Настоящий шотландец (джен)

Замок Данвеган скрылся за поворотом, и Гермиона, поёжившись, сжала руку Хендри. Гермиона нервничала больше всех, хоть и точно знала, как проходит обряд и что от неё потребуется… Но всё равно нервничала.

— Расслабься, Ла Команданте, всё будет правильно, — сказала сидевшая рядом Луна, закрыла глаза и переплела пальцы в замысловатом жесте, рассеяв Фет Фиада…

Нечеловечески правильные черты лица, узкие скулы, странный разрез глаз — похоже, из-за нечеловеческих глазниц, куда сильнее развитые клыки, длинные острые уши… Гермиона крепилась. Гермиона боролась с собой. Гермиона напрягала волю… Но хватило её минут на пять. Подняв свободную руку, она принялась чесать Луну за ухом.

— Ня, — отозвалась на это Луна, блаженно зажмурившись.

Хендри только вздохнул. Картина была совершенно безумной… Хотя вряд ли безумнее поездки к волшебному холму на кемпере с безумным учёным за рулём — а Мэг сложновато было назвать здравомыслящим человеком… А, к Мордреду — уж если ты полез в кроличью нору, здравый смысл тебе не понадобится.

Холм ничем не отличался от любого другого холма на острове Скай — и тем не менее, это был именно нужный холм. В этом не было бы никаких сомнений, даже если бы его хозяин не сидел на склоне, покусывая травинку.

— Приехали, — Мэг остановила машину и потянулась. — Вылезайте, а я помотаюсь по окрестностям и посмотрю, что тут можно найти… Аппарировать, я надеюсь, вы и без меня сможете.

— Да уж как-нибудь, — хмыкнул Килан, открыв дверь и спрыгнув на землю, — спасибо, что подвезла… И не на пикапе.

— Обращайся, — хмыкнула Мэг.

Проводив взглядом машину, Сокол Лета встал, взмахнул рукой и произнёс:

— Я приветствую вас и приглашаю войти в сид Лох Клеат. Я даю клятву, что никому из живых, вошедших в сид, не будет причинён никакой вред.

Земля на склоне холма разошлась, открыв слегка наклонный проход, освещённый ярким золотистым огнём факелов.

— Я принимаю твоё приглашение, Сокол Лета, и клянусь, что не стану возмущать мозгошмыгов против тебя, — ну конечно же, Луна не могла не испортить торжественный момент.

Летний сидхе только закатил глаза, всем своим видом демонстрируя, как его достала эта сумасшедшая…

— У меня такое чувство, словно мы все провалились в прошлое на несколько тысяч лет, — протянул Дэн Грейнджер. — Хендри, помнится, говорил, что сидхе сейчас живут почти как мы?..

— В общем, да, — согласился Сокол Лета. — Многие живут с Сынами Миля, но и они не бросают своих сидов.

— Постоянно живут в холмах только вожди и упорные консерваторы, — пояснил Хендри, — ну и часть фейри, естественно. Но и те, кто не живёт постоянно, регулярно здесь бывает, да и дома стараются строить либо прямо на своём холме, либо рядом… Знаете, я никогда не был в сиде, так что все мои познания сугубо теоретические…

— А никто не может рассказать о доме лучше, чем хозяин, — с ухмылкой закончила Диорвел. — А уютно у вас здесь…

* * *

Гермиона поёжилась. Время пришло…

Две девчонки лет десяти на вид увели её в какую-то комнатку, освещённую добрым десятком факелов, и принялись раздевать. Вспомнилось ехидное мамино: «Милая, тебе же почти шестнадцать, неужели у тебя нет чего-нибудь менее приличного?» Есть, конечно, но — не в этот раз…

Обнажённая Гермиона стояла неподвижно, пока девчонки, весело пересмеиваясь, расчесывали её волосы и скрепляли причёску шпильками-стилетами из белой бронзы, а затем разрисовывали тело замысловатыми узорами.

Что ж, всё готово, последний штрих — и Гермиона Грейнджер шагнёт в легенду…

Поудобнее перехватив кинжал, Гермиона усмехнулась, взмахом руки заставила землю расступиться и шагнула в ночь.

* * *

Оба кинжала Хендри отдал Луне — никакого железа, обряд слишком стар, чтобы ужиться с ним…

— Очки, — негромко сказала Луна.

— Я же ни хрена не вижу без них!

— Это не то, что должно тебя беспокоить, Летнее Дитя, — Луна осторожно стянула очки и закрыла глаза ладонями…

В глаза словно плеснули жидким азотом, Хендри взвыл и попытался шарахнуться в сторону — но не смог.

