↓
 ↑
Регистрация
Имя/email

Пароль

 
Войти при помощи
Размер шрифта
14px
Ширина текста
100%
Выравнивание
     
Цвет текста
Цвет фона

Показывать иллюстрации
  • Большие
  • Маленькие
  • Без иллюстраций

Танец пепла (гет)



Автор:
Беты:
Рейтинг:
R
Жанр:
Ангст, Драма, Романтика
Размер:
Макси | 2229 Кб
Статус:
Заморожен
Предупреждения:
Насилие, Пытки, Гет, ООС, UST, От первого лица (POV)
 
Проверено на грамотность
Я не просила никого меня закидывать в другие времена и земли, не нужно было мне это приключение. Где-то там осталась моя семья, возлюбленный, друзья, да и определённый социальный статус, в конце концов. А кем я была здесь? Немой уличной танцовщицей без роду и племени?
QRCode
↓ Содержание ↓

↑ Свернуть ↑

1. Цыганская

Мне снился сон, прекрасный, яркий и какой-то до боли реалистичный. Сновидение повествовало о том, как я проснулась в лесу. На ум невольно пришли обрывочные строки из вечного: «Земную жизнь пройдя до половины, я очутился в сумрачном лесу…» Хотя, конечно, в жизни я еще не так далеко зашла, да и лес был не так уж и плох. И, тем не менее, меня окружала ночь, теплая и темная — такие бывают в конце весны. Луна пробивалась сквозь кроны деревьев, освещая мягким светом поляну, где продолжало расслабленно покоиться моё тело. Зажмурившись, я вдохнула полной грудью: воздух, необычно тяжёлый и сладковатый, оставлял во рту легкий привкус карамели.

А звезды! В моем сновидении они застилали собой все небо, и какое-то время я просто лежала на траве и завороженно смотрела на небесное покрывало, усыпанное мерцающей пылью. Мне, как жителю большого города, редко удавалось посмотреть на столь прекрасное зрелище, и, честно говоря, такое небо я видела лишь раз в моей отмотавшей третий десяток жизни. Это случилось летом после второго курса, мы поехали к Черному морю, в палаточный лагерь, который, как оказалось позже, находился в горах, так далеко от какой-либо цивилизации, что… Одним словом, трое суток на собаках, двое суток на осле. Там много всего случилось — приятного и не очень, — но там было небо! Огромное, близкое, чёрное, подавляющее и поглощающее тебя с головой и всем твоим человеческим естеством, оно было усыпано звездами так, что захватывало дух: на чёрном небосклоне не было ни одного свободного места. Там я впервые — и, до сей поры, единожды — в своей жизни ясно увидела Млечный Путь. Помню, было сложно поверить собственным глазам: думалось, протяни руку — и сможешь прикоснуться к нему. До того момента я и не подозревала, что Млечный Путь можно увидеть так ясно и чётко с Земли невооруженным глазом…

Однако вернемся к моему пробуждению. Здесь, в этом лесу, на этой поляне надо мной было именно такое небо: огромное, близкое, усыпанное звездами. Я была искренне очарована и наслаждалась моментом. Внутри было легко и тепло. Хотя нет, даже жарко. «Жарко?» Взгляд метнулся вниз, и причина тут же отыскалась: на мне почему-то была зимняя одежда. Наверное, это должно было показаться мне странным, но я довольно быстро отмахнулась от этих мыслей, решив не заострять на них внимание: «Чего во сне не бывает?» И, как оказалось, зря…

Решив всё же рассмотреть свой сон как следует, я поднялась с земли и сняла, наконец, удушающее пальто. Сразу стало намного легче, а налетевший откуда ни возьмись лёгкий ветерок нежно охлаждал разгорячённое тело. Воспрянув духом, я решительно двинулась вперёд, но моего запала хватило, увы, ненадолго. Пробираться по лесу в сапогах на каблуках, хоть и небольших, было терпимо, но не очень удобно. Мысленно я уже не раз поблагодарила своё явно промахнувшееся со временем года подсознание, что оно хотя бы не нацепило на меня шпильки. В противном случае пришлось бы «вспахивать» ими поляну или скакать по чащобе босиком.

Кстати о лесе: окружавшие меня заросли были довольно густыми, и время от времени приходилось едва ли не силой продираться через преграждавшие путь кустарники и бурелом. Кроме того, за пределами поляны лунный свет становился совсем рассеянным, и шла я больше на ощупь, лишь угадывая путь по очертаниям и полутеням. Прошло уже довольно много времени, и моё настроение стремительно мрачнело, а воодушевление постепенно таяло. Нет, я все понимала: лес, ночь, Фрейд, — но у каждого сна есть какой-то сюжет или хотя бы намек на цель, движение — я же вот уже битый час, а может и дольше, бесцельно плутала в темноте, натыкаясь на елки-палки. Была мысль взобраться на одно из высоких деревьев (благо их тут было множество) и попытаться сориентироваться на местности, но от данной затеи пришлось отказаться. Залезть я, может быть, и залезла бы, да вот спускаться в такой кромешной тьме будет нерадостно, ну и, прямо сказать, опасно. Падать же с необозримой высоты мне не хотелось даже во сне.

Всё шло к тому, что мысленно я уже начинала закипать. Пальто, которое я теперь несла, перекинув через руку, цеплялось за каждый куст или ветку, что ещё больше выводило меня из себя. К тому же, несмотря на ночь, погода стояла самая что ни на есть летняя, и в джинсах, водолазке и осенних сапогах мне становилось всё жарче и жарче. Вот уже и тело стало противно-липким, а волосы, выбившиеся из косы, растрепались и присоединились к пальто в попытках зацепиться за нескончаемые кусты. Пребывая в таком невеселом настроении, я уже мечтала проснуться, наперед зная, что утром буду суровая, мрачная и помятая.

Будто подслушав мои мысли, пальто в очередной раз зацепилось за ветку, и, когда я обеими руками практически выдирала его из зарослей, оно неожиданно освободилось, отчего моё тело, повинуясь законам физики, полетело спиной в темную неизвестность. В следующий миг я неожиданно вылетела из чащи и пребольно приземлилась на землю. От досады и раздражения захотелось возопить великим, могучим и явно нелитературным русским, поделившись со всей округой накипевшим, но мне удалось сдержаться, и с губ сорвался лишь приглушенный рык. Нарочито глубоко задышав, дабы унять разрастающуюся злость, я решила переключить внимание и заставила себя оглядеться.

Место, где я оказалась, было похоже на узкую грунтовую дорогу, которая петляла между деревьями слева и справа от меня, уводя все дальше в лес. Пятая точка противно ныла от неудачного и резкого столкновения с земной твердью, а уже порядком раздражающий подарок Морфея всё больше и больше отдавал идиотизмом. Но деваться было некуда, и, немного отдышавшись, я сгребла злосчастное пальто в охапку, поднялась с грунтовки и задумалась, куда теперь двинуться в путь. «Прям как в сказке, — мрачно усмехнулась я. — Направо пойдешь — худо будет, налево пойдешь — ещё хуже, а если прямо, — мой взгляд уперся в лесной массив, откуда я только выпала. — Туда сама не хочу».

Стояла бы я так ещё долго, если бы в звенящей тишине мой слух не уловил какие-то отдаленные непонятные звуки: то ли музыку, то ли голоса, доносившиеся, похоже, с правой стороны. «Ага, значит худо… Ну да ладно, зато хоть сюжет появится», — рассудила я философски и, тяжело вздохнув, зашагала в соответствующем направлении.

По мере моего продвижения, голоса, казалось, всё больше отдалялись, а потом и вовсе стихли. Я остановилась и прислушалась — тишина, — но решила не отчаиваться и продолжила свой путь, мудро рассудив, что говорившие вряд ли ушли далеко. Кроме того, если голоса и их обладатели двигались в том же направлении, что и я, там должно было быть что-то интересное. От своей «железной» логики я поморщилась. Но чего во сне не бывает? А я все шла и шла, все дальше и дальше в лес. Одно радовало: деревья немного отступили от дороги, и высоко парящая впереди меня Луна отлично освещала путь.

За очередным поворотом справа от меня показалась небольшая полянка с поваленным деревом, где я решила сделать короткий привал, с удивлением осознав, что даже во сне можно устать, поэтому резво скинула пальто, сапоги с носками и с наслаждением вытянулась. Трава приятно освежала и холодила босые ноги, отчего я невольно заулыбалась, глядя на небо. «Нет, все же хорошо здесь. Ну и пусть, что брожу вот уже сколько, но не бегаю же — и на том спасибо!» Непродолжительный отдых значительно улучшил мое настроение, и захотелось даже затянуть какую-нибудь песню. Почему именно эта мысль посетила тогда мою головушку, осталось загадкой. Возможно, причиной был сам сон, который упорно не отпускал, а ещё больше запутывал видимым бездействием, а может подсознание решило сыграть со мною дурную шутку, пробудив внутри то, что обычно скрывалось. Ведь петь я всегда любила, хотя на людях немного стеснялась, а тут и не было никого, да и сам мир был, как-никак, мой. Я мысленно перебирала свой песенный репертуар: хотелось чего-то подходящего под обстановку. Взгляд вновь устремился к небу, и губы сами собой расплылись в улыбке: вспомнила! Вдохнув полной грудью, я затянула: «Гори-гори, моя звезда…»

Наслаждаясь песнью, я и не заметила, как встала и закрыла глаза. Внутренняя мелодия захватила полностью, а чувственные строки, казалось, эхом разносились по притихшему лесу. Но вот романс закончился, хотя последние мгновения волшебства всё ещё витали в воздухе, помимо воли взгляд зачарованно скользил по небосводу… И тут за моей спиной кто-то громко захлопал в ладоши. Я резко развернулась и тут же громко заголосила от неожиданности.


* * *


Первая шоковая реакция прошла быстро. Я c интересом рассматривала нарушителя моего сольного концерта в лесу: на меня во все глаза смотрела миловидная светловолосая девушка — навскидку я бы дала ей лет двадцать. Решив, что опасности от меня не ожидается, девица лучезарно улыбнулась и, активно жестикулируя, защебетала о чем-то. Была, правда, одна загвоздка — я не поняла ни слова: ее язык был мне совершенно незнаком. Наверное, на моем лице отразилось такое искреннее непонимание, что полуночная гостья резко замолчала и, помедлив, задала, судя по интонации, вопрос. Понять я его опять же не смогла, но он мог означать лишь одно, поэтому в ответ я только отрицательно замотала головой. Девушка поджала губы и нахмурилась, но, мгновение спустя, ткнула себе в грудь пальцем и отчетливо произнесла: «Мирта». Улыбнувшись, я последовала ее примеру.

— Ирина? — в голосе моей новой знакомой сквозило удивление. Я кивнула и решила попытать свое счастье:

— Ты меня понимаешь? — в ответ Мирта лишь покачала головой.

— Хм, может, по-английски? — та же реакция. — Немецкий?..

Бесполезно: на все мои фразы, независимо от языка, я получала один и тот же ответ. Я глубоко вздохнула: «Так… похоже, мое подсознание решило извести мое сознание. Ну, это форменное издевательство! Засадить меня в сон, где никто никого не понимает. Вот уж верно говорят, что чем дальше в лес, тем толще партизаны… Что дальше?» Вынырнув из своих раздумий, я поняла, что Мирта опять о чем-то тараторит и указывает в лес. Потом она замолчала и жестом пригласила следовать за ней. «Точно к партизанам! А куда деваться? Других плановых мероприятий тут у меня не намечается…» Я кивнула, надела сапоги, сгребла пальто в охапку и последовала за ней.

Шли мы недолго, хотя я искренне удивлялась, как в такой тьме моя попутчица умудрялась ориентироваться. Вскоре сквозь деревья замелькал огонек, и вот мы уже стоим на лесной прогалине. «Нет, не партизаны… Цыгане!» Моему взору открылась картина в лучших традициях фильмов «Будулай», «Возвращение Будулая», «Цыганка Аза» и Ко: ночь, костер, потасканная кибитка и сидящие вокруг непонятные личности в ярких нарядах. Хотя до табора тут было далеко — лагерь был маленький, и меня с интересом рассматривали сейчас три пары глаз: подсохший старичок с хитрым прищуром и роскошными серебряными бакенбардами, блондинистый парнишка, ревниво и как-то нервно сжимающий скрипку, а завершал эту немую сцену сидящий на козлах кибитки сурового вида бородатый мужик.

Мирта тем временем, оставив меня стоять в стороне, успела упорхнуть к бородачу и опять затараторила о чём-то. Это дало мне возможность при свете костра получше рассмотреть её: светлые волосы дополняла стройная гибкая фигурка и хитрющие небесно-голубые глаза. Одно было ясно: и девушка, и парень, и старичок — явно родственники. По поводу «Карабаса», как я его мысленно окрестила, я не была уверена. В этот момент Мирта подскочила ко мне, схватила за руку и потащила к кибитке.

Размахивая руками, как ветряная мельница, она принялась активно обсуждать что-то с мужиком, а тот, в свою очередь, хитро прищурившись, внаглую рассматривал мою особу. Было как-то уж очень неприятно: как будто он оценщик, а я товар на продажу. От этой мысли захотелось вновь накинуть на плечи пальто…Из раздумий меня вырвало собственное имя. Однако ко мне не обращались — представили, и теперь моя ночная спутница недвусмысленно указывала в мою сторону своему родственнику. А в том, что и с бородачом они в кровном родстве, я уже не сомневалась — один прищур чего стоил!

Суровые мужские брови взлетели вверх, и их владелец удивленно хмыкнул. «Карабас» попытался что-то спросить, но в ответ я лишь покачала головой. Поджав губы и прямо глядя мне в глаза, суровый стукнул себя кулаком в грудь и рыкнул: «Барон». Я натянуто улыбнулась, чтобы не засмеяться в голос. «И только? Какой барон? Цыганский? А что так мелко? Почему не граф, не король, не царь, не император, в конце концов! Хотя не стоит зарекаться, ведь оставшимся двум меня еще не представили». Барон, видно, почуял что-то, потому что после этого он уже не порывался настроить контакт и полностью увлекся обсуждением чего-то или кого-то с Миртой, не забывая периодически тыкать в мою сторону пальцем. Я все больше и больше ощущала себя идиоткой

Вдруг мужик ухватил меня за плечо и бесцеремонно толкнул ближе к костру. «Ну все, — подумалось мне, — сейчас меня будут есть? Жарить?» А внутренний голос с издевкой добавил: «Ага, по-баронски!» Я вопросительно уставилась на мою провожатую, но она на меня и не смотрела. Мирта что-то буркнула старику и парню, и те заиграли какую-то мелодию, предположительно танцевальную. Девица вновь потянула меня за собой, одновременно пританцовывая и прихлопывая. «Что? Теперь по расписанию танцы?» Я потеряла всякую логическую мысль. «Что им от меня надо? Что за театр абсурда творит мое подсознание?!» Не обращая никакого внимания на мою растерянность, Мирта настойчиво пыталась вовлечь меня в танец, но я только отпиралась и старалась высвободить свою руку.

Нет, музыка была очень даже ничего — почти задорная, но мне совсем не хотелось участвовать в этом показательном выступлении. Однако белокурая последовательница Эсмеральды не сдавалась. Со стороны наша пара, скорее всего, выглядела очень странно: Мирта, пытающаяся грациозно следовать музыке и одновременно подыгрывать неизвестно откуда взявшимся бубном, и я, все еще вырывающая руку из мертвой хватки своей партнерши, раскачивающаяся из стороны в сторону с очарованием огородного пугала на ветру. Наверное, наш групповой номер не произвел должного впечатления и на сурового Барона, потому как он что-то резко выкрикнул в нашу сторону и, презрительно скривившись, засмеялся.

Музыка остановилась. Мирта развернулась ко мне. Я ожидала чего угодно: от раздражения до ярости, но только не такой полный мольбы и щенячьей тоски взгляд. Эмоции были такими сильными, что сердце мое дрогнуло, и я сдалась. Закатив глаза, я кивнула танцовщице, и она, похоже, поняла меня без слов. Вновь лучезарно улыбаясь, она скомандовала старому и малому заводить шарманку по второму кругу. Я переняла ее инициативу и знаками дала понять, чтобы играли побыстрее. «Чай, не на званом обеде». Старичок кивнул в ответ, хитро улыбнулся, ударил по струнам, и понеслось!

Эта была очень заразительная мелодия, невероятная смесь из танго, цыганских напевов и русской народной песни. Если в начале я еще немного смущалась, то это быстро улетучилось, и мы с Миртой самозабвенно отдались во власть музыки. Нет, я никогда не была королевой танцпола, но импровизировать под музыку дома или веселясь с подругами очень даже любила. К тому же как нельзя кстати вспомнились покрывшиеся пылью уроки хореографии и еще не совсем забытого танго. Не знаю, как все это выглядело со стороны, но я просто получала удовольствие, да и Мирта была отличной напарницей.

В какой-то момент мелодия закончилась. Всё ещё пытаясь восстановить дыхание, я оглядела находящихся на поляне: светловолосая Эсмеральда аж вся светилась от радости и гордости, будто она меня выучила и вскормила, старик и парень, улыбаясь, ободряюще кивали, и даже «Карабас» удовлетворённо хмыкнул. Барон побеждённо вздохнул и бросил какую-то фразу в сторону Мирты, отчего та засияла еще больше, захлопала в ладоши, а потом и вовсе бросилась ему на шею. «Похоже, или старший брат или отец», — отметила я мысленно. Он кинул взгляд в мою сторону и немного улыбнулся. «Ну, может, не такой он и суровый», — наивная, как же я ошибалась…

Постепенно все стали готовиться ко сну, да и мои ноги уже гудели от предыдущего марафона по лесу и зажигательной пляски. Мирта, будто прочитав мои мысли, выдала мне спальный мешок, одеяло и определила место рядом с собой недалеко от притихшего костра. Я с благодарностью приняла её знак внимания, подложила пальто вместо подушки, с удовлетворением сняла сапоги и вытянула босые ноги. «Да уж, насыщенный сон. Главное его не забыть и завтра поискать толкование». Ночь была теплой и тихой, Луна медленно скользила по небосклону. Окутанная сладковатым ароматом леса, я и не заметила, как уснула. «Не люблю сны, в которых я засыпаю. От них наутро голова квадратная», — было моей последней мыслью, прежде чем я окунулась в объятия Морфея.


* * *


Наутро меня разбудил настойчивый писк будильника. Я недовольно заворчала: «Ну зачем? У меня сегодня выходной!» Мне было так тепло и уютно, и вставать не хотелось совсем. В надежде укрыться от настойчиво лезущих в глаза солнечных лучей, я свернулась калачиком и зарылась с головой под одеяло, но только противный писк никак не прекращался. «Выключи будильник!» — промычала я. Никакой реакции не последовало. Высвободив руку из-под одеяла, я стала шарить вокруг в попытке достать зловредный предмет, но пальцы хватали лишь пустоту. Силясь угадать направление поисков по звуку, я вдруг поняла, что звук вообще раздавался откуда-то сверху. «Ну, если это мой любимый решил так надо мной подшутить…» Перед глазами явственно встал образ моего парня с торжествующей улыбкой. Как он стоит надо мной с будильником и потешается над тем, как я размахиваю тут руками. «Кому-то будет больно! Ну, выключи!», — в ответ — тишина и все тот же писк. «Агр-р-р. Ладно, ладно, я встаю!» — прорычала я, повернулась на спину, откинула одеяло и открыла глаза. Зря.

Как только мир принял чёткие очертания, я похолодела от ужаса. Над моей головой раскинулось ясное голубое небо. Похоже, было раннее утро: солнце только начинало свой дневной путь, и его лучи нежно ласкали лицо. Лёгкий ветерок приятно холодил кожу. И все бы ничего, но было в этом идиллическом пейзаже одно большое но — над моей головой было именно небо, а не побелённый потолок нашей спальни.

Чувствуя, как меня охватывает паника, я закрыла глаза, нарочито медленно и глубоко дыша, досчитала до десяти, снова открыла — всё то же небо. Голова закружилась, а в желудке зашевелился комок ледяных змей. Понимая, что мне сейчас станет дурно, я села на своей лежанке, инстинктивно зажав рот рукой, стремясь то ли удержать змей в желудке, то ли не заорать на всю округу. Когда тошнота немного отступила, я решилась осмотреться, и, хотя казавшиеся ватными ноги предательски подрагивали, заставила себя медленно встать.

Местность была похожа на прогалину, вокруг которой величественно возвышался лес. В ещё неясных лучах раннего утра, чаща казалась тёмной и неприветливой. Взгляд скользнул по поляне — остатки погасшего костра, глиняные кружки, бубен… Стоп. А вот это мне уже знакомо. Я развернулась: на другом конце поляны, у самой кромки леса стояли и мирно жевали траву две серые лошади, чуть поодаль примостилась потрепанная и явно видавшая лучшие времена кибитка. События из моего прошлого сна быстро пробежали перед глазами: ночь, блуждания по лесу, бродячие музыканты, танцы на ночь и Мирта. Я глазами нашла знакомую фигуру в нескольких шагах от места, где я проснулась. Девушка мирно спала, по-детски подложив ладони под щёку.

Шестеренки в голове завертелись с утроенной силой. Вчера мне снился сон о том, как я оказалась в лесу, гуляла, встретила Мирту и ее бродячих музыкантов или родственников (неважно). Потом меня заставили… нет, скорее, уговорили танцевать, а потом я легла спать. «Вон там, — рука сама указала на спальный мешок. — Так… Значит, во сне я заснула, а теперь опять проснулась… Выходит, это всё — продолжение моего сна!» С губ сорвался вздох облегчения. «А я-то уж подумала, что оказалась неизвестно где и как. Совсем больная. Конечно же это сон, тут вон как тепло, а дома -то зима. Ненавижу засыпать во сне», — я улыбнулась.

Уже почти успокоившись, я оглядела поляну. Мирта всё ещё мирно спала рядом, её безымянный брат примостился у колёс кибитки, где в высокой траве можно было различить еще два силуэта. «Если я проснулась во сне, то пора бы мне и по-настоящему пробудиться. Вон будильник сколько уже надрывается. Будильник?..» Взглядом я стала искать источник разбудившего меня писка — на ближайшем дереве сидела небольшая птица ярко-василькового цвета. Она с интересом меня рассматривала, время от времени издавая те самые странные звуки: не щебетание, не писк, а какое-то улюлюканье. «Так вот как выглядит мой будильник во сне? Оригинально, не поспоришь… Однако пора вставать. Насмотрелась я сегодня столько, что ещё на три сна хватит. Может, мне себя ущипнуть?» Зажмурившись и досчитав до трёх, я от души себя ухватила пальцами, а в следующее мгновение от неожиданной острой боли невольно вскрикнула и резко открыла глаза. Улюлюканье прекратилось, но птица осталась, как и поляна, и лес, и кибитка, и кони, и бубен… Я почувствовала, как покрываюсь холодным липким потом, а от медленно накатывающего осознания происходящего внутри с удвоенной силой зашевелились змеи и перехватило дыхание. В эту нерадостную минуту ноги отказались мне служить, и, глухо охнув, я без особой грации осела на свой спальный мешок.

Похоже, моё приземление наделало больше шума, чем нужно. Краем глаза я уловила некое шевеление — Мирта. Она заворочалась, слегка приподнялась на локте, зевнула и, сонно улыбаясь, посмотрела на меня. Она что-то пробурчала, из чего я поняла только своё имя. Я медленно повернулась к ней. Сон и улыбка мгновенно слетели с её лица, а в глазах появилось явное беспокойство: «Ирина?» Я ничего не могла ей ответить, только сидела и судорожно глотала воздух, как рыба, выброшенная на берег. Мирта было протянула ко мне руку, но я резко отстранилась: в глазах танцовщицы отражалась перепуганная, безумного вида девица: темноволосая, мертвенно бледная, с дикими глазами. А потом я вдруг поняла, что это была я сама. Я нервно вздохнула; руки предательски дрожали. Мирта, решив, что меня что-то сильно напугало, с опаской озиралась вокруг, но на поляне все было абсолютно спокойно. Она вновь повернулась ко мне, теперь и в её взгляде появились страх с примесью подозрения. Нахмурившись, она на меня как-то странно смотрела. «Наверное, думает, что я чокнутая». Мирта что-то спросила, вопросительно изогнув бровь. Она медленно, почти по слогам повторила лишь одно слово:

— Дрем? — я смотрела на неё с непониманием. — Дрем? Фантазме?

И тут меня осенило: она явно решила, что мне снился кошмар. «Пусть будет кошмар. Лучше так, чем поехавшая крыша». Я утвердительно закивала, а Мирта, облегчённо вздохнув, вдруг обняла меня. От неожиданности я вздрогнула и напряглась. «Так… Успокойся… Она, наверное, просто хочет меня утешить…» Я заставила себя немного расслабиться. Так мы сидели какое-то время. Потом Мирта отстранилась и еще раз внимательно на меня посмотрела, но, решив, что в голове у её ночной гостьи вроде всё на месте, указала на спальный мешок и что-то прошептала, показательно сложив ладони под щекой и закрыв глаза. «А, понятно. Хочешь, чтобы я снова заснула. Ну-ну, конечно». Я слегка кивнула и послушно легла. Через какое-то время с её стороны послышалось ровное посапывание, я же уставилась на небо и стала судорожно соображать.

«Сон или не сон? Вот в чём вопрос… Если это сон, то уж очень реальный. Да и почему я тогда не могу проснуться? Щипать я себя уже пробовала — рука вон до сих пор ноет, а всё без толку. Хм, может, так и задумано? Типа я должна дойти до какого-то момента, и потом всё закончится само собой, а я тихо и спокойно пробужусь в своей спальне? Но тогда по времени уж очень долго все происходит, хотя… здесь может время протекать по-другому… Или я уже просыпалась, а это вторая часть моего сна? Звучит логично, и такое у меня уже бывало». Я решила вспомнить, что делала днём, как легла спать, как заснула, что было между снами. Но с отчаянием осознала, что абсолютно ничего не помню, и мои последние воспоминания ограничивались тем, как я ехала на работу. Помню, погода была скверная (впрочем, как и обычно зимой): ветер, дождь и грязно-серое небо над головой. Смена была относительно ранняя, поэтому я, по привычке, задремала в поезде. Но вот как прошла смена, как я пришла домой и как в конечном итоге легла спать — мой мозг отказывался мне ответить. Просто чистый лист. Поток логических размышлений набирал обороты, но вот следующее направление мыслей мне абсолютно не нравилось и попросту пугало.

«А что если это не сон? Всё вокруг такое реальное: и трава, и деревья, и даже люди. Я вон явно чувствовала Миртины прикосновения… Тогда как я тут оказалась? И самое главное — где я?» Местность была мне незнакома, как, впрочем, и язык. Я попробовала все три, что знала, и из всех разговоров разобрала только два слова. Хотя, стоило признаться, я и не прислушивалась особо… Пока я только видела лес… «Может, я оказалась в Румынии или Венгрии где-то? От нас, в принципе, недалеко, но тогда — что же произошло с погодой? Вчера была зима, а тут явно конец весны — начало лета». Я окинула взглядом близстоящие деревья. «Не спала же я на первой поляне четыре с лишним месяца! Тоже мне Белоснежка нашлась. Но тогда как все это объяснить? Может, у меня амнезия? Я ушла из дома и все это время плутала неприкаянная?» Я окинула себя взглядом, но на одежде не было никаких следов грязи, да и вещи были, опять же, зимние. «Может, меня похитили, а потом я сбежала и именно так оказалась на той поляне?» Я задрала водолазку и осмотрела живот: никаких швов или рубцов не наблюдалось, что не могло не радовать: значит, органы на месте. Да и самочувствие было почти отличным, поэтому непохоже, чтобы меня опаивали, били или пытали в последнее время. Я опять задумалась: «Как ни крути, но для начала мне надо выбраться из леса, а потом уже разбираться, что к чему и как. Плана местности я не знаю, значит, буду держаться Мирты и Ко. Кстати о них…»

Я украдкой посмотрела на спящих. Если мое первое впечатление и было, что они побратимы Будулая, то при свете дня было ясно, что это совсем не так. Мирта и ее брат, к примеру, были слишком светловолосы, светлокожи и голубоглазы, для того чтобы быть причисленными к ромалам. Артисты не производили отталкивающего впечатления, и ни на бандитов, ни на воров не смахивали, что, конечно, успокаивало. Мои новые знакомые были явно какой-то бродячей труппой. Да и одежда их была немного странная: старомодная и, вообще, походила больше на средневековые костюмы. И тут меня осенило: «Может, и правда костюмы? Что если они едут на какую-нибудь ярмарку, а может и фестиваль средневековья или Ренессанса. Летом их тут много проходит. Тогда бы это многое объясняло… Хотя вчера я и заметила явное отсутствие всяческих электрических приборов, но, может, они просто так в образ вжились? И такое бывает. Вон в Америке одни Амиши чего стоят…» Так или иначе, но на данный момент эти люди были моей единственной надеждой добраться до ближайшего населённого пункта. Там, скорее всего, будет телефон или полиция, можно будет дозвониться своим, и меня заберут домой. «Телефон…» Меня вдруг посетила безумная мысль. Я проверила карманы джинсов — пусто. Но оставалось еще одно место. Стараясь проделать всё как можно тише, я аккуратно привстала и развернула пальто. Правый карман оказался пуст, а вот в левом нащупывался плоский предмет. Конечно, окажись в моем кармане телефон, это было бы просто несказанной удачей, но даже своему старенькому мр-3 плееру, (а именно его я и вертела сейчас в руках) я была очень рада. Батарейка была почти полной, однако надолго ее не хватит, но его можно будет обменять или продать в случае необходимости. Улыбнувшись, я убрала находку обратно в карман, свернула пальто и снова легла. Теперь, когда у меня был своего рода план действий, стало намного спокойнее, чем в первые минуты после пробуждения. Я была уверена, что всё устроится: доберусь до города и скоро вернусь домой. Убаюканная своими мыслями, я не заметила, как снова задремала.

Разбудила меня Мирта. Она слегка тормошила меня за плечо, что-то щебеча на всё ещё непонятном мне языке. Чувствовала я себя намного более уравновешенно, чем ранее утром, и, похоже, девушка прочитала это в моих глазах, потому как мгновение спустя уже лучезарно улыбалась и, активно жестикулируя, дала понять, что пора собираться. Зевнув и потянувшись, я поднялась и, воодушевленная своими ранними размышлениями, быстро помогла ей скатать спальные мешки. Остальные участники труппы сидели невдалеке и уже заканчивали нехитрый завтрак, которым со мной радушно поделились: кусок хлеба, пара яблок, немного сыра и кружка молока. После нехитрой трапезы я завернула пальто и убрала его в потрепанный походный мешок, который мне выдала Мирта.

Последний раз окинув взглядом поляну, мы с ней уже направились с дороге, чтобы там подождать остальных, как нас вдруг окликнул Барон. Он что-то громко сказал моей спутнице, указывая на меня. Мирта скользнула по мне взглядом и задумчиво закусила губу, но тут же кивнула мне и поманила обратно к кибитке. Она что-то долго искала внутри, потом вылезла наружу и протянула какие-то вещи. В ответ я лишь вопросительно посмотрела на неё. Она жестом указала на меня, явно имея в виду одежду, а потом отрицательно покачала головой и снова протянула мне свёрток. «Так что, мне теперь тоже в костюмы наряжаться?» Надевать на себя чужие, да к тому же сомнительной чистоты вещи совсем не хотелось: в этом отношении я всегда была достаточно щепетильна. Однако моя спутница, вновь категорично покачав головой, всунула мне в руки цветастый ворох и указала в сторону ближайших кустов. «Похоже, права выбора у меня тут нет. Ну ладно, благо, что всё это ненадолго», — вздохнула я и скрылась из виду.

На поверку вещи оказались чистыми и приятно пахли травами. Поэтому через некоторое время я уже с интересом осматривала себя: на мне была длинная цветастая юбка с воланами, белая лёгкая блуза с широкими рукавами и довершал ансамбль широкий кожаный пояс, украшенный маленькими золотистыми постоянно побрякивающими монетами. Одним словом — цыганка. На самом деле я была даже рада смене гардероба — в джинсах и водолазке несмотря на ранний час уже становилось жарко, а вот лёгкая рубашка и разлетающаяся юбка явно больше подходили по сезону. Конечно, на мне всё ещё были мои сапоги, но теперь это было не так критично — в крайнем случае, их всегда можно будет снять и походить босиком, да и в таком наряде это будет даже аутентично. «Хорошо хоть, что мне попались повёрнутые на Средневековье. А то была бы другая эпоха, как затянули бы меня сейчас в корсет с китовым усом, я бы сразу тут лапки и отбросила», — усмехнулась я, попутно заталкивая свои вещи всё в тот же мешок, что и пальто.

Надо сказать, что моя трансформация в цыганку нашла явное одобрение со стороны странствующих деятелей культуры. Мирта, завидев меня, радостно захлопала в ладоши и что-то крикнула Барону, который, в свою очередь, окинув меня оценивающим взглядом, одобрительно хмыкнул и кивнул. Наконец всё было готово, и мы двинулись в путь.

Глава опубликована: 13.03.2018

2. Свобода выбора

Мне стало казаться, что лес никогда не закончится. Вот уже целый день мы пробирались сквозь чащу, останавливаясь лишь для того, чтобы перекусить, и только когда солнце стало клониться к горизонту, наш небольшой караван остановился на ночлег. Я сразу поспешила помочь Мирте раскатать мешки и при первой возможности с наслаждением скинула сапоги. Мои ноги ныли нещадно, а стопы, казалось, горели огнём, ведь обувь на мне, хоть и не зимняя, точно была не предназначена для продолжительных походов. В течение дня я не раз мысленно поблагодарила Мирту за мой обновлённый гардероб: пусть лес и скрывал нас от прямых лучей палящего солнца, погода всё равно была жаркая, и в своей одежде я бы уже точно получила тепловой удар. Облегчение пришло с наступлением темноты.

Было заметно, что этот переход дался нелегко не мне одной: приготовив нехитрый ужин, первое время все просто сидели и молча поглощали содержимое тарелок, то и дело прикладываясь к меху с водой. Я еще подумала, что мои спутники могли бы тут сделать исключение и воспользоваться фляжкой или обычной пластиковой тарой, но в этом отряде явно в ходу был лозунг «Жажда — ничто. Имидж — всё!», и аутентичность образа они не нарушили ещё ничем. Одним словом, «Средневековье, мы верны тебе!». Утолив голод и жажду, мужчины устроились у костра и раскурили трубки. Мирта возилась со своим спальным мешком, а я впала в состояние полудрёмы, схожее со ступором. Однако, как говорится, покой нам только снится: в следующий момент Мирта материализовалась передо мной с бубном в руках и поманила за собой. Мне ничего не оставалось, кроме как, тяжело вздохнув, последовать за ней.

Какое-то время мы молча шли сквозь чащу, аккуратно ступая по мягкой траве, пока не вышли на небольшую поляну. Как их находила моя спутница, оставалось для меня загадкой: на нюх, что ли?.. Встав на середину, мы выжидающе смотрели друг на друга. Я всё ещё была босиком, и для моих уставших стоп трава казалась шёлком, приятно холодившим раздражённую кожу. В следующую секунду Мирта щёлкнула пальцами, привлекая моё внимание, улыбнулась, подняла бубен к плечу и звонко стукнула по нему, потом легко повернулась вокруг и повторила движение уже у другого плеча. Она улыбнулась и указала на меня в приглашающем жесте. «Что, опять танцы? У них прямо как по расписанию…» Я слегка нахмурилась, но повторила за ней, только хлопая в ладоши. Теперь уже даже было интересно, что последует дальше. Она одобрительно кивнула и продолжила показывать мне следующие движения. «Нет, ну какого Мазая? Им что, делать нечего?» Мы весь день топтали грунтовку, а теперь им — вернее, ей — требуется продолжение?.. Движение — жизнь, чтоб меня. Я хмуро повторяла все новые и новые хореографические композиции своей спутницы, но вскоре поняла, что с меня на сегодня достаточно, и, топнув ногой, развернулась в направлении лагеря. Однако Мирта ловко ухватила меня за локоть и повернула к себе. Она отрицательно покачала головой, давая понять, что урок танцев ещё не закончился. В ответ я демонстративно закатила глаза и вопросительно развела руки в стороны: «Зачем это безумие?» Луна стояла уже высоко, и в её свете было ясно видно, что и Мирта устала: под глазами залегли тени, она почти не улыбалась. Вымученно вздохнув, она указала в направлении лагеря, потом на нас с ней и сказала только: «Барон». Я поняла. За сегодняшний день она устала не меньше меня, но её отец решил, что нам — хотя, скорее всего, в основном мне — нужно попрактиковаться в танце. Зачем ему это было нужно, осталось загадкой, но мне не хотелось подводить Мирту, да и ругаться с теми, кто являлся моей единственной надеждой выбраться отсюда, было бы просто глупо. Я вымученно улыбнулась своей спутнице и утвердительно кивнула. В ответ Мирта взяла меня за руку и слегка сжала ладонь. Немного передохнув, мы продолжили нашу репетицию и оставались на поляне ещё какое-то время, повторяя вновь и вновь повороты, взмахи рук, грациозные изгибы и покачивания бедрами, пока не добились достаточной синхронности движений. Под конец мы обе были довольны результатами, но ноги нас еле держали.

Обратно к лагерю мы доплелись в полном молчании и тут же повалились на спальные мешки. У костра сидел только импозантный старичок. Как я узнала ранее, звали его Галин, и он приходился отцом Барону и, соответственно, дедушкой Мирте и её брату — Диону. Галин протянул нам мех с водой и добродушно улыбнулся, не выпуская трубки изо рта. Сделав несколько жадных глотков, я благодарно кивнула и вытянулась на лежанке: надо мной простиралось всё то же изумительное звездное небо. Было тихо, за исключением лёгкого потрескивания костра. То ли из-за усталости, то ли после всех сегодняшних нервных встрясок, голова была абсолютно пуста, и, наверное, впервые в жизни я была этому только рада. Тишина и сладковатый воздух леса.

Я резко открыла глаза. Вокруг было всё то же место, только костер давно погас, и теперь поляну освещал лишь яркий свет полной Луны. Пытаясь определить, что меня разбудило, я стала внимательно вслушиваться: тишина, нарушаемая только равномерным дыханием Мирты. Какое-то время я скользила взглядом вокруг себя, силясь различить в тёмных очертаниях что-то постороннее, но всё было недвижимым, даже слишком: ни дуновения ветра, ни шелеста листвы. Казалось, мир вокруг замер. Я нервно сглотнула и вновь закрыла глаза, но сон не шёл. Что-то было не так. В полной темноте я стала прислушиваться к своим ощущениям.

Сначала я не почувствовала ничего, кроме собственного сердцебиения и дыхания, однако постепенно стала ощущать тепло. Оно было мягкое, бархатистое и какое-то тягучее. В первые моменты оно волной прошло по всему телу, а потом я почувствовала, как тепло проникает в кончики пальцев и медленно, с каждым ударом сердца, разливается по кистям рук к плечам. Потом, словно обнимая невидимыми руками, скользит вдоль по позвоночнику вниз по ногам к самым кончикам пальцев и одновременно легко наполняет голову до корней волос. Мне не было жарко — мне было легко. Я чувствовала себя абсолютно невесомой: каждая клеточка моего тела была наполнена энергией, и казалось, что стоит только взмахнуть руками, и я унесусь в звездную даль. Меня посетила странная мысль, что, открой я сейчас глаза, буду светиться, как лунный свет…

Как долго это продолжалось, я не знала, потому как потеряла всякую ориентацию во времени. Все чувства и ощущения были завязаны только на этом вязком тепле, которое переполняло меня до самых краев. Хотелось выплеснуть всё это во вне: закричать, взлететь, побежать, взорваться миллиардами звезд. От этого растущего желания и переполняющей энергии становилось уже невыносимо. Легкость переходила во все нарастающее покалывание во всем теле. А потом появилась боль. Мне казалось, что мою кожу разрывают изнутри. Когда терпеть было уже невозможно, тело непроизвольно выгнулось дугой, я закричала и резко открыла глаза. Все мгновенно прекратилось, а мир снова ожил. Ветер нежно касался моего лица, на котором еще не успели высохнуть слезы.

Я присела на спальном мешке и оглянулась — мои спутники безмятежно спали. «Значит, закричала я не так громко, как мне показалось. А может, это было и вовсе лишь в моей голове?» В любом случае, так даже лучше: не хотелось бы снова будить Мирту, ведь всякий раз списывать моё странное поведение на кошмар не получится. Я бесшумно легла и закрыла глаза: «Может, мне это приснилось? Игра воображения…» Но в теле всё ещё ясно чувствовались отголоски покалывания и невесомости. Что это было? Хотя первые ощущения и были приятными, но неожиданность и необъяснимость событий меня пугали. Однако усталость всё же взяла свое, и вскоре я присоединилась к моим спящим спутникам.

Весь следующий день мы опять провели в пешем походе через лес. На какое-то время нам с Миртой разрешили устроиться в кибитке, но под плотным балдахином было совсем нечем дышать, и вскоре мы снова шагали под кронами деревьев. На привале был ужин и очередная тренировка по танцам. А потом я заснула, и все повторилось: лёгкость, тепло, чувство невесомости, переполняющая энергия и боль. По такому же сценарию прошёл вот уже третий день пути, а из леса мы пока так и не вышли. Я стала уже серьёзно опасаться за своё психическое и физическое здоровье. «Может, здесь что-то в воздухе? Надеюсь, за пределами леса это наконец прекратится…» Только вот этому самому лесу не было видно ни конца ни края, что вновь заставляло задуматься над тем, где же я все-таки оказалась.

Увы, языковой барьер со своими спутниками я так и не преодолела, поэтому объяснить географию мне никто не мог, да и не рвался особо. Нет, какие-то отдельные слова я различала, и мы с Миртой сносно объяснялись жестами и отдельными фразами, но ни о какой беседе по душам не могло быть и речи. Я с интересом вслушивалась в речь своих спутников и нередко ловила себя на мысли, что их язык был похож на очень германизированную версию английского. Наверное, поэтому и получалось время от времени что-то разобрать, да и акцентируя внимание на том, что мне знакомо в их речи, я стала больше понимать. Были мысли попросить Мирту обучить меня хотя бы азам, но после многочасовых переходов и последующих танцевальных занятий на это всё равно не оставалось никаких сил.

Под конец четвёртого дня нескончаемые ряды деревьев неожиданно расступились, и на смену им пришла простирающаяся до самого горизонта холмистая равнина. Мы вышли из чащи уже на закате, поэтому заночевали прямо у кромки леса. Я с наслаждением смотрела вдаль: после полумрака, царившего под кронами деревьев, мой взор никак не мог насытиться бескрайним простором. Дышать было легче, хотя в воздухе витала неопределенная сладость. На этот раз мы с Миртой танцевали прямо здесь, под оценивающими взглядами Галина, Диона и, конечно же, Барона. В конце тренировки старичок и юноша даже подыграли нам немного, мы же, будто не чувствуя усталости, синхронно и грациозно скользили под музыку. Получалось у нас действительно очень неплохо, чем мы и заслужили последующие аплодисменты трёх мужчин. После танцев мы устроились на ночь, и я быстро задремала. Моей последней осознанной мыслью было: «Будет ли и сегодня то тепло? Может, действительно, это всё лес так действовал?»

Оно пришло и с ещё большей интенсивностью, чем прежде. В этот раз я думала, что от разрывающей меня боли потеряю сознание, и только усилием воли не дала себе сорваться в беспамятство. Когда всё закончилось, и я, обессилев, лежала и смотрела на звёзды, в голове птицей билась одна только мысль: «Лес закончился, а значит, скоро мы доберемся до какого-нибудь поселения. Я свяжусь со своими и скоро окажусь дома. Они, наверное, с ума сошли от переживаний. Ещё недолго, ещё немного. Главное — добраться до города». В тот момент я ясно видела, как меня заключают в объятия сестра, любимый, и от этого мне хотелось и смеяться, и плакать одновременно. Картинка была такой яркой, что, казалось, я уже была дома. Как же я тогда ошибалась.


* * *


Весь следующий день мы брели по холмам и долам, и на этот раз Барон практически заставил нас с Миртой ехать в кибитке. Я, конечно, с удовольствием укрылась от солнца, но вот настойчивость нашего главаря меня несколько обескуражила. В ответ на мой вопросительный взгляд Мирта лишь указала на солнце, а потом на наши бледные руки. «Как же я сразу не догадалась. Ну, в таком случае спасибо за заботу».

Заночевали мы снова в чистом поле. Благо рядом мирно текла небольшая речка, где мы по очереди с наслаждением искупались. Со средствами личной гигиены у моих сопровождающих было не густо: зубной порошок да мыло, пахнущее травами. Ещё приятно удивило наличие бритвы, правда, клинковой. Когда Мирта мне её протянула, я сначала покосилась на предмет с опаской. Во-первых, я понятия не имела, как этим пользоваться, а во-вторых, ещё неизвестно, кто ею пользовался до меня. Ну и в-третьих, какой мне смысл устраивать косметический салон на лоне природы? Однако моя спутница истолковала мою нерешительность иначе. Девушка рассмеялась и посмотрела на меня так, как, наверное, Робинзон смотрел на Пятницу. Я почувствовала себя полной кретинкой: «Думает, наверное, что я дикая и такой бритвы в глаза не видела». Не стоит вдаваться в подробности, но после недолгих препираний с моей стороны, особенно по поводу дезинфицирующих средств, вся процедура была благополучно завершена. Впервые за пять дней я почувствовала себя цивилизованным человеком.

На следующее утро Барон разбудил нас раньше обычного. Наскоро позавтракав и умывшись, мы двинулись в путь, а к полудню, когда обогнули очередной холм, вдалеке забрезжили очертания небольших построек, при виде которых сердце моё не могло не возрадоваться. Чем ближе мы подъезжали к городку, тем ближе я была к возвращению домой. И вот, спустя некоторое время, в лучах послеобеденного солнца перед нами предстала невысокая каменная стена средневекового типа. Как только мы миновали ворота, я поняла, что и весь город был построен в лучших традициях рыцарских времён.

Кибитка, покачиваясь, катилась по брусчатой мостовой, вдоль которой выстроились в ряд многочисленные невысокие (самое большое, этажа в два-три) дома. По мере продвижения я стала замечать, как то тут, то там в окнах мелькали лица горожан, рассматривающих нас с неприкрытым интересом. «Ну да, тут такое историческое представление на колесах катит. Грех не посмотреть». Вскоре, правда, пришла моя очередь удивляться.

Первые же из местных жителей, попавшиеся на нашем пути, были одеты так же странно, как и мои спутники: некая смесь средневековья и собственной фантазии. Моей первой догадкой было, что именно здесь и проходила ярмарка, поэтому все жители просто решили поддержать затею и нарядились соответственно. Но тогда как можно было объяснить полное отсутствие машин, мотоциклов, велосипедов — все современные средства передвижения заменяли лошади, пони, повозки, упряжки и прочее. В голову закралось смутное подозрение: «Может, они тут фильм снимают?.. Или это исторический тематический парк развлечений…» Я немного нервно поглядывала по сторонам, в надежде увидеть хоть какие-то признаки цивилизации, и в тот момент я была бы несказанно рада даже электрическим проводам, супермаркету или какому-нибудь автомату, банку, чему угодно, да хоть пластиковой бутылке на обочине. Но, увы, улицы, дома и жители были девственно чисты и совершенно свободны от всех признаков двадцать первого века.

С каждым стуком копыт мои подозрения перерастали в страх. Сама же я была так увлечена созерцанием окрестностей, что и не заметила, как кибитка остановилась, и очнулась уже от того, что кто-то звал меня по имени. Оказывается, Мирта уже выбралась наружу и теперь оживленно пританцовывала на месте. Последовав её примеру и легко соскочив на мостовую, я решила ещё раз внимательно оглядеться. Расположились мы на небольшой площади, по периметру которой раскинулись многочисленные торговые лавки с товарами на любой вкус: лотки с фруктами, корзины с кудахчущими курами, бочки с рыбой, кухонная утварь, доспехи — всего не описать.

Наше появление явно привлекло внимание: владельцы лавок вышли на улицу и оживленно переговаривались друг с другом, периодически кивая в нашу сторону. С неприкрытым изумлением на нас таращились и ребятишки, которые, казалось, материализовались из воздуха. Мирта смеялась и что-то оживленно им объясняла. Одна девочка спросила её о чём-то, указывая на меня. Моя спутница покачала головой и ответила что-то, видно, не очень приятное, потому как в следующий момент малышка кинула в мою сторону очень грустный, даже жалостливый взгляд. «Что она там про меня наговаривает? Что я больная на всю голову? Спасибо, подруга, удружила». Я уже хотела ей возразить по мере своих языковых способностей, как услышала, что та самая девочка, тыкая в мою сторону пальцем, громко объясняла подругам: «Силент. Мует». Моя челюсть поползла к полу: выходило, что меня выдавали за немую. «Что за придурь?» Внутри все закипело. Нет, было понятно, что вести светские беседы на этом языке я не мастак, но называть меня немой — это уже было перебором. Видно, почуяв моё негодование, Мирта обернулась и, похоже, без слов поняла, что я в тот момент о ней думала. Ей хотя бы хватило совести сделать виноватое лицо. «Что за игру ты затеяла?» Я отвернулась от неё, чтобы отвлечься и заодно изучить другую часть рыночной площади.

Там все было то же самое: лавки, торговцы, снующие покупатели и любопытные взгляды. Обычный рабочий день на торговой площади. «Ага, только вот в средневековье!!!» До сих пор я так и не заметила ни одного нормально одетого человека, да и, признаться честно, на съёмки фильма это всё ни капли не походило. К своему отчаянию я всё больше убеждалась, что люди не были одеты в костюмы — это и было их обычной повседневной одеждой. Мысленно проанализировав и систематизировав увиденное, я в конце концов пришла к единственному логичному заключению, что это, скорее всего, была какая-то община. Просто они тут были все повёрнутые на средневековье или фэнтези. Хотя нет, желающих быть эльфами, гномами или хоббитами пока видно не было. Невольно снова вспомнились Амиши. «Нет, ну а почему бы и нет? А вдруг это секта? А Барон с компанией являются их поставщиками свежих душ, так сказать?» Я нервно сглотнула, а в желудке вновь подали признаки жизни мои знакомые змеи. Мне всё меньше и меньше нравилось происходящее вокруг. «Вон Барон стоит и обсуждает что-то с рослым мужиком в доспехах. Может, он тут за главного? Надо бежать… А куда? Ты даже не знаешь, в какой ты стране. Ну, предположим, мне повезет, и я смогу сбежать из города, а потом куда? В какую сторону? Обратно в лес?» — мысли скакали в голове, как белки в горячке, и я была так увлечена, что аж подскочила, когда кто-то дотронулся до локтя.

Я резко развернулась — передо мной стояла Мирта и виновато улыбалась. Она поманила меня обратно в кибитку, где, шепча и жестикулируя, дала понять, что идея с немотой принадлежала Барону (ну кому же еще?) и только для того, чтобы заработать больше денег. А вот последняя часть заставила меня насторожиться. «Они что, меня продать хотят?» Похоже, Мирта сообразила, что сказала что-то не то — она отчаянно замахала руками и стала изображать нас танцующими, потом меня немой, а потом много денег. «Так… Они, похоже, обкурились чего-то под шумок. Мы с Миртой будем танцевать и зарабатывать деньги? Маразм крепчал…» Скрывать изумление не было смысла, Мирта же в свою очередь озадаченно смотрела на меня. Она было хотела еще что-то сказать, но снаружи раздался голос Барона — он звал нас. Моя спутница уже откинула полог кибитки, когда поняла, что я за ней не последовала. Она вопросительно вскинула брови, но я лишь отрицательно завертела головой: «Никаких танцев и уж тем более на рыночной площади! Хватит того, что я смирилась с тем, что меня обрядили цыганкой, но плясать с бубном я не собираюсь!» Мирта нахмурилась и упрямо закусила губу, когда у входа материализовался Барон и раздраженно посмотрел на нас. Она что-то буркнула ему, на что он угрюмо окинул меня взглядом, кивком головы дав понять, чтобы дочь ушла, и, хотя та попыталась возразить, он лишь молча потянул её за локоть наружу.

Как только Мирта скрылась из виду, Барон зашел в кибитку и опустил полог. Я напряженно наблюдала за его действиями, а на душе заскребли кошки. Он подошел ко мне почти вплотную и стал оценивающе разглядывать — по спине пробежал холодок. Вдруг Барон резко привлек меня к себе и впился в губы. Я сначала онемела от неожиданности, но потом со всей силы оттолкнула его. Внутри вскипела ярость. «Какого Лешего ты тут творишь?» Барон лишь довольно ухмылялся, потом указал на меня, на себя и недвусмысленно кивнул на постель. Я расширенными глазами смотрела на него, одновременно пятясь к выходу, когда он опять схватил меня за локоть и ощутимо встряхнул, вновь ткнул в меня пальцем, потом на полог кибитки, процедив: «Мирта», — и толкнул в направлении улицы. Тут я, честно сказать, немного растерялась: «Дурдом на гастролях?!» Закатив глаза, «Карабас» изобразил подобие танца затем извлек из кармана монету, повертел перед глазами и снова указал на выход. Да уж, выбор у меня был небогатый: или делить койко-место с папашей, или идти зарабатывать танцами с дочкой. Не обязательно быть гением, чтобы понять, какой из вариантов был более предпочтительным. Поджав губы и еще раз гневно стрельнув глазами в сторону «Карабаса», я откинула полог и выскользнула на улицу. Мирта стояла невдалеке и нервно теребила кончики своих волос, но, завидев меня, облегченно вздохнула и улыбнулась. Чуть в стороне нас уже ожидали Галин и Дион с инструментами в руках.

В мягких лучах вечернего солнца, на торговой площади неизвестного мне города состоялся мой танцевальный дебют. Сначала я волновалась, но уже к середине мелодии успокоилась и полностью отдалась музыке, да и Мирта всё-таки была талантливой танцовщицей и прекрасной партнершей. Мы улыбались друг другу, легко вскидывали руки, беззаботно кружились, и в какой-то момент я уже потеряла счёт тому, сколько раз мы станцевали в тот вечер. После нескольких первых песен нам дали передохнуть, и вниманием публики завладел Барон. Он пел, и его приятный баритон гармонично сочетался с красивой мелодией, но слов, к сожалению, я не понимала. Потом снова настала наша очередь, и после каждого танца Мирта пробегала по кругу, собирая в свой бубен звонкие монеты.

Последняя мелодия звучала уже в сгущающихся сумерках. Это была чувственная музыка, тягучая и соблазняющая, побуждающая тело медленно и грациозно скользить по волнам мелодии, в то время как кровь постепенно закипала, вторя ускоряющемуся ритму. Мне вспомнился мой ночной полёт, ведь сейчас я ощущала себя почти так же, только здесь была вольна дать энергии выплеснуться в танце, в каждом движении, повороте головы, изгибе спины. С последними аккордами я закружилась, постепенно оседая на колени, вскинула руки вверх, откинула голову назад и замерла, поймав себя на мысли, что и не заметила, как во время танца закрыла глаза, как перестала двигаться со мной в унисон Мирта, как стихло всё вокруг. Медленно встав с колен, я окинула взглядом публику — все молчали и завороженно смотрели на меня. Только Мирта хитро улыбалась, но уже в следующее мгновение ударила в бубен, словно пробуждая всех ото сна, и побежала по кругу, собирая звонкие монеты. Мне же вдруг стало очень неловко и, стыдливо опустив глаза, я спешно скрылась в кибитке.

Снаружи доносились приглушенные звуки, но можно было легко догадаться, что теперь играли Дион с Галином. На площади грянуло что-то быстрое и зажигательное, и, похоже, теперь к танцу присоединились и зрители, и даже сюда доносился весёлый смех толпы. Я же просто сидела и отдыхала, пытаясь охладить горевшие ступни ног. В этот момент в кибитку юркнула Мирта, на ее лице играла загадочная улыбка. На мой вопросительный взгляд она только рассмеялась и, похлопав по плечу, приобняла меня. Моя учительница была явно горда собой, что рассмешило и меня, а потом мы просто сидели и прислушивались к постепенно стихающим звукам с площади, пока к нам не присоединились остальные. Когда Мирта продемонстрировала бубен с внушительным количеством монет, мужчины одобрительно загудели, а Барон то и дело довольно хмыкал и одобрительно кивал дочке.

После ужина Галин извлек откуда-то припрятанную им бутыль вина, дабы отпраздновать наш с Миртой дебют. Это был сладковатый напиток с лёгким привкусом корицы, лесных ягод и тонким ароматом ванили, наполнявший тело теплом и непринужденностью. Я поймала себя на мысли, что за всё время нашего пути мне ещё никогда не было так легко в компании Мирты, её брата и дедушки, которые сейчас одобрительно и открыто улыбались. Что и говорить, даже Барон удосужился задорно подмигнуть, когда я случайно скользнула по нему взглядом, а при виде моего вытянувшегося лица и вовсе засмеялся в голос. «Значит, это всё был театр одного актера? Да, развел он меня…» Но обиды на него не было, скорее наоборот — понимание. Он приютил непонятную странную девицу, тащит ее за собой вот уже пять дней, а она в благодарность даже не желала помочь пополнить семейный бюджет. Вскоре все начали укладываться спать, и на этот раз мы с Миртой устроились в кибитке, а мужчины на улице в спальных мешках. Перед сном моя спутница опустила полог и завязала его изнутри. Погасив свечу, мы без сил упали на узкие кровати и почти моментально забылись сном.

Мое наваждение пришло как по расписанию, посреди ночи, но в этот раз всё было не таким интенсивным. «Может, танец помог?» — но мысль быстро утонула в приятном гудении и покалывании по всему телу.

На следующий день я проснулась от того, что кибитка двигалась, а, выглянув наружу, поняла, что город без имени уже остался позади. Я задумчиво следила за ускользающей вдаль меж зеленых холмов дорогой, а в душе моей всё ещё жила надежда, что этот городишко со странными людьми и средневековым укладом жизни — только редкое исключение, и вскоре мы доберёмся до какой-нибудь деревни, откуда можно будет послать весточку домой. Взгляд скользил по лазурному небу, на котором всходило солнце. Так начинался ещё один жаркий день.


* * *


Сначала была надежда. Она не оставляла меня даже тогда, когда мы миновали ещё две деревни и городок. Я до последнего надеялась, что это всё лишь странные совпадения, и абсолютной случайностью было то, что жители везде носили похожие средневековые одежды, а на улицах полностью отсутствовали машины, фонарные столбы или хотя бы что-то, отдаленно напоминающее двадцать первый век. Мы выступали, останавливались на ночь, пополняли запасы, а на утро как можно скорее покидали населённый пункт.

Так мы добрались до очередного безымянного города. До выступления оставалось ещё несколько часов, когда Мирта, загадочно подмигнув, подхватила меня за руку и увлекла за собой по улицам. Я было подумала, что она решила просто прогуляться, но моя напарница целеустремлённо петляла по закоулкам, следуя одному ей известному маршруту, пока мы не остановились перед входом в небольшую одёжную лавку. Мирта юркнула внутрь, и мне оставалось только последовать за ней.

Вдоль стен выстроились полки, заполненные всякой всячиной: предметы гардероба, отрезы ткани, ленты, украшения, кружева и даже обувь. Я с интересом рассматривала содержимое витрин, в то время как девушка о чём-то оживлённо разговаривала с хозяйкой. Это была седовласая женщина около шестидесяти, на лице которой все ещё молодо горели изумрудного цвета глаза. У меня было ощущение, что моя подруга и хозяйка встретились не в первый раз. Женщина приветливо улыбалась, кивая, и то и дело кидала заинтересованные взгляды в мою сторону. Я вертела в руках очередную изысканную безделушку, когда голоса стихли. Обернувшись, я увидела, что обе женщины выжидающе смотрели на меня. Потом хозяйка что-то шепнула моей подруге и скрылась в комнате за прилавком. Когда она вновь материализовалась перед нами, в руках у неё был пёстрый ворох всякой одежды, отчего Мирта вся засияла. Стало очевидно, что мы пришли сюда за обновками. Если честно, мне бы тоже не помешало обновить гардероб. Пусть мы и стирали вещи при любой возможности, но мне уже надоело одеваться с чужого плеча, а на мою одежду было наложено негласное табу. Деньги у меня водились (Барон взял за привычку после каждого выступления делиться с нами частью монет), мне же, в свою очередь, не на что было их тратить, поэтому свой гонорар я методично складывала в небольшой кожаный кошель.

Мирта поманила меня к себе, и теперь мы вместе рассматривали разложенные перед нами товары. Тут было всё: юбки, блузки, кружева, — и все такое яркое и красивое, что у меня глаза разбежались. Она уже отложила себе некоторые вещи в сторону и выжидающе посмотрела на меня:

— Теперь ты, — у нас уже получалось немного общаться, хотя только отдельными рваными фразами.— Бери. Барон платит.

Мирта весело подмигнула, а я с удвоенным азартом стала рассматривать вещи. Вскоре мой выбор остановился на платье из тонкой шерсти василькового цвета, пестрой хлопковой юбке в пол, легкой белой блузке с широкими рукавами и цветочным узором на плечах, широком кожаном поясе, ну и в добавок ещё пара комплектов нижнего белья, сшитого, правда, на средневековый манер, но выбирать не приходилось. Моя спутница одобрительно кивала и теперь, расплатившись, мы уже стояли в дверях, как я вспомнила кое-что очень важное:

— Мирта, обувь! — я указала на свои измученные стопы, она же, в свою очередь, озадаченно закусила губу. Наверное, предоставленный Бароном бюджет был исчерпан, но я не сдавалась, так как новая обувь мне была просто жизненно необходима, поэтому в ответ я покачала головой. — Я сама, — в руках звякнул мой кошелек.

Она кивнула и снова обратилась к хозяйке, но та уже скрылась из виду. Ее не было минут десять, и, когда она вновь появилась, в руках у нее была пара кожаных сапог на плоской подошве. Женщина что-то долго объясняла Мирте, и та в свою очередь с удивлением рассматривала обувь. Потом она обернулась ко мне, указывая на пару в руках хозяйки:

— Очень хорошие. И цена хорошая, — она протянула сапоги мне.

Они были сделаны из гладкой черной кожи, без пряжек или украшений. Я решила их примерить. Редко попадается обувь, которая с самого начала сидит как влитая, но эта пара явно была особенной. Кожа была очень мягкой, но плотной, а значит, можно было не опасаться, что сапоги развалятся через неделю. Обувь была настолько удобной, что снимать их вообще не хотелось, и я решила, что обязательно куплю их, если хватит монет в кошельке. Видно, прочитав на моём лице, что попала в точку, хозяйка самодовольно улыбнулась. В ответ я радостно закивала. Женщина снова скрылась, но тут же появилась и протянула мне небольшой кинжал в кожаных ножнах, отчего я только удивленно вскинула брови.

— Возьми, это она в подарок к сапогам, — объяснила Мирта.

— Благодарю, — странно, но приятно.

Цена оказалась не такой уж и страшной, и в моем кошельке даже осталось ещё несколько монет, на которые я выбрала себе деревянную заколку для волос, состоящую из двух длинных острых зубов, скрепленных витиеватым узором, и с наслаждением убрала надоедливые волосы в высокий пучок. Женщины с интересом посмотрели на мою прическу, но ничего не сказали. В конце Мирта махнув рукой, расщедрилась для меня ещё и на простой черный плащ с капюшоном. Свой новый кинжал, по ее настоянию я повесила на новый ремень, и теперь он слегка подрагивал у меня на поясе. Её единственным объяснением было: «Город. Опасность». Потом мы, весело перекидываясь фразами, уже спешили обратно к площади, где остановилась труппа.

В этот раз все прошло по плану: танцы, музыка, песни и опять танцы. В этот вечер я решила опробовать свою обновку и поняла, что не прогадала: мне казалось, что я просто летала по площади на пару с Миртой. Наутро, искупавшись в банном доме и переодевшись в новые одежды, мы покинули очередной город с ничего не говорящим мне названием. У меня было на редкость приподнятое настроение. Ведь тогда я воспринимала все происходящее как невероятное приключение. А отличительной особенностью любого приключения является то, что оно всегда когда-нибудь подходит к концу, и ты возвращаешься домой.


* * *


Когда пропала надежда, её место заняло отрицание. Я всегда неплохо подмечала детали, анализировала, делала выводы, и поэтому аналитическая часть моего мышления уже давно била в тревожный набат, но мне как-то удавалось её игнорировать и отрицать очевидное.

После того как прошло больше недели с той самой встречи в лесу, когда я присоединилась к Мирте и ее странствующей семье, наша кибитка подъезжала к уже шестому по счёту городу. Хотя моя спутница и сообщила мне его название, но оно мне ровным счётом ничего не говорило. Издалека, правда, город выглядел величаво и больше, чем те, что попадались нам ранее, и тут сердце мое тревожно забилось. «Быть может, вот он — шанс вырваться отсюда и вернуться?» — но в глубине души я уже тогда знала ответ.

Как только мы миновали высокие, массивные ворота, украшенные витиеватой резьбой, я с привычным ожиданием принялась рассматривать всё, что попадалось на пути: дома, людей, животных, даже дорогу. И с каждым шагом все глубже и явственней становилось осознание, что и здесь всё было абсолютно таким же, как и в прежних городах и деревнях, а именно — средневековым! Наверное, из-за этого я сразу невзлюбила этот город, а его изысканные виллы и дома, которых тут было множество, не вызывали ничего, кроме раздражения. Глаза автоматически отслеживали проплывающий мимо городской пейзаж, но внутри всё будто оборвалось.

Наше выступление прошло замечательно, и Мирте даже пришлось пару раз опустошать бубен в кожаный мешок, куда собиралась выручка. Все были веселы, у меня же на душе скребли кошки, но я старалась этого не показывать. В эту ночь я не могла сомкнуть глаз и долго лежала, уставившись в тканый потолок кибитки, и напряженно думала. «Где я? Ну не могла же я провалиться сквозь века в прошлое? Нет, точно нет. Да и не попалось мне ещё ни одного города с мало-мальски знакомым названием. Наверное, это всё-таки, ещё сон». Я уцепилась за последнюю мысль всеми фибрами души. «Да, возможно моё сновидение и длится слишком долго. Но ведь может быть и так, что во сне время течёт и воспринимается иначе. Или я просто уже очень долго сплю… Ага, опять не дают покоя лавры Белоснежки? — я невольно улыбнулась, но как-то вымученно. Ведь всё могло быть и совсем по-другому. — Что если со мной что-то случилось, и я нахожусь в глубокой коме? Ну, авария, к примеру, или болезнь. Может, поэтому я и не помню ничего?..Тогда все закончится, только когда я очнусь или…» Мне очень не хотелось продолжать эту мысль, и я всячески убеждала себя, что всего вокруг просто нет и не может существовать в реальности. Не могла я из двадцать первого века попасть в век так четырнадцатый-пятнадцатый, да и к тому же непонятно куда…

Несколько раз мы с Миртой пытались разобраться в том, кто откуда, но всякий раз натыкались на обоюдную стену непонимания. На мои вопросы о том, где мы находились, она перечисляла названия незнакомых мне городов и заканчивала тем, что мы посередине Земли. Нет, я понимала, что мы на Земле, а не на Марсе или Венере. «И на том спасибо». Только вот большего выяснить никак не удавалось, и разговоры приносили лишь разочарование и заканчивались ничем. Сама Мирта тоже пару раз спрашивала откуда я, но она или очень хорошо притворялась, либо с самого детства жила в полной изоляции. В любом случае, она не знала и никогда не слышала о такой стране как Россия. Поначалу я думала, что она издевается и смеётся надо мной, но её растерянность была настолько искренней, что повергало меня в смятение: ведь даже в средневековье Киевскую Русь знали. Похоже, всё же сон. «Сон, сон, сон, сон». Для меня на какое-то время это стало мантрой. Днём и вечером я была весела, но каждое утро просыпалась с надеждой увидеть побелённый потолок моей квартиры. Но всё было напрасно, и день изо дня я видела всё то же небо или потрёпанную ткань кибитки.

Моё отрицание всё больше становилось манией. В один из таких дней, во время привала я рассматривала свой кинжал, когда случайно порезалась. Лезвие было очень острым — вроде совсем легко коснулась руки, но порез оказался довольно глубоким, и на ладони сразу выступили багровые капли. Кровь обильно струилась на траву, а я только как завороженная наблюдала. Мне вдруг подумалось, что сном же можно управлять, а значит, стоит мне захотеть, и рана исчезнет. Вот так я и сидела, силясь представить, как моя ладонь снова здорова и невредима, но ничего не происходило. Тут ко мне подскочила Мирта, испуганно уставилась на мою окровавленную кисть и хотела было её перевязать, но я вырвала руку и рассерженно посмотрела на неё. Теперь испуганный и опасливый взгляд был устремлен на меня. В эту секунду я почему-то ясно увидела себя со стороны: как сижу с окровавленной рукой, с интересом её рассматриваю и жду, когда по законам сна, кожа затянется сама собой. И мне стало страшно. Я так долго отрицала очевидное, хваталась за соломинки логики и здравого смысла, что теперь, похоже, теряю остатки рассудка. Ведь я давно уже знала, хоть и боялась признаться себе самой, что нахожусь не в том месте и времени, где остались моя семья, мой любимый и друзья. Я не сплю, а действительно попала в другую эпоху, в другую страну, а вместо того, чтобы определить куда, только искала телефон-автомат.

Как во сне, моя рука медленно потянулась к Мирте. Она осторожно приблизилась, я же только тряхнула головой и виновато улыбнулась, чего оказалось достаточно, и моя подруга, облегчённо улыбнувшись в ответ, быстро забинтовала ладонь и ободряюще похлопала меня по плечу. Оставшийся вечер прошёл как обычно, я смеялась, помогала с ужином, шутила, а у самой на душе было ужасно тоскливо, хотя я и гнала эти мысли прочь. Однако, как только все стихли, и я легла спать, осознание всего происходящего накатило с новой силой. Взгляд бездумно блуждал по ночному небу, а внутри всё сжималось от страха и безысходности. Было бы легче заплакать, но глаза оставались сухими.

«Так долго пытаться всё объяснить, вместо того, чтобы принять…» Я закрыла глаза, как вдруг резко пришло моё чувство энергии. Но если прежде всё происходило постепенно, то сейчас я почти задохнулась от переполняющих меня ощущений, и в следующий момент вся изогнулась от пронизывающей боли. По венам вместо крови будто тёк раскалённый металл. Я резко села, согнулась пополам — мне стало трудно дышать, а потом всё прекратилось. Хватая воздух ртом, я пыталась прийти в себя, медленно разогнулась, заставив скованные судорогой мышцы принять лежачее положение, но тело меня еле слушалось, а во рту чувствовался металлический сладковатый привкус крови. «Что со мной происходит? Где я нахожусь? Какое это время? Как я сюда попала?» — слишком много вопросов без ответов. Всё ещё пытаясь успокоить дыхание, я стала думать, что мне делать дальше. Для принятия решения было необходимо хотя бы определить эпоху и место, в которых я находилась.


* * *


В ту ночь ко мне пришло осознание и вместе с ним тоска и злость. Я не просила никого меня закидывать в другие времена и земли, не нужно было мне это приключение. Где-то там осталась моя семья, возлюбленный, друзья, да и определённый социальный статус, в конце концов. А кем я была здесь? Немой уличной танцовщицей без роду и племени? От всего этого хотелось выть на Луну. Кто посмел забрать меня у моих родных? В своём времени я не была ни великим воином, ни мудрым политиком, ни кем-то особенным. Так зачем же я тогда здесь понадобилась? Ведь от меня нет и не будет никакой пользы.

В такие моменты ярость накатывала волнами, душила и застилала глаза красной пеленой. Хотелось кричать и крушить всё, что попадается под руку, но, сама не зная как, я сдерживалась. Самое странное, что облегчение наступало ночью, после очередного всплеска энергии: когда утихала боль, успокаивались и мысли. Днём же я старалась не показывать виду, что со мной, но получалось не всегда, и порой я напоминала себе натянутую струну, которая была готова в любой момент порваться.

Тогда я с новой силой стала упрашивать Мирту обучить меня языку, но она отказывалась, ссылаясь то на усталость, то на нехватку времени. В какой-то момент я допекла её своими упрашиваниями, и она рассказала, что это запретил Барон. Мол, если я смогу общаться, меня будет сложнее выдать за немую. Я тогда так разозлилась, что чуть не сорвала выступление и не закатила скандал прямо во время концерта. На самом деле, в его причины я не верила, ну или только частично. Барон прекрасно понимал, что я не была рождена уличной актрисой, и как только смогу, обязательно покину их ансамбль, что повлекло бы убытки. А мы с Миртой зарабатывали очень неплохо. Так же, без знания языка, я была абсолютно беспомощна и полностью от них зависела. Надо отдать Мирте должное, потому как она не следовала наставлениям от и до, и кое-чему меня всё-таки учила. Но практиковаться мы могли только наедине во время наших тренировок, а они теперь случались нечасто.

Положа руку на сердце, стоит признать, что мне с моими сопровождающими ещё очень повезло. Относились они ко мне хорошо, кормили, одевали, платили, да и в целом заботились. Барон, безусловно, был главным в бродячем театре, но в то же время он не был ни тираном, ни деспотом. Да, следил за порядком и требовал выполнения поручений, но никого не мучил и не издевался. Особенно тёплые отношения у меня сложились с Миртой. Несмотря на нашу разницу в возрасте, мы прекрасно понимали друг друга, хотя и не могли в полной мере насладиться разговорами по душам. Её брат и дедушка предпочитали держать дружелюбный нейтралитет. Если первый был слишком скромен и молчалив и предпочитал человеческому общению музыку, то Галин просто отличался невероятным спокойствием и умиротворенным отношением к жизни. Я была уверена, что в тайне ото всех старичок баловался чем-то не совсем легальным. Одним словом, моя компания была не так уж плоха. Да, не рыцари, да, не принцы, но кто знает, где было бы лучше? Эти люди приютили меня, хотя могли спокойно принять за ведьму за один только мой наряд, да и просто оставить странную девицу в лесу. За это я была им искренне благодарна, иначе белели бы мои косточки, обглоданные зверями, где-нибудь под кустом, или чернели бы на остатках пепелища. Но если с окружающими меня людьми все было хорошо, то с эпохой всё обстояло намного сложнее.

Начнем с того, что мои спутники не знали грамоты, и, соответственно, и чисел тоже. Когда же Мирта пыталась объяснить, какой шёл год, она использовала слишком образные определения вроде: «Пятый год чёрного волка», что мне ровным счётом ничего не говорило. Тогда я решила действовать дедуктивным методом, но и тут всё было не так гладко. Если в начале я была почти уверена, что попала в век так четырнадцатый-пятнадцатый, то потом заметила, что многие факты говорили против этого. Во-первых, меня, опять же, не сожгли и даже не попытались на первом перекрёстке (нет, я об этом никак не жалела, поверьте). Во-вторых, я вообще за время наших странствий не увидела ни одной церкви или собора (да и с крестами была напряженка), хотя побывали мы уже во многих деревнях и городах. Кстати о последних: для средневековья их было слишком много, и были они слишком хорошо обустроены. Одни мощёные дороги и банные дома чего стоили. Это явно выбивалось из исторического канона. Хотя, быть может, это дохристианская эпоха Англии, к примеру. А дороги остались еще от Римлян, и камни ещё не успели растащить на последующие церкви. Возможно, было и так, но всё равно как-то уж очень цивилизованно. Поэтому в отношении временных рамок я пребывала в полном неведении.

Что же касалось вопросов о том, как я сюда попала, зачем, и уж совсем утопично, как мне отсюда выбраться, то они были покрыты завесой тайны. Хотя почему-то у меня была железобетонная уверенность, что здесь я оказалась по воле случая. А коли так, то случай меня отсюда и вызволит… Или не вызволит, но я старалась об этом не думать.

После первой недели осознания, и второй недели моего пребывания тут, я всё же сумела усмирить ярость и ради своего душевного здоровья не хотела ее вновь будить безысходными мыслями. Что до тоски, то она никуда не делась, а просто спряталась. Особенно тяжко приходилось ночью, когда до зубного скрежета не хватало моих родных и близких. Мои мысли часто уносились к ним, как они переживают моё отсутствие. Я сильно волновалась за родителей, за сестру и за него. Мне не хватало его света рядом со мной, тёплых слов и объятий, да и просто взгляда его глаз. Днём я гнала эти мысли прочь, да и Мирта с компанией неплохо скрашивали моё изгнание. Я была рада, когда было чем заняться и не оставалось времени на грусть.

Ещё одно обстоятельство говорило против средневековой Европы — мои спутники очень ценили чистоту и личную гигиену. Мы регулярно мылись, стирали одежду, и я теперь прекрасно владела клинковой бритвой в женских целях (в одном из городов я все же обзавелась своей собственной). Кроме того, Мирта как-то подарила мне баночку с кремом, объяснив, что у её народа принято, чтобы у женщины были ухоженные руки и лицо. А поэтому и крем, и избегание солнечных лучей. Если мы не ехали в кибитке, то всегда закрывали лица платками, а если холодало — руки перчатками, отчего походили на женщин востока. Учитывая, что Мирта была странствующей танцовщицей, меня несколько удивило такое трепетное отношение к коже, но, быть может, они и были с востока, а может и не бродяги вовсе…

День проходил за днём, они складывались в недели, и я не заметила, как вот уже больше месяца странствовала со своими попутчиками. По мере того, как мы продвигались всё дальше, менялась и погода. Жара спала, а ночи стали холоднее, да и днём я всё чаще накидывала на плечи подаренный мне тогда Миртой плащ. Говорят, человек привыкает ко всему. Так и я постепенно адаптировалась к новой для меня кочевой жизни. Она мне не нравилась, но я привыкла и приняла, что пока здесь у меня ничего другого не было. Нет, я не смирилась и не сдалась, а просто решала проблемы по мере своих сил и возможностей. И тогда случай решил поиграть со мной ещё раз.

Глава опубликована: 19.03.2018

3. Ведьма

В первую неделю второго месяца (так для себя я обозначила отсчёт своего пребывания) труппа бродячих актёров миновала ворота ещё одного городка. Мы с Миртой уже по привычке сидели в кибитке и, откинув полог, обозревали окрестности. Вот тут ни брусчатки, ни изысканных вилл и домов не было, и выглядел город действительно аутентично для средневековья: вдоль главной дороги тянулись унылые дома из темного дерева, во дворах сновали куры и козы. Я ещё порадовалась, что погода стояла сухая, иначе грязи было бы по колено. Краем глаза я заметила, что Мирта тоже критически осматривала местность, и вид её явно не радовал. Местные жители, встречающиеся на пути, смотрели на нас несколько угрюмо, да и внешне они походили больше на фермеров, чем на городских. Мы с Миртой перекинулись скептическими взглядами: не похоже, что нам тут были рады, и вряд ли мы тут много заработаем. Но если Барон решил ехать через этот город, значит, на то у него имелись веские причины. Кроме того, как показывала практика, спорить с ним было бесполезно.

Чем дальше мы проезжали, тем сильнее было у меня ощущение дежавю. Почему-то казалось, что многое тут было мне знакомо. Особенно ярко я это почувствовала, когда кибитка проехала мимо какой-то таверны: её вывеска мне что-то напоминала, как будто я это уже видела где-то, но воспоминание постоянно ускользало. Мы добрались до места, напоминающего площадь, и стали устраиваться на постой. Барон отправился на поиски градоначальника или командира стражи, чтобы получить разрешения на ночлег и выступление. Галин и Дион распрягали лошадей, а мы с Миртой решили прогуляться.

Наше первое впечатление о городишке нисколько не улучшилось, а, скорее, наоборот. Тут не было лавок с изысканными одеждами, украшениями или экзотическими фруктами, люди были хмурые и смотрели на нас с подозрением. Здесь явно не любили чужаков, и меня не покидало ощущение, что за нами наблюдают. Мы уже решили возвращаться обратно к кибитке, как на одной из безлюдных улочек дорогу нам преградили двое стражников. Неопределенного возраста, но явно уже ближе к сорока, в одинаковых потрепанных коричневых плащах, с каким-то сальным выражением глаз, они сразу нам не понравились, особенно тот, что остановился напротив меня. У него были редкие рыжие волосы, красное и немного оплывшее лицо, что явно указывало на любовь хозяина к алкоголю, и маленькие водянистые глаза, которыми он, нисколько не стесняясь, уставился на нас. Было такое ощущение, что он раздевал нас взглядом (а, по-простому, в наглую пялился), отчего захотелось плотнее запахнуть плащ. Второй же о чём-то расспрашивал мою спутницу, а она сквозь зубы, но как можно вежливее, отвечала. В моей голове зазвенели тревожные колокольчики, и тогда я впервые была рада своему кинжалу, привычно висевшему на поясе. Нет, конечно же, мы не смогли бы одолеть двух взрослых мужчин в драке, но наличие хоть какого-то оружия в тот момент успокаивало. Я взяла Мирту за руку и крепко сжала, давая понять, что надо делать ноги, в ответ она неуловимо кивнула и поспешила как можно тактичнее распрощаться со стражами порядка. Но наша попытка скрыться не увенчалась успехом, и, стоило нам сделать шаг в сторону, как рыжеволосый резко схватил меня за локоть и как-то зло посмотрел в глаза. Он стал меня о чём то выспрашивать, но из-за его странного произношения я не поняла ни слова. Благо Мирта не растерялась и, что-то буркнув ему в ответ, с силой потянула меня за собой. В следующую секунду мы бежали по улице, спиной почти осязая опасность.

Весь инцидент оставил неприятный осадок в душе, и у меня зародилось нехорошее предчувствие. Однако когда мы присоединились к остальным на площади, я решила не обращать на это внимание и как можно скорее забыть. Когда пришло время выступления, нервы стали сдавать, причем видимых причин для этого не было. Мы с Миртой всё ещё были в кибитке и переодевались в наши цветастые юбки и блузки: сейчас, когда жара спала, я предпочитала носить свое васильковое платье, а вот танцевать было удобней в цыганском. Движения моей напарницы были немного нервными и резкими. Словно почувствовав мой взгляд, она повернулась ко мне и улыбнулась, но вышло натянуто. Выходило, что не у меня одной было неспокойно на душе. Время нашего выхода неумолимо приближалось, и в наступающих сумерках мы вышли на площадь.

Чтобы осветить площадку, Галин с Дионом, зажгли несколько факелов, расположив их по периметру. Из-за этого зрители оказались полностью скрыты мраком, кроме тех, кто стоял прямо у факелов. Но я успела заметить, что, вопреки моим ожиданиям, народу собралось достаточно. Также меня удивило то, что, несмотря на поздний час, среди зрителей было довольно много детей. В следующее мгновение заиграла музыка. Мы с Миртой переглянулись, взмахнули руками и начали наше выступление. Всё шло как обычно, первые два танца исполнялись под быструю и зажигательную музыку, чтобы захватить внимание зрителей, и я со своей напарницей порхала в свете пламени, не замечая ничего вокруг. Тело уже автоматически исполняло наклоны, повороты, вот мы закружились вокруг себя, поменялись местами, задорно звякнули бубенчики у нас в руках, еще поворот, теперь мы кружимся, держась за руки. Я полностью отдалась танцу и почти забыла о сегодняшних переживаниях, Мирта тоже лучезарно улыбалась. Потом настала очередь Барона, и на время его выступления мы скрылись в кибитке, чтобы утолить жажду и отдохнуть пару минут. Снова наш черед — мы встали в исходную позицию еще до того, как зазвучала музыка. Следующий танец был более медленным, мы плавно скользили по площади, грациозно переплетая руки, то кружась, то снова замирая. Тут мой взгляд скользнул по зрителям, и по спине пробежал холодок: в свете одного из факелов стояли те самые стражники. Рыжий неотрывно следил за мной, изредка перешептываясь со своим соседом. Мы с Миртой продолжили своё выступление, но, когда я в очередной раз, закружившись, оказалась вблизи того места, где стояли те двое, рыжий мерзко усмехнулся и попытался ухватить меня за руку. Я увернулась в самый последний момент… Музыка наконец закончилась, и теперь Мирта шла по кругу, собирая монеты, приближаясь к тому самому месту, где стояли стражники. Заметив их, она слегка замешкалась и напряглась, но всё же подошла. Первый, с кем и разговаривала днём танцовщица, кинул пару звонких, а вот второй медлил, словно раздумывал, пока не поймал мой взгляд, и тут же, криво улыбнувшись, опустил в бубен небольшой кошель. Почему-то мне стало не по себе, и я поспешила скрыться в фургоне, где ко мне вскоре присоединилась и моя подруга. Никто из нас не проронил ни слова, мы сидели, нервно теребя подолы юбок, вслушиваясь, как на площади исполняет балладу Барон. Казалось, нас мучили одинаковые вопросы: «Куда мы вляпались, и что всё это значит?» Песня закончилась, и я невольно сглотнула: наступила очередь заключающих сольных танцев, сначала я, потом Мирта. Тогда я бы все отдала, чтобы не выходить обратно на площадь, но выбора не было.

Единственным источником света на площади были отсветы факелов, все остальное — скрыто мраком, где едва угадывались фигуры людей и очертания домов. Сжав волю в кулак, я стояла в центре светового круга в ожидании начальных аккордов, устремив взгляд на пламя передо мной. Первым заиграл Дион, пронзительные звуки скрипки прорезали повисшую над площадью тишину. Не отрывая глаз от огня, я плавно повела плечами, взмахнула руками. Заиграл Галин, нежно перебирая струны гитары. Я прикрыла глаза, давая музыке овладеть собой, как вдруг почувствовала знакомое вязкое тепло, стремительно охватывающее моё тело. В тот момент мне показалось, что я забыла, как дышать, но тело само продолжало двигаться в такт. С каждым поворотом кровь становилась всё горячее, обжигая изнутри, заставляя двигаться все быстрее, вторя ускоряющемуся темпу. Меня охватило чувство невесомости, когда в следующий момент я покинула своё тело и увидела себя со стороны. Теперь я парила над крышами домов и головами зрителей.

На площади при свете факелов танцевала женщина. Тёмные распущенные волосы подобно чёрному шёлку струились по плечам и гибкому стану, её глаза были закрыты, и при свете пламени лицо было бледным и словно высеченным из камня. Она была прекрасной и пугающей одновременно. Поворот, наклон, взмах рук, ещё поворот, вот рука призывно скользит вдоль лица, чуть касаясь шеи, повторяя изгибы тела, почти касаясь груди… И вот она кружится вокруг себя, замирает, волнующе покачивая бедрами, снова срывается, подбегает к самому пламени. Сейчас она и есть пламя, которое захватило всех присутствующих на площади. Они как завороженные следят за ней, не в силах отвести взгляды, ревностно ловя каждое движение. И вдруг музыка обрывается и девушка замирает, как натянутая струна, высоко подняв руки, изогнув спину дугой.

Боль пронзила меня раскаленной стрелой, заставляя резко открыть глаза. Я стояла изогнувшись, прерывисто дыша. Напряжение медленно отпускало моё тело, боль постепенно отступала, я плавно опустила руки — на площади стояла звенящая тишина. Не обращая на это внимания, я слегка поклонилась и скрылась в кибитке, уже внутри уловив позвякивание бубна — Мирта собирала монеты, а толпа взволнованно загудела. Теперь был её черед выступать, а у меня появилось время привести себя в порядок.

Завязав полог изнутри и быстро скинув танцевальный наряд, я умылась и влажной тряпицей протёрла тело от пота и пыли. Затем накинула камизу из белого хлопка, чёрные легинсы, голубое шерстяное платье, мои сапоги и закрепила на поясе ремень с кинжалом. Я только закончила закалывать волосы в высокий пучок, когда услышала шёпот и возню у входа в кибитку, как будто кто-то пытался откинуть полог. С площади всё ещё доносилась музыка, значит, это не мог быть кто-то из наших. «Тогда кто? Был бы кто из труппы, то позвал бы меня по имени, а не ломился втихомолку. Значит, чужие…» Сердце тревожно застучало в груди. Благо полог был закреплён изнутри, но надолго он их не остановит. Бежать мне было некуда, если закричу, из-за музыки никто не услышит. Я стояла почти не дыша, а рука сама уже бесшумно извлекла кинжал из ножен. Мой слух уловил, как с другой стороны лязгнул металл. «Сейчас они прорежут полог и…» Мой взгляд упал на ещё горящую свечу, которую я тут же стремительно погасила — так у меня было хотя бы одно преимущество: неожиданно ударить и попытаться вырваться. Я стояла наготове в углу у входа, моя рука крепко сжимала рукоять кинжала, когда снаружи раздался голос Барона.

«Что вам тут нужно?» — громко и резко спросил он кого-то. Ответ я не разобрала, но услышала звук удаляющихся шагов, из моей груди вырвался вздох облегчения. Барон позвал меня, и в ответ я быстро развязала и откинула полог. Он встревоженно смотрел на меня, всё ещё сжимающую кинжал в руке. Нахмурился, угрюмо посмотрел в сторону, затем кивнул на кинжал — мол, убери, и, взяв за руку, повел обратно к площади, откуда всё ещё доносилась музыка. Запахнув плотнее плащ, я последовала за Бароном. Оставаться одной сейчас совсем не хотелось. В свете факелов танцевали пары, люди улыбались, и на нас никто не обратил внимания. Скользнув взглядом по толпе, я мысленно отметила, что тех стражников нигде не было, что не могло не радовать.

Когда всё закончилось, и последние из запоздалых зевак разошлись по домам, Барон подозвал нас с Миртой. Он что-то долго её выспрашивал, с каждым словом девушки всё больше и больше мрачнея. После он что-то шепнул Галину, тот утвердительно кивнул, затем Барон повелел Диону погасить оставшиеся из факелов — вся площадь погрузилась во мрак. Мирта потянула меня за собой обратно в кибитку, куда мы забрались почти на ощупь. Она зажгла свечу, проверила фургон, снова погасила, завязала полог изнутри и молча села рядом со мной, достав свой кинжал. Я последовала ее примеру. В полной темноте и тишине минуты тянулись невыносимо медленно, когда снаружи нас негромко окликнул Дион, Мирта впустила его внутрь, снова завязав полог. В следующее мгновение кибитка тронулась с места. Под покровом безлунной ночи, стараясь производить как можно меньше шума, наша труппа покинула город.


* * *


Как только мы миновали границы недружелюбного города, Мирта подмигнула мне, бросив: «Держись!» — тут же кони пустились в галоп. Мы всё дальше уносились прочь в раскачивающейся из стороны в сторону кибитке. Барон сбавил темп, лишь когда перед нами замаячили вершины леса, а как только над головами сомкнулись кроны деревьев, коней пустили шагом, чтобы дать животным отдохнуть и не привлекать лишнего внимания лесных жителей. Всё это время мы с Миртой, откинув полог, тревожно всматривались вдаль, но погони, вроде бы, не было. Немного успокоившись, музыканты решили дать лошадям и людям заслуженный отдых. Кибитка остановилась, и Барон велел всем идти пешком, прихватив поклажу, чтобы легче было маневрировать в тёмном лесу. Каждый из нас перекинул за плечи свои походные мешки и по меху с водой.

Мы с Миртой молча пробирались сквозь чащу, ведя под уздцы лошадей, мужчины шли следом, толкая полупустой фургон между деревьями. К счастью, как только взошла Луна, идти стало легче, и вскоре мы набрели на небольшую поляну. Она была довольно далеко от дороги, надежно скрытая густым кустарником. Не снимая поклажи, мы первым делом привязали лошадей. К тому времени и мужчины уже добрались до поляны, выкатив на неё кибитку.

И тут ко мне подскочил Барон и, больно сжав плечо, потащил в сторону. В лунном свете было отчетливо видно, что он в ярости.

— Кто эти люди? Что им надо? Кто ты? — он тряс меня как тряпичную куклу, не давая сказать и слова.

— Я не знаю! Не знаю! — я безуспешно пыталась вырваться из его стальных пальцев.

— Папа, оставь её! Она ведь не виновата! — к нам подбежала Мирта и, чуть не плача, пыталась дотянуться до меня.

Барон грубо оттолкнул меня и повернулся к дочери. Из-за увесистого мешка, всё ещё висевшего на спине, я не удержала равновесие и упала на траву. Отец с дочерью горячо спорили, отчаянно жестикулируя. Говорили очень быстро, поэтому я ничего не понимала, пока Барон не указал на меня, выкрикнув: «Вичче!» — Мирта побледнела, я обречённо закрыла глаза.

«Ведьма». Если в моё время никто не воспринял бы такое определение серьёзно, здесь такими словами не разбрасывались, и сейчас это прозвучало как приговор. Мирта нерешительно приблизилась и протянула руку, помогая мне встать, но в её глазах я видела страх.

— Отойди от неё, — Барон подошёл к нам и взял Мирту за руку, потянув на себя. В ответ она отрицательно затрясла головой, нервно кусая губы. По её лицу текли слёзы. Отец нежно обнял дочь и успокаивающе что-то зашептал. Она спрятала лицо у него на груди, её плечи дрожали. Моё сердце больно сжималось, и, несмотря на то, что я ничего не сделала, меня не покидало чувство вины. Уже ничего не будет как прежде.

— Уходи, — голос Барона заставил меня очнуться. Я понадеялась, что ослышалась. — Уходи сейчас же.

Нет, не ослышалась…

Тяжело вздохнув я прикрыла глаза и отвернулась от отца с дочерью. Какая ирония: мы встретились в ночном лесу и вот расстаёмся тоже посреди полночной чащи. За спиной я услышала приглушенный голос Мирты.

— Папа, не надо.

— Надо.

— Пусть лучше завтра утром. Или когда доберёмся до города, — голос звучал отчаянно и, похоже, она сама не верила в то, что говорила.

— Нет, здесь и сейчас. Она опасна, — на это я невольно обернулась, и наши с Бароном взгляды встретились. — Уходи… Ведьма, — процедил он сквозь зубы, крепче прижимая к себе дочь.

Я тряхнула головой и медленно повернулась в сторону леса. На поляне стояла звенящая тишина, нарушаемая лишь всхлипами девушки. Почему-то мне плакать не хотелось, да и вообще внутри было пусто, глухо и одиноко. Уже у самой кромки леса меня догнал Дион. Парень, пряча глаза, протянул мне спальный мешок и полгорсти монет — мой гонорар за сегодня. Я грустно улыбнулась, принимая вещи, хотела было поблагодарить, но он уже повернулся ко мне спиной. «Спасибо», — выдохнула я, но он уже спешил прочь, и я не была уверена, услышал ли он меня. Кинув последний взгляд на моих уже бывших попутчиков, я решительно шагнула в чащу и уже через несколько мгновений поляна скрылась из виду. Вокруг меня был лишь тёмный лес, как и в ту ночь, когда я впервые пробудилась в этом времени.


* * *


Всадники ехали в полной тишине, лишь изредка перебрасываясь отдельными фразами. Никто не хотел попасть в немилость к их командиру. Он же скакал впереди, напряженно вглядываясь в сторону леса. Рядом с его лошадью бежала огромная серая собака. По идее, никого из них в этот час не должно было быть здесь… Но главный пообещал слишком хорошее вознаграждение, если всё пройдёт успешно. Да и делов-то, всего ничего — поймать ту темноволосую девицу, что приехала в город с бродячими музыкантами. Поначалу планировалось взять её под стражу утром, но бродяги оказались смекалистей или почувствовали что-то. В любом случае, в предрассветный час к ним в казарму ворвался трактирщик и затараторил о том, что ни музыкантов, ни кибитки на площади нет. Командир тогда аж побелел от ярости, что для его вечно красного лица было непривычно, и со всей силы отвесил затрещину глупому крестьянину. Через несколько минут их отряд из пяти человек уже галопом нёсся по улицам спящего города.

— Откуда ты знаешь, что они направились в лес? — один из стражников поравнялся с командиром.

— Потому что так чует Фера, и я ей доверяю.

Второй стражник покосился на громадную псину, бегущую рядом.

— И что же она чует?

— Мой подарочек, — ухмыльнулся главарь. — Я подложил его в тот кошель с деньгами.

— А что если они его нашли и выкинули?

— Не выкинули и не нашли. Они так быстро делали ноги, что не успели даже поужинать в таверне, как собирались. Им явно было не до того, чтобы выручку пересчитывать,— командир зло усмехнулся. При свете луны его рыжие волосы казались кроваво-красными.

— Я всё равно не понимаю, зачем тебе далась эта девица?..— начал было второй.

— А тебе и не надо понимать. Тебе надо её поймать, сдать под мою ответственность и потом получить часть вознаграждения, как только доставим её куда надо,— отрезал рыжий безапелляционным тоном, давая понять, что разговор окончен.

Второй стражник притормозил, присоединяясь к остальному отряду. Остаток пути до леса они ехали в полной тишине, и уже в серых предрассветных сумерках ворвались в чащу.

Собака Фера какое-то время уверенно вела их вдоль дороги, пока вдруг не остановилась. Животное шумно втянуло воздух и резко повернуло вправо, скрывшись в гуще деревьев. Всадники быстро спешились и с оружием наготове последовали за огромной псиной. Как музыканты пробирались сквозь эти заросли с лошадьми и повозкой, было уму непостижимо. На каждом шагу стражники цеплялись за густой колючий кустарник, с трудом сдерживая рвущиеся наружу ругательства. Но вскоре впереди забрезжил просвет, и в следующее мгновение пятеро вооруженных мужчин вышли на небольшую поляну.

Учуяв собаку, лошади нервно заржали. Рыжий быстро отозвал Феру к себе — не хотелось бы спугнуть беглецов ещё раз, хотя сейчас бежать им было некуда. Стражники бесшумно двигались по поляне, окружая спящих на ней людей: трое приютились у колес кибитки, остальные, скорее всего, — внутри. В этот момент один из спящих резко повернулся и сразу вскочил на ноги. Барон было потянул руку к кинжалу, но, сообразив, что силы не равны, замер на полпути. Рыжий командир, ухмыляясь, смотрел прямо на него.

— Мне от тебя и твоей семейки ничего не надо. Отдай мне темноволосую, и мы, даю тебе слово, отпустим вас с миром.

— Я выгнал эту ведьму сегодня ночью. Как только мы добрались до леса, — Барон напряженно следил за стражниками.

— Зачем ты врёшь мне, бродяга? — рыжий недоверчиво склонил голову набок. Его водянистые глаза недобро сверкнули. При этих словах Барон вытянулся и гордо вскинул голову.

— Мне незачем тебе врать. А если не веришь, посмотри сам, — голос музыканта прозвучал вызывающе.

— Обыскать всё. Каждый мешок, каждую коробку и тюк. И запомните — она нужна мне живой,— рыжий бросил своим подопечным и зло посмотрел на музыканта. — Если я найду её и узнаю, что ты мне соврал… Я не пощажу никого из вас, бродячее отрепье.

Всадники откинули полог, и оттуда с криком выскочила светловолосая девушка. Она, словно испуганная белка, кинулась к Барону, который сразу заключил её в объятия. Вооруженные мужчины без разбору выкидывали из кибитки всё содержимое: одежду, музыкальные инструменты, утварь, провиант. К тому моменту все участники труппы собрались вокруг Барона, с тоской наблюдая, как их имущество оседало на поляне. Девицы нигде не было. Рыжий яростно сверкал глазами и снова повернулся к музыкантам.

— Куда она ушла?

— Я сказал ей уходить, а куда она направилась — не знаю и знать не хочу,— Барон, всё ещё заботливо обнимая дочь, смотрел главарю прямо в глаза.

— Мне нужны её вещи. Что-нибудь осталось?

Барон нахмурился и задумчиво посмотрел на испуганную дочь.

— Я не уверена, — та нервно озиралась по сторонам.

— Так иди и проверь!— рявкнул рыжий, бесцеремонно оттащив её от мужчины, и с силой толкнул к куче вещей на поляне.

— Ты обещал… — музыкант попытался заступиться за дочь.

— Заткнись. Я знаю, что обещал, но моё терпение уже на исходе. Пусть твоя девка хорошо подумает и внимательно поищет. Мне нужна какая угодно вещь, принадлежащая ей.

— Зачем тебе эта ведьма? Кто она такая? — взорвался Барон, переходя на крик. Командир смерил его насмешливым взглядом.

— Я не обязан тебе отвечать, но, так и быть, удовлетворю твой интерес. Я не знаю, кто она. Но знаю, что кто-то готов выложить крупную сумму за неё, и я очень не прочь этой суммой разжиться.

Солнце уже стояло высоко, когда стражники, наконец, покинули поляну. Мирта потерянно бродила вокруг, собирая остатки одежды и утвари. Барон сидел нахмурившись и сосредоточенно курил трубку. Всадники во главе с их командиром так ничего и не нашли. Оказалось, эта странная девушка ушла, забрав с собой всё, не оставив ни следа, как будто и не было её вовсе. Мужчина отрешенно следил за дочерью. Это всё тряпки. Они ничего не значат. Да, эти мародёры порезали и перебили всё, что можно, но зато он и его семья остались живы и невредимы. А была бы с ними эта странная, то исход мог бы быть более печальным. В то утро Барон дал себе слово никогда больше не принимать одиноких попутчиков, вышедших из леса посреди ночи.

Глава опубликована: 21.03.2018

4. Посреди земли

Ночь уже была на исходе, а я всё шла по лесу. Мне хотелось максимально увеличить расстояние между собой и моими бывшими знакомыми. Сначала я вышла к дороге и долгое время просто шла по ней, пока не оказалась на очередной развилке. Параллели с моей первой ночью были настолько очевидны, что я, наверное, от души посмеялась бы, если бы не было так обидно и горько. У развилки, присев на валун отдохнуть и перекусить, я дала волю мыслям.

С одной стороны, мотивация поступков Барона была мне абсолютно понятна, и, наверное, окажись я на его месте, поступила бы так же. Семья и безопасность родных должны стоять на первом месте. С другой стороны, меня выгнали как ненужную собачонку люди, с которыми я делила и кров, и хлеб вот уже больше месяца. На душе было погано и страшно. Я опять оказалась абсолютно одна в незнакомом мире. Вздохнув, я потянула завязки мешка, достала оттуда яблоко и,взглянув на спелый фрукт, невольно улыбнулась. Вчера по дороге нам попался заброшенный сад, и вместе с Миртой мы с детским азартом насобирали по полмешка алых наливных яблок. Сейчас я, как никогда, была благодарна нашей находке, потому что кроме этих яблок и воды никакого провианта у меня не было. Закончив свою нехитрую трапезу, я огляделась. «А теперь вот куда? Направо, налево или вперёд? Иди туда, не знаю куда, найди то, не знаю что. Хотя отчего же не знаю? Ясное дело — приключения на свою пятую точку. Изумительные у меня перспективы, однако». Но долго засиживаться не следовало, да и свежи ещё были воспоминания о злополучных стражниках, которые могли в любой момент выскочить из-за угла, а встречаться с ними одной мне совсем не хотелось.

В серых предрассветных сумерках я закинула мешок на плечи и решительно зашагала по дороге, уходящей вправо. Я продолжала своё движение до тех пор, пока солнце совсем не взошло, и игнорировать усталость стало просто невозможно: глаза жгло, словно в них кто-то насыпал песка, а ноги подкашивались. Пора было остановиться, потому что даже при большом желании я физически не смогла бы идти вторые сутки напролёт без сна. Но тут же возник вопрос, где устроиться на ночлег? Было бы неосмотрительно и опасно ночевать прямо на земле, одной в диком лесу: если меня не найдут стражники, вполне могут найти голодные хищники…

Свернув с дороги, я двинулась в чащу и вскоре набрела на небольшой просвет между деревьями — до поляны это место не дотягивало размером. Окинув взглядом окружающие меня деревья, я решила заночевать на одном из них. Решить — легко, а вот осуществить — совсем другое дело. Кое-как балансируя с увесистым мешком в вытянутых руках и постоянно подпрыгивая, я с четвёртой попытки сумела-таки закинуть его на дерево, зацепив в ветвях. Потом залезла сама. Устроившись как можно устойчивей и, насколько позволяли ветки, удобней, я попыталась заснуть.

Бесполезно. Как только день вступил в полную силу, лес ожил и наполнился всевозможными звуками. Я же вздрагивала и озиралась от каждого шороха. В таком состоянии полудрёмы миновал полдень. Когда же наступило время обеда, я оставила тщетные попытки встретиться с Морфеем. Пока солнце не село, разумнее было продолжить путь, а заночевать с приходом темноты (и тишины) или же, если посчастливится, в каком-нибудь городе, деревне, на ферме… Довольная своим решением, я спустилась. Позавтракав своим нехитрым провиантом и запив все водой, я было вновь направилась к дороге, но какое-то внутреннее чувство меня остановило,и,потоптавшись немного, решила не покидать укрытие леса, однако, всё же следовать параллельно предполагаемому направлению дороги.

Пробираться по чаще оказалось не так уж и трудно. По пути мне попался небольшой ручей, где я заново наполнила мой мех водой и с удовольствием умылась. Холодная вода взбодрила, освежая лицо и немного снимая усталость. Но когда на лес опустились ранние сумерки, стало понятно, что откладывать поиски места для ночлега уже нельзя:ноги меня почти не слушались, глаза болели, и я готова была уснуть стоя. Вскоре на пути мне попалась очередная поляна, вокруг которой росло несколько раскидистых сосен. Быстро взвесив все за и против, я решила, что на одной из хвойных красавиц и расположусь; мой выбор пал на ту,что возвышалась с края. Под деревом как нельзя кстати обнаружился внушительных размеров валун, оказавшийся очень сподручным для закидывания моего мешка. В сгущающихся сумерках, я забралась повыше, завернулась в плащ, глубже надвинула капюшон, и меня почти сразу сморил сон.

Проснулась я резкоипоёжилась от неприятного ощущения, что что-то было не так. Я всё ещё была очень уставшей, и, скорее всего, проспала лишь несколько часов. Вдобавок ко всему, голова отдавалась пульсирующей болью, а спина затекла. Силясь определить, что же меня разбудило, я сонно осмотрелась и прислушалась.Лес окутывала глубокая ночь: над моей головой раскинулось мерцающее звёздное небо,кругом было тихо, за исключением непонятных голосов, доносящихся снизу… В то же мгновение сон как рукой сняло. Стараясь не издавать лишних звуков, ястаралась рассмотреть происходящее сквозь крону моего дерева.Внизу прямо подо мной горел костёр, и отчётливо различались силуэты, слышались мужские голоса, но разглядеть их обладателей никак не удавалось. Когда я в очередной раз попыталась, изогнувшись, выглянуть из своего укрытия, ветка под рукой предательски хрустнула. «Твою мать! Только не это. Может, никто не заметил?..» Я ошиблась — все разговоры на поляне мгновенно стихли. По спине пробежал холодок, а сердце бешено забилось. Я замерла, стараясь не дышать и не двигаться.

Какое-то время внизу царила абсолютная тишина, нокраем глаза я видела, как задвигались тени. Тут я почувствовала, что ветка подо мной стала всё больше и больше прогибаться. «О нет, нет, нет, нет… Только не сломайся. Пожалуйста, веточка, не дай мне упасть!» В отчаянии я мёртвой хваткой вцепилась в сук, нависающий над головой, в то время как хвойная красавица явно решила избавиться от моего присутствия, и в следующий момент, ещё раз громко хрустнув, нижняя опора ушла из-под ног, унося вниз и весь мой походный скарб. Я ещё висела на суку, но и он тоже долго не выдержал и, недовольно скрипнув, резко сломался, отправляя меня вслед за мешком.

С глухим звуком я упала на спину аккурат перед валуном, что порадовало: иначе лежать мне бездыханной и с пробитой головой. Какое-то время я оставалась на спине и, окончательно запутавшись в длинном плаще, могла лишь жадно хватать воздух. Только спустя несколько мучительно долгих и молчаливых секунд, мне удалось медленно принять сидячее положение, и, решив смело встретить неизбежное, я резко откинула с лица капюшон.

Первое, что я увидела, были металлические наконечники разнообразного оружия, направленные на меня. С трудом оторвав взгляд от сверкающего металла, мне наконец удалось разглядетьего обладателей. Передо мной стояли человек десять, а то и больше, сурового вида бородатых мужиков. На их решительных лицах было ясно написано, что, если мне вздумается сдвинуться хоть на миллиметр, они немедленно пустят оружие в ход. Нервно сглотнув, я постепенно приподняла руки вверх. Не обнаружив у меня оружия, мужчины немного расслабились, но продолжали держать меня на прицеле.

Один из них, темноволосый бугай с пронзительными синими глазами, вышел вперед и о чём-то меня спросил. Я не поняла ни слова, и только отрицательно завертела головой. Мужчина нахмурился и снова, но уже громче, повторил свой вопрос. Собрав волю в кулак и вспомнив всё то немногое, чему меня научила Мирта, я выдавила: «Я вас не понимаю». Моя фраза возымела совсем неожиданный эффект. Синеглазый поджал губы и в следующее мгновение, уже открыто кричал что-то, одновременно вновь наставляя на меня внушительных размеров меч. Повинуясь эффекту домино, другие мужчины вокруг меня тоженаправили на меня оружие. Справа на своей шее я ясно почувствовала, как холодный металл больно царапнул кожу. И тут внутри меня что-то сорвалось. Наверное, сказалась совокупность недосыпа двух дней с головной болью, постоянным напряжением и абсурдом всего происходящего и произошедшего за последний месяц. В следующее мгновение на крик перешла уже я, поминая всех и вся на великом и могучем русском языке:

— Какого вы тут ко мне пристали!!! Ну не понимаю я вас!!! Не по-ни-ма-ю!!!!! Я тут вообще никого не понимаю!!! Отвалите все от меня!!! Что, зарубишь топором, только потому что я с тобой о погоде и природе не могу поговорить?!! Тоже мне, крутой нашёлся!!! Так руби — мне не жалко. Меня и так тут всё достало до зубного скрежета. Бородатые уроды!!!

В процессе этого высокоинтеллектуального монолога я сама не заметила, как вскочила на ноги и сделала пару шагов навстречу бородатым, которые оказались все ниже меня где-то на голову, но раза в два шире в плечах. Окружающие явно не ожидали от меня такой бурной реакции, потому что первое время опешивши стояли и смотрели, но быстро пришли в себя и теперь уже угрожающе подступали ко мне. Я в свою очередь была готова и, наверное, даже рада принять неравный бой, потому что в тот момент моё отчаяние достигло своего пика.

— Откуда ты знаешь этот язык и почему ты на нём разговариваешь? — раздался позади меня глубокий низкий голос.

Я мгновенно замолчала на полуслове и замерла. Моей первой мыслью было, что мне просто показалось.

— Кто ты, женщина? — снова раздалось из-за спины.

Не обращая внимания на вооруженных и явно агрессивно настроенных мужчин, я обернулась. Сзади меня стояло еще несколько низкорослых бородачей и высокий старец с длинными седыми волосами. Одет он был в светло-серую мантию до пола, а на голове красовалась высокая остроконечная шляпа того же цвета. Его не по-старчески живые, яркие голубые глаза заинтересованно рассматривали меня из-под широких полей.

— Кто это сказал? — почти прошептала я. Старец сказал что-то и окружающие нехотя опустили оружие.

— Я первый задал вопрос, — он не сводил с меня глаз, а у меня снова появилось ощущение дежавю, но я быстро отмела эти мысли в сторону. В тот момент для меня самым главным было то, что я, кажется, встретила первого человека, который меня понимал и говорил на одном со мной языке. Такого искреннего счастья я не испытывала с тех пор как получила степень магистра.

— Вы меня понимаете! — возликовала я и, повинуясь первому импульсу, бросилась к старцу на шею и принялась расцеловывать его в обе щёки, крепко обнимая и смеясь как ребёнок.

Вот такого поворота событий не ожидал никто из присутствующих. Все мужчины на поляне замерли с открытыми ртами, позабыв об оружии и вообще обо всём. Старец в сером был в не меньшем замешательстве, машинально слегка обнимая странную девицу, которая, в прямом смысле, свалилась на них с неба.


* * *


Когда я наконец немного пришла в себя, то смущённо отошла от старца и, потупив взгляд, стала спешно извиняться.

— Вы уж простите, что я так вот резко… Я вовсе не хотела, уж поверьте. Просто эмоции — через край. Я тут уже так давно, и меня никто до вас не понимал… А тут вы. И не только понимаете, но и говорите. Я…

— Как тебя зовут, для начала, — прервал поток моих мыслей вслух седовласый в сером.

Я оторвала взгляд от травы под ногами и посмотрела на спрашивающего, одновременно чувствуя, что губы расползаются в глупейшей улыбке, а щеки предательски заалели.

— Ирина, — сумела наконец выдавить я.

— Ирина? — седые брови удивленно взлетели вверх. — Ирина… странное имя. Никогда такого не слышал. Сама придумала? — в голубых глазах запрыгали чёртики.

— Что значит придумала? Вы за кого меня принимаете? — оскорбилась я, гордо вскинув голову.

Мне моё имя всегда нравилось, хотя в детстве и было нас в классе аж пять тёзок, и иногда хотелось чего-нибудь эдакого. Но эти детские причуды скоро прошли, и я полюбила лёгкую гармонию, мелодичность и одновременно внутреннюю твёрдость и благородство своего имени. Нет, я заметила, что моё имя здесь в диковинку, но это ещё не значит, что я его себе придумала…

— Ладно, ладно. Не злись, — ухмыльнулся он. — Ты вон как тут всех ошарашила. Здесь от женщин редко можно громкое слово услышать, а ты разошлась так, что пол леса разбудила. Ты скажи мне лучше, откуда ты и почему говоришь на этом языке? — старик теперь уже не скрываясь улыбался, разглядывая меня.

— Это мой родной язык… — ответила я немного рассеянно.

Моё внимание вновь обратилось к присутствующим на поляне. Их было тринадцать. Сурового вида, разнообразно бородатые мужчины, вооруженные до зубов… Все невысокого роста, на голову-полголовы ниже меня. Почему-то резко стало не хватать воздуха. Ой что-то мне всё это напоминало… Нехорошее и бредовое подозрение закралось ко мне в душу. Я снова обернулась к старцу. Высокий, в сером, с посохом из тёмного дерева, а вот там чуть поодаль стоит ещё меньший мужичок с босыми волосатыми ногами. Теперь это уже было не дежавю, а озарение.

— Ой, мама… — я попятилась и наткнулась на валун сзади. Ноги подкосились, и, охнув, я осела на камень. Все присутствующие уставились на меня со смесью удивления, озадаченности, недоверием, а некоторые и с агрессией. Я нашла взглядом старца.

— Скажите, пожалуйста, что вас зовут не Гендальф. И что это не гномы… — выдохнула я, нервно озираясь по сторонам. В ответ он удивленно приподнял седые брови, а глаза потеряли всю весёлость.

— Откуда ты знаешь, кто я? И что ты знаешь про гномов? — голос зазвучал грозно и твёрдо.

Он хотел ещё что-то сказать, но я его уже не слышала. Меня охватила паника. Я подскочила с камня как ужаленная и забежала за него, глупо выставив перед собой руки.


* * *


Молодая женщина побледнела, вскочила и спряталась за камень. Ее глаза были расширены и, словно отгораживаясь, она выставила перед собой руки. Потом она резко вскинула руки к небу громко прокричав: «За что?!!» Затем, спрятав лицо в ладони, отчаянно завертела головой, бормоча что-то нечленораздельное. Через несколько секунд она замолчала и посмотрела на всех сквозь пальцы, вновь зажмурилась и что-то зашептала. Тогда Гендальф подумал, что, похоже, им повстречалась безумная, но в следующее мгновение женщина умолкла, медленно опустила руки от лица, и распахнутыми глазами уставилась на него.

— Я в Средиземье, так? — голос её был на удивление ровным и спокойным. Волшебник, боясь вызвать очередную бурную эмоциональную реакцию, только утвердительно кивнул. «А ведь Мирта мне говорила, а я всё думала посреди Земли. Она имела в виду Средиземь…» — только и успела выдохнуть ночная гостья, прежде чем её ноги подкосились, и она рухнула на траву без чувств.

Всё это время гномы во главе с Торином только перекидывались озадаченными взглядами и поочередно с опаской смотрели то на волшебника, то на странную девицу. Они так и стояли с оружием наготове, на случай, если женщина затеет что-то опасное. Из её разговора с волшебником они не поняли ни слова, и язык не был похож ни на один из ранее слышанных ими в Средиземье. Когда незнакомка вдруг отпрыгнула и забежала за камень, подгорные жители заметно напряглись. Она была похожа на потерявшую рассудок, а от таких можно было всего ожидать. Но она, прошептав что-то, неожиданно потеряла сознание. Но ещё больше их удивило поведение Гендальфа, который быстро подхватил её на руки и бережно перенёс поближе к костру.

Теперь, при свете огня, они смогли её хорошенько рассмотреть. У неё была светлая кожа, тёмные волосы, причудливо заколотые наверх деревянной заколкой. Одета она была в чёрный плащ поверх простого ярко-синего платья. На широком кожаном поясе был прикреплен небольшой кинжал, тонкой и явно эльфийской работы. Кисти её рук скрывали кожаные перчатки, что немного удивило собравшихся вокруг гномов. Что показалось странным, так это внешность незнакомки. По всем признакам она была человеком. Черты лица были тонкими, не такими как у эльфов, но и на людей она не очень походила. Было в ней что-то неуловимое и другое. Гендальф сосредоточенно смотрел на женщину, немного нахмурившись. Оин предложил дать ей нюхательной соли, чтобы привести в чувство, но волшебник его остановил.

— Она слишком истощена физически. Пусть лучше поспит. Там и поговорим.

— Тогда, может, её лучше связать? Для верности?.. — вставил своё слово Бифур. Но маг только раздражённо стрельнул в его сторону глазами.

— Ты что, женщины испугался? Я за ней присмотрю, не беспокойся, — волшебник осмотрелся вокруг. — Где её походная сумка? Та, что упала с дерева. Там вроде был спальный мешок, — и, наткнувшись на непонимающие взгляды, добавил. — Не спать же ей на голой земле.

Один из молодых гномов поспешил принести поклажу. К сумке действительно был прикреплен спальный мешок, на который волшебник и переложил девицу. Она всё ещё была без сознания. Вскоре гномы, решив, что нежданная гостья никуда не денется, принялись за ужин. Выходить планировалось рано утром, и после полевой трапезы, все скоро устроились на ночлег. В эту ночь Гендальф вызвался в дозор.

Волшебник сидел на валуне и сосредоточенно курил, изредка бросая задумчивые взгляды на женскую фигуру рядом с ним. Ночной лес был окутан тишиной, нарушаемой только дружным храпом гномов. До недавнего времени та, что назвалась Ириной, лежала абсолютно спокойно и неподвижно. Её грудь еле заметно подрагивала, вторя дыханию. Но теперь маг заметил, что с женщиной явно что-то происходило. Он видел, как подрагивали глаза под веками, как участилось дыхание. В какой-то момент она глубоко вздохнула, и пальцы рук судорожно широко раздвинулись, будто пытаясь ухватить что-то невидимое. Тут её лицо исказилось от боли, по щекам заструились слёзы, рот открылся в беззвучном крике, и тело изогнулось дугой. Потом все резко стихло, и она устало выпрямилась на спальном мешке. Повинуясь странному импульсу, волшебник легко дотронулся до её лица и в тот же момент почувствовал приятное тепло и покалывание на кончиках пальцев. Он уже хотел убрать руку, когда она вдруг повернулась и прижалась к ней щекой, нежно улыбаясь во сне. Обескураженный старец сам невольно улыбнулся, но всё же постарался как можно аккуратней высвободиться.

Сначала Гендальф подумал, что женщине просто снился кошмар, но чем дольше он наблюдал, тем яснее было ощущение, что это не просто дурной сон, а кое-что совсем другое. Маг был благодарен, что никто из гномов этого не видел. Горный народ был известен своей неприязнью и недоверием к магии и колдовству. Они и ему-то особо не доверяли, а странной человеческой женщине и вовсе не поздоровилось бы. Остаток ночи прошел тихо и спокойно, и он решил, что наутро обязательно расспросит эту незнакомку обо всём, особенно о том, почему она использует именно этот язык и откуда знает, кто он такой.


* * *


Я пробудилась полностью отдохнувшей и посвежевшей. Было ещё рано, и вставать не хотелось. Продолжая нежиться в сонной неге, я, улыбаясь, какое-то время рассматривала лазурное, едва тронутое солнцем небо надо головой, потомсладко потянулась на спальном мешке, и тут же замерла: «Не помню, чтобы раскладывала свой спальник, да и лежала я определённо на земле…» Тут надголовой кто-то нарочито громко прочистил горло, что заставило меня резко вскочить на ноги и развернуться. Передо мной на валуне сидел старец в сером — я тут же вспомнила и волшебника, и гномов, и хоббита, и Средиземье. Гендальф молчал и выжидающе смотрел на меня. Надо было что-то сказать, но в голову не пришло ничего лучше, кроме:

— Доброе утро!

— И тебе доброе. Выспалась? — в ответ я кивнула. — Больше кричать не будешь?

— Пока нет. Дальше видно будет, — на это волшебник хмыкнул, и я тоже невольно улыбнулась, нерешительно оглянулась ис облегчением поняла, что кроме нас пока ещё никто из отряда не пробудился.

— Ну, рассказывай, — волшебник протянул мне мех с водой.

— О чём? — я машинально сделала пару глотков.

— Да, я думаю, тебе есть о чём рассказать. Например, кто ты такая? Как оказалась здесь? Куда идешь?

Я задумчиво сдвинула брови:

— Даже не знаю, с чего начать…

— Давай с начала.

— Что, прям с рождения? — не могла не съехидничать я. В ответ волшебник улыбнулся, глаза его весело заблестели.

— Ну, не будем так далеко заходить.

— Тогда я, пожалуй, начну с того, как здесь оказалась.

Я присела на валун рядом с Гендальфом и начала пересказ событий минувшего месяца. Надо отдать ему должное — слушателем он оказался отменным, почти не перебивал, только изредка уточнял те или иные детали. Однако мои ночные «полёты» мне упоминать не захотелось, а то подумает, что я больная или и того хуже — одержимая. Да и свежо ещё было моё изгнание из труппы Барона. Когда я добралась до недавних событий, то ненадолго замолчала.

— Какой здесь ближайший город? — наконец, прервала я затянувшееся молчание.

— Бри. А что?

— Бри… Теперь всё понятно, — это во многом объясняло чувство дежавю, которое меня тогда посетило. Я задумалась. Гендальф, похоже, что-то почувствовал.

— Там что-то произошло? — он изучающе посмотрел на меня.

— И да, и нет.

— Это как? — волшебник нахмурился.

Я же сидела и думала, рассказывать ли ему только голые факты или всё же поделиться и своими домыслами относительно моих неприятностей в Бри. Ведь мне тогда показалось, что рыжий был заинтересован именно во мне, а не в нас с Миртой… Остановившись на первом варианте, я продолжила своё повествование, закончив тем, как я оказалась на дереве, и последовательно перед всей честной компанией. Гендальф молчал, задумчиво барабаня пальцами по посоху. От затянувшейся паузы стало неловко, и я поспешила нарушить тишину.

— Вы мне не верите?

Маг словно очнувшись от своих мыслей, посмотрел на меня.

— Не знаю. Я многое повидал на своём веку, но даже мне ещё ни разу не приходилось не то чтобы встречать, но даже слышать о ком-то из другого мира или времени. Да ещё и оказавшемуся здесь… Поэтому не суди строго, но твоя история кажется мне слишком сказочной, — Гендальф немного виновато улыбнулся.

Я его понимала. Попадись на моём пути кто-то вроде меня, решила бы что человек не дружит с головой. Но тут меня осенило.

— Я могу доказать! — радостно улыбаясь, я кинулась к своему мешку и принялась спешно перебирать его содержимое. Наконец, я добралась до нужного мне кармана и извлекла заветный предмет, молясь, чтобы случилось чудо, и батарейка ещё не полностью разрядилась. И чудо случилось. Осталось, правда, чуть меньше половины, но и этого будет достаточно. Вернувшись на валун, я протянула квадратное устройство волшебнику.

— Это кое-что из моего мира… ну, или времени.

Гендальф с подозрением рассматривал плеер и не спешил к нему прикасаться.

— И что оно делает?

— Проигрывает музыку. Вот, смотрите…

Я размотала наушники, вставив один в правое ухо и протянув второй Гендальфу. Он нахмурился.

— Не бойтесь. Это не опасно, — я еле сдержалась, чтобы не закатить глаза.

Волшебник осторожно вставил наушник в левое ухо и заметно напрягся. Чтобы не пугать народ, решила для начала выбрать что-нибудь из классики. Я перелистывала всевозможные альбомы, а маг с интересом следил за моими махинациями, не сводя горящего взгляда с экрана. Мой выбор пал на Вивальди.

Как только заиграла музыка, старец аж подскочил и тревожно посмотрел на меня, но, заметив на моем лице улыбку, расслабился и стал вслушиваться. Я наслаждалась знакомыми переливами мелодии, с новой силой ощущая тоску по дому. Маг тоже теперь довольно улыбался, но думал явно о своём. Когда музыка закончилась, я нажала на паузу и выжидающе посмотрела на сидящего рядом.

— Теперь веришь? — интересно, когда мы перешли на ты… Но маг, похоже, был не против. Гендальф почему-то тяжело вздохнул.

— Да, верю… Только теперь вопросов ещё больше, чем ответов… Твоё устройство и правда не из этого мира и времени. Да и музыки такой у нас нет, даже у эльфов. Но всё же не понятно, как ты здесь оказалась и зачем, — маг замолчал, как будто что-то обдумывая. — Тебе, для начала, стоит отправиться с нами. Возможно, мы сможем что-то разузнать в Ривенделле…

— Есть ещё кое-что, — выдохнула я, а маг вопросительно посмотрел на меня. — Я знаю, кто эти гномы и куда и зачем они идут…

В ответ на моё заявление, маг резко встал и сурово навис надо мной:

— Откуда ты это знаешь? — я невольно съёжилась, но тут же, набрав полные лёгкие воздуха и глядя прямо в голубые глаза, продолжила.

— Знаю, это прозвучит ещё более безумно, но в моём мире и времени, про этот поход написана книга. Я её в своё время прочитала, оттуда и мои познания…

— Ты хочешь сказать, что тебе известно и чем всё закончится? — я только кивнула.

Заложив руки за спину, маг словно маятник вышагивал передо мной. Он то мрачнел, то хмурился, то замирал, то лицо его вновь светлело… И так по кругу. В конце концов, волшебник остановился.

— Я не знаю, правильно ли поступаю, но сейчас самым разумным мне кажется взять тебя с собой. Я не чувствую от тебя опасности, — он помедлил какое-то время. — И знаешь, не стоит даже мне рассказывать о том, что тебе известно. Ведь тебя в той книге не было? А значит, теперь всё может измениться, поделись ты своими знаниями. И не известно ещё, в какую сторону. Да и тем более не стоит посвящать гномов и Торина. Они народ подозрительный, особенно в отношении магии и всего, что с этим связано. Ну и попросту сам факт, что ты знаешь о цели их похода, им уже не понравится. Мне придётся, правда, рассказать ему, что ты из другого мира и времени, иначе он не согласится взять тебя с собой…

— И как же он тебе доверил с ними отправиться?

На это Гендальф лишь хмыкнул.

— Наверное, потому, что у него другого выбора не было.

Я понимающе покачала головой.

— Ну да, у тебя и карта и ключ. Куда ему деваться? А вот со мной совсем другая история… Ой чует моё сердце, что непросто мне будет, — в ответ волшебник тихо засмеялся.

— Да, действительно, знаешь ты много. Врать не буду, с ними непросто. Но держись меня — не пропадёшь.

Я постаралась улыбнуться, хотя в тот момент меня терзали очень противоречивые чувства. С одной стороны, я была безумно счастлива встретить человека, точнее Майа, который разговаривал со мной на одном языке. Моё общение до этого ограничивалось рваными фразами и отдельными словами, поэтому иногда я, действительно, ощущала себя немой. Ну и возможно, в Ривенделле, и правда найдутся ответы.

С другой стороны, зная всю историю отряда Дубощита, идти с ними мне претило. Да и сам Торин уже показал себя не с лучшей стороны. Возможно, его отношение и изменится к лучшему… Ну и конечно, я не могла забыть, что это всё-таки Средиземье, со всеми вытекающими отсюда прелестями и опасностями. А при таком раскладе, куда бы я не направилась, безопасней будет путешествовать в обществе вооружённых, хоть и грубоватых гномов, чем в гордом беззащитном одиночестве.

Утро уже полностью вступило в свои права, и краем глаза я заметила, как гномы на поляне зашевелились, постепенно просыпаясь и принимаясь за утренние обязанности. Некоторые из них уже кидали подозрительные взгляды в нашу сторону. В этот момент, словно прочитав мои мысли, Гендальф ободряюще похлопал меня по плечу. Я же только нервно закусила губу и тяжело вздохнула.

Глава опубликована: 26.03.2018

5. Не хлебом единым

О том, что в отряде я стала нежеланным дополнением, я поняла за завтраком, а, точнее, за его отсутствием. Как только все проснулись, Торин первым делом отозвал волшебника на пару слов, и когда минут через десять они вновь появились на поляне, Гендальф выглядел раздражённым, а подземный король был мрачнее тучи и только что молнии глазами не метал, а, завидев меня, одарил таким красноречивым взглядом, что между лопаток невольно пробежал холодок. Довольный результатом, Торин демонстративно отвернулся и размашистым шагом подошёл к двум другим гномам: седоволосому и зататуированному, и о чём-то с ними зашептался. Да, радушным приём назвать было никак нельзя. Когда же гномы принялись за завтрак, мне показательно не оставили места около костра, что уж и говорить о приглашении. Всё было прямо как в детском саду. Мне ничего не оставалось, как, покачав головой, развязать свой мешок и приняться за яблоко, запивая водой и стараясь игнорировать аромат жареных колбасок, витавший в воздухе. Одним словом, моё хорошее утреннее настроение было безнадёжно испорчено, а ведь день только начался.

Быстро управившись со своей нехитрой трапезой, я скатала и закрепила спальный мешок, умылась водой из меха, и, чтобы занять время, распустила причёску, чтобы расчесаться. Из-за того, что ночь проспала с заколотыми наверх волосами, теперь корни противно ныли. Гребень легко скользил сквозь пряди, и напряжение постепенно отступало, пока я не стала ловить на себе внимательные взгляды уже управившихся с завтраком гномов. Отчего-то стало неловко, и я поспешила собрать волосы и закутаться в плащ.

Когда же все, наконец, поели и собрались, что у гномов, вопреки ожиданиям, занимает вовсе не пять минут, участники отряда стали рассаживаться по пони. В стороне Гендальф опять что-то обсуждал с Торином, но явно безуспешно. По виду обоих я поняла, что причиной разногласий снова стала я… В итоге, пони мне не досталось. Кроме того, король-без-горы наотрез отказался подсаживать меня к кому-либо из отряда. По его версии, как я узнала позже, из соображений безопасности и соблюдения конспирации. Гномы, бросая косые взгляды в мою сторону, уже покидали поляну на лошадках, мне же ничего не оставалось, как следовать за ними пешком. Ясное дело, что, как только мы вышли на дорогу, и темп ускорился, я начала неминуемо отставать, и, если в начале и старалась изо всех сил поспеть за бородатыми бугаями, то вскоре так разозлилась, что махнула на всё рукой. Бежать рысцой вслед за ними я никак не собиралась, поэтому, если меня и потеряют, будет, конечно, обидно, но, значит, так тому и быть.

В таком темпе и всё ухудшающемся расположении духа, я нагнала квадратообразных к обеду, вернее, когда они его уже заканчивали. Не говоря ни слова, я гордо прошествовала мимо них, на ходу дожёвывая очередное яблоко, и продолжила путь. Благо дорога была без ответвлений, а, значит, можно было спокойно следовать до следующей развилки и там подождать «рыцарей». Я недобро усмехнулась, чувствуя, как внутри заговорила так долго дремавшая злость.

Передохнуть удалось, лишь добравшись до перекрестка. Ноги гудели и мелко подрагивали, да и разумом я прекрасно осознавала, что долго такой марш-бросок физически не выдержу, но, пока злость придавала недостающих сил, решила всё же двигаться вперёд. Вскоре из-за поворота показались и гномы, с Торином и Гендальфом во главе. Первый деланно меня проигнорировал, волшебник же остановился, пропуская остальных участников отряда вперёд. Ощущая себя выставочным экспонатом, я деланно уставилась на небо — смотреть на проезжающих мне совсем не хотелось. Когда меня миновал замыкающий процессию хоббит, я со вздохом поднялась на негнущихся ногах и последовала было дальше, но тут Гендальф раздражённо хмыкнул и остановил меня за локоть. Отвлечённая обозреванием окрестностей, я и не заметила, как он успел спешиться. В полной тишине он забрал мой мешок, приладил его к седлу и в следующее мгновение легко усадил на лошадь, запрыгивая в седло позади меня. Маг проделал всё так быстро, что я даже не успела ни возмутиться, ни возразить. И только когда лошадь снова зашагала по дороге, он заговорщицки шепнул над ухом:

— Не кипи. Я же вижу, что ты готова повторить вчерашнее.

В ответ я только недовольно фыркнула.

— Успокойся, — маг предпочёл это не заметить. — Устала?

— Есть немного, — вздохнула я. — Спасибо, что помог… — он только одобрительно кивнул. — Ты не обижайся, если они твои друзья. Но манеры у твоих компаньонов как у первобытных людей.

— Каких людей? — не понял маг.

— А… м-м-м… Ну, по-вашему, как у горных троллей. Шарм и галантность явно не в чести… -Гендальф хмыкнул.

— Ну, это не всегда так. Просто они тебя не знают, вот и чураются немного. Да и Торин на тебя в обиде.

От такого заявления я аж развернулась, чтобы посмотреть на волшебника:

— Ты шутишь?

— Вовсе нет. Он считает, что ты должна перед ним извиниться за вчерашнее поведение. Ты на него накричала при всех, а он, как-никак, король…

— А ему больше ничего не надо? Ну там спинку почесать, чайку принести, станцевать, али сказку на ночь? — я набрала полные лёгкие воздуха и продолжила. — Кто должен извиняться, так это он и его головорезы. Я вас на ту поляну не тащила. Ну упала с дерева, с кем не бывает? Так на меня налетели, как на врага народа. Тоже мне воины: тринадцать против безоружной женщины. И пусть он королевских кровей, мы и сами не лыком шиты. Да и короны я на нём пока не заметила, и ведёт себя как самый обычный крестьянин. Да и…

— Тихо, тихо. Вот разошлась, — прервал мой горячий монолог Гендальф. Его взгляд скользнул по внушительной фигуре во главе отряда. Маг слегка покачал головой и с улыбкой добавил. — Ответь мне на один вопрос. Как ты с таким характером так долго выживала в Средиземье?

— Как-как? Меня же никто не понимал!

В ответ волшебник так весело и заразительно рассмеялся, что и я сама не удержалась от улыбки. В таком весёлом настроении мы поравнялись с гномами, и сразу привлекли множество удивлённых взглядов. Как мне показалось, причина была не только в нашем заливистом смехе, но и моей позиции на коне, которая при других обстоятельствах и с другим всадником могла показаться достаточно интимной: я сидела в седле впереди мага, который, в свою очередь, легко придерживал меня за талию. «Моя репутация у гномов растёт просто в геометрической прогрессии», — мрачно отметила я про себя.

Когда мы устроились на ночлег, я поняла, что моя персона всё ещё была в королевской и всея-гномьей немилости. Со мной по-прежнему никто не пытался заговаривать или, хотя бы, представиться. К костру меня мягко не допустили, а на ужин опять были яблоки с водой, которая была уже на исходе. Заметив, что двое молодых гномов только принесли откуда-то наполненный котелок, я решительно шагнула к младшему из них. Темноволосый гном покосился на меня так, словно я шла к нему с топором наперевес. Проигнорировав красноречивый взгляд, я указала на свой опустевший мех и медленно спросила: «Вода где?» Сообразив, что к чему, и ещё раз оценивающе смерив меня взглядом с ног до головы, Кили (а это был определённо он) молча указал куда-то в сторону. Поминая доброжелательность гномов на чём свет стоит, я ушла в указанном направлении, на всякий случай прихватив с собой и мешок с вещами, и действительно скоро набрела на небольшой ручей, извивающийся между камней. С чувством необъяснимого облегчения я пополнила свои запасы, наскоро обмылась ледяной водой и в немом удовлетворении присела рядом на траву. Неполная Луна уже взошла над лесом. В её серебристом свете лужайка у ручья выглядела настолько умиротворённо, что покидать её совсем не хотелось. Решив, что оставшиеся на поляне мужчины по мне явно не соскучатся, я развязала мешок и принялась за ужин.

Мир подёрнулся цветами индиго, разбавленными лишь тонкими лучами ночного светила. Окружающую меня успокаивающую тишину нарушало только мерное журчание воды, в такт которой и мои собственные мысли текли легко и расслабленно. Я глубоко вздохнула и вдруг поняла, насколько устала. Устала постоянно куда-то идти, зачастую без цели. Устала от подозрительных и недружелюбных взглядов в свою сторону. Устала объяснять, кто я и откуда, будто сделала что-то противоестественное или преступное. Устала от этого мира, который был мне абсолютно чужим, враждебным и ненужным. Я не хотела попадать в Средиземье, не хотела встречать гномов, не хотела покидать родных, близких и любимых мне людей. Я не девочка из фанфика, грезящая Торином или его племянниками — у меня есть любимый, которого мне сейчас ужасно не хватало… А тут у меня не было ничего и никого. Погружённая в свои нерадостные, тоскливые мысли и убаюканная окружающим спокойствием, я и не заметила, как в какой-то момент легла на спину и мирно заснула.


* * *


Пробудило меня то, что кто-то тряс меня за плечо и звал по имени. Нехотя разлепив веки, я наткнулась на обеспокоенный взгляд Гендальфа. Заметив, что добился своей цели, маг облегчённо вздохнул и выпрямился.

— Куда ты ушла? Да ещё и одна? — теперь в его голосе сквозило неприкрытое раздражение.

— В мои планы не входило устраивать здесь ночлежку, — всё ещё неповоротливое после сна тело нехотя приняло сидячее положение. — Вообще-то планировала просто за водой сходить, но, видно, усталость взяла своё. Извини.

Пробурчала я под конец, считая инцидент исчерпанным, но маг никак не унимался и продолжал всё в той же назидательной манере меня отчитывать:

— Почему никому ничего не сказала? Пусть бы кто из гномов с тобой сходил. Сейчас времена небезопасные, особенно для беззащитной женщины!

Я наблюдала за ним, иронично приподняв бровь: он что, не видел ничего сегодня, или это я всё не так поняла? Что же, придётся прояснить некоторые моменты:

— Это кого мне просить надо было? Тех, кто со мной не то что не разговаривают, а вообще шарахаются как от чумной? Или их главаря, который готов заставить меня бегом бежать за вами, не особо заботясь о моей безопасности? Да и вообще, беззащитна или нет, за водой я могу и сама дойти, ну а если что случится, так я человек свободный и сама отвечаю за свои поступки и их последствия. Поэтому нечего меня отчитывать как малолетнюю девицу. Дожила до тридцати с лишним лет сама и дальше не пропаду.

В какой-то момент я уже оказалась на ногах. Наверное, стоило немного попридержать коней, но спросонья эмоции бежали впереди паровоза, и теперь из меня выплёскивалось всё накопившееся за день раздражение. Голос незаметно набирал обороты, а последние слова грянули раскатистым эхом на всю лужайку. Гендальф нахмурился и, казалось, прибавил в росте. Глаза его недобро полыхнули.

— Не спорь со мной, женщина! — его нарочито тихий голос напоминал отдалённые раскаты грома. Но, видимо, мой инстинкт самосохранения выбрал именно этот момент, чтобы пойти покурить в сторонке.

— А то что, мужчина? Ты меня со здешними скромницами не сравнивай, не к таким порядкам я привыкла. Поэтому не надо начинать мной необоснованно командовать!

Внутри всё кипело, я, не мигая, смотрела волшебнику прямо в глаза, и плевать было на то, что в них уже искрили гневные молнии, а за спиной самого Майа сгущалась угрожающая мгла. Вокруг нас поднялся ветер. Словно в ответ на это, по телу пробежала лёгкая дрожь, которую тут же перекрыли знакомые потоки энергии. Руки, сжатые в кулаки, нестерпимо жгло невидимое пламя, готовое вот-вот вырваться наружу — от захлестнувших ощущений я то ли качнулась, то ли шагнула навстречу магу. В следующее мгновение Гендальф резко подался вперёд и, схватив за руку, бесцеремонно сгрёб меня в охапку. Окружающий мир потерял очертания, и всё слилось в безликом сизом тумане.

Маг что-то успокаивающе шептал, а я, кажется, пыталась вырваться из его стальных рук.

— Тихо, тихо. Успокойся, — голос его был на удивление мягким и тихим — от него по телу разливалось такое умиротворение, что постепенно бушующий внутри пожар стал затихать. Гендальф отстранился от меня только убедившись, что я полностью успокоилась. Выглядел он каким-то усталым и задумчивым.

— Ладно, сам вспылил. Просто хочу тебя в Ривенделл в целости доставить, — он явно решил не вдаваться в подробности того, что сейчас произошло, что было мне только на руку.

— Я что, товар? — нахмурившись, я скрестила на груди руки.

— Нет, конечно. Но, я думаю, ты не захочешь возвращаться домой по частям.

— А ты правда думаешь, я смогу вернуться? — я недоверчиво ухмыльнулась.

— Честно? Не знаю. Но если возможно твое попадание сюда, то должно быть вполне реальным и твоё попадание обратно.

— Твоими бы устами да мёд пить, — на этот раз улыбка была искренней. — Ладно, пойдём обратно к остальным, а то решат, что-либо я тебя убила, либо мы с тобой чем-то непотребным занимаемся, — на это Гендальф возмущённо вскинул бровь. — Да не волнуйся. Они всё равно на меня всё свалят. Я же женщина.

Я засмеялась и повернула обратно к лагерю. Волшебник, что-то бурча под нос, последовал за мной.


* * *


Как и следовало ожидать, гномы встретили их неприветливо, кидая косые взгляды на женщину. Она же, в свою очередь, чинно прошествовала мимо, с гордо поднятой головой. Лицо её казалось беспристрастным, но Гендальф заметил, как в глазах плясали задорные искры. Ей определённо доставляло удовольствие провоцировать консервативных гномов. Ирина грациозно проскользнула между мужчинами и, не обращая внимания на угрюмые лица, устроилась у костра рядом с Двалином. У последнего от такой наглости челюсть поползла вниз, однако, опомнившись, он скривил недовольную мину, но с места не сдвинулся. Наблюдая происходящее на поляне, волшебник еле сдерживал смех.

Как он уже успел подметить, у их нечаянной попутчицы был очень непростой, особенно для местных нравов и обычаев, характер. Гордая и независимая, она не лезла на рожон, но и не терпела никакого командного и несправедливого отношения к себе. Это маг прочувствовал на себе буквально только что. При воспоминании о произошедшем на поляне Гендальф нахмурился, и всю весёлость как рукой сняло.

Там, у ручья, он явственно чувствовал исходящую от неё энергию. Когда же первые волны обжигающего тепла лизнули его лицо, весь его праведный гнев мгновенно утих, и первым импульсом было не дать вырваться потоку силы, разбушевавшемуся внутри женщины. Поэтому он и обнял её, стараясь усмирить разыгравшиеся эмоции. Маг ещё не до конца определил, что это было, и пока у него были только догадки и подозрения. Однако им всё же повезло, что всё произошло подальше от гномьих глаз — только вот как долго это везение продлится? Когда стали укладываться на ночлег, маг намеренно расположился под таким углом, чтобы максимально скрыть её от глаз дозорных, на тот случай, если её вчерашний кошмар повторится. Но ночь прошла спокойно.

Наутро Ирина встала бледная и хмурая, и, как только гномы принялись за завтрак, вновь ушла в направлении ручья и появилась, когда горный народ заканчивал сборы. Волшебник, как и днём ранее, приладил её походный мешок к седлу, а саму посадил впереди себя. До обеда они ехали в полной тишине. Гендальф заметил, что руки её слегка подрагивали, а бледность так и не прошла. Во время следующей стоянки, как только принялись за готовку, женщина вновь исчезла и вернулась, только когда с едой было покончено. Ирина устало села рядом с ним и молча уставилась на огонь. Волшебник хмуро окинул взглядом присутствующих: гномы мирно сидели, курили, переговаривались между собой, — одним словом не обращали на неё никакого внимания, и только хоббит озабоченно рассматривал стройную незнакомку, продолжающую хранить молчание. Когда отряд вновь тронулся в путь, Гендальф попытался разузнать причину такого понурого настроения, на что Ирина дала достаточно односложный ответ: мол, ничего не случилось, просто спала не очень. Она не договаривала, это было ясно, но маг решил ничего не выпытывать, и оставил её пока в покое.


* * *


Мне было плохо. Вернее, отвратительно. И не только из-за ежемесячных радостей каждой женщины, что, в принципе, не так и беспокоило благодаря запасам, данным ещё Миртой. В большей степени меня мучила моя яблочная диета. Теперь от запаха жареного мяса желудок сжимался в болезненном спазме, поэтому я спешила скрыться куда подальше, как только гномы открывали полевую кухню. Утром я, превозмогая тошноту, впихнула в себя очередное наливное, хотя прилива сил так и не ощутила: руки предательски дрожали, во всём теле чувствовалась слабость, и сил не было даже на разговоры. В обед было ещё хуже. С закрытыми глазами я через силу жевала злосчастный фрукт, как можно скорее запивая вкус водой. Кстати, яблоки были на исходе. В лучшем случае, у меня оставалось запасов на день-два, и то если заставлю себя их проглотить. Гендальф попытался было меня расспросить, но отвечать не хотелось, и я отделалась дежурными фразами.

В сгущающихся сумерках мы остановились. Меня шатало, перед глазами плыли тёмные круги, в горле стоят тошнотворный комок. Не дожидаясь начала готовки, я отошла от поляны за близлежащие камни и устало повалилась на землю. Не знаю, как долго так лежала просто уставившись в небо, но в какой-то момент расслышала рядом лёгкие шаги. Нехотя повернув голову, я с удивлением обнаружила хоббита. Бильбо стоял рядом, в нерешительности переминаясь с ноги на ногу. Заставив себя улыбнуться, я попыталась присесть, как руки подломились. От неминуемого падения меня удержал хоббит, ловко ухвативший за плечи. Бильбо смотрел на меня расширенными и полными беспокойства глазами. Оперев меня на камень, чтобы я вновь не сползла на землю, он отпустил плечи и сел рядом.

Я никогда не чувствовала себя такой слабой, ну, не считая случаев болезни. А теперь было такое чувство, будто мою голову прикрепили к тряпичной кукле. Почему-то было невыносимо стыдно… Бильбо, до этого молча наблюдавший за мной, грустно покачал головой. Вдруг он взял меня за руку и вложил в ладонь краюху хлеба и кусок жареной колбасы. Не веря своим глазам, я уставилась на еду, потом перевела взгляд на хоббита, который нерешительно замер. Внутри всё затрепетало. Подавшись вперёд, я от души стиснула Бильбо в, насколько позволяли оставшиеся силы, крепких объятиях, шепча слова благодарности и не замечая катившиеся по щекам слёзы. Глаза хоббита тоже предательски заблестели, и он, смущённо покраснев, заулыбался. Позже, пока я с жадностью поедала хлеб с колбасой, показавшиеся мне в тот момент амброзией, он просто молча сидел рядом, а когда уже поднялся уходить, я, в свою очередь, протянула ему два яблока. Сначала он не хотел их принимать, но мне удалось настоять на своём.

Прежде чем присоединиться к гномам, я ещё какое-то время сидела в одиночестве. По телу растекалось приятное тепло, дрожь исчезла. Я смотрела на небо с улыбкой на губах, переваривая первую за последние пять дней не яблочную пищу.


* * *


Это стало нашим тайным ритуалом. Со следующего дня, после каждого приёма пищи, Бильбо передавал мне то краюху хлеба, то немного мяса, то сыр. Он молча сидел со мной рядом, пока я заканчивала свою нехитрую трапезу. Потом уходил. На второй день, за ужином мы, наконец-то, представились друг другу. Бильбо несколько раз задумчиво повторил моё имя, потом улыбнулся, сказав, что оно очень красивое, хоть и необычное. Тогда же мы узнали, что неплохо понимаем друг друга. Хоббитское произношение было чище, чем у гномов, и я легче разбирала слова.

Похоже, хоббит о чём-то обмолвился волшебнику, потому что на третье утро Гендальф нашёл меня в моём укрытии и сел рядом.

— Почему не сказала, что голодаешь? Я же видел, что-то не так. А я, старый дурак и не догадался, а вот хоббит заметил. Молодец. Ты прости меня…

— Это за что же? — удивилась я.

— Ну, я же обещал, что до Ривенделла доведу, а сам чуть голодом не уморил. На вот, возьми, — Гендальф протянул мне пять завёрнутых в листья хлебцев. — Это лембас, эльфийский хлеб. У тебя, скорее всего, уже ничего не осталось, если, конечно, ты не яблоневый сад в мешке несёшь.

Я засмеялась, принимая свёртки:

— Благодарю. Твоя правда. Последнее яблоко вчера Бильбо отдала. Хотя, если честно, я на них смотреть больше не могу, — я хотела было распаковать один из хлебцев, но старец меня остановил.

— Это тебе на потом. А пока вот, — волшебник протянул мне ломоть чёрного хлеба, сыр и немного похлёбки в своей тарелке. Я с наслаждением принялась за еду.

После, протянув ему уже пустую тарелку, я решилась сделать то, что так давно хотела, и, потупив взор, попросила мага научить меня Всеобщему языку.

— Так ты же здесь уже месяц… Тебя никто не пытался научить? — почему-то мне стало стыдно и неловко.

— Тем, с кем я путешествовала раньше, я была выгоднее немой.

Гендальф задумчиво поджал губы, но уже в следующее мгновение ободряюще сжал плечо:

— Я помогу.

На следующий день пошёл дождь. Я всё также сидела на лошади впереди Гендальфа, когда поймала себя на мысли, что за эти дни уже привыкла к его постоянному присутствию. Несмотря на ливень, настроение у меня было приподнятое. Мы с волшебником тихо переговаривались, когда гномы стали просить его остановить дождь. И пусть мне мало что удалось разобрать из-за их произношения, но вот реплику Бильбо услышала отчётливо. Гендальф недовольно фыркнул, я тихо захихикала, скрываясь под капюшоном. Маг сжал мою талию, деланно обиженно кинув:

— Не смешно.

— Да не будь таким серьёзным, — парировала я и захихикала ещё больше.

Видно наше общение чем-то не угодило вечно-хмурому Торину, ехавшему рядом. Он что-то отрывисто сказал Гендальфу, кивнув в мою сторону.

— Что он сказал?

— Да ничего, — отмахнулся маг.

— Он же про меня что-то сказал?

— Да так. Просто, что слишком много разговариваем, и что женщине надо вести себя скромнее, а не дискутировать на непонятном языке.

Я недовольно фыркнула:

— Ему что, жалко? Или его раздражает то, что он меня не понимает? Так и я его не понимаю — значит, мы квиты. Пусть остынет.

Гендальф покачал головой.

— Он ведь до сих пор на тебя в обиде.

— Ничего. Королевскую немилость как-нибудь переживём, — съязвила я.

Словно почуяв что-то, Торин кинул на меня гневный взгляд. Я же, в свою очередь, посмотрела ему прямо в глаза и деланно сладко улыбнулась. Король-без-горы сверкнул глазами и помрачнел ещё больше, если такое вообще было возможно. Мне было понятно, что я играла с огнём, и что синеглазый пока-ещё-не-король скоро взорвётся, но, вопреки здравому смыслу, остановиться не могла. Наверное, Гендальфа посетили похожие мысли, потому что он вдруг сжал мою талию и тяжело вздохнул:

— Ирина… Не зли его.

В ту ночь на привале я почему-то занервничала, и меня не покидало гнетущее чувство, что за мной кто-то наблюдал. Мы устроились на ночлег на прогалине, обрывающейся в глубокий овраг. Я несколько раз подходила к краю, всматривалась в темноту, какбудто должна была разглядеть что-то, хотя и понимала абсурдность происходящего. Гендальф сидел у костра, покуривая трубку, и внимательно следил за моими метаниями. В конце концов, чувство внутренней тревоги достигло невыносимого уровня, и я раздражённо села рядом с магом.

— Что-то не так?

— Не знаю, — хмыкнула я и неожиданно для себя спросила. — Слушай, дай покурить. Я хоть и бросила четыре года назад, но что-то у меня сегодня нервишки шалят. Успокоиться немного надо.

Я глянула на Гендальфа: тот сидел и не мигая смотрел на меня. Его лицо выражало удивление, изумление и какой-то задор. Опомнившись, волшебник прочистил горло:

— Ты решила гномов с ума свести? Если они увидят женщину курящей… Ты знаешь, что тут будет?

Я обречённо вздохнула. А с другой стороны, чего я хотела? Ведь хоть и Средиземье, но всё же по нравам к средневековью близко. Тут маг решительно поднялся.

— Идём.

— Куда? — удивилась я.

— Если хочешь покурить, то только не здесь.

Я почувствовала себя снова в десятом классе, когда мы с подругами прятались по чужим подъездам, тайно куря одну сигарету на троих. Кроме того, мне стало интересно, что было более скандальным: я — курящая или то, что мы с магом опять уединяемся. По ходу дела курение перевешивало. С улыбкой на губах я резво засеменила за Гендальфом. Нас провожали осуждающими взглядами.


* * *


Когда маг со странной девицей в который уже раз скрылись в лесу вдвоём, двое младших гномов перекинулись хитрыми понимающими взглядами. Фили и Кили хоть и следовали непрекословно запрету дяди с ней не общаться, но смотреть никто не запрещал. А молодая женщина, хоть и странная, была отнюдь не дурна собой, хотя старшие гномы и ворчали, что уж больно она смахивала на эльфа.

Соскучившиеся по женской ласке молодые королевские отпрыски успели заметить, что у неё были красивые длинные тёмные волосы и стройная, гибкая фигура. К сожалению, женщина почти всегда скрывалась под плащом или платком, и оценить её по достоинству можно было только во время привала. Братья иногда ловили себя на мысли, что немного завидовали старому волшебнику, сидящему так близко к ней на коне и его возможности прикасаться к её талии.

Она и волшебник вообще проводили много времени вместе. Постоянно переговаривались на странном непонятном языке, то перекидывались шутками, то уединялись в неизвестном направлении. Был бы Гендальф помоложе, можно было что и подумать, а так… Да и с недавнего времени тихий хоббит тоже попал в милость к незнакомке и периодически уходил к ней с едой, думая, что его никто не видит.

Старшие гномы считали её поведение странным, скандальным и слишком фривольным для женщины. Она не стесняясь смотрела прямо в глаза и могла повысить голос, если ей что-то не нравилось. Одним словом, эта противоречивая свалившаяся им на голову незнакомка постоянно подогревала всевозрастающее любопытство двух братьев и градус раздражения всех остальных. Вот и сейчас, когда они с Гендальфом вместе скрылись в чаще, провожаемые неодобрительными взглядами старших гномов, Двалин, сидящий рядом с Кили, не выдержал и смачно выругался:

— Ну куда они вечно ходят? Если бы не седая борода Гендальфа, подумал бы что плохое. Была бы она моей дочерью, женой или сестрой, никогда бы такого не позволил. Отстегал бы розгами и запер недели на три. И откуда она такая свалилась нам на голову? Чем они вообще там занимаются? — в ответ кто-то из гномов громко хохотнул, другие заворчали.

Братья переглянулись. Это был их шанс разузнать, что к чему. Они поднялись и, как можно незаметней, скрылись в лесу, где какое-то время шли в полной темноте и даже успели подумать, что упустили её и волшебника. Но тут справа послышались приглушенные голоса, и братья быстро свернули в нужном направлении. Два молодых гнома готовы были ко всему, но только не к развернувшейся перед их глазами картине. На небольшом просветлении между деревьями они увидели женщину и мага. Её распущенные волосы струились по плечам, чуть раздуваемые ветерком. Она сидела на камне, бесстыже задрав юбку до колен и подогнув под себя ногу. Но самое поразительное было то, что она курила, довольно попыхивала трубкой Гендальфа. Мага же вид курящей трубку женщины с задранным подолом, похоже, ни капли не смущал, и они лишь тихо переговаривались.

От удивления у наблюдающих за этим гномов приоткрылись рты. Но в тот момент, когда Фили с наслаждением скользил взглядом по белоснежным коленям, уже домысливая, что скрывалось выше, ошарашенный Кили невольно громко икнул. Гендальф мгновенно развернулся, впиваясь напряжённым и ничего хорошего не обещающим взглядом в замерших на месте принцев. Не долго думая, братья бросились прочь, обратно к отряду.

Глава опубликована: 29.03.2018

6. Тёмные воды

Говорят, что курение — это яд, как, впрочем, и алкоголь, да и ещё куча всего, что делает нашу жизнь ярче, слаще, и короче. И пусть никотиновый змей был повержен мною давно и бесповоротно, в глубине души мне иногда не хватало ощущения туго скрученной бумаги идеальной формы, зажатой между пальцев. Давно уже не был интересен вкус, опостылел запах, а вот этого тонкого цилиндра не хватало. Эти мысли пробегали в моей голове, как отголоски чего-то очень далёкого, почти забытого и чужого, в то время как пальцы самопроизвольно ласкали гладкое дерево длинной трубки. Я сидела на камне посреди леса, затерянного где-то в Средиземье, и блаженно курила трубку, которую мне любезно одолжил Гендальф Серый — что может быть ещё безумней? От терпкого сладкого табака голова гудела, как от бокала хорошего вина, ночной ветер, прорываясь сквозь деревья, невесомо ласкал обнажённые колени (почему-то рядом с волшебником удивительным образом забывались местные формы приличия). Однако моё состояние почти что нирваны было грубо нарушено, когда в стороне кто-то громко икнул. Гендальф резко обернулся и, беззвучно выругавшись под нос, раздражённо бросил:

— Вот ведь любопытные гномы! Вечно им не сидится! Теперь, небось, обо всём доложат Торину, и тот снова будет в ярости… — маг устало вздохнул и слегка дотронулся до моего плеча. — Я пойду, может, удастся их перехватить.

— Возьми только трубку с собой — не хочется ещё больше объяснять, когда вернусь.

Гендальф хмыкнул и понимающе кивнул.

— А ты здесь останешься?

— Ещё немного. Тут же рядом, если что, буду кричать. Да и тебе одному легче будет гномов успокоить, — улыбнулась я.

Он ещё раз окинул внимательным взглядом просветление, где мы находились, а в следующее мгновение я осталась одна.

Воздух после сегодняшнего дождя был свежим и бодрящим, и вдыхать его полной грудью было истинным наслаждением. Под действием табака отступила и моя нервозность. Ветер стих — осталась лишь умиротворённая тишина ночного леса. Я наслаждалась ею, сидя на камне и прикрыв глаза. Не доносилось ни звука. Тут моё сердце замерло и сразу бешено застучало: было слишком тихо. Открыв глаза, я стала нервно оглядываться — вокруг меня царило видимое спокойствие, и, тем не менее, с новой силой заворочалось чувство, что кто-то за мной наблюдал. Этот невидимый взгляд лизнул кожу липким вязким страхом. Буравя взглядом близлежащие заросли, я медленно, словно во сне, соскользнула с камня. Мир разом лишился всех своих красок — остались лишь безликие тени, а воздух вдруг стал густым, как трясина, из-за чего каждое движение давалось с трудом.

Стараясь не издавать ни звука, я двинулась в сторону лагеря, мысленно приободряя себя тем, что, скорее всего, у меня просто нервишки расшалились. Учитывая события прошедшего месяца, это было вполне ожидаемо. За спиной хрустнула ветка. Моя реакция была молниеносной, взгляд устремился в ту сторону, и, холодея от ужаса, я увидела, как на поляну медленно вышли три серых существа. На первый взгляд они были похожи на огромных, нет, гигантских собак, каждая из которых легко достала бы мне до груди, но проверять на практике эту теорию отчего-то совсем не хотелось. Звери, оскалившись, теперь неотрывно смотрели на меня: в темноте их глаза казались абсолютно чёрными.

На ватных ногах я было попятилась — они шагнули ко мне. Одна из жутких собак шумно втянула воздух и глухо зарычала, две оставшиеся вторили ей хором. Они могли в любой момент сорваться и настигнуть меня в пару прыжков. Надо было что-то делать. Срочно. Сейчас! Очнувшись, как от удара хлыста, я резко развернулась и рванула в чащу — за спиной звери заунывно взвыли и, судя по глухим ударам и треску, кинулись вслед за мной.

Я бежала как можно быстрее, не обращая внимания на царапающие лицо ветки, но надоедливая длинная юбка постоянно цеплялась за кусты и коряги, норовя опрокинуть меня наземь. Обратный путь до поляны казался болезненно долгим, так что в какой-то момент я даже успела испугаться, что заблудилась и в спешке свернула не туда, но на счастье впереди забрезжили отсветы костра. До них оставалось рукой подать, как вдруг подол зацепился. По ощущениям я упала в десятке метров от отряда. От обиды и злости хотелось рычать и брыкаться. Мои спешные попытки подняться оказались бесполезными: цыганская юбка намертво застряла, парализуя движения. Ветки хрустели подтверждая неумолимое приближение кошмарных тварей. Надо было закричать, но я с ужасом поняла, что не могла издать ни звука. Растопыренные пальцы в беспомощном отчаянии вцепились в землю, сгребая траву, пожухлую листву и поломанные ветки, когда знакомое жжение резануло по венам. Оно просилось наружу, и на этот раз я себя не сдерживала — терять мне было нечего. В следующее мгновение меня накрыла тьма.


* * *


Торин был в бешенстве. И на это у него имелось несколько весомых причин. Во-первых, эта наглая девица опять спровоцировала отряд, уединившись с волшебником, а во-вторых, его племянники, явно страдающие от разбушевавшихся не к месту и времени плотских фантазий, решили тайком за ней проследить и без его ведома ушли в лес. Поэтому, когда Фили и Кили выбежали на поляну вместе с Гендальфом, у подгорного короля уже была готова гневная речь по поводу их безрассудности. Первыми под раздачу попали принцы: не дав им сказать ни слова, он с неимоверным усилием удержался от того, чтобы за уши не оттащить их в сторону, но зато в выражениях не стеснялся и, высказывая им всё, что думал о них и их поступке, щедро сдабривал речь самыми красочными эпитетами на Кхуздуле. Волшебник стоял в стороне и имел наглость ухмыляться в бороду, за что получил от короля несколько гневных взглядов. Покончив с племянниками, которые, пристыженные и красные, понуро побрели в сторону, Торин поискал глазами женщину, но та, видно, затаилась, и её, как назло, нигде не было. Словно в ответ на его мысли виновница переполоха вылетела на поляну из леса и неуклюже повалилась на траву. Уже это должно было его насторожить, но праведный гнев был сильнее, и он решительно направился в её сторону, но, не дойдя нескольких шагов, остановился. Что-то было не так. Тем временем женщина резко подскочила и, развернувшись к лесу, замерла. Только тут все присутствующие заметили, что глаза её были закрыты, но не успели они опомниться, как в следующее мгновение из чащи выскочили три огромные серые то ли собаки, то ли волка. Сидевшие доселе гномы сразу вскочили на ноги, похватав оружие, но этим всё и ограничилось — никто не мог ступить ни шагу.

У этих созданий были абсолютно чёрные, словно высеченные из оникса глаза, мутные, холодные и не читаемые. Над поляной раздалось утробное рычание, эхом отражавшееся от невидимых стен. Звери, если их можно было так назвать, обнажили огромные клыки и попробовали приблизиться к стоящей от них в ничтожной близости женской фигуре, которая на их фоне показалась какой-то неестественно тонкой. В ответ женщина лишь вытянула вперёд руки — такая бесполезная и жалкая попытка защитить себя. Мощные лапы шагнули в её сторону и остановились как вкопанные. Твари взвыли, устрашающе лязгая зубами, но не могли продвинуться дальше к замершей женщине. Её распущенные волосы развивались, будто движимые ветром, хотя на поляне не чувствовалось ни дуновения, и, когда очередной порыв взметнул тёмные пряди, гномам открылось её мертвенно-бледное лицо и постоянно двигающиеся губы — она не переставая что-то шептала. Одно из созданий попыталось обойти девицу справа, но она чётко отследила движения зверя, будто ясно видела всё происходящее. Правая ладонь метнулась в сторону, сжалась в кулак, и тварь жутко заскулила. Глубокий вздох. Она резко свела руки перед собой — звери свалились в копошащуюся серую кучу, в следующее мгновение снова развела, и, повинуясь её движению, сам воздух задрожал и начал раздвигаться, одновременно поглощая в себя скулящих, завывающих и рычащих созданий. Казалось, невидимая сила постепенно засасывала извивающихся существ в пространство. Зрелище это было тошнотворно пугающим и завораживающим одновременно.

Она словно танцевала какой-то гротескный танец: бледные ладони мягко и грациозно качнулись, перебирая пальцами воздух, и теперь расстояние между ними стало стремительно сокращаться. На поляне поднялся леденящий душу вой. Некоторые из гномов, не выдерживая, зажимали уши руками, хоббит и Ори, кажется, упали на колени, схватившись за головы, её это ни капли не трогало. Воздушное пространство перед глазами двигалось и складывалось, кромсая и ломая зверей, оглашая поляну глухим хрустом костей и рвущейся плоти, но, как только изящные кисти сомкнулись, всё мгновенно стихло. Существа исчезли, растворились в воздухе, будто и не было их вовсе. Воцарилась звенящая тишина. Глаза всех были прикованы к невозмутимому женскому силуэту: глаза закрыты, руки опущены. По её телу пробежала еле заметная дрожь, из груди вырвался приглушённый стон, а в следующее мгновение из её носа хлынула кровь, обильно окрашивая в багровый цвет бледную кожу. Рваный выдох — женщина покачнулась и упала на траву, как подкошенная. К ней сразу кинулся Гендальф, но его никто и не пытался остановить или опередить.


* * *


Волшебник с ужасом наблюдал за происходящим на поляне. Он почувствовал волны энергии ещё до того, как Ирина, преследуемая существами, вылетела из леса, однако поначалу подумал, что парализующее влияние исходило от тех зверей, которых можно было бы принять за варгов, и даже было лучше, если бы они действительно таковыми и оказались, но глаза, абсолютно чёрные, лишённые зрачков и жизни, говорили об обратном. И всё же сила исходила от неподвижной женской фигуры. Сырая, первозданная и хаотичная магия вырвалась из хрупкого тела смертной с такой силой и неистовством, что все присутствующие, включая самого Майа, не могли сдвинуться с места. Наверное, в тот момент каждый из них мысленно уже готовился к кровопролитию, в душе завывая от бессилия и неизбежности, но звери тоже наткнулись на невидимую преграду. Они отчаянно пытались прорваться к женщине, не замечая никого другого, и, слава Валар, безуспешно. А потом она от них избавилась. Гендальф изумлённо наблюдал за тем, как пространство дрогнуло, сместилось и медленно поглотило извивающийся серый клубок. На поляне поднялся жуткий вой, резавший слух и пробиравшийся до самого мозга, выдержать который было сложно даже магу. А потом всё резко оборвалось, разом выбив из груди остатки кислорода.

Когда он подхватил на руки её обмякшее тело, первое, что бросилось ему в глаза — её неестественная бледность. А ещё дыхание, которое еле улавливалось. Надо было действовать немедленно, но Гендальф всё ещё боролся с остатками магических вибраций и никак не мог прогнать от себя накатившую вдруг растерянность. Действуя больше по наитию, он перенёс её ближе к огню, влажной тряпицей вытер кровь с лица, дотронулся до лба — кожа была ледяной.

— Что же ты наделала? Глупая, глупая девчонка!.. — прошипел он сквозь зубы и накрыл её подрагивающие веки ладонями. Заклинания приходили откуда-то из самых глубин памяти, сплетаясь перед закрытыми глазами в мерцающие узоры, которые вуалью падали ей на лицо — она поглощала их с какой-то болезненной жадностью. Однако долгое время ничего не происходило. Первые отголоски сомнений ледяными иглами врезались в затылок, но тут тело женщины дёрнулось и на мгновение засветилось, с губ сорвался стон, растворившийся во вздохе — она резко открыла глаза. Неожиданно осознанный взгляд был прикован к волшебнику, который вдруг почувствовал тонкую ладонь на своей щеке. Мягкое, едва покалывающее тепло, исходящее от её пальцев, сладковатый дурманящий аромат.

— Так вот как ты выглядишь на самом деле, Олорин… — услышав своё имя, Майа вздрогнул. Она сонно улыбнулась, снова закрывая глаза и проваливаясь в сон. Рука обессиленно упала. Маг не сказал ни слова, а только смотрел на неё расширенными глазами.

Высокая фигура волшебника почти полностью заслоняла женщину от любопытных взглядов, поэтому уже оправившиеся гномы, к счастью, не могли видеть всего происходящего. Но, когда он повернулся к ним, выглядел Гендальф уставшим и осунувшимся.

Когда Гендальф с Торином удалились, на поляне повисла напряжённая тишина. Гномы изредка посматривали в сторону спящей, но подходить не решались. Если ранее её считали странной, то после произошедшего у участников отряда появились веские причины её опасаться.


* * *


Торин был мрачен и решителен, и Гендальф устало успел подумать, что разговор будет нелёгким. Король медлил и, прежде чем прервать молчание, долго что-то обдумывал.

— Кто она? — начал он угрюмо.

— Человек.

— Человек? Тогда что было это? — гном иронично приподнял бровь.

— Всплеск магии.

Маг понимал, что этот разговор был уже неизбежен, но ему всё равно не нравилось, что всё случилось так внезапно. Да и количество вопросов сейчас явно преобладало над доступными ответами. Король заметно напрягся.

— А что это были за твари? Ни на волков, ни даже на варгов они не похожи.

Гендальф помрачнел и долгое время молча взвешивал возможные варианты в голове, прежде чем продолжить:

— Кем бы ни были, они создания мрака. Возможно, нежить, которая при жизни действительно была варгами…

— Думаешь, случайность, или они следили за нами? — гном выжидающе смотрел на мага. Последний задумчиво барабанил пальцами по посоху.

— Нет и нет. Если и следили, то не за нами. Боюсь, что пришли они за ней. Думаю, от тебя не укрылось, что ни на кого больше они не обратили никакого внимания?

Торин утвердительно кивнул и, нахмурившись, вновь погрузился в раздумья. Маг его не торопил.

— Ладно, — горный король гордо расправил плечи. — Так и быть, я пока разрешу ей остаться в отряде, но только до тех пор, пока не окажемся вблизи Ривенделла, куда ты её как можно скорее отвезёшь и сдашь эльфам. Пускай они с ней разбираются дальше. Она мне не нравится, но и бросить женщину одну, когда за ней явно кто-то охотится, было бы подло. Пусть остаётся под твою ответственность и контроль.

Сам того не замечая, маг облегчённо выдохнул, но, как оказалось, король ещё не закончил:

— Да, и я не желаю видеть никакие другие подобные «всплески магии».

— Торин, боюсь, она не может это контролировать…

— Поэтому я и сказал: под твой контроль, — гном упрямо посмотрел на мага. Гендальф сжал посох, так что побелели косточки пальцев, но ничего не ответил, лишь кивнул в знак согласия. Он наблюдал, как король медленно удалялся обратно к костру, и на душе было, мягко сказать, неспокойно. Он очень надеялся, что женщина доберётся до долины эльфов живой.


* * *


Наутро я проснулась ужасно ослабшей и с явными признаками амнезии. Последнее, что услужливо подкидывала мне память, было падение в лесу и преследование страшными тварями. Всё. Больше ничего. Эта пустота угнетала, разжигая внутри нарастающее беспокойство. Когда, набравшись сил и храбрости, я приподнялась на локтях, то заметила, что лежала на своём спальнике рядом с костром. Это успокаивало хотя бы тем, что, видимо, от преследования мне удалось оторваться, только вот как я сюда попала — было загадкой. Гномы всё ещё дружно храпели. Но стоило попытаться подняться на ноги, как чья-то рука легла на плечо. Гендальф. Волшебник выглядел осунувшимся, а глаза не блестели знакомым огоньком.

— Что-то не так? С тобой всё хорошо? — забеспокоилась я. В ответ он только неопределённо покачал головой и присел.

— Как ты себя чувствуешь? — рука, до этого сжимавшая моё плечо, слегка коснулась моего лба.

— Да ничего. Только слабость, — его отстранённо-наблюдательная манера мне всё больше не нравилась. — Что вчера произошло?

— Ты ничего не помнишь? — голос волшебника был тихим.

— Нет. Только до того момента как упала в лесу, убегая от них. А потом… — я запнулась. В теле какбудто ещё ощущалось захватившее меня пламя, но остальное оставалось покрыто тьмой.

— Что потом? — кустистые брови хмуро сошлись на переносице, а взгляд стал обжигающе пронзительным.

— Да ничего, — я попыталась отвернуться, но Гендальф, поймав за подбородок, настойчиво развернул меня к себе лицом.

— Рассказывай. Всё, — тон был строгим и не терпящим возражений. На этот раз ни спорить, ни изворачиваться не хотелось, и, вздохнув, я поведала ему о своих приключениях, о тепле, о переполняющей энергии, переходящей в боль. Волшебник внимательно слушал и прервал лишь однажды:

— Когда это началось?

Я задумалась и, пораскинув мозгами, пришла к выводу, что всё началось в первую же ночь, о чём и не преминула сообщить.

— Почему сразу ничего не рассказала?

— Не знаю, — буркнула я, ущипнув себя за переносицу. — Потому что боялась, что примите меня за одержимую и прогоните… Из-за того, что боялась признаться самой себе? — я поймала его задумчивый взгляд и, повинуясь какому-то импульсу, с силой сжала обветренную ладонь мага. — Гендальф, что происходит со мной? И что произошло вчера?

Внутренне всё напряглось: отдёрнет ли руку? Нет, не отдёрнул, не отстранился — только смотрел печально и устало.

— Не знаю, но надеюсь, что у эльфов найдётся больше ответов. Что же касается вчерашнего вечера — ты выбежала на поляну, и твари вдруг исчезли.

Я нахмурилась. Почему-то мне казалось, что маг что-то не договаривал, но выпытывать детали не было сил, и я лишь устало кивнула.

— На вот, выпей, — в руках оказалась кружка с дымящимся напитком. — Это всего лишь травяной отвар. Поможет восстановить силы.

Я улыбнулась и послушно отхлебнула. На вкус было похоже на зелёный чай с какими-то травами. По телу растеклось приятное тепло, прогоняя остатки сна, и только на грани сознания всплыл невольный вопрос: «Восстановить силы после чего?»


* * *


Если раньше участники отряда меня игнорировали, то теперь от меня неприкрыто шарахались. Оказывалась я рядом с кем-то из гномов, к примеру, у костра, так он сразу же вставал и отходил как можно дальше. Даже Бильбо теперь меня избегал, и заботу о моём пропитании всецело взял на себя Гендальф. Не требовалось быть гением, чтобы понять, что тогда, на поляне, отряд что-то напугало, и это что-то было связано со мной. Только на все мои расспросы волшебник отвечал всё той же сухой фразой. Я пыталась вспомнить, то и дело прокручивая в голове события того вечера, но неизменно натыкалась на стену мрака. Отношение гномов, вкупе с собственным неведением, действовало угнетающе: они вели себя так, будто я на их глазах убила и съела младенца, и, хотя в глубине души точно знала, что ничего подобного не произошло, полной уверенности в этом не было.

Каждый привал превращался в пытку. Мне было тоскливо и одиноко: кроме как с Гендальфом я ни с кем не могла общаться, он же в последнее время постоянно куда-то пропадал и всё больше молчал. Да и во время наших с ним уроков Всеобщего был в мыслях где-то очень далеко. Ночные же полёты продолжались с пугающим постоянством и интенсивностью. Я стала плохо спать и теперь почти всегда просыпалась ещё до восхода, а потом хмуро взирала на наливающееся алым серое небо, спиной чувствуя напряжённый взгляд очередного дозорного. Неудивительно, что всё чаще мои мысли обращались к такому далёкому теперь дому, моим родным и любимым.

На четвёртый день моей негласной изоляции мы вышли из леса — перед нами раскинулась зелёная холмистая равнина, подпирающая своим цветастым ковром вечереющее лиловое небо. В ту ночь мы заночевали у подножия одного из холмов, граничащих с лесом. Рядом текла небольшая речка, где гномы с удовольствием искупались, весело переговариваясь и по-детски фыркая и плескаясь. Когда они занялись ужином, я спустилась к берегу и, перестирав свою немногочисленную одежду, присела в стороне, ожидая когда же все улягутся. Ночевала я теперь в стороне от остальных, чтобы не вынуждать «несчастных» гномов ютиться в одном углу, отгораживаясь от «опасной» меня, поэтому и устраиваться на ночлег приходилось после отбоя, когда все участники отряда уже определялись с местами. Перекусив лембасом, хотя аппетита не было и в помине, я долго бороздила взглядом темнеющий горизонт, пока тот не скрылся во мраке. Купаться в темноте в хоть и неглубокой, но довольно быстрой речке было боязно, поэтому водные процедуры было решено отложить до утра. Вернувшись в лагерь, быстро раскатала мешок и, кажется, провалилась в забытье ещё до того, как голова соприкоснулась с землёй.

Утром меня разбудила возня гномов и очередной разговор на повышенных тонах между Торином и волшебником. Я нехотя поднялась, но с удивлением обнаружила, что тело ощущалось отдохнувшим и посвежевшим — только голова казалась немного одурманенной, и почему-то были влажными волосы. Мы снова двинулись в путь. По обыкновению, устроившись перед Гендальфом, я даже позволила себе немного расслабиться, но ровно до того момента, когда стала то и дело ловить на себе несколько странные взгляды Торина. Уже давно моя скромная особа не удостаивалась столь пристального внимания с его стороны — остальные же гномы вели себя, как обычно, и ничего кроме подозрительного безразличия не выказывали. Кроме того, король был сегодня крайне чем-то раздражён, и глаза его так мрачно горели, что по спине невольно пробежали мурашки. Я нервно заёрзала в седле и была даже рада, когда вдруг зарядил дождь, что позволило закономерно спрятать лицо под капюшон. Но, несмотря на все эти нюансы, настроение продолжало оставаться просто лучезарным — всё-таки хороший ночной сон творит чудеса. В какой-то момент я откинула голову на плечо магу и, радостно улыбаясь, подставила лицо под падающие капли. Гендальф тихо засмеялся:

— Ты сумасшедшая!

— Нет, мне просто очень хорошо сегодня. Кажется: взмахни руками и взлетишь.

Его рука приободряюще еле заметно сжала мою талию.

— Я рад, что тебе лучше. Последние дни ты ходила, как в воду опущенная.

— Может быть, может быть. Ты и сам пропадал, — возвращаться к этой теме совсем не хотелось, и я поспешила переключиться. — Кстати, а о чём вы с Торином ругались?

— Об эльфах.

— А… понятно. Он не захотел ехать в Ривенделл…

Гендальф вздохнул. В этот моментТорин опять посмотрел в нашу сторону: странный был у него взгляд. Хотя, возможно, предназначался он всё же магу? Кругом простирались всё те же холмы и поля, лишь серые развалины нарушали природную гармонию, последние и отвлекло моё внимание от угрюмого предводителя.

— Что это там? — моя рука указала в сторону.

— Тут раньше жил фермер с семьёй, — я спиной почувствовала, как Гендальф напрягся.

В этот момент, король скомандовал привал, указывая в сторону всё того же разрушенного дома. Я похолодела, вдруг понимая, какой части приключения предстоит здесь развернуться.

— Не надо тут останавливаться, — яростно зашептала я, в тот момент полностью наплевав на канон. И, хотя маг разделял мои опасения, Торин был непреклонен.

Пришлось устраиваться на постой. Гендальф с гномом опять спорили, меня игнорировали — словом, всё шло своим чередом. Что-то тихо напевая себе под нос, я как раз постаралась как можно незаметней проскользнуть мимо громко выражающихся мужчин, когда вновь почувствовала на себе пронзительный взгляд. Меж лопаток неприятно кольнуло, но я заставила себя не оборачиваться и, скромно глядя себе под ноги, направилась к своему месту. И тут ко мне неожиданно подскочил Торин.

Тяжёлая рука бесцеремонно крутанула меня за плечо. Лицо подгорного короля было белым от злости, а глаза бешено сверкали. Он начал тыкать в мою сторону пальцем и гневно кричать. Расширенными от удивления глазами я уставилась сначала на разъярённого короля, потом на мага, инстинктивно отступая назад от надвигающегося на меня мужчины.

— Что здесь происходит? Чем я опять не угодила?

Но Гендальф не успел ничего ответить. Потому как в следующий момент мощные руки горного короля сомкнулись на моей шее, и он, словно тряпичную куклу, повалив меня на ближайший камень, начал душить. Из его рта вырывались ещё какие-то слова, но они больше походили на зловещее рычание. Я было попыталась оторвать руки гнома от своей шеи, но, учитывая то, что каждая из них была втрое больше моей, из этого ничего не вышло. Воздуха не хватало, перед глазами стало темнеть. Я с ужасом поняла, что ещё немного, и упаду в обморок, и все будет кончено. Непостижимым образом моё ускользающее сознание вспомнило о кинжале. Слабеющие руки действовали на автомате, но уже в следующее мгновение острое лезвие было приставлено к горлу подгорного короля. От неожиданности он немного ослабил хватку, а я надавила на оружие — по широкой шее заструилась кровь.

— Отпусти меня. Сейчас же. Убью, — выдавила я на Всеобщем. Голос был хриплым, и слова давались с трудом. На удивление это сработало — Торин отпустил мою шею и отступил на несколько шагов. Я резко отпрянула от камня и, обходя гнома стороной, старалась максимально увеличить расстояние между нами. В моей правой руке всё ещё сверкал кинжал, левая же интуитивно потянулась к шее: кожа горела, и даже лёгкое прикосновение было очень болезненным. Я уже знала, что там будет огромный синяк.

Торин не отводил от меня взгляда. В его только что безумных глазах, теперь плескались страх и отчаяние, но мне было всё равно. Гномы вокруг стояли с оружием в руках, готовые в любой момент броситься защищать своего короля. Тут между нами вклинился Гендальф и, кинув в мою сторону встревоженный взгляд, обернулся к гному. Голос мага грозно загремел над поляной, но с меня было довольно. Не обращая ни на что больше никакого внимания, я подхватила с земли походный мешок и со всех ног кинулась к лесу. В мгновение ока меня скрыла чаща.


* * *


— Что же ты натворил, глупый, упрямый гном?! Или ты, Торин сын Траина, так же безумен как твой дед?! — грозно выкрикнув последнюю фразу, Гендальф кинулся вслед за женщиной. — Ирина, стой!

Итак, она звалась Ириной. Удивительно, но до этого момента никто из них, включая Торина, даже не задумывался о том, как именовалась навязанная им спутница. Сам король никогда не слышал такого имени, но оно ей удивительно подходило — такое же гордое и странное. Гном стоял у серых развалин дома как в дурмане, пытаясь понять, что же сейчас произошло. Перед его взором всё еще горели её каре-зелёные глаза, сначала полные ужаса, потом ярости. Мужчина дотронулся до шеи — его пальцы окрасились кровью. К нему подошёл Двалин и молча протянул бинты и мазь, чтобы обработать рану. Когда с этим было покончено, Торин сел, задумавшись, у костра.

Он был зол на неё, взбешён её поведением и пытался вновь уговорить волшебника оставить женщину в ближайшей деревне, обойти долину Ривенделл, и уже после похода забрать к эльфам. Но Гендальф был непреклонен, и продолжал настаивать на том, чтобы пройти через владения Элронда. И волшебник никак не мог взять в толк, почему Торин так резко поменял своё решение. Да, он хотел рассказать магу, что тот не уследил за ней, и у неё опять был этот «всплеск». Но не мог. Ведь тогда пришлось бы описать и то, что увидел сам король, а эти воспоминания отныне принадлежали только ему… Поэтому он, как заведённый, продолжал повторять одно и то же: что её поведение было неподобающим для женщины, и что остальные участники отряда никак не могут понять, что она тут всё ещё делает. Особенно после того, что случилось тогда на поляне.

Они не принимали и сторонились их нечаянной спутницы. В начале это он, Торин, запретил с ней разговаривать, особенно племянникам, но от него всё же не укрылось, какие взгляды те кидали в её сторону. Это можно было легко списать на молодость и пылкость. Что же в отношении еды, то тогда короля взбесило, что какая-то женщина посмела поднять голос на потомка Дурина, и потому распорядился не приглашать к костру, пока не извинится. А она и не собиралась, гордо поедая в стороне свои несчастные яблоки, хотя сама чуть не падала от голода. И тут вмешался хоббит. Торин прекрасно видел, как мистер Бэггинс втайне подкармливал девицу, но решил проигнорировать — коли тот захотел делиться своим провиантом, не ему его останавливать. Потом к этой паре присоединился и маг. Последний предпринял даже несколько попыток вразумить гнома, но получил резкий ответ, что на её присутствие в отряде никто припасов не рассчитывал, поэтому пусть заботится о себе сама. В отряде установилась своеобразная рутина, можно даже было сказать, что к её присутствию стали привыкать. Но потом было это происшествие с непонятными существами.

Тогда, на поляне, она выглядела пугающе, а то, что она сотворила, было просто ужасающим. Неудивительно, что после её стали бояться и избегать все, даже миролюбивый хоббит. Гендальф объяснил Торину, что женщина ничего не помнила, и было бы лучше, если так оно и останется, пока он не доставит её к эльфам… Зачем это было нужно магу, он не знал, но решил не вмешиваться, да и не заметил, чтобы кто-то спешил к ней с расспросами и рассказами.

Она всё чаще сидела одна, в стороне от остальных, с тоской глядя куда-то вдаль. Иногда королю становилось её даже жалко, но он вовремя спохватывался — ничто и никто, и уж тем более какие-то странные сантименты, не должны были отвлекать их от главной цели. На кону стояло слишком многое, а эта странная девица только отвлекала, раздражала и провоцировала, особенно после этой ночи… Наверное, именно поэтому он так и разозлился на неё. Поэтому чуть и не убил… Торин похолодел. То, что он увидел ночью, до сих пор будоражило его мозг, но разве стоило оно того, чтобы поднимать руку на женщину? Что же он наделал…


* * *


Подгорный король заступил в дозор посреди ночи и, как обычно, сидел и задумчиво курил трубку, когда краем глаза уловил какое-то шевеление и инстинктивно проследил взглядом. Женщина плавно поднялась со своего мешка и вытянулась струной. Гном удивлённо приподнял бровь, наблюдая за её дальнейшими действиями. Она же, в свою очередь, скинула плащ и, не надевая обувь, медленно двинулась с места, а когда поравнялась с костром, стало заметно, что глаза её были закрыты. Первым импульсом было её окликнуть, но слова замерли на языке, и вместо этого он лишь заинтересованно смотрел, как она прошла мимо и бесшумно скрылась в направлении реки, что-то тихо напевая себе под нос. Повинуясь какому-то неосознанному порыву, Торин осторожно проследовал за ней и нагнал уже, когда та остановилась у самой воды.

Перед ней в свете полной Луны тихо текла река, казавшаяся сейчас потоком расплавленного серебра. Женщина подняла лицо к ночному светилу, протянула руки вверх и улыбнулась. Кисти грациозно двигались в серебристом свете, вырисовывая невесомые круги и линии. Гном завороженно смотрел, как её пальцы потянули завязки платья. Ткань легко соскользнула со стройной фигуры и упала к ногам. Скоро на землю упала и лёгкая кемиза. Торин знал, что самым правильным и подобающим поведением было бы развернуться и уйти, но не мог не сделать шаг, не отвести глаз от происходящего перед ним.

Он жадно впитывал в себя образ обнажённой женской фигуры на берегу реки: в холодном блеске ночного светила её кожа казалась невероятно белой, ещё более оттенённая каскадом тёмных волос, достававших почти до пояса. Женщина начала легко кружиться, то вскидывая, то опуская руки, а Торину казалось, что это танцующая нимфа купалась в лунном свете, зачёрпывала серебристые лучи в тонкие ладони, которые чувственно, бесстыдно и зовуще скользили по телу, очерчивая ореолы груди, бёдра, шею. Его глаза ревностно ловили каждое движение. Когда она вступила в реку и бесшумно нырнула, гном затаил дыхание и выдохнул, лишь когда над водной гладью вновь показался её силуэт. Капли воды на светящейся коже сверкали подобно изысканным кристаллам из древних глубин. Тогда Торин поймал себя на мысли, что хочет ощутить, какой будет эта кожа под его руками, как его пальцы будут скользить по следам от брызг, а губы жадно ловить речные капли на её теле. Дыхание гнома стало прерывистым от разгоравшегося желания. Он хотел…Нет, ему было необходимо взять её, здесь и сейчас, овладеть горячо и неистово. Ощутить и испробовать на вкус каждый дюйм её тела. Подчинить, заставляя извиваться под ним в наслаждении и её собственном желании. Впиться губами в этот гордый рот, сжать в ладонях её небольшие упругие груди. Торин глухо зарычал. Эта женщина была так близко и одновременно так далеко. Его плоть болезненно ныла в тесных штанах, а безумная нагая девица перед его глазами бессовестно отдавалась лунной реке.

Когда она в очередной раз вынырнула, повернувшись к нему спиной, его горящий взгляд отслеживал каждый изгиб её тела, но этого было мало — он не сдержался и шагнул к воде. В этот момент женщина повернула голову, словно глядя на короля-под-горой через плечо, и открыла глаза. Торин замер, чувствуя сковывающий холодный страх: с бледного лица на него смотрели абсолютно чёрные, как ночь вокруг них, глаза, в которых вместо зрачков горела Луна. Её губы тронула лёгкая улыбка. Гном тяжело дышал — первая волна страха стремительно таяла, и сейчас его с новой силой накрыла будоражащая разум и тело страсть.

Женщина медленно, не отрывая взгляда, повернулась к нему и, упиваясь своей наготой, гордо шагнула навстречу. Гном напрягся, как дикий зверь перед прыжком. Ещё шаг — она теперь стояла на расстоянии вытянутой руки. Её ладонь коснулась его лица, скользя прохладными пальцами по щеке, очерчивая линию подбородка вниз по груди — Торин резко втянул воздух, чтобы не застонать в голос. Она слегка наклонилась, и теперь их глаза были на одном уровне. Он чувствовал её дыхание на своих губах и сладковатый, дурманящий аромат её тела. Его голова закружилась. Он хотел рвануть вперёд, повалить здесь же на траву и оказаться в ней одним резким и властным движением, заполнить собой до отказа. Она должна была принадлежать только ему. Но парализованный гном не мог сдвинуться ни на шаг. И тогда тишину ночи прорезало её твёрдое «нет».

Женская фигура резко выпрямилась и молниеносно скрылась в реке. Торин же так и стоял, не в силах сдвинуться с места, наблюдая, как она спустя какое-то время вышла из воды, невозмутимо оделась и легко проскользнула мимо. Глаза её снова были закрыты. Когда к королю гномов вернулась способность двигаться, он сразу направился обратно к костру, обуреваемый мрачной решимостью получить своё. Но женщина так безмятежно спала на своём мешке, что он бы принял всё за очень яркий сон, если бы не её мокрые волосы и тот дурманящий аромат, который гном постоянно ощущал, даже сейчас вдали от реки. Стиснув зубы так, что заломило челюсть, Торин глухо зарычал, но всё же нашёл в себе силы отвернуться, а чтобы приглушить неудовлетворённое желание, вернулся к воде, быстро разделся и нырнул. Тогда ему казалось, что в речной прохладе всё ещё чувствовалось присутствие её тела.

Когда пришло утро, Торин понял, что сходит с ума. Нет, она, её присутствие сводило его с ума. Ему стоило огромных усилий не искать её взглядом, а от желания прикоснуться к ней, руки сами сжимались в кулаки. Она ведьма… Да, и эта ведьма его околдовала. От неё надо было срочно избавляться, именно поэтому он не хотел больше терпеть её в отряде. Его разрывало от странного чувства ревности и обиды, что она не досталась ему. Он мрачно следил за ней весь день, и от глаз не укрылось, то как она призывно откинула голову на плечо мага. И всё это время её твёрдое «нет» эхом отдавалось в голове, пробуждая чёрную ярость внутри короля. Когда же на привале она проскользнула мимо, что-то напевая, его накрыло тем самым сладким ароматом, а в следующее мгновение его руки сомкнулись на её шее.


* * *


— Торин! — кто-то громко крикнул у него над ухом, пробуждая от вновь пережитого наваждения. Король вздрогнул и перевёл взгляд от пляшущих языков пламени на стоящих перед ним гномов. Выражение лица Двалина было невозможно прочесть, но глаза сверкали решительным мрачным огнём.

— Нам надо поговорить… — на плечо Торина легла широкая ладонь Балина, на что предводитель хмуро сдвинул брови и коротко кивнул.

Глава опубликована: 01.04.2018

7. Змеи и лестницы

Я бежала настолько быстро, насколько позволял подол платья и нещадно бивший по лопаткам заплечный мешок. Где-то позади раздавался голос Гендальфа, но мне уже было всё равно, и лишь хотелось оказаться как можно дальше от них всех, включая и волшебника, который явно держал меня за полную дуру. Конечно же, я выбежала из леса, и твари исчезли. А что же было между этими событиями? После чего я восстанавливала силы?

В груди уже противно жгло, но останавливаться я не собиралась и, стараясь издавать как можно меньше шума, чтобы запутать следы, как безумная неслась по ночному лесу в неизвестном направлении. Но когда очередная ветка больно хлестнула по лицу, с языка всё же сорвалось громкое витиеватое ругательство. Из глаз непроизвольно брызнули слёзы, что значительно затруднило передвижение по неожиданно потемневшему лесу. Выбежав на заросшую тропинку, я остановилась, судорожно дыша. В этот момент слева показался запыхавшийся Гендальф. Он что, летел? И как меня нашёл? Я попятилась, волшебник шагнул ко мне. Рука по инерции вытащила кинжал, нацелив на мага.

— Оставь меня, — я невольно поморщилась от звука своего голоса, больше похожего на надрывный хрип.

— Ирина, выслушай меня.

— Я сказала: оставь меня. Что ты мне расскажешь? Очередную полуправду? Или думаешь, я дура безмозглая? — говорить было больно, и левая рука снова инстинктивно потянулась к горлу.

— Ирина, я доставлю тебя в Ривенделл. Там…

— Не хочу! — я резко развернулась и снова побежала. Теперь мои движения не сковывали ни кусты, ни коряги, и можно было удвоить скорость.

— Глупая девчонка! — неслось мне вслед.

«Сам дурак», — был мой мысленный посыл.

Однако, надо было признать, что для своего почтенного возраста, волшебник был просто мечтой марафонца. Нет, я прекрасно понимала, что образ почтенного старца, лишь принятый Майар облик, но всё же надеялась, что он не будет таким быстрым. Мелькавшая перед глазами тропинка резко ушла в бок, далее ещё больше петляя между деревьями — это был мой шанс. Как только я скрылась за поворотом, тут же нырнула в ближайшие кусты и затаилась. Вскоре мимо моего укрытия пробежал Гендальф и, как и предполагалось, скрылся между деревьями. Мысленно досчитав до пяти, я как можно тише покинула своё укрытие и стремглав бросилась по тропе в противоположную сторону.

Да вот только долго радоваться своему хитрому плану мне не дали, и в следующее мгновение кто-то бесшумно налетел на меня, опрокидывая на спину и прижимая всем телом к земле. Капюшон упал на лицо — я попыталась вслепую полоснуть обидчика кинжалом, всё ещё зажатым в руке, но тот, что сверху, грубо стиснул запястье, в момент обезоружив. Взвыв от отчаяния, я забилась под незнакомцем, извиваясь и пытаясь опрокинуть его в сторону — на что меня ещё сильней вжали в землю, сокращая и без того мизерную дистанцию до несуществующей. Потом этот кто-то поймал мою свободную руку, заведя теперь обе в стальном захвате над головой. Из последних сил я попыталась ударить его головой, но промахнулась, а вот он схватил меня за подбородок и откинул, наконец, проклятый капюшон. На меня смотрели уже знакомые голубые глаза, сверкающие неприкрытым раздражением.

— Отпусти, — прошипела я.

— Нет, — отрезал Гендальф.

— Что ты ко мне пристал? Иди к своему королю без горы и, похоже, уже без крыши! Веди их в Эребор, но оставь меня в покое!

— Нет. Куда ты побежала? Глупая, упрямая девица!

— Дотошный старикан! — от бессилия в голову не пришло ничего более оригинального, но неожиданно попало в цель.

Гендальф нахмурился. Я, довольная собой, сладко улыбнулась и тут же попыталась пнуть его ногой. Он ловко увернулся, больно впечатывая мою ногу своим коленом в землю. Я зарычала и снова заметалась — Гендальф же смотрел в глаза и мило улыбался, отчего мне стало не по себе, а в следующее мгновение все попытки сопротивления разом сошли на нет. Расширенные глаза не веря уставились на волшебника. Только теперь знакомые голубые глаза смотрели на меня с помолодевшего безбородого лица, обрамлённого длинными светло-каштановыми волосами. От удивления у меня приоткрылся рот.

— Старикашка? — помолодевший Гендальф открыто наслаждался моей растерянностью, в глазах прыгали хитрые искры, а тёмная бровь иронично изогнулась.

— Я уже видела тебя таким, Олорин, — прошептала я.

Вдруг такая близость нашей позы показалась мне слишком интимной, и я ужасом поняла, что краснею до кончиков ушей. Захотелось сразу спрятать глаза, убежать, но взгляд постоянно натыкался на мужчину, прижавшего меня к земле. Гендальф, вернее Олорин, лишь нагло улыбался.

— Успокоилась? Больше не побежишь?

— Нет…

— Что нет?

— Не успокоюсь, пока не расскажешь о том, что случилось на поляне, — у меня получалось только шептать. — И слезь с меня, в конце концов, пещерный ты человек!

Олорин нахмурился и приблизил своё лицо к моему. Мне стало совсем неловко, дыхание остановилось.

— Обещай, что больше не попытаешься убежать. И что это за люди, о которых ты постоянно говоришь?..

— Сначала слезь, — я отчаянно пыталась справиться с резкой нехваткой кислорода, и смущение этому никак не способствовало. Поэтому пришлось признать собственную капитуляцию. — И не побегу больше. Я и так очень удивлюсь, если ты мне рёбра не сломал. Один душит, другой кости ломает — романтика… — голос оборвался. Горло болело. Олорин отпустил меня и отодвинулся в сторону, всё ещё внимательно отслеживая каждое моё движение.

Мы сидели на заросшей тропинке посреди ночного леса, и когда маг начал пересказ событий пятидневной давности, то, к моему облегчению, принял свой привычный облик. Да и теперь я могла сконцентрировать внимание на его словах, а не разглядывать молодого Олорина в темноте. Волшебник замолчал — я сидела погружённая в раздумья.

— И что же это было?

— Я не уверен, но думаю, магия.

Час от часу не легче. С одной стороны, всё, что рассказал мне Гендальф, действительно логически подходило под определение магии и колдовства, и объясняло резко ухудшившиеся отношения с отрядом — меня, попросту, боялись. Да и я бы сама себя боялась… С другой стороны, в своём мире я не слыла ни ясновидящей, ни ведьмой, ни хотя бы захудалым экстрасенсом (хотя к последним у нас в стране не причислял себя разве что ленивый). Конечно, в подростковом возрасте мы пару раз пытались призывать духов, вооружившись бабушкиным блюдцем, но это было лишь дурачество. Став постарше, когда я позволяла себе иногда баловаться Таро, у меня даже случались редкие предсказания, которые, правда, можно было легко списать на удачу, ну, в крайнем случае, на неплохо-развитую интуицию. Поэтому то, что мне описывал маг никак не вписывалось в мои реалии. Если это была действительно я, то со мной происходило что-то совсем не то. Не хотелось мне обо всём этом думать. А ещё были гномы… Я внутренне напряглась.

— О чём размышляешь? — прервал затянувшееся молчание Гендальф.

— Не знаю… Почему я? И почему этот ненормальный гном на меня накинулся? Из-за того, что случилось на поляне? Если так, то как-то с опозданием…

Осознание всего произошедшего накатило холодной волной. Несколько дней назад я, по словам Гендальфа, изувечила и скорее всего убила каких-то существ. А сегодня пытались убить меня… Со мной что-то произошло, а я даже об этом и не помнила. А что, если в следующий раз под горячую руку попадёт не какое-то неясное создание, а кто-то невинный и просто оказавшийся рядом?.. Каждая мысль болезненно отдавалась в голове. Сейчас, когда первая адреналиновая реакция прошла, я чувствовала себя обессиленной, опустошённой, напуганной и одинокой. Неосознанно рука снова потянулась к шее.

— Позволь взглянуть, — от голоса волшебника я невольно вздрогнула, очнувшись от своих раздумий. Гендальф зажёг кристалл на посохе и теперь в мягком свете рассматривал мою шею.

— Будет синяк. Ведь так? — прошептала я. — Буду надеяться, что синяком и ограничится, и нет внутренних повреждений.

Лицо волшебника было хмурым и каким-то печальным. Он слегка кивнул.

— Прости, что не успел его остановить. Всё произошло так быстро… — я подняла руку, прерывая его.

— Почему он вообще это сделал?

— Не знаю, — ответил он слишком быстро и погасил кристалл.

— Ты опять недоговариваешь. У тебя же есть свои догадки…

— Это только догадки.

— Всё равно. Я имею право знать, — он хотел было возразить, но я продолжила, с трудом выдавливая слова. — Ты хочешь, чтобы я вернулась в отряд и осталась до того, как доберёмся до Ривенделла. Подумай, каково мне сейчас? Я постоянно думаю, действительно ли хотят Торин и гномы моей смерти, или это было лишь помешательством. В неизвестности я этот поход продолжать не буду, я должна знать, чего ожидать, Гендальф. Хотя бы примерно… — после такой тирады горло болезненно заныло, и пришлось побеждённо замолчать.

Маг какое-то время просто смотрел мне в глаза, потом, наконец, продолжил.

— Как я и сказал, это только догадки, — он почесал переносицу, будто собираясь с мыслями. — Я читал когда-то, что иногда магия, исходящая именно от людей, может вызвать беспричинную агрессию у окружающих. Они могут неосознанно чувствовать потоки энергии, тепло или аромат, которые иногда одурманивают и вызывают помешательство или наваждения.

Выходило, что в покушении на свою жизнь была виновата я сама?..

— Даже если это и так… Но ведь ты не чувствуешь ко мне агрессии?

Маг покачал головой:

— Но ведь я сам наделён магией.

— И как ты представляешь моё дальнейшее путешествие бок о бок с гномами? Мне будет сложно им доверять, Гендальф. Торин душил меня, а никто из них даже не пошевелился. Они скорее убили бы меня за то, что приставила кинжал к его горлу…

— Не будь так критична. Я тоже ничего не успел сделать и растерялся. Все произошло так молниеносно и неожиданно.

Я недоверчиво покачала головой:

— Возможно, ты и прав. Но факт остаётся фактом: они со мной за время похода даже словом не обмолвились, а после того вечера так вообще шарахались как от чумной…

— Это Торин запретил, — мои брови удивлённо взлетели вверх. — Он тебе не доверяет и запретил с тобой общаться.

— А голодом он морил меня тоже из-за недоверия?

Гендальф тяжело вздохнул и достал трубку из походной сумы. Раскурив, он снова полез в котомку, извлекая небольшой флакончик с чем-то розоватым.

— На, отпей немного. Это эльфийский эликсир. Хорошо заживляет внутренние повреждения.

Я осторожно сделала пару глотков и, вернув флакон, улыбнулась. На вкус зелье было похоже на варенье из лепестков роз, которое когда-то делала моя бабушка.

— Благодарю.

— Оно вызывает сонливость, так что ты вздремни немного.

— Угу, — мои веки уже тяжелели, и не долго думая, я прилегла прямо на траву, подложив под голову походный мешок, но, уже проваливаясь в сон, прошептала:— Гендальф, пообещай мне, что больше не будешь недоговаривать или, того хуже, — обманывать. Иначе я уйду.

— Обещаю, — тихо сказал он, чуть касаясь пальцами плеча.


* * *


Когда я снова открыла глаза, было ещё темно, но небо над лесными вершинами уже предрассветно серело. Я завертела головой по сторонам.

— Я здесь, — Гендальф сидел чуть позади, привалившись к дереву, и всё так же курил.

— Сколько же я проспала? — эльфийский эликсир действительно сотворил чудо: мой голос почти полностью восстановился, да и горло больше не першило.

— Уж скоро рассвет. Пора возвращаться, — маг возвышался надо мной, протягивая руку.

Вернувшись на поляну, мы там никого не застали, хотя вещи были на месте. Гендальф, нахмурившись, озабоченно оглядывался по сторонам. А вот я уже догадывалась, куда исчезли все…

— Я, кажется, знаю, где они могут быть. Здесь недалеко должна быть пещера…

Мы снова свернули в лес и после непродолжительных блужданий в темноте наткнулись на поляну, освещённую огромным костром. На ней сидели три огромных существа, неопределённого цвета. Они громко переговаривались утробными голосами, поочерёдно размахивая руками и жестикулируя, указывая на что-то в стороне. Проследив взглядом в том же направлении, я увидела связанных и сваленных в кучу гномов, посчитав которых, с ужасом поняла, что не хватало двоих плюс хоббита. Неужели мы опоздали? Хотя, с другой стороны, он мог быть просто погребён под увесистыми телесами гномов в той же куче. И тут кто-то пронзительно пискнул. Мой взгляд метнулся к трём троллям — несчастный Бильбо и был источником писка. Хоббит, словно тряпичная кукла болтался в руке одного из уродцев. Там же оказались и недостающие гномы, которых громилы бесцеремонно привязывали на вертел. Ещё немного и их водрузят над костром… Я нервно сглотнула. Пусть во мне и пылала вполне оправданная злость на участников отряда, но никто не заслуживал такой медленной и мучительной смерти. Да и бедный хоббит раскачивался так, что ему вот-вот могли просто вырвать ногу. Я тревожно посмотрела на волшебника, который, в свою очередь, кинул мне: «Жди здесь», — и исчез в кустах.

Внутри зашевелился панический страх. Что же мне оставалось делать? Ой, что-то не так я представляла себе эту историю. С троллями я точно одна бы не справилась, а пытаться блистать красноречием на ломанном Всеобщем было бы прямым самоубийством. Мой взгляд устремился на громил. Эти существа были действительно внушительного роста, но какие-то непропорциональные. На мощном сутулом теле покоилась маленькая уродливая голова с глазами на выкат и большим ртом. Подобные поленьям руки свисали ниже колен. Одним словом, своим сложением тролли напомнили мне огромных горилл, покрытых грубой серовато-зелёной кожей.

А тем временем обстановка на поляне накалялась. Тролли явно спорили между собой. Двое уже стояли друг против друга, яростно сжимая кулаки. Третий же, вдруг зло оскалился на хоббита и уже хотел раздавить извивающегося Бильбо между громадных ладоней, как перед ними появился маг. Все трое с удивлением уставились на волшебника, когда Гендальф ударил посохом и внушительный кусок близлежащего камня откололся. Поляну осветили первые лучи восходящего солнца. Голос волшебника грозно раскатился по притихшему лесу: «Рассвет вас застанет — и камнем всяк станет!» Тролли в ужасе взвыли и попытались было укрыться, но как только свет коснулся трёх уродливых тварей, они мгновенно замерли, сливаясь с камнем.

Я и сама не заметила, как оказалась на поляне. И теперь, когда гномы спешно кинулись к своим вещам и оружию, осторожно подошла и встала рядом с Гендальфом. Мне было немного не по себе. И не столько от трёх гротескных каменных изваяний, сколько от присутствия гномов и особенно их предводителя.

Первым меня заметил хоббит и сразу кинулся ко мне. Но, видно, что-то в моём взгляде его остановило, потому что Бильбо замер всего в нескольких шагах, ограничившись нерешительной улыбкой, но уже в следующее мгновение и она исчезла с его лица, заменяемая страхом — он смотрел на мою шею. Я могла только представить, как она выглядела. Вскоре к нам стали постепенно подходить остальные участники отряда. При взгляде на них я невольно напряглась, когда почувствовала, как Гендальф ободряюще приобнял за плечи. Теперь все гномы собрались вокруг нас. Над поляной повисла напряжённая тишина. Я старалась не смотреть на них, они же, наоборот, — то и дело поглядывали то на меня, но всё чаще— на шею. Молчание нарушил седовласый гном с белоснежной бородой. Он вышел вперёд, учтиво поклонился со словами:

— Балин из рода Дурина к вашим услугам.

Гном выпрямился и выжидающе замер, глядя на меня. Я была готова ко всему, но только не к этому, и теперь нерешительно перевела взгляд на мага, который лишь одобрительно кивнул и чуть сильнее сжал плечи. Вздохнув, я посмотрела на Балина, чуть поклонилась и улыбнулась:

— Ирина. Ирина Александровна из рода Перловых к вашим услугам.

Гендальф кинул на меня удивлённый взгляд и прошептал над ухом:

— Ты никогда не называла мне своего полного имени.

— А ты и не спрашивал, — не оборачиваясь, бросила я и протянула Балину руку.

Гном несколько нерешительно её принял и слегка пожал.

— Здесь не принято, чтобы женщины пожимали руки мужчинам, — прокомментировал маг. В ответ я лишь пожала плечами:

— Ну так я и не здешняя.

Как только Балин отошёл в сторону, его место занял уже следующий. Гномы подходили, представлялись, жали руку и отходили в сторону, принимаясь за исследование поляны и окружающих зарослей. Последним передо мной предстал Торин. Какое-то время он просто молчал. Потом, слегка склонив голову, произнёс.

— Торин, сын Траина из рода Дурина, к вашим услугам.

В ответ я представилась, но руки не подала. Он мрачно посмотрел мне в глаза, а затем его взгляд опустился на мою шею — гном заметно побледнел.

— Я прошу прощение за своё недостойное поведение. Ещё никогда я не причинял вреда женщине… Я знаю, что нет оправдания моим поступкам, но в тот момент мой разум помутился. Я даю вам своё слово, это больше не повторится.

Его голос звучал искренне и твёрдо, и, чуть помедлив, я неожиданно для себя кивнула.

— Я прощаю тебя, Торин, сын Траина из рода Дуринов.

Глядя друг другу в глаза, мы с королём-под-горой пожали друг другу руки.

Тут откуда-то из кустов донеслись воодушевлённые возгласы. Я вопросительно глянула на мага.

— Кажется, они нашли пещеру троллей. Идём, — Гендальф аккуратно подтолкнул меня в нужном направлении.


* * *


Гномы с азартом разбирали содержимое пещеры. Мне же совсем не хотелось туда соваться. Гендальф с Торином выбрали себе по эльфийскому мечу, кто-то вытаскивал золото, кто снедь, я — сидела на траве недалеко от входа и только сонно наблюдала за происходящим. Даже здесь чувствовался невероятный смрад исходящий от опустевшего пристанища троллей, что и вовсе отбило всякое желание участвовать в разграблении. Кроме того, я и так знала, что там будет.

Оружие мне было ни к чему, впрочем, как и золото, а украшения — почему-то они сегодня меня не привлекали. Из моего мира я случайно захватила всего несколько вещей, что были тогда на мне. Два серебряных кольца: одно с крупным сапфиром, было подарено мне моим любимым, а второе, украшенное славянской вязью, когда-то купила мне мама. На шее висели две серебряные подвески, а вот серьги куда-то пропали, а может и не было их вовсе. За время моих странствий с труппой Барона мне даже в голову не приходило подбирать себе украшения. Так зачем же начинать сейчас? В походе они вряд ли пригодятся.

Надо мной нависла чья-то тень. Гендальф уже приладил новый меч к поясу и теперь загадочно улыбался.

— Ты ничего не присмотрела?

— А я и не смотрела. Мне ничего не надо, — волшебник хмыкнул и снова удалился в направлении пещеры.

Когда с сортировкой, делёжкой и перепрятыванием добычи было покончено, все наконец-то вернулись обратно в лагерь. Бомбур принялся за приготовление еды, и вскоре над поляной витал аппетитный аромат жаренного. Я нехотя поднялась и, уже по обычаю, направилась в сторону, подальше от соблазнительных запахов. Но не успела пройти и нескольких шагов, как меня остановил низкий голос Торина:

— Ты куда? — я замерла и в нерешительности посмотрела на него, параллельно придумывая оправдание, потому как называть истинную причину не хотелось. Видно, сообразив что к чему и без моих объяснений, король отчётливо произнёс:

— С сегодняшнего дня будешь делить трапезу с нами, если не возражаешь, — в ответ я слегка улыбнулась и, ещё не до конца веря в происходящее, аккуратно шагнула к костру.

Моё место оказалось между двумя братьями — Фили и Кили, чему оба были несказанно рады. Они затараторили наперебой, из чего не удалось разобрать ни слова, пока я не остановила их жестом:

— Говорите помедленнее. Иначе я не понимаю ни слова.

Молодые гномы кивнули и с воодушевлением последовали моему совету. Это был самый странный обед (так как время завтрака давно миновало) за всё время моего пребывания в Средиземье. Фили и Кили оказались довольно милыми собеседниками, хотя разговоры велись достаточно поверхностные, да и мой словарный запас не позволял ещё философствовать о высоком. Бомбур, посетовав, что я так исхудала, что ещё неизвестно в чём дух теплится, попытался впихнуть в меня уже третью порцию, и пришлось чуть ли не с боем отбиваться, так как желудок и так чуть не взбунтовался с непривычки.

Когда с едой было покончено, мы принялись за найденную у троллей бочку эля, и я с удовольствием наслаждалась горьковатым напитком. Алкоголь немного ударил в голову, и вот я уже почти свободно объясняюсь с Кили, периодически мешая всеобщий с русским, но тот этого, кажется, и не замечает, воодушевлённо кивая и жестикулируя. Всё это время Гендальф сидел напротив, улыбался и смотрел на меня с каким-то странным выражением во взгляде. Списав всё на эль, я только облегчённо улыбнулась ему в ответ. В какой-то момент гномы достали трубки, и в воздухе поплыл сладковатый запах табака. Я с завистью посмотрела на мага, но устраивать очередную вылазку в лес совсем не хотелось. Решив поберечь лёгкие и немного проветриться, да и охладиться от жара костра, я поднялась и незаметно отошла к тому самому камню, на который меня сегодня повалил Торин. Справа зелёная равнина простиралась аж до самого горизонта, а вот прямо передо мной уже маячили горделивые очертания гор. Я только сейчас поняла, что была рада наконец-то выйти из леса и наслаждаться бескрайним простором, таким знакомым мне из своего мира. Если мне не изменяла память, Ривенделл был уже недалеко, и, возможно, вскоре удастся получить ответы на столь мучившие меня вопросы. Из груди вырвался измученный вздох. Я здесь всего чуть больше полутора месяцев, а кажется, что между мной здесь и мной в том мире пролегли века. Смогу ли я быть прежней, если вер… нет, когда вернусь обратно?..

Со спины ко мне тихо подошёл Гендальф и молча протянул ещё дымящуюся трубку, которую я нерешительно приняла, вопросительно глянув на него.

— Думаю, тебе стоит отвлечься от тёмных мыслей. Да и гномы слишком заняты. Не заметят.

Я украдкой посмотрела в сторону костра. Четырнадцать разрумянившихся от выпитого участников похода сидели у костра и о чём-то оживлённо разговаривали, не обращая на нас никакого внимания. Пожав плечами, я приняла трубку, затянулась и с нескрываемым блаженством выпустила струйку сизого дыма перед собой. Как вдруг все голоса на поляне стихли.

— Ты сказал «не заметят»? — хмыкнула я и обернулась.

Гномы смотрели на нас расширенными в изумлении глазами. Окинув притихших мужчин задорным взглядом, я вытащила трубку изо рта, пустила пару колец и широко улыбнулась, хитро подмигнув. Первым, на удивление, не выдержал Двалин. Грозный воин вдруг громко захохотал, покачивая головой.

— Нет, ты, женщина, не перестаёшь меня поражать. Когда я думаю, что уже видел всё, ты выкидываешь очередной фокус. И откуда ты такая взялась? Если в твоём мире и женщины-гномы с таким нравом, я бы сразу женился.

Теперь на поляне смеялись все, включая Торина и Гендальфа. Потом были песни и долгие рассказы.

Несмотря на ранний вечер, решено было лечь спать и тронуться в путь наутро, уже с новыми силами. Я была благодарна такому раскладу событий: переживания последних двух дней, сдобренные крепким элем и табаком, лишили тело последних сил. И как только моя голова коснулась спального мешка, я сразу же отключилась. Гендальф, как обычно, устроился рядом.


* * *


Волшебник проснулся от того, что его кто-то звал. Он резко сел на траве и огляделся. Участники похода постепенно пробуждались и только Ирина всё ещё безмятежно спала рядом, завернувшись в походное одеяло. Маг дотронулся до её плеча и опять почувствовал знакомое покалывание. Вчера, впервые с того момента, как они встретились, он видел её полностью расслабленной и непринуждённо улыбающейся. Её глаза сияли, а щёки алели здоровым румянцем. Она завораживала, поэтому его нисколько не удивили те красноречивые взгляды, которыми награждали её два молодых гнома, сидевших рядом. Но, казалось, она ничего не замечала.

Женщина заворочалась и посмотрела на него сонными глазами.

— Доброе утро, — улыбнулся маг.

— И тебе доброе, — зевнула она, потянулась и присела, всё ещё зябко кутаясь в одеяло. — Уже собираемся?

— Да, скоро двинемся в путь. Завтрак уже почти готов.

Она кивнула, принимаясь за нехитрую утреннюю рутину. Когда волосы уже были собраны, по обычаю, наверх, а на плечи накинут плащ, она уже хотела направиться к остальным, но Гендальф её остановил.

— На вот. Это тебе, — он протянул небольшой холщовый мешочек, в котором оказалась пара изысканных серебряных серёжек, украшенных мелкими и крупными сапфирами. Ирина невольно залюбовалась. Серьги были тонкой работы и сумели сохранить свой блеск даже в мрачной пещере троллей. Ополоснув их водой, она их тут же примерила, осторожно приложив к уху.

— Жаль, зеркала нет. Ну и как? — подвески были достаточно длинные и спускались почти до подбородка, подчёркивая грациозность длинной шеи.

— Прекрасно, — его взгляд запнулся о жуткие сине-фиолетовые отметины. Гендальф невольно нахмурился.

— Наверное, с синяками очень хорошо по цвету сочетаются, — беззаботно рассмеялась Ирина. Маг лишь хмыкнул в ответ. — Только зачем они мне?

— На память. Ну и ты подсказала, где гномов искать, — подмигнул он. Ирина подалась вперёд и невесомо поцеловала его в щёку,

— Спасибо, — от неожиданности Гендальф вздрогнул. — Да не дёргайся ты так.

Она хитро сверкнула глазами и поспешила к костру. В этот момент волшебник снова услышал голос и поспешил мысленно ответить.


* * *


Когда пришло время собираться, появились первые проблемы. В результате ночных приключений пони разбежались, и теперь оставшуюся поклажу пришлось взвалить на себя. В моём опустевшем мешке кроме свёрнутого пальто, джинс, водолазки, да цыганского наряда вкупе с немногочисленным нижним бельём и средствами гигиены, ничего не было и я предложила переложить кой-какие припасы к себе. На это Бомбур отчаянно замахал руками, заявив, что пока я не наберу в весе, никакие тяжести он мне не даст. Спорить с ним было бесполезно, поэтому мне ничего не оставалось, как наблюдать за сборами со стороны. Гендальф тоже перекинул только свою суму через плечо. Я ещё подумала: «А куда делась его лошадь? Неужели тоже убежала с пони? Надо будет спросить…»

Наконец мы двинулись в путь по холмам. Погода снова изменилась, и теперь во всю палило солнце. Гномам это было явно по душе, я же изнывала и теперь шла, закутанная, подобно женщине с востока.

— Почему ты прячешь лицо и руки? — со мной поравнялся Фили.

— Из-за солнца кожа сгорает. А руки — от ветра и холода.

— Тоже сгорают?

— Нет. Обветриваются.

— Понятно. А я заметил, — он хитро сверкнул глазами. — Руки у тебя тонкие, белые и гладкие, как у принцессы, — гном выжидающе посмотрел на меня.

— Всё ты подметил, — неопределённо ответила я. Фили задумчиво закусил губу, явно пытаясь понять, как растолковать мой ответ. Тут к нам присоединился Гендальф и, смерив гнома взглядом, перешёл на русский.

— Ты как? Не устала?

— Откуда такая забота?

— Не похожа ты на ту, кто привычна к долгим пешим переходам, — прищурился маг. — Вот и справляюсь о твоём здравии. Мешок не тяжёлый?

— Предлагаешь понести? — подмигнула я, позволяя себе самодовольную улыбку, которая всё равно оставалась скрыта от посторонних глаз.

— У тебя на всё ответ найдётся, — хмыкнул Гендальф, но мешок и правда забрал. За нашими разговорами я и не заметила, как Фили отстал и теперь шёл рядом с братом. Время постепенно клонилось к обеду.

— Как далеко ещё до Ривенделла?

— Не очень. Главное не пропустить поворот в долину.

— Кстати, Гендальф, давно хотела тебя спросить. А куда делась твоя лоша…

Тут где-то рядом что-то просвистело. Резко обернувшись, я увидела, что Кили стоял с луком наготове, а справа на земле корчилось какое-то существо на громадном волке. Я и без объяснений знала, кто это был, но легче от этого не стало. Всадник лишь отдалённо напоминал человека. Невысокого роста, с приплюснутым носом на деформированной голове. Кожа была серо-зелёного цвета и вся покрыта наростами и бородавками. На орке, а это был определенно орк, был грубый доспех из чёрной кожи, на поясе висел короткий меч и рог.

— Орк-лазутчик, — процедил Гендальф. — Значит, остальные рядом.

Гномы напряжённо молчали, но все как один уже приготовили оружие.

— За нами следят? — недобро рыкнул Торин, но вопрос явно подразумевался как риторический.

— Кому ты рассказал о походе, Торин, сын Траина? — грозно парировал маг.

В этот момент по равнине, словно порыв ветра, прокатилась волна приближающейся силы. В ушах загудело… Я впилась пальцами в руку Гендальфа, чем вызвала его раздраженный взгляд, и неожиданно выпалила:

— Кто-то приближается.

Почти сразу из-за ближайшего холма вылетела повозка, запряжённая огромными кроликами. Управлял ею седовласый старец в коричневом одеянии. Он гневно сверкнул глазами на выстроившихся в боевой готовности гномов, но как только различил среди собравшихся высокую фигуру Гендальфа, облегчённо выдохнул:

— Слава Эру, я нашёл тебя, Олорин!

— Радагаст! Рад видеть тебя, друг мой!

Оба мага приветственно обнялись и тут же отошли от остальных, тихо переговариваясь. Они уединились довольно надолго, а когда вернулись, лицо Гендальфа выражало мрачную решительность. Он жестом пригласил Торина в сторону. Коричневый же маг с интересом рассматривал участников похода, пока его взгляд не наткнулся на меня. Какое-то время мы неотрывно смотрели друг другу в глаза, а потом в мгновение ока Радагаст оказался прямо передо мной. Его рука потянулась к лицу, отчего я невольно отступила.

— Кто ты?.. Я уже встречал таких как ты… Только вот где и когда?..

Взгляд старца стал каким-то затуманенным и отрешённым. Мне стало неловко, и я попыталась обойти его, но он вдруг схватил меня за руку и тут же резко выпустил, будто обжёгся.

— Олорин, ты знаешь, кто она?.. — но Гендальф его не слышал, всё ещё обсуждая что-то с Торином. — Однако, ты женщина. Как необычно… — Радагаст опять попытался приблизиться, но я уже беззастенчиво отпрыгнула от него, врезаясь в кого-то со спины.

— Мы отступаем в долину. Я веду её в Ривенделл, — прогремел над моей головой голос Гендальфа.

Радагаст, словно очнулся ото сна, несколько раз моргнул и отрицательно покачал головой:

— Как знаешь, Олорин… Но другого выхода у вас сейчас, действительно, нет. Запомни, что я тебе сказал, — в этот момент между холмами проревел звук рога. Коричневый маг оглянулся. — Вам надо спешить. Я постараюсь отвлечь их и выиграть вам время,— он ещё раз посмотрел на меня, рука снова потянулась к моему лицу. Интуитивно я ещё больше вжалась спиной в Гендальфа. Радагаст замер на полпути, резко развернулся и направился к повозке.

— Будь осторожен, — кинул ему в след Серый волшебник.

— И ты тоже, Олорин. И ты тоже…

Почему-то показалось, что последняя реплика была адресована мне. Зычно крикнув, Коричневый маг сорвался с места и стремглав скрылся за холмом. Моей последней осознанной мыслью было, что всё это время Радагаст говорил со мной по-русски. А потом мы побежали, но уже в другом направлении.


* * *


Я никогда так быстро и долго не бегала. Теперь в марафонцы можно было записывать и меня. Гендальф мёртвой хваткой держал мою правую руку и, не сбавляя темпа, уносился вдаль. В какой-то момент силы стали меня покидать, в груди всё горело, не давая сделать и вздоха. Ноги то и дело норовили предательски поскользнуться на свежей траве, и я с ужасом стала понимать, что моё тело мне уже не подчинялось. Когда в очередной раз нога подвернулась, я не удержалась и, вскрикнув, упала на колени. Гендальф резко развернулся, так и не выпуская моей руки.

— Вставай. Сейчас не время, — в ответ я только замотала головой. — Ирина, ещё немного.

Он приподнял моё лицо за подбородок, заглядывая в глаза. Я хотела что-то ответить, как рядом раздался леденящий душу вой. На вершину холма выпрыгнул ещё один орк на варге. Наездник уставился на нас, криво ухмыляясь, и в следующий миг на всю равнину затрубил рог.

Движимая адреналином, я снова подскочила на ноги, и мы опять побежали. Гендальф круто повернул к невысокой каменной гряде, увлекая меня за собой. Я ещё подумала, что взобраться на камни мы не успеем. Но у волшебника на уме был другой план действий.

Между камнями оказалась небольшая расщелина, за которой виднелась зелёная долина. Гендальф подтолкнул меня, скомандовав:

— Прыгай!

Расщелина обрывалась вниз метров на шесть, не менее.

— С ума сошёл? — выдохнула я.

— Прыгай, упрямая ты женщина! Не до объяснений сейчас! — и маг, бесцеремонно схватив меня в охапку, кинул в проём меж камней. Кое-как сгруппировавшись, я больно приземлилась на узкой тропе между скал. Утешало то, что хоть череп себе не проломила. Только успела откатиться в сторону, как тут же приземлился первый гном, за ним последовал ещё один, и ещё, и ещё. Так рядом со мной образовалась куча барахтающихся гномов. Хорошо, что я ещё успела вовремя отползти, иначе бы меня давно раздавили. Последними на тропу спрыгнули Торин с племянниками. Меня резко и довольно грубо вздёрнули на ноги. «Спасибо тебе, добрый волшебник», — мрачно подумала я и оглянулась. Так и есть: передо мной стоял Гендальф, явно не в лучшем расположении духа. Молча отвернувшись, я развязала своё подобие восточного никаба — было ужасно душно.

