Чернее ночи (гет)

Уильям Сеймур поднялся на второй этаж и неспешно прошел в свой кабинет. Он планировал снова погрузиться в работу. Целыми днями он сидел за этим шикарным резным столом из красного дерева, изучая бумаги. Уильям Сеймур вел дела скрупулезно, предпочитая ни на что не отвлекаться. Но когда он зашел глубже в комнату, до его ушей донеслись громкие возгласы за окном.

Айрин. Уильям Сеймур, подойдя к окну за его столом, тяжело вздохнул и нахмурился, став невольным свидетелем сцены, которая произошла между его внучкой и Теодором. Девушка оттолкнула юношу и тот, недолго думая, резко схватил ее за локоть и грубо поднял с мраморной ступеньки, на которой та сидела. Уголок рта Уильяма дернулся в легкой улыбке. Он не ошибся в Теодоре.

Сложив руки в замок за спиной, мужчина повернулся спиной к окну и двинулся в сторону портрета, который висел напротив огромного книжного стеллажа из того же красного дерева, что и письменный стол. Элеонор Сеймур — давно умершая супруга владельца этого имения. Потрет жены был единственным из всех во всем доме, который никогда не говорил. Женщина вздергивала подбородок и поджимала губы, совсем как при жизни. Но она всегда молчала.

Надо признать, Айрин унаследовала от своей бабушки некоторые черты лица и манеры поведения. Иногда он смотрел на внучку и видел в ней свою жену еще во времена обучения в Хогвартсе. Уильям поднял глаза на портрет Элеонор. В привычной своей манере женщина поджала губы и бросила холодный укоризненный взгляд на мужа. Что она хотела этим сказать? Что передать? Портрет молчал, впрочем, как и всегда.

Уильям вернулся за свой стол. Его мысли снова обратились к Айрин. В последние годы он стал чувствовать ту старческую сентиментальность, которая одолевала всех пожилых людей к определенному возрасту. Сеймур стал задумываться о судьбе Сесили. Ведь ни он, ни его жена не знали и, более того, не желали знать ничего о нерадивой дочери, что посмела сбежать с каким-то грязнокровным недоноском в Ирландию. В тот роковой день супруги Сеймур навсегда вычеркнули своего единственного ребенка из своей жизни. Они не интересовались ее дальнейшей судьбой и не принимали в ней никакого участия.

Но Элеонор умерла семь лет назад. Тихо, во сне. И Уильям остался один в этом большом, но таком пустом особняке. Жизнь и до этого была не столь красочна, со смертью Элеонор же утратила всякий смысл. Сначала Сеймур сомневался, но потом все же решил отыскать Сесили.

Потребовалось некоторое время и старые связи. И вот он уже стоял напротив маленького коттеджа, но так и не решился постучать в дверь. Уильям стоял почти минут сорок напротив и смотрел на два силуэта в окне. Мать и ребенок. Его родные дочь и внучка. Если бы не опрометчивый поступок Сесили, все было бы совсем по-другому. Сеймур продолжал злиться на дочь. Но он трансгрессировал сюда практически каждые три дня и лишь наблюдал, скрываясь в тени сумерек.

Уильям присутствовал и на похоронах своей дочери. Он всю церемонию стоял вдали, а когда все разошлись, подошел и опустил на могилу Сесили белые нарциссы. Мужчина не знал: любила ли его дочь их. Он в принципе знал о ней очень мало. Но нарциссы были любимыми цветами его умершей супруги. Уильяму Сеймуру хотелось, чтобы так его дочь могла стать ближе к Элеонор. Когда-то это были две самые важные женщины в его жизни.

В тот день Уильям Сеймур твердо для себя решил, что заберет Айрин в свой особняк. Пускай он совсем не знает внучку, пускай ей это и не понравится, он все равно совершит задуманное. К тому же, грядет война. Войны случаются во все времена, но всякий раз они становятся куда более ожесточеннее и безжалостнее, чем прежде. И одинокая девочка-полукровка крайне уязвима. Ее нужно уберечь.

Руководствуясь все тем же желанием, Уильям Сеймур заключил союз с Себастьяном Ноттом о будущем браке детей. Это правильно. В браке с чистокровным волшебником Айрин не затеряется во мраке грядущей войны. Уильям действовал исключительно из благих, как он сам думал, побуждений. Но разве можно объяснить это двум подросткам, с горячими сердцами?

