Искупление (гет)

Апрель 1690

Беатрис заглянула за полуоткрытые занавески, которые  отгораживали угол общего зала монастырского госпиталя. Монахиня,  поправлявшая сползшее одеяло  темноволосому  юноше, подняла голову и  улыбнулась:

— Мир вам, сеньора де Эспиноса.

— И вам, сестра Долорес, — поприветствовала ее Беатрис и спросила у юноши: — Донато, как твоя нога? 

— Благодарение небу и вашему чудодейственному бальзаму, она почти зажила, сеньора де Эспиноса, — на бледных губах Донато появилась улыбка.

— «Почти зажила» — это не отвечает действительности, а бальзам — не мой, а доктора Рамиро, — возразила Беатрис, — Однако, отец Кристиан сказал, что улучшение есть, и я рада за тебя. А теперь  постарайся заснуть. Уверена, когда ты проснешься, все и в самом деле будет хорошо.

...Донато был родом из небольшого поселения у подножия Кордильер-Сентраль, и подобно многим обитателям предгорий, занимался поискам серебряных или — если особенно повезет — золотых самородков. А две недели назад он свалился в глубокую расщелину и распорол себе левое бедро о камни. Донато удалось выбраться на тропинку,  и даже добрести до ворот госпиталя Святого Николаса. Отец Кристиан, взглянув на распухшую ногу, лишь скорбно поджал губы. Тем не менее,  он велел прикладывать к бедру горячие припарки, чтобы вытянуть заразу. Но состояние Донато только ухудшалось. 

Беатрис услышала об этом случае от сестры Долорес, которая всегда близко к сердцу принимала мучения страждущих, которым они ничем не могли помочь. Беатрис попросила сердобольную монахиню проводить ее к больному. Тот лежал в углу, предназначенном для безнадежных больных. На  изможденном лице  яркими пятнами горел нездоровый румянец. Он был очень молод — гораздо моложе самой Беатрис, и ей пришли в голову грустные мысли о скором завершении этой  юной жизни. Однако она вспомнила о бальзаме сеньора Франциско  и обратилась к судовому врачу за помощью... 

Донато уснул почти мгновенно. Сестра Долорес  удовлетворенно покачала головой и поманила Беатрис к выходу. 

В последующие дни Беатрис непременно справлялась у монахинь о состоянии больно, и у нее крепла надежда не только на то, что удастся спасти его жизнь, но и что он не останется хромым. Бальзам и вправду сотворил чудо...

* * *

Вопреки ожиданиям дона Мигеля, в этот раз жена не встречала его во дворе. Ну так что, не все же время она проводит на террасе, высматривая его корабль, — усмехнулся он себе. 

А он, как всегда, не мог даже приблизительно сказать ей, когда вернется. Днем ранее они заметили небольшую трещину в фок-мачте «Санто-Доминго», и адмирал де Эспиноса принял решение прервать патрулирование — благо, что французы в последние недели не беспокоили их. 

Наверное, Беатрис в саду или в библиотеке. Однако Фернандо с постным лицом сообщил ему, что сеньора де Эспиноса отправилась в госпиталь еще до полудня.

— И до сих пор не вернулась? — удивился дон Мигель.

— Нет, дон Мигель, — управляющий сокрушенно вздохнул.

— Должно быть, она решила навестить сестру, — пожал плечами де Эспиноса. — Зачем ей так долго быть в госпитале?

— Рискну навлечь на себя гнев — ваш или доньи Беатрис, — осторожно начал Фернандо, — тем, что рассуждаю о делах, меня не касающихся...

— Говори, Фернандо. За долгие годы, что ты мне служишь, я не раз убеждался в твоей преданности.

— Сеньора де Эспиноса в госпитале, я могу сказать это так же уверенно, как то, что сегодня пятница. Она посвящает сему богоугодному занятию немало времени.

— Тебе явно известно что-то еще, — де Эспиноса  пристально  взглянул на него.

— Только то, что сеньора де Эспиноса преисполнена доброты, вот и отец Амброзио во время воскресной мессы упомянул о вашей супруге, как о благочестивой женщине, не гнушающейся убогих, и которая «не убоится ни замарать богатых одежд своих, ни возложить персты свои на разверстые язвы страждущих» — так он сказал.

