Искупление (гет)

Кроме спальни, Беатрис были отведены еще несколько комнат в восточном крыле дома, в том числе небольшая гостиная. Важная, как римская матрона, Мерседес показала их своей госпоже, а также продемонстрировала приготовленные платья. Беатрис растерялась от великолепия тканей и богатой отделки и остановила выбор на самом скромном наряде оливкового цвета, по своему покрою не отличающегося от тех платьев, которые она носила до замужества.

Управляющий Фернандо, высокий и надменный мужчина с упорными темными глазами — под стать самому дону Мигелю, смотрел на нее не очень приветливо. Однако, держался почтительно. Он представил прислугу. Беатрис, медленно идя вдоль шеренги слуг, старалась запомнить всех по именам: она отдавала себе отчет, что ей придется завоевывать если не любовь, то уважение этих людей. 

— А это Лопе и Санчо да Варгос, — закончил перечислять имена Фернандо.

Беатрис моргнула от неожиданности: последними стояли двое молодых мужчин, совершенно неотличимых друг от друга.

— Они братья. Близнецы, — зачем-то уточнил Фернандо, и Беатрис послышалась нотка недовольства в его голосе.

Братья даже поклонились одновременно, а потом на их лицах застыло одинаково отсутствующее выражение. Управляющий скользнул по Лопе и Санчо неприязненным взглядом, затем, сохраняя неимоверную торжественность, известил Беатрис, что к ее услугам есть портшез для прогулок. Кроме того, дон Мигель отдавал в ее распоряжение ключи от библиотеки и всех прочих комнат дома.

— Мерседес все покажет вам, донья Беатрис.

Для нее была также оставлена резная деревянная шкатулка с золотыми дублонами. 

— Хотя мяснику и зеленщику уплачено вперед, а все кладовые полны, — добавил Фернандо, судя по всему, уверенный, что молодой госпоже окажется не по силам такая ответственность. 

У Беатрис сложилось впечатление, что управляющий воспринял ее как прихоть своего хозяина и не желал признавать за ней право принимать какие-либо решения. Однако она не стала спорить с ним, а, с достоинством поблагодарив, взяла ключи и шкатулку.

Мерседес показала ей кухню и кладовые. Затем они поднялись в западное крыло дома, где располагались библиотека, кабинет и спальня дона Мигеля. Беатрис на мгновение задержалась перед дверьми спальни, подавляя искушение войти. Будто бы увидев личные покои своего непостижимого супруга, она смогла бы лучше понять его. Служанка вопросительно взглянула на нее, и Беатрис с самым равнодушным видом прошествовала дальше по коридору.

Что касается дона Мигеля, то он не вернулся ни в этот день, ни на следующий. Ни через неделю. Сердце Беатрис замирало, когда она слышала цокот копыт, и запыленный всадник въезжал в мощенный каменными плитами двор. Однако новостей не было — ни хороших, ни плохих. 

Фернандо сказал ей, что эскадра вышла в море, и к прежним печалям Беатрис добавились новые. Она не ожидала, что на следующий день после свадьбы останется одна, в окружении незнакомых людей, и в доме, где едва ли с первого раза найдет нужную комнату, а дон Мигель даже не предупредит ее о своем отъезде. Пусть даже и осознавала, что семейная жизнь с сеньором адмиралом предполагает частые и долгие отлучки супруга...

«Что же, сеньор де Эспиноса держит слово» — иронично подумала она.

Дом был огромным, и ей пришлось потратить немало времени, чтобы изучить его. Часть крыши представляла собой террасу, куда вела широкая лестница. И Беатрис каждое утро поднималась наверх и до рези в глазах всматривалось в морскую даль. 

Она поразилась количеству книг в библиотеке, но не нашла там никого из любимых авторов — как и сказал ей дон Мигель, он не тратил время на чтение романов, а посему не держал подобного вздора дома. Полки были заставлены тяжелыми фолиантами, труды богословов мирно соседствовали с военными мемуарами и жизнеописаниями воителей прошлых столетий. Беатрис попробовала почитать выбранную наугад книгу, но туман софизмов автора, рассуждающего о грехах невольных, свободе воли, раскаянии и прощении нагнал на нее сон. 

Гораздо больше ей понравился сад — большой, но несколько запущенный, явно требующий пары работящих рук. Она выяснила у Фернандо, что прежний садовник подхватил лихорадку и отдал богу душу, а нового не наняли. 