* * *

Когда Айрин и Теодор вернулись в Хогвартс, все также при помощи камина, девушка так стремительно выбежала из кабинета директора, что даже не остановилась, задев его плечом.

Теодор был менее взвинчен. Хотя бы только внешне, потому что внутри него клокотала поистине большая злоба. Даже будучи заточенным в Азкабан, его отец пытается влиять на его жизнь. Он управляет ей, как и раньше. И Уильям Сеймур неплохо манипулирует этим. Ну вот за что ему это наказание в виде Айрин Уолш?

— Что произошло, мистер Нотт? — поинтересовался профессор, проследив взглядом за студенткой Когтеврана. — Что так расстроило, мисс Уолш?

— При всем уважении, директор, — ровным тоном произнес Теодор. — Это вопросы семейные и касаются лишь членов семьи.

— При всем уважении, мистер Нотт, — парировал ему Дамблдор. — Но с каких пор вы стали членом семьи Сеймур?

Теодор опешил от встречного вопроса директора. Рассказать ему о решении, которое совместно приняли Себастьян Нотт и Уильям Сеймур? Или промолчать, увильнуть от ответа? Юноша предпочел второй вариант.

— Могу ли я идти, профессор? — спросил Теодор. — Профессор Снейп задал написать большое эссе, не хотелось бы мне придти на занятие с невыполненным домашним заданием, — выдумал он.

— Безусловно, — кивнул Дамблдор. Он чуть опустил голову и посмотрел на студента поверх своих маленьких очков. — Есть ли что-то, о чем бы вы хотели поговорить со мной, мистер Нотт?

О, Теодору о многом бы хотелось рассказать. О той мрачной ночи перед поездкой в Хогвартс, после которой отвратительная татуировка клеймом застыла на его предплечье. О том, что он чуть не умер, если бы не лечение профессора Снейпа. О ссорах с друзьями, которые непременно следуют за ними, от того, что каждый из них внутри скован недюжинным страхом. Об объявлении Уильяма Сеймура о скором браке между ним и Айрин Уолш. Столько всего произошло, хотя не прошло и полгода от учебного года. Но разве можно о таком говорить с Дамблдором? Разве можно признаться, что он и его друзья невольно примкнули к Пожирателям Смерти? Разве о таком говорят вслух?

— Нет, профессор, ничего, — сухо отозвался Нотт.

— Тогда вы можете идти, — директор продолжал смотреть на него внимательным взглядом своих голубых глаз, словно пытаясь проникнуть вглубь его разума, разглядеть потаенные страхи.

Стоило двери, ведущей в кабинет директора закрыться за ним, как юноша облегченно выдохнул. Находиться в обществе Дамблдора просто невыносимо, создается впечатление, что он считывает мысли и чувства, что он знает все тайны, которые отчаянно оберегаются от общественности.

Тео прислонился спиной к колонне. Холод камня немного вернул парня в чувства. Положив руки в карманы брюк, в левом он обнаружил письмо от Себастьяна, которое передал Уильям Сеймур. Теодор и думать о нем забыл. Вытащив конверт, он принялся разворачивать его.

«Дорогой сын, я несказанно рад знать, какой чести ты удостоился. Это великий дар. Наш повелитель избрал тебя. Воспользуйся шансом проявить себя, докажи, что Нотты — величайший род, заслуживающий уважения.

Что же касается внучки Уильяма Сеймура, я не видел ее и даже не знал о ее существовании до сего дня… Думаю, Уильям тебе все рассказал к моменту, как ты читаешь это письмо. Это единственный шанс заслужить прощение. Смирись с тем, что твоя жена не будет чистокровной аристократкой. Сеймур заверил меня, что компенсирует этот факт огромным приданным и замолвит слово за меня и тебя, безусловно, перед Темным Лордом.

Береги себя, сын.

Себастьян Нотт, твой любящий отец»

Любящий отец? Неужто это письмо любящего отца? Теодор так разозлился, что изорвал желтоватый пергамент в клочья. С остервенением он истоптал несколько отрывков и размашистом шагом двинулся по коридору.

