Друг № 3 (гет)

Драко Малфой был одинок, и это никого не волновало. Он был одинок так давно, что сердце его съежилось и застыло, превратившись в ломкий и колкий черный камешек. Заняться ему было нечем, поэтому он мысленно составлял полный и исчерпывающий список своих друзей. Времени на это требовалось немного: в списке были два человека — Панси Паркинсон и Блейз Забини. С тех пор, как закончилась война, прошло девять лет, и все, похоже, сумели приспособиться и оставить прошлое позади. Кроме Драко. Он украсил список дополнительными подробностями, потому что свободного времени у него хватало.

Панси, как и он, была одинока, и денег у нее было в избытке. В возрасте восемнадцати лет она подала в отставку, до этого не проработав ни дня, и после нескольких лет, занятых неудачными романами, пришла к выводу, что нет никакого смысла выходить замуж и заводить детей. В отличие от Драко, она была вполне довольна собой и целиком поглощена очередным творческим или магическим капризом. Ее обычно хватало на пару месяцев, после чего она переключалась на новое увлечение. Она говорила Драко, что не собирается загонять себя в ловушку или принимать в расчет чьи-либо чувства. Панси трудно было назвать милой девушкой, но она, во всяком случае, смирилась с собственным себялюбием. Все, чего она хотела — это всегда считать себя лучше других и делать то, что придет в голову. Драко испытывал к ней невольное уважение.

Блейз был женат на Дафне Гринграсс, которая взялась неизвестно откуда. Ладно, она училась в Хогвартсе на одном курсе с Драко. У Блейза и Дафны имелась пятилетняя дочь Амаранта, и они регулярно устраивали в своем особняке роскошные приемы. Четыре года назад, на одном таком приеме Драко заинтересовался младшей сестрой Дафны, Асторией. У сестер Гринграсс имелось множество достоинств, некоторые из которых начинались на «г» и «з». Кроме того, они были хорошо воспитаны и богаты, и когда Драко заметил, что блондиночка в противоположном конце зала не сводит с него глаз, накопившееся одиночество кольнуло его в грудь. Он пригласил ее на свидание, и так начался его последний роман, который продлился два года.

Драко был одинок не из-за своего прошлого, не потому, что страдал застенчивостью или его не всегда понимали правильно. Просто у него был отвратительный характер. Кроме привычки к издевательским шуточкам, которые только Блейз и Панси находили забавными, он имел обыкновение говорить правду в глаза. Например, если у кого-то (чисто гипотетически) имелась копна не поддающихся укладке волос и выступающие, как у бобра, передние зубы, он чувствовал себя обязанным указать на эти недостатки, чтобы их можно было исправить и тем самым воспрепятствовать снижению общемирового уровня привлекательности. Во внешности Астории трудно было к чему-то придраться, чего, к сожалению, нельзя было сказать о ее уме. Звезд с неба она не хватала, была туповата, не любила читать книги, и Драко не упускал случая пройтись по этому поводу. Как-то на вечеринке Драко сострил при Астории, что той можно напиваться без всякой опаски, потому что ее мозгу уже ничто не повредит. Когда Панси заметила, что его девушка стоит рядом с ним, он ответил, что до той все равно не дойдет. Астория порвала с ним прямо на месте при всех гостях. Получилось некрасиво, но неделю спустя все позабыли об этом происшествии.

Тут вышла довольно любопытная история. Когда его дочь Дафна пошла в Хогвартс, а Волдеморт стал готовиться к возрождению, старик Как-его-там Гринграсс решил, что в этот раз не расстанется ни с единым галлеоном. За время Первой войны он усвоил, что чистокровный колдун из высшего общества может отказаться принять Черную Метку, но тогда он обязан доказывать свою преданность Повелителю многочисленными пожертвованиями. В конце концов, откуда-то надо брать средства на взятки министерским чиновникам и на эльфийское вино с черной икрой для вечеринок Упивающихся Смертью!

Прижимистый мистер Гринграсс поил своих деловых партнеров зельем Забвения, чтобы те забыли, что он им так и не заплатил. Во время одной такой сделки его осенила гениальная идея: изменить состав так, чтобы получилось зелье Забывчивости, и применить к себе и своей семье. Теоретически, в случае успеха о Гринграссах помнили бы только тогда, когда они попадались на глаза. Все остальное время окружающие забывали бы об их существовании.

К несчастью, со времен Основателя слизеринцы переоценивали свои способности к зельеварению (потому что это искусство традиционно преподавалось с явной склонностью завышать оценки своему Дому). Гринграсс повторил распространенную ошибку: он сварил зелье Забывчивости, но сделал его слишком сильным. Если верить Астории, по утрам ее отец зачастую не мог вспомнить, как его зовут, и никто вокруг не мог его просветить, потому что не мог удержать это имя в памяти.

Астории досталась меньшая порция зелья, но и этого хватило, чтобы выводить Драко из себя, пока они встречались. Некоторые его знакомые до сих пор были убеждены, что он ее выдумал, хотя и видели много раз.

Порой Драко думал, что у них с самого начала не было шансов. Какой смысл в подружке, которой даже нельзя похвастаться?

Само собой, Драко не полностью отвечал за свой отвратительный характер. Так уж его воспитали. Если он соображал недостаточно быстро или совершал ошибку, отец ему на это указывал. Если он выглядел не идеально, его мать сообщала ему об этом. В результате Драко Малфой превратился в умного, безупречно одетого, одинокого придурка и таким и остался.

В этот день он чувствовал себя еще более одиноким, чем обычно. Блейз связался с ним по камину, чтобы заявить, что если он еще раз доведет Амаранту до слез, то больше ее не увидит. Панси отбыла на две недели в Колумбию, чтобы выяснить, как выращивают кофе. Других друзей у него не было, и ко всему, когда он полез в комод, то наткнулся на дне ящика на колдографию Астории.

Она улыбнулась в камеру, а потом нахмурилась и отвернулась, упершись глазами в пол. Драко вспомнил, что снимок был сделан за неделю до того, как они расстались. Он сказал ей, что на колдографии она получится замечательно, потому что все равно больше ни на что не годится. Он долго рассматривал снимок, вглядываясь в опущенные плечи и полные боли глаза, и невольно задумался — может, не стоит все время говорить гадости? Разве ему от этого становится легче? Похоже, что все остальные ценят прямоту и честность заметно меньше, чем он. Похоже, что так. Так оно и есть.

Он глубоко задумался, припоминая все остроумные вещи, которые ему случалось говорить и делать, и осознал, что остроумными они казались только ему самому. Например, как-то, когда все зазевались, он съел мороженое Амаранты, чтобы спасти ту от раннего ожирения. Или совершенно случайно нарочно опрокинул полный бокал вина на новое платье Панси. То ей совсем не шло, а так у нее было время до прибытия гостей переодеться во что-нибудь поприличнее. Он даже вспомнил, как когда-то давным-давно отпустил непристойную шуточку насчет трусиков Гермионы Грейнджер, предупреждая, что ту ищут Упивающиеся Смертью. Он до сих пор не знал, почему тогда решил ее предупредить. Но по размышлении ни одна из выходок больше не казалась ему забавной.

Может, ему и было поздно обзаводиться новым характером, но он принял твердое решение: даже если всю оставшуюся жизнь ему будут приходить в голову гадости, вслух он станет произносить не больше половины. Пожалуй, не больше трети. А может, когда-нибудь и вообще почти ни одной. А чтобы не замолчать навек, он станет говорить людям приятное. Он попробует на Блейзе и Панси, а потом отправится в большой мир и будет упражняться на людях до тех пор, пока не обзаведется третьим другом. Для начала он связался по камину с Блейзом.

К его облегчению, тот был в гостиной один, но выражение его лица не сулило успеха. Драко еще не произнес ни слова, а Блейз закатил глаза с такой силой, что Драко испугался, как бы тот не вывихнул веки.

— Послушай, приятель, — начал Блейз. — Я понимаю, что обошелся с тобой сурово, но мне надоело подыскивать тебе извинения.

— Я об этом и хотел поговорить, — Драко задумался, что бы сказать приятного. — Я тут видел тебя с Амарантой… ты не такой уж плохой отец.

У Блейза отвисла челюсть, и он так и замер.

— Что ты сказал?

— Ты все слышал.

— Я наверняка ослышался, — заявил Блейз.

— Мне и так нелегко, а тут еще ты!

Драко собирался этим ограничиться, но, раз начав, уже не мог остановиться. Годы смятения и тщательно скрываемых сомнений прорвались ему в горло, и он почувствовал, как впервые в жизни из него выплеснулся поток слов. Он никогда не понимал, почему окружающие не заткнутся и не оставят свои переживания при себе, а теперь с удивлением обнаружил, что остановить поток признаний не легче, чем настоящую рвоту.

Он сдался и позволил себе выговориться:

— Я хотел попробовать, потому что ты один из моих друзей. Один из двоих моих друзей. Ты хоть понимаешь, что у меня вас только двое? И одна уехала, а второй со мной поссорился. Ты отлично понимаешь, что… Я знаю, что вы оба меня жалеете. Бедненький Драко, не знает, куда приткнуться, с тех пор, как мамочка с папочкой не могут покупать ему новых друзей. Хотя нет, не бедненький, такого придурка даже толком пожалеть нельзя. Мне даже с самим собой разговаривать надоело. Так что я решил прекратить издеваться над окружающими.

За всю свою жизнь он на трезвую голову никогда не выпаливал столько правды. Наступила неловкая пауза, которую Блейз использовал, чтобы придать своему лицу подобающее выражение. Сначала на нем проступило потрясение, потом усмешка, а потом возникло впечатление, что он вот-вот покажет Драко, что такое настоящая рвота. В конце концов, он остановился на всех трех выражениях сразу.

— К троллю, Малфой! Ты что, нарочно дождался, чтобы Панси уехала, прежде чем делать свои смехотворные заявления? Сам знаешь, с тех пор, как родилась Амаранта, я стал не тот, и до Панси мне далеко, но раз уж ее нет, постараюсь вбить тебе в голову немного здравого смысла. Да, мы считаем, что ты ведешь себя как идиот, и нам надоело возиться с тобой, чтобы ты себя не прикончил. Но, если тебе от этого станет легче, Панси — редкая сука. Может, еще похлеще тебя, только ее не волнует, что о ней думают. Мы все равно тебя любим, хотя ты и придурок. Мы — единственные на всем белом свете, кто считает, что у тебя есть чувство юмора, и при этом в состоянии выносить твои издевки. Короче говоря, ты выбрал самого неподходящего человека.

Слушать Блейза было неприятно, но Драко понимал, что тот прав, особенно что касается Панси: она бы от него мокрого места не оставила. У нее язык был буквально утыкан иголками. Ладно, это преувеличение. У нее язык был утыкан иголками в переносном смысле.

— Но если ты серьезно, тогда я отвечу серьезно. Я знаю, ты считаешь, что тебе легче справиться с собой, прячась от людей, но лучше тебе попробовать пообщаться с посторонними. Которые не знают, что двадцать шесть лет подряд ты был образцовым придурком. Поэтому тебе надо выбраться из дома.

Драко задумался. Он нигде не работал, и его нигде не ждали, кроме как у друзей. По ресторанам он не ходил, а за покупками посылал домовиков. Поглядев на полупрозрачную кожу рук, он осознал, как неприлично давно не появлялся за пределами Манора. Но для одного дня он и так наговорил о себе слишком много, поэтому не сказал ни слова, ожидая, что еще посоветует Блейз.

— И самому тебе не справиться. Тебе нужно найти какого-нибудь хорошего человека, который бы подсказывал, что делать, иначе ничего не получится. У нас такого на примете нет. Мне помогла Дафна, но тебя она не выносит. Так что я помогу тебе единственным известным мне способом: давлением и шантажом. — Он сделал драматическую паузу. — Если ты сможешь мне жаловаться, дело не сдвинется. Поэтому я отказываюсь с тобой общаться, пока ты не обзаведешься третьим другом, которому ты действительно понравишься, — заключил Блейз с очаровательной улыбкой.

— Ты это называешь помощью? По мне, так все наоборот! — жалобно проныл Драко. — Я только что принял решение начать новую жизнь, и ты меня бросаешь? Что ты за друг после этого? Мне придется сначала найти второго друга, потому что я остался только с одним!

— Я — плохой друг, точь-в-точь как ты, и мне не помешает отдохнуть от обязанности нянчиться с Малфоем. Так что я еще кое-что прибавлю: найди-ка себе работу.

Если хорошим людям постоянно дают такого рода дружеские советы, Малфой точно не хотел войти в их число. Он искривил губы.

— Видишь? — как ни в чем не бывало, продолжал Блейз. — Поэтому люди тебя и не выносят. Ты хоть понимаешь, что всем, кроме нас, приходится работать, даже если им совсем не хочется?

Драко про это знал, но вспоминать не любил.

— А может, хватит того, что я это понял, и перестану издеваться над теми, кому приходится зарабатывать на жизнь?

Блейз хмыкнул.

— Нет. Я, пожалуй, объединю оба требования. Мы не будем общаться, пока ты найдешь себе еще одного друга и не наймешься на работу. И не вздумай бежать к папочке! Нет, это должна быть настоящая, черная работа. На Диагон-аллее есть маленькая кофейня. «Ворон» или как-то так. Вчера видел, что им требуется персонал.

Блейз расхохотался, представив, как Драко Малфой в длинном фартуке хмуро подает кофе и портит людям день с самого утра.

— На сегодня добрых советов хватит, — продолжал он. — В любую минуту может вернуться Дафна с покупками, и я не хочу, чтобы она увидела твою голову и озверела сразу, как переступит порог.

— Послушай, может, я задержусь на пару минут, обменяюсь с ней словечком? Я буду хорошо себя вести, обещаю.

В ближайшие две недели, пока не вернется Панси, никакого дружеского общения Драко не светило, поэтому он и тянул.

— Да ну? И о чем таком вы будете говорить? О погоде? Сомневаюсь, что ты помнишь, какое нынче время года. А может, вам посплетничать про Асторию, чтобы до Дафны дошло, почему она никогда тебя не простит? О, придумал — можете потолковать о моей дочери, над которой ты так любишь поиздеваться. Знаешь что? Оставайся к обеду, вот все обрадуются!

— Я не издеваюсь над Амарантой.

— По-моему, мы это обсудили пару часов назад. Ты рассказываешь ей жуткие истории, после которых она не спит по ночам, внушаешь, что она тупая, и в пятилетнем возрасте вздумал устроить ей пищевое расстройство.

Блейз заметил виноватый вид Драко и добавил:

— Думаешь, я не замечаю, как ты таскаешь десерт с ее тарелки? Лучше тебе перестать, пока Дафна тебя не застукала. Она тебя еще больше возненавидит, если это вообще возможно.

— Ладно, все, понял. Я ни на что не гожусь, и у меня нет шансов исправить все, что натворил. Думаю, мне лучше всего уйти и как-то это пережить.

При виде трагического лица Драко Блейз смягчился:

— Хорошо. Раз ты решил стать приличным человеком, я с тобой так и обойдусь. Как отец, я тебе ответственно заявляю: если сможешь устроиться на работу и найти друга, я, пожалуй, буду тобой гордиться. Тобой раньше кто-то гордился?

— Никто, — ответил Драко, не задумываясь.

— Тебе понравится. А теперь пошел отсюда, пока мои не вернулись, и весь день не полетел насмарку.

После разговора с Блейзом Драко стало еще хуже. Он решил, что, строго говоря, у него имеется только полтора друга. Но из практических соображений решил округлить число в большую сторону. Ему предстояло довести количество друзей до трех, и он пришел к выводу, что искать друга и половинку слишком сложно.

Стоя на коленях, он смотрел в огонь. Это всегда его зачаровывало: когда языки пламени охватывали дрова, а потом стекали вниз, огонь был похож на воду. Что и говорить, чарующее зрелище! В этом вся его жизнь: сидеть в пустом доме на наборном паркете и смотреть в огонь, восхищаясь метафизическими глубинами собственного внутреннего монолога и утопая в жалости к себе.

Драко было нахмурился, а потом снова погрузился в тоскливые размышления. Он подумал, не почитать ли книгу, но решил, что стоит еще немного потосковать.

Закончив, он почувствовал удовлетворение от хорошо сделанной работы, но потом сообразил, что ровно ничего не добился. Семь вечера, и весь день на него сначала кричали, потом он погружался в тоску, потом его снова отчитывали, и он снова тосковал. Даже по нормам Драко, это трудно было назвать полезным времяпровождением. С тех пор, как Блейз ткнул ему в глаза затворничеством, его мучило ощущение, что в Маноре он как в ловушке.

Родители проводили время в Монако, где у них был особняк, и собирались в Англию не раньше конца августа. Люциус должен был вернуться к работе, в чем бы эта работа ни состояла, а Нарцисса — к роли светской красавицы, устраивающей благотворительные вечера и очаровывающей репортеров, чтобы улучшить репутацию Малфоев. Драко не очень понимал, чем занимается отец, но тот каждый день в положенный час уходил из дома и возвращался усталым, так что его занятия, в общем, подходили под определение «работы».

Люциус никогда не появлялся в Маноре покрытый кровью или другими телесными жидкостями, так что либо он как следует отмывался, либо убивал далеко не каждый день, и Драко это вполне устраивало. Недостатка в деньгах у них не было, поэтому Драко не тянуло задавать вопросы. На самом деле, он не стремился задавать вопросы ни про свою жизнь, ни про окружающий его мир. Он почти не следил за новостями, политика его не интересовала, и чем бы ни занимался отец, его это в любом случае не касалось.

Собирался Драко искать работу или нет, он решил, что неплохо бы прогуляться по Диагон-аллее. Он взял горсть летучего пороха из шкатулки на каминной полке и кинул в огонь, громко назвав пункт назначения.

Он вышел из камина в «Дырявом котле», стряхнул с мантии золу и, бросив взгляд на стойку, едва не нырнул под ближайший стол. За стойкой обнаружилась белобрысая девица из Хаффлпаффа, с которой они вместе учились в Хогвартсе, и он был уверен, что та вряд ли ему обрадуется. Они не общались, но у всех, кто не учился в Слизерине, Драко не вызывал приятных воспоминаний. У большинства слизеринцев тоже. Редко кто испытывал ликование, повстречав Драко.

Он вышел наружу, отводя глаза от хозяйки, но был уверен, что та проводила его презрительным взглядом.

Драко выбрался из дома первый раз за много недель, потому даже слабый предвечерний свет заставил его прищуриться. Он не был поклонником длительных прогулок на свежем воздухе, а от солнечного света у него краснела кожа и слезились глаза. Поэтому он предпочитал проводить время под крышей. Благодаря тяжелой не по сезону мантии он мог накинуть капюшон и скрыть слишком бросающиеся в глаза волосы. К несчастью, это придавало ему зловещий вид, так что если бы кто-то признал в нем малфоевского отпрыска, он бы только укрепился в убеждении, что тот — крайне сомнительный тип.

Ничего, скоро все изменится. Может, когда-нибудь, мечтательно подумал он, люди, завидев его без капюшона, будут показывать на него детям. «Привет, Драко», — будут восклицать они. — «Как там сиротки в приюте?» А он будет скромно улыбаться, смущенный тем, что его добрые дела привлекают такое сильное внимание.

Честно говоря, рассчитывать на такое не приходилось ни при каких условиях (особенно на смущенную улыбку), но может, когда-нибудь люди будут проходить мимо, не отводя торопливо глаза, как будто опасаясь, что придурочность — заразная болезнь, которую можно подхватить, встретившись взглядом. Двигаясь по улице, он с удовольствием отметил, что прохожие его не узнают и им не интересуются. Может, с тех пор, как он последний раз покидал Манор, прошло больше времени, чем он думал.

За последние восемь лет Драко не совершил ничего дурного (и ничего вообще), а с отца были официально сняты все обвинения. У него появился шанс, и в этот раз он был твердо намерен использовать его правильно.

Погруженный в эти размышления, он брел по улице без особой цели, как вдруг заметил знакомую вывеску. «Флориш и Блоттс».

Когда он был ребенком, книги уводили его в мир, к которому не имели отношения странные происшествия, случавшиеся дома в любое время суток: разговоры шепотом или таинственные визиты отцовских знакомых. Спрятаться в библиотеке было самым разумным выходом, учитывая, как отец любил говорить гостям, что Драко поглощен чтением. Он считал, что это свидетельствует об уме сына. Ему это нравилось, и означало, что Драко не придется занимать беседой полоумного дядю Рудольфуса. У Малфоев была огромная библиотека, а в раздел художественной литературы, который интересовал Драко, Люциус заглядывал крайне редко, чем объяснялись некоторые неожиданные открытия. Драко никогда не сознался бы, но в детстве одной из самых любимых его книг была история про маггла «Гэри Корнер и Самый обычный камень». Ее написала чистокровная ведьма, но действие происходило в маггловском Лондоне. Видимо, кто-то подарил ее Малфоям, и поскольку ничто на обложке не намекало, что речь идет о магглах, книгу засунули на полку и оставили истлевать.

В книге говорилось о Гэри Корнере, одиннадцатилетнем маггле, который обнаружил на клумбе своей тетки самый обычный камень. Он кинул его за ограду, разбил соседское окно и провел весь год, пытаясь избежать разоблачения. Все, что Драко знал о мире магглов, он вычитал в этой книжке, и, учитывая происхождение автора, сомневался, что там изложена правда. Например, чтобы развести огонь в камине, магглы терли одну палочку о другую, и даже Драко понимал, что это вряд ли соответствует действительности. В полном соответствии с представлениями колдунов все магглы отличались редкой тупостью и неуклюжестью, а уж подлые дети, которые учились в одной школе с Гэри, были совершенно безнадежны. Им доставалось от автора при любой возможности, и Драко удивлялся, стоило ли придумывать героев только для того, чтобы над ними издеваться.

Он порой задумывался, как выглядела бы история, если написать ее с точки зрения самого мерзкого из маггловских мальчишек. Хотя бы для того, чтобы понять, так ли мерзок этот тип, как казалось Гэри. Только кто стал бы тратить на это время?

Драко, углубившись в свои мысли, бродил по лавке в поисках новых книг любимых авторов. Но в шкафу с вновь вышедшими изданиями не было ни одной знакомой фамилии. Он вспотел, и его начала мучить жажда. Повинуясь внезапному импульсу, он подошел к прилавку и обратился к продавщице:

— Где тут кофейня, которая называется «Ворон»?

(Выражения вроде «простите», «скажите, пожалуйста» и «не знаете ли вы?» не входили в обычный словарь Драко).

— Вам объяснить, как туда пройти? — уточнила она. Драко кивнул. — Это прямо по улице. Там, где была кондитерская Фортескью.

Он снова кивнул. Девушка неплохо справлялась, но, похоже, его резкие манеры ее смущали.

— Так вот, теперь там «Ворон», — закончила она и принялась изучать собственные ногти. Через несколько секунд она взглянула на Драко, ожидая, что еще тот может спросить. Наступил подходящий момент начать новую жизнь.

— Доброго вечера, — сказал он. Он отвык от светских любезностей, так что пожелание прозвучало скорее как команда: словно он собирался зайти попозже и проверить, действительно ли она хорошо провела вечер. Тем не менее, она вежливо улыбнулась.

— Вам также, сэр.

Он повернулся, чтобы уйти. Ее улыбка ошеломила его так, что у него едва голова не пошла кругом.

Он понимал, что пожелание доброго вечера входило в служебные обязанности продавщицы. На самом деле ей все равно. По опыту Драко, людей заботило, как чувствуют себя другие люди, только до определенного предела, и стоило этот предел перейти, как они снова начинали думать только о себе. С другой стороны, Драко полагал, что пытать кого бы то ни было в гостиной — неприлично. Для этого есть темница. В прошлом ему указывали, что у него несколько специфический жизненный опыт.

Он с раскаянием вспомнил кондитерскую Флориана Фортескью. Ребенком он страстно мечтал попасть туда и попробовать мороженое. Каждый раз, когда они с родителями проходили мимо, он завистливо провожал глазами тех, кто сидел на веранде, но попросить рискнул только раз. Ему было восемь. Укоризненный взгляд отца оборвал его на полуслове, а мать с виноватой улыбкой сказала, что от мороженого полнеют. Позже он догадался, что настоящая причина была в другом: Малфоев в этом заведении не обслуживали. Фортескью враждовал с отцом с первой войны, и Драко помнил, что с ним сталось во второй. Думать об этом было неприятно, и он жалел, что так ни разу и не попал внутрь, не увидел улыбку Флориана Фортескью, и не узнал, так ли восхитительно его мороженое на вкус, как на вид.

Он дошел до здания, где раньше была кондитерская, и с облегчением обнаружил, что все изменилось почти до неузнаваемости. Снаружи дом был перекрашен, а изнутри отделан по-новому. Над дверью парила витая чугунная вывеска «Ворон», поддерживаемая в воздухе двумя черными крылышками. В нижнем углу маленькое объявление извещало: «Требуется персонал». В уютном помещении были расставлены мягкие кресла с подушечками, а на паркетном полу расстелены коврики причудливых узоров. Ни один из посетителей не был ему знаком.

Выбор напитков внушал благоговение, не говоря уже о ярко освещенной выставке домашних сладостей. Одни напитки обещали взбодрить, другие — погрузить в сон. Здесь были горячие напитки, холодные напитки, и даже замороженные смеси, украшенные взбитыми сливками. Драко приходилось бывать в чайных лавках, но ничего подобного он не видел. Здесь были любые оттенки вкуса, какие он мог вообразить, и много чего еще. За стойкой стояла ведьма средних лет с короткими каштановыми волосами. К очкам в лиловой оправе была прикреплена сплетенная из бисера ленточка. Ведьма улыбнулась сияющей улыбкой.

— Добрый день. Как дела?

— Отлично, — ответил он ледяным голосом. Нет, так не пойдет.

Он смягчил тон и добавил:

— А у вас как дела?

— Великолепно. Вы ведь раньше у нас не бывали?

Драко потряс головой.

— Конечно, не бывали, а то бы я запомнила такие красивые волосы.

Она хихикнула. Судя по безыскусной манере, с какой был сказан комплимент, ведьма понятия не имела, кто он такой. Волосы Малфоев никогда не называли «красивыми», даже если речь шла о его матери. Их называли «родовой приметой», обычно прибавляя кое-что насчет тщеславия.

— Вам помочь с выбором?

Он нуждался в помощи, но не хотел этого признавать. Названия на доске, которая тянулась вдоль всей задней стены, были перемешаны в произвольном порядке, а почерк было трудно разобрать. Он выразительно посмотрел на ведьму, надеясь, что та догадается. Это сработало.

— Конечно, такой колдун, как вы, легко разберется сам, — сказала она. — У нас есть еще одна посетительница вроде вас. Она у нас часто бывает и всегда заказывает ванильный латте.

— Я тоже его возьму, — решил он. Название звучало неплохо.

— Вам взбодриться или чтобы легче заснуть?

Драко задумался. Вечер среды, делать ему особо нечего, так что можно как следует выспаться. Завтра ему тоже было нечем заняться, так что лучше всего было бы заснуть недели на две, и, когда Панси вернется домой, отправить той сову. Но это на самый крайний случай.

— Легче заснуть, — заявил он.

Ведьма кивнула и назвала цену: восемь сиклей. Он протянул монетки, но разговор явно не был закончен.

— На вас такая толстая и тяжелая мантия. Вам не жарко?

Он потряс головой.

— Вы не слишком-то разговорчивы, верно?

Он кивнул. В Хогвартсе рот у него не закрывался: он то похвалялся отцом, то отпускал издевательские шуточки про встретившихся в коридорах однокурсников. Став старше, он редко говорил с кем-то, кроме своих 2 (двоих) друзей и членов семьи. Говорить с незнакомкой было особенно трудно, потому что он помнил, сколько обид нанес в прошлом его язык.

Она передвинулась к другому концу стойки и принялась сливать в стакан что-то из разных бутылок и флакончиков, помешивая смесь палочкой, чтобы та застывала. Палочка издавала странные звуки, смесь увеличивалась в размерах, и скоро стакан до краев наполнился бежевой жидкостью. Ведьма поймала его любопытный взгляд и заговорила снова.

— Здорово, правда? Мой отец родом из Италии, и он знал всякие хитрости, без которых настоящий эспрессо не сварить. Хотя его придумали магглы, есть колдовские способы, которыми получается ничуть не хуже.

— Экспрессо? — переспросил он. Он терпеть не мог сознаваться в собственном невежестве, но никто не обязан разбираться в маггловских напитках.

— Ну да, крепкий кофе. Можно пить маленькими порциями, а можно смешать с молоком и другими добавками.

Она протянула стакан Драко. Тот собрался было уходить, но она его остановила.

— Нет, погодите, сначала попробуйте и скажите, как вам.

Он осторожно сделал глоток, и глаза у него расширились. Вкус был замечательный: богатый, сладкий и нежный. Он ничего подобного раньше не пробовал. Драко понял, что она ждет, и решил, что с этой ведьмой совсем не трудно быть вежливым, в основном потому, что она такая настойчивая.

— Очень неплохо, — сказал он.

— Знаю, — ответила она, гордо вскинув подбородок. — Так что, мне ждать вас снова?

— Да.

На самом деле Драко совсем не хотелось домой. Он сделал еще несколько глотков и почувствовал, что расслабляется. Он стоял в уютном маленьком зале с дружелюбно настроенной женщиной, которая понятия не имела, кто он такой, и что совершила его семья. Может, потому, что он расслабился, и ему не хотелось уходить, он неожиданно спросил:

— Вам все еще требуется персонал?

Она широко улыбнулась и удивленно приподняла брови.

— Безусловно, требуется. А что, у вас есть кто-то на примете?

— Да. Я сам.

Она недоуменно посмотрела на его роскошную мантию. С первого взгляда было ясно, что Драко Малфой купается в деньгах.

— Вы уверены? Работа довольно грязная, а по утрам у нас наплыв посетителей.

— Да.

— Тогда хорошо. Почему бы вам завтра не заглянуть к нам примерно в это же время, и мы посмотрим, что у вас получится?

— Завтра буду, — сказал Драко. — Доброго вечера, — сурово добавил он, возвращаясь к прежним привычкам, но ее улыбка стала только шире. Странно.

— Доброго вечера, — ответила она гораздо более ласковым тоном. — Кстати, меня зовут Магдалена де Симон, но можешь называть меня Мэгги.

Она протянула руку через стойку. Драко заколебался. На мгновение у него возникла безумная мысль назвать ей выдуманное имя. Но он сообразил, что рано или поздно все обнаружится, и, в конечном счете, обман только повредит.

— Драко Малфой, — представился он, и сжал ее ладонь. У женщины было твердое рукопожатие.

— Знаю, — сказала она, продолжая улыбаться.

Драко питал большие надежды относительно своего первого рабочего дня. К сожалению, тот обернулся полной катастрофой.

Он поздно проснулся и задергался, сообразив, что сегодня ему предстоит впервые явиться на работу. В возрасте двадцати шести лет.

Времени на жалость к себе не оставалось, что внесло приятное разнообразие, учитывая, какую гору досуга Драко обычно уделял этому занятию. Его ждали неотесанные простолюдины в настоящем мире, в том мире, где все остальные жили годами (кроме Панси, но Драко не имел ни малейшего желания проводить в Пансилэнде сколько-нибудь длительное время).

На часах было десять, и у него оставалось всего девять часов для того, чтобы привести в порядок свои дела (которых и в помине не было). Поговорить ему было не с кем, и заняться нечем.

Он принял ванну, оделся и походил по комнате. Одиннадцать. Перекусил и принялся снова бродить. Проверил почту. Писем не было. Двенадцать десять. Произнес вслух гневную речь о том, какой Блейз отвратительный друг. Дальний родственник, портрет которого висел над камином, посоветовал Блейза убить, подробно разъяснив, как лучше это сделать. Драко выслушал и решил, что не станет убивать Блейза, даже если будет уверен, что его не поймают. Он предположил, что так обычно поступают приличные люди.

Наконец, он нашел себе дело, без магии, руками занявшись уборкой в спальне. Эта была единственная комната в Маноре, которую домовикам запрещалось приводить в порядок. Обычно он занимался ею сам, но в последнее время как-то расслабился: спал целыми днями и кидал прочитанные книги на пол. Давно пора было выбираться из гнезда.

Внезапно ему пришло в голову, что если ему понравится быть взрослым, он сможет переехать из Манора.

Вообще говоря, по обычаю чистокровные колдуны и ведьмы жили со своими родителями до самой свадьбы. Родители Драко давно свыклись с мыслью, что им нескоро удастся от него избавиться. Впервые он сообразил, что если захочет, сможет жить один. Манор подавлял роскошью и мрачной историей, и в нем ему не избавиться от прошлого. И, кроме того, временами сталкиваешься в коридорах с отцом, что напрягает. В семье Малфоев общение было сведено к минимуму.

Он взглянул на часы и к своему облегчению обнаружил, что уже почти пять вечера. Он решил, что Мэгги не будет против, если он явится пораньше, поэтому кое-как впихнул в себя часть обеда и отправился камином на Диагон-аллею. По дороге он пытался вообразить, что может пойти не так. Возможности были богатые.

В зале было так же тихо и спокойно, как и прошлым вечером, но за стойкой стояла не Мэгги, а высокая ведьма всего несколькими годами старше Драко. Он осторожно приблизился, двигаясь очень медленно и стараясь глядеть ей прямо в глаза. Это было непросто.

Когда он подошел, она улыбнулась и сказала:

— Привет. Как дела?

— Отлично.

Только намного позже ему пришло в голову, что следовало бы поинтересоваться, как дела у нее.

— Уже решили, что будете пить, или рассказать вам о наших особых предложениях?

— Нет, — ответил он. — Тут была ведьма, которая сказала, чтобы я приходил к вечеру. Сказала, что ее зовут Магдалена. А вы кто?

— А, так ты собрался у нас работать. Я — Бьянка. Мэгги — зовут мою маму, — ответила она, не сводя с него настороженного взгляда. Драко понимал, что держится надменно, но быть любезным оказалось труднее, чем он думал.

— Она вышла на минуту. Садись, подожди.

Чудесно! Драко еще не заступил на пробную смену, а коллега по работе уже его невзлюбила. Отличное начало! Он выбрал стул в самом конце зала и сел дожидаться Мэгги. Бьянка присела на стойку, скрестила ноги и вытащила книгу. Драко отметил, что ноги у нее красивые. Последний раз он хотя бы целовался с женщиной несколько месяцев назад, так что обнаружил, что разглядывает эти ноги.

Его сексуальная жизнь была вовсе не такой насыщенной, как ему хотелось бы, в основном потому, что одинокому мужчине, чтобы найти пару, надо выходить из дома и встречаться с людьми. Порой ему удавалось заманить ведьму к себе домой, чтобы к взаимному удовольствию провести с ней ночь, но последний раз такое случилось давно. Бьянка заметила, как он на нее смотрит, и отвернулась с недовольным видом. Он уже готов был встать и пойти домой, когда в кафе вошла Мэгги, нагруженная большими сумками. Полноватая, круглолицая, с большими голубыми глазами, она буквально излучала добродушие, словно была предназначена именно для этого места. При ее появлении все подняли головы, а многие посетители радостно ее приветствовали.

Драко поднялся на ноги, и, заметив его, она поспешила к нему.

— Драко, ты пришел! Так рано! Я тебя ждала не раньше, чем через час, и не успела приготовиться, но ничего страшного, — сказала она, сияя от удовольствия.

Бьянка обошла стойку и бросила на Драко еще один неприязненный взгляд, видимо, потому, что он не помог немолодой женщине с сумками.

— Ты уже познакомился с моей дочкой? — спросила Мэгги, передавая пакеты. — Драко, это Бьянка. Бьянка, это Драко Малфой.

Бьянка подняла брови, но выражение ее лица оставалось для него загадкой. К его изумлению, услышав его имя, она явно смягчилась, хотя должно было быть наоборот. В настоящем мире концы не сходились с концами, и Драко захотелось вернуться домой и лечь в кровать.

— Очень приятно, — бросила Бьянка, повернулась и исчезла за дверью, которая, как предположил Драко, вела в подсобное помещение.

— Ну что, Драко, готов? — спросила Мэгги, не обращая внимания на то, как нервно он отреагировал на исчезновение Бьянки. — Тебе многое предстоит узнать!

Она горела таким энтузиазмом, что Драко не мог уйти, даже если бы попытался. Он кивнул и улыбнулся профессиональной улыбкой, не размыкая губ. Честно говоря, он опасался, что стоит ему заговорить, и Мэгги сообразит, с каким подонком имеет дело. И это ее расстроит. Она с чего-то вообразила, что он славный молодой человек, и ему не хотелось открывать рот и доказывать, что она не права. Он прошел за стойку. Мэгги быстро говорила, указывая на разные предметы.

— Наше меню ты видел, но на доске его трудно разобрать, поэтому вот здесь у нас лежат бумажные копии. Возьмешь одну и выучишь наизусть, но можешь не торопиться — если что, разрешаю подглядывать, — она вручила ему меню и подмигнула. — Здесь мы держим наши запасы. В этих маленьких жестянках — сахарные фигурки. Мы их выкладываем на взбитые сливки. Делаем прямо тут, заклятья совсем простые, ты их освоишь за минуту. Ты вообще разбираешься в кулинарных заклятьях?

Драко потряс головой, и она продолжила, двигаясь вдоль стойки.

— Неважно, быстро научишься. В больших горшках мы варим маггловский кофе. И не надо так на меня смотреть. От магглов тоже есть прок, сам увидишь. Здесь касса. Я тебе покажу, как ее открывать и доставать деньги, — она перевела дыхание и продолжила так же торопливо, — а это витрина с выпечкой. Муж у меня замечательный кондитер, и он каждое утро печет свежую партию. Меня выпечка не интересует, но если захочешь научиться, уверена, что он с удовольствием тебе объяснит. Теперь в подсобку, если ты не против.

— Э-э-э, — сказал Драко.

— Иди за мной.

Она подошла к двери и потянула ее на себя, продолжая говорить. Бьянка проскользнула мимо них и заняла место за стойкой. Драко прислушался. Речь шла о ящике, в котором хранились деньги, о том, как ставить отметки на листке, когда он заступил на работу, и так далее. Становилось скучно. Наконец Мэгги закончила и выжидающе посмотрела на Драко. Он осторожно кивнул, и, похоже, ее это устроило.

— В следующий раз я покажу тебе, как делать кофе. А сегодня, думаю, будет лучше, если ты поработаешь за кассой.

Раз надо, значит надо. Но Драко не был создан для обслуживания клиентов. Он выяснил, что может быть довольно любезным с такими, как Мэгги, потому что та явно этого заслуживала, но что, если ему попадется какой-нибудь придурок? Как узнать, достоин ли посетитель, чтобы быть с ним любезным? Придется исходить из того, что вокруг — хорошие люди и улыбаться всем и каждому, что приведет к уйме растраченных впустую улыбок и в будущем грозит появлением морщинок вокруг губ. Но отступать было поздно, поэтому он последовал за Мэгги в зал. Она продолжала деловой разговор, советуя Драко последить за тем, как его дочь обращается с покупателями и хорошенько изучить копию меню.

Бьянка снова устроилась на стойке с книгой. Мэгги заняла позицию за прилавком с напитками (или «баром», как она его называла). Она громко сообщила Драко, что сидеть на стойке строго запрещено, но Бьянка только улыбнулась и пожала плечами. Напитки никто не заказывал, так что Драко неловко стоял в стороне, пока обе ведьмы обсуждали личную жизнь Бьянки. Судя по всему, та была замужем. Драко это не слишком расстроило. Он всегда мог полюбоваться ногами.

А потом дверь отворилась. Время остановилось. Солнце померкло. По всему миру младенцы залились отчаянным плачем, причину которого не могли понять. В кафе вошла Гермиона Грейнджер, и все рухнуло.

Инстинкт, пробуждающийся в случае неминуемой опасности, подсказывает большинству людей, что лучше: кидаться в драку или бежать, но Драко застали врасплох. Его хорошо развитый инстинкт советовал бежать, и он был готов последовать совету. Он бросил взгляд на дверь в подсобку, но та была слишком далеко, а, чтобы спрятаться под стойкой, не хватало места. Ему придется стоять и наблюдать, как ведьма, с которой он враждовал пятнадцать лет, заказывает кофе. Хуже того, с Бьянкой они, похоже, были подругами. Драко сжал челюсти.

— Привет, Гермиона! Как служба? — спросила та, спрыгнув со стойки и отложив книгу. Гермиона рылась в сумке, не обращая внимания на окружающих.

«Как это похоже на Грейнджер», — подумал Драко. — «Зарылась в книги и ни малейшего интереса к реальности».

Думать так было с его стороны лицемерием, но он этого не сознавал. Он заметил, что с хогвартских времен ее внешность почти не изменилась, что означало, что Драко втайне находил ее довольно привлекательной. У нее была копна темных волос, выразительные глаза, бледная кожа и алые губы.

— Не скажу, что здорово. Встретила сегодня Рона, и он снова мне нахамил, хотя за полгода вроде бы мог научиться вежливости.

Услышав такое, Драко не мог не насторожить уши. Большей частью гриффиндорские сплетни наводили скуку, и не шли дальше прогулок по коридору, взявшись за руки, но неужто самому мерзкому из Уизли его первая любовь разбила сердце? Ничего себе! Они и до этого расходились миллион раз, если верить достоверному источнику, чье имя рифмовалось со «Шманси», но, может, в этот раз все всерьез?

Гермиона подняла глаза, чтобы обменяться с Бьянкой понимающим взглядом, но заметила что-то у нее за спиной. Что-то белобрысое и хоречье. Она ахнула и издала высокий визгливый горловой звук, словно голосовые связки затормозили на полном ходу. Что, по мнению Драко, было забавно.

— Что — ты — здесь — делаешь? — произнесла она, задыхаясь от гнева, подчеркивая каждое слово и дополнительно делая между ними драматические паузы. Бьянка выжидающе посмотрела на него, словно интересовалась тем же самым, но воздерживалась от вопроса из вежливости. Драко бросил на обеих надменный взгляд.

— Я здесь работаю.

— Первый день, — добавила Бьянка.

— И у него еще не было ни одного клиента. Он будет счастлив принять твой заказ, — пришла на помощь Мэгги. Бьянка закрыла лицо рукой, похоже, чтобы скрыть улыбку.

«Вот уж спасибо за поддержку», — подумал Драко.

Гермиона потрясенно обводила всех троих взглядом.

— Мэгги, ты наняла Драко Малфоя? Ты что, совсем не смотришь рекомендации? Если бы я знала, что тебе так нужна помощь, я бы тебе кого-нибудь подыскала. Ну, то есть я могла бы пару дней в неделю помогать тебе сама. Надо только…

— Гермиона Грейнджер, я наняла Драко, и прекрати говорить о нем так, словно он осужденный преступник, — прервала ее Мэгги в наилучшей материнской манере.

— Он такой и есть! — Гермиона нервно размахивала руками, словно считала, что до всех остальных не дойдет, в какой нелепой ситуации они оказались, если как следует не поводить ладонями у них под носом.

— Нет, не такой, — сказал он, делая шаг вперед. — С нашей семьи были сняты все обвинения.

— Ну да, конечно! Я помню цирковое представление, которое устроили вместо суда над твоим отцом. Политический театр! Это как раз то, что я стремлюсь изменить в министерстве. Такие, как вы, умеют заметать следы, но совершенно ясно, что судом дело не кончилось, и вы не сможете скрывать правду вечно.

Она рвалась в бой, и Драко тоже. Для разнообразия было приятно вступить в схватку с кем-то, кто не был Блейзом или Панси. Не приходилось опасаться, что он оскорбит Гермиону Грейнджер. Она и так ненавидела его до глубины души (а он — ее).

— Тебе-то позволено нарушать любые законы, раз ты на правильной стороне. Надо бы назначить тебя главной ведьмой Визенгамота, чтобы ты могла отправлять людей в Азкабан за то, что в школе они надсмехались над твоей прической.

На лице Гермионы появилась язвительная улыбка.

— Не знаю, какие такие законы Орден нарушил в войну, но ты, похоже, так и не пережил, что вам не достался Кубок школы. Может, не будь ты принцем придурков в Доме маленьких богатеньких снобов, которым все подай на блюдечке, вы бы набрали больше очков.

— Вы только послушайте, как Мисс-Сторонница-Дружбы-между-Домами рассуждает о Слизерине! Может, наша честная и беспристрастная богиня правосудия выдаст еще порцию стандартной чуши о четверти хогвартских учеников?

Он сумел задеть ее за живое, это было видно. Драко все еще знал, как ударить Гермиону по самому больному месту — по ее чувству справедливости.

— Я поддерживаю дружбу между Домами. В теории. Жаль, что на практике это означает, что придется дружить с тобой! — выпалила она в ответ.

— Вот как. Очень поучительно. Значит, справедливость и терпимость не распространяются на тех, с кем у нас склока. Кто бы мог подумать!

— Прошу прощения? Ты что-то сказал о склоке? Да ты хоть догадываешься, почему твоя семья ненавидит Уизли?

— Никогда не интересовался официальной причиной, но мне и так ясно. И на случай, если тебе интересно, тебя я тоже на дух не выношу, несмотря на то, что ты не станешь Уизли.

Драко знал, что зашел слишком далеко, но не мог удержаться и скрыть, что слышал ее слова. Она прищурилась и сжала губы в тонкую линию. Это означало, что игра закончена.

— Не вижу причин оставаться здесь и выслушивать оскорбления. Мне что-то расхотелось кофе. Мэгги, прошу тебя, подумай как следует, кого ты нанимаешь. Малфой, тебе я советую пойти и броситься в пропасть. Доброго дня!

И бросив на Драко уничтожающий взгляд, она повернулась и вышла из кафе, на прощанье хлопнув дверью.

Наступила полная тишина. До Драко дошло, что их свирепую перепалку слышали не только его нанимательницы: большинство посетителей подняли головы от книг, чтобы самостоятельно определить счет. К его удовольствию, итогом оказалась ничья: когда он обвел зал, половина присутствующих кивала или усмехалась, в то время как вторая половина гневно ела его глазами.

Он посмотрел на Бьянку, которая впилась в него яростным взглядом, точно как Гермиона несколько минут назад. Потом вздохнула и выбежала на улицу, видимо, чтобы перехватить другую ведьму прежде, чем та аппарирует. Он повернулся к своей бывшей хозяйке, ожидая увидеть такое же гневное выражение. Но на лице Мэгги была печаль. И сострадание. Можно подумать, что Драко нужна ее жалость!

— Ну, — решительно сказал он, — спасибо, что дали мне шанс. Доброго вам вечера.

— Ты что, уходишь? — спросила она, широко открыв глаза.

— Ну да, меня же уволили.

— Вовсе нет.

— Как нет?

Драко искренне не мог понять, как такое может быть. Он-то думал, что попадет в Настоящий мир, но вместо этого оказался в Бедламе. Может, когда кидал летучий порох в камин, неправильно произнес «Диагон-аллея»?

— Не вижу причины увольнять тебя за то, что у тебя плохие отношения с одной из наших клиенток. Но, прямо скажу, вы оба меня сильно разочаровали. Ссорились, как пара несмышленых детей! Если хочешь работать дальше, научись вести себя профессионально. Так ты завтра будешь?

Сколько Драко себя помнил, никто и никогда не разочаровывался в нем и Гермионе Грейнджер одновременно. В зависимости от того, на какой стороне находился человек, он выбирал кого-то одного (возможно, за исключением МакГонагалл, но та не шла в счет, потому что была разочарована в человечестве). Он прикинул, какие у него есть варианты. Можно вернуться домой и прозябать там в одиночестве без единого друга, а можно попытаться еще раз. По правде говоря, хотя смена больше напоминала крушение поезда, такого удовольствия он не испытывал очень давно. Он кивнул Мэгги.

— Отлично, я на это и надеялась. Иди домой и приди в себя. Отойдешь немного и возвращайся завтра к шести. Поучишься делать напитки, а когда освоишься, будешь стоять за стойкой, а мы будем обслуживать клиентов. С Бьянкой я все улажу.

Драко был тронут. Она собиралась дать ему еще один шанс. Более того, она собиралась защищать его перед своей дочерью.

Он сжал челюсти, сознавая, что следует сделать. Потом посмотрел Мэгги прямо в глаза и от всей души произнес:

— Спасибо!

Она улыбнулась и пожелала ему спокойной ночи. Он отправился домой. Теперь, по крайней мере, он знал, что ему предстоит.

За следующую неделю Драко освоил всё меню. Он научился взбивающим, смешивающим, охлаждающим и согревающим заклятьям, а потом обнаружил, что, приложив совсем немного усилий, может произвести впечатление на клиентов. Мэгги страшно обрадовалась, когда он придумал, как наколдовывать на поверхности кофе пузырьки причудливой формы.

Он сочинял эти формы сам или выполнял просьбы покупателей. Он также выяснил, почему так крепко заснул после своего первого посещения «Ворона»: по утрам в кофе добавляли пару капель Бодроперцового зелья, а по вечерам — легкое усыпляющее, хотя клиенты могли потребовать эти добавки в любое другое время.

В том, что он блестяще готовил сложные напитки, имелись свои преимущества — с посетителями можно было почти не разговаривать. Они заказывали свои любимые пузырьки и интересовались, как у него дела, а он отвечал «Отлично!» или просто кивал. Порой, если они бывали любезны, он им улыбался. Порой они бывали невыносимы, но Мэгги научила его обращаться с грубиянами. Первые два дня за стойкой «бара» она стояла рядом и легонько похлопывала по плечу каждый раз, когда ему хотелось на кого-то накинуться.

К удивлению Драко, даже Бьянка сменила гнев на милость. Он был занят по вечерам с Мэгги, а Бьянка — в дневную смену с отцом. Пару раз, ближе к вечеру они с Бьянкой работали вместе, и, похоже, та простила ему перепалку с Гермионой Грейнджер. Она явно ему не доверяла, но старательно улыбалась, когда он заходил в кафе, и время от времени пыталась поговорить о погоде или текущих делах. Мэгги сказала, что Гермиона появляется в «Вороне» по утрам перед работой и изредка в обеденный перерыв. Он воспринял это с облегчением.

Наступил четверг, и Драко с трудом мог представить, что всего неделю назад был отчаянно несчастен. Теперь целый день ему было с кем поговорить, чем заняться и чему учиться. С Бьянкой они, конечно, друзьями не стали, и он сомневался, что когда-нибудь станут, но с Мэгги ему, похоже, удалось пройти половину пути. Приглашать ее выпить стаканчик после работы он, понятно, не собирался, но рассказал ей кое-что о себе, и по непонятной причине она не стала к нему хуже относиться.

Был тихий, безлюдный вечер. За окном лил проливной дождь, и слякоть пробирала до костей. Мэгги оставила его на несколько часов одного, отправившись обедать с подругой. Драко наводил порядок за стойкой и смотрел в окно.

Дверь отворилась, и вошла посетительница. Она закрыла черный зонт, и, тролль ее подери, оказалась Гермионой Грейнджер. Обнаружив его за стойкой, она посмотрела на него с неопределенным выражением. Ему не полагалось ее оскорблять, а ей не полагалось здесь быть, так что ничем хорошим это кончиться не могло.

Она сделала суровое лицо и двинулась к стойке.

— Опять ты! Бьянка сказала, что сегодня ее смена, но, похоже, ошиблась.

— С чего бы ей такое говорить, учитывая, что она работает днем, а я вечером?

Драко изо всех сил старался сохранять лицо бесстрастным, а тон — ровным, но весь напрягся, словно готовился прыгнуть из засады. Или отбиваться, как только она на него набросится.

— Просто позор, что тебя до сих пор не уволили! Я думала, Мэгги лучше разбирается в людях, — заявила Гермиона, издевательски кривя губы.

Волосы ее были безжалостно затянуты в узел на затылке, что, в сочетании с хищным блеском в глазах, придавало ей на свирепый вид.

— Я все еще здесь, — сказал он, сжав челюсти, и отвернулся. Ему хотелось ответить на вызов, но, возможно, она пришла, чтобы его испытать. Может, Мэгги сама ее попросила сходить и проверить, как он справляется. Он искоса посмотрел на Гермиону. Вид у той был удивленный. Она сузила глаза, что-то прикидывая в уме.

— Ты вроде как должен спросить у меня, что я хочу заказать? И пожелать доброго дня? Давай, Малфой! На твоей работе точно не надорвешься. Я знаю, ничего более-менее сложного тебе не осилить, но с таким простым делом даже ты справишься, — бросила она.

Они уставились друг другу в глаза. Это было нечестно!

— В мои обязанности, Грейнджер, помимо прочего, входит быть любезным с посетителями, даже когда те хамят, — проговорил он сквозь сжатые зубы. — И на эту обязанность в данный момент уходят все мои силы.

Он надеялся, что она поймет намек и втянет когти, но зря.

— Может, улыбнись ты, когда я вошла, я бы засчитала это за любезность, но у тебя все тот же кислый вид. Что, деньги кончились? Или все о тебе позабыли, и пришлось устроиться официантом, чтобы с тобой волей-неволей стали разговаривать?

Драко был в ярости и смятении одновременно. Что за пытка! Это напоминало беседы с Панси, только отвечать было нельзя. Словно все твои друзья с бешеной скоростью носятся по квиддичному полю, а ты сломал ногу.

— А ты зачем здесь? Что с тобой не так? Я уверен, ты отлично знала, что Бьянки не будет, потому что по вечерам она не работает. И все-таки явилась! Если думала, что я сорвусь, оскорблю тебя, и меня уволят, то просчиталась.

Драко глубоко вдохнул, закрыл глаза и, как учила Мэгги, сосчитал до десяти. Потом открыл, и Гермиона все еще стояла перед ним и все еще была в ярости. Он решил, что счет до десяти помогает, только если за это время человек уходит.

— Как мило! — сказала она. — Вообразил, что я пришла специально для того, чтобы с тобой поругаться? Жалкое поведение, а жалость здесь вызываю не я. Это не я восемь лет пряталась под отцовским крылышком, и это не у меня нет ни единого друга.

Драко посмотрел на нее с немым ужасом, потом сообразил, что знать наверняка она не могла и ударила наугад, просто потому, что он не среагировал на замечание насчет денег. Она улыбнулась жуткой улыбкой, и он почувствовал, как тает и исчезает терпение. Держать себя в руках было бесполезно. Он только надеялся, что Мэгги его простит, потому что всему есть предел.

— Можешь поверить, я не меньше других удивлен, что хоть кто-то согласился тратить на тебя время, ты, стерва! Ты поэтому всюду таскалась за Поттером? — это имя он с отвращением выплюнул. — Спорим, он считает себя мучеником — ему же приходится выслушивать твои проповеди, самодовольная ты ханжа! А полоумные Уизли? Ну, этим-то любая сгодится!

Он перегнулся через прилавок, нависая над ней всем своим ростом, но маленькая ведьма и глазом не моргнула. Он думал, что Гермиона в ярости выбежит на улицу и кинется докладывать Мэгги, что ей наговорили гадостей, но та, похоже, пришла в восторг. Она смотрела на него с диким блеском в глазах. Оба тяжело дышали.

— Что ты вообще знаешь о моих друзьях? Не смей о них говорить! Гарри, — тут она сделала паузу, — Гарри — настоящий мужчина. Он в сто раз лучше тебя!

— Грейнджер, ты, похоже, кое-кого пропустила. Может, назовешь? Имя начинается на «Р» и рифмуется со «слон»? Погоди, сейчас вспомню...

Она ухмыльнулась, оскалив зубы. Все лучше и лучше!

— Постой, вспомнил! Только Уизли больше не мужчина, ты его лично кастрировала, фригидная гарпия!

— Не думаю, что твое мнение о чьих-то отношениях хоть что-то весит. У меня в «Ежедневном пророке» есть знакомые, так они меня уверяли, что у тебя шестой год нет девушки. Не могу сказать, что удивлена!

Драко зарычал от раздражения. В светской колонке «Пророка» писали о его разрыве с Асторией, но было ясно, что Гермиона этого не помнит и не поверит, если он ей скажет.

— Даже будь это правдой, лучше вовсе не иметь девушки, чем запутаться в нелепых выдумках, которые ты называешь отношениями. Годами держалась за парня, над которым весь колдовской мир смеялся, самого никчемного в никчемушной семейке. И каково это, знать, что зря тратила время?

— В отличие от тебя, я время зря не трачу. Я придумала шесть новых заклятий и десять зелий, и публикую книги. И каково это, знать, что тебе никогда за мной не угнаться?

Она попала в цель, но Драко не собирался в этом признаваться. Вместо этого он нанес новый удар.

— Да в чем дело, Грейнджер? Если ты такая чертовски успешная, у тебя что, других дел нет, кроме как изводить старого врага? Сходила бы лучше, одежду себе купила, что ли. Или нанялась официальной министерской монахиней? Я всегда подозревал, что Уизли тянет к парням, но теперь в этом уверен. Раз ты трахаешься так же, как одеваешься.

«А если трахаешься так же, как ссоришься, то я запишусь на абонемент».

Очевидно, она его с ума свела, иначе бы такая дикая мысль ему в голову не пришла. И он не стал бы препираться о вещах, которые имели смысл, когда им было по тринадцать. Но что было делать? Они так давно не общались, что не обзавелись новыми поводами. Оба стояли нос к носу, упершись намертво. Драко давно не чувствовал себя таким живым. Ему хотелось убить Гермиону, а потом покончить с собой. Странное чувство.

Он сморгнул, и все кончилось. В кафе воцарилась полная тишина. Было слышно, как шумит дождь за окном. Он отступил назад, Гермиона тоже. Глаза у нее горели яростью, но лицо вновь стало спокойным.

— С меня хватит! — заявила она, но Драко мог поклясться, что она врет. А может, ему хотелось в это верить. — Ты подумал насчет того, чтобы броситься в пропасть?

— Нет.

Пока в мире не перевелись такие ведьмы, как эта, ему нет нужды прибегать к крайним мерам, чтобы взбодриться. Она приподняла брови и криво улыбнулась:

— Жаль.

Потом повернулась и ушла, позабыв о зонтике.

Драко видел, как она под проливным дождем дошла до угла и аппарировала. Он все еще задыхался, сердце билось, как сумасшедшее, и он понятия не имел, что произошло. Он закрыл глаза, запустил руки в волосы и принялся считать про себя. Досчитав до сорока, он был вынужден признать, что это не помогает.

Он открыл глаза как раз тогда, когда дверь снова отворилась. На мгновение ему показалось, что Гермиона вернулась, чтобы еще его помучить, но это оказалась Мэгги. Она заметила, какой у него вид, и бросилась к стойке.

— Драко, что случилось? Ты весь красный! У тебя не жар?

Она прижала к его лбу прохладную руку, и он закрыл глаза. В детстве, когда он болел, так поступала мать, и это было необычайно приятно.

Мэгги потрогала его щеки и шею и покачала головой:

— Жара нет. Что-то случилось, пока меня не было?

— Я в порядке, — сказал Драко, ответив не на тот вопрос, который задали. Он знал, что вид у него виноватый.

Она посмотрела на него пронизывающим материнским взглядом:

— Ты уверен, что ничего не хочешь мне сказать?

— Да нет, все в порядке. Ни одного заказа.

По мнению Драко, ход был блестящий: он был уверен, что Гермиона Грейнджер приходила не за кофе, а за хорошей дракой.

— Что, совсем никого не было? — уточнила Мэгги.

Может, и не такой блестящий, как ему казалось. Он отвернулся.

— То есть кто-то заходил, заказа не сделал, а ты теперь не в себе. Интересно, кто бы это мог быть.

— Никто, — пробормотал он.

— Я так и думала, что она сегодня появится. Говорят, в Министерстве занялись реформами, если понимаешь, о чем я.

Драко не понимал, поэтому она объяснила.

— Они придумали новый департамент и собираются без особой хитрости засунуть туда всех, кто хочет настоящих перемен. Назвали его Департаментом внутренних реформ, но с тем же успехом могли обозвать «Департамент для тех, кто нам не нравится». Думаю, что ведьма, о которой мы говорим, получит в нем высокий пост.

— Понятия не имею, о ком вы, — сказал он, старательно избегая взгляда Мэгги.

— Ну, значит, я ошиблась, — поддразнила она его, и снова стала серьезной. — Посмотри на меня, Драко.

Она терпеливо дождалась, чтобы он перестал рассеянно взирать на луну.

— В чем дело? — наконец не выдержал он.

— Ты боишься, что меня огорчит твое поведение?

Драко буркнул что-то себе под нос.

— Я не собираюсь ломать голову, пытаясь понять, что вы не поделили с Гермионой Грейнджер. Честно говоря, не возьму в толк, почему вы не поладите — вы же с ней очень похожи.

— Мы друг друга ненавидим. Причина только в этом. А теперь я прикован к этой стойке, так что она вообразила, что каждый раз, как ее выведут из себя, можно отыграться на мне.

В школе Драко сам проделывал нечто подобное, но это было давно. Предполагалось, что за это время они повзрослели. То есть он, конечно, нет, но она-то должна была!

— Я бы предпочла, чтобы вы пререкались подальше от моего кафе, но понимаю, что дело не только в тебе. В понедельник я весь день буду проверять счета и постараюсь с ней потолковать.

Поскольку Драко так и не повзрослел, он тайно понадеялся, что Гермиона заглянет в кафе еще раз до того, как Мэгги в понедельник устроит с ней беседу.

Дома в холле он обнаружил письмо, но оно не могло быть важным, потому что сове не приказали дождаться ответа.

Писала мать: рассказывала, какие сделала покупки, и какая хорошая стоит погода. Об отце в письме не говорилось ни слова, так что тот был жив. И с ним ничего не случилось, а то бы мать об этом упомянула. Все-таки странно, что в длинном письме начисто отсутствовало отцовское имя. Драко задумался, а проводят ли его родители хоть какое-то время вместе. В огромном Маноре они трое могли неделями успешно избегать друг друга (что и делали), но особняк в Монако был гораздо более скромных размеров.

Он написал короткий невнятный ответ: у него все нормально и как обычно, и отправил с одной из домашних сов.

Через несколько часов он улегся в постель и попытался не думать ни о Гермионе, ни о Министерстве, ни об отце, ни о работе. Но поскольку оставшихся тем для размышления было маловато, эта попытка успехом не увенчалась.

Несмотря на вчерашний провал, Мэгги пришла к выводу, что Драко в состоянии управиться в одиночку. Она объяснила, что Бьянка беременна, и именно поэтому им понадобилась помощь. Они хотели, чтобы Бьянка, когда родит, взяла отпуск, а у них с мужем было время, чтобы возиться с ребенком. Мэгги будет появляться только по вечерам, чтобы помочь закрыть кафе и привести в порядок отчетность.

С начала смены Драко то и дело поглядывал на часы. В прошлый раз Гермиона пришла в половине седьмого. Он понимал, что она вряд ли появится два дня подряд, но вела она себя так странно, что он не терял надежды. Весь прошлый вечер он, помимо желания, думал о ней. Видимо, повлияла новизна ситуации в сочетании с присущим ему любопытством. Если она будет ходить в кафе по вечерам, он сможет выяснить, в чем проблема, и его снова начнет от нее тошнить.

Он гадал, что она за человек? Ведет ли себя, как стерва, со всеми, или только с ним? Он был практически уверен, что только с ним. И даже более важный вопрос — как она трахается? Тут у него были определенные предположения, все, как одно, крайне лестные.

Раз возникнув в голове, эти дикие мысли в ней застряли. Он давно не видел во влечении к магглорожденным ведьмам ничего грязного. За последние два года он их подцепил немало. Как раз с чистокровными ведьмами у него не ладилось, потому что те: а) терпеть его не могли, и б) выбор с самого начала был не слишком велик. После катастрофы с Асторией он решил, что пришло время расширить зону поиска. И теперь, глядя, как пылают решимостью глаза Гермионы Грейнджер, он не мог не думать, что было бы, если бы они пылали страстью.

Полседьмого настало и прошло, и Драко понял, что надеяться не на что. Гермиона не появится раньше утра понедельника, а там Мэгги так ее пристыдит, что она станет избегать его до конца жизни. Послеобеденная горячка спала, большинство клиентов, устроившись на веранде, наслаждались хорошей погодой, так что само кафе практически пустовало.

Он смотрел в стену, размышляя, какое это невезение — больше ни разу не увидеть Гермиону Грейнджер. Раньше ему такие мысли в голову не приходили: ни насчет того, чтобы снова ее увидеть, ни насчет невезения. В школе она всегда была где-то поблизости: толкнешь под руку, когда заходит в класс, и смотришь, как подбирает учебники. Такой уж он был малолетний придурок! Потом началась война, и если он о чем и думал два проклятых года, то сейчас заявил бы, что на него нашло помрачение. Он видел, как Гермиону пытали на полу их гостиной, и лучше бы ему этого не видеть. Лучше бы об этом забыть.

После войны, стоило ему взять в руки «Пророк», как она обнаруживалась на одной из страниц, делая что-то доброе и нужное. Никому не признаваясь, он чувствовал что-то вроде космической связи с кучкой безумных гриффиндорцев, с которыми провел шесть лет. Гарри Поттера он ненавидел, Рона Уизли считал полным идиотом, его сестру признавал довольно горячей штучкой (хотя никак не мог запомнить ее имя), но, что касается Гермионы, это было совсем другое дело.

Она появилась ровно в семь и выглядела лучше, чем обычно: сняла официальную мантию и распустила волосы. Она приблизилась к стойке деревянной походкой, прилагая усилия, чтобы выглядеть спокойной и собранной (без всякого успеха), уперлась руками в столешницу и плотно сжала губы.

Мэгги ушла, посетителей в зале почти не было, и Драко отлично знал, чего добивается Гермиона. Он хищно улыбнулся. Напоследок стоило постараться как следует.

— Смотрите, кто пришел! Обрати внимание, я улыбаюсь. Следую твоему совету. Как дела? — протянул он, не скрывая яда в голосе.

— Можно подумать, тебя интересует кто-то, кроме себя самого, Малфой. Но, если хочешь знать, хуже не бывает.

Она рассматривала лежащие на стойке ладони.

Такого он не ожидал. Как всегда во время разговора с Гермионой Грейнджер у него возникло ощущение, что его с головой накрывает волной.

— Тогда что ты тут делаешь? — осведомился он. — Мы с тобой не виделись много лет, а две наши последние встречи ты завершила пожеланием броситься в пропасть. И пришла снова, да еще расстроенная, точно зная, что я буду на месте. В чем дело, Грейнджер?

Она промолчала, так что он продолжил сам:

— Тебе что, легче от того, что я надрываюсь на грошовой работе, где мною командуют все, кому не лень? Можешь на меня наорать, мне все равно — хоть какое-то развлечение.

Он не особо задумывался над тем, что говорит, но ему очень хотелось разгадать ее грандиозный замысел. Он понимал, почему его к ней тянет: он любил спорить, а у нее это здорово получалось. Можно было отвести душу и притом не бояться, что кто-то узнает. Но вот Гермиона-то с чего к нему зачастила? Этого он не мог понять при всем желании. Она откинула голову и бросила на него странный неуверенный взгляд.

— Мне действительно легче от того, что ты там, где тебе и место. Но я здесь не поэтому. Просто я привыкла, когда у меня неприятности, приходить поболтать с Бьянкой, а теперь по вечерам вместо нее ты.

Она хмуро оглядела стойку.

— Да, и в Министерстве окончательно съехали с рельсов. Ты что, скончаешься, если поинтересуешься, что мне подать?

— Что? — переспросил он.

— Если ты не забыл, это работа у тебя такая — предлагать напитки. Я хочу выпить.

— Таких напитков мы здесь не держим, Грейнджер.

Она вздохнула и потрясла головой.

— Знаю. Сделай мне какао с корицей и не жалей взбитых сливок. Больше его нигде не подают, так что идти мне некуда.

Драко и раньше случалось попадать в неловкие ситуации. Когда ему было двенадцать, он наткнулся на Северуса Снейпа, который принимал душ в одной из ванных Манора. Он увидел все . История с Гермионой Грейнджер обещала выйти на заслуженное второе место. С тех пор, как та вошла, настроение у нее поменялось столько раз, что у Драко голова шла кругом. Ему казалось, что он все про нее знает, но он не знал ничего. Ему хотелось ее поддеть, но слова не шли на язык.

Когда они были в школе, ему нравилось ее дразнить сразу по нескольким причинам. Во-первых, она была хорошей девочкой. Это означало, что словесное оскорбление вряд ли заставит ее схватиться за палочку. Школьному задире обязательно следует такое учитывать, потому что всегда есть риск нарваться и получить заклятье в ответ на издевку. Драко нравился себе таким, какой он есть. Во-вторых, не было ничего легче. Ее чувства можно было прочитать по лицу, свои мнения она тут же высказывала вслух, а ее голова напоминала гигантскую копну. Драко мог издеваться над ней месяц подряд, ни разу не испытав недостатка в темах. Третье: когда она злилась, за ней было забавно наблюдать — щеки наливались алым, губы дергались, а руки ходили ходуном. И, в-четвертых, она умела держать удар и отвечать на вызов. Было время, когда Драко нравилось издеваться над колдунами типа Лонгботтома или Хагрида, которые, вместо того, чтобы разозлиться, только печально вздыхали и сбегали, вместо того, чтобы придумать едкий ответ. Но быстро наскучило: гораздо веселее, когда склока заставляет напрягать ум.

Поэтому он так ценил Блейза и Панси: он мог сказать им все, что в голову взбредет, зная, что те не останутся в долгу. Поскольку оба временно выбыли из строя, Гермиона Грейнджер стала приятной заменой. Но сегодня она явно была не в настроении, так что он сдался.

Он перешел на конец стойки и взялся за какао.

— Можешь наколдовать пузырь в виде головы Джона Доулиша на блюде? — спросила она, не поднимая глаз.

Драко усмехнулся. Благодаря «Пророку» ему было известно, что Гермиона работает в Департаменте защиты магического правопорядка под началом Доулиша. Интересно, как тот сумел сделать такую карьеру? Он долгие годы служил простым аврором и в основном выступал мишенью для злых чар, оглушающих и прочих неприятных заклятий. Еще Драко было известно, что Доулиш довольно плотно сотрудничал с отцом в те времена, когда имя Малфоев кое-что значило в Министерстве. Но былая дружба с Люциусом Малфоем вряд ли могла считаться рекомендацией на должность главы Департамента магического правопорядка. Он не был уверен, что, когда Гермиона заявила, что в Министерстве окончательно сошли с ума, имела в виду именно это, но решил, что опять начнет следить за новостями.

Он не интересовался политикой, но кое-что понимал в том, как она устроена. Например, если ты прав, это не значит, что тебя станут слушать. Если сделаешь что-то дельное, после твоего ухода все рухнет, потому что остальным наплевать. Главное — правильно отчитаться. Самое смешное, что, по его мнению, Гермионе это тоже было отлично известно. Но в типично гриффиндорской манере она готова была биться головой о стену реальности до тех пор, пока та не поддастся и не примет нужную форму. Неудивительно, что этот метод не срабатывал.

Он приготовил какао, наколдовал самый лучший пузырь в виде головы-Доулиша-на-блюде, какой сумел, и увенчал щедрой порцией взбитых сливок. Потом взял чашку и поставил на стойку между ладоней Гермионы.

— Совсем не похож, — сказала она.

— Ты что, хочешь, чтобы я сделал точную копию этого урода? — возмутился он, оскорбленный, что она не оценила его работу, но тут она улыбнулась. Улыбка не предназначалась ему: он увидел отражение в столешнице. Все равно странно.

— Наверно, нет, — пробормотала она и подняла голову с прежним вызовом в глазах. — Видимо, я ожидала слишком многого от Драко Малфоя, знаменитого изготовителя кофейных пузырей. Где ты этому научился? Нанимался клоуном на детские праздники?

Драко понятия не имел, кто такой клоун, и его задело, что она насмехается над его новым умением. Тем не менее, он ей подыграл:

— Сам додумался, если хочешь знать. Ты, может, и дока в арифмантике, но в искусстве не разбираешься совсем.

Он вздернул подбородок, заранее зная, что она скажет, и понимая, что подставился. Может, даже нарочно, но это было неважно.

— Да, в высоком пузырьковом искусстве я действительно смыслю мало.

Она вытащила палочку. Драко сделал шаг назад. Она коротко рассмеялась, и, вместо того, чтобы наслать на него заклятье, ткнула палочкой в стакан, прямо в голову Доулиша. Пузырь лопнул, а Гермиона с усмешкой потрясла головой.

— Сукин сын! Обойдусь и без него. Мне выплачивают авторские за мои книги, и я пошла к нему только потому, что хотела помочь. Я понадобилась, чтобы разгрести завалы, которые у них накопились, а потом выяснилось, что они не желают пальцем о палец ударить.

Голова Драко снова пошла кругом. Не требовалась газета, чтобы понять, что Гермиону Грейнджер только что уволили. В Министерстве действительно съехали с рельсов! Поскольку он молчал, она подняла голову. Он попытался скрыть выражение глаз, но было поздно. Она увидела. Увидела, что на мгновение он с ней согласился. А он всего-то хотел понять, что происходит. Он решил, что с тем же успехом можно сделать вид, что это он нарочно, и кивнул.