— Слуги нанимаются только с ведома дона Мигеля, — предупреждая вопрос Беатрис, заявил управляющий.

— Хорошо, подождем возвращения дона Мигеля, — покладисто отозвалась Беатрис.

* * *

Прошло три недели. Беатрис несколько раз успела повидаться с сестрой, и Инес опять осталась разочарованной односложными ответами сеньоры де Эспиноса на вопросы о начале супружеской жизни. 

Эскадра где-то бороздила синие воды Карибского моря, и было невозможно предсказать, когда же адмирал де Эспиноса вернется домой. Но однажды утром море запестрело парусами, и Беатрис, увидевшая, как величественные галеоны входят в бухту, прижала руку к груди, стараясь унять забившееся сердце: как пройдет ее встреча с мужем? 

«При условии, что он соблаговолит явиться домой», — пришла в голову непрошеная мысль.

«Не будет же он жить теперь на своем галеоне», — резонно заметила она сама себе. 

Беатрис приказала готовить праздничный обед, не сомневаясь, что ее распоряжение будет беспрекословно выполнено: за это время ей удалось добиться повиновения от всех слуг, кроме разве что Фернандо, который всегда имел особое мнение. Она и не решалась приказывать ему, понимая, что ей не хватает ни знаний, ни опыта в ведении такого большого хозяйства. 

«И полномочий отдавать ему распоряжения».

Покрытый бронзовым загаром, несущий с собой терпкие запахи моря и пороха, просмоленного дерева и пота, де Эспиноса появился как раз к обеду. Беатрис показалось, что в глазах мужа при виде ее мелькнула радость, однако он церемонно приветствовал ее, и она подавила свой порыв подбежать к нему, а вместо этого присела в реверансе. 

* * *

— Приношу свои извинения, донья Беатрис, за мое внезапное и долгое отсутствие, — сказал дон Мигель, когда Беатрис вошла в зал. — Увы, война все еще идет, и долг адмирала Испании потребовал, чтобы я лишил себя удовольствия находиться в вашем обществе. Однако я вижу, вы прекрасно освоились, — он обвел рукой накрытый стол, — и даже вышколили моих бездельников-слуг. Что-то я не припомню, чтобы раньше меня встречали таким пиршеством.

— Ваши слуги преданы вам, дон Мигель, — пробормотала Беатрис. Она чувствовала себя весьма неуютно и изо всех сил старалась скрыть неуверенность: — Но, возможно, они не обладают даром предвидения...

— Значит, им обладаете вы, донья Беатрис?

— Я просто увидела корабли с террасы.

— Просто увидели. Понятно, — хмыкнул де Эспиноса.

Он изучающе рассматривал Беатрис и она, досадуя на свое смущение, уткнулась в тарелку. Далее обед проходил в молчании, и только в самом конце дон Мигель вдруг спросил:

— Вам понравилась библиотека?

— Боюсь разочаровать вас, но моему женскому уму неподвластны высокие материи, — улыбнулась Беатрис. 

— И ни одного милого вашему сердцу романа? Это мое упущение и я исправлю его, — свернув салфетку, де Эспиноса бросил ее на стол и поднялся. — Денег оказалось достаточно?

Беатрис, также вставая со своего стула, удивленно посмотрела на мужа:

— У меня не было необходимости тратить их, дон Мигель. Я сейчас принесу шкатулку.

— Неужели? Приятно осознавать, что моя супруга не только красива и умна, но и бережлива, — в голосе дона Мигеля звучала ирония, но Беатрис обрадовалась, предпочитая его насмешки той ледяной учтивости, с которой она столкнулась в день их свадьбы. — Не нужно ничего приносить.

Он подошел к Беатрис и поднес ее руку к своим губам, едва касаясь ими пальцев жены:

— Благодарю вас за этот обед. Сейчас я отправляюсь в резиденцию наместника его величества, а завтра мы попробуем вместе потратить немного того золота, которое я оставил вам. 

* * *

Ночью Беатрис долго не могла уснуть, думая, что, возможно, муж переменил свое видение их супружеской жизни, но слово гранда Испании оставалось нерушимым. А утром Лусия сообщила, что дон Мигель ждет ее в кабинете.

— Ты не знаешь, зачем? — спросила Беатрис, но служанка не знала.

Из-за дверей кабинета доносились негромкие голоса. Недоумевая, что так спешно понадобилось от нее мужу, Беатрис толкнула створку двери и с любопытством огляделась: вся мебель в комнате была из красного бразильского дерева.

