Чаша Хельги Хаффлпафф (гет)

Когда по прошествии месяца Хельга оглядывалась назад, она обнаружила, что привыкнуть, в общем-то, можно ко всему. В жизни ей доводилось видеть, как люди привыкали обходиться без рук или ног, теряли зрение, и пример их стойкости всегда приводил ее в восхищение. Даже лишившись важной части самих себя, они находили силы приспособиться к новому положению и вели вполне приличную жизнь, стараясь по возможности не уступать здоровым. В сравнении с их трудностями все остальное могло казаться сущей безделицей.

Поэтому Хельга, помня о таких людях, тоже привыкла. Привыкла к постоянному напряжению, к атмосфере мрака, скорби, таящейся в тишине коридоров и особенно сгустившейся в подземельях, и даже к Джильбертусу Гонту, этому чужому человеку, который теперь заправлял в Хогвартсе наравне с ними. Его появление было, пожалуй, самым тяжелым моментом за все это время. Хельга старалась не вспоминать об этом. Он приехал спустя три дня после того злополучного письма и сразу направился в Общую комнату начальственным шагом человека, идущего по своим владениям. Мастера уже ждали его: об аудиенции условились заранее, муж Саласии настоятельно просил не устраивать ему пышный прием. Этой встречи Хельга боялась больше всего. Ей с трудом удалось уговорить Годрика хотя бы выслушать слизериновского наместника и, в зависимости от результатов переговоров, принимать решение. Гриффиндор согласился, но скрывать яростный настрой даже не думал. Он уселся в свое кресло с видом человека, готового отрубать головы. В сочетании с огромной фигурой и всклокоченной рыжей бородой его грозно сверкающие глаза производили крайне устрашающее впечатление. Ровена же, напротив, представляла полную его противоположность: апатичная и утомленная, она выглядела так, будто не совсем понимала, где находится и что, собственно, здесь делает. Хельга даже не могла сказать, что пугает ее больше — дикий настрой Гриффиндора или такое бессилие леди Рейвенкло. Она стояла между ними, переводила взгляд с одной на другого и чувствовала, что сердце у нее разрывается. Хельга думала, что они, по всей видимости, чувствует то же, что и она: разорвался магический круг, некогда связывавший их четверых нитью силы и безопасности, и теперь Джильбертус Гонт своим появлением окончательно это подтвердит. В таком положении они встретили его. Он вошел быстрой, напористой походкой — статный, черноволосый, в щегольской алой мантии, подвижным лицом и выражением глаз очень напоминающий свою жену. Вычурно опустился на колено, поочередно поцеловал руки дамам. Хельга сумела улыбнуться краешком губ, Ровена лишь повела головой. Лорд Годрик молча сверлил его ненавидящим взглядом.

— Рад приветствовать великих Мастеров магии, — негромко произнес Джильбертус и сложил губы в очень обаятельную и — самое главное — очень уместную улыбку. Она была приятной (многие молодые женщины сочли бы ее и вовсе великолепной), однако Хельге в ее приятности показалась опасность. Такие улыбки призваны обезоруживать и наносить удар. — Да восславиться ваша мощь в веках и прольется благодарность потомков неиссякаемым источником почета и любви.

— Благодарю за добрые слова, милорд, — отозвалась Хельга.

— Говори, зачем пришел, и закончим с этим побыстрее, — бросил Гриффиндор, не меняя позы. Хельга обеспокоенно посмотрела на него.

Лицо Гонта немного потемнело. Однако когда он заговорил, голос звучал ровно и почти мягко.

— Да, разумеется, лорд Годрик. Я осведомлен наилучшим образом, что вы не любитель светских любезностей, но, поскольку здесь присутствуют леди, я счел необходимым выразить им свое почтение. Что ж, тогда, с вашего позволения, перейдем к сути. Не будем еще раз останавливаться на всем нам известных печальных обстоятельствах. Моя миссия настолько же важна, насколько и тяжела. Как я вам уже писал…

— Даже и не мечтай, — процедил лорд Годрик. — Тебе — и всей твоей семейке — здесь не место. Это говорю я, Годрик Гриффиндор. Уясни это наконец, потому что я не имею привычки повторять по нескольку раз.