Быстро убедившись, что все живы и здоровы, за исключением ушибов и пары вывихнутых пальцев, отряд во главе с Гендальфом двинулся вниз по каменной тропе. Я предпочла немного отстать от непонятно чем раздражённого волшебника, и теперь шла в самом конце рядом с Бильбо. По пути мы сделали лишь один короткий привал, чтобы утолить жажду. Воспользовавшись моментом, я отошла в сторону осмотреть свою левую ногу, которая постоянно болезненно отдавалась при каждом движении. Как я и боялась, ниже колена красовался довольно глубокий и сильно кровоточивший порез, скорее всего заработанный при моём «лёгком» приземлении на камни. Хотела было перевязать рану, как вспомнила, что мой походный мешок со всем содержимым всё ещё был у Гендальфа. Я невольно поморщилась: если бы вернулась и попросила бы свой мешок, то он бы обязательно спросил зачем. А казаться слабой и беспомощной мне сейчас совсем не хотелось. Одёрнув платье, я было встала, как чуть снова не оказалась на земле — боль в ноге только усилилась. «Твою мать!» Мысленно покрывая всех и всем, особенно «доброго» волшебника, я, стараясь сильно не прихрамывать, вернулась к отряду.

Гномы уже были на ногах, а Гендальф стоял впереди, нетерпеливо переминаясь. Наградив меня ещё одним раздражённым взглядом — ну какая оса его укусила? — он, не говоря ни слова, развернулся и продолжил шествие. Сделав первый же шаг, мне пришлось до боли закусить губу, чтобы не взвыть в голос. Я снова плелась в конце, еле-еле поспевая за Бильбо. От постоянного напряжения вскоре загудела голова, и теперь каждый шаг отдавался ещё и болью в висках. Я была готова помянуть всех лихом и остаться под ближайшим кустом, когда ущелье резко отступило, и мы оказались у входа в долину.

Картина открывалась действительно завораживающая: с окружающих скал срывались небольшие сверкающие водопады, а чуть вдалеке величественно возвышались белокаменные постройки, утопающие в пышной зелени вековых деревьев. Будь я в здравии, то с удовольствием бы насладилась красотой природного ландшафта, но в настоящий момент все мои физические и духовные силы уходили на то, чтобы не застонать в голос и не закрыть глаза от болезненно-яркого света.

— Правда красиво? — ко мне с улыбкой повернулся Бильбо и тут же озабоченно вскинул брови. — С тобой всё хорошо? Ты что-то бледная очень, — в ответ я только отрицательно завертела головой.

Я искренне надеялась, что мы скоро доберёмся до Ривенделла, и я смогу в тишине, а главное, вдалеке от ненужных глаз, обработать свои повреждения.

Тропа теперь уходила резко вниз. И когда мы начали постепенно спускаться, я поняла, что испытываемые мной доселе неприятности были ничем, по сравнению с той болью, что простреливала через всё тело, каждый раз как нога сгибалась в колене. Пальцы судорожно хватались за камень, чтобы не потерять равновесие и не сорваться вниз. Краем глаза я заметила, что безнадёжно отстала, но двигаться быстрее просто не могла.

В какой-то момент левая нога всё же подкосилась, и моё ослабевшее тело полетело назад. Я с размаху ударилась головой о каменную тропу, из глаз от разрывающей мозг боли брызнули искры, в лёгких не осталось ни капли кислорода, а потом постепенно всё заволокло туманом. Сквозь белёсый туннель я отрешенно смотрела на небо — глаза медленно застилала тьма… Надо мной нависла чья-то тень, вдалеке эхом отдавались голоса… Меня резко подняли на ноги. Кто-то пронзительно закричал, и моё туманное сознание отметило, что крик принадлежал, похоже, мне. Моё тело снова медленно оседало на землю. Я закрыла глаза от режущего света, и окружающий мир исчез. Осталась только боль, разрывающая голову изнутри.


* * *


Он ненавидел Бри. До зубного скрежета, до подкатывающей тошноты. Этот город, как и его твёрдолобые, примитивные жители не вызывали в нём ничего, кроме отвращения. Командир стражи грубо толкнул дверь в «Гарцующий пони» и, кивком обозначив трактирщика, тяжёлой поступью поднялся на второй этаж. Берта должна была уже ждать его в условленной комнате. Рыжеволосый достал ключ, повернул пару раз, толкнул дверь и сразу запер изнутри.

Внутри было темно, за исключением отсветов от камина. Его глаза сразу нашли кровать, и тут он замер. На грубой двуспальной койке на животе лежала девушка, полностью обнажённая… Её тёмно-русые волосы упали на плечо, открывая лицо, глаза были закрыты. Командир стражи подошёл к кровати и раздражённо фыркнул:

— Берта, что за фокусы? Ты же знала, когда я приду.

— Зачем же так орать? Дама всё равно не проснётся, — рыжеволосый резко обернулся.

В кресле у камина, вальяжно закинув ногу за ногу, сидел молодой мужчина. Одет он был в вычурный бархатный камзол коричневого цвета, украшенный серебряной вышивкой. Гостя можно было назвать красивым, если бы не холодные серые глаза, внимательно следившие за стражником с бледного лица, обрамлённого коротко подстриженными светлыми волосами.

— Что ты здесь делаешь? — выдохнул рыжий.

— Пришёл с тобой поговорить… Я так давно от тебя ничего не слышал. А на мои письма ты не отвечаешь… Ты решил разбить мне сердце? — на долю секунды на миловидном лице отразилась неприкрытая печаль, но почти сразу губы блондина расплылись в деланной улыбке. Он грациозно поднялся и подошёл к рыжему. Стражник нервно сглотнул. — Джонни, Джонни. Неужели ты и правда думал, что я ни о чём не узнаю? — он назидательно погрозил изящным пальцем.

— Не называй меня так, — пришёл в себя ошарашенный стражник.

— Отчего же? Тебе не нравится твоё настоящее имя? — тонкие губы презрительно скривились. — Однако… Но дело не в этом, Джонни… Ты решил, что умнее меня? Умнее нас? Захотел забрать её себе, а потом спрятаться? Наивный…

Бледная рука дотронулась до щетинистого подбородка. Командир отпрыгнул как ужаленный:

— Зачем ты пришёл? Её всё равно тут нет. Она сбежала с гастролёрами, а те её выгнали. Фера её пока не нашла…

— Фера умерла и ещё двое вкупе с ней, дебилоид. И в том, что она сбежала, виноват ты, Джонни, и твоя беспросветная тупость. Если бы ты всё сделал, как тебе было приказано, девица уже давно была бы, где ей полагается, — рыжий молчал. — Что? Нечего сказать? Тебе что было велено? Если она объявится, сразу отправить Феру с посланием, но никак не вмешиваться! — голос красавчика почти сорвался на крик. Джонни покосился на спящую девушку, что не осталось незамеченным. — Не волнуйся, она нас не слышит и пока не проснётся. Берта? Так?.. Милое создание… Приятная кожа.

Командир стражи побелел и испуганно уставился на ухмыляющееся лицо гостя.

— Что ты с ней сделал, Даниэль?

— Не волнуйся, её оплаченную тобой девственность, я оставил тебе. Что же касается остального… Ты же не думал, что я просто приду с тобой чай попить? Да и тебя так долго не было… — Даниэль грубо шлёпнул женщину по ягодице, где сразу проявился красный след.

— Что ты хочешь от меня? Той тут уже нет. Мы её упустили… — с губ стражника сорвался стон.

— Не совсем. Перед тем, как Фера испустила дух, она успела напасть на след. Видишь, даже у неё больше мозгов, чем у тебя, — злое хихиканье рассыпалось по тёмной комнате. — Так вот, если всё верно, то она встретила гномов и, скорее всего, теперь путешествует с ними.

— Гномы?

— Да, Джонни. Наша цыганочка переквалифицировалась в Белоснежку. Белоснежка и тринадцать гномов. Ничего не напоминает? — но тот лишь удивлённо хлопал глазами. — Нет, ты и вправду тупой. Ты что, книгу не читал? Хотя кого я спрашиваю о книгах… Когда она здесь была?

— В апреле.

— Урод, мне нужна точная дата, — терпение Даниеля лопнуло, и он вдруг схватил спящую девушку за волосы. — Думай быстрее, иначе твоя Берта уже не проснётся. И ты отведаешь её девственное тело, только если в твои предпочтения входит некрофилия.

Красивое лицо исказила злая гримаса.

— Что ты ей дал?..

— Не твоё дело. Отвечай, когда они здесь были. Напряги мозги!

— Двадцать пятого апреля, — обычно уверенный голос скатился в безвольный лепет.

— Хороший мальчик, — процедил Даниель и брезгливо выпустил волосы. Голова девушки безвольно упала.

— Она проснётся? — лепет перешёл в нервный шёпот.

— Да очнётся твоя шлюшка, не волнуйся. Влей в неё вот это, — в руки упал небольшой пузырёк. — Только в рот.

— Ты омерзителен…

— Да ну? А вот дамы думают иначе… Ладно. Это тебе урок. Не будешь заставлять меня больше ждать. Если она вдруг снова объявится, хотя это маловероятно, сразу дай мне знать.

— Как? Позвонить? — не удержался и съязвил рыжий.

— Можешь и е-мейл отправить, если не разучился писать.

Даниель лилейно улыбнулся и направился к двери, но уже у самого выхода вдруг обернулся и окинул томным взором командира стражи и голую женщину.

— Знаешь, Джонни, когда она очнётся, и ты её отымеешь, я бы на твоём месте на ней женился. Где ты ещё найдёшь в Средиземье девицу, у которой проработаны все отверстия? А за те два, что опробовал я, могу поручиться — они того стоят.

Рыжеволосый зарычал и кинулся к двери, но красавчик лишь заливисто рассмеялся и уже спешил вниз по лестнице.

Уже у барной стойки он накинул на плечи плащ из чёрного бархата и кинул трактирщику пару золотых.

— Вы уже покидаете нас, милорд? — подобострастно залепетал мужчина за стойкой.

— Ах, любезный. Дела, дела… Как говорится, если хочешь, чтобы всё было сделано как надо — сделай это сам.

Красивое лицо озарила улыбка, и молодой человек скрылся в ночи.

Глава опубликована: 03.04.2018

8. Иссиня-чёрный

Мои глаза открылись в полнейшей темноте — не было видно ни единого отсвета. Полностью дезориентированная, я сначала запаниковала, но не поняла: что-то просто накрывало лицо. С облегчением почувствовав, что руки мои свободны, я резко скинула повязку. Светлее, но всё же опять темно. Картина постепенно принимала более ясные очертания…

Я лежала на широкой кровати в большой комнате. Все пространство было погружено в синеватый ночной мрак, и даже угадывающийся у стены камин не горел. Единственным источником освещения в комнате был лунный свет, широким лучом струящийся из высокого окна, находившегося рядом с кроватью. Я поймала себя на мысли, что окружавшая меня картина была вся сине-белой: чёрно-синие ночные тени, серебристый белесый лунный свет, ложе белого дерева, да и я сама была какая-то белая.

Я приподнялась, голова была слегка одурманенной и какой-то невесомой. В комнате было очень тихо, и, похоже, кроме меня тут больше никого не было, хотя ручаться за последнее было нельзя — дальше кровати невозможно было ничего разобрать. Судорожно собирая хоть какие-то мысли, я оглядела себя: на мне была тонкая белая шелковистая ночная сорочка и все. Волосы были распущенны. Тут мне стало не по себе. Оценивая моё состояние, можно было смело утверждать, что кто-то меня сюда принёс, раздел и вымыл… Мысленно восстанавливая в памяти последние события, я откинула одеяло и задрала подол. Как я и думала, левая нога чуть ниже колена была забинтована. Что же со мной опять случилось? Похоже, здесь меня с пугающей периодичностью кто-то носит, перекладывает и теперь вот уже и переодевает. А я ничего потом не помню… Невольно нахмурившись, я решительно повернулась и свесила ноги, мягко ступая на холодный каменный пол, нерешительно поднялась и осторожно проследовала к окну, которое на самом деле оказалось выходом на просторный балкон. Створки поддались на удивление легко, выпуская меня на улицу.

Занимаемая мной комната находилась достаточно высоко, и теперь передо мной открывался величественный и завораживающий вид на залитую лунным светом долину Имладрис. Изысканные дома и виллы прятались в раскидистых кронах исполинских деревьев и цветущих садов. Вдалеке маячили окружающие Ривенделл чёрные пики гор. В волшебной тишине слышалось успокаивающее журчание воды, струившейся из невидимых в темноте водопадов и фонтанов. Воздух был чистым: в нём ощущались тонкие ароматы цветов и ещё чего-то неуловимого и пряного. Я блаженно вдохнула полной грудью и тут же почувствовала знакомое тёплое покалывание на кончиках пальцев. Если раньше это чувство посещало меня только ночью, то после того случая с Торином это вязкое тепло почти всегда ощущалось под кожей, пульсируя в теле, словно дремлющий вулкан. Промелькнула мысль, что из-за всех прошедших перипетий, не успела рассказать об этом новом развитии Гендальфу… Но я тут же отмахнулась — мне не хотелось об этом думать. Здесь и сейчас мне было легко и хорошо, как ещё ни разу с момента моего появления в Средиземье: не надо было никуда бежать, ни от кого прятаться, ничего объяснять… Только лёгкий ночной бриз ласково развевал мои волосы и невесомую сорочку.

Это было как во сне, но это было явью. Я невольно грустно вздохнула. Расстилающаяся перед моими глазами долина была бесспорно величественна, но она мне была чужой, и я здесь была чужая. Я наслаждалась красотой, но она не трогала моё сердце, которое всё так же тихо тосковало и кровоточило по моему миру, по моим родным и любимым. Красота одного сада или дворца не заменит никогда того счастья, которое испытываешь, когда тебя любят и ждут. Когда ты дома…

Сев на мраморные плиты балкона и обхватив руками колени, я устремила взгляд на звёздное небо, что в Средиземье стало моей своего рода привычкой. Мне порой казалось, что я даже различала знакомые созвездия, но в них всегда не доставало чего-то, словно из картинки выпали составляющие частицы. Однажды мне почудилось, что я нашла на небе Большую Медведицу, но у «ковша» отсутствовала ручка… Даже звёзды были здесь не те, они были другие. Я закрыла глаза и, впервые с моего появления в этом мире, дала волю чувствам. По щекам потекли молчаливые слёзы.

Где-то вдалеке прозвучали раскаты грома, потом всё ближе. Небо расколола сверкнувшая молния. Воздух напрягся и зазвенел. Когда первые неуклюжие крупные капли упали на мое лицо, я перестала сдерживать рвущиеся наружу эмоции. Дождь пошёл резко и отчаянно. Я мгновенно промокла, но здесь и сейчас мне было на это наплевать. Вместе с льющимися с неба потоками воды, выплёскивалась печаль, тоска, боль и одиночество. Я была одна, здесь, на балконе, в этой комнате и во всём этом чужом мире, и было как-то уж символично, что пробуждение вновь настигло меня в темноте и вновь в полном одиночестве.


* * *


Когда он увидел, что она открыла глаза, то невольно облегчённо вздохнул. Она пребывала в состоянии глубокого сна вот уже почти три дня, и некоторые эльфы, включая и самого Владыку, начали опасаться, что девушка впала в глубокое беспробудное забытье. Женская фигура на кровати была абсолютно недвижима с тех самых пор, как её принесли сюда с горной тропы. Тогда ей чудом удалось не сорваться в пропасть.

Они уже почти спустились вниз, когда, обернувшись, не обнаружили её в конце отряда. В тот момент он впервые за много лет почувствовал волну липкого, холодного страха, накрывшего его с головой. Он был одним из первых, кто бросился обратно наверх. Они нашли её шагов через двести, почти у самого края тропы, обрывающейся в провал. Она лежала и смотрела вверх невидящим и отрешенным взглядом. Тогда его это почему-то ужасно разозлило, и он рывком попытался поставить её на ноги. В ответ она пронзительно закричала, а кто-то прошептал: «У неё на платье кровь…» Откинув плащ они увидели, что весь левый край голубого платья от подола и до колена был пропитан багровым. Рана была небольшой, но глубокой и сильно кровоточила. Как давно? Они не знали. Но, видимо, как минимум с того момента, как спрыгнули в расщелину.

Она была очень бледной, а ее губы постоянно что-то шептали. Можно было только разобрать голова, боль и свет. Когда он поднял её на руки, она взвыла и, закусив губу уткнулась ему в грудь лицом. Они как можно скорее двинулись ко входу в долину, и если в начале она иногда постанывала, то потом совсем затихла. Тогда он во второй раз почувствовал страх.

Встретившие их при входе эльфы были вежливы, но осторожны. Потом показался и сам Владыка с небольшим отрядом. Когда взгляд Элронда упал на женскую фигуру в его руках, эльф понимающе кивнул и с формальными приветствиями было быстро покончено, хотя ему всё равно казалось, что длились те целую вечность. Тогда он уже почти не ощущал биения её сердца. Практически вбежав в отведённую ей комнату, он нехотя передал смертную под заботу окруживших их лекарей. Его вежливо попросили выйти, и, последнее, что он увидел, прежде чем двери закрылись, было её мертвенно-бледное и абсолютно спокойное лицо. Тогда ему стало страшно в третий раз.

С того самого дня он почти всё время проводил в углу этой комнаты, сидя на кресле и неотрывно глядя на широкую кровать, с покоившейся на ней женской фигурой. Лишь иногда он отвлекался на формальные встречи с Элрондом, но тот, кажется, все понимал и надолго его не задерживал. И он снова возвращался сюда. Часы тянулись слишком медленно и их было слишком много. Слишком много времени она лежала без движения и без сознания. Он слышал о случаях, когда люди впадали в глубокое беспамятство и больше никогда не просыпались… Но настойчиво гнал эти мысли прочь — этого не могло произойти с ней. Он чувствовал себя ответственным и почему-то виноватым. Почему? Он даже себе не мог дать на это ответ.

И вот он увидел, как её рука сорвала повязку. Он невольно на мгновение замер, и только когда она села на кровати, облегчённо выдохнул. Сначала он хотел позвать её по имени, но что-то остановило, и, скрытый ночными тенями, он просто наблюдал, как она откинула одеяло и, чуть покачиваясь, встала на ноги, толкнула ставни и вышла на балкон. Из-за потери крови и физического истощения она всё еще была очень бледной, но теперь в лунном свете женщина казалась даже белоснежной и полупрозрачной, как и её одеяние.

Белый силуэт в темноте ночи. Она стояла в полной тишине, словно в раздумьях. Потом села прямо на мраморные плиты, устремив взгляд ввысь, и замерла. Она смотрела на звёздное небо, а он чувствовал исходящую от неё печаль. Так продолжалось какое-то время: она, озарённая лунным светом, он — в ночном мраке, и оба безмолвны. Когда же первые раскаты грома возвестили о приближающейся грозе, он, словно очнувшись, хотел окликнуть её, как заметил, что голова её была опущена, а плечи вздрагивали.

За всё время их похода, он ни разу не видел её слёз. Ни когда она голодала, ни когда руки сомкнулись вокруг её шеи, ни когда ей пришлось бежать на грани физических возможностей. Ему почему-то стало неловко, словно он был нежелательным наблюдателем. Будто он подглядывал за чем-то очень личным… Он не должен был видеть её слабость. Возможно, ему стоило просто встать и незаметно уйти, дать ей возможность выплакаться и успокоиться без свидетелей, но он не мог. Его собственное сердце сжималось от непонятной тоски и грусти. А потом пошел дождь.

Крупные капли отчаянно забарабанили по белокаменным перилам балкона, по мраморному полу. Она в мгновение промокла, но, кажется, даже не замечала потоков воды, обрушивающихся с неба и скрывающих ее фигуру подрагивающей пеленой. Он не знал причину её слёз, мог лишь догадываться. Да, ему было известно, что она из других мира и времени. Но ведь он ни разу не задумался о том, что у неё осталось там, позади. Были ли у неё дети? Семья? Муж? Как ни странно, она всегда избегала упоминаний о той жизни, ограничиваясь лаконичным характеристиками. А он и не спрашивал.

Гроза постепенно утихала, когда за отголосками грома ему что-то послышалось. Нет, не послышалось — она пела. Тихо, сбивчиво, глотая слёзы, но она пела. Прислушавшись, он с изумлением понял, что узнал мелодию. Её нередко исполняли эльфы, но всегда без слов. Говорили, что истинный текст песни утерян…

Дождь прекратился, и вот она одна в ночной тишине, снова недвижима. Он медленно поднялся и бесшумно подошёл — она спала сидя, всё так же подобрав ноги и уронив голову на колени. Ветер легко развевал уже почти сухую ночную сорочку, и она немного подрагивала. Но уже от холода. Повинуясь порыву, он аккуратно взял её на руки. Её голова по инерции упала ему на грудь. Всегда такая гордая и независимая, сейчас в его руках она казалась хрупкой и нежной. Он зашёл внутрь, положил её на кровать, укрыв одеялом — женщина даже не пошевелилась.

Опустившись рядом на колени, он долгое время просто смотрел на её спящую фигуру: тёмные, ещё влажные после дождя волосы словно змеи окутывали мокрое от слёз и прошедшего ливня лицо, которое казалось слишком бледным, почти прозрачным, и на его фоне покусанные губы алели каким-то неестественно ярким пятном. Он поймал себя на том, что его взгляд задержался на них дольше положенного, и он мысленно себя одёрнул. Эта свалившаяся на них попутчица притягивала и его, но как что-то очень необычное, отголосок чужого, далёкого мира. Порой ему даже казалось, что она просто не могла быть реальной, вот как сейчас. Он не удержался и провел рукой по её щеке, смахивая остатки слёз — её глаза неожиданно распахнулись, хотя всё так же были подёрнуты сонной дымкой. Прохладные пальцы скользнули по линии подбородка, а на губах замерла ленивая улыбка:

— Ты?..— почти выдохнула она. Он непроизвольно подался вперёд, нетерпеливо нашёптывая:

— Тише, тише… Спи… Ты в безопасности. Я здесь.

Глава опубликована: 07.04.2018

9. Кукла колдуна

Мне снился сон. Странный сон, в котором кто-то нёс меня на руках, а потом я смотрела в такие яркие и знакомые голубые глаза. Перед моим взором возник образ мужчины. Длинные прямые светло-каштановые волосы обрамляли такое знакомое и одновременно чужое лицо: прямой благородный нос, светлая кожа, мужественные черты не лишённые природной грации… И эти глаза, устремлённые на меня из-под чётко-очерченных тёмных бровей. Я узнала его даже во сне и невольно улыбнулась: «Олорин…» В ответ он тоже улыбнулся. Прикосновения его рук были такими приятными и успокаивающими. А потом он исчез — и снова забытье.

Наутро я проснулась от ярких солнечных лучей и, открыв глаза, невольно зажмурилась — вся комната утопала в струящемся свете. Он отражался от изысканной мебели белого дерева, высоких сводов, украшенных тонкой лепниной, и покрытых золотой росписью стен. Занимаемые мной покои при свете дня оказались ещё более просторными, и на этой широкой кровати, под потолками, уходящими ввысь, я показалась себе какой-то маленькой и беспомощной… В голову пришла почему-то сказка про Машеньку и трёх медведей. Я внутренне заворчала. Кажется, я слишком долго спала, и теперь в голову лезла всякая чушь. Поэтому надо было вставать, пока не придумалось и не приснилось ещё чего. Я невольно замерла и нахмурилась: неожиданно вспомнился мой вчерашний сон. «А сон ли?..» — хихикнул внутренний голос, отчего я невольно скривилась. «Конечно, Гендальф в облике Олорина стоит на коленях и шепчет не пойми что в прямо-таки компрометирующей близости… А Саурон приносит ромашки и шоколад «Алёнку». Качав головой и усмехаясь собственному разыгравшемуся воображению, я потянулась и встала с кровати. Тело было немного ослабленным, но, в целом, я чувствовала себя отдохнувшей и даже посвежевшей.

Словно почувствовав что-то, в следующее мгновение дверь отворилась, и в комнату вплыла (иначе это назвать нельзя было) высокая женщина в струящемся зелёном платье. Её красивые правильные черты лица и грациозная осанка завораживали. Светлые шелковистые волосы незнакомки были заплетены в затейливую косу, не скрывая заострённые кончики ушей, что не оставляло сомнений в том, к какой расе Средиземья принадлежала моя утренняя гостья. Поймав мой взгляд, она сначала замерла, а потом, заулыбавшись, подбежала и, что-то говоря на непонятном певучем языке, стала меня осматривать. Судя по её отточенным профессиональным движениям она была лекарем или кем-то в этом роде. На её явные вопросы я лишь покачала головой, произнося на Всеобщем мою любимую фразу: «Не понимаю». На что незнакомка совсем не грациозно слегка хлопнула себя по лбу:

 — Что же это я? Конечно же, ты меня не понимаешь! Прости. Просто очень рада видеть тебя в здравии и сознании, дитя…

В ответ на последний комментарий я иронично изогнула бровь, но решила смолчать, хотя на языке так и вертелось что-нибудь едкое. Гостья же, тем временем, бросив напоследок, что скоро вернётся, уже покинула комнату, так и оставив меня всё еще в одной ночной рубашке, которая, кстати, была определённо велика и собиралась гармошкой на полу. «Обрезать», — мелькнуло в голове. Потоптавшись ещё какое-то время на месте и решив, что ко мне пока больше никто не собирается, я не придумала ничего лучше, чем выйти на балкон, чтобы оценить весь масштаб катастрофы Ну или просто рассмотреть окрестности.

При свете дня долина Имладрис поражала красочностью и величием. Всё вокруг было наполнено золотистым светом, отчего казалось, само солнце сияло ярче. Однако, одновременно с этим, развернувшаяся перед глазами живописная панорама казалась какой-то уж слишком идеалистичной, почти сюрреалистичной. Того и гляди откуда-нибудь со стороны горизонта шагнут тонконогие создания Дали. Вместо этого снова отворилась дверь, и в комнате появилась всё та же дама в зелёном, но теперь в сопровождении ещё двух девушек в одинаковых жёлтых платьях. Лекарь поманила меня к себе:

— Они помогут тебе помыться и одеться, а потом мы снова встретимся. И, похоже, прошлый раз я несколько торопилась и забыла представиться, — её губы тронула еле заметная улыбка. — Ринеа — придворный целитель Владыки Элронда.

— Ирина, — улыбнулась я и протянула руку, которую лекарь с готовностью пожала.

После две другие эльфийки молчаливо проводили меня в ванную комнату и учтиво вышли, оставив наедине с уже наполненной водой мраморной ванной. Я откровенно наслаждалась наличием тёплой воды, хотя за время похода и привыкла купаться в реках и ручьях. Когда с водными процедурами было покончено, в предбанном помещении нашлась чистая одежда и пара обуви. В полном молчании девушки помогли мне одеться и зашнуровать доставшееся мне шелковистое воздушное платье в пол малинового цвета, на ногах красовались легкие туфли из мягкой кожи. Уже при выходе из банной комнаты я поймала в зеркале свое отражение — на меня смотрела молодая женщина, несколько худощавая и бледная. Да, потрепала меня дорога странствий… Тут одна из сопровождающих дотронулась до моего плеча, кивком указывая на дверь. В голове невольно заворочались подозрения о том, не были ли они немыми. Но озвучивать я их не стала и тоже молча последовала за моими сиделками в жёлтом. Когда мы снова оказались в отведённой мне комнате, одна из них потянулась было к моим волосам, но я жестом её остановила, коротко бросив: «Я сама». Та понимающе кивнула и протянула гребень, после чего обе с поклоном удалились.

Я снова проследовала на балкон и, нежась в солнечных лучах, какое-то время с удовольствием расчёсывала волосы, наслаждаясь видом раскинувшейся перед моим взором долины. Когда с волосами было покончено и я, по привычке, забрала их наверх своей заколкой (к моей величайшей радости походный мешок со всем содержимым включая даже эту деревянную безделицу, нашёлся рядом с кроватью), мне стало скучно. Спать не хотелось, а заняться в комнате мне, привыкшей за время странствий к постоянному движению и действию, было абсолютно нечем. Поэтому, пораскинув мозгами, я решила прогуляться и осмотреть окрестности.

На деле это оказалось сложнее, чем я себе представляла. Во-первых, две приставленные ко мне сиделки не хотели меня никуда отпускать, и только после множественных пререканий (да, они умели разговаривать) и раздражённых взглядов с обеих сторон, одна из них скрылась за поворотом, чтобы вскоре вернуться уже в сопровождении лекаря — Ринеи. Та, в свою очередь, по-матерински попыталась затолкать меня в кровать, но, встретив упорный отказ, всё же сдалась. Мне разрешили ходить по дворцу Владыки, но только в сопровождении. И не надо долго гадать, кого мне определили в «охрану» — всё тех же девиц «цыплят», как я их мысленно окрестила. Снова в полном молчании мы долго плутали по коридорам, пока, наконец, не вышли в сад.

Перед глазами зарябило от буйства красок, а в голову сразу ударил пьянящий аромат цветов и свежей зелени. Сад Владыки Элронда был поистине великолепен. Среди цветущих растений и кустарников то там, то тут прятались изысканные беседки и фонтаны. Всё здесь было таким живым и цветущим, что невозможно было и представить, что где-то совсем рядом бродят орки, тролли и леденящие душу серые собаки. Казалось, реальный мир перестал здесь существовать, уступив место волшебному сновидению…

Забыв о своих сопровождающих, я настолько увлеклась прогулкой, что заметила отсутствие оных только когда, вынырнув из-под очередной зелёной арки, оказалась перед небольшим фонтаном. Исчезновение моих молчаливых «стражников» меня, однако, нисколько не огорчило, скорее даже наоборот. Присев на одну из каменных скамеек у фонтана, я наслаждалась тишиной, когда мой слух уловил доносившиеся откуда-то лязг металла и громкие голоса, показавшиеся знакомыми. Проследовав в направлении шума, я вскоре вышла на поляну, где, как оказалось, устроили урок физкультуры уже знакомые мне гномы. В тот момент я была так рада их видеть, что чуть было не выбежала им навстерчус раскрытыми объятиями, но вовремя остановилась — я была просто попутчицей, а отнюдь не членом их отряда, хотя и знала о походе побольше их самих. Да, это были знакомы лица, к которым, волей-неволей, привыкла за недели странствий, но я всё же была для них чужаком. С другой стороны, громкие и грубоватые гномы на фоне всей этой окружающей совершенной и немного искусственной красоты, казались более живыми и реальными.

Погружённая в свои мысли я незамеченной стояла в тени деревьев, но только до тех пор, пока передо мной на траву не упало обнаженное по пояс тело. Расширенные и полные удивления карие глаза уставились на меня снизу вверх, но уже в следующее мгновение лицо их владельца озарила счастливая улыбка. Кили тут же подскочил и, отчаянно жестикулируя, заголосил на всю поляну.

— Ирина! Ты жива?! А мы уж подумали!.. — молодой гном крепко схватил меня за руку и вытащил из тени. — Эй, смотрите! Она очнулась! Она жива!

Остальные гномы замерли и изумлённо смотрели на меня. Долго это не продолжалось, и первым молчание нарушил Фили:

— Ну, выглядишь ты немного лучше, чем когда тебя сюда принесли. Мы, если честно, думали, что ты уже не проснёшься…

Я невольно мысленно ухмыльнулась. Замечательно: они меня, похоже, уже похоронили…

— Кстати, Бифур, ты проиграл! — Фили протянул ладонь другому гному, который, тяжело вздыхая, положил в неё позвякивающий кошель.

Я закатилаглаза и мысленно подытожила: «Да ещё и ставки на меня делали. Да, ребята, вы нигде не пропадёте…» Я не знала злиться или смеяться, но вслух лишь сказала:

— И я тоже рада вас видеть в целости и сохранности.

В следующий момент племянник короля заработал увесистую затрещину от своего дяди, сопровождающуюся явно не комплиментом на Кхуздуле. Глядя на обиженное лицо молодого гнома, я не удержалась и прыснула со смеху. Остальные гномы дружно вторили мне громким хохотом, и даже Торин выглядел расслабленно.

— Почему не сказала никому о ране? — его голос был на удивление мягким.

— Мне показалось, что это всего лишь царапина, — пожала я в ответ плечами. Торин, чуть улыбнувшись, покачал головой, но тут же напрягся и хмуро посмотрел за моё плечо.

— Это кто? — даже не оборачиваясь, я уже подозревала, кто стоял за моей спиной. Продолжая смотреть на Торина я прошептала:

— Там две эльфийки? — он кивнул. — В жёлтом? — он ещё раз кивнул, а я закатила глаза. — Это мои сиделки…

Когда я обернулась, моему взору предстали две явно нерадостные остроухие. Если первая просто напряжённо поджала губы, то вторая в открытую гневно сверкала на меня глазами.

— Ты убежала, — процедила вторая из «цыплят». Я же иронично изогнула бровь.

— Во-первых, мы с вами ещё не на ты. А во-вторых, это вы меня потеряли.

Я деланно улыбнулась, что моей сиделке явно не понравилось, и в следующее мгновение она попыталась схватить меня за руку. Такого беспардонного отношения, да ещё от какой-то безымянной девицы (ни одна ни другая мне так и не представились) я терпеть не собиралась и, гордо вскинув голову, громко продолжила:

— Не смейте меня хватать. Если не можете справиться со своими обязанностями, я буду рада доложить об этом Ринее. Я не убегала. А вот где вы обе были, ей будет очень интересно узнать…

Две дамы в жёлтом, видно, не привыкшие к тому, что их отчитывает человек, замерли в изумлении. Впрочем, как и гномы. На поляне стояла звенящая тишина.

— Вижу, тебе уже намного лучше, коли ты вновь препираешься, — спросил меня из-за спины знакомый ироничный голос на родном языке.

— И тебе доброе утро, Гендальф, — скрестив руки на груди, я повернулась к волшебнику, который вдруг оказался совсем рядом и неожиданно заключил меня в крепкие объятия. Отстранившись, он, улыбаясь, посмотрел мне в глаза:

— Рад видеть тебя в сознании. Идём… — не успела я и слова молвить, а волшебник, чуть приобняв за плечи, уже уводил меня куда-то в сторону. Проходя мимо наблюдавших за нами гномов, маг лишь вежливо заметил:

 — Вы увидитесь ещё сегодня. А сейчас ей надо отдохнуть, — и тут же обратился к двум хмурым дамам в жёлтом. — Я беру миледи под свою ответственность. Если вы не возражаете, — те лишь нерешительно поклонились и спешно скрылись из виду.

Я могла лишь дивиться тому, насколько искусно маг разрешил всю ситуацию, не обидев никого. Этому стоило поучиться… Тем временем меня увлекали всё дальше в сад.

— И куда мы идём? — не выдержала я наконец.

— Обратно. Тебе, как я уже сказал, надо отдохнуть… — я уже открыла было рот, чтобы возразить, но Гендальф меня опередил. — Не спорь. Ты потеряла много крови. И так быстро это не восстанавливается. А сегодня у Владыки Элронда праздничный пир…

— Дай угадаю. Мне надо там присутствовать?

— Именно.

— И было бы плохим тоном упасть в обморок прямо во время приёма… Понимаю… —волшебник как-то странно на меня посмотрел, я же продолжила свои размышления вслух: — Да, и спасибо что избавил меня от цыплят… Кстати, их для чего ко мне приставили? Для моего личного благополучия или же безопасности местных обитателей?

— И то, и другое, — осторожно ответил маг. — Мне определённо не хватало твоего острого на словцо языка, — он почти прошептал последнюю фразу, а я почему-то была уверена, что не должна была её услышать.

Остаток пути до моей комнаты мы проделали в полной тишине. На пути нам встречались редкие эльфы, которые с интересом смотрели на нас. Хотя зачем лукавить? В большей степени на меня, конечно, а волшебнику они только улыбались и кланялись. Когда мы остановились у входа в мою спальню, маг сам отворил дверь.

— Пообедай и отдохни. Сразу после заката за тобой зайдут со всем необходимым для торжества.

— Опять цыплята? — Гендальф хмыкнул.

— Чем они тебе не понравились?

— Да как тебе сказать… Не сложились у нас отношения, — он покачал головой.

— Я думаю, ты с ними справишься.

— Жестокий ты человек, товарищ Гендальф, — волшебник непонимающе уставился на меня. Но объяснять ничего не хотелось, поэтому, махнув рукой, я тихо засмеялась и, подмигнув напоследок, скрылась за дверью.

Кое-как заставив себя проглотить нехитрый обед из овощей, фруктов и немного хлеба, я было хотела вновь выйти на балкон, однако моя голова отчего-то вдруг стала очень лёгкой, а ноги — ватными. Пришлось признать правоту мага — потеря крови всё ещё давала о себе знать. Потом появилась одна из «медсестёр» и, смерив меня хмурым взглядом, молча протянула небольшую бутылочку с зеленоватой настойкой, которую я, неожиданно даже для самой себя, послушно выпила и почти сразу с облегчением упала на кровать, проваливаясь в сон. Проснулась я лишь когда в дверь постучали. За окном уже сгущались сумерки.


* * *


Ночь уже вступила в свои права, когда мой вечерний наряд, не без помощи молчаливых сиделок, наконец-то был завершён. Теперь я придирчиво осматривала себя в зеркале: платье из тяжёлого тёмно-синего шёлка, кокетливо приоткрывающее плечи и выгодно подчёркивающее фигуру. Глубокий сапфировый цвет ещё больше оттенял казавшуюся теперь молочной кожу. Ворот и широкие рукава одеяния украшала замысловатая золотая и серебряная вышивка, слегка мерцающая при свете свечей. Мои волосы, переплетённые тонкими серебряными лентами, были забраны наверх в замысловатой причёске, обнажая шею. И пусть пришлось изрядно поспорить с помогавшими мне в приготовлениях дамами, которые упрямо уверяли, что так в Средиземье не принято, но даже они теперь стояли явно довольные результатом. От принесённых украшений я отказалась, оставшись со своими нехитрыми побрякушками, решившись, правда, обновить подаренные Гендальфом сапфировые серьги из пещеры троллей. Я считала их потерянными, но они, очищенные и отполированные, неожиданно обнаружились на небольшом прикроватном столике, и теперь затейливые переплетения серебра и драгоценных камней мягко поблёскивали при каждом повороте головы. Глубоко вздохнув, я отвернулась от своего отражения и искренне улыбнулась двум девам:

— Благодарю вас.

В ответ они слегка кивнули, жестом приглашая следовать за ними.

Я нервничала, ощущая себя Золушкой, тайно пробирающейся на бал. Но странным было то, что чем громче становились голоса и музыка, чем ближе мы подходили к месту проведения торжества, тем спокойнее и увереннее становилось на душе. Когда же я переступила порог широких резных дверей, открывающихся в роскошный зал, от волнения не осталось и следа.


* * *


В этот вечер Гендальф сидел за одним столом с Элрондом, его сыновьями и Торином. У последнего был такой вид, будто его сюда приволокли тролли и приковали цепями. Но придворный протокол даже у гномов был придворным протоколом, а поэтому король-под-горой не мог отклонить приглашение Владыки Ривенделла, будучи его гостем, хоть и сидел сейчас мрачнее тучи. Элронд же или очень старался, или действительно этого не замечал и восседал во главе стола с присущим эльфам невозмутимым видом.

Остальные гномы из отряда Дубощита расположились за столом чуть подальше и с не менее кислыми выражениями на лицах угрюмо взирали на отсутствие мяса среди предложенных угощений. Все были в сборе: и гномы, и хоббит, — не хватало только её. Гендальф чуть обернулся и невольно улыбнулся — в дверях стояла она.

С тенью улыбки на губах, Ирина с интересом наблюдая за присутствующими. Белоснежность её кожи ещё больше контрастировала с синевой платья, карими глазами и тёмными, казавшимися чёрными волосами. Волшебник уже хотел встать, как перед ней оказался Линдир и с поклоном предложил проводить к столу, за которым сидели гномы. Проходя мимо, она заметила Гендальфа и чуть склонила голову в знак приветствия. Тогда же он заметил сверкнувшие серебристые серьги — те самые, что подарил он. Глядя на неё сейчас, внутри него что-то встрепенулось, чувство непонятной и беспричинной гордости.

Волшебника всегда удивляла эта её смесь дерзкого и свободолюбивого темперамента и благородной статности, присущей потомкам древних родов. Последнее не могло ускользнуть от внимания эльфов, и маг заметил, что многие, включая и самого Владыку, с интересом за ней наблюдали.

Да, она привлекала к себе внимание. Подмеченная магом ещё при первой встрече неуловимая необычность её внешности сегодня проявлялась ещё ярче. Но только теперь Гендальф знал этому объяснение… Он прекрасно понимал, что должен будет ей всё рассказать, и даже хотел это сделать в саду, но не смог или не захотел. Однако ему придётся это сделать, и скоро. А пока пир был в самом разгаре, играла музыка, Ирина смеялась над чем-то вместе с сидящими рядом молодыми гномами и то и дело перешёптывалась о чём-то с хоббитом. Она казалась счастливой и светящейся, и волшебник не мог разрушить для неё этот вечер.

Вскоре начались танцы, и какой-то эльф, поклонившись, протянул ей руку. Смертная поначалу растерялась, но тут же хитро улыбнулась и приняла приглашение. Принцам это явно пришлось не по душе, и они проводили нарушителя их идиллии убийственными взглядами. Сам Гендальф удивился тому, что она решилась на танец, но уже после первых движений понял, что она прекрасно ориентировалась в поворотах, поклонах и переходах. Похоже, странствия с бродячими музыкантами многому её научили о Средиземье.

А Ирину уже не выпускали из круга танцующих. Она грациозно двигалась, теперь уже в паре с другим эльфом, в котором Гендальф неожиданно узнал одного из близнецов Элронда. Темноволосый статный сын Владыки, казалось, не отводил взгляда от хрупкой женщины рядом с ним, в ответ она задумчиво улыбалась.

— Митрандир, ты должен представить мне её, — Элронд тоже следил за танцующей парой.

— Конечно, Владыка. Просто она только сегодня пришла в себя…

— И уже завладела вниманием Элладана, — задумчиво продолжил эльф. — Я помню, Митрандир, ты рассказывал, что она человек?.. — маг кивнул. — Но она не похожа на людских женщин, которых я встречал. В ней присутствует что-то другое, странное и чужое…

— Она из другого мира и времени.

— Да, возможно, это из-за этого, — глаза Владыки вновь обратились к магу. — Кстати, ты нашёл то, что искал в библиотеке?

— Возможно, — уклончиво ответил волшебник, но, казалось, Элронд этого и не заметил, потому как его взгляд был снова прикован к фигуре в синем.

— И знаешь, я не могу её прочитать. Она полностью закрыта от меня. Митрандир, я желаю, чтобы завтра утром вы с этой женщиной позавтракали со мною вместе.

С этими словами Владыка поднялся из-за стола и, слегка поклонившись, пожелал присутствующим приятного вечера и бесшумно удалился.

Гендальф тоже встал и тревожно взглянул на всё ещё танцующую с Элладаном Ирину. В последнее время он всё чаще и острее ощущал исходящую от неё магию, что могло означать лишь одно — силы её росли. Однако он не был уверен, что древнему эльфу это понравится, впрочем, как и всему белому совету. А ещё серый волшебник был не совсем уверен, надо ли им об этом вообще рассказывать. Гендальф невольно вздохнул — скоро ему предстояло дать много объяснений, и не все они будут лёгкими и приятными.

Словно почувствовав его взгляд, Ирина обернулась и, встретившись с ним глазами, улыбнулась. Затем шепнула что-то темноволосому эльфу, на что тот с поклоном поцеловал ей руку. В ответ Ирина тоже слегка поклонилась и, проскользнув между танцующими парами, присоединилась к стоящему в стороне Гендальфу.

— Как же ты покинула своего кавалера? — тихо шепнул маг, иронично изогнув бровь.

— О… Да ты ревнуешь? — парировала она и тут же сменила тему. — Почему бы тебе не побыть кавалером и не предложить даме что-нибудь выпить? От этих танцев меня замучила жажда…

— Неудивительно. Ведь ты сегодня нарасхват… — Ирина гневно стрельнула глазами, а маг примирительно поднял руки. — Не сердись. Сейчас принесу что-нибудь даме.

— Неужели всё-таки ревнуешь?.. — задумчиво прошептала она ему вслед.

Вскоре онвозвратился и протянул ей хрустальный бокал с вином.

— Как ты себя чувствуешь?

— Хорошо. Спасибо. То зелье, что дала мне Ринеа, сотворило чудеса. Я проснулась свежей и полной сил, как новорожденный младенец, — она сделала внушительный глоток вина. — А теперь хватит юлить. Рассказывай.

Гендальф немного напрягся:

— О чём рассказывать? Я тебя не совсем понимаю…

— Слушай. Я три дня валялась в коме. И ты хочешь сказать, что за это время ничего не узнал?

— О чём конкретно?

— Гендальф, ты издеваешься? О том, что я здесь делаю и как мне обратно попасть? А ты что подумал? — Ирина выжидательно смотрела на мага, тот, в свою очередь, хмуро молчал. — Ты обещал мне, что больше не будет недомолвок…

Она хотела ещё что-то сказать, как в этот момент зазвучала другая мелодия. Эльфы прекратили танцевать и внимательно прислушивались к звуковым переливам.

— Что это? Этого не может быть… — она резко побледнела и теперь расширенными глазами неотрывно следила за музыкантами.

Волшебнику понадобилось несколько мгновений, чтобы осознать, что сейчас играли задумчивые эльфы. Казалось, в этот вечер всё так и хотело пойти наперекосяк: музыка, которая так меланхолично разливалась по залу, была отголоском той самой песни, которую она пела ночью на балконе. Он знал, что ему надо было ответить, но не успел — рядом с ней вновь появился Элладан.

— Вам нехорошо? — сын Владыки тревожно смотрел на изумлённую женщину, яростно сжимающую бокал.

— Что это за песня? — голос её звучал глухо и отрешённо.

— Это одна из тех мелодий, слова к которой затерялись во времени… — Элладан нерешительно заглянул ей в глаза. Она ответила невидящим взором, в глазах стояли слёзы.

— Я знаю эту песню…

— Конечно, мелодия очень любима эльфами… — начал было он, но она его перебила.

— Нет, я знаю её слова.

Бокал в её руке разлетелся брызгами осколков. Её взгляд метнулся к эльфу, потом к волшебнику, безразлично скользнул по окровавленной руке, а в следующее мгновение, словно очнувшись ото сна, она еле заметно вздрогнула и вновь обратилась с Элладану:

— Когда была написана эта песня? — багровые капли беспорядочно разбивались о мраморный пол, но, по-видимому, её это нисколько не заботило.

Гендальфу надо было действовать до того, как сын Элронда начнёт говорить, поэтому он шагнул между ними и решительно взял её под локоть.

— Ирина, тебе надо перевязать рану.

— Не сейчас, Гендальф, — её взгляд был прикован к эльфу в ожидании ответа.

— Сейчас же, Ирина. Эти ответы подождут, а вот тебе терять ещё больше крови никак нельзя, — твёрдо продолжил маг, пытаясь аккуратно оттеснить её к двери. — Завтра Владыка ожидает нас на завтрак… — она попыталась увернуться, но волшебник лишь сильнее сжал локоть. — Если ты хочешь завтра получить ответы, ты должна быть в сознании, чтобы задавать вопросы.

Они остановились. В её глазах плескалось неприкрытое раздражение.

— Хорошо, волшебник, — в голосе зазвучал металл, — но не смей таскать меня за руку, как беспомощную куклу.

Гендальф нахмурился, а она в тот же момент деланно улыбнулась и, обернувшись, негромко обратилась к наблюдавшему за этой сценой темноволосому эльфу:

— Милорд, Гендальфа зовут неотложные дела, а я, видно, ещё не совсем оправилась. Не будете ли вы так любезны проводить меня к лекарю для перевязки?

Серые глаза Элладана сверкнули и, с улыбкой поклонившись, он подставил свой локоть:

— Это будет для меня честью.

— Дорогой Гендальф, мы увидимся завтра за завтраком. Доброй ночи.

Не дожидаясь ответа, эта безрассудная женщина удалилась в сопровождении статного кавалера. Гендальф же по неизвестной причине был крайне зол.


* * *


Обратно к моей комнате мы шли какими-то долгими и явно окольными путями. Извилистые коридоры дворца были загадочно темны и безлюдны, что указывало или на поздний час, или на причудливость маршрута, выбранного моим спутником. Кстати о нём: грациозный темноволосый эльф рядом со мной очень плохо скрывал свою заинтересованность и то и дело кидал в мою сторону долгие, задумчивые взгляды.

В воздухе ощущалось то самое сексуальное напряжение, которое обычно испытываешь на первом свидании. Когда каждое нечаянное прикосновение электрическим током отдаётся по венам, в предвкушении первого поцелуя… Только сейчас меня всё это немного пугало и раздражало. Нет, мой спутник был чертовски хорош собой, и при других обстоятельствах я была бы даже рада оказанному мне вниманию. Но не сейчас и не здесь. Была бы моя воля, я бы давно подобрала свои длинные юбки в белы рученьки и опрометью побежала куда угодно, но подальше от этого статного красавца.

Я ощущала себя бабочкой, попавшей в паутину, с одной только разницей, что я сама её сплела и туда залетела. После того, как мы покинули лекаря и оказались наедине в пустынных коридорах, стала очевидна вся серьёзность моего просчета. Мне так хотелось досадить Гендальфу, что я поступила не думая. Ведь, по сути, я ничего не знала ни об эльфе рядом со мной, ни о нравах и обычаях Средиземья, особенно в отношениях полов… Если этикет здесь хоть чем-то схож со Средневековьем, то сейчас я находилась в очень компрометирующем положении, и не с кем-нибудь, а с сыном Владыки этих земель. А сомнений в том, что темноволосый эльф был во мне заинтересован, у меня не было. Хватило того, что он почти весь вечер танцевал только со мной. Одно хорошо, что мы не в Викторианской Англии, где два танца с одним партнёром означало помолвку. Было бы так, Гендальф бы меня, наверное, предупредил?.. В то же самое время, если нравы здесь всё же больше Средневековые, то оставалась надежда, что Элладан поступит соответственно и, галантно проводив до спальни, ни на что большее не решится. Только где же эта спальня?..

Я старалась сохранять внешнее спокойствие, хотя внутри бушевал ураган эмоций и мыслей. Тут мы остановились перед знакомой дверью. Облегчённо вздохнув, я уже хотела обернуться и пожелать эльфу спокойной ночи, как почувствовала его руку на своей талии, а по шее скользнули пальцы, вырисовывая невесомые узоры. «Ага, значит не совсем Средневековье», — подумала я и стала судорожно соображать, как покорректней выпутаться из этой щекотливой ситуации. Будь он обычным эльфом, гномом, человеком, то можно было и не церемониться. Но… Элладан был сыном правителя этих земель… А кем была я?..

В это время, не встретив сопротивления с моей стороны, мой спутник решил продолжить. И теперь уже его мягкие губы нежно целовали линию шеи от плеча к мочке уха, рукой он ещё плотнее прижимал меня к себе. Понимая, что теряю контроль над ситуацией, я попыталась отступить, но в следующее мгновение он развернул меня к себе. Его лицо и горящие глаза оказались совсем близко. Эльф прерывисто дышал.

— Кто ты? Твой аромат — он одурманивает, как весеннее вино… А вкус твоей кожи на моих губах словно мёд… — его пальцы скользнули по моей щеке, и он подался вперёд.

Мне удалось избежать поцелуя в последний момент прижав ладонь к его губам и чуть отклонившись.

— Элладан, — ко мне вновь вернулось моё спокойствие.

— Ирина… — чуть прикрыв глаза, он всё ещё крепко удерживал меня за талию, но больше не предпринимая попыток приблизиться. Глубокий вдох. — Прости… Простите меня, миледи.

Наши взгляды встретились. Я слегка улыбнулась и покачала головой.

— Я не могу.

На удивление это подействовало. Неизвестно, какие мысли его посетили, но, едва заметно кивнув, он нехотя разжал объятия, только в последний момент всё же поймал мою руку и горячо поцеловал, прожигая потемневшим взором.

— Тогда доброй ночи, миледи… — в воздухе повис невысказанный вопрос, ответа на который в настоящий момент у меня не было.

— Доброй ночи, милорд, — проговорила я вежливо, но твёрдо, и поспешила скрыться за спасительной дверью в свои покои.


* * *


Гендальф был в бешенстве, а что злило его ещё больше — он не знал почему. Зачем он вообще её здесь ждал? Ах да, чтобы поговорить о завтрашней встрече с Элрондом и о том, что стоит и что не стоит рассказывать. А в итоге: стал невольным свидетелем всей разыгравшейся перед ним мелодрамы.

Он хотел уже окликнуть Ирину, когда она вместе с эльфом подошла к отведённой ей комнате, но тут увидел, как Элладан привлёк её к себе. Волшебник внутренне напрягся и даже подумал, что ему показалось, но когда эльф склонился к её шее, маг понял, что не показалось, одновременно чувствуя нарастающую внутри злость и раздражение.

Злость на эльфа, который так к ней прикасался. Злость на неё, за то, что стояла как статуя, позволяя и не останавливая. Раздражение на самого себя, что не окликнул её раньше и что не мог сейчас просто развернуться и уйти. Происходящее его так злило! Его не должно было волновать, что эта безрассудная женщина делает и с кем. Маг невольно стиснул зубы, вспоминая сцену на балу. Так почему же он, Гендальф Серый, стоит здесь в тёмном углу и подглядывает, словно тайный воздыхатель.

Он жадно втянул воздух и тут же мысленно выругался: он с новой силой ощутил исходящую от неё магию, одурманивающим ароматом проникающую внутрь. Нет, этих двоих надо было остановить до того, как это зайдёт слишком далеко, но он никак не мог заставить себя обозначить своё присутствие. Гендальф был подобен натянутой тетиве, когда в тишине пустынного коридора раздался её ровный голос, а следом — звук закрывающейся двери. Тогда с его губ сорвался невольный вздох облегчения.

Скрытый тенями, он молча наблюдал за тем, как мимо нетвёрдой походкой прошёл Элладан. Словно уверенный в себе воин был мертвецки пьян. Глядя на его удаляющуюся фигуру, волшебник с тоской подумал, что Ирине не стоит задерживаться в Ривенделле — здесь её природная магия не только не останется незамеченной, но и принесёт немало проблем.


* * *


Я проснулась довольной и полной сил. Радостно улыбаясь, как первоклассница на первое сентября, ловко соскочила с кровати и с воодушевлением принялась за утренний туалет. Видимо, моим феям дали выходной. Я как раз завязывала последний из тонких серебряных шнурков, которыми был украшен мой очередной наряд, когда в дверь постучали.

— Войдите, — бросила я через плечо, ожидая Гендальфа, но, обернувшись, невольно задержала дыхание.

Длинные шелковистые волосы цвета вороньего крыла, тонкие, но одновременно мужественные черты лица, и пронзительные серые глаза, которые смотрели на меня сейчас так, что хотелось или накинуть на себя плащ или же, наоборот, — избавиться от остатков ткани… Одним словом, при свете дня Элладан выглядел ещё более впечатляюще. Он медленно подошёл, не прерывая зрительного контакта, и, взяв за руку, прижался к ней губами, задержавшись, чем следовало. Меня словно ударило током, а его глаза, если такое было возможно, ещё больше загорелись.

— Доброе утро, миледи, — взгляд эльфа скользнул по моей шее, которая показалась мне вдруг слишком обнажённой.

— Доброе утро, милорд, — выдавила я и невольно нервно сглотнула. В тот момент темноволосый мужчина напоминал мне грациозного хищника, я же — загнанную в угол добычу. Но что самое ужасное — он, как мне показалось, об этом знал и этим наслаждался.

— Я пришёл, чтобы проводить вас на завтрак, — от его знающей улыбки по телу пробежали мурашки. — Там вас ожидают мой отец и Митрандир.

Оставаться в комнате становилось опасно.

— Тогда, думаю, не стоит заставлять их ждать. И я вам очень признательна, милорд. Право, не стоило беспокоиться… — в ответ эльф слегка поклонился, предлагая мне опереться о его локоть. Так мы и покинули комнату.

Всю дорогу до покоев Владыки мы молчали, хотя я кожей ощущала на себе взгляды моего спутника. Простились мы уже у самых дверей, где Элладан ещё раз поцеловал мою руку и многозначительно прошептал:

— Я вынужден покинуть вас здесь. Но, я надеюсь, мы увидимся позже…

В ответ я лишь растерянно кивнула. К счастью, в этот момент дверь распахнулась: на пороге появился тот самый эльф, что встретил меня вчера при входе в праздничный зал. Элладан учтиво кивнул и, наконец-то отпустив мою руку, удалился. «Куда я опять вляпалась?» — пронеслось в голове.

Покои Владыки Ривенделла представляли собой, насколько я могла определить проходя мимо, несколько просторных комнат с выходом на открытую террасу, куда меня и препроводили. Отсюда открывался захватывающий вид на долину: казалось, будто ты паришь над кронами деревьев, садов и домов, а до синеющих на горизонте гор можно дотянуться рукой. От созерцания окрестностей меня отвлёк приятный глубокий голос.

— Доброе утро, миледи. Наконец-то нам выпал случай познакомиться.

Передо мной стоял высокий темноволосый эльф в длинной расшитой серебряными нитями фиолетовой мантии. С благородного лица внимательно смотрели серые глаза, которые, как и у Гендальфа, искрились молодостью и одновременно мудростью того, кто пережил и видел слишком многое. Горделивые черты поражали своим сходством с Элладаном, что не оставляло никаких сомнений ни в их родстве, ни в том, кто сейчас возвышался надо мной. Я учтиво поклонилась:

— Для меня это большая честь, Владыка Элронд. И я вам искренне благодарна за оказанное гостеприимство и заботу.

Я довольно улыбнулась. Эту фразу на Всеобщем мне подсказал вчера Гендальф, и теперь она пришлась очень кстати. Кинув взгляд на волшебника, сидящего за столом, я заметила, что он хмуро и как-то странно смотрел на меня. «Кто-то явно встал не с той ноги», — отметила я про себя.

— О, не стоит благодарности, дитя, — нет, меня определённо начинало раздражать принятое среди эльфов обращение ко всем младше ста лет. Независимо от тысячелетней разницы в возрасте, это всё же неуважительно. — Так как ваше имя, миледи?

Расправив плечи и гордо вскинув голову, я натянула на лицо улыбку:

— Ирина Александровна из рода Перловых, милорд.

— Какое необычное… Ирина… Я никогда ещё не встречал кого-то, кто звался бы так, — далось же им моё имя.

Элронд слегка поклонился и протянул руку, препровождая к небольшому накрытому столу, за которым я уже успела заметить мрачного Серого мага, так и не проронившего ни слова. Отчего-то моё радужное настроение стремительно таяло, а внутри появилось нарастающее беспокойство.

В полной тишине мы завтракали фруктами, сыром и хлебом, хотя мне кусок в горло не лез, и не покидало чувство, что за мной постоянно наблюдают и оценивают. Когда же с едой было покончено, и стол убран, взгляд Владыки опять обратился ко мне:

— Скажите мне, Ирина, откуда вы? И почему, по словам Митрандира, говорите на таком странном языке?

— Владыка, я предполагаю, Гендальф уже упомянул о том, что я оказалась здесь из другого мира. Родом я из земли Россия, что в моём мире является самой большой страной, простирающейся на тысячи и тысячи лиг с Запада на Восток. Что же касается языка — то это русский, и на нём говорят на моей Родине, — я снова посмотрела на волшебника, в поисках одобрения или порицания, но он так и хранил обет молчания, что стало уже выводить из себя. Не мог же он до сих пор точить на меня зуб за вчерашнюю глупость? Эльф задумчиво постукивал длинными пальцами по столу.

— Не буду скрывать, то, что вы рассказываете, необычно, и я никогда не слышал о такой земле… Но я доверяю Митрандиру, а он верит вам… Расскажите мне ещё о себе, Ирина, — я удивленно вскинула бровь.

— О чём же вы желаете услышать, Владыка? — в моей душе стали роиться не очень хорошие мысли о том, не сболтнул ли маг о мои «пророческих» талантах. Но Элронд, на моё счастье, тут же развеял мои опасения:

— Поведайте, к примеру, о том, как и зачем вы оказались в Средиземье? И кем вы были в вашем мире?

Всё это стало мне напоминать больше допрос, чем приятную беседу, но другого выбора у меня не было.

— Я не знаю, как здесь оказалась, — просто однажды ночью проснулась в лесу… — начала я и после вкратце, осторожно подбирая слова, поведала историю своих странствий с Миртой и позже с гномами. Однако я предпочла умолчать о своих ночных происшествиях и «полётах». Рассказывать же о себе из того мира мне не очень хотелось. Во-первых, это моя личная жизнь, афишировать которую я не обязана. А во-вторых, каждое воспоминание о доме болью отдавалось в груди, поэтому я только упомянула, что там осталась моя семья, а моё занятие, по Средиземским понятиям, можно было приравнять к учёному или же книжнику.

Маг продолжал хранить обет молчания, а эльфа очень удивило моё последнее откровение:

— Женщина, владеющая знаниями? В Средиземье это большая редкость… Кроме, конечно, Владычицы Галадриэль. Очень странно и интересно… — Элронд задумался и замолчал.

Я рассматривала верхушки деревьев, мысленно желая, чтобы это «безумное» чаепитие скорее закончилось.

Наступило такое затишье, что даже ветер, до этого беззаботно то и дело врывающийся на террасу, притаился. Но именно благодаря этому безмолвию, я и смогла что-то почувствовать. Будто кто-то легко провёл ладонью по лбу, потом по вискам, опять по лбу, медленно двигаясь вверх по голове к самой макушке. Внутри всё напряглось — мне никогда не нравилось, если кто-то касался моей головы сверху, а сейчас кто-то невидимый бесстыдно исследовал её… В какой-то момент, я ощутила чьё-то постороннее присутствие уже внутри себя, хотя и не знала, откуда это пришло. В глубине сознания что-то тревожно закричало от чужого вмешательства. Стало до тошноты противно.

За столом нас было только трое, включая меня, а это означало, что пробиться ко мне в голову таким бесцеремонным образом пытался один из мудрых мужей напротив. Гендальфу это было не нужно: зачем предпринимать попытки вторжения сейчас, когда в его распоряжении были недели. Оставался Владыка. Одного беглого взгляда в его сторону было достаточно, чтобы понять, что я попала в точку: эльф сидел, чуть прикрыв глаза, и неотрывно и как-то отрешённо смотрел на меня из-под ресниц. Выходило, что благородный член белого совета решил прочитать мои мысли, а когда пробиться напрямую не удалось, начал издалека. Внутри проснулась нарастающая волна негодования и ярости. Какое право имел эльф так похабно лезть в головы чужих людей? Я же к нему в трусы не лезла… Хорошее у них гостеприимство, ничего не скажешь. Никакого уважения и почтения… Я тихо закипала, но решила попробовать его проучить, хоть и понимала, что это было наивно. Однако, терять мне было нечего, а в голове так кстати стали всплывать обрывки вычитанных когда-то приёмов защитной визуализации.

Когда эльф добрался до головы, я представила, что мой мозг — это что-то вроде подводной лодки, и стала мысленно закрывать и блокировать отсеки, один за другим. Таким образом оттесняя непрошеного гостя в тот отдел, куда я хотела. Элронд сейчас был слишком сконцентрирован на проникновении в мои мысли, чтобы заметить, что его загоняют в угол. И вот когда он оказался именно там, я повернулась к нему, неотрывно глядя в глаза. «Пусть думает, что держит меня под контролем». Владыка не мигая смотрел на меня, когда я снова как можно чётче визуально представила свой мозг. Перед мысленным взором всплыли призрачные бледные пальцы, пытающиеся прикоснуться ко мне. И вот тогда я ударила: превращая содержимое своей черепной коробки в раскаленного до бела металлического морского ежа, и когда эльф опять попытался пробиться ко мне, острые иглы вытянулись и впились в невидимые руки. В то же мгновение, Владыка скривился от боли, одновременно вскочив со стула, чуть пошатнулся, но успел ухватиться за массивную спинку. Теперь Элронд с изумлением уставился на меня расширенными глазами.

— Кто ты? — выдохнул эльф без намёка на задумчивость.

— Ирина, что ты делаешь? — справа от меня Гендальф тоже уже оказался на ногах. Игнорируя эльфа, я резко развернулась к волшебнику, переходя на русский:

— О, так теперь ты вдруг со мной разговариваешь? С чего это такая честь к моей особе? — внутри бушевал огонь.

— Ирина, сейчас не время и не место…

— Знаешь, Гендальф, если бы мне хотелось, чтобы мне сделали лоботомию, я бы так и сказала, — теперь уже и я оказалась на ногах. Поднявшийся на террасе ветер, яростно развевал складки платья и мои, оказавшиеся вдруг распущенными, волосы. — Всё, что я сделала, это выкинула его из моей головы, — я кивнула в сторону эльфа, — куда его, кстати, и не приглашали.

Где-то мелькали мысли, что меня опять заносит, и что такое поведение не принесёт ничего толкового — последствия же могут быть самыми плачевными, но в тот момент я не могла остановиться. Меня физически трясло от внутреннего вторжения, отвращения и ярости. И больше всего хотелось оказаться как можно дальше и от этой террасы и от всего этого слащавого цветочного великолепия. Но оставались вопросы. Я резко развернулась ко всё ещё изумленному Элронду, молча наблюдавшего за нами.

— Владыка, у меня к вам один вопрос. От всего сердца прошу вас, ответьте только «да» или «нет». И честно, — к моему удивлению эльф кивнул. — Вы можете отправить меня обратно в мой мир и время?

После нескольких секунд напряжённого молчания, он наконец ответил:

— Нет. Это не в моих силах…

Я судорожно вздохнула и невольно прикрыла глаза.

— Спасибо за откровенность. Это всё, что мне требовалось знать. Теперь время моего пребывания здесь истекло, — решительным шагом я направилась к выходу.

— Да куда ты отправишься, глупая, упрямая женщина? Да что ты вообще можешь в этом мире? Ты беспомощна и шагу не можешь ступить, чтобы не попасть в неприятности! — грозно крикнул мне вслед маг. Почему-то от его слов стало невыносимо больно и горько, а к горлу подкатил комок. Полуобернувшись, я процедила:

— А что ты мне предлагаешь? Путешествовать с тобой как цирковой уродец? Будешь показывать меня своим друзьям и знакомым? Чтобы и те у меня в голове покопались? А потом, как наиграешься, скинешь в яму, наверное… Ты же все знаешь лучше всех… — под кожей невыносимо жгло. Когда волшебник попытался приблизиться, я инстинктивно выставила вперёд руку — маг пошатнулся и, глухо охнув, отступил. — Оставь меня, Гендальф Серый. Глупая и беспомощная женщина предпочитает умереть, чем быть твоей игрушкой.

С этими словами я поспешила из покоев Владыки, подальше от двух мужских фигур замерших на террасе.


* * *


— Митрандир, ты не всё мне рассказал… Кто она? — голос Владыки Ривенделла был негромким, но твёрдым. Волшебник тяжело вздохнул.

— Человек. Она человек, Элронд.

— Тогда как ты объяснишь то, что сейчас произошло? Это же…

— Знаю, магия, — Гендальф устало опустился на стул. — Я почувствовал это в ней с первой встречи. И силы её растут… — маг прикрыл веки. Эльф нахмурился и после недолгой паузы продолжил.

— Но, Митрандир, ты же знаешь, к чему это может привести… у людей? — он нерешительно взглянул на волшебника. — Она знает?

— Нет. Мне известны последствия, но силы развиваются так стремительно. Боюсь, это уже не остановить, — маг покачал головой. — Да и она, ведь не просто человек…

— То, что она из другого мира… — но волшебник не дал эльфу договорить.

— Кстати об этом, Элронд. Я отыскал кое-что в библиотеке, только пусть это пока останется между нами. Когда придёт время, я сам расскажу ей обо всём… и белому совету…

Маг и эльф, чуть склонившись, сидели на залитой солнцем террасе, еле слышно переговариваясь. Говорил в большей мере Гендальф. Элронд долго и внимательно его слушал, лишь однажды резко вскинув голову устремив на мага изумлённый взгляд.

— Ты уверен в этом?

— Да. Увы…

Эльф поднялся и, заложив руки за спину, какое-то время молча мерил шагами пол террасы, что-то обдумывая. Пока, наконец, не остановился.

— Нам надо попытаться её остановить. Ей нельзя уходить отсюда, — Гендальф благодарно улыбнулся.

— Это будет не так просто. Особенно сейчас, после всего, что произошло. Характер у неё взрывной и упрямый.

— Поверь, Митрандир, это сложно не заметить. Но, я надеюсь, что её обида не заглушит голос разума, — ухмыльнулся Элронд.


* * *


Я почти бежала по извилистым коридорам дворца, неизвестно каким чутьём угадывая направление к своей комнате. Моё сознание находилось в своеобразном делириуме из смешавшихся чувств боли, злости, отчаяния и горечи. Полыхавшее и рвущееся наружу пламя, словно меткие удары хлыста, подстёгивало двигаться ещё быстрее. Надо было оказаться одной как можно скорее. Сначала дать волю эмоциям, а потом собрать свои нехитрые пожитки и прочь отсюда — куда глаза глядят, и побыстрее. В висках противно стучало, а перед глазами всё ещё стояла только что разыгравшаяся сцена.

Надежда на избавление от Средиземья стремительно таяла. А для живущих тут, во дворце, я всего лишь чужой, интересный зверёк, с которым можно позабавиться. Сейчас моё время в труппе Барона казалось очень далёким и приятным сном. Тогда всё было просто — я танцевала, зарабатывала деньги, ела, спала, путешествовала дальше. И не было там никакой магии, никаких принцев, придворных интриг и допросов с пристрастием. Да, они меня выгнали. Но кто сказал, что я не смогу встретить других бродячих музыкантов?

Добравшись до знакомых дверей, я с силой распахнула створки и практически влетела во внутрь. В следующий момент мой взгляд упал на два жёлтых силуэта. «Вон!» — процедила я, стараясь не закричать в голос. Одна из них попыталась что-то возразить, но была остановлена своей подругой, которая, смекнув, что спорить со мной сейчас бесполезно, просто потянула первую за собой прочь. Как только я осталась одна, в глазах предательски защипало. Со злостью вытерев так и не успевшие пролиться слёзы, я решительно направилась к своему мешку.

Странно, но в тот момент мне было невыразимо важно увидеть, почувствовать, потрогать вещи из моего мира. Иначе я боялась, что сойду с ума. Вывалив содержимое на кровать, дрожащими руками принялась судорожно откапывать джинсы, водолазку, пальто — пока пальцы не нащупали квадратный плеер в кармане. Это было по-детски и смешно, но я про себя молилась, чтобы чудо свершилось ещё раз, чтобы хватило батарейки хотя бы на одну песню… И мне снова повезло, дисплей показывал всю ту же половину аккумулятора. Вставив наушники и, чтобы заглушить заходившийся в душевном крике разум, я врубила что потяжелее и вышла на балкон. Но здесь, сочетание музыки с окружающей меня природой было слишком сюрреалистичным и болезненным. Поэтому, чтобы скрыть мир, я легла на широкие перила, устремив взгляд в небо — лишь оно везде неизменно.

Басы били по ушам, притупляя боль в висках. Песня следовала за песней, и я стала постепенно успокаиваться (на сколько это было возможно при данных обстоятельствах) и размышлять, как поступить дальше. Полностью отрешенная от внешнего мира, я не услышала, как в дверь постучали, как открыли, и как ко мне кто-то подошёл, и в какой-то момент просто почувствовала чьё-то присутствие, краем глаза заметив высокую фигуру в проёме двери. Разговаривать в тот момент ни с кем не хотелось. Я надеялась, что этот кто-то уйдёт, если его проигнорировать, и продолжила созерцание небесной синевы. Но, похоже, хотелось мне слишком многого — надо мной нависла чья-то тень. Раздражённо выдернув наушники, я резко села и полетела бы прямо за перила, если бы крепкая мужская рука не поймала меня за плечи.

Рядом со мной стоял Элронд, что меня удивило и немного расстроило. Я ожидала Гендальфа с его очередной лекцией о моей глупости, но не Владыку. Воспоминания о его недавних действиях были ещё очень свежи, поэтому я невольно нахмурилась и отстранилась. Высокий эльф, видимо, понял мою реакцию, потому как примирительно поднял руки. А в следующий момент удивил меня ещё больше, заговорив со мной на русском, хоть и с сильным, по сравнению с Гендальфом, акцентом.

— Я не хотел вас напугать, Ирина.

— Вы меня не напугали. Спасибо, что не дали упасть, Владыка, — последняя фраза прозвучала с неприкрытой иронией, от чего я сама невольно поморщилась, но решив больше не испытывать судьбу, аккуратно спустилась с перил на мраморный пол.

— Ирина, я пришёл вам сказать, что для меня будет честью, если вы согласитесь остаться в Ривенделле.

Элронд выжидающе смотрел на меня. На его довольно неожиданное предложения мне так хотелось сказать что-то гадкое, но я заставила взять себя в руки:

— Владыка, я вам, конечно, благодарна за приглашение. Только зачем всё это? Да и в качестве кого я здесь останусь?

— Я вас не совсем понимаю…

— В качестве гостя или пленной? — глаза эльфа сверкнули, и, мне показалось, он ещё больше прибавил в росте.

— Конечно, в качестве гостьи. Вы и до этого были здесь гостьей…

— Странно. Обычно к гостям проявляют уважение и доверие. А не приставляют охрану и не выпытывают сведения, копаясь в голове. Может, у вас тут другие традиции, но у нас так поступают только с преступниками и заключёнными, — я невольно повысила голос. — Если мне не изменяет память, ни вам, ни вашим подданным я не сделал ничего дурного, Владыка. Так почему вы сочли правомерным вторгаться в мои мысли? — эльф молчал. — Поэтому я и спрашиваю, в качестве кого вы предлагаете, да и предлагаете ли, мне здесь остаться?

В воцарившейся тишине Элронд некоторое время задумчиво меня разглядывал.

— Вы правы, — когда он заговорил вновь, его голос был на удивление тихим, — я не имел права вторгаться к вам в мысли… И я прошу за это прощение. Поймите, вы очень отличаетесь от всех человеческих женщин, которых довелось мне встретить. Мне хотелось вас понять и узнать. Но главное — удостовериться, что вы не представляете опасности ни для Средиземья, ни для моего народа, ни для моих близких, — на последней фразе эльф многозначительно посмотрел мне в глаза, и я почувствовала, что невольно краснею. По губам мужчины скользнула тень улыбки. — Я не хотел вас смущать, но ни от кого не укрылось, что вчера весь вечер мой сын танцевал именно с вами.

Я сначала растерялась, не зная, что ответить, но решила не сдаваться.

— Владыка, я это тоже заметила, но, думаю, сейчас не время и не место обсуждать мою личную жизнь. Зачем вы хотите, чтобы я осталась? — эльф стоял у перил, заложив руки за спину, устремив взор куда-то вдаль.

— Митрандир рассказал мне о тебе. О твоей магии, — я до сих пор не воспринимала свои, так называемые, способности всерьёз и поэтому недовольно хмыкнула, чем заслужила удивлённый взгляд Владыки. — Хотя я и сам это почувствовал сегодня за завтраком. И теперь понимаю, что меня в вас так заинтересовало. Вы не излучаете опасности, ваше сердце чисто, но… — я озадаченно склонила голову, пытаясь понять к чему он клонит. — Знаете, в Средиземье почти нет людей, одарённых магией, и уж тем более женщин… А ваше появление вкупе с бесконтрольной энергией, которая заключена в вас, может привести к непредвиденным последствиям. Я могу попытаться помочь вам лучше справляться с этими способностями и контролировать их, — он вполоборота посмотрел на меня. — Они ведь растут? — это было больше утверждение, чем вопрос. Я кивнула. — Кроме того, вы почти не знаете этот мир, а он может таить в себе множество опасностей. Митрандир считает, что за вами кто-то охотится, — я похолодела, вспоминая серых существ из леса. Эльф, словно прочитав мои мысли, продолжил. — Судя по описанию, те существа были созданиями мрака и явно были нацелены и посланы за вами. Хотя ни я, ни Митрандир не знаем, кто они и откуда и зачем им вы…

Я рассматривала кроны деревьев, ещё раз прокручивая в голове события той ночи.

— О преследовании я догадывалась. Но если вы, Владыка, ищете у меня ответы на вопросы, кто они и откуда — у меня их нет. А попытаться на практике узнать, зачем я им, мне не хочется…

Эльф понимающе кивнул.

— Ирина, здесь вы будете в безопасности… Я не буду вас ни к чему принуждать и понимаю, что вам нужно время всё обдумать. Но моё предложение остаётся в силе, и я буду рад принять вас в Ривенделле. В качестве гостя. Если же решитесь всё же покинуть долину — вам никто не будет препятствовать, и мы обеспечим всем необходимым для путешествия, — он слегка дотронулся до моего плеча. — Подумайте над этим.

— Благодарю вас, Владыка. Я подумаю над вашим предложением…

После этого Элронд чуть поклонился и скрылся за дверью, оставив меня наедине с моими мыслями.

Остаться или нет, вот в чём вопрос. С одной стороны, несмотря на принесённые извинения, я всё ещё не доверяла ни эльфийскому Владыке, ни его окружению. Да и остаться вновь одной среди чужаков мне не очень льстило… С другой стороны, слова Элронда, хотелось мне того или нет, были правдивы. Мои практические познания о мире Средиземья можно свести к нулю, и факт, что кто-то устроил за мной охоту, ни коим образом не улучшает моё положение. А здесь, среди чужаков или нет, я смогу набраться необходимых знаний об этом мире. Да и кого я вообще тут знаю? Гномы? Так они только недавно стали со мной общаться, и я ясно осознавала, что мне с ними не по пути. У них своя судьба, у меня своя. И кто знает, может, моё присутствие только усугубит развязку, а то и вообще поменяет всё… Хоббит? Бильбо, конечно, милый, но его жизненный путь пока тесно связан с гномами, и мне не стоит вмешиваться…

Ну и, конечно, Гендальф… Из груди вырвался невольный вздох. Несмотря на все наши частые перепалки, я привязалась к серому волшебнику, и втайне даже считала своим другом. На фоне всех этих средневековых нравов и взглядов, он был просто либералом. Мне было настолько легко с ним общаться, что иногда я забывала, что он всё же из этого мира. А если я решу остаться здесь, кто знает, свидимся ли мы ещё раз. По правде, его мне будет больше всего не хватать. И тут мне вспомнились его слова за завтраком, криво усмехнувшись, я лишь покачала головой. Может, я и видела в нём друга, он же никогда не воспримет меня как равную. Для него я всего лишь человек, попавшийся на пути. Странная, упрямая и глупая женщина, как он любит повторять.

В этот момент чуть скрипнула дверь, и вскоре на балконе появился объект моих размышлений. Гендальф выглядел задумчивым и немного усталым.

— Как я понимаю, ты уже знаешь, что мне предложил Элронд? — тот осторожно кивнул и, встав рядом, облокотился на перила. — И ты, наверное, это одобряешь? — опять кивок. На этот раз я не выдержала. — Ты решил больше со мной не разговаривать? Раз представилась возможность избавиться от постоянно мешающей глупой женщины? — глупо, по-детски, но я уже не могла скрыть своё раздражение.

— Ирина… Прости, — сказано было так тихо, что я подумала, мне послышалось.

— Что? — невольно сама перешла на шёпот.

— Прости, — чуть громче. — Я не в праве был говорить то, что сказал. И я должен был предупредить тебя насчёт Элронда. Или его вовремя остановить…

— Гендальф… — но он меня не слышал.

— Ему не следовало вторгаться к тебе, хотя иногда мне кажется, он делает это неосознанно, это стало для него чем-то вроде привычки. Понимаешь, здесь редко кто это замечает, а уж тем более может или решится дать отпор… Я не думаю, что он ещё раз попробует…

— Гендальф, он уже принёс свои извинения, — он посмотрел мне в глаза и осторожно взял за руки, тяжело вздохнул и продолжил: — Тебе лучше остаться здесь. Тут ты будешь в безопасности. Этот поход с гномами ещё неизвестно чем закончится… — волшебник вдруг остановился на полуслове и улыбнулся. — Хотя о чём это я? Ты же знаешь… Кстати, я никому не поведал об этих твоих знаниях и думаю, тебе тоже не стоит, — я кивнула. — Не теряй надежду. Вдруг всё-таки найдётся возможность вернуться обратно.

На последних словах его голос оборвался и прозвучал глухо. Маг сильнее сжал мои руки, с грустью глядя в глаза.

— Гендальф, не надо. Зачем питать призрачные иллюзии. Надо расценивать ситуацию с разумной точки зрения.

Волшебник кивнул, его пальцы вырисовывали призрачные круги на моих руках. Похоже, он этого даже не замечал.

— Так что ты решила?

Несколько секунд я неосознанно наблюдала за ним, а потом резко выдохнула. Ответ был очевиден.

— Остаться здесь. Пока это наиболее разумное решение, — он кивнул, но как-то неуверенно. — И да, я принимаю твои извинения, но с одним условием…

— Это с каким? — удивился он.

— Сегодня вечером ты должен мне танец, — выражение лица старца было бесценным, но он тут же собрался и лукаво улыбнулся.

— У тебя нет сердца. Заставлять старика танцевать.

— Вот только не надо мне лапшу на уши вешать.

— Что вешать?

— Это выражение такое. Лапша — это блюдо такое… А… долго объяснять! Одним словом, не пытайся оправдаться. Я видела, как ты можешь бегать… — пауза. — Олорин.

При упоминании своего имени, глаза волшебника сверкнули, и он приблизил ко мне своё стремительно помолодевшее лицо. Я нервно сглотнула. Меня затягивало в глубину этих голубых глаз. Он был слишком близко, и, помимо воли, мой взгляд скользнул по его губам… В этот момент в дверь громко постучали.

— Войдите, — отозвалась я, облегчённо выдохнув и отстранившись.

Гендальф, уже в своём привычном облике, нехотя отпустил мои руки. Или мне показалось?..

На пороге появилась Ринеа.

— И где вы были, Ирина? — из-за всех утренних перипетий я совсем забыла зайти к ней на перевязку, и теперь целительница выглядела крайне недовольной. Благо дипломатические навыки Гендальфа пришлись, как никак, кстати.

— Уважаемая Ринеа, прошу прощения. Это моя вина. Я задержал Ирину, — волшебник учтиво поклонился, и лекарь заметно оттаяла. — Думаю, тебе, Ирина, следует проследовать за Ринеей. Я передам Владыке твой ответ.

Я улыбнулась, неожиданно расслабленно и легко, словно до сих пор носила на плечах какой-то груз, и вот его вдруг не стало. Уже в дверях я снова обернулась.

— До вечера, Гендальф. И не забудь, что ты мне должен.

В ответ он хмыкнул и деланно закатил глаза:

— Увидимся вечером.

Глава опубликована: 10.04.2018

10. Лунные знакомые

Луна неуверенно выскользнула из-за туч, проливая свой неясный холодный свет на раскинувшуюся долину, скованную слева дремучей чащей. У самой кромки леса на небольшом валуне вальяжно раскинулась мужская фигура. Незнакомец был укутан в чёрный бархатный плащ, который на фоне дикой природы выглядел особенно неуместно и вычурно. При виде Луны мужчина зашевелился и, откинув капюшон, взглянул на небо. Серебряные лучи скользнули по светлым, коротко подстриженным волосам и бледному утончённому лицу.

Даниэль раздражённо вздохнул и заученным движением извлёк из-за пазухи серебряный портсигар. Затем, чиркнув зажигалкой, поджёг сигарету и задумчиво закурил. Терпение было на исходе… По его расчётам, они уже давно должны были быть здесь. Тонкие губы презрительно скривились: как же он не любил иметь дело с орками. Громкие, неотёсанные и грязные — они его ужасно раздражали, но в этот раз без них, увы, было не обойтись, с ними надо было встретиться и предупредить их главного. Даниэль искренне надеялся, что хоть у этого будет побольше серого вещества в черепной коробке, чем у того идиота Джонни.

К тому же если Даниэль всё правильно просчитал, а рыжий придурок ничего не напутал с датами, то следующий шанс поймать девицу будет, как только гномы и «Белоснежка» покинут Ривенделл. Конечно, при условии, что она отправится с ними… В противном случае придётся разрабатывать альтернативный план действий: пробираться к эльфам и так далее… Но Даниэль всё же рассчитывал на то, что «Белоснежка» гномам не изменит.

Мужчина скучающе оглянулся и лениво стряхнул пепел на траву. Нет, он всё-таки не любил всё это дерьмо типа единения с природой. Намного вольготнее он чувствовал себя при дворе очередного короля или владыки. Благо тут их было множество, да и умирали они с завидной скоростью, поэтому можно было не опасаться быть узнанным…

Даниэль встал размять затёкшие ноги, брезгливо отряхивая траву с расшитого камзола, когда близлежащие заросли зашевелились, и из леса вышли двое орков. Один из них был на полторы головы выше светловолосого мужчины и почти на три выше своего горбатого спутника. Высокий орк занимал определённый статус: на нём были добротные доспехи из матового чёрного металла, а из-за спины выглядывала секира довольно внушительных размеров. Открытые же участки бледной кожи были испещрены шрамами, что для непосвященных могли казаться следами от былых сражений — на самом же деле, каждый шрам указывал на ранг и статус его носителя. Тот, что гордо возвышался сейчас над Даниэлем, был большой шишкой, и явно не радовался тому, что ему пришлось снизойти до встречи с жалким человечишкой.

Мужчина криво ухмыльнулся: казалось, он совсем не боялся двух вооружённых до зубов воинов и теперь, не стесняясь, разглядывал бледного орка. Тот в свою очередь лишь зло сощурил глаза и что-то бросил сопутствующему его уродцу, который вразвалку вышел вперёд.

— Азог Осквернитель желает знать, кто ты? И зачем ты, жалкий смертный, позвал его сюда?

Даниэль, неторопливо оглядев их, сел на валун, извлёк очередную сигарету и чиркнул зажигалкой. Мелкий орк испуганно отшатнулся, а Азог, обнажив клыки, глухо зарычал. Но он не обращал на это никакого внимания, продолжая курить.

— А у меня к тебе дело, Азог. И я его буду обсуждать наедине. Без свидетелей, — он вальяжно выпустил дым и закинул ногу на ногу. Бледный орк расправил могучие плечи и что-то гаркнул спутнику.

— Ты ничто, чтобы здесь приказывать. Азог Осквернитель сам будет решать, с кем и в чьём присутствии разговаривать. И для твоего же блага, надейся, что твоё дело того стоит, иначе бы тебя, человеческое ничтожество, уже давно порвали варги…

— Не думаю, — прервал его курильщик. Его глаза зло сверкнули, хотя губы растянулись в деланной улыбке. Лёгкий взмах руки — в тот же момент из кустарника бесшумно выпрыгнули три огромные серые собаки с абсолютно чёрными глазами. Существа замерли перед мужчиной. Малый орк боязливо попятился, а вот его бледный начальник уставился на существ расширенными и полными удивления глазами. Даниэль грациозно поднялся с камня.

— Я вижу, Азог, ты узнал их, — взгляд орка метнулся к человеку.

— Кто ты? — прорычал он, и его голос эхом отозвался в ночной тишине.

— Без свидетелей, — холодно отрезал он.

— Он уже свидетель, — усмехнулся орк.

Человек зло сплюнул на траву, с губ слетел невнятный шёпот. Повинуясь приказу, одна из собак сорвалась с места и прыгнула на горбатого уродца. В следующее мгновение её челюсти с ощутимым лязгом сомкнулись на его шее, без труда её перекусывая. Голова покатилась по поляне… Второй зверь тут же поймал её лапой и проглотил.

— Уже нет, — воцарившееся молчание прорезал ироничный голос Даниэля. — Теперь мы можем, наконец, поговорить или будем и дальше разводить любовные прелюдии? Я и так заждался вас в этом проклятом лесу.

— Говори, что у тебя за дело, — казалось, произошедшее на поляне никак его не тронуло, и орк говорил на удивление размеренно.

— Я знаю, что твои лазутчики засекли здесь отряд гномов, но упустили.

— Это всё проклятые эльфы…

— Мне на это плевать, да и не это важно. Мне нужно знать, когда это было? — тон человека стал абсолютно безэмоциональным и холодным.

— Три дня назад, — Азог еле-еле сдерживал ярость: воспоминание о том постыдном провале до сих пор жгло его гордость.

— Отлично. Теперь слушай, если хочешь заполучить голову Дубощита…

— Откуда ты зна… — глаза орка полыхнули огнём.

— Не перебивай! — Даниэль раздражённо прикрикнул, а собаки глухо зарычали. — Если хочешь поймать гномов, направляйся в Мглистые горы. Они там будут через десять дней…

Он ещё какое-то время в деталях объяснял орку, где надо поджидать отряд. Пока не перешёл к самому главному:

— С гномами, скорее всего, будет девица. Человек. Кажется, с тёмными волосами… Чёрт, надо было спросить у Джонни, как она точно выглядит. Ладно, поздно уже…

— И что мне с ней делать? — с ухмылкой прервал его размышления орк.

Бледнолицый вскинул голову и щёлкнул пальцами:

— Точно! Тебе надо будет её поймать. И позаботиться, чтобы ни волосок с её головы не упал. Я уж и не говорю о том, чтобы ты или кто-то из твоих молодцов вздумал с ней позабавиться… — протянул он, иронично изогнув бровь.

На это орк лишь грязно хохотнул:

— Ну я же не могу отвечать за то, что может произойти во время боя или после… — человек поджал губы, но тут же улыбнулся.

— А придётся, — отрезал Даниэль. — Видишь ли, она нужна в целости и сохранности кое-кому очень важному. И тебе точно не захочется перед ним отвечать за испорченный товар.

— Это кому же? — ухмыльнулся Азог. — Уж не тебе ли?

— Ты сам скоро узнаешь. Но для её сохранности он посылает с тобой вот этих милых созданий, — он кивнул в сторону собак. — Думаю, одной демонстрации достаточно, чтобы понять, что будет с каждым, кто подойдёт к ней ближе, чем требуется.

Бледный орк с едва уловимой опаской покосился на серых существ.

— Как я её узнаю? Вдруг с гномами будет не одна девка?

— Сомневаюсь… Но эту ты узнаешь. Она другая… — Даниэль грациозно взмахнул рукой. — Ты поймёшь это по запаху. Вернее то, что осталось от твоей эльфийской сущности, это учует.

— Кто она? — прорычал Азог, раздражённый упоминанием эльфов.

— А вот этого тебе знать не обязательно. Доставь её ко мне, и мой заказчик будет с тобой щедр, как никто другой. Но я надеюсь, что когда он с ней покончит, она достанется мне. У меня на её счёт столько планов… — Даниэль мечтательно улыбнулся, отчего у орка по спине пробежал холодок. — Однако не будем забегать вперёд. Так ты всё понял, Азог Осквернитель?

— Да, — недовольно рыкнул орк, которому явно не по душе был тон наглого смертного. — Только вот кто ты, человек? Ты сам так и не представился, только передал метку с лазутчиком…

— А тебе этого не достаточно? — его собеседник открыто иронизировал. — Ну что же, если ты так настойчив, я не могу тебе отказать. У меня много имён. Что там было из последнего… Ах да, «Похититель тел»! — Азог невольно отшатнулся.

— Ты — это он? — Даниэль наслаждался замешательством орка.

— Что? Не так ты меня представлял? — он гордо и хвастливо вскинул голову. — Надеюсь, не разочаровал… А если и так, то… Ну и ладно. Мне пора. Ждёт меня моё недавнее приобретение. Очаровательная дама из, кажется, Роханских степей. А я никак не могу заставлять даму ждать.

Светловолосый учтиво поклонился и коротко свистнул. Откуда-то из темноты появился вороной жеребец. Даниэль легко запрыгнул в седло и, опустив капюшон так, что виден был лишь рот, чуть улыбнулся.

— Не забывай, орк, о том, что я тебе сказал. И она должна быть абсолютно нетронутой, — с этими словами он развернул коня и исчез в ночи.


* * *


Как только всадник в чёрном плаще растворился во мраке, из кустов появился ещё один орк. Он был чуть ниже бледного предводителя, но не уступал ему в размахе плеч и количестве шрамов. Новоприбывший прищурившись смотрел в сторону, где скрылся человек.

— Ты и правда думаешь, что это был он?

— Не знаю, — Азог криво усмехнулся. — Но если он тот, за кого себя выдаёт, это многое объясняет…

— И что же?

— То, почему его никто до сих пор не видел. То, что никто не смог поймать. Ну и то, с какой лёгкостью ему удаётся всё проделывать, — Азог слегка повернулся ко второму орку. — Согласись, на этого лилейного красавчика никто и никогда ничего дурного не подумает?

— Нет. Скорее всего, нет, — тот, что пониже, покачал головой. — Но зачем ему эта девица?

— Ты слышал. Он говорит для его заказчика.

— И ты веришь ему, Азог?

— Не совсем. Но учитывая этих тварей… — бледный орк задумчиво посмотрел на всё также недвижимых серых собак перед ним. — Я уверен в одном: у этого жалкого человечка нет своих сил, чтобы управлять ими, а значит, за ним действительно стоит кто-то более могущественный. Посмотрим, когда поймаем девицу, а заодно и разберёмся с Дубощитом.

Лицо орка исказила гримаса ярости, а правая рука непроизвольно потянулась к левой, которая в локте обрывалась грубым металлическим протезом с острыми крюками. Но в тот же миг орк отдёрнул руку, словно очнулся от размышлений.

— Скажи, Сурд, ты ведь видел её? Что она из себя представляет?

Второй орк какое-то время ничего не говорил, будто припоминая.

— Она была далеко. Деталей я не разобрал. Да и они с магом удирали с такой скоростью, точно их ветер нёс…

— Она была с магом? — прервал его Азог.

— Да. Он её ни на шаг не отпускал. Вцепился в руку намертво, — Сурд криво усмехнулся. — А так — на вид самая обычная человеческая женщина.

— Да нет… Была бы обычная — бежала бы с гномами. А тут сам Серый волшебник её за собой тащит… — бледный орк замолчал и погрузился в размышления. Затем, чуть прищурившись, тихо прорычал: — Сдаётся мне, этот «Похититель» или как его там, не всё нам рассказал. Не думаю, что она кому-то нужна просто для утех. Теперь и мне самому очень интересно на неё посмотреть… Сурд, собирай всех. Чтобы к утру были готовы. Выдвигаемся с первыми лучами. Я хочу добраться до Мглистых гор вовремя.

Второй орк низко поклонился и исчез в лесной чаще.

Азог же ещё стоял на поляне, погружённый в раздумья. Затем, нахмурившись, он резко развернулся и сделал шаг к лесу, но тут же оглянулся через плечо: как и предполагал, три собаки чуть подёрнулись дымкой и теперь выглядели полупрозрачными. Ещё один шаг — и от них остались лишь серые туманные очертания, которые уже двинулись за орком. — Значит, действительно будут следовать, — орк глухо зарычал. Азогу Осквернителю совсем не нравилось навязанное присутствие этих «наблюдателей», но и отделаться от них он не мог, даже если бы очень захотел. Этих тварей он встречал раньше и знал, что подчинялись они только своему хозяину.

Орк стремительно зашагал к лесу и вскоре скрылся за деревьями. На опустевшей поляне осталось лишь обезглавленное тело.


* * *


Вечер того нервного дня ознаменовался очередным торжественным ужином во дворце Элронда. Неужели у эльфов могло быть столько причин для празднований? Такими темпами по количеству праздников они переплюнут и мою дорогую Родину. Но больше раздражало неизменное обязательное присутствие. Погружённая в эти хмурые мысли, я нехотя вступила в праздничный зал. Как требовал придворный этикет, поприветствовала Владыку и его гостей и, стараясь игнорировать обращённые в мою сторону взгляды, присоединилась к гномам.

В этот раз на мне было платье кроваво-красного цвета, из-за которого я заслужила больше внимания, чем того хотелось. А ещё, мне было очень интересно познакомиться со своим стилистом и портным. Этот кто-то не только в тайне (и неизвестно когда) снимал с меня мерки, но и, казалось, специально выискивал для меня самые выделяющиеся и кричащие наряды. Но свободы выбора в отношении одежды не было и приходилось надевать то, что приносили молчаливые эльфийки.

После утренних встрясок и краткосрочного душевного облегчения и подъёма, я чувствовала себя какой-то онемевшей и пустой, меланхолично гоняя несчастный лист салата по тарелке. Гномы, уже покончившие с ужином, на моё счастье, меня не трогали и были заняты своими разговорами. Только Бильбо кидал в мою сторону обеспокоенные взгляды: во время похода он взял на себя негласные обязанности о моём питании и даже сегодня постоянно пытался подложить еды на тарелку.

— И долго ты будешь мучить этот лист? — раздался над головой голос Гендальфа.

— Я его кушаю, — оправдалась я.

— Вот уже как битый час? Он что, разрастается или убегает?

Маг явно был в приподнятом расположении духа. В отличие от меня.

— Ты что-то хотел, Гендальф?

— Да. Я, кажется, тебе должен… — я удивлённо вскинула брови и развернулась к нему лицом.

— Сейчас?

— Это было твоё условие. Или ты уже передумала? — краем глаза я заметила, что на нас уже стали оборачиваться окружающие. Эльфы, наверное, никогда не слышали про любопытную Варвару…

— Вовсе нет. Я о тебе заботилась. Возраст и всё такое… — выкрутилась я.

— Глупости, — маг уверенно потянул меня за руки. — А то сидишь с таким видом, будто кто-то умер.

Знал бы он, как был близок к правде в своих догадках… Но мне ничего не оставалось, как последовать за ним. Многие из танцующих пар стали на нас оглядываться — мы явно привлекали внимание. В этот момент заиграла другая мелодия. Гендальф привлёк меня к себе и довольно резво повёл в новом танце.

Мы с волшебником кружились среди других пар, изредка сменяя партнёров, и вновь возвращаясь друг к другу, переплетая руки. Чем быстрее становилась мелодия, тем чётче сквозь облик почтенного старца проявлялся образ Олорина. Его лицо словно отражение в воде, подёрнулось мелкой рябью… И теперь со мной танцевал молодой статный мужчина со светло-каштановыми волосами и сияющими голубыми глазами. Почему-то эта смена заставила меня занервничать. Когда мы в очередной раз оказались лицом к лицу, я не удержалась:

— Скажи, а другие тоже могут тебя видеть сейчас таким? Или это только для меня припасено?

Он ничего не ответил, лишь улыбнулся.

Мои щёки невольно вспыхнули: теперь я старалась смотреть куда угодно, только не на мага. Я так увлеклась, что и не заметила, как музыка подошла к концу. Мы учтиво поклонились друг другу и наконец-то разошлись в разные стороны.

Мне резко стало не хватать воздуха. Стараясь не смотреть вокруг, я поспешила скрыться на балконе, всё время чувствуя провожающие меня взгляды. Опять отличилась… Дёрнуло же меня с ним танцевать. Но вот шумный зал остался позади, и наконец можно было дышать полной грудью. Прохладный ночной воздух действовал отрезвляюще, помогая унять мечущиеся мысли. Я тяжело вздохнула, устремив взгляд ввысь, где ночное светило неторопливо двигалось в окружении звёздной пыли. Это уже была не игра, не сон и не приключение в волшебной стране. Это в одночасье стало моей реальностью и, по словам Элронда, уже неизбежной… Никто не знал, зачем и как я сюда попала, но пока все, кто встречался, были уверены в одном — они не знали никакой возможности отправить меня обратно.

Внутри что-то оборвалось; окружающий мир потускнел. Я только сейчас осознала значение всего происходящего: на балконе стояла глупая, одинокая женщина, которая оказалась так далеко от всего ей близкого, что заигравшись и запутавшись, чуть не потеряла себя. Чтобы не закричать и не разрыдаться, я с силой сжала кулаки, с мрачным удовольствием чувствуя, как ногти впивались в ладони. Пусть… Я до боли закусила губу. Пусть… Боль отрезвляет, не даёт сойти с ума, вбирая в себя частички безумия. Нет, мне не хотелось верить. Ведь не может быть всё потеряно? Гендальф, Элронд — они не единственные в Средиземье, кто был наделён знаниями. Да и сам волшебник посоветовал мне не терять надежду. А значит, всё же был шанс, пусть один на миллион. Судорожно выдохнув, я прижалась к перилам.

— Миледи, вам нехорошо? — нехотя разжав кулаки и придав лицу, по возможности, спокойное выражение, я обернулась. За моей спиной стоял Элладан.

— О нет, милорд. Со мной всё в порядке, — улыбнулась я. — Наверное, просто ещё не совсем оправилась… Думаю, мне стоит вернуться к себе, — мне надо было побыть одной и подальше от этого эльфа.

— Я провожу вас, — он шагнул ко мне навстречу.

Только этого мне сейчас не хватало.

— Благодарю вас, милорд, но это лишнее, — попыталась я выкрутиться, отступая к выходу, но он ловко поймал меня за руку.

— Я думаю, мне всё же стоит проводить вас…

— Не беспокойся, Элладан. Я возьму это на себя, — в дверях появилась высокая фигура волшебника. Гендальф размеренно подошёл к нам, чуть улыбнулся, но взгляд остался настороженным.

— Тогда доброй ночи, миледи. Надеюсь, завтра вам будет лучше.

Сын Владыки легко поцеловал мою руку и нехотя удалился. Напоследок как-то странно посмотрев на волшебника.

Моим первым импульсом было подобрать подол этого платья-маяка и припустить по направлению к себе. Вместо этого, я оперлась на подставленный Гендальфом локоть, и мы молча покинули балкон и, степенно прошествовав через торжественный зал, скрылись в безлюдных коридорах дворца.

— Тебе нехорошо? — нарушил наконец тишину волшебник.

— Наверное, — выдохнула я и снова затихла. В этот раз мы на удивление быстро добрались до моей комнаты, чему я была несказанно рада.

— Я попрошу Ринею зайти к тебе.

— Нет, не надо, — спешно ответила я. — Мне просто нужен покой.

Он больше ничего не сказал, за что я ему была благодарна.

В ту ночь я долго и тихо плакала: уставившись в потолок, лежала на необъятной кровати, а из глаз текли слёзы, скользили по вискам, путались в волосах. А когда взошло солнце, вдруг ясно поняла, что мне совсем не хотелось оставаться в одиночестве и купаться в волнах жалости к самой себе. Ещё из своего мира я помнила, к чему это может привести. А ещё я вдруг осознала, что всё это время просто плыла по течению, воспринимая этот мир, как игру, как приключение, лишь наблюдала и ждала, что со мной произойдёт дальше, ничего не делая сама. Если это останется моей реальностью, я никак не могла позволить себе и дальше безвольно ждать разрешения своих проблем кем-то со стороны, а должна позаботиться о себе сама, и начать стоило как можно скорее…

Сразу после завтрака я отправилась к Владыке, памятуя о его обещании помочь с моими бесконтрольными всплесками то ли энергии, то ли магии. Если мне выпало теперь с этим жить, то было бы неплохо разобраться и научиться с этим обращаться. Элронд на удивление быстро согласился и, как мне показалось, был не менее заинтересован, чем я. Так мы договорились, по возможности, каждый день встречаться у него в кабинете сразу после завтрака.

Уже ближе к обеду, я сумела-таки, отыскать Гендальфа, чтобы возобновить наши занятия по улучшению моего корявого Всеобщего. Однако вместо ответа, он попытался выпытать подробности вчерашнего вечера. Я отмахнулась тривиальным «голова разболелась», и маг в конце концов сдался. Потом были обед, перевязка у Ринеи, и снова «урок» с Гендальфом, на этот раз уже по магии. И если с Элрондом было большое теории, то маг делал упор на практику: как распознавать потоки, направлять их, прислушиваться к тому, что они пытались мне сказать.

За этими занятиями я не заметила, как пролетел день, и вот теперь возвращалась в свои покои уже в полной темноте. Моя голова гудела от избыточной мозговой активности и постоянной концентрации, но в то же время не было ни одной конкретной мысли. Приятная усталость сковывала тело, и как только я упала на кровать, меня забрал в свои цепкие объятия Морфей. Последнее, что промелькнуло в голове, было намерение разобраться завтра со своим гардеробом: мне определённо надоело, что меня одевали как куклу, не спрашивая моего мнения. Если же понадобится что-то оплатить — кое-какие деньги у меня ещё оставались.


* * *


День летел за днём, и уже шла вторая неделя моего пребывания в Ривенделле. Так сложилось, что ужинала я обычно в обществе Бильбо в отведённых гномам покоях. Здесь было спокойнее — подальше от банкетных залов, избегая нечаянных встреч с темноволосым эльфом и изучающих глаз его собратьев. Хоббит тосковал, и всё здесь ему было так же чуждо, как и мне. Поэтому, найдя во мне благодарного слушателя, он воодушевлённо рассказывал мне о Шире, о своём доме и многочисленных родственниках. Однажды, смущённо покраснев, он взял с меня обещание, что я как-нибудь приеду к нему погостить… Я не могла ему отказать, хотя в душе даже не знала, что будет со мной через неделю.

Было заметно, что и гномы скучали, проводя все дни за едой, сном и тренировками. Из обрывочных фраз я поняла, что отряд с нетерпением ждал конца недели и наступающего полнолуния, после которого было решено отправиться снова в путь. Нет, я не могла назвать их друзьями, но и абсолютно чужими мы не были, что для меня в этом мире стало очень важным. Я гнала мысли о скором расставании прочь, в свою очередь, как можно плотнее забивая свой день всяческими делами и занятиями, а с наступлением темноты, сидя рядом с хоббитом, иногда тихо курила или просто отрешенно смотрела в пламя костра, разведённого прямо на мраморных плитах балкона. В один из таких вечеров ко мне неожиданно подсел Кили.

— Покажи свой кинжал, — начала он без прелюдий. Я молча извлекла оружие из ножен и протянула ему. Он со знанием дела рассматривал мерцающий клинок.

— Тонкая работа. И лезвие отлично заточено. Вообще похоже на эльфийскую работу, — залюбовался он, но тут же спохватился. — Но гномы сделали бы лучше. Откуда он у тебя?

— Да подарили, — улыбнулась я.

— Хм-м-м, дорогой подарок, — я удивлённо взглянула на гнома, который продолжил. — А ты обращаться с ним умеешь?

— Ты видел.

— Значит, нет… Хочешь научу? — его глаза азартно загорелись. Да, им, похоже, действительно было скучно…

И дёрнуло же меня согласиться. Уже после первого урока стало ясно, что Кили подходил к обучению серьёзно, а вот ученица из меня была никудышная. За время наших непродолжительных занятий я насобирала столько синяков и царапин, сколько, наверное, за всё время моих странствий со мной не приключилось. Тем не менее, каждую ночь, обессиленно валясь на кровать, я с благодарностью приветствовала почти полное отсутствие мыслей… Но вот в редкие моменты свободного времени и покоя, я почти сразу ощущала сдавливающую горло тоску и отчаяние, поэтому всеми силами старалась свести это время на нет.

Однажды, я в потёмках возвращалась к себе после затянувшейся тренировки с Кили, когда проходя мимо очередного затемнённого алькова, вдруг почувствовала чьё-то присутствие. В следующее мгновение кто-то поймал меня за запястье, увлекая во тьму. Моя рука уже метнулась к кинжалу, как совсем рядом раздался знакомый голос.

— Ирина, это я.

— Элладан? Что ты здесь делаешь? Ой, простите, делаете…

— Оставь. Я хочу с тобой поговорить.

— Ночью? В закоулке?

— А где мне тебя ещё поймать? Ты пропала… Или ты меня избегаешь? Я тебя обидел?..

Я тяжело вздохнула, вдруг понимая, каким глупым и детским было моё поведение. Мне стоило сразу с ним объясниться, а не прятаться в лабиринтах дворца.

— Идём, — я потянула его за собой в направлении сада. — Поговорим там.

В темноте коридоров голоса звучали слишком громко.

Если вначале я планировала свести объяснения к тривиальному «дело не в тебе — дело во мне», то лишь взглянув на эльфа, сразу отмела эту идею. Возможно, такое пояснение и было нормой в моём мире, но мне не хотелось бы начать своё пребывание в Ривенделле с очевидной лжи. Поэтому, глубоко вздохнув, я выложила Элладану всё как есть. О том, что, может, и испытывала к нему симпатию, но из-за всего происходящего сейчас в моей жизни, не могла трезво оценивать ни свои мысли, ни эмоции. Где-то там осталась моя семья, где-то там остался и тот, кого я так трепетно любила, и кто всегда любил, поддерживал и понимал меня. Это было сейчас так далеко, но сердце не знает расстояний и границ времени… Поэтому, даже узнав, что, возможно, никогда и никого из них не увижу, я не могла просто взять и перечеркнуть свою прошлую жизнь.

Чем больше я говорила, тем сильнее сжималось сердце, перехватывая дыхание: многое до этого момента я не решалась озвучить даже самой себе… Я и не заметила, как замолчала, и ночную тишь прекрасных садов нарушало только моё прерывистое дыхание. Набравшись смелости, я повернулась лицом к эльфу — во время своей продолжительной тирады я ни разу на него не взглянула.

Элладан неотрывно смотрел на меня с выражением вины и грусти во взгляде.

— Прости меня, — он вдруг крепко обнял меня, а я неожиданно облегчённо уткнулась к нему в грудь. — Я не знал. Ничего не знал. Теперь всё понимаю. А вот я повёл себя недостойно…

— Прекрати, — я отстранилась и заглянула ему в глаза: в них не было ни страсти, ни огня, но тепло и понимание. — Ты не знал. Я же, вместо того, чтобы всё рассказать, вела себя как ребёнок… Пряталась…

Уголки его губ дёрнулись вверх:

— Знаешь, ты чем-то напоминаешь мне мою сестру. Она тоже часто всё усложняет, вместо того, чтобы напрямую разобраться, — я невольно улыбнулась. Элладан отступил и взял меня за руки. — Твои чувства и эмоции мне понятны, ведь я тоже терял дорогих мне людей. Тебе нужно время во всём разобраться, — я кивнула, а он продолжил. — Но я и не буду отказываться от своих поступков, потому что они шли от сердца. Только у меня и в мыслях не было тебя оскорбить или к чему-то принуждать. За это прими мои искренние извинения, — я снова кивнула, а губы растянулись в улыбке. — Но позволь мне и дальше видеться с тобой, Ирина. В качестве друга. Остальное — время покажет.

— Время покажет, — вторила я шёпотом. — Спасибо, мило… Элладан.

Он поднёс мои руки к своим губам и поочерёдно легко поцеловал.

— Значит ли это, что ты, Ирина, принимаешь мою дружбу? — в его глазах заплясали хитрые искры.

— Да. И в свою очередь предлагаю тебе свою.

Мы оба тихо и облегчённо рассмеялись.

Ещё какое-то время мы бродили по садовым тропинкам, тихо беседуя. Мне стало ощутимо легче, и часть внутреннего напряжения исчезла. Узнав о моих тренировках с Кили, сын Владыки тоже вызвался меня проинструктировать. Я же, дура, опять согласилась. А на следующий день еле-еле доплелась до спальни, удивляясь, как мой новоиспечённый друг не переломал мне все кости. Тем не менее, исцарапанная, с ноющими руками и ногами, я засыпала почти счастливой. Тогда мне казалось, что я нашла своё место в мире Средиземья, и моя жизнь входит в более размеренное русло. Но уже скоро подует ветер, и меня, как былинку, понесёт дальше…


* * *


Два дня назад было полнолуние. А потом — долгий разговор между ним, Элрондом и Торином. Получив долгожданное толкование рун, король-под-горой заметно посветлел. Да и Гендальф прекрасно понимал, что гномам не терпелось снова отправиться в путь и поскорее покинуть владения эльфов. Несколько дней назад он сам посоветовал им начать сборы. А вчера на восходе отряд Торина Дубощита незаметно покинул Ривенделл и направился к Мглистым горам. Почему маг так настаивал на этом? Он и сам не знал… Но гномы были уже далеко, за них можно было не волноваться…

Волшебник стоял на одной из многочисленных террас дворца, устремив немигающий взгляд за горизонт. На сегодняшний вечер была назначена встреча белого совета, и его ни на секунду не покидало странное чувство тревоги. Он прекрасно понимал, что принесённые им новости не многим придутся по нраву, поэтому в этот утренний час искренне наслаждался тишиной, набираясь сил и мысленно себя подготавливая… Вот только к чему?.. Гендальф прикрыл глаза, наслаждаясь первыми робкими лучами солнца. Ему удалось уговорить Элронда не упоминать об Ирине. Пока… Но теперь маг уже не был так уверен. Да и как отреагирует древний эльф на внезапное исчезновение гномов?..

Ирина… Волшебник тяжело вздохнул, снова устремив взор к чернеющим горным вершинам. Скоро ему придётся покинуть её. И кто знает, как надолго?.. Он видел, как с того самого дня она поменялась, как потускнел и потяжелел взгляд. Она намеренно забивала весь день всяческими делами, изматывая себя до полуобморочного состояния. Ему казалось, она постоянно пыталась куда-то убежать, спрятаться за уроками Всеобщего, занятиями с Элрондом и изматывающими тренировками. Несколько раз он пытался её расспросить, но в ответ было лишь одно ничего незначащее «всё хорошо». Молодая женщина упорно хранила молчание, всё больше замыкаясь в себе, отдаляясь ото всех. Хотя их неожиданная дружба с Элладаном не могла остаться незамеченной. Но даже рядом с эльфом, улыбаясь, её глаза оставались неспокойными.

Помимо воли Гендальф переживал за неё. Кто знает, к чему может привести это внутреннее уединение… Может, это только временно? Период адаптации? Или, быть может, это были уже предвестники того, что… Он покачала головой, отгоняя мрачные мысли. Ему придётся ей рассказать, хотя в последнее время он всё больше склонялся к тому, чтобы отсрочить их разговор до его возвращения от Одинокой горы. Маг удивлённо замер: ведь он даже и не допускал другой мысли. Для него вдруг стало совсем естественным, что после всего он вернётся сюда. Гендальф грустно усмехнулся: «О чём ты думаешь, старый дурак… Кто знает, где она будет тогда?..» А ещё была опасность, что она всё узнает сама. О последствиях он даже не хотел думать. Нет, разговор должен состоятся до его отъезда, хотелось ему этого или нет.


* * *


Уже смеркалось, а я всё бесцельно бродила по коридорам дворца, снова и снова прокручивая в голове позавчерашний вечер. Ещё за ужином (в этот раз опять в главном зале дворца) я заметила, что гномы вели себя как-то необычно: постоянно перешёптывались на Кхуздуле и многозначительно переглядывались. А после Кили вдруг заговорщицки пригласил присоединиться к отряду в отведённых им покоях. Это было немного странно, потому что обычно гномы никого особо не приглашали, да и вообще время после ужина проводили исключительно своей компанией.

Когда же я вышла на просторный балкон и увидела в стороне собранные заплечные мешки, я вдруг всё поняла. Они уходили, и, скорее всего, уже сегодня. Отсюда и вся эта таинственность за ужином… Я почувствовала себя немного не в своей тарелке. Да и было ли вообще уместно моё присутствие?.. В этот момент ко мне подошёл Двалин и, подмигнув, протянул наполненную пивом кружку. Тогда сомнения отпали сами собой, и, благодарно улыбнувшись, я устроилась между двумя братьями у костра.

Вечер, по гномьим стандартам, был тихий. В этот раз не доставали музыкальных инструментов, не отплясывали залихватски, а лишь негромко переговаривались и задумчиво пели. Попивая пиво, я внимательно рассматривала каждого из них, стараясь запомнить их лица до мельчайших подробностей. Ведь многих я уже никогда не увижу…

Внутри меня боролись чувство и разум. Первое кричало о том, чтобы всё им рассказать, предостеречь, попытаться спасти. Разум же постоянно напоминал слова Гендальфа о том, что если гномы узнают об исходе заранее, всё может измениться, причём не в лучшую сторону. Ведь даже сам волшебник не захотел меня ни о чём расспрашивать. Ну и в-третьих, кто я, чтобы лезть в их судьбу? Послушает ли гордый король слова странной чужеземки?

В тот момент, когда мой взгляд остановился на двух молодых гномах, в груди кольнуло. Фили и Кили, как обычно, подшучивали друг над другом. Они были так полны жизни, что не хотелось даже и верить, что через несколько месяцев их бездыханные тела окажутся одними из многих, оставшихся на поле боя… Я не заметила, как на глаза навернулись слёзы, пока Кили не дотронулся до моего плеча.

— Почему ты плачешь? — я нервно сглотнула, резко опрокидывая в себя остатки пива.

— Это ничего. Просто воспоминания, — тихо прошептала я, чувствуя обращённые в мою сторону взгляды и других гномов.

Вдруг я поняла, что надо уходить, иначе не смогу сдержаться и расскажу всё, что знаю. Я решительно поднялась и уже чуть громче добавила:

— Я благодарю вас за всё и желаю вам успеха и удачи в вашем деле, — ведь официально я ничего не должна была знать об истинной цели похода. — И, надеюсь, что когда-нибудь я с кем-нибудь из вас ещё увижусь.

На последней фразе голос предательски дрогнул. Гномы молчали. Я учтиво поклонилась и уже было направилась к выходу, как меня окликнул Торин:

— Постой, — я замерла на месте, слыша, как король поднялся и размеренно подошёл. — Ирина? — мне ничего не оставалось, как обернуться. Торин стоял передо мной, испытывающе глядя в глаза: — Ты знаешь, куда мы идём?.. — это было скорее утверждение, чем вопрос, и, вздохнув, я только утвердительно кивнула. — Как давно?

— С того момента, как вас встретила, — врать было не к чему. А вот гном заметно напрягся.

— Кто тебе рассказал? Волшебник? Или кто-то из отряда? — его взгляд стал тяжёлым и полыхнул огнём. Я отрицательно покачала головой.

— Мне никто ничего не рассказывал. Я всегда это знала, — Торин смотрел на меня настороженно, будто пытался прочитать мои мысли.

— Ты знаешь ещё что-то… — его голос стал вдруг тихим и осторожным. Я молчала, не зная, что ответить, чтобы не выдать слишком многого.

— Она знает об исходе. Но ей нельзя об этом говорить, — от неожиданности я чуть не подскочила на месте. Гендальф появился из темноты совершенно незамеченный и теперь стоял рядом со мной. — Если мы узнаем будущее, то можем нарушить цепь событий и, таким образом, изменить конечный результат.

Король гномов молчал, словно что-то обдумывая. Его взгляд скользил от меня к волшебнику и обратно, пока он вновь не обратился ко мне.

— Если ты и вправду знаешь, чем всё закончится, то ответь мне только на один вопрос, — я напряжённо кивнула.

— Я постараюсь, но оставляю за собой право и воздержаться…

— Вернуться ли гномы в Эребор?

После нескольких секунд молчания, я ответила:

— Да.

Король-под-горой неотрывно смотрел мне в глаза. Он хотел было ещё что-то спросить, но в последний момент передумал.

— Благодарю тебя, Ирина, за то, что поделилась этим знанием. Для нас это многое значит, — гном немного расслабился и протянул мне руку, которую я с готовностью пожала. — Если Махалу будет угодно, и мы вернём то, что было утеряно, я буду рад принять тебя гостьей в королевстве Эребор, — от его слов в груди болезненно защемило.

— Благодарю и тебя, Торин из рода Дурина, — скажи я больше, это было бы уже ложью.

Торин, словно прочёл что-то в моих глазах и, едва кивнув, лишь сильнее сжал мою руку.

Дальнейшие прощания пролетели как во сне. Кто-то крепко пожимал руку, кто-то заключал в стальные гномьи объятия. Последним передо мной оказался Бильбо. Хоббит смотрел на меня с такой тоской, что я не удержалась и сама его обняла.

— Не грусти, — прошептала я. — Мы ещё увидимся.

— Береги себя, — неожиданно ответил он. — Ты сильна духом, но иногда забываешь, что тело твоё не неуязвимо… Не бойся иногда признаться, если тебе нужна помощь.

Я удивлённо посмотрела на хоббита. Маленький человечек оказался намного проницательней, чем думали многие.

— Я постараюсь, — улыбнулась я, снова заключая его в объятия.

Вскоре после этого я покинула отряд, а потом долго лежала на широких перилах своего балкона, разглядывая звёзды, с тоской понимая, что скоро вслед за ними уйдёт и он. А значит, я снова останусь одна. Почти одна…


* * *


Звенящую тишину ночного дворца нарушали лишь шелест мантий и размеренное постукивание посоха о мрамор пола. Тук-тук-тук — билось в унисон и его сердце. Маг не мог понять, зачем Саруман настоял на этой прогулке вдвоём. Ведь с того момента, как они покинули кабинет Элронда, белый волшебник не проронил ни слова. А вот Гендальф не мог избавиться от чувства возрастающего беспокойства. Лицо главы ордена было абсолютно непроницаемым, и только во взгляде сквозило неприкрытое высокомерие и что-то ещё, что Гендальф не мог распознать.

Когда оба волшебника оказались в саду, Саруман вдруг остановился, окинув своего спутника мрачным взглядом тёмных глаз. При свете Луны преломляющиеся тени придавали лицу белого мага какое-то хищное выражение.

— И долго ты будешь молчать, Олорин? — от неожиданности вопроса Гендальф вздрогнул.

— О чём ты, Саруман? Если ты о гномах, то моей вины в том, что они покинули долину, нет, — Саруман прищурился, но тут же небрежно отмахнулся.

— Твоя недальновидность в отношении гномов меня не удивляет. Ты слишком много времени проводишь среди смертных, и от этого страдает твоя проницательность. Я жду, когда ты мне расскажешь о другом, — Серый маг вопросительно вздёрнул бровь. — Вернее о другой, — с улыбкой уточнил Саруман.

Гендальф напряжённо молчал, судорожно соображая, что ответить. Одновременно в голове вертелось столько вопросов: откуда Саруман о ней знает? Что он о ней знает? Неужели Элронд нарушил обещание? Но Белый маг прервал его внутренний монолог, приняв молчание за согласие.

— Или ты, Гендальф Серый, считаешь необязательным осведомить главу твоего ордена о появлении чужаков в Средиземье? Да ещё и женщины из другого мира? — улыбка исчезла, а на гордом лице отразилось презрение.

— Прости меня, Саруман. Я просто искал подходящий момент. Да и, по правде сказать, меня беспокоили более важные дела, чем появление человеческой женщины, — опустив глаза, Гендальф слегка склонил голову, поэтому и не заметил победной ухмылки, которая мелькнула на лице белого мага.

— Могу ли я узнать, откуда тебе известно о ней, Саруман?

— Я глава ордена. Мне положено знать, — отрезал маг. — Кстати, где ты её подобрал?

— Недалеко от Бри…

— И на протяжении всего этого времени, ты не удосужился мне ничего рассказать? У тебя ведь была возможность передать новости с Радагастом. Почему я должен узнавать это окольными путями?.. — не дав другому волшебнику ответить, Белый маг продолжил. — Твоё безрассудство меня удивляет, Олорин. В любом случае, эта женщина отправится со мной. Пусть завтра к обеду она будет готова.

— Но, Саруман… Зачем тебе она? Элронд благосклонно согласился оставить её здесь…

— Потому что она чужая для Средиземья. Надёжнее будет её изолировать. Она может быть потенциально опасной, поэтому я забираю её с собой в башню Ортханк. Кстати, поведал ли ты о её происхождении своему другу Элронду прежде, чем он согласился предоставить ей кров, или это опять показалось тебе не таким важным?.. — Гендальф напряжённо молчал. — В следующий раз оставь за мной право решать, является ли что-то важным или нет, — Белый волшебник выпрямился, гордо вскинув подбородок. В его голосе зазвучал металл. — Разговор окончен, Олорин. Женщина отправляется со мной. Позаботься, чтобы всё было готово к полудню. До следующей встречи, — на этом Саруман резко развернулся и быстрым шагом направился в сторону дворца.

Лишь когда белая мантия полностью скрылась во мраке, Гендальф облегчённо выдохнул. Саруману не было известно о магических способностях женщины. Но тогда зачем так настойчиво он требовал, чтобы она отправилась с ним? И откуда он вообще о ней узнал?

Если с утра Гендальфа и преследовало плохое предчувствие, то сейчас, вспоминая каждое слово белого мага, по его спине пробежал холодок. Выходило, что ни Радагаст, ни Элронд ничего не рассказали… Тогда кто?.. Конечно, у главы ордена могли быть осведомители везде, и всё же складывающаяся в его голове картина совсем не нравилась серому волшебнику. Он мрачно стрельнул глазами в направлении, где скрылся Саруман: удостоверившись, что сейчас был действительно один, маг поспешил в противоположную сторону сада. Обогнув дворец по едва заметной тропинке, Гендальф нырнул в лаз в густом кустарнике и бесшумно скрылся за небольшой дверью.

Он, словно тень, стремительно двигался по пустынным коридорам, пока не оказался перед высокими резными дверями. Маг два раза коротко постучал, и одна из створок бесшумно отворилась.

— Нам надо спешить, — бросил он, исчезая в комнате.

Глава опубликована: 13.04.2018

11. Странники в ночи

Кто-то бесцеремонно тряс меня за плечи. Я попыталась отмахнуться, но не тут-то было — вырваться из крепких рук было невозможно. Наконец, этот кто-то оставил попытки меня растрясти, поэтому просто в наглую откинул одеяло. Недовольно зарычав, я села и нехотя открыла глаза в поисках своего обидчика и тут же чуть не закричала — надо мной стояли двое: хмурый Гендальф на пару с Элладаном. Надо отдать должное, последний, хотя бы стыдливо смотрел в сторону.

В комнате было абсолютно темно, за исключением струящегося лунного света. «Значит, всё ещё ночь», — мысленно подытожила я, одновременно чувствуя поднимающуюся волну праведного негодования.

— Да какого… — начала было грозно я, но Гендальф просто зажал мне рукой рот.

— Тихо. Выслушай меня, и не голоси на весь дворец. Тебе надо срочно уходить отсюда, — мои брови удивлённо дёрнулись вверх. — Сейчас же.

Я раздражённо отмахнулась от его руки:

— А повежливее никак? Что за ночные посиделки? — прошипела я, сверкнув глазами. — Почему мне надо уходить? И почему сейчас?..

— Саруман знает о тебе и хочет увезти к себе, — я судорожно сглотнула.

— Кто ему рассказал?

— Я не знаю. Но…

— Мне надо делать ноги, — закончила я за мага, уже соскакивая с кровати.

Весь сон как рукой сняло. В темноте я нервно сновала по комнате, вытаскивая из шкафа свои немногочисленные пожитки, и уже начала складывать банные принадлежности в свой мешок, как в стороне кто-то деланно прочистил горло. Даже в лунном свете было заметно как покраснели эльф и волшебник. Я же только сейчас вспомнила насколько откровенно выглядела моя ночная сорочка, которую, для удобства, я обрезала. В результате, полупрозрачное одеяние едва доставало мне до колен. Но, видимо, даже это было слишком по здешним меркам, поэтому оба мужчины стояли посреди моей спальни и смотрели в потолок. Я раздражённо закатила глаза.

— Вы что, никогда не видели женских ног?

— Ирина… — начал было Элладан.

— А ладно, — отмахнулась я, скрываясь за ширмой, где спешно переоделась в уже приготовленные хлопчатую рубашку, чёрные леггинсы и мои верные кожаные сапоги. Когда же вновь вышла из-за ширмы, эльф, всё также глядя в потолок, протянул мне ещё что-то: этим оказался походный женский камзол, доходящий где-то до середины икры. Он был сшит из плотной ткани тёмно-синего цвета, с серебристыми застёжками на груди. Вещь пришлась мне в самую пору, что заставило опять задуматься о том, кто и когда снимал с меня мерки. Отгоняя ненужные мысли, я уже застёгивала пояс с прикреплёнными ножнами и кинжалом. Гендальф молча протянул мне зеленоватый плащ.

— Спасибо, — кивнула я, завязывая подарок и вскидывая на плечо походный мешок. Маг продолжал стоять передо мной со странным выражением на лице. — Гендальф? — не выдержала я.

— Ты слишком быстро согласилась уехать. Едва заслышала его имя… Что ты знаешь о Сарумане? — я замерла на месте, взвешивая все за и против, пока не решилась.

— Я могу сказать тебе только одно: не доверяй ему.

Маг неуверенно кивнул.

К нам бесшумно приблизился Элладан, и я только сейчас заметила, что он тоже был одет по-походному. За его спиной виднелся лук и колчан со стрелами, а на поясе — два коротких изогнутых меча. Предугадав мой вопрос, эльф грустно улыбнулся:

— Митрандир сказал мне, что ты должна покинуть Ривенделл… И уже сегодня. Я вызвался проводить тебя до Мглистых гор, пока мы не нагоним гномов, — я хотела что-то ответить, но в дверях нас нетерпеливо ждал Гендальф.

— Пора, — прошептал маг, давая нам знак следовать за ним.

Мы бесшумно двигались по коридорам дворца, пока не спустились на нижний уровень, где находились конюшни. Эльф вывел из стойла уже оседланного вороного скакуна и ловко прикрепил наши мешки. Мы вышли на свежий ночной воздух и только здесь облегчённо выдохнули — за всё это время никто из нас не проронил ни звука. Элладан легко вскочил в седло и протянул мне руку. Нас вновь окликнул волшебник:

— Для вас будет лучше передвигаться на одном коне. Так будут думать, что уехал только Элладан, — Гендальф вдруг взял меня за плечи и развернул к себе лицом. — Будь осторожна, береги себя и не делай ничего глупого. Я вскоре присоединюсь к тебе и гномам. Не давая мне возможности что-то ответить, он быстро обнял меня, и в следующее мгновение я оказалась в седле перед эльфом.

— Постарайтесь, чтобы вам никто не заметил.

Я обернулась и взглянула на волшебника в последний раз.

— До встречи, Гендальф!

Он лишь взмахнул рукой, а в следующее мгновение бесшумно скрылся во дворце.

Окутанный сном Ривенделл медленно проплывал перед моими глазами. Я позволила себе искренне любоваться ночной долиной, потому как в душе появилась твёрдая уверенность, что владения Элронда увижу ещё не скоро.

Сначала Элладан повёл коня медленным шагом, но только до тех пор пока мы не покинули дворцовую территорию и не оказались на узкой грунтовой дороге, петляющей между деревьями.

— Гномы пошли через горный перевал. Нам же придётся сделать крюк, — объяснял он. — Во-первых, мы верхом. А во-вторых, пусть думают, что я отправился в Лориен, навестить сестру, — боковым зрением я видела, как он подмигнул, уголки губ еле заметно дёрнулись вверх. — Ты готова? — Прошептал он над самым ухом, свободной рукой крепче прижимая меня к себе за талию. Моё сердце бешено забилось в предвкушении. Ведь какой русский не любит быстрой езды?

— Всегда! — улыбнулась я, взглянув на него через плечо.

— Тогда держись! — и он пустил коня рысью. Но как только мы миновали границы долины, и перед нами раскинулась бескрайняя темнота равнины, конь перешёл на полный галоп.

Перед моим взором была непроглядная ночь, с еле угадывающимися чёрными пиками гор. В моём сердце — вновь пробудившийся от адреналина и быстрой езды, огонь. А мы уносились всё дальше и дальше — туда, к горизонту, где меня ждала только неизвестность.


* * *


Мы скакали вот уже четвёртую ночь напролёт, останавливаясь на отдых с первыми лучами солнца. Как пояснил Элладан, так было проще укрыться от ненужных глаз, если, всё же, за нами и будет погоня. Но пока, к счастью, ничто на это не указывало.

Самым трудным для меня оказался второй день пути. Не привыкшие к непрерывной быстрой верховой езде ноги онемели, а затёкшая спина отдавалась ноющей болью. Когда эльф, легко соскочив, наконец-то снял меня с коня, мои колени предательски подогнулись и я безвольно рухнула на землю. На глаза навернулись слёзы не столько от боли, сколько от злости на себя за свою беспомощность и никчёмность. Мой спутник, не говоря ни слова, легко поднял меня на руки.

— Нет, поставь меня. Я сама…

— Успокойся. Это нормально. У всех бывает, — прошептал он, опуская меня у поваленного дерева. После нехитрой походной трапезы, состоящей из лембаса, воды и фруктов, эльф протянул мне небольшой пузырёк с зеленоватой жидкостью.

— Выпей. Это поможет расслабить мышцы. А потом подремли. Первый дозор мой.

На вкус предложенное зелье было отвратительным, но своё дело делало, и по телу почти сразу разлилось приятное тепло. Потом короткий сон, моя очередь на посту, и вот мы снова в седле. Мир вокруг потерял очертания, остались только тени, звёзды и дыхание моего спутника за плечом. Во время скачки мы почти не разговаривали — это казалось лишним.

На четвертый день я проснулась от ощущения воды на лице. Погода испортилась, и в наступающих сумерках зарядил дождь. Если сначала подаренный мне плащ и защищал от влаги и холода, то уже скоро плотная ткань не устояла под натиском стихии. К утру мои пальцы полностью окоченели, всё тело мелко подрагивало, и я еле сдерживалась, чтобы не застучать зубами. Элладан выглядел лучше, но тоже неважно. Мы понимающе посмотрели друг на друга, и он занялся разведением костра — впервые за четыре дня.

— Элладан, может всё же не стоит… Нас могут засечь.

— А так мы замёрзнем. Да и днём костёр не так заметен, как ночью. Если же одежду сейчас не высушить, ты можешь заболеть. Не хочу тебя обидеть, но человеческое тело более уязвимо, чем эльфийское.

Я понимающе кивнула и, скрывшись за кустом, быстро стянула с себя мокрые вещи и, завернувшись в один плащ, вышла обратно к костру. Моего спутника не было видно, поэтому развесив одежду поближе к пламени, я с удовольствием протянула руки и ноги к теплу. Наверное я задремала, потому что когда вновь открыла глаза, Элладан сидел рядом. Он тоже скинул свою тунику и плащ и сейчас был в одних штанах и нательной рубашке.

— Согрелась? — его голос был немного усталым.

— Да. А ты? Устал? — он неопределённо покачал головой.

— Это ничего.

— Ты когда последний раз спал? — эльф удивлённо вскинул бровь. — Или ты думал я не замечаю, что даже когда я в дозоре, ты не спишь, а так, лежишь с закрытыми глазами? — он грустно улыбнулся.

— Мне не так важен сон, как тебе. Не переживай. Завтра достигнем холмов, и можно будет немного отдохнуть. Здесь на равнине, мы как на ладони… — его взгляд скользнул по моим голым ногам, и он тут же отвернулся. — Иди отдыхай. Я посторожу.

Просить дважды не потребовалось: меня и так уже разморило от тепла.

На следующий день мы действительно достигли холмов, но теперь почти постоянно шёл дождь. Не успевая высохнуть на слабом огне, одежда оставалась влажной, а на нашем первом привале среди холмов развести костёр вообще не удалось из-за банальной сырости. Потом я долго лежала, подрагивая и не в силах заснуть от пробирающего до костей холода, но в какой-то момент тело просто не выдержало, и я отключилась. А когда проснулась, было ещё светло и почему-то тепло. Потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что источником тепла был темноволосый эльф, обнимавший меня со спины. Казалось, он крепко спал, но стоило мне попытаться отодвинуться, как он ещё ближе прижал меня к себе. Махнув рукой на приличия, я снова заснула, а когда опять открыла глаза, уже смеркалось. Элладан стоял в стороне, настороженно всматриваясь вдаль.

— За нами кто-то наблюдает, — этой фразы было достаточно, чтобы оказаться на ногах. — Я пока никого не видел, но постоянно чувствую на себе чьи-то глаза… — он задумчиво посмотрел на меня.

— Как давно?

— Первый раз я почувствовал это на второй день после нашего отъезда, но думал, что мне показалось. А теперь…

— Ты уверен, — закончила я, чувствуя как по спине пробежал холодок.

Я чуть прикрыла глаза, отрезая мысли и концентрируясь только на своих ощущениях, и, вспоминая уроки Элронда, попыталась очистить голову от всего. Перед глазами была чернота, в которой я силилась уловить и увидеть чужое присутствие. Сначала ничего не происходило. Но постепенно, звуки вокруг меня утихли, за ними и мысли — я оказалась в тёмном вакууме. Тело охватило знакомое тепло и невесомость. И тут я увидела его: это был орк. Высокий и могучий в плечах, он сидел верхом на чёрном варге. Его кожа была испещрена многочисленными шрамами — я видела его так близко и ясно, что казалось, могла дотронуться до него рукой и, повинуясь странному импульсу, даже дотянулась пальцами до его угловатого лица. В тот же момент орк дёрнулся, а варг под ним громко взвыл и отпрыгнул в сторону. Я резко открыла глаза.

— Это орк. Один. Вон там, — рука сама указала куда-то вправо.

Элладан смотрел на меня расширенными глазами.

— Отец только вскользь упоминал о твоих способностях, — его голос прозвучал глухо, словно каждое слово давалось ему с трудом. Он коснулся моего плеча. — Прошу, не используй свою магию… — я удивлённо взглянула на него. — Ты не представляешь, как она действует на эльфов… на меня.

Глаза эльфа потемнели и полыхнули огнём, прежде чем он закрыл их вдыхая полной грудью. Он вдруг оказался совсем рядом, его голова наклонилась ко мне, руки обвили талию, привлекая всё ближе. Он тяжело дышал.

— Элладан… — но он меня не слышал и вместо этого попытался найти мои губы. Хотя мне и удалось увернуться, но вот вырваться из рук превосходящего меня по силе мужчины было невозможно. Я чувствовала его поцелуи на своей шее. — Элладан, очнись! — бесполезно. Чувствуя свою беспомощность, я запаниковала.

Собрав остатки силы и самообладания, попыталась со всей силы оттолкнула его, и каким-то непостижимым образом, мне удалось разорвать объятия. Но теперь на меня устремился взгляд полный ярости.

— Элладан, приди в себя! — почти крикнула я, отступая. Но взгляд моего попутчика оставался пылающим и пугающе отрешённым. Это неожиданно разозлило.

— Да приди ты в себя, озабоченный придурок! — крикнула я и со всей силы засадила ему пощёчину. Он отшатнулся, закрыл глаза, а в следующий момент резко выдохнул и упал на колени. Секунды текли в полной тишине, пока эльф, наконец, не поднял голову — я облегчённо вздохнула.

— Ирина? — в его прояснившихся глазах отразились страх и стыд. — Что я наделал?.. — его голова обречённо упала на грудь.

— Элладан, что это было? — он тяжело вздохнул.

— Твоя магия. Прости меня… Я должен быть сильнее…

— Прекрати, — отрезала я. — Почему сейчас?.. Постой… это из-за того, что я попыталась сделать? — он только кивнул.

— Ирина, прости меня… Я не имел права… — опустившись с ним рядом, я, обхватив его лицо ладонями, заглянула в глаза.

— Элладан, посмотри на меня, — его взгляд нерешительно скользнул в мою сторону. — Я не буду скрывать, ты меня напугал. Но я также знаю, что это был не ты… Вернее, не совсем ты… — в памяти всплыли моменты, когда и Гендальф, и Элронд упоминали об этой оборотной стороне моих способностей, но тогда, на свою беду, я не придала этому большого значения. А зря.

— Ирина, я воин и должен уметь контролировать себя и свои импульсы. А сегодня повёл себя как грязный орк… Ты не понимаешь… Моя мать…

— Замолчи! — не выдержала я. — Хватит себя бичевать, — в этот раз пощёчина украсила другую щёку эльфа. Он с удивлением уставился на меня.

— За что?

— Первая — чтобы ты очнулся. Вторая — чтобы прекратил самобичевание. Ну и как?

— Спасибо. Помогло, — он криво усмехнулся.

— Точно? Я могу ещё…

— Нет, хватит, — Элладан теперь действительно улыбнулся. — Или тебе понравилось?

На это я не сдержалась и тихо засмеялась. Напряжение, витавшее между нами, улетучилось. Мы облегчённо поднялись с колен.

— Ирина, — его рука легла на моё плечо, — я не хотел тебя напугать. Прости.

— Я прощаю тебя. И, в свою очередь, обещаю, по возможности, не использовать свои способности. Ну, если только ты не будешь связан по рукам и ногам.

Он засмеялся и легко приобнял меня:

— Ты не перестаёшь меня удивлять. И я надеюсь, что ты когда-нибудь познакомишься с моей сестрой. Вы поладите, — Элладан задорно подмигнул. — Но нам пора.

— А что же с орком? — вдруг вспомнила я. Мой спутник нахмурился.

— Мы продолжим наш путь. Если он попытается подойти ближе, я от него избавлюсь. Но сейчас в темноте не могу оставить тебя одну и идти выслеживать его среди холмов…


* * *


«Молоко». Это первое, что пришло мне на ум, когда я открыла глаза. Вчера мы, не останавливаясь, скакали аж до полудня, стараясь покрыть как можно большее расстояние до Мглистых гор. И уже тогда я заметила, что всё вокруг было подёрнуто лёгкой дымкой… Но то, что окружало меня сейчас было… молоком.

Белый плотный туман окутал всё: исчезли земля, небо и даже я. Каждый раз, стоило мне вытянуть руку, как она растворялась. « Может это сон?» — пронеслось в голове. Но нет, ощущение влажного холода, пробирающего до костей, было слишком реальным. Я была одна в беспросветной белой пелене. «А где же Элладан? Что если мы потеряем друг друга?» Я стала судорожно шарить вокруг руками, пока не наткнулась на свой мешок. Уже это было неплохо. Но не ползать же мне по земле в поисках эльфа? Конечно, можно было его позвать, только вокруг было так тихо, что я никак не могла решиться. Кроме того, вспоминая о недавнем преследовании… Ещё неизвестно кто мог скрываться в тумане, и кто мог услышать меня… Я отчаянно завертела головой, в надежде увидеть хоть малейшую брешь в белесой пелене или, если повезёт, моего спутника, но ей не суждено было исполниться, и моему взгляду открылось… ничто.

Сколько времени я сидела без движения, напряжённо прислушиваясь к окружающему меня безмолвию, не известно. Казалось, время остановилось, и всё вокруг замерло. Судя по тому, что всё ещё было светло, вечер пока не наступил. Последнее обстоятельство заставило меня нервно сглотнуть и поёжиться. Что будет, когда сядет солнце? Если туман не развеется, я останусь в полной темноте. И если к тому времени не объявится Элладан… Я почувствовала как внутренности сжались от страха. Нет, всё-таки, стоило подать голос. Ведь не мог же он уйти далеко?.. Ещё раз оглядевшись, и убедившись, что туман и не собирался рассеиваться, я уже открыла рот, чтобы позвать эльфа, как мой слух уловил еле уловимый шорох.

Из-за окружающего меня белого вакуума, было невозможно определить направление услышанного звука, и казалось, что он раздавался одновременно отовсюду. Я прикрыла глаза, стараясь утихомирить разыгравшиеся нервы. Рука уже автоматически сжала рукоятку кинжала. Шорох постоянно приближался, и теперь можно было с уверенностью сказать, что это были шаги. Наверное, при обычных обстоятельствах, я бы их и не услышала, но в наступившей тишине каждый звук резонировал и искажался: кто-то осторожно приближался ко мне со спины. Сердце бешено забилось, извлечённый из ножен кинжал был крепко зажат в руке. Шаг, ещё один, и ещё. Когда кто-то попытался схватить меня за плечо, я резко подалась вперёд, одновременно разворачиваясь к неизвестному лицом и выставляя вперёд оружие.

— Ты? Где… — и я замерла на полуслове. В этот момент эльф стремительно опустился рядом, приложив палец к губам. Его движения, скользящие и чёткие, вновь напомнили мне готовящегося к прыжку хищника. Он напряжённо вслушивался в окружающий нас мир, и я инстинктивно замерла, стараясь не дышать. Опять невыносимое, томительное ожидание, но на этот раз мы были вдвоём. Ни мой слух, ни зрение ничего не могли уловить, хотя я продолжала оглядываться по сторонам.

Вдруг Элладан метнулся ко мне и повалил, прижав к земле. В следующее мгновение над нами со свистом что-то пролетело. От неожиданности я чуть не вскрикнула, но эльф успел зажать мне рот рукой и, глядя мне прямо в глаза, только отрицательно покачал головой. Все ещё накрывая меня своим телом, он замер, устремив взор в направлении, откуда прилетел объект. Какое-то время всё было тихо. А потом я услышала шаги: что-то большое и тяжёлое двигалось в нашу сторону. Моё сердце забилось с такой скоростью, что я стала серьёзно опасаться, что оно или вот-вот выскочило бы, или же его услышат. Интуитивно я повернула голову в направлении шума и тут же об этом пожалела: в полуметре от моего лица остановились две массивные когтистые лапы, покрытые серо-чёрной шерстью. Принадлежать они могли или огромной собаке или… варгу. Я похолодела, отчаянно пытаясь совладать со своим прерывистым дыханием. Зверь остановился, шумно принюхиваясь и переминаясь с лапы на лапу. В этот момент откуда-то сверху раздался громкий утробный голос. На незнакомом мне рычащем рокочущем языке предполагаемый наездник что-то отрывисто выкрикивал в туман, и… ему ответили откуда-то слева.

Я напряжённо вытянулась под эльфом и тут почувствовала знакомое жжение под кожей. «О нет! Только не это! Не сейчас… Соберись!» Руки сжались в кулаки. Эльф надо мной закусил губы и с мольбой посмотрел на меня. Я понимающе кивнула, продолжая сражаться с самой собой, стараясь подавить пробудившуюся волну энергии. «Приди в себя, дура! Это часть тебя и ты должна уметь это контролировать!» — дала я себе мысленную пощёчину, и это, на удивление, помогло. Огонь, рвущийся наружу, стал постепенно угасать. Элладан, закрыв глаза, прижался ко мне лбом, но уже через несколько мгновений встретился со мной абсолютно ясным взглядом серых глаз. Я облегчённо бесшумно выдохнула. С этим разобрались. Оставалось дело за малым — избавиться от варга и его наездника. Потому что, если мы продолжим оставаться тут, они нас, рано или поздно, учуют или заметят. Их надо было отвлечь или… Мысли моего спутника текли, похоже, в том же направлении, и теперь он сосредоточенно осматривался вокруг. Эффективнее всего было бы их убить, но так как эльф всё ещё лежал на мне, всё его оружие было заблокировано, а незаметно подняться прямо перед носом у зверя было невозможно. Тут я вспомнила о своём кинжале: он должен быть где-то рядом. Я аккуратно ощупала землю рукой и почти сразу наткнулась на рукоятку. Медленно подтянула оружие к себе и протянула его эльфу. Его взгляд понимающе скользнул по металлу, и острый клинок перекочевал в его руку. Мы оба понимали, что права на ошибку у нас не было. Эльф должен был сначала ударить варга, а потом немедля успеть прикончить наездника, прежде чем тот подаст знак второму орку. Наши глаза ещё раз встретились, Элладан коротко кивнул и в следующее мгновение молниеносно сорвался с земли, скрываясь в тумане.

Затянутое белой пеленой пространство почти сразу прорезал истошный вой, потом гортанный крик, лязг металла о металл. Что-то влажное и тёплое плеснуло мне в лицо. Пальцы машинально попытались оттереть тёмную, почти чёрную кровь. И опять тишина. Интуитивно я подалась назад, когда надо мной взметнулась тень — неожиданно мои плечи оказались прижатыми к земле огромными лапами, а прямо над лицом из тумана смотрела оскалившаяся морда варга. Он был ранен в горло, и сейчас его кровь заливала мою шею и грудь. Я попыталась дёрнуться, но зверь угрожающе зарычал — в плечи впились острые когти. В его уже подёрнутых дымкой глазах отражалось моё бледное и забрызганное кровью лицо. Варг ещё сильнее надавил на плечи, приближая свой нос почти вплотную к моей щеке, звучно втянул воздух и, резко откинув голову назад, коротко взвыл. «Он сейчас прокусит мне шею», — пронеслось в голове. Я почувствовала, как тело зверя напряглось.

И тут мир вокруг изменился. Всё дальнейшее пролетело перед глазами со скоростью замедленной съёмки. Зверь откинул голову назад, одновременно соскользнув лапой с одного плеча. Мои глаза только заметили зияющую рану на шее, а освободившаяся рука уже устремилась вверх. Я со всей силы впечатала кулак в кровавое месиво, чувствуя как в лицо брызнуло ещё больше крови, а рука всё глубже погружалась в разорванное переплетение мышц. Зверь жутко заскулил и отпрыгнул, но лишь на долю секунды. Этого хватило мне, чтобы откатиться в сторону. Где-то над ухом лязгнули челюсти, ухватив лишь воздух. Варг снова кинулся на меня, но в последний момент мне удалось схватить его за морду, почти у самого лица. Был бы зверь здоров, мне бы никогда не удалось удержать его, но тот был ослаблен изрядной потерей крови и болью. Хотя я и так с большим трудом сдерживала его натиск и с ужасом осознавала, что надолго меня не хватит. Надо было что-то делать, но моё оружие утонуло где-то в тумане, вместе с эльфом. Я была одна и могла полагаться только на свои силы.

«Да когда же ты сдохнешь, тварь», — процедила я, отпуская внутреннюю энергию: внутри меня словно прорвало плотину. Руки, удерживающие извивающуюся морду, казалось, загорелись невидимым огнём. Варг завизжал и, пытаясь вырваться, отскочил назад. Но я каким-то шестым чувством предугадала это движение и прыгнула за ним. Зверь неожиданно повалился на бок, увлекая меня за собой. Я упала на него, всё ещё цепляясь за морду, когда из глаз варга полыхнуло пламя. Зрачки моментально обуглились, словно внутри мощного черепа горел костёр. Когда же из опустевших глазниц повалил дым, зверь последний раз дёрнулся всем телом и затих.

Ещё несколько долгих секунд я не отпускала его, пока мой собственный внутренний пожар не погас. А потом, как в дурмане, медленно отползла и села на пятки, не сводя глаз с бездыханной туши. Как долго я так сидела — не знаю. Из оцепенения меня вырвал голос Элладана.

— Ирина? — он был где-то сзади. — Ирина! — в мгновение ока эльф оказался рядом и опустился на колени передо мной, бегло обернувшись на звериную тушу. — Ты ранена? — его руки спешно ощупывали мое тело, лицо, плечи. А я так и сидела, уставившись в одну точку. — Ирина, посмотри на меня.

Я нехотя повернула к нему лицо, и тут меня накрыло: перед глазами с бешеной скоростью снова и снова проносились картины того, что только что произошло. Я вздрогнула, обернулась к варгу и в ужасе отпрянула. К горлу подступила тошнота от увиденного: морда зверя была сожжена изнутри, вместо глаз чернели обуглившиеся пустые глазницы — и это было моих рук дело. Кое-как сдерживая рвотные позывы, я покачнулась. Эльф быстро развернул меня к себе, загораживая изуродованного зверя. Меня била мелкая дрожь.

— Не смотри. Смотри на меня. Ты меня понимаешь? — я нервно кивнула. — Ты ранена?

Я покачала головой и посмотрела на себя: весь перед камзола был пропитан тёмной кровью. Моя правая рука, которой я ударила варга в шею, была по локоть в крови. Не лучше обстояло дело и с левой. Я растеряно смотрела на свои дрожащие испачканные руки, как вдруг вспомнила.

— Лицо. Моё лицо. Она постоянно брызгала и брызгала, — я стала старательно оттирать багровые пятна, пока эльф не поймал мои ладони. — Нет, ты не понимаешь! Мне надо это смыть! Её было так много! — я почти кричала, не замечая, как из глаз покатились слёзы. — Он был прямо надо мной, — взгляд метнулся к туше. — Боже, что я наделала?

Я попыталась подняться, но Элладан резко привлёк меня к себе, крепко обнимая.

— Тихо, тихо. Успокойся. Их больше нет, — я прижалась к нему, уже не плача, но содрогаясь всем телом, безуспешно силясь совладать с прерывающимся дыханием. — Тихо. Тихо. Всё хорошо, — шептал эльф.

Потом тихо напевая что-то на певучем языке, он держал моё лицо в своих руках, аккуратно оттирая кровь откуда-то взявшимся платком. Его пение успокаивало, развеивало тёмные мысли… Он замолчал лишь когда моё дыхание полностью восстановилось, всё ещё удерживая моё лицо в своих руках.

— Когда я увидел варга, то подумал, что потерял тебя, — я молчала, позволяя ему покрывать невесомыми поцелуями лоб, щёки, волосы… Эльф прижался ко мне лбом, чуть прикрыв глаза. — Прости. Я думал, что убил его.

Наши глаза встретились, и какое-то время мы неотрывно смотрели друг на друга. А потом он медленно подался вперёд, и его губы коснулись моих в невесомом поцелуе. Но в этот раз я не отпрянула, не отстранилась. Сегодня смерть была так рядом, что сейчас мне, как никогда, надо было почувствовать себя живой. Элладан слегка отклонился, заглядывая мне в глаза, ища в них отказ, но его там не было. Он снова легко коснулся моих губ, и я ответила на поцелуй. Это всё что ему было нужно. В следующее мгновение он прижал меня к себе, крепко удерживая одной рукой за талию. Вторая безостановочно скользила по коже, ласкала шею, очерчивая овал лица, чуть сжимая грудь. Его поцелуи становились всё настойчивей и нетерпеливей, и я отвечала тем же, отчаянно впиваясь пальцами в его плечи. Когда эльф легко опустил меня на траву, накрывая моё тело своим, я интуитивно обвила его шею руками, привлекая к себе. Ощущение его тяжести на мне, ещё больше распаляло то сладостное томление, что сейчас сладкой болью отдавалось внизу живота. От переполняющих ощущений я резко втянула воздух, и эльф ещё больше углубил поцелуй, сплетая и сталкивая наши языки. Его рука уже спешно расстёгивала застёжки окровавленного камзола, я же нервными пальцами пыталась избавить его от проклятого ремня, за которым в скорости последовали и туника с нательной рубахой.

Я лежала на траве в одной тонкой сорочке, когда он, обнажённый по пояс, замер надо мной. Его рука легко коснулась груди, прикрытой только тонким хлопком. Серые глаза снова остановились на мне.

— Мы должны остановиться. Сейчас. Твой разум и сердце — в смятении, melethril lúthien, — его голос звучал хрипло. Он резко выдохнул и прикрыл глаза. — Я желаю тебя до зубного скрежета. Но не здесь и не так…

Водоворот моих мыслей и чувств стал постепенно утихать.

— Ты прав, — прошептала я, заглядывая в его глаза.

Элладан больше не сказал ни слова. С тихим стоном он упал рядом со мной на траву и, притянув к себе, крепко обнял. Так мы лежали довольно долго, пока белая завеса тумана не потемнела — в свои права вступила ночь. Моя голова покоилась у него на груди, чувствуя размеренное дыхание: мне показалось, что он заснул, и я попыталась было отодвинуться, но его руки мгновенно сжались вокруг меня.

— Нет. Не уходи. Останься, — я оставила попытки высвободиться и расслабленно опустилась на его тело. — Завтра мы достигнем Мглистых гор… Кто знает, когда мы снова увидимся, — его голос звучал отрешённо. Он вдруг скользнул руками по спине, чуть продвигая меня вперёд. В непроглядной темноте я ничего не могла разобрать, но по ощущениям его лицо должно было находиться сейчас как раз напротив моего. — Ирина, когда мы встретимся в следующий раз, я уже не отпущу тебя.

Мне показалось, или в последней фразе проскользнула улыбка? Возможно, мне этого хотелось.

— Я не сомневаюсь, — тихо хихикнула я, и в следующее мгновение наши губы снова встретились. Это был долгий, сладкий и нежный поцелуй, как густая карамель, обволакивающий нас… Когда мы нехотя оторвались друг от друга, Элладан притянул меня к себе так, что теперь я полностью лежала на нём, и зарылся лицом в мои волосы.

— Я не знаю зачем ты понадобилась белому волшебнику, но ясно чувствую, что ничего хорошего не выйдет, если ты попадёшь к нему в руки… — он тяжело вздохнул. — Знаешь, внутри меня борются два голоса. Один постоянно твердит мне, что я не должен тебя отпускать с гномами, обязан уговорить остаться, а затем спрятать в Лориене.

Слова задели за живое. Только мне показалось, что моя жизнь стала налаживаться, как я вдруг снова срываюсь с места, несусь куда-то в неизвестность… А темноволосый эльф продолжил:

— И есть второй голос. Он тише, но чётче, и говорит, что я не могу за тебя решать. Ты не принадлежишь мне, и я не в праве обрекать тебя постоянно скрываться, — он замолчал, нежно целуя меня в висок.

— Элладан…

— Тише. Я знаю. В твоём сердце нет любви ко мне. Если бы я ощутил хотя бы искру этого чувства, я бы сегодня не остановился и никуда бы тебя не отпустил.

Я приподнялась на локте, безуспешно пытаясь разглядеть в темноте его глаза.

— Возможно, всё было бы иначе, если бы у нас было время, — прошептала я.

— Возможно, когда-нибудь у нас будет время. Но не здесь и не сейчас… — его пальцы скользнули по лицу, убирая выбившиеся пряди. — Я хочу, чтобы ты помнила об одном: что бы ни случилось, как бы ни сложилась твоя судьба, я всегда буду твоим другом, и ты всегда можешь ко мне обратиться.

Вместо ответа, я только прижалась к нему, крепко целуя в щёку. Из глаз предательски брызнули слёзы. Эльф глубоко вздохнул, с новой силой заключая меня в объятия.

Так мы лежали, пока меня не сморил неспокойный сон. Перед внутренним взором постоянно проплывала оскаленная морда варга, которая почти сразу сменялась на ту, что была с обугленными пустыми глазницами. И только нежный шёпот на певучем языке отгонял ночной кошмар. Когда я снова открыла глаза, над нами мерцали звёзды. Туман рассеялся.


* * *


В дальнейший путь решено было отправиться утром. Сначала мой спутник обработал царапины, оставшиеся на моих плечах после встречи с варгом, да ещё и отругал за то, что не вспомнила об этом раньше. Я же едко ответила, что он сам мог заметить, но видно думал не о том. Оказалось этого было достаточно, чтобы заставить эльфа покраснеть и сразу сменить тему. Промывая раны и закладывая в них мазь, он рассказал, что вчера обнаружил только двух орков. Один, похоже, преследовал нас, а вот второй, на которого мы и наткнулись в тумане, по-видимому, должен был передать сведения дальше.

Хотя мы и решили никуда не двигаться до утра, но для безопасности всё же перенесли место ночёвки. Тогда меня ещё очень удивило, насколько быстро Элладан нашёл своего коня: я была твёрдо уверена, что животное убежало во время ночных приключений. Но стоило эльфу коротко свистнуть, как вороной почти сразу вынырнул из темноты нам навстречу. Мы собрали вещи, включая и мой кинжал (который, к моему счастью, не потерялся), и проследовали до очередного холма, у подножия которого и устроились. Рядом с местом, где был разбит лагерь, протекал небольшой ручей, где я с нескрываемым удовольствием обмылась холодной водой, избавляясь от остатков засохшей крови и грязи. Потом настал черёд моего камзола, вместе с рубахой и леггинсами. Так как джинсы, водолазка и пальто были в спешке забыты в Ривенделле, из сменной одежды оставалось только нижнее бельё, камиза, да голубое шелковое платье (в каком бреду я его запаковала?). Конечно, не очень удобно для путешествия верхом, но лучше, чем ничего. Переодетая и более-менее чистая, я вернулась к костру, чтобы просушить вещи.

— Я почти забыл, как тебе идут платья, — раздался за спиной смеющийся голос эльфа. Мои щёки невольно вспыхнули, когда я обернулась к своему спутнику, который наблюдал за мной, иронично изогнув бровь.

— Вы уж извините, милорд, но ходить перемазанной варговской кровью с головы до ног не входит в список моих любимых времяпровождений. А другого наряда у меня, увы, нет.

Лилейно улыбнувшись, я присела в реверансе. В этот момент эльф подскочил ко мне и, легко подняв за талию, закружил в воздухе. Отчего-то мы оба засмеялись. В глубине души я опасалась, что после «туманных» событий наше общение потеряет свою легкость и непринуждённость, а взамен настанет это гнетущее чувство стыдливой неловкости. Но мой спутник вёл себя так, будто ничего не произошло, и сейчас этот немного детский поступок с его стороны развеял остатки моих сомнений. Элладан опустил меня обратно на землю и легко поцеловал в висок, прошептав: «Мне будет не хватать тебя». «И мне тебя», — искренне ответила я.

Вся последующая ночь прошла в том странном настроении весёлости, которое бывает, когда знаешь, что завтрашнее расставание может оказаться последним. Все вроде бы искренне веселы, стараясь скрасить последние мгновения друг с другом и, в то же время, отвлечь внимание от правды… Когда радостно и горько одновременно, когда пытаешься заглушить печаль весельем, а она лишь возрастает, и от этого приходиться стараться ещё больше. В итоге, мы заснули во взаимных объятиях, и с первыми лучами солнца снова тронулись в путь.

К полудню, как только мы обогнули очередной холм, перед нами, словно из-под земли, выросла чёрная каменная гряда, загораживающая полнеба. Моё сердце болезненно сжалось в предчувствии скорого расставания. Словно почувствовав что-то, эльф слегка сжал мою талию. В полной тишине мы подъехали к группе тёмных валунов, казалось, раскиданных по зелёному ковру изумрудной травы огромной невидимой рукой. А где-то впереди уже маячило начало горной тропы, по которой мне предстояло отправиться в одиночку. Эта дорога вела через Мглистые горы и спустя день пересекала путь, выбранный гномами. Мы спешились. Эльф молча отвязал наши мешки и, всё ещё не глядя мне в глаза, занялся разведением костра. Тяжело вздохнув, я подхватила свои вещи и скрылась за большим валуном.

Хотя одежда и высохла, но отстирать варгскую кровь в холодной воде ручья оказалось не под силу. Тем не менее, взбираться по горной тропе в длинном, широком платье было бы безумием, поэтому я спешно переоделась в походный костюм, а когда вернулась, мой спутник уже сидел у разведённого костра, не мигая уставившись на огонь.

— Элладан? — он вздрогнул и посмотрел на меня.

— В платье ты мне больше нравишься, — его губы тронула грустная улыбка. Я села рядом, как и он наблюдая за языками пламени, когда эльф взял меня за руку, переплетая наши пальцы. — Я пойду с тобой. Во всяком случае до тех пор, пока ты не встретишь гномов, — это заставило меня резко развернуться в его сторону.

— Ты же не собирался… Но ведь…

— Нет, послушай. Я не могу отпустить тебя одну, — он чуть сильнее сжал мою кисть.

— Это неразумно…

— Ты не знаешь эту местность. В горах может оказаться кто угодно, к тому же за нами следуют орки. То, что мы избавились от двоих, надолго их не остановит. Неужели тебе не страшно?

— Конечно, страшно, — призналась я. — Мне ни разу не доводилось пересекать горы, да ещё и в одиночку. Я ничего не умею, кроме самых элементарных навыков походной жизни. Да и воин из меня никудышный, — эльф хотел что-то сказать, но увидев приподнятую руку, промолчал. — Однако, если мы разделимся, и ты поскачешь в Лориен, как планировалось, то во-первых, отвлечёшь их от меня, а во-вторых, твой конь будет намного быстрее с одним наездником и минимумом поклажи. Мы сможем выиграть время, и у нас будет больше шансов выбраться из всего этого живыми.

Эльф молчал, с интересом меня разглядывая.

— Ты всегда так много думаешь, когда тебе страшно? — я невольно улыбнулась.

— За неимением других талантов к выживанию, делаю то, что получается лучше всего.

 Сочтя вопрос исчерпанным, он кивнул, и в этот момент среди отдалённых холмов раздался заунывный, раскатистый вой. Мы сразу же вскочили на ноги, Элладан мгновенно погасил костёр и замер, вглядываясь вдаль.

— Они далеко, но медлить не стоит.

Мы наскоро закончили последнюю совместную трапезу, потом сложили вещи и, ведя коня под уздцы, направились к началу горной тропы.

— Ты всё запомнила? Куда идти и где свернуть?

— Да. Ты начертил мне план, помнишь?

— Помню. По нашим с Митрандиром расчётам, завтра к вечеру нагонишь гномов, если не будет задержек в пути, — я кивнула, ясно понимая, что сказать он хотел «если ничего не случится». — Будь осторожна.

— Обещаю, — мы обнялись в последний раз.

Я уже шагнула к тропе, как эльф поймал меня за руку, привлёк к себе и жадно, даже отчаянно впился в мои губы. Я отвечала ему таким же несдержанным и нервным поцелуем. А потом мы замерли. В нарушаемой только нашим дыханием тишине, Элладан прошептал:

— Знаешь, я уже пожалел, что остановился и отпустил тебя.

— Знаю.

— Тебе надо уходить. Иначе я силой увезу тебя в Лориен… — он тихо засмеялся, но в глазах не было и капли весёлости.

— Спасибо тебе за всё. Я тебя никогда не забуду, — я крепко обняла его.

— И я тебя, melethril.

— Что это значит? — но он только покачал головой.

— Сейчас это неважно, — в последний раз его губы нежно коснулся моих, а мгновение спустя я вступила на горную тропу.

Узкая дорога, извиваясь, уходила вверх вдоль чёрного каменного монолита и потом резко терялась в глубине гор. Я поднималась всё выше и выше, то и дело оборачиваясь на всё больше удаляющуюся фигуру эльфа — с тех пор как я начала своё восхождение, он так и стоял неподвижно у подножия. Прежде чем свернуть вглубь гор, я оглянулась в последний раз: Элладан всё ещё стоял внизу, еле различимый в своих зелёных одеждах на фоне травы. Интуитивно я взмахнула рукой, он ответил мне тем же жестом. «Прощай, — прошептала я про себя. — Возможно, когда-нибудь и где-нибудь у нас и был бы шанс… Но не здесь и не сейчас». Глубоко вздохнув, я решительно зашагала вглубь лабиринта Мглистых гор.


* * *


Он долго всматривался вдаль, пока холмистая равнина не утонула во мраке. Времени оставалось всё меньше и меньше — им надо было выдвигаться, чтобы успеть оказаться в условленном месте и приготовить засаду. И Сурд прекрасно об этом знал. Так куда же он запропастился? Был бы на его месте кто другой, он бы не удивился, но Сурд всегда отличался хитростью и осторожностью. Навстречу ему он уже отправил одного лазутчика, но пока ни тот ни другой так и не появились. От досады Азог глухо зарычал, яростно сжимая рукоять увесистого ятагана. Нет, это ему совсем не нравилось. Бледный орк развернулся и зашагал в лагерь.

Ещё раз взвесив все за и против, главарь решил отправить на поиски ещё двух лазутчиков, но с условием, что те должны были вернуться к рассвету: с новостями или без. Откладывать отход отряда он больше не мог.

Посреди ночи его разбудили. Вернувшиеся лазутчики нашли первого разведчика с перерезанным горлом. А чуть поодаль, по их словам, лежали Сурд с его варгом со следами эльфийского клинка. Второй же варг выглядел странно: голова зверя, казалось, выгорела изнутри. Азог недоверчиво покосился на докладчиков.

— Что вы несёте? Он сгорел?

— Нет. Только голова. Мы принесли доказательства.

Тот из двоих, что был мощнее вывалил на землю отрубленную морду. Азог медленно поднял её за загривок на уровень глаз. Голова зверя внешне была цела, но сквозь обгорелые пустые глазницы было видно, что все внутренности черепа почернели, как угольные головешки. За всю свою жизнь орк ещё ни разу ничего подобного не видел. Он принюхался, учуяв исходивший от головы еле заметный сладковатый запах, показавшимся ему, почему-то, знакомым. Но он никак не мог вспомнить откуда. Азог отшвырнул находку.

— Что ещё? — разведчики вздрогнули и переглянулись.

— Там были следы. По запаху эльф и человек… — начал первый.

— Женщина, — добавил второй.

А вот это уже было интересно.

— И где они? Куда они направились? — рыкнул бледный орк.

— Как указывают следы, в направлении других эльфов. В Лориен, во владения ведьмы… -доложил первый. Однако, второй орк нахмурился и неуверенно стрельнул глазами в сторону своего напарника, что не укрылось от их главаря.

— Ты с ним не согласен? — Азог иронично оскалился, глядя на заметавшегося на месте лазутчика.

— Просто, эти двое зачем-то сделали привал у подножия горы… И, мне кажется, я почуял женщину на горной тропе…

— Она могла просто взойти осмотреть окрестности, — перебил его первый, гневно поджав губы.

Азог, сощурив глаза, изучающе посмотрел на второго орка. Тот был прав. Это было действительно странно. Зачем им делать привал так близко к горе, если до Лориена было рукой подать? Может кто-то из них был ранен? Но лазутчики бы это почуяли. Конечно, можно было предположить, что эльф и человеческая женщина разделились, но он отмёл эту идею. Зачем эльфу посылать женщину пешком в горы, а самому скакать к своим сородичам? Нет, что-то здесь не складывалось…

— Мы выдвигаемся сейчас же! — рявкнул Азог. Времени терять уже не было.

— А как же Сурд? — неуверенно пискнул кто-то. Бледный орк медленно развернулся, смерив презрительным взглядом неизвестного низкорослого воина.

— Сжечь. А что не сгорит — отдайте варгам. Он своё дело сделал… — с этими словами предводитель вышел на выступ скалы.

Устремив взгляд в темноту, Азог краем уха слышал выкрикиваемые приказы готовиться к отбытию. Его лицо искривилось в гримасе ярости. Этот мерзкий человечишко просчитался или обманул… Девка не отправилась с гномами, как он утверждал — она уехала с эльфом. Зато из-за этого просчёта, Азог потерял драгоценное время и двух воинов. «Похититель» или нет, но он за это ответит…

Уже через час, орки покинули место стоянки, углубляясь в горы.

Глава опубликована: 17.04.2018

12. Нить Ариадны

Свою первую ночь наедине с горами я провела в небольшой пещере, куда то и дело врывались яростные порывы ветра, из-за чего разжечь костёр так и не удалось. Довольствуясь лишь светом луны, я спешно поужинала походным провиантом, а после, забившись в самый дальний угол, завернулась поглубже в плащ и забылась неспокойным сном. Пробуждение пришло резко, когда первые лучи мутного солнца окрасили тяжёлые облака в розовый цвет. Быстро позавтракав, я только двинулась в путь, как опять пошёл дождь.

Продвигаться по уже намокшей горной дороге оказалось ещё сложнее, чем я себе представляла. Ноги постоянно норовили предательски поскользнуться, а вот права на ошибку у меня не было: справа узкая тропа обрывалась в бездонный провал. Продвигаясь вперёд приходилось изнуряюще медленно, для подстраховки постоянно цепляясь рукой за каменную стену. Тогда я не раз поблагодарила Мирту за подаренные когда-то кожаные перчатки, которые именно сейчас пришлись как никогда кстати, защищая руки от острых камней. Вокруг было тихо и безлюдно, и моё «горное» одиночество нарушали лишь редкие птицы и шум дождя.

Из-за беспрестанно льющейся с неба воды, останавливаться на обед не очень хотелось, но тело неумолимо требовало отдыха. Поэтому, пристроившись под небольшим выступом, где присутствовала хоть какая-то иллюзия сухости, я наскоро перекусила, а потом просто сидела, обозревая окрестности и давая ногам заслуженный отдых. Именно за этим созерцанием меня посетила мысль о том, как мне следовало найти гномов в этих каменных джунглях? По книге, в какой-то момент отряд должен был попасть в пещеру к гоблинам… «А что если я их упущу? Что тогда?» Ведь план местности я знала только до предполагаемого пересечения двух горных дорог. Голова устало упала на согнутые колени. Был, конечно, и другой вариант, при котором мне удалось бы перехватить гномов, но это значило угодить к гоблинам вместе с ними. И пусть по книге Торин и компания выбрались оттуда вполне себе живыми и здоровыми, про меня в произведении профессора никаких упоминаний не было. Поэтому для меня финал, увы, оставался открытым. Иными словами, выбор у меня небогатый: блуждать по горам или прыгать под гору. «Что за хрень-морковь! — мысленно костерила я всё и всех. — Не мог Гендальф придумать план попроще? Чтобы, к примеру, я с ним где-нибудь по дороге встретилась? Ан нет! Мы не ищем лёгких путей! Старый интриган!» На этом мой внутренний монолог закончился, и я, решительно поднявшись, снова зашагала, щедро орошаемая потоками воды.

Остановилась я лишь тогда, когда совсем стемнело, и продвигаться дальше стало просто опасно. Забившись в какую-то щель между скалами, где, на моё счастье, оказалось даже почти сухо, я развела костёр. Так удалось хотя бы немного просушить отяжелевшие от влаги вещи и подарить телу такое недостающее тепло. Окоченевшие конечности инстинктивно тянулись к робкому пламени, и меня уже стало клонить в сон, когда неожиданно вспомнилось, что на этот раз нести дозор некому, а быть маячком для ночных обитателей гор мне вовсе не хотелось. С тяжёлым сердцем пришлось затоптать пламя. Я попыталась заснуть, но теперь мне никак не удавалось расслабиться. В темноте, сквозь шум дождя, постоянно слышались неясные звуки, шорохи и нашёптывания. Из этого состояния полудрёмы меня выдернуло какое-то копошение. Глаза резко распахнулись. Открывающийся сквозь щель в скале клочок неба только начал сереть, что означало, что солнце ещё не взошло. «Тогда что меня разбудило?» Прислушавшись, я поняла, что снаружи кто-то стоял, причём аккурат напротив места моего ночлега, но в предрассветных сумерках из глубины своего укрытия получалось различить лишь очертания невысокого тела. «Значит не орк», — успокоила я себя и, затаив дыхание, аккуратно подалась вперёд, стараясь при этом двигаться бесшумно. Я была уже совсем рядом с выходом, когда фигура показалась мне вдруг очень знакомой.

— Бильбо? — хоббит взвизгнул и так резво отпрыгнул от моего убежища, что, не ухвати я его в последний момент за походную сумку, главное действующее лицо этого литературного произведения уже давно свалилось бы в пропасть.

— Ирина? — перепуганный и бледный Бильбо смотрел на меня расширенными глазами, словно перед ним появилось привидение. — Что ты здесь делаешь? — пробормотал он, запинаясь. Вопрос был глупым, но мой ответ его побил.

— Пыталась поспать, — я невольно ухмыльнулась и покачала головой. — А что ты здесь делаешь? Где гномы, и почему ты один? — хоббит стыдливо потупил взор, а меня вдруг осенило. — Ты, что, ушёл? — он неуверенно кивнул, настойчиво избегая моего взгляда и упорно продолжая разглядывать свои ноги. Разговор не клеился, и надо было срочно приводить стеснительного взломщика в чувства. — Бильбо, почему ты на меня не смотришь? Ты не рад меня видеть или обижен?

Это была довольно тривиальная женская тактика, но она возымела должный эффект и Бильбо резко вскинул голову.

— Конечно рад! О чём ты говоришь?! — его щёки вспыхнули румянцем, и в следующее мгновение я заключила его в объятия. Когда мы отстранились друг от друга, Бильбо смешно поморщил нос. — Ирина, ты извини конечно, но чем от тебя пахнет? Вернее от твоей одежды? — я немного растерялась, но тут же хлопнула себя по лбу.

— Кровью! — он побелел и с ужасом уставился на мой потемневший камзол. — Это не то, что ты думаешь. Вернее, это не моя, — поспешила я его успокоить. Хоббит немного расслабился. — Это варга.

Его глаза изумлённо округлились и он едва заметно пошатнулся.

— Что ты сделала с варгом, если ты вся?.. — слова повисли в воздухе, а он лишь неопределённо взмахнул рукой.

На долю секунды я задумалась, однако, окинув взглядом и без того перепуганного и растерянного хоббита, решила опустить смачные подробности и ограничилась лишь самым сжатым описанием событий:

— Скажем так: это просто походные неприятности, — хоббита этот ответ на удивление вполне удовлетворил. — Так почему ты ушёл от гномов? Не то, чтобы я тебя критикую — они та ещё компания… — Бильбо снова потупил взор.

— Я и сам не знаю… Вернее знаю, но… Да я и так уже хотел вернуться к ним, — наши взгляды наконец пересеклись, и на последних словах голос Бильбо прозвучал неожиданно уверенно и стойко. Я мысленно улыбнулась.

— Хм, понимаю… — смущать и запутывать его ещё больше не хотелось, как и выпытывать мотивы. — Ну если хотел вернуться, так пошли вместе.

Уверенно вскинув мешок на плечи, я шагнула на горную тропу, когда хоббит поймал меня за рукав.

— Погоди. Ты так и не ответила, как и почему здесь оказалась? Ты же решила остаться в Ривенделле… — мои губы дёрнулись в ироничной улыбке.

— Скажем так: придворные неприятности, — он нахмурился, продолжая крепко удерживать меня за рукав. Я устало выдохнула. — Там долгая история. И я обязательно тебе её поведаю, но потом, а сейчас — нам надо спешить.

— Почему?

— Скоро узнаешь…

И мы с хоббитом мелко засеменили вверх по тропе в направлении злополучной пещеры, где он оставил гномов.

Уже перед самым рассветом мы, наконец-то, добрались до места, и как только завернули за угол, стало понятно, что опоздали — пещера была пуста. Я отчаянно стиснула зубы, в то время как Бильбо растеряно озирался. Но из-под земли ещё слышались размеренные удары барабанов и яростные крики, а это означало, что ещё не всё было потеряно. Мой взгляд скользнул по полу: к счастью плиты ещё не успели полностью закрыться. Я схватила Бильбо за руку и бросилась к стремительно сужающемуся провалу в полу.

— Что ты делаешь? — взвизгнул хоббит. — Мы же упадём туда!

— Правильно! Мы должны успеть прыгнуть, потому что гномы там.

— Что?! — только и успел выдохнуть Бильбо.

Но мы уже заскользили вниз по накренившемуся камню, и после недолгого падения вкупе со звуком сомкнувшихся над нами плит, очутились в полной темноте.

— Ирина?! — пискнул хоббит где-то рядом.

— Я тут… — в темноте я безуспешно пыталась нащупать его руку. Как на зло именно в этот момент где-то впереди раздались гаркающие голоса, по стенам запрыгали отсветы от факелов — кто-то стремительно приближался в нашу сторону и мог в любой момент вывернуть из-за угла. Но теперь можно было хотя бы что-то различить: мы с Бильбо находились в довольно широком коридоре, от которого вправо и влево отходили многочисленные узкие ответвления. Мои глаза наконец-то нашли маленького человечка — он оказался в противоположной от меня стороне у одного из темнеющих проходов.

— Ирина, это гоблины, — только и успел выкрикнуть хоббит, вытаскивая из ножен свой светящийся синим клинок.

— Прячься! — было последнее, что успела крикнуть я, скрываясь в ближайшем ко мне коридоре. Несколько секунд спустя мимо нас пробежал небольшой отряд кричащих низкорослых уродливых существ. Как только они скрылись за поворотом, всё снова погрузилось во мрак.

— Бильбо… — неуверенно шепнула я, но мне никто не ответил. Похоже, хоббит скрылся и сейчас, скорее всего, был на полпути ко встрече с Горлумом. Остальная история мне была и так известна. Я же оказалась абсолютно одна в кромешной темноте.

Сначала я ещё какое-то время сидела и напряжённо вслушивалась в надежде, что хоббит всё же не ушёл или уже вернулся… Но вокруг царила звенящая тишина. Надолго же оставаться в нынешнем укрытии было бы глупо — надо было двигаться дальше и искать выход. И тут я впервые осознала всю серьёзность ситуации. У меня, к сожалению, было намного больше шансов именно не найти дорогу в срок, а значит — упустить гномов. Кроме того, блуждая вслепую я могла оказаться у гоблинов или того хуже: натолкнуться на Горлума, который, если мне не изменяет память, не брезговал и человечиной. По спине пробежал холодок, я нервно сглотнула и тут же отчаянно закачала головой, отгоняя столь пессимистичные мысли. «Нет, нет. У меня получится выбраться отсюда, а после впечатаю Гендальфу между глаз за его «умный» план!» Сделав несколько глубоких вдохов и выдохов, дабы успокоить разыгравшиеся нервы, я вновь попыталась прислушаться к окружающему меня пространству, и на этот раз где-то вдалеке, слух уловил тихий плеск капающей воды. В каменном безмолвии этот робкий звук был подобен глотку свежего воздуха. Он был настолько притягательным, что я сама не заметила, как уже оказалась на ногах. Внутри что-то встрепенулось, и повинуясь какому-то неясному чувству, я стала медленно продвигаться в направлении манящего журчания, нелепо расставив руки в стороны. Шагов через пять пальцы наткнулись на каменную стену, и теперь, исходя из звуков, мне нужно было повернуть направо. Какое-то время я двигалась вдоль стены, пока не нащупала проход в один из подгорных коридоров и на мгновение замерла, ещё раз взвешивая все за и против. Да вот только терять мне, по сути, уже было нечего. Рваный выдох и шаг в проём.

Проход оказался довольно узким, и первое время я уверено шла вперёд, доставая руками до стен, но постепенно потолок стал снижаться и мне, в конце концов, пришлось пригнуться. Иногда я останавливалась и прислушивалась, чтобы удостовериться, что двигалась в правильном направлении. В полной темноте и время, и пространство перестали существовать, и только ощущение твёрдого камня под ногами уберегало от полной дезориентации.

Слух настолько привык к отзвукам только собственных шагов и дыхания, что когда кто-то резко крикнул в темноте, я подскочила и чуть не закричала от неожиданности. Мои руки сами зажали рот. Как вкопанная, я замерла на месте. Крик повторился, но уже чуть ближе — впереди меня кто-то был, и этот кто-то теперь направлялся в мою сторону. Внутри всё сжалось.Теперь можно было отчётливо различить приближающиеся шаркающие шаги. Пальцы судорожно ощупывали стены в поисках какого-нибудь укрытия, но безрезультатно. В узком коридоре спрятаться было негде, и мне оставалось лишь как можно плотнее прижаться к одной из стен и задержать дыхание.

В это время невидимый кто-то остановился совсем рядом (судя по ощущениям в двух-трёх метрах от меня) и замер. Секунды невыносимо растягивались в безмолвии и темноте, пока я вдруг не осознала, что меня, кажется, тоже не видели. Горячая волна удивления и облегчения окатила тело, от адреналинового возбуждения кожу покалывало, а горло сдавил первобытный крик. У меня появилась надежда прорваться, потому что тот впереди уже давно должен был меня заметить, но до сих пор бездействовал, и только что-то выкрикивал в темноту на непонятном гаркающем языке. Если бы увидеть того, кто был передо мной, то его можно было попытаться обойти. Загвоздка была в несуществующем источнике света. И тут я вспомнила про кинжал… Кили говорил, что работа была похожа на эльфийскую. Что если лезвие, как и у Бильбо, светится в темноте?.. Мысли ещё вертелись в голове, а пальцы уже нащупали рукоять. Взгляд скользнул по металлу или там, где он должен был быть… Нет, моему кинжалу было далеко до «Жала». Я беззвучно усмехнулась, а тот что стоял впереди задвигался, зашуршал по стенам, явно ощупывая пространство вокруг. Мысленно послав его куда подальше, я аккуратно попятилась.

Мне был жизненно необходим хоть какой-то источник света. Оставалась лишь одна последняя надежда. Моё сердце бешено забилось. Я медленно сняла мешок со спины, негнущимися пальцами развязала завязки и запустила руку внутрь. «Ну где же ты? Ведь точно помню, что кинула тебя в мешок, когда уходила из Ривенделла. Есть!..» Я облегчённо выдохнула. Теперь оставалось только надеяться, что батарейка еще не совсем села. Сжав плоский предмет в руке и снова надев на плечи мешок, я медленно поднялась. Голос невидимки сразу обратился в мою сторону. «Ага, слух у тебя хороший, значит». От волнения дыхание давалось мне с трудом, ладони вспотели, а пальцы неожиданно будто удвоились в размерах. После нескольких неуклюжих попыток, я на ощупь сняла блокировку и нажала на кнопку. В ту же секунду экран вспыхнул голубым светом. В полной темноте он показался болезненно ослепляющим, из-за чего я инстинктивно зажмурилась, но почти сразу заставила себя открыть глаза. Индикатор батарейки мигал красным — значит времени осталось мало. Я быстро направила слабый свет вперёд и похолодела: передо мной, не больше чем в двух метрах, стоял гоблин. Существо было покрыто серой кожей с развесистыми, ободранными ушами, плоским носом и белесыми глазами. На моё счастье гоблин был слепым. Однако, словно почуяв что-то, он вдруг заметался из стороны в сторону, расставив длинные костлявые руки, потом выхватил увесистый чёрный ятаган и злобно оскалился. В этот момент экран погас. Я снова нажала на кнопку. Гоблин продвинулся в мою сторону и теперь шумно втягивал воздух, принюхиваясь. «Твою мать! А вот об этом я не подумала…» Я сделала шаг назад, а существо напротив вдруг замерло, его белесые огромные глаза расширились — в них отразился ужас. Теперь гоблин пятился, выставив впереди себя ятаган и постоянно что-то выкрикивая. Из всей какофонии гаркающих звуков я различила одно знакомое слово: «Варг!» Экран снова погас.

Темнота была наполнена звуками беспорядочного движения, лязг металла о камни, испуганные выкрики. Мне стало не по себе. Включив экран, я резко развернулась, но позади открывалась лишь непроницаемая бездна пустого коридора, откуда я пришла. И тут меня осенило: камзол, всё ещё пропитанный кровью зверя. Я снова обернулась: гоблин продолжал пятиться, выставив вперед оружие, я шагнула к нему навстречу. Опять темнота. Батарейка могла отказать в любой момент и, вполне возможно, что следующий раз, когда я нажму заветную кнопку, будет последним. Мне надо было всё продумать и рассчитать. Шаг, ещё и ещё. Рядом ясно чувствовалось присутствие испуганного гоблина. Свет снова вспыхнул. Слепой оказался ближе, чем я думала, но теперь он опять принюхивался. Это был мой шанс. Я пригнулась, подалась вперёд и, что было сил, оттолкнула гоблина в сторону, пролетая мимо и подныривая под его оголенным клинком. Существо завизжало, взмахнув ятаганом, но я уже бежала вниз по каменному проходу. Экран погас, и в наступившей темноте я отчётливо слышала преследующие меня быстрые шаги. Плеер больше не реагировал. В полуобороте я со всей силы кинула бесполезный теперь плоский предмет о стену позади себя. Он со звоном отскочил от камня, ударился о пол, подпрыгнул и опять упал. Звуки эхом раздались в густой тишине коридора — этого оказалось достаточно, чтобы отвлечь и задержать моего преследователя. Пробежав еще несколько метров, я прижалась к стене и замерла. Гоблин остановился, продолжая покрикивать, потом завозился на месте, явно пытаясь найти мой плеер, а потом резко замолчал. «Прислушивается…» — подытожила я, но уже в следующее мгновение с удивлением уловила шорох удаляющихся шагов. И хотя их груди вырвался вздох облегчения, в то, что гоблин просто так ушёл мне верилось в трудом. «Возможно за подмогой». Мыcль подействовала отрезвляюще. Позволив себе лишь немного отдышаться и утолить жажду, я решительно оттолкнулась от стены и продолжила продвижение по каменному лабиринту.

Сколько времени я уже плутала во мраке — было неизвестно. Порой мне казалось, что я не двигалась вовсе, а лишь топталась на месте, и только меняющийся рельеф стен под моими пальцами убеждал в обратном. Кругом опять не раздавалось ни звука, и даже слышанные мною раньше звуки воды исчезли. Возможно я не туда свернула, но вот вернуться уже было невозможно. Да и этот коридор должен же был куда-то привести… В какой-то момент мой уставший мозг стал постепенно сдавать. То мне стало казаться, что я слышала голоса, то будто по стенам плясали отсветы пламени, но каждый раз это оказывалось лишь игрой воспалённого воображения. На меня наваливалась сонливость, которая неумолимо давила на плечи. Я сдерживалась из последних сил, потому что последними вспышками сознания понимала, что если поддамся соблазну, то потом проснусь полностью дезориентированная и потерянная. От этого становилось страшно, но именно страх заставлял двигаться вперёд. В какой-то момент, сделав очередной шаг и опустив ногу, я не почувствовала под ней каменной тверди, зацепиться было не за что, поэтому тело беспомощно полетело в чёрную неизвестность.

К счастью, лететь мне пришлось совсем немного и я почти сразу с глухим шлепком приземлилась на пол. После секундного промедления, чтобы восстановить дыхание, я стала судорожно ощупывать окрестности. Первое, что привлекло внимание — земляной пол. Наверное поэтому и было моё приземление довольно мягким. Во-вторых, похоже сменилось и место моего блуждания в потёмках. Поднявшись на ноги и расставив руки в стороны, я стала ходить кругами, постоянно увеличивая радиус, но так и не наткнулась ни на одну стену или преграду… Выходило, что новое место было явно более просторным: может быть подземным залом или гротом… Поначалу обрадовавшись смене обстановки, я вдруг поняла, что найти выход из просторной залы в полной темноте будет намного сложнее, чем идти по узкому коридору. «Ну куда я опять вляпалась?!» Из глаз брызнули слёзы злости и отчаяния. Мне не хотелось сдаваться, но в то же время у меня не было ни малейшего понятия о том, куда теперь идти и как. Кругом было темно — хоть глаз выколи. Устало выдохнув, я побеждёно опустилась на пол и закрыла глаза.

Сначала было просто темно и тихо. В усталой голове не осталось ни одной мысли, и только одно желание билось в груди: выбраться отсюда, найти выход. «Выход». Постепенно мне стало тепло, словно я плавала в парном молоке. Даже воздух казался теперь более густым, а вот тело, вмиг утратившее свою тяжесть, ощущалось пугающе невесомым. А потом перед моим внутренним взором стали проявляться какие-то серые очертания: камни, стены, высокий потолок… Я резко открыла глаза, и всё сразу исчезло, и меня по-прежнему окутывал лишь мрак. Глаза закрылись сами по себе, и спустя несколько секунд опять стали проявляться серые контуры. Я медленно встала с пола, и двинулась вперёд, но не сдержалась и снова открыла глаза, тут же натолкнувшись на непроницаемую стену темноты. Нет, надо было оградить себя от этих вполне себе понятных инстинктивных импульсов. Порывшись в мешке, я извлекла оттуда шелковый чёрный платок, которым раньше закрывалась от солнца, и, сложив тонкую ткань полоской, завязала себе глаза.

Мрак перед глазами постепенно рассеивался, и мир принимал серо-чёрные призрачные очертания. Конечно же, это был не прибор ночного видения, но хотя бы так удавалось разобрать что к чему и где. Я стояла посередине огромной овальной подземной залы, потолки которой терялись где-то в высоте. Когда-то здесь возвышались величественные колонны, и их обломки, словно зубы старухи, ухмыляясь белели то тут то там. Недалеко от меня чернело что-то, напоминающее постамент в форме куба, на котором покоилась статуя. Я могла различить только смутные очертания, но отчего-то она мне показалась знакомой. Хотя в темноте было невозможно разобрать детали, однако и поза и то, как статуя была поставлена, мне что-то напоминало, но я никак не могла поймать ускользающий образ. Вообще ни зала, ни статуя не были похожи на творения рук гоблинов, но времени, как и возможности изучать загадочное строение и его содержимое не было. Махнув рукой на памятник, я решила обратиться к более важной проблеме — наличие выхода.

Мой внутренний взор скользил по стенам в поисках проёма, двери или лестницы наверх, но натыкался лишь на камень. Да и вообще стало казалось, что вся зала была высечена из одного куска монолита без входов и выходов. Меня охватила паника. Первым импульсом было снять повязку или побежать к ближайшей стене… Но что-то меня остановило. Вспоминая, как увидела орка, когда путешествовала с Элладаном, я замерла на месте и прислушалась, но не столько к звукам, сколько к своим ощущениям. Я была одна, и можно было, не сдерживаясь, дать волю энергии, которая сразу откликнулась на мои мысли, горячо пульсируя под кожей. Как и тогда отрубая и изгоняя из головы все мысли, я сконцентрировалась на выходе. Сначала ничего не происходило, а потом в голове вспыхнул образ Гендальфа вместе с гномами. Они бежали по каменному коридору, освещаемые красными отсветами пламени, то и дело выкрикивая обрывочные фразы. Внутри меня что-то дрогнуло и потянулось к ним, и в следующий момент моё тело уже двигалось само собой: шаг за шагом, и только вперёд, а перед глазами с безумной скоростью проносились ярко-оранжевые картины. Руки наткнулись на стену, но оказалось, что

это было разрушенным началом лестницы. Я ухватилась за край, подтянулась и неожиданно ловко забралась наверх (откуда только силы нашлись?). После стало проще — ступень за ступенью поднимали меня всё выше и выше, прочь от таинственной залы.

На самом верху передо мной открылся очередной коридор, но здесь даже внутренний взор не различал никаких очертаний, поэтому я просто продвигалась вперёд следуя своим ощущениям. Теперь Гендальф, Торин и остальные стояли на каменном уступе у выхода из горы. Волшебник рассматривал и пересчитывал гномов, когда его взгляд озабоченно метнулся куда-то в сторону, потом обратно к пещере. Маг резко обернулся: сзади него, словно из-под земли, появился Бильбо. Они о чем-то говорили, но я не слышала слов и могла лишь наблюдать за тем, как Гендальф опустился перед хоббитом и, схватив того за плечи, грубо встряхнул. Потом резко поднялся, отвернулся и закрыл глаза, но на долю секунды лицо Майа исказилось от боли. Интуитивно я потянулась к нему, только стоило пальцам его коснуться, как маг распахнул глаза и, бросив мрачный взгляд куда-то вглубь пещеры, глубоко вздохнул. Образ исчез.

Я стояла в тёмном коридоре, тяжело дыша. Между лопаток струился липкий холодный пот, в ушах гудело от перенапряжения. Но это оказалась лишь секундная передышка — кожу обожгло, словно от удара хлыста, тело изогнулось от боли, а внутри всё с новой силой загорелось от знакомого потока. Перед глазами полыхнула огненная нить, уводящая вдаль по каменному лабиринту, и в следующее мгновение, я с неожиданной для себя скоростью побежала по коридору, ведомая невидимой силой. Мешок слетел с плеч, и у меня даже мелькнула мысль остановиться, но она быстро потерялась в переполняющем и опьяняющем ощущении пульсирующей во мне энергии. Я должна была спешить.

Глава опубликована: 22.04.2018

13. Танец над пропастью

Гендальф и гномы бежали так быстро, что когда внезапно оказались снаружи, осознали это не сразу. Оставляя позади кишащее гоблинами каменное инферно, они продолжали со всех ног нестись по склону горы через редкий лес, и только отбежав на безопасное расстояние и всё ещё находясь под защитой последних лучей заходящего солнца, гномы позволили себе остановились отдышаться. Волшебник наскоро начал пересчитывать всех участников похода, но что-то не сходилось.

— Где хоббит? — выкрикнул он. — Где Бильбо?

Гномы неуверенно переглядывались, пожимая плечами, но полурослика действительно нигде не было.

— Он ушёл, — нарушил затянувшуюся паузу Бофур. — Я сам видел.

Торин презрительно скривил губы:

— Почему я не удивляюсь. Мистер Бэггинс струсил, соскучился, наверное, по своей тёплой постели и фарфоровым чашечкам. Он, пожалуй, уже на полпути к эльфам…

— Вовсе нет, — раздался из-за спины волшебника голос Бильбо. — Да, я хотел уйти, но решил вернуться.

Гномы поначалу удивлённо и одобрительно загудели, но тут же смолкли под тяжёлым взглядом своего предводителя.

— И зачем? Для чего вы вернулись, мистер Бэггинс? — недоверчиво и с нескрываемой насмешкой процедил Торин. Хоббит вздохнул и расправил плечи.

— Я не буду скрывать, что героем никогда не был. Это мне чуждо, как и всё здесь. Я очень скучаю по своему дому…— Бильбо замолчал и уже тише добавил. — А у вас его нет, потому что его отняли. И… — он запнулся, подбирая слова. — Вчера Ирина сказала мне, что я смогу вам помочь его вернуть. Что без меня вообще никак. — уже совсем уверено закончил хоббит. По его губам скользнула улыбка. Гномы переглянулись и одобрительно закивали, и только Торин молчал, продолжая задумчиво разглядывать Бильбо.

— Ирина? — вдруг спросил Кили.

— Вчера? — вторил ему Фили. — Ты что-то путаешь, хо…

— Ирина, — Гендальф резко развернулся в сторону Бильбо. — Где она? Разве она не с вами? — он нервно завертел головой.

— О, нет… — хоббит вдруг побелел и с ужасом посмотрел в сторону горы. — Она, наверное, ещё там.

Маг бесцеремонно развернул Бильбо за плечи и ощутимо встряхнул:

— Говори: где она? Не тяни!

— Я вчера случайно с ней встретился на горной тропе, — взгляд хоббита был полон отчаяния. — Это она сказала, что нам надо было спешить к гномам. А потом мы прыгнули в проём в пещере, — Бильбо прикрыл глаза и нервно сглотнул. — Там было темно. Так темно… И гоблины. Я думал, что она побежала вслед за мной. Я был уверен, но её нигде не было, — он закрыл лицо руками.

— Её поймали гоблины? — прошептал Торин. Остальные гномы обречённо молчали. Все прекрасно понимали, какая участь могла ожидать молодую женщину в подземном логове. Но хоббит отрицательно покачала головой:

— Они нас не заметили… — а в следующее мгновение Бильбо отчаянно вскрикнул. — Ну почему она не последовала за мной! — его руки сжались в кулаки.

— Они могли её почуять… — хмуро заметил Двалин, чем заслужил несколько предупреждающих взглядов. В ответ он лишь развёл руками.

— Не думаю, что это так просто. Да и вся её одежда пропитана кровью, — хоббит недовольно поморщился.

— Что значит кровью? — переспросил Кили.

— Кровью варга, — потерявшие уже всю суть повествования гномы уставились на Бильбо. Но он продолжил, как будто разъяснял самые обыденные вещи. — Она сказала «походные неприятности».

Повисло напряжённое молчание. Гендальф, отвернувшись смотрел на гору. За всё время разговора он не проронил ни слова, и единственное, что выдавало эмоции волшебника, это побелевшие костяшки пальцев, яростно сжимавшие посох и меч.

Солнце стремительно ускользало к горизонту, когда по редколесью разнёсся раскатистый заунывный вой. Ему сразу же вторил ещё один и ещё один…

— Вот, как говорится, помяни лихого. Это варги, — последние слова Торин почти выкрикнул и тут же развернулся к поникшему хоббиту. — Нам надо уходить. Мы больше уже ничего не сможем для неё сделать.

В приободряющем жесте король сжал плечо Бильбо, а уже в следующее мгновение отряд устремился вниз по склону, петляя среди деревьев. Они прекрасно слышали тяжёлые прыжки преследовавших их зверей, которые были всё ближе и ближе, загоняя свою добычу в ловушку. Но то, что это было ловушкой, гномы поняли слишком поздно — когда горный склон перед ними резко оборвался пропастью.

— На деревья! Быстро! — скомандовал Торин, и все остальные на удивление ловко взобрались на раскидистые сосны, растущие у самого обрыва.

И, как оказалось, вовремя — варги уже вертелись внизу, постоянно подпрыгивая и клацая зубами, в надежде ухватить сидящих на ветках за ноги. Отчаявшись, звери принялись в исступлении таранить деревья головой, телом, лапами… И к ужасу гномов, хоббита и мага, сосны тоскливо застонали, угрожающе покачиваясь, что ещё больше воодушевило беснующихся варгов.

— Деревья долго не выдержат! — крикнул кто-то, и, словно в подтверждение этих слов, одна из сосен с треском повалилась с обрыва. Лишь в последнюю секунду гномы успели перескочить на соседнее дерево, но, к сожалению, и оно долго не выдержало.

— Да как они вообще нас нашли?! — раздавалось сквозь треск веток и рычание.

Сосны падали одна за одной, как домино, и в какой-то момент все участники похода были вынуждены спасаться на последнем уцелевшем дереве. Варги, почуявшие скорую наживу, удвоили свои старания, с остервенением бросаясь на уже покачивающийся ствол. Их надо было если не остановить, то хотя бы задержать, отвлечь.

Сорвав с ближайшей ветки увесистую шишку, Гендальф подпалил её посохом и запустил вниз. Огненный шар пришёлся аккурат по серо-чёрной морде варга, тот завизжал и отскочил в сторону. За первой шишкой последовала вторая, третья, четвёртая… Волшебник поджигал и перекидывал их гномам, а те в свою очередь с воодушевлением закидывали ими сгрудившихся под деревом зверей. После ряда удачных атак последние были вынуждены отступить и, заскулив, спрятались под защитой леса. Тем временем близлежащие кусты и низкие деревья уже полыхали, озаряя небольшую прогалину красными отсветами огня.

Гномы только с облегчением вздохнули, как из-за потемневших деревьев выскочили орки. Это был отряд из двадцати—тридцати всадников, как успел заметить маг, но взгляды всех, включая Торина, обратились к предводителю — высокому, бледному орку на белом варге.

— Азог… Этого не может быть! — взревел король гномов. Орк, не мигая, смотрел на гнома.

— Торин, сын Траина! Давно я ждал этой встречи, — бледное лицо исказилось в злой усмешке. Азог резко втянул воздух, с показным наслаждением прикрывая глаза. — Знакомый запах… От тебя так же воняет страхом, как и от твоего отца, — презрительный смех орка смешался в глухим рычанием Торина.

На поляне, охваченной алыми всполохами пламени, метались тени орков, варгов. Уши резал непрекращающийся вой, рычание и гортанные выкрики наездников. И пусть сейчас им даровали эту отсрочку, маг понимал, что огненными шишками тут не обойтись и положение, в котором оказался отряд, было очень опасным. Но он отказывался сдаваться, всем сердцем надеясь, что его зов был услышан. Он постоянно внимательно прислушивался, силясь уловить в колебаниях воздуха их приближение, но вместо этого произошло что-то другое. Гендальф почувствовал, как по лесу прокатилась волна, словно под яростным порывом ветра вершины деревьев тревожно закачались, но тут же всё стихло. Взгляд волшебника устремился в темноту леса. От него не укрылось и то, как варги неожиданно взвыли и задёргались под наездниками, отчего орки стали тревожно оглядываться. «Что-то здесь не так», — мелькнуло в голове мага, но в то же мгновение всё внимание обратилось к подгорному королю, который уже успел спуститься с дерева.

— Торин, нет! Это безумие! — но он никого не слышал и одержимый жаждой мести, словно в дурмане шёл навстречу своей смерти. Его глаза видели только презрительно ухмыляющегося бледного орка.

Азог знал, что Дубощит его не разочарует, и теперь уже почти наслаждался победой. Глупые, жалкие гномы. Неуловимым движением понукая своего варга к действию, он в два прыжка сократил оставшееся расстояние до гнома. Один удар булавы и тот бесславно опрокинулся на спину. Азог медленно развернулся, надменно наблюдая за тем, как Торин пытался подняться. Белый варг снова прыгнул, повторно сбивая и отбрасывая гнома в сторону, и на этот раз мощные челюсти зверя сомкнулись вокруг Короля-под-горой. Рывок, и тело Торина, отлетев несколько метров, глухо упало на камни. Он больше не двигался. Азог с наслаждением и триумфом взирал на поверженного противника, почти сожалея, что победа оказалась такой лёгкой. Их прошлая встреча была наполнена большим драматизмом.

Но что-то изменилось. Гномы всё ещё отчаянно кричали, кто-то кинулся на помощь к Торину, орки победно гортанно рычали, но посреди этого бедлама маг ясно почувствовал какое-то колебание. Казалось, сам воздух поменялся, словно стал слаще… От неожиданной догадки, его глаза непроизвольно расширились.

А тем временем из лесного мрака, незамеченная никем в царящем на прогалине хаосе, метнулась тонкая тень. Когда фигура вдруг практически влетела в огненный круг, все невольно замерли от неожиданности. В красных отсветах пламени, лицом к гномам стояла бледная женщина с завязанными глазами, в ком они с изумлением узнали их странную спутницу. Она замерла, широко расставив руки, словно прислушиваясь.

— Ирина! — первым очнулся Бильбо, но та его не услышала, потому что в этот момент очнулись и орки. Победоносно зарычав один из варгов кинулся на неё со спины, но она тут же резко развернулась в сторону зверя, и тот с визгом упал, не долетев всего несколько шагов. Склонила голову на бок, Ирина медленно направила на него свою руку, и почти одновременно из открытой пасти вырвались языки пламени. В мгновение ока, глаза зверя обуглились, из черепа повалил чёрный дым. В воздухе запахло горелым мясом.

Теперь молодая женщина полностью развернулась к чуть попятившимся оркам. В её руках блеснул кинжал. Она, закинув голову, что-то прошептала и, полоснув поочередно по левой и правой ладони, вновь спрятала оружие в ножны. Багровые капли заструились по рукам, на землю, на камни.

— Что ты делаешь?!.. — начал Гендальф, но его голос утонул в душераздирающем вое. Наездники и звери выли одновременно. Их обезумевшие глаза смотрели только на неё. Она же медленно потянула завязки, освобождаясь от повязки, которую сразу подхватил и унёс вдаль поднявшийся ветер.

— Ирина! Приди в себя! — громыхнул среди деревьев голос волшебника. На какое-то мгновение женщина будто бы услышала его: чуть обернулась, посмотрев через плечо. Увиденное заставило Гендальфа и заметивших это гномов резко втянуть воздух — её обычно каре-зелёные глаза были абсолютно чёрными, и только зрачки сияли как две полные луны.

— Что же ты творишь?.. — обречённо выдохнул маг.

— Чего же вы ждёте, безумцы? — прошептал в его голове её уставший голос.

Азог изумлённо смотрел на женщину в кругу пламени, а вокруг него бесновались и сходили с ума варги и их наездники. Да, он и сам почти языком ощущал этот дурманящий сладкий запах, который стал просто невыносим, после того как она пустила кровь. Внутри него бесновалось почти животное желание вцепиться зубами в эти окровавленные руки, почувствовать её на вкус, и стоило невероятных усилий сдержаться и не рвануть вперёд. Его же отряд останавливал только огонь. Это могла быть только она: та самая девица, о которой говорил «Похититель». Она действительно была другой… «Так кому же ты так нужна?»

Азог оторвался от размышлений, потому что в этот момент краем глаза заметил, как один из его орков уже прицеливался по ней из лука. На конце стрелы была привязана крепкая верёвка, и тот, скорее всего, хотел использовать эту имитацию гарпуна, чтобы вырвать её за пределы огня, но этого нельзя было допустить. Её бы сразу разорвали на части.

— Нет! — зарычал Азог, но за воем лучник его не услышал. Когда всадник уже собирался спустить тетиву, его голову навылет пронзил короткий нож. Это подействовало отрезвляюще, и орки, как один, оглянулись на своего предводителя.

— Она нужна мне живой! Чтобы ни один волосок не упал с её головы! Займитесь гномами! Принесите мне голову их короля! — отдавал он отрывистые приказы.

Только стоило всадникам приблизились, как огонь полыхнул изумрудно-зелёным, взрываясь стеной и опаляя звериные морды. Орки снова попятились, и тогда из-за их спин выскочили три серые собаки. Они легко перепрыгнули через зелёное пламя и остановились в нескольких шагах от женщины. Существа присели на передние лапы, закинув головы, и воздух наполнило пронзительное свистящее шипение.

Она замерла, повернув голову в сторону, тонкая рука потянулась куда-то в пустоту, глаза снова закрылись. А в это время на прогалине завязался бой между гномами и орками. Но даже сквозь лязг металла Гендальф мог различить её шёпот: Ирина с кем-то разговаривала. Он снова хотел её позвать, когда невидимая сила рванула женскую фигуру вверх, поднимая над землёй. Её тело изогнулось, она отчаянно закричала. Майа с ужасом наблюдал как на спине, груди и руках женщины стали появляться глубокие кровавые раны. На склоне волшебник ясно почувствовал ещё чьё-то присутствие, и сейчас этот кто-то намеренно пытался ослабить её тело и волю, разрезая бледную кожу незримым клинком.

Женщину ещё раз рвануло назад, и она зависла над зияющей чернотой пропасти. Её глаза были закрыты, руки яростно сжимали голову, тело то и дело дёргалось в конвульсиях, но она больше не кричала. От бессилия маг яростно стиснул зубы. Он ничем не мог ей помочь, потому как мгновениями ранее сосна, на которой они сидели, предательски накренилась, и только в последний момент он успел поймать соскользнувших гномов. И теперь, как минимум трое, висели на его посохе, второй же рукой он из последних сил удерживал себя за ствол дерева. Тем временем, Фили, Кили, Двалин и Бильбо яростно отбивались от орков, всё ближе пробиваясь с обездвиженному Торину. Когда в кровавом предзакатном небе мелькнули тени, волшебник облегчённо вздохнул. Они всё же его услышали.

Широкие крылья орлов замелькали над лесом, их мощные когти и клювы играючи раскидывали орков, одновременно поднимая и унося в безопасность гномов. Рука мага всё же соскользнула, и он полетел вниз, но почти сразу приземлился на спину благородной птицы. Орёл стремительно уносил его всё дальше от беснующихся орков и израненной, окровавленной женщины, которая так и висела над пропастью, сжав голову руками.

— Ирина! — крикнул он в отчаянии, и на короткий миг их взгляды встретились.

Она смотрела на него этими огромными, испуганными и вновь каре-зелёными глазами, а потом вдруг судорожно вздохнула и резко прокричала: «Прочь! Из моей! Головы!» Ему показалось, что на мгновение её тело засветилось, а над горами пронёсся полный ярости и боли пронзительный нечеловеческий крик. Невидимые руки отпустили тело: она стремглав полетела в пропасть. Это было последнее, что увидел Гендальф.


* * *


Уже совсем стемнело, когда орлы мягко приземлились на каменный выступ скалы. Гномы быстро спускались, оглядывали и пересчитывали друг друга. Две последние птицы принесли мрачного волшебника и Торина, аккуратно опустив тело последнего на каменный пол. Король не двигался.

Двалин и Балин сразу метнулись к нему. Гном был без сознания, но дышал равномерно. Крепкая броня выполнила своё предназначение, и Торин отделался лишь несколькими неглубокими ранениями. Когда с перевязкой было покончено, к королю подошёл Гендальф. Волшебник дотронулся до его лба, что-то прошептав, после чего предводитель глубоко вздохнул и открыл глаза. Остальные гномы радостно и облегчённо загудели, и только Бильбо продолжал стоять на краю скалы, не спуская глаз с потерявшегося во тьме горизонта.

— Мистер Бэггинс, — раздался за его спиной низкий голос Торина. Хоббит вздрогнул и нехотя обернулся. Король стоял совсем рядом, чуть сощурив глаза. — С самого начала похода я относился к вам как к трусу, — начал он, и все присутствующие невольно затаили дыхание. — Я никогда так сильно не ошибался, Бильбо.

 Торин неожиданно улыбнулся и крепко обнял обескураженного полурослика. Гномы радостно закивали, чуть посмеиваясь. Бильбо смущённо улыбался.

— Мы заночуем сегодня здесь, — распорядился король, вновь разворачиваясь к отряду.

— А как же Ирина?.. — голос хоббита быть чуть громче вздоха, но его услышали. Все улыбки моментально слетели с лиц. В воздухе повисло тяжёлое молчание.

Гендальф стоял в стороне на краю уступа. Перед его глазами снова и снова развёртывалась картина того, что только произошло. Она знала, что орлы прилетят, и намеренно тянула время. Безумная высвобождала из себя столько магии, насколько было возможно, и та, словно лесной пожар, разгоралась всё сильнее и ярче. Только ведь не всё так просто. За всё надо платить. И ей тоже… Вернее уже не надо. Краем уха он услышал последние слова хоббита. В груди что-то больно кольнуло. Если тогда, после пещеры гоблинов, где-то в глубине он всё ещё чувствовал её присутствие, то сейчас там царило безмолвие.

— Её нет, — раздался над головами твёрдый голос мага.

— Но… — начал было Бильбо.

— Она упала. Упала в пропасть, — отрезал волшебник, не оборачиваясь и продолжая смотреть вдаль.

Какое-то время все тягостно молчали, но постепенно жизнь взяла своё. И гномы медленно разошлись в разные стороны. Кто-то занялся разведением костра, кто-то сортировал оставшиеся припасы. Когда со скудным ужином было покончено, усталые гномы и хоббит забылись сном. В тот вечер Гендальф взял дозор на себя, и никто не решился спорить с мрачным, молчаливым волшебником.


* * *


Сначала была боль. Она разрывала меня на части. Казалось, тысячи острых ножей одновременно кромсали тело снаружи и изнутри. Боль лишила меня способности думать, двигаться и дышать, превращая в израненное и напуганное животное. В голове шептали тысячи голосов, но я не понимала ни слова. От этой болезненной какофонии хотелось вырвать волосы, раздробить череп, только чтобы выпустить эти голоса наружу, как рой диких пчёл. Из болевого делириума меня лишь на мгновение вырвал голос Гендальфа и его глаза: такие чистые, такие знакомые, такие тёплые, но такие отчаявшиеся. Я, кажется, что-то прокричала, и всё стихло.

А потом было падение и режущие потоки воздуха на коже. Я летела вниз с невероятной скоростью, а мне это было безразлично. Моё сознание ускользало от меня, словно песок сквозь пальцы. А я всё ждала этот финальный глухой удар о камни. Мне почему-то казалось, что потом будет темнота и покой. Но удара не было, или я его уже не помнила. Меня окутали темнота и безмолвие.

Чувство полёта. Я резко открыла глаза. Надо мной было небо. Такое, как и в первую ночь моего пробуждения в Средиземье: близкое, чёрное и звёздное. Мерцающее небесное покрывало медленно проплывало перед моим взором, и одновременно казалось, что это я парила в воздухе. Лёгкий ветер развивал волосы, нежно лаская лицо. Моё тело покоилось на чём-то мягком и шелковистом.

— Я умерла? — спросила я темноту.

— Ещё нет, — ответил мне кто-то.

— Как странно…

— Почему?

— Потому что мне вдруг так спокойно и легко.

— Разве спокойно и легко может быть только в объятиях смерти?

— Не знаю. Почему так тихо?

— Потому что ты слышишь меня у себя в голове.

— Ты читаешь мои мысли?

— Тогда и ты читаешь мои. Нет, меня не интересуют твои думы. Мы с тобой просто мысленно разговариваем, — голос, казалось улыбался. Если такое вообще было возможно.

— Встречала я как-то эльфа, который пытался залезть ко мне в голову.

— И что с ним случилось?

— Ему не понравилось то, что он там нашёл, — незнакомец тихо засмеялся.

— Такое случается.

— Кто ты?

— Я хозяин поднебесной, — я внутренне улыбнулась, а он почувствовал. — Почему ты улыбаешься?

— Знаешь, что в моём мире называли Поднебесной?

— Знаю.

— Откуда? — удивилась я.

— Мне многое известно, — уклончиво ответил голос. Я молчала, устремив взгляд к звёздам, когда незнакомец снова обратился ко мне. — Кто ты, смертное дитя?

— Не знаю. Раньше, до того как попала сюда знала, а теперь… Самой себе я кажусь пылью, которую гонит ветер странствий.

— Тогда, ты скорее пепел, — задумчиво заметил мой собеседник.

— Пепел? Почему?

— Пепел несёт в себе историю…

— Также, как и пыль.

— Согласен. Но только пепел несёт в себе историю жизни. Все её радости, горести, успех, падение, рождение и смерть…

— Самое большее, что я несу в себе — это мои воспоминания.

— Ты ошибаешься, дитя.

— Разве я дитя, если ты сравниваешь меня с пеплом? — мой собеседник задумался.

— Знаешь, в мире Средиземья для меня ты дитя, — голос ненадолго замолк. — Но во Вселенной ты будешь праматерью всего здесь, а я для тебя лишь беспомощным птенцом.

— Я тебя не понимаю.

— Придёт время, и ты всё поймёшь. Сейчас побереги свои силы, ты умираешь.

Я грустно улыбнулась. Я знала это.

— Куда ты меня несёшь?

— А куда ты хочешь?

— Не знаю… Мне некуда идти. Я всё потеряла.

— Ты не права. У тебя есть жизнь и ты сама, а значит ты можешь ещё всё найти.

Долгое время мне нечего было ответить, и всё казалось, что я упускаю что-то очень важное. Но подёрнутое дымкой сознание никак не хотело уловить ускользающую мысль.

— Так куда мы летим?

— К тому, кто очень обрадуется тебя увидеть.

— Ты всегда говоришь загадками?

— Нет, но так я могу рассказать тебе больше. Ты скоро всё поймёшь. И захочешь взлететь…

Последние слова отдавались далёким эхом у меня в голове. Я проваливалась всё дальше и дальше в обволакивающие объятия тёплой темноты. Исчезли и звёзды, и небо — осталось только чувство полёта.


* * *


Как только все заснули, к магу подошёл Бильбо и молча сел рядом. Гендальф мельком отметил про себя покрасневшие и припухшие глаза хоббита, но тактично не задавал вопросов. Вместо этого он протянул ему мешочек с табаком. Полурослик благодарно кивнул и раскурил трубку. Они сидели на обрыве, не проронив ни слова, а перед ними сплетал замысловатые узоры синий терпкий дым. В какой-то момент Бильбо не выдержал и спрятал лицо в сложенные на коленях руки. Он судорожно втянул воздух. Гендальф только сжал плечо хоббита, но тот и без слов понял жест мага. Полурослик несколько раз кивнул, заново разжёг трубку и, поджав губы, уставился в темноту.

— Почему она это сделала? — наконец не выдержал хоббит. Волшебник только покачал головой.

— Не знаю, Бильбо. Иногда мне было очень сложно понять, что толкало её на те или иные поступки.

— Но как она оказалась над пропастью? — маг выпустил очередное кольцо синего дыма, и оно, растягиваясь, постепенно исчезало над обрывом.

— Не знаю, — ответил он после затянувшейся паузы.

— Знаешь, Гендальф, а я ведь слышал там голос. Он с ней разговаривал. Только я ничего не понял. Это был странный язык, — Гендальф окинул хоббита заинтересованным взглядом. — Может этот кто-то спас её? — закончил свою мысль Бильбо.

— Это был один голос или несколько? — вопрос прозвучал чуть громче, и хоббит невольно вздрогнул, словно очнувшись от оцепенения.

— Один. И, по-моему, мужской, — он выжидающе посмотрел на мага, пытаясь прочесть у того на лице, к чему были эти подробности. — Ты думаешь, он мог её спасти? — в глазах Бильбо загорелся слабый огонёк надежды, но Гендальф только горько ухмыльнулся.

— Боюсь, что нет. Я сам видел как она полетела в пропасть.

— Но ведь ей удалось выпутаться из пещеры гоблинов…

— Бильбо, она упала, — резко отрезал маг. Хоббит обреченно поник головой и, уже чуть мягче, волшебник добавил. — Я тоже скорблю. Но мы ничего не могли для неё сделать. — последние слова дались магу с трудом. — Иди, отдыхай. Завтра нам предстоит долгий спуск.

Бильбо кивнул и, затушив трубку, поднялся. Он уже хотел направиться к своему спальному мешку, но вдруг замер:

— Знаешь, Гендальф. Она была удивительной.

— Она была несносной, упрямой, глупой и удивительной, — волшебник грустно улыбнулся, провожая взглядом маленькую фигуру хоббита.

Гендальф продолжал курить на склоне, наблюдая за сизыми узорами. До рассвета осталось ещё часов пять не меньше. Эта ночь казалась ему бесконечной… Он настойчиво гнал от себя все мысли об Ирине, но слова хоббита не могли его не заинтересовать. С кем могла она разговаривать там, на склоне? И почему хоббит смог услышать голос, а он — маг, нет? И это упоминание о странном языке… Нет, что-то здесь было не так. Волшебник невольно нахмурился, отслеживая глазами очередное кольцо табачного дыма, но оно, пролетев всего чуть-чуть, вдруг развеялось, словно от порыва ветра. Только вот вокруг царило абсолютное затишье. Гендальф выпустил ещё одну струю дыма, но и та, проплыв всего на расстояние вытянутой руки, разметалась в стороны. Маг напряжённо поднялся, всматриваясь в черноту ночи. Он был готов в любой момент поднять тревогу, когда в тишине услышал тихий шелест, который всё приближался. Уже в следующее мгновение его глаза смогли различить очертания огромной птицы. Волшебник попятился. Орел медленно и бесшумно опустился на выступ скалы, чуть склонив голову в приветствии, грациозно расправил крыло, и глаза Гендальфа невольно расширились от изумления. Там лежала она. Её абсолютно спокойное бледное лицо с закрытыми глазами никак не сочеталось с разодранной одеждой и кровавыми ранами, покрывавшими грудь и руки.

— Я не мог дать ей упасть, — раздался в голове бархатистый голос гордой птицы.

— Благодарю тебя, — мысленно ответил ему Гендальф.

— Она ещё жива, — заметил орёл, пристально наблюдая за магом. Тот, в свою очередь, аккуратно снял безвольное тело со спины и положил недалеко от костра.

— Ещё раз благодарю тебя, — поклонился волшебник. Птица уже развернулась к обрыву, собираясь взлететь, но в последнее мгновение орёл обернулся:

— Олорин, она — последняя. Её телесные раны ты может и вылечишь, но надолго ли? Ты ведь знаешь, почему она снова и снова оказывается на грани? Когда-нибудь тебе придётся её отпустить.

 Гендальф молчал. Орёл широко расправил крылья и бесшумно взлетел над скалой, исчезая во мраке.

Как только птица скрылась с глаз, маг метнулся обратно к костру. Он бегло осмотрел её ранения: нет, одному ему было не справиться. В несколько шагов Гендальф оказался у одного из дальних спальных мест и, склонившись, дотронулся до плеча спящего:

— Оин! — гном мгновенно открыл глаза и схватился за топор и напряжённо замер, увидев склонившегося мага. — Мне нужна твоя помощь, — Гендальф кивнул в направлении костра, и глаза гнома изумлённо расширились.

— Она жива?

— Ещё да. Но времени терять нельзя, — Оин быстро поднялся и, захватив свой мешок, последовал за волшебником. Когда же увидел её при свете костра, то невольно втянул воздух:

— Кто же её так искромсал? Орки?

— Нет, было бы лучше, если бы это были орки. То был кто-то невидимый, — нехотя пробормотал волшебник, и уже чуть громче добавил. — Мне надо, чтобы ты обработал раны, и дал ей противоядие…

— Их придётся зашивать.

— Нет. Этим займусь я. Повреждения были нанесены если не чистой магией, то, скорее всего, магическим оружием. Тут швы не помогут.

Гном настороженно посмотрел на женщину:

— Кто-то резал с умом, — заметил он, заученными движениями смешивая в миске травы и зеленоватый порошок. — Старался не задеть жизненно-важные органы, но причинить как можно больше боли и вызвать потерю крови, — Гендальф нахмурился. — Похоже этот кто-то хотел заполучить её живой, волшебник.

— Думаю, что ты прав. И это мне не нравится.

Они аккуратно срезали и сняли пропитанный кровью камзол, с облегчением отметив, что ранения на спине были не такими глубокими. Поэтому решено было начать с них. Сначала Оин промыл раны тёплой водой, затем обработал травяным отваром, и только потом положил заживляющую мазь. Сложнее обстояло дело с противоядием. Женщина настолько плотно сжимала губы, что влить в неё жидкость оказалось невозможным.

— Давай сначала займёмся ранами. Это может быть последствием ранений, — прошептал маг, и они приступили к порезам на груди и руках.

Тут всё обстояло намного серьёзней. Обработав глубокие повреждения тем же составом, гном настороженно уставился на мага.

— Если сейчас же их не зашить или не закрыть, то она может умереть от потери крови.

— Знаю, — прошептал Гендальф. — Завяжи ей глаза и будь готов держать её.

Оин недоверчиво посмотрел на волшебника, но сделал как тот требовал.

Маг завязал себе глаза, и его руки зависли в сантиметре от её кожи. Какое-то время ничего не происходило, но лишь до того момента, пока Гендальф не начал что-то еле слышно шептать. Его руки плавно задвигались, вырисовывая невидимые узоры над её телом. Гном с удивлением наблюдал, как небольшие раны стремительно затягивались, оставляя лишь лёгкое покраснение на бледной коже. Но тут тело темноволосой рванулось вверх, да с такой силой, что Оин с трудом удерживал её на земле. Из ран стал сочиться серый дым, а в нос ударил острый запах серы. Гном нервно сглотнул, но хватки не ослабил, хотя теперь женщина, не переставая, металась по земле, то и дело норовя вырваться из крепких рук.

Порезы на груди молодой женщины затягивались мучительно медленно, а вот силы Оина стремительно таяли, будто кто-то их вытягивал. В какой-то момент гном не выдержал:

— Я не смогу её долго сдерживать… — выдохнул Оин, но маг, погруженный в глубокий транс, его не слышал и продолжал начитывать заклинания.

— Что я могу сделать? — неожиданно рядом с гномом оказался бледный хоббит.

— Если сможешь, держи её голову, иначе она разобьёт себе череп о камни, — бросил Оин. Бильбо торопливо поймал и зажал мечущееся лицо в ладонях.

Тем временем на теле женщины остался последний глубокий порез, который никак не затягивался. Сочившийся из раны дым был почти чёрным. Гендальф прерывисто дышал, его голос стал чуть громче. В какой-то момент она резко выгнулась дугой, замерла на несколько мгновений и тут же обессиленно упала на землю, уже больше не двигаясь.

Волшебник, чуть пошатываясь, встал на ноги и развязал глаза. Его руки подрагивали, на лбу поблёскивали капли пота.

— Снимите с неё повязку, — выдавил он. — Как она?

— Дышит размеренно. И раны затянулись, — тихо заметил Оин.

— Слава Эру! — еле слышно прошептал маг и устало опустился у костра. Он ещё раз осмотрел её и утвердительно кивнул. — Кажется, получилось, — Гендальф откинулся на ближайший камень и закрыл глаза. Его тяжёлое дыхание постепенно выравнивалось. — Оин, Бильбо. Кто-то из вас должен заступить в дозор за меня. Мне надо вздремнуть до рассвета. Это всё вытянуло из меня много сил…

Оин посмотрел на как-то резко постаревшего и осунувшегося мага и снова обернулся к женщине.

— Бильбо, помоги мне. Подержи её голову. Мне надо дать ей противоядие. — теперь она была абсолютно расслаблена и мирно спала, и только когда гном и хоббит аккуратно влили ей в рот зелье, на мгновение открыла глаза.

— Где я? — слова давались ей с трудом, а голос звучал хрипло и слабо.

— Ирина, ты снова с нами, — улыбнулся Бильбо.

— Отдыхай, — накрыл её одеялом Оин, и она послушно закрыла глаза, погружаясь в целительный сон.

Глава опубликована: 26.04.2018

14. Ученье - свет

Перед моими глазами мелькали лица. Знакомые и абсолютно чужие, они сменяли друг друга с быстротой перематывающейся кинопленки. Некоторые задерживались, будто рассматривали, но большинство просто пролетали мимо. А ещё голоса, сливающиеся в один монотонный гул, который заполнил всё вокруг, проникая во внутрь и обволакивая разум густым войлоком. Окружённая этой какофонией я чувствовала, что теряю силы и погружаюсь всё глубже и глубже в невидимое пространство. И тогда появился шёпот. Он сумел пробиться ко мне и перекричать этот рой звуков. Едва слышимый, он звал меня, не просил, но приказывал следовать за ним и запрещал уходить. Он был так настойчив, что я поддалась. Всё внутри моего существа тянулось к нему, и сознание стало постепенно выпутываться из войлока, ставшего вдруг вязкой паутиной, которая никак не хотела отпускать. Казалось, меня погрузили на дно колодца, откуда я теперь медленно карабкалась наверх. В какой-то момент шепот стал прерываться и затихать. «Нет! Нет, не уходи! Забери с собой, не оставляй здесь одну!» Меня охватила паника, а лица с новой силой замелькали перед глазами. Только теперь они были искажены гримасами страха, ярости, горя и печали. Сердце в груди болезненно сжалось, и мне вдруг расхотелось их покидать. «Ты нужна им», — прошептал кто-то совсем рядом. «Нет, иди ко мне», — шёпот вернулся, и неожиданно зазвучал отовсюду, наполняя меня лёгкостью и силой. И вот, я уже стремительно неслась вверх, отмахиваясь от гримас, как от надоедливых мух. Выше и выше, пока в лицо не ударил поток свежего воздуха. Мои лёгкие жадно втянули живительный кислород, глаза распахнулись, и я резко села.