«Надо же, тот самый красный сандал, из которого еще можно добывать чудодейственное масло».

Дон Мигель склонился над широким столом, заставленным небольшими шкатулками.

Услышав шаги Беатрис, он поднял голову и сказал:

— Доброе утро, донья Беатрис, — он кивнул на низенького толстого человечка, почтительно застывшего возле стола: — Это сеньор Алонсо, ювелир. Подберите себе что-то из его изделий.

— Если донья Беатрис изволит послушать моего совета, то я порекомендовал бы это, — ювелир открыл одну из шкатулок, в глубине которой поблескивало золотое ожерелье с словно подсвеченным изнутри камнями цвета пламени. — Это опалы, их привезли из Перу.

— Какая красота!

Беатрис залюбовалась тонкой работой и необыкновенными, переливающими различными оттенками камнями.

— Опалы должны подойти к вашему цвету глаз и тону кожи. Вам нравится?

— Да, очень, но я никогда не носила ничего подобного... Ожерелье стоит целое состояние...

— Привыкайте, донья Беатрис, — холодно сказал дон Мигель. — Вы моя супруга, и стоимость украшений не должна смущать вас. Итак, вам нравится?

— Да, — тихо ответила она, почему-то не чувствуя особой радости от того, что обладает теперь такой изумительной вещью.

«Другая женщина на моем месте была бы счастлива. Наверное... А разве я не счастлива?»

— Я должна выбрать еще что-нибудь? 

— В следующий раз, — усмехнулся дом Мигель. — Кстати, вы ездите верхом?

— Немного...

— В таком случае вечером жду вас во дворе. Скажем, в шесть пополудни. 

Где-то за час до назначенного доном Мигелем времени Мерседес принесла в гостиную сеньоры де Эспиноса платье для верховой езды из плотного темно-синего шелка. 

Сказать по правде, общение Беатрис с благородными животными ограничивалось несколькими уроками под руководством старого конюха и редкими прогулками на смирной кобыле со звучным, но совершенно не отвечающим ее темпераменту именем Торментоза, Бурная. Поэтому она вышла во двор, не испытывая никакой уверенности.

Два конюха держали под уздцы великолепных лошадей — мощного андалузского жеребца вороной масти и тонконогую светло-серую арабскую кобылу с темными хвостом и гривой. Еще двое слуг уже сидели в седлах, готовые сопровождать де Эспиносу и его супругу. Беатрис не удивилась, узнав невозмутимых братьев да Варгос. Как она успела понять, они были кем-то вроде телохранителей дона Мигеля и подчинялись только ему. Поэтому властный управляющий и недолюбливал их.

— Познакомитесь, донья Беатрис, это Ола, она ваша, — сказал стоящий рядом с жеребцом дон Мигель, когда Беатрис подошла к ним.

Молодая женщина коснулась мягких ноздрей, и кобыла ответила коротким ржанием.

— Смелее, у нее добрый нрав, — подбодрил ее муж, взлетая на своего жеребца.

Конюх придержал стремя, дожидаясь, пока госпожа устроится в седле и разберет поводья.

«Боже, я давно не ездила! Как далеко земля, а кобыла-то и не казалась такой уж высокой...» — улыбнулась сама себе Беатрис и гордо выпрямилась в седле.

— Вот и хорошо, а теперь вперед!

Однако де Эпиноса не пустился вскачь, как того опасалась Беатрис, а медленно поехал со двора. Она тронула каблуком Олу, и та послушно двинулась следом. Лопе и Санчо ехали позади, не мешая им.

Прогулка по Санто-Доминго длилась около часа. Эта часть города была вдалеке от порта и примыкающего к нему рынка и отличалась чистотой. Они выехали на улицу Лас Дамас, и дон Мигель сказал Беатрис:

— Это первая в Новом Свете мощенная улица, донья Беатрис, да к тому же она была создана, как следует из названия, для прогулок прелестной Марии де Толедо, невестки дона Кристобаля де Колон, и ее фрейлин. А вы неплохая наездница, — похвалил он вдруг жену. — Завтра — и при любой возможности — мы поедем еще, если вы не против.

Сосредоточенная Беатрис кивнула, стараясь держаться в седле прямо. У Олы был, конечно, добрый нрав, но ее танцующий шаг и некоторая горячность утомили молодую женщину, и когда пришло время повернуть назад, у нее сводило отвыкшие от такой нагрузки мышцы.