Она отпила глоток какао:

— Похоже, кое-что ты все-таки умеешь. Вполне прилично.

Прилично?!

— Ну да, — согласился он. — Приличие — это то, к чему я стремлюсь.

— Заметно. Ставишь себе высокую планку, а?

Он нахмурился, жалея, что не может отыграть назад свой кивок.

— Думаю, мне пора домой. В пропасть можешь не бросаться, Малфой.

— И не собирался, — буркнул он.

Она допила какао и ушла.

К закрытию посетителей немного прибавилось. Драко улыбался всем подряд. Ему следовало злиться, скучать или хотя бы тосковать, но вместо этого он был всем доволен. Появилась Мэгги, и ей он тоже улыбнулся.

— У кого-то сегодня хорошее настроение, — заметила она. — Что случилось на этот раз?

— Ничего. Мне что, нельзя быть в хорошем настроении?

— Я уже стала думать, что ты не знаешь, как. Каждый день появляешься с таким видом, словно у тебя над головой огромная черная туча. Я рада, что ты улыбаешься, вот и все.

Оба замолчали. Драко снимал выпечку с витрины, а Мэгги в подсобке разбирала пергаменты и считала выручку. Закончив, они двинулись к двери. Теперь или никогда, решил он.

— Не думаю, что есть необходимость в понедельник разговаривать с Грейнджер.

Он старательно смотрел в сторону, но был убежден, что услышал шорох, с каким взлетели ее брови.

— Вот как? И почему? — простодушно поинтересовалась она.

— Просто не нужно.

— Ясно. Тут я тебе полностью доверяю. Похоже, ты справился без меня.

Он поглядел на нее, и она ему подмигнула. Ну вот, теперь и у нее в голове появились дикие мысли.

— Прошу прощения, я…

— Спокойной ночи! — сказала она и аппарировала, как только они оказались на улице. Что было к лучшему, потому что Драко понятия не имел, что хотел сказать.

В воскресенье у Драко случился первый в жизни выходной, и он не знал, куда себя девать. Без работы ему сразу стало одиноко. В кафе он легко забывал, что все еще остается полным придурком, у которого только двое друзей.

Вообще-то его друзья нуждались в некотором пересчете: Мэгги можно было назвать половиной, Бьянку — четвертью, Гермиона Грейнджер сошла бы за одну пятую или около того… (Нет, он о ней даже и не думал, ничего подобного!) Ну, и каждый из постоянных посетителей тоже вносил свою небольшую долю. Так что у него уже было трое друзей. Только вряд ли удалось бы убедить в этом Блейза: чтобы получить третьего, нужны были полсотни человек и счеты.

Он как раз прикидывал, чем бы заняться, когда в камине появилась голова Блейза. Драко хмуро посмотрел на своего бывшего второго друга.

— Привет, Малфой, — заявил тот. — Слышал, ты все еще жив.

Он проигнорировал укол: теперь он был выше подобных глупостей, потому что сразу ясно, кто из них круче.

— Ты что здесь делаешь? — спросил он вместо этого. — Третьим другом я пока не обзавелся.

— Не могу сказать, что удивлен, но слышал, у тебя появилась работа. Ну и как?

— Неплохо, — признался Драко не без гордости. — Почти подружился с хозяйкой.

— С Мэгги, что ли? Думаешь, это считается? Вы со старушкой повадились в «Дырявый котел»?

— Не надо обзывать Мэгги. И нет, не повадились, поэтому я и сказал «почти».

Блейз приподнял брови. Он не привык, чтобы Драко за кого-то заступался, и тем более, за такую легкую добычу, как дети и старики. Много баллов за них не начислялось, но охота была разрешена.

— Простите, профессор МакГонагалл. Что, снимешь баллы?

— Ты сказал, что будешь мною гордиться, если я обзаведусь другом и найду работу. Не думал, что ты такой придирчивый.

Блейз сдал назад и смягчился.

— Да я пошутил, приятель. Похоже, твои дела пошли на лад.

Он помолчал и добавил с легким отвращением:

— Когда это мы успели превратиться в слюнявых флоббер-червей? Должно быть, воздух влияет: чистый и Панси не отдает.

— Очень может быть.

Странное дело: он скучал по Панси и одновременно радовался, что та уехала. Обычно все обстояло ровно наоборот: он наслаждался ее обществом, желая, чтобы она поскорее ушла. С ней было невозможно расслабиться. Приходилось быть все время настороже, вдумываться в каждое слово и соображать, следует ли слегка обидеться или глубоко оскорбиться. Он ждал ее возвращения и опасался, что она вернется слишком скоро.

— А у тебя как дела? — спросил он после паузы.

— Отлично. Дафна счастлива, потому что я сказал ей, что ты на время от нас отстанешь. Странно только, что Амаранта хочет знать, куда ты делся. Наверно, считает тебя чем-то вроде занозы в заднице и жаждет твоего одобрения, потому что ты не обращаешь на нее внимания. Хороших девочек вечно тянет к плохим мальчикам. Вот только ей всего пять.

— Может, я ей нравлюсь.

— Не может.

— Я же сказал, что больше не буду ей врать. Буду себя хорошо вести.

— Спасибо, не надо. Вдруг ты ей еще больше понравишься? Только представь этот кошмар: мы с Амарантой все время торчим у тебя, Дафна с каждым днем звереет и, в конце концов, решает нас бросить. Тебе это надо, ты, разрушитель чужих семей?

Драко довольно усмехнулся. Несомненно, со временем Дафна оценит, каким вежливым и тактичным он стал, и постепенно отойдет, но пока ему нравилось ее доставать.

— Может, засунешь Амаранту в камин, и мы поговорим? Она будет рада, потому что соскучилась по мне, — тут он напыжился. — Дафна ничего не узнает.

— Я так и собирался.

Блейз воровато поглядел через плечо, и, прежде чем позвать дочь, сурово посмотрел на Драко.

— Ладно, но ты на испытательном сроке. Если вернется в слезах, отзову лицензию крестного.

Драко согласно кивнул. Голова Блейза исчезла из огня, и на ее месте появилась головка маленькой девочки.

— Драко! — закричала она, демонстрируя молочные зубы.

Драко улыбнулся в ответ.

— Привет, Амаранта. Как дела?

— Вчера ходили в театр, и все были смешно одеты, и там были гиппогрифы.

— О чем была пьеса? — спросил он, словно его это интересовало.

Она сморщила носик, пытаясь вспомнить.

— Это было очень давно, и гиппогрифам было нечего есть. Потом одна девочка нарядилась гиппогрифом-мальчиком, и они с хорошенькой тетенькой стали жить-поживать!

— Здорово!

Амаранта, подпрыгивая на месте, пыталась заглянуть ему за спину: ее очень редко отпускали в Манор. Вскоре она сообразила, что имеются занятия поинтереснее, чем стоять на коленях у камина и беседовать с взрослым дядей.

— Ну, я пошла. Пока!

По тому, как двигалась ее голова, он понял, что она машет ему невидимой ручкой. Он помахал в ответ, и головка исчезла, сменившись головой отца.

— Неплохо, — сказал тот. — Выглядит даже счастливее, чем до того, как вы поговорили.

— Что за пьесу вы смотрели?

— Она что, до сих пор о ней не забыла? Мы смотрели «Как вам понравятся эти гиппогрифы». Она никогда не бывала в театре и едва могла усидеть на месте. Я сам не очень-то понял, о чем это: сюжет скачет туда-сюда и неясно, в каком времени происходит действие. Нелепая история, но чего ждать от маггловской пьесы? Думаю, гиппогрифов они всунули в последний момент, чтобы придать ей магический вид.

— Чего ради ты пошел на маггловскую пьесу?

Он не мог понять, зачем такое вообще поставили, но то, что Блейз отправился в театр, совсем сбило его с толку.

— Дафне захотелось развлечься, а больше там смотреть нечего. Ты давно заглядывал в афишу театра Артемиды? Сплошные маггловские пьесы. В книжных лавках — маггловские книги, в приличных ателье — исключительно мантии маггловских фасонов. В общем, кошмар! Я тут купил себе книжку, чтобы понять, из-за чего шум. Называется «Гордость и заводной апельсин из Монте-Кристо». В жизни не читал такой чуши! Страшно подумать, что это было, до того, как по ней прошелся наш редактор.

Стало понятно, почему в шкафу с вновь вышедшими книгами были сплошь незнакомые фамилии. И почему мать в последнее время так странно наряжается. Он-то думал, что в «Вороне» собираются только магглорожденные и чистокровные, которых лишили наследства за отвратительный вкус, но, похоже, дело было в новой моде. Драко явно отстал от жизни.

— Ну-ну. Так от магглов нынче надо быть в восторге?

— Говорю тебе, я сам толком ничего не понимаю. Но музыка у них отличная. Есть такие плоские металлические кружки с дыркой посередине, так вот их слушают.

Блейз произнес это с таким почтением, словно изготовить плоский металлический кружок было невероятным подвигом.

— На Диагон-аллее открылась новая лавка, там их продают. Хозяин сказал, что магглы используют специальные устройства, но для нас придумали простое заклятье. Называются «диски». Я взял один «Пинк Флойд», и еще…

— Ты что, в феллеры подался? Или это какое-то другое зелье? Ты хоть сам себя слышишь?

— Ничего подобного! Я знаю, ты вечно сидишь дома, но даже ты вынужден признать, что с музыкой у нас плохо. Что, тебя от «Сестричек» еще не тошнит? А знаешь, что магглы ездят по всему миру — с их-то примитивными устройствами! — чтобы послушать, как их любимые музыканты исполняют песни, которые они знают наизусть? У них сотни и тысячи музыкантов, и все пишут разную музыку, а потом маленькие маггловские штучки издают всякие звуки. Если подумать, довольно впечатляюще.

— По-моему, просто смешно.

— Малфой, ты безнадежно устарел. Можешь мне поверить, в этой дисковой лавке толпится половина нынешнего Хогвартса. Я слышал, у некоторых школьников бывает по сотне разных дисков.

— Мне все равно, от чего магглы приходят в восторг.

— Никто и не ждет, что ты… Говорю тебе, я сам в восторге! Ладно, мне пора, а то Дафна начнет удивляться, с кем это я так долго разговариваю. Когда Панси вернется, надо бы выбраться выпить.

— Поговорим на следующей неделе.

Голова Блейза исчезла из камина, оставив Драко обдумывать услышанное. Так обычно и бывает, когда человек решил начать новую жизнь и пересматривает то, что считал само собой разумеющимся. Интересно, предки чувствовали себя также, когда в Хогвартсе появились первые магглорожденные?

Иными словами, он ощутил себя старым пердуном, который грозит палочкой мальчишкам, играющим на газоне. Это было неприятно. Он решил, что проведет выходной, исследуя новые тенденции. Все равно заняться ему нечем. Итак, маггловская культура: куда катится мир?

Он отправился камином на Диагон-аллею и стал присматриваться, как одеты прохожие. Вместо пуговиц многие застегивали мантии с помощью тонкой цепочки из маленьких серебряных полосок, что, по мнению Драко, выглядело совершенно по-дурацки. Он обнаружил, что некоторые носят круглые шляпы с вытянутыми надо лбом полями. Тоже дурость. Удивительно, сколько всего можно узнать о мире, если отвести глаза от булыжников у себя под ногами!

Первым делом он отправился во «Флориш и Блоттс», чтобы обзавестись маггловской литературой. В шкафу с новинками стояло множество книг с длинными путаными названиями, похожими на то, о котором говорил Блейз. Наконец он остановился на «451 по Франкенштейну», потому что это была самая тонкая книга. Описание на задней обложке привело его в тупик, но он твердо решил проверить, сможет ли ее осилить. С учетом гигантской самоуверенности и искренней страсти к чтению, он был убежден, что справится куда лучше Блейза. Тот был далеко не дурак, особенно когда речь шла о цифрах и делах, но назвать его книгочеем было трудно.

Следующим на очереди стал его любимый магазин одежды. Дом Бодруа предлагал новейшие парижские фасоны, и большая часть гардероба Драко происходила из их филиала на Диагон-аллее. Мантии были безумно дорогими, сидели идеально, и им не было сносу, особенно с учетом того, что магические моды за последнюю сотню лет не слишком изменились. Драко впервые осознал, что традиционный покрой отличает определенное однообразие, только когда опять оказался у Бодруа.

Торговый зал был отделан заново и поразил Драко сияющей чистотой. Здесь было чище, чем в Святом Мунго! Стены, сделанные из какого-то гладкого, непривычного на ощупь материала, слепили белизной и излучали яркий, режущий свет. Пол был выложен белым мрамором, и Драко мог бы поклясться, что во всем зале нет ни единой тени.

Молодая ведьма, которая вышла ему навстречу, выглядела очень странно. Он никогда не видел ничего подобного. На ней вообще не было мантии! Она вырядилась в белую нижнюю рубашку с длинными рукавами и пуговицами спереди. Рубашка была аккуратно заправлена в тугой кусок черной материи, охватывающий ее от талии до колен. К блестящим черным туфлям под пятками были прикреплены заостренные палочки, а с шеи свисал целый каскад ярко раскрашенных бус. Очень высокая, очень худая, и с первого взгляда ясно, что француженка. Она бросила на него оценивающий взгляд и пришла в недоумение. И понятно, почему: он был в мантии от Бодруа, сшитой на заказ… пять лет назад. Она, должно быть, не могла взять в толк, почему постоянный богатый клиент за пять лет ни разу не удосужился обновить гардероб.

— Добрый день, любезный посетитель! — произнесла она с легким французским акцентом.

— Что это на вас надето?

Вопрос вылетел у Драко изо рта помимо воли.

В ее глазах на мгновение померкло видение груды галеонов. Она холодно посмотрела на него и сказала:

— Последняя модель Бодруа, месье.

Было очевидно, что она могла бы многое добавить, в том числе и о манере Драко одеваться, но придержала язык. Она слишком хорошо соображала, чтобы потерять проценты с продажи, оскорбив богатого колдуна, который не покупал новой одежды с министерства Фаджа.

— Вы выглядите, как маггла.

— А вы… — она сделала паузу и выдавила улыбку. — Как джентльмен, которому требуется новая одежда.

Отличный ход.

Был ли виной суровый интерьер из белого камня, слепящий свет, или небрежное превосходство ведьмы, но Драко признал поражение. Времена изменились. Мысль о том, что кто-то может быть одет лучше него, была невыносима. У него имелись деньги, имелась фигура (во всяком случае, так считал он сам), и он всегда стремился быть самым элегантным колдуном, какого можно встретить за день.

— Что вы посоветуете?

Он чарующе улыбнулся и добавил:

— Цена не имеет значения.

Она проводила его в крохотную белую комнатку, посреди которой стоял странной формы стул, сняла мерки и исчезла. Он присел на стул, который напоминал половинку яйца, обложенную изнутри подушками, и попытался откинуться на спинку. Потом торопливо, пока не появилась продавщица, поставил стул на место и подумал, что это отличный пример маггловского устройства: выглядит по-дурацки и страшно неудобно. Ни красоты, ни пользы.

Ведьма вернулась с грудой одежды. Он начал примерку. Все было легкое, в обтяжку и очень напоминало наряд продавщицы: белые нижние рубашки с пуговицами спереди и черные длинные панталоны вроде тех, что носят под мантией. Похоже, новая мода состояла в том, чтобы разгуливать повсюду в одном белье.

Он с облегчением вспомнил, что на Диагон-аллее все еще полно мантий, но было ясно, что пройдет совсем немного времени, высокая мода проникнет в широкие массы, и тогда он вдоволь налюбуется чужими животами и задницами. Некоторые рубашки оказались цветными, а у некоторых не было ни пуговиц, ни воротника. Без мантии он чувствовал себя раздетым.

Тем не менее, он продолжил примерку, и результат ему в общем понравился. Рубашки с пуговицами были подогнаны так, чтобы подчеркивать ширину плеч, а панталоны сидели как влитые. Ведьма показала, как продеть полоску кожи через дырки на поясе для того, чтобы удерживать их на талии. Он улыбнулся своему отражению, а она улыбнулась ему. Он решил, что возьмет все, и тогда она принесла панталоны еще одного фасона. Они были из тяжелой темно-синей ткани, с металлическими застежками, которые Драко уже видел на мантиях. Продавщица объяснила, что застежки называются «молния» и показала, как ими пользоваться. Сами панталоны назывались «джинсы», и на них имелось четыре кармана, как она объяснила, в основном для красоты. Он надел их и почувствовал себя настоящим развратником.

— Я их возьму. А что, мантий у вас совсем нет?

— У нас есть мантии в новом стиле. Я сейчас принесу.

Она вернулась с тонкими мантиями без застежек, которые надо было носить нараспашку, чтобы была видна одежда под ними. Драко прибавил их к покупке, оплатил счет и отправился домой читать новую книгу.

Три часа спустя он с трудом осилил половину небольшой повести. Это была история человека, которому поручили заниматься сожжением книг, потому что правительство не хотело, чтобы люди что-то знали. Вместо этого их развлекали всякой повседневной чушью, которую показывали на стенах их домов. Еще это была история про человека, который случайно сотворил убийцу, но в первой половине книги о нем говорилось мало.

В отчаянной попытке разобраться, что к чему, он даже попробовал набросать календарь событий. Беда была в том, что половина дат относилась к будущему, а половина — к прошлому. Но, несмотря на то, что книга полностью сбила его с толку, он не мог ее отложить: слишком интересными оказались герои. Хотя иной раз он с трудом их понимал, и не потому, что они говорили по-маггловски. В повести действовали чудовище, которого мучило раскаяние, пожарник, который не знал, чему верить, и трусливый доктор, который не желал брать на себя ответственность.

А еще там был человек, который знал, что делать, не боялся, и понимал ценность книг, знаний и свободы. По случайному совпадению он носил фамилию «Грейнджер», и Драко все время думал, как этот персонаж похож на настоящую Грейнджер. Он был убежден, что если бы Министерство принялось сжигать книги, то Гермиона тоже придумала бы дурацкое имя для кучки возмущенных несправедливостью неудачников и бросилась бы на спасение мира.

Больше всего его заинтересовал пожарник Монтэг, потому что в юности он пережил что-то подобное. Монтэгу было не с кем поговорить, он никому не мог доверять, и ему навязали ужасную работу, которую он не хотел делать, но приходилось с риском для жизни. Когда Монтэг решил, что у него все-таки есть выбор, это было тяжелое и страшное решение, но ему сразу стало легче.

Драко почти пожалел, что не выбрался из дома раньше, вместо того, чтобы прятаться в нем почти десяток лет. Календарь событий, который он составил, был полон подчеркиваний, вопросительных знаков и стрелочек, которые вели в никуда. Пора было ложиться спать. Он заснул, размышляя о пожарах и Грейнджерах.

На следующий день, собираясь на работу, он надел черные панталоны и рубашку с пуговицами спереди.

И сразу передумал. Продавщица у Бодруа объясняла, что в неформальной обстановке теперь носят рубашки без ворота, и он решил, что по случаю тихой воскресной смены проявит наглость и явится в чем-то совсем необычном. В порядке вызова (который был значительно менее дерзким, чем полагал Драко) он поменял рубашку с пуговицами на «футболку» и накинул сверху новую мантию. Судя по отражению в зеркале, выглядел он так, словно собрался на разгульные похороны, но поскольку на покойника ему было плевать, натянул первое, что попалось под руку, лишь бы черного цвета.

На Диагон-аллее он чувствовал себя неловко, несмотря на то, что новая одежда вписывалась в толпу лучше, чем старая. Он никогда не выходил из дому в чем-то настолько облегающем, однако заметил, что пара ведьм бросила на него заинтересованные взгляды.

Когда он вошел в кафе, Бьянка ахнула:

— Вот это да! Драко, ты что, наконец-то заметил, что на дворе весна?

— Нет, просто решил немного обновить гардероб, но все равно спасибо, — ответил он обиженным тоном, но она только рассмеялась.

— Я пошутила. Выглядишь отлично.

— Спасибо, — благодарно сказал он.

Теперь, когда он не тонул в тяжелой мантии, он чувствовал себя увереннее. На летние мантии накладывали охлаждающие и чары от пота, но весили они все равно немало.

Бьянка навела порядок и ушла. Драко опустился на стул за стойкой и достал книгу. Он читал ее несколько часов подряд, в промежутках обслуживая посетителей, и ему стало легче, когда он догадался, что надо сосредоточиться на персонажах, не обращая внимания на сюжет. Чудовище Франкенштейна как раз бродило по лесу, когда громкий голос вернул его к действительности.

— Что ты читаешь? — спрашивала Гермиона Грейнджер.

Он показал ей обложку и понял, что она недовольна.

— А, одну из этих. Не понимаю, как издатели додумались до такой гадости. Берут наугад несколько маггловских книг, перемешивают их, а потом люди думают, что магглы понятия не имеют, как сочинять истории.

— Зачем они это делают? Я прочитал почти всю фамильную библиотеку, но эту книгу мне первое время хотелось выкинуть в мусорную корзину.

Конечно, это всего лишь маггловская книжка, но все равно безобразие, что кто-то так издевается над литературой!

— Честно говоря, не знаю. Может, потому, что магглы пишут книги так же давно, как волшебники, так что хороших книг множество, и они хотят напечатать как можно больше, пока не прошла мода. А может, они плохо понимают, что к чему относится: для таких людей все маггловское на одно лицо.

Ей так хотелось поделиться своими соображениями, что она упустила из виду, что Драко как раз из «таких людей». Его первым побуждением было обидеться. Мысль о том, что умение разбираться в маггловских штучках трудно отнести к ценным интеллектуальным навыкам, не слишком помогла.

— А ты читала книги, из которых составлена эта? — спросил он, возвращаясь на более безопасную почву.

— Да, и обе они отличные. Их смесь я не читала, но мне попадались другие магические издания маггловских книг, и это было ужасно. Если бы я не была знакома с оригиналами, я бы совершенно запуталась.

— Франкенштейн и чудовище — это одна история, а Монтэг — другая? — предположил Драко.

— Верно. — Она помолчала, что-то прикидывая. — Хочешь прочитать их по отдельности? У меня есть обе. Могу их тебе одолжить. Правда, они без маггловского словаря, но, думаю, все равно в них будет легче разобраться, чем в этой дурацкой стряпне.

Драко очень хотел, но не собирался этого показывать.

— Ну, если сможешь, приноси. Маггловская литература не так уж плоха: ощущение, что читаешь обычную книгу, только переведенную с другого языка. Они пишут по-другому.

— Можно сказать и так. У волшебников, на мой вкус, слишком цветистый стиль, и они больше озабочены приключениями, чем персонажами. В маггловских книгах часто почти ничего не происходит, а персонажи только думают и говорят. Они могут написать книгу об одном дне или даже нескольких часах из чьей-то жизни.

— Звучит скучновато, — заметил он, и она бросила на него недовольный взгляд.

— Все зависит от того, как написано. Мне очень нравится история, которую придумал маггл по имени Кафка. Называется «Превращение», совсем короткая. Про человека, который превратился в таракана, и за всю историю ни разу не вышел из комнаты.

— Как он мог превратиться в таракана, если магглы не знаю ни одного заклятья?

Она вздохнула, словно разговаривала с ребенком.

— Заклятья тут не причем. Он просто проснулся утром, и оказалось, что он — таракан. Кафка не объясняет, как это произошло.

— Сбивает с толку не меньше, чем то, что продается у «Флориша и Блоттса».

— Вовсе нет. Начнешь читать маггловские книги, постепенно разберешься. — Она разводила пары и набирала скорость, явно принимая тему близко к сердцу. — Магглов на самом деле очень много. Ну, то есть, их мир больше нашего во много раз. Их миллионы, они живут в сотнях стран, и все думают и поступают по-разному. Думаю, поэтому волшебники наконец-то заинтересовались маггловской культурой. Они не могли себе этого позволить раньше, потому что их преследовали за колдовство, и они презирали магглов. Но усилия по поддержанию тайны увенчались таким успехом, что ни одному магглу в голову не придет, что ведьмы и колдуны на самом деле существуют. Поэтому можно без всякого риска изучать их изобретения. Там уйма нового. Большинство волшебников, которые выросли в магическом окружении, никогда ничего подобного не видели.

Она опять каким-то образом упустила из виду, что разговаривает именно с таким волшебником.

— В детстве я читал книгу про магглов. Не очень удачную. Все магглы там были на редкость тупые. Я не думал, что они могут быть такими… — он показал на книгу, — такими нетупыми.

Ему не хотелось перехваливать магглов, но он никогда не читал ничего похожего.

— Поэтому ты и оделся как маггл?

Он недовольно свел брови.

— Я одет не как маггл. Я одет в вещи из новой коллекции Бодруа, если ты вообще понимаешь, о чем я.

— Понимаю, можешь не сомневаться. Кичливые снобы! Несколько лет назад я к ним зашла, и денег у меня было достаточно, чтобы заплатить за одну из их парадных мантий, но продавщица посмотрела на меня и тут же выпроводила вон. В чем-то она была права. Держу пари, что тебя приняли с распростертыми объятиями.

— Потому что одних денег мало. Нужно иметь стиль.

Он снисходительно посмотрел на нее, размышляя над тем, что только что сказал. Ее случай, если подумать, был почти безнадежным: столько ума, замыслов и амбиций, упакованных в маленькую ведьму с проблемами с самооценкой. Она вела себя чересчур серьезно, потому что люди не принимали ее всерьез.

— Если кто-то привык судить по одежке и не понимает, что на самом деле важно, я не хочу иметь с ним дело, — фыркнула она, но он не позволил ей уклониться от темы.

— Ерунда, Грейнджер! Как ты, при твоем уме, можешь верить в эту примитивную чушь? Люди всегда будут судить по одежке, и этого не изменить. Можно только приспособиться.

— Что ты всю жизнь и делаешь? Приспосабливаешься?

Они были знакомы больше десяти лет, и ей пора было бы знать, что так оно и есть.

— Я считаю, что часто люди приспосабливаются просто потому, что им не хватает смелости нарушить правила. И знаешь что, Малфой?

Глаза ее сверкнули, и он понял, что она собирается сказать то, зачем пришла. Он подался вперед.

— Что?

— Я столько раз слышала, как ты спрашиваешь посетителей, что им подать, но меня ты не спросил ни разу.

Такого он не ожидал. Он сделал шаг назад.

— Отлично. Что тебе подать?

— Латте.

Он резко кивнул и двинулся к краю стойки, чтобы приготовить напиток.

— Не знала, что у Малфоев есть фамильная библиотека, — сказала она вдруг, пока он отмерял молоко, воду и кофе.

— Ну, мы иногда отвлекаемся от коварных интриг, чтобы полистать книжку.

Он не собирался в этом сознаваться, но он читал одну из ее собственных книг: серию интервью с домовиками. Он был удивлен, как она сумела раздобыть столько информации. На малфоевских эльфов она не ссылалась, но многие чистокровные семейства узнали себя и были в ярости.

Чтение произвело на него ошеломляющее впечатление: оказалось, что у домовиков имеются мысли, чувства и собственное мнение! Прочитав книгу, он впервые в жизни заговорил с домовихой. Выяснилось, что та любит работать в саду и ненавидит чистить ванны. Она дружила с другими эльфами, и по вечерам они играли в настольные игры. Он не мог сказать наверняка, но ему казалось, что он вроде бы стал обращаться с домовиками лучше, меньше загружая работой и чаще позволяя отдыхать. Платить им он, разумеется, не собирался: он твердо знал, что домовикам этого не нужно. Но если те ошибались, пожалуй, не было необходимости устраивать им выволочку. Они всегда могут извиниться и попробовать снова.

Он закончил взбивать кофе и поставил его на стойку. Она отпила глоток и сообщила, что получилось «неплохо».

— Ты знаешь, что получилось отлично. Просто не хочешь признать.

— Ужас, до чего ты самоуверенный! Принесу книги завтра.

Он смотрел, как она уходит, и думал: «Скорей бы завтра!»

В понедельник Гермиона принесла Драко не две, а три книги: «451 по Фаренгейту» Рэя Брэдбери, «Франкенштейна» Мэри Шелли и «Превращение» Франца Кафки. Он отметил, что, в отличие от настоящих книг, которые он привык читать, эти были тоненькие. Сначала он решил, что осилит все три за один вечер. Может, магглам особо нечего сказать, или они используют меньше слов или что-то в этом роде? Но, прочитав Брэдбери, он переменил мнение. Ему понадобилось четыре часа, после чего он аккуратно закрыл книгу, положил на колени и долго сидел, глядя прямо перед собой.

Оказалось, что магглам есть, что сказать, и при этом они не отвлекаются на подробные описания парадных мантий, бальных залов и мерцающего света свечей. Он привык к тому, что изысканно разукрашенная проза смягчает удар, но маггловские авторы были безжалостны. Им было все равно, плачет ли он, злится так, что не может смотреть на страницы, или испытывает настолько сильные чувства, что вынужден отложить книгу и уставиться в стену, гадая, зачем вообще нужны стены в таком мире, как этот. Он никогда особо не задумывался, каково это — жить без магии, когда, если что-то пошло не так, никто не явится, чтобы взмахнуть палочкой и все уладить.

Если Гермиона Грейнджер выросла, читая эти жуткие книги, он мог понять, почему она с такой страстью кидалась на любое дело. Драко полагал, что уж он-то отлично разбирается, что такое страх, но теперь ему казалось, он не знает ничего. С детства он боялся простых и понятных вещей: смерти, отца, Волдеморта и неудачи. Именно в таком порядке. Малфоев обвиняли в трусости, но он всегда думал, что на самом деле это не трусость, а трезвый расчет. С другой стороны, волшебников было не так просто прикончить: когда не было войн, убийства случались очень редко, и при нынешнем состоянии магической медицины Драко мог уверенно рассчитывать дожить до ста пятидесяти лет.

Странно, что такие живучие люди прилагали столько усилий, чтобы отсрочить неизбежное. Магглы каким-то образом сумели усвоить драгоценную мудрость, которая так долго не давалась колдунам: смерть — это не враг. Конечно, Дамблдор и еще парочка полоумных стариков пытались это объяснить, но тогда Драко им не верил: само собой, смерть — это худшее, что может случиться. Это же смерть.

В маггловских книгах смерть случалась с людьми наряду с прочими бедами, и они должны были с ней мириться, потому что нужно было заботиться о более важных вещах. Гермиона объяснила, что в книге описаны события, которых на самом деле не было, но он знал, что часть ее — правда. У магглов были специальные машины, чтобы убивать друг друга, и их было так много, что за всеми невозможно было уследить.

Поэтому самый злобный, преступный и тупой маггл мог творить, что угодно, и большую часть времени это сходило с рук. Драко никогда не сознавал в полной мере, какую защищенную вел жизнь благодаря магии. В этом была своего рода ирония, учитывая, что подростком ему довелось участвовать в войне. Мир оказался намного больше, чем он воображал.

Он так и не нашел сил приняться за следующую книгу. Вместо этого он лег в кровать, и понадобилась вечность, чтобы заснуть.

* * *

На работе Драко первым делом заварил себе крепкого кофе, добавив туда изрядную порцию Бодроперцового зелья. Он перенапрягся, размышляя над моральными проблемами, и теперь его мозг без предупреждения отправился в отпуск (если не считать предупреждением коротенькую запись на внутренней стороне черепа насчет Ямайки и рома). Когда он походкой инфери с темными кругами под глазами вошел в зал, Бьянка решила, что он заболел, и пыталась отправить домой.

Он с трудом справлялся с наплывом посетителей после трудового дня, и, возможно, был излишне резок с парой пожилых ведьм, но все окупилось, когда появилась Гермиона. Он вручил ей прочитанную книгу, и она улыбнулась:

— Ты быстро. Ну как, тебе понравилось?

— В жизни не испытывал такой тоски, — ответил он, а он знал, что такое тоска.

Ее улыбка померкла.

— Значит, остальные тебе тоже не понравятся.

— Я не говорил, что мне не понравилось. О чем она?

— А ты как думаешь? — спросила она, приподняв брови.

Ему не хотелось признаваться, что он не понимает, и он решил ответить наугад:

— Ну, наверно автор предупреждает людей, что будет, если они перестанут думать сами и будут слепо исполнять приказы. Это гораздо лучше, чем магическое издание. По крайней мере, ясно, что к чему.

— Ты прав, — кивнула она в ответ. — А еще это книга про культуру американских магглов, но ты про нее ничего не знаешь. Автора огорчало, что люди перестали читать книги. У магглов появилось телевидение и другие развлечения, поэтому они почти не читают.

— Это печально.

— Брэдбери того же мнения.

Она открыла рот, чтобы продолжить, но Драко ее перебил.

— Не вздумай накидываться на меня на этот раз, потому что я как раз собирался спросить, что тебе подать.

У нее была привычка улыбаться в самый неподходящий момент, когда нормальный человек начал бы орать, но поскольку для него по-прежнему оставалось величайшей тайной, почему она вообще с ним разговаривает, он не был склонен вникать в мелкие загадки.

— Я хочу ванильный латте.

Он сделал кофе и поместил на поверхности стакана пузырь в виде книги. Он очень старался, так что когда жидкость колыхалась, страницы переворачивались.

Гермиона не сказала ни слова, но по ее лицу он понял, что она впечатлена. Она протянула ему деньги и сделала глоток.

— Хорошо.

— Знаю.

Она повернулась, чтобы уйти, но он ее остановил:

— Погоди— А счастливые книжки у магглов бывают?

Он сообразил, как глупо это прозвучало, только когда сказал.

Но она восприняла вопрос всерьез.

— Бывают, но с ходу я не вспомню. Хорошие книги обычно невеселые, потому что их задача — чтобы люди обратили внимание на то, что действительно важно.

— Если вспомнишь, приноси.

— Ладно.

Она помахала ему на прощание, но поскольку он такого не ожидал, то не ответил.

* * *

Дома он смотрел на две оставшиеся мрачные маггловские книги, но чувствовал, что пока не готов их читать. От скуки он решил на следующий день перед работой заглянуть в лавку на Диагон-аллее, где торговали маггловской музыкой. Каждый день он проходил мимо, и нельзя сказать, что заведение не бросалось в глаза: над входом плавали в воздухе ярко-раскрашенные металлические шары и кольца, а изнутри доносилась громкая музыка. Переливающаяся всеми цветами радуги вывеска сообщала, что лавка называется «Подвал».

Внутри подавляло изобилие выбора. Узкая, длинная комната была заставлена рядами крохотных блестящих коробочек. Драко понятия не имел, что в них. Названия типа «Рок», «Техно», «Ритм-энд-блюз» или «Хэви Метал» ровно ничего ему не говорили. В половине случаев они даже не напоминали слова. В проходах стояли люди в черных наушниках, шнурами прикрепленных к коробочкам на витринах. Глаза у многих были закрыты, и он не мог понять, чем они занимаются. Он бесцельно бродил вдоль первого ряда, рассматривая странные рисунки на обложках. Он сообразил, что надпись «Компакт-диски» имеет отношение к музыке, но не мог понять, какое. Он взял один из дисков, прочитал названия песен и положил обратно.

— Вам помочь? — окликнул голос слева. Он повернулся и обнаружил колдуна средних лет с длинными спутанными волосами, в рваной «футболке» и выцветших «джинсах». На руках у колдуна были странные отметины.

— Мне кажется, я вас где-то видел, — сказал Драко.

На жестком лице колдуна проступила улыбка.

— Я — Донован Тремлетт. Раньше играл в «Вещих сестричках».

Драко был потрясен. Донован Тремлетт больше десяти лет занимал высшие позиции в магических чартах. Вся юность Драко прошла под написанные им песни.

— Я ваш старый поклонник, — сказал он, протягивая руку для приветствия. Может быть, он задержал чужую ладонь чуть дольше, чем следовало, но это же был Донован Тремлетт. Он жалел, что не может забыться до такой степени, чтобы попросить автограф: фамильная гордость некстати напомнила о себе.

— Почему вы больше не играете?

Тремлетт бросил взгляд по сторонам, чтобы проверить, не нуждается ли кто в помощи. Никто не нуждался.

— Раз вы такой старый поклонник, вам рассказать в подробностях?

Драко торопливо кивнул.

— Ладно. Родители у меня магглы, и я вырос в музыкальном магазине. Потом получил письмо из Хогвартса и узнал, какое дерьмо слушают в магическом мире. Меня чуть не стошнило, честно! Я потолковал кое с кем в школе, нашел тех, кто любит музыку, и так образовался наш ансамбль. Я сыграл им маггловскую музыку, и они пришли в восторг. Мы начали подражать магглам и приобрели безумную популярность, потому что никто ничего подобного не слышал. Но годы шли, и мне все меньше нравилось то, что играем мы, и совсем не нравилось то, что играют все остальные. На весь волшебный мир приходилось три ансамбля, и нельзя сказать, чтобы мы надрывались изо всех сил.

Драко не подозревал, что Тремлетт — магглорожденный. Это, безусловно, проливало новый свет на томительные вечера, проведенные в хогвартской спальне, когда они под музыку «Вещих сестричек» возмущались, как это Грейнджер посмела обойти его на Рунах.

— Я бы в жизни не выбрался из этой колеи. Но не было бы счастья, да несчастье помогло. В смысле Волдеморт — тут Драко сморгнул — распорядился начать регистрацию магглорожденных. Само собой, я не собирался подчиняться этому долбаному психу, прости за откровенность, поэтому отправился назад в маггловский Дублин. Стал там играть с маггловскими ансамблями, освоил кое-какие новые приемы и вернулся только в прошлом году. И, к своему изумлению, обнаружил, что все из кожи вон лезут, чтобы подражать магглам.

Он потряс головой и рассмеялся отрывистым лающим смехом.

— Ну, я задумался, как сделать, чтобы проигрывать диски с помощью магии, а потом открыл эту лавку. Очень скоро ко мне зачастили магглорожденные со своими дисками, потому что хотели, чтобы их любимая музыка тоже была в продаже. С «Сестричками» я тоже играю, если они присылают сову и просят по-настоящему убедительно, но лавка для меня — главное. И если честно, — тут он обвел комнату рукой, — эта музыка лучше, чем все, что я написал за свою жизнь.

— Мне ваша музыка очень нравится, — сказал Драко, и Тремлетт снова рассмеялся.

— Не думай, что я не оценил комплимент. Очень даже оценил. Но это потому, что ты ничего больше не слышал. Тебе помочь?

Драко кивнул.

— Я сделал несколько подборок специально для таких, как ты, кто раньше не сталкивался с маггловской музыкой, потому что поначалу может быть сложновато. Вон на той стойке, — он указал на витрину справа от Драко, — есть неплохой выбор. Советую начать с рока.

Драко подошел к полке и стал рассматривать диски. Вместо рисунка на обложке был только список песен. Он взял подборку с более или менее жизнерадостными названиями в надежде, что магглы умеют не только вгонять в тоску, но и веселить. Тремлетт предложил ему принести список любимых песен, чтобы посоветовать, что еще можно приобрести, и Драко двинулся вниз по улице к «Ворону».

Когда он с диском в руках вошел в кафе, Бьянка попросила посмотреть и с мечтательной улыбкой прочитала список песен на обложке.

— Думаю, Драко, тебе понравится: они все веселые. Так что, ты иногда все-таки веселишься? — уточнила она, отдавая ему коробку.

— Конечно, веселюсь, — ответил он, иронически искривив губы. — С утра до вечера.

— Вот только не сейчас, — поддела она его.

— Я не веселюсь, потому что ты веселишься по поводу того, что мне невесело, — парировал он, и она рассмеялась.

— Извини, не хотела обидеть. Просто мы с мамой немного беспокоимся. У тебя порой бывает такое лицо, словно ты самый обделенный жизнью колдун в Британии.

— Как ни странно, это не так, — сказал он, придя в себя. — То есть, я думал, что это так, но на днях встретил еще более обделенного типа, и был вынужден отдать пальму первенства ему.

Бьянка рассмеялась, а Драко с трудом сдержал улыбку.

— Кстати, это мне напомнило, что мама просила поинтересоваться, что ты собираешься делать в следующую среду. Я понимаю, что это День феникса, и у тебя могут быть другие планы, но мы хотели пригласить тебя к нам на небольшую вечеринку. Встретишься с остальными членами нашей семьи.

— Ну-

Она застала Драко врасплох. Это что, у него одним ударом появятся друг номер три, номер четыре, а может, и больше?

Праздник совершенно вылетел у него из головы. День феникса отмечали второго мая в память Битвы при Хогвартсе. В этот день лавки не работали. Сначала его праздновали очень скромно, собираясь после поминальной службы, но теперь лилась рекой выпивка, и взлетали фейерверки.

Драко обычно вспоминал о празднике, увидев заголовки в «Пророке», и отмечал его, напиваясь в стельку. Сначала день хотели назвать в честь Гарри Поттера, но великий герой уцепился за возможность продемонстрировать свою безграничную скромность и отказался от предложенной чести. Вместо этого он предложил существующее название: в честь Ордена Феникса, и потому, что эта птица — перворазрядный символ (возрождение из пепла и все такое). Драко впечатлен не был.

Бьянка не поняла, что означает выражение его лица, и торопливо заговорила снова:

— Если не можешь, я пойму, но мы бы хотели узнать тебя получше. На работе ты больше молчишь, а папа хотел бы познакомиться с тобой поближе. Если честно, то он и Уилл — это мой муж — заходили сюда пару раз посмотреть на тебя, так что ты их, возможно, узнаешь. Сказали, что ты очень вежлив с посетителями.

— Да нет, могу и с удовольствием приду, — сказал он, чтобы остановить нервный поток слов.

— Отлично! Приходи к шести. Просто ужин, ничего особенного, поэтому нет необходимости наряжаться и все такое. Я тебе запишу адрес маминого с папой камина.

Она схватила со стойки перо и написала адрес на салфетке.

— Увидимся завтра. Удачной смены! — завершила она, направляясь к двери.

Драко сунул салфетку в карман панталон (подумать только, панталоны с карманами; магглы — такие затейники!) и снова принялся рассматривать свой диск. Единственная песня, которая его смутила, стояла последней. Она называлась «Клевер на алом» в исполнении некой Джоан Джетт, но он решил, что вряд ли она совсем уж мрачная [1].

Потом появилась Гермиона и тоже захотела посмотреть на его диск.

— Отличная подборка, — сказала она. — Последняя песня — одна из моих любимых.

— То есть нагоняет тоску? — уточнил он, зная, какие у нее вкусы.

— Нет, это очень знаменитая любовная песня, хотя и неоднозначная. В оригинале она звучит немного не так, но эта версия даже лучше, — объяснила она, положив диск на стойку.

— Что подать? — спросил он.

— Пожалуй, ванильный латте.

Он молча сбивал напиток, пока она пристально наблюдала за ним, выводя из равновесия. Каждый раз, поднимая голову, он натыкался на ее взгляд, и ему приходилось прилагать усилия, чтобы не встретиться с ней глазами. Он подал ей кофе, стараясь сохранять спокойствие. Она заплатила и издала горлом странный звук, словно собиралась что-то сказать. Он ждал.

— Я принесла тебе счастливую книгу. Но пообещай, что не будешь смеяться над названием.

— И что за название?

— Смотри сам.

Она вручила ему зачитанную книгу в бумажной обложке, на которой было написано «Принцесса-невеста». Поскольку, строго говоря, он ей ничего не обещал, то позволил себе рассмеяться.

— Ну-ну! «Принцесса-невеста»! Ты, видно, упустила из виду, что я — не десятилетняя девочка.

Она порозовела от смущения (или раздражения) и бросилась на защиту книги:

— Это нарочно сделано, и не надо принимать всерьез. В детстве это была одна из моих любимых книг.

— Так и есть! Книга для десятилетних девочек.

— Нет, это книга для всех. Если тебе счастливая книга не нужна, можешь вернуть. И тосковать до конца жизни — мне-то что!

— Поздно — ты мне ее уже отдала. Может, я ее даже прочту. Всякое бывает.

Он пожал плечами и сунул книгу под стойку, откуда она не смогла бы ее достать.

— Тебе говорили, что ты кого угодно выведешь из себя?

Он не мог не отметить, что у нее на щеках все еще сохраняется румянец.

— Сегодня да, — соврал он. — Но обещаю, что завтра ты будешь первой в очереди.

Она вздохнула, закатила глаза и ушла, не попрощавшись, но, насколько он мог судить, вовсе не в таком уж сильном раздражении. Он поднял было руку, чтобы помахать ей на прощанье, потом сообразил, что делает, и непринужденным движением провел по волосам. Никто ничего не заметил.

Ему не терпелось начать новую книгу, но посетители шли непрерывным потоком до самого закрытия. Он успел только одним глазом взглянуть на заднюю обложку, но, судя по описанию, это действительно была счастливая книга.

В этот день должна была вернуться Панси, поэтому, придя с работы, Драко отложил новую книгу и связался с ней по камину. Та сидела за столом, пила белое вино и что-то рисовала углем на большом листе пергамента.

Она наклонила подбородок в знак приветствия.

— Рад тебя видеть.

— Зачем явился? — поинтересовалась она лишенным всякого выражения голосом. Те, кто не знал Панси, могли бы решить, что та грубит, но на самом деле она тоже была рада его видеть. Если бы ей не хотелось с ним разговаривать, она бы так и сказала. Несмотря на то, что другого времени, кроме свободного, у Панси не было, она относилась к нему очень бережно.

— Мы с Блейзом подумывали встретиться с тобой в «Котле» завтра вечером. Часов в одиннадцать.

— Хм-м-м, — пробормотала она в раздумье. — Не могу сказать, что сгораю от желания вас видеть, но ладно, так и быть.

Слава Мерлину, он начал обзаводиться новыми друзьями, потому что неизвестно, какую дозу натуральной, ничем не приукрашенной Панси он смог бы выдержать.

— Если так, это будет наша последняя встреча.

Она изящно улыбнулась одними губами и сказала:

— Ничего подобного.

В переводе это означало «Ты мне тоже нравишься». Драко набил руку в переводах с языка Панси: похож на английский, только слов поменьше. На этом языке было невозможно разводить церемонии и почти невозможно — выражать какие-то чувства.

— Спокойной ночи, — сказал он и вытащил голову из камина.

* * *

На следующий день Гермиона не пришла. Он гадал, не обиделась ли она, пока до него не дошло, как по-дурацки он себя ведет. Конечно, обиделась: они же Драко Малфой и Гермиона Грейнджер! Он был абсолютно уверен, что у них всегда и наверняка найдется, по поводу чего сцепиться. В любом случае, с чего он решил, что она будет заходить в кафе каждый день? Может, у нее дела. Не то, чтобы это его волновало, но он знал, что рано или поздно она появится, хотя бы потому, что у него остались три ее любимых книги.

Он не сводил глаз с двери, каждый раз убеждаясь, что ему совершенно все равно, что вошла не Гермиона. И он вовсе не был разочарован: он пребывал в абсолютной апатии, сохранял стоическое спокойствие и представлял собой рекламу равнодушия. Только вот смена тянулась немного дольше, чем обычно.

Точно в одиннадцать он был в «Дырявом котле». Панси уже сидела за столиком. Она сообщила, что он опоздал. На ее языке это означало, что он пришел вторым. Через несколько минут появился Блейз, и Панси даже не пришлось открывать рот: тот сразу рассыпался в извинениях.

Подошла официантка.

— Привет, — сказала она с улыбкой. — Как дела?

— Отлично, а у вас как? — ответил он из вежливости.

Панси посмотрела на него так, словно его подменили, а Блейз фыркнул. Он решил, что оба правы.

— Великолепно, сэр. Рассказать вам про наше особое предложение?

Мужчины кивнули. Панси не пошевелилась.

— Сегодня среда, поэтому положен галлеон скидки на все напитки с джином, а еще—

— Прошу прощения! — перебила ее Панси. — Я, похоже, ослышалась. На напитки с чем?

— С джином, — терпеливо повторила официантка, несколько смущенная обвиняющим тоном.

— Понятно. А что такое, — она сделала паузу и медленно выдохнула сквозь зубы, — джин?

Официантка беспомощно оглянулась по сторонам, словно надеясь, что кавалерия уже на подходе, и Блейз кинулся ей на выручку.

— Маггловский напиток. Уверен, тебе понравится «отвертка» [2].

— Сильно сомневаюсь, Блейз, что мне придется по вкусу это пойло, но ценю твое предложение и готова пожертвовать языком, раз уж придется пить яд, придуманный животными.

Официантка пробормотала что-то насчет того, что даст им время на размышление и поспешно удалилась.

Блейз сузил глаза:

— Похоже, ты давно не была в Англии.

— Верно, и жалею, что вернулась. Это так по-английски: при первой возможности отправить культуру на помойку и забыть о высших ценностях! Чего ради уподобляться простонародью? С каких пор в моде вести себя, как крысы из сточной канавы?

Драко почувствовал, как лопается терпение. При общении с Панси такое случалось. Первый раз в жизни он мог назвать несколько потрясающих магглов, и Рэй Брэдбери определенно не был крысой.

— Хватит, Панси, — сказал он, отчетливо выговаривая согласные, чтобы та поняла, что он всерьез. — Я знаю тебя с детства, и здравые суждения никогда не были твоей сильной стороной. Если Англия так тебя раздражает, сделай одолжение — уезжай. И можешь не возвращаться.

Наступило молчание. Когда напряжение стало невыносимым, Панси ответила.

— Знаешь, — заметила она, — никогда не понимала, почему тебя считают трусом. Ты — единственный, кто осмеливается мне перечить.

Драко успокоился: для Панси признать правду означало извиниться, и он был вполне удовлетворен. Все было как обычно. В их дружеском треугольнике действовала система сдержек и противовесов: Драко не давал зарываться Панси, Панси следила за Блейзом, а Блейз приглядывал за Драко. Драко доставалось от Панси, но Блейзу доставалось куда больше. Он содрогнулся, представив, что будет, если одна из сторон треугольника вдруг исчезнет. Двое оставшихся, вероятно, допьются до белой горячки или устроят смертельную дуэль. Просто потому, что это внезапно покажется отличной идеей. Или того хуже: без Панси они с Блейзом так расслабятся, что, того и гляди, начнут обниматься! Он постарался скрыть позыв к рвоте, чтобы у него не поинтересовались, о чем он думает. Он был не готов произнести такое вслух.

Вернулась официантка. Блейз и Драко заказали джин с тоником, а Панси — «отвертку». Драко улыбнулся.

Блейз поведал свежие новости о семье и о том, насколько богаче он становится с каждым проведенным в офисе днем, а Драко рассказал о «Вороне». Панси молча смотрела на него, маленькими глотками отпивая коктейль. Похоже, тот ей очень понравился. Драко был приятно удивлен, когда Панси не поинтересовалась, с чего он вообще пошел работать. Но бдительности утрачивать не следовало: раз Панси молчит, значит, думает. А это всегда опасно.

— Ну, Драко, так как ее зовут? — спросила она без всякой связи с темой разговора.

— Кого?

— Девицу, в которую ты втюрился.

Он видел, что Панси страшно довольна собой и тем, что сумела вычислить тщательно скрываемую тайну.

Прежде, чем он успел ответить, вмешался Блейз:

— Точно! Я чувствовал, что с Малфоем что-то неладно, но не мог понять, что.

Он ухмыльнулся Панси.

— Меня это не удивляет, — бросила та, на мгновение отведя взгляд от Драко. — Ты у нас туп как тролль.

Как обычно, Драко вообразил счастливый день, когда догадка Панси окажется неверна. Чего еще ни разу не случалось, но рано или поздно должно было случиться, и тогда он отыграется. К сожалению, сегодня был не тот день. Он был твердо настроен отрицать, что происходит нечто необычное, но подозревал — это не так.

— Понятия не имею, о чем ты, — сказал он. — Никого у меня нет.

— Знаю. В этом и состоит проблема?

— Проблема в том, что я не пойму, о чем ты, — повторил он. — Правда, Панси! И не надо на меня так смотреть.

На этот раз она вздохнула с меньшим драматизмом, но с большим презрением. Панси могла бы давать уроки вздохов.

— Ну, значит, со временем поймешь. Ты здесь не самый тупой.

— Мерлиновы яйца! Именно, что самый, — вмешался Блейз.

Панси перевела разговор на свое путешествие. Драко в любом случае не стал бы слушать ее болтовню о колумбийском кофе, но сейчас пропускал рассказ мимо ушей потому, что ему надо было подумать.

Панси могла вычислить то, что она называла «влюбленные щенячьи глазки», за милю. Неужели у него?.. На самом деле он размышлял о художественной словесности. Он думал о книгах, которые Гермиона— книгах, которые— он думал о— Ладно, начнем сначала.

Он думал о маггловских книгах, которые сумел раздобыть, и о том, как ему не терпится прочитать ту, которую Гермиона— Надо попробовать еще раз.

Ему не терпится прочитать новую книгу, которая лежит дома. Вот! Он думать не думает ни о какой «девице», тем более о той, которая настолько вне досягаемости, что нет смысла испытывать к ней странное, безответное чувство— Неважно.

После закрытия паба он добрался до дома и в первый раз прослушал свой диск. Бьянка оказалась права: это было весело.

Примечания:

1. «Crimson and Clover» — песня совсем не мрачная, более того, идеально описывает состояние Драко на текущий момент, как мы убедимся в следующей главе. Для тех, кто, как переводчик, слабо разбирается в маггловской музыке, песня здесь: http://www.youtube.com/watch?v=i17ky5RbcHY.

2. «Отвертка» (или «gimlet» — непереводимая игра слов) — коктейль из джина с сиропом лайма, старый добрый напиток королевского флота.

Песни переведены при активном содействии blue fox! Спасибо!

Драко до смерти надоело все время попадать впросак, будь то маггловская музыка, маггловские книги, или самые обычные ведьмы и колдуны. Те попросту не желали поступать так, как им положено! Например, Гермиона уже неделю не появлялась в «Вороне» и он голову себе сломал, пытаясь понять, почему. Это было мучительно: каждый раз, когда он думал о ней, приходилось заставлять себя прекращать это занятие. Он прочитал все ее книжки и успел смириться с тем, что они ему понравились, даже (особенно) счастливая книга.

Еще он все время слушал свой диск, и тот ему все еще не приелся. Гермиона снова оказалась права: последняя песня быстро стала самой любимой. Может, он ей в этом признается, если снова увидит. Что маловероятно. Похоже, ему придется найти новую ведьму, которая сбивала бы его с толку. Это было некстати: он проделал большую работу, упорядочивая Путаницу из-за Гермионы, и теперь все вопросы были расписаны по алфавиту и снабжены перекрестными ссылками.

Ко всему, наступил самый нелюбимый Драко праздник — «День Феникса». Хорошо еще, что он успел распорядиться, чтобы домовик прямо с утра уничтожил очередной номер «Ежедневного пророка», так что за завтраком ему не грозило явление самодовольной физиономии Гарри Поттера. Это была единственная хорошая новость.

Он отправился в гардеробную, чтобы выбрать, что надеть на вечеринку у Мэгги, и чем дальше, тем сильнее волновался. Раз приглашение было неформальным, он решил обновить только что купленные «джинсы» и к ним — яркую нижнюю рубашку. А сверху накинуть черную мантию, чтобы не было впечатления, что он вырядился нарочно. В четверть седьмого, с модным пятнадцатиминутным опозданием, он отправился камином в дом Мэгги.

В гостиной его тут же окружили кошки. Живые кошки, портреты кошек, статуэтки кошек — все не сводили с него зловеще мерцающих глаз. И было ужасно шумно. Бьянка говорила, что будут только свои, но, судя по шуму, народу собралось много. Прежде, чем он начал паниковать, появилась Мэгги.

— Драко! — воскликнула она, протягивая руки. Он замер, позволяя себя обнять. — Как я рада, что ты пришел! Мы как раз накрываем на стол. Садимся минут через пятнадцать, так что пока ты можешь со всеми пообщаться.

Она провела его на кухню, обставленную на деревенский лад, где кошек сменили другие домашние животные. На клетчатой скатерти стоял кувшин в форме петуха. Он впервые попал в дом, обставленный подобным образом, и догадался, что каждая вещица была любовно выбрана Мэгги, и та с ней никогда не расстанется. Странно, но он знал, что разбей он ужасного глиняного петуха, угрызения совести будут гораздо сильней, чем если бы он расколотил старинную фарфоровую вазу в Маноре.

Через окно он увидел гостей. Именно этого он и боялся: примерно двадцать человек бродили вокруг натянутого на заднем дворе навеса. Еще четверо толпились в тесной кухне, заканчивая последние приготовления. Бьянка заметила его и поздоровалась. Он вежливо кивнул. Ну и влип!

Он пожал руку мужу Мэгги — Сесилу, который, стоя перед подносом с пирожными, украшал их взбитыми сливками. Тот держался вполне дружелюбно, но был более серьезным и замкнутым, чем жена. Затем его представили двум ее сестрам — Терезе и Олимпии. Олимпия, похоже, была старшей: на это намекали седеющие волосы и иссохшие пальцы. Тереза выглядела моложе Мэгги. В остальном семейное сходство бросалось в глаза. Драко старался быть любезным, но все это ему не нравилось. Он к такому не привык. Сесил вновь занялся десертом, в то время как сестры Мэгги засыпали его вопросами о кафе.

— И что, много у вас посетителей? — поинтересовалась Олимпия после того, как он дал ей туманный ответ. Тереза опустила глаза и стала сосредоточенно нарезать яблоко, Бьянка укоризненно посмотрела на тетку, а Мэгги бросила умоляющий взгляд на Драко.

— Очень много, — ответил он. Это было преувеличение, но он чувствовал себя обязанным так сказать. Забавное чувство. Он опасался, что если так продолжится, он начнет нести полную чушь, но решил, что подумает об этом позже.

Олимпия поджала губы:

— Не скрою, я удивилась, когда сестра сказала мне, что наняла лишнего помощника. Учитывая размер ее прибыли, я рада, что у нее хватает денег, чтобы платить вам зарплату.

Она холодно улыбнулась Драко. Мэгги постаралась сделать вид, что ее здесь нет, но Бьянка отвлеклась от готовки и стала прислушиваться к разговору.

— Он не лишний, — вмешалась она с легким раздражением в голосе. Драко понял, что тему обсуждают не в первый раз. — Когда родится ребенок, я на время уйду, и кто-то должен взять на себя мои смены. Дела в кафе идут отлично.

— Вот как? У меня камень с плеч упал.

От Драко не укрылось, что Олимпия думает как раз наоборот. Мэгги похлопала его по плечу и проводила на двор.

— Прости, что моя старшая сестрица устроила тебе допрос, — начала она, как только за ними закрылась дверь. — Она считает, что я слишком стара для того, чтобы затевать новое дело, но если кто и стар, так это она сама.

Она, похоже, только сейчас сообразила, что сказала, и неловко рассмеялась.

— В смысле, никогда не поздно начать делать то, что нравится, — уточнила она.

— А чем она занимается?

— Она адвокат.

— Ей это нравится?

— Вроде бы да, но порой об этом трудно судить, — заявила Мэгги. — Пошли, представлю тебя остальным гостям.

Она потянула его в сторону навеса, но он уперся. Неужели Бьянка, приглашая на «просто ужин», обманула? Он был почти уверен, что она сделала это нарочно, чтобы испортить ему выходной и настроение. Все только и думали, как накинуться на Драко — и без всякой его вины!

Целиком погрузившись в жалость к себе, он еле-еле переставлял ноги. Мэгги то и дело останавливалась, чтобы он мог ее нагнать. Он пошел еще медленнее. Когда до гостей оставалось с десяток футов, она остановилась.

— В чем дело?

— Ни в чем.

— Не похоже. Ты что, боишься знакомиться с новыми людьми?

Он презрительно рассмеялся, словно в жизни не слыхал ничего смешнее. Нельзя сказать, чтобы получилось убедительно.

— Кажется, кое с кем ты уже знаком.

Все хуже и хуже!

— И знаешь, кто пришел?

Он потряс головой.

— Гермиона!

Гвоздь, это гроб. Гроб, это гвоздь.

— Она же вроде как с Гарри Поттером празднует? — бестактно осведомился он.

Мэгги с любопытством посмотрела на него. Вероятно, потому, что только Драко произносил «Гарри Поттер» так, будто выплевывал раскаленные угли.

— С ее слов я поняла, что Гарри не любит отмечать День Феникса. Она говорит, что в этом году он уехал вместе со всей семьей, и никому не сказал, куда. Наверно, тяжелые воспоминания.

— Наверняка! Нам повезло, у нас-то девять лет назад выдался отличный денек. А то пришлось бы, вместо того, чтобы обрушивать на Поттера потоки сочувствия и сожалений, вспоминать собственные неприятности, — выпалил он, уткнувшись глазами в землю. Мэгги замолчала.

Драко решил, что самое время перестать дуться, высказать всю правду, вернуться домой и отметить День Феникса так, как он привык. А потом его, вероятно, уволят.

— По-моему, ясно как дважды два, что мне здесь не место. То, что меня вообще пригласили, доказывает, что вы ничего обо мне не знаете. Я вам не доблестный гриффиндорский рыцарь! Я после битвы оплакивал Упивающихся Смертью! Надо объяснять, почему я всегда ношу длинные рукава? На Светлой стороне погибло немало колдунов, но об их гибели, по крайней мере, жалеют, — отчаянно продолжал он. — На то, что я потерял лучшего друга и большую часть родни, всем плевать. И это не значит, что я мечтал о победе Повелителя. Я просто хотел, чтобы все кончилось. Извините, что так получилось. Лучше бы мне не приходить.

Он почувствовал облегчение. От гнева больше пользы, чем от большинства чувств, и гораздо меньше неловкости.

Но Мэгги не рассердилась.

— Может, пойдем в дом и договорим там? Мы на газоне.

Так оно и было. Но Драко был не в настроении изливать душу в комнате, кишащей кошками.

— Да нет, я уже все сказал. Приятно провести время.

Он повернулся, чтобы уйти.

— Драко Малфой!

Она перешла на суровый материнский тон, и он замер. Она подошла слишком близко, так, что ему стало неуютно, но что-то в выражении ее глаз подсказывало, что лучше остаться на месте.

— Сколько можно сдаваться! — продолжила она негромко. — Если думаешь, я не знаю, кто ты такой, ты здорово меня недооцениваешь. Я специально предупредила всех, кто тебя знает, чтобы вели себя прилично и дали тебе шанс, но ты им этого шанса давать не собираешься. Если уйдешь отсюда, ни с кем не поговорив, в кафе можешь больше не приходить.

На него подействовала не ее угроза. Совсем наоборот. Мэгги не умела врать, и он видел, что она блефует. Блейз тоже заявил, что не желает его больше видеть, но не смог продержаться и двух недель. Ну да, все думают, что сыты Малфоями по горло. А потом оказывается, что они жить без них не могут!

Но если Мэгги блефовала, значит, она вовсе не собиралась от него избавляться. Наоборот, она обошла всех гостей и заранее показала, что она на его стороне. Несмотря на то, что уже при первом взгляде в толпе обнаружился Невилл Лонгботтом.

Он усмехнулся, испытывая злобную радость: вот кому не повезло! От рождения считался ходячим магическим бедствием, только что не сквибом, и что бы ни делал, ему все выходило боком, пока сегодня не отправился в гости, рассчитывая немного передохнуть, выпить вина и порадоваться празднику. И тут является хозяйка и требует, чтобы он был полюбезнее с Драко Малфоем. Куда уж хуже!

— Ты чего улыбаешься? — осведомилась она. — Что тут смешного?

— Невилл Лонгботтом, когда его попросили быть со мной полюбезнее, он что сказал?

Она сжала губы.

— Обещал постараться, если ты постараешься.

Драко понимал, что сказано было кое-что еще, но решил не углубляться в тему, потому что у Мэгги все еще был раздраженный вид.

— Так мы друзья? — спросил он без всякой связи с предыдущим разговором. Ему требовалось убедиться.

— Я пытаюсь быть твоим другом. А ты? Ты мне друг?

Он осторожно кивнул.

— Тогда покажи, что хоть немного мне доверяешь. Я тебя пригласила, и если кому-то это не нравится, пусть разбираются со мной. Я им скажу, куда засунуть свои претензии, — сказала она, вздернув подбородок.

То, что она сказала, было довольно забавно, но не настолько, чтобы залиться громким и продолжительным смехом. Но Драко, начав смеяться, не мог остановиться. У него появился третий друг! Наконец-то получилось!

Мэгги с удивлением смотрела на него.

— Ты в порядке?

— Гораздо лучше, чем полминуты назад, — радостно заверил он.

— Так ты остаешься?

— Только если ты сознаешься, что будешь мне другом, даже если я уйду, — дерзко заявил он.

Она вздохнула и сморщила лицо.

— Я буду твоим другом, если ты уйдешь, но ты меня сильно разочаруешь, — проговорила она, тыкая указательным пальцем ему в грудь.

— Я остаюсь.

Она расслабилась, но сохранила серьезность.

— Я знаю, что тебе пришлось нелегко. Так же нелегко, как всем остальным моим гостям. Может, это и трусость, но мы всю войну прятались в Италии в семье отца. Порой требуется взгляд со стороны, как у меня, чтобы суметь понять и тех, и других. Может, на это потребуется время, но я уверена, что люди тебя примут, если только ты перестанешь делать вид, что в них не нуждаешься.

Драко кивнул, не в силах говорить. По правде говоря, он никогда не задумывался, когда притворяется, а когда действительно чего-то хочет. Он так долго исполнял роль плохого парня, что даже не пытался завоевать чью-то симпатию. Он знал, каким его видели с первого курса: самодовольный и пустой подонок, который думает только о себе. Легче всего было вести себя соответственно. Однако, похоже, такое поведение нуждалось в пересмотре. Мэгги не стала бы с ним дружить, если бы это был его точный портрет.

Его новый друг снова двинулся к гостям. В этот раз он постарался не отставать, так, чтобы было видно, что они вместе. Они как раз подошли к навесу, когда из дома появилась Бьянка и объявила, что обед готов. Мэгги посадила Драко рядом с собой за один из двух длинных столов, за что он ей был безмерно благодарен. С другой стороны сел высокий долговязый колдун в огромных очках. Это оказался Уилл, муж Бьянки. Драко пожал ему руку и, пока остальные гости занимали места, Уилл пустился в беседу о маггловской музыке. Беседовать с ним было несложно: его, похоже, совсем не заботило, что Драко не произносит ни слова.

Он вытянул шею, чтобы посмотреть на соседний стол. Гермиона сидела вместе с Невиллом и белобрысой хаффлпаффкой из «Дырявого котла». Похоже, у этих двоих роман. Может, уже успели обзавестись выводком полоумных детишек, няня которых как раз сейчас отчаянно пытается предотвратить очередную катастрофу. Их же нельзя подпускать ближе, чем на тридцать миль к шахте или любому хранилищу зелий! Не то, чтобы его это касалось, но Драко не мог понять, чего ради Гермиона устроилась рядом с Лонгботтомами, когда вокруг полно свободных мест.

После того, как он взял себя в руки, обед показался ему изумительно вкусным. Драко даже поучаствовал в разговоре, когда речь зашла о квиддиче. Уилл понравился ему еще больше, когда выяснилось, что тот тоже терпеть не может «Пушки Педдлс». Вино лилось рекой, и к концу обеда у Драко слегка кружилась голова.

Большая часть родственников удалилась после скучного и продолжительного обряда, в ходе которого пятнадцать человек по очереди обнимали друг друга. Лонгботтомы тоже ушли, но Гермиона, вместе с Бьянкой, отправились на другой край большого двора. Солнце садилось на ясном небе, и вечер обещал быть чудесным. Драко было двинулся к дому, но Уилл отвел его в сторону.

— Наладился домой, Дрейк?

Драко еще не приспособился к новому имени, появившемуся вскоре после знакомства с Уиллом. Тот считал, что «Дрейк» звучит гораздо лучше, и, кроме того, так частил в разговоре, что предпочитал односложные имена. Жену он звал «Би», а Мэгги — «Мэг». Уилл поинтересовался, как Драко понравится, если его имя немного сократят, тот не стал спорить, и вопрос был решен.

— Наверно. Я думал, вечеринка закончилась.

— Нет, брат, она только начинается. Старички рано ложатся спать, но мы собираемся развести костер и немного поиграть на гитаре.

— Ладно, — сказал Драко. Звучало заманчиво. Он позволил проводить себя под навес, где Уилл забрал большой черный саквояж странной формы.

— Что это такое?

— Ох, забыл, что ты никогда не видел гитару. Верно?

Драко потряс головой. Он даже не понимал, о чем речь.

— У костра я тебе покажу. Я играю на ней с детства. С этим ничто не сравнится!

Драко увидел, что в яме уже разведен огонь. Вокруг стояли шесть стульев.

Уилл продолжал рассуждать о гитарах, пока они подходили к костру, и из его слов Драко догадался, что речь идет о каком-то маггловском музыкальном инструменте.

Большинство стульев были уже заняты. Драко с сомнением посмотрел на свободный. На тонкий металлический каркас было натянуто грубое полотно. Сооружение выглядело не слишком устойчивым, но он все-таки сел. Уилл устроился рядом. Сидевший следующим колдун держался за руки с хорошенькой ведьмой. Уилл взмахом руки представил обоих:

— Том, мой младший брат и его девушка Гвен. Том и Гвен, это мой новый друг Драко.

Драко понимал, что Том называет друзьями всех знакомых, но все равно решил, что он идет в зачет. Теперь у него было четверо друзей, причем в последнем случае даже не пришлось особо стараться. Он вылупился из кокона, стал очаровательным светским мотыльком, и перед ним открылись гигантские перспективы: еще немного и, чтобы сосчитать его друзей, не хватит пальцев на одной руке!

— Рад познакомиться, — сказал Том. Гвен как раз повторяла эти слова, когда подошли Бьянка с Гермионой.

— Мы ходили за растопкой, — объяснила Гермиона, и Драко попытался понять, о чем она.

— И вином, — добавила Бьянка.

Она устроилась рядом с Драко и поставила на землю корзину, из которой торчала бутылка и пять стаканов.

— Кстати, отличное вино. Я бы от такого не отказался.

— Так дело не пойдет, — заявил Уилл, обращаясь к жене и Драко. — Поменяйтесь-ка местами, вы двое. Исполнители должны держаться вместе.

Драко неловко поднялся на ноги. Бьянка заняла его стул, а он в результате оказался рядом с Гермионой. Он сообразил, что, среди собравшихся, только они не были парой, но это не имело особого значения.

— Вот так лучше. Ну, что будем петь, Би?

Он открыл черный саквояж и провел руками по резному деревянному предмету с тонкими струнами, натянутыми по всей длине. Бьянка задумчиво обвела собравшихся взглядом.

— Раз Гермиона здесь, начнем с «Милой Джейн».

— Ну да, конечно.

Он положил гитару на колени, как кладут ребенка, и прижал свободную руку к отверстию в ее полом теле.

Бьянка повернулась к Драко.

— Когда Уилл с Гермионой познакомились, она попросила его исполнить эту песню, и с тех пор он зовет ее «Джейн».

— Гермиона — длиннющее имя, и плохо сокращается — честно, Джейн! — так что пришлось принять срочные меры.

Гермиона рассмеялась. Она была слегка навеселе: щеки раскраснелись, и любая чепуха вызывала хохот. У Драко тоже.

— Я тебе говорила, что имя не приживется.

— А я говорил, что мне все равно. Давай-ка постараемся, дорогая, — обратился он к Бьянке. — Дрейк еще ни разу не слышал живую маггловскую музыку.

— Дрейк? — переспросила Гермиона, и он осознал, что не сводит с нее глаз. Он пожал плечами и указал на Уилла. После недели не-приходов он успел потерять навыки правильного обращения с ней.

— Понятно! Серийный обзывальщик нанес очередной удар. Может, мне тоже стоит перейти на «Дрейк»?

— С учетом того, что ты в жизни не называла меня по имени, получится перебор, — ответил Драко. — И если ты станешь называть меня «Дрейк», я буду обращаться к тебе «Джейн».

— Дрейк, — заявила она, растягивая губы, чтобы произнести непривычное имя.

— Джейн, — выпалил он в ответ.

Секунду они смотрели друг на друга в растерянности, потом она потрясла головой.

— Звучит дико. Лучше ты по-прежнему будешь Малфоем.

— В любом случае Джейн из тебя никакая, — категорически заявил он, не вполне понимая, что под этим подразумевает. Но она очень удачно обиделась.

— Тебе откуда знать? Может, какая! Ладно, отстань, я вообще не возьму в толк, о чем ты.

Уилл провел кончиками пальцев по струнам, и на них обрушился поток звуков.

— Теперь понимаю, что ты имела в виду, когда рассуждала об этих двоих, — обратился он к жене, выразительно поводя бровями. Драко решил, что у него отвратительные манеры.

— О чем это вы? — спросил он. Он услышал, как голос Гермионы задает похожий вопрос, но музыка заглушила все остальные звуки, а Бьянка запела:

— Тот, кто имеет сердце, не станет напрасно им рисковать…

У Бьянки оказался прекрасный голос: сильный, глубокий и нежный. Голос наполнял двор и, казалось, звучал сразу со всех сторон.