— Прости, Летнее Дитя, — в голосе Луны — нет, Зимнего Безмолвия — слышалось искреннее сожаление, — я лишь недавно смогла овладеть этим… и не посмела бы сделать это не здесь, в средоточии силы Лета. Это было бы погибельно для тебя.

Хендри проглотил заковыристую матерную конструкцию, глядя на стоявшую перед ним девушку в платье из лунного света. Вместо смазанного силуэта он видел её в мельчайших деталях…

— Луна, безумное отродье Зимы… — вздохнув, Хендри почесал её за ухом. — Ладно, спасибо, но в следующий раз хотя бы предупреждай, ладно?

— Ня, — безмятежно отозвалась Луна, крутанулась на пятке и выскользнула из комнаты, позволив мальчишкам приняться за дело.

Одежду долой. Голубые линии вайды ложатся на кожу, сплетаясь в узор, смысл которого помнят лишь сидхе. Пояс с мечом и два копья — и всё. Здесь и сейчас нет Хендри Маклауда — а юный воин, не нуждающийся в ином одеянии, коме собственной доблести, шагнул в ночь, готовый к новому сражению…

Хендри стоял в двойном кольце костров, отобравших у ночи футов тридцать . Там, в ночи, за чертой, мелькали тени, рокотали бубны и звенели флейты, там, скрываясь от глаз человека, таилось неведомое…

И оттуда шагнула в кольцо огней Гермиона. Блики огня скользили по обнажённому телу, заставляя рисунки извиваться в причудливом танце, зажгли нестерпимым блеском кинжал, играли в глазах…

Хендри вонзил оба копья в землю, бросил меч и раскинул руки, показывая, что безоружен. Гермиона, чуть пригнувшись, плавным звериным движением скользнула вперёд,, заставив Хендри напрячься, одним стремительным ударом вспорола шрам и отпрыгнула назад.

По лицу словно ударили плетью, из шрама хлынула маслянисто-чёрная дымка, постепенно сгустившаяся в человекоподобный силуэт…

— Ты безоружен, — зашипел знакомый по кладбищу голос, — ты выбросил палочку, и теперь ты не более, чем жалкий магл…

— Alba gu brath! — Хендри пальцами ноги подхватил копьё, подбросил его и поймал, перехватывая для удара. Тень метнулась в сторону, вскинув призрачную палочку — даже более опасную, чем настоящая — и дёрнулась, когда копьё вспороло ей бок.

— Ты будешь молить меня о пощаде, жалкий червь, — снова зашипела она. — А потом я заберу твоё тело… И ты будешь видеть, как я твоими руками убиваю всех тех недочеловеков, которых ты так обожаешь, и ниче…

Тень замолчала на полуслове, когда копьё пробило призрачную грудь и вонзилось в землю за её спиной, полыхнула смесью ужаса, ненависти и бессильной ярости — и рассеялась. Хоркрукса больше не существовало…

Хендри стоял в двойном кольце костров, отобравших у ночи футов тридцать . Там, в ночи, за чертой, мелькали тени, рокотали бубны и звенели флейты, там, скрываясь от глаз человека, таилось неведомое…

А прямо перед ним, бросив кинжал на землю, стояла Гермиона. Блики огня скользили по обнажённому телу, заставляя рисунки извиваться в причудливом танце, играли в глазах, резко очертили приоткрытые губы…

Шаг вперёд, взгляд скользит по стремительным извивам рисунка, бегущего по телу, свивающегося в тугие спирали вокруг сосков, подчёркивающего талию, стекающего к кончикам пальцев. Ещё шаг — вплотную, глаза в глаза, судорожный вдох — не поймёшь, чей — и во всём мире не осталось ничего, кроме пляшущего в глазах пламени и обжигающего женского тела в руках…

Костры давно погасли, поляна опустела, а солнце клонилось к закату, когда Хендри открыл глаза. Он лежал на земле, рядом — а по большей части на нём — устроилась Гермиона. Чуть дальше лежали оба копья, меч и кинжал, а рядом с ними стояла корзина…

— Доброе утро, — сонно пробормотала Гермиона, не открывая глаз и крепче прижимаясь к Хендри.

— Скорее уж добрый вечер, — рука парня скользнула по её спине, на мгновение задержалась на талии и двинулась дальше. — Похоже, мы проспали большую часть дня…

— Учитывая, чем мы занимались большую часть ночи…

— Да уж, а ты, оказывается, горячая штучка…

— Да и ты не хуже, — Гермиона, не вставая, потянулась. — Признайся, такого ты не ожидал?