Да как он смеет писать подобное?! Любой любящий отец поинтересовался бы здоровьем и учебой сына. Он бы сказал, что ему так жаль, ведь за его проступки теперь перед Лордом и всем остальным обществом отдувается Теодор. Он бросил его и даже не интересуется: а справляется ли сын, тяжело ли ему нести бремя отпрыска предателя? Теодор Нотт ненавидел Себастьяна.

Если бы только мама была жива, если бы она только не умерла от укуса ядовитой тентакулы. Как это растение вообще оказалось в саду их поместья? Тео видел смерть матери. Видел как быстро яд распространился по ее телу, как жизнь покинула ее. А он стоял, будучи в оцепенении, и молчал. Он мог бы позвать на помощь, но слова не выговаривались. Один из эльфов увидел, как хозяйка упала навзничь, позвал хозяина. Но было поздно. Женщина уже была мертва.

Что если бы Теодор не стоял столбом? Если бы он позвал на помощь вовремя? Мама была жива? Разве допустила бы она такое поведение со стороны Себастьяна? И это Черная метка… Она бы ничего не смогла исправить, как миссис Малфой, но она была бы там, придавала сил и уверенности. Внушила бы ему, что все будет хорошо. Ведь все непременно должно быть хорошо, не так ли?

Ночь всегда сменяет день. И свет всегда рассеивает сумрак. Это непреложные истины мира. Но работают ли они сейчас? Тео уже ни в чем не был уверен.

Юноша резко остановился. Опустив голову на коленки и отвернувшись к окну, на подоконнике сидела Айрин Уолш. Судя по дерганным движениям ее грудной клетки, девушка плакала. Теодор молча стоял в стороне. Айрин продолжала не замечать его присутствия. И он мог бы пройти мимо, но делать этого не стал.

— За что ты на меня накинулась? — спросил он, подойдя ближе. Девушка испуганно дернулась.

— Что? — хрипло спросила она.

— Ты швырнула в меня учебник, напомню тебе, — Теодор невольно коснулся щеки. — Должна быть веская причина на это.

— Твоя последняя записка вывела меня из себя, — пожала плечами Айрин.

— Какая? — Теодор нахмурился. Уж этим утром он точно ничего ей не посылал.

— Ой брось отнекиваться, подлый змееныш, — фыркнула Айрин.

— Покажи, — не просьба, а приказ. Девушка замялась. — Я сказал, покажи, — надавил Тео. Неуверенными движениями рук, Айрин протянула ему маленький кусок пергамента.

Ну что за идиот послал это? Разве можно насмехаться над смертью матери? Если бы Теодор знал, кто этот гнусный мерзавец, не задумываясь бы проучил его.

— Это точно не я, — Айрин хотела уж было возразить, но Теодор не позволил. — Если ты не знала, моя мать тоже умерла. Мне было четыре года тогда. Я вырос без нее… Я бы не смог такое написать, — она изумленно смотрела на него. Зачем он оправдывается? Ложь? Или правда?

— Какая уже разница, собственно говоря, — вздохнула Айрин, снова повернув голову к окну. — Есть вещь куда более страшнее.

— Ну, — хмыкнул Теодор. — Тебе еще повезло, что меня выбрали в мужья. А если бы это был Крэбб или Гойл? Ты только представь.

Айрин повернула к нему голову. На ее лице промелькнула грустная слабая улыбка. Да, в чем-то он все-таки был прав. Как бы глупо это не звучало, но из всех недостойных на роль ее мужа Теодор Нотт был самым достойным.

— Меня тоже не радует подобная перспектива, поверь. Но у нас нет выбора.

Удивительно, но последнюю фразу Теодор произносил подозрительно часто. Неужели куда бы он не пошел, выбора нигде нет?

— Но уж коль скоро ты моя невеста, это налагает определенные обязательства на нас друг перед другом, — заявил он, Айрин сдвинула брови на переносице. — Если кто-то продолжит обижать тебя, сообщи мне об этом.

— Что же ты сделаешь? — хмыкнула она.

— То, что посчитаю нужным.

Вернувшись тем же вечером в гостиную Слизерина, Теодор решил немедля рассказать друзьям о произошедшем. Зачем скрывать? Правда все равно всплывет наружу. Например, когда Уильям Сеймур станет рассылать приглашения на их Рождественскую помолвку.

Он попросил Драко, Панси и Дафну собраться у камина. К тому моменту когда друзья спустились из своих комнат, в гостинной никого не было, студенты разбрелись по своим спальням. Им никто не мог помешать.