Дон Мигель сдвинул брови: услышанное не вполне отвечало его представлениям о том, чем Беатрис должна была заниматься в госпитале.

— А особенно сейчас, когда ваша супруга приняла такое деятельное участие в судьбе несчастного юноши... — Фернандо многозначительно замолчал.

— Какого еще юноши? — нетерпеливо спросил де Эспиноса, не совсем улавливая, куда ведет управляющий.

— Того, что едва живым добрел до госпиталя. Отец Амброзио приводил этот пример в доказательство того, что надо всегда уповать на милость Всевышнего. Ведь это Он ниспослал несчастному спасение в лице доньи Беатрис. Она спрашивала у сеньора Рамиро рецепт его снадобий, разве она не говорила вам? И произошло чудо. Это было еще до вашего отплытия... Правда, когда я выходил из церкви, до меня долетели слова какого-то гнусного насмешника, дескать это все из-за того, что у юноши — лицо ангела,  и сеньора де Эспиноса не зря старается, и  разве могут  почтенные седины тягаться с черными кудрями и пылкостью юности...

— Довольно, — резко прервал его де Эспиноса. — Отправляйся в госпиталь, раз уж ты так хорошо осведомлен о местонахождении доньи Беатрис. Пусть возвращается немедленно. 

* * *

Занавески были отдернуты и сидевший на кровати  Донато при виде Беатрис смущенно улыбался:  его безмерно  поражало, что знатная сеньора снизошла до такого бедняка, как он. 

— Вижу, что скоро ты будешь отплясывать фанданго, — Беатрис рассмеялась. — Не смотри на меня так, право, я начинаю чувствовать, что мой земной путь закончен, и я являюсь тебе в видениях.

Юноша залился краской:

— Я буду ежедневно упоминать вас в молитвах, сеньора де Эспиноса.

Беатрис хотел ответить что-то шутливое, но заметив, что взгляд Донато устремлен куда-то поверх ее плеча, обернулась. На пороге стоял  управляющий Фернандо. Встретившись с Беатрис глазами, он медленно поклонился и двинулся к ней, обходя кровати с больными  и хлопотавших над ними монахинь.  

— Донья Беатрис, вас ищут, — скрипуче выговорил  он, подойдя вплотную. — Вернулся ваш супруг.

Беатрис не думала, что дон Мигель вернется так скоро и обрадовалась,  и в то же время от мрачного взгляда  Фернандо ей  стало  тревожно. Тем не менее, она  спокойно ответила:

— Разве ты не знаешь, что я провожу эти часы в госпитале? — и немного иронично добавила: — Дон Мигель дал на то свое соизволение.

Взгляд управляющего стал еще мрачнее.

— О да, дон Мигель дал свое соизволение. Вот только на что именно?

Бедный Донато испуганно смотрел то на Беатрис, то на надменного незнакомого сеньора и молодая женщина  вскинула голову: 

— В твои полномочия не входит задаваться этим вопросом, Фернандо, не так ли? Ступай, я тоже иду.

— Дон Мигель сказал — немедленно, — на губах Фернандо появилась кривая усмешка. — Прошу вас, донья Беатрис. — Он приглашающе указал на  двери, всем своим видом показывая, что не намерен уходить без  нее.

* * *

У ворот госпиталя стояла карета. Фернандо махнул рукой слугам, ожидавшим сеньору де Эспиноса возле портшеза, а сам приглашающе открыл  перед молодой женщиной дверцу кареты. Весь путь до дома прошел в молчании. В полуприкрытых морщинистыми веками глазах управляющего Беатрис чудилось торжество. Дурные предчувствия охватили ее — Фернандо никогда особо не радовался ее появлению в жизни дона Мигеля, и с чего бы ему теперь торжествовать?

Брусчатка улицы под колесами кареты сменилась на ровные плиты внутреннего двора. С мягким толчком карета остановилась и соскочивший с запяток слуга распахнул дверцу и опустил откидную лесенку. Беатрис вышла и огляделась: мужа нигде не было видно.

— Где дон Мигель, Фернандо? — обернулась она к управляющему.

— Дон Мигель сказал, что будет ожидать вас в кабинете, — сухо ответил тот, и поклонившись, направился в сторону бокового входа.

Беатрис растеряно проводила его взглядом: что же  такого могло случиться, чтобы  управляющий в открытую выказывал ей свою враждебность?