— У меня были подозрения, но да — такого я не ожидал точно, — Хендри поцеловал Гермиону, — спасибо… И не пора ли всё-таки вставать?

Вместо ответа Гермиона вскочила, провела ладонями по телу и прыгнула в озеро. Хендри последовал её примеру — получилось далеко не так изящно — и нырнул.

— Не знаю, как ты, а я дико проголодался, — сообщил он, вынырнув, — и не думаю, что наша родня будет довольна, если мы явимся прямо в таком виде…

— Думаю, в той корзине есть все необходимое, — хмыкнула Гермиона, выбравшись из воды и выжимая волосы. — И кстати, а где твои очки?

— Луна вылечила, — ответил Хендри. — Ну что, посмотрим, что нам оставили?

Он полез в корзину, в которой обнаружились кувшин вина, хлеб и варёное мясо, а так же сверток с одеждой и их палочками. Правда, одежда оказалась… Своеобразной.

— Нас примут либо за помешанных, либо за реконструкторов, — довольно ухмыльнулся Хендри, разглядывая алую, расшитую золотом рубаху и пояс с ножнами. — Кстати, оружие-то вполне стальное…

На самом дне обнаружилась записка от Луны: «Можете не торопиться, пир без вас не закончится».

— Значит, начался он без нас, — фыркнула Гермиона сквозь мясо. — И надеюсь, что папа будет достаточно пьян, чтобы не наделать глупостей.

-Достаточно пьян?..

— Да. Пьяным я его, правда, ни разу не видела, но могу тебя уверить — все глупости он всегда делал на трезвую голову…

— Что скажешь? — Гермиона крутанулась на пятке.

— Скажу, что ты великолепна в любой одежде, а без неё — тем более, — ответил Хендри.

Расшитое золотом и серебром зелёное платье и впрямь смотрелось на Гермионе потрясающе. Дополняли картинку тартановый плащ цветов Маклаудов, сандалии и, разумеется, золотой торк на шее. Такой же плащ был и на Хендри, наброшенный поверх той самой алой рубахи, и торк с оленьими головами на концах.

— Ну что, пойдём? — поправив пояс с мечом и ножом, Хендри поднял копья и протянул Гермионе руку.

— Подожди, — Гермиона взмахнула палочкой, поймала взлетевшие гребни и протянула их Хендри. — Вот. Сделай, пожалуйста, что-нибудь с волосами.

— Что-нибудь, говоришь… — за пару минут Хендри соорудил некое подобие причёски и скрепил её гребнями. — Такое пойдёт?

— Отлично! — заявила Гермиона, на несколько секунд склонившись над водой. — А вот теперь — вперёд! Надо же нам официально заявить о нашей помолвке?

Пир, разумеется, был в самом разгаре. Золотое пламя факелов заливало светом пиршественный зал, поднимались кубки, блестели ножи, кипел котёл над очагом…

Люди и сидхе пировали вместе — едва ли не впервые со времён Артура. Эль лился рекой, и никто не удивился, когда Сокол Лета сам поднялся, чтобы приветствовать гостей.

— Ла Команданте, Летнее Дитя, — заговорил он, — вы сокрушили скверну, и я приветствую вас, как подобает приветствовать героев. Знай же, Летнее Дитя, что отныне ты вправе прийти в мой сид, когда пожелаешь и с кем пожелаешь. Леод из Дал Риады заключил союз с Благим Двором — но тебя я называю своим другом и вновь повторяю: сид Лох Клеат открыт для тебя и для твоего рода!

С этими словами он забрал у стоявшего рядом с котлом воина большую двузубую вилку, вынул из котла кусок мяса побольше и протянул его Хендри. Тот, достав нож, отрезал половину и отдал Гермионе, не заметив, как блеснули глаза Луны… Тем более, что свинина была отменной.

— Пусть же Летнее Дитя и возлюбленная жена его воссядут за моим столом по правую руку от меня, ибо так подобает доброму хозяину привечать героев! — провозгласил Сокол Лета.

— Мы точно собирались ограничиться помолвкой?.. — Хендри с подозрением уставился на Гермиону, а та — на него, после чего оба посмотрели на девушку в платье из лунного света, что сидела за столом по левую руку от хозяина… И хором выдохнули:

— Луна, безумное исчадие Зимы!..