Хельга предостерегающе сжала его плечо.

— Но ведь я поставил вас в известность, лорд Годрик, — вкрадчивость в голосе Джильбертуса вдруг испарилась. — Что принятие мною руководства Домом Слизерин — распоряжение лорда Салазара.

Хельга почти физически ощутила, как моментально накалилось напряжение в комнате. Годрик скрипнул зубами, Ровена, будто немного встрепенувшись, медленно перевела на Гонта потемневшие глаза. Они втроем, не сговариваясь, больше не упоминали имя Слизерина в разговорах. Это было все равно как говорить о недавно умершем близком, тень которого все еще витает где-то поблизости. По крайней мере, так казалось Хельге. И теперь, когда имя Салазара впервые за эти дни прозвучало вслух, сердце у нее сдавило. Она по-прежнему не верила до конца в то, что он покинул их, хотя живое воплощение случившейся катастрофы стояло сейчас прямо перед ней. Он поручил этому человеку Хогвартс — не желая больше видеть их, но точно так же не желая и бросать вверенный ему Дом. Впрочем, это могло быть к лучшему. Некоторых из его учеников забрали домой родители, как только стало известно, что Мастер покинул школу. Но большинство все-таки осталось — оглушенные случившимся, растерянные, напуганные потомки титулованных семей. Такими видела их Хельга. Она никогда не была привязана к ним — во всяком случае, точно не любила так, как «барсучков», хотя МОГЛА полюбить, если бы они ей это позволили — но подавить жалость все равно не получалось. Почти все слизеринцы искренне питали к своему наставнику восхищение и уважение, пусть и смешанное с некоторой боязнью. Лишиться его покровительства для многих означало утрату целого спектра возможностей, что они прекрасно понимали. Хельга жалела их, исправно выполняла свои обязанности наставника, однако о большем речь не шла: она попросту не понимала сложившихся в их круге понятий, правил и устремлений. Они были далеки от нее — недосягаемо далеки. И потому все, что ей оставалось — переносить скопившиеся внутри переживания на «барсучков», отогреваясь душой от их довольных лиц и радостных взглядов.

Не только юнцы Дома Слизерин были сражены наповал внезапным исчезновением своего Мастера. Леди Рейвенкло, и ранее замкнутая, теперь редко покидала свою башню. Увидеть ее можно было только в аудиториях, гораздо реже — в Большом зале, она, казалось, тяжелее опиралась на трость и стала еще суше, холоднее, строже. На занятиях она была резкой, во все остальное время — апатичной и равнодушной. Хельга понимала, что она страдает, но как подступиться к ней, не знала: у нее самой жгло внутри. Оставалось надеяться, что Ровена сумеет свыкнуться с этим — точно так же, как она свыкнулась с хромотой.

— Твоего хозяина больше нет в Хогвартсе, — лорд Годрик приподнялся в кресле, его глаза засверкали еще яростнее. Хельге на мгновение даже почудился в них кровавый отблеск. — Он сам так решил. И вместе с ним отсюда должны убраться вы.

На лице Джильбертуса Гонта проступили желваки.

— Это невозможно, — сказал он, явно стараясь выдержать ровный тон. — Лорд Салазар и эта школа — вещи такие же неразделимые, как феникс и его песня.

— Ну что ж, ты, наравне с нами, имел возможность убедиться в том, что это не так, — ответил Гриффиндор. — Иначе какого черта, скажи на милость, рядом с нами сейчас стоишь ты, а не он?

— Лорд Салазар не стал пускаться в длинные объяснения…

— Разумеется, — перебил Годрик.

