Чаша Хельги Хаффлпафф (гет)

Прошло несколько дней, и о беде, случившейся с леди Рейвенкло, узнала вся школа. За это время ей не стало лучше. Лорд Салазар исправно носил ей зелья, но толку от них было немного. Слизерин углубился в свои тяжеловесные трактаты, делал какие-то составы, выискивал рецепты, которые могли бы помочь хотя бы в некоторой степени, однако успеха не достиг. За эти дни он как-то усох и стал еще тоньше, морщины на его лице проступили отчетливее, и напоминали теперь глубокие порезы. Лорд Годрик взялся опекать учеников Ровены, со всей душой и очень бестолково, как он делал практически все, хотя беспризорными они не остались: обязанности Мастера временно исполнял ее прежний ученик — молодой, чуть рябоватый мужчина. В редкое свободное время лорды были снова заняты друг другом: их ссоры вышли на новый, яростный виток, а недолгое затишье и примирение из-за несчастья Ровены растаяло без следа. Хельга была поражена до глубины души. Ей казалось, что сейчас им, как никогда, нужно быть друг для друга поддержкой и опорой, но мужчины, судя по всему, считали иначе. Оба перестали даже подбирать выражения, и теперь их скандалы напоминали стычку деревенских мужланов посреди рынка. Хельге было больно видеть это, еще больнее от того, что собственный эгоизм оказался для каждого превыше чего бы то ни было — Дела, Цели, Дружбы. Ее друзья, люди, с которыми она провела рядом столько лет и столько всего совершила, превращались во врагов, и сделать с этим она ничего не могла.

«Неужели это и есть итог? Неужели к этому все шло с самого начала?» — без конца спрашивала она саму себя и не находила ответа. Как не находила ответ и на другой, еще более страшный и значимый вопрос: «Устоит ли Хогвартс?». Замок выглядел непоколебимым и прочным, этот дом для сотен подрастающих волшебников, для многих — единственный во всем мире приют, но и в нем могут пойти трещины, как в некогда спаянном союзе Основателей. Хельга долго изводила себя этими мучительными раздумьями, пока однажды не проснулась с ясной, пронзительной мыслью: теперь все зависело от нее. Это заставило ее похолодеть. Мысль была проста и беспощадна — на Годрика и Салазара надежды нет, слишком они погрязли в своих войнах за главенство, Ровену сразила болезнь и неизвестно, чем она закончится, следовательно, Хогвартс может рассчитывать только на нее, Хельгу Хаффлпафф. И долг ее теперь, ее священное обязательство, скрепленное некогда произнесенной клятвой — всеми своими силами сохранить и уберечь школу. Она пообещала себе, что ради этого долга поставит на кон даже собственную жизнь, если потребуется. Принятых решений Мастер Дома Хаффлпафф не меняла никогда.

Всегда верная своему слову, Хельга каждый вечер теперь проводила в башне Дома Рейвенкло. Она бы и вовсе переехала туда, но прекрасно знала, что, во-первых, Ровена никогда не допустит этого, а во-вторых, в ее заботе нуждались еще и «барсучки», о которых она не имела права забывать. Мы в ответе за каждого из них — так решили они вчетвером на заре Хогвартса, и так будет всегда. Хельге было тяжело оставлять Ровену одну. Леди Рейвенкло ни на что не жаловалась, не спорила, старалась лишний раз не выдать своей слабости, но выглядела при этом почти прозрачной и… смирившейся. Это пугало Хельгу больше всего. Ровена, которую она знала раньше, никогда не опускала рук. Теперь же, казалось, она решила полностью подчиниться обстоятельствам. Хельга подбадривала ее и всячески пыталась вернуть в прежнее состояние, ответом был усталый и теплый взгляд, который она ловила на себе все чаще и чаще. Баронесса смотрела со спокойной обреченностью и вместе с тем благодарила за участие. У Хельги все внутри сжималось от этого взгляда. Зелья не помогали, магловское врачевание, в котором был сведущ Слизерин, давало кратковременный и слабый эффект. Леди Рейвенкло теряла силы с каждым днем. Глаза ее запали, щеки ввалились, и без того очерченные скулы стали острыми, вставать с постели становилось все труднее. Левая рука оставалась такой же нечувствительной, но Ровене хватало духу шутить, что ей повезло уродиться правшой. Она улыбалась, тяжелое состояние как будто даже не пугало ее, но за этой мрачной веселостью скрывалась готовность к худшему и его ожидание.

Хельга страдала от собственной беспомощности. Видеть мучения близкого друга и не иметь возможности ничего сделать — это испытание похуже любой самой лютой напасти. Она не могла помочь. Не могла исправить. Не могла спасти.

Ничего она не могла.

В один из таких вечеров она покинула башню Рейвенкло с белым лицом и крепко стиснутыми зубами. Все вокруг туманилось от слез, она привалилась спиной к стене, внезапно осознав, что не может никуда идти. Хельга изо всех сил обхватила себя руками, словно пыталась победить физическую боль, но едва ощущала это. Несколько крупных слез скатилось по ее щекам и упало на каменный пол. Прижав ладонь ко рту, она зажмурилась, но слезы потекли сильнее. Можно сколько угодно твердить себе, что для них еще не время, но кто знает? Кто знает, что ждет впереди, а раз так, то как сдержаться? Это выше ее сил. Хельга по опыту знала, что слезы горя нельзя остановить — ни во имя кого, ни во имя чего.

Ровена была спокойна и даже величава — впрочем, как всегда, этого у нее не могло отнять ничто. Она держала в правой руке палочку, когда Хельга зашла к ней в сумерках, и даже не повернула головы на звук шагов. Комнату заливал свет, яркий, прохладный, будто под потолком взошла луна. Хельга не сразу поняла, откуда он льется, завертела головой и увидела над кроватью Ровены огромного серебристого орла. Он парил, свободно расправив крылья, мощный и сияющий. Хельга узнала недавнее изобретение Ровены — сильную мыслеформу, появляющуюся из магической формулы и душевных ресурсов. Она сама вызывала ее и знала, скольких внутренних затрат требует это заклинание, поэтому невольно восхитилась силой духа леди Рейвенкло. Та что-то прошептала, орел, наклонив голову, точно прислушался к хозяйке, после чего грациозно вылетел из окна в темноту, разрезая ее собой до тех пор, пока не скрылся из глаз.

— Очень красивый, Ровена, — тихо сказала Хельга, садясь в кресло рядом с ее кроватью. Зрелище впечатлило ее не на шутку.

Баронесса слабо улыбнулась.

— Они могут говорить, — прошептала она. — В них можно вложить свою речь, и они передадут послание. Необходимо лишь чуть сильнее сконцентрироваться.

Рука с волшебной палочкой медленно опустилась. Хельга всмотрелась в ее лицо: бледное, изможденное, безучастное. Свет, озарявший его еще секунду назад, когда она шептала серебряному орлу, исчез, оно вновь стало застывшим. Со страхом и удивлением Хельга увидела в смоляных волосах Ровены белые пряди.

Ее первая седина.

— Значит, эти зверушки могут передавать твои сообщения? — спросила она нарочито беззаботным тоном, изо всех сил стараясь скрыть охватившее ее смятение. — Как ты это выяснила?

— Случайно, — леди Рейвенкло попыталась усесться поудобнее. Двигалась она очень странно, помогая себе одной правой рукой. Хельга привычно бросилась на помощь, но она жестом показала ей, что справится сама. — Мысленно сказала ему несколько слов, он кивнул и повторил их. Я посчитала, что, поскольку это порождение твоей душевной силы, ты можешь вкладывать в него и мысли. Опыт удался. Довольно удобно, если, конечно, не считать затрат на его создание.

— Ты отправила с ним послание Елене?

Баронесса, помедлив, кивнула.

— Она скоро вернется?

— Да, хотелось бы верить.

Горечь в ее голосе встревожила Хельгу. Разве что-то может помешать дочери навестить больную мать?

Хельга хотела спросить об этом «чем-то», но решила не расстраивать Ровену — в конце концов, ей нужно много сил, чтобы восстановиться. Вместо этого она взглянула на деревянную доску, которая лежала на крохотном столике у изголовья кровати. Взглянула — и у нее перехватило дух.

На доске были вырезаны — и вырезаны с большим искусством — четыре короля, сидевших рядком. Все совершенно разные, в разных одеяниях и с разными коронами, но с одинаково грустным выражением лица. Губы были плотно сжаты, глаза опущены, подбородки безвольно поникли. Лица вырезала рука настоящего мастера, но главное, от чего перехватывало дыхание — в них была магия. Короли жили, едва заметно дыша, переглядываясь и словно делясь друг с другом своей печалью. Им не мешало жесткое дерево, из которого они были сотворены. Мельчайшие детали лиц то оживали, то сникали, и смотрелось это удивительно, захватывающе… волшебно.

— Ровена, — Хельга, сама того не зная, завороженно смотрела на доску. — Это же потрясающе.

— Когда-то в детстве у меня неплохо получались такие штуки, — леди Рейвенкло слегка улыбнулась. — Нравится?

— Слов нет, как, — искренне ответила Хельга, не сводя глаз с печальных королей. В них было что-то невероятно притягательное. — Эти лица… Они действительно живут.

— Несколько элементарных заклинаний.

— Элементарных? Ну, возможно, заклинания просты, но то, на что они подействовали, невероятно. У тебя настоящий талант.

— Спасибо.

— Что они изображают? — спросила Хельга. — Эти короли?

— Да просто мои дурацкие сны, — Ровена повела здоровой рукой в воздухе. — Дурацкие сны и фантазии. Воплотить их в жизнь не так уж и трудно. Послушай, — она перевела глаза на Хельгу: — Скоро меня не станет, и я хочу кое-что тебе сказать.

— Нет, — Хельга качнула головой. — Не смей так говорить и даже думать.

— Это естественный ход событий, — леди Рейвенкло приподняла брови. — Если бы ты знала, как я рада тому, что именно ты рядом со мной. В дальнейшем судьба Хогвартса зависит от тебя, да ты, уверена, и сама это понимаешь.

— Прекрати! — выпалила Хельга, содрогнувшись от того, что она повторяла недавние ее мысли. — С чего тебе умирать? Раненько ты себя хоронишь, знаешь ли! Твои ребята души в тебе не чают, такие умные и способные, твои изобретения еще не все опробованы, твоя дочь, силы благие, Ровена, твоя дочь еще не наградила тебя прелестной внучкой или внуком! А ты собралась в могилу! Да в своем ли ты уме? Ишь! Послушайте только! Скажи спасибо, что на моем месте сейчас не Годрик, не то, сама знаешь, пришлось бы потом ползамка восстанавливать, да и…

— Хельга, — ровным и усталым голосом сказала Ровена.

— … вот я и говорю: ползамка, да еще по кусочкам собирать тех, кто подвернулся ему под руку…

— Хельга, — чуть громче повторила баронесса, глядя на нее очень серьезно. — Этой ночью у меня отнялась вся левая часть. Я не чувствую ни руки, ни ноги, ни бока. Поэтому перестань меня отвлекать. Я слишком долго живу на свете, чтобы научиться принимать неизбежные вещи спокойно.

Хельга застыла в своем кресле, будто увидев василиска.

— Итак, когда это произойдет…

— Нет.

— Когда это произойдет, тебе придется взять все на себя. К сожалению, Годрик и Салазар больше не годятся на то, чтобы руководить школой. Если Елена… — Ровена запнулась. — Если ОНА не успеет прибыть ДО, я прошу тебя передать ей бумагу, которая хранится в шкатулочке, в тайнике над каминной полкой, там, на стене, еле видная пометка. Постучи волшебной палочкой три раза, и он откроется. Об этом знаем теперь только мы вдвоем.

— Да ты не можешь умереть! — вдруг закричала Хельга, до этой минуты слушавшая ее молча.

— Отнесись к этому… хм… философски. Ничего страшного, по сути, здесь нет. Эпикурейцы, которых я читала прошлым летом, так изящно и умно написали об этом. В их трактатах говорится, что…

— Философски! Отнестись философски к тому, что твой друг…

— Множество страхов в этом вопросе надуманы. Истина доказывается легко, поскольку изначальный тезис гласит…

— Ровена! Ты не умрешь! НЕ УМРЕШЬ! Поняла?

Баронесса молча уставилась на нее тем взглядом, который обычно адресовался самым бестолковым ученикам.

— Ты сделаешь это, Хельга?

— Ты сама сделаешь, потому что не умрешь.

— Хельга! Прошу тебя.

Хельга спрятала лицо в ладонях. Так хотелось убежать в эту черноту, чтобы не видеть и не слышать, а в особенности не слышать последних указаний старого друга. Так прошло некоторое время.

— Хорошо, — одними губами сказала она наконец. — Как скажешь, Ровена.

Голубые глаза леди Рейвенкло на секунду зажглись.

— Благодарю. Это сняло камень с моей души. Я люблю тебя, Хельга. Помни об этом… сколько бы времени нам не осталось.

Хельга не сохранила в памяти, как вышла из ее спальни. Это все было как сон, тот страшный сон с башней, который заставил ее до рассвета не сомкнуть глаз. Привалившись спиной к стене, она тщетно пыталась овладеть собой. Ей показалось, что сердце лопнуло у нее в груди и выходит теперь наружу вместе со слезами. В ушах стоял невозмутимый голос Ровены, говорящей о собственной смерти так спокойно, словно речь идет о лекции. Хотелось успокоить, уверить себя, что еще не все потеряно, но Ровена ошибалась редко, слишком редко для того, чтобы отмахнуться от ее слов. Хельга вспомнила ночной кошмар, который в очередной раз известил ее о потере, и крупная дрожь пробежала по всему телу. Все говорило ей о том, что неизбежное не за горами, но она не могла смириться с этим, не могла покорно пойти на поводу судьбы.

Хельга далеко не сразу поняла, что в этот момент находилась в коридоре не одна.

Она почувствовала кожей, что на нее кто-то смотрит, сделала над собой усилие и медленно подняла глаза.

Ей хватило мгновения, чтобы узнать его, но не хватило бы и вечности, чтобы поверить. Он стоял прямо напротив нее, на его лице читались одновременно надежда и робость. Это выражение делало его еще моложе… почти подростком.

Хельга не понимала, как он здесь очутился и как нашел ее. Ей захотелось убежать, скрыться до того, как он увидит потрясение и жаркую краску на ее лице, но в этот миг взгляд Белуса остановился на ней и поймал ее взгляд, после чего о бегстве не могло быть и речи. Хельга смотрела на него, как очарованная, не в силах ни шевельнуться, ни тем более уйти. Он тоже смотрел, и в синих его глазах был не гнев, не злость и не отвращение. Они светились той же надеждой, что была написана на его лице.

Позабыв обо всем, Хельга, трепеща и в то же время чувствуя странную отстраненность, медленно подошла к нему. Он потянулся к ее руке. Она знала, что не должна позволять себе это, что все уже решено и пересмотру не подлежит… и повернула руку так, чтобы было удобнее сжать его тонкие пальцы.

Она неуверенно взглянула в его лицо. Ничего подобного не случалось с ней раньше, ничего, и она растерялась, не зная, как следует реагировать и как себя вести.

Их глаза не разрывали связи ни на мгновение. Внезапно на Хельгу обрушились все события последних дней: разлука, кошмар, болезнь Ровены, скандалы Слизерина и Гриффиндора, бессонные ночи, этот последний разговор, выбивший у нее почву из-под ног. Белус развел руки в стороны, может, он хотел объяснить, как оказался здесь, но Хельга словно ждала этого движения. Больше ничего не требовалось. Сердце рванулось к нему, не обращая внимания на слабые доводы рассудка. Хельга почувствовала, что идет, будто во сне, в его распростертые объятия, и, когда руки Белуса сомкнулись у нее за спиной, она прижалась лицом к его плечу и закрыла глаза. А когда эти руки погладили ее по волосам, она испытала нечто странное и чудесное: ей показалось, что секунду назад она проснулась. Всего лишь секунду назад, и теперь воспринимает мир новыми глазами. Было очень трудно вытолкать скопившийся в легких воздух и придать ему форму слов, но все-таки она справилась.

— Я рада, что ты пришел.