Поначалу я ничего не могла разобрать. Вокруг было светло и темно одновременно, и мне потребовалось несколько секунд прежде, чем мир принял более ясные очертания. Небо над головой всё ещё было чёрным и звёздным, хотя дальний горизонт уже стал сереть, предвещая рассвет. Моё тело, заботливо укрытое одеялом, покоилось на спальном мешке рядом с небольшим костром, вокруг которого вразнобой мирно сопели гномы. Блаженно потянувшись, я вдруг поняла, что понятия не имела как здесь оказалась. Последние связные воспоминания были о том, как мне пришлось пробираться по подземным лабиринтам логова гоблинов. А потом были лишь обрывочные образы и ощущения: гора, огонь, орки и чувство полёта. Полёт… Я вдруг похолодела и осмотрела себя. Мой камзол куда-то пропал, а наготу скрывала только побагровевшая от засохшей крови рубаха. Лёгкая ткань была вся изрезана в клочья на груди и рукавах, но на коже не было и следа. В голове отчаянно вертелась какая-то мысль, что никак не хотела оформиться в слова. Накинув одеяло на плечи, я медленно встала на подрагивающие ноги. Что же произошло? Чувствовала я себя так, будто по мне проехал скорый поезд…

— Ты почему встала?! А ну ложись спать! — я резко развернулась в сторону яростного шёпота. У края обрыва сидел хмурый Оин. Гном уже поднялся на ноги и быстрым шагом направлялся в мою сторону. — Ну, что стоишь? Ложись немедленно, — от его командного тона я опешила и, не зная что ответить, послушно села обратно на спальный мешок. Тем временем, подошедший Оин дотронулся до моего лба и теперь, держа лицо за подбородок, разглядывал глаза. — Как ты себя чувствуешь? — наконец прошептал гном уже более миролюбиво.

— Спасибо, хорошо.

— Только честно. Не надо при мне храбриться, — он иронично изогнул густую бровь.

— Слабость есть. А в целом, будто меня молотами били, — призналась я. — А что произошло?

— Ты не помнишь? — был его удивлённый ответ.

— Ну так… Очень смутно.

— Ты почти умерла. Тебя кто-то очень хорошо порезал, пока ты над пропастью висела, — отрезал гном.

— Над пропастью… — я тут я всё вспомнила: обрыв, орки, варги, огонь, пропасть, боль и шёпот. Стало вдруг резко не хватать воздуха, а перед глазами всё поплыло. Гном успел ухватить меня за плечи, развернув к себе лицом.

— Тихо, тихо. Ложись. Говорят же тебе, отдыхать надо, — Оин попытался уложить меня обратно на мешок, но вместо мыслей об отдыхе пришла паника.

— Нет. Нет! Я не хочу больше лежать, — прямо сопротивлялась я. — Пожалуйста.

Гном тяжело вздохнул, махнув рукой:

— Ладно, сиди. Вот, попей воды только, — я жадно припала к меху, только сейчас осознав, что во рту всё пересохло.

— Расскажи, что ты ещё видел? Как я тут оказалась?

— Не знаю. Когда меня разбудили, ты уже лежала здесь, у костра, причём вся порезанная, — он нахмурился. — Нам пришлось снять с тебя твой камзол.

Гном вдруг поднялся и направился куда-то в сторону, но почти сразу вернулся и протянул мне что-то:

— На вот, надень. Насколько я помню, от твоей рубашки тоже почти ничего не осталось. Негоже женщине полуголой ходить, а твоих вещей я нигде не видел.

От осознания, что гном видел меня в таком виде, щёки невольно вспыхнули. Оин тактично отвернулся, пока я спешно стягивала с себя обрезки рубашки и надевала его широкую тунику, подпоясавшись ремнём.

— Можно поворачиваться. Спасибо большое, — прошептала я, когда с переодеванием было покончено.

— Ты отдохни, — похлопал он меня по плечу, снова поднимаясь. — До рассвета ещё часа два.

Гном неторопливо вернулся на край обрыва и вскоре в воздухе почувствовался сладковатый запах табака.

Спать совершенно не хотелось, и мне пришла мысль размять затёкшие ноги. Поэтому, оставив гнома спокойно курить в одиночестве, я решила пройтись пару кругов вокруг костра и теперь медленно отмеряла шагами небольшое пространство, когда мой взгляд зацепился за спящего Гендальфа. Какое-то время я молча рассматривала его: маг выглядел осунувшимся, и даже во сне хмурил брови. Казалось, он заснул внезапно, ибо его дорожная сумка была небрежно брошена и раскрыта на земле рядом с посохом. Повинуясь странному импульсу, моя рука потянулась к волшебнику, но остановилась в нескольких сантиметрах от его лица. «Что ты делаешь? — вскричал в голове голос. — Да, что ты делаешь?» Я мысленно ухмыльнулась и, покачав головой, одёрнула руку. Повернувшись, мой взгляд ещё раз скользнул по спящему старцу, когда невольно задержался на книге, вывалившейся на землю. Губы растянулись в невольной улыбке. «Да, уж. Ты даже в походе грызёшь гранит науки». Я сделала пару шагов, как вдруг замерла на месте. Моё сердце бешено забилось. Этого не могло быть. Наверное, привиделось… Но ноги уже несли меня обратно к Гендальфу, а глаза изумлённо уставились на книгу. Мои познания языков Средиземья пока ограничивались только сносным владением устной формы Всеобщего. Но я с лёгкостью прочитала тисненые золотом буквы. Название книги было на Русском.


* * *


Гендальф резко проснулся от неожиданного ощущения чьего-то присутствия совсем рядом. Его рука сама рванулась вперёд, ухватив неизвестного за запястье. Маг подался вперёд и сразу встретился взглядом с её огромными расширенными глазами. Он держал её за правую руку, в которой была зажата книга. «Та самая книга», — обречённо успел подумать он, когда женщина со всей силы рванула на себя руку с фолиантом.

— Ирина, оставь, — прошептал он, но женщина только упрямо сжала губы. Волшебник сильнее сдавил тонкое запястье пока она, зашипев от боли, не разжала пальцы. Она тут же выпрямилась.

— Отдай мне книгу, Гендальф, — прошептала Ирина сквозь стиснутые зубы.

— Ирина, не сейчас. Ты только начала оправля…— но она перебила его на полуслове, отчаянно завертев головой.

— Отдай мне книгу.

— Нет, — он медленно поднялся на ноги и теперь нависал над ней. — Сейчас не время, — чуть громче добавил маг. В ответ Ирина сощурила глаза, и в них полыхнул огонь.

— Отдай мне книгу. Сейчас же, — упрямо отчеканила она, отбрасывая шёпот в сторону. Спящие рядом с ними гномы завозились.

— Нет, — отрезал он, делая шаг к ней навстречу. Её губы только криво усмехнулись, и, расправив плечи, женщина гордо вскинула голову.

— Да.

Слово резануло воздух, как металл по стеклу. Краем глаза Гендальф заметил, что Балин и Торин уже проснулись и теперь расширенными глазами смотрели на женскую фигуру и возвышающегося над ней мага. Вскоре к ним присоединился Оин, Двалин и Бильбо. Последний хотел было окликнуть её, но так и замер с открытым ртом.

— Ирина, не спорь со мной! — в голосе волшебника зазвучала неприкрытая угроза.

— Я с тобой не спорю, — деланно улыбнулась она. — Просто прошу отдать мне книгу. Что может быть плохого от прочтения «Истории Земли»? Ведь так?

Теперь и у неё зазвучали угрожающие нотки. В руках Гендальфа откуда-то оказался посох и он раздражённо стукнул им по земле.

— Нет! И не спорь со мной! Иначе… — за спиной волшебника стала сгущаться тьма, а сам он, казалось, прибавил в росте. Голубые глаза грозно засверкали.

Теперь уже все участники похода были на ногах, в полном безмолвии наблюдая за волшебником и молодой женщиной. Маг явно начинал злиться, и зрелище это было угрожающим, поэтому гномы поспешили отойти на безопасное от них расстояние. Однако Ирина ничего этого не замечала, и продолжала, не мигая, смотреть Гендальфу в глаза.

— Иначе что? — прозвучал её ироничный вопрос. — Ударишь посохом? Превратишь в лягушку? Сотрёшь в порошок? — её голос стал набирать обороты. — Эта книга написана на моём языке.

— Это ещё ничего не значит, — перебил её маг.

— Ничего не значит?! Эта книга по истории Земли, не Средиземья! Или думаешь, я не заметила? — она тяжело дышала, а над уступом поднялся ветер. — Что там может быть такое написано, что ты это скрываешь? — Гендальф попытался дотянуться до её плеча, но она отпрянула. — Ты обещал, что не будешь больше врать и утаивать, — её голос дрогнул.

— Ирина, пойми… — но она его не слышала.

— Ты обещал мне! Я имею право знать правду! Сколько мне ещё бродить здесь в потёмках?! — её крик эхом раскатился над горами, а пламя костра вдруг взвилось вверх изумрудными языками. Она решительно протянула руку вперёд. — Отдай мне книгу, Гендальф, — уже чуть тише добавила она. Волшебник, закрыв глаза, обречённо опустил голову. Устало опираясь на посох, он поднял фолиант и вложил его в её ладонь.

— Я не хотел, чтобы это было так, — прошептал он ей вслед, но Ирина лишь покачала головой и, прижав книгу к груди, уже отвернулась от мага. Не обращая внимания ни на кого, она села у костра, и вскоре её глаза жадно забегали по пожелтевшим страницам.

Гномы и хоббит какое-то время молча наблюдали за женщиной и волшебником. И если первая теперь никого не замечала, погружённая в чтение, то Гендальф сидел, опираясь на камень, и не сводил с неё мрачного внимательного взгляда. Участники похода переглянулись и, решив, что сейчас им никто из этих двоих всё равно ничего не объяснит, снова вернулись на свои места, досыпать оставшиеся до рассвета часы.


* * *


Это утро было хмурым. Небо заволокло тучами, скрывая горные пики в тяжёлых облаках, а солнце лишь изредка мелькало над головами блеклой сферой. Им надо было спешить, потому что если начнётся дождь, спускаться по узкой горной дороге будет трудно и опасно.

Как только все проснулись, первым к Гендальфу подошёл Торин, которому маг лаконично изложил события прошлой ночи: женщину принёс орел, и волшебнику, с помощью Оина и Бильбо, удалось залечить её ранения. О том, что именно произошло на обрыве, Майа знал ровно столько же, сколько и сам король.

Торин задумчиво посмотрел на сидящую у костра женскую фигуру. Казалось, её поза нисколько не изменилась с того момента, как она получила в руки эту странную книгу. Их попутчица никого не замечала, жадно глотая страницу за страницей. Иногда она лишь бегло пробегала глазами и быстро перелистывала какие-то части книги, но порой надолго замирала над некоторыми листами. Гномы кидали в её сторону озабоченные взгляды, но не решались приблизиться. Что-то им подсказывало, что сейчас её лучше было не трогать.

Единственным, кто не побоялся отвлечь Ирину, оказался Бильбо. Зажав краюху хлеба в руке, он решительно направился к ней и попытался окликнуть по имени, но безрезультатно. В конце концов, он просто присел с ней рядом и легко дотронулся до плеча. Она дёрнулась, словно прикосновение обожгло её, и резко развернулась, но тут же расслабилась, слегка улыбнувшись. Бильбо молча протянул молодой женщине хлеб, на что она лишь отрицательно покачала головой, но хоббит не собирался отступать. В итоге Ирина сдалась, отломив половину, и снова погрузилась в чтение.Ему ничего не оставалось, как вернуться обратно к гномам.

— Она так и молчит? — спросил Кили. Бильбо только утвердительно кивнул.

— А что это за книга? — поинтересовался всегда тихий Ори.

— Не знаю. Этот язык мне незнаком, — прошептал хоббит, потупив взор.

— Так надо Гендальфа спросить, — оживился Фили, и взгляды гномов, всех как один, вопросительно устремились на мага. Но тот и не шевельнулся, всё так же мрачно наблюдая за одинокой женской фигурой.

— Она не двинулась с того момента как начала читать, — заметил кто-то.

— Угу. Непривычно видеть её такой тихой, — пробурчал Двалин.

— Перед бурей тоже всегда наступает затишье, — неожиданно отрезал волшебник, и все невольно вздрогнули. — Нам пора уходить.

 Гномы утвердительно закивали и направились собирать свои оскудевшие после гоблинов пожитки. Гендальф тоже поднялся и, опираясь на посох, приблизился к женщине.

— Ирина. Пора в путь, — не удостоив его и взгляда, она молча поднялась и, пройдя мимо, отошла к гномам. Её руки с ревностью прижимали книгу к груди. Маг хмуро проследил за ней и тяжело вздохнул. Всё вышло не так, как он хотел. Да и зачем он вообще взял это с собой? Но теперь уже было поздно.

Изредка переговариваясь, отряд Дубощита медленно спускался по узкой горной тропе. Ирина шагала в самом конце, безучастно скользя взглядом по окрестным каменным склонам. На ней был её потрёпанный зеленоватый плащ и одолженная Оином коричневая туника, подпоясанная ремнём с кинжалом. Лицо было бледным, распущенные волосы то и дело развевал ветер, а глаза болезненно блестели. Оин время от времени кидал в её сторону хмурые взгляды, но ничего не говорил, до тех пор пока она в очередной раз не пошатнулась.

— Скажи Торину, что нам надо сделать привал, — прошептал он шедшему впереди Балину. Тот вопросительно посмотрел на Оина, который только кивнул головой в конец отряда, намекая на неважное состояние идущей позади женщины. — Да и Торину нужен отдых. Пуская ранения и не глубокие, но рисковать не стоит, — Балин понимающе кивнул.

Когда они дошли до очередного широкого выступа, было решено остановиться на короткий отдых. Балин с Оином осмотрели раны короля-под-горой, кто-то делился оставшимся провиантом. Маг опять молчал, наблюдая. А она снова сидела и читала.

— Что это за книга? — наконец не выдержал уже и Торин, остановившись рядом с Гендальфом.

— История, — выдохнут тот.

— Тогда почему ты так пристально следишь за ней? — гном никак не мог понять, что может быть такого в книге по истории, если конечно это не история чёрной магии и колдовства.

— Потому что не знаю, как она отреагирует, когда дочитает до конца, — удивил его ответом волшебник. Торин нахмурился, но, видимо, Гендальф не собирался вдаваться в подробности и, как всегда, отвечал загадками. Поэтому он оставил мага в одиночестве и вернулся к остальным.

Потом они снова шагали вниз по склону, окруженные всё тем же монотонным каменным пейзажем. Под вечер им пришлось сделать последний привал в горах, хотя до подножия оставалось совсем немного. Из-за сгустившихся облаков рано стемнело и, после недолгого обсуждения, решено было заночевать в небольшой пещере, что попалась по дороге. Помня недавний печальный опыт, гномы сначала тщательно изучили углубление в скале на предмет неожиданных входов и выходов, и только потом развели костёр. Женщина отказалась от еды, и когда хоббит попытался настоять, молча встала и вышла из пещеры и, повернувшись к ним спиной, снова села читать. В ответ на это Бильбо только сокрушённо покачал головой.

— Она читает, как будто её жизнь зависит от этого. А ей осталось-то всего ничего.

— Всего ничего? — переспросил Гендальф.

— Да. Там совсем немного страниц…

Он оказался прав. Гномы только закончили ужин и принялись раскуривать трубки, когда она молча зашла в пещеру и остановилась перед Гендальфом. Книга глухо упала ему на колени.

— Как давно ты знал об этом? — её голос звучал глухо и натянуто. Маг, не мигая, смотрела ей в глаза.

— С Ривенделла, — выдохнул он.

— Почему ты мне не рассказал? — прошептала она.

— Ирина… — начал было он. В голове вертелось столько ответов, но она остановила его жестом, грустно улыбнувшись.

— Не надо врать. Ты просто не захотел.

Молодая женщина развернулась и, покинув пещеру, снова села на обрыве, уставившись вдаль. Бильбо хотел подняться, но Гендальф опустил ему руку на плечо.

— Нет. Оставь её сейчас, — взгляд мага был печален.

Рано утром они двинулись в путь. Ирина снова шла в конце отряда сразу после Двалина и молчала. Её лицо не выражало никаких эмоций, что гномам, привыкшим за время похода к её взрывному темпераменту, казалось странным и немного подозрительным. В этот день решили обойтись без обеда. И не только потому, что хотели как можно скорее спуститься вниз, сколько из-за отсутствия провианта. Последние запасы были съедены за завтраком, а пополнить их посреди каменного лабиринта было нечем.

Солнце стояло в зените. Отряд как раз миновал одну из глубоких трещин в скале, когда гора вдруг протяжно застонала. Гномы замерли, оглядываясь. Откуда-то сверху посыпались небольшие камни, но каменных великанов, к счастью, нигде не было видно.

— Осторожно! Прижмитесь! — скомандовал Торин.

В следующее мгновение гора дёрнулась и дорога, на которой находился отряд, ощутимо задрожала. Теперь сверху полетели камни побольше. Гномы, маг и хоббит, все как один, прижались к скале, подальше от летящих с высока увесистых каменных осколков.

— Иди сюда! — прогремел голос Двалина. Все невольно оглянулись в его сторону и замерли. Ирина так и осталась стоять на дороге и, задрав голову, смотрела на камнепад. Казалось, её это забавляло, потому как на губах играла странная улыбка.

— Ты с ума сошла?! — крикнул Гендальф, но она даже не посмотрела в его сторону. И тут гора ещё раз содрогнулась.

— Что ты делаешь?! — отчаянный крик Бильбо утонул в раскатистом грохоте.

Хоббит с ужасом наблюдал, как один из каменных уступов над тропой треснул и угрожающе накренился прямо над головой женщины. Твердь под их ногами заходила ходуном. В последний момент Двалин рванулся вперёд, и схватив Ирину за руку, дёрнул к скале. Почти одновременно с этим кусок горы с оглушающим рёвом упал на тропу, где только что стояла её фигура. Земля ещё несколько раз дрогнула, и все прекратилось так же резко, как и началось.

— Ты чокнутая! Ты что, потеряла все остатки разума? Почему ты там замерла? Я не собираюсь тебя спасать каждый раз, как ты захочешь посмотреть на падающие камни! — взревел Двалин, прижимая её бледное тело к скале. Женщина ещё какое-то время продолжала смотреть на кусок антрацитового монолита на дороге, перед тем как медленно повернулась лицом к разъярённому гному.

— Я не просила тебя меня спасать, — её голос, тихий и совершенно спокойный, прорезал наступившую тишину, и от него невольно пробежал холодок по спине.

— Что ты несёшь?! — прошептал он, чуть отступая. Гномы смотрели на неё широко раскрытыми глазами, и только Гендальф шагнул навстречу.

— Ирина… — её взгляд метнулся к волшебнику, и в до этого абсолютно холодных глазах полыхнул огонь.

— Что?! Мне больше нечего терять! У меня вообще ничего нет! — она почти срывалась на крик и, продолжая пятиться назад, подходила всё ближе и ближе к обрыву.

— Ирина, остановись! Ты сорвёшься! — пытался вразумить её маг, но она его не слышала. По бледным щекам заструились слёзы, а взгляд стал отрешённым и безумным.

— Оставь меня, Гендальф! Может я этого и хочу! — она вдруг резко развернулась к пропасти и шагнула в бездну.

— Нет! Пронзительный крик Бильбо разнёсся над ущельем.

Маг метнулся к обрыву и успел схватить её в последний момент. Молодая женщина яростно вырывалась, но освободиться из стальных объятий волшебника ей не удавалось. Когда Гендальф отошёл на безопасное расстояние, то развернул её к себе лицом. Ирина со всей оставшейся мощью била его кулаками по груди, но он только крепче прижимал её к себе. Постепенно силы стали покидать ещё не оправившуюся от ранений женщину, и удары становились всё реже и реже. В какой-то момент она ухватилась пальцами за его плечи и, уткнувшись лицом ему в грудь, отчаянно разрыдалась. Гендальф что-то шептал, прижавшись щекой к её волосам. Его глаза были закрыты, а сам маг выглядел уставшим. Гномы молчали, тактично отвернувшись.


* * *


— Ирина, — его голос был одновременно мягким и настойчивым. «Как тот шёпот», — подумалось мне. — Посмотри на меня.

Сил сопротивляться не осталось, и я неуверенно встретилась с ним взглядом. Передо мной стоял Олорин. В его голубых глазах отражалась печаль, смешанная с болью. Мне стало вдруг неловко, и первой реакцией была попытка отвернуться. Но он поймал мой подбородок, заставляя смотреть прямо на него.

— Выслушай меня, — как может одна фраза быть приказом и просьбой одновременно? — Я не хотел от тебя это утаивать, лишь боялся того, как ты отреагируешь, — он помедлил, и уже чуть тише добавил. — Меньше всего я хотел причинять тебе боль, хотя и знал, что это будет неизбежно… — он тяжело вздохнул. — Прости меня, — я спешно закрыла глаза, чувствуя как наворачиваются предательские слёзы. — Посмотри на меня, — его пальцы скользнули по моей щеке. — Пожалуйста, — пришлось заставить себя снова открыть глаза. Теперь в его взгляде отражалось беспокойство. — Скажи хоть что-нибудь, — но я только покачала головой.

Да и что я могла сказать? Мой мир рушился, унося с собой остатки рассудка. Когда минутами ранее меня охватило безумие, и я чуть не спрыгнула с этой проклятой скалы, мне казалось это самым верным и единственным решением. В тот момент боль и обида заглушили всё вокруг, и я готова была на всё, только бы избавиться от разрывающей меня на части агонии. До того момента где-то в глубине души теплилась надежда, что всё это только большое недоразумение, но перед глазами сразу всплывали слова, строки и абзацы, которые, как камни, разбивали эту призрачную иллюзию. Самое страшное было то, что я знала. Да, я знала, что это правда. Части головоломки, раскиданные в разных частях Средиземья, складывались в единую картину: мой язык, песня с потерянными словами, загадочные слова моего невидимого собеседника. Внутри образовалась чёрная зияющая пустота. Мне нечего было ему сказать.

— Посмотри мне в глаза, — почему я не могла противиться его голосу? Я снова встретилась с ним взглядом. — Пообещай мне, — он замер и его благородное красивое лицо исказилось от боли, — пообещай мне, что больше не попытаешься лишить себя жизни.

Помедлив несколько мгновений, я утвердительно кивнула.

— Нет, скажи это, — настаивал он.

— Обещаю, — мой собственный голос показался мне чужим и далёким, словно эхо. Олорин облегчённо выдохнул, крепче прижимая меня к себе.

— Я знаю, ты чувствуешь, что всё потеряла. Но у тебя есть жизнь и ты сама, а значит ты можешь ещё всё найти.

Слова показались мне знакомыми, будто я уже слышала их где-то раньше. Олорин неотрывно смотрел мне в глаза. В голове промелькнул было вопрос о том, почему он мне сейчас виделся именно в этом облике, но мысли почти сразу исчезли где-то в глубине его глаз, куда я сейчас стремительно погружалась. Он чуть наклонился ко мне, и теперь я ясно ощущала его горячее дыхание на своих губах. В его потемневшем, как штормовое небо, взгляде плескалась какая-то странная яркая эмоция. Но прежде чем я смогла её распознать, всё исчезло. Резко вздохнув, Олорин прикрыл глаза и легко коснулся губами моего лба.

Какое-то время мы просто стояли в полном безмолвии, пока его ровный голос не нарушил молчание.

— Нам надо идти. Ты сможешь? — я снова кивнула. Он выпустил меня и чуть отступил, тревожно вглядываясь в лицо.

— Я смогу, — сказал мой отчуждённый голос.

Олорин повернулся к остальному отряду, собравшемуся в стороне, и распорядился отправляться в путь. Гномы кинули задумчивые взгляды в мою сторону, но ничего не сказали. Наверное во мне они сейчас видели обезумевшую женщину, которая постоянно путается под ногами. Я их понимала и не винила. По одному они стали медленно спускаться вниз по тропе. Олорин подождал пока последний прошёл мимо и протянул мне руку. Это было странно. Но решив, что он просто хочет предотвратить мой очередной съезд с катушек и последующее падение вниз, я взяла его за руку, и мы зашагали вниз.

Глава опубликована: 28.04.2018

15. Точка невозврата

Горизонт окрасился в цвета заката, когда отряд наконец ступил на зелёную траву у подножия гор. Мы спешно пересекли небольшую поляну и углубились в лес, где нас и застала ночь. Первое время сквозь чащу пришлось пробираться в потёмках и наугад, пока деревья неожиданно не закончились, и перед глазами не раскинулась бескрайняя равнина. Однако после недавних столкновений и преследований все были предельно осторожны и не спешили покидать покров леса и выходить на открытое пространство.

А равнина выглядела действительно завораживающе. Луна стояла высоко, и в серебристом свете трава была подобна темно-синему шёлку, который кто-то невидимый расстелил до самого горизонта. Я вздохнула полной грудью, чувствуя, как лёгкие наполняет тёплый, сладковатый воздух. И вдруг захотелось лечь прямо здесь в лунном сиянии и уснуть в объятиях простирающихся до горизонта лугов. Похоже, я сделала шаг или попыталась высвободить свою всё еще зажатую Гендальфом руку. Потому что в следующее мгновение он резко развернул меня к себе. В темноте леса было невозможно разглядеть выражение его лица, но он всё ещё был в облике Олорина. Наверное, это должно было показаться мне странным, однако моё внимание было полностью приковано к лунной поляне и растекающемуся по телу знакомому теплу. Было ощущение, что кто-то тихо и неразборчиво звал меня куда-то, голоса слышались в шелесте листвы и травы, в каждом дуновении ветра. Они наполняли меня и одновременно избавляли от гнетущей тяжести. В одно мгновение все печали и горести оказались где-то очень далеко и не со мной. Я прикрыла глаза, наслаждаясь этим неожиданным покоем, все время чувствуя на себе внимательный взгляд мага, когда блаженную тишину нарушил низкий голос Торина.

— Гендальф, ты знаешь, где мы находимся?

— Я предполагаю, — уклончиво ответил тот. — Но лучше отправить Бильбо на разведку.

Повисло напряжённое молчание.

— Я могу отправиться с ним, — сама удивившись тому, что только сказала, я резко открыла глаза. Все смотрели на меня так, будто у меня выросло ещё две головы как минимум.

— Спасибо, — хоббит слегка улыбнулся. — Но я справлюсь. Правда.

В этот момент волшебник потянул меня за собой, и мне пришлось подчиниться, хотя душа тянулась к лунной поляне. Мы снова углубились в лес, то и дело пробираясь сквозь кусты и бурелом, пока не достигли каких-то поваленных камней, где гномы решили временно укрыться и передохнуть.

— Бильбо, мы будем ждать тебя здесь, — сказал Торин хоббиту, и тот бесшумно скрылся в ближайших кустах.

Минуты тянулись болезненно медленно. Все молчали, казалось, и сам лес затих. Только голоса в моей голове не смолкали ни на секунду, и от их непрекращающегося бормотания голова становилась одурманенной и пьяной. Моё сознание постепенно погружалось в полудрёму, когда гномы вдруг оживились, и в тишине раздался знакомый шёпот Бильбо. Я слушала их разговор вполуха, так как прекрасно помнила, куда мы теперь отправимся, и всё же невольно вздрогнула, когда Олорин потянул меня за собой. «Неужели никто не заметил ничего странного? Или это только я теперь постоянно вижу его таким? И почему?» — промелькнуло в затуманенной голове, но мысли тут же заглушили мелодичные голоса. Похоже, я сходила с ума.

Какое-то время мы петляли между могучими деревьями, но вскоре, к моей великой радости, снова вышли к лунной равнине. Только не успела я обрадоваться, как откуда-то справа раздался оглушительный рык. Голова моя дёрнулась в направлении звука, но глаза уловили лишь огромную тень, мелькнувшую в чаще.

— Бежим! — скомандовал волшебник и рванул с места. В тот момент я действительно испугалась, что он вырвет мне руку. Плечо пронзила режущая боль, но в то же время моё сознание немного прояснилось.

Мы бежали по свежей траве что было сил, а за спиной земля ходила ходуном от прыжков могучего зверя. Когда впереди забрезжили очертания деревянного сруба (размером напомнившего мне небольшой терем) маг удвоил скорость. А первые гномы уже пытались отпереть громоздкую, тяжелую дверь.

— Быстрее! — прокричал Гендальф, и в следующее мгновение все мы, словно горох, с разбегу просыпались сквозь широкий дверной проём. — Закрывайте! Скорее!

Он наконец-то выпустил мою руку и тут же вместе с гномами налёг на увесистые ставни. Только скрипнул задвинутый засов, как дверь содрогнулась от удара, а снаружи раздался яростный звериный рык.

— Успели, — выдохнул Гендальф (я была рада видеть его в привычном облике) и устало опустился на высокую деревянную скамью у стола таких же внушительных размеров. Вскоре к нему присоединились и гномы с хоббитом. Они все теперь что-то обсуждали полушепотом, но мне не было до этого никакого дела.

Забытая всеми в тёмном углу, я наконец-то смогла оглядеться. Насколько позволял увидеть царивший полумрак, внутреннее убранство жилища во многом тоже напоминало терем. Стены были сложенные из цельных массивных брёвен светлого дерева. Рядом со столом, где сейчас собрались участники похода, был устроен широкий камин, огонь в котором, правда, еле тлел. Посередине просторного помещения, служившего, видимо, и гостиной, и столовой, два столба подпирали высокий потолок. На них прямиком падал лунный свет, и можно было различить, что те были украшены затейливым цветочным и животным орнаментом. В другом конце комнаты в стене угадывались очертания ещё двух дверей, ведущих вглубь дома. Пол «терема» был выстлан мягкой соломой вперемешку с сухими цветами и травами, отчего в воздухе витал приятный аромат свежего сена. Я невольно улыбнулась. «Если бы здесь был не камин, а русская печка, было бы как дома…» При упоминании дома на глаза сразу навернулись слёзы, а из лёгких разом вышибло весь воздух. Я медленно сползла по стене на пол и, обхватив колени руками, села в углу. Справа над головой сквозь небольшое окошко на меня смотрела почти полная Луна. Она была такая же, как и дома, и от её мягких холодных лучей становилось чуть светлее внутри. Как долго я следила за ночным светилом, не знаю. Но в какой-то момент голоса в голове снова что-то замурлыкали. Это убаюкивало, а сил сопротивляться у меня не осталось. Я свернулась калачиком на ворохе мягкой соломы и, укрывшись с головой плащом, забылась тяжёлым сном.


* * *


Кто-то пристально меня рассматривал, и вот уже минут десять я пыталась игнорировать это чувство, продолжая скрываться под плащом. Однако постепенно любопытство взяло верх, и я откинула плотную ткань с лица. Прямо передо мной материализовались две бело-серые морды, обладатели которых, заметив моё пробуждение, звонко тявкнули.

— И кто это у нас тут ещё? — раздался откуда-то сверху низкий, громкий голос, заставивший всё внутри немного завибрировать. Надо мной нависла чья-то тень. — Серый маг не говорил, что с ними ещё и девица путешествует. Ай-ай-ай. Негоже незамужней девке с мужчинами в одной комнате спать, да ещё и на полу. Сегодня же всё исправим, — собаки утвердительно гавкнули. — Ты уж прости меня, что такой плохой хозяин оказался. Ну что, вставай давай. Твои уже давно на ногах и снаружи.

В поле моего зрения появилась огромная рука, и я неуверенно за неё взялась. По сравнению с его ладонью, моя кисть показалась невероятно маленькой, даже детской. Тем временем обладатель руки легко поднял меня на ноги.

— Ну, что молчишь? Испугалась? — только сейчас я поняла, что за всё это время не проронила ни слова.

— Нет, не испугалась, — наконец выдохнула я.

Теперь мне удалось в деталях рассмотреть хозяина дома, и сейчас надо мной возвышался Илья Муромец. Нет, конечно же, это был Беорн, но мужчина, который стоял передо мной, выглядел именно так, как я себе представляла бы былинного богатыря. Он весь был какой-то большой, про таких говорят «косая сажень в плечах», и высокий. Я со своими метр семьдесят с трудом доставала ему до груди. У Беорна были густые тёмные волосы до плеч, кустистые брови и борода, которой позавидовал бы сам Лев Николаевич. Единственное, что выбивалось из образа Муромца, это глаза. Они были необычного цвета червонного золота, почти оранжевые, и смотрели на меня с нескрываемым интересом. Я, наверное, снова надолго замолчала, потому как хозяин, чуть посмеиваясь, заметил:

— А ты, смотрю, неразговорчивая, — я невольно вспыхнула и потупила взор. — Да ладно, не смущайся. Иди лучше завтракать. Тебя гномы что, не кормили? Смотри какая бледная, — не выпуская моей руки, он подвёл меня к столу и усадил на стул. Сам Беорн сел напротив.

Вокруг нас тут же засновали разбудившие меня собаки. Виртуозно балансируя на задних лапах, они резво накрыли на стол: крынка молока, хлеб, чарка с мёдом, яблоки, сыр. Всё выглядело изумительно вкусно, только мне кусок в горло не лез. Но расстраивать хозяина не хотелось, и под его внимательным взором я всё же налила себе молока и отломила небольшой кусок ароматного хлеба. Как только сделала первый глоток, мужчина снова заговорил:

— Меня зовут Беорн. Это… — он кивнул на снующих собак, — Белка и Стрелка, — услышав их клички, я не удержалась и хмыкнула, чем заслужила задумчивый взгляд «богатыря». — А тебя как зовут?

— Ирина, — голос меня не слушался и из-за долгого молчания звучал хрипло и вымученно. Поэтому, прочистив горло, я повторила уже чуть громче. — Меня зовут Ирина.

Беорн долго и как-то странно на меня смотрел, прежде чем продолжил:

— Красивое имя. Откуда ты? — я замерла. Рука непроизвольно сжала кружку с молоком так, что заломило пальцы. Хозяин чуть нахмурился, но неожиданно мягко заметил. — Ты прости, что всё расспрашиваю. Ты кушай. Потом расскажешь, — улыбнулся он, но глаза остались холодными.

Остаток завтрака прошёл в тишине. После того, как я через силу проглотила хлеб с молоком, в дом снова забежали собаки. Оказавшись перед хозяином, они несколько раз отрывисто гавкнули, и тот, кивнув им в ответ, снова посмотрел на меня.

— Белка и Стрелка истопили баню и приготовили тебе смену одежды. Следуй за ними.

— Благодарю, Беорн, — чуть поклонилась я, вставая.

Уже в дверях он снова окликнул меня:

— Твои спутники, все как один, выбрали озеро. Ты же даже не спросила, что такое баня, — невысказанный вопрос повис в воздухе. Обернувшись, я встретилась со взглядом золотых глаз.

— Я знаю, что такое баня, — мои губы тронула грустная улыбка. — А берёзовый веник тоже есть?

Беорн покачал головой и, когда я уже шагнула за порог, тихо добавил:

— В Средиземье не растут берёзы.


* * *


Следуя за Белкой и Стрелкой, я обогнула дом. Позади «терема» сквозь камыши поблёскивало озеро, со стороны которого доносились громкие мужские голоса и плеск воды. Недалеко от деревянного настила, ведущего к водоёму, стоял ещё один небольшой сруб, куда и поторапливали меня сопровождающие. Времени не было даже на то, чтобы толком осмотреться.

Внутри бани витал знакомый аромат тёплого дерева и трав, что заставило губы растянуться в невольной улыбке. Беорн был прав, здесь действительно кроме меня никого не было. Скинув свою потрёпанную, грязную одежду и захватив уже приготовленные банные принадлежности, я поспешила скрыться в парилке, где сначала с воодушевлением отмыла и оттёрла себя от «походной копоти», а потом, завернувшись в длинную простыню, просто наслаждалась расслабляющим теплом. Последний раз я была в банном доме, ещё путешествуя с Миртой и её семьёй, хотя те заведения и были больше похожи на купальные дома, наполненные горячим влажным паром. Здесь моё тело, казалось, заново задышало, впитывая как губка травяной жар.

Тут отдыхала и моя душа. Слёзы непроизвольно катились по щекам, смешивались с каплями воды. Я даже не пыталась их сдержать и наедине с самой собой изливала скорбь по тому, что потеряла. Выплёскивала из себя всю тоску, горечь и разочарование, и эти чувства, как и мои слёзы, под действием целительного тепла превращались в пар. Постепенно я успокаивалась, ощущая себя очистившейся и посвежевшей снаружи и изнутри.

Ещё раз омывшись холодной водой, я завернулась в простыню и вышла в предбанник. Здесь кто-то уже приготовил чистые бельё и вещи. Я неторопливо оделась, и теперь на мне, поверх нижней сорочки, была длинная, льняная рубаха, с расшитыми красным рукавами и подолом. Заплетя волосы в косу и подпоясавшись своим ремнём, ещё раз взглянула на свой наряд. Чем-то он напомнил мне древнерусский костюм. «Хватит ностальгировать». Тряхнув головой, я вышла на свежий воздух, где, как оказалось, меня уже ждала другая сопровождающая. Рядом с дверью сидела чёрная кошка, которая, завидев меня, вышла на дорожку, оглянулась и, призывно мяукнув, неторопливо зашагала к дому. Похоже, без присмотра меня здесь не оставляли. Ухмыльнувшись самой себе, я последовала за чёрной мини-пантерой.

Когда мы переступили через порог, стало понятно, что настало время обеда. Все участники похода, включая и самого хозяина, уже сидели за трапезой. Кошка подвела меня к единственному свободному стулу во главе стола, напротив Беорна, от чего стало как-то неловко, но «богатырь» решил за меня мои сомнения.

— Садись, девица, садись. Не стесняйся, — его громкий голос сразу привлёк ко мне внимание присутствующих, которые теперь все как один рассматривали мой наряд. Продлилось это, к счастью, недолго, и внимание мужчин перетянула на себя еда.

После обеда все участники похода вновь скрылись за дверью, приготавливать снасти и провиант для дальнейшего путешествия. Они всё ещё избегали общения со мной, а я, в свою очередь, была только рада остаться одна. После охватившего меня в горах безумия, в их компании мне было неуютно и всё казалось, что они как-то странно на меня смотрят. Я только устроилась у окна, когда ко мне подбежали Белка и Стрелка. Они звонко тявкнули, чем заслужили недовольное шипение дремавшей у меня на коленях кошки.

— Иди с ними, — раздался в дверях голос Беорна. — Они тебе покажут твою спальню и снимут мерки.

— Снимут мерки? — я не понимающе уставилась на собак.

— У тебя нет одежды для дальнейшего путешествия, а они что-нибудь придумают. Знаешь, какие они у меня рукодельницы?

— Благодарю, но не стоит беспокоиться. У меня есть ещё… — но Беорн прервал меня на полуслове.

— Не придумывай. Иди с ними. Или, думаешь, я не вижу, что ты одета с гномьего плеча?

Дальнейшие пререкания были бесполезны, и я отправилась за верными друзьями человека. Животные проводили меня в просторную спальню, с высокой кроватью и небольшим камином. Тут уже были разложены отрезы ткани, кожи и швейные принадлежности. Я устроилась с кошкой на широкой кровати и теперь с интересом наблюдала за ними. Всё это действо очень напоминало мне странную версию «Алисы в стране чудес».

Время текло очень медленно, но покидать общество четвероногих и выходить к гномам и Гендальфу мне сейчас не хотелось. Перед взором периодически вспыхивали образы из моего мира, из-за чего на глаза наворачивались слёзы, но той исступляющей боли уже не было. Казалось, что мою душу обкололи новокаином. А если говорить начистоту, то я уже давно догадывалась, что обратного пути нет и не будет. Просто никогда не думала, что развязка будет такой.

Из полудрёмы меня однажды вырвал стук в дверь, а после приглушенный голос Беорна:

— Оставь её, волшебник. Ей сейчас нужен покой. Она сама выйдет, когда придёт время.

А потом — звук удаляющихся шагов. Когда я разомкнула веки в следующий раз, за окном уже было темно. В комнате со мной была только кошка, и где-то приглушённо звучала музыка. Пел мужчина с глубоким, низким, чуть хрипловатым голосом. Но что поразило меня больше всего — это сама песня. Возможно, это был только обман слуха, но я не смогла удержаться и тихо вышла из комнаты, ведомая такими знакомыми и родными переливами мелодии.


* * *


Просторная комната была окутана полумраком. Единственным источником света был огонь в камине, вокруг которого собрались хозяин и его незваные гости. Скрытая тенями, я стояла, чуть прикрыв глаза и облокотившись на дверной проём. Пел Беорн, а я знала каждую строчку, каждое слово этой песни. Она разливалась по венам, наполняя разум светлыми образами моей прошлой жизни. Откуда гостеприимный хозяин знал слова и мелодию и почему пел именно эту песню — неизвестно, но в тот момент я была невыразимо благодарна ему.

Я тихо подпевала, вторя его сильному голосу и немного растерялась, когда хозяин вдруг прервался, не допев два куплета. Но неожиданно для меня самой, мой голос продолжил, с каждым словом набирая силу и громкость. После последней строки песни я мысленно досчитала до пяти, прежде чем открыла глаза в наступившей тишине. «Кажется, я опять привлекаю к себе внимание», — промелькнуло в голове. Присутствующие обернулись ко мне, но темнота скрывала их лица. И только Беорн стоял чуть ближе, у освещенного лунным светом столба и печально улыбался.

— Рад, что ты решила к нам присоединиться. И спасибо, что допела за меня. Память мне иногда изменяет, — он протянул свою огромную руку. — Ну что стоишь в дверях? Проходи к огню.

Я нерешительно последовала за ним и встала у камина. Гномы, маг и хоббит сидели за столом и курили. Перед каждым стояло по увесистой кружке, скорее всего, с чем-то горячительным.

— О чём была это песня? — неожиданно спросил Торин. — Я, если честно, не понял ни слова, но она мне напомнила широкую реку с размеренным и величественным течением, — Беорн кинул в мою сторону вопросительный взгляд, но я промолчала. «Богатырь» чуть улыбнулся и ответил за меня:

— Эта песня об одной стране, великой и необъятной.

— Тогда почему в ней так много грусти? — заинтересовался Кили.

— Потому… — начал Беорн, но я его опередила.

— Потому что этой страны больше нет, — отрезала я, наблюдая за пламенем. Гномы чуть вздрогнули от резкого звука. Хозяин тяжело вздохнул и продолжил.

— Это правда. Этой страны больше нет. Она существовала давно и простиралась на тысячи лиг с востока на запад и с севера на юг. Всё Средиземье уместилось бы на одной половине той земли.

— Всё Средиземье? — не выдержал Бильбо. — Как такое возможно?

— Тогда мир выглядел иначе, — тихо заметил Беорн, снова посмотрев на меня, — и его населяли другие народы, — я упорно молчала. — Тем миром правили люди. Они были великими мыслителями и созидателями, — кто-то из гномов недоверчиво хмыкнул. — Ты зря смеёшься, гном, — чуть повысил голос хозяин. — Эти люди познали многое, что теперь навсегда останется тайной. Они подчинили себе воздух, воду, землю и огонь. Они могли летать как птицы, спускаться на морские глубины, предугадывать движения земли и гор. Они смогли дотянуться до звёзд и прикоснуться к Луне.

За столом царила полная тишина.

— И когда же жили эти люди? Я никогда про них не слышал, — с долей иронии промолвил Торин, чем заслужил раздражённый взгляд Беорна.

— Возможно, гном, ты просто не слушал… — бросил оборотень, и его взгляд задумчиво устремился к огню.

— Давным-давно, среди тысяч звёзд, Боги случайно увидели голубую звезду. Она была покрыта бескрайними океанами, морями и полноводными реками. И так понравилась эта звезда богам, что они населили её птицами, зверями и рыбами. Но через тысячи и тысячи лет богам стало одиноко, и они создали другую жизнь. Первым, из четырёх элементов голубой звезды, они создали мужчину. В нём была сила воды, ярость огня, выносливость камня, и ключом его существования был воздух. Второй из рук богов вышла женщина. Она воплотила в себе душу голубой звезды, а в её красоте отражались моря, леса и поля. Женщина была легка и грациозна, как вольный ветер, терпелива как сама земля, и полна страсти, как огонь. Боги были так поражены красотой своего создания, что наделили её частью самих себя — пятым элементом жизнетворящей души и света. В тот момент женщина перестала быть их творением, а стала их дочерью. Увидев это, первый мужчина опечалился. И тогда женщина пожалела его и попросила богов отпустить её к нему и тоже даровать ему душу. С тяжёлым сердцем боги согласились, но мужчина уже познал тёмные думы, поэтому его душа никогда не сияла так, как у женщины, — Беорн замолчал и уже чуть тише продолжил: — Тот мир и те боги существовали очень давно. До того как сам Эру Илуватар увидел первый свет Вселенной.

— А что же с ними случилось? — прошептал Бильбо.

— Они умерли, — мой голос разрезал густую тишину. Я обернулась и посмотрела на сидящих за столом мужчин, пока мой взгляд не остановился на Гендальфе. — Печаль первого мужчины со временем переросла в обиду, а потом в зависть. Он хотел доказать богам, что он тоже мог творить жизнь, что он ничем не хуже. Его огонь требовал величия и власти, над голубой звездой и над женщиной. Век за веком, тысячелетие за тысячелетием мир всё больше забывал и терял душу. Человечеством правили холодный расчёт и разум. Постоянно стремясь к величию, люди поработили, извратили и разрушили голубую звезду. А когда ничего не осталось, они обратились друг против друга, — я тяжело вздохнула. — И началась война. За день они уничтожали целые города и страны, пока на звезде не осталось ничего кроме пепла, — к горлу подкатил комок, но я всё же продолжила. — И тогда последние женщины обратились к богам. Они просили избавить звезду от того ужаса и горя, которые захлестнули всё вокруг. Дочери богов знали, что если исчезнет этот мир, исчезнут и они сами, но были готовы пожертвовать собой ради жизни голубой звезды.

Мой голос дрогнул, и я отвернулась к огню, стремясь скрыть захлестнувшие меня эмоции. За моей спиной Беорн тихо продолжил:

— Боги их услышали. С горем и тоской, они выполнили последнюю просьбу своих детей. И на звезду полился живительный дождь божественных слёз, пока вода не покрыла всё вокруг, скрывая и очищая… Погибло всё, остался только великий и необъятный океан, где в глубинах ещё теплилась жизнь. Звезда снова стала голубой, но её красота уже не радовала богов. Она постоянно напоминала им о том, что они потеряли. И тогда, в тоске и печали они покинули эту Вселенную, и после многие миллионы лет голубая звезда оставалась необитаемой. Пока однажды её не увидел Эру, и, как когда-то древних богов, его пленила её красота.

— Но это уже ваша история, — прервала я Беорна. — Моя закончилась задолго до этого.

Все молчали, только поленья потрескивали в камине. В красных языках пламени мне ясно виделись исчезающие знакомые города, дорогие и любимые лица.

— Ирина, ты?.. — неуверенно начал хоббит.

— Она дочь того погибшего мира, волею случая занесённая сюда, — ответил ему Гендальф.

В воцарившейся тишине я вдруг почувствовала себя невыносимо чужой и одинокой и поспешила незаметно выскользнуть на улицу. Стояла полная луна, и передо мной в своём величии и великолепии расстилалась посеребрённая равнина. Я стояла у изгороди, снова ощущая этот исцеляющий покой, которым было пропитано всё вокруг. В тот момент мне почему-то вспомнились недавние слова волшебника. Да, я всё потеряла. И всё что у меня есть — это моя жизнь и я сама. Но что же я смогу найти?..

Я попала в Средиземье в феврале две тысячи четырнадцатого. До великого потопа оставалось три года. Последней датой в книге, которую я нашла у Гендальфа, был две тысячи девятнадцатый год. После этого человечество, как и большая часть жизни на Земле, перестали существовать.


* * *


Этой ночью Торин долго не мог заснуть из-за постоянно крутившихся в голове мыслей. Его отряд покинул Шир почти два месяца назад, и вот позавчера со склона он смог впервые различить призрачные очертания Одинокой горы. И впервые с самого начала путешествия Торин осознал реальность происходящего. Тролли, эльфы, гоблины и орки — всё это пролетело перед его глазами словно сон, и только сейчас цель из мечты стала преобразовываться в действительность. Они возвращались домой. Из груди гнома вырвался невольный вздох, и его мысли, резко сменив направление, обратились к событиям сегодняшнего вечера.

С одной стороны, история казалась ему абсолютно невероятной и неправдоподобной. Древние боги и исчезнувшие люди — да если бы кто-то рассказал это ему в другое время и в другом месте, король бы просто посмеялся, решив, что рассказчик или слишком много выпил, или просто нагло врёт. Но не сейчас. Казалось, всё, что так раздражало, ставило в тупик, а порой пугало и настораживало гномов в их странной попутчице, неожиданно нашло своё логическое объяснение. Даже её попытка сброситься со скалы — ослабленные ранениями тело и разум женщины просто сдались под натиском ещё одного потрясения. И самое странное было в том, что он её в чём-то понимал. Нет, добровольно отдать свою собственную жизнь для гномов было немыслимо, но то отчаяние, которое накрывает с головой, когда осознаёшь, что потерял всё — это Торин испытал на себе. Однако у него ещё была надежда. Надежда вернуть то, что было украдено, и он готов был биться за это до последней капли крови. У неё же не было и этого.

Король снова повернулся с бока на спину, когда входная дверь тихо скрипнула. Гном мгновенно сел на спальном мешке и успел краем глаза уловить, как что-то светлое мелькнуло за дверью. Он быстро огляделся: нет, все, включая хоббита, были на месте и крепко спали. Отсутствовали только маг (что Торина уже давно перестало удивлять) и женщина (хозяин дома настоял на том, чтобы та спала в отдельной комнате). Чуть помедлив и решив, что сон всё равно пока не придёт, гном как можно тише поднялся и вышел на улицу.

Было полнолуние. Ночь была светла и безмолвна. Торин невольно замер в нерешительности, не зная, куда теперь идти. Он уже хотел махнуть на всё рукой и вернуться, когда его слух уловил лёгкий плеск воды. Нахмурившись, гном решительно свернул налево к деревянному настилу, ведущему к озеру. Вскоре его взору открылась тихая и сияющая водяная гладь, а ещё через несколько шагов король-под-горой в изумлении замер.

Это было как тогда, почти месяц назад, и всё же по-другому. Она опять танцевала в лунном свете. Тёмные волосы распущены, глаза закрыты, движения, как он и запомнил, так же легки, грациозны и волнительны. В этот раз её нагота пряталась под сорочкой, хотя тонкая ткань почти не скрывала изгибы женского тела. Торин прерывисто вздохнул и интуитивно шагнул вперёд, и в тот же момент на его плечо опустилась тяжёлая рука.

— Не стоит, — раздался над головой голос Беорна. Гном попытался высвободиться, но огромная ладонь лишь крепче сжалась, удерживая его на месте. — Она не для тебя, гном, — в голосе хозяина появились угрожающие нотки.

— Может, тогда она для тебя? — процедил сквозь зубы Торин, а в сердце заворочалось странное чувство тёмной ревности.

— Нет, и не для меня, — чуть мягче добавил оборотень. Король взглянул на Беорна, но тот неотрывно следил за окутанной серебристыми лучами фигурой. — Посмотри, она даже не касается воды… — мечтательно прошептал оборотень.

Гном обернулся к танцующей женщине и с изумлением вынужден был признать правоту своего нежданного собеседника. Торин только сейчас заметил, что их попутчица находилась почти на середине озера и ступала по водной глади, как по мрамору. В этот момент она вдруг закружилась, взметая фонтан искрящихся брызг вокруг себя.

— Что это? — осторожно прошептал гном, словно боялся спугнуть это наваждение.

— Это в её крови поёт и танцует магия, — тихо заметил Беорн и потянул гнома за собой. — Идём. Здесь хотя и безопасно, но лучше отойти подальше.

— Что ты имеешь в виду? — Торин снова попытался высвободиться из железного захвата, но Беорн только усмехнулся и продолжил настойчиво отодвигать короля гномов в сторону, пока они не ступили на заболоченный берег. Пройдя метров десять, они остановились у поваленного ствола когда-то могучего дерева. Отсюда озеро было видно как на ладони, и Торин невольно замер, когда его глаза вновь нашли скользящую фигуру.

— Не злись, гном. Это для твоего же блага, — король только грозно сверкнул глазами в сторону Беорна. — Там, откуда она родом, женщины были наделены божественным даром. В их крови текла древняя, чистая магия, позволяющая тоньше чувствовать природу и дарующая им власть над жизнью и смертью. Рассказывают, что в те времена малые боги даже спускались на землю и брали человеческих женщин себе в жёны… — оборотень чуть помедлил и, смерив гнома взглядом, продолжил. — Для нас же её магия, как крепкое вино, одурманивает, пробуждает желание, но может и помутить рассудок.

Потомок Дурина прекрасно понимал, что его собеседник имел в виду, и яростно сжал кулаки. Это не укрылось от внимательного взгляда золотых глаз.

— Ты ведь видел её такой раньше? — спросил вдруг Беорн. Торин промолчал, а оборотень понимающе улыбнулся и покачал головой. — Наслаждайся красотой этого волшебства пока можешь, гном. Ей осталось немного.

Услышав последние слова, Торин резко обернулся:

— Что значит осталось немного? — оборотень устало опустился на поваленный ствол и, чуть прищурив глаза, какое-то время внимательно рассматривал короля-под-горой.

— Маг ничего тебе не рассказал? — расценив молчание гнома как ответ, хозяин продолжил. — Она умирает.

— Умирает? Но почему? — последовав примеру оборотня, Торин опустился рядом на дерево.

— Магия, текущая по её венам, созвучна волшебству, присутствующему во всём, что нас окружает. Это часть той первозданной силы древних богов. Но в том мире волшебство было распределено иначе, и женщина должна была собирать её по каплям, прислушиваясь к каждому шёпоту природы, — Беорн ненадолго замолчал. — В нашем мире магия пульсирует намного сильнее, свободно и неприкрыто. Она, подобно полноводной реке, захлёстывает эту женщину с головой, сливаясь с магией её крови, дарует ей невероятные силы и возможности…

— Так разве это плохо? — перебил его Торин, на что Беорн только покачал головой.

— Она смертна, гном, поэтому тело её уязвимо. А вот силы женщины растут слишком быстро. Её собственная магия сжигает её физическую оболочку изнутри.

Оборотень замолчал, наблюдая за танцующей, с грустной улыбкой на губах.

— Почему маг ничего не делает, чтобы спасти её? — не выдержал гном затянувшейся паузы.

— Увы, здесь волшебник бессилен. Разве можно остановить горный поток, который водопадом срывается с вершин? — он тяжело вздохнул. — Я просил его оставить её у меня. Здесь тоже всё наполнено магией, но она её успокаивает. Я вижу это. Она бы умерла тихо и постепенно, просто заснула. Но волшебник отказывается об этом даже слышать, и хочет, чтобы она отправилась с вами. Может, ты мне объяснишь зачем, гном?

Золотые глаза изучающе устремились на Торина, но тот лишь пожал плечами:

— Не знаю. Мы встретили её случайно, и поначалу Гендальф настаивал лишь на том, чтобы довести её до долины эльфов. Но вышло всё иначе. Маг в последнее время ведёт себя с ней странно. То говорит, что её могут преследовать, но не оставляет у эльфов и отправляет одну в горы, то не отпускает от себя ни на шаг. Надеюсь, старик знает, что делает… — он замолчал, оставив вопрос невысказанным. Оборотень нахмурился.

— Волшебник всегда знает, что делает. Вот это меня и настораживает.

Торина неожиданно охватила странная тоска и, с трудом оторвав взгляд от фигуры на озере, он тяжело поднялся на ноги. Кивнув на прощание оборотню, он направился обратно к дому. Беорн краем глаза проводил удаляющуюся фигуру, а вскоре и сам скрылся в направлении леса. Его звала ночь.


* * *


В его глазах она была подобна лунному свету: всегда рядом, но попробуй схватить его, и он лишь проскользнёт сквозь пальцы. Вот и сейчас, в серебряном сиянии ночного светила, она безмятежно кружилась по озеру, почти не касаясь воды. Так близко и одновременно так далеко. Волшебник тяжело вздохнул, опустившись на небольшой помост.

Воздух был свеж и пьяняще сладок от её магии. Сейчас сама природа пела с ней в унисон, успокаивая душу и сердце. Какой эльфийский танец мог сравниться по красоте с этой чистой энергией? Он чуть улыбнулся, и тут же отвесил себе мысленную оплеуху: «Ой, старый дурак! О чём ты думаешь? Неужели это и на тебя действует?» Волшебник чуть прикрыл глаза и прислушался к своим ощущениям. Оборотень и гном давно ушли, и теперь здесь были только он и она. Воздух над озером будто загустел от переливов невидимых сил, и маг чувствовал невесомые шелковистые прикосновения к коже, но сознание его было чистым. Когда Гендальф вновь открыл глаза, то невольно замер: Ирина стояла напротив, чуть склонив голову набок. Он поспешил отвести взгляд от её тела, прикрытого лишь лёгкой просвечивающейся тканью. Опираясь на посох, волшебник поднялся и уже было развернулся обратно к дому, когда в его голове прозвучал её мягкий голос.

— Почему ты уходишь, Олорин? — маг замер.

— Мне не стоит здесь находиться, — ответил он мысленно.

— Почему?

Этот вопрос поставил его в тупик. Он и сам не знал. Но внутри него голос разума настаивал, что надо уходить отсюда и побыстрее.

— Посмотри на меня, Олорин, — почему-то он не мог сопротивляться, когда его имя срывалось с её губ, и повиновался. Она стояла у самого помоста, глаза всё также закрыты.

— Ты видишь меня сейчас? — не удержался он. Она ответила только улыбкой. В следующее мгновение её рука плавно приподнялась и вытянулась к нему, словно в приглашении.

— Потанцуй со мной, волшебник, — серый маг неуверенно посмотрел на зеркальную воду под её ногами. — Не бойся, я не дам тебе упасть, — будто прочитав его мысли, добавила она.

Олорин немного нервно сглотнул, но аккуратно отложив посох, взял её за руку и шагнул на водную гладь. К великому удивлению, он не провалился, а ступил на воду, будто на мягкую траву. После первых опасливых и нерешительных шагов, волшебник смело последовал за женщиной на середину озера.

— Что ты слышишь вокруг? — опять прошелестело в его голове. Маг чуть прикрыл глаза, взяв её за другую руку.

В какой-то момент откуда-то издалека полилась легкая, почти невесомая мелодия. Словно кто-то едва касался невидимых струн, а потом присоединился ещё какой-то неизвестный ему инструмент и ещё один. Мелодия нарастала, завораживала, затягивала. Когда волшебник открыл глаза, то с удивлением осознал, что они с ней легко кружились по озеру, и его рука лежала на её талии. Но вот женщина выпорхнула из его объятий и, взметнув ворох брызг, закружилась, откинув голову назад. Повинуясь какому-то шестому чувству, он последовал за ней, вновь переплетая их пальцы, привлекая женскую фигуру к себе. Её кожа была прохладной и чуть влажной от капель воды. Она обвила его шею руками. Они следовали какому-то только им известному танцу, то встречаясь на середине озера, то вновь расходясь в стороны. «Это безумие! Остановись!» — кричал разум, но переливы музыки его заглушали. Маг снова поймал её за руки и привлёк себе. Казалось, что она вся светилась, поистине завораживающее зрелище. Неожиданно для самого себя он подхватил её за талию и приподнял в воздух, закружившись с ней вместе. Она улыбалась, а он не мог отвести от неё глаз.

— Ты можешь опустить меня, — засмеялась она. — Музыка закончилась, Олорин.

Он тоже улыбнулся и аккуратно опустил её на зеркальную поверхность озера. Они снова оказались рядом с помостом. Его пальцы сами убрали с её лица разметавшиеся пряди, но так и замерли. Волшебник прикрыл глаза, наслаждаясь прикосновением к бархатной коже, теплом её дыхания на губах, шелком волос. Когда он открыл глаза, она была очень близко, на расстоянии одного полувздоха. И он не устоял. Его губы нашли её, касаясь нежно, почти невесомо. И, о превеликие Валар, она отвечала ему. Мир вокруг завертелся и исчез. Остались только эти будоражащие кровь прикосновения. Он прижал её к себе, чувствуя тепло и изгибы её тела. Внутри Майа разгоралось пламя. И тогда голос в его голове взревел с новой силой: «Что ты делаешь?! Она не контролирует себя сейчас, а ты этим пользуешься?» Маг жадно вздохнул, словно из лёгких разом вышибло весь воздух. Он нехотя отстранился, всё ещё сжимая её в объятиях. Наваждение разлетелось на тысячи мелких осколков. Волшебник отступил, решительно отвернулся и шагнул на деревянный помост. Гендальф поднял посох и с силой сжал его. Какое-то время он просто стоял к ней спиной, а когда обернулся она уже была на середине озера.

«Олорин, так звали тебя давно и не здесь. Тут ты Гендальф Серый, Митрандир. И тебя сюда направили с определённым предназначением… Так что же ты делаешь с ней?» Гендальф покачал головой, будто отгоняя ненужные мысли. Завтра она уже ничего не вспомнит, да и ему будет лучше об этом позабыть. У него была цель, и он не имел права от неё отвлекаться. Волшебник сжал кулаки, резко выдохнул и зашагал к дому. Возможно, женщина была послана сюда именно для этого, поэтому завтра она вместе с ними покинет владения Беорна. «А тебе, старый дурак, стоит вернуться с небес на землю и вспомнить о том, что сейчас важно».

Он не засыпал до тех пор, пока она не проскользнула внутрь и не скрылась в коридоре, ведущем к её спальне. Когда всё стихло, его почему-то долгое время не покидало чувство, что сегодня он упустил что-то очень важное. Но мысли ускользали от него, как лунный свет.

Глава опубликована: 03.05.2018

16. Яблоко раздора

Руки предательски подрагивали, а пальцы не слушались от нанесённых ранее ударов. Лишь с четвёртого раза ему удалось-таки чиркнуть зажигалкой и прикурить сигарету. Несмотря на прохладу каменных стен подвала, на лбу выступила испарина, а тело противно вспотело. Надо было срочно принять ванну и вызвать лекаря. Он невольно поморщился, с новой силой ощущая жжение на спине. Подумать только, его высекли его же собственным хлыстом! И за что? За то, что тупоголовые орки гонялись за гномами, вместо того чтобы схватить эту девку.

Даниэль злобно усмехнулся и сплюнул на пол. Эта неуловимая огонь-баба (неизвестно вообще зачем понадобившаяся заказчику) умудрилась проскользнуть сквозь пальцы вот уже третий раз кряду. А этот несчастный орк-альбинос не только придумал целую сказку с полётами и зелёным пламенем, так ещё и имел дерзость свалить всё на него. Что, мол, это он, «Похититель», неправильно рассчитал сроки.

Даниэль до боли сжал кулаки, чувствуя новую волну вскипающей ярости. Нет, его всё больше и больше раздражала эта «Белоснежка». Это из-за неё у него в последнее время одни неприятности и проблемы. Его взгляд скользнул по подземелью и остановился на длинном деревянном столе. Мужчина зарычал. Теперь ему, в добавок ко всему прочему, придётся искать себе и другое занятие. Даниэль устало откинул голову назад, прокручивая в голове недавние события. Он вернулся в такой ярости, что немного не сдержался и не успел вовремя остановиться. Да, его немного занесло, но виной этому была «Белоснежка» и всё, что с ней связано.

Даниэль решительно встал, приминая окурок носком сапога, и медленно подошёл к столу. В голове противно застучало, и его тонкие пальцы чуть сжали виски, пытаясь унять ноющую боль. Нет, ему определённо нужна была травяная ванна. Вот только его помутнённый накатывающей мигренью мозг никак не хотел вспоминать имя его нового слуги.

— Горх!!! — наконец выкрикнул он как можно громче. Через несколько секунд дверь со скрипом отворилась, и на пороге возник носитель имени. Это был сутуловатый гоблин, одетый в одну грязно-серую рубашку, подпоясанную обычной верёвкой.

— Хозяин? — спросило существо. Даниэль медленно обернулся, окинув уродца презрительным взглядом.

— Ты что, опять подглядывал за моими занятиями? — он иронично изогнул бровь.

— Нет, что вы, хозяин… — залепетал гоблин.

— Зачем ты врёшь? Я же вижу, что у тебя до сих пор стоит, — Даниэль с отвращением наблюдал, как слуга костлявыми руками отчаянно пытался прижать явную эрекцию. — Что, я слишком быстро закончил? — усмехнулся он.

— Простите, хозяин! — гоблин упал на колени, уткнувшись лбом в каменный пол.

— Прекрати, это меня раздражает. Лучше приготовь мне ванную и пошли за лекарем, — гоблин тут же вскочил на ноги и выбежал.

Даниэль закурил, с удовольствием отметив, что руки перестали дрожать. Его взгляд снова скользнул по столу, и с губ сорвался вздох, полный печали. Это его «занятие» было милым созданием, да и продержалась она довольно долго, по сравнению с другими. Зажав сигарету в зубах, Даниэль ещё раз проверил пульс, но безрезультатно. Тонкие пальцы скользили по молочной коже. «Такая мягкая», — пронеслось в голове.

— Хозяин, ванна готова, — в дверях снова материализовался гоблин. Мужчина кивнул, глубоко затянулся сигаретой и тут же откинул окурок в сторону.

— Уберись здесь. Терпеть не могу грязь и бардак, — гоблин услужливо поклонился, когда Даниэль прошёл мимо. Уже в дверях он ещё раз оглянулся на бездыханное женское тело на столе. — Да, и избавься от неё, как обычно. Только не забудь снять цепи и извлечь все инструменты. Не так, как в прошлый раз, — гоблин склонился ещё ниже.

Уже в ванной, невольно морщась от режущей боли на спине, Даниэль не смог опять не вспомнить о «Белоснежке». Эта девка отплатит ему за всё сполна. Дайте ему только до неё добраться. Заново прокручивая в голове минувшие события и подсчитывая сроки, он внутренне тоскливо застонал. Теперь, чтобы перехватить её, придётся отправиться в лес, а может и вообще к занудным эльфам. А там ему не дадут особо повеселиться.


* * *


Говорят, человек привыкает ко всему, и даже к тому, к чему привыкать не хочется и не стоит. Так и я стала уже постепенно привыкать, что постоянно что-то теряю, а если и нахожу, то это не несёт ничего приятного или жизнеутверждающего. Тем не менее, упорно продолжаю дышать. Подобно кошке, вот уже который раз приземлялась на все четыре лапы, отсчитывая очередную из девяти жизней, снова и снова зализывала свои раны, чтобы на следующий день вновь отправиться по дороге странствий.

Мы покинули владения Беорна ранним туманным утром. Трава была ещё мокрой от росы, а воздух прохладен и отрезвляюще чист, как после дождя. «Терем» и его хозяина я покидала, обуреваемая смешанными чувствами. Какая-то часть меня совершенно не хотела уезжать и предпочла бы остаться тут, укутавшись, словно в плед, царившим повсюду покоем, и задремать под постоянное мурлыканье голосов. Но в то же время внутри даже посреди этих умиротворённых полей было неспокойно и тревожно. Прошлой ночью я долго не могла заснуть и в раздумьях рассматривала деревянный потолок отведённой мне спальни.

За последние несколько дней я одним махом потеряла не только надежду вернуться обратно, потому как возвращаться было некуда, но и всех, кто был дорог сердцу. Мы даже не успели проститься. Какими были наши последние слова друг другу? Я не помню. Мама, папа, сестра, любимый… Они умерли. Я жива. Хоть и не просила разрывать наши судьбы. И пусть в том 2014 году нам оставалось совсем немного, я бы всё равно предпочла разделить участь любимых мне людей. А так, кто-то насильно вырвал меня оттуда, закинув сюда. Там был мой мир, пусть грязный, жестокий, несовершенный, но прекрасный, удивительный и родной. Здесь я лишь чужеродный и неестественный элемент, никак не вписывающийся в рамки и законы Средиземья. Мне сложно понять их мировоззрение, обычаи и устои, поэтому, как невиданная зверушка в зоопарке, я выбиваюсь из гармоничной картины мира и привлекаю ненужное внимание. Но теперь, когда путь назад заказан, мне придётся приспосабливаться и подстраиваться хотя бы до тех пор, пока цель не будет достигнута. И она у меня появилась. На фоне смерча мыслей, чувств и эмоций последних дней внутри чётко оформилось одно желание — узнать, кто и зачем затащил меня в Средиземье. Узнать и по возможности отомстить. А значит, я не могла остаться у оборотня просто потому, что здесь ничего не узнаю. Беорн, хоть и помнил действительно много о моём мире, но у него не было ответов на интересующие меня вопросы. Да и что лукавить, никто особо и не предлагал мне остаться.

Сам лесной хозяин за завтраком был угрюм и неразговорчив и лишь слегка улыбнулся, когда окинул взглядом мой новый наряд. Каким образом собаки могли что-то сшить для меня до сих пор оставалось секретом, да и представить Белку и Стрелку с иголками в руках, вернее в лапах, было очень сложно. С другой стороны, шили же сказочным героиням (Золушке и прочим) белки, птички и мышки всякие платья. Так чем я хуже? Махнув рукой на технологию производства, я была благодарна, что сейчас на мне было свежее нижнее бельё и нательная рубаха, новые коричневые леггинсы и зелёная туника до колен. Кроме того, животные сумели залатать мой плащ, и, уже изрядно потрёпанные, но всё же горячо любимые, сапоги. Мелочь, а приятно.

За столом, кроме нас с хозяином, больше никого не было. Беорн молчал, сцепив мощные руки на столе, и грустно меня рассматривал.

— Ты садись, — хрипловато отметил он. — Весь отряд уже давно поел и теперь заканчивает сборы, — он неопределённо кивнул в сторону входной двери. — Я заметил, что у тебя с собой ничего не было. Поэтому взял на себя смелость собрать самое необходимое. Вон там, — оборотень указал на небольшой походный мешок, примостившийся у двери.

— Благодарю, — тихо сказала я. — Ты очень добр ко мне.

Но он лишь махнул рукой:

— Я никогда не думал, что встречу кого-то из того мира. Хотя и знаю многое… Но одно дело знания, а другое — увидеть самому.

— Откуда тебе так много известно? — не удержалась я, намазывая мёдом кусок ароматного хлеба.

— Это долгая история, и у нас сейчас нет на это времени, — вздохнул он. — Просто мой народ всегда хранил в памяти сказания о древних людях. А причину этого я расскажу тебе, когда мы встретимся вновь, — улыбнулся Беорн краем губ.

— А мы встретимся?

— Я надеюсь, — золотые глаза задумчиво скользнули по моему лицу, и их обладатель тяжело вздохнул. — Тебе пора.

Он резко поднялся и скрылся за входной дверью. Я молча проследила за ним взглядом, и всё время меня не покидало чувство, что он хотел сказать что-то ещё. В одиночестве я закончила завтрак и, подхватив мешок, выскользнула из «терема».

В этот раз, к моему ужасу, мне выдали отдельное средство передвижения. Когда я увидела высокую серую кобылу, то вдруг с отчаянием поняла, что за всё время пребывания в Средиземье ни разу не ездила верхом самостоятельно и до сих пор имею очень смутные представления о том, как управлять этим животным. Прошлый раз со мной рядом был Элладан, а до этого Гендальф. Но эльф был далеко, а волшебник сегодня выглядел особенно хмуро и неприветливо. Завидев меня, он лишь кивнул в знак приветствия и, буркнув: «Следуй за мной», — отвёл к лошади и сразу удалился. «И тебе доброе утро», — мысленно послала я ему вдогонку. Поведение мага в последнее время, начиная с Ривенделла, часто ставило в тупик. То он не отпускал меня ни на шаг, был заботлив и даже нежен, то обходил стороной, сверкая глазами, будто я в очередной раз что-то сделала не так, вот как сейчас. Я искренне скучала по нашему безмятежному общению до долины эльфов, но, похоже, это осталось в прошлом, но эти переживания пришлось мысленно отложить в дальний ящик. В настоящий момент меня занимала более насущная проблема, которая безмятежно щипала траву перед домом Беорна.

Проследив за магом, который теперь стоял в стороне, что-то обсуждая с Беорном и постоянно хмурясь, я сразу отмела мысль о том, чтобы просить Гендальфа о помощи. Обращаться же к другим участникам похода я не решалась. В последнее время моя персона слишком часто привлекала к себе внимание, в основном, не по хорошему поводу, когда у гномов и своих дел было навалом. А после вчерашних откровений, я вообще не знала, как они будут ко мне относиться. Погруженная в эти раздумья, я медленно и аккуратно обошла лошадь стороной, присматриваясь, как и где будет проще на неё залезть, и поэтому чуть не подпрыгнула от неожиданности, когда рядом раздался звучный баритон Торина.

— Тебе помочь? — я резко обернулась. Похоже, всё и так уже было написано у меня на лице, потому как король слегка хмыкнул и протянул мне руку. — Твой мешок, — уточнил он, в ответ на мой непонимающий взгляд.

— А да, конечно. Благодарю, — затараторила я, снимая и передавая поклажу. Гном только покачал головой. — Хочешь угадаю, о чём ты подумал? — выпалила я, и Торин удивлённо посмотрел через плечо, уже прикрепляя мешок позади седла.

— Ну? — обернулся он, иронично изогнув бровь.

— Хоть и из прошлого, но полная дура, — король ухмыльнулся. Я почувствовала, как щёки предательски краснеют, и поспешила отвернуться.

— Не угадала, — раздалось за спиной. — Просто я уже давно заметил, что ты с лошадьми особо не ладишь.

— Это ты очень дипломатично заметил, — парировала я, и мне показалось, что уголки губ гнома чуть приподнялись.

— Не переживай. Хоббит, вон, тоже сначала от пони шарахался, а сейчас ничего. Просто соблюдай равновесие и спокойствие, а лошадь и так сама за нами пойдёт.

— Может, мне лучше пешком? — попыталась я возразить, но Торин лишь отрицательно покачал головой.

— Как сказал Беорн, отсюда до Лихолесья два дня верхом. Это как минимум. Пешком ты отстанешь, да и не окрепла ты ещё после всего, — заключил король и, ободряюще похлопав по плечу, легко подсадил в седло и после отправился к своему пони.

Оказавшись на лошади, я яростно вцепилась в поводья и нервно огляделась. Остальные участники похода уже сидели верхом и терпеливо ждали своего предводителя. И как только Торин дал знак, все двинулись в путь, выстраиваясь по цепочке друг за другом. Глубоко вздохнув, чтобы расслабиться, я тихо шепнула животному: «Ну, поехали, красавица». Лошадь мотнула головой и в следующее мгновение уже тронулась с места вслед за остальными. Сначала, с непривычки, было страшновато, но постепенно адаптировавшись к размеренному ходу кобылы, я ослабила хватку.

Первый день нашего путешествия прошёл без приключений. Вокруг простирались всё те же бескрайние и безлюдные луга. Лишь однажды мы остановились на отдых, пообедав предоставленным Беорном провиантом, а когда стало смеркаться, решили разбить лагерь для ночлега.

Вопреки моим худшим ожиданиям, участники похода от меня не шарахались, хотя и вели себя несколько настороженно. Первым отошёл Бильбо, и ещё за обедом уселся рядом, болтая так, словно ничего не случилось. Постепенно оттаяли и гномы. А к вечеру Фили и Кили уже пытались склонить меня к очередным тренировкам. И, наверное, склонили бы, не пресеки Оин их пыл на корню. Неразговорчивый гном что-то отрывисто выкрикнул на Кхуздуле, отчего братья сразу прекратили попытки оттащить меня в сторону, ограничившись беседой у костра. Самое удивительное, что никто и словом не обмолвился о вчерашнем разговоре, и всё общение строилось так, будто мы только вчера все вместе покинули долину эльфов. Несмотря на явную искусственность происходящего, я была им благодарна, потому как просто не выдержала бы никаких расспросов.

Единственным исключением был волшебник. За весь день он не обмолвился со мной ни словом (его «доброе» утреннее приветствие я не учитывала), но я то и дело ловила на себе его странный и задумчивый взгляд. Но как только мы встречались глазами, Гендальф сразу отворачивался. На смену его преувеличенной заботе о моей персоне, после случая на горе, пришло полное отчуждение. Казалось, он за что-то на меня злился, и после обеда я даже хотела его об этом спросить. Однако маг намеренно, как мне показалось, обходил меня стороной и при первой возможности уехал ещё дальше вперёд. И если сначала было больно и неприятно, то к вечеру я сама разозлилась на замороченного волшебника. У меня было больше прав и поводов его игнорировать, гневно сверкая глазами. Ведь это он опять скрыл от меня правду, и скрывал бы и дальше, не попадись мне случайно та книга. Решив, что мне хватает и своих тараканов в голове, я махнула рукой на хмурого мужчину. За ужином я довольно мило общалась с молодыми принцами, которым даже удалось вызвать у меня улыбку, и полностью игнорировала сверлящий спину взгляд голубых глаз из-под седых бровей.


* * *


Посреди ночи меня разбудили голоса. Я поначалу приняла их за вновь вернувшиеся звуки в моей голове, и лишь спустя пару секунд поняла, что разговаривали где-то рядом со мной. Это были Торин с Гендальфом. Очень хотелось вернуться в объятия Морфея, но что-то в их приглушённом тоне заставило настороженно прислушаться. Они снова спорили.

— Зачем она опять поехала с нами? Ладно, с Ривенделлом — то понятно, но почему не оставить её у Беорна? — как можно тише выспрашивал Торин у мага.

— С какой стати ей оставаться у оборотня? Она…

— Я знаю, что он просил тебя оставить её, — отрезал гном, не дав волшебнику договорить. Повисло тяжёлое молчание, а по моей спине пробежал холодок.

— Что ещё он тебе рассказал? — тихо и напряжённо спросил волшебник.

— Ты знаешь, о чём я, — буркнул гном.

— Я многое знаю, сын Траина, — процедил Гендальф. — Но если ты думаешь, что можешь играть со мной в загадки, ты ошибаешься, — закончил Майа с холодком.

— Нет, загадками разговариваешь у нас только ты, Гендальф Серый, — сыронизировал Король-под-горой. — Я говорю прямо, потому что отвечаю за жизни участников этого похода, и посему имею право знать, что происходит. Поэтому я ещё раз тебя спрашиваю: зачем ты тащишь за собой эту женщину? Ведь невооружённым глазом видно, что она ещё не оправилась от ранений, ни физических, ни душевных.

— Она сильнее, чем ты думаешь, — парировал маг.

— Конечно, и именно поэтому с каждым днём женщина всё бледнее и бледнее. Хотя нет, я поправлю себя, с каждым выбросом магии, — гном замолчал, и между собеседниками повис невысказанный вопрос. Я внутренне напряглась в ожидании ответа, но волшебник не проронил ни слова. — Я понимаю твоё молчание, как согласие, — снова заговорил Торин. — Значит то, что сказал оборотень — правда?

Гендальф тяжело выдохнул и, судя по звукам, кажется, поднялся. Я могла ясно представить, как он теперь нервно ходит перед костром, подбирая слова. Мне же стало страшно.

— Она нам нужна, — наконец изрёк маг. — Или ты думал одолеть дракона, если тот жив, голыми руками? Тогда, если помнишь, всё войско Эребора и Дейла не смогло его победить. Я не думаю, что она повстречалась нам случайно, Торин, — продолжил волшебник после недолгой паузы. — Её силы растут с каждым днём, и я уверен, что когда мы доберёмся до Одинокой горы, её магия сможет справиться даже с драконом, — закончил он. Теперь настала очередь Торина тяжело вздыхать.

— Гендальф, Беорн сказал, что её магия сжигает тело изнутри, — начал тихо гном. — Даже мне, абсолютно непосвящённому в дела магии ясно, что чтобы справиться со Смаугом, потребуется колоссальный выброс энергии. Это убьет её, — прошептал король. — Она знает об этом?

— Нет, — отрезал маг.

— Я не могу пойти на это, волшебник. Это не её мир, и это не её война… — почти выдохнул гном.

— Ты прав. Это не её мир. Думаешь почему она уже столько раз оказывалась на краю гибели? Порой совершенно нелепой, как по дороге в Ривенделл? Средиземье её отторгает и постоянно пытается избавиться, как от постороннего элемента, — голос Гендальфа был абсолютно бесстрастным, словно он рассуждал о химической реакции, а не о человеческой жизни. — Ей осталось недолго, учитывая то, с какой скоростью растут её силы. Если бы она осталась у Беорна, это только бы немного отсрочило неминуемое. Она всё равно умрёт, а так женщина хотя бы успеет побыть нам полезной…

Они ещё о чём-то говорили, но я уже ничего не слышала. К горлу подступила тошнота, а в голове снова и снова эхом отдавались последние слова мага.


* * *


Мне было бы легче, если бы Гендальф меня ударил. Всадил наотмашь, с разворота в глаз, скулу и живот. Всё было бы легче, чем та боль предательства, что стянула сейчас внутренности в ледяной ком.

Продолжая лежать спиной к гному и волшебнику, я всеми силами старалась не выдать себя, хотя больше всего хотелось во весь голос взвыть на луну. От напряжения сама не заметила с какой силой закусила губу, пока во рту не почувствовался металлически-сладковатый вкус крови, а тело самопроизвольно не дёрнулось. Голоса у костра сразу стихли, и несколько секунд спустя слух уловил чьи-то приближающиеся шаги. Я спешно закрыла глаза, скрывая под ресницами набежавшие слёзы, и попыталась расслабиться. Но этот кто-то так и не дошёл до моего лежака, или я просто не заметила, потому как в следующее мгновение провалилась во тьму.

Глаза я открыла, когда заря только занималась над горизонтом, и тут же резко села. Вокруг все ещё спали, и только Фили сидел у погасшего костра. Заметив движение, он удивлённо вскинул голову в мою сторону.

— Всё в порядке? — прошептал он. Я лишь кивнула, уже поднимаясь на ноги. — Ты куда? — не унимался старший из братьев.

— Я сейчас. Надо отлучиться по делам, — гном нахмурился и встал вслед за мной. — По личным женским делам, — раздражённо пояснила я. Фили замер и, понимающе мотнув головой, снова сел у костра.

— Только недолго.

Аккуратно маневрируя между спящими телами, я скрылась в низине за пригорком, и только здесь, вдали от посторонних глаз, наконец-то облегчённо выдохнула. В голове царил сумбур. Надежда на то, что весь разговор был лишь частью дурного сна, развеялась, как только взгляд упал на ровный ряд окровавленных полумесяцев на ладонях. «Выходит, сильно я не только губы кусала», — подытожил внутренний голос. Я опустилась на прохладную землю, судорожно соображая, что же произошло и, главное, что мне теперь с этим делать. Однако мысли терялись и носились по голове, как обезумевшие белки.

В душе был полный кавардак. Мне было страшно от того, что узнала. Горько из-за того, как это было сказано. Но всё меркло по сравнению с невыносимой болью, ибо услышала это из его уст. Почему именно последнее так сильно ударило по мне? Не знаю. Возможно, потому, что видела в нём друга, в то время как он воспринимал меня средством достижения цели. Никаких чувств и сантиментов, только холодный расчёт. Даже гном вчера проявил больше милосердия. Гендальфу же плевать на меня и мою жизнь. Важна только цель, которая, как известно, оправдывает средства. Руки гладили влажную от росы траву, словно это была шерсть животного, и это немного успокаивало и помогало сконцентрироваться.

Как давно он это спланировал? До того, как я попала в Ривенделл или после? Нет, скорее всего, во время. Поэтому, в отличии от Элронда, он делал упор на практическое применение магии. Древний эльф учил меня теории и, преимущественно, тому, чтобы понимать, контролировать и усмирять мои силы. Гендальф же, посредством наших уроков, выходит, стремился развить и увеличить до максимума мои способности. И всё это время прекрасно знал, что это меня убивает… Я похолодела. Значило ли это, что вся история с побегом от Сарумана была искусно сплетённой интригой? Знал ли об этом Элладан? Были ли последующие события частью спектакля? Кому я вообще могу ещё доверять? Глухо зарычав, я откинулась на траву, уставившись в небо. О чём ещё ты мне лгал, Гендальф Серый? Какой беспомощной и одинокой я ощущала себя в тот момент — не передать словами. Меня, как жертвенное животное, вели на заклание во имя светлого будущего, и рядом не было никого, к кому я могла бы обратиться за помощью или защитой. Полагаться я могла только на себя.

— Что ты здесь делаешь? — раздалось над головой, отчего я моментально вскочила на ноги. На меня смотрели такие знакомые голубые глаза, только сейчас в них не было привычного тепла, только холод. Гендальф приблизился, и я невольно сделала шаг назад, что явно не укрылось от внимания мага. Он чуть нахмурился, смерив меня изучающим взглядом. — Тебя долго не было. Чем ты тут занималась? — отчеканил он, подозрительно всматриваясь в глаза. Мой мозг среагировал сразу и забаррикадировался, пресекая возможное вторжение. Я только успела удивиться, насколько быстро это произошло, но времени на раздумья не было. — Ну так что? — не унимался маг.

Его тон, взгляд, да и вся ситуация в целом всё больше и больше злили.

— Это тебя не касается, — фыркнула я, пытаясь обойти его стороной, но Гендальф крепко ухватил меня за предплечье и развернул к себе.

— Касается, Ирина, — в тот момент, когда мы оказались близко друг к другу, в его взгляде проскользнуло то самое знакомое тепло. Но лишь на мгновение, и пальму первенства снова захватил лёд и поджатые губы. «Это всё ложь и игра», — пронеслось в голове, а сердце больно кольнуло. «Теперь понимаешь, почему он тебя так охраняет? А вдруг козёл отпущения сбежит ненароком, али помрёт раньше срока?» — смеялся надо мной мой внутренний голос.

— Если тебе так интересно знать, Гендальф Серый, —процедила я, резко выдёргивая руку и отстраняясь, — мне надо было расслабиться. Поэтому и уединилась, — волшебник недоверчиво прищурил глаза. — Для того, чтобы заняться самоудовлетворением, — вылетело у меня, прежде чем я успела придумать что-то ещё.

Когда смысл сказанного дошёл до мага, его глаза сначала удивлённо расширились, но тут же яростно сверкнули. Гендальф повторно схватил меня за руку (там точно останутся синяки) и дёрнул к себе.

— Учитывая, как долго тебя не было, сейчас ты должна быть полностью расслаблена, — прошипел он в сантиметрах от моего лица.

— О, ты даже не представляешь, — лилейно улыбнулась я в ответ. — Знаешь, как тяжело без мужского тепла?

Внутренне я понимала, что меня несёт и заносит, но остановиться уже не могла. Глаза мага угрожающе потемнели, и он ещё больше приблизился, почти касаясь кончиком носа.

— А как же сын Владыки? Или тебе его было мало? — криво усмехнулся он в ответ. «Откуда он узнал? Неужели что-то видел?..» — успела удивиться я, но тут же парировала.

— Да тебе, никак, нравится подглядывать? Уж не ревнуешь ли ты, волшебник?

От не сходящей с лица улыбки уже ломило челюсть. На скулах мага напряглись желваки, он резко втянул воздух. Гендальф был в ярости, а меня охватила безумная гордость и радость, что это было моих рук дело. В следующее мгновение Майа схватил меня за плечи и грубо встряхнул. В его руках моё тело ощущалось как тряпичная кукла.

— Я запрещаю тебе, женщина, отлучаться от отряда без сопровождения, — в ответ я лишь вызывающе вскинула подбородок. Маг нагнулся, и моё ухо обожгло его горячее дыхание. От нашей близости по телу пробежали мурашки. — И в следующий раз, когда тебе захочется расслабиться, занимайся этим прямо в лагере. Или обратись к кому-нибудь из гномов за содействием. Думаю, принцы не откажут в содействии.

Я резко оттолкнула довольно ухмыляющегося волшебника и зло прошипела:

— А кто ты такой, чтобы мне что-то запрещать и указывать?

— Я — Гендальф Серый. Майа, посланный в Средиземье самими великими Валар. Ты — женщина без роду и племени, и своим поведением подвергаешь опасности весь отряд, рискуя привлечь ненужное внимание, — он окинул меня надменным взглядом. — Поэтому у меня есть все права запрещать и указывать тебе. Не забывай, что здесь ты никто. Твоего мира больше нет, — холодно закончил он.

Если всё сказанное «до», я пропустила мимо ушей, то вот последние слова задели за живое, и прежде чем я успела совладать с собой, моя рука уже отвесила волшебнику звонкую пощёчину. Мы удивлённо отпрянули в стороны и какое-то время лишь смотрели друг на друга расширенными глазами. Первой опомнилась я и, отвернувшись, решительно зашагала к лагерю. Маг не проронил ни слова.

На душе было противно и мерзко от наших с ним слов, от его отношения, от того, что я сорвалась. Всё это было так глупо и неправильно… Впервые с момента моего появления в Средиземье, мне захотелось напиться в хлам. Но, как на зло, было раннее утро и надо было собираться снова в путь.

По-видимому, моё безрадостное расположение духа настолько ясно читалось на лице, что повстречавшийся на пути Фили, нервно сглотнул и спешно ретировался. Я, в свою очередь, молча прошествовала к костру, где уже занялся приготовлением завтрака Бомбур. Заметив меня, гном, часто сетовавший на мою худобу и поэтому пытающийся постоянно накормить, оживился.

— Кушать хочешь? — улыбнулся он во весь рот.

— Нет. Выпить, — буркнула я, садясь рядом.

— Так вон вода…

— Нет, что погорячее, — пояснила я, чем заслужила удивлённый взгляд Бомбура.

— Сейчас же только утро… — прошептал он.

— Знаю, — вздохнула я. — Забудь.

Гном прекратил помешивать подобие каши в котелке и озабоченно посмотрел на меня.

— Что-то случилось? — я лишь махнула рукой, но он не унимался. — Опять с волшебником поругались? — заговорщицки прошептал он мне на ухо.

— То есть?

— Ну, вы только друг с другом и ругаетесь. А потом оба ходите хмурые…

Это было последней каплей, и слёзы сами брызнули из глаз. При виде плачущей женщины, Бомбур растерялся и, выронив ложку, спешно затараторил:

— Ну ты что? Расстроилась? Да не переживай ты так! На вот, яблоко скушай, — я только отрицательно завертела головой. Гном сокрушённо вздохнул и попытался похлопать по плечу, но вышло неловко и угловато. — Вы ещё помиритесь, вот увидишь. Он не может на тебя долго злиться. Это всем известно. Знаешь, как он переживал, когда ты у эльфов чуть не умерла? — слушая это, меня так и подмывало съязвить: «Может, тогда и переживал. Да вот только сейчас его приоритеты кардинально поменялись». Я бы ещё долго упивалась жалостью к самой себе, но бесхитростный гном так усердно и искренне пытался меня успокоить, что я невольно улыбнулась. — Ну вот, — просиял Бомбур. — Не надо такой красавице плакать. Съешь лучше яблоко.

Я засмеялась сквозь слёзы, и чтобы успокоить гнома, приняла из его рук яблоко, на которые не могла смотреть без содрогания со времён своей яблочной диеты.

За завтраком последовали сборы, и вскоре все тронулись в путь. Мы с волшебником обходили друг друга стороной, что не осталось незамеченным, но никто не задавал никаких вопросов. Лишь однажды, когда я заканчивала прикреплять сумку у седла, ко мне обратился Торин.

— У тебя всё хорошо?

— Да, конечно, — бросила я через плечо, но он не уходил и молча ждал, пока я не обернулась.

— Я могу чем-то тебе помочь? — король неотрывно смотрел мне в глаза.

— Нет, спасибо, Торин. Не думаю, что мне может кто-то помочь, — он еле заметно вздрогнул и отвёл взгляд. Может быть, он думал, что я о чём-то догадывалась. Может, чувствовал себя виноватым. Мне, если честно, было наплевать. Они с Гендальфом «в одной лодке». Его пронзительные синие глаза вновь устремились на меня, широкая ладонь сжала плечо.

— Прости, — еле слышно прошептал он, на что я резко отвернулась. В этот момент его окликнул Двалин, тем самым избавляя нас от неловкого молчания. Гном тяжело зашагал прочь.

Мы снова выстроились цепочкой, размеренно двигаясь друг за другом по цветущим лугам. Но если вчера моя лошадь замыкала процессию, сегодня за мной вдруг поехал Оин. «Наверное, чтобы не сбежала… Интересно, кто его послал? Торин или маг?» — хмуро усмехнулась я себе. Одно радовало, Оин был неразговорчив, поэтому я могла беспрепятственно заняться тем, что у меня получалось лучше всего в момент опасности (как когда-то заметил Элладан). Думать, анализировать и просчитывать свои возможные действия.

То, что я не собиралась просто отдать оставшиеся дни своей жизни и слепо следовать за гномами, повинуясь магу, было ясно как божий день. Как говорится, «не для того моя роза цвела». Особенно учитывая, что меня, не спросив согласия, планируют отправить к дракону. Будет ли у меня достаточно сил победить Смауга или нет, исход в любом случае будет летальным. Кроме того, у меня появилась другая цель в Средиземье, и она никак не связана с гномами и их горой. Поэтому надо было делать отсюда ноги. Однако пытаться сбежать прямо сейчас было бы глупо. Наездник из меня никудышный, как, впрочем, и воин, а использовать магию — опасно для здоровья. Таким образом, далеко я не уйду, и меня легко поймают, вернут, а потом, скорее всего, ещё и свяжут. Нет, надо действовать с умом, всё спланировав. И тут у меня было одно большое преимущество. Я знала не только куда мы идём, но и что там произойдёт.

Так, Гендальф в Лихолесье не поедет, что уже облегчает задачу. В лесу я смогу легко «потеряться» или просто убегу в другую сторону, когда гномы кинутся за огоньками или просто останусь на другой стороне реки. И, пока они будут маяться с заснувшим Бомбуром, быстро сбегу, ну или когда попадут на эльфов. Возможностей будет много. Потом потихоньку выйду из леса, дойду до Беорна. Почему-то я была уверена, что он мне поможет. А там уже появятся варианты дальнейших действий. Может, оборотень что знает о том, кто меня сюда закинул, а если нет, то посоветует, где искать… Однако не стоило забегать вперед. Сейчас главное заключалось в том, чтобы не выдать себя перед магом или Торином, и благополучно добраться до леса.

Мой план мне, по сути, нравился. Единственное, что могло бы его улучшить, так это наличие карты местности. Но этим предметом в походе располагали только Торин и Гендальф, поэтому я быстро отбросила мысль о том, чтобы её стащить. Да и какой из меня вор? Поэтому оставшийся день я внимательно изучала окрестности, запоминая те или иные детали ландшафта, что послужат ориентирами для моего пути назад.


* * *


Уже перед самым закатом на горизонте обозначились далёкие вершины леса. В тот момент я ясно осознала, что скоро придётся вновь остаться одной, отчего меня охватил странный азарт, смешанный с толикой будоражащего кровь адреналина. Поэтому вести себя непринуждённо оказалось сложнее, чем представлялось ранее. К счастью, за ужином моим соседом был Бильбо. Он как всегда непринуждённо рассказывал об очередном родственнике из Шира, когда сидящий напротив с волшебником Торин вдруг резко поднялся и, кинув раздражённый взгляд на мага, покинул костер.

— Всё-таки не удалось ему его убедить… — прошептал рядом Бильбо.

— Ты о чём?

— Так ты не знаешь? Гендальф сегодня еще за обедом сказал, что не сможет сопровождать нас через Лихолесье, — заговорщицки поведал мне хоббит.

— А почему? — притворно удивилась я.

— Кажется, к нему прилетел гонец от другого мага. Ну, которого мы встретили перед тем, как бежали к эльфам. Помнишь? — я понимающе кивнула. — Ну так вот, похоже, вести там были нерадостные, и ему срочно надо отлучиться по делам.

— И Гендальф всё это рассказал за обедом? — на это Бильбо смущённо покраснел и опустил глаза.

— Ну, я просто случайно подслушал его разговор с Торином… А потом гнома и Балина… Ну то, что он хотел за ужином ещё раз поговорить с магом, попытаться убедить остаться…

Я наклонилась к хоббиту и чуть слышно прошептала:

— Знаешь, Бильбо Бэггинс, ты не вор и не взломщик.

— А кто? — испугался тот.

— Ты — шпион, — хоббит удивлённо распахнул глаза, а я не удержалась и засмеялась в голос. Да и сам Бильбо тоже прыснул со смеха.

— Над чем это вы так смеётесь? — клонились к нам с обеих сторон Фили и Кили. — Нам тоже интересно, — я немного растерялась, а вот хоббит быстро выкрутился.

— Да я рассказывал Ирине о том, как моя троюродная тётушка потеряла фамильный сервиз на тридцать персон, — братья непонимающе переглянулись.

— И что в этом такого смешного? — спросил Кили.

— Да вы только подумайте, сервиз на тридцать персон! Хотите расскажу? — воодушевился Бильбо.

— А… давай в другой раз, — оба гнома спешно ретировались. Я проводила их взглядом и посмотрела на улыбающегося хоббита.

— Ведь нет у тебя никакой троюродной тётушки, Бильбо… — на что он лишь задорно подмигнул мне. — Нет, ну я же говорила. Шпион, — и мы снова засмеялись.

Перед тем как проститься на ночь, хоббит неожиданно крепко меня обнял.

— Я был очень рад снова услышать твой смех, — прошептал он еле слышно. — И, я думаю, он тоже, — мои брови удивлённо взметнулись вверх. — Волшебник почти весь вечер тайком на тебя смотрел. Все ведь знают, что вы поругались, — тяжело вздохнув, я в ответ обняла Бильбо.

— Всё не так просто, мой маленький друг.

— Он обидел тебя? Если да, то он не хотел. Я же вижу, как ты ему дорога…

Я зажмурила глаза, удерживая набежавшие слёзы, и отрицательно покачала головой:

— Не всё так просто…

Бильбо отстранился и грустно улыбнулся.

— Иногда всё именно просто. А мы усложняем и запутываем. Просто выслушай его, когда это будет нужно, — хоббит протянул мне чистый платок. — Не плачь. Тебе больше идёт, когда ты улыбаешься.

Конечно, я могла всё рассказать Бильбо, объяснив, что, может, я и дорога магу, но не так, как думает наивный полурослик. Но я смолчала. Это не моя история, и не мне будоражить его душу. На долю хоббит еще выпадет достаточно испытаний. Поэтому, покачав головой и пожелав ему приятных снов, я отправилась к своему спальному мешку, где, укутавшись с головой, быстро заснула.

Всю ночь мне снился мой любимый. Он улыбался, горячо и крепко обнимал. И я чувствовала себя защищённой, любимой и желанной. Но даже самый прекрасный сон исчезает с рассветом, и когда я проснулась, надо мной было только угрюмое серое небо чужого мира. Весь следующий день я провела, молча наблюдая за ландшафтом. В этот раз за мной ехал Двалин. Чёрная лесная гряда неминуемо приближалась, а вместе с ней и моя свобода.

Мы добрались до опушки Лихолесья только с наступлением сумерек, поэтому было решено заночевать тут и уже утром двинуться дальше. Гендальф первым делом отправился что-то осматривать у входа в лес, откуда чуть позже вернулся мрачным и напряжённым. Он о чём-то тихо беседовал с Торином, Двалином и Балином. По-видимому, объяснял дорогу через чащу. Потом был ужин, за которым король-под-горой объявил остальным о том, что дальше они отправятся одни и встретятся с магом уже в Эсгароте. Гномы заметно приуныли. Им и так было нерадостно от перспективы идти через лес, а теперь ещё и без прикрытия волшебника. Одним словом, за едой было непривычно тихо и угрюмо. Атмосфера разрядилась, лишь когда маг ушёл спать, а гномы раскурили трубки. Я уже собиралась встать, как ко мне опять подсел Бильбо.

— Ну? — многозначительно спросил он.

— Что — ну?

— Ну вы поговорили? — прошептал хоббит, но, взглянув на меня, сокрушённо покачала головой. — Значит, нет. Как же вы дальше вдвоём поедете, если вы не то что не разговариваете, даже не смотрите друг на друга? Тебе надо…

— Стоп, — перебила я его. — Что значит — дальше вдвоём поедем? Ты о чём?

По спине пробежал неприятный холодок. Глаза хоббита расширились и он нервно сглотнул.

— Так ты ничего не знаешь? Тебе никто ничего не сказал? Как же так?.. — в то время, как хоббит объяснял, где опять подслушал разговор мага и главного гнома, у меня появилась твёрдая уверенность, что мне совсем не понравится подслушанное.

— Так вот, Гендальф сказал ему тогда, что ты поедешь с ним куда-то там по делам. Что, мол, нам будет проще без тебя. И потом он вместе с тобой встретит нас в Эсгароте. Хотя я думаю, тебе лучше с нами пойти. Да и Торин так думал, но маг был непреклонен. Он упомянул, что вроде только он сможет с тобой справиться. Это как-то с лесом связано и с древней магией, и с эльфами. Я просто уже потом ничего не понял, да и не хотелось, чтобы меня поймали…

— Спасибо, Бильбо, — прервала я его шёпот.

— За что?

— За то, что предупредил. Ты даже не представляешь, как это для меня важно, — хоббит как-то странно посмотрел на меня. — Я пойду. Ты вроде сказал, что Гендальф завтра на рассвете уезжает? — он утвердительно кивнул. — Тогда мне лучше загодя всё приготовить к отъезду, — на прощание я крепко обняла Бильбо. — Надеюсь, что мы ещё встретимся.

— Я тоже очень надеюсь, — улыбнулся хоббит. — Не забывай, ты обещала навестить меня в Шире.

Мои губы растянулись в ответной улыбке, хотя на душе скреблись кошки.

Пожелав всем спокойной ночи, я спешно вернулась к своему спальному месту, которое на этот раз (какая удача!) оказалось в отдалении от света костра и ближе к лесу. Сев на лежанку, я попыталась успокоиться. Выходило, что маг что-то заподозрил, раз решил тащить меня за собой неизвестно куда. Хотя отчего же не известно? В чёрный-чёрный лес, а в этом чёрном-чёрном лесу стоит чёрная-чёрная крепость, а в этой чёрной-чёрной крепости — сам Саурон! Нет… Этот «добрый» волшебник точно решил меня извести. Сначала я должна дракона победить. А теперь собирается затащить меня в Дол Гулдур, где главенствует Тёмный Властелин. Хотя маг пока об этом и не знает, но мне необязательно присутствовать при их свидании. Я что, его таблетка аспирина — средство от всех болезней? Я зло пнула землю ногой. Мне казалось, что меня настойчиво пытаются загнать в угол, потому что окажись мы вдвоём, сбежать от Гендальфа будет невозможно. Так что же делать?

Мой взгляд нервно скользнул вокруг. Многие из гномов, включая Торина, уже устроились на ночь, а оставшиеся не обращали на меня никакого внимания. Сам волшебник улёгся ещё раньше. Взвешивая свои варианты, я поняла, что у меня осталась только одна возможность вырваться из когтей этого «серого кардинала». Надо было уходить, и уже сегодня. Даже если маг и король что-то подозревали, они никак не ожидали моего побега этой ночью.

Круг у костра постепенно редел, пока там остался только дозорный. В эту ночь это был Двалин. Внутренне я даже порадовалась. Да, это был сильный и умелый воин, но он был не настолько быстр, чтобы угнаться за мной по лесной чаще. Аккуратно скатав свой мешок и прикрепив его к сумке, я ещё раз проверила содержимое: провианта и воды хватит дня на три, а то и на четыре, кремень, смена белья, мыло, зубной порошок, заживляющая мазь. Я мысленно поблагодарила Беорна. Без этого набора я бы ничего не смогла. Мой кинжал, как обычно, был прикреплён к поясу. Всё было при мне. Осталось только удачно подгадать момент. Из груди вырвался нервный вздох, а сердце забилось в ожидании. Я заставила себя лечь и укрыться плащом.

Минуты тянулись мучительно медленно, но было необходимо дать отряду заснуть. Когда Луна вышла на середину неба, я поняла, что пора. Двалин сидел ко мне спиной и курил. Я медленно поднялась и, перекинув мешок за плечи, стала как можно тише пятиться в сторону леса. Отойдя метров на десять, и ещё раз взглянув на широкую спину воина, развернулась и ускорила шаг. Но не прошла и нескольких метров, как меня громко окликнули.

— Ты куда? — Двалин стоял у костра, напряжённо уставившись на меня. Его рука медленно поползла за спину, где, скорее всего была припрятана верёвка или того хуже — аркан.

Мысленно «обласкав» его за то, что не мог докурить спокойно, я стрельнула глазами через плечо. До спасительного леса оставалось всего ничего.

— А ну вернись на место! — рявкнул он. А вот это подействовало, как удар хлыста, и в следующее мгновение я резко развернулась и стремглав бросилась под сень деревьев. — Торин! Гендальф! — кричал гном за моей спиной. Кажется, он бросился за мной вдогонку, но у меня было стартовое преимущество.

Когда над головой сомкнулись кроны могучих деревьев, мне показалось, что весь лес глубоко вздохнул. Тогда я решилась коротко обернуться и тут же мысленно выругалась. За мной бежали трое: Торин, Двалин и Гендальф. Но если первые двое безвозвратно отстали, последний стремительно приближался. «Марафонец, чтоб его!» Пришлось удвоить скорость.

Если вначале у меня и были сомнения по поводу собственных спринтерских способностей в условиях ограниченной видимости и лесной местности, то они быстро развеялись. На моём пути не попалось ни одного ухаба, ни одной коряги, словно я бежала не по лесу, а по беговой дорожке. Это было приятно и странно, но времени на раздумья не было, ведь за спиной слышался всё приближающийся треск веток под ногами мага. В какой-то момент я неожиданно вылетела из чащи на небольшую поляну, стремительно пересекла её и уже у самой кромки деревьев меня остановило громкое «Стой!». У противоположного края стоял волшебник.

— Прошу тебя, остановись, — он тяжело дышал, волосы разметались. — Куда ты? Почему? — слова давались ему с трудом.

— Ухожу.

— Куда? В Лихолесье? Ты хоть знаешь, что это за место и как оно опасно? Глупая женщина! — в его тоне вновь зазвучали назидательные нотки, что подстегнуло закипающую злость.

— Да. Прекрасно знаю, что это. Но здесь безопаснее, чем рядом с тобой, — отрезала я.

— Что ты несёшь? — процедил он и шагнул из-под тени деревьев. Передо мной стоял Олорин, отчего стало вдруг смешно.

— Зачем этот маскарад? Или ты думаешь так меня остановить? Не выйдет, — иронично рассмеялась я.

— Ты с ума сошла? — он вновь шагнул вперёд.

— Нет, скорее наоборот. Я была сумасшедшей, когда доверяла тебе, Олорин, — моя рука облокотилась на дерево, и от коры по телу сразу пробежало приятное тепло.

Лес за моей спиной загудел, словно приглашал к себе. Это внушило уверенность, и уже почти спокойно я продолжила:

— Я слышала ваш разговор с Торином, волшебник. О твоём плане скормить меня дракону, в прямом и переносном смысле. О том, что я умираю, и надо успеть использовать меня.

Он дёрнулся, как от удара, и на мгновение прикрыл глаза:

— О нет… Великий Эру… — выдохнул маг, но тут же собрался. — Ты всё не так поняла…

— Правда? Ну тогда объясни глупой женщине, — внутри всё сжималось от боли и обиды. — Отвечай мне только да или нет. Ты врал гному?

— Нет.

— Я умираю?

— Да.

— И моя же магия меня сжигает?

— Да.

— Тогда, что же я не так поняла?

— Я не хочу, чтобы ты умерла, — прошептал он.

— Это не то, что ты сказал Торину, — мой голос набирал силу.

— Я должен был, чтобы он согласился взять тебя с собой!

— Зачем и куда?

— К Одинокой горе, чтобы ты убила дракона, — от негодования я с силой стиснула зубы.

— Ты думаешь, я дура, или ты издеваешься надо мной? Ты хоть понимаешь, что мы ходим по кругу? — Олорин снова шагнул ко мне. — Довольно! Не приближайся! — воскликнула я, и, вторя мне, лес негодующе зашумел. Волшебник опасливо огляделся.

— Выслушай меня, пожалуйста, — в его голосе прозвучало столько отчаяния и мольбы, что я вновь остановилась.

В памяти всплыли слова Бильбо, и я кивнула, соглашаясь:

— Хорошо. Попробуем ещё раз.

Он кивнул и, прочистив горло, твёрдо сказал:

— Это твоё предназначение.

— Предназначение? Ты о чём?

— У каждого наделённого особенно сильной магией в Средиземье есть своё предназначение. Для этого Валар и даровали нам силы, — я нахмурилась. — Мы черпаем магию отовсюду, здесь она везде. Это было иначе в твоё время. Тогда силы были у многих, но магия была скрыта, и добыть её было сложнее, — маг явно начал издалека, и я нетерпеливо поджала губы. — Ты попала сюда, и это равносильно двум столкнувшимся рекам. Энергия переполняет тебя, ты впитываешь её, как губка, но твоё смертное тело не создано для такого мощного потока. Поэтому ты умираешь, — на мгновение он замолчал. — Ты выживешь только если у тебя будет предназначение.

— Это полный бред! Я выживу, если не буду использовать магию, — Олорин сжал кулаки.

— Да пойми ты, упрямая женщина, что ты здесь неслучайно! Твоё предназначение — победить дракона. Только так ты выживешь!

В глубине души мне очень хотелось ему верить, но что-то во всей этой истории не сходилось.

— Допустим. Но почему ты мне раньше ничего не говорил? Хотя нет, ты говорил, что не знал… И если магия меня сжигает, как её колоссальный выброс попросту не уничтожит меня? — он молчал и это только подогревало мои подозрения. — И зачем ты тащишь меня в Дол Гулдур? — Олорин резко вскинул голову.

— Откуда ты знаешь про это? — кажется я попала в точку.

— Это неважно. А важно то, что там нет дракона, — я вновь попятилась. — Ты опять мне врёшь.

— Нет!

— Тогда зачем мне туда? Там тоже моё предназначение? Не многовато ли для одной смертной?

— Ирина… Ты не понимаешь…

— Не понимаю?!

— Поверь и доверься мне, — пытался убедить маг, не сводя с меня взгляда голубых глаз.

Я продолжала медленно пятиться, мягко ступая по высокой траве. «И опять ни кочки», — отметил мой мозг, но времени разбираться не было.

— Я ведь знаю эту историю, волшебник. Не мне убивать дракона Смауга. Он не моё предназначение, — мужчина упрямо поджал губы, а я уловила его попытку пробиться ко мне мысленно, но лишь покачала головой. — Что за интригу ты затеял, Олорин? — тяжело вздохнув, я уже чуть тише продолжила. — Знаешь, ты был для меня здесь самым близким и дорогим. Я доверяла тебе как никому, — он замер, глядя на меня широко распахнутыми глазами. По моим щекам потекли уже не сдерживаемые слёзы. — Но я не твоя кукла и больше тебе не верю.

Последний раз взглянув ему в глаза, я развернулась и шагнула в чащу. В свои спасительные объятия меня принял лес.

— Нет! — раздался за моей спиной крик, полный отчаяния, но шёпот леса его тут же заглушил.

Краем глаза я видела, как волшебник пытался последовать за мной, но быстро переплетающиеся и вырастающие на его пути ветки, кусты и заросли отрезали ему путь. Он бился о зелёную стену, как птица в клетке, но безрезультатно. Лишь однажды, сквозь густую листву наши взгляды встретились. Олорин замер.

— Ирина… — сколько тоски было в его голосе.

— Прощай.

Больше я уже ничего не видела и не слышала, беспрепятственно продвигаясь всё глубже и глубже в лес.

Глава опубликована: 05.05.2018

17. Тени прошлого

Море. Оно было так близко, что я даже чувствовала вкус соли на губах. Влажный воздух, пропитанный запахом йода и водорослей, невесомыми каплями оседал на коже.

Тот, кого я узнала бы среди тысяч, сейчас стоял сзади, крепко обнимая и прижимаясь щекой к моей голове. Из моей груди вырвался глубокий вздох, и, переплетая наши пальцы, я попыталась притянуть его ещё ближе. Мы стояли на деревянной платформе, на вершине утёса, откуда открывался захватывающий вид на бескрайнее море. Внизу волны яростно бились о чёрные скалы, разбиваясь белоснежной пеной и фонтанами брызг. А над головой беспечно господствовало бесконечное лазурное небо, чуть подёрнутое краснотой наступающего заката. Перед нами горизонт, где небо встречалось с морем, сливаясь в одно целое. Зрелище пугало и завораживало. Казалось, мы с ним парили над бушующей стихией и могли вот-вот сорваться вниз. От переполняющих эмоций руки покрылись гусиной кожей.

— Замёрзла? — в его голосе послышалась улыбка.

— Нет. Это от всего увиденного. Знаешь?

— Знаю, — он нежно поцеловал меня в висок.

— Я рада, что мы снова здесь, — прошептала я.

— Почему?

— Это одно из самых прекрасных мест, которые я видела на земле, — в ответ он тихо засмеялся. — Здесь я себя чувствую беспомощной и великой одновременно. Здесь зыбкость и хрупкость нашей жизни переплетаются с силой мысли, воли и природы… — он вздохнул, целуя мои волосы.

— Ты пахнешь лесом, — заметил он.

— А ты солнцем, — улыбнулась я. Мне вдруг захотелось увидеть его глаза, и я попыталась развернуться, но он меня остановил.

— Не надо, — его голос был глух. — Так будет проще, — от этих слов к горлу подкатил комок, а внутри все сжалось от боли.

— Проще? Ты о чём? — по моей спине пробежал неприятный холодок.

— Ты знаешь, — сердце замерло в груди, и, не в силах ответить, я лишь замотала головой. — Проститься, Ирина.

Это прозвучало как приговор.

— Нет! — мои пальцы впились в его руки. — Ты обещал, что не покинешь меня!

— Я тебя не покинул, — повисло молчание. — Ты исчезла, — на глаза навернулись слёзы.

— Я не хотела. Никогда…

— Я знаю, любимая. Это не твоя вина, — его слова унесло порывом ветра, и какое-то время мы молчали.

— Пожалуйста, — не выдержала я. — Дай мне тебя увидеть.

Мне казалось, я вот-вот задохнусь от сжимающей горло тоски. Он только крепче обнял меня.

— Не надо. Тебе будет больно, — опять поцелуй в висок. Я откинула голову ему на грудь и, стараясь подавить рвущиеся на волю рыдания, зажмурилась.

— Это ведь только сон? — в ответ было только молчание.

Когда я вновь открыла глаза, мир вокруг потускнел. Воздух задрожал, как водная гладь, и по всему пространству пробежала рябь.

— Что происходит? — но он продолжал молчать. Мне стало страшно, и я попыталась вырваться из его рук, но они лишь плотнее сжимали моё тело.

— Не бойся, — прошелестело над самым ухом, и неожиданно для себя я успокоилась.

Сначала исчезло солнце. Потом небо из лазурно-голубого стало иссиня-чёрным со звездной россыпью. Перед моими глазами волны стремительно таяли, оставляя после себя только отдалённый гул прибоя, но вскоре исчез и он. Мы стояли в высокой густой траве посреди притихшего ночного леса. Он всё также крепко обнимал меня, что-то бессвязно нашёптывая.

— Зачем ты пришёл?

— Проститься, — я глубоко вздохнула.

— Я не могу прощаться с тенью. Я должна увидеть тебя, — за моей спиной он напрягся и замер.

— Ирина…

— Прошу тебя, — мой голос звучал на удивление решительно и твёрдо. Его объятия чуть ослабли, позволяя развернуться. Стало резко не хватать воздуха. — Ты совсем не изменился, — мои руки нерешительно коснулись его лица. — Это и правда ты? — пальцы с упоением зарылись в золотистые волосы. — Ты. Боже… Как я соскучилась.

Он не проронил ни слова, только грустно улыбался, пока я судорожно ощупывала его скулы, руки, плечи, пока покрывала жадными поцелуями каждый сантиметр его лица. Когда наши губы встретились, тело вздрогнуло, как от электрического заряда. Он привлёк меня к себе, углубляя поцелуй, переплетая наши языки, пальцы, тела. Казалось, от его горячих прикосновений, плавилась кожа, голова закружилась. Но неожиданно он резко отстранил меня за плечи.

— Нет, — выдохнул он с нескрываемой болью в голосе.

— Да, — попыталась вновь приблизиться я, но он упорно удерживал меня на расстоянии вытянутых рук.

— Нет, — повторил он уже твёрже.

— Не отталкивай меня, — на глаза навернулись слёзы.

— Я не отталкиваю — отпускаю. Ты не можешь жить в прошлом, поэтому должна отпустить меня, нас, всех, — его глаза смотрели на меня с тоской.

— Но ты сейчас здесь! — воскликнула я, но он лишь покачал головой. — Но я же чувствую тебя!

— Я только пришёл проститься, — был его тихий ответ. По моим щекам бежали слёзы.Он резко привлёк меня к себе, крепко обнимая, поглаживая мои волосы, успокаивая, как тогда, когда мы были вместе. — Тихо. Тихо. Ш-ш-ш, — его пальцы смахивали слёзы.

— Я не могу без тебя, без нас, без всех вас. У меня так пусто внутри.

— Я знаю. Но это пройдёт.

Он приподнял моё лицо за подбородок, заглядывая в глаза.

— Ты жива, радость моя. Так не отказывай себе в счастье.

— Не говори так. Всё равно это лишь временно, — я прижалась к его груди. — Твоё сердце. Оно…

— Не бьется, — закончил он за меня. — Я умер, любимая. И ты это знаешь, — повисло молчание. — Не чувствуй себя виноватой за то, что хочешь жить дальше, — вдруг произнёс он, снова встречаясь со мной взглядом. — У нас будет целая вечность вместе, если ты… захочешь этого.

— Что ты имеешь в виду? — но в ответ только его печальная улыбка.

— Прощай, любимая. Я тебя отпускаю, — его руки скользнули по моим плечам и опустились.

Невольно поёжившись от пробежавшего по телу холода, я попыталась взять его за руку, но он оставался безучастным.

— Нет. Не уходи! Не отпускай меня! — в это мгновение какая-то невидимая сила резко рванула меня назад. — Нет! — закричала я, отчаянно вырываясь и кидаясь обратно к нему.

Он поймал мою ладонь, прижавшись к ней губами. Но не успела я даже вздохнуть, как меня снова рвануло назад. Он же остался недвижим, рука всё ещё протянута в мою сторону. Все мои повторные попытки освободиться ни к чему не привели, меня словно сковали по рукам и ногам. И всё, что осталось — это неотрывно смотреть на него. Он прикрыл глаза, когда по его телу пробежала рябь. С ужасом я наблюдала, как мой любимый становился всё более прозрачным, постепенно исчезая в воздухе, пока не остался лишь один еле различимый силуэт. Я последний раз рванулась вперёд, но не сдвинулась ни на миллиметр.

— Я буду любить тебя вечно, Ирина, — прошелестело в дуновении ветра, среди крон деревьев. Ночной лес огласил пронзительный крик. Обессиленно упав на колени, я навзрыд плакала, спрятав лицо в ладони. Мозг лишь мельком отметил, что меня уж ничто и никто не удерживало. И тогда, сквозь ночную тишину и собственное прерывистое дыхание, я услышала мелодичный женский голос.


* * *


Лес вокруг них затаился, будто в ожидании чего-то. Не было слышно даже привычных ночных обитателей, и только ветер мелодично перешёптывался где-то в вышине. Тишину нарушал лишь мягкий шелест травы под копытами лошадей и тихие голоса наездников.

Их было двое. Оба одеты в лёгкие дорожные доспехи, почти сливающиеся оттенком с окружающим лесом. Он, высокий и широкоплечий, ехал чуть впереди, напряжённо прислушиваясь и приглядываясь. Его тёмно-рыжие волосы, перехваченные на лбу кожаной полоской, обрамляли красивое мужественное лицо и спадали до плеч. Выразительные миндалевидные зелёные глаза сосредоточенно следили за притихшей лесной чащей. Она лишь немногим уступала ему в росте, была стройна и грациозна, как молодое деревце. Тонкие черты лица, светлая кожа и такие же, как и у её спутника, зелёные глаза. Взглянув на этих двоих, ни у кого не возникло бы никаких сомнений в их родстве. Единственным отличием был цвет волос всадницы — золотисто-русый. Её длинные локоны, заплетённые в тугую косу, не скрывали заострённые кончики ушей. Она ехала чуть позади, внимательно осматривая землю по краям тропы, будто что-то искала, из-за чего её спутник то и дело озабоченно оглядывался назад, проверяя, не отстала или не потерялась ли всадница.

— Нет, я всё же тебя не понимаю, — со вздохом нарушил он затянувшееся молчание.

— М-м-м? — вопросительно протянула она, не поднимая взгляда от травы.

— Моя сестра в кои-то веки возвращается домой, и первое что делает — тащит меня в лес, — деланно раздражённо продолжил всадник.

— Не жалуйся, Ровион. И, насколько я помню, лес является домом для лесных эльфов, — проговорила его спутница, встречаясь с ним взглядом. Несмотря на серьёзный тон, её глаза весело заискрились.

— Нет, Сельвен. Ну почему тебе всегда есть что ответить? — покачал эльф головой.

— Потому что из нас двоих я умнее, — парировала она, гордо вскинув голову. Тот, кого она назвала Ровион, несколько секунд ошарашенно смотрел на эльфийку, чуть приоткрыв рот. — Ты бы видел сейчас своё лицо! — не удержалась его спутница и весело засмеялась, на что он нахмурился.

— Не смешно, Сельвен, — отрезал он. — Это ты в Лориэне научилась? Хотя нет, скорее у людей.

— Не злись, Ровион, — она поравнялась с ним, но тот лишь обиженно фыркнул, отворачиваясь в сторону. Сельвен закатила глаза и, положив руку на плечо брата, прошептала над ухом. — Мне кажется, это ты разучился отвечать на мои шутки, — он тяжело вздохнул.

— Или просто забыл, — Ровион повернулся к своей спутнице. — Тебя долго не было, сестра.

По её губам скользнула улыбка.

— Знаю. Я тоже очень скучала.

— Почему тогда ты не останешься насовсем? — Сельвен тут же выпрямилась в седле и убрала руку.

— Мы уже это обсуждали, и не раз. Ответ по-прежнему тот же, — её взгляд снова обратился к траве, таким образом давая понять, что разговор окончен.

Ровион вздохнул и поспешил сменить тему.

— Ладно, я понимаю. Просто надеюсь, что ты когда-нибудь назовёшь мне причину, — она вскинула голову и уже открыла рот, чтобы возразить, но брат опередил её. — Истинную причину. Ты, может, умнее меня, но и я не дурак, Сельвен, — его сестра упрямо поджала губы, снова всматриваясь в траву.

— Мне нечего тебе сказать, Ровион, кроме того, что уже было сказано не раз.

Каждый задумался о своём, и какое-то время они ехали в полной тишине.

— Скажи, что мы всё-таки здесь ищем? Вернее, почему именно в этой части леса? — прервал напряжённое молчание Ровион.

— Одно растение, которое можно найти только тут.

— А почему именно ночью?

— Оно расцветает в это время, — коротко отвечала ему сестра.

— Почему именно мне всегда выпадает «честь» таскаться по лесам в поисках травы? — пробурчал он себе под нос.

— Ну, на это есть несколько причин, — шутливым назидательным тоном начала его спутница. — Во-первых, потому что ты мой брат, меня обожаешь и заботишься о моей безопасности. Во-вторых, здесь мы можем спокойно разговаривать, не отбиваясь постоянно от твоих поклонниц, — на это губы всадника растянулись в довольной улыбке, чем он заслужил пинок в бок. — И в-третьих, ты мне должен. Поэтому считай это первым взносом. — Сельвен делано закатила глаза, Ровион же резко развернулся.

— Первым взносом? Я думал, после этого мы квиты!

— Мечтай дальше.

— Неужели ты так сильно разозлилась? — изумрудные глаза его спутницы яростно сверкнули.

— Ты в открытую высмеял меня перед твоими воинскими друзьями, — негодующе воскликнула она. — Там были все, включая самого принца, — при этом воспоминании щёки Сельвен предательски вспыхнули, но её брат всё ещё ехал к ней спиной и ничего не заметил.

— Я уже извинился… Я не знал, что получится так громко. И, кроме того, я тебя не высмеивал. Это была просто шутка. Все смеялись, даже Леголас. Сельвен, завтра об этом все забудут. Вот увидишь, — оправдывался он, но сестра лишь покачала головой.

— Дело не в этом. А в том, что ты прекрасно знаешь, как мне неприятны такого рода шутки и высказывания. И ты всё равно…

— Ладно, ладно. Прости, — Ровион примирительно поднял руки вверх. — Это наш последний вечер вместе, прежде чем я отправлюсь к южным границам. Я не хочу его провести в пререканиях.

Сельвен вздохнула.

— Я тоже, но ты знал, как я…

— Я понял, что перегнул палку. Это было неуместно. Прости, сестра. В конце концов, это ты у нас учёная, а я — воин. Как ты говоришь: сначала делаю, а потом думаю, — брат с сестрой улыбнулись. — Так что ещё я должен сделать, чтобы искупить свою вину? — он игриво подмигнул ей, пожимая руку.

— Это решу я, когда время придёт, — лукаво усмехнулась та и показала язык.

Ровион сокрушённо покачал головой:

— Чем больше времени ты проводишь у людей, тем ужасней твои манеры.

— А мне нравится, — парировала она.

— И кто тебя такую замуж возьмёт? — тем временем делано возмущался брат.

— Ты говоришь прямо как отец. Стареешь?

Они оба прыснули со смеху, а, отсмеявшись, снова напряжённо замолчали.

— Как надолго ты уедешь в этот раз? — нарушила молчание Сельвен.

— На три луны. Может и дольше. Если ты заметила, лес меняется, — в тоне её собеседника не осталось и следа весёлости, а красивые черты стали жёстче. Сейчас перед ней был не брат, а закалённый воин, который считался одним из лучших среди лесных эльфов. — Пауки размножаются с ошеломляющей скоростью, а на границах всё чаще замечают орков. Лес теряет свет и чистоту. Что-то происходит, и это никому не нравится, — задумчиво закончил он.

— Я заметила. За пределами леса тоже сгущаются тени. Поэтому я и решила вас навестить.

— Ты надолго?

— Как всегда, — улыбнулась она.

— То есть, до весны? — Сельвен кивнула. — Я надеялся, что мы проведём больше времени вместе. Жаль, что я уезжаю уже завтра, — он вздохнул, но тут же улыбнулся. — Было бы у нас больше времени, может, я бы подыскал тебе подходящего супруга, — эльфийка игриво ткнула его локтем. — Что? Я могу попытаться. У меня в отряде есть очень достойные воины.

— Ты неисправим, — закатила она глаза.

— Да и ты сама ничего.

— И на том спасибо! А как же мои ужасные манеры? — она усмехнулась, иронично изогнув бровь.

— Ах! Совсем забыл! Вот с этим будет сложнее… Ну, я думаю, если мы дадим ему достаточно вина, он ничего не заметит, — снова игривый удар локтем, и ночную тишину леса прорезал дружный смех.

Сельвен немного придержала коня, всматриваясь в траву, и уже сама себе добавила:

— Или забудет…

— Ты что-то сказала? — обернулся Ровион.

— Ах, нет. Это я сама с собой, — отмахнулась она.

— Ой, слишком много времени ты проводишь в библиотеках. Скоро разучишься с живыми разговаривать, — продолжал подтрунивать над ней брат.

В следующее мгновение Сельвен резко вскинула голову и настороженно замерла, натянув поводья. Ровион вмиг посерьёзнел и тоже остановился.

Вокруг было тихо. Эльф вопросительно взглянул на сестру, но она нерешительно пожала плечами. Дальше они уже двигались бок о бок. До этого дремавший лес неожиданно ожил, наполняясь разнообразными звуками и шорохами. Хотя тонкий слух эльфа не слышал в этом ничего подозрительного, однако его рука предупредительно легла на рукоять короткого меча. Они проехали ещё немного вперёд, когда вдруг поднялся ветер и печально зашумел в листве. Ровион оглянулся на сестру. Та, повернув голову, напряжённо вглядывалась куда-то в чащу.

— Сельвен? — еле слышно прошептал он.

— Там кто-то есть, — ответила она ему в тон. Эльф нахмурился.

— Ты увере… — но сестра резко затормозила, схватив его за свободную руку.

— Там кто-то есть. Я слышала голоса.

— Тогда мы сейчас же возвращаемся. Надо доложить капитану стражи о том, что в лесу чужаки, — она удивлённо вскинула брови. — Сельвен, если там враги, вдвоём мы не справимся, — но она отрицательно покачала головой.

— Вдруг там кто-то в беде? Пока мы вернёмся, может оказаться уже слишком поздно. Мне показалось, что это был женский голос… — Ровион только упрямо поджал губы. — Давай хотя бы посмотрим, кто это, — взмолилась она.

Её спутник оценивающе осмотрелся.

— Откуда ты слышала голос?

— Идём!

— Сельвен, стой! — однако его сестра уже соскочила с лошади, направляясь куда-то вправо от тропы. — Твоему упрямству нет предела, — процедил Ровион, в мгновение оказавшись рядом. — Я же не сказал, что согласился.

— Но ты и не отказался.

— Ладно, но я иду первым. Возражения не принимаются.

Сельвен согласно кивнула, указывая рукой в нужном направлении.

Они бесшумно ступали по мягкой траве, постоянно прислушиваясь, но голоса стихли. Сельвен уже думала, что всё ей только показалось, когда впереди кто-то вскрикнул. Брат с сестрой напряжённо переглянулись и ускорили шаг. Через несколько мгновений заросли расступились, и эльфы замерли. В высокой траве стояла человеческая женщина. Она была одета в зелёную тунику и потрёпанный походный плащ. По плечам рассыпались длинные тёмные волосы. Незнакомка стояла к ним боком, и в темноте можно было различить только её тонкий профиль. Но вот она дёрнула головой, и свет луны упал на её лицо. Она была бледна, по щекам катились слёзы, черты искажены болью и отчаянием. От увиденного у Сельвен тоскливо защемило сердце. Лишь через несколько мгновений эльфийка осознала, что женщина что-то шептала, будто с кем-то разговаривала, но кроме них троих вокруг никого не было. Язык был незнаком и не похож ни на один из известных. Звуки складывались в слова, похожие на мягкий шелест листвы, шепот ветра, рокот волн.

Ровион, который уже успел снять с плеча лук и теперь напряжённо целился в женщину, вопросительно посмотрел на сестру (он, видно, тоже не разобрал ни слова), но та лишь отрицательно покачала головой. В этот момент женщина подалась вперёд и замерла. Её руки гладили воздух, она приподняла голову, не мигая уставившись в одну точку, и вновь заговорила на непонятном языке. Сельвен посмотрела на брата и невольно изумилась. То, с какой скоростью и ловкостью он убрал лук, поразило даже её. Нет, не зря он считался одним из лучших, не зря состоял в отряде под предводительством самого принца Леголаса. Ровион не сводил глаз со странной женщины, одновременно бесшумно продвигаясь в её сторону. Он пригнулся, став почти вровень с высокой травой, держа руку на рукояти меча.

Глядя на незнакомку, Сельвен вдруг поймала себя на мысли, что всё это выглядело так, будто кто-то невидимый держал фигуру в зелёном в объятиях. Она нахмурилась. И стала двигаться вслед за братом. Внутри появилась твёрдая уверенность, что человека сейчас не стоит трогать. Она уже хотела дотронуться до локтя своего спутника, как тот резко сорвался вперёд и, схватив женщину сзади, рванул её назад. Незнакомка пронзительно закричала. Сельвен замерла на месте. Слово, прорезавшее ночную тишь, показалось ей знакомым. В то же мгновение, женщина вырвалась из захвата, вновь кидаясь вперёд. Ровион ошарашенно уставился на свои опустевшие руки. В этом хрупком теле оказалось больше сил, чем он мог себе даже представить. Но эльф тут же повторно бросился за ней, парализуя женщину, приковывая к себе в стальных объятиях. Она забилась в руках как безумная, что-то выкрикивая в темноту. В её голосе было столько отчаяния, что Сельвен поспешила к ним. Глаза женщины были расширены и не отрываясь смотрели куда-то в пустоту. Хотя чем дольше Сельвен наблюдала за этим, тем крепче становилась её уверенность, что пустота там была только для них с братом. Незнакомка ещё раз попыталась вырваться, пронзительно закричала, но почти сразу обессиленно повисла в руках.

— Отпусти её, Ровион, — прошептала Сельвен. — Она никуда не уйдёт, — её спутник неуверенно покосился на сестру и на фигуру в зелёном, но всё же осторожно расцепил руки. Женщина упала на колени и, спрятав лицо, глухо зарыдала. Казалось, она не замечала никого вокруг.

Тем временем Сельвен аккуратно обошла согнувшуюся фигуру и осторожно опустилась перед ней на колени.

— Что ты делаешь? — прошипел Ровион. — Отойди от неё. Она может быть опасна.

— Нет. Неужели ты не чувствуешь, сколько боли и отчаяния в её душе? — прошептала его сестра, и, уже переходя на Всеобщий, обратилась к женщине. — Дитя, слышишь ли ты меня? — краем глаза она заметила, как брат достал меч, нацеливая его на шею незнакомки. Попытайся та атаковать, конец будет быстрым. — Я не причиню тебе вреда.

Плечи женщины замерли, и она медленно приподняла голову. Сквозь тёмные пряди на Сельвен смотрели заплаканные глаза очень необычного цвета: тёмный янтарь у самого зрачка, по краям окруженный зеленью леса. Учёный внутри быстро отметил, что ни у эльфов, ни у людей она таких глаз не встречала. Но сейчас было важно другое.

— Ты меня понимаешь? — женщина утвердительно кивнула. Её взгляд скользнул по лицу Сельвен и на мгновение остановился на кончиках ушей. Сельвен улыбнулась. — Да, мы эльфы, и ты сейчас находишься в королевстве лесных эльфов. Ты знаешь, где ты и как здесь оказалась? — незнакомка молчала и после недолгой паузы отрицательно покачала головой. Эльфийка осторожно подалась вперёд и медленно протянула руку к лицу женщины, замерев в сантиметре от смертной, словно спрашивая разрешения, но та не отпрянула, внимательно наблюдая за её действиями. Чуть улыбнувшись, Сельвен откинула тёмные пряди с лица и легко дотронулась до бледной кожи. В следующее мгновение по кончикам пальцев пробежало тепло. Зелёные глаза удивлённо расширились, но женщина даже не дёрнулась и продолжала задумчиво разглядывать эльфийку.

— Что-то не так? — раздался сверху глубокий голос Ровиона. Женщина отпрянула в сторону, резко разворачиваясь на коленях. Эльф продолжал удерживать её на кончике меча, не давая встать.

— Ровион, ты её пугаешь, — раздражённо прошептала его спутница. — Мне кажется, смертная дезориентирована и не понимает, где она.

— Может, она просто не может разговаривать или дикая, — подозрительно процедил эльф на Всеобщем. Глаза женщины сверкнули.

— Я не дикая и умею разговаривать, — отрезала она. В её выговоре слышался акцент. Ровион иронично приподнял бровь.

— Ну, это уже радует. Тогда ты сможешь объяснить твоё появление здесь капитану стражи.

— С какой такой радости?

Глаза воина недовольно сверкнули.

— Ты без разрешения оказалась во владениях короля Трандуила, поэтому тебя доставят для допроса к капитану стражи. Если ты не представляешь опасности, тебя отпустят, — добавил Ровион тоном, не терпящим возражений.

Женщина, игнорируя направленный на неё меч, медленно поднялась с земли, отряхнулась и, чуть склонив голову, произнесла:

— Я не знала, что этот лес кому-то принадлежит. Прошу прощения за вторжение.

— Твои извинения приняты, но это ничего не меняет. Мне придётся доставить тебя на допрос, — пожал плечами эльф.

— Ровион, что это за новые порядки? — обратилась к нему сестра на Сильване.

— Так надо, Сельвен. Мы не знаем, кто она и откуда. Я доставлю её и сдам страже. Пусть они с ней разбираются.

— И это всё? А если она ничего не помнит? Они отправят её в темницу, пока она не умрёт там от холода?

— Сельвен, не мне это решать.

— Её душа в смятении и печали. Ты же эльф. Неужели ты это не чувствуешь?

— Сельвен…

— Нет! Пусть она останется со мной.

Эльф резко обернулся к сестре, которая задумчиво рассматривала женщину, в свою очередь внимательно наблюдавшую за ними из-под приопущенных ресниц. Он должен был признать, что не чувствовал опасности со стороны смертной. Она была бледна, даже слишком. Тонкие черты лица, гордая осанка. Поначалу он подумал было, что она могла быть полуэльфом, но нет, та была определённо человеком. Может быть, благородных кровей? Его взгляд скользнул по кистям её рук: тонкие, изящные, явно не привыкшие к физическому труду. Да вот только было что-то в её внешности, что никак не вписывалось в привычные критерии. И эти глаза, странной двухцветной расцветки — Ровион не встречал ни у людей, ни у эльфов. Он нахмурился.

— Сельвен, что ты такое говоришь? Зачем она тебе? — хотя ответ на второй вопрос он уже знал, как и знал свою сестру. Эта незнакомка заинтересовала её ещё больше, чем его.

— Она необычная, — прошептала чуть слышно та. В этот момент смертная вдруг дёрнулась всем телом. Она покачнулась, схватилась за голову, лицо исказилось от боли. — Что с тобой?! — воскликнула Сельвен на Всеобщем, но женщина лишь прерывисто задышала. Её глаза закатились, и она бы рухнула на землю, не поймай её Ровион в последний момент.

— Ну и что теперь, любимая сестра? — раздраженно прошептал эльф, удерживая в руках обмякшее тело.

— Мы отвезём её в Лихолесье. И она останется у меня, пока не оправится.

— Сельвен.

— Ровион.

— И как ты объяснишь это отцу и всем остальным?

— Скажу, что она моя служанка.

После непродолжительной паузы он продолжил:

— Я знаю, почему ты так в ней заинтересована. Это её глаза? Ведь так?

Смысла юлить не было, и Селвьен утвердительно кивнула. Её руки коснулись лба женщины.

— Она очень холодная. Нам надо поспешить.

— Мы должны доложить капитану стражи, — ещё раз попытался вразумить брат, хотя уже знал ответ.

— Нет. Ты сам знаешь, что они с ней сделают. И кроме того, разве ты не капитан стражи? — Ровион хмыкнул. — Ну так вот, считай, я тебе уже доложила, — эльфийка взглянула брату в глаза. — Мы квиты.

Какое-то время он непонимающе смотрел в зелёные глаза сестры, а потом лишь покачал головой.

— Я надеюсь, ты знаешь, что делаешь. Хорошо. Пусть пока останется у тебя. Но если к моему возвращению она так ничего и не вспомнит, ты сдашь её совету, — Сельвен облегчённо улыбнулась. — И обещай мне, что если заметишь в её поведении что-то странное, сразу оповестишь стражу.

Она кивнула.

Брат легко донёс бессознательное тело до своей лошади и, запрыгнув в седло, с помощью сестры устроил женщину впереди себя. Сельвен быстро последовала его примеру, и они двинулись в обратный путь. К счастью, их дом располагался на опушке леса и в отдалении от главных дворцовых построек, поэтому можно было не переживать, что их заметят. Да и вернулись они уже к середине ночи. На всякий случай Ровион всё же накинул на лицо женщины капюшон плаща.

Их отец, как всегда, отсутствовал в больничном крыле королевского дворца, поэтому они незаметно проскользнули в пустой дом. Сельвен распорядилась уложить женщину в комнате, смежной с её собственной спальней, и тут же отправила брата за горячей водой и травами, в то время как сама занялась переодеванием незнакомки. Под зелёным плащом на поясе женщины обнаружился небольшой кинжал явно эльфийской работы. Избавляясь от каждого нового слоя одежды, Сельвен всё больше убеждалась, что женщина была слишком бледной, особенно для смертной. При первом взгляде эльфийка могла бы сказать, что незнакомка только недавно оправилась от тяжёлых ранений, но явных следов на коже не наблюдалось. Когда же она сняла нательную рубаху, то невольно замерла. Между грудей пролёг ровный, чуть розоватый шрам. Пальцы Сельвен скользнули по нему, и тут же отдёрнулись, словно обожглись. Она уже видела что-то подобное, но очень давно. Это был ещё свежий след от магического оружия. Но самое интересное, что и залечена рана была магией, и сильной. Она задумчиво посмотрела на темноволосую женщину. С каждой минутой её пребывания здесь у эльфийки появлялось всё больше и больше вопросов. Из раздумий её вырвал звук приближающихся шагов за дверью. Она спешно натянула на женщину чистую ночную сорочку и, впустив Ровиона, стала готовить отвар. После того, как им удалось влить в рот женщины травяной настой, та задышала ровнее и значительно потеплела.

Они с братом ещё долго сидели у камина, тихо беседуя и обмениваясь теми или иными новостями из своих таких разных жизней. На рассвете он крепко обнял её за плечи, обещая вернуться как можно скорее. Сельвен печально смотрела ему вслед, желая всем сердцем, чтобы он успел до весны. Однако в то же время она была благодарна великим Валар, что вместе с Ровионом уехал и он. И теперь можно не бояться нечаянных встреч и взглядов, и сердце её будет спокойно.

Глава опубликована: 08.05.2018

18. Золото молчания

Утро застало Сельвен в кабинете отца. Она сидела за рабочим столом и машинально перекладывала многочисленные свитки и листки, но почти не обращала внимание на написанное, лишь изредка пробегая глазами по обрывочным записям. Мысли были где-то очень далеко, поэтому, когда дверь в кабинет тихо отворилась, она этого даже не заметила.

— Я смотрю, ты уже добралась и до моих записей? — Сельвен вздрогнула и резко вскинула голову. Очередной пожелтевший пергамент выскользнул из непослушных пальцев. — Прости, я не хотел тебя напугать, — спешно добавил вошедший низким голосом.

— Что ты, Adar, это я что-то задумалась, — она легко подцепила упавший документ, послав собеседнику смущённую улыбку.

В дверях стоял её отец. Он, видимо, только вернулся из больничного крыла, потому что даже не успел снять рабочую мантию. Светло-зелёный лён, чуть шершавый и непременно пахнущий, словно уже вплетёнными в волокна ароматами лаванды, ромашки и почему-то свежих яблок. Она могла поклясться, что стоит подойти поближе, дотронуться, и её окутают эти запахи и ощущения, такие знакомые ещё с детства. Тогда ей очень нравилось бывать во дворце, наблюдать за работой отца и млеть от тёплого чувства гордости и любви… Губы сами собой растянулись в мечтательной улыбке. Сколько она себя помнила, он почти всегда выглядел именно так: тёмно-рыжие, как и у её брата, волосы заплетенные на висках и перехваченные на лбу кожаной полоской, пронзительный и одновременно задумчивый взгляд, а на лице такое родное выражение полуулыбки. «Тень улыбки», — говорила когда-то мама.

Как и большинство эльфов, отец с годами внешне почти не менялся, и лишь его голубые глаза отражали всю мудрость прожитых веков, а в последние годы к этому добавилась ещё и печаль. В глубине души Сельвен понимала, что причиной грусти было не только то, что происходило с Лихолесьем, но, отчасти, и она сама. Да вот только отец никогда бы ей в этом не признался, а она — предпочитала не спрашивать, потому как изменить всё равно ничего не могла.

— Ты ещё не ложилась? — с улыбкой заметил он, кивнув на дорожный костюм, который всё ещё был на ней.

— Не могла заснуть, после того как Ровион ушёл, а до этого — не было времени.

— Понимаю, — отец прошёл в кабинет и остановился у стола, устало вздохнув. — Вы нашли то, что искали?

— Увы, нет. Зато смогли спокойно поговорить. Ты знаешь, как это…

Он тихо засмеялся.

— Да, твой брат пользуется бесспорным успехом у эльфийских дев. Уступает, наверное, только принцу, — он замолчал и какое-то время задумчиво наблюдал за дочерью. Та, в свою очередь, резко нагнулась, якобы за упавшим ранее пергаментом, но на полу ничего не было. — Ты ничего не хочешь мне рассказать? — Сельвен дёрнулась, но, быстро совладав с собой, лишь удивлённо вздёрнула брови. — Женщина в смежной комнате? — медленно проговорил эльф.

— А, это… Это моя служанка, — отмахнулась дочь, снова принимаясь за свитки на столе.

Он чуть нахмурился:

— И кто она?

— Человек.

— Это трудно не заметить, — он замолчал, ожидая более развёрнутого ответа, но Сельвен продолжала просматривать очередную запись, намеренно игнорируя иронию в его голосе.

Фаэлон удивлённо хмыкнул и недоверчиво протянул:

— И с каких пор ты держишь при себе личную прислугу? Тех, кто служит здесь, тебе не хватает? Насколько я помню, ты вообще всегда была против этого…

— Она не столько прислуга, сколько компаньонка и помощница.

Дочь явно не желала вдаваться в дальнейшие объяснения, а он слишком устал, чтобы выпытывать.

— Как скажешь. Тогда позаботься о том, чтобы твоя помощница была одета, как полагается.

— Конечно, Adar. Вы всё так же обязываете людей закрывать лица? — проговорила она с холодком, всё ещё избегая его взгляда, склонившись над очередным листком.

— Сельвен, — в его голосе засквозило раздражение, — это не мои порядки, и не я их придумал.

— Конечно, отец. Ты — главный королевский лекарь и не вмешиваешься в политику, — каждое слово сочилось неприкрытой иронией, что стало последней каплей.

— Сельвен! — отрезал тот, чуть повысив голос.

— Да, отец? — она наконец-то оторвалась от чтения.

— Ты только два дня как здесь, из которых мы виделись лишь однажды и то мимолётно, на пороге. Тебя не было почти десять зим. И первое, что тебе приходит в голову — это пререкаться по столь ничтожному поводу?

В этот момент отец выглядел очень уставшим. Он, скорее всего, не спал всю ночь, а может и больше, и только вернулся, не успев даже переодеться. Сельвен, почувствовав укол совести, стыдливо опустила глаза.

— Прости, Adar, — голос упал до мягкого шёпота. — Я не должна была срываться на тебе, когда за этим маскарадом стоит совсем другой.

Он грустно улыбнулся, чуть приобнимая дочь за плечи.

— Я знаю, что ты не жалуешь Эглериона.

— Главного королевского дворецкого Эглериона, — нарочито пафосно добавила она, еле сдерживая смех.

— Именно, — усмехнулся тот. — Но как бы ты к нему ни относилась, я верю, он делает это из лучших побуждений. — Сельвен недовольно хмыкнула. Отец приподнял её лицо за подбородок, заглядывая в глаза. — Не злись, дитя. Тебе это не к лицу.

Её губы тронула нежная улыбка:

— Ты всегда знаешь, как сбавить мой пыл, Adar. Но ты прав: я принимаю это слишком близко к сердцу. Оно того не стоит. Наверное, просто отвыкла…

Отец вздохнул.

— Тебе надо отдохнуть…

— Мне? А когда ты в последний раз спал?

— Именно этим и собираюсь сейчас заняться, — он улыбнулся. — Только сначала освежусь и переоденусь. Чего и тебе желаю.

На прощание он нежно поцеловал дочь в макушку и бесшумно покинул кабинет.

Сельвен ещё какое-то время сидела за столом, но когда буквы перед глазами стали расплываться, а перечитывать одно и то же предложение приходилось больше трёх раз, решила последовать совету и перехватить хотя бы несколько часов дневного сна, но прежде — омыться и сменить одежду.

Утро уже давно миновало точку своего зенита, и аккуратные шаги слуг то и дело нарушали блаженный покой тихого дома, чему она была только рада, потому что слишком отвыкла от такой звенящей тишины, да и в целом теперь могла себе с трудом представить, как жила здесь раньше. Вторым же плюсом позднего утра было то, что уже совсем скоро она с наслаждением опустилась в глубокую деревянную лохань с тёплой водой, источающей тонкий аромат лаванды и чистотела. После этой нехитрой, но просто-таки чудодейственной процедуры, Сельвен, посвежевшая и полная сил, отправилась не в свою комнату, а вновь заглянула к смертной.

Женщина так и лежала на кровати и, казалось, не сдвинулась ни на дюйм с того момента, как они с братом покинули комнату. Но дышала она теперь ровно, а с лица ушла мертвенная бледность. «Значит, отвар помог», — отметила про себя Сельвен и, ещё раз скользнув взглядом по фигуре на кровати, решила остаться в комнате до пробуждения незнакомки. Ждать пришлось не долго: не успела она устроиться на широком подоконнике с книгой в руках, как женщина на кровати заворочалась, на мгновение затихла, а потом вдруг неожиданно села, уставившись широко распахнутыми глазами в пустоту. От неё ударило такой волной чувств, где главенствовал страх, граничащий с паникой, что Сельвен невольно поёжилась, но быстро взяла себя в руки и, отбросив книгу, поспешила к ней и, присев рядом прямо на кровать, приобняла за плечи.

— Тихо. Тихо. Ты в безопасности, — взгляд каре-зелёных глаз стал более осознанным и постепенно сфокусировался на ней.

— Где я? — выдохнула наконец смертная, и её голос звучал на удивление твёрдо.

— Ты во владениях короля Трандуила, Лихолесье. Можно сказать, почти во дворце, — Сельвен старалась говорить мягко и уверенно, но женщина неожиданно дёрнулась и резко хлопнула себя по лбу, что-то раздражённо буркнув себе под нос на непонятном языке. — Ты что-то сказала? — удивилась Сельвен, но незнакомка только покачала головой.

— Как я здесь оказалась? Не помню, что…

— Мы с братом нашли тебя в лесу, — поспешила разъяснить Сельвен. — А потом тебе стало плохо, и ты потеряла сознание…

Но женщина её уже не слушала: зажмурившись, она откинулась на подушку и только бубнила про себя что-то нечленораздельное, почти полностью игнорируя Сельвен. Когда же очередной вопрос не только остался без ответа, но и вообще, казалось, пролетел мимо ушей смертной, она уже не могла сдержать негодование:

— Ты, конечно, можешь и дальше бурчать себе под нос, — процедила она хмуро, — но обычного «спасибо» было бы вполне достаточно, — смертная притихла и приоткрыла один глаз. Воодушевлённая хоть такой реакцией Сельвен продолжила. — Мы могли тебя оставить в лесу. И поверь мне, в бессознательном состоянии живой ты бы оставалась недолго, — её стало раздражать и это странное поведение, и бормотание. Она решительно поднялась, но незнакомка остановила её за руку.

— Прости, — как только тонкие пальцы прикоснулись к коже, по телу пробежала волна того самого тепла, что и вчера в лесу. Сельвен невольно растерялась, а та продолжила. — Я признательна тебе и твоему брату за то, что не оставили меня. Спасибо. И прошу простить мою реакцию. Просто я немного дезориентирована. А тут оказалась в чужом месте, да ещё неизвестно как… — она почти виновато улыбнулась. Сельвен понимающе кивнула и снова опустилась на стул.

— Что ты помнишь? Твоё имя? Откуда ты? — но та лишь напряжённо морщила лоб, на что Сельвен ободряюще похлопала её по плечу. — Ладно. Давай начнём с меня. Я — Сельвен, и сейчас ты находишься в доме моего отца, Фаэлона. Он главный королевский лекарь. А вчера ты повстречалась с моим братом, Ровионом. Помнишь?

Смертная кивнула.

— Моё имя… — задумчиво протянула она и тут же замолчала.

— Ты не помнишь? — та какое-то время хмуро смотрела перед собой, покусывая губы, но потом отрицательно покачала головой. Сельвен задумчиво забарабанила изящными пальцами по подбородку. — Я слышала, что такое бывает, — протянула она, — хотя в своей практике ещё не встречала…

— То есть?

— Ну, то, что из-за потрясений или ушибов у смертных иногда пропадает память о прошлом, — безымянная женщина продолжала напряжённо разглядывать ее. Сельвен, растолковав это по-своему, пояснила: — Меня тоже можно назвать лекарем…— собеседница вопросительно дёрнула бровями. — Потом. Это сейчас не так важно. А пока, давай я буду обращаться к тебе как Даэрэт или Даэ.

— Это что-то значит?

— Тень.

— Тень?

— Ну, до тех пор пока не вспомнишь своё имя.

Спустя несколько мгновений смертная неуверенно кивнула.

Сельвен поймала себя на том, что отчего-то облегчённо выдохнув, и снова стала изучающе осматривать подопечную. Сегодня та определённо выглядела лучше, а на щеках даже появилось что-то похожее на лёгкий румянец. Теперь, разглядывая её внешность при свете дня, Сельвен поняла, почему брат сначала принял ту за полуэльфа. В голове роилось множество вопросов, но для них сейчас было не время и не место, поэтому, одарив женщину ободряющей улыбкой, она делано беспечно бросила:

— Пойдём, Даэ, подберём тебе что-нибудь из одежды. Да и, думаю, искупаться тебе тоже не повредит.


* * *


«Твою мать!» — это можно уже было бы написать на моём фамильном гербе, был бы он у меня. Ну, а пока эту фразу стоило смело отнести к девизу этого утра. А началось все с того, как я медленно возвращалась в реальный мир из объятий Морфея. Было тепло, уютно, мягко, и первые несколько секунд я наслаждалась этими ощущениями, пока неожиданно не вспомнила, что была в лесу, во всяком случае, до недавнего времени. Всё ещё с закрытыми глазами, я стала аккуратно ощупывать пространство вокруг себя: пальцы заскользили по чему-то шелковистому и приятному на ощупь. «Плащ», — мелькнуло в голове, но эту мысль пришлось сразу отбросить, потому как мой и близко не был похож на шёлк. В следующее мгновение внутри всё похолодело от осознания, что и моя голова покоилась на чём-то мягком и приятно пахнущем цветами и мылом. «Ты лежишь на кровати», — подытожил внутренний голос, и сон как рукой сняло. Я тут же резко села, а в глаза ударил яркий свет.

Сначала было невозможно что-то разобрать: вокруг были только солнце, запах дерева, цветов и свежей зелени, и только когда рядом раздался мелодичный, приятный голос, мир стал принимать более ясные очертания.

На краю кровати сидела эльфийка: стройная, с тонкими и невероятно правильными чертами лица, золотисто-русые волосы, светлая кожа, выразительные зелёные глаза, ещё более подчёркиваемые платьем в тон, — одним словом, она была прекрасна. Впрочем, как и все эльфы, которых мне доводилось встречать. И всё же она отличалась от обитателей Ривенделла, внешность которых мне порой казалась слишком «гладкой»: будто смотришь на лицо, и всё в нём прекрасно, а взгляду не за что зацепиться, не хватает какой-то «изюминки», что ли. Так вот, в облике этой зеленоглазой девушки было то, что меня зацепило, только вот определить, что конкретно, я не успела. Воспоминания о прошлой ночи нахлынули так неожиданно и мощно, что мне стало дурно.

Цепляясь за последнюю соломинку надежды, я задала совершенно банальный вопрос: «Где я?», —хотя ответ уже знала наперёд. И всё же, когда эльфийка подтвердила мои наихудшие опасения, не сдержалась, и с губ сорвалось красноречивое: «Твою мать!». Похоже, своё недовольство я высказала довольно громко, потому как прекрасная дева леса тут же заинтересованно и удивлённо что-то спросила. Мне было необходимо отвлечь внимание и выиграть время для раздумий, поэтому мои встречные вопросы, ответы на которые я и так знала, теперь сыпались как из рога изобилия. Нет, я прекрасно помнила о том, как ночью в лесу столкнулась с ней и её высокомерным братом, и как потом в глазах всё потемнело от резкой головной боли, и как меня покинул он… Так вот, значит, кто меня подобрал и приютил…

Я раздражённо откинулась на подушки и зажмурила глаза. От досады и злости хотелось смеяться над самой собой. Как говорится, против чего боролась, на то и напоролась. Мой «продуманный» план выбраться из леса и добраться до Беорна разлетелся на мелкие кусочки, ударил рикошетом прямо в лоб, потому как я оказалась в самом сердце Лихолесья, во дворце короля Трандуила. А ведь свобода была так близко. Хотелось выть от обиды, но разум уже раскладывал ситуацию по полочкам. И в первую очередь, надо было взять себя в руки.

Я не оказалась в темнице (что уже хорошо), и теперь главное было, чтобы меня не обнаружили ни волшебник, ни кто-нибудь из отряда, хотя, помнится, гномам тут будет и так не до меня. Оставались Бильбо и местные эльфы. Значит, надо было постараться не привлекать к себе внимание, схорониться, лечь на дно до тех пор, пока не подвернётся случай сделать отсюда ноги. Эльфийка, кажется, думала, что я ничего не помнила, и это было только на руку…

Похоже, мои размышления увлекли меня слишком далеко, потому что в следующий момент светловолосая красавица что-то довольно громко сказала, не скрывая раздражения в голосе. Пришлось прислушаться. Она была права: нормальным поведением в такой ситуации было бы выражение благодарности за спасение и крышу над головой, а я лежала, зажмурившись, и покрывала свою участь на нелитературном русском. «Хорошо ты решила слиться с толпой», — усмехнулся надо мной внутренний голос.

Они с братом вытащили бессознательное тело из леса, кишащего пауками, а тело ведёт себя так, будто у бассейна с мохито в руке заснуло. Да и откуда эльфийке знать, что со мной в лесу ничего не случилось бы, когда объяснить это даже самой себе сложно? Но там, под сенью исполинских поросших мхом деревьев, я знала, что со мной ничего не произойдёт. Сам лес этого не допустил бы. Это было странно и волнующе одновременно. Деревья, кусты, трава, даже сухой бурелом на моём пути ощущались как части единого целого, живого и разумного организма, который помог мне сбежать от мага и защищал от опасностей внутри себя. Так, несколько раз, когда гигантские пауки пытались ко мне приблизиться, их неожиданно протыкало упавшей из ниоткуда острой веткой, или же поваленным деревом. Лес общался со мной на уровне образов, успокаивал монотонным шорохом травы и шелестом листвы и, казалось, рад моему появлению, будто долго ждал именно меня. Всё это я не столько знала, сколько чувствовала, но, по понятным причинам, не могла рассказать эльфийке, которая, в свою очередь, уже решительно поднялась со стула. Надо было спасать ситуацию.

Схватив её за руку, отчего она почему-то вздрогнула, я поспешила извиниться и поблагодарить её, как полагается. После недолгой заминки, к моему облегчению, эльфийка снова опустилась рядом. Она говорила со мной так, будто я была ребёнком или больной. Хотя, пожалуй, в её глазах я была и тем, и другим. Ведь за время, проведённое в Ривенделле, я поняла, что за внешней юностью эльфов может скрываться не одна сотня, а то и тысяча прожитых лет. Представившись и кратко объяснив, где мы находились, эльфийка снова спросила о моём имени.

Я задумалась. Нет, называть ей себя всё же не стоило. Во-первых, если уж не помнить, так лучше не помнить ничего. А во-вторых, как я заметила, моё довольно обыденное (в моём мире) имя для Средиземских ушей оказалось непривычным и странным. Поэтому, если уж сливаться с местным населением, то надо зваться иначе. Но на ум, как на зло, ничего не приходило. Сельвен, так звали эльфийку, истолковала это по-своему, связав с потерей памяти, что, по её словам, случалось с людьми и в Средиземье. «Амнезия», — чуть не ляпнула я, но вовремя прикусила язык, отвесив себе мысленный подзатыльник. Сельвен объяснила, что была тоже кем-то вроде лекаря, но подробности опустила, пообещав рассказать позже. Но прежде, чем я успела задуматься над этой её таинственностью, у меня неожиданно появилось новое имя: Даэ или Даэрэт, то бишь Тень.

«Тень. Ну что же. Хорошо, что не селёдка», — ободряюще подытожила я. Сельвен же тем временем неожиданно замолчала и теперь пристально меня рассматривала. От её изучающего взгляда стало неловко, и, на всякий случай, я поставила мысленный барьер, хотя и не чувствовала никакого вмешательства.

Тут эльфийка лучезарно улыбнулась, беззаботно предложив искупаться и переодеться.

Как оказалось, из всей одежды на мне была лишь лёгкая ночная сорочка. Меня опять тайно переодевали.

«Если так и будет продолжаться, начну думать, что это как-то с эльфами связано», — усмехнулась я про себя, уже следуя в соседнюю комнату, где обнаружились небольшая купель, кадка с горячей водой и деревянная лохань, заменяющая ванну. К моей радости, кроме причитающихся средств гигиены, тут нашлась бритва и несколько ароматических масел. Кратко объяснив что к чему, Сельвен оставила меня одну, пообещав подобрать что-нибудь из одежды.

Через какое-то время, вдоволь насладившись горячей водой, ароматным мылом и (о радость!) бритвой, я, завернувшись в простыню, снова вернулась в уже знакомую комнату. Одежда, которую предложила мне Сельвен, была простой, удобной, без вычурных украшений и надоедливых завязок сзади. Это было скроенное по фигуре хлопковое платье тёмно-синего цвета, по рукавам и горловине которого шёл тонкий узор переплетающихся зелёных листьев. Что удивило, так это то, что наряд был мне в самый раз. Окинув меня оценивающим взглядом, Сельвен просияла.

— Право, не ожидала, что оно тебе так хорошо подойдёт. Я его носила, когда ещё не вступила в совершеннолетие, — она хихикнула, а я невольно задумалась о том, сколько же этому платью лет. — Держи, совсем забыла тебе отдать, — прервала она мои раздумья, протягивая мои ремень с кинжалом. — Хотя лучше не надевай кинжал в доме и уж тем более во дворце. Людям не положено носить здесь оружие. Если же ты в лесу — то пожалуйста.

— Благодарю, — я ответно улыбнулась, принимая оружие и застёгивая ремень на талии.

Сельвен тем временем поманила меня к небольшому шкафчику в углу комнаты, внутри которого обнаружились мои сапоги и перчатки.

— Можешь хранить свои вещи здесь. Остальное, включая плащ, я отдала постирать. А вот другой обуви у меня для тебя нет, — Сельвен кивнула на сапоги. — Нужно будет завтра сходить к сапожнику и снять с тебя мерки.

Я понимающе кивнула, невольно удивляясь такому усердию и щедрости. Она же вновь повернулась к шкафу и вскоре извлекла оттуда бордовый шёлковый палантин и несколько неуверенно протянула его мне.

— Я не думаю, что это мне понадобится, — отказалась я, решив, что чужих вещей для меня достаточно. Но Сельвен лишь покачала головой.

— Тебе придётся это надеть, Даэ, — вздохнула она. — Видишь ли, в королевстве установлен такой порядок, по которому все люди обязуются скрывать волосы и лица…

— Почему? — сказанное меня искренне удивило, а моя собеседница отвела глаза в сторону.

— Кое-кто здесь считает, что эльфам неприятно, а поэтому и не стоит видеть лица людей, — она немного запнулась, но, прочистив горло, продолжила. — Из-за вашей внешней несовершенности.

Её щёки заалели румянцем, отчего в тот момент она выглядела даже виноватой. Я, в свою очередь, всё ещё молча переваривала эти сведения, что были ничем иным, как примером Средиземского расизма. Наверное, услышь я это месяц или два назад, моему негодованию не было бы предела. Однако сейчас мне почему-то было всё равно. Скорее наоборот, это было мне только на руку. Под шёлковым шарфом меня будет сложнее узнать. Эльфийке было явно неприятно об этом говорить, поэтому я поспешила её успокоить:

— Сельвен, не буду скрывать, это странно…

Она повернулась ко мне.

— Я считаю, что это ужасно. Прости…

— Ничего. Я смогу потерпеть, — и, чуть помедлив, добавила: — Пожалуйста, не пойми меня неправильно, но когда я смогу покинуть Лихолесье?

Эльфийка мгновенно выпрямилась и напряглась:

— Тебе пока нельзя отсюда уходить. Лес вокруг таит в себе множество опасностей…

— Я не боюсь.

Но она не дала мне договорить:

— Но куда ты пойдешь? Ты же ничего не помнишь?.. — зелёные глаза подозрительно прищурились.

Я только что попала в яму, которую сама же и вырыла, а теперь надо было срочно выкручиваться.

— Однако не могу же я просто сидеть и ждать, что воспоминания вернутся?

— Почему нет?

— И что я буду делать здесь? Просто жить в Лихолесье?

Сельвен тяжело вздохнула.

— Ты не можешь сейчас покинуть Лихолесье, — её голос был твёрдым и немного печальным.

— Почему?

От её слов зародилось очень нехорошее предчувствие, но Сельвен молчала и только нервно мерила шагами комнату. Потом остановилась, заглянула за дверь, словно проверяя, не подслушивает ли кто нас. Это её странное поведение только усилило мои подозрения. Наконец она подошла ко мне и, взяв под руку, подвела к окну.

— Слушай. Всё не так просто. Официально тебя здесь даже нет, — жестом она остановила мой вопрос и уже почти шёпотом продолжила: — Люди, которым разрешено находиться в королевстве лесных эльфов — это только прислуга. Ты оказалась в лесу без разрешения, и по закону…

— Помню. Твой брат мне вчера объяснил. Я ещё удивилась, что проснулась в кровати… — усмехнулась я, но собеседница махнула рукой.

— Я уговорила брата не сдавать тебя, — отрезала Сельвен. — Отцу сказала, что ты моя служанка, вернее помощница. Поэтому, если не хочешь оказаться в темнице, подыграй мне.

Её глаза хитро и задорно сверкали, что никак не сочеталось с решительным и напряжённым выражением лица. Теперь мне стало понятно, что так зацепило в ней. Её мимика, жесты, голос были слишком яркими и экспрессивными для эльфов. Почти человеческими. Однако в настоящий момент не это было главным.

— Зачем тебе это, Сельвен? Ты меня не знаешь. Почему ты это делаешь?

Та поначалу не проронила ни слова, будто вопрос застал её врасплох, и когда вновь заговорила, голос звучал немного неуверенно:

— Там, в лесу, я чувствовала твоё смятение, боль и печаль… — она резко замолчала и задумалась. — И будет несправедливо заточать тебя в темницу, только потому, что ты оказалась в лесу, — она так круто поменяла тему, что у меня появилось ощущение недосказанности. Будто сказать она хотела что-то совсем другое. — Да и не помнишь ты ничего…

— Но не могу же я здесь постоянно скрываться? А что будет, если мои воспоминания вернутся? А если нет? — не сдавалась я, а она нахмурилась.

— Я уверена, что они вернутся, — улыбнулась она, но вышло натянуто. — В любом случае, если захочешь, ты сможешь уйти отсюда вместе со мной. Я останусь только до весны.

Мне ничего не оставалось, как согласно кивнуть и принять из её рук шёлковый палантин.

Несколькими минутами позже на меня смотрело отражение восточной женщины. Волосы были спрятаны под чем-то вроде тюрбана, свободный край которого был закреплён у противоположного виска, таким образом скрывая лицо и оставляя видимыми только глаза. Отметив, что в таком виде бы сама себя не узнала, я снова и снова прокручивала в голове наш разговор. Меня не покидало чувство, что Сельвен что-то не договаривала. С другой стороны, не мне её было судить, учитывая, что я, в целом, не рассказала ей ни слова правды о себе. От этого было немного совестно. Ведь она мне помогала, и, скорее всего, узнай кто об этом, и она и её брат заработали бы кучу неприятностей. В то же время мой предыдущий опыт показал, что доверять в Средиземье никому нельзя, вернее, можно, но осторожно. А по сему, я решила не торопиться раскрывать свои карты. Да и до тех пор, пока сюда попадут гномы, ещё много времени: если мне не изменяет память, до королевства они плутали дней двадцать. Может, к тому времени мне всё же удастся уговорить Сельвен провести меня к Беорну.

Ещё раз оглядев себя с ног до головы, я невольно улыбнулась, с иронией осознав, что именно так выглядела, путешествуя с Миртой и бродячими артистами. Казалось, с тех событий прошла целая вечность… В этот момент в комнату зашла отлучившаяся ранее Сельвен.

— Ты готова? — я кивнула в ответ. — Тогда идём. Я покажу тебе, где что находится в доме. Потом объясню тебе твои обязанности, — я невольно нахмурилась, ведь к роли прислуги в условиях Средиземья абсолютно не была готова. Во-первых, потому что просто не знала, что и как делать, так как до этого или жила в походных условиях, или же, как во дворце Владыки Элронда, кто-то всё делал за меня. Те же самые «цыплята» прислуживали мне, а не наоборот. А во-вторых, я не просила меня тащить во дворец Трандуила. Так почему я должна тогда тут прислуживать? Сельвен, словно прочитала мои мысли, потому как в следующий момент примирительно добавила: — Поможешь мне разобраться с бумагами, — она слегка улыбнулась, — но сначала — завтрак.

Так начиналась моя новая жизнь в Средиземье и первый день пребывания в Лихолесье.

Глава опубликована: 12.05.2018

19. По одёжке встречают

Начало моего пребывания в Лихолесье было довольно обыденным и небогатым на события. Весь первый день мы провели в доме Сельвен, что располагался на окраине леса, на берегу небольшой реки и недалеко от главных врат в королевский дворец. Как мне рассказала моя сопровождающая, цитадель лесных эльфов была высечена в скале, уходя витиеватыми спусками и переходами на несколько уровней под землю. И несмотря на то, что многочисленные прорезанные в камне окна и балконы пропускали достаточно солнечного света, Сельвен там не нравилось. Она предпочитала близость леса, не взирая на возрастающую опасность: только рядом с дворцом не было пауков и прочих жутковатых тварей.

Приютивший меня дом представлял из себя просторное одноэтажное строение, внутри и снаружи отделанное деревом необычного тёмно-янтарного цвета. Мне иногда казалось, что просачивающиеся сквозь густую листву солнечные лучи заставляли полированную древесину мягко сиять, будто изнутри пробивалось золотистое свечение. Возможно, это был лишь обман зрения, но, тем не менее, несмотря на скудность освещения по причине вековых деревьев вокруг, комнаты дома всегда были наполнены тёплым солнечным светом. Про себя я решила, что это особая эльфийская магия (или изобретение), которое позволяло поверхности поглощать солнечные лучи, а затем постепенно усиливать и отражать этот свет ещё какое-то время.

Что касается внутреннего устройства, то все строение было каким-то «плавным», здесь не было острых углов и поворотов, и, казалось, что каждая комната словно «перетекала» в другую. Потолки переплетались в затейливые своды, иногда напоминающие корни неведомого гигантского дерева. Сказать по правде, было похоже, что весь дом устроен внутри одного огромного дерева, истинные размеры которого мне даже было страшно представить. Хотя убранство дома во многом отличалось от утончённой роскоши Ривенделла, здесь не было расписных стен и позолоченных потолков, в доме Сельвен я ощущала себя намного уютней и гармоничней, чем во дворце Владыки.

Кроме меня в доме было ещё две человеческие служанки. Они словно тени молчаливо появлялись и исчезали, принося еду или приготавливая воду для купания. В отличие от меня, они были одеты в идентичные серо-зелёные платья и постоянно закрывали лица синим и чёрным платками, и только так я и могла их различить. Пару раз я пыталась заговорить с ними, но, получив в ответ лишь косые взгляды, вскоре махнула на это рукой. Да и без них дел у меня появилось достаточно.

Так, в первый же день, сразу после завтрака, Сельвен проводила меня в библиотеку, где царил ужасный беспорядок: пол, стол и даже подоконники двух больших, во всю стену, окон были покрыты бумагами и свитками. Порядок ещё сохранился на высоких стеллажах, заставленных рядами книг. По сравнению с тёплым уютом других комнат, этот «научный» хаос был таким неожиданным, что я невольно замерла на пороге, и моё удивление не осталось незамеченным.

— Это выглядит хуже, чем есть на самом деле, — виновато улыбаясь, промолвила Сельвен. — Долгое время эта комната была закрыта, — она замолчала. Лицо её сразу погрустнело, взгляд стал немного отрешённым, будто мыслями она была где-то далеко. Потребовалось некоторое время, прежде чем она снова заговорила. — Отец сюда никогда не заходит. Ровион также крайне редко бывает, да и не его это — возиться с бумагами, — Сельвен встряхнула головой и, встретившись со мной взглядом, уверенно добавила: — Я хочу здесь всё разобрать и разложить по местам. Надеюсь, ты мне в этом поможешь, — её губ коснулась лёгкая улыбка, но глаза так и остались печальными. Не надо было быть провидцем, чтобы понять, что с этой комнатой связаны какие-то важные для неё воспоминания, но не мне было её выспрашивать. Поэтому, ответно улыбнувшись, я последовала за ней.

Следующие дни мы провели в библиотеке, разбирая макулатуру и отвлекаясь только на приёмы пищи. Моя задача заключалась в том, чтобы распределять листки по нужным стопкам, сворачивать и скреплять свитки лентами определённых цветов (в зависимости от тематики, как я подозревала) и потом раскладывать всё в обозначенные полки и ящики. Язык был мне незнаком, но, судя по попадавшимся на глаза графикам и формулам, это были какие-то научные записи. Однажды на одном из листков мой взгляд уловил что-то знакомое, что при рассмотрении оказалось какой-то химической формулой и описанием на латыни. От неожиданности я невольно вздрогнула, но, к счастью, Сельвен была полностью погружена в чтение и не обратила на меня никакого внимания. Откуда у эльфов были знания из моего мира, оставалось загадкой.

Первое время Сельвен в основном молчала, сосредоточенно читая, и я, в свою очередь, не спешила начинать задушевные разговоры. Лишь иногда мы перекидывались отдельными фразами, потом в библиотеке снова воцарялась тишина, и каждая из нас погружалась в свои мысли. Я ещё не до конца оправилась и то и дело возвращалась мыслями к той встрече в лесу, хотя долгое время и не могла решить, было ли то явью или только игрой помутнённого сознания. Но нет, всё было настолько реально, и касания, и ощущения, и поцелуи… Сердце болезненно сжималось от осознания безысходности происходящего и произошедшего. Но я старалась гнать эти мысли прочь, не давая себе утонуть в тоскливой темноте, и вместо этого думала, как мне побыстрее выбраться отсюда и отправиться к Беорну.

В одном Сельвен была права — в библиотеке нас никто не беспокоил, и с её отцом я познакомилась под конец второго дня. Мы как раз заканчивали ужин, расположившись в небольшой столовой. Уже стемнело, и в комнате царил полумрак, разбавляемый лишь свечой на столе и отсветами пламени в камине. Моя собеседница только закончила вслух планировать нашу работу на завтрашний день, когда дверь отворилась, и в комнату вошел мужчина. Высокий рыжеволосый эльф внешне был почти точной копией брата Сельвен. Его движения были размеренными и скользящими, чем он невольно напомнил мне Элронда. Кинув в мою сторону изучающий взгляд и коротко кивнув, он обратился к моей спутнице. Какое-то время они говорили на Сильване, который, хотя приятный и мелодичный на слух, был мне абсолютно непонятен.

— Значит, тебя зовут Даэрэт?

Похоже, я задумалась, потому как когда он обратился ко мне на Всеобщем, то от неожиданности вздрогнула.

— Можно просто Даэ, милорд, — стараясь придать голосу как можно больше уверенности, я встретилась с ним взглядом. Эльф, внимательно смотревший на меня, чуть склонив голову на бок, еле заметно дёрнул бровями. Несколько долгих секунд он молчал, но вскоре выпрямился и, слегка улыбнувшись, проговорил:

— Я — Фаэлон. И рад приветствовать тебя в доме главного королевского лекаря. Надеюсь, ты не разочаруешь мою дочь и меня, Даэ, — не дожидаясь ответа, он слегка дотронулся до плеча дочери, что-то проговорил и бесшумно удалился, снова оставив нас наедине друг с другом.

Сельвен сидела нахмурившись, но, поймав на себе мой взгляд, постаралась придать лицу нейтральное выражение. Закончив ужин в полной тишине, мы вскоре отправились устраиваться на ночь. Мне определили ту же комнату, что и в первое утро здесь. Уже в спальне Сельвен неожиданно прошептала:

— Отец тебе не доверяет.

Я удивлённо вскинула голову:

— Что он сказал?

— Да ничего. Больше выспрашивал, — она тяжело вздохнула. — Я сказала ему, что нашла тебя в лесу, — прежде, чем я успела возразить, она продолжила. — Но не здесь, а в пригороде Минас-Тирита. Это столица Гондора…— я понимающе кивнула. — Сказала, что ты потеряла память, и я согласилась взять тебя к себе на службу.

— Зачем?

— Потому что отец спрашивал, кто ты и откуда. А это почти правда.

— Ну я же…

Но Сельвен перебила меня:

— Он не поверил бы, что ты обычная служанка.

Я нахмурилась:

— То есть?

Сельвен вновь начала мерить комнату шагами.

— Потому что ты не выглядишь как служанка или крестьянка. Твоё лицо не обветрено, а руки слишком белые и тонкие. Одного взгляда на тебя достаточно, чтобы понять, что ты не привыкла к физическому труду, а тем более к тяжёлому, — она остановилась на середине комнаты, голос стал громче, глаза подозрительно прищурились. — Ты уверена, что ничего не помнишь? — я продолжала молчать, не зная, что ответить. Мысли в панике заметались в голове, дыхание участилось. Заметив мою реакцию, Сельвен судорожно выдохнула. — Прости. Я не хотела на тебе срываться, — она подошла и чуть приобняла меня за плечи. — Просто я огорчена, что отец стал таким же подозрительным, как и многие здесь в Лихолесье. Прячутся в лесу и в каждом человеке видят потенциальную угрозу если не их существованию, так спокойствию. Было бы возможно, они бы скрылись бы тут ото всех.

— Почему это так? Из-за тварей в лесу?

— Нет. Я не думаю, что в этом виноват лишь лес. Но это долгий разговор, — она слегка улыбнулась. — Пора спать. Завтра нам предстоит ещё много работы.


* * *


Я потеряла счёт дням, проведённым в библиотеке. Всё слилось в один непрекращающийся поток листков, свитков, пергаментов и заметок. Меня стали посещать мысли о том, что это никогда не кончится, а бумаги тайно размножаются, как только мы покидали комнату. Хотя, конечно, количество продуктов из целлюлозы в комнате уменьшилось разительно.

Сельвен тоже выглядела усталой. Под глазами залегли тени, а и без того светлая кожа стала ещё бледнее. Да и я сама выглядела не лучше. Казалось, на моём лице остались только глаза, которые болезненно сверкали из-под бордового тюрбана. Однако, несмотря ни на что, солнце вновь и вновь заставало нас в библиотеке, как и сегодня.

Я пыталась завязать ленту вокруг свитка вот уже третий раз, но пальцы меня не слушались и постоянно соскальзывали. После четвёртой неудачной попытки, я не удержалась и, раздражённо зарычав, откинула скрученную в трубочку бумагу.

— Сельвен, сколько мы уже здесь?

Она подняла на меня усталые глаза.

— Четвёртый день. Нет, пятый…— вздохнув, я поднялась за упавшим свитком, чувствуя на себе внимательный взгляд зелёных глаз. В этот раз лента всё-таки завязалась, и свиток отправился в положенный ящик.

— Знаешь, Даэрэт, — неожиданно звонкий голос Сельвен заставил меня подскочить на месте, отчего она тихо хихикнула. — Так, я думаю на сегодня с нас хватит. Боюсь, если мы проведём ещё больше времени в библиотеке, то начнём шарахаться от собственной тени, — я не удержалась и хмыкнула. — Поэтому, Даэ, продолжим завтра, а сегодня я тебе покажу королевский дворец. Да, и я обещала тебе более подходящую обувь, — она весело подмигнула.

От первых глотков свежего воздуха у меня с непривычки закружилась голова и потемнело в глазах. Я пошатнулась, но Сельвен тут же подхватила меня за локоть и сбавила темп. В ответ на её встревоженный взгляд я только покачала головой.

— Это ничего. Просто долго была взаперти.

Она нахмурилась.

— Мы слишком увлеклись, а ты ещё ослаблена от ране… — она резко замолчала на полуслове.

Наверное, мне стоило прислушаться к её словам, однако моё внимание было приковано к приближающимся огромным створчатым воротам в скале. Витиевато выкованный металл сверкал то изумрудно-зелёным, то полностью сливался с антрацитовым камнем. Перед вратами стояли двое стражников, которые молча впустили нас внутрь, только кивнув моей спутнице. На меня никто не обращал никакого внимания.

Изнутри дворец короля эльфов больше напоминал подземный город. От главного входа влево и вправо отходили многочисленные ответвления коридоров. Пол был выложен затейливыми узорами из золотистой и зелёной плитки. Стены уходили вверх, сплетаясь в теряющиеся в полумраке своды, которые иногда неожиданно переходили в изысканные навесные лестницы и мосты. Временами сверху срывались небольшие водопады, исчезая где-то в темноте нижних уровней. Глядя на это, меня не покидало чувство невесомости и странной «ажурной» хрупкости всего строения. Казалось, если подует ветер, то всё обрушится как карточный домик.

Я должна была согласиться с Сельвен. Несмотря на пробивающиеся откуда-то сверху солнечные лучи, их хватало только чтобы рассеять мрак. Хотя, возможно, на верхних уровнях и было намного светлее, но мы были слишком низко, чтобы оценить это по достоинству, не говоря уже о том, чтобы увидеть сами окна и балконы. Тем более что теперь мы спускались всё дальше на нижние уровни, где, как мне объяснили, жили торговцы и мастера. Сюда почти не доставал дневной свет, и потому пространство освещали зажжённые вдоль стен светильники и факелы.

Нашей первой остановкой была мастерская портного и сапожника в одном лице. Молчаливый эльф выслушал мою спутницу, окинув меня оценивающим взглядом и, коротко кивнув, что-то буркнул в ответ. Та благодарно поклонилась и потянула меня за собой.

— Идём. Через два дня можно будет забрать, — улыбнулась мне Сельвен.

— Уже? — удивилась я, потому как мастер не снял с меня никаких мерок.

Но не успела я об этом спросить, как она тихо шепнула мне на ухо:

— Ему не надо прикасаться к тебе. Он всё определил на глаз.

И хотя в это мне верилось с трудом, в то же время шил же мне кто-то одежду и обувь в Ривенделле без того, чтобы снимать мерки. Пока я внутренне удивлялась мастерству эльфийского кроя, Сельвен уже увлекала меня вниз по очередной лестнице, попутно объясняя необходимость куда-то там зайти за книгой и зельем.

Мы спускались всё дальше вниз. На пути нам то и дело попадались обширные террасы, увитые плющом и украшенные мерцающими то ли фонариками, то ли огоньками. Здесь, в затейливых беседках сидели обитатели лесного королевства. Кто с кубком, кто с книгой. Наблюдая за ними, в какой-то момент я не удержалась от мучившего меня вопроса.

— Сельвен, разве лесные эльфы не должны жить в лесу? Или я что-то не так понимаю?

В ответ та еле заметно ухмыльнулась.

— Нет, ты всё правильно понимаешь. Но из-за распространяющийся по лесу тьмы, старейшины во главе с королём решили укрыться в скале. Сейчас можно по пальцам пересчитать тех, кто всё ещё живёт среди деревьев. Мой отец был одним из немногих, кто отказался переезжать. И я ему за это благодарна.

— Ты прости меня, конечно, но то, как вы живёте, немногим отличается от гномов… — надеясь, что не зашла слишком далеко в своих суждениях, я украдкой посмотрела на Сельвен. Но та удивила меня в который раз, неожиданно весело рассмеявшись. Всё ещё продолжая хихикать, она заговорщицки шепнула мне на ухо.

— Это ты верно подметила. Только во имя Великого Эру, не вздумай говорить об этом здесь. Смеяться никто не станет, — и весело подмигнула.

Некоторые из встречающихся нам эльфов улыбались и приветственно помахивали рукой Сельвен, в то время как я продолжала оставаться словно невидимой для их глаз, что только радовало. Тогда, в Ривенделле, повышенное внимание и косые взгляды прилично действовали мне на нервы.

Мы достигли очередной «площадки для отдыха и размышлений» (как я их мысленно окрестила), и Сельвен остановилась. Аргументировав тем, что владельцы нужных ей лавок не пускают к себе людей, она попросила подождать её на балконе, а сама скрылась за одной из резных дверей. Чуть поодаль на террасе в беседке сидело несколько эльфов, судя по одинаковому обмундированию, скорее всего, воинов. Они довольно громко шутили и беседовали между собой, то и дело прикладываясь к золочёным кубкам в руках.

«Да уж. Некоторые занятия остаются неизменными, в независимости от расы», — было моё умозаключение. Я отвернулась и, облокотившись на перила, стала наблюдать за небольшим водопадом. Голова немного болезненно гудела, а вид струящейся воды успокаивал и отвлекал.

— Эй ты, ёжик! Принеси нам ещё вина! — раздалось со стороны беседки. «У них тут что, как у Беорна, животные прислуживают?» — удивилась я про себя и, чуть обернувшись, поискала глазами зверька. Но на площадке кроме меня и четырёх эльфийских воинов никого не было. Мой взгляд снова вернулся к водопаду.

— Ёж, ты что, оглох? — прозвучало уже громче. — Или ты не понимаешь, когда с тобой разговаривают? — в пол-оборота я посмотрела на эльфов. Один из них, с длинными тёмно-русыми волосами, пристально смотрел на меня. Поймав мой взгляд, он чуть нахмурился. — Я к тебе обращаюсь! Ты что, глухая или немая?

Выходит, ежом называли меня.

— Может, она просто отсталая или дикая? — поддакнул кто-то из-за его спины. Это замечание было встречено дружным хохотом остальных присутствующих. Первый же эльф лишь криво усмехнулся, вставая на ноги. По моей спине пробежал холодок, когда я заметила, что он направлялся ко мне. Кинув отчаянный взгляд на дверь, за которой скрылась Сельвен, мне на ум не пришло ничего лучше, как проигнорировать эльфа. Пусть себе думает, что я глухая, немая и слепая в довесок. Но это оказалось очень сложно, когда тот остановился всего в нескольких шагах от меня.

— Ты, в бордовом платке, — процедил он. — Тебя не научили, как следует себя вести или ты специально меня игнорируешь? — в его голосе послышались угрожающие нотки, а в нос ударил запах спиртного.

«Твою мать, Сельвен! Что мне теперь делать? Куда ты запропастилась?» — костерила я про себя. В этот момент терпение эльфа лопнуло, и он попытался ухватить меня за плечо, но я успела увернуться, развернувшись к нему лицом. Он возвышался надо мной на целую голову.

— Издеваешься? — прошипел он, прищурив глаза. — Ёж, ты забываешься…

— И в мыслях этого не было, — процедила я, встречаясь с ним взглядом. — И я не ёж.

— Так ты не немая… — эльф несколько секунд молча смотрел на меня и потом с ухмылкой продолжил. — Чья ты? Кто твой хозяин? — внутри меня медленно, но верно закипала злость, а одновременно с ней пробудилась сдерживаемая доселе энергия. Я сильно сжала кулаки, чувствуя, как ногти впились в ладони. — Может, ты и вправду отсталая? — уже громче добавил возвышающийся надо мной эльф. Его друзья весело захихикали.

— Может, ты просто не в её вкусе! — добавил один из них, за чем последовал дружный хохот.

— Отвечай мне! — повысил голос первый эльф, неожиданно схватив меня за руку.

— Не смей ко мне прикасаться! — прошипела я, и знакомое тепло растеклось по венам. Статный мужчина резко выпустил моё запястье, его глаза удивлённо расширились.

— Что здесь происходит? — раздался за спиной голос Сельвен. Из моей груди вырвался вздох облегчения.

— Так это твоя? — ухмыльнулся эльф, намеренно продолжая на Всеобщем. — Тебе стоит научить своего ежа манерам и правилам поведения.

— Не называй её так, — отрезала она. — У неё есть имя.

Эльф смерил меня и мою спутницу оценивающим и высокомерным взглядом.

— Знаешь, Сельвен, почему-то меня не удивляет, что твоя человеческая собственность не умеет себя вести…

— Я не собственность, — перебила я его. Мужчина снова встретился со мной взглядом.

— Сельвен, где ты нашла это? — он делано улыбнулся, вновь обращаясь к эльфийке. — Я готов помочь тебе в её воспитании. Отдай мне её на время… — его рука потянулась к закрывавшему моё лицо шарфу. В последний момент я отпрянула. — Ей определённо надо научиться себя вести…

— Спасибо за предложение, но я откажусь, — отчеканила моя спутница, гордо вскинув голову.

— Знаешь, Сельвен, ты так любишь людей, что начинаешь вести себя как они. Не забывай, кто ты и откуда.

— Благодарю за совет. Я это учту, — парировала та, но воин будто и не заметил иронию в её голосе.

— Ну, в таком случае, одолжи нам её, — он кивнул в мою сторону. — До вечера. Будет приносить нам вино. Ей будет обучение, и нам не придётся ходить лишний раз.

— Это невозможно, — коротко ответила Сельвен. — Я не люблю расставаться, а уж тем более одалживать свою собственность. Приятного вам всем дня! — не дожидаясь ответа, она развернулась и, подхватив меня за локоть, потянула за собой в направлении лестницы наверх. Уже нам вдогонку эльф что-то выкрикнул на Сильване. Я не поняла ни слова, но моя спутница вдруг резко остановилась. Несмотря на то, что лицо её оставалось абсолютно непроницаемым, я почувствовала, как она вся напряглась. Сказанное явно было чем-то неприятным. Медленно развернувшись, Сельвен неожиданно лучезарно улыбнулась, отвечая что-то эльфу. Тот замер в изумлении, яростно сверкая глазами, а вот его друзья заливисто захохотали, попутно отпуская свои комментарии. Но она не стала наслаждаться зрелищем, увлекая меня за собой.

Мы спешно оставили позади нижние уровни и вскоре покинули и сам дворец. Сельвен отпустила мою руку, лишь когда мы оказались в доме её отца.

— Что всё это было? — не выдержала я, переполняемая обидой и злостью.

— Не обращай на него внимания. Он просто хам, — мягко проговорила она, будто разговаривала с ребёнком.

— Он хам, а я, выходит, твоя собственность?

Сельвен устало оперлась на стену.

— Нет, конечно. Мне пришлось это ему сказать, — оправдывалась она. Но я вот так просто верить никому в Средиземье не собиралась.

— На каких правах здесь прислуга?

— На таких же, как и везде, — был её уклончивый ответ, что слишком напомнило мне одного волшебника.

Внутри меня всё клокотало, знакомая сила рвалась на волю, и я с трудом сдерживалась.

— Хватит юлить! — я сорвала с головы надоедливый платок. — Давай начистоту, Сельвен! — с каждым словом мой голос набирал громкость.

Она сверкнула глазами и ответно расправила плечи.

— Что ты хочешь услышать? Да, к прислуге здесь относятся как к собственности. В основном, это люди из Озёрного города, а у них после разрушения Дейла драконом выбор небогатый. Им только и остаётся, что рыбу ловить, да по старой памяти ещё с эльфами по мелочи торговать. Простой люд бедствует, а работать в Лихолесье — считается за привилегию. Поэтому они и терпят всё! — теперь она уже почти срывалась на крик. — Мне пришлось вести себя также, как и они. Иначе бы начались вопросы. Неужели это так сложно понять?! А насчёт того, чтобы говорить на чистоту, то, может, тебе первой и начать? — перешла она в наступление.

Ходить вокруг да около мне уже порядком надоело, поэтому я решила сменить тему и решительно произнесла:

— Выведи меня из Лихолесья. Помоги мне…

И лишь чудом в последний момент удержалась от уточнения: «Помоги мне добраться до Беорна».

Сельвен выпрямилась и широко распахнула свои зелёные глаза.

— Нет, — упрямо ответила она. — Это невозможно, Даэ.

Я еле сдерживалась, руки жгло так, будто они были объяты пламенем.

— Почему? — выдохнула я. — Что тебе от меня надо?

Но она покачала головой.

— Нас просто не пропустит патруль на границах.

— Но я же буду с тобой.

— Не всё так просто, Даэрэт.

От разочарования я глухо зарычала, резко разворачиваясь к двери.

— Ты куда? — забеспокоилась Сельвен.

— Надеюсь, в лес мне разрешается ходить?

— Да. Но только до границы… — ответила она почти машинально, неотрывно глядя на меня. — Ты не боишься?

«Бояться стоит тому, кто встретится мне на пути», — хотелось сказать мне, но в ответ я бросила через плечо:

— Мне надо сейчас побыть одной. Иначе я сойду с ума, — она уже открыла рот, чтобы мне возразить, но я её опередила. — Не каждый день я становлюсь чьей-то собственностью.

Сельвен виновато опустила глаза и понимающе кивнула.

— Это только до весны, — был её ответ. Только дело было не в этом, а в том, что я не знала, сколько мне осталось. И доживу ли я до весны. Но, по понятным причинам, я не могла ей это объяснить. Не сказав ни слова, я скрылась за дверью.

Как только я вступила в чащу, лес облегчённо вздохнул и одобрительно зашумел, будто родитель, к которому вернулось заплутавшее дитя. С каждым шагом жжение в моих руках уменьшалось, и я внутренне успокаивалась. Меня вновь охватило знакомое чувство лёгкости и защищённости, которое я испытывала только под сенью этих гигантских лесных исполинов. Я беспрепятственно углублялась всё дальше в чащу, то и дело нежно прикасаясь к стволам деревьев, вдыхая полной грудью аромат травы, мха и чего-то неуловимого сладкого витавшего в воздухе. Лес вёл меня куда-то, и я следовала его зову.

Глава опубликована: 15.05.2018

20. Ночь нежна

Он медленно провёл ладонью по её груди, чуть сжав пальцами чувствительный сосок, и она выгнулась ему навстречу, изнывая от нетерпения, послушно призывно раздвигая стройные ноги. Она была готова. Он чувствовал это в воздухе, в горящем, чуть затуманенном взгляде, в том, как она прерывисто дышала. Её волосы цвета мёда золотистым шёлком рассыпались по траве, кожа слегка мерцала в лунном сиянии, полные губы алели от поцелуев — она была прекрасна. Как он мог ей отказать?

Его рука скользнула вдоль её тела, прочертив невидимую линию от подбородка по ложбинке между грудей, спускаясь всё ниже. Когда он коснулся центра её наслаждения, с алых губ сорвался сладострастный стон. Улыбнувшись, он скользнул внутрь, чувствуя влагу её желания. Та, что сейчас плавилась в его руках от томления, не была девственницей, а значит, ему можно было не сдерживать себя. Он уверенно двигал уже двумя пальцами, стимулируя чувствительный бугорок, и она, не сдерживая стонов, ответно встречала каждое его движение. «Так близка», — пронеслось в его голове. И, словно в ответ на его мысли, тело его спутницы задрожало от охватившего её наслаждения. Он быстро убрал руку и вошёл в неё одним решительным движением. Она чуть вскрикнула от неожиданности, но уже в следующее мгновение сомкнула ноги на его пояснице, углубляя проникновение. Они двигались в унисон, и её сладострастные стоны становились всё громче. Но ему этого было мало, он хотел чувствовать её ещё глубже.

Когда она изгибалась во втором оргазме, его губы жадно ловили её стоны, языки страстно переплетались друг с другом, имитируя их тела. Давая партнёрше отдышаться, он тихо шепнул ей на ухо: «Я с тобой ещё не закончил». В ответ та промурлыкала что-то нечленораздельное, но его это мало заботило. Зная, что она не в состоянии отказать ему, он перевернул её к себе спиной так, что теперь она опиралась на чуть подрагивающие руки. Его пальцы пробежались от грациозной шеи по спине, вновь проникая в неё. Её тело самопроизвольно качнулось ему навстречу. Словно в наказание, он убрал руку, и она разочарованно то ли вздохнула, то ли простонала. «Здесь я решаю», — прошептал он в ответ на её протесты, и она послушно замерла в нетерпении и уже в следующее мгновение приняла его в себя полностью. В этот раз в их движениях не было нежности, только неудержимое желание наслаждения. Теперь он задавал ритм, не давая партнёрше ни шанса перехватить контроль, удерживая её на месте, обхватив руками бёдра. В истоме она откинула голову назад, зажмурила глаза, яростно кусая губы мычала и охала от удовольствия. Он, в свою очередь, наслаждался видом её страсти и тем, как она отдавалась ему полностью. Только этого было мало.

Бесспорно, светловолосая эльфийка была прекрасна и готова удовлетворить каждое его желание, впрочем, как и многие до неё. А этого было недостаточно. Это доставляло наслаждение, но не удовлетворяло его. Когда она задрожала в третьем оргазме, он ускорил темп, почти яростно насаживая на себя её податливое тело. Возможно, он в тайне даже завидовал ей, потому как его собственный пик наслаждения постоянно ускользал.

Она опустила голову, скрывая лицо за каскадом золотистых волос, спина поблёскивала испариной — эльфийка начинала уставать. И тогда он уловил присутствие кого-то рядом. Он замер лишь на долю секунды, но его инстинкты молчали, а значит, опасности не было. Он тут же продолжил и, не сбавляя темпа, скользнул взглядом вокруг. Так и есть: в тени у дерева стояла невысокая женская фигура. Окутавшая всё ночная мгла скрывала бы её полностью, но не от эльфа, который видел её так же ясно, как днём, и наблюдал сейчас за ней боковым зрением, опустив ресницы. Ему почему-то не хотелось спугнуть эту случайную наблюдательницу. Напротив, сама мысль о том, что за ними подглядывают, забавляла. Та же, в свою очередь, неотрывно смотрела на них широко распахнутыми глазами.

Она была человеком. Тёмные волосы растрепались по плечам, на щеках алел румянец, губы чуть приоткрыты. Однако, что поразило его, так это её глаза, то ли тёмные, то ли светлые, они горели таким огнём, что, казалось, он кожей чувствовал взгляд. Грудь незнакомки вздымалась от прерывистого дыхания… «Она возбуждена», — пронеслось в голове. Будучи уверенной в своей невидимости, смертная бесстыдно наблюдала за ними и явно получала наслаждение от увиденного. Эта мысль всколыхнула что-то внутри него, с новой силой разжигая пыл. Хитро улыбнувшись, он резко сменил темп, теперь двигаясь нарочито медленно, почти полностью выходя из тела своей партнёрши. И ожидание его не обмануло. Он прочувствовал, как взгляд смертной проскользнул по его груди вниз и замер там, где два тела сливались в одно. От накатившей волны горячего желания он еле сдержался, чтобы не зарычать в голос и не ускорить ритм.

Та, что стояла под деревом, рассматривала его, не стесняясь даже самых интимных деталей, что немного удивляло. Обычно люди, особенно женщины, служившие во дворце, были пугливы, молчаливы и застенчивы. В этой же смертной не было ни капли ни того, ни другого. Наблюдательница, тем временем, оперлась на дерево, прикрыв глаза. Его чувствительное обоняние уловило сладковатый, дурманящий аромат её возбуждения. Это стало последней каплей, и он уже не смог сдерживать себя. Эльфийка под ним застонала от новой волны наслаждения, а он чуть повернув голову, устремил свой взгляд на женщину, наблюдая за её реакцией. В голове замелькали всевозможные запретные и неправильные образы, что распалило его ещё больше. Он неотрывно смотрел на то, как она откинула голову назад, как её ладонь непроизвольно сжала собственную грудь. Когда её язык скользнул по приоткрытым губам, он ясно увидел, как эти губы и язык ласкают его, как эти глаза, затуманенные страстью, разгорячённо смотрят снизу вверх. Образ был настолько реален, что будоражил воображение и кровь сильнее прикосновений золотоволосой эльфийки под ним. И неожиданно волна горячего наслаждения накрыла его с головой, заставляя глухо зарычать, изливаясь, а тело само изогнулось в истоме. От остроты ощущений у него перехватило дыхание. Ещё несколько раз дёрнув бёдрами, он замер.

Лес вокруг них затих, отчего собственные удары сердца казались оглушающими. Он аккуратно опустил свою партнёршу, и та, устало и сладострастно вздохнув, легла на расстеленный плащ, закрывая глаза. Она явно утомилась этой ночью. Поднявшись, он блаженно потянулся и, вновь почувствовав обжигающий взгляд на своей коже, развернулся в сторону незваной гостьи, но та этого даже не заметила. Её необычные двуцветные глаза, которые наконец-то он смог разглядеть, самозабвенно рассматривали его тело, сантиметр за сантиметром медленно поднимаясь всё выше. Когда же их взгляды встретились, он не удержался и усмехнулся, иронично дёрнув бровью.

Несколько секунд она неотрывно смотрела ему прямо в глаза, как вдруг, явно осознав, что он её видит, еле заметно вздрогнула и замерла не дыша. Её язык вновь скользнул по губам, что сразу привлекло его внимание и пробудило воображение. Не прерывая зрительного контакта, он шагнул к ней. В следующее мгновение её глаза расширились, она нервно сглотнула и, словно испуганная лань, метнулась в лесную чащу.

«Ну нет! Так просто ты от меня не уйдёшь!» — усмехнулся он мысленно. Уверенный в своём преимуществе над человеком, он наскоро натянул штаны и сапоги и устремился за ней. Женщина стремглав бежала по лесу, но эльфу не составило труда уловить её след. В воздухе витал её сладковатый аромат. Она всё ещё была возбуждена, что только подогревало его собственное желание, интерес и азарт охотника.

В какой-то момент он уже почти нагнал её, как вдруг что-то поменялось. Несколько раз он чуть было не споткнулся о появившиеся из ниоткуда коряги, что дало ей возможность увеличить разделяющее их расстояние. А потом он неожиданно наткнулся на непроходимый бурелом, хотя мог поклясться, что женщина только что здесь пробежала. Раздражённо стиснув зубы, он поспешил в обход. Но когда эльф, ведомый её следами, выбежал из леса, беглянки и след простыл.

Прежде чем вернуться к оставленной спящей эльфийке, он ещё какое-то время внимательно осматривал окрестности, но тщетно — женщине удалось улизнуть. Однако досада от того, что упустил её, быстро прошла, ведь он был уверен, долго прятаться ей не удастся. Только не от него и не во дворце короля Трандуила. А именно туда и вели её следы. Улыбнувшись, он развернулся и снова скрылся в лесу.


* * *


— Дура! Дура! Дура! — гремело в голове, в то время как ноги сами несли моё взбудораженное гормонами тело по ночному лесу. — Зачем? Зачем я там осталась? Ясное дело зачем — подглядывать как эльфы друг друга охаживают. Вернее, как один эльф снова и снова доводит до оргазма эльфийку. И что это был за эльф… Соберись! — отвесила я себе мысленную оплеуху, слыша за спиной всё приближающийся треск веток. Не надо было долго гадать, кто это был. — Тебе бежать надо, а ты о мужике забыть не можешь! Вуайеристка-дилетантка, чтоб тебя!

И это было так. От каждого воспоминания об увиденном, от каждого образа, низ живота сладостно сжимало от возбуждения. А предательские мысли нашёптывали, что никуда бежать может и не надо, и лучше бы сдаться на милость эльфа…

Когда я случайно вышла на разгорячённую пару, первым импульсом было развернуться и уйти. Но я, уверенная в своей безнаказанности и в том, что меня никто не заметит, как заворожённая не могла оторвать глаз от высокой статной фигуры эльфа. Его светлые, доходившие до середины спины волосы отливали серебром, когда на них падал свет луны. А при каждом движении под гладкой кожей играли мускулы натренированного тела. Гордый профиль, чётко очерченные, почти чёрные брови — в его облике было что-то холодно-отстранённое и величественное, как у того, кто привык, что ему подчиняются. Когда он почти властно развернул эльфийку к себе спиной, я с изумлением поймала себя на мысли, что была бы не прочь оказаться на её месте. На мгновение меня охватил стыд и чувство вины, но тут же внутри как плотину прорвало.

Перед глазами замелькали образы и картины, порождённые моим изголодавшимся воображением. Как его руки, губы, пальцы прикасаются ко мне, ласкают моё тело в самых потаённых местах, в то время как он… И вот тогда я увидела его глаза. Он смотрел прямо на меня, ничуть не стесняясь своей наготы, на губах застыла торжествующая улыбка, бровь иронично изогнулась. Я похолодела. Эльф видел меня и знал, что я видела его.

Как давно он меня заметил? Страх смешался со стыдом. Это было неправильно подглядывать за ними, но это было так запретно, порочно и приятно одновременно…

От того, как эльф сейчас смотрел на меня, мне вдруг показалось, что это я стояла абсолютно обнаженная перед ним, а вовсе не наоборот. Казалось, он проникал мне под кожу, проникал прямо в душу, где прятались сокровенные и тайные желания и мысли.

Он знал.

Новая волна возбуждения пробежала по телу. У меня перехватило дыхание, лицо запылало. Эльф глубоко втянул воздух, и улыбка стала шире.

О Боже, он знал, что я чувствовала.

Непроизвольно я облизала пересохшие губы. Его пронзительный взгляд проследил за этим движением, а показавшиеся до этого светлыми глаза, потемнели. Как загипнотизированное, моё тело не могло сдвинуться с места, хотя мозг отчаянно звонил в тревожный набат. Но вот эльф шагнул вперёд, наваждение развеялось, и, вздрогнув, я резко развернулась и рванула в лес.

Поначалу я было подумала, что он не стал меня преследовать. Однако радость моя была недолгой, и вскоре за спиной раздалось еле заметное потрескивание веток под лёгкой поступью эльфа, обозначившее погоню. Казалось, звук эхом раздавался в моей голове… И вот сейчас я неслась по притихшему лесу, подобрав подол платья выше колен. Лес позволял мне беспрепятственно двигаться, но не останавливал моего преследователя, который с ошеломляющей скоростью сокращал разделявшее нас расстояние. «Не дай ему меня нагнать! Не дай ему меня поймать!» — взывала я мысленно. Однако обычно сразу отвечающий мне лес оставался на удивление безмолвным. Меня охватило отчаяние, и внутри всё неистово закричало, обращаясь к окружающей меня природе: «Я не хотела за ним подглядывать! Это ты меня к нему вывел! Я это знаю! Я не хочу, чтобы он меня поймал! Только не сейчас… Я не приказываю, но прошу, помоги мне!..»

После нескольких долгих секунд тишины лес неожиданно глубоко вздохнул и, будто нехотя, зашумел. Кинув быстрый взгляд через плечо, я успела заметить, как за спиной вырастала стена из бурелома. «Благодарю», — был мой мысленный ответ, а ноги уже несли меня прочь из леса к дому Сельвен.


* * *


Я влетела в дом и как можно тише быстро закрыла за собой дверь. Внутри царил полумрак и звенящая тишина. Как только действие адреналина стало спадать, ноги предательски задрожали, и, чтобы не упасть, мне пришлось опереться спиной на входную дверь. Некоторое время силясь привести сбивчивое дыхание в норму, я просто стояла с закрытыми глазами.

— Что случилось? — прорезал молчание ночного дома голос Сельвен. — От кого ты убегала? — добавила она уже тише.

— С чего ты решила, что я от кого-то убега… — начала было я, но тут же замолчала, когда поняла, что вздёрнутый подол платья всё ещё был зажат в руке. Из груди вырвался глубокий вздох, а глаза наконец-то сфокусировались на стоящей передо мной эльфийке. Та, окинув мою персону оценивающим взглядом, решительно взяла меня под руку.

— Идём, — подтолкнула она меня дальше по коридору.

— Куда? — последовал мой глупый вопрос.

— Ты собираешься здесь всю ночь стоять? — и, чуть ухмыльнувшись, добавила: — С задранным подолом?

Разжав пальцы и кое-как поправив платье, я позволила ей довести меня до комнаты. И её помощь пришлась очень кстати, потому что ноги мои почти не гнулись и еле держали.

Как только мы оказались внутри и уселись у камина напротив друг друга, она снова приступила к расспросам.

— Рассказывай. Где ты была и от кого убегала? — от одного воспоминания об увиденном, мои щёки залились предательской краской, что не укрылось от внимательных зелёных глаз. Её брови удивлённо взметнулись вверх. — Даэ? Даэрэт?

— Меня зовут не Даэ, — устало отмахнулась я. Притворяться теперь, когда я ещё больше вляпалась в очередную историю, смысла не было. А вот союзник мне очень даже нужен. Сельвенже была пока единственной, кто ко мне здесь нормально относился. Рассказывать о всех перипетиях своей судьбы я не собиралась, но хоть часть правды она всё же заслужила. Поэтому, надеясь на женскую солидарность, решила начать с имени.

— Не Даэ… — протянула она. — А?..

— Ирина, — закончила я за неё, и в ответ Сельвен заметно напряглась.

— Ирина, — проговорила она размеренно, словно пробуя моё имя на вкус. — Ты это вспомнила? — её глаза подозрительно сверкнули.

— Не совсем, но можно и так сказать.

Сельвен задумчиво склонила голову на бок.

— Странное имя. И редкое.

— Поэтому я и не хотела его называть, — призналась я.

Сельвен откинулась на стуле, тонкие пальцы нервно забарабанили по подлокотникам, на красивом лице отразилась напряжённая работа мысли. После некоторого молчания она подалась вперёд и неожиданно мягко и тихо проговорила:

— Что ты ещё хочешь мне рассказать?

Невольно скопировав её движение и переходя на еле слышный шёпот, я продолжила:

— Я не теряла память, но, думаю, ты и так это уже поняла, — в ответ её губы тронула лёгкая улыбка. — В Лихолесье я оказалась не случайно, но сюда я не стремилась, — зелёные глаза подозрительно прищурились, но она смолчала, давая мне выговориться. — Мне пришлось бежать от тех, кто хотел меня если не убить, то использовать с риском для жизни, — рассказывать о былых событиях, одновременно подбирая слова и не выдавая подробностей, оказалось сложнее, чем думалось. От воспоминаний в груди болезненно заныло.

— Кто это был? — неожиданно резко прервала она меня.

— Я не могу тебе сказать. Но если они здесь появятся, ты об этом узнаешь.

Сельвен нахмурилась. Она явно хотела спросить больше, но всё же ограничилась кивком в ответ.

— Это тот, кто оставил тебе шрам на память?

— Что? Какой шрам?

— У тебя на груди ещё свежий след от магического оружия. Залеченный, опять же, магией…

В моей голове всё завертелось. Не долго думая, я стянула с себя платье, не стесняясь Сельвен — она и так уже всё видела, когда переодевала моё бессознательное тело. Дрожащими пальцами спешно развязала завязки нательной рубахи и замерла. Она оказалась права. В свете камина шрам был чуть красноватым и тянулся ровно посередине между грудей. Но как же я не заметила его раньше? Словно прочитав мои мысли, собеседница озвучила вопрос за меня.

— Ты что, не заметила след?

— Нет… — прошептала я на выдохе. — Я только смутно помню, когда его могла заполучить… — «Конечно, тогда после пещеры гоблинов», — но вслух я этого не сказала.

— А от кого? И кто залечил? Те же, от кого ты сбежала? — не унималась она, задавая ещё какие-то вопросы, но я ничего уже не слышала. Мир поплыл перед глазами, а виски пронзило невероятной болью. Сельвен резко замолчала, сжала мою голову руками, её губы беззвучно задвигались, и постепенно боль стала отступать. Когда ко мне вновь вернулась способность слышать, она примирительно прошептала. — Сейчас это не столь важно. Когда-нибудь ты вспомнишь, — она попыталась улыбнуться, но почти сразу выражение её лица вновь стало серьёзным.

— Это не они. Не они меня ранили, — мой голос звучал хрипло.

— Как ты можешь быть так уверена, если сама сказала, что они хотели тебя использовать…

— Нет! Это не они… — перед глазами всплыло до боли знакомое лицо Гендальфа. Оно подёрнулось рябью, и теперь на меня смотрел Олорин. Он улыбался, хитро сверкая глазами, как тогда, когда мы танцевали в Ривенделле. Но тут же память подкинула совсем другую картину — каким холодным, надменным и безучастным было его лицо незадолго до нашей последней встречи. Во рту почувствовался вкус горечи. — Сельвен, он не мог меня ранить, но он мог залечить…

— Он? Ты сказала они…

— Они, он — какая разница. Дело в том, что мне пришлось от них бежать. Они хотели меня использовать, потому что я…

— Ведьма, — закончила за меня Сельвен, грустно улыбаясь.

— Что ты сказала?

По спине пробежал холодок, но она продолжила как ни в чём не бывало.

— Ты ведь ведьма. Разве не так? Я почувствовала это уже несколько раз. Ты стараешься это сдерживать, но у тебя не всегда получается. Особенно, когда ты испытываешь сильные эмоции или физически ослаблена, — от её слов мой рот всё больше открывался от удивления. Та же только хитро прищурила глаза. — Я многое знаю и замечаю. Признаюсь, в отношении тебя мне потребовалось больше времени, чем обычно. Просто потому, что люди, особенно женщины, наделённые магией, встречаются крайне редко, в начале я даже не рассматривала эту вероятность, — она тяжело вздохнула. — В любом случае, я понимаю, почему ты скрываешь свои способности от людей и эльфов. Особенно от эльфов… Но не бойся, я тебя не выдам…

— Сельвен, я не могу тебе всего рассказать.

— Я понимаю, — улыбнулась она. — Ты уже рассказала мне многое. Я посчитаю за честь хранить твою тайну…

После её слов в комнате повисло напряжённое молчание, и лишь после долгих секунд тишины я не выдержала:

— Но теперь ты понимаешь, почему мне необходимо как можно скорее уйти отсюда…

— Понимаю, — ответила она, откинувшись на спинку стула. — Но всё также не могу тебе помочь, — глядя мне прямо в глаза, она вздохнула. — Нас с тобой не выпустят. Вернее, даже если я проведу тебя, то сама не смогу вернуться.

— И это значит?..

— Значит, что нам придётся подождать до весны.

— Твою мать! — не удержалась я от родного языка, раздражённо опускаясь на стул.

— Что это значит? Этот язык похож на что-то, что я когда-то читала…

— Это мой родной язык. А фраза… Ну, скажем, является выражением крайнего недовольства, — отмахнулась я, яростно покусывая губы.

— Ругаешься значит, — понимающе подытожила Сельвен.

— Именно. У меня для этого есть веские причины, — я старалась сдерживаться, хотя от досады очень хотелось кричать и топать ногами.

— Ладно. Не отчаивайся, — примирительно проговорила она. — Если мой брат вернётся раньше, он сможет помочь тебе выбраться отсюда. А до этого старайся себя не выдать, — я недовольно хмыкнула. — Кстати, ты так и не ответила на мой первый вопрос.

— Это какой же? — искренне удивилась я.

— От кого ты убегала в лесу? — мои щёки снова стали пунцовыми, в то время как Сельвен внимательно за мной наблюдала. — Ты что-то увидела…

— Скорее кого-то, — поправила я. — И мне не стоило этого делать, а уж тем более наблюдать за ними… — понимая, что взболтнула лишнего, я прикусила язык.

Какое-то время её лицо выражало полное непонимание, но тут она резко охнула, её глаза расширились.

— Ты застала двух эльфов за соитием.

— Что?

— Они доставляли друг другу телесное удовольствие, — пояснила Сельвен, тоже заливаясь краской. Я утвердительно закивала в ответ. — Но тогда почему ты убега… Стоп. Они что, тебя заметили?

— Не они, а он.

— Ух, — выдохнула она. — И тебе удалось сбежать? От эльфа?

— Можно сказать, что мне повезло.

— И он видел твоё лицо… — казалось, она говорила больше сама с собой. — Как он выглядел?

— Ну…— перед глазами встал образ обнажённого эльфа, и низ живота опять сладостно сжался. Сельвен лукаво сверкнула глазами.

— Тебе он явно понравился…

— Он выглядел как эльф, — отрезала я, давая понять, что тема закрыта.

— Ладно. Это скоро забудется. Радуйся, что ты не во дворце живёшь. Здесь тебя искать не будут, — её рука ободряюще сжала мою ладонь. — Даэ… Хм. Ирина. Прости, никак не привыкну к твоему имени. Не переживай, — я попыталась улыбнуться в ответ. — Иди отдыхай. Завтра у нас долгий день.

Я только кивнула в ответ. Сельвен поднялась на ноги и уже направилась в сторону своей комнаты, когда я обратилась к ней шёпотом:

— Сельвен, спасибо за понимание.

Она задумчиво посмотрела на меня в пол-оборота.

— У нас у всех есть свои секреты, Ирина. Я научилась уважать чужие тайны и благодарю тебя за оказанное мне доверие, — её голова чуть склонилась.

— Странно. Я думала, ты захочешь узнать больше…

Она покачала головой.

— Не буду скрывать, у меня тысячи вопросов. Но иногда лучше дать человеку возможность самому рассказать, заслужив его доверие. А не выспрашивать и не выгадывать… К сожалению, многие эльфы, живущие здесь, думают иначе.

— А ты?

— А я… Я провожу слишком много времени среди людей. Но я расскажу тебе об этом завтра, если ты позволишь.

Я согласно кивнула, чувствуя накатывающую усталость.Когда Сельвен уже стояла на пороге в свою спальню, я снова окликнула её.Она обернулась.

— Пусть моё истинное имя останется между нами, и для всех я буду Даэ.

Зелёные глаза какое-то время внимательно меня изучали.

— Я понимаю, — наконец прошептала она. — Пусть будет так, Ирина.

В эту ночь я быстро заснула. По-видимому, сказался богатый событиями день. Только вот мои сны были далеки от спокойных. В них то и дело появлялся светловолосый эльф.

Глава опубликована: 19.05.2018

21. Под лаской плюшевого пледа

События той ночи их сблизили. Они, как и прежде, проводили дни напролёт в библиотеке, разбирая бумаги и записи, но теперь в воздухе почти не ощущалось тяготившего их ранее напряжения. Казалось, между ними был заключён негласный договор, по которому они взаимно обменивались своими воспоминаниями и секретами. Хотя Сельвен была уверена, что главные тайны всё ещё держались взаперти.

Их доверие друг к другу было очень неожиданным, а потому хрупким, но от этого ещё более ценным. Сельвен не раз удивляло то, с какой лёгкостью она доверяла своей компаньонке секреты и мысли, до этого так бережно скрываемые в глубине сердца и разума даже от самых близких. Как по крупицам складывалась в единую картину судьба её нежданной собеседницы, так постепенно и ей самой становилось легче справляться с собственным клубком переживаний и воспоминаний. Она поймала себя на мысли, что до недавнего времени ещё ни с кем не делилась и половиной того, что рассказала за последние несколько дней этой странной женщине. Ведь невозможность рассказать и открыться даже брату и заставили её покинуть Лихолесье, а потом и вовсе отдалиться от эльфов, предпочтя общество смертных. Среди чужих глаз оказалось проще хранить молчание. Люди же всегда соблюдали почтительную дистанцию и, в отличие от эльфов, не лезли к ней с расспросами.

«Человеческий век, такой короткий и быстротечный, не оставлял им времени даже на свои страдания, так что уж говорить о чужих», — так она думала вначале, так думали и эльфы о младших детях Илуватара. Но совсем скоро она поняла, что люди переживают так же, как и они, возможно, даже сильнее и острее. Смертные хранят всё глубоко в сердце, открываясь только избранным, кто может понять и прочувствовать боль вместе с ними. Это осознание словно сорвало шоры с её глаз и позволило увидеть человеческую натуру в совершенно другом свете. Печаль, горе, тоска не обходили людей стороной, как думали многие обитатели лесного королевства, но скоротечность жизни заставляла всё переживать ярче. Радоваться — так здесь и сейчас, наслаждаясь каждой секундой счастья, разделяя это чувство с окружающими, чтобы, словно солнечными лучами, осветить всё вокруг. Любить — так сразу и всем сердцем, не думая о последствиях, теряя разум от огня страсти и сладостного безумия в объятиях избранника. А горевать — так только с теми, кто этого достоин, кто понимает, кому доверяешь всем сердцем. Она поняла, что если человек делит с тобой свою печаль, то он тебе действительно верит, а это многого стоит среди смертных.

Поэтому Сельвен не настаивала на всей правде, когда Ирина приоткрыла завесу тайны, скрывающей её жизнь до той ночи в лесу. И пусть воспоминания смертной были намеренно лишены имён, а пересказ событий строго дозирован — именно обрывочные фразы, неуместные молчания и задумчивые взгляды говорили больше, чем любые слова. Среди тех, от кого она убежала, был один, кто ранил её глубже и больнее остальных. Не важно кем он был: соратником, другом или любовником — Ирина ему доверяла, а он её использовал. Возможно, именно это предательство дорогими и близкими людьми и было тем самым, что так сближало эльфийку и смертную? Сельвен не знала, но была уверена, что Лихолесье они покинут вместе.


* * *


Первые несколько дней я жила как на иголках в ожидании того, как вот-вот распахнётся дверь и меня под белы рученьки с позором поведут на допрос. Но прошёл один день, за ним второй, а тишину дома главного королевского лекаря нарушало лишь лёгкое шуршание бумаг в библиотеке, да наши с Сельвен негромкие голоса. Поэтому постепенно я успокоилась и перестала вздрагивать от каждого шороха.

После той ночи изменилось и наше с Сельвен отношение друг к другу, стало более доверительным. Теперь мы больше общались, не томясь в гнетущей тишине, и поэтому неудивительно, что дела в библиотеке пошли быстрее. Я осторожно делилась историями своих странствований в Средиземье, и Сельвен особенно заинтересовало моё путешествие с Миртой и бродячими музыкантами. Как оказалось, о многих городах, в которых мы тогда выступали, она даже и не слышала. Я даже поведала ей что-то из своего прошлого, тщательно подбирая слова, дабы не сболтнуть чего лишнего. Только одна тема так и оставалась табу — мои скитания с гномами и волшебником, а Сельвен, словно чувствуя это, не настаивала.

Она и сама тоже оказалась полна сюрпризов, хотя и рассказывала о себе очень осторожно и неуверенно, будто с непривычки. Так, вечером, на следующий день после моего приступа ночного вуайеризма, она поведала, что покинула Лихолесье больше трёх столетий назад. На мой вопрос о причине Сельвен сначала долго ничего не отвечала, уставившись на огонь, а потом, чуть вздрогнув, прошептала: «У нас с тобой очень много общего, Ирина». Тогда её уклончивый ответ меня озадачил, но чем больше мы общались, чем больше она рассказывала о себе и своей жизни вне королевства, тем яснее части головоломки складывались в единую картину.

Сельвен сначала отправилась в Лориэн, но там не задержалась и вскоре покинула владения Галадриэль. Потом она долго странствовала по Средиземью, собирая знания и навыки в лечении как эльфов, так и людей, и в какой-то момент извилистая тропа судьбы привела её в Минас-Тирит, где она и осталась на правах лекаря. Только раз в десять, иногда и в двадцать лет она возвращалась в лесное царство навестить отца и брата, но неизменно покидала некогда родной дом с приходом весны. На мой вопрос «Почему?» ответом было молчание, отрешённый взгляд и туманная фраза, произнесённая тихим голосом:

— Здесь, во время праздника Йестаре, когда мы приветствуем Новый год, я потеряла что-то очень дорогое. С тех пор вид весеннего Лихолесья не приносит ничего, кроме боли разочарования.

Мы сидели в полумраке библиотеки. С моей нечаянной встречи в лесу прошло три дня. От научного беспорядка, так поразившего меня когда-то, не осталось и следа, и сегодня мы «отмечали» окончание нашей работы по сортировке бумаг. Удобно устроившись в массивных креслах, мы тихо переговаривались, блаженно потягивая сладковато-терпкое вино из серебряных кубков. Возможно, из-за тягучего дурмана крепкого напитка или же из-за того, что вот уже больше недели мы проводили по двенадцать, а то и более часов наедине друг с другом, разговор становился всё более откровенным. Сельвен впервые почти напрямую ответила, почему покинула родной дом, а после замолчала, мыслями уносясь куда-то очень далеко. Отблески пламени освещали её прекрасное лицо золотистым светом, отчего она казалась ещё красивее, но отчего-то старше. Сейчас в её облике не было той обманчивой юности, и, казалось, привычная маска молодой беспечности, которую Сельвен носила день изо дня, исчезла, обнажив истинную душу и переживания. И в этот момент я вдруг поняла, и почему ей с трудом давалось говорить о себе, и почему она покинула родных ей людей, и почему у нас было много общего.

— Ты любила его? — слова сорвались с языка прежде, чем я успела себя остановить. Я ожидала, что она начнёт всё отрицать, но она лишь медленно повернулась ко мне, встречаясь взглядом.

— Это так заметно? — её губы тронула печальная улыбка.

— Нет. Тебе отлично удаётся это скрывать.

— Это хорошо, — проговорила она уже твёрже, залпом осушив бокал, и тут же наполнила его снова. — Тебе тоже.

— Что ты имеешь в виду? — не поняла я.

— Ты ведь любила того, кто залечил тебя и потом ранил…

Она смотрела на меня этими бездонными мудрыми зелёными глазами, а я неожиданно для себя на мгновение растерялась. «Неужели она говорит о волшебнике?» — удивилась я, но тут же встряхнула головой, будто отгоняя мысли, как назойливых насекомых.

— Нет. Того, о ком ты говоришь, я считала близким другом. Но тот, кого я любила, остался в далёком прошлом, в другом времени и в другой жизни, — теперь была моя очередь залпом выпить остатки вина, и Сельвен повторно наполнила бокал. Она ничего не сказала, только задумчиво покачала головой.

Это был странный вечер, наполненный долгими откровенными и одновременно туманными разговорами, поэтому когда мы наконец-то отошли ко сну, моя голова разрывалась от противоречивых мыслей. Слова Сельвен были полным абсурдом, но пробудили внутри непонятное беспокойство, будто я забыла что-то очень важное, связанное с волшебником.

Позже, я лежала на кровати, чувствуя, как тело расслабляется в истоме после выпитого вина. Мою кожу чуть покалывало от знакомого тепла, которое лёгкими прикосновениями приятно будоражило кровь. Но постепенно ощущения стали более ясными, и мне уже казалось, что чьи-то руки чувственно ласкали тело, заставляя томиться в сладостном ожидании. Сначала прикосновения были едва заметными, порхая по коже, словно шелковистые крылья бабочки, но вскоре ласки стали более настойчивыми и откровенными. Мне показалось, что мою грудь сжали, чуть ущипнув затвердевший сосок сквозь тонкую ткань рубашки. От накатившей волны горячего наслаждения я непроизвольно выгнулась навстречу, желая увеличить контакт, и тут же всё прекратилось. Не сдержавшись, я разочарованно застонала, и в следующее мгновение невидимые пальцы пробежали вниз по животу, настойчиво скользнули по внутренней стороне бедра. В ответ я, повинуясь охватившему меня желанию, чуть раздвинула ноги, позволяя углубить прикосновения.

Мне казалось, что в темноте можно было различить призрачные очертания фигуры, высокой и статной. Длинные волосы прохладным шёлком касались моих плеч и груди, всё сильнее распаляя внутренний пожар. Горячие губы скользнули по шее к мочке уха, чуть прикусив её зубами.

«Ещё немного и я сойду с ума», — пронеслось в голове.

Будто отвечая на мои мысли, невидимые пальцы уверенно сжали возбуждённый бугорок, заставив полностью отдаться наслаждению. По телу электрическим током побежали волны оргазма, от остроты ощущений перехватило дыхание, и в следующее мгновение я резко открыла глаза. Всё сразу прекратилось. Я покоилась на своей же постели, яростно сжав простыню руками. Но комната, освещённая мягким светом камина, была абсолютно пуста. Это из чего же они вино делают? Не иначе, как мешают грибы с испанской мушкой. Тело всё ещё гудело от постепенно отступающего возбуждения, но сознание было мутным и вязким. Казалось, грань между сном и явью стёрлась, и мне потребовалось некоторое время, чтобы прийти в себя. Думать о том, что только произошло, не хотелось и, отложив размышления на завтра, мне наконец удалось заснуть.