— Как это понимать?! — поднявшийся Дэн Грейнджер — в сине-серебряной рубахе и алом плаще, с кубком в одной руке и кинжалом в другой выглядел ни разу не смешно. Правда, глаза его как-то подозрительно блестели…

Хендри не ошибся — Дэн играл. Он разразился свирепой речью, обещаниями страшной мести и прочих небесных и вполне земных кар, и закончил её заявлением:

— Это самое дикое объявление о помолвке, какое я слыхал со времён Лета Любви, а потому благословляю вас, дети мои! — и залпом опустошил кубок.

И пир продолжился…

Хендри не знал, сколько прошло времени, и его это и не волновало — да и был ли смысл говорить о времени здесь, в сиде? Пространство и время были истинной стихией сидхе, ни один маг не мог даже мечтать приблизиться к этим высотам — и под холмом часы действительно могли обернуться веками… И наоборот. Вот только сейчас всё это значения не имело — порыв холодного ветра пронёсся по залу, когда Луна поднялась с арфой в руках, и под сводами зазвучала незнакомая плывущая мелодия…

- Волчий глаз темноты.

Намагничен зрачок грозой,

Я шагаю в него,

Пробиваюсь немой слезой

На ту сторону сна,

На ту сторону сна…

И в самом деле, какое время может быть по ту сторону сна?..

Последний звук растаял в тишине, наваждение отступило, и пир продолжился.

— Луна… — протянул Хендри. — Кстати, как-то слишком легко твой отец воспринял новости — мне казалось, что он вполне мог и метнуть кинжал.

— Вообще-то, — усмехнулась Гермиона, — мои родители были чуть старше нас с тобой, когда впервые встретились в Хайт-Эшбери… Сам понимаешь, что это значит.

— Вот уж никогда бы не подумал…

— Ага. Говорю же — Гриффиндор головного мозга мало того, что заразен, так ещё и наследственное. Нет, меня, конечно, пытались воспитать нормальным ребёнком… Но как можно стать нормальным, если твои родители — матёрые хиппи? И, главное, зачем?.. Будь мы нормальными магами, этого всего бы не было… Да, кстати, как так получилось, что помолвка превратилась в свадьбу?

— Так с точки зрения сидхе мы женаты, — пожал плечами Хендри. — Насколько я понимаю, их представления о семье от наших отстоят тысячи на три-четыре лет — мы ведь сейчас, считай, в бронзовом веке… А Луна вообще странная по меркам любой эпохи.

— Вот уж точно, — вздохнула Гермиона, задумчиво крутя в руке кубок. — Тебе не кажется, что что-то затевается?

— Очень может быть. Какой же это пир без хорошей свары? — хмыкнул Хендри.

Пир продолжался. Мелькнувшие брауни утащили котёл с догоревшего очага, притащили эль и вино и снова скрылись. Разговоры за столами становились всё громче, кто-то с кем-то спорил, кто-то явно затевал свару…

— Я не могу? Да ты просто боишься, Чёрная Луна!

— Упс… — Гермиона отставила кубок. — Маму разозлили…

— Не слабее вас Дети Миля!

Луна снова ударила по струнам, выпустив на волю неистовую мелодию:

— Снова теченьем реки

Музыка бьет изнутри,

В этой мелодии жизни — сила!

Жизнь разбивает мечты,

Надежды, другие миры,

Но музыка сердца сотрет — что было!

И сидхе, и люди замерли, иные — не донеся до губ кубок, когда Джин Грейнджер, сбросив платье, шагнула на рдеющие угли и вскинула над головой руки.

— ... оставь оковы на земле,

И воспари над этим миром ввысь...

Мечте, своей мечте,

Открой свой мир земной,

Зажги в груди своей

Огонь!

Босые ноги бешено кружащейся в пляске женщины выбивали облака искр, свет факелов играл на коже, а музыка неслась неудержимым потоком:

- Отдай свои прошлые сны,

В сомненьях себя обрети,

В бешеном танце душа кружится!

Не думай, что будет потом,

Здесь и сейчас мы живем,

Стань хоть на миг сам собой, слышишь!

Она — слышала. Слышала и подчинялась, повелевая, взметнувшись над углями, словно беснующееся пламя…

— Оставь сомненья и иди,

Мир в ожидании затих.

Танцуй,

Впусти в себя огонь,

Познай желаний боль,

Сомнений плен и слабость…

Кажется, сам холм пришёл в движение, подчиняясь неистовой музыке…

- Танцуй,

Лети к своей мечте,

Она твоей судьбы

Одна откроет тайну!

Музыка оборвалась. Танцующая замерла застывшим языком пламени…

И впервые за тысячи лет вождь сидхе склонился перед смертной.