— Зачем ты нас собрал? — недовольно фыркнул Малфой, плюхаясь на диван. Дафна села рядом с ним, что позволило Панси присесть на подлокотник дивана, в нескольких сантиметрах от Драко. — Хочешь поведать, кому ты еще рассказал о нашем… — он запнулся. — Деле.

— Есть вещь, о которой хочу поведать, — Теодор принялся расхаживать перед камином, мысленно подбирая подходящие слова. — Но она не связана с этим делом, вернее косвенно, — все в недоумении смотрели на него.

— Ты пугаешь меня, — Панси слегка скривилась. — Что все это значит?

— Действительно, сядь и толком расскажи, — поддержал ее Драко. — Хватит изображать из себя заводную игрушку.

— Как вы все помните, Дамблдор вызывал меня и Айрин Уолш к себе, — начал свой рассказ Тео.

— И вам влепили наказание за драку? — перебил его Драко, закатив глаза.

— Нет, — он смерил друга недовольным взглядом. — Уильям Сеймур хотел видеть нас обоих. И попросил директора отпустить нас с занятий.

— Причем тут Уильям Сеймур? — продолжал перебивать недоумевающий Драко.

— Айрин Уолш — внучка старика Сеймура, — пояснила Дафна. Драко и Панси удивленно посмотрели на нее. Полукровка с Когтеврана внучка самого влиятельного аристократа магической Англии? — Я и сама узнала это в начале года от Тео.

— Да и я не был в курсе, что у Сеймура есть родственники, — кивнул Нотт.

— Ладно, хорошо, допустим, мы все порадовались за старика Сеймура и его внучку, — Драко выпрямился. Сейчас он куда больше был заинтересован в диалоге, чем еще несколько минут назад. — Как это связано с твоим рассказом? И почему косвенно касается нашего дела?

Теодор рассказал о том, что произошло в последнюю ночь перед поездкой в Хогвартс. О той части вечера, в которую до этого момента не были посвящены его друзья. О приглашении Уильяма пропустить стаканчик огневиски и о дальнейшей просьбе приглядеть за Айрин.

— Слушай, Нотт, мне все это надоело, — Драко раздраженно подскочил на ноги. — Если Сеймур сказал тебе, что ты плохо справляешься с ролью няньки, то это не повод собирать этот полночный круглый стол короля Артура, — он махнул рукой на девушек. — У нас есть и свои дела, на минуточку.

— На Рождество состоится наша помолвка, — выпалил Теодор.

Наступила тишина. Девушки замерли в изумлении. На полуслове запнулся Малфой. Он сейчас не ослышался, Теодора Нотта, его друга, собираются женить на совершенно не чистокровной девице? Разве такое возможно в их мире? И зачем столь раннее обручение? Это напоминает Средневековье. Разве времена, когда дети аристократов женились в шестнадцать или семнадцать лет не канули в Лету?

— То есть, я правильно понимаю, что ты обручен с Айрин Уолш? — с трудом выдавила из себя Дафна. Ее дыхание участилось.

— Такое решение приняли мой отец и Уильям Сеймур, — кивнул Теодор.

— Слишком уж активно они зашевелились, — буркнул Малфой, возвращаясь на диван.

— Что ж, я поздравляю тебя, — все, что смогла выдавить из себя Дафна. С трудом поднимаясь с дивана, девушка на ватных ногах двинулась к двери. Друзья проследили за ней молчаливыми взглядами.

Прочь из гостиной, подальше от Теодора. Только что ее мечты рухнули, как какая-нибудь красивая хрустальная ваза, и разбились вдребезги о жестокую реальность бытия. С тринадцати лет она была безнадежно влюблена в Теодора Нотта, грезила о свадьбе с ним, о милом поместье недалеко от Лондона с красивым и большим садом, где со временем будут резвиться их дети, заливаясь громким смехом, где в далеком будущем они, будучи уже совсем старыми, будут прогуливаться и вспоминать былое.

Это была ее идеальная детская мечта. А теперь ее нет. Все. Айрин Уолш украла ее мечту. Дафна ненавидела ее. Всей душой. Если бы она только знала, что этот брак поперек горла и самой Айрин, продолжала бы злиться? Быть может. В делах сердечных разум редко одолевает вверх. В любви не получается мыслить рационально.

И разве можно обвинить шестнадцатилетнюю девочку с разбитым сердцем в ненависти? А юношей того же возраста, которые взвалили на себя бремя ответственности за провинности отцов, готовых подчиняться и служить или же и вовсе пойти на величайшее преступление против человечности, лишь бы искупить грехи родителей? И другую шестнадцатилетию девушку, готовую переступить барьер Астрономической башни, чтобы закончить эти мучения навсегда?

Они все всего лишь дети, вынужденные стать послушными марионетками в руках взрослых. Виноваты взрослые, не дети. Потому что принимая свои решения, они убивают свет, живущий в душе каждого из них, они ломают их судьбы и мечты, вынуждая стать теми, кем они и не хотели бы быть. И за каждым подобным решением взрослых людей стоял он, могущественно сильный и ужасающе великий, — Лорд Волан-де-Морт.

* * *

Как и Теодор, Айрин не смогла утаить от подруг известие о ее скором браке с Ноттом. Тем же вечером, что и Тео, она, вернувшись с Астрономической башни, рассказала Падме и Парвати о событиях утра.

Падма, со свойственной ей гриффиндорской импульсивностью, которую студенты этого факультета зачастую путают со смелостью или храбростью, была готова после рассказа подруги самовольно покинуть стены школы и каким-то образом отомстить Уильяму Сеймуру за его отношение к Айрин, за то, как он безжалостно распорядился ее судьбой. Но девочки остудили ее пыл.

— Неужели ничего нельзя сделать? — грустно спросила Парвати.

— Вряд ли, — с трудом сдерживая слезы, выдавила Айрин. — Моя судьба предрешена.

— Должен быть выход, я уверена, — твердо заявила Падма. — Мы его обязательно найдем.

Проходили дни, недели, девушки так и не придумали способ избежать нежелаемого брака. В какой-то момент Айрин решила, что просто отбросит эту мысль. До Рождества еще далеко, а сейчас можно посвятить себя учебе.

Но кто-то подслушал ее разговор с сестрами Патил, и уже тем же вечером о злосчастной помолвке знал весь Когтевран, а уже через два — вся школа, включая профессоров и даже лесника Хагрида.

Большинство смотрели на Айрин с сочувствием и даже жалостью, но находились и такие глупые девушки, которые со злобой и завистью поглядывали на нее исподлобья, иногда даже не стесняясь выражать свои колкие комментарии. Как будто их ненаглядный Нотт был нужен Айрин, она была готова уступить эту участь каждой из них.

После каждого занятия профессор Флитвик хотел попросить Айрин ненадолго задержаться, чтобы поговорить. Ведь с начала года его любимая студентка стала еще более замкнутой, молчаливой, он и не помнил, когда последний раз она улыбалась. Но Флитвик так и не решился на разговор. Не смог найти подходящих слов, которые бы следовало сказать в такой ситуации.

С Ноттом Айрин практически не пересекалась, а если они случайно встречались в коридоре, то обменивались лишь парой дежурных фраз. Хотя на совместных занятиях Нотт нередко задумчиво засматривался на девушку, она чувствовала его взгляд. Все же Теодор ее не беспокоил. До этого дня.

Начался квиддич. Две недели назад состоялся первый матч между командами Гриффиндора и Слизерина. Как и всегда, Гриффиндор вышел победителем. Причем на этот раз разгром Слизерина был просто позорным. Ноль очков против двухсот десяти. Студенты всех факультетов и всех курсов еще долго об этом сплетничали. А Слизерин лишь отмахивался, объясняя свое фееричное поражение отсутствием Тома Вейзи, который получил бладжером по голове во время тренировки перед матчем, и Драко Малфоя, который загадочным образом умудрился заболеть за несколько часов до начала соревнования.

На этой неделе должен состояться матч между Когтевраном и Пуффендуем. Команда Когтеврана начала усиленно готовиться примерно за месяц до этого. Ведь капитан, Уоррен Брэдли, заявил, что в этом году Когтевран обязан во что бы то ни стало заполучить Кубок по квиддичу. Уоррен Брэдли был непоколебимым оптимистом.