— И тот, кто роль играет прекрасно, вряд ли бросит играть.

К Бьянке присоединился Уилл, и Драко замер в восторге. Они пели так, как должны петь двое, которые давным-давно решили стать плотью единой.

— Вино и розы наводят грезы, улыбнись мне…

Музыка, звучащая совсем близко, коснулась тайного места где-то за ребрами и потянула его все ближе и ближе к сердцу.

— Милая Джейн.

Темнота выцвела и исчезла, и остались только звуки песни:

— Моя милая Джейн [1].

— Да, — выдохнул он в тишину, когда вернулся к реальности. — Это было потрясающе.

— Спасибо, — ответил Уилл и, не поднимаясь со стула, отвесил шутливый поклон. — Может, вы двое откроете вино, и мы познакомимся поближе?

Драко сморгнул, чтобы прийти в себя. Гермиона наклонилась и подняла с травы корзину. Она вручила бутылку Драко, и тот открыл ее взмахом палочки. Потом она держала стаканы, пока он разливал вино, и передавала их по кругу.

— Ну, Джейн, — начал Уилл, — чем ты занималась в последнее время?

Драко тоже хотел бы это знать, и обрадовался, когда кто-то решился спросить.

— Собирала материал для новой книги, но об этом говорить еще рано. Скажу только, что Министерству она вряд ли понравится, но это их проблемы. Мои книги слишком хорошо покупают, чтобы издатели отважились мне отказать.

— Правильно, выведи этих ублюдков на чистую воду! — с горечью сказала Гвен. — Мой отец попал туда же, куда и ты. Ремингтон Гумберт, может, ты его знаешь. И двух недель не прошло, они распустили департамент и разогнали сотрудников! Совсем перестали стесняться! Я думала, при Шеклболте будет по-другому.

— Сначала да, — ответила Гермиона. — Но постепенно он подпал под влияние глав департаментов, из тех, что начали работать еще до Первой войны. А они не понимают, зачем что-то менять. Так что теперь, когда один из них заявляется к министру с предложениями, которые направлены к его выгоде и ущербу всех остальных, тот подписывает, не глядя, словно ему все равно. Кстати, я помню твоего отца. Как ты думаешь, если я отправлю ему сову, он согласится дать мне интервью? На основах строгой анонимности, конечно.

— Уверена, ему есть, что сказать. Обязательно с ним свяжись.

Пока остальные обсуждали политику, Драко держал рот на замке. Он твердо решил в ближайшее время разобраться, что к чему. Он понимал, что сейчас неподходящее время, чтобы расслабляться, но ничего не мог с собой поделать. Политика наводила скуку, и казалось нелепым тратить целый час и без того тоскливого дня на то, чтобы убедиться, что дела обстоят еще хуже, чем кажется. В конце концов, серьезности беседы не выдержал Уилл. Он поставил стакан и взялся за гитару:

— Все это очень интересно, но вам не кажется, что сейчас время позднее рассуждать о судьбе страны? Хотите еще песню?

— Отличная мысль, — сказала Бьянка. — Тем более что для серьезных разговоров кое-кто слишком много выпил.

— Придираешься, потому что тебе пить нельзя, — начал Уилл, посмотрел на лицо жены и торопливо добавил. — Я все понимаю. Дрейк, какая песня на твоем диске самая любимая?

— Ты знаешь «Клевер на алом»? — спросил Драко.

— Он спрашивает, знаю ли я «Клевер на алом»! Давай посмотрим.

Его пальцы уже коснулись струн. Он заиграл, и знакомая песня ожила и зазвучала совсем по-новому.

— Странно, ее я почти не знаю, — запела Бьянка, покачиваясь в такт. — Но полюбить ее желаю.

Слева замерцал свет. Драко повернул голову и увидел, что в наступающих сумерках Гермиона запустила блуждающие огоньки. Она сосредоточенно свела брови и бормотала заклятья, совершая круговые движения руками. И тут, словно с размаху упав в замерзшее озеро, он понял, о чем говорила Панси в пабе. Он наблюдал, как повисают в воздухе крохотные огоньки, пока Гермиона не завершила круг. Тогда он посмотрел на ее лицо. Она с подозрением поглядела на него. Он отвел глаза.

Все остальные принялись заказывать любимые песни. Драко, что неудивительно, слышал их в первый раз. Он обнаружил, что они звучат как-то слишком лично, а всем известно — это вернейший признак слюнявой влюбленности. Он отлично провел время, но лучше бы вечер поскорее закончился. Кто знает, сколько еще очевидных примет своего печального состояния он обнаружит? С тем же успехом он мог бы напечатать объявление в «Пророке»: «Я, Драко Малфой, недавно пришел к выводу, что без всякого обдуманного намерения, совершенно случайно влюбился…»

Он не смог продолжить. После такого объявления оставалось только покончить с собой, что ровно никого бы не удивило, потому что все и так считали, что туда ему и дорога. Когда очередная песня, наконец, закончилась, он поторопился уйти.

— Уже поздно, — сказал он, глядя на что угодно, кроме Гермионы. — Мне пора домой.

Уилл был расстроен.

— Ты уверен? Мы только начали.

— Сегодня не могу. В следующий раз.

Уилл кивнул.

— Пошлю тебе сову. Сходишь с нами в паб?

— Конечно, — ответил Драко.

— Я тебя провожу, — сказала Бьянка. Она встала, и они вместе пересекли темный двор. — Спасибо, что пришел. Тебе понравилось?

— Очень. Спасибо за приглашение.

Выяснилось, что «спасибо» говорить вовсе не трудно, если чувствуешь искреннюю благодарность.

Всю остальную дорогу она говорила о своем муже. Ей явно понравилось, что они сошлись. Оказалось, что Уилл пишет обзоры маггловской музыки для «Пророка». В гостиной два толстых кота все еще нежились на стульях.

Прежде, чем уйти, Драко обратился к Бьянке:

— Уилл сказал, что передаст для меня несколько дисков. Ты можешь проследить, чтобы там была «Милая Джейн»?

Бьянка понимающе улыбнулась, что было просто неприлично, учитывая, что она не имела никакого права ничего понимать.

— Правда, она милая?

— Спокойной ночи, — сказал он, на этот раз неискренне. Если она собирается и дальше отпускать подобные замечания, пусть ей приснятся кошмары!

Не ожидая ответа, он ступил в камин.

Дома он приказал подать вина, чтобы наверняка не допустить никаких идиотских мыслей прежде, чем заснет.

Примечание:

1. Песня Лу Рида «Милая Джейн» («Sweet Jane», 1969), находится на 81 месте в списке 100 величайших гитарных соло. Вот здесь она есть в исполнении самого Лу: http://www.youtube.com/watch?v=foMNiug0WGc (начинается с 1.35).

Когда-то, давным-давно, Драко имел обыкновение мечтать о том, чего не мог заполучить в полное свое распоряжение. С тех пор он понял, что легче предотвратить, чем разгребать последствия. Он научился желать то, что находится в пределах досягаемости, во что можно вцепиться и удерживать до тех пор, пока не выжмешь последнюю каплю удовольствия из самого пустого занятия.

А теперь он вновь принялся за старое. Он читал грустные книги, слушал любовные песни и где-то по пути подхватил знакомую тоску по тому, что не только лучше, чем ты, но и намного важнее.

Поэтому, когда и на следующий день Гермиона не появилась в кафе, он очень расстроился. Он не думал, что она и есть то самое важное, но, похоже, в некотором отношении это было так. Он не был толком уверен, чего добивается, но знал, что когда он это найдет, она каким-то образом окажется рядом. Это было лучшее объяснение, какое он смог подобрать.

Он мечтал вытеснить из головы эти мысли, и тем же вечером его желание исполнилось. Случилось странное происшествие.

Он только что вернулся с работы, когда к нему обратилась домовиха, с которой он несколько месяцев назад перекинулся парой слов. Она ломала крохотные ручки и всячески избегала смотреть в глаза. Он решил, что она, должно быть, разбила дорогую вазу. Ему было все равно. Вазы в Маноре не вызывали сентиментальных воспоминаний, а денег на замену имелось более чем достаточно.

— Хозяин Драко, — начала домовиха, — Гулли извиняться, что беспокоить, но есть вопрос.

— В чем дело?

— Гулли не должна говорить свой вопрос, но вы — ее хозяин. Если вы заставить Гулли, она сказать вопрос.

Она впервые посмотрела ему прямо в глаза, чтобы убедиться, что он понял.

— Я хочу, чтобы ты задала вопрос, — неуверенно сказал он, и тогда она пустилась в рассуждения.

— Гулли радоваться, что хозяин приказать! Давно, когда Великий хозяин со своими слугами жить в нашем доме, он сказать домовикам, кого слушаться.

Она задрожала мелкой дрожью при упоминании Повелителя и заговорила так тихо, что Драко пришлось наклониться, чтобы ее расслышать.

— Мы слушаться Великого хозяина, потом хозяйку Беллатрикс, потом хозяина Люциуса, потом хозяйку Нарциссу, потом остальных хозяев, а потом хозяина Драко.

Она сделала паузу, и Драко кивнул. Он помнил порядок подчинения. Этот порядок относился не только к домовикам.

— Они все умереть, но у домовиков остаться старые приказы. Их нельзя нарушать и о них нельзя говорить. Но хозяин Драко очень добрый с домовиками, и если он велеть Гулли, она сказать хозяину Драко приказы.

Его раздражали ее околичности, но он понимал, что только они удерживают Гулли от того, чтобы с размаху впечататься головой в стену. Строго говоря, даже имея его разрешение, она все равно нарушала запреты.

— Конечно, Гулли, — согласился он. — Я требую, чтобы ты сказала, что это за приказы.

Она качнула тяжелой головой.

— Как хозяину Драко угодно. Много лет назад Великий хозяин дать Гулли коробка. Великий хозяин велеть спрятать коробка в особом месте и не говорить никому. Коробка остаться в этом месте навсегда. Ее нельзя трогать, пока Великий хозяин не разрешить. Другие хозяева знать про коробка, но Великий хозяин не хотеть, чтобы они видеть, что в ней.

Драко понятия не имел, о чем она лепечет. Нельзя сказать, чтобы это его удивило: от него постоянно и намеренно скрывали махинации Упивающихся. Но, похоже, дело было важное, раз уж даже Беллатрикс не было позволено вмешиваться.

— И теперь Гулли не знать, как быть, — продолжала домовиха. — Хозяин Люциус вернуться из Франция и хотеть, чтобы Гулли принести коробка из особого места в его кабинет, чтобы смотреть внутри. Хозяину Люциусу этого нельзя, и Гулли тоже нельзя. Если Гулли сделать, она нарушить приказ, и хозяин Люциус тоже нарушить приказ хозяина, которого должен слушаться.

Последнюю фразу она проговорила совсем тихо, и Драко вдруг сообразил, что она высказывает собственное мнение: нечестно, чтобы такой жестокий человек, как его отец, мог выйти из повиновения и действовать по собственной воле. Он впервые задумался, не испытывали ли домовики тайной радости, когда видели, как Люциус Малфой пресмыкается перед Повелителем, и его наказывают за малейшую провинность, как он десятилетиями поступал с ними самими.

А еще он задумался, зачем отцу, после всех этих лет, внезапно понадобилась какая-то коробка. Большая часть принадлежавших Повелителю вещей теперь, когда сотканная тем паутина власти рассыпалась в прах, превратилась в бесполезные диковинки. Если что-то из этого опять понадобилось отцу, похоже, в общих интересах будет держать это что-то от него подальше.

— А если хозяин Драко захочет посмотреть, что в коробке? — спросил он.

— Гулли рассказать приказы, а теперь она говорить вопрос: если хозяин умереть, домовики должны его слушаться?

— Нет.

— Тогда Гулли говорить другой вопрос: Великий хозяин дать приказ, кого слушаться. Великий хозяин умереть. Кого домовикам слушаться?

Драко был поражен: его домовиха заранее спланировала весь разговор, чтобы не только поставить Люциуса на место, но и передать власть в доме в другие руки. Отец по привычке воспринимал эту власть в качестве само собой разумеющейся и забыл предупредить домовиков, что после падения Повелителя он снова стал главным хозяином. Если бы домовики учились в Хогвартсе, Гулли наверняка попала бы в Слизерин.

Главный урок, который Драко усвоил из написанной Гермионой книги, состоял в том, что домовики способны как на безоговорочную преданность, так и на презрение. Если они не любили хозяина, то выполняли приказы строго от сих до сих, и постоянно выискивали лазейки, чтобы их обойти. Но если домовики были ему преданы, они могли в прямом смысле пожертвовать жизнью, чтобы помочь.

Он помнил, с какой слащавой обходительностью Беллатрикс обращалась с жутким Кричером, который ни на кого, кроме хозяйки, не смотрел. Люциус ненавидел свояченицу за то, что та в милости у Повелителя, но она знала кое-что, ему недоступное. Правило номер один для тех, кто хочет сохранить власть — «нельзя недооценивать подчиненных».

Драко был рад, что его домовики оказались второй разновидности, и особенно радовался тому, что догадался подарить им новые настольные игры. Стоило разориться на доску и камешки для манкалы [1] и слегка отпустить вожжи, чтобы обзавестись двадцатью эльфийскими друзьями до гроба (жаль, что их все-таки нельзя было включить в общий дружеский зачет).

— Теперь главный хозяин — я, — сказал он, и Гулли стала меньше дергаться.

— Тогда мы слушаться сначала вас, а потом хозяина Люциуса. Гулли приносить коробку хозяину Люциусу?

К сожалению, обойти этот вопрос было невозможно.

— Да. Если ты ее не принесешь, он поймет: что-то случилось. И не рассказывай ему о нашем разговоре.

Гулли энергично затрясла головой, словно такая мысль ее вообще не посещала.

— Но сначала принеси коробку мне, а потом можешь поставить в кабинет отца.

Гулли появилась с коробкой и положила к ногам Драко. Это оказалась тонкая прямоугольная шкатулка, сложенная из пергамента. Он попробовал на ней несколько проверочных заклятий. Как и следовало ожидать, шкатулка была зачарована, а он не собирался соперничать с Повелителем в знаниях и магической мощи. Но что-то было не так. Он же видел, как Гулли ее держала!

— Ты что-то сделала, когда брала ее в руки?

— Гулли не мешкать, хозяин! — ответила та, раскачиваясь из стороны в сторону. — Она пойти в особое место и …

— Нет, нет, — перебил он, — я не про то. Ты применяла к коробке магию или просто взяла ее?

— Гулли не использовать магию. Ей не сказать это делать.

Он снова наложил заклятье и снова обнаружил, что шкатулку окружает мерцающая сеть темных чар.

— Хорошо. Тогда подними ее.

Она так и сделала, и чары не изменились. В этом была своя логика: Повелитель хотел, чтобы домовики позаботились о шкатулке, поэтому те могли ее касаться. Драко подергал губу, погрузившись в размышления. Ему надо было открыть шкатулку и понять, что в ней, прежде чем вернется отец.

«Как всегда, все исподтишка», — подумал он. Отец все еще разыгрывал злодея из страшилки для детей!

— Отец говорил, когда вернется?

— Хозяин Люциус говорить завтра утром, — ответила Гулли к облегчению Драко. Если надо, он просидит всю ночь, но решит загадку. Тем более что одна мысль ему в голову пришла.

— Домовики когда-нибудь открывали коробку? — спросил он.

Гулли так яростно затрясла головой, что он испугался за ее шею, и остановил движением руки.

— Ясно, ясно. Ты всегда выполняешь приказы. Молодец!

Он сказал это далеко не ласково, но она просияла от счастья.

— Как ты думаешь, коробка позволит тебе себя открыть?

Гулли повертела ее в руках. Мерцающее свечение эльфийской магии проступило сквозь тоненькие пальчики и окутало шкатулку.

— Коробка сказать, что если пытаться открыть не Великий хозяин, а другой волшебник, будет плохо. Но Гулли не волшебник.

— Вот именно! Ты можешь открыть эту коробку для хозяина Драко?

— Да, хозяин.

Она положила шкатулку на пол, аккуратно отодвинула защелки и откинула крышку. Внутри оказалась пачка исписанного пергамента. Но Драко все равно не мог к ней прикоснуться.

— Я знаю, что уже поздно, но ты можешь помочь мне в очень важном деле?

Как он и рассчитывал, Гулли просияла от радости.

— Конечно, хозяин Драко! Гулли очень радоваться, если помочь хозяину сделать то, что он просить.

— Отлично. Я хочу, чтобы ты скопировала для меня все, что написано на этих листах, а потом сложила их обратно, как было.

Домовиха немедленно приступила к делу, пока он мерил шагами свою гостиную. Все как всегда! Сначала долгое время вообще ничего не происходит, а потом разом начинают случаться самые невероятные вещи.

Ну, если честно, все это существовало и раньше. Драко просто не обращал внимания на то, что его напрямую не касалось. Когда Гулли закончила, он поднял тяжелую пачку пергамента и положил на стол. Он снова повторил, что она молодец, просто для того, чтобы сделать ей приятное. Она низко поклонилась и вышла из гостиной, прихватив с собой вновь запертую шкатулку, а он занялся чтением.

Первая часть. «Обзор Министерства Магии, с описанием самых влиятельных лиц и ключевых игроков». Автор – Бартемиус Крауч-младший, 1994 год.

Обзор открывался хорошо известными планами Крауча: тем, чем тот занимался, когда Драко был на четвертом курсе. Описания сотрудников Министерства относились именно к этому времени. В Обзоре содержалась подробная информация о Крауче-старшем, Корнелиусе Фадже, Альбусе Дамблдоре и многих других.

Большинство тех, кто упоминался в Обзоре, умерли, поэтому Драко наскоро пролистал его и перешел ко второму документу: «Продолжение обзора Министерства Магии». Олдос Яксли, 1997 год.

В продолжении описывался план захвата Министерства, который был осуществлен в этом самом году. В нем говорилось о Руфусе Скримджере, Пие Тикнессе и о других сотрудниках, многие из которых до сих пор работали. Одно имя сразу бросилось Драко в глаза — Джон Доулиш.

Аврор Доулиш тогда занимался Дамблдором. Ему была посвящена целая глава с описанием гигиенических привычек и сексуальной жизни (с женой, проститутками и другими женщинами). К обзору был приложен целый пакет колдографий, на которых Доулиш был изображен с самыми разными партнершами. Кое-кому из них явно было далеко до совершеннолетия. Драко быстро отложил пакет — его замутило.

Дальнейшее чтение показало, что почти обо всех нынешних руководителях департаментов имелись отдельные главы. Правда, сведениям было по десять с лишним лет, но многие были такой взрывчатой силы, что до сих пор представляли опасность.

Он дошел до последней части: «Упивающиеся Смертью и другие ресурсы».

Автор указан не был, но Драко быстро понял, что эту часть написал сам Повелитель. Он представил, как уродливый колдун-змея в длинной, развевающейся мантии задумчиво прикладывает перо к несуществующим губам.

Формулировки были довольно странные и отдавали чем-то нечеловеческим. Яксли и Крауч писали о министерских чиновниках, испытывая вполне понятные чувства. Например, было очевидно, что Крауч ненавидит отца. Но когда Повелитель оценивал своих приспешников, соглядатаев и заложников, возникало ощущение, что читаешь техническое описание коллекции камней. Единственным исключением была Беллатрикс, которая удостоилась похвал и даже краткого замечания о своей исключительной красоте. Но ничего поэтического в этом замечании не было, и тем более — никаких чувств. Просто подтверждалось, что лучшей игрушки у Повелителя нет.

Глава о Люциусе сводилась к подробному перечислению всех его недостатков, а сам Драко был удостоен короткой фразы: «Сын Люциуса. Возможное применение: не определено».

Дамблдор бы обошелся с ним лучше, яростно подумал Драко. Колдун, которого он пытался убить по приказу Повелителя, нашел бы для него более лестную характеристику, в этом сомнений не было.

Он решил, что будет думать о настоящем. Прошлое оказалось даже более мрачным, чем ему помнилось.

Он пришел к выводу, что вряд ли реорганизация в Министерстве, решение Гермионы написать новую книгу и внезапный сильный интерес отца к старым бумагам совпали случайно. Он впервые задумался, чем же его отец занимается дни напролет.

Многие имена из второй части повторялись в третьей: имена чиновников, которые шпионили на Повелителя или выполняли его приказы. Одни состояли на жалованьи, других удерживали шантажом.

Если бы Драко пришлось расположить все существующие прилагательные в том порядке, в каком они описывают Люциуса Малфоя, прилагательное «невиновный» в том смысле, в каком его обычно употребляют, вряд ли попало бы на высокое место. Скорее всего, оно оказалось бы где-то между «хрустящим» и «шестиугольным». Но у него всегда было впечатление, что отец невиновен в юридическом смысле этого слова. То есть, что доказательства совершения им преступлений отсутствуют.

Теперь получалось, что доказательств сколько угодно, но их сознательно скрыли могущественные союзники. Если то, что происходит, действительно так важно, как он опасался, то, как только министерские взяточники будут разоблачены, отец окажется в Азкабане.

Он снова просмотрел документы, выписывая сведения, которые все еще сохраняли ценность или относились к тем, кто уцелел. Он решил, что надо как можно скорее поговорить с Гермионой Грейнджер: та была на пути в пропасть. Достаточно того, что не только он, но и еще многие знали, что она взялась за новую книгу.

Он собирался помочь ей по двум причинам. Во-первых, потому что она рисковала, задевая людей, всех возможностей которых не представляла. Во-вторых, существовала вторая причина, потому что первой было недостаточно, чтобы рисковать и взваливать на себя уйму работы. Об этой причине он подумает позже.

Радовало только то, что отец до сих пор не догадался, как открыть шкатулку, и вряд ли ему придет в голову обратиться за помощью к домовику. Учитывая, что шкатулку заклял сам Повелитель, понадобится по меньшей мере несколько дней, чтобы снять чары. У Драко была фора.

* * *

На следующее утро он появился в «Вороне» к открытию. Бьянка страшно удивилась.

— Доброе утро, — осторожно сказала она, заметив его взволнованный вид. — Что случилось?

— Грейнджер все еще приходит каждый день? — спросил он, пропустив вопрос мимо ушей.

— Да, конечно. Ты почему такой расстроенный? — попробовала она снова.

— Неважно. Мне надо поговорить с Грейнджер.

Он сообразил, что если ничего не объяснить, у Бьянки появятся подозрения, и добавил:

— Это про ее книгу, и это срочно.

Она приподняла брови.

— Понятно. Она скоро будет. Она обычно рано встает, заглядывает к нам, а потом отправляется заниматься своей книгой.

Слава Мерлину! Он не хотел посылать Гермионе сову или что-то подобное. Могла выйти неловкость.

— Тогда я подожду.

Он заварил себе кофе покрепче, устроился у двери и начал бдение, успешно распугивая входящих посетителей. В конце концов, появилась Гермиона. Он вскочил на ноги, напугав ее еще больше, чем всех, кто пришел до нее.

— Малфой!

Она прижала руку к груди.

— Что ты здесь делаешь? Ты что, выслеживал меня? — не веря своим глазам, спросила она.

— В общем, да, — признал он, и только потом сообразил, что сказал. — То есть, нет. Я тебя ждал. Мне срочно надо поговорить с тобой по поводу книги.

— Вот как? — недоуменно переспросила Гермиона. — О чем это?

— У меня есть важные сведения, но здесь я о них говорить не могу. Давай зайдем в подсобку.

— Какие сведения?

Для дела, может, и неплохо, что она такая упрямая, но как это выводит из себя!

— Я же сказал, не здесь! — ответил он, обводя взглядом посетителей. Кто знает, с кем они могут быть связаны?

— Пойдем, и если то, что скажу, тебе не пригодится, можешь уйти. Но пойти ты должна.

Гермиона, похоже, ему не слишком поверила, но всё же согласилась пройти в подсобку.

— Бьянка, мы с Грейнджер немного поговорим. Последи, чтобы нам не мешали, — распорядился он, когда они проходили мимо стойки.

— Э-э-э, ладно, — сказала та, и Драко понял, что она сгорает от желания выяснить, в чем дело. Это было некстати.

Идеальным выходом было бы, чтобы Гермиона осознала, насколько опасным делом занялась и бросила книгу. Тогда никто никогда не узнает, что происходит, и отцу не придется садиться в тюрьму.

Он видел, как ей неуютно наедине с ним, а когда он наложил на дверь запирающее и заглушающее заклятья, неловкость сменилась тревогой.

Она положила руку на палочку. Значит, некоторое представление об осторожности у нее имелось. Если процитировать Упивающегося Смертью, который сумел всех одурачить: «Постоянная бдительность!»

— В Министерстве знают, чем ты занимаешься? — спросил он.

— Наверно, знают, но они меня не остановят.

Такой глупости от нее он не ожидал. Открыто рассказывать всем о своих планах! Он уставился на нее в полном изумлении. Она же считается умницей!

— Нет, — согласился он. — Они не могут помешать написать о тех мелочах, которые ты выяснила, но могут заделать протечку. Они все — грязные политиканы. Хоть на минуту поставь себя на их место!

— Ладно, — сказала она, но он видел, что до нее так до конца и не дошло.

— Нет, ты не понимаешь. Попробуй думать как они. Какая-та молоденькая идиотка имеет наглость заявлять, что ты неправильно управляешь департаментом, хотя ты занимаешься этим три десятка лет! Эта идиотка — ты. Если тебе удалось раздобыть какие-то огрызки их планов, то только по чистой случайности. Они сознательно держат тебя в потемках с первого дня.

— Зачем ты мне это говоришь? — спросила она, все еще его не слушая по-настоящему.

— Потому что мне известно гораздо больше, чем тебе, и ты окажешься всеобщим посмешищем, опубликовав книгу с давно протухшими обвинениями.

А еще ее могли убить, но у Драко было ощущение, что Гермионе страшнее оказаться выставленной на посмешище.

— Что тебе известно? — буркнула она наконец.

Хотя на дверь были наложены заклятья, он бы предпочел говорить как можно меньше. Им потребуется безопасное место, чтобы просмотреть сделанные им заметки, но сначала он хотел кое в чем убедиться.

— Здесь говорить не буду. Приходи в Манор, покажу тебе свои записи.

Она, сузив глаза, обдумала его предложение.

— Нет, этого я делать не стану. Поговорим в каком-нибудь другом месте.

— Отлично. А то я решил, что ты совсем без тормозов, — сказал он, и она снова оскорбилась.

— Что? Так это проверка? Откуда мне знать, есть ли у тебя что-то нужное?

— Вот именно! Наконец-то дошло. На самом деле есть. Я тебе покажу кое-какие выписки, из тех, что побезопаснее. Есть еще двадцать страниц со всякими подробностями.

Он протянул ей пергамент. Читая, она старалась сохранять бесстрастное лицо, но пару раз ее глаза еле заметно расширились.

— Я это и так знаю, — сказала она, возвращая пергамент. — Хотя кое-что меня… удивило.

— Я же говорил, это самое невинное.

Она провела пальцами по губам и переступила с ноги на ногу.

— Куда отправимся? — спросила она наконец.

У него была одна идея, и он пододвинулся к ней как можно ближе. Близко до неприличия. Заглушающие заклятья — это само собой, но если речь идет о действительно важных вещах, правило простое — говори как можно тише. Он шептал место назначения ей в ухо и пытался сообразить, чем пахнут ее волосы. Запах был знакомый. Она кивнула и аппарировала, как только он произнес последнее слово.

Он остался один, нагнувшись туда, где было ее плечо. Драко отпер дверь, убрал заглушку и аппарировал следом за Гермионой.

Примечание:

1. Манкала – название для целой группы африканских и арабских игр, в которые играют, перемещая камешки по лункам в специальной доске. Разновидностей манкалы множество, а правила посева и захвата слишком сложны, чтобы их здесь описывать. Кто интересуется, см. http://ru.wikipedia.org/wiki/Манкала. Там и картинки есть!

Они оказались в Визжащей хижине. Вся мебель в пыльной комнате была разломана на части какой-то неведомой свирепой силой, и Драко почувствовал, как по спине побежали мурашки. Он больше не боялся призраков, но на всякий случай решил держать палочку наготове.

— Ты понимаешь, что никаких привидений тут на самом деле нет?

— Есть, нет — какая разница? — ответил он. — Из всех мест, куда мы могли аппарировать, это — самое надежное: некому подслушивать и подглядывать. Я сделал расчеты.

Он не преувеличил: он даже прикинул, какова вероятность, что в том или ином месте появятся посторонние. Каким-то образом за прошедшие годы Драко успел превратиться в настоящего параноика. Проверив уже установленные магические запоры, он наложил заглушающее заклятье. Потом на всякий случай еще раз внимательно осмотрел комнату, достал из-под мантии толстый сверток и вручил его Гермионе. Та опустилась на пол и разложила вокруг себя листы пергамента.

— Про Шеклболта есть? — спросила она, проглядев первую страницу.

— Про работу на Орден и Министерство в девяносто седьмом. Не больше, чем про других авроров, и ни слова про связь с Упивающимися.

Слава Мерлину, Шеклболт был не причем, иначе Драко пришлось бы уничтожать письменные доказательства. Обвинение министра Магии в военных преступлениях десятилетней давности могло иметь два последствия, и оба были хуже.

Первый вариант: Шеклболт слетает с поста и его заменяет кто-то другой. В результате начинается жуткая неразбериха, особенно если вместе с министром слетят главы департаментов.

Или второй вариант: Доказательств мало, все было давно, так что Шеклболт выкарабкивается и сохраняет свой пост. Поздравляем, Драко, у тебя появился новый могущественный враг!

— Или на него больше ничего не накопали, или не поняли, насколько он важен, — продолжил он. — Должно быть, неплохо знал свое дело.

— Ему не было равных, — сказала Гермиона.

Закончив чтение, она аккуратной пачкой сложила листы на коленях. Драко так нервничал, что сидеть был не в состоянии. Он метался по комнате, благо места хватало.

— Самое главное: кто-нибудь еще это знает? — спросила она.

— Среди живых — никто.

— Уверен?

— Да. Отец пытается добраться до документов, но на это нужно время. И он понятия не имеет, что в них.

— Хм-м. А есть доказательства, что все написанное — правда?

— Да, — коротко ответил он. Ему не хотелось напоминать ей, что, как бывший Упивающийся Смертью, он очень неплохо разбирается в таких вопросах.

— Можешь описать, какого рода доказательства?

Драко чуть не расхохотался. И это не была в чистом виде нервная реакция: Гермиона произнесла фразу прямо по учебнику для юристов из Департамента охраны магического правопорядка.

— Колдографии и подписанные заявления, — сказал он.

У нее загорелись глаза. Потом она их решительно сузила.

— Опиши колдографии, — распорядилась она.

Он отвел глаза. Он сам впутался в эту историю, и сейчас ему приходилось туго. Каким дураком он был месяц назад, когда считал, что для счастья достаточно достичь пары простеньких целей! Теперь у него была работа, больше, чем три друга, и все, чего он добился — приглашения начать жить.

— Самые разные, — начал он после напряженного молчания. — У каждого из чиновников — свой пакет, где снято, как они нарушают закон, или делают что-то непристойное. Есть такие, о которых я и не подозревал: всякого, кто в чем-то помог Повелителю, снимали каждый год. Упивающихся — как они получают Метку и на собраниях. Соглядатаев и сторонников — с Беллатрикс, Петтигрю или Яксли. Все трое мертвы, и, поскольку сторонники Повелителя никогда не смотрят прямо в камеру, я практически уверен, что никто не подозревает, какие против них есть свидетельства.

— Это зависит от того, кто снимал, — возразила Гермиона.

Конечно!

— Я не знаю, кто, — признал он. — Сам Повелитель не то, чтобы увлекался колдографией.

Он попытался вспомнить, как выглядели фото. Яксли смотрел прямо в объектив. У Петтигрю был напуганный вид. Но у него всегда был напуганный вид, так что это было нормально. Беллатрикс подмигивала, восторженно улыбалась, демонстрируя все свои зубы, и беспечно покачивала головой из стороны в сторону.

Сначала он решил, что они снимали друг друга, но вряд ли его тетушка стала бы устраивать целое представление и улыбаться двум другим слугам Повелителя. С другой стороны, вряд ли всех снимал один и тот же человек. Возможно, у каждого был свой собственный фотограф, с которым они всегда работали вместе, и что все трое не подозревали о существовании друг друга.

— Тогда нам придется исходить из предположения, что о колдографиях знает кто-то еще, — заметила Гермиона. — А кто, по-твоему, мог делать снимки для шантажа?

— Они из самых разных источников.

— Тогда от этого толку мало. Может, есть что-то необычное? Ну, знаешь, колдографии, которые ты не ожидал увидеть, или наоборот — ожидал, а их не оказалось, или какие-то странности?

Он не собирался ей говорить, но самыми неожиданными оказались его собственные изображения: на них можно было разобрать либо лицо, либо Метку, но не то, и другое вместе. Колдография, на которой Драко получал Метку, оказалась настолько неудачной, что он не понимал, как Повелитель вообще такое допустил: она была сделана до того, как Метка проступила на руке, лицо попало в густую тень, а изображение выглядело размытым.

Размытые колдографии производили странное впечатление: возникало ощущение, что происходит землетрясение, столько усилий приходилось прилагать тем, кто на них изображен, чтобы сохранять равновесие. Но плохое качество снимка могло означать всего лишь, что высокопоставленному Упивающемуся Смертью, который стоял за камерой, было наплевать на Драко. Это не вело никуда. И, главное, не имело смысла, потому что Драко получил Метку. Достаточно было закатать ему рукав и проверить.

Каждый раз, принимая ванну, Драко разглядывал Метку и размышлял о том, насколько нелепо и по-дурацки все было задумано. Не скрыть, не изменить, не уничтожить. И в первого взгляда видно, что в разработке не принимал участия профессиональный дизайнер.

Каждое утро он задавал себе вопрос: «Зачем? Ну, зачем понадобилось делать ее такой вызывающе безвкусной?»

С тех пор, как Повелитель погиб, Метка стала выцветать, но наложенное заклятье оказалось настолько прочным, что она все еще была видна с десятка футов.

— Нет. Ничего необычного, — солгал он.

— Ладно. Мне надо просмотреть твои заметки более основательно, хотя я уже вижу связь с тем, что нашла сама. Можно мне снять копию?

Она собирается стащить у него документы и использовать для того, чтобы ее убили и все рухнуло. До нее вообще не дошло, для чего они встречались!

— Нет. Я показал их тебе для того, чтобы ты поняла, во что впуталась. Использовать их нельзя.

Она бросила на него свой излюбленный «ну, ты и идиот» взгляд.

— Конечно, можно. Ты же не думаешь, что я все брошу из-за того, что самые мои фантастические подозрения подтвердились?

— У тебя нет доказательств, — сказал он, нагнулся и забрал пачку пергамента.

Она поднялась на ноги и уставилась на него.

— Знаешь что, Малфой? На секунду мне показалось, что тебя действительно что-то волнует, кроме себя самого. Не поверишь, я действительно вообразила было, что ты решил мне помочь, потому что это правильно. Ну, я и дура!

Под ее взглядом он почувствовал себя ничтожеством.

Драко опустил глаза на заметки, которые сжимал в руке, стараясь не думать о том, что она сказала, и напоминая себе, что так будет ей же лучше. И всем лучше. Она стояла прямо напротив, и он чувствовал, как струится по ее телу бешеная сила жизни.

— Если никто не хочет мне помочь, я все сделаю сама, но вы, трусы, пожалеете, если у меня не получится. Радуйся, что успел прочитать маггловские книги, пока была такая возможность, — добавила она.

Драко понял: она рассчитывает, что он поддастся на эту уловку. Он не собирался, но все равно вспомнил о Монтэге: о Монтэге и Грейнджере, которые в самом конце доблестно делают шаг в сторону бесплодного будущего. Он знал, что если бы кто-то вмешался раньше, у них было бы больше надежды.

— Ты о чем? — спросил он.

— Ты что, совсем газет не читаешь?

Не то, чтобы совсем: он просматривал спортивный раздел и разглядывал картинки. Но ему не было необходимости отвечать, потому что она снова на него накинулась:

— Не понимаешь, что происходит? Как ты можешь…

— Ладно, хватит, — произнес он сквозь стиснутые зубы. — Говори уже, что собиралась, раз это так важно.

— С чего начать? С Битвы при Хогвартсе? — спросила она, но он пропустил насмешку мимо ушей.

— Точно. И ограничься основными фактами, если сможешь.

Она вздохнула и провела кончиками пальцев по лбу. Она завладела его вниманием и не собиралась упускать из-за гнева.

— Отлично, — бросила она. — Начнем с самого начала. Волдеморт потерпел поражение. Об этом ты, надеюсь, слышал?

Он предпочел проигнорировать этот выпад, с каменным лицом уставившись ей куда-то в левое плечо.

Она заговорила снова:

— Члены Ордена заняли высокие посты в Министерстве. За следующие два года нам удалось добиться очень многого, потом прогресс замедлился, а потом и вовсе остановился. Некоторым было вполне достаточно того, чего мы уже достигли. И тут им стали предлагать уйти в отставку с высокой пенсией, или в долгий отпуск. Причем их никем не заменяли: их должности просто ликвидировались. И никто, кроме меня, не видел в этом ничего особенного. Все считали, что у меня мания преследования.

Как раз тогда повысился интерес к маггловской культуре. Я заметила, что кое-кому из старого министерского начальства это не нравится, но, к моему удивлению, они и не думали вмешиваться. Прошло еще немного времени, и я стала рвать на себе волосы, пытаясь пробить хотя бы крохотное изменение в законодательство.

Она замолчала, а затем решительно продолжила:

— Полгода назад у Гарри родилась дочь, и под этим предлогом он ушел в отставку. На самом деле он устал. Рон ушел задолго до этого: он один из первых, кто воспользовался пенсией для героев. Пока рядом был Гарри, казалось, не все потеряно, но когда он ушел, я оглянулась по сторонам и поняла, что, кроме меня и Шеклболта, членов Ордена в Министерстве не осталось. Они применили коварный ход: подбирались к нашим измученным ветеранам и шептали им, что пора отдохнуть. «Вам так тяжело пришлось, и вы так молоды. Почему бы не сделать передышку? Вы ее заработали».

А потом меня назначили главой нового Департамента внутренних реформ. По любезной рекомендации Джона Доулиша. Он говорил об этом, словно оказал мне огромную услугу. Меня в жизни так не оскорбляли! Они вообразили, что я не догадываюсь, к чему клонится дело…

Она остановилась, несколько раз глубоко вздохнула, и, взяв себя в руки, продолжила:

— А потом распустили мой Департамент и уволили всех, кто был как-то связан с реформами. Я подозреваю, что они собираются полностью сдать назад. Уже началась кампания против маггловского влияния. Отдел по неправомерному использованию маггловских артефактов все время напоминает людям, что маггловские книги — это просто сляпанные дикарями безделушки, и их не стоит принимать всерьез. Я думаю, что еще немного, и они исчезнут с полок, особенно книги вроде тех, что я тебе дала. И можешь мне поверить, я оценила иронию ситуации, — добавила она с невеселой улыбкой. — Ужасно, да? Я тоже виновата. В первые годы мы позволили усыпить себя чувством ложной безопасности. Так хотелось верить, что страшное позади, а когда мы пришли в себя, все уже было готово, чтобы от нас избавиться.

Она остановилась. Воцарилось молчание. Хотя почти все, что она сказала, оказалось для Драко новостью, утешить ее было нечем. У него всегда было впечатление, что членам Ордена положено быть храбрыми, верными и все в таком же бессмысленном роде. На практике понадобилось совсем немного лести и пара дней на пляже, чтобы подкупить их, как и всех остальных.

С другой стороны, Драко сознавал, что за всю свою жизнь не сделал ничего достойного, и в глубине души ее речь его тронула. Он ясно видел, какой перед ним выбор. Перед ним сияло то самое важное, к чему он стремился. Достаточно руку протянуть. Или снова залечь в кровать. Интересно, родился он трусом или его таким воспитали? В любом случае он был в ужасе.

— Можешь снять копию, — сказал он. — Но колдографии и остальные документы я тебе не отдам. Если захочешь их использовать, сначала спросишь у меня разрешения.

Она улыбнулась. Худшее было позади. Она забрала у него заметки и взмахнула палочкой, чтобы сделать копию. Потом вернула оригиналы. Она стояла и смотрела на него так, словно он был в кафе за стойкой.

— Спасибо, Малфой. Никогда не думала, что скажу тебе такое, но ты сделал доброе дело. И никогда не думала, что скажу еще кое-что: можешь мне помогать, если хочешь.

Она, похоже, закончила, но потом открыла рот и выплеснула еще поток слов:

— Послушай, ты мне рассказал обо всей этой дряни, так что будет честно, если я тебе тоже кое-что расскажу. Я приходила в «Ворон» из-за тебя. Все остальные выгорели дотла, стали робкими, а в тебе еще теплится жизнь. Когда повторяешь такое вслух, звучит на редкость глупо, но когда мы с тобой схватились в первый раз, во мне словно искра вспыхнула. Забавно, что ты собирался меня остановить, учитывая, что я взялась за книгу только благодаря тебе. Если бы не ты, я бы, наверно, подняла руки и сдалась.

— Не думаю, — ответил он. — И не думаю, что и дальше буду тебе помогать.

— Посмотрим. Нельзя сказать, что перед тобой последний шанс сделать что-то полезное, но для начала неплохо.

Когда он больше не смог смотреть ей в глаза, он аппарировал.

* * *

В Маноре Драко занялся любимым делом: погрузился в тоску.

Он оказался по уши в дерьме, и чем больше об этом думал, тем яснее понимал, что всему виной Гермиона. Например, не прочитай он ее книгу, ему бы в голову не пришло любезничать с Гулли, и та бы никогда не рассказала, что отцу понадобились бумаги Повелителя, и никто бы ни о чем не догадался, пока не стало бы слишком поздно.

Такое ощущение, что у Гермионы имелась собственная разновидность магии, помогавшая навязывать свою правильность окружающим без их согласия. Может, она давала ему свои дурацкие книги для того, чтобы в нем проснулась решимость и долго дремавшая (и чисто гипотетическая) смелость. Так вот, это не сработает!

Как он мог бы сообразить и сам, идея запугать Гермиону ради ее же безопасности провалилась, так что теперь ему надо было как можно быстрее и с наименьшими потерями выбираться из дерьма. Когда она попросит колдографии, он их отдаст, но больше связываться не будет. А самое главное, пора кончать с нелепой влюбленностью! Пока они разговаривали, он все время помнил, что влюблен, лишаясь способности складывать грамматически правильные фразы, и это никуда не годилось. Но прежде чем окончательно выкинуть всю историю из головы, ему надо было проверить отцовский кабинет.

Осторожно заглянув в комнату, он с облегчением убедился, что шкатулка на месте. Он двинулся внутрь, чтобы проверить, не нарушены ли защитные чары, как вдруг из-за книжных полок на него полетел маленький снаряд. Драко нырнул под отцовский стол.

— Добрый день, хозяин! — приветствовал его снаряд, словно в прыжках под мебель не было ровно ничего необычного. — Гулли ждать и смотреть, и она рада сказать, что у хозяина Люциуса не получаться открыть коробку.

Он медленно выдохнул и вылез из-под стола.

— Что он делал?

— Хозяин Люциус кидать заклятья, как хозяин Драко делать вчера, но он кричать так громко, что уши Гулли до сих пор болеть. Он бросать много заклятий и сильно расстраиваться. Потом хозяин Люциус стучать кулаком по столу.

Рассказывая, Гулли махала кулачками и топала ножками, изображая одну из отцовских истерик. По мнению Драко, получалось довольно точно.

— Потом он уйти, но Гулли думать, что он вернуться.

— Я тоже так думаю. Тебе лучше договориться с другими домовиками, чтобы в кабинете все время кто-то был. Когда отец сделает следующую попытку, сообщи мне.

Он наложил на шкатулку проверочное заклятье. Колдовские щиты были не тронуты, как он и ожидал. Если уж Повелитель накладывал чары, эти чары оставались навсегда.

Гулли снова притаилась за полками, а Драко отправился обедать и читать «Ежедневный пророк» куда внимательнее, чем обычно. На второй странице обнаружилась длинная статья о важности магической культуры. Автор выражал сожаления, что волшебники «позволили себя увлечь» маггловскими развлечениями (особенно музыкой и книгами), и утратили интерес к собственному миру. Драко отложил газету и хмуро посмотрел на нетронутую еду на тарелке.

Он понимал, что статья имеет прямое отношение ко всему, что происходит, но он уже решил, что его это не касается. Он свое дело сделал, остальным пусть занимается Гермиона. Нельзя сказать, чтобы магглы его хоть как-то волновали. Интерес к ним появился у него совсем недавно, если это можно было назвать интересом, так что от него не составит труда избавиться.

— Мне плевать на магглов, — громко заявил он пустой столовой, на случай, если это поможет. — И на грязнокровок тоже плевать.

Слово прозвучало как-то непривычно: захотелось пойти и почистить зубы. Он отпил тыквенного сока и прополоскал рот. Абраксас Малфой горячо согласился с ним со своего портрета, и Драко поморщился. Дед был самым мерзким человеком, какого ему довелось знать. Конечно, у Драко имелся большой выбор: Беллатрикс была самой невменяемой, Повелитель — самым безжалостным, Фенрир Грейбек — самым опасным, а отец — самым властным. Насколько было известно Драко, дед никого не убивал и не пытал. Он был обыкновенным мерзавцем, который изводил всех, до кого мог дотянуться, и Драко его ненавидел. А теперь они сошлись во мнении, кого еще следует ненавидеть.

Как человек, которому люди в высшей степени безразличны, Драко знал, что заботиться о ком-то опасно. Начнешь, и уже не остановишься: нельзя заставить себя не переживать о человеке, даже если очень хочется, потому что ты все равно о нем думаешь, а это первое проявление заботы.

Единственный выход — полностью выкинуть человека из головы, но тогда надо решить, чем занять эту голову в обозримом будущем. Интересно, если думаешь, о чем бы подумать, считается ли, что при этом думаешь о том самом человеке? Тут Драко сообразил, что думает, стоит ли думать о том, о чем думать. Ситуация явно выходила из-под контроля.

Для того, чтобы отвлечься, он решил перед работой заглянуть в дисковую лавку. Ему наконец-то начала приедаться первый диск, и самое время было обзавестись новым. Он вспомнил про обед, заставил себя проглотить несколько больших кусков, и отправился камином в «Дырявый котел».

В пабе все было как обычно: люди ели и смеялись. Не может быть, чтобы все было настолько плохо, когда все счастливы! Драко двинулся по солнечной улице. Погода стояла отличная, он улыбался, наслаждаясь вновь приобретенным расположением к людям, и большинство прохожих улыбались в ответ. Все будет отлично, главное — не совать нос в чужие дела.

Он зашел в «Подвал» и оглянулся по сторонам. В лавке не было ни одного посетителя. Из-за стойки появился Тремлетт.

— А, старый знакомый! Рад тебя видеть, приятель! — сказал он, хлопая Драко по спине.

— Я тут записал, какие песни мне нравятся. Можете подобрать что-то в этом роде? — спросил тот, вручая Тремлетту список.

— Само собой. У тебя хороший вкус, парень, очень хороший вкус.

Драко в ожидании бесцельно побродил по лавке. Тремлетт вернулся с большой стопкой дисков. На этот раз это были не самодельные сборники, а самые настоящие маггловские диски с настоящими рисунками на обложках.

— Что-то многовато, — заметил Драко, принимая стопку.

— Тебе понравится, — заверил его Тремлетт, и это, скорее всего, было правдой.

— Ладно, беру все, — сказал Драко. Они двинулись к стойке, и Тремлетт принялся составлять счет.

— Такому постоянному покупателю, как ты, положена скидка, — Тремлетт подмигнул, произнося эту фразу, но все равно она прозвучала странно.

— Я здесь всего второй раз, — указал Драко, и на минуту на лице Тремлетта проступило смущение.

— Помню, — поправился он с легким смешком, — но, спорим, не последний.

Драко снова оглядел пустую лавку и напомнил себе, что ему дела нет, почему внезапно прекратилась процветающая торговля. Может, стареющий популярный музыкант — не самый подходящий хозяин для лавки.

— Да, — согласился он, стараясь забыть неприятное чувство. — Я вернусь.

Тремлетт с явным облегчением сложил диски в сумку.

По дороге на работу он размышлял о голубых небесах, птичках, красивых женщинах, спортивных метлах и совиной почте. Существовало множество вещей, о которых можно было размышлять, кроме той самой вещи.

Едва он зашел в кафе, на него, чуть не перескочив через стойку, набросилась Бьянка.

— Привет, Драко! — воскликнула она, широко открыв глаза. — Что это утром стряслось?

— Ничего особенного, — ответил он, пожав плечами.

— Совсем ничего? — настаивала она.

— Ничего. Кстати, я тут купил новые диски, — добавил он, протягивая сумку. Бьянка даже не взглянула.

— Ты уверен, что не происходит ничего важного и тайного? Вы с Гермионой на десять часов исчезли из подсобки, не сказав никому ни слова, — заявила она, от разочарования повысив голос.

— А, ты об этом, — сказал он, делая вид, что только что вспомнил. — Я думал, узнал кое-что ценное, но выяснилось, что Грейнджер уже в курсе. И вообще это неправда, — беззастенчиво солгал он.

Бьянка сузила глаза.

— Я тебе не верю.

Он снова пожал плечами. Она могла верить или не верить во что угодно. Дело касалось ее даже меньше, чем самого Драко.

Она несколько минут не сводила с него глаз, пытаясь заставить разговориться, и наконец сдалась:

— Ладно, — фыркнула она. — Если не желаешь рассказывать, что происходит, Гермиона расскажет.

Драко притворился, что полностью поглощен протиранием бокалов. Он надеялся, что Бьянка не займется собственными розысками. Меньше всего ему хотелось втягивать в скандал еще одного человека.

Она ушла, оставив его одного. Впереди была целая смена.

Скучная смена тянулась бесконечно. Ничего, что улучшило бы Драко настроение, так и не произошло. Наконец наступило время закрываться, и он как раз заканчивал мытье посуды, когда раздался громкий стук в окно.

— Привет, Дрейк!

Он повернулся, и увидел за окном Уилла. Тот показывал на дверь. Драко пересек кафе и впустил его. Уилл вошел и огляделся по сторонам:

— По ночам вид довольно неприглядный.

— Вид как вид. Ты чего пришел?

— Би сказала, что ты в последнее время какой-то чудной.

Уилл поднял руку и растрепал волосы, словно боялся, что выглядит слишком аккуратно.

— Подумал, что тебе не помешает вечерок в пабе.

Драко притворился, что колеблется.

— Звучит неплохо, — небрежно произнес он.

— Вот это по-нашему!

Уилл приобнял Драко за плечи и повел к выходу.

— Мне надо закончить уборку, — сказал тот, пытаясь вырваться.

— Посуду помыл?

Драко кивнул.

— Тогда все в порядке. Если хочешь, я скажу Бьянке, что это я во всем виноват. Она привыкла, что порой я дурно влияю на окружающих.

Драко огляделся по сторонам. Вокруг было прибрано, и Бьянке вряд ли пришлось бы с утра что-то доделывать.

— Ладно, — сказал он. — Куда идем?

— Напиваться, — ответил Уилл. Хотя против него было сложно устоять, Драко был в таком мрачном расположении духа, что ему это удалось.

— А если не поможет, придумаем что-нибудь еще.

— Отлично!

Выпивка ничего не могла исправить, но решала проблему, как провести вечер.

— И раз сам я счастливо женат, то всегда готов протянуть руку помощи. Хочешь, устрою свиданку? — радостно продолжил Уилл.

Звучало соблазнительно, хотя Драко знал по опыту, что случайная связь дает только временное облегчение. При артистизме Уилла, тот мог зачаровывать женщин пачками. Может, даже успешнее, чем Блейз с его фирменным стилем «надменный-красавец-с-идеальными-чертами-лица».

— Я подумаю, — ответил Драко.

— Никого подходящего на примете, а?

Драко потряс головой.

— Просто на всякий случай.

Уилл непрерывно разговаривал сам с собой, пока вел Драко по улице к «Дырявому котлу». В основном о том, как он рад будущему ребенку.

В пабе он нашел более интересную тему: целиком переключился на продолжение рода Малфоев. Они заняли столик, заказали напитки, и Уилл начал спрашивать, что Драко думает о посетительницах. Он сообщил, что по его плану они должны сначала обозреть зал, а потом подцепить ту, которая больше всех понравится. Напитки продолжали прибывать, и к моменту, когда Уилл перебрал всех имевшихся в пабе невысоких брюнеток, Драко стал подозревать недоброе. И пьянеть.

— Ты что, стремишься подладиться под мой вкус? Или что?

Он крутанул бокал с огневиски, пытаясь сообразить, который это по счету.

— Ты о чем? — с невинным видом осведомился Уилл.

— Ты меня спрашиваешь только про женщин вполне определенного типа.

Третий? Четвертый? Да нет, больше. Огневиски продолжало колебаться и после того, как он поставил бокал на место.

Уилл сделал оскорбленное лицо:

— Это нечестно. У каждой из этих милых женщин есть своя собственная индивидуальность и ярко выраженное…

— Кончай. Что ты затеял?

Уилл, сдаваясь, поднял руки, но Драко на это не купился.

— Пытаюсь вычислить, кто тебе нравится, приятель. Тебе, вроде, брюнеточки особенно по вкусу, так что я решил, что мы движемся в правильном направлении. Но можем и расширить выбор, если хочешь. Как насчет этой? — поинтересовался он, указывая на рыжую красотку с роскошными формами.

— Недурна, но смахивает на Уизли.

— Ладно. А вон та? — Уилл краешком рта показал на высокую, стройную блондинку в бархатной мантии.

— Слишком похожа на мою мать.

— Так что мы снова там, где начали.

Уилл тоже изрядно опьянел, так что говорил даже откровеннее, чем обычно.

— И я снова буду показывать на всех, кто хоть немного напоминает Джейн, пока ты не сознаешься.

— Перестань уже! — умоляюще сказал Драко.

— Это ты перестань! Знаешь, о чем разговаривают Мэг и Би, когда тебя нет поблизости? Могу намекнуть на правильный ответ: о тебе. И хочешь знать, что они говорят? — Уилл потряс головой. — Я тебе все равно скажу. Не обижайся, но они считают, что у тебя вечно мрачный и недовольный вид. Пока не появляется Джейн. Когда я заглядывал в кафе, чтобы на тебя посмотреть — кстати, прощу прощения — ты вечно был весь из себя серьезный и напряженный. А в День Феникса появился совсем другой Дрейк, который каждые четыре секунды искал в толпе затылок Джейн.

Уилл весьма нелестно изобразил, как Драко ищет глазами Гермиону, и тому пришлось отвести взгляд.

— Том потом спросил, вы встречаетесь или нет. Он решил, вы зовете друг друга по фамилии потому, что это какая-то понятная только вам двоим шутка. Но весь такт в нашей семье достался мне, так что кто знает, что он там себе нафантазировал.

Драко открыл было рот, чтобы ответить, передумал и, вместо этого, поднял бокал и сделал большой глоток виски.

— Мы вот что сделаем, — продолжал Уилл. — Забудем о поисках новой подружки и займемся той, которая уже имеется.

Драко все еще не находил слов.

— Би думает, что если ты пригласишь Джейн на свидание, та согласится.

— Это вряд ли, — наконец сказал Драко. Он не собирался делать ничего подобного, но даже если бы и собрался, все равно бы не сработало.

— Почему? Би неплохо в Джейн разбирается. Они нынче лучшие друзья.

— Вот как? А с Гарри Поттером что случилось?

Этот вопрос задал не Драко, а огневиски.

— Думаю, они по-прежнему дружат, но видятся гораздо реже. Я слыхал, он всем объясняет, что это из-за второго сына. Но когда родился первый, ничего подобного не случилось. И я не стал бы полгода скрываться от лучших друзей только из-за того, что у меня завелись сынок или дочка. Мои дамы считают, что он ее избегает, потому что до сих пор водится с Уизли, а Джейн была не в восторге, когда ее бросили одну в Министерстве. Но это постольку-поскольку, сам-то я никогда Поттера не видел. Просто так говорят, а вокруг меня много о чем говорят.

— Ну, Бьянка в тысячу раз лучше, чем те двое, так что Грейнджер повезло.

Может, Гермиона, как и он, пытается начать все заново?

— В любом случае сомневаюсь, что она пойдет со мной на свидание.

— Думаешь, она видит в тебе только друга?

— Что? Да нет, она видит во мне врага.

Уилл театрально вздохнул и приложил руку к сердцу.

— Рад слышать. А то я уже стал волноваться. Вот если бы она считала, что вы с ней — лучшие друзья, пришлось бы срочно сводить тебя с одной из здешних красоток. Враг — это то, что надо. С этим можно справиться.

Драко попробовал перебить его, потому что до Уилла явно не доходила серьезность положения, но тот проигнорировал его попытки и продолжал свой монолог:

— Я тебе кое-что расскажу о том, как первый раз поговорил с женой. Я ее заметил еще в Хогвартсе, и тогда же решил, что она самая крутая девчонка в школе. Я о ней кое-что разузнал. Она была старостой, и притом из Рэйвенкло, а они там очень разборчивы насчет того, с кем встречаться. Я сам с Гриффиндора, но набраться храбрости поговорить с ней так и не сумел. Был уверен, что она считает меня полным придурком. Скорее всего, так оно и было, хотя она в этом не сознается. Но и без того ясно.

Короче, то есть, длиннее говоря, я не думал, что когда-нибудь ее снова увижу, пока не попал в «Пророк» на практику. Она там тогда работала. Сейчас пишет книги, на этом они с Джейн и сошлись, кстати. Вместе написали книжку о трансфигурации. Первый день на работе, я страшно волнуюсь, ну и ляпнул что-то про хаффлпаффцев. Она говорит: «Моя мама училась на Хаффлпаффе», слово за слово, и когда я заткнулся, она меня возненавидела. Я ее все-таки позвал на свидание. Она спросила, как мое полное имя, я сказал, и тогда она заявляет: «Уильям Грегори Уорд, с тобой — ни за что и никогда». И она не шутила.

Драко все еще пытался вмешаться, но ничего не получалось. Во-первых, он был слишком пьян, а во-вторых, это было все равно, что затормозить набирающий скорость поезд, когда он через стену врывается в твою гостиную.

— Но я не сдавался. Я продолжал с ней заговаривать, и после того, как она отказала мне еще пару раз, у меня возник план. Может, ты считаешь, что не испытываешь серьезных чувств, но сомневаюсь: в такую девушку, как Джейн, слегка не влюбляются. Только время зря потратишь. Тебе надо твердо настроиться и показать все, на что ты способен. Мой папаша был магглорожденным, и, пока мы росли, водил нас в кино, а там влюбленные магглы обычно заявляются к той, кого любят, и исполняют песни. Я подумал, что это славная мысль, но не хотел выслеживать, где живет Би.

Поэтому взял гитару, заявился в ее офис как раз перед ланчем, и сыграл ей «На этот раз я попался». Это маггловской группы, «Кинкс». Все столпились вокруг (потому что я их об этом попросил), и она страшно смутилась, но все равно улыбалась. Она снова сказала «Уильям Грегори Уорд, с тобой — ни за что и никогда», но в этот раз она так не думала. Так что враги — это неплохо для начала. Лучше, чем друзья.

Драко попытался осмыслить сказанное, но был слишком пьян. Больше всего его поразило, что Мэгги, оказывается, училась на Хаффлпаффе.

— Это все, что ты запомнил? — недоверчиво переспросил Уилл.

— К нам это большей частью не имеет отношения. Мы с Грейнджер — настоящие враги. Я оскорблял ее в лицо и за глаза миллионы раз, и даже не это главное. Мои родственники применили к ней Непростительное заклятье.

— А ты?

— Нет, но…

— Тогда ничего страшного. Она не может держать тебя в ответе за то, что натворили твои ненормальные родственнички много лет назад. Насколько я могу судить, вы с ней примерно на той же стадии, на какой были мы с Би, когда она во второй или третий раз заявила, что ни за что не пойдет со мной. Это означает, что еще парочка отказов, и она поймет, что ты достаточно упорный, чтобы потратить на тебя немного времени.

Подошла официантка и сообщила, что заведение закрывается, так что Драко не пришлось отвечать. Они заплатили по счету, и отправились в каминную комнату, где Уилл ухватил его за руку и начал какой-то сложный ритуал с рукопожатием, который, учитывая состояние Драко, только сбил того с толку.

— Здорово было, — сказал Уилл. — Хочешь в эту субботу выбраться со мной, Томом и парочкой наших приятелей?

— Ладно, — ответил Драко. — Присылай сову.

— Хорошо. И подумай о том, что я сказал.

Драко кивнул и вошел в камин. Он решил, что если в субботу Уилл снова затеет разговор о Гермионе, он уйдет. Он изо всех сил старается о ней не думать! Может, стоит начать с самого начала и завести друзей, который с ней не знакомы. Лучше иностранцев, которые о ней не слышали. Или инопланетян, которые вообще не интересуются людьми.

В Маноре на подоконнике обнаружилась сова. Интересно, долго ждет? Он отвязал пергамент и, пробежав глазами записку, прогнал сову:

«Приходи к открытию. Прихвати Дж.Д., но сделай копию».

Подписи не было, но он понял, что это от Гермионы, и что она намекает на колдографии Доулиша. Уставившись на записку, он взвесил шансы. Если не пойти, она перестанет ему доверять, и, вероятно, он ей совсем разонравится. Она окончательно убедится, что он трус, но от своих намерений не откажется, так что по-прежнему будет в опасности. А вот у отца неприятностей не будет.

Если пойти, есть риск, что он завязнет в этой истории еще сильнее. И в отношениях с Гермионой тоже. Если он начнет встречаться с Гермионой Грейнджер, тогда остается только надеяться, что отец попадет в тюрьму. Мать слишком сильно его любит, чтобы лишить наследства, но тоже вряд ли будет в восторге. Его старые друзья от него отвернутся, а с Гермионой может ничего не получится. И он снова останется с двумя друзьями — Уиллом и Мэгги, потому что Бьянка после разрыва скорее всего встанет на сторону Гермионы. И все придется начинать заново.

Оба варианта были ужасны, поэтому он попытался найти выход, который оказался бы всего-навсего плохим. В конце концов он решил, что отдаст Гермионе колдографии Доулиша, остальные спрячет, и скажет ей, чтобы дальше разбиралась сама.

Он скопировал колдографии и рухнул в кровать.

* * *

На следующее утро он заварил зелье от похмелья, чтобы снять головную боль. Он оказался в «Вороне» через несколько минут после открытия, но Гермиона уже ждала.

Она пила кофе и ерошила волосы, тыкая в них палочкой. Не применяла заклятье укладки (Драко сомневался, что существует заклятье для таких густых волос), просто время от времени проводила по голове. Его восхитило, как она владеет палочкой: большинство ведьм, обзаведись они такой привычкой, давным-давно подожгли бы собственную прическу. Он вообразил, как Гермиона с головой, объятой пламенем, нарезает круги по кафе. Получилось забавно, и ему пришлось опустить лицо, чтобы скрыть улыбку. Интересно, сможет он когда-нибудь стать приличным человеком, сохранив свое нездоровое чувство юмора? Гермиона, возможно, знала ответ, вот только спросить ее нельзя.

— Грейнджер, — сказал он, взяв себя в руки.

— Доброе утро, Малфой.

Она перестала постукивать по голове, вежливо улыбнулась и сунула палочку в карман.

— Ты принес то, что я просила?

Он показал конверт. Она вся дрожала от возбуждения, такого острого, что ему пришлось отвернуться.

— Отлично, — сказала она. — Я собираюсь навестить старого знакомого, и было бы невежливо приходить с пустыми руками.

Ему это не понравилось.

— Собираешься идти одна?

— Я надеялась, ты со мной.

Ему не хотелось с ней идти, но еще меньше хотелось, чтобы она отправилась одна. Хуже того, он чувствовал, что его затягивает все сильнее: что, если он уйдет, а с ней что-нибудь случится? Тогда виноват будет он. У него на душе и так немало грехов, и прибавка к списку ему незачем.

— Не будет странно, если мы появимся вместе? — спросил он, пытаясь оттянуть момент. Хотя особых трудностей не предвиделось. Они придут, встретятся с Доулишем и уйдут. Все, что требуется от Драко — стоять позади Гермионы и выглядеть угрожающе. Все равно ему особо нечем заняться, а это, что ни говори, развлечение.

— Никто не увидит, как мы войдем, — заявила она. Он решил, что она знает какой-то тайный ход к кабинету Доулиша, потому что никакого способа незамеченными проникнуть в Министерство вообразить не мог.

— Если я откажусь, ты все равно пойдешь? — уточнил он.

— Верно, — ответила она. Он поморщился. Она улыбнулась. Похоже, сообразила, что он собирается сказать. Конечно, она же его убедила! Потом вспомнил, что она не произнесла практически ни слова, так что скорее он убедил себя сам.

— Ладно, я с тобой, — пробормотал он. Какой толк рыться в себе?

— Лучше из подсобки, — сказала она. Его согласие ее совсем не удивило.

Они как раз подходили к двери, когда Бьянка вышла из-за стойки и встала, сложив руки на груди.

— Если не скажете, что происходит, я не позволю использовать кафе для тайных встреч.

Гермиона коснулась ее руки:

— Не думай, что мы нарочно от тебя скрываем…

— Он точно скрывает, — отрезала Бьянка, рывком головы показав на Драко.

Она была совершенно права, так что он не стал возражать. Гермиона укоризненно посмотрела на него. Он пожал плечами.

— Просто хотим сначала убедиться, что располагаем всей необходимой информацией. Потом мы всё расскажем. Пожалуйста, Бьянка, поверь мне. Когда наступит время, ты узнаешь первой.

По мнению Драко, это был великолепный образчик манипуляции. Потом до него дошло, что Гермиона просто говорила, что думала.

Бьянка сдалась не сразу, но Драко надеялся, что доверие к Гермионе возобладает над подозрениями из-за его участия в деле.

— Если это так важно, можете занять подсобку, — уступила она. — Но в десять появится папа, а мама будет все утро в понедельник, среду и пятницу. Если хотите секретничать, убедитесь, что они ни о чем не догадываются. Мама с ума сойдет от беспокойства.

— Спасибо, Бьянка. Ты не пожалеешь, — ответила Гермиона, и та отодвинулась, чтобы дать им пройти.

Они закрыли дверь, наложили заглушающее заклятье, и Гермиона достала из сумки старинное на вид одеяние. Драко пригляделся: похоже на мантию-невидимку, вещь настолько редкую, что он видел только ее изображение в книгах.

— Это то, что я думаю? — спросил он, и она кивнула. — Где ты ее раздобыла?

— Одолжила у друга, — ответила она. Драко сразу сообразил, о ком идет речь. Чертов везунчик! Интересно, как она ее заполучила, учитывая, что у них с Поттером в последнее время разлад. Может, он ошибается, и это мантия Лонгботтома или… Как же!

— Значит, план такой. Мы под мантией входим в Министерство и пробираемся в кабинет Доулиша. Я выхожу и задаю ему несколько вопросов, а ты остаешься невидимым на случай, если он что-нибудь учинит. Можно взять колдографии?

Он протянул ей конверт, она глянула на первый снимок и поморщилась.

— Фу… — проницательно заметила она, успешно выразив суть дела. Потом решительно сняла заклятья с двери.

— Готов?

Он промолчал, но она не стала ждать ответа. Развернув мантию, она накинула ее и сделала ему знак присоединиться. Он осторожно ступил под ткань, и они оказались совсем рядом. Ему пришлось пригнуться, чтобы прикрыть ноги, так что его голова оказалась практически у нее на плече. Ее кожа полыхала жаром там, где он прижимался к ней грудью. Он глубоко вдохнул, и почувствовал, как она выпрямила спину, ощутив щекой его дыхание. Сама она, похоже, вовсе перестала дышать, и он догадывался, что ей очень неуютно. Ему тоже стало неуютно, с учетом того, к чему шло дело.

— Пошли, — прошептала Гермиона ему в ухо, слегка касаясь губами. — Аппарируем вместе. Мой пропуск все еще в силе.

Министерство наконец-то избавилось от нелепой системы входа через туалеты, и теперь все, у кого имелся пропуск, могли во время рабочего дня аппарировать прямо в Атриум. Она протянула руку, он ее взял, и, прежде чем мир вокруг дернулся, вытянулся, сжался и пошел колесом, почувствовал, как она сжала его пальцы

Они с размаху приземлились на скользкой плитке Атриума, и Драко пришлось обхватить Гермиону за талию, чтобы та устояла на ногах. Она покачнулась и сделала шаг вперед. Он задержал дыхание и оба на мгновение замерли: вдруг кто-то заметил их возню? Но все проходили мимо, не обращая на них никакого внимания, и он почувствовал, как она расслабляется.

— Можешь меня отпустить, — прошептала она. Он отдернул руки, словно обжегшись, и сделал шажок назад, чтобы между ними появилось несколько дюймов. «Кто знал, что мантии-невидимки такие теплые?» — подумал он, дергая воротник.

Она осторожно пошла вперед медленным шагом, и он, стараясь попадать в ногу, двинулся следом за ней к кабинету Доулиша. Путешествие оказалось довольно нервным, пару раз они едва избежали столкновения, но он пришел к выводу, что чиновники, явившиеся в Министерство с раннего утра и дремавшие на ходу, вряд ли заметили бы, если бы их огрели невидимым кулаком по голове. При условии, конечно, что им бы не расплескали их драгоценный кофе. Некоторые накачались Бодроперцовым зельем, так что их широко открытые глаза подергивались, когда они слышали приглушенные шаги, но большинство брело по коридорам, едва приподнимая веки.

Гермиона каким-то образом умудрилась отпереть кабинет. Они вошли в темное помещение и прикрыли за собой дверь.

— Доулиш вечно опаздывает, — прошептала она, — но скоро появится. Он всегда запирает дверь, чтобы никто не догадался, что он не работает.

Они спрятались в углу и принялись ждать. Драко использовал передышку для того, чтобы определить, чем пахнут волосы Гермионы, но так и не сумел это вычислить.

Через несколько минут в дверь ввалился Доулиш. Как и предсказывала Гермиона, он наложил запирающее заклятье, потом, напевая что-то себе под нос, взмахом палочки зажег свет и бодро двинулся к столу. «По крайней мере, пара минут отличного утреннего настроения у него была», — ни с того, ни с сего подумал Драко. Когда Доулиш повернулся, чтобы повесить колпак, Гермиона вышла из-под мантии и призвала его палочку. Тот оцепенел.

— Повернитесь, — распорядилась Гермиона. Она держала собственную палочку направленной на бывшего начальника, а вторую сунула в карман.

Драко вынужден был признать, что ее маленькая безупречная демонстрация произвела на него впечатление.

— Ох, только не ты! Кто угодно, только не ты! — простонал Доулиш, узнав Гермиону и держа руки над головой. — Я думал, что избавился от тебя.

По мнению Драко, только полный идиот мог вообразить, что такое возможно. Да убей он Гермиону, та бы являлась ему целую вечность! Она была из тех, кто никогда не отступает, даже когда отступление — вполне разумный выход.

— Я тут наткнулась на несколько любопытных картинок с вашим участием, мистер Доулиш. Уверена, вы понимаете, о чем я.

Доулиш явно собрался все отрицать, потом увидел в ее руке конверт и запаниковал.

— Где ты их раздобыла? — поинтересовался он. — Мерлин, я-то надеялся, что избавился и от них тоже. Ну и денек!

— Неважно, где, но я знаю, что они есть кое у кого еще. Как насчет того, чтобы рассказать мне, как всё было?

Она издевалась, а Доулиш с трудом сдерживал ярость. Гермиона стояла спиной к Драко, но тот мог поклясться, что она довольно улыбается. Доулиш отвел глаза, прикидывая, удастся ли бежать, но сообразил, что не успеет он броситься к двери, как его достанут заклятьем. Вместо этого попытался принять жалобный вид и начал заискивать:

— Ну да, я сделал кое-какие ошибки. Мне нравятся женщины. Что в этом такого?

Он пожал плечами и умоляющим жестом протянул руки.

— Это не значит, что я — чудовище. Я не хотел работать на Упивающихся, но во время Второй войны они пришли ко мне и показали колдографии, из-за которых я мог попасть в тюрьму. Я понятия не имел, что тем девицам еще нет семнадцати!

Гермиона презрительно фыркнула.

— Так что пришлось пойти им навстречу. Я думал, что с гибелью Сами-Знаете-Кого всему придет конец, но ошибся. Они заявили, попади они в Азкабан, колдографии появятся на свет, так что пришлось их отпустить, а потом платить отступные и изменять законы в их интересах. Мы избавились от всех членов Ордена, выполняли любые их требования, но им было мало.