Я проснулась ещё до рассвета от чувства подступившей тошноты и на ватных ногах поспешила в умывальную, но не успела и порог переступить, как перед глазами поплыло, тело содрогнулось, и меня стало выворачивать наизнанку прямо на пол. «Вот тебе и птичка перепел», — промелькнуло в голове, но тут же меня пронзила ослепляющая боль, от которой ноги подкосились, и я рухнула на пол, лишь в последний момент удержавшись на четвереньках. Было такое чувство, что всё внутри меня объято пламенем и яростно сжимается, перекрывая кислород. Казалось, ещё немного и мои внутренние органы окажутся на полу вместе с выплёскиваемой из меня жидкостью. Как долго это продолжалось — не знаю, но в какой-то момент я не выдержала и повалилась на пол, содрогаясь в конвульсиях. Постепенно рвотные позывы стали отступать, и меня сковала непреодолимая слабость. Безвольно лёжа в позе эмбриона, я только и могла, что жадно глотать ртом воздух. Однако оставаться на полу в ванной было невозможно, и, превозмогая себя, я медленно приподнялась на дрожащих руках и открыла глаза.

В умывальной царил полумрак, разбавленный лишь серыми лучами предрассветного солнца. Я полусидела в луже чего-то тёмного и вязкого. Несмотря на то, что было и так понятно, откуда была жидкость, это меня почему-то насторожило. Что-то было не так. Повинуясь странному импульсу, рука сама коснулась чёрной жидкости. Кое-как я проползла до столпа света, падающего из небольшого окна под потолком, вытянула испачканную руку и поняла, что ошиблась. Жидкость была не чёрной, а тёмно-красной. Взгляд скользнул по телу: моя тонкая белая ночная сорочка теперь была испачкана казавшимися кровавыми пятнами. Опираясь на стенку, я поднялась на ноги и, пошатываясь, подошла к небольшому зеркалу на стене, но от одного взгляда на отражение похолодела от ужаса.

Весь перед некогда белоснежной рубашки стал багрово-бурым, но испугало меня даже не это. От подбородка до груди всё было измазано запёкшейся кровью, что вкупе с мертвенно-бледным лицом выглядело поистине жутко.

— Этого не может быть, — мне больше всего хотелось, чтобы всё оказалось ночным кошмаром, и я даже ущипнула себя для верности, но тщетно. Всё происходило наяву. В зеркале я наблюдала за тем, как моя рука коснулась окровавленного подбородка. — Неужели это кровь? Нет… — но во рту ясно ощущался ни с чем не спутываемый сладковато-металлический привкус.

Отвернувшись от своего отражения, я откинулась на стенку, безвольно сползла на пол и уставилась невидящим взглядом в пустоту. К сожалению, всё происходило не во сне, и, к сожалению, на этот раз Гендальф меня не обманул. Я действительно умирала. Глядя на казавшуюся чёрной лужу крови, мне стало по-настоящему страшно. Как много крови я потеряла? Слишком много… А что будет дальше? Воздух умывальной неожиданно стал ледяным, я задрожала всем телом, чувствуя, как горло сдавливает паника. Меня убивало моё же собственное тело, моя же кровь, текущая по венам, и я ничего не могла против этого поделать. А всё потому, что по чьей-то воле я, всего-навсего, оказалась не в том месте, вернее не в том мире.

— Почему? Ну почему ты не рассказал мне обо всём раньше, Олорин? У меня было бы время узнать правду, найти виновного… А сейчас кто знает, сколько мне осталось?

Под натиском эмоций мысли становились всё сумбурнее, хаотично вспыхивая и тут же обрываясь. Из глаз брызнули слёзы и, уткнувшись лицом в колени, я беззвучно заплакала. В тот момент на полу полутёмной умывальной сидел одинокий, покинутый ребёнок, бессильным и бесполезный. Но нет, мне не хотелось просто так сдаться на волю случая и безвольно ждать, когда смерть заберёт меня к себе.

— Я должна узнать, кто меня сюда затащил.

Это подействовало отрезвляюще, и слёзы быстро высохли. Цепляясь сознанием за эту мысль, как за последнюю соломинку, удерживающую меня от бездны безумия и отчаяния, я заставила себя подняться и, превозмогая слабость, стала старательно отмывать себя от засохшей крови. Вода была почти ледяной, но это помогало прийти в себя и начать думать яснее.

Когда с лицом и грудью было покончено, я решительно стянула в конец испорченную рубашку и использовала её, чтобы смыть следы с пола. После я на цыпочках вернулась в спальню, где избавилась от некогда белой ночной сорочки, кинув её в догоравший камин. Как только тонкую ткань охватило пламя, мне сразу стало легче. Будто избавившись от следов происшедшего, я заработала себе некоторую отсрочку.

За окном среди вековых деревьев ещё струился предрассветный туман. Сейчас мне больше всего хотелось выбежать из дома и как можно скорее скрыться за зелёной завесой леса. Но я решила иначе и, переодевшись в чистое, вернулась в кровать и попыталась повторно заснуть. Однако мой мозг был похож на взбудораженный пчелиный улей, в котором мысли метались, готовые вот-вот вырваться наружу. Перед глазами мелькали картинки из моего прошлого: то из далёкого и родного мира, то из моих Средеземских странствий. Лица, события, города слились в один пёстрый поток, проносящийся перед внутренним взором, как быстро перематываемая киноплёнка, всё ускоряя и ускоряя свой темп, пока стало невозможным что-либо разобрать. И тогда на фоне цветовой какофонии я увидела глаза.

Ясные, голубые, искрящиеся каким-то внутренним светом и мудростью, они поначалу показались мне знакомыми. Силуэт медленно прояснялся, и думалось, вот-вот передо мной покажется Олорин, но этого не случилось. Устремлённый на меня взгляд менялся, бледнел, становясь необычного светло-голубого, почти прозрачного цвета. Сквозь пестроту картинок всё чётче проступали черты красивого, мужественного, чуть надменного лица, обрамлённого светлыми, отливающими серебром волосами. Я невольно задержала дыхание, когда в проявившемся облике с изумлением узнала того самого эльфа из леса. Это было последнее, что моё разгорячённое сознание успело отметить, прежде чем погрузиться в спасительный своим забвением сон.


* * *


Утро выдалось хмурым и дождливым. Плотные серые облака сковали небо, погружая Лихолесье в полумрак, а пробивающийся сквозь кроны деревьев свет был серым и неприветливым. Сельвен подумалось, что это сама природа решила напомнить им всем о приближающейся смене времён года.

Сегодня за завтраком к ним неожиданно присоединился Фаэлон. Он принёс нерадостные вести о новых атаках орков у южных границ и сообщил, что на этот раз, к сожалению, не обошлось без раненых. Но, прежде чем Сельвен успела задать тревоживший её вопрос, королевский лекарь поспешил её успокоить.

— Это не Ровион. Не переживай.

Она облегчённо выдохнула, но тут же заметила:

— Орки становятся всё агрессивнее и бесстрашнее. Раньше они за много лиг обходили наши границы, а сейчас будто и не боятся нас больше. Или чувствуют чью-то поддержку…

Фаэлон задумчиво забарабанил пальцами по тёмному дереву стола.

— Кто знает, дитя моё, кто знает. Однако меня больше беспокоит другое. Они стали использовать какой-то новый яд.

— Яд? — Сельвен нахмурилась.

— Да. Ингредиенты вроде бы знакомые, но ещё никогда я не встречал их в таком соотношении.

— Но откуда у орков эти новые знания, Adar?

— Не знаю, — королевский лекарь устало покачал головой. — Концентрация очень высокая, из-за чего наши обычные противоядия оказались бездейственными. Они лишь замедляют процесс. Поэтому вчера ночью раненых срочно доставили сюда, — он ненадолго замолчал и когда снова заговорил, что-то в его тоне заставило сердце Сельвентревожно сжаться. — Вы ведь уже закончили в библиотеке, не так ли? — Она утвердительно кивнула. — Мне понадобится твоя помощь.

— Конечно, отец. Чем я могу помочь? — Сельвен невольно занервничала, ведь Фаэлон почти никогда её ни о чём не просил.

— Я боюсь, что не смогу отлучиться из больничного крыла до ночи. А мне необходимы новые противоядия.

— И ты хочешь, чтобы я их приготовила? — закончила она за отца, и тот в ответ чуть улыбнулся.

— Кое-что я успел сделать ещё прошлой ночью и сделал бы ещё больше, но не хватило составляющих. Прежде чем приступить, тебе придётся сходить в верхние сады.

— Понимаю, — согласилась Сельвен. — Мы с Даэ всё сделаем.

При упоминании смертной взгляд Фаэлона задумчиво скользнули в её сторону. За всё время женщина не проронила ни звука, за исключением утреннего приветствия, и была на удивление отстранённой. Сельвен, конечно, её понимала, ведь Ирина не знала их языка, но всё же…

— Дитя, ты уверена, что хочешь взять её с собой? — голос отца прервал её размышления.

— То есть?

— Она слишком бледная сегодня. С ней всё в порядке?

Украдкой взглянув на Ирину, она вынуждена была признать правоту лекаря. Та действительно выглядела неважно.

— Я поговорю с ней, Adar.

— Как знаешь. У тебя больше сведений о здоровье смертных, — пожал плечами Фаэлон. — Но мне пора. Список трав на столе в кабинете. Увидимся позже, дитя. И, пожалуйста, поторопитесь, — он поднялся и, кивнув на прощание, спешно удалился.

— Ирина? — тихо обратилась Сельвен к сидящей рядом женщине, но та продолжила хранить молчание, погружённая в свои мысли. — Ирина? — она чуть повысила голос, и в этот раз та её, кажется, услышала. — С тобой всё в порядке? Что-то случилось? — они встретились взглядами. От той эмоции, что промелькнула в глазах Ирины, ей стало не по себе, но мгновение спустя всё исчезло.

— Прости, я что-то замечталась и не расслышала тебя, — тон казался самым непринуждённым.

— Так с тобой всё хорошо?

— Конечно, — ответ прозвучал слишком быстро.

— Ты хорошо себя чувствуешь?

— Да что ты, Сельвен! Со мной всё в порядке! — Ирина широко улыбнулась. — С чего ты взяла, что со мной что-то не так?

— Ты просто сегодня очень бледная.

Но Ирина лишь небрежно отмахнулась:

— Я плохо спала. Вот и всё. Хотя, возможно, всему виной вчерашнее вино… — каре-зелёные глаза задорно сверкнули, и она весело подмигнула. Сельвен не удержалась и хмыкнула в ответ.

— Вполне возможно. И учти, оно ещё было не из крепких. Ладно, я рада, что всё хорошо, а то было начала беспокоиться. Кстати, ты закончила здесь? — она взглядом указала на опустевшую тарелку, и Ирина утвердительно кивнула. — Тогда нам пора идти.

— Куда?

— Увидишь сегодня красоту и величие верхних уровней дворца короля.


* * *


Лестницы, мосты, переходы, разноцветные витражи, изысканные фонтаны, — всё, что встречалось им на пути, отдавалось внутри эхом воспоминаний. Среди этого утончённого лабиринта она порой лишь каким-то шестым чувством угадывала правильное направление. А ведь когда-то ей был знаком каждый закуток верхнего дворца. Сельвен смотрела на всё с толикой легкой ностальгии и грусти. Как давно это было, кажется, уже совсем в другой жизни и с другой Сельвен. Она встряхнула золотистыми локонами и зашагала быстрее.

По её расчётам до сада оставалось совсем немного, и вход должен был быть в конце извилистого коридора, по которому они сейчас шли. Как только они повернули за угол, её взгляд упал на столь знакомую калитку. Выкованная из золотистого металла, она радовала глаз изысканным узором из цветов и трав даже в такой пасмурный день, как сегодня. Не удержавшись, Сельвен дотронулась до одного из сверкающих металлических листков и улыбнулась.

— Ну вот мы и здесь, — она обернулась, с удивлением отметив, что Ирина сильно отстала. Смертная тяжело дышала, а глаза горели болезненным огнём. — Ты в поря…

Но та не дала ей договорить и только махнула рукой.

— Да. Всё хорошо. Просто отвыкла бегать по лестницам с такой скоростью и в таком количестве, — и иронично дёрнула бровью: — В следующий раз предупреждай заранее, я компас возьму.

— Что?

— А! Не важно. Одно скажу — нам придётся сюда ещё вернуться, потому как ни величия, ни красоты я не успела разглядеть.

Сельвен тихо захихикала.

— Обещаю. Мы ещё вернёмся. Прости, что задала такой быстрый темп, просто отец попросил нас поторопиться.

Вкратце объяснив, зачем они здесь, они рука об руку скрылись в саду.

Ей казалось, что она перенеслась назад во времени. Среди цветущих растений и кустарников она вновь ощутила себя такой, какой была несколько столетий назад. Руки машинально находили нужные травы и листья, передавая их Ирине, которая в молчаливом восхищении шла рядом. Королевский сад было одним из тех мест, по которым она часто скучала вдалеке от родного дома, воспоминания о нём нередко скрашивали её одиночество во время странствий. Здесь легко можно было потерять счёт времени, поэтому Сельвен постоянно мысленно прокручивала данный отцом список. Остановившись на мгновение, она проверила содержимое корзины.

«Кажется, всё. Можно возвращаться», — отметила она про себя.

— Так значит вести о том, что Сельвен, дочь Фаэлона, вернулась, оказались правдивыми, — прозвучал глубокий мужской голос за их спинами.

Эти едва уловимые повелительные нотки она узнала бы где угодно и, быстро развернувшись, почтительно поклонилась новоприбывшему, краем глаза отметив, что Ирина последовала её примеру. Всё-таки неожиданная грация смертной не переставала её удивлять.

— Ваше Величество, приветствую вас. Простите нас, если нарушили ваше уединение и покой. Отец послал меня.

— Поднимись, дочь леса. Тебе не за что просить прощение.

Сельвен послушалась и взглянула на короля. На нём не было короны, и одет он был в свободную мантию из тяжёлого шёлка изумрудного цвета, который ещё больше оттенял его прямые светлые волосы, делая их почти серебристыми. Пронзительные серо-голубые глаза изучающе смотрели на неё из-под тёмных бровей. Эти правильные и благородные, горделивые и немного холодные черты лица короля Трандуила Орофериона лишили не одну эльфийскую деву сна и покоя. Однако до сих пор трон королевы Лихолесья так и оставался пустым. Ходили слухи, что после «ухода» матери наследного принца Леголаса, сердце его отца навсегда закрылось. Но другие голоса шептались по углам, что тот альянс был только политическим, а по сему многие эльфийки всё ещё тешили себя надеждой завоевать сердце властителя. Сказать по правде, мнения и тех, и других мало интересовали Сельвен, и Трандуил всегда оставался для неё только правителем, не более и не менее.

После непродолжительной паузы, он продолжил:

— Тебя долго не было. Возможно, на этот раз весна не прогонит тебя прочь?..

— Ваше Величество, я не могу ответить на этот вопрос, пока зов дорог ещё звучит в моём сердце, — Сельвен чуть склонила голову, про себя отметив, что почти отвыкла от придворного красноречия эльфов, хотя раньше это было почти её второй натурой.

— Смотри, чтобы этот зов не заглушил твоё истинное призвание. Ты — дочь леса, и не можешь вечно скитаться. Твои отец и брат будут рады, когда ты вернёшься и займёшь достойное место среди своего народа.

После этих слов она ответила не сразу.

— Ваше Величество, я искренне благодарна вам за эти мудрые слова. Однако, прежде чем занять место среди своего народа, я должна доказать самой себе, что этого достойна, — она почтительно опустила глаза. — Но моё сердце всегда светлеет от мыслей о лесе и знаниях, что меня здесь ждут.

Трандуил, чуть склонив голову на бок, обдумывал её завуалированный отказ.

— Надеюсь, тебе не потребуется вечность для этого, — его голос прозвучал несколько отстранённо и холодно. — Особенно тогда, когда ты можешь быть полезна здесь.

Услышав последние слова, Сельвен мысленно хлопнула себя по лбу: им нужно было спешить.

— Вы без сомнения правы, Ваше Величество, — она решительно выпрямилась. — Отец поручил мне собрать травы для противоядия. Смею надеяться, что вы простите мою неучтивость и позволите мне и моей служанке удалиться в лабораторию.

— Твоя служанка… Скажи ей, что она может подняться, — король небрежно взмахнул рукой.

Только сейчас Сельвен заметила, что всё это время Ирина продолжала стоять, замерев в поклоне с опущенной головой.

— Даэ, ты можешь подняться, — бросила она через плечо и снова обернулась к королю. Выражение его лица так и осталось отстранённо-надменным, и только взгляд был устремлён за её плечо. Ей вдруг подумалось, что внимание лесного владыки чуть дольше положенного задержалось на смертной, хотя, скорее всего, это ей только показалось.

— Не буду тебя более задерживать, Сельвен. Ты можешь идти. Думаю, твой отец тебя уже заждался.

В ответ она ещё раз низко поклонилась, подала знак своей спутнице следовать за собой и поспешила к выходу. А позади них Трандуил вполоборота внимательно наблюдал за удаляющимися женскими фигурами, уголки его губ приподнялись в еле заметной улыбке, но ни эльфийка, ни человеческая женщина этого уже не увидели.

Глава опубликована: 23.05.2018

22. Не обещайте деве юной

Сельвен спешила и немного нервничала. Отчего-то разговор с королём никак не шёл у неё из головы, и, вдобавок, она не знала, как долго они пробыли в саду. Поэтому они с Ириной практически влетели в лабораторию, чем заслужили удивлённый взгляд Фаэлона.

— Дитя моё, что-то случилось?

— Нет, Adar. Я переживала, что мы потеряли слишком много времени в саду, а потом…

— Тихо, тихо. Сельвен, не переживай. У меня ещё были ингредиенты.

— Я помогу, — выпалила она, даже не дослушав, и решительно направилась к рабочему столу. Фаэлон окинул дочь и человеческую женщину критическим взглядом и нахмурился.

— Нет, — остановил он её жестом. — Сначала ты и Даэ успокоитесь.

— Но…

— Никаких возражений. Иди, налей себе и своей помощнице воды, — он решительно отвернулся и продолжил что-то мешать в небольшом сосуде на столе.

Сельвен разочарованно вздохнула, но спорить с отцом было бесполезно, и она жестом пригласила свою спутницу проследовать в небольшую комнату, где расположен кабинет. Но как только дверь за ними закрылась, Ирина яростно вцепилась в её ладонь. От неожиданности и того, какими ледяными оказались ее руки, Сельвен аж подскочила на месте.

— Ирина, ты что?

— Кто это был?

— То есть?

— В саду. Кто был этот эльф? Кто-то важный, я права? — она говорила быстро, чуть запинаясь, что выдавало её крайнее волнение.

— Да что с тобой?!

— Кто это был?

В ответ Сельвен невольно хмыкнула.

— Тебе выпала большая честь. Сегодня ты повстречала никого иного, как самого Трандуила Орофериона.

Каре-зелёные глаза подозрительно прищурились.

— И он…

— Король Лихолесья.

Ирина резко отпустила её руку и отступила на несколько шагов назад.

— Твою мать! Как король? Ты шутишь? — из ее груди вырвался нервный смешок. — Нет, ну надо было мне так вляпаться!

— Ирина? Я тебя не понимаю… — но та её не слушала, и, зажмурив глаза, что-то бурчала себе под нос на своём непонятном языке. Сельвен настороженно молчала, параллельно прокручивая в голове их встречу с Трандуилом, пытаясь понять, что могло так расстроить её помощницу. Но на ум ничего не приходило, и она уже начала сама нервничать, как её вдруг осенила одна догадка.— Ирина? — начала она очень тихо, но бормотание неожиданно прекратилось. — Ты видела его раньше, ведь так?

Она открыла глаза и медленно утвердительно кивнула.

— И тогда на нём было значительно меньше одежды, — не скрывая иронии в голосе, добавила она.

Это, конечно, многое объясняло. Теперь их единственной надеждой было то, что король не узнал Ирину. Сельвен впервые мысленно поблагодарила королевского дворецкого за введённый порядок, обязывающий людей скрывать лица.

— Ирина, не стоит так переживать, — попыталась она успокоить смертную.

— Ты сама-то веришь в то, что говоришь? — тут же последовал саркастический вопрос.

— Нет, — призналась Сельвен. — Но не думаю, что он тебя узнал. Ведь твои и лицо, и волосы скрыты.

Какое-то время Ирина только хмурилась, скрестив руки на груди, и лишь после продолжительной паузы тихо проговорила:

— Возможно, ты права. Я буду надеяться. Но, Сельвен, мы не можем и дальше полагаться на удачу и скорое возвращение твоего брата…

— Что ты имеешь в виду?

— Мне нельзя здесь оставаться и прятаться по углам до весны.

С этим она вынуждена была согласиться:

— Я знаю. И попытаюсь что-нибудь придумать, но для этого понадобится некоторое время…

Вместо ответа Ирина неожиданно подалась вперёд и крепко обняла эльфийку.

— Ты даже не представляешь, как это для меня важно, — прошептала она еле слышно, а Сельвен снова почувствовала исходящую от нее энергию.

Она заключила смертную в ответные объятия, с удивлением ощущая необычайную лёгкость, будто всё внутри неё наполнилось тёплым светом. Они стояли так несколько мгновений, пока Ирина сама не отстранилась. Каре-зелёные глаза смотрели неотрывно и как-то странно, отчего Сельвен вдруг стало не по себе.

— Я сделаю всё, что в моих силах. Обещаю, — неожиданно для себя проговорила она, решив прервать затянувшееся молчание.

— Знаю, — уголки губ Ирины дёрнулись в полуулыбке.

Возможно, будь у них время, она и попыталась бы растолковать это странное поведение, но им надо было спешить.

— Идём. Наша помощь требуется в лаборатории.

Только тогда Ирина моргнула и чуть встряхнула головой, словно освобождаясь ото сна.

— Конечно. Только скажи, что мне надо делать.

Они пробыли в больничном крыле до самого вечера, мелко нарезая, растирая в пыль, помешивая отвар, где кипятились всевозможные травы, ягоды и листья. Когда молчаливые слуги внесли в лабораторию зажженные светильники, Фаэлон объявил, что Сельвен и Даэ могут идти. Дочь попыталась было возразить, но тот был непреклонен и чуть ли не вытолкал их за дверь.

Они возвращались домой по опустевшему и потемневшему дворцу. В свете изысканных светильников верхние ярусы казались почти неузнаваемыми и волшебными, будто вырванными из какого-то параллельного мира. Обе были задумчивы и молчаливы. По-видимому, давала о себе знать усталость после насыщенного событиями дня.

Когда им в лицо ударил прохладный воздух ночного леса, Ирина чуть замедлила шаг, вдыхая полной грудью.

— Знаешь, Сельвен, я, кажется, понимаю, почему ты предпочитаешь жить вне дворца, — она впервые заговорила с того самого момента, как они покинули лабораторию.

— И почему же? — искренне удивилась та.

— Там себя ощущаешь, как птица в клетке. В золотой, но всё же клетке.

Это заставило Сельвен ненадолго задуматься.

— Хм-м-м… Признаюсь, я никогда не думала о дворцовой жизни именно так, но твоё сравнение как нельзя точно подходит, — она замолчала, и, неожиданно для самих себя, обе весело рассмеялись. В таком приподнятом расположении духа они проделали остаток пути и, подходя к дому главного лекаря, всё ещё продолжали тихо хихикать.

Здание встретило их звенящей тишиной и темнотой пустых комнат. И если Сельвен отсутствие света не доставляло неудобств, то Ирина заметно занервничала. Почему, она не стала разбираться, а только крепко сжала ладонь своей спутницы и, шепнув: «Иди за мной», — и проследовала вглубь дома.

Та немного расслабилась, лишь когда сгустившийся мрак развеяли зажжённые свечи. Обе женщины находились на кухне, где, стоя на коленях, пытались развести огонь в камине.

— Нет, всё же странно, что служанки не позаботились об этом, — с толикой раздражения в голосе заметила Сельвен. — Да и вообще, куда они пропали?

— Наверное, решили, что этим должна заняться твоя служанка. Они же не знают, что я ни на что не гожусь, — хмыкнула в ответ Ирина.

— Зачем ты так? — Сельвен полуобернулась, с укором глядя на нее. — В лаборатории ты со всем отлично справилась. — Ирина резко выдохнула и устало уселась прямо на пол, вытянув ноги. — Что-то не так? — поинтересовалась она, продолжая возиться с камином.

— Не знаю, Сельвен. Мне неспокойно, — они встретились взглядами. — С того момента, как мы вышли за дворцовые двери, меня не покидает какое-то дурное предчувствие…

Однако она не успела договорить, потому как в следующий момент, словно в ответ на её слова, во входную дверь громко и настойчиво постучали.


* * *


Моя голова шла кругом, причём в прямом и переносном смысле. Сначала ночные галлюцинации и утренний кошмар, потом «знакомство» с виновником моего наваждения, а теперь ещё и это.

Я стояла лицом к разожжённому камину в то время, как за моей спиной Сельвен раздражённо мерила шагами пространство кухни. Она была в ярости и не скрывала этого.

— Повтори, — сорвалось с моих губ, и я сама удивилась, насколько мой спокойный голос не соответствовал закипавшему внутри гневу. Шаги за спиной резко стихли.

— Зачем? — она шумно выдохнула. — Если я прочту ещё раз, это всё равно ничего не изменит, — но, получив в ответ лишь моё упрямое молчание, Сельвен вновь принялась за чтение, и с каждым словом её обычно спокойный голос набирал обороты. Да и мне самой приходилось всё крепче стискивать зубы и сжимать кулаки. — В связи с приближением дней осенних торжеств и глубоко почитаемого всеми эльфами праздника Света Звёзд, указом главного королевского дворецкого… — она резко втянула воздух, — повелевается передать всех слуг человеческой расы в полное распоряжение и пользование королевского двора, дабы обеспечить подготовку всего необходимого для наступающих праздничных дней, — прежде, чем продолжить, она делано прочистила горло. — Я всё же не понимаю, зачем тебе это повторно слушать, но это твоё дело. Где я остановилась? А, вот тут. Слуги должны быть доставлены к главному входу для распределения обязанностей не позднее рассвета завтрашнего дня. Все задействованные люди будут возвращены владельцам после окончания празднеств или же по мере того, как в их услугах перестанут нуждаться. Подпись: Эглерион, главный королевский дворецкий.

Последние слова Сельвен почти что выплюнула, никак не скрывая своё презрение. На кухне повисло напряжённое молчание, и она первой его нарушила:

— Прости.

— Прости? — прошептала я с сарказмом, продолжая наблюдать за языками пламени.

— Такого никогда не было…

— Не было? Ты хочешь сказать, что вы не всегда относились к человеческим слугам, как к собственности? Потому что мне не верится, что это случилось за один день…

— Что ты от меня хочешь? — повысила голос моя она. — Мне это также противно читать, как тебе слушать! Я хотела помочь тебе! Откуда мне было знать, что им резко станет не хватать поломоек?!

— И что теперь? — парировала я через плечо.

— Это только до праздника.

И тут меня понесло. И дело было не в том, что письмо опускало меня в ранг собственности, хотя, чего таить, это обидно и унизительно царапало самолюбие и гордость. И не в том, что теперь мне придётся из уютной спальни перебраться в бараки на нижнем уровне, или, что меня заставят мыть полы или что там ещё. А всё упиралось в то, что моё время ускользало, словно песок сквозь пальцы, и две или три недели могли оказаться остатком моего жизненного срока, который я никак не желала провести с тряпкой в руке, особенно там, куда меня затащили не по моей воле. Кроме того, если нас с Сельвен разделят, осуществление любого плана побега значительно затрудняется.

— Мне необходимо выбраться отсюда как можно скорее, — еле сдерживаясь, я снова повысила голос, резко развернувшись лицом к Сельвен.

— Я постараюсь помочь… Что до приготовлений, то они займут недели две, а то и три…

— Две или три? Да у меня может и пяти дней нет! И если от моей смертной жизни остались считанные дни, я должна завершить начатое, а не отмывать дворец для чужого праздника! — внутри всё кипело от эмоций, казалось, под кожей сама кровь вскипела в венах.

— Ирина…

— Нет! Я не просила меня тащить в королевство и я не являюсь тут служанкой и собственностью!

При последних словах Сельвен охнула, и попятилась. Её глаза расширились, и теперь в них читался плохо скрываемый страх.

— Ирина…— прошептала она на выдохе. — Огонь…— она неотрывно смотрела куда-то за меня, и я невольно проследила за её взглядом. Пламя за моей спиной окрасилось в ярко-изумрудный цвет, а его языки, вырываясь из камина, преданно и даже игриво лизали мне руки, не причиняя вреда. Это выглядело так необычно и завораживающе, что я залюбовалась. — Что это? — вырвал меня из транса её встревоженный голос.

— Не знаю… — последовал мой рассеянный ответ. — Вернее знаю, но не знаю, как так получилось, — внутренняя буря постепенно успокаивалась, и изумрудный огонь, словно чувствуя перемену в моём настроении, тоже отступал, светлел, теряя зелёные всполохи, пока не вернулся к прежним размерам. Всё это время Сельвен внимательно наблюдала за мной, и когда в камине вновь заплясало обычное пламя, вдруг развернулась и отправилась к входной двери. — Ты куда?

Она резко остановилась и оглянулась на меня через плечо.

— Тебе нельзя во дворец. Твои эмоции тебя выдадут. Я попытаюсь вразумить этого напыщенного индюка.

— Кого?

— Эглериона, главного королевского дворецкого, — с этими словами эльфийка скрылась в темноте коридора, и в следующее мгновение дом огласил звук захлопнутой двери. Мне не оставалось ничего, кроме того, чтобы ждать.


* * *


Оказавшись перед высокими створчатыми дверьми, она на мгновение замерла, но, глубоко вздохнув, тут же решительно постучала. Ответ не заставил себя долго ждать, и она вошла внутрь.

В приёмной ничего не изменилось. Казалось, что даже брошенные небрежно книги были всё те же, что и три столетия назад. Абсолютно таким же остался и эльф, который сидел склонившись за массивным столом, что-то спешно дописывая металлическим пером. Пепельные волосы, светлые глаза, молочная кожа — он всегда казался ей каким-то безликим, а отсутствие эмоций делали красивое и даже утончённое лицо отталкивающим. Единственное, что было ярким в его внешности — это расшитый золотом камзол из зелёного бархата. Прошло несколько долгих секунд, прежде чем сидящий перед ней эльф отложил тускло поблёскивающий в свете свечей письменный прибор и обратил внимание на вошедшую.

— Леди Сельвен? — на его лице не дрогнул ни один мускул, и только брови над холодными серыми глазами удивлённо дёрнулись вверх.

— Милорд, — она чуть присела в официальном приветствии.

— Я, право, не ожидал вас здесь увидеть, хотя и слышал о вашем возвращении, — он чуть приподнялся и снова сел за стол, откинувшись на спинку стула. — Так чем я обязан вашему визиту, особенно в столь поздний час? Учитывая обстоятельства, позволю предположить, что дело срочное, — тонкие пальцы его бледных рук выжидательно постукивали по столу.

Его нескрываемый высокомерный тон и самоуверенность начинали действовать ей на нервы. Однако это было лишь частью дворцовой игры, в которую она хоть почти и разучилась играть, но точно не забыла. Поэтому, расправив плечи и сладко улыбнувшись, Сельвен ответила:

— Лорд Эглерион, мне право не ловко беспокоить вас в столь поздний час, но я позволила себе это, зная о вашем рвении и трудолюбии на благо королевства, — она невольно внутренне скривилась от слащавой лести слов, но отступать было нельзя. — И вы как всегда проницательны, ибо дело действительно срочное, — она скромно опустила голову, приседая в глубоком реверансе, прекрасно зная, что теперь взгляд королевского дворецкого направлен на приоткрывшееся его взору декольте. Мысленно досчитав до трёх, она медленно поднялась и, будто нерешительно, встретилась взглядом с эльфом. И похоже смесь флирта и лести подействовали, потому как серые глаза теперь значительно потеплели.

— Прошу вас, леди Сельвен, не томите. Если это в моих силах, то я постараюсь вам помочь.

— Милорд, сегодня вечером ко мне пришёл посыльный с письменным требованием отослать всех человеческих слуг завтра ко двору. — Эглерион не мигая наблюдал за ней. — Я понимаю причины этого решения, но тем не менее была очень удивлена, увидев в списке и имя моей привезённой помощницы. Это, наверное, какая-то ошибка, ведь она не состоит на службе королевства, а по сему…

Но королевский дворецкий прервал её жестом.

— Леди Сельвен, здесь нет ошибки. По указу все человеческие слуги, находящиеся в Лихолесье, должны на время торжеств перейти в моё распоряжение. Сожалею, что вам пришлось проделать весь этот путь для того, чтобы услышать это.

Он снисходительно улыбнулся, отчего она лишь стиснула зубы.

— Но, милорд, моя помощница мне необходима. Я во многом полагаюсь только на её услуги.

— Я вас прекрасно понимаю и готов вам помочь, — неожиданно быстро ответил сидящий перед ней эльф. — Мне известно, что каждой даме требуется помощь для того, чтобы достойно выглядеть при дворе нашего короля, поэтому, конечно же, не стану забирать у них их служанок, — он замолчал, предоставив Сельвен самой гадать, что это могло значить.

— То есть Даэ сможет остаться у меня?

— Боюсь, что нет.

— Тогда я вас не понимаю, милорд, — она чувствовала, что он её всё больше и больше запутывал.

— Леди Сельвен, всё очень просто. Прислуга остаётся только у придворных дам. Если вы решите вернуть своё прежнее положение при дворе, я готов буду оказать посильное содействие. Это, конечно же, будет нелегко, учитывая, как долго вас не было, но, думаю, что-нибудь да удастся сделать. Понимаете…

Но Сельвен его перебила:

— То есть для того, чтобы Даэ осталась при мне, мне надо вернуться ко двору?

— Сожалею, но Даэ или как её там, у вас не останется, миледи. Она здесь чужая, а место при дворе — это большая честь. Вам предоставят другую, более опытную служанку.

— Я вернусь ко двору, только если Даэ останется при мне, — упрямо проговорила она.

— Боюсь, вы не в том положении, чтобы выдвигать свои условия, леди Сельвен, — процедил в ответ Эглерион, не скрывая сарказма.

Она почувствовала, как от его слов по спине пробежал холодок.

— Эта женщина помогает в лаборатории и больничном крыле, — не уступала она, но эльф лишь криво усмехнулся.

— То есть вы хотите сказать, что главный королевский лекарь не справляется? Возможно, ему действительно нужна помощь… или нам нужен новый главный лекарь, — от негодования у Сельвен перехватило дыхание, но прежде чем она успела возразить, Эглерион продолжил. — Дорогая леди Сельвен, вы, наверное, никогда не задумывались о том, какие последствия имело ваше бегство для вашей семьи? Как вы думаете, почему ваш отец потерял своё место при совете? Это только благодаря вашему брату и его талантам, лорд Фаэлон сумел сохранить свой пост, да и самому Ровиону пришлось долго доказывать, что он достоин быть капитаном стражи, несмотря на прошлое своей семьи.

— При чём тут моя семья?

— А при том, что вы, ваше поведение и репутация стоили Фаэлону и его сыну их положения не только при дворе, но и в королевстве в целом! — его тон был жёстким и надменным. — Вы были удостоены чести быть приближённой ко двору короля Трандуила Орофериона, но пренебрегли этим и сбежали, предав свой народ и семью.

— Вы не имеете права так со мной говорить! Я никого не предавала и не сбегала. — она повысила голос, гордо вскинув голову.

— Леди Сельвен, ваше поведение, постоянные появления и исчезновения терпят только из-за заслуг вашего брата и из милости к вашему отцу. Но времена меняются, лес становится всё опасней, и вам скоро придётся сделать выбор.

— И что это за выбор, лорд Эглерион? — сверкнула глазами Сельвен.

— Остаться со своим народом и семьёй или же навеки стать странницей без роду и племени.

— Вы мне угрожаете?

— Нет, предупреждаю. Если этой весной вы опять покинете Лихолесье, это может оказаться навсегда. Мы хотим оградить наш народ от дурного воздействия, а в вас, леди Сельвен, похоже, слишком ярко проявилась кровь вашей матери.

— Не смейте упоминать мою мать! Вы о ней ничего не знаете! Ваши слова, лорд Эглерион, полны яда и лицемерия. Вы сохраняете прислугу у придворных дам, но забираете из больничного крыла. Какая странная у вас забота о благе народа! Что касается меня, то почему-то меня не удивляет та желчь, что срывается у вас с языка. Или думаете, мне не известно, что это вы исключили моего отца из совета? Что же касается моего изгнания, то не вам это решать. Пока Лихолесьем правит король Трандуил Ороферион, а не главный королевский дворецкий Эглерион. В вас говорит не забота о королевстве, а только обида и уязвлённые самолюбие и гордость отвергнутого мужчины!

Разговор был окончен, и она уже взялась было за ручку двери, как Эглерион неожиданно оказался рядом с ней, резко развернув к себе лицом. Серые глаза потемнели от гнева, бледные пальцы с силой впивались в предплечья. Сельвен оказалась зажатой между дверью и возвышающимся над ней Эглерионом.

— Ты, неблагодарная девчонка! — прошипел он над самым ухом, и его горячее дыхание опалило её обнажённую шею. — Я хотел только спасти тебя от самой себя, — от его близости к горлу подступила тошнота. Она попыталась дёрнуться, но он лишь усилил хватку. Эглерионсклонился к ней, но она успела отвернуться в бок, он резко втянул воздух. — Твой аромат всегда казался мне таким сладостным. Я видел тебя тогда, Сельвен.

Его голос был чуть хриплым и сдавленным. И вдруг ей стала ясна вся серьёзность её положения. Она была одна, в личном кабинете дворецкого, поздно ночью. Стражников в этой части дворца уже не было, а значит её никто не услышит… Мысли в голове завертелись с безумной скоростью, и Сельвен неожиданно для себя вспомнила слова одной беглой наложницы из Харада: «Будь то орк, человек или эльф, у мужчины есть только одна слабость, через которую ты можешь доставить ему великое наслаждение или иступляющую боль. Поэтому действуй по обстоятельствам». И сейчас были именно те обстоятельства. Она чуть повернула голову и проговорила сквозь стиснутые зубы на ухо склонившемуся над ней мужчине:

— Если ты сейчас же меня не отпустишь, я позабочусь о том, чтобы твои яйца стекли на пол, — Эглерион напрягся и еле заметно вздрогнул, явно не ожидая подобных выражений от девы леса. Он чуть отстранился, недоверчиво прищурив глаза, но Сельвен оставалась на удивление спокойной. — И поверь мне, я знаю, как это сделать с должным эффектом.

Прошло несколько долгих секунд, прежде чем эльф отступил и наконец разжал пальцы. Она мысленно скривилась от боли в предплечьях, где, скорее всего, останутся следы, но внешне даже не моргнула.

— Твоя служанка завтра же будет доставлена во дворец, если не по своей воле, так волоком, — процедил Эглерион, зло сверкая глазами.

— Она останется во дворце на неделю. Иначе совет завтра же узнает о том, что сейчас произошло.

— Тебе никто не поверит, — но в его голосе не чувствовалось былой уверенности.

— Ты в этом уверен? — усмехнулась Сельвен. — Совет, может, и нет, а вот их жёны и дочери — да.

Серые глаза удивлённо расширились.

— Ты меня шантажируешь?

— Нет, предупреждаю, — с этими словами, она развернулась и молча вышла из кабинета.

Как только Сельвен оказалась за дверью, казалось, что все силы и уверенность её покинули, и она чуть не покачнулась на подгибающихся ногах. Поэтому, с каждым шагом, уносившим её всё дальше и дальше от проклятого кабинета, она всё ускоряла темп. Теперь она почти бежала по полутёмным извилистым коридорам, стараясь не думать о том, что произошло и что ей наговорил главный дворецкий. Она неслась, почти не разбирая дороги, когда её тело неожиданно врезалось в чью-то спину, и она бы упала навзничь, если бы чьи-то ловкие руки вовремя не подхватили её.

— Прошу прощения. Я слишком торопилась и не увидела вас…

— Сельвен? Ты ли это? — этот голос она бы не спутала ни с кем, и её сердце предательски сжалось. «О нет, только не он. Только не сейчас. Его вообще не должно быть здесь», — пыталась она уговорить себя мысленно, но это были его глаза, его черты. — Сельвен, что случилось? Почему ты плачешь?

Только сейчас она поняла, что по щекам самопроизвольно катились слёзы.

— Ваше высочество, вы уже вернулись? — это был самый идиотский вопрос, который можно было задать в данной ситуации, но единственный, что пришёл ей в голову.

Принц чуть нахмурился, всё ещё удерживая её в руках. Сельвен попыталась отстраниться, но он не отпускал, невольно сжимая ноющие предплечья.

— Я приехал с раненными и доставил отчёт отцу. Через пару дней снова уеду… Но, Сельвен, объясни мне, что случилось? Тебя кто-то обидел?

Ей захотелось взвыть в голос или рассмеяться ему в лицо, но она не сделала ни того ни другого.

— Ваше высочество, пожалуйста, отпустите меня, — принц нехотя дал ей высвободиться, всё ещё с подозрением глядя на нее. Та, в свою очередь, присела в быстром поклоне и, буркнув: «Мне надо идти», — чуть ли не бегом поспешила прочь.

— Сельвен! — крикнул он ей в вдогонку, но она, казалось, только прибавила шаг.


* * *


В этот год она ожидала празднование Йестаре с особым нетерпением и даже трепетом. Она чувствовала себя так, будто только недавно вступила в совершеннолетие, и это должен был быть её первый взрослый бал, на котором ей разрешено будет танцевать не только с девами, но и с эльфами противоположного пола. Это, конечно, было не так, и с момента её вступления в возраст миновало уже почти три столетия, но она всё равно с упоением наслаждалась охватившей её эйфорией. Иногда, сидя в королевской библиотеке, вместо чтения она пыталась определить причину своего настроения, но не находила никакого должного объяснения, кроме одного. Впервые в своей жизни она не чувствовала себя чужаком.

Год назад, она со скрипом поддалась уговорам брата «занять достойное её статуса место при дворе». Тогда он соблазнил её возможностью получить доступ к главной королевской библиотеке, а она, неожиданно для себя, нашла не только знания, но и добрых и открытых друзей среди молодых эльфиек. Поэтому на нынешнем пиру она не будет стоять в тени, наблюдая за танцующими парами, как было раньше, а сама будет в центре веселья и музыки. Ровион шутил, что никак не думал, что из его застенчивой и даже диковатой сестры получится настоящая придворная дама. Брат не раз сетовал на то, что из-за возрастающего числа поклонников его сестры, ему было бы спокойнее, если бы она проводила больше времени, как прежде, в библиотеке, а не в садах верхних уровней дворца. Ровион, конечно же, просто дразнил её, прекрасно зная, что она всё также с упоением зачитывалась старинными фолиантами, и в тайне даже гордился тем, каким успехом пользовалась его сестра.

В день торжества она долго бродила по дворцу, с изумлением рассматривая изысканные цветочные гирлянды и разноцветные фонарики, которыми теперь были украшены коридоры и залы. Кругом витал тонкий аромат свежей зелени и первых цветов. И несмотря на то, что она немного нервничала перед приходом придворной портнихи, с её губ не сходила мечтательная улыбка.

Бальный наряд превзошёл все её ожидания. Хитро скроенное платье состояло из множества слоёв полупрозрачного шёлка разных оттенков зелёного, из-за чего казалось лёгким, почти воздушным. Фасон выгодно подчеркивал стройную фигуру и обнажал белоснежные плечи. Тонкая золотая вышивка, точно в тон подобранная к оттенку её распущенных волос, украшала ворот и широкие рукава наряда, чуть мерцая при свете свечей. Она смотрела в зеркало, с трудом узнавая себя в отражении. «Ах, Сельвен! Дитя, ты так прекрасна. Если бы только твоя мать могла тебя сейчас увидеть», — еле слышно проговорила придворная портниха, смахивая подолом слезу. Ходили слухи, что мастерица застала не только мать Сельвен, но и последнюю королеву Лихолесья, и даже расшивала свадебный наряд матери самого Трандуила. Было то правдой или нет, она не знала, но с почтенной искусницей у неё сложились особые доверительные отношения. Ведь она была почти единственной при дворе, кто говорил о матери Сельвен без капли презрения, а скорее наоборот, с теплотой и даже нежностью. «Но тебе пора, дитя. Ты же не хочешь опоздать на торжественную церемонию», — заторопилась портниха, всплеснув руками.

Она вступила в тронный зал под руку со своим братом, и их статная пара привлекла много одобряющих взглядов. Сначала излишнее внимание её немного смущало, но как только заиграли первые аккорды мелодии, она позабыла обо всём, отдаваясь во власть танца и музыки. В тот вечер она чувствовала себя лёгкой и беззаботной, словно птица, залетевшая сюда из весеннего леса. Партнёры сменяли друг друга, от выпитого вина голова чуть кружилась, а тело казалось невесомым. Однако в какой-то момент яркость огней и непрерывные хороводы смеющихся пар стали её утомлять, и она, незаметно выскользнув из зала, поспешила в единственное место, где её душа могла отдохнуть от пышных торжеств.

Лес встретил её величественной тишиной и спокойствием. По сравнению с яркими огнями королевского дворца, вековые зелёные своды казались темнее обычного, но это её мало беспокоило, ведь дорогу до заветной поляны она нашла бы и с закрытыми глазами. Когда заросли расступились, и её взору открылось раскинувшееся посреди леса небольшое озеро, она невольно замерла с мечтательной улыбкой на устах. Утопающая в лучах полной луны нетронутая водная гладь казалась зеркалом, в которое любовалось на себя звёздное небо. В ночной тиши не было слышно ни звука, кроме её собственного дыхания и размеренных ударов сердца. Она стояла оперевшись на молодое деревце на берегу, не в силах оторвать глаз от царившей вокруг красоты, упиваясь чувством необъяснимого счастья и эйфории. Поэтому заметила его присутствие только тогда, когда за спиной раздался мягкий голос. От неожиданности она чуть не вскрикнула и резко обернулась.

Её реакция его явно позабавила, он улыбался, а в ясных голубых глазах заплясали озорные искры.

— Вы напугали меня, Ваше высочество…

Но он делано нахмурился.

— Сельвен, прошу тебя, мы не во дворце.

— И то верно, — хмыкнула она в ответ. — Ладно, Леголас, ты меня чуть дара речи не лишил. Зачем так подкрадываться?

— Лишить тебя дара речи? Не буду скрывать, это звучит соблазнительно, и думаю, твой брат это даже оценит… Но нет, это не входило в мои планы, — он игриво усмехнулся. — Я право думал, что ты заметишь меня. Что, сказывается весеннее вино?

Она придала лицу нарочито серьёзное выражение, скрестив руки на груди.

— В отличии от тебя и моего брата, у меня не было времени насладиться изысканными сортами королевских погребов.

— Это верно, — неожиданно тихо проговорил он. — Ты сегодня весь вечер порхала по залу. Кстати, именно за этим я и пришёл.

— То есть?

— Сегодня ты танцевала со всеми, но только не со мной. А ведь ты мне обещала…

— Ваше высочество, уж не ревнуете ли вы меня? — она наигранно схватилась за сердце, но в следующее мгновение весело рассмеялась и иронично дёрнула бровью. — Коли так, так почему же ты меня не пригласил?

— Залюбовался, а потом ты упорхнула. Пришлось бросить всё и искать тебя по лесу, — он задорно подмигнул ей в ответ. — Ну так что, я получу свой танец?

— А как же музыка?

— Я тебе спою, — прошептал он, делая шаг вперёд, и протягивая ей руку. Наверное, будь на его месте кто-то другой, она бы отказала. Но это был Леголас, в ком она видела не столько наследного принца, сколько друга и своего старшего брата. Поэтому и доверяла почти также, как и Ровиону.

Его чистый глубокий голос пел о весне и первых цветах, о пробуждающейся жизни и звёздах над ними. Эльф и эльфийка легко кружились по лунной поляне, взявшись за руки. Но постепенно их движения стали более медленными и размеренными, она то ускользала от него, то их пальцы вновь переплетались. Это не было похоже ни на один из придворных танцев, но они оба каким-то шестым чувством угадывали повороты и шаги друг друга. Они моментами расходились, но только для того, чтобы вновь встретиться под сияющими звёздами. В какой-то момент их разделяло лишь дыхание, а его песня превратилась в шёлковый шёпот, который эхом отдавался у неё в груди. И в тот момент она вдруг поняла, почему так ждала праздника весны. Ведь на этот раз весна была и в её сердце, которое билось ярким и искренним чувством к тому, кто теперь неотрывно смотрел на неё сияющими голубыми глазами.

Когда его губы коснулись её, на них ещё чувствовался сладковатый вкус вина и фруктов. Поцелуи, сначала нежные и даже робкие, постепенно становились более чувственными и требовательными, и она отвечала ему с нетерпеливой страстью. Одной рукой он крепко прижимал её за талию к себе, будто боялся, что она вырвется и убежит, в то время как другая скользнула вниз, очертив невидимую линию по обнажённой шее к груди. Пальцы вырисовывали призрачные узоры, лаская затвердевшие соски под невесомой тканью лифа. С её губ сорвался сладостный стон, и Леголас прижал её ещё крепче, углубляя поцелуй, страстно переплетая их языки. В какой-то момент он легко подхватил её на руки, унося под сень деревьев, и бережно опустил на мягкий ковёр лесных цветов. Её тело горело неведанным огнём первого желания и чувства. Он ласкал её там, где она даже в одиночестве не решалась прикасаться к себе, и, казалось, знал её лучше неё самой. Когда его поцелуи обжигая живот, спускаясь всё ниже, нашли центр её наслаждения, её тело самопроизвольно выгнулось, и от новых ощущений перехватило дыхание. Она попыталась вырваться, но его крепкие руки уверенно удерживали её на месте. Его язык, губы, пальцы сводили с ума новыми, неведанными ласками. Волна первого оргазма захватила её неожиданно и она громко застонала от острого наслаждения. Он накрыл её своим телом, с улыбкой наблюдая за игрой эмоций на лице. И снова поцелуй, и теперь на его губах она чувствовала терпкий вкус своего желания. Она отдавалась ему вся без остатка, и даже боль, когда он вошёл в неё, показалась ей сладостной и желанной. В ту ночь она принадлежала ему, а он ей. И это её имя он повторял снова и снова, когда его собственное наслаждение накрыло его с головой. А потом они лежали на мягкой траве, и он нежно целовал её ещё не высохшие слёзы, крепко прижимая к своей груди. Так они и заснули, переплетённые в объятиях друг друга, под покровом древнего леса.

Она резко пробудилась спустя всего лишь несколько часов, потому что вокруг всё ещё царила ночь. Леголас безмятежно спал рядом с ней, еле заметная улыбка застыла на его губах. Какое-то время она не могла отвести глаз от его прекрасного лица, сама мечтательно улыбаясь неизвестно чему. А потом неожиданное осознание того, что произошло, обрушилось на неё, словно ведро ледяной воды. Стыд, страх и боль смешались в одно, она жадно втянула воздух, чтобы проглотить застрявший в горле комок. Рядом с ней сейчас лежал не просто эльф — друг её брата, а Леголас — наследный принц Лихолесья. А кто была она? Нет, она не хотела увидеть его полные снисхождения глаза наутро, пусть лучше всё останется сладким волшебным сном. Сельвен бесшумно поднялась и быстро оделась. Перед тем, как покинуть поляну, она ещё раз взглянула на безмятежно спящего принца и не удержалась. Её губы коснулись его в невесомом поцелуе, и во сне он ответил ей. Через силу она отстранилась, чувствуя, как в глазах предательски защипало. Нет, ей надо было уходить, хотя так хотелось остаться. Шаг, второй, третий, она резко развернулась и почти бегом бросилась через чащу. Дом отца был пуст, все ещё были на празднике, и поэтому никто не слышал её сдавленных рыданий, кроме стен родной библиотеки. Когда слёзы высохли, она ещё долго сидела на полу в столпе лунного света, обхватив себя за плечи.

Наутро она снова вернулась во дворец, хотя и провела весь день в королевской библиотеке. Она пыталась читать, но больше сидела, уставившись в пустоту. А вечером был ещё один пир, проходивший, по традиции, за пределами дворца, в самом сердце леса. Все эльфы были одеты в белые одежды, отчего походили на духов, скрывающихся в темноте вековых деревьев. Она стояла в стороне от костра, прячась в тени. Он, как и принято, сидел по правую руку от отца, короля Трандуила Орофериона. Лицо спокойно и немного задумчиво. Она заставляла себя смотреть в сторону, но глаза сами возвращались к принцу. Когда с официальной частью было покончено, и все поднялись для дальнейших танцев и веселий, она попыталась было незаметно исчезнуть, но её неожиданно окликнул брат. Ей ничего не оставалось делать, как обернуться и встретиться со взглядом голубых глаз. Леголас стоял рядом с Ровионом, безмятежно улыбаясь.

— Ты куда, сестрица? А как же танцы? — он был явно в приподнятом расположении духа.

— Насколько я помню, Сельвен, ты мне обещала танец, — смеясь, добавил принц. — А вчера на балу я его так и не дождался. А потом ты и вовсе сбежала.

— Сбежала? — только и могла она выдавить из себя, не веря своим ушам. Он что, над ней смеялся?

— Сбежала, сбежала. Мы искали тебя, но так и не нашли, — засмеялся брат.

— И нам пришлось утопить горе в вине! У меня до сих пор голова немного кружится, — нарочито укоризненно проговорил Леголас.

Она чувствовала, как внутри всё похолодело.

— Так вы, Ваше высочество, ничего не помните? — улыбнулась она как можно безмятежней.

— Ничего. Он даже не помнит, как оказался в лесу и почему был абсолютно го… — начал было Ровион, но получил увесистый толчок в бок со стороны принца.

— Это лишнее, друг мой, — нахмурился Леголас. — Ну так что, Сельвен? Я дождусь сегодня обещанного танца? — голубые глаза игриво сверкнули.

Она не знала, плакать ей или смеяться, поэтому, как истинная придворная дама, только надела маску беззаботного веселья и приняла приглашение. Они танцевали и кружились почти весь вечер, игриво шутя, будто ничего не произошло, и в какой-то момент она даже засомневалась в том, что случилось прошлой ночью. Может, это только был сон? Но нет, её губы всё ещё алели от его поцелуев, а между ног отдавалась болью ночь их страсти. Они сменяли партнеров и вновь возвращались друг к другу. Пары рассыпались по лесу, и они снова оказались наедине.

— Ты прекрасно танцуешь, — прошептал он над самым ухом. — И мне даже обидно, что я упустил свой шанс и не пригласил тебя вчера.

— Зато сегодня ты восполнил всё сполна, — улыбнулась она, чувствуя, как тело предательски напряглось от его близости. Она оперлась на ствол огромного старого бука, а принц неотрывно глядел ей в глаза, чуть наклоняясь вперёд. От его взгляда её ноги неожиданно стали ватными, и, если бы не дерево за спиной, она, наверное, бы упала. Сердце бешено колотилось в груди, готовое вырваться наружу. Удар, ещё удар, его лицо было совсем близко.

— Ты прекрасна, — выдохнул он, преодолевая отделявшее их расстояние и завладевая её губами. Принц приник к ней всем телом, и она с упоением чувствовала каждый его мускул. Их поцелуй был долгим и нежным, но неожиданно Леголас отступил.

— Прости меня. Я не должен, — его голос был хриплым, а дыхание сбивчивым. — Ты — сестра моего друга. Я не могу…

Ей вдруг стало невыносимо больно и одиноко. Он действительно ничего не помнил. Она резко оттолкнула его от себя и пустилась бежать. Он звал её, но не бросился догонять.

Сельвен остановилась, лишь когда неожиданно выбежала к лесному озеру. В ушах гудело, по щекам бежали горячие слёзы, она повалилась на чуть влажную траву и вдруг горько рассмеялась. Какая же она была наивная дура! Но вскоре стих смех, высохли слёзы, успокоилось дыхание. Её взгляд был устремлён на раскинувшиеся над головой бесчисленные звезды, что были единственными свидетелями той ночи и её тайны. Пусть он ничего не помнит, забудет и она. Когда луна вышла на середину неба, она наконец поднялась и отправилась в сторону праздника.

С той ночи прошли месяцы, и вот уже лето достигло своего зенита. Она уже почти привыкла вести себя так, будто ничего не произошло, улыбалась и даже шутила. Её боль постепенно утихала, но вместо неё внутри образовалась какая-то странная пустота, которую не удавалось заполнить ни весельем, ни танцами. Лишь объятия леса да тишина библиотеки, где она всё чаще уединялась с книгой в руках, приносили временное облегчение. Это не осталось незамеченным, и брат несколько раз пытался выведать причины, но каждый раз ей удавалось уходить от ответа, пока однажды она не призналась, что просто устала от суматохи двора. И частично это было правдой. Обряды, церемонии, званные ужины и танцы превратились в рутину, от которой она бежала. А ещё главный королевский дворецкий Эглерион с той ночи, словно тень, следовал за ней повсюду. Она постоянно чувствовала на себе взгляд холодных серых глаз, и это раздражало. Всё чаще посещала мысль покинуть двор и вернуться в отцовский дом на краю леса, однако она всё оттягивала принятие окончательного решения и всё ждала чего-то.

В конце лета Ровион должен был отправиться в дозор к южным границам, и поэтому наслаждался последними днями беспечной весёлости. Всю последнюю неделю он или танцевал с эльфийскими девами на лесных полянах, или пропадал в беседках на нижних уровнях, распивая вино с друзьями. Так было и в тот вечер. Она как раз выходила из лавки торговца, когда её слух уловил знакомый голос, доносившийся с ближайшей навесной террасы. Это был откровенный мужской разговор, сдобренный не одной бутылкой вина. Она уже было завернула за угол, как следующий вопрос заставил её замереть на месте.

— Нет, а вот если дама тебе была симпатична, а потом чувства остыли? Как тогда? — спросил кто-то, отчего собравшиеся вокруг заулюлюкали.

— Ты что, не знаешь, как отказать? — засмеялся другой эльф.

— Нет, конечно, знаю, — спешно оправдался первый. — Но если не хочется ранить прекрасную деву или, как сказать, желаешь оставить путь к отступлению?

Присутствующие весело загудели.

— А ты спроси у Ровиона, он у нас специалист в этом деле.

— Да ладно, скажете вы, — раздался голос её брата. — Просто я неотразим! — Последнее было встречено дружным хохотом. — А если серьезно… есть у меня один способ. Я называю его «невинное затмение».

— И что это значит? — вновь спросил первый голос.

— После ночи соития, притворись, что был мертвецки пьян и всё забыл. Веди себя так, будто ничего не произошло.

Она похолодела.

— И это работает?

— Конечно! — поддакнули сразу несколько голосов. Остальной разговор она уже не слышала, чувствуя себя так, будто кто-то с размаху ударил её в живот, разом выбив из лёгких весь воздух. Как долго она стояла прижавшись к стене в тёмной алькове — неизвестно, но когда мир вокруг снова обрёл цвет и звуки, голоса на террасе уже стихли. На негнущихся ногах она обогнула угол, с облегчением отметив, что беседка была пуста. Всю дорогу до покоев в голове звучало лишь одно: «Невинное затмение», — а когда она переступила порог своей спальни, то поняла, что и дня не сможет здесь больше находиться.

Брат пытался её переубедить, настаивал, просил всё хорошенько обдумать, но Сельвен была непреклонна. Она покинула двор и теперь дни напролёт проводила в семейной библиотеке, куда после ухода матери никто кроме неё не заходил. Она полностью посвятила себя изучению покинутых и забытых бумаг, записей и формул, с новым рвением взявшись за лечебную науку. Ровион только и мог, что печально качать головой, наблюдая как его сестра вновь обратилась в нелюдимую затворницу. Он попытался поговорить с отцом, но Фаэлон только грустно улыбнулся.

— Оставь её. Твоя сестра знает, что делает. Верь в неё.

Через несколько дней после этого разговора, Ровион уехал. Она провожала брата на рассвете у главных ворот. Там был и он. Она то и дело ловила на себе внимательный взгляд голубых глаз, но ни разу не решилась посмотреть на него в открытую. А когда отряд её брата во главе с принцем Леголасом скрылся из виду, неожиданно стало легче дышать.

Казалось, с приходом осени дочь Фаэлона снова ожила. Они с отцом проводили много времени в больничном крыле, и она с жадностью впитывала знания, которыми делился с ней главный королевский лекарь. Иногда проходили целые дни, прежде чем её память вновь возвращалась к той ночи. Ей верилось, что худшее было позади, пока однажды, вернувшись из библиотеки, не застала в кабинете отца вместе с Эглерионом. При виде эльфов, разом обернувшихся в её сторону, внутри всё сжалось от дурного предчувствия. Фаэлон жестом пригласить дочь зайти и, бросив: «Я думаю, вам стоит поговорить», — оставил её наедине с дворецким.

Взгляд серых глаз был холоден и неприятен. Эльф глубоко вздохнул и начал. Он говорил о семье, о народе, о статусе и долге перед королевством. Его речь, монотонная и витиеватая, была похожа на паутину, которая войлоком запутывала сознание. В какой-то момент она не выдержала.

— Милорд, скажите мне, зачем вы здесь?

От её прямолинейности эльф немного напрягся.

— Вы хотите прямой ответ? Ну что ж. Я пришёл предложить вам союз.

— Союз? — переспросила она в надежде, что ослышалась.

— Именно. Я хочу, чтобы вы стали моей женой, — его надменный тон никак не подходил к только сказанным словам.

— Зачем? — последовал её несколько рассеянный вопрос.

— Я хочу вам помочь.

— Простите, милорд, но я вас не понимаю. Помочь в чём?

Эглерион снисходительно улыбнулся, будто говорил с ребёнком.

— Леди Сельвен, вы способная дева. К сожалению, из-за своей неосмотрительности вы упустили единственный шанс занять достойное положение среди своего народа. Оставить королевский двор, пренебречь оказанной вам честью, — он на мгновение замолчал, словно задумавшись. — Мне жаль вас и я готов протянуть вам руку помощи. Дать вам своё имя, — она нервно сглотнула, а дворецкий, вдохновлённый её молчанием, продолжил. — Боюсь, вы не совсем понимаете своё положение. Ваше присутствие при дворе терпели только из-за заслуг вашего брата и отца.

— Терпели? — переспросила она.

— Именно. Ваш брат близок с наследным принцем, и вам решили оказать услугу. Неужели вы действительно верили, что с вами будут обращаться на равных? Учитывая, кем была и что сделала ваша мать?

— Но Ровион…

— Ваш брат воин. А кто вы? Понимаете…

Но она не дала ему больше сказать ни слова.

— Довольно! — в её голосе сквозила плохо скрываемая ярость.

— Леди Сельвен…

— Я сказала довольно! — Эглерион открыл было рот, чтобы возразить, но она его опередила. — Вон!

— Что вы сказали?

— Вы меня прекрасно слышали. Я желаю, чтобы вы немедленно покинули этот дом.

Серые глаза опасно сверкнули.

— Вы поступаете легкомысленно. Моё предложение…

— Ваше предложение мне так же противно, как и вы сами, лорд Эглерион. Поэтому избавьте нас обоих от дальнейших неудобств и уходите.

Эльф зло сощурил глаза, но больше не сказал ни слова и быстрым шагом покинул кабинет. Следующее, что она услышала, это грохот захлопнувшейся двери.

Три дня она ни с кем не разговаривала и, уединившись в библиотеке, машинально перекладывала пыльные бумаги из стороны в сторону, в то время как голова разрывалась от мыслей. На четвёртый день к ней неожиданно пришло озарение. Глядя на окружавший её хаос, оставшийся после матери, она вдруг поняла, что и сама стала частью этих воспоминаний, одним из пожелтевших пергаментов на столе. Она могла и дальше прятаться ото всех в пыльной библиотеке, оставаясь диковатой сестрой своего брата, или принять чьё-то другое имя, другую роль. Но правда заключалась в том, что её не принимали ни тогда, ни сейчас, и так будет в будущем. Если она хотела занять достойное место среди своего народа, она должна была, в первую очередь, найти саму себя, а для этого ей было необходимо освободиться от прошлого, которое связывало её по рукам и ногам. Это означало лишь одно.

Когда она сообщила отцу о своём решении, он лишь обречённо закрыл глаза, будто давно ждал неизбежного. Она думала, что он попытается её остановить, но Фаэлон только крепко обнял дочь.

— Мне тяжело тебя отпускать, дитя моё. Но знаю, что не смогу тебя удержать силой.

— Отец, я не могу иначе, — прошептала она сквозь слёзы, и он нежно поцеловал её в золотые локоны. — Я вернусь.

— Она тоже так говорила.

На рассвете первого дня зимы она впервые в жизни покинула границы Лихолесья. Остались за спиной тёмные кроны когда-то родных деревьев, морозный воздух чуть покалывал кожу, а на душе, впервые после праздника Йестаре, было светло и легко. Так начались годы её странствий.

Нет, она ни о чём не жалела, ни тогда, ни сейчас. Просто он был принцем, а она… Она была Сельвен, дочь леса и искусный лекарь, известный во всём Минас Тирите и его окрестностях. Она залпом осушила бокал вина и уже потянулась было к серебряному графину, но Ирина её опередила.

— Пить в одиночестве — плохой знак, — улыбнулась смертная, наполняя их бокалы и опускаясь в кресло напротив.

— Как давно ты здесь? — спросила Сельвен, встречаясь со взглядом каре-зелёных глаз.

— Достаточно долго. Ты была так далеко, что даже не слышала, как я к тебе обратилась. Я решила не мешать.

— Почему? — Сельвен откинулась на спинку кресла, оглядывая утопающее во мраке помещение библиотеки.

— Потому что нам всем иногда нужно вернуться в прошлое, чтобы понять настоящее, — неожиданно ответила Ирина.

— Откуда?..

Но Ирина остановила её жестом.

— Это неважно. Как прошла встреча с дворецким? Судя по тому, что застала тебя здесь в темноте — не слишком успешно.

Сельвен не удержалась и криво усмехнулась.

— Точно подмечено, — и уже более серьёзно добавила: — Мне не удалось освободить тебя от дворцовых работ. Прости. Оказалось, у меня здесь не больше прав, чем у тебя. — Ирина поджала губы и понимающе кивнула. — Но тебе придётся потерпеть всего неделю.

— А потом?

— А потом мы уйдём.

— Мы? Но ты ведь…

— Иногда нам приходится сделать выбор, каким бы болезненным он не был.

— Сельвен, я тебя не совсем понимаю.

Но та только покачала головой, отпивая из серебристого кубка.

— Это неважно, Ирина. Я уже всё решила. Через неделю мы уходим.

Глава опубликована: 25.05.2018

23. Терпение и труд

Он не оставлял попыток найти женщину и день изо дня посылал в пространство ощущения и образы, в надежде зацепить её сознание, но, несмотря на все усилия, удалось это только однажды. Тогда она неожиданно оказалась рядом, а её мысли и эмоции захлестнули его с такой силой, что в первые мгновения он даже растерялся. А потом было это непередаваемое, дурманящее ощущение магии, которую та, видно, довольно долго скрывала.

Сила вырывалась из её тела, словно отвечая на его присутствие, тянулась к нему, лаская невидимыми прикосновениями, закручивая в энергетическом вихре. И он подчинился. Мир вокруг исчез. Осталось только ощущение магии на её коже, губах, в каждом вздохе, и он впитывал её с жадностью измученного засухой странника.

А потом всё прекратилось так же резко, как и началось. Неведомая сила вытолкнула его прочь, прерывая контакт, и единственное, что он успел увидеть через её глаза, это затемнённая комната, отделанная деревом.

После этого, сколько он ни пытался пробиться, мысли женщины оставались для него закрыты. Однако с тех пор его не покидало призрачное ощущение её присутствия, которое словно тень блуждало где-то на границе его сознания. Это сводило с ума, но в то же время и дарило надежду. Нет, он не знал, где она, и был уверен лишь в одном: она была жива. Пока ещё жива. А поэтому он не оставлял попыток её найти, хотя она и ускользала от него, как песок сквозь пальцы.


* * *


Утро добрым не бывает. Особенно если пришлось проснуться до рассвета, а голова ещё гудит от выпитого накануне. Сейчас, стоя в шеренге у главных ворот, я хмуро отметила, что вчера явно несколько перебрала с вином. Однако это было единственным, что помогало заглушить прорывающиеся мысли Сельвен.

Впервые я что-то увидела, когда мы только вернулись из сада, и я, в порыве чувств, обняла её. Тогда перед глазами неожиданно замелькали размытые картины и сцены явно не из моей жизни. А после, в библиотеке, образы стали намного чётче, словно диафильмы, проплывая перед внутренним взором. И хотя я не слышала голосов, зато прекрасно чувствовала эмоции Сельвен. В какой-то момент разворачивающиеся события стали всё более откровенными, и я невольно вновь почувствовала себя подглядывающей извращенкой, но прекратить поток чужих воспоминаний или хотя-бы заглушить их никак не удавалось. Всё продолжалось до тех пор, пока Сельвен сама не очнулась от прошлого, после чего мне стало легче сдерживать натиск чужих мыслей, особенно вооружившись бокалом вина. «Кстати, с каких пор ты стала называть Сельвен своей подругой?» — мелькнуло было в моей захмелевшей голове, но думать совершенно не хотелось, и я лишь отрешённо уставилась в одну точку.

Сегодня с утра сюда были обязаны явиться все слуги, прикреплённые к домам за пределами дворца, и теперь помимо меня у главных ворот собралось ещё человек сорок-пятьдесят. Первое время мужчины и женщины, напоминавшие своим видом заблудившихся бедуинов, неуверенно топтались на месте, пока стражники не выстроили всех в один ряд. Как только с построением было покончено, из главных ворот вышли ещё два эльфа. Присутствующие люди враз притихли, а стражники вытянулись как по струнке. «Никак начальство», — решила я.

Первый из новоприбывших, одетый в простую коричневую тунику, смело зашагал к замершим в нерешительности людям. В его руках мелькнул свиток, который он тут же с умным видом развернул.

«О, проверка посещаемости!» — улыбнулась я сама себе, и, словно в подтверждении моих слов, эльф принялся отрывисто выкрикивать отдельные имена. Люди послушно выходили из строя и молча кланялись, потом эльф им что-то говорил, они снова кланялись и отходили в сторону.

После третьего или четвёртого такого «выхода» я утратила всяческий интерес к происходящему, обратив внимание на второго из пришедших. Тот был явно выше по рангу, и за всё это время не произнёс ни слова. Он гордо возвышался перед строем, чуть позади «чтеца», заложив руки за спину. На его красивом, как и у всех эльфов лице застыло надменное выражение, изрядно сдобренное то ли презрением, то ли отвращением. В любом случае, эффект получился отталкивающий. Длинные прямые пепельные волосы были убраны в низкий хвост, а светло-серые глаза лениво и скучающе скользили по собравшимся. Одет он был в бархатный камзол ярко-красного цвета, что ещё больше подчёркивало бледность кожи, создавая эффект полупрозрачности. Весь его облик показался мне каким-то вычурным и неуместным, словно этот эльф очень старался выделиться или подчеркнуть свою значимость, а единственным способом это сделать стала вот эта странная одежда. Вдобавок ко всему, рассматривая «главного» эльфа, я никак не могла избавиться от чувства, что всем своим видом он мне кого-то напоминал. Бледная кожа, почти седые волосы, красный бархат.

«Дракула! — осенило меня. — Ага, Дракула 2000. Первое имя, второе — возраст», — с радостью поддакивало моё похмельное сознание. От своей неожиданной догадки я чуть не рассмеялась в голос. Виновник же моего веселья, будто почувствовав что-то, кинул в мою сторону подозрительный взгляд. Я спешно опустила глаза, радуясь, что платок скрывал не только моё лицо, но и то, как я яростно кусала губы, давясь от смеха.

А полупьяный мозг уже вовсю рисовал картины с эльфом то в окружении летучих мышей, то в классическом вампирском наряде. Я настолько увлеклась, что уже ничего не слышала и не замечала. Поэтому лишь когда над ухом кто-то с раздражением прокричал: «Даэрэт!» — наконец среагировала на своё имя.

— В строю! — рявкнула я в ответ, сама того не ожидая. Стоявшие рядом люди резко от меня отпрянули, а эльф со свитком замер, уставившись в мою сторону широко распахнутыми глазами.

— Что ты сказала? — опомнился он, подходя ближе.

— Обозначила своё местонахождение. Разве это не так? По-моему, так это обычная констатация факта. Вследствие чего не вижу в этом ничего странного, — слова вылетали изо рта со скоростью пулеметной очереди, что явно свидетельствовало о моей неполной трезвости. — Но если настаиваете, могу и повторить. Я в строю, — наконец я замолчала.

— Ты служанка леди Сельвен? — процедил стоявший передо мною эльф и, не дожидаясь ответа, продолжил:— Почему-то меня это не удивляет, — он усмехнулся, на что я иронично повела бровью. — Ну и что ты умеешь делать, Даэрэт? Судя по тебе — немного, — он явно хотел меня этим уколоть, однако особых угрызений совести по поводу неумения колоть дрова (ну или что-то там ещё требовалось) я не почувствовала. По правде сказать, мне вообще было на всё наплевать. Я впервые, спустя довольно долгое время, вновь ощутила себя сторонним наблюдателем в Средиземье, будто всё происходило не со мной, и меня здесь нет. Возможно, это было ещё не выветрившееся действие алкоголя, а может — подсознательное ощущение приближающегося конца. Так или иначе, в ответ на его слова я лишь безразлично отвела глаза в сторону и тут же наткнулась на колючий взгляд «Дракулы». Тот, в свою очередь, что-то еле слышно проговорил на своём языке, на что «чтец» быстро оглянулся на него, кивнул и снова обратился ко мне. — Будешь мыть полы, — давая понять, что разговор окончен, эльф со свитком показательно отвернулся и продолжил зачитывание имён.

«Да, Сельвен, ты как в воду глядела», — ухмыльнулась я мысленно, раздражённо вздыхая. Но она же и обещала, что всё продлится не больше недели, поэтому, скрипя зубами, мне пришлось смириться со своей временной сменой профессии.

После переклички нас всех проводили через главные ворота. Большинство, включая всех мужчин, сразу отправились на нижние уровни, остальным же было указано следовать за «чтецом» в направлении хозяйственных помещений, откуда кого-то распределили на кухню, кого в винные погреба, а кому-то выдали по ведру и тряпке. Я оказалась в числе последних «счастливчиков». И если деревянные ёмкости сами по себе были довольно увесистыми, то наполненные водой стали почти неподъёмными.

Поминая на чём свет стоит эльфов и их отсталую цивилизацию без пластика, я кое-как плелась за другими служанками в направлении верхних ярусов. Всё тот же эльф, только уже без свитка, гордо вышагивал впереди. Мы поднимались всё выше, и во время нашего продвижения по дворцу женщин, одну за другой, распределяли на их рабочие места. В конце концов осталась только я, а вот лестницы всё никак не кончались. Когда мы всё же остановились, мне с трудом удалось справиться с дыханием и дрожью в руках и ногах. Моё физическое состояние не осталось незамеченным, и, окинув меня оценивающим взглядом, эльф презрительно скривился.

— Что, физический труд не для тебя?

— Предпочитаю интеллектуальный, — огрызнулась я.

Он усмехнулся в ответ, но больше ничего не сказал. Мы прошли ещё метров двадцать, минуя утопающую в зелени и цветах террасу, и свернули в широкий коридор.

Здесь царил полумрак, разбавляемый лишь бликами от нескольких настенных светильников да приглушённым дневным светом из окна в дальней стене. По правую сторону каменная кладка оказалась абсолютно глухой, а вот слева я успела заметить две створчатые двери. Эльф прошествовал до самого окна, где остановился, указав жестом в сторону, чтобы я опустила принесённые с собой вещи.

— Сегодня тебе надо отмыть эту часть дворца, — его голос эхом отражался от каменных стен. — Позже за тобой придут и проводят в столовую, — он развернулся и уже сделал несколько шагов в сторону, откуда мы только что пришли, когда неожиданно остановился, бросив через плечо: — Да, и постарайся здесь не шуметь. Ну и конечно позаботься, чтобы всё сверкало, — не дожидаясь ответа, «чтец» быстро удалился, оставив меня наедине с ведром, тряпкой и полутёмным коридором.


* * *


Казалось, что время остановилось в этой части дворца. Никого не было ни слышно, ни видно. О том, что день всё же двигался, независимо от моих ощущений, я могла судить лишь по небу за окном, где на смену предрассветной серости пришла радующая глаз синева. Прошло, наверное, около двух или даже трёх часов с того момента, как сопроводивший меня сюда эльф скрылся за углом, а я осилила не более четверти каменного пола.

Поначалу я решила, что справлюсь с доставшейся мне работой быстро и легко. Подумаешь, полы вымыть. Но я ошиблась. Так, выполнять порученное я могла или ползая на коленях, что означало бы испачканное и намокшее платье в довесок к исцарапанным ногам. Вторым вариантом было сохранить и платье и ноги, но пришлось бы встать в недвусмысленной позе «а-ля рак», что тоже мне не прельщало. Кто бы мог подумать, что отсутствие такой простой вещи, как обычная деревянная швабра, настолько усложнит мне жизнь? Без данного предмета, из двух зол я выбрала меньшее и придумала третий вариант — присесть на корточки. Это было более утомительно, да и работа занимала больше времени, зато одежда и моральный облик были в сохранности. Помимо всего этого и само отмывание камня оказалось не таким уж и лёгким занятием, особенно в широком и пыльном коридоре.

Не раз вспоминая с тоской дары моей утерянной цивилизации, я медленно продвигалась дальше. Однако, как только я миновала створчатые двери, к усталости в ногах и коченеющим рукам прибавилась другая напасть: до этого пустынный коридор неожиданно наполнился жизнью. Что находилось по ту сторону закрытых дверей было неизвестно, но с наступлением утра пробудившиеся обитатели дворца засновали туда с завидной частотой. Конечно же, эльфы не обращали ни на меня, ни на моё занятие никакого внимания, поэтому, совершенно не заботясь о последствиях, нагло вышагивали по свежевымытому полу. И не успевала я замыть оставленные одним из бессмертных следы, как из-за угла появлялся другой, и мне приходилось начинать всё заново. Очень быстро на смену похмельной усталости пришло раздражение, которое вскоре уступило место нарастающей злости. Поэтому, когда очередной эльф гордо прошествовал мимо меня, при этом чуть не наступив на руку, я не сдержалась и, сквозь зубы послав всё куда подальше на родном русском да запустив тряпку в дальний угол, устало опустилась на пол.

Меня мутило, голова кружилась, и даже приятная прохлада камня не помогала прийти в себя. В какой-то момент во рту снова почувствовался металлический вкус крови, а дыхание участилось.

«Вот этого мне и не хватало! Да катись всё к чертям! Завтра же ухожу отсюда. А если кто попытается меня остановить, я…» — но закончить мысль мне не дал раздавшийся над головой голос.

— Что ты себе позволяешь? — это был снова эльф-глашатай. — Тебе пока никто не разрешал отдыхать! Сейчас же встань и продолжай! — он не скрывал своего раздражения и возмущения. Я, всё ещё борясь с подступающей тошнотой, не могла выдавить из себя ни слова и так и осталась сидеть на полу, прикрыв глаза. — Ты слышишь меня?!

— Пару минут. Мне надо всего пару минут, — кое-как выдохнула я, но эльф не сдавался.

— Ни секунды! Поднимайся! — он вдруг оказался рядом и, ухватив за предплечье, резко дёрнул меня вверх. Оказавшись на ногах, я тут же открыла глаза. Бессмертный нависал надо мной, яростно сверкая глазами. — Я смотрю, леди Сельвен тебя слишком разбаловала. Но мне всё равно, чем ты занималась у неё в услужении. Сейчас ты моешь полы и не выйдешь отсюда, пока не закончишь! Пусть даже это продлится до завтрашнего утра! — процедил он, поджав губы. Неожиданно тошнота прошла, слабость улетучилась, будто и не было её вовсе, и меня охватила ярость.

— Я никому ничего не должна,— прошипела я, отталкивая от себя эльфа. — И не собираюсь здесь на коленях ползать! Что вы со мной сделаете? Бросите в темницу? Бросайте! Выгоните? Так гоните! — внутри всё горело, голос набирал громкость, и мне было абсолютно наплевать, что будет дальше.

Не ожидая от смертной такой наглости, эльф замер. Однако уже мгновение спустя, решительно шагнул в мою сторону, угрожающе сощурив глаза.

— У тебя явно помутился рассудок, — проговорил он очень тихо, выделяя каждое слово. — Но ничего, я помогу тебе прийти в сознание, — его нарочито спокойный тон, ухмылка, поза должны были заставить меня насторожиться, остановиться, отступить, но я осознала это слишком поздно. В следующий момент моё тело впечаталось в стену от отвешенной пощёчины. Голова загудела от удара о каменную кладку, щека защипала, как опалённая огнём, из глаз брызнули слёзы. Затуманенным взором я успела заметить, что «чтец» уже замахнулся для повторного манёвра, когда звенящую тишину коридора прорезал чей-то громкий голос.

Слов я не разобрала, но эффект они возымели мгновенный. Помощник «Дракулы» резко опустил руку, обернулся и тут же замер в низком поклоне. Проморгав набежавшие слёзы и проследив взглядом в ту же сторону, я почувствовала, как по спине пробежал невольный холодок, и в следующее мгновение последовала примеру эльфа. Чуть правее от нас собственной персоной стоял король Лихолесья.

Каждый удар моего сердца эхом отдавался в ушах с такой силой, что разговор двух эльфов доносился будто издалека, а потом и вовсе потерялся на фоне захвативших меня эмоций. Страх, волнение, обида, стыд и злость на саму себя одновременно обрушились на меня, заставляя яростно закусить губы и вцепиться немеющими пальцами в подол платья. А ещё я всё никак не могла понять, почему присутствие лесного Владыки действовало на меня таким образом. Ведь не немела же и не дрожала я, как осиновый лист, при Элронде?

«Это потому, что ты не подглядывала за ним в интимные моменты, — ответил мой внутренний голос. — Но с Элладаном же я не робела? Даже после того случая в тумане. А ведь на то были все причины…»

— Поднимись, — глубокий мужской голос прервал мои размышления. Звук раздался совсем рядом, заставив невольно вздрогнуть. Я медленно выпрямилась. — Подними голову, — однако мои глаза продолжали быть упрямо прикованы к каменным плитам пола. — Я разрешаю, — проговорил всё тот же голос с нотками снисхождения.

«Он мне разрешает?» — я чуть было не хмыкнула в голос и уже хотела сама взглянуть вверх, когда оказалось, что возвышающийся надо мной эльф был менее терпелив. Прохладные пальцы скользнули под подбородок, заставляя поднять голову. Наши взгляды встретились.

При свете дня его красивое мужественное лицо показалось мне ещё более величественным. Своим непоколебимым спокойствием он чем-то напомнил мне античную статую, и лишь в светло-голубых глазах промелькнула тень какой-то эмоции, но тут же утонула в глубине его взгляда. Первые несколько секунд я завороженно смотрела ему в глаза, не мигая и не дыша. А потом, словно очнувшись, попятилась, дёрнув головой в сторону, освобождаясь от его прикосновения. Король или нет, но мне было неприятно, что меня рассматривают как неведомую зверушку. Волнение и страх постепенно угасали. Он молча опустил руку, и на какое-то мгновение мне показалось, что в этих странных полупрозрачных глазах мелькнули искры, а тёмные брови иронично дёрнулись. Но произошло это настолько быстро, что я даже не была уверена, не показалось ли мне.

Лесной Владыка возвышался надо мной больше, чем на полголовы. Одет он был в длинную серебристую мантию, отделанную у ворота алым шёлком. Светлые прямые волосы свободно ниспадали на плечи, а голову венчала изысканная корона из переплетённых серебряных и золотых ветвей, живых листьев и сверкающих драгоценных камней. Весь его облик, величавый, утончённый, но лишённый вычурности, никак не сочетался со врезавшимся мне в память образом обнажённого эльфа в пылу страсти, которого я застала в лесу. Но, так или иначе, это был он. И теперь он с высоты своего роста просто наблюдал за мной. В коридоре повисла звенящая тишина, и я только сейчас заметила, что «глашатай» исчез и мы с королём остались вдвоём. Однако не успела я задаться вопросом, когда и куда пропал другой эльф и что это могло бы значить, как Трандуил снова заговорил.

— Ты служанка Сельвен?

Я потупила взор и чуть поклонилась.

— Да, ваше величество.

— Тогда что ты делаешь здесь?

Его глубокий голос эхом отдавался где-то внутри, и я была искренне рада, что платок скрывал мои заалевшие щёки.

— Определили, — мне пришлось прочистить горло. — Меня сюда определили для приготовления к празднику, ваше величество, — во рту резко пересохло, а в голове замелькали картины из ночного леса. Его присутствие действовало на меня очень странно, что меня совсем не радовало. У меня мелькнула даже мысль, не использует ли он какую магию, но это было настолько смешно, что я отмела эту догадку.

В следующее мгновение король снова приподнял моё лицо за подбородок, заглядывая в глаза.

— Я хочу, чтобы ты смотрела на меня, когда со мной разговариваешь, — проговорил он уже тише. Я попыталась было увернуться, но его рука крепко удерживала моё лицо. — Ты поняла? — светло-голубые глаза сверкнули.

— Да, ваше величество. Как пожелаете.

Он резко отпустил меня, выпрямляясь в полный рост.

— Ты можешь идти. На сегодня с тебя достаточно, — я потянулась было за ведром и тряпкой, но он меня остановил. — Оставь это. Иди.

Мне ничего не оставалось, как повиноваться и послушно покинуть коридор. Однако, оказавшись на террасе, я немного растерялась, потому как не имела ни малейшего понятия, куда теперь идти в лабиринте лестниц и переходов.

— Следуй за мной, — раздался с лестницы голос помощника «Дракулы». Не дожидаясь моего ответа, он развернулся и начал спускаться вниз по ступенькам. Мне пришлось последовать за ним.

За время нашего пути по хитросплетениям коридоров дворца, шедший впереди меня эльф не проронил ни слова. В полном безмолвии он доставил меня на нижние уровни, где располагались спальни прислуги, и даже не взглянул в мою сторону, когда закрывал за мной дверь. Был ли он зол, обижен или моё присутствие было ему до такой степени безразлично, я не знала. Однако, по правде сказать, долго думать на эту тему особо и не хотелось, особенно после того как мой взгляд натолкнулся на расставленные по периметру комнаты кровати.

В одно мгновение силы меня покинули, и тело сковала слабость. Я только и успела, что доплестись до одной из коек и, понадеявшись, что не заняла чужого места, повалилась на жёсткий матрас, где почти тотчас же заснула. Когда в следующий раз мои глаза открылись, в комнате, кроме меня, оказались ещё несколько женщин. Они сидели в дальнем углу и тихо переговаривались между собой. Рядом с моей кроватью кто-то заботливо поставил небольшую миску с кашей и стакан воды. При виде еды желудок воодушевлённо заурчал, и я с жадностью принялась за ужин, а покончив с нехитрой трапезой, вновь обессиленно упала на кровать, проваливаясь в объятия сна.

Проснулась я от того, что кто-то настойчиво тряс меня за плечо. Надеясь, что от меня отстанут, я было попыталась проигнорировать попытки меня разбудить, но после пятой или шестой встряски всё же пришлось открыть глаза. Спросонья мне удалось различить лишь склонившуюся надо мной одну из женщин, лицо которой уже было скрыто платком. Заметив мою реакцию, она, как мне показалось, облегченно выдохнула.

— Вставай. Пора. За нами скоро придут. Иначе тебя накажут, как вчера», — проговорила она с акцентом.

Я понимающе кивнула в ответ, принимая сидячее положение. В моих руках снова оказалась миска с кашей и, на этот раз, стакан молока. Незнакомка выпрямилась и спешно отошла в сторону, где уже собрались другие служанки. Некоторые из них то и дело кидали в мою сторону косые взгляды, но больше никто не проронил ни слова. Мысленно махнув на это рукой, я принялась за еду.

Я только закончила завязывать свой тюрбан, пряча лицо за краем палантина, как дверь отворилась, и на пороге появился вчерашний эльф-глашатай. Женщины засуетились и поспешили на выход. И снова перед глазами замелькали лестницы, переходы и мосты. Одно радовало — на этот раз нам не пришлось нести тяжёлые вёдра.

На одной из террас эльф неожиданно обратился ко мне.

— Ты —останься здесь. Зайду за тобой чуть позже, — я молча наблюдала, как он и оставшиеся женщины скрылись в одном из коридоров. Минут через десять бессмертный вернулся. — Следуй за мной, — бросил он через плечо, устремляясь наверх.

— Что, опять полы мыть? — не удержалась я.

В ответ он смерил меня презрительным взглядом, добавив:

— Не угадала. Теперь у тебя другие обязанности.

Сказать по правде, мне совершенно не хотелось ни полы мыть, ни что-либо ещё делать на благо эльфийского общества. Однако заполучить ещё одну пощёчину от «чтеца» тоже не прельщало, да и осталось потерпеть всего-то шесть дней. Поэтому, решив просто проигнорировать любителя приструнить прислугу, я молча проследовала дальше.

Мы поднимались всё выше, и с каждым новым лестничным пролётом я убеждалась в правдивости слов Сельвен. Яркий дневной свет наполнял всё вокруг, пробиваясь из многочисленных высоких проёмов, часто украшенных разноцветными витражами, отчего они очень напоминали мне готические окна древних соборов моего мира. Сельвен рассказывала, что верхние уровни дворца были поистине прекрасны. И сейчас, обозревая срывающиеся откуда-то сверху небольшие водопады да изысканные резные лестницы и невесомые переходы, утопающие в солнечных лучах, я не могла с ней не согласиться. Казалось, я попала в волшебное неведомое королевство, сотканное из света, журчания воды и запаха цветов, и оно почти ничем не напоминало тёмные коридоры нижних уровней.

Залюбовавшись окружающей меня красотой, я и не заметила, как шедший впереди меня эльф остановился, и почти влетела ему в спину. Но мой провожатый словно скрывал пару глаз меж лопаток и в последний момент предотвратил наше столкновение, отступив в сторону и поймав меня вытянутой рукой.

— Я понимаю, что грация не заложена у вас в крови, но, насколько мне известно, глаза были даны младшим творениям Эру. Или я ошибаюсь? — он даже не обернулся, но мне не составило труда представить торжествующую улыбку, которая скорее всего красовалась у него сейчас на лице. Я снова предпочла смолчать и вместо этого сосредоточенно осматривала высокие резные створчатые двери, у которых мы замерли в настоящий момент. Так и не дождавшись моего ответа, эльф отворил одну из них и скрылся внутри, бросив небрежное: — Следуй за мной.

Моим новым местом работы снова оказалась библиотека, что вызвало у меня невольную улыбку. Конечно же, это собрание книг не шло ни в какое сравнение с семейной коллекцией Сельвен. Здесь полки с фолиантами поднимались до самого потолка, теряясь в темноте сводов, а стеллажи выстроились рядами, образуя длинные молчаливые коридоры. По одному из таких мы сейчас и шли. Эльф впереди меня, казалось, прибавил шаг, отчего я почти бежала за ним.

Наконец мы подошли к дальней от входа стене, где в углу, почти скрытая тенями, оказалась ещё одна небольшая дверь. «Чтец» молча отворил её, жестом приглашая меня зайти. Это помещение оказалось просторной кладовой, где вдоль стен выстроились увесистые бочки, на которых стояли хрустальные графины и стаканы. По сравнению с библиотекой в этой комнате было намного прохладней, и я невольно поёжилась. Сопровождающий же меня эльф, кажется, не испытывал никакого дискомфорта и, остановившись у одной из бочек, принялся монотонно объяснять, что мне теперь предстояло делать.

Мне сообщили, что в эту библиотеку имели доступ лишь обитатели верхних уровней дворца, эльфы особого статуса и положения. Они приходили сюда на досуге или же для обогащения своих знаний. Некоторые из них проводили здесь часы, а то и дни напролёт, и дабы благородные особы не отвлекались от процесса интеллектуального труда по мелочам, решено было устроить небольшую кладовую с соответствующим персоналом. И если придворному мужу или даме, захотелось утолить жажду или голод, всё что им нужно было, это позвонить в колокольчик. Одним словом, в мои обязанности входило приносить вино и фрукты изголодавшимся и зачитавшимся эльфам.

— Но это ещё не всё, — многозначительно проговорил «чтец» и поманил меня дальше за собой. В дальнем правом углу кладовой спряталась ещё одна дверь.

Там оказалась маленькая комната, всё внутреннее убранство которой составляли маленький камин, простая кровать, стул да шкаф. — Спать теперь ты будешь здесь, — отрезал эльф. — Но не это главное. Видишь этот золотой колокольчик над кроватью? — я утвердительно кивнула. — Он соединён со спальными покоями самого короля. Если он зазвонит, это значит, что у Его Величества закончилось вино. Ты должна сразу же приготовить графин лучшего из сортов и вместе с блюдом фруктов принести всё это в его опочивальню. Вот там в углу откроется потайная дверь, — он указал на глухую каменную кладку и, довольный собой, замолчал, выжидательно уставившись на меня. Наверное, он рассчитывал на неописуемую радость да слова благодарности за оказанную честь, но мне было не до этого. Почему-то сама мысль о том, что я нахожусь вблизи короля, заставляла моё сердце бешено биться, а ноги так и хотели броситься наутёк. К тому же, как меня здесь найдёт Сельвен?

— Как долго я тут буду работать? — выдавила я из себя наконец.

Эльф заметно нахмурился, явно не ожидая такой реакции.

— Не знаю, — процедил он сквозь зубы.

— А можно мне будет увидеться с Сельвен? — Он удивлённо дёрнул бровью. — С леди Сельвен. — поспешила я исправиться.

— Я передам ей, где ты теперь находишься. Думаю, она порадуется за тебя, — это был явный намёк на недостаток моего энтузиазма, но я его целенаправленно проигнорировала. — Я оставлю тебя. Вечером тебе принесут свечи, твои вещи из дома лекаря, и проводят в умывальную комнату, — в его голосе сквозило уже плохо скрываемое раздражение. — Так что приступай к своим обязанностям и не шуми, — после этого, эльф решил избавить нас обоих от общества друг друга и спешно покинул комнатушку.

За весь день принести вино в библиотеку мне потребовалось раза три или четыре. Эльфы молчаливо кивали и снова погружались в чтение разложенных книг и свитков. Когда же за окном сгустились сумерки, пришла обещанная служанка с моими вещами, среди которых оказался не только мой кинжал, но и бритва.

«Никак Сельвен передала», — улыбнулась я, мысленно благодаря. После женщина проводила меня в умывальную комнату, располагавшуюся этажом ниже, где я с наслаждением отмылась и привела себя в человеческий вид. Когда на небе уже зажглись первые звезды, умытая, посвежевшая и переодетая, я вернулась в свою «келью» (так я окрестила каморку), решив готовиться ко сну. Мои руки уже потянулись было к завязкам платья, как тишину комнаты прорезал мелодичный перезвон. Первые несколько секунд я беспомощно озиралась по сторонам в поисках источника звука, пока не поняла, что он доносился с моей кровати, а точнее, небольшого колокольчика над ней. От понимания, что это означало, по спине пробежал холодок, но я быстро взяла себя в руки и решительным шагом отправилась в кладовую за лучшим вином и фруктами.

Несколькими минутами позже я уже осторожно ступала по узкому проходу, ведущему к королевской опочивальне, аккуратно балансируя увесистый поднос с графином, бокалом да ещё и с фруктами. Кое-как протиснувшись сквозь небольшую дверцу, я оказалась в спальных покоях. В первой комнате было на удивление темно, и только отсветы двух свечей не давали всему погрузиться во мрак.

— Поставь это сюда, — донеслось откуда-то из глубины комнат. Его голос снова эхом отдался внутри, заставляя заволноваться. Но отступать мне было некуда, и, нервно сглотнув, я шагнула в сторону, откуда доносились приглушённые голоса.

Следующая комната представляла собой просторную гостиную, освещённую мягким светом камина. На стенах висели несколько портретов и гобеленов, у окна расположился высокий рабочий стол, а напротив камина устроились два массивных кресла и небольшой столик тёмного дерева. Возможно, из-за того, что все было окутано таинственным полумраком, комната показалась мне очень уютной и одновременно изысканной. Здесь я с удовольствием бы устроилась в кресле с книгой или же подумала о вечном с бокалом вина в руках. Мысль о вине быстро вернула меня на землю, и я стала спешно озираться в поисках подходящего места, куда бы поставить тяжёлый поднос.

— Поставь его рядом с креслами, — раздалось за спиной, что заставило меня резко обернуться. Однако, как только мой взгляд скользнул по фигуре эльфа, я сразу пожалела, что это сделала, потому как мысли резко поменяли своё направление, обращаясь к событиям той ночи в лесу. Потупив взор, я отвернулась и спешно поставила поднос на столик у камина.

— Ваше величество, — чуть склонилась в поклоне я, — ещё что-нибудь желаете?

Несколько секунд ничего не происходило, но вот я снова почувствовала, как его пальцы скользнули по подбородку, заставляя поднять голову.

«Если он и дальше так будет делать, я начну думать, что ему это нравится», — съехидничал внутренний голос, но тут же смолк, когда я поняла, насколько близко оказался ко мне лесной Владыка. В полумраке его лицо казалось таинственным, а глаза более тёмными. Я замерла, с азартом ожидая, что будет дальше. Он склонился ко мне, не отводя взгляда, так что кончик его носа почти касался моего.

— Да, — прошептал он, и его горячее дыхание опалило моё лицо даже через ткань палантина. Я почувствовала, как по спине и рукам пробежали мурашки, а низ живота предательски сжался. — Принеси бокал, — проговорил он чуть громче, и на его губах мелькнула еле заметная улыбка.

— Бокал? — только и могла переспросить я, отходя от оцепенения.

— Да, принеси второй бокал, — Трандуил отпустил мой подбородок, выпрямляясь.

— Конечно. Ваше величество, — я наконец снова обрела способность дышать и думать и, стараясь смотреть куда угодно, но только не на эльфа, бросилась обратно в кладовую.

Глава опубликована: 29.05.2018

24. Всё могут короли

До своей комнаты я добралась на одном дыхании, прошмыгнула в кладовку, схватила бокал и уже на обратном пути, находясь на пороге потайного прохода, резко остановилась.

Что всё это было?

Мой взгляд упал на зажатый в руке хрустальный кубок, потом скользнул вглубь тёмного узкого коридора, ведущего в спальные покои короля. Отчего-то меня не покидало ощущение того, что я что-то упустила.

«Хотя отчего же? Скорее всего даже наоборот — увидела больше, чем хотела», — съехидничал внутренний голос и, как ни странно, оказался прав.

Пред глазами всё так же ясно стоял образ эльфа по ту сторону темнеющего прохода. Минутами ранее, когда я повернулась на звук его голоса, то чуть не выронила поднос со всем его содержимым. Король возвышался надо мной всего в нескольких шагах. На этот раз на нём не было короны и одет он был в длинную изумрудно-зелёную шёлковую мантию, которая тяжёлыми складками ниспадала на пол и мягко мерцала в свете камина. Но поразило меня не то, во что был одет Его Величество, а то, что роскошное одеяние было расстёгнуто, открывая взору полностью обнаженный торс венценосной особы. Нет, конечно же, я не была монашкой и всякое повидала, но почему-то вид лесного Владыки, облачённого лишь в тёмные штаны, сапоги до колен да небрежно накинутую шелковую мантию, смутил меня как скромную средневековую деву.

Отметив про себя, что в таком облачении Трандуил Ороферион уж слишком смахивал на героя, сошедшего с обложки женского романа, я спешно потупила взор, мысленно благодаря темноту и палантин за то, что никто не увидит моё залитое краской лицо. Нас разделяли всего несколько шагов, и моё разыгравшееся воображение уже вовсю вырисовывало яркие и слишком детальные картины, смешивая воспоминания той ночи с моими собственными желаниями и мечтаниями. Зато вот Его Величество недостаток одежды совсем не беспокоил, и он гордо возвышался надо мной, словно статуя.

«Да, а потом ещё это странное и необъяснимое…» — мне было сложно подобрать слово, чтобы описать его дальнейшие действия, потому как сама не была уверена, что же всё-таки произошло.

Мой взгляд вновь скользнул внутрь тайного прохода. Нет, идти обратно мне совсем не хотелось, но задерживаясь ещё дольше в своей каморке, я рисковала навлечь на себя гнев лесного Владыки. Стараясь усмирить прерывистое дыхание, я медленно двигалась по каменному полу, в мыслях постоянно прокручивая проведённое в Ривенделле время. Однако так и не могла припомнить, чтобы тамошние эльфы появлялись при даме в полуодетом виде.

«С другой стороны, там ты жила на правах гостьи, а не прислуги», — вставил мой внутренний голос и снова оказался прав.

Увлечённая воспоминаниями, я и не заметила, как уже оказалась на пороге первой, скудно освещённой комнаты. Сердце вновь отбивало барабанную дробь и, казалось, вот-вот выпрыгнет наружу.

«Такими темпами ты рискуешь заработать себе сердечный приступ!» — глубоко вздохнув и оглядевшись по сторонам, я переступила порог и двинулась в направлении гостиной. Однако не успела сделать и пары шагов, как за спиной раздался уже знакомый мне глубокий голос.

— Ты всегда всё так медленно делаешь? — на этот раз я не обернулась и лишь замерла на месте, чуть склонив голову.

— Прошу прощения, ваше величество. Просто не сразу нашла парный бокал, — соврала я наобум, с волнением ощущая спиной тепло его тела. Он находился очень близко. Мне вдруг очень захотелось, чтобы он ко мне прикоснулся. Я вся напряглась, забывая, как дышать, замерла в ожидании чего-то. Но слух уловил лишь шелест шёлковой ткани о каменный пол. Король медленно прошёл мимо, а я так и не решилась поднять голову. Когда он снова заговорил со мной, его голос раздавался уже почти со стороны гостиной.

— Ты так и будешь там стоять? Или всё-таки принесёшь этот бокал сюда? — в его спокойном тоне почувствовалось лёгкое раздражение. Отвесив себе мысленную оплеуху за глупость и ротозейство, я поспешила за ним.

Трандуил стоял перед камином, повернувшись ко мне спиной и заложив руки назад. Я внутренне возрадовалась такому повороту и, стараясь двигаться как можно тише, проскользнула в комнату. Во мне теплилась надежда, что король не обратит на меня внимания, и я смогу сразу же уйти, как только проклятый кусок стекла окажется на столике. Пока всё шло именно так, как мне того хотелось.

— Ваше Величество, простите ещё раз за задержку, — пролепетала я и аккуратно поставила бокал рядом с графином вина. Лесной Владыка даже не пошевелился, и, облегчённо вздохнув, я продолжила: — Если вам больше ничего не нужно, я прошу разрешения удали…

— Я, кажется, приказал тебе всегда смотреть мне в лицо, когда говоришь со мной, — прервал мою тираду его властный голос. Я тут же вскинула голову, встречаясь с ним взглядом.

Несколько долгих секунд Трандуил Ороферион просто смотрел мне прямо в глаза, а потом, так и не прерывая зрительного контакта, медленно приблизился. В какой-то момент нас разделял только столик с вином, но вскоре и он оказался позади. Наверное, мне стоило отступить, но я словно приросла к полу и как загипнотизированная наблюдала за эльфом, который, словно грациозный хищник, подходил всё ближе, пока не остановился напротив. Король молча наблюдал за мной, чуть склонив голову на бок, когда я неожиданно почувствовала его пальцы на своей руке. От этого лёгкого, скользящего прикосновения меня словно ударило током. Я вздрогнула и интуитивно попыталась отдёрнуть руку, но в то же мгновение его ладонь накрыла мою, удерживая меня на месте. И снова тишина и эти завораживающие глаза, которые, как и тогда в лесу, казалось, смотрели мне прямо в душу. Он чуть потянул меня на себя, всё это время вырисовывая призрачные узоры на внутренней стороне запястья. Мне пришлось податься вперёд, а моё тело тут же предательски откликнулось на его близость сладостной болью внизу живота, колени противно ослабли. Я с силой закусила губы, дабы сдержать своё прерывистое дыхание, всё это время не в силах отвести взгляда от лесного Владыки.

— Ты можешь поставить, — раздался откуда-то издалека бархатистый шёпот. Мои глаза, помимо воли, метнулись к его губам. — Бокал, — проговорил он чуть громче, слегка сжав мою ладонь. В ответ я рассеянно взглянула вниз, только сейчас заметив, что принесённый бокал всё ещё был зажат в руке, которую сейчас крепко удерживал король. Медленно отходя от оцепенения, я вновь подняла глаза на стоявшего передо мной эльфа. На его губах играла еле заметная ухмылка, тёмные брови иронично дёрнулись вверх. В следующее мгновение меня словно окатило ледяной водой, развеивая остатки наваждения. Я ощутила себя полной идиоткой, одновременно чувствуя, как всё тело запылало от стыда. — Ты можешь отпустить его, — прошептал Трандуил. И только хрусталь соприкоснулся с тёмным деревом стола, он тут же убрал свою руку. Освободившись, я сразу же отдёрнула ладонь, делая шаг назад.

Всё ещё чувствуя жар на своих щеках, я потупила взор, что оказалось большой ошибкой, потому как взгляд вновь наткнулся на обнажённый торс лесного Владыки. Поминая лихом всех обитателей Темнолесья и свои женские гормоны, снова поспешила поднять голову. Король смотрел на меня с высоты своего роста, его глаза хитро сверкали. — Мне больше ничего не нужно, — проговорил он, не скрывая иронии. — Я разрешаю тебе удалиться.

Повторять дважды не потребовалось, и, молча поклонившись, я поспешила прочь.

Всю дорогу до своей каморки я не переставала мысленно проклинать собственную слабость, глупость и наивность, а, оказавшись по ту сторону потайного прохода, с раздражением поняла, что тело всё ещё изнывало от неудовлетворённого желания. Я наспех разделась и, умывшись несколько раз холодной водой, повалилась на кровать. Однако надеждам на быстрый и успокоительный сон не суждено было сбыться, и мне ещё долго пришлось лежать в темноте, уставившись в потолок.

Казалось, мои веки только сомкнулись, когда из объятий Морфея меня бесцеремонно вырвал раздавшийся совсем рядом звон. Кое-как открыв глаза, я поняла, что проспала намного дольше, чем думала — за небольшим окном уже вовсю светило солнце. Нарушителем же моего спокойствия снова оказался колокольчик над головой.

«Ему что, опять вино понадобилось? Утром? — хмуро рассуждала я, спешно умываясь и натягивая платье. — Как там говорилось: «Шампанское по утрам пьют или аристократы или дегенераты?» Будем надеяться, что эльфийский король относится всё же к первой группе. Хотя мне от этого не легче».

На подносе уже стоял бокал, фрукты и графин с вином.

«Или ему опохмелиться надо?» — размышляла я, возвращаясь в кладовку за вторым бокалом (для верности). С момента моего пробуждения прошло не более пятнадцати минут, и вот мои ноги уже несли меня по узкому коридору.

Как только я переступила порог комнаты, то поняла, что задержалась. Король, до этого что-то спешно писавший, склонившись над столом, резко развернулся в мою сторону. Его глаза опасно сверкали, и всем своим видом он открыто выказывал недовольство. Но моё внимание привлекло то, что в этот раз он даже не удосужился накинуть мантию, представ предо мной в одних штанах и сапогах.

«У них что, мода такая: полуголыми ходить? Или они настолько близки к природе, что уже ничего не стесняются?» — раздражённо отметила я, автоматически приседая в поклоне.

— Ваше Величество…

— Почему так долго? Поставь сюда на стол. Только не разлей на бумаги, — прервал он меня ледяным тоном.

Поджав губы, дабы не сболтнуть лишнего, я аккуратно поставила тяжёлый поднос на стол рядом с эльфом, кожей ощущая на себе его испытующий взгляд. Избавившись от ноши и так и не решаясь поднять на него глаза, я лишь учтиво поклонилась.

— Прошу прощения, ваше величество. Я…

— Почему ты принесла два бокала? Тебя, кажется, об этом не просили, — он снова перебил меня.

— Я уберу, — последовал мой короткий ответ. — Ваше величество, — спешно добавила я, уже потянувшись было за бокалом, когда он поймал мою руку.

— Оставь. Потом за этим придут с кухни, — бросил он, так и не выпуская моей ладони. — Ты опять смотришь в пол? — он неожиданно дёрнул меня на себя, отчего я резко вскинула голову, одновременно чувствуя, как запылали щёки, но уже не от стыда и смущения, а от злости и раздражения. Лесной Владыка продолжал неотрывно смотреть мне в глаза. — Ты собираешься отвечать на мой вопрос? — процедил он, склоняясь надо мной.

— Какой? — бросила я резче, чем того позволяло моё положение, но Трандуил, кажется, этого не заметил.

— Почему так долго шла сюда? — его голос снова стал повелительным. — Спала?

— Да! Спала! — вылетело у меня прежде, чем я успела прикусить себя за язык.

Получилось громко, и вот это он уже заметил. Король на мгновение удивлённо дёрнул бровями, но уже в следующую секунду его глаза угрожающе сощурились.

— Что ты сказала?

«Кажется, ты вляпалась», — промелькнуло в голове. Я тут же потупила взор.

— Прошу прощения, Ваше Величество. Я проспала, — я всеми силами пыталась придать голосу робость и мягкость, но выходило плохо.

— Смотри мне в глаза, — проговорил он тихо, но твёрдо, снова поднимая мою голову за подбородок. Жар его обнажённого тела опалил мне лицо, в нос ударил аромат свежей листвы, дождя и бергамота, я нервно сглотнула. — На этот раз я тебя прощаю, — в его голосе ещё слышался металл. — Но другого раза не будет, — он быстро отпустил меня, отворачиваясь. А я, лишившись тепла его близости, еле сдержала чуть не вырвавшийся разочарованный вздох. — Можешь идти, — бросил он небрежно.

— Благодарю, Ваше Величество, — проговорила я, стараясь не выдать своего раздражения, и, наспех поклонившись, поспешила обратно. Однако уже у самых дверей не удержалась и украдкой бросила последний взгляд в сторону короля. Он стоял вполоборота и, как мне показалось, наблюдал за мной, опустив ресницы. Но, решив, что, скорее всего, мне это просто показалось, я не стала задерживаться и устремилась в направлении тайной двери.

Вечером колокольчик над кроватью зазвонил снова. Однако в гостиной меня никто не встретил, зато дверь, ведущая в опочивальню Владыки оказалась приоткрыта. Решив, что следует доставить закуски и выпивку туда, я уже хотела подтолкнуть створчатую дверь ногой, как мой слух уловил красноречивые женские стоны. Повинуясь какому-то неведомому чувству, я не удержалась и заглянула в щель. В полумраке комнаты можно было ясно различить две фигуры в позе, не оставляющей никаких сомнений в том, чем там занимались. Это было как тогда. И опять, даже полностью обнажённый и в пылу страсти, он выглядел величаво. В этот момент прекрасная эльфийка под ним выгнулась всем телом, разметав золотой шёлк волос на королевском ложе. Встряхнув головой и быстро отвернувшись, я наскоро поставила поднос на уже знакомый столик у камина, отчего бокалы жалобно звякнули, и почти бегом покинула покои.

Забежав в каморку и закрыв потайную дверь, я бессильно привалилась к холодной каменной стене. Моё дыхание было сбито, а щёки опять пылали.

«Да что это такое! Я в жизни столько не краснела. Возьми себя в руки! Тебе не шестнадцать лет! — отчитывал меня мой внутренний голос. Но стоило мне немного успокоиться, как смущение сменило праведное негодование. — Что же это за порядки у них такие? Нет, я понимаю, что он король, а я прислуга, но всё же?.. То хватает меня за всякие части тела, то ходит полуголым, а теперь даже дверь не удосужился закрыть, когда занимается… — я глухо зарычала, с силой пиная попавшийся под руку стул. — Такое ощущение, что он это специально делает…— последняя мысль заставила меня замереть на месте. — Нет. Быть такого не может! — я недоверчиво покачала головой. — Это просто совпадения».

Однако, уже на следующее утро я поняла, что четыре раза подряд никак нельзя назвать просто совпадениями.

На этот раз мне пришлось доставить злосчастный поднос прямо в королевскую умывальную комнату. Солнце пробивалось сквозь витражные высокие окна, рассыпаясь на полу разноцветными бликами, а влажный воздух был наполнен приятными ароматами трав и хвои. Владыка Лихолесья, прикрыв глаза, нежился в клубах пара, откинувшись на борт небольшого бассейна и абсолютно не стесняясь своей наготы. А то, что я нервно переминалась с ноги на ногу, не зная куда глаза девать, его, казалось, только забавляло. Наконец он положил конец моим метаниям и, небрежно махнув рукой, повелел поставить поднос прямо рядом с ним. Меня так и тянуло за язык ответить что-нибудь едкое на его «милость», но я сдержалась. Он меня ещё о чём то спрашивал, на что я односложно отвечала, стараясь смотреть королю только в лицо. А когда меня «отпустили», с таким рвением бросилась к выходу, что чуть не споткнулась о подол своего же платья. Это не осталось незамеченным, и король даже хмыкнул мне вслед.

Именно последнее и переполнило чашу моего терпения, и как только я оказалась наедине с собой, меня прорвало.

«Да что он себе позволяет? Король или нет? — внутри меня всё кипело, рвало и метало. — Я ему что, игрушка? Какого лешего он всё это делает? — принесённый поднос полетел в стену, но, не долетев всего несколько сантиметров, вспыхнул зелёным пламенем и разлетелся на мелкие кусочки. Однако это меня уже не заботило. — Это просто сексуальные домогательства на рабочем месте, только по-Средиземски! — от досады и обиды на глаза навернулись слёзы. — И куда ещё Сельвен запропастилась? Сколько там дней осталось? Как долго мне всё это терпеть? Лучше уж полы мыть!»

От вспышки гнева меня отвлёк очередной звонок, на этот раз из библиотеки. Я замерла, наскоро утерев слезы и, сделав несколько глубоких вдохов и выдохов для успокоения, захватила всё полагающееся из кладовки и отправилась к изголодавшемуся любителю книг.

Этот не заладившийся с самого утра день тянулся невыносимо медленно и уныло, даже несмотря на сияющее за высокими витражными окнами библиотеки солнце. И если поначалу вид «одетых» эльфов и их молчание меня даже успокаивали — ко мне никто не лез с расспросами и не сверкал полуголым торсом, а зачастую в мою сторону даже не смотрели, — то постепенно это безмолвное присутствие стало действовать на меня удручающе. Я неожиданно почувствовала себя очень одинокой и покинутой. За три дня, проведённых во дворце, я обмолвилась парой фраз лишь с любителем рукоприкладства, отчего щека всё ещё побаливала, да с полуголым королём.

«Прям как тогда у странствующих музыкантов. Относятся как к немой или юродивой… Даже поговорить не с кем…»

Мне не хватало Сельвен.

Стоило вспомнить эльфийку, как мысли стали ещё мрачнее.

«Почему за всё это время она так и не появилась? А что если она забыла обо мне и о своём обещании? Или, может, это было только хорошо спланированной ложью?.. Такой опыт в Средиземье у меня уже был. Она избавилась от меня и теперь радуется тому, что у нее одной головной болью меньше».

От последних мыслей на душе стало ещё тоскливее. Мне стало казаться, что я попала в клетку, откуда никогда больше не выберусь, и так и останусь потерянная среди этих дворцовых лабиринтов и пыльных старинных фолиантов.

Погружённая в свои тёмные мысли, я сидела на кровати в своей каморке, подобрав под себя ноги. С того момента, как в прошлый раз прозвонил библиотечный колокольчик прошло довольно много времени, и за окном успело стемнеть. В душе теплилась надежда, что это был последний на сегодня «заказ».

«Мне надо выбраться отсюда, — продолжало биться в голове, пока мой критический взгляд изучал скудное убранство моей спальни. — Даже если Сельвен про меня и забыла, мне надо отсюда бежать. Иначе всё здесь сведёт меня с ума. Включая их странного короля… — при воспоминании о нём меня всегда охватывало странное чувство волнения и раздражения, а мысли о каждом его прикосновении отдавались внутри болезненным, неудовлетворенным томлением. И, словно в ответ, тишину моей «кельи» прорезал знакомый звон. — Опять… Такими темпами из аристократа ты точно скоро перейдёшь во вторую группу, Трандуил Ороферион».

Однако деваться было некуда, и, кинув хмурый взгляд на золотистый объект над кроватью, я отправилась за подносом.


* * *


«Зачем?» — этот вопрос не давал ему покоя вот уже несколько дней. Король стоял перед разожжённым камином, задумчиво барабаня пальцами по нагретому мрамору облицовки. Эта смертная по какой-то непонятной причине постоянно подогревала его интерес, преследовала его мысли во сне и наяву.

Сначала он был одержим азартом охотника, ищущего свою добычу. А то, что ей удалось ускользнуть от него в его же лесу, неприятно царапало королевское самолюбие. Его интерес особенно подогревало то обстоятельство, что найти лесную беглянку оказалось не так легко, как он думал. Во-первых, он просто не знал, как её искать. Король или нет, но в открытую выспрашивать о слугах, не вызывая при этом лишних вопросов, он не мог. Однако по воле случая, в тот день он оказался в саду.

Сначала его внимание было приковано лишь к дочери лекаря. Эта с виду тихая, но отнюдь не робкая эльфийка многим мозолила глаза своим поведением, и после того, как неожиданно покинула королевство, некоторые голоса не раз выступали даже за то, чтобы лишить её брата и отца всех привилегий и почестей, а ей запретить возвращаться, особенно учитывая историю их семьи. Но он не позволил. Не было вины Фаэлона в том, кем была его жена, как и не было вины его сына в том, чья кровь текла в его венах. Они и так страдали от потери матери и жены, а теперь — дочери и сестры. Поэтому, пока эльфийка всё ещё слышала зов леса, он просто не мог отнять у них надежду на то, что очередное возвращение светловолосой беглянки будет последним, и она останется со своим народом и семьёй.

Это он и пытался донести до Сельвен, поэтому склонившаяся за спиной фигура служанки поначалу не привлекла его внимания. Кажется, он разрешил смертной подняться лишь из жалости. Однако стоило ему вскользь взглянуть на неё, как в голове прозвучало победоносное: «Нашёл!». Несмотря на то, что лицо и волосы женщины были скрыты бордовым платком, он отчего-то знал, что это была именно та самая смертная из леса, которая так бесстыдно наблюдала за ним, распаляя его интерес и тёмные, запретные желания. И за это она ответит, но он должен был знать наверняка…

Когда он стал невольным свидетелем разыгравшейся сцены между эльфом и служанкой, то не сразу её узнал. Тогда его внимание привлекли раздражённые, громкие голоса, говорившие на Всеобщем. Повинуясь странному предчувствию, он свернул в коридор, где поначалу в скудном свете факелов смог различить лишь эльфа, угрожающе нависшего над кем-то. Но уже в следующее мгновение воцарившуюся тишину прорезал громкий шлепок, и стройная женская фигура с силой впечаталась в каменную стену. Несмотря на то, что в королевстве наказания слуг за непослушания были нередки, он вынужден был признать, что помощник Эглериона явно перестарался. Заметив, что последний уже замахнулся для повторного удара, он поспешил его окрикнуть. Тот замер, резко развернулся и, склонившись, сразу принялся горячо извиняться за нарушение спокойствия. Тот говорил ещё что-то, но король уже не слушал — его внимание было приковано к смертной. Хватило лишь одного мгновения, одного взгляда, чтобы понять, кем была нарушительница порядка. А потом он вдруг разозлился на склонившегося перед ним лесного эльфа за то, что тот так грубо отшвырнул её.

«Служанка или нет, смертные намного более хрупкие, чем бессмертные дети Эру. И мне вовсе не хотелось бы, чтобы только нашедшейся беглянке проломили череп», — так во всяком случае объяснял разум его резкий всплеск эмоций.

Оказавшись с ней наедине, ему хотелось увидеть её глаза, так заинтриговавшие его в лесу, но женщина упрямо смотрела в пол. Не выдержав, он заставил её поднять голову и замер. Таких глаз, где тёмный янтарь дерева смешивался с зеленью листвы, он не встречал ни у людей, ни у эльфов. Выходит, той ночью он не ошибся, они действительно были двухцветными. В какой-то момент она отступила и дёрнула головой. Этот её бессмысленный жест непокорства его позабавил и порадовал одновременно. У смертной был характер, который та показывала даже тогда, когда её собственное сердце безумно билось в груди от волнения. Он почти сразу отпустил её и, наблюдая за тем, как она спешно ретировалась, не смог сдержать улыбки.

«С ней не будет скучно», — отметил он про себя.

А потом был этот странный вечер. Он хотел лишь проучить её, наказать за любопытство и за то, что она так бесцеремонно вторглась в его мысли. И в начале ему это удалось. Наблюдая за тем, как она боролась с собственным смущением и волнением, он еле сдержал улыбку. Однако когда она вернулась с бокалом, что-то пошло не так. Все шутливые мысли тут же вылетели из головы, а по телу пробежала волна странного наслаждения, стоило ему коснуться руки женщины. И она тоже это ощутила, дёрнулась всем телом, пытаясь отстраниться, но он не мог этого позволить. Её кожа оказалась на удивление нежной и шелковистой, и им овладело непреодолимое желание почувствовать ещё больше. Он потянул её на себя, завороженно наблюдая, как её глаза то темнели, то вспыхивали калейдоскопом эмоций. И тогда, как и той ночью в лесу, он уловил в воздухе этот сладостный, дурманящий аромат её возбуждения. Понимание, что её тело так реагировало на его близость, подействовало отрезвляюще, помогая вернуть ускользающий самоконтроль. Он нехотя отпустил её руку, с улыбкой наблюдая за тем, как её растерянность сменило смущение, как она заметалась, не зная куда спрятать взгляд.

«Нет, она всего лишь смертная женщина», — отметил он про себя, убеждаясь в собственном превосходстве. Однако его торжество длилось ровно до того момента, пока он не сомкнул веки.

Все его сны в ту ночь, были наполнены ею. Её глаза, ощущение её бархатистой кожи и этот сводящий с ума аромат. Он проснулся с первыми лучами солнца возбуждённый и с мыслью о том, как должно было выглядеть её тело под этим простым платьем. Глухо зарычав, Трандуил резко поднялся на ноги и устремился в умывальную. Но и здесь её образ не давала ему покоя, и он еле удержался от того, чтобы прикоснуться к себе. «Она всего лишь смертная женщина», — повторял он как мантру, но тело отказывалось подчиняться разуму. Наконец ему удалось успокоиться, но от торжествующего настроения прошлого вечера не осталось и следа. И тогда, чтобы доказать своё превосходство и себе, и ей, он вновь вызвал её к себе.

С каждой минутой ожидания его терпение таяло, и когда она наконец появилась на пороге, он уже не скрывал своего раздражения.

«Как смела она заставлять его ждать? Как смела она вторгаться в его…» — последнюю мысль он так и не закончил, потому что её ладонь вновь оказалась зажатой в его руке. Но она опять смотрела в пол, а он хотел видеть её. Интуитивно он дёрнул её на себя, снова встречаясь с ней взглядом. О, как горели эти глаза! Но уже не страстью и желанием, а злостью и раздражением. Понимая, что вывел её из себя, он внутренне улыбнулся. Однако король никак не ожидал, что женщина посмеет повысить на него голос, да и она сама поняла, что зашла слишком далеко. Потупив взор, она спешно извинялась, а ему хотелось сорвать с неё этот проклятый палантин, хотелось видеть её лицо. Он сдержался и снова отпустил её, но лишь до вечера.

Как и тогда в лесу, он почти сразу почувствовал её присутствие, а взгляд двухцветных глаз, казалось, обжигал его тело. Он не видел её, но ощутил, как она замерла за дверью, наблюдая за ним и его партнёршей, слышал, как бешено забилось её сердце, чувствовал сладкий аромат, выдававший её тело. Что творилось у неё сейчас в голове? Какие образы заставляли её томиться в сладостной истоме? Желала ли она быть на месте эльфийки? И, словно в ответ на его вопросы, перед его внутренним взором замелькали картины. Тёмные волосы разметались по плечам, с губ срывались стоны, полные наслаждения. Она выгибалась навстречу ему, принимая его в себя полностью, встречая каждое его движение. И эти горящие страстью глаза. Он увидел их так ясно, будто это и вправду была она. Наслаждение накрыло его резко. Он замер, смакуя каждое сладостное мгновение, чувствуя, как задрожала эльфийка под ним. Где-то вдалеке жалобно звякнули бокалы. Она убежала.

Он должен был остановиться тогда и уже на следующий день отправить её обратно в дом лекаря. Но он этого не сделал. Ему доставляло странное удовольствие наблюдать за тем, как она теряла контроль и самообладание рядом с ним. Наутро, нежась в ароматной воде, он с нескрываемым торжеством наблюдал за её метаниями. От его внимательного взора не укрылись и залегшие под её глазами тени. Выходит, не у него одного были бессонные ночи. После того, как она неуклюже покинула умывальную, он ещё некоторое время иронично улыбался ей вслед.

«Так зачем же она мне нужна?»

Сейчас, прокручивая в голове события последних дней, Владыка Лихолесья, Трандуил Ороферион, неожиданно для самого себя нашёл ответ. Спустя тысячелетия войн, побед, поражений, радостей, горестей, обязанностей и наслаждений, скука стала его постоянной спутницей, а этой смертной, впервые за многие годы, удалось разбавить монотонную рутину его дней. Поэтому он и не собирался её отпускать. Во всяком случае, так подсказывал ему разум.

Встряхнув головой, король расправил плечи и решительно потянул за бархатный шнурок. Где-то вдалеке прозвенел колокольчик.

«Она скоро придёт», — эта мысль заставила его невольно улыбнуться.

Глава опубликована: 29.05.2018

25. Поддавки

Звук шагов и шелест платья отражались от каменных стен, смешиваясь в еле различимый шёпот. Стекло на подносе то и дело чуть позвякивало, выдавая нехватку сноровки, а может и желания несшего его человека. Коридор освещался лишь одним небольшим светильником, из-за чего по стенам расплывались неясные очертания и тени. Здесь было мрачно и неуютно, как и у меня на душе.

Чем меньше становилось расстояние между мной и королевскими покоями, тем тревожнее и взволнованней вздрагивало всё внутри. Чтобы отвлечься, я развлекала себя тем, что силилась угадать, в каком виде предстанет лесной Владыка на этот раз. Полуголым? Было. Голым? И не раз. В ванной? Тоже. С дамой? Дважды. Так что же остаётся? Хм-м-м. Может, с хлыстом и в латексе? Вот это будет неожиданно! Да нет, здесь вроде такое не практикуется… Хотя кто его знает?

Я хмуро ухмылялась, а мысли метались, как белки в колесе, отдаваясь болью в висках. На меня накатывала жуткая мигрень, и в глубине души я надеялась, что на этот раз всё пройдёт быстро и без всяких изысков и осложнений. Я зайду, оставлю поднос, если надо даже пожелаю сладких снов и спокойно уйду, чтобы успеть забыться сном прежде, чем от пульсирующей боли начнёт темнеть в глазах. Но что-то подсказывало, особенно учитывая опыт предыдущих дней, что надеждам не суждено будет сбыться. Поэтому с каждым шагом настроение всё ухудшалось, а виски неумолимо сжимал стальной обруч.

Наконец впереди замаячил открытый проход в первую комнату, которая, по обыкновению, снова была погружена в еле различимый полумрак. На этот раз я не стала ни оглядываться по сторонам, ни прислушиваться, а поскорее засеменила в гостиную. Здесь, как и во все предыдущие мои визиты, горел камин и несколько свечей, а в воздухе витал лёгкий аромат чего-то пряного и немного терпкого.

«Глинтвейн», — не растерялось моё воображение.

Неожиданно нахлынули воспоминания этой зимы, в горле застрял комок:

«Конечно! А в главном зале стоит новогодняя ёлка, а под ней — Дед Мороз! Возьми себя в руки!»

Покачав головой, словно в насмешку над собственной романтической ностальгией, я тяжело вздохнула.

— Отчего же это ты так тяжело вздыхаешь? — прозвучало откуда-то сбоку, и, несмотря на то, что я подозревала о присутствии Его Величества в комнате, звук его голоса заставил меня вздрогнуть. Всё ещё с подносом в руках, я обернулась в его сторону.

На этот раз Трандуил Ороферион меня удивил, но не степенью своей «раздетости», а скорее наоборот. Король был в тёмно-бордовом длинном кафтане поверх чёрной шёлковой туники. Отсутствие обнажённого тела было воспринято мною со смешанным чувством облегчения и разочарования. А тем временем он, всё это время наблюдавший за мной, снова заговорил:

— Знаешь, у тебя есть отвратительная привычка — по долгу не отвечать, когда тебя о чём-то спрашивают, — похоже я опять ловила ворон и забыла все приличия. — Хотя почему меня это не удивляет? Ты ведь человек.

Последнее было сказано с нескрываемым высокомерием и пренебрежением, отчего тут же вспомнился утренний инцидент в ванной комнате, и приутихшая было злость заворочалась в груди с новой силой.

— Простите, ваше величество, — бросила я довольно сухо, снова разворачиваясь с подносом к уже знакомому столику у камина, в надежде поскорее избавиться как от увесистой ноши, так и от общества коронованной особы.

Однако когда глаза отыскали нужный мне предмет мебели, я невольно замерла на месте. На тёмной поверхности, в красноватых отблесках камина был ясно виден хрустальный графин и бокалы, принесённые мною вчерашним вечером. Всё стояло ровно так, как я и оставила, абсолютно нетронутое. Чтобы не зарычать от досады, пришлось до боли закусить губу, а руки с такой силой сжали поднос, что побелели костяшки пальцев. Мне вдруг стало всё абсолютно ясно и понятно. Его Величество играл со мной, ему нравилось вызывать меня в любое время дня и ночи, хотя ни вино, ни фрукты ему не были нужны. Только вот зачем? Чтобы показать свою власть? Вряд ли…

— Ты о чём-то задумалась? — проговорил он за спиной. — Или ты решила всю ночь здесь простоять? — это прозвучало если не как насмешка, то с усмешкой точно.

Он стоял совсем рядом, меня окутывало тепло его тела и присущий только ему аромат хвои и бергамота. Однако на этот раз вместо волнения его близость только подстегнула уже разгоревшуюся злость. Кажется, он склонился ко мне, потому как несколько шелковистых прядей скользнули по моей шее. Отчего-то это и стало последней каплей, и в следующее мгновение поднос со всем содержимым полетел на пол. Еле удержавшись от того, чтобы не пнуть рассыпавшиеся по полу осколки, что несомненно выдало бы преднамеренность моего поступка, я со злорадством разглядывала сотворённый мною беспорядок, как поблёскивающий хрусталь медленно смешивался с расплывающимся темно-красным, почти чёрным, вином.

Несколько долгих мгновений за спиной не раздавалось ни звука, а когда эльф вновь заговорил, то мне очень захотелось пнуть и его.

— Какая неловкость, — прошелестело над самым ухом, и его горячее дыхание опалило кожу, что заставило меня резко развернуться. Он стоял прямо передо мной и явно ближе, чем положено. В свете пламени камина бордовый кафтан полыхнул красным, ещё больше оттеняя серебристые волосы и светлую кожу.

«Ещё один Дракула», — мелькнуло в голове, но на этот раз мне было несмешно.

Повинуясь непонятному инстинкту, я попятилась, отступая шаг за шагом всё дальше. Осколки под ногами захрустели, словно яичная скорлупа, но Трандуил даже не пошевелился. На его губах застыла ироничная улыбка, а завораживающие глаза внимательно следили за каждым моим движением.

Самое странное, что в этот момент мне было не страшно, а до ужаса обидно за саму себя. За последний месяц, кажется, каждый встреченный в Средиземье мужчина считает своим долгом со мной поиграть. И это начинало раздражать. Почему мне просто не дадут уйти?

Я так увлеклась своими мыслями, что и не заметила, как остановилась. Нас разделяло около четырёх метров.

— Тебе не приходило в голову, что ты ведешь себя крайне странно? — нарушил наконец молчание Владыка Лихолесья, насмешливо изогнув бровь. — Или тебя что-то взволновало, смертное дитя? — как мне показалось, он специально выделил последние слова, и если эльф хотел меня разозлить и задеть, то теперь попал в самую точку.

— Я не дитя, — проговорила я сквозь зубы, уже не заботясь о приличиях и последствиях, не забывая всё же добавить, — ваше величество.

— Это спорно, — отмахнулся тот, продолжая разглядывать меня свысока. — Ведёшь ты себя довольно-таки инфантильно.

— Прошу прощения? — не поверила я своим ушам.

— Я прощаю тебя. Но всё же тебе стоит убрать последствия твоей выходки, — и кивнул в сторону разбитого стекла. — Или ты думаешь, я не заметил, что ты это сделала специально? — в этот момент голова сжалась в болевом спазме, я резко втянула воздух, невольно закрывая глаза. — Не стоит так переживать, — похоже, он истолковала мой жест по-своему. — Так что тебя так взволновало, дитя?

— Ничего! — где-то в глубине моего сознания мелькнула мысль, что мой тон явно не соответствует ситуации, но я себя уже не контролировала. — Зачем всё это? Зачем вызывать меня, если ни вино, ни фрукты не нужны? Просто поиграть? Что меня так взволновало? — выдохнула я, вновь встречаясь с ним взглядом. — Возможно, просто не привыкла видеть вас, ваше величество, в таком «одетом» виде. — и нарочито елейным голосом добавила. — Ведь вам больше нравится встречать меня полуголым!

Он молчал. От улыбки не осталось ни следа, и сейчас его лицо было абсолютно непроницаемым — лишь глаза угрожающе потемнели. Каким-то шестым чувством я понимала, что Трандуил в ярости, и что я сама зашла слишком далеко, разговаривая с королём подобным образом. Однако в тот момент боль и обуревающие эмоции заглушили всё, включая даже инстинкт самосохранения. Не в силах больше терпеть затянувшуюся паузу, я развернулась и шагнула к двери.

— Твоё раздражение мне непонятно, — прорезал звенящую тишину гостиной его твёрдый глубокий голос. А уже следующая фраза заставила замереть на месте. — Мне казалось, тебе нравится подглядывать…

Когда смысл сказанного дошёл до меня, по спине пробежал холодок. Сознание моментально прояснилось, и даже головная боль отошла на второй план.

— Я вас не понимаю, ваше величество, — попыталась было выкрутиться я, медленно оборачиваясь.

— Хватит ломать комедию! — процедил тот и в мгновение ока оказался рядом, а я — прижатой к стенке. Его лицо застыло в нескольких сантиметрах от меня. — Или ты думаешь, я тебя не узнал? Тогда в лесу тебя не слишком заботила моя нагота, скорее наоборот — тебе явно понравилось за нами наблюдать, — прошипел он, наклоняясь всё ближе. — Что, нечего ответить? — и оказался прав. Я чувствовала себя парализованной и зажатой в угол, а единственный путь отступления он предупредительно перекрыл своей рукой. Наблюдая за моей немой растерянностью, король недобро усмехнулся и тут же добавил: — Не смей со мной разговаривать подобным тоном, смертная! Моё терпение небезгранично! И сними наконец эту мерзость, — и прежде, чем я успела понять, что он имел в виду, его рука сорвала с моей головы палантин. Волосы рассыпались по плечам, моё лицо уже ничто не скрывало.

Трандуил Ороферион чуть отстранился и теперь в открытую меня рассматривал. Под его пристальным взглядом, без уже ставшей привычной шёлковой материи, я вдруг ощутила себя совершенно беззащитной и почти обнажённой. Он проговорил что-то по-эльфийски, словно разговаривал сам с собой. Решив воспользоваться этой заминкой, я попыталась было дёрнуться в сторону, но он среагировал моментально, вновь прижимая меня к стенке.

— Тихо…— прошелестело над самым ухом, и в следующее мгновение я почувствовала, как его рука коснулась моей щеки, на которой ещё темнели следы от пощёчины. Он чуть нахмурился, слегка дотронулся до отметин, снова встречаясь со мной взглядом. Его пальцы невесомо скользили по моей коже, очерчивая овал лица, линию подбородка. Это было странное и волнительное ощущение: жар его тела и прохлада кожи. Когда его прикосновения спустились ниже, вырисовывая призрачные узоры на шее, порхая по линии декольте, моё тело отозвалось на его ласки разливающимся теплом, низ живота болезненно сжался. Глаза эльфа потемнели, и, казалось, он приник ко мне ещё ближе. Когда эти обжигающие и будоражащие пальцы скользнули вдоль выреза на груди платья, как бы невзначай проникая под ткань, меня словно ударило током. Я резко втянула воздух, интуитивно облизав пересохшие губы, что не укрылось от него. Взгляд короля поймал это движение, метнулся вниз и на несколько секунд замер там.

— Кто ты? — прошептал он, вновь касаясь моего лица, чуть приподнимая мою голову. Что-то тёмное и будоражащее кровь плескалось в устремлённых на меня сейчас глазах. Одновременно с этим я вдруг поймала себя на мысли, что уже видела такое выражение лица у эльфов, вернее у эльфа, сына Владыки Ривенделла. Но если тогда меня это испугало, сейчас этот взгляд склонившегося надо мной лесного правителя пробудил что-то волнительное и запретное внутри. Мне вдруг захотелось почувствовать эти руки не только на моём лице и шее, а чтобы они ласкали всё моё тело, заставляя плавиться и выгибаться от наслаждения. От остроты накативших ощущений и образов я невольно закусила губу, что тут же привлекло внимание эльфа. Его палец сначала почти невесомо очертил линию рта, а потом уже более настойчиво высвободил нижнюю губу, замерев на мгновение. Этот жест показался настолько интимным и чувственным, что перехватило дыхание, и, одновременно с этим, Трандуил резко втянул воздух, вновь встречаясь со мной взглядом.

— Кто ты? — повторил он так, будто слова давались ему с трудом. Я вдруг поняла, что не только я ощущала этот захлестывающий калейдоскоп эмоций. Это подействовало неожиданно отрезвляюще, помогая вернуть ускользающее самообладание и частично взять контроль над ситуацией. Уже намеренно я вновь скользнула языком по губам и мысленно улыбнулась, наблюдая, как взгляд короля жадно проследил за движением.

— Я человек, — проговорила я. — Меня зовут Да…

— Даэрэт, я знаю, — перебил меня эльф. — Я не об этом. Откуда ты? — его глаза неотрывно следили за мной.

— Я из Ро…— чуть было не брякнула я, но вовремя прикусила себя за язык. — Не знаю. — он подозрительно прищурился, подаваясь вперёд. Нервно сглотнув, я интуитивно потупила взор, но в то же мгновение его рука оказалась в моих волосах, властно поднимая голову, заставляя смотреть прямо в глаза. Трандуил Ороферион был настолько близко, что почти касался меня кончиком носа. Я вдруг отчётливо ощутила, как напряглись мускулы под тонким шёлком его туники. Мои только появившиеся было самообладание и контроль стремительно таяли.

— Не знаю?..— многозначительно повторил он.

— Не знаю, ваше величество, — поспешила исправить я ситуацию. — Сельвен… Леди Сельвен нашла меня в лесу недалеко от Минас-Тирита. Но память о моём прошлом от меня постоянно ускользает, — он чуть подался назад, словно размышляя над моими словами, а я наконец смогла вздохнуть.

— Тогда откуда ты помнишь своё имя?

— Я не помню. Это Леди Сельвен так меня назвала, — Лесной Владыка удивлённо изогнул бровь.

— Дочь Фаэлона назвала тебя тенью? — в ответ я лишь пожала плечами, потому как и правда не знала, почему эльфийка выбрала именно это имя. — Так значит, ты не помнишь ни как тебя зовут, ни откуда ты родом? — он опять приблизился, его рука отпустила волосы, пальцы скользнули к шее, вырисовывая призрачные узоры, спускались всё ниже. Магия в моей крови отозвалась на его прикосновения, запульсировала тёплыми потоками, придавая уверенности, и неожиданно для самой себя я подалась вперёд, прижимаясь к нему всем телом. Эльф замер, его глаза расширились. Мои ладони сами собой оказались у него на груди, я приподнялась на носочки и прошептала ему на ухо.

— Я правда ничего не помню, ваше величество, — когда я снова опустилась и взглянула на него, его глаза были закрыты, а губы плотно сжаты. Но в следующее мгновение его взгляд, полный плохо скрываемого раздражения и чего-то ещё устремился на меня. Трандуил резко отпрянул и отвернулся к камину. Несколько долгих секунд в гостиной царила абсолютная тишина.

— Ты можешь идти, — наконец нарушил он затянувшуюся паузу. — Если мне ещё что-то понадобится, я дам тебе знать, — даже не обернувшись в мою сторону, лесной Владыка молча налил себе бокал вина. — Чего ты ждёшь? — бросил он через плечо.

— Осколки…— вырвалось у меня помимо воли.

— Осколки? — повторил он, и наши глаза снова встретились.

— Я разбила…

— Это уберут другие. Уходи, — отрезал он, отворачиваясь. Я была уже у самой двери, когда меня остановил его голос. — И ещё. В моём присутствии я запрещаю тебе закрывать лицо и волосы. Понятно?

— Да, ваше величество, — ответила я автоматически и, не удержавшись посмотрела-таки на него. Король так и стоял ко мне спиной, чуть склонив голову, наблюдал за пламенем. Бокал с вином был крепко зажат в его руке. Встряхнув головой, я подобрала с пола палантин и отправилась к себе. Всю дорогу меня не покидало чувство, что в этот раз победа осталась за мной. Только что это была за игра, и какие в ней правила, оставалось загадкой.


* * *


На следующий день меня никто не звал и не тревожил, даже в библиотеке было тихо и пустынно. Ближе к обеду ко мне постучалась служанка, молча проводила в умывальную комнату и тут же исчезла. После, вернувшись в каморку, я с удивлением обнаружила на кровати небольшой свёрток, внутри которого оказалась смена белья, одежда и ещё кое-какие вещи из дома Сельвен, что подарило надежду на то, что моя лесная подруга не забыла ни обо мне, ни о своём обещании.

Рассматривая содержимое, я вдруг с тоской поняла, что всё, что осталось со мной из моего прошлого мира — это были два серебряных кольца (подвески бесследно исчезли после встречи с варгом). Конечно же, украшения не шли ни в какое сравнение с изысканными изделиями, не раз виденными мною на эльфах, гномах и даже людях, но они мне были дороже всего золота Средиземья. Мне почему-то вспомнилось, как Кили и Фили любили подтрунивать над моим ювелирным запасом, как, впрочем, и остальные гномы. Они не раз критиковали работу, говоря, что камни слишком маленькие, и что они бы уж точно сделали всё намного тоньше и лучше. Я невольно улыбнулась, серебряные ободки скользнули на пальцы, и рукам сразу стало уютнее. В складках потрёпанного плаща обнаружился ещё один небольшой мешочек, разглядывая который я нахмурилась, потому что никак не могла припомнить, что это могло бы быть. Но, решив не гадать впустую, быстро развязала и опрокинула сумочку. На мою ладонь выпали серьги. Те самые, что подарил мне Гендальф после встречи с троллями, после того, как Торин чуть не придушил меня на поляне, до того, как я попала в Ривенделл, до варгов, гоблинов, до правды… К горлу подкатил комок.

«Боже, кажется это было целую вечность назад…— серебряные переплетения и сапфиры мягко сверкали в отсветах камина, радуя глаз. — Но откуда они здесь? Я была уверена, что потеряла их ещё в лабиринтах гоблинов…» — глядя на изысканную работу, мысли невольно обратились к тому, кто сделал мне этот подарок, и, как всегда, я не могла избавиться от чувства, что постоянно упускаю что-то связанное с магом.

Ощущение, что я не могу вспомнить что-то важное, не покидало меня до самого вечера, окончательно испортив настроение и лишив покоя. Я мерила шагами узкое пространство, не находя себе места, всё силясь отыскать в уголках памяти что-то, но в результате стало только хуже. Тишина моей каменной клетки оглушала и тяготила, потолок давил на голову, а стены каморки, казалось, вот-вот сомкнутся и раздавят меня в пыль. Одиночество действовало опустошающе, одновременно с этим подогревая то внутреннее смятение, что не покидало меня с тех пор, как я оказалась во дворце.

Весь день я старательно избегала мыслей о прошлом вечере и о том, кто не давал мне потом заснуть до самого утра, чей аромат хвои и бергамота преследовал меня с того момента, как я покинула королевские покои. Однако когда последние лучи солнца скрылись за горизонтом, не думать об эльфе стало всё сложнее. Я не понимала короля, не понимала его поступков. Если он хотел поиграть со мной, наказать за то, что тайно подглядывала за ним и его пассией в лесу, то он своего уже добился. Отплатил мне той же монетой.

«Тогда зачем продолжать держать меня здесь? Зачем эти вопросы? Зачем прикасаться ко мне, как вчера?.. Зачем я прикасалась к нему?..»

От воспоминаний по телу пробежал заряд электричества, а щёки запылали. От разговоров с самой собой и сумбура эмоций мне всё больше чудилось, что сознание и рассудок ускользают, а в голове начинают звучать уже не только мой голос. Вынужденное отшельничество сводило меня с ума, и быстро.

За окном стемнело, камин давно погас, но я этого даже не заметила. В сгустившихся сумерках мой взгляд то и дело замирал на хранившем молчание золотистом колокольчике или потайной двери, пробуждая смешанные чувства облегчения и разочарования. Как долго моё тело безвольно лежало на кровати в звенящей тишине, было неизвестно, но в какой-то момент, усталость взяла своё и я просто отключилась. Во сне мне не давали покоя голоса, и ещё мне постоянно казалось, что на меня смотрят, внимательно и изучающе смотрят чьи-то глаза, отчего по спине пробегал неприятный холодок, а горло сдавливал липкий страх.

— Не доверяй…— прошелестело над самым ухом. Я резко открыла глаза и села на кровати, безуспешно силясь разглядеть хоть что-то в кромешной тьме. Дыхание давалось с трудом, ночная сорочка противно липла к телу. Мне казалось, что кто-то продолжал смотреть на меня из темноты. Было тихо, как тогда, в лабиринте гоблинов, и снова я вдруг почувствовала себя абсолютно беспомощной и бесполезной. Интуитивно вытянув руки вперёд, несколько раз взмахнула перед собой, словно так могла развеять окружавший меня непроницаемый мрак.

— Кто здесь? — прошептала я сдавленным голосом, но никто не ответил. По щекам потекли горячие слёзы. Меня охватила паника и непонятный, первобытный ужас. Еле сдерживая рвущиеся из груди рыдания, я с силой сдавила голову руками и зажмурила глаза. И как тогда в пещере мир перед моим внутренним взором постепенно прояснялся, принимал серые, призрачные очертания. Медленно сканируя окружающее меня пространство, я с облегчением отметила, что комната была пуста, и уже почти успокоилась, как краем глаза уловила какую-то тень, дёрнувшуюся в углу. Всё произошло настолько быстро, что я засомневалась не померещилось ли мне, особено учитывая, что глаза были всё ещё закрыты. Несколько долгих секунд я неотрывно смотрела туда, где почудилось движение, но больше ничего не происходило.

А потом что-то поменялось, сам воздух стал легче, в нём с новой силой улавливался запах хвои и бергамота. Медленно разомкнув веки, я невольно ахнула: вся комната была залита струящимся лунным светом, а из приоткрытого окна врывались прохладные порывы ветра. Повинуясь какому-то странному импульсу, я быстро встала, чтобы захлопнуть ставни, но не удержалась и залюбовалась серебристым ночным светилом, гордо парившим над бескрайним тёмным лесом. Бриз разметал мои волосы, охлаждая покрытую испариной кожу, а в шелесте крон деревьев мне всё слышались голоса. Они звали меня куда-то вглубь вековой чащи. Их шёпот убаюкивал, одновременно заставляя всё тело запульсировать пробудившейся магией. Казалось, только подумай, и я смогу оказаться там. Мне так хотелось отпустить на волю всю эту рвущуюся наружу энергию, моя рука сама протянулась вперёд, кончики пальцев защипало от знакомого тепла, но в последний момент что-то меня остановило. Я резко вздохнула и решительно отвернулась. За моей спиной лес одобрительно зашумел.


* * *


На следующий день, словно в отместку за предыдущее молчание, колокольчик из библиотеки почти не замолкал. Казалось, что всем эльфам Лихолесья или вздумалось выпить в окружении старинных фолиантов или они перепутали библиотеку с таверной.

Передохнуть мне удалось только ближе к вечеру, когда сидя у окна и наблюдая за солнцем, которое стремительно приближалось к кронам деревьев, я спешно проглатывала свой давно остывший обед. После трудового дня мне было душно, а тело противно липло от пота. Поэтому подождав ещё где-то с полчаса в полной тишине, я собрала смену белья и одежды и тихо прошмыгнула в главный коридор в направлении умывальной комнаты. По правде сказать, я не была уверена, разрешалось ли мне покидать келью или нет, но решила рискнуть и, спешно искупавшись и переодевшись, заторопилась обратно. Всю дорогу до моей каморки меня не оставляло дурное предчувствие, а стоило переступить порог, я поняла, что предчувствие не обмануло: меня уже ждали.

Высокая служанка в простом сером платье резко развернулась на звук моих шагов.

— Где ты была? — начала она без прелюдий. — Тебе нельзя отлучаться! — тон моей незваной гостьи не предвещал ничего хорошего, и хотя лицо её было, как и положено, скрыто платком, глаза горели неприкрытой злостью.

— Я была в умывальной комнате, — отрезала я в свою очередь. Если женщина хотела запугать меня, её план провалился. — Разве это преступление? — гордо вскинув голову, я нарочито неторопливо прошла мимо неё.

— Нельзя ходить туда одной! Ты на верхних уровнях! — мне показалось, что её тон стал мягче.

— Я этого не знала, да и предупредить мне было некого, — последовал мой ответ, на что женщина лишь покачала головой.

— Тебя никто не видел? — спросила она неожиданно тихо.

— Нет.

— Слава богам… Если бы они тебя увидели, то наказали бы, — незнакомка облегчённо выдохнула. — Но что это я заболталась! Нам надо спешить! Хватай, что надо и побежали. Мы и так потеряли много времени.

— Что? Куда? Я тебя не понимаю.

— Да что же это такое?! — служанка расстроенно всплеснула руками.— Вино, конечно. Для его Величества, — я напряглась и украдкой посмотрела в угол, но потайная дверь была закрыта. Словно отвечая на мой вопрос, женщина продолжила. — Король в тронном зале, поэтому поторопись. Мы и так уже слишком задержались.

Я кивнула и поспешила в кладовую. Балансируя на подносе все необходимое, уже в дверях я не удержалась и спросила.

— А что происходит в тронном зале?

— Король допрашивает пленника. Говорят, что сегодня они поймали гнома, — она продолжала ещё что-то рассказывать, но я её не слышала. Моё сердце замерло, по спине пробежал холодок: «Гномы! Вот про кого я совсем забыла!».

— Погоди, — остановила я служанку. — Я забыла платок,—и плевать на запрет короля и опоздание, быть узнанной Торином было бы намного хуже.

В главный тронный зал Трандуила Орофериона нас провели через боковую дверь, совершенно незаметную в коридоре. Наверное, из-за этого увиденное и поразило меня до такой степени, что я почти остановилась, и, не подтолкни меня моя сопровождающая, так и замерла бы на месте. Пространство, куда я сейчас попала, напомнило огромный готический собор, уходящий сводами в бездонную высоту. Теряющийся в темноте потолок опирался на высокие резные колонны, которые, казалось были созданы из переплетений камня, дерева и солнечного света. Хотя откуда было взяться последнему оставалось загадкой, учитывая то, что солнце уже скрылось за горизонтом.

«Эльфийская магия», — решила я про себя, бесшумно ступая по полу, выложенному белым и зелёным мрамором.

Помимо воли я чувствовала себя невероятно маленькой, словно попала в царство великанов. Здесь было на удивление тихо, и лишь где-то вдалеке улавливалось мелодичное журчание воды. Однако, как только мы вывернули из-за очередной массивной колонны, я невольно напряглась. До моего слуха донеслись громкие мужские голоса, по тону которых было понятно, что говорившие явно не обменивались любезностями.

— Поторопись! — прошептала моя сопровождающая, хотя мне больше всего хотелось в тот момент спрятаться за очередной колонной.

Шаг, другой и теперь я уже могла различить два знакомых мужских силуэта.

Я напряжённо притаилась за последней колонной, отделявшей нас от венценосной пары, жадно рассматривая обоих мужчин. Владыка Лихолесья возвышался на постаменте в дальнем конце зала рядом со своим троном. Последний представлял собой замысловатое переплетение веток деревьев, мрамора, золота, и венчали всё сооружение раскидистые рога, принадлежавшие когда-то какому-то исполинскому животному. Торин стоял напротив короля, гордо расправив плечи, хотя выглядел гном неважно. Его тёмные волосы были спутаны и испачканы в грязи, лицо было бледным и осунувшимся, под глазами залегли тени, и лишь взгляд оставался по-прежнему ясным и пронзительным. Оба короля были явно не в духе, о чём свидетельствовали плотно сжатые губы и нахмуренные брови. Глядя на них, желание выходить из своего укрытия улетучилось, и я уже хотела попросить мою спутницу сделать это за меня, как затянувшуюся паузу прорезал полный раздражения голос короля эльфов.

— Как долго мне ещё ждать?!

Служанка за моей спиной вздрогнула и бесцеремонно вытолкнула меня из тени, пробурчав напоследок:

— Иди, иди. Его величество гневается…

Не успела я и глазом моргнуть, как оказалась перед постаментом, слева от трона. Трандуил обернулся в мою сторону, его глаза негодующе сверкнули, но он не сказал больше ни слова. Медленно ступая на ватных ногах, я приблизилась и аккуратно поставила ставший неподъёмным поднос на небольшой мраморный столик, всё время ощущая на себе пристальный взгляд эльфа. Избавившись от ноши, рискнула снова взглянуть на лесного Владыку, но его лицо вновь стало непроницаемым.

— Налей бокал для нашего гостя, — проговорил он таким тоном, что я невольно поёжилась, но сделала как было велено и с наполненным кубком двинулась в сторону гнома.

Моё сердце заходилось в таком бешеном темпе, что казалось, ещё немного — и оно выпрыгнет наружу. Торин угрюмо наблюдал за мной из-под сдвинутых бровей, всем своим видом напоминая загнанного в угол зверя, готового в любой момент сомкнуть челюсти на горле противника. Когда я подошла к нему и почтительно протянула бокал, гном резко дёрнул головой и обратился к эльфу, полностью игнорируя моё присутствие. От волнения слов было не разобрать, но и так было понятно, что гном явно не «спасибо» говорил. Я замерла рядом с ним, сжав немеющими пальцами проклятый кубок, в тайне гадая, когда же всё это закончится.

— Что замерла? Пошла прочь! — кажется, король-под-горой обращался ко мне. — Иди к своему хозя… — он явно хотел сказать «хозяину», но что-то его остановило. Я подняла глаза и похолодела. Гном неотрывно смотрел на мои руки. «Кольца! Дура, ты не сняла кольца!» — возопил мой внутренний голос, но было поздно. Взгляд Торина медленно скользнул вверх и остановился на моём лице. Синие глаза потомка Дурина изумлённо расширились, а в следующее мгновение бокал выскользнул из моих рук и со звоном разбился о мрамор. — Ты…— выдохнул гном, делая шаг в мою сторону. Я попятилась. В это мгновение тронный зал снова огласил голос Владыки Лихолесья.

— Твоя неловкость переходит уже все границы! Прочь! — нервно сглотнув, я последний раз встретилась глазами с Торином, резко развернулась и как можно быстрее скрылась в тени ближайших колонн.

Руки тряслись, тело била мелкая дрожь и лишь краем уха я улавливала тихие стенания другой служанки по поводу наказания и позора, но не это меня сейчас заботило. Торин, король-под-горой, меня узнал из-за моей же глупости, и кто знает, что теперь меня ждёт.

«Что если он расскажет Трандуилу про меня? Даже если король и не поверит в «гостью из прошлого», одного упоминания о том, что я ведьма, будет достаточно, для того чтобы закинуть меня в тюрьму, а Сельвен обречь на вечное изгнание. И это в лучшем случае…» — погруженная в мрачные думы, я молча следовала за женщиной в сером, пока не остановилась перед знакомой дверью в каморку.

Время тянулось невыносимо медленно и каждая минута казалась вечностью. В темноте тихой комнаты ожидание сводило меня с ума. Единственным источником света была луна, плавно парящая над чернеющим лесом. Я стояла у открытого окна сжимая в руке полупустой кубок вина, третий, если мне не изменяла память. Несмотря на то, что после последнего раза с Сельвен я зареклась употреблять эльфийские запасы алкоголя, в этот раз нервы взяли своё. С момента моего возвращения из тронного зала прошло около двух или трёх часов, и пока за мной никто не пришёл.

«Возможно, всё ещё обойдётся…»

Но в этот момент в дверь коротко постучали и, не дожидаясь моего ответа, распахнули.

«Или не обойдётся», — усмехнулась я мысленно, оборачиваясь: на пороге замер эльф-стражник.

— Следуй за мной, — проговорил он тоном не терпящим возражений. Задавать вопросы я не решилась.

Глава опубликована: 01.06.2018

26. Попавшие в шторм

Здесь было настолько тихо, что малейший шорох казался оглушающим. Комната была просторной и тёмной, и освещалась лишь одной единственной свечой на небольшом столике, чьего слабого пламени было явно недостаточно для того, чтобы разогнать сгустившийся по углам мрак. Поэтому в образовавшийся круг света попадала лишь массивная кровать с балдахином, за которым угадывался тёмный силуэт, да стоящий рядом стул.

Она сидела около кровати, скрестив руки на коленях, недвижима и молчалива, напряжённо прислушиваясь к тяжёлому дыханию рядом. Но вот послышался слабый стон, и её взгляд, до этого неотрывно следящий за колеблющимся пламенем, метнулся в сторону кровати. Девушка дёрнулась вперёд, спешно отодвинула полог, и наконец тонкие пальцы с надеждой сжали руку покоившейся там фигуры — ничего.

— Показалось… — её голова обречённо поникла, с губ сорвался разочарованный вздох. Прежде чем задвинуть полог, она ещё раз дотронулась до лба лежавшего на кровати эльфа. — Слишком холодный… Но живой, — она откинулась на спинку стула. «Пока живой», — добавил её внутренний учёный.

От последней мысли она резко поднялась на ноги и решительно направилась к противоположной стене, где на небольшой тумбе стоял кувшин с водой и несколько кружек. Наполнив одну из них, она залпом выпила содержимое и замерла, задумчиво зажав глиняную чарку в руке. На красивом лице отразилась напряжённая работа мысли.

— Думай, думай! — Сельвен перебирала в голове все известные ей рецепты. — Должно быть что-то, что я упустила,—она раздражённо стукнула кружкой о тумбу и уже сделала шаг обратно к кровати, как невольно пошатнулась и замерла, оперевшись о стену. Выходит, даже для эльфов, известных своей выносливостью, шестые сутки без сна не проходят бесследно. Прошло несколько долгих секунд, прежде чем ей удалось справиться с приступом слабости и вернуться обратно. Оказавшись у кровати, её взгляд снова устремился к эльфу за белым пологом. Он лежал тихо и спокойно, так что , если бы не мертвенная бледность, со стороны могло показаться, будто он безмятежно спит. Сейчас, в скудном свете свечи, он, наверное, почти слился бы с укрывающей его простынёй, если бы не тёмно-рыжие волосы. Её рука самопроизвольно потянулась, чтобы убрать одну из шелковистых прядей, упавших ему на лицо, когда входная дверь тихо скрипнула. Вошедший тихо подошел и встал в ногах кровати.

— Как он? Есть какие изменения?

Она лишь отрицательно покачала головой.

— Нет, Adar, всё также, — Сельвен закрыла полог и обернулась к главному лекарю.

Отец выглядел неважно, и она подозревала, что и сама выглядела не лучше. Обычно живой и искрящийся взгляд — потускнел, лицо приобрело сероватый оттенок, под глазами залегли глубокие тени, а губы были плотно сжаты с тех самых пор, как вернулся отряд. Сельвен не было с ним, ни когда они вернулись, ни когда среди доставленных в больничное крыло раненых он узнал такой же всполох тёмно-рыжих волос, как и у него самого, и с тех самых пор её отец не был самим собой. Фаэлон разом постарел и осунулся, словно за эти шесть дней что-то оборвалось и надломилось внутри него. Вот и сейчас он стоял, уставившись невидящим взглядом в пустоту и сжав спинку кровати так, что побелели костяшки пальцев.

— Отец,—но никакой реакции не последовало. — Отец, — повторила она чуть громче, и, на этот раз, он её услышал. — Не теряй надежду. Он не может умереть, — она всё ещё верила в то, что говорила.

Некоторое время Фаэлон напряжённо молчал, неотрывно глядя дочери прямо в глаза.

— Я тоже хочу в это верить, дитя, — при последнем слове в его глазах, казалось, мелькнула былая искра, но тут же погасла. — Сколько он без сознания?

— Шесть дней, — ответила она не своим голосом, прекрасно понимая, что он скажет следующим.

— Ты ведь знаешь, что это значит? Этот новый яд…

— Я знаю, — отрезала она резче, чем того хотела. Отец снова замолчал, а в следующее мгновение его тёплая ладонь легла ей на плечо. Сельвен только успела удивиться, когда он успел так быстро подойти, или она закрыла глаза от усталости…?

— Когда ты спала в последний раз? — его голос был мягким и успокаивающим.

— А ты?

Фаэлон не ответил, лишь чуть сжал плечо.

— Такие вопросы не задают лекарю.

— Тогда зачем ты меня об этом спрашиваешь? — почему-то даже не глядя на него, Сельвен была уверена, что он почти улыбнулся. — Я увеличила дозировку, — неожиданно сменила она тему.

— Когда ты дала ему зелье? — тон снова стал твёрдым.

Она задумчиво потёрла переносицу, потом, чуть прищурившись, посмотрела на свечу, прикидывая время по огарку.

— Около часа назад. Может, чуть больше, — проговорила она наконец. Фаэлон ничего не сказал, только сильнее сжал её плечо.

В комнате снова воцарилась гнетущая тишина. Сельвен даже подумалось, уж не заснул ли отец стоя, когда он опять заговорил.

— Если до утра ничего не произойдёт, возможно, тебе стоит поискать ответы в другом месте, — он замолчал и следующие слова сказал значительно тише, будто они давались ему с трудом. — Среди рукописей твоей матери.

Сначала она не поверила своим ушам, но нет, отец действительно только что сказал именно это. Когда понимание проникло-таки в её сознание, Сельвен невольно выпрямилась на стуле, но так и не решилась посмотреть на в глаза.

— Отец, ты увер…

— Я никогда не думал, что это скажу, — перебил он её. — Но это может быть наш последний шанс. Она владела многими древними знаниями…— Фаэлон глубоко вздохнул. — Если там что-то и есть, то только ты сможешь это найти.

Отец и дочь снова замолчали, хотя на языке у Сельвен вертелось столько вопросов, что голова шла кругом, а накатившую было усталость как рукой сняло. Ей льстило доверие, но она не имела ни малейшего понятия, где и что искать во многочисленных заметках, записях и свитках, оставшихся после матери. Да, они с Даэ разложили все по местам и темам, но это ещё ничего не значило. Её взгляд помимо воли вернулся к тёмному силуэту на кровати. Она поймала себя на мысли, что глубоко в душе всё же надеялась, что усиленное зелье подействует, однако узнать это можно будет не ранее утра. Неожиданная догадка заставила её нарушить затянувшееся молчание.

Adar, а что стало с теми двумя воинами, которым ты дал твоё новое зелье?

Ответом ей была тишина. Она уже хотела повторить вопрос, когда дверь комнаты, чуть скрипнув, приоткрылась. На пороге стоял эльф, с которым она уже пересекалась в больничном крыле, однако он так и не представился.

— Лорд Фаэлон, — проговорил тот с поклоном. — Я прошу прощения за то, что беспокою вас. Но я вынужден просить вас вернуться. Привезли ещё раненых.

— Уже иду, — прозвучал над её головой глубокий голос отца. Новоприбывший лишь поклонился в ответ и тихо закрыл за собой дверь. — Мне пора, дитя, — Фаэлон вышел из-за спины дочери, встречаясь с ней взглядом. — Тебе стоит отдохнуть, — его глаза чуть посветлели, и он слегка коснулся губами её лба.

Она лишь грустно улыбнулась в ответ. Его рука уже лежала на ручке двери, когда Сельвен его окликнула.

— Отец, ты так и не ответил мне.

Фаэлон замер. Секунда, две.

— Они умерли, — проговорил он очень тихо, потянув за ручку. Она ещё хотела что-то спросить, но отец уже скрылся за дверью.

И снова потянулись невероятно долгие молчаливые минуты в темноте. Её взгляд кочевал от пламени свечи к силуэту за пологом. Но с каждой каплей полупрозрачного воска, слезой скатывающегося на тёмное дерево, таяла её надежда на то, что он проснётся. Сельвен чувствовала себя абсолютно бесполезной, как тогда, когда она сидела на пыльном полу в библиотеке матери. Брат, который её постоянно дразнил и пытался учить уму-разуму, который, несмотря на то, что давно вступил в возраст, не потерял юношеской заносчивости и пыла, который выводил её из себя, но и которого она любила до последнего вздоха, тихо умирал рядом с ней, а она ничего не могла с этим поделать. Если бы она не была так измотана физически и эмоционально, то, наверное, заплакала бы. Но её слёзы давно остались в прошлом. Сельвен сжала голову руками, спрятав лицо в ладони.

«Думай, думай, думай!» — повторяла она мысленно как мантру. Она не хотела просто так сдаваться.

— Сельвен?..— прошелестело где-то совсем рядом, и от звука этого голоса она резко вскинула голову.

Она попыталась было встать, но он остановил её жестом.

— Ваше Высочество, — при упоминании титула его красивое лицо скривилось.

— Прошу тебя, оставь эти дворцовые помпезности. Здесь только мы.

Она неуверенно кивнула.

— Хорошо. Как вам… тебе будет угодно, Леголас.

Уголки его губ еле заметно дёрнулись вверх, но лишь на мгновение.

Сельвен чувствовала на себе его взгляд, но сознательно смотрела в другую сторону. Одновременно больше всего и меньше всего на свете она хотела видеть именно его. Принц прошёл вперёд, остановившись напротив неё с другой стороны кровати. Слух уловил лёгкий шорох отодвинутого полога.

— Он так…

— И не проснулся, — закончила она за него, в свою очередь отодвигая белую ткань в сторону. — Раны давно затянулись, но действие яда слишком сильное. Он впал в беспамятство, его фэа блуждает где-то на границе между мирами…

— И что это значит для твоего брата? — голос Леголаса был глухим.

— Я встречала людей в таком состоянии. Они могут пребывать в этом глубоком сне до тех пор пока их тело не состарится и не умрёт.

— Ну это люди, они смертны…— перебил он её, заставив нахмуриться и упрямо поджать губы.

— Это вы верно заметили, — не удержалась она от сарказма и, прежде, чем Леголас смог что-то ответить, продолжила: — Эльфы не могут долго находиться без фэа. Если нам не удастся пробудить его в ближайшие дни, его тело покинет этот мир. Он умрёт, — Сельвен подняла голову, встречаясь с ним взглядом.

Несколько долгих секунд они молча смотрели друг на друга. В его голубых глазах отражались печаль, обида вперемешку со злостью и ещё чем-то. Леголас тяжело вздохнул и опустил голову.

— Прости, — проговорил он еле слышно.

— Прости? — переспросила Сельвен.

— Прости, что не уберёг его. Что не оттолкнул вовремя. Поверь, я сделал бы всё, чтобы этого не случилось.

Их взгляды снова встретились.

— Я знаю, — прошептала она, чувствуя комок в горле.

Он подался вперёд и его рука накрыла её, чуть сжав ладонь.

— Но ведь должно быть противоядие?

— Должно, но пока мы его не нашли, — она отвернулась, аккуратно и как бы невзначай высвободила руку, якобы поправить выбившиеся из косы пряди. Это не укрылось от принца, в его взгляде мелькнуло неприкрытое разочарование, но Сельвен этого не увидела.

В комнате опять воцарилась тишина. Леголас задумчиво рассматривал склонившуюся женскую фигуру. Она была бледна, золотистые волосы, вопреки эльфийским обычаям, заплетены в тугую косу, а зелёные глаза болезненно сверкали.

— Сельвен, как давно ты не спала? — она вздрогнула.

— Я не могу сейчас отдыхать, — был её уклончивый ответ.

— Так сколько дней? — его голос был твёрдым и неожиданно требовательным.

Она откинулась на спинку стула, чуть прикрыв глаза:

— Шесть.

— Шесть? Сельвен, тебе нужен отдых. Ты не можешь себя так изматывать. Ровион бы не одобрил…

— Я могу и буду, если это потребуется, — отрезала она довольно резко. Сельвен поднялась со стула и вновь подошла к тумбе налить воды. Принц хмуро смотрел ей в спину, когда она, замерев с кружкой в руке, вдруг тихо заговорила. — В 2835 году из Харада в земли Гондора пришла чёрная смерть. Сначала это были лишь отдельные поселения Южного Гондора, вдоль Харадского тракта. Когда оттуда стали поступать вести о странной болезни, многие думали, что это скоро пройдёт. Но хворь набирала обороты, и всего за несколько недель добралась уже до берегов Андуина. А когда болезнь перебралась на другую сторону, все поняли, что это не пройдёт, а скорее наоборот. Она, как ненасытный зверь, поглощала всё на своём пути, оставляя за собой лишь бездыханные тела людей и животных. Тогда я и ещё несколько лекарей из МинасТирита отправились в провинции вдоль Южного тракта, чтобы остановить эпидемию, — она отпила из казалось бы забытой кружки и медленно обернулась, уставившись в пламя свечи невидящим взглядом. — Я никогда до этого ничего подобного не видела. Ранения и военные увечья — это ничто по сравнению с этим невидимым противником. Смерть была везде: на земле, в воде, в воздухе. Она не щадила никого: ни взрослых, ни детей. В первые же дни мы потеряли лекарей-людей, и нас осталось двое. Казалось, болезнь не действовала на эльфов, но мы всё равно были предельно осторожны. Нас было двое лекарей на почти тысячу пораженных болезнью. Но они умирали и быстро. Заражённые покрывались кровоточащими язвами и задыхались в собственной крови, которая, казалось, вытекала из всех телесных отверстий. Я видела детей, рыдающих кровавыми слезами над трупами своих матерей, а мы ничего не могли поделать. В первое время все наши попытки не приводили ни к чему, только замедляли их страдания… А потом Каладу повезло. Это была такая мелочь, о которой никто никогда бы не подумал, и если бы не случай, кто знает, что было бы потом… Он тогда радовался, как ребёнок, — она криво усмехнулась. — Мы остановили заразу и даже смогли помочь многим выжить. Перед нашим возвращением в Минас Тирит люди устроили праздник. К тому моменту я не спала почти две недели, и мечтала лишь о том, как упаду на кровать и забудусь в беспамятстве, но я не могла им отказать. Они поминали потерянных и чествовали торжество жизни. И лишь Калада нигде не было. А на утро я нашла его в постели, багровой от его же крови. Там было столько крови…— она замолчала, в её расширенных глазах отражалось подрагивающее пламя.

Леголас неотрывно смотрел на нее. Он был бледен, его губы плотно сжаты.

— Зачем ты рассказала мне об этом кошмаре?

— Кошмаре? — взгляд Сельвен стал осознанным и вновь остановился на лице принца. — Кошмар начался позже, Леголас. Почти неделю после моего возвращения я не могла заснуть, потому что как только опускала веки, видела перед глазами все эти реки крови и смерть. И иногда они до сих пор приходят ко мне во сне. Все те, кого я не успела спасти. Но я рассказала тебе это не для этого, — она тяжело вздохнула. — Я не та эльфийка, с которой ты танцевал на празднике Йестаре под сенью этого древнего леса. Я видела и пережила слишком многое за время своих странствий… Поэтому не стоит со мной разговаривать так, будто я наивная дева, за которой надо ухаживать, как за изысканным цветком.

— Сельвен…— начал было принц, но она остановила его жестом.

— Леголас, я не могу сейчас отсюда уйти. Я дала Ровиону новое зелье и мне нужно следить подействует оно или нет. Как минимум до утра, — её голос был тихим, но не терпящим возражений.

— Я понимаю, — ответил эльф, чуть кивнув. — Но не ты одна переживаешь за Ровиона. Он всегда был мне как брат. Поэтому позволь мне помочь тебе, — Сельвен задумчиво склонила голову на бок. — Я готов сменить тебя в любое время, чтобы ты могла поесть и передохнуть.

Она чуть нахмурилась и снова подошла к кровати, на её лице отразилась напряжённая работа мысли.

— Хорошо, — прервала наконец она затянувшееся молчание. — Ты можешь прийти утром и сменить меня на некоторое время, — ей показалось, что принц облегчённо выдохнул. — А сейчас мне будет проще, если ты оставишь нас, — она опустилась на стул.

— Сельвен… — она не могла не признаться, что ей нравилось, когда её имя срывалось с его губ, а в этот вечер это случалось довольно часто. Но следующий вопрос заставил внутренне напрячься. — Почему ты избегаешь меня? Что заставило тебя так отдалиться? Я никогда не хотел тебя обидеть. И если тогда…

— Леголас, остановись. Прошу, — она устремила на него усталый взгляд. — Сейчас не время и не место.

— Ты права. Прости.

— Тебе лучше уйти.

Он лишь кивнул в ответ и направился к выходу. Но у самой двери всё же обернулся.

— Я приду сменить тебя утром, Сельвен, — но та, казалось, его уже не слышала.

Она откинула полог и влажной тряпицей аккуратно протирала лицо брата. Какое-то время Леголас не мог отвести взгляд от её тонкого профиля, а наблюдая за тем, с какой нежностью она касалась рыжеволосого эльфа, невольно почувствовал лёгкий укол ревности. Его глаза погрустнели, и в их глубине метнулась тень, принц поджал губы и рвано втянул воздух, будто его пронзила резкая боль. Но в следующее мгновение он отвернулся и спешно скрылся за дверью.

* * *

Стражник двигался до того быстро и бесшумно, что мои собственные торопливые шаги казались гулкими и неуклюжими. Я чувствовала, как выпитое вино теплыми потоками разливалось по телу, а голова слегка кружилась и гудела. Возможно, это было действие эльфийского алкоголя, или результат затянувшегося ожидания, но я была — учитывая обстоятельства — на удивление спокойна, и дабы не думать о том, что ждёт меня впереди, занимала себя тем, что упорно запоминала дорогу, которой мы сейчас шли. Налево, темный коридор, потом направо, там тупик, снова налево, ещё поворот, стоп, и на этот раз мне удалось избежать позорного столкновения со спиной шедшего впереди меня эльфа.

Мы остановились у створчатых, украшенных замысловатой резьбой дверей. Мой сопровождающий коротко постучал и, видимо, получив разрешение войти (хотя я ничего не услышала), нажал на золотистую рукоятку. Не проронив ни слова, он отворил одну из створок, кивком головы указав внутрь. Эльф явно хотел, чтобы я зашла, но, видно, алкоголь замедлил мою реакцию, поэтому уже в следующую секунду он бесцеремонно схватил меня за предплечье и толкнул в комнату. Дверь за спиной закрылась с лёгким щелчком.

— Проходи дальше, — буркнул мой конвоир над самым ухом и опять подтолкнул для наглядности. Мне ничего не оставалось, как проследовать вглубь помещения.

Комната, где мы сейчас оказались была явно чьим-то рабочим кабинетом. Вдоль стен и до самого потолка выстроились тёмные книжные полки. Посередине расположился массивный письменный стол, на котором лежали разнообразные свитки, листки бумаги и письменные принадлежности. Я сделала ещё несколько шагов, и мои ноги утонули в мягком пёстром ковре, что заставило меня замереть. Это приятное ощущение было мне знакомо. Я пробежалась глазами вокруг, пытаясь зацепить хоть что-то в обстановке комнаты: книги, гобелены, камин у дальней левой стены, дверь в правом углу, небольшой альков чуть позади меня. И тут в голове что-то щёлкнуло. Я уже бывала здесь и не раз. Только до сегодняшнего вечера эта комната всегда была погружена во мрак. А в алькове прячется потайной проход.

Тем временем сопровождающий меня эльф направился к двери в правом углу, но я уже знала, что там. Стражник постучал, проговорил что-то на своём языке и замер, вытянувшись по струнке.

Потянулись долгие минуты тишины. Наверное, мне следовало испугаться и занервничать, но я лишь хотела, чтобы это молчаливое ожидание закончилось. Мой взгляд бродил по полкам с книгами, названия которых были написаны на непонятном и неизвестном мне языке, мысли, вязкие и тягучие, медленно перетекали в голове, сменяя одни странные образы другими. Магия в моей крови тихо пульсировала, вторя каждому удару сердца. В какой-то момент в затуманенном сознании мелькнула было мысль, что мне следовало бы подавить её, как учил Элронд, но в душе не было ни малейшего желания это делать. Я так увлеклась своим немым созерцанием, что и не заметила, как дверь отворилась, как стражник почтенно поклонился вошедшему Владыке. Откуда-то издалека я слышала, как король что-то сказал на Сильване, другой эльф ответил, кажется, за спиной снова щёлкнула дверь. И снова тишина.

Я очнулась от этой накатившей полудрёмы, лишь когда наши взгляды неожиданно встретились. Его полупрозрачные глаза были одновременно холодными и горячими.

«Как сухой лёд… И давно он наблюдает за мной?»

Я чуть склонила голову на бок, не в силах оторваться от его лица. Казалось, я тонула в его взгляде, захлёбывалась и в то же время добровольно погружалась всё глубже. Мне вдруг нестерпимо захотелось прикоснуться к нему, дотронуться до этого гордого лика, этой совершенной, гладкой кожи, пропустить сквозь пальцы эти шелковистые пряди. Мои руки сжались в кулаки, впиваясь ногтями в ладони, и эта лёгкая режущая боль подействовала отрезвляюще. Король стоял чуть в стороне, заложив руки за спину.

«Когда он успел там оказаться? Разве не был он только что прямо передо мной?»

На нём была всё та же серебристая мантия с алой оторочкой, в которой он допрашивал Торина, не было только короны, и светлые волосы свободно ниспадали ему на плечи. Я смотрела на него, и мои мысли вернулись к тому, что произошло в тронном зале, и это подействовало, как ушат ледяной воды. Я глубоко вздохнула и чуть вздрогнула, заморгав, словно спросонья. Увидев это, он еле заметно усмехнулся и, не прерывая зрительного контакта, медленно двинулся в мою сторону.

Преодолев разделявшее нас расстояние за несколько скользящих грациозных движений, Трандуил Ороферион теперь возвышался надо мной, закрыв свет от камина. Его лицо было абсолютно непроницаемым, лишь глаза недобро поблескивали. Мне стало не по себе.

— Ты ослушалась меня, — в его голосе звучал металл. — Дважды.

Я нервно сглотнула.

— Дважды, ваше величество?

— Да, — был его односложный ответ.

Украшенная изысканными перстнями рука дотронулась до моего лица. И тут я поняла, что всё ещё стояла в палантине. Его пальцы скользнули под бордовый шёлк, освободили край платка, открыв лицо. Теперь он нарочито медленно распутывал созданную мною конструкцию, слой за слоем освобождая меня от ткани, то и дело касаясь кожи, ни на мгновение не отводя от меня пронзительного взгляда. Я невольно напряглась, словно он избавлял меня не от головного убора, а от всей одежды полностью. Эта мысль в мгновение обрела настолько яркий визуальный образ, что я чуть не задохнулась от горячей волны, пробежавшей по всему телу, и с ужасом поняла, что краснею. В этот момент шёлковый платок прохладной змеёй упал на пол.

Мои волосы были заколоты деревянной шпилькой, которую мне передала Сельвен. И если вчера я была несказанно рада этой безделушке и тому, что смогу убрать надоедливые пряди наверх, то сейчас, чувствуя, как взгляд короля скользнул вверх по моей оголенной шее, очень об этом пожалела. Его рука замерла где-то над ключицей, чуть поглаживая пульсирующую вену большим пальцем. От этого прикосновения низ живота сладостно сжался, пробуждая внутри волну липкого желания. С каждой секундой самоконтроль таял, а жжение под кожей усиливалось. Я попыталась отстраниться, но он пресек мои слабые попытки, предупредительно чуть сильнее сжав шею. Его глаза сверкнули и он резко подался вперёд, наклоняясь надо мной.

— Кто ты такая, что смеешь ослушиваться меня? — проговорил он очень тихо, но от этого шепота по спине пробежал холодок, а колени превратились в желе. Я бы, наверное, не устояла на ногах, если бы не рука короля, которая держала мою шею сзади в стальном захвате. Трандуил угрожающе прищурился. — Ты опять молчишь? Сколько ты собираешься испытывать моё терпение? — он потянул меня на себя, мои руки по инерции упёрлись ему в грудь.

— Я Даэрэт, ваше величество, — мой собственный голос был не громче шепота. — Смертная служанка леди Сельвен, которую она нашла и приютила. Я вам всё рассказала…

— Всё ли? — усмехнулся он.

— Конечно, ваше величество. Вы уже спрашивали меня.

— Я помню, — отрезал он. — И ты солгала!

Я похолодела и глухо повторила за ним:

— Солгала?

— Да, и продолжаешь лгать мне! — его голос раскатисто громыхнул надо мной, и он раздражённо отшвырнул меня в сторону. Как тряпичная кукла я отлетела к стене, падая на колени, но уже в следующую секунду король оказался рядом.

— Вы ошибаетесь…— пролепетала я.

Он резко дёрнул меня вверх, прижимая к стене. Трандуил был в ярости. В потемневших глазах сверкали молнии, брови сошлись на переносице, губы сжались в одну линию.

— Довольно! — гаркнул он, встряхнув меня. — Или ты думаешь, я ничего не заметил? Я видел, как он смотрел на тебя! Гном, он узнал тебя!

— Это не так…— не сдавалась я.

Эльф глухо зарычал, его холодные пальцы сомкнулись на моей шее.

— Откуда ты знаешь этого гнома?! Кто ты?! — перед глазами заплясали чёрные точки. Я безуспешно пыталась разжать его пальцы, но это было равносильно тому, если бы я хотела согнуть сталь. Трандуил говорил ещё что-то, но я его уже не слышала.

Возможно, это была смесь алкоголя и адреналина в моей крови, возможно, магия, от которой уже гудело в ушах, или невероятная ирония происходящего, и что меня душит вот уже второй король подряд, но вместо того, чтобы испугаться, я неожиданно для самой себя глухо рассмеялась. Трандуил отпрянул от меня и разжал пальцы, моё тело безвольно рухнуло на колени, но от этого смех стал только громче. Он прошептал что-то на Сильване, но я лишь покачала головой. Скорее всего, он решил, что смертная сошла с ума, но мне было всё равно. Всё ещё откашливаясь и потирая раздражённую кожу, я стала медленно подниматься. А выпрямившись, устало привалилась к стене, вновь встречаясь взглядом с королём. Трандуил смотрел на меня расширенными глазами, напряжённо замерев напротив.

— Откуда я знаю гнома? — начала я абсолютно спокойно. — Пересекались, наверное, поэтому он и узнал меня. Но я не знаю, где. Единственное, что я помню, это то, что у него такая же тяжёлая рука, как и у тебя, король Трандуил, — я и не заметила как неосознанно перешла на ты, обращаясь к нему.

— Что ты имеешь в виду? — процедил он сквозь зубы.

— Что вы оба любите хватать женщин за горло, — усмехнулась я.

Король неожиданно снова оказался рядом, его глаза потемнели.

— Гном прикасался к тебе? — прошептал лесной Владыка, невесомо касаясь подбородка, приподнимая моё лицо. От его взгляда, полного тёмного огня, у меня перехватило дыхание, щеки запылали, а от нахлынувшего возбуждения, смешанного с запульсировавшей с новой силой магией, я почти застонала в голос. — Он не имел на это права, — выдохнул король. — Только я могу прикасаться к тебе, — он резко втянул воздух, преодолевая разделявшее нас расстояние, впечатывая меня в стену, лишая какой-либо возможности сдвинуться. В следующее мгновение его губы впились в мои в обжигающем поцелуе.

В этом поцелуе не было нежности, не было просьбы. Трандуил целовал меня как король и правитель, требовательно, властно и жадно. А я отвечала ему с не меньшей страстью и рвением, прижимаясь к нему всем телом, запутавшись руками в его волосах. Когда он чуть прикусил мою губу, я не сдержала сладостного стона, а он ответил мне глухим рычанием. Его рука обвила мою талию, прижимая ещё ближе, не давая возможности вырваться, хотя никаких попыток к этому с моей стороны не было. Наши языки яростно переплетались, словно каждый из нас пытался сохранить за собой контроль, одновременно всё глубже теряя себя в горячем желании. Я почувствовала, как рука короля скользнула вниз, сжимая грудь, и интуитивно подалась вперёд. Мне хотелось большего. Он прервал поцелуй, прошептав что-то, и вот его горячие губы уже завладели моей шеей, сводя с ума, заставляя задыхаться от возбуждения. Сквозь ткань платья его пальцы ущипнули уже затвердевший сосок, и мне пришлось закусить губы, чтобы не застонать. От его запаха, прикосновений, ощущения тела голова шла кругом, распаляя ещё больше. Я попыталась оттолкнуть его, чтобы дать пространство рукам, но ничего не вышло. Эльф замер, резко вскинул голову, встречаясь со мной взглядом.

— Нет,— прошептал он повелительно.

Мы оба тяжело дышали, впившись друг в друга взглядом. Его рука соскользнула с моей талии, опустившись к бедру, параллельно за ней последовала и другая. Глядя мне прямо в глаза, он вдруг приподнял меня, оторвав от пола, и я послушно обхватила его талию ногами. Трандуил подался вперёд, и теперь я могла прочувствовать не только каждый мускул, но и его затвердевшую плоть. Одна его рука снова вернулась наверх, скользнув вдоль выреза платья, сжала мою вздымающуюся грудь. И снова эти губы завладели мной, лишая воли, заставляя выгибаться навстречу эльфу в сладостном томлении.

А потом его пальцы проникли под ткань платья, прочертив обжигающую линию вдоль бедра. Я резко втянула воздух. Король углубил поцелуй, в то время как его ласки коснулись моего центра. Сначала еле ощутимо, но потом всё настойчивее. Моё тело плавилось в его руках, отвечая на каждое прикосновение, а мне хотелось ещё большего. Его губы, запах, тело, руки, все слилось в один поток, накрывший меня с головой. Где-то вдалеке мелькнула было мысль, что я позволяла ему слишком многое, и стоило бы остановиться, но кого я обманывала? Когда его пальцы проникли внутрь, угадав ту самую чувственную точку, я потеряла все остатки контроля. И он, словно почувствовав это, усилил ласки, подводя меня всё ближе к заветному пику. Оргазм накрыл меня резко и неожиданно, в глазах потемнело, я откинулась назад, жадно хватая воздух, а он продолжал сводить меня с ума своими проникновенными прикосновениями, ни на секунду не замедляя заданный им ритм.

— Смотри на меня,— прошептал Трандуил повелительно, и наши взгляды снова встретились. В тот момент его глаза напоминали предгрозовое небо: столько эмоций, но слишком темно, чтобы разобрать. Когда его пальцы выскользнули из меня и уверенно сжали чувствительный бугорок, моё тело задрожало под натиском второго оргазма, с губ сорвался стон, а я, как заворожённая, смотрела на эльфа, не в силах даже моргнуть. Я даже не заметила, как он опустил меня на пол, вновь поставив на ноги, показавшиеся ватными. В какой-то момент я ощутила холод металла на разгорячённой коже — это его перстни чуть царапали щеку, очерчивая овал лица. Эльф опять припал к моим губам, но на этот раз он смаковал, медленно и почти нежно лаская языком, а я отвечала, тягуче и сладко.

Но вот король отстранился, замер надо мной, тяжело дыша. Словно через силу, он сделал шаг назад и резко отвернулся, как и тогда в кабинете. Снова тишина. Алое марево возбуждения стало постепенно отступать, а на смену ему пришло осознание того, что только произошло. Я вжалась в стену, вперившись взглядом в его спину.

«Ну скажи хоть что-нибудь! Только не молчи!» — билось в голове.

И, словно в ответ на мои мольбы, молчание комнаты прерывает его глухой и сдавленный голос.

— Тебе лучше уйти.

Потребовалось несколько долгих секунд, прежде чем смысл сказанного дошёл до моего помутнённого сознания. Я вздрогнула всем телом и дёрнулась к двери, а в следующее мгновение уже бежала по коридорам.

До комнаты я добралась как в тумане, повторяя в голове, словно мантру, запомненные ранее указатели дороги. Разделась, умылась и упала на кровать. Сон пришёл, на удивление, быстро. А на утро меня разбудил стук в дверь. На пороге стоял тот же стражник, что и накануне вечером.

— Его Величество разрешает тебе вернуться в дом леди Сельвен. В твоих услугах здесь больше нет надобности.

Глава опубликована: 04.06.2018

27. Дальше в лес

Сколько я себя помнила, мне всегда снились яркие, цветные и очень детальные сны. Помнится, когда я впервые услышала о том, что так случается не у всех, то даже немного возгордилась, втайне считая, что это делало меня особенной… Как же это было глупо и по-детски. Ведь сейчас эта моя «особенность» каждую ночь напоминала мне о прошлом, о том, что произошло, о моём позоре.

Сначала была пустота. В то утро, по дороге из дворца, меня обуревали смешанные и противоречивые чувства. Однако на этот раз и, возможно, впервые за всё время моего нахождения в Средиземье, мне совершенно не хотелось разбираться ни в себе, ни в ситуации в целом. А если говорить на чистоту, то я всеми силами гнала от себя мысли о прошлой ночи.

«Не сегодня, не сейчас».

Или, как говорила одна книжная героиня: «Я не хочу думать об этом сегодня. Я подумаю об этом завтра».

Дом Сельвен был тих, пуст и, несмотря на солнечный день за окном, холоден. Половицы чуть поскрипывали под моими неспешными шагами, и этот звук эхом отдавался в коридорах, казалось, покинутого жилища. Не встретив никого на своём пути, я добралась до кухни, где, бросив свои нехитрые пожитки на пол, по привычке села за стол. На душе было пусто, а в голове мысли сумбурно гудели, будто рой диких пчёл, не давая сконцентрироваться ни на чём конкретном и одновременно лишая покоя.

— Ирина…— голос звучал далеко и в то же время совсем рядом. — Ирина?..

Потребовалось несколько долгих мгновений, чтобы вынырнуть из состояния полутранса и осознать, что меня кто-то зовет по имени, по моему имени. Через силу оторвавшись от созерцания полупустого бокала на столе и слегка повернувшись в сторону, откуда раздался звук, я встретилась взглядом с замершей на пороге Сельвен.

«Она рада меня видеть», — промелькнуло в голове, и, словно в ответ на мои думы, Сельвен подалась вперёд и, в несколько шагов преодолев разделявшее нас пространство, заключила меня в крепкие объятия. От нахлынувших на меня чужих эмоций и мысленных картинок, я резко втянула воздух, и почти сразу она отстранилась.

— Прости, — прошептала она чуть слышно. Её глаза предательски блестели.— Я не знаю, что на меня нашло. Просто столько всего произошло…— Сельвен будто читала мои мысли, но я лишь покачала головой, не в силах выдавить из себя ни слова.

Бессмертная дочь Эру опустилась на стул рядом, всё ещё удерживая меня за руку, и какое-то время мы обе лишь молчаливо рассматривали друг друга. Первое, что бросилось в глаза, это то, что она выглядела очень уставшей. Её светлая кожа стала ещё более белоснежной, но какой-то безжизненной, отчего горящие зелёные глаза казались неестественно большими и даже пугающими. Хотя, наверное, и я сама выглядела не лучше.

— Что-то случилось? — прервала наше молчаливое созерцание Сельвен.

— Случилось? — повторила я за ней, чувствуя, как где-то в желудке заворочались змеи. Перед глазами встали события прошлой ночи, и моя рука по инерции дёрнулась к скрытой палантином шее, где остались следы, и не только от его рук. Мой жест не укрылся от внимательных глаз, и Сельвен заметно помрачнела, но я лишь грустно улыбнулась и отрицательно покачала головой. Да и что я могла ей рассказать?

Сельвен нахмурилась, но больше ничего не спросила, а потом неожиданно продолжила:

— Прости, что вынуждена нарушить своё обещание. Боюсь, мы не сможем покинуть Лихолесье в обещанный мною срок, — и тем же тихим тоном поведала о том, что произошло: об атаках, о яде, о своём брате, который до сих пор был без сознания… Неожиданно мои собственные переживания показались такими мелкими и ненужными, что я не удержалась от внутренней самоиронии.

«О себе. Ты всегда думаешь только о себе и копаешься только в себе… Не надоело ли?» — на душе стало противно и горько.

— Сельвен, я могу чем-то помочь? — выдавила я наконец, прерывая ее на полуслове.

— Помочь? — голос прозвучал очень удивлённо.

«Да чем ты можешь ей помочь? Что ты вообще можешь, кроме того, как подносы носить да ноги раздвигать?» — не остался в долгу мой внутренний голос, отчего стало ещё более тошно и невыносимо от пристального взгляда Сельвен.

Я дёрнула рукой, пытаясь высвободиться, но она только крепче её сжала.

— Я буду тебе благодарна, — начала она очень тихо, но твёрдо, — если ты поможешь мне в библиотеке.

— В библиотеке? — я замерла и удивлённо вскинула голову.

Сельвен утвердительно кивнула в ответ, уголки её губ слегка дёрнулись вверх, но глаза так и остались напряжёнными. А потом она принялась тщательно объяснять про новый яд орков, каково его действие, чем опасен. Выходило, что субстанция погружала раненого в состояние летаргии или же комы, но если люди могли пребывать в таком виде довольно долго, то эльфы очень быстро умирали, или же, как она сказала:

— Их фэа уходила из физической оболочки.

Что пугало и беспокоило мою собеседницу, так это то, что орки сумели создать что-то настолько сложное, а эльфам до сих пор не удалось добыть противоядие.

— Понимаешь, они до этого не отличались особым умом. А эта отрава сделана с недюжинным умением и сноровкой, так что пока ничто, из того, что успели перепробовать я и мой отец, не помогло, — Сельвен раздражённо выдохнула. — Я надеюсь, что смогу найти что-то в записях матери.

Мы сидели в библиотеке перед разожжённым камином. Тепло и свет языков пламени действовали успокаивающе, помогали настроиться на другой лад, отвлечься.

— А что конкретно мы ищем? — не удержалась я от вопроса, на что Сельвен задумчиво почесала переносицу.

— Не знаю, — призналась наконец она. — Но, я надеюсь, моя интуиция направит в нужное русло и подскажет.

— Только вот чем я тебе могу помочь, — не удержалась я и тихо хмыкнула. — Во врачевании я полный профан, да и…

Но Сельвен резко меня перебила:

— Ты ведьма.

— И?

— Твоя интуиция сильно развита, а в крови покоятся знания, неподвластные даже мне. Тебе нужно только задать правильный вопрос…

Я невольно нахмурилась. В этот момент её манера говорить шарадами напомнила мне одного волшебника. Однако в отличие от него, она не называла меня глупой женщиной, ничего не знающей и не понимающей, а верила, что у меня может что-то получиться, и только за одно это, я готова была сделать всё, что было в моих силах, хотя мало верила в успех.

И перед глазами замелькали таблицы, формулы, записи, сделанные красивым и немного размашистым почерком. Из всего этого я не понимала ровным счётом ничего, а только прислушивалась к своим ощущениям, и каждый раз, когда внутри что-то ёкало, подавала листок, свиток или раскрытый на определённой странице дневник своей компаньонке. Но всё было безуспешно. Сельвен ничего не говорила, но и без слов было понятно. Иногда она бесшумно исчезала, оставляя меня наедине с выстроившимися в ряд фолиантами, но, каждый раз возвращаясь, казалась ещё мрачнее, чем до этого. Я подозревала, что эльфийка отлучалась в больничное крыло, и что вести оттуда были далеко не радостные.

Я не заметила, как стемнело, и подняла голову, лишь когда Сельвен принесла нам нехитрый ужин, состоящий их хлеба, сыра, куска копчёного мяса и нескольких яблок. Мы спешно поглотили угощение и, не проронив ни слова, снова принялись за бумаги. Вся ситуация напоминала мне мои первые дни в Лихолесье, отчего на сердце было немного грустно и, одновременно, светло. Сколько времени мы провели в библиотеке в тот вечер, я не знаю, но в какой-то момент буквы, слова, строчки стали сливаться в один рябящий поток, и тогда Сельвен, не взирая на мои протесты, просто отправила меня спать.

— Какой-никакой, но ты всё же человек. А людям нужен сон и отдых. Я приду за тобой утром, — закончила она безапелляционным тоном, и мне ничего не оставалось, как подчиниться.

Но она ошиблась. Сон не принёс мне ни успокоения, ни отдыха, скорее наоборот. Всю ночь перед глазами проигрывались картины того вечера, я видела его глаза, чувствовала прикосновения губ и рук и, казалось, переживала всё снова и снова. А наутро я проснулась с неописуемым чувством позора и стыда. Это я позволила всему зайти так далеко, потеряла самоконтроль, дозволяя ему прикасаться ко мне так… Я ощущала себя какой-то грязной и потерянной, оттирая тело до болезненной красноты, сидя в деревянной лохани. Но самое противное было то, что в глубине души я знала, что сама хотела этого, и, окажись я на том же месте, в то же время, всё бы снова повторилось. Моё самобичевание прервал лёгкий стук в дверь и голос Сельвен. Окатив себя, словно в наказание, ледяной водой, я спешно оделась и поспешила в библиотеку. А когда перед глазами вновь замелькали витиеватые буквы, мысли переключились совершенно в другое русло. И снова тишину дома нарушал лишь лёгкий шелест бумаг.

В этот день Сельвен была ещё более бледной. Пробегая глазами по очередному свитку, она то и дело хмурилась, упрямо поджимая губы, в каждом движении сквозила еле прикрытая нервозность. А когда вечером она вернулась из своего очередного визита в больничное крыло, её глаза были красными и немного припухшими. Мне стало больно и обидно за неё. Она билась, как рыба о лёд, но силы её, как и надежда стремительно таяли. В какой сравнение могут идти мои утренние переживания с этой внутренней мукой? От злости на саму себя, я с силой закусила губу, пока во рту не почувствовался сладковато-металлический вкус. Это чувство злости и раздражённости не покинуло меня и когда я отошла ко сну (хотя вернее будет сказать, меня просто-напросто выгнали из книжного хранилища). И опять эти яркие, цветные сны, которые я уже начинала ненавидеть.

А когда на рассвете разомкнула веки, моей первой мыслью было, что меня использовали. И дело было не в том, что я позволила и далеко ли зашла, а в том, что он просто воспользовался ситуацией. Стало вдруг ясно, что заставляло меня задыхаться от стыда— это то, с какой холодностью и даже пренебрежением он от меня избавился. Да, я действовала, руководствуясь своими желаниями и… эмоциями. Но разве есть в этом что-то постыдное? Король же просто решил воспользоваться этим, как возможностью доказать своё превосходство. Наказал за то, что видела его в пылу страсти, заставив меня испытать эти эмоции перед ним, перед его глазами.

«И тебе удалось, Трандуил Ороферион. Только королевский ли это был поступок?»

Мысль вызвала невольную усмешку. Я уже давно оделась и теперь задумчиво рассматривала стену леса за окном. На душе, впервые за прошедшие несколько дней, было легко, но грустно и одиноко. Нет, я не сделала ничего дурного и недозволенного, не за что стыдиться и упрекать себя, но меня не покидало чувство горького разочарования. Я думала, что он другой. Надеялась на то, что эльф с серебристыми волосами сможет…

«Какая ты наивная дурочка», — усмехнулся мой внутренний голос, и мне пришлось с ним согласиться. Резко выдохнув и решительно отвернувшись от окна, я отправилась в библиотеку.

Весь день Сельвен была как на иголках, то и дело кидая напряжённые взгляды на закрытую дверь, прислушиваясь к звукам извне. А когда солнце стало клониться к горизонту, не выдержала. Она резко поднялась, откинув скопившиеся бумаги в сторону.

— Довольно! Всё бесполезно. Я не могу просто сидеть здесь, когда он там и ещё неизвестно, сколько ему оста… — она замолчала, нервно сглотнув. — Это всё равно, что с закрытыми глазами бродить по лесу в поисках нужной тропы, — сказав это, Сельвен стремительно покинула комнату, а вскоре, судя по звуку захлопывающейся двери, и дом. Я снова оказалась одна.

Ее слова никак не шли у меня из головы. Я постоянно прокручивала их, будто пробовала на вкус, пытаясь понять, что же меня так зацепило в последней фразе. Огонь в камине постепенно догорал, а я всё продолжала сидеть в той же позе и с тем же свитком в руках.

— Бродить с закрытыми глазами… Нет, не то. Задай вопрос, блуждая в темноте… — И тут меня словно ударило током, внутри всё напряглось от догадки. Я несколько раз глубоко вздохнула и выдохнула. — А что если ничего не получится? Но с другой стороны, получилось же в пещере гоблинов. Да и терять мне нечего…

Мои глаза самопроизвольно закрылись, тело неожиданно обмякло, погружаясь в тёплые волны, что пробегали по венам с каждым ударом сердца. Одна за другой я избавлялась от мыслей и эмоций, пока не осталась лишь темнота и мой пульс, гулким эхом отдающийся в ушах.

— Дум, дум, дум.

Мрак перед глазами раздвинулся и стал каким-то объёмным.

— Дум…дум…дум…

Моё тело потеряло вес, паря в непроглядной черноте.

— Дум...дум...дум…

Казалось, воздух загустел, продвигаясь, окутывая меня.

— Дум...

Тишина.

А потом откуда-то издалека я услышала шёпот. Сначала еле различимый, как дуновение ветра в летний зной, он постепенно набирал силу, звуки складывались в слоги, слова. Они переплетались, сливаясь в один поток шорохов, слов и даже мелодий, заглушая сознание до такой степени, что в какой-то момент я забыла, зачем и как там оказалась. Дышать становилось всё тяжелее. Да и дышала ли я?

— Кто ты? — прорезал эту какофонию чей-то низкий голос. — Как твоё имя?

— Ирина, — проговорила я на удивление твёрдо. Мои уши наполнило странное шипение, которое неприятно резало слух, но оно тут же резко прекратилось.

— Что тебе нужно? — спросил всё тот же голос.

— Ответ.

— Тогда задай вопрос, — вокруг эхом зашептались голоса потише, словно поддакивая.

— Мне нужно противоядие…

— Это не вопрос, — отрезал мой невидимый собеседник. И снова шипение.

— Как мне найти противоядие?

— Задай правильный вопрос.

Мне даже показалось, что носитель голоса усмехнулся, я же еле удержалась от того, чтобы не зарычать от раздражения.

— Ладно. Будь по-твоему. Как мне спасти эльфа Ровиона, брата Сельвен из Лихолесья, от оркского яда? — последние слова я почти прокричала в темноту. В тот же час и шипение, и шёпот стихли, осталась только вязкая чернота. Некоторое время ничего не происходило, пока наконец затянувшуюся тишину не прорезал всё тот же низкий голос.

— Приди ко мне, и я дам тебе ответ, — прошептал он над самым ухом, отчего я резко втянула воздух и открыла глаза.

Уже давно стемнело, и на чёрном небе, освещённом только тонким месяцем, зажглись первые звёзды. Я стояла на мягкой траве, а передо мной возвышалась стена векового леса.

«Когда я успела оказаться на улице…», — промелькнуло было в мыслях, но тут же издалека донёсся голос моего невидимого собеседника.

— Приди ко мне…

Словно в ответ вершины близстоящих исполинов нетерпеливо закачались. Моя рука помимо воли потянулась вперёд, пока не коснулась тёмной коры. По телу опять пробежал электрический ток. Я слегка улыбнулась, закрыла глаза и шагнула в чащу.

Перед мои взором была лишь непроницаемая тьма, но не было ни грамма того первобытного ужаса, который сковал меня в пещере гоблинов, даже наоборот — на душе было на удивление спокойно. Шаг за шагом я погружалась в самую глубь леса. Я этого, конечно, не видела, но чувствовала, как менялся сам воздух, как в нём всё ярче ощущались вибрации и горячие потоки энергии, лишь следы которой были заметны вблизи дворца. Нет, туда, куда я сейчас шла, даже эльфы не заглядывали уже много и много столетий, а может и тысячелетий. Магия в моей крови пробуждалась и с каждым шагом всё сильнее жгла изнутри, так и норовя вырваться наружу.

— Отпусти её, — прошептал мой тайный провожатый. Я чуть замедлила шаг, и в следующую секунду пошатнулась от силы той волны, которая обрушилась на меня, уничтожая на своем пути так долго возводимые мною барьеры и преграды. С моих губ сорвался невольный вздох облегчения. Мне неожиданно стало легко и свободно, будто моё тело растворилось в этом потоке светящейся энергии.

«Почему я всегда себя сдерживаю? Это же так прекрасно!..»

По щекам потекли горячие слёзы. Это ощущение невозможно было сравнить ни с чем: лёгкость, свобода, наслаждение и экстаз слились в один гармоничный поток, который, казалось, уносил меня куда-то вверх, к самым звёздам. Всё это время неосознанно для себя я продолжала двигаться вперёд, пока что-то не заставило меня замереть на месте. Медленно и очень осторожно я открыла глаза.

Это была небольшая поляна, со всех сторон окружённая тёмными деревьями, кроны которых уходили в самое небо, теряясь где-то между звёзд.

— Я пришла, — проговорила я ночному лесу.

— Я знаю, — ответил мне голос. В тот момент, казалось, он раздавался отовсюду, отражаясь от величественных стволов, путаясь в шелесте травы. — Я ждал тебя с того момента, как ты ступила сюда.

Мои губы тронула лёгкая улыбка.

— Рада, что не стала незваной гостьей. И сердечно благодарю за твоё гостеприимство, — ответила я с поклоном. — Но, хозяин, скажи мне, кто ты?

По высокой траве пробежал ветер.

— Я — лес, его сердце, душа и тело, — голос неожиданно зазвучал слева от меня, и я мгновенно повернулась в ту же сторону. Ветви деревьев задвигались, переплетаясь, приняли очертания лица. — Я был здесь с тех самых пор, как первый росток этого леса увидел серебристый свет луны, задолго до того, как сюда пришли эльфы. Но я не могу назвать тебе своего имени, потому, что оно состоит их названий всех трав, кустарников и деревьев, что окружают нас.

— Тогда позволь мне представиться, хозяин. Меня зовут Ирина. Я…

— Я знаю, кто ты, — лицо чуть улыбнулось. — Пепел древнего мира.

— Откуда?

— Мои знания так же глубоки, как и корни этих деревьев. То, что мне известно, приходит из самой земли, из её соков, которые помнят эту звезду ещё до великой воды, — голос ненадолго замолчал. — Но не это сейчас главное. Ты пришла ко мне с вопросом, не так ли?

— Да, — только и сумела выдавить я.

— Яд, который отравляет эльфов, пришёл из твоего мира, и разгадать его сможешь только ты, — очертание лица исчезло, ветви приняли своё прежнее положение.

— То есть как во мне? Но я ничего не смыслю в ядах! — лес вокруг загудел.

— Только ты сможешь найти разгадку яда. Ищи в себе, в своём прошлом!

— Почему ты не можешь мне просто ответить, что искать?! — не выдержала я, чувствуя, как внутри заворочалась ярость.

— Я не могу, потому что главный ингредиент мне неизвестен. Он из твоего мира. Прости…

Последнее прозвучало откуда-то издалека, а после всё стихло. Кем бы ни был мой собеседник, но сейчас его присутствия я больше не ощущала. Аудиенция была окончена, мне ничего не оставалось, как двинуться в обратный путь.

Поначалу меня не отпускало чувство обиды и раздражения. А по сути, меня порядком доставало то, что все в Средиземье тяготели к общению посредством шарад, загадок и недомолвок. Но постепенно я успокоилась и задумалась над словами лесного духа (как я его мысленно окрестила).

«Что-то из моего прошлого. Да это может быть что угодно! И даже если я распознаю, какой компонент попал из моего мира, мне никогда не разобраться в приготовлении противоядия. Кстати, а как что-то могло попасть сюда оттуда? Хотя нет, мне же попадались книги, а значит, могут попасться и предметы или что там ещё…— я вдруг замерла на месте. Формулы, среди записей матери Сельвен были формулы и рецепты на латыни. — А что, если?..» — я не успела закончить свою мысль, потому что ноги уже вовсю несли меня к дому эльфийки.

Во всяком случае я на это надеялась.


* * *


Дверь в комнату неожиданно распахнулась, гулко ударившись о стену. Сельвен только закончила протирать лицо брата, когда грохот заставил её дернуться и резко обернуться. У нее уже была готова подходящая тирада для этого наглого нарушителя больничного покоя, но слова так и застряли в горле. На пороге стояла Ирина — последний человек, которого она ожидала здесь увидеть.

Смертная выглядела растрёпанной: волосы выбились из косы, разметались по плечам, платье подрано и испачкано, на бледном лице красовались несколько царапин. Одним словом, можно было подумать, что женщина только что выбежала из лесной чащи. Однако, что поразило Сельвен больше всего, это её глаза — они горели каким-то неестественным, безумным огнём. Сельвен уже открыла рот, чтобы спросить тривиальное: «Что произошло?», — когда замершая было в дверях женщина резко рванула вперёд и, с несвойственной для смертных скоростью, оказалась у кровати Ровиона, аккурат напротив дочери лекаря. Нежданная посетительница прикоснулась ко лбу покоившегося за пологом эльфа, её брови нахмурились, и она забормотала что-то себе под нос на том непонятном языке, который Сельвен и дело слышала от неё, и, казалось, абсолютно забыла о её существовании.

Поведение было поистине странным и даже немного пугающим, именно поэтому она решила её пока не беспокоить. Сельвен внутренне напряглась и, чтобы хоть немного успокоиться, глубоко вздохнула.

«Сладость, словно в воздухе кто-то разлил карамель с крепким вином…»

В следующее мгновение все встало на свои места. Она неожиданно поняла, почему воздух в комнате почти звенел от напряжения, одновременно опьяняя. Магия. От замершей над её братом смертной волнами исходила магия. Сельвен подумалось, что ещё немного, и она сможет увидеть эти потоки, настолько они были осязаемы.

«Интересно, как она в таком состоянии прошла незамеченной мимо стражников у главных ворот?.. А как нашла сюда дорогу?.. — она встряхнула головой и спешно закрыла дверь в комнату. — Если её сейчас увидят — будет худо».

Словно почувствовав её мысли, Ирина резко обернулась.

— На, возьми.

В её руке был зажат какой-то пожелтевший листок. Сельвен приблизилась и аккуратно взяла бумагу.

Она без труда узнала почерк матери, но на этом всё и закончилось. В самом верху листка была написана странная комбинация незнакомых букв и знаков, а после в столбик шли ещё какие-то слова и словосочетания, рядом с которыми стояли цифры. Хотя язык был абсолютно незнаком, она чутьём угадывала, что на бумаге, которую держала в руке, был написан рецепт. Сельвен прочистила горло, чем вызвала несколько раздражённый взгляд.

— Ирина…— продолжила она, не обращая на это внимания. — Что это?

— Я не знаю. Рецепт или формула. Он сказал, что это поможет твоему брату, — отрезала та.

— Кто — он?

— Неважно, — отмахнулась та, снова обращая всё своё внимание на Ровиона. — Но тебе стоит поторопиться, времени осталось немного.

Не стоило об этом напоминать, дева и так всё знала.

— Поторопиться? Ты шутишь? — теперь в голосе Сельвен послышалось неприкрытое раздражение. — Что мне с этим делать?

— Ты же лекарь, тебе лучше знать, — парировала Ирина.

— Я не понимаю в этом ни слова! — вскрикнула она, сжимая кулаки. Она хотела ещё что-то добавить, но в следующее мгновение, Ирина оказалась рядом, крепко сжав ее голову руками. Сельвен поначалу опешила, потом дёрнулась, но ей не удалось пошевелиться ни на миллиметр.

— Я никогда бы не стала так шутить, — проговорила Ирина неожиданно тихо, глядя прямо ей в глаза. — Этот рецепт должен помочь… Поверь…

— Да пойми ты, что даже если это и так, — прошептала ей в тон Сельвен, — язык, на котором написан рецепт, мне не знаком…

В горле встал комок, она замолчала. Какое-то время никто из них не проронил ни звука, и лишь смотрели друг другу в глаза. Наконец Ирина вдруг тяжело вздохнула, будто приняла какое-то важное решение.

— Я могу прочесть. Надеюсь, это поможет…


* * *


Это было прошлой ночью, и потом смертная стала проговаривать эти странные слова, немного резанные, но мелодичные. Сначала Сельвен ничего не понимала, пока Ирина не дошла до самого рецепта. Озарение пришло не сразу, но когда неизвестные слова зазвучали из уст её странной гостьи, внутри что-то дёрнулось, словно всколыхнулось какое-то далёкое воспоминание. Она просила прочесть это ещё и ещё раз, пока наконец в голове что-то не щёлкнуло, и неожиданно Сельвен уже знала, что ей надо было делать. Она почти бегом бросилась к двери, как вдруг замерла, кинув тревожный взгляд в сторону кровати.

— Я присмотрю за ним. Иди, — проговорила Ирина.

Их взгляды встретились на одно мгновение, и этого было достаточно. Сельвен почти сразу скрылась за дверью. Всю дорогу до лаборатории она, как заведённая, повторяла про себя рецепт, стараясь ничего не упустить.

Когда, уже сжимая в руке готовое снадобье, вернулась, Ирина так и продолжала стоять там, где она её оставила несколько часов назад. Обернулась на звук её шагов и коротко кивнула, отходя в сторону, будто приглашая к действию. Сельвен чуть помедлила, в нерешительности глядя на голубоватую жидкость, но терять им было нечего, и в следующее мгновение она опрокинула содержимое флакона в рот своего брата. А спустя час дыхание Ровиона стало более размеренным, и он потеплел. Казалось, в его тело по крупицам возвращалась жизнь. Когда Сельвен огляделась, чтобы сообщить об этом Ирине, то с удивлением отметила, что та исчезла. О том, что всё это не привиделось, говорили тёмные следы грязи и травы на полу да всё ещё витавший в воздухе сладковатый аромат.

Ближе к полудню в комнату бесшумно проскользнул Леголас. За последние несколько дней они пересекались довольно часто. Сельвен отметила про себя, что даже стала привыкать к его постоянному присутствию и уже не вздрагивала и не напрягалась каждый раз, когда встречалась с ним взглядом. Принц сразу отметил то, что Ровион выглядел намного лучше. Он попытался отправить её отдохнуть, но на этот раз Сельвен была непреклонна, и тогда он ограничился тем, что принёс им обед, да так и остался вместе с ней, устроившись с другой стороны кровати. Почти до самого вечера они сидели в тишине, лишь изредка перекидываясь отдельными фразами, когда неожиданно их внимание привлекло шевеление за пологом. Как по команде оба вскочили, откинув ткань, и тогда, впервые за почти десять дней, она встретилась взглядом с братом. Его глаза были приоткрыты, и он то и дело сонно моргал, но больше уже не спал. Всё остальное пронеслось, как в тумане. Сельвен, чуть не плача от радости, горячо расцеловала брата, а потом, в порыве чувств, бросилась на шею и принцу, и, кажется, он крепко обнял её в ответ… Но в тот момент ей не хотелось об этом думать, хотя её голова и так гудела от мыслей о том, что снадобье подействовало, что им с отцом предстоит долгая ночь, что от прикосновений Леголаса у нее слегка кружилась голова, и что впервые за очень долгое время она была просто счастлива.

Вскоре пришёл отец, а принц тихо ушёл, напоследок нежно коснувшись губами её руки, а она только улыбнулась ему в ответ.

Сельвен оказалась права, и всю ту ночь они на пару с отцом провели в лаборатории. А вернувшись на рассвете домой, она только и смогла, что добраться до спальни и, упав на кровать, почти тотчас же провалилась в глубокий трансовый сон. Последней её осознанной мыслью было то, что она не успела поблагодарить смертную, но изнурённое почти десятидневной бессонницей тело уже отключилось.

Проснулась Сельвен почти сутки спустя и первым делом отправилась искать свою ночную гостью. Та оказалась в библиотеке, где задумчиво перелистывала книгу, уставившись невидящим взглядом в огонь. Ирина показалась ей необычайно бледной, но, возможно, это была лишь игра света. Её благодарность та приняла несколько смущённо и даже пыталась отнекиваться, ссылаясь на то, что рецепт принадлежал, в первую очередь, матери Сельвен, а по сему большой заслуги её самой в этом не было. На это Сельвен только хмыкнула да крепко обняла упрямую Ирину, шепнув на ухо: «Мой брат — это самое дорогое, что есть в этом мире для меня, и это ты его спасла. Поэтому, нравится тебе это или нет, но я тебе обязана».

Ирина неожиданно тихо захихикала.

— Ты неисправима. Ну если тебе так спокойней, будь по-твоему.

Услышав это, эльфийка не удержалась и тоже засмеялась.

После Сельвен попыталась выведать, откуда Ирина знала древний язык, и кто был тот таинственный «он», кого она упомянула в больничном крыле. Но на все вопросы та отвечала или очень уклончиво, либо просто замыкалась в себе, упрямо поджав губы. Сельвен ничего не оставалось, как оставить расспросы на потом, и она поспешила переключить разговор на другую тему, спросив о том, как прошло время во дворце, отчего Ирина ещё больше помрачнела и, сославшись на усталость, спешно ретировалась в свою спальню. Ей ничего не оставалось, как проводить удаляющуюся фигуру хмурым взглядом.

С тех пор прошло три дня. Ровион шёл на поправку, как и многие другие воины, пострадавшие от яда. Сельвен проводила много времени в больничном крыле, помогая отцу, но теперь, когда их усилия приносили плоды, она делала это с радостью. В один из дней к ним даже зашёл сам король (видно, вести дошли и до него). Трандуил Ороферион лично поблагодарил лекаря и дочь и выразил желание, чтобы они присутствовали на празднике Света Звёзд в главном зале дворца. Тогда Сельвен почтительно поклонилась, принимая приглашение, хотя внутри всё сжималось. Она обещала Ирине, что они покинут Лихолесье как можно скорее, а теперь вот новая отсрочка. Сама она не горела большим желанием присутствовать на торжестве, но эта была большая честь для их семьи, да и отклонить приглашение самого Владыки она не могла. Возможно, так она всё же ещё сможет вернуться сюда.

«Да и он, скорее всего, будет там… — за последнюю мысль она была готова ударить себя по лбу. — Дура! — ведь с момента пробуждения Ровиона она больше не видела принца, хотя брат и говорил, что Его Высочество его регулярно проведывал. Возможно, он специально её избегал. — В любом случае, так будет лучше. А то ты что-то расслабилась, и тебе опять стал мерещиться двоякий смысл в его действиях…»

Но даже это не могло испортить приподнятое настроение, чего нельзя было сказать о смертной.

Сельвен провела достаточно времени среди людей, чтобы понять, что Ирина изменилась. С тех самых пор, как она вернулась из дворца, та была ещё более, чем прежде, задумчива, молчалива, но вдобавок и печальна. Казалось, мыслями она была где-то очень далеко, то и дело хмурилась и закусывала губу, словно пыталась справиться с какой-то внутренней болью, тревогой или разочарованием. Сельвен не знала, что произошло, но отчего-то её не покидала уверенность, что все это было как-то связано с дворцом. Ведь тогда, в первые дни, от неё не укрылись недвусмысленные отметины на шее Ирины, которые та так заботливо скрыла палантином в первый день, но абсолютно забыла на второй и третий. Ещё тогда лесная дева хотела спросить о причинах их появления, но, сконцентрировавшись на поиске лекарства, это совершенно вылетело у неё из головы (да и она была уверена, что Ирина не захотела бы об этом говорить), а начинать расспросы сейчас, задним числом, казалось неуместным и бестактным. Сельвен не знала, как помочь, но ей очень хотелось передать хоть капельку того света, что царил в её душе. Поэтому, когда по дворцу прокатилась новость о том, что приехали бродячие музыканты (которых король каждый год приглашал для дворцовых утех, так и на радость смертных слуг), эльфийка увидела в этом возможность приподнять настроение своей компаньонке.

Она нашла Ирину на лесной окраине, где та в последнее время бывала очень часто. Она просто сидела на поваленном стволе и, будто бы прислушивалась к чему-то, чуть прикрыв глаза.

— Ты опять здесь? — Ирина даже не пошевелилась, а только еле заметно улыбнулась и кивнула. — У меня для тебя новости…

— Судя по твоему тону, они должны быть хорошими,— хмыкнула та, приоткрывая глаза. На мгновение они опять горели так же, как и тогда ночью, но это тут же прошло.

— Ты права, я не вижу ничего плохого в том, что король заботится о своих подданных, — Сельвен показалось, что при упоминании Его Величества Ирина заметно напряглась. — Да и тебе стоит немного развеяться, а не сидеть здесь в одиночестве.

— Кто сказал, что я одна? — парировала Ирина, но тут же добавила. — Со мной всегда мои великие добродетели: ум, красота и скромность! — Сельвен хмыкнула и деланно покачала головой. — Ну, допустим, мне наскучат мои подруги, как ты предлагаешь мне развеяться здесь? В траве поваляться? — она хитро улыбнулась.

— Не здесь, а во дворце.

— Зачем? — Ирина в миг стала серьёзной. — Опять убираться? Я туда больше не пойду, лучше переломай мне руки и ноги!

— Нет. Что ты! Чего ты так завелась? — Сельвен невольно насторожилась от такого резкого ответа, ещё больше убеждаясь в своих подозрениях. — Просто на праздник во дворец приехали бродячие музыканты. И я думаю, тебе стоит сходить на них посмотреть…

— Бродячие музыканты? — глаза Ирины расширились, она немного расслабилась. Сельвен кивнула.

— Я думала, это тебя заинтересует, учитывая, что ты мне рассказывала,— она подмигнула. — Ну так как?

— Думаю, можно на них взглянуть…

— Ну тогда приведи себя в порядок, и мы отправимся на нижние уровни,— и в ответ на удивлённый взгляд добавила:— В твоих волосах листья. Может, ты и правда в траве валяешься, когда тебя никто не видит?

На это Ирина лишь делано фыркнула и, гордо вскинув голову, зашагала к дому.

Глава опубликована: 07.06.2018

28. Женские радости

На ней было длинное белое платье с широкими рукавами. В голове мелькнула странная мысль, что он ни разу не видел её в белом, разве что только у Беорна, но и там одеяние было расшито красным. Почему-то именно сейчас её образ в этом струящемся белоснежном наряде показался совершенно неуместным, странным и даже пугающим. Она стояла к нему спиной, тёмные волосы мягкими волнами ниспадали почти до поясницы, но это не мешало ему быть абсолютно уверенным, что это была именно она.

— Ирина…— позвал он, но его собственный голос раздался откуда-то издалека. Женская фигура перед ним не пошевелилась, лишь плечи немного напряглись, а значит, она его услышала. Он прочистил горло, набирая в лёгкие воздух, и, стараясь говорить как можно уверенней, продолжил. — Скажи мне, где ты находишься?

Она еле заметно вздрогнула, её правая рука медленно поднялась вверх, скользнув по коре огромного дерева, которое Гендальф заметил только сейчас. Исполин возвышался над ними, уходя ветвями в непроницаемый мрак, а на фоне фигуры в белом кора выглядела абсолютно чёрной. За правой рукой последовала левая, в одно бесконечно долгое мгновение ткань рукавов соскользнула, обнажив бледную кожу. Ирина замерла, то ли опираясь, то ли приобнимая массивный ствол лесного гиганта, так и не проронив ни слова.

Глядя на эту картину, внутри мага всё сжалось от какой-то безысходности и боли. Он попытался шагнуть к ней, но каждое движение давалось титаническим трудом, и ноги его не слушались. Он обратился к ней снова, повторяя вопрос, но она лишь покачала головой. Бледные пальцы задвигались по дереву, будто пытаясь найти что-то на ощупь, исследуя каждую трещину. Волшебник нервно сглотнул, почувствовав, как внутри него заворочался холодный липкий страх.

— Я искал тебя,— прошептал он на выдохе. — Пытался звать тебя, но ты не отвечаешь… — Все движения прекратились, она опять замерла на месте, прислушиваясь. — Скажи мне, где ты? Покажи… Я смогу помочь. Я хочу помочь! — на последних словах он повысил голос, одновременно ощутив, как отчаяние сдавило горло. Она обречённо опустила голову, скрываясь за каскадом тёмного шёлка волос. Ему послышалось, что она тихо всхлипнула. — Ирина… — её имя на его губах, такое родное и чужое, будто их разделяла целая вечность.

В следующее мгновение фигура в белом резко оттолкнулась от дерева, сделала несколько шагов назад, опять остановилась, всё ещё спиной к нему и с высоко поднятыми руками. Гендальф замер в ожидании. Какое-то время ничего не происходило, но вот он заметил, как по светлой коже, от пальца, по ладони, вдоль запястья и вниз до самого локтя, тонкой змеёй скользнула багровая капля, оставляя за собой яркий след. За ней последовала другая, потом третья и ещё, и ещё… Он наблюдал за этим, как заворожённый, отслеживая каждый кровавый серпантин, скрывающийся в складках стремительно багровеющей ткани. Он не видел ни ран, ни царапин, будто кровь просачивалась сквозь кожу… В этот момент Ирина медленно повернулась к нему, чуть опустила руки, согнув локти. Теперь алые капли уже падали на само платье, словно в ответ на его прежние мысли мешая белое и красное, но это было ему уже не важно, потому как всё внимание было приковано к её лицу. Эти такие знакомые тонкие черты сейчас выражали лишь печаль и обречённость. Её глаза были закрыты, а губы то и дело подрагивали. Ему казалось, что она порывалась что-то сказать, ведь он так желал, чтобы она прервала это молчание.

— Я потеряла своё имя,— глухо прозвучал её голос, словно отвечая на его просьбу.

— Ирина… — не выдержал он, шагая к ней навстречу, на что одна кровавая рука вытянулась в предупреждающем жесте.

— Здесь я не Ирина,— проговорила она чуть громче и резко распахнула глаза, которые, как и тогда на обрыве, были чёрными со светящимися белыми зрачками. Он невольно задержал дыхание, чувствуя, как лицо опалило магическим потоком, а по спине пробежал холодок. — Ты боишься меня? — она чуть склонила голову на бок, неотрывно вглядываясь ему в лицо.

— Нет,— выдавил он, на что она грустно улыбнулась.

— Ты опять врёшь, Олорин,— она моргнула, и её глаза стали знакомого каре-зелёного цвета. Ему вдруг нестерпимо захотелось дотронуться до неё, удостовериться, что это не бесплотный дух, но его ноги вновь словно приросли к земле. Она слегка покачала головой. — Олорин… Ты боишься, и не только меня. И врёшь, но не только мне…

— Скажи мне, где ты? — повторил он упрямо, безуспешно пытаясь сделать хоть шаг.

В ответ она усмехнулась, дёрнув бровями.

— Какой ты упрямый! — на её лице промелькнуло такое знакомое ему выражение раздражения.