Айрин также была в команде. На третьем курсе ее взяли в качестве запасного охотника, но уже в следующем году, когда должность капитана досталась Уоррену, Айрин вышла из запаса на место полноценного игрока команды. Брэдли знал, что его сокурсница отличалась удивительной ловкостью. Он видел ее игру несколько раз за предыдущий год, когда ей приходилось заменять выбывшего игрока. И Уоррен незамедлительно взял Айрин в основной состав.

Айрин любила квиддич. Со второго курса она грезила мечтой стать частью команды. И когда же через год ее все-таки взяли, радости не было предела. Пускай и в качестве запасного игрока, но взяли. Каждую неделю Айрин писала матери в Ирландию восторженные письма. Сесили гордилась успехами дочери, говорила, что это в ней от отца, ведь когда-то и Кевин Уолш был охотником сборной Когтеврана.

В этом году, учитывая события, которые произошли в жизни Айрин, девушка уже была готова отказаться от квиддича, уступив свое место новому игроку. Но Уоррен Брэдли ее не отпустил.

— Ты лучший охотник из всех, кого я знаю, — заявил он, когда в октябре Айрин подошла к нему в библиотеке и рассказала о своих намерениях покинуть команду. — Мне не найти за месяц равноценного тебе игрока.

— Я боюсь, что у меня не хватит сил полноценно играть, — пожала плечами Айрин.

— Так, слушай, — он взял девушку за руку и усадил на пустой стул рядом с ним. — Я старался не влезать в твою жизнь, не хотел бередить раны, — он замялся на мгновение. — Только будучи в команде ты сможешь от всего отвлечься. Хочешь злиться? Вперед! Лови квоффл и что есть силы пускай в ворота противника. А еще я попрошу Харпера и Льюиса направлять бладжеры только в Нотта, — Уоррен улыбнулся. Улыбнулась и Айрин. — Не уходи из команды, — он провел большим пальцем по ее руке, которую все еще продолжал держать. — Ты нужна нам. Мы нужны тебе.

С минуту Айрин молча смотрела на капитана команды. А может он прав? Какой толк будет, если она сядет на трибуны? Она ведь так хотела быть частью команды. И Сесили хотела того же, всегда поддерживала дочь в ее стремлениях. Так ради чего отказываться от собственной мечты?

— Уговорил, — кивнула Айрин. — На кого же я вас оставлю? — с улыбкой добавила она.

— Вот и славно, — Уоррен Брэдли остался доволен решением однокурсницы. В конечном итоге, он был непоколебимым оптимистом. И старался придавать те же чувства и своим друзьям.

За два дня до матча с Пуффендуем команда Когтеврана намеревалась провести финальную тренировку. Они получили разрешение у Флитвика, опередив при этом команду соперника. Поле для квиддича на ближайшие три часа было только для них. И Айрин, как назло, опаздывала на тренировку, потому что задержалась на отработке, которую получила за то, что швырнула учебник в Нотта.

Девушка опрометью неслась по коридору. Так три минуты назад она случайно задела Почти Безголового Ника. Буркнув нечто похожее на извинения, Айрин даже не остановилась. А привидение проворчало что-то в ответ про глупых студентов, которые не относятся к нему, сэру Николасу де Мимси-Дельфингтону, с должным уважением. В другом же коридоре она встретилась с Теодором. Эта недавно сложившаяся традиция уже начала порядком ей надоедать.

— Хочешь опять меня сбить с ног? — усмехнулся он.

— Уйди, Нотт, — тяжело дыша, заявила Айрин, остановившись перед ним. — Я опаздываю.

— Знаю, встретил вашу команду, — хмыкнул он. — Надеюсь, вы сможете обыграть этих простофиль с Пуффендуя, — добавил юноша с ухмылкой. — Но вам не обыграть нас в феврале.

Айрин рассмеялась.

— Вы себя так утешаете после позора в матче с Гриффиндором? — спросила она. Теодор выпрямился, ухмылка исчезла с его лица. — Если Вейзи и Малфой продолжат пропускать матчи, вам победы точно не видать, Нотт, — Айрин снова рассмеялась.

Теодор тоже был в команде. Но, в отличии от Айрин, он занимал место одного из загонщиков. Его взяли в тот же год, что и Драко Малфоя на роль ловца. И Тео практически сразу зарекомендовал себя, как отличный игрок и сильный загонщик. Пару раз за несколько лет он отбивал бладжер в нее, но Айрин слишком виртуозно летала на метле, так что с легкостью уворачивалась от его атак. До этого года они были друг для друга неприметными игроками команды-соперника. Но в этом году уже будущие муж и жена будут играть друг против друга. Кажется, намечается веселье.

— Это мы еще посмотрим, — хмыкнул он, поправив рукава своей рубашки.

— Вот и посмотрим, — вторила ему Айрин. Ох уж это вечное Слизеринское самодовольство и бахвальство.

Они разошлись в разные стороны. Теодор двинулся дальше по коридору, а Айрин продолжила бежать в сторону поля для квиддича. Ни он, ни она не обернулись.

* * *

— И снова команда Когтеврана забивает квоффл! — возвестил голос Герберта Рида — пятикурсника с Когтеврана, кого выбрали комментатором на сегодняшний матч. — Просто невероятно! Двести очков против шестидесяти! Разве есть у команды Пуффендуя шансы? — трибуны разразились криками. Местами радостными, местами — совершенно наоборот. С трибуны преподавателей и приглашенных гостей послышались аплодисменты.

Теодор довольно улыбнулся, когда Айрин победоносно пролетела над кольцами Пуффендуя. В бинокль, который он бесцеремонно забрал у какого-то второкурсника, стоявшего рядом, Нотт видел, как она пожала плечами, встретившись взглядом с вратарем команды-соперника. Ох, как зол был этот рослый здоровяк. Тео видел это по его раскрасневшемуся лицу. Но он сам виноват. Айрин сделала его как ребенка. Она замахнулась так, словно собиралась кинуть мяч в то кольцо, что было ниже всех. Вратарь стремительно подлетел туда, но он не рассчитал, что Айрин сумеет перехватить летящий квоффл практически в самую последнюю секунду и закинуть его в другое кольцо, которое осталось без его внимания. Ловко придумано!

— Тео, отдай ребенку бинокль, — услышал он требовательный голос Панси с левой стороны. Юноша повернул голову в сторону второкурсника, который продолжал дергать его за мантию, требуя вернуть отнятое.

— Пфф, да забирай, — фыркнул он. Панси смерила его недовольным взглядом. Иногда Теодор мог посоревноваться в вопросе вредности с Драко и выйти бесспорным победителем.

— Ты заметил, что с Драко что-то не так? — вдруг спросила Панси. — Он стал еще более замкнутым.

Трибуны снова разразились громкими возгласами. Команда Когтеврана забила очередной квоффл в кольца соперника. На этот раз дополнительные десять очков стали заслугой Уоррена Брэдли.

— Панси, мне кажется, здесь не место для этого разговора, — нахмурился Теодор. Он повернул голову к подруге. Она невидящим взглядом смотрела на поле. Мысли ее были далеки от сегодняшнего матча, все они были сосредоточены лишь на Драко, который не пошел на сегодняшнюю игру, заявив, что не интересно смотреть на соревнование совсем не волнующих его команд.

С ним что-то происходило. Тео и сам это видел. Малфой стал все чаще пропадать на долгое время, ничего не рассказывал, избегал всяких разговоров с ним и Панси. Драко был пугающе задумчив в последние недели. Что творилось в его голове? Нужна ли ему помощь? И если да, то с чем? Но разве Малфой попросит о помощи? Слишком гордый, слишком независимый, слишком упрямый для этого. И в этом его величайшая глупость: думать, будто он справится с чем-то в одиночку.

— Ты прав, — кивнула Панси. Теодор видел, как блеснули ее глаза. Девушка сдерживала слезы.

— Все будет хорошо, — он накрыл ее руку своей ладонью. — Мы обязательно со всем разберемся.

— Ты сам-то в это веришь? — усмехнулась Панси, повернув к нему голову.

— Мне хочется надеяться на лучшее, — отозвался Теодор.

— Мир рушится, Тео, — мрачно сказала Панси. — И мы в центре этого разрушения.

Теодор не успел ничего ответить, потому что в этот момент Герберт Рид возвестил о безоговорочной победе своего факультета. Джоу Чанг поймала снитч, принеся своей команде первый выигрыш в этом году.

«Надо будет непременно поздравить Айрин и похвалить ее игру» — подумал Тео. «А еще разговорить Малфоя» — мысленно добавил он.

Панси была права. Мир, который они знали, рушился. Он становился непредсказуемее, от того и более опаснее. Какое будущее им всем уготовано?