Доулиш закатил глаза, чтобы подчеркнуть, как его все это достало.

— В конце концов, мы кое-что прикинули и сообразили, что никто годами не видел колдографий. Тогда мы заявили, что не станем на них работать, пока нам их снова не покажут. И все еще ждем. Можешь мне поверить, знай я, что у них нет к ним доступа, я бы в жизни не стал добиваться амнистии.

Так вот почему отцу внезапно понадобилась шкатулка: до жертв шантажа дошло, что он блефует! Чтобы не попасть в тюрьму, ему нужно было доказать, что он все еще может их скомпрометировать, что было непросто, потому что он не мог. Драко подумал, Доулишу повезло, что у Гермионы в руках не пустой конверт, потому что он только что выложил ей все, что той требовалось для обвинения. Жаль, она раньше не знала, настолько тот податлив, а то давным-давно вывела бы на чистую воду.

— Министерство выплачивало деньги шантажистам? — спросила она.

— Министерство — нет. Нам приходилось платить из собственного кармана.

— Значит, да, с учетом того, что вы год за годом повышали себе жалованье. Назовите имена.

Доулиш было помялся, но уступил. Драко предположил, что на него был устремлен по-настоящему грозный взгляд.

— Люциус Малфой, Джарвис Нотт, Гектор Крэбб и Оливер Гойл.

Это Драко мог сказать и так: единственные Упивающиеся Смертью, которые после Второй войны не оказались в тюрьме, очевидно, потому, что у них кое-что было прибережено на случай поражения.

— Спасибо, — сказала Гермиона насмешливым тоном. — Рада, что мы наконец-то поговорили откровенно. И я обойдусь с вами честнее, чем Упивающиеся, просто чтобы показать, что не шучу.

Она достала первый снимок и поднесла к глазам Доулиша, чтобы тот полюбовался. Он весь скривился.

— Теперь повернитесь, станьте на колени и заложите руки за голову.

Он подчинился, даже не пытаясь протестовать.

Гермиона сделала Драко знак следовать за собой и двинулась к двери. Палочку Доулиша она положила у того за спиной. Как только они вышли за дверь, она шмыгнула под мантию, но Доулиш так и не появился. Они молча дошли до Атриума, где Гермиона взяла его за руку, и аппарировали в Визжащую Хижину.

Она скинула мантию и исполнила короткий победный танец, но только он хотел рассмеяться, как все разом оборвалось. Она вернулась к делу так, словно в жизни не пускалась в пляс.

— Как ты считаешь, почему только четверо? — спросила она. — Разве не стоило вытащить из Азкабана как можно больше Упивающихся?

— Я думал об этом, и решил, это потому, что про них мало кто слышал. Разумеется, к отцу это не относится.

Он продолжил, загибая пальцы:

— После учебного года, который оба Кэрроу устроили в Хогвартсе, их заключения жаждали десятки родителей. Благодаря моей тетке у Лестранжей такая репутация, что никакой шантаж в мире не помог бы дяде Рудольфусу остаться на свободе. Думаю, все придумал мой отец. Он и выбрал наиболее безопасных кандидатов, они же — его ближайшие друзья.

Он знал, что по официальной версии все четверо «переменили сторону», но никогда не мог понять, почему то, что произошло в последние десять минут войны, считается переменой позиции. Он думал, что речь идет о том, как спасти шкуру при верном проигрыше.

— Мне давным-давно следовало догадаться, — сказала она, тряхнув головой.

— Ну, ты, во всяком случае, не засела на десять лет в фамильном особняке, — сухо заметил он, и она улыбнулась.

— Верно. В любом случае, нам с тобой удалось кое-чего добиться, и, считаю, что для начала это неплохо.

Она как-то странно посмотрела на него, наклонила голову и решительно кивнула.

— Дай пять! — сказала она, протянув руку ладонью вперед, словно принимала присягу.

— Что?

— Дай пять! Ну, шлепни меня по ладони, — пояснила она. — Чтобы не промахнуться, вытяни руку на один уровень с моей.

— Зачем? Выглядит нелепо.

— Ты так говоришь, потому что не пробовал. Магглы так поступают, когда радуются, или когда им удалось чего-то достичь совместными усилиями.

Она пододвинула ладонь поближе и пошевелила пальцами.

Делать было нечего. Раз она настаивает, придется сделать то, чего она хочет. Он осторожно вытянул руку на нужный уровень, сосредоточился и шлепнул по ладони, как она велела. Ощущение было странное, и он повернул руку и стал разглядывать собственную ладонь, словно никогда до этого не видел. Она хихикнула, а он потряс пальцами, чтобы унять щекотку.

— Спасибо за помощь. Мне надо вернуть другу мантию, прежде чем он… э-э-э… спохватится, что ее нет, — застенчиво сказала она. — Пришлю тебе сову.

Драко понял, что каким-то образом оказался в ее списке для рассылки или вообще вступил в движение сопротивления. В любом случае, в его жизни вот-вот появится куча ненужного хлама. Он все время помнил, о чем говорил прошлым вечером Уилл, и решил, что сейчас как раз подходящее время проверить. Она скажет «нет», и он наконец-то выкинет все из головы.

— Погоди, — начал он.

Он сам удивлялся собственному спокойствию, но это потому, что был совершенно уверен в отказе. Ни о каком «а вдруг» не могло быть и речи, и он еще не отошел от выплеска адреналина после утреннего успеха.

— Может, как-нибудь вместе поужинаем?

Она посмотрела на него так, словно у него выросло полдюжины голов, одна из них — индюшачья, и все шесть объяты пламенем.

— Что? — переспросила она, застыв на месте.

— Я приглашаю тебя на ужин, — повторил он. Он старался говорить небрежно, словно речь шла о пустяках.

— Нет! — сказала она. — Ты что, серьезно?

— Вполне серьезно.

— Ну, тогда… нет, — повторила она.

Во всем ее теле, казалось, двигались только зрачки: бесцельно метались по комнате.

— Может, еще передумаешь? — мягко осведомился он.

— Не передумаю, — ответила она, и он кивнул.

«Вот и все», — подумал он. С этим покончено. Когда она в следующий раз обратится к нему за помощью, он скажет, что занят, и пусть идет своей дорогой.

Она еще раз недоуменно посмотрела на него и аппарировала.

Ничего из этого не вышло. В смысле, не вышло о ней не думать.

Временами то, что человеку нужно больше всего на свете, находится у него под носом. А временами оно где-то далеко, прячется и намеренно его избегает. Гермиона Грейнджер относилась ко второму разряду.

Конечно, Гермиона не была просто «тем, что». Она была ведьмой со свободной волей, умеющей принимать собственные решения. С другой стороны, плюс существ со свободной волей в том, что они могут и поменять мнение.

На следующий день после того, как Драко вместе с Гермионой выполнил благородную миссию, прилетела сова от Уилла с предложением встретиться вечером. У Драко появилась новая цель, но, к сожалению, стоило переступить порог «Ворона», на него опять накинулась Бьянка.

— Я тут поговорила с Гермионой, — начала она.

— Вот как? — ответил Драко, прикидываясь, что ему все равно.

— Она мне сказала, что ты позвал ее на свидание.

Ширина ее улыбки была пропорциональна глубине морщин у него на лбу.

— Кажется, я догадываюсь, почему она так решила, — сказал он, внимательно изучая ногти. С него можно было рисовать плакат с подписью «Равнодушие».

— Потому что ты это сделал?

— Потому что могу понять, почему так могло показаться, — ответил он, но Бьянка пропустила эту фразу мимо ушей.

— Так вот чем вы занимались в подсобке? — Она сузила глаза. — Поищите другое место, чтобы обжиматься.

— Нет. Мы вообще не обжимались.

— Ну, когда начнете, чтобы это было не здесь. Разве что она не позволяет тебе дотронуться до себя в любом другом месте. Если так, тогда ладно, — сказала она. Похоже, Бьянка вкладывала в сводничество всю душу.

— Послушай. Вряд ли она тебе все рассказала, но она мне наотрез отказала.

Ему было неловко говорить такую откровенную и смущающую правду, поэтому он добавил:

— Она по ошибке решила, что я приглашаю ее на свидание, но мы уже уладили это недоразумение.

Он видел, что Бьянка ему не поверила, и удивился, когда это он разучился врать. В былые времена его выдумки подхватывала вся школа, а некоторые из них оказывались в «Пророке». Может, это из-за того, что он большую часть времени проводил с такими, как Гермиона. Та не верила ни единому его слову, говорил он правду или врал.

— Если хочешь знать, когда она рассказала мне, что произошло, я десять минут подряд убеждала ее, что ты не шутил. И все из-за твоего поведения. Она этого не признает, но я думаю, отказала тебе потому, что решила: ты ее разыгрываешь, или на тебя нашел каприз, или что-то в этом роде. Может, раз в жизни скажешь, что ты действительно чувствуешь? Давай, попробуй. Скажи мне, что ты чувствуешь.

С него хватит! Если ей нужно чувство, она его получит. И пожалеет, что напросилась.

— Я чувствую дикое раздражение от того, что ты суешь нос не в свое дело, — резко заявил он ледяным тоном, но почему-то Бьянка осталась довольна.

— Видишь, ничего страшного. Мама, Уилл и я — все мы без приглашения лезем в твою личную жизнь. Мне жаль, что это выводит тебя из себя, — сказала она, не демонстрируя не малейшего намерения прекратить такое поведение. — Давай еще что-нибудь.

Он решил выяснить, как ей понравится одно из самых непопулярных его мнений.

— Мне надоело, что Гарри Поттер вечно разыгрывает из себя страдальца и мученика.

Она и глазом не моргнула.

— Многие из великих героев были редкими придурками. Не знаю, как насчет Гарри Поттера, потому что встречала его всего пару раз, но все может быть. Давай еще.

— Я думаю, что твой муж слишком много говорит, — сказал он, на этот раз громче. Это была чистая правда, и он рассчитывал, что оскорбление любимого мужа поможет отвязаться от Бьянки.

— Думаешь, я сама не знаю? Продолжай!

Насколько легче было бы общаться с людьми, если бы они поступали так, как, по мнению Драко, им следовало поступать!

— Не понимаю, как ты и Мэгги можете все время быть такими добренькими, и почему у меня не получается, и почему все вокруг меня ни в кнат не ставят. Если хочешь знать, в слизеринскую команду по квиддичу я попал по заслугам, и рука зверски болела, когда гиппогриф ее полоснул, — он сам не понимал, что говорит, но остановиться не мог. — Я совсем не хотел воевать, мне не нравится собственный отец, и я завидую людям, у которых все просто и легко! Временами мне хочется, чтобы с ними стряслось что-то плохое, чтобы они поняли, каково это! — закончил он, задыхаясь. — Теперь понимаешь, почему я не говорю такое вслух?

Бьянка зажала рот ладонью, словно сдерживала какие-то чувства. К его полному изумлению, она без предупреждения подошла к нему и обхватила руками. Он стал вырываться, и через мгновение она его выпустила.

— Никогда не задумывался, что тебе полегчает, если чаще будешь говорить такое вслух?

— Нет, — ответил он. Может, правда и делает свободным, но только в том смысле, в каком прыжок в пропасть освобождает от силы тяготения.

— А теперь скажи, что ты чувствуешь к Гермионе.

Он заколебался, стараясь не смотреть ей в глаза, но он уже наговорил столько всего, что еще одна правда не имела значения.

— Я думаю, что она должна была поужинать со мной.

— Я тоже так думаю, — согласилась Бьянка. — Должна, только вот до недавнего времени даже не подозревала, что нравится тебе. Тебе надо показать ей, что ты настроен серьезно. Только не вздумай публично исполнять песни в ее честь. Мне кажется, ей это не понравится.

— Тебе же понравилось, — возразил он, и она закатила глаза.

— Ну да, Уилл говорил, что все тебе рассказал. Это одна из его самых любимых историй. Но, если хочешь знать правду, песня тут была не причем. Уилл в ту пору обхаживал уйму женщин, и у меня не было ни малейшего желания стать очередным двухнедельным увлечением, тем более, что он мне очень нравился. Когда он устроил то безумное представление, я поняла, что он делает то, что никогда ни для кого не делал, и, значит, все серьезно.

Учитывая, что Драко не слишком заботился о ближних, ему не составило бы особого труда сделать для Гермионы что-то, чего он никогда ни для кого не делал. Разумеется, если бы он захотел продолжения всей этой идиотской истории.

— Уилл насмотрелся маггловских фильмов, иначе бы он так не поступил. Тебе нет необходимости придумывать какой-то сверхромантический жест, чтобы убедить, что ради тебя стоит рискнуть. Просто будь сами собой. И будь с ней честен. Тогда не понадобится заваливать ее цветами и конфетами, или писать ее имя на облаках.

— А что понадобится? — спросил Драко.

— Если ломаешь голову, что бы такое придумать, ты уже идешь неверной дорогой. Просто будь рядом и делай то, что покажется правильным, и она поймет. Кстати, сегодня у тебя есть отличная возможность. Уилл хотел, чтобы получился сюрприз, но мы с Гермионой собираемся с вами в паб. Не говори, что я тебе сказала. Он вечно забывает, что далеко не все в таком восторге от сюрпризов, как он сам.

Бьянка снова закатила глаза и вышла из кафе. Драко смотрел в окно и думал о наступающем вечере. Похоже, все были в курсе. Тогда непонятно, почему Гермиона так удивилась, что нравится ему, особенно учитывая, что он уже успел пригласить ее на ужин, что для большинства женщин служит безошибочным признаком ухаживания. Ему придется сильно напрячься, чтобы искупить все, что он наговорил в прошлом. Может, ей кажется, что он до сих пор считает: у нее лохмы, огромные зубы, и монашеская манера одеваться. В то время как соответствовали истине только два утверждения из трех. И, если подумать, она не так уж плохо одевается: просто обычно ходит в официальных мантиях. Волосы у нее действительно лохматые, но это не значит, что они ему не нравятся. Так что претензии отпадают.

Он подумает об этом позже.

Уилл подошел к закрытию. По дороге в «Дырявый котел» у него, похоже, взяли верх лучшие чувства.

— Я должен кое в чем сознаться, приятель. Джейн тоже будет, — сказал он.

— Знаю. Твоя жена рассказала.

— Что? Предполагалось, что это сюрприз! — довольно лицемерно заявил Уилл. — Ну, значит ты в курсе. Би полагает, что тебе надо быть самим собой, а я считаю, что тебе надо быть неотразимым, но тонко чувствующим красавчиком, так что лучше выбрать что-то посередине.

Совет был ужасен, и Драко твердо решил ему не следовать.

В пабе те же люди, что и в День Феникса, устроились вокруг стола с двумя пустующими стульями. Один был рядом с Гермионой, второй — рядом с Бьянкой, и Уилл решительно толкнул Драко к первому. Их приветствовал хор голосов. Подошла официантка и приняла новые заказы.

— Драко, мы тут слышали, — начала Бьянка, — что ты увлекаешься квиддичем. Играешь до сих пор?

Блейз, доведись ему помогать Драко на свидании, сказал бы приблизительно то же самое, так что Драко сразу понял, куда она метит.

— Теперь нет, но в свое время играл много, — сказал он.

Остальные принялись делиться собственными воспоминаниями. Принесли еще выпивки, и разговор перешел на профессиональный квиддич. Драко заметил, что Гермиона, против обыкновения, почти не участвует в общей беседе. По ее лицу было ясно, что квиддич ее не слишком интересует. Драко не мог упустить такую возможность.

— Ладно, хватит, а то Грейнджер вот-вот взвоет от тоски. Все знают, что «Пушки Педдлс» — худшая команда, какая оскорбляла квиддич своим существованием, так что нет смысла повторять это раз за разом.

Гермиона недоуменно посмотрела на него. Драко приподнял брови. Она отвернулась, но это не означало, что она о нем не думает.

— Дрейк прав, — заявил Уилл. — Я все равно хотел поговорить кое о чем поважнее. Люди почти перестали покупать маггловскую музыку, а моя колонка теперь выходит только раз в месяц. Не волнуйтесь, у меня есть план, но мне надо кое с кем поговорить, чтобы полностью довести его до ума. А пока, если у кого заведутся лишние деньжата, ступайте в «Подвал» за новыми дисками, чтобы Дон совсем не упал духом. Тебя это в первую очередь касается, Дрейк. Уговори своих друзей, чтобы покупали диски.

Драко, конечно, поговорит со всеми своими двумя друзьями. Может, только с одним. Он не был уверен, что сумеет подступиться к Панси.

Гермиона фыркнула и тряхнула головой.

— С колонкой, конечно, тебе не повезло, но, думаю, это потому, что она плохо сочетается с чушью, которую печатают в разделе «Мнения».

— А то я не знаю! Причем пишут не сотрудники редакции, а разные посторонние типы, а редактор заявляет, что у нас «должен быть полностью представлен весь спектр мнений» и так далее. Но мой план сработает, я в этом не сомневаюсь. Как только все будет готово, я вам расскажу.

Драко стало интересно, что скрывает Уилл, тем более, он был уверен, что без него самого не обойдется. За столом он был единственным чистокровным, и от него не ускользнул намек, содержавшийся в словах Уилла о его друзьях. Если маггловской музыкой будут увлекаться только магглорожденные и их дети, «Пророку» будет легче создать ей отрицательный образ. Его самого подтолкнуло мнение Блейза: после того, как Нотт и Гойл сбежали из страны, а Драко и Панси отказались размножаться, Забини превратились в образцовое чистокровное семейство. Хотя, что касается отказа от размножения, Драко мог и передумать.

— Если нужна моя помощь, я готов, — сказал он.

— Приятно слышать!

Уилл хлопнул Драко по плечу, но того больше интересовала реакция Гермионы. Она снова впала в недоумение. Было что-то глубоко утешительное в том, как легко ему удавалось сбивать с толку председательницу клуба всезнаек! Остальные заговорили о музыкальных группах, о которых Драко никогда не слышал. Гермиона в задумчивости водила пальцем по краю стакана. Он решил воспользоваться случаем и наклонился к ней.

— Может, как-нибудь вместе поужинаем? — прошептал он. Она торопливо схватила стакан и сделала глоток, движением плеча оттолкнув его голову.

— Похоже, я здорово пьяна, — сказала Гермиона, словно вовсе не слышала вопроса. Другими словами, решила, что он пригласил ее, потому что напился. По всему видно, что сама она пьет очень редко, иначе бы знала, что под влиянием алкоголя у людей не возникает новых идей. Если кто-то внезапно заявляет, что собирается влезть на дерево, это означает, что он или она думали об этом в детстве. Если при этом удается сохранить ноги в целости, алкоголь просто заставляет людей говорить правду.

Он решил переменить тему, но счел, что дела идут неплохо. В этот раз она даже не сумела по-настоящему ему отказать!

К концу вечера в каминной комнате начался нелепый ритуал пьяных объятий, превзошедший тот, что случился в День Феникса. Сам Драко не единожды попадал в чьи-то неуклюжие руки. Чьи-то, за исключением Гермионы, о прикосновении которой он мечтал. Он задумался, не продается ли где-нибудь манекен, на котором можно поупражняться в обниманиях, потому что, если он продолжит общаться с толпой захватчиков, которым наплевать на чужое личное пространство, ему явно потребуется дополнительная практика. Гвен с Томом уже ушли, и он собирался последовать за ними, когда раздался голос Гермионы.

— Малфой, задержись на минутку, — сказала та.

Он увидел, что за ее плечом Уилл и Бьянка, взволнованные словами Гермионы, делают руками сложные знаки. В конце концов они рассмеялись, обнялись и аппарировали домой.

Драко им позавидовал. Но кто знает, может, Гермиона как раз собирается предложить что-то вроде: «Малфой, мне одной плохо спится. Зайдешь ко мне?» Само собой, в этом случае он поступит как джентльмен, а то она возненавидит его до конца жизни. Не то, чтобы у него была привычка пользоваться женскими слабостями, но одно дело — выпившая, а другое — пьяная. Если двое, только что познакомившись и слегка выпив, хотят провести вместе ночь, кому от этого хуже? Но с Гермионой все обстояло по-другому. Он к ней пальцем не притронется, а наутро…

— Малфой?

Отлично, дело двинулось.

— К твоим услугам, — сказал он, придвигаясь ближе. Она хихикнула, подняла обе руки и поправила волосы.

— Я хотела сказать… сказать, что…

Он положил руку ей на плечо и пробежал пальцами до локтя, потому что она утратила дар речи, и он боялся, не станет ли ей хуже. Она все еще хихикала.

— Малфой, я пытаюсь объяснить, и это… это важно!

Он убрал руку и посмотрел на нее с невинным выражением лица. Она несколько раз глубоко вдохнула, и продолжила спокойным тоном:

— Может, мы бы с тобой встретились завтра прямо с утра, чтобы посмотреть на остальные колдографии? Мой план полностью готов.

— В «Вороне»?

— Нет, прямо в «Визжащей хижине», в семь. Я не хочу опять расстраивать Бьянку.

— Ты же знаешь, чем, по ее мнению, мы там занимаемся.

Она явно знала, судя по тому, что снова начала хихикать, отводя глаза. В каминной было темно, так что он не мог сказать, покраснела она или нет.

— Спокойной ночи, Малфой, — сумела выговорить она. — Встречаемся в семь.

Она вошла в камин. Через минуту он тоже отправился домой.

* * *

Драко проснулся рано и приложил все усилия, чтобы выглядеть безупречно. Он выпил зелье от похмелья, и на случай, если оно понадобится Гермионе, засунул еще один флакончик в карман, рядом с рулоном документов. Потом прошел по парку до места аппарации и отправился в Визжащую хижину, где его уже ждали.

— Спасибо, что пришел, — сказала Гермиона с усталой улыбкой. Он сразу увидел, как она утомлена. — Хотела рассказать тебе про наш следующий шаг.

Теперь это называлось «мы», хотя и касалось дела, из которого он всеми силами стремился выкрутиться.

— Прежде, чем начнем, хочешь зелье от похмелья?

Он вытащил флакон, и она неуверенно взяла его.

— Очень заботливо с твоей стороны, — сказала она так, словно Драко, проявляющий о ком-то заботу, являлся чем-то совершенно исключительным. Если подумать, так оно и было. — Принес остальные колдографии?

Он вручил их ей, и она стала просматривать рулон. Внезапно с треском и струйкой дыма перед Драко появилась Гулли.

— Хозяин Драко, у Гулли важные новости. — Она глянула через плечо и заметила Гермиону. — Гулли может их говорить при мисс?

— Да. Гулли, это мисс Грейнджер. Грейнджер, это Гулли.

Гермиона нагнулась, чтобы встретиться с домовихой глазами, и протянула руку.

— Здравствуй, Гулли. Можешь называть меня Гермионой.

— Рада познакомиться, мисс Гермиона. — Она проигнорировала протянутую руку и низко поклонилась. — Друзья хозяина — друзья Гулли.

— Что тебе больше всего нравится делать для хозяина?

Драко прочитал книгу Гермионы, поэтому понимал, почему был задан такой вопрос. Это объяснялось в предисловии. Если посторонний человек спрашивал домовиков, нравится ли им их хозяин, они всегда отвечали «да». Но если спрашивали, что им нравится делать, в ответах появлялась едва заметная разница. Недовольные домовики отделывались туманными фразами или стремились обойти вопрос, в то время как счастливые домовики приводили конкретные примеры.

— Хозяин Драко — самый лучший хозяин на свете, мисс Гермиона, — радостно сообщила Гулли. Если бы Драко спросили, что ему больше всего нравится в Гулли, он наверняка упомянул бы, как та беспорядочно размахивает ручонками, когда взволнована. Домовики вообще были нелепыми существами, но в энтузиазме Гулли было что-то очень милое. — Хозяин Драко дарить своим домовикам много разных интересных игр, и он никогда не кричать и не зажимать уши Гулли в духовке.

По всему было видно, что Гермиона удивлена.

— Ну и ну, Малфой, — сказала та, выпрямляясь. — Похоже, ты ей действительно нравишься.

Он кивнул, а домовиха напыжилась.

— Что ты собиралась сказать, Гулли?

— Да. Гулли прийти сказать, что хозяин Люциус узнать, как взять коробку, и уносить ее из кабинета.

— Как он ее взял?

— Хозяин Люциус наложить заклятье на руки, и сделать, чтобы коробка над ними парить.

Хорошие новости. Отец нашел заклятье, чтобы защитить руки от злых чар, но чтобы открыть шкатулку, чары надо снять. К сожалению, раз шкатулка исчезла из кабинета, Драко не узнает, удастся ли ему это.

— Ладно, спасибо, что рассказала. Если он обратится к другим домовикам, сразу извести меня.

— Да, хозяин. Рада познакомиться, мисс Гермиона.

Она снова поклонилась Гермионе и исчезла.

Судя по тому, как Гермиона улыбалась Драко, ее настроение явно улучшилось. Вероятно, Гулли как-то этому поспособствовала. Драко решил последовать совету Бьянки и проявить честность.

— Я прочитал твою книгу о домовых эльфах, — сказал он.

— Правда, прочитал? — Ее глаза расширились и он кивнул. — Ну… это хорошо.

Она порозовела, засунула прядь волос за уши и поглядела на него сквозь ресницы.

— Да. Хорошо. Ладно. То есть твой отец заполучил документы?

— Нет, он бы не стал зачаровывать руки, если бы догадался, как снять защиту. Так что время у нас есть.

— Приятно слышать. Первым делом нужно отправить четырех Упивающихся Смертью в тюрьму. Та давно по ним плачет. — При этих словах его передернуло, но если она и заметила, то не подала виду. — Если успеем до того, как твой отец доберется до документов, все будет в порядке. Судя по всему, Доулиш вообразил, что если выполнит наши требования и заново откроет следствие по четырем делам, я оставлю его в покое. Он всегда был туповат. Следующий шаг — пойти к Шеклболту с остальными документами и начать чистку Министерства.

Драко слушал ее, застыв на месте. Происходило именно то, чего он боялся, и остановить это, похоже, было уже невозможно. Даже если он сдаст назад, он уже вручил ей достаточно доказательств, чтобы гарантировать отцу пожизненное заключение.

— А как-нибудь устроить, чтобы отец не попадал в тюрьму?

Она с сочувствием посмотрела на него. Очень мило с ее стороны хотя бы попытаться войти в его положение! Учитывая, что его с рождения окружали люди, которые только и мечтали засадить отца в Азкабан, он успел к этому привыкнуть.

— Мне жаль, Малфой, но ничего не получится.

Он отвернулся. Она отошла на другой конец комнаты и устремила взгляд в окно, видимо, чтобы дать ему время собраться с мыслями.

Он думал о матери. Когда-то его родители любили друг друга, но это было до того, как вернулся Повелитель. Как не занят был Драко собственными делами, даже он сумел заметить перемену: Люциус был полностью поглощен службой Лорду и стал повышать голос на Нарциссу, чтобы сбросить напряжение, чего раньше себе не позволял. Отца почти никогда не было дома, и родители стали спать в отдельных спальнях, потому что нельзя было предугадать, когда он появится.

После того, как Драко получил Метку, мать долгие недели не могла даже оставаться в одной комнате с отцом. Она пыталась это предотвратить, и это был тот единственный раз, когда Повелитель ее наказал. После войны отношения родителей улучшились, но прежними не стали. Мать никогда не говорила об этом, но Драко не думал, что она простила мужа за то, что тот предпочел Повелителя семье. Если честно, он сам его не простил.

— Делай, что сочтешь нужным, — сказал он наконец. Все равно ему ее не остановить.

— Я хотела бы, чтобы мы пошли к Шеклболту вместе. Без тебя у меня бы ничего не получилось, и я хочу, чтобы все об этом знали.

Может, это было бы и неплохо. Он снова будет во всех газетах, но на этот раз, потому что поступил правильно. Но решиться было не просто. Все менялось с такой скоростью, что ему с трудом удавалось держаться на поверхности.

Кстати, если уж говорить об изменениях, она смотрела на него довольно ласково, так что имело смысл решиться на третье приглашение.

— Я подумаю, — сказал он. — Может, как-нибудь вместе поужинаем?

Кончиками пальцев она провела по подбородку, потом по губам, потом снова по подбородку. Он подался вперед в нетерпении.

— Ладно. Да.

Ничего себе! «Да». Все слова, о которых он думал, которые говорил и слышал все последние недели, сжались до одного короткого слога.

— На этой неделе?

— В принципе, можно.

— Я пошлю тебе сову. Увидимся, Грейнджер.

— Увидимся, — подтвердила она, сделала этот милый жест рукой на прощанье и аппарировала. Когда она исчезла, он позволил себе расплыться в улыбке.

«Да».

В кафе Драко удалось успешно скрыть волнение от Бьянки. Это не означало, что та тут же не попыталась извлечь из него новый материал для сплетен.

— У тебя усталый вид. Вчера поздно лег? — небрежно поинтересовалась она.

— Нет. Отправился домой сразу после вас.

—Так ты живешь один?

Два вопроса подряд, и он сразу догадался, к чему она клонит. Был соблазн ее опередить, и заявить прямым текстом, что он не спал с Гермионой, но за последние недели он уяснил себе, что дружеская беседа — сложная и тонкая штука. Благодаря постоянным упражнениям он научился справляться, но временами приходилось тяжко. Требовалось ходить на цыпочках вокруг определенных тем, и касаться их с большой осторожностью, прокладывая путь целыми стопками ненужных слов, а иначе все решат, что ты — придурок. По мнению Драко, если бы люди говорили то, что думают, все происходило бы гораздо быстрее, и они бы сэкономили кучу времени. Молчаливого времени, когда можно расслабиться.

— Сейчас да, — ответил он. — Родители на лето уехали в Европу.

Драко был совершенно уверен, что, если бы не правила дружеской беседы, Бьянка наверняка бы воскликнула: «Ты все еще живешь с родителями?». Так она попыталась замаскировать свою реакцию и высказалась заметно мягче:

— В Малфой-маноре? Не знала, что ты все еще там живешь. Мы с мамой как-то побывали у вас несколько лет назад, когда твоя мама давала бал в честь новых владельцев заведений на Диагон-аллее. Очень любезно с ее стороны. Но особняк просто огромный. Тебе не бывает одиноко?

Он четко видел вопрос, который горел в конце туннеля. Еще пара сотен слов, и Бьянка его задаст. Но, по крайней мере, он наконец понял, почему всем вокруг так нравятся Малфои — загадка, над которой он ломал голову с первого рабочего дня. Он не помнил, что это был за бал, но не сомневался, что провел его, как обычно, то есть, запершись в собственных комнатах.

В воображаемом мире прямоты он бы ответил на ее вопрос «Еще как бывает!», но они жили в другом мире.

— Там не так уж плохо, — сказал он. — Хотя я собираюсь переезжать.

В общем, это была правда. Такая мысль приходила ему в голову, просто он был слишком занят другими делами, чтобы ее обдумать. Похоже, переезд снова обрел первостепенную важность, учитывая реакцию Бьянки на его жилищные условия. Он подозревал, что реакция Гермионы окажется похожей, и думать об этом было неприятно.

— Вот как? Уже начал что-то подыскивать?

— Нет. Собирался ближе к выходным посмотреть пару мест.

Вот здесь не было ни слова правды, но рано или поздно так оно и произойдет.

— Присматриваешь квартиру или дом?

— Думаю, для начала квартиру.

Он стремился уйти как можно дальше в сторону, отвлечь Бьянку от того, о чем та на самом деле хотела поговорить, но ни одной толковой мысли в голову не приходило.

— Когда найдешь, устрой новоселье, чтобы мы все могли посмотреть, — предложила та.

И, наконец, решающий момент наступил:

— Так о чем Гермиона хотела поговорить с тобой вчера вечером?

— Хотела договориться о встрече по поводу проекта, над которым мы работаем.

Она разочарованно вздохнула.

— Вот как? Все еще не хочешь сказать, в чем там дело?

— Нет. Думаю, скоро узнаешь сама.

— И как идет ваш проект?

— Вполне успешно.

Если успехом считать, что отца снова посадят. Об этом он подумает позже.

— Рада слышать. Если нужна помощь, обращайся. Я умею хранить тайны.

— Все придумала Грейнджер, так что тебе к ней.

— Ладно. Удачной смены.

Бьянка двинулась к выходу, но вдруг обернулась:

— Держу пари, что она позволит называть ее «Гермионой».

Может и так. А может, Гермиона вообще раздумает с ним общаться. Из предосторожности он решил в обозримом будущем ограничиться «Грейнджер». Драко пожал плечами и Бьянка, бросив на него раздраженный взгляд, снова устремилась к двери.

Каждую свободную минуту во время смены он трудился над запиской с приглашением на ужин. Было бы неплохо, если бы кто-нибудь ее вычитал, потому что Гермиона наверняка заметит малейшую ошибку. Перечитав текст в двадцатый раз, Драко решил, что ошибок вроде бы нет.

Закрыв «Ворон» на ночь, он отправился домой и послал сову. После чего принялся мерить шагами гостиную. Через полчаса сова вернулась. Это означало, что Гермиона была дома. Ответ был коротким. Возможно, нарочно задержала сову, чтобы не возникло впечатления, что с нетерпением ждет приглашения?

«Малфой, в субботу вечером я свободна, так что можем поужинать. Рядом с «Вороном» есть симпатичный итальянский ресторан. Называется «Ристоранте Инфине». Встречаемся в семь? Грейнджер».

Он взял пример с Гермионы и, написав ответ, выждал четверть часа. На самом деле правила общения оказались не такими уж сложными. Главное — ухватить суть.

* * *

На следующее утро, как раз когда Драко собирался на работу, в камине появился Блейз.

— Привет, Малфой.

— Привет. Как дела?

Блейз неизвестно с чего впал в ступор. Вроде бы он не сказал ничего особенного?

— Ты что, затеял светскую беседу? — спросил Блейз.

— Нет, просто поинтересовался, как дела.

— Тебя это в жизни не интересовало.

— Мне что, прекратить?

— Да нет, приятель. Просто не могу привыкнуть к тому, как быстро ты меняешься. Даже голова закружилась! Стал таким любезным, можно сказать, милым.

Блейз рассмеялся собственной шутке, а Драко нахмурился.

— Ладно, мне плевать, как у тебя дела. Зачем явился?

— Вот это Малфой, которого я знаю. Давно с тобой не общался, вот, решил заглянуть. Как движется роман?

Хотя вопрос был задан небрежным тоном, Драко понимал, что задан он неспроста. Два его первоначальных друга с момента встречи в пабе наверняка строили самые разные предположения. Блейз получал странное удовольствие, слушая о чужих похождениях, а Панси считала, что нет ничего забавнее человеческих чувств.

— Как обычно, то есть никак, — ответил Драко, делая вид, что это правда, которая его расстраивает.

— До меня дошли другие слухи.

— Думаешь, я совсем дурак? Ты блефуешь. Ни хрена ты не слышал.

— А, так ты считаешь, что о ней я ничего не смогу накопать. Любопытно.

— Да нет никакой «ее»! В этом и проблема, помнишь?

Блейз, сузив глаза, потер подбородок.

— Неубедительно, — сказал он после минутного раздумья. — Так кто она такая?

— Никто, — ответил Драко спокойным ровным тоном.

Может, кому-то такая беседа и показалась бы утомительной, но Драко она напомнила былые счастливые денечки в слизеринской гостиной, когда они развлекались тем, что врали друг другу и запоминали, кто как себя ведет.

Например, Панси, стоило ей солгать, так плотно сжимала челюсти, что раздавался легкий щелчок зубов. Правда, днем его почти невозможно было отследить, но ночью в тишине спальни он слышался отчетливо. «Я тебя люблю (щелк!). Я жить без тебя не могу (щелк!)». Драко так приноровился, что мог разобрать раздражающий звук даже за обедом в шуме Большого зала.

Как-то на пятом курсе она провела целый день, не сказав ему ни единого правдивого слова: щелкала зубами после каждой фразы, произнесенной невыносимо слащавым тоном, каким она имела обыкновение с ним разговаривать. В конце концов он не выдержал, и они вдрызг разругались прямо в слизеринской гостиной. Она заявила, что терпеть его не может, и что бы там не навоображали их родители, не пойдет за него, даже будь он последним чистокровным колдуном на свете.

После чего напряжение ушло, они смогли начать сначала и постепенно стали настоящими друзьям. С того дня Панси практически всегда говорила ему правду. Временам он гадал, щелкает ли она по-прежнему зубами, когда врет, и если да, сможет ли он расслышать.

Блейзу явно наскучило его молчание.

— Малфой, у меня доносчики по всему городу. Все, что требуется — это велеть им не спускать с тебя глаз, и через неделю я буду знать, с кем ты встречаешься. Лучше скажи сам.

— Какое в этом удовольствие? Не стану лишать тебя увлекательной возможности сыграть в сыщика.

— Наконец-то мы сошлись на том, что кто-то у тебя есть, — довольным тоном заметил Блейз. Он задумался, и Драко понял, что тот подбирает достаточно убедительную угрозу. — Но если я выясню, кто она такая, из вторых рук, мне придется рассказать все Панси.

Он не посмеет! На самом деле, конечно, посмеет.

— Откуда мне знать, что ты не расскажешь ей в любом случае!

— Ниоткуда. Хочешь рискнуть?

Драко демонстративно вздохнул и пробежал рукой по волосам.

— Ладно. Сознаюсь. — Для большего эффекта он сделал паузу. — Это Падма Патил.

Блейз фыркнул:

— Как же! Если уж взялся врать, сначала убедись, что ведьма, о которой речь, не замужем с уймой детишек.

Ох, совсем упустил из виду фактор Дафны! Придется придумывать полукровку: о личной жизни чистокровных ведьм Блейзу известно все. Чтобы выиграть время, надо подсунуть ему чье-то имя. Драко мысленно перебрал всех ведьм, которых встречал в Хогвартсе, делая вид, что мучительно решается сказать правду. В конце концов он припомнил тихую рэйвенкловку, которая весь шестой курс сидела перед ним на Чарах.

— Ну, если ты настаиваешь… Это Лиза Тёрпин.

— Конечно, Лиза Тёрпин. И как она выглядит? — поинтересовался Блейз.

Мерлиновы яйца! Драко видел ее только со спины.

— У нее огромные, выразительные глаза, — начал он, стараясь звучать как безнадежно влюбленный.

— Какого цвета?

— Карие.

Он рискнул, исходя из того, что статистически это был наиболее вероятный вариант.

— Голубые. Я с ней спал на шестом курсе. Поверить не могу, что ты запомнил ее имя. Попробуй снова.

Это фактор он тоже упустил. Все рэйвенкловки и слизеринки с его курса или спали с Блейзом или дали ему от ворот поворот. И Драко не помнил, какого цвета у них глаза.

— Больше ничего не придумывается. Можешь наговорить Панси что угодно, но я ни с кем не встречаюсь.

Он толком не понимал, почему врет Блейзу (кроме того, что упираться было забавно). Он не стыдился того, что его увидят с Гермионой, иначе не стал бы встречаться с ней в общественном месте. Блейз скорее всего поднял бы его на смех, но ничего особенного в этом не было. Просто было слишком рано. Гермиона еще могла переменить мнение, и решить, что не желает с ним ужинать, и если такое случится, Драко предпочел бы зализывать раны втайне, а не объяснять всем и каждому, что произошло.

Блейз, вместо того, чтобы напугаться, усмехнулся.

— Тебе виднее, приятель. Охота началась.

— Так ты только за этим ко мне явился?

— Именно за этим.

— Почему это всех вдруг безумно заинтересовало, с кем я встречаюсь? Особенно с учетом того, что я не встречаюсь ни с кем.

— Именно: потому что у тебя так давно никого не было. Не знаю, кого ты имеешь в виду под «всеми», но я просто потрясен, что кто-то решился на отношения с тобой. Надеюсь, к тридцати ты все-таки женишься, а то придется выложить Панси пятьсот галлеонов.

Вот за это он и ценил пари со своими друзьями — те признавали только по-настоящему высокие ставки.

— Поспорил с Панси? Ты что, с ума сошел?

— Так получилось, приятель. Вы с Асторией были вместе почти год, и я решил, что дело верное. Ну и, само собой, сильно напился.

— У меня впереди еще три года и месяц, так что можешь не переживать насчет своих драгоценных галлеонов, — Драко хмуро посмотрел в огонь. — И можешь не переживать насчет моей личной жизни. Не хочу, чтобы ты потратил хотя бы секунду своего времени, гадая, не одиноко ли мне и все такое.

— Я и не собираюсь.

— Мне пора на работу.

— Пока, Малфой. Когда выясню, с кем ты встречаешься, сразу об этом узнаешь. От Панси.

Драко молча удалился, а ехидно хихикающий Блейз Забини вытащил голову из камина. Теперь бывшим слизеринцам редко доводилось плести по-настоящему гнусные интриги, так что они цеплялись за любую гадость, какую могли устроить ближним. Драко почувствовал удовлетворение от того, что дал Блейзу возможность зловеще потирать ладони.

Блейз любил сплетничать даже больше, чем его жена, а этим было многое сказано. Драко был уверен, что тот немедленно свяжется с Панси, что бы он ему не наобещал. Так что ему надо было договориться с Гермионой хотя бы об одном свидании до того, как на них наткнется кто-то из соглядатаев Блейза. А уж после свидания ему будет все равно, кто про него знает.

Он отправился камином на работу, где провел очень насыщенную смену. Не прошло и пары часов, как раздался стук клюва о стекло: в окне появилась Окипета, семейная сова [1].

Он был уверен, что родители не знают, где он работает. Но Окипета могла найти его в другом измерении, если матушка считала, что есть такая необходимость.

Он подошел к витрине и впустил сову. Та позволила забрать письмо, а потом просто для развлечения вцепилась ему в пальцы. Отца Окипета боялась, мать любила, но особенно она любила вкус крови Драко. Он отмахнулся. Сова взлетела и, изящно увернувшись (несмотря на то, что ей исполнился миллион лет), повисла за пределами его досягаемости. Может, носи почту другая птица, Драко отправлял бы матери более нежные письма, но ему приходилось читать ее послания, морщась и щадя израненные пальцы, поэтому он сильно раздражался. Но это письмо было не раздражающим, а пугающим.

«Дорогой Драко!

Мы с отцом только что получили очень тревожные известия. Похоже, Департамент охраны магического правопорядка нашел какие-то свидетельства против него времен Войны, и они собираются устроить новый процесс. Утром за ним пришли, и я не увижу его, пока дело не закончится. Я очень расстроена и хотела бы, чтобы ты завтра в десять присоединился ко мне за завтраком, чтобы мы могли обсудить текущие проблемы. Пожалуйста, извести меня, сможешь ли прийти.

С любовью, матушка».

Драко извлек из конторки перо и нацарапал утвердительный ответ, а потом, рискуя вызвать гнев Окипеты, привязал послание к ноге совы. За его усилия та искалечила ему вторую руку. Теперь обе кисти истекали кровью, а ему предстояло еще четыре часа подавать кофе. Исцеляющие заклятья ему никогда особо не удавались, так что он ограничился тем, что призвал повязки.

Шантаж Гермионы явно удался. Доулиш, не теряя времени, снова завел дело. В каком-то смысле Драко испытывал облегчение от того, что отец попал в министерскую тюрьму: теперь тот точно не сумеет открыть шкатулку. И одновременно ему было страшно — их план стал выглядеть намного более реальным.

Отцу предстояло вернуться в Азкабан, и он приложил к этому руку. Хуже всего, что когда начнется чистка в Министерстве, участие Драко не удастся скрыть. Из уважения к матери он обязан рассказать ей до того, как станет всем известно, но ему не хотелось делать это раньше, чем окончится процесс.

В конце смены снова раздался стук, на этот раз в дверь. Это оказался Уилл. Поскольку шансы, что тот начнет кусаться, были невелики, Драко его впустил.

— Эй, Дрейк, что у тебя с руками?

Он пожал плечами:

— Нападение совы.

— Случается и с лучшими из нас, — сочувственно сказал Уилл. — Пришел потолковать с тобой о своем плане. Может, сядем?

Драко согласился, и они присели за столик в пустом кафе.

Прежде, чем заговорить, Уилл огляделся по сторонам, словно кроме них в доме был кто-то еще.

— Я никому, кроме Би, не рассказывал, так что просьба держать язык за зубами, но я придумал, как вернуть популярность маггловской музыке. Я потолковал с Доном, который держит музыкальный магазин, и еще с парой дружков, которые играют на маггловских инструментах, и они все готовы помочь. Все, что нам требуется — это место, и тут мы рассчитываем на тебя.

— Ты так и не объяснил, что вы собираетесь делать, — указал Драко. Уилл его совсем запутал, но в этом не было ничего нового.

— Ладно, сядь покрепче. — Уилл помолчал, потом, кипя от возбуждения, взмахнул руками. — Мы собираемся устроить концерт.

Драко ничего не понял. Уилл, похоже, это сообразил, потому что тот не выказал радости, на которую он рассчитывал.

— Концерт — это такая маггловская затея. Одна из лучших их затей. Иногда играет только один парень, а иногда — целая толпа. Собираются и играют все вместе, а миллионы слушателей вопят от восторга. Кто бывал, знает, как это круто.

Его руки метались, совершая резкие разрозненные жесты, которые, по его мнению, должны были подчеркнуть суть дела. Драко они только отвлекали.

— В общем, мысль такая. Каждый выбирает по-настоящему хорошую песню и исполняет ее. Вход бесплатный, но мы установим прилавки, где люди смогут купить эти песни и все такое прочее. Это будет грандиозно, Драко! Все, что заработаем, пойдет на спасение «Подвала». Реклама маггловской музыки — это само собой.

— И ты хочешь устроить этот «концерт» в Малфой-маноре?

— Ну да! Би побывала у вас на каком-то празднике, и утверждает, что в парке полно места. Можем отчислить тебе процент от прибыли. Моя вечная благодарность тоже гарантирована! Это будет грандиозно, так что сказать «нет» у тебя не получится. Если собираешься, лучше промолчи.

— Сейчас не самое подходящее время, чтобы затевать в Маноре праздники, — сказал Драко.

Хотя, в каком-то смысле, как раз подходящее: нет отца, чтобы все испортить. Только вот атмосфера будет напряженная, и это мягко сказано.

— Почему? Дело-то хорошее. Разве твоя мать не закатывает постоянно благотворительные балы?

— Не знаю, как ей понравится твое предложение.

Он примерно догадывался: Нарцисса вряд ли будет в восторге.

— Разве ты не обещал помочь, чем можешь? Для дела можно и приврать.

В голосе Уилла появились умоляющие нотки. Драко понимал, что тот предлагает самый лучший вариант. Столетиями Малфой-манор считался главной твердыней чистокровных колдунов. Даже Повелитель признавал это, несмотря на всё презрение к Малфоям. Концерт маггловской музыки в штабе Волдеморта дал бы эффект, невозможный в любом другом месте.

— Хочешь, чтобы я солгал родной матери? — спросил он (словно не занимался этим постоянно).

— Ты не понял. Я хочу, чтобы ты дал ей возможность самой оценить, насколько это будет здорово. Поверь, Драко, нас ждет грандиозный успех. Я видел твое лицо в День феникса, когда ты впервые услыхал, как играют на гитаре. Вообрази, что сотни людей почувствуют то же, что и ты, только сильнее в миллион раз. Никто ничего подобного еще не слышал!

Он прекрасно помнил свой восторг, и не мог удержаться от того, чтобы не вообразить, каково будет поделиться этим восторгом так, как описывает Уилл. Он решил, что подумает, что тут можно сделать. Во всяком случае, попытается.

— Когда ты хочешь все устроить?

— За неделю думаю собрать певцов, и сразу же начнем репетиции, чтобы через месяц всё было готово. С музыкантами я уже договорился, мы прикинули, в каком порядке действовать. Так это «да», верно?

Драко уставился на собственные ладони. Его беспокоило, как подготовка к концерту будет сочетаться с процессом отца, о котором официально еще не было объявлено. В ближайшее время Драко будет во всех газетах.

— Посмотрим, — сказал он. — Может быть, хотя не обещаю.

— Отлично! Мне надо всем рассказать, что ты согласился, но буду на связи. До встречи!

На самом деле Драко не согласился, но не мог придумать, как ему разубедить Уилла: слова на того не действовали. Уилл схватил его руку и энергично потряс, улыбаясь до ушей.

— Ты не пожалеешь, — заявил он.

Драко кивнул и проводил Уилла до двери. Его по-прежнему сильно беспокоили семейные дела, но он не мог не почувствовать крохотного возбуждения при мысли о концерте. Может, все и получится.

* * *

На следующий день Драко нарядился в парадную мантию, без всякого намека на что-либо маггловское.

Конечно, он видел на матери одежду в маггловском стиле, но сегодня ему хотелось выглядеть образцовым чистокровным сыном. Родители оставили ему портключ до их дома в Монако. Ровно без пяти десять он очутился в гостиной. Мать стояла у порога. Когда он появился, на ее лице явно проступило облегчение. Она бросилась к нему в объятия.

— Драко, — сказала она. — Как хорошо, что ты здесь.

Она поцеловала его в обе щеки и отступила на шаг.

— Я тоже рад, матушка.

На щеках остались липкие следы помады, и он постарался незаметно их стереть.

— Как вы?

— Лучше, чем в прошлый раз.

Он посмотрел и убедился, что вид у нее не такой изможденный, как он ожидал.

Когда отец в первый раз попал под суд, у нее впали щеки, а кожа стала такой прозрачной, что можно было пересчитать вены. Под грузом несчастья она разом состарилась и приобрела трагический вид.

Сейчас она явно была обеспокоена, но при этом сохраняла спокойствие. Его мать была сильной женщиной, и он вздохнул свободнее, когда увидел, как она восприняла новости. Может, он все же поступил правильно.

Она провела его через анфиладу комнат (дом был гораздо меньше) в столовую, где домовики, которых родители прихватили с собой, уже накрыли завтрак. Они сели за стол, и Нарцисса, рассказывая Драко о своих любимых кафе и бутиках, даже сумела улыбнуться.

Он привычно увернулся от парочки прямых вопросов о своей любовной жизни. Странно, что посетители «Ворона» еще не начали терзать его подобными же вопросами. Всё налаживается, так? Но требуется время.

После завтрака он решил, что в первую очередь следует сказать ей о замысле Уилла, оставив все остальное на потом.

— Матушка, хотел попросить у вас разрешения устроить в Маноре праздник, — сказал он.

Может, добавить, что это будет благотворительный бал в пользу жертв гиппогрифов? С третьего курса гиппогрифы стали самыми нелюбимыми магическими животными Нарциссы.

— Вот как? А что за праздник?

Придется сказать хотя бы часть правды.

— Благотворительный сбор, чтобы помочь одному лавочнику на Диагон-аллее, — уклончиво ответил он.

— Какому лавочнику?

Деваться некуда.

— Хозяину «Подвала», — сказал он как можно небрежнее.

— Доновану Тремлетту? — уточнила она. К его удивлению, вид у нее был довольный. — Я с ним пару раз разговаривала. Не знала, что у него затруднения, но благотворительный сбор — прекрасная мысль. Буду рада тебе помочь.

Это означало, что она берет большую часть организации на себя, потому что она обожала светские мероприятия. Он не ожидал, что она ринется на помощь маггловской музыкальной лавке, но они мало говорили о том, что каждому из них нравится, или чем кто занимается. Теперь, когда отца можно было списать со счетов, он осознал, что ему следует приложить усилия, чтобы лучше познакомиться с матерью.

— Спасибо, — сказал он. — Буду благодарен за помощь.

Она улыбнулась и прикоснулась ладонью к его руке.

— Рада, что ты занялся благотворительностью, милый. Времена меняются, и нам надо поддерживать фамильную честь. Хорошо, что ты стараешься помогать людям.

Он знал, что она хотела его похвалить, но все равно почувствовал неловкость: подразумевалось, что раньше он вовсе не рвался помогать ближним. Это трудно было отрицать, но его собственная мать могла бы и воздержаться от подобных намеков.

— Ну, мне пора, — сказал он. Поскольку он стал честным и все такое, он решил, что стоит сказать ей всю правду и покончить с этим. — Я нашел работу и скоро начало смены.

У нее засветились глаза, и она ахнула от радости. Если бы Драко знал, что так ее осчастливит, он признался бы раньше.

— Какая чудесная новость! Я так за тебя переживала. Ты вечно торчал в Маноре с мрачным видом, а потом порвал с той девицей — забыла, как ее зовут. Наконец-то ты совершил ответственный поступок. И где ты работаешь?

Она была так счастлива, что он нашел хоть какую-то работу, что он без всякого смущения сообщил, что устроился в кофейню. Мать вела себя совсем не так, как он ожидал, поэтому он перестал и пытаться предсказать ее реакцию.

— В кафе на Диагон-аллее. «Ворон».

— А, у Магдалены.

Мать Драко страдала болезнью, прямо противоположной болезни Уилла. Она всех, за исключением сестер, называла полным именем. Ему захотелось представить ей Уилла только для того, чтобы увидеть, какое у того будет лицо, когда она упорно станет обращаться к нему «Уильям». Может, даже «Уильям Грегори», если ее выведут из себя.

— Славная женщина. Я с ней знакома давным-давно. Ее сестра, Олимпия, в школе была в одной спальне с Андромедой. Одно время мы были подругами.

Драко никогда не слыхал, чтобы в одной семье оказались хаффлпаффка и слизеринка, но случались и более странные вещи. Он подозревал, что дружба прекратилась, когда Андромеда вышла замуж.

— Тогда тебе пора на работу. Я приготовила портключ.

Он двинулся за ней к выходу, но, проходя мимо каминной полки, заметил целую выставку колдографий. На всех был изображен он сам, начиная с младенческого возраста и до последнего года. Был даже один снимок с Асторией.

Он взял одну из колдографий: ту самую, которая всегда нравилась матери больше всего. В одном из садов Манора трехлетний Драко тыкал трехлетнюю Панси игрушечной метлой, а та визжала, чтобы он перестал, и в отместку швырялась в него гравием. На заднем плане недовольно ерошил перья белый павлин, явно считая происходящее ниже своего достоинства. Мать, делая снимок, так хохотала, что с трудом удерживала в руках камеру, так что земля под ногами детей тряслась. Их усилия удержать равновесие делали снимок только забавнее.

Но взял он его не поэтому: трясущаяся поверхность всколыхнула что-то в его памяти. Он вспомнил о колдографии, на которой он принимал Метку и о том, как сурово была наказана мать сразу после церемонии.

— Моя любимая, — сказала та, указывая на рамку в его руке.

— Знаю, — ответил он, и поставил колдографию обратно на полку. — Матушка, вы можете ответить мне на один вопрос?

— Конечно, милый.

— За что вас наказали, когда я получил Темную Метку?

Ее улыбка увяла. Тут же включился старый защитный механизм, и она превратилась в ледяную королеву.

— Тебе отлично известен ответ. Не понимаю, почему ты внезапно решил обсудить со своей бедной матерью неприятное прошлое, особенно сейчас.

— Отец думал, это потому, что вы пытались остановить церемонию, — сказал он, игнорируя острый приступ вины. Она неохотно кивнула. — Но я думаю, что причина была другой. Где вы были, когда все происходило?

Она позволила ему увидеть застарелую боль:

— Как всегда, у себя в гостиной. Ты же знаешь, мне никогда не нравились эти варварские ритуалы.

— Думаю, что нет. Пожалуйста, матушка, скажите то, что я и так знаю: вы были там с колдокамерой.

Она медленно опустила глаза.

— И вас наказали, потому что колдография не получилась.

— Ничего удивительного, — ответила она после краткой паузы. Она протянула руку, приложила холодную ладонь к его щеке и наклонила в сторону, чтобы полюбоваться его лицом. — Я просто не могла смотреть в объектив. — Она отняла руку. — Как ты узнал про снимок?

Драко пожалел, что поднял тему.

— Сейчас не могу сказать.

— Ты узнал про снимок, а твой отец попал под суд. Вряд ли это совпадение, — заметила она с проницательностью, которой наделены только матери. Он открыл было рот, но она прервала его. — Можешь не оправдываться, Драко. Когда Повелитель спросил меня, жив ли Гарри Поттер, мне даже в голову не пришло сказать «да». Мы живем в том мире, который я для тебя хотела. — Она замолчала и выпрямилась во весь рост. — Если ты сделал что-то в этом роде, я смогу тебя понять. А теперь тебе пора.

Она обняла его еще раз и показала на портключ на полу.

— Я люблю тебя, Драко. До встречи.

— Я тоже вас люблю, матушка.

Он посмотрел на нее на прощанье. В голову пришла странная мысль: последний раз такой счастливой он видел ее до того, как отправился в Хогвартс.

Примечание:

1. «Окипета» (дословно «быстрое крыло») – самая быстрая из трех гарпий.

Никакой передышки! Драко не возражал бы, чтобы вселенная устроила ему перерыв хотя бы на пару дней. Однажды много лет назад отец пробудил его ото сна диким криком «Нет покоя нечестивцам!» и залился зловещим хохотом. Почему-то Драко все время вспоминал этот случай. Хотя нечестивцем он себя не считал. Теперь не считал.

Но покоя ему все равно не было. Вернувшись из Монако, он обнаружил, что в холле его поджидает экстренный выпуск «Ежедневного пророка». Заголовок гласил: «Упивающиеся снова под судом! Новые свидетельства могут отправить четверку за решетку!». Под ним были размещены колдографии отца и его подельников. Драко не встречался с отцом месяцами, поэтому вид человека, хмурившегося на него с черно-белой колдографии, произвел на него странное впечатление.

Он нашел раздел о Люциусе Малфое и расстроился, обнаружив снимок, где отца уводили авроры. В основном потому, что там была мать. Она не цеплялась за отцовскую мантию, как когда за ним пришли в прошлый раз. Выпрямившись во весь рост, сцепив пальцы, она застыла в дверном проеме в стоическом спокойствии. Он порадовался, что она не плачет, потому что газеты не имели никакого права печатать фото его матери в слезах, даже если раньше они это делали.

Он прочитал всю статью. Содержание его не удивило. Все те же старые обвинения, которые были сняты, когда отца оправдали. На самом деле их просто замели под ковер. Убийство Флориана Фортескью и взрыв Лондонского моста, при котором погибли двадцать два маггла. Драко знал, что отец присутствовал при убийстве Фортескью, но кто бросил «Аваду», так и осталось неизвестным. Из статьи было очевидно, что это самое тяжелое обвинение. Драко не слишком понравилось, что жизнь одного колдуна явно считалась более ценной, чем жизни двадцати двух ни в чем не повинных магглов.

Если бы десять лет назад Драко спросили, какое соотношение он считает правильным, он вряд ли сумел бы ответить. «Колдуны важнее», — сказал бы он, потому что это само собой разумелось, но не смог бы сказать, насколько. Два к одному? Пять к одному? Даже в те времена Тупой и Наглый Подросток Драко сказал бы, что двадцать два к одному — это чересчур. Теперь, когда он превратился во Взрослого (?) и Разумного Драко, он решил, что глупо верить в то, что даже нельзя точно подсчитать.

Например, смена сегодня должна была выдаться в пять раз тяжелее, чем обычно. Его семейство снова оказалось в центре внимания, в очередной раз напомнив окружающим, какие Малфои плохие, и пройдет несколько недель, прежде чем станет известно о том, как он помогал Гермионе. Он приготовился к неизбежному и отправился на работу.

К его удивлению, у камина в «Дырявом котле» его ждала Мэгги. Она бросилась к нему, едва он появился.

— Драко, ты как? — спросила она, ухватив его за руку. У людей было принято трогать друг друга руками. Он вычислил, что прикосновения использовались для того, чтобы намекнуть «я вовсе не считаю тебя отвратительным», но не понимал, почему это нельзя сказать словами. И он не понимал, как они вообще до этого додумались. Драко бы в жизни в голову не пришло ни с того ни с сего обхватить кого-то, хлопнуть по плечу или вцепиться в руку только потому, что его отца отправили в тюрьму.

— Я в порядке, — сказал он.

— Если нет, тоже не беда. Можешь обращаться ко мне в любое время, если захочется поговорить.

Он кивнул. Если когда-нибудь ему понадобится человек, чтобы обсудить ситуацию, вполне вероятно, что этим человеком станет Мэгги. Но пока все не закончится, он не был готов выражать происходящее словами.

— Но пришла я не поэтому, — сказала Мэгги, бросая через плечо настороженный взгляд, — Не хотела, чтобы ты добирался до работы в одиночестве.

— Я же сказал, я в порядке.

Она сочувственно посмотрела на него:

— Просто на улице ждут репортеры.

Он не удивился, только порадовался, что матери нет в стране. Он не знал, откуда раздобыли колдографию отцовского ареста, но снимали откуда-то сверху. Дом был надежно защищен заклятьями, чтобы репортеры не пролезли внутрь.

— И много? — спросил он.

Она сжала ему руку:

— Достаточно.

Он выпрямился и стряхнул ее руку:

— Тогда пошли.

Они вышли наружу, и разразился ад. От «Котла» до «Ворона» был всего квартал, так что их появление сразу заметили. Он пожалел, что не надел тяжелую мантию с капюшоном, но Мэгги обняла его за плечи, и на этот раз он не возражал. Опустив голову, он шел за ней сквозь толпу, наблюдая, как под ногами сменяются камни брусчатки.

— Мистер Малфой, вы знали, чем занимался ваш отец?

«Как москиты», — подумал он. — «Как осы».

— Как подействовал арест на вашу мать?

Перед глазами замелькали вспышки, он прикрыл рукой лицо, а они набросились на него обезумевшей стаей.

— Вы собираетесь свидетельствовать в суде?

Над головой кружили хороводом Быстропишущие перья, на случай, если он что-то скажет.

— Если вы все знали, почему не донесли?

— Вы поддерживаете действия отца, мистер Малфой?

— Наши читатели имеют право знать, мистер Малфой! Вы помогали отцу в его ужасных преступлениях?

— Драко тут ни при чем! — выкрикнула Мэгги. — Ему нечего сказать. Разрешите пройти!

Она повернула голову и гораздо мягче прошептала ему в ухо:

— Не надо оправдываться, Драко. Ничего им не говори.

Он кивнул, и, не разжимая губ, заставил себя передвигать ноги, чтобы добраться до островка безопасности в кафе. На улице они могут кричать что угодно, но внутрь их не пустят. Бьянка придерживала дверь «Ворона», и, как только они подошли, схватила Драко за плечо и втянула внутрь.

— Заходи, заходи, — сказала она, и вспышки камер переместились на нее.

— Мисс, как вы связаны с Малфоями?

— Вы знали о будущих арестах, когда нанимали младшего Малфоя?

Пока Мэгги провожала его к стойке, он слышал, как Бьянка кричит: «Назад! Это — частная собственность, и вам тут делать нечего!»

— Милый, я знаю, что ты тут ни при чем, — Драко понимал, что Мэгги не могла знать наверняка. Просто она ему доверяла. — Они не имеют никакого права так тебя изводить. Что бы ни случилось, помни, что ты не виноват.

Такое Драко не часто приходилось слышать. Если честно, то никогда. И слышать это было приятно.

К ним торопливо присоединилась Бьянка.

— Рада, что ты, наконец, явился. Они тебя весь день поджидали. Жались всей толпой у дверей, словно мы преступники какие. К нам весь день почти никто не заходил. Уилл постарался убедить «Пророк» отозвать своих псов, но с остальными ничего поделать не мог. Спасибо, что пришла, мама.

Мэгги кивнула.

— Мне остаться с тобой, Драко? Могу подменить, если хочешь, а ты иди домой.

— Неплохая мысль, — признала Бьянка. — А то с кого-нибудь станется прикинуться посетителем и пролезть внутрь.

— Все будет в порядке, — сказал он. — Ступайте домой обе.

Мэгги, похоже, хотелось возразить, но спорить она не стала.

— Ладно. Если что, сразу обращайся ко мне. На вопросы не отвечай. Умеешь пользоваться звуковой каминной связью?

Драко первый раз про такое слышал, поэтому потряс головой.

— Я ему покажу, — вмешалась Бьянка. — Мама, ты присмотришь за кафе? Я все равно хотела поговорить с Драко.

Отлично. Драко совсем не хотелось разговаривать, и он догадывался, о чем она хочет его спросить. Он прошел за Бьянкой в подсобку, где та показала на большую свечу.

— Идею позаимствовали у маггловских телефонов. Работает, как обычный камин, с кружаным порохом и так далее, только видеть собеседника нельзя. И пройти внутрь нельзя, в обе стороны. — Драко кивнул. — Я запишу мой и мамин каминные адреса, на случай, если понадобимся, и рабочий адрес Уилла. Уверен, что справишься?

— Конечно, — сказал он, подражая стоицизму матери на снимке.

— Это то, чем ты занимался с Гермионой?

Она пристально посмотрела на него. Он даже не сморгнул, чтобы не выдать себя.

— Все еще не хочешь говорить. Можешь хотя бы сказать, для вас это хорошо или плохо? Ты знал, что это случится?

Она терпеливо ждала, и, наконец, он резко кивнул.

— Ты этого хотел?

— Не самый лучший вопрос, особенно сейчас, — ответил он, насупившись, как отец.

— Прости, — сказала она. — Я не это имела в виду.

Он это понимал, и испытал неловкость за свою грубость. Он глянул на дверь и пригнулся поближе, просто на всякий случай:

— То, что произошло, на наши планы не повлияет.

— Хорошо.

Они вернулись в зал, где было слышно, как шумит толпа за окном. Мэгги еще раз попыталась убедить его пойти домой, но успеха не добилась. У него был выбор между «Вороном» и Манором, и он не думал, что сможет справиться с собой в Маноре. Мэгги с Бьянкой вышли на улицу и приняли огонь на себя, а он не сводил взгляда с любимой стены, старательно избегая смотреть в окно. Он наложил на дверь заглушающее заклятье, но установившаяся мертвая тишина действовала на нервы еще сильнее.

Его потянули за рукав, хотя комната была пуста. Он выхватил палочку, бросая по сторонам настороженные взгляды. Из-под стойки появилась призрачная рука и указала на подсобку. После ошеломленной паузы он сообразил, что это Гермиона и двинулся, куда она показала. Все равно, как признала Бьянка, посетителей ждать не приходилось.

Прежде, чем войти, он придержал дверь, чтобы Гермиона могла проскользнуть внутрь, и закрыл за ними обоими. Гермиона сбросила мантию-невидимку, и немедленно начала ломать пальцы и переступать с ноги на ногу, словно забыла, как надо стоять. Глаза у нее были красные и опухшие.

— Ты что, плакала? — спросил он со своим фирменным отсутствием такта. Она отвернулась, чтобы спрятать лицо.

— Нет, я просто… переживаю. Я надеялась, что успею тебя предупредить, но Доулиш не сказал, что начнет действовать прямо сразу. Думаю, он хочет со всем поскорее покончить, учитывая, что понятия не имеет, что будет дальше. Я ждала снаружи, чтобы открылась дверь. Поверить не могу, что они тебе наговорили! То, что он сделал… Ты здесь ни при чем.

Он пожал плечами. Очень странно. Он мог поклясться, что она плакала, но не мог понять, почему. Неужели из-за него? Невероятно! Она не может так сильно за него переживать! Она продолжала о чем-то говорить, так что он стал вслушиваться.

— Я знаю, каково узнавать о таких вещах из «Ежедневного пророка». Уилл там работает, поэтому не хочу отзываться о них плохо, но у них полно гнусных типов, которые пишут лживые гадости обо всех, до кого могут дотянуться. Мне в голову не приходило, что они примутся за тебя и твою мать. Прости.

Он открыл рот и закрыл его снова. Нет, слов по-прежнему не находилось.

И внезапно он подумал: а может, люди обнимаются не только, чтобы показать, что им не противно? Когда Мэгги обняла его за плечи на улице, он почувствовал исходящую от нее силу. Может, ты прикасаешься к другому, когда нужно что-то сказать, но сказать не получается. Он так и не обзавелся манекеном для упражнений в обниманиях, но решил, что постарается изо всех сил.

Она смотрела на него, прикусив губу, и, похоже, собиралась снова заговорить, но он приблизился к ней, обхватил руками и притянул к себе. На секунду она замерла, но потом расслабилась и положила голову ему на грудь. Руками она рисовала круги у него на спине. Да, теперь он понимал, для чего нужны объятия.

— Не надо извиняться, — сказал он. Она промолчала. Ее трясло, и он боялся, что она снова расплачется, потому что понятия не имел, как поступать в таких случаях.

— Не за это, — прошептала она. — За то, что ни разу не попыталась посмотреть на ситуацию твоими глазами. Мы обращались с тобой, как с последним подонком, но раньше я не понимала. Даже не задумывалась, каково это — вырасти в доме, где живет Волдеморт, а отец…

Ох, ну надо же! Не может быть! Она сочувствует ему? Откуда только время находит сопереживать всем живым созданиям? Это ее пытали и чуть не убили. Это он обзывал ее грязнокровкой и выкрикивал оскорбления в коридорах. Она была права: близкое соседство с Повелителем радости не доставляло, но неверную сторону он выбрал сам. Он по-прежнему не хотел говорить, но понимал, что придется, а не то она решит, что он принимает ее извинения, или соглашается с тем, что она сказала. А это просто нелепо.

— Это можно сказать про всех, — сказал он. — Когда идет война, ты не можешь себе позволить понимать противника, потому что иначе не сделаешь то, что должно быть сделано. Так мой отец совершил все, что совершил.

И по этой же причине от Драко никогда не было толка. Он так никого не убил (в том числе Дамблдора), и даже не сумел назвать имя, хотя отлично знал, что перед ним на полу — Гарри Поттер. Не потому, что внезапно проникся к тому слюнявым сочувствием, а просто никогда не мог усвоить военный склад ума.

Каждый раз, когда ему что-то поручали, в голове все словно схлопывалось, и он думал только о том, как бы поскорее унести ноги. Он всегда считал, что это потому, что он — трус, но, похоже, были и другие причины. Когда он согласился помочь Гермионе, то на мгновение испытал то же чувство, как когда опустил палочку перед Дамблдором. Он мало что сделал, гораздо меньше, чем мог бы, но ему полагалась частичка гордости за то, что он делать отказался.

— Теперь жалеешь? — спросила Гермиона.

— Нет, — сказал он, и она прижалась к нему теснее. Он наклонил голову и провел рукой по ее волосам. Сейчас или никогда.

— Чем пахнут твои волосы?

Она изумленно подняла глаза и рассмеялась. Слез на веках, к счастью, не было.

— Я использую грушевый шампунь, так что, наверно, это он.

— Тогда понятно.

— А что, тебе нравится? — осторожно поинтересовалась она.

Он кивнул. Она покраснела, отвела глаза и медленно освободилась из его рук.

— Ладно, — неловко сообщила она полу. — Я просто хотела убедиться, что ты в порядке. Завтра увидимся.

— До встречи, — сказал он. Прежде, чем аппарировать, она ему помахала.

Вот тайна и разрешилась. Нельзя сказать, что Драко любил груши. Но он решил, что как фрукты они вполне ничего. Со всем этим переполохом он совсем забыл о завтрашнем свидании, но теперь он не боялся. Достаточно ему открыть рот, как она заливается краской, так что он явно ей нравится (по какой-то непонятной причине).

Он вернулся в зал и через окно улыбнулся репортерам. Скоро они обо всем разнюхают, а до тех пор те, кто для него действительно важен, знают, что он поступил правильно.

* * *

В субботу у Драко был выходной, так что у него был целый день, чтобы снова начать дергаться. В утреннем выпуске «Пророка» сообщалось, что суд над отцом пройдет в понедельник, что было даже неплохо. Дело скоро закончится и закончится прежде, чем в него придется вникать. Когда отец окажется за решеткой, он обдумает, что это значит, но пока его вполне устраивало отрицание.

Он потратил немало времени, одеваясь к вечеру, потому что «Ристоранте Инфине» считался весьма престижным заведением. Особых требований не предъявлялось, но галстук явно не был лишним. Одевшись, он вызвал Гулли.

— Да, хозяин Драко!

— Гулли, хочу тебе кое-что сказать, — начал он. Она вся превратилась во внимание. — Помнишь мисс Гермиону?

— Гулли нравится мисс Гермиона.

Он никому не мог сказать, что добился свидания, а ему хотелось произнести это вслух, хотя бы перед домовиком.

— Сегодня у меня с ней свидание.

— Рада за хозяин Драко, что он такой довольный, — сказала она, и он улыбнулся во весь рот. Все равно его никто не видит.

— Гулли еще нужна хозяину?

— Нет, это все.

— Гулли такая благодарная, что хозяин рассказать ей хорошие новости, — поклонилась та. Ей явно польстило, что Драко вызвал ее просто, чтобы рассказать о себе. Делиться с домовиками радостью — поступок как раз в духе Гермионы. Он накинул длинную мантию, просто на случай, если по дороге его перехватят назойливые репортеры.

Обычно он отправлялся на Диагон-аллею камином, но в этот раз решил, что надежнее аппарировать в переулок прямо за рестораном. В 18.50 он пересек парк, опустил капюшон пониже и завертелся в волчке аппарации.

Приземлившись в переулке, он убедился, что вокруг никого нет. Не поднимая головы, он обошел здание и зашел внутрь. Гермионы еще не было.

Метрдотель слегка наклонил голову.

— Добрый вечер, сэр. Заказывали столик?

— Да, но я подожду.

— Дайте знать, когда решите садиться.

Метрдотель вежливо улыбнулся и снова занялся цветами на ближайшем столе.

Драко попеременно переводил глаза со столов в зале на часы на стене. В 18.58 вошла Гермиона. Выглядела та потрясающе: сделала прическу и нарядилась в облегающую оранжевую мантию. Но его поразил не яркий оранжевый цвет. Короткая мантия открывала ноги, и на ней были туфли на спицах, какие он видел на продавщице из «Бодруа». Он пока не вычислил, зачем их носят, но зрелище ему понравилось. Он сообразил, что все еще в капюшоне, откинул его и Гермиона его заметила.

— Привет, — сказала она. Она все время отводила глаза и не знала, куда девать руки.

— Привет, — он поправил галстук. — Столик заказан на твое имя?

Она кивнула, и он двинулся за ней к стойке.

— Добрый вечер, мадам, — сказал метрдотель. — Заказывали столик?

— Да, на имя Грейнджер.

Тот кивнул и отвел их к удобному столу, расположенному вовсе не рядом с кухней. Гермиона схватила меню и принялась постукивать по нему пальцами. Она скрестила ноги, и ступня у нее все время дергалась. Кому-то из них придется сохранять спокойствие, и явно это будет он. Официант спросил, что они будут пить, и они выбрали бутылку дорогого красного вина.

Драко изучал меню, пока официант не вернулся с открытой бутылкой и не разлил вино по бокалам. Гермиона поблагодарила его, схватила свой и сделала изрядный глоток.

Настало время для светской беседы. Это он умел. Ничего сложного в этом не было.

— Ты бывала здесь раньше? — спросил он.

— Ну… э… однажды. Мы здесь отмечали, когда выяснилось, что Бьянка ждет ребенка.

Наступила длительная пауза. Драко не привык сам вести разговор. Те, с кем он обычно общался, могли заполнить любую паузу потоком слов, о чем бы эти слова ни были. Гермиона тоже так себя вела. Но было бы только честно, если бы в этот раз Драко постарался сам приложить усилия. Он представил, что сказал бы на его месте Уилл.

— Должно быть, они очень радовались. Когда роды?

Она выглянула из-за меню.

— Не раньше декабря.

— К Рождеству?

— Да, во второй половине месяца.

Драко прикинул, что можно сказать, чтобы она поддержала разговор. Если ему придется произносить одну любезную, бессмысленную фразу за другой, это станет утомительным.

— Что тут есть приличного? — спросил он.

Она, наконец, оставила меню в покое.

— В прошлый раз я заказывала спагетти карбонара, и они оказались вполне ничего. Думаю, в этот раз выберу то же, что Бьянка — ньокки и салат капрезе.

— Тогда я — спагетти.

Когда официант вернулся, чтобы принять заказ, Гермиона почти допила вино, и Драко торопливо долил ее бокал. Она вроде бы немного расслабилась. Во всяком случае, пока ничего не разбила.

— Спасибо, — сказала она, и снова сделала большой глоток. — Ты дочитал мои книги?

— Да, мне понравилось. Они… — тут его осенило, — довольно интересные.

— А какая твоя любимая?

— Счастливая, — неохотно признался он.

— Я так и знала!

Она в восторге стукнула кулачком по столу, и Драко сообразил, что времени, чтобы разбить бокалы, им хватит. В этот раз те просто задрожали. Ничего не пролилось.

— Я же говорила, что это книга для всех.

— Она довольно смешная.

Нет, так не пойдет. Если уж не получается выглядеть тонким ценителем, хотелось бы произвести впечатление парня, который умеет складывать буквы. Но не стоило судить себя слишком строго: Гермиона на любовном фронте страдала от такого же отсутствия практики, как он.

Она спасла его, пустившись в несвязный разбор своих любимых мест, а он слушал и улыбался. Она водила руками и улыбалась ему в ответ. Она становилась такая милая, когда о чем-то увлеченно рассуждала. Она упомянула, что по книге «сняли фильм», и он вспомнил, что пару раз слышал это выражение.

— Что такое «фильм»?

— Ой, я забыла, ты никогда не был в кино. Фильм — это вроде пьесы, только маггловские артисты разыгрывают ее перед маггловскими видеокамерами. И это не похоже на пьесу, потому что они стараются, чтобы все происходило в тех местах, где должно было происходить, и часто они там и снимают, а еще они применяют специальные эффекты, чтобы показать все, что угодно. Взрывы, подводные съемки, и даже чудеса. Словно актеры умеют колдовать.

— Это как?

— Знаешь, что такое компьютер?

Он покачал головой.

— Такое устройство, которое магглы применяют, чтобы делать самые разные вещи. Они могут заснять эпизод на камеру, а потом поправить его на компьютере так, что в нем появятся совсем новые вещи.

— Звучит довольно интересно.

Будь у Драко под рукой словарь, он бы поискал синонимы к слову «интересный». Но словаря не было. Он знал, что слишком часто повторяет одно и то же слово, но остановиться не мог.

— Так и есть. Тебе стоило бы посмотреть фильм. Уверена, тебе понравится. Я могу тебе парочку одолжить. Есть заклятье, чтобы показывать фильм на стене, а не в телевизоре, как делают магглы.

— А ты посмотришь со мной?

Никто в его кругу не ходил в театр в одиночестве, и он не понимал, почему должен в одиночестве смотреть фильм.

Она порозовела и отвела глаза.

— Только мы не будем его смотреть, — пробормотала она в бокал.

— Что?

— Ничего, просто подумала, что бывает, когда смотрят фильм вместе. — Она сделала еще глоток. — Ладно. Фильм выбираю я?

— Я о них понятия не имею, так что выбрать не смогу.

— Хорошо. Я подумаю, что выбрать, и мы посмотрим.

— Хорошо.

Официант принес салаты, и они принялись за еду, пока Гермиона рассказывала Драко про свои любимые фильмы. Было гораздо правильнее, что разговор вела она, потому что ей было, что сказать, по множеству поводов. Ему нравилось, как она говорила, и что она говорила, и он подумал, что со временем привыкнет рассуждать почти так же много, как она. Сейчас разумнее было слушать. В последнее время он часто этим занимался, и неплохо освоил это умение. Им принесли горячее, и некоторое время они ели молча. Потом она начала новую тему:

— Уилл рассказал мне про концерт. По-моему, отличная идея.

— Неплохая, — сказал он. — Может получится… довольно интересно.

Опять!

— Ты уже решил, что будешь петь?

Уилл, коварный мерзавец! Драко впервые услышал, что собирается выступать, но, если подумать, в этом был смысл: Уилл, должно быть, сообразил, что если скажет Гермионе раньше, чем Драко, тому придется согласиться, или это будет выглядеть так, что он сдал назад.

— Пока не знаю, — сказал он. Потом подумает, как вывернуться. — А ты выступаешь?

Она вздохнула с неуверенным видом.

— Еще не решила. Не знаю, как буду смотреться на сцене, — тихо сказала она, словно признаваясь в ужасной слабости. — Уилл очень хочет, чтобы я приняла участие, потому что мое имя привлечет публику, но я побаиваюсь.

Самое время сказать что-нибудь приятное и в то же время правдивое. И у него было как минимум трое знакомых, которым бы это пришлось по душе.

— Думаю, у тебя все получится. Людям ты нравишься, — он сделал паузу. — И ты красивая. Людям это тоже нравится.

Когда он это сказал, она поперхнулась, но, к счастью, сумела сдержаться и не раскашлялась во все горло. Она торопливо схватила бокал.

— Спасибо, — сумела выговорить она, но краска с ее щек сошла еще нескоро. — Знаешь, я, наверное, стану выступать. Это будет весело.

— Вот и хорошо.

Они заказали десерт. Теперь, когда Гермиона вошла во вкус, у них появлялись все новые темы для разговора. Она рассмеялась, когда он рассказал пару историй про своих друзей, вроде того случая, когда Блейз поставил поместье на то, что «Холихедские гарпии» поймают снитч. Драко так и не забрал выигрыш, и собирался его потребовать, когда Блейз меньше всего ожидает. Гермиона рассказала о самой младшей из Уизли, которую, оказывается, звали Джинни, и Драко особо не возражал. Несмотря на крайне неудачный брак и происхождение из семейства потомственных неудачников, та, вроде, была ничего.

Они допили вино и доели десерт, и настало время уходить. Официант принес счет, и Драко нащупал в кармане медальон, связанный с семейным сейфом.

— Может, заплатим пополам? — спросила Гермиона, словно это было самое обычное дело.

— Что? — уточнил он, потому что ничего обычного в этом не было.

— Заплатим. Деньги у меня есть.

Она потянулась за кошельком, но он жестом ее остановил.

— Не надо.

Может, она сошла с ума, подумал он, и поэтому и согласилась пойти на свидание? Как-то, ближе к утру, он подумал, что все дело в том, что у нее нет работы. Может, у нее большие долги, и она хочет использовать Драко, чтобы их оплатить? Но после представления, которое она устроила, стало ясно, что об этом речь не идет. В трезвом уме он понимал, что мысль, будто Гермиона Грейнджер встречается с ним из-за денег, так же нелепа, как утверждение, будто его пра-пра-прадедушка спал с Марией Антуанеттой. (Что тот, кстати, регулярно делал, а мужская неотразимость у них в роду передавалась по наследству). С другой стороны, он знал, что она встречается с ним в том числе и потому, что он хорошо обращается с домовиками, а это было еще нелепее. В общем, ей не было никакого смысла с ним встречаться. Он не понимал, почему она это делает.

— Только не надо на меня так смотреть, — сказала она. — Ничего странного в этом нет. Я не считаю, что мужчина в отношениях должен полностью нести финансовое бремя. Нет ничего плохого, если люди покупают друг другу подарки, но если все траты несет только одна сторона, и это воспринимается как должное, то получается, словно женщины не могут сами о себе позаботиться.

— Просто мне никто никогда такое не говорил, — ответил он, пытаясь водрузить поезд мыслей обратно на рельсы. — Может, для тебя это неожиданность, но денег у меня в избытке, и чаще всего именно это людям во мне и нравится.

Она улыбнулась, словно это была шутка, а не констатация факта.

— Ну, я просто хотела объяснить, что не жду от тебя дорогих подарков. У меня тоже есть деньги. Но за этот ужин можешь заплатить, если хочешь.

Ему понравилась, как она эта сказала. Это означало, что они еще не раз будут ужинать вместе.

— Хочу, — ответил он.

Подошел официант и постучал палочкой по медальону Драко, отдав команду перевести деньги из сейфа. На улице было полно народу, потому что был вечер субботы, но репортеры уже ушли.

— Думаю, я дойду до дома пешком, — сказала Гермиона. — Прекрасный вечер.

Он внимательно посмотрел ей в лицо, чтобы убедиться, что понял ее правильно.

— Ты хочешь, чтобы я тебя проводил? — уточнил он.

— Да, поэтому я и сказала, — она улыбнулась самодовольной улыбкой всезнайки, какой и являлась. Но повзрослев, он понял, что девушка, которая во многом разбирается, как раз подходит парню, который не разбирается почти ни в чем.

— Где ты живешь?

— Рядом с лавкой мадам Малкин. Пять минут ходьбы.

— Тогда пойдем помедленнее, — дерзко заявил он. Она улыбнулась, прикоснулась к щеке и поправила волосы. Он сообразил, что она трогает себя за щеку каждый раз, когда он поступает правильно. Пригодится на будущее.

— Посмотрим, — сказала она. Она не торопясь пошла по мостовой, и он пристроился к ее шагу. Она задела его руку своей, что могло быть чистой случайностью.

— Ты живешь одна?

Она опять задела его мизинцем, и это точно была не случайность, поэтому он схватил ее за кисть, чтобы она не успела отбросить его руку. Она переплела его пальцы со своими.

Хотя он не признавал всякие слюнявые чувства, идти в теплой темноте, взявшись за руки, было здорово. Он искоса поглядывал на нее, прикидывая, позволит ли она себя поцеловать. Ему хотелось прикинуть еще кое-что, но он решил этого не делать. Чтобы не испытать разочарования в самое ближайшее время.

— Да. И мне очень нравится. Я до этого жила… не одна, и в квартире все время был беспорядок, — сказала она уклончиво, и он сообразил, что речь идет о бестолковом Уизли. Драко счастливо представил, как бы выглядела рожа Уизли, если бы тот мог их видеть. Как свекла. Как сердитая свекла. Как самая сердитая свекла в мире.

— Но у меня есть кот. Ты чему улыбаешься?

— Ничему. Кот — это неплохо. Коты лучше, чем совы, — добавил он, вспоминая детство, проведенное с Окипетой.

— Точно! Знаешь, ты первый, кто со мной согласился. Может, если познакомишься с Живоглотом, окажешься вторым человеком, кроме меня, которому он нравится.

— Звучит соблазнительно, — заметил он с иронией, но она улыбнулась.

— Просто Глотика никто не понимает, — объяснила она, и он подумал, что они с котом, похоже, смогут поладить. Их обоих наградили не слишком подходящими именами, и они оба так и не научились управляться с Поттером и семейством Уизли.

Не то, чтобы они всю дорогу обсуждали что-то важное, но они шли медленно, держась за руки, и это было прекрасно.

— Вот и мой дом, — сказала она, указывая на здание в переулке за лавкой мадам Малкин. У входной двери она постучала палочкой по стене, впустила их в холл, и снова принялась рассматривать пол.

— Ну, спасибо за ужин. Я прекрасно провела время. Думаю, как-нибудь надо повторить.

— Я тоже так думаю, — сказал он.

Она немного подождала, потом придвинулась и положила руки ему на плечи. Она поднялась на цыпочки и поцеловала его в щеку, но задержала губы дольше, чем требуется, поэтому он повернул голову и поцеловал ее по-настоящему. Она вроде как удивилась (если судить по тому, как резко втянула воздух), но потом подняла руки и обхватила его за шею. Он сообразил, что до сих пор держит руки по швам, поэтому положил их ей на бедра и медленно провел вверх, по талии и спине. Когда он большим пальцем обвел контур ее лица, она вздрогнула всем телом.

Когда они, наконец, разжали объятия, она выглядела как счастливая свекла. Интересно, свекла — это овощ или фрукт? Что за идиотский вопрос! Мозг Драко просто отказался работать.

— Ну, ладно, тогда … Э…

Проблемы с мозгом были не только у Драко. Они уставились друг на друга как парочка бессмысленных подростков.

— Спокойной ночи, Малфой. Можешь прислать сову.

— Обязательно. Спокойной ночи, Грейнджер.

Он следил за ней глазами, пока она поднималась по лестнице, останавливаясь через каждые две ступени и оглядываясь на него, а потом аппарировал в парк Манора.

Как у него с личной жизнью? Отлично. Спасибо, что поинтересовались.

Забавно, как все в мире повторяется. Даже Земля, и та ходит по кругу. На самом деле орбита земли представляет собой не круг, а эллипс, а вселенная постоянно расширяется. Так что вернуться на то же самое место в принципе невозможно. Крохотные земные обитатели, прикованные к поверхности, тоже никогда не оказываются на одном и том же месте дважды. Им только кажется, что это так.

В понедельник, стоя перед Министерством магии, Драко подумал: возможно, Флориан Фортескью погиб в той самой подсобке, где они с Гермионой запустили в действие план, который должен был привести к справедливому возмездию за его смерть. Но, с точки зрения устройства вселенной, мысль была ошибочной — такое невозможно.

Его попросили выступить свидетелем на процессе отца. Он отказался. Его пригласили присутствовать на слушаниях. Он не пошел. И теперь стоял в первых рядах толпы, которая ожидала вынесения приговора. Ближайшая к Министерству точка аппарации была огорожена барьером, поскольку на нее должны были выходить участники процесса. Он знал, что в толпе точно был один человек, которому отец и его дружки сломали жизнь (он сам), но, вероятно, там были и другие пострадавшие.

Бьянка одолжила ему маггловские «солнечные очки» Уилла: большие, темные и закрывавшие большую часть лица. Волосы скрывал капюшон, так что узнать его было сложно. Пока на него не обращали внимания. Мэгги заставила его взять выходные, чего ему на самом деле совсем не хотелось. Но она сказала, что ждет его не раньше среды. Разве что он захочет поговорить, и тогда может обращаться в любое время, и так далее. Но он не хотел говорить. За последние недели Драко обнаружил, что когда держишь рот на замке, друзья заводятся быстрее. Всё пошло так хорошо, что он не собирался ничего портить. Он прислушался к разговорам в толпе: в основном о том, какие мерзавцы эти Упивающиеся и что им самое место в тюрьме. Делать было нечего, только ждать, и он ждал, разглядывая пустую площадку для аппарации.

Внезапно в центре защищенного чарами круга появилась его мать. Она тут же его заметила, несмотря на маскировку. Он только несколько раз в жизни видел мать бегущей, но сейчас она бросилась к нему и обняла, несмотря на высокий, по грудь, защитный барьер. Она стащила с него капюшон и вцепилась руками в волосы.

— Приговор вынесен! Все кончено!

Он обнял ее за талию и поглядел через плечо. На площадке появился колдун в пурпурной мантии. Он постучал себя палочкой по горлу, чтобы усилить голос. Толпа затихла, а мать замерла в его объятиях.

— Суд вынес приговор по делу Гектора Крэбба, Оливера Гойла, Джарвиса Нотта и Люциуса Малфоя. — Колдун сделал паузу. Драко втянул воздух и затаил дыхание. — Все четверо признаны виновными по всем обвинениям и приговорены к пожизненному заключению в тюрьме Азкабан.

Мать что-то сказала, но он не мог разобрать, что, за радостным ревом толпы. Внезапно он почувствовал рывок в области пупка, его безжалостно втянуло в трубу аппарации, и он с размаху приземлился на утоптанном дворе манора, так что удар отдался в ноги. Мать отпустила его и отступила назад. Он, наконец, выдохнул, отвернулся и его немедленно стошнило.

— Прости, Драко, — сказала она. — Я пыталась тебя предупредить.

— Я понял, — после паузы ответил он и сплюнул на землю, чтобы избавиться от привкуса во рту.

— Думаю, для меня лето закончилось, — сказала она высоким напряженным голосом. — Завтра я возвращаюсь домой.

— Это я тоже понял.

—Ты в порядке?

— Да.

— Встретимся в доме, после того, как почистишься.

Ее шаги затихли по направлению к дому, но он так и остался стоять, опершись руками о колени и устремив взгляд на землю. Ему не нравилась перспектива снова жить с матерью, но без отца той в Монако делать было нечего, и он понимал, что ей хочется быть рядом с сыном. Учитывая, что этот самый сын засадил отца в тюрьму, он мог, по крайней мере, больше общаться с матерью.

Он вошел в особняк, но до конца дня так ее и не увидел. Она велела домовикам принести поднос с ужином в личную гостиную. Он поступил также. Потом он несколько часов подряд слушал, как она быстро двигается по первому этажу, налетая на мебель и периодически что-то восклицая. Когда она легла спать, он спустился вниз и обнаружил, что кабинет отца пуст. Домовики таскали мешки с мусором, чтобы сжечь их в подвале. Стало гораздо чище.

* * *

На следующее утро в «Пророке» появилась огромная, на три четверти первой страницы колдография мучительной и сугубо личной сцены: мать цепляется за него перед выходом из Министерства. Слава Мерлину, и в этот раз обошлось без слёз. Утром она не спустилась к завтраку, но он решил, что проведает ее позже. Он вернулся из утренней столовой, и, к собственному удивлению, обнаружил в личной гостиной Блейза и Панси. Несколько секунд они, замерев, смотрели друг на друга. Панси заговорила первой.

— Привет, Драко, — голос колол иглой. — Мы явились без приглашения. — Да, он заметил. — То мизерное уважение, которое мы к тебе питаем, вынудило нас дождаться завершения процесса прежде, чем вмешиваться.

— Вмешиваться, — повторил он.

— До нас дошли сведения, что особа, с которой ты встречаешься, это… Гермиона Грейнджер, — сказал Блейз с некоторой неловкостью.

— Думаю, тебе лучше сесть, — заметила Панси.

— В чем дело? Вы все время внушали мне, что надо найти себе пару, но когда я наконец-то это сделал, заявляетесь в мою гостиную и предлагаете мне мой собственный долбаный стул! Это бред! Я лучше постою.

— Послушай, Малфой, могу понять, что тебе по каким-то причинам показалось, что это недурной ход. — Блейз сделал паузу и добавил с недоуменным видом. — На самом деле, не могу понять. Совсем.

— И я не могу, — поддержала его Панси. — Это просто из ряда вон!

— Я не спрашиваю ваше мнение, и меня не интересует, что вы думаете о моей личной жизни.

— Ты что, совсем потерял голову, если не видишь, каким дураком себя выставляешь?

— Не понимаю, из-за чего тут вмешиваться. Что здесь такого? Объясните мне, почему дураком?

Они потрясенно уставились на него, потом посмотрели друг на друга и снова перевели глаза на него.

— Малфой, это же очевидно.

— Ты что, сам не соображаешь?

Отец попал в тюрьму, мать пряталась в дальнем конце особняка (может, просматривала старые снимки и пыталась понять, когда все пошло не так, а Драко не мог ей объяснить, потому что она не стала бы слушать), а его лучшие друзья пытались втолковать ему, с кем ему можно встречаться. Единственное преимущество, связанное с недееспособностью родителей, таким образом, сошло на нет: им на смену пришли двое помешанных на контроле придурков, которые указывали, что он должен делать. Кровь вскипела в жилах, отдаваясь глухим ревом в ушах. Они выбрали неудачное время.

— С меня хватит! — прорычал он. — Или вы приведете доводы — по-настоящему убедительные доводы — почему это плохой выбор, или научитесь с ним мириться. Или мы перестаем общаться. Не хочу доводить до такого, но у меня появились новые друзья, и мне не нужны те, кто не доверяет мне, когда речь идет о личной жизни. — Панси открыла было рот, но Драко вспомнил еще кое-что. — Погоди. Все доводы должны относиться к последним пяти годам, и не включать слова «кровь», «Гриффиндор» и «волосы».

Панси закрыла рот и нахмурилась.

— Она все еще дружит с Поттером? — поинтересовался Блейз.

— Это ты к чему?

— А если тебе придется общаться с Гарри Поттером?

Они обменялись полными отвращения взглядами и вернулись к обсуждаемому вопросу.

— Я же не собираюсь заставлять вас с ней встречаться, так почему мне придется встречаться с Поттером?

— Но если у вас дойдет до… — Блейз испытывал сильнейшую неловкость. — То есть, хотя мне неприятно об этом думать, но ты уже не молод. И вполне можешь решить, что тебе пора… Что, если… В общем, что, если?

— Мы один раз вместе поужинали. Из нас троих — меня, Грейнджер и вас, совершенно посторонних людей — только вы и думаете… об этом.

— Откуда ты знаешь? Что, если она захочет… Ну… Из-за твоих денег.

С лица Блейза не сходила гримаса отвращения. Было ощущение, что он непрерывно жует лимон.

— Да она мне чуть не запретила платить за ужин!

— А что, если она захочет… обустроить свою жизнь. Ну, знаешь, завести… Ну…

Панси закатила глаза и пришла ему на помощь:

— Блейз пытается выяснить, не собираетесь ли вы пожениться и завести мерзких полукровных детишек.

— Как я уже сказал, кроме вас двоих это никого не волнует, но с чего эти в высшей степени гипотетические детишки должны быть такими уж мерзкими? Потому что они полукровки? Чистокровных и так почти не осталось, и если уж тебя, Панси, это так беспокоит, почему бы тебе самой не обзавестись детьми? Очень в твоем духе: все обязаны смириться с твоим выбором, но при этом ты оставляешь за собой право указывать остальным, что им надо делать.

По ее лицу он понял, что удар достиг цели, но сдаваться она не собиралась.

— Они будут мерзкими, потому что будут наполовину Грейнджерами.

— И мы вернулись к тому, с чего начали. Что плохого в Грейнджер?

— И с каких это пор ты считаешь, что ничего? — поинтересовался Блейз, потому что Панси уставилась на него так, словно он полностью лишился ума.

— Согласен, что на это понадобилось время. Но если бы вы получше ее узнали, чего я вас вовсе не прошу делать, вы бы поняли, что в ней нет ни капли мерзости.

— Но почему она? — продолжал свое Блейз. — Что ты в ней нашел такого? Ты что, сам не видишь, во что вляпался? Да у всех вокруг истерика начнется! Даже те, кто в жизни ни с тобой, ни с ней не встречался, и те ахнут.

— Как-нибудь переживут. И вы тоже.

— Ты не ответил на первый вопрос, — ядовито заметила Панси. — Расскажи, что ты в ней нашел.

Драко перевел взгляд с Панси на Блейза и обратно. Оба смотрели на него выжидающе. Ему не хотелось объяснять вслух, чем его привлекает Гермиона, потому что в любом случае это прозвучало бы слюняво.

— Она мне нравится. Вам этого должно быть достаточно.

— А, может, тебе другая понравится? — спросил Блейз, но тон у него был смирившийся, так что теперь оставалась Панси.

— А зачем? Я уже нашел одну, и она мною заинтересовалась, на что понадобилось немало времени, как вы оба заметили. Не понимаю, с чего я должен от нее отказаться, и потратить еще пару лет на поиски замены. Только потому, что вы мне велели?

Панси негодующе фыркнула.

— Вижу, что с тобой толковать бесполезно. Ничего, со временем новизна пройдет, она тебе наскучит, и вот тогда ты заметишь, сколько у нее недостатков, и поймешь, что не было смысла ради такой, как она, плюхаться в грязь.

Драко снова начал выходить из себя, но постарался сдерживаться. Чувства означают слабость, особенно для Панси. Надо рассуждать логически.

— Что ты заладила про грязь, а, Панси? А как насчет тебя? Ты не очень-то блюдешь чистоту крови! Ты бросила Нотта, Гойла, Флинта и меня, кстати, тоже, еще на пятом курсе перешла на полукровок, а потом избавилась и от них. Я тебе хоть слово сказал, пока ты трахалась с теми, у кого кровь нечистая? Нет, потому что понимал, что не мое дело, с кем ты встречаешься. Я понимаю, что ты не знаешь, к чему еще придраться, но, по крайней мере, прояви честность и признай, что предлог — нелепый.

Панси ахнула и сузила глаза.

— Придешь в себя, можешь прийти и извиниться, — прошипела она сквозь зубы, повернулась на каблуках, с размаху бросила в камин горсть порошка и исчезла прежде, чем он успел что-то сказать.

— Похоже, ты ее действительно задел, — после паузы заметил Блейз.

Драко все еще не отошел.

— А как насчет тебя? Собираешься наговорить мне еще гадостей, прежде чем поймешь, что не прав?

— Нет. Я считаю, что это в любом случае ненадолго.

— А если нет? — с вызовом спросил Драко.

Блейз сурово посмотрел на него, и с минуту они не сводили друг с друга глаз. Наконец, лицо Блейза немного смягчилось, и он отвел взгляд.

— Нет, так нет.

Драко кивнул.

— На сегодня всё?

— Как ни жаль, но да. Как-то вяло все прошло. Пока, Малфой.

Он двинулся к камину, но на полпути остановился и, не оборачиваясь, произнес:

— Раз уж ты так разошелся, это должно быть для тебя важно. Не понимаю, с чего, но раз так, постарайся ничего не испортить. Если справишься, посмотрим. А пока будем вести себя так, словно этого разговора не было.

Драко кивнул затылку Блейза и тот ступил в камин. Он не знал, что будет с ним и Панси, но извиняться не собирался. Она сама должна решить, стоит ли им дружить дальше, учитывая намерения Драко. Он не передумает.

После ухода друзей Драко устроился в гостиной и принялся смотреть в огонь. Делать было нечего и идти некуда. Из Манора ему лучше было не выходить, потому что на него тут же накинулись бы репортеры. Хуже всего, что теперь придется отвечать за сделанное. Отец в тюрьме. На самом деле в тюрьме. На самом деле навсегда.

Он подумал о матери, но та вроде бы неплохо справлялась сама. Не теряя ни минуты, она избавилась от всего, что принадлежало отцу, и Драко прикинул, как давно она тайно ненавидела мужа. Скорее всего, либо с тех пор, когда Драко получил Темную Метку, либо когда Повелитель поселился у них в доме. Кто бы мог подумать, что преданное служение откровенному Злу так дурно влияет на брак!

Он подумал о деньгах, но и тут волноваться было не о чем. Вероятно, им стоит продать особняк в Монако, что только увеличит изрядную сумму наличных, и так имевшуюся в их распоряжении. В «Вороне» ему продолжали вручать чеки, и, если уж дойдет до крайности, он всегда может их обналичить. Пока он складывал их в стол. Это казалось ему самым естественным: из-за таких крохотных сумм не имело смысла тащиться в «Гринготтс». Ладно, еще и потому, что понимал — для Мэгги суммы вовсе не были крохотными. Драко хорошо знал, что такое чувство вины, и ему не требовалась дополнительная доза. Может, он сумеет накопить на починку шатающихся столиков или еще на что-нибудь? В общем, с деньгами проблемы не было.

Так что он чувствовал? Об этом ему и стоило подумать, потому что это и был главный вопрос. Со всем остальным был полный порядок. Последние несколько лет его отношения с отцом сводились к тому, что он просил денег и получал их. Отцу хотелось, чтобы сын женился на Астории Гринграсс, и когда их отношения разладились, он выразил неудовольствие, но нельзя сказать, чтобы они разговаривали. В основном потому, что Драко старательно избегал встреч, и старательно избегал думать, почему он так поступает. Словно засовывал чеки в стол: поступать иначе было бы странно и неправильно. Когда отец продал его самому мерзкому существу на свете, ничего приятного в этом не было, но и предательством это назвать было нельзя. В отличие от матери, Драко успел понять, что в той игре он козырем не является.

Он понимал, что бессмысленно сравнивать себя с настоящими героями, но в годы перед Второй войной у него было чувство, что его заперли в роскошном чулане под лестницей. Только когда люди читали в «Пророке» о красочно расписанных страданиях Поттера, они причитали: «Ах, бедняжка Гарри! Тебя запирали в чулане, и никого не интересовало, что ты чувствуешь. Кстати, распишись у меня на левой груди!»

Ни никто не предлагал Драко расписаться на любой части тела. Бедняжка Поттер: его гнусные приемные родители не покупали ему мороженое! Ах, какое горе! Отец Драко убил мороженщика.

Но сейчас все изменилось. Появились люди, к которым Драко мог обратиться за сочувствием в два часа ночи, и они даже не разозлились бы, что их разбудили. Появились люди, которые не считали его случай безнадежным.

Интересно, правильно ли, что он чувствует облегчение? После войны ему долго казалось, что все вокруг притворяются. Словно он живет в странном сне, где все делают вид, что последних десяти лет не было. Повелитель Тьмы? Какой Повелитель Тьмы? Что, какой-то змеиного вида парень пытался захватить власть над миром? Не помню. И в любом случае, я все оставил в прошлом. А ты почему не можешь?

Наконец он смог. Именно это он и сделал. Что касается его отношений с Гермионой, это было совсем другое дело. Приятно было начать что-то новое.

Он заметил, что мать в гостиной, только когда диван просел под ее весом.

— До конца недели нам разрешат его навестить. Странно, что его больше нет, — сказала она.

Он кивнул, и они некоторое время молча смотрели в огонь. Наконец, она произнесла так тихо, что он едва разобрал:

— Я — плохая жена, раз мне его не жалко?

Ответить на это было нечего, и он понимал, что она это знает. Он использовал свои вновь приобретенные навыки, чтобы вычислить, что сейчас как раз самый подходящий момент, чтобы ее обнять, и прижал ее к себе. Помолчав, он сказал.

— Матушка, я должен вам кое в чем признаться. — Он сделал паузу. Удар все равно никак не смягчить. — Министерство обнаружило свидетельства против отца благодаря мне.

— Я так и думала, — тихо и спокойно ответила она.

— Ты очень злишься?

— Что именно ты сделал?

Может, сразу во всем сознаться? Чем быстрее, тем лучше.

— Я передал записи Повелителя Гермионе Грейнджер, и она применила их, чтобы шантажом вынудить главу Департамента охраны правопорядка использовать сведения, которые у него и так имелись. Теперь, когда с этим покончено, мы собираемся отправить в отставку половину министерских чиновников. — Он остановился и поглядел на ее лицо, выражавшее крайнее недоумение. — И, возможно, мы будем встречаться, — добавил он скороговоркой.

Наступила длительная тишина. Сначала они не сводили друг с друга глаз, потом Драко обвел взглядом гостиную, а потом они снова принялись смотреть друг на друга. Самое время было выкрикнуть «Шутка!», и чтобы Люциус выпрыгнул из-за кресла, только Драко не шутил.

— Сегодня самый странный день в моей жизни, — через несколько минут сказала она.

— Ты сильно разозлилась? — спросил он.

— Нет, но, думаю, мне лучше прилечь.

Она встала и попятилась назад, не сводя с него взгляда. Ее трудно было винить. Он бы тоже напрягся, если бы кто-то подменил сына точной копией, которая во всем поступает наоборот. Она повернулась и медленно вышла из гостиной.

Драко давненько не приходилось предаваться унынию, так что этим он и собирался заняться. Но прежде чем он принялся за любимое дело, огонь переменил цвет, и в нем появилась голова Гермионы. Он замер.

У Гермионы был расстроенный вид.

— Привет, Малфой, — сказала она.

— Привет, Грейнджер, — ответил он, приходя в себя.

Она сжала губы и сморщилась, и ему показалось, что она забыла, что хотела сказать.

— Ты как?

— Опять за меня беспокоишься?

— Да, — заявила она.

— Я в порядке. Все закончилось, — вяло ответил он и отвел глаза.

— Не совсем, — указала она. — Если ты все еще собираешься со мной к Шеклболту.

— Собираюсь, но это всё старые дела.

Вид у нее стал недоуменный, так что ему пришлось пояснить.

— Я чувствую себя как вы в конце войны.

Она кивнула.

— Ясно. Ощущение, что все наконец закончилось?

Он пожал плечами.

— Твоя мать вернулась в Манор.

— Да.

— Как она?

— Прошлой ночью испепелила все, к чему прикасался отец.

— Уверена, что это неплохой знак.

Он снова пожал плечами.

— Ну…

Она явно не знала, что еще сказать, вероятно, потому, что Драко нельзя было назвать разговорчивым, но ему не хотелось, чтобы она уходила.

— Не хочу здесь оставаться, — заявил он. — А на работу мне только завтра.

— Хочешь куда-нибудь пойти? — спросила она, просветлев, поскольку поняла, на что он намекает.

— Мне нельзя, меня сразу поймают репортеры.

Так что прогулка исключалась. Может, она останется у камина, и они вместе предадутся тоске.

Она на мгновение задумалась.

— Ну, если хочешь, то есть, я имею в виду… Можешь заглянуть сюда, — протараторила она.

— В смысле, к тебе?

— Если хочешь.

Он не собирался напрашиваться, но идея, следовало признать, была хороша. И открывала новые возможности.

— Может, посмотрим фильм? — спросил он.

Она улыбнулась и кивнула.

— Можем. Посмотрим любой, какой захочешь.

— Ладно, — согласился он.

Она отодвинулась от камина, чтобы он мог пройти внутрь, и он оказался в ее квартире. Та была маленькой, но не такой маленькой, как он ожидал. Был неловкий момент, когда она смотрела на него, а он смотрел по сторонам, но тут появился самый уродливый кот, какого ему доводилось видеть. Кот мявкнул. Драко наклонился и погладил его по голове, и тот замурлыкал. Точнее, затрещал, как гремучая змея.

— Почему все так не любят твоего кота? Наверно, судят по внешности?

— Живоглот вовсе не такой уж страшный, — бросилась она на защиту. — Его не любят, потому что он шипит и кусается.

— Меня он кусать не стал.

— Да, действительно странно.

— Животные чувствуют, как к ним относятся, — пояснил он. Его не удивило, что он понравился коту. Он направлял в его сторону лучи симпатии: «Славный котик! Я тоже терпеть не могу Уизли. Бедный котик, тебе пришлось с ним жить!»

— Наверно, так и есть, — сказала она, и он отступил назад. — Фильмы вон на той полке.

Он прошел следом за ней к большому книжному шкафу, битком набитому тонкими, блестящими коробками и бумажными коробками потолще.

— На самом деле я не знаю, что искать, — признался он, подавленный их количеством.

— Может, что-то смешное?

Драко пожал плечами. Гермиона порылась в шкафу, вытащила одну из тонких коробок и вручила ему. На обложке были изображены два нелепых, плохо одетых маггла и написано «Энни Холл» [1].

— Это об этих двоих? — спросил он, стараясь скрыть отвращение.

— Ну да. Это Вуди Аллен и Дайана Китон. Вуди Аллен снял фильм.

— Это их настоящие имена? Ты с ними знакома?

Она рассмеялась:

— Нет, но в маггловском мире они — знаменитости. Большинство их сразу бы узнали.

— А это не портит впечатление, если заранее знаешь, чем эти магглы занимаются на самом деле?

— Нет, не портит. Хорошие маггловские актеры способны заставить забыть, что это — только игра. Даже если ты знаешь, кто они такие на самом деле.

— И о чем это?

— О том, как двое встретились и полюбили друг друга, и захотели быть вместе, но оказалось, что они слишком разные.

— Печальная история.

— Да нет, смешная.

— А почему они оказались разными?

— Предполагается, что Энни Холл — свободная и раскованная, но безалаберная, а Элви — ну, ее друг, — такой нервный и напряженный, что ему просто некогда думать ни о ком, кроме себя.

— Как они тогда сумели друг друга полюбить?

— Ты будешь смотреть фильм, или слушать, как я его пересказываю?

Он вздохнул.

— Смотреть.

— Тогда прекращай задавать вопросы, и все узнаешь сам, — сказала она, и вид у нее был взволнованный.

Она показала ему на диван, а потом открыла коробку, поставила ее на кофейный столик и извлекла плоский блестящий диск, вроде тех, что он покупал в лавке Тремлетта. Она постучала по диску палочкой, а потом показала на пустую стену. На белом фоне проступило изображение и какие-то слова. Она указала палочкой на слово «Воспроизвести» и изображение задвигалось.

— Фильмы тоже записывают на диски? — спросил он. Как у магглов все запутано!

— Да, только другие.

— А какая между ними разница?

И как они их различают, если они выглядят одинаково? А если они выпадут из коробок и перепутаются, как они определят, где какой? Ох, эти магглы! Может, они и не тупые, но ужасно недальновидные.

— Там разные технологии. Музыку записывают на компакт-диски, а фильмы – на цифровые многоцелевые диски. У них другая структура рабочей поверхности.

— А…

Она присела рядом с ним на диван. Маленький диван, как раз на двоих. Что было кстати, потому что избавляло от неловких размышлений о том, можно ли сесть рядом или лучше держать дистанцию. На экране одна за другой появлялись странные надписи, потом пошел список действующих лиц, и, наконец, появился маггл с обложки и заговорил, обращаясь прямо к ним.

— Он знает, что мы здесь? — спросил он, и она рассмеялась.

— Нет, он обращается к любому, кто смотрит фильм.

— А почему он так странно разговаривает?

— Он из Нью-Йорка. Это такой маггловский город в Америке. Там все так говорят.

— Ты уверена, что это смешной фильм? — уточнил он, вслушиваясь в трагический монолог маггла.

— Да, ты смотри дальше.

Он послушал еще, но маггл рассуждал о вещах, о которых Драко не имел ни малейшего понятия.

— Что такое «русские горки»? [2]

— Это такое устройство для катания магглов. Маленькие тележки, которые очень быстро ездят вверх и вниз по рельсам.

— Звучит ужасно, — сказал он.

Она ткнула палочкой в стену и изображение остановилось.

— Чтобы понять фильм, не обязательно знать, что такое «русские горки», а в остальном ты легко разберешься. Не обращай внимания на детали, а слушай, что герои говорят друг другу. Ладно?

— Ладно, — согласился он, и она запустила фильм. У него все время возникали вопросы, но он не хотел ее раздражать, а не то снова остановит изображение. Он был зачарован тем, что видел. Как будто она открыла окно в другой мир, и мир настолько реальный, что ему приходилось все время напоминать себе, что ничего этого на самом деле не было. Он подался вперед и забыл, где находится. Ему было жаль главного героя: тот был страшно бестолковый и невезучий. И одновременно было смешно.

Наконец — Драко не мог сказать, сколько прошло времени — изображение померкло, и по стене снова поползли имена. Он знал, что Гермиона все время смотрела на него, но тут она быстро отвела глаза.

— Ну как, тебе понравилось? — спросила она. Хотя достаточно было бы взглянуть на него только раз, чтобы получить ответ.

— Понравилось, но ты неправа. Фильм грустный.

Он не понимал, с чего она решила, что может быть иначе.

Она задумчиво наклонила голову.

— Ну, в какой-то степени да. Странно, как все изменяется со временем. Может, через несколько месяцев, когда тебя спросят, ты скажешь, что «Энни Холл» — забавный фильм.

— Кто, интересно, меня может спросить?

Она сделала гримаску.

— Я. Чтобы быть уверенной наверняка.

— Я понимаю, почему Энни не пошла за этого маггла, — сказал он.

Она повернулась к нему и обхватила руками колени, так что ему тоже пришлось повернуться, чтобы глядеть ей в глаза.

— Он тебе не понравился?

— Трудно сказать, должен он нравиться или нет. Но он сделал ей предложение в кафе прямо сразу, на первой встрече, без кольца и всего.

Она кивнула.

— Это потому, что этот персонаж вообще не разбирается в человеческих отношениях.

— А почему? Вроде лет ему прилично.

— Ну, это из-за тех проблем, которые у него были в детстве. Он так и не научился общаться с людьми.

Драко несколько секунд смотрел на пустую стену, а потом повернулся к Гермионе:

— У него никогда ничего не выйдет, так?

— Не выйдет что?

— Понять, как устроены отношения.

— Это неизвестно. У фильма открытый конец.

— У него был шанс с этой девушкой, Энни, но он его профукал, потому что был слишком поглощен собой.

— Да. Это история не столько про Энни Холл или про их роман, сколько о человеке, который не умеет быть счастливым.

Они несколько секунд помолчали. Драко думал о счастье.

— Есть хочешь? — спросила она.

— А что у тебя за еда?

— Пошли, посмотрим.

Она встала, потянулась, выгнув спину, и пошла на кухню, которая оказалась сразу и столовой. Она открыла большой белый сундук, набитый едой.

— Хочешь сэндвич?

— Давай.

Есть ему не хотелось, но он понимал, что следовало перекусить. Еще ему не хотелось уходить, а это был отличный предлог, чтобы задержаться.

— С чем тебе сделать? Есть индейка, ветчина, швейцарский сыр, чеддер, салат. Можешь заглянуть в холодильник и выбрать сам.

Она вытащила две тарелки и положила на каждую по два куска хлеба. Он решил, что «холодильником» называется белый сундук, заглянул внутрь, достал кое-какую еду, а потом помог разложить ее на хлеб. Драко никогда раньше не делал сэндвичей, но оказалось, что это совсем несложно. Она налила им по стакану тыквенного сока, и они устроились за маленьким столом. Гермиона тут же торопливо заговорила:

— Я понимаю, что это совсем простая еда, но я не знала, ты обедал или нет, и не знала, что лучше приготовить. Я умею готовить, но это просто перекус, и я не знаю, что тебе нравится. Для себя я обычно не готовлю. Мне даже нравится все время есть одно и то же, без всяких изысков, в этом есть что-то успокаивающее.

Она задохнулась и замерла со смущенным видом, словно не понимая, к чему все это сказано. Каждый раз, когда такое случалось, Драко хотелось вмешаться, чтобы помочь ей справиться с неловкостью, но он удерживался, потому что знал, что обязательно случится что-то забавное. Больше всего ему нравилось, когда она начинала об одном, а заканчивала рассуждением на совершенно другую тему.

— Ничего не имею против сэндвичей, — сказал он наконец, и она улыбнулась.

— Отлично. Хорошо.

Они приступили к еде. Вдруг Гермиона отложила сэндвич и заговорила снова:

— Не хотела упоминать об этом прямо сейчас, но деваться некуда. Нам надо как можно скорее встретиться с Шеклболтом. Как ты думаешь, ты смог бы завтра утром или об этом пока рано?

Еще недавно одно упоминание о встрече с министром наводило на него ужас, но как-то незаметно этот ужас сошел на нет. Ему было все равно, когда они отправятся на прием — министр его больше не пугал. Все зашло так далеко, что, даже если ничего не получится, все равно кое-что останется. Например, сэндвич, девушка, которая ему нравится, и которая сидит напротив, и новые друзья, и то, что мать в безопасности.

— Завтра меня устроит, — сказал он. Или любой другой день.

— Ты уверен?

— Уверен. Перестань за меня переживать.

Еще одно добавление в многотомное издание «То, что Драко никогда не думал, что скажет». Выпуск двадцать первый.

— Постараюсь, — смущенно сказала она, но он не думал, что она перестанет. — Мы можем встретиться у «Ворона» в семь утра, и сразу пойти к Шеклболту. Я отправлю ему сову, договорюсь о встрече. Прихвати копии колдографий и документов.

— Ладно.

Они доели сэндвичи, Гермиона собрала тарелки и поставила их в раковину.

— Мне надо идти, проверить, как там матушка, — с сожалением сказал он. Что было чистой правдой. И, кроме того, он не хотел становиться занудливым гостем, который не понимает, когда пора уходить.

— Конечно, — согласилась она, и по ее тону было не похоже, что она считает, будто он засиделся. — Я тебя провожу.

Они подошли к маленькому камину в углу гостиной и остановились. Гермиона поправила волосы.

— Спасибо, что пришел. Рада, что фильм тебе понравился.

— Спасибо, что показала.

Он осторожно ее обнял, потому что все было не так очевидно, как в субботу вечером, и он не был уверен, чего она от него ждет. Она положила руки ему на плечи, и, приподнявшись на цыпочках, коснулась лица. Он смотрел на нее, и в этот раз она поцеловала его первой.

Примечание:

1. «Энни Холл» — фильм Вуди Аллена 1977 года, получивший сразу четыре Оскара. О романе нью-йоркского комика Элви Сингера, еврея, видящего везде антисемитские заговоры, и невротика, уже пятнадцать лет посещающего психоаналитика (естественно, его играет Вуди Аллен), и начинающей певицы Энни Холл.

2. Так в США называют «американские горки».

Он вышел из камина в Маноре, и обнаружил, что нет нужды проверять, как там матушка. Та поджидала его прямо у камина, скрестив руки на груди.

— Драко Абраксас Малфой, где ты был? — спросила она.

В его голове пронеслась целая череда ответов, каждый следующий —расплывчатее предыдущего: в квартире Гермионы Грейнджер, смотрел фильм, был в гостях. В конце концов, он остановился на самом туманном, хотя тот делал из него капризного подростка:

— Гулял.

— А почему не оставил записку?

— Потому, что мне двадцать шесть лет?

— До тех пор, пока ты живешь в Маноре, ты должен сообщать мне, где находишься, — властным тоном заявила она. Он не поступал так с четырнадцати лет, но не видел причины спорить. Он понимал, что, если бы не то, что случилось с отцом, матушка не устроила бы скандала. Всем известно: когда чистокровная ведьма чувствует себя одинокой или чем-то расстроена, ей поможет только одно — изобрести новое правило и навязать его окружающим.

— Ладно, — покорно согласился он. — Как раз об этом я хочу поговорить. Я в ближайшее время собираюсь переехать.

— Что? Ты решил жениться? Жениться на… на…

Она не смогла закончить фразу. Глаза у нее расширились, а кровь отлила от лица (на что не потребовалось много времени, учитывая, что она и так была бледна).

— Как ты можешь поступать так с родной матерью? — воскликнула она в конце концов.

— Я ни на ком не женюсь, — заявил он не слишком почтительным тоном. Он ничего не мог с собой поделать: за три троллевых года он один раз сходил на свидание, и за три дня уже третий человек интересовался, когда свадьба! — Я просто хочу обзавестись собственным жильем. Я не хочу больше жить в Маноре.

— И где ты раздобудешь деньги на собственное жилье? — прищурившись, поинтересовалась матушка.

Просто прелестно! Его мать так в нем нуждается, что готова лишить содержания, если он уедет.

— Матушка, как долго, по-вашему, я должен здесь жить? До тридцати? До сорока? Всю оставшуюся жизнь?

— Предполагается, что до женитьбы, — бросила она.

Что технически было верно. Но в его возрасте чистокровные колдуны уже подыскивали детям гувернера, а не пытались добиться у родной матери разрешения снять квартиру. Иными словами, Драко столкнулся с необычной проблемой.

— Вы так говорите, потому что считаете, что я никогда не женюсь. Это, кстати, не слишком лестно, — заявил он. Мрачное выражение материнского лица подтолкнуло его мысли в неверном направлении.

Он обратил внимание на подбор слов: в том гипотетическом (крайне гипотетическом) случае, если Драко женится на Гермионе, это будет бесчувственный поступок по отношению к родной матери. Даже гипотетически не предполагалось, что он (чисто гипотетически) может совершить этот поступок, чтобы (возможно) стать счастливее, а не доставить матери неприятности.

Матушка долго молчала. Он видел, что она пытается понять, как действовать в такой неслыханной ситуации: как правило, у Малфоев не было проблем с поисками невесты. Он не возражал — ему тоже было о чем подумать.

У него снова появилось ощущение, что он в ловушке. Последнее время оно появлялось всякий раз, как он оказывался дома. Тут были предусмотрены правила на все случаи жизни, и все решения были заранее прописаны. Похоже, лет двести назад чистокровная знать собралась и решила навсегда отказаться от личного счастья в обмен на право делать всех вокруг несчастными. Он был практически уверен, что так оно и было. Он вообразил своих пра-пра-прадедушек: как они, устроившись за круглым столом, мрачно смотрят на какого-то дальнего предка Уизли, и громким шепотом выражают уверенность, что тот долго не протянет. И тут ему в голову пришла странная мысль.

Он попытался отдумать ее обратно, но было поздно. Уизли всех переиграли! Они успели выйти из игры, пока ставки не стали слишком высоки. Они жили в нищете и грязи, но, по крайней мере, любили друг друга.

Драко любил мать, но рядом с ней постоянно испытывал напряжение и неловкость. Он никогда не бывал в доме Уизли, но, вероятно, там происходило что-то похожее на вечеринку в честь Дня Феникса (только гости поуродливее). Сколько Драко себя помнил, во время обедов в Маноре он старался есть как можно бесшумнее, пока родители искали, к чему бы еще придраться.

Самое худшее, что правила существовали ради самих себя: им следовали, чтобы поддерживать другие правила. Единственной привилегией, связанной с принадлежностью к древнему роду, была сказочная возможность подвергаться осуждению каждый раз, когда собираешься сделать что-то самое обыкновенное. В двадцать шесть лет он захотел уехать из родительского дома, и матушка была готова лишить его наследства. Он пригласил девушку на ужин, и друзья стали обращаться с ним так, словно он подсел на Бодроперцовое зелье.

Правда, чистая кровь даровала ему еще два изумительных преимущества: он мог издеваться над другими людьми или обзавестись дорогостоящим хламом в придачу к той горе дорогостоящего хлама, о которой успел забыть. Если бы кто-то подарил Рону Уизли новую гоночную метлу, тот бы пришел в восторг и хвастался всем вокруг. А может, даже занял бы денег, и соорудил шкаф, чтобы ее хранить. Если бы у Драко появилась еще одна метла, он бы забавлялся с ней примерно с час, а потом забросил в кладовку ко всем остальным. Хвастаться ему было некому, да и никому это было не интересно. Понятно, у него не было ни малейшего желания становиться Роном Уизли, но кое-что из того, что принадлежало Рону, было лучше, чем все, чем располагал Драко, а Уизли, скорее всего, не понимал своего счастья.

— Я такого вовсе не думаю, — сказала матушка, выведя Драко из транса. — Я уверена, что со временем ты найдешь себе ведьму из приличной семьи, но до тех пор не понимаю, зачем тебе уезжать из дома, где о тебе заботятся, и селиться в убогой квартирке. На мой вкус, это отдает неблагодарностью.

— Любопытно, где это я найду чистокровную ведьму? — яростно поинтересовался Драко. — Вы что, из-за границы собираетесь ее вывезти? Или из параллельной вселенной? Я думал, вы смирились с тем, что Астория — мой последний шанс. Если я все-таки женюсь, вряд ли она будет из семьи, которую вы сочтете приличной. И как вы тогда поступите?

— Ты не сделаешь этого, Драко. Если желаешь пару раз поужинать с этой магглянкой, я не стану тебе препятствовать. Я понимаю, это тебя только подстегнет. Я сама в последние годы общалась с магглорожденными, и многие из них на удивление приятные люди. Но, надеюсь, ты понимаешь, что женитьба на подобной женщине станет катастрофой. А что Панси об этом думает? Она такая милая девушка.

— Мерлин, опять!

Драко был уверен, что где-то в Маноре спрятана толстая пачка пергамента с тщательно выведенными строчками «Миссис Персефона Малфой», только вот почерк принадлежит не Панси.

— Матушка, сделайте мне одолжение и скажите вслух: мой сын никогда не женится на Панси Паркинсон.

— Ничего нельзя исключать. «Никогда» звучит слишком… решительно.

Ему захотелось завопить, но даже молчаливые вопли были запрещены правилами.

— Ладно, забудем об этом. Я больше здесь жить не могу. У меня есть работа, и я могу сам платить за аренду. Я уезжаю, нравится вам это или нет.

Он тут же пожалел о своей резкости, но она мгновенно взяла себя в руки.

— Ты хоть знаешь, сколько стоит аренда квартиры? — спросила она не менее резким тоном. — На жалованье официанта тебе ничего приличного не найти. Ты через неделю окажешься в Маноре, умоляя пустить тебя обратно. Что я, конечно, сделаю, потому что понимаю, что нет ничего важнее семьи. Если ты хочешь усвоить этот урок суровым путем, пусть так и будет.

Когда мать заговорила о важности семьи, у него в голове что-то щелкнуло, и он не смог удержаться.

— На самом деле вы убеждены, что я ни на что не способен, так? — вскипел он, и слова бурным потоком перелились через край. — За последние годы у меня было время подумать, но мысли приобрели смысл, только когда я выбрался из дома. Стоило мне выйти за ограду, жизнь стала налаживаться, а ответы, которые я искал — становиться по местам.

Он замолчал, собираясь с мыслями. Стоя с матерью посреди нелепой роскоши, он не ощущал ни печали, ни тоски, ни вины, ни даже смущения. Он был в ярости.

— Я устал от жизни, которую мне приходится вести. Ноги моей не будет в этом доме, потому что все в нем куплено на деньги, которые появились потому, что мы всех ненавидели и все ненавидели нас! Откуда у нас богатство, матушка? Можете мне объяснить?

— Можете объяснить, почему я потратил годы жизни, прислуживая безумцу, который мечтал всех извести? Безумцу-полукровке, кстати, и не говорите, что мы не ведали, к чему он клонит. Все для того, чтобы распоряжаться людьми и придумывать для них новые правила, а самим все сильнее погружаться в тоску. Не могу понять, почему мы прилагаем столько усилий для того, чтобы стать как можно несчастнее!

Она вскинула руку, словно хотела остановить поток его слов, словно то, что он произнес их вслух, сделало их правдой. Это напомнило ему еще кое о чем.

— Я еще не кончил. Почему вам с отцом понадобилось понять, что я могу погибнуть, прежде, чем моя жизнь стала волновать вас больше чем власть, деньги или из-за чего там еще вы в это ввязались? И почему вы с ним забыли обо мне, как только обнаружили, что я жив? И чья была бы вина, если бы в тот день меня убили? Если подумать, это же полный бред! Много ли у вас родилось бы чистокровных внуков, если бы я погиб, защищая ваше право иметь только чистокровных внуков?

Он наконец замолчал. Она бессильно опустила руки. Некоторое время они смотрели друг на друга, а потом мать расплакалась. Он почувствовал себя худшим сыном на свете, даже хуже, чем обычно. С другой стороны, он сказал чистую правду, и было слишком поздно брать эти слова обратно.

— Я — ужасная мать, — всхлипывала она, пряча лицо в ладонях, и у Драко появилось жуткое, страшное чувство, что он сейчас тоже разрыдается. — Я не забывала о тебе ни на секунду, но раз ты этого не заметил, я потерпела полное поражение. Я старалась, как могла. Я старалась все время, но этого было мало, а теперь ты меня бросаешь.

— Я вас не бросаю. Я просто хочу научиться быть самим собой.

— Но тогда я останусь совсем одна, — тихо сказала она. Она уткнула подбородок в плечо и прикрыла глаза рукой. Он понимал, как ей неловко, что она позволила себе расплакаться, даже перед собственным сыном.

— Я буду вас навещать, — сдался он.

— Но ты же… меня… ненавидишь, — выдохнула она.

— Ничего подобного. Но жить так, как раньше, вы меня не заставите.

Он не собирался сдаваться, несмотря ни на что. Мать несколько раз глубоко вздохнула и пристально посмотрела на него, обмахивая глаза ладонями.

— Если хочешь, сними квартиру, — сказала она, запинаясь. — Я заплачу.

— Спасибо, — ответил он. Говорить больше было не о чем.

— Мне надо подумать, — продолжила она. — В пятницу утром мы идем к отцу.

Он провожал ее глазами, пока она, зажав рот ладонью, выходила из комнаты.

Когда она ушла, он решил, что рад, что сумел все ей высказать. Было облегчением наконец признаться, что ему не нравилось быть у Повелителя на посылках, особенно с учетом того, что от него требовали убивать, а потом наказывали за то, что у него не получалось. Это, мягко говоря, напрягало, не говоря уже о происхождении Повелителя (мысль, которая не давала ему покоя уже несколько лет). Если Гермиона Грейнджер была грязнокровкой, Уизли, Лонгботтом и его собственный отец — чистокровными, а тип, мечтавший уничтожить всех нечистокровных — полукровкой, то Драко не желал иметь с этим ничего общего. Потому что в этом не было ровно никакого смысла, а он привык думать о себе как о человеке здравомыслящем.

Он отправился к себе и принялся готовиться к завтрашнему визиту, отбирая сведения о главах департаментов, которых мог шантажировать отец. К Доулишу прибавились глава Департамента магического транспорта Кларисса Эджкомб и начальник Департамента магических происшествий и катастроф Альберт Ранкорн. Но Доулиш был главнее всех, потому что его департамент был самым влиятельным. Драко снял копии со всего, что могло понадобиться, и отправился в кровать, беспокоясь обо всем сразу.

* * *

В десять минут седьмого Драко аппарировал к «Ворону» на встречу с Гермионой.

— Доброе утро, — сказала та. Он видел, что она волнуется, но, как всегда, преисполнена решимости. — Ты принес все, что потребуется?

— Да. Но, думаю, нам стоит сосредоточиться на Доулише. Эджкомб и Ранкорн в нынешних условиях не могут принести особого вреда, даже если бы захотели.

— Согласна. И не думаю, что кто-то из них на что-то осмелится. В конце концов, для них главным было устроиться так, чтобы ничего не делать. Это больше насчет справедливого возмездия. Я договорилась о встрече, так что пошли.

Она взяла его за руку, и они аппарировали в Атриум. Всю дорогу до кабинета Шеклболта их сопровождали изумленные взгляды. Их встретил секретарь, и Шеклболт поднялся им навстречу.

— Доброе утро, мисс Грейнджер. Как всегда, рад вас видеть, — сказал он, пожимая той руку.

Потом он повернулся к Драко, и на его лице выразилось недоверие:

— И Драко Малфой. Не думаю, чтобы мы были официально представлены.

Драко неловко пожал руку министра, и тот предложил им сесть. Сам он устроился напротив, за столом.

— Перейдем прямо к делу. Какого рода информацией вы располагаете?

Гермиона кивнула, и Драко извлек бумаги, которые приготовил с вечера. Шеклболт принялся их листать, становясь все мрачнее и все утомленнее. В конце концов, он оперся щекой о руку и угрюмо покачал головой.

— Спасибо, что привлекли мое внимание к проблеме, мисс Грейнджер, — наконец проговорил он.

— Как вы собираетесь поступить? — поинтересовалась та спокойным профессиональным тоном.

— Буду иметь вашу информацию в виду.

Он прижал документы ладонями, словно пытаясь скрыть их от собственного взгляда.

— И что это значит? — спросила она. — Мне не интересно, что вы будете иметь в виду, мне интересно, что вы будете делать.

Министр вздохнул.

— Благодаря вам нам уже удалось одержать важную победу. Теперь, когда Доулиш, Эджкомб и Ранкорн вышли из подчинения бывших Упивающихся, они станут принимать более взвешенные решения касательно своих департаментов.

— Касательно своих департаментов, — медленно повторила она. — Вы даже увольнять их не намерены.

— Я предпочел бы не принимать столь крайних мер, прежде чем не посмотрю, как они поведут себя без принуждения.

— Со всем должным почтением, не могу не указать, что Упивающиеся, которые отдавали распоряжения Доулишу и всем остальным, не имели доступа к компрометирующим материалам. Они заявляли, что у них есть такой доступ, и главы департаментов им верили. Не думаю, чтобы кому-то были интересны Эджкомб и Ранкорн, но, по-моему, очевидно, что кто угодно может командовать Доулишем.

— В будущем я буду внимательнее следить за его поведением.

— Что, если они снова попросят без всякой нужды повысить им жалование? Вы им откажете, или снова поставите подпись?

Она встала и подалась вперед, упершись руками в столешницу. Драко тоже встал, просто потому, что странно было сидеть, когда дама стоит.

— Как обычно, я буду принимать решение, исходя из конкретной ситуации.

Шеклболт, даже не пошевельнувшись, смотрел на Гермиону в упор: ее угрожающая поза его не смущала.

— Как насчет сексуального насилия? В деле Доулиша имеются документальные подтверждения изнасилования несовершеннолетних.

— Колдографии не содержат указаний на имена и возраст жертв. Мы сможем вмешаться, только если кто-то из пострадавших подаст официальную жалобу.

— А до этого? Его же нужно уволить!

— Мисс Грейнджер, я понимаю, что вы сильно расстроены, но люди не слишком доверяют Министерству. Хотите — верьте, хотите — нет, но у Доулиша самый высокий рейтинг среди всех глав департаментов. Да, он допустил ряд промахов, но после недавнего судебного процесса его рейтинг вырос еще больше. Я надеюсь, вы осознаете, что в настоящее время его увольнение не соответствует общей линии Министерства, — с некоторым сожалением пояснил Шеклболт.

«Допустил промахи», — подумал Драко. Эту фразу часто использовали, когда речь шла о шантаже и насилии, но ему казалось, что она выбрана неудачно.

— Министр, я же помню, как вы сражались, — сказала Гермиона. — Если бы Упивающийся издевался над молоденькими девочками, вы бы не стали терпеть ни минуты. Почему же вы отступаете перед собственными подчиненными?

Шеклболт снова вздохнул и поправил очки.

— Я тоже помню, как вы сражались, мисс Грейнджер. Я помню, что Гарри Поттер и мистер Уизли — люди действия, только вот не всегда эти действия были оправданными. Как-то вы жаловались на собрании Ордена, что Гарри Поттер не прислушивается к рациональным доводам и бросается в бой, очертя голову, что стоило Ордену нескольких жизней. Что касается вашего вопроса, то, что бы я не чувствовал, я не могу позволить себе действовать опрометчиво, и должен тщательно просчитывать последствия. Фотографии вызывают у меня отвращение, к Доулишу я не испытываю ни малейшей симпатии, но сейчас нам важнее всего сохранить массовую поддержку. Тот, кто не доверяет Министерству, не доверяет министру. Надеюсь, вы согласитесь, что, если я лишусь своего поста, это нанесет тяжелый удар по ценностям, которые мы стремимся внедрить в этом здании. Я склонен считать, что Доулиш более не представляет угрозы этим ценностям. Если я ошибаюсь, я приму необходимые меры, можете поверить мне на слово. Но сейчас не время.

Гермиона, замерев, не сводила с Шеклболта глаз. Ее лицо оставалось спокойным, но руки, сжимавшие край столешницы, еле заметно тряслись. Наконец, она выпустила столешницу и повернулась к Драко.

— А ты что думаешь?

Страшнее вопроса она не могла задать.

Насколько мог судить Драко, правы были оба, но правда Шеклболта перевешивала. В идеальном мире людям вроде Джона Доулиша, Люциуса Малфоя или Тома Риддла, места бы не нашлось, но в реальном они водились в изобилии. Они с Гермионой пожертвовали возможностью прижать Доулиша, чтобы остановить отца, а до этого отцу дали ускользнуть, чтобы остановить Повелителя. Как бы вы не старались, нельзя разом наказать всех плохих людей: кто-то все равно успеет скрыться, пока вы гоняетесь за тем, кто немного его хуже. Вместо того, чтобы поделиться этой мыслью, он решил ограничиться указанием на факты.

— У нас по-прежнему имеются документы, компрометирующие Доулиша. Министерству не поздоровится, если они выплывут на поверхность, особенно если станет известно, что вы знали об их существовании.

Шеклболт обернулся к Драко, и мягкое выражение, с которым он смотрел на Гермиону, тут же исчезло.

— Мистер Малфой, публикация этих колдографий разрушит жизнь сразу нескольких молодых женщин.

— А если меня это не волнует? — спросил он, хотя это было не так.

— То, что у вас был доступ к личному архиву Волдеморта, вряд ли улучшит репутацию Малфоев. Я доверяю мисс Грейнджер и поэтому соглашаюсь, что вы только недавно на него наткнулись, но доказать это вы не сможете, — ответил Шеклболт, и Драко понял, что перед ними стена.

— Если так, нам лучше уйти. Спасибо, что уделили нам время, министр, — сказала Гермиона, и, не оглядываясь, двинулась к двери.

Драко нагнал ее только в Атриуме. Она схватила его за левую руку, и они аппарировали к ее дому. Он стоял и смотрел, как она быстрым шагом ходит по кругу, словно не отдавая отчета, где и с кем находится.

— Когда я говорил о публикации колдографий, я блефовал, — признался он.

— Знаю.

Она остановилась у входной двери.

— Спасибо за помощь.

Она переступила порог, а он остался у стены, по которой она постучала палочкой.

— Ты идешь или нет? — поинтересовалась она, не оглядываясь, и он поспешил за ней.

Она решительным шагом поднялась по лестнице и распахнула дверь. Драко осторожно вошел. Она упала на диван, и он опустился рядом.

— Ничего у меня не получилось. Что ж, все когда-то бывает в первый раз, — сказала она с невеселой усмешкой.

— Ты отправила в Азкабан четырех преступников, — напомнил он. Драко был экспертом по провалам, и поэтому мог с уверенностью утверждать, что у Гермионы совсем другой случай.

— А как насчет всех остальных?

Она прижала колени к груди и уперлась в них подбородком, словно пыталась почерпнуть силы из максимально компактной позы.

— Ты стремишься в одиночку исправить весь мир, а потом жалуешься, что ничего не получается.

Он не знал, что делать с собственными руками и ногами, и наконец вжал ладони в бедра. Единственное, что он помнил — что спину надо держать прямой.

— Что нам теперь делать? — умоляюще спросила она тихим голосом. Если честно, он понятия не имел, но решил положиться на интуицию.

— У тебя есть два выхода, и оба меня не устраивают.

Он смотрел на ту же белую стену, на которой Энни и Элви поняли, что временами, как бы сильно вы не старались, у вас все равно ничего не выйдет.

— Ты можешь отдать колдографии в газеты и посмотреть, что получится. Нас ждет как минимум год неразберихи и безвластия, пока Министерство будет заниматься реорганизацией. Ну, и несколько женщин, открыв «Пророк», испытают сильное удивление. Или ты можешь заняться шантажом Доулиша, чтобы самой его контролировать.

— Ничего подобного я делать не собираюсь, — сказала она. Это он знал и так.

— Я так и думал. Тогда ничего не поделать.

Он вскинул руки и развел ладони в сторону в универсальном жесте безнадежности. Она подняла голову с колен и посмотрела на него.

— Так ты струсил? — произнесла она обвиняющим тоном.

— Нет, не струсил.

Он старался не раздражаться: в отличие от него, она не привыкла к тому, что замыслы оборачиваются полным дерьмом.

— Просто признаю, что есть вещи, которые нельзя изменить.

— А выглядит как трусость, — надменно и вызывающе заявила она. У него, в свою очередь, не было привычки утешать людей, которые накидываются на него в гневе.

— Ты можешь сколько угодно изводить себя и меня за то, что мы ничего не добились, но, насколько я могу судить, мы — единственные, кто добился хоть чего-то. И не вздумай заявить, что я не выложился полностью. На случай, если ты забыла, не прошло недели, как я отправил в тюрьму собственного отца.

Ее лицо смягчилось.

— Я не это имела в виду, — начала она, но его уже было не остановить.

— Почему бы тебе не расслабиться и не сделать перерыв? Что могла, ты сделала. Может, Шеклболт прав, и Доулиш в будущем станет просто придурком, вместо того, чтобы быть отвратительным начальником департамента. Хотя бы на некоторое время. Тебя это больше не касается. Пусть другие тоже попробуют спасать мир.

— Всё это мне говорили, когда уговаривали бросить Министерство, — сказала она, и Драко потрясенно подумал: неужто он повторил то, что когда-то внушал ей Поттер? Как там насчет героизма?

— Тогда это было неправильно, а сейчас верно. Ты ничего не бросаешь. Просто откладываешь в сторону на некоторое время.

Она помолчала. Печаль постепенно сошла с ее лица и на нем проступила растерянность.

— И чем мне заняться? У меня нет ни работы, ничего…

— Когда ты в последний раз брала отпуск?

Она задумалась, что само по себе было плохим признаком.

— Не помню. О! Я брала неделю за свой счет на прошлое Рождество.

— Только неделю? В Рождество? — недоверчиво переспросил он.

— Было много работы.

Он понял, что ей неловко признаваться в этом, словно она боялась, что он высмеет ее, как занудную трудоголичку.

— И как ты провела свободную неделю? — спросил он, потому что давно прошел стадию насмешек.

— Ну, в основном помогала Джинни с дочкой.

Великолепно! Грейнджер потратила отпуск на разведение Уизелов в естественном окружении. Если бы ему пришлось этим заниматься, он бы тоже поторопился вернуться на работу.

— А что-нибудь интересное ты делала?

— Мне было интересно, — сказала она оборонительным тоном. — Девочка очень милая.

— У тебя прямо сейчас начинается отпуск. И чтобы никаких министерских скандалов и никаких младенцев! Я засуну колдографии в секретер. Пусть лежат — может, еще пригодятся. А ты начинаешь праздновать, — сурово заявил он.

— Что праздновать? — с искренним недоумением спросила она.

— Я же только что сказал! Министр магии, кстати, тоже тебе говорил. Ты отправила четырех преступников за решетку, и отвела от Министерства серьезнейшую угрозу. Тебе что, нужна памятная табличка?

Вид у нее стал обиженный, так что он решил сменить тактику:

— Как это называется, когда хлопают друг друга по ладоням?

— Дать пять, — сказала она.

— Дай пять, Грейнджер, потому что ты проделала троллеву тучу работы! Ты и никто другой! Ты добилась почти всего, чего хотела, и это больше, чем можно сказать о моих знакомых. И после всего ты еще собираешься принять участие в благотворительном концерте, чтобы спасти чье-то чужое дело. Я искренне не понимаю, что еще ты могла бы сделать для других. Так что отцепляй руки от колен, — сказал он и протянул ладонь, когда она так и сделала.

Она как-то странно посмотрела на него и рассмеялась.

— Я серьезно, — сказал он.

Она хлопнула его по ладони. Это по-прежнему выглядело странно, но, по крайней мере, на вид она стала счастливее. Она даже распрямилась и перевела дыхание.

— И что теперь? — спросила она.

— Что хочешь.

Теперь, когда она снова заулыбалась, он тоже расслабился.

— Не знаю, — сказала она, снова обхватывая колени. — Я все думаю: может, есть какой-то способ все исправить?

Он знал по опыту, что для того, чтобы разозлить Гермиону, достаточно обладать интеллектом дрессированного докси, но вот чтобы сделать ее счастливой? Это было непросто, но теперь, когда Драко стал взрослым человеком и обзавелся постоянной работой, он полюбил сложные задачи.

— Ну вот, опять, — сказал он. — Секунду назад ты почти справилась. То, что произошло, — не провал.

— Считаешь? Потому что мне кажется, что именно провал, — неуверенно произнесла она. Она сильнее поджала ноги и повернулась к нему.

— Откуда тебе знать, что такое провал? Я знаю, а ты нет, и можешь мне поверить — ты даже к нему не приблизилось. Ты добилась успеха на девяносто процентов, а девяносто процентов — это какая оценка? — спросил он, стараясь рассуждать в привычных для нее терминах.

— «Выше ожидаемого», — мрачно признала она.

— Разве «выше ожидаемого» — это провал?

— Смотря по какому предмету.

— Что? Ничего подобного!

— Это провал, если ты рассчитывал на «Превосходно», — указала она.

Гермиона Грейнджер — это неизлечимо, подумал он.

— Значит, в этот раз ты не рассчитывала, — медленно объяснил он. — Если говорить об оценках, то, что произошло, снизит твой средний балл примерно до девяносто девяти и девяти десятых процента. Это сколько?

— «Превосходно», — неохотно согласилась она.

— Выше оценки не бывает. Она тебя устраивает?

— Наверно, — признала она. Ему не удалось ее полностью убедить, но он практически этого добился.

— Так что ты можешь взять отпуск.

— Наверно, — повторила она. Она улыбалась, и он понял, что она имела в виду «да».

— Так чего ты хочешь?

Она поглядела на него, а потом перевела взгляд за окно.

— Сегодня хорошая погода. Я хочу мороженого.

— Где мы сможем раздобыть мороженое?

Он знал отличное кафе в Париже, но не думал, что она согласится отправиться в такую даль.

Она потрясла его, заявив:

— Ну, мне нравится одно местечко в маггловском Лондоне.

Он постарался проявить максимальную терпимость, хотя никогда не бывал в маггловском Лондоне и тем более не ел пищу, приготовленную магглами.

— И на что похоже маггловское мороженое?

— Такое же, как колдовское, только делать его труднее.

— Тогда решено, — заявил он, набравшись храбрости. В конце концов, не умрет же он, если попробует ложечку и сделает вид, что ему понравилось! Для Гермионы ему приходилось совершать и более отважные поступки. — Как попасть в маггловский Лондон?

— Ты никогда в нем не бывал?

Он потряс головой.

— Отправимся камином в «Дырявый котел» и пройдем насквозь.

Он встал, и следом за ней направился к камину в углу комнаты.

— Погоди, — снова забеспокоилась она. — Ты уверен, что я не бросила дело, потому что испугалась трудностей?

Она умоляющее смотрела на него, так что он удержался и не закатил глаза.

— Ты что, весь день спрашивать собираешься?

— Возможно, — признала она.

— Тогда отвечаю в последний раз. Ты ничего не бросила и не провалила. Ты всегда выбираешь самое тяжелое, и ты — настоящий трудоголик, так что если не сделаешь перерыв, запросто сойдешь с ума. И очень скоро. Завтра. Или вчера.

— Правда?

— Вполне серьезно.

Она посмотрела на него своим особым взглядом.

— Нет, я насчет провала.

— Мне на работу к четырем, — сказал он своим самым противным и высокомерным тоном. — Ты что, так и просидишь шесть часов в этой комнате, выпрашивая у меня комплименты?

— Ничего я не выпрашиваю. Если ты торопишься, пошли.

Он видел, что вывел ее из себя, но она схватила его за руку, чтобы провести сквозь пламя. И тут же резко остановилась.

— Ох, чуть не забыла — в маггловском Лондоне нельзя ходить в мантиях. Можешь оставить свою у меня.

Она отпустила его руку, пересекла комнату, открыла шкаф, повесила туда мантию и накинула легкий маггловский спенсер. Когда она вернулась, он так и стоял на месте.

— Я не могу пойти без мантии. На мне рубашка с короткими рукавами, — сказал он, надеясь, что дальнейших объяснений не потребуется.

— На улице тепло, — ответила она. Он прикусил губу и бросил выразительный взгляд на левую руку. До нее наконец дошло.

— О! Ну, теперь это ничего не значит.

— Для тебя, может, и нет, но для очень многих — еще как значит.

Ему не нравилось, что она постоянно его жалеет. Ну ладно, может, чуть-чуть и нравилось. Просто он к такому не привык. Может, раз уж она принялась его жалеть, ему стоит на время перестать жалеть себя, и втолковать ей, что она многого добилась (что чистая правда). И тогда у них обоих появится время на мороженое.

— Магглы не поймут, что это такое, — сказала она. — Решат, что это просто странная татуировка.

— Татуировка?

Он никогда не слышал, чтобы это слово употребляли, когда речь шла о маггловском мире, и его поразило, что магглы сумели изобразить что-то подобное.

— Магглы добавляют особые чернила к механической игле, и потом профессиональный татуировщик быстро колет их этой иглой, пока под кожей не появится устойчивое изображение.

Ничего себе! Может, магглы и не тупые, но они точно ненормальные. За что их трудно винить: он бы точно спятил, придись ему жить без магии!

— А это не больно? Зачем они это делают? — спросил он, надеясь, что обнаружится действительно убедительная причина (в отличие от бессмысленных «русских горок»).

— Да, я слышала, что больно. Они это делают, чтобы лучше выглядеть, или по личным и культурным мотивам.

— Что не так с магглами?

Присущий Драко такт очередной раз выскочил в окно. Драко начал подозревать, что просто ему не нравится, иначе тот не стремился бы при любом удобном случае его покинуть.

— Они в состоянии придумать что-то полезное, без того, чтобы было больно или страшно?

— Они это все время делают.

— Например?

— Ну, много всего, — сказала она, просветлев. Она так обрадовалась, что может поделиться знаниями, что даже не успела обидеться. Может, по этой причине их отношения как-то работали. — У них есть компьютеры, фильмы, концерты, телефоны, скульптура и автомобили. И это только для начала.

— Все равно, большинство вещей, которые они делают, выглядят бессмысленно.

— Магглом быть временами очень скучно. Им приходится постоянно придумывать что-то новое и интересное, потому что они не могут колдовать. Например, знаешь, что такое самолет?

— Нет.

— А автомобиль?

— Это штука, на которой они в фильме попадали в разные места, — сказал он, просто чтобы показать, что обратил внимание.

— Верно. А самолет — это такой большой автомобиль с крыльями, который очень быстро летает в тысячах метрах над землей. И знаешь, что делают некоторые магглы, когда попадают в самолет?

— Нет, а что?

Лучше бы она ответила: «прячутся под сиденьями и плачут». По мнению Драко, это было единственно разумное поведение в такой ситуации.

— Выпрыгивают из него. У них есть специальная ткань, которая раздувается над головой, так что они плавно спускаются на тысячи метров, и не разбиваются до смерти.

Мерлин! Видно, магглов уже не спасти, если они считают такое развлечением.

— Ничего бредовее в жизни не слышал.

А на своем веку ему приходилось слышать изрядный бред!

— Ну, тебе же нравится летать на метле, верно?

— Это совсем другое дело. Колдовство никогда не подводит.

— Техника тоже. Магглы, которые прыгают с самолетов, решили, что лучше рискнуть, чем провести жизнь, так ничего и не испытав.

— А ты сама выпрыгивала из самолета?

Он в этом сомневался, но решил проверить: а вдруг она тоже тайно двинулась умом?

Она рассмеялась.

— Нет. Такое мало кто делает, и мне в жизни хватает впечатлений. Как я понимаю, ты бы не стал.

— Ни при каких условиях.

— Не любишь риска?

— Нечестно заявлять, что я не люблю риска только потому, что я не хочу неизвестно с чего рухнуть с тысячеметровой высоты с клочком маггловской ткани над головой как единственной защитой от смерти.

— Ты даже боишься выйти на улицу в рубашке с короткими рукавами, — указала она с самодовольной улыбкой, и он понял, что попался. Мог бы сообразить раньше.

— Это совсем другое дело, — сказал он.

— Я возьму на сегодня отпуск, если ты тоже переломишь себя.

— Это не потому, что мне страшно, а потому, что я не хочу пугать других.

Это было почти что правдой. Почти что, потому что его напрягали неприязненные взгляды, так что причин было две. Ему не нравилось, что незнакомые люди обходятся с ним, как с убийцей: он никого не убивал.

— Ты знаешь, что официально я единственный колдун с Меткой, который жив и не в тюрьме?

— Тебе к четырем на работу, — напомнила она. — Собираешься пять с половиной часов прятаться в моей гостиной?

Он нахмурился, но она улыбнулась в ответ. Ладно, так тому и быть. Если ей захотелось прогуляться с колдуном, у которого на руке жирно выведен Смертный Знак, ей и отвечать за решение. Он медленно скинул мантию и протянул ей. К счастью, остальная одежда на нем вполне могла сойти за маггловскую. Она свернула мантию и положила ее на стул.

— Так-то лучше. Никто не догадается, что ты — не маггл, — сказала она, и он постарался не обидеться. — Ну что, пошли?

Он быстро взглянул на мантию.

— Пошли.

— Отлично.

Она ухватила его за руку и бросила в камин горсть порошка. Она провела его через «Дырявый котел». Пока они шли сквозь паб, он плотно прижимал руку к боку. На них бросили пару любопытных взглядов, но, может, потому, что странно видеть взявшихся за руки Драко Малфоя и Гермиону Грейнджер. И они были правы: ему самому это казалось странным.

Гермиона вывела Драко в улочку за пабом и постучала палочкой по кирпичу в стене, чтобы открыть портал в маггловский мир. Всюду стояли высокие здания, мимо неслись автомобили, люди разгуливали полураздетыми и орали друг на друга. В общем, творилось полное безумие. Гермиона набрала в грудь воздуха и с удовольствием выдохнула, словно заряжаясь пульсирующей вокруг энергией.

— Добро пожаловать в маггловский Лондон! — сказала она. Они двинулись по улице. Он осторожно переставлял ноги. В отличие от нее, он понятия не имел, как тут дышать.

— А изнутри автомобиля нас видно? — спросил он. Он старался говорить спокойно, но автомобили двигались гораздо быстрее и резче, чем в фильме. Они выглядели опасными и плохо управляемыми.

— Конечно, — сказала она. — Магглы ходят на специальные занятия, чтобы научиться водить автомобиль, и могут делать это, только когда достигнут определенного возраста и получат специальное разрешение. Они на нас не наедут.

— А что, если наедут?

«Шмяк», — подумал он. Вот что.

Но она, даже не упомянув об опасности для здоровья, в типичном гермионовском стиле сразу же обратилась к юридическим последствиям.

— Наверно, отправятся в тюрьму. И больше им не разрешат водить автомобиль.

Получалось, что сбивать людей автомобилями не в интересах магглов, так что, скорее всего, они в безопасности. Драко слегка расслабился, и вдруг до него дошло, что здесь его никто не знает. Тут он просто парень с нелепой татуировкой, ничей сын и ничей враг.

— Их ужасно много, — заметил он. Он постоянно оглядывался по сторонам и налетал на людей, которыми была забита улица. Те принимались кричать на маггловском, что очень напоминало нормальную речь. В этом было даже что-то трогательное.

— Смотри, куда прешь, мудак! — выкрикнула какая-то магглянка. Он улыбнулся сначала ей, потом Гермионе, которая смущалась и забавлялась одновременно.

— В Лондоне живет семь миллионов человек, и это только один город, — пояснила она и потянула его за рукав, чтобы направить по прямой. — Лондонцев больше, чем колдунов и ведьм во всем мире.

— Если их так много, зачем они постоянно делают всякие глупости? Могли бы всю жизнь знакомиться с новыми людьми.

Хотя, наверно, им не хотелось. Он провел в маггловском Лондоне меньше десяти минут, и добрая половина прохожих были чем-то недовольны и злились.

— Думаю, их для этого слишком много, — ответила Гермиона.

Держась как можно ближе друг к другу и двигаясь быстрым шагом, они, наконец, встроились в толпу, так что на них перестали обращать внимание.

— Если бы ты жил среди магглов, ты бы постоянно чувствовал, что ты не один. Тебе пришлось бы научиться не замечать людей просто для того, чтобы сохранять здравый рассудок, когда выходишь на улицу.

— Странно, — заметил он. На Диагон-аллее всегда толклись люди, но он не мог появиться там, не встретив хотя бы одного знакомого. И большинство прохожих догадывались, кто он такой, даже если видели первый раз. Маггл с сомнительным прошлым мог переехать в другой город с другими семью миллионами жителей, и на него перестали бы обращать внимание. Он посмотрел на Гермиону, которая с обеспокоенным лицом быстро шла по улице, ничем не отличаясь от окружавших ее магглов. Так здесь было положено: то ли все вокруг куда-то опаздывали, то ли были поголовно несчастны. Он решил, что парень-маггл с нелепой татуировкой на руке не позволил бы своей девушке так себя вести. Он замедлил шаг и потянул Гермиону за собой, когда та попыталась вырваться вперед.

— Ты что? — спросила она.

— Мы никуда не торопимся, — пояснил он, хотя это и так было очевидно.

— Ох, ладно, — смущенно согласилась она. Она пошла с ним рядом, а он стал снова думать, что еще мог бы сделать парень-маггл. Для начала позабыть о Смертном знаке. Он перестал следить за левой рукой. Было облегчением идти в легкой летней одежде, не думая о том, что кто-то может оскорбиться.

Маггловский Лондон оказался сказочной страной, где было разрешено все, кроме колдовства. В чем, если подумать, не было ничего особо фантастического. На самом деле, это он был из сказочной страны, а все вокруг — из скучной повседневной реальности. В любом случае, открывались совсем новые возможности. Он выпустил руку Гермионы и обнял ее за талию. Забавно, что он советовал ей расслабиться, хотя сам был как натянутая струна. Она поймала его взгляд и покраснела, но он не отнял руки.

— Не переживай, — сказал он. — Мы — в выдуманном Лондоне. Нас никто не знает и всем на нас плевать. Мы можем делать все, что захотим.

Она наклонила голову набок и задумалась, словно такое никогда не приходило ей на ум.

— Ты прав, — признала она. — Все время забываю, что здесь все по-другому. Это из-за того, что я в этом мире выросла.

Она прижалась к нему, и они пошли еще медленнее, так что какие-то люди снова стали обзывать их за то, что мешают движению. Куда они все так торопятся? Они что, не знают, что живут в выдуманном мире?

— Чем они занимаются целыми днями? — спросил он. Все магглы одевались по-разному, явно друг друга не знали, и, с его точки зрения, между ними было мало общего.

— Работают, — отметила она. — Часто у них такая же работа, как у нас: подают кофе или занимаются юридической практикой. У них есть больницы с докторами и медсестрами, а еще они заняты на фабриках, где делают автомобили и другие машины. А после работы они ходят по пабам, смотрят кино, рисуют, читают, и все такое прочее.

Какая простая и тихая жизнь! Магглам все-таки не так просто убивать друг друга или сжигать дома.

— Звучит неплохо, — сказал он.

— Может, день-другой мы бы и выдержали, но, если жить так постоянно, это не легче, чем у нас.

На ходу Драко пытался понять, что вокруг происходит (по большей части ничего не получалось) и гадал, что такого тяжелого в том, чтобы быть магглом.

Наверное, маггловский лондонский банк легче ограбить, подумал он. Интересно, как тот выглядит? Вряд ли такой продвинутый, как Гринготтс, но, учитывая, что им надо хранить деньги для семи миллионов человек, должен быть гораздо больше. И, кстати, как магглы ловят преступников? Что делают маггловские авроры, если грабители от них убегают? У них же нет оглушающих заклятий. У них есть орудия, чтобы стрелять на расстоянии, но не могут же они убивать всякого, кто что-то украл и скрылся с краденым? И если они его поймали, как они докажут его вину без Веритасерума? В этом и проблема, решил он. Вся тяжесть жизни в маггловском мире объясняется тем, что у них нет никакого способа проверить, говорит ли кто-то правду.

На углу, который, на взгляд Драко, ничем не отличался от остальных, Гермиона его остановила.

— Вот это кафе, — сказала она, указывая на вывеску на другой стороне улицы.

— А как мы туда попадем? — спросил он, разглядывая мчащиеся по дороге автомобили, ни один из которых не собирался останавливаться.

— Здесь есть пешеходный переход, — ответила она, указывая на нарисованные на дороге белые полосы. — А сверху висит светофор, который меняет цвета. Когда горит зеленый, автомобили едут. Когда красный, останавливаются.

Драко усвоил азы того, как магглы ухитряются жить без колдовства, но все равно его впечатлило, что они могут подвесить светильники над оживленной улицей и заставить их гореть. С другой стороны, ему не верилось, что маленького красного светильника хватит, чтобы заставить автомобили остановиться, особенно когда они мчатся с такой скоростью.

— А что будет, если они не остановятся?

Кроме «шмяка», разумеется.

— Местный аврор прикажет им остановиться и выпишет штраф.

— Так что в принципе можно быть уверенным, что они послушаются светильника?

— Почти наверняка.

Пока они ждали, она указала еще на один светильник, на этот раз прямо перед ними.

— Это для нас. Когда вместо ладони появится маленький человечек, можно переходить.

— Как магглы запоминают все эти правила?

— Они не глупее нас, и, если жить в городе постоянно, это просто.

Он сообразил, что понятия не имеет, сколько им придется стоять. Может, светильники загораются в случайном порядке, и им удастся перейти улицу часа через два.

— Нам долго ждать?

— Еще пару секунд, — сказала она. — Тебе это страшно интересно, верно?

Он пожал плечами, но на самом деле было довольно интересно. Наконец, автомобили остановились, появился значок в виде человечка, и они без всякого риска пересекли улицу и зашли в кафе. Драко потрясло количество разных маггловских устройств: там были устройства, чтобы считать деньги, и чтобы делать мороженое, и еще множество инструментов, назначения которых Драко не понимал. Освещение казалось чересчур ярким. Если честно, Драко предпочел бы что-то среднее. По неизвестным причинам, колдуны предпочитали тонуть в таинственном полумраке, в то время как магглы желали видеть каждую пору на коже в мельчайших подробностях. От того и другого у него ломило глаза.

— На маленьких карточках над ванночками написаны названия, — сказала Гермиона, подталкивая его вперед. Выбор был большой, а несколько маггловских смесей оказались совсем незнакомыми.

— Что будешь брать?

— Наверное, мороженое с кусочками шоколадного теста, — она постучала по стеклу кончиком пальца. — Мое любимое.

— Что такое «шоколадное тесто»? — прошептал он ей на ухо, сильно подозревая, что постороннему человеку его вопрос может показаться на удивление нелепым. Гермиона и так с трудом сдерживала смех.

— Ну… Ты представляешь, как пекут печенье?

— Нет, конечно.

Гермиона не выдержала и захихикала.

— Вообразила тебя с противнем у духовки, — улыбнулась она ему. — Получилось забавно.

— Ну да, я — известный комик, — сухо заметил он, и она рассмеялась.

— Ну, в общем, когда печешь печенье, сначала делаешь мягкое тесто. Потом скатываешь из него маленькие круглые шарики и ставишь в духовку. И они превращаются в твердое плоское печенье.

— Но ты решила духовку пропустить, и сразу приняться за тесто.

— Именно, — ответила она, словно это было самое обычное дело. — А ты что возьмешь?

Прежде, чем он успел ответить, с ним заговорил маггл! «Здоровская картинка, приятель», — послышалось слева. Незнакомый маггл был затянут в кожу, а его предплечья и грудь были украшены рисунками, которые, видимо, и являлись маггловской татуировкой. Он, похоже, был на несколько лет моложе Драко, с давно не мытыми черными волосами. Не будь он магглом, он идеально вписался бы в любую компанию Упивающихся, особенно с учетом того, что ему понравилась Метка. Если бы от той можно было избавиться, Драко охотно вручил бы ее магглу. Причем бесплатно.

— Ему нравится твоя татуировка, Малфой, — заметила Гермиона. — Очень мило с его стороны.

— Спасибо, — неловко ответил Драко. Маггл кивнул и прошел мимо них к витрине с мороженым. Похоже, Гермиону этот обмен мнениями позабавил: она слегка сжала его руку, пытаясь подавить смех.

— Здесь принято заговаривать с незнакомыми людьми, — пояснила она. Если подумать, ситуация была на редкость абсурдной: он разговаривал с магглами, те хвалили Смертный знак, а Гермиона Грейнджер его обнимала. Он мог только улыбнуться в ответ: оставалось или принять то, что происходит, или вопить от ужаса, пока не проснешься. А это его не устраивало. Молоденький маггл за прилавком спросил, готовы ли они сделать заказ. Они были готовы.

— Будьте добры, два шарика с шоколадным тестом с собой, — сказала Гермиона. Маггл потыкал в кнопки своей монетной машины, отчего на экранчике появились какие-то цифры, и посмотрел на Драко.

— Два шарика шоколадного с карамелью. Будьте добры, — спохватившись, добавил он.

— Три фунта восемьдесят девять, — сообщил маггл. Драко понятия не имел, что это значит. Он совсем забыл про маггловские деньги, но Гермиона, оттеснив его, уже вручала продавцу несколько клочков бумаги. Тот отсыпал ей монет, и отправил в конец стойки, где еще одна магглянка накладывала мороженое.

— Я верну тебе настоящими деньгами, если скажешь, сколько это, — проговорил он.

— Тогда ни за что не скажу, — ответила она. — Ты заплатил за ужин.

Драко поразмыслил и решил, что «три фунта» — вряд ли очень много, разве что речь шла о галлеонах такого веса, что было вряд ли возможно, так что он выкинул цену из головы. Магглянка вручила им мороженое и Драко подозрительно его осмотрел. Он не знал, как устроены машины, которые его изготовляют, и соблюдаются ли при этом правила гигиены, но поскольку Гермиона ела такое мороженое, можно было предположить, что соблюдаются. На стойке стояло ведерко с маленькими розовыми ложечками в прозрачных пакетиках, и они взяли по одной. Драко смотрел, как Гермиона достает ложечку. Оказалось, что нужно разорвать упаковку и выбросить ее прочь, что было странно и расточительно. Ему в жизни не приходилось есть настолько неудобной ложечкой, но, вероятно, магглы не додумались, как делать нормальные серебряные приборы.

— Здесь поблизости есть симпатичный парк, — сообщила Гермиона, помешивая мороженое. — Пошли туда?

Он кивнул, и попробовал мороженое, которое оказалось на удивление вкусным. Он не мог вспомнить, когда ел собственную порцию, а не таскал тайком мороженое у детей. Не то, чтобы это вошло у него в привычку, но такое порой случается со всеми, верно?

Парк был расположен кварталом дальше, и, к счастью, чтобы попасть туда, не надо было пересекать улицу. В парке кишмя кишели дети, собаки и магглы, забавлявшиеся с самыми разнообразными штуками. Например, они пинали ногами и перекидывали друг другу клетчатый мяч, и он не мог понять, как они до этого додумались. Гермиона нашла скамейку поблизости от входа, и они сели. Она сразу же стала выбирать ложечкой кусочки теста, сталкивая их к краю бумажного стаканчика. А потом принялась за освобожденное от теста мороженое.

— Зачем его было заказывать, если ты выбрала из него все тесто? — спросил он.

— Берегу лучшее напоследок. Хочешь попробовать? — ответила она, протягивая ему стаканчик.

Он попробовал кусочек, который она отложила. Тот оказался мягким и сладким, даже лучше, чем готовое печенье.

— Не понимаю, зачем из него делают печенье, если и так вкусно.

— Есть тесто не всегда безопасно, — объяснила она. — Туда кладут сырые яйца. Можно отравиться и заболеть.

Он поперхнулся.

— Так мороженое есть опасно?

Она снова рассмеялась. Похоже, он постепенно становится неисчерпаемым источником веселья!

— Думаю, все, что кладут в мороженое, проходит проверку на безопасность. И потом, теста так мало, что сильно оно не повредит. Ты как себя чувствуешь?

— Отлично, — чопорно заметил он, потом оглядел магглов в парке, и сообразил, что снова ведет себя чересчур всерьез.

Он задумался, что стал бы делать на свидании в парке маггл с татуировкой, после чего поставил свой стаканчик с мороженым на бедро, и обнял Гермиону одной рукой. Та положила голову ему на плечо.

— Во что они играют? — спросил он, показывая на мальчишек, пинавших мяч.

— Сейчас они на самом деле не играют, но это называется футбол. Очень популярный спорт. Там команды из одиннадцати человек стараются загнать мяч в одни из двух больших ворот.

Он смотрел, как мальчишки перебегают по газону, словно заранее зная, где окажется мяч. Они и знали, внезапно понял он. Без колдовства тот мог катиться только туда, куда его пнули.

— Как они до этого додумались?

— Не знаю, — призналась Гермиона. — Я всегда считала, что спортивные игры довольно нелепы. Футбол — не такая плохая игра, если в нее не вкладывают чересчур много азарта. Во всяком случае, все остаются на земле.

— Ты не любишь летать? — тихо уточнил он (на случай, если какой-нибудь любопытный маггл вздумает подслушивать).

— Не особенно. Я побаиваюсь высоты. Думаю, это еще одна причина, по которой я никогда не прыгала с самолета.

После каждого глотка она похлопывала ложечкой по губам.

— Думаю, отказ прыгать с самолета — вполне продуманное и здравое решение.

— Ты прав. Но тебе-то летать нравится, верно? — мягко уточнила она, подняв подбородок, чтобы ему было лучше слышно.

— Это не страшно, а увлекательно. Здорово хотя бы на время преодолеть земное притяжение.

Сказав это, он задумался о том, что такое свобода, а она все еще смотрела на него и губы ее были совсем близко. В солнечном свете она выглядела очаровательно. В настоящем мире тому, что ему хотелось сделать, противодействовали силы, не менее мощные, чем сила притяжения. К счастью, они были в выдуманном мире, так что он поцеловал ее, запустив руку ей в волосы. Через секунду она ему ответила, но потом с легким смешком отодвинулась.

— На нас никто не смотрит, — сказал он.

Она быстро обвела взглядом парк, и, положив ладонь ему на щеку, поцеловала его сама. Они целовались так долго, что мороженое растаяло, но ведь всегда можно купить новое? Гермиона прижалась головой к его груди.

— Знаешь, все остальные позволили бы мне жалеть себя, — призналась она. — Если бы на твоем месте была Джинни, мы бы до сих пор сидели у меня дома, пили чай и обсуждали то, что произошло. И ни до чего бы не договорились.

— Как ни удивительно, из жалости к себе ничего хорошего не получается. Я-то знаю, — ответил он, и она рассмеялась. И правильно, потому что он шутил.

— Ты уверен, что больше ничего нельзя сделать? Просто на всякий случай.

Драко был в таком прекрасном настроении, что даже не стал драматически вздыхать.

— Прямо сейчас — ничего. Но можно сделать множество других вещей. Я знаю, что у тебя в голове складирована уйма важных дел, потому что ты переживаешь по безумному числу поводов. Так и займись одним из них.

Он сделал еще глоток растаявшего мороженого, и то все еще было вкусным.

— А ты не переживаешь?

— По гораздо меньшему числу поводов. На столько сразу никто, кроме тебя, не способен.

— Это неправда, но все равно спасибо, — она наклонила голову. — Я тут подумала, что займусь книгой, которую давно собиралась написать.

— О чем она будет?

— Ты знаешь, что такое химические элементы?

— Нет.

Она оглянулась по сторонам, потом придвинулась поближе и прошептала ему прямо в ухо:

— Это разные вещества, которые магглы изучают, и смешивают между собой и используют в разных целях. Называется «химия». Похоже на зельеварение. Я заинтересовалась химией несколько лет назад, и думаю, многие были бы поражены, знай они, что магглы умеют делать с химическими элементами. Я хочу написать книгу о том, как они научились с помощью химии добиваться тех же результатов, что мы с зельями. Конечно, они не умеют варить любовное зелье, или зелье удачи, и все в таком роде, но, может, это и к лучшему, учитывая, насколько те опасны.

— Вот как? И что, например, они умеют?

— Делать яды, лекарства от кашля, простуды и практически любой болезни, напитки, которые погружают в сон или заставляют бодрствовать, и даже смеси, которые могут странным образом влиять на сознание. Есть растворы, которые могут прожечь кожу или убить, если вдохнуть их пары.

Он вообразил, как маггл по фамилии Снейп, специалист по химическим элементам, обращается к классу магглов. По всему, тот нагнал бы на них не меньший страх, чем на первокурсников на зельеварении.

— Я об этом не знал.

— Думаю, многие не знали. Это помогло бы убедить их, что магглы не глупее нас. А может, умнее, потому что наука, с помощью которой они подражают магии, — очень сложная и трудная. Сомневаюсь, чтобы рядовой колдун смог осилить стехиометрию [1], или, того больше, синтезировать ацетилсалициловую кислоту. А это всего-навсего аспирин, простейшее лекарство. Магглы успели продвинуться намного дальше.

Когда она начала нанизывать одно длинное и непонятное слово на другое, Драко почувствовал, что соловеет. И она была так близко! Только Гермиона Грейнджер может тебя поцеловать, а потом хриплым шепотом прошептать прямо в ухо про синтез ацетил-какой-то кислоты. Это ужасно возбуждало.

— Интересно, — произнес он.

— Если ты серьезно, то у меня есть учебники по химии. Могу дать почитать, если хочешь.

— Мне не помешало бы почитать что-то новенькое, — признал он.

Она кивнула, и, раз они перестали обсуждать колдовские тайны, отодвинулась и вновь положила голову ему на плечо. Они доели растаявшее мороженое, наблюдая, как магглы резвятся в парке. Так спокойно ему уже давно не было. Он не знал, сколько прошло времени, но в конце концов Гермиона села и потянулась.

— Думаю, пора возвращаться, — сказала она.

Они встали и закинули стаканчики в ближайшую урну. Она взяла его за руку и они пошли обратно через город к входу на Диагон-аллею. Только когда они оказались в ее квартире, он вспомнил о Метке на левой руке. Может, пора смириться, раз уж придется проводить столько времени на людях. Он не собирался ходить в коротких рукавах на работу, какая бы жара ни стояла на улице, но Метка останется на его теле до конца жизни.

— Я пойду поищу учебники, — сказала Гермиона.

Драко хотел забрать мантию, но на ней устроился кот. Он позволил осторожно поднять себя и мурлыкал на груди, пока Драко счищал шерсть с ткани.

Появилась Гермиона с книгами и широко улыбнулась.

— Похоже, вы с Живоглотом подружились.

— Он сидел на моей мантии.

Он опустил кота на пол, и тот возмущенно фыркнул. Драко стряхнул мантию, но рыжая шерсть прилипла прочно.

— Прости. Думаю, ты ему понравился, иначе бы он не выбрал твою одежду.

Она пересекла комнату и вручила ему книги.

— Думаю, я сегодня посмотрю кое-какую литературу. Химия — это очень увлекательно, если вникнуть хорошенько.

— Попробую, — сказал он. Учебники выглядели довольно устрашающе. На обложке были изображены странные дымящиеся зелья в прозрачных стеклянных сосудах. Он засунул мантию и книги под мышку, а она положила руки ему на грудь и посмотрела на него.

— Спасибо, что был со мной сегодня утром, даже если мы мало чего добились. И у нас впереди еще и концерт, верно?

— Верно, — сказал он, положив свободную руку ей на талию.

Он всё глубже погружался в отношения с ней, что сильно пугало, особенно потому, что было непонятно, что получится. Может, когда магглы выглядывают из самолета перед прыжком, они чувствуют то же самое? Только у них имеется клочок материи, чтобы предотвратить слишком резкое приземление. Она поднялась на цыпочки и снова его поцеловала. Вышло неловко, из-за книг и из-за того, что он ответил со всей страстью. Она отпрянула слишком быстро (то есть зачем-то отодвинулась), отвела глаза и порозовела.

— Ну, пока. Я еще не знаю, чем займусь в субботу, — сказала она.

— Пришлю тебе сову, — ответил он. — Скоро увидимся.

— Увидимся, — сказала она и помахала рукой. Обычно рукой машут, когда прощаются с толпой знакомых или чтобы издали привлечь внимание, но ей нравилось махать в знак встречи или прощания, даже если прямо перед ней был только один человек. После чего она обычно поправляла волосы или разглаживала одежду. Он решил, что это потому, что она — из тех нервных людей, которые никак не могу решить, что делать с руками. Подражая ей, он помахал в ответ, и она улыбнулась. После чего он повернулся и отправился камином обратно в душную темницу под названием «Малфой-манор».

Хотя он не оставил записку, мать не появилась, чтобы поинтересоваться, где он был. Они не разговаривали с момента их небольшой ссоры прошлым вечером. Он знал, что разговор неминуем. Если он хоть чуть-чуть знал собственную мать, сейчас она как раз до него дозревает. Он сунул покрытую шерстью мантию ближайшему домовику и распорядился привести ее в порядок, после чего устроился в гостиной, чтобы поглядеть, что такое «химия». До работы все равно оставалось несколько часов. Он выбрал самый простой учебник и начал с предисловия. Почти сразу он был сбит с толку и одновременно зачарован странными маггловскими символами. Они напоминали руны, и маггл, который их использовал, производил сильное впечатление. Согласно учебнику, его маггловское занятие называлось «научное исследование».

Не успел он добраться до первой главы, как в камине возникла голова Уилла.

— Привет, Дрейк. Что читаешь? — Драко показал обложку. Разобрав название, Уилл скривился. — Химия? Решил податься в абитуриенты?

— Куда?

— Неважно, это маггловское выражение. Почему ты взялся за химию?

— Грейнджер посоветовала. Она пишет книгу о химии и зельеварении.

У Уилла засветились глаза.

— Вот как? А чем еще она занимается? — поинтересовался он игривым тоном, хотя заход был не слишком удачный.

— Не понимаю, о чем ты.

— Ну, вы с ней последнее время неразлучны.

Брови Уилла так и сновали по лицу. Когда-нибудь, подумал Драко, они просто отвалятся.

— Мы иногда встречаемся, — небрежно ответил он.

— Понятно. А сколько времени на этих встречах, если в процентах, вы тратите на то, чтобы обжиматься?

Драко не сумел сдержать изумления: в светском обществе, чтобы упомянуть о чьей-то половой жизни, человека надо было знать примерно столько же, сколько он знал Панси. Может, для простолюдинов в этом нет ничего особенного?

— Нисколько, — ответил он.

— Это приблизительная оценка, верно?

— Нет, точнее не бывает.

— Хорошо, тогда сколько времени тебе хочется?

На этом Драко сдался.

— Ты вроде собирался о чем-то со мной поговорить?

Уилл ухмыльнулся и медленно кивнул.

— Ладно, перенесем этот разговор на другое время. Подожду, пока напьешься. Хотел потолковать насчет концерта. Мы ведь его проводим у тебя, так?

— Да. Я поговорил с матушкой, и мысль ей понравилась. В газетах о нас последнее время писали… не очень хорошо.

— Да, нелегко тебе пришлось. Думаю, концерт поможет людям об этом позабыть, если не слишком с ним торопиться. Я решил немного отодвинуть дату. Сейчас мы остановились на девятом июня. Это суббота.

— Должно сработать. Где ты собираешься проводить репетиции? Тоже в Маноре?

— Было бы славно. Насколько мне известно, места у вас хватает, — Уилл одобрительно оглядел роскошно обставленное помещение. — Если нет, я пойму. Не хочу навязываться. Я хотел бы со следующей недели занимать каждую субботу и воскресенье. А в эту субботу устроим встречу всех участников и окончательно определим, кто что будет петь.

— Это можно устроить. Кстати, Грейнджер мне сказала, что я тоже пою.

Уиллу хватило совести несколько смутиться.

— Я побоялся, что, если тебя попросить, ты откажешься, так что решил пойти обходным путем. Но это тебя ни к чему не обязывает.

— Обязывает, — хмуро ответил Драко.

— Это будет здорово, вот увидишь.

Драко скептически посмотрел на Уилла.

— И недолго, — добавил тот. — Споешь одну коротенькую песенку. С помощью голосовых чар, само собой. Просто, чтобы показать, как ты любишь маггловскую музыку. И можешь не танцевать.

— Как я с этим справлюсь?

— Мы о тебе позаботимся. У меня есть парочка идей. И Би пообещала, что Мег заменит тебя по воскресеньям, чтобы ты мог участвовать в репетициях.

— Ладно, — неохотно согласился Драко.

— Вот еще что. Я слышал, ты в хороших отношениях с Блейзом Забини. Это правда?

Драко кивнул.

— Как ты думаешь, он не захочет поучаствовать? Его имя будет роскошно смотреться на афишах, а Дон говорит, что он постоянно покупает диски в «Подвале».

— Я спрошу, но обещать не могу.

Драко не хотелось слишком обнадеживать Уилла, но шансы были. Блейз обожал внимание. Музыку он тоже любил, но внимание ему нравилось больше.

— Отлично. Заранее спасибо. Ты как, в предвкушении? Я весь как на иголках.

— Может получиться забавно, — согласился Драко.

Может, удастся уговорить кого-нибудь выпить оборотку и выступить на сцене вместо него.

— Ладно. В общем, все собираются у тебя в пять вечера в пятницу. Еще раз спасибо — без тебя бы мы не справились. Увидимся на репетиции.

— Увидимся, — ответил Драко, и голова Уилла исчезла из камина.

Он едва осилил первую главу, когда настало время идти на работу. Но он успел кое-что понять.

Примечание:

1. Стехиометрия — система законов и правил, обосновывающих расчёты количественных соотношений между массами (объемами для газов) веществ в химических реакциях. Открытие законов стехиометрии положило начало химии как точной науки.

В четверг перед работой Драко через камин связался с Блейзом, чтобы пригласить того участвовать в концерте. Он сунул голову в огонь и обнаружил, что Блейз мечется по комнате.

— Малфой! Ты откуда взялся? — поинтересовался тот, ероша волосы.

— Хочу сделать тебе одно предложение, — начал он.

— С этим придется подождать! На самом деле…

Блейз помолчал, разглядывая Драко.

— Мне противно тебя просить… Прямо-таки физически дурно… Но мне от тебя кое-что нужно, — сказал он, кривясь от отвращения.

— Что именно?

Драко не помнил, когда в последний раз Блейз обращался к нему за одолжением.

— У меня проблема, — пояснил тот. — Дафна гостит у сестры, а меня оставила с Амарантой. Но тут со мной связались из Германии по очень важному делу. Хотят, чтобы я немедленно с ними встретился, а не то лишусь контракта. Времени искать няньку нет, а домовикам Амаранту не поручишь: уже научилась ими командовать. Последний раз убедила Джинкси левитировать ее на крышу. Она у нас такая — слишком умна для своей же пользы.

Драко не был уверен, что все понял правильно. Скорее всего, Блейз собрался варить Оборотное зелье, чтобы Драко мог встретиться с немцами вместо него. Другой вариант выглядел просто нелепо.

— Так что тебе от меня нужно?

Блейз с неуверенным видом потер шею.

— Можешь прийти и полчасика присмотреть за Амарантой?

— Ты собираешься оставить меня с ребенком одного?

— Нет необходимости так прямо и выражаться. Так ты можешь или нет?

— Наверно, да.

Блейз отступил в сторону, чтобы Драко мог пройти через камин.

— Значит так. Правила простые: не вздумай ее обижать, и постарайся лишний раз не открывать рот. Я пойду, отвечу на вызов, но ты держи себя в руках. Обидишь мою дочь — тебя ждут крупные неприятности. Словами не описать, какие, в этом можешь быть уверен!

Он вышел из комнаты и тут же вернулся, ведя за руку Амаранту. Выразительно ткнув пальцем в глаз сначала себе, потом Драко, Блейз убежал в кабинет. Не успел он скрыться из виду, как Амаранта радостно бросилась к Драко и обхватила за ногу. Тот стоял, неловко замерев, пока она его не отпустила.

— Привет, Амаранта!

Драко постарался скрыть неуверенность, но на самом деле он не умел общаться с детьми. На его вкус, они вели себя слишком нелогично.

— Как дела?

— Хочешь моих кукол посмотреть? — спросила она, проигнорировав его вопрос.

Драко кивнул. Звучало вроде бы безобидно.

Она ухватила его за руку и потащила в детскую, где в линию были высажены куклы. Амаранта представила каждую Драко, сопроводив представление кратким описанием их вкусов и предпочтений. Она заставила его пожать руку всем куклам, после чего перешла на плюшевых зверей. К моменту, когда он перезнакомился со всеми игрушками в огромной детской, Драко полностью изнемог, и мечтал только, чтобы Блейз поскорей вернулся. К счастью, Амаранта, видимо, тоже утомилась, потому что устроилась на ковре и похлопала рукой по месту напротив себя. Драко благодарно опустился на пол.

— Расскажи мне сказку, — попросила Амаранта самым сладким своим голоском.

— Твой папочка не разрешает мне рассказывать тебе интересные сказки, — ответил он, пожав плечами.

— Я ему не скажу, — заверила она, широко раскрыв глаза. Он провел рукой по волосам, прикидывая возможные варианты. Если выбирать между сказкой и односторонними беседами с игрушками, он однозначно предпочитал сказку. И ее отец в любом случае был занят. Он оглянулся через плечо, чтобы в этом убедиться, и подался вперед.

— Точно не скажешь?

— Тому порукой мое сердце! — торжественно ответила она, и пальцем нарисовала на груди крест. Большой беды не будет, а время пройдет, решил он и злобно улыбнулся, чтобы перевоплотиться в рассказчика.

— Слыхала сказку про Среброглота? — спросил он голосом, мрачным как ненастная и безлунная ночь. Она потрясла головой. Он потер подбородок и вздохнул. — Нет, наверно не стоит. Она слишком страшная.

— Ну, пожалуйста, — проныла она.

— Ты уверена, что не испугаешься?

Она в полном восторге запрыгала по ковру, сжимая и разжимая кулачки.

— Нет! Давай, рассказывай!

— Ну, раз так…

Он поправил воротник мантии, пригладил волосы и потянул еще немного, пока не убедился, что если не начнет, она расплачется.

— Давным-давно в одной соседней стране, — начал он, — жил маленький мальчик примерно твоего возраста. В отличие от тебя, он редко думал о последствиях своих поступков. Мама все время запрещала ему ходить в лес за их хижиной, а когда он спрашивал, почему, она не отвечала. Он к тому же был непослушным мальчиком. Он не доверял своей матушке, и однажды в одиночку отправился в лес. Когда он бродил по чаще, ему послышался какой-то странный шуршащий звук, но он никого не увидел. Он вернулся домой и сказал матушке, что та ошибается и в лесу совсем не опасно. Когда та обнаружила, что сын нарушил запрет, она запретила ему выходить из дома ночью. Но он был хитрым и сообразительным мальчиком, и догадался: это значит, что в лесу опасно только по ночам.

Так что на следующую ночь он вылез из окна спальни и забрался в самую глубину леса. В этот раз шуршание раздавалось отовсюду, и он понял, что матушка была права. Но было слишком поздно. Когда он попытался повернуть назад, перед ним возник Среброглот. Тот был выше, чем три человека вместе взятые, но при этом такой худой, что мальчик мог пересчитать все его кости. Руки у него были двухметровой длины, и мальчик понял, что тот может схватить его, не сдвигаясь с места. Хуже всего, что на конце каждой руки был коготь величиной с голову мальчика, покрытый сотнями крошечных иголочек.

Драко вздел руки, чтобы продемонстрировать ужасные когти чудовища. Амаранта смотрела на него круглыми как блюдца глазами, прижав ладошки ко рту.

— Глаза Среброглота горели голубым несгораемым огнем, словно в кувшинах на берегу туманного озера. Он стоял совершенно неподвижно, и мальчик тоже не мог пошевелиться. И вдруг…

На плечо Драко опустилась рука и сжала до боли. Они с Амарантой разом подскочили на месте.

— Малфой! Ты что плетешь моей дочери?

Драко уронил воображаемые когти, встал, и принялся отряхивать мантию. Держись уверенно, напомнил он себе. У Блейза нет доказательств.

— Она попросила рассказать ей сказку, и я рассказываю, — сказал он невинным тоном.

Блейз сузил глаза.

— Понятно.

Он обернулся к Амаранте:

— И о чем сказка?

— Про единорогов, — тут же ответила та.

Драко восхитился ее сообразительностью.

— Неужели? — сказал Блейз. — Я бы поклялся…

Он замолчал и повернулся к Драко.

— У единорогов такого не бывает! — прорычал он, махая руками с собственными воображаемыми когтями. — Пошли, Малфой. Нам надо поговорить.

— Папа, — протянула Амаранта, — я так и не узнала, чем все закончилось.

Блейз мрачно посмотрел на Драко.

— Давай, досказывай, — сказал он тихим угрожающим голосом.

Драко вернул ему взгляд сторицей, и, не сводя глаз с Блейза, проговорил:

— И тут на небе взошла радуга, и все единороги жили долго и счастливо.

Они с Блейзом хмуро смотрели друг на друга, пока Амаранта не прервала этот поединок взглядов.

— Папа, не кричи на Драко! Он рассказывает самые лучшие сказки!

— Мы с мамой тоже, — сказал Блейз, но она на это не купилась.

— Ваши сказки скучные. А у Драко интересные!

— Ладно, — согласился Блейз. Драко предположил, что от необходимости пойти на уступки дочери тому снова стало физически дурно. — Драко и дальше будет рассказывать тебе сказки, если ты отправишься в детскую, чтобы мы с ним могли поговорить.

Когда она послушалась, Драко понял, что его ждут обещанные неприятности. Но Блейз ограничился разочарованным взглядом.

— Малфой, ты не можешь придумать интересную сказку без всяких ужасов?

— Мои сказки вовсе не страшные, — ответил он, защищаясь (и чувствуя себя увереннее от того, что на него не стали насылать порчу). — Они — полезные, учат слушаться родителей и избегать опасностей. Мог бы меня поблагодарить. Мне их самому в детстве рассказывали.

— Вот как, — безо всякого восторга ответил Блейз. — Интересно, кто?

— Родственники.

— А именно?

— Тетка Белла.

Блейз тяжело вздохнул.

Когда-то давно отец сумел надавить на Министерство, и в жизни маленького Драко случилась краткая и жуткая пора, когда он вместе с родителями время от времени навещал Беллу и Рудольфуса. Время, которое они провели вместе в азкабанской комнате свиданий, оставило, мягко говоря, незабываемое впечатление.

— Но я их рассказываю по-другому. Я всегда меняю конец, чтобы дети остались в живых.

А еще он старался держать руки при себе. У него на плече до сих пор был шрам от ногтей тетки, когда та рассказывала ему в первый раз сказку про Среброглота. Ну, и кое-какие шрамы на душе, которые открылись, когда он на первом курсе увидел Повелителя/профессора Квирелла в Запретном лесу. Он был уверен, что это Темный дровосек, который, если верить тетке, питался исключительно кровью единорогов и детьми, которые придумывают отговорки. Только после первого урока по уходу за магическими существами он осознал, что большая часть чудовищ, о которых он слышал в детстве, были придуманы Беллой поскольку, по мнению той, просто обязаны были существовать.

— Если мы с Дафной заведем еще ребенка, как ты думаешь, можно будет выбрать тебя анти-крестным? Чтобы ты стал последним человеком, которому его доверят, и то, только если все остальные колдуны вымрут?

— Откуда мне знать? Тебе надо — ты и узнавай. И не понимаю, с чего вдруг. Амаранта даже не скрывает, что я — ее любимый взрослый, — сказал Драко. Но думал он совсем о другом.

Сказки, которые рассказывала Беллатрикс, действительно успешно внушали ребенку, как себя вести. Он всегда считал, что они учат послушанию, уважению к взрослым и хорошим манерам. Но, глядя на Амаранту, слушавшую про Среброглота, он осознал, что на самом деле они внушали страх и нерассуждающую покорность. С точки зрения взрослого сказка выглядела странно: мать так и не объяснила ребенку, чем опасен лес. Она вынуждала поверить ей на слово. Если бы она рассказала сыну правду, тот бы сам пришел к выводу, что она права.

Но, может, мать этого не понимала, потому что ей никогда в голову не приходило задать вопрос «почему», так же, как ее матери и бабке. И они веками прятались в крохотной хижине просто потому, что боялись выбраться в большой мир. А если бы никакого чудовища не оказалось? Если бы мальчик просто извозился в грязи, разбил коленки, и, пробравшись сквозь лес, узнал, что находится на другой стороне?

Он задумался о взрослых, которые окружали его в детстве, и осознал, что, вместе с Беллатрикс, его воспитывали почти исключительно Упивающиеся. Если бы не годовалый Поттер, может, сам Повелитель стал бы крестным Драко, и оставалось только догадываться, какие сказки тот стал бы рассказывать ребенку. С другой стороны, тогда никто бы не осмелился назвать Драко худшим крестным в мире. Он смутно сознавал, что Блейз опять что-то говорит, но не понимал, что именно, и прервал его, чтобы изложить итог собственных размышлений.

— У меня было хреновое детство, — сказал он.

Блейз закрыл рот и помолчал.

— Ты это в первый раз понял? — спросил он.

Да, во всяком случае вслух. У него были подозрения, но все выглядело таким нормальным: ребенком он считал, что все тетки похожи на Беллу, а дедушки — на Абраксаса. Он думал, что это просто часть жизни, с которой приходится мириться.

— В общем, да, — признал Драко.

Блейз медленно кивнул, и Драко показалось, что в его взгляде промелькнуло сочувствие. Может, это была жалость, но сочувствие звучало лучше.

— Теперь, когда ты это понял, ты же не хочешь, чтобы моя дочка выросла и ей было также хреново, как тебе?

— Мне вовсе не хреново, — возразил он.

Хреново было Белле, и его отцу. Может, отчасти даже матушке. Но только не ему! Он сумел понять множество вещей, которые тем не приходили в голову. Он был совсем другим.

— Да, ты явно изменился к лучшему.

Драко вдруг вспомнил разговор на шестом курсе, когда он хвастался, что ему поручили убить Дамблдора, словно это была самая светлая перспектива в шестнадцать лет. Он не мог отрицать, что Блейз видел его полным мудаком.

— Но изменения даются нелегко, верно?

Драко кивнул. Но, если подумать, не так тяжело, как может показаться. Точнее, когда поступаешь неправильно, то тебе сначала легко, а чем дальше, тем труднее, и в то время как когда поступаешь правильно, все работает противоположным образом.

— Так что не толкай мою дочь на эту дорожку, — продолжал Блейз. — К примеру, ты знаешь, как я отношусь к магглам.

— Ты о чем? Об их музыке?

— Нет, о самих магглах. Я их не люблю. Я им не доверяю, но понимаю, что выдаю себя, когда такое говорю. Вообрази, Амаранта вырастет, пойдет в Хогвартс и будет там себя вести как мы с тобой в одиннадцать лет, обзывая всех вокруг грязнокровками и предателями крови и нарываясь на неприятности. С ней же никто не станет дружить! Я боюсь, что мне менять мнение о магглах уже поздно, но ее учить не собираюсь. Таким, как мы, приходится идти на жертвы. Считай это выполнением долга перед обществом.

Он дал Драко время обдумать то, что сказал, и тот понял, насколько это для него важно. Взвешивая каждое слово, Драко спросил:

— А как насчет Грейнджер?

Лицо Блейза закаменело, и тот потряс головой:

— Только не сейчас, Малфой.

— Ладно, — сказал Драко. Но сдаваться он не собирался. — Поговорим позже.

— Идет, — согласился Блейз, и Драко понял, что откровениям пришел конец. Они вернулись к нормальному разговору, разве что стали понимать друг друга лучше. — Пока что придумай какую-нибудь дружелюбную сказку. И если она начнет от ужаса кричать по ночам, я приведу ее к тебе, и будешь сидеть и объяснять, что ты все выдумал.

— Но единороги на самом деле существуют, — указал Драко из чувства противоречия.

Блейз мрачно улыбнулся, но подхватил старую игру.

— Вижу, ты не понимаешь. Тогда расскажу тебе собственную поучительную историю: может, твоя тетка и выдумала всех этих чудовищ, но я-то есть на самом деле! Ясно?

Драко кивнул.

— Отлично. Я уже поговорил с немцами. Что ты собирался мне сказать?

— Может, сейчас не время?

Блейз отмахнулся.

— Давай, выкладывай. Хуже не будет.

Он понял, на что намекает Блейз: они больше не станут упоминать о сделанных признаниях, и будут себя вести, словно ничего не случилось.

— Это насчет маггловской музыки, — начал он.

— Так ты все-таки решил попробовать?

— Местами она ничего. Я спрашиваю, потому что помогаю устроить концерт в Маноре. «Подвал» обанкротится, если ему не помочь деньгами.

Как и следовало ожидать, Блейз был потрясен. Как и все, когда новость станет известна.

— Ты организуешь благотворительный концерт, чтобы помочь лавке, торгующей маггловской музыкой?

— Ну, можно и так сказать. Понимаю, что звучит дико.

Даже для самого Драко.

— Потому что это дикость. С чего ты этим занялся?

— Я не сам додумался, — пояснил он, словно от этого ситуация должна была стать нормальней. — Идея пришла одному моему другу, и ему понадобилась площадка.

— Ну да, все время забываю, что у тебя теперь новые друзья. Ну и как, полегчало? — спросил Блейз, и они обменялись недоуменными взглядами.

— Да. В общем, на концерте мы будем исполнять маггловские песни. Мой друг интересуется, ни захочешь ли ты поучаствовать? Знаешь, сцена, ревущая толпа, женщины бросают трусики, на следующий день ты во всех газетах, и, конечно, вечеринка после концерта. Обычная история с рок-звездами.

Он пожал плечами, словно не сказал ничего особенного.

Блейз изо всех сил делал вид, что колеблется, вероятно, чтобы отвлечь внимание от того, каким блеском вспыхнули его глаза.

— Ну… — промычал он. — А времени много на это уйдет?

— Репетиции по субботам и воскресеньям, и концерт девятого числа.

У Блейза была семья, сколько угодно денег, и он вел приятную и беззаботную жизнь. Но вот толпы вопящих фанатов у него не было.

— Пожалуй, смогу втиснуть в свое расписание, — сказал он наконец. — Передай другу, что я согласен.

— Сможешь в субботу появиться в Маноре к пяти?

— Ладно. И если что-то выплывет наружу, что вряд ли, не признавайся Дафне, что я оставил тебя присмотреть за Амарантой.

— Конечно.

Из соображений личной безопасности в том числе.

— Увидимся в субботу.

— До встречи.

Блейз кивнул, повернулся и вышел из комнаты. Наверно, отправился разыскивать дочь.

Драко вернулся в гостиную и через камин прошел домой. Он уже опаздывал, но все-таки успел к началу смены, и, к счастью, у «Ворона» не оказалось ни одного репортера. Смена прошла неплохо, но, когда он вернулся, его поджидали неприятности. На столе в холле лежало письмо от Гермионы.

«Малфой, я понимаю, что времени осталось мало, но я сама не знала до нынешнего утра. Уилл попросил меня уговорить Гарри принять участие в концерте, и тот согласился. А еще Уилл договорился с Джорджем Уизли, потому что они дружат со школы. Я решила, что тебя надо предупредить. Я составила для Гарри и Джорджа список того, о чем им не следует с тобой говорить, и начала писать такой же список для тебя, но он получился слишком длинным, поэтому лучше, чтобы вы вообще не разговаривали. И не дрались. Увидимся в субботу.

Грейнджер

P.S. Чем бы Джордж тебя не угощал, не ешь».

Ладно, она его предупредила, и что ему делать? Устроить ловушку, чтобы Поттер рухнул в нее, едва переступит порог? На самом деле, мысль была недурна, и, наверно, Блейз мог бы ему помочь, но как это скажется на его репутации? Может, мысленно приготовиться? Драко не мог придумать, как именно. Стоило вообразить Гарри Поттера в собственной гостиной, как он впадал в дикое раздражение. Но он уже немного освоился с обычаями хороших людей и понимал, что Гермиона, предупреждая его, совершила «добрый поступок». И он был этому рад. По крайней мере, при появлении Поттера он не впадет в истерику.

В сравнении с Поттером Джордж Уизли вызывал меньше тревоги. Вот Рон — тот представлял серьезную опасность, а Джордж был всего-навсего нищим уродцем, который временами даже забавлял. Он ненавидел Джорджа в основном из-за старинной распри Малфоев и Уизли. Конечно, традицию надо поддерживать, но это не значит, что он устроит склоку прямо на глазах Грейнджер. Оно того не стоит. С другой стороны, Гермиона каким-то образом узнала, что Джордж собирается его отравить, а это выходило далеко за рамки семейной ссоры. Приличная наследственная распря предполагала множество мелких оскорблений, горсточку заклятий, постоянное злословие за спиной, но никаких убийств. Стоило начать, и очень скоро все члены обоих семейств оказались бы в Азкабане или на кладбище. И какой в этом толк? Правда, его отец подсунул кусок души Повелителя одиннадцатилетней сестре Джорджа, а Упивающиеся вроде как сожгли их дом. Но руководила ими Беллатрикс, которая, строго говоря, в семейство Малфоев не входила, а просто вела личную войну со всеми, кто не творил зла и не сошел с ума.

Последнее время, думая о Роне Уизли, Драко то и дело улыбался, представляя, как тот озлобится, когда узнает, что Драко ухаживает за Гермионой. В чемпионате тяжеловесов по ненависти их схватка могла сравняться со схваткой «Повелитель Тьмы против Гарри Поттера». Но, не исключено, что Поттеру и Уизли уже все известно, и именно поэтому Джордж замыслил его убийство. Придется каким-то образом выяснить у Гермионы, что она им рассказала, иначе в их присутствии он и куска не сможет проглотить. Не то, чтобы они имели право на покушение: он ничего у Поттеров и Уизли не отнимал. Гермиона сама принимала решения, и понятно, что она предпочла целоваться с Драко, а не с Уизли. Это диктовал здравый смысл. Он точно не знал, как обстоят дела, но подозревал, что друзья Гермионы вели себя примерно как Панси. Надо думать, если бы они догадались раньше, Гермиона никогда бы не заговорила с Драко, и они не стали бы встречаться. Так что те сами были виноваты, на что он не преминул бы им указать, если бы выдался случай.

Он отложил письмо, и, только укладываясь в кровать, вспомнил, что предстоит завтра. Он собирался увидеться с отцом, скорее всего, в последний раз в жизни. Он долго лежал без сна, пытаясь придумать, о чем говорить, но так ничего и не придумал.

* * *

Самое важное вечно случалось с Драко в семь часов утра, хотя он не стал бы возражать, если бы время перенесли на девять или еще позже. В случае с Люциусом, его бы устроило вообще никогда. Он проснулся в шесть, и полчаса просидел в ванне, думая об отце. Он перебирал всю историю их отношений, так подробно, как только мог.

Драко родился в разгар Первой войны, и казалось, что на этот раз Малфои выбрали правильную сторону. Когда ему исполнился год, все изменилось. Гарри Поттер выжил, а Повелитель Тьмы… вроде как выжил. Отец заявил министерским чиновникам, что находился под Империусом, и был отпущен на свободу. Конечно, Малфои славились как искусные обманщики, но эта ложь была такой огромной, вызывающей и нелепой, что Драко всегда поражало, как кто-либо мог на секунду в нее поверить. У отца всегда были прекрасные связи, и в мире хватало людей, считавших, что деньги важнее, чем правда.

Сколько Драко себя помнил, Люциус был строгим отцом, и довел «любовь без жалости» до совершенства. Он бывал доволен, если Драко поступал правильно, но не слишком доволен, чтобы не испортить ребенка сильной привязанностью. Испортить ребенка постоянными подарками он не боялся. Когда Драко оступался, его наказывали. Обычно у него отбирали какую-нибудь игрушку, но тех было столько, что его это мало трогало. Гораздо хуже было то, что его лишали участия. Точнее, переходили на молчание. Отец начинал с холодного выговора: сообщал сыну, что разочарован, объяснял, почему, и потом могли пройти дни, прежде чем он изволил хотя бы поглядеть на Драко. Матушка никогда этого не признавала: она разговаривала с обоими как ни в чем не бывало, и, если надо, передавала Драко новости.

Когда Драко поехал в Хогвартс, он скучал по матери, но редко вспоминал отца. Люциус не писал и не посылал сладостей, и о его существовании напоминало только предложение в конце материнских писем: «Отец передает привет». Передавать привет можно разными способами: поговорить по камину, прислать подарок, даже приехать навестить, но Люциус ничего подобного не делал. С годами Драко все сильнее сомневался, что отец вообще о нем думает.

Они не спорили, не ссорились и не обижались: они просто держались на расстоянии. Временами они с отцом сталкивались с кем-нибудь из родителей его однокурсников на людях. Именно тогда Драко понял, что представляет ценность как предмет торга. Дома отец ни разу не назвал его хорошим сыном, но в окружении других родителей никогда не упускал случая показать, насколько Драко превосходит их детей. В детстве Драко нравилось это слушать, но с годами он понял, что похвалы не имеют к нему отношения. Они были предназначены не для того, чтобы он почувствовал себя лучше, а чтобы все вокруг почувствовали себя хуже.

А потом началась Вторая война. Люциус еще больше отдалился от семьи и от здравого рассудка, и Драко сильно тревожило, что отец сходит с ума. Его поведение стало непредсказуемым, настроение постоянно менялось, и Драко стал общаться с ним с предельной осторожностью. Они не говорили уже два месяца, когда отец объявил, что у Повелителя есть для Драко поручение. Люциус так и светился радостью, в то время как Драко был в ужасе: он понимал, что ни за что не справится, и понимал, что отец — единственный, кто считает, что это ему под силу. Он довольно быстро сообразил, что Повелитель и не ожидает, что шестнадцатилетний школьник сможет убить самого могущественного колдуна на свете.

Он отправился в Хогвартс, не веря, что выживет, и не мог думать ни о чем, кроме неизбежной смерти. Каждый раз за едой он ругал себя, что не получает удовольствия, потому что много ли ему осталось обедов, прежде, чем Дамблдор будет вынужден покончить с его жалкой жизнью? Он устроил несколько плохо подготовленных ловушек, таких явных, что было видно, как ему хочется, чтобы его остановили. Когда время пришло, он не умер. Торжествующая тетка за руку увела его от безжизненного тела Дамблдора, как ребенка с ярмарки.

Как он ни старался, он не мог толком вспомнить ни седьмой год, ни Последнюю битву. Он помнил, кто погиб, и помнил порядок событий, но это происходило словно с кем-то другим. Его первое отчетливое воспоминание было связано с тем, как они с Гойлом стоят в общем зале среди развалин и трупов, Крэбб уже погиб, и родители бросаются к нему. Отец обнял его впервые с тех пор, как Драко научился ходить. Матушка сказала «Я тебя люблю», а отец выкрикнул «Драко!», и он понимал, что они говорят об одном и том же. И все равно чувствовалась разница. В следующий раз он увидел Гойла на похоронах Крэбба, и внезапно выяснилось, что им нечего друг другу сказать. Они не ссорились, но их дружбе пришел конец.

Матушка солгала в лицо Повелителю, потому что, кроме сына, ее ничего не волновало, и он всегда твердо знал, что она его любит, даже если она совершила свою долю ошибок. Отец на десять минут перестал убивать, чтобы убедиться, что сын жив, а этого было явно недостаточно.

Пальцы у него набухли и порозовели, так что пора было вылезать из ванны и одеваться. Он вытерся и посмотрелся в зеркало. Раньше он об этом не задумывался, но теперь понял, почему все вокруг говорят, что вокруг него вечно собираются тучи. Лицо у него было хмурое, словно он в любой момент мог обрушиться на округу ливнем неприятных эмоций.

На отца он больше не сердился, что не могло не тревожить. Казалось бы, ему полагалось испытывать множество чувств, но ему просто хотелось, чтобы все поскорее кончилось, и он мог вернуться к обычной жизни. На самом деле, ему хотелось как-нибудь остаться дома, чтобы матушка сказала в конце свидания «Драко передает привет», но он не мог отправить ее в Азкабан одну.

Он оделся и присоединился к ней в столовой. Она держала в руке чистую вилку, не сводя глаз с нетронутой еды на тарелке.

— Надо поесть, Драко, — лицемерно заявила она.

— Я не голоден, — ответил он.

Она положила вилку и кивнула.

— Нам выдали портключ до комнаты свиданий. Через десять минут он активируется.

Она показала на медный кубок, стоявший посередине стола.

— Сколько у нас будет времени?

Он отметил, что Нарцисса впервые за долгое время приложила усилия, чтобы выглядеть как можно лучше: лицо было безупречно накрашено, прическа уложена волосок к волоску. Она бы выглядела очаровательно, будь у нее менее несчастный вид.

— Ровно час, — ответила она. — Хватит, чтобы обговорить деловые вопросы и обсудить будущее.

Деловые вопросы — это само собой, но Драко не видел смысла обсуждать с Люциусом будущее. Все равно того в этом будущем не будет. Он, выпрямившись, девять минут простоял у стола. Наконец, мать тоже поднялась, и они прикоснулись к кубку. Пятьдесят пять секунд спустя они оказались в азкабанской комнате для свиданий.

Посреди комнаты стоял стол, к которому были придвинуты два стула с одной стороны, и один — с другой. В комнату вошел охранник и бросил на них презрительный взгляд, но все равно это было лучше, чем в прошлый раз. Никаких дементоров.

— Введите заключенного, — распорядился охранник, и появился отец в сопровождении еще одного стражника. Люциус, звеня цепями, пересек комнату, и стражник подтолкнул его к стулу. Длинные отцовские волосы были сострижены неумелой рукой, и в серой шерстяной тюремной мантии тот выглядел маленьким и жалким. Он невидяще смотрел в пространство, пока оба охранника не вышли и не закрыли за собой дверь. Никто не знал, о чем говорить, но в конце концов отец прервал молчание.

— Прекрасно выглядишь, Нарцисса, — сказал он.

Драко понимал, что матушка не могла не заметить скрытого обвинения, что, учитывая обстоятельства, ей следовало бы выглядеть хуже, но та даже бровью не повела. Драко был рад, что она уложила волосы: пусть отец поймет, что мать отгоревала свое. Пусть увидит хотя бы на мгновение, какой станет жизнь без него.

— Спасибо, — ответила матушка с безмятежным лицом. Драко давно не видел ее такой ослепительно красивой.

— Не думал, что снова сюда попаду, — сказал Люциус. Драко нашел пятно на стене прямо над головой отца и уставился на него, пока глаза не расфокусировались.

— У нас есть дела, — холодно заметила матушка. Она сложила руки на коленях, но Драко видел, что она придерживает палочку.

— Всё написано в моем завещании. Мне больше нечего добавить.

По мнению Драко, это было неплохо: по завещанию Люциуса, поместье переходило к сыну, при условии, что тот будет заботиться о матери. К несчастью, им надо было провести вместе еще пятьдесят четыре минуты.

— Посмотри на меня, сын, — сказал отец, и Драко насладился местью, встретившись с ним взглядом. Лицо Люциуса оставалось совершенно бесстрастным, и он постарался вести себя также. — Хотелось бы мне ошибиться, но боюсь, ты не способен достойно поддерживать честь нашего рода. Жаль, что все случилось сейчас, прежде, чем я успел привести дела в порядок.

Если это поможет ему коротать время в камере, Люциус может жалеть сколько угодно.

— Как ты видишь будущее нашей семьи? — прищурившись, поинтересовался отец.

Драко тянул с ответом сколько мог, потому что не знал, что сказать. Его планы выглядели следующим образом (в произвольном порядке): он собирался слушать маггловскую музыку, подавать кофе, спать с Гермионой Грейнджер и придумать пару сказок без чудовищ. Отцу об этом говорить было нельзя. Поэтому он ограничился фразой:

— Собираюсь продать особняк в Монако и заняться вложением капитала.

— Так я и знал, — проговорил отец, останавливаясь после каждого слова, чтобы лучше дошло. — Я вижу перед собой конец рода. Имя Малфоев больше ничего не значит.

Драко подумал, не упомянуть ли об отдаленной возможности появления «мерзких полукровных детишек», но решил воздержаться и промолчал. Может, лет через десять он напишет письмо, которое будет заканчиваться: «И мерзкие полукровные детишки передают привет».

— Род не прервется на Драко, — вмешалась матушка.

— Верно, — согласился отец. — Он прервался на мне. Будут у него дети или нет, слава Малфоев, насчитывавшая множество веков, рассыпалась в прах. Что скажешь в свою защиту? — обратился он к сыну.

— Ничего, — ответил Драко, одновременно думая: «Наконец-то!».

— А вы, госпожа моя супруга? Вам есть что сказать?

Отец с чего-то решил, что угрожающий вид ему поможет. Выглядело это, словно черный шелк заменили серой шерстью.

— Нечего.

— Тогда не вижу причин затягивать встречу.

И Драко в последний раз в жизни полностью согласился с отцом.

— Если бы знал, чем кончится, никогда не завел бы сына.

В списке последних слов, обращенных к единственному ребенку, эти явно попадали в раздел «безжалостное прощание». Сказать по правде, Драко не вполне понимал, почему так сильно разочаровал отца. Тот не мог знать, что сын помог отправить его в тюрьму. С другой стороны, на кого еще Люциусу было злиться? Разве что на себя самого, а отец вряд ли был готов признать свою вину. Так что он все свалил на Драко. Может, через пару лет в одиночном заключении, его, наконец, осенит, что он тоже приложил руку к гибели славы Малфоев, и у него случится сердечный приступ. Люциус встал, и, высоко держа голову и волоча цепи, двинулся к двери. Он постучал, и его увели прочь. Потом охранник вернулся и поставил на стол перед Драко еще один кубок.

Он посмотрел на мать, и они вместе прикоснулись к портключу, который отправил их домой.

Драко состоял из атомов. Всего в мире водилось около сотни разных видов атомов, но чтобы сделать Драко, требовались далеко не все. Достаточно было горсточки, сгруппированной разными способами, и постоянно повторяющейся. И это относилось не только к нему. Учебник по химии тоже состоял из атомов, как и его палочка, отец, Гермиона Грейнджер, Гарри Поттер, стебли травы и чайники. При этом атомы были такими маленькими, что их никто не видел. Но магглы утверждали, что они существуют, постоянно их рассматривали и передвигали с помощью особых инструментов, и по какой-то таинственной причине все в это верили.

В пятницу Драко прихватил учебник по химии на работу, в основном, чтобы отвлечься от воспоминаний об утреннем визите. После он успел вздремнуть, так что у него было ощущение, что уже наступило завтра. Чем дальше он читал, тем сильнее сомневался. Как могло быть, что весь известный ему мир и вся вселенная состояли из одинаковых частиц, когда вокруг все было таким разным? Кое-какие разделы химии выглядели вполне правдоподобно. Например, когда магглы смешивали вещества между собой, и смотрели, что получится. Это всегда можно было проверить, было бы желание. Но учебник не объяснял, как установить, действительно ли его рука состоит из кучи атомов. Предполагалось, что он должен верить на слово. И это было еще не все: магглы заявляли, что они сумели заглянуть внутрь «атомов», которых никто не видел. Там они обнаружили совсем крошечные вращающиеся частицы: протоны, нейтроны и электроны, и все, что существует, и когда-либо будет существовать, состояло из разных их комбинаций. Он принялся гадать, кто извлек выгоду из этой чуши.

Он все еще прикидывал, куда и кому могли уйти деньги, когда в кофейню вошла Гермиона. Увидев книгу в его руках, она вспыхнула от удовольствия.

— Ты читаешь мой учебник химии! — изумленно воскликнула она.

— Конечно, читаю, — ответил он. — Для этого я его и взял.

— У меня многие берут книги, но если вообще их открывают, то месяцы спустя, во время долгой поездки в поезде или что-то в этом роде. Я дала тебе маггловскую научную книгу, и ты стал ее читать!

Она выглядела совершенно потрясенной такой демонстрацией грамотности, так что Драко решил, что у Поттера и Уизли с буквами явные проблемы.

— Довольно глупо одалживать книги, а потом совать их в шкаф непрочитанными, — заметил он.

Она кивнула, но потом, похоже, передумала. Видимо, попыталась понять, что могут чувствовать другие люди.

— Мне кажется, они хотели их прочитать, но потом закрутились и из-за этого стали испытывать вину. И как тебе учебник? — спросила она, показывая на книгу.

Он задумался, как помягче объяснить, что она стала жертвой наглого обмана.

— Не знаю, с чего магглы так уверены в существовании атомов. Сами говорят, что те слишком маленькие, чтобы их разглядеть, но при этом рисуют картинки. И знают о них множество подробностей, и придумывают им имена, чтобы различать между собой. Выглядит довольно… сомнительно.

Она наклонила голову набок. Вид у нее стал довольный, что означало, что на него обрушится очередной поток информации. Он собрался с духом.

— Ну, картинки — это просто грубые схемы того, как примерно устроены атомы. Как ты можешь нарисовать человечка, чтобы показать, где у людей руки и ноги. Но увидеть атомы можно, и можно даже разделить на части, если использовать нужное оборудование. Разве в учебнике не рассказывается про микроскопы?

— Рассказывается, но я так и не понял, как они работают, — признал он.

— Это устройства, которые магглы используют, чтобы рассматривать то, что слишком мелко для глаза. Кладешь то, что хочешь разглядеть, на маленький поднос, и микроскоп увеличивает все детали. Но атомы в микроскоп не разглядеть, они для этого слишком маленькие. Для этого используют другие способы.

— А колдографии атомов у них есть? — с вызовом поинтересовался он.

— На самом деле есть. Просто проще нарисовать картинку, потому что фотография атома большинству людей будет непонятна.

Драко посмотрел на руку, стараясь вообразить, сколько в ней атомов, стараясь приспособиться к этой мысли, при условии, что это действительно правда. С фотографиями спорить не приходилось, тем более, Гермиона была убеждена в существовании атомов. Она, должно быть, заметила, что он сбит с толку, потому что заговорила прежде, чем он успел ответить:

— Это на самом деле сложно. Маггловские исследователи учатся годами. Большинство магглов ненавидит химию, потому что ее трудно понять, и это при том, что про атомы им рассказывают в начальной школе.

— Так ты полностью уверена, что в книжке написана правда?

— Да, — заявила она, с трудом сдерживая смех.

— Что тут смешного?

Она прикусила губу.

— Я понимаю, что твои сомнения вполне обоснованы, но я никогда не задумывалась, как выглядит химия, если кто-то не слышал про атомы. На самом деле это довольно забавно: магглы не верят в зелья, а колдуны — в химию.

Если Гермиона была убеждена, что атомы существуют, то пришла к этому выводу после обширных исследований. Обычно насчет такого она не ошибалась. Ладно, никогда не ошибалась, насколько Драко мог упомнить. У него была еще один, менее ясный мотив верить в то, что она сказала. У него было чувство, как в детстве, когда матушка закрывала ему глаза, прежде, чем показать подарок, или когда он знал, что метла удержит его в сотне метров над землей, или когда не сомневался, что Панси вернется, извинится он или нет. Возможно, это чувство имело название, но он его не знал.

— Я верю в химию, — сказал он. — Просто некоторые вещи меня смущают.

— Если появятся вопросы, обращайся. Я сама вначале немало помучилась. Пришлось даже пару раз встретиться с маггловским репетитором.

— Да ты что!

— Правда. Не поверишь, я не родилась всезнающей.

Он это вроде как понимал, но забывал, стоило ей открыть рот.

— Вижу, ты не собираешься спрашивать, что мне подать.

— Ты вечно заводишь разговор на посторонние темы, так что я забываю о своих обязанностях.

Когда хотела, она могла отвлечь кого угодно.

— Так это я виновата, что ты не выполняешь свою работу? — насмешливо сказала она, но он серьезно кивнул.

— Так что тебе подать?

— Латте со льдом.

Пока он готовил напиток, она продолжала рассуждать о химии, и кое-что он даже понял. Но потом перестал вслушиваться, сосредоточившись на зачаровывании пузырька в виде атома. В середине висела гроздь протонов с нейтронами, а снаружи крутились электроны.

Когда он подал ей стакан, она замерла на полуслове и ахнула от удивления.

— Как здорово!

Несколько секунд она внимательно рассматривала пузырек.

— Знаешь, что это за элемент?

— Нет, откуда?

— Их определяют по количеству протонов в ядре. Здесь их два, так что это гелий.

Она перегнулась через стойку и продолжила разговор, а он старался не слишком часто заглядывать в вырез ее блузки. Он был практически уверен, что она замечает каждый такой взгляд, но она вроде бы не сердилась. В конце концов появилась еще одна посетительница, так что она положила свою ладонь поверх его, и, прощаясь, слегка ее сжала.

Посетительница оказалась пожилой ведьмой. Он улыбнулся, и пересказал все меню целиком, прежде чем та сумела сделать выбор. По какой-то причине старуха совсем его не раздражала. Потом по ее просьбе он зачаровал ей пузырек в форме кота. Потом она похвалила Драко за душевное отношение к работе и умение угодить клиенту. Ему хотелось кому-нибудь про это рассказать, но все равно никто бы не поверил.

* * *

В субботу домовики под наблюдением Драко унесли из гостиной диваны и кресла и поставили полукругом простые деревянные стулья. Надо будет запомнить, какой выберет Поттер, чтобы потом его сжечь. Он сказал матери, что сегодня состоится репетиция, но не сказал, кто на ней будет. Она собиралась заглянуть на собрание. Говорить с ней было нелегко, потому что они так и не выяснили отношения в очередном откровенном разговоре. Он чувствовал, как нарастает напряжение, и был практически уверен, что скоро произойдет срыв и придется снова смотреть, как мать плачет. Он не думал, что это случится по его вине, но был почему-то убежден, что слезы неизбежны.

Без десяти пять из камина появился Уилл, за ним Бьянка, Донован Тремлетт, и парень, которого Драко вроде бы встречал в Хогвартсе. Он всмотрелся в лицо, и сообразил, что тот учился на Гриффиндоре. Какое облегчение! А то он стал волноваться, что в Маноре будет нехватка гриффиндорцев, поскольку к нему собирался нагрянуть от силы миллион.

— Не могу вспомнить, как тебя зовут, — сказал Драко.

— Дин Томас.

И он протянул руку. Имя звучало знакомо, но, насколько он мог судить, они с Дином в школе ни разу не разговаривали. Должно быть, ненавидели друг друга из принципа, но Дина, похоже, это больше не тревожило.

Драко пожал руку. Дин искренне улыбнулся, и Драко удалось с некоторым усилием улыбнуться в ответ.

— Не могу дождаться, когда начнем, — сказал Уилл, блуждая по гостиной. Он обернулся, и увидел, что Драко и Дин стоят рядом.

— Вспомнили друг друга?

Драко кивнул.

— Отлично. Дин помогает мне с организацией. И с музыкой тоже. Дона мелочи не интересуют, но это и к лучшему, потому я люблю впрягаться сам.

Он остановился и пересчитал стулья.

— Нам нужно семь. Могут принести еще два?

— Хорошо, — ответил Драко и поискал глазами домовика. Гулли заметила, что он обводит гостиную взглядом, и поспешила к нему. Он отправил ее за дополнительными стульями, потом взглянул на часы и постарался выровнять дыхание. Через две минуты из камина должен был появиться Гарри Поттер.

Он слышал, что гости о чем-то говорят между собой, но, стоя перед камином, готовился к неизбежному. Через минуту из камина вышла Гермиона. Она едва заметно улыбнулась, сжала ему пальцы и двинулась к остальным. Драко посмотрел ей вслед, а Уилл, заметивший этот обмен любезностями, усиленно заиграл бровями.

Следующим оказался Блейз. Он с интересом рассматривал собравшихся.

— Это все твои новые друзья?

— Двое из них: та девушка, что не Грейнджер, и парень в очках.

— Можешь меня представить? — спросил Блейз, и Драко сразу стало легче. Блейз был настоящим другом.

Несмотря на придурочные выходки, которые Драко годами себе позволял, он все еще хотел познакомиться с новыми друзьями Драко, даже если они разговаривали с девушкой, против ухаживаний за которой он был. Они присоединились к остальным, и Блейз обменялся рукопожатиями с Уиллом, Дином и Бьянкой. Потом повернулся к Гермионе, и тоже протянул той руку, хотя было видно, что ситуация кажется ему дикой. Он поступил так только потому, что правила этикета запрещали игнорировать кого-либо при встрече, но все равно это было приятно. Рукопожатие было быстрым и неловким, но никто не бросился вон проблеваться. Тут Уилл поднял руку в приветствии и все оглянулись.

Перед камином вытянулись в струнку Гарри Поттер и Джордж Уизли собственной персоной. Все остальные бросились к ним, но Блейз остался и наклонился к его уху.

— Какого тролля ты не сказал, что будет Поттер? — прошептал он.

— Не успел. Сам только вчера узнал, — ответил Драко шепотом.

— Мог послать сову, — возразил Блейз.

— Тогда бы ты не пришел.

— И правильно бы сделал, — тихо фыркнул тот.

— Прекращай. Выглядит так, словно мы плетем интриги, — пробормотал Драко уголком рта.

— Могли бы заняться этим вчера, предупреди ты меня вовремя.

К счастью, Уилл стал всех рассаживать прежде, чем Драко успел ответить. Он выбрал себе самый дальний стул, Блейз схватил соседний, а Гермиона села рядом с Блейзом. Все остальные, кроме Дина, Бьянки и Уилла устроились за Гермионой, и Драко обнаружил, что в результате собственного недосмотра оказался прямо напротив Поттера.

— Кто-то еще будет? — спросил он Уилла, глядя на пустой стул.

— Гвен, девушка брата. Помнишь ее? Она обычно опаздывает.

Драко кивнул, стараясь не смотреть на Джорджа или Поттера, и вообще ни на кого. Но, даже не поднимая глаз, он чувствовал, как в гостиной скапливается напряжение.

Когда через секунду из камина появилась Гвен, в комнате стояла гробовая тишина, так что та инстинктивно перешла на шепот, как в больнице или морге.

— Простите, что опоздала, — сказала Гвен тихо, бросаясь к пустому стулу рядом с Гермионой. Никто не ответил. Похоже, даже Уилл почувствовал, что что-то не так.

В этот момент, как обещала, вошла матушка. Она замерла на пороге, оглядела гостей, сжала губы в тонкую белую полоску, медленно потрясла головой и вышла прочь из комнаты.

— Ладно, признаю, что это самая унылая компания, в какой мне доводилось бывать. Я прямо чувствую, как молчание проникает в душу, — сказал Уилл. — Думаю, надо начать со знакомства, как в летнем лагере.

— Зачем? Мы и так друг друга знаем, — заметил Джордж, каждое слово которого сочилось ядом.

— Вот как, Джордж? — вызывающе ответил Уилл. — Тогда попробуй описать Драко, или рассказать, чем тот увлекается.

— Он — скользкий подонок, — пробормотал тот себе под нос, но так, чтобы все слышали.

— Джордж! — воскликнула Гермиона.

— Ошибаешься, — спокойно отметил Уилл. — Впрочем, ошибка распространенная.

— В списке не стояло, что нельзя называть Малфоя скользким подонком, — заявил Джордж, не сводя глаз с Гермионы.

— Только потому, что я считала, что ты сам догадаешься! Похоже, я переоценила твое умение себя вести, — заявила та.

— Ну, если собралась с ним водиться, ты, похоже, переоценила умение многих себя вести, — возразил Джордж.

Драко видел, что распря Уизли и Малфоев в полном разгаре. Он попытался не слушать Джорджа, но это было сложно, учитывая, что оба уха из них двоих имелись как раз у него. Он решил последовать совету Мэгги и начал считать про себя. В этот раз вроде бы помогло, так что он решил продолжить. Он надеялся, что Гермиона оценит, что он до сих пор не произнес ни слова, потому что это давалось с большим трудом.

— Я — первый, — громко заявил Уилл, не дав Гермионе ответить. — Пойдем по кругу. Каждый рассказывает о себе что-то интересное. Я играю на гитаре с десяти лет, и моя самая любимая группа — «Либертины» [1]. Твоя очередь, Дин.

Дин посмотрел по сторонам и громко втянул воздух.

— Играю на гитаре, барабане и пианино с пяти лет. А еще рисую и пишу кистью. Донован.

У Донована был довольный вид, словно он не замечал скопившегося напряжения.

— Как некоторые знают, я был басистом «Безумных сестричек». А теперь владею «Подвалом» на Диагон-аллее, и надеюсь, что так будет и дальше.

Уилл посмотрел на Бьянку, которая постаралась широко улыбнуться.

— Занимаюсь трансфигурацией, и пишу об этом уже третью книгу. Гермиона?

— Ну, я участвовала в написании одной из этих книг, а сейчас изучаю соотношение зельеварения и химии.

Она быстро переводила взгляд с одного участника репетиции на другого.

— А ты, Гвен? — спросил Уилл.

— Я недавно сыграла в «Короле и квартплате в летнюю ночь» в театре Артемиды.

Гвен была также спокойна, как Донован. Драко решил, это потому, что они привыкли выступать на сцене.

— Играла Королеву фей, которая варила любовный напиток, чтобы свести короля Сиама с богатой афинянкой, только не успела, потому что у меня был СПИД.

Драко посмотрел по сторонам, гадая, одному ли ему сюжет пьесы кажется на редкость бессмысленным и нелепым, и оказалось, что большинство его гостей думают точно также.

— И потрясающе играла, — сказал Уилл. Гвен любезно улыбнулась. — К концу пьесы мы с Би почти догадались, о чем она. А ты, Гарри?

Поттер прекратил играть с полом в «кто кого пересмотрит». Теперь он не сводил глаз с Уилла.

— Здесь Малфой, так что я могу говорить исключительно о погоде. Мне нравится, когда на улице тепло.

— А я люблю осень, — с издевкой добавил Джордж.

Уилл умоляюще посмотрел на Драко.

— А мне вообще велено молчать, — сказал он. Он не собирался помогать Уиллу.

— Я — пас, — ответил Блейз, явно задетый вопросом.

— Да уж, пользы от вас немного, — вздохнул Уилл, ероша волосы. — Не могу понять, с чего вы ведете себя, как полные придурки, уж не обижайтесь. Вы закончили школу сто лет назад. И все еще дуетесь по поводу того, что Дрейк на четвертом курсе обозвал кого-то из вас «ботаном»?

— Если бы только обзывал! Для начала, он устроил множество покушений на…

— Гарри! — воскликнула Гермиона.

Драко хмуро рассматривал ладони и считал: «Сто один, сто два, сто три…»

— Он сам спросил.

— Мы это подробно обсудили. Мне что, все начать снова? — спросила Гермиона тихим голосом. Поттер потряс головой и отвел глаза. — Мы здесь не для того, чтобы устраивать сеанс групповой терапии или обзаводиться новыми друзьями. Мы здесь, чтобы спланировать событие, в котором мы все заинтересованы, так что давайте этим и займемся.

— Не скажу за других, но я здесь в том числе и для того, чтобы завести новых друзей, и искренне надеюсь, что вы сумеете поладить прежде, чем все закончится, — сказал Уилл. — И подумайте, как будет здорово, если мы сумеем показать публике, что мы друг другу нравимся. Весь смысл в том, чтобы всем вместе доказать: кровь не имеет значения и пора преодолеть раскол как между самими колдунами, так и между колдунами и магглами. Посмотрите на Драко и Джейн…

— Да, мы теперь друзья, — перебила его Гермиона. Так вот что она рассказала Поттеру и Уизли! Уилл приподнял брови и посмотрел на Поттера и Джорджа, которые хмуро разглядывали свои башмаки. Оба не выглядели удивленными, так что Драко решил, что хотя бы частично они в курсе.

— Ладно, — сказал Уилл, и Драко с удовольствием отметил разочарованный взгляд, который тот бросил на Гермиону. — В любом случае, мы говорим о примирении, и я собираюсь писать об этом в «Пророке», и не могу снабдить статью колдографиями, где вы меряетесь злобными взглядами. Придется поделать специальные упражнения.

— Нет, только не это, — простонал Джордж.

— Именно это! У меня есть идея. Кто-нибудь уже имеет планы на следующую субботу?

— Я, — заявил Блейз, а Поттер поднял руку.

— Тогда отмени их! — рявкнул Уилл. — Мы устроим ночевку на природе.

— У меня семья, — сказал Блейз тоном, каким произносят смертельные угрозы.

— У меня тоже, — добавил Поттер.

— У меня вроде как тоже, и вообще меня не будет в стране, — поддержал его Джордж.

— Мне как раз в субботу надо кое-чем заняться, — туманно сообщил Драко, изучая ногти.

Остальные в молчаливом изумлении смотрели на Уилла. Исключением был Донован: ему эти дрязги откровенно наскучили.

— Все — вранье, хотя семьи у вас действительно есть, — заявил Уилл. — Жены, надеюсь, есть тоже. Надеюсь, одну ночь они без вас справятся.

— Джинни очень плохо, — сказал Поттер, не поднимая глаз.

— Плохо? Почему ты мне не сказал? — всполошилась Гермиона. — Что с ней? Что говорят целители? Может, мне прийти помочь с детьми?

Поттер немного покраснел, явно чувствуя вину.

— Э-э-э… Прости, Гермиона. Джинни здорова, — признался он.

Гермиона мгновенно успокоилась.

— Да, здорова. И тебе лучше не использовать здоровье жены, чтобы избежать неприятных упражнений.

Гарри прижал ладонь ко лбу и вздохнул.

Драко никогда не видел Гермиону с Поттером или кем-нибудь из Уизли в подобной ситуации, и его поразило, насколько их отношения напоминают отношения матери с детьми. Поттер с Джорджем вели себя как капризные дети, Гермиона их бранила, оба винились и выражали сожаление, а через десять минут начинали все снова. Интересно, они всегда так себя ведут, или их спровоцировало его присутствие? Он поздравил себя с тем, что, похоже, остался единственным, кто в состоянии несколько часов подряд раз в неделю вести себя как взрослый. Не то, чтобы это было так уж сложно.

Само собой, из-за их бессмысленных выходок он очередной раз вляпался в неприятность. Существовала одна-единственная причина, по которой «ночевка на природе с Поттером и Уизли» не попала в список того, что Драко никогда и ни при каких условиях не собирался делать. Потому что кому в голову могла прийти такая долбаная чушь?

— Я же вам не нужна, верно? — спросила Гвен.

— Только если сама захочешь, — ответил Уилл. — Или впадешь в детство и начнешь обзывать окружающих скользкими подонками.

— Не думаю, что это удачная мысль, — вмешалась Гермиона. — Мы всегда можем сделать постановочную колдографию.

— Сомневаюсь. Настоящее дружелюбие трудно изобразить. У Дрейка точно не получится.

Это была чистая правда, так что Драко не стал спорить.

— Может, займемся падениями на доверие?

— Ни в коем случае, — заявила Гермиона. — Это опасно.

— Только если кого-то не поймают.

Гермиона обвела рукой комнату и выразительно поглядела на Уилла, на что тот не обратил ровно никакого внимания.

— Я найду место для ночевки и завтра разошлю сов, — заявил он тоном, не терпящим возражений.

— А если мы не придем? — спросил Джордж.

— Я сразу скажу, кто не придет. Гвен, Блейз и Дон. Все остальные будут обязательно.

— С чего ты решил?

— Вы все сделаете то, что скажет Джейн. Эти трое — единственные, кто может ее не послушаться.

Джордж прищурился, но спорить не стал. Драко и так знал, что Уилл прав. Он не имел ни малейшего желания отправляться куда-то «на природу», но Гермиона уже довольно долго отводила от него глаза, и вид у нее был напряженный и встревоженный. Он прямо-таки слышал, как она мысленно спрашивает себя, имеет ли смысл после всех этих споров встречаться с ним дальше. У него был единственный шанс: изобразить самого вежливого и дружелюбного колдуна в гостиной. Так получилось, что он оказался жертвой (поскольку Панси отсутствовала), а Гермионе нравилось помогать несчастным. Он напрягся и приготовился к тому, что сейчас случится.

— Думаю, мысль недурна, — давясь словами, выговорил он, не сумев скрыть отвращения в голосе. Он чувствовал, как голосовые связки в знак протеста пытаются выброситься из горла. Все остальные вздернули головы и уставились на него с неприкрытым изумлением.

— Ох, нет, — простонал Блейз, широко раскрыв глаза. — Ты же не собираешься… Или собираешься?

Он остановился и потряс головой. Вид у него был больной. Драко бросил на него яростный взгляд и обвел глазами комнату. Поттера и Джорджа его заявление повергло в полное недоумение, и даже у Гвен был совершенно ошеломленный вид. Гермиона приподняла брови, и ему показалось, что она еле заметно улыбнулась. Уилл, оправившись от потрясения, просиял.

— Вот это настоящий командный дух! Вы все на фоне Дрейка — просто грубияны неотесанные. Вроде бы плохим парнем положено быть ему? Еще раз повторю, ничего личного.

Драко пожал плечами. Уголком глаза он увидел, что Поттер впился в него горящим взглядом. Стоило ему поглядеть в ответ, как тот принял это за какой-то идиотский вызов.

— Я тоже буду, — заявил он с героической решимостью в голосе. Все четыре его глаза пылали праведным блеском, словно он только что вызвался лично пронзить Драко золотым, отделанным рубинами мечом или чем-то в этом роде, в то время как на плече у него величаво восседает феникс, а в ногу вцепилась попавшая в беду полураздетая девица. Хотя он всего-навсего согласился провести вечер с человеком, который ему не слишком нравился. Драко с трудом удержался, чтобы не закатить глаза. Пришлось их закрыть и закатывать под веками: желание оказалось таким сильным, что полностью удержаться было невозможно.

— Заметано, — вызывающе подтвердил Джордж.

— Отлично, это я и хотел услышать, — сказал Уилл, не обращая видимого внимания на бушующую вокруг него схватку воль. — Теперь, когда все решено, вернемся к делу. Я знаю, что вы — не артисты и ценю, что вы решились потратить свое время. Не стану повторять, как важно, чтобы ваши имена появились на афишах. Могу вас порадовать: вам вообще не придется представлять. Мы с Дином будет играть и петь вживую, чтобы зрители поняли, каково это, а на вас наложим заклятье пения и танца. Вы не сможете забыть слова, перепутать движения или остановиться. Ваши губы будут двигаться, пока песня не кончится, разве что хлопнетесь в обморок. Так что вы уж постарайтесь. Все, что от вас требуется — выйти на сцену и оставаться в сознании примерно минуты три. Думаю, вы справитесь. Вопросы есть?

Никто не шевельнулся.

— Отлично. Сообщите мне, когда выберите песню. Если не сможете, мы вам что-нибудь подберем. — Он помолчал и обвел собравшихся глазами. — Вид у вас такой, словно вам не терпится разбежаться, так что об общем финале поговорим в следующий раз. Так. Одни получат сов, другие — нет, но жду всех через неделю в это же самое время. После этого те, кто будет петь под заклятьем, могут не ходить на репетиции, учитывая, что вам особо нечего репетировать.

После неловкой паузы Поттер решил, что готов встать первым. Джордж последовал его примеру, и все бросились к камину. Кроме Гермионы. Та осталась на месте, делая вид, что роется в сумке, и вид у нее снова стал встревоженный. Уилл хотел что-то сказать Драко, но, заметив Гермиону, помахал рукой и скрылся в камине.

Драко встал со стула и подошел к Гермионе. Та наконец отложила сумку.

— Все было ужасно, — сказала она.

— Ну, не так плохо, — соврал он, и она вздохнула.

— Ужасно. Одно дело — воображать, каково это, а другое — когда все случается на самом деле.

Он не вполне понял, о чем она, но звучало зловеще.

— Не знаю, сколько понадобится времени, чтобы… — Она печально замолчала. — Я все время думаю, что… Я толком не понимаю, что происходит, но, что бы это ни было, думаю, нам с тобой надо сделать паузу. Хотя бы ненадолго, — проговорила она совсем тихо.

Чувство было такое, словно его ударили в живот. Он уставился на нее без единой мысли в голове.

— Я не сказал ни единого троллева слова, — наконец бросил он. — Думаю, проблема не во мне.

— Да, не сказал, и я горжусь твоей выдержкой, — ответила она, словно говорить такое было самым обычным делом. Она и не подозревала, что оказалась первым человеком, который вслух заявил, что гордится Драко Малфоем. После такого они уже не могли остановиться. Нельзя сказать такое, а потом устроить паузу.

Он ощутил приступ решимости, словно в квиддиче, когда внезапно перед тобой появляется снитч. На редкость удачное сравнение, подумал он. Он вообразил, как Поттер рванулся к снитчу, но на этот раз он его опередит.

— Тогда не сдавайся, — сказал он с уверенностью в голосе, которой вовсе не чувствовал. — Тебе же нравится со мной встречаться?

— Да, — призналась она.

Уже хорошо!

— Тогда почему ты позволяешь тем, кого считаешь друзьями, решать за себя, позволено ли тебе быть счастливой?

И почему они так поступают? Гриффиндорцам полагалось быть добрыми и всепонимающими, но Драко уже знал, что эти добродетели применяются не ко всем.

— Я подумала, что надо дать им время к тебе привыкнуть, а потом начать все снова, — сказала она.

— Ну, конечно. Всегда есть что-то важнее, — сказал он. Прозвучало это куда горше, чем он собирался, и он увидел, что она встревожилась.

— Что ты имеешь в виду?

— Ничего.

Ему не хотелось вдаваться в подробности: он же покончил с жалостью к себе и все такое.

— Ну, пожалуйста, скажи.

Ни за что.

— Пожалуйста!

Ладно. Вид у нее стал такой, словно вот-вот расплачется, так что он сдался.

— Просто каждый раз, когда кто-то начинает мной интересоваться, что-то происходит, и я снова оказываюсь в конце списка, — сказал он. Это прозвучало жалко даже в его собственных ушах, но точно описывало ситуацию.

Он видел, как она обдумывает его слова. Сначала сочувственно, потом недоуменно.

— Со мной то же самое, — тихо призналась она. — Только случается каждый раз, когда я хочу заняться собой.

— Так почему бы тебе один-единственный раз не послать их к Мордреду, и поступить так, как хочется?

— Это не так просто, — сказала она, ломая пальцы.

— Вот как? Потому что когда Панси с Блейзом обнаружили, что мы встречаемся, я поступил именно так. Пусть привыкают, сколько хотят. Предполагается, что они — мои друзья, поэтому я знаю, что они меня поддержат, даже если им не нравятся кое-какие мои решения. А если нет, так у меня есть другие друзья. Не понимаю, с чего я должен делать паузу как раз тогда, когда жизнь стала налаживаться только потому, что некоторые ведут себя как полные придурки.

Ну вот, опять его понесло! Надо положить этому конец, пока он не наговорил чего похуже.

Ее глаза расширились.

— Ты сказал друзьям, что мы встречаемся?

— Ну, в общем да.

Почему? Ну почему он не может заткнуться?

— Я повел тебя ужинать, понимая, что Блейз тут же выяснит, кто ты такая. Матушке я тоже сказал.

— Ты сказал своей матери?

Она была явно потрясена. Если подумать, заявлять такое после трех свиданий было довольно странно.

— Я сказал, что мы ужинали вместе. Это все.

— А считается, что самая смелая здесь я, — выдохнула она. — Ничего личного, — добавила она торопливо.

Драко пожал плечами. Никто не говорит «ничего личного», если до этого не сказал что-то крайне личное и неприятное, а сегодня ему это повторяли то и дело.

Помолчав, она смущенно подняла глаза.

— Ты сказал своей матери.

— Мне стыдиться или как? Ты рада или в ярости?

— Рада.

Она подняла руки, чтобы пригладить волосы, и он понял, что все снова наладилось. Каким-то образом он случайно научился поступать правильно. Каждый раз, когда он срывался и говорил ей правду, настолько откровенную, что признаваться в ней было стыдно, она бывала по-настоящему счастлива.

— Так чего ты хочешь? — спросил он более спокойным тоном. Она ненадолго задумалась, пока он нетерпеливо ждал ответа.

— Как насчет того, чтобы держать все в тайне до ночевки? — предложила она наконец. — Если вы сумеете провести ночь, не перебив друг друга там, куда Уилл задумал нас отправить, я подумаю, как с ними поговорить.

— Я их убивать не стану, — пообещал он, и она улыбнулась краешком губ.

— Отлично. Думаю, они тоже не станут тебя убивать.

Она встала и отложила сумку.

— Ты сегодня меня поразил. Джордж делал все, чтобы вывести тебя из себя.

— Мне пришлось приложить усилия.

— Это точно.

Она подошла ближе, положила руки ему на шею, а голову — на плечо, и он обнял ее за талию. Он закрыл глаза, и зарылся лицом в ее волосы, вдыхая их аромат и рискуя вызвать гнев волосяного чудовища. Она явно не собиралась с ним расставаться, иначе бы так не поступила. Сдаваться было настолько не в ее характере, что он подумал: может, она притворялась, чтобы посмотреть, будет ли он за нее биться?

Он прижал губы к ее шее. Она быстро втянула воздух, но останавливать не стала, так что он продолжал целовать ее, медленно продвигаясь к ключице. Она пробежала пальцами по его волосам и притянула к себе, чтобы поцеловать в губы, и на этот раз она вложила в поцелуй не меньше страсти, чем он. До этого он всякий раз чувствовал легкое сопротивление, но на этот раз оно почти исчезло. Он провел рукой по ее спине и бедрам, стараясь держаться подальше от всех тех мест, до которых ему на самом деле хотелось дотронуться. Он понимал, что лучше не рисковать. Она прервала поцелуй, и он решил, что сейчас она, как обычно, отодвинется, но вместо этого она робко поцеловала его челюсть. Он притянул ее к себе, и она продолжила более уверенно, пока в голове у него не осталась только одна мысль — что ему нужно кого-то трахнуть. Он нашел ее губы и поцеловал, на этот раз сильнее, прикусив зубами ее нижнюю губу. Он перестал следить за руками, но, к счастью, она поправляла его каждый раз, когда он попадал не туда.

Когда ей надоел полицейский надзор за его руками, она оттолкнула его, что совершенно однозначно читалось как: «Ладно, я перестаю тебя дразнить, потому что мне нужно еще немного времени прежде, чем мы зайдем дальше». Он неохотно опустил руки. Она вся раскраснелась и вид у нее был такой соблазнительный, что он чуть не отвел глаза, опасаясь, что набросится на нее прямо здесь и сейчас.

Но все-таки не отвел, потому что иначе она могла понять его неправильно. Драко хорошо сознавал, что Гермиона постоянно подвергает анализу каждый его шаг. Что означало уйму дополнительной работы: ему приходилось заранее прикидывать, как будет выглядеть любой его поступок или фраза с ее точки зрения, и избегать того, чтобы они выглядели, как «Ты мне больше не нравишься», «Я просто хочу тебя трахнуть», «Твоя новая мантия тебе не идет» и прочие ужасы женского воображения. Ведьмы, с которыми он раньше встречался, постоянно на это жаловались. Даже Панси, хотя она была просто другом. Что было нечестно.

— Может, сходим куда-нибудь? — предложил он прежде, чем она начала прощаться. — Я бы с удовольствием чего-нибудь выпил.

Она задумалась. Он отметил, что она все еще не восстановила дыхание.

— Особых дел у меня нет, — сказала она. — В маггловский Лондон?

Он понимал, что она это предложила потому, что не хочет, чтобы их увидели вместе, но ему было все равно. Главное, что она согласилась.

— Ладно, — ответил он. — Можешь оставить мантию.

Она сняла мантию, и бросила ее на стул, с которого сняла сумку. Драко скинул свою, положил ее рядом, и вслед за Гермионой двинулся к камину.

Примечание:

1. «The Libertines» — рок-группа, основанная в 1997 году Карлом Баратоми и Питером Доэрти. Распалась в 2004, как раз когда их второй альбом занял первое место в британском чарте. В 2014 году снова воссоединилась. Играют инди-рок, альтернативный рок, гаражный рок.

Гермиона привела Драко в маггловский паб, который оказался совсем недурным местечком. Народу было не слишком много, так что, устроившись в углу, они вполне могли слышать друг друга. После нескольких стаканов, разговора ни о чем и детального объяснения нескольких сложных химических понятий, Драко вспомнил, о чем хотел спросить. И был достаточно пьян, чтобы заговорить об этом напрямую.

— Так как ты уговорила Поттера? — поинтересовался он. — Я думал, вы в ссоре.

Гермиона вздохнула — объяснять ей явно не хотелось. Но вопрос был задан ни с того, ни с сего, так что можно было рассчитывать на эффект неожиданности.

— Мы вовсе не в ссоре, — пояснила она. — Просто встречаемся реже, чем раньше. Думаю, он бы все равно принял участие в концерте, даже если я бы не попросила, потому что он за примирение. А еще он, наверно, обрадовался, что может мне помочь. Когда я рассказала ему про Доулиша и все остальное, ему было страшно неудобно, что обошлось без него. Честно, я считаю, вы вполне могли бы поладить, если бы приложили усилия и постарались узнать друг друга лучше.

— Вот в эту субботу и узнаем, — обиженно ответил он.

Ей не хотелось говорить про Поттера, так что она перешла к новой теме.

— От души надеюсь, что Уилл не потащит нас в лес. Я не жила в палатке с… с войны, — закончила она неловко.

Об этом «Пророк» писал великое множество раз во множестве статей и интервью, посвященных «Золотому Трио». Видно, публике требовались все новые и новые слащавые подробности. Задолго до того, как они снова встретились, Драко располагал грудой бесполезных сведений о Гермионе, начиная с ее любимого цвета и заканчивая самым неудачным подарком на день рождения, который ей сделали (плакат «Пушек Педлл»; угадайте, от кого?). Кстати, день рождения у нее был в сентябре.

Хуже того, он запомнил кучу подробностей про Поттера, вроде того, как тот… Когда он… И что ему нравится… Ладно, про Поттера Драко не помнил ровно ничего, но только потому, что прилагал больше усилий, чтобы выкинуть этот хлам из головы. Он так старательно очищал свою память от всего, связанного со шрамами, что на Гермиону сил уже не осталось.

Хотя, если подумать, это было не совсем так. Драко не интересовался новостями, но почему-то не пропускал ни одной статьи о Гермионе Грейнджер. А потом увидел книгу с ее портретом на обложке у «Флориша и Блоттса», и зачем-то купил. Если учесть историю с маггловскими книгами, вывод получался простой и неутешительный: лицо Гермионы толкало его к чтению. Может, потому, что она была ходячей рекламой преимуществ грамотности?

Она как-то странно на него смотрела, потому что все это время он молчал, так что он вернулся к разговору.

— Никогда не жил в палатке.

Самой собой. Это было настолько очевидно, что даже упоминать нелепо, но ничего умнее ему в голову не пришло. Не говорить же то, что он на самом деле думает!

— Почему-то я не удивлена, — ответила она. — Даже представить себе не могу.

Она рассмеялась, и он понял, что она вообразила, как он пытается вбить колышки или что-то в этом роде.

— Я тоже. И лучше бы Уиллу не рисковать.

— Особенно учитывая, что Бьянка любит походную жизнь не больше, чем я.

Она стала рассказывать, как в детстве побывала в маггловском «летнем лагере». Драко был слегка шокирован: похоже, в маггловское представление о веселом летнем отдыхе входила травля детей разными дикими тварями, начиная со змей и заканчивая гигантскими пауками. Когда паб закрылся, Гермиона взяла его за руку, и они через маггловский Лондон вернулись на Диагон-аллею.

Они выпали из камина в Маноре, и она вцепилась ему в плечи, потому что была пьяна, но пьяна странно. Было ощущение, что она полностью утратила навык нормально двигаться, но сохранила умственные способности в полной неприкосновенности. Она ни разу не сбилась посреди фразы, но при этом едва держалась на ногах, что было забавно.

— Есть будешь? — спросил он, потому что все еще не хотел, чтобы она уходила.

— А мороженое есть?

— Наверно.

Он поглядел на часы. Десять минут третьего. Матушка наверняка спит. Гермиона позволила отвести себя на кухню, где их радостно приветствовала Гулли.

— Госпожа Гермиона прийти в гости к хозяину Драко!

Она по очереди им поклонилась.

— У нас есть мороженое? — спросил он.

— Для Гулли честь приносить мороженое.

Домовиха поклонилась и отправилась выполнять поручение. Гермиона устроилась за деревянным столиком, на котором готовили еду.

— Это — для домовиков, — сказал он. Он не хотел ее смущать, но стулья даже не были рассчитаны на человеческий рост. Она и сама бы могла сообразить.

— И что? — ответила она, словно это ничего не значило. — Ты предлагаешь в два часа ночи отправиться в вашу парадную столовую? Чтобы ты сидел на одном конце стола, а я — в двадцати метрах от тебя на другом, и мы бы обменивались злобными взглядами над вазочками с мороженым, стараясь не бренчать ложками и не думать слишком громко о том, как нам надоели скучные условности?

Он видел, что она шутит, но так похоже на правду, что было не смешно. На самом деле, она попала точно в цель, так что Драко пришлось напомнить себе, что она никогда не бывала в Маноре к обеду. А еще его поразила ее откровенность. Должно быть, она опьянела сильнее, чем он думал.

— Никогда не ел на кухне, — сказал он.

— Ну, все остальные только там и едят. Мои родители завалили обеденный стол в комнате всяким хламом. Когда приходят гости, мы его прячем. Так это просто большая полка.

Он не смог удержаться от смеха, так нелепо это прозвучало. Обычно она не позволяла себе подобные глупости. Может, она постоянно что-то подобное думала, но держала шутки при себе, чтобы никто не догадался о страшной тайне: Гермиона Грейнджер не всегда мыслит предельно рационально и логично. Он сел рядом, не без труда пристроив длинные ноги под низенькую столешницу.

— Этот стол — слишком маленький.

— Переживешь, — ответила она. — Тут тебе не парадная столовая. Я не хочу есть мороженое в мрачном зале, освещенном свечами, пока твои предки неодобрительно скалятся на меня со стен. Я так совсем улыбаться разучусь!

Она произнесла эту чушь с самым серьезным выражением лица.

Он открыл рот и тут же его закрыл, потому что понятия не имел, что сказать. Он научился сражаться с Гермионой и, сильно напрягшись, мог состязаться с ней в рациональных аргументах, но к шуткам и поддразниванию не привык. Она застала его врасплох. Как обычно. А он-то надеялся, что ей больше не удастся вогнать его в ступор и заставить испытывать неуверенность. Ко всему, он и сам был не слишком трезв.

— Не думаю, что дойдет до этого, — сказал он, наконец.

— Дойдет, дойдет. А поскольку я часто улыбаюсь, все решат, что я не в себе. Тебе, правда, это не грозит. Вплоть до сегодняшнего дня не припомню, чтобы ты при мне смеялся.

Она обвиняюще ткнула в его сторону пальцем:

— И ты почти не улыбаешься, почему Бьянка и повторяет, что над тобой вечно висит грозовая туча. А ты знаешь, какой ты симпатичный, когда улыбаешься?

В трезвом состоянии она бы после такого заявления залилась краской (если бы вообще его сделала), но сейчас она только наклонила голову и искоса посмотрела на него.

— Я имел в виду не то, что ты разучишься улыбаться, — пояснил он, обходя странный комплимент. — Я имел в виду обед у нас в столовой.

— Ну, в этом тоже мало приятного.

Он рассмеялся, и спустя мгновение она улыбнулась.

— Ты столько смеешься, потому что пьян, или потому что пьяна я? — спросила она.

— Наверно, дело и в том, и в другом.

И в том, что они сидели за эльфийским столиком, что само по себе было чистым сумасшествием. Смешным сумасшествием.

— А сколько времени тебе понадобится, чтобы начать смеяться в трезвом виде?

— Не знаю. Может, если вокруг никого не будет…

— Значит, нам надо сделать так, чтобы вокруг никого не было.

Прежде, чем он успел ответить, появилась Гулли с двумя вазочками мороженого.

— Если госпоже и хозяину надо что-то еще, звать Гулли.

— Спасибо большое, Гулли, — сказала Гермиона. — Ты — просто замечательный домовой эльф. Один из лучших, каких я встречала.

При этих словах с домовихой случился приступ восторга. Ее глаза расширились и наполнились счастливыми слезами. Она прикусила губку, чтобы справиться с наплывом чувств.

— Гулли благодарить госпожу от всего сердца, — выдохнула она, поклонилась так низко, что едва не коснулась носом пола, пошатнувшись, выпрямилась, и, словно во сне, медленно вышла из кухни.

— Если хочешь знать, так оно и есть, — сказала Гермиона после ухода домовихи. — Тебе пора бы платить и ей, и всем остальным жалованье.

— Я покупаю им настольные игры по первой просьбе, — увернулся он.

— Неплохо для начала. Ты ведешь себя намного лучше, чем большинство хозяев. — Она помолчала и снова улыбнулась. — Мне все еще не верится, что ты прочитал мою книгу. И давно?

— Не помню. Месяцев семь назад.

— А почему ты решил ее купить?

Она так и не прикоснулась к мороженому, и он тоже.

— Она лежала в отделе новинок, на обложке был твой портрет, и мне стало интересно.

Он не собирался излагать свою теорию о том, что она является ходячей рекламой чтения, потому что это выглядело бы странно. И, кроме того, теория была не слишком удачной. Он боялся, что Гермионе она не понравится.

— Так это из-за моего портрета? И давно ты в меня тайно влюблен? — дерзко поинтересовалась она, чем потрясла его практически до глубины души.

— Я купил книгу вовсе не поэтому, — возразил он.

— То есть, давно, но книгу купил по другой причине.

Он хотел возразить, но пока собирался с мыслями, она подалась вперед и поцеловала его. На мгновение он мог думать только мороженом: о том, как им с Гермионой не везет с охлажденными десертами. Потом попытался ее обнять, но помешал стол. Тогда он потянул ее на себя, так что она очутилась верхом у него на коленях, и поразился, что она ему это позволила. Но тут Гермиона начала выделывать такое руками и ртом, что он позабыл, как думают. Он дал волю собственным рукам, и она его не остановила. Он слушал ее короткие выдохи, и смутно надеялся, что она не остановится никогда.

В следующее мгновение он осознал, что нынче ночью им не повезло не только с мороженым. Потому что в его гостиной неожиданно обнаружился буйный и разгневанный гость.

— Малфой! Малфой! Где ты спрятался в вашем долбаном лабиринте? Беги сюда!

По холлу простучали нетерпеливые шаги. Драко показалось, что за криками мужчины (в котором он быстро узнал Блейза) слышится детский плач. Гермиона испуганно отпрянула, словно вообразила, что в Манор нагрянули Упивающиеся. Он приложил ладонь ко лбу и драматически вздохнул, дожидаясь, пока кровь прильет обратно к мозгам.

— Это Блейз, — буркнул он наконец.

Она слезла с его коленей и отошла на несколько шагов, прислушиваясь к звукам шагов и яростным восклицаниям. Блейз знал, где в Маноре кухня, но пошел бы туда в последнюю очередь, учитывая, что Драко Малфой, устроившийся за кухонным столом и обнимающийся с Гермионой Грейнджер, полностью выходил за пределы возможного.

— Подожди меня здесь.

Она кивнула и вернулась за стол, взволнованная и протрезвевшая. Драко, со своей стороны, протрезвел и разозлился. Он расправил мантию и вышел из кухни. Блейз обнаружился у подножия лестницы в восточное крыло. Он держал за руку плачущую дочь. Одного ее грустного взгляда хватило, чтобы гнев Драко испарился. И только отчасти вернулся, когда он перевел глаза на Блейза, имевшего, несмотря на пижаму и домашний халат, устрашающий вид.

— Кончай орать. Матушку разбудишь, — прошипел Драко.

— Ты что, напился? — спросил Блейз, словно его это касалось.

— Нет, — соврал Драко.

— Как же!

Прежде, чем Драко успел ответить, Блейз вскинул палочку и пробормотал протрезвляющее заклятье. Драко потряс головой, чтобы избавиться от последних отголосков гула. Теперь Блейз выглядел гораздо четче, отчего Драко стало легче гневно на него смотреть. Он потратил на выпивку Мерлин знает сколько «фунтов»!

— Помнишь, что я тебе говорил? — спросил тот. — Час расплаты настал. Амаранта вообразила, что это твое чудище…

— Среброглот, — прохныкала Амаранта.

Блейз бросил на нее такой беспомощный и полный муки взгляд, что Драко стало стыдно.

— Точно, — согласился Блейз и повернулся к Драко. — В общем, он выбрался из леса или где он там прячется, если вообще существует, и поселился у нас в подвале. Я иду спать — я еле на ногах держусь, и на завтра у меня полно работы потому, что в понедельник мне надо быть в Германии. А ты разбирайся, как знаешь.

— А Дафна знает, что ты привел Амаранту в Манор? — спросил Драко в последней отчаянной попытке спастись.

— Нет, она отправилась спать. Утром я ей расскажу, так что у тебя есть шанс доказать, что, выбрав тебя крестным, я не совершил самую большую ошибку в жизни, как она считала до сих пор. Если уговоришь Амаранту вернуться в кровать, возвращайся с ней и не вздумай шуметь. Если она заснет у тебя, я заберу ее с утра. И не подведи меня. Я серьезно. Не вздумай меня подвести!

Он потянулся, подавил зевок, и, нагнувшись, подтолкнул дочь к Драко. Та выглядела настороженной, словно опасалась, что на нее рассердятся, и он ощутил новую волну всепоглощающего стыда при воспоминании, как внушал ей, что большие девочки не должны бояться.

«Не веди себя, как ребенок». Он сбился со счета, сколько раз слышал это от Беллатрикс. Матушка тоже любила говорить подобное, даже отцу. Было что-то очень забавное во фразе: «Люциус, ты ведешь себя как младенец». Панси тоже не гнушалась этим выражением, как и ее матушка, и Дафна, и Астория. Это было своего рода присловье чистокровных ведьм, поэтому казалось вполне естественным, что его надо повторять Амаранте. Полукровке или магглорожденной пришлось бы потратить целый день на подробный разбор всего, начиная с внешности и заканчивая характерам, прежде чем ей, возможно, удалось бы довести колдуна до слез. Чистокровной ведьме, чтобы уязвить его всерьез, было достаточно войти и посоветовать тому не вести себя, как ребенок.

Но Амаранте всего пять лет, и большинство людей даже не помнят себя в этом возрасте. Так что у него было время поправить дело. Он присел, протянул руки и она, успокоившись, подбежала и вцепилась в него. Он неловко похлопал девочку по спине, чувствуя, как та изо всех сил старается снова не расплакаться. Блейз одобрительно кивнул.

— Спокойной ночи, Малфой, — сказал он, прежде чем удалиться.

— Папа мне не верит, — заявила Амаранта, стоило Блейзу уйти. — Но ты знаешь, что это все по правде.

Дети всегда сбивали Драко с толку: он не понимал, как с ними разговаривать. Они не умели поддерживать настоящую беседу и не разбирались во множестве вещей.

— Нет, не по правде, — сказал он наконец. — Это просто история такая. Мне ее рассказала тетка, и я не понимал, что это — плохая история, пока не рассказал тебе.

— У тебя есть тетя? — спросила она, отвлекшись от своих переживаний.

— Даже две, но я с ними давно не виделся.

Он не слишком любил разговаривать о своей родне, но был готов на все, лишь бы она не плакала.

— И где они?

Еще одна беда с детьми: они всегда задают вопросы и не понимают, когда надо остановиться.

— Пропали, — ответил он. — Одна ушла навсегда, а другая так и не вернулась.

— Почему не вернулась?

По тому, как Амаранта задала вопрос, было ясно, что она никогда не теряла взрослых. В пять лет она не догадывалась, что люди способны по собственной воле бросить все и уйти навсегда.

— Мы ей разонравились, — уклончиво ответил он.

— А почему?

— Ну… Мы попросили ее кое-что не делать, а она все равно сделала.

Амаранта подалась назад и внимательно посмотрела на него.

— Что-то очень плохое?

Интересно, что Амаранта считает «очень плохим»? Может, решила, что тетка Андромеда разбрасывала игрушки или не ела вареные овощи.

— Нет, — признался он. — Мы тогда решили, что это плохо, но это было давно.

— Так что она сделала?

— Вышла замуж не за того человека, — сказал он, хотя и понимал, что это объяснение вряд ли удовлетворит девочку.

— Почему?

Еще несколько месяцев назад он не смог бы ответить на этот вопрос. Он внушил бы себе, что не знает ответа, хотя, конечно, знал.

— Думаю, она его полюбила.

— Он был плохой?

— Понятия не имею. Я его никогда не видел.

Амаранта кивнула, видимо, придумывая очередной невозможный вопрос.

— Но ты ей сказал, что теперь все в порядке? — спросила она, окончательно выбив его из колеи.

— Это не так просто, — торопливо ответил он.

— Почему?

Дети и вправду ничего не понимают в жизни.

— Я же сказал, это было давно, — устало пояснил он.

— У меня тоже есть тетя, — сказала она.

Наконец-то утвердительное предложение! До этого момента он не подозревал, как они ему нравятся.

— Да, я ее знаю.

В библейском смысле слова.

— Ее тоже долго не было, а потом она вернулась.

Глядя на ее невинное личико, он попытался понять, что чувствует. Если бы такое сказал кто-то другой, это бы ничего не значило. На мгновение он, словно в припадке безумия, принялся прикидывать, каковы шансы, что Андромеда вернется, если он скажет ей, что теперь все в порядке. Может, им стоило бы вдвоем отправиться в особняк на площади Гриммо и выжечь Драко с троллева гобелена. Размышляя об Андромеде, он вспомнил, что Гермиона все еще сидит на кухне и, вероятно, сходит с ума от беспокойства.

— Думаю, твоя тетка тоже вернется, — сказал голос справа за спиной.

Он повернул голову и убедился, что снова ошибся. Само собой, Гермиона не стала отсиживаться на кухне, и дураком он был, если решил, что она станет. Она стояла в дверном проеме и смотрела на него и его крестную дочь. Интересно, давно она здесь? Самое время сменить тему разговора.

— Ты слышала, что сказал Блейз? — спросил он.

— Кое-что слышала. Как ее зовут?

— Амаранта.

Гермиона подошла и опустилась на пол рядом с ними. Амаранта с любопытством уставилась на нее.

— Привет, Амаранта. Меня зовут Гермиона.

— Ты — красивая, — сказала та, просто констатируя факт. — Ты кто? Невеста Драко?

Ох, уж эти дети!

— Спасибо, — с нервным смешком ответила Гермиона, игнорируя вопрос.

— Драко, будь добр, протрезви меня.

Решение ни в коем случае на нее не пялится тут же вылетело у него из головы. Он изумленно обернулся. Как она его только не называла, но по имени — никогда!

— Что это я? — смутилась Гермиона. — Но Амаранта только что тебя назвала и я…

Не закончив фразу, она подняла левую руку и сделала неопределенный жест.

— Это мое имя, — сказал он. — Ты вполне можешь так меня называть.

— Тогда ладно.

Чтобы избавиться от жуткой неловкости, он достал палочку и наложил отрезвляющее заклятье. Гермиона втянула воздух и встряхнулась.

— Спасибо. Так почему Блейз привел ее к тебе?

Гермиона распрямилась, и Драко тоже собрался выпрямиться, но Амаранта умоляюще подергала его за рубашку. Он, вздохнув, взял ее на руки, и она обхватила его за шею.

— Я тут на днях рассказал ей страшную сказку, и Блейз пригрозил, что если у нее начнутся кошмары, утешать ее придется мне.

— Понятно. Хочешь послушать другую сказку, Амаранта?

Девочка радостно кивнула, едва не врезавшись затылком в челюсть Драко.

— Совершенно случайно у меня с собой есть подходящая книга.

Драко приложил все усилия, чтобы не расхохотаться.

— Само собой, — сказал он. — Просто из чистого любопытства не могу не спросить: сколько книг у тебя сейчас с собой?

— Есть несколько, — уклончиво ответила она.

Драко был готов спорить на деньги, что в ее сумке их больше десятка, все под чарами уменьшения и облегчения веса.

— Эта книга — совсем тоненькая. Это мамин подарок и я почти всегда ношу ее с собой. Пойдем, она в гостиной.

Он прижал к себе Амаранту и отправился в гостиную. Они сели на диван (Амаранта устроилась между ними). Гермиона достала книгу.

— Она называется «Маленький принц».

Она позволила Амаранте внимательно изучить обложку.

— О чем она?

— О летчике, который встретил принца из далекой страны и они стали друзьями и путешествовали вместе по всему миру.

Амаранта нахмурилась.

— Скучная какая-то!

— Вовсе нет, — ответила Гермиона. — Сама увидишь.

Она открыла книгу и сразу начала читать. Драко был очарован. Голос Гермионы — сильный, мягкий и ровный — идеально подходил для чтения. Он взглянул на Амаранту, которая, широко раскрыв глаза, слушала про удивительные и чудесные приключения.

Книжка вроде бы была детской, но Драко не мог избавиться от ощущения, что за каждым словом, которое произносила Гермиона, скрывается второй смысл. Он внимательно слушал про лис, цветы, звезды и планеты, пытаясь проникнуть в суть этой огромной метафоры. В конце маленький принц вернулся на родную планету, и летчик был безутешен. Амаранта тоже — когда Гермиона закрыла книгу, та хлюпала носом. Она забралась к Гермионе на колени, и та гладила ее по спине и говорила что-то успокаивающее, но ни разу не заявила, что хорошие девочки не плачут.

Вместо этого она сказала:

— Да, история грустная. И мне от нее тоже грустно. Но летчик многое понял благодаря принцу, и теперь он станет счастливее.

Амаранта всхлипнула и кивнула, продолжая прижиматься к плечу Гермионы. Драко наконец-то посмотрел на часы и обнаружил, что уже четыре утра. Он как раз собирался предложить, чтобы они отвели Амаранту домой, когда Гермиона прижала палец к губам. Девочка спала.

Он придвинулся к Гермионе поближе и прошептал той в ухо:

— О чем эта история?

— А ты как думаешь? — прошептала она в ответ.

В виде исключения Драко один-единственный раз захотелось узнать это от нее.

— Обо всем сразу, — сказал он.

— Наверно, о чем бы ты ни думал, ты прав, — спокойно заметила она. — Автор не особенно скрывает свой замысел.

Она осторожно повернулась, чтобы прижаться к нему спиной, и он ее обнял.

* * *

— Малфой!

Драко сонно приоткрыл один глаз, чувствуя, что правая половина тела совсем занемела. Он оглядел себя и понял: это потому, что на ней устроились сразу два человека. Потом поднял глаза, и обнаружил перед камином Блейза. Он почувствовал, как напряглась и расслабилась Гермиона, и понял, что та, вероятно, решила притвориться спящей. Ну и отлично.

— Доброе утро, — сказал он, но прозвучало это как вопрос.

— Точно, — ответил Блейз, потирая шею. — Ладно, спасибо, что… э-э-э… позаботился об Амаранте.

— Тут и говорить не о чем.

— Я ее забираю, — продолжал Блейз. Осторожно обойдя устроившегося в комнате слона, он подошел к дивану. Как раз в этот момент Гермиона решила притвориться, что проснулась. Она осторожно передала дочку Блейзу.

— Ладно, пока, — сказал тот, ни к кому особенно не обращаясь. Амаранта, так толком и не проснувшись, положила голову ему на плечо.

Блейз нырнул в камин, и Гермиона, повернувшись к Драко, попыталась привести в порядок волосы, которые всю ночь лезли ему в рот. Само собой, у нее ничего не получилось. Забавно, что у нее голова, как после бурной ночи, хотя они даже близко не занимались любовью.

— Доброе утро, — сказала она.

Драко кивнул.

— Ох, не думала, что уже настолько поздно. Мне пора домой.

На самом деле было довольно рано, и он с удовольствием пригласил бы ее провести еще несколько часов в своей постели, но было очевидно, что она вряд ли согласится.

— Пора так пора, — ответил он.

— Ты сегодня работаешь?

Драко кивнул.

— Ладно. Я к вам загляну.

— Хорошо.

Она подобралась к нему поближе и поцеловала, сначала в губы, а потом в щеку. Потом встала и собрала вещи.

— Увидимся, — сказала она, помахала рукой и вошла в камин.

Драко не мог понять, в каком он настроении. Пока она спала у него на плече, ему в голову приходили сплошь слюнявые и трогательные мысли, и от этого хотелось улыбаться широкой дурацкой улыбкой. С другой стороны, она сразу же ушла, и сна у него не было ни в одном глазу. Он решил, что почитает газету и съест завтрак, а потом примет душ и переоденется.

Когда он вернулся в гостиную, там обнаружилась Панси. Она сидела на диване, выпрямив спину, элегантно скрестив ноги и сложив руки на коленях. С кем он только связался! Заваливаются к нему в любое время дня и ночи, словно к себе домой! Правда, на Панси он не сердился, потому что та вернулась. Если Панси могла выразить свои дружеские чувства только путем незаконного проникновения в чужой дом, пусть так и будет.

— Почему ты не пригласил меня петь в этом твоем представлении? — спросила та, сразу переходя к делу. Ему захотелось рассмеяться — так нелепо это прозвучало, но у Панси был слишком серьезный вид.

— Ты что, стала бы петь? — недоверчиво переспросил он.

— Конечно. У меня прекрасный голос, — напомнила она ему. Он чуть было не ляпнул, что голос ей не понадобится, но вовремя удержался.

— Ладно, я спрошу, — произнес он, слишком сбитый с толку, чтобы думать, что говорит.

— Сообщишь, когда начнутся репетиции, — бросила она, встала и двинулась к камину. До Драко наконец дошло, что надо сказать.

— Погоди!

Он придержал ее за запястье. Панси развернулась и резко выдернула руку.

— Не смей меня трогать!

Она кипела от ярости. Панси могла превратиться из милой девушки в бешеную фурию быстрее, чем человек успел бы ощутить удар по лицу.

— Раз уж явилась ко мне без приглашения, придется со мной поговорить, — заявил он, позаимствовав подход у собственной матери. Он никогда не утверждал, что сочинение правил — скучное занятие. Тоскливо было им следовать.

Она закатила глаза, словно подчиняясь грубой силе, но не сдвинулась с места. Панси привыкла подчиняться выдуманным правилам, вроде того, что он только что изобрел. У нее, как и у него, это было в крови.

— Ладно, — сказала она. — О чем таком тебе приспичило поговорить?

Словно она не знала!

— Когда мы последний раз виделись, ты была в ярости и заявила, что что вернешься, только если я извинюсь. Чего я не сделал, и делать не собираюсь. А теперь ты заявляешься ко мне как ни в чем не бывало и объявляешь, что хочешь петь маггловскую песню на благотворительном концерте. Почему?

— Потому что я хочу участвовать в представлении, — ответила Панси так, словно это было очевидно. — Вот почему.

— Но я по-прежнему ухаживаю за Грейнджер, — заметил он, стараясь добиться от нее хоть какой-то реакции.

— Поступай, как знаешь, — произнесла она, изображая ледяную скульптуру чистокровной молодой особы. То есть хорошо воспитанную чистокровную молодую особу. Он попытался понять, что она чувствует.

И решил, что проще спросить напрямую.

— Послушай, может, дело вообще не в Грейнджер?

— Дело именно в ней, — заявила Панси, и так громко щелкнула челюстью, что отголоски донеслись до Японии.

— Я же вижу, что ты врешь — с облегчением заметил он. — Ты по-прежнему не справляешься с зубами.

— Я же ходила на специальные занятия! — сказала она громче, чем принято, но он не собирался делать ей замечание. На самом деле он надеялся, что когда-нибудь они соберутся, чтобы накричаться власть, набегаться по коридорам и, может быть, даже сыграть в квиддич в бальном зале.

— Значит, они не помогли, — ответил он. — Если дело не в Грейнджер, то в чем?

Она несколько раз глотнула воздух и бросила на него самый ледяной взгляд, какой смогла изобразить.

— Посмотри, что ты натворил, — начала она спокойным голосом. Ей удалось взять себя в руки, но он понимал, что спокойствие это — притворное.

— Как всегда, думаешь только о себе. Не успеешь оглянуться, как вы с Грейнджер и Блейз с Дафной начнете вместе ходить на вечеринки, — насмешливо пропела она. — А потом будешь месяцами исходить слюной, планируя нуднейшую свадьбу, а потом обзаведешься жутким наследничком, и он еще, чего доброго, подружится с девчонкой Блейза, а Гарри — чтоб его — Поттер станет его крестным, а потом… потом…

Она не знала, что говорить дальше, и от раздражения прокричала во весь голос прямо в гостиной:

— Ты что, сам не видишь?

В том, что она сказала, не было особого смысла, но Драко понимал, что тот есть, надо только не обращать внимания на слова. Он знал по опыту, что фраза «ты думаешь только о себе» почти всегда переводится как «ты совсем не думаешь обо мне». И если к «натворил» прибавить «с Панси», все станет ясно.

Панси упала на диван, откинула голову на спинку и хмуро уставилась в потолок. Он опустился рядом, и вспомнил, как они разговаривали в квартире Гермионы после встречи с министром. Теперь он знал, как помочь Панси, если та ему позволит.

— Послушай, если я правильно тебя понял, тебе было все равно, что ты одинока, потому что я тоже был одинок.

— Что за чушь, — ответила она, однако без всякой ярости.

— Это ты меня изо всех сил отталкиваешь, — сказал он. — Ты — самый старый мой друг, даже если мы друг друга терпеть не можем, и я не собираюсь тебя бросать только потому, что у меня появилась девушка.

Он вспомнил любимое фото матушки. Его не устраивало будущее, в котором он не мог бы тыкать Панси под ребра, пока та обсыпает его гравием. Фигурально выражаясь.

Панси долго молчала, а когда заговорила, то голос ее прозвучал совершенно бесстрастно.

— Раз уж ты в нее влюбился, расскажи, каково это. Мне интересно.

Она повернула голову и посмотрела на него.

— Как тебе это удалось? Всего несколько месяцев назад ты был один, не знал жалости и сочувствия, и все тебя ненавидели. Как у тебя это получилось?

Отличный вопрос. Хотя для себя, внутри он оставался прежним, но она была права — его жизнь сильно переменилась.

— Понятия не имею, — ответил он. — Просто выбрался из Манора и позволил людям перестать меня ненавидеть.

— Но откуда ты знаешь, что они перестали? — спросила она, словно из чистого любопытства.

Подростком он страшно завидовал умению Панси держать чувства под контролем, но теперь радовался, что так этому и не научился. Может, он не умел врать, увиливать и притворяться так хорошо, как она, но теперь, когда война кончилась, от этих навыков было мало проку.

— Я почти уверен, что перестали, — сказал он. Каким-то образом у него возникло ощущение, что Панси сейчас откровеннее с ним, чем когда-либо за все прошлые годы. — Панси, за нами никто не следит. Тут только я и ты, и тебя не волнует, что я о тебе подумаю, верно? Нет никого, кто решил бы, что ты — слабачка, если раз в несколько лет позволяешь себе что-то почувствовать.

— Это никого, кроме меня, не касается, — заявила она.

— Что? Твои чувства?

Может, чувство вины и сработает.

— Ты когда-нибудь задумывалась, что мы — друзья?

Она втянула щеки и продемонстрировала ему свой затылок.

— Да, — неразборчиво буркнула она в диванную подушку.

— И как ты ко мне относишься? — спросил он.

— Зачем ты спрашиваешь?

Она произнесла это сдавленно, но с таким четким выговором, что он разобрал каждое слово.

— Ты и так знаешь.

— Почему ты решила, что я знаю, если ты мне не говоришь?

Он терпеливо ждал.

— Хорошо отношусь, — она отняла лицо от подушки и втянула воздух сквозь сжатые зубы. — Думаю, ты и раньше догадывался.

— Тогда скажи мне, почему ты так расстроилась.

Она прикрыла глаза рукой, вздохнула и заговорила сухим, монотонным голосом.

— Мне признавались в любви тринадцать раз, но это все было ложью, потому что признавались не мне. Я вела себя не так, как с тобой — я каждый раз была другой. И мне было обидно, что они ни разу даже не попытались понять, какая я на самом деле. Еще я их презирала за тупость: они даже не догадывались, что я притворяюсь. Сейчас я вроде бы настоящая, но откуда мне знать, так ли это на самом деле? Предполагается, что человек рождается с определенным характером, но мне не достался никакой.

Она уронила руку и серьезно посмотрела на него, широко открыв блестящие яростным блеском глаза.

— Драко, я до конца жизни буду одна.

Получилось даже лучше, чем он рассчитывал. Может, в воздухе есть что-то, что вступает в реакцию с кровью: какой-нибудь «химический элемент», потому что о Веритасеруме речи не шло. Может, магглы все-таки знают, как проверить, говорит ли кто-то правду. Может, они просто умеют разговаривать друг с другом.

Все дело было в том, что Драко нравилась Панси, а ему мало кто нравился. Безусловно, чтобы получать удовольствие от ее общества, надо было специально учиться, но если бы она хотя бы на некоторое время перестала притворяться (скажем, на несколько часов в день), то наверняка сумела бы найти себе пару.

— Послушай, Панс, — начал он. Он и раньше слышал, как ведут ободряющие беседы, и решил, что, пожалуй, справится. Не так уж это сложно. — Что бы ты сказала, если бы я принялся жалеть себя на твоем диване? Ты не одна. У тебя есть я с Блейзом, и будет еще множество друзей, если только ты позволишь им к себе приблизиться. И не говори, что завидуешь Блейзу.

Она сморщила нос.

— Конечно, нет. Я не собираюсь выращивать в собственном теле живое существо, словно корова или овца. Но было бы неплохо на время в кого-нибудь влюбиться.

На последних словах она слегка повысила голос, как раз достаточно, чтобы он услышал прозвучавшую в них надежду.

— Так займись этим, — сказал он. — Может, тебе пойти работать?

— Никогда не думала, что доживу до дня, когда ты посоветуешь мне устроиться на работу. В каком мире нам приходится жить!

На лице Панси проступила странная улыбка. Словно кто-то зашел и оставил ее, а она не успела заметить.

— Меня он тоже удивляет, но я не хотел бы вернуться в старый.

Она искоса посмотрела на него, и уголки ее губ опустились.

— Думаю, мы с тобой довольно похожи. Ты согласен?

— Не знаю, кому из нас следовало бы всерьез обидеться, — заметил он.

Панси почти никогда не смеялась вслух, но у нее было особое выражение лица, которое появлялось, когда она считала шутку особенно удачной, и именно оно и появилось.

— Что и следовало доказать. Раз тебе нравится параллельная вселенная, в которой ты в последнее время живешь, может, и мне понравится.

Наконец-то они дошли до дела!

— Ты тоже можешь туда переселиться, только придется оставить за дверью манеры ледяной стервы.

— Не так уж это страшно.

— Отлично. Можешь спрятать их в лифчике, где проверять не станут. Как ты спрятала флакончик Бодроперцового зелья во время нашего первого бала.

— Точно, — ответила она, и глаза ее смягчились от воспоминаний. — Я не думала об этом бале годами. Мы бы провели время гораздо лучше, не прикидывайся я, что влюблена в тебя.

— Да уж!

Они непрерывно ругались, и ничего забавного в этом не было. Это было утомительно. Если память его не подвела, первый раз они поссорились из-за Гермионы: Панси требовала, чтобы он подтвердил, что она красивее, а он не мог, потому что это была неправда. Панси была миленькая и все такое, но Гермиона в ту ночь была великолепна, а против фактов не поспоришь. (Это сколько же времени ты был тайно в нее влюблен? Заткнись!)

— А ты завидуешь? — внезапно спросила Панси после долгого молчания.

— Завидую чему? Тому, как ты притворялась, что я тебе нравлюсь? — с отвращением переспросил он.

— Ох, нет, — быстро поправилась она. — Тому, что есть у Блейза?

Он задумался, взвешивая «за» и «против». Большую часть времени Блейз имел довольно счастливый вид, особенно когда был со своей семьей. Единственными недостатками можно было считать необходимость искать няньку для ребенка и трахать только Дафну, но Блейза, вроде бы, это устраивало. Ну, еще тот стал до неприличия добродушным, но поскольку окружающим он нравился больше, чем Драко, может, это было и неплохо, хотя поначалу раздражало.

— Может, и завидую, — сказал он.

— Понадобится время, чтобы привыкнуть к новому миру.

Ее лицо стало уязвимым, и так она ему гораздо больше нравилась.

— Сначала будет нелегко, но я уверен, ты справишься.

Она задумчиво кивнула.

— Она мне все равно не нравится.

— А кто тебе вообще нравится? — спросил он, сознавая, что тот же вопрос мог бы задать себе.

— Ты, большую часть времени, — призналась она. — Постарайся слишком сильно не меняться.

— Если не получится, я в твоем присутствии всегда могу сдать назад.

Панси улыбнулась, поднялась на ноги и он увидел, как она превращается в хорошо знакомую ему ледяную принцессу, которую он так любил/ненавидел. О чем только думали матушка и миссис Паркинсон, когда воспитывали их вместе с раннего детства? Это лучший способ приучить людей думать друг о друге не как о женихе и невесте, а как о драчливых брате и сестре.

— Ладно, хватит. Забудем об этом.

— О чем об этом? О том, как ты выдала мне свои истинные чувства, и мы поговорили по душам? — насмешливо спросил он.

Панси сделала вид, что ее тошнит.

— Это называется «сдать назад»? Это гриффиндорство в чистом виде!

— Ладно. Тогда, может, забудем о том, как мы настолько надоели друг другу, что захотели сделать перерыв, но, поскольку ты оказалась стервой, а я — придурком, решили продлить свои мучения и стали снова общаться?

— Уже лучше. Хорошего дня, — сказала она, и, прежде, чем он успел ответить, ступила в камин.

Примечание:

На самом деле глава называется словами из детской считалки «One is silver, the other is gold». Считалка – про то, что старый друг лучше новых двух: «Make new friends,but keep the old.// One is silver, the other is gold.// A circle is round, it has no end.// That's how long, I will be your friend.». Пришлось использовать отечественную версию.

После ухода Панси Драко вспомнил, что так и не поговорил с матушкой. Самое ужасное, что у него в голове появился мерзкий голосок, подсказывающий, как поступать правильно в самых разных ситуациях. Он не был уверен, откуда тот взялся, но временами в голоске слышались Гермионины интонации, так что, возможно, он подхватил его от нее. Временами от голоска была польза, но большей частью он заставлял чувствовать себя виноватым. Как раз сейчас голосок шептал, что сама матушка к нему не пойдет. Ее надо проведать и выяснить, как ей живется без отца.

Он все ждал, что однажды проснется и придет в ужас от того, что отправил Люциуса в тюрьму. Или начнет по тому скучать. Но ничего подобного не происходило. Наоборот, без отца он чувствовал себя просто превосходно. Было приятно бродить по особняку, не опасаясь, что, завернув за угол, столкнешься с ним взглядом. Он никогда не считал, что мир устроен справедливо, и не думал так и сейчас, но кое-какая справедливость в мире все-таки была. Выяснилось, что нельзя вечно издеваться над семьей, разрушать чужое детство и убивать мирных лавочников. Наступит день, когда за все придется ответить, причем возмездие будет спрыснуто восхитительной иронией.

Он посмотрел на часы и убедился, что времени до начала смены как раз достаточно, чтобы поговорить с матушкой, но при этом иметь возможность уйти, если что-то пойдет не так. Он поднялся в ее крыло. Она тихо сидела на диване в летней гостиной.

— Добрый день, матушка!

Он приближался к ней осторожно, словно разговаривал с уличной кошкой или с кем-то в этом роде: направлял в ее сторону лучи добродушия и старался не делать резких движений.

— О, Драко, это ты, — рассеянно сказала матушка. Казалось, она не могла решить, кто перед ней — он сам или его призрак. И это ее не слишком заботило.

Он решил начать с простейших вопросов и посмотреть, что получится.

— Как вы себя чувствуете?

— Оплакиваю отца, — ответила матушка, показывая на черный бархат парадной мантии. Стало ясно, почему она не спускалась вниз. В то время как простолюдины собирались на поминки, чистокровная знать предпочитала грустить в одиночестве: каждый уединялся у себя и проводил так несколько дней, посылая домовиков за едой. Драко полагал, что это было разумно. В конце концов, некоторые колдуны могли искренне скорбеть, и им было бы неприятно находиться вместе с теми, кто был только рад избавиться от покойника, или сам подлил ему яду!

— Понятно, — ответил он, неловко переступая с ноги на ногу. Отец, вообще-то, был жив. Интересно, что бы он чувствовал, если бы тот и вправду умер?

— А ты почему не в трауре? Ты, похоже, уклоняешься от своего долга, Драко.

Она укоризненно посмотрела на него. Он отвел глаза и решил, что чувствовал бы себя по-другому. Умри Люциус, не случилось бы их последней встречи в Азкабане, и он не узнал бы, как отец к нему относится. Трудно оплакивать того, кто считает, что тебе было бы лучше не родиться.

Вслух он сказал:

— Вовсе нет. Я избегал его, когда мы жили вместе. Теперь он с нами не живет, и в этом нет необходимости.

— Что ты себе позволяешь, сын?

Он просто сказал правду. Честно оценил сложившуюся ситуацию.

— Вы же сами советовали мне сдерживать чувства. И мы не обсуждаем такие темы, — заметил он. Матушка в прошлом не раз выговаривала ему за слишком впечатлительную натуру. С тех пор прошло много времени, но это не означало, что он забыл.

— Это твой отец не обсуждал такие темы. Теперь мы можем поступать, как захотим, — с чувством произнесла она. Он не очень понял, на что она намекает, но было ясно, что это для нее важно.

— Например? — недоуменно уточнил он.

Она посмотрела в пространство и улыбнулась:

— Пока не знаю, но со временем пойму.

Он вспомнил их встречу в Монако, сразу после ареста отца. При отце матушка ничего подобного не говорила. Она ограничивалась ничего не значащей светской беседой или делала замечания сыну касательно его манер. Без мужа она сразу ожила и как-то помолодела, словно вернулась в те времена, когда они еще не встретились.

— Я тут подумал…, — начал он, раз она все равно была в таком странном расположении духа.

— О чем подумал? — спросила она таким тоном, словно была готова ответить на любой его вопрос.

— Когда вы последний раз беседовали с Андромедой?

Как выяснилось, все-таки не на любой. Она на секунду нахмурилась, но тут же взяла себя в руки и укоризненно поинтересовалась:

— Почему ты спрашиваешь?

Он пожал плечами. Может, отступиться и поменять тему? Драко решил продолжить, просто потому, что испытывал страшную неловкость, а это был верный признак, что он поступает правильно. Он не думал, что ему придется об этом пожалеть.

— Я вчера видел дочку Блейза, и та болтала о своих тетушках. Ты по ней скучаешь?

Она, не задумываясь, произнесла положенную реплику:

— Это было давно. Слишком давно, так что вопрос не имеет смысла.

Примерно то же она сказала, когда ребенком он спросил, где ее другая сестра. Но в этот раз он не даст ей уйти от ответа.

— Не уверен, что это правда.

— Какое тебе дело?

Она начала раздражаться, что означало — его настойчивость ее задела, но он не собирался останавливаться. Дело было не только в ней: его воспитывала жуткая половина родни, и он считал, что имеет право познакомиться с половиной, которая не была предана злу, до того, как те умрут или он обзаведется собственной семьей.

— Она приходится мне теткой. Другой родни у нас нет.

И слава Мерлину! Он мысленно перебрал в голове имена: тетка Белла, дядя Рудольфус, дед Абраксас, дед Сигнус, бабка Друэлла, бабка Октавия, отец. Он немного скучал только по бабушкам. Октавия Малфой всегда была сурова, зато угощала сладостями, в то время как Друэлла Блэк отнимала сладости, но говорила ласковые слова. Белла как-то упомянула, что Друэлле никогда не нравился Люциус, что невольно вызывало уважение. С другой стороны, Белла сама терпеть не могла Люциуса, так что наверняка сказать было нельзя.

Нарцисса поджала губы.

— С чего ты решил, что мне надо об этом напоминать?

Она считает, что лучше забыть? Он знал, что это не так, и знал, что она никогда не забывала: когда она внушала ему, что нет ничего важнее семьи, это были не просто положенные слова. Может, она не всегда следовала этому правилу, но всегда в него верила. Вот и сейчас голос у нее задрожал.

— Вы могли бы что-то сделать, — сказал он. — Не мне же посылать ей сову! Мы никогда не встречались.

Она крутила в пальцах палочку. Уж не подумывает ли наслать на него старое, доброе Оплеушное заклятье, чтобы не указывал матери, как себя вести? Она больше не выглядела раздраженной, просто как-то съежилась. Без отца она не только помолодела внешне — к ней вернулись неуверенность в себе, и, может быть, даже страх.

— Мне не раз приходилось принимать тяжелые решения, Драко, — проговорила она, — и мириться с их последствиями.

— Выбор есть всегда, — ответил он, прежде, чем успел остановиться.

Ее глаза гневно вспыхнули, пальцы сжали палочку, и он понял, что снова вывел из себя свою бедную матушку. Будь ему одиннадцать, последовало бы «Орикула Пульсум!» [1], и он, спотыкаясь и сжимая голову руками, отправился бы к себе, усвоив, что с родителями надлежит обходиться уважительно. Но он уже вырос, так что она ограничилась суровым «Нам не о чем говорить».

Он знал, что следует отступиться, тем более, что она возвела вокруг себя каменную стену, но не смог удержаться еще от вопроса:

— Вы до сих пор думаете, что она поступила неправильно?

Он думал, что только сильнее ее разозлит, но вместо этого обескуражил. Матушка уронила палочку на колени и мрачно уставилась на нее.

— Я думаю, что была неправа, когда считала, что мое мнение что-то значит.

Может, в том, чтобы настраивать людей против себя, есть и преимущества? Если все станут любезны и перестанут друг к другу приставать, никто не станет откровенничать, и тогда любезность обернется ложью. Может, героем ему и не быть, но почему не стать колючкой, которая поможет обнаружить паучий укус прежде, чем тот загноится?

Так что он с ходу выпалил:

— Но если бы не считали, что бы вы решили?

— Мы все еще говорим о моей сестре, Драко? — проницательно заметила она.

— Вы так и не ответили.

Она втянула щеки и бросила мрачный взгляд на стену за его плечом.

— Ладно.

Драко засчитал себе еще очко. Он пробился через ее защиту, как до того через защиту Панси.

— Раз уж ты упорствуешь, я скажу.

Она замолчала, словно чего-то ожидая. Он сообразил, что от него требуется, и устроился на диване рядом с ней. Она выпрямилась и начала рассказ.

— Если не считать возраста, я всегда была средней сестрой.

Теперь, когда она решила заговорить, слова полились свободно, словно во сне.

— Дромеда всегда была самоуверенной и требовательной, и всегда поступала по-своему. Она никогда не прислушивалась к чужому мнению, о чем бы ни шла речь: нарядах, кавалерах или политических убеждениях. Белла всегда была странной, и я никогда не знала, о чем та думает. Мне всегда хотелось ее защищать, хотя она была старше. Казалось, она может вспыхнуть в любой момент — совсем не умела держать себя в руках. Дромеда всегда стояла на своем и умела внушить уважение, а я была посредине. Я была недурна собой, хотя до сестер мне было далеко, имела кое-какие убеждения, и мне казалось, что этого достаточно. Я думала, что знаю что-то истинное и важное.

Она помолчала, разглядывая ладони.

— Я приняла решение, основываясь на том, что знала, и выбрала не ту сестру.

Она сказала это так тихо, что Драко едва разобрал, и не понимал, что ответить. Через мгновение она заговорила снова, так что отвечать не пришлось.

— Жизнь такая странная, Драко. Порой мне кажется, я всегда оплакивала тех, кто еще жив. Я оплакивала Дромеду в день ее свадьбы. За день до того она прислала мне сову. Написала, что если приду, стану подружкой невесты — платье она найдет. Я никому про это не рассказывала, даже Белле. Думаю, письмо все еще где-то лежит. А самое странное, я была убеждена, что в тот день приняла решение сама.

Она на секунду прикрыла глаза, и, поднеся руки к лицу, проговорила в ладони:

— Когда началась первая война, я оплакала Беллу. Я сказала, что женщине не следует принимать Метку. Та сослалась на Алекто, а я ответила: Алекто — вульгарная особа, и Белле не следует ей подражать. Она не послушала и поступила по-своему. Когда на следующий день она увидала меня в траурной мантии, то сразу поняла, в чем дело. До сих пор помню, как она смеялась. «Цисси, так я — покойница? Я как-то не заметила, но все может случиться».

От материнского голоса, на редкость точно воспроизводящего интонации Беллатрикс, Драко пробрало холодом. В нем звучало настоящее безумие.

— Она превратила это в шутку, — продолжила матушка, уже своим голосом. — Когда ты родился, она заметила: «Жаль, что у малютки Драко не осталось теток». В тот день, когда Северус дал Нерушимый обет, я оплакала его. Я оплакивала Сириуса, когда тот попал в Гриффиндор. Всю мою жизнь я прожила в окружении толпы призраков. Так что, если вернуться к твоему вопросу, я — последняя, кого надо спрашивать, что правильно, а что — нет.

Если Драко и раньше не понимал, что сказать, то теперь он был полностью сбит с толку.

— Но тебя я никогда не бросала, — продолжала она, не обращая внимания на его смущение. — Ты тоже жил в окружении призраков. Я помню, потому что все, что я могла — это удерживать тебя рядом хотя бы недолго. А теперь ты рассуждаешь, как Дромеда, и я надеюсь, это означает, что ты перестал со мной считаться. С чего бы кому-то это делать? Ко мне так редко прислушивались, что я не знаю, что сказать.

— Я внимательно тебя слушаю, — сказал он.

— Но я не могу повлиять на твои суждения.

Она взмахом палочки призвала старый альбом с противоположного конца гостиной.

— Смотри.

Он придвинулся ближе. Она раскрыла альбом и принялась медленно листать. В нем было множество колдографий сестер Блэк, большей частью снятых, когда те были подростками, на летних каникулах. Ближе к концу имелась колдография Нарциссы, Беллатрикс и Андромеды в затейливых парадных мантиях на фоне семейного гобелена. Молоденькая Нарцисса сияла от счастья. Беллатрикс выглядела на удивление нормальной и ослепительно красивой. Андромеда скрывала за весельем тревогу, и все время притягивала к себе сестер, которые пытались высвободиться из слишком тесных объятий.

— Дромеде здесь двадцать один, снимали в день ее рождения. Эта последняя колдография, которая у меня есть, и достаточно взглянуть, чтобы все понять. Она прощалась с нами, а я даже не догадывалась.

Она закрыла альбом, отдала его Драко и слегка сжала ему руку.

— Не волнуйся за меня. Я привыкла к тоске. Люди постоянно умирают, даже когда остаются в живых.

Вот и все. Конец истории. Драко понял намек, поднялся, и, дойдя до собственной спальни, положил альбом на кровать. Он почти не видел колдографий молодой матери, и его мучило любопытство.

* * *

Воскресенье. Ужасный день, который начался так же, как неделю назад: Драко бродил по гостиной, пока домовики расставляли стулья для следующего Собрания Тех, Кого Драко Малфой Не Хотел Видеть в Своем Доме. Точнее некоторых хотел, но только не вместе с остальными. Примерно в среду матушка сняла траур и начала вести себя так, словно ничего не случилось. Она сказала Драко, что в прошлое воскресенье, зайдя в гостиную, внезапно вспомнила, что у нее назначена другая встреча. Несмотря на прозрачность лжи, оба сделали вид, что поверили. Но в этот раз мать твердо решила присутствовать. Она устроилась на диване в дальнем конце гостиной, что только сильнее нервировало Драко. Он распорядился упаковать сумку со всем необходимым для ночевки, и теперь мрачно рассматривал ее, словно это по вине сумки ему предстояла ночь в аду. Первыми снова появились Уилл, Дин, Донован и Бьянка, и Драко представил их матушке, которая вежливо их приветствовала, прежде, чем вернуться на свой насест.

Поджидая остальных, он обратился к Уиллу:

— Ты так и не сказал, куда мы отправимся.

— Точно, не сказал. Скажу в конце собрания, так что готовься.

Драко неодобрительно посмотрел на Уилла и перевел взгляд на Бьянку в надежде, что та разговорится.

— Мне он тоже не сказал, — виновато объяснила та.

— Отлично!

Он все узнает тогда же, когда и Поттер. Он выбрал стул, и, пока из камина появлялись остальные, не отводил глаз от пола. Блейз устроился рядом и ткнул его в бок.

— Привет, Малфой. Хочу, чтобы ты знал — ты не самый худший крестный на свете.

— Вот спасибо, — ядовито ответил он.

— Что ты опять наплел Амаранте? Заставила купить себе плюшевую лису. Я так и не понял, зачем.

— Спроси у Грейнджер. Это ее книжка.

Блейз плотно сжал губы, так что Драко решил быстро поменять тему, прежде, чем молчание станет неловким.

— Панси тоже хочет петь.

Блейз был потрясен настолько, что полностью забыл о Грейнджер.

— Что? Ты уверен, что это была Панси?

— Если кто-то по непонятной причине решил выдать себя за нее, следовало бы играть более убедительно, — заметил он.

На самом деле Панси была больше похожа на себя, чем когда-либо, но он понимал, что она не хотела бы, чтобы Блейз обо всем узнал.

Прежде, чем Блейз успел ответить, Уилл поднялся и прочистил горло.

— Ладно, начинаем. Я отобрал несколько клипов, чтобы те, кто никогда не бывал на маггловском концерте, могли посмотреть, как это выглядит. Би, будь добра.

Бьянка вытащила из сумки странный предмет, и, раскрыв его, словно большую книгу, водрузила на стол посреди гостиной. Потом нагнулась и быстро постучала пальцами по нижней поверхности, из-за чего сверху на маленьком экране начали мелькать цвета. Наконец, добившись того, чего она добивалась, она взмахом палочки спроецировала содержимое экрана на стену.

Смотреть клипы было интересно, но Драко никак не мог сосредоточиться. Он мог думать только о ночевке, и мечтал, чтобы встреча поскорее закончилась, и он, наконец, узнал, что ему предстоит. Он несколько раз оглядывал гостиную: все, похоже, думали о том же. Гермиона ломала пальцы, а Поттер и Джордж сидели, вытянувшись в струнку и сжимая кулаки на коленях. Кроме Уилла, никто не произнес ни слова. Через сорок пять минут, которые тянулись дольше, чем вся предшествующая неделя, Бьянка закрыла музыкальную машину, и Уилл обратился к собравшимся:

— Прежде, чем раскрою планы на вечер, хочу обсудить финал. Мы пока не решили, что будем петь, но запланировали групповой номер, в котором смогут участвовать все. К нам присоединится подруга Дрейка, так что кавалеров и дам будет поровну, если вычесть Дона. Будем танцевать парами.

Поттер подозрительно оглядел комнату, словно пытаясь вычислить злодея, которого могут навязать его невинной крошке-принцессе.

— Что за подруга? — спросил он.

— Мы не знакомы, но ее зовут Панси.

— Паркинсон? — ахнул Поттер.

— Есть вопросы? — поинтересовался Драко, и Поттер вызывающе уставился на него.

За Панси Драко был готов кидаться заклятьями в любое время. Для этого и существуют друзья.

— Уверен, ни у кого нет ни к кому вопросов, — заявил Уилл голосом, который, видимо, считал умиротворяющим. — И вообще, время пришло. Все, кто не собирается на ночевку, могут идти.

Блейз ущипнул Драко за руку и поднялся на ноги.

— Веселья, приятель, — сказал он и, хихикая, отправился к камину. Дин как-то ухитрился просочиться вслед за ним, потому что вступил в камин вместе с Гвен и Донованом. Матушка, бросив на Драко сочувственный взгляд, выскользнула из гостиной.

Уилл с широкой улыбкой оглядел оставшихся шестерых волшебников, игнорируя нацеленные со всех сторон кислые взгляды.

— Я снял домик за городом, — начал он. — Три спальни и ванная, так что прятаться друг от друга не получится.

— Три спальни? — в ужасе переспросил Драко, проделав в уме кое-какие вычисления.

— Да. В одной буду я с женой, остальные две поделите между собой.

Драко поднял глаза как раз вовремя, чтобы ухватить остатки смятения на лице Поттера.

— Я — с Малфоем, — заявил тот, словно бросаясь на спасение детишек от соплохвоста.

— Отлично. Сможешь защитить от меня всех остальных, — ядовито прокомментировал Драко.

— Именно так, — серьезно ответил Поттер, до которого, похоже, сарказм не дошел.

— Никого не надо защищать — вмешался Уилл. — Мы отлично проведем время.

— Все готовы? — спросила Бьянка. В отличие от мужа она заметно нервничала. — Портключ активируется через пять минут.

Она извлекла из сумки бутылку из-под сливочного пива и поставила ее на стол. Все собрали свою поклажу и осторожно подошли ближе.

— Я не хочу жить вместе с Поттером, — заявил Драко, хотя и понимал, что после героического выступления жаловаться поздно.

— Все уже решено, — ответил Уилл шелковым тоном. — И он хочет поселиться с тобой. Ты же не станешь отказываться от такого щедрого предложения дружбы?

— Ну… — начал Поттер. — Я не совсем это имел в виду.

— А что тогда? Ты что, не хочешь дружить с Драко?

— Нечестно задавать вопросы…

Но тут активировался портключ, и их выбросило на медвежью шкуру посреди тесной гостиной. Уилл провел их по домику, восхваляя крохотную кухню и обшарпанную ванную так, словно все были в восторге от того, что здесь оказались. Драко пытался привлечь внимание Гермионы, но та упорно отводила глаза. Уилл проводил Драко и Поттера в их спальню, где две узкие кровати стояли почти впритык. Драко пожалел, что не покончил с собой в ту пору, когда это никого бы не удивило.

— Первое упражнение начнется через час, — бросил Уилл, кинулся к двери и торопливо прикрыл ее за собой.

Может, Уилл был наделен шестым гриффиндорским чувством, подсказывающим, когда брат-гриффиндорец хочет излить душу, потому что не успел Драко положить сумку на кровать, как Поттер заговорил:

— Послушай, Малфой, прежде, чем начнем что-то обсуждать, мне надо выяснить, жалеешь ли ты о том, что натворил, — сказал он, сужая глаза с видом, который, видимо, считал угрожающим.

Драко ответил холодным взглядом, который удался ему гораздо лучше.

— Не вижу проблемы, учитывая, что мы не собираемся ничего обсуждать.

Поттер напрягся еще сильнее, но его решимость от этого не уменьшилась. Ему не хватало старых друзей: Поттер вкладывал в бессмысленную беседу больше жара, чем Панси в обсуждение жениха (в тот недолгий месяц, когда она была обручена).

— Нет, собираемся. Мы застряли тут на всю ночь, и деваться нам некуда, так что начнем сначала. Так жалеешь или нет?

Вопрос, по многим причинам, был на редкость нелепым.

— О чем именно жалею? Что облажался, выполняя задание, которое не хотел выполнять, не держи Повелитель матушку в заложницах? Можно и так сказать.

Он изогнул губы и решил напомнить Поттеру о том, что кое-что он все-таки сделал.

— Жалею, что не назвал твоего имени, хотя был уверен, что это ты? Нет. Жалею, что помог посадить собственного отца? Нет. И жалею ли я о значках «Поттер-вонючка»? Разумеется, нет!

— А о том, что обзывал Гермиону «грязнокровкой»?

Поттеру-то какое дело? Всюду сует свой нос!

— Это касается только меня и Грейнджер.

— То есть ей ты сказал, что жалеешь.

До Драко сарказм дошел сразу и полностью, но он решил не опускаться до ответа.

— Ты не можешь рассчитывать, что тебя простят, если ты даже не просишь о прощении. Если ты перед ней не извинился, лучше скажи сразу. Так ты жалеешь или нет?

Да, он не просил о прощении. Какой от прощения толк? Даже если в один прекрасный день Поттер решит его «даровать».

Драко на мгновение прикрыл глаза, пытаясь взять себя в руки.

— Хотел бы я посмотреть, как бы ты себя вел, если бы тебе день за днем, с самого рождения, внушали одно и то же.

— Ты все еще в это веришь?

Словно Поттер знал все заранее и просто ждал, чтобы Драко проговорился. Ни хрена тот не знал! Понятия не имел, о чем толкует.

— Нет, — выдавил Драко сквозь сжатые зубы. Их задушевная беседа становилась все веселее. Он чувствовал, что утрачивает контроль над собой, и не знал, как его вернуть.

— Тогда перестань упираться.

Тон, как у победителя!

— Так ты жалеешь?

— Ладно, — выплюнул Драко, и, несмотря на все усилия, его понесло. Он поглядел на Поттера и вскипел от бешенства. — До хренища жалею, так? Ты, что, думаешь, мне нравится тратить годы зря? Думаешь, я только и мечтал влезть во все это дерьмо? У тебя под рукой всегда был кто-то, кто мог подбодрить, и все вокруг тебя просто обожали, — передразнил он. — А мне достались ледяные прикосновения матушки и Панси Паркинсон, плюс тетка Беллатрикс, парочка телохранителей и отец, заявлявший, что я должен справляться сам. При такой поддержке попытался бы ты не вырасти придурком!

Поттер изумленно смотрел на него. Постепенно гнев и ярость на его лице стали сменяться сдержанным любопытством. Только гнев Драко никуда не делся. Наоборот, от выдержки Поттера он только разгорелся сильнее.

— «Ты сам во всем виноват», — продолжил он. — Думаешь, я не знаю? Хотя спасибо, что напомнил. Очень полезно было еще раз выслушать, особенно от тебя.

Он изо всех сил старался разозлить Поттера, чтобы у них появилось хоть что-то общее, но ничего не получалось. Поттер на глазах успокаивался, и было ощущение, что поток его ярости переливается в Драко.

— Не думал, что ты это признаешь, — сказал Поттер. Ему хватило наглости выразить изумление, словно он считал, что хоть в чем-то понимает Драко.

— Особой тайны тут нет, — выплюнул он.

Все его тело было в таком напряжении, что он не смог бы пошевелиться, даже если бы захотел. Кровь громко пульсировала в ушах.

— Это я виноват, что устроил себе ужасную жизнь. И что вырос в семейке насквозь прогнивших уголовников тоже каким-то образом моя вина. Это все знают. Это же Малфои, так? Почему они не могут вести себя как все порядочные люди? Это все так думают, но я не думаю, что они настолько уж лучше. Легко быть долбаным героем, если каждый раз, когда хочешь кому-то помочь, не приходится преодолевать разлад с самим собой!

Поттер все с тем же мерзким бесстрастным лицом склонил голову набок:

— Кстати, вспомнил — почему ты вообще стал помогать Гермионе?

— Потому что она понятия не имела, во что вляпалась! Она собиралась писать книгу, располагая десятой долей нужной информации, и при этом рискуя жизнью. Она даже не подозревала, что за всем стоят Упивающиеся. И ей в голову не приходило оберегать спину. Я хотел, чтобы она прекратила, но она не послушалась.

Снова удивление на лице Поттера, начинающего всезнайки.

— Я пытаюсь понять, но ты говоришь полную чушь, — осторожно произнес он. — Ты что, хочешь сказать, что засадил отца в тюрьму, чтобы Гермиона оказалась в безопасности?

— Мне что, на пальцах объяснять? — поинтересовался Драко, чтобы скрыть свои настоящие мысли. То, что заявил Поттер, сбивало с толку, потому что сам он этой связи не видел. В своей голове он пытался остановить Гермиону, чтобы та избежала некоей неопределенной угрозы, но она убедила его действовать по своему плану и, в конце концов, отец оказался в тюрьме. Серия почти случайных совпадений, которые он не вызывал, но не сумел предотвратить. Но теперь, когда он увидел все в другом свете, его ярость стала ослабевать. С точки зрения Безупречного Героя Поттера, рискнуть и без того сомнительной репутацией семьи и пожертвовать семейным положением ради справедливости и Гермионы Грейнджер… это было своего рода героический поступок.

Он с изумлением посмотрел на собственные ладони, и, на мгновение позабыв о Поттере, ощутил прилив гордости. Должно быть, Гермиона с самого начала все воспринимала именно так. Тогда не приходилось удивляться, почему она позволила за собой ухаживать. И, ко всему, он наконец-то вычислил вторую причину, по которой стал ей помогать: не только потому, что она была в опасности, но и потому, что это было правильно.

Он опомнился и постарался принять бесстрастный вид, но, похоже, было поздно. У Поттера на лице появилось дурацкое выражение — с высоко поднятыми бровями и малоэстетично отвисшей челюстью.

— Именно так ты и поступил, верно? И до этой минуты об этом не догадывался?

— Перестань вести себя так, словно ты меня понимаешь, — пробормотал Драко.

— Может, и не понимаю.

Было очевидно, что эта мысль пришла Поттеру в голову впервые. Драко нахмурился.

— У меня еще один вопрос.

Поттера всего перекосило, словно он проглотил что-то кислое. Драко приготовился к очередной атаке.

— Какие у тебя… намерения относительно Гермионы?

Он не знал, что сказать. Поттер устроил отличную ловушку. Если он скажет, что никаких намерений у него нет, Гермиона может решить, что он поддался Поттеру, потому что недостаточно ее любит. А если скажет, что есть, она обидится, что он признался ее друзьям прежде, чем она сама оказалась к этому готова.

— Не твое дело, — сказал он наконец.

Глаза Поттера распахнулись от ужаса, и Драко осознал, насколько сильно себя выдал. Если бы у него не было никаких намерений, он должен был бы немедленно и с отвращением об этом заявить.

— А она что об этом думает? — поинтересовался Поттер, словно ответ его по-настоящему пугал.

— Сам и спроси, — сдал назад Драко. — Откуда мне знать, что она думает?

— Даже не знаю, что сказать. — Поттер, как обычно, его не услышал. — Думаю, сам понимаешь, что я тебе все кости переломаю, если вздумаешь ее обидеть.

Драко закатил глаза.

— Ну да, наш защитничек в очередной раз бьет себя кулаком в грудь. Ты ей кто, отец?

— Нет, но знаешь, кто ее отец?

— Маггл какой-то.

Это он знал, и это его больше не волновало.

— Верно, но я о другом. Он — стоматолог. Знаешь, чем они занимаются?

Драко неохотно потряс головой.

— Стоматологи — это маггловские специалисты по пыткам. У них имеются целые сундуки с плоскогубцами, дрелями, иголками и острыми стальными крючками. Тебя привязывают к стулу, заставляют открыть рот, а потом тыкают, сверлят и выдергивают зубы, пока им не надоест. И знаешь, что они делают потом?

Драко изо всех сил старался сохранять бесстрастный вид, несмотря на бешено бьющееся сердце и мокрые ладони.

— Берут с тебя деньги и говорят, когда прийти в следующий раз. Чтобы начать все снова.

Драко сумел выдавить сквозь сжатые челюсти только один вопрос:

— Зачем?

— Нравится им, — мрачно ответил Поттер, и Драко почувствовал, как холод пробежал по спине. Если не считать маггловского происхождения, между его отцом и отцом Грейнджер было больше общего, чем он ожидал.

— Так что будь поосторожнее, если тебе дороги твои зубы, — угрожающе завершил Поттер.

— Кончай разговор, — ответил Драко, стараясь сделать тон как можно более скучающим (но все-таки пробежав языком по передним зубам).

— Кончаю. И все еще считаю тебя скользким приспособленцем без стыда и совести, — сказал Поттер, но, вместо того, чтобы в гневе выскочить из комнаты, как мечтал Драко, остался стоять.

После напряженной паузы Поттер, весь перекосившись, медленно вытянул вперед руку. Драко растерянно и с отвращением уставился на нее. На лице Поттера снова проступила идиотская решимость. Драко решил подождать и посмотреть, не уберет ли тот руку, но Поттер даже пальцем не пошевелил. Он просто стоял и ждал, держа ладонь на весу и глядя Драко прямо в глаза.

— Ладно. Я считаю тебя самовлюбленным придурком, — ответил Драко.

Он грубо ухватил Поттера за пальцы и резко тряхнул. Поттер ответил таким же сильным пожатием, кивнул и вышел из комнаты.

Драко опустился на койку, думая, как все плохо. Через несколько минут раздался стук в дверь.

— Чего надо? — крикнул он.

В приоткрытой двери показалась Гермиона, что означало: час гриффиндорских признаний еще не окончился. Хорошо уже, что не Джордж!

— Я встретила Гарри на кухне, и у него был расстроенный вид, — сказала Гермиона, мешкая на пороге. — Ничего не случилось?

— Не знаю, как у Поттера, а у меня все отлично, — буркнул он. Она села рядом с ним на кровать. Он понимал, что ей хочется поговорить о Поттере, но решил нанести встречный удар и полностью переменить тему.

— Твой отец — правда, стоматолог? — спросил он, сбив ее с толку.

— Да, и мама тоже. А ты откуда узнал?

Может, ей было неприятно, что он это выяснил, но он не собирался ее за это осуждать.

— Поттер сказал, — признался он. — Что, и матушка тоже? А это законно?

— Что? Стоматология? — недоуменно переспросила она.

— Ну, если ты ее так называешь, — ответил он, обиженный ее спокойной реакцией. Может, в маггловском мире в этом не видели ничего особенного, но в нормальном мире точно также относились к домовикам, и Гермиона хотела это прекратить. Его поразило, что она не собирается неустанно бороться с так называемой «стоматологией», даже если это означает, что ее родителям придется закрыть свою пыточную камеру. Это отдавало лицемерием.

— Постой, — сказала она. — Что Гарри тебе наговорил про стоматологию?

— Всё, — укоризненно ответил он. — На подробности он не поскупился.

— На какие подробности? Драко, стоматологи — это такие маггловские целители, которые лечат зубы.

Он только собирался обвинить ее в том, что она пытается приукрасить зверские пытки, как до него дошло, что Поттер — наглый и беспардонный лжец.

— Ох, ну и придурок, — пожаловался он.

— Так что он сказал? — потребовала она.

— Сказал, что они занимаются пытками и для собственного развлечения рвут людям зубы. И я ему поверил!

В последний раз.

— С чего вы вообще стали обсуждать стоматологию?

— Ни с чего, — ответил он, прекрасно понимая, что она ему не поверит.

— И он заговорил о моих родителях. Почему?

— Ладно.

Похоже, придется сказать Гермионе правду. Опять. Ему не хватало старых друзей еще и по этой причине — тем можно было врать.

— Он пытался запугать меня твоим отцом.

Ее глаза расширились. Он понял, что она вычислила связь и начала паниковать.

— Ты сказал ему, что мы встречаемся?

— Нет. Он спросил, не хотел бы я с тобой встречаться. Я ответил, что это не его дело. Он решил, что это значит «да», потому что считает, что всё вокруг — его дело. Потом он попытался меня запугать, и, когда это не сработало, наговорил всяких гадостей про твою семью. Что и говорить, героическое поведение.

Все вокруг считали, что Поттер — воплощенная честность и правдивость, но Драко-то знал лучше. Это все из-за идиотских очочков: они придавали Поттеру беспомощный и невинный вид, и просто тому шли. Если бы у Драко волосы постоянно торчали во все стороны, словно он только что свалился с сеновала, и имелись щенячьи глазки в уродливых очочках, готовые в любой момент наполниться слезами, люди бы выстраивались в очередь, чтобы его утешить. Но у Драко были великолепные волосы, ледяные глаза, а его профилем можно было резать стекло. Стоило ли быть эффектным красавцем, если никому тебя не жалко? Но Гермиона, похоже, его жалела, и пока этого было достаточно. Правда, как раз сейчас та не испытывала никакого сочувствия.

— Просто Гарри еще тебе не доверяет, — бросилась она на защиту. — Почему он вообще заговорил об ухаживании?

— Понятия не имею. Он с чего-то решил, что отлично во мне разбирается, и что я только и думаю, как совершить какое-нибудь злодейство. Хотел выяснить, с чего я стал тебе помогать. Решил, что я у меня имелся какой-то тайный коварный умысел, — ответил он, драматически закатывая глаза.

— И что ты ему ответил? — спросила она, и он вспомнил, как его совсем недавно осенило. Он не знал, как она отреагирует, если ей про это сказать.

— Ответил, что хотел, чтобы ты перестала раскапывать чужие тайны, потому что ты не понимала, во что влезла.

Она медленно кивнула. Драко понимал, что ей хочется выспросить во всех подробностях, что именно они с Поттером друг другу наговорили. И для этого ей всего-то надо было задать сотню тщательно сформулированных вопросов. Драко осторожно огляделся по сторонам, раздумывая, как уклониться от дознания.

— Когда Гарри узнал, что ты собираешься за мной ухаживать, он стал тебе угрожать?

— Да, только мне было все равно.

— О чем еще вы говорили?

— Он обвинил меня в разных гнусных грехах, а я объяснил, что это не так.

— Каких именно грехах?

«Никогда, никогда не сдавайся!» — вот девиз Гермионы Грейнджер.

— Не помню. Всякие выдуманные обвинения.

Незаметно выпрыгнуть в окно явно не удастся.

Она скептически посмотрела на него, и он поспешил придать лицу бесстрастное выражение.

— И что, твои объяснения его устроили?

— Да. Нет. Не знаю. Он решил пожать мне руку.

Может, изобразить апоплексический удар?

— А ты?

— Ну, можно сказать и так.

Если сильно-сильно пожелать, может, домик рухнет? Или начнется пожар, и им придется спасаться бегством, и они забудут об этом разговоре…

Она улыбнулась и облегченно вздохнула.

«Домик, все в порядке. Можешь не рушиться».

— Это хороший признак, — заметила она.

В дверь снова постучали. Как раз тогда, когда ему удалось преодолеть последнее препятствие!

— Чего уж, заходите, — сказал он. — У нас тут, похоже, место общего сбора.

Уилл открыл дверь и широко улыбнулся.

— Я не помешал?

— Нет, — быстро ответила Гермиона.

— Нет, — уныло согласился он.

— Пора начинать, так что пошли.

Уилл остановился и подумал.

— Сначала Дрейк, а через пять минут — Джейн.

— Отличная мысль, — сказала Гермиона.

Она встала и вышла в коридор. Драко вслед за Уиллом направился навстречу судьбе.

Примечание:

1. «Oricula Pulsum» — «Удар по уху». Заклинание придумано автором.

«Мы победим, а не победим — так разобьем пару голов!»

Официальный девиз «Фальмутских соколов»

Поттер, Джордж и Бьянка сидели на медвежьей шкуре. Уилл тоже опустился вниз и жестом велел Драко последовать его примеру. В комнате было полно стульев, и Драко не мог взять в толк, зачем все устроились на полу.

Стараясь ни на кого не смотреть, он неловко сел на шкуру. В общем молчании, не в силах сдержать любопытства, Драко бросил взгляд на Поттера. Тот выглядел задумчивым и настороженным, но презрения не выказывал. Драко привык к миру, в котором, что бы вокруг ни происходило, они с Поттером ненавидят друг друга, и ему захотелось сказать какую-нибудь гадость просто для того, чтобы все на мгновение пришло в норму. Любопытство Поттера его невыносимо раздражало сразу по двум причинам.

Во-первых, тот имел наглость считать, что если Драко случайно рассказал о себе больше, чем намеревался, то так будет продолжаться и впредь. И, во вторых, потому что было нечестно, что Поттер после одного короткого разговора так легко отказался от многолетней вражды, а Драко не мог. Ему хотелось и дальше ненавидеть Гарри Поттера, и он решительно не желал соглашаться с мнением, что тот заслуженно считается героем. Драко больше не нравилось быть «плохим парнем», но к «хорошим парням» так просто не причисляли, и он сомневался, что сумеет сдать вступительный экзамен. Ему хотелось стать «обычным парнем», и он надеялся, что со временем Поттер и компания его таковым признают.

Тут в комнату вошла Гермиона и уселась на шкуру между Бьянкой и Джорджем.

Уилл многозначительно откашлялся.

— Начинаем первое упражнение, — сказал он. — Сейчас все по очереди скажут о себе три фразы, из которых только две — правдивые. Все остальные должны догадаться, где ложь. И не облегчайте задачу: говорите то, что другие о вас не знают.

Ну, это будет нетрудно. Бьянка и Уилл знали о Драко кое-что, Гермиона — немного побольше, а Поттер и Джордж — вовсе ничего. И, кроме того, все, кроме Драко, совсем не умели врать, так что победа была ему гарантирована. Может, считалось, что в этой игре не может быть проигравших, но Драко знал, что таких игр не существует. Все, что угодно, может стать предметом состязания, включая обычный разговор (особенно обычный разговор).

— Начнем с меня, — продолжил Уилл. — Во-первых, у меня с пяти лет под коленкой шрам. Во-вторых, я играю на сцене с пятнадцати лет, и мой первый ансамбль назывался «Штурмовики», потому что таким уж я был идиотом. И, в-третьих, перед тем, как зачать ребенка, Би заставила меня подписать обязательство не называть его «Хан Соло».

Бьянка хихикнула, и Драко решил, что ей запрещено отвечать. Сам он понятия не имел, кто такие «штурмовики» и «Хан Соло», поэтому промолчал.

— Думаю, во-вторых, — предположила Гермиона. — Кажется, ты впервые попал на сцену в шестнадцать.

— Попытка засчитана, но нет. Кто еще?

Он обвел круг глазами, но все молчали.

— Ладно. Я соврал в третий раз — обязательство было устным. Дрейк, твоя очередь.

Драко нахмурился. Он рассчитывал, что Уилл двинется в противоположном направлении, так что у него будет время подготовиться. Не снимая защиты, он заговорил:

— Я болею за «Фальмутских соколов», мой любимый автор — Франц Кафка, и меня очень хвалят за то, как я обслуживаю посетителей.

Он вовсе не собирался смотреть на Гермиону, но так получилось. Драко понял, что проиграл: она знает ответ, хотя пока и молчит.

Джордж фыркнул:

— В-третьих, конечно. Или в «Вороне» обслуживают только слепых мазохистов, ни слова не понимающих по-английски. Мог бы придумать что-то поинтереснее.

— А вот и нет, — вмешалась Бьянка. — Третье — как раз правда. Я слышала своими ушами.

Джордж расхохотался, и она закатила глаза:

— Я серьезно!

— Знаю, — ответил тот, продолжая смеяться. Драко бросил на него яростный взгляд. Поттер молчал, так что он снова посмотрел на Гермиону.

— Во-вторых, — с полной уверенностью заявила та. — Ты прочел только одну книгу Кафки, и она тебе не понравилась.

— Почему? Понравилась. Только он — не мой любимый автор.

— Тогда кто?

— Курт фон Нуггат.

Драко не знал, читала ли выросшая в маггловской семье Гермиона хоть одну книгу фон Нуггата, но в волшебном мире тот был хорошо известен. Драко нравилась маггловская литература, но он предпочитал держаться классики.

— Отличный выбор, — сказала она, и он почувствовал странное облегчение. — Мне очень понравилось его описание восстания гоблинов в «Гоблинской грамоте» [1]. И как умело он использует осаду волшебников в «Трех метлах» чтобы показать, как люди игнорируют то, что действительно важно, потому что целиком сосредоточились на…

— Гермиона, — вмешался Поттер.

Та, смутившись, отвела взгляд от Драко. В чем не было никакой необходимости. Может, Поттер в литературе не разбирался, но «Гоблинская грамота» была одной из самых любимых книг Драко, и он с гораздо большим удовольствием послушал бы рассуждения Гермионы, чем участвовал в глупой игре. Если та закончится до того, как придет очередь Поттера или Джорджа, что ж, тем лучше.

— Ладно, прости. Поговорим потом, Драко, — сказала Гермиона.

Следующим был Поттер. Тот фыркнул, видимо, для того, чтобы показать, что заметил обращение по имени, и оно ему совсем не понравилось.

— Ну, я одиннадцать лет прожил с магглами, тоже болею за «Фальмутских соколов», и моей первой метлой был «Нимбус 2000».

— Это нечестно, Гарри, — вмешался Уилл. — О таком постоянно пишут в «Пророке»: я знаю, я там работаю. Конечно, второе, и ты это придумал, чтобы достать Дрейка.

— Я тут причем? Я не виноват, что все всё про меня знают. Я бы хотел, чтобы было не так, — огрызнулся Гарри, и было похоже, что слава его раздражает, а не приводит в восторг, как всегда считал Драко. — Но раз уж ты угадал, давайте продолжать. Джордж?

— Ну, я болею за «Пушки Педдл», — сказал Джордж, выразительно глядя на Драко. Тот не счел нужным отвечать, особенно с учетом того, что на прошлой неделе «Соколы» разнесли «Пушек» со счетом 200:10. — У меня лавка на Диагон-аллее, и я — единственный сын.

Все рассмеялись. Даже Драко, хотя он и постарался это скрыть.

— Не думаю, что тут требуется ответ, — заметила Гермиона. — А я свободно говорю по-итальянски, у меня аллергия на кокосы, и дома я держу пятьдесят пар туфель.

— Должно быть, третье, — уверенно заявил Джордж, но Драко потряс головой. Может, никто из собравшихся не подозревал, что временами Гермиона ведет себя как легкомысленная девица, но он-то знал, и он сразу догадался, где обман. Она приподняла брови и выжидательно посмотрела на него.

— Первое, — сказал он. Он вспомнил, как она делала заказ в ресторане. — Твое итальянское произношение — не то, чем можно гордиться.

— Я считаю, для начинающей у меня отличное произношение. Но языком свободно не владею.

— У тебя пятьдесят пар туфель? — недоверчиво переспросил Джордж.

— Когда это ты говорила по-итальянски при Малфое? — уточнил Поттер, сразу же выделив главное.

— О, у Бьянки, — ответила Гермиона, и Драко усмехнулся.

Мысленно он составил собственный список малоизвестных фактов о Гермионе Грейнджер: она ненавидела обедать в столовых, считала «Энни Холл» счастливым фильмом, использовала грушевый шампунь, не любила готовить только для себя, носила с собой детскую книжку, потому что та принадлежала ее матери, знала далеко не все, и, когда ела мороженое, оставляла кусочки теста на потом. А еще она была в него влюблена. Возможно, она не подозревала, что Драко догадался, но в том, как она, глядя на него, краснела, поправляла волосы и теряла нить разговора, просматривался вполне определенный смысл.

К несчастью, они смотрели друг на друга слишком долго. Он спохватился, и попытался небрежно перевести взгляд, но было слишком поздно. Джордж выглядел сбитым с толку. У Поттера был такой вид, будто его вот-вот стошнит, что, по мнению, Драко, было чересчур сильной реакцией. Можно подумать, Поттер набрел на них, когда они трахались в специально оборудованном для секса подземелье, с кожаными ремнями, черными кружевными чулками, буйной копной волос, рассыпавшейся по подушке, и … Ладно. На самом деле у Малфоев не было подземелья, специально оборудованного для секса. Пока. Драко несколько раз сморгнул, чтобы избавиться от видений, и, вспомнив, с чего все началось, пришел к выводу, что Поттер не имел никакого права так реагировать на простой обмен взглядами.

Он знал, что Гермиона и Поттер относятся друг к другу как брат с сестрой, и попытался вообразить, что бы он почувствовал, если бы Панси захотела встречаться с Поттером. Получалось плохо, но он старался, и пришел к выводу, что его это вряд ли взволновало бы. Но, возможно, учитывая особенности личной жизни Панси, сравнение было не слишком удачным. На самом деле он бы больше тревожился, как бы Панси не оказалась в Азбакане за то, что отколдовала Поттеру яйца. С другой стороны, Драко никогда не воспринимал Панси как младшую сестру. А Поттер, непонятно с чего, все время рвался защищать Гермиону, словно та была маленькой девочкой, которую он помогал воспитывать, и поэтому никак не может понять, что она уже выросла. И это несмотря на то, что Гермиона была старше Поттера и по годам, и духовно.

Его мысли прервал смех Гермионы. Он очнулся и сообразил, что полностью пропустил высказывания Бьянки.

— Ладно. Что-то все сильно напряглись. Предлагаю выпить по стаканчику, чтобы расслабиться. Вы как? — спросил Уилл.

— Чертовски отличная мысль, — благодарно заявил Джордж, а остальные кивнули. Уилл встал и устремился на кухню.

— Я слишком устала, чтобы полночи сидеть с пьяными, — сказала Бьянка. — Пойду спать. Всем спокойной ночи!

Уилл вернулся и принялся разливать огневиски по стаканам.

— Я тоже спать, — сказал он. — Больше трюков у меня в запасе нет. Может, вам стоит просто выпить вместе.

Все промолчали. Когда Уилл хотел наполнить последний, четвертый стакан, Гермиона прикрыла его ладонью:

— Мне не надо. Я не люблю огневиски.

— Как хочешь. Спокойной ночи, ребята.

Он помахал им и вслед за женой отправился в спальню. Драко торопливо схватил стакан и отхлебнул. Вкус оказался дружелюбнее, чем ему помнилось, но он очень давно не пробовал огневиски. Он лениво прикинул, как виски может быть «дружелюбным» (дружба ведь не имеет вкуса?), но почему-то слово казалось самым подходящим и при этом странно знакомым. Он сделал еще несколько глотков, пытаясь сообразить, в чем дело, и внезапно понял.

Вкус был, словно Панси вернулась. Словно Гермиона принесла ему счастливую книгу. Словно Амаранта захотела его увидеть, домовики полюбили, Блейз пожал руку Гермионе, Мэгги провела через толпу, Уилл дал новое прозвище, а матушка улыбнулась в Монако. Он усмехнулся в стакан. Виски даже выглядело дружелюбным — он мог поклясться, что стакан улыбнулся в ответ.

Он встретился глазами с Поттером и, к собственному изумлению, обнаружил, что у того тоже дружелюбный вид. Он осознал, как сильно на самом деле хочет с ним подружиться. Так же сильно, как на первом курсе. Драко трудно было признать, даже самому себе, что он всегда безумно завидовал Избранному. Теперь, когда они оба выросли, он понял, что Поттер не идеален, и что у того была нелегкая жизнь, почти такая же нелегкая, как у самого Драко. Он вспомнил, как Поттер сказал: ему не нравится, что все лезут в его личную жизнь. Это он мог понять. Может, если хорошенько постараться, они сумеют поладить.

— Надо же. Я и забыл, как люблю огневиски, — благодушно заметил Поттер.

— Я тоже, — подхватил Драко. — Давно не пил. Пробавлялся маггловскими напитками.

— И как тебе маггловские напитки? — спросил Поттер.

Драко тут же ответил. И вправду, зачем цепляться за невинный вопрос?

— Попадаются отличные. Их книги мне тоже нравятся — Гермиона мне одолжила парочку. И одежда, и мороженое. Знаешь, магглы в сущности неплохие, — признал он, пожав плечами.

Поттер просиял. Драко захотелось осчастливить еще кого-нибудь. Это же так легко — просто говори правду!

— У них много всяких интересных приспособлений, — заметил Джордж. — Мой отец от них без ума, так что я рос в окружении всех этих штучек.

Джордж нахмурился, и Драко почувствовал, как от него волнами исходит тревога.

— В чем дело? — спросил он, надеясь, это не из-за того, что он сказал не то.

— Ничего. Не важно.

— Нет, тебя что-то тревожит. Я же чувствую, — вмешался Поттер. — Тут все друзья. Можешь нам всё рассказать.

Когда Поттер заявил, что тут все друзья, какая-то частичка мозга Драко (глубоко внутри) начала подавать тревожные сигналы, но он не стал обращать внимания. Он чувствовал, что Поттер счастлив, и был счастлив сам, а тревога Джорджа заставляла его волноваться. Он был так прочно с ними связан, и они знали друг друга так долго. Конечно, все они друзья!

— Сам не знаю, — ответил Джордж. — Просто заговорил при Малфое об отце, и вспомнил, какой у того дрянной отец, и вообще какое у них семейство. Всем вокруг так хорошо, что не хочется ничего портить.

Какой Джордж заботливый! Драко восхитился его самоотверженностью, и внезапно ему стало стыдно, что он до сих пор цепляется за старую распрю.

— Сколько поколений мы уже враждуем? Ты знаешь, вообще из-за чего?

— Понятия не имею. Распря просто продолжается, и с каждым годом становится хуже. Сначала мы делаем гадости, потом вы отвечаете, и порой мне кажется, что все мы одним миром мазаны.

— Малфои наверняка причинили больше зла, — возразил Драко. Он чувствовал, как Джордж переживает, и ему захотелось сказать что-то, чтобы тому полегчало.

— Я тут недавно думал об Уизли, и знаешь что? Когда вы порвали со всей этой чистокровной чушью, вы были правы. Думаю, нам следовало бы сделать то же, что и вы, лет сто назад. Если бы все так поступили, нам бы не пришлось сражаться друг с другом.

Та частичка мозга, которая подавала сигналы на заднем плане, испытала глубокий стыд от того, что он вслух заявил такое. Она начала завывать сиреной, но Драко твердо решил не обращать внимания. Ему было хорошо, потому что он знал — Поттеру и Джорджу тоже хорошо, и зачем было бороться с этим чувством?

— Спасибо, Малфой! Твои слова много для меня значат, — сказал Джордж. — Знаешь что? Ты теперь — глава рода, и думаю, отец не станет возражать, если я на пару минут займу его место. Что скажешь, если мы заключим постоянное перемирие между Уизли и Малфоями?

Джордж протянул руку, и в груди Драко снова разлилась теплота. Какая славная мысль!

— И ты сможешь простить все, что мы с отцом натворили за эти годы? — уточнил он, просто, чтобы убедиться.

— Если твой отец захочет прощения, пусть просит сам, — ответил Джордж. — Я говорю с тобой, и с тобой мы начнем все заново.

Драко улыбнулся и протянул руку. Над их сжатыми ладонями поднялся клуб черного дыма. Он почувствовал, словно с плеч упал тяжелый груз. Некоторые семейства, вроде Буллстроудов и Эбботсов, тоже устраивали склоки, но Малфои не терпели любительства.

Настоящую колдовскую распрю могли затеять только главы родов. Все начиналось со взаимных проклятий. Оба вызывали друг друга на дуэль, но ограничивались простыми жалящими заклятьями. Когда два пущенных одновременно заклятья сталкивались, начиналось состязание в силе, и, в конце концов, магия того из колдунов, кто был сильнее, порождала набор мелких неудач для обоих родов. Могучий колдун мог навести на род своего противника больше бед, и отец всегда повторял, что именно по этой причине Уизли нищенствуют. На удивление простое волшебство, опирающееся исключительно на чувства, и усиливающееся по мере того, как растет ненависть.

Драко всегда казалось, что нелепо соглашаться на то, чтобы тебя закляли в обмен на возможность заклясть чьих-то внуков, но до сих пор не подозревал, что с этим что-то можно сделать. Но теперь все члены обоих семейств должны были почувствовать, что порча снята. Интересно, что подумал отец в Азкабане? Матушка в Маноре тоже, должно быть, удивилась, но он был уверен, что со временем она поймет.

— Предлагаю тост! — радостно объявил Поттер. — За долгожданную и заслуженную кончину распри Уизли и Малфоев!

Он поднял стакан, и Джордж и Драко с ним чокнулись. Внезапно все трое осознали, что все это время Гермиона была с ними. Они опустили стаканы и разом поглядели на нее. Та сидела, словно оцепенев. Рот у нее был открыт, и на лице двигались только глаза, которые метались во все стороны.

Драко попытался понять, что она чувствует, но оказалось, что с Гермионой, в отличие от Поттера и Джорджа, он напрямую не связан.

— Что случилось? — спросил он.

— Э-э-э…. Дай-ка на минутку стакан.

— Если хочешь огневиски, я с тобой поделюсь, — щедро предложил Поттер.

— Нет, я хочу посмотреть стакан. Пожалуйста, — добавила она напряженным голосом. Рассердилась на что-то? Почему она не хочет поговорить с ними о своих чувствах? Она что, не видит, что все они очень сильно ее любят? Особенно Драко. Он протянул стакан, слегка задев ее пальцы своими, и почувствовал, как по руке пробежала теплая волна. Она медленно подняла стакан, покрутила и поднесла к носу, осторожно втянув воздух. Потом посмотрела на него. На секунду стена рухнула, и он ощутил все. Он почувствовал ее любовь и ее желание. Больше всего ему хотелось подползти к ней по ковру и крепко поцеловать, но это означало проявить неуважение к Поттеру и Джорджу. А еще он ощутил давнюю и привычную тревогу и осознал, что все это время Гермиона переживала за него.

Что сделать, чтобы убедить ее: теперь у него все прекрасно? Он был уверен, что по уши в нее влюблен. Может, они вообще родственные души? («Никаких родственных душ не существует!» — завопила Вечно Недовольная частичка мозга, но Драко не стал ее слушать). Она отвела взгляд, стена вернулась на место, а Гермиона в ужасе уставилась в стакан.

— Господи! Ладно, вы, трое, оставайтесь здесь. Мне надо поговорить с Уиллом. Я тут кое-что внезапно вспомнила… М-м-м. Только не двигайтесь с места.

— Но, Гермиона, — сказал Джордж, — Уилл и Бьянка спят. Конечно, они не обидятся, если их разбудят из-за чего-то важного, но Бьянка беременна, и ей нужен отдых.

— Можешь поверить, это действительно важно, — ответила Гермиона, вскакивая на ноги.

— Ты точно в порядке, Гермиона? — спросил Поттер. — Почему бы тебе не сесть и не рассказать нам, что с тобой?

— Мне срочно надо поговорить с Уиллом, но все равно спасибо, Гарри.

Гермиона повернулась и выбежала из комнаты, бросая на всех троих нервные взгляды, словно опасаясь, что, стоит ей отвести глаза, они взорвутся.

Драко проводил ее глазами, надеясь, что все в порядке. Ему хотелось знать, из-за какой такой срочности она решила разбудить Уилла, но отказалась разговаривать с двумя лучшими друзьями и будущим женихом. Стоило бы пойти подслушать, но это было бы безнравственно («что?»). Он поглядел на Джорджа и Поттера и увидел, что те тоже встревожены.

— Я переживаю за Гермиону, — признался он. — Как вы думаете, это не из-за меня?

— Нет. Это наверняка из-за меня, — печально ответил Поттер. — Когда осенью они с Роном разошлись, получилось очень некрасиво. Они оба ждали, на чью сторону я встану, а мне казалось, что лучше дать им время разобраться самим. Я был неправ. Мне надо было поддержать обоих. Джинни справилась с этим намного лучше меня. Она — потрясающая!

— Насчет сестренки ты попал в самую точку, но в остальном ошибаешься, — сказал Джордж. — Наш Ронничка за это время поумнел. Ему ужасно стыдно, что он вел себя с Гермионой как последний придурок, но смелости не хватает извиниться. Тебе стоит с ним поговорить. Порой этого достаточно, — глубокомысленно закончил он, и Драко согласно кивнул.

— Ты прав, Джордж, — сказал Поттер. — Никогда не поздно вмешаться. Уверен, Гермиона будет счастлива с ним помириться — я же вижу, как они друг по другу скучают.

Драко нахмурился. Рона он в чем-то мог понять: конечно, больно, когда Гермиона тебя бросает, и, случись такое, он бы наверняка вел себя не лучше рыжего придурка. С другой стороны, когда Поттер заговорил о том, чтобы их помирить, он ощутил острый приступ ревности. Оба чувства были так сильны, что Драко не знал, что делать, и только в смятении разглядывал собственные ладони.

— Что не так, Малфой? — спросил Поттер.

— Сложно сказать, — ответил он. Его беспокоило кое-что еще. — Почему ты не хочешь, чтобы я встречался с Гермионой?

Поттер замолчал, и Драко чувствовал, как тот мучительно обдумывает вопрос.

— Не поверишь, сам не знаю. Я хочу, чтобы у нее все было хорошо, и, когда она тут разговаривала с тобой о книгах, вид у нее был счастливый. Ты хоть понимаешь, о чем она, когда пускается в такие рассуждения?

Странный вопрос. Гермиона всегда рассуждала четко и по существу, но Драко кивнул.

— Вот. А я не понимаю. И никто из нас на самом деле не понимает. Она говорила, что посоветовала тебе почитать учебник химии.

— Это очень интересно, — ответил Драко. — Например, ты знаешь, что поваренная соль состоит из натрия и хлора? Оба элемента сами по себе ядовиты, но вместе превращаются в совершенно безопасное и при этом невероятно полезное вещество!

— Рад, что тебе интересно, Малфой, но больше это неинтересно никому, — вмешался Джордж. — Кроме Гермионы, разумеется. Так вы встречаетесь, что ли?

Джордж с Поттером во все глаза уставились на него, и он понимал, что не сможет скрыть от них правду. Он чувствовал, как тревожит обоих, и особенно – Джорджа, эта мысль, но с тех пор, как они покончили с распрей, тот излучал только симпатию. Так что можно было не бояться — Джордж не разозлится по-настоящему.

— Я же говорил — спросите ее. Думаю, она захочет сказать вам сама.

— Все равно странно, — признал Джордж. — Я бы за миллион лет не догадался. Но, знаешь, еще страннее, что, если подумать, смысл в этом есть. Никогда не думал, что скажу такое, но видно, что ты к ней неравнодушен.

— Так ты не сердишься?

— Не знаю. Не мое дело — вмешиваться, раз Гермиона что-то решила.

— Это верно, — сказал Поттер. — Это ее решение, и она обидится, если мы попытаемся ее защитить. Я знаю, что она способна сама о себе позаботиться. Хотя Рону это все равно не понравится.

Драко почувствовал, как Поттер напрягся, и сочувственно посмотрел на него. Он знал, каково это — чувствовать, что другу больно, а ты ничего не можешь сделать. Может, стоит вернуться и еще немного подбодрить Панси: та умела скрывать свои чувства, но все равно было видно, как ей плохо и одиноко.

— Рона это не касается, — заметил Джордж, — хотя причины расстраиваться у него есть. Он на самом деле очень переживает. Интересно, что он думает о завершении распри? Все ведь должны были почувствовать перемену, так?

Драко кивнул и только собрался ответить, как в комнату вошла Гермиона, а следом за ней — Уилл. Драко с грустью обнаружил, что она все еще расстроена. У Уилла был смущенный вид, но насчет него Драко не мог судить наверняка. Странно, что он чувствовал такую близость к Поттеру и Джорджу, хотя на самом деле дружил с Уиллом и Гермионой.

— Уилл хочет вам кое-что сказать, — начала она, потом повернулась к Уиллу и выразительно посмотрела на него. Тот сдался.

— Во-первых, я это сделал из самых лучших побуждений, и не считаю, что поступил неправильно, — заявил он. — Имейте это в виду, когда скажу, что я… э-э-э… подлил в огневиски Задушевное зелье.

— Задушевное зелье? — переспросил Джордж.

— Напиток сочувствия, — объяснил Драко.

И как он сам не догадался! Всё эти глупые игры. Но под влиянием зелья человеку казалось, что такие сильные чувства у него были всегда, так что догадаться было непросто.

— Тогда ясно.

— Ты должен был предупредить нас, Уилл, — сказал Поттер. — Хотя я понимаю, зачем ты это сделал. Хотел, чтобы мы научились друг с другом ладить.

— Вот именно!

— Не думаю, что он будет так же настроен утром, — заметила Гермиона. — Если к тому времени зелье выдохнется. Ты сколько налил?

— Совсем немного. Должно выдохнуться за пару часов.

— После чего начнется похмелье в виде острого чувства одиночества, —

сказал Драко. Гермиона кивнула.

Драко понимал мотивы Уилла, и ценил умело примененные хитрости и уместное коварство. Но он в свое время изучал Задушевное зелье, и помнил: оно отличалось нестабильностью. Уилл сильно рисковал: зелье далеко не всегда порождало дружелюбие. Оно, прежде всего, усиливало уже существующие чувства. Если бы они с Поттером действительно до глубины души друг друга ненавидели, то бились бы насмерть. Но сейчас Драко не мог вспомнить, что такое ненависть: и Поттер, и Джордж излучали дружелюбие и понимание.

— Думаю, пока зелье не выдохлось, вам лучше пойти спать, — посоветовала Гермиона. — Неизвестно, что вы почувствуете утром, после всего, что здесь наговорили.

— Отличный получился разговор, — сказал Поттер. — У нас с Малфоем никогда не было шанса получше узнать друг друга. Оказывается, не так уж он и плох.

Драко посмотрел на Поттера. Они обменялись довольными улыбками, и Поттер повернулся к Гермионе.

— Я знаю, ты боишься обсуждать это с нами, и не думай, что Малфой выдал твой секрет, но мы сами догадались. Так что, если хочешь с ним встречаться, пусть тебя не останавливает, что нам это не понравится. Мы все любим тебя, Гермиона, и ты мне как сестра, что бы ни случилось. Я буду рад всему, что сделает тебя счастливой.

Гермиона вздохнула и обвела их взглядом. Драко захотелось, чтобы она тоже выпила зелье — тогда бы он знал, что та чувствует.

— Спасибо, Гарри. Я тоже тебя люблю. Но, думаю, нам стоит вернуться к разговору, когда вы все придете в себя.

— Зелье не порождает ложных чувств, Джейн, — сказал Уилл.

— Ты меня очень разочаровал, — резко ответила на, — и тебе стоит вернуться в кровать прежде, чем я выскажу все, что думаю.

— Тебе виднее. — Уилл поднял руки и пожал плечами. — Спокойной ночи всем.

Он снова вышел из комнаты. Гермиона опустилась на пол между Поттером и Драко и снова принялась нервно переводить взгляд с одного на другого.

— Может, тебе тоже стоит выпить? — спросил Драко, протягивая стакан. — Мы все тебе нравимся, так что ты будешь по-настоящему счастлива.

— Не думаю, что это хорошая мысль.

— Почему? — спросил Джордж. — Я вот пытаюсь вспомнить, как считал Малфоя скользким мерзавцем, и не могу. Не поверишь, как делается легко! Кстати, прошу прощения, что тебя обозвал.

— Я твою семью и не так обзывал, — признался Драко. — Тоже прошу прощения.

— Не о чем беспокоиться, — заявил Джордж, отмахиваясь от извинения. — Вражда окончена. Сегодня первый день дружбы Уизли и Малфоев.

Рядом с Драко послышалось всхлипывание. Он повернулся, и обнаружил, что Гермиона старается сдержать слезы. Хотя он не мог чувствовать ее печаль, расстроенный вид подействовал на него как удар в живот. Он глянул на Поттера, понял, что тот чувствует то же самое, и ему стало вдвое хуже.

— Гермиона, почему ты плачешь? — спросил Поттер, беря ее за руку.

— Я не плачу, — ответила та, хотя явно плакала.

— Нам твои чувства недоступны. Пожалуйста, объясни, в чем дело, пока мы не лопнули от непонятного горя, — сказал Драко, стараясь говорить спокойно. — Ты же знаешь о Задушевном зелье. Представь, как оно на нас действует.

— Хорошо, — спокойно согласилась она. — Мне, видимо, стоит уйти, но я не хочу, чтобы вы провели всю ночь, изливая друг другу душу. Мне больно смотреть, как по-дружески вы себя ведете потому, что я знаю, что это неправда. Что этому скоро придет конец.

— Думаю, это не чистая правда, но и не полная ложь, — сказал Поттер.

— Но что будет завтра утром?

— Ну, о чем-то из сказанного мы пожалеем, но больше не сможем утверждать, что друг друга ненавидим, — заметил Поттер.

— Может, и так, — согласилась Гермиона. — Только вот не знаю, что в конце концов получится: то ли вы действительно поладите, то ли все вернется на свои места.

— Изменить все равно ничего нельзя. Со временем узнаем, — бодро заявил Джордж.

— Я по-прежнему считаю, что вам троим пора спать.

— Тебе будет приятно, если мы пойдем? — спросил Поттер.

— Очень, особенно если вы пообещаете не делиться друг с другом личными признаниями.

— Тогда мы так и поступим.

Он встал. Джордж поднялся следом, но Драко остался сидеть.

— Вы не против, если я погожу? — спросил он. — Мне надо кое-что сказать Гермионе.

— Ладно. Спокойной ночи, Малфой, — ответил Джордж с умиротворенной улыбкой. — Что бы ни случилось утром, сейчас ты мне нравишься. И я рад, что мы покончили с враждой.

— Я тоже, — добавил Поттер. — Спокойной ночи.

Он вышли из комнаты. Гермиона с укором посмотрела на него. Он смутно сознавал, что действует под влиянием зелья, но оно заставляло говорить то, что хотелось сказать, и он не собирался упускать случай.

— Я хочу извиниться за то, что дразнил тебя в школе, и за все остальное, чем тебя обидел. Особенно по поводу крови, — сказал он. Просто взял и сказал. Это оказалось совсем легко. — Теперь я в это не верю, и мне и тогда не следовало верить.

— Я знаю, что не веришь, и это было давно. Вообще-то до тебя я ни разу не слышала слово «грязнокровка», так что в детстве не слишком расстраивалась. Если честно, я всегда считала, что это звучит глупо, поэтому не могла принимать тебя всерьез.

— Это правильно. И не надо было.

И никому не надо было принимать его всерьез. Если бы первые двадцать лет жизни на Драко не обращали внимания, было бы только лучше.

— Но теперь все по-другому.

— Потому что теперь у меня есть причины.

Она улыбнулась так открыто, и видеть это было таким счастьем, что он пожелал, чтобы зелье никогда не выдыхалось. Она встала и смахнула с юбки невидимую пылинку. Он неохотно поднялся на ноги.

— Спокойной ночи, — сказал он и поцеловал ее прежде, чем она успела отвернуться. Все-таки хорошо, что она не пила зелья потому, что тогда поцелуй стал бы таким страстным, что все остальные поцелуи до конца жизни по сравнению с ним померкли бы и выцвели. Даже теперь, когда зелье действовало только на него, ощущение было потрясающее. Ее волосы были такими мягкими, а кожа — такой нежной, что прикасаться к ним казалось кощунством. Она торопливо отстранилась, и он остро ощутил одиночество.

— Спокойной ночи. Надеюсь, утром тебе будет не так плохо, как я боюсь.

Он кивнул, потому что говорить не мог. Он сумел бы произнести только «Я тебя люблю», но пока не хотел, хотя и понимал, что это наверняка написано у него на лице. Интересно, будет ли он так же сильно влюблен, когда зелье выдохнется? Но это могло подождать до утра. Он вернулся в спальню, чувствуя себя счастливее, чем когда-либо в жизни. Поттер уже лежал в кровати.

— Я извинился перед Гермионой, — сказал Драко.

— Отлично, Малфой. Хотя она не хочет, чтобы мы разговаривали, пока зелье не выдохнется.

— Знаю. Просто хотел, чтобы ты знал.

— Рад, что ты мне сказал.

Драко лег в постель, чувствуя, как счастье Поттера наполняет комнату, и долго смотрел в потолок, прежде чем заснуть.

* * *

Драко проснулся и обнаружил, что остался совсем один.

Его окружали безжизненные статуи, и он был обречен бродить по пустым улицам умирающей планеты, замкнутый в собственном теле и никем не понятый. Это был настоящий ад.

Он открыл глаза. Поттер сидел на краю кровати, и душа его была погребена под тысячью слоев лжи, предрассудков, смятения и бессмысленных эмоций. Драко тоже устроился на краю кровати, и они молча сидели так целую вечность. Наконец Поттер заговорил.

— Ты был прав насчет похмелья от зелья, — заявил он голосом сухим, как треск костей.

— Ты что, не поверил? Я, в отличие от некоторых, в зельях разбираюсь.

Драко не знал, как себя вести, так что решил огрызнуться.

Поттер устало вздохнул.

— Зачем ты так? Что подумает Гермиона, если услышит, как ты со мной говоришь, после всего, что было ночью?

— Не знаю. И знать не хочу. Каждый умирает в одиночку.

Поттер спрятал голову в ладонях. Драко послышалось, что тот бормочет: «Чистая правда», но уверенности у него не было. И ему было все равно. Он испытал всепоглощающее счастье единения с миром, общения с людьми, которых полностью понимаешь, и которые понимают тебя, и теперь этого счастья лишился. Никогда больше ему такого не испытать. Не стоит и рассчитывать.

В дверь постучали. В проеме появилась Гермиона со слабой улыбкой на лице и чайным подносом в руках.

— Привет, — сказала она. — Я вам чаю принесла. Добавила Бодроперцового зелья, должно помочь.

Драко по-прежнему не хотелось говорить, так что он уставился на нее, думая, что именно ее он хотел бы понять. Она вошла в комнату и протянула им с Поттером по чашке чая, а потом встала и принялась переводить взгляд с одного на другого.

— Все пройдет. Не забывайте, что это зелье, — напомнила она им обоим.

— Вовсе нет, — ответил Драко. — Может, из-за зелья я впервые все понял, но это не значит, что это ложь.

— Правда — то, что было ночью. Чувство одиночества — ложь.

Она сжала его плечо, и он почувствовал, как в желудке нарастает боль.

— Пойдемте, незачем тут сидеть. Почему бы вам не позавтракать на кухне?

— Какая разница, где? — ответил Поттер, и Драко полностью с ним согласился. В тюремной камере, собственной спальне, на кухне или на Кубке мира — всюду его подстерегало одиночество. Она беспомощно вздохнула и поманила их за собой. Они двинулись за ней через коридор и гостиную в кухню, где Уилл и Бьянка раскладывали по тарелкам хлопья. Джордж уже сидел за столом, так что они к нему присоединились. Уилл повернулся и поставил тарелку перед Драко, который смерил его ледяным взглядом.

— Не понимаю, чем вы все недовольны? — сказал Уилл. — Если бы кто-то проделал такое, когда вам было по шестнадцать, вы бы друг друга поубивали, но смотрите, что получилось, когда вы выросли! Вас объединило желание примирения. По какой-то причине вы боялись в нем сознаться, и я просто помог вам набраться храбрости. Вы сказали друг другу правду и покончили с вековой распрей. По меньшей мере, можно надеяться, что теперь и Уизли, и Малфоям станет больше везти.

Может, и так. В Маноре фамилию «Уизли» поминали каждый раз, когда случалась какая-нибудь мелкая неприятность. Драко вспомнил, как отец, в очередной раз ушибив палец о ножку стола, кричал: «Проклятые Уизли!».

С другой стороны, его уже постигло величайшее несчастье — он был жив, и был человеком, так что какая разница?

— Вам есть чем гордиться, — продолжал Уилл. — Ты гордишься ими, Джейн?

— Да, конечно, но…

— Никаких «но»! Цель оправдывает средства, я это всегда повторяю. Почему бы нам не притвориться, что зелье все еще в силе, и не насладиться дружеским завтраком? Может, я подлил вам добавки в хлопья, кто знает?

Драко подозрительно потыкал хлопья ложкой.

— Все, что вы пережили вчера, было правдой. Зелье не меняет душу. Оно усиливает те чувства, которые уже есть, порождает связь между теми, кто его выпил, и помогает говорить правду. Подумайте сами: смогли бы вы покончить с застарелой враждой под Империусом?

Драко и Джордж разом отрицательно потрясли головой.

— А почему? — спросил Уилл.

Драко посмотрел на Джорджа, потом на Уилла, но отвечать ему не хотелось.

— Под Империусом у людей не остается собственных чувств, а магия вражды требует искренности, — сказал Джордж. Похоже, тот справлялся с последствиями приема зелья лучше Драко, что не могло не вызывать зависти. — Мы с Гарри могли бы бросать друг другу вызов и кидаться жалящими заклятьями сутки напролет, но распря Уизли и Поттеров от этого бы не началась. Хотя мысль забавная. Может, ради интереса и стоило бы попробовать, но Джинни жалко — ее детки могут оказаться на редкость невезучими.

— Вот именно, — сказал Уилл. — Если уж вас так расстраивает, что со старой распрей покончено, почему бы вам не постараться обзавестись новой? Но уверен, что у вас ничего не получится потому, что вы перестали друг друга ненавидеть.

Драко нахмурился.

— И когда я сказал, что вам будет больше везти, я именно это и имел в виду. Мой дед с материнской стороны в день, когда я родился, прямо в Святом Мунго покончил с тридцатилетней ссорой, и отдача оказалась такой, что мне всю жизнь везет. Поэтому я вечно рискую, и всегда срабатывает. Вам тоже самое время сыграть в лотерею.

— Зачем ты это делаешь? — спросил Драко. Он понятия не имел, что такое «лотерея» и не был настроен играть. — Зачем постоянно вмешиваешься в чужую жизнь?

— У меня два любимых занятия: музыка и чужие дела, и я отлично справляюсь с обоими.

Это сильно раздражало, но Драко был способен оценить чужой дар, нравился тот ему или нет. Это касалось и выслеживания чужих тайн (Блейз), и умения доводить до слез (Панси). Так что он был готов признать, что Уилл, участвуй он в олимпийских состязаниях на лучшее вмешательство не в свое дело, наверняка выиграл бы парочку наград. Он снова потыкал хлопья, но его все еще подташнивало, и даже чай не помог.

— Мне пора домой, — заявил он. — Самая худшая ночевка в моей жизни.

Драко доводилось бывать в походных лагерях Упивающихся (хотя Повелитель их никогда так не называл), так что обвинение было суровым.

— Так и есть, — согласился Поттер.

— Железнодорожная катастрофа, — прибавил Джордж.

— Ошибаетесь, — ответил Уилл. — Думаю, через несколько дней вы со мной согласитесь.

Гермиона потрясла головой, не сводя глаз с нетронутых хлопьев. Бьянка неловко возилась у раковины. Драко сообразил, что она почти наверняка помогала мужу, особенно если вспомнить, как кстати она исчезла перед тем, как тот подлил зелье. Но все эти мелкие людские страсти его не трогали. Все они умрут, и лучше бы это произошло пораньше.

— Отсюда можно аппарировать? — спросил он. Бьянка кивнула.

Он забрал сумку из спальни и аппарировал в парк Манора. Когда он зашел внутрь, матушка снова его поджидала.

— Драко, где ты был? — спросила она. Вид у нее был озадаченный и заинтересованный, но она как будто не сердилась.

— В хижине в лесу, — ответил он, не собираясь вдаваться в излишние объяснения.

— С Артуром Уизли? — недоверчиво уточнила она.

— Нет, с Джорджем.

— Х-м-м. Я сильно поразилась, когда среди ночи проснулась от того, что наступил конец распре, но думаю, нам это пойдет на пользу. Все-таки очень странно… Я хотела с утра отправить тебе сову, и Окипета не сумела тебя найти. Бедняжка потерялась, и только что вернулась вся взъерошенная.

Она нахмурилась, явно переживая за свою жуткую сову.

Несмотря на ужасное настроение, Драко не мог не испытать удовлетворения. Похоже, ему уже начало везти: Окипета потерялась впервые в жизни. Может, цель все-таки оправдывает средства.

— Я подумала и решила отправить Дромеде сову, — спокойно продолжала матушка.

— Почему?

Он надеялся, что, в конце концов, это произойдет, но не ожидал, что так скоро. Жаль, что теперь ему все равно.

— Ты сделал то, на что не решился твой отец, и теперь моя очередь.

Примечание:

1. «Gobbledegook» — это не только название языка гоблинов, но и еще напыщенные и непонятные речи. Ближайший русский аналог – «китайская грамота».