* * *

Когда она вошла в кабинет, муж стоял к ней спиной и не повернулся при звуке ее шагов.

— Дон Мигель, рада, что вы вернулись так быстро... — начала Беатрис. 

— Рады? — саркастично переспросил он. — Разве я не оторвал вас от дела, куда более занимательного, чем постоянное ожидание супруга, который то  в море, то занят?

— Я не понимаю...

— Прекрасно понимаете, донья Беатрис, — он круто развернулся к Беатрис, и  у нее  екнуло  сердце при виде  его застывшего лица. — Я дал вам достаточно свободы, взамен же потребовал лишь двух вещей: вашей преданности и чтобы вы были достойны моего имени.

— Но что случилось? — воскликнула Беатрис.

— Вы все еще не понимаете? — де Эспиноса шагнул к ней и ровным голосом сказал: — Что вы можете сказать о подобным ангелу юноше, к которому вы проявляете столь глубокое сочувствие, что об этом уже говорят в городе?

— Дон Мигель, бедный мальчик был при смерти, — Беатрис стиснула руки, пытаясь сохранить самообладание. — И я попросила о помощи доктора Рамиро...

— А я  ясно дал вам понять, что ваше участие ограничится лишь благотворительностью.

— Признаю, что я в чем-то нарушила ваше условие...

— В чем-то? Я не потерплю, что бы мое имя стало пищей для досужих сплетников! — в голосе дона Мигеля  прорезался доселе сдерживаемый гнев.

Беатрис собралась с духом и смело встретила холодный  взгляд мужа:

— Я не сделала ничего, что могло бы бросить тень на имя де Эспиноса!

— Вы злоупотребили моим доверием и данной вам свободой. С этой минуты вы останетесь в своих покоях. Я подумаю, как с вами поступить.

Задыхаясь от обиды и возмущения,  Беатрис отступила к двери и молча вышла из кабинета. 

По-видимому, слуги  уже знали о ссоре, потому что огромный дом как будто вымер, и она дошла до своих комнат, никого не встретив. 

* * *

Испуганная Лусия несколько раз подходила и спрашивала, не нужно ли Беатрис чего-либо, но та качала головой. Она отказалась от ужина и до позднего вечера просидела в  кресле возле окна. Они с Мигелем  ни разу не ссорились, и его  несправедливые слова  жгли  ее. Как же так? Почему? 

Но когда обида схлынула, Беатрис  вынуждена была признаться себе, что она не только нарушила свое обещание, но и скрыла это от мужа. Ведь когда отец Кристиан допустил ее до больных, она предпочла не уточнять у него, знает ли он об условиях, выдвинутых доном Мигелем.

«Я лишь наблюдала, как лечат монахини и пару раз зашла проведать бедолагу Донато. В чем меня можно упрекнуть? — тут же вновь возмутилась она. Однако следующая мысль встревожила ее: — А ведь наверняка не обошлось без Фернандо... За мной, оказывается, приглядывают... Я должна поговорить с Мигелем. Сейчас же! —  она горько усмехнулась: —  Если мне оставили такую возможность...»

Беатрис  встала, и на цыпочках подойдя к двери, приоткрыла ее: уж не сторожит ли ее кто-то из слуг. Снаружи никого не было. Она  вышла из комнаты, спустилась в полутемный зал и остановилась в замешательстве, не обнаружив там дона Мигеля.

«Он вполне мог уехать хотя бы во дворец наместника или еще куда-то».

Желание немедленно объясниться с мужем стало еще сильнее. Ей почему-то казалось, что если она не сделает это немедленно, потом  все тем более осложнится. 

«Возможно, он в кабинете...»

Пройдя через зал, она вновь поднялась на второй этаж и замедлила шаг, приблизившись к высокой, украшенной резьбой двери кабинета. Беатрис встряхнула головой, собираясь с духом, и постучала. Она прислушалась, пытаясь понять, там ли муж. Какое-то время было тихо и она разочарованно вздохнула, поворачиваясь, чтобы уйти, но в эту минуту раздался сухой и весьма нелюбезный голос дона Мигеля:

— Ну что там еще, Фернандо? 

Беатрис решительно толкнула створку и шагнула в кабинет.

— Донья Беатрис? — угрюмо произнес дон Мигель.