— Ответь мне! — повысил он голос, однако она лишь упрямо поджала губы и стала медленно отступать, пока не упёрлась спиной о ствол дерева. Каре-зелёные глаза яростно сверкнули.

— Я не обязана тебе отвечать, Олорин! — в этот момент в его голове мелькнула мысль, что он её теряет, что вот-вот и она опять исчезнет.

— Ирина! — крикнул он, на что она глубоко вздохнула, прикрывая веки.

— Здесь я не Ирина! — громыхнул над ними её голос, и он снова встретился взглядом с этими пугающими очами, в которых отражалась лунная ночь. — Я — тень! — окровавленные руки метнулись вперёд, отбрасывая его прочь.

Гендальф резко открыл глаза. Он лежал навзничь на спальном мешке у давно погасшего костра. Над его головой нависало угрюмое, серое небо, затянутое плотными облаками. Постепенно мысли, до этого блуждающие в тумане, стали проясняться.

«Я там, где вчера заночевал. Значит, всё это был… — он присел, проводя рукой по лицу, избавляясь от остатков наваждения. — Сон?..»

Он выдохнул, перед его внутренним взором всё ещё стояла женская фигура в кроваво-белоснежном платье, как она взмахнула рукой, как он отлетел, как на лицо упала одна из капель… Маг выпрямился, отдёрнул руку от лица и уставился на раскрытую ладонь, посреди которой отчётливо читался небольшой кровавый развод. Внутри поселился неприятный осадок, оставленный ночным видением, что слишком скоро сменился всё возрастающей тревогой. Ведь выходило, что это был не совсем сон.

«Он смог пробиться к ней в мысли, или это она вызвала его к себе? Но зачем? И это чёрное дерево… Может ли это быть знаком того, что она всё ещё находилась в Лихолесье? Тогда почему не сказать об этом прямо? Зачем эти символы? И кровь…»

От последних дум ему стало не по себе. Гендальф слегка взмахнул посохом, и погасший костёр вспыхнул с новой силой.

Вид огня придавал ему сил, чуть развеивая мрачные мысли. Он сидел, задумчиво вглядываясь в языки пламени, то и дело отпивая из меха с водой. Утро уже давно вступило в свои права, а он всё никак не мог заставить себя покинуть место стоянки. Его разрывало осознание того, что необходимо двигаться дальше на Север и в то же время неистово бушевало непреодолимое желание повернуть назад, обратно к лесу. Раздражённо выдохнув, он поднялся на ноги. Он должен был принять решение, и как можно скорее.

«Радагаст тоже вскоре будет там», — пробормотал он под нос, словно всё ещё пытаясь себя в чём-то убедить.

Он не нёс за смертную никакой ответственности. В конце концов, это было её решение — покинуть отряд и кинуться сломя голову в лес!

«Но ведь это ты её к этому подтолкнул… Расскажи ты ей всю правду ранее…, — зашептал его внутренний голос. — Довольно! Почему эта женщина всегда переворачивает всё с ног на голову! — в голове эхом отдавались сказанные ею в сновидении слова. Бояться и врать, но не только ей… — Как этой смертной удаётся парой фраз резануть так глубоко?»

Воспоминания отчего-то вернули его к той ночи у лесного озера, когда он дал волю своим чувствам… Он дёрнулся, как от удара, потом замер на месте и отчаянно замотал головой.

«Старый дурак!»

В этот момент резкий порыв ветра, обрушившийся на прогалину, всколыхнул костёр, взметнув вверх столп искр, но Гендальф, кажется, этого даже не заметил. Майа замер на месте, напряжённо прислушиваясь к далёкому зову, а мгновения спустя спешно погасил костёр и, собрав немногочисленные пожитки и провиант, уже прилаживал походную суму позади седла. Когда со сборами было покончено, он в последний раз обернулся. Где-то там, за синеющими на горизонте пиками скал, раскинулся древний лес и владения Короля Трандуила Орофериона. Возможно, она была всё ещё там, а возможно, это было лишь ночное наваждение. Ведь он продвигался всё ближе и ближе к могильнику, и кто знает, не было ли это игрой тёмного колдовства, которое он всё чётче улавливал в воздухе. На мгновение его лицо стало вдруг печальным, он оперся о посох и, тяжело вздохнув, прошептал:

— Если Эру будет угодно, мы ещё встретимся. А если нет, то, я надеюсь, что ты когда-нибудь сможешь меня простить, Ирина.

С этими словами Майа решительно развернулся, легко запрыгнул в седло и пустил коня галопом в направлении северных гор.


* * *


Сельвен была явно в приподнятом и воодушевлённом расположении духа. Мало того, что она настояла на том, чтобы нарядить меня в новое платье (заказанное во время моего первого визита на нижние уровни, но о котором я полностью забыла из-за всего сыр-бора со дворцом); так, она взялась ещё и за мои волосы, умело расчесала и заплела их в причудливую косу. Поначалу я попыталась было воспротивиться, но все мои возражения натолкнулись лишь на незыблемую и упрямую решительность. Уже немного узнав ее характер, я довольно быстро смирилась — переубедить её в чём-то, когда она пребывала в таком настроении, было всё равно, что распилить чугунный мост пилкой для ногтей. Да и по правде сказать, особых сил на то, чтобы спорить с ней, у меня не осталось.

Ведь стоило Сельвен заговорить о дворце, как моё сердце моментально ускорило ритм, щёки запылали, а в душе зародилась совершенно глупая надежда на то, что он снова послал за мной. Однако в последнем я даже самой себе не могла полностью признаться, и по сему, пробурчав что-то насчёт переломанных ног и рук вместо дворца, попыталась скрыть своё смятение и частичное разочарование. Так в довесок ко всему, с той самой ночи в лесу меня то и дело лихорадило, если я проводила много времени вдали от деревьев.

По глупости, незнанию, а может и просто из-за самоуверенности и ярого желания помочь, той ночью я выбросила и использовала слишком много энергии. Или лучше сказать, дала волю своей проклятой магии «погулять на славу», тем самым заработав подзабытые было последствия. Поэтому когда я вернулась из больничного крыла, где оставила Сельвен с её братом, то только и успела, что перешагнуть порог своей спальни, как меня скрутила такая пронзительная и обжигающая боль, что я попросту рухнула на пол. Казалось, меня резали раскалённым железом изнутри, и вот-вот все внутренние органы выпадут на полированное дерево пола. Но вместо этого, спустя несколько мгновений, я уже изрыгала из себя потоки крови. Всё повторилось, как и тогда, только на этот раз боль была просто исступляющей, а крови ещё больше… Сколько всё это продлилось, мне до сих пор неизвестно, потому что в какой-то момент я потеряла сознание, а когда очнулась, то просто лежала в багровой луже, и меня бил сильный озноб. Как в тумане я поднялась на ноги, добралась до кровати, по дороге стягивая с себя вконец испорченное платье, которым после и вытерла большую часть сотворённого беспорядка, и поскорее забралась под одеяло, натянув его до самого подбородка. Моё тело было похоже на кусок льда, голова кружилась, что указывало на большую потерю крови, но помощи мне ждать было неоткуда, и я просто отключилась.

Когда я вновь разомкнула веки, то было уже утро, и за время моего сна успела вернуться Сельвен. На моё счастье, даже в полубессознательном состоянии, я умудрилась не только отмыть все следы, но и избавиться от окровавленного платья. Но теперь, лёжа на кровати, меня не покидало чувство, что за время моего сомнамбулического сна мне привиделось что-то важное. В голове то и дело вспыхивали какие-то обрывочные образы и символы, но они никак не желали складываться в одну картину… Всё утро я безуспешно пыталась бороться с туманом, окутывающим мои воспоминания, и именно за этим занятием и застала меня Сельвен в библиотеке.

С тех пор прошло несколько дней, но я так ничего и не вспомнила. Слабость прошла, но меня то и дело сковывал странный леденящий холод, который отступал, стоило мне приблизиться к лесу. Сначала это воспринималось больше на подсознательном уровне, но вскоре я уже осознанно проводила всё больше и больше времени если не в самой чаще, то у кромки леса. Его шёпот успокаивал и убаюкивал, погружая в состояние полусна, наполняя тело недостающей жизненной силой и, как мне казалось, залечивая последствия той ночи. Однако в глубине души я всё равно знала, что это было лишь временное облегчение, и поэтому мне постоянно приходилось сдерживать тот рвущийся на волю магический поток внутри себя. На непрерывную концентрацию уходило много сил, которые мог восполнить лишь лес… Получался замкнутый круг, откуда я не видела пока никакого выхода. Поэтому, когда Сельвен неожиданно решила заняться моим внешним видом, я особо не сопротивлялась, хотя её энтузиазм не мог не вызвать некоторые подозрения с моей стороны.

Если бы я не знала её, то можно было подумать, что она вела меня на смотрины. Последнее заставило меня невольно улыбнуться. Я стояла перед зеркалом, критически разглядывая отражение по ту сторону стекла. Несмотря на ярко-васильковый цвет платья, расшитого алыми маками по вороту и поясу, да красные ленты, умело вплетенные в волосы, я не могла не отметить излишнюю бледность своего лица. Для себя самой я почему-то выглядела странно, но вот никак не могла определить, чем именно было это вызвано. Мысленно махнув на это рукой, я покачала головой и, тяжело вздохнув, уже привычным методом принялась завязывать лёгкий голубой палантин, скрывая волосы и лицо. Как только с головным убором было покончено, меня окликнула Сельвен — той явно не терпелось показать мне бродячих артистов.

Всю дорогу до дворца я не могла избавиться от непонятно откуда взявшегося дурного предчувствия, а стоило нам миновать главные ворота, как меня охватило сильное беспокойство. Я то и дело озиралась по сторонам, неосознанно выискивая кого-то. И, похоже, моё поведение не осталось незамеченным, потому как я то и дело ловила на себе подозрительные взгляды Сельвен.

— С тобой всё в порядке? — она чуть замедлила шаг и, взяв меня за руку, вопросительно заглянула в глаза.

— Конечно,— ответила я как можно уверенней, но она недоверчиво нахмурилась.

— Если ты хочешь, мы можем вернуться…

— Нет. Наверное, я немного одичала, проводя всё время в лесу,— попыталась отшутиться я, но она лишь криво улыбнулась в ответ, продолжая настороженно вглядываться мне в лицо. — Я правда хочу посмотреть на музыкантов,— выдохнула я наконец, и последнее было действительно правдой. Сельвен коротко кивнула, по-видимому, принимая мой ответ, и мы продолжили путь.

Чем дальше мы продвигались в глубь дворца, тем тревожнее становилось у меня на душе. Однако, когда мы миновали главную лестницу, ведущую на верхние уровни, я не удержалась и зачем-то обернулась, чтобы кинуть последний взгляд на белоснежный мрамор и тонкие золочёные перила, но там никого не было. С моих губ сорвался невольный вздох облегчения и одновременно разочарования. Я не знаю, кого надеялась там увидеть, ведь разумом прекрасно понимала всю абсурдность и смехотворность этих желаний. Словно почувствовав мои мысли, идущая рядом Сельвен ободряюще сжала мою ладонь. А в следующее мгновение мы уже спускались в направлении нижних садов.

Нижние уровни дворца лесных эльфов поразили меня изысканным в своей простоте праздничным декором. Мосты, переходы и беседки были украшены живыми цветами и искрящимися разноцветными фонариками, отчего мрачная атмосфера, так неприятно удивившая меня во время прошлого визита, казалась теперь волшебной и загадочной. Я с изумлением разглядывала всё вокруг, гадая, как цветы сохраняли свою свежесть, что было источником света для мерцающих огоньков, и одновременно с этим моя нервозность постепенно отступала, а дышать стало неожиданно легче. Но где-то в глубине души, как заноза, засело странное чувство тревоги, не покидавшее меня с того момента, как мы вышли из дома лекаря, хотя сейчас мне удавалось его довольно успешно игнорировать. Теперь даже Сельвен выглядела более расслабленной и больше не хмурилась. Как и я, она воодушевлённо рассматривала праздничное убранство, а на ее губах то и дело появлялась мечтательная полуулыбка.

— Знаешь, Ирина,— прервала она наше затянувшееся молчание. — я, видимо, никогда не перестану удивляться тому, как преображается дворец с наступлением торжеств. И всегда радуюсь этому, как в первый раз. Это, наверное, глупо? — Сельвен кинула в мою сторону смущённый взгляд.

— Вовсе нет,— я тихо хихикнула. — Меня охватывает такое же чувство, когда на Новый год наряжают ёлку, украшают игрушками, гирляндами, разноцветными огоньками. За окном идёт снег, а ты сидишь в полумраке и смотришь на эту красоту, как ребёнок в ожидании волшебства и сказки… — всё ещё мечтательно улыбаясь, я посмотрела на неё, но она опять нахмурилась.

— О каком празднике ты говоришь? Я не помню, чтобы люди наряжали ёлки в честь какого-либо торжества… И праздновали новый год зимой…— Проговорила она очень тихо. От досады на саму себя я с силой прикусила губу. По моей спине пробежал лёгкий холодок, а шестерёнки в голове яростно завертелись в поисках подходящего объяснения. Стараясь звучать как можно уверенней, я, наконец, выдавила из себя.

— Если честно — понятия не имею. Это просто то, что вдруг всплыло у меня в голове…

— Странные мысли всплывают у тебя в голове… — ответила Сельвен, на что я лишь пожала плечами.

— У меня хорошо развито воображение. Вот и лезет на ум всякая чушь. Не обращай внимания,— я подмигнула и непринуждённо махнула рукой, надеясь на то, что моя сопровождающая примет всё сказанное за плохую шутку или бред странной смертной. Она ничего не ответила, только покачала головой.

Мы спускались всё глубже, и теперь нам то и дело попадались те самые каменные террасы с ажурными беседками, только теперь тут было намного оживлённее, чем в прошлый раз.

— Так куда мы идём? — не удержалась я, когда мы миновали очередную площадку.

— В нижние сады. Мне сказали, что музыканты сегодня там. Кстати, там тебе можно будет снять палантин,— Сельвен наконец улыбнулась, а я облегченно вздохнула.

Нижние сады, конечно же, не шли ни в какое сравнение с тем буйством зелени и красок, которое так поразило меня на верхних ярусах, когда я впервые после той ночи в лесу встретилась с ним. Здесь не было цветущих кустарников, и вместо травы земля была устлана мягким мхом, но каким-то непостижимым образом тут всё же росли деревья, утопающие в полумраке, они казались не зелёными, а синими. Их раскидистые ветви были увиты мерцающими огоньками, которые слегка покачивались и, казалось, передвигались вместе с нами. Однако моя спутница не обращала на них никакого внимания, двигаясь вперёд уверенными шагами, чего нельзя было сказать обо мне. Я аккуратно следовала за ней, стараясь не споткнуться и не зацепиться в темноте, и именно поэтому вовсе не спешила снимать палантин, опасаясь, что низкие ветви исцарапают лицо. Да и вообще, не будь со мною рядом Сельвен, пришлось бы мне продвигаться на ощупь. Я уже хотела спросить, не ошиблась ли она маршрутом, когда до моего слуха донеслась далёкая мелодия. С каждым шагом звуки всё усиливались, и вот можно было уже отчётливо различить переборы лютни, свирели, лёгкое позвякивание бубна и смех. Когда впереди между деревьями замаячили отсветы от костра, меня вдруг посетило неожиданное ощущение дежавю. А что если там, за деревьями, окажутся не какие-либо музыканты, а Мирта и её странствующая семья? От этой мысли мне стало не по себе. Ведь расстались мы не самым дружелюбным способом. И несмотря на то, что Сельвен довольно спокойно восприняла меня как ведьму, в том, что и другие обитатели дворца отнесутся к этому с тем же пониманием, уверенности у меня не было. Скорее ситуация складывалась с точностью до наоборот. Но отступать было некуда, и я продолжала двигаться на свет, как мотылёк в ночи.

Вынырнув из-за очередного раскидистого дерева, мы неожиданно оказались на краю небольшой поляны, в центре которой ярко горел костёр. Мои глаза не успели адаптироваться после длительного блуждания в темноте, и первые несколько секунд я была ослеплена, поэтому замерла и чуть отступила обратно под дерево, из тени наблюдая за происходящим. Вокруг пламени сидели в основном люди, но были тут и эльфы. Присутствующие весело смеялись, то и дело отпивая из кубков в руках, а чуть в стороне расположились и сами музыканты, и к моему счастью, это была не Мирта. Насколько я успела разглядеть, их было около шести или семи, все мужчины, довольно смуглые, с разнообразными инструментами в руках и в цветных одеждах, они задумчиво наигрывали что-то, тихо переговариваясь между собой. Но неожиданно все разговоры смолкли. Пробежавшись глазами по притихшим музыкантам и зрителям, мой взгляд остановился на фигуре в центре светового круга. Это был молодой мужчина с тёмными, едва достающими до плеч волнистыми волосами. На нём был расшитый золотом красный бархатный жилет поверх простой белой рубахи, кокетливо развязанной на груди. Своим обликом он напомнил эдакого романтического героя, сошедшего со страниц поэм Лорда Байрона «Корсар» или «Дон Жуан». И, как и полагается романтическому герою, он был красив: гладкая смуглая кожа, тёмные глаза, жемчужная улыбка, тонкие черты лица, но в то же время не настолько совершенные, как у окружающих меня в последнее время эльфов. Он казался более реальным и досягаемым, в отличии от того, другого… Я невольно залюбовалась, а незнакомец, тем временем, галантно поклонился и, взяв в руки гитару, запел. К сожалению, я не понимала ни слова, но его мягкий тенор приятно ласкал слух. В этот момент Сельвен чуть сжала мою ладонь, привлекая внимание, и, кивнув, решительно потянула за собой, поближе к костру и разливающейся над поляной музыке. Просить дважды не потребовалось.

Мне стало понятно, почему Сельвен так настаивала на том, чтобы мы пришли сюда. Здесь, в этом странном саду, спрятанном среди каменных переходов дворца лесных эльфов, под чарующие звуки странствующих музыкантов мне впервые за последние месяцы вдруг было легко и почти весело. Будто я вновь оказалась в том лесу, где пробудилась звёздной ночью в этом мире, познакомилась с Миртой и её семьёй. Ничего не зная и не подозревая, куда занесла меня нелёгкая, всё происходящее воспринималось мною тогда как необычный яркий сон, а потом как незабываемое приключение… От накативших воспоминаний я невольно улыбнулась, глядя на окружающих меня смеющихся людей и эльфов. Красавчик-музыкант уже не пел, и теперь над поляной звучала более быстрая и задорная музыка, и многие из зрителей, разделившись на пары, легко кружились в такт незамысловатой мелодии. Моя сопровождающая куда-то отлучилась, но это меня ни капли не огорчало. Я сидела на мягком мху в некотором отдалении от яркого пламени, опираясь спиной о молодое деревце, то и дело отпивая терпкое вино из кубка. И с каждым глотком все недавние переживания и горести отходили на задний план, боль и разочарование притуплялись, а в сердце маячила призрачная надежда, что, возможно, всё ещё и обойдётся… Конечно, это говорило вино в моей крови, но здесь и сейчас я готова была поддаться его сладкому обману.

Постепенно музыка притихла и вперёд снова вышел тот самый романтический герой. Он обворожительно улыбнулся, отчего моя собственная улыбка стала ещё шире и, скорее всего, глупее.

— Уважаемая публика! Мы сердечно благодарим вас за такой тёплый приём! — начал он всё тем же приятным голосом. — Для нас большая честь быть гостями королевства лесных эльфов. — он грациозно поклонился в сторону собравшихся бессмертных, на что те ответно закивали и заулыбались. — Но я думаю, вы понимаете, что и музыкантам тоже нужен отдых, и простите моим друзьям небольшую паузу. А пока они будут наслаждаться дарами винных погребов, мне было доверено развлечь вас,— он задорно подмигнул, и присутствующие на поляне одобряюще загудели. Он продолжил ещё что-то говорить, но я перестала обращать внимание на слова и просто любовалась этим Средеземским Дон Жуаном, пользуясь тем, что моё лицо было скрыто тенью от палантина. Окружающие смеялись, то и дело взрываясь аплодисментами, что говорило о том, что выступающий делал своё дело исправно. Однако постепенно это мне наскучило, и я уже собралась было отправиться на поиски Сельвен, как следующая фраза романтического героя вновь привлекла моё внимание к его озарённой светом костра фигуре.

— Мои уважаемые зрители, посмотрите на это творение! — начал он торжественно. — Это изделие пришло к нам из другого времени и места. И такую обувь там носили прекрасные дамы и леди. — Тот предмет, что красавчик выставил на обозрение собравшейся публики заставил меня в изумлении замереть на месте. В его руках красовалась изящная красная туфелька на самой настоящей шпильке. Все присутствующие прекрасные представительницы эльфийской и людской расы оживлённо зашушукались. Несмотря на то, что навскидку каблук был не выше девяти сантиметров, такая обувь для Средиземья была явным открытием. Если говорить напрямую, никаких каблуков, а уж тем более шпилек, в мире, где то и дело приходилось скакать верхом и осиливать сотни километров пешком, просто не было. Это могло означать лишь одно — сие творение было родом явно не отсюда. Теперь я уже совсем другими глазами посмотрела на странствующего музыканта с алой туфлёй в руках. — Возможно, кто-то из прекрасных дам желает примерить эту пару? А может, даже и рискнёт пройтись в них? — на последних словах голос темноволосого артиста стал загадочным и таинственным.

Меж эльфиек и женщин пробежала волна оживлённого шёпота. Этот мир или другой, женщина всегда остаётся женщиной, и я была на сто процентов уверена, что каждой из присутствующих не терпелось попробовать пройтись в загадочной новинке. Однако в то же время, никому, особенно славящимся своей грацией эльфам, не хотелось опростоволоситься на глазах у всех. Но вот из ряда лихолесских красавиц вышла одна, но смогла лишь сделать шаг, прежде чем романтический герой умело подхватил её под локоть. За ней последовала ещё одна дочь леса, и снова её постигла неудача. Похоже, умение ходить на шпильках не было в крови бессмертных детей Эру. Человеческие женщины, глядя на неудачи прекрасных дев, не решались попытать своё счастье и смущённо отводили глаза в сторону. В какой-то момент вперёд вышла ещё одна эльфийка. Каскад длинных рыжих волос спускался ниже поясницы, а ясные голубые глаза вызывающе сверкали. Она с лёгкостью скользнула в алые туфельки и, гордо вскинув голову, уверенно шагнула вперёд, и первые шаги были довольно успешными. Она высокомерно улыбнулась своим притихшим подругам и попыталась было продолжить своё победоносное шествие, как тонкий каблук предательски подвернулся и красавица упала на землю. На её лице отразилось такое явное недоумение, что я не удержалась и прыснула со смеху, и, как оказалось, сделала это слишком громко, потому что в следующее мгновение раздосадованный взгляд рыжеволосой эльфийки и её подруг обратились в мою сторону. Однако стоило им понять, что смеялась смертная, как досада почти сразу уступила место раздражению.

— Над чем ты смеёшься? — бросила она вызывающе, и её глаза угрожающе сузились. Мне, в свою очередь, совершенно не хотелось привлекать лишнее внимание к своей особе, да и не то было настроение, чтобы пререкаться, поэтому я лишь отрицательно покачала головой и, как бы в смущении, опустила глаза. Решив, что конфликт был исчерпан и что эльфийка уже забыла обо мне, я поспешила отвернуться, чтобы отыскать-таки Сельвен и, по возможности, отправиться в обратный путь. На моё счастье, дочь лекаря отыскалась в дальнем конце поляны, где она что-то оживлённо обсуждала с незнакомым мне эльфийским воином. Я уже хотела подняться, чтобы направиться к ней, когда на меня упала чья-то тень. Надо мной возвышалась та самая эльфийка, что так неудачно упала. Её глаза гневно сверкали, а в руках она всё ещё сжимала алые шпильки.

— Ты так весело смеялась,— процедила она сквозь зубы. — Поэтому у меня сложилось впечатление, что ты явно можешь это лучше всех нас… — её голос постепенно набирал громкость, и сидящие поблизости теперь с интересом за нами наблюдали.

— Я смеялась над ситуацией в целом, а не над тобой,— попыталась выкрутиться я, но, судя по тому как упрямо поджала губы лесная дева, это мне не удалось. Она гордо вскинула голову и надменно почти ткнула мне в лицо проклятые красные туфли.

— Надень и покажи нам, что можешь,— отчеканила она повелительным тоном.

Стараясь не дать волю уже заворочавшейся внутри злости, я раздражённо выдохнула и не спеша поднялась на ноги, оправляя платье и норовящий соскользнуть палантин. Мне хотелось поскорее отсюда уйти, да и смотреть на дочь Эру снизу вверх уже порядком надоело. Она же продолжала наблюдать за мной, иронично изогнув бровь и еле заметно ухмыляясь.

— Большое спасибо, но вынуждена буду отказаться. Возможно, в другой раз,— проговорила я с лёгким поклоном и уже хотела двинуться в сторону Сельвен, как рыжеволосая дочь леса резко дёрнула меня назад. Шёлковая ткань слетела с моей головы.

— Это не просьба, а приказ,— прошипела она. — Если тебе не было понятно… Ёж,— сделав ударение на последнем слове, (которое было, как я уже успела узнать, унизительным термином, используемым эльфами в отношении людей) эльфийка торжествующе улыбнулась и бесцеремонно впечатал мне в грудь алые туфли. — Надевай! — я уже открыла рот, чтобы высказать ей всё, что о ней думала, как рядом раздался приятный мужской голос.

— Милые дамы, прошу вас, не стоит так драматизировать ситуацию. — из-за спины лесной девы материализовался «Дон Жуан». Он сверкнул жемчужными зубами, и я вынуждена была признать, что его улыбка была попросту очаровательна.

— Здесь никто не драматизирует, любезный,— промурлыкала дева. — Просто мне хотелось бы, чтобы данная женщина показала нам своё умение,— она стрельнула в мою сторону глазами. — Или же она боится опозориться… Но не стоит, мы не ожидаем многого от младших детей Эру…— она показательно пожала плечами, придав лицу сочувственное выражение, и собравшиеся неподалёку эльфийки тихо захихикали.

Мне же захотелось вбить шпильки ей прямо в лоб, аккурат между глаз. Музыкант будто почувствовал что-то, потому что в следующее мгновение тёплая ладонь опустилась на моё плечо.

— Я соглашусь с вами, прелестная леди… Но только в том, что и прекрасная представительница человеческой расы должна попробовать себя в этом испытании,— на это эльфийка высокомерно усмехнулась и гордо прошествовала к своим подругам, а я только и могла, что послать музыканту исполненный праведного негодования взгляд. В ответ он лишь лукаво подмигнул мне. — Я верю, у тебя всё получится,— прошептал он, приободряюще сжав плечо. — Идём.

Теперь все взгляды были направлены на нас, и мне не оставалось ничего другого, как проследовать за ним к костру.

Я стояла у всех на виду в самом центре светового круга, чувствуя, как от жара пламени заалели щёки. Видно, чтобы разрядить обстановку, музыканты снова заиграли какую-то лёгкую мелодию.

— Уважаемая публика! Ещё одна прекрасная дама решила попытать своё счастье и испытать своё умение! Так поддержите её! — объявил моё «выступление» романтический герой, и многие из человеческих слуг ответили ему дружными аплодисментами. Отчего-то эта своеобразная поддержка воодушевила меня, и захотелось вдруг доказать, что и обычные смертные не лыком шиты. Встряхнув головой и лучезарно улыбнувшись, я скинула обувь и легко скользнула в алые башмачки, колодка которых оказалась на удивление удобной, да и размер был в самый раз. Потопталась немного, привыкая к новым туфелькам, и уверенно зашагала вокруг костра, ведь ходить на каблуках у нас умела почти каждая женщина, а те, что были сейчас на мне были ничто по сравнению с тем, в чём могли щеголять красавицы в моём мире.

По мере моего продвижения по кругу, музыка стала быстрее, и я, незаметно для самой себя, даже стала слегка пританцовывать на ходу. Поначалу моё «шествие» не вызвало никакой реакции, кроме гробовой тишины. Но уже к середине, многие из зрителей, и смертные и эльфы, стали мне прихлопывать, а когда я добралась до «Дон Жуана» и, исполнив с ним пару пируэтов, присела в реверансе, меня встретили дружные аплодисменты и звонкий смех. Сельвен стояла в первых рядах и хитро улыбалась, рыжеволосой же эльфийки и след простыл. Вокруг снова закружились танцующие пары.

— Я в тебе ни на секунду не сомневался,— шепнул мне музыкант, обворожительно улыбаясь. Он чуть придерживал меня за локоть, помогая переобуться.

— Благодарю,— бросила я и, кивнув на прощание, стала аккуратно пробиваться через танцующие пары к своей подруге. Кажется, он ещё что-то крикнул мне вслед, но громкая музыка заглушила слова.

Сельвен встретила меня ещё одним кубком вина и задорным хихиканьем. Она с особым смаком во всех красках и деталях описала то, в каком бешенстве практически сбежала отсюда другая эльфийка. Она назвала её по имени, но я его тут же забыла. Мы сидели в стороне от танцующих, смакуя последние капли вина, когда в центр опять вышел красавчик.

— Простите, что прерываю ваше веселье, но моя душа просит лирики. Я хочу посвятить эту песню той одной и единственной, что есть, была и будет в жизни каждого из нас,— он несколько печально улыбнулся, перекинул через плечо гитару и заиграл.

Сначала, как и все, я мечтательно улыбалась, чуть покачиваясь в такт мелодии, но с каждым аккордом моя улыбка таяла, а сердце начинало биться всё быстрее. Когда же менестрель запел, по спине пробежал холодок.

Найди свет в прекрасном море

Счастливым быть — вот моя воля

Ты и я, я и ты

Мы как бриллианты в небесах!

От каждого слова по телу пробегала дрожь, ведь я знала каждую строчку этой песни, так же как и смуглый красавец, что исполнял её сейчас.

Так сияй! Этой ночью — ты и я

Мы прекрасны, как бриллианты в небесах.

Глаза в глаза, полные сил

Мы прекрасны, как бриллианты в небесах!

Музыка смолкла, но на поляне продолжала стоять зачарованная тишина. Мне же стоило огромных сил, чтобы не разрыдаться от переполняющих чувств ностальгии, тоски и печального томления.

— Нам пора, Сельвен,— прошептала я задумчивой эльфийке.

— Такая красивая песня… — ответила она, будто и не слышала меня. — Жаль, что я не понимаю ни слова…— я лишь кивнула и чуть сжала её ладонь. — Ах да, конечно. Нам пора,— она словно очнулась ото сна. — Дай мне ещё несколько минут. Мне надо кое-что выяснить у одного из друзей моего брата.

— Ладно, только недолго… — но она уже спешила в другой конец поляны, оставив меня наедине с моими мыслями.

Я так увлеклась, что и не заметила, как кто-то сел рядом со мной до тех пор, пока он не заговорил.

— Я думал, ты уже сбежала,— рядом со мной сидел темноволосый менестрель.

— Почему я должна была сбегать?

— Ну так того требует история. На часах полночь и Золушка убегает с бала, оставив за собой туфельку и разбитое сердце принца,— он весело подмигнул, а я не удержалась и тихо захихикала.

— Ну если так, то мне не хватает доброй феи, кареты-тыквы, да мачехи и сестёр-злыдень! Да и туфельки я, кажется, не потеряла, а сдала тебе в целости и сохранности,— музыкант весело засмеялся.

— Что верно, то верно. Как твоё имя?

— Даэрэт. А твоё?

— Лаэрт,— он замолчал и, когда продолжил, то перешёл почти на шёпот. — Откуда ты?

— Мы повстречались с Сельвен недалеко от Минас Тирита,— пересказывала я уже отрепетированную историю, на что тот, кто назвался Лаэртом, неожиданно рассмеялся.

— Ладно, ладно. А теперь серьёзно, откуда ты?

Я чуть нахмурилась и непонимающе посмотрела на музыканта. Его глаза лукаво искрились.

— Я тебе уже сказала… — начала было я, но он отрицательно замотал головой.

— Не надо врать,— Лаэрт назидательно зацокал языком, а потом подался вперёд и зашептал ещё тише. — В Средиземье есть много сказок, но нет сказки про Золушку,— снова отодвинувшись, менестрель, не мигая, уставился мне в глаза.

Потребовалось несколько секунд, прежде чем смысл его слов дошёл до моего подёрнутого алкоголем мозга. Я нервно сглотнула, судорожно придумывая, как ответить. Страх, удивление, смущение и злость на саму себя за свою глупость смешались в один поток, и похоже, что все эти эмоции отразились у меня на лице. Лаэрт делано закатил глаза и хлопнул себя по лбу.

— Да не пугайся ты так! Ещё, чего доброго, заработаешь себе сердечный приступ! А их тут не лечат,— в том сумбуре, что творился сейчас у меня в голове, неожиданно мелькнула совершенно бредовая и безумная мысль, но я не успела даже оформить её в слова, как мой нежданный компаньон опять подался вперёд. — Ну, так откуда ты? И как здесь оказалась?

— С чего ты решил, что я не из Минас Тирита?..

— Да ты, я смотрю, упрямая. Кто же тебя тут так напугал, что ты своей тени бояться стала? Из Минас Тирита она… Конечно! — он весело хмыкнул и снова перешёл на шёпот. — Ты даже не заметила, что вот уже минут пятнадцать, как мы разговариваем с тобой на английском,— мои глаза расширились, и инстинктивно я зажала рот ладонью, что ещё больше развеселило Лаэрта. Отсмеявшись и отдышавшись, он решительно протянул мне руку. — Давай тогда начнём по-другому. Я Ли из Кентербери, графство Кент, Англия.

— Ирина, Россия,— ответила я, автоматически пожав его ладонь.

— Вот и познакомились! — Лаэрт, вернее Ли, лучезарно улыбнулся и нежно поцеловал мою руку. Я всё ещё не могла поверить своим ушам и пребывала в состоянии лёгкого шока…

Глава опубликована: 11.06.2018

29. Потанцуй со мной

Иногда самые невероятные вещи происходят с самыми обычными людьми. Все переворачивается с ног на голову, а потом вокруг, да колесом, и мир летит в тартарары, ломая представления о реальности и «нормальности». Я никогда не думала, что подобное может произойти со мной, и, наверное, поэтому, и мечтала об этом тайно, но лишь на уровне сказки. Ведь, согласитесь, каждая девушка грезит о том, чтобы быть принцессой, но отнюдь не о том, что до этого придётся побыть Золушкой…

Так было и со мной. Живя обычной жизнью в центре европейской части материка, занимаясь каждодневными делами, после прочтения очередной книги меня иногда посещали мысли о том, что было бы, окажись я там, но мне и в голову никогда не приходило, что однажды я открою глаза под чужим небом, в другом и очень далёком мире. И вот теперь мне ничего не оставалось, кроме того, чтобы наблюдать, как всё катится, словно снежный ком по нарастающей… Правильно говорят: «Будьте осторожны со своими мечтами — они могут сбыться». Ведь в наших грёзах всё всегда довольно лучезарно и явно с хорошим концом, чего нельзя сказать о моей нынешней сказочной реальности. Однако теперь я была не одинока.

Ли. Поначалу меня попросту испугало как его признание, так и вся ситуация в целом. Наверное, то, что мне встретился кто-то из моего мира, должно было меня несказанно обрадовать, но вышло иначе. Помимо воли Ли оказался тем самым решающим элементом, что обрубил последнюю ниточку надежды, что теплилась где-то в самом потайном уголке моей души. Упования на то, что всё происходящее могло оказаться сном… Из-за его невероятного появления во дворце эльфийского короля всё стало до боли реально. Особенно сейчас, когда скинув вычурные манеры и изысканные жесты, словно карнавальный костюм, Ли в одно мгновение превратился из галантного менестреля в обычного молодого мужчину, и теперь, сидя рядом со мной, что-то оживлённо рассказывал… Но его слова пролетали мимо меня.

Он говорил и вёл себя так, будто мы сидели где-то в небольшом кафе за чашечкой капучино, и нас не окружали каменные стены, синие деревья и блуждающие огоньки, а на поляне под переливы мелодии не двигались эльфы. Контраст был настолько разителен и сюрреалистичен, что мой воспалённый мозг уже отказывался это принимать. Ли выглядел каким-то лишним и неправильным, словно актёр, попавший в чужой фильм, а мне в голову вдруг пришло осознание, что именно так, наверное, выглядела и я сама. Мы были абсолютно ненужными и неуместными элементами, которые лишь нарушали гармонию этого волшебного мира…

— Ирина? Тебе нехорошо? — Я резко распахнула глаза — не заметила как закрыла их. Ли, всё так же сидевший напротив, чуть подался вперёд и настороженно вглядывался мне в лицо. — С тобой всё в порядке? — проговорил он на удивление мягко и, как мне показалось, обеспокоенно.

— Конечно, — только и смогла выдавить я, но он явно думал иначе.

— Прости, — проговорил он глухо. — Я, наверное, слишком прямолинейно вывалил всё на тебя. Но, пойми, как только ко мне закралось безумное подозрение, что ты могла бы быть из нашего мира, я не смог удержаться.

— Да нет, это ничего…

— Нет. Я ведь даже ничего о тебе не знаю. Ни как ты тут оказалась, ни через что тебе пришлось пройти… А бросился сломя голову выпытывать! Это для любого, учитывая обстоятельства, может оказаться шоком, — он тяжело вздохнул. — Я полный кретин и дурак!

— Ли… Это не то, что я имела в виду…— мой язык заплетался, а мысли расплывались. Перед глазами заплясали чёрные точки.

— Ирина? — его голос эхом раздавался откуда-то издалека. — Что с тобой? — его прохладная ладонь чуть сжала мою, Ли обеспокоенно дотронулся до моего лба, но тут же отдёрнул руку: — Ты вся горишь! У тебя температура!

И словно в ответ на его слова, меня затрясло, а зубы застучали от холода. Приподнявшись из последних сил и пробормотав что-то невнятное, я даже сделала пару шагов, когда мои колени подломились, и тело стало медленно оседать на мягкий мох. Однако падения так и не случилось, кто-то успел подхватить меня в последнюю секунду, а после перед глазами потемнело.


* * *


Меня разбудило солнце. Оно светило прямо в глаза, ослепляя и заполняя всё окружающее меня пространство ярким тёплым светом. Казалось, протяни руку — и сможешь дотронуться до лучей, переплести их между пальцами. Мне было на удивление легко, а тело ощущалось отдохнувшим и полным сил. Я сладостно потянулась, вдыхая полной грудью тёплый воздух, когда над головой раздался чей-то мягкий и приятный голос.

— Насколько я могу судить, тебе уже лучше.

От неожиданности я невольно вздрогнула и, всё ещё жмурясь спросонья, повернулась на звук. На стуле у окна сидел Ли, откинувшись назад и вальяжно запрокинув ногу на ногу. Сейчас, при свете дня, его красивое лицо уже не выглядело таким загадочным и роковым, как накануне вечером. Напротив, он казался более приветливым и даже расслабленным.

— Ты так и будешь меня рассматривать или всё же хоть что-нибудь скажешь? — подмигнул мне он, даря одну из своих обворожительных улыбок. Я отчего-то смущённо вспыхнула и интуитивно потянула одеяло на себя, а наблюдающий за мной Ли хмыкнул и показательно покачал головой. — Вот она женская благодарность! Я, значит, несу её на руках с самого подвала по всем этим лестницам и мостикам. Без лифта, причём. А она теперь прячется от меня под одеялом и слова доброго не скажет, — он нахмурился, но в следующую секунду громко и звонко рассмеялся, отчего мои щёки загорелись ещё ярче. Отсмеявшись, он чуть наклонил голову набок и несколько секунд просто рассматривал меня, а потом вдруг решительно хлопнул себя по коленям. — Нет, знаешь, так дело не пойдёт. Давай попробуем ещё раз, — он выпрямился на стуле, поднял правую ладонь, раздвинув пальцы и нарочито серьёзным тоном произнёс: — Меня зовут Ли. Я с Земли, и я пришёл с миром, — и замер с непроницаемым выражением лица.

Мне же, глядя на его торжественную мину вкупе с явной пародией на всем известную сцену, стало донельзя смешно. Давясь от смеха, я резко села на кровати и, имитируя его жест, в свою очередь отчеканила:

— Меня зовут Ирина, и я тоже с Земли. Я пришла с миром! — но на последних словах не сдержалась и прыснула со смеху. Вскоре моему примеру последовал и Ли. Этого оказалось достаточно, лёд между нами тронулся.

— Доброе утро! — улыбнулся он, и мои губы сами собой растянулись в ответном жесте.

— Так значит, ты действительно существуешь, — проговорила я, сияя, как ребёнок поймавший Деда Мороза за бороду. — А то я уж решила, что мне всё приснилось или привиделось.

— Поверь, будь я на твоём месте, то решил бы так же, — он лукаво подмигнул. — Поэтому и не захотел тебя оставлять ни на минуту.

Его последние слова заставили меня нахмуриться.

— Кстати об этом… Как ты здесь оказался, и что вчера произошло?

Ли в раз утратил всю весёлость и лишь после недолгой паузы продолжил.

— Тебе повезло, что ты оказалась у эльфов, — начал он без тени улыбки. — Прости, если лезу не в своё дело, но мне кажется, ты здесь недавно. В тебе ещё сквозит тень нашего мира, — Ли грустно улыбнулся. — Что мне и помогло тебя узнать, но речь не об этом… Здесь надо быть осторожной. И дело не только в орках и гоблинах, — он замолчал и задумчиво потёр переносицу. В этот момент он показался мне отчего-то старше, чем при первой встрече, но лишь на мгновение. Когда он продолжил, его голос был чуть громче шёпота: — Вчера в саду у тебя резко поднялась температура, и ты потеряла сознание. Поверь мне, я видел, как в Средиземье люди и от меньшего умирали, как мухи… — Ли посмотрел на меня, будто ждал каких-то объяснений, но мне нечего было ему сказать, да и незачем. Следуя мысли дальше, он продолжил. — Сельвен, если я не ошибаюсь, так её зовут, влила в тебя несколько разных отваров, прежде чем удалось сбить жар. Я лишь донёс тебя сюда…

— И оставила тебя за сиделку? — недоверчиво протянула я.

— Нет, конечно! — его лицо вновь озарила улыбка. — Она хотела вытолкать меня сразу по прибытии, поэтому мне пришлось сказать ей, что ты моя давно потерянная возлюбленная! И что мы с тобой из другого мира, и вот встретились наперекор судьбе и времени!

— Что?!

— А что? Я не подхожу на роль твоего возлюбленного? — но, глядя на моё вытянутое лицо, Ли примирительно поднял руки. — Ладно, ладно, не переживай ты так. Я пошутил. Просто упёрся и сказал, что не уйду отсюда, пока не удостоверюсь, что с тобой всё в порядке. Мол, переживаю, что это могло случиться из-за странных туфель и всё такое.

— И Сельвен тебе поверила? — я недоверчиво повела бровью, на что Ли показательно хмыкнул.

— Нет, конечно! — он опять захихикал. — Но позволила остаться, хотя сама всю ночь просидела рядом с тобой и отлучилась лишь минут пятнадцать назад. Видно, решила-таки, что я не представляю опасности, — его глаза весело блестели.

— Спасибо, — прошептала я, а мой собеседник кивнул в ответ. — Знаешь, я до сих пор не могу поверить, что ты тоже оттуда. У меня столько вопросов… Как ты здесь оказался? Как давно здесь? За…

Но Ли неожиданно приложил палец к губам, призывая меня замолчать:

— Мы должны перейти на Всеобщий, — прошептал он очень тихо. — Кажется, возвращается твоя эльфийка. А я подозреваю, ей неизвестно, кто ты и откуда?

Я отрицательно завертела головой. И, словно в ответ на его предостережения, дверь распахнулась и в комнату зашла Сельвен.

Увидев меня в сознании, она явно обрадовалась, и в первое мгновение её лицо озарила улыбка, но она тут же нахмурилась, бросив критический взгляд на моего собеседника.

— Почему ты не позвал меня, когда она пришла в себя? — но, не дав Ли и слова сказать, Сельвен уже повернулась ко мне: — А ты? Почему не сказала, что тебе плохо? — в этот момент она вела себя, как мама с малыми детьми, отчитывая нас за непослушание. — Тебе нужен отдых. Гости будут потом.

Последние слова предназначались явно менестрелю, на что Ли тут же подскочил на ноги.

— Вы совершенно правы, леди Сельвен.

Сельвен лишь бегло посмотрела на него через плечо и снова повернулась ко мне. Ли же, поймав мой взгляд из-за её спины, лишь развёл руками, мол, ничего не могу сделать. Я лишь понимающе моргнула в ответ. Ли направился к выходу и уже у самой двери галантно поклонился в нашу сторону.

— Я оставлю вас, милые дамы. Но, надеюсь, мне будет дозволено навестить Даэрэт чуть позже?

Глаза Сельвен чуть сузились, и она с явным подозрением посмотрела на музыканта.

— Если Даэрэт ничего не имеет против…— начала она настороженно.

— Нет, конечно. Я буду только рада, — перебила я, чем заслужила её удивлённый и непонимающий взгляд и лучезарную улыбку менестреля.

— Ну тогда до скорой встречи! И скорейшего выздоровления! — Ли ещё раз поклонился и скрылся за дверью.

Когда мы остались одни, Сельвен, вопреки моим ожиданиям, не стала задавать никаких вопросов, лишь многозначительно посмотрела на меня, но я только пожала плечами.

— Мне с ним весело, — пролепетала я, невинно хлопая ресницами, на что она громко хмыкнула и, махнув рукой, принялась осматривать меня и задавать вопросы, но уже по врачебной части.


* * *


Ли, или Лаэрт (как его здесь называли), не обманул и ближе к обеду стоял на пороге дома лекаря, сияя, как майское солнце. Поначалу мы вместе с Сельвен устроились на кухне, где он развлекал нас праздной болтовнёй о том, о сём, делясь последними новостями из стран, где он недавно побывал. Последнее было мне малоинтересно, но музыкант явно преследовал иную цель, а именно — усыпить бдительность Сельвен, и это ему удалось. Она постепенно оттаяла, перестала хмуриться и даже оставила нас ненадолго вдвоём. Хотя мы только и успели, что шёпотом перекинуться парой фраз да несколькими незначащими шутками, я вынуждена была отметить, что мне доставляло огромное удовольствие изъясняться с Ли на английском. Это, конечно же, был не мой родной русский, но всё же говорить на этом языке было проще и комфортнее, чем на Всеобщем. Ближе к ужину Ли вежливо откланялся, объясняя это тем, что ему ещё предстояло всю ночь развлекать публику во дворце, а взвалить всю работу на коллег по цеху ему не позволяла совесть. Но уже на следующий день, сразу после завтрака, мой товарищ — попаданец вернулся, и на этот раз Сельвен даже разрешила ему сопроводить меня на недолгую прогулку к лесной опушке.

С одной стороны, это было странно, как быстро (ведь прошло всего несколько дней) я привыкла к неоднократным ежедневным появлениям Ли на пороге дома лекаря. Он приходил сразу после завтрака, оставался до обеда, а потом заглядывал ещё вечером, перед представлением (иногда даже вместо), а когда Сельвен решила, что я достаточно оправилась, то, чтобы сопроводить меня на нижние уровни, где выступала его труппа. Это стало нашей рутиной, которая при любых других обстоятельствах показалась бы мне подозрительной, и даже сейчас я то и дело ловила себя на мысли, что его энтузиазм был несколько преувеличен. С другой же стороны, наверное, это было естественно и нормально, учитывая, что оба мы были пассажирами одной лодки, плывущей по просторам Средиземья.

Большую часть времени мы проводили на окраине леса, тихо беседуя обо всем и ни о чем. И впервые с того момента, как я оказалась здесь, я ощущала себя нормальной. Мне не приходилось судорожно объяснять тот или иной речевой оборот, или тщательно подбирать слова, дабы не сболтнуть чего лишнего, не надо было строить из себя кого-то, кем я на самом деле не являлась: ни уличную танцовщицу, ни светскую даму, ни смиренную служанку… Однажды я вдруг поймала себя на мысли, что так легко в общении мне было только с Гендальфом. Отчего-то воспоминания о нём больно отозвались где-то внутри, а в горле застрял ком. Ли почти сразу заметил смену моего настроения и, озабоченно вглядываясь в лицо, аккуратно взял за руку.

— С тобой всё в порядке?

— Да, конечно…

— Э нет! Я не хочу повторения прошлого раза. Вставай, мы возвращаемся…

Но я чуть сильнее сжала его руку, удерживая на месте.

— Ли, правда, со мной всё в порядке. Это просто воспоминания, — мои губы тронула лёгкая улыбка, и он медленно сел обратно на поваленное дерево.

— Они есть у нас всех, — проговорил он отстранённо и, всё ещё не выпуская моей ладони, накрыл её второй рукой. — Ты даже не представляешь, как я рад тому, что нашёл тебя, — взгляд его тёмных глаз был печален и задумчив.

— Расскажи мне о себе, — прервала я затянувшуюся паузу. — Чем ты занимался до… до всего этого?

Ли моргнул и чуть вздрогнул, словно отходя ото сна.

— Конечно. А что бы ты хотела знать?

— Всё, — улыбнулась я, на что он громко хмыкнул.

— Как хочешь. Но, предупреждаю, моя жизнь была ужасно скучной и занудной. Так что потом не жалуйся.

Я лишь кивнула в ответ.

Ли родился и вырос в небольшом городке на юго-востоке Англии, знаменитом своими соборами, замковыми развалинами и прочей «исторической фигнёй», как выразился мой собеседник. Несмотря на то, что весь город был напичкан историческими памятниками и достопримечательностями, делать там было абсолютно нечего, и сразу после школы, Ли сбежал в Лондон. Тогда он мечтал о славе актёра, затем свободного художника и рок-музыканта, а потом вдруг махнул на всё рукой и перебрался в Австралию. Почему, он и сейчас не до конца понимал. Возможно, Старый Свет, а в особенности Туманный Альбион, показался ему тогда слишком маленьким и закостенелым или он просто думал, что там, где лето и зима поменялись местами, его ждёт что-то незабываемое и особенное. Однако оказалось, что и за горизонтом всё так же, только иные декорации. Вместо звёздной карьеры он устроился на самую обычную работу, куда ходил, как на каторгу, втайне желая, что в один прекрасный день проснётся знаменитым. Но этим мечтам не суждено было сбыться, и однажды он проснулся здесь.

Поначалу, как и я, Ли не мог понять, где оказался, и решил что это было или чьей-то плохой шуткой, или же его без его ведома засунули в какое-то очередное реалити-шоу. Как и всякий уважающий себя англичанин, он прочитал основные книги профессора, но было то ещё в подростковом возрасте, и особого эффекта они на него не возымели. Поэтому спустя какое-то время мой собеседник хоть и понял, что место сказочное, но окончательно осознал, куда попал, лишь после того, как столкнулся с хоббитами.

История его странствий по Средиземью во многом была похожа на мою. Сначала он прибился к каравану, с которым добрался аж до Харада. И тут-то и пригодились все его былые навыки игры на инструментах и пения. Ли зарабатывал, выступая на улицах, пока его не заметил и не взял к себе в дом один важный вельможа, с кем он после делил не только кров и хлеб, но и постель. В ответ на мой многозначительный взгляд Ли лишь пожал плечами, сказав, что ни о чём не жалеет. В Хараде менестрель выучился не только их языку, но и Всеобщему и основам Квенья, а после скоропостижной кончины своего благодетеля собрал свою труппу бродячих музыкантов и отправился странствовать по Средиземью, чем и занимался по сей день.

Закончив свой рассказ, Ли замолчал, глядя перед собой невидящим взором. Мы так и сидели на поваленном дереве на окраине леса. Вокруг нас уже сгустились ранние сумерки — первые предвестники приближающейся осени, а впереди можно было различить мерцающие огоньки королевского дворца. Ли неожиданно тяжело вздохнул и полез за пазуху, откуда извлёк небольшую плоскую серебряную коробочку, внешне очень напоминающую портсигар.

— Будешь? — спросил он, ловким жестом откидывая крышку. Внутри и правда оказались сигареты, ну или что-то очень их напоминающее.

— Это что? — осторожно поинтересовалась я.

— А на что это похоже? — на его лице вновь заиграла уже знакомая лукавая улыбка.

— На сигареты или косяк, — выпалила я, почему-то ощущая себя полной дурой. В ответ Ли весело захихикал.

— Ну нет, это только сигареты. Хотя второе здесь тоже встречается.

— Наркотики?

— Ну не в том понятии, как мы с тобой их воспринимаем, но ингредиенты имеются.

Я кивнула, вытаскивая сигарету, и поспешила сменить тему.

— Может, у тебя ещё и зажигалка есть?

На что тот лишь покачал головой:

— Увы и ах. Только кремень и огниво.

Мы закурили, и каждый из нас снова погрузился в свои мысли.

— Ты ни о чем не жалеешь? — прошептала я наконец.

— То есть? — он слегка повернулся в мою сторону.

— О том, что осталось там. Ты никогда не хотел вернуться?

Ли глубоко затянулся, потом стряхнул пепел и, вытащив сигарету изо рта, ещё какое-то время наблюдал за тлеющим окурком. На его лице отразилась какая-то странная ухмылка.

— Нет, — выговорил он, вминая дымящийся остаток в траву. — Там меня ничто не держало и никто не ждал. Единственное, по чему я иногда скучаю, это по моей коллекции.

— Коллекции? — повторила я.

— Да, коллекции кукол. Начал собирать её ещё в Лондоне, да и увлёкся. Всё надеялся, что она сделает меня знаменитым. Кто знает, что стало с ней?.. Скорее всего, когда меня пришли выселять за неуплату квартплаты, всё просто выкинули… — его глаза стали какими-то стеклянными, и было видно, что мыслями он был где-то очень далеко.

Последнее его признание показалось мне странным, но я решила не лезть с расспросами. Ведь, по идее, в ответ я должна была поведать и свою историю, а мне отчего-то совсем не хотелось рассказывать о себе.

После того, как мы расстались на ночь, уже лёжа в кровати, я то и дело прокручивала в голове его рассказ. Было в нём что-то, что не давало мне покоя, и дело было не в таинственной коллекции кукол. И вдруг меня осенило. Всё это время, ведя своё повествование, Ли говорил о нашем мире в настоящем времени. Помнится, когда я спросила о его родителях, он отшутился фразой: «Да они, наверное, сейчас только рады, что избавились от меня. А может, и не знают даже о моём исчезновении. Пьют, небось, пиво в своём любимом пабе за углом, и в ус не дуют!» Хотя тогда я обратила внимание лишь на содержание.

«Неужели он не знает, что ничего уже нет? И что на самом деле мы оказались не в параллельной реальности, а в далёком будущем?.. А если так, то имею ли я право открыть ему правду?»

От этих мыслей мне почему-то стало горько, а неожиданно появившаяся дилемма не давала заснуть до самого утра. В конце концов, я пришла к выводу, что ничего не буду ему рассказывать. И пусть по его словам в том мире его ничто не держало, ни семья, ни любимые (хотя учитывая его внешние данные, это было странно), знание о том, что всё пошло прахом и ничего не осталось, могло глубоко ранить моего неожиданного компаньона. Как мне показалось, он был вполне счастлив здесь, и кем была я, чтобы вмешиваться в его жизнь и рушить зыбкую гармонию его мира? Ведь не проходило ещё и дня, чтобы моя собственная утрата не напоминала о себе тупой болью в груди, а потому, обречь ещё кого-то на подобное испытание я просто не могла и не хотела. Это стало первым, что я утаила от моего нового знакомого.

Наше общение продолжилось, хотя я сознательно обходила тему собственного прошлого. А Ли, будто почувствовав что-то, ни разу не спросил о моей жизни до Средиземья. Я поведала ему о своих приключениях здесь, опуская, правда некоторые детали. Так, я ни словом не обмолвилась о магии. Почему-то, разговаривая с человеком из моего мира, это показалось мне неуместным. А ещё я боялась, что он примет меня за какого-то монстра или фрика. То же самое было и с моими доверительными отношениями с магом, пусть даже и ошибочными. Ведь заговори я о Гендальфе, то пришлось бы рассказать и правду о нашем мире. Поэтому, когда Ли спросил, где и как я выучила Всеобщий, то я попросту соврала, что в этом мне помогла Мирта, а позже эльфы Ривенделла. При упоминании об эльфах Ли недовольно хмыкнул.

— Да, выходит тебе повезло.

— То есть?

— Я сильно в них разочаровался. В книгах они такие возвышенные и правильные… А на самом деле — одно высокомерие да заносчивость. Считают, что мы что-то вроде недоделанных и неудавшихся младших братьев, которых, увы, не выбирают и приходится терпеть. Даже здесь, куда меня и моих коллег по сути пригласили, всё равно то и дело норовят ткнуть в нос твою смертность, — он тяжело вздохнул, но тут же улыбнулся. — Но платят они отменно!

После этого разговора я долго не могла заснуть. Последние слова эхом отдавались в голове, возвращая мыслями в ту ночь в покоях короля. И хотя теперь я частично могла объяснить реакцию лесного Владыки, от этого всё равно не становилось легче. Перед глазами то и дело возникало его совершенное и немного надменное лицо, а на губах, казалось, вновь чувствуется вкус его настойчивых, властных поцелуев. Я подскочила с кровати, почти подбежала к окну и распахнула ставни, впуская в комнату прохладный лесной воздух, наполненный терпким ароматом увядающей листвы. Мой взгляд скользил по тёмным деревьям, а внутри бушевал настоящий пожар эмоций. Обида на него и злость на саму себя, что до сих пор, вот уже почти десять дней спустя, не могу выкинуть из головы то, что произошло. Слова Ли, сказанные ранее вечером, больно резанули не только моё самолюбие, но и женскую гордость.

«Неужели он тоже видел во мне не более, чем неудавшееся творение Эру? Тогда зачем были эти поцелуи?»

Я опёрлась обеими руками о широкий подоконник и вздохнула полной грудью, в надежде хоть так успокоиться и охладить горячее возбуждение, что неминуемо вспыхивало, стоило мне подумать о нём.

«Неужели я настолько слаба, что не могу забыть того, кто так бесцеремонно обошёлся со мной?»

От злости и разочарования на глаза навернулись слёзы. В этот момент со стороны леса подул лёгкий ветерок, наполненный голосами, что будто бы пытались успокоить, но мне сейчас было не до них.

«Это вы во всём виноваты! — прошипела я в ночную мглу. — Если бы вы не вывели меня тогда на ту злосчастную поляну, ничего бы не произошло! — В ответ кроны близстоящих деревьев негодующе закачались, но я лишь упрямо встряхнула головой. — Прочь! Я не хочу вас больше слушать!»

Мне и так требовалось немало сил и концентрации, чтобы приглушить постоянный шёпот леса, когда мы с Ли сидели на нашем излюбленном поваленном дереве. А сейчас их попытки успокоить возымели прямо противоположное действие. Но лес, словно услышав меня, тут же замолк. С моих губ сорвался невольный вздох облегчения. Теперь уже ничто не нарушало блаженную тишину. Постепенно я успокоилась и спустя некоторое время вернулась в кровать. Сон сморил меня на удивление быстро.


* * *


— Ты куда-то собираешься? — со стороны двери раздался голос Сельвен, и, мне показалось, в нём сквозило напряжение.

— Да. Мы с Лаэртом идём в сады на нижнем уровне, — бросила я через плечо, ещё раз критически оглядывая своё отражение.

— Что это на тебе надето? — теперь её тон был явно раздражённым.

— Это подарок, — улыбнулась я, поворачиваясь . — Как тебе? — Всем своим видом Сельвен показывала, что ей явно что-то не нравилось. — Что-то не так? — поинтересовалась я у неё, инстинктивно оправляя складки широкой «цыганской» юбки.

— Он что, взял тебя в труппу? — парировала Сельвен, хмуро разглядывая мой наряд, и, наверное, в чём-то она была права. Сейчас я действительно выглядела так, как тогда, выступая с Миртой и её семьёй.

Ли принёс мне свёрток после завтрака, взяв с меня обещание, что я надену это сегодня вечером, и, будто заговорщик, прошептав, что меня ждёт ещё один сюрприз. Внутри оказалась длинная, широкая, многослойная юбка тёмно-бирюзового цвета, белоснежная рубашка и ярко-красный кожаный то ли широкий пояс, то ли корсаж, подчеркивающий талию и выгодно приподнимающий грудь. В целом, я могла понять недовольство Сельвен, потому как по сравнению с тем, в чём ходили здесь люди, мой наряд выглядел ярко и даже вызывающе.

— Как я понимаю, ты не одобряешь?.. — протянула я, хотя ответ и так был написан у неё на лице.

— Не в этом дело, Ирина,— ответила та со вздохом.

— Тогда в чём? — её неприкрытое недовольство почему-то задело, и я уже готова была обороняться, но следующий вопрос застал меня врасплох.

— Он ухаживает за тобой? — проговорила Сельвен чуть мягче и, глядя на моё непонимающее выражение лица, пояснила: — Какие у него намерения?

Когда до меня дошёл смысл сказанного, я чуть не засмеялась в голос.

— Сельвен! Дорогая, ты всё не так поняла! Мы просто общаемся.

Но вопреки моим ожиданиям, выражение её лица только помрачнело.

— То есть он ни о чём таком не говорил? — я отрицательно завертела головой, на что она нахмурилась и поджала губы. — Ирина… — начала она осторожно. — Пожалуйста, не пойми меня неправильно, но если он за тобой не ухаживает, то будет лучше, если вы не будете видеться так часто…

— Почему? — выдохнула я раздражённо.

— Про вас уже шепчутся, и многим это не нравится…

— Да какое им дело! Я свободна, он свободен — о чём шептаться? И кому и почему это не нравится? — вспылила я. — Уж не потому ли, что красавчик-музыкант уделяет внимание смертной, а не пускает слюни о прекрасных эльфийках? — мне еле-еле удалось сдержаться, чтобы не сорваться на крик, и, казалось, все обиды, что терзали меня прошлой ночью, теперь выплёскивались на замершую в дверях Сельвен.

— Что ты несёшь?! — повысила она голос. — Причём тут это?

— О, пожалуйста…— иронично промурлыкала я. — Думаешь, мне неизвестно, как вы относитесь к людям? Недалёкие смертные создания… Куда уж нам до вашего совершенства! — всё больше разгоралась во мне злость.

— Я никогда к тебе так не относилась! — отчеканила она, яростно сверкнув глазами.

— Да неужели? Уж не поэтому ли ты выдала меня за свою собственность и после отправила во дворец полы драить, да его развлекать?!

— Кого — его? — её зелёные глаза удивлённо расширились, и в тоне прозвучало явное беспокойство.

— Это не важно! — почти прокричала я, чувствуя, как на глаза наворачиваются предательские слёзы. — Предоставь мне возможность решать свою судьбу. Ты не моя мать, чтобы учить меня морали и благочестию. И я, в отличие от некоторых, не совокупляюсь тайно в лесах! — от последних слов она дёрнулась, как от удара, в её глазах мелькнула неприкрытая боль, а я вдруг поняла, что зашла слишком далеко и невольно задела её за живое. Ведь я имела в виду короля, а не то, что видела тогда в её мыслях, но было уже поздно. Сельвен прерывисто выдохнула.

— Поступай как знаешь,— проговорила она ледяным тоном. — Не мне тебя учить,— она резко развернулась, скрываясь в тёмном коридоре. Я открыла уже рот, чтобы окликнуть её, но никак не могла подобрать нужные слова, да так и замерла на полуслове. В следующее мгновение хлопнула входная дверь, что означало, что она ушла. Мне было горько от осознания, что я, хоть и непреднамеренно, глубоко ранила её. Однако оставаться сейчас в пустом доме в ожидании её возвращения, не было смысла, поэтому, ещё раз взглянув на своё отражение, я отправилась во дворец.

Этим вечером, будто чувствуя моё хмурое настроение, Ли был необычайно мил и внимателен. Мы сидели в тени раскидистого дерева, потягивая терпкое вино и слушая мелодичные переливы, доносившиеся с поляны. Он то и дело шутил, но мои мысли были где-то далеко, поэтому после очередного вопроса, который так и остался без ответа, он наконец не выдержал.

— Да, что с тобой сегодня такое? Что-то случилось?

Мы сидели в стороне от веселящихся обитателей Лихолесья, а по сему могли спокойно разговаривать на английском, не опасаясь быть услышанными.

— Повздорила с Сельвен.

— Повздорила с эльфом? — хмыкнул Ли. — Это что-то новенькое…

— Нет, она на самом деле хорошая… Просто глупо как-то вышло…

Ли слегка сжал моё плечо.

— Бывает. Не переживай, — в ответ я лишь слегка кивнула. И снова нас окружала синеватая мгла странного подземного сада да мягкая музыка вдалеке. — Знаешь, я тут вот подумал… — начал он неуверенно. — Мы пробудем здесь до праздника Света Звёзд, или, вернее будет сказать, нам разрешили остаться только на этот срок. А после отправимся дальше… Что ты собираешься делать? Останешься здесь?..

— Наверное,— проговорила я, встречаясь с ним взглядом. — Или уйду с Сельвен…

— С которой повздорила? Хорошая компания… — заметил он с толикой иронии.

— Не смешно,— огрызнулась я. Мне и правда было неизвестно, что делать, ведь дальше того, чтобы выбраться из Лихолесья, я пока и не думала. А покинуть лес можно было только в компании эльфийки…

— Прости,— прервал мои нерадостные размышления Ли. — Я не хотел тебя обижать, скорее наоборот,— я лишь пожала плечами, а он придвинулся чуть ближе, вновь касаясь плеча. — Послушай, я же не просто так начал этот разговор. У меня есть к тебе предложение…

Последнее меня заинтересовало, и я полуобернулась в его сторону.

— И какое?

— Уходи с нами! — мои брови удивлённо поползли наверх.

— То есть — с вами?

— Со мной и моей труппой. Будем путешествовать вместе! Тебе же не привыкать? — его глаза лукаво засверкали. — Я понимаю, что мы мало друг друга знаем, но у меня такое чувство, что и оставаться до конца своей жизни служанкой у эльфов тебя не так и прельщает… Да и Лихолесье — не самое лучшее место для жизни. Ну и мой главный аргумент. Если уж нам выпал такой шанс встретиться, его нельзя упускать! Ведь так?

Его лицо озарила одна из его фирменных улыбок, но я не спешила с ответом. Мой мозг судорожно соображал, взвешивая все за и против. И хотя, до упомянутого Ли праздника ещё было время, у меня было такое чувство, что решить нужно здесь и сейчас. Так и не дождавшись ответа, он отвернулся и, как мне показалось, поник головой.

Я не могла не признаться, что уже привыкла к жизни в доме лекаря и к обществу Сельвен. Да, мы иногда спорили, но с кем не бывает? С другой стороны, Ли во многом был прав, особенно на счёт моего положения в Лихолесье. Останусь ли я здесь, уйду ли с Сельвен, я всегда буду так или иначе от неё зависима, а это мне претило. Ну и конечно, здешние эльфы были не столь гостеприимны, как их собратья из Ривенделла. А ещё, останься я здесь, то рано или поздно опять столкнусь с ним…

— Я согласна,— мой голос был чуть громче шёпота.

— Что?

— Я согласна уехать с вами,— Ли облегчённо выдохнул и просиял.

— Ты не представляешь, как я счастлив! Я боялся, что ты откажешься и решишь остаться с эльфами,— он ринулся вперёд и крепко меня обнял. — Теперь мы не одиноки,— прошептал Ли мне в самое ухо, отчего внутри что-то ёкнуло. «Сентиментальная дура», — заключил мой внутренний голос, и я поспешила отстраниться, а Ли как бы нехотя разжал объятия. Несколько секунд он просто смотрел мне в глаза, но тут неожиданно хлопнул себя по лбу. — Вот у меня голова дырявая! Всё забыл. У меня же для тебя сюрприз, а заодно и отпразднуем! — он подмигнул и извлёк из-за пазухи уже знакомый мне портсигар, откинул крышку и протянул мне. — Угощайся.

— Сигареты? — попыталась предугадать я, но Ли отрицательно завертел головой.

— На этот раз нет. Ты, кажется, что-то упоминала прошлый раз…

Я уставилась на содержимое портсигара неверующим взглядом.

— Это марихуана?

— Её разновидность,— поправил Ли. — Да и эффект несколько другой. Ну что, давай раскурим трубку мира, так сказать?

Всё ещё сомневаясь в том, что делаю, я вытащила одну из самокруток и стала её настороженно рассматривать. Наркотики, а точнее траву, я пробовала, но по молодости, да и особого эффекта, кроме того, что мне всегда ужасно хотелось спать, она на меня не произвела. Поэтому, вертя средиземский косяк в руке, я была вовсе не уверена в том, хотелось ли мне его испробовать. Ли, видно, истолковал мою заминку иначе.

— Ты не переживай, у меня свой ещё есть. Тебе один и мне один…

— Я не думаю, что это хорошая идея,— проговорила я, протягивая ему самокрутку. — Наркотики — это не моё…

— Да не переживай. Здесь это чуть крепче табака. Немного расслабишься,— Ли уже раскуривал свою порцию. — И не волнуйся, здесь это не карается законом,— захихикал он, протягивая мне тлеющую сигарету. — Если не понравится, всегда сможешь погасить, в конце концов.

И я сдалась.

Ли оказался прав, марихуана (или её разновидность) была действительно слабой. После раскуривания целого косяка, я не испытала никакого эффекта, кроме некоторой лёгкости в теле и мыслях, что было даже приятно. Мы сидели всё там же, всё так же беседуя, когда со стороны костра заиграла какая-то весёлая музыка. Ли неожиданно оживился.

— А давай потанцуем?

— Здесь? Под деревом? — захихикала я.

— Ну уж нет! Надо же и не только мне увидеть твой наряд,— он весело подмигнул. — Кстати, я угадал, он тебе очень идёт.

— Я похожа на Эсмеральду. А Сельвен он не очень понравился…

— Эльфы— они пуритане,— отмахнулся Ли. — А давай покажем им, как надо танцевать? — проговорил он заговорщицким тоном, озорно сверкая глазами. И тут его азарт передался и мне.

— А давай! Только откуда они знают, что играть…

— Знают. Я их научил,— в мгновение ока Ли оказался на ногах и протянул мне руку. — Идём, зажжём танцпол.

Я уверенно взяла его за ладонь, и мы, весело хихикая, отправились туда, откуда доносилась музыка.

Однако, как только мы оказались в центре светового круга, я немного засмущалась. Мне стало казаться, что присутствующие смотрели только на нас, но Ли этого даже не замечал и продолжал настойчиво вести за собой. Он отпустил мою руку лишь однажды, когда спешно отошёл к собравшимся музыкантам и что-то негромко им зашептал. Те в ответ только понимающе закивали. Но мгновение спустя она уже стоял передо мной, таинственно улыбаясь.

— Миледи,— прошептал он с поклоном, протягивая мне руку.

— Милорд,— ответила я, чуть приседая в реверансе и принимая приглашение. И тут заиграла музыка.

С первых же аккордов я поняла, что мой партнер знает своё дело. Он уверенно двигался, ведя меня в танце с ловкостью и грацией опытного танцора, а мне оставалось только следовать за ним. Сначала мы танцевали, как и многие другие окружавшие нас пары, лишь касаясь руками, переплетая пальцы. Но как только закончился проигрыш, музыка резко поменялась, в ней зазвучали пронзительные ноты, полные тёмной страсти, и мой партнёр тут же привлёк меня к себе. Его рука обвила мою талию, прижимая наши тела друг к другу так, что мы почти касались кончиками носа. Мелодия была наполнена страстью и неприкрытой сексуальностью, смешивая драматизм танго с быстрым и будоражащим кровь ритмом сальсы, а мы с Ли выплёскивали всё это в наших движениях. С каждой нотой моё сердце билось всё чаще, а от смущения не осталось и следа. Лишь мельком я заметила, что кроме нас уже никто не танцевал, и зрители собрались в круг, в центре которого и кружилась наша пара, но моё разгорячённое алкоголем и наркотическим дурманом сознание только возрадовалось, подстёгивая двигаться более дерзко и чувственно.

В какой-то момент я почувствовала на себе чей-то пронзительный взгляд, что было странно, учитывая, сколько пар глаз было устремлено на нас в тот момент. Но этот взор словно невидимые руки касался меня, скользя по обнажённой шеи и плечам. Сначала это было похоже на холодное дуновение, но постепенно перешло в жжение. Кружась в вихре танца, я то и дело кидала ищущий взгляд на собравшуюся публику, в надежде отыскать глазами того самого невидимого наблюдателя, но безрезультатно. Но самое удивительное было то, что это внимание мне было приятно, оно возбуждало и распаляло азарт. Меня неожиданно посетила мысль, что мне хотелось танцевать только для него, для обладателя этого пронизывающего взгляда. И в следующее мгновение я покинула объятия своего партнёра и замерла в центре, призывно покачивая бёдрами. Мои руки скользили вдоль тела, очерчивая невесомыми прикосновениями контуры лица, груди, талии, вновь взмывая вверх, переплетаясь, словно языки пламени, кожей чувствуя, как мой таинственный наблюдатель отслеживал каждое моё движение. Но вот Ли оказался рядом, закружил, резко прогибая меня назад и вновь сближая наши тела. Мелодия достигла своего завершающего крещендо, пронзительно взмыв вверх и резко смолкла. Мы с Ли замерли на расстоянии полувздоха друг от друга, оба прерывисто дышали.

Первые несколько секунд на поляне стояла звенящая тишина, но вот зрители постепенно стали приходить в себя, и раздались сначала робкие хлопки, которые быстро переросли в оглушительные аплодисменты. Ли довольно улыбался, а я вдруг осознала насколько двусмысленно выглядела наша поза, не говоря уже и о скандальном, по меркам Средиземья, танце. Всё ещё ощущая на себе взгляд своего невидимого наблюдателя, я поспешила отстраниться, но Ли, казалось, этого не заметил. Он выпустил мою руку и теперь радостно раскланивался публике, проходя кругом с выражением счастья и триумфа на лице. Я же не знала куда деть глаза от смущения и вся пылала от стыда. Поэтому, как только всё внимание публики обратилось на Ли, решила тут же воспользоваться предоставленной заминкой и со всех ног устремилась в сторону темнеющих деревьев, прочь с поляны.

Как только над моей головой сомкнулись кроны деревьев, мне сразу стало легче. Я замерла на месте, чтобы дать глазам привыкнуть к густому полумраку, как за моей спиной раздался голос.

— Ирина, ты куда? — видно, Ли пришлось бежать вслед за мной, и теперь он тяжело дышал. — Почему ты так резко исчезла? Что-то не так? — он неторопливо двигался в мою сторону, как будто боялся спугнуть. Но я лишь отчаянно завертела головой, пытаясь разогнать вязкие пары наркотического дурмана.

— Нет, что ты… — мой голос показался мне каким-то слабым и далёким. — Мне просто надо идти. Прости и спасибо за прекрасный вечер,— я отвернулась и уже сделала пару шагов, но он ловко поймал меня за руку.

— Тогда позволь мне проводить тебя.

— Спасибо, но не стоит. Да и тебя ждёт публика… — отнекивалась я, безуспешно пытаясь высвободить руку. Он тяжело вздохнул.

— Как знаешь. Но хотя бы позволь мне провести тебя сквозь эти заросли. Здесь так темно, того и глядишь, ногу сломаешь.

Мне ничего не оставалось, как утвердительно кивнуть.

Первое время мы двигались в полной тишине, держась за руки. Ли шёл первым, как бы прокладывая маршрут. Но отчего-то с каждым шагом мне становилось всё неспокойней и тревожней и в какой-то момент я вырвалась вперёд, стремясь как можно скорее покинуть тёмные заросли. Мне даже стало казаться, что вдалеке уже можно было различить отсветы факелов, когда Ли замер на месте.

— Постой,— прошептал он глухо, резко дёргая меня за руку и привлекая к себе. Даже в темноте я видела, как неестественно горели его глаза. Мне стало не по себе.

— Ли, мы уже почти пришли…

— И?.. — его губы тронула еле заметная улыбка.

— Мне надо идти…

— Куда ты так торопишься? — он шагнул навстречу, а я инстинктивно сделала шаг назад, с замиранием сердца почувствовав, как моя спина упёрлась в дерево. Всё внутри тревожно сжалось, а сознание прояснилось.

— Ли…— начала было я, но менестрель резко подался вперёд. «Он сейчас меня поцелует», — пронеслось в голове, и от этой мысли мне стало почему-то неприятно. В последнее мгновение моя голова дёрнулась в сторону, и его губы коснулись шеи. Горячие влажные поцелуи покрывали мою кожу, в то время как я, пыталась разомкнуть объятия, повторяя, как заведённая: — Оставь, оставь. Нет, нет… — но он меня не слышал.

Когда его рука, скользнув вверх, сжала грудь, я запаниковала и, собрав волю в кулак, со всей силы оттолкнула его от себя. На моё счастье, Ли не отличался крепким телосложением, и мне удалось его отпихнуть на несколько шагов, но почти сразу он двинулся вперёд. А в следующее мгновение, моя рука отвесила ему увесистую оплеуху. Он замер, и я, воспользовавшись его растерянностью, отскочила от дерева и, отбежав на несколько шагов, стала медленно пятиться, не сводя с него настороженного взгляда. Тени полностью скрывали его фигуру, делая невозможным прочитать выражение его лица, но я была уверена, что он следил за каждым моим движением.

— Ирина…— проговорил он еле слышно, и в его голосе прозвучало неприкрытое отчаяние и разочарование. — Боже, что я натворил…

— Не приближайся! — прошипела я, отступая всё дальше. Теперь нас разделяли несколько кустарников. Пользуясь тем, что он не мог разглядеть моих движений, мои руки медленно приподняли подол юбки. — Оставь меня! — выкрикнула я, срываясь с места и устремляясь в сторону огней.

Ветви хлестали меня по лицу и оголённым ногам, больно цепляли волосы, но я не обращала на это никакого внимания, продолжая двигаться вперёд настолько быстро, насколько позволял мой наряд и местность. Перевести дыхание мне удалось лишь когда темный сад с его блуждающими огоньками остался позади. И, кажется, вопреки моим опасениям, Ли не стал меня преследовать. В этом мне повезло, потому как на каменной террасе никого не оказалось. Всё ещё озираясь по сторонам, я кое-как привела себя в порядок и, накинув широкий палантин, поспешила наверх.

Однако и во время инцидента в саду, и петляя по коридорам дворца в направлении главных ворот, меня не покидало ощущение того, что по коже всё так же и скользил взгляд того невидимого наблюдателя, что так поразил и заинтриговал меня ещё на поляне. Но я старалась об этом не думать, желая как можно скорее покинуть королевский дворец, и немного успокоилась, лишь переступив порог дома лекаря.

Глава опубликована: 13.06.2018

30. Заблудившиеся тени

Она почти бежала по высокой траве, которую даже не замечала, ловко перескакивая через попадавшиеся на её пути коряги и ухабы. Самым главным сейчас было оказаться как можно дальше ото всех, от чужих глаз и слов.

Когда знакомый с детства полумрак окутал её своим мягким покрывалом, она наконец замедлила шаг и, борясь с глухими рыданиями, что нестерпимо сдавили горло, сделала несколько столь необходимых глотков воздуха. Холод и жар сковали тело, в нос ударил немного пряный аромат прелой листвы, и сбивчивое дыхание постепенно успокаивалось, что нельзя было сказать о той ноющей боли внутри. Сельвен привалилась спиной к дереву и зажмурилась, чтобы удержать набежавшие на глаза слёзы. Она не хотела плакать, она дала себе слово больше не плакать из-за того, что произошло вот уже несколько столетий назад…Так почему именно сейчас это давалось с таким трудом? Она глухо зарычала и, оттолкнувшись от дерева, резко подалась вперёд, решительными шагами всё дальше углубляясь в чащу.

Лес встретил её таинственной тишиной, так свойственной ему с наступлением осени и ранних сумерек. И она, вторя ему, не решалась нарушить это молчание, хотя в голове громким эхом отдавалось каждое слово их разговора. Сколько было злости в глазах смертной, сколько желчи на языке! Именно поэтому Сельвен и не могла отделаться от ощущения, что устами Ирины говорил кто-то другой, тот, кто вложил эти слова в её голову. Кроме последних. Вот они-то и попали прямо в цель и ранили так глубоко… Нет, сейчас она разумом понимала, что смертная, скорее всего, говорила о его величестве и просто не могла знать (да и откуда?), что и сама Сельвен однажды отдалась на волю чувств, укрытая мраком леса. Однако в тот момент это было равносильно пощёчине, отравленному уколу, попавшему в самое сердце. Эти желчные слова и мысли Ирины, которые кто-то постепенно отравлял, наполняя неприязнью к эльфам, и не надо было долго гадать, чтобы понять, кто бы это мог быть… Сельвен замерла у одного из окружавших её исполинов, рука по инерции пробежала по плотной коре, очерчивая пальцами изгибы и шероховатости.

— Кто он такой? И зачем он это делает? — прошептала она себе под нос и задрала голову. Над ней уже зажглись первые звёзды, и при одном взгляде на них дочери леса стало легче, будто их свет через расстояния и время проникал внутрь неё самой, разгоняя сгустившийся душевный мрак.

Менестрель… Он ей не нравился, хотя для человека был чертовски хорош собой, и это отмечали шёпотом даже некоторые придворные дамы, так что говорить о человеческих женщинах. На удивление галантен, грациозен и всегда готов поднять настроение очередной шуткой или необычной песней, но несмотря на всё это, музыкант казался ей каким-то неправильным.

— Весь такой гладкий и приятный, словно изысканный шёлковый шарф, ласкающий шею, но готовый в любой момент затянуться удавкой! — Сельвен разочарованно покачала головой. — Зачем он тебе, Ирина?

Но смертная, казалось не замечала ничего странного в своём новом знакомом, скорее наоборот…

Хотя поначалу Сельвен сама не видела ничего подозрительного в их госте и даже радовалась, всё чаще наблюдая улыбку на губах Ирины, которая стала редкостью с тех самых пор, как та вернулась из дворца. Да и сам менестрель казался ей абсолютно безобидным: шутил, пел и смеялся, как любой бродячий бард. Но чем больше они с Ириной сближались, чем больше времени проводили вместе, тем неспокойнее становилось у неё на душе. Она то и дело ловила себя на мысли, что Лаэрт будто бы контролировал Ирину, а все его частые визиты были лишь для того, чтобы удостовериться, что та всё ещё была на месте. А после они стали всё чаще отлучаться вдвоём, то к лесу, то в подземные сады, то к портному… Каждый раз у него был готов новый маршрут, а обычно нелюдимая Ирина следовала за ним, как ребёнок. Сельвен всё хотела поговорить с ней, но их былое общение почти полностью сошло на нет, ограничиваясь лишь обрывочными фразами в те недолгие минуты, что эльфийка и смертная проводили наедине.

А Лаэрт уже с нескрываемым азартом повсюду следовал за Ириной, что не осталось незамеченным другими. Вдобавок ко всему, чем больше Сельвен всматривалась в его черты, тем более знакомыми те ей казались. Но в последнее верилось с трудом, и она списывала всё на разыгравшееся воображение да собственную, приобретённую за годы общения с людьми излишнюю настороженность. Однако она всё же начала этот разговор сегодня. Нет, любовь с первого взгляда случалась и у эльфов, и у людей, но она не ощущала влюблённого света от темноволосого красавчика.

«А может быть, ты и не хотела?» — мелькнуло неожиданно в голове, и она грустно вздохнула. Ведь в глубине души она чувствовала себя немного виноватой перед Ириной. Если бы тогда она не остановила Ровиона посреди леса, если бы не настояла на том, чтобы забрать её с собой, возможно та бы уже давно покинула Лихолесье, а не томилась бы здесь в ожидании. Но тогда Сельвен очень заинтересовала фигура в потрёпанном плаще и такими необычными двухцветными глазами.

— А твоё желание помочь и защитить является лишь прикрытием собственной любознательности и интереса…— она раздражённо выдохнула. — Это было тогда, потом всё поменялось! — сама для себя аргументировала она. И это не было ложью, но осадок от её изначальных порывов всё равно остался… Возможно, что именно из-за этого её так зацепили гневные речи смертной, ведь в них была толика правды, пусть даже Сельвен и не хотела этого признать.

В этот момент она неожиданно вышла из-под крон деревьев, оказавшись на небольшой залитой лунным сиянием поляне.

— Какая ирония! — она не удержалась и усмехнулась, оглядываясь вокруг. Прямо напротив сквозь тёмные силуэты лесных исполинов отчётливо различалась чуть поблёскивающая гладь того самого озера, а чуть правее было то самое дерево, у подножия которого она познала счастье первой любви, которое слишком быстро обернулось горечью первого разочарования. Почему именно сюда вывела её лесная тропа, она не знала. Возможно, чтобы преподать урок или предупредить… Она замерла на месте, настороженно вслушиваясь в звуки окружающего её величия природы.

Сначала слух не уловил ничего, кроме собственного дыхания да шёпота ветра среди вершин, и Сельвен уже хотела покинуть поляну, как следующий порыв ветра принёс с собой обрывки каких-то фраз. Будь на её месте человек, то не расслышал бы ничего, но лесная дева сразу же насторожилась. Ведь слова были не на Сильване, а значит в лесу были чужаки.

— И так близко от дворца?! — еле дыша она двинулась в том направлении, откуда, как ей казалось, донеслись растревожившие её звуки.

И снова полумрак. В какой-то момент Сельвен посетила мысль, что при себе она не имела никакого оружия, за исключением небольшого кинжала, а там, в темноте, мог оказаться кто угодно, но она не успела ничего предпринять, потому как какая-то неведомая сила неумолимо влекла её вперёд. Теперь фразы доносились всё чаще и чётче, что указывало на то, что она двигалась в правильном направлении, но определить на каком языке говорили те двое (а их было двое) пока не могла. Это был, как она уже успела определить, ни Сильван, ни Синдарин, и даже на Вестрон это было мало похоже. Ей казалось, ещё немного, и она окажется достаточно близко, чтобы понять, кто это и о чём говорят, как неожиданно всё стихло. Шаг, другой, но ответом ей была лишь тишина, и уверенность постепенно таяла. Сельвен завертела головой, в надежде снова услышать разговор неизвестных, но всё было бесполезно.

— Неужели лес решил сыграть с ней такую злую шутку? — ей стало не по себе. Безоружная, она стояла посреди полумрака чащи, только сейчас осознав, насколько опрометчиво поступила. Надо было скорее возвращаться.

Сельвен стала медленно отступать, то и дело оглядываясь, когда очередной порыв ветра донёс до неё лёгкую мелодию и пение. Из груди вырвался вздох облегчения: где-то рядом были эльфы, ведь это была их музыка. Резко поменяв направление, она поспешила туда, откуда лились чарующие переливы, однако никак не могла избавиться от чувства, что кто-то неотрывно глядел ей в спину.

В преддверии праздников лесные эльфы нередко собирались на небольших полянах, разбросанных по всему Лихолесью, где весело кружились в танце или же давали волю своим голосам, что устремлялись ввысь, к звездам, прославляя жизнь, красоту и величие природы. Так было и на этот раз. В центре прогалины горел небольшой костёр, вокруг которого собрались обитатели лесного королевства. Их было около десяти, может, чуть больше. Они весело смеялись, наигрывая на арфе или грациозно двигаясь в такт мелодии. Сельвен замерла в тени деревьев, пытаясь привести в норму сбитое дыхание и всё ещё споря сама с собой о том, стоит ли сообщать собравшимся о возможных нарушителях, ведь даже точного направления, откуда слышались голоса, она не могла указать. Да и были ли они вовсе? Что, если это было лишь наваждение, вызванное лесом и её собственными душевными переживаниями?

«Нет, пожалуй не стоит отвлекать их беспочвенными подозрениями».

И это было её окончательным решением. Да и портить эти светлые мгновения мирного праздника ей совсем не хотелось, ведь в последнее время в Лихолесье их становилось всё меньше.

Её взгляд скользил по танцующим парам, пока не остановился на статной фигуре эльфа, ловко кружившего свою партнёршу в центре круга. Леголас тоже был здесь. Его светлые локоны и горделивую осанку она бы не спутала ни с кем. На благородном лице застыла задумчивая улыбка, глаза, устремлённые на рыжеволосую эльфийку напротив, радостно блестели. Сельвен не помнила её имени, но кажется, та, служила на лесных границах, как и Ровион. Обычно глухая к сплетням, она не могла не обратить внимания на все эти голоса, что шептались о новой пассии принца Леголаса, а теперь вот увидела своими глазами. Сельвен резко втянула воздух. Нет, ей не хотелось даже думать о том, какие чувства вызывало это в её душе.

«Скоро всё закончится. Скоро мы уйдём отсюда», — повторяла она как заведенная, не в силах оторвать взгляд от танцующей пары.

— Зачем вы так себя изводите, леди Сельвен? — раздалось над самым ухом, и она, вздрогнув всем телом, отшатнулась прочь. Рядом с ней стоял главный королевский дворецкий, Эглерион.

«Сегодня мне просто донельзя везёт со встречами», — сыронизировала она про себя, но вслух не произнесла ни слова, удостоив эльфа лишь презрительным взглядом.

— О… кажется, я попал к вам в немилость?.. — усмехнулся тот, нарочито медленно скользя взглядом по её фигуре. От подобной бестактности Сельвен яростно стиснула зубы. — Вы не находите, что они прекрасно смотрятся вместе? — продолжил подливать масло в огонь её собеседник. — Только ей, как и многим другим, ничего не светит, кроме что ночи в лесу… Она всего лишь обычная лесная эльфийка… Вам стоит поговорить с ней, предупредить, а то…

— Заткнись! — бросила Сельвен, с трудом сдерживая гнев.

— С каких это пор мы с вами на ты? Не помню, чтобы я предлагал вам это… — улыбнулся Эглерион, но глаза так и остались холодными.

— Мне и не надо, — отрезала та. — Я сама решаю, с кем и как разговаривать. И в самую последнюю очередь мне потребуется твоё разрешение, дворецкий, — сделав акцент на последнем слове, она полуобернулась в его сторону. Улыбка слетела с его лица, а в обращённом на неё взгляде читалась плохо скрываемая ярость.

— Ты забываешься, — прошипел он, чуть наклоняясь к ней. В ответ Сельвен только безразлично пожала плечами да иронично повела бровью. — Я знаю, что за игру ты затеяла, — продолжил тем временем он. — Но тебе ничего не удастся.

— Что ты несёшь?

— Ты пытаешься добиться милости его величества для себя и твоего отца, — она посмотрела на него полным удивления и искреннего непонимания глазами, что, казалось, ещё больше подстегнуло Эглериона. — Да, именно так. Или, думаешь, мне неизвестно, что всю твою семью пригласили на празднование в королевский дворец… Хочешь успеть выхлопотать что-то?

— Ты верно путаешь меня с собой, Эглерион, — слова прозвучали насмешливо.

Дворецкий дёрнулся и угрожающе сузил глаза. Похоже, ей удалось попасть в самую точку.

— Я выведу тебя на чистоту. Тебя и твоего отца. Две недели вы не могли справиться с этим новым ядом, а тут за одну ночь вылечили почти всех! Неужели ты думаешь, я идиот, и не пойму, что вы всё подстроили?

— Ты сошёл с ума! — вырвалось у неё громче, чем она того хотела.

— Тогда откуда у вас противоядие? Почему вы не могли приготовить его ранее? — Эглерион снова приблизился, и теперь его искажённое гневом лицо было совсем близко. — Знаешь, что я думаю? Это вы всё подстроили, — её глаза невольно расширились. — Да. Это вы и придумали этот яд, чтобы потом выйти из воды великими победителями…

— Мерзавец! — Сельвен замахнулась, но в последний момент он успел перехватить её руку, и теперь до боли сжал запястье.

— Не кипятись, — процедил он сквозь зубы, успешно пресекая любые её попытки вырваться. — Не устраивай сцен, — Эглерион с силой дёрнул её на себя, делая шаг назад в темноту, в прямо противоположном направлении от поляны. — Пойдём, расскажешь мне, где ты раздобыла этот яд…— она ещё раз дёрнулась, но стальной захват был непоколебим. Её запястье звучно хрустнуло, и она чуть не взвыла от боли. — Я сказал не…

— Что здесь происходит? — раздался рядом мужской голос, который она бы не спутала ни с кем.

— Ваше высочество…— Эглерион почтительно поклонился, так и не выпуская её руки.

— Отпустите леди Сельвен, — проговорил принц ледяным тоном. Пальцы дворецкого нехотя разжались, а она едва не застонала в голос от облегчения. — Лорд Эглерион, я жду ваших объяснений, — Леголас сделал шаг вперёд, в упор глядя на дворецкого. Его тень загородила свет от костра, тем самым скрывая троих от любопытных глаз.

Эглерион медленно выпрямился и, несмело улыбнувшись, промолвил:

— Ваше высочество, прошу прощения за то, что потревожил ваш праздник. Просто я увидел тень, но не сразу узнал дочь Фаэлона…

— Ты лжешь, — прервала его та, но дворецкий, будто и не заметил этого.

— Она показалась мне несколько бледной, и я решил проводить даму до дворца. Прошу прощения, если это выглядело иначе со стороны, принц Леголас…— Эглерион снова поклонился, и на этот раз Сельвен не сдержалась и довольно громко хмыкнула, чем заслужила удивлённый взгляд королевского отпрыска.

— Знаешь, Эглерион, ты мне противен… — она недоверчиво покачала головой и уже чуть громче продолжила.— Твой лживый змеиный язык достоин того, чтобы принадлежать самому последнему работорговцу в Хараде! Ты…

— Леди Сельвен! Я не позволю вам сравнивать эльфа с пособниками Тёмного Властелина! — отрезал принц. — Лорд Эглерион является главным королевским дворецким и, сравнивая его с Харадримом, вы подвергаете сомнению рассудительность и мудрость моего отца и вашего короля, Трандуила Орофериона!

Сельвен гордо вскинула голову, встречаясь взглядом с Леголасом. В этот момент он был донельзя похож на Владыку Лихолесья: те же повелительные нотки в голосе, та же высокомерность и холодность в глазах, а на второго эльфа ей не надо было даже смотреть, чтобы предугадать торжествующее выражение его лица. Ото всей этой сцены ей стало противно и тошно.

— Ваше высочество, — она старалась говорить как можно спокойней, дабы не выдать все те эмоции, что бушевали сейчас внутри. — Вы совершенно правы. Кто я такая, чтобы подвергать сомнению авторитет нашего Владыки и благородство дворецкого? — она сознательно опустила так любимую Эглерионом приставку «главный». — Поэтому, прошу прощения, что нарушила своим появлением ваше приятное времяпрепровождение. Доброй ночи! — слегка поклонившись, она отвернулась и устремилась в чащу, оставляя за спиной приветливое пламя костра и двух так и хранивших молчание эльфов, каждому из которых (но в силу разных причин) ей на тот момент больше всего хотелось размозжить голову. Уже совсем скоро полумрак притихшего леса поглотил её полностью.

Сельвен почувствовала его спиной, но слишком поздно, потому как в следующее мгновение кто-то резко схватил её за руку, заставляя развернуться. Она уже приготовилась к тому, чтобы дать отпор, но замерла в движении. Вопреки её ожиданиям, это был не Эглерион.

— Ваше высочество? — прошептала она недоверчиво.

— Сельвен, прошу, — ответил он в тон, чуть скривившись.

— Теперь я Сельвен? Как же так, ваше высочество, мы с вами на ты или я потеряла уже последнее благородное обращение? — принц глубоко вздохнул, чуть прикрывая глаза.

— Не говори так… Ты же знаешь, твое положение для…

— О да! — она оборвала его на полуслове. — Как я могу забыть? Ты ведь только что мне об этом напомнил. Указал место дочери лекаря. Что она никто! И подумать только, перед этим…желчным индюком! — в звенящей тишине леса её голос эхом отдавался от окружающих деревьев.

— Замолчи, Сельвен, прошу тебя…

— Ты уже заставил меня замолчать там, я не собираюсь делать этого теперь! В данный момент я ничем не подвергаю сомнению авторитет короля, — Леголас несколько нервно дернул головой, снова встречаясь с ней взглядом.

— Я не мог иначе, — в этих словах было столько сожаления, но ей этого было мало.

— Ты не мог? — её голос опустился до полушёпота. — Ты наследный принц… Ты же всё видел… — от переполняющих эмоций стало тяжело дышать. Она не могла больше смотреть на него, и её взгляд метнулся вверх, к звездам, в горле застрял комок. — Ты просто не захотел. Выбрал приличия и дворцовый этикет вместо…— она так и не закончила, лишь сокрушённо покачала головой. — Впрочем, это неважно, — их взгляды снова встретились. — Уходи. Думаю, твоя новая пассия тебя уже заждалась, — он не проронил ни слова и, словно прекрасная статуя, стоял и смотрел на неё своими голубыми глазами, в глубине которых отражалась какая-то сильная эмоция, но она не хотела сейчас об этом ни думать, ни видеть. Сельвен решительно отвернулась и шагнула прочь. А потом всё произошло слишком быстро. В мгновение ока она оказалась прижатой спиной к дереву, его рука крепко обвила её талию, а его губы впились в её.

В этом поцелуе было столько отчаяния и почти звериной страсти, что ощущения накрыли её с головой. Он глухо рычал, прижимая её к себе с такой силой, что ломило рёбра, терзал и кусал, проникая горячим языком внутрь. И она яростно отвечала ему тем же на каждое прикосновение, царапаясь и кусаясь, выплёскивала из себя всю горечь, обиду и злость. В какой-то момент он дёрнул вниз ворот платья, послышался треск разорванной ткани. Его рука тут же нашла обнажённую грудь, до боли сжав затвердевший сосок между пальцев. По её телу пробежала волна горячего наслаждения, она выгнулась ему навстречу, а он резко подался вперёд, так что теперь она животом ощущала его стянутую штанами напряжённую плоть. Он застонал ей в губы и резко переметнулся к шее, покрывая кожу мокрыми и горячими поцелуями, от которых темнело в глазах. Её руки вцепились в его волосы, прижимая ещё ближе, будто она хотела раствориться в нём, в его прикосновениях. И в этот момент она вдруг увидела себя со стороны, как в темноте ночи бесстыдно и прекрасно переплетались их тела, и их дыхание, сбивчивое и хриплое, как у двух загнанных травлей зверей. Она знала, что сейчас произойдёт и желала этого.

«Как и тогда. Только тебе, как и многим другим, ничего не светит, кроме что ночи в лесу…», — прозвучал в голове голос дворецкого. Слова подействовали словно ушат холодной воды, она резко распахнула глаза, уставившись на мерцающее сквозь ветви звёздное небо.

— О, Эру, за что?.. — с её губ сорвался измученный полушёпот. Сельвен жадно втянула воздух. — Нет… Нет… — её руки упёрлись в плечи склонившегося над ней эльфа, но он, казалось этого и не заметил. — Нет! — её голос резанул тишину, и она с силой оттолкнула его. Леголас отступил и замер, вперившись в неё потемневшим взглядом.

— Сельвен…— прохрипел он, шагая к ней.

— Не подходи ко мне! — её рука вытянулась вперёд в предупреждающем жесте, второй же она безуспешно пыталась собрать остатки разорванного платья на груди. Его глаза непроизвольно проследили за движением и скользнули вниз, но почти сразу вновь обратились к её лицу.

— Почему ты отталкиваешь меня?.. — Леголас опять попытался приблизиться, но она лишь отрицательно завертела головой.

— Нет, нет… Я не смогу пройти через это снова! — на глаза набежали слёзы, она попыталась отойти от дерева, но он тут же шагнул к ней навстречу и преградил дорогу.

— Сельвен, о чём ты? — голубые глаза удивлённо расширились, а ей вдруг стало нестерпимо больно.

— Не прикасайся ко мне! — и прежде, чем она успела себя остановить, её ладонь отвесила ему звонкую пощёчину. Сельвен замерла на мгновение, но тут же отдёрнула руку, словно обожглась. Принц отшатнулся. Несколько долгих секунд они ошарашено смотрели друг на друга, пока её полушёпот не нарушил молчание. — Оставь меня, Леголас… Сразу после праздника я уеду, и ты меня больше никогда не увидишь. Так позволь мне провести оставшиеся недели в покое, не мучай меня и не ищи со мной встречи… — голос предательски дрожал, а Леголас напротив был мучительно молчалив. На его лице отразилось сожаление, и это стало последней каплей. — Прощай! — выдохнула она через силу и вновь устремилась сквозь чащу. Кажется, принц звал её, но не бросился догонять.

Забежав в дом, Сельвен, по непонятной ей причине не поспешила в спальню, где могла бы спокойно сменить одежду, а направилась в библиотеку. Здесь, как обычно, царил полумрак, разбавленный лишь светом от разожжённого камина. Уже по привычке она не глядя прошла до повёрнутого в сторону огня высокого кресла и устало опустилась на мягкие подушки, но в следующее мгновение чуть не подскочила и не закричала от неожиданности — в соседнем кресле сидела Ирина. Та была бледна и, казалось, даже не заметила её, устремив невидящий взор на языки пламени. Сельвен уже видела её такой, погружённой в свои мысли, отстранённой… Но в этот раз не захотелось начинать разговор, и она лишь устало откинулась на спинку кресла и сконцентрировала всё внимание на огне. Поэтому и пропустила вопрос, сказанный еле слышным шёпотом, уловив лишь последние слова.

— Ирина, ты что-то сказала? — но та так и не обернулась в её сторону, лишь прочистила горло.

— Почему он тебе не нравится? — проговорила Ирина чуть громче.

— Кто?

— Ли, вернее Лаэрт.

— Менестрель? — уточнила Сельвен удивлённо. Её собеседница ответила коротким кивком. По правде сказать, вопрос показался Сельвен несколько неожиданным, и она поневоле насторожилась, но в голосе смертной не чувствовалось и тени той агрессии, что била через край ранее. Однако она не спешила с ответом, наверное, ещё и потому, что и сама не была полностью уверена в своих мыслях. Когда она вновь заговорила, её голос прозвучал на удивление мягко и задумчиво. — Я бы не сказала, что он мне не нравится… Но он вызывает у меня чувство настороженности. Глядя на него, я не могу избавиться от ощущения, что он какой-то другой, неправильный, чужой…

Губы Ирины тронула лёгкая улыбка.

— Ты права, — ответила она, слегка качнув головой. — Но ведь в этом нет ничего плохого?..

— Нет…— Сельвен сама невольно улыбнулась. — Но есть ещё кое-что, — даже не глядя на Ирину, она почувствовала на себе её взгляд. — Иногда мне кажется, что я его уже где-то видела, — она замолчала, перебирая в голове обрывки воспоминаний и образов. — Только это невозможно.

— Почему? — Голос прозвучал чуть громче и твёрже.

— Потому что люди столько не живут. Да и тот другой был полуэльфом. У него было другое имя, и выглядел он немного иначе… Забудь, — она выдохнула. — Я же говорю, что этого не может быть. Но он очень похож!

Взгляды двух женщин встретились.

— Знаешь, говорят, что у каждого из нас на этой планете есть свой двойник. Иногда он живёт до тебя или после, но он существует. Возможно, ты просто столкнулась с двойником Лаэрта?.. — на губах смертной так и застыла эта полуулыбка, но глаза оставались немного печальными и задумчивыми.

— Планете? — переспросила Сельвен, только сейчас обратив внимание на странное слово, но Ирина лишь покачала головой.

— Земле, — поспешила та исправиться, но слово накрепко засело в голове у Сельвен. Она хотела ещё что-то спросить, но Ирина её опередила: — Что с тобой случилось? Твоё платье…— Сельвен почувствовала, что краснеет, и поспешила прикрыться руками, но было слишком поздно. — Что-то произошло? — Ирина нахмурилась, а взгляд потемнел, и в нём мелькнуло что-то странное. — На тебя напали?

Но Сельвен лишь криво усмехнулась.

— Можно и так сказать, — выдохнула она, чувствуя, как на глаза набежали слёзы. — Моё прошлое, а я опять оказалась слаба…

Ирина подалась вперёд, сжимая её ладонь, и теперь неотрывно смотрела на неё расширенными глазами, полными боли и понимания. От этого простого прикосновения по телу Сельвен пробежало то самое магическое тепло, что, словно волна, смывало все горести, оставляя после себя невероятную лёгкость и сладостное послевкусие.

— Слаб не тот, кто проявляет свои чувства, а тот, кто от них бежит, — проговорила Ирина, и ей показалось, что в тот момент она говорила не только о ней, но и о себе самой. — Прости меня, — Сельвен вскинула голову, устремив на неё непонимающий взгляд. — За мои слова ранее. Я была не права и не должна была такое говорить. Не знаю, что на меня нашло…

— Это ничего. Да и я сама… Полезла к тебе с нравоучениями. Прости, — тонкие пальцы скользнули по лицу смертной, чуть разворачивая его. Зелёные глаза потемнели, а брови хмуро сошлись на переносице. — А теперь рассказывай, что с тобой случилось, — Ирина удивлённо захлопала глазами. — У тебя всё лицо исцарапано. Ты от кого-то убегала? — она попыталась вывернуться, но Сельвен удержала её на месте.

— Это ничего. Просто мы не поняли друг друга, и я вспылила.

Но Сельвен недоверчиво повела бровью.

— Он захотел от тебя то, что ты не пожелала?..

— Все мужчины желают чего-то. А когда вино застилает глаза, то они нередко принимают желаемое за действительное, — Ирина решительно отвернулась, снова обращая свой взор к огню. — Мы не лучше.

Внимательно наблюдавшая за ней эльфийка приоткрыла было рот, явно желая что-то сказать, но не произнесла ни звука и, покачав головой, упрямо поджала губы. Какое-то время они сидели в полной тишине, пока она не потянулась вперёд, слегка сжимая руку Ирины.

— Я знаю, что во дворце что-то произошло, и это до сих пор тяготит твоё сердце, — на фоне языков пламени она ясно видела чёрный силуэт ведьмы, которая при последних словах устало прикрыла веки и нервно сглотнула. — Но я не буду тебя расспрашивать, Ирина. Я не знаю, смогу ли помочь, но могу выслушать…

Ответом был лишь короткий кивок, и когда их взгляды снова встретились, в каре-зелёных глазах стояли слёзы. Сельвен подалась вперёд и крепко обняла подругу, чувствуя, как в унисон бились их сердца. Почему-то ей казалось, что каждая из них думала о своём, но в то же время об одном и том же.

В наступившей тишине они просидели до самого рассвета. А когда первые лучи солнца скользнули по верхушкам вековых деревьев, в дверь нетерпеливо забарабанили.


* * *


Это медленно сводило его с ума. Всё так неправильно, запретно, но в то же время невыносимо желанно. И она, что стала его наваждением, тенью, постоянно блуждающей где-то на грани сознания, но полностью подчинившей себе ночные часы беспокойных сновидений.

Когда она успела пробраться так глубоко? Как? И почему?

Эти вопросы он задавал себе, казалось, постоянно, если только мысли не были заняты ею. Он должен был остановиться ещё тогда, когда женщина бесцеремонно и нагло швырнула поднос в его покоях. Ему стоило отправить её обратно в дом лекаря, а ещё лучше — изгнать за пределы Лихолесья. Но этого не случилось, потому что он слишком увлёкся своей же собственной игрой и в какой-то момент перестал её контролировать.

Он замер на краю примыкающей к его покоям просторной террасы, что возвышалась над лесным королевством. Сейчас, когда ночной мрак окутал всё вокруг, размывая границы между небом и чернеющими внизу вековыми великанами, ему казалось, что платформа парила прямо в воздухе, приближая его к раскинутому над его головой бескрайнему звёздному небу. Это было одним из его самых любимых мест во всём дворце. И именно сюда он приходил, когда его одолевали мрачные мысли или же томления души. Звёзды сияли здесь ярче и были ближе, что всегда наполняло его внутренним светом, силой и уверенностью. Но не сейчас. Его взгляд скользил по небосклону, будто в поисках чего-то. Трандуил глубоко вздохнул, до отказа наполняя лёгкие прохладным ночным воздухом, чувствуя, как на губах оседает еле уловимый аромат последних осенних цветов.

— Нет, всё не то, — прошептал он, опуская голову и слегка прикрывая веки. Однако уже в следующее мгновение распахнул глаза, развернулся и в несколько стремительных шагов пересёк террасу, подойдя к небольшому вытесанному из камня столу, на котором стоял бокал и графин с вином. Неторопливо, будто смакуя каждую каплю, он наполнил изящный хрусталь и снова замер.

Мыслями он опять возвращался в тот вечер, когда впервые почувствовал, что теряет контроль над ситуацией. О, как она тогда разозлилась! Она наконец-то раскусила его игру, хотя, признаться, он думал, что осознание придёт к ней раньше. В тот момент он не видел её лица, но лишь по тому, как она расправила плечи, как, подобно тетиве, напряглось её тело, всё понял. Однако вместо того, чтобы оставить её в покое, он с непонятным самому себе мрачным удовлетворением наблюдал за её метаниями, за тем, как она из последних сил цеплялась за ускользающий самоконтроль. Сколько нужно было, чтобы тетива сорвалась? Оказалось — немного. На пол полетел поднос, а потом, забыв о приличиях и своём положении, она выплёскивала ему в лицо всё, что накопилось. И если сначала это его позабавило, то вскоре на смену веселью пришла ярость. Как смела она не только повышать на него голос, но и обвинять в том, что ей самой нравилось, доставляло удовольствие и наслаждение? Ведь он не забыл того, как она смотрела на него, как отслеживала каждое движение и поворот тела! О нет! Он не мог позволить ей теперь строить из себя святую невинность, когда она сама и была катализатором всего! Когда её собственное тело так сладостно отзывалось на его близость! Мгновение спустя она оказалась рядом. В её горящих глазах мелькнуло удивление и понимание. Кажется, она попыталась увернуться, что было поистине смешно. Но этого было мало, он хотел, должен был видеть её лицо. Остальное произошло очень быстро, и руки двигались сами собой, срывая надоедливую ткань…

«Thurenloth…», — сорвалось тогда у него с языка. Она была действительно похожа на странный, невиданный цветок, который не поражает тебя своей красотой, но отчего-то заставляет взор вновь и вновь возвращаться, отслеживать каждую линию, каждый лепесток. Так и он, не мог оторваться от её лица, что так долго скрывалось от него за этим осточертевшим платком. И её кожа, такая мягкая и шелковистая… Когда его взгляд упал на ещё видимые последствия «воспитания» в коридоре, то он неожиданно для самого себя разозлился.

«Как смел кто-то прикасаться к ней! — но почти сразу одёрнул себя: — Она всего лишь человек…»

Но мысль утонула где-то вдалеке, осталось только ощущение её кожи на кончиках его пальцев и этот сладостный аромат её желания, которое отражалось в её глазах… Он пытался отвлечься, выспрашивал что-то, надеясь на то, что она окажется хотя бы полуэльфом. Но она ничего не помнила. Он не знал и не мог сказать, говорила ли она правду или нет, потому что все мысли были лишь о том, как ему хотелось испробовать эти губы, что она, будто бы специально так волнительно и дразняще кусала. Когда она прильнула к нему, опалив горячим дыханием шею и мочку уха, он ощутил каждый изгиб её тела и чудом удержался от того, чтобы не взять её прямо там, у стены или на полу, посреди разлитого ею же вина. Но это было неправильно! На этот раз выдержка его не подвела, и он постарался избавиться от неё как можно скорее, напоследок приказав забыть о палантине в его присутствии.

«Возможно, так я привыкну к ней, и её внешность не будет вызывать такие сильные эмоции…», — думал он про себя, хотя втайне всё было отнюдь не так, но он не мог даже мысленно озвучить это. А потом им овладела злость на себя и на неё. Он решил, что не будет больше звать к себе, забудет о её существовании, отправит на нижние уровни к остальной прислуге. Как оказалось, его хватило на два дня, в течение которых он то и дело ловил себя на том, что взгляд помимо воли обращался к бархатному шнуру в углу комнаты. Но каждый раз он решительно отворачивался, с силой сжимая кулаки. Поэтому, когда ему доложили о пленённом гноме, он воспринял это со странным чувством облегчения.

Трандуил резко вздохнул и залпом осушил забытый было бокал, но лишь для того, чтобы наполнить его снова. С хрустальным кубком в руке он развернулся и неторопливым шагом вернулся к перилам. Смесь теней и мягкого света свечей в его покоях складывалась в странные рисунки на каменном полу террасы. Он приподнял голову, обратив взор к небесам, но ночное светило, только начинало свой неторопливый путь, и его света было недостаточно, чтобы рассеять сгустившийся по ту сторону террасы мрак. Его вновь посетило чувство, что там из непроницаемой темноты кто-то внимательно за ним наблюдал. Это ощущение возникало у него уже не впервые, но каждый раз он отмахивался как от назойливой мухи, списывая всё на тьму, что опутала его лес словно паутина, да беспокойный сон, ставший его верным ночным спутником с того самого вечера. Трандуил глухо зарычал и тряхнул головой. Серебристые волосы рассыпались по плечам.

Опять она.

Он иронично улыбнулся, слегка покачав головой, в то время как взгляд светло-голубых глаз снова стал несколько отрешённым. Мысли неумолимо возвращали его в тот вечер.

Всё началось с допроса, что уже не предвещало ничего хорошего, учитывая то, что его пленником был никто иной, как сам Торин Дубощит из рода Дурина. У Трандуила Орофериона и теперь уже бывших королей-под-горой были свои счёты, в нюансы которых тогда ещё молодой принц Торин был просто не посвящен. А глядя на то, какие красноречивые взгляды он кидал на Владыку Лихолесья, можно было с уверенностью сказать, что гному преподнесли значительно урезанную и искажённую версию событий, которую тот теперь считал единственной и непоколебимой правдой. Кто, когда и зачем вложил это в голову гордого гнома, Трандуилу было всё равно. Древний договор заключался не с Торином, не с ним и не им он был расторгнут, а объяснять или разъяснять события былых дней перед потерявшим своё королевство гномом эльфийский король не намеревался. По сути, Трандуилу даже не нужно было его допрашивать, он и так понимал, почему потомок Дурина оказался в этих краях. Единственное, что его настораживало, это то, что тот был один. Ведь не думал же он в одиночку сразить дракона? А обнаружить у себя во владениях целое войско эльфу вовсе не хотелось, особенно без его на то разрешения. Однако гном упорно молчал и вёл себя, мягко сказать, недружелюбно. Трандуил начинал медленно, но верно терять терпение, но всё же решился на последнюю попытку наладить контакт и отправил прислугу за вином.

Только заслышав торопливые шаги служанок, он уже понял, что это была она, и от иронии происходящего наверное бы даже засмеялся, если бы не хмурый гном напротив. Краем глаза он заметил её силуэт, притаившийся за колонной, и невольно стиснул зубы. Она ослушалась его и опять пришла в палантине.

«Да за кого она себя принимает?! Неужели она почувствовала его минутную слабость и решила, что теперь может творить что захочет?»

В душе вскипела ярость. Когда её практически вытолкали к нему, он уже почти шагнул в её сторону, чтобы преподать урок дворцовых манер, но в последнее мгновение сдержался, вместо этого хмуро отслеживая каждое её движение. Было видно, что она сильно нервничала и была очень напряжена. Такое поведение показалось ему странным, учитывая, что даже наедине с ним, в голом или полуголом состоянии, её сердце не заходилось так, как сейчас. Он приказал ей налить бокал для гнома и после внимательно наблюдал за тем, как она направилась к замершему напротив него потомку древних королей. Её руки с такой силой сжимали бокал, что он грозил вот-вот разлететься на мелкие кусочки. И с каждым шагом её сердце начинало биться всё чаще. Это невольно натолкнуло его на мысль, что это было как-то связано с гномом, и теперь он внимательно следил за реакцией последнего. Но Торин даже не обращал на неё внимания, будто смотрел сквозь женщину, даже когда она замерла рядом, протягивая ему кубок. А после он вновь обратился к нему, и его слова, полные обиды, желчи и обвинений стали последней каплей. Неважно, что случилось в прошлом, но этот грязный и оборванный гном не имел никакого права говорить с ним, Трандуилом Ороферионом подобным образом! От вскипевшего негодования он не расслышал того, что король-без-горы сказал служанке, но неожиданно Торин осёкся на полуслове, и это тут же привлекло его внимание. Гном смотрел на женщину расширенными, полными изумления глазами. В следующее мгновение бокал выскользнул из её рук, массивная фигура гнома подалась вперёд, а она попятилась. Потомок Дурина узнал её, несмотря на палантин… Вопросы один за другим замелькали в голове Трандуила вперемешку с яростью и чем-то ещё, тёмным и запретным, но на тот момент его самоконтроля хватило на то, чтобы выгнать её и отправить наглого гнома в темницу. А после ужина приказал доставить её к себе в кабинет.

Поначалу его внимание привлёк её взор, затуманенный и немного странный, медленно скользящий по его телу. Трандуилу казалось, что он ощущал его кожей, как невидимые прикосновения. Но вот она чуть вздрогнула и быстро заморгала, будто прогоняя остатки сновидения, а ему в тот момент доставляло удовольствие наблюдать, как напряглось её тело, как учащалось дыхание по мере того, как он приближался. Он был охотником, а она — загнанной в угол его добычей. В каре-зелёных глазах искрился калейдоскоп эмоций: осознание, страх, волнение, желание, и последнее нашло отклик и в его теле. Но перед внутренним взором всё ещё стоял образ гнома и то, как он смотрел на неё. Ему нужны были ответы на вопросы. Именно поэтому её и вызвали сюда, и он не может, не позволит ей вновь затуманить его разум этим шелковистым ощущением кожи под его руками. Пальцы сомкнулись на её шее, вопросы срывались с губ, отражаясь от стен кабинета, но она упорно молчала, лишь беспомощно билась в его руке подобно пойманной птице. А потом комнату наполнил её глухой смех, отчего ему стало вдруг страшно, и он на мгновение отступил.

Каждое сказанное ею слово эхом отдавалось в голове, заставляя кровь вскипать от ярости и…

«Гном не имел на это права! Только я могу прикасаться к тебе!» — было последнее, что он промолвил, чувствуя, как его окутывает её аромат. И он сорвался. Все мысли исчезли, осталось лишь это безумное ощущения её тела, вкус поцелуев, которыми он хотел наказать и заклеймить её. И, о Великий Эру, она отвечала ему с такой же страстью! Впиваясь в его губы, лаская этими обжигающими прикосновениями, распаляя его всё больше. Когда она застонала, то он еле сдержался, чтобы не сорвать с неё платье и, повалив на пол, не испробовать на вкус каждый миллиметр её тела. Она попыталась перехватить контроль, но он ей не позволил, доводя до пика её наслаждение, проникая пальцами в её разгорячённый центр. Она выгибалась, встречая и отвечая на каждое его движение, но ни на мгновение не прерывая зрительного контакта. Видеть её, когда вот уже вторая волна накрыла её с головой, было поистине волшебно. Ему показалось, что её глаза полыхнули изумрудно-зелёным пламенем, но это было так быстро, что он списал всё на обман зрения. А потом он снова целовал её, чувствуя, как их языки переплетались, лаская друг друга, медленно, дразняще и сладко, будто в предвкушении того, как будут сливаться их тела…

«Посмотрите, Владыка Лихолесья целует смертную служанку!» — резанул его сознание насмешливый голос, и это было подобно тому, как если бы кто-то всадил ледяной кинжал ему между лопаток. Из легких разом выбило весь воздух.

Что он делает? Что он наделал?

Стараясь не смотреть на неё, он отступил, разрывая их объятия. Какие слова срывались с его губ, он не помнил, но уже в следующее мгновение дверь в кабинет громко хлопнула. Он снова был один.

Наутро, первым делом было отдано распоряжение о возвращении смертной обратно в дом лекаря. Потом пришли вести о пойманных гномах, допрос которых закончился так же, как и с их предводителем — всех отправили в темницу. Провожая взглядом потрёпанных подземных жителей, он неожиданно поймал себя на мысли, что мог выспросить их о том, знают ли они о смертной, отчего ещё больше разозлился на себя и на неё. Всё последующие дни он с головой окунулся в дела, собственноручно решая то, что обычно являлось обязанностью советников. Поэтому, когда новости о противоядии дошли и до него, он лично навестил больничное крыло, чтобы пригласить Фаэлона и его семью на приближающееся торжество…

Трандуил провёл пальцем по мрамору перил, наслаждаясь обжигающим холодом камня, и, сделав небольшой глоток рубинового напитка усмехнулся. Но всё это было лишь самообманом. Как только ночь спускалась на королевство, и он оказывался наедине с самим собой, мысли наполнялись ею, и кровь вскипала горячим неудовлетворённым желанием. Он стал избегать одиночества в своих покоях, но все те, что делили с ним ложе после того вечера, оставляли после себя странное послевкусие незавершённости. Прекрасные и совершенные, готовые выполнить любое его желание, они не были ею и не могли принести ему удовлетворение, если только он не дозволял себе видеть её образ перед плотно сжатыми веками. Он презирал себя за эту слабость, но ничего не мог с собой поделать.

Возможно, всё дело было в том, что думать о ней было запретно, а потому распаляло ещё больше? Это было единственным логическим объяснением, и он принял его. Постепенно он так свыкся с этой мыслью, что даже стал думать, что смог победить. Только вот кого и в чём, так и оставалось неузнанным. И вот тогда, когда, казалось бы, он нашёл свой прежний покой, она вновь напомнила о себе.

Сначала это были невольно подслушанные перешёптывания служанок об одной из них, что смогла прилюдно утереть нос придворной эльфийке. Из обрывков фраз он смог понять, что речь шла о каких-то необычных туфлях, в которых упомянутая смертная смогла не только грациозно пройтись, но и станцевать, в то время, как старания лесных дев ограничились лишь несколькими шагами. Женщины не называли её имени, но ему этого было и не нужно, он почему-то и так знал, кем была дерзкая смертная. Тогда это вызвало улыбку. Но шли дни, и теперь до его острого слуха доносились уже другие разговоры. Слуги то и дело судачили о музыкантах, а в особенности о прекрасном менестреле и его новой спутнице… И здесь ему уже было не до смеха. Мысль о том, что кто-то другой проявлял к ней знаки внимания, не должна была его беспокоить, да даже появляться в его сознании. Так почему же каждый раз уловив обрывочные фразы о ней и бродячем музыканте, в душе поднималась волна негодования, заставляя с силой стискивать зубы и сжимать кулаки.

— Как смела она с такой легкостью отдаться в руки первого встречного? Выходит, она была типичной смертной, непостоянной и поверхностной. Возможно, то, что произошло, ничего для неё не значило…— от этих мыслей во рту появлялся неприятный горький вкус. — С другой стороны, все эти разговоры — лишь сплетни дворцовой прислуги. И кто знает, сколько правды в их словах? — от этих метаний голова шла кругом, и в какой-то момент он не выдержал.

Хотя король был редким гостем на нижних уровнях, его память хранила все тайные переходы и проходы, необходимые для того, чтобы пробраться туда незамеченным. На поляне весело горел костёр, играла музыка, вино лилось рекой. Одним словом, всё было так, как и должно в преддверии праздника. Он притаился в тени деревьев, скрыв лицо капюшоном. Его взор бродил между танцующими парами, когда вдруг краем глаза он уловил всполох ярко-красного цвета, что сразу привлек его внимание. От одного взгляда на неё он невольно втянул воздух. Она была одета как уличная девка: ярко, дерзко и вызывающе. Волосы рассыпались по плечам, глаза горели, а на губах играла задорная улыбка, точно такая же, как и у ведущего её за руку менестреля. Знала ли она, насколько порочно выглядела в тот момент? Но несмотря на это, он не мог не признать, что этот вульгарный красный корсет делал своё дело, заставляя сердце биться чаще. Но вот заиграла музыка, и все мысли об одежде в одночасье вылетели из его головы, заставляя завороженно наблюдать за каждым движением танцующей пары.

Ещё никогда за свою долгую жизнь, Трандуил не видел, чтобы эльфы или люди двигались подобным образом. Это было похоже на то, что эти двое прилюдно отдавались друг другу под музыку. Руки менестреля прижимали её так близко и одновременно бесстыдно исследовали каждый изгиб её тела. А она позволяла, грациозно изгибаясь, приникая к нему… Трандуил с силой сдавил бокал, отчего хрусталь жалобно застонал. Даже сейчас от одного воспоминания об увиденном, кровь вскипала в жилах, наполняя его яростью и вожделением.

— Как смел этот жалкий музыкант прикасаться к ней так? И как смела она позволять и отвечать ему? Возможно, сплетни были правдой. Возможно, он ошибся в ней…

Тогда на поляне эти мысли метались в его разгорячённом сознании, в то время как глаза жадно исследовали каждый поворот её тела, особенно когда женщина вырвалась из объятий менестреля. Ему почему-то казалось, что она танцевала только для него. Так волнующе покачивая бёдрами, переплетая руки, скользя ладонями вдоль тела, будто лаская саму себя. Он поймал себя на мысли, что всё бы отдал, чтобы это был он и его руки, но в этот момент музыкант вновь привлёк её к себе. От раздражения король глухо зарычал и даже сделал шаг вперёд, как музыка резко умолкла, а те двое замерли в непозволительной близости друг от друга. А потом поляна наполнилась радостными криками, смехом и аплодисментами.

Из-за всей этой суматохи он не сразу заметил её исчезновение, как, впрочем, и музыкант. Тот стоял в окружении публики, автоматически улыбаясь, в то время как глаза бегали вокруг в поисках знакомого силуэта. Но вот менестрель сорвался с места, углубляясь в тёмные заросли, и король, повинуясь какому-то странному импульсу, последовал за ним. Несмотря на своё превосходство над смертным, он нагнал их уже тогда, когда пара, держась за руки, молча двигалась вглубь сада. Мужчина шёл впереди, уверенно уводя женщину всё дальше от поляны. Эльфу не надо было долго гадать, куда и зачем направлялись эти двое. Там, скрытые густыми кустарниками, вдалеке от стражи и празднующих, их никто не потревожит и не увидит. Король замедлил шаг и уже хотел повернуть назад, как что-то его остановило. Её поведение. Смертная явно нервничала, то и дело беспокойно озираясь по сторонам, будто выискивала в темноте что-то. Она подалась вперёд, пытаясь повернуть в направлении выхода, когда музыкант резко остановился, привлекая её к себе. Они о чём-то заговорили. Язык чем-то напоминал Всеобщий, но, по-видимому, был каким-то диалектом, поэтому он не смог разобрать ни слова. А тем временем менестрель уже прижал её к дереву, прильнув к ней всем телом, покрывая её шею поцелуями. Эльфу было противно на это смотреть, он зажмурился, стараясь совладать с собой. В этот момент тишину притихшего сада огласил ни с чем не спутываемый звук пощёчины. Трандуил распахнул глаза, сразу отыскав в темноте её фигуру. Женщина медленно пятилась от музыканта, что-то выкрикивая в его сторону, в её взгляде страх смешался с яростью, а в голосе сквозили истерические нотки.

«Она оттолкнула менестреля. Она не хотела его», — пронеслось в его голове, и он внутренне напрягся, не мигая следя теперь уже за мужчиной, в то время как смертная сорвалась с места, устремляясь сквозь заросли. Но музыкант даже не шелохнулся, лишь тряхнул головой и, как показалось королю, тихо засмеялся, хотя в последнем он не был уверен. А потом медленно развернулся и отправился обратно на поляну. Такое поведение показалось Трандуилу немного странным, но не ему было судить смертных. Удостоверившись в том, что менестрель не собирался предпринимать никаких попыток догнать женщину, он устремился за ней.

Он нагнал Даэрэт, когда та уже была на террасе, спешно оправляя юбку и повязывая широкий палантин. Он не видел её лица, но по тому, как подрагивали её руки, мог смело сказать, что произошедшее не оставило её равнодушной. Сам не зная почему, он тайно проследовал за ней до самого выхода, остановившись лишь тогда, когда женщина почти бегом прошмыгнула мимо стражника, но последний даже не удостоил её взглядом. И стоило ей скрыться в темноте леса, как его накрыла волна облегчения. Но лишь до того момента, пока он не оказался в своих покоях.

Мысли, чувства и эмоции перемешались в один ком, в котором он сколько не пытался, но не мог разобраться. Одно было ясно, сегодняшний инцидент в саду не шёл у него из головы. И сейчас, прокручивая в уме все те разговоры о том, что менестреля слишком часто видели вблизи дома лекаря, Трандуила отчего-то охватила злость. И от одной мысли о том, что она находилась наедине с музыкантом, ему хотелось раскроить тому череп. Его ладонь обожгла режущая боль, и эльф удивлённо уставился на зажатые в руке осколки хрусталя.

Нет, он не может этого позволить! Эта смертная засела слишком глубоко, как заноза. И он не позволит какому-то менестрелю увести её, пока он, король Трандуил, сам не решит так! С ней у него связано слишком много вопросов, но получить ответы, когда она находится за пределами дворца будет сложно…

Губы тронула лёгкая ухмылка. Он брезгливо поморщился, стряхивая осколки на каменный пол, и, кинув последний взгляд на небо, решительными шагами направился в свои покои. Всё-таки это по праву было его самое любимое место во дворце, ведь здесь звёзды всегда подсказывали ему верное решение.

Глава опубликована: 17.06.2018

31. Осколки

Сельвен устало улыбнулась и слегка покачала головой.

— Знаешь, мне кажется, отец скоро выгонит нас из дома, — и в ответ на мой непонимающий взгляд продолжила: — В дверь этого дома с пугающей частотой кто-то постоянно барабанит и почему-то всегда спозаранку!

Я не сдержалась и ухмыльнулась. Тем временем моя подруга, накинув палантин, дабы прикрыть порванное платье, уже скрылась в направлении входной двери, вновь оставив меня наедине с мыслями.

Произошедшее сегодня значительно пошатнуло мою уверенность в том, чтобы присоединиться к Ли и его труппе. Ведь, как говорится, что у пьяного на языке, то у трезвого на уме… Нет, менестрель был очень хорош собой, и было бы ложью с моей стороны утверждать, что он не был мне симпатичен. Как и любой женщине, мне даже польстило внимание такого красивого мужчины, особенно после последнего фиаско. Но что-то всё равно было не так, чего-то не хватало, чтобы внутри вспыхнула искра… «Потому что Ли не был им», — пронеслось в голове, и за это я была готова хлопнуть себя по лбу.

«Дура! Даже не думай об этом! Над тобой посмеялись, попользовались и выгнали, как надоедливую собачонку. А ты всё страдаешь! Смех, да и только. Нет, прав был всё-таки Александр Сергеевич…» — размышления прервала вновь материализовавшаяся в дверном проеме Сельвен и, поймав мой взгляд, лишь качнула головой в сторону входной двери.

Ли, понурив голову, неуверенно топтался снаружи и поэтому заметил моё появление лишь после того, как я делано прочистила горло. Он резко вскинул голову, шагнул ко мне, но тут же замер в нерешительности. В тот момент на его лице отразился целый спектр эмоций: разочарование, стыд, надежда. Он устало провёл рукой по лицу и наконец заговорил. Обычно звонкий голос сейчас звучал неуверенно, даже надорванно.

— Я даже не знаю, что сказать… Я… Мне… — Ли раздражённо выдохнул. — Прости меня, — впервые с момента его прихода, наши взгляды напрямую встретились. — Тому, что произошло, нет никаких оправданий. Я повёл себя как последняя свинья… — он неуверенно стрельнул глазами за моё плечо и перешёл на еле различимый шёпот. — Мы можем отойти чуть подальше от двери?

Я ответила неуверенным кивком: лишние вопросы со стороны Сельвен сейчас были ни к чему, а обсуждать сложившуюся ситуацию на Всеобщем казалось неуместным. Однако, как только мы отошли на безопасное расстояние, между нами повисло напряжённое молчание. Я, наверное, должна была что-то ему сказать, но в голову не приходило ничего подходящего, скорее наоборот, мне хотелось выслушать его. Внутри царили смешанные чувства раздражения, какого-то горького осадка, обиды на него и почему-то злости на саму себя. Ли, тем временем, скользнул по мне неуверенным взглядом, чуть нахмурился и снова заговорил.

— Я не знаю, что на меня нашло там… Конечно, можно было бы списать всё на дебильную травку да алкоголь, но это будет нечестно с моей стороны… Я, наверное слишком увлёкся… Мне показалось, что между нами что-то…— он несколько нервно сглотнул и покачал головой. — Да что я говорю. Это всё не то. Знаешь, я впервые не могу подобрать те самые нужные слова. Ты, наверное, считаешь меня каким-нибудь извращенцем, насильником или…— Ли прервался на полуслове, пытаясь поймать мой взгляд, но я упорно смотрела в сторону и молчала. — Мне просто снесло голову. От того, что ты такая же, как и я. От того, что в этом безумном месте встретил кого-то из нашего мира, с кем могу говорить, не стесняясь и не думая над каждым словом. У кого и сердце, и мысли, кажется, бьются в такт с моими… Да ещё и женщина, красивая, весёлая, живая и настоящая… Не в пример местным чопорным девам, эльфийкам или смертным… Поэтому я и забылся, придумал себе что-то, чего на самом деле нет. И теперь вот разрушил всё…— на последних словах его голос резко оборвался. Тишина, только стук моего сердца и его тяжёлое дыхание. — Да не молчи же ты! Скажи хоть что-нибудь! — он резко развернул меня за плечи, заставляя посмотреть на него. В его глазах стояли слёзы. — Хочешь, ударь меня! Накричи! — его голос набирал обороты, пальцы впивались в мои предплечья. — Я это заслужил! — в этих тёмных глазах отразилась такая тоска, что моё сердце невольно сжалось. Но вот он разжал пальцы, отступая на несколько шагов. — Я всё разрушил, — выдохнул он. — Я понимаю… Тебе, наверное, даже противно на меня смотреть, после моего поведения… Но я должен был прийти и объясниться, даже если ты мне не поверишь и не простишь, — он слегка качнул головой. — Я пойду. Но напоследок хочу сказать, что я был счастлив встретить тебя. Надеюсь, что когда-нибудь ты сможешь понять и простить меня… Прощай, — его губы тронула грустная улыбка, он кинул последний взгляд в мою сторону и медленно побрёл в направлении дворца.

Я смотрела ему вслед, чувствуя, как сквозь пальцы ускользает последняя частичка моего прошлого, меня самой. Ведь все те слова, что он говорил, я могла сказать и о себе и, быть может, повела бы себя точно так же, окажись на его месте. Если бы встретила первым его, а не того другого…

— Ли, постой, — собственный голос показался мне очень тихим, но он меня услышал и замер. — Не уходи, — он медленно развернулся, обратив на меня полный надежды взор. — Не уходи, — повторила я, а он неуверенно шагнул в мою сторону. Теперь настала моя очередь говорить. — Прошлой ночью ты меня напугал. Ты был как сам не свой, и на мгновение я даже испугалась того, что могло бы произойти, если бы мне не удалось тебя оттолкнуть, — Ли стыдливо потупил взор и поморщился. — Но я тебя понимаю, — наши взгляды снова встретились.

— Значит ли это, что я тебе не противен? — прошептал он, остановившись в нескольких шагах от меня.

— Нет, — с его губ сорвался вздох облегчения, а я продолжила. — Возможно, в том, что произошло, есть и моя вина. Прости, если дала повод для лживых надежд. Не буду скрывать, ты мне симпатичен, но в моём сердце пока все слишком сумбурно. Я только свыклась с мыслью, что происходящее всё же не сон, и что это действительно Средиземье. Но это ещё не значит, что от этого легче, — Ли понимающе кивнул. — Моё сердце не свободно, — теперь в его глазах мелькнуло неподдельное удивление, — Понимаешь, в нашем мире остался человек, которого я искренне любила…

— Я понимаю, — улыбнулся он.

«Ты врёшь», — прозвучал в голове голос лесного духа, и я невольно вздрогнула всем телом. «Ты отпустила его из своих мыслей и сердца, когда оказалась здесь. Я помню. Я видел это», — прошипел лесной хозяин, отчего по спине пробежал холодок, а сердце неприятно сжалось от стыда, но не перед Лаэртом, а перед собой. Ведь говоривший был прав, с момента той самой призрачной встречи я почти ни разу не вспоминала о нём, наоборот, все мои мысли заполнил другой… Неожиданно стыд обратился в злость на саму себя и на непрошеного гостя в моих мыслях.

«Прочь из моей головы», — был мой немой ответ, пока я спешно воздвигала барьеры вокруг сознания.

«Ты ошибаешься…», — прошелестело эхо среди крон деревьев, и я могла поклясться, что это было уже наяву, но Ли, кажется, ничего не услышал.

— Ирина, с тобой всё в порядке? — Ли озабоченно и настороженно наблюдал за мной.

— Да, конечно.

— Просто ты замолчала…

— Воспоминания, — отрезала я и на этот раз не соврала.

— Так ты простила меня? — он аккуратно взял меня за руку, заглядывая в глаза. Ли опять показался мне очень молодым и даже наивным, и неожиданно для себя я улыбнулась.

— Да, я прощаю тебя, — он весь засветился от счастья и дёрнулся было вперёд, чтобы обнять, но остановился на полпути и лишь горячо поцеловал мою руку. А потом мы просто стояли рядом, наслаждаясь тишиной и первыми лучами пока ещё по-летнему тёплого солнца, но в какой-то момент нехватка сна дала о себе знать, и я сладко зевнула. — Ли, я, пожалуй, пойду. Мне надо ненадолго прилечь…

— Как я тебя понимаю! Рад, что ты об этом сказала. У меня у самого глаза слипаются. Да и башка раскалывается. Чувствую, похмелье будет суровое…

Я не сдержалась и тихо захихикала.

— Нет, всё-таки мы другие. Права была Сельвен в отношении тебя…

Однако мои слова произвели неожиданный эффект. Он мгновенно напрягся, глаза зло сверкнули.

— Да ну?! Что там твоя эльфийка тебе про меня наплела? Не доверяй, блюди честь? — Ли был в ярости, я же только удивлённо хлопала глазами.

— Ли? Да что с тобой?

— Со мной? Всё отлично! Скажи мне, она успела тебя переубедить? Ты ведь хочешь мне сейчас сказать, что решила остаться с ней? Так? — в его тоне слышалась неприкрытая агрессия, и он ощутимо сжал мою ладонь.

— Ли! — повысила я голос, и он наконец посмотрел на меня. — Сельвен мне ничего такого не сказала. Просто ты показался ей немного странным и другим, и вроде как она видела тебя где-то… Да что тебе вообще сделали эльфы? За что ты их так не любишь?

Он отпустил мою ладонь, на мгновение прикрыл глаза и, сделав несколько глубоких вдохов и выдохов, продолжил уже более спокойным тоном.

— Ничего. В том-то и дело, что ничего, — когда он снова открыл глаза, взгляд его стал немного отстранённым. — Тогда, когда я здесь только оказался, первыми, кого я встретил, были именно эльфы. Мне повстречался небольшой отряд… Я до сих пор помню, с каким восхищением смотрел на них. Такие прекрасные, совершенные, они, казалось, излучали свет, и я, напуганный, потерянный и дезориентированный, бросился к ним, как ребёнок, в поисках спасения, понимания, совета, в конце концов! — его лицо было печальным. — Но они прогнали меня. Будто я был надоедливой собакой! Сколько презрения и отвращения было в их глазах. Я был один, без оружия, без какого-либо знания об этом мире, в лесу, кишащем дикими зверями и прочей мерзостью, а эти «светлые» создания оставили меня там на верную погибель. Им было всё равно. И когда я попытался за ними последовать, даже пригрозили оружием. А вот Харадримы, которых здесь все считают чуть ли не исчадием ада и приспешниками самого Сатаны, приняли меня. Они не задавали вопросов, делили со мной свой хлеб и кров, не требуя ничего взамен. Остальное ты знаешь, — Ли замолчал. Мне же стало неловко, будто я обвинила его в чём-то.

— Прости. Я не знала, — прошептала я, касаясь его ладони.

В ответ он лишь покачал головой и, переплетая наши пальцы, снова поцеловал мою руку. Уголки его губ еле заметно дёрнулись вверх.

— Забудь. Это прошлое. Ты прости меня за то, что так вспылил. Недосып — плохой советчик, — я кивнула. — Просто помни об одном. Какими бы чудесными, правильными и добродетельными не были эльфы, они в первую очередь всегда думают о себе и своих интересах. Я уверен, что твоя Сельвен на самом деле хорошая, милая и добрая. Однако, думаю, что тогда она забрала тебя из леса не только из-за своей сердобольности, — я непонимающе нахмурилась, а он пояснил. — Или ты думаешь, она не заметила твоих глаз?

— То есть?

— У тебя двухцветные глаза, Ирина.

— У меня обычные каре-зелёные глаза, Ли.

Но он назидательно зацокал языком, отрицательно покачав головой.

— Обычные — это в нашем мире. Здесь — это в диковинку. Неужели ты не заметила? — в моей голове забегали мысли, старательно выкапывая из памяти и анализируя цвет глаз всех встреченных мною здесь людей, эльфов, гномов и хоббитов. Ли же, словно растолковал мои раздумья и тихим голосом подытожил. — В Средиземье у всех глаза одного цвета. Они могут быть ярких и необычных расцветок, по сравнению с нашим миром, но тут нет двухцветных глаз. И уж поверь мне, эта твоя особенность не укрылась от твоей эльфийки. Думаю, её мучают вопросы о том, кто ты и откуда… Бессмертие может быть ужасно занудным, поэтому если на пути эльфов встречается что-то или кто-то, вызывающее интерес, они не отпустят и не оставят, пока не докопаются до истины. Или пока им не станет скучно.

От его слов по спине пробежал неприятный холодок, а на душе стало тошно. Неужели для Сельвен я всё это время была не более, чем интересным объектом? Может, поэтому она и тянет время, то и дело откладывая наш отъезд по той или иной причине? Выходит, останься я с ней, то буду всего лишь игрушкой, предметом изучения…

— Ирина, тебе стоит отдохнуть, — прервал Ли мои раздумья. — Да и мне надо перевести дух. Вечером снова придётся развлекать толпу, — он легко поцеловал меня в лоб. — Сладких снов! И спасибо, что дала мне ещё один шанс.

Он уже хотел повернуться, как я остановила его за руку.

— Ли, спасибо тебе. И я хочу, чтобы ты знал, что моё решение остаётся в силе, — он удивлённо повёл бровью. — Я хочу уехать с тобой, если ты ещё не против.

В следующее мгновение он улыбнулся и радостно закивал.

— Боже, конечно! Я рад и, признаться, счастливо удивлён.

Мне же, глядя на его неприкрытое веселье, стало ещё горче и тоскливее на душе, но, стараясь не выдать себя, я тоже улыбнулась. Вскоре, пожелав друг другу приятных снов, мы расстались, с уговором, что Ли зайдёт ко мне вечером перед представлением, чтобы обсудить детали моего побега. Почему-то никто из нас не сомневался, что подобру-поздорову меня не отпустят.


* * *


Мои веки только сомкнулись, но, казалось, уже в следующий момент кто-то настойчиво тряс меня за плечи. Надо мной стояла напряженная и встревоженная Сельвен, и судя по тому, как та поджимала губы и хмурилась, она была чему-то очень не рада. Однако, прежде чем я успела хоть слово сказать, она быстро зашептала.

— Ирина, вставай. Пришли стражники, — это заставило меня резко сесть на кровати, отчего перед глазами всё поплыло. Сельвен тем временем уже стояла у небольшого шкафа, где хранились все мои скудные пожитки, и торопливо складывала их в большой плетёный короб.

— Ты можешь объяснить мне, что происходит? — проговорила я несколько раздражённо.

Сельвен замерла на секунду и, бросив мне платье, покачала головой.

— Вблизи дворца обнаружили орков, — объяснила она, когда с упаковкой вещей было покончено. — В следствии чего король повелел всем явиться во дворец, — она тяжело вздохнула, встречаясь со мной взглядом. — Они пришли почти сразу после того, как ты заснула. Требуя, чтобы мы собрали только всё самое необходимое. Мне удалось уговорить их забрать хотя бы часть библиотеки, — Сельвен грустно улыбнулась. — Да и тебе дать немного выспаться. Но теперь нам пора.

— А если я не хочу во дворец?..

— Тогда по указу короля тебя туда доставят волоком. Они хотят закрыть главные ворота, чтобы никто не мог ни войти, ни выйти…

— Замечательно! — прошипела я, со злостью натягивая на себя платье. — И как долго продлится эта эвакуация?

— Эва…что? — переспросила Сельвен, но я лишь отмахнулась.

— Наше пребывание во дворце, — отрезала я, завязывая шнуровку по бокам.

— Это неизвестно…

Мне удалось чудом сдержаться, чтобы не перейти на нелитературный русский.

— Значит, опять отсрочка.

— Что ты имеешь в виду? — удивилась Сельвен, а я неожиданно вскипела.

— Что я имею в виду? Ты обещала мне, что мы покинем Лихолесье. Срок миновал когда? — она упрямо поджала губы. — Правильно! Прошло уже больше двух недель!

— Ирина…

— Довольно! Зачем ты меня сюда притащила?

— Ты была одна в лесу…

— Нет, ты скажи мне правду! Тебе стало интересно, ведь так? Странная смертная с необычными глазами, надо бы её изучить. Как невиданную зверушку. Или я ошибаюсь? — Сельвен замерла напротив в изумлении и смятении. — А теперь, наверное, хочешь оставить меня здесь, как подопытного кролика. Может, сделаешь мне трепанацию черепа али аутопсию? Ну, чтобы покопаться там внутри, посмотреть, что к чему? — Сельвен нервно сглотнула. — Ну что ты молчишь? Я правду говорю? — в комнате повисло гнетущее молчание. В тот момент мне больше всего хотелось, чтобы Сельвен вспылила, наорала на меня, всё отрицая, пусть даже называя меня сумасшедшей, но она не проронила ни слова, лишь виновато опустила голову. — Я говорю правду… — прошептала я, чувствуя, как комок застрял в горле.

— Ирина… — выдохнула она наконец. — Это правда. То, почему я забрала тебя тогда из леса, — она посмотрела на меня и тут же стыдливо отвела взгляд. — Но многое поменялось. Я действительно хочу тебе помочь и вывести отсюда, как и обещала, но…

— Как я могу тебе верить? — перебила я и открыла было рот, чтобы сказать что-то ещё, как дверь в спальню бесцеремонно распахнули. На пороге возвышался один из стражников. Он смерил меня презрительным взглядом и обратился к дочери лекаря на Сильване. Та что-то коротко ответила, и стражник резко развернулся и скрылся в коридоре.

— Нам надо идти. Я объясню тебе всё, как есть, только не сейчас. Пожалуйста… — Сельвен попыталась взять меня за руку, но я отдёрнула ладонь.

— У меня нет другого выбора, — процедила я, спешно повязывая палантин и прикрепляя к поясу кинжал. Затем, подхватив короб, направилась к выходу.

Путь до дворца прошёл в полном молчании. Я то и дело чувствовала на себе её взгляды, но продолжала упорно смотреть себе под ноги. Сельвен оказалась права, нам действительно разрешили взять только самое необходимое. Она, как и я, несла за плечами похожий плетёный короб, а один из стражников нёс в руках средних размеров сундук, содержимое которого составляли, скорее всего, самые ценные книги и записи из библиотеки лекаря.

Вопреки моим ожиданиям, сразу после того, как мы миновали главные ворота, нас не разделили, и сопровождающие нас эльфы уверенно направились к лестницам на верхние уровни. Похоже, не я одна это заметила, и Сельвен что-то тихо спросила у одного из стражников, на что тот дал довольно односложный ответ. Мы поднимались всё выше и выше, и в какой-то момент я не выдержала и, поравнявшись с Сельвен, осторожно прошептала.

— Куда мы идём?

— В мои прежние покои.

— И это где? — поинтересовалась я, хотя уже догадывалась.

— На верхних уровнях. Помнишь тот сад, где мы повстречали Владыку?

Я кивнула. Как же я могла его забыть? И сад и Владыку… От воспоминания о последнем, мне вдруг стало совсем невесело.

«Выходит, теперь мне придётся жить в непосредственной близости от короля. А что если мы опять встретимся? — в ответ на это сердце предательски сжалось, а я с раздражением поняла, что даже была бы рада такому совпадению. Вслед за этими мыслями тут же последовала мысленная оплеуха. — Нет, увидеть его сейчас, когда я только начала забывать о своём позоре, было бы ужасно. Да и как найдёт меня Ли, даже если мне нельзя ходить здесь без сопровождения? А проводить дни и ночи в обществе той, что всё это время мне так нагло лгала и воспринимала не более, как забавную зверушку, будет пыткой», — мысли болезненно отдавались в висках, а от злости я только что не скрипела зубами, поэтому чуть было и не пропустила, как мы остановились.

Прежние покои Сельвен были по праву достойны придворной дамы. Они состояли из двух комнат: небольшого кабинета и спальни. Мебель светлого дерева, золотистые росписи на стенах — всё это чем-то напомнило мне Ривенделл. Только из высоких готических окон открывался вид не на цветущую долину, а на бескрайний лес. Наверное, при других обстоятельствах, я бы была рада новому месту жительства и, быть может, оценила его по достоинству, но не сейчас. Мне вновь, как и тогда в каморке у библиотеки, казалось, что меня посадили в клетку. Но если там я была предоставлена самой себе, то здесь мне придётся терпеть присутствие Сельвен. Похоже, та тоже была не рада новому раскладу вещей и разглядывала убранство комнаты с неприкрытым раздражением.

— А где будет спать моя помощница? — проговорила она отрывисто и, видно специально для меня, на Всеобщем. Тот стражник, что до этого момента возглавлял всю нашу процессию, неопределённо пожал плечами.

— У меня, леди Сельвен, нет конкретных указаний по этому поводу, но…

— Она может остаться с вами и спать в кабинете на диване или на полу в спальне, — перебил его тот, что донёс сюда сундук. Услышав это, я чуть было не хмыкнула в голос, Сельвен же только утвердительно кивнула. Её, кажется, это вполне устраивало. Но не меня.

— Прошу прощения. Но мне бы не хотелось стеснять леди Сельвен, — пролепетала я нарочито скромно, приседая в реверансе. — Возможно, было бы удобнее, если я отправлюсь на нижние уровни и буду ночевать вместе со всей прислу…

— Нет. Это запрещено, — оборвал меня всё тот же эльф. — Если того пожелает твоя госпожа, ты можешь спать в той каморке, что прилегает к библиотеке.

Я рискнула посмотреть на свою спутницу. Сельвен смотрела на меня со смесью удивления и разочарования на лице.

— Я была бы несказанно рада, если госпожа мне это позволит, — промолвила я, в упор глядя на Сельвен. Та виновато отвела глаза.

— Думаю, так будет лучше. Я разрешаю Даэрэт спать там, — второй стражник кивнул и развернулся к двери, видимо, чтобы проводить меня, когда Сельвен неожиданно обратилась ко мне: — Но ты должна каждое утро являться сюда для поручений, — зелёные глаза смотрели на меня с надеждой и даже мольбой, но меня это не трогало.

— Вы очень добры ко мне, госпожа, — мои губы растянулись в елейной улыбке, отчего Сельвен немного скривилась, но больше ничего не сказала. Ещё раз поклонившись, я покинула её и молча проследовала за стражниками в свою прежнюю келью.

Наверное, мне стоило удивиться, почему каморка до сих пор пустовала и почему место такого необходимого библиотечного «виночерпия» было всё ещё не занято, но в тот момент мне было не до этого. Сказать по правде, я даже не была уверена, насколько хорошей была моя идея вернуться туда, ведь по сути променяла шило на мыло. Но я старалась убедить себя, что из двух зол выбрала меньшее, и хотя бы ночью смогу отдохнуть от общества Сельвен.

В маленькой комнате всё было по-прежнему, только небольшой слой пыли говорил о том, что после моего ухода сюда больше никто не заходил. Стражник зашёл внутрь, чуть посторонившись, пропуская меня вперёд. Я молча прошла к кровати в углу и наконец сняла с плеч уже порядком надоевший короб. Помимо воли глаза скользнули вверх, к золотому колокольчику, но его не было. Словно прочитав мои мысли, стражник неожиданно заметил.

— В твои обязанности входит помогать леди Сельвен в лаборатории и больничном крыле. Вследствие чего тебе разрешается посещать сады на верхних уровнях, — я медленно развернулась, поймав на себе его насмешливый взгляд. — Других привилегий у тебя нет, — с этим он коротко кивнул и бесшумно скрылся, не забыв прикрыть за собой дверь.

Остаток дня я провела за тем, что распаковала и разложила вещи, а после, с облегчением отметив, что меня не заперли, прошмыгнула через пустынную библиотеку в умывальную, где наскоро ополоснулась. А когда возвращалась обратно по безлюдным коридорам, невольно поймала себя на мысли, что эта часть дворца напоминала мне замок Спящей красавицы. Кругом тишина, никого не слышно и не видно. На этот раз по возвращении меня никто не ждал, и как только я устало опустилась на кровать, мои глаза почти сразу смежил сон.

В комнате кто-то был. От ощущения того, что чей-то взгляд скользил по телу, я невольно поёжилась, а внутренности сдавил холодный липкий страх. Первые несколько секунд я даже не могла заставить себя открыть глаза, как в детстве, когда нам кажется, что если мы не видим зла, его нет, оно не сможет нам навредить… Резко втянув воздух, молча уставилась в потолок, на котором отсветы одинокой свечи рисовали извилистые тени.

«Интересно кто зажег свечу?» — в это мгновение надо мной мелькнула тень, и инстинктивно я уже почти закричала, но чья-то рука успела зажать мне рот.

— Тихо. Тихо. Ты нас выдашь, — рука исчезла.

— Ли? — прошептала я, находя глазами силуэт. — Как ты здесь оказался? Как ты меня нашёл? — «И как давно за мной наблюдаешь?», — но последний вопрос я задала про себя и почему-то напряглась.

— Ну мы же договаривались. Забыла? А когда попытался к тебе пройти, меня не выпустили, — Ли сидел на краю кровати, откинувшись и чуть касаясь моих ног. Он весело улыбался, будто всё происходящее было в порядке вещей. Мне же его близость показалась слишком интимной и я постаралась незаметно отодвинуться, подобрав ноги под себя. Отчего-то стало стыдно (ведь он мне ничего не сделал), и я не придумала ничего лучше, чем скрыть смущение за вопросами.

— А как ты меня нашёл да ещё пробрался на верхние уровни?

Он перестал улыбаться и оценивающе смерил меня взглядом.

— У меня такое чувство, что ты не рада меня видеть? — его глаза, казавшиеся сейчас неестественно чёрными, подозрительно прищурились.

— Нет, что ты! Просто ты меня немного испугал, да и не хочется, чтобы у тебя возникли проблемы…

На это он лишь махнул рукой.

— Не переживай! У меня всё под контролем. Хотя, признаюсь, пробраться к тебе всё равно, что к Рапунцель на башню лезть, — довольный собой, он весело захихикал. — Всех тайн открывать не буду, скажу одно — мне пришлось пустить в ход всё своё очарование.

— Строил глазки эльфийским стражникам? — пошутила я, одновременно злясь на себя за то, что его присутствие меня так взбудоражило. Ли же заливисто рассмеялся, отчего мой взгляд тут же метнулся в сторону двери.

— Что ты такая нервная! Не переживай, тут нас никто не услышит, — ответив коротким кивком, я легко соскользнула с кровати и, спешно оправляя платье, направилась к небольшому столику, где стоял кувшин с водой и две глиняные кружки. — Да, странное место. Похоже на больничную палату, — раздался за спиной задумчивый голос музыканта.

— Не номер люкс, но я уже привыкла, — выпалила я на автомате.

— Привыкла? — последовал тут же вопрос, а мне хотелось пнуть себя за то, что невольно проболталась. Ведь Ли ничего не знал о моём кратковременно пребывание во дворце.

— Угу, — я повернулась к нему и делано хлопнула в ладоши. — Но ты, верно, думаешь, что хозяйка из меня ужасная. К сожалению, из напитков могу предложить только… воду. Будешь?

Он улыбнулся и кивнул, внимательно отслеживая мои движения, пока я разливала содержимое кувшина по кружкам, а приняв «угощение» из моих рук, хитро подмигнул.

— А как же вино за дверью, хозяюшка? Или я не настолько почётный гость?

— Оно, увы, не моё…— сорвалось с языка прежде, чем я успела себя остановить.

— Да ладно, не смущайся. Я знаю. Мне уже всё рассказали. Как и то, что ты тут уже жила…

От его слов мои щеки предательски запылали, и я была рада, что стояла в тени.

— Было дело, да недолгое, — попыталась было отшутиться, но вышло коряво, и я внутренне скривилась. Ли же, кажется, ничего не заметил (или сделал вид), в любом случае он не стал мучить меня расспросами, а лишь залпом осушил кружку.

— Ладно. Мне, к сожалению, пора. На твои поиски ушло больше времени, чем я думал, — он легко соскочил с кровати и шагнул ко мне, и вновь моей первой реакцией было напряжённо задержать дыхание. — Мне сегодня опять публику развлекать, — его губы тронула полуулыбка. — А вот тебе стоит немного расслабиться и отдохнуть. И, думаю, одной водой, — он кивнул на всё ещё зажатую в моих руках кружку, — дело не поправить, — уже у самой двери он опять обернулся. — Возможно, тогда ты расскажешь мне, что тут делала так недолго?.. — и, не дожидаясь ответа, Ли скрылся за дверью.

На душе было гадко. Я чувствовала себя виноватой перед ним, хотя не сделала ничего дурного.

«Да, ты просто соврала. Ой, простите, забыла сказать о том, что уже бывала здесь. Ведь тогда пришлось бы и о короле поведать. О том, как он тебя…» — с губ сорвался почти звериный рык, и я нервно дёрнула ставни небольшого окошка. Холодный ночной воздух ворвался внутрь, а вместе с ним тихий шёпот леса. Мне почему-то никак не удавалось избавиться от мысли, что я всё больше и больше запутывалась в себе, в своих ощущениях, чувствах, мыслях… Тогда меня впервые за всё это время посетило осознание, что мне больше всего не хватало одного человека, вредного, упрямого, дотошного и хитрого… Однако почему-то только с ним я всегда была предельно откровенна, ничего не скрывала и не утаивала. Помимо воли на глаза навернулись слёзы. — «Если бы ты не предал меня, я бы не стояла сейчас здесь, не изматывала бы себя этими сомнениями… Быть может, мы бы всё так же шутили, препирались, курили тайком… И, возможно, я бы не умирала так, Олорин…»


* * *


— Олорин…

Он резко распахнул глаза, но ответом ему было лишь чёрное как смоль испещрённое звёздами небо. Он мог поклясться, что это был её голос, её шёпот, что словно крыло бабочки, невидимым шёлком коснулось его мыслей.

— А ведь я предупреждал тебя…— Гендальф тут же принял сидячее положение. Радагаст сидел у костра, уставившись остекленелым взглядом в пламя, и то и дело выпускал изо рта кольца сизого дыма.

— О чём ты? — cпросил Серый маг, слегка нахмурившись, но ответом ему была лишь ухмылка.

— Ты знаешь… о ком я…

Казалось, Радагаст хотел сказать что-то ещё, но так и замер на полуслове, а вместо этого наклонился в сторону, положил ладонь на землю и закрыл глаза, будто прислушиваясь к чему-то. Гендальф, до этого внимательно наблюдавший за его действиями, только покачал головой.

Они оба устали. Тёмная магия, которой был пропитан сам воздух вокруг могильников, высасывала слишком много сил, наполняя душу унынием, а мысли иллюзиями. Даже сейчас, когда между чёрными хребтами, разрезающими небосклон, пролегло уже несколько дней пути, он всё ещё мог ощущать этот странный запах: смесь гниения и почему-то корицы. Гендальф невольно поморщился и, решив, что всё равно больше не уснёт, последовал примеру своего спутника и раскурил трубку.

Кругом было слишком тихо: ни шороха, ни вскрика ночной птицы, словно мир вокруг притаился или наблюдает за ними. Последнее заставило Гендальфа напряжённо оглядеться, но за пределами отсветов от костра всё было окутано ночным мраком, в котором невозможно было что-либо разобрать. Им надо было спешить и как можно скорее донести тревожные вести об обнаруженном в могильниках до Элронда, Галадриэль и…

— Ты постоянно думаешь о ней.

Он вздрогнул всем телом, вновь обращая взор в сторону Коричневого мага, поза которого так и осталась неизменной.

— Ты ошибаешься, друг мой, леди Галадриэль…

— Я не о ней говорил, — улыбнулся Радагаст, открывая глаза, в которых не было и тени былой отрешённости. — Это всё та женщина, что была с тобой тогда. Она, словно тень, постоянно присутствует в твоём сознании.

Гендальф хотел возразить, но какой смысл было скрывать очевидное?

— Ты прав. Просто она покинула отряд гномов очень… неожиданно, и я переживаю из-за того, что могло с ней случится.

Радагаст чуть склонил голову на бок, и на мгновение показалось, что в его взгляде мелькнуло сомнение. Наконец он еле заметно кивнул и, затянувшись трубкой, прикрыл глаза.

— Это понятно, — был его короткий ответ. Вокруг костра снова воцарилась тишина, и спустя какое-то время Гендальф вернулся к созерцанию пламени. Так можно было дать мыслям необходимый отдых и очистить душу, наполняя её восстанавливающим силы светом… — Только лес ей ничего не сделает, Олорин, — показавшийся оглушающим голос Радагаста вырвал его из оцепенения.

— Откуда ты знаешь, что она в лесу? Даже я неуч… — но он осёкся, не договорив.

— Я уже встречал таких, как она, — прошептал Радагаст, и облачённый в серую мантию Майа замер. — Осколки другого мира, занесенные сюда судьбой или по чьей-то злой воле…

— Почему ты никогда мне об этом не рассказывал? — осторожно промолвил Гендальф, но тот лишь покачал головой.

— Однако, она женщина… Как необычно… Те, другие, были все мужчины… — он продолжил говорить сам с собой, и постепенно слова слились в неясное бормотание.

— Радагаст… — но тот его не слышал, устремив взор в темноту. Гендальф глубоко вздохнул и попытался повысить голос, хотя и догадывался, что это было бесполезно: — Радагаст!

Краем глаза наблюдая за волшебником, Серый маг снова и снова прокручивал в голове услышанное. Выходило, что Ирина была не первой, попавшей сюда. Но зачем и почему? Кому это надо? А в простые совпадение или случайность он не верил. И куда они потом пропали? Ведь ни он сам, ни Элронд, ни Галадриэль ничего об этом не слышали. Только Радагаст и… «Саруман», — пронеслось в голове. По неизвестной причине Гендальф был абсолютно уверен, что главе ордена было известно о чужеземцах, как и об Ирине… Последние мысли эхом отдавались в голове, заставляя сердце биться чаще, а внутри холодной змеёй заворочалось нехорошее предчувствие. Ему нужно было найти её как можно скорее, пока…

«Пока её не нашёл кто-то другой», — закончил за него внутренний голос. Майа затянулся трубкой, только для того, чтобы обнаружить, что та давно погасла в его руках. Небо над их головами заметно посерело, предвещая наступление такого долгожданного утра.


* * *


Здесь опять было до невыносимого тихо и безлюдно, и мои собственные шаги казались ужасно гулкими и громкими.

«Такое ощущение, что они специально что-то вмонтировали в каменный пол. Чтобы только сами эльфы могли бесшумно двигаться, а все остальные — словно стадо слонов», — я раздражённо фыркнула, стараясь ступать ещё тише, но, увы, с тем же результатом.

Шёл третий день моего пребывания во дворце, а нервы и терпение уже были на исходе. И на то было как минимум две причины: Сельвен и Ли. И если первая решила извести меня поручениями, постоянно подкидывая те или иные дела, то второй — вниманием. Мне стало казаться, что эльфийка специально придумывала что-нибудь, только бы держать меня возле себя, и отпускала лишь поздней ночью. И тогда, как чёртик из табакерки, появлялся менестрель. Поначалу его общество меня радовало, так как отвлекало от мыслей о Сельвен, но постепенно стало всё больше и больше раздражать. Сколько раз я уже пожалела о том, что дверь в мою каморку не запиралась, нельзя было и сосчитать. А Ли будто бы и не замечал ничего. Он почти по-хозяйски наведывался в мою келью посреди ночи или рано утром, полностью забыв о таких понятиях, как приватность и личное пространство. Поэтому в голову то и дело лезли мысли о том, что Ли меня контролировал, проверял, на месте ли, что было полным бредом, конечно, но всё же…

Вот и сейчас я не могла избавиться от ощущения, что кто-то за мной наблюдает, хотя в коридоре не было ни души.

«Такими темпами у меня скоро тронется крыша…» — я остановилась, устало привалилась к стене и прикрыла глаза. Однако чувство не исчезло, скорее наоборот, только усилилось. И теперь мне даже казалось, что смотрящий стоял где-то справа от меня. Повинуясь странному импульсу и всё ещё с закрытыми глазами, я слегка повернула голову в ту сторону. Секунда, две, и неожиданно перед сомкнутыми веками стал вырисовываться силуэт, напоминавший притаившегося у стены ребёнка…

— Бильбо,—выдохнула я. Фигура заметно вздрогнула и в ту же секунду метнулась в одну из тёмных альков. — Бильбо, стой, — проговорила я уже отчётливее, открывая глаза и спешно развязывая край палантина, скрывавший лицо. Сердце забилось в тревожном ожидании. Мой взгляд скользил вокруг, но в коридоре никого не было. И когда я уже решила, что это моё воспалённое воображение сыграло со мной такую злую шутку, кто-то аккуратно дотронулся до моей ладони. От неожиданности я чуть не закричала, но вовремя спохватилась и, зажав себе рот рукой, резко обернулась. Рядом со мной стоял хоббит.

Наверное, в тот момент мы оба выглядели одинаково удивлёнными и напуганными. Первой опомнилась я и, упав на колени, горячо обняла Бильбо, который продолжал смотреть на меня расширенными и полными искреннего изумления глазами. С моих губ срывалось невнятное бормотание вперемешку с тихими всхлипами, а внутри всё сжималось от непонятно откуда взявшегося, переполняющего чувства сентиментальной радости. Да и сам хоббит, отошедший от первого шока, крепко обхватил меня за шею, чуть вздрагивая всем телом. Так мы стояли несколько долгих мгновений, пока не включился разум и чувство осторожности, и, оглядевшись по сторонам, мы юркнули в одиз из затемнённых альковов.

— Ирина, это и правда ты? — Бильбо первым нарушил затянувшуюся паузу. Он наспех смахивал набежавшие слёзы, а я только и могла что кивать как китайский болванчик. — Но как ты здесь оказалась и как давно? Хотя Торин и обмолвился, что вроде видел тебя, но он и сам не был уверен… А мне и в голову не приходило подобное…

В пустынном коридоре его голос показался опасно громким, и в какой-то момент я вынуждена была предупреждающе поднять палец к губам, на что хоббит понимающе кивнул и сразу замолчал.

— Я здесь… Наверное, почти месяц, даже больше. А попала, так же, как и вы…

— Тебя взяли в плен? — глаза полурослика тревожно сверкнули.

— Нет. Заблудилась…

— Да и вообще, почему ты тогда сбежала? Знаешь, как тогда Гендальф разозлился! — последние его слова невольно задели за живое и, видно, Бильбо что-то заметил, потому что сразу замолчал. — Прости, я не хотел сделать тебе больно… — прошептал он еле слышно.

— Это ничего, — я тяжело вздохнула. — Просто мне было необходимо уйти… — хоббит печально опустил голову, а я поспешила сменить тему:— Ты лучше расскажи, что с вами произошло?..

Конечно, события, что сейчас спешно пересказывал Бильбо, не являлись для меня секретом, но это было проще, чем говорить о себе, да и бархатистый шёпот хоббита действовал на меня успокаивающе. Поэтому пару раз я даже поймала себя на том, что мои губы сами собой растягивались в улыбке. Последняя пришлась явно не к месту, так как мой собеседник как раз закончил на том, что вчера повстречался наконец с гномами. Те пребывали в унынии и переживали о том, что время стремительно уходит, а плана побега у них пока не было. Бильбо замолчал и, склонив голову на бок, вопросительно вздёрнул бровь.

— Ты находишь это смешным? — он нахмурился, в голосе прозвучали раздражённые нотки, чего раньше за ним не наблюдала, во всяком случае в отношении себя. Его рука немного нервно дёрнулась к карману жилетки. Это подействовало отрезвляюще, и я сразу утратила всю свою весёлость.

— Нет, конечно. Но у меня есть идея, как вам помочь, — хоббит сразу расслабился, и набежавшая было тень исчезла. Однако, когда я изложила ему план, Бильбо задумался.

— Это всё неплохо, но есть один недочёт.

— Какой?

— Я не знаю, где находятся винные погреба. Просто не спускался так глубоко на нижние уровни…

— Погоди, а как ты тогда гномов нашёл? — мой мозг судорожно вспоминал, что было об этом написано в книге.

— Случайно. Я немного заблудился там внизу, а потом просто следовал за стражниками. Так и оказался в темнице. И обратно так же, — он смущённо улыбнулся, но тут же спешно добавил. — Но дорогу я запомнил! — теперь настала моя очередь хмуриться. Представление о том, где располагались винные погреба, я имела довольно туманное, но и спуститься вниз не могла. Ведь по указу кое-кого мне разрешалось свободно передвигаться только на верхних уровнях. От раздумий меня отвлёк хоббит. — Слушай, а куда ты направлялась?..

— Твою мать! — вырвалось у меня помимо воли, и я тут же оказалась на ногах. — Совсем вылетело из головы! — Бильбо удивлённо хлопал глазами. — Мне надо в сад за травами. Следуй за мной! — он кивнул и, подобно джину, тут же исчез.

Всю дорогу до заветной золотой калитки, я мысленно костерила себя на чём свет стоит за шалопайство. Сегодня впервые за эти несколько дней Сельвен «доверила» мне отлучиться за травами, и мне вовсе не хотелось обмануть её ожидания. И не потому, что хотелось выслужиться перед дочерью лекаря, а просто это был мой шанс на то, чтобы хоть иногда просто побыть одной.

Королевский сад был всё так же прекрасен и поражал буйством красок, как и тогда, когда я оказалась здесь впервые. В воздухе витал терпкий аромат цветов, отчего голова с непривычки немного закружилась. Спиной я всё ещё ощущала присутствие Бильбо и поэтому, пройдя вглубь цветущих зарослей, аккуратно бросила через плечо.

— Наслаждайся, но кольца не снимай. Здесь может оказаться кто угодно,— хоббит резко втянул воздух.

— Откуда…

— Тихо.

Мы вышли на то самое небольшое просветление среди деревьев и кустарников, где тогда повстречались с ним, и я невольно замерла. По телу пробежала волна странного волнения, ожидания… Взгляд скользнул вокруг — пусто. Я встряхнула головой, отгоняя глупые мысли, и сосредоточила всё своё внимание на том, за чем, собственно, сюда и пришла. Травы.

Не доверяя (по праву, надо сказать) моим познаниям во флоре Средиземья, Сельвен передала мне образцы каждого необходимого ей растения, с которыми сейчас, стоя на коленях, я сосредоточенно сверяла каждый сорванный мною стебель или соцветие. Время шло, принесённая корзина постепенно наполнялась, и осталось найти последний экземпляр. Это был небольшой серебристый цветок с ярко-красными тычинками, который пока ни разу не попался мне на глаза. Отложив образец, я устало потёрла глаза и уже хотела подняться, чтобы направиться в дальний угол поляны, как кто-то с размаху налетел на меня со спины. От неожиданности я удивлённо охнула, но в последний момент успела выставить руки перед собой, переворачиваясь. Это, к сожалению, не спасло меня от падения, но хотя бы теперь я оказалась лицом к нежданному обидчику. Но уже в следующую секунду на смену удивлению пришло раздражение.

— Ли, какого чёрта?! — прошипела я, упираясь ладонями в его грудь, но тот продолжал нагло улыбаться.

— Бу! Испугалась? — прошептал он не без гордости.

— Нет! Слезь с меня! — во мне закипала ярость.

Он делано закатил глаза, но повиновался. Ли сел рядом на траву, иронично наблюдая за тем, как я спешно отряхивалась и одёргивала задравшееся платье, что только подливало масла в огонь.

— С чего это ты так взбеленилась? Я же просто пошутил…

— Это было не смешно,— огрызнулась я, не скрывая негодования, на что он примирительно поднял руки.

— О-о-о… кто-то сегодня явно не в духе. У тебя что, критические дни?

— Не твоего ума дело! Как ты здесь оказался? Как меня нашёл? — с каждой секундой его присутствие всё больше действовало мне на нервы, и я поспешила встать на ноги. Ли молча последовал моему примеру и теперь замер напротив меня.

— Знаешь, мне кажется, ты не рада меня видеть…— проговорил он немного на распев. Уголки его губ дёрнулись было вверх, но во взгляде промелькнуло что-то, отчего по спине пробежали мурашки, а я неожиданно обрадовалась тому, что вместе со мной в саду был Бильбо (пусть и невидимый). Однако в следующую секунду, Ли виновато опустил голову. — Прости. Я думал обрадовать тебя, удивить… Вышло глупо… — он поднял на меня глаза, полные сожаления и такого знакомого юношеского тепла, что мне вдруг стало стыдно за свои мысли и чувства секундами ранее.

— Забудь. Я просто вся на нервах. Прости, что сорвалась.

— Значит, ты на меня не злишься?

— Нет, просто…

— Вот и отлично! — он лучезарно улыбнулся и попытался взять меня за руку, но я увернулась, решив поправить палантин.

— Ты так и не ответил, как здесь оказался?

Ли неопределённо пожал плечам.

— Дворцовые мышки нашептали. А вот чем ты здесь занимаешься? Ищешь стебельки для своей подружки? — он тихо захихикал, что неожиданно разозлило.

— Да,— отчеканила я, поднимая корзину и судорожно соображая, как бы от него поскорее избавиться. Последняя мысль удивила меня саму, но лишь на мгновение. Ведь по сути меня разозлила не сама глупая шутка Ли, а его появление. Он и так следовал за мной повсюду, и в этом саду, на этом месте, мне хотелось побыть одной.

— Нет, ты сегодня точно не в настроении… — протянул он, и я уже открыла было рот, чтобы сказать, что так оно и было и ему стоило просто уйти, но меня опередили.

— Что здесь происходит? — от звуков этого голоса сердце сразу ускорило ритм, мне стало одновременно холодно и невыносимо жарко. Я обернулась, приседая в почтительном реверансе. В тот момент мне захотелось провалиться сквозь землю, сбежать куда-нибудь, стать невидимой или просто встретиться с ним взглядом, но я могла лишь смотреть себе под ноги и молить всех известных богов, чтобы мои колени, готовые вот-вот превратиться в желе, не подкосились.

Глава опубликована: 22.06.2018

32. Аленький цветочек

Он удивился тому, насколько ровно прозвучал его голос, учитывая, какая ярость бушевала внутри лишь минутами ранее. Но сейчас, глядя на склонившиеся перед ним фигуры, он был вновь необычайно спокоен и холоден. Скользнув глазами по знакомому силуэту, эльф внутренне улыбнулся. В голове мелькнуло, что именно так он и встретил её впервые: на этой же поляне и в такой же позе, только в более приятной компании. Его взгляд невольно обратился к менестрелю, и в душе сразу зашевелилось приутихшее было раздражение. Этот смертный испытывал его терпение, постоянно мозолил глаза, путался под ногами…

— И долго мне ждать ответа? — краем глаза он заметил, как она напряглась, но упорно продолжала смотреть себе под ноги.

— Ваше величество, прошу прощения, если мы нарушили ваш покой и уединение…

Это был опять дотошный музыкант. Король удостоил его лишь мимолётным взглядом поверх головы и небрежно махнул рукой, разрешая подняться.

— Я и моя подруга просто увлеклись… — менестрель подобострастно склонился, а женщина, недовольно фыркнув, бросила в сторону того такой негодующий взгляд, что наблюдавший за этим Трандуил удивлённо вскинул брови.

— А что скажет на это твоя спутница?

Та слегка вздрогнула, но, вопреки его ожиданиям, не стала смущённо прятаться и уже в следующее мгновение гордо вскинула голову, встречаясь с ним взглядом. В её глазах мелькнули искры какой-то эмоции, но настолько быстро, что он не успел ничего распознать. И вновь голос менестреля прорезал тишину.

— Ваше величество, Даэрэт и я…

Но она оборвала его на полуслове.

— Музыкант ошибся и заблудился. Он уже собирался уходить, ваше величество, — она чуть склонила голову.

— Даэрэт, я просто хотел объяснить его величеству…

— Он уже уходит, — отчеканила она, и в её голосе прозвучали плохо скрываемые командные нотки, что явно не понравилось менестрелю, судя по тому, какой красноречивый взгляд он кинул в её сторону, но смертная не обратила на это ни малейшего внимания.

А вот от внимательных глаз эльфа ничего не укрылось, ни то как немного нервно подрагивали руки музыканта, когда тот поднимал свой плащ, ни как сверкнул глазами и зло поджал губы, прежде чем склониться в учтивом поклоне, на который женщина, продолжавшая смотреть прямо перед собой, ответила лишь сдержанным кивком. Не проронив больше ни слова, мужчина скрылся в ближайших зарослях. Они снова остались одни.

Трандуил медленно прошёл вперёд, чувствуя, как из-под приопущенных ресниц женщина внимательно следила за каждым его движением, пока он не обошёл её стороной и не остановился чуть позади. Минуты перетекали одна в другую, а король так и не проронил ни слова, и единственное, что нарушало тихую гармонию цветущего сада, было её неравномерное дыхание. Наблюдая сейчас за ней, он мысленно улыбался, то и дело задаваясь вопросом, насколько у неё хватит выдержки. Но та продолжала смотреть прямо перед собой. Он с сожалением осознал, что палантин всё ещё скрывал черты её лица, когда она неожиданно прервала затянувшуюся паузу.

— Ваше величество, я прошу прощения, если…

— Открой лицо, — его голос звучал тихо и даже задумчиво, но одновременно повелительно. С мрачным торжеством он проследил за тем, как она разжала побелевшие пальцы, аккуратно опустила корзину и медленно, будто нехотя, развязала край шарфа, и теперь ничто не мешало свободно разглядывать её. В голове неожиданно оформилась мысль, что он никогда не видел её в профиль, и только сейчас заметил, насколько он был правильным и тонким. За многие века и тысячелетия Трандуил повидал достаточно людей и эльфов, чтобы с уверенностью сказать, что обычной служанкой та, что стояла к нему спиной, не являлась.

У него было слишком много вопросов, остающихся, увы, пока без ответов. «Но ничего, у меня есть время…», — вновь улыбнулся он про себя, а вот смертной выдерживать воцарившееся молчание становилось всё сложнее. Она всё чаще моргала, будто пыталась прогнать сон или дурман, то сжимала, то разжимала кулаки, и наконец, сделав глубокий вздох, уже было собралась что-то сказать, но он её опередил.

— Прости, что прогнал твоего… друга, — намеренная пауза не укрылась от её внимания, она заметно напряглась, нервно сглотнула. — Но мне показалось, что его общество было тебе неприятно.

Похоже, последние слова оказались для неё полной неожиданностью, и теперь, повернувшись вполоборота, она смотрела на него с неприкрытым интересом и удивлением. Но вот её взгляд снова обратился вниз, губы обиженно поджались. Король невольно нахмурился, однако в следующее мгновение смертная резко вскинула голову и, глядя ему прямо в глаза, улыбнулась. Это было настолько искренне и неожиданно, что он невольно задержал дыхание. Её глаза цвета зелени и янтаря сверкнули неприкрытым озорством, а черты лица утратили напряжённость и настороженность, что накладывали тень на её облик. Он впервые видел её такой светлой, тёплой и близкой. Ему нестерпимо хотелось дотронуться до неё, прикоснуться к тому свету, что, казалось, исходил от её фигуры, но он не мог. В последний момент от остановил себя, замер, сжав кулаки, чувствуя, как ногти впивались в ладони, скрытые широкими рукавами мантии. Он первым отвел взгляд, а когда снова посмотрел на неё, она уже не улыбалась, и только глаза всё так же искрились и сияли, завораживая и притягивая.

— Благодарю вас, ваше величество, — звук её голоса, бархатистый и глубокий, будто пробудил его ото сна, развеивая былое наваждение. Трандуил не был уверен, за что именно она сейчас благодарила, и в ответ лишь кивнул головой. — И мне бы хотелось попросить вашего разрешения удалиться. Моя госпожа, леди Сельвен, уже, наверное, потеряла меня… — при упоминании эльфийки её взгляд заметно погрустнел, но уголки губ ещё хранили тень той улыбки.

— Конечно. Ты можешь идти, — был его краткий ответ.

Она учтиво поклонилась и уже в следующее мгновение скрылась из виду.

После того, как где-то вдалеке за смертной тихо скрипнула калитка, король ещё некоторое время стоял в притихшем саду, задумчиво глядя ей в след. Перед внутренним взором снова и снова проплывало то, что произошло, слова, взгляды, жесты… И всё это время Трандуил не мог избавиться от ощущения, что что-то поменялось, будто какая-то часть того покрова тайны и недосказанности, что окутывали женщину, исчезла. Возможно, так он приблизился к тому, чтобы понять её или свой собственный интерес… Но в одном он был уверен: его общение с этой смертной уже никогда не будет прежним.


* * *


Это был, наверное, самый долгий и нервный день за всё моё пребывание в Лихолесье, хотя начиналось всё довольно безобидно и даже хорошо. «Это пока ты до сада не добралась, Алиса моя…», — злорадствовал внутренний голос, а я только и могла, что виновато кивать да кусать губы, выслушивая порицания Сельвен. Та же, словно школьная учительница, отчитывала меня за опоздание и неуспеваемость, причём последнее относилось к тому, что я не нашла ту серебряную траву. Нет, конечно, можно было сейчас вывалить перед ней целую объяснительную, включая невидимого хоббита, который то и дело брал меня за руку, чтобы обозначить своё присутствие, одновременно заставляя вздрагивать всем телом, да менестреля с замашками сталкера, или…

— Там был король, — выпалила я, прерывая Сельвен на полуслове. Несколько долгих секунд та недоверчиво смотрела мне в глаза, пока, наконец, не кивнула понимающе. — И мне не хотелось его тревожить. Если хочешь, я могу вернуться туда чуть позже, может, он уже ушёл, и…

— Не надо, — бросила она через плечо. Сельвен уже отвернулась к лабораторному столу, что-то нарезая тонким серебристым ножом, и делала это настолько быстро, что я могла уловить только лёгкое поблёскивание металла. — Это может подождать и до завтра. Мне нужна твоя помощь здесь.

Так разлетелись мои надежды на то, что она разозлится и отправит прочь. С другой стороны, я была даже рада такому повороту. Занятия в лаборатории требовали концентрации и таким образом не оставляли ни времени, ни возможности для того, чтобы мысли блуждали не в том направлении.

Я не хотела думать о том, что произошло в саду, не хотела думать о нём, о его странных словах. На долю секунды мне даже показалось, что он пошутил, и что его обычно холодные полупрозрачные глаза на мгновение заискрились теплотой… Но это была лишь иллюзия, которая разлетелась на тысячи осколков, и снова отстранённость, отрешённость.

Женщины могут часами толковать и интерпретировать слова, взгляды и жесты лиц противоположного пола, выискивая в них тайный смысл, скрытые эмоции, когда зачастую они ничего не значат. Вернее значат, но именно то, что мужчина и хотел сказать, показать, сделать. Даже если слова короля и показались странными, однако они были правдой. Скорее всего понять то, что Ли начинал действовать мне на нервы, уже можно было и со стороны. Только вот сам Ли это или игнорировал, или действительно не замечал. В одном я вынуждена была признаться, наша встреча с Трандуилом прошла довольно легко и даже приятно. Учитывая предшествующие обстоятельства, я боялась, что сгорю со стыда, начну заикаться или ещё что-то в этом роде, но сегодня, после того, как миновала первая волна удивления, я была довольно спокойной. Хотя его молчаливое созерцание и заставило меня понервничать. Возможно, это означало, что мои внутренние метания и переживания в отношении короля стали постепенно угасать?..

«Может быть и так. А может ты себя опять обманываешь», — поставив на этом своеобразную точку, я мысленно махнула рукой и прогнала надоедливые думы в дальний угол сознания, принимаясь за общественно-полезный труд, любезно предоставленный мне Сельвен.

До своей комнаты я добиралась в потёмках, когда солнечный диск уже скрылся за горизонтом, а освещающие переходы светильники ещё не были зажжены. Поэтому притаившуюся тень заметила не сразу, а только тогда, когда кто-то зажал мне рот рукой и, схватив за локоть, настойчиво толкнул в один из тёмных альковов. В тот момент на ум не пришло ничего лучше, чем укусить обидчика за ладонь, отчего тот зашипел от боли и с силой впечатал меня в стену, выбив из лёгких весь воздух.

— Какого дьявола? Что ты творишь? — это был снова Ли. — Су… Ты меня укусила! — прошептал он с нескрываемой злобой.

— А что ты меня хватаешь по углам? Ты мне чуть череп не проломил! — был мой не менее раздражённый ответ. Здесь в темноте он возвышался надо мной еле различимой тенью, а я слышала лишь его тяжёлое дыхание.

— Прости. Это было инстинктивно, — выдохнул менестрель несколько вымученно. — Дай посмотреть… — он попытался дотронуться до лица, но я дёрнула головой, уворачиваясь.

— Не надо. Всё в порядке. Что ты здесь делаешь? — хотелось поскорее вернуться к себе и упасть на кровать.

— Хотел поговорить.

— О чём?

Ли неожиданно громко хмыкнул.

— А ты не догадываешься? Что это было в саду? — в его словах сквозила явная ирония, и я впервые была рада тому, что в темноте он не увидит моего запылавшего лица. Мысли забегали в голове с безумной скоростью, пытаясь оформиться в более-менее правдивые слова, когда он тихо продолжил. — Ты выгнала меня, будто я твой паж, прислужник. Даже не дала объясниться с королём. Нет, я всё понимаю, ты разозлилась на мою глупую шутку, но это не даёт тебе никакого права вести себя как последняя… стерва. — он почти выплюнул заключительную фразу, и мне показалось, что назвать он хотел меня менее ласковым словом, и заслуженно. Я и сама не понимала, почему его присутствие там в саду, особенно после появления эльфа, так меня разозлило. Да ещё когда Ли назвал меня своей подругой… «Радуйся, что не любовницей», — мрачно усмехнулся мой внутренний голос.

— Я не хотела. Не знаю, что на меня нашло.

— Что тебе этот король? Ты его испугалась? Или как?.. — невысказанный вопрос повис в воздухе, а мои щёки заполыхали ещё больше.

— Нет, конечно, — я резко выдохнула. — Просто не хочу проблем.

— Каких проблем? Что он тебе может сделать? — не унимался Ли, а моё воображение уже вовсю рисовало мне картины того, что этот король уже успел со мной сделать.

— Ах… Ли, не в этом дело. Просто я не хочу, чтобы кто-то кому-то напел о том, что ты здесь, на верхних уровнях. Понимаешь? Как мы потом сможем отсюда сбежать, вернее, как я смогу сбежать, если будем привлекать к себе столько внимания? — Ли задумался, а я всем сердцем надеялась, что он проглотит это объяснение, эту ложь… Нужно было сменить тему. —-Я сегодня ещё кое-кого встретила.

— Это кого же? — пробурчал Ли настороженно.

— Хоббита.

— Бильбо? — это его явно заинтересовало.

— Да…

— Вот это здорово. А я и забыл совсем про эту часть истории. Ведь всё правильно, гномы уже здесь, а значит и он где-то ходит с коль…— но я предупредительно зажала ему рот рукой и еле слышно зашептала.

— Не надо так громко об этом. Здесь даже у стен есть уши, — Ли понимающе кивнул. — Думаю, Бильбо понадобится твоя помощь, — я этого не видела, но была уверена, что после последней фразы его брови вопросительно взметнулись вверх. — Надо показать ему, где находятся винные погреба… — губы под моей ладонью растянулись в улыбке. — Поможешь? — я медленно убрала руку, но он поймал её в последний момент.

— А почему ты думаешь, что я знаю, где они находятся? — прошептал он, наклоняясь вперёд.

— Потому что ты, похоже, знаешь здесь всё. А если не знаешь, то можешь узнать, — промурлыкала я ему на ухо.

Ли тихо захихикал.

— Ладно, так и быть. Я помогу полурослику. А как я его увижу? — я неуверенно стрельнула глазами за пределы тёмного алькова, где всё это время мог прятаться Бильбо.

— Дай мне сначала с ним поговорить.

— Хорошо. Обсудим это завтра… — повисло неловкое молчание. — Думаю, мне стоит вернуться к своим, — он оказался ближе, чем я думала, его горячее дыхание опалило мне шею, а я вдруг осознала, насколько близко мы стояли друг к другу, и насколько двусмысленно выглядела наша поза, посмотри на нас кто со стороны.

— Это верно, — я аккуратно отстранилась, делая шаг в сторону. — Встретимся завтра вечером…

— Как пожелаете, миледи, — прошептал Ли, прижавшись губами к моей руке и задержавшись там дольше, чем следовало.

— Мне пора, — выдохнула я, отступая из тени в уже освещённый коридор.

— Сладких снов… — последовал еле слышный ответ из мрака, и я с облегчением поняла, что моя рука свободна.

До своей кельи я почти бежала, а как только оказалась внутри, то обессиленно повалилась на кровать, уставившись в потолок. Голова гудела как рой диких пчёл, а рука до сих пор горела от поцелуя менестреля.

— Он мне не нравится, — раздался над головой голос Бильбо, и я невольно подскочила на месте. Хоббит стоял у окна, хмуро озираясь по сторонам. — Странный какой-то… Кто он такой?

Мои губы растянулись в улыбке.

— Его зовут Ли…

— Тогда почему все обращаются к нему Лаэрт? — перебил меня полурослик.

— Лаэрт — это его имя здесь, в Средиземье. Бильбо, он такой же, как и я.

На это мой собеседник недоверчиво склонил голову на бок.

— То есть, Ирина?

— Он тоже оттуда.

Несколько секунд хоббит озадаченно молчал, но как только смысл сказанного дошёл до него, его глаза изумлённо расширились.

— Он тоже из твоего мира? Вернее из прошлого?

— Да, только он не знает этого.

Бильбо непонимающе захлопал ресницами.

— Это как?

Я тяжело вздохнула.

— Он не знает, что наш мир в прошлом. Ли думает, что это, — моя рука очертила символический круг, — другой мир, параллельно существующий с нашим. Понимаешь? — Хоббит утвердительно закивал. — Я и сама так думала до того, как… — слова застряли в горле. Перед глазами опять возник каменный склон и та невыразимо прекрасная, пугающая и одновременно затягивающая бездна, от падения в которую меня удержал…

— Гендальф, — проговорил Бильбо, и я невольно вздрогнула. — Гендальф дал тебе ту книгу.

— Можно и так сказать, — усмехнулась я. — Ладно, не будем об этом. Надо обсудить план, но для начала, я думаю, ты не откажешься от того, чтобы поесть?

Как того и следовало ожидать, при упоминании ужина, хоббит вмиг оживился, и его глаза загорелись азартом.

— Ты даже не представляешь! — воскликнул он. — Я тут питаюсь только какими-то объедками. Поэтому вовсе не откажусь от чего-нибудь не надкушенного.

Мы тихо засмеялись.

— Ну тогда следуй за мной…

Обсуждение всего плана заняло у нас не более десяти минут, а вот всё остальное время я пыталась уговорить Бильбо встретиться с Ли. Но хоббит оказался на редкость упрямым и наотрез отказался показываться менестрелю. Его главный аргумент был прост и крепок, как чугунный мост: «Он мне не нравится. Я ему не доверяю, и пусть он из твоего мира…». Бильбо повторял это, как заведённый, и в какой-то момент я махнула рукой. Мы решили, что завтра вечером он просто проследует за Ли в винные погреба, а потом уже дело за малым.

После сдобренного не одним бокалом вина ужина, сытый Бильбо, примостившийся на ночлег у противоположной стены на мешке соломы (что по счастливому стечению обстоятельств отыскался в кладовой), неожиданно спросил:

— Слушай, это, конечно, не моё дело… Но что там у вас с королём эльфов произошло? — сладкая дрёма, что уже укутывала меня своим мягким покрывалом, тут же улетучилась, и я невольно напряглась. Но он не дал мне ответить и, сладко зевая, сонно протянул: — По-моему, так с Гендальфом вы друг другу лучше подходите… Был бы он помоложе…

Бильбо почти тут же заснул, а я ещё долго лежала на кровати, глядя в потолок, как истукан, прокручивая в голове его слова снова и снова, силясь понять, что он хотел этим сказать?.. Когда же Морфей всё же сжалился надо мной и забрал в своё царство, там меня всю ночь преследовали странные и беспокойные сны, наполненные светловолосыми прекрасными эльфами и хитрыми голубоглазыми волшебниками… Поэтому на утро я проснулась хмурая, взбудораженная и с твёрдой уверенностью выкинуть из головы и одного, и другого. Только если бы всё было так просто.

Бильбо, угостившись моим завтраком, бесшумно скрылся навестить гномов, обещая вернуться к вечеру. А Сельвен, как специально, сначала нагрузила работой, а потом вновь отправила в сад за той недостающей травой. На этот раз я была предельно осторожна, не желая очередного нежданного появления Ли из-за угла, и мне повезло: до золотистой калитки я добралась без приключений да и в саду было тихо и пустынно.

Я сидела на вчерашней поляне, наслаждаясь таким долгожданным одиночеством и тем, как солнечные лучи, пробивающиеся сквозь прорези в каменном своде, игриво ласкали кожу своей тёплой игрой. Серебристые цветочки давно нашлись и теперь покоились на дне корзины, а я всё не торопилась уходить. Мне было так легко и светло, что, казалось, взмахни я руками, и окажусь прямо там, под сводами. Свобода была так близко и одновременно так далеко. Плюнув на приличия и опасность быть увиденной, я упала на траву, раскинув руки в стороны, заворожено наблюдая за тем, как в столпах света кружились в танце мельчайшие пылинки, то ускоряя, то замедляя свой ход. Будто вторя их танцу, билось и моё сердце. Каждый удар отдавался лёгкой вибрацией во всём теле, и где-то там, под моими ладонями, где в глубине ещё теплились жизненные источники, хранящие память о том, что было, что прошло, обо мне. В тот момент я сама себе казалась такой же пылинкой, пойманной в солнечном свете, кружащейся, кувыркающейся и неминуемо тянущейся вверх.

Магия в моей крови пульсировала, заставляя тело приятно покалывать, наполняясь теплом, сиянием и желанием. Мне хотелось отпустить всё, отпустить себя и тот поток, что так и просился на волю с того самого момента, как я вернулась тогда из леса после разговора с его духом. Вздохнув полной грудью и прикрыв глаза, я позволила себе снять мысленные блоки, и голова сразу наполнилась мягким шёпотом леса. Голосов было много, слова непонятны, но почему-то я была уверена, что говорили они об одном и том же. Они просили, уговаривали, молили. Перед внутренним взором всплывали картины, метались образы незнакомых мне людей и эльфов, то яркие и красочные, то полные серой тоски и кровавой ярости. Всё это наполняло меня, как сосуд, до самых краёв и в какой-то момент мне стало казаться, что я медленно растворяюсь во всём этом калейдоскопе звуков и видений. Вот-вот и моя телесная оболочка исчезнет, а останется только сила и освободившийся от оков материи дух…

«Он видит тебя», — прозвучал в голове голос хозяина леса, и я тут же распахнула глаза. Солнце всё так же играло на моём лице, пылинки кружились, но что-то изменилось. Я больше не была одна. Медленно заставив тело принять положение полусидя, я встряхнула головой, пытаясь избавиться от остатком магического дурмана и привести мысли в порядок. Но последние, подобно жемчужным бусинками, постоянно проскальзывали сквозь пальцы. Я чувствовала его присутствие, но не ощущала ни страха, ни неприязни, скорее наоборот, от тайного наблюдателя исходило какое-то тепло и, если бы нашла его взглядом, возможно, свечение. Но мне не хотелось его спугнуть, а в душе появилась твёрдая уверенность в том, что он бы не захотел быть увиденным, во всяком случае, не сейчас… Потянувшись, я стала собирать разметавшиеся по плечам волосы, ощущая, как его взгляд, словно невидимые прикосновения рук, скользил по коже, заставляя сердце биться быстрее. И вдруг меня посетило понимание, что я уже испытывала это раньше, тогда на поляне, когда танцевала с Ли. Хотя нет, когда танцевала одна… Этот наблюдатель был там, он видел меня. От последней мысли меня неожиданно охватило смущение, и щёки предательски заалели. Стараясь не выдать себя, я поднялась и, прихватив корзину, двинулась по направлению к выходу, но уже у самой кромки поляны не удержалась и обернулась. За моей спиной никого не было, и только в гуще цветов, казалось, мелькнул силуэт, а солнечные лучи блеснули на серебристо-светлых волосах.

«Ты принимаешь желаемое за действительность. Там никого нет…» — мои губы тронула грустная улыбка, и, скрыв лицо палантином, я поспешила обратно в лабораторию.

Остаток дня прошёл тихо и мирно, а вечером ко мне явился Ли. Он был немного хмур и выглядел озабоченным, но на все мои расспросы отвечал сбивчиво и уклончиво, поэтому я не стала его долго мучить, а изложила примерный план действий. Услышав, что хоббит не хочет «выходить из сумрака», как сказали бы в одной известной книжке, Ли лишь недовольно хмыкнул.

— Я рискую, помогаю ему, а он даже в глаза мне не посмотрит? Да уж, благодарность просто зашкаливает! — в ответ я только растерянно развела руками.

— Прости. Я пыталась его уговорить, но это бесполезно.

— Ладно, плевать. Пусть следует за мной и потом катится со всеми гномами куда подальше, — фыркнув, он удалился, а я была только рада тому, что Бильбо не понимал Английский.

Хоббит вернулся под утро и, посетовав немного по поводу рискованности всего мероприятия, в конце концов признал, что другого способа вызволить гномов не было. Он задумчиво дожевывал краюху хлеба, когда вдруг резко вскинул голову.

— А как же ты с нами убежишь, если тебя с верхних уровней не выпускают? — в этот момент я как раз хотела отпить молока и чуть не поперхнулась.

— То есть как, убегу с вами?

— А ты что, собралась здесь остаться? Я тебя не брошу! Ты уходишь с нами! — глаза Бильбо рассерженно засверкали, а я даже не знала, что ответить.

— Но, Бильбо, я не собиралась уходить с вами…

Однако на это полурослик яростно завертел головой.

— Ты идёшь с нами!

— Нет, я не могу. Да и я уже собираюсь сбежать с Ли.

Бильбо замер, вперившись в меня неверящим взглядом.

— С музыкантом? Ты шутишь?

— Вовсе нет. Он человек из моего времени, меня понимает да и порядки этого мира знает…

— Ирина, не делай этого! Я ему не доверяю!

— Бильбо, он помог тебе и гномам…

— Пусть! — перебил меня хоббит. — Но каждый раз, когда я смотрю на него, меня охватывает какое-то нехорошее ощущение, — во мне стала подниматься волна раздражения. — Убежишь с нами, а в Эсгароте к нам присоединится Гендальф…

— Довольно! — повысила я голос. — Я с вами никуда не убегаю, я уже всё решила.

— Но, Ирина, ты его совсем не знаешь… — не сдавался хоббит.

— Знаю достаточно, чтобы сказать, что он, в отличие от нашего знакомого волшебника, не собирается отправить меня в пасть к дракону на верную смерть во благо каких-то там высших идеалов и благ! — выпалила я, а когда спохватилась, было уже поздно. Бильбо смотрел на меня во все глаза, чуть приоткрыв рот.

— Это поэтому ты сбежала? — прошептал он еле слышно после нескольких мгновений мучительной тишины. — Гендальф хотел… — я прикрыла глаза и отвернулась. — Этого не может быть! Я не верю в это!

— Прости. Я не хотела тебе об этом говорить, Бильбо…— но когда обернулась, хоббита нигде не было, и лишь приоткрытая дверь говорила о том, что он покинул комнату.

Дни потянулись один за другим. После нашего разговора Бильбо теперь редко появлялся, хотя я подозревала, что хоббит часто за мной наблюдал. И хотя мы по сути и не ссорились, меня не покидало чувство вины перед маленьким человечком, но поговорить никак не удавалось. Одно радовало, Ли тоже немного сбавил свой пыл и заходил намного реже.

Время в лаборатории проходило в молчаливой работе по нарезанию, истиранию в пыль, варению и выпариванию всевозможных трав и их составляющих. Я не сетовала, так как наше общение с Сельвен стало, мягко говоря, прохладным, хотя и понимала, что отчасти это было с моей подачи. Несколько раз она пыталась со мной поговорить, но я пресекала все попытки на корню упорным молчанием. Мне не хотелось её оправданий, всё, что нужно, я уже услышала, и она отступила. Теперь же Сельвен всё чаще отправляла меня в сад, где почти каждый раз меня ждал мой тайный наблюдатель.

Находясь там, собирая очередные травы, я нередко ловила себя на мысли, что всё это напоминало мне сказку «Аленький цветочек», где за прекрасной девицей следит таинственный хозяин. И, как и героиню из сказки, его присутствие меня не пугало, а успокаивало, дарило странное и необъяснимое чувство защищённости. Каждый раз, подходя к золотистой калитке, я надеялась, что он снова будет там, и что, возможно, на этот раз я его увижу.

Уже по привычке развязав палантин, я толкнула калитку и устремилась в глубь сада. Сегодня Сельвен дала мне особое задание. Так ей понадобились не травы, а листья одного дерева, и, в довесок ко всему, собрать их нужно было ночью… Поэтому я неспешно передвигалась по необычайно тихому саду, озарённому лишь серебристым сиянием. На моё счастье было полнолуние, а ночь безоблачной и кристально ясной, поэтому всё пространство вокруг утопало в прохладных лучах ночного светила, и различить дорогу не составляло особого труда. Я двигалась в направлении дерева, подмеченного мною ещё днём, когда Сельвен отправила меня сюда за очередной порцией даров Флоры, а добравшись до места, остановилась в нерешительности. Нужное мне дерево было относительно высоким, и не шло ни в какое сравнение с лесными гигантами, поэтому взобраться наверх было возможно, однако только не в платье до пят. А заветные листки располагались как минимум в метрах шести над землёй. Обойдя покрытый серебристой корой ствол вокруг несколько раз, я замерла в раздумьях, прикидывая как бы поудачней и с меньшим риском для здоровья, оказаться наверху.

«Радуйся, что ночь и тебя никто не видит, — успокаивала я себя, в то время как руки уже задирали подол платья и камизы выше колен, закрепляя их для надёжности ремнём. Когда с этим было покончено, то невольно поёжилась. — Да, отвыкла ты от мини юбок!» — усмехнулась я, чувствуя, как обнажённая кожа в ответ на прикосновения прохладного ночного воздуха сразу покрылась гусиной кожей. Ещё раз оглядевшись по сторонам и удостоверившись, что вокруг не было никого, кто смог бы по достоинству оценить мой наряд а-ля «Мулен Руж», я начала карабкаться наверх.

Когда-то и где-то я читала, что забраться на дерево проще, чем с него слезть. Возможно, так оно и есть, но пока и само вертикальное движение давалось мне с трудом. Кора оказалась на редкость гладкой, и я уже несколько раз почти сорвалась, поскользнувшись. В какой-то момент это так меня достало, что я решительно скинула на землю лёгкие туфли, оставшись босиком. Стало проще. А когда, наконец, оказалась наверху, то не сдержала улыбки.

«Слава богу, что никто не видит твоих акробатических этюдов».

Теперь осталось дело за малым — набрать заветных листьев, для чего пришлось вытянуться во весь рост и, балансируя как канатоходец, тянуться вверх. Нарвав нужное количество и зажав их в руке, я попыталась было присесть на ветку, чтобы сложить свой груз в складки платья, когда та предательски дрогнула и, лишившись заветного равновесия, моё тело, повинуясь законам гравитации, полетело вниз. Непостижимым образом мне удалось избежать встречи с земной твердью анфас и, глухо охнув, я рухнула на спину и теперь лежала навзничь, устремив взгляд на звёздное небо и жадно глотая воздух, а собранные листья, будто конфетти, медленно кружась, опадали на лицо и грудь. Наверное, нужно было разозлиться на Сельвен, на дерево, на эльфов, но вместо этого сложившаяся ситуация показалась мне донельзя глупой, и неожиданно для себя я заливисто и по-детски непринуждённо рассмеялась. И всё ещё тихо хихикала, когда собирала разлетевшиеся во все стороны листья, потому как повторять всё заново вовсе не хотелось. А сложив всё в корзину, решила передохнуть и, прислонившись к дереву, задумчиво любовалась лунным пейзажем, когда почувствовала чьё-то присутствие позади себя.

Первой реакцией было инстинктивно напрячься всем телом и задержать дыхание. Я уже хотела развернуться, но тот остановил меня, опустив тёплую ладонь на плечо.

— Нет. Не смотри, — бархатистый шёпот нарушил тишину ночного сада.

— Кто ты? — промолвила я, чувствуя, как сердце бешено забилось в груди.

— Это неважно.

Мне показалось, что в голосе послышалась улыбка. Его пальцы легко скользили по шее, лаская и дразня. Я почувствовала, как он наклонился, и шелковистые пряди скользнули по оголённой коже, пробуждая внутри волну горячего возбуждения. Я резко втянула ночной воздух и прикрыла глаза, наслаждаясь этими невесомыми и одновременно невероятно чувственными и волнующими прикосновениями. Было ли мне страшно? Нет. Потому что тот, кто сейчас заставлял моё тело петь и плавиться в запретном огне, был тем самым таинственным наблюдателем, который день изо дня бесшумной тенью следил за мной в этом саду. Его горячие пальцы скользнули по обнажённой коже бедра, и я вдруг с ужасом осознала, что моё платье было всё так же бесстыдно задрано. Я хотела отстраниться, но он пресёк мои попытки, уверенным жестом прижимая меня к себе за талию.

— Тш-ш-ш…

Его горячее дыхание опалило шею, он почти касался мочки уха губами, а мне так хотелось почувствовать это. Я выдохнула и, чтобы не выдать то, какую реакцию вызывало каждое его прикосновение, закусила губу.

«Да, что с тобой происходит?! Ты даже не знаешь, кто это, а позволяешь ему дотрагиваться до себя, будто он твой любовник! — взревел мой внутренний голос. — Ты ведёшь себя, как развратная девка! Хочешь повторения того, что было с королём? Возьми себя в руки!» — это подействовало отрезвляюще.

— Нет, — сорвалось с моих губ, и руки скользнули туда, где он всё ещё удерживал меня за талию. Я уловила прохладное прикосновение металла, когда его длинные пальцы переплелись с моими.

— Почему?

От его близости голова шла кругом, и так хотелось сдаться, но мне удалось устоять.

— Нет, — повторила я упрямо, потому что другие слова потерялись в ощущении тепла его тела.

— Ты обманываешь себя.

Прошелестело над самым ухом, и он прижал меня к себе ещё ближе, давая понять и почувствовать, что не я одна ощущала это горячее влечение. Больше всего мне хотелось послать всё к чертям: и условности, и мораль, и нравственность, — нырнув с головой в этот поток желания и возбуждения, что так и норовил накрыть меня волной. Но я не могла, не хотела слепо следовать воле тела, потому что моя душа хотела другого. И как бы не был соблазнителен мой тайный ночной искуситель, я не желала дать ему власть над собой, потерять себя…

— Нет! Я не могу! — вскрикнула я и забилась в его горячих объятиях, отчаянно пытаясь вырваться. Он резко втянул воздух и в следующее мгновение отпустил меня, отступая. Всё ещё не решаясь взглянуть через плечо, я спешно поправляла платье, чувствуя, как от стыда заполыхали щёки. На глаза навернулись слёзы злости и обиды.

«Какое право он имел так ко мне прикасаться?!» — дыхание давалось с трудом. — Неужели у местных эльфов нет ни малейшего уважения к смертным? — а в том, что тайный наблюдатель был эльфом я не сомневалась, а его запах, смесь хвои и бергамота, до сих пор окутывал моё тело.

— Прошу, оставь меня и уходи, — выдохнула я, всё ещё ощущая на себе его взгляд. Он не проронил ни слова, но через какое-то время пришло понимание, что за спиной уже никого не было.

Мир вокруг подёрнулся дымкой, из-за застилавших взор слёз. Мне хотелось закричать на весь притихший сад, покрыв всех и вся в самых нецензурных выражениях, но вместо этого я лишь схватила корзину и бросилась прочь к себе, в спасительное уединение своей каморки. Хотя мне всё казалось, что кто-то внимательно следил за мной, но я не хотела об этом думать. Не сегодня, не сейчас.


* * *


Луна скрылась за тучами, и фигура в тёмном плаще, притаившаяся в густом кустарнике, практически слилась с ночным мраком, став абсолютно незаметной. С улыбкой на губах наблюдал он за тем, как женщина убегала, словно застигнутая врасплох школьница, а когда вдалеке тихо звякнула калитка, позволил себе назидательно цокнуть языком. Выходило, что девка была не настолько нравственной и целомудренной, как хотела казаться. Ведь он всё видел, ни одна деталь не укрылась от внимательных глаз. А то он ещё удивлялся, почему у музыканта ничего не получалось?

Ли путешествовал с ним не первый раз, и по праву был одним из его любимцев. Романтический, немного наивный и чертовски привлекательный, менестрель всегда пользовался успехом у женщин, внезависимости от расы и сословия. Он легко втирался в доверие и играючи добивался всего, что было нужно. Даже здесь, во дворце грозного Трандуила, пробраться на верхние уровни не составило особого труда. Главное, знать кому что дать, а кого можно чем и припугнуть. Да и девке он явно пришёлся по нраву. Сначала. А потом она вдруг пошла на попятную, особенно после того, как оказалась во дворце. Они с Ли долго ломали над этим голову, потому как в сказку о потерянной любви ни один из них не верил. Они решили, что виной тому была глазастая эльфийка, которая что-то там подметила да чуть не застукала их в лесу. Однако после того, как они избавились от неё, дела пошли только хуже. Девка стала ещё более нервной, раздражённой и присутствие музыканта её явно тяготило. Поэтому он даже посоветовал тому немного ослабить свой пыл и напор, чтобы не спугнуть птичку. Только оказалось, что разгадка была под самым носом. Он невольно усмехнулся, ещё раз прокручивая в голове увиденное.

«Потерянная любовь! Как же! Просто тебе нравятся остроухие, дорогая моя Белоснежка. И я удивляюсь, как этот сегодня не отымел тебя прямо здесь, у дерева… Я бы своего шанса не упустил…— он еле слышно хихикнул. Да и что греха таить, то как она выгибалась навстречу эльфу, позволяя прикасаться к себе самым бесстыдным образом, возбудило и его самого. А её задранная юбка была просто вишенкой на сливках, и он с трудом удержался от того, чтобы не заняться самоудовлетворением прямо там, наблюдая за парой. — Нет, Ли можно успокоить. Его репутация горячего героя-любовника не пошатнулась. Просто он не совсем в её вкусе… — задумчиво мурлыкая что-то себе под нос, он бесшумно двигался в направлении выхода, когда мысли приняли совершенно иное направление. — Интересно, а почему она вырвалась? И почему этот эльф остановился? Этого я от него не ожидал… Странно», — фигура остановилась в тени, напряжённо прислушиваясь, но в безлюдных коридорах царило безмолвие.

Покинув сад, он стал медленно продвигаться в направлении нижних уровней, то и дело прячась в тёмных альковах от появляющихся время от времени часовых. Признаться, все эти игры в прятки и поддавки ему уже порядком надоели, и хотелось наконец выбраться из этого дворца, избавиться от эльфов и вернуться к своим любимым занятиям. А всё из-за этой Белоснежки, которая на поверку оказалась самой обыкновенной шлюхой.

«Такая же, как и все. И зачем она понадобилась заказчику? — он раздражённо дёрнул плечами, где навсегда останутся следы от прошлой неудачи. — Только на этот раз всё пройдёт как надо. Девка и так уже готова кушать из рук менестреля. Да и хоббит объявился как раз вовремя. Кстати о коротышке. Мохнатоногий появился, как-никак, кстати. Во-первых, то, что Ли помогал гномам выбраться, только повысило рейтинг музыканта в глазах бабы, а во-вторых, теперь не требуется ломать голову, как бы её выманить да увезти. Хотя из-за того, что по коридорам маячил невидимый хоббит, который явно симпатизировал этой потаскушке, пришлось кое-что скорректировать как в поведении Ли, так и остальных музыкантов. Что, конечно, немного огорчало, но дело стоило того, чтобы потерпеть некоторые неудобства. Да и он сам поначалу расстроился, что недоросток не захотел встречаться с Ли, и все его мечты о том, чтобы заполучить ещё и кольцо пошли прахом, но печаль была недолгой. Скоро девица окажется у них, и уж он-то не упустит своего шанса с ней повеселиться, а заодно и отплатить за все те неприятности, что пришлось пережить по её вине».

Мужчина миновал очередной лестничный пролёт и заметно расслабился. Позади остались верхние уровни, и здесь можно было передвигаться свободно. Он бы даже закурил, если бы не забыл портсигар у Ли. До заветного дня осталось чуть больше недели. В день праздника, когда эльфы будут сначала заняты народными гуляниями, а потом сбежавшими гномами, незаметно покинуть дворец, при этом умыкнув никому не нужную служанку, будет всё равно, что отобрать конфетку у ребёнка.

«А вот эльф, наверное, расстроится, что у него забрали игрушку,— снова захихикал он, явно довольный своей собственной шуткой. — Не ожидал, не ожидал… — покачал он головой. — Надо будет потом расспросить её, что там у них с эльфом произошло. Но для этого будет предостаточно времени. Если, конечно, после его забав, она ещё сможет разговаривать… — его губы растянулись в самодовольной улыбке. — Главное — не перестараться, а то заказчик точно оторвёт голову», — он замер, с удивлением осознав, что увлечённый раздумьями уже успел добраться до нижних садов, где раскинулся их балаган. Грациозным и заученным движением он скинул плащ, ещё раз огляделся и, удостоверившись, что за ним никто не наблюдал, вальяжной походкой двинулся под кроны деревьев, тихо напевая себе под нос.

Diane, Diane, Diane, Diane, Diane…

Глава опубликована: 25.06.2018

33. Сказки на ночь

Иногда нам может казаться, что время не движется, что все вокруг замерло на месте и только ты сам и твои мысли несутся со скоростью света в неизвестном направлении. А порой дни пролетают подобно одной секунде, особенно когда ты ждёшь чего-то или желаешь очень и очень… Я с нетерпением ждала того дня, когда смогу покинуть дворец и оставить позади все его тайны, тени, перешёптывания по углам и душевные метания, но в то же время всем сердцем желала, чтобы мой невидимый наблюдатель показался мне ещё раз. Его молчаливое присутствие по-прежнему было верным моим спутником каждый раз, как я оказывалась в саду, но больше он не проронил ни слова, не приблизился ни на шаг… С одной стороны, это меня злило и раздражало, но в то же время навевало странную, необъяснимую грусть.

А тем временем день главного торжества стремительно приближался. Дворец лесных эльфов преображался с каждым днём, наполнялся каким-то внутренним светом и еле уловимой музыкой, что витала в воздухе, подобно аромату цветов. Трудно сказать, действительно ли всё менялось, или же это я с особым рвением подмечала все эти малейшие детали и изменения, происходящие вокруг, подсознательно понимая, что уже совсем скоро покину это место. Так или иначе, но глядя на то, как оживал дворец, на душе становилось всё печальней, причём как бы я ни пыталась, но определить причину своей осенней хандры (как я её мысленно окрестила) не удавалось.

Возможно, всё дело было в том, что в Лихолесье я находилась уже без малого два месяца (что по меркам моего пребывания в Средиземье, срок немалый) и, несмотря на все здешние странности порядков и законов, ко многому успела привыкнуть. А своеобразная рутина, что установилась с тех пор, как Сельвен и я оказались здесь, мне даже стала нравиться: работа в лаборатории, тихие часы в саду, моя маленькая, но уютная комната, а самое главное — это ощущение принадлежности. Было бы большим преувеличением сказать, что Лихолесье стало для меня домом, но порой я ощущала себя здесь уютней, чем в изысканных залах Владыки Элронда, несмотря на то, что прав у меня там было побольше, да и статус повыше. И лишь одного я не могла отрицать — мне не хватало общения, обычного, простого, открытого, дружеского, тёплого, такого, как было у нас с Гендальфом, потом с Элладаном и, как ни странно, с Сельвен. Однако до сих пор все те, кому я доверяла или думала, что могла доверять, исчезали из моей жизни с завидным постоянством, что заставляло задаться вопросом: а не было ли в этом и моей собственной вины? Но я старалась не думать об этом, потому как уже совсем скоро должна буду покинуть и этот древний лес, и его обитателей, чтобы, вот уже в который раз, начать всё сначала. Это пугало, но в то же время заставляло кровь, подгоняемую азартом и адреналином в предвкушении чего-то нового и неизведанного, быстрее бежать по венам. Такой калейдоскоп мыслей посещал меня всё чаще, особенно в часы уединения и раздумий, каковых было, пожалуй, слишком много. Своеобразное облегчение приносили лишь вечерние визиты Бильбо, да Ли.

По доброте душевной хоббит не мог долго на меня обижаться, и постепенно наше общение вернулось на круги своя. Бильбо всё чаще заходил, но какая-то тень так и витала между нами, поэтому мы сознательно избегали двух тем: мой уход и волшебник. Лишь однажды, за два дня до главного праздника, а, соответственно, и запланированного побега, полурослик всё же не сдержался.

— Ты так и не поменяла своего решения?

Он сидел на полу, привалившись спиной к краю кровати. Окно было открыто, и со стороны леса в комнату то и дело врывались порывы уже по-осеннему прохладного ветра. Я ответила не сразу.

— Нет, Бильбо, — выдохнула я наконец. — Мне с вами нельзя…

— Это всё из-за мага?

Его голос предательски дрогнул, отчего что-то больно кольнуло внутри. Подавшись вперёд, я ободряюще сжала его плечо.

— Нет. Дело не только в Гендальфе.

— Тогда в чём? — хоббит полуобернулся в мою сторону.

— Это ваше приключение. Твоё, гномов, Гендальфа… Я никогда не должна была быть с вами. Я, можно сказать, — случайность, — Бильбо глубоко вздохнул, собираясь возразить, но я остановила его жестом и тихо продолжила: — С тех пор, как я узнала, что пути назад нет, единственное, что удерживало меня от… очередной попытки покончить со всем… — Глаза хоббита тревожно расширились, а во взгляде промелькнуло что-то тёмное. — Это найти себе цель, что-то, к чему я могу стремиться, ради чего можно жить…

— Ты влюбилась в менестреля? — перебил меня Бильбо, удивлённо вскинув брови.

— Нет, — он облегчённо выдохнул, а я тихо хихикнула. — Я знаю, что он тебе не нравится.

— Ха! Ещё как!..

— Но он — мой шанс начать всё с начала, найти себя, своё место в этом чужом для меня мире. Понимаешь?

Несколько долгих мгновений Бильбо задумчиво смотрел мне в глаза, а потом наконец утвердительно кивнул.

Я решила не рассказывать ему всей правды. На плечи этого маленького героя выпадет ещё немало переживаний, и ему не к чему знать ни о моём плане мести, ни о том, что я умираю. Поэтому, когда с надеждой в голосе он предложил мне попытать своё счастье в Шире, я почти искренне ответила, что всё возможно. Услышав это, хоббит заметно просветлел и даже улыбнулся, пообещав, что приготовит мне лучшую комнату и даже закажет кровать по росту, если я приеду. Конечно же, это были лишь наивные мечты, но зачем рушить воздушный замок, когда можно просто отпустить его в небо? В ту ночь мы ещё долго сидели и придумывали, что будет потом, после Одинокой горы. Было ли тому виной эльфийское вино или сам факт того, что тот вечер был своеобразным прощанием, но почти до самого утра мы вслух мечтали только о хорошем, светлом и добром… Эта была наша сказка на ночь, в которую оба мы очень хотели поверить.

Последние ночи в Лихолесье хоббит решил провести на нижних уровнях, так он был рядом с гномами и, если потребуется, мог перепроверить все детали плана предстоящего побега. Поэтому, когда наутро мы заключили друг друга в крепкие объятия, это было в последний раз, и ни я, ни он не скрывали слёз. После Бильбо всё так же бесшумно покинул мою комнату, а я ещё долго не могла избавиться от ощущения холодного липкого страха, что сковал моё тело, как только за ним закрылась дверь. И впервые за долгое время меня посетили сомнения о правильности сделанного выбора, но отступать сейчас было уже бессмысленно.

Вечером того же дня в условленный час в моей комнате появился менестрель, чтобы обсудить наши с ним планы. К слову сказать, в последнее время Ли вёл себя как-то странно. Он то радовался и по неизвестной причине пребывал в состоянии, сходном с эйфорией, то становился донельзя раздражённым и даже агрессивным. Причём все эти смены настроения могли происходить в течение нескольких минут. Были бы мы в нашем мире, я бы решила, что мой товарищ по несчастью балуется чем-то запрещённым, а так я списывала всё на приближающийся отъезд и связанные с этим напряжение и разыгравшиеся нервы как у меня, так и у него.

Бродячие музыканты покидали Лихолесье рано утром на следующий же день после праздника. Тогда, по мнению Ли, будет проще для меня уйти незамеченной, потому как первые несколько дней у всех эльфов будет «жестокое похмелье».

— И тебя никто не хватится. А когда заметят, мы уже будем вне границ леса! — он улыбался, явно довольный собой. Сидел на стуле у открытого окна и вальяжно курил, в то время как я нервно мерила шагами пол. — Ну что ты ходишь, как маятник! Сядь, а то уже в глазах рябит! — не выдержал он и, поймав меня за руку, усадил на край кровати рядом с собой. Я неожиданно для самой себя послушалась. — Что с тобой? — он попытался заглянуть мне в глаза, но я сознательно отвернулась.

— Это всё нервы, — был мой краткий ответ.

— И только?..

— Нет, — призналась я. — Меня не покидает чувство, что я забыла что-то очень важное. Да и вообще… я так долго, как здесь, ещё нигде не задерживалась в Средиземье, вот и…

— Ты сомневаешься, правильно ли поступаешь? — это прозвучало больше как утверждение, нежели вопрос. Я нерешительно взглянула на Ли, но он, вопреки моим опасениям, сочувственно улыбался. — Глупенькая… Это нормально. Знаешь, как я перепугался, когда после месяцев скитаний неожиданно оказался в Хараде один? Поверь мне, всё будет хорошо, — он тяжело вздохнул и чуть приобнял меня за плечи, отчего стало немного легче.

— Прости. Не хотела показаться неблагодарной…

— Забудь. Я тебя понимаю, — его пальцы скользнули вниз по предплечью.

— А куда вы направляетесь отсюда? — я постаралась аккуратно и как можно незаметней отодвинуться.

— Хм-м-м, — Ли откинул крышку портсигара и по привычке протянул мне, но, заметив мой отрицательный жест, лишь пожал плечами и снова закурил сам. — Я об этом даже не думал. Зима наступает. Поэтому надо или двигаться туда, где потеплее, или же попытаться прибиться ко двору какого-нибудь лорда или вельможи. Ну, хотя бы до весны… — и, словно предугадав мой вопрос, спешно добавил: — Здесь, увы, нам не разрешат остаться. Местные эльфы очень чтят и ценят своё уединение и чужаков не жалуют, особенно человеческой расы. И это несмотря на то, что у них почти все слуги люди… Но об этом они предпочитают забывать периодически, — после последней фразы Ли как-то странно усмехнулся и, погасив сигарету о подошву сапога, брезгливо швырнул окурок в окно, а потом резко встал на ноги. — Знаешь, я терпеть не могу, когда кто-то пытается выдать себя за того, кем не является, — его глаза недобро сверкнули в мою сторону. — Что ты думаешь об этом, Ирина?

Вопрос показался мне немного странным, но решив не обращать внимания на очередной перепад настроения, я лишь неопределённо пожала плечами.

— Это никому не понравится. Только к чему ты об этом?

Ли недовольно фыркнул и нервно забарабанил изящными пальцами по подоконнику.

— Ладно, ты права, — уголки его губ чуть дёрнулись вверх. — Это сейчас не главное, — он явно недоговаривал, и это было подозрительно, но кто была я, чтобы лезть к нему с расспросами? Как я уже успела понять, Ли не был такой уж раскрытой книгой, каковой показался мне в начале, и если не желал что-то обсуждать, пытаться это выведать было бесполезно. — Думаю, на сегодня хватит. Мне лучше отправиться к себе, — он глубоко вздохнул и одарил меня одной из своих лучезарных улыбок. — Завтра — последний день приготовлений к предстоящему торжеству, и нам бы очень не хотелось ударить в грязь лицом перед придворными музыкантами. Понимаешь? Поэтому, красавица, не печалься и не горюй, но увидимся мы только послезавтра… — Ли задорно подмигнул, будто не он минутами ранее грозно сверкал глазами. — Я уверен, на торжестве вы будете блистать, миледи!

— Обязательно, милорд! Особенно в этом тронном зале! — я решила подыграть ему и нарочито торжественно указала рукой вокруг себя, но последующая реакция меня озадачила. Он замер, удивлённо приподняв правую бровь.

— Я говорил серьёзно, Ирина… Постой. Твоя эльфийка тебе ничего не сказала?

Настала моя очередь растеряно хлопать глазами.

— Ты о чём?

— Все слуги верхних уровней обязаны присутствовать на торжестве.

— Зачем?

— Ну на это есть две причины. Первая, чтобы быть ближе к своим господам, если тем что-то понадобиться. А вторая — это проявление великодушия короля. Очень странно, что твоя Сельвен тебе об этом ничего не сказала.

— Она не моя, — фыркнула я в ответ, неожиданно разозлившись.

— Не заводись. Потанцуешь, выпьешь вина и по-тихому исчезнешь. Большего от тебя не требуется.

Наверное, он был прав, да и я сама не совсем понимала, что и почему меня так раздосадовало, однако ещё долгое время после ухода Ли голова разрывалась от противоречивых мыслей. А тихий голос в самом дальнем уголке сознания настойчиво нашёптывал, что причина моего нежелания оказаться на эльфийском торжестве крылась в собственном страхе столкнуться с невидимым наблюдателем и лесным Владыкой. Но я всеми силами гнала это прочь, мрачно разглядывая свой нехитрый гардероб в поисках мало-мальски подходящего наряда.

Весь следующий день прошёл очень странно и сумбурно. Сельвен с необъяснимым рвением пыталась закончить все дела в лаборатории, как будто это не я, а она сама покидала Лихолесье. Поэтому, когда вечером я возвращалась в свою комнату, ноги мои гудели, а руки противно подрагивали, напоминая о том, что в погоне за эльфийкой-«стахановкой», пришлось пропустить и обед, и ужин, но на моё счастье в прилегающей к каморке кладовой всегда можно было разжиться парой фруктов. Перекусив и запив всё водой, я уже собиралась лечь спать, когда в полумраке одинокой свечи заметила на кровати свёрток, развернув который, невольно ахнула. Внутри оказалось шёлковое платье в пол глубокого красного цвета. И хотя оно не отличалось ни вычурностью кроя, ни богатством вышивки, для меня, привыкшей уже к походной одежде да самым простым нарядам с чужого плеча, оно было вершиной изящества. Под кончиками пальцев материал казался чуть прохладным, и я невольно улыбнулась. Этот подарок Ли был действительно прекрасен и не шёл ни в какой сравнение с тем кричащим нарядом цыганки, что он преподнёс мне в прошлый раз.