— … однако прояснил ситуацию до конца, — завершил Гонт и поправил воротник мантии. — Скорбь, которую я чувствую в связи с вашим расколом, не поддается описанию. Но, смею напомнить, отсутствие самого Мастера в Хогвартсе не означает отсутствие Дома Слизерин.

— Это он так сказал? — спросила Хельга, не отводя глаз от лица Джильбертуса.

— Мастер, как вы знаете, никогда не отличался тягой к долгим разговорам, леди Хельга, — ответил он. — Но самым правильным было бы предположить…

— Так ты сам назначил себя управляющим? — вмешался Гриффиндор и гневно сжал правый кулак.

— Лорд Салазар предложил мне взять на себя заботу и руководство Домом, и я счел за лучшее согласиться, учитывая сложность положения.

— А руководить всей школой он тебе не предлагал?

— Хогвартс — безусловное детище, очаг и вотчина лорда Салазара.

— Ах вот оно что.

Гриффиндор не без труда поднялся с кресла, выпрямился во весь рост. Хельга с тревогой следила за каждым его движением. Если он потеряет над собой контроль и бросится на Гонта, разнимать их придется ей. На Ровену, наблюдавшую за этой сценой, не меняясь в лице, надежды не было никакой.

— Выслушай меня теперь внимательно, — он подошел к Джильбертусу, который, невзирая на свой немаленький рост, был гораздо меньше мощного Годрика. Гонт напрягся, но отступать, кажется, и не помышлял. — ЭТА школа больше не имеет никакого отношения к твоему хозяину. Старый дурак бросил ее — и я скажу тебе больше: он сделал это еще давно, тогда, когда в его голову взбрела идея особости его чертового Дома. С этого момента он не мог быть другом для кого бы то ни было, но я был готов простить и принять его, если бы он одумался. Хогвартс никогда не будет таким, каким вы с ним хотите его сделать — заруби это себе на носу. Эта школа, за которую теперь в ответе только я и две леди, создана для магов, а не исключительно для магов высокого происхождения. Хогвартс — не бастион, не гадюшник, где вы будете растить себе подобных. Это — ШКОЛА, где мы передаем знания тем, кто к ним способен. Так будет и впредь. Передай мои слова своему хозяину, когда встретишься с ним уже этим вечером.

Лицо Джильбертуса исказилось. Весь лоск слетел с него в мгновение ока, побагровевший, со сжатыми зубами, он шагнул вперед, быстро сунув руку под мантию. То же движение сделал и Гриффиндор.

— Возьмите себя в руки! — Хельга, не раздумывая, встала между ними. Случилось именно то, чего она боялась, и рассуждать было некогда. — Годрик! Одумайся!

— Не лезь, Хельга! — рыкнул он. — Если его нужно гнать отсюда силой, то я это сделаю!

Джильбертус, увидев ее перед собой, как будто пришел в чувство. Он сделал глубокий вдох, успокаивая дыхание, пригладил волосы и убрал палочку в карман мантии. Лицо его все еще было красным, но взгляд стал более осмысленным. Оглядев Гриффиндора с ног до головы, он едва заметно скривил губы, отступил и заговорил почти спокойно:

— Приношу свои извинения за эту сцену, леди Хельга. Я позволил себе непростительное — забыться. В свое оправдание могу сказать только, что такой поворот событий стал для меня полной неожиданностью.

Гонт немного отошел назад и опустился в одно из свободных кресел. Убедившись, что он не пойдет в атаку, Хельга повернулась к Гриффиндору и кивнула ему на кресло в противоположной стороне. Тот бросил на нее тяжелый, мутный взгляд, но, помедлив, все же направился к нему и сел.

— Когда вы успокоитесь, мы продолжим беседу, — сказала Хельга, с удивлением отмечая, что ее голос звучит твердо.

— Я могу сделать это прямо сейчас, — Джильбертус скрестил руки на груди. — Если бы лорд Годрик за своей невероятно поэтичной тирадой изволил дослушать меня, он бы услышал следующее. Дом Слизерин не должен прекратить свое существование, даже если разногласия разбили ваш союз. Наследие лорда Салазара должно остаться в веках, ровно как и ваше. Я, исполняя волю Мастера, возьму на себя обязанности главы Дома и сохраню его в лучшем виде.

— Не позволю вам, змеиному гнезду, загнать Хогвартс под свою пяту! — закричал Гриффиндор, со всей силы ударяя кулаком по подлокотнику.

— Он прав, Годрик, — устало произнесла Ровена.

Гриффиндор, Гонт и Хельга одновременно повернули головы в ее сторону. Ровена медленно, будто нехотя, перевела на них взгляд, в котором читалась глубокая тоска.

— То, что строилось годами, не может быть разрушено за один день, — продолжила она, выпрямляясь на своем месте. — И то, во что было вложено столько сил и души, тоже. Дом Слизерин должен остаться в Хогвартсе. Если лорд Салазар не желает больше заниматься им сам, то… весьма предусмотрительно с его стороны было назначить преемника. Ваша кандидатура не вызывает у меня удивления, господин Гонт. Вы и ваши браться всегда были в почете у Слизерина.

— Благодарю вас, баронесса, — Джильбертус отвесил ей поклон. — Именно за этим здравым ответом я и прибыл сегодня в Хогвартс.

— Ты не можешь, Ровена… — начал было Годрик, но она жестом прервала его.

— Мы не имеем права вырвать из школы целое отделение. Как ты себе это представляешь? Отослать учеников по домам? Закрыть подземелье, убрать из программы зелья? Кто возьмет их на себя? Мы втроем не столь сведущи в них, сколько те, кто вышел из-под крыла Слизерина.

— Кто угодно, только не он! Не ОНИ!

— Таков выбор бывшего главы Дома Слизерин. У нас нет оснований не принять его.

На лице Годрика одновременно проступили изумление и возмущение, застыли неподвижной маской. Ровена повернулась к Гонту:

— Полагаю, вы можете приступать к своим обязанностям, милорд. Первое, что я бы вам посоветовала — это собрать и успокоить учеников Дома Слизерин. Они очень напуганы исчезновением своего Мастера. Вам следует разъяснить им новое положение дел.

Джильбертус пружинисто встал, снова поклонился баронессе, старательно избегая смотреть на Гриффиндора.

— Я рассчитывал на вашу разумность, леди Рейвенкло. Ваш совет в высшей степени целесообразен и я, разумеется, последую ему. К слову, мой брат просил передать вам, что его надежды оправдались и он вышел на верный путь.

Усталые глаза леди Ровены на мгновение зажглись живым огнем, но почти сразу же вернули свое прежнее выражение.

— Благодарю, милорд, — сухо отозвалась она и поплотнее запахнула мантию. Хельга подумала, что последняя фраза Джильбертуса прозвучала до крайности странно.

— Если мы все обговорили, — он повел рукой, будто говоря: «И хвала небу, что все кончилось!» — То я, с вашего позволения, отправлюсь вниз. Надеюсь, мы пришли к обоюдному согласию. И… я постараюсь забыть этот нерадостный прием.

— А, катись оно все к дьяволу! — лорд Годрик резко встал и, смерив Гонта испепеляющим взглядом, быстро направился к выходу. Хельге показалось, что он мимоходом посмотрел на нее укоризненно и горько. Она ничего не смогла ему ответить.

— Сожалею, что внес новую порцию раздора, — сказал Джильбертус, когда Гриффиндор скрылся за дверью.

— Лорд Гриффиндор слишком огорчен последними событиями, — ответила Ровена отрешенно. — И, по понятным причинам, у него немного сдают нервы. Не принимайте излишне близко к сердцу, милорд.