Похоже, он не ожидал, что она осмелится прийти к нему и никакой радости по этому поводу не испытывал.

— Я пришла, чтобы… поговорить.

Явиться в тот февральский вечер и признаться в своей любви было для Беатрис намного проще, чем выдерживать   суровый взгляд мужа сейчас. Она запнулась, не зная, как продолжить, а Мигель не собирался помогать ей, и губы его были твердо сжаты. 

— Я должна была сделать это раньше. Обсудить с вами... попросить, чтобы вы разрешили мне... учиться у монахов, — она тяжело вздохнула и с усилием продолжила: — Я была не права, скрыв от вас, что отец Кристиан допустил меня ухаживать за больными. Более того, возможно, у него создалось неверное впечатление о... границах, дозволенных вами, а я не стала его разубеждать.

Дон Мигель  встал из-за стола и подошел к ней, не сводя с нее пронзительного взгляда:

— Так значит, вы  раскаиваетесь? Но  этого недостаточно.

 Беатрис передернула плечами, некстати припомнив  истории  Каридад  об ослушавшихся женах и жестокосердных мужьях.

—  Что бы вам ни рассказали, в моем поведении не было ничего предосудительного. Вы можете выяснить у отца Кристиана все обстоятельства. Если  вам будет угодно...

Губы дона Мигеля скривились в подобии усмешки:

— Откуда вам знать, что мне рассказали?

—  Вы правы, я не могу этого знать. Но я уверена, что этот человек... не питает ко мне любви.

— Его преданность роду де Эспиноса не подлежит сомнению.

Так значит  тут и в самом деле замешан управляющий! И поняв, что терять ей нечего, Беатрис твердо сказала:

— Его преданность вам, дон Мигель. Однако я уверена, что он не привел никаких доказательств моей вины.

Действительно, Фернандо  лишь передавал  слова  некоего  безвестного насмешника. Но они неожиданно глубоко проникли ему в сердце, причем де Эспиноса даже не знал, что ранило его больше  — мысль о «чернокудром ангеле» или открытие, что Беатрис не искренна с ним. 

— Хватит и того, что по городу поползли слухи.  И самое главное  — вы ослушались меня.

Беатрис покачала головой: что может она противопоставить ненависти Фернандо, возжелавшего опорочить ее? 

—  Да.  И я  сожалею об этом.

Де Эспиноса пристально вглядывался в побледневшее  решительное лицо жены. Она наверняка думает о неизбежном наказании. А ему следует  быть честным с собой.  Если он  ничего не предпринял, будучи вне себя от ярости, то сейчас, когда Беатрис совершенно неожиданно пришла к нему в кабинет, ничего не сделает и подавно. Однако его самолюбие, подстегиваемое ревностью, было слишком уязвлено, и он сурово спросил: 

— Почему ты сразу ничего не рассказала  мне, Беатрис?

Та потупилась:

— Я опасалась, что вы мне откажете.

— Ты была права.

—   Что же дурного в моем стремлении к знаниям? — муж  не ответил, и Беатрис прерывисто вздохнула: — Но раз  мне не убедить вас, что я верна вам  и  телом и душой... — Она вновь взглянула ему прямо в глаза: — Муж — господин своей жены... Какое наказание вы мне определите?

Дон Мигель был поражен  будничным тоном Беатрис. Его гнев окончательно отступил, погас. Черт бы  побрал Фернандо, не переусердствовал ли тот,  чересчур рьяно оберегая честь рода де Эспиноса?   А он сам тоже хорош — позволить себе от ревности потерять голову. И не возносил бы  отец Амброзио  хвалу, если  бы Беатрис вела себя недостойно... Осознавая, что не в силах и дальше  терзать ее, дон Мигель усмехнулся:  

— Ох, Беатрис, Беатрис...  Моя  дорогая упрямица.

—  Дон Мигель? — пробормотала Беатрис в недоумении от перемены  настроения мужа. —  Вы сказали, что моего раскаяния...

— Недостаточно?  Признаюсь,  то, что ты скрыла, гм,  свое стремление к знаниям, не слишком меня обрадовало.

— Простите...

Дон  Мигель кивнул:

— Но я не хочу с тобой ссорится.

Он подошел к шкафу и достал два серебряных бокала. Беатрис  растеряно  наблюдала за ним. Вернувшись к столу,  он наполнил бокалы темно-рубиновым вином из высокого графина и подал один из них Беатрис: 

—  А раз так... Примирение надо отпраздновать.

Де Эспиноса  внимательно смотрел в  лицо жены.  На ее губах появилась слабая улыбка,  тогда он легонько коснулся ее бокала своим:

— Не будем терять время, которое мы могли провести... иначе.

Беатрис  осторожно отпила маленький  глоток. До сих пор ей доводилось пробовать вино лишь по особо торжественным случаям. Однако терпкий ароматный вкус понравился ей, и она и не заметила, как бокал опустел. Приятное тепло разлилось  по ее телу.Она встретилась  глазами  с мужем, и у нее закружилась голова.

«Дело в вине», — строптиво подумала Беатрис,  чувствуя в себе отклик на недвусмысленный призыв в  его взгляде. 

Поставив  бокал, она оперлась рукой на край стола и не удержалась от смеха:

— Я опьянела, и ноги теперь совсем меня не держат...

— А ты намерена уйти? — поднял бровь де Эспиноса, — Наш разговор по душам продолжается, Беатрис.

— Разве вам нужны еще какие-нибудь объяснения?

— Разумеется, нужны, — пробормотал  де Эспиноса,  приподнимая жену и усаживая  ее на стол, — Я хочу понять, как тебе удается сводить меня с ума... Кажется, мне опять понадобится кинжал для твоих чертовых шнурков...

…Фернандо, выйдя от своего хозяина, уже поворачивал за угол, когда услышал, что кто-то поднимается по лестнице. Он обернулся и увидел сеньору де Эспиносу, направляющуюся, по-видимому, в кабинет дона Мигеля.  Эта женщина никак не уймется! 

Пабло вовремя рассказал Фернандо про раненого мальчишку, и сегодня хватило пары искусно  построенных фраз, чтобы  вызвать гнев дона Мигеля.  Фернандо был доволен. Правда ему не удалось добиться согласия дона Мигеля на то, чтобы оставить у ее покоев Пабло — до особого распоряжения...  Но и без того ссора между супругами была достаточно серьезной. Фернандо  даже позволил себе надеяться,  что дон Мигель пойдет на то, чтобы заключить строптивую жену в монастырь — на время или... 

А оказывается, той все нипочем!  Искушение было слишком велико, и Фернандо на цыпочках подкрался к неплотно закрытой двери.

Поначалу все шло как надо, но слова дона Мигеля о примирении вызвали глубокое разочарование у Фернандо. А  далее... с каждой  фразой, доносившейся из-за дверей, его  досада росла. 

—  Cердце мое, позволь мне  ласкать тебя... — Вновь прозвучал хриплый голос дона Мигеля, а затем Фернандо услышал тихий сладкий стон доньи Беатрис.

Управляющий в негодовании сплюнул: нет, его господин одержим этой женщиной! Впору звать отца Амброзио, она точно знается с дьяволом! И околдовала несчастного сеньора де Эспиносу! Вне себя от злобы, он сплюнул еще раз и, уже не таясь, пошел прочь: все равно его шагов никто бы не услышал...

— Ты правда не сердишься? — тихо спросила Беатрис.

Она сидела на столе, и высоко поднятые юбки бесстыдно открывали ее колени.

— Сержусь, —  с притворной суровостью ответил дон Мигел. — И завтра мы... побеседуем вновь. А теперь отправляйтесь спать, дорогая жена.

— Мигель... — прошептала Беатрис,  оправляя платье и невольно улыбаясь  в ответ.  — Мое платье!  — вдруг спохватилась она.

— Вот незадача, и оно уже не первое, которое серьезно пострадало по моей вине. Накиньте мой плащ, —  он указал на темный плащ, небрежно брошенный на спинку кресла.  — А я — увы, должен вернуться к незаконченным делам.

Когда жена уже взялась за ручку двери,  де Эспиноса вдруг сказал:

— Ты можешь учиться у отца Кристиана.

Беатрис обернулась и  изумленно  посмотрела на него.

— Тем более, что я уже разрешил это — ведь так он считает, не правда ли? — иронично продолжил дон Мигель. — Но в следующий раз, когда тебе захочется придумать себе мое решение, спроси прежде меня.