* * *


Небо над вековым лесом окрасилось в цвета заката, и в лучах стремительно исчезающего солнца шёлк полыхнул кроваво-красным. Я задумчиво рассматривала своё отражение в небольшом зеркале в пустынной библиотеке, пытаясь усмирить ту барабанную дробь, что отбивало сердце в моей груди.

Три с небольшим месяца назад я тоже стояла перед зеркалом, придирчиво осматривая свой наряд перед тем, как отправиться на пир в залах Владыки Элронда. Такой ничтожный срок отделял ту меня от женщины, которая смотрела сейчас из зеркальных глубин, а казалось, что между нами пролегла целая вечность. Я осторожно коснулась стекла, будто боялась, что отражение исчезнет, растворится дымкой, рассыплется в пепел, как когда-то мои надежды.

Три месяца — это так мало, чтобы потерять так много. Моё отражение грустно улыбнулось, слегка покачав головой, отчего в ушах мягко сверкнули изысканные серьги, поймав последние лучи уходящего солнца. Интуитивно пальцы скользнули по переплетениям серебра и сапфиров, а в памяти всплыли слова их дарителя: «Ты чувствуешь, что всё потеряла. Но у тебя есть жизнь и ты сама, а значит, ты можешь ещё всё найти…» Только пока я не нашла ничего кроме внутреннего смятения и постоянных сомнений.

«Довольно! — женщина напротив яростно сверкнула глазами. — Хватит себя жалеть! Ты, быть может, последняя дочь того погибшего мира, так неси это имя с гордостью!» — я резко выдохнула и расправила плечи. Да, та, что смотрела на меня, внешне была очень похожа на странную спутницу Гендальфа в компании Торина Дубощита, что появилась когда-то в Ривенделле, но вместе с этим она была другой: надломленная внутренне, она была сильнее, а познав правду, стала более скрытной. То, что окружало меня сейчас, уже давно перестало быть сказкой, это была реальность, в которой можно было полагаться только на себя, о чём, увы, я успела подзабыть, убаюканная тихой магией этого древнего леса да завораживающим взглядом его короля.

«Слишком долго ты позволяла другим решать за тебя, вести за собой… Не пора ли проснуться?..»

Когда я переступила порог главного зала лесных эльфов, моё сердце отбивало размеренный ритм, а в мыслях оформилось твёрдое решение покинуть Ли и его труппу, как только окажусь за пределами Лихолесья. Мне с ним не по пути.


* * *


Тронный зал горел и сиял тысячами огней, и в их свете сам воздух, наполненный переливами музыки и сладостными ароматами цветов и трав, таинственно мерцал еле заметной золотистой пылью, будто кристаллы льда на солнце в морозный день. Щедро накрытые яствами и напитками столы расположились по всему периметру, позволяя кружащимся в центре парам в любой момент утолить жажду или голод. Я замерла в тени одной из колонн, зачарованно наблюдая за пёстрой нарядной толпой. В этот вечер между смертными и бессмертными не существовало границ, и сердца и тех, и других бились в радостном предвкушении праздника и волшебства. И надо всем этим буйством красок и огней раскинулось бескрайнее звёздное небо. Казалось, чья-то могущественная рука одним взмахом избавилась от каменного свода, и увитые гирляндами колонны взмывали прямо в мерцающий небосклон. Я мечтательно улыбнулась, мысленно упрекнув себя за предыдущие страхи и сомнения по поводу бала.

— Ну что, всё не так уж и плохо?

Моя улыбка стала шире, и я медленно повернулась в сторону говорящего. Ли стоял рядом, оперевшись плечом на колонну.

— Ты прав. Только зря переживала, — я глубоко вздохнула и, следуя его примеру, откинулась на прохладный мрамор. — Здесь так красиво…

— А вы, миледи, можете по праву считаться украшением этого праздника, — промурлыкал он.

— Ли, ты истинный Дон Жуан! Плетешь такие изысканные и льстивые комплименты, что так и хочется поверить, — тихо хихикнула я.

— О миледи! Вашим недоверием вы раните меня в самое сердце! — он театрально приложил руку к груди, но в следующее мгновение подался вперёд и, склонившись к самому уху, прошептал. — Зачем мне придумывать комплименты, когда пред взором является истинная красота? В этом платье, цвета самой страсти, ты действительно неотразима, Ирина… — он почти выдохнул последние слова, что скользнули по коже, словно призрачные пальцы, отчего мне сразу стало немного неуютно, а его близость показалась слишком интимной. Стараясь не подавать виду, я чуть отклонилась и с улыбкой на губах назидательно погрозила ему пальцем.

— Ай-яй-яй, милорд! Вы, как я посмотрю, придерживаетесь негласного правила, что если сам себя не похвалишь — никто не похвалит. Не так ли?

— Ты о чём? — он непонимающе развёл руками, я же делано закатила глаза и вернулась к созерцанию публики.

— Ли, я ценю твой образ тайного поклонника, но кроме тебя, просто некому преподносить мне такие элегантные подарки. Поэтому можешь больше не притворяться. А платье действительно прекрасно. Большое спасибо, — спустя несколько мгновений я медленно повернулась в сторону всё ещё хранившего молчание менестреля. На его губах играла какая-то странная улыбка, в то время как глаза изучающе разглядывали мой наряд, пока снова не остановились на моём лице.

— Всегда пожалуйста, миледи, — промурлыкал он, взяв меня за руку, и стал невесомо целовать кончики пальцев, ни на секунду не прерывая зрительного контакта. — Счастлив был вам угодить, — прошептав последнее слово, он сомкнул влажные губы вокруг моего указательного пальца и дразняще скользнул по нему языком. В то же мгновение я отдёрнула руку как ужаленная.

— Ли, какого чёрта? Ты что, уже успел переусердствовать со спиртным?

В тот момент глаза менестреля показались мне абсолютно чёрными.

— Я думал, тебе понравилось…

От его бархатистого тона по спине пробежал неприятный холодок.

— Мы, кажется, уже обсуждали это…

— Ах да, конечно! Как я мог забыть! — он отмахнулся и пренебрежительно скривил губы. — Ты про свою потерянную любовь опять? Прости… совсем забыл… — но в его голосе не было и капли сожаления, скорее наоборот, он, казалось, насмехался надо мной.

— Ты пьян.

— Совсем немножко. И тебе советую, — он задорно захихикал и, оттолкнувшись от колонны, попытался ухватить меня за руку. — Пойдём потанцуем! Покажем им как надо!

— Сначала протрезвей немного! — огрызнулась я, уворачиваясь от его рук. — Увидимся позже.

Обойдя его стороной, я поспешила в противоположный угол зала, как можно грациозней маневрируя между кружащимися парами. Но моим планам не суждено было осуществиться, и в какой-то момент чьи-то руки обхватили меня за талию, уверенно вовлекая в круг танцующих. Первой реакцией было попытаться вырваться, но моим нежданным партнёром оказался эльф, а освободиться из его объятий, не привлекая при этом к себе особого внимания, было бы сложно. Поэтому, смущённо улыбнувшись, я позволила ему и дальше вести меня в хитросплетениях эльфийского танца, мысленно решив, что уж лучше неизвестный эльф, чем пьяный Ли. А потом меня закружила музыка, наполняя тело светлой лёгкостью, а сердце — радостью, унося всё дальше на волнах мелодичных переливов. Это был мой последний вечер в Лихолесье, так почему бы не получить от этого наслаждение?


* * *


— Ну что, девка тебя отшила?

Ли вздрогнул всем телом и на мгновение задержал дыхание.

— Что ты здесь делаешь, Даниэль? Ты всё испортишь! — прошипел он, неотрывно глядя на фигуру в красном, которая, будто сгусток пламени, порхала по залу, сменяя одного партнёра за другим.

— Расслабься… Она даже не смотрит в эту сторону. А пока это ты делаешь всё, чтобы её спугнуть, — казалось, Даниэль нагнулся к самому уху музыканта, почти касаясь мочки губами. — Не разочаруй меня…

— Не волнуйся! У меня всё под контролем, — он нервно дёрнул плечом.

— Да ну? Тогда почему птичка не рядом с тобой?.. — в голосе Даниэля прозвучала нескрываемая насмешка. — Где ты растерял весь свой шарм? Или она тебе понравилась? Уж не влюбился ли ты?..

— Заткнись, Даниэль. Ты прекрасно знаешь о моих предпочтениях. Эта девка просто слишком осторожна. Она что-то скрывает, я это нутром чую…

— А ты нет? — хихикнул тот, на что Ли раздражённо фыркнул.

— Зачем ты пришёл, Даниэль? — казалось, Ли говорил через силу.

— Пришёл проверить, как у тебя продвигаются дела. Как там наша потаскушка…

— Не называй её так!

— Отчего же? Именно таковой она и является… Или ты забыл про то, что случилось в саду? Тебе напомнить? — Ли глухо зарычал, но Даниэль не обратил на это никакого внимания и продолжил всё тем же нарочито-рассудительным тоном. — Хотя не буду отрицать, сегодня она выглядит вполне прилично… Да что скрывать, я бы и сам не прочь с ней…

— Довольно! — огрызнулся Ли, яростно сжимая кулаки, но Даниэль лишь заливисто рассмеялся.

— Что, я задел за живое? Мой милый Ли обижен, что ему пока не удалось испробовать тело, что так запросто достаётся другим? Ах, прости, но у тебя не та форма ушей…

— Заткнись!..— он с силой впечатал кулак в холодный мрамор колонны, почти взвыв от боли. Как ни странно, но это подействовало, и на некоторое время Даниэль покорно замолчал.

Ли вновь отыскал глазами знакомый силуэт в красном. На этот раз Ирина плавно скользила по залу в компании какого-то рыжеволосого эльфа. Они то переплетали руки, то вновь расходились в стороны, теряясь среди других танцующих пар. Это был традиционный для Средиземья танец, в меру чувственный, но всё же довольно консервативный, и он, конечно, не шёл ни в какой сравнение с тем, как переплетались их тела тогда на поляне, повинуясь музыке их мира. Ли прикрыл глаза и устало потёр переносицу.

— Она хороша сегодня…— прошелестело над самым его ухом.

— Ты всё ещё здесь? — он открыл глаза.

— Я же сказал, что пришёл проверить…

— Знаю, знаю, — отмахнулся Ли. За колонной снова воцарилась тишина, но через какое-то время он с раздражением осознал, что Даниель что-то тихо напевал себе под нос. — Что ты поёшь?

— Ах… старьё из восьмидесятых. Помнишь? Lady in red…

Но Ли оборвал его на полуслове.

— Ты не можешь просто заткнуться? Раз уж ты не собираешься уходить, то хотя бы не действуй на нервы своими постоянными нашёптываниями!

Даниэль недовольно хмыкнул.

— Ты какой-то нервный. Кажется, эта девка и правда запала тебе в душу.

— Не твое де… — начал было Ли, однако следующие слова его собеседника заставили его замолчать.

— Знаешь, это платье ей очень идёт… Как оно облегает её фигуру и почти неуловимо подчёркивает грудь. Такой простой и в то же время благородный наряд. Шёлк, вышивка, серьги— это поистине королевский подарок! — он сделал многозначительную паузу. — Ты не находишь?..

Глаза сами собой метнулись во главу зала. Музыкант тяжело вздохнул и понуро опустил голову. Сейчас со стороны он выглядел уставшим и побеждённым…

— Что ты хочешь, Даниэль? — его голос был чуть громче шёпота.

— Для тебя — только самое лучшее. Поэтому мне больно видеть тебя таким… Где мой прекрасный менестрель, ради которого женщины готовы были сами петь серенады под окнами? Эта распутная девка тебя обманула, обвела вокруг пальца, когда ты ради неё готов был на всё. Это несправедливо, она того не достойна… — Ли не проронил ни слова, только утвердительно кивнул головой. — Посмотри на себя! Ты прячешься в тени, в то время как она, словно принцесса порхает по залу в объятиях других… — Даниэль злобно прошипел. — Она шлюха, такая же, как и все они, и не важно, кто и как её имеет. Милый мой Ли, эта дрянь не достойна и грамма твоего сострадания и сожаления, — из горла менестреля вырвался какой-то странный звук, похожий на всхлип. — Пора указать ей её место…

При последних словах Ли резко вскинул голову, устремляя полный ненависти взгляд сначала на женщину, а потом на того, кто гордо восседал во главе зала. Холодные, надменные светло-голубые глаза лениво наблюдали за празднеством из-под тёмных бровей. Но Ли знал, что это был лишь обманчивый фасад, потому как уже не раз видел, что как только видимо безразличный взор обращался к фигуре в красном платье, в нём неминуемо вспыхивало что-то очень похожее на отражение такого же алого огня. Как и тогда в саду…

— Неблагодарная, лживая шваль, — прошипел он, но уже в следующую секунду его лицо озарила обворожительная улыбка. Он изящно встряхнул головой, словно избавляясь от остатков сна, и решительным шагом направился в центр танцующей и веселящейся толпы.


* * *


— Вы позволите?

Будто чёртик из табакерки, рядом со мной материализовался Ли. И не успела я и глазом моргнуть, а он уже уводил меня в сторону от моего партнёра, грациозно вальсируя и ни на секунду не сбиваясь с размеренного такта мелодии.

— Прости, — прошептал он, как только мы покинули круг танцующих. — Я перегнул палку и немного перебрал…

В ответ я лишь тяжело вздохнула.

— Ли, я всё понимаю, но в последнее время тебя слишком часто заносит, и, похоже, ты даже этого не замечаешь…

— Послушай, я…

— Нет, дай мне высказаться. Твоё настроение в последнее время, как погода в апреле: то солнечно, то дождливо. Я иногда даже спрашиваю себя, уж не принимаешь ли ты что?

Его рука, что покоилась на моей талии, заметно напряглась.

— Я ничего не принимаю, — отрезал он.

— Тогда что с тобой происходит? Откуда все эти приступы непонятного раздражения и агрессии?

Ли упрямо поджал губы и резко поменял направление, уводя меня к одному из накрытых столов.

— Давай не будем сейчас об этом. Я уже извинился, разве не так?

— Если не сейчас, то когда? Ты хочешь, чтобы завтра на рассвете я отправилась вместе с вами, но…

— Давай лучше выпьем! — перебил меня Ли, довольно грубо хватая за предплечье и подталкивая к столу.

— Нет! Я не хочу ни пить, ни курить! — внутри меня закипала злость вперемешку с горьким разочарованием.

— А я вот думаю, тебе это не помешает.

— Ли, ты оглох или ты намеренно пропускаешь мои слова мимо своих ушей?! — я резко остановилась, чувствуя на себе любопытные взгляды.

— Не устраивай сцен. Мы привлекаем ненужное внимание, — процедил он сквозь зубы и попытался снова схватить меня, но я успела отдёрнуть руку и предупредительно отступила. — Ты хочешь, чтобы всё сорвалось, только потому, что тебе вздумалось поиграть в истеричку? — его глаза зло сверкнули.

— Знаешь, вот именно сейчас я вообще не уверена в том, что отправиться с вами — это хорошая идея… — и сама удивилась, насколько спокойно и твёрдо прозвучали эти слова.

Ли изумлённо замер, но почти сразу примирительно поднял руки.

— Ладно-ладно не горячись! Мы все на нервах. Давай забудем об этом, — виновато улыбаясь, он протянул мне бокал вина. — Ну что, мир?

— Нет, Ли, — прошептала я, отрицательно качая головой. — Мне надо всё обдумать…

Роскошный тронный зал вдруг показался мне узким каменным колодцем, готовым вот-вот сомкнуться над моей головой. Я нервно сглотнула и отвернулась.

— Что это значит? — раздался за моей спиной его приглушённый голос. — Что это значит, Ирина?! — повторил он уже громче и более настойчиво.

— Это значит, что я не уверена, что встречу вас завтра в назначенном месте, — выпалила я на одном дыхании. — Прости, — и, не оборачиваясь, поспешила прочь из зала.


* * *


Обратно в свою комнату я не торопилась, скорее наоборот, специально выбирала маршрут подольше, в надежде разобраться и понять, что случилось в тронном зале, и как поступить дальше. Однако пустынные коридоры дворца оказались бесполезными советчиками и в конце концов я вновь оказалась в знакомой келье.

Внутри царил привычный полумрак, разбавляемый лишь отсветами камина, да пламенем одинокой свечи, а обычно прохладная комната показалась мне на удивление душной. Наплевав на приличия, я жадно припала к кувшину с водой, только сейчас осознав, что за весь этот суматошный день так ничего и не съела, и, будто в ответ на мои мысли, желудок негодующе заурчал. Конечно, можно было опять наведаться в кладовую, но в тот момент я чувствовала себя настолько физически и эмоционально уставшей и измотанной, что махнула рукой на потребности в еде и выбрала сон. Наскоро умывшись и переодевшись, повалилась на кровать, но взбудораженное сознание никак не давало мне расслабиться, и моё тело пребывало в состоянии полудрёмы, когда дверь в комнату тихо скрипнула.

Я резко распахнула глаза и, задержав дыхание, стала напряжённо прислушиваться. Рука по инерции поползла под подушку, где с недавнего времени (и по непонятной причине) покоился кинжал, но вокруг царила такая же звенящая тишина, что и до. Решив, что это игры моего разыгравшегося воображения, уже хотела вновь сомкнуть веки, как краем глаза заметила какую-то метнувшуюся тень, а в следующее мгновение чья-то рука зажала мне рот.

— Тш-ш-ш, красавица, не трепыхайся, — раздался из темноты знакомый голос менестреля, а в нос ударил кисловатый запах вина и табака. Сказать, что появление пьяного музыканта в моей комнате меня разозлило, будет преуменьшением. Я была в ярости и попыталась было оттолкнуть его свободной рукой, но он ловко перехватил моё запястье. — Я сказал не дёргайся, дрянь! — прошипел тот, до боли сдавливая руку и наклоняясь вперёд. Теперь из полумрака на меня смотрело искажённое злобой лицо. Вернее не совсем… Я почувствовала, как в животе холодной змеёй заворочался страх, и, похоже склонившийся надо мной мужчина прочитал это в моём взгляде. — Так то лучше, — криво усмехаясь, он чуть подался назад и медленно убрал руку со рта. Решив не сдаваться, я дёрнулась всем телом, но он вновь оказался перед моим носом. — Ты оглохла? — в подбородок упёрлось что-то холодное и металлическое. — Ещё раз дёрнешься, я вышибу тебе мозги! — металлический предмет скользнул вверх, и я в изумлении уставилась на чернеющее дуло пистолета. Ему же моё замешательство явно нравилось, судя по тому, как засияло его лицо. — О, я вижу ты знаешь, что это? Не так ли? Хорошая девочка. Лежи смирно, а то я давно не упражнялся, могу и сорваться…

— Что ты делаешь, Ли?..

— Ли? — он неожиданно громко и весело рассмеялся, чуть отклонившись назад, что позволило мне ещё на несколько сантиметров продвинуть руку под подушку. — Разве я похож на Ли? — мне становилось всё тяжелее дышать. — Отвечай, дрянь! — дуло пистолета больно вжалось в висок.

— Не знаю,— выдохнула я, и это было правдой. Склонившийся надо мной мужчина был пугающе похож на Ли: те же точёные черты, чувственные губы, гордый нос, — но это был не он. — Волосы, глаза… — слова давались с трудом, будто кто-то постепенно сжимал горло удавкой. Он опять захихикал.

— Молодец, верно подметила! Знаешь, мы сейчас прям как в сказке… Бабушка, бабушка, почему у тебя такие короткие светлые волосы? — передразнил он меня. — Потому, внученька, что до этого был парик! — словно в подтверждении его слов, пистолет опять ткнулся в голову. — Бабушка, бабушка, а почему у тебя светлые глаза? — его лицо замерло в сантиметре от меня, а серые глаза угрожающе сощурились. — Потому что у меня есть один умелый дружок, который закапал глазки, и они поменяли цвет, правда ненадолго…

— Ли… — я попыталась что-то сказать, но он перебил меня.

— Ли… да, меня и так называют. У меня вообще много имён, но я предпочитаю своё полное,— он наклонился к самому уху. — Даниэль.

Глава опубликована: 30.06.2018

34. Тихие игры

Он сам не знал, когда и как оказался перед этой потайной дверью, но, казалось, какая-то невидимая сила влекла его сюда с тех пор, как он покинул тронный зал. Сейчас между ними был лишь кусок холодного камня, и стоило только надавить… Но вот уже в который раз он отдёргивал руку, словно обжигаясь о гладкую поверхность.

Однажды он уже сорвался. Тогда в саду он не сдержался, и из стороннего наблюдателя стал соучастником. Её запах, ощущение её тела, когда она чуть откинулась назад… А от одного прикосновения к её коже голова шла кругом, а кровь вскипала от возбуждения. Она изгибалась в его руках, напряжённая и гибкая, как тетива лука, в то время как его пальцы бесстыдно ласкали каждый сантиметр её тела. Он, как изголодавшийся путник, никак не мог насытиться её близостью, всё глубже погружаясь в волны горячего желания… Поэтому, когда она вдруг стала резко вырываться, с большим трудом смог разжать объятия. Покинуть сад стоило ему тогда огромных усилий.

Трандуил устало откинулся на каменную стену и чуть прикрыл глаза. Почему он просто не мог забыть о ней? В отговорку о вопросах без ответа он уже давно перестал верить. С того самого момента, когда увидел её в саду на траве, купающуюся в лучах солнца, он, вопреки всем доводам разума и гордости, снова и снова стремился оказаться рядом. Он втайне наблюдал за ней и нередко ловил себя на мысли, что её тело порой будто начинало светиться. Такие моменты завораживали, как и тот миг, когда она неожиданно одарила его улыбкой…Это было полным безумием, но созерцание манящей хрупкой фигуры наполняло его сердце каким-то неведанным теплом, отчего иногда становилось страшно. Кем была она и кем был он? Когда-то он наивно думал, что приблизив её к себе, сможет найти ответы. Его губы тронула лёгкая улыбка.

«Ты нашёл только ещё больше вопросов!» — он тяжело вздохнул и открыл глаза.

Его взгляд скользил по хитросплетениям теней и отблесков факелов, в то время как мысли то и дело возвращали его в тронный зал, где часом ранее она мелькала, подобно кленовому листку, окрашенному в цвета осени. Зачем он выбрал этот цвет, зачем вообще отправил ей платье? Он не понимал до сих пор. Возможно, это было его попыткой избавиться от чувства вины, что гложет его с той ночи в саду. Но был ли он виноват перед ней или перед самим собой?

Так или иначе, но в этом наряде из алого шёлка она была обворожительна, и, помимо воли, его взгляд снова и снова отыскивал её силуэт в толпе празднующих. Она порхала по залу, купаясь в переливах мелодий, беззаботно кружась то с одним, то с другим. Однако его это ни капли не трогало, скорее даже забавляло, но лишь до тех пор пока рядом с ней вновь не появился менестрель. И если Трандуил и раньше его не жаловал, то в этот вечер от одного взгляда на музыканта, руки сами собой сжались в кулаки. В манере смертного, в том, как он улыбался, как еле заметно касался её талии, как смотрел на неё, было что-то, из-за чего хотелось вырвать женщину из его объятий, а его самого отшвырнуть в другой конец зала. Быть может в другом времени и в другом месте Трандуил бы так и поступил, но не здесь.

«Не на глазах у всех…» — владыка Лихолесья мог только гордо сидеть и наблюдать. Поэтому от внимательного взгляда не укрылось то, как женщина резко отпрянула от менестреля. Её глаза яростно сверкнули, губы сжались в упрямую линию. Он не мог разобрать слов, да и говорили они всегда на этом странном диалекте, но по выражению её лица было и так понятно, что разговор был не из приятных. Лишь когда женщина скрылась в направлении выхода, он наконец облегчённо выдохнул.

Мир вокруг вновь наполнился красками и звуками, а его внимание и мысли больше ничто и никто не отвлекал. Разговоры, учтивые поклоны, улыбки, музыка и серебристый смех эльфийских дев — одним словом, торжество шло своим чередом. Но, казалось, наполненный магией перворожденных воздух будто лишился какого-то главного компонента, а сам праздник утратил для короля всё своё очарование, как только его собственный интерес, одетый в платье цвета осеннего заката, исчез из поля зрения.

Одновременно с этим Трандуила никак не покидало странное ощущение, что что-то пошло не так. Как ни в чём не бывало он вёл неторопливую беседу с главным лекарем, когда боковым зрением заметил что-то в углу зала, где ещё совсем недавно находилась женщина и музыкант. Но поначалу даже не смог определить, что именно привлекло его внимание. Менестрель стоял на том же самом месте, что и минутами ранее, и всё так же смотрел ей вслед. На его губах играла какая-то довольная, торжествующая и одновременно мрачная улыбка. Но в следующий момент, будто почувствовав, что за ним наблюдают, он чуть тряхнул головой, вновь принимая облик беззаботного трубадура, а потом неожиданно отвернулся и, как бы походя, вылил содержимое бокала в близстоящую вазу. Это показалось королю странным, и он даже хотел поручить одному из стражников проследить за музыкантом, но в последний момент передумал, а когда он вновь повернулся в сторону смертного, того и след простыл.

«Ты уделяешь ей слишком много внимания», — упрекнул он себя и, ещё раз окинув взглядом будто опустевший после её ухода зал, вернулся к прерванной ранее беседе.

Однако странное поведение смертного никак не выходило у него из головы.

«Он так же смотрел на неё тогда, на нижних уровнях!» — эта мысль появилась в его сознании настолько внезапно, что Трандуил невольно напрягся. Будто кто-то другой нашептал ему это на ухо… Он всеми силами пытался отвлечься от этих дум и наслаждаться праздником, но чувство напряжённости, что не покидало его с момента исчезновения смертного, постепенно переросло в тревогу, в нехорошее предчувствие, которое в конечном итоге и привело его сюда, в этот тайный проход в её комнату.

«Ты смешон! Если бы твой отец тебя сейчас увидел, он бы не поверил своим глазам! — эти размышления заставили его поморщиться. — Если ты хочешь утолить свой интерес, всё, что требуется — это нажать на плиту и зайти в комнату… Это, в конце концов, твой дворец. Не так ли?»

Конечно, всё было именно так, но что-то его удерживало. Возможно, страх, что он не сможет устоять? Опять?.. Презрительно хмыкнув на свои же собственные метания, он оттолкнулся от стены и решительно положил руку на холодный камень, и тут его острый слух уловил что-то. Трандуил замер и, чуть прикрыв глаза, стал напряжённо прислушиваться.

Смертным никогда не удастся до конца понять и даже представить то, как воспринимают окружающий мир эльфы. Бессмертные дети Эру видят и слышат реальность на уровне тонких ощущений и колебаний. Будто всё вокруг сплетено из огромного количества энергетических нитей или струн, и для эльфа, чтобы получить необходимую информацию, стоит только найти и проследить нужное переплетение. Перед мысленным взором те иногда предстают в образе тончайших серебристых нитей, которые складываются в единую картину мира. Вот и сейчас древний эльф постепенно отслеживал нужный ему источник, биение сердца, дыхание, слова…

Король резко распахнул глаза. По ту сторону камня она была не одна. Он их не видел, но слышал: лёгкий шелест простыней, прикосновения тел, прерывистое дыхание и гулкие удары сердца. Не надо было долго гадать, чтобы понять, чем занимались там двое смертных.

«Ты смешон! — он отпрянул от каменной плиты, криво усмехаясь. — Похоже, ты волновался зря. У неё… вернее у них всё хорошо…»

Он с презрением отвернулся. Шёлк длинной мантии взметнулся, будто крылья серебристо-алой птицы, а мгновения спустя узкий коридор опустел, и лишь где-то вдалеке еле слышно скрипнула дверь в покои владыки.


* * *


Его имя для меня ровно ничего не значило, но то, с какой злостью и похотью смотрел на меня этот мужчина, заставляло кровь стыть в жилах. Я хотела кричать, но паника сдавила горло, не давая извлечь ни звука. А тот, что назывался Даниэлем, казалось, получал неописуемое наслаждение, наблюдая за моей беспомощностью. На его губах застыла победная улыбка, он даже отложил пистолет и теперь неторопливо развязывал мою ночную сорочку, однако стоило его холодным пальцам коснуться кожи чуть ниже ключицы, меня будто ударило током.

«Сейчас или будет поздно! — закричал мой мозг. — Ты же понимаешь, что он с тобой сделает?!»

О да, подтверждение его намерений в наглую упиралось мне в живот.

Немеющие пальцы сжались вокруг рукоятки кинжала, и в тот момент, когда Даниэль чуть сдвинулся, чтобы принять более удобную позу, я ударила, одновременно отталкивая его коленом. Но что-то пошло не так. Моя рука будто не хотела мне повиноваться и, вместо того, чтобы вспороть ему шею, лезвие прочертило лишь глубокую царапину на его щеке. На моё счастье, тот никак не ожидал нападения с моей стороны, что позволило выиграть бесценные секунды его замешательства. Я резко вскочила с кровати и бросилась было к выходу, но с каждым шагом мои ноги словно превращались в желе, и я только и успела, что добраться до двери и ухватиться за ручку, когда за спиной раздался разъярённый голос Даниэля.

— Мерзкая дрянь! Ты хочешь поиграть?

Я развернулась, спиной опираясь о спасительную дверь и одновременно пытаясь надавить слабеющими пальцами на ручку. Замерший в нескольких метрах от меня Даниэль взглядом проследил за моим движением и криво усмехнулся.

— Что, не выходит?.. — он шагнул ко мне, и моя рука с зажатым кинжалом взметнулась в его сторону. Серые глаза угрожающе сощурились, но он остановился и, казалось, только сейчас заметил свой порез. Тонкие пальцы коснулись окровавленной щеки, но уже в следующее мгновение с виду красивое лицо исказила гримаса ярости. — Ах ты, грязная потаскуха, ты меня порезала! Да там ещё, пожалуй, и шрам останется! — взревел он, направляя на меня пистолет. — Знаешь, я бы мог прострелить тебе голову, и с удовольствием бы это сделал, но живой ты мне полезнее… А вот за это, — он показательно помахал передо мной окровавленными пальцами, — ты заплатишь сполна! — я с ужасом заметила, что моя рука, в которой всё ещё было зажато оружие, стала предательски подрагивать, в то время как пальцы в который раз безвольно соскользнули с ручки двери. Даниэль показательно зацокал языком. — Ты никуда от меня не убежишь, дрянь. Скоро твои руки и ноги откажутся тебя слушать, и ты будешь полностью в моей власти.

— Что ты мне подмешал? — прохрипела я.

— Да так, дары Востока, — улыбнулся тот. Мои мысли забегали в голове с бешеной скоростью, силясь определить, что и когда принимала я из его рук. Он же, будто прочитав мои догадки, довольно продолжил. — Я хотел дать тебе это с вином ещё в тронном зале, но ты играла в недотрогу. А рисковать я никак не мог, поэтому ещё до бала влил убойную дозу в твой кувшин с водой!

От его смеха и осознания происходящего к горлу подступила тошнота. Я резко выдохнула. В этот момент ручка неожиданно поддалась, дверь распахнулась, и я почти ввалилась в кладовую.

Шаг, другой, мои ноги почти подкашивались, и, чтобы не упасть, пришлось ухватиться за один из столов с бутылками и графинами. Путь до двери в библиотеку, что обычно занимал всего несколько секунд, казался теперь бесконечным, но, не желая сдаваться, я продолжала плестись вперёд. Даниэль неторопливо перешагнул порог кладовой. Пистолет всё так же был зажат в его руке, тогда как во второй я с ужасом заметила кнут. Проследив за моим взглядом, он счастливо улыбнулся.

— Я решил добавить огонька в нашу погоню и подстегнуть тебя немного, — с этими словами он замахнулся и в следующее мгновение режущая огненная боль полоснула меня по груди — я вскрикнула, но голос будто не слушался, срываясь в беспомощный хрип.

Спасительная дверь была так близко, и в то же время так невыносимо далеко, когда мои ноги подкосились, и я со всего маху рухнула на колени. Кинжал звякнул о каменные плиты и отлетел в сторону, но я продолжала упорно ползти. Моё тело раз за разом содрогалось от ударов кнута, что следовали теперь один за другим. Спина горела, будто объятая пламенем, а вконец онемевшие ноги превратились в бесполезный балласт, и только пальцы ещё пытались ухватиться, дотянуться до выхода, но в какой-то момент всё замерло, я не могла сдвинуться ни на миллиметр.

— Это было весело! — надо мной нависла тень. — Теперь твоя спина выглядит почти так же, как и моя тогда… Хотя, конечно, кнут у меня не орочий… — я почувствовала, как хлыст змеёй скользнул по моей спине, прочерчивая огненную линию по одной из ран. Где-то рядом подошвы чуть шаркнули о камень, и в поле зрения попали носки начищенных сапог. — Ладно, довольно воспоминаний, наш вечер только начинается! Вставай, дрянь! — он схватил меня за волосы, намотав их на кулак, и с силой рванул вверх. — Знаешь, как долго я этого ждал? — прошипел он мне на ухо, прежде чем отшвырнуть моё безвольное тело на стол с бокалами. Хрусталь с протяжным звоном посыпалось на пол, а мой мучитель вновь оказался рядом и теперь швырял меня из стороны в сторону, будто тряпичную куклу.

Воздух наполнился звуками разбивающегося стекла и хруста осколков под его ногами. Я уже ничего не замечала, ни куда ступала, ни той боли, которой отдавался каждый шаг, и лишь всеми силами старалась не упасть, пытаясь зацепиться за всё, что попадалось мне на пути: столы, стулья, полки. После очередного пинка я грудью упала на большую винную бочку и безвольно повисла головой вниз. Даниэль же не преминул воспользоваться этой возможностью, и воздух снова рассёк свистящий звук кнута. Удар пришёлся аккурат поверх уже истерзанной спины, и моё тело непроизвольно выпрямилось, изгибаясь, но обмякшие ноги подкосились, и я навзничь упала на пол.

Если до этого была боль, то сейчас я была в агонии. Стекло врезалось в спину, ноги, руки, а я не могла сдвинуться ни на миллиметр, чтобы хоть как-то облегчить эту муку. Мой рот открылся в крике, но с губ больше не сорвалось ни звука. Даниэль замер надо мной. Взгляд его серых глаз был абсолютно холодным, губы скривились в презрительной усмешке.

— Кажется, ты уже дошла до кондиции, — он чуть пнул меня носком сапога. — Знаешь, в чём прелесть этого зелья? — проговорил он нараспев, одновременно небрежно отбрасывая в сторону кнут. — Ни твоё тело, ни даже твой голос тебя не слушаются, но зато все мысли… — он присел на корточки и почти с нежностью дотронулся пальцем до виска, — и все ощущения… — он надавил коленом мне на грудь, и в спину тут же вонзились сотни осколков. Я изогнулась всем телом, но его это не заботило. — Да, все ощущения задействованы на все сто процентов. Ты плачешь, красавица? — холодные пальцы смахнули непроизвольно набежавшие слёзы. — Не стоит… Это только начало… — он резко выпрямился и, обхватив мою безвольную руку, волоком потащил меня в более освещённый угол кладовой.

Мне казалось, что с тела, полоску за полоской снимали кожу, однако больше всего меня резало изнутри чувство собственной беспомощности. Хотелось выть от боли, вырываться, кричать, но всё, что я могла — это безвольно наблюдать за его действиями. Наконец Даниэль остановился, бросив меня в круге света, и замер надо мной. Его взгляд оценивающе скользил вверх и вниз по моей распластанной фигуре, а сам он, уже не скрывая своего возбуждения, то и дело поглаживал свой пах. Это было настолько противно и мерзко, что казалось, меня вот-вот вырвет, но сил хватило лишь на то, чтобы отвернуть голову в сторону и прикрыть глаза. Заметив это, Даниэль презрительно хмыкнул.

— Посмотрите на неё! Как она отворачивается! Можно подумать, что ты— сама невинность! А ведь знаешь, Ли так о тебе и думал… Бедный наивный менестрель, он считал тебя порядочной, другой. Но ты, — он вдруг оказался рядом и рванул подбородок на себя, заставляя смотреть прямо на него. — Ты такая же, как и все. Обычная шлюха, — процедил он в сантиметре от моего лицо. — Хотя не могу не признать, внешне ты очень даже ничего, но вот внутри ты самая обыкновенная грязная потаскуха, — Я дёрнула головой, пытаясь вырваться, но он, видимо, истолковал мой жест по-своему. — Ты не согласна? — его брови удивлённо скользнули вверх, а губы тронула еле заметная улыбка. Даниэль наклонился к самому уху и нарочито сладким тоном прошептал: — Скажи, какого это, когда тебя трахает эльф? Что в нём такого, чего нет в Ли? Он больше? Входит глубже? — его язык скользнул по моей щеке, и я вновь попыталась вырваться. — Тш-ш-ш… Можешь не отрицать, я видел вас. Тебя и твоего эльфа. А сегодня, он почти не сводил с тебя глаз, раздевая взглядом, придумывая, наверное, как ещё тебя отыметь… Там в саду. Как он лапал тебя, а ты позволяла… —что-то звякнуло, он чуть отклонился, но уже в следующее мгновение навалился на меня всем телом, нависая. — Смотри на меня, дрянь! — по шее скользнуло холодное лезвие, и мне ничего не оставалось, как повиноваться.

Его серые глаза в упор смотрели на меня, но сейчас в них не было так напугавшего меня холода, наоборот — во взгляде плескались похоть и безумие. Знакомый металл моего кинжала тускло блеснул в отсветах факелов, в то время как Даниэль нарочито медленно прочертил обжигающую линию от мочки вниз по шее и дальше между грудей, то и дело слегка надавливая на податливое лезвие, что с лёгкостью надрезало бледную кожу. В тот момент я с ужасом поняла, что, возможно, смерть была бы не худшим исходом…

— Знаешь, о чём я сожалею? — проговорил он на удивление тихо и спокойно. — Что у нас с тобой не так много времени. Мне нравится твой огонь, и я бы хотел испить его капля за каплей. Даже сейчас, полностью парализованная и беспомощная, ты пытаешься противостоять мне, сопротивляешься, в то время как местные барышни уже давно бы умывались слезами. Хотя всё равно не понимаю, зачем ты ему понадобилась? — последний вопрос был задан риторически и относился явно не ко мне. Лезвие вновь продолжило своё движение, вспарывая ткань ночной рубашки до живота, и лишь тогда он неторопливо отложил кинжал. Когда его рука сжала грудь, до боли ущипнув сосок, я внутренне взвыла от отчаяния и омерзения, попыталась дёрнуться и закричать, но из горла вырвалось лишь бессвязное мычание.

— О-о-о… тебе не нравится? — захихикал он. — Поверь, я ещё нежен с тобой! Да и то потому, что приказано доставить тебя в целости и сохранности. Мне даже не позволительно к тебе прикасаться, но… — в его тоне вновь зазвучали нотки погасшего было вожделения. — Но это было до того, как ты стала эльфийской подстилкой. Теперь ты, можно сказать, подпорченный товар, и я думаю, заказчик особой разницы не заметит… — словно в подтверждение своих слов он снова крутанул сосок, и от пронизывающей боли тело интуитивно выгнулось. Даниэль резко втянул воздух. — Чем больше ты трепыхаешься, тем сильнее мне тебя хочется, дрянь! Поэтому прошу, не останавливайся! — он довольно улыбнулся, ещё сильнее прижимаясь ко мне своей стянутой штанами возбуждённой плотью. Откинув голову, я с надеждой посмотрела на дверь, ведущую в библиотеку, но та была всё так же закрыта. Даниэль будто прочитал мои мысли. — Не беспокойся, нам никто не помешает. Все заняты сбежавшими гномами, поэтому у нас с тобой есть как минимум часа два, — мой взгляд метнулся к нему. — Да, это немного. Я только успею во вкус войти, — уголки его губ дёрнулись вверх. — А потом мы по-тихому увезём тебя отсюда. Я влил тебе приличную дозу, поэтому до Эсгарота ты и пикнуть не сможешь. — он медленно облизал губы, будто смакуя каждое слово. — Ну что, довольно разговоров! Приступим? — он с силой дёрнул подол рубашки и ткань протестующе затрещала. Обнажённые ноги в миг покрылась гусиной кожей не столько от холода, сколько от осознания, что нижняя часть тела теперь была выставлена на его обозрение. Его руки грубо сжали колени, разводя их в стороны, в то время как он всё выше и выше задирал материю. — Как ты тогда в саду задрала подол… Как бесстыдная девка на панели… Скажи, ты знала, что он за тобой наблюдал? Ты специально это сделала? — шептал Даниэль, и его горячее влажное дыхание опалило кожу, отзываясь внутри новой волной тошноты.

Больше всего на тот момент мне хотелось закрыть глаза и представить, что ничего этого нет, сдаться… Но другая часть меня металась и билась внутри, как птица в клетке. Да, это был кошмар, но это было только начало, и отдайся я на волю этого извращенца, настоящий ужас и мучения ещё ждали меня впереди. Я не могла этого позволить, но ни ноги, ни руки меня не слушались, а из горла вырывались лишь сдавленные хрипы. Что я могла предпринять? Отчаяние и безысходность сдавили грудь ледяной удавкой.

— Никчемная, бесполезная…

«Отпусти себя!» — резанул мозг голос хозяина леса, да с такой силой, что я невольно поморщилась.

«Отпусти себя? Что ты имеешь в виду?..» — но тело уже действовало само собой. Кровь вскипела в венах пробуждающейся магией, тело запульсировало горячей энергией, но я всё так же не могла и пальцем пошевелить. А тем временем мужчина надо мной чуть отклонился.

— Знаешь, что меня больше всего раздражает в Средиземье? Это одежда! — начал он самым обыденным тоном. — Все эти завязочки, шнуровки… Были бы мы сейчас у нас, одно движение молнии, и… Я бы уже делал с тобой, что захочу, а тут приходится попотеть немного. — краем глаза я заметила, что он всё ещё возился со шнуровкой на своих штанах, то и дело кидая в мою сторону мрачные взгляды. Мне оставались считанные секунды, прежде чем меня поглотит эта зияющая бездна отчаяния и паники, к краю которой так и подталкивал меня менестрель. Где-то внутри оформилась пугающая мысль, что стоит ему прикоснуться ко мне там, и я всё потеряю…

В этот момент он вновь развёл мои ноги в стороны. От прикосновения его плоти к внутренней стороне бедра захотелось взвыть и выпрыгнуть из кожи, я с силой закусила губы, неожиданно осознав, что руки сжались в кулаки. Ощущение тела возвращалось капля за каплей, но слишком медленно… Мне нужно было выиграть время.

Наверное, так чувствует себя загнанный в угол зверь, когда до финального удара или выстрела остаётся лишь одно мгновение. Чёрное отчаяние и алая ярость застилают глаза, заставляя сердце биться в три раза быстрее. Ощущения обостряются до предела в преддверии конца, и всё, о чём ты думаешь, это последний бросок, последний шанс если не вырваться, то забрать противника с собой. В тот момент я будто видела себя со стороны. Как менестрель прижался в плотную к моему распластанному телу, что-то нашёптывая и тихо посмеиваясь. Но я не хотела этого слушать и, не дав ему договорить, сделала единственное, на что ещё была способна: со всей силы вцепилась зубами в его шею.

Он взвизгнул и попытался оттолкнуть меня, но я держалась мёртвой хваткой бульдога. Вырываясь, он начал бить меня по рукам, исцарапанным и изрезанным плечам, но я не дрогнула и стала постепенно сводить челюсти, с мрачным торжеством чувствуя, как рот наполняется тёплой, чуть солоноватой кровью. Мужчина взвыл нечеловеческим голосом и, изогнувшись всем телом, рванулся назад, отлетев на несколько шагов, и затих у стены, тихо поскуливая.

Каким-то непостижимым образом, в промежутке между всем этим, мне удалось принять сидячее положение. И теперь, с отвращением выплюнув вырванный кусок плоти, я жадно глотала воздух, чувствуя, как в обессиленные конечности по крупицам возвращалась жизнь. После нескольких долгих секунд я, опираясь руками об пол, попыталась подняться, но ничего не вышло, зато пальцы обожгло чем-то холодным. Мой кинжал. Зажав его в руке, я развернулась и на четвереньках поползла в сторону двери. В колени вонзались разбросанные повсюду осколки, но я не обращала на это внимания, главное было — добраться до библиотеки.

— Мерзкая дрянь! — раздавшийся за спиной полный холодной ярости голос заставил меня обернуться. Ли, Даниэль или Лаэрт (уже без разницы) стоял у стены, зажав шею рукой. Сквозь пальцы по бледной коже багровыми каплями стекала кровь. Губы были плотно сжаты, а в глазах горел такой огонь, что я невольно попятилась. — Он просил доставить тебя живой… Но теперь мне плевать! — он рванул вперёд, в несколько шагов оказавшись рядом, и, намотав растрепавшиеся волосы на кулак, бесцеремонно потащил за собой прочь от двери. — Я думал, что позабавлюсь с тобой немного, а потом доставлю, куда надо. Но ты вывела меня из себя! — он остановился у противоположной стены и грубо дёрнул меня вверх, заставляя подняться на подрагивающих ногах и смотреть ему прямо в глаза. — Знаешь, что я с тобой сейчас сделаю? Я отымею тебя как последнюю шлюху во все отверстия, которые смогу найти в твоём грязном теле, и всем, что попадётся мне под руку. А потом — сверну тебе шею и оставлю здесь, чтобы твой эльф тебя нашёл. То-то он расстроится, что его игрушку сломали, — на последних словах его пальцы сомкнулись на моей шее, в то время как второй рукой он пытался спешно задрать подол.

На мое счастье, он не отличался физическими возможностями ни гнома, ни эльфа, поэтому одновременно удерживать моё всё ещё обмякшее тело в вертикальном положении и пытаться избавиться от остатков одежды требовало у него больше сил и внимания. Я не преминула воспользоваться этой возможностью, и теперь с мрачным торжеством и удовольствием наблюдала за тем, как изумлённо расширились серые глаза, когда мой кинжал по рукоятку вошёл в его живот. Несколько долгих секунд мы смотрели друг на друга в полной тишине, и за это время я даже успела испугаться, что промахнулась. Но вот его рука безвольно соскользнула с моей шеи, он еле заметно качнулся и попятился. Даниэль попытался схватить выпирающий из плоти металл, но я, вцепившись в рукоятку обеими руками, с силой рванула оружие на себя. Инстинктивно его руки метнулись к ране, откуда уже заструились багровые капли, щедро окрашивая его белую рубашку в малиновый цвет. Он отступил ещё на несколько шагов, когда неожиданно плавно осел на пол, завалившись на спину.

Здесь было тихо, слишком тихо. «Как в могиле», — пронеслось в голове, заставляя нервно выдохнуть. Воцарившееся тягостное молчание нарушали лишь хлюпающие хрипы. Казалось, эти звуки становились всё громче, заполняя собой всё пространство, эхом отдаваясь в голове. Он заворочался на полу, отчего-то напоминая мне сейчас какое-то огромное насекомое, перевёрнутое на спину, и от одного взгляда на него к горлу подступила тошнота. Я инстинктивно зажала рот рукой и зажмурилась, но перед глазами так и стоял образ его распластанного тела. Мне хотелось закричать в голос, но я не могла произнести ни звука, хотелось бежать прочь — но желеобразные ноги еле удерживали меня в вертикальном положении. Спустя какое-то время мне всё же удалось сделать пару шагов, придерживаясь за стол у стены, когда за спиной раздался его голос.

— Ты думаешь, что сможешь убежать? — от неожиданности зыбкая твердь тут же ушла из-под ног, и, беззвучно всхлипнув, я вновь оказалась на полу. Сжимая онемевшими пальцами кинжал, резко обернулась. Но он лежал на том же самом месте, и только его голова была слегка повёрнута в мою сторону. Его окровавленные губы тронула зловещая улыбка. — Он найдёт тебя… И тогда то, что произошло сегодня, покажется тебе лёгкой любовной прелюдией… А когда он с тобой покончит, ты будешь не в состоянии даже вспомнить своё имя… Шлюха.

— Заткнись, — выдохнула я, на что он лишь презрительно засмеялся.

— Именно таковой ты и являешься. Эльфийской ли, его ли — какая разница кто?

— Заткнись.

— Потому что здесь ты — никто! У тебя нет ни семьи, ни положения… Исчезни ты сегодня, о тебе забудут на следующий день… — его слова резали глубже, чем те осколки, что врезались сейчас в мои колени.

— Заткнись, — внутри медленно поднимала голову приутихшая было ярость.

— Думаешь, ты особенная? О нет… Ты самая обычная девка. Таких, как ты, я даже не брал для своей коллекции кукол. Там… — он ещё что-то говорил, но слова превратились в жужжащий фон, и больше всего мне хотелось, чтобы он замолчал. Насовсем. Рука скользнула по камню, натыкаясь на что-то холодное, и теперь я с удивлением рассматривала его пистолет. В этой кладовой, посреди эльфов и леса, это оружие казалось каким-то нереальным и противоестественным. Пальцы сами легли на курок, когда последние слова Даниэля вновь привлекли моё внимание. — Неужели ты думаешь, что только потому, что ты спишь с главным остроухим здесь, это может как-то изменить твою судьбу? Он никогда не пустит тебя дальше своей постели…

— Что ты несёшь? — ко мне вернулся голос, хотя он больше напоминал хрип.

— Оу, ты заговорила? — он глухо рассмеялся. — Удивительно, особенно учитывая какую дозу я тебе влил… — он закашлялся кровью, а я тем временем, ухватившись за край стола, медленно потянула себя вверх. С облегчением осознав, что ноги уже не подкашивались при каждой возможности, шаг за шагом приблизилась к телу музыканта. Даниэль снова затих и теперь с интересом рассматривал меня. — Нет, я всё же хорошо поработал. Жаль, что не довёл дело до конца…

— Заткнись! — прошипела я, нацеливая на него пистолет. В серых глазах на мгновение мелькнул страх, смешанный с удивлением, но окровавленные губы вновь растянулись в омерзительной улыбке.

— И что ты сделаешь? Напугаешь меня этим? Ты не выстрелишь! Иначе сюда сбегутся все эльфы Лихолесья, и тебе придётся многое объяснять…

— Плевать. Главное, что ты наконец заткнёшься! — и я спустила курок.


* * *


Трандуил, словно каменное изваяние, замер у камина, неотрывно вглядываясь в танец огня. Со стороны могло показаться, что он был абсолютно спокоен, и лишь то, как побелели костяшки пальцев, вцепившиеся в мрамор облицовки, выдавало его истинные чувства. Ярость, такая же алая, как и языки пламени перед его глазами, клокотала внутри, будто жидкий огонь в недрах обители гномов. Злость на неё, на этого мерзкого менестреля и на себя, на собственную слабость. И всё это с привкусом странной горечи разочарования и… Но о втором он даже не позволял себе думать. От воспоминаний о том, как он замер в нерешительности у потайной двери, в то время как она была занята совсем другим, хотелось смеяться в голос.

«Как это было нелепо… — он резко обернулся, одним залпом осушив бокал вина, зажатый в руке. — Довольно игр! Завтра же капитан стражи допросит её с пристрастием по поводу её связи с гномами и того, кто она такая и откуда! — он негодующе стиснул зубы. — Хотя зачем ждать до завтра? Можно отправить её на допрос прямо сейчас, с позором выдернув из объятий любовника!» — он развернулся и уже направился было в кабинет, когда в дверь нетерпеливо застучали. На мгновение Трандуил замер в нерешительности, силясь припомнить, когда успел вызвать к себе стражу, но почти сразу решительно распахнул дверь.

На пороге стояли двое эльфийских воинов, всем своим видом выражая крайнюю озабоченность и раскаяние. Последнее заставило Владыку удивлённо вскинуть брови.

— Что-то случилось? — в его безразличном тоне не было и намёка на бушующие внутри эмоции. Те же двое низко поклонились и, быстро переглянувшись, почти в один голос ответили.

— Ваше величество, гномы сбежали, — это было настолько неожиданно, что в первые несколько мгновений он не проронил ни слова. Воины же растолковали его молчание по-своему и принялись спешно докладывать о том, что и как произошло. Выходило, что кто-то украл ключи у не в меру празднующих стражников, выпустил гномов, включая их предводителя, и спустил всех в пустых бочках по подземной реке. Его мысли метнулись к женщине на том конце каменного коридора. Если окажется, что она хоть как-то в этом замешана, он отправит в темницу и её, и её полюбовника…

— Принц Леголас уже отправил в погоню отряд, чтобы вернуть пленников. И решил возглавить его сам, — голос одного из воинов вырвал его из мрачных раздумий. Быстрые шаги Трандуила и сопровождавших его эльфов лишь лёгким шелестом отдавались в опустевших коридорах дворца. При упоминании имени сына, губы короля тронула еле заметная улыбка. Леголас был не только его наследником, но и одним из самых достойных воинов королевства, которым он мог по праву гордиться и как правитель, и как отец. Только она никогда этого не увидит…

— Проверьте нижние уровни. Закройте все входы и выходы. Гномы не могли просто так выбраться, — в отрывистых приказах короля сквозил металл. — Им кто-то помог, и этот кто-то проник во дворец. Сообщник или шпион, — Трандуил резко остановился, поражённый неожиданной догадкой. Светло-голубые глаза полыхнули огнём. — Отправьте стражников в комнату, прилегающую…

Но он не успел договорить. Звенящую тишину каменных хитросплетений обители лесных эльфов прорезал оглушающий грохот, похожий на короткий раскат грома. За первым ударом последовал второй, потом третий, потом ещё один, и ещё, и ещё… Трое эльфов напряжённо переглядывались, пытаясь определить направление, в то время как необъяснимый звук эхом отражался от вековых стен, нарастая и заставляя всё гудеть и вибрировать.

— Это со стороны библиотеки, ваше величество, — выдохнул один из воинов. Не говоря ни слова, три фигуры, словно тени, метнулись в нужном направлении, скрываясь во мраке каменного лабиринта.

Дверь, будто сделанная из бумаги, с лёгкостью отлетела в сторону под натиском эльфийских воинов. Но лишь переступив порог, они замерли в изумлении. Оранжевые отсветы факелов, встревоженные появлением нежданных гостей, в дикой пляске метались по стенам небольшой кладовой. Они переплетались с извилистыми тенями, отражались в осколках стекла, что, словно потрескавшийся лёд, покрывали каменный пол, смешиваясь с багровым вином. Во всём этом хаосе света и звенящей тишины они не сразу заметили распластанную на полу фигуру. Первым опомнился высокий светловолосый эльф в тёмно-бордовой мантии и уверенно шагнул вперёд, игнорируя предупреждающие жесты его спутников. Разбитый хрусталь захрустел под его ногами, нарушая тягостное молчание.

— Это менестрель, — прошептал наконец один из воинов и тут же добавил, — был.

В теле, покоившемся сейчас на каменном полу, не было и капли жизни. Остекленевшие глаза, смотревшие в вечность с бледного лица, выражали крайнее удивление и страх, будто смерть застала музыканта неожиданно. Взгляд короля скользнул вниз, и он невольно поморщился. На груди мужчины зияли несколько глубоких отверстий, откуда тёмными потоками медленно вытекала стремительно густеющая кровь. Она змеёй опоясывала бездыханное тело, чтобы смешаться с пурпуром вина на сером камне… Но что-то было не так, и в подтверждении его мыслей, второй из сопровождающих его воинов аккуратно заметил:

— Ваше величество, его волосы и глаза… — Но Трандуил оборвал его на полуслове, предупредительно подняв руку, и теперь, выпрямившись во весь рост, осторожно оглядывался по сторонам.

Снова тишина. По углам небольшой кладовой клубились густые тени, но зоркие глаза эльфов не распознали там ничего. Казалось, кроме них и бездыханного смертного тут никого не было. Но в этот момент он уловил вибрации тихого, почти незаметного дыхания кого-то четвёртого. Оно было настолько слабым, что король мог принять его за дуновение ветра, если бы не вторящие ему редкие удары сердца.

— Кто здесь? — его голос резанул сдавленный напряжением воздух. Но никто не ответил. Краем глаза Владыка заметил, как один из воинов указал рукой в тёмный угол, где приютилась одна из огромных винных бочек. Трое мужчин решительно шагнули в том направлении, когда из темноты раздался сдавленный то ли хрип, то ли стон. Ещё шаг, и из-за темного дерева метнулась бледная рука, с зажатым в ней окровавленным кинжалом, а хрип стал похож на тихое рычание раненого зверя. В этом странном звуке было столько боли и отчаяния, что Трандуил замер, жестом приказав и двум другим эльфам остановиться.

— Выходи, мы не причиним тебе зла, — проговорил один из воинов, но рука лишь дёрнулась в его направлении. В слабом свете металл тускло мерцал, а тонкие пальцы лишь крепче обвились вокруг рукоятки. Король вдруг осознал, что бледная, измазанная запёкшейся кровью рука, что сейчас чуть подрагивала в отблесках факела, была женской. Сердце эльфа пропустило удар, а по спине пробежал холодок.

— Отправляйся за дочерью лекаря, — прошептал он еле слышно на Сильване, обращаясь к одному из воинов.

— Но,ваше величество…

— Сейчас же, — отрезал король, и тот, коротко кивнув, повиновался, бесшумно скрываясь в темнеющем проходе в библиотеку.

Потекли минуты мучительного ожидания. В какой-то момент бледная рука, с зажатым в ней оружием, вновь скрылась в темноте за бочкой, откуда он то и дело слышал еле различимые хрипы. Казалось, что дыхание давалось спрятавшейся женщине с трудом, но каждый раз, как они пытались приблизиться, лезвие кинжала выскальзывало из мрака. Конечно, они могли с лёгкостью откинуть бочку и скрутить притаившуюся там смертную, но что-то подсказывало ему, что это было бы большой ошибкой. Поэтому им ничего не оставалось, как терпеливо ждать появления леди Сельвен. Но вот его слух уловил быстрые шаги, что неминуемо приближались, и в следующее мгновение на пороге появился всё тот же воин в сопровождении главного лекаря.

— Ваше величество, вы посылали за мной?.. — осколки захрустели под ногами рыжеволосого эльфа, и он удивлённо замер, только сейчас заметив царивший вокруг беспорядок.

— Лорд Фаэлон, где ваша дочь? — процедил король сквозь зубы, стараясь не выдать своего раздражения.

— Зачем вам моя дочь, ваше величество? Она…

— Я здесь, — Сельвен вынырнула из-за спины главного лекаря и в несколько лёгких шагов оказалась рядом с владыкой. Помимо воли король облегчённо вздохнул.

— Леди Сельвен, боюсь сегодня здесь что-то произошло… — кивком головы он указал на труп менестреля, но та и без его помощи уже заметила бездыханное тело. И теперь в её расширенных глазах отражалось неподдельное беспокойство и страх.

— Где она? — выдохнула Сельвен, встречаясь с ним взглядом. Король ничего не ответил, лишь многозначительно посмотрел в ту сторону, где в темноте за бочкой скрывалась женщина. Она на мгновение прикрыла глаза, на прекрасном лице отразилось выражение какой-то горькой обречённости, отчего сердце Трандуила больно сжалось. Но почти сразу Сельвен глубоко вздохнула и решительно направилась к затянутому мраком углу.

Как и в предыдущие разы, кинжал вынырнул из темноты, а рука замерла, чуть подрагивая. Будто и не замечая этого, Сельвен шагнула вперёд, медленно опускаясь на колени перед нацеленным на неё лезвием.

— Даэрэт, ты можешь выходить. Тебе никто не причинит зла… — прозвучал из-за спины встревоженный голос Фаэлона, что возымело прямо противоположный эффект и рука с оружием с лёгким свистом рассекла воздух в сантиметре от дочери лекаря. Но та даже не пошевелилась, только предупреждающе обернулась на отца, и тот покорно замолчал.

В комнате повисла звенящая тишина, когда Сельвен начала что-то сбивчиво шептать в темноту, почти касаясь ладонью серебристого металла. Сначала он не мог разобрать ни слова, пока вдруг не понял, что дева нашёптывала успокаивающий заговор, который обычно матери напевают перед сном своим детям. А потом его слух резануло странное слово.

— …Ирина.

Сначала тихо, как шёпот ночного ветра, но потом уже чуть громче. Сельвен явно использовала его как обращение, как имя, её истинное имя… И женщина её услышала. Рука медленно опустилась, пальцы разжались, и кинжал, чуть звякнув, упал на каменный пол. В то же мгновение Сельвен подалась вперёд и попыталась взять смертную за ладонь, но та отдёрнула руку, хотя и не предприняла попыток вновь завладеть оружием. Теперь дочь лекаря могла заглянуть за бочку.

Король видел, как расширились глаза Сельвен, а рука непроизвольно метнулась ко рту.

— Великий Эру! — выдохнула она, уже не скрывая набежавших слёз. — Что он с тобой сделал?..

Почему-то последние слова заставили всех присутствующих мужчин вновь взглянуть на мёртвого менестреля, и только сейчас в глаза бросились расстёгнутые и явно приспущенные штаны, что не оставляло никаких сомнений по поводу намерений музыканта. Трандуил почувствовал, как сердце полыхнуло алой яростью и одновременно сжалось от холодной безысходности. На лицах эльфов отразилась странная смесь вины, негодования и стыда.

— Подождите снаружи,— проговорил владыка, и два воина покорно скрылись в библиотеке. Поймав вопросительный взгляд Фаэлона, король лишь коротко утвердительно кивнул, разрешая тем самым тому остаться. В этот момент в стороне, где до этого замерла Сельвен, послышался лёгкий шорох, что сразу привлекло внимание оставшихся.

От одного взгляда на её окровавленное и истерзанное тело, оба эльфа резко втянули воздух. Она стояла, чуть подрагивая, вцепившись в край бочки побелевшими пальцами. Её невидящий взгляд бездумно метался из стороны в сторону, пока не остановился на распластанном теле, и тогда глаза полыхнули таким мрачным огнём и безумием, что ему невольно стало страшно и почему-то больно. Женщина шагнула вперёд, и теперь стало заметно, что её испачканная багровыми пятнами рубашка была разрезана до живота, обнажая грудь и покрытую порезами бледную кожу.

— Он мёртв? — прохрипела она, заставив его чуть вздрогнуть.

— Да,— ответил Трандуил, удивляясь тому, сколько злобы было вложено в это слово. Он неожиданно поймал себя на мысли, что ему бы очень хотелось, чтобы менестрель был всё ещё жив. Потому что тогда он смог бы убить его сам… Она медленно повернулась в его сторону и впервые за всё это время их взгляды встретились. Он был уверен, что в её глазах промелькнула тень того света и тепла, что так поразили его тогда в саду, а лицо, казалось, еле заметно просветлело. Но уже в следующее мгновение её глаза закатились, и она рухнула бы на каменный пол, не поймай он её в последний момент. В его руках обмякшее тело показалось на удивление невесомым, а в ладони врезались застрявшие в спине смертной осколки.

— Нам надо спешить,— выдохнула Сельвен. — Она потеряла много крови и, похоже, отравлена,— слова подействовали отрезвляюще. Вот почему у неё было такое сдавленное дыхание и еле различимое биение сердца. Король резко втянул воздух.

— Мы не знаем, какой яд ей подмешали,— бросил он через плечо, уже переступая порог кладовой.

— Поэтому нам придётся привести её в чувство, как только окажемся в больничном крыле… — Сельвен неожиданно замолчала.

— Ты боишься, что мы не успеем? — проговорил он, раздражённо стискивая зубы. Та ничего не ответила, но её молчание говорило само за себя.

Библиотека осталась позади, но вместо того, чтобы свернуть в направлении больничного крыла, он резко завернул за угол и решительно толкнул дверь в одну из спален рядом с королевскими покоями. Когда-то эта комната принадлежала его матери, но вот уже многие века пустовала, хотя, как дань уважения, поддерживалась в чистоте, будто былая хозяйка могла когда-нибудь вернуться. Все эти мысли проносились в его голове с пугающей скоростью, а руки уже укладывали тело женщины животом вниз на кровать.

Фаэлон и эльфийские воины почти бегом скрылись в направлении больничного крыла, и сейчас с ним вместе находилась только Селвьен. Она уверенными движениями избавлялась от остатков разорванной рубахи, обнажая кровавое месиво, в которое превратилась спина женщины. Он молча наблюдал за склонившейся эльфийкой. Никто не знал, куда она отправилась тогда, когда покинула родной лес, но, видимо, за время своих странствий успела повидать немало. И теперь, будто и не замечая запёкшейся крови на бледной коже, методично извлекала один застрявший осколок за другим. Почему-то именно сейчас она была очень похожа на свою мать. Король слегка встряхнул головой, желая развеять ненужные мысли, и поспешил присоединиться.

Не прошло и нескольких минут, как на пороге показалась фигура одного из стражников. Сельвен молча поднялась и, приняв из его рук несколько бутылочек с мазями и зельями, тут же вернулась к кровати.

— Нам нужно перевернуть её на спину. Сейчас главное привести её в чувство и дать противоядие. Осколки подождут,— он покорно перевернул её, всё же удерживая тело на весу, в то время как дочь лекаря вливала в рот смертной какое-то остро пахнущее зелье. Секунда, две — ничего не происходило, но вот она дёрнулась, губы раскрылись в немом крике, она судорожно втянула воздух, будто утопленник, вызволенный из морской пучины. Распахнутые глаза полыхнули неестественным изумрудным огнём, прежде чем остановиться на замершей Сельвен. — Ирина, ты слышишь меня? — лицо женщины скривилось от боли. — Ирина! — она коротко кивнула, а с губ лесной девы сорвался вздох облегчения. — Тебя отравили.

Женщина неожиданно выгнулась всем телом, пытаясь вырваться, но он крепко удерживал её.

— Тш-ш-ш… — прошептал он ей на ухо, будто хотел успокоить, как дитя. В то же мгновение взгляд каре-зелёных глаз метнулся к нему.

— Ирина, кто отравил тебя? — голос Сельвен был мягок, но полон уверенности. В ответ женщина лишь дёрнулась, с её губ сорвался сдавленный стон, по щекам покатились слезы, а она, всё так же не моргая, смотрела ему прямо в глаза.

— Ирина… — проговорил он, чувствуя, как непривычное имя рокотом далёких волн отозвалось во всём теле. В её глазах мелькнула какая-то искра, и, воодушевлённый этим, он продолжил. — Ты знаешь, как тебя отравили? — она коротко кивнула. — Скажи нам. Это очень важно…

Из горла вырвался хрип, и казалось она хотела что-то сказать, но слова душили её.

— Кувшин… С водой…

— Ирина, я…

— В моей комнате… — выдавила она через силу, а наблюдавшая за этим Сельвен тут же скрылась за дверью.

Голова женщины обессиленно откинулась назад, веки снова закрылись. Он уже хотел опустить её обратно на кровать, когда еле различимый шёпот, сорвавшийся с приоткрытых губ, заставил его на мгновение замереть.

— Тогда в саду…это был ты… — её лицо озарила еле заметная улыбка, прежде чем её сознание поглотила мгла.

Глава опубликована: 30.06.2018

35. Лета

Его взору открылся абсолютно непроницаемый мрак, вязкий, оглушающий и бескрайний. Он нервно сглотнул и плотнее сжал в руках посох. Ощущение нагретого дерева под пальцами внушало уверенность и давало хоть какое-то подобие ориентации в этой безразмерной черноте. В голове мелькнула было мысль о том, чтобы зажечь светочный камень, вставленный между отполированными переплетениями корней на конце посоха, но интуиция подсказывала, что здесь это не поможет, а может даже наоборот… Как давно он тут находился? Зачем? И что это было за место? Вопросы всплывали в раскаленном сознании один за другим, оставаясь, увы, без ответа.

Но вот что-то изменилось вокруг, будто воздух дёрнулся от невидимых колебаний и вибраций, и голос шёлковым дыханием еле коснулся его слуха. Слова прозвучали тише шелеста осенней травы, поэтому он не смог их разобрать, но от неожиданности вздрогнул всем телом, одновременно резко разворачиваясь в сторону звука. Однако взгляд вновь натолкнулся лишь на стену из мрака. Он замер, весь обратившись в слух, и через несколько долгих секунд услышал едва различимый плеск воды. Звук становился всё громче, набирая силу с каждым ударом сердца, а потом и сама темнота подёрнулась тихой рябью, будто речная гладь под натиском ветра, и сквозь неё стали медленно проступать силуэты и тени. Всё пространство разделилось на монотонный чёрный фон и серо-голубые очертания, больше похожие на чей-то странный и немного гротескный набросок… Это продолжалось до тех пор, пока он не оказался посреди призрачного леса, на краю небольшой прогалины. Неясные контуры деревьев взмывали вверх, переплетаясь ветвями и образуя мрачную стену вокруг, давая ему тем самым один единственный выход: вперед, где чёрной маслянистой гладью поблёскивала вода, плеск которой он должно быть и слышал.

Решив, что терять ему нечего, он неуверенно ступил на поляну, трава которой излучала серебристое свечение и мерцала, словно покрытая инеем. С каждым шагом ноги всё больше погружались в мягкий переливающийся покров, будто под переплетениями невиданных трав и цветов вовсе не было земли, и в какой-то момент его посетила неспокойная мысль, что он может провалиться, но этот сиюминутных страх так же быстро исчез, как и появился. Он продолжал медленно двигаться вперёд, теперь даже получая удовольствие от странных ощущений, сравнимых только с прогулкой по невероятно мягкому и объемному пуховому одеялу. Но стоило ему миновать прогалину, как под ногами вновь почувствовалась привычная земная твердь.

Отсюда вела узкая, пыльная тропа. Она петляла, прыгая то вверх то вниз, путаясь среди деревьев, и он ещё успел удивиться, как мог увидеть воду с другой стороны поляны, когда чёрная гладь с каждым шагом только удалялась.

«Может это ловушка? — он покосился через плечо, но за спиной только клубилась потревоженная им пыль, и воздух стал сизым, будто неосторожный ветер взметнул вверх остатки пепелища… — Пепел…»

Но это были не его мысли, что эхом отдавались в голове. Сердце забилось с бешеной скоростью, а по спине пробежал неприятный холодок: каждая клетка его тела сжалась от дурного предчувствия. С одной стороны, ему совершенно не хотелось слепо повиноваться воле этого призрачного леса и двигаться к этой тёмной воде, но в то же время пришло ясное осознание, что только туда и надо идти. Там было что-то очень важное… Кинув последний взгляд на пепел за спиной, он ускорил шаг, и, будто подслушав его мысли, деревья расступились, а сама тропа выровнялась и в мгновение ока привела его на берег.

Перед ним раскинулось небольшое лесное озеро, недвижимая гладь которого тускло мерцала, отражая свет невидимых лучей. В темноте вода казалась абсолютно чёрной и немного вязкой, но тем не менее её вид действовал успокаивающе, а тихий плеск о прибрежные камни приятно ласкал слух в этом удушающем безмолвии.

«Но не за этим же ты сюда пришёл?»

Его взгляд медленно скользил по странному пейзажу, пытаясь отыскать в этом царстве теней и призрачных силуэтов что-то или кого-то… И вот глаз резануло какое-то светлое пятно вдалеке, у самой кромки воды. Он глубоко и облегчённо вздохнул и уже занёс было ногу, чтобы шагнуть в нужном направлении, как всё вокруг снова дрогнуло. Пространство стало стремительно смещаться, искажаясь, сужаясь, подталкивая его всё ближе к светлому всполоху. Перемещение произошло настолько быстро, что он еле удержался на ногах и смог сохранить равновесие, лишь вцепившись в посох и со всей силы уперев тот в каменистый берег, где сейчас оказался.

Он узнал её сразу, несмотря на то, что видел только со спины. В этот раз на ней было странное платье, без рукавов и слишком короткое для Средиземья, едва доходившее до колен. Лёгкий материал тревожно трепетал под порывами несуществующего ветра, рискуя в любой момент сорваться с её тела, а чёрный цвет наряда ещё больше оттенял кожу, отчего та казалась неестественно белоснежной. Женщина сидела на камне, подобрав под себя ноги, и то напряжённо вглядывалась куда-то в темноту, то склонялась к самой воде, и тогда отовсюду эхом раздавался тот самый плеск, что и привёл его сюда.

— Зачем ты пришёл?

От звука её голоса по спине пробежал холодок, и ему потребовалось несколько секунд прежде, чем он ответил:

— Я искал тебя.

Она полуобернулась в его сторону, так что теперь ему хотя бы был виден её профиль.

— Ты врёшь, — уголки губ растянулись в саркастической усмешке.

— Ирина, я…

— Ты всегда врёшь, — усмешка исчезла, а в её тоне засквозил металл. — Впрочем, как и все здесь.

Последнее было сказано очень тихо, и явно не предназначалось для него. Женщина снова склонилась к воде, и со стороны водоёма донёсся странный звук, одновременно похожий и на отрывистый смех, и на тихий всхлип. Возможно, в другом месте и в другое время, сказанные ею слова могли показаться ничего не значащими упрёками, брошенными в порыве минутной обиды, но не здесь. И сейчас он вынужден был признать, что эти несколько фраз резанули неожиданно глубоко, а воцарившееся молчание сдавило грудь, лишая возможности дышать.

— Я не хотел тебе лгать… — выдавил он наконец. Она резко выпрямилась, снова едва обернулась в его сторону, но так и не посмотрела на него в открытую. От неё повеяло какой-то холодной безысходностью, отчего сердце болезненно сжалось, а в следующее мгновение внутри него что-то щёлкнуло. Он вдруг осознал, что это был его единственный и последний шанс, если не найти её, то хотя бы не потерять окончательно.— Я должен был рассказать тебе всё, как только узнал…

— Но… — вторила она ему глухим эхом.

— Я испугался. Видя то, как тебе хотелось вернуться, как ты, казалось, жила и дышала только этой надеждой, испугался того, как отреагируешь на правду… — её голова слегка качнулась, и он не был уверен в знак ли понимания или же недоверия. — А потом…было поздно, и…

— И ты решил меня использовать, — она отвернулась, устремив взор куда-то в темнеющую бездну над чёрными водами.

— Ирина… — он почти выдохнул имя, с отчаянием понимая, что теряет её. — Это не так. Я надеялся тебя спасти, и тогда в лесу сказал тебе правду… — она продолжала напряжённо молчать. Ему же все слова казались какими-то неправильными и грубыми, словно осколки камня, из которых он всеми силами пытался сложить прекрасную статую… — В одном я обманул. Тогда я не знал, сработает ли идея с драконом или нет… Как и не знаю об этом сейчас… — она тяжело вздохнула и чуть покачала головой. — Прости… Я так не хотел тебя потерять, что в погоне за средствами…

— Стал не замечать своих методов, — закончила она за него, и слова улетели куда-то вдаль, растворившись в окружающей темноте.

— Скажи мне, где ты? — проговорил он еле слышно, прерывая затянувшееся молчание.

— Это уже не важно, Олорин, — она понурила голову и снова склонилась к воде.

— Ирина…

— Уже слишком поздно, — она резко поднялась на ноги, оборачиваясь к нему лицом. При взгляде на неё его сердце пропустило удар. Только сейчас он заметил, что ее кожа покрыта мелкими белесыми шрамами, но не это заставило его испугаться. Её руки были по локоть в крови, и в этом месте, лишенном цвета и звуков, та казалась неестественно алой. Проследив за его взглядом, она грустно улыбнулась. — Я всё пытаюсь её отмыть, но она появляется снова и снова…

— Что с тобой произошло? — выдавил он наконец из себя.

— Я убила человека,— её глаза закрылись, а на лице отразилось выражение обречённости. — Возможно, он того заслуживал, но…

— Ирина, где ты? Что произошло? — его голос эхом отражался от несуществующих стен, набирая силу и громкость с каждым словом. — Ты умираешь! Позволь мне найти тебя!

— Это всё неважно! — вскрикнула она в ответ, устремляя на него взгляд, полный отчаяния, боли и ярости. Глаза полыхнули изумрудным огнём.

— Тогда что сейчас важно? Зачем ты позвала меня сюда? Если бы ты этого не хотела, я бы никогда здесь не оказался! — он чувствовал внутри всё нарастающее раздражение, смешанное с горьким привкусом беспомощности, но не желал сдаваться сейчас. В этот раз отступила она. Огонь погас, а по бледным щекам заструились слёзы.

— Почему ты меня отпустил?.. — она чуть качнулась и неуверенно шагнула к нему навстречу. — Я доверяла тебе… — ещё несколько шагов, и он сможет дотянуться до неё. Их разделяло такое ничтожное расстояние, когда она вдруг замерла на месте. Казалось, она к чему-то напряжённо прислушивалась, взор обратился в сторону. Он звал её, повторяя её имя снова и снова, но в ответ Ирина только печально качала головой, пока на какое-то ничтожное мгновение их взгляды снова не встретились. — Слишком поздно. Ты опоздал, Олорин. Я уже не та… и никогда прежней не стану. Он был моим братом. И я его убила… — Слова прозвучали подобно раскатам грома, заполняя пространство оглушительным эхом, а потом всё исчезло: и странное озеро, и женская фигура на берегу, и окружающий их лес.

Маг жадно глотал воздух, а перед глазами всё так же клубился этот неестественный мрак, неохотно расползаясь в стороны, подобно чёрным змеям. Но вот чья-то рука легла на его плечо, и по телу пробежала волна знакомого тепла, лишая последних сомнений в том, кем являлся её обладатель. Взор полностью прояснился. Над головой нависал низкий конусообразный потолок тёмного дерева, весь испещренный небольшими норками, откуда на него то и дело выглядывали их любопытные обитатели. Он смотрел на это переплетение корней и веток со странным чувством облегчения и, одновременно, разочарования.

— Снова она, — тихо заметил его спутник и убрал руку.

— Ты был в моих мыслях, Радагаст? — слова прозвучали неожиданно резко, и он сам невольно поморщился, но, казалось, его собеседник этого даже не заметил и продолжил всё так же тихо и спокойно.

— Мне этого не нужно. Скорее наоборот — это ты и она заполнили всё пространство. Я не ожидал, не успел отгородиться, не смог вырваться, поэтому и стал отчасти невольным свидетелем…

— Я так и не знаю, где она… — выдохнул Гендальф, принимая сидячее положение. — Хотя вот уже который раз оказываюсь в том… месте.

— И оно всегда выглядит так, как сегодня? — Радагаст затянулся трубкой, но та давно погасла.

— Озеро я видел впервые. И она… Иногда я только чувствую её присутствие, слышу…

— Там всегда присутствует лес? — перебил его Коричневый маг.

— Полагаешь, это что-то значит?

Но собеседник ничего не ответил, лишь задумчиво затянулся. Он уже успел раскурить душистый табак и теперь пускал сизые кольца дыма, которые подобно призрачным силуэтам из недавнего видения, переплетались, образуя странные узоры под потолком небольшой хижины.

Они находились здесь вот уже несколько дней, набираясь сил после мрачных могильников, но уже завтра их пути снова разойдутся: ему предстояло отправится на восток, в Лориэн. Гендальф молил Великого Эру, чтобы их гонец успел доставить вести в срок, и Элронд уже ожидает его во владениях Леди Галадриэль. Радагаст же должен спешить на юг, чтобы предупредить главу ордена. Над Средиземьем сгущались тучи, и сейчас как никогда потребуются сплочённость и помощь всего Белого совета…

От одной мысли о Сарумане, Гендальф внутренне напрягся. С гордым волшебником в белой мантии он не виделся с тех самых пор, как покинул Ривенделл, и нельзя сказать, что их прощание было приятным… Саруман был в ярости, когда узнал, что чужеземная женщина исчезла, бросая в сторону Серого мага упрёки в недальновидности, халатности, что его смогли обвести вокруг пальца не только гномы, но и какая-то смертная девка. Тогда Гендальф всё стерпел, делано виновато потупив взор, выслушивал все свалившиеся на него оскорбления, в то время как в голове била в тревожный набат одна мысль: «Глава ордена слишком заинтересован в обычной смертной…» Но кое-что, сказанное верховным магом, всё же попало в цель. Когда Саруман, склонившись к самому уху, с презрением бросил:

— Уж не забыл ли ты, Олорин, о том, что действительно важно? Неужели смертной девке на столько удалось затуманить твой мозг, что ты позабыл о своём предназначении здесь? Или, быть может, на это есть другие причины, и всё это отнюдь не случайность?..

Тогда он, помнится, дёрнулся всем телом, гордо расправляя плечи. Слова обожгли и впились в сердце, будто раскалённые добела иглы.

— Саруман Белый, ты — глава ордена, но это не даёт тебе право обвинять меня в пособничестве врагу! Меня, как и тебя, сюда направили великие Валар, а перед ними моё сердце и помыслы чисты!

На это главный маг лишь криво усмехнулся.

— Тогда докажи это на деле, а не только на словах, Гендальф Серый. Потому как пока всё, что ты делаешь, это мутишь воду в колодце своими подозрениями без доказательств…

Позже эти слова то и дело всплывали в его памяти, как только его взор обращался к темноволосой женщине, заставляя всё внутри как-то странно сжиматься, а его самого сомневаться в себе и в ней. Его метания достигли своего апогея, когда они были у Беорна, после того, что случилось на озере… Тогда ему казалось, что он сделал правильный выбор, последовав голосу разума, долга. Так почему же он потерял её? И почему с тех самых пор его не покидает такое горькое чувство вины? Он пытался списать всё на женскую безрассудность и глупость, на мрачный лес, который, словно повинуясь её воле, дал ей сбежать. Но когда между ними выросла та проклятая стена из ветвей и кустарников, от осознания, что она уходила, а он был бессилен её остановить, стало физически больно…

— Она в лесу и, скорее всего, в Лихолесье, — Гендальф вздрогнул, будто очнувшись ото сна. Радагаст всё так же сидел напротив, в упор глядя на Серого мага. — Только просто так её оттуда не отпустят…

— Что ты имеешь в виду? — выдохнул он, но Радагаст лишь неопределённо пожал плечами и задумчиво продолжил.

— И, кажется, она встретила одного из них…

— Я не совсем тебя понимаю, друг мой…

— Те осколки другого мира, о которых я тебе рассказывал, — Гендальф замер, давая волшебнику в коричневой мантии выговориться. — Они всегда приходили из леса… А я только сейчас начал понимать почему… — в голове роились и множились вопросы, но он боялся сбить с толку, спугнуть своего Радагаста, а потому продолжал напряжённо молчать. — Воды, что текут по жилам этой земли, помнят их, тянутся к ним, оберегают их. Поэтому древние леса Средиземья воспринимают их, как хозяев… А женщина будет поистине бесценна… Наверное поэтому она до сих пор жива… — Радагаст замолчал, его взгляд подёрнулся пеленой, такой же сизой, как и дым, клубившийся под потолком хижины.

— Что стало с ними? — не выдержал наконец Гендальф, но Радагаст его уже не слышал, всё глубже погружаясь в магическое оцепенение.

Тем временем на древний лес за окном уже опускались сумерки. Ночью Гендальф пытался снова пробиться к ней, но та тень её присутствия, что витала где-то на границе его сознания, оставалась только тенью.

Утро их прощания было хмурым и напряжённым. Каждый знал, что времени оставалось всё меньше, и надо было спешить. Слов было сказано мало, да и не нужны они были вовсе. Серый маг отвернулся и уже был готов запрыгнуть в седло, когда Радагаст оказался рядом, с силой сжал его плечо и отрывисто зашептал в самое ухо.

— Будь осторожен, друг мой. Все те другие исчезли во тьме, — Гендальф ничего не ответил, хотя слова Коричневого мага и были неожиданны. Радагаст отступил, и он одним лёгким движением оказался на коне. — Не забывай, Олорин, она тоже осколок и, попав в сердце, может ранить глубже, чем клинок из могильников… — но сказано это было слишком тихо, и стремительно удаляющийся волшебник в серой мантии этого уже не услышал.


* * *


Говорят, что ночь чернее всего перед самым рассветом… Но мне не хотелось просыпаться, и окружающий мрак я приветствовала с облегчением и даже благодарностью. Сквозь призрачные стены своих видений до слуха то и дело доносились тревожные голоса и шёпот, просившие меня пробудиться, но всё внутри противилось этому зову. В этом месте, лишённом света, красок, звуков и больше напоминающем гротескные декорации к самым тайным кошмарам, вопреки всему мне было спокойно и легко. Потому что реальность, ожидающая по ту сторону мрака, была страшнее.

А потом появился он. Возможно, в чём-то он был прав, и какая-то часть моего измученного подсознания действительно позвала его сюда, но даже самой себе я не могла это объяснить, как и признаться, что появление фигуры в сером было мне приятно. Я ожидала, что снова, впрочем, как и всегда, с его губ посыплются вопросы, но вышло иначе. Он говорил правду, но почему-то каждое слово ноющей болью отдавалось в груди. Одновременно хотелось, чтобы он пропал и оказался ближе, что стало абсолютно невыносимым, когда я вновь встретилась со взглядом этих голубых глаз, таких тёплых и сияющих посреди моего пепельного мрака.

Моё имя в его устах казалось лёгким и чистым, хотя сама я уже не была такой. Перед внутренним взором то и дело возникало окаменевшее лицо, стекленеющий взгляд, а обоняние до сих пор улавливало запах пороха. Я помнила каждую деталь, каждое движение, и то, как холодный металл курка пистолета приятно касался пальца, и с каким наслаждением и торжеством я наблюдала за тем, как вздрагивало тело менестреля после каждого выстрела. И от этого становилось невыносимо мерзко… Он был человеком, пусть с жестокой, похотливой и извращённой душой.

«Но разве сейчас была я намного лучше его? После того, как убила? Его, как и меня, занесло сюда судьбой, он был из моего мира, он был моим братом… Возможно ли, что в глубине и моя душа была такой же гадкой?»

Потому что именно так я себя и ощущала, особенно сейчас, когда маг смотрел на меня с такой тоской, болью и отчаянием. А когда его взгляд опустился на мои руки, стало просто невыносимо. Всё то, от чего я бежала в темноту, накрыло меня с головой. Казалось, ещё немного и я захлебнусь в этом мутном потоке, а так хотелось дотянуться до него, прикоснуться хоть раз.

В это мгновение какофонию мыслей прорезал чей-то голос. Глубокий, бархатистый, но одновременно лёгкий, как перезвон ветряных колокольчиков, он что-то тихо пел на незнакомом мне языке, наполняя тело теплом и светом. Он звал меня к себе, обещая покой, и было так сложно устоять… Через силу я вновь взглянула на Олорина, и перед внутренним взором почему-то всплыло то, как мы ехали верхом. Тогда шёл дождь, и я откинулась на его плечо, ловя капли живительной влаги лицом и беззаботно радуясь неизвестно чему. Теперь же мою кожу обжигали слёзы, постоянно напоминая о том, что я потеряла. В его глазах отразился страх, отчего моё сердце сжалось, а противиться разрывающему голову зову стало невозможно, и я отпустила и себя, и упрямого Майа. А в следующую секунду сознание уже стремительно поднималось из глубин забытья навстречу настойчивому голосу и его владельцу.

Первое, что меня встретило, были ослепляющие солнечные лучи, которые резанули глаза, заставляя зажмуриться и резко втянуть воздух. Время шло, но я всё не решалась вновь разомкнуть веки. В какой-то момент надо мной раздались голоса: женский и мужской. Последний из них, глубокий, уверенный и немного властный, был очень похож на тот, что и привёл меня сюда, но несмотря на своё природное любопытство, я никак не могла заставить себя посмотреть даже на его обладателя, хотя мозг успел отметить, что говорили на синдарине. А потом я не столько услышала, сколько почувствовала удаляющиеся шаги, движение воздуха, когда открыли и закрыли дверь, и снова дыхание отсчитывает секунды в полной тишине. Но пора было признать неминуемое возвращение в реальность, нравилось мне это или нет, и наконец решиться встретить её воочию.

Мой взгляд лениво скользил по переливам золотой вышивки на фоне плотного изумрудного шёлка балдахина над головой, и это никак не походило на больничную койку, куда, по идее, меня должны были доставить.

«Тогда куда тебя опять занесло?» — я раздражённо выдохнула и резко села на широкой кровати. В голове сразу зашумело от столь резвых действий, но мне удалось-таки удержать равновесие и бегло осмотреться.

Комната, в которой я оказалась, была просторной, светлой и богато обставленной даже по меркам эльфов, что указывало на значимый статус её хозяина или хозяйки. Пробежав глазами по изысканной мебели светлого дерева, инкрустированной золотом и серебром, расписным стенам, я поймала себя на мысли, что у комнаты скорее всего была именно владелица. Уж слишком всё было нежно и воздушно.

«Одно окно во всю стену чего стоит!»

В этот момент что-то тихо скрипнуло слева от кровати, где скорее всего располагалась дверь, но опущенный полог полностью скрывал обзор. Моя рука только потянулась в направлении тяжёлой ткани, как с другой стороны кто-то уже решительно отдёрнул разделявший нас занавес.

— Сельвен? — в мгновение ока эльфийка оказалась на кровати рядом со мной. Её зелёные глаза загорелись неподдельной радостью и теплом.

— Слава Великому Эру! Ты наконец пришла в себя! — она подалась вперёд, заключая меня в крепкие объятия, отчего спина полыхнула обжигающей болью, и я невольно зашипела. Сельвен тут же отстранилась, уголки губ дёрнулись в виноватой улыбке. — Прости, забылась. Как ты себя чувствуешь? — в её тоне звучало неприкрытое беспокойство. В ответ я лишь утвердительно закивала, силясь выдавить и из себя некое подобие улыбки, но, судя по выражению её лица, выходило плохо.

Прохладные пальцы легли на мой лоб, затем скользнули под подбородок, разворачивая, и она довольно долго неотрывно смотрела мне в глаза.

— Нет, яд покинул твоё тело, — проговорила она облегчённо и убрала руку. — Скажи что-нибудь.

— Ты была права… — голос не слушался и звучал надорванно и хрипло. Сельвен удивлённо вскинула брови, и я поспешила уточнить:— Насчёт менестреля…

Ладонь эльфийки сжала мои пальцы, а лицо потемнело.

— Прости… — казалось, она хотела сказать больше, но задохнулась словами, виновато опуская глаза. Потянулись долгие секунды тягостного молчания, пока она вновь не заговорила. — Я дала тебе зелье…чтобы ты… — она нервно втянула воздух, всё ещё глядя в сторону. — Чтобы убить его семя…— Её голос предательски дрогнул.

— Сельвен… — но она меня не слышала.

— Я никогда не должна была отпускать тебя в ту каморку, хотя и не доверяла ему, но думала, что здесь, на верхних уровнях…

— Сельвен! — повысила я голос, и она встретилась со мной взглядом. — Он не успел. Я убила его до.

Ее глаза на мгновение расширились.

— Не успел?.. — отозвалась она эхом.

— Нет.

Сельвен подалась вперёд, пока наши лбы не соприкоснулись, из её груди вырвался вздох усталости и облегчения. Это было так странно, но так естественно: две женщины, двух разных миров, разных народов, сейчас понимали друг друга без слов. А звенящая тишина, воцарившаяся в комнате, была полна чувств и мыслей, которые лучше оставить безымянными. Такое тёплое молчаливое понимание иногда стоит больше, чем все высокопарные слова, лечит лучше, чем самое умелое лекарство, потому что проникает глубоко, наполняя душу светом, надеждой и жизненной силой.

Солнце уже приближалось к своему полуденному апогею, а мы с Сельвен всё так же сидели, взявшись за руки, и тихо переговаривались. Оказалось, что яд, который менестрель подмешал в воду, был известен эльфам.

— Его называют «Харадским любовным эликсиром». На юге нередки договорные браки, и зелье обычно подмешивали не слишком сговорчивым молодым жёнам перед консумацией. Чтобы усмирить тело, сломать душу и сделать покорной мужу.

— Это жестоко, — прошептала я, вспоминая то удушающее чувство беспомощности.

Сельвен коротко кивнула, глаза яростно блеснули.

— Хуже всего, что за последние сто лет отрава расползлась и за пределы Харада, и использовать её стали не только для брачной ночи, — она усмехнулась. — Поэтому у меня уже было готовое противоядие…

Мне почему-то захотелось сменить тему, и, прочистив горло, я решила выведать, где нахожусь.

— Сельвен, а что это за комната? На больничное крыло не очень похоже…

На удивление она ответила не сразу.

— Это покои бывшей королевы, — услышанное заставило меня невольно выпрямиться. — Матери короля Трандуила, — я нервно сглотнула, но, должна была признать, что восприняла последнее дополнение с толикой облегчения. Необходимость спрашивать, кто меня сюда доставил, отпала сама собой, потому как правом позволять подобное обладал только один эльф. Помимо воли взгляд скользнул по комнате, будто он всё ещё мог быть здесь. Глупая сентиментальность.

Тем временем Сельвен легко поднялась с кровати и направилась в угол комнаты, где на небольшом столике стояли какие-то баночки. Её природная грация всегда меня поражала, и сейчас, наблюдая за тем, как она бесшумно ступала по полу невесомыми шагами, я не могла не залюбоваться. Плавные и одновременно точные движения во многом напоминали его…

— Он ушёл недавно, — проговорила Сельвен еле слышно, отвлекая меня от ненужных мыслей. Она полуобернулась в мою сторону и как-то странно посмотрела через плечо, но почти сразу отвернулась и продолжила смешивать что-то в небольшой фарфоровой миске. Воздух наполнился неприятным напряжением невысказанного вопроса, но сил на то, чтобы вдаваться в подробности, что-то объяснять или оправдываться, не было, как, впрочем, и желания.

После, когда умелые руки обрабатывали мои раны и меняли повязки, меня не покидало ощущение, что Сельвен хотела о чём-то спросить, но этого так и не произошло. Покончив с процедурами и уложив обратно в постель, тоном, не терпящим возражений, она наказала отдыхать и набираться сил и, пообещав вернуться после обеда, удалилась. Однако стоило ей скрыться за дверью, как я тут же решительно откинула в сторону лёгкое покрывало.

Ноги неуверенно подрагивали, а каждый шаг казался невесомым, и всё же я заставила себя преодолеть те несколько метров, что отделяли кровать от окна, и теперь, купаясь в солнечных лучах, с наслаждением ощущала прохладу и неровности разноцветного стекла под кончиками пальцев. А по ту сторону подо мной раскинулось бескрайнее и величественное море леса, потревоженное лишь золотыми да пурпурными всполохами приближающейся осени. Зрелище было поистине завораживающим, а огромное окно создавало иллюзию полёта, будто ты паришь над вековыми кронами, растворившись в ослепляющих объятиях дневного светила. Открывшаяся мне красота радовала глаз, но не трогала сердце.

На душе было пусто и холодно. Не знаю, было ли это последствием пережитого всплеска адреналина, но сейчас я была слишком спокойна. Мои мысли с пугающей точностью логически анализировали и систематически раскладывали по полочкам минувшие события: что было сказано, сделано… Из всего того потока словесной грязи, что выплеснул на меня менестрель, словно части головоломки, я выуживала крупицы информации, пытаясь сложить из них целостную картину.

Выходило, что Даниэля сюда кто-то послал, и этому кому-то была нужна я. Только вот ответы на «зачем», «почему», и «кем был заказчик», он унёс с собой. Да и судя по обрывкам его же фраз, он и сам многого не знал. «И уже не узнает», — усмехнулся внутренний голос, отчего я невольно поморщилась и встряхнула головой, отгоняя ненужные мысли, как назойливых мух. Нужно было думать, что делать дальше.

В тот момент будущее было туманно и сомнительно. Помимо воли взор вновь устремился на распростёртое внизу Лихолесье.

«Остаться здесь? Но разрешат ли мне, да и стоит ли? Если за мной действительно кто-то охотится, то что помешает ему отыскать меня в лесном королевстве? Ведь похоже, что для Даниэля это не составило большого труда. И кто знает, не оповестил ли он уже своего заказчика… Да и зачем мне здесь оставаться? Просить защиты? Но тогда придётся слишком многое объяснять, включая собственное происхождение… — я нервно сглотнула. — Не думаю, что это кому-то понравится…»

Нет, надо было уходить отсюда. Только вот куда и с кем? На ум почему-то пришло данное Элладаном обещание дружбы и поддержки, но даже сама мысль о том, чтобы возвратиться в Ривенделл или искать там помощи, показалась фальшивой. Оставался ещё Беорн. Однако после всего случившегося доверять оборотню, с которым виделась всего пару раз… Это вызывало в душе волну протеста.

«Да и кому вообще ты можешь сейчас доверять?» — устало выдохнув, я прислонилась лбом к стеклу. История повторялась в пугающей закономерностью…

Голова уже гудела и шла кругом от мыслей, что вспыхивали с частотой секундной стрелки, но все они были пустыми и ненужными. А ещё меня пугало то, с какой холодностью и расчётом я прокручивала возможные варианты действий. Казалось, меня разделили на две части. И в то время как одна всё с упорством анализировала, другая тревожно наблюдала за этим «затишьем» перед бурей. Не надо было быть психологом, чтобы понять, что накатившая на меня эмоциональная летаргия не была нормальной и продлится недолго. То, что случилось, не проходит бесследно, и плевать на то, в дебрях каких видений бродило моё подсознание всё это время, рано или поздно оно даст о себе знать.

Обуреваемая этими противоречивыми метаниями, думами и тревогами, я продолжала стоять у окна, задумчиво наблюдая за тем, как солнечные лучи вырисовывали затейливые узоры на ковре древнего леса. Хотелось что-то решить, понять, но мысли не приносили ровным счётом ничего, и только изматывали меня внутренне.

«Нет, прежде чем принимать какое-то решение, надо попытаться поговорить с Сельвен и хотя бы узнать, что стало с остальными музыкантами. Быть может, они прольют хоть какой-то свет на эти события и на личность заказчика? Ведь если я ему понадобилась, то очень велика вероятность того, что он меня и затащил сюда. А тогда…»

Я вдруг почувствовала себя невероятно уставшей и опустошённой. Возможно, Сельвен была права, и мне стоило вернуться обратно в кровать.

Последний раз скользнув взглядом по кронам деревьев, я уже хотела обернуться, когда спиной почувствовала чей-то взгляд: в комнате кто-то был. И в одно мгновение былое спокойствие разлетелось вдребезги. Всё тело напряглось и сжалось так, что стало физически больно. Руки и ноги онемели и теперь мне не подчинялись. Казалось, что сердце, заходящееся в бешеном ритме, вот-вот выскочит из груди, но я не могла ни пошевелиться, ни закричать, а лёгкие с большим трудом справлялись со вмиг загустевшим воздухом. Я снова оказалась в том кошмаре, беспомощная и потерянная на холодном полу, ощущая только боль от врезающихся в кожу осколков… Тёплая ладонь опустилась на моё плечо, и это стало последней каплей. Кровь вскипела потревоженной магией, я дёрнулась всем телом, сорвалась с места и, отпрыгнув в сторону, наконец повернулась.

В солнечных лучах мантия полыхнула пурпуром и серебром, почти таким же ослепительным, как и его волосы. Я неотрывно смотрела в эти пронзительные глаза, в которых переплелось столько разных эмоций: настороженность, печаль и даже тепло, хотя последнее могло мне просто показаться. Прекрасные, немного горделивые черты, завораживающий взгляд, губы… Кажется, меня о чём-то спрашивали, но гулкие удары сердца заглушали и слова, и даже мысли. Я прикрыла веки, нехотя отгораживаясь мраком от столь совершенного образа, но мне надо было прийти в себя, а самое главное — обуздать клокочущий внутри огонь, который уже чувствовался на кончиках пальцев, готовый вырваться, и лишь в последний момент я успела сдержаться, сжав руки в кулаки. Тянулись мучительные секунды, и моё сознание постепенно приходило в себя, дыхание успокаивалось, как и обжигающая энергия, и в какой-то момент ко мне вернулся и слух.

— Знаешь ли ты, кто я? Ты узнала меня? — его глубокий требовательный голос словно вырвал меня из объятий сна, и, вздохнув полной грудью, я наконец открыла глаза, снова встречаясь с ним взглядом.

— Я узнала вас, ваше величество…

— Я не хотел тебя напугать, — он слегка склонил голову, так и не прерывая зрительного контакта. — Леди Сельвен сообщила мне, что тебе уже лучше, и ты пробудилась… — в ответ я лишь утвердительно кивнула. — Эти вести очень радуют, — проговорил он как-то странно и, чуть отступив, обратил свой взор к пейзажу за окном.

В комнате вновь воцарилась тишина. Мне же почему-то стало невероятно стыдно за охватившую меня панику, за то, что опять он видел меня в минуту слабости. Надо было что-то сказать, но на ум не пришло ничего лучше, чем извиниться.

— Ваше величество, простите мне моё… — он полуобернулся в мою сторону, и на мгновение слова потеряли всякий смысл. — Я хотела бы поблагодарить вас за то, что позаботились обо мне… — на долю секунды в его взгляде мелькнуло удивление и ещё что-то, но я поспешила продолжить, чтобы не упустить мысль. — И позволили занять столь роскошные покои. Это большая честь для меня,— выпалив последние слова на одном дыхании, я опустила глаза и учтиво поклонилась. Его шаги были бесшумны, и лишь нависшая надо мной тень говорила о том, что он приблизился.

— Поднимись, — я медлила. — Ирина… — последнее заставило меня резко вскинуть голову и выпрямиться. — Ведь именно так тебя зовут? Ирина?.. — было так непривычно: слышать моё имя из его уст. Он произносил его с лёгким акцентом, и поэтому оно казалось немного чужим, но вместе с тем отзывалось внутри приятным теплом. Я неожиданно поймала себя на мысли, что король всего лишь раз обращался ко мне по имени и то, чужому… Однако уже следующие слова заставили меня насторожиться. — Но, помнится, ты назвалась мне иначе… Или я ошибаюсь? — взгляд полупрозрачных глаз потемнел, и хотя он не сделал больше ни шагу в мою сторону, стало казаться, что меня медленно загоняли в угол. Продолжать молчать становилось опасно.

— Вы правы, ваше величество. Это действительно моё имя,— я старалась говорить как можно уверенней. — Но моя память лишь недавно вернула его мне. После того, как… — я невольно запнулась. В голове замелькали образы той ночи в его покоях, и того как холодно он со мной обошёлся после. Внутри заворочалась почти забытая обида: «Нет, я не позволю тебе, король ты или нет, снова заставить меня робеть перед тобой. Только не после всего, что произошло». Я гордо расправила плечи и, глядя ему прямо в лицо, отчеканила. — Я вспомнила своё имя после того, как вы, ваше величество отослали меня обратно в дом лекаря, — на последних словах голос прозвучал с лёгким раздражением и чуть громче, чем следовало, и это не осталось незамеченным.

Глаза Владыки на мгновение изумлённо расширились, но уже в следующую секунду он заметно помрачнел, губы сжались в упрямую линию, а во взгляде блеснули молнии. От осознания того, что слова попали в цель, мне едва удалось сдержать улыбку. Мы замерли в напряжённом молчании, неотрывно глядя друг на друга, и увлечённые этим своеобразным немым поединком, совсем не заметили, что уже были не одни.

— Ваше величество… — удивлённый голос Сельвен вырвал нас из затянувшегося оцепенения. Однако король даже не обернулся, всё так же испытывая меня своим гипнотическим взором.

— Леди Сельвен, я решил проведать вашу помощницу… — бросил он довольно холодно. — Кажется, ей лучше,— он наконец взглянул на замершую в дверях эльфийку, продолжая краем глаза наблюдать за мной.

Боковым зрением я видела, как нахмурилась моя подруга (интересно, когда она вновь стала моей подругой?), а её взгляд тревожно заметался между мной и владыкой.

— Она только недавно пришла в себя, ваше величество. И даже не успела одеться… — Сельвен многозначительно посмотрела на меня, и я только сейчас поняла, что всё это время стояла перед королём в одной лёгкой сорочке. Щёки предательски заалели, да и сам владыка, казалось, немного смутился и поспешил отвернуться.

— Я хотел задать ей несколько вопросов, но, думаю, будет лучше отложить разговор до следующего раза, — Трандуил Ороферион на прощание слегка кивнул, но, будучи уже в дверях, ещё раз обернулся, и наши взгляды пересеклись в последний раз. Выражение светло-голубых глаз было странным и обжигающим, что никак не сочеталось с абсолютно непроницаемым лицом. После он молча удалился, а меня не покидало неприятное ощущение: несмотря на то, что в этот раз последнее слово осталось за мной, разговор наш только начался, и просто так я не отделаюсь.

— Ты так и будешь там стоять? — я невольно вздрогнула, только сейчас вспомнив о Сельвен. Та стояла у кровати, скрестив руки на груди и хмуро наблюдая за мной, а, поймав мой взгляд, кивнула на разобранную постель и несколько иронично заметила. — Кажется, я не прописывала тебе ни прогулки, ни разговоры…

— В своё оправдание хочу заметить, что это было не запланировано.

На это мой «участковый врач» недовольно хмыкнула.

— Тебе не стоит с этим шутить, — виновато понурив голову, я поспешила под изумрудный балдахин, а стоило мне принять горизонтальное положение, как Сельвен снова принялась меня осматривать, и, по видимому, осталась довольна результатами. — Я принесла тебе поесть, — проговорила она, кивком указывая на поднос, на котором стояла тарелка с супом и кружка с каким-то травяным отваром.

Первые несколько ложек дались мне с трудом, я глотала через силу, но вскоре инстинкты взяли своё, и тарелка незаметно опустела. Допив и травяной отвар, по вкусу больше напоминающий зелёный чай с жасмином, я блаженно откинулась на подушки, прикрыв веки. По телу разлилось приятное и расслабляющее тепло.

— Вижу, тебе намного лучше… — улыбнулась Сельвен, и мне очень хотелось ответить ей тем же, но вышло лишь кивнуть. — Это хорошо. Потому что тогда ты, наверное сможешь объяснить мне вот это…

Что-то тяжёлое легло мне на колени. Я открыла глаза и тут же об этом пожалела, по спине пробежал холодок. «Пистолет. Чёрт, как я могла об этом забыть?» Я осторожно посмотрела на нее. Сельвен стояла рядом, на её прекрасном лице застыло выражение лёгкой иронии, а зелёные глаза подозрительно сузились. Она напряжённо следила за каждым моим движением. Но неожиданно для самой себя мне вдруг стало абсолютно всё равно, из груди вырвался вздох облегчения. Наверное, в глубине души я всегда знала, что рано или поздно кто-нибудь здесь, в Лихолесье о чём-нибудь да догадается, заметит. А Сельвен была ещё не худшим вариантом… Во всяком случае я на это надеялась. Да и, сказать по правде, мне уже порядком надоело постоянно врать.

— Это долгая история, Сельвен…

— У меня есть время.

— Ну тогда садись и устраивайся поудобней, — уголки моих губ дёрнулись вверх в подобии улыбки. Она аккуратно опустилась на край кровати, а я, на всякий случай, поспешила отложить в сторону оружие. От прикосновения к холодному металлу по всему телу пробежала неприятная дрожь, и я невольно скривилась от омерзения, но поспешила взять себя в руки и, встряхнув головой, начала свой рассказ.

— Всё началось с того, что однажды я проснулась в лесу…

Глава опубликована: 04.07.2018

36. Дела давно минувших дней

Вот уже в который раз она порывалась читать, но не могла пройти дальше первых нескольких строк. Её мысли то и дело возвращались в минувшему разговору, который вот уже несколько дней на давал покоя. Всё услышанное казалось слишком странным, и поначалу она даже подумала, что смертная всё ещё находилась под воздействием яда, или у неё из-за пережитого помутилось сознание… Но чем дальше углублялась эта женщина в свой рассказ, чем необычней были события, тем крепче становилась уверенность, что эти слова, сказанные полушёпотом, были правдой. В это было сложно поверить, но одновременно каждая деталь, будто часть хитрой головоломки, находила своё место, складываясь в единую и правдоподобную картину. Начиная с необычного цвета её глаз , странного языка, имени, особенностей поведения и заканчивая магией — всему этому нашлось простое, хотя и слишком неожиданное объяснение. Сельвен до сих пор не знала, почувствовала ли она сама облегчение от такой правды или же наоборот… Да, теперь на многие свои вопросы она получила ответы. Однако, когда эйфория, вызванная таким потоком знаний приутихла, её стал занимать один-единственный вопрос: «Кому понадобилось принести сюда сквозь тысячи лет и веков эту смертную женщину? И зачем?» И каждый раз, когда её мысли возвращались к этому, по спине невольно пробегал лёгкий неприятный холодок.

«Тот, кто сумел переправить Ирину, должен был обладать глубокими знаниями и поистине великими магическими способностями… А вот являются ли эти силы порождениями света или тьмы, неизвестно…» — Сельвен вздохнула и устало потёрла переносицу. Эти размышления изматывали, но вели в никуда, потому как ни помощи, ни совета им искать было негде, учитывая, что (со слов Ирины) даже сам Митрандир терялся в догадках и пребывал в неведении. Кроме того, Ирина взяла с неё клятвенное обещание ни полусловом не упоминать о том, что она открыла ей. Хотя Сельвен и так прекрасно понимала, что обмолвись она хоть о малейшей части услышанного, судьба смертной в Лихолесье будет предрешена, причём не в лучшую сторону, а надеяться здесь на такое же понимание, как у эльфов Ривенделла, не приходилось. Да и пришла Ирина в долину Имладрис в качестве спутницы Митрандира, а не безымянной и потерявшей память странницей, без разрешения забредшей в древний лес…

Сельвен прекрасно понимала, что ведьма о многом умалчивала и сейчас, обрываясь на полуслове и резко замолкая, устремляла задумчивый взгляд куда-то вдаль за горизонт. Как, например, о своей магии она рассказала немного: лишь то, что в своём мире ею не обладала и поэтому старалась не использовать и здесь. А когда Сельвен упомянула, что на эльфов она может оказывать неоднозначное воздействие, Ирина странно усмехнулась, бросив одно многозначительное: «Знаю».

Так же немногословна она была и при упоминании менестреля (хотя здесь её молчание было понятно), и когда речь зашла о минувших событиях, резко поменяла тему, обратив всё своё внимание на то, с чего и началось её откровение. С явной неприязнью прикасалась она к необычному металлическому предмету, найденному в кладовой за бочкой.

— Это из моего мира, — слова Ирины звучали отстранённо и немного нервно, когда она поведала о том, что вещь была на самом деле оружием, из которого и был убит музыкант. И словно предупредив следующий возможный вопрос, продолжила: — Я не знаю, как оно у него оказалось. Сейчас оно безопасно, обойма пуста… Вот смотри… — ее пальцы обхватили тёмный металл, потом нажали на что-то, и нижняя часть оружия отделилась. Она ещё что-то говорила о том, что в образовавшееся отверстие вставляются металлические «стрелы», которые потом выстреливают с такой скоростью, что могут пробить насквозь и дерево, и нетолстый металл, и кожу… При упоминании последнего, Сельвен невольно поёжилась, вспоминая отверстия в теле мужчины. — Будет лучше убрать его куда-нибудь подальше от посторонних глаз, — закончила Ирина довольно сухо.

— Если ты знаешь, как с ним обращаться, то лучше оставь его у себя. Спрячь сама, — Сельвен настороженно наблюдала за тем, как Ирина коротко утвердительно кивнула и снова отложила оружие в сторону. Больше менестреля смертная не упоминала, а Сельвен и не настаивала, прекрасно понимая, скольких усилий ей стоило открыть хотя бы эту часть правды, а то, что это была лишь часть, она не сомневалась.

Однако от внимания Сельвен не укрылось, что когда речь заходила о Сером маге, Ирина менялась. Её взор тяжелел, и одновременно в нём вспыхивал целый ураган эмоций: горечь, боль, тепло и странная нежность. Из обрывков фраз и кратких описаний событий было нетрудно догадаться, что когда-то смертную и странствующего волшебника связывали особые, доверительные отношения, однако потом что-то пошло не так, но Ирина сознательно обходила эту тему стороной.

Похожее происходило с Ириной и при упоминании его величества. Она начинала заметно нервничать, и на бледном лице неожиданно появлялся румянец. Сельвен замечала это и раньше, хотя и не придавала особого значения, но после того, как застала Трандуила Орофериона в спальне смертной, в думы закрались странные подозрения. То, как король смотрел в то утро на Ирину, и как она, гордо вскинув голову, почти вызывающе взирала на него, не оставляло никаких сомнений о том, что эти двое не только уже встречались ранее и были знакомы, но между ними, должно быть, что-то произошло… А вкупе с воспоминаниями о том, как поменялось поведение Ирины после возвращения из дворца, заставляло мысли Сельвен течь в очень странном направлении, совершенно безумном, диком и даже немного преступном. Никто во всём королевстве в здравом сознании не смог бы даже позволить себе представить то, что между Владыкой и обычной смертной служанкой могло что-то быть. Только вот Ирина не была обычной смертной. «Она ведьма», — шептал внутренний голос, но почти сразу ему вторил другой: «Но это ещё ничего не значит. Ты сама ощущала магию лишь когда женщина испытывала сильные эмоции или находилась в беспамятстве… Да и такой древний эльф, как Владыка, без труда ощутил бы скрытую в смертной энергию. Только тогда её бы не поместили в покои рядом с королевскими, разве не так?..» Сельвен чуть вздрогнула и опасливо оглянулась, будто кто-то посторонний мог случайно подслушать её мысли, но в лаборатории было по-прежнему тихо и безлюдно. Она, наконец, сдалась и отложила книгу в сторону — её голова была занята чем угодно, но только не чтением.

Сельвен как раз заканчивала приготовление очередного зелья, когда в дверь аккуратно постучали. Она автоматически что-то ответила через плечо, но, увлечённая процессом, не сразу заметила прибывшего и обернулась лишь тогда, когда за спиной кто-то делано прочистил горло.

— Леди Сельвен… — на пороге замер один из стражников, приставленных к комнате Ирины.

— Что-то случилось? — она невольно напряглась, вспоминая, что сама попросила их послать за ней, если что-то пойдёт не так, а вид эльфийского воина указывал как раз на это.

— Миледи, мне, право, неудобно вас отвлекать, но, боюсь, без вас нам не справиться… — его глаза неуверенно забегали. — Понимаете, женщина, за которой нам приказано присматривать, она…

Но Сельвен не дала ему договорить, решительно направляясь к выходу.

— Идём. Остальное расскажешь по дороге.

Стражник лишь коротко кивнул, сторонясь и пропуская её вперёд.

По пути в занимаемые смертной покои, эльф кратко и как-то нехотя поведал о том, что «пациентка» хотела покинуть комнату и, услышав отказ, отреагировала довольно бурно. Стражник не вдавался в подробности, ответив, что миледи сможет всё увидеть воочию.

Оказавшись наконец перед дверью, Сельвен коротко постучала и, не дожидаясь ответа, толкнула резное дерево. Картина, открывшаяся глазам, заставила замереть на месте, а сопровождавшего её эльфа нервно втянуть воздух. Комната выглядела так, будто гномы решили устроить тут весёлую пирушку. Бутылочки и пузырьки с лекарствами щедрой рукой были раскиданы по полу, где компанию им составляли разбитые тарелки и стаканы. Не лучшим образом выглядела и кровать: лёгкие простыни, подушки и одеяла — всё было сдёрнуто, скинуто и отброшено. Перевёрнутые стулья, беспомощно замершие на полу подсвечники, выдернутые ящики — и посреди всего этого хаоса, в углу, сжавшись в комок, сидела окутанная в белое знакомая фигура. Сельвен аккуратно шагнула к повёрнутой к ней спиной женщине.

— Ирина?.. — проговорила она как можно мягче, но та даже не пошевелилась. — Ирина, это я, Сельвен. Ты слышишь меня? — она замерла в нескольких шагах, когда из угла донёсся какой-то странный звук. Это было больше похоже на хрип.

— Пусть он уйдёт…

Сельвен кинула быстрый взгляд в сторону стражника, но тот лишь отрицательно покачал головой.

— Ирина, он не причинит тебе вреда. Пожалуйста, посмотри на меня…

— Пусть он уйдёт!!! — голос неожиданно набрал громкость, и в нём вновь послышались отголоски приутихшей было истерики.

От глаз Сельвен не укрылось то, как напряглась Ирина, как задрожала всем телом. «Буйная реакция», как назвал её стражник, грозила начаться снова. Она вновь обратила взор на воина. Тот тоже неотрывно смотрел на женщину и, встретившись взглядом с Сельвен, неуверенно кивнул и покинул комнату.

— Почему меня не выпускают отсюда? — начала Ирина, как только дверь за стражником бесшумно закрылась.

От неожиданности Сельвен чуть вздрогнула, но быстро взяла себя в руки.

— Ирина, я тебе всё объясню. Только сначала посмотри на меня.

Та молчала, а потом неожиданно нервно рассмеялась.

— Думаю, ты не обрадуешься тому, что увидишь, — проговорила она как-то странно, отчего Сельвен стало немного не по себе, и в голове даже мелькнула было мысль, что, возможно, ей не стоило отпускать воина. Но уже в следующее мгновение она как можно уверенней и спокойней продолжила:

— Ирина, почему ты так думаешь?

— Я не думаю. Я знаю.

С этими словами она медленно повернулась, и Сельвен вынуждена была признать её правоту. С мертвенно-бледного лица на неё смотрели неестественно горящие глаза, в глубине которых плескалось безумие. Но поразило даже не это, а то, что, начиная от подбородка и до самого живота, весь перед смертной был багрово-алым, и лёгкая, некогда белоснежная рубашка была насквозь пропитана кровью.

— Что с тобой произошло? — выдавила наконец из себя Сельвен, стараясь не показывать страха, который холодной змеёй заворочался в животе.

— Меня тошнило, — отрезала Ирина, мрачно наблюдая за реакцией.

— Кровью?..— голос Сельвен стал еле слышным шепотом.

В ответ смертная только кивнула и, прикрыв глаза, устало откинулась на стену. Её руки слегка подрагивали, а губы не переставая двигались, выдыхая слова на неизвестном Сельвен языке.

Фигура в белом представляла сейчас собой настолько гротескное зрелище, что на какое-то время наблюдавшая за всем этим Сельвен утратила возможность говорить и лишь нервно кусала губы, будто хотела наказать те за отсутствие подходящих слов. Только Ирина продолжала что-то шептать, и ей даже стало казаться, что смертная, да и она сама, медленно погружались в состояние полутранса, теряя ориентацию во времени и пространстве. Эта мысль подействовала отрезвляюще. Наступил момент, когда терпеть гнетущую тишину, нарушаемую несвязным бормотанием, стало просто невыносимо, а бездействовать — глупо. Поэтому она лекаря чуть встряхнула головой и, прочистив горло, вновь заговорила.

— Это может быть последствием отравления.

— Отравления? — Ирина вторила ей глухим эхом.

— Яд, что подлил тебе менестрель…

Но та её будто и не слышала.

— Яда… — протянула Ирина немного нараспев. — Да, вполне возможно, так оно и есть… — она чуть склонила голову на бок, и покрытые засохшей кровью губы дёрнулись в еле уловимой улыбке.

При любых других обстоятельствах такое странное поведение смертной удивило и даже насторожило бы Сельвен, но в тот момент самым главным для нее было привести свою подопечную в сознание, поэтому она решила не обращать внимания на совершенно неуместную улыбку и сменила тему.

— Тебе стоит умыться и снять это… — она жестом указала на багровую рубашку. Ирина наконец открыла глаза и впервые с тех пор, как Сельвен перешагнула порог спальни, взгляд каре-зеленых глаз стал более осознанным.

Она оглядела себя и, словно желая удостовериться, нерешительно дотронулась до испачканной ткани.

— Ты права, — выдохнула та растерянно.

— Тогда идём, я провожу тебя, — Сельвен протянула ей руку, и Ирина после секундных колебаний приняла её. Кожа оказалась немного влажной и неожиданно холодной, отчего Сельвен чуть вздрогнула, но в следующее мгновение уже крепче сжала ледяную ладонь, помогая Ирине подняться на подрагивающие ноги. Благо далеко идти им было не нужно, и вход в примыкающую умывальную комнату находился в противоположном углу. Но как только они переступили порог и Сельвен потянулась к окровавленной рубашке, Ирина снова напряглась.

— Я сама, — процедила она довольно натянуто.

— Ирина, тебе не стоит меня бояться. Да и разве я тебя уже не видела… — попыталась пошутить Сельвен, но та только упрямо покачала головой, а на повторную попытку резко развернулась и почти отпрыгнула в сторону. С губ сорвался звук, похожий на шипение, глаза потемнели и снова болезненно заблестели.

— Хорошо, хорошо, — Сельвен подняла обе руки в примирительном жесте. — Я не буду к тебе прикасаться. Но и не могу оставить тебя одну, — на это Ирина подозрительно нахмурилась и уже приоткрыла рот, намереваясь что-то сказать, как она её опередила. — И не спорь со мной. Неизвестно, какие ещё последствия может вызвать этот яд, поэтому я не могу рисковать, — и уже чуть мягче добавила: — Там есть ширма. Переоденься за ней, пока я нагрею воды и принесу смену белья.

Несколько долгих секунд Ирина неотрывно глядела на нее, пока, наконец, утвердительно не кивнула, а когда Сельвен уже была в дверях, неожиданно её окликнула.

— И одежду, — голос был немного надорванным. — Пожалуйста, принеси мне какую-нибудь одежду…

После, распорядившись насчёт горячей воды и послав за прислугой, чтобы убрать устроенный кавардак, Сельвен неожиданно обнаружила, что выполнить последнюю просьбу было сложнее, чем она думала. Вся одежда Ирины всё ещё находилась в каморке, но там она натолкнулась лишь на запертую дверь, а на вопрос о ключе встретивший Сельвен архивариус лишь пожал плечами. Времени же на то, чтобы отправиться на нижние уровни не было, поэтому, недолго думая, она взяла первое попавшееся ей под руку платье из своего гардероба и поспешила обратно. В умывальной комнате всё ещё слышался плеск воды, поэтому Сельвен только сложила принесённые вещи на стул перед ширмой и снова скрылась за дверью.

В покоях не осталось и следа от сотворённого ранее беспорядка, а молчаливые служанки как раз заканчивали заправлять постель, когда Ирина наконец показалась. При одном взгляде на неё Сельвен с толикой разочарования вынуждена была признать, что платье всё-таки было сшито на эльфов, а не людей. Кисти рук утонули в широких рукавах, а складки подола ниспадали на пол как минимум на пол-ладони. При виде Ирины две другие смертные женщины обменялись многозначительными взглядами и заторопились покинуть комнату. Сельвен молча проследила за ними, в то время как её подопечная, казалось, не обратила на тех ни малейшего внимания и вместо этого сосредоточенно разглядывала свое отражение в массивном зеркале. Однако стоило служанкам скрыться за дверью, как Ирина тут же обернулась.

— Благодарю, — голос её звучал уже намного твёрже, а взгляд был ясным и осознанным.

Помимо воли Сельвен облегчённо вздохнула и слегка улыбнулась в ответ.

— И этот цвет тебе идёт.

— Спасибо, хотя ты мне бессовестно льстишь. Только, кажется, я похудела и… убавила в росте, — хмыкнула она, делано приподнимая волочившиеся по полу складки. Сельвен только пожала плечами.

— Другого не нашлось…

— Нет? А где же все мои вещи?

— По правде сказать, я не знаю. Дверь в кладовую оказалась закрыта…

Ирина покачала головой и чуть нахмурилась.

— Сельвен, что здесь происходит? — проговорила она после непродолжительной паузы.

— Я не совсем понимаю, о чём ты…

— За дверью постоянно дежурит стража. Меня никуда не выпускают. Все мои вещи пропали, а бывшая комната опечатана.

— Опечатана? — термин показался странным и совершенно неуместным, но Ирина лишь отмахнулась.

— Это неважно. Скажи мне, я под арестом? И если да, то почему? Ты рассказала им, кто я?

На последних словах глаза Сельвен невольно изумлённо расширились.

— Под арестом? Ты? О Великий Эру! Нет, конечно!

Но Ирина лишь упрямо поджала губы.

— Тогда почему меня никуда не выпускают?

— Я, право…

— Стражники, — она кивнула в сторону двери. — Отказались мне что-либо объяснять, а выяснять отношения, стоя перед двумя мужчинами в одной ночной сорочке, мне не очень хотелось. А потом один из них решил затолкать меня внутрь, и… — она запнулась и закрыла глаза.

— Он прикоснулся к тебе?

В ответ Ирина лишь кивнула.

— Поэтому я и вспылила… — их взгляды снова встретились. — Я не сумасшедшая, Сельвен…

— Я знаю.

— И разумом понимаю, что этот стражник не он…

— Я знаю.

— Но когда он дотронулся до меня… — она резко выдохнула и стыдливо потупила взор.

— Ирина, я не сужу тебя. Такое бывает.

— Я думала, что сильнее, — прошептала ведьма еле слышно. Сельвен шагнула было к ней, но замерла на полпути, когда та снова заговорила. — Эта комната сводит меня с ума. В этих четырёх стенах мне некуда бежать от воспоминаний и кошмаров. Мне нужно заняться хоть чем-то, вырваться отсюда! — на этот раз Ирина сама шагнула навстречу к Сельвен. — Понимаешь?

— Куда ты хочешь вырваться? — промолвила она осторожно.

— Для начала, хотя бы из этой комнаты, — они обменялись многозначительными взглядами.

— Ты ещё не совсем оправилась, — Ирина хотела уже возразить, когда Сельвен приложила палец к губам и бегло оглянулась на дверь. — Тебе нужен покой и отдых.

Ирина понимающе кивнула.

— Думаю, ты права…

Сельвен жестом подозвала её поближе и, склонившись к самому уху, еле слышно зашептала:

— Я постараюсь узнать, что да как, и по возможности выхлопотать для тебя разрешение на более-менее свободное перемещение. Но, думаю, что дальше верхних уровней тебя не пустят, — тёмные брови смертной удивлённо взметнулись вверх. — Это долго объяснять, но скажу одно. Сам факт того, что какой-то менестрель смог проникнуть на верхние уровни дворца, уже является скандальным. А скандалы при дворе не любят…

Сельвен замолчала, выжидательно глядя на Ирину. Было видно, что смысл сказанного был той понятен, хотя и неприятен. Сельвен только могла догадываться о том, сколько вопросов сейчас разрывали голову Ирины, но та не проронила ни слова, только сосредоточенно хмурилась и нервно кусала нижнюю губу, а поймав на себе взгляд, лишь тяжело вздохнула и снова утвердительно качнула головой.

— Кстати, кое-что из твоих вещей мне всё же удалось сохранить, — Сельвен отошла к небольшому туалетному столику и извлекла что-то из ящика. — Они были на тебе, когда тебя нашли, — проговорила она, протягивая женщине маленький шёлковый мешочек. Ирина осторожно приняла его из рук собеседницы и аккуратно высыпала содержимое на ладонь, при виде изящных переплетений серебра её лицо заметно посветлело.

— Благодарю тебя. Они многое для меня значит…

— Их подарил тебе кто-то особенный? — не удержалась Сельвен.

— Можно и так сказать, — Ирина грустно улыбнулась и, ещё раз взглянув на украшения, убрала те обратно в мешочек.

Сельвен покинула покои, где расположилась смертная, когда настало время обеда, предварительно пообещав придумать что-нибудь насчёт одежды, в обмен на то, что её подопечная хоть что-то съест. Да и по правде говоря, у неё уже был кое-кто на примете. Однако прежде чем заняться внешним обликом Ирины, надо было разузнать, почему её держали взаперти, и по возможности вызволить её из этого заточения. Не придумав ничего лучшего, Сельвен обратилась к одному из стражников. Тот, надо отдать ему должное, внимательно выслушал её доводы о том, что смертной после всего произошедшего надо дать возможность отвлечься, заняться чем-нибудь, и поэтому, если той разрешат вернуться к прежним обязанностям в лаборатории — это только пойдёт ей на пользу. Вдобавок ко всему, так она всегда будет под присмотром самой Сельвен. Стражник понимающе кивнул и ответил, что в словах был смысл, однако решение не в его власти, но он передаст послание как можно скорее, потому как повторения сегодняшнего не хотелось ни ему, ни его напарнику. Сельвен улыбнулась и якобы мимолётом промолвила, что ей оставалось только ждать и надеяться, что решение будет принимать не Лорд Эглерион. При упоминании имени главного дворецкого, воины заметно помрачнели и обменялись странными многозначительными взглядами. — Это уже не в его компетенции, леди Сельвен, — осторожно заметил второй стражник, после чего оба эльфа напряжённо замолчали, давая ей тем самым понять, что разговор окончен.

По дороге в свои покои Сельвен ещё несколько раз возвращалась к словам воина, силясь понять, чтобы это могло значить. Однако, в конце концов, решила, что Эглерион не стоил столь пристального внимания с её стороны даже в мыслях, поэтому махнула на это рукой и принялась за написание записки к той, что когда-то сшила для неё самое прекрасное платье, что ей когда-либо доводилось носить.

Помимо воли мысли вновь обратились к событиям прошлого, и Сельвен не заметила, как оказалась перед раскрытым платяным шкафом, примостившимся в углу комнаты. Изумрудный невесомый шёлк был всё так же прекрасен и ярок, как и в тот день, мягко мерцая в лучах заходящего солнца. Почему после всех этих столетий продолжала хранить этот наряд, она не знала. Ведь после того памятного праздника больше ни разу не решилась надеть его снова. Сельвен резко выдохнула и спешно закрыла дверцы из резного дерева, прислонившись к ним спиной, будто страшась того, что пряталось в складках изумрудного шёлка, и от чего она так долго и порой безуспешно отгораживала себя. События последних дней заставили её подзабыть о том, что произошло на празднике Света Звёзд.

Она не видела его с того самого случая в лесу и была этому даже рада. Но сейчас, окружённая величием и блеском тронного зала, она оказалась в числе избранных гостей и вынуждена была стоять в непосредственной близости от трона и от него. Во время официальной части Леголас по традиции занял место по правую руку от отца. Гордый, торжественный и прекрасный, каким и полагалось быть наследному принцу Лихолесья. Но в то же время ей казалось, что взгляд голубых глаз то и дело обращался в её сторону, хотя, возможно, это была лишь очередная иллюзия… Когда же заиграла музыка, его высочество почти сразу скрылся среди танцующих пар. Это было так странно: словно она вновь перенеслась в прошлое, когда никем незамеченная наблюдала за придворными торжествами, скрываясь в тени колонн. Вот и сейчас он грациозно скользил по залу, ведя в танце то одну, то другую, а она лишь с огромным трудом заставляя себя смотреть в противоположную сторону, мысленно считая мгновения до окончания праздника. Она так увлеклась, что и не заметила, как перед ней кто-то остановился, очнувшись лишь когда знакомый до боли голос мягко проговорил:

— Леди Сельвен, не окажете ли вы мне честь?

От неожиданности она невольно вздрогнула и даже растерялась. Поэтому и не успела отказать. А в глубине души, наверное, и не хотела…

Они легко следовали хитросплетениям танца. Тепло его тела, осторожные прикосновения рук, почти невесомые переплетения пальцев, стук растревоженного сердца… Они оба молчали, лишь напряжённо наблюдая друг за другом, избегая смотреть в глаза. Ей казалось, мелодия никогда не закончится, и одновременно с этим она наслаждалась каждой секундой их близости. Когда смолкли последние аккорды, она хотела отступить, но он неожиданно снова привлёк её к себе.

— Нет. Ещё один… — слова были не громче вздоха, но сказаны уверенно и даже властно, и она повиновалась, устремляясь вслед за ним в дальний угол зала, где тени от вздымающихся в звёздное небо колонн скрывали их от любопытных глаз.

— Скажи мне, почему ты постоянно убегаешь?

— Ваше высочество…

— Нет, на этот раз я не приму твоих отказов, что сейчас не время и не место… Я слишком долго ждал, — он говорил быстро и отрывисто, будто боялся, что эльфийка в его руках вот-вот растворится, как утренний туман над лесным озером. — Назови меня безумцем, но неужели только я ощущаю тот огонь, что вспыхивает внутри, как только ты оказываешься рядом? Ведь тогда в лесу твоё тело отвечало мне… Я чувствовал это… — его ладонь чуть сильнее сжала её талию, привлекая ещё ближе. Теперь они оба почти касались лбами, ловя прерывистое дыхание друг друга.

— Леголас, пожалуйста… — прошептала она, чувствуя, как последние из воздвигнутых ею стен готовы были вот-вот разлететься в пыль.

— Сельвен… — они уже почти не двигались. Его пальцы осторожно и нежно коснулись её лица. — После того праздника Йестаре, стоит тебе оказаться рядом, я не могу избавиться от мучительного ощущения, что постоянно пытаюсь поймать, ухватить какую-то ускользающую тень… Чувства, воспоминания, тебя… Расскажи мне, что произошло?

Сельвен наконец в открытую посмотрела на него. Взгляд голубых глаз выражал неприкрытую теплоту, нежность и искренность. Она вдруг осознала, что принц Леголас говорил правду, и от охватившего её изумления и надежды Сельвен на мгновение забыла как дышать. Уголки губ самопроизвольно дёрнулись вверх, сердце забилось в груди пойманной птицей, она глубоко вздохнула, подбирая нужные слова, когда рядом вдруг раздался знакомый голос.

— Ваше высочество, надеюсь, вы позволите мне украсть у вас мою сестру?

На долю секунды глаза Леголаса раздраженно сверкнули, но почти сразу его лицо озарила улыбка.

— Ровион, не думал, что тебя уже отпустили из больничного крыла. Или ты сбежал?

Тот весело рассмеялся.

— Скорее второе, чем первое. Но здесь, находясь под присмотром моей сестры, мне нечего бояться. Ведь так? — он заговорщически подмигнул всё ещё хранившей молчание Сельвен. — Леголас, ты позволишь? — Ровион чуть склонил голову.

— Конечно. Как я могу отказать, — принц медленно разжал объятия и нехотя вложил её ладонь в руку брата, напоследок прижавшись губами к кончикам пальцев. Затем учтиво поклонился и спешно скрылся в празднующей толпе.

Даже если Ровион и заметил что-что, то ничего не сказал, и за это она была ему сердечно благодарна. Её голова ещё кружилась от странных слов, а глаза только отыскали статную фигуру эльфа, когда к принцу почти подбежали двое встревоженных охранников. Выслушав их, Леголас коротко кивнул и в то же мгновение покинул тронный зал, что не осталось незамеченным и её братом. Ровион чуть сжал её ладонь и, бросив спешное «Прости», последовал за своим другом. Последнее, что она заметила, это выражение мрачной решимости на лице принца, что не предвещало ничего хорошего. И, как оказалось, предчувствие её не обмануло. Сначала гномам удалось бежать, а потом в кладовой она увидела окровавленную и изрезанную Ирину…

С тех пор прошло уже несколько дней. Гномов так и не догнали, а раны на теле Ирины благодаря ее стараниям уже почти зажили. Но его она так больше и не видела, и затрепетавший было в тронном зале зыбкий огонёк надежды в её душе почти потух. Как бы это ни было горько, но и тот танец, и его слова вновь оказались очередным самообманом или же искусной игрой. И несмотря на то, что ей не хотелось в это верить, факт оставался фактом. Принц Леголас не искал с ней встречи. Она злилась на него, на себя за то, что опять попалась в ту же ловушку, на Ровиона, что не дал ей договорить… Возможно, выплесни она всё то, что накопилось у неё на душе, ей стало бы легче, она смогла бы отпустить прошлое, но, казалось, сама судьба противилась этому.

Сельвен устало покачала головой и отступила наконец от платяного шкафа. Её взгляд лениво скользил по комнате, выцепляя из богатого убранства те или иные детали, что когда-то были частью её прошлой жизни. Сейчас же они казались не более чем пыльными и никчёмными безделушками. Она криво усмехнулась, иронично приподняв бровь.

— А ведь Ирина права. Мне, как и ей, просто необходимо отсюда вырваться…


* * *


— То есть как, ты ничего не знаешь? Насколько я помню, именно в твои обязанности входил отбор тех, кому будет дозволено пересечь границы… Разве не так?

— Это именно так, ваше величество, но…

— Здесь нет, не было и не может быть никаких «но»!

В пустынном зале эхом раздавался голос короля. Трандуил Ороферион угрожающе возвышался над допрашиваемым эльфом. Тот же, в свою очередь, так низко склонился, что его пепельные пряди почти касались мраморного пола. Он находился в этой позе с того самого момента, как его сюда доставили в сопровождении двух стражников, и тогда ему хватило одно взгляда, чтобы понять, что король был чем-то разгневан. С тех самых пор он ни разу не решился даже взглянуть на статного эльфа в серебристо-пурпурной мантии. В ярости владыка Лихолесья был страшен и опасен, а искушать судьбу никому не хотелось.

— Я жду твоих объяснений! — прогремело над головой склонившегося эльфа, отчего он заметно вздрогнул.

— Ваше величество, я клянусь, что не знал о том, кем они были. Я, как и все здесь, думал, что они обычные музыканты…

— Обычные музыканты?.. — протянул король уже мягче, и дворецкий решил использовать свой шанс.

— Ваше величество, я сегодня же допрошу их и всё узнаю.

— Не думаю, — удивлённый таким ответом Эглерион решился наконец взглянуть на своего Владыку, а тот, казалось, только того и ждал. — Сегодня их нашли мёртвыми. Похоже, они добровольно лишили себя жизни, выпив какой-то яд… — прежде чем продолжить, король сделал многозначительную паузу. — Очень необычное поведение для бродячих артистов, тебе не кажется? И это после того, как их главарь напал на одну из служанок…— голос его был обманчиво спокоен, лицо надменно и непроницаемо, и только горящий взгляд слегка прищуренных глаз выдавал истинные эмоции, бушевавшие внутри лесного владыки.

— Напал на служанку?.. — повторил за ним заметно побледневших дворецкий. — Ваше величество, вы уверены в этом? Потому что если это только с её слов, то она могла просто попытаться воспользоваться ситуацией. Вы же знаете, люди… — он осёкся на полуслове. Трандуил Ороферион замер напротив него, чуть склонив голову и исподлобья глядя на склонившегося эльфа. Сейчас в свете факелов его обычно светло-голубые глаза казались неестественно тёмными, почти чёрными. Дворецкий нервно сглотнул. — Простите мне мою заносчивость, ваше величество. Я не имел никакого права сомневаться в вашей осведомлённости…

Ни один мускул не дрогнул на лице короля, и только его испытывающий взгляд, казалось, вот-вот прожжет второго эльфа насквозь.

— Мне интересно, — начал владыка очень тихо, — как менестрель попал на верхние уровни? — в каждом слове сквозил металл. — Кто-то должен был сообщить ему пароль, иначе как мог смертный так легко разгуливать там?

Дворецкий похолодел.

— Я…

— Ведь это находится в твоей компетенции, не так ли?

— Ваше величество, мне действительно неизвестно, откуда музыкант мог раздобыть пароль. Если нужно, я прикажу опросить всех слуг и часовых! — отчаяние сквозило в каждом его слове.

— Это уже не понадобится, Эглерион… — повисло напряжённое молчание. Король отвернулся от коленопреклонённого эльфа, медленно отошёл к стоящему в стороне мраморному столику, налил себе вина и замер с бокалом в руках. В звенящей тишине зала каждый его невесомый шаг, даже лёгкий шелест роскошной мантии, эхом отдавался в ушах дворецкого, который от волнения почти перестал дышать. Владыка же тем временем чуть приподнял кубок и теперь нарочито вальяжно и непринуждённо рассматривал его, любуясь тем, как преломлялись огненные блики в заключённом в хрусталь рубиновом напитке. На какое-то мгновение дворецкому даже стало казаться, что Трандуил Ороферион забыл о нём… — Я знаю, кто виноват, — проговорил наконец он, задумчиво глядя перед собой. Глаза Эглериона расширились, бледные ладони сжались в кулаки, рот приоткрылся, будто он хотел что-то сказать, но не издал ни звука. — И в другое время виновный понёс бы жестокое наказание. Однако мы не можем себе этого позволить, — бокал со стуком опустился на мраморный стол. Взгляд короля вновь обратился к дворецкому. — В это тёмное и неспокойное время сам факт того, что какой-то проходимец сумел беспрепятственно проникнуть не только в королевство, но подобраться к самим покоям короля — это не просто позор, это проявление слабости и уязвимости. Я не могу позволить, чтобы вести об этом ужасном происшествии просочились за пределы дворца, потому что тем самым в опасности окажется всё королевство, — король снова замер над сжавшимся дворецким, голос утратил былую задумчивость, и в нём снова засквозил металл. — Об этом никто не должен узнать. Ни одно слово не покинет верхние уровни. Именно поэтому стражники доставили тебя сюда, Эглерион…— тот лишь нервно закивал в ответ, что-то неразборчиво бормоча себе под нос. — А не в темницу, где тебе самое место,— процедил владыка, мрачно наблюдая, как с каждым сказанным словом лицо Эглериона всё больше серело и теперь почти слилось с пепельным цветом волос. Дворецкий же лишь беспомощно хватал ртом воздух, будто рыба, выброшенная на берег. Король презрительно скривился и после недолгой паузы продолжил:— Можешь не утруждать себя объяснениями. Тебе нет оправдания. Но чтобы не привлекать внимания, я сохраню тебе свободу… Пока. Однако уже завтра ты сам сложишь с себя полномочия главного дворецкого, как и откажешься от своего места в совете. Я разрешаю тебе остаться в Лихолесье до начала зимы, после — ты навсегда покинешь эти земли. И вот здесь постарайся придумать достоверное объяснение, хотя, зная тебя, думаю, это не составит особого труда, — король гордо расправил плечи и отвернулся от склонённой фигуры, давая тем самым понять, что разговор окончен.

За всё это время Эглерион не проронил ни слова и лишь смотрел перед собой невидящим взором. Очнулся он только тогда, когда рядом материализовались два стражника и, особо не церемонясь, резко рванули его под руки вверх. На негнущихся и подрагивающих ногах покидал дворецкий главный зал, всё ещё отказываясь верить в происходящее, но уже почти у самых дверей не удержался и обернулся.

— Ваше величество, могу я узнать, кем была та смертная служанка?

— Помощница леди Сельвен. И она выжила,— бросил король через плечо, но даже не взглянул на своего подданного, вновь сосредоточенно рассматривая вино в хрустале.

Стражники препроводили бледного дворецкого в примыкающий к его покоям кабинет, где он ещё долго сидел в абсолютной тишине, уставившись на разложенные на столе бумаги. Лишь поздно ночью он закончил письмо своего отречения и хотел было передать его посыльному, когда обнаружил за дверью всё тех же молчаливых воинов. Увидев Эглериона, они недвусмысленно шагнули навстречу друг другу, тем самым преграждая ему дорогу. Выходило, что несмотря на то, что его не отправили в тюрьму, он всё равно был заключённым… Дворецкому не оставалось ничего другого, как передать свиток одному из стражников и вернуться обратно в свои покои. И вот тогда осознание случившегося ударило его в полной мере.

Сначала его охватило отчаяние, затем страх, но потом всё заглушила злость. Он потерял всё: положение, свободу, родной дом, — и из-за какой-то смертной! И какова ирония! Она оказалась служанкой именно дочери лекаря! От раздражения Эглерион заскрипел зубами. Как вообще они могли хоть что-то узнать, если ни музыканты, ни менестрель не выжили? Смерть первых его не особо тронула, чего нельзя было сказать о втором. Нет, дворецкий не испытывал никаких эмоциональных тягот, а вот то, что договор с Лаэртом провалился, его очень даже удручало. Ведь в обмен на свободный доступ на верхние уровни, тот обещал ему помочь отделаться от Сельвен и всей её семейки раз и навсегда, передать образец того самого таинственного яда, что стали использовать орки. Теперь же он не только не заполучил зелье, но и попал в немилость к королю…

Эглерион замер у книжных полок, больше по инерции взяв одну из книг, которую вот уже больше получаса листал, не глядя. То, что король так легко избавился от него, ноющей болью отдавалось в груди. Нет, он всегда был верным подданным, хотя прекрасно знал, что многие его недолюбливали, но ему было на это наплевать. Для него благо королевства всегда стояло превыше всего, даже его собственных интересов. До тех пор пока не появилась она… Дворецкий глухо зарычал и отбросил книгу в сторону.

Дочь лекаря всегда казалась ему немного странной. В королевстве все знали, что её брат был лучшим другом наследного принца, и стоило ей только захотеть, и место придворной дамы было бы ей обеспечено. Но дочери Фаэлона это было не нужно. Молчаливая, задумчивая и скромная, она скользила по дворцу лёгкой тенью, избегая торжеств и балов, оставаясь абсолютно незаметной даже после вступления в возраст. Но потом в какой-то момент что-то изменилось, и тихая любительница книг вдруг показала себя совсем с другой стороны. Не привыкшая к дворцовым церемониям и поведению, она не боялась открыто выражать свои мысли и чувства, а огонь, пылающий в её глазах и душе, очаровывал, завораживал и неумолимо влёк к себе. И как вскоре оказалось, Эглерион был не единственным, кто заметил пылкую зеленоглазую эльфийку.

Ничто не могло укрыться от глаз дворецкого, и в скором времени он стал всё чаще замечать те долгие и задумчивые взгляды, что то и дело устремлял на неё лучший друг её брата. Однако, казалось, эльфийская дева пребывала в полном неведении, хотя, не зная того, сама отвечала ему тем же, думая, что её никто не видит. Поэтому это было лишь делом времени, когда взгляды принца Леголаса и леди Сельвен пересекутся… Но дворецкий не мог этого позволить. И дело было не столько в его собственном интересе, сколько в заботе о наследнике престола: Сельвен была ему не пара. Да, Фаэлон был благородных кровей, но на их семье чёрным пятном лежал поступок его жены и матери его детей. И если поначалу Эглерион надеялся, что это увлечение быстро пройдёт, с приближением праздника Йестаре стало ясно, что надеждам этим не суждено было сбыться. Незаметно для всех, но только не для зорких глаз дворецкого, принц всё больше времени проводил если не рядом с сестрой Ровиона, то в непосредственной близости от неё, а во время самого торжества ни на мгновение не отвел горящего взгляда от её грациозной фигуры.

Йестаре был особым праздником, считалось, что именно в это время влюблённые сердца находят друг друга… Поэтому Эглерион должен был действовать незамедлительно. Он приказал нескольким слугам неотрывно следить за наследником и наполнять бокалы принца и его друга вином только из одной, особой бочки, которую поспешил сдобрить нужным снадобьем. Это зелье должно было помутнить сознание его высочества, чтобы он отвлёкся от молодой эльфийки да поскорее заснул. И по началу всё шло по плану, а когда фигура Сельвен скрылась в направлении леса, дворецкий смог облегчённо вздохнуть, но ненадолго. Он до сих пор не мог понять, почему всё же последовал за ней, но, как оказалось, не случайно, и предчувствие не обмануло его.

Тогда на поляне он видел всё, и каждый вздох, срывающийся с её губ врезался в самое сердце. Он не покинул их, даже когда утомлённые любовной негой, двое эльфов заснули в объятиях друг друга. Ему было больно и обидно, но какая-то незримая сила не давала сойти с места, заставляя с мрачным наслаждением упиваться тонким силуэтом её спящей фигуры.

Казалось, все его планы пошли прахом, хотя и её пробуждение, и то, как глотая слёзы она сбежала и было немного странным. Униженный и побеждённый, возвращался он тогда во дворец, мысленно готовя себя к предстоящей помолвке и неминуемому скандалу и расколу в царской семье. Однако ни на следующий день, ни после ничего не произошло. Напротив, до него дошли слухи о том, что той ночью принц немного переусердствовал с вином и, проснувшись в лесу полуобнажённым, даже не мог вспомнить ни как там оказался, ни с кем… Конечно, это можно было списать на глупые дворцовые сплетни, только вот плохо скрываемая мука в её зелёных глазах говорила об обратном и стала неопровержимым доказательством того, что зелье всё-таки подействовало, хотя и не так, как он того желал. Сознание Леголаса действительно помутилось, и он забыл обо всём, свидетелем чего стал дворецкий.

Наблюдая за её страданиями, за тем, как она старательно забивала боль в самый дальний уголок своей души, ему было даже немного жаль Сельвен, но в то же время он воспринимал это с каким-то мрачным торжеством. Она сама должна была осознать, что ей никогда не быть с наследником престола, поэтому сейчас несла заслуженное (с точки зрения Эглериона) наказание. Однако и здесь она его удивила. Он никак не ожидал, что Сельвен настолько быстро поднимется с тех, образно говоря, колен, на которые её толкнула судьба, и спустя какое-то время в её поведении не было даже намёка на то, что произошло. А потом опять всё резко изменилось, и она в одночасье покинула двор, вернувшись в дом отца и в объятия пыльных фолиантов, отгородилась от былых подруг, поклонников и даже от семьи. Дворецкий не раз слышал, как на вопросы о своей сестре Ровион лишь печально отвечал, что ничего не знал, она ничего не говорила и ему…

Эглерион вынужден был признать, его самолюбие очень тешило то, что он был единственным, кто знал (хотя бы частично) причину её уединения. Ему казалось, что это было их общей тайной, и днём его сознание то и дело обращалось к Сельвен. В то время как ночные часы были наполнены будоражащими кровь образами её обнажённого тела, воспоминаниями о том, как под покровом леса она сладостно изгибалась в порыве страсти, отдаваясь, правда, другому.

«Если ему, то почему не мне?» — эта мысль возникала в его голове снова и снова, и в какой-то момент он решил, что Сельвен должна принадлежать ему…

«Ведь кому ещё она нужна? С такой родословной да ещё и обесчещенная?» — такие рассуждения и привели его в дом лекаря тем осенним днём. Он хотел если не спасти, то хотя бы дать ей шанс стать порядочной эльфийкой, а она вышвырнула его, как собаку!

Дворецкий чуть вздрогнул, возвращаясь из лабиринтов воспоминаний в реальность, и одним залпом осушил бокал, что всё это время сжимал в руке.

«Неблагодарная дрянь… Такая же как и её мать», — процедил он себе под нос. Сельвен стала для него, как кость в горле: раздражала, злила, делала больно, и ему так хотелось ответить ей тем же. Но она покинула Лихолесье и годами пропадала где-то, появляясь лишь раз в десять лет, и тогда он решил отомстить через тех, кто остался, кто был ей особенно дорог. И если её брат был неприкосновенен, то вот отец потерял почти всё, но лишь до тех пор пока она не появилась снова и не нашла это проклятое противоядие.

Именно поэтому он и связался с менестрелем, иначе бы ему никогда даже в голову не пришло заключать сделки со странствующими трубадурами. Но план был так соблазнительно хорош, и достань он образец яда, и Сельвен, и её отцу, и даже брату путь в Лихолесье был бы заказан. Их бы изгнали с позором, и Эглерион наконец получил бы желаемое: унизил её так же, как она его. Однако интрига выстрелила рикошетом, и теперь он был тем, кого изгоняли (пусть и не в открытую), а во всём виновата была опять она, вкупе со своей служанкой!

Эглерион тихо зарычал и осушил вот уже второй бокал. Нет, он не мог так просто сдаться… Его мысли опять вернулись к яду.

«Если у менестреля был образец, то он, скорее всего, остался в его вещах… Если удастся его найти, то можно будет перевернуть всю историю наоборот. Кроме того, зачем музыканту понадобилась смертная девка? — Шестерёнки в голове вращались с бешенной скоростью. — Трубадур упоминал, что на верхних уровнях у него есть свой деловой интерес. А учитывая все факты, выходило, что интересом была именно служанка. Но зачем? Что в ней такого особенного?» — Эглерион задумчиво забарабанил пальцами по столу. Нет, он не собирался так просто сдать свои позиции и лишиться всего из-за обесчещенной эльфийки и её смертной. Он еще найдёт способ вернуть себе и положение, и власть, но начать надо было всё-таки с вещей музыканта. Он был уверен, что там найдутся зацепки. Он хмуро взглянул на дверь: времени оставалось мало, и вскоре до пожитков странствующих актёров доберутся, поэтому действовать надо было немедля.

Эглерион решительным шагом направился к выходу, распахнул дверь и в ответ на вопросительный взгляд стражника попросил прислать в его комнату своего помощника под предлогом того, чтобы объяснить, что делать после своей отставки. Один из эльфийских воинов понимающе кивнул и удалился, но уже в скором времени вернулся, и не один.

Дворецкому всегда нравился его помощник. Этот немногословный эльф с твёрдым характером не задавал лишних вопросов, ловя каждое слово, как и сейчас. Эглерион решил не вдаваться в подробности, поэтому просто приказал отыскать и пересмотреть вещи бродячих музыкантов и принести ему всё, что покажется странным и необычным. При упоминании трубадуров глаза его помощника на мгновение удивлённо расширились, но тот ничего не сказал и, выслушав, что требовалось сделать, коротко поклонился и спешно скрылся. Эглериону оставалось только терпеливо ждать результатов, а в том, что они будут, он не сомневался ни на минуту, нутром чуя, что среди пожитков музыкантов будет то, что ему нужно.

Он стоял у окна, напряжённо наблюдая за тем, как восходящее солнце постепенно окрашивало верхушки деревьев в кроваво-красный. С ухода помощника прошло около двух часов, и ему пора было уже вернуться… Словно в ответ на его мысли в дверь нетерпеливо постучали. Без труда узнав кодовую комбинацию, Эглерион криво усмехнулся: интуиция его пока ни разу не подводила.

Глава опубликована: 09.07.2018

37. Картины о тебе

Клетка — это слово то и дело всплывало в сознании, в то время как взор лениво скользил по изысканному интерьеру предоставленных мне покоев. И не смотря ни на какие уверения Сельвен, я всё равно ощущала себя узницей, заточённой в четырёх стенах, а окружающее меня золото и серебро было не более, чем роскошной тому обёрткой.

После ухода моей эльфийской сиделки, я ещё долго прожигала взглядом закрывшуюся за ней дверь, в наивной надежде, что та вот-вот распахнётся, и меня выпустят. И лишь когда ослабленные ноги стали мелко подрагивать, нехотя оторвала взор от резного дерева и вернулась к пока единственному, что связывало меня в внешним миром — огромному окну, и с нескрываемым облегчением опустилась прямо на пол. С недавних пор именно здесь я проводила все те мучительно долгие часы одиночества и беспокойных мыслей, что стали моими неизбежными спутниками с той самой ночи. Сколько времени прошло с момента моего пробуждения? Наверное, не более нескольких дней… Но когда ты один на один с собой даже три дня могут показаться вечностью.

Но сейчас беззаботное солнце ласкало кожу убаюкивающей тёплой нежностью, и в ответ на эту ласку разгорячённое сознание неумолимо погружалось в объятия спасительного сна, и на этот раз у меня не было сил противиться. Казалось, я только смежила веки, но в следующий раз, когда глаза вновь открылись, за окном уже сгущались сумерки. А при виде заходящего солнца в животе холодной змеёй заворочался страх.

Ночь. Раньше я очень любила это время суток, наслаждаясь романтикой, покоем и еле уловимой магией и тайной, что окутывали мир с уходом дневного светила. Однако теперь при наступлении сумерек всё внутри сжималось от страха, и мне, словно ребёнку, хотелось лишь забраться с головой под одеяло и, зажмурив глаза, считать минуты до наступления утра. Только всё это было тщетно, потому что стоило векам сомкнуться, как перед внутренним взором возникало его лицо, и начинался кошмар, заставляя снова и снова переживать случившееся.

Словно в насмешку над моим первоначальным спокойствием, моё сознание с завидной жестокостью наполняло мысли мельчайшими деталями той ночи. Иногда мне казалось, что я вновь ощущала прикосновения его рук, губ, языка, режущий холод металла… И тогда, задыхаясь в немом ужасе, я распахивала глаза, чтобы потом до самого рассвета сидеть, сжавшись в комок, уставившись в окружающую темноту невидящим взором, вздрагивая от звука собственного прерывистого дыхания… Именно поэтому вот уже несколько дней я не спала, добровольно отдаваясь во власть бессонницы, довольствовалась лишь считанными мгновениями отдыха в дневные часы.

Я презирала себя за этот страх, за то, что вздрагивала от каждого шороха в ночи, за то, что выискивала воспалёнными глазами несуществующие тени по углам спальни. Мне даже порой чудилось, что в комнате я была не одна, и тогда, задерживая дыхание, я всё прислушивалась, одновременно страшась попросту обернуться и посмотреть. В эти моменты я ненавидела менестреля ещё больше, чем когда спустила всю обойму ему в грудь. Он осквернил, измазал меня, пробрался под кожу и даже сейчас, после смерти, не отпускал, продолжая незримым ядом бежать по венам, отравляя тело и душу. Поэтому, когда сегодня меня снова скрутила иступляющая боль, а во рту почувствовался металлическо-сладковатый привкус, я восприняла приступ даже с толикой облегчения. Выворачивая себя наизнанку, отплевываясь и наскоро вытирая губы рукой, я поймала себя на мысли, что, возможно, так избавлюсь от его гнилостного присутствия внутри себя… Конечно же, это было полными бредом, и приступ был не более чем расплатой (хоть и запоздалой) за использование магии, но мне хотелось верить в иное.

Быть может, это была именно моя наивная вера, или тот факт, что я впервые была более или менее одета и не выглядела как несчастная пациентка клиники для душевнобольных, а может и обещание Сельвен вызволить меня отсюда, но сейчас, следя за восходящей луной, я вдруг впервые почувствовала, что сковывающий вот уже несколько дней страх чуть отступил. И когда мне в очередной раз почудилось, что за мной кто-то следил, не сжалась в комок, а обернулась. Однако за спиной взгляд натолкнулся лишь на непроницаемый сине-чёрный мрак, разбавленный слабым светом молодого месяца. В голове мелькнула было идея зажечь свечи, и рука даже потянулась к прикроватному столику, но так и замерла на полпути.

«Там никого нет. Это лишь твоя паранойя и расшатанные нервы», — с губ сорвался усталый вздох, и ладонь вернулась на мягкий ковёр.

Мои мысли снова завертелись вокруг сегодняшних событий и разговоров. Инцидент с охранником меня саму озадачил и удивил. Поначалу его холодность и повелительный тон вызвали раздражение и злость, но стоило одному из них ко мне прикоснуться, как глаза застлала алая пелена ярости. На пол летело всё, что попадалось под руку, пока меня не пронзила острая боль, от которой подкосились ноги.

«Интересно, они вызвали Сельвен, когда я стала плеваться кровью или до этого? И чего они больше испугались? Того, что смертная разнесёт покои королевы-матери или помрёт в процессе? В любом случае, думают, наверное, что их поставили охранять полоумную», — я криво усмехнулась и поднялась с пола, отряхивая от невидимой пыли платье, и подошла вплотную к окну.

Сказать по правде, мнение эльфийских воинов меня мало заботило, зато то, на что намекала Сельвен, действительно настораживало. Выходило, что, желала я того или нет, но с той ночи моя особа представляла угрозу спокойствию королевского дворца. Было ли дело в скандале, безопасности ли или ещё в каких-либо неизвестных проступках с моей стороны, в любом случае, кто-то важный принял решение «убрать» меня с глаз долой, и мне оставалось лишь надеяться, что это было временно. Прикрыв глаза, я устало прижалась лбом к прохладному стеклу.

«Интересно, кому это понадобилось?..»

«А ты не догадываешься?» — злобно захихикал в голове мой внутренний голос. Я резко распахнула глаза и уставилась на запотевшее от прерывистого дыхания стекло. Тогда на последок он обмолвился, что у него были ко мне вопросы, но он отложит разговор до следующего раза…

«Наивная дура! Неужели ты действительно думала, что тебе удалось выкрутиться? Да, тебе повезло, что именно Сельвен нашла пистолет и что не передала его никому другому… Иначе ты бы уже давно сидела этажами ниже. Там как раз освободилось место после сбежавших гномов! Только вот рано ты расслабилась… Забыла, как ты спустила целую обойму в того извращенца? Думаешь, никто не заметил ничего странного? Его грудь, скорее всего, была похожа на решето… Не думаю, что эльфам Средиземья доводилось до этого видеть огнестрельные ранения… — я нервно сглотнула и опасливо посмотрела в сторону двери, почти ожидая увидеть там статную фигуру в серебристо-алой мантии. — Неудивительно, что у него появились вопросы. И тебе придётся на них ответить… Радуйся, что он пока, в отличие от Элронда, не попытался залезть к тебе в голову. Хотя, кто знает? К тебе самой он уже успел подобраться довольно близко…»

От последних мыслей я невольно вспыхнула, вспоминая нашу последнюю встречу и то, как его взгляд, казалось, прожигал меня насквозь… Тело неожиданно отозвалось разлившимся по венам теплом, отчего я даже растерялась, но уже в следующее мгновение поспешила взять себя в руки. Выходило, что расшатанными и ослабленными у меня были не только нервы и психика. От раздражения я закусила губу. Мне было необходимо восстановить силы, а для этого…

«Ты должна прийти ко мне», — раздался в голове голос хозяина леса. На этот раз он был необычайно мягок, даже нежен.

— Знаю, — Прошептала я, вновь устремляя взор на вершины вековых деревьев.

«Ты слабеешь, дитя древнего мира…»

В ответ мои губы лишь дёрнулись в грустной понимающей улыбке.

Утро застало меня всё там же: у окна. Иссиня-чёрное небо медленно серело, утрачивая свою тёмную бездонность, а потом небосклон вдруг полыхнул розовым, в одночасье ослепляя звёзды и разрывая в клочья ночное покрывало. По ту сторону стекла мир просыпался навстречу новому дню, и в тот момент мне больше всего хотелось оказаться там, под сенью тёмного леса, среди его величественных исполинов, в ветвях которых ещё прятались остатки серо-голубого тумана. От непреодолимого желания прикоснуться к изборожденной временем коре, ступить босыми ногами на шёлк травы, наполнить лёгкие этой кристально-чистой прохладой осеннего утра, сердце болезненно заныло. Я закрыла глаза и отвернулась. Всё тело мелко подрагивало, и неожиданно я почувствовала себя очень уставшей и слабой: хватило сил лишь на то, чтобы добраться до кровати, обессиленно упасть на простыни и, свернувшись калачиком в складках платья, забыться тревожным сном. Последней мыслью угасающего сознания было то, что будучи обычной безымянной прислугой, у меня было больше свободы, чем сейчас, в капкане шёлка и золота.


* * *


Несмотря на весь сумбур и тревоги ночных бдений, день ознаменовался добрыми вестями. Появившаяся к полудню Сельвен чуть ли не с порога сообщила о том, что моему затворничеству пришёл конец. Конечно, полной свободой действий тут и не пахло, и хотя стражников у моих дверей больше не было, двое других были (какое совпадение!) приставлены к покоям напротив. Более того, Сельвен оказалась права, и дальше верхних уровней меня не пускали, а по сему путь в лес мне пока был закрыт. Зато я могла хотя бы бывать в саду, и те лёгкость и сладость, что растеклись по телу, как только я оказалась за золочёной калиткой, не описать словами…

Здесь уже чувствовалось присутствие осени, и былое буйство красок и цветов заметно поутихло, но трава и листва все ещё радовали глаз изумрудной зеленью, подёрнутой еле уловимой золотистой дымкой приближающегося природного сна. Помнится, оказавшись на уже знакомой мне поляне, я, не сдержавшись, опустилась прямо на колени, закрыла глаза и какое-то время в полной тишине с блаженством пропускала чуть влажные стебли сквозь пальцы. Где-то высоко над головой слышалось щебетание птиц, порывы ветра и отдалённый шёпот леса. Глубоко вздохнув, я упала на траву, раскинув руки. И как и тогда, ударам моего сердца ответил другой, более древний и размеренный ритм, эхом раздающийся где-то глубоко под землёй. Магия запульсировала по венам, но в этот раз она не приносила боли, наоборот, казалось, она уходила в землю. Я почти могла это увидеть перед внутренним взором: из моего тела струилась красно-оранжевая энергия, которую, словно губка впитывал изумрудный покров под моими ладонями, а взамен, откуда-то из глубины поднимался серебристо-белый свет, окутывающий меня с ног до головы. Он переливался и искрился, подобно пронзенному солнечными лучами воздуху в морозный день. И с каждым вздохом силы капля за каплей постепенно возвращались ко мне. Наверное, я бы осталась там до самой ночи, если бы голос Сельвен не вырвал меня из этого блаженного оцепенения.

По дороге же обратно в мои покои она была на удивление молчалива, ограничиваясь только задумчивыми взглядами, и лишь на прощание не удержалась — слегка сжав ладонь, наклонилась к самому уху и еле слышно прошептала:

— Ты должна быть осторожной. Там в саду…

— Я знаю. Но там были только мы с тобой.

— Откуда ты знаешь? Если тебя кто-нибудь увидит…

— Сельвен, — не было смысла объяснять ей, что я бы услышала, почувствовала бы чужое присутствие, как и её. В то же время ее тревоги были понятны. Она и так сделала для меня уже многое, сохранив тайну (чем заслужила мою искреннюю благодарность и доверие), а значит, выдай я себя, то головы полетят с обоих наших плеч. Поэтому я не стала спорить и, ответно сжав её руку, кивнула и прошептала:— Я буду осторожна, обещаю.

Сельвен слегка улыбнулась и уже чуть громче добавила:

— Тогда постарайся отдохнуть. А я жду тебя завтра, как обычно.

Сельвен не обманула: с того дня я стала вновь помогать ей в лаборатории, только на этот раз она взялась за меня основательно, поручая не только крошить, резать и измельчать, но и терпеливо объясняла своей порой несколько тугодумной подопечной, для чего используется то или иное растение, как сварить простенькие снадобья, где искать компоненты… Я же в свою очередь с энтузиазмом первоклассника впитывала новую информацию, что помогало отвлечься, переключиться и заставить работать мозг в другом направлении. А ещё, каждый день, возвращаясь к себе уже затемно, уставшая, но одновременно почти счастливая, я впервые за очень долгое время (а если быть абсолютно честной, с того самого момента, как поняла, что оказалась в Средиземье) не чувствовала себя бесполезным балластом, который слепо и безвольно несётся по течению в неизвестном направлении. Возможно, благодаря именно этим занятиям я неожиданно для самой себя снова стала спать по ночам. И хотя кошмары и бессонница не торопились отпускать меня из своих цепких ледяных когтей, и до полного исцеления было ещё очень далеко, это были первые шаги из темноты моего сознания.

Однако, как бы ни нравилось мне работать в лаборатории и как бы благотворно не сказывалось это на моём психическом самочувствие, меня всё равно тянуло в лес. Настойчивый шёпот его хозяина слышался в каждом дуновении ветра, даже в нечаянных сквозняках, прорывающихся в распахнутые окна и двери. Он звал меня к себе, под покров своих тенистых великанов или раскидистых кустарников королевского сада, только вот с того самого первого дня я так пока больше и не переступила заветный порог золочёной калитки и с прошествием дней стала всё явственнее ощущать, что силы, наполнившие меня тогда энергией, постепенно таяли… С каждым днём игнорировать внутреннее влечение и зов становилось всё сложнее, и когда мы находились в лаборатории, мой взгляд помимо воли то и дело обращался в сторону двери, только вот пробраться в заветный сад ночью я не решалась, опасаясь быть пойманной и вновь заключённой под домашний арест.

Так было и на четвёртый день моего ученичества, когда Сельвен вдруг неожиданно отложила в сторону серебристый нож, которым секундами ранее мастерски нарезала очередное растение для зелья. Металл протяжно звякнул о мрамор столешницы, нарушив тем самым затянувшуюся тишину. Я чуть вздрогнула, но продолжила растирать в ступке очередные дары Флоры и посмотрела на Сельвен лишь когда та несколько раз делано кашлянула.

— Думаю, тебе стоит заняться чем-нибудь другим, — проговорила она задумчиво.

— Я делаю что-то не так? Вроде именно так ты показала… — я непонимающе уставилась на содержимое ступки, потом на неё.

— Нет-нет. Дело не в этом, — покачала она головой. — У тебя всё неплохо получается, но… — тонкие пальцы нетерпеливо забарабанили по столу. Со стороны выглядело так, будто моя наставница силилась подобрать подходящие слова, отчего стало немного не по себе.

«Что если они опять запрут меня в комнате?» — пронеслось в голове, и я нервно сглотнула.

— Сельвен, я…

— Я наблюдаю за тобой уже несколько дней и думаю, тебе пора покинуть эти стены — перебила она меня на полуслове, резко встала из-за стола и грациозно скользнула в угол комнаты.

— Куда… Куда ты меня отправляешь? — выдавила я наконец.

— Неужели ты ещё не догадалась? — с этими словами она снова повернулась ко мне лицом. Уголки её губ дёрнулись вверх, а я только сейчас с облегчением заметила в её руках корзину. — У меня закончились некоторые ингредиенты…

Остальное я уже слышала приглушённо, через гулкие удары собственного сердца, что в предвкушении так радостно забилось в груди.

— Когда мне надо вернуться? — мой голос был чуть громче шёпота, и, похоже все мои эмоции можно было без труда прочесть на лице, потому как в следующее мгновение Сельвен звонко рассмеялась.

— Завтра.

— Завтра?

Она подошла и слегка коснулась моей щеки тёплой рукой.

— Цветы переживут одну ночь, а вот тебе некоторое время в саду не помешает, — из моей груди вырвался глубокий вздох. — Только будь осторожна.

В ответ я лишь улыбнулась и понимающе кивнула.

До сада я почти бежала, чем заслужила удивлённые взгляды повстречавшихся мне стражников и придворных эльфов. Только мне было абсолютно наплевать на их мнение и больше всего хотелось как можно скорее оказаться в тени позолоченной листвы, вдохнуть полной грудью этот сладковатый, чуть прелый аромат осенних цветов и трав, и, всё казалось, что коридоры дворца, как специально, ещё больше петляли, растягивались и уводили прочь от цели. Конечно, всё это было лишь игрой моего воображение, и прежде, чем я успела опомниться, мои пальцы уже коснулись знакомых переплетений позолоченного металла.

Тишина. Как, впрочем, и всегда. Ни шороха, ни вскрика. Я нередко задавалась вопросом, почему ни разу не встретила здесь никого из обитателей дворца, кроме напугавшего меня однажды менестреля, тайного наблюдателя и короля. При воспоминании о последних двух я невольно замерла. В голове заметались какие-то обрывочные образы и фразы, но они никак не хотели сложиться в оформленные мысли, и, казалось, чем ближе я подбиралась к разгадке, тем настойчивее они ускользали. Но продолжалось это не долго, и вскоре успокаивающая атмосфера окружающего сада завладела всем моим вниманием.

Подобрав длинный подол, я аккуратно ступала по мягкой траве, с трепетом и облегчением каждой порой впитывая в себя растворенную в воздухе энергию. Только на этот раз во мне не было жадности и отчаяния изнурённого странника, скорее наоборот, на меня снизошло необычное и неожиданное чувство покоя и гармонии.

Добравшись до поляны, я без труда отыскала нужные растения и после, отставив наполненную корзинку, скинула туфли и села прямо на землю. Прислонившись к стволу того самого дерева, с которого однажды так нелепо упала, прикрыла глаза, позволив окружающей меня природной красоте беспрепятственно говорить со мной, а потокам энергии свободно струиться по телу.

Деревья, кустарники, каждый листок и травинка здесь несли свои воспоминания и истории, которые стремились мне рассказать, наполнив расслабленное сознание картинами прошлого. Перед внутренним взором мелькали образы прекрасных эльфов и эльфиек, они танцевали, обменивались тайными поцелуями и улыбками, пели или просто гуляли по саду: кто в радости, а кто и в печали. Однако из всего этого пёстрого круговорота лиц и чувств выделялась одна фигура: статная, светловолосая дева с задумчивыми васильковыми глазами.

Почему именно она привлекла моё внимание? Возможно, потому, что в отличие от других она почти всегда являлась в одиночестве, чуть в стороне от беззаботного веселья её народа. Лишь однажды, в самом начале я увидела деву с кем-то. Тогда её спутницей была другая эльфийка, и они то весело смеялись, то о чём-то переговаривались, собирая травы. Обе светловолосые, совершенные и прекрасные, от их грации захватывало дух, но больше всего поражал тот внутренний свет, что окутывал их стройные тела. Между девами чувствовалась какая-то незримая связь, которую поначалу можно было принять за кровное родство, но это было не так, и внешнее сходство заканчивалось золотым оттенком волос. Зато чем дольше я смотрела на кружащиеся силуэты, тем крепче становилась уверенность, что связь их была внутренней, душевной. Именно поэтому они были так похожи и не похожи одновременно.

Однако в какой-то момент вторая эльфийка неожиданно исчезла, оставив и меня, и свою подругу в одиночестве среди пышной зелени сада. Сменился ракурс, и теперь я наблюдала за светловолосой красавицей сбоку, когда она вдруг обернулась ко мне. Внутри всё напряглось, будто меня поймали с поличным, когда я за кем-то подглядывала (что в принципе было не далеко от истины). Я приготовилась уже извиняться, но в следующее мгновение лицо девы озарила улыбка. Она смущённо потупила взор, её щёк коснулся лёгкий румянец… В этот момент в своём смущении она настолько сияла своей чистой и светлой красотой, что мои губы невольно растянулись в ответной улыбке. Тем временем эльфийка присела в почтительном поклоне, а на меня вдруг снизошло осознание, что в тот момент на моём месте должно быть стоял некто иной.

«Кто-то, в кого она была влюблена…», — пронеслось в голове, и от этих мыслей к горлу, почему-то, подкатил комок, в глазах защипало. Только уже в следующую секунду картинка исчезла, все замелькало с невероятной быстротой: ночь, день, времена года, лица, — всё смешалось, завертелось вокруг так, что голова пошла кругом. Но мгновение — и образы замерли: снова густая зелень, окутанная приглушенным светом. Краем глаза я уловила какое-то движение и поспешила обернуться, когда из-за дерева вновь появилась безымянная красавица.

На этот раз она выглядела иначе. Простое платье сменили роскошные струящиеся одежды, в распущенных волосах, на благородном челе, на белоснежных руках сверкали драгоценными каменьями изысканные украшения, отчего она сияла, словно брызги горного ручья в лучах полуденного солнца. Величавая и воздушная, сейчас она была ещё прекрасней (если такое было возможно), но в то же время в бездонных синих глазах не было ни искры того света, что так поразил меня ранее, а сама эльфийка казалась старше, хотя черты лица остались неизменными. Она стояла у куста, усыпанного крупными алыми цветами, отрешённо лаская пальцами лепестки, и если бы не это ничтожное движение, деву можно было принять за изумительной работы статую, красивую, совершенную, но лишённую каких-либо эмоций, кроме, наверное, печали.

Глядя на неё сейчас, мне отчего-то стало неловко, словно я вторглась в чьи-то тёмные, горестные воспоминания… Но отвернуться не было сил.

«Почему именно она? Кто она? И что с ней стало?»

В ответ на мои мысли мне позволили приблизиться, и теперь я оказалась почти рядом с незнакомкой. Мой взгляд скользил по благородным чертам, стройной и грациозной фигуре, запоминая каждую мелочь её туалета, но эльфийка была мне абсолютно не знакома… Она снова неожиданно обернулась, заставив меня вздрогнуть и попятиться. На мгновение мне показалось, что во взоре мелькнула былая искра, а лик просветлел. Дева заговорила, алые губы задвигались в такт, но увы, её слова оставались беззвучны — я её не слышала. Словно в подтверждение моих догадок, красавица замолчала, а на смену затеплившемуся было огню, в синих глазах отразилась скорбь, уголки губ дёрнулись вверх в кривой улыбке. Эльфийка разочарованно покачала головой. Тоска и горечь разочарования заполнили мою душу, и, даже не смотря на то, что это были не мои эмоции, сердце болезненно сжалось, лишив на мгновение возможности дышать. Я прикрыла веки, когда неожиданно почувствовала на щеке чьё-то тёплое, невесомое прикосновение. А снова распахнув глаза, не сразу поняла, что произошло.

Поначалу могло показаться, что лесная дева дотронулась до меня, и тепло её ладони приятно ощущалось на коже. Только вот кисть руки незнакомки прошла прямо сквозь моё лицо, а значит, её робкая ласка предназначалась другому, кому-то, кто стоял сейчас за моей спиной. Превозмогая странное оцепенение, я уже хотела обернуться, как эльфийка подалась назад и снова замерла у кустарника. Откуда ни возьмись подул ветер, и его усиливающиеся порывы беззастенчиво растрепали её золотые локоны, смешав их с алыми лепестками сорванных цветов. Её тело подёрнулось дымкой, и когда я попыталась приблизиться, меня резко отбросило назад, впечатав со всей силы спиной в ствол дерева. Из лёгких вышибло весь воздух, я стиснула зубы, подавив вскрик, и интуитивно зажмурилась. Секунды следовали одна за другой, а я всё никак не могла прийти в себя от удара. Лёгкие горели от недостатка кислорода, а на щеке всё ещё чувствовалось тепло её руки, только оно было другим, более осязаемым, живым. От последней мысли по спине пробежал холодок, и в следующее мгновение я распахнула глаза, но, всё ещё дезориентированная, в наступивших сумерках не смогла разобрать ничего, кроме возвышающейся тени и пронзительного взгляда слишком знакомых светло-голубых очей.

Он оказался слишком близко, отчего я поневоле отпрянула, только вот пути к отступлению не было, и голова с размаху врезалась в ствол дерева. Охнув и чудом сдержав рвущуюся наружу нецензурщину, закусила губу и повторно зажмурилась. А когда вновь открыла глаза, нарушитель моего спокойствия оказался уже на некотором расстоянии, заставив сразу засомневаться в том, что произошло.

«Уж не была ли его близость ещё одной частью того наваждения, свидетелем которого я только стала? А ты дёргаешься как припадочная. Так глядишь и впрямь примут тебя за полоумную…» — от стыда и досады щёки запылали, и я попыталась придать лицу нейтрально-вежливое выражение.

— Ваше величество… — голос звучал надорвано и глухо, в горле пересохло, что почему-то разозлило, но одновременно с этим придало уверенности. — Я…

— Ты, видимо, заснула под деревом, и я случайно обнаружил тебя во время своей вечерней прогулки… — он говорил нарочито медленно, с расстановкой, будто пытался донести смысл сказанного до ребёнка.

«А чего ты ожидала? — захихикал внутренний голос. — Учитывая то, как ты дёрнулась… Да и вдобавок ему скорее всего же доложили о твоей недавней выходке. Вот и разговаривает с тобой, как того требуют обстоятельства… А то вдруг ты подскочишь и начнёшь биться о деревья, да траву драть?» Я невольно нахмурилась (кому понравится, что тебя принимают за умалишённую?) и, прочистив горло, снова заговорила, одновременно стараясь, чтобы голос звучал уверенней:

— Ваше величество, прошу прощения, если помешала вашей прогулке и нарушила покой, — он не спешил с ответом, и вместо этого, чуть склонив голову на бок, настороженно вглядывался в моё лицо. — Я просто немного задумалась и не заметила, как пролетело время.

После моих последних слов в светло-голубых глазах мелькнула какая-то эмоция, очень похожая на жалость. От этого стало совсем тошно. Меньше всего мне хотелось, чтобы во мне видели слабую, несчастную и обездоленную, особенно он, и чтобы повысить свой статус хотя бы внешне, я поспешила подняться.

Только вот затекшие ноги решили иначе и, вступив в сговор с платьем, отказывались повиноваться. Этот наряд с чужого плеча был мне ощутимо велик, поэтому все мои попытки встать привели лишь к тому, что я всё больше запутывалась в широких складках. Раздражение с лёгкой примесью клаустрофобии грозило накрыть меня с головой, когда на уровне глаз появилась протянутая рука, украшенная несколькими замысловатыми перстнями. Можно было, конечно, притвориться, что его жест остался незамеченным, и попытать счастье снова, но в то же время этим я рисковала не только проявить неуважение к владыке, но и сделать из себя ещё большее посмешище. Поэтому, наплевав на гордость и вняв голосу здравого смысла, я вложила свою ладонь в его и в мгновение ока оказалась на ногах.

Несколько секунд мы оба стояли в полной тишине. Мне было стыдно за свою неуклюжесть, но чем дольше продолжалось молчание, тем нелепее становилась ситуация.

— Благодарю, — прошептала я наконец и решилась-таки встретиться с ним взглядом. На лице короля застыло какое-то странное выражение, но не было ни тени жалости или насмешки, отчего я почувствовала облегчение. — Кажется, мой наряд живёт сегодня своей жизнью, ваше величество.

— Своей жизнью? — владыка удивлённо повёл бровью.

— Ну да, вы же видели… — его глаза хитро блеснули.

— Всегда готов прийти на помощь прекрасной даме. А мне показалось, что платье было настроено довольно враждебно, — король слегка поклонился, а когда вновь встретился со мной взглядом, в глубине его глаз плясали чёртики.

Он шутил. Я растерянно замерла на месте, как заворожённая неотрывно глядя на него. Но больше всего меня поразило даже не то, что древний владыка Лихолесья Трандуил Ороферион снизошёл до того, что обменивался шутками с какой-то безымянной смертной, а то, как он преобразился в тот момент. Безусловно, король был прекрасен и совершенен (как впрочем и все эльфы), но сейчас его лик просветлел, казалось, с его плеч слетело сразу несколько сотен (а может и тысяч) лет, и впервые я видела его таким… тёплым и живым. Его взор, лишённый привычной надменности, холодности или же наоборот, обжигающей страсти, был чист, ясен и даже игрив, словно горный родник в полуденный зной. Он манил, затягивал, и я поймала себя на мысли, что мне становилось всё сложнее противиться внутреннему импульсу дотянуться, прикоснуться, припасть губами… Инстинктивно я сжала руку, только сейчас заметив, что моя кисть всё ещё была зажата в его ладони. Захотелось улыбнуться. Прохладный металл украшений коснулся моих пальцев, такое знакомое ощущение на моей коже… Последнее заставило замереть и напрячься всем телом, в голове что-то щёлкнуло, отчего мысленные шестерёнки завертелись с бешенной скоростью.

Сознание наполнилось воспоминаниями и почти осязаемыми образами: ночь, сад, таинственные, будоражащие кровь прикосновения, поцелуи… Понимание пришло внезапно: мой тайный наблюдатель, тот ночной искуситель — это было одно и то же лицо, что и эльф, который сейчас стоял передо мной, всё ещё удерживая меня за руку. Я невольно вздрогнула и отступила на шаг. Прекрасное наваждение разлетелось вдребезги, а родник иссяк. Похоже, король сумел прочитать что-то в моих глазах, и в следующую секунду его взор снова стал непроницаемым и холодным. Он медленно разжал пальцы, освобождая мою ладонь. Всё ещё пытаясь справиться с противоречивыми мыслями и догадками, я присела в поклоне.

— Думаю, мне пора возвращаться к себе… Ваше величество…

— Поднимись, — даже когда он пытался говорить мягко, в его словах всё равно слышались повелительные нотки, и я повиновалась. — Ты права, тебе стоит вернуться, только позволь мне проводить тебя до калитки…

Его низкий тембр заставлял сердце биться чаще, а тело покрыться гусиной кожей.

— Ваше величество, право не стоит, я сама…

Но он не дал мне договорить.

— Уже стемнело, а я не думаю, что ты знаешь этот сад лучше меня, — король галантно подставил свой локоть, я же только сейчас заметила, что сумерки уже давно уступили место иссиня-чёрным теням. Ночь была безлунной, и он был прав: выбираться впотьмах из этой части сада в одиночку будет непросто. Поэтому я коротко кивнула, буркнув что-то вроде «Вы очень добры», и приняла его приглашение, мысленно благодаря местные нравы и моду за разделявшие нас несколько слоёв ткани. Серебристый шёлк его камзола был прохладен, но мне казалось, что даже сквозь плотную ткань моя ладонь ощущала исходящее от него тепло.

До выхода мы добрались довольно быстро, и за всю дорогу не проронили ни слова, а когда впереди блеснул знакомый золочёный орнамент, я почувствовала некоторое разочарование. Было ли тому виной наше молчание или окончание этой недолгой прогулки, неизвестно, да и не хотелось мне об этом думать. Ещё раз поблагодарив и попрощавшись, как того требовали правила, я уже хотела толкнуть калитку, когда он вдруг окликнул меня.

— Ирина, — я вздрогнула, вцепившись пальцами в кованный металл. Мне всё ещё было трудно привыкнуть к тому, как звучало моё имя в его устах. — Ты можешь и впредь приходить сюда, — каждое слово бархатным эхом отдавалось внутри. — В любое время, Ирина, — я медленно обернулась, тщетно пытаясь разглядеть в темноте выражение его лица. — Ты не помешала и не нарушила мой покой.

Последняя фраза прозвучала несколько странно и двояко, но я лишь коротко кивнула в ответ. Возможно, мне показалось? Да и кто я была такая, чтобы расспрашивать короля? На этом мы и расстались.

В ту ночь, лёжа на широкой кровати под изумрудным пологом, я ещё долго не могла успокоиться и всё прокручивала в голове все его действия и слова. Только вот чем больше об этом думала, тем больше запутывалась. Трандуил Ороферион напоминал мне диковинную шкатулку-головоломку, и, когда казалось, что я вот-вот её открою, пойму его мотивацию, он делал что-то совершенно не вписывающееся ни в мою интерпретацию, ни в понимание этого эльфа, и всё приходится начинать сначала. Его противоречивые поступки, словно грани неведомой геометрической фигуры, показывали мне то одну, то другую ипостась его натуры, никак не давая увидеть весь образ целиком… Соблазнитель и тайный, нерешительный наблюдатель, властный, требовательный повелитель и галантный кавалер, обменивающийся остротами с обычной служанкой. Он то приставляет ко мне охрану, то позволяет бродить по своему саду в любое время дня и ночи. Зачем ему всё это? Что он хочет получить взамен? Ведь шанс заполучить то, чего обычно хотят мужчины, у него был, и он сам тогда велел мне убраться… А что если мне всё это только кажется? Вопросы всплывали один за другим, но так и оставались без ответов, а король эльфов продолжал оставаться для меня энигмой. Было ли всё лишь стечением обстоятельств, или же его величество намеренно играл со мной — удовлетворить любопытство, можно было лишь приняв вызов или подыграв… После долгих метаний я остановила свой выбор на последнем и наконец погрузилась в объятия неспокойного сна.


* * *


В этом несуразном и сшитом явно не для неё наряде она казалась какой-то неестественно хрупкой и почти невесомой, будто вот-вот и её тело полностью исчезнет, растворится в складках материи, и не останется ничего, кроме этого глупого платья. Особенно заметно это было именно сейчас, когда она торопливо удалялась прочь, подобрав слишком длинный подол. Мгновение — её фигура скрылась за поворотом, ещё одно — и он наконец смог заставить себя отвести взгляд от темноты коридоров, что поглотила странную смертную. Еле слышный вздох сорвался с губ короля Лихолесья, он улыбнулся и покачал головой, будто вел сам с собой мысленный спор, и, последний раз взглянув в направлении, где она только что скрылась, бесшумно исчез за позолоченной калиткой.

Повинуясь какому-то непонятному импульсу, он вернулся обратно в сад, на ту самую поляну, к тому самому дереву, где застал её ранее. Рука сама потянулась к серебристому стволу, скользнула по гладкой коре. Эльф прикрыл глаза и стал прислушиваться к своим ощущениям. Под его пальцами чувствовалась пульсация жизненной силы, которой было наполнено здесь всё. Размеренная и тихая, как удары сердца, эта вибрация проникала в него, наполняла мысли и чувства странной музыкой, древней, как и сам великий лес Эрин Ласгален. Раньше эта песнь была радостной и светлой. Он научился слышать, слушать и понимать её, ещё будучи ребёнком, и с прошествием лет сумел отточить это умение, так что мог растолковать и понять любое колебание, смену эмоций и настроений древнего леса. Погружаясь в состояние тёплой неги, его душа отдыхала, убаюканная этой порой странной мелодией. Но это было раньше. Сейчас в каждом переливе звуков слышалась тревога, печаль и тёмный, обволакивающий душу страх, который являлся отражением того, что происходило в Лихолесье в последнее время… Но он искал не это. Трандуил надеялся, что в переплетениях древней музыки найдёт ответы на вопросы, многие из которых были связаны именно с той, что недавно так безмятежно опиралась на ствол этого дерева. Ему даже казалось, что он всё ещё чувствовал тепло её тела, тепло её руки… Трандуил шумно выдохнул и прислонился лбом к серебристой коре. Теперь вибрации стали сильнее, гулким эхом отдаваясь в ушах так, что становилось всё сложнее концентрироваться, но он сознательно позволял это, отдаваясь на волю потока, становясь его частью… Среди голосов и образов всё пытался распознать и зацепить её мысли, обрывки сновидений, подслушанные деревом, но как ни старался, ничего не выходило, и он только глубже погружался в этот вибрирующий гул, постепенно теряя ориентацию во времени и пространстве.

— Довольно! — владыка Лихолесья резко втянул воздух и распахнул глаза, и потом ещё несколько секунд стоял, замерев на месте и глядя перед собой невидящим взором. Завладевший им древний ритм постепенно отдалялся, пока не утих до еле различимого далёкого рокота. Его вновь окружал ночной сад, окутанный почти непроницаемым мраком с редкими всполохами индиго. Рука короля с нежностью скользнула по серебристой коре, отслеживая пальцами мелкие неровности. В скудном свете молодого месяца перстни загадочно мерцали, как и задумчивые прозрачно-голубые глаза лесного правителя. Он ещё раз взглянул на дерево, чуть склонил голову в благодарственном жесте и, гордо расправив плечи, размеренным шагом устремился прочь.

Языки пламени весело плясали в камине, отбрасывая загадочные тени на стены кабинета. На первый взгляд озарённый лишь этим источником света горделивый профиль короля мог показаться высеченным из камня, однако благородные черты были лишены свойственной им непроницаемости и отстранённости, отражая напряжённую работу мысли. Тёмные брови хмуро сошлись на переносице, губы упрямо сжаты — он всё ещё не желал смириться с этим хоть и ничтожным, но поражением: древний лес крайне редко отказывал ему в ответе.

«Тогда почему именно сейчас?»

Пальцы нетерпеливо забарабанили о подлокотники высокого кресла. Снова и снова он прокручивал в голове те образы и ощущения, которыми поделился с ним древний зов (как он его называл), но среди них не было и тени её мыслей. Может ли такое быть, что её думы оказались настолько закрыты или находились в таком тёмном смятении, что даже силы леса не желали их принять? Король откинулся на спинку кресла, устало прикрыл глаза, и почти сразу перед внутренним взором возник её сегодняшний образ.

Её лицо было всё ещё очень бледным, а залёгшие под глазами тени указывали на явную нехватку сна. Но в то же время во взгляде он не увидел того отчаяния и панического страха, что так поразили его в день, когда он увидел её впервые после произошедшего. В то утро она была похожа на загнанного зверя, готового накинуться на него и биться до последнего вздоха, и тогда потребовалось несколько мучительно долгих мгновений, прежде чем Ирина смогла успокоиться. Сегодня всё было иначе. В глубине этих необычных глаз он увидел отблески уже знакомого ему упрямства и огня, а в уголках её губ даже спряталась еле заметная улыбка. Сегодня, глядя на неё, могло показаться, что ничего и не было. Ни безумства во взгляде, ни той кладовой, где пол был устлан хрусталём, окрашенным кровью, ни затягивающихся телесных и душевных ран, ни растерзанного тела менестреля… Как бы он хотел об этом забыть, но с той комнатой, где в тёмном углу стояла её тонкая бледная фигура в порезанной, окровавленной рубашке, было связано слишком много вопросов, на которые он только частично получил ответы. Король резко открыл глаза и чуть подался вперёд, взгляд светло-голубых глаз вновь обратился к танцующим языкам пламени.

Появление и последующий побег гномов, дерзкое и жестокое нападение прямо у него под носом, — все эти, казалось бы, не связанные между собой события произошли одновременно, и он по какой-то причине не мог избавиться от мысли, что это не было простым совпадением, но пока ему удалось поймать лишь один конец нити из этого клубка… Взгляд владыки потемнел, и на мгновение глаза угрожающе сузились. Предательство Эглериона не столько огорчило, сколько удивило своей глупостью и бессмысленностью. Ведь тот даже не попытался замести следы, а потому установить личность того, кто дал менестрелю пароль для верхних уровней, ничего не стоило. В то же время теперь уже бывший дворецкий так и не мог толком объяснить, что понадобилось бродячему трубадуру наверху. Во время допроса Эглерион лишь смиренно стоял на коленях, затравленно лепетал о прощении, раскаянии и вероломстве смертного, что вызвало в короле ещё большее презрение и негодование. Трандуилу было абсолютно наплевать на то, чем подкупил менестрель его придворного, но то, что тот так легко поставил на карту безопасность королевства, пропустив чужака… Руки сжались в кулаки, перстни сверкнули алым пламенем. Тогда под влиянием эмоций первым импульсом владыки было обрушить на голову предателя суровое наказание, но потом включился разум… Нет, прежде чем рубить с плеча, Трандуил должен был докопаться до правды или хотя бы понять, что понадобилось бродячему музыканту в кладовой. Только вот сам трубадур предусмотрительно скончался, как, впрочем, и его труппа. Поэтому, так или иначе, в этой тёмной и непонятной истории оставался только один человек, который мог пролить хоть какой-то свет на события. И этим кем-то была она, странная смертная, что не оставляла его помыслы с той самой ночи, когда так бесстыдно подсматривала за ним в лесу.

«А потом вы поменялись местами… — он еле заметно усмехнулся, и помимо воли взгляд обратился в сторону, где в темноте скрывалась потайная дверь… Казалось, что с того момента, когда она, робко ступая, приносила сюда вино, миновала вечность, хотя прошло чуть больше месяца. — Но слишком много всего произошло за это время…» — лик владыки заметно помрачнел.

В то утро он покинул покои, куда принесли израненную смертную, лишь после того, как удостоверился, что та очнулась от беспамятства, вызванного ядом. Зелье, сваренное дочерью лекаря, подействовало, и в пугающе холодное тело под изумрудным пологом вернулась жизнь. Медленно, капля за каплей, но она приходила в себя. Зачем ему так важно было удостовериться в этом лично? И почему он, упорно игнорируя вопросительные взгляды Сельвен, оставался рядом до самого конца? Себе самому он объяснял это тем, что в какой-то степени чувствовал себя ответственным за то, что произошло. Ведь случилось это на верхних уровнях его дворца, в его королевстве. Только если бы всё было так просто… В глубине его души то и дело поднимало свою ехидную голову горькое чувство вины. Он прекрасно помнил те мгновения внутреннего разногласия, когда нерешительно топтался у потайного входа в её комнату, как, осознав, что она была не одна, ушёл разгневанный и оскорблённый, оставив её наедине с любовником… От одной мысли о том, что он был всего лишь в нескольких шагах, в то время, как мучитель издевался над ней, Трандуилу становилось тошно. Его сердце охватывала тёмная ярость, и он снова и снова жалел о том, что менестрель умер… Возможно, так он смог бы хотя бы частично искупить свою вину перед ней. Поэтому он не мог дать ей умереть или исчезнуть в мире теней, и обратился к древней магии своего народа, чтобы вырвать её душу из полузабытья. И возможно, именно поэтому не стал устраивать ей допрос, хотя для этого были все основания.

Конечно, он, как владыка Лихолесья, имел все права призвать её к ответу и расспросить с пристрастием, как того же дворецкого. И в тот день, когда он застал её у окна в спальне королевы-матери, после того, как дерзкая женщина почти в открытую упрекнула его в том, что избавился от неё, он еле сдержался… Но что-то его остановило. Возможно, это было всё то же чувство вины, или то, насколько бледной и хрупкой она казалась, или его сбили с толку эти необычные горящие глаза, что пробудили в душе противоречивые и запретные мысли… Или то, что каким-то внутренним чутьём, Трандуил Ороферион понимал, что добиваться от неё правды силой и угрозами будет большой ошибкой, во всяком случае до тех пор, пока она еще не окрепла. Он принял тогда то же решение, что и в случае с гномом — ждать. Дать ей время окрепнуть телом и духом, прийти в себя. На какое-то время он оставил её в покое, но одновременно с этим, не желая повторения просчета с гномами, повелел не спускать с женщины глаз.

Всё это время его мысли то и дело обращались к ней и несколько раз, ведомый каким-то неведомым зовом, он с удивлением обнаруживал себя в её спальне, но лишь для того, чтобы стать молчаливым свидетелем её кошмаров.

— Но сегодня всё было иначе, — прошептал король, задумчиво склонив голову на бок. Его пальцы вырисовывали замысловатые узоры на тёмном отполированном дереве подлокотников. — Я могу заставить тебя говорить, thurenloth… Но я хочу, чтобы ты сама мне всё рассказала, Ирина…

Её имя отозвалось в душе какой-то светлой грустью и необъяснимым теплом. Правитель Лихолесья откинулся на спинку, из его груди вырвался усталый вздох. ТрандуилОроферион очень надеялся, что не ошибся в ней, и что ждать ему придётся не долго…

Глава опубликована: 21.07.2018

38. Лёгкость и обманчивость неуловимости

День не заладился с самого утра. А началось всё с того, что, когда я, наконец разлепив сонные глаза, увидела парящее высоко в небе солнце, то с ужасом поняла, что безбожно проспала. Впопыхах одеваясь, расчёсываясь, умываясь и одновременно поминая лихом местную моду, что не дошла ещё до простых джинсов и кофт, я пару раз чуть не встретилась лицом с полом, а в довершении всего — с дверью. Но в конце концов, сумела-таки привести себя в более-менее приличный вид и, стремглав понеслась в больничное крыло, только лишь для того, чтобы на полпути вспомнить о корзине с травами, которая осталась в спальне. Пришлось возвращаться. И на этот раз резная дверь не упустила своего шанса, непонятно каким образом пребольно прищемив мне палец. Последнее событие отозвалось в душе крайним раздражением, а в коридорах дворца — эхом из неслыханных ещё местным населением ругательств. Одно радовало — два стражника, что обычно хмуро наблюдали за мной со стороны противоположной стены, куда-то пропали и моих злоключений не видели, а главное — не слышали.

Результатом всей этой утренней суматохи было то, что когда я добралась до дверей в лабораторию, лоб покрылся испариной, а лицо пылало от стыда и проделанного спринта по бесконечным коридорам и лестницам. Платье противно липло к телу, и я раздраженно подумала, что сейчас мне бы не помешал душ и свежая одежда, но ни первому, ни второму неоткуда было взяться, поэтому, ограничившись лишь тем, что несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула (дабы выглядеть как можно более спокойно), и толкнула тяжёлое дерево двери.

Меня всегда удивляло и забавляло присущее всем людям необъяснимое желание выглядеть так, будто ничего не произошло, когда ты опаздываешь или уже опоздал. Ведь очевидно, что несколько секунд назад ты нёсся, сломя голову, но всё равно ты упорно ведёшь себя так, будто только допил утренний кофе и вышел из душа… Кому и что мы пытаемся доказать? Или кого обмануть? Так или иначе, но это своего рода ритуал, который выполняют очень и очень многие из нас и которому сейчас следовала я. Понимая, что выгляжу как загнанная лошадь, я всё же старалась вести себя делано непринуждённо и спокойно. Однако меня все равно удивило поведение Сельвен. Она не сказала ни слова, лишь хмуро смерила меня взглядом да кивком головы указала на приготовленные для нарезки растения, и вновь вернулась к своему прерванному занятию, аккуратно помешивая что-то в небольшом котелке. Я не стала ломать голову над тем, решила ли та мне подыграть или действительно не заметила моего опоздания, и молча принялась за работу.

Но и здесь мне сегодня не везло. Привычное и уже рутинное занятие почему-то никак не клеилось, и на пол поочерёдно полетели сначала целый ворох трав, которые я нечаянно смахнула рукой, а в скором времени за ними последовал и нож. Металл протяжно зазвенел о каменный пол, и от этого резкого звука мы обе вздрогнули. Я виновато улыбнулась и продолжила было работу, но удача решила не только отвернуться от меня, но и вообще уйти куда подальше. В следующее мгновение каменная миска, куда складывались уже измельчённые черенки и листья, непостижимым образом оказалась прямо у меня под локтем и, задорно подпрыгнув, со всего маху упала на пол и разлетелась вдребезги. Я только и успела, что по-детски зажмурить глаза да вжать голову в плечи.

— С тобой всё в порядке? — слегка натянутый голос Сельвен заставил меня открыть глаза. Она стояла передо мной, переводя критический взгляд то на меня, то на разбитую миску.

— Да…

— Ты опоздала. Я уже хотела послать за тобой…

— Знаю…

— Но сегодня слишком много дел, и мне действительно нужна твоя помощь…

— Прости, — я виновато понурила голову.

Повисло напряжённое молчание, которое вновь прервала Сельвен.

— Как твоё самочувствие? — в её тоне послышалось беспокойство.

— Да всё хорошо…

— Ты должна быть осторожна…

— Я просто проспала! Даже не знаю почему… А потом корзину забыла, пришлось возвращаться, да и эта дверь… — затараторила я. Мне было стыдно и одновременно обидно, что меня отчитывали, как ребёнка.

— Ирина! — чуть повысила голос она и аккуратно взяла за руку. Этот простой жест возымел странное действие, и я, неожиданно для самой себя, облегчённо выдохнула. — Ирина?

— Сельвен, правда, не переживай. Ничего не случилось. Просто сегодня не мой день…

Наши взгляды наконец встретились. Сельвен какое-то время задумчиво смотрела мне в глаза, словно пыталась увидеть сквозь воздвигнутые мысленные барьеры, пока наконец не кивнула. Мы снова вернулись к работе. И хотя мои мысли беспорядочно бродили где-то далеко, до обеда всё прошло спокойно.

Дверь в лабораторию распахнулась, и внутрь размашистым шагом вошёл отец Сельвен. Фаэлон был чем-то озабочен, и какое-то время они с дочерью о чём-то тихо беседовали. В ответ она то хмурилась, то удивлённо вздёргивала брови. Я не понимала ни слова, да и, судя по всему, сказанное не предназначалось для моих ушей. Когда же лекарь спешно удалился, Сельвен нервно забарабанила пальцами по мрамору стола.

— Привезли новых раненых… — начала она без предупреждений. — И они все отравлены всё тем же ядом…

— Что и твой брат тогда?

Она коротко кивнула.

— Нам предстоит много работы… — она ещё что-то говорила, но, сама того не замечая, перешла на Сильван. Казалось, она перечисляла какие-то компоненты, но я не могла за это ручаться. Сельвен заметалась по лаборатории, указывая то на одни, то на другие травы и настойки, пока вновь не замерла передо мной. — Где те цветы, что ты должна была набрать вчера в саду? — я отложила в сторону нож и, отряхивая руки о подол, устремилась в угол комнаты, где у входа осталась стоять корзинка. Но на обратном пути моя удача будто вспомнила, что давно не подставляла мне подножек, причём в прямом смысле. Носок лёгкой туфли запутался в длинном подоле, и я, споткнувшись, растянулась плашмя на каменном полу. В первые мгновения я даже не почувствовала боли и лишь завороженно наблюдала за тем, как, словно в замедленной съемке, корзинка плавно взлетела вверх, разбрасывая вокруг салют из цветов, что серебристо-белым дождём оседали на серые каменные плиты… Когда же поток из даров Флоры иссяк, и я предприняла попытку подняться, то осознала, что стала не только в очередной раз посмешищем, но и по ходу дела разукрасила ноги в лиловый цвет. Колени саднили, и мне чудом удалось не зашипеть от боли. Однако так просто я не отделалась и, в очередной раз запутавшись в подоле, повторно упала и на этот раз не удержалась и глухо зарычала. Над головой раздражённо выдохнула Сельвен.

— Да что с тобой сегодня такое? — не удержалась она.

— Я уже сказала… — буркнула в ответ.

— Что сегодня не твой день?

Мои же собственные слова прозвучали ироничным эхом.

— Да. И, наверное, будь у меня моя одежда, ходить тоже было бы проще… — огрызнулась в свою очередь я, чувствуя, как начинаю медленно закипать. Невесомые шаги, тихий шорох платья, и в поле зрения появилась грациозная рука моей наставницы. Мозг помимо воли проследил явную параллель с событиями прошлого вечера, отчего я не удержалась и ухмыльнулась. Сельвен же истолковала мою реакцию иначе.

— Не злись. Тебе это не идёт. Давай вставай лучше, — проговорила она уже мягче. Мне ничего не оставалось, как принять её предложение.

— А как же это? — оказавшись на ногах, я очертила полукруг рукой, указывая на разбросанные повсюду серебристо-белые цветы. Сельвен проследила за моим жестом и, грациозно наклонившись, подняла один из цветков, но в следующее мгновение отрицательно покачала головой.

— Увы, они совсем засохли… — словно в доказательство, нежное серебристое соцветие легло в мою ладонь. — Их надо было переработать самое позднее — на рассвете…

— Прости, — она была права — растение было абсолютно сухим и непригодным. — Я могу сходить и набрать ещё…

— Если они ещё есть в саду, — перебила Сельвен, слегка нахмурившись. — Я знаю места в лесу, но тебе запрещено покидать верхние уровни, а мне сегодня не отлучиться отсюда.

На прекрасном лице отразилась напряжённая работа мысли. Она быстро передвигалась по лаборатории, открывая разные ящики и склянки, но безрезультатно. Я же с каждой минутой ощущала себя всё более бесполезной и никчёмной. «И угораздило же тебя проспать! Да и растянулась сейчас, как корова на льду… А всё из-за того, что полночи бодрствовала и думала бог знает о чём. Хотя почему о чём? О ком же!» — внутренний голос злорадствовал с особым смаком, и в какой-то момент я не выдержала.

— Сельвен! Хватит! — она замерла на месте, её рука застыла в воздухе на полпути к очередной дверце. — Я пойду, и если надо, то перерою весь сад. Не может такого быть, что этот цветик-семицветик растёт только в одном месте. Да и насколько я помню, там ещё что-то оставалось… — последнее было только отчасти правдой, но мне очень хотелось в это верить.

— Ирина, не…

— Пожалуйста. Это по моей вине. Дай мне шанс всё исправить.

Сельвен упрямо поджала губы, явно прикидывая все за и против, но в конце концов сдалась и, подняв с пола опустевшую корзину, протянула её мне.

— Поторопись. Это действительно важно.

В следующее мгновение, я уже бежала по каменным лабиринтам дворца лесных эльфов в направлении заветного сада.

На этот раз ни цветы, ни деревья, ни благоговейный покой этого места на меня не подействовали, скорее наоборот — тишина действовала удручающе и раздражала, потому что в голову то и дело пытался пробиться настойчивый шепот лесного хозяина. Но на это у меня попросту не было времени, и хотелось поскорее выполнить поручение Сельвен. Внутренне я всё ещё качала головой и сгорала от стыда из-за утренних событий и последующих за этим неуклюжих промахов. И дело было даже не в том, что хотелось выслужиться перед эльфийкой, но больше доказать самой себе, что…

«А действительно, что именно? — я замерла в нерешительности, привалившись к одному из деревьев. — Что я могу быть полезной? Что мне можно доверять? — взгляд с удивлением упал на зажатую в руках корзину. — Только какой в этом смысл и какой от всех твоих усилий толк? Ты же сама прекрасно понимаешь, что это тебя не спасёт… Правильно говорят, что перед смертью не надышишься… — последние мысли заставили вздрогнуть всем телом, по спине пробежал липкий холодок. — Нет!» — прорычала я и, решительно оттолкнувшись от дерева, устремилась дальше.

Свет, струящийся из отверстий в потолке, постепенно таял, и здесь, в глубине сада, царил мягкий полумрак, что ещё больше усложняло мои поиски. Я двигалась очень осторожно, и больше на ощупь, потому как взгляд был постоянно прикован к травяному ковру под ногами в поисках нужного растения. Но, как назло, ничего не попадалось. В голове то и дело всплывали мысли о том, что Сельвен могла оказаться права, и в саду действительно больше ничего не осталось. Постепенно нервы и отчаяние брали своё, поэтому когда под ладонью вместо древесины и листьев почувствовалось что-то мягкое и бархатистое, от неожиданности я чуть было не закричала в голос и сдержалась чудом. Медленно проследив взглядом в направлении своей руки, я с удивлением обнаружила, что та всё ещё покоилась на чьей-то обтянутой бархатом груди. Ещё мгновение — и в тени деревьев глаза наконец распознали тонкие черты эльфийского лица, а в следующую секунду я отпрыгнула назад и интуитивно спрятала руку за спину, не особо заботясь о том, что в тот момент, должно быть, выглядела крайне глупо.

Коричневая туника, на этот раз, правда, из бархата и расшитая серебром, слегка надменное выражение лица. Это был тот самый помощник «Дракулы», что тогда решил заняться моим воспитательным процессом, впечатав с размаху в стену. И, как и тогда, в притихшем саду мы были одни. Данное умозаключение заставило меня боязливо оглянуться и попятиться, наблюдавший же за моими действиями эльф иронично ухмыльнулся.

— Я тебя напугал? — в его вопросе сквозила плохо скрываемая насмешка.

— Нет, просто не ожидала увидеть здесь тебя. Что тебе нужно?

Моё фамильярное обращение не осталось не замеченным, и глаза эльфа угрожающе сверкнули.

— Как вижу, приличным манерам тебя так и не обучили… — его рука стремительно взметнулась вверх, я непроизвольно дёрнулась всем телом. — Однако сейчас мне нет до этого никакого дела, — он нарочито медленно поправил якобы выбившуюся прядь волос и криво усмехнулся. — Кстати, а кого ты ожидала здесь встретить? Любовника? — и, не дожидаясь моего ответа, нараспев продолжил. — Подумать только, а ведь твой прежний совсем недавно так трагически погиб… Хотя чему я удивляюсь, сердца людей никогда не отличались верностью и постоянством. Вы так быстро и легко забываете своих любимых…

Почему-то именно последнее задело меня больше всего, и я не сдержалась.

— Не смей меня судить! Кто ты такой, и кто дал тебе на это право? Что ты обо мне знаешь? Люди, любовь — думаешь не заметно, что ты кидаешься одними общими фразами, да и то не своими…

В мгновение ока эльф оказался прямо передо мной. Я попыталась отступить, но спина упёрлась в дерево.

— Знаешь, я могу пересмотреть своё решение о том, чтобы преподать тебе пару уроков правильного воспитания, — процедил он сквозь зубы. — Ты права, я понятия не имею, кто ты такая. На вид так обычная служанка, но тебе разрешается находиться в личном саду его величества… Неужели такая честь только потому, что на тебя напал твой же любовник? — он чуть подался вперёд, но на этот раз я не захотела отступать.

— Он не был моим любовником!

— А со стороны выглядело иначе… — протянул он, отступая.

— Не тебе судить!

— Верно. Мне до этого нет никакого дела!

— Тогда что тебе от меня надо?

— Мне? Ничего! Просто интересно, что в тебе такого особенного… — он шагнул в сторону, делано разглядывая меня сбоку. — Обычная человеческая женщина. Внешне — по людским меркам вполне ничего, но красавицей не назвать, не говоря уже о том, чтобы сравнивать с грацией прекрасных эльфийских дев…

Я прекрасно понимала, что он специально говорил так, будто меня и не было вовсе, или словно я была, как минимум, глухонемой, поэтому всеми силами старалась его не слушать. Однако с каждым сказанным словом моё терпение стремительно таяло.

— Мне пора! Доброго дня! — процедила я сквозь зубы и, наскоро поклонившись, решительно отвернулась и зашагала прочь, почти ожидая, что эльф потянет меня назад. Но, вопреки моим опасениям, он не предпринял никаких попыток меня вернуть, как и не сказал больше ни слова, продолжая лишь буравить спину колким взглядом до тех пор, пока густой кустарник не скрыл меня из виду. Что-то было не так, но на то, чтобы разбираться, попросту не было времени.

Встреча, хотела я в этом признаться или нет, но всё же выбила меня из колеи, и первое время после того, как я покинула общество любителя коричневого бархата, мне никак не удавалось сконцентрироваться на поиске. В голове всплывал один вопрос за другим, но так и оставались без ответа.

«Что он хотел всем этим сказать? Просто нагрубить и указать на то, что я привлекаю лишнее внимание? Вряд ли… Да и вообще, как он меня нашёл? Складывается такое ощущение, что на меня прикрепили маячок…» — последняя мысль показалась даже забавной и я тихо захихикала.

— Приятно видеть, что у тебя хорошее настроение.

От неожиданности я даже споткнулась и, наверное, полетела бы ласточкой навстречу земной тверди, не удержи меня кто-то в последний момент.

— А платье, как посмотрю, до сих пор настроено недружелюбно, — поймав наконец ускользающее равновесие, теперь я смогла в открытую посмотреть на того, кто так уместно подхватил меня за локоть. В глубине его глаз снова плясали чёртики, и, возможно, ещё поэтому мне не сразу удалось справиться с участившимся дыханием и подобрать нужные слова. Но нарушитель моих поисков растолковал моё молчание по-своему. — Я напугал тебя? — скоро эту фразу можно будет смело написать у меня на лбу — так часто ко мне с ней обращались в последнее время. — Или что-то случилось? — задорные искры угасли, взгляд стал тяжелее и настороженнее.

— Нет-нет, ничего не случилось… — выдавила я в конце концов и тут же поспешила добавить. — Ваше величество. Просто я задумалась и не заметила вас…

— В последнее время ты часто задумываешься в моём саду… — странный комментарий прозвучал больше как невысказанный вопрос. — А если честно? — король продолжал удерживать меня за локоть, и в такой позиции мне показалось совершенно неуместным придумывать какие-либо отговорки.

— Я кое-что искала, поэтому и не видела ничего вокруг.

Уголки его губ еле заметно дёрнулись вверх.

— Ты что-то потеряла?

— Нет, просто… — я раздражённо выдохнула и неожиданно для самой себя вылила на коронованную особу краткое описание всех своих сегодняшних злоключений. — И теперь мне необходимо найти эти цветики, но пока…

— Ничего, — закончил он за меня, кивнув на пустую корзину. На протяжении всего моего повествования король внимательно наблюдал за мной из-под опущенных ресниц, теперь же выражения его лица показалось мне немного странным, и если бы я не знала лучше, то сказала бы, что владыка почти улыбается. Одновременно с этим я неожиданно поймала себя на мысли, что ещё никогда не чувствовала себя так легко в его обществе. Не было ни робости, ни так раздражавшего меня излишнего волнения, ни чувства тревоги… Даже тогда, когда он, потянувшись куда-то в сторону, на долю секунды приблизился почти вплотную. — Это то растение, что ты ищешь?

Я и не заметила, как эльф извлёк со дна корзины одно из засохших соцветий.

— Да… — мой голос прозвучал как-то мечтательно и одновременно удивлённо.

— Леди Сельвен была права, они обычно растут в лесу, — в ответ я рассеянно кивнула. — Но в моём саду тоже есть несколько мест. Идём, я покажу тебе… — и, не дожидаясь моего ответа, эльфийский король устремился куда-то в сторону, увлекая меня за собой и всё ещё продолжая удерживать за локоть.


* * *


Эглерион не мог без волнения и толики разочарования смотреть на стоящий перед ним небольшой короб — он надеялся, что тот будет больше… Оказалось, что его помощник успел как раз вовремя. С его слов, от многих пожитков странствующих музыкантов уже успели избавиться, но ему удалось-таки попасть в принадлежавший менестрелю шатёр и среди кучи бесполезного хлама отыскать то, что показалось интересным. Короб. «Он бы спрятан за одной из драпировок шатра, — доложил помощник не без тени гордости, — поэтому я решил забрать его весь». В ответ Эглерион лишь коротко кивнул. Потоптавшись ещё немного у двери, тот, видимо, понял, что бывший дворецкий не собирался открывать находку при нём, и вскоре удалился. И вот теперь, оставшись наконец один на один с этим небольшим то ли сундуком, то ли коробкой из тёмного полированного дерева, Эглерион отчего-то медлил. Внутри могло оказаться что угодно, только он искренне надеялся, что содержимое этого ящика поможет ему выбраться из королевской опалы, а может, даже и вернуть былое расположение при дворе. На карту было поставлено слишком многое, и поэтому он не спешил, страшась разочарования и поражения. Но продолжать и дальше ждать в неведении становилось глупо и бессмысленно. Тонкие бледные пальцы скользнули по полированному дереву, потянув за небольшую серебристую ручку, и крышка легко откинулась в сторону.

Свитки, стянутые обрезками цветного шёлка, несколько шкатулок и снова свитки.

«Зачем странствующему музыканту такое количество записей? — он развернул несколько из них, но не смог прочитать ни слова. Язык был ему незнаком, что несколько удивило. — Кем же был этот трубадур и какие ещё тайны скрывал?» — Эглерион нахмурился и решительно отложил скрученные листки в сторону, успев отметить, что все они были рассортированны по цвету шёлковых обрезков, но, не зная языка, пытаться понять эту систему было бессмысленной тратой времени.

Настал черёд шкатулок. Внутри оказалось несколько бутыльков с бесцветной жидкостью. И поначалу сердце эльфа забилось с надеждой, но стоило ему открыть одну из ёмкостей и аккуратно понюхать её содержимое, как он скривился от отвращения. Еле заметный аромат корицы, свежесрезанных цветов и резкий, почти тошнотворный запах аниса.

«Неужели это?.. — Эглерион встал и, взяв с небольшого столика, где стоял недоеденный ужин, ложку, вернулся на рабочее место. Наспех протерев столовый предмет салфеткой, он аккуратно капнул туда пару капель жидкости и поднёс к огню свечи. Как только металл начал нагреваться, содержимое ложки принялось быстро менять свой цвет и, спустя всего несколько секунд стало изумрудно-зелёным. — Харадское зелье… — пробормотал бывший дворецкий. — И в таком количестве?.. — кроме трёх больших флаконов он успел насчитать ещё пять маленьких бутылочек. Этого зелья хватило бы на то, чтобы опоить полдеревни. — Или всех стражников…» — он нервно сглотнул и покосился на дверь. Узнай хоть кто-то о том, что его теперь уже мёртвый подельник привёз во дворец такую дозу харадского зелья, Эглерион бы не отделался домашним арестом. Поэтому бутыльки были быстро спрятаны обратно в шкатулки и отставлены в сторону — ему нужно будет избавиться от них как можно скорее, но не сейчас.

На дне короба оставалось ещё несколько предметов. Его внимание привлёк походный журнал в потрёпанном кожаном переплёте. С пожелтевших страниц смотрели всё те же непонятные буквы и слова, но тут нашлись и нарисованные от руки картинки. Рисунки были странными и походили то на какие-то части карты, то на схематические изображения человеческого тела (в основном женского) в различных позах. Эглерион бегло листал, порой с замиранием сердца разглядывая ту или иную иллюстрацию, и, несмотря на то, что не понимал ни слова, книжонка вызывала в нём странное, неприятное, даже пугающее и отталкивающее чувство, и поэтому вскоре была отложена в сторону.

Рядом с журналом нашёлся ещё один свёрток из кожи, внутри которого оказался набор острых ножей и лезвий. Правда, очень тонких, что исключало возможность их применения в качестве оружия, и предметы больше напоминали лекарские принадлежности, не раз замеченные эльфом в больничном крыле. Эглерион задумчиво разглядывал мерцающий в свете свечей металл, всё явственнее понимая, что менестрель был не так прост, как хотел казаться, а, возможно, и вовсе не был бродячим трубадуром. Однако оставшиеся предметы, увы, никоим образом не способствовали раскрытию его тайны, скорее наоборот, только больше запутывали. И даже найденная всё там же небольшая серебряная коробочка со скрученными в тонкие трубочки табаком, что так позабавила эльфа поначалу, была странной. Ведь он вынужден был признать, что еще ни разу не видел, чтобы в Средиземье табак курили именно так.

К коробочке прилагался ещё один плоский металлический предмет, чуть меньшего размера. Верхняя часть легко откидывалась, и взору открывалось небольшое колёсико и что-то напоминающее миниатюрный фитиль. Ради интереса бывший дворецкий крутанул механизм — искра. От неожиданности он чуть было не выронил предмет.

«Магия?» — Эглерион попробовал снова, и вновь из-под колёсика вылетело несколько голубоватых искр. Ещё — процесс повторился, но на этот раз загорелся фитиль. Брови эльфа удивлённо взметнулись вверх. Он спешно задул пламя и несколько долгих секунд напряжённо наблюдал за таинственным предметом, будто ожидал, что тот вот-вот вновь извергнёт огонь, но ничего не произошло, и фитиль загорелся только после повторной махинации с колёсиком.

«Нет, не магия…» — он погасил пламя и закрыл крышку. Вещица, назначение которой оставалось загадкой, была творением рук искусного умельца или механика, но точно не волшебника. Зачем она понадобилась смертному, да и как попала к нему в руки, оставалось тайной. Однако разбираться и разглядывать её он будет позже, сейчас самое главное — это найти пробы обещанного ему яда.

Только, как оказалось, на этом поток диковинок иссяк — ящик был пуст. Эльф снова и снова пересматривал выложенные перед ним в ряд предметы, но тщетно. Он даже не поленился и открыл каждый из найденных бутыльков и перенюхал их содержимое, но это не принесло ему ровным счётом ничего, кроме ноющей боли в висках: все ёмкости, как он и предполагал, были наполнены харадским зельем.

«Мерзкий смертный обманул меня! — Эглерион раздражённо зарычал и отшвырнул опустевший короб в сторону. Тёмное дерево почти беззвучно упало на мягкий ковёр. — Подумать только, я доверился ему, а он нагло водил меня за нос! — он резко поднялся из-за стола и стал нервно мерить шагами пол. — Подслушал, наверное, дворцовые сплетни о моей нелюбви к лекарю и его семье и решил на этом сыграть. Хитёр… нечего сказать… — от отчаяния, злости и обиды он готов был рвать и метать, но, чтобы не привлекать ненужное внимание стражников, только скрипел зубами. — Но ведь почему-то трубадур знал про новый яд, да и про то, что именно Сельвен удалось добыть противоядие… Откуда у простого менестреля была такая информация? — сражённый неожиданной догадкой, Эглерион замер на месте. — Да ты сам ему об этом и рассказал! Великие Валар, где были мои мозги! Этот прохвост обвёл меня вокруг пальца! — проходя в очередной раз мимо пустого ящика, эльф не сдержался и пнул тот ногой, со мрачным удовольствием наблюдая, как ни в чем неповинный предмет отлетел в угол комнаты. — Но ведь не просто же так он всё это придумал? Понадобился же этому бродячему отребью доступ на верхние уровни. А значит, учитывая обстоятельства, все нити ведут всё к той же служанке…» — Эглерион нахмурился.

Он видел смертную (имя которой даже точно не помнил) всего пару раз и особого внимания на неё не обратил, внешне — самая обыкновенная. Однако помощник как-то обмолвился, что девица была нагловатая, и что тому пришлось даже применить силу, чтобы она придержала свой язык. И был ещё какой-то инцидент на нижних уровнях. Кажется, она довольно дерзко ответила одному из воинов… Тогда главный дворецкий списал всё на её хозяйку, которая, прежде чем притащить свою подчинённую в королевство, даже не удосужилась привить той мало-мальски приличные манеры (не то чтобы она сама ими блистала). Всё. Большего внимания с его стороны женщина не была достойна. Теперь же выходило, что с ней было не всё так просто, и, возможно, ему стоило внимательно присмотреться к смертной. Раз уж менестрель пошёл на такие уловки, чтобы к ней пробраться!

На первый взгляд произошедшее действительно можно было принять за простую трагическую случайность, месть отвергнутого любовника… И когда он встречался с трубадуром, тот ни разу даже не обмолвился о женщине, да и ничто не выдавало в нём влюблённого лирика, скорее, наоборот, в словах сквозил лишь холодный расчёт. Он явно выслеживал женщину, втирался к ней в доверие, но не хотел, чтобы кто-то об этом знал.

«С какой целью? Только для того, чтобы потом на неё напасть? Нет, как-то всё это не вяжется…» — Эглерион нахмурился: в этой истории всплывало всё больше вопросов, и чем дольше он размышлял об этом, тем назойливее становилась мысль о том, что этих двоих смертных определённо что-то связывало. А предчувствие его ещё никогда не подводило. Словно в подтверждении этих слов в поле зрения снова попал ящик менестреля.

Возможно, это было лишь совпадением, но, повинуясь какому-то странному наитию, Эглерион медленно приблизился к предмету и аккуратно перевернул его. В глубине что-то глухо стукнуло. В мгновение ока короб снова оказался на столе, и, хотя в свете свечей открылась всё та же пустота, у него уже родилась одна смелая догадка. Он приподнял и повторно тряхнул ящик, и в глубине вновь раздался всё тот же глухой стук.

«Двойное дно! Как я раньше не догадался? Хитёр…» — губы растянулись в победной улыбке.

У одной из деревянных стенок обнаружился почти незаметный рычажок, нажатие на который заставляло одну из дощечек дна отскочить в сторону. Какое-то время Эглерион шарил в открывшемся тайнике, пока наконец не извлёк оттуда две небольшие прямоугольные, но увесистые коробочки из плотной бумаги. Руки дворецкого вспотели и чуть подрагивали от нетерпения, и ему даже пришлось отставить находки, чтобы немного успокоиться. Не надо было долго гадать, чтобы понять, что внутри этих неприглядных упаковок было что-то очень ценное, иначе менестрель не стал бы прятать их так скрупулёзно.

Глубокий вдох и выдох, бледные пальцы аккуратно откинули в сторону крышку одной из находок, а потом сразу и второй. То, что оказалось внутри, поставило его в тупик. Нет, это было, увы, не такое желанное им зелье, не украшения и даже не деньги, а странные металлические цилиндры, с закруглённым на одной стороне концом. Он извлёк один из них и уставился на загадочный предмет со смесью разочарования и неподдельного интереса. Отполированный до блеска, серебристый объект мягко мерцал, отражая пламя свечи и искажённое, напряжённое лицо эльфа.

Он задумчиво изучал эту новую находку вот уже часа два. За это время Эглерион успел попробовал открыть один из цилиндров, но тот был намертво запаян с обеих сторон, а нужных инструментов под рукой не было. Эльф пересчитал их: девяносто четыре. В каждой коробке умещалось пятьдесят вещиц, и если одна была полной и на вид нетронутой, то во второй не хватало шести, и отведённые отделения были пусты.

«Значит менестрель ими пользовался. Но для чего? И что это?» — он устало потёр переносицу и встал из-за стола. Его голова начинала кружиться, а к разгадке он так и не приблизился. Абсолютно идентичные, продолговатые, довольно увесистые, предметы не были похожи ни на что, виденное им ранее, но одновременно с этим Эглериона не покидало ощущение, что они ему что-то напоминали. Из его груди вырвалось глухое рычание, в висках застучало. Ему надо было отвлечься, иначе эти размышления сведут его с ума.

Огонь в камине весело плясал, повинуясь только одному ему известному ритму. Терпкий вкус вина на языке и полумрак комнаты действовали успокаивающе, давая разгорячённому сознанию такой необходимый отдых. Со стороны могло показаться, что древний Эльдар погрузился в транс. Он вот уже какое-то время сидел абсолютно неподвижно, зрачки глаз расширены, а немигающий взгляд прикован к алым отсветам. Но это видимое спокойствие было обманчиво. Эглерион продолжал мысленно анализировать каждую из странных и загадочных находок, обнаруженных среди пожитков менестреля. Нити реальности уводили его всё глубже в подсознание, сплетались в диковинные картины, что виделись ему теперь в языках пламени, и среди которых он пытался найти ключ к разгадке. Люди, звери, сцены придворных пиршеств, бродячие музыканты и их предводитель сменяли друг друга, пока всё не слилось в один огненный поток, на фоне которого выступил чёрным силуэтом образ эльфийского воина. Напряжённая и одновременно уверенная поза, натянутая до боли тетива срывается, освобождая в алое инферно стрелу. Выученным движением воин заводит руку за плечо, извлекает из колчана следующий заряд, чтобы выпустить его на волю. Картинка повторяется снова и снова, завораживает грацией отточенных движений неизвестного стрелка. Огненные вспышки летящих стрел…

Эглерион со свистом втянул воздух и до боли сжал кулаки. Неожиданная и почти безумная мысль физической болью отозвалась во всем теле, враз вырвав его из состояния полутранса. Прерывистое дыхание почти срывалось на стоны. А перед внутренним взором так и маячил неизвестный стрелок. Эльф с трудом совладал с онемевшими пальцами и с удивлением уставился на ладонь, где в оранжевых отсветах мерцал металлический цилиндр. «Одинаковые, летящие, вытянутые…», — бормотал он себе под нос, завороженно наблюдая за игрой светотени на серебристой поверхности. Предположение было странным, но в то же время, чем больше он об этом думал, тем логичнее оно казалось. «Снаряды», — слова гулким эхом отдались в полумраке комнаты и утонули в звенящей тишине.