— И снова последую вашему совету, — он послал баронессе ослепительную улыбку. — Благодарю вас за вашу поддержку. И вас, леди Хельга.

Он поклонился обеим и, грациозно повернувшись, вышел из комнаты.

Хельга не заметила, как оказалась у себя. Ноги сами ее донесли. Лестница. Гостиная Дома Хаффлпафф, большая, светлая, уютная, но сегодня почему-то не дающая привычного умиротворения. Хельга заглянула в комнату Хельги-младшей, убедилась, что та, свернувшись клубочком, дремлет, и поднялась к себе. Опустилась в кресло, не замечая, что полы мантии беспощадно смялись, и какое-то время просидела, подперев голову рукой и глядя перед собой. Джильбертус Гонт, Годрик, готовый наброситься на него, Ровена, бессильно смотрящая на них, новые порядки, по которым теперь будет жить Хогвартс — все это без конца проносилось у нее перед глазами, заставляя углубляться складку между бровей.. Хельга не могла сказать, сколько времени просидела так, пока наконец не увидела Белуса. Он сидел в дальнем кресле, закутавшись в теплую старую мантию, и увлеченно читал какой-то манускрипт. Он был так поглощен им, что не замечал ничего вокруг. Хельга подумала, что они вдвоем просидели какое-то время, может быть, даже несколько часов в одной комнате, полностью уйдя в себя и не видя друг друга. Это заставило ее улыбнуться. Она немного полюбовалась его четким профилем, успокоилась и только потом спросила:

— Что ты читаешь, мой милый?

Белус вскинул голову, удивленно огляделся и увидел ее. Лицо его озарилось милой и отчего-то смущенной улыбкой, заставившей сердце Хельги зайтись.

— Я не слышал, как ты вошла. Это нумерология, я взял в библиотеке леди Рейвенкло. Ничего страшного?

Хельга удивленно подняла брови. Она сама когда-то изучала нумерологию, но эта наука показалась ей чересчур запутанной и кропотливой. Освоив основные принципы, она оставила ее и ни разу к ней не обращалась. Однако Белус смотрел в манускрипт с таким вниманием, будто в нем решался вопрос его жизни.

Хельга моргнула.

— Разумеется, ничего страшного, — сказала она. Наставники могли брать из библиотеки любые документы, какие только им были необходимы. — А почему именно нумерология?

— Когда-то в юности я много слышал о ней и вот решил узнать больше, — он на мгновение поднял на нее глаза. — Это оказалось… так увлекательно. Весь день читаю и не могу оторваться. Я и представить себе не мог, что цифры могут быть столь значительны и скрывать в себе столько мудрости.

Его вдохновенная речь заставила Хельгу изумленно округлить глаза. Впервые на ее памяти Белус всерьез заинтересовался научной дисциплиной и, судя по всему, с головой ушел в ее изучение. Это был так нехарактерно для него, что первые несколько минут она просто смотрела на юношу, позабыв даже о сцене между Годриком и Гонтом.

Белус снова поднял на нее глаза и вдруг нахмурился.

— Это потрясающе, но только…

— Что такое?

— Некоторые пункты я все еще не могу разобрать. Не могла бы ты?...

Он зарделся, а Хельга подняла брови.

— Конечно. С удовольствием, любовь моя.

Белус улыбнулся ей и, наклонившись, протянул манускрипт. Хельга подумала, что это так необычно — снова вернуться к роли наставника для него. Но раньше у них получалось отлично и, конечно, получится на этот раз.

Последующие вечера они коротали вдвоем за нумерологией, и это было единственным, что теперь приносило Хельге успокоение. Быть с Белусом, разбираться вместе с ним в цифрах, болтать о чем-нибудь постороннем или просто сидеть рядом, когда он откладывал нумерологию и занимался чем-то другим, чтобы дать отдых глазам — это было так мирно, уютно и благодатно. Только в эти часы Хельга могла отвести душу. Только в эти у нее получалось забыться.