл в его тело, и воет низким протяжным воем.

Когда его глаза стекленеют, она садится рядом на пол и поет ему колыбельную, медленно раскачиваясь в такт строчкам, но он уже не слышит ее слов. И с последними словами песни из ее глаз исчезает последний проблеск жизни, не остается ничего, кроме черного, бездонного колодца. Она забирает палочку, выпавшую из его руки, встает и проделывает проход в каменном хаосе, оставшемся после рухнувшего потолка.

Воронка вращается.

Несколько человек бежит по саду в ее направлении. Она поднимает палочку. Ни одно слово не слетает с ее губ, ни одно заклинание не срывается с кончика ее оружия. Но человек падает замертво. И другой рядом с ним. Она водит палочкой вокруг как перстом, и люди без звука валятся на землю, один за другим. Старшая палочка послушно выполняет единственное желание своей хозяйки, единственное, что сейчас составляет ее сущность.

Две сжавшиеся фигурки, сидящие на корточках на полу в маленьком подвале, были похожи на двух птенцов, забившихся от мороза в щель под крышей.

— Значит, она просто будет продолжать убивать всех на своем пути?

— У нее внутри черная воронка, Гермиона. Воронка вращается и поглощает всё вокруг, — Луна пригладила волосы и стряхнула с праздничного белого платья паутину, прилипшую в хозяйственном сарае Уизли. По правде говоря, она испытывала некоторую печаль, что на ее новое платье не смогут полюбоваться гости свадьбы. Да, наверное, и вообще теперь вряд ли кто-то еще.

— Неужели ее больше уже не остановить?

Луна непроизвольно вздрогнула, услышав грохот с улицы.

— Нельзя остановить то, чего больше нет.

Гермиона мелко задрожала.

— Неужели всё так закончится? Неужели?..

Дверь подвала сорвало с петель и отбросило далеко вглубь двора. Черная фигура вплыла внутрь, медленно преодолевая несколько ступенек вниз. Гермиона ждала смеха. Ждала и боялась. Но смеха не было. Ничего не было, и от этого вдруг стало еще хуже. На лице Беллатрисы не отображалось ничего, совершенно ничего, как будто она спала наяву, в глазах чернела могильная темень. Палочки двух скрючившихся фигурок разорвались у них в руках на мелкие щепки.

— Я не хотела... — дрожащим голосом произнесла Гермиона.

Беллатриса сделала три шага, опустила руку и, схватив за одежду, подняла ее и придавила к холодной стене.

— Он любил тебя.

— Я... я... — в лице Гермионы не было ни кровинки, — я не хотела. Я хотела убить тебя.

— Я оставлю тебе твои глаза... чтобы ты могла видеть, как будешь умирать.

— Две черные галки вили гнездо, — нараспев произнесла Луна. Беллатриса повернула к ней безжизненное лицо. Луна посмотрела в ее глаза и добавила изменившимся голосом:

— Но эта зима холодна! Одна из галок не смогла ее пережить. И теперь другой больше незачем ждать весны.

Она закрыла глаза, не видя уже того, как новенькие резцы Беллатрисы и ее длинные пальцы с жесткими острыми ногтями рвут плоть девушки перед нею. Она закрыла глаза и запела тоненьким голоском «Viens, la F?e Morgane!», чтобы не сойти с ума от терзающих нервы криков Гермионы.

Послесловие

В некоторых деревеньках Южной Англии есть странное поверье. Если в ночь новолуния выйти на опушку леса с ореховым прутиком в руке и произнести правильное имя, из леса выйдет черная женщина и начнет убивать всех, до кого только сможет дотянуться своим прикосновением. А следом за ней всегда бредет белая девушка и оплакивает ее жертвы. Никто не знает так ли это, потому что, как говорят, никому не удалось выжить после этой встречи. Поэтому даже имя человека, которое нужно произнести, практически забылось. Известно только, что зовут его то ли Том, то ли Гарри, и в фамилии его есть две парных согласных.

Музыка "на титрах"

https://music.yandex.ru/album/647415/track/5908678?from=serp

Diary Of Dreams "The Return"