Восковые слёзы неторопливо отсчитывали часы его заточения, но теперь оно уже не казалось таким безысходным. И, несмотря на то, что в голове роилось ещё больше вопросов, чем прежде, теперь у него была зацепка. Потому как всем известно, что если есть снаряды, то где-то должно быть и оружие.

«Остаётся только найти…»

На прекрасном лице мелькнула еле заметная улыбка. Логика. Умение выстраивать причинно-следственные связи было его коньком и одним из любимых занятий ещё с юности и порой помогало и выручало даже лучше, чем так хвалёная другими интуиция и предчувствие. Поэтому сейчас он даже с некоторым удовольствием и азартом мысленно раскладывал по полочкам факты, логически домысливая то, следствием чего они были и к чему могли привести… Он начал с того, что в прямом смысле было в его руках. Представить то, как выглядело устройство было сложно, но, учитывая размер амуниции, оно должно было быть довольно небольшим.

«А значит, менестрель мог незаметно носить его при себе в любое время, — Эглерион покинул тёплое кресло у камина и теперь снова стоял у рабочего стола, задумчиво барабаня по тёмной поверхности пальцами. — Предъявителя пароля не стали бы обыскивать… Я бы не удивился, если тот прохиндей отправился на верхние уровни с оружием. Поэтому искать надо там, где трубадура видели последний раз живым. И в этом случае существовало как минимум три варианта развития дальнейших событий».

Первый, и самый благоприятный для самого Эглериона, заключался в том, что оружие никто не обнаружил, и оно до сих пор лежало затерянное среди хлама в кладовой. Оставалось только отправить помощника, чтобы тот обыскал там каждый угол… Только что-то подсказывало, что это вряд ли соответствует реальности. Кладовую, как и прилегающую к ней каморку, скорее всего уже обыскали и наглухо запечатали, дабы скрыть от любопытных глаз последствия той ночи и тем самым избежать лишних вопросов. Но, как говорится, «попытка не пытка».

Конечно, существовала вероятность и того, что оружие уже обнаружили, и теперь оно томится где-нибудь в царских покоях или, что более вероятно, в сокровищнице. Проблема заключалась в том, что разузнать об этом будет сложно. Король намеренно ограничил круг осведомлённых и вовлечённых в эту историю лиц, и это касалось также и стражи. А те без приказа самого владыки или наследного принца даже пискнуть не посмеют. Только вот сам Эглерион довольно быстро отмёл мысль о том, что находка уже была у стражников. Если бы в руки короля попал такой странный и необычный предмет, его величество не стал бы медлить с вопросами. Особенно учитывая связь эльфа и менестреля… При воспоминании о допросе бывший дворецкий невольно поморщился: мысли о том дне до сих пор причиняли ему почти физическую боль. На долю секунды он замер, но почти сразу решительно встряхнул головой, заставляя черты лица принять прежнее отстранённо-надменное выражение. Времени на сантименты не было.

Трандуил Ороферион и словом не обмолвился о находке, а значит…

— Они его не нашли, — проговорил он себе под нос. Теперь круг постепенно сужался. Из обрывков фраз сопровождавших его конвоиров, он сумел установить, что в ту ночь в кладовой помимо стражников и короля был ещё главный лекарь с дочерью. И если в отношении Фаэлона он не сомневался (найди тот странный объект, непременно передал бы его страже), то вот насчёт его дочери не был так уверен.

«Опять она! — он раздражённо стиснул зубы. — Она и её девка!»

Нет, ему надо было немного остыть. Эглерион уже сделал было шаг в сторону небольшого столика, где стоял графин с вином, как замер на полпути.

«Стоп. Смертная была последней, кто видела менестреля живым. Он мог ей угрожать… Она могла видеть оружие… Она могла забрать его с собой, могла спрятать… — мысли в голове эльфа заметались с такой скоростью, что даже не успевали оформиться в слова. — А что если ей и про яд что-то известно? Девка — служанка Сельвен, а та вдруг находит противоядие! Удачное совпадение? Не думаю… Нет… к ней надо присмотреться поближе. Только…» — Эглерион резко обернулся и почти с отчаянием посмотрел на дверь, по другую сторону которой несли свой дозор несменные молчаливые стражники. А в следующее мгновение, словно в ответ на его мысли, с другой стороны постучали. От неожиданности он вытянулся всем телом, ему потребовалось несколько секунд, чтобы распознать уже знакомую кодовую комбинацию.

— Как вовремя! — слова прозвучали чуть насмешливо, но с явным облегчением. Ладонь инстинктивно нащупала серебристый цилиндр, который быстро исчез в нагрудном кармане. Несмотря на то, что помощник был ему многим обязан, открывать тому все карты он не спешил. Ситуация не позволяла совершать ещё ошибки, и рисковать не стоило. Он попросит, по возможности, обыскать кладовую, но самое главное — это проследить и понаблюдать за смертной, разузнать, что она скрывает… А в том, что оно так и есть, Эглерион уже не сомневался.

— Войдите! — отчеканил он наконец, и дверь, чуть скрипнув, отворилась.


* * *


Что в Средиземье меня уже порядком раздражало? Так это то, что если тебя угораздило оказаться особой женского пола, нужно было быть готовой к тому, что с пугающим постоянством кто-то будет хватать тебя за руку (или какую-либо её часть) и куда-нибудь тащить, зачастую, как тряпичную куклу, толком ничего не объясняя и не особо заботясь, нравится тебе это или нет. Так было и сейчас. И хотя в отличие от прошлого раза мне не приходилось нестись сломя голову по горам и долам об руку с седовласым волшебником, поспевать за уверенной и скорой поступью короля Лихолесья удавалось с большим трудом. Эльф двигался грациозно и стремительно, в то время как мне чудом удавалось избегать очередных «подножек» со стороны платья, которые неминуемо бы повлекли коллизию с землёй. Поэтому, когда мы с моим неожиданным спутником оказались на небольшой прогалине и наконец остановились, владыка выглядел, как герой ролика про «Тафт» и три погоды, чего никак нельзя было сказать о моей особе.

— Думаю, нужной травы ты найдёшь здесь более, чем достаточно, — проговорил мой сопровождающий, оборачиваясь, и на мгновение в его взгляде мелькнуло что-то напоминающее сочувствие или сожаление. Только его жалость мне была не нужна, и, несмотря на то, что лёгкие горели от нехватки кислорода, я заставила себя улыбнуться. Моя плачевная физическая подготовка явно не осталась незамеченной, но на моё счастье владыка и словом не обмолвился по этому поводу.

— Благодарю вас, ваше величество… — я слегка поклонилась, внутренне морщась от того, насколько хрипло это прозвучало. В ответ король лишь коротко кивнул и, выпустив наконец мой локоть, чуть отступил в сторону, давая таким образом понять, что я могу приступить к работе. Поэтому продолжать вести дальнейшие светские беседы становилось бессмысленно и неуместно, да и без того времени было потеряно уже предостаточно.

Его величество не обманул, и серебристые цветочные головки мелькали то тут, то там, только было их гораздо меньше. Кроме того, разбросанные повсюду соцветия в этой части сада почти полностью скрывала более густая и высокая трава, и, чтобы разглядеть их, приходилось прилагать немало усилий. Мысленно отсчитывая нужное количество растений, я в какой-то момент так увлеклась сбором и поиском, что почти забыла о том, что находилась здесь не одна. Вернее, я была почему-то уверена, что король удалился: так было тихо в этой части сада.

— Сорок пять, сорок шесть, — бубнила я под нос, аккуратно складывая срезанные цветки на дно корзины, — сорок восемь, сорок девять…

Оставалось найти ещё одно, но его нигде не было видно. Повторяя, словно мантру, последнее число, я сосредоточенно вертела головой по сторонам, пока серебристое соцветие не оказалось прямо перед моим носом.

— Пятьдесят! — вырвалось у меня почти победоносно и, похоже, громче, чем следовало. На дно упал последний цветок, который, казалось, появился прямо из воздуха. Из моей груди вырвался вздох облегчения, но радость была не долгой.

— На каком языке ты разговариваешь?

Я резко вскинула голову, встречаясь взглядом с обладателем голоса. Король величаво возвышался надо мной подобно статуе, в то время как я сама сидела прямо на земле, утопая в высокой траве и складках платья. Как давно эльф за мной наблюдал? Выражение его лица было абсолютно нечитаемым, но мне почему-то стало до ужаса неловко, щёки предательски запылали. Повисло молчание.

— Я, кажется, задал тебе вопрос, — слова прозвучали подобно ударам молота о наковальню, и я мысленно хлопнула себя по лбу: «Дура!» Но что мне следовало ответить? Врать о каком-нибудь мифическом языке пред лицом тысячелетнего эльфа не стоило… О Средиземье он был осведомлён намного лучше меня.

— Это язык моей матери, — выдавила я, стараясь, чтобы голос звучал как можно спокойней.

— И как он называется? — продолжил король.

— Не знаю… — вот она, первая ложь.

Светло-голубые глаза подозрительно сузились.

— Она была родом с восточных земель. Во всяком случае, мне так рассказывали…

Это было почти правдой, хотя и слегка изменённой. Трандуил еле заметно поджал губы, его взгляд потяжелел и стал каким-то затуманенным. И в этот момент, впервые за всё время нашего общения, в моём сознании почувствовалось еле уловимое чужое присутствие. Он пытался прочесть мои мысли. Но я отчего-то не разозлилась (как тогда с Элрондом), а больше растерялась. Мысленные барьеры пошатнулись. В голову ворвался так долго сдерживаемый голос хозяина леса и с такой силой, что перед глазами всё поплыло. Кто-то звал меня по имени, но слов было не разобрать. Тело наполнилось знакомым теплом и лёгкостью. Разум кричал о том, что нужно было взять себя в руки, что это было опасно, но все доводы тонули в мягком войлоке, в который превратилась окружающая меня реальность. Поэтому я и не заметила, как меня взяли за руку, помогая подняться; лишь чувствовала, как каждое прикосновение отзывалось внутри необъяснимой волной, схожей с электрическими разрядами.

— Ирина…

Кто-то рядом резко втянул воздух, и неожиданно мир снова принял ясные очертания. Я заморгала, будто только проснулась. Король стоял напротив меня, моя ладонь всё ещё зажата в его руке. Владыка прерывисто дышал, удивлённо глядя на сплетение наших пальцев. Моё тело гудело от пульсирующей магии, но теперь мне было легче с ней справиться, как и восстановить пошатнувшийся самоконтроль и мысленные барьеры.

«Что сейчас произошло?» — промелькнуло в голове, но вопрос затерялся в воцарившейся звенящей тишине, внутренней и внешней. Секунды, словно замерзшие капли дождя, разбивались о статную фигуру древнего эльфа, замершего в безмолвии рядом со мной. Становилось всё неспокойней, даже страшно… Поэтому, когда он наконец поднял голову и встретился со мной взглядом, я облегченно выдохнула. Обычно отстранённо-холодные светло-голубые глаза горели невысказанным вопросом, и я внутренне напряглась в ожидании его следующих слов. Но мгновение спустя владыка резко выпустил мою руку, развернулся и в несколько шагов исчез среди деревьев, оставив меня позади в одиночестве и растерянности. Произошло это настолько быстро, неожиданно и бесшумно, что можно было подумать, что и не было его вовсе. И только лёгкий аромат хвои и бергамота так и витал в воздухе.

Глава опубликована: 21.07.2018

39. Водовороты

Несмотря на прожитые тысячи лет, он каждый раз с замиранием сердца наблюдал за круговоротом времен года. Вот и сейчас его задумчивый взгляд с восхищением и трепетом впитывал окружающее великолепие притихшего леса. Подернутые золотой и пурпурной вуалью кроны древних деревьев взмывали вверх, будто желали дотянуться до антрацитового и уже по-осеннему тяжёлого неба, а внизу ноги утопали в хранившем ещё свою мягкость и свежесть ковре из трав и цветов. Он знал, что уже совсем скоро природа скинет остатки изумрудной легкости лета, облачится в роскошный наряд цвета осени и блеснет напоследок ослепляющим буйством красок, прежде чем окутанная девственной белизной, уснёт до весны… И наступит покой.

Покой… Из его груди вырвался тяжелый вздох. Великий Эрин Гален неприступной стеной возвышался вокруг королевства лесных эльфов, уходя корнями глубоко в землю, где в вечном мраке текли древние реки, чьи воды помнили ещё совсем другой мир. Здесь каждое дерево несло в себе воспоминания о том далёком и давно забытом прошлом, в котором не было ни эльфов, ни гномов, ни даже великих Валар. Вот уже тысячи лет этот лес дарил его народу защиту и умиротворение, отгораживая от забот и тягот извне, а они, словно наивные дети, принимали этот великий дар как должное, не задумываясь… И настолько привыкли к сени вековых исполинов, что почти забыли о том, что были здесь гостями, а вовсе не хозяевами.

Его самого, как и его отца, величали Королём Великой Пущи, Владыкой, но являлся ли он таковым? Он знал здесь каждое дерево, каждую травинку, но когда в последний раз ему и его народу можно было свободно бродить по этим зелёным чертогам? С тех самых пор, как тьма проникла в Лихолесье, они вынуждены были всё дальше отходить на северо-восток, скрываться. И теперь вместо изумрудной листвы и ясных звёзд, над их головами сомкнулись каменные своды. Иногда ему даже казалось, что высеченный в скале дворец был не спасительным убежищем, а тупиком, в который их загнала чья-то злая воля и собственная гордость. А могучий Эрин Гален из гостеприимного хранителя превратился в сурового конвоира…

— Нет! — он встряхнул головой и резко распахнул глаза, которые и не заметил как закрыл. Перед его взором высился древний лес, до боли прекрасный в своём простом величии природы. Рука коснулась испещренной временем коры ближайшего дерева, и оно отозвалось тихим протяжным стоном. Нет, лес не желал им зла, но он был болен и так же как и они желал избавиться от опутавшей всё мрачной паутины страха и отчаяния. Только вот Трандуилу Орофериону, несмотря на все его знания и эльфийскую магию, не хватало сил, чтобы принести исцеление в эти земли, и его народу удавалось лишь сдерживать расползающуюся тьму. Но как надолго их хватит? И что будет, если они потерпят поражение?

Эльф устало выдохнул и прислонился лбом к шершавой коре. Каждый раз, когда он оказывался один на один с лесом, его душа будто сбрасывала невидимые оковы, обнажая все тайные мысли и чувства. Ведь здесь, вдали от придворных сановников, правил, обязанностей и традиций, он мог быть полностью откровенен с самим собой. Это нередко причиняло боль, но в то же время приносило и облегчение. Вот и сейчас его разрывало от тревожных переживаний о судьбе королевства и странного смятения, что охватило его с той самой последней встречи. И как он ни противился, думы настойчиво возвращались к произошедшему в саду.

До сегодняшнего дня он ни разу не пытался напрямую прочитать её мысли. И не потому, что его что-то сдерживало, а просто не видел в этом необходимости. Ему было интересно наблюдать за смертной, постепенно узнавая её, подмечая те или иные особенности. А ещё ему хотелось, чтобы thuren loth (как он её часто называл про себя) сама ему раскрылась. Но сегодня что-то пошло не так. Он заметно нахмурился и, скрестив на груди руки, двинулся в глубь чащи.

Она была так увлечена поиском и сбором трав, что и не заметила, как стала что-то нашептывать под нос. Да и он сам поначалу не придал этому никакого значения и лишь с улыбкой наблюдал за тем, как его нежданная спутница озабоченно сновала по поляне, периодически исчезая в высокой траве. Странные слова, срывающиеся с её губ, привлекли его внимание, когда она в очередной раз оказалась рядом. Они отчего-то показались знакомыми, будто он их уже где-то слышал или читал… Но ему никак не удавалось определить язык. Поэтому последующий вопрос был задан из чистого любопытства, без какого-либо тайного умысла. Зато бурная реакция смертной не только поразила, но и заставила насторожиться. От зорких глаз Владыки не укрылось то, как она напряглась, как расширились ее глаза — она была похожа на лань, врасплох застигнутую охотником на водопое. А потом эта неумелая ложь и слишком очевидная попытка уйти от ответа…

«Зачем ей всё это было нужно? Ведь вопрос был абсолютно безобидный… Или?..» — он невольно замедлил шаг. Он думал, что начал её узнавать, а всё это время пребывал в неведении. Словно путник, забредший во мгле безлунной ночи на замерзшее озеро, он принимал хрупкий лёд за земную твердь. И по какой-то причине там в саду эта преграда дала трещину, и он враз провалился в пучину её сознания. На него обрушился целый поток мыслей, неразборчивых фраз, образов, чувств, но именно последнее поразило больше всего.

Нет, король понимал, что произошедшее оставило на смертной неизгладимый след. Поэтому замеченная в последнее время лёгкость, почти веселость в её поведении казалась странной, даже настораживающей, но такой леденящей, разрывающей душу, тоски, что обрушилась на него в её думах, он не ожидал. Боль, острое чувство потери и одиночества — это было так неожиданно, так резко… Трандуил вновь остановился и прислонился к одному из деревьев, уставившись перед собой широко распахнутыми глазами — сейчас он заново переживал произошедшее. Тогда на поляне в первые мгновения он почти полностью растворился в её чувствах и видел мир её глазами. Перед взором короля мелькали странные картины невиданных им ранее городов, чьи стены из стекла и металла взмывали до самого неба, отражая солнце, луну и звёзды. А между этими исполинами, словно муравьи, сновали люди, одетые диковинно, угловато, а порой и попросту уродливо. И хотя глаз радовало буйство всевозможных красок и цветов, вместе с этим всё было какое-то холодное, неживое. С возрастающим чувством тревоги король успел отметить, что те города были лишены природы, как картинка резко поменялась. Перед ним раскинулась бескрайняя зелёная даль полей и лугов, простирающаяся до самого горизонта, где опоясанная широкой лентой безмятежной реки, она сливалась с небом. Это место было похоже на виденные им когда-то степи Рохана, но почему-то чувствовалось, что оно было ещё больше, ещё шире. От этого простора щемило сердце, а древний эльф неожиданно ощутил себя маленьким, ничтожным и одновременно великим. Голова кружилась от переизбытка кислорода, будто он только сейчас понял, что значит дышать полной грудью. Но всё это меркло по сравнению с той зияющей пустотой, которая скрывалась внутри хрупкого женского тела.

Он подозревал, в чём крылись причины этого разлада внутри смертной, и даже попытался развеять сгустившиеся сумерки её души, но и сам чуть не утонул в этих тёмных водах. А когда хотел повторить попытку, в гудящем смятении и сумбуре ощутил что-то совсем иное… Это было похоже на еле уловимый запах жасмина, принесённый легким весенним ветром — почти незаметный, но ни с чем не спутываемый аромат магии. Она невесомой тёплой вуалью коснулась его лица и растворилась в окружающем мраке. Но, ощутив однажды, ему не составляло труда поймать это ускользающее чувство, словно нить, и проследить… Магия исходила от смертной.

Энергия была довольно слабой, но, тем не менее, она присутствовала… Возможно, именно поэтому он и не замечал ничего до сегодняшнего дня. Тем временем Ирина приходила в себя, и вместе с этим стремительно закрывалось её сознание, всё настойчивее выталкивая его прочь. Трандуил даже не заметил, как вновь оказался за непроницаемой стеной — настолько был поражён своим открытием. Очнулся он лишь тогда, когда встретился взглядом с этими необычными глазами. Тревога. Но ему было не до этого. В голове роились и множились вопросы, а сердце переполняли отражения увиденных и испытанных им чувств. Можно было подумать, что минутами ранее он осушил не один бочонок вина — сознание было туманным и вялым. Владыка резко втянул воздух, и в нос ударил всё ещё витавший вокруг сладковатый аромат её дара. Нет, ему было необходимо всё обдумать, вернуть самоконтроль, рассудительность, а возможно это было лишь не видя и не ощущая её рядом.

Король устало опустился у подножия высокого бука. Под его ладонью, скрытое мягким мхом, где-то в недрах земли тревожно билось усталое сердце древнего леса.

«Знала ли она о своём даре? Умела ли им пользоваться? И если да, то для каких целей?»

Каждая встреча приносила ещё больше вопросов, чем ответов, и сейчас в тишине и уединении лесной чащи его обуревали противоречивые и неспокойные мысли. С одной стороны появление человека, наделённого (пусть и слабой) магией, не могло не настораживать. Ведь это было большой редкостью в Средиземье. Он также ясно помнил те образы, что поймал в её сознании, и мог с уверенностью сказать, что за свои тысячи лет жизни ничего подобного не встречал в Средиземье.

«Тогда где могла это увидеть обычная смертная?»

Она не знала, откуда пришла, но помнила то, что её мать была с восточных земель. Нет, версия о потере памяти вызывала всё больше и больше сомнений, а в сердце росла уверенность, что женщина многого не договаривала.

«Возможно, она не знает о своём даре, но чувствует, что она другая? Или же знает, но пытается скрыть? И именно поэтому боится рассказывать о том, откуда родом? — и то и другое могло быть правдой, особенно учитывая нелюбовь людей к магии. В этом они были схожи с гномами… Неожиданная догадка заставила короля выпрямиться. — Гном и менестрель. Что если они знали о том, что смертная была ведьмой? Тогда бы это многое объяснило. Как, к примеру, почему потомок Дурина её душил, а музыкант… — последние мысли заставили Владыку Лихолесья нахмуриться. — Она могла скрываться… Только вот от чего или кого?» — его губы упрямо сжались. Любой из этих вариантов событий допускался, и гадать можно было долго, а правду знала только она.

Конечно, король мог вызвать её на допрос, и рано или поздно она бы заговорила. Но что-то удерживало его от этого поступка. Ведь если женщина действительно была гонима, поступив так, в её глазах он стал бы ничем не лучше, чем тот же самый гном или трубадур.

«А с каких это пор тебе так важно то, как она тебя видит?» — усмехнулся внутренний голос, но Трандуил лишь раздражённо встряхнул головой. Для него оставалось тайной, что именно произошло в её скоротечной людской жизни, но мог с уверенностью сказать: судьба её была не из лёгких. Та пустота и одиночество, что роились в её душе, говорили об этом лучше всяких слов. Он глубоко вздохнул и откинул голову назад, устремляя взор к далёким звездам, которые, словно светлячки, мерцали сквозь переплетные ветви деревьев.

— Я и не заметил, как стемнело, — прошептал он с еле заметной улыбкой на устах.

В сегодняшнем открытии помимо вопросов и догадок была и другая сторона. По непонятной причине от осознания того, что служанка дочери лекаря была особенной, ему становилось легче и светлее на душе. Отчасти это было от того, что теперь его предчувствие и возрастающий интерес к женщине с необычными глазами получили вполне резонное обоснование. В то же время в его сердце теплилось что-то очень похожее на гордость от того, что его thuren loth оказалась не только тайным, но и поистине редким, драгоценным цветком, а в сокровищах Трандуил Ороферион знал толк и оберегал с особым рвением и осторожностью.

«Но не всегда успешно…», — словно в насмешку прошелестело в кронах деревьев.

Король дёрнулся, как от удара, прекрасное лицо исказила гримаса боли. Это было своеобразным проклятьем его народа — никогда ничего не забывать и каждый раз переживать прошлые чувства и эмоции с негаснущей остротой. Трандуил резко выдохнул, прошептав что-то, но поднявшийся ветер унёс его слова вглубь леса. Налетел следующий порыв, взметнул шелковистые локоны и тут же стих. Лик Владыки был вновь спокоен и непроницаем. Король сидел, гордо расправив плечи, и будто прислушивался к чему-то. Однако окружающая его вековая чаща хранила царственное молчание.

Только он знал, что это было лишь видимое спокойствие, и в глубине погрузившегося в ночную мглу Эрина Галана что-то изменилось. Король прикрыл глаза, и со следующим порывом ветра из его груди вырвался глубокий вдох.

—Ты никогда не покинешь меня… — прошептал он еле слышно, и уголки губ дёрнулись в грустной улыбке.

На этот раз её прикосновения были более смелыми и осязаемыми. Нежные руки дразнили, скользя вверх по бёдрам к груди, где сквозь лёгкий шёлк уже ласкали затвердевшие соски. Он и не заметил, как оказался на ногах, но готов был поклясться, что ощущал сейчас каждый изгиб прижавшегося к нему тела, а кожу опаляло её горячее дыхание. Эльфу еле удавалось сдерживать рвущиеся наружу стоны вожделения, но он продолжал стоять напряжённый, подобно натянутой тетиве, и всё ещё с закрытыми глазами. Нет, он не боялся: его сердце уже давно позабыло, что такое истинный страх, но узреть её образ сейчас, означало бы вновь испытать ту неугасающую боль предательства… Словно в ответ на его мысли, всё резко прекратилось, что он воспринял со смесью облегчения и разочарования. Дыхание давалось с трудом, а тело чуть подрагивало от обжигающего желания.

«Я снова проиграл», — успел подумать он, как горячие уста завладели его губами в страстном и требовательном поцелуе. В первые мгновения он даже растерялся от столь ярких ощущений, но уже в следующую секунду ответил с неменьшим рвением. Его пальцы запутались в шелковистых прядях, и он почти с яростью впивался в губы своей партнёрши в битве за контроль, в которой никто из них не желал отступать. Наваждение ещё ни разу не было таким ярким, дерзким и до боли острым. От возбуждения голова шла кругом, но он уже не мог ни остановиться, ни насытиться, полностью отдаваясь на волю эмоций, чувств и ощущений. Перед зажмуренными глазами плыли красные круги, но веки были всё так же упрямо закрыты. Только теперь по другой причине — так не хотелось спугнуть и разрушить завертевшийся вокруг него вихрь. Внутри и снаружи он был весь, словно из раскалённого добела металла, и каждое прикосновение отзывалось болью и невероятным наслаждением. А в душе короля крепла уверенность, что ещё чуть-чуть, ещё одно мгновение, и он осознает что-то очень важное… В его руках она замерла, прильнув вплотную, в нос ударил дурманящий сладкий запах, показавшийся отчего-то знакомым.

— Посмотри на меня… — Прозвучал в его сознании бархатистый шёпот. Но зачем? Он и так знал, кто предстанет перед ним, стоит ему разомкнуть веки. — Позволь себе увидеть…

В ответ он лишь отрицательно покачал головой.

— Я знаю, кто ты, — отозвалось в его мыслях.

— Знаешь? — на этот раз шёпот прозвучал почти насмешливо, отчего король почувствовал лёгкий укол раздражения, а потом вдруг осознал, что голос не был похож на мелодичные переливы, свойственные той, чей фантом посещал его порой в этой глуши. А значит… Но мысль так и осталась незавершённой, потому как в следующее мгновение это обволакивающее и манящее присутствие покинуло его, заставив тело согнуться от пронзившего его ледяного холода.

— Нет! — выдохнул он через силу и наконец открыл глаза, но не увидел никого.

Трандуил медленно выпрямился и устало откинулся на ствол бука, помимо воли продолжая всматриваться в ночную чащу. Очередной порыв ветра, и сгустившийся между деревьями сумрак прорезал робкий свет месяца, и одновременно краем глаза король уловил какое-то движение, резко обернулся и невольно задержал дыхание. Чуть поодаль, среди темнеющих зарослей серебристой тенью маячила женская фигура.

Он узнал её сразу. Она стояла к нему спиной, оглянувшись через плечо. На ней был странный, серебристо-белый наряд, складки которого тревожно трепетали под порывами несуществующего ветра, словно крылья бабочки. Платье еле доставало до колен и, удерживаемое лишь тонкими бретелями, почти полностью обнажало плечи. Но всё это было абсолютно не важно, потому как всё его внимание было приковано к этому задумчивому и одновременно упрямому лицу, обрамлённому шёлком тёмных распущенных волос. Он всё никак не мог поверить, что видел именно её, а не призрак из далёкого прошлого, когда набежавшие тучи скрыли месяц, на мгновение погрузив лес в непроницаемый мрак. Но этого было достаточно — фантом исчез, а на том месте, где секундами ранее стояла её фигура, зияла пустота.

Обратный путь к замку он проделал без остановок и задержек. Древний лес был безмолвен и задумчив, как и бесшумно передвигающийся по нему король. И хотя несколько раз в близлежащих зарослях и слышались шорохи потревоженных ночных обитателей, им хватало лишь одного вида обнажённого эльфийского клинка, чтобы пуститься прочь или же смиренно затихнуть. А после, оказавшись в своих покоях, Владыка ещё долго стоял на просторной террасе, устремив взор на тёмные вершины вековых исполинов, и удалился, лишь когда горизонт окрасился розовой дымкой приближающегося восхода.


* * *


Маг хмуро наблюдал за тем, как на востоке занималась заря. Он выехал рано и уже давно оставил позади границы Лориэна, а вместе с тем и светлые чертоги Владычицы Галадриэль. Гэндальф не знал, что именно заставило его сбавить ход, но с того мгновения, как остановился на вершине этого холма, в душе всё крепло чувство тревоги. В лучах восходящего солнца размеренные воды Андуина, что пролегал по правую руку, казались кровавыми и, опоясывая холм, пурпурной лентой устремлялись дальше на юг. Конь под волшебником нетерпеливо затоптался и несколько раз раздражённо встряхнул гривой, призывая своего наездника продолжать путь. Гендальф чуть подался вперёд и погладил гордую белоснежную шею, дабы успокоить скакуна. Он понимал, что животному хотелось как можно скорее достигнуть их цели, чтобы потом вернуться под защиту Лориэна.

Na-erui an ephel Taur-nu-Fuin, — прошептал он, выпрямляясь в седле.

«Как и в прошлый раз», — пронеслось в голове, на мгновение вызвав на лице старца странную полуулыбку.

— Сейчас не время, — процедил он себе под нос и, кинув прощальный взгляд на изумрудно-золотистый лес за плечами, глубоко вздохнул и пустил коня медленным шагом по склону холма, постепенно спускаясь в распростёртую перед ним долину. А там на горизонте уже угадывалась чёрная полоса Великой Пущи.

Он ещё не был до конца уверен, что его решение покинуть Лориэн так скоро было правильным. Да и сама Владычица не раз пыталась вразумить его, прекрасно понимая, что посещение могильников и дальнейший путь не прошли бесследно. Сейчас, чем дальше он отъезжал от наполненных древней магией владений Галадриэль, тем острее ощущал недостаток энергии, а тот подъём сил, что маг испытал под покровом маллорнов, быстро сходил на нет. Но несмотря на все эти веские доводы, он не мог медлить. И дело было не только в том, что принесённые с могильников тревожные вести не давали ему покоя ни днём, ни ночью, казалось, какая-то невидимая сила влекла его за собой, понукая двигаться быстрее и только что не пуститься галопом к тёмной линии горизонта. И она это знала…

То был последний вечер в Лориэне. На одной из площадок, расположенных под самыми кронами золотых деревьев, в стремительно сгущающихся сумерках угадывались два силуэта. Она, в воздушном, белоснежном одеянии, была словно выткана из подёрнутого золотой дымкой воздуха. Его же высокая фигура, облачённая в потрёпанную серую робу, чёрной тенью врезалась в торжественную гармонию волшебного леса. Чуть склонённая голова, прикрытые глаза — можно было подумать, что старец в сером к чему-то прислушивался, или же успел задремать. И только то, как он то и дело постукивал пальцами по полированному дереву перил, говорило об обратном. Каждый раз его спутница, замершая рядом, словно прекрасная и величавая статуя, кидала в его сторону еле уловимые взгляды, но оба так и продолжали хранить молчание. А под их ногами всё пространство было наполнено мягким мерцающим светом и очаровывающим пением.

Он нередко ловил себя на мысли, что музыка и вплетенные в неё голоса были неотъемлемой частью здешнего воздуха. Маг выпрямился и набрал полные лёгкие, мысленно запоминая то непередаваемое тёплое, обволакивающее ощущение, что наполняло его с каждым вдохом.

Melon nin, ты не изменил своего решения? — это было больше утверждение, чем вопрос. Её голос, мягкий и немного печальный, звучал в унисон витавшей в воздухе мелодии.

— Я не могу медлить. Слишком много тревожных вестей и сигналов за последнее время…

— Я понимаю, — её ладонь слегка коснулась плеча старца. — Но твои силы ещё не восстановились, и ты не знаешь, что именно тебя ждёт там…

— Моя госпожа, ты что-то видела?

Но в ответ эльфийка лишь покачала головой.

— Увы, там всё скрыто мраком. Но именно это меня и беспокоит, Митрандир.

Их взгляды встретились. Несколько долгих мгновений маг и эльфийская Владычица напряжённо смотрели друг на друга, не произнося ни слова.

— Без моего вмешательства они бы не отправились в этот поход, — прервал затянувшееся молчание Майа. — Я в ответе за них, а в сложившихся обстоятельствах им может грозить смертельная опасность.

— А разве она не грозила им с самого начала пути?

Лёгкая ирония в её словах не осталась незамеченной, и губы Гендальфа тронула еле уловимая улыбка. Однако мгновение спустя он вновь помрачнел.

— Что-то происходит в старой крепости. И дело здесь не в обычном смертном, который решил поиграть в некроманта, — он с силой сжал дерево перил, так что побелели костяшки пальцев. — Поэтому я не могу позволить им продолжать это мероприятие, пребывая в дальнейшем неведении.

Галадриэль понимающе кивнула. Оба вновь замолчали, и, казалось, даже окружающий их лес притих и насторожился. Владычица стояла, чуть склонив голову, и задумчиво наблюдала за своим собеседником. В наступившей темноте её глаза сияли древней магией и знанием, проникая в самое сердце Майа.

— Я доверяю твоей мудрости, — заговорила она наконец. — В отличие от некоторых, — они обменялись многозначительными взглядами. — Но порой мы пренебрегаем голосом разума, следуя лишь велению сердца, Митрандир.

Последние слова прозвучали неожиданно, отчего маг резко вскинул голову, обернувшись к своей собеседнице, но её взгляд был устремлён куда-то вдаль. На мгновение ему даже показалось, что на прекрасном лице мелькнула тень улыбки, но произошло это так быстро, что могло быть не более, чем игрой света-тени. Вопрос так и норовил сорваться с его языка, когда Владычица древнего леса его опередила.

— Ты прав, melon nin. Промедление может быть опасно. И чем больше я думаю обо всём этом, чем крепче во мне уверенность, что нам понадобятся все силы и союзники, особенно в Лихолесье.

Их взгляды снова встретились.

— Король Трандуил, — тихо добавил маг, и в ответ та утвердительно кивнула.

— Он и его народ волею судеб оказались ближе всего ко мраку и, возможно, знают о нём больше, чем мы.

Гендальф невольно нахмурился, но не мог не согласиться со словами своей спутницы.

— Насколько я помню, лесные эльфы не очень жалуют гостей…

— Но ты не гость, а посланник, Митрандир, — и на этот раз она действительно улыбнулась. — И мне думается, что они нуждаются в нашей помощи так же, как и мы в их. А возможно, даже и больше…

— Что тебе известно, Галадриэль? — на этот раз он отбросил все формальности.

— К сожалению, не так уж и много, — выдохнула она, обращая взор к переплетениям золотистых крон над их головами. Её взгляд стал немного отстранённым, и маг был уверен, что в этот момент мыслями она была где-то далеко, в другом месте, в другом времени. — Сколько я себя помню, Трандуил Ороферион всегда был благородным и бесстрашным эллином, по праву считавшимся гордостью своего отца и достойным стать предводителем своего народа, — Гендальф напряжённо молчал, не желая перебивать мудрую правительницу, хотя слова возражения так и вертелись у него на языке. И она словно прочитала его мысли. — Я вижу, ты не согласен… — седая голова еле заметно качнулась, но он так ничего и не сказал. — Для Владыки Лихолесья благо королевства стоит на первом месте…

— Тогда почему, несмотря на наступающий мрак, он до сих пор сам не попытался искать союзников? Не обратился за помощью? — его глаза недоверчиво сузились, а голос стал заметно громче. — Его гордость…

— Я не пытаюсь его оправдать, Митрандир, — тон был твёрд, и в нём не было и следа былой задумчивости. Но мгновение спустя Галадриэль уже мягче добавила. — Ты просил моего совета, и он будет таков. Трандуил Ороферион крайне осторожен и подозрителен, но мудр и рассудителен. Будь с ним откровенен, и он прислушается к твоим словам, — её лицо озарила мягкая улыбка, а грациозная ладонь вновь легла на плечо склонившегося в почтении старца.

— Благодарю тебя, леди Галадриэль за то, что поделилась со мной этим знанием. И прошу простить мне, что вспылил ранее.

— Не стоит, друг мой. Твои упрёки были справедливы и оправданны. Тебе не ведомо, что произошло в жизни короля Лихолесья, — её рука приподнялась вверх, предупреждая его следующий вопрос. — Не стоит. Я не смогу тебе ответить, потому что история это не моя, да и не это сейчас важно. Скажу лишь одно, когда мы теряем то, что нам особенно дорого, тех, кого мы любим и в очень короткий срок, это не проходит бесследно ни для эльфов, ни для людей. Для моего народа эта зияющая душевная пустота нередко становится невыносимой, и они уходят в поисках покоя, хотя кому-то и удаётся прикрыть её недоверием и гордостью… Сердца же людей не могут пустовать. И в этом заключается их сила и слабость. Они или залечивают душевные раны, принимая в свою жизнь новый свет, или же… — она оборвала себя на полуслове, встречаясь взглядом с Гендальфом, и, глубоко вздохнув, еле слышно добавила. — Или же на место пустоты приходит мрак, Митрандир.

Слова Владычицы Галадриэль то и дело всплывали в его памяти, наполняя сердце беспокойством и странной печалью. Только ли о короле говорила мудрая эльфийка или желала предостеречь от чего-то ещё? Так или иначе, но возможные ответы он отыщет лишь под сенью древнего леса, укрытого тенью.


* * *


Всё меняется, и мы меняемся. Хотим мы того или нет, но то, где мы оказываемся в тот или иной период нашей жизни, неизбежно оставляет след на нас, нашем восприятии реальности и личностных ценностях. И если вам встретятся те, что будут утверждать, будто окружающая среда над ними не властна, они или врут, или просто горделивые глупцы. Не зря жизнь нередко сравнивают с рекой. Причём дело не только в неизбежном протекании отведённых нам лет, но и в том, что под воздействием внешних факторов размеренное течение может не только выйти из берегов, но и полностью поменять свое русло, повернув в совершенно неожиданном направлении. И нет ничего постыдного в том, чтобы следовать новому движению волн, наоборот, противоестественно и безрассудно, когда ты всеми силами начинаешь грести против течения, наперекор всему, наперекор себе и природе. Ведь в конце концов твой путь приведёт в никуда, и, истощённый бесконечной борьбой, ты поймёшь, что всё это время лишь топтался на месте. Изменения естественны и свойственны всему живому, заложены в самом сердце природы, поэтому не стоит их боятся, но надо учиться их распознавать и ими пользоваться для того, чтобы развиваться дальше.

Оглядываясь назад, сравнивая себя из того, другого мира, с собой нынешней, я всё яснее понимала насколько поменялась. Там вся моя жизнь была более или менее расписана на несколько лет вперёд. Скажу больше, жить иначе считалось глупым безрассудством. Учёба, работа, семья, забота о детях, карьере и позже о своей собственной старости, — всё это, словно рельсы и шпалы, складывалось в мою тихую узкоколейную железную дорогу, по которой ехал мой поезд жизни, двигаясь к своему финальному пункту назначения, название которого, думаю, озвучивать и не стоит. А внутри пыхтящей машины разворачивались драмы, комедии и мелодрамы, подкрашенные любовной лирикой; появлялись попутчики: кто-то уходил сам, кого-то бесцеремонно сталкивала я, а кто-то оставался, надолго скрашивая дни, недели и года. Но несмотря на всё это, в том мире меня не покидало ощущение, что настоящая жизнь проходит где-то там, за окном, где пёстрой лентой проносятся города, страны, реки, моря, леса… Только вот сойти не представлялось возможным, да и не знал никто, где спрятался стоп-кран.

И вот, восемь месяцев спустя я оказываюсь совершенно в другом мире, другой реальности. На первых порах я всеми силами цеплялась за прошлое, с завидным упорством пытаясь набрать достаточно ресурсов, чтобы если уж не отстроить, то хотя бы начать сооружение такой привычной и родной железной дороги. Однако раз за разом эта реальность отвешивала мне одну затрещину за другой, пока я не поняла, что строить здесь ничего и не надо. Во всяком случае пока. В какой момент произошла эта своеобразная ломка моего сознания, не известно. Но, как мне кажется, всё началось там, в доме оборотня, когда, вцепившись от отчаяния в деревянную изгородь, я с ужасом и благоговением любовалась купающейся в лунном свете равниной. В этом мире, прекрасном и одновременно пугающем, чужой была именно я, а значит, меняться придётся мне. Ох как не хотелось! Ведь для этого пришлось бы не только пересмотреть такое привычное уже восприятие жизни, но и переосмыслить саму себя, отказавшись в первую очередь от иллюзии собственного превосходства и исключительности. Все мои школы, институты, квалификации в Средиземье не стоили ничего, как, впрочем, и знания. Единственное, что было полезным, это то, что я помнила из книг профессора, но и тут всё было не так гладко.

Во время одной из наших доверительных бесед, Сельвен, не особо церемонясь в выражениях, поведала мне, что и среди эльфов, и среди людей, наличие магических способностей приветствуется лишь у представителей высших сословий, к которым я никакого отношения не имела, всем же остальным грозит в лучшем случае изгнание, а в худшем — костёр или темница. Поэтому стезя прорицательницы а-ля «Кассандра» была для меня закрыта, как, впрочем, и занятия магией. Кроме того, я ещё отчётливо помнила слова Гендальфа о том, что раскрывая будущее, мы можем изменить течение настоящего, причём не в лучшую сторону. В следствии чего оставалось мне немногое, а если оценивать ситуацию трезво, то выходило, что ни богатой семьи, ни покровителя у меня не было, ни писать, ни читать на принятых здесь языках я не могла, говорила с ошибками, не владела никаким оружием и не была обучена никакому ремеслу, а из всех полезных навыков было лишь умение танцевать с бубном на площади. Одним словом, не густо, и, похоже, моя компаньонка поняла это ещё раньше меня, потому и принялась за моё обучение с таким рвением.

Только, конечно же, это «пробуждение» и осознание пришло не сразу, и заплатить за него пришлось и болью, и кровью, и своей гордыней, но зато теперь я взглянула и на себя, и на других по-новому. Нет, населявшие мир Средиземья люди и отчасти эльфы (хотя здесь я могла судить лишь по Сельвен) не строили «железные дороги», но и не плыли, подобно щепкам, уносимым потоком. Их реальность, пусть волшебная, но опасная и непредсказуемая, научила их жить и ценить каждый новый день, но одновременно они умели ждать и надеяться на будущее, вместо того, чтобы планировать и рассчитывать всё наперёд. Наверное, поэтому люди здесь и не утратили способность радоваться жизни, вместо того, чтобы сторонне наблюдать, как она проходит мимо. И если раньше я взирала на это свысока с умилением, сдобренным толикой презрения, то теперь не только прониклась уважением и пониманием этого уклада, но и сама стала постепенно перестраиваться. После всего случившегося я вдруг поняла, что очень любила жизнь. Не что-то оставшееся в прошлом, а именно жизнь, каждый свой вдох и выдох, биение сердца, даже усталую ломоту в руках и ногах после насыщенного рабочего дня под неустанным руководством Сельвен. И каждое утро открывая глаза, встречала новый день не мыслями о том, что делать дальше, а тёплым и радостным облегчением от осознания, что пробудилась.

Однако утверждать, что мой привыкший всё анализировать мозг в одночасье перестал донимать меня домыслами и гипотезами и, ударившись оземь, заработал на Средеземский лад — это будет кривить душой. Конечно же, я продолжала что-то планировать и осмысливать, но теперь не настолько часто и изнуряюще много. Наверное, поэтому и восприняла наше странное общение с ним иначе, чем случись это несколько месяцев назад. Гнала прочь лезущие в голову догадки и наслаждалась настоящим.

Не буду скрывать, когда после последней встречи я вновь столкнулась с Владыкой в саду, то не знала чего и ждать. Первой реакцией было развернуться на сто восемьдесят градусов и бежать прочь, и плевать насколько глупо, нелепо и грубо это выглядело бы со стороны. Но разум взял вверх над расшатанными нервами, и, собрав волю в кулак, я уже хотела склониться в привычном глубоком поклоне, когда твёрдая рука эльфа поймала меня за локоть, остановив на середине пути. Он бросил что-то вроде: «Не стоит», — но произнесённая фраза утонула за ухающими ударами сердца. Голова гудела от разрывающих её мыслей, что вот, мол, ты и попалась, и что сейчас и начнётся твой допрос. Я уже перебирала возможные варианты ответов, когда следующие слова короля заставили меня резко протрезветь.

— Кажется, я должен тебе объяснение…

Я замерла, решив, что мне просто послышалось.

— Ваше Величество? — мне наконец удалось оторвать взгляд от травы под ногами. Король стоял довольно близко, но соблюдал почтительную дистанцию. Выражение его лица было абсолютно нечитаемым, но одновременно в чертах не чувствовалось напряжённости. Поймав мой взгляд, он слегка качнул головой.

— В прошлый раз я вынужден был спешно отлучиться. Ты нашла тогда выход из сада? — в ответ я, словно китайский болванчик, закивала головой, всё ещё не решаясь заговорить. — Я рад, — проговорил король с еле заметной улыбкой.

«Я тоже», — ответила я про себя, напряжённо проверяя мысленные барьеры, но, кажется, в мою больную голову никто не собирался сегодня лезть, во всяком случае без стука.

Последующий разговор был абсолютно обычным обменом фразами, без какого-либо тайного смысла. Владыка поинтересовался, что привело меня в сад на этот раз, на что я ответила, что это было очередным поручением Сельвен, в свою очередь добавив, что в последнее время дел в лаборатории, как и в больничном крыле прибавилось. Король понимающе покачал головой, отметив, что осведомлён об этом. Я попыталась извиниться за очередное нарушение его покоя, но он жестом остановил меня, не дав договорить.

— Я сказал тебе, что ты можешь приходить в мой сад в любое время и не только по поручению.

После он коротко кивнул на прощание, я учтиво поклонилась, на том и расстались. Эта встреча была очень странной в своей обыденности. И хотя я всё ещё нервно ждала, что вот-вот дверь в мои покои распахнётся, и меня поведут на допрос, но не могла не отметить, что на этот раз между нами не было ни многозначительных взглядов, ни двусмысленных фраз, словно и не было ни тех ночных вызовов, ни той ночи, ни последней встречи. И неожиданно для самой себя я была этому очень рада. Наверное, поэтому и не стала ничего домысливать, а приняла как данность — это был простой разговор, не больше и не меньше. Но он оказался первым в череде тех, что последовали за ним.

Я не лукавила, когда сказала королю, что дел в больничном крыле прибавилось. Сельвен толком ничего не объясняла, но её хмурый и напряжённый вид говорил сам за себя. В лесном королевстве активно пополняли запасы лечебных зелий и мазей и явно к чему-то готовились, и, учитывая дальнейшие события в книге, я могла представить к чему. Однако, пересчитав дни с ухода Бильбо, поняла, что вход Торин и компания пока ещё не нашли, а значит и Смауга не разбудили… Тогда, зачем, спрашивается, все эти плохо скрываемые сборы? Интуиция эльфов? Так или иначе, но лезть с вопросами к своей подруге-наставнице я не решалась, да и залегшие под глазами той тени указывали на то, что Сельвен было не до разъяснений. Поэтому, исполняя роль помощницы и ученицы, я исправно крошила и истирала в порошок, а в последнее время почти ежедневно наведывалась в сад за всевозможными соцветиями, корнями и листьями, невольно удивляясь, как быстро успевали регенерироваться многие сорванные накануне растения, но тут, скорее всего, была замешана эльфийская магия. Другое дело было в том, что чем чаще я бывала в саду, тем чаще видела лесного Владыку.

Первые несколько раз эльф лишь молча приветствовал меня кивком головы, проходя мимо и исчезая за изумрудным занавесом деревьев и кустарников, или же мы обменивались парой ничего незначащих слов «о погоде и природе». Однако постепенно слова стали складываться во фразы, а те, в свою очередь, в лёгкие беседы. Не буду скрывать, поначалу это напрягало, даже немного пугало, заставляя сердце биться чаще, а ноги противно подрагивать, но вскоре, сама того не замечая, я привыкла и отвечала уже не через силу, а с охотой. Наши разговоры становились более продолжительными и свободными, так что я неожиданно открывала королю какие-то моменты из своего прошлого, аккуратно подбирая слова, дабы не сболтнуть лишнего, а он, в свою очередь оказался благодарным слушателем, не перебивал и не выспрашивал. Это было странно, но одновременно с этим отчего-то приятно.

Конечно же, мой разум не мог это просто так оставить, и то и дело меня одолевали подозрения и вопросы. Была ли это очередная игра? Чего добивался эльф и добивался ли вообще? А если нет, то зачем ему любезничать с обычной смертной? Только все мои домыслы вели в никуда. Ведь если бы Владыке Лихолесья действительно было что-то от меня нужно, ну или пожелай он что-то узнать, ему хватило бы одного взмаха грациозной руки, минуя долгие светские беседы в саду. А потому оставалось лишь два мало-мальски логически вероятных объяснения — монарху или было просто скучно или общение со мной его действительно заинтересовало. И то и другое меня устраивало, потому как я сама получала удовольствие от наших бесед, и каждый раз, когда очередное поручение Сельвен было выполнено, и наступало время идти обратно в лабораторию, то и дело ловила себя на мысли, что сожалела, что приходилось покидать сад, а вместе с ним и общество коронованной особы.

Возможно, поэтому или же оттого, что перестала бояться встреч с ним, я воспользовалась-таки приглашением и под покровом ночи уже не раз проскальзывала через золочёную калитку. Однако всегда оказывалась здесь в полном одиночестве, что позволяло восполнить силы и дать волю голосам леса. Лишь пару раз мне показалось, что где-то на границе подсознания я почувствовала присутствие статного эльфа. Но это было подобно голосам, принесённым порывом ветра, — ты никогда не знаешь, были ли то действительно слова, или же твоё желание и воображение складывали мягкий шёпот воздуха во что-то значащее. Так было и сегодня.

Кованный металл за моей спиной привычно тихо скрипнул, пропуская. Ночью дневные звуки здесь почти полностью затихали, позволяя шёпоту удалённого леса звучать громче и отчётливее, а голосу его хозяина проникать в мой разум почти беспрепятственно. Вместе с этим моё тело расслаблялось и наполнялось такой приятной и обволакивающей энергией, избавляя от дневной усталости и забот. Признаюсь, что с наступлением сумерек сад преображался порой до неузнаваемости, и подёрнутый голубоватой дымкой пейзаж не раз напоминал мне что-то виденное на грани между сном и явью. Сегодняшняя ночь была абсолютно безоблачной и по-осеннему морозной, отчего воздух казался кристально-чистым, а яркая Луна светила не хуже дневного светила, позволяя беспрепятственно двигаться, не опасаясь оступиться или зацепиться подолом платья. Выйдя на очередную небольшую поляну, я замедлила шаг. Здесь сквозь прорези в каменном своде можно было различить мерцающие звёзды. Казалось, что прошла целая вечность с тех пор, когда я могла любоваться ими беспрепятственно. Мои губы тронула грустная улыбка, и я поплотнее закуталась в шерстяную шаль, одолженную у Сельвен.

— Сегодня в воздухе почти слышны отголоски зимы… — раздалось совсем рядом. В звенящей тишине голос прозвучал оглушающе громко. Я невольно вздрогнула и резко обернулась. В нескольких метрах от меня, пойманный в столпе лунного света, возвышался сам Трандуил Ороферион. Только выглядел он как-то иначе — не было ни короны, ни изысканных драгоценностей, да и одет он был на удивление просто: тёмная туника поверх обычной белой рубахи. Лицо короля было слегка приподнято, а задумчивый взгляд обращён куда-то вверх, где в темноте угадывались отблески небесной пыли.

— Ты не находишь? — от неожиданности я вновь дёрнулась всем телом. Теперь его взор был обращён в мою сторону, отчего я невольно вспыхнула, осознав, что всё это время в открытую разглядывала эльфа, который, похоже, истолковал моё молчание по-своему: — Я напугал тебя?

— Немного, — выдохнула я и тут же спешно добавила. — Ваше величество.

Владыка еле заметно усмехнулся и слегка покачал головой, а потом неожиданно протянул мне руку:

— Идём, я хочу показать тебе мой сад таким, каким ты его ещё никогда не видела.

Наверное, в другое время, или окажись на его месте кто-то ещё, такое приглашение посреди ночи заставило бы меня насторожиться и отказаться, а тут я сама, без особых колебаний, вложила свою ладонь в предложенную руку. Его кожа оказалась на удивление тёплой, или же это я уже окоченела от холода? В любом случае, мой провожатый ничего не сказал и, переплетая наши пальцы, двинулся неторопливым шагом вглубь сада, увлекая меня за собой.

Не знаю, долго ли мы шли или нет. Время словно остановилось, и остались лишь эти размеренные шаги, шёпот нашего дыхания и обволакивающее тепло, исходящее от идущего впереди эльфа. Согревшись, я уже давно скинула шаль, и теперь та была зажата в моей свободной руке, что оказалось крайне неосмотрительным с моей стороны, потому как таким образом стало невозможно придерживать подол, и в какой-то момент я всёже споткнулась. И хотя меня вовремя удержали за локоть, помогая сохранить равновесие, но одолженная у Сельвен вещь выскользнула из пальцев и, упав на землю, словно растворилась в тёмной траве. Я безуспешно пыталась нащупать ткань, когда его тёплые руки (я даже не заметила, как он отпустил меня) на долю секунды коснулись обнажённой шеи, вновь окутывая плечи шалью. Спиной я чувствовала жар его тела, и потянулась было, чтобы избавиться от вновь найденной материи, но он пресёк мои попытки.

— Оставь, — прошептал знакомый голос почти над самым ухом. — Осенние ночи бывают опасны своим обманчивым теплом.

И снова наши пальцы переплетены, и мы двигаемся почти в полной темноте, не произнося ни слова.

Когда заросли неожиданно расступились и мы вышли на прогалину, залитую лунным светом, я невольно зажмурилась и лишь спустя несколько секунд вновь разомкнула веки. На поверку место оказалось довольно широкой поляной, в центре которой расположилась небольшая беседка. А мгновения спустя слух уловил совсем рядом размеренное журчание воды. Я с интересом оглядывалась по сторонам, но и так было ясно, что в этой части королевского оазиса я ни разу не бывала, и оставалось только догадываться об истинных размерах самого сада.

— Этот уголок был любимым местом для раздумий моей матери, — мягкий и одновременно глубокий тембр голоса короля вновь привлёк моё внимание к эльфу. Он не торопясь подошёл к беседке и теперь остановился у украшенного вьющимися цветами входа. Повинуясь какому-то внутреннему импульсу, я присоединилась к владыке. Его пальцы в задумчивости блуждали по изогнутым узорам металла.

— Она проводила здесь очень много времени. Особенно после… — он замер на мгновение. — После того, как я вступил на престол.

В этой фразе таилась явная недосказанность, но не мне вмешиваться и выспрашивать.

— Здесь очень красиво, — я позволила себе слегка улыбнуться, хотя не была уверена, заметит ли это Трандуил, но он неожиданно поймал мой взгляд.

— Благодарю, — уголки его губ дёрнулись вверх. — Я люблю здесь бывать, хотя и не так часто. Всё-таки предпочитаю лес.

— Я тоже, — сорвалось с языка прежде, чем я успела себя остановить и, осознав насколько двойственно прозвучала эта фраза, спешно отвела глаза, неожиданно очень заинтересовавшись одним из цветков, что увивали стены беседки. На поляне воцарилась полная тишина, нарушаемая лишь тихим журчанием невидимого источника.

— Посмотри на меня, — противиться его голосу, мягкому и одновременно властному, было почти невозможно, и, глубоко вздохнув, я вновь обратила свой взор на короля, встречаясь с ним взглядом. Хотя выражение его лица было таким же расслабленным, в глубине светло-голубых глаз затаилось напряжение. — Ты хотела сказать что-то ещё?

Последнее прозвучало больше как утверждения, нежели вопрос. Да только что я могла ответить? Что упоминание леса невольно вызвало во мне воспоминания о нашей первой встрече, или что ещё раз напомнило о том, что вот уже сколько времени я пребывала во дворце почти в заключении, лишённая возможности даже покидать верхние уровни, не говоря уже о том, чтобы бывать за пределами эльфийской обители? Нет, сейчас было не время и не место для подобных разговоров. И очень не хотелось разрушить то, что… Что? Запутавшаяся в собственных мыслях я лишь покачала головой:

— Нет, ваше величество. Это пустяк…

Он не спускал с меня пристального взгляда, будто ожидал чего-то ещё, и лишь спустя несколько долгих секунд наконец коротко кивнул в ответ. Не скрывая облегчённой улыбки, я чуть откинулась на один из поручней беседки и прикрыла глаза, наслаждаясь почти торжественной тишиной этого места. Ночной холод слегка пощипывал кожу лица, а лёгкие с упоением впитывали кристально чистый воздух, немного терпкий, словно капли вина на языке.

— Тебе здесь нравится…— в его голосе слышалась улыбка.

— Да. Тут всё чувствуется будто бы иначе, даже воздух другой. Или мне это просто кажется?

— В твоих ощущениях нет ничего удивительного. Это одна из самых старых частей сада, и многие из растущих здесь деревьев и растений поистине древние.

— Как лес? — удивилась я.

— Нет, конечно, — он снова улыбался. — Но моя мать любила изучать и собирать редкие растения. Многие из них она привозила с собой из странствий, взращивала здесь, а потом отпускала на волю, под покровительство великого леса Эрина Галена. Они до сих пор разбросаны там, и каждый раз, гуляя по чаще, я вижу часть её в каждом листке, в каждом цветке, как жемчужины, рассыпавшиеся с её ожерелья… Возможно, я смогу показать тебе некоторые из них, когда лес станет менее опасным, особенно для людей.

Последняя фраза была сказана как-то иначе, отчего сразу привлекла моё внимание, заставив вновь обернуться в сторону короля. Он же продолжал, какбудто и не заметил ничего:

— Но одну из её находок я всё же могу тебе показать. Идём.

И снова наши пальцы переплетаются в уже почти привычном жесте. Эльф уверенно двигается вперёд по узкой тропинке. Озарённая лунным светом, она серебристой лентой петляет между тёмными деревьями, а я следую за своим провожатым, вновь ощущая исходящее от него тепло.

На этот раз шли мы недолго и уже через какое-то время вышли к небольшому просветлению. Журчание воды слышалось здесь особенно громко, и, словно в ответ на мои мысли, я различила игривое поблёскивание ручья, что пролегал через поляну и исчезал где-то в темноте зарослей. Но всё это отошло на второй план, когда в поле зрения попало растущее чуть в стороне от водоёма дерево. Я узнала его сразу, и от одного взгляда на него сердце защемило подзабытой тоской, а в памяти всплыло сказанное когда-то Беорном…

— Оно прекрасно, не так ли? — вопрос вырвал меня из оцепенения, но не в силах выдавить ни звука, я лишь закивала. Дыхание давалось с трудом, а в горле застрял комок, поэтому я мысленно поблагодарила короля, когда, не дожидаясь моего ответа, он продолжил говорить. — Моя мать рассказывала, что когда-то целые леса из этих деревьев произрастали здесь, а так же к востоку и северо-востоку отсюда. Но было это очень и очень давно, и мир тогда выглядел иначе.

Я резко втянула воздух, а перед затуманенным от слёз взором одна за одной возникали картины такого близкого и одновременно такого далёкого родного края. Не выпуская моей руки, Трандуил Ороферион двинулся к дереву. Раскидистые ветви даже в темноте ночи горели червонным золотом осенней листвы. А стройный ствол, покрытый шелковистой белоснежной корой с чёрными вкраплениями, взмывал так высоко в небо, что аж дух захватывало. Сколько же лет было этой красавице и была ли она единственной? Трандуил словно прочитал мои мысли:

— Когда-то моя мать нашла три таких деревца и ценила их превыше многих своих драгоценностей. Постоянно повторяла, что они единственные и последние. Поэтому, когда первые два дерева погибли, сначала одно в саду, а потом и второе в лесу, то очень сильно переживала и почему-то винила себя, — он замолчал и отпустил меня. Грациозная рука скользнула вдоль ствола. Пальцы почти с нежностью очерчивали нервности и шероховатости коры. — Оно единственное, что выжило, — проговорил он задумчиво. — Да и то, только потому, что его постоянно подпитывает и охраняет магия.

Я не заметила, как и сама оказалась у дерева, с наслаждением ощущая под ладонью шелковистые прикосновения этой затерявшейся здесь красавицы. Казалось, что под кончиками пальцев в глубине дерева чувствовалась вибрация, похожая на дыхание. А тем временем голос Трандуила перешёл во вкрадчивый шёпот:

— Ни древний лес, ни этот сад не могут его уберечь, словно сама земля отторгает его… Такое редкое, прекрасное, сильное, но и такое хрупкое.

На последнем слове наши руки случайно соприкоснулись. По телу пробежал электрический заряд, меня обдало сначала жаром, а потом обжигающим холодом. Нерешительно, почти через силу я заставила оторваться от наших переплетённых рук и взглянуть на короля. Его потемневшие глаза неестественно горели, а дыхание было сбивчивым. Значит, не я одна почувствовала ту волну. Мгновение оцепенения, и он шагнул ко мне. Прохладные пальцы скользнули по свободной руке, оплетая запястье. Каждое прикосновение отзывалось сладостной истомой, и внутри всё сжималось и трепетало. Ещё один шаг, один вздох, и он окажется слишком близко. Если бежать, то сейчас, но я не могла заставить себя даже отвести взгляд от возвышающегося предо мной эльфа, он же, в свою очередь, не отрываясь глядел мне в глаза. Наши переплетённые руки были всё так же прикованы к дереву, когда он неожиданно поднёс мою вторую кисть к лицу и прижался губами к внутренней сторонне запястья в поцелуе. Нежный, чувственный и очень интимный — от его поступка кровь вскипела в венах, и невозможно было разобрать, была ли тому виной магия или желание. Я резко втянула воздух, невольно пошатнулась, и в следующее мгновение уверенная рука подхватила меня за талию, одновременно прижимая спиной к дереву.

Казалось, я ощущала каждый мускул его тела и исходящее от него пьянящее тепло. Он, как заворожённый стоял предо мной, всё так же опаляя кожу призрачными прикосновениями губ. Меня же разрывало от желания ответить и в то же время бежать прочь отсюда как можно скорее. И с каждым ударом сердца страх становился сильнее, всё отчётливее ворочаясь в животе клубком ледяных змей. «Если он попытается меня поцеловать, я не выдержу», — промелькнуло в голове, и почти в то же мгновение король отступил. В лицо ударил осенний холод, а тело непроизвольно задрожало.

— Открой глаза, — проговорил он осторожно. Однако я всё ещё пыталась справиться со сковавшим меня ужасом и лишь упрямо завертела головой из стороны в сторону. — Посмотри на меня, Ирина, — именно звучание моего имени, произнесённого с этим странным акцентом привело меня в чувство. Накативший жуткий дурман рассеялся, и, открыв наконец глаза, я вспомнила, где находилась. Мы всё так же стояли у дерева, одна рука эльфа продолжала поддерживать меня за талию, вторая же почти невесомо скользила вдоль овала лица. Это действовало успокаивающе… А в следующее мгновение меня охватило чувство стыда. И пусть тень полностью скрывала выражение лица короля, но я кожей ощущала на себе его пронизывающий взгляд, и от этого становилось невыносимо.

— Ваше величество, — слова прозвучали хрипло и натянуто, — думаю, мне пора вернуться.

Трандуил Ороферион ничего не ответил, лишь на секунду его пальцы замерли у моего виска, а потом и вовсе исчезли. Он отступил назад, протягивая мне руку в приглашающем жесте.

Путь назад был проделан в полной тишине, и на этот раз молчание моего спутника тяготило. Отчего-то очень хотелось, чтобы он молвил хоть слово, но этого, увы, не случилось. И прощаясь у золочёной калитки, король только слегка поклонился. Я ответила тем же и уже развернулась к выходу, когда он неожиданно поймал меня за руку, вновь разворачивая к себе. Неотрывно глядя мне в глаза, он медленно поднял мою кисть к своему лицу, и внутреннюю сторону запястья вновь обожгло это чувственное и будоражащее кровь прикосновение его губ. Внизу живота всё сжалось от сладостной боли, но уже в следующее мгновение всё прекратилось. Моя рука снова была свободна, и, не успела я опомниться, как король резко развернулся и бесследно скрылся в темноте сада. Словно порыв ветра всколыхнул траву, и если бы не витавший ещё в воздухе аромат его тела, можно было принять всё за яркое сновидение.

Весь следующий день я находилась под впечатлением событий прошлой ночи. Казалось, тело до сих пор горело от его прикосновений. Как и в саду меня то обдавало ледяным холодом, то окутывало расслабляющим теплом, которое после обеда переросло в настоящий жар. Стараясь не подавать виду, я продолжала выполнять свои обязанности и данные мне поручения, хотя концентрироваться даже на самых простых делах удавалось с трудом. На моё счастье Сельвен была с головой погружена в свои заботы и, кажется, ничего не замечала, а когда солнце стало клониться к закату, вновь поручила отправиться сад. Она уже собиралась передать мне такую знакомую корзину, как вдруг замерла:

— Ирина, что с тобой? — несмотря на то, что она стояла прямо передо мной, её голос прозвучал откуда-то издалека.

— Ничего особенного. Просто утомилась немного, — отмахнулась я, протягивая руку за корзиной. Однако Сельвен неожиданно поймала меня за запястье, а в следующее мгновение бесцеремонно откинула плетёный предмет в сторону и спешно коснулась моего лба.

— Ты вся горишь, — выдохнула она, с тревогой заглядывая мне в глаза.

— Глупости. Здесь просто жарко, — попыталась высвободиться я, но хватка моей наставницы была поистине железной.

— Ирина, у тебя жар. Ты больна, — но её слова отчего-то показались мне смешными.

— Сельвен, не валяй дурака! — хихикнула я. — Я здорова, как…

Но подходящее сравнение так и не пришло на ум, потому как в следующее мгновение земля ушла из-под ног, и я провалилась в темноту.


* * *


Да, Сельвен оказалась права, и я действительно заболела. Банальная и тривиальная простуда со всеми прилегающими в таких случаях «приятностями» в качестве насморка, больного горла и температуры, решила напомнить мне о том, что я всё же была человеком. И если сначала я восприняла свою болезнь с улыбкой, с умилением наблюдая за не в меру озабоченной Сельвен, то позже осознала всю опасность произошедшего, как и свою удачу, что оказалась у эльфов, а не, скажем, с Миртой и бродячими музыкантами. Ведь кто знает, если бы не было рядом со мной Сельвен, которая, как мне казалось, литрами вливала в меня отвары и зелья, эти тривиальные насморк и температура могли оказаться последними в моей жизни. Но всё это я поняла позже, а тогда, одурманенная жаром, всё пыталась вразумить Сельвен, то и дело настойчиво требуя пенициллина. Помнится, в какой-то момент я её так допекла, что она не выдержала и спросила-таки, что я имею в виду. Однако моё разъяснение возымело абсолютно противоположный эффект, и вместо требуемого лекарства, мне пришлось глотать двойную дозу отвара, да в добавок ещё какое-то розовое желеобразное зелье. «Чтобы жар вконец не испепелил твой рассудок», — отрезала Сельвен, продолжая свои врачевания.

И её усилия не пропали даром. На пятый день единственным, что напоминало о болезни, были немного ватные ноги и лёгкая слабость во всём теле, что позволило моей подруге вновь вернуться к своим обязанностям в лаборатории. Мне же был дан ещё один свободный день на то, чтобы окончательно восстановить силы и привести себя в порядок. А когда я, бодрая и посвежевшая, наконец покинула ванную комнату, где довольно долго и с наслаждением отскребала себя от остатков запаха хвори, меня ждал неожиданный сюрприз. Рядом со свежей сменой белья на кровати лежало моё платье, то самое, что когда-то подарила мне Сельвен, ярко-василькового цвета с алыми маками по поясу и вороту. Но самое главное, оно было моим, а не очередным нарядом с чужого плеча. А значит, не надо было постоянно подбирать волочившийся подол, засучивать рукава, да и в целом ощущать себя этаким мальчиком-с-пальчик, который решил стащить одежду старших собратьев. Наверное, ещё и поэтому на следующее утро я почти летела по коридорам в направлении лаборатории.

Моё приподнятое настроение не покидало меня весь день и, похоже, было даже заразным. Потому как даже постоянно хмурая в последнее время Сельвен не могла сдержать улыбки, стоило ей посмотреть на меня. День прошёл на удивление быстро, и когда Сельвен, отложив инструменты в сторону, объявила о том, что на сегодня с делами покончено, то я сначала даже подумала, что послышалось. По дороге к себе, проходя мимо коридора, который вёл в королевский сад, я невольно замедлила шаг, но почти сразу встряхнула головой, отгоняя ненужные мысли.

—Нет, не сегодня и не сейчас, — прошептала я под нос и решительно зашагала дальше. Однако стоило мне оказаться в отведённых мне покоях, как в дверь постучали, что не могло не удивить: ко мне редко заглядывал кто-то кроме Сельвен, и она не утруждала себя стуком. Я взялась за ручку, потянула на себя тёмное дерево и невольно замерла. На пороге высился эльфийский стражник.

— Следуй за мной, — бросил он, коротко кивнув, и, предупредив мой следующий вопрос, добавил:— Тебя приказано доставить к королю.

Путь наш оказался недолгим, и метров через десять молчаливый стражник остановился перед высокими створчатыми дверями, толкнул одну из них, пропуская меня в уже знакомый кабинет. Но лишь ощутив под ногами мягкий ворс ковра, я окончательно осознала происходящее. Сердце ускорило ритм, а в голове завертелись вопросы о том, зачем меня сюда привели, перемешанные с яркими образами того, что произошло в этой комнате в прошлый раз. Тем временем сопровождающий меня эльф прошёл вперёд ко второму проходу и коротко постучал. Однако на этот раз он почти сразу отварил дверь и, поймав мой взгляд, поманил к себе.

— Сюда, — буркнул стражник. Мне оставалось лишь повиноваться. Стоило переступить порог, как за спиной тихо щёлкнул замок, и мой сопровождающий покинул меня.

Внутри было так тихо, что можно было различить, как потрескивали дрова в камине. А царивший вокруг полумрак разбавлял лишь приглушённый свет нескольких свечей. Я сделала несколько шагов вперёд и бегло огляделась: два высоких кресла, маленький столик тёмного дерева — всё было так, как и в мой последний визит сюда, только кажется, в комнате кроме меня больше никого не было. Во всяком случае пока. С губ сорвался невольный вздох облегчения, а сердце стало постепенно успокаиваться, хотя голова продолжала гудеть. Зачем? Почему? Уж не решили ли меня допросить по всем статьям, так сказать, «задним числом»? Одно радовало, на этот раз моё сознание не было затуманено парами алкоголя, а значит, я не утратила способность трезво мыслить и держать под контролем…

— Ты можешь пройти дальше. Не стоит топтаться в дверях, — звук его голоса неожиданно раздался откуда-то из темноты, заставив невольно подскочить на месте. Как королю вот уже который раз кряду удавалось застать меня врасплох и почему он так любит появляться, словно чёртик из табакерки? Но Трандуил был прав, продолжать и дальше стоять на пороге было бы глупо. Бесшумно ступая по мягкому ковру, я приблизилась к камину и остановилась у спинки одного из кресел, почти ожидая увидеть владыку в нём, но то оказалось пустым.

— Я напугал тебя? — раздалось над самым ухом. Он стоял так близко, что я спиной ощущала исходящее от него тепло и приятный аромат пряных трав. — Если так, то это не было моим намерением, — я была уверена, что он улыбался. Меня же разрывало от двух очень противоречивых желаний: с одной стороны, очень хотелось обернуться, и в то же время, что-то внутри подсказывало, что сделать это сейчас будет ошибкой.

— Вы не напугали меня. Просто ваше величество любит появляться очень неожиданно, — проговорила я как можно более непринуждённо.

— Неожиданно? А кого ещё ты ожидала встретить в моих покоях? — в его тоне послышалась лёгкая ирония. Затем ощущение тепла за спиной исчезло, а слух уловил шелест ткани. Трандуил медленно обошёл меня слева и остановился у соседнего кресла. В отблесках пламени черты его лица казались более мягкими, но и без этого было заметно, что его величество был явно в приподнятом настроении, а в глазах плясали почти озорные искры. Поймав его взгляд, я неожиданно для себя самой улыбнулась.

— Говорят, что тёмной ночью в тёмном лесу можно встретить кого угодно. Так что и говорить о дворце его владыки, — не прерывая зрительного контакта, я слегка склонила голову. Наблюдавший за мной король весело хмыкнул, и его глаза загорелись ещё больше. Он сделал шаг вперёд и чуть наклонился к столику, и в следующее мгновение в его руках оказались два бокала с вином. Произошло это настолько быстро, что могло показаться, что хрусталь с заточённым в нём рубиновым напитком просто материализовался из воздуха. Трандуил протянул мне один из бокалов, и, не желая показаться грубой, я его приняла.

— Я рад, что тебе лучше, — он поднёс кубок к губам и отпил.

«Рано ты радовалась своей трезвости», — хихикнул мой внутренний голос.

Но с другой стороны, что может случиться от одного бокала? Поэтому я последовала примеру владыки и сделала небольшой глоток. Вино оказалось сладким и терпким одновременно, а в аромате непостижимым образом переплелись тягучесть карамели, свежесть земляники и чувственность спелой вишни, дополненные тонким послевкусием ванили и корицы. На вкус оно чем-то очень отдалённо напоминало глинтвейн, хотя я могла с уверенностью сказать, что ничего подобного до сегодняшнего дня не пробовала. Напиток мне настолько понравился, что когда король вновь поднёс свой кубок к губам, с готовностью повторила жест. И вновь удивительный вкус взорвался на языке целым калейдоскопом оттенков и нюансов. Я еле сдержалась, чтобы не прикрыть глаза от удовольствия.

— Я слышал, что леди Сельвен очень беспокоилась за тебя, — слова подействовали отрезвляюще.

— Да, ваше величество. Она не отходила от меня в течение нескольких дней. Поэтому, простите меня, если из-за этого ей пришлось отлучиться из лаборатории.

— В этом нет её вины, как и твоей тоже, — добавил он, задумчиво глядя на меня. В этот момент мне показалось, что его голос зазвучал иначе, а собственная голова неожиданно стала очень лёгкой. Щёки запылали, как, впрочем, и всё тело, по которому с каждым глотком растекалась почти осязаемая сладость и нега.

— Тебе надо быть осторожной с этим напитком, — ладонь Трандуила скользнула по моей руке, аккуратно забирая бокал из моих ослабленных пальцев. — Это эльфийское вино. Оно намного крепче того, что пьют люди.

— Я сделала всего пару глотков…

— Я знаю, но ты ещё не полностью восстановила силы, и даже этого количества более чем достаточно. Не волнуйся, дурман скоро развеется.

Он оказался прав. Сознание вскоре прояснилось, но осталось это приятное чувство расслабленности и теплоты. Как и тогда в саду, мы стояли очень близко друг к другу, и как и в тот раз, его прохладные пальцы чертили призрачные узоры на моей коже, обрисовывая овал лица, шею. Только сейчас я не ощущала страха, скорее, наоборот, наслаждалась каждым его прикосновением, что заставляли сердце биться чаще, а низ живота сжиматься в сладостной истоме.

— Мне жаль, что стал невольным виновником твоего недуга, — прошептал Трандуил, убирая с моего лица выбившуюся из косы прядь волос. — Мне нужно быть осмотрительней, — добавил он ещё тише, а в голове, почему-то мелькнула мысль, что последние слова не предназначались быть сказанными вслух. Я уже хотела возразить, но он опередил меня, на мгновение приложив палец к моим губам. — Я хочу, чтобы ты пришла на бал, — проговорил он чуть громче.

Признаться, в этот момент я ожидала чего угодно, только не приглашения на званный вечер, поэтому немного опешила и переспросила:

— На бал? — ответом мне был лишь кивок головы. — Я? Но зачем? — конечно же, вопросы были идиотские, но на тот момент мой обескураженный мозг не мог извергнуть ничего более подходящего. Наверное, смятение и удивление были просто написаны у меня на лице, но вот истолковал их мой собеседник иначе.

— Я понимаю твою неуверенность, — король приблизился, второй рукой привлекая меня к себе за талию. — Особенно учитывая, что произошло на празднике Света Звёзд. Но я обещаю, что на этот раз к тебе никто не посмеет прикоснуться.

Я чувствовала, как в его потемневших глазах плавились остатки моего самообладания, так и знала, что стоит мне ответить ему, хотя бы дотронуться до пряди шелковистых волос, и всё, обратного пути не будет. И какая-то часть меня ох как хотела сдаться, окунуться с головой в этот обжигающий омут его объятий. Именно в этот момент голову подняла другая я и неожиданно топнула ногой:

«Да что же ты за тряпка такая?! Не надоело тебе расползаться по полу каждый раз, как к тебе прикасается мужчина? Ладно — эльф, пусть — король, но всё же мужчина! Возьми себя в руки! — дыхание давалось с трудом, а внутренний голос продолжал неистовствовать. — Никто не посмеет к тебе прикоснуться? А как же король?» — последние слова были подобно ушату холодной воды. Я быстро заморгала, как спросонья, а замерший предо мною эльф еле заметно улыбнулся. Его рука соскользнула с моей талии и он отступил на шаг.

— Так ты принимаешь моё приглашение?

Ну разве можно было ему отказать?

— Сочту за честь, ваше величество, — проговорила я, опуская глаза и приседая в учтивом поклоне. Прохладные пальцы скользнули по подбородку, приподнимая моё лицо вверх, и несколько долгих мгновений мы неотрывно смотрели друг на друга в полной тишине, нарушаемой лишь шелестом мантии владыки.

— Я рад, — прошептал он, подаваясь вперёд, так что теперь почти касался кончиком носа моего лица. Губы опаляло его прерывистое дыхание, в котором чувствовалась сладость эльфийского вина, и с каждой секундой всё сильнее становилось желание испробовать его на вкус.

— Что касается твоего вопроса, — он наклонился ещё ниже, и теперь нас разделяло не более полувздоха,— то только если ты этого захочешь…

От этой близости и почти осязаемых прикосновений губ голова шла кругом, поэтому я не сразу разобрала его слова, продолжая заворожённо смотреть на него. Но не прошло и нескольких секунд, как смысл сказанного проник в моё разгорячённое сознание. Сразу стало не хватать воздуха. Неужели я сказала последнюю фразу своего внутреннего монолога вслух? Наблюдавший за мной эльф иронично вздёрнул брови, а его глаза хитро сверкнули.

— Ваше величество, позвольте мне уйти, — проговорила я, отступая.

— Я тебя не держу, — улыбнулся Трандуил.

— Благодарю, — был мой короткий ответ, и голос прозвучал на удивление уверенно. Несмотря на то, что лицо пылало, но уже не от выпитого вина, а от стыда и возбуждения, я нашла в себе достаточно самообладания, чтобы учтиво поклониться и удалиться с гордо поднятой головой, а волю эмоциям, со всем вытекающим отсюда русским красноречием, дала лишь когда переступила порог своей спальни.

После всех этих нервных встрясок было не удивительно, что той ночью сон обходил меня стороной, зато вот думы о короле эльфов долго не давали покоя. Я вынуждена была признаться самой себе, что его общество и его внимание были мне чертовски приятны, не говоря уже о том, как реагировало тело на его близость. А вспоминая горящий взгляд и прикосновения, могла утверждать, что и его влекло ко мне. Другое дело, почему и зачем? Он продолжал оставаться для меня загадкой, притягивающей и в то же время немного пугающей. Поэтому я и не собиралась легко сдаваться, даже если мои гормоны решат свести меня с ума. Я слишком хорошо помнила, чем всё закончилось в прошлый раз.

Глава опубликована: 09.08.2018

40. Танцы на стёклах

Дождь шёл почти непрерывно, и вот уже несколько дней звук льющейся воды преследовал её и днём и ночью. А за окном лес потемнел, потяжелел и, словно ощетинился, из-за чего стал похож на огромного озлобленного волка, готового в любой момент сорваться с места и вцепиться в горло. «Это всё от постоянного напряжения», — тяжёлый вздох сорвался с губ Сельвен. Она откинулась на спинку стула и устало потёрла переносицу. А ведь когда-то ей очень нравился шум дождя.

В их доме на краю леса, капли всегда так громко барабанили по крыше, что будучи ещё совсем маленькой, она ужасно этого боялась. Ей всё казалось, что кто-то чужой пытается пробраться в дом… Ровион дразнил её за эту слабость, отец снисходительно улыбался, и только мать восприняла её страхи серьёзно.

— Представь, что это стук копыт, — шептала она, обнимая прижавшуюся к ней дрожащую дочь. — Слышишь, это всадники скачут. Зачем их бояться?

— Эльфийские воины? — детский голос был чуть громче шёпота.

— Может быть. Или мудрые волшебники, — улыбалась мать, убирая с лица малышки золотые пряди. — Они отправляются в далёкие земли навстречу приключениям. Далеко бы они уехали, если бы боялись?

— Нет, — и испуганное лицо наконец озарила улыбка.

Тихий и вкрадчивый голос матери, теплота её объятий. Постепенно страх ушёл, и теперь она с замиранием сердца прислушивалась к звукам дождя за окном, представляя, как статные воины проносятся галопом по тёмным улицам. И всё чаще видела себя среди них, как она, укутанная в дорожный плащ, стремится куда-то вдаль, за горизонт. Наверное, именно тогда и зародилось в ней, пусть ещё не осознанное, желание увидеть мир за пределами леса…

Здесь же, во дворце, капли не барабанили по крыше, а размеренно стекали по многочисленным желобкам и водоотводам, что и создавало это постоянное тихое, размеренное журчание воды. Возможно, по задумке конструкторов эта музыка дождя должна была успокаивать, только Сельвен это всегда напоминало звук капающей воды на нижних уровнях. «Как в пещере, без входа и выхода». Эльфийка раздражённо хлопнула по столу и резко поднялась, отчего ножки стула протестующе заскрипели о каменные плиты пола, нарушая меланхоличную тишину библиотеки. Сидящий в стороне эльф удивлённо вскинул голову, но ей было не до этого. Она подошла к окну. «Когда же мы сможем отсюда выбраться?» — тонкие пальцы нервно забарабанили по стеклу.

Она надеялась, что как только уляжется шумиха вокруг побега гномов и «исчезновения» музыкантов, им с Ириной дадут покинуть Лихолесье, но вышло иначе. С каждым днём происходящее во дворце вызывало у неё всё больше и больше вопросов, на которые пока никто не мог или не хотел давать ответы. Сначала — усиленные меры безопасности, которые ещё можно было списать на предшествующие тому события, но потом неожиданно прибавилось дел в лаборатории. Отец продолжал твердить об участившихся случаях нападения орков и необходимости восполнить запасы лекарств, но постепенно Сельвен поняла, что запросы на производство мазей и зелий явно превышали расходы, даже более того, уже совсем скоро стало ясно, что заготавливалось всё не просто про запас. В королевстве лесных эльфов явно к чему-то готовились.

Взвесив все за и против, она решила не приставать больше к отцу с расспросами. Главный лекарь лишь исполнял поручения свыше, а потому не мог, даже если бы и хотел, открыть ей все карты. А значит, единственный, кто мог пролить хоть какой-то свет на происходящее, был её брат. Только вот уже больше недели Ровиона не было во дворце, но сегодня на закате он должен был наконец вернуться с очередного патрулирования границ. Ей сообщили об этом несколько дней назад, когда удалось-таки добраться до уровней, где располагались казармы. Сельвен очень надеялась, что брату передадут её записку ещё до того, как его заключит в свои крепкие объятия эльфийское вино, хотя и понимала прекрасно, что вернувшимся из похода воинам была просто необходима разрядка и, пусть и короткая, передышка. Ведь на границе об этом не могло быть и речи.

В этот момент дверь в библиотеку тихо скрипнула, заставив её быстро обернуться. Но вопреки ожиданиям, за спиной никого не оказалось. Возможно, это всего лишь тот безымянный эльф решил ретироваться.

«Наверное, я произвожу много шума, — эта мысль заставила её невольно улыбнуться. — Похоже, долгое отсутствие и слишком много времени, проведённого рядом с людьми, наложили свой отпечаток на мои манеры». По правде сказать, Сельвен это мало заботило, скорее, даже наоборот, веселило, и, пожав плечами, она вновь обратила свой взор на безрадостный пейзаж за окном. Сквозь плотный покров серых облаков не пробивалось ни одного солнечного блика, из-за чего небо казалось особенно тяжёлым, почти угрожающе нависая над верхушками деревьев.

— Нет, надо отсюда уходить, — пробурчала она под нос и, решительно отвернувшись, вернулась к столу, на котором расположилось несколько увесистых фолиантов.

С тех самых пор, как Ирина открыла Сельвен правду о своём прошлом, та стала то и дело наведываться в библиотеку в надежде найти хоть какие-то упоминания о том мире. Ей отчего-то казалось, что там, возможно, кроется если не ответ, то хотя бы намёк на то, кто и зачем перенёс сюда смертную. Только пока всё, что ей попадалось, были обрывки заметок и туманные описания «древних земель, скрытых от глаз Валар». Но Сельвен не собиралась сдаваться и каждую свободную минуту проводила за тем, что досконально исследовала самые дальние полки и пролистывала самые пыльные трактаты.

Она шумно выдохнула и с глухим хлопком закрыла книгу, которая оказалась очередным сказанием о появлении мира, но не более того. Оставалось просмотреть ещё один том. Сельвен кинула беглый взгляд за окно, где царила всё та же непроницаемая серость.

«Должна успеть. До заката ещё часа два», — пронеслось в голове, а пальцы уже потянули на себя фолиант. А спустя несколько минут стало понятно, что если это было и не прямое попадание, но определённо шаг в нужном направлении. Сердце Сельвен бешено забилось. С пожелтевших листов на неё смотрели изображения диковинных домов и башен, замелькали незнакомые названия городов и земель. С каждой перевёрнутой страницей она всё глубже погружалась в мир, который был древнее самих Валар. И всё было бы прекрасно, если бы не одно НО. Лишь меньше половины текста, написанного элегантным, пусть и немного размашистым почерком, было ей понятно— всё остальное составляли странные буквы и символы, сложенные в слова и таблицы. И пусть полный смысл написанного был ей не доступен, Сельвен смогла установить, что книга описывала некие особенности строительства. Её губы тронула улыбка. Несмотря на то, что в повествовании не было и намёка на искомые ею ответы, сама находка уже внушала надежду на то, что они могут существовать. Кроме того, это было свидетельством того, что смертная её не обманула и, что самое главное, не потеряла рассудок. Пододвинув к себе чистый лист, Сельвен стала старательно копировать символы, из которых складывалось развёрнутое название книги, чтобы потом спросить об этом Ирину.

Сельвен только закончила выводить последние буквы, когда спиной почувствовала чей-то пронизывающий взгляд. Это было странно и не только потому, что за последние часа два дверь в библиотеку ни разу не открылась, но и из-за того, что посетитель никоим образом не дал о себе знать, а продолжал стоять в стороне. «Словно следит за кем-то», — последняя мысль заставила её невольно поёжиться, и она с трудом подавила желание тут же резко обернуться. В библиотеке царила звенящая тишина, и каждый удар сердца эхом отдавался в ушах. Стараясь не подавать виду, она аккуратно сложила книги стопкой, медленно поднялась и отнесла их на стол библиотекаря (в обязанности которого входило возвращать те на полки), снова вернулась на своё место и торопливо спрятала свёрнутый трубочкой листок в складках платья, и в этот момент слух уловил тихое дыхание.

Сельвен не выдержала и развернулась на сто восемьдесят градусов. За её спиной тёмными громадами высились книжные полки. Служители ещё не зажгли свечей, и в сгустившихся сумерках библиотека оказалась почти полностью погружённой в иссиня-чёрные тени, в которых можно было увидеть какие угодно образы и силуэты.

— Есть здесь кто-нибудь? — её голос эхом разнёсся среди стеллажей и шкафов. Но ответом было лишь оглушающее молчание. Это начинало пугать. Сельвен отодвинула стул, внутренне скривившись от раздавшегося скрежета, и, оказавшись на ногах, стала медленно двигаться в направлении предполагаемого укрытия наблюдателя. Шаг, другой — до прохода за книжными полками оставалось совсем чуть-чуть, когда чья-то рука легла на её плечо. Силой воли подавив испуганный крик, она резко развернулась и со всей силы ударила своего преследователя кулаком, одновременно отпихивая от себя, а сама отпрыгнула в сторону.

— Ровион? — выдохнула она, с удивлением глядя на отпрянувшего эльфа.

— И я тоже рад тебя видеть, сестрица, — хмыкнул тот, потирая ушибленное плечо. — Это что, новый вид сестринского приветствия?

— Что ты здесь делаешь? — её сердце продолжало стучать, как сумасшедшее.

— Что я здесь делаю? Смеёшься? Ты же сама попросила меня о встрече, как только вернусь. Мне передали записку. Разве не так? — однако, окинув взглядом бледную сестру, Ровион нахмурился. — Сельвен, что-то не так? Ты выглядишь напуганной…

— Здесь кто-то есть, — одними губами проговорила она и чуть качнула головой в сторону стеллажей. Её брат лишь иронично дёрнул бровью, как-бы спрашивая: «Ты уверена?», в ответ на что та нарочито медленно моргнула. Ровион заметно нахмурился, а в следующую секунду сорвался с места и, в несколько шагов преодолев оставшееся расстояние, скрылся в темнеющем проходе. Однако не успела Сельвен и глазом моргнуть, как он снова оказался рядом, заставляя только дивиться быстроте и бесшумности его движений.

— Там никого нет, — бросил он, пожимая плечами.

— Никого? — протянула Сельвен немного разочарованно. — Но этого не может быть. Я уверена, что там кто-то стоял. Я чувствовала это!

Но в ответ брат снова только пожал плечами. Сельвен упрямо встряхнула головой и уверенно направилась к стеллажам, когда рука Ровиона вновь легла на её плечо:

— Сельвен, — она попыталась было увернуться, но он лишь сильнее сжал её плечо. — Сельвен, там действительно пусто. Или ты мне не веришь? — она шумно выдохнула и побеждено склонила голову.

— Я была уверена… — её голос был чуть громче шёпота. — Или я схожу с ума? — она медленно повернулась и внимательно посмотрела на брата.

Сгустившиеся тени и потерянные блики уходящего на покой дня странным образом преобразили родные черты, и перед эльфийским воином на мгновение предстала его мать. Ровион невольно замер, только рука сама потянулась вперёд. Однако стоило пальцам коснуться бархатистой кожи, как видение исчезло. На него вновь смотрела его сестра. Глаза странно блестели, выдавая внутреннее беспокойство, а между бровей залегла тень, что говорило о том, что в последнее время Сельвен часто хмурилась. Она выглядела уставшей, как, впрочем, наверное, и он сам. Подавив тяжёлый вздох, Ровион заботливо убрал с её лица выбившиеся из косы пряди, невольно поймав себя на мысли, что ему больше нравилось, когда её золотые локоны свободно ниспадали на плечи, но в последнее время это случалось редко. Ему хотелось успокоить её, но эльф слишком хорошо знал свою упрямую сестру, как и то, что слова нежного утешения не для неё.

— Сельвен, тебе показалось, — проговорил он как можно мягче.

— Показалось? Что ты хочешь этим сказать?.. — в её голосе зазвучали угрожающие нотки.

— Только то, что мне бы тоже могло показаться невесть что, окажись я на твоём месте, — она непонимающе заморгала, а Ровион не удержался и хмыкнул. — Сколько ты здесь уже находишься?

— Ну…

— Могу поспорить, что ты пришла сюда задолго до захода солнца, а сейчас уже ночь. Просиди я тут в темноте и полном одиночестве столько времени, мне тоже почудится и чьё-то присутствие, и горные тролли за шкафами.

— Ровион, — попыталась возразить она, но он перебил её на полуслове.

— Сельвен. Я знаю, как ты любишь библиотеки, хотя и не разделяю твою страсть в полной мере. Но всё же, сидеть здесь в полной темноте — это уже слишком. Пойми меня правильно, я люблю ночь, но там, где видно и небо, и звёзды. А тут… — он очертил рукой полукруг. — Любимая сестра, насколько я помню, пыль не светится в темноте. Или я чего-то не знаю?

— Нет, не светится, — её елицо неожиданно озарила улыбка. Сельвен встряхнула головой и шумно выдохнула. — Думаю, ты прав.

— Я прав? — брови Ровиона удивлённо дёрнулись вверх.

— Но только на этот раз! — глаза Сельвен хитро сверкнули. — Поэтому не привыкай.

— А я уж обрадовался… — брат театрально развёл руками. — Ладно, пойдём отсюда.

— Куда?

— Ты ведь хотела поговорить? Разве не так? — в ответ Сельвен утвердительно кивнула. — Тогда я знаю прекрасное место, где нам никто не помешает, а по углам не клубятся сумрачные тени, — он взял её за руку, увлекая к двери.

— Подожди, мне надо забрать кое-что. Там книга…

— Нет. Заберёшь потом. Сейчас она тебе не нужна. А вот бокал вина точно не повредит, как, пожалуй, и мне.

На этот раз она больше не возражала и уверенно последовала за братом. Лишь у самого выхода Сельвен обернулась, и вновь ей показалось, что где-то у стола библиотекаря метнулась какая-то тень. Однако, возможно, это было лишь игрой воображения…

К себе она возвращалась уже глубокой ночью и, в лёгкой хмельной задумчивости петляя в полумраке переходов верхнего дворца, то и дело прокручивала в голове слова брата. Хотя сначала их разговор никак не касался так занимавших её изменений, да и она сама, признаться, из-за происшествия в библиотеке почти позабыла о том, что хотела узнать у брата. Поэтому поначалу они беззаботно и почти по-детски шутили и подтрунивали друг над другом, радуясь предоставившейся возможности побыть вдвоем вне придворных рамок приличия. Ведь устроившись на одной из многочисленных площадок нижних уровней, можно было так легко позабыть и о проблемах на границе, и о таинственных сборах, и о тёмном ощерившемся лесе. И даже явное присутствие эльфийских воинов не нарушало картины. С кубком в руке Сельвен с наслаждением впитывала царившее здесь оживление, сдобренное сладким вином, ловя себя на мысли, что брат оказался прав, и терпкий напиток действительно подействовал расслабляюще. Вернее, она только сейчас осознала, насколько напряжёнными были её тело и мысли.

— Тебе надо чаще выбираться сюда, — Ровион хитро подмигнул, отпивая из своего бокала.

— Знаешь, и снова соглашусь с тобой. В последнее время я провожу слишком много времени наверху.

— В библиотеке? — вставил он.

— В целом. Знаешь, мне даже предоставили мои бывшие покои… — последнее прозвучало больше, как мысли вслух. — Но и в библиотеке, и в лаборатории. В основном, в лаборатории… — она неожиданно замолчала, а брат понимающе кивнул. После этого их разговор сразу поменял тему, и вскоре от иронии и весёлости не осталось и следа.

Только она всё равно ничего не узнала. Нет, Ровион не был так туманен в своих объяснениях, как отец, но обмолвился лишь о том, что указы поступали от самого короля, а началось всё после возвращения Принца Леголаса с неудавшейся погони за гномами. Однако, ни того, что там произошло, ни к чему всё это идёт, брат не мог рассказать, потому что несмотря на то, что она была его сестрой, определённые вещи ему запрещено говорить даже ей. Сказано это было абсолютно серьёзно, поэтому она больше не настаивала и не выпытывала.

— Я хочу уехать отсюда как можно скорее, — прошептала Сельвен, когда они уже прощались. Ответом ей были крепкие объятия брата.

— Я знаю, — Ровион глубоко вздохнул. — Мне больно видеть, что тебя тяготит родной дом. Каждый раз, когда ты возвращаешься, я всем сердцем желаю, чтобы это было навсегда, — его голос стал тише. — А ещё я надеюсь, что ты когда-нибудь откроешь мне истинную причину твоей печали. А я смогу помочь… — Сельвен попыталась было отстраниться, но брат только крепче прижал её к себе. — Нет, не объясняй ничего сейчас, не надо, — его губы прижались к золотым волосам. Несколько молчаливых ударов сердца, и уверенный голос опустился до мягкого шёпота. — Я просто боюсь, что ты исчезнешь, как и она, — его руки легли к ней на плечи, их взгляды встретились. Несколько долгих мгновений они смотрели друг на друга в полной тишине. — У тебя в глазах столько вопросов, — губы Ровиона тронула лёгкая улыбка.

— Не меньше, чем у тебя, брат, — вторила она ему.

— Прости, что не могу дать тебе ответы, — выражение его лица вновь стало серьёзным и решительным. — Тьма наступает. Ты не могла этого не заметить, — он приподнял руку, предупреждая её возможные вопросы и возражения. — И может так случиться, что очень скоро ты будешь нужна именно здесь, а не где-то за горизонтом: будь то Минас-Тирит или просторы Рохана…

— Ровион…

— Сельвен, сейчас во мне говорит не братский эгоизм и желание держать тебя рядом. Я просто предупреждаю, — он снова попытался улыбнуться, но глаза остались грустными и неспокойными. Ей нечего было ему ответить — она слишком мало знала для того, чтобы её слова случайно не ранили. Сельвен приподнялась и нежно коснулась его щеки губами.

— Спасибо.

— За что?

— За то, что понимаешь без слов и пытаешься помочь своей упрямой сестре, — в ответ он тихо рассмеялся.

— Я ничего не сделал…

На том они и расстались. И вот теперь, стоя перед дверью в свои роскошные покои, она не могла избавиться от чувства безысходности. Казалось, что её постепенно загоняли в угол. Отец и брат, чувство долга, правила и устои её народа, любовь, которую она так стремилась позабыть, — всё это разрывало её душу и сердце на части, лишая возможности мыслить и свободно дышать, заставляя ощущать себя пленницей в родном доме. Она уже потянулась было к витиеватой ручке двери.

«Золотая клетка, — усмехнулась она, вспоминая слова Ирины. — И она вот-вот закроется.»

«Ирина…» Сельвен резко развернулась, с облегчением принимая новый поворот своих мыслей. Уснуть она всё равно не уснёт, а в библиотеке в этот час уже никого не должно быть, а значит книгу можно будет взять, не опасаясь быть замеченной. Это было одной из причин, почему ранее она так быстро поддалась на уговоры брата, решив забрать книгу позже. Только всё пошло не совсем по плану. Просторное помещение библиотеки было безмолвно и пустынно, однако искомого фолианта на столе не оказалось. Конечно, хранитель мог уже отнести всё обратно, только остальные тома так и остались, сложенные стопкой. Сельвен огляделась. Можно было попытаться снова отыскать, но сейчас блуждать по книгохранилищу в темноте не особо прельщало. Кроме того ещё было свежи воспоминания о недавнем наблюдателе. Был он на самом деле или нет — это другой вопрос, но даже сама возможность столкнуться с кем-то в безлюдной библиотеке отбила всякое желание рыскать по пыльным стеллажам. Кроме того, пришлось бы объяснять и собственное присутствие здесь в столь поздний час… Поэтому, потоптавшись на месте, она решила заняться поисками при свете дня.

Однако, вопреки её ожиданиям, утро оказалось не мудренее, и искомая книга никак не желала быть найденной. А встретившийся библиотекарь вместо помощи заставил её даже усомниться в существовании таинственного тома. Ведь она не могла ни точно воспроизвести название, ни уж тем более определить язык, на котором был написан фолиант. Услышав последнее, почтенный эльф удивлённо вскинул брови:

— Леди Сельвен, вы абсолютно уверены в том, что такая книга действительно была?..

Нет, она уже ни в чём не была уверена, да и свёрнутый трубочкой листок с названием куда-то запропастился, а без него продолжать поиски и расспросы было бессмысленно. Сельвен оставалось лишь любезно раскланяться с библиотекарем и отправиться в больничное крыло, дабы приступить к своим уже рутинным обязанностям.

Учитывая события предыдущего вечера и утра, не удивительно, что она переступила порог лаборатории не в лучшем расположении духа. Вскоре к ней присоединилась и смертная, и пару раз Сельвен даже хотела было окликнуть снующую по заполненной травяными парами комнате женщину, но каждый раз замирала на полуслове, ведь по сути ничего не могла ей сказать, и разговор, скорее всего закончился бы так же, как и с библиотекарем. Кроме того, мыслями Ирина была явно где-то далеко и не настроена на разговоры, поэтому, взвесив все за и против, Сельвен решила отложить расследование до более подходящего момента, или хотя бы до того, пока не найдётся листок или сама книга, а чтобы хоть как-то отвлечься, с головой погрузилась в работу.

Но, как оказалось, следующего раза могло и не быть. Болезнь её подопечной, нагрянувшая так неожиданно и резко, ненадолго выбила из колеи и саму Сельвен. Так что и говорить о смертной, которая в горячке бредила о каком-то дереве и настаивала на лекарстве из плесени. Потом же ей стало и вовсе не до книги. Дел в лаборатории не уменьшилось, и как только Ирине стало легче, Сельвен пришлось с удвоенным рвением помогать отцу дабы закончить свою часть работы, которая успела накопиться за время её вынужденного отсутствия. Фаэлон же, непривычно хмурый и напряжённый, только и успевал, что раздавать новые поручения и указания. Поэтому весть о том, что во дворце готовится очередной бал, как и само последующее приглашение, она восприняла без особой радости. Даже больше, эта новость её раздосадовала, а после и вовсе показалась подозрительной.

«Какой может быть бал, если все во дворце ведут себя так, будто готовятся ко вторжению или нападению?»

Но, как и следовало ожидать, решение исходило свыше.

Посреди всего этого сумбура: разговоров, пропавших книг и болезни, которая почти стоила Ирине жизни, случилось и приятное событие. Каким-то непостижимым образом удалось достать одно из платьев, принадлежавших Ирине. Просто однажды один из тех стражников, что присутствовали тогда в каморке, заглянул в больничное крыло и молча протянул дочери лекаря свёрток. Сельвен вспомнила о посылке лишь вечером того дня, а, открыв, обнаружила внутри то самое платье, что когда-то подарила смертной. Однако обрадовать находкой смогла лишь неделю спустя, потому как именно на следующий день Ирина заболела. Зато когда выздоровевшая Ирина переступила порог лаборатории в своём платье, Сельвен поняла, что эта мелочь была очень важна и приятна её подопечной.

— Представляешь, пока я шла сюда, то не споткнулась ни разу! — проговорила она с гордостью. — Наверное, всё-таки размер имеет значение! — Ирина хитро подмигнула и задорно взмахнула подолом. Её глаза светились такой неприкрытой радостью, что Сельвен не удержалась и рассмеялась. Просто и легко, впервые за последние пару недель. Однако, уже на следующий день женщина вновь была задумчивой и, казалось, немного растерянной.

Сказать по правде, Сельвен стала замечать это ещё до болезни. Нет, Ирина всегда внимательно слушала её наставления и уроки по врачеванию, да и выполняла указания исправно. Но только стоило Сельвен вернуться к своим делам, как смертная словно погружалась в другой мир. Изящные руки продолжали аккуратно нарезать и помешивать, а вот выражение лица становилось каким-то странным. Она то хмурилась, то почти улыбалась, словно постоянно вела внутренний диалог. Иногда она замирала, устремляя взор куда-то вдаль, за горизонт, но мгновения спустя вновь принималась за работу, будто ничего и не случилось. Пару раз Сельвен даже хотела заговорить с Ириной об этом, но всё никак не могла подобрать подходящие слова. Возможно, её смертной подопечной было одиноко, ведь в последнее время у них не было шанса даже побыть вдвоём и просто поговорить, и ситуацию не облегчал тот факт, что той было запрещено покидать верхние уровни, а на общение придворных эльфов рассчитывать не стоило. Наверное, отчасти поэтому Сельвен так хотела найти какую-нибудь информацию о прошлом Ирины.

Именно так размышляла Сельвен и сейчас, незаметно наблюдая за задумчивой помощницей, что сидела напротив, аккуратно нарезая серебристые листья тонкой соломкой. А при воспоминании о книге, мысленно хлопнула себя по лбу:

«Как я могла забыть? Нет, стоит заглянуть в библиотеку уже сегодня…» В этот момент протяжный звон металла привлёк её внимание. Ирина отложила в сторону разделочный нож и теперь внимательно смотрела на дочь лекаря.

— Что-то случилось? — Сельвен отчего-то внутренне напряглась. Ирина же лишь отрицательно замотала головой и вновь принялась за работу. Однако не прошло и нескольких секунд, как лезвие вновь звякнуло о мрамор столешницы. Их взгляды встретились. Смертной что-то явно не давало покоя, но Сельвен не собиралась торопить и лишь выжидательно сидела напротив.

— Ты пойдёшь на бал? — выпалила Ирина наконец. Признаться, Сельвен была готова к любому вопросу, но вот именно этот застал её врасплох.

— Я… — она прочистила горло, одновременно собираясь мыслями. — Да.

— Похоже, ты не особо рада этому? — её собеседница удивлённо повела бровью.

— Рада я или нет, но выбора у меня нет. Моя семья была приглашена его величеством. Отказаться я не в праве.

— Это хорошо… — казалось легкая ирония предыдущей фразы осталась незамеченной. — Может, ты сможешь мне помочь?

Настала очередь Сельвен удивляться.

— Помочь?

— Ну да, выглядеть приемлемо. Ты лучше меня разбираешься в местном этикете и порядках…

И тут ей всё стало ясно.

— Ты на счёт праздника для людей… Конечно, я буду рада тебе помочь, — она глубоко вздохнула. — но ведь это будет на нижних уровнях. Ирина, боюсь тебя туда не пустят. А торжество верхнего дворца только для эльфов. Прос… — но смертная не дала ей договорить.

— Сельвен, ты не правильно поняла. Меня тоже пригласили на бал, и я тоже не в праве отказаться.

Повисло напряжённо молчание. Спрашивать о том, от кого пришло приглашение, не имело никакого смысла, и хотя в голове Сельвенсейчас роились всевозможные мысли и вопросы, она сдержалась, лишь ответив с улыбкой, что конечно же поможет. Остаток дня они провели в разговорах о местных нравах и обычаях, вперемешку с воспоминаниями Сельвен о её бытности придворной дамой. И хотя каждая из них понимала, что это было лишь ширмой для их истинных мыслей, так было проще.


* * *


Блики клонившегося в сторону заката солнца разноцветной мозаикой падали на пол сквозь высокие витражные окна. Сегодня впервые за последние несколько дней тяжёлые облака немного расступились. Утром это показалось добрым знаком, придавшем ей решительности, только вот сейчас боевой настрой постепенно угасал, исчезая за горизонтом, и она уже ни в чём не была уверена. Но отступать было поздно.

Она вновь окинула взглядом небольшую залу. Стены, отделанные полированным деревом цвета мёда, излучали мягкий внутренний свет, наполняя всё тёплым золотистым сиянием. Колонны и обрамления оконных рам, сплетённые из древних корней, взмывали вверх, поддерживая темнеющие своды. Благородство и волшебство природы в каждой линии, изгибе… Зала была простой, торжественной и одновременно уютной и какой-то лёгкой. Она была здесь впервые, но и беглого осмотра хватило, чтобы понять, что это была часть их прошлого. Когда-то весь дворец выглядел именно так. Только тогда он не был высечен в скале. В голове мелькали обрывки фраз о том, что сюда удалось перенести всего лишь несколько комнат. Но кто это ей рассказывал и когда, она не могла вспомнить. Однако, от одного осознания, где она находилась, грудь наполнилась необъяснимым трепетом… Ладонь скользнула по одной из колонн — та оказалась тёплой. Она почти улыбнулась, если бы не всё эти сомнения…

— Правильно ли я поступаю?.. — сорвалось с приоткрытых губ, но уже в следующее мгновение массивные створчатые двери распахнулись, отвлекая от неспокойных мыслей.

— Леди Сельвен, — позвал её кто-то.

— Сельвен? — а вот это голос она узнала сразу, как и до боли знакомые голубые глаза.

— Ваше высочество, — годами выученный тон и движение, но принц словно и не замечал ничего. А когда она попыталась пройти мимо, преградил ей дорогу.

— Ты всё ещё здесь? Мне сказали, что ты покинула дворец…

— Ваши сведения неверны, принц Леголас, — она наконец позволила себе встретиться с ним взглядом. На лице статного эльфа отразилось неподдельное радостное удивление, но ей было не до этого, да и разговор в дверях явно затягивался.

— Леди Сельвен, вас ожидает его величество, — словно вторя её мыслям, проговорил один из стражников. Принц хотел ещё что-то сказать, но она его опередила.

— Ваше высочество, я не могу заставлять короля ждать.

Леголас чуть нахмурился, но всё же отступил, освобождая ей дорогу, но когда она проходила мимо, неожиданно поймал за руку и спешно прошептал:

— Сельвен, нам нужно поговорить. Прошу, дождись меня, — она хотела что-то возразить, но уже в следующую секунду он убрал свою ладонь, оставив лишь призрачное воспоминание тепла на шёлке платья.

— Принц Леголас, — но он уже исчез в тёмном, казавшимся почти чёрным, коридоре, ведущем из «медового» зала ожидания. Видя это, её сердце отчего-то болезненно сжалось. Но медлить ещё больше было не допустимо, и с тяжёлым сердцем она шагнула в сторону следующих створчатых дверей.

Король стоял, заложив руки за спину, у входа на широкую террасу. Тяжёлые складки пурпурной мантии, гордо вздёрнутый подбородок, устремлённый вдаль решительный взгляд — сейчас как никогда он был похож на величественную статую, если бы не лёгкие порывы ветра, что-то и дело слегка развевали серебристые волосы. Она успела поймать себя на мысли, что он выглядел задумчиво и напряжённо, когда дверь за спиной закрылась с тихим щелчком, и почти сразу же владыка обернулся.

— Леди Сельвен, — поприветствовал он, слегка кивнув.

— Ваше величество, — и снова поклон. — Благодарю вас за то, что согласились меня принять, — он жестом пригласил пройти вглубь комнаты, и сам сделал несколько шагов ей навстречу, остановившись у массивного рабочего стола.

— Признаться, ваша просьба об аудиенции меня немного удивила, — это прозвучало, как вопрос, но не дожидаясь ответа, он продолжил: — Так по какому делу вы обратились ко мне, леди Сельвен, дочь Фаэлона? — спокойный и пронизывающий взгляд светло-голубых, почти прозрачных глаз, остановился на ней.

— Я не желаю отнимать у вас много времени, поэтому, если позволите, буду предельно кратка и прямолинейна, — сердце пропустило удар. — Я прошу позволения покинуть пределы королевства лесных эльфов для себя и моей помощницы, — в комнате воцарилась тишина, нарушаемая лишь отдалённым шумом леса и редкими вскриками птиц.

— И за этим вы пришли ко мне? — промолвил король делано удивлённо, что было оправданно. Ведь обычно разрешение на пересечение границы поступало от главного королевского дворецкого или же от начальника стражи… Окажись на месте Сельвен кто-то другой, того бы явно смутила нескрываемая ирония в голосе Владыки, но та не собиралась отступать.

— Вы абсолютно правы, ваше величество. Однако, насколько мне известно, обстоятельства изменились, и по вашему указу никто не имеет права покидать дворец… — она затихла. Эльф снова стоял лицом к выходу на террасу. Выражение лица владыки было скрыто от неё, и только его точёный профиль тёмным силуэтом выделялся на фоне закатного неба.

— Зачем такая спешка? — наконец нарушил он затянувшееся молчание, и как всегда его глубокий голос звучал отстранённо-спокойно и безучастно.

— Спешка? — переспросила Сельвен, но ответом ей было лишь эхо.

— Да, спешка, — объяснять ей похоже ничего не собирались, но уже мгновения спустя в голове щелкнуло. Конечно же, на дворе был конец осени, а не зимы.

— Обстоятельства изменились, владыка, — ответила та туманно и внутренне улыбнулась, когда король вновь повернулся к ней и теперь смотрел на неё с явным интересом.

— И когда же вы собираетесь тронуться в путь?

— Как можно скорее. Чтобы успеть добраться до Минас-Тирита ещё до наступления сильных заморозков. Снегопады и холод могут серьёзно усложнить нам путь, особенно для моей помощницы, — при упоминании Ирины что-то неуловимое мелькнуло в глазах короля, хотя, возможно, Сельвен это только показалось.

Снова тишина. Со стороны могло показаться, что владыка позабыл о своей собеседнице, и вот уже несколько долгих мгновений его взгляд был прикован к какому-то свитку на столе. Она конечно же понимала, что всё это было лишь частью придворной игры, но раздражение всё отчётливее давало о себе знать.

— К сожалению, это невозможно, леди Сельвен, — раздалось неожиданно и от этого громко. Свиток вернулся на стол, а внимание короля было вновь обращено к ней. — Вы знаете об орках… И если раньше они иногда появлялись на наших границах, то в последнее время их стали всё чаще замечать уже в самом лесу. Поэтому покидать пределы дворца без сопровождения небезопасно. Вам придётся подождать до тех пор, пока ситуация не улучшится, — его тон был вежлив, но вместе с тем немного надменен.

Отложенный в сторону свиток вновь оказался в его руках — Трандуил Ороферион явно считал тему исчерпанной, поэтому, когда, прочистив горло, Сельвен опять заговорила, на долю секунды на лице владыки отразилось неприкрытое удивление.

— Мой брат мог бы нас сопроводить, — несколько долгих мгновений они неотрывно смотрели друг на друга. Сельвен первая отвела взгляд, хотя больше из вежливости, не желая переступить грань дозволенного в разговоре с королём, хотя и понимала, что подобралась к ней как никогда близко.

— Вы меня разочаровываете, а ваш эгоизм и безответственность удивляют, — «Церемонии закончились», — мелькнуло в её голове. — Вы так желаете вернуться к вашим людям, что готовы ради этого рисковать не только своей жизнью, но и жизнью своего родного брата Ровиона, — в каждом слове монарха сквозил металл. При упоминании имени брата Сельвен невольно вскинула голову, однако ответить ей не дали. — Ровион доблестный воин, в этом нет никаких сомнений, но и он не сможет справиться с целым отрядом орков один. Особенно после недавнего ранения. И предупреждая ваше возможное дальнейшее «предложение», — последнее было сказано с неприкрытой иронией, — сразу скажу, что никто не выделит вам целый отряд для сопровождения. В это непокойное для королевства время я не собираюсь рисковать лучшими воинами лишь для того, чтобы удовлетворить прихоть одной эльфийки, — голубые глаза стали ледяными, и, кажется, сам воздух в кабинете стал холоднее. Уже давно её никто не отчитывал так…

— Ваше величество, прошу прощения, если моя просьба показалась вам бестактной. Уверяю вас, это не прихоть. С Минас-Тиритом меня связывают обязательства и обязанности, которые я не могу нарушить…

— Тогда этим обязательствам и обязанностям придётся подождать, — отрезал король тоном не терпящим возражений.

— И как долго мне придётся ждать? — всёвозрастающее негодование придавало ей смелости и безрассудности. Возможно, это и вызвало лёгкую ухмылку на губах владыки.

— Возможно, до конца зимы или весны, а может и несколько лет. Для эльфов время не является обузой. А вам, леди Сельвен, стоит использовать его с умом и пересмотреть ваши обязательства.

— Что вы под этим подразумеваете? — от бушевавших внутри эмоций слова давались ей с трудом.

— Вы не считаете, что обязанности и обязательства перед своим народом и семьёй важнее, чем перед чужими людьми? Вы никогда не задумывались о том, что могло бы случиться, если бы вашего брата ранили во время вашего отсутствия?..

Сельвен невольно резко втянула воздух. О да, после той ночи эти мысли посещали её регулярно. И каждый раз всё внутри сжималось от леденящего ужаса и безысходности. Но это были её тайные страхи, с которыми она боролась в своей душе, и никто не имел права их озвучивать, а уж тем более использовать против неё, будь то король или нет… Сердце бешено колотилось в груди, она всеми силами старалась не дать выражению нейтральности и лёгкого безразличия ускользнуть с лица, но с каждым вздохом это становилось всё сложнее. Её отчитывали, как глупого и несмышлёного ребёнка: искусно, точно и больно. Каждое слово, как удар хлыста, а правила обязывали хранить невозмутимость и принимать это с лёгким поклоном или реверансом. А ведь Сельвен почти позабыла, каково это. Оказавшись вдали от древнего леса и королевского двора она уже давно была сама себе хозяйкой: ни у кого не требовалось просить разрешения ни на то, чтобы уехать, ни на то, чтобы приехать. В её небольшом домике на одной из извилистых улиц Минас-Тирита не было высоких витражных окон и расписных стен, но в обставленных с функциональной простотой комнатах ей дышалось намного легче и свободнее, чем здесь, в окружении роскоши монументального дворца. Ирония заключалась в том, что там она была самой простой эльфийкой, лекарем, своим трудом зарабатывающим себе на хлеб, другие знали и ценили её за помощь и мастерство, а вовсе не за доставшееся имя или положение при дворе. Она осознала это быстро, и теперь сознательно избегала общество знатных особ, хотя предложения о том, чтобы поступить на службу в белокаменный дворец, что возвышался над городом, поступали и не раз.

— Вас с Ириной не отпустят из дворца, пока обстоятельства не поменяются, — что-то в последней фразе резануло слух, вмиг возвращая в реальность. Сельвен сначала даже не поняла, что именно привлекло её внимание, пока не осознала, что король, который стоял к ней сейчас спиной и неторопливо перебирал что-то на столе, назвал женщину именно Ириной, а не смертной, помощницей или служанкой, что было бы обыденно.

Обращение (пускай и косвенное) из уст владыки к человеку по имени считалось честью и знаком того, что смертный был кем-то значимым для эльфа. «Понял ли его величество, чьё имя с такой лёгкость только-что сорвалось с его языка?» Но глядя на чуть склонённую голову короля, Сельвен могла поклясться, что ТрандуилОроферион и не заметил, как выдал себя. А её мысли невольно вернулись к одной из причин, почему она сегодня оказалась здесь, хотя конечно часами ранее это были лишь догадки и скандальные, почти преступные, подозрения.

— Вы не отпускаете меня или же всё-таки Ирину? — её голос был подобен шелесту ветра в высокой траве. Сельвен тихо охнула, осознав, что только что невольно произнесла вслух свои мысли, но было уже поздно. Владыка распрямил плечи, вытянулся и медленно повернулся к ней. На несколько мгновений в комнате повисла звенящая тишина.

— Что вы сказали, леди Сельвен? — спокойный, размеренный тембр, всё то же бесстрастное выражение лица. Однако замершая на месте Сельвен понимала, что всё это было не более, чем иллюзия, и с непроницаемой маски, в которую превратилось лицо короля, на неё смотрели потемневшие, как грозовое небо глаза.

— Я… — но слова застряли в горле. Снова молчание, нарушаемое лишь ударами её сердца.

— Дочь Фаэлона, вы забываетесь, — эльф намеренно выделил каждое слово. — Уже давно, и по собственной воле, вы приняли решение покинуть родной дом. Великий ЭринГаллен не придорожная таверна, куда вы вольны заглядывать, когда вздумается. Оставив за спиной вашу семью, ваш народ, вы намеренно отказались и от всех причитающихся привилегий и прав. Вам не было отказано в милости на пребывание в этих землях только из-за заслуг перед королевством вашего отца и брата, — король сделал многозначительную паузу. — И несмотря на то, что мы ценим ваш вклад в работу больничного крыла, это не даёт вам права вести себя столь бесцеремонно и высокомерно. Вам выделили покои в верхнем дворце. Это большая честь, учитывая, что среди лесных эльфов вы не располагаете ни положением, ни статусом. Поэтому внутренние дела королевства вас никак не касаются, — последнее было сказано с толикой пренебрежения.

— Ваше величество, прошу, простите мне мою заносчивость. Я поступила необдуманно… — Сельвен склонилась в почтительном поклоне, понимая, что в своих речах зашла слишком далеко.

— Время аудиенции истекло, леди Сельвен. Нам больше не о чем говорить, — и снова ей захотелось поёжиться от сквозившего в его словах холода. Владыка взглянул на неё ещё один раз, а после отвернулся и через несколько размеренных шагов вновь оказался у выхода на террасу, замерев в той же позе, в которой она застала его в начале разговора. Сельвен ничего не оставалось, как покинуть приёмную.

Той ночью она ещё долго стояла у окна, глотая сухие слёзы с привкусом обиды, злости и стыда. Она проиграла сегодня, позволив эмоциям завести её слишком далеко, заступить за грань дозволенного.

«Как и тогда», — усмехнулся внутренний голос, и почему-то в тот момент он был слишком похож на королевского дворецкого. Впервые за многие годы ей прямо и без прикрас указали на её место среди лесных эльфов, и это задело больно и глубоко, хотя не должно было даже царапнуть. Возможно, она не была настолько свободна от своего прошлого, как того хотела бы, а быть может, это и было её прошлым всё это время, просто она сама этого не видела. Эти мысли оставались на языке горьким послевкусием, от которого не избавляли ни чистая вода, ни сладкое вино. А ещё, уже перед самым сном, она поймала себя на мысли, что король так и не дал ответа на её последний вопрос.

«Но он не сказал нет». И это было красноречивее любых слов.


* * *


«Боишься ли ты темноты?» Мои глаза распахнулись, а в следующее мгновение я уже сидела на кровати, судорожно озираясь и глотая застоявшийся воздух. До рассвета было ещё далеко, а посему комнату заволокло непроницаемым мраком, показавшимся мне в тот момент каким-то вязким и постоянно передвигающимся, словно огромное живое существо. Это был очередной кошмар, и судя по тому с какой периодичностью они наведывались, мне пора было уже давно к ним привыкнуть. Я встряхнула головой, глубоко вздохнула и откинулась на подушки, вновь закрывая глаза с твёрдым намерением, как можно скорее вернуться в объятия сна. Но ничего не выходило, а слова зловещим и насмешливым эхом отдавались в ушах.

Почему эта глупая фраза, больше похожая на тривиальный ужастик из моего мира, никак не давала мне покоя? Быть может, именно потому, что и казалась уж слишком свойственной моему миру?.. Я снова открыла глаза, и взгляд помимо воли упёрся в нависающий тёмно-зелёный балдахин, вернее то, что ткань была именно этого цвета можно было лишь догадываться. А при нынешнем свете, или вернее отсутствии такового, тяжёлый бархат казался иссиня-чёрным, разбавленным лишь вышивкой, которая чуть поблёскивала от размеренного покачивания ткани… Я похолодела. Ночи в последнее время были морозные, да и мне после недавней болезни наказано было беречь себя. Поэтому я точно помнила, как закрывала окно, да и немного спёртый воздух комнаты говорил сам за себя. Тогда откуда здесь было взяться сквозняку?

«Надо проверить окно, проверить окно…», — повторяла я про себя, как мантру. Только тело, скованное страхом, отказывалось повиноваться, а глаза были всё так же прикованы к чуть покачивающемуся балдахину. Лишь огромным усилием воли удалось-таки освободить из-под одеяла одну, а потом и вторую ногу, чтобы почти сползти на пол, продолжая тревожно вглядываться в тёмные складки бархата, как будто оттуда вот-вот выскочит монстр. Ощущение чуть прохладного мягкого ковра под ступнями подействовало неожиданно отрезвляюще, и я вдруг ясно увидела себя со стороны, насколько смешно и нелепо выглядели сейчас мои действия… Шаг, другой, поворот, несколько стремительных движений, и я наконец у окна, хватаюсь за ручку, нажимаю и с силой дёргаю на себя. Ветер ворвался в комнату, рассекая застоявшийся воздух, лицо обожгло морозное дыхание осенней ночи, а по коже пробежали мурашки, но уже не от страха, а от холода. Тонкая ткань ночной рубашки почти не защищала тело, и спустя несколько минут, я уже невольно дрожала и чуть ли не стучала зубами в такт бешено бившемуся в груди сердцу. Вновь зазвучавший тихий шёпот леса, больше похожий на урчание кошки, успокаивал, и я наконец нашла в себе силы отвернуться от окна и темнеющих вершин Великой чащи.

Комната была по-прежнему пуста и безмолвна, и только балдахин так и продолжал размеренно покачиваться над кроватью, но теперь тому было логическое объяснение. Вздох облегчения сорвался с моих губ.

«А что если тебе это показалось с самого начала?» — сыронизировал внутренний голос, но я отчего-то была уверена, что это было не так. А ещё невольно поймала себя на мысли, что возвращаться на кровать совершенно не хотелось. Пусть это было неразумно, пусть по-детски, но какое-то внутреннее чувство меня останавливало. С каждым порывом ветра спальня становилась какбудто светлее, а обрывки былого плотного мрака разметало по углам, словно клочья разорванной мантии. Одновременно с этим казалось, что тени двигались, перемещались, стараясь дотянуться друг до друга, и лишь врывающийся с улицы холод не давал им сблизиться…

«Бред…» — я устало привалилась плечом к стеклу второй ставни. В тот момент мне очень хотелось списать всё происходящее на разыгравшееся воображение, ночные кошмары, расшатанные нервы или хотя бы на слишком крепкий травяной чай, выпитый накануне, и, наверное, окажись я в своей квартире из стекла и бетона, оно бы так и было. Но двадцать первый век остался где-то очень далеко, а здесь царили совсем другие законы и порядки, а потому могло случиться всё что угодно, включая и призрачных собак и ожившие тени по углам.

Взгляд ещё продолжал скользить по окружающему меня пространству, всё силясь различить хоть что-то, но в какой-то момент стало ясно, что усталость и сон возьмут своё: ноги то и дело подрагивали, а глаза противно щипали. Надо было решать, что делать. После недолгих раздумий я осторожно прошла вперёд и, схватив с кровати одеяло, быстро вернулась: что-то подсказывало, что здесь у окна мне не грозит опасность, даже если таковая и существовала. Ещё некоторое время я сидела на полу, укутанная почти с головой в тёплое одеяло, но с каждой минутой веки становились всё тяжелее, а противостоять убаюкивающему рокоту леса — всё сложнее…

—С тобой всё в порядке? — раздалось прямо надо мной, и кто-то тронул меня за плечо.

Я нехотя открыла глаза, и почти сразу же вынуждена была вновь зажмурилась от ослепляющего яркого света.

— Она жива, — продолжил всё тот же кто-то, но обращаясь уже явно не ко мне.

— Здесь такой холод, что я бы не удивилась, если бы она окоченела за ночь, — на этот раз уже другой голос раздался откуда-то со стороны.

Второй говоривший явно считал всю ситуацию довольно забавной, и даже и не думал этого скрывать. Наверное, именно последнее замечание и подтолкнуло меня вновь разомкнуть веки и после недолгих копошений подняться-таки на ноги.

Со мной в комнате находились две служанки, одетые в уже привычные одинаковые серые платья, с тюрбанами на голове и, как и требовалось, их лица были закрыты. Единственным различительным знаком было то, что женщина, стоявшая передо мной была чуть повыше той, что рассматривала меня со стороны. Под их изучающими взглядами почему-то стало неловко, а плотное одеяло показалось прозрачным, как, впрочем, и ночная рубашка. Женщина напротив протянула вперёд руки, в то время как вторая так и продолжала стоять сбоку, держа на весу какой-то чехол из тёмной ткани. Я только хотела поинтересоваться его содержимым, когда первая служанка делано прочистила горло, а в ответ на мой вопросительный взгляд жестом указала на одеяло. Пришлось с ним распрощаться, и почти сразу стало понятно, что предыдущее замечание по поводу низких температур в моей спальне не было преувеличением — холод стоял бодрящий, а, грубо говоря, собачий, из-за чего почти сразу дёрнулась ко всё ещё открытому окну.

— Нечего меня разглядывать. Ничего нового не увидишь! — огрызнулась я, захлопывая ставни и одновременно чувствуя изучающий взгляд служанки пониже. Та еле слышно фыркнула, а её напарница, которая тем временем умело заправляла мою постель, весело хмыкнула. Эти две были явно не робкого десятка и не вели себя, как забитые тени, в которые превратилась большая часть дворцовой прислуги. Или, быть может, дело было в том, что со мной они были один на один, и никакой эльф не маячил на горизонте? Так или иначе, но от их явно ироничного настроя мне почему-то стало легко, почти весело, а воспоминания о ночном кошмаре показались детскими и ничего не значащими. Я с интересом наблюдала за тем, как они заканчивали приводить комнату в порядок, как накрывали нехитрый завтрак на небольшом прикроватном столике, все это время то и дело кидая в мою сторону насмешливые взгляды и хитро перемигиваясь друг с другом, а когда обе женщины уже оказались в дверях, неожиданно для самой себя выпалила:

— Погоди! — обернулась только та, что повыше. — Как твоё имя? — она чуть склонила голову набок и несколько секунд внимательно на меня смотрела, а потом чуть пожала плечами и безразлично спросила:

— Зачем тебе это? — вопрос поставил меня в тупик, и женщина, казалось, прочитала это в моих глазах и в следующее мгновение уже скрылась за дверью, напоследок лишь слегка качнув головой. После их ухода я ещё какое-то время стояла, вперившись взглядом в закрытую дверь. Своеобразный «отказ» служанки немного меня задел, но вместе с тем, что-то внутри подсказывало, что женщина была права.

Однако утро шло своим чередом, и чтобы не опоздать в лабораторию, пришлось поторапливаться. Лёгкий завтрак: ломоть хлеба, сыр, молоко, яблоко и небольшой кусочек колбасы (который, как я подозревала полагался мне только из-за того, что была человеком), затем быстрый утренний туалет, и вот я уже спешила по прохладным коридорам дворца, кутаясь в шерстяную шаль. Только сегодня мне каким-то непостижимым образом удалось оказаться в лаборатории первой, а Сельвен появилась лишь где-то через полчаса (хотя утверждать не берусь — часов-то здесь ещё не изобрели). Сельвен выглядела бледной, уставшей и немного потерянной. Поймав мой взгляд, она виновато улыбнулась, проговорив что-то вроде: «Никто не идеален», — и поспешила заняться приготовлением очередной порцией снадобий. Я не стала ей докучать, и приступила к своим обязанностям. Пару раз в течение дня у меня мелькала было мысль поведать своей напарнице о ночном происшествии, но каждый раз, от одного взгляда на её напряжённое и сконцентрированное лицо желание отпадало само собой, а идея сразу казалась глупой и бессмысленной. А после, когда рутина затянула в свой водоворот, то и вовсе позабыла обо всём, как и о таинственном чехле, который был в руках одной из служанок.


* * *


Я только отхлебнула из кружки воды, смешанной с вином, что обычно подавали к ужину, когда взгляд упал на аккуратно разложенную на кровати тёмную ткань. В битве голода и любопытства, победило последнее, и спустя мгновения пальцы уже нетерпеливо развязывали шнурки, удерживающие «чехол» вместе. А когда складки серо-чёрного хлопка были откинуты в сторону, мне с трудом удалось сдержать возглас восхищения. На изумрудном бархате покрывала лежало одно из самых прекрасных платьев, которые мне когда-либо доводилось не только видеть, но и трогать. Несколько оттенков сиреневой воздушной и полупрозрачной ткани чья-то рука мастерски скроила в изысканный в своей обманчивой простоте наряд. Казалось, что предо мной лежал сотканный из шёлка цветок, чьи лепестки сплелись между собой, создавая ощущение лёгкости и торжественности. Позабыв про ужин, я скинула платье и осторожно скользнула в это эльфийское творение, а в том, что наряд создали именно эльфы, можно было и не сомневаться.

Складки ткани легли идеально, подчёркивая талию и визуально приподнимая грудь. Широкие рукава спускались почти до кончиков пальцев, но стоило потянуться вверх, как слои шёлка рассыпались, словно струи воды, обнажая руки почти до плеч. Невесомое, платье казалось сотканным из сиреневого тумана, и, не удержавшись, я закружилась перед зеркалом, весело хихикая, словно маленькая девочка, которая впервые примеряет мамины наряды…

— Как вижу, оно тебе понравилось, — слова прозвучали как гром среди ясного неба. Я резко остановилась и обернулась. Король стоял, прислонившись к одному из резных столбов кровати, что подпирали балдахин, и на этот раз не скрывал своей улыбки.

— Оно прекрасно. Благодарю вас, ваше величество, но…

— Только не надо говорить, что мне не стоило этого делать, — закончил он за меня.

— И почему? — не удержалась я, в свою очередь опираясь на столб напротив эльфа.

— Потому что я не слепой, — его улыбка стала шире, а в глазах заплясали хитрые искры. — Или ты думаешь, я не замечаю, что на тебе одежда с чужого плеча?

При любых других обстоятельствах подобный комментарий мог бы смутить, задеть, обидеть. Но сейчас это было сказано с такой простотой и откровенностью, что меня слова владыки даже развеселили.

— Значит ли это, ваше величество, что этот наряд не будет настроен ко мне враждебно? — ответом мне был его тихий, бархатистый смех. «Интересно, как часто он позволяет себе такое?» — пронеслось в голове, в то время как от помолодевшего эльфа невозможно было отвести взгляд.

— Я на это очень надеюсь, но, думаю, будет лучше проверить и узнать наверняка. Иди сюда, — он протянул мне руку, и перстни мягко блеснули в свете камина. Я не совсем понимала его намерения, но и отказать не могла, послушно вложив свою кисть в его ладонь. Стоило нашим пальцам соприкоснуться, как эльф сорвался с места, увлекая меня за собой. Мы закружились по комнате: раз, два, три, поворот, и снова — раз, два… Он вёл меня уверено и легко, а моё тело послушно следовало каждому его движению, словно всю жизнь исполняло только этот танец. Три — он грациозно остановился, что всё равно оказалось довольно резко для меня, и чтобы удержать равновесие я непроизвольно положила ему руки на плечи.

— Смею утверждать, что проверка удалась, — мой голос звучал непринуждённо и весело.

— Я в этом уверен, — проговорил он полушёпотом. Наши взгляды встретились. Его глаза были тёмными и такими же горячими, как и руки, что всё ещё обнимали мою талию. Я сглотнула, почему-то надеясь услышать голос разума, но тот, похоже, всё ещё кружился в танце, а потом было уже поздно.

Настойчивые губы завладели моими в сладостном, тягучем поцелуе, от которого колени превратились в желе, а тело обдало жаром желания. Уверенно и одновременно чувственно он дразнил и обещал, отчего хотелось утонуть и захлебнуться в каждом вдохе, в каждом прикосновении. Его пальцы ласкали шею, очерчивая линию от ямки ключицы до выреза платья, как бы спрашивая разрешения дотронуться, скользнуть дальше, и в ответ я ещё больше прижималась к нему, с нетерпением и желанием ощущая каждый мускул его тела. В ответ эльф глухо зарычал, с лёгкостью приподнимая меня. Шаг другой, и вот он уже прижимает меня к стене, поймав оба моих запястья и заведя руки над головой, а его губы уже опаляли кожу шеи, спускаясь всё ниже к груди. Я жадно хватала воздух, выгибаясь ему навстречу, разрываясь между желанием сдаться и перехватить контроль. Он, словно прочитав мои мысли, в наказание чуть прикусил кожу, что отозвалось в теле сладостной истомой…

— Ирина?! — мы оба вздрогнули и замерли. В тот момент голос Сельвен показался оглушающе громким и звонким. Тишина: лишь его прерывистое дыхание и ухающие удары моего сердца. Стук в дверь — С тобой всё в порядке? — Надежда на то, что она сдастся и просто уйдёт таяла с каждой секундой.

— Ты должна её впустить, — прошептал он у самого уха, и мне пришлось закусить губу, чтобы не застонать в голос.

— Знаю, — выдохнула я, отстраняясь. Глубокий вдох, руки спешно оправляют складки платья, я направляюсь к двери, по пути интуитивно накидывая на плечи шаль.

— Сельвен, — мой голос прозвучал на удивление спокойно, хотя эльфийка и посмотрела на меня с явным недоверием.

— Я стучала. Ты что, не слы… Ваше величество, — мои щёки запылали. В тот момент как никогда была рада придворному этикету.

«Возможно, склонившаяся в поклоне Сельвен не заметит моего пунцового лица.»

— Леди Сельвен, — ответный кивок. Король выглядел так, будто только вошёл в эту комнату. Лицо непроницаемо-холодно, тон размерен и безразличен. Мне с трудом верилось, что эти ледяные глаза всего считанные секунды назад горели таким огнём, что я готова была расплавиться в руках лесного повелителя. — Вы пришли проведать вашу помощницу? Что ж, не буду вам мешать, — никто больше не проронил ни слова, и мгновения спустя венценосный эльф не спеша удалился.

Сельвен смотрела на меня задумчиво и удивлённо. Я же старалась вести себя как можно более непринуждённо, но когда она вновь заговорила, почувствовала лёгкий укол разочарования.

— С тобой всё в порядке?

— Конечно, — пауза. — Если ты про короля, то он заходил узнать, подошло ли мне платье, что доставили сегодня утром.

— Платье? Ты ничего про это не говорила…

— Да я и забыла. Так торопилась с утра, что открыла его только вечером.

Она понимающе кивнула.

— Ну и как? Подошло? — зелёные глаза хитро прищурились.

— Думаю, да. Сама посмотри! — шаль упала с плеч. В тот момент было важно что-то делать, чем-то себя занять, и я вновь игриво крутанулась перед своей гостьей.

— Оно чудесно и очень тебе идёт, — улыбка озарила лицо Сельвен, и сама она немного расслабилась. — Только учти одну деталь, когда будешь надевать его на бал, — она как раз только помогла мне избавиться от невесомого шёлка и теперь аккуратно расправляла платье на высоком кресле. — Под эти наряды не принято носить нательную рубаху.

— То есть, ты хочешь сказать, — мои брови удивлённо взметнулись вверх. — что его носят на голое тело? — эльфийка утвердительно кивнула. — Серьёзно?

— Абсолютно! — она игриво подмигнула, а мгновения спустя мы обе уже весело смеялись.

Возможно, она действительно ничего не поняла и не подумала, как и не заметила мои алые от поцелуев короля губы. А быть может, просто не захотела. Но так или иначе, от этой лёгкой напускной слепоты нам обеим было легче, во всяком случае, на тот момент.


* * *


День бала, которого я ждала и боялась, наступил очень неожиданно. С того вечера ни я, ни Сельвен ни словом больше не обмолвились о том, что произошло. Но почему-то за день до торжества, когда мы уже прощались на ночь, эльфийка неожиданно поймала мою ладонь и, вглядываясь в глаза тихо спросила:

— Ты уверена, что тебе стоит идти туда завтра? — и было в этом вопросе столько неприкрытой тревоги и моих собственных невысказанных сомнений, что сердце невольно сжалось. Была ли я уверена? Конечно же нет, но и отступать тоже не хотела.

— У меня нет другого выбора, Сельвен.

Тогда мне отчего-то очень хотелось, чтобы она начала меня отговаривать, но этого не произошло, и вместо этого она только коротко кивнула и отпустила мою руку.

На утро мне было дозволено выспаться, потому как дела в лаборатории решено было отложить. Я долго нежилась в постели, потом в наполненной ароматными маслами воде в ванной комнате. Сладкие цветочные пары расслабляли тело и уносили мысли куда-то далеко, за границы тёмного леса. Здесь нетронутая гладь озера казалась зеркальной, слышался тихий плеск воды, а серебристые брызги невесомым дождём опадали на кожу, проникая сквозь лёгкую ткань ночной рубашки. Чьи-то тёплые руки касались моих плеч, наши ладони то отталкивались, то вновь соприкасались, переплетая пальцы. И каждый раз по телу словно проходил электрический ток, а от магии звенело в ушах. Но как я не старалась, всё никак не могла вспомнить, откуда пришли эти воспоминания, и кто был мой умелый партнёр в том чувственном танце магии…

После водных и нехитрых косметических процедур, знакомых каждой женщине человеческого происхождения, я тщательно вытерлась, расчесалась, а потом ещё какое-то время сидела у весело потрескивающего камина, наслаждаясь теплом и фиалковым ароматом собственного тела. Мои мысли блуждали то тут, то там, то и дело возвращаясь к последним двум встречам с королём. Означало ли произошедшее мою капитуляцию? Ведь днями ранее сама почти сбежала из его кабинета, а тут, если бы не Сельвен, то… Однако, с другой стороны, что меня останавливало? Я не была невинной и чистой девой, и в своём мире, как любая нормальная, здоровая женщина, не считала чувственные наслаждения чем-то постыдным. Тогда чего я так боялась здесь и сейчас? Конечно, можно было и дальше играть в эту игру, доводить друг друга до исступления, пребывая в жгучем предвкушении. Но как долго это может длиться? Бесспорно, у короля эльфов было время, но было ли оно у меня? Мой взгляд устремился к линии горизонта, обагрённой лучами приближающегося на покой солнца. Отрицать очевидное было бы глупо, но сегодня мне не хотелось думать о плохом. Я поднялась и сладко потянулась, разминая отдохнувшее тело. «Уже совсем скоро придёт Сельвен…», — и словно в ответ на мои мысли в дверь постучали.

Сельвен выглядела безукоризненно. Распущенные волосы перехвачены изысканным серебристым обручем, а струящееся изумрудное платье ещё больше оттеняло её зелёные глаза. Почему-то именно сегодня она выглядела как истинная бессмертная: совершенная, недосягаемая и в то же время живая красота.

— Ты прекрасна, — выдохнула я, благоговейно вздыхая.

— Прекрати, — отмахнулась она. — Когда я с тобой закончу, ты будешь выглядеть не хуже!

Она конечно же мне льстила, но надо признать, её старания не прошли напрасно. Мои волосы она чуть приподняла и переплела шёлковыми лентами в тон платья, таким образом кокетливо слегка обнажив шею. И хотя платье, как и при первой примерке, сидело как влитое, надо было отдать должное совету Сельвен: без нательной рубахи воздушное творение выглядело иначе: более чувственно, элегантно и одновременно с этим целомудренно, давая лишь намёк на то, что было скрыто под многослойными складками ткани. Из украшений у меня были лишь те самые серьги, что когда-то подарил мне Гендальф, да большего и не требовалось. Закончив с приготовлениями, Сельвен ещё раз окинула меня критическим взглядом и наконец широко улыбнулась, явно довольная результатом.

— Я зайду за тобой после заката. Дождись меня и никуда не уходи, — она вновь исчезла за дверью, оставив меня наедине с моими думами. Однако оставшееся время пролетело на удивление быстро, и, казалось, всего несколько минут спустя мы уже стояли перед высокими резными дверями, из-за которых доносилась чарующая музыка. Сельвен чуть сжала мою ладонь.

— Это торжество отличается от праздника Света Звёзд, — прошептала она торопливо. — Но постарайся получить от него удовольствие, — тогда я не понимала, что имела в виду моя спутница, а спросить не успела, потому как в следующее мгновение двери распахнулись, и мы переступили порог тронного зала.

Этот бал был несомненно более роскошным, торжественным, но вместе с тем и более церемониальным. Здесь не было зажигательных мелодий, что так любили люди, зато невероятной красоты музыка заполняла всё вокруг. Окутанные золотистой дымкой, эльфы, подобно созданиям из поднебесного мира, грациозно скользили в парах. Их прекрасные лица были задумчиво — надменны, словно лики святых, что так часто приходилось видеть мне на стенах соборов и церквей. Мы с Сельвен неспеша перемещались по залу, то и дело останавливаясь, чтобы поприветствовать или переброситься парой фразой с теми или иными из Эльдар. Хотя, конечно же, всё общение происходило только между эльфами, на меня никто не обращал никакого внимания, и лишь спиной я то и дело чувствовала брошенные незаметно взгляды, от которых, как от порывов осеннего ветра, так и хотелось закрыться тёплой шалью. Но я не подавала виду, и, гордо вскинув голову, уверенно ступала рядом со своей спутницей. Поэтому, когда Сельвен, виновато улыбаясь, была вынуждена оставить меня одну, увлекаемая куда-то своим братом, лишь понимающе кивнула. Ровион всем своим видом дал понять, что желал поговорить только со своей сестрой, и что моё присутствие было явно лишним.

Я стояла у одной из колонн, разглядывая нарядную толпу, когда музыка поменялась, и под высокими сводами зазвучал чей-то чистый мягкий голос. Слова были мне непонятны, но они удивительным образом проникали в самое сердце, наполняя душу светлой печалью и в то же время надеждой на обретение утраченного. Многие эльфы тихо подпевали, кто-то улыбался, слегка покачиваясь в такт. В какой-то момент мне стало так интересно посмотреть на поющего, что я решилась наконец оставить уютную тень колонны и проскользнуть чуть вперёд, откуда лились чарующие переливы. Мне удалось продвинуться достаточно далеко, когда я почувствовала на себе чей-то внимательный взгляд. Поначалу я не придала этому значения, списав всё на очередного удивлённого моим появлением эльфа, но спустя уже несколько минут стало ясно, что наблюдатель и не собирался прекращать меня рассматривать. Почти физически ощущая, как его взор скользил по моему лицу, беззастенчиво рассматривая скрытое под платьем тело, я стала незаметно озираться по сторонам, стараясь вычислить смотрящего, и мне удалось…

Светло-голубые глаза не мигая смотрели на меня из-под тёмных, горделиво очерченных бровей. Тёмно-пурпурная мантия, накидка из парчи цвета старого золота, и роскошная корона, что венчала чело: величественный и прекрасный, он никак не был похож на того эльфа, чьи поцелуи всё ещё алели на моих губах, и лишь блуждающий в глубине потемневших глаз огонь говорил об обратном. В этот момент музыка смолкла, а вместе с ней так и оставшийся неизвестным мне певец. Тронный зал разразился оглушительными аплодисментами, и даже сам владыка позволил себе отметить мастерство певца. И снова этот пронизывающий взгляд, от которого кровь вскипала в жилах обращён в мою сторону. «Зачем он смотрит на меня? Неужели никто этого не замечает?» Моё сердце ускорило ритм. И тогда я заметила, что на троне король был один, но отнюдь не одинок. Помимо сановников и чиновников, вокруг стояло множество эльфийских дев, одна краше другой, и с завидным постоянством каждая из них старалась привлечь к себе внимание монарха, то словом, то делом. И если кому-то из них удавалось заслужить хотя бы взгляд Трандуила, её прекрасное лицо озаряло выражение истинного счастья и благоговения. Я неожиданно вспомнила ту ночь, когда состоялась моя первая встреча с королём, а потом сладострастные стоны из его спальни, когда я стояла с подносом в руках… Кем были те его любовницы? Быть может, они стояли сейчас среди этих красавиц или уже успели наскучить, и теперь смешались с общей толпой? И какая участь уготована мне?

Увлечённая этими мыслями, я не заметила, как вновь заиграла музыка. Владыка поднялся с трона и, смерив меня обжигающим взором, неожиданно повернулся к одной из дам, приглашая ту на танец. Пара закружилась по залу, а мне оставалось лишь наблюдать за ними, то и дело встречаясь взглядом со светловолосым эльфом. Одна мелодия перетекала в другую, одна партнёрша сменяла следующую, но каждый раз, перед тем, как протянуть украшенную перстнями руку очередной эльфийской деве, в праздничной толпе его глаза находили мои, и я каждый раз злилась на себя за наивную надежду и желание, чтобы в этот раз он сделал шаг и в мою сторону.

Бал был в полном разгаре, и брошенные им тогда в кабинете слова, теперь приобретали совершенно иной смысл. Ко мне действительно никто не прикасался и даже не приближался. Выходило, что пренебрегать статусными различиями разрешалось лишь на смешанном празднике людей и эльфов, но это отнюдь не было общепринятой нормой поведения.

«По сравнению с этим, торжество у Элронда — просто собрание демократов и либералов».

Здесь и сейчас я, почти как в старой песне, стояла в сторонке и только что платочек не теребила в руках, но, несмотря на самоиронию, с каждой минутой пребывание в тронном зале становилось всё невыносимее. Я вообще не понимала, что там делала, и зачем меня пригласили. Опять посмеяться? Указать моё место? Последнее укололо особенно больно.

Теперь даже музыка начинала раздражать, а песни — навевать тоску. С меня было довольно. Поэтому когда эльфийский талант затянул очередную возвышенную балладу, а король был настолько увлечён беседой с очередной красавицей, что даже не смотрел в мою сторону, я стала как можно незаметней пробираться к выходу. Запрещено или нет, но насытившись бессмертным искусством, я решила наплевать на всё и пробраться на людской праздник, устроенный на нижних уровнях. Поймав своё отражение в одном из зеркал, мне вдруг стало ясно, что в таком наряде моя персона будет слишком выделяться на фоне слуг и лакеев, поэтому по дороге заглянула в свои покои и, повязав поверх лифа платья тёмную шаль, оставила видимым только многослойную юбку. Как оказалось в таком виде проскользнуть мимо стражников не составило труда, и уже совсем скоро мои ноги несли меня в направлении нижних уровней дворца.

Здесь музыка была громче, голоса резче, а вино текло рекой. Не успела я оказаться среди празднующих, как в моих руках, словно из воздуха, материализовалась чарка с терпким напитком, а мгновение спустя меня уже увлекли в танец чьи-то крепкие руки. В воздухе витал сладковатый запах крепкого табака, но отчего-то дышалось легче и свободней. Впервые за вечер мне было легко и весело. А глупо хихикая над очередной шуткой моих собеседников, я вдруг поняла, насколько мне не хватало простого человеческого общения, без завуалированных намёков, тайных умыслов и словесных игр. Конечно же, мы разговаривали с Сельвен, но в последнее время она была часто чем-то озабочена или раздосадована, а вследствие чего — не настроена на обычные беседы. Поэтому, почти как тогда в каморке рядом с библиотекой, общаться мне было просто не с кем, да и там тогда рядом был Бильбо.

Я залпом осушила бокал, когда по толпе пробежал недовольный ропот. «И зачем они сюда пожаловали?» — заметил кто-то рядом, кивая куда-то в сторону. Невольно проследив за взглядом говорившего, я внутренне напряглась: у входа в вытесанную прямо в скале залу, где и проходило веселье, стояло несколько эльфийских стражников и, будтобы, выискивали кого-то в толпе. Хмуро зыркнув в их сторону, я уже потянулась за кувшином с вином, чтобы наполнить бокал, да так и замерла на полпути.

«Они пришли за тобой, — пронеслось в голове, а от злости на глаза навернулись слёзы. — Почему меня просто не оставят в покое? Хотя бы на один вечер?»

А тем временем эльфы уже прокладывали себе дорогу между танцующих пар, неминуемо двигаясь в мою сторону. Можно было попытаться убежать, спрятаться — да только смысл? Ну и, конечно же, ещё была надежда на то, что искали не меня, но когда их лёгкие сапоги, чуть шаркнув, замерли в нескольких метрах от меня, и от неё пришлось отказаться.

— Следуй за нами, — отчеканил тот, что остановился напротив меня.

— Зачем? — мои глаза упрямо рассматривали опустевший бокал в руке.

— Это не приглашение, а приказ. Его не обсуждают, ёжик, — голос показался мне знакомым, и я резко вскинула голову. На меня смотрел тот самый эльф, что однажды пытался научить меня искусству виночерпия. Он презрительно усмехнулся и слегка качнул головой в сторону выхода. — Мы, конечно, можем тебя отсюда и волоком потащить. Выбор за тобой.

— Не называй меня ёжиком, — процедила я, не скрывая раздражения в голосе. Глаза эльфа расширились, а брови удивлённо дёрнулись вверх.

— Так это ты? Я смотрю манерам тебя так и не научили. Если бы не приказ, я бы с огромным удовольствием преподал бы тебе урок прямо здесь.

— Попробуй, — усмехнулась я под стать ему. Его глаза угрожающе сверкнули, но уже в следующую секунду он делано сладко улыбнулся.

— Только сначала я, пожалуй, разгоню всё это сборище…

— Оставь этот глупый шантаж. Ты же знаешь, что мне некуда деваться, — остальные два стражника удивлённо переглянулись, хотя что именно поразило их в моих словах оставалось непонятным.

— Вот и умница. Вставай и пошевеливайся. Я всё ещё хочу застать хотя бы конец бала.

Меня выводили из зала под вопросительные и осуждающие взгляды собравшихся людей, и от этого было почему-то стыдно. Всю дорогу наверх я старалась двигаться быстро и бесшумно, но следовавший за мною эльф всё же не упустил своего шанса и пару раз довольно бесцеремонно ткнул меня в спину, отпуская опять что-то про ёжиков, сопение и короткие ножки. Когда же мы добрались до верхнего дворца, там нас встретили уже знакомые мне два охранника. Они что-то отрывисто сказали эльфам позади меня, на что те лишь недовольно буркнули в ответ, но всё же передали меня под ответственность новых конвоиров. И только неравнодушный к игольчатым зверькам, проходя мимо, не удержался и намеренно задел меня плечом, за что заслужил резкий окрик одного из новых стражников. В ответ он лишь пожал плечами и спешно удалился.

Остальной отрезок пути до моих покоев прошёл в полной тишине. Всё так же молча передо мной открыли дверь и так же беззвучно закрыли. И только потом, оказавшись внутри, я дала волю эмоциям. Из глаз брызнули слёзы злости и обиды, кисти рук сжались в кулаки с такой силой, что ногти впились в ладони. Я кусала губы в кровь, чтобы не разрыдаться в голос. Так не хотелось быть слабой. Однако самым обидным и болезненным оказалось не безразличие эльфов на балу, не хамское поведение стражников, а его холодность и лицемерие. Зачем кидать в мою сторону эти взгляды, а потом идти танцевать с другой? Зачем все эти разговоры под Луной, встречи в саду, обжигающие поцелуи и объятия? Зачем дарить надежду? Неужели только для того, чтобы потом её настолько надменно растоптать? Я не игрушка ни его, ни Гендальфа, и не принадлежала ни тому, ни другому, чтобы кидать меня, словно мячик то в жар, то в холод. Я имела право знать ответы на свои вопросы, как и право покинуть это место, если того пожелаю! Дыхание давалось с трудом, и лишь холод стекла не давал голове разлететься на мелкие кусочки.

«Нет, я не желаю и не могу это больше терпеть!» В несколько шагов я оказалась у двери и резко дёрнула ту за ручку, почти ожидая увидеть за порогом двух стражников. Но там было пусто, как и в коридоре, ведущем к его покоям. Какой-то невероятный азарт и безрассудство охватили меня в тот момент, и, не до конца соображая, что делаю, я зашагала вперёд. А потом был его кабинет, и отступать было поздно. Дверь, вторая, но в комнате со столиком у камина его не оказалось. Оставалась спальня — снова пусто, зато дверь на террасу распахнута настежь.

В лицо ударил морозный воздух, но я уже не ощущала холода. Эльф обернулся и теперь с нескрываемым изумлением смотрел на меня, а слова уже срывались с моих губ. Я выплёскивала всё, что накопилось, всё, что жгло и кололо изнутри. А он молчал, лишь с каждым шагом оказываясь всё ближе.

— Неужели ты не видишь, что происходит со мной? — выкрикнула я, чувствуя, как на глаза вновь наворачиваются слёзы.

— Вижу, — он замер на долю секунды. — но мне было важно, чтобы и ты сама это увидела!

Мгновение, и он оказывается совсем близко. Вдох — и его губы впиваются в мои, с жадностью, нетерпением и желанием, что клокочет у меня внутри, вибрируя по венам огненной лавой. Я забилась в его руках, как безумная птица, и каким-то невероятным усилием воли мне удалось вырваться из его бессмертных объятий.

— Ты! — мне хотелось кричать, но голос не слушался и сорвался на хрип. А в следующее мгновение ночной воздух содрогнулся от оглушительно-звонкой пощёчины.

Глава опубликована: 09.08.2018

41. После бала

Толпа была пуста. Струящийся шёлк, невесомые кружева, золотые всполохи парчи и яркие мазки бархата, — только среди всего этого буйства красок не было её. Он ещё раз скользнул взглядом по пёстрому обществу празднующих, хотя уже и так знал ответ — в тронном зале её больше не было. Музыка всё так же звучала под древними сводами, а пары порхали в золотом мареве эльфийской магии, которая теперь, казалось, исходила от них самих: бал вступил в ту стадию, когда чопорные приличия и манеры постепенно отходят на второй план, позволяя приглашённым наконец вздохнуть свободно и дать мелодии и внутренней песне унести их на своих волнах. Поэтому, когда он жестом подозвал к себе одного из стражников, на это никто не обратил особого внимания. Воин остановился по левую руку и склонился в почтительном поклоне в ожидании дальнейших указаний.

— Она покинула зал, — бросил король, почти не двигая губами. Склонившийся перед ним эльф был одним из двух стражников, кто были с ним в ту ночь, когда за дверью кладовой их взору предстало кроваво-хрустальное месиво, и с тех самых пор эти двое то и дело незаметно следили за ней, когда самого владыки не было рядом. Именно поэтому стражник не стал задавать лишних вопросов, а лишь выпрямился и быстро пробежал глазами по танцующим. — Найди её, — последовал краткий приказ, после чего эльф коротко кивнул и растворился в толпе. Трандуил ещё какое-то время следил за дамами и кавалерами, но настал момент, когда и с него было достаточно на этот вечер, и когда в очередной раз музыка смолкла, Владыка не спеша поднялся с трона и после короткого церемониального прощания удалился.

В своих покоях он не провёл и нескольких минут, когда в дверь коротко постучали — на пороге возник тот самый эльфийский воин.

— Ваше величество, — снова поклон, на что король нетерпеливо взмахнул рукой, приказывая тому подняться. — Её нет ни в саду, ни в больничном крыле, ни в отведённых покоях. Хотя кажется, она заходила туда совсем недавно, — пальцы короля чуть постукивали по мраморной облицовке камина, выдавая явное нетерпение. Стражник глубоко вздохнул и продолжил. — Боюсь, она ослушалась вас, ваше величество, — на мгновение украшенная перстнями рука замерла в воздухе.

— Что ты имеешь в виду?

— Один из патрульных заметил, как одна из служанок направлялась на нижние уровни… Но все люди были отпущены вниз ещё до заката. Поэтому я смею предположить, что это была она, — воин вытянулся и замер перед своим повелителем, однако король не спешил с ответом, продолжая наблюдать за игрой пламени.

— Доставьте её обратно, — проговорил он наконец, полуобернувшись в сторону стражника, и тому ничего не оставалось, как повиноваться. Дверь тихо щёлкнула.

Его обуревали странные чувства и мысли. С одной стороны, ледяное спокойствие и уверенность, что она никуда не сбежала да даже и не попыталась бы, и в то же время лёгкая досада от одной мысли, что она смела покинуть его общество. Хотя уже совсем скоро на смену последнему пришло раздражение, особенно когда ему доложили о том, что её задержали внизу на празднике у людей. Он выслушал стражника с явным безразличием, не проронив ни слова, и лишь жестом повелел тому удалиться, продолжая неотрывно следить за танцем огня. И только оставшись в одиночестве, позволил себе дать волю эмоциям. Руки сжались в кулаки с такой силой, что заломило костяшки пальцев. Он был зол, однако никак не мог определить на кого или на что. Она ослушалась, ускользнула тайком, пренебрегая роскошным балом ради пьяного веселья слуг и лакеев.

«Но разве только в этом дело?» — усмехнулся внутренний голос, что заставило короля резко выдохнуть.

На фоне эльфов эта гостья не выделялась ни красотой, ни грацией. Не было в ней повелительной мощи и уверенности, присущих людям древних родов, а благородная гордость, с которой она ступала по залу в окружении насмешливых взглядов бессмертных придворных, вызывала невольную улыбку. «Кому и что она пыталась доказать?» Она была явно здесь чужой, но каждый раз, когда его взгляд вылавливал в толпе невысокую фигуру, король ловил себя на мысли, что почему-то она не казалась лишней, хотя, возможно, так было только для него. Тонкий силуэт, окутанный сиреневой дымкой — именно такой виделась она ему на балу. Хотелось дотянуться, прикоснуться, ещё раз ощутить вкус её поцелуев, чуть влажный шёлк кожи, но она, как туман, была далека и недосягаема. А он и не пытался приблизиться. В тени колонн, среди пёстрой толпы — его взор безошибочно находил знакомые черты лица и эти горящие глаза, в которых, казалось, отражался сам древний лес, в то время как в его руках трепетало тело другой. Возможно, он бы позволил себе королевскую вольность, шагнул бы к ней, наплевав на недоумевающие взгляды и шёпот по углам. Возможно, в его руках горела бы она. Ведь никто не воспринял бы это всерьёз. Возможно… Если бы не было той аудиенции.

Король отвернулся от заточённого в мрамор пламени.

«Слишком много мыслей для одной смертной, о которой ты даже ничего толком не знаешь».

Несколько быстрых шагов, и разгорячённое лицо обожгло отрезвляющее дыхание ночи, а взор с облегчением утонул в полумраке. Терраса, освещённая слабыми отсветами камина да мутной Луной, то и дело пробивающейся сквозь плотные облака, показалась ему ещё более просторной, чем обычно. Эльф набрал полные лёгкие воздуха, с наслаждением ощущая под ладонями холод камня перил. Под его ногами волновался и шумел лес, словно тёмное бескрайнее море.

«Всё это заходит слишком далеко».

Слишком часто его посещали думы о ней, и он опасался, что это была уже не прихоть, не игра, но слабость, а последнее в эти неспокойные времена было недопустимо. Возможно, действительно стоило отпустить её, и пусть дочь лекаря заберёт её с собой в Минас-Тирит, Рохан или куда она постоянно сбегает.

«Но тогда ты никогда не узнаешь, кто она и откуда… А нужно ли это?»

Трандуил гордо расправил плечи и теперь напряжённо вглядывался в ночную мглу, будто она могла дать ему ответ. Но всё было тщетно — он и только он сам должен был принять единственное правильное в этой ситуации решение.

Сегодня было на удивление тепло. Такое случалось, когда в Лихолесье прилетал заблудившийся южный ветер, и тогда на день или два воздух наполнялся призрачной лаской ушедшего лета. Природа словно дразнила и смеялась, давая ещё острее ощутить неизбежность приближающегося холода зимы. Но это будет потом, а пока где-то вдалеке глухим эхом раздавались раскаты грома — из-за горизонта надвигалась гроза, последняя перед зимним безмолвием. Всё замерло в преддверии приближающегося буйства стихии, и даже ветер затаил дыхание в кронах вековых деревьев.

«Напускная тишина…» — его губы тронула лёгкая улыбка. Она всегда заставляла его сердце биться чаще, одновременно погружая мысли в состояние странного оцепенения, а это было ему сейчас необходимо как никогда. «Бум!» — чья-то решительная рука распахнула какую-то дверь, которая в ответ глухо охнула, ударившись о стену. Эльф резко открыл глаза — это происходило в его приёмной. Однако он ничем не выдал себя, ни один мускул не дрогнул на гордом лике, король не сделал ни шагу, продолжая стоять на террасе лицом к лесу и напряжённо вслушиваясь в доносившиеся из-за спины звуки. Не было и тени страха, только всёвозрастающий интерес узнать, кто посмел. Торопливые шаги эхом разносились по пустым комнатам, но этот кто-то всё не приближался, как будто время намеренно замедлило свой ход. Воздух стал каким-то вязким, и владыка мог поклясться, что с каждым вдохом ощущал еле уловимую сладость на кончике языка. И этот аромат, такой пьянящий и… «Знакомый?» — всё тело напряглось от неожиданной догадки, он резко развернулся.

Она стояла на террасе. С бледного лица на него смотрели горящие глаза, зрачки неестественно расширены. Замысловатая причёска распалась, и вольный ветер теперь свободно играл разметавшимися тёмными локонами, вплетёнными лентами, то и дело приподнимая дерзкой невидимой рукой невесомые складки платья. Эльф вновь поймал себя на мысли, что она казалась сотканной из сиреневой дымки, и что ещё одно дуновение, резкий порыв, и её образ растает, унесётся вслед за ветром за горизонт… Но он не мог этого позволить. Только не сейчас, только не тогда, когда она сама пришла к нему. Король шагнул к ней навстречу, но она этого и не заметила, настолько увлечена была своей обидой. Он всё прекрасно слышал, и каждый упрёк, словно камень летел в его сторону, но он не слушал, потому что видел глубже. За горькими словами скрывалось настоящее бушующее пламя, которое отражали её глаза, и излучало её тело. Трандуил завороженно наблюдал за этим ураганом эмоций, и его собственное сердце билось всё яростнее, всё сильнее становилось желание ощутить этот жар на себе, испить его, испробовать на вкус… Но она вырвалась, лишив этого пьянящего нектара, а потом свист рассекаемого воздуха, и в следующее мгновение левая щека полыхнула ослепляющей болью. Да, это была всего лишь пощёчина, но он будто заново ощутил на своём лице агонию от пламени драконов. Внутри удушающей змеёй заворочался гнев. Он невольно подался назад, а когда мгновение спустя вновь обратил взор на смертную, почти ожидал, что та отпрянет, что на её лице отразиться выражение ужаса, отвращения… Но он не успел этого увидеть.

Прохлада её руки на его лице — боль исчезла так внезапно, что сердце эльфа пропустило удар. И вновь от сладостного огня идёт кругом голова, только сейчас это были её губы, что нашли его. Где-то вдалеке мелькнула было мысль, что стоило остановиться, но она почти сразу исчезла, растворилась в ощущении её поцелуев, таких яростных и отчаянных. Она льнула к нему, и от этой близости темнело в глазах, а его руки прижимали её тело ещё ближе, в то время как пальцы исследовали каждый изгиб. На нём не было сейчас торжественного бального наряда, и сквозь тонкий лён рубахи и лёгкий шёлк её платья он с наслаждением упивался теплом и ароматом её кожи, но он никак не мог насытиться этими прикосновениями. Он ждал слишком долго. И великие Валар! Она отвечала ему тем же.

Руки метнулись к вороту рубахи, нетерпеливо разрывая материал, и вот уже её поцелуи опаляют его шею и плечи, спускаясь к груди. Эльф чуть откинул голову назад, жадно хватая воздух, пытаясь держаться, но лишь до того момента, пока горячие губы не обхватили возбуждённый сосок. Женщина то ласкала его кончиком языка, то дразнила, чуть прикусывая и царапая зубами — эта сладостная пытка стала последней каплей. В его руках тело смертной было почти невесомым, а мгновение спустя они оба оказались на скинутой впопыхах мантии.

Невесомые складки платья распались, словно лепестки цветка, открывая жадному взору обнажённый бархат кожи. Нет, её тело было лишено эльфийского совершенства, но от этого было для него ещё более сладостным и зовущим. Несколько торопливых движений, и последние обрывки ткани отброшены в сторону — теперь их больше уже ничто не разделяло. Лишь упоение её наготой, его совершенством, и это первое соприкосновение обнажённых тел, от которого на долю секунды забываешь, как дышать, а из груди вырывается почти звериное рычание. Эльф резко втянул воздух, почти ощущая на вкус аромат их желания, его губы томительными поцелуями прочертили линию от ямки ключицы, вдоль ложбинки между грудями и, словно в отместку за предыдущую муку, овладели затвердевшим бугорком соска. Она выгнулась ему навстречу, в то время как его пальцы скользнули между ног, к центру её наслаждения, уверенными движениями дразня, лаская и проникая всё глубже. Эта пытка сводила её с ума, и она уже не сдерживала стонов, а он жадно ловил их, наслаждаясь её истомой. Их языки, как и тела, страстно переплетались в бесполезной и смешной попытке перехватить давно утерянный контроль, хотя на долю секунды показалось, что эльфу почти удалось.

Король прервал поцелуй и замер, вглядываясь в лицо смертной. Светлые локоны упали вперёд, и впервые он и она оказались действительно наедине. Исчезло и небо, и звёзды, и терраса, и ночь, остались только эти широко распахнутые глаза каре-зелёного цвета. Что он надеялся увидеть в них тогда? Сомнение, сожаление, отказ? Или же наоборот — желание, страсть, искру истинного чувства? Он поймёт это, но уже намного позже, как и то, что в тот момент в глубине души одинаково страшился и того, и другого. А пока его взору открылся омут из обжигающего янтаря, прохлады зелени и затягивающей тьмы… Она не сказала ни слова, даже не моргнула и лишь подалась вперёд, чтобы коснуться губами в почти невесомом поцелуе. Этого было достаточно.

Эльф вошёл в неё одним резким движением. Женщина тихо охнула, но приняла его в себя полностью. Люди всегда были меньше эльфов, но тогда она показалась ему особенно хрупкой, и несмотря на то, что внутренний жар её тела сводил его с ума, король заставил себя вновь замереть. Несколько ударов заходящегося сердца, и она сама выгибается ему навстречу, обхватывая его поясницу ногами, позволяя проникнуть ещё глубже.

«Великий Эру!» — дыхание эльфа прерывисто, от остроты нахлынувших ощущений он почти сорвался, но это лишь мимолётная слабость. Теперь это её очередь потерять контроль. С приоткрытых губ срываются сладостные стоны, и она уже даже не пытается их сдерживать, а Трандуил, удерживая её навесу за талию, ритмично двигается в ней, полностью выходя и вновь погружаясь, заставляя кровь вскипать в венах, а тело плавиться в его руках. Между ними нет нежности, есть только всепоглощающее желание утолить так долго мучавшую их жажду. Тёмные волосы разметались по мантии, пальцы впиваются в мускулы предплечий, царапая белоснежную кожу, женщина пыталась притянуть его к себе, всё дальше поднимаясь к заветному пику. Трандуил чувствовал это, и его собственное тело пело с ней в унисон. Движения становились всё более резкими и отчаянными, она уже не стонала, а, зажмурив глаза, что-то шептала, то и дело почти срываясь на крик. Слова ему были не понятны, да это было и не важно, зато каждый сдавленный вздох, каждый сладострастный возглас, отдавались в эльфе электрическим разрядом желания и наслаждения. Но вот она изогнулась и мелко задрожала под ним, почти до боли сжимая его внутри, а несколько движений спустя волна оргазма накрыла и его.

Их разгорячённые тела были всё ещё переплетены друг с другом, когда первые капли дождя упали на холодный мрамор. Только ни эльфу, ни смертной не было до этого никакого дела. Тогда весь мир состоял из упоительной близости и живительной небесной влаги. В какой-то момент их губы снова встретились, и приутихшее пламя их жажды стало разгораться с новой силой. Но на этот раз всё было иначе. И если в первый раз они оба были похожи на измученных дорогой путников, которые одним залпом опрокидывали в себя целый бокал вина, то теперь пили этот чудесный нектар тягуче медленно, смакуя каждый глоток, каждое прикосновение.

Эльф осознанно ощущал, как пульсировала магия в её крови, как энергия обволакивала их обоих, медленно перетекала из одного тела в другое. Все чувства были обострены до предела, в то же время позволяя его сознанию парить над реальностью. Трандуил смотрел на женщину и, будто бы видел её впервые. Возможно, поэтому, гордый король позволил ей в ту ночь немыслимое. Никогда и никто из его любовниц не смел возвышаться над ним, но сейчас, лёжа на спине, ощущая сладостную теплоту её глубины, ритмичные покачивания их соединённых тел, это не было важно. Она двигалась нарочито медленно, с трудом сдерживая бушующий внутри напор страсти, даря тем самым им обоим невыносимо сладкое наслаждение предвкушения. Её голова была откинула назад, а сухие приоткрытые губы с жадностью ловили потоки усилившегося дождя. В тусклом свете капли мягко мерцали на гибком теле, подобно осколкам звёзд. И чем дольше эльф смотрел на неё, тем больше ему казалось, что и женщина сама была частью того чёрного неба, подёрнутого пылью холодных светил, и, как и они, была такой же зовущей, желанной и недосягаемой. Стремясь опровергнуть свои же собственные мысли, король скользнул рукой вверх и, обхватив небольшие груди, слегка ущипнул возбуждённые соски. Ответом ему был сладостный стон. Не похожая ни на эльфа, ни на человека, она казалась чужой, запретной, и от этого ему хотелось обладать ею ещё больше. Трандуил обхватил её бёдра и, перехватив контроль, ускорил темп, яростно пронзая и насаживая её на себя. Оргазм настиг её неожиданно резко, она тихо вскрикнула, замерла на мгновение и тут же упала ему на грудь в сладкой судороге. Но эльф не дал ей опомниться и, одним движением перевернув их, вновь оказался над ней, накрывая своим телом, ни на секунду не сбавляя заданного ритма. Женщина уже не сопротивлялась, принимая его в себя полностью, встречая каждое его движение. Затуманенный взор, искусанные и алые от поцелуев губы — она была прекрасна в своей страсти, а у него голова шла кругом от обладания ею.

В этом наслаждении было что-то древнее и тёмное, что заставляло терять контроль и самообладание, но он не мог остановиться, да и не хотел, чувствуя, как внутри смертной росло напряжение — она была вновь близка, также, как и он. Несколько резких выпадов, и волна накрывает их, разбивая вдребезги все барьеры. Из груди эльфа вырывалось глухое рычание, он подался вперёд, изливаясь внутри неё, а она принимает его, извиваясь, прижимаясь, впиваясь в его губы в отчаянном поцелуе.

Их прерывистое дыхание ещё не успокоилось, и долгое время они лежали без движения, укутанные лишь теплом друг друга. Но эльф очень хорошо помнил насколько хрупкими были человеческие тела, и когда холод мраморных плит стал явственно ощущаться и на его коже, легко поднял женщину и перенёс в свои покои. Той ночью, под расшитым золотом пологом королевской опочивальни он обладал ею ещё раз, вновь погружая их в горячие волны наслаждения. А потом, утомлённое страстью тело смертной не выдержало, и она уснула.

Трандуил задумчиво рассматривал эту странную женщину, ловя себя на мысли, что такой, лишённой звёздной холодности и чуждости, он видел её впервые. Тёплые блики камина освещали её умиротворённое лицо, и впервые за этот вечер она выглядела действительно как человек, но именно сейчас эльф особенно остро ощущал исходящую от неё магию. Она заворочалась, покрывало сбилось, и его взгляд помимо воли скользнул по обнажённому телу. Но уже в следующее мгновение король невольно замер: между плавно вздымающимися округлостями грудей отчётливо виднелся ровный, чуть розоватый шрам. Его пальцы чуть коснулись повреждённой кожи, и лик Владыки заметно помрачнел. Он слишком хорошо знал, какое оружие оставляет такие раны. Но откуда они на теле смертной, и как он не заметил их ранее? И снова вопросы, а ведь казалось, он уже почти приблизился к разгадке… Король устало выдохнул, его губы тронула еле заметная улыбка: «Но теперь ты никуда не денешься, thurenloth…»

Как же порой мы бываем слепы в нашей наивной, высокомерной уверенности…

Глава опубликована: 10.08.2018

42. Послевкусие

Ветер бился и неистовствовал за окном. От каждого его порыва разноцветные витражные стёкла жалобно вздрагивали и постанывали, что, казалось, только придавало уверенности разбушевавшейся грозе, и стихия снова и снова с воем бросалась на эту тонкую преграду, отделявшую сейчас теплоту и свет от гнева помрачневшей природы.

Он зачарованно наблюдал за всем этим, невольно ловя себя на мысли, что происходящее за окном во многом походило на то, что творилось внутри него. Словно загнанный и надрессированный зверь он вот уже больше месяца мерил шагами эту каменную темницу, вежливо улыбаясь и делая вид, что ничего не произошло, отряхиваясь от любопытных взглядов, как от пыли…

— И это всё? — от внутреннего напряжения его голос чуть подрагивал.

— Увы… — последовал безразличный ответ.

— Увы? — переспросил он с хрипотцой. — Неужели ты не понимаешь, насколько это важно?! — руки сами сжались в кулаки, голос набирал обороты, и скрывать раздражение было уже невозможно. — Разве для этого я тебя…

— Лорд Эглерион!

Он резко обернулся, а начатая фраза так и осталась незавершённой. Его собеседник, который минутами ранее расслабленно стоял у камина, теперь вытянулся и, гордо вскинув голову, в упор смотрел на него.

Казалось, только сейчас он заметил, насколько изменился его бывший помощник. И пусть во внешности всё так же преобладал привычный коричневый цвет, но теперь длинный камзол, на манжетах и воротнике которого чуть поблёскивала тонкая серебристая вышивка, был сшит из явно более дорогой материи. Волосы, ранее всегда затянутые в низкий хвост, свободно ниспадали на плечи. Однако, что его поразило, так это выражение глаз собеседника, и именно это и заставило Эглериона проглотить рвущиеся с языка упрёки. Холодный и уверенный, с лёгким налётом скуки, надменности и вызова — это был взгляд того, кто уже познал вкус власти. О, как это было ему знакомо! Бывший королевский дворецкий чуть прикрыл глаза. Хотелось ему того или нет, но теперь он был не в праве что-либо требовать от своего бывшего подчинённого, даже более — он зависел от его расположения.

— Прошу прощения… — слова давались с трудом и казались какими-то чужими. — Я… похоже немного забылся… — он старался не смотреть другому эльфу в глаза, опасаясь увидеть в них даже намёк на торжество, но тому этого было и не надо.

— Лорд Эглерион, — начал тот уже чуть мягче, — не стоит извинений. В вашем положении любой бы потерял контроль.

О, как это царапнуло самолюбие, но бывшему дворецкому не оставалось ничего другого, как скрипеть зубами от досады и раздражения, а его бывший помощник тем временем продолжил:

— Я благодарен вам за доверие и возложенную на меня ответственность и именно поэтому не смею и не имею никакого права пренебрегать своими обязанностями и обязательствами перед его величеством и королевством, — он сделал многозначительную паузу. — Я не отказываю вам в помощи, но благо королевства стоит на первом месте. Разве не так?

Эглериону ничего не оставалось, как утвердительно кивнуть в ответ.

Какое-то время в комнате царила звенящая тишина, нарушаемая только тихим потрескиванием дров в камине да буйством стихии за окном.

— Значит, эта книга пока единственная зацепка? — проговорил наконец Эглерион, который уже давно отошёл от окна и теперь рассматривал страницы увесистого фолианта, покоившегося на рабочем столе. — Странный язык… — пробормотал он задумчиво, что больше походило на мысли вслух.

— Это мне и показалось странным, поэтому я и решил захватить её с собой, — заметил в свою очередь помощник. Бывший дворецкий вскинул голову, и на мгновение на его лице отразилось искреннее удивление, как будто он и не ожидал увидеть здесь второго эльфа.

— Только зачем она дочери лекаря? Тут один чертежи да схемы… Разве что она решила что-то построить?..

— Не думаю, — прервал его поток мыслей бывший подчинённый. — А ещё я считаю, что этот язык леди Сельвен также не известен.

— Откуда такая уверенность? — в голосе Эглериона сквозила плохо скрываемая ирония, однако его собеседник предпочёл оставить это не замеченным.

— Всё просто. Я видел насколько аккуратно и неуверенно она записывала название книги. Если бы всё было понятно, то ей бы не понадобилось сверять каждое слово, — на это опальный дворецкий устало выдохнул и шумно захлопнул кожаный переплёт.

— Она водит нас за нос! — он старался говорить спокойно, но выходило плохо. — Неизвестное и нежданное лекарство, затем весь этот сыр-бор с музыкантами, а теперь она делает вид, что ничего не произошло! Днями пропадает в лаборатории, а ночами в библиотеке… — эльф резко замолчал и, всё ещё опираясь руками о стол, склонил голову, пепельные пряди упали на лицо. Сейчас, как никогда, он выглядел побеждённым и уставшим. Это была минутная слабость, такая несвойственная этому гордому эльфу. Его собеседник поспешил отвести взор и уже повернулся было к двери, когда неожиданно твёрдый голос бывшего дворецкого заставил его замереть на месте:

— Возможно, нам стоит подойти к этому с другой стороны, — холодные серые глаза смотрели на удивление уверенно, а на бледном лице не было и намёка на слабость или отчаяние.

— Что вы имеет в виду, Лорд Эглерион?

— Возможно, стоит понаблюдать, а может и расспросить поподробней не дочь лекаря, а её служанку? Люди редко умеют держать язык за зубами, особенно если припугнуть или пообещать что-нибудь взамен, — тонкие губы тронула хитрая улыбка. Однако последующая реакция и слова его бывшего подопечного очень удивили Эглериона. Облачённый в коричневый камзол эльф неожиданно криво усмехнулся.

— Боюсь, что в нынешней ситуации припугнуть и поподробней расспросить будет проще дочь главного королевского лекаря, нежели эту смертную. С некоторого времени она стала интересна некоторым важным особам…

— Что это значит? — брови Эглериона удивлённо дёрнулись вверх, но в ответ его собеседник только покачал головой.

— Это всего лишь мои догадки…

— Я рискну их выслушать.

— Но я не рискну их озвучить, — второй эльф решительно взялся за ручку двери и уже потянул было на себя, но в последнее мгновение еле слышно бросил через плечо. — Потому что только за одни свои догадки я рискую оказаться в том же положении, что и вы, лорд Эглерион.

Дверь за его посетителем уже давно закрылась, а бывший дворецкий так и стоял у стола. Все эти туманные намёки и якобы случайно брошенные фразы никак не складывались во что-то правдоподобное и имеющее хоть какой-то смысл. И хотя он предполагал, что смертная могла располагать определёнными сведениями, но никак не мог себе представить, кому и чем стала интересна эта женщина. С другой стороны, его бывший помощник не стал бы разбрасываться подобными утверждениями, не имей они под собой хоть какой-то основы. Словно в ответ на его мысли ладонь нечаянно коснулась плотного кожаного переплёта, от неожиданности эльф чуть вздрогнул и немного удивлённо взглянул на позабытый было фолиант. Возможно, не стоило списывать со счетов эту непонятную книгу. «Ведь зачем-то она всё же понадобилась дочери лекаря?» В последнее время он избегал даже мысленно называть её по имени, пусть и признавая, что это было глупо, но так было проще соблюдать определённую дистанцию и справляться со спорными чувствами, что вызывала в нём светловолосая эльфийка. Эглерион раздражённо встряхнул головой: «Не об этом сейчас надо думать!»

Взгляд серых глаз снова упал на странную книгу, пальцы в задумчивости заскользили по потёртому золоту тиснения непонятных букв. Если, как утверждал его осведомитель, язык был не понятен и ей, то единственным объяснением того, зачем Сельвен разыскивала этот том, было то, что предназначался он кому-то другому. Лицо опального придворного озарила победоносная улыбка, он несколько раз назидательно цокнул языком. «Ты умна, но я всё равно вижу тебя насквозь», — прошептал он еле слышно и, подхватив фолиант со стола, направился к камину, где, устроившись в высоком кресле, погрузился в изучение пожелтевших станиц.

Здесь его и застало утро, серое и усталое. Казалось, природа, а вместе с ней и лес, всё ещё приходили в себя после ночного буйства стихии, а поэтому даже не стремились избавиться от тумана, который прятался в кронах деревьев, словно обрывки чьей-то мантии. И несмотря на почти безоблачное небо, солнце светило тускло и холодно, ещё раз напоминая о приближающейся зиме. Рассматривая пейзаж за окном, Эглерион невольно поймал себя на мысли, что с удовольствием бы испробовал это странное утро на вкус, ощутил, как на лицо вуалью опадает прохладная туманная влага… Но увы, путь за пределы дворца был для него закрыт. Тонкие губы тронула призрачная улыбка. Какая ирония, что именно сейчас ему хотелось попасть в лес, откуда раньше он так стремился вырваться. Любители же скрываться под этими монументальными кронами нередко вызывали на его лице снисходительную улыбку, ведь он был уверен, что всё самое главное расположено внутри дворца. Смешно и нелепо, но мы всегда сами забываем про горизонт и стремимся запереть себя в самой высокой башне, а понимаем, что это темница, слишком поздно.

Эглерион всегда грезил дворцом и благородной тишиной его верхних уровней, а сейчас отдал бы многое за то, чтобы иметь возможность свободно передвигаться и на нижних ярусах, хотя, конечно, в последнее время ему позволялось больше, чем в первые дни после тех злополучных событий. Возможно, это было связано с тем, что король не желал привлекать излишнего внимания к бывшему дворецкому и его заточению; или же после недели пристального наблюдения было решено, что опальный эльф не представлял никакой опасности, а может, до него просто не было дела. Так или иначе, но Эглериону теперь дозволялось не только покидать свои покои, но и относительно свободно передвигаться по дворцу. Относительно потому, что то и дело он замечал краем глаза, как в тёмных альковах то там, то здесь маячила фигура стражника. А когда однажды он решил спуститься вниз, словно из-под земли перед ним материализовались сразу двое воинов и молча преградили ему путь, давая тем самым понять, что проход дальше был для него закрыт. Конечно же, осведомлённый обо всех самых тайных ходах и выходах, бывший главный дворецкий мог бы с лёгкостью обвести их вокруг пальца и попасть туда, куда ему надо. Но стоило ли это того, чтобы искушать судьбу и вызывать не нужные подозрения?

«Очень скоро, если не удастся переубедить короля, в твоём распоряжении будет весь горизонт и даже больше…», — он шумно выдохнул и отвернулся от окна. Не стоило сейчас давать волю сантиментам, надо было наконец действовать.

Быстро преодолев оставшееся пространство, он уверенно взялся за ручку и потянул дверь на себя. За ней никого не оказалось, и, хотя уже давно стража не маячила у его покоев, не стоило пренебрегать банальной осторожностью. Эглерион бегло огляделся по сторонам и, только удостоверившись, что коридор и на этот раз был пуст, шагнул за порог.

Утро уже давно вступило в свои права, но на его пути пока не оказалось ни души, и лишь тихий шёпот его лёгких шагов раздавался в молчаливых коридорах. А кого он надеялся увидеть? Толпы зевак? В это после праздничное утро? Эглерион криво усмехнулся и прибавил шагу. Теперь, когда до цели оставалось совсем немного, в голове всё громче звучали сомнения в целесообразности всего плана.

«С тех пор многое могло измениться…»

Но эта мысль так и осталась незавершённой, так как за следующим поворотом он с разбегу на кого-то налетел. Оба невольно отступили друг от друга и замерли, хотя каждый из них по разным причинам. Бывшему дворецкому с трудом удалось сдержать улыбку, и он ограничился лишь тем, что мысленно похвалил себя за очередное доказательство собственной догадливости и смекалки. Что же касается его неожиданного утреннего встречного, то тут приятных эмоций было намного меньше.

— Леди Сельвен, — он грациозно поклонился, — какая встреча! Теперь это утро может стать только лучше.

— Лорд Эглерион, — она старалась придать лицу как можно более нейтральное выражение, но давалось ей это с трудом. — В свою очередь, тоже надеюсь, что это утро станет ещё более приятным днём, — она сделала шаг в сторону, однако бывший дворецкий предугадал её намерения и вновь оказался у неё на пути. Между бровями Сельвен залегла заметная морщинка:— Я спешу, — в голосе зазвучали металлические нотки, но он сделал вид, что не обратил на это внимание и лилейно улыбнулся.

— О, я вас прекрасно понимаю! Поверьте, и до меня дошли слухи, что в последнее время в больничном крыле слишком много дел. Я не посмею вас долго задерживать, — ему показалось, или она действительно облегчённо вздохнула? Явно ожидая, что разговор окончен, Сельвен шагнула вперёд, но он и не думал отступать, и в ответ на удивлённый взгляд зелёных глаз, только шире улыбнулся. — То, что я хочу вам сказать, не займёт много времени. Вашего драгоценного времени, леди Сельвен, — он снова слегка склонил голову.

— Лорд Эглерион…

Однако он не дал ей договорить:

— Кажется, в прошлый раз мы расстались не совсем по-дружески. Позвольте мне это исправить, — последние слова заставили её замереть на месте. Намеренно повременив несколько мгновений, он грациозно откинул плащ, извлёкая из складок материи принесённую книгу, и протянул её Сельвен. Та в свою очередь молча и без тени удивления приняла её из рук опального дворецкого. — До меня дошли слухи, что вам она очень нужна…

Опрометчивость своего поступка она осознала слишком поздно и даже приоткрыла рот, видимо, желая что-то возразить, однако момент был уже упущен.

— Благодарю вас, Лорд Эглерион, — проговорила Сельвен, слегка кивнув головой. — Это было очень осмотрительно с вашей стороны. Но теперь… — только он не собирался отпускать её так просто.

— Книга попала ко мне случайно, но, признаться, я даже и не подозревал, что в королевской библиотеке хранятся подобные экземпляры. Простите мне моё любопытство, но что это за язык? — выражение лица было непроницаемо-невинно, хотя он не без внутреннего триумфа наблюдал за метаниями зеленоглазой лекарши. Прошло несколько томительных секунд, прежде чем Сельвен побеждёно выдохнула и, гордо вскинув голову и глядя прямо в глаза её утреннему нарушителю спокойствия, холодно отчеканила:

— Я не знаю. Именно поэтому этот фолиант и заинтересовал меня так. Надеюсь, ваше любопытство удовлетворено.

— Или же, — тон Эглериона потерял всякую любезность, холодным эхом отдаваясь от окружавших их каменных стен, — этот фолиант предназначался кому-то другому. Не так ли, леди Сельвен?

— Если вам больше нечего мне сказать, лорд Эглерион, мне пора. Меня, в отличии от вас, ждут важные дела.

Глаза бывшего дворецкого угрожающе сверкнули, но ему нечего было возразить.

— В таком случае, приятного дня, — процедил он, чуть отстраняясь.

— Желаю и вам того же, — был её краткий ответ, и уже в следующее мгновение она скрылась за поворотом.


* * *


Настроение Сельвен, и без того немного странное в это утро, стремительно неслось по наклонной. Сначала сам бал, а в особенности последующий день, который она всегда, даже несмотря на прошедшие года, воспринимала с толикой болезненной печали и злости на саму себя. Хотя в этот раз этот сумбур эмоций был ещё приправлен и некоторым раздражением, причину которого она никак не могла объяснить, а может просто и не хотела. Ведь кому захочется признаться, в том, что она наивно ждала того, кто не придёт. Его не было во дворце, он был где-то за пределами королевства, так зачем искать беспокойным взглядом в толпе его статную фигуру? И почему столько лет спустя сердце так тревожно вздрагивает от одной лишь возможности оказаться с ним рядом? Наверное, дело в том, что мы всегда хотим верить в чудо, забывая, что одной веры порой бывает недостаточно. Только все это она старательно гнала прочь из своей головы, виня во всём само торжество, такое неуместное, ненужное, организованное, казалось, для того, чтобы отвлечь обитателей дворца от чего-то более важного.

Эти мысли не давали ей покоя с того момента, как она открыла глаза, поэтому, наскоро позавтракав, она устремилась в единственное место, где могла избавиться от этого внутреннего гула. На следующий день после бала в библиотеке её бы никто не побеспокоил. Только всё пошло не так, как того хотелось бы, хотя, конечно, кто мог знать, что её первая утренняя встреча будет настолько неприятной, и за углом с ней лоб в лоб столкнётся никто иной, как сам Эглерион, главный королевский дворецкий!

«Бывший», — добавила про себя Сельвен.

Хотя во дворце, казалось, почти никто не заметил пропажи высокомерного эльфа, известного своей любовью к собственному рабочему кабинету, в её голове уже давно зародились некоторые подозрения после некоторых фраз, брошенных теми самыми стражниками, что присутствовали в каморке роковой ночью. Официально, лорд Эглерион сам подал прошение о том, чтобы сложить с себя свои обязанности в качестве королевского дворецкого. Только на деле выходило, что эльф попал в немилость к его величеству, и ему «посоветовали» уйти добровольно. Сельвен не желала вдаваться в детали и не задавала лишних вопросов, однако сам факт того, что ни о первом, ни о втором не было объявлено во всеуслышание, давал повод понять, что опальный вельможа оказался замешан с музыкантами и их предводителем, а это происшествие, как она успела заметить, было решено сохранить в тайне.

Судьба самого Эглериона её не особо заботила, а после их последней встречи уж точно не печалила, но если во всех этих домыслах была хоть крупица правды, она могла только представить, какой оплеухой это стало для самолюбия высокомерного эльфа. По собственной воле отказаться от влияния и статуса, двух вещей, ради которых он жил и дышал. Неудивительно, что бывший дворецкий словно сквозь землю провалился. Наверное, поэтому она была настолько удивлена, столкнувшись с ним этим утром, что не сразу развернулась, не прошла мимо. А зря…

Поначалу Сельвен даже почти поверила в искренность его слов, особенно когда увидела в его руках ту самую книгу. Великие Валар, она никогда не считала себя наивной, но он обвёл её вокруг пальца, как неопытную дебютантку! Осознание собственной ошибки и опрометчивости пришло слишком поздно. Это были какие-то считанные секунды, но дело уже было сделано, она попалась в ловушку этого искусного придворного. Можно было пытаться отнекиваться, но это лишь усугубило бы ситуацию, поэтому она решила воспользоваться единственным своим козырем — солгать, говоря только правду. Тем самым удалось хоть как-то сравнять счёт, во всяком случае она на это надеялась. А ещё она поняла одно: лишённый власти, Эглерион никак не потерял своей хватки и прозорливости. И если раньше его можно было просто избегать, то теперь его стоило опасаться.

От последних мыслей холодок пробежал по спине, заставив Сельвен невольно поёжиться и бегло оглянуться. Но нет, коридор за её спиной был пуст. Она выдохнула, крепче стиснув зажатый в руках фолиант. Ощущение потеплевшей кожи переплёта неожиданно заставило её мысли повернуть совершенно в другое русло. Ирина. Лёгкий укол совести — последний раз она видела смертную вчера на балу, а потом им пришлось разделиться. Признаться, Сельвен до последнего надеялась, что её помощница не пойдёт… Хотя разве могла она отвергнуть приглашение? Да и оставалась надежда, что на торжестве всё будет не так уж и плохо.Тёмные локоны, горящий взгляд, алые губы — вчера в том чарующем платье, словно сотканном из утреннего тумана, Ирина с лёгкостью могла бы стать украшением любого придворного празднества. Только кого она обманывала? На что можно было рассчитывать на балу, где Ирина была единственной смертной? И от этого Сельвен было горько: её помощница и подруга заслужила лучшего, чем ловить высокомерные и насмешливые взгляды эльфийских вельмож. Однако она ничего не могла с этим поделать, и лишь наблюдала за старой и, увы, слишком знакомой ей самой игрой в придворное гостеприимство. Проходя мимо одного из высоких окон, Сельвен невольно замедлила шаг: там, за горизонтом, где тёмный лес впивался вершинами в серое небо, будет проще.

«Лишь бы вырваться отсюда…», — прошептала она, и грустная улыбка коснулась её губ. Едва заметная морщинка залегла между бровями на прекрасном лице бессмертной девы леса, но мгновение спустя она вновь ускорила шаг.

Всё же нужно было отдать Ирине должное — она с лёгкостью и завидной холодностью справлялась вчера с выпавшей на её долю ролью. Порой даже казалось, что отношение эльфов её ни капли ни трогает. Возможно, она была привычна к этому или же искусно скрывала. Кто знает, как это было тогда? Каким же должен был быть мир, в котором безразличие стало нормой? Но вчера Сельвен об этом не думала, ей было только больно и немного стыдно, словно она в чём-то провинилась перед Ириной, особенно, когда словно из-под земли перед ней возник Ровион. Брат был весел, его глаза хитро сверкали, и, задорно подмигнув, он подхватил Сельвен под руку, намереваясь увести куда-то в круг танцующих. Она попыталась высвободиться, взглядом указывая в сторону своей спутницы, на что тот удивлённо вскинул брови.

— Что она здесь делает? Зачем ты её привела? — буркнул он довольно бесцеремонно и, не дождавшись ответа, пожал плечами и уже на Всеобщем добавил: — Она никуда не пропадёт, а вот мне редко выпадает возможность станцевать со своей сестрой!

Если бы он знал, чем обязан смертной, то никогда бы не позволил себе вести себя подобным образом. Ровион вновь потянул сестру за собой, и та только обернулась, чтобы извиниться, но Ирина остановила её жестом, лишь понимающе улыбнулась и ободряюще кивнула в сторону кружащихся пар.

Позже, когда Сельвен всё же удалось вернуться, Ирины уже нигде не было. Брат предположил, что та отправилась обратно в свои покои, и пришлось с ним согласиться. Идти и проверять было бы глупо — по человеческим меркам Ирина уже давно считалась взрослой. Сельвен вновь увлекли музыка, брат, который то и дело норовил представить её кому-то из своих друзей, разговоры и поклоны, — одним словом, бал, каким Сельвен его помнила будучи ещё придворной дамой. И хотя пару раз ей даже казалось, что в толпе наблюдающих мелькнула фигура с тёмными волосами, она не могла быть уверена, что это не померещилось… Сейчас же прошлый вечер никак не давал ей покоя, то и дело напоминая о себе жалящим чувством вины.

За очередным поворотом её взору открылся длинный коридор, освещённый столпами солнечного света — до библиотеки оставалось рукой подать, но идти туда вдруг показалось совершенно бессмысленным. Ведь искомая книга была сейчас у неё в руках! И пусть утро не заладилось, у неё ещё был шанс его исправить, пусть и не для себя, то для кого-то другого. Сельвен замерла на месте, резко развернулась и спешно зашагала в противоположном направлении. Её лик посветлел, и она почти улыбалась…

Однако, оказавшись перед искомой дверью, она почему-то замешкалась.

«Что если я опять не вовремя?»

Перед глазами невольно всплыла совсем ещё свежая картина: слишком невозмутимый король и чем-то взволнованная женщина. Тогда, волей-неволей в голову Сельвен закрались совершенно безумные мысли… А потом эта странная аудиенция, которая, вместо того, чтобы развеять любые сомнения, их только усилила. Она чуть нахмурилась, но уже в следующее мгновение решительно встряхнула головой и уверенно постучала в дверь. Ответом ей была тишина, а острый эльфийских слух не уловил даже дыхание. После второй безуспешной попытки, Сельвен чуть толкнула дверь (которая, к счастью, оказалась незаперта), но только для того, чтобы удостоверится в очевидном — комната была пуста. И хотя на всякий случай она и заглянула в умывальную комнату, найти там никого не удалось, да она на это и не рассчитывала.

Взгляд Сельвен хмуро скользил по изысканной обстановке покоев. Конечно, можно было предположить, что Ирина куда-то отлучилась, ведь утро было далеко не раннее, только вот кровать, с брошенной на неё в второпях шалью, казалась даже не тронутой… Вопросы всплывали в голове один за другим, как и варианты того, что стоило теперь предпринять, но она мысленно отмахнулась и от того, и от другого, и вместо этого молча покинула комнату, напоследок тихо прикрыв за собой дверь.


* * *


Я не торопилась открывать глаза, хотя и проснулась неожиданно резко. Лишь спустя несколько мгновения стало понятно, что виной тому было ноющее чувство, что что-то было не так. Однако в комнате было тихо, только вот слишком холодно, и кожа неприятно покалывала от прикосновений морозного воздуха.

«Хватило же ума оставить открытой форточку, — заворчал мой внутренний голос, и правильно было бы исправить такое упущение, однако покидать постель мне никак не хотелось, и я поплотнее закуталась в одеяло, только это не принесло желаемого тепла. — Неужели я вчера была настолько навеселе, что не только оставила распахнутым окно, но и укрылась лишь покрывалом? —по ощущениям выходило, что так оно и было, и тело окутывали прохладные объятия шёлка, что в любой другой ситуации я назвала бы приятным, но не тогда, когда за окном температура приближалась явно к минусу. — Ночная рубашка сейчас бы тоже не помешала. С чего это я удумала спать голой?.. — последняя мысль грянула как гром среди ясного неба. По спине пробежал холодок, и одновременно меня бросило в жар. Стараясь дышать как можно ровнее, я осторожно приоткрыла глаза: над моей головой нависал балдахин, но не зелёный, а из расшитого золотом тёмно-коричневого бархата. Отчего-то захотелось выругаться, но я не решилась и снова зажмурилась. И зря. Перед внутренним взором тут же замелькали события прошлого вечера, отчего щёки запылали, а тело отозвалось предательским эхом наслаждения… Стараясь переключить внимание и унять закопошившееся либидо, я вновь приоткрыла веки и на это раз рискнула оглядеться.

Справа от меня складки полога были плотно задёрнуты, успешно скрывая тем самым от любопытных глаз королевское ложе, а от меня ту часть покоев, где, если мне не изменяла память, находилась дверь. У противоположной стены расположился небольшой камин, к сожалению, еле тлеющий. Слева же на стене можно было различить несколько картин, что-то похожее на секретер, стул с высокой спинкой, но основное пространство занимали высокие створчатые двери, выходящие на просторную террасу. Они были наполовину распахнуты, и сквозь них в комнату струился ещё не прозревший свет раннего утра, приправленный остротой морозного воздуха и ароматами леса, умытого дождём. Что же касается меня, то укутанная в тёмно-бордовое шёлковое покрывало, я покоилась на по-королевски просторной кровати тёмного дерева. Абсолютно одна.

На несколько мгновений я задержала внимание на последнем своём наблюдении, пытаясь решить радоваться ли мне этому или нет, но, как бы то ни было, это дало мне возможность вздохнуть и спокойно обдумать нынешнее положение дел.

«Только не залёживайся тут», — буркнул мой внутренний голос, и я вынуждена была признать его правоту. Учитывая то, что хозяина покоев рядом не было, мне следовало как можно скорее и незаметнее отсюда ускользнуть. Почему? По правде сказать, я и сама не могла дать ответ на этот вопрос, но сейчас мне казалось это самым правильным и безопасным решением.

Аккуратно соскользнув с кровати и прикрывая наготу широким покрывалом, я стала спешно оглядываться в поисках своей одежды, но, увы, безуспешно. В какой-то момент мой взгляд упал на выход на террасу, и я еле сдержала возглас разочарования. «Ну конечно! Как я могла забыть? Платье скорее всего всё ещё там…»

Сделав глубокий вздох, я шагнула к створчатым дверям.

— Ты куда-то спешишь? — глубокий бархатистый голос, который нельзя было не узнать, заставил меня замереть на месте. По телу пробежала лёгкая дрожь. Медленно, словно в полусне, я обернулась. Король стоял у кровати, скрестив руки на груди, и внимательно смотрел на меня. Выражение его лица было почти расслабленным, а глаза, казалось, улыбались. Венценосная особа была облачена в уже однажды виденный мною наряд: штаны, сапоги и изумрудная мантия на голое тело. И вновь меня поразило явное сходство с героем с обложки любовного романа, одновременно заставляя задуматься о собственном внешнем виде.

— Я не спешу, я просто замёрзла, — и, словно в доказательство своих слов, поплотнее укуталась в покрывало. Хотя, признаться, так мне хотелось скрыться и от пристального взгляда эльфа. Его глаза неотрывно смотрели на меня, гипнотизируя и лишая возможности — да и желания — сдвинуться с места, в то время как владыка с завораживающей грацией хищника медленно двигался в мою сторону. И вот он уже оказался рядом, его пальцы скользнули по моему лицу, чуть приподнимая за подбородок.

— Тогда позволь мне тебя согреть… — мягкий, тёплый шёпот утонул в дразнящем и сладостном поцелуе…

Я резко встряхнула головой. Наваждение рассыпалось. Комната была всё так же пуста, и оставалось только гадать, откуда в моей голове появились эти слащаво-романтические фантазии, присущие бульварным любовным романам для женщин за сорок. Я еле сдержалась от того, чтобы хлопнуть себя по лбу, вместо этого лишь криво усмехнулась и, шумно выдохнув, шагнула на террасу.

Обжигающе-холодный камень под босыми ногами окончательно привел меня в себя, а попадающиеся лужи и вовсе развеяли остатки сна. На моё счастье и здесь тоже не было ни души, однако испытывать судьбу не стоило, и я довольно быстро нашла и подобрала своё платье и поспешила обратно в королевскую опочивальню. Пусть возвращаться туда мне вовсе и не хотелось, но альтернатива устроить переодевания прямо на улице была ещё более дикой и скандальной. Можно было только гадать, что подумает стража, застань они меня за этим занятием.

Спальня была по-прежнему загадочно-безмолвна и пустынна.

«И слава богу!»

В надежде хоть на какое-то тепло, я почти бегом устремилась к тлеющему камину, где наконец решила оценить масштаб катастрофы. Всё ещё влажное от дождя, моё невесомое бальное платье выглядело печально, но ещё более печально стало мне, когда я представила, что сейчас придётся натягивать мокрую ткань прямо на голое тело. Только вот выбирать мне было не из чего. Не рыться же по королевским шкафам! А голая женщина в покрывале вызовет ещё больше вопросов, чем смертная в мокром платье. Мысленно помянув лихом фривольную бальную моду лесных жителей и отсутствие такой необходимой сейчас нижней рубахи, я, закусив губу, принялась за дело, и заняло оно, сказать по правде, дольше, чем ожидалось. Из-за рвущихся наружу нецензурных высказываний и отбивающих барабанную дробь зубов, приходилось то и дело делать передышки, вновь завёртываться в покрывало, дышать на ладони, чтобы окоченевшие пальцы наконец справились с завязками. Вдобавок ко всему, оказалось, что прошлой ночью огонь страсти опалил-таки нежный сиреневый шёлк. Иными словами, в некоторых местах наряд был порван и безвозвратно испорчен. Почему-то от этого стало очень грустно. Однако времени для печали у меня попросту не было.

Когда же наконец с многочисленными завязочками было покончено, и платье было надето, а мокрая ткань хоть немного прогрелась, и каждое движение уже не заставляло постоянно ёжиться и вздрагивать, я, всё ещё не решаясь расстаться с покрывалом, двинулась в сторону террасы. Почему-то мне показалось, что именно так будет намного проще незаметно покинуть королевские покои, да и дорогу я примерно уже знала. Только вот не успели мои шаги отсчитать и половину пути по белоснежным плитам, как раздавшиеся из прилегающей комнаты голоса заставили замереть на месте. И если личность одного из говорящих оставалась для меня загадкой, то вот властный и немного отстранённый голос второго говорившего, не оставлял никаких сомнений в том, кто находился по ту сторону распахнутых створчатых дверей. Помимо воли мои щёки запылали, дыхание участилось, я резко развернулась и, подобрав полы тяжёлого шёлка, как можно быстрее и бесшумнее поспешила обратно в опочивальню. Одно радовало: теперь хоть было известно местонахождение хозяина апартаментов, где меня удосужило проснуться.

Оказавшись снова в комнате, я какое-то время в нерешительности озиралась по сторонам, раздумывая как поступить в сложившейся ситуации. Конечно, можно было остаться здесь и дождаться короля, но этого мне совершенно не хотелось, а от одной мысли о том, что встречусь с ним взглядом, сердце начинало ухать так, что я начинала всерьёз опасаться за своё здоровье. Да и потом, застань он меня здесь, придётся ещё объяснять, почему на мне мокрое платье… А перспектива снова снимать наряд и ожидать Трандуила голой казалась вообще верхом идиотизма. Только всё это были лишь отговорки, которыми я с энтузиазмом пыталась прикрыть истинную причину — страх. Не важно, сколько тебе лет, быть отвергнутой на утро боится каждая. Боялась и я: его взгляда, его слов, того, что должна буду сказать я… Из груди невольно вырвалось что-то похожее на разочарованный стон.

«Нет, отсюда надо делать ноги. И как можно скорее! Не может же здесь быть лишь один выход? В конце концов, это же дворец, а значит, где-то обязательно запрятан тайный проход, похожий на тот, по которому совсем недавно мне приходилось приносить вино».

Воодушевлённая последними мыслями, я стала медленно обходить спальню, внимательно исследуя каждый уголок.

Как и предполагалось, в стене, ранее скрытой пологом, располагались створчатые двери, но путь туда был закрыт. Там скрывался тот самый небольшой кабинет с камином, ведущий в приёмную, откуда всё ещё доносились приглушённые голоса… Остальное убранство опочивальни я уже видела: широкая кровать, стул, секретер, камин — надо сказать, не густо, учитывая, что здесь проводил ночи сам владыка. Из декора в комнате присутствовало лишь несколько картин да гобелен, изображающий какую-то батальную сцену с участием эльфов, драконов и ещё каких-то существ. Это масштабное полотно закрывало почти полстены рядом с камином, поэтому я невольно удивилась, что заметила его только сейчас. Я уже хотела продолжить свои поиски а-ля форт Бояр, как неожиданная мысль заставила меня замереть на месте. Во многих исторических и приключенческих фильмах именно за такими вот гобеленами нередко и скрывались секретные ходы… Несколько торопливых шагов, и вот рука нетерпеливо отдёргивает в сторону край плотной материи. Предчувствие меня не обмануло: за гобеленом и вправду скрывалась небольшая дверь. Замаскированная шёлком и деревянными панелями, как и остальная комната, она почти сливалась со стеной, если бы не маленькая золотистая ручка. Не долго думая, я потянула дверь на себя, и мне снова повезло: проход не был закрыт!

По ту сторону моему взору открылась ещё одна комната, а вернее частная библиотека. Стеллажи с книгами стояли по всему периметру небольшого помещения, где единственным источником света было узкое витражное окно, отчего всё вокруг утопало в приятном полумраке. Возможно, при других обстоятельствах я бы с удовольствием посвятила больше времени разглядыванию интерьера этого уютного укромного уголка, но в данный момент у меня были дела поважнее. «Выход!» И, видно, в это утро удача решила отплатить сполна за все те разы, когда я не выигрывала в лотерею — в противоположном от секретного входа углу притаилась ещё одна дверь. На этот раз действительно маленькая: со своими метр семьдесят, я впритык проходила через дверной проём, а вот эльфам пришлось бы довольно низко склониться. Раздумывая над своими наблюдениями, я чуть надавила на светлое дерево, из которого была сделана дверь, и та неожиданно легко поддалась. Мгновение, и моему удивлённому взору открылся один из коридоров замка. Аккуратно выглянув наружу, я быстро поняла, где находилась, отчего меня даже охватило некоторое разочарование: не пришлось больше плутать по переходам. От потайной дверцы до моих покоев было рукой подать — стоило лишь завернуть за угол. Бегло обернувшись туда, где в дверном проёме ещё светились залитые утренним светом королевские покои, я глубоко вздохнула и, скинув покрывало на ближайший стул, в следующую секунду юркнула в пока ещё безлюдный коридор и почти бегом припустила к себе. Выдохнула я лишь после того, как дверь моих покоев закрылась за спиной. Так начался один из самых долгих дней в Лихолесье.

Приняв ванну, переодевшись и перекусив заботливо оставленным для меня завтраком, я, за неимением более никаких дел (по случаю праздника мне предоставили отгул), уселась на кровать и уставилась в окно. Только если раньше монотонное созерцание природы доставляло мне немалое удовольствие, да и что греха таить, помогало успокоить разбушевавшиеся клетки серого вещества, сейчас происходило прямо противоположное. Поэтому в какой-то момент я просто не выдержала и, глухо выругавшись себе под нос, подскочила с кровати и стала бродить от стены до стены в ожидании.

«В ожидании чего? А может ещё и кого?» — ехидничал внутренний голос, в ответ мне хотелось лишь драматично заламывать руки и кусать губы. Но в итоге, как только взгляд упал на дверь опочивальни, в голове оформилась чёткая мысль, что оставаться в своей комнате я не могу более ни минуты.

Первым порывом было направиться в сад, и ноги сами уже было шагнули в знакомом направлении, да только уже в следующее мгновение я остановилась как вкопанная: «Нет, там мне сейчас точно не место». Оставалась ещё лаборатория, где, выходной или нет, заняться всегда есть чем, да и кроме того, там скорее всего никого нет, что было мне только на руку. Я давно уже намеревалась провернуть одно дело, в котором наличие посторонних глаз было ну совсем некстати. Окрылённая своей новой идеей, я поспешила обратно, и спустя какие-то минут двадцать уже открывала тяжёлую дверь в наполненную медицинскими ароматами комнату. И снова удача была на моей стороне — здесь не было ни души.

«Была бы в Средиземье лотерея, сегодня нужно было бы покупать билет. Озолотилась бы!» — усмехнулась я себе под нос, продолжая деловито сновать по лаборатории.

За этими занятиями и прошло моё утро, и лишь когда солнце стало клониться к обеду, ноющая спина дала понять, что пора бы было сделать перерыв. Я как раз потягивалась и разминала затёкшие конечности, когда дверь, чуть скрипнув, отворилась, и на пороге показалась Сельвен. По тому, как на долю секунды расширились её глаза, было понятно, что она никак не ожидала меня здесь застать. Она была на удивление свежа и прекрасна, словно умытая росой трава.

— Не ожидала я тебя здесь увидеть, — улыбнулась Сельвен, приблизившись к моему рабочему месту. — Ты же должна сегодня отдыхать? Уже забыла?

— Ты, вроде бы, тоже, — парировала я, на что она тихо хмыкнула и покачала головой. Я вновь принялась за нарезание очередных даров Флоры, в то время как она бесшумно обошла стол и остановилась напротив меня.

— И как давно ты уже здесь? — бросила Сельвен, в свою очередь принимаясь методично растирать в белой мраморной ступке тонкие серебристые стебли. Порошок, а вернее пыль, появляющаяся от её умелых действий, вот уже в который раз завораживал своей мерцающей в бликах света текстурой, и мне всё казалось, что, наверное, именно так и выглядела волшебная пыльца из сказки про Питера Пена. Почему мне вспомнилась именно эта история из моего детства, сложно было ответить. Питер Пен, фея Динь-Динь, пираты, Венди… — всё это казалось таким неуместным, да и вообще каждый раз, когда на ум приходили сказки, мне становилось очень странно и неловко, хотя бы от одного факта, что сейчас передо мной занималась зельеварением настоящая белокурая эльфийка. В этот момент Сельвен делано прочистила горло, и я поняла, что слишком увлеклась размышлениями.

— А… что-то задумалась. Сразу после завтрака, — поспешила я с ответом, так и не отрывая глаз от ступки и серебристого порошка. На долю секунды её руки со всё ещё зажатым пестиком замерли в воздухе.

— Рано… — пробормотала она как-то рассеянно.

— Ну, после вчерашнего бала мне как-то не спалось, вот и решила занять себя чем-то, — как только слова сорвались с языка, стало понятно насколько двусмысленно прозвучала сказанная фраза (хотя, конечно же, только для меня). Откуда было знать моей собеседнице о том, что произошло вчера. Я украдкой посмотрела на Сельвен, и неожиданно встретилась с ней взглядом. Эти пронзительные зелёные глаза смотрели на меня как-то странно, почти с укором, но уже в следующее мгновение она опустила голову и снова взялась за дары леса. Несколько томительных минут воцарившуюся в лаборатории тишину нарушало лишь тихое постукивание пестика в ступке. Я же безуспешно рылась в голове, пытаясь понять, что мог значить этот взгляд, да и был ли он вовсе, когда она резко сменила тему.

— Ну, а что ты думаешь о вчерашнем бале? — бросила Сельвен как бы невзначай.

— Думаю, ты была права, когда предупреждала меня, что празднество будет иным. А в остальном, всё было на высоте, — не удержалась я от иронии, на что Сельвен ничего не сказала, лишь тихо хмыкнула и слегка покачала головой. Только на этот раз я решила не гадать над её мотивами, а занять руки делом.

— Ирина, прости меня, — в звенящей тишине шёпот прозвучал почти оглушающе.

— Ты о чём? — я в недоумении хлопала глазами, потихоньку начиная думать, что от недостатка сна не заметила что-то важное или забыла…

— Я не должна была вчера оставлять тебя одну.

— Сельвен…

— Нет, дай мне договорить. Я действительно думала, что отделаюсь от Ровиона одним танцем, но в моём брате снова проснулся дух сводника. А когда вернулась, тебя уже нигде не было. Поэтому и прошу меня простить. Это был не тот бал, где тебе стоило оставаться одной…

— Сельвен, — она шумно выдохнула. Наши взгляды снова встретились.— Пойти на бал было моим решением, поэтому тебе не за что передо мной извиняться…

Она уже хотела что-то возразить, но я продолжила:

— Однако, если тебе нужно моё прощение, оно у тебя уже есть. Ничего страшного не произошло, — я ободряюще улыбнулась, но она продолжала напряжённо вглядываться мне в лицо.

— Ты не держишь на меня обиды?

— Нет.

Лицо моей наставницы заметно просветлело.

— Только объясни, что это значит «в Ровионе проснулся дух сводника»?

Сельвен облегчённо выдохнула и тихо рассмеялась.

— Ах. Просто каждый раз, когда я бываю здесь, мой брат пытается выдать меня замуж. Он надеется, что так я останусь…

— И как его успехи?

— Как видишь — не очень.

Мне с трудом удавалось представить сурового и опасного воина Ровиона в роли брата-сводника, хотя кто знает, какие черти водились в его рыжей голове. Наверное, Сельвен посетили похожие мысли, и мы обе тихо захихикали, однако в следующее мгновение неожиданная догадка заставила меня резко успокоиться:

— Постой, он что, не знает, почему ты покинула Лихолесье?

Сельвен смолкла и отрицательно покачала головой.

— Нет, и пусть так оно и останется. Обмолвься я хотя бы полусловом, Ровион бы никогда не успокоился, пока не докопался бы до всей правды. А ему этого знать никак нельзя.

— Кого ты сейчас больше защищаешь? Своего брата или того другого?

Зелёные глаза на долю секунды удивлённо расширились, а после губы Сельвен тронула грустная улыбка.

— Знаешь, я никогда не смотрела на это с этой стороны. Но, наверное, я пытаюсь защитить их обоих, — она замолчала, её взгляд стал отстранённым, а значит, мыслями она была где-то далеко, и в такие моменты не стоило её тревожить. Я тяжело вздохнула и вновь взялась за тонкий ножик для разделки трав.

В лаборатории мы пробыли не долго, вернее меньше, чем мне того хотелось, и после обеда (меня всегда удивляло, откуда слуги знали куда нести еду. Если, конечно, эльфы не общались с ними при помощи телекинеза, и Толкин просто забыл упомянуть этот факт…) Сельвен почти вытолкала меня прочь, заявив, что мне, как существу хрупкому, требуется отдых, и я ей буду намного полезнее завтра, полная сил, чем сегодня… Выходит, от внимательных глаз моей подруги не укрылись следы прошлой бессонной ночи. Так или иначе, но я оказалась по ту сторону дверей и в задумчивости уставилась на вытянувшийся передо мной коридор больничного крыла. До заката ещё было уйма времени, а заняться было абсолютно нечем. Умей я читать, могла бы отправиться в библиотеку, а была бы свобода, то можно было бы хотя бы побродить по нижним уровням. Там всегда была куча народу, на кого можно было поглазеть или посплетничать со служанками. После того инцидента с красными туфлями многие из них заметно оттаяли ко мне, хотя, конечно же, сейчас моя особа вновь стала персоной нон-грата, потому как даже заглядывающие в мои покои женщины намеренно игнорировали все мои попытки завести беседу, и только многозначительно переглядывались между собой. В этот осенний день я осталась наедине со своими мыслями и единственными компаньоном мне были извилистые коридоры дворца. На долю секунды я даже была готова вернуться в лабораторию и рассказать Сельвен о том, что случилось.

«Да только надо ли оно? Пускай она моя подруга, но стоит ли выливать на её и без того полную смятения голову сумбур прошлой ночи? Что если всё это не более чем одно минутное наваждение?»

Я тяжело выдохнула и медленно зашагала в сторону сада: во всяком случае, там можно было отдаться во власть шёпота леса и голосов деревьев. Не сидеть же мне запертой птицей в своей комнате, думая и ожидая, что он…

«Нет, нет, нет и нет! Даже не думай ходить по этой дорожке!» — я театрально замахала на себя руками и, ускорив шаг, почти побежала в уже знакомом направлении. Внутри была твёрдая уверенность, что за золочёной калиткой его сегодня не будет.

Глава опубликована: 10.08.2018

43. Цвет ночи

В первый день мы находимся в состоянии эйфории, спровоцированной взбудораженными гормонами и собственными фантазиями. На второй — всё ещё верим в сказку и ждём, когда же появится тот самый принц на белом коне, ну, в крайнем случае, с хрустальной туфелькой. А вот на третий уже сами пытаемся себя убедить, что чудес не бывает, и чего-то ждать глупо, да и вообще, все мы взрослые люди…

Мне же стало казаться, что всё произошедшее было не более чем очень ярким сном, иллюзией, посланной, возможно, даже, самим хозяином леса, особенно учитывая ту (не побоюсь слова) ересь, что ворвалась в мою голову, стоило мне пустить туда голоса Зелёной Пущи. Признаться, казалось мне тогда многое: начиная с еле слышных шагов за спиной и ощущения чьего-то взгляда между лопаток в абсолютно пустом коридоре и заканчивая вещами в моих покоях, которые будто бы лежали не там, где я их оставила. Конечно же, это было не более чем игрой моего воображения, понукаемого стремлением выдать желаемое за действительное, найти тайное значение там, где, на самом деле, ничего и не было. В такие моменты внутренний голос нередко злорадствовал: «Конечно, король тайно заглядывает к тебе, чтобы поваляться в твоей постели! И делать ему больше нечего, как играть в сталкера в своём же замке!» Но, не смотря на то, какие фантазии меня обуревали, факт оставался фактом — я не видела и тени Трандуила с той самой ночи.

Утро четвёртого дня встретило меня хмурым небом, укутанным тяжёлыми облаками, и мелким дождём, который то и дело безрассудный ветер подгонял к моему окну. И хотя в покоях было довольно тепло, при взгляде на царившую снаружи «радость», сразу становилось зябко и хотелось лишь плотнее закутаться в одеяло и проспать так до весны. Только кто же дал бы мне тут разлёживаться? Бурча себе под нос всплывший из закромов памяти детсадовский стишок про то, что осень наступила и высохли цветы, я, недовольно покряхтывая, откинула-таки одеяло и принялась за нехитрую утреннюю рутину. Умывание, переодевание (благо наконец подогнали по фигуре те два платья, что отдала Сельвен, и теперь это не выглядело так, будто я стащила наряд старшей сестры), завтрак; и вот, кутаясь в шерстяную шаль, я уже шагала по знакомому маршруту. Признаться, сейчас как никогда была благодарна своей работе, иначе бы пришлось днями сидеть наедине со своими мыслями, что, как известно, ни к чему хорошему не приводит, особенно если «самокопанием» занимается женщина.

В лаборатории всё шло своим чередом: смешивание, растирание в порошок, нарезание, а потом всё это варилось, томилось, наполняя комнату разнообразными ароматами — от горьковато-терпкого до почти ванильно-сладкого. И, как обычно, в комнате было тихо. Мы старались не досаждать друг другу разговорами, да и времени на праздные беседы почти не было. Если и позволяли себе немного поболтать, то только во время обеда, или же когда если выдавалась редкая пауза. Хотя в последние дни не было даже и этого — Сельвен была молчалива более обычного, но что действительно ставило в тупик, так это те взгляды, что я ловила на себе: то и дело она смотрела на меня то с грустью, то почти с осуждением, но стоило нашим глазам встретиться, тут же отворачивалась и продолжала вести себя как ни в чём не бывало. Пару раз мне даже показалось, что она хотела меня о чём-то спросить, но, как я уже говорила, казалось мне в последнее время многое.

— Ирина… — я резко дёрнулась — слишком увлеклась своими размышлениями. Ещё минутами ранее Сельвен и Фаэлон что-то горячо обсуждали у окна, теперь же в лаборатории кроме нас никого не было, а Сельвен стояла рядом, чуть склонившись надо мной.

— Ты звала меня? — от глупости собственного вопроса я внутренне скривилась.

— Ты витаешь в облаках, — Сельвен чуть нахмурилась, но продолжила нависать надо мной.

— Что-то не… — однако она не дала мне договорить и многозначительно приложила палец к губам.

— Следуй за мной, — проговорила она одними губами и, опасливо покосившись на дверь, быстрым шагом направилась в уже знакомый мне небольшой кабинет, куда не замедлила последовать и я.

Однако стоило нам переступить порог, как Сельвен вдруг резко потеряла ко мне всякий интерес и принялась сосредоточенно обыскивать книжные полки, оставив меня в недоумении топтаться в дверях. Прошло несколько долгих минут томительного ожидания, прежде чем она снова обернулась, протягивая мне увесистую книгу. Я уже собиралась напомнить о своей неграмотности, когда она неожиданно хитро улыбнулась:

— Прежде чем протестовать, посмотри на этот том внимательно…

Я последовала её совету, и в следующее мгновение сердце забилось чаще. На тёмной коже переплёта теснённое золотом заглавие смотрелось крайне иронично: «Что нам стоит дом построить». Губы сами расплылись в невольной улыбке, хотя в глазах предательски пощипывало. Пальцы осторожно касались очертаний букв, будто в любой момент они могли рассыпаться, исчезнуть…

— Ирина?

Я вздрогнула, только сейчас осознав, что всё это время почти не дышала.

— Откуда у тебя это? — собственный голос показался мне чужим и прозвучал глухо и натянуто.

— Нашла в библиотеке, — Сельвен слегка улыбнулась. — Ты можешь это прочесть? — в ответ я лишь кивнула, а потом, прочистив горло, добавила:

— Во всяком случае, название…

— Так чего же ты ждёшь? — казалось, Сельвен была взволнована не меньше меня.

В своё время я никогда не могла бы представить себе ситуацию, когда бы радовалась и почти благоговела над книгой по основам проектирования. Хотя не буду лукавить, мой первоначальный азарт довольно быстро охладел, сменившись почти осязаемым на вкус разочарованием. Наверное, из-за того, что заполучив впервые за несколько месяцев в руки книгу на знакомом, родном языке, мне очень хотелось, чтобы это было бы какое-то значимое произведение (да простят меня почитатели основ проектирования). И пусть сейчас я с жадностью впивалась в слова, с упоением глотая страницу за страницей, мне было бы намного приятнее, окажись это нетленной классикой, а не техническим руководством. Однако Сельвен тематика книги ничуть не смутила, и горящие изумрудные глаза почти с детским восторгом рассматривали чертежи, которые я силилась как можно понятнее объяснить в силу собственных скудных технических познаний. С другой стороны, это было лучше, чем тот том, что был с собой у Гендальфа. Объяснять и пересказывать историю сейчас было бы для меня немыслимо больно. Уж лучше основы проектирования.

Над книгой мы корпели несколько часов и даже не заметили, как настало время обеда, о чём нам дали понять служанки, которые несколько раз предупредительно постучали в дверь, тем самым оповестив, что принесли еду. Пока я ходила за подносом, Сельвен уже успела спрятать фолиант, а в ответ на мой удивлённый взгляд коротко заметила:

— Чем меньше её видят, тем меньше вопросов.

С этим нельзя было не согласиться. После Сельвен спешно удалилась в больничные палаты, пообещав, что занесёт мне книгу в комнату на днях. Её поведение показалось мне немного нервным, будто она чего-то опасалась, но я решила не выпытывать детали и лишь кивнула в ответ. Дверь за моей наставницей закрылась, и я осталась заканчивать трапезу в гордом одиночестве.

Ковыряя ложкой наваристый суп, я мыслями вновь обратилась к книге, вернее к её содержимому. Выходило, что, не смотря на тысячи и тысячи лет, в Средиземье каким-то образом просочились знания из моего времени. Конечно, ломать голову над тем, как, когда и почему можно было очень долго, меня же заботило несколько другое. Пока мне попались только две книги, связанные с прошлым: одна по истории, другая по проектированию.

«Но неужели это всё? И тысячелетнее культурное наследие человечества, каким я его помню, кануло в лету? Хотя нет, была ещё та песня, которую я слышала во дворце Элронда. Правда без слов…» Я с тоской уставилась на остывший обед.

От осознания, что от моего прошлого не осталось ни следа, что даже память о нас сохранилась только у единиц, сердце болезненно защемило.

«А что останется после меня? Неужели я тоже так же растворюсь в водовороте истории? Последней каплей упаду в океан забвения…» Отчего-то стало невыносимо одиноко и одновременно страшно. Такие мысли ещё никогда не всплывали в моей голове, и, признаться, мой мозг был к ним попросту не готов. Какое-то время я сидела, отрешённо уставившись перед собой невидящим взглядом, силясь понять, что же мне делать дальше со своим «открытием». Аппетит полностью пропал.

«А зачем тебе что-то делать с мыслями? Почему бы просто что-то не сделать? Самой», — съязвил внутренний голос. Потребовалось несколько секунд, чтобы смысл сказанного стал действительно понятен, и почти сразу же я решительно расправила плечи.

«А ведь это правда — вместо того, чтобы страдать, пора бы и действовать!» И пусть я очень сомневалась, что извилистая линия судьбы закинула меня в Средиземье для того, чтобы нести культуру в массы, но что мешало мне сохранить хотя бы то, что сама знаю и помню? Ведь не зря же я была гуманитарием! Нет, конечно же, «Войну и Мир» я наизусть не помню, но есть же стихи, песни, баллады… Шестерёнки в моей неспокойной голове завертелись с невероятной скоростью, и я неожиданно почувствовала небывалый прилив сил. За спиной выросли крылья, а руки зачесались от нетерпения взяться за перо! Только вот начало реализации своего плана пришлось отложить на следующий день, потому что, как ни крути, но в Средиземье, даже у эльфов, бумага была вещью ценной и не валялась где попало. А значит, только Сельвен могла раздобыть мне необходимые материалы. Оставалось лишь надеяться, что та согласится…

Всё-таки, воодушевление — великая вещь, и из кабинета я возвращалась в лабораторию аж пританцовывая и, не смотря даже на то, что пришлось работать в полном одиночестве, весь остаток дня пребывала в приподнятом настроении.


* * *


Массивная дверь глухо охнула и закрылась за спиной, отрезав уютно освещённое помещение лаборатории от мрачного коридора больничного крыла. За окнами ночь уже давно вступила в свои права, и сейчас единственным источником света оставались небольшие лампы, расположенные в альковах. Взгляд с надеждой цеплялся за отбрасываемые ими золотисто-оранжевые полумесяцы, но те с трудом справлялись с заполнившей всё бархатистой темнотой и скорее лишь указывали путь, подобно сигнальным огням взлётно-посадочной полосы. Только сейчас осознав, насколько задержалась, я замерла в нерешительности. Обычно мой рабочий день в лаборатории заканчивался с наступлением сумерек, но сегодня я до последнего тянула время, надеясь, что Сельвен всё-таки заглянет, и я смогу поделиться с ней своей новой идеей, дабы скорее начать её воплощение в жизнь. Но она так и не появилась, и теперь от одного взгляда на зияющий передо мной коридор становилось не по себе. И дело было не столько во времени суток (потому как я свободно передвигалась по ночам в других частях верхнего дворца), сколько именно в этом отрезке эльфийской архитектуры. Именно здесь он, чьё имя я не могла произносить без содрогания даже мысленно, так часто любил подкарауливать меня в тенистых альковах. И пускай разум, вооружившись логикой, пытался убедить меня в смехотворности моих страхов, тот корявый след, что остался внутри, решительно перечёркивал все доводы, и именно из-за него сейчас мои колени чуть подрагивали, а между лопаток проступил холодный пот. С тоской покосившись на дверь за спиной, я уже была готова развернуться и переночевать там, но тогда он бы снова победил, поэтому не оставалось ничего другого, как с силой оттолкнуть обмякшее тело от тёплого дерева.

Первые несколько шагов дались с огромным трудом, и тревожным взглядом я всё выискивала что-то в тёмных углах. Казалось, свет стал ещё более блеклым, а воздух — почти ледяным. Я шагала уже целую вечность, а каменное пространство коридора не только не сокращалось, а даже наоборот — ещё больше вытягивалось, и спасительный поворот становился всё дальше и дальше. В какой-то момент я не выдержала и, в одночасье сорвавшись с места, побежала сломя голову вперёд, дотянулась, ухватилась дрожащими пальцами за каменный угол, дёрнулась что было сил и замерла, прижавшись спиной к каменной кладке. Кажется, я каким-то образом успела поцарапаться, и правая ладонь теперь противно саднила. Да только всё уже было не важно — устрашающий коридор остался позади. Мне потребовалось несколько секунд, чтобы отдышаться и продолжить путь, и на протяжении этих долгих мгновений мне всё слышался тихий саркастический смех, доносившийся то ли из оставшегося позади чёрной глотки коридора, то ли из подсознания.

Когда же перед глазами замаячила дверь моих покоев, я вновь воспрянула духом. Внутри комнаты было тепло и привычно, и из груди помимо воли вырвался вздох облегчения, а уголки губ чуть дёрнулись в призрачной улыбке. Однако долгий день не прошёл бесследно, поэтому мне не сразу бросилось в глаза, насколько слабым оказалось пламя камина, так и полное отсутствие свечей.

— Мелочи, — буркнула я, не желая испортить только наладившееся настроение, и стала аккуратно пробираться к кровати, где на прикроватном столике покоился подсвечник. «Ну, хотя бы свечи поменяли. И то хорошо», — продолжила я свои рассуждения, с удовлетворением наблюдая, как разгорается от лучины фитиль, роняя первые слёзы прозрачного воска. В комнате стало чуть светлее. Теперь оставалось лишь добраться до камина, подбросить пару поленьев, и после можно было со спокойной совестью упасть на кровать под изумрудный балдахин. Я только занесла ногу, чтобы сделать шаг в нужном направлении, когда чьи-то руки твёрдо взяли меня за плечи.

Моё тело парализовало — ночной кошмар, от которого я пыталась избавиться с тех пор как осталась позади каморка, устланная хрусталём и кровавым вином, вырвался в реальность.

«Я его не убила, он выжил!» — стучало в голове, и каждое слово гремело, подобно ударам молота о наковальню. Я судорожно втянула воздух, и неожиданно успокоилась. Лёгкие наполнил такой уже знакомый аромат терпкой свежести…

— Ты опоздала, — глубокий голос прозвучал над самой головой.

— Я не знала, что меня ждут, — мне потребовались немалые усилия, чтобы произнести слова без дрожи в голосе. И тут же добавила, — ваше величество.

В ответ он еле слышно засмеялся, или это мне опять показалось? Руки покинули мои плечи, а в следующее мгновение его пальцы уже медленно очерчивали изгиб моей шеи, то еле касаясь, то с лёгким нажимом. И с каждым этим простым и в то же время чувственным прикосновение, ослаблялись и таяли ледяные кольца, обвившего меня первоначального ужаса. Тело вновь наполнилось расслабляющим теплом.

— Почему ты сбежала? — горячее дыхание опалило мочку уха, а по коже скользнул прохладный шёлк его распущенных волос.

Я резко открыла глаза, которые и не заметила, как закрыла. От осознания его близости сердце ускорило ритм. Смесь страха и возбуждения сладостно отозвалась внизу живота. А его руки продолжали творить свою магию, отчего подыскать подходящий ответ становилось всё сложнее.

— Я не сбежала, — удалось выдавить мне наконец, и сразу стало понятно, насколько глупо это прозвучало. Похоже, эльф за моей спиной был того же мнения. Он тихо хмыкнул, одна его ладонь легла мне на талию, в то время как вторая вновь замерла у меня на плече. Одно уверенное движение, и я вновь замерла, но на это раз от такого манящего и будоражащего ощущения его тела за собой.

— Выглядело иначе, — проговорил он уже с другой стороны, почти касаясь края уха губами.

— Я… — слова путались в голове. Его аромат, смешанный с чем-то сладким и пьянящим окутал меня, его прикосновения, слова — меня словно погрузили в густую карамель. «Может это снова сон?» Последняя мысль неожиданно придала сил и подействовала отрезвляюще. — Я не была уверена, — Трандуил за моей спиной замер, — не была уверена, было ли то, что произошло, на самом деле. И сейчас не уверена, не сон ли это…

Я, кажется, хотела ещё что-то сказать, когда твёрдые руки легко развернули меня, а в следующее мгновение его губы овладели моими. Теперь сладость ощущалась на языке, в моих лёгких, на коже — она окутывала, наполняла. Пьянящая терпкость эльфийского вина на его устах, неприкрытое желание в его поцелуях, на которые я отвечала с не меньшей страстью, будто хотела испить их до дна, попытаться насытиться, как и той ночью, но, всё же, иначе. Моё сознание не было затуманено парами алкоголя и алой пеленой гнева. Сейчас это было реальностью. Это было наяву. И поэтому хотелось испробовать, прочувствовать этот момент до последнего глотка воздуха.

Он чуть оттолкнул меня, не дав времени даже удивиться, почти сразу накрыл моё тело, прижимая спиной к стене. Где-то вдалеке, сквозь наше сбивчивое дыхание послышался треск рвущейся ткани. Мелькнула было мысль, что то наверняка было моё платье, но опечалиться я не успела, потому как в следующее мгновение он заполнил меня, мы стали одним целом. От остроты ощущений в глазах потемнело. Эльф двигался яростно и уверенно, а я льнула к нему, впившись пальцами в шёлк волос, выгибалась навстречу и кусала губы в кровь, чтобы не закричать в голос.

— Посмотри на меня!

Король не просил, он требовал, и я не могла не повиноваться. Его зрачки были расширены до невероятности, почти полностью заполняя эти светло-голубые глаза, которые сейчас казались абсолютно чёрными. Он не дышал, а почти рычал, каждый раз погружаясь ещё глубже. Его движения становились всё более резкими и отчаянными. Эльф был близок, и осознание этого электрическим разрядом прошло через моё тело. Я инстинктивно подалась грудью вперёд, в то время как волны оргазма накрывали меня одна за одной, но он не дал выгнуться назад и упорно удерживал меня почти прямо, одновременно в упор глядя в глаза. Движение, ещё, с его губ срывается почти звериный рык, и он сам теперь на пике наслаждения, и я чувствую это, упиваюсь этим… Моё тело становится почти невесомым, горячим, эльф еле уловимо дрожит и неожиданно подаётся вперёд и снова ловит мои губы в поцелуе. Мы заполняли друг друга, мы упивались друг другом. Круг замкнулся.

Когда я вновь открыла глаза, то обнаружила, что лежала на полу, почти у самого камина. Языки пламени весело ласкали поленья, в игривом танце всё глубже вгрызаясь в светлое дерево. Терпкий аромат тепла, исходящий от очага, в который примешивались осенние запахи прелой листвы и диких ягод, был настолько ярким, что, казалось, я ощущала его на языке. А где-то фоном, словно далёкий рокот океана, раздавался размеренный шум леса, где какофония голосов сплеталась в единый древний, вибрирующий ритм. Скользящая гладкость шёлкового покрывала, заботливо накинутого на моё обнажённое тело, мягкий, чуть щекочущий ворс ковра — мои чувства и рецепторы были обострены до предела, но от этого не было дискомфортно, скорее наоборот, это было приятно и странным образом гармонично. Я лениво и блаженно вытянула ноги, с наслаждением ощущая сладкую истому, растекающуюся по всему телу, и медленно отвела взгляд от камина.

Он был здесь. Веки чуть опущены, так что в первое мгновение можно было подумать, что он спал, но нет, лишь задумчиво следил за танцем огненных лепестков. Удивительно, но ему удавалось выглядеть по-королевски статно и гордо даже полностью обнажённым. Трандуил тоже сидел на полу у камина, согнув одну ногу в колене и выпрямив другую. Я поймала себя на мысли, что в этой позе его спина была неестественно прямой, а фигура, выдернутая из мрака красными отсветами, неподвижна, словно мраморная статуя. Сейчас впервые за всё время, что я его знала, он меньше всего был похож на человека — во всём его прекрасном и совершенном облике читалось что-то чужое и опасное. Последняя мысль заставила меня мысленно улыбнуться.

«Чужая здесь именно ты, а не он…»

— С пробуждением, — светло-голубые глаза теперь смотрели прямо на меня.

Наверное, стоило смутиться, ведь всё это время я без каких-либо зазрений совести разглядывала обнажённого мужчину (пусть и эльфа), но смущение никак не хотело появляться, и, неожиданно для самой себя, я улыбнулась и слегка кивнула, принимая, как и он, сидячее положение, продолжая, правда, кутаться в покрывало. В ответ его лицо тоже словно ожило, уголки губ чуть дёрнулись вверх.

— Проголодалась?

Будто подслушав его слова, мой желудок одобрительно заурчал, на что он молча пододвинул ко мне поднос с остывшим ужином, от одного взгляда на который стало ясно, что «проголодалась» было сильным преуменьшением. Поэтому после первых двух ложек, я наплевала на приличия и накинулась на еду с такой жадностью, словно не ела как минимум неделю, и только когда с тарелки исчезли последние крохи, вновь рискнула взглянуть на короля. Я боялась, что увижу на его лице насмешку или и того хуже — презрение за своё варварское поведение, но, оказывается, всё это время бессмертный задумчиво наблюдал за мной.

— Ты отдаёшь слишком много, — проговорил он наконец. Я непонимающе захлопала глазами.

— Что…

— Я знаю, кто ты, — прозвучал его тихий, но твёрдый ответ. В комнате повисло напряжённое молчание, в ушах эхом отдавались ухающие удары моего сердца. Мысли забегали в голове, как испуганные тараканы, по спине, помимо воли пробежал неприятный холодок… Трандуил неожиданно чуть подался вперёд, его тёплая ладонь легла на моё лицо, наши взгляды встретились. — Тебе нечего боятся. Я не причиню тебе зла.

Были ли это его слова или прикосновение, но я неожиданно успокоилась и нашла в себе силы на вразумительный ответ:

— Я не совсем понимаю, что вы имеете в виду? — и это было абсолютной правдой.

Король опустил руку и снова выпрямился.

— За тысячи лет своей жизни, мне многое далось познать, включая и магию. Я чувствую её тихое биение в каждом дыхании леса, как чувствую её и в каждом ударе твоего сердца, — он сделал небольшую паузу и уже чуть тише продолжил. — И пускай способности встречаются у смертных редко, эльфы не считают это преступлением, — он замолчал и слегка повернул голову, вновь всматриваясь в огонь, давая мне тем самым время собраться с мыслями и ответить.

Конечно, можно было попытаться всё опровергнуть, но в то же время мне дали ясно понять, что пути к отступлению нет. Любая попытка выкрутиться вела бы к неминуемой лжи, а врать сейчас, сидя рядом на полу с обнажённым владыкой казалось мне бессмысленным, глупым и почти мерзким.

— Это так, — слова прозвучали тихо, но в следующее мгновение я продолжила уже громче. — И люди действительно относятся к этому неоднозначно.

И вот мы снова погрузились в тишину. Несмотря на то, что после этого своеобразного признания на душе стало на удивление легко, сказать мне больше было нечего. Что же касается Трандуила, то на долю секунды мне показалось, что по его губам скользнула еле заметная улыбка, хотя это могло быть и просто игрой света в полумраке. Он всё так же смотрел в огонь, давая мне возможность беззастенчиво любоваться его гордым профилем. Взгляд помимо воли скользнул по левой щеке, и я невольно замерла — в голове вспыхнула совсем другая картина из той ночи на террасе. Стоило мне об этом подумать, как сквозь гладкую белоснежную кожу стали проявляться серо-чёрные очертания раны, разъедая лик владыки и обнажая всё ещё обуглившиеся мышцы, подобно какому-то насекомому карабкаясь вверх, забирая свет из ока и превращая его в белесое безжизненное глазное яблоко. Я спешно отвела взор. И дело было не в страхе или отвращении (которых, почему-то не было во мне ни тогда, ни сейчас, хотя картина была поистине гротескной), а в ощущении, будто я подглядываю, вероломно вторгаюсь в чужую боль.

— Как давно ты знаешь о своих способностях? — его глубокий голос раздался совсем рядом, отчего по телу пробежала лёгкая дрожь. Я вновь повернулась к нему — король и сидел будто бы ближе, правда всё также абсолютно не стесняясь своей наготы. От раны на лице не осталось и следа, и светло-голубые глаза взирали на меня с неподдельным интересом, уверенностью и азартом.

В голове мелькнула мысль: «Просто так тебе сегодня не отделаться». И пусть мне и не нравилось быть прижатой к стенке, деваться пока мне было некуда, а врать — бессмысленно, поэтому, прочистив горло, я как можно увереннее ответила:

— Сравнительно недавно, ваше величество, — он недоверчиво приподнял правую бровь. Мне пришлось продолжить. — Я стала осознавать свои способности лишь в последние несколько месяцев…

— То есть, до этого ты об этом не знала или не замечала?

Вопрос поставил меня в тупик и заставил задуматься.

«А действительно, были ли у меня способности в прошлом?» Если верить Беорну, то они были заложены во всех женщинах, однако, кроме неплохой интуиции да некоторых практик, вычитанных их попавшихся на глаза эзотерических книг, я за собой ничего припомнить не могла.

— Скорее второе, чем первое, — протянула я наконец, на что король иронично хмыкнул.

— Нет, вы смертные всё же странные создания. Так торопитесь столь многое успеть за свой короткий век, что стремитесь забрать у жизни, у природы, да даже у друг друга, всё, что только можете, и в то же время остаётесь слепы к тем дарам, которые вам достались просто так.

Мне нечего было на это ответить, хотя слова и царапнули самолюбие. Но эльф был прав, поэтому я лишь пожала плечами.

— Скажи, Ирина, ты тоже торопилась жить?

Похоже, что этой ночью король решил закидать меня очень странными вопросами. Только вот ни сил (они все ушли на трудовой день и бурный вечер), ни желания на то, чтобы предугадывать его намерения у меня не было. Начни я сейчас анализировать каждое его слово, то запуталась бы ещё больше, лучше уж отвечать по ходу беседы и следить за тем, чтобы не сболтнуть лишнего.

— Я не помню, ваше величество. А если честно, то не совсем понимаю, что значит торопиться или не торопиться жить в понимании эльфов? Я просто жила и живу: радуюсь, грущу, удивляюсь, мечтаю, верю, надеюсь и люблю. Иногда эти эмоции переплетаются так, что сложно отделить одну от другой, но именно это и делает их яркими и полноценными, наполняя дни и ночи красками истинных переживаний.

Трандуил ответил не сразу. Какое-то время он просто сидел, задумчиво склонив голову набок.

— Наверное, в этом и есть наше отличие, — его голос был немного отстранённым. — Эльфы не могут отпустить какое-то чувство или эмоцию, не прожив его до конца, не испив до последней капли, не дав ему проникнуть в самую глубь нашего сердца. И только потом на смену одному переживанию приходит другое, — он протянул руку и чуть коснулся моего лица кончиками пальцев, вырисовывая порхающие, призрачные узоры у меня на щеке. — Расскажи мне, откуда ты родом? — и хотя его слова звучали почти так же невесомо, как и его прикосновения, это было лишь первое впечатление. За видимой мечтательностью его голоса, отчётливо проскальзывали уже знакомые твёрдые, даже повелительные нотки.

Признаться, поначалу я хотела рассказать, всё как есть, и плевать мне было, что владыка после услышанного, скорее всего, посчитал бы меня душевно больной. Но для всего этого стоило собраться с мыслями, а его нежные прикосновения никак этому не способствовали. Поэтому, глубоко вздохнув, я поймала его руку у своего лица и чуть сжала, давая понять, что ласки мне не были противны, но отвлекали и несли думы не в том направлении. В первые мгновения после этого дерзкого поступка, у меня был страх, что он вообще отдёрнет руку, но этого не случилось. Пальцы переплелись, и наши ладони утонули в складках изумрудного покрывала.

В комнате вновь воцарилось молчание, нарушаемое лишь тихим потрескиванием дров в камине, однако между нами не было и тени напряжения или неловкости. Мягкий, золотистый свет, нежный шёлк на моей коже и окутывающее тело тепло находящегося рядом эльфа — внутри неожиданно почувствовалась необъяснимая лёгкость, словно невидимая тяжесть упала с плеч. Да, я хотела рассказать ему всё, однако в этот момент поняла, что просто не могу, не хочу разрушать это светлое ощущение душевной невесомости и тащить в этот мир, в эту комнату, в этот момент тёмные, холодные призраки давно умершего мира. Впервые с тех пор, как мне стала известна правда, мне захотелось как можно меньше думать о прошлом, забыть его как можно скорее. Потому что именно сейчас я вдруг остро осознала, что будущее было возможно и для меня, и самое главное — что я его очень хочу.

Только тишина не могла стать ответом для того, чьи глаза горели сейчас любопытством, азартом, но и доверием. Именно последнее и подкупило меня, поэтому, набрав полные легкие воздуха, я начала свой рассказ.


* * *


Огонь в очаге всё так же беззаботно и игриво ласкал дрова, оставляя после своих объятий тёмные полосы. По ощущениям была уже поздняя ночь, когда даже внешние звуки леса затихают, и всё накрывает еле осязаемая вуаль волшебной тишины и покоя.

Король стоял, чуть опираясь на мраморную облицовку камина, и кончиками пальцев вычерчивал невидимые узоры на нагретой поверхности камня. Трандуил находился в этом положение вот уже как несколько минут, с тех самых пор, как подошло к концу моё повествование, и он молча поднялся с пола. Его нагота уже перестала меня смущать, и теперь в оранжевых отсветах я с интересом, приправленным толикой восхищения, рассматривала его статную фигуру, и с каждой отсчитанной секундой мой пытливый взгляд находил всё больше доказательств тому, что я и так подозревала. Этот эльф, с виду прекрасный, как античная статуя, был не просто правителем, но и опытным воином. И свидетельствовали об этом не столько очертания закалённых мышц под гладкой кожей, сколько шрамы, которые удалось мне увидеть только сейчас. Расчертившие его тело, словно карту, эти белесые, розоватые или почти лиловые метки, конечно же, не шли ни в какое сравнение с той, что пряталась на лице Владыки, но красноречивее всяких слов говорили о том, что пришлось ему пережить.

— Каково имя того леса, где ты очнулась? — его голос прозвучал неожиданно громко, отчего я чуть не подскочила на месте. Он смотрел на меня в пол-оборота, так что ту самую половину его лица теперь полностью скрывала тень.

В ответ я вынуждена была лишь пожать плечами:

— К сожалению, не знаю. А с музыкантами я тогда ещё не могла объясниться…

— Понимаю, — коротко ответил король и замолчал. Однако несколько мгновений спустя вновь заговорил. — Твои воспоминания подобны рассыпанному ожерелью, которые твоя память пытается восстановить бусину за бусиной. Возможно, когда-нибудь тебе это удастся, возможно — никогда. И это будет печально…

— Почему? Сельвен говорила, что иногда это своего рода защита…

— Потому, что потеряв прошлое, ты никогда не сможешь в полной мере прочувствовать вкус настоящего, — эльф чуть повысил голос, его тон стал немного назидательным, будто он разговаривал с ребёнком. — Какими бы горькими ни были воспоминания, они хранят в себе часть твоей души, и останься они навеки потерянными, ты никогда не будешь полностью собой. Какой-то части тебя будет постоянно не хватать.

Я расстроено уставилась в пол перед собой. От его слов мне почему-то стало горько. И дело было даже не в том, что где-то чуть кольнула совесть оттого, что я не раскрыла ему всю правду. Нет, я поведала королю даже больше, чем намеревалась: и о своём лесном пробуждении, и о Мирте, и о встрече с гномами и Сельвен (изменив, правда немного места встречи и обстоятельства), и даже о том, что покойный менестрель говорил про заказчика… Но, казалось, всё это эльф пропустил мимо ушей, и опять возвратился к теме моих воспоминаний, которые я предпочитала выдавать как частично утерянные. «Вот далось ему моё прошлое! Зачем в нём копаться, если здесь и сейчас есть я живая и почти невредимая?» Я даже призналась в своих магических способностях, как и в том, что управлять ими получается плохо. Хотя, конечно, и тут немного слукавила. В последнее время сдерживать и направлять магию становилось всё проще, и порой я могла до сантиметра определить то место, куда хотела «запустить» поток энергии: от тривиальных кончиков пальцев, до ушей, глазных яблок и порой даже внутренних органов. Только все эти опыты я проводила очень аккуратно, дабы с утра не умываться кровавыми слезами (причём почти в прямом смысле). Но нет, всё это оказалось не столь важно, как моё прошлое. «Может плюнуть и рассказать всё как на духу?» — мелькнула шальная мысль, однако упрямство и усталость быстро загнали эту идею куда подальше.

Похоже, что все эти думы отразились у меня на лице, но Трандуил растолковал это по-своему — вновь нарушил тишину, но на этот раз его голос звучал чуть мягче:

— Однако не стоит отчаиваться. Развеять мрак, сковавший твои воспоминания, возможно, но главное, чтобы ты сама этого захотела, — на последних словах его рука дотронулась до моего лица, заставив невольно вздрогнуть, потому что я даже не заметила, когда он вновь оказался рядом. Более того, теперь на нём была та самая тёмно-зелёная мантия из тяжёлого шёлка, которую мне довелось лицезреть будучи виночерпием. Но уже в следующее мгновение я растворилась в его прикосновениях, от которых угрюмые мысли разлетелись, словно стая испуганных ворон, и мне опять стало тепло и легко. Губы эльфа тронула еле заметная улыбка. — Тебе нужен отдых.

В ответ я лишь кивнула и послушно вложила свою ладонь в его протянутую руку, чтобы потом, как под гипнозом, подняться с пола и на ватных ногах добрести до кровати.

— Завтра после заката за тобой зайдут, — прошептал он, и его губы нежно и невесомо коснулись моих. По телу пробежала лёгкая волна возбуждения, и, наслаждаясь моментом, я даже прикрыла глаза, а когда вновь открыла, комната была пуста. Лишь его запах всё ещё ощущался в воздухе, напоминая, что это не было сном. Несколько мгновения я ещё простояла в расслабленной тишине, а потом, признав его правоту, наспех умылась, разделась и почти упала в кровать, почти сразу погрузившись в глубокий сон.

Утро встретило меня сладким томлением от постоянно вертевшихся в голове прощальных слов короля (пусть формулировка и показалась немного странной). Будоражащее кровь ожидание вечера, которое я всеми силами пыталась прогнать прочь, дабы не потерять остатки рассудка и сомнения по поводу того, что сказала уже я сама, — всё это разрывало мне голову, и мне всё никак не терпелось оказаться в лаборатории, чтобы отвлечься монотонной работой.

Когда же я увидела Сельвен, события прошлой ночи сами собой отошли на второй план, зато в памяти сразу всплыли мои намерения по проведению собственной почти научной работы. Как и ожидалось, Сельвен затея очень и очень понравилась, изумрудные глаза загорелись, и она пообещала помочь всем, чем сможет, но только с одним условием — я должна поделиться с ней своими «мемуарами». Плата была вполне посильной, на том мы и порешили, и она пообещала принести мне всё необходимое уже завтра.

В течение дня я то и дело порывалась было рассказать ей о своих злоключениях приватного характера, может даже спросить совета, но каждый раз, когда уже приоткрывала рот, дабы окликнуть свою «коллегу по цеху» (как я её мысленно окрестила), что-то меня останавливало или мешало. Был ли то приход Фаэлона или стражник с донесением, — так или иначе, разговор на ту тему так и не сложился, поэтому, посчитав это знаком свыше, я решила отложить его на потом. Как только же солнце стало клониться к горизонту, мои мысли завертелись в совершенно другом направлении. Я ощущала себя шестнадцатилетней девчонкой, которую впервые пригласили на свидание, хотя на свидание по сути никто и не звал, но хотелось думать именно так. Неудивительно, что до своих покоев я добралась очень быстро, а оказавшись внутри, быстро умылась, переоделась в чистое платье и стала ждать, вернее, нервно мерить шагами комнату.

Как и было обещано, не успели последние лучи солнца скрыться за горизонтом, ко мне аккуратно постучали, и в ответ на моё приглашение войти, дверь быстро распахнулась. На пороге возникла статная фигура эльфийского стража, отчего я почувствовала лёгкое разочарование. Он скользнул внутрь и молча поприветствовал меня лёгким поклоном, а после неожиданно направился к платяному шкафу, открыл дверцы начал решительно извлекать оттуда мои немногочисленные наряды и другие пожитки. Когда последняя вещь оказалась на кровати, эльф, так и не проронив ни слова, аккуратно сложил их в покрывало и вновь направился к выходу из комнаты. Всё было проделано так быстро, что я даже не успела воспротивиться происходящему, и опомнилась лишь когда молчаливый страж замер в ожидании на пороге.

— Что происходит? — выдавила я наконец, борясь с приступом очень неприятного дежавю. Только тогда меня отправляли за пределы дворца, да и паковаться не помогали. В ответ эльф лишь открыл дверь и знаком приказал мне следовать за ним. Другого выбора у меня не было, поэтому, захватив из ванной пару вещей, необходимых каждой женщине, да мешочек с украшениями из ящичка прикроватного столика, я с непокойным сердцем последовала за стражником.

Мы двигались в полной тишине по коридорам верхнего уровня и уже давно миновали поворот на нижние ярусы, а значит, и к выходу из дворца, отчего я немного воспрянула духом. Да и мой провожатый двигался намеренно не торопясь, подстраиваясь под мой темп, и то и дело оглядывался, чтобы удостовериться, что я не отстала. Вскоре стало ясно, что мы шли в направлении королевских покоев, но потом неожиданно свернули в более узкое ответвление от широкого главного коридора, из-за обилия окон больше похожего на галерею, щедро убранную гобеленами. Пройдя ещё метров десять, страж неожиданно остановился у стены, украшенной резьбой по дереву. Затейливые растительные мотивы мягко сияли, отражая отсветы окружающих светильников, совсем как стены в доме отца Сельвен. Молчаливый эльф откинул покрывало с завёрнутыми вещами на одну руку, нажал на что-то, и в следующее мгновение часть стены бесшумно отошла в сторону, открыв небольшой проход, где почти сразу скрылся мой сопровождающий. Мне оставалось последовать его примеру.

За потайной дверью скрывалась комната, выполненная в тонах цвета старой розы и отделанная тёмным деревом. И пусть убранство этих покоев было скромнее тех, что я только покинула, оно показалось мне более уютным. Широкая кровать под тёмно-бордовым балдахином, платяной шкаф, элегантный секретер со стулом, расположившийся у окна, небольшое кресло у заботливо разожженного камина, но что особенно привлекло моё внимание, это створчатые двери, которые к моей радости вели на довольно просторный балкон. Увлечённая разглядывание нового интерьера, я не сразу заметила, что эльф уже давно разложил мои вещи на кровати и теперь замер у двери, но как только поймал мой взгляд, вновь поманил за собой. Мы вышли в пустынный коридор, и тайный проход бесшумно закрылся за нами следом, и перед глазами опять была сплошная стена, украшенная резьбой по дереву, но стоило молчаливому сопровождающему надавить на одну из изображённых виноградных гроздей, как дверь вновь распахнулась. Повторное нажатие — и перед тобой снова стена. Лишь дав мне самой совершить нехитрое действие и убедившись, что я точно запомнила нужную вырезанную фигуру (для верности мне даже приказали закрыть глаза и пару раз повернуться на месте), эльф, наконец утвердительно кивнул, проводил внутрь комнаты, после чего с поклоном удалился, оставив меня в лёгком замешательстве. Однако не успела я опомниться, как за спиной раздался знакомый глубокий голос:

— Как ты находишь свои новые покои?


* * *


День был очень нудным и, казалось, тянулся уже целую вечность. Сельвен была угрюма и молчалива, я в свою очередь — измотана недостатком сна за последние несколько ночей. Поэтому, как школьница смотрит на настенные часы в классе, с вожделением ожидая звонок с последнего урока, так и я то и дело устремляла взор в сторону окна, в надежде, что последние часы до заката пройдут поскорее. Но снаружи мне уныло слала приветы вступившая в свои права поздняя осень, и вот уже который день с наслаждением орошавшая лесное королевство проливным дождём.

Уже смеркалось, когда мы с Сельвен как раз закончили разливать по стеклянным бутылочкам очередное зелье. Закупорив последнюю из них, я с чувством выполненного долга окинула выстроившиеся в ряд сосуды со светло зелёным снадобьем и с наслаждением потянулась. Сельвен уже разносила по местам инструменты, что означало, что рабочий день наконец закончился. Поднявшись со стула я последовала её примеру, и когда со всем было покончено, уже было развернулась в сторону двери, как почувствовала тёплую ладонь у себя на плече.

— Ирина, у тебя есть немного времени?

Её тон заставил меня немного насторожиться, однако я лишь кивнула в ответ. И вот мы снова оказались в небольшом кабинете, и как только дверь закрылась за нами, она сразу приступила к делу:

— Я заходила к тебе вчера. Принесла книгу и бумагу с чернилами и пером, как ты просила, — Сельвен сделала не большую паузу, давая мне в полной мере ощутить себя полной дурой, ведь я только сейчас осознала, что лесная дева так ни о чём и не знает, включая и о моём новом месте жительства. — Комната была открыта и выглядела так, что ты там больше не живёшь… Ты ничего не хочешь мне рассказать?

В её голосе слышалось лёгкое раздражение. Я глубоко вздохнула и виновато глянула на неё исподлобья.

— Сельвен, прости. Я совсем забыла тебе сказать, что мне отвели новые покои…

— Дай угадаю, они недалеко от спальни короля? — она чуть повысила голос. — О том, что ты стала его наложницей, ты тоже забыла мне сказать? Как давно это продолжается? С бальной ночи? Тебя тогда тоже не было у себя, а потом ты придумала какие-то отговорки. Или ещё раньше?

Сельвен была явно не в духе, но теперь и я начала заводиться.

— То, с кем я сплю, как давно и сколько — моё личное дело, и никого кроме меня не касается. И да, я решила не отправлять почтовых голубей с известием!

— Это смешно и неправильно…

— Неправильно? — перебила я её. — Отчего же? Уж не потому ли, что он должен хранить целибат на веки вечные? Уж поверь мне, доказательств обратного я видела предостаточно: и в лесу, и в его покоях, когда подносила вино… Или вся соль заключается в том, что ваш прекрасный эльфийский король обратил внимание на недостойную смертную?

Сельвен шумно выдохнула и уже мягче добавила:

— Не говори глупостей, Ирина. Ты знаешь меня лучше, чтобы подумать такое.

— Да, но…

Не дав мне закончить, она неожиданно взяла меня за руку. Наверное, я готова была увидеть в её взгляде упрёк, разочарование, но никак не печаль.

— Ирина, пойми же, он теперь тебя никогда не отпустит… — прошептала она очень тихо, чуть сжимая мою ладонь. На мгновение мне показалось, что на изумрудные глаза набежали слёзы.

Глава опубликована: 10.08.2018

44. Хрусталь

Ручей радостно вырывался откуда-то из-под камней и, беззаботно ныряя вниз, разбивался осколками брызг об угрюмые валуны, чтобы потом серебристой лентой упасть на землю и быстрой змеёй исчезнуть среди высокой травы.

Зубы стыли, лицо горело от уже по-зимнему ледяной воды, но, несмотря на это, так хотелось насытиться ею, запомнить каждой частичкой тела её живительное прикосновение, ведь кто знает, когда в следующий раз выпадет возможность испытать это вновь. Последние мысли заставили путника, склонившегося над ручьём, покоситься через плечо, где в тёмной торжественности застыл лес. Седые брови хмуро сомкнулись на переносице, а взгляд ясных голубых глаз стал каким-то колючим и тяжёлым, будто наблюдавший пытался проникнуть куда-то за сомкнувшиеся стеной деревья. Несколько мгновений он напряжённо вглядывался вдаль, но, в конце концов, отвернулся и, закатив рукава, зачерпнул полные пригоршни кристально-чистой воды и плеснул себе в лицо. Последнее его и выдало. Движение получилось слишком резким, почти нервным.

Путник тяжело опустился на один из валунов, прикрыл глаза и приподнял голову. Лёгкий ветер слизывал с лица капли воды, и странник сконцентрировал всё своё внимание на этом ощущении. Мысли и эмоции, что били и срывались, подобно этому ручью, постепенно успокаивались, превращаясь в единый размеренный поток, который уже не обрушивался, накрывая с головой. Теперь страннику было проще разобраться, проще прислушаться. Да вот только первоначальное впечатление никуда не ушло, а, возможно, даже стало сильнее. Вот уже который день он постоянно ощущал на себе чей-то взгляд. Сначала это было еле уловимое присутствие, подобно шелковистому прикосновению ветра, шёпоту испуганной травы, но с приближением леса ощущения становились всё острее, и порой ему даже казалось, что кто-то невидимый пытался прикоснуться к нему, а точнее — к его сознанию. В этот момент налетел резкий порыв ветра, разметав его волосы и почти сорвав с головы серую широкополую шляпу, оставил после себя странное послевкусие неоконченной фразы.

— Возможно, тебе не следовало так спешить. Возможно, ты слабее, чем сам хочешь признать, — прошептал путник, и его губы тронула грустная улыбка. Только вот обратного пути уже не было. Поэтому уже в следующее мгновение странник решительно поднялся, отряхнул серую мантию и принялся устраиваться на ночлег.

Гендальф прибыл сюда ещё утром, а в полдень уже провожал взглядом почти слившуюся с линией горизонта белую точку, в которую превратился эльфийский скакун. Теперь следовало восполнить запасы воды и почти сразу углубиться в лес, но волшебник никак не мог заставить себя это сделать. Он прекрасно понимал, что в такое неспокойное время разбивать лагерь практически на равнине (за исключением этой группы камней, откуда и бил ручей) было, мягко сказать, самонадеянно, да только вот проделанный за последние несколько недель путь дался отнюдь не легко. Почти непрерывное пребывание в седле, короткие тревожные ночи и постоянная внутренняя концентрация и напряжение — сейчас ему было просто необходимо день-два для того, чтобы хоть немного восстановить силы. Ведь остаток пути придётся проделать пешком: коня (как и обещано) он отпустил, да и не место вольнолюбивому животному в тёмном лесу. Лес… Что если истинная причина этой отсрочки крылась именно там? Устроившийся у небольшого костра Маг глубоко затянулся трубкой и снова нахмурился.

Несмотря на то, что Эрин Гален всегда был местом тайн и древних сил, которые он приоткрывал очень немногим, под его великими кронами Гендальф ещё никогда не ощущал такой робости, граничащей со страхом, как в прошлый раз. И хотя о Великой Пуще уже давно ходила дурная слава, такого негостеприимного, да и попросту враждебного приёма в отношении себя маг не мог припомнить. И пусть тогда дело было в ней, откуда было взяться уверенности, что подобное не повторится сейчас? Тут его мысли снова вернулись к ночи её побега.

Ещё до того, как им было принято решение отделиться от гномов, у него было предчувствие, что лес мог как-то отреагировать на женщину, откликнуться на магию её крови: положительно или отрицательно — сказать было сложно. Но сейчас, располагая сведениями (пусть и обрывочными), что сообщил ему Радагаст, произошедшее уже не казалось таким удивительным. Однако, то, с какой готовностью чаща «встала на защиту» Ирины, поразило его. Ведь древние леса Средиземья всегда существовали обособленно, жили по своим законам. Так они обычно не разделяли забредших под их кроны гостей на хороших или плохих — они все были лишь чужаками, а чужаков не жаловали. Тогда зачем Эрин Гален бросился так яростно помогать Ирине?

— Что тебе от неё нужно? — последний вопрос маг невольно проговорил вслух и тут же напрягся. Эта неожиданная мысль появилась у него впервые, но каким-то шестым чувством Гендальф понял, что попал в точку. От этой догадки по спине пробежал холодок, а в следующее мгновение волшебник раздражённо хмыкнул: «Прекрати думать об этой глупой женщине! В конце концов, это было её решением. Да и откуда такая уверенность, что она всё ещё в лесу? Быть может, она уже давно выбралась оттуда и скрылась за горизонтом? Тебе лучше подумать о том, как вразумить короля Лихолесья».

И это было правдой. Древний майа с трудом мог припомнить последний раз, когда был при дворе лесных эльфов. Одно он помнил точно: Пущей тогда правил Орофер.

Прежний король Лихолесья слыл храбрым и гордым эллоном, но тёмные времена оставили на нём свой отпечаток. Он не доверял ни гномам, ни эльфам нолдор, ни уж тем более людям, отчего его народ всё больше отдалялся на север. Но в решающий момент мудрость победила, и лесные эльфы доблестно сражались в войне Последнего Союза, где пал их король. Хотя после волшебник не раз слышал, что гордость всё-таки сгубила благородного правителя, но это была давняя история, и копаться в ней не было смысла. Когда на трон взошёл Трандуил, то поначалу многие решили, что молодой Владыка многое унаследовал от своего отца, и наряду с благородством и храбростью, он был так же подозрителен и недоверчив. Однако уже вскоре новый король Лихолесья проявил себя совсем с другой стороны: он наладил отношения с гномами Эребора да настолько успешно, что они даже принимали активное участие в строительстве его Цитадели. Но потом всё резко оборвалось. Лесные эльфы вновь начали всё больше отдаляться и закрываться, хотя пепел от былых союзов ещё не успел осесть окончательно. Наверное, поэтому, тогда Трандуил был одним из немногих, кто пытался (пусть и безуспешно) предостеречь Трора о той опасности, что таила в себе непомерная жажда золота и богатств короля гномов. Только вот сказано это было в тот момент, когда отношения между двумя королевствами были более чем прохладными, а потому мудрые слова лишь бесполезным эхом прозвучали под каменными сводами Эребора. Случившиеся после окончательный разлад с гномами и появление дракона привели к полнейшему отчуждению лесных эльфов. Теперь к тем, кто решился пересечь их границы, относились уже не просто подозрительно, а почти враждебно. Оставалось надеяться, что к магу они отнесутся более благосклонно, только что-то подсказывало ему, что рассчитывать на тёплый приём не стоило.

Зелёная Пуща таила в себе определённо что-то важное, иначе Галадриэль не стала бы настаивать на этом визите. Он уже несколько раз прокручивал в голове слова, сказанные под кронами маллорнов, и всё больше убеждался, что основной смысл крылся в том, что не было произнесено вслух. Владычицу Лориэна что-то беспокоило, и это что-то было связанно с королём Лихолесья. Гендальф тяжело вздохнул: роль дипломата ему всегда не очень нравилась, особенно в отношении эльфов. Их придворные порядки, взаимоотношения с союзниками порой бывали слишком запутанными, зачастую из-за распрей, уходящих корнями так далеко в прошлое, что даже для волшебника это уже было слишком. С людьми и даже с гномами (несмотря на известное упрямство последних) было порой проще найти общий язык, чем с утончёнными эльфами. А если к этому подмешать подозрительность и недоверчивость… Одним словом, работа предстояла нелёгкая. Перебирая и взвешивая эти мысли, Гендальф ещё какое-то время сидел у костра, но, в конце концов, всё же забылся тревожным сном.

Утро разбудило почти морозным дыханием, и, как ни пытался спрятаться странник в широких полах плаща поверх серой мантии, холод всё равно проникал почти до самых костей, сжимая всё внутри и перехватывая дыхание. Поэтому он уже успел пожалеть о том, что вчера не рискнул оставить костёр на всю ночь, однако, как оказалось, поступил правильно. Его глаза всё ещё были закрыты, когда всё внутри напряглось от ощущения чьего-то присутствия рядом. Гендальф намеренно замедлил дыхание и прислушался к окружающему миру: совсем рядом журчал ручей, под прикосновениями ветра смущённо шелестела трава, чуть вдалеке различалось размеренное бормотание деревьев, где-то высоко неожиданно громко крикнула пролетающая птица. По-видимому, последнее удивило не только замершего волшебника — в следующее мгновение по ту сторону камней кто-то резко втянул носом воздух. Левая рука мага крепче сжала посох, в то время как правая легла на рукоять меча. Теперь среди окружающих его звуков различалось и сдавленное дыхание, и тяжёлые шаги, и снова дыхание, но другое — выходило, что потревоживших его сон было двое. Майа, конечно, мог бы попытаться увидеть их другим зрением, но тем самым рисковал выдать себя, если те двое будут восприимчивы к магии, то почувствуют колебания энергии… Оставалось только выпрыгнуть на удачу и понадеяться на свою ловкость. И всё бы ничего, и это, наверное, даже сработало бы, но только при условии, что тех было действительно двое. Маг тихо выдохнул и снова прислушался: на этот раз помимо дыхания он различил ещё что-то. Или ему показалось? Но нет, уже в следующую секунду утреннюю тишину нарушило утробное рычание. Губы волшебника тронула еле заметная улыбка: теперь он знал, кто притаился за камнями. Седой старец рывком поднялся с земли, резко развернулся и неожиданно быстро и ловко вскочил на один из верхних валунов. В следующее мгновение что-то вспыхнуло, воздух содрогнулся от звенящего хлопка, и тут же всё стихло.

Их оказалось действительно двое. С отвращением и одновременно облегчением Гендальф наблюдал за предсмертными конвульсиями мощного зверя, который, судорожно дёрнув несколько раз огромной лапой, наконец затих. Но оставался его наездник: придавленный массивной тушей варга, тот всё ещё был жив и теперь с ненавистью взирал на мага. При падении орк, видно, ударился о прилежащие мелкие, но острые камни, и теперь из его головы сочилась тёмная, почти чёрная кровь. Он казался почти беспомощным, да вот только Гендальф знал природу орков и продолжал удерживать наездника на острие меча.

— Ты следил за мной? — процедил он, но ответа не последовало. Майа приблизился и чуть надавил на меч, острие прижалось к шее поверженного, на что тот яростно зашипел, обнажая острые длинные нижние клыки, но продолжил упорно молчать. Взгляд Гендальфа снова обратился к внешности наездника, но на этот раз цепляясь за мелочи и заостряя внимание на деталях: на орке были лёгкие доспехи из толстой чёрной кожи и металлических пластин, за спиной виднелся арбалет и что-то похожее на боевой топор, — всё обмундирование грубой работы, однако не настолько примитивной, что обычно встречалась у большинства орков; да и шрамы на коже говорили о том, что этот принадлежал к воинской элите. «Тогда что же он делает здесь?» — маг нахмурился, а наездник тем временем прикрыл глаза.

— Что ты здесь делаешь, и кто тебя послал? — в его голосе зазвучали угрожающие металлические нотки. Гендальф слегка усилил давление на меч; чёрная кровь заструилась по антрацитовой коже орка, тот оскалился и с новой силой заворочался под тушей варга. Поначалу он было подумал, что тот пытался отстраниться от клинка, и чуть было не заплатил за свою самонадеянность, потому как неожиданно в руке орка оказался сигнальный рог, который он уже успел приставить к губам. Лишь в последнее мгновение магу удалось выбить его заклятьем.

— Я спрашиваю тебя в последний раз, мерзкое отродье… — но майа так и не успел договорить: орк неожиданно повернулся к нему и, неотрывно глядя старцу в глаза, ухмыльнулся и резко подался вперёд, насаживаясь на эльфийский клинок. Из горла вырвалось несколько хлюпающих хрипов, тело пару раз судорожно дёрнулось, и он замер, уставившись стекленеющим взглядом куда-то вверх. Гендальфу оставалось лишь раздражённо выругаться.

После, когда меч уже был высвобожден из бездыханного тела и тщательно очищен о влажную траву, волшебник вновь вернулся к поверженному наезднику в надежде обнаружить хоть какие-то зацепки. Но увы: при себе орк имел лишь оружие да скудный запас вяленого мяса. Конечно, отряд Торина преследовали и ранее, поэтому появление орка-разведчика не должно было настолько удивить мага, однако что-то здесь не складывалось и произошедшее никак не выходило из головы, только вот что именно, определить он никак не мог. Помимо воли его взгляд скользнул по равнине, но вокруг не за что было зацепиться, хотя местами трава была настолько высокой, что при желании в ней мог спрятаться кто угодно. Одно было ясно: где один разведчик, там мог в любой момент оказаться и второй, да и где гарантия того, что поверженный не успел уже передать сведения дальше. Ведь орк не был удивлён увидеть мага, а значит, или же следил за ним уже какое-то время, или кто-то сообщил тому, кого стоило искать. Ни первое, ни второе ситуацию не облегчало, поэтому ему надо было уходить как можно скорее, а мысли об отдыхе оставить до лучших времён. Возможно, ему удастся восстановить силы у лесных эльфов. Гендальф устало вздохнул и быстрым шагом направился к месту ночлега.

Его сборы были скорыми, и большая часть времени ушла на то, чтобы как можно лучше скрыть следы от костра. Напоследок волшебник снова вернулся к ручью, наполнил до отказа меха и в последний раз с наслаждением умылся и напился хрустально-чистой воды. Помимо воли взгляд снова упал на тушу поверженного варга и его наездника: возможно, надо было их спрятать, потому как рано или поздно их обязательно хватятся — да только ни времени, ни возможностей заниматься этим не было. Гендальф упрямо поджал губы, резко развернулся и зашагал к лесу, но у самых деревьев неожиданно даже для самого себя обернулся. На одном из валунов сидел крупный чёрный ворон и, казалось бы, внимательно наблюдал за путником. На мгновение их взгляды встретились, и почти сразу птица бесшумно сорвалась с места и в несколько взмахов крыльев скрылась высоко в небе. Что-то подсказывало, что хорошим предзнаменованием это назвать было сложно…

В первые мгновения, когда кроны вековых исполинов сомкнулись над его головой, волшебнику показалось, что он оказался под водой. Все звуки окружающего мира и ощущения в одночасье стали далёкими, приглушёнными и какими-то гулкими. В то же время всё пространство наполнилось угрюмым рокотом, который волнами врывался в его сознание, сбивая с толку. Это произошло так стремительно, что не пройдя и ста шагов, Гендальф был вынужден остановиться. Дышать стало тяжело, словно невидимая сила постепенно сдавливала горло, мысли путались, в висках стучало так, что перед глазами поплыли красные круги. В какой-то момент даже показалось, что он вот-вот потеряет сознание, он инстинктивно оперся рукой о ствол одного из деревьев, резко выдохнул, и тут же всё прекратилось. По руке в тело мага заструилось вязкое, знакомое тепло, очищая мысли, а сам он словно вынырнул из пучины. Казалось, что странное наваждение развеялось, и вокруг него снова был древний Эрин Гален, да вот только где-то наверху среди переплетающихся ветвей, маг всё ещё ощущал мрачное послевкусие морока. И пусть враждебности не было, Гендальф очень явно понимал, что ему тут были не рады. Что же касается того, что только что произошло — разбираться в этом он станет, когда окажется в цитадели лесных эльфов, и, похоже, ему понадобится всё внимание и концентрация, чтобы туда добраться. А посох всё размеренно постукивал о поросшие мхом плиты старой дороги и отсчитывал шаги, которые уносили странника всё дальше вглубь леса.


* * *


Временами казалось, что всё неслось куда-то сломя голову и не разбирая дороги, то резко замирало и погружалось в полное оцепенение. Как давно я в этой комнате? Порой складывалось ощущение, что прошло всего пару часов, а иногда — будто время вообще остановилось, и уже миновала целая вечность. Это было странно, необычно, неспокойно, и одновременно с этим очень гармонично — моя новая роль фаворитки короля. Признаться, когда я раньше слышала или читала это словосочетание, то в голове всплывали любовные романы, действие которых происходило где-то во Франции семнадцатого века, где дамы носили тугие корсеты и тяжёлые наряды, а кавалеры — широкополые шляпы и при каждом удобном случае выхватывали из ножен шпагу. И да, роль того самого короля исполнял никто иной, как Людовик XIV. Почему именно этот французский монарх? Я не знаю, возможно, так на меня повлияли подсмотренные когда-то тайком фильмы про похождения Анжелики… Но сейчас, замерев у высоких створчатых дверей и чуть поглаживая кончиками пальцев тяжёлые занавески цвета старой розы, все эти мысли казались появившимися из какой-то совершенно другой реальности и вселенной, и казалось очень странным, почти диким, что эти обрывочные воспоминания принадлежат именно мне.

Подобные столкновения реальностей происходили со мной всё чаще, но каждый раз реакция была почти одинаковой: странное оцепенение, причём не столько физическое, сколько мысленное и эмоциональное. Последнее пугало меня больше всего — внутри будто кто-то перерезал электрический кабель, и наступала абсолютная тьма и холод. Я не ощущала ничего и, словно бездушный манекен, замирала на месте: будь то кресло, кровать, наполненный водой с ароматными маслами небольшой бассейн в личной купальной короля или же как сейчас — стоя у окна. Возможно, что именно эти самые выпадения из нынешней реальности и были виной тому, что моё ощущение времени пошло под откос, поэтому обозначить хотя бы примерно срок того, когда я поменяла свои покои, было очень сложно. Были ли это всего несколько дней или неделя, а может уже две или вообще месяц?

«Ах был бы у меня настенный календарь, то можно было хотя бы дни зачеркивать. А так… Ну не зарубки же мне делать?!» Взгляд помимо воли скользнул по элегантному убранству комнаты. «Нет, зарубки явно не вариант…»

Можно было спросить Сельвен, да вот только в последнее время наши отношения отдавали холодком. Нет, мы помирились после того разговора, но всё равно наше общение уже не было прежним, и каждая из нас будто остался на другую чуточку обижен. И вообще, я была уверена, обратись я к ней с подобным вопросом, она на меня посмотрит в лучшем случае как на умалишённую. А потерять возможность и дальше бывать в лаборатории совсем не хотелось: это было единственное, что отвлекало, помогало скоротать дни и не забыть себя. Последняя мысль заставила невольно улыбнуться и чуть закусить губу.

Он появлялся бесшумно, как хищник, вышедший на охоту, подкрадывался по мягкому ковру, сражая своим прикосновением, призрачным поцелуем чуть ниже мочки уха или игриво пробегая пальцами вдоль спины, чтобы потом уверенно привлечь меня за талию к себе. О да, я забывала себя почти каждую ночь и, подобно металлу, плавилась в его искусных руках, обжигающих объятиях. Рядом с ним не было холода, тьма отступала, и я снова жила и чувствовала всё, порой даже слишком ярко. От одного ощущения его присутствия каждая клетка моего организма, каждое нервное окончание, каждый нейрон вспыхивали, зажигались и наполнялись жизненной энергией, и я пила её и была не в силах насытиться. Словно и не было оцепенения, будто и не было никакого прошлого. Иногда, если я засыпала на кровати, он будил меня поцелуем, почти нежным, но больше требовательным и властным. И самое странное — мне это нравилось. Нравилось, подобно крепости, сдаваться каждый раз под его натиском, нравилось биться за ускользающий контроль его, но больше за свой собственный, нравилось ощущать, как он заполнял меня, и как наши тела, соединённые воедино, становились почти невесомыми от переполняющей магической энергии, нравилось упиваться его запахом, вкусом, страстью… Нравилось лежать обессиленной наслаждением, чувствовать соприкосновение нашей влажной кожи и почти сладостное послевкусие утолённой жажды. Это было странно, но насыщение всегда было лишь временным, и порой только физическая усталость препятствовала тому, чтобы вновь припасть к его источнику. Но глаза сами собой закрывались, и я засыпала, слушая биение его сердца и ловя на грани сознания вопросы о том, ощущал ли он то же, что и я, что думал и что чувствовал.

А наутро меня встречала пустая кровать и эта элегантная комната, выполненная в таких тёплых и одновременно холодных тонах. Когда сквозь створчатые двери прорывалось солнце, события ночи казались очень далёкими и нереальными, и единственное, что о них напоминало, это были те самые мысли. Они всплывали в моей голове, пока я молча завтракала и одевалась, жалили, когда умывалась и наскоро ополаскивала тело холодной водой, раздражали по дороге в лабораторию и сбивали с толку, когда принималась за свои «мемуары». Я отдыхала от них лишь во время работы под зорким глазом Сельвен, поэтому и ценила это своё занятие так дорого. Но было и ещё кое-что. Эти мои обязанности давали мне осознание собственной важности и нужности, благодаря им я знала, что всё ещё здесь, а не стала тенью…

Помню, как спустя несколько дней после моего переезда, мы с Сельвен вновь обсуждали найденную ею книгу и мои планы записать собственные воспоминания. Слово за слово, и в какой-то момент я предложила перенести бумаги в мои покои, чтобы можно было поработать там. Ответом мне было напряжённое молчание и испытывающий взгляд. Несколько долгих секунд она просто смотрела мне в глаза, а потом перешла на полушёпот:

— Ирина, я не могу просто так к тебе приходить, как раньше.

— Почему нет? — выпалила я, искренне удивляясь такому странному поведению. Ведь в моих глазах я только сменила комнату. Прежде чем ответить, Сельвен несколько раз прочистила горло, словно подыскивала нужные слова, и, в конце концов, хлопнула ладонью по столу.

— Я не знаю, как это сказать изысканно, поэтому буду с тобой прямолинейна. Той комнаты, где сейчас находятся твои покои, официально не существует, и никто не знает ни о её существовании, ни и том, как туда попасть. Поэтому и прийти к тебе никто не может и не должен. Более того, я больше чем уверена, — её голос упал до шёпота, — что он бы не хотел, чтобы я знала, где ты теперь живёшь, — она замолчала, а потом неожиданно добавила, — возможно, скоро он не захочет, чтобы ты её покидала.

От её слов мне отчего-то стало холодно, да вот только осознание всего смысла сказанного пришло позже.

Я сидела на мягком ковре напротив камина, подобрав согнутые колени к груди, млея от огненного тепла, дышащего мне прямо в лицо. Трандуил сидел за мной. Его пальцы вальяжно скользили по моим оголённым плечам к основанию шеи, слегка надавливая на усталые мышцы: в тот день я несколько часов была вынуждена сидеть склонив голову, и поэтому сейчас готова была довольно урчать от этого своеобразного массажа, как кошка, наевшаяся сливок.

— Ты напряжена, — проговорил он, и его глубокий голос отозвался внутри приятной вибрацией.

— Угу, — промурлыкала я в ответ, не особо обращая внимания на его слова и полностью отдавшись приятным ощущениям, которые дарили его руки.

— Думаю, завтра тебе не стоит идти в лабораторию, а лучше выспаться и отдохнуть, — слова вернули меня к реальности. Я приоткрыла глаза и полуобернулась к нему, но, прежде чем успела хоть что-то сказать, он добавил: — Да, так будет лучше. Я распоряжусь, чтобы оповестили лорда Фаэлона и леди Сельвен.

Тон последней фразы был хоть и мягким, но абсолютно безапелляционным, тем самым давая понять, что возражать даже не стоит и пытаться. Тогда я лишь мысленно махнула на это рукой, радуясь как школьник неожиданной возможности выспаться. Да только радость эта была не долгой. После трёх дней, отведённых мне на отдых, от скуки и бездействия я готова была уже ползать по стенам своих покоев. А ещё мне стало казаться, что ещё немного, и я сама забуду о своём существовании в этой тайной комнате. Что если в этих покоях, которых официально нет, в какой-то момент официально не станет и меня? Поэтому оказаться снова в лаборатории было подобно глотку не только свежего, а вообще воздуха.

После этого случая, король под тем или иным предлогом то и дело «отстранял» меня от моих обязанностей. Отдых был наиболее частой причиной, но также были и встречи в саду, когда мы уединялись на несколько часов (по ощущениям) в дальнем уголке, где когда-то он показал мне диковинное дерево. Оно давно уже сбросило свой золотой наряд и теперь стояло по-осеннему обнажённое и потерянное, вызывая в душе щемящую тоску. А после он провожал меня до золочёной калитки, и мы расставались до вечера.

Сегодня я тоже вынуждена была остаться в своих покоях, но на этот раз причиной тому был визит портного. Владыка сообщил мне об этом прошлой ночью, отпивая вино из хрустального бокала, что вызвало во мне почему-то волну раздражения.

— А зачем мне портной? — только и смогла выдавить я, стараясь не выдать себя.

— Чтобы сшить тебе несколько новых платьев, — король слегка улыбнулся, а мне впервые за долгое время очень захотелось запустить свой бокал с вином ему в голову, но в итоге я лишь ответно улыбнулась.

— Конечно, как я сама не догадалась, — прозвучало язвительнее, чем хотелось. Трандуил иронично приподнял бровь и приблизился, по дороге отставляя бокал на секретере.

— Ты злишься? — он приподнял моё лицо за подбородок и пристально посмотрел в глаза.

— Нет, — был мой твёрдый ответ, в то время как в голове я спешно проверяла мысленные барьеры.

— А жаль, — выдохнул он и накрыл мои губы своим поцелуем.

Я изливала своё негодование, царапалась и кусалась, как дикий зверёк. В то время как ему доставляло особое удовольствие удерживать меня и наблюдать за моей раздражённой беспомощностью и, заведя мои руки в железном захвате над головой, видеть, как я проигрывала собственному желанию. Но мне совершенно не хотелось сдаваться, и в какой-то момент его отбросило на пол, а я оказалась сверху. На мгновение светло-голубые глаза удивлённо расширились, но уже в следующий миг его руки обхватили мои бёдра, и мы задвигались в самом древнем танце.

Но это было вчера ночью, а сейчас я стояла у окна, борясь со своим оцепенением и размышляя о том, когда появится тот самый портной, и чем мне заняться после. Словно в ответ на мои мысли, в дверь несколько раз коротко постучали, но, прежде чем я успела и шаг сделать в том направлении, та распахнулась, и в дверном проёме показалась неизвестная эльфийка. И в тот момент я не знала, что именно меня удивило больше: то, что она знала, как открывалась секретная дверь, или то, как она почти по-хозяйски зашла, даже не дожидаясь моего ответа.

А гостья тем временем уже остановилась в центре комнаты и аккуратно поставила справа от себя небольшой сундучок на колёсиках.

Учитывая свой предыдущий опыт общения с эльфийским портным с нижних уровней, я ожидала увидеть кого-то одетого в простую робу и с неизменной мерной лентой на шее. Однако моим ожиданиям не суждено было сбыться. Лесная дева, представшая моему взору, выглядела просто безупречно, и известная шутка про «сапожника без сапог» была явно не про эту мастерицу. Как и все представители её народа, она была прекрасна и молода. Вернее, это было первое впечатление, которое нередко бывает обманчивым. Успев приглядеться к эльфийским лицам, я стала понемногу различать признаки, которые выдавали истинный возраст. Так, более старшие из эльдар, как, например, отец Сельвен, имели внешность, которая была как бы вне времени. Иными словами, их облик был лишён каких-либо следов эмоций или переживаний и был похож на отшлифованный веками камень. Более же «юные» эльфы ещё не утратили способность отражать многогранные эмоции, что их и выдавало. И только один эльф сочетал в своей внешности и точёную красоту «мраморной статуи» и почти юношеский задор в глазах — его величество Трандуил Ороферион.

Моя гостья была явно одной из старших представителей её народа, и при внимательном рассмотрении можно даже было заметить несколько седых прядей, притаившихся на висках. Её светло-каштановые волосы, ниспадающие почти до поясницы, были перехваченные на лбу изящным золотистым ободком, из-под которого на меня внимательно смотрели миндалевидные карие глаза. Однако, что привлекло моё особое внимание, это был наряд мастерицы: платье с нетипичными узкими рукавами было сшито из бархата и сидело идеально, подчёркивая стройную талию и грациозную шею, и при каждом движении, будто бы «оживало» и вспыхивало переливами от насыщенного баклажанного до почти тёмно-малинового цветов. Лишь спустя несколько мгновений стало понятно, что эффект достигался за счёт того, что творение было сшито из тканей разных полутонов, но настолько искусно подобранных, что при первом взгляде этого и не было заметно. Я мысленно присвистнула: «Если это её «рабочий наряд», то как же выглядит парадно-выходной?» В глубине души тихо фыркнула типичная женская зависть, и одновременно с этим я вдруг осознала, что с того момента, как гостья зашла в комнату, мы не проронили ни слова. Пауза явно затянулась, и надо было срочно спасать положение.

— Доброе утро! — выпалила я, надеясь, что эльфийка не успела заметить заминки, но та если и обратила внимание на мои изучающие взгляды, виду не подала.

— Доброе утро и тебе, человеческое дитя, — проговорила она, чуть обернувшись в мою сторону.

Её голос оказался на удивление глубоким и бархатистым, но несмотря на это, фраза несколько резанула слух. Я почти отвыкла от подобного обращения: Сельвен называла меня так всего пару раз, а теперь даже посмеивалась, вспоминая это, говоря, что если брать по дате рождения, то в сравнении со мной она даже на роль младенца не тянет. Что же касается короля, обращайся он ко мне так, наша ночная активность приобрела бы несколько странный и сомнительный подтекст…

— Моё имя Ирина, — продолжила я, протягивая эльфийке руку, на которую та взглянула с плохо скрываемым замешательством в глазах, но уже в следующий момент уверенно пожала, снова встречаясь со мной взглядом.

— Эгет, — был её краткий ответ.

Мастерица больше ничего не сказала — только продолжила внимательно разглядывать меня, чуть склонив голову в сторону. Сказать, что мне с каждой секундой становилось всё менее и менее приятно — это будет преуменьшением, поэтому в конце концов пришлось вновь прервать затянувшееся молчание:

— Очень приятно познакомиться, — бросила я с холодком. — Так значит, ты портниха?

Реакция эльфийки оказалась неожиданной: она вдруг вскинула голову и сухо рассмеялась, но длилось это не больше нескольких секунд.

— Если тебе нужны портные — то стоит обратиться на нижние уровни, Ирина, — карие глаза чуть сузились. — Я не шью, я создаю, — она гордо расправила плечи.

Иными словами, передо мной оказался эльфийский дизайнер от кутюр, и моё сравнение с обычным портным пришлось явно не ко двору. Я не сдержалась и иронично хмыкнула:

— Ну тогда извините. Мне сказали, что придёт портной.

Однако мастерица только непринуждённо махнула изящной ладонью:

— Это ничего, смертное дитя. Такое бывает, — она отряхнула с подола несуществующую пыль и нетерпеливо добавила:— Ну что, приступим?

«Как будто я её всё это время сдерживала». Но на этот раз свои ироничные комментарии я решила оставить при себе: толку в них всё равно не было, так что будет лучше разделаться со всем поскорее, и тогда, возможно, ещё можно было успеть в лабораторию если и не помогать Сельвен, то хотя бы занятья своими рукописями.

Тем временем Эгет уже открыла свой сундучок и теперь извлекала из него образцы ткани, ленты, шнурки с узелками, и пару восковых табличек, которыми здесь нередко пользовались для заметок. Покончив с приготовлениями, она взялась за меня. И первым делом мне было велено встать на стул, потом пару раз повернуться вокруг, пока моя гостья рассматривала меня, задумчиво постукивая пальцем по подбородку. Затем она стала меня обмерять, прикладывая шнурок с узелками то к рукам, то к талии, ну и так далее по тексту. Всё это время она что-то мурлыкала себе под нос, поэтому, когда обратились ко мне, от неожиданности я даже не сразу сообразила, кому адресовался вопрос.

— Прости, ты меня о чём-то спросила? — уточнила я и снова натолкнулась на изучающий взгляд карих глаз.

— Да, я спросила, как давно ты в Лихолесье?

Эх, спроси она меня об этом раньше, то проблем с воспроизведением информации бы не было, но сейчас…

— Я пришла сюда вместе с Сельвен.

— Леди Сельвен, — поправила она меня с улыбкой.

— Да, да, конечно, с леди Сельвен, — мои губы растянулись в деланой улыбке.

— И как давно?

«А тебе какое дело?» — хотелось огрызнуться в ответ, но это было бы по-детски и неуместно грубо, поэтому я ответила как можно спокойнее:

— Месяца два назад. Кажется… Порой время здесь то замедляет, то ускоряет свой ход, отчего становится сложно за ним уследить.

— Думаю, многое ещё зависит от того, чем кто занимается…

От меня не укрылась явная двусмысленность последней фразы, и я вновь встретилась взглядом с Эгет. На этот раз она смотрела на меня спокойно, даже холодно.

— Ты странное человеческое дитя, Ирина, — промолвила она наконец после непродолжительной паузы. — Теперь я, кажется, начинаю понимать…

Последнее было сказано очень тихо, почти еле различимым шёпотом, поэтому я не была уверена, предназначалось ли мне услышать эти слова. Уголки губ Эгет чуть дрогнули в неком подобии улыбки, но уже в следующее мгновение она отвернулась от меня и стала складывать свои инструменты в сундучок, да так ловко, что не успела я и глазом моргнуть, а она уже направилась к выходу.

— Подожди! — окликнула её я, всё ещё стоя на стуле. Мастерица послушно замерла и снова обернулась ко мне. — Зачем ты приходила? — в ответ на это ее брови удивлённо приподнялись, но я не собиралась сдаваться. — Только вот не надо мне говорить, что для того, чтобы снять с меня мерки. Когда мы с Сель… с леди Сельвен были у портного на нижних уровнях, она мне сказала, что ему даже не надо было ко мне прикасаться — хватило одного взгляда. Но то был обычный портной, а ты, как я понимаю, мастер, а значит, тебе это тем более не нужно, — я сделала небольшую паузу и, глубоко вздохнув, решительно продолжила. — Так зачем ты приходила?

Выражение деланного удивления исчезло с ее лица, она хитро улыбнулась, а в глубине глаз заплясали чёртики.

— Ты довольно проницательна для смертной, — начала она. — И ты права, мне абсолютно не требовалось здесь находиться. Особенно учитывая, что и шью я для тебя не в первый и даже не во второй раз, но теперь мне стало любопытно увидеть тебя вблизи. Однако больше всего мне захотелось посмотреть на ту смертную, которой он заказывает наряды.

Она замолчала, словно пригвоздив меня к стулу своим пронизывающим взглядом, и на этот раз даже обманчивая красота молодости не могли скрыть правду. Эта эльфийка была не просто старшей, а почти древней, и именно это давление времени я сейчас ощутила в полной мере, хотя она и не предпринимала никаких попыток пробиться ко мне в голову. Однако и я не хотела так просто сдаваться.

— Ну и каковы впечатления? — проговорила я как можно ровнее и беспристрастнее, хотя внутри было неспокойно.

— Как я уже сказала, ты странное человеческое дитя. Странное и интересное. Пока ты меня не разочаровала.

Сказав это, Эгет чуть склонила голову, обозначив тем самым, что разговор окончен, вновь развернулась к выходу и довольно спешно покинула мои покои. Дверь тихо скрипнула, а я всё так и продолжала стоять на стуле, всё ещё не до конца понимая, что всё это значило. Да и значило ли? Уцепившись за последнюю мысль, я решительно тряхнула головой и уже в следующее мгновение легко соскочила со стула. А ещё мгновение спустя дверь скрипнула уже за мной, и, на ходу поправляя шаль на плечах, я уже спешила в сторону больничного крыла.


* * *


Несколько дней прошло с того странного визита, и вот я опять была вынуждена тосковать в своих покоях в ожидании колкого на язык кутюрье.

Как и в прошлый раз, Эгет появилась, лишь обозначив свой приход несколько раз стукнув в потайную дверь и не дождавшись ответа, пройдя внутрь. На этот раз на ней было платье изумрудного цвета и опять замысловатого покроя, но я решила намеренно не заострять на этом внимание, дабы вновь не показаться глупой ротозейкой.

— Доброе утро! — улыбнулась Эгет краем губ. При ней был уже знакомый мне сундучок на колёсиках, который она успела поставить рядом с кроватью и теперь неторопливо доставала оттуда какие-то свёртки и по-хозяйски аккуратно выкладывала их на постель.

Признаться, на языке вертелось столько колкостей, что сдерживалась я с трудом. Да только какой был в них смысл? Кроме того, и сама Эгет была более дружелюбно настроена, чем в прошлый раз, во всяком случае, так мне показалось. Поэтому я ответила на её приветствие, как можно дружелюбнее:

— Доброе утро! — и, кажется, немного переборщила со слащавостью в голосе, потому как она тут же вскинула голову и несколько секунд сосредоточенно вглядывалась мне в глаза, прежде чем снова осторожно улыбнуться.

— Думаю, тебе стоит это снять, — она кивнула на мой любимый васильковый наряд и, предупредив уже готовый сорваться с языка вопрос, коротко уточнила. — Будет проще примерять заготовки.

Мне оставалось лишь повиноваться, и минутами позже я уже оказалась в одной рубахе. Поначалу всё шло, как и в прошлый раз: Эгет вертела меня в стороны, что-то замеряла, делала отметки на восковых дощечках, тихо мурлыча что-то себе под нос. Когда же наконец повернулась к кровати и взялась за один из свёртков, она вновь обратилась ко мне:

— Я спрашивала о тебе, и, признаюсь, была удивлена, что леди Сельвен так высоко тебя ценит.

Если бы в тот момент я пила что-то, то точно бы поперхнулась, а так мне оставалось лишь незаметно нахмуриться: за те последние несколько дней в лаборатории Сельвен ни словом не обмолвилась о том, что кто-то что-то там про меня спрашивал.

— А почему это так тебя удивило? — помимо воли вопрос прозвучал довольно иронично, но Эгет лишь пожала плечами.

— Редко можно встретить эльдар, которые бы так хорошо отзывались о своих младших братьях, — в этот момент её искусные руки как раз натягивали на меня заготовку платья из тёмно-бордового бархата. Когда ткань соскользнула на плечи, и мы вновь оказались лицом к лицу, Эгет лукаво добавила. — Однако я не утверждаю, что это правильно и так и должно быть.

Я вынуждена была признать, что была удивлена: и словами мастерицы, но больше тем, что моя эльфийская подруга была такого высокого мнения о моей особе. Ведь по сути, я почти ничего не умела, а что касается моего прошлого и магии (увы, убийственной), то от них мало было толку.

— Сель… леди Сельвен мне льстит. Мне ещё очень многому надо у неё научиться…

— Не думаю. Сельвен не расточает похвалы даром. Я знала её ещё ребёнком, и она редко пускала кого-то к себе в сердце. Ты это заслужила, — она чуть повернула меня, так что теперь я могла лицезреть себя в зеркале. Эгет снова погрузилась в работу, предоставив мне возможность разбираться со своими мыслями, как и любоваться пусть ещё не законченным нарядом. Бордовый бархат сочетался так, что образовывал чуть ниже груди звезду, чьи лучи уходили мне за плечи и разлетались к низу струящимися складками юбки. Рукава были зауженными и плотно обхватывали запястья, и эта деталь подчёркивала изящество и торжественность силуэта. Я смотрела на себя в зеркало с восхищением и одновременно отчуждением: что-то в этом образе было не так, было не совсем мною. Как оказалось, моё отражение привлекло не только моё внимание, и Эгет задумчиво рассматривала меня в дымчатом стекле. На мгновение наши взгляды встретились: в карих глазах читалось явное удовлетворение от проделанной работы и почему-то грусть. Она попыталась скрыться за улыбкой, но это только усилило ощущение печали.

— Тебе очень идёт. Но хочешь ли ты этого? — её голос позвучал мягко, но слова отчего-то задели.

— Я не совсем понимаю, что ты имеешь в виду?.. — но она уже отвернулась и вновь погрузилась в работу. В наступившей тишине мне оставалось только скользить скучающим взглядом по интерьеру комнаты, который я и так уже успела изучить от и до, да надеяться, что смогу вскоре вырваться отсюда в сад или в кабинет при лаборатории. Хотя после того случая в коридоре я избегала не только задерживаться в больничном крыле до темноты, но и вообще очень неохотно бродила там в одиночестве даже до наступления сумерек. Из груди вырвался глубокий вздох, что мастерица истолковала по-своему.

— Что ты знаешь о королеве Лихолесья? — сказать, что вопрос застал меня врасплох — это ничего не сказать. От удивления я даже попыталась обернуться, чтобы взглянуть на Эгет, но та жестом приказала мне не двигаться. На мне сейчас было роскошное платье из тяжёлого изумрудного с фиолетовым отливом шёлка и широкой юбкой. Именно над последней и колдовала мастерица уже какое-то время, и поэтому мне было запрещено менять расположение.

— Я… честно, ничего не знаю. Мне никто о ней не рассказывал, — в ответ на это Эгет тихо усмехнулась за моей спиной.

— Тебе никто и не расскажет. О ней запрещено говорить, и даже имя её под запретом во владениях Трандуила Орофериона.

— Почему?

— Потому что иногда проще забыть и вычеркнуть из памяти, чем жить и терпеть боль потери. Особенно, если в этом может быть твоя вина, — в её тоне засквозила плохо прикрытая горечь. Я предпочла смолчать.


* * *


Мы победили в войне Последнего союза, но, увы, не сразу поняли, какой ценой. Осознание пришло позже, и было похоже на жестокое похмелье: после радостной эйфории наступила скорбная пустота. Мы встречали доблестных воинов леса цветами, лишь для того, чтобы уже на следующий день их лепестки накрыли погребальные плоты. Тогда в битвах мы потеряли слишком многих, но, наверное, самым тяжёлым ударом было то, что на поле брани пал и наш славный король. Растерянность и пустота — они отражались в глазах, витали в кронах этих великих деревьев, и, возможно, победили бы нас, погрузив весь лес в отчаяние, если бы не молодой правитель.

Трандуил Ороферион был доблестным воином, отличным полководцем, и с готовностью помогал отцу, но было это больше в делах ратных, нежели управленческих. Многие считали, что в его крови ещё не угасла пылкая юность, жажда жизни и страстей, но всё это рухнуло в один момент, и после войны Последнего Союза на земли Эрина Галена ступил уже совсем другой эллин. Он видел, как гибли лучшие сыны его народа, видел ту пожирающую всё живое тьму, что несли с собой полчища Мордора, и он был сыном, который вынес безжизненное тело своего отца с поля битвы, но теперь он был королём, в чьих руках была судьба его народа. Поэтому он не мог сдаться и сломаться, вопреки ожиданиям некоторых представителей совета, поэтому и не мог позволить себе скорбеть так, как просило сердце — королева-мать оплакивала Орофера и за себя, и за сына. Все силы своей души он отдал на то, чтобы у лесных эльфов вновь появилась вера в то, что тьма повержена, появилась надежда, что свет снова восторжествует в Лихолесье.

Он приказал закрыть границы лесного королевства на период траура, чтобы, подобно раненому зверю, в мире и покое залечить наши раны, питаясь древней силой великого леса. И это ему удалось. Многие из эльфов сильван услышали его зов, и их сердца вновь наполнились светом, но были и те, что не выдержали и покинули Арду, услышав зов моря, уплыли на Запад. Среди них оказалась и королева-мать. Но и тогда ничто не выдало истинные чувства нашего владыки, лишь только его взгляд стал более холодным, а ум — рассудительным.

Шли годы, и под кронами Великой Пущи снова зазвучали песни и смех, а на полянах всё чаще можно было увидеть танцующие пары. Наш народ вновь нашёл радость, надежду и любовь, но теперь мы желали, чтобы они нашли и нашего короля. И великие Валар услышали эти молитвы.

То лето выдалось жарким, и порой казалось, что знойный воздух был наполнен осязаемой сладостью растопленного дикого мёда. Границы королевства больше не были полностью закрыты, но охранялись с прежней тщательностью, поэтому появление в лесу двух незнакомок недолго оставалось незамеченным. Обычно за странниками, держащими свой путь через ЭринЛасгален, просто внимательно следили, если они не стремились вторгнуться на наши территории. Но на этот раз через вековую чащу путешествовали две эльфийские девы без какого-либо сопровождения или охраны, что уже показалось необычным. Однако это было только начало. Они, в отличие от других путешественников, не торопились покинуть Лихолесье, даже наоборот — будто что-то искали, с каждым днём углубляясь всё дальше и одновременно всё ближе к нашим границам. Поэтому в какой-то момент стражники были вынуждены их задержать и доставить во дворец, но они и не думали сопротивляться.

Как оказалось, эти две девы странствовали по просторам Арды в поисках утраченных знаний. Златовласые, стройные, грациозные и свободные, как птицы — невнимательный встречный мог принять их за сестёр: так в унисон бились их сердца, так перекликались их души. Успев узнать и повидать многое, они с радостью делились своими знаниями, а вот о себе рассказывали мало, предпочитая с неподдельным интересом слушать истории о нашем королевстве. Эту особенность заметили, но простили. Их красота, ум и внутреннее тепло зажигали улыбки и словно освещали всё вокруг, поэтому очень скоро сам король предложил им остаться на правах гостей. Приглашение было принято с радостью… Тогда мало кто знал, что это был не просто жест гостеприимства. Однако уже очень скоро дворец зашептался о том, что одна из загадочных красавиц своими ясными очами цвета июльских васильков сумела растопить и согреть сердце самого Трандуила Орофериона.

День их свадебной церемонии был одним из самых счастливых для лесных эльфов. Празднества длились семь дней и ночей, и мы не могли налюбоваться на новобрачных. Тогда всем казалось, что несмотря на то, что уже была осень, в те дни в Лихолесье вновь вернулась весна. Вернулась и осталась на многие счастливые годы. Владыку было сложно узнать: от прежней холодности не осталось и следа, он снова жаждал жить, жаждал видеть мир, жаждал чувствовать и любить свою прекрасную королеву. Тогда многое поменялось в королевстве лесных эльфов. Впервые за многие годы были открыты границы, и мы не чувствовали себя узниками своего же дома. Сформировались новые альянсы, появились новые союзники. Когда же из дворца пришли вести о том, что королевская чета ожидали своего наследника, мы осознали, что война наконец закончилась, и теперь можно было жить.

В те годы многие нашли своё счастье и решились принести новую жизнь в этот мир, среди них была и вторая странница. Двух эльфиек можно было часто встретить в лесу, где они гуляли, держась за руки и слушая песни вековых великанов. Их прекрасные лица светились счастьем и безграничной любовью к тому крошечному сердцу, что билось внутри рядом с их собственным. Но утро не может длиться вечно, и когда-нибудь да наступит ночь.

Когда пришёл срок наследнику появиться на свет, что-то пошло не так. Королева теряла силы, и никто из лекарей не мог ей помочь, пока она не потребовала к себе свою подругу. Какая магия творилась за закрытыми дверями королевской спальни, не узнает никто, но она помогла — королева выжила и подарила Лихолесью принца Леголаса. Трандуила переполняла гордость и счастье, он решил окружить свою семью заботой и любовью, но самое главное оградить деву своего сердца ото всех опасностей, особенно после того, как беда уже однажды подобралась так близко. Он желал уберечь, но вышло так, что он перекрыл ей воздух.

Драгоценные камни, изысканные украшения, роскошные наряды, — у неё было всё, но не было свободы. Как только появились тревожные вести о появлении странных зверей, Владыка и вовсе запретил ей бывать в лесу, что ещё больше отдалило королеву от второй лесной девы. И если простые эльфы души в ней не чаяли, то вот придворные недолюбливали: многие не могли простить ей то, что король предпочёл чужестранку и скиталицу дочерям леса благородных кровей. Поэтому в новом дворце, она стала одинокой узницей своего положения. И пусть правительница воспринимала это как что-то полагающееся её новому титулу и все свои силы отдавала на воспитание сына, было видно, как угасал её взор, как всё реже её светлый лик озаряла улыбка, особенно, когда подросший принц стал проводить больше времени за изучением воинского искусства с другими эльфийскими воинами. Она бродила по саду молчаливой тенью, но никто, даже король как будто и не замечали этого, пока однажды она не исчезла.

Она всё оставила, взяв с собой лишь простую походную одежду, в которой пришла сюда много лет назад, да последний подарок её супруга — чудесное колье, сияющее так, словно мастерам удалось заключить в него частичку света звёзд. Но, как оказалось, ушла она не одна — её спутница исчезла вместе с ней. Три дня и три ночи их неустанно искали самые быстрые и испытанные воины, но эльфийские девы будто испарились в воздухе: ни следов, ни даже намёка на то, куда они могли направиться, не обнаружилось. Лишь на утро четвёртого дня на самой границе леса разведчики нашли порванное колье света звёзд. Это всё, что осталось от двух загадочных красавиц.


* * *


Эгет замолчала и со стуком закрыла крышку своего сундука, скрывая там последнее из платьев (и пока моё любимое) из тёмно-синего струящегося шёлка с широкими рукавами. Но сейчас мне было не до нарядов. Её рассказ взбудоражил душу и не только потому, что был о его «бывшей» — было в этой истории что-то, отчего сердце сжималось от холодного, липкого страха, ещё более жуткого из-за своей видимой беспричинности. Но были ещё и вопросы.

— Так она больше никогда не вернулась? И никто не узнал, что с ней произошло? — в ответ мастерица лишь покачала головой. — Но почему же её имя под запретом?

— Она покинула свой народ, свою семью, своего короля, — из груди Эгет вырвался тяжёлый вздох. — Он никогда ей этого не простит. Это было предательством в его глазах. Как и поступок её спутницы.

— Её имя тоже запрещено произносить? — не унималась я.

— Именно, — Эгет кивнула, и чуть тише добавила, — но ты можешь попытаться спросить об этом у леди Сельвен. Вернее, спроси об ожерелье света звёзд.

— Сельвен? — упоминание моей подруги меня несколько озадачило.

— Вторая странница — мать Сельвен и Ровиона, и жена лорда Фаэлона, — отрезала Эгет. — И по какой-то причине многие обвинили именно её в исчезновении королевы. Говорили, что это её магия затуманила мысли правительницы. С той самой ночи, когда родился принц Леголас, все, за редким исключением, считали супругу королевского лекаря колдуньей. А ведь всему виной были её знания…

— Увы, нет предела человеческой глупости и зависти, — выпалила я, спохватившись, когда было уже поздно. Эгет повернулась ко мне и как-то странно посмотрела в глаза.

— Пускай тебе порою кажется, что ничто человеческое нам не чуждо, — она сделала многозначительную паузу. — Ты ошибаешься, смертное дитя. Мы не люди…

Она иронично улыбнулась и, поправив выбившийся из-под золотистого ободка локон, молча направилась в сторону двери. Однако я не собиралась отпускать её так просто. Ведь у меня оставался один самый главный вопрос:

— Зачем ты мне всё это рассказала? Особенно если о королеве запрещено говорить…

Эгет замерла на месте и медленно обернулась. Ситуация почти до дежа-вю напоминала нашу прошлую встречу.

— Мне нравится твой пытливый ум. Что же до моих причин — их много, но я оставлю их для себя. Просто, думаю, что тебе стоило знать правду, — на несколько мгновений она задумалась. — Знаешь, а ты похожа на неё.

— На пропавшую королеву?

Эльфийка утвердительно кивнула, а я не удержалась от ироничной улыбки.

— Только не надо мне говорить, что внешне. Я не замечала за собой ни золотых волос, ни голубых глаз…

— Разве внешность решает всё? Красота лица и тела может надоесть, а вот тайная магия души — никогда. Вы близки с ней по духу, и поэтому его тянет к тебе… — она неожиданно оказалась рядом, тёплые руки накрыли мои плечи. — Но эту историю я поведала тебе вовсе не за этим, человеческое дитя.

Я невольно затаила дыхание. Её ладонь почти с материнской нежностью коснулась моей щеки.

— Твоя жизнь быстротечна, — голос понизился до шелковистого шёпота. — Не трать его и своё сердце понапрасну. Эльфы любят лишь однажды в своей жизни. А наш король Трандуил Ороферион, вопреки придворным сплетням, искренне любил свою королеву.

Эгет коснулась моего лба в невесомом поцелуе и, отстранившись, внимательно посмотрела в глаза, словно выискивая в них что-то. Напоследок она подарила мне грустную улыбку и бесшумно покинула комнату, оставив меня в немом оцепенении среди цвета старой розы.

Глава опубликована: 20.08.2018

45. In vino veritas

Сельвен лениво перебирала страницы травяного справочника, не особо углубляясь в содержание. Дел на сегодня оставалось немного: все ингредиенты уже давно дымились, пыхтели и парили в котлах, и надо было лишь следить за тем, чтобы ничто не перекипело. А значит, ей и её помощнице торопиться было некуда, и можно было пообедать в тишине и спокойствии, а не заглатывать содержимое тарелок второпях. Однако, хотя время обеда уже давно прошло, Ирина всё ещё сражалась со своей порцией и, судя по тому, с каким энтузиазмом (а точнее отсутствием оного) гоняла по тарелке остывшую похлёбку, смертная явно проигрывала. По тому, как Ирина то и дело хмурилась, было не трудно догадаться, что она вела какой-то внутренний монолог и уже давно позабыла про еду. Сельвен нехотя отвела взгляд и вновь попыталась отвлечься травником, но это было сложно. Пускай их с Ириной отношения стали более натянутыми после того, как та приняла свою новую роль в новых покоях, Сельвен продолжала с теплотой относиться к своей помощнице и искренне переживала за неё; однако за то непродолжительное время их знакомства успела уяснить, что все попытки выпытать что-либо были обречены на провал, и подруга говорила лишь тогда, когда сама того хотела.

Сельвен как раз с видимым интересом рассматривала очередную иллюстрацию, когда столовый прибор жалобно звякнул о край тарелки. Она вопросительно взглянула на свою помощницу из-под ресниц.

— Сельвен?

— М-м-м… — промурлыкала та, продолжая перелистывать страницы и давая тем самым Ирине время собраться с мыслями.

— У меня есть к тебе вопрос, — голос окреп, и Ирина тут же продолжила. — Что ты знаешь об ожерелье света звёзд?

В тот момент Сельвен была готова к любому вопросу, но только не к этому, и первые несколько мгновений в замешательстве смотрела на свою подругу.

— Колье, — поправила она наконец, когда голос снова вернулся к ней. — Колье света звёзд.

— Какая разница? — отмахнулась Ирина, и её пальцы нетерпеливо забарабанили по столу. — Так что ты знаешь?

Сельвен чуть поджала губы — глупая привычка, которая давала о себе знать, когда она подбирала подходящие слова. По правде говоря, она даже не знала с чего начать, но и продолжать молчать было бы глупо.

— Это был последний подарок, который наш владыка преподнёс своей королеве. И последнее, что от неё осталось.

Ирина внимательно смотрела на неё, явно ожидая продолжения, и Сельвен пришлось рассказывать дальше:

— Оно было сделано из искрящегося серебристого металла, который, по легенде, создавали мастера много и много сотен лет назад, однако позже секрет был утерян. Изделие из него никогда не царапалось и не теряло своего блеска.

— Мифрил? — предположила смертная.

— Мифрил, — подтвердила та, мысленно удивившись, откуда Ирине был известен столь редкий в Средиземье металл, но виду не подала и продолжила. — Однако самым ярким украшением были самоцветы. Они ослепительно и пленительно сияли и днём, и ночью. Казалось, осколки прекрасных звёзд упали на землю и, спрятавшись в серебристых переплетениях, теперь украшали изящную шею молодой королевы Лихолесья. Самое удивительное, что до сих пор неизвестно, откуда появилось это колье, ведь до того момента его никто не видел. Но все, включая и нашего короля, были зачарованы и самим украшением, и прекрасной владычицей. Трандуил Ороферион взял с неё обещание, что она никогда не снимет дивные драгоценности, и она сдержала слово. Во всяком случае до того дня, когда разорванное колье нашли на границе леса.

— Это были Сильмариллы?

— Что? — она непонимающе уставилась на смертную.

— Ну, камни в колье. Это были Сильмариллы?

Осознав сказанное, Сельвен не удержалась и рассмеялась:

— Нет, конечно! Какие Сильмариллы?

Ирина заметно смутилась, а обычно бледные щеки заалели.

— Да, что-то я сглупила. Сильмариллы… Там же совсем другая история… — она ещё что-то пробурчала, но на уже незнакомом Сельвен языке.

Сельвен решила сменить тему, вдобавок, у неё самой появились вопросы:

— Откуда тебе известно про мифрил и Сильмариллы?

— М-м-м? — Ирина выглядела удивлённой.

— Учитывая, что ты из другого мира и другого времени, ты очень хорошо осведомлена о редких металлах и ещё более редких камнях Средиземья.

— Да так, слышала ненароком… — попыталась отмахнуться Ирина, но Сельвен не собиралась просто так сдаваться.

— Ненароком? Это где же?

Ирина упрямо поджала губы, между её бровей залегла небольшая морщинка — несколько долгих мгновений она что-то обдумывала, но, в конце концов, побежденно выдохнула:

— Мне об этом рассказал Гендальф.

— Гендальф Серый? Волшебник?

— Да, он самый. Я же тебе рассказывала, что какое-то время он сопровождал нас с гномами. Ну и слово за слово, он как-то обмолвился об этих вещах.

— Странные темы… — протянула Сельвен, задумчиво постукивая пальцами по столу.

— Ну, это было же не за один раз. Однажды про мифрил обмолвился, в другой раз — про Сильмариллы…

Речь Ирины была рассудительна и спокойна, но отчего-то недостаточно убедительна, поэтому Сельвен никак не могла избавиться от чувства недосказанности. Но пока приняла и такой ответ и, утвердительно кивнув, вновь переключила внимание на травник.

— И это всё? — смертная явно не собиралась сдаваться. — А что стало с колье после пропажи королевы?

Сельвен гулко захлопнула травник и устремила испытывающий взор на свою подопечную.

— Откуда тебе известно про королеву? — тон стал очень серьёзным.

— Рассказали… — Ирина вновь попыталась уйти от ответа.

— Кто?

— Это не имеет значения…

— Имеет, и ещё какое! — Сельвен невольно повысила голос, но тут же спохватилась и уже тише добавила. — Да пойми же, эта тема очень щепетильная, и её вообще желательно избегать, не говоря уже о том, чтобы упоминать королеву…

— Эгет.

— Что Эгет? — Сельвен непонимающе нахмурилась. — Эгет тебе рассказала?

— Да, она, — Ирина раздражённо оттолкнула от себя тарелку с давно остывшим обедом, отчего та обиженно звякнула. — И уже поверь мне, я её за язык не тянула и уж тем более не просила просвещать меня в нюансах истории Лихолесья!

Если Ирине не всегда удавалось скрывать иронию в своих речах, то сейчас она даже и не пыталась. В ответ Сельвен облегчённо выдохнула и откинулась на спинку стула:

— Так значит Эгет… Странно, конечно, но это лучше… — размышляла она вслух.

— Да, портниха. Хотя ей явно не нравится, когда её так величают.

Последняя фраза прозвучала язвительно, что тут же привлекло внимание Сельвен.

— Вы с ней повздорили?

— Я бы так не сказала, — губы Ирины тронула ироничная улыбка. — Однако и особой любовью друг к другу не воспылали. Люди у нее явно не в фаворе…

— Да нет, — усмехнулась Сельвен, — дело вовсе не в этом. Будь ты даже из благородной эльфийской семьи, она бы вряд ли отнеслась к тебе иначе, — её взгляд скользнул по удивлённому лицу помощницы. — Эгет была очень сильно привязана к королеве и сохранила свою преданность даже после того, как молодая владычица исчезла. Поэтому любую эльфийку, кто ищет внимания короля…

— Она воспринимает как потенциальную кандидатку, которая пытается занять место её любимой королевы, — завершила мысль Ирина, на что Сельвен утвердительно кивнула и после небольшой паузы продолжила:

— Теперь мне понятно, почему она вдруг заинтересовалась тобой… — она слегка нахмурилась. — Признаться, я сразу не сообразила и подумала, что это из-за того, что какое-то время назад я сама обратилась к ней с просьбой сшить или перешить тебе платье. Но до сих пор не получала от неё ответа, и вот тут вдруг она сама ко мне зашла… — Сельвен встретилась с Ириной взглядом. — Дело в том, что её наряды — это просто произведения искусства, и заполучить её в качестве портного — это большая честь, которой удостаиваются немногие.

— Тогда почему ты решила, что она согласится сшить что-то для меня по твоей просьбе?

— Она всегда хорошо ко мне относилась и была, пожалуй, одной из немногих, кто не осуждал меня за прошлое…

— Ты имеешь в виду за поступки твоей матери?

От последних слов Сельвен чуть дёрнулась, как от укола, в зелёных глазах отразилась боль покинутого ребёнка, но уже в следующее мгновение она отвела взгляд и иронично хмыкнула:

— Она и это тебе рассказала? Странно… не помню её такой словоохотливой…

Ирина резко подалась вперёд, её ладонь легла на руку Сельвен.

— Прости, — прошелестело в притихшей лаборатории, — я не хотела тебе сделать больно. Брякнула, не подумав.

Губы её Сельвен тронула грустная улыбка. Она накрыла руку смертной своей ладонью и едва заметно покачала головой:

— Ты не виновата. Прошлое на то и есть прошлое, чтобы появляться и ранить тогда, когда ты полностью уверена, что оно спрятано за семью печатями где-то в самом далёком закутке твоей памяти.

В ответ Ирина попыталась улыбнуться:

— Эгет мне мало рассказала о твоей матери и посоветовала, по желанию, обратиться к тебе. Я, сказать по правде, не планировала тебя о ней расспрашивать, но…

— Я знаю. Слово за слово… — она чуть сжала ладонь. — Не переживай. Ты бы всё равно рано или поздно узнала бы.

— Ты не против, если я задам тебе один вопрос? Если не захочешь отвечать, так и скажи…

— Спрашивай.

— Почему королева всё же сбежала? Мне это сложно понять, ведь она оставила и мужа, и сына… Эгет мне этого так и не поведала…

Сельвен предупреждающе подняла руку и едва коснулась кончиками пальцев губ — Ирина сразу замолчала. Потом она подалась вперёд, и Ирина последовала её примеру, так что теперь они обе склонились над столом, чуть касаясь головами.

— Я знаю, у тебя много вопросов, но этот разговор не для этого места, — прошептала еле слышно она. — Говорят, что во дворце даже у стен есть уши…

— Так говорят про все дворцы, — вторила ей шёпотом Ирина, вызвав тем самым ухмылку на лице подруги.

— Охотно верю. Поэтому нам стоит перенести обсуждение в мои покои.

Ирина заговорщицки подмигнула, и обе женщины, словно прочитав мысли друг друга, одновременно вновь откинулись на стулья.


* * *


Остаток дня прошёл в напряжённой неразговорчивой тишине ожидания. И Сельвен, и Ирина были заняты рутинными делами, но ещё больше — своими мыслями. Так Сельвен всё никак не могла понять, зачем Эгет так разоткровенничалась со смертной. И дело было даже не столько в семейных тайнах самой Сельвен, сколько в истории безымянной королевы. Насколько она помнила, трудящимся при дворе слугам не дозволялось ни упоминать исчезнувшую владычицу, ни уж тем более задавать вопросы о ней под страхом немедленного изгнания из королевства эльфов. Тогда зачем мудрой и повидавшей несчётное количество лет придворной портнихе понадобилось бередить душу? Было ли это желанием предупредить, как сказала Ирина, или же в её мотивах скрывалось намного больше? Сельвен всегда связывали тёплые отношения с мастерицей, и сейчас ей очень не хотелось думать, что та поведала смертной ту давнюю историю с дурным умыслом. Сама Ирина тоже терялась в догадках, но в одном прозорливая женщина была абсолютно права: Эгет не надо было приходить к ней и снимать мерки — всё это было лишь предлогом для встречи, и первое, что приходило Сельвен в голову в качестве объяснения — это банальное любопытство.

За века прошедшие после того, как опустел трон королевы Лихолесья, у Трандуила Орофериона было немало фавориток. Он никого особо не скрывал, но и не выставлял напоказ. Ему всегда удавалось искусно удерживать отношения с очередной пассией под пологом сладкой завуалированности и в то же время уделять ей те самые знаки внимания, которые создавали у той ощущение значимости и исключительности. При дворе считалось за честь быть избранной владыкой, хотя почти все понимали, что это была не более чем попытка сразиться с тенью той, что навсегда исчезла из лесных чертогов. Но каждой из них хотелось верить в чудо… Наверное, тогда и появились эти разговоры, что союз был без любви… Так или иначе, Эгет видела многих эльфийских дев, кротких и утончённых, дерзких и необузданных, но неизменно прекрасных, а тут вдруг смертная, которую по людским канонам и можно было назвать внешне привлекательной, но по канонам бессмертных детей Эру, она была ох как далека от совершенства. Поэтому неудивительно, что портниха захотела воочию увидеть ту, что привлекла внимание короля.

Наверное, Сельвен не увидела бы в этом довольно понятном любопытстве ничего плохого, если бы визит ограничился лишь одним разом, однако Эгет не только вернулась, но и завела заведомо запретный разговор о королеве. Что заставило мастерицу это сделать? Уж не уловила ли она магические способности Ирины? Сельвен устало потёрла переносицу, а её взгляд самопроизвольно остановился на Ирине. Та как раз помешивала противоядие для лечения паучьих укусов, которое пыхтело и плевалось в большом чугунном котле над открытым камином. Простое тёмно-синее платье из тонкой шерсти, подол которого бесцеремонно заткнут за уже грязный фартук, тёмные волосы заплетенные в тугую косу и закрепленные на затылке обычной деревянной шпилькой; Сельвен должна была признать, что со стороны смертная ничем не отличалась от множества и множества других людей, с которыми когда-то ей довелось пересечься на жизненном пути. Но это было лишь первое впечатление. Уже со второго взгляда можно было уловить эту странную ауру чужеродности и несоответствия, что излучала молодая женщина. Кто-то спишет это на особенности отличия людей от эльфов, на сшитое не по размеру платье, на порой слишком резкие движения и немного странные позы, отчего подол длинной юбки нередко путается в ногах… А кто-то присмотрится повнимательнее и поймёт, что дело не в этом и не в движениях, которые на самом деле довольно плавные и лёгкие, и не в платье, а в самой женщине, которая будто бы выпадает из окружающей её действительности, становясь режущим глаз элементом в общей картине. Безусловно, после того, как она узнала правду, эти штрихи в личности помощницы становились ещё более видимыми, однако Сельвен понимала, что заметила их ещё тогда, в лесу, и это привлекло её внимание даже больше, чем необычные глаза.

Почувствовав на себе пристальный взгляд, Ирина оторвалась от своего занятия, обернулась и, продолжая держать в руках длинную металлическую ложку, удивлённо приподняла брови.

— Нам пора, — улыбнулась Сельвен и еле заметно кивнула в сторону окна, где на облачённом в цвета ускользающего заката небе уже взошла луна.


* * *


Всполохи камина отражались от светлого дерева, преобладающего в убранстве покоев, наполняя всё мягким, красно-золотым светом. В комнате было тепло и уютно до такой степени, что они решили расположиться прямо на полу, накидав на мягкий ковёр подушек для удобства. Если принесшие им ужин служанки и нашли это странным, то виду не подали и молчаливо удалились, как только поставили подносы с едой на небольшой прикроватный столик.

— Мы почти как бедуины, — улыбнулась Ирина, отправляя в рот кусок жареной курицы. Однако, заметив непонимающий взгляд, поспешила поправиться:— Ну, кочевники… или харадримы. Это ведь так называют народы Юга?

— Да, так. Только не все народы юга кочевники. Хотя ты права, у них действительно принято сидеть, есть и пить на полу, — промурлыкала Сельвен, отпивая из серебристого кубка.

— Главное, что мы друг друга поняли, — улыбнулась Ирина, продолжая с наслаждением налегать на ужин. А потом резко сменила тему: — Нет, я не понимаю, как вы, эльфы, можете жить без мяса…

Сельвен тихо хмыкнула в ответ:

— Ты заблуждаешься. Мы его едим, просто оно нам не так необходимо, как людям. Я, к примеру, когда возвращаюсь в Минас Тирит, тоже употребляю и рыбу, и мясо.

— Тогда почему здесь ты становишься вегетарианкой?

— Кем?

— Это значит, что питаешься только растительной пищей.

— Опять твои странные слова… Что же до твоего вопроса, то мне это просто здесь не нужно, — проговорила она, едва пожав плечами.

Ирина чуть нахмурилась и недоверчиво протянула:

— Странно…

— В этом нет ничего странного. Эльфийская пища несколько отличается от человеческой: по вкусу, по воздействию, по приготовлению. И, вопреки мнению моего народа, она не лучше и не хуже — она просто другая. А вот достать многие ингредиенты за пределами владений эльфов очень сложно, или же торговцы требуют за них баснословную плату. Конечно, можно было бы приготавливать всё самой, но на это у меня просто нет времени. Поэтому, живя среди людей, я вынуждена заменять эльфийские продукты тем, что доступно и схоже по воздействию, тем же самым мясом. А здесь всё это —то, к чему я привыкла с самого детства и, каждый раз навещая Лихолесье, действительно наслаждаюсь эльфийскими блюдами, даже самыми простыми, — закончила Сельвен с улыбкой.

— Эх, я тебя понимаю. Я вот никогда не ценила запеченную курочку так, как в Лихолесье. Здесь это просто редкое и дивное лакомство, — Ирина тихо захихикала и мечтательно продолжила. — Помнится, когда мама готовила её дома, мы с сестрой всегда оставляли хрустящую кожицу на потом, как самое вкусное…

— У тебя есть сестра?

Это было впервые, когда Ирина обмолвилась о своей семье. Да, она рассказывала о своём мире, но всегда обходила тему родных и близких, поэтому это неожиданное открытие так поразило Сельвен, что невольный вопрос сам соскользнул с языка, а когда она спохватилась, было уже поздно.

— Была, — отрезала Ирина глухо.

В комнате будто стало холоднее, и, вопреки ярко пляшущим языкам пламени, Сельвен отчего-то захотелось накинуть на плечи шаль. Ирина отставила тарелку и, молча глядя куда-то за огонь, сделала большой глоток из кубка.

— Это эльфийское вино… — начала было Сельвен.

— Не беспокойся, я знаю, как оно действует на людей, — перебила её Ирина.

Она смотрела вполоборота, а на губах застыла какая-то странная ухмылка, от которой в голову полезли очень противоречивые мысли. Сельвен поспешила отогнать их прочь.

— Но ты пришла сюда не за этим, и не за своим прошлым.

В ответ Ирина еле заметно кивнула.

— Оно по сути уже не имеет значения, — промолвила она. — Сегодня твоя очередь.

— Знаю, — теперь настала очередь Сельвен припасть к кубку. — Ладно, задавай свои вопросы. Ты их весь день в голове прокручивала.

— Это было так заметно? — каре-зелёные глаза чуть сузились, и в них вновь заплясали озорные огоньки.

— Отчасти.

— Мы проводим слишком много времени вместе, или же ты меня очень хорошо считываешь… — Ирина расслаблено откинулась на подушки. — Да вот только вопросов не будет. Это же не допрос. Поведай сама, что знаешь и хочешь, а уж если мне что-то останется не ясным после твоего рассказа, я спрошу.

Сельвен улыбнулась и неожиданно для себя облегчённо выдохнула.

— На самом деле, я знаю не намного больше того, что уже успела тебе поведать Эгет, и, хотя и помню королеву, видела её больше издалека. Я тогда была ещё очень юной и не принимала активного участия в придворной жизни. Однако мне известно то, о чём, пожалуй, не ведает и старая мастерица, — на мгновение Сельвен перевела дыхание и когда снова заговорила, её голос упал до шёпота. — Королева Лихолесья никогда не хотела сбегать и бросать всё, что было дорого её сердцу, оставлять позади тех, ради кого дышала и трепетала её душа, и она бы никогда не потребовала этого от кого-то ещё, даже если этим кем-то и была её названная сестра. Только судьба распорядилась иначе, и теперь от былой правительницы и матери наследника не осталось ничего, даже имени — лишь история о пропаже и разорванное колье, которое тоже кануло во тьму, — она отпила вина и чуть тише продолжила. — Когда мать пропала, я была ещё совсем юной, и поначалу отказывалась в это верить, думала, что это лишь страшный сон, и что вот-вот тихо откроется дверь моей комнаты, и я вновь услышу её размеренное дыхание, почувствую тёплые ладони на мокрых от слёз щеках. Она придёт, сядет рядом и прогонит кошмар, а потом мы вместе посмеемся над этим и будем в темноте придумывать истории под звук дождя. Но шли дни, месяцы, годы, а кошмар так и не проходил, и в какой-то момент я почувствовала себя такой же покинутой, как отец и брат. Предательство. Это слово звучало у меня в ушах, когда я просыпалась, и когда вновь закрывала глаза на ночь. Оно сводило меня с ума, разрывало душу на части своей бездушной простотой и немой безысходностью. Я убегала в самую глубь леса и выкрикивала, как безумная, в зелёное море над головой лишь три вопроса: «Почему? За что? И как ты могла?» Но они всегда оставались без ответа…

Но время шло, я взрослела и училась заглушать детскую обиду написанными словами, и теперь проводила всё больше и больше времени в библиотеке. Ровион считал, что я «закапывала себя в пыли», хотя сам поступал точно так же: только вместо книг для него было ратное дело, а для отца — работа в больничном крыле. Но не это сейчас главное — просто в один момент в моей голове что-то щёлкнуло, переменилось и вместо того, чтобы задавать вопросы в пустоту, я решила искать на них ответы, а мои разум и дух достаточно окрепли для того, чтобы обратиться к самому главному вопросу, который так долго мучил меня. Но ответ на него крылся не в библиотеке, а в нашем доме, а точнее — в уже знакомом тебе рабочем кабинете моей матери.

После исчезновения отец, брат, да и я сама обходили комнату стороной, старались не замечать и вообще забыть, что она существует в доме. Раньше мать проводила там много времени, называя кабинет своим «королевством тайн и разгадок», но только теперь я стала воспринимать это шутливое имя как знак, хотя, не буду скрывать, когда в первый раз переступила порог комнаты, то даже не знала, что искать, где и как. Я действовала больше наугад, но, видимо, или у меня хорошо развита интуиция, или же то была милость великих Валар. Тогда среди бумаг на столе я нашла обычный свёрток. Он ничем не выделялся от множества других разложенных вокруг, и, наверное, именно поэтому остался ненайденным так долго. Помню, я развернула его совершенно случайно, однако уже после первых же строк почувствовала, как земля уходит из-под ног. Это было письмо моей матери отцу, написанное за день до побега, но так никогда и не прочитанное, потому как восковая печать всё ещё скрепляла чуть пожелтевшие страницы…

Сельвен неожиданно замолчала и, поднявшись с места, бесшумно подошла к двери в покои, осторожно её приотворила и, удостоверившись, что темнеющий коридор замка был пуст, вернулась обратно на пол.

— Она писала о том, что ей придётся на какое-то время покинуть королевство, — голос упал до еле различимого шёпота, поэтому Ирине волей-неволей пришлось подвинуться поближе. — Текст был рваный и немного бессвязный: мать явно торопилась и нервничала. Она говорила, что сдерживание тьмы, распространявшейся по лесу, отбирало у королевы слишком много сил, но в то же время она не хотела говорить об этом владыке. Поэтому поначалу просила его обратиться за помощью или советом к Галадриэль или Элронду, но, увы, безрезультатно. Королева продолжала слабеть и тогда стала просить супруга под разными предлогами отпустить её из королевства, только всякий раз получала отказ. Поэтому моя мать и её подруга вынуждены были тайно покинуть Лихолесье, чтобы отправиться к какому-то особому месту, где владычица могла восполнить свои силы. Мать писала, что не могла рассказать отцу всего в том коротком письме, но обещала, что всё поведает по своему возвращению. Потом она просила понять, что не могла отпустить свою подругу одну, но надеялась, что отец сможет её простить.

Сельвен тяжело вздохнула и, отпив из почти пустого кубка, горько усмехнулась.

— Поэтому нет, вопреки всем тем разговорам, что так любят при дворе, ни королева, ни её подруга не собирались просто так сбежать и бессердечно покинуть всех и всё. Как и не была моя мать ведьмой, которая одурманила владычицу и увела её с собой… — снова вздох, и теперь в голосе появилась предательская дрожь. — Мать писала, что всё должно было занять не более двух недель. Как видишь, она ошиблась…

В комнате воцарилась звенящая тишина, нарушаемая лишь размеренным потрескиванием дров в камине. Сельвен замерла перед окном, чуть позади неё стояла Ирина — видимо, в какой-то момент повествования они обе неосознанно поднялись с пола. Та потянулась за кувшином, молча наполнила опустевшие бокалы, позабытые на полу, и протянула один Сельвен.

— Ты так ничего им и не рассказала? — тихий голос смертной прорезал тягостное безмолвие, отчего Сельвен заметно вздрогнула всем телом.

— Откуда тебе это известно? — проговорила она, горько усмехнувшись, и с лёгким кивком приняла сосуд с вином из рук ведьмы. В ответ та лишь пожала плечами. — Но ты права, ни отец, ни брат так ничего и не узнали о письме.

Из груди вырвалось что-то похожее то ли на нервный смех, то ли на сдавленный всхлип. Однако когда она вновь заговорила, её голос был абсолютно ровным и спокойным:

— Я ведь хотела им сразу всё рассказать, выбежала из кабинета, помню, как сумасшедшая: в глазах слёзы, на губах — улыбка. Но тогда их никого не оказалось дома. А потом всё ждала подходящего момента, удобного случая… Да только они так и не наступили, и в какой-то момент я поняла, что, возможно, будет лучше оставить их в неведении. Они раньше меня смирились с предательством, так зачем же было бередить эту рану и переворачивать всё с ног на голову? Ведь тогда они бы тоже не находили бы себе места и метались бы, словно птицы в клетке. В конце концов, может это был знак, то что отец не нашёл письмо до меня. А может и не искал… — она отпила из бокала и чуть прикрыла глаза. — Я прочитала его, наверное, тысячу раз и до сих пор помню каждое слово. Всё надеялась найти разгадку между строк, пока не поняла, что искать надо лишь за пределами Лихолесья. Наверное, поэтому, тогда и покинула королевство так легко.

— Ну и как, нашла? — Ирина теперь стояла рядом, их взгляды встретились в отражении в окне. Сельвен покачала головой.

—Нет. Пока нет, — уголки губ дёрнулись в призрачной улыбке. — Но я нашла тебя, и, мне кажется, что это не случайно. Возможно, это эльфийское вино или моя интуиция, но я почему-то уверена, что ты сможешь пролить свет на то место силы, которое упоминала мать. Надо только найти нужные книги и летописи.

Ирина нахмурилась и скрестила руки на груди.

— И когда к тебе на ум пришла эта «гениальная» мысль?

— Ты не поверишь, но только что.

— Тогда это точно эльфийское вино, — хмыкнула Ирина и в свою очередь отпила из своего бокала. — Место силы… Это прям как в старой сказке: «Иди туда, не знаю куда, и найди то, не знаю что».

— Ну ведь ты же нашла тогда противоядие для Ровиона? — парировала она. — Ты сама мне рассказывала, что нашла рецепт интуитивно. Ведь так?

— Так, — буркнула ведьма и упрямо поджала губы — явный знак того, что она признавала ее правоту, но соглашалась без особой радости. Поэтому Сельвен не удивилась, когда Ирина резко поменяла тему:— Когда ты упоминала ожерелье, вернее колье, то сказала, что оно сгинуло во тьме. Что ты имела в виду?

— Именно то, что и сказала. Украшение похоронено в подземелье под горой и вряд ли когда-либо вновь увидит дневной свет. Но если хочешь, то расскажу.

Ирина утвердительно кивнула и прислонилась к стене рядом с окном.

— То, что произошло, очень ранило короля Трандуила, хотя он и пытался скрывать свои истинные переживания от придворных. Я не знаю, что творилось в его душе, но подозреваю, что он, как и отец, считал себя преданным. Однако в то же время король не прекращал попыток отыскать хоть какие-то следы королевы, а единственным свидетелем произошедшего было то самое колье. Сделанное из мифрила, одного из самых прочных из известных металлов, оно не могло разорваться просто так… Но наши мастера лишь разводили в недоумении руками, поэтому владыка решил спросить совета у гномов. Тогда отношения между Лихолесьем и Эребором были ещё довольно тёплыми, а гномы всегда слыли искусными мастерами и разбирались в металлах лучше лесных эльфов. Тогдашнему королю-под-горой хватило лишь одного взгляда на колье, чтобы примерно понять, что могло случиться. Сила, разорвавшая металл, была не физической, а магической. «Мощное, тёмное заклятье, тень которого была до сих пор осязаема на благородном украшении». Гномы не могли поведать о том, кто и как его мог наслать, потому как сами старались держаться от магии подальше, но вызвались восстановить и починить колье, но на то требовалось время. Владыка согласился, хотя, говорят, и с тяжёлым сердцем, ведь то было последнее, что напоминало ему о его королеве. Возможно, он надеялся, что, когда колье будет восстановлено, ему удастся отыскать и его бывшую владелицу… Я, признаюсь, этого не ведаю, как и того, что потом произошло под горой. Но в назначенный срок король отправился в Эребор забрать драгоценность, а вернулся с пустыми руками. Мало кто помнил короля в таком гневе, как тогда. С тех пор все связи с королевством-под-горой были обрублены и расторгнуты. А вскорости после этого появился дракон. Королевство Эребор пало, уцелевшим гномам пришлось бежать, и их раскидало по всему Средиземью, а колье так и осталось где-то там, похороненным под брюхом Смауга. Вот и вся история. Я даже не знаю, удалось ли гномам его починить или нет, — Сельвен вздохнула.

— Странно, — протянула задумчиво Ирина, — такое ощущение, что украшение просто притягивало несчастья.

— Не думаю. По большей части несчастья случаются сами собой, а колье, ожерелья и кольца только придают событиям некую магическую таинственность. Драмы и трагедии происходят в сердцах, а не от того, что надето на пальце или на шее.

— А как же кольцо Всевластья?

— Кольцо Всевластья… — лик Сельвен заметно помрачнел. — Да, оно, пожалуй, будет исключением, хотя и в его случае тьма изначально поселилась в душе, а металл стал лишь проводником.

Сельвен чуть склонила голову на бок и внимательно посмотрела на смертную:

— Тебе Митрандир и об этом рассказал? Никогда не думала, что волшебники настолько словоохотливы.

— Наверное, ему было скучно с гномами.

Ирина попыталась улыбнуться, но вышло немного неуверенно, однако её собеседница этого уже не видела. Взгляд изумрудных глаз вновь устремился в окно, а в следующий момент Сельвен потянула на себя ставни.

Ветер ворвался в комнату: его резкий порыв ледяным кинжалом резанул по коже, взбудоражил уже засыпающее пламя камина и закружил в дикой пляске почти чёрные тени в красно-оранжевых отсветах. Сельвен подалась вперёд и поспешила захлопнуть внешние деревянные ставни. В тот же миг всё стихло.

— Зима близко, — пробормотала она, закрывая окно. — С приближением дня Дурина её дыхание ощущается всё яснее…

— Что ты сказала? — смертная отошла от стены и теперь напряжённо вглядывалась в ее лицо.

— То, что скоро зима.

— Нет, не это. Ты упомянула день.

— День Дурина. Это первый день нового года у гномов. До дракона это всегда был большой праздник в Эреборе…

— И сколько до него осталось? — распахнутые каре-зелёные глаза смотрели настолько тревожно, что Сельвен стало немного не по себе.

— Десять дней.

— Десять дней, — отозвалось эхом. Ирина резко выдохнула и чуть согнулась, как от удара. — Десять дней…

— Ирина, всё хорошо? Что случилось? — Сельвен шагнула было к своей помощнице, но та неожиданно выпрямилась и одним залпом осушила бокал вина, который всё ещё был зажат у неё в руке.

— Мне пора, — бросила она, стремительно направляясь к двери, но на самом пороге замерла и обернулась. — Спасибо тебе за откровенность. Я знаю, как это бывает сложно.

Однако прежде чем Сельвен смогла и слово молвить, Ирина уже скрылась в коридорах дворца. Столь странная реакция и такой неожиданный уход оставили ее в явном замешательстве, а в комнате ещё долго витало неприятное ощущение недосказанности и беспокойства.


* * *


Запах сандала — он всегда любил его, и почему-то в его памяти этот тонкий, изысканный сладкий аромат ассоциировался с матерью, хотя она предпочитала фиалки. Его губы тронула чуть заметная улыбка, в то время как голова расслабленно откинулась на бортик купели. Он снова глубоко вздохнул, наслаждаясь наполненным благовониями тёплым паром, и опустился чуть глубже, так что теперь вода доходила ему до подбородка. Мгновение, ещё — и тело окутывает тёплое ощущение невесомости, а вслед за ним и разум, наконец, погружается в состояние покоя.

Предыдущий месяц был слишком богат на события, причём зачастую не очень приятные. И если гномы, вознамерившиеся отвоевать обратно гору, имея в наличии лишь тринадцать голов, и вызывали усмешку, а за счёт их предводителя самое большее — раздражение, то вот последующее появление орков было уже совсем другое дело. Ну и, конечно же, странные бродячие музыканты с их заводилой, которые так «удобно» все испустили дух, унеся в могилу все свои тайные мотивы. А в том, что они были, он не сомневался ни секунды. Да и сам менестрель погиб очень необычным способом, который до сих пор оставался загадкой: ведь никакого оружия в каморке так и не обнаружили. Разумеется, у него были собственные догадки, но это были лишь бездоказательные домыслы, которые ничего не решали, а лишь вносили смуту в мысли. А потом снова гномы, на этот раз проявившие неожиданную смекалку и улизнувшие из-под самого носа стражи… Все эти события произошли не только стремительно, но, зачастую, и одновременно, отчего у него сначала появилась, а потом и окрепла стойкая уверенность, что всё произошедшее было, так или иначе, связано между собой. Да вот только прямых доказательств пока не было, что заставляло снова и снова мысленно прокручивать всё в голове, а потому он невольно постоянно пребывал в состоянии внутреннего напряжения, и в последнее время его не покидало ощущение, что приближалась развязка.

А вот последние недели прошли довольно спокойно. Ему лишь доложили, что отряду под предводительством Торина удалось успешно и почти беспрепятственно добраться до Озёрного города, как и о том, что тамошний бургомистр оказал им самый радушный приём. И это несмотря на то, что гномы были сбежавшими из Лихолесья пленниками, и выказывая им столь уважительное отношение, нынешний глава Эсгарота ставил под удар благосостояние всего города, который сильно зависел как от той мизерной торговли, что ещё велась между людьми и эльфами, так и работы по найму, что жителям Эсгарота удавалось получить в королевстве. С другой стороны, такое поведение бургомистра его не особо и удивило: этот жадный и тщеславный человечишка и дракона бы принял с распростёртыми объятиями, пообещай ему крылатая тварь золотые реки, пусть и за счёт жизней горожан. Пожалуй, это заботило его особенно.

Наивные глупцы те, кто считает, что если дракона не видно, то его уже нет. Он видел эти создания, сражался с ними, однако ни разу не слышал о том, чтобы кто-то из извергающих пламя древних существ умер от старости. Поэтому поход гномов мог иметь очень печальные последствия, как для самого отряда Торина, так и для тех, кто их приютил и помог отправиться дальше… Но люди редко думают так далеко, особенно если перед глазами маячит призрачный блеск золота.

Он приоткрыл глаза: над его головой возвышался высокий куполообразный потолок, выложенный мерцающей мозаикой. Какое-то время его взгляд устало блуждал по замысловатым узорам, словно в их хитросплетениях мог отыскать ответы. Почему его вообще заботит судьба этих глупцов из Эсгарота во главе с их бургомистром? Ведь даже если им повезёт, и дракон не проснётся, или отряду Дубощита каким-то образом удастся от него избавиться, уповать на щедрость и данное гномами слово он бы не стал, особенно, если его даёт потомок Трора… При даже мысленном упоминании этого имени светло-голубые глаза эльфа угрожающе сузились, но он быстро взял себя в руки. То было уже в прошлом, и тот гном уже давно канул в небытие.

Трандуил устало выдохнул и провёл рукой по лицу.

«Слишком много мыслей о смертных. Гномы, люди — почему это стало так меня заботить?»

Но это был лишь риторический вопрос, ответ на который он знал слишком хорошо. Он снова прикрыл глаза, и его лицо осветила лёгкая улыбка.

Да, это было безумие, это было наваждение, но он упивался каждым его мгновением и, вопреки своим ожиданиям, не мог насытиться. Проснувшись после той ночи, когда они, омываемые дождём и укрытые светом звёзд, впервые познали друг друга, ему потребовалось несколько мгновений, чтобы прийти в себя. Во всём теле ощущалась какая-то невесомость и расслабленность, а голова гудела, как после слишком много чарок эльфийского вина. Сказать по правде, он даже подумал, что всё было лишь сном, и лишь ощутив рядом ни с чем не спутываемое тепло человеческого тела и уже знаковый сладковатый аромат, облегчённо вздохнул. Ирина мирно спала, завернувшись в покрывало, её волосы разметались по подушке, и, не удержавшись, он коснулся тёмных локонов, пропуская их сквозь пальцы. Одна из вплетённых лент неожиданно легко соскользнула в его ладонь, и он, повинуясь какому-то необъяснимому импульсу, поймал её и спрятал в кулак. Словно почувствовав что-то, Ирина шумно вздохнула и улыбнулась во сне, его взгляд скользнул по её губам, и внутри всколыхнулось дремавшее доселе желание, но Трандуил лишь с улыбкой покачал головой. Он ещё успеет насладиться её поцелуями, а сейчас его thuren loth нужен отдых. Наверное, он мог бы провести так всё утро и даже весь день: упиваться магией этого момента и расслабленно наблюдать за тем, как мерно вздымается её грудь, а шёлк покрывала мягко очерчивает контуры тела. Но увы, эта роскошь была настолько же желанной, насколько и невозможной: разведчики с вестями из Эсгарота вернулись ещё вчера, а он и так позволил себе отложить их приём до утра. Волей-неволей, ему придётся покинуть и это ложе, и эту спящую ведьму, казавшуюся в тот момент особенно умиротворённой. Поэтому он очень удивился, когда часами позже застал свою постель и покои абсолютно пустыми.

Поначалу это его раздосадовало, а потом развеселило: насколько же смущённой и напуганной самой собой должна была быть смертная, чтобы заставить натянуть на себя мокрое (и скорее всего очень холодное) платье, суметь отыскать секретный проход и бежать из его опочивальни босиком, позабыв даже туфли, которые, кстати, стояли у кровати. Ну что ж, тогда он подарит ей время успокоиться и подумать. Когда же они снова встретились, стало понятно, что те несколько дней ожидания того стоили. Он вновь обладал ею, но на этот раз она отдавалась ему не в яростном отчаянии, а осознанно, и от этого их близость и наслаждение ощущались особенно остро.

А потом был тот долгий и странный разговор, который оставил после себя двоякое впечатление: с одной стороны, он чувствовал, что Ирина говорила ему правду, но одновременно с этим никак не мог избавиться от ощущения недосказанности в процессе её повествования, а особенно, когда оно подошло к концу. Однако, возможно, дело было в том, что сам желал, чтобы её воспоминания вернулись, ведь ему так хотелось узнать её всю… Так или иначе, эта смертная теперь была рядом с ним, и он не собирался это менять, и уже на следующий день распорядился предоставить ей другие покои. Таким образом она была совсем рядом, и в то же время скрыта от назойливых и любопытных глаз.

Да, он прекрасно понимал, что даже так очень рисковал. Никто при дворе не должен был узнать о его новой привязанности: это уже выходило за рамки прихоти и воспринялось бы не иначе, как вызов, а в эти неспокойные времена никак нельзя было допустить смуту внутри королевства. Но и отказаться от неё не мог: её огонь окрылял, улыбки и тихий смех заставляли сердце биться чаще, пробуждая внутри что-то очень далёкое и забытое, а каждое прикосновение отдавалось в теле, словно удар молнии, одновременно наполняло живительной силой. Только стоило это его ведьме слишком дорого. Она не соврала, когда сказала, что не умела пользоваться своей магией, а поэтому, сама того не замечая, отдавала слишком много. Сам же король, к сожалению, не мог ей помочь — в отличии от других эльфийских лордов, он не обладал настолько глубинными знаниями, чтобы стать ей наставником. Его же собственная магия, как и многих лесных эльфов, была тесно связана с самим Эрином Галэном, из-за чего была по сути своей основана в большей степени на инстинктах и ощущениях. Сама же смертная, словно и не замечала ничего, и каждое утро спешила в лабораторию, даже если предыдущей ночью ей удалось поспать всего несколько часов. Поэтому он и стал давать ей свободные дни, чтобы восстановить силы, хотя отчасти это было ещё обусловлено тем, что его не особенно радовало столь близкое общение Ирины и дочери лекаря. Та аудиенция была слишком свежа в его памяти.

Эльф потянулся, глубоко вздохнул, приоткрыл глаза и замер: Ирина сидела на краю купели в одной нательной рубахе, обхватив руками колени. Выражение её лица было каким-то отстранённым, но вместе с тем задумчивым и расслабленным. Он внутренне напрягся:

«Как смертной, пусть и наделённой способностями, удалось подойти настолько незаметно? Неужели она специально…»

— Я не собиралась подкрадываться и прошу прощения, что без приглашения… — проговорила она, чуть качнув головой.

— Ты читаешь мои мысли? — он нахмурился.

— Во-первых, я думаю, король Лихолесья это бы почувствовал, а во-вторых, в этом нет необходимости.

—У меня что, всё написано на лице? — он иронично дернул бровью, продолжая напряжённо вглядываться в ее лицо.

— Лишь самую малость. Да и в Лихолесье я не первый день и знаю местные нравы. Поэтому, думаю, эльфу будет неприятно, если он не заметит приближение человека…

— Что ты имеешь в виду под «местными нравами»?

— Отношение к людям.

— Это тебе неприятно? — бросил он, не особо ожидая ответа, и в тот же момент невольно внутренне скривился. В памяти всплыли обстоятельства, при которых он встретил её после того, как узнал в саду…

— Было неприятно. Теперь уже привыкла, да и в последнее время самое большее, где бываю, это в больничном крыле. Ну, а леди Сельвен всегда относилась ко мне хорошо.

По её губам скользнуло что-то похожее на улыбку, она уже хотела опустить колени, когда вдруг замерла, поймав его взгляд:

— Можно? — она кивнула головой в направлении воды, на что он ответил утвердительным морганием, качнув головой. На этот раз Ирина открыто улыбнулась и с наслаждением опустила босые ноги в купель, не забыв подобрать подол рубахи. Его взгляд помимо воли скользнул по обнажённым теперь коленям собеседницы, но та, казалось, этого не замечала.

— Я вот что подумала… — начала она несколько мечтательно. — Разве это не странно, что мы до сих пор на вы? Я понимаю, что вы, ваше величество, король, и ни в коей мере не пытаюсь этому противоречить, но… Хм… Просто, когда делишь с кем -то интимные моменты близости, обращение «ваше величество, владыка, милорд» — они кажутся какими-то нелепыми и неловкими. Если конечно это не ролевые игры, но в нашем случае это явно не так… — последняя фраза, сказанная чуть тише и чуть быстрее, показалась ему абсолютной бессмыслицей: он отметил про себя, что стоит расспросить её об этом чуть позже. Ирина же тем временем продолжила:

— Это всё равно, что прийти на бал в деревянных сабо и пуститься в пляс: физически возможно, но лишает танец всяческой гармонии, лёгкости, очарования, привлекательности и удовольствия…

Она снова замолчала, и в этот момент их взгляды пересеклись. В её глазах плясали озорные искры, и одновременно с этим они были какими-то отрешёнными: его неожиданно осенило:

— Кажется, ты забыла об опасности эльфийского вина?

Ирина удивлённо вскинула голову, а потом тихо рассмеялась.

— Ну если самую малость… Мы с леди Сельвен вспоминали прошлое, а, как известно, прошлое без бокала вина имеет привычку оставлять после себя неприятное послевкусие.

Последняя фраза прозвучала немного странно, и при других обстоятельствах он бы непременно попросил её объясниться, но так не хотелось разрушить эту хрустальную лёгкость их общения. Ведь даже в моменты близости он ощущал внутреннее напряжение, надрыв, исходящие от смертной, поэтому сейчас ему доставляло особое удовольствие наблюдать за её хмельной расслабленностью.

— А как же ты оказалась здесь? — он потянулся и сел в воде чуть выше. От его внимания не укрылось, что взгляд ведьмы тут же скользнул по его обнажившейся груди.

— Сначала хотела искупаться, — промурлыкала она, продолжая беззастенчиво рассматривать короля, — развеять хмельные пары в голове. А потом увидела тебя, и засмотрелась. Ты выглядел таким умиротворенным, что мне не захотелось мешать и уходить тоже…

— Кажется, проблема обращения на «вы» уже разрешилась сама, — прервал её размышления Трандуил. Её глаза метнулись к его улыбающемуся лицу, слегка расширились от осознания, что она была поймана с поличным, но, вопреки его ожиданиям, она не смутилась, не потупила взор, а тоже улыбнулась.

— Кажется, да.

— Иди сюда, — слова были сказаны почти шёпотом, но уверенно и почти повелительно. Однако она и не шелохнулась — лишь приподняла правую бровь в немом вопросе. — Ты же хотела искупаться?..

— Хотела.

— Так позволь мне помочь, раз заставил тебя так долго ждать.

По правде сказать, он сам удивился своему предложению, но вся ситуация его настолько забавляла, что король лишь мысленно махнул рукой на встрепенувшуюся было гордость.

Похоже, его задор передался и ей: в глубине каре-зелёных глаз заплясали лукавые искры. Ирина легко поднялась, потянула за завязки широкого ворота, и в следующее мгновение рубаха упала к её ногам. Без тени смущения за свою наготу ведьма скользнула в купель, погрузившись под воду с головой, а когда вынырнула, он уже был рядом.

Король действительно сдержал своё слово: его руки медленно двигались по изгибам её тела, распределяя мыльную пену, потом и ароматическое масло, но не более. Хотя это простое, но вместе с тем очень интимное и чувственное занятие всё больше и больше распаляло желание, он сдержался. Когда последние струи воды из серебристого кувшина икрящимися змейками сбежали по её плечам, Ирина, до тех пор стоявшая к нему спиной, резко повернулась, так что теперь они оказались лицом к лицу.

— Ты так и не сказал мне, как обращаться к тебе, — проговорила она, и слова прозвучали иронично и одновременно с толикой вызова.

— По имени, — он непрерывно смотрел ей в глаза, с упоением наблюдая, как в их глубине разгорался пожар.

— По имени, — ответила она эхом.

Она сглотнула и скользнула языком по резко пересохшим губам, что не укрылось от его пытливого взора. Он поймал её за подбородок, не давая отвести взгляд, и слегка коснулся пальцем нижней губы.

— Назови моё имя, — проговорил он, почти ощущая на вкус её прерывистое дыхание.

Тишина, удар сердца.

— Трандуил, — промолвила она аккуратно, словно это слово было чем-то хрупким.

В её устах его имя прозвучало чуждо: пророкотало срывающимся с каменного утёса водопадом.

— Трандуил, — и на этот раз это прозвучало, как далёкий и манящий шелест ветра в кронах деревьев. Он невольно затаил дыхание, а в следующее мгновение с удивление почувствовал, как её рука легла ему на плечо, в то время как вторая скользнула под воду, без труда отыскав доказательство того, что он уже давно не пребывал в состоянии умиротворения. Её пальцы задвигались, заставив его шумно втянул воздух.

— Я дал тебе обещание, что помогу лишь искупаться, — теперь его собственное дыхание стало прерывистым.

— Но я этого обещания не давала.

Ведьма улыбнулась и прильнула к его губам. Разве мог он отказать, когда она просила так сладко?

Король так и не нарушил своё слово, и их тела воссоединились лишь тогда, когда они вновь оказались в его покоях. Это было впервые с той самой бальной ночи, и ощущалось всё так же остро и ярко, возможно, отчасти потому, что на этот раз она перехватила инициативу. А он позволил.


* * *


Теперь здесь было тихо и темно. Заполнивший комнату полумрак разрезал лишь столп лунного света, струящийся с террасы, но и ему было под силу выхватить из темноты лишь какие-то неясные тени и силуэты. Поэтому он не видел — ощущал её рядом. Её голова покоилась у него на груди, согревая кожу шёлком волос и теплотой щеки. А в этой почти звенящёй тишине размеренное дыхание и сердцебиение смертной, звучали почти оглушающе. Сколько времени они уже лежали так? Он не мог ответить: всё словно замерло в оцепенении. Взгляд был устремлён к камину, где уже почти погасший огонь то и дело напоминал о себе редкими вздохами последних искр. И каждый всполох этого оранжевого света король ловил с особым трепетом, ведь это было последнее, что не давало и ему погрузиться в царство теней и сумрачного сна. Поэтому, когда ведьма неожиданно заговорила, он с трудом сдержался, чтобы не вздрогнуть всем телом.

— Скажи, ты умеешь видеть будущее? — её довольно низкий голос эхом отразился от задремавших стен его опочивальни. Вопрос был таким же неожиданным, как и тот факт, что она ещё не спала. Однако король не хотел утомлять себя лишними размышлениями и ответил как есть.

— Нет. Увы, этот дар дан немногим. Мне известно лишь о владычице Галадриэль, которая может заглянуть сквозь пелену времени. Но мне не посчастливилось ни увидеть, ни испытать это волшебство.

— А ты бы хотел обладать этим даром?

Вопрос заставил его задуматься, и он ответил не сразу:

— Я бы принял его с благодарностью, — промолвил он и тут же добавил. — Хотя мне сложно об этом говорить: эльфы редко желают себе способности других.

Прохладные пальцы женщины, бессознательно вырисовывающие узоры у него на груди, на мгновение замерли. Растолковав это как знак непонимания, король решил было пояснить, но в этот момент она вновь заговорила:

— А я бы не хотела иметь такие способности. Слишком большая ответственность.

Снова тишина и эти призрачные узоры наполнили темноту. Он почему-то был уверен, что она о чём-то думала, и предчувствие его не обмануло:

— Представь, что ты можешь видеть будущее. И вот тебе приходит видение, знание — не важно, — что скоро должно произойти что-то очень плохое. Но в то же время, тебе удаётся заглянуть ещё дальше, и там ты видишь, что потом вновь всё будет хорошо, — она глубоко вздохнула.

— Допустим… — протянул он в ответ, заинтересованный тем, куда приведут её размышления.

— Так вот, что ты будешь делать? Попытаешься ли предотвратить беду в ближайшем будущем?

— Конечно!

— А что, если, предотвратив одно, ты нарушишь ход предопределённых событий и таким образом изменишь более отдалённый исход?

От этих рассуждений королю отчего-то стало не по себе, и теперь он медлил с ответом.

— Странные мысли посещают тебя… Но как я уже говорил, дар предвидения мне чужд, и мне сложно ответить, как стоит с ним обращаться. А ответ на твой вопрос заключается именно в этом. Возможно, тебе стоит спросить об этом волшебника, если когда-нибудь удастся с таковым встретиться.

В ответ она иронично хмыкнула:

— Волшебники… Ну да, конечно. Они-то знают что к чему.

Она откинулась на спину, лишив тепла своего тела, и затаилась тенью где-то рядом. Увидеть её в темноте не составило бы никакого труда для эльфа, и он уже хотел дотянуться, вновь почувствовать её прикосновение, но рука замерла в воздухе и упала на шёлк покрывала. Что-то в её словах заставило его остановиться, да и вообще весь этот разговор никак не шёл у него из головы. Взгляд замер на погасшем камине, и даже свет луны будто потускнел.

— Что тебе известно? — бросил он в темноту, но ответом ему была тишина. Король обернулся к ней — на этот раз Ирина действительно заснула. Даже в сумраке она показалась ему очень бледной и какой-то уставшей, поэтому он не стал её будить, а вместо этого поднялся и вышел на залитую лунным светом террасу.

Лес под его ногами утомлённо притих, как бывает в те самые тёмные часы ночи, когда даже полуночные обитатели чащи уходят на покой. Там он долго стоял, погружённый в мысли, ощущения, чувства. Что-то изменилось в сегодняшнем вечере и ночи рядом с ней, но это что-то упорно ускользало от его понимания. Зато внутри оформилось одно ясное понимание: ему нужны были ответы, и он больше не мог, не хотел довольствоваться обрывочными фразами и недосказанными историями.

Когда король вернулся обратно в опочивальню, Ирина всё ещё спала, но на этот раз повернувшись к нему лицом. Её рука покоилась на том месте, где должен был быть он, и эта незначительная деталь почему-то заставила его улыбнуться. Аккуратно, дабы не потревожить её, он лёг рядом, слегка приподняв ее ладонь, и в следующее мгновение её голова вновь оказалась у него на груди. Он коснулся губами её волос и вдохнул полной грудью этот уже знакомый сладковатый аромат, прикрыл глаза и сам не заметил, как погрузился в сон. Наутро, когда владыка Лихолесья снова пробудился, его комната утопала в солнечных лучах, тайная дверь была открыта, а кровать рядом с ним пуста.

Глава опубликована: 20.08.2018

46. Сонная лощина

Я открыла глаза и чуть не ослепла от окружающего меня бесконечного белого цвета, и лишь усилием воли мне удалось сдержать первый инстинктивный порыв снова зажмуриться. Снег. Невероятно белый и чистый, он окутал и заглушил весь мир вокруг, скрывая формы и одновременно ещё чётче прописывая очертания великих деревьев так, что, казалось, будто некий неведомый художник лёгкой рукой наспех набросал зарисовку притихшего леса лаконичными чёрными мазками. Я подняла лицо к небу и не смогла сдержать улыбки, когда ощутила на коже нежные прикосновения этой прохладной небесной пыльцы. Первый снег всегда был для меня чем-то особенным, и после грязного и серого ноября этот танец хрупких снежинок заставлял сердце волнительно трепетать, словно вот-вот, ещё немножко, и случится волшебство.

«Я почти забыла, как выглядит мир, окутанный зимой, — пронеслось в голове. — Да и в то февральское утро шёл дождь». Последняя мысль резанула, словно лезвие: я дёрнулась всем телом, выпрямилась и резко открыла глаза. Над головой — всё то же непроницаемое небо цвета топлёного молока, вокруг — всё то же укутанное белым покрывалом Лихолесье, но что-то было не так в этой картине. Снежное безмолвие уже не действовало успокаивающе, а давило, вызвав внутри неожиданный приступ агорафобии.Судорожно глотая воздух, я завертела головой по сторонам в надежде найти или понять причину охватившей меня паники. Однако куда ни обращался мой взор, всюду непоколебимой стеной возвышался лес, и не было ни звука, ни дуновения ветра, ни хоть какого-нибудь движения. Я зажурилась и попыталась досчитать до десяти, но добралась лишь до семи, когда слух уловил что-то. Только это был не шёпот, не звук, а дыхание, чьё-то дыхание у меня за спиной. Между лопаток ледяной змеёй скользнул страх, я отпрыгнула, развернулась — пустота. Да вот только ощущение присутствия не пропало, и теперь мне стало казаться, что из-за каждого чёрного ствола, из-под каждого запорошенного снегом куста на меня были устремлены пары внимательных глаз. Понимая, что теряю последние капли самообладания, я со всей силы сжала виски руками, зажмурилась так, что перед глазами заплясали разноцветные круги, а потом резко отпустила голову и распахнула очи. Самое удивительное — это помогло. Приступ паники, как и ощущение присутствия с вытекающими отсюда невидимыми взглядами, прошли и теперь остались где-то на грани сознания на уровне отголосков притуплённой боли. И пусть внутренне мне стало намного легче, оставаться дальше посреди заснеженного леса я не собиралась.

«Так и в Снегурочку можно превратиться или снежную бабу… Или нет, наверное, лучше в Снегурочку. С другой стороны, кто из них там хуже закончил?»

Мысленно усмехаясь этой пусть и незначительной, но шутке, я медленно пошла вперёд, хотя и не могла с уверенностью сказать, что это было правильное направление, но какое-то внутреннее чутьё подсказывало, что двигаться следовало именно туда. Не прошло и нескольких минут, как лес неожиданно расступился, и я оказалась на уже знакомой опушке. Впереди возвышались тронутые инеем главные врата цитадели лесных эльфов, а чуть правее от меня угадывались очертания дома Сельвен, где я провела такие уютные дни позднего лета. Сейчас пустые глазницы окон выглядели печально и потерянно, отчего сразу захотелось отвести взгляд. Я решила было отряхнуть подол от налипшего снега и замерла, только сейчас заметив свой наряд.

На мне красовалось тёмно-бордовое бархатное платье, очень напоминающее то, что мы примеряли с Эгет. Только вот я никак не могла вспомнить, когда его успели доставить. Та же искусно выкроенная звезда, лучи которой уходили за плечи и в складки юбки, элегантные узкие рукава и почему-то высокий ворот. Только выполнены были эти элементы из бархата другого цвета — насыщенного алого, и украшенные витиеватой золотой вышивкой. На фоне белоснежного пейзажа мой наряд казался ещё более ярким, почти вызывающим, но мне это было отчего-то приятно. Губы тронула улыбка, в то время как пальцы пробежали по переплетениям эльфийской вязи и мягкому ворсу ткани.

«Удивительно, что я до сих пор не замёрзла и не промокла».

Интуитивно я посмотрела вниз: так и есть, на мне были лишь лёгкие кожаные полусапожки. Решив, что ещё раз испытывать на себе эльфийские методы лечения простуды не входит в мои намерения, я чуть приподняла подол и поспешила ко входу во дворец.

Не доходя, правда, метров десяти до ворот, я остановилась, сражённая неожиданной мыслью: «А как мне удалось покинуть не только верхние уровни, но и вообще выбраться за пределы цитадели? И как я снова попаду внутрь?» В этот момент что-то заставило меня обернуться, и уже в следующую секунду задремавший было страх снова поднял голову. От самой кромки леса, по кипельно-белому холсту заснеженной природы пролегла тропинка из моих следов. И всё бы ничего, если бы они не были кроваво-красными. Всё ещё надеясь на просто пугающий обман зрения, я приподняла подол и взглянула себе под ноги: к моему ужасу снег под подошвами легких сапог уже побагровел в тон платью. Все попытки отбежать в сторону или отпрыгнуть оказались бесполезными — кровавых следов становилось только больше. С трудом подавив рвущийся из горла крик отчаяния, я ринулась к вратам и уже занесла кулак для того, чтобы постучать, но замерла.

«Что будет, если кровавые следы проявятся и внутри?» Но замешательство длилось не более нескольких секунд, потому что оставаться снаружи было ещё страшнее, и мгновения спустя мои кулаки уже барабанили по заледенелому металлу обшивки.

На моё счастье ворота открылись. Никто не задавал никаких вопросов, а я была настолько обрадована оказаться внутри, что поначалу даже не заметила отсутствие стражников и направилась уже к лестнице наверх, когда тяжёлые двери за моей спиной закрылись, отрезав, как оказалось, от единственного источника света. Всё вокруг погрузилось в кромешную тьму.

Расставив руки в стороны, я барахталась во мраке, словно тонущий в бушующем море несчастный путешественник, и постоянно металась то в одном направлении, то в другом, в надежде отыскать хоть какую-то точку опоры. Но всё было тщетно: снова и снова я натыкалась лишь на чёрную пустоту, удушающую и парализующую, как тогда, в пещере гоблинов. Все попытки «включить» внутреннее зрение потерпели фиаско, и с каждым безуспешным шагом паника начинала брать верх над разумом, особенно когда вспомнились эти высокие своды и широкие, уходящие в неизвестность коридоры дворца эльфов. Кроме того, с каждой новой попыткой отыскать хоть что-то в темноте, увеличивался и риск, что в какой-то момент я окажусь слишком близко к краю, оступлюсь и попросту сорвусь вниз. Дезориентированная и напуганная, я была похожа на загнанное в угол животное. В какой-то момент раскалённые до бела нервы не выдержали, ноги побежденно подкосились, и, рухнув на колени, я закричала, что было мочи. Мой голос резонировал от каменных стен, оглушающим эхом уносясь куда-то вверх. Звук всё нарастал, теряя сходство с человеческим голосом, отдаваясь почти болезненной вибрацией не только в моих ушах, но и во всём теле. От становящейся нестерпимой боли я зажмурила глаза, а в следующее мгновение — проснулась.

Этот сон преследовал меня вот уже несколько дней, пугая своим почти идентичным повторением из ночи в ночь. После второго случая я пыталась противостоять эмоциям, получить контроль над своим сновидением, но проигрывала каждый последующий раз и, повинуясь панике, неслась к воротам дворца, лишь для того, чтобы оказаться в обрекающей на безумие пустоте. Самое странное было то, что моей первой мыслью после пробуждения всегда было: «А проявились ли мои следы во дворце?» Только это был лишь сон, пусть пугающий и заставляющий посыпаться в холодном поту, но всё же сон… До сегодняшнего дня.

Эгет наконец закончила свои творения и утром, как обычно лишь стуком обозначив свой приход, торжественно внесла в комнату мои новые наряды. Несмотря на то, что после разговора с Сельвен относилась к кутюрье, мягко сказать, с подозрением, одного взгляда на синее и зелёное платья было достаточно, чтобы понять— то были истинные шедевры. Однако, моё восхищение улетучилось, стоило эльфийке достать последний наряд. Платье из тёмно-бордового бархата оказалось «доработанным», как сказала мастерица, и теперь передо мной на кровати лежал наряд из моего кошмара. Даже цвет и вышивка были идентичны тем, что я запомнила из своих сновидений.

Истолковав моё замешательство как восхищение, Эгет вдруг засуетилась и, ловко освободив от одежды, несколькими легкими движениями умудрилась облачить меня в бархат. Я же была настолько поражена, что даже не успела этому воспротивиться и теперь с ужасом и восторгом уже какое-то время смотрела на своё отражение. Эгет же, ещё раз с гордостью окинув меня взглядом и промолвив что-то вроде: «Даже тебя это делает особенной», — довольно скоро удалилась, оставив меня наедине с моими тяжёлыми мыслями.

Взирающая на меня из зеркальных глубин женщина была загадочно-прекрасна, и в этом шедевре эльфийского портного мастерства я выглядела завораживающе даже для самой себя. Но мне было не до этого, потому как перед внутренним взором одна за другой проносились сцены из моего сна. Как с диафильмом, я пыталась останавливать их в своей голове кадр за кадром, чтобы рассмотреть внимательно и, возможно, понять, что всё это могло бы значить. Предупреждение, отголоски прошлого, подсознательные страхи? — вариантов было множество, и ни один из них не нёс ничего хорошего. Я тяжело вздохнула и, с трудом оторвав взгляд от своего помпезного отражения, отошла к окну и распахнула ставни. В комнату ворвался морозный ветер, и стало легче. Да и само течение моих мыслей резко поменяло направление.

«Зима близко», — промелькнуло у меня в голове, заставив почти улыбнуться. За окном же, насколько хватало глаз, расстилалось полотно ощетинившегося оголёнными ветками леса.

Когда несколько дней назад ко мне пришло осознание того, какие события произойдут в уже совсем ближайшем будущем, это было подобно удару битой по голове. Одно дело погружаться в литературный мир, сопереживать героям, одновременно попивая чай, завернувшись в тёплый плед, а совсем другое — прочувствовать всё на собственной шкуре. Когда литературные персонажи перестали быть просто хорошо прописанными творениями чьего-то воображения и литературного мастерства, а стали теми, с кем ты делишь кров, хлеб, свои переживания, горести и радости… Именно сейчас мне было невероятно тяжело сохранять нейтралитет и держать язык за зубами, ведь за исключением всем известных в моём мире героев, умереть мог кто угодно: Сельвен, её брат, её отец. Да и к судьбам гномов я не могла более оставаться безучастной, и плевать на то, что в начале отношения у нас не складывались. Но, если говорить на чистоту, мне было очень страшно. Вот-вот должна была начаться война, в которой, помимо персонажей книги, погибнут люди, гномы, эльфы, — и я об этом знала и молчала.

«Скольких могу спасти, скажи я хоть слово? Десятки? Сотни? Тысячи? А сколько погибнет из-за моего молчания? И как потом посмею смотреть в глаза выжившим?»

От этих мыслей всё внутри леденело от ужаса, а к горлу подступала тошнота. Почему, ну почему я не могла ничего сделать? Или?.. Голова закипала. Я положила руки на подоконник и устало уткнулась лбом в свои бархатные рукава.

«Возможно, мой сон —отражение вот этих самых переживаний? Что если буду и дальше бродить в лесу своих мыслей, это в конечном счёте заведёт меня в угол?..»

Однако несмотря на то, что искушение взять и рассказать всё как на духу, было велико, меня снова останавливал страх. Только на этот раз он был направлен на дальнейшее будущее. Решение рассказать хоть что-то, предупредить хоть кого-то, будет означать в первую очередь ответственность за дальнейшую судьбу Средиземья, к чему я была, мягко сказать, не готова. Да и кто я была такая, чтобы даже думать на столь глобальные темы? В такие моменты предостережения Гендальфа как никогда громко звучали в моей голове. Однако, как оказалось, Олорин и сам был не безгрешен. Что если моё появление в Средиземье было предопределено и уже вплетено в матрицу развития дальнейших событий? И пускай ни о какой «вещей Кассандре» профессор в книгах не упоминал, но ведь это мог быть и просто осознанный литературный ход. В конце концов, в нашем мире это в первую очередь было художественное произведение или всё же нет?

Признаться, вопрос о том, откуда английскому профессору так хорошо, почти досконально были известны события столь отдалённого будущего, посещал меня уже не раз, но каждый придуманный ответ казался ещё более сюрреалистичным и неправдоподобным, чем прежний (хотя о каком правдоподобии можно вести речь, живя среди эльфов и деля постель с их королём?). Поэтому в какой-то момент я перестала обращать внимание на эту загадку и даже начала всячески её избегать, и вот сейчас эта тайна истории моего мира вновь хитро ухмыльнулась мне в лицо. Тихо зарычав от раздражения, приправленного негодованием: столько мысленной каши, да ещё и сон вдовесок; я резко выпрямилась, развернулась от окна и чуть ли не носом столкнулась с тем самым эльфом, чей образ только-только промелькнул в моём сознании.

Король был задумчив, и я готова была поспорить, что он наблюдал за мной уже какое-то время. Его светлые глаза сегодня показались мне неестественно тёмными, что нередко было предзнаменованием сильных эмоций, которые он обычно старательно скрывал.

— Я напугал тебя? — в этот момент я почти физически осязала его взор, который томительно медленно скользил по мне, словно исследуя каждую линию, каждую складку платья.

— Нет, — поспешила ответить я, и в этот момент наши взгляды пересеклись. Он иронично изогнул правую бровь, а в уголках губ притаилась недоверчивая усмешка. Мне пришлось сдаться и признать очевидное. — Ну, если самую малость.

Трандуил неожиданно улыбнулся.

— Я не хотел, — его голос был мягким, почти бархатным. Эльф протянул руку, которую я уже почти привычно приняла. Я отчего-то была уверена, что он привлечёт меня к себе, но вопреки ожиданиям, король отступил на несколько шагов и, отойдя от окна, вывел меня в центр комнаты.

— Я должен признать, что с каждым годом Эгет всё больше оттачивает своё мастерство. Это платье прекрасно, — он сделал небольшую паузу. — Оно идёт тебе.

Похоже, мне только что сказали комплимент, отчего я почти отвыкла в Средиземье и, если мне не изменяет память, от короля вообще слышала впервые, из-за чего внутренне резко помолодела лет так на пятнадцать. Пытаясь скрыть лёгкое смущение за улыбкой, я стала старательно разглаживать несуществующие заломы на складках тяжёлой материи.

— Благодарю, вы…

— Мы снова на вы?

Это заставило меня вскинуть голову: в глубине его глаз плясали задорные искры. Мои щёки предательски вспыхнули.

— Нет… — я постаралась взять себя в руки и, выбив из головы неожиданную подростковую стеснительность, продолжила уже более уверенно. — Ты прав, платье и вправду изысканное, даже, наверное, слишком.

— Оно тебе не нравится? — Трандуилоперся о стену рядом с камином и сложил руки на груди, продолжая рассматривать меня.

— О нет, оно прекрасно. Только я не совсем понимаю, что мне с ним делать. Этот наряд, как и другие два — почти шедевры, и они не совсем подходят для работы в лаборатории.

Несколько долгих мгновений король не произносил ни слова, лишь пристально смотрел мне в глаза. В его потемневшем взоре плескалась какая-то эмоция, которую мне было сложно растолковать, он же решил оставить её невысказанной и уже в следующую секунду пожал плечами и с улыбкой произнёс:

— Я понимаю, что ты привязалась к леди Сельвен, но, думаю, в лаборатории она справится и без тебя.

Его тон был лёгким, почти беззаботным, но для меня эти слова были подобно тяжелейшему камню, неожиданно навалившемуся на плечи. Возможно, я излишне драматизировала, но в последнее время король слишком часто пытался отвадить меня от больничного крыла.

— Мне нравится работать вместе с леди Сельвен, — отчеканила я немного резче, чем хотела, и почти сразу пожалела об этом: лицо Трандуила тут же утратило всякую мягкость и превратилось в непроницаемую, слегка надменную маску. Несколько шагов— и он оказался рядом и чуть склонился надо мной, холодно глядя сверху вниз, что очень напомнило мне одну из наших первых встреч, не хватало только подноса с вином.

— Твоё рвение похвально, но что будешь делать ты, когда дочь лорда Фаэлона покинет королевство?

Увы, ответить мне было нечего. Король еле заметно усмехнулся и выпрямился.

— Я пришёл сегодня, потому что хотел закончить наш разговор, но, похоже, ты не в настроении.

— Закончить наш разговор? — я была поистине удивлена.

— Несколько дней назад ты рассуждала о даре предвидения, — по моей спине пробежал холодок. Я очень хорошо помнила ту ночь, когда эльфийское вино настолько развязало мне язык, что я чуть не выболтала всё и вся. Трандуилже тем временем продолжил: — Так вот мне интересно, что ты знаешь? То, как ты говорила о будущем… Тебе что-то известно, и я хочу знать, что именно.

В этот момент он снова был королём, а я… я всего лишь служанкой, пускай и в красивом бархатном платье. Неожиданно я увидела себя со стороны, и на душе стало горько: вот стоит женщина в чужой комнате, в чужом платье, полностью во власти чужой воли. Все мои привилегии и свободы — не более чем иллюзия, каковой и был сам тот выбор, который даровал мне сейчас Трандуил, как истинный мудрый политик. Всё, что у меня осталось моего — это прошлое и знания, и я не собиралась делиться ими вот так, почти прижатой к стенке.

— Я не умею видеть будущее. И тот разговор, что имел место быть между нами — не более, чем мои размышления на эту тему, навеянные винным дурманом, — я говорила на удивление спокойно и размеренно, всё время почти не мигаясмотря ему в глаза. Но вот было произнесено последнее слово, и в комнате повисла напряжённая тишина. Король ждал. Один удар сердца, второй — я молчала. Третий. Трандуил резко выпрямился и, как будто прибавил в росте, накрыв меня своей тенью. Его лицо было всё так же непроницаемо — лишь сжатые в тонкую полоску губы говорили о бушующем внутри негодовании.

— Что ж, будь по-твоему, — промолвил он холодно. — Но, думаю, на сегодня стоит закончить.

Лёгкий кивок обозначил окончание разговора и визита. Он грациозно развернулся, почти не потревожив складки серебристой мантии, и решительно направился к двери, но, сделав несколько шагов, резко остановился и полуобернулся в мою сторону.

— У эльфов есть целая вечность, чтобы ждать, — король смерил меня пронизывающим взглядом, — однако моё терпение не безгранично, Ирина.

Он ушёл, оставив после себя тяжёлую атмосферу недосказанности. А ещё я была уверена, что этот разговор был только началом, и рано или поздно мне придётся с ним поговорить. Неожиданное чувство вины заворочалось внутри: «Почему я не рассказала ему всё сейчас? Откуда это упрямство?» А было ли это только упрямством? Ведь в своё время я поведала свою историю и Гендальфу, и Элронду, и много кому ещё, с кем меня связывали намного менее интимные отношения. Так почему же каждый раз, когда я была уже готова открыть рот, чтобы излить на прекрасного эльфа свою непродолжительную, но насыщенную событиями биографию, мне будто кто-то пережимал горло, лишая возможности произнести хоть звук.

«Ключевая фраза здесь — в своё время. Вспомни, что произошло после твоих откровений, и к чему всё это привело? Праздник Света Звёзд был совсем недавно…», — был печальный ответ моего внутреннего голоса. Голова побежденно упала в ладони.

Я запуталась в своих мыслях, переживаниях, чувствах, но в первую очередь —в своих страхах, и до такой степени, что даже элементарные слова благодарности затерялись где-то в эмоциональном омуте. Помимо воли взгляд скользнул по тяжёлым складкам бархатного наряда. Я встрепенулась, метнулась к выходу, рванула дверь, но драгоценные секунды уже были упущены: за порогом меня встретили лишь пустынные и безмолвные лабиринты каменных стен. Даже если бы я попыталась его сейчас найти, просто не знала, где. Ведь несмотря на то, что происходило в моей и его спальнях, за их пределом он продолжал оставаться королём Лихолесья, а я — служанкой. В глазах предательски защипало, только вот не столько от обиды, сколько от злости на саму себя. Но самым противным оказалось тошнотворное ощущение, даже осознание, что сегодня я совершила ошибку, за которую рано или поздно придётся заплатить. Да вот только лить слёзы и заниматься самобичеванием было бессмысленно и уже поздно, как и стоять посреди коридора, потерянно озираясь по сторонам в наивной надежде, что он вновь появится из-за угла. Словно в ответ на мои мысли, дверь за спиной тихо щёлкнула, из моей груди вырвался усталый вздох, и пока разум приходил в себя, ноги уже несли в знакомом направлении.

Остаток моего дня прошёл в саду, и только ближе к закату я вернулась в уже опустевшую лабораторию, что меня немало обрадовало. А после всю ночь до первых лучей восходящего солнца провела в небольшом кабинете, где под аккомпанемент тихого потрескивания дров в камине усердно записывала всё, что ещё хранил мой разум о том мире, который канул в океан пепла времени.

С тех пор прошло уже несколько дней, а он всё не появлялся — лишь пару раз мне удалось уловить всполох знакомой алой мантии, исчезающей за поворотом, но не более. Предоставленная самой себе, эти дни я провела за своими мемуарами и думами, и передумалось мне многое. Но всё чаще я возвращалась к тому вопросу, что задал мне венценосный эльф. Желал Трандуил того или нет, но та фраза, брошенная вроде бы мимоходом, всколыхнула одни из самых глубоких страхов и переживаний, связанных не столько с возможным скорым расставанием с Сельвен, сколько с моим нынешним положением в целом.

Что будет потом, когда меня вновь настойчиво попросят покинуть нынешние покои? Наша с ним связь была настолько странной, неожиданной и скандальной, что порой я до сих пор не могла поверить в реальность происходящего. И если в какой-то момент и испытывала какие-то иллюзии в духе сказки про Золушку, то тот памятный разговор с Эгет избавил и от этих розоватых очков. Поэтому подсознательно я готовила себя к тому, что в один прекрасный момент всё закончится. Возможно, я наскучу королю, он пресытится, найдёт себе другую или же ему надоест балансировать на грани скандала, — причин было предостаточно. В лучшем случае, просто состарюсь. Ведь если смотреть правде в глаза, по меркам Средиземья в свои тридцать с хвостиком я уже давно выбыла из возраста потенциальных невест. Возможно, здесь, среди эльфов, это и не ощущалось так остро, но окажись я среди людей, то давно бы уже считалась старой девой. В этом мире обычные женщины ближе к сорока уже готовились к тому, чтобы нянчить своих внуков… На этой мысли я заставляла себя остановиться, потому что дальше следовало нерадостное осознание, что у меня этого простого женского счастья, скорее всего, никогда не будет. Так что же ждёт меня? Выход на заслуженную пенсию с содержанием? Казённая квартирка на нижних уровнях? В такие моменты я действительно не знала, смеяться мне или плакать. То, что Сельвен рано или поздно снова покинет лес, не было откровением. Однако, чем больше я думала, тем больше мне хотелось отправиться вместе с ней. Да вот только: «Он теперь тебя никогда не отпустит», — сказала как-то эльфийка, и тогда мне эти слова показались даже романтичными, но сейчас они звучали почти как приговор. Да, дочь лекаря снова вернётся, как обычно, лет через двадцать. Для неё это мгновение, для меня — почти целая жизнь. Хотя, возможно, мне не придётся ждать так долго.

Сначала я ничего не замечала, кроме лёгкой слабости. Но с каждым днём, проведённым вне общества Трандуила, я всё острее ощущала, как таяли мои силы, которые сдерживали внутреннюю энергию. Поэтому мало удивилась, когда встретила очередное утро в умывальной комнате на окровавленном полу. Мысли путались, и, похоже, в какой-то момент сознание покинуло меня, но факты были на лицо. Кутаясь в покрывало, я наспех вытерла пол испорченной ночной рубахой, которую пришлось почти содрать с себя холодными, плохо слушающимися руками, и после поспешила избавиться от всех улик так же, как и когда-то в доме Сельвен — кинув всё на съедение голодному пламени. Но легче от этого почти не стало.

В тот день в лаборатории, то и дело ловя на себе напряжённые взгляды Сельвен(что не удивительно, потому что выглядела я «краше в гроб кладут»), я поняла, что пришла пора ей открыться: возможно, она знала какое-то снадобье, которое поможет подавить мою магию и выиграть драгоценное время. Но я была ещё очень слаба и поэтому решила отложить все объяснения до следующего утра. А ночью пришёл он.

Его руки были такими тёплыми, что даже от прикосновения ко лбу по всему телу стало растекаться мягкое, уютное тепло. Он что-то шептал, про то, что моя кожа слишком холодная, но слова исчезали где-то на кончиках его пальцев. Лёгкость, к которой я так привыкла, что уже почти и не замечала, возвращалась в моё тело с каждым ударом сердца, заставляя ещё острее осознавать её нехватку последних нескольких дней. От переполняющего ощущения жизни я утратила всякую возможность говорить и только цеплялась за него, как утопающий хватается за сброшенный в последний момент спасательный круг, вдыхая знакомый аромат хвои и бергамота. По щекам текли непроизвольные слёзы, но я не могла их остановить, да и не это было сейчас важно. Плевать, что сейчас в его руках, в его глазах, я была слабой — зато я была живой. Непроницаемая темнота вокруг нас была наполнена его дыханием, тихим шёпотом и убаюкивающими ударами сердца у виска, и в какой-то момент я сдалась, позволив себе утонуть в его присутствии рядом. Я заснула, и на этот раз в том кошмаре, когда двери дворца снова закрылись за моей спиной, отрезав от света, я слышала тихий смех.


* * *


Почему он был уверен, что она придёт? Нет, он прекрасно понимал, что ей было просто не по статусу самовольно приходить к нему в спальню, да и что скрывать, подобная наглость никому не была дозволительна. Однако он очень желал, чтобы она решилась на это безумство, как тогда, после бала… Эта мысль была настолько глупой и наивной, что он готов был смеяться над собой, но всё же продолжал ждать. И вот прошёл день, второй после той тёплой ночи, но её так и не было, а ожидание уступило место разочарованию, смешанному с раздражением. Хотя причиной последнему были ещё и вести, принесённые из Эсгарота.

Глупые гномы, заручившиеся поддержкой и всем необходимым у ещё более глупых людей, всё же отправились к Одинокой горе. С момента их отплытия прошла уже неделя, почти две, а значит, уже совсем скоро отряд этих упрямых достигнет каменной вершины, и от этого делалось очень неспокойно на душе: что-то подсказывало, что Торин и его спутники лезут прямиком в осиное гнездо. Это дурное предчувствие ещё больше усилилось после того странного ночного разговора, и чем больше он об этом думал, тем ещё более убеждался, что ведьма что-то знала, ну или по крайнее мере, тоже чувствовала. Ему было необходимо с ней об этом поговорить…

«А ты всё витаешь в розовых мечтах!» — практически взревел внутренний голос, да так, что фраза ноющей болью запульсировала в висках.

Трандуил стоял на террасе, где-то внизу под ногами тёмным морем волновался древний лес. Пытаясь справиться с болью, он прикрыл глаза, но та не желала отступать.

«Ты позволил этой смертной слишком многое. Она что-то знает, и это что-то может иметь прямое отношение и к твоему королевству, и твоему народу. Так почему же ты до сих пор так и не решился потребовать от неё прямых ответов?»

Король невольно скривился, вцепившись в мраморные перила с такой силой, что побелели костяшки пальцев. Его внутренний голос, так похожий сейчас на голос отца, был холоден, резок и абсолютно прав. Почти через силу он разомкнул веки, но взор наткнулся лишь на стену мрачного, тревожного леса.

«Ты делишь королевское ложе со смертной, о которой почти ничего не знаешь. Но самое смешное — ты даже не решаешься об этом спросить. Всё ждёшь подходящего момента, или что она расскажет всё сама. Однако ведьма, кажется, не торопится…»

Трандуил резко выдохнул, а внутренний голос, тем временем, всё не унимался:

«Ты стал слабым. Она — твоя слабость! Она одурманила тебя…»

— Нет! — прорычал он, яростно встряхнув головой. Этот голос был слишком навязчив, и его непрекращающееся бубнение заволакивало разум. В ответ на это лес, казалось, ещё больше заволновался, невольно заставив усомниться в том, были ли все эти мысли его собственными. Налетевший порыв ветра разметал волосы, рванул мантию, полыхнувшую бледным серебром даже в тусклых лучах луны, но короля, казалось, это мало заботило. Под всё новыми и новыми ударами стихии он непоколебимым светлым силуэтом замер под нависшим иссиня-чёрным небом и всё напряжённо вглядывался куда-то в темноту.

— Довольно! — слово сорвалось с его уст и, подгоняемое ветром, унеслось куда-то вдаль. Трандуилпрезрительно усмехнулся, гордо расправил плечи и неторопливым шагом направился обратно в свои покои.


* * *


Наверное, ему стоило обозначить своё появление, когда он только зашёл в её покои, но он этого не сделал и даже не до конца понимал почему. Возможно, это было простое нежелание нарушать её задумчивость, или же тайная надежда увидеть что-то в тот момент, когда она не скрывается за внутренними стенами. Но это было за мгновения до, а сейчас, когда она смотрела на него с удивлением и тревогой, он вновь остро ощутил эту странную ауру чужеродности, которая поразила его ещё тогда, когда он обладал ею впервые. Облачённая в дорогой бархат, она не была похожа ни на служанку, ни на дворянку, ни на эльфа, но и не на человека, а казалась выдернутой откуда-то из другой картины, ему абсолютно не знакомой. И одновременно она была так хороша в этом наряде цвета свежей крови. Понимала ли она это? Почему-то он надеялся, что нет. Однако, утомлённый неспокойными думами, в это утро он пришёл не за этим.

— Я напугал тебя?

— Нет.

Она соврала. Да, она почти сразу исправилась и призналась, но эта бессмысленная маленькая ложь в самом начале уже совершила своё дело, и разрушила тот почти хрустальный момент волшебного доверия. Всю ночь он боролся со своим собственным внутренним голосом, убеждал сам себя в том, что ей можно было доверять. Но сейчас, одного лишь слова было достаточно, чтобы перечеркнуть все его ночные аргументы и старания. Помимо воли внутри вспыхнула искра разочарования и негодования, которая только ещё ярче разгоралась с каждым следующим произнесённым словом. Когда же женщина почти с вызовом бросила ему в лицо, что желает и дальше продолжать работать в лаборатории, он уже не смог сдержаться. И дело было даже не в самом желании, хотя её рвение и наводило на мысль, что смертную и дочь лекаря связывали не только отношения хозяина и слуги.

Понимала ли ведьма, как далеко зашла? Покои в верхнем дворце, наряды, развлечения и почти полная свобода передвижения, — это всё было в её полном распоряжении. Ради неё он позволил себе неслыханное: делить королевское ложе со смертной служанкой, пусть и наделённой способностями к магии. Он рисковал очень многим ради одной ночи рядом с ней, а что получил взамен? Надменность, дерзость, неблагодарность, ложь, а теперь ещё и требования! Кем она себя возомнила, чтобы вести себя подобным образом с королём? Если ему не изменяла память, нарезание стебельков в лаборатории не приравнивалось к возведению на трон. Последняя мысль заставила иронично усмехнуться.

Ирина рубила с плеча, не думая о том, что будет, когда Сельвен наконец-то удастся сбежать обратно к людям. Поэтому его вопрос попал в точку. Её глаза расширились, она даже приоткрыла было рот, чтобы ответить, но с языка не сорвалось ни слова. В этот момент его ведьма выглядела потерянной и хрупкой, как тот самый необычный цветок, именем которого он нередко называл её про себя, и он решил дать ей ещё один шанс. Но всё оказалось зря. Напрасно ждал он правды после её пламенных объяснений, как и напрасен был весь этот разговор. Его внутренний голос победил, отчего на душе почему-то стало тошно, а разочарование и негодование сменились гневом. С него было довольно.

Прошло уже несколько дней, но он всё держался вдали от комнаты за потаённой дверью, хотя не раз замечал в коридорах дворца присутствие её хозяйки. И пусть ему не хватало её рядом, в то же время, они оба зашли уже слишком далеко, чтобы довольствоваться лишь малыми удовольствиями тела — он желал её всю. Ведьма же продолжала оставаться для него закрытой, и те единичные проблески из её прошлой жизни, которые Ирина решилась ему поведать, лишь раздразнивали и распаляли его жажду. Трандуил вынужден был признать, что порядком устал постоянно пытаться подобрать ключ к её душе, но и не мог отпустить просто так. Столь противоречивые чувства были для него непривычны, вернее, он почти позабыл, каково это. Но эти тени юности его не радовали, а напротив, напоминали слишком о многом, что он пытался предать забвению. Пытаясь оградить свой разум от мыслей о смертной, король с головой погрузился в государственные дела (благо недостатка в них никогда не было), однако это было сложнее, чем он думал, и порой казалось, что сами стены замка источали этот чуть сладковатый одурманивающий аромат. Наверное, отчасти из-за этого, сегодня король и оказался в лесу.

Эльфы редко заходили в эту часть Эрин Галена, и их нельзя было винить. Погружённый в полумрак даже в час летнего полуденного зноя, лес здесь казался суровым и негостеприимным. Да и он сам помнил, как, оказавшись тут впервые, невольно стушевался пред ликом немой неприступности великих древних буков, утонувших в изумрудном мхе. Но с годами он не только привык к этому месту, но и стал сознательно прокладывать путь именно в эту часть чащи.

Смешно подумать, но привела сюда его легенда, которую однажды поведала ему одна из древних Сильван. Это было в те времена, когда эти земли были для них новы, а он был ещё юн духом и жаждал тайн и загадок. Рассказывали, что жил среди их народа ловкий и статный эллин, искусный охотник и опытный следопыт. Он любил лес и нередко наведывался в такие его уголки, куда обычные эльфы Сильван старались не забредать. И однажды он так далеко ушёл в лес, что сбился с пути. День клонился к закату, и ему было всё сложнее распознавать ориентиры, да и не знал он их в этой части леса. Эльф долго плутал среди деревьев, мысленно взывая к ним, прося показать дорогу обратно к его народу, но вместо этого чаща вывела его к поляне, посреди которой возвышался огромный монолит. Камень, глубокого синего цвета, мерцающий серебристой дымкой в лучах заходящего солнца, поразил эльфа своей красотой, напоминая о летнем небе, украшенном россыпью звёзд. Следопыт удивился, почему никто и никогда не рассказывал об этом месте, да и сам монолит, гордо взмывающий над кронами великих деревьев, должен был быть виден издалека. Заинтригованный, он решил осмотреть необычное место, когда на одном из близлежащих выступов заметил фигуру. То была юная дева. Её глаза сияли, словно звёзды, а длинные волосы иссиня-чёрным шёлком лишь немного прикрывали наготу грациозного тела. Внешне она не была похожа ни на эльфа, ни на человека, но чем дольше эллин смотрел на неё, тем прекраснее она ему казалась. Поражённый, он даже не заметил, как незнакомка соскользнула вниз и приблизилась, а очнулся лишь тогда, когда ощутил на губах сладость её поцелуя. Они провели вместе всю ночь, заснув лишь с первыми лучами солнца, а наутро не обнаружилось ни девы, ни монолита. Сколько ни звал, сколько ни искал эльф свою незнакомку, всё было напрасно. Опечаленный, он уже повернул обратно в чащу, когда что-то привлекло его внимание в высокой траве. То оказался чудесный камень овальной формы, очень похожий на тот, который эльф увидел днём ранее. Казалось, кто-то спрятал частицу звёздного неба в этот необычный минерал, и отполированный неизвестным мастером, он мерцал в руке, притягивая взор и завораживая своей глубиной. С тяжёлыми думами следопыт спрятал находку у сердца и отправился в обратный путь. Он вернулся, однако после того случая жизнь среди его народа стала для него невыносимой: цвета поблекли, музыка резала слух, а облик эльфийских дев уже не услаждал глаз, и лишь при взгляде на чудесный камень его лик светлел и вновь наполнялся жизнью. И вот на исходе третьей луны эльф вновь оказался на той самой поляне, но та была всё так же пуста, как и в то утро, и только сладкий аромат, что витал в воздухе под тёмными кронами напоминал ему о его таинственной незнакомке. Много лет и много лун провел эллин в поисках, снова и снова приходя в ту часть древнего леса, но всё было напрасно. Его душа и сердце меркли с каждым днём, пока однажды он не ушёл в лес и больше не вернулся. Говорили, что он стал тенью, растворился в воздухе, чтобы хоть так быть ближе к своей потерянной любимой, но следопыт унёс эту тайну с собой, как и тот чудесный драгоценный камень. С тех пор эльфы Сильван старались избегать той части леса, чтобы тоже случайно не наткнуться на странный монолит и нагую незнакомку.

Трандуил не знал, что именно так поразило его в той легенде: образ таинственной прекрасной девы или необычный драгоценный камень. Его воображение рисовало невероятные картины, заставляя сердце биться сильнее, будоража кровь. И вот однажды он не выдержал: выведал дорогу и отправился в чащу, но, к своему великому разочарованию, не нашёл ни девы, ни драгоценностей, и только само место поразило его своей необычайной аурой. Он стал бывать здесь чаще, особенно когда желал побыть наедине со своими мыслями, чувствами и откровениями. Именно в этой части леса ему было легче всего ощущать древнюю магию, захоронившуюся в корнях деревьев, она отвечала ему видениями и порой на такие вопросы, которые он не решался задать даже самому себе.

Вот и сейчас его взгляд задумчиво бродил по переплетениям оголённых ветвей. В какой-то момент ему показалось, что среди диковинных узоров, в которые складывались кроны деревьев, он разглядел очертания лица. Он невольно зажмурился и слегка встряхнул головой, снова открыл глаза, но, вопреки его ожиданиям, облик не рассеялся, а даже как бы стал чётче. Стало немного не по себе, и король инстинктивно положил руку на рукоятку меча.

— С каких пор ты боишься меня, правитель эльфов? — глубокий голос, будто, раздавался отовсюду, но в первую очередь изнутри самого короля. Трандуил резко развернулся, но вокруг никого не было, кроме образа, сотканного из ветвей.

— Кто ты? Покажи себя! — потребовал он, гордо расправляя плечи. Он был напряжён, как натянутая тетива лука, готовая в любой момент сорваться и отпустить на свободу свой смертельный снаряд.

— Ты смотришь на меня, но отказываешься видеть… — прогудело в ответ. Взгляд вновь скользнул по очертаниям лика, спрятанного в кронах деревьев, и на этот раз гротескное лицо еле заметно усмехнулось.

— Кто ты? — голос лесного владыки был чуть громче шёпота, но он и так уже знал ответ.

Тишина. Порыв ветра взметнул его походный плащ, ветви закачались и образ исчез, но лишь для того, чтобы мгновение спустя появиться снова, только в другом месте: теперь ближе.

— Тебе действительно нужен ответ?

Эльф отрицательно покачала головой и тут же почтительно склонился:

— Великий Эрин Гален…

— Это имя дали мне эльфы… — неожиданно деревья беспокойно закачались, всё вокруг заполнил многоголосный шёпот, в котором король мог с трудом распознать хоть какие-то слова. Звук всё нарастал, превращаясь в оглушающий, резонирующий гул, отдающийся вибрацией внутри самого эльфа. Мощный поток энергии накрыл короля с головой, проникая в самые затаённые уголки его естества, драконьим пламенем растекаясь по венам. Ощущения дезориентировали и одновременно наполняли всё тело необычайной лёгкостью.

— Когда ты пришёл ко мне впервые, на твоей голове ещё не было короны, а в сердце ещё царила горячность юности, — голос прорезал какофонию звуков, в одно мгновение опустив на них занавес оглушающей тишины. Помимо воли с губ короля сорвался вздох облегчения. Его же собеседник, тем временем, продолжал. — С тех пор мои чертоги видели много зим, а кроны деревьев серебрили много лун. Я видел в тебе вопросы, радость, боль потери и предательства, но впервые я вижу в душе твоей такое смятение. Поэтому тебе сложно прислушиваться к своим ощущениям — тебе нужны прямые ответы, — король прикрыл глаза. В наступившей вновь тишине его сердце гулко ухало, эхом отдаваясь в голове.

—Итак, я уже ответил на твой первый вопрос, — слова выпорхнули и растворились в терпком осеннем воздухе. Трандуилв свою очередь утвердительно слегка кивнул головой. — Но ты пришёл сюда не за этим, серебровласый король. Я чувствую, как тяготят тебя твои желания, однако ты сам не знаешь точно, чего хочешь. Слишком глубоко спрятаны тайны и мысли…

В этот момент по образу пробежала рябь, ветви расступились и он рассыпался, но лишь для того, чтобы уже в следующее мгновение появиться справа от короля. Что поразило Трандуила, это то, что теперь этот лик, застывший в оголённых кронах, словно в паутине, принял очертания его собственного лица и теперь король был не в силах отвести взгляда от своего отражения, поразительного и вместе с тем пугающего.

— Я могу помочь тебе, — прогудел лес. Словно в подтверждении его слов несколько чёрных веток потянулись к Трандуилу, и он невольно сделал шаг назад.

— Помочь? — сорвалось эхом с его языка.

— Великой Пуще нужен великий правитель! — слова раскатами грома взорвали зачарованную тишину чащи. — Твоё смятение заглушило голос разума, король эльфов.

Последнее прозвучало как упрёк, и Трандуил заметно помрачнел, но продолжил хранить молчание.

— Тьма набирает силу, она расползается подобно болезни по моим чертогам, проникает вглубь… Ты будешь не в силах ей противостоять, если в твоей душе будет хоть тень слабости. Ты не сможешь защитить свой народ.

Последняя фраза жгучим хлыстом резанула по самому живому, он дёрнулся, но ни один мускул не дрогнул на его лице, и только глаза стали будто бы темнее.

— Как ты можешь мне помочь, Эрин Гален?

Нестройные голоса зашептали с новой силой, однако налетевший порыв ветра в один момент развеял их, словно стаю надоедливой мошкары. Когда же лес вновь заговорил, его тон стал немного мягче:

— Откройся мне. Я дам тебе то, что ты желаешь, и помогу не потерять это.

Какая-то тревожная мысль забилась на грани сознания короля, но, так и не оформившись в слова, побежденно замолкла.

—Ведьма… — прошелестело над самым ухом, и Трандуилневольно втянул воздух. — Я встречал её здесь, и даже сейчас ощущаю на тебе аромат её магии, правитель эльфов.

— Она… — что-то сорвалось внутри, перед глазами замелькали образы Ирины, но он больше уже не сдерживал себя. — Она говорит, что забыла многое…

— Забыла или хочет забыть.

Король невольно нахмурился.

— Знаешь ли ты, откуда она?

Неожиданно в ответ лес тихо засмеялся.

— Из восточных она земель или западных — разве это имеет значение? Главное, что сейчас она здесь. Но знай, её мысли всё чаще смотрят вдаль.

— Что ты имеешь в виду?

Однако собеседник будто и не слышал его.

— Совсем скоро она может покинуть мои чертоги, улететь, словно сорванный ветром последний осенний лист…

Поднявшийся ветер взметнул вверх хоровод опавшей листвы, завертел над головой, и с каждым витком этой своеобразной короны молчавшие доселе голоса всё больше набирали силу. Вскоре в водовороте звуков уже было невозможно что-либо разобрать. Глаза резало от пыли, а когда голову пронзила резкая боль, Трандуил не выдержал и покачнулся, невольно склонившись, зажмурился, прижав ладони к ушам, но в тот момент, когда, казалось, сил терпеть происходящее почти не осталось, все неожиданно прекратилось. Листья печальным буро-красным водопадом упали на землю. Взгляд тут же метнулся туда, откуда на него только-только смотрело его собственное гротескное отражение, но не увидел ничего, кроме переплетённых чёрных веток. Он попытался мысленно обратиться к недавнему собеседнику, но вопросы наткнулись лишь на стену молчания — окружавший лес был снова недвижим и задумчив. Ещё несколько мгновений король напряжённо прислушивался к своим ощущениям, а потом неожиданно сорвался с места и устремился в чащу, обратно по направлению к цитадели лесных эльфов.

Слова, принесённые из глубины леса, подобно кинжалу врезались ему в память, а потом чья-то жестокая рука ещё и повернула оружие несколько раз, разбередив старые раны, страхи и воспоминания. Он спешил, почти не замечая ничего под ногами, будто именно этой ночью она может исчезнуть, а, оказавшись во дворце, не раздумывая, направился к потайной двери.

В комнате было темно, но под балдахином без труда можно было распознать знакомые очертания фигуры. Несколько бесшумных шагов, и вот она уже на расстоянии вытянутой руки: в белесых лучах мутной луны её лицо выглядело спокойным, но уставшим и слишком бледным. Прежде чем король осознал, что делает, его рука уже потянулась вперёд, кончики пальцев невесомо скользнули по её лбу — он замер.

Холод, как и тогда, когда её только принесли из каморки — сердце тревожно пропустило удар. Он склонился над женщиной и на этот раз взял её лицо в ладони. Её кожа была ледяной, и его руки почти сразу озябли. Казалось, что мороз стремился проникнуть внутрь его самого, но в этот момент Ирина неожиданно открыла глаза. Несколько долгих мгновений они смотрели друг на друга, а потом она резко подалась вперёд, приникая к нему всем телом. Что происходило дальше, он даже после, находясь наедине с собой, не мог объяснить. Словно какой-то невидимый, но почти физически осязаемый поток накрыл их с головой. Она что-то шептала на непонятном ему языке, по щекам бежали горячие слёзы, а он не мог оторваться от неё ни на секунду, крепко обнимая, прижимая к себе, словно так мог победить тот страх, что поселился в его душе после странной аудиенции в лесу. Под утро её дыхание стало более равномерным, а на щеках проступил лёгкий румянец. Однако он всё никак не мог заставить себя покинуть комнату и ушёл лишь с предрассветными сумерками.

Утро застало его в рабочем кабинете. И пусть на губах ещё ощущалась сладостное послевкусие её магии, мысли его были тяжёлыми. Хмуро взирая из-под тёмных бровей, Трандуил снова и снова пробегал глазами по докладу с южных границ. Снова орки. Но если в прошлый раз отряд явно преследовал кого-то, а, сопоставив все тогдашние события, выходило,что гномов, то теперь довольно многочисленный отряд был замечен у южных рубежей. Разведчики вели его довольно долго и уже хотели посылать за подкреплением, чтобы перейти в наступление, когда орки неожиданно ускорили темп и, резко повернув на юг, углубились ещё больше в лес, где их и потеряли. Складывалось впечатление, что им был отдан приказ, отчего и спешка, или же они заметили слежку. В любом случае, их след терялся на юге Зелёной Пущи. Трандуилотложил свиток и задумчиво прищурил глаза.

«Что могло привлечь эти низменные создания в чащу Эрин Галена?» А памятуя о нелюбви орков к лесам, он ни капли не сомневался в том, что отряд не просто проходил мимо, а цель их следования находилась именно здесь. А значит, причина появления орков должна была быть очень веской.

Король откинулся на высокую спинку стула и чуть прикрыл глаза, мысленно систематизируя в голове то, что он знал и что помнил о южной Зелёной Пуще. Но именно здесь тьма чувствовалась особенно остро.

«Она всегда говорила, что скверна распространяется именно оттуда…» — он чуть скривился, словно последняя мысль причинила ему физическую боль, а потом резко выпрямился и открыл глаза. «Да вот только нет там ничего. Ничего кроме старой заброшенной крепости. Ведь тогда все разговоры о Некроманте оказались беспочвенными, и Серый маг там ничего не обнаружил. Как жаль, что она об этом так никогда и не узнала…»

Трандуил поднялся и подошёл к окну. По лицу скользнули серые лучи уставшего осеннего солнца, которое еле-еле пробивалось сквозь хмурое одеяло тяжёлых тёмных облаков. Под ногами древний лес уже давно растерял остатки своего осеннего убранства, и голые ветки устремлялись вверх, словно истощённые руки нищенки. Его взгляд устремился к размытой линии горизонта, где за неясными очертаниями гор скрывалась одинокая крепость на холме.

«Многое могло измениться. И если тогда Дол-Гулдур был пуст, кто знает, что скрывается за его мрачными стенами сейчас?»

Его мысли неожиданно наполнил гул голосов, и с каждым мгновений среди них король всё яснее мог различить уже знакомый с прошлой ночитембр. Звуки уже почти складывались в слова, когда в дверь резко постучали. Наваждение тут же прекратилось, и он невольно поёжился от воцарившейся звенящей тишины, поэтому сам поспешил её нарушить:

—Войдите!


* * *


В тёплом полумраке на широкой кровати, скрытые в переплетённых измятых простынях, угадывались очертания двух тел. Мутные восковые слезы лениво сбегали вниз по ножке золочёного подсвечника, который, казалось, почти растворился в воздухе, наполненном мягким оранжевым светом камина. Наблюдавший за этим эльф улыбнулся и, словно вдохновлённыйзрелищем, игриво пробежался кончиками пальцев по спине покоившейся рядом женской фигуры.Кожа была чуть влажной, но одновременно бархатистой, отчего его ленивая улыбка стала шире и, не удержавшись, он подался вперёд и чувственно коснулся губами места чуть ниже лопаток. Наградой за это было почти беззвучное мурлыканье, отозвавшееся лёгкой вибрацией в грациозном женском теле.

—Я думал, ты спишь, — его горячий шёпот опалил кожу в то время, как юркий язык пробежал вдоль позвоночника.

—Разве позволишь ты мне такую роскошь? — в её нарочито серьёзном тоне без труда угадывалась улыбка.

— Тебе стоило лишь повести бровью, коли ты была против… — его рука нырнула под невесомое покрывало и опустилась ещё ниже.

— Против? Против чего? — её попытку обернуться после этих слов он тут же пресёк, повелительно прижав к кровати одной рукой, в то время как вторая без труда скользнула между её бёдер.

— Не знаю… — дразня, его пальцы, как бы случайно, притронулись к лону, но тут же замерли в мучительной близости. Эта власть над таким горячим и отзывчивым телом пьянила.

—Как я могу быть против? — словапоходили на стон. Дыхание стало более прерывистым. — Ты дразнишь, а я не в силах тебе отказать… — в этот момент его пальцы вновь нашли центр её наслаждения, заставив резко втянуть воздух, и только через несколько мгновений она вновь нашла в себе силы продолжить: — Я так слаба пред тобой. Этосмешно!

— Нет. Это прекрасно, — прошептал он над самым ухом, чуть царапнув мочку зубами. Его пальцы уверенно задвигались внутри. Спустя несколько мгновений она уже подавалась ему навстречу, слегка постанывая. — Ты прекрасна…

Ритм ускорился, и вскоре гибкое женское тело задрожало под волнами наслаждения. Покрывало сбилось вниз, полностью обнажив грудь с тёмными заострёнными сосками. Эта чарующая картина, этот момент единения — он отдал бы всё, чтобы это длилось вечно. Будто в ответ на его мысли, в следующее мгновение она выгнулась всем телом, зажмурила глаза и скользнула рукой вниз, накрывая его и тем самым крепко удерживая тело на пике наслаждения.

— Я люблю тебя, — не выдержал он и запечатлел невесомый поцелуй на грациозной шее.

Несколько ударов сердца в тишине.

— Не говори так, — всё ещё одурманенный страстью, её голос казался чуть надорванным.

— Почему?

— Нельзя, — отрезала та упрямо.

Он мысленно улыбнулся, разглядывая её сбоку: сейчас, оттенённый ореолом тёплого света, её точёный профиль казался ещё более совершенным и тонким. Пусть этот разговор между ними повторялся из раза в раз, и каждый раз её ответ был именно таким, он готов продолжать делать это столько, сколько потребуется, чтобы наконец переубедить её раз и навсегда. И это было ей прекрасно известно, поэтому вот уже в который раз с алых губ сорвался раздражённый выдох. В следующее мгновение она уже легко соскользнула с кровати и, заученным движением накинув на плечи полупрозрачную шёлковую мантию (которая больше подчёркивала, нежели скрывала наготу),направилась к небольшому столику, на котором остался кувшин с вином и блюдо с засахаренными фруктами, бросив через плечо:

— Если бы я знала, что ты настолько настойчив, то никогда не позволила всему зайти так далеко.

— Ты злишься? — от удивления он даже привстал с подушек.

— Нет, — покачала она головой, вглядываясь в рубиновый напиток, зажатый в хрустальном бокале. — Наверное, просто не понимаю, зачем тебе снова и снова возвращаться к этому. Ты же всё и так прекрасно знаешь…

— Обстоятельства изменились, — он вновь расслабленно откинулся назад, любуясь грациозным станом его партнёрши. Та в свою очередь медленно повернулась к нему лицом.

— Не торопишься ли ты с выводами? — её бровь недоверчиво приподнялась. В ответ он лишь иронично хмыкнул. — Ты недооцениваешь моего племянника. Ты плохо его знаешь…

— Я слишком хорошо знаю твоего племянника, чтобы его недооценивать, — губы тронула почти незаметная улыбка. — Не забывай, как долго я находился с ним рядом…

— И тем не менее…

— И, тем не менее, он так ничего и не заметил.

— Он слишком любит себя, чтобы обращать внимание на тех, кто не может принести ему выгоды.

— Но ведь ты когда-то была ему полезна, разве не так?

— Именно что была, а потом он постарался забыть об этом как можно скорее. И смею заметить, что с каждым повышением его память становилась всё хуже. Признаться, я успела пожалеть о своём благодетельстве, но было уже поздно, — она улыбнулась и, делано приподняв бокал, отпила.

— А я не жалею. И если бы не твой племянник, я бы никогда не встретил тебя.

На это его собеседница назидательно погрозила пальцем:

— Ты снова за своё? Не забывай, я старше тебя, — в её взгляде сверкнули озорные искры.

— Как можно, если ты каждый раз мне об этом напоминаешь.

Как только слова сорвались с языка, стало ясно, что это было ошибкой: она как-то осунулась, и в глазах мелькнуло что-то очень похожее на боль. Конечно, можно было попытаться извиниться, но это бы не принесло ровным счётом ничего. Он знал её слишком хорошо.

— Это безумие. Дорога, которая ведёт в никуда. Мы должны были остановиться ещё давно… — её усталый голос эхом раздавался в тишине комнаты.

— Но сейчас уже слишком поздно. И давай будем честными, ни ты, ни я не хотим останавливаться, и уж тем более на полпути.

— Если бы ты знал, как часто я пеняю на судьбу за то, что не дала нам встретиться раньше. И каждый день, открывая глаза, с ужасом прислушиваюсь: не зовёт ли меня море…

Она резко замолчала и отвела взгляд. В этот момент её печаль чувствовалась настолько остро, что внутри него всё болезненно сжалось.

— Иди ко мне, — его голос был чуть громче шёпота. Он протянул руку печальной даме своего сердца. Их пальцы переплелись. Несколько робких шагов, и вот она наконец опустилась на кровать рядом с ним.

— Ты снова попытаешься меня переубедить? — подобие улыбки мелькнуло на её лице, но глаза так и остались грустными.

— Я всегда буду пытаться. Ты же знаешь, — уголки его губ на мгновение дёрнулись вверх. Пальцы скользнули по её щеке и намеренно запутались в шёлке светло-каштановых волос.

Покачав головой, она попыталась было отстраниться, но, передумав, неожиданно приблизилась к нему и отчаянно зашептала:

— Обещай мне, что когда мой корабль исчезнет за горизонтом, ты не забудешь моё имя, и хотя бы иногда, глядя на осенний звездный дождь, будешь вспоминать обо мне.

— Я никогда тебя не забуду…

— Нет, пообещай мне! — настаивала она и сама того не замечая до боли сжала его руку.

— Обещаю, — проговорил он немного растерянно.

Между ними вновь повисло молчание, нарушаемое лишь уютным потрескиванием дров в камине.

—Сегодня что-то случилось? — не выдержал он и нарушил тяжёлое безмолвие.

— Почему ты так решил? — повела она плечами, продолжая отстранённо наблюдать за танцем языков пламени.

— Я давно не видел тебя такой печальной…

Снова тишина. Он даже не был уверен, что она его услышала, поэтому невольно удивился, когда та неожиданно заговорила:

— Я была у неё. И предупреждая твой вопрос: нет, она мне не грубила и вела себя вполне достойно. Может быть, была немного нервной, но не более, — внимательные карие глаза нашли его. — Понимаешь, все эти наряды: бархат, шёлк, дорогая вышивка — он одевает её как какую-нибудь знать. Да уж что таиться, ещё никому из своих любовниц он не делал столько дорогих подарков! А что дальше? У Лихолесья появится новая королева?

— Довольно, — промолвил он, чувствуя, что она заходит слишком далеко.

— Да ещё и смертная! Разве может она, несмотря на всю свою странность и особенность, даже на мгновение сравнится с королевой…

— Эгет, остановись! — он вынужден был повысить голос, ведь она почти произнесла запрещённое имя. Та прикрыла глаза и побежденно поникла головой.

— Ты прав, но мне так больно смотреть, как не только её имя, но и её существование так ревностно предаются забвению.

— И ты знаешь почему, — он вновь дотронулся до её лица, пытаясь поймать её взгляд, когда она вскинула голову и резко вскочила на ноги.

— И это одно из самых больших заблуждений!

— Тогда развей его! Расскажи всю правду! — интуитивно последовав за ней, он теперь оказался на ногах. — Начни хотя бы с меня!

Изящные руки сжались в кулаки, карие глаза яростно сверкали, а в отсветах пламени её длинные волосы казались почти огненными — в этот момент она была пугающе прекрасна. Ему даже показалось, что сегодня она наконец раскроет тайну и заговорит, но нет — приоткрытые было губы снова упрямо сомкнулись.

— Я не могу. Я поклялась ей и не предам свою королеву, — отчеканила Эгет гордо.

Онне выдержал и, взяв её лицо в ладони, заглянул в глаза:

— Эгет, тебе стоит прекратить жить прошлым. Я рядом с тобой здесь и сейчас и готов разделить с тобой свою жизнь. Так почему же ты постоянно оглядываешься назад, да и впереди видишь лишь призраки прошлого?

— Мой племянник никогда не даст нам быть вместе… — прошептала она.

— Эглерион в прошлом. Он в одночасье потерял всю свою власть и влияние.

— И именно таким он особенно опасен. Мне страшно представить, что он сделает, если узнает, что ты его используешь.

— Тогда я позабочусь о том, что когда он всё поймёт, будет уже слишком поздно.

Эгет печально улыбнулась и чуть коснулась губами его щеки.

— Чтобы его победить, тебе нужны не просто хорошие карты, а козыри в руках и ещё как минимум по одному в рукаве.

Его руки легли к ней на талию, постепенно привлекая к себе.

— Об этом я слишком хорошо осведомлён, иначе не был бы его правой рукой столько лет, — подавшись вперёд и поддразнивая, он чуть прикусил её нижнюю губу.

— Так какие же секретные планы ты приготовил? — произнесла она с улыбкой, одновременно пытаясь прозвучать как можно более безразлично. Однако её вздымающаяся в такт учащённому дыханию грудь говорила об обратном.

— Увы, этого я не могу рассказать даже тебе. Пусть это будет сюрпризом. Скажу лишь одно:несмотря на все истории, я тоже считаю, что мать наследного принца достойна большего уважения. Поэтому смертной не место в постели короля. Да и слишком много странностей связано с этой женщиной.

Возможно, Эгет и хотела что-то на это ответить, но с него было довольно разговоров на этот вечер. Он решительно толкнул её на кровать и тут же накрыл своим телом, а мгновение спустя она уже жарко отвечала на его глубокие и требовательные поцелуи.


* * *


Дверь приоткрылась, и на пороге возникла склонившаяся фигура, облачённая в бархатный камзол глубокого коричневого цвета.

—Ваше величество, прошу прощения за нарушение вашего покоя и раздумий, — проговорил вошедший эльф, всё ещё не решаясь поднять глаз.

Память Трандуила всегда отказывалась хранить в себе имя этого вельможи, хотя он видел его уже предостаточно раз. Ведь долгое время именно он был неизменным помощником главного королевского дворецкого, но, в отличие от Эглериона, этот эльф не стремился выделиться, следуя по коридорам дворца незаметной, безмолвной тенью. Да и внешне это был типичный Сильван: высокие скулы, тёмно-русые волосы цвета пожухлой травы, миндалевидные, слегка раскосые серо-зелёные глаза, — хотя, наверное, последнее и было его самой заметной чертой. Немногословный помощник Эглериона не просто смотрел, а будто бы постоянно наблюдал за всем и всеми: задумчиво, осторожно и очень внимательно.

«Бывший помощник», — поправил себя король мысленно и, дабы прервать затянувшееся молчание, слегка прочистил горло.

— Надеюсь,ваше дело действительно важно. Поднимитесь, — проговорил король монотонно.

— Иначе бы я не посмел вас беспокоить, — улыбнулся вельможа одними губами.

— Вы были помощником лорда Эглериона, не так ли? — молчаливый эльф утвердительно кивнул. — И не вы ли помогли раскрыть его предательство?

— Столь безрассудный проступок лорда Эглериона мог иметь весьма тяжёлые последствия для всего королевства. Я не мог смолчать.

Скрытое между строк оправдание не осталось незамеченным, но Трандуил лишь иронично приподнял правую бровь, оценивающе скользнув взглядом по его собеседнику. В тусклом осеннем свете серебристая вышивка на коричневом бархате показалась на удивление яркой, и в памяти неожиданно всплыло его имя.

— Лорд Луморн…

— Просто Луморн, ваше величество. Моя семья не может похвастаться знатным происхождением, — он вновь склонился, но король нетерпеливо взмахнул ладонью, приказывая тому подняться.

— Тем не менее, именно вы являетесь сейчас исполняющим обязанности главного королевского дворецкого, не так ли?

— Это большая честь для меня, и я приложу все усилия, чтобы оправдать оказанное мне доверие.

Владыка снисходительно улыбнулся — ему начинала надоедать эта придворная болтовня, надо было переходить прямо к делу:

— Так по какому вопросу вы ко мне явились, Луморн?

На какое-то мгновение тоткак будто бы замешкался, но, кинув осторожный взгляд на входную дверь, слегка понизил голос и быстро заговорил:

— Для вас не будет секретом, что двор живёт слухами, и я бы ни в коем случае не стал бы к ним прислушиваться, если бы случайно услышанное мною в последнее время не было бы столь вызывающе скандально.

Глаза Луморна скользнули по лицу короля, но тот продолжал молчать, давая емувозможность выговориться.

— Это касается смертной служанки леди Сельвен. Говорили, что она пропала, сбежала, но в последнее время я уже не раз слышал, что ей отведены особые покои в верхнем дворце… — Луморн многозначительно замолчал.

— На что вы намекаете? — процедил владыка. Светло-голубые глаза угрожающе сузились, а в голосе засквозил неприкрытый металл.

— Ваше величество, как смею я на что-то намекать? Особенно на что-то столь невообразимое! Но я посчитал своим долгом, как верныйслуга донести до вашего сведения, что такие разговоры ведутся при дворе. Но в большей степени я пришёл к вам за советом, как поступить, чтобы подобные дискредитирующие мысли не стали распространяться дальше и продолжили сеять смуту среди нашего народа, — онзамолчал и замер в почтительном поклоне.

Несколько долгих мгновений в комнате царила оглушающая тишина.

— Меня радует, что вы подходите к исполнению своих обязанностей настолько серьёзно, — промолвил наконец король. — Однако на примере лорда Эглериона, вам стоит поучиться, что не стоит заходить слишком далеко. И в своих домыслах о слухах вы подобрались близко к той черте, которую переступил ваш предшественник. Кстати, я почему-то уверен, что он ничего не знает о вашей помощи в расследовании, иначе бы не назначил вас своим заместителем…

Глаза обоих эльфов на мгновение встретились. После последних слов придворный заметно побледнел, лицо же короля превратилось в безучастную и непроницаемую маску.

— Смертная останется на верхних уровнях. Во всяком случае до тех пор, пока не будет решено, что теперь её можно отпустить. Это всё, что вам нужно знать. Распорядитесь этой информацией с умом, и это касается и так называемых слухов. Если вам это не под силу, то я буду вынужден подыскать замену на пост главного королевского дворецкого.

Трандуил смерил склонившегося эльфа надменным взглядом и чуть качнул головой, разрешая тому поднятья. Выпрямившись, Луморн снова встретился с королём глазами и коротко кивнул в ответ. Казалось, он хотел ещё что-то добавить, но в это мгновение в дверь кабинета вновь нетерпеливо постучали.

— Войдите! — бросил король через плечо, уже внимательно пробегая глазами по какому-то свитку.

— Ваше величество! — в комнату шагнул немного запыхавшийся эльфийский воин, облачённый в лёгкий кожаный доспех и всё ещё в походном плаще.

Это сразу же привлекло внимание двух присутствующих. Новоприбывший же, не теряя времени, продолжил:

— Я принёс важные вести с границ! — он кинул быстрый взгляд на притихшего дворецкого, но король лишь нетерпеливо махнул рукой, чтобы он продолжал. — К нам явился посланник от владычицы Галадриэль.

— И что же в этом такого необычного? — ровным тоном поинтересовался Трандуил, потому как вестники из других эльфийских земель не были такой уж редкостью.

— Ваше величество, это волшебник.

— Волшебник?

— Да, серый маг…

— Митрандир, — закончил за него король, а потом задумчиво добавил. — Давно его не было в этих землях.

Глава опубликована: 27.08.2018

47. Цена вопроса

«Митрандир».

Он инстинктивно замедлил шаг, и, как оказалось, вовремя: погрузившись в рассматривание убранства дворца лесного владыки и, уже по привычке мысленно отмечая в голове примерный план этажа, по которому его вели, он и не заметил, как они уже достигли цели, и сопровождавший его доселе эльф остановился у входа в комнату. Придворный, одетый в изумрудно-зелёную тунику, лаконично украшенную серебряной вышивкой, потянул на себя отполированную резную дверь, и та бесшумно распахнулась, открыв взору просторные покои, после чего он предупредительно сделал шаг назад и протянул руку, приглашая гостя зайти. Тому же ничего не оставалось, как принять приглашение.

Поражённый тем, что комната просто утопала в ярком и тёплом свете, он, измотанный вечным сумраком Зелёной Пущи, невольно облегчённо вздохнул. Само же убранство было выполнено с присущей лесным эльфам элегантной практичной простотой, радуя глаз преобладанием янтарного и медового дерева, лишь изредка разбавленного тонкими вкраплениями золотистой росписи.

— Мы находимся в верхнем дворце, недалеко от библиотеки, — объяснял тем временем эльф, монотонно и беспристрастно, — поэтому вас здесь никто не побеспокоит. Я распорядился, чтобы служанки принесли всё необходимое, дабы вы могли освежиться с дороги, утолить голод и набраться сил. Его величество примет вас завтра утром, сразу после завтрака, — выпалив всю тираду почти на одном дыхании, словно это был заученный и натренированный текст, придворный резко замолчал. Он всё ещё стоял в дверях, внимательно наблюдая за гостем с порога, и когда мгновения спустя вновь заговорил, то его голос звучал заметно тише и уже не настолько звеняще-уверенным:

— Если вам что-то понадобится, дайте знать служанкам, — а потом неожиданно добавил:— Они не ответят, но непременно передадут просьбу мне.

Наверное, Гендальфу стоило удивиться последнему уточнению, но он лишь приложил правую руку к сердцу, как того требовал обычай, и слегка склонил голову:

— Благодарю вас за гостеприимство.

— Эльфы Сильван всегда достойно принимали своих гостей. И пусть вас давно не было в наших землях, Митрандир, это по-прежнему так…

Ему показалось, или последняя фраза была произнесена почти с упрёком? Гендальф внимательно посмотрел на придворного, но лицо того было по-прежнему непроницаемо, а посему ему ничего не оставалось, как ответить на всё сказанное лишь сдержанной улыбкой. Вскоре после этого эльф почтительно поклонился и, пожелав гостю хорошего дня, тактично удалился.

Оставшись наедине с самим собой, маг задумался. Нет, он не ожидал душевного приёма, которым его обычно встречали в доме Элронда или во владениях Галадриэль, но в Лихолесье к нему отнеслись не просто сдержанно, а даже осторожно. Трудно было сказать, что именно стало причиной такой холодной реакции: традиции Сильван (которые давно слыли подозрительными и нелюдимыми даже по отношению к эльфам других земель) или же влияние самого леса. Причём вторая догадка появилась совсем недавно: с тех самых пор, как он переступил границу Зелёной Пущи.

Все те долгие дни, что потребовались для того, чтобы достичь границ королевства, его разрывали очень противоречивые чувства, нашёптанные самим лесом. Так порой ему казалось, что от каждого дерева, от каждого куста и травинки веяло почти осязаемой гнетущей тоской и печалью, но уже в следующее мгновение эта меланхолия сменялась опаляющей яростью, да такой тёмной, что невольно становилось не по себе. В пути он уже не раз успел пожалеть о том, что направил Торина именно этой дорогой, ведь если было сложно ему, Майа, так что и говорить о горстке гномов и полурослике? Однако, не смотря на мрачный морок леса, Гендальф не оставлял надежду на то, что его спутникам посчастливилось преодолеть Эрин Ласгалэн как можно безболезненнее. Это были одни из вопросов, на которые он надеялся получить ответы у короля, хотя подозревал, что Трандуилу принесёт мало радости весть об отряде, возглавляемом потомком Трора из рода Дурина, в своих владениях. Но это всё будет завтра, а сегодня ему надо отдохнуть и надышаться скупым теплом осеннего солнца.

Гендальф стоял у окна и, прикрыв глаза, подставлял лицо струящемуся свету, когда за его спиной кто-то осторожно шаркнул. Мысленно удивившись тому, что в дверь не постучали (хотя, возможно, он настолько увлёкся и расслабился, что этого просто не заметил), он нехотя повернулся на звук.

Нарушителями спокойствия оказались служанки, о появление которых предупредил сопровождавший его придворный эльф. И если их внешний вид и вызвал невольное удивление (спрятанные на манер харадских женщин лица редко можно было встретить где-то ещё, кроме как в южных землях, что и говорить о Лихолесье), то ещё больше заинтересовал его тот факт, что обе пришедшие были людьми. Женщины заметно нервничали и поэтому, молча указав на разложенную на кровати смену одежды и приютившийся на небольшом столике поднос с едой, спешно удалились. Гендальф провожал их задумчивым взглядом: встретить человеческих слуг во дворце у эльфов стало для него неожиданностью, однако на тот момент его больше занимала другая догадка. «Что если Ирине удалось проникнуть во дворец и смешаться с челядью?» И пусть на первый взгляд идея была довольно правдоподобной, было в ней слишком много «но», при которых несносной ведьме вряд ли бы удалось остаться незамеченной. Однако мысль его взбудоражила и никак не желала оставить сознание в покое, отчего, когда ему принесли ужин и забрали походную одежду, он невольно поймал себя на том, что с особой тщательностью рассматривал пришедших женщин, пытаясь ненароком заглянуть в глаза, что, к сожалению, не осталось незамеченным и явно встревожило последних.

Дошло даже до того, что по дороге в библиотеку (которой ему любезно разрешили воспользоваться) он готов был поверить в то, что в одном из коридоров уловил знакомый аромат её магии… В тот момент ноги уже самопроизвольно шагнули в том направлении, но в последнее мгновение он остановился.

«Что за безумие? Кажется, я принял слова Радагаста слишком близко к сердцу…»

Безусловно, его друг знал многое, однако так часто погружался в магический туман, что порой терял ориентацию в пространстве и времени, а значит, его утверждение о том, что Ирина всё ещё была в Лихолесье, могло просто устареть. Кто знает, может ей удалось покинуть лес, и теперь она скиталась по тропам Средиземья за многие и многие лиги вдали отсюда? Это было бы проще, но особой радости по поводу такой перспективы он почему-то не испытывал. В любом случае, он попытается узнать как можно больше, не выдав при этом слишком многого. Последняя мысль заставила уютно устроившегося в кресле у камина Гендальфа устало улыбнуться, после чего он решил, что на сегодня достаточно размышлений, да и завтрашний день обещал быть далеко не бездумным. Встреча с королём потребует от него не только доказательства ораторского искусства и знания придворного этикета, но и ясный рассудок, поэтому, ещё раз крепко затянувшись из трубки и приправив это несколькими глотками вина из кубка, он поспешил отойти ко сну.


* * *


В кабинете при лаборатории было тепло, что я научилась особенно ценить с наступлением осенних холодов. И если эльфов, с их закалкой, а по сути, просто пониженной чувствительностью к температурам, мало заботили гуляющие по дворцу сквозняки, мне приходилось постоянно кутаться в шали и накидки. Выходя же каждый раз из своей протопленной спальни в промозглый коридор, я с тоской представляла, каково это будет, когда зима полностью вступит в свои права.

Сельвен взирала на свою постоянно подрагивающую помощницу с неприкрытым сочувствием, но кроме того, как снабжать меня хоть какими-то мало-мальски тёплыми вещами, поделать ничего не могла: ведь по-настоящему топили в цитадели только на нижних уровнях, где и проживали люди, а наверху это считалось чуть ли не за моветон.

Однако здесь, в каморке, я могла без зазрений совести растопить камин, уютно устроиться в высоком кресле поближе к огню и с блаженной улыбкой на лице греть своё озябшее тело или же заниматься мемуарами (благо, что в последние несколько дней на это вновь появились силы). Конечно, я знала, что причиной тому был тот ночной визит владыки, но втайне надеялась, что на этот раз меня хватит на дольше. Вот и сейчас, усевшись за стол, я почти погрузилась в воспоминания о своём прошлом мире, с наслаждением вдыхая терпкий воздух, в котором удивительным образом смешались ароматы пыли, тёплого дерева и готовившихся по ту сторону двери снадобий. Почти, потому что служанки, присланные убрать лабораторию, видно, расслабились, решив, что остались одни, а поэтому теперь без умолку галдели о всяких придворных сплетнях, и, как я и не пыталась заглушить их кудахтанье, всё равно помимо воли прислушивалась.

Женщины с упоением перемывали кости и людям, и даже эльфам: кто и кого видел и с кем, у кого пополнение в семействе, кто был как одет на последних танцах, — одним словом, всё по списку. Когда же речь дошла до обсуждения домашней стряпни и того, чья корова или коза приносит больше молока, моё терпение лопнуло: решительно отодвинув бумаги в сторону, я покинула нагретое кресло и уже было взялась за ручку двери, когда разговор резко сменил тему. Они заговорили об Эсгароте и гномах, которые направились к Одинокой горе.

— Король гномов пообещал, что уже совсем скоро по улицам потекут золотые реки, и всё будет как тогда давно, когда гномы правили под горой, а Дейл процветал, — торжественно произнесла одна из женщин, и три другие многозначительно примолкли.

Я не знаю, что именно поразило меня в их словах: ещё одно напоминание о том, что грядёт неизбежная беда (а я так и не решилась ни на что), или та светлая надежда на победу, которая прозвучала в последней фразе, и от которой сердце пронзительно заныло. В каком-то оцепенении я простояла несколько долгих минут, пока женщины не заговорили вновь, но на этот раз о каком-то госте, который, как утверждала одна из служанок, оказывал явные знаки внимания прислуживающим ему женщинам. Три другие отнеслись к этим новостям с недоверием:

— Что за чушь ты несёшь! Остроухие могут обратить внимание на смертных женщин, только если упиты в хлам! — иронизировала одна, кто, судя по голосу, была чуть старше.

То, что они между собой называли эльфов именно так, заставило меня невольно улыбнуться.

— Это вовсе не чушь! Он действительно пытался разглядеть лица и так пристально смотрит в глаза, что аж жутко становится, — парировала та, что помоложе. — Я была там, и на себе испытала.

— Ты хочешь сказать, что бессмертный эльф заглядывается на человеческих служанок? — не сдавалась другая.

— Так никто и не говорил, что он эльф! — буркнула женщина. — На вид он тоже человек!

После этой фразы, последние крупицы оцепенения исчезли, и я волей-неволей навострила уши: что-то не припомню, чтобы в книге какой-то человек посещал лесных эльфов. Женщины же, тем временем, продолжали пререкаться:

— Глупая ты, — встрял уже третий голос. — Какой же он человек?! Это же…

Тут она ввернула слово, мне абсолютно незнакомое. Возможно, это было какое-то северное наречие или диалект — кто знает. Я надеялась, что дальнейший разговор поможет мне понять, кем именно был таинственный гость, особенно после того, как старшая служанка тоже согласилась. Но неожиданно чей-то голос прорезал воцарившуюся на мгновение тишину:

— Кажется, вас отправили сюда убираться, а не трещать без умолку! — по тону и произношению это был определённо эльф.

Служанки за дверью бросились врассыпную и с таким рвением забегали по лаборатории, что даже мои не чувствительные уши заложило от дружного топота за дверью. В то же время это было мне только на руку. Я раздражённо фыркнула, оттого что так и не узнала значения последней фразы и на всякий случай несколько раз повторила незнакомое слово себе под нос (чтобы потом спросить у Сельвен), а потом в свою очередь тоже метнулась к столу: голос прервавшего задушевную беседу эльфа был мне, увы, знаком. Я только и успела припрятать свои записи, когда дверь без стука распахнулась, и на пороге обозначился тот самый «воспитатель» в коричневом камзоле.

Несколько секунд мы просто смотрели друг на друга, а потом лицо вошедшего озарила улыбка. Похоже, что от изумления моя челюсть так стремительно потянулась вниз, что эльф даже забеспокоился и, стерев лучезарное выражение с прекрасного (как и у всех эльфов) лика, приподнял руки вверх и поспешил меня успокоить:

— Я не желал тебя испугать, смертное дитя. И на самом деле искал леди Сельвен. Однако признаюсь, я рад нашей неожиданной встрече… — он шагнул ко мне — я инстинктивно попятилась, что заставило его вновь замереть на месте.

— Понимаю… — протянул он, заметно помрачнев, — учитывая историю нашего общения, ничего другого и не следовало ожидать.

К тому моменту я уже успела справиться со своим удивлением, и на последнее утверждение ответила ироничной ухмылкой. «Нет, а чего он ожидал?»

Эльф тяжело вздохнул.

— На самом деле я давно хотел об этом с тобой поговорить, Даэрэт, и принести свои извинения за произошедшее между нами недоразумение.

На долю секунды мне даже показалось, что он выглядел виновато. Моя челюсть вновь предприняла попытку совершить свободное падение, но на этот раз я вовремя спохватилась и невольно нахмурилась. Помнится, его так называемое «недоразумение» саднило и цвело лиловым цветом у меня на скуле дней десять, если не больше, да и времени прошло с тех пор уже немало. Так с какого перепугу он пришёл с извинениями сейчас? Я внимательно изучала замершего на пороге эльфа, выражение лица которого было нейтральным, однако не лишённым мягкости и почти участия, что удивило меня ещё больше. Мои мысленные шестерёнки быстро завертелись, отыскивая из закромов памяти любую информацию, которую удалось собрать об этом представителе бессмертной расы.

Луморн. Услышанное мною впервые, это имя отчего-то вызвало ассоциации с названием какой-то косметики или же фармацевтическим препаратом, хотя внешне его носитель был очень далёк как от первого так и от второго. Этот эльф напоминал мне потрёпанную тень, серую и немного выгоревшую, и тем самым отлично подходил на роль помощника немного эпатажного Дракулы (которого на самом деле звали Эглерион). Больше Сельвен мне ничего не могла поведать, хотя и удивилась, узнав о методах воспитания, которые практиковал Луморн. По её словам, он старался всегда быть как можно более незаметным, но негодяем не слыл, чего нельзя было сказать о его бывшем начальнике. Про Дракулу-Эглериона моя эльфийская подруга говорила с плохо скрываемой неприязнью и за время нашего разговора несколько раз предупредила о нём, повторяя, что доверять ему нельзя ни в коем случае. Я не стала вдаваться в подробности, но и без лишних разъяснений было понятно, что между уже бывшим главным дворецким и дочерью лекаря пробежала не одна кошка. Но сейчас речь шла о другом.

Мысленно перебрав эти сведения, я решила дать ожидавшему моего ответа эльфу второй шанс, ну или не посылать его по знакомой всем дорожке далеко-далеко, во всяком случае, пока. Возможно, к этому поступку меня «вдохновили» слова Сельвен или же тот факт, что я всё же находилась на чужой территории, а значит, не стоило здесь раскидываться молниями, не зная на сто процентов, куда они могут попасть.

— Значит, принести извинения за недоразумение?.. — протянула я, изучая лицо эльфа на предмет хоть каких-то признаков того, что было у него действительно на уме.

Только вот все ожидания каких-то объяснений оказались неоправданными, а моя ирония — полностью незамеченной. Луморн явно решил, что разговор окончен и, приложив руку к сердцу, лишь слегка склонил голову.

— Я рад видеть, что мудрость сильнее обиды. Леди Сельвен нашла себе достойную помощницу, — его губы тронула лёгкая улыбка, а я вдруг поняла, что меня, вальсируя, загнали в угол. Ведь после таких слов отказываться и отнекиваться было уже поздно — оставалось только натянуто улыбаться в ответ.

После этого, сославшись на дела, Луморн быстро удалился, оставив меня хмуро взирать на закрывшуюся за его спиной дверь. Нет, всё же я была ой как несведуща в придворных разговорах и делах… Я снова принялась за свои бумаги, но мысли были заняты другим, и поэтому слова из-под пера вытекали со скоростью улитки.

За этим занятием меня и застала Сельвен. Она тихо постучала в предупредительно закрытую мною на засов дверь и, каким-то непостижимым образом балансируя на одной руке поднос с едой, кувшином вина и парой бокалов, грациозно скользнула в кабинет. Ужинали мы молчаливо и задумчиво, лишь изредка обмениваясь фразами не о чём, и только после первого глотка рубинового напитка непонятно откуда взявшееся напряжение стало немного спадать. Да вот только Сельвен продолжала витать в другой реальности, и на мой рассказ о сегодняшнем визитёре и его предложении отреагировала лишь невнятными фразами и кивком, что навело на мысль, что она меня толком и не услышала. В конце концов, я не выдержала.

— Сельвен, что-то случилось? — слова прозвучали резче и громче, чем хотелось, отчего она чуть вздрогнула. Взгляд изумрудных глаз стал более осознанным, пускай и удивлённым. Я поспешила пояснить:— Врать не буду, болтушкой тебя назвать язык не повернётся, но сегодня ты не просто витаешь в облаках, а уже вышла на новый уровень. Так уйдёшь в астрал — мне тебя не догнать, — я попыталась улыбнуться, но Сельвен мои попытки пошутить не оценила.

— Прости, — буркнула она и замолчала. Решив, что до неё сегодня не достучаться, я предалась созерцанию огня и мыслям о вечном, что особенно хорошо получается, если сдобрить всё бокалом красного вина. Поэтому для меня стало полной неожиданностью, когда Сельвен вдруг решила продолжить разговор.

— Зима близко, — проговорила она хмуро.

То, что эта фраза как-то очень часто стала появляться в обиходе, меня немного напрягало. «Уж туда ли я попала? Вдруг это не просто Средиземье, а кроссовер?» Эльфийка же тем временем продолжила:

— Что-то грядёт, я чувствую, — это заставило меня прервать свою медитацию пламенем и уделить всё внимание своей собеседнице. — Наверное, ты подумаешь, что я слишком устала, или подозрения уже берут верх над разумом, но я никак не могу избавиться от ощущения, что уже совсем скоро случится что-то очень важное, — она пригвоздила меня пронзительным, колким взглядом, от которого стало очень неуютно. Я поспешила разрядить обстановку.

— Что, ты думаешь, может случиться?

Сельвен отпила из своего бокала, прежде чем обронить одно единственное слово:

— Война.

— Война? — вторила я ей эхом, а у самой по спине пробежал холодок.

— Да, боюсь, что всё идёт именно к этому, — она тяжело вздохнула и, понизив голос, продолжила. — Все эти приготовления снадобий, мазей, бинтов, настоек — даже не смотря на неспокойное время, объёмы явно превышают потребности. Кроме того, существует негласный приказ заготовить всё это в кратчайшие сроки. Я пыталась хоть что-то выведать у брата, но он уходит от ответа, что может означать одно — ему есть что скрывать. Поэтому мои подозрения уже давно переросли в крепкую уверенность в том, что королевство готовится к сражениям…

— Но с кем? — не выдержала я, сама удивляясь такому повороту вещей. Ведь это только я знала о приближающейся битве пяти армий, так к чему же наращивали свои силы эльфы?

Сельвен как-то грустно улыбнулась.

— Ты же знаешь о тех гномах, которых поймали в лесу, а потом доставили в темницу? — дождавшись моего утвердительного кивка, она снова зашептала. — Предводителем отряда был никто иной, как внук последнего короля Эребора, с которым, если помнишь, у владыки случился разлад из-за ожерелья света звёзд.

— Колье, — поправила я автоматически.

— Неважно, — отмахнулась она. — Так вот, владыка предложил гному помощь, если тот вернёт то, что полагается королю по праву. Однако тот повёл себя странно… Начал нести что-то про то, что это эльфы нарушили договор и предали гномов… Одним словом, его величество разгневался и отправил всех в темницу, откуда им каким-то образом удалось бежать.

— Ну, а причём здесь война? — Сельвен начала явно издалека, и я никак не могла понять, куда всё это движется.

Она подошла к камину и, закусив губу (что говорило об интенсивной работе мысли), какое-то время сосредоточенно вглядывалась в огонь.

— Я не сильна в политических интригах, — обронила она наконец, — но я больше чем уверена, что владыка не сможет просто так смириться с тем, что под горой вновь правит наследник из предавшего его рода. Да и судя по разговорам самих гномов, они вряд ли оставят эльфов Лихолесья в покое.

Я невольно удивлённо вскинула брови: такого поворота событий я никак не ожидала. А ведь всё, как у Дюма — во всём виноваты подвески королевы. Не мне, конечно, судить, может, вещь действительно ценная, но чтобы из-за неё начинать войну? Сельвен, похоже, прочитала эти мысли у меня на лице и попыталась разъяснить:

— Это не просто украшения. Они единственные в своём роде, и последнее, что осталось от королевы. Поэтому для владыки это особенно важно…

Почему-то последняя фраза каким-то болезненным эхом отдалась внутри.

— Он, наверное, очень любил её, если готов положить своих воинов ради того, чтобы вернуть хотя бы воспоминания о ней, — слова показались мне какими-то горькими, а когда Сельвен взглянула на меня глазами, полными сочувствия, стало совсем плохо. — Прекрати, — буркнула я, одним махом опрокидывая в себя полбокала вина. Сельвен тактично отвернулась.

На какое-то время в кабинете вновь воцарилась тишина, терпеть которую мне было просто тошно, и я поспешила сменить тему.

— Слушай, я тут когда дожидалась тебя, то невольно подслушала разговор служанок, — начала я.

— Их сложно не подслушать — хмыкнула в ответ она, но тут же приподняла руку. — Извини, не хотела перебивать. Продолжай.

— Да, они галдели о чём ни попадя — всего пересказывать не буду. Но кое-что меня заинтересовало. Кто такой этот гость, что прибыл в королевство? Они говорили, что он человек, но потом исправились и назвали его каким-то именем, которое я ни разу не слышала. Что это значит? — я попыталась как можно точнее воспроизвести услышанное мною слово, но Сельвен, казалось, и так уже знала о чём я говорила.

— Удивляюсь, что ты об этом ещё не слышала. Два дня назад в Лихолесье прибыл посланник леди Галадриэль, и женщины не соврали — он действительно не из моего народа, хотя человеком его назвать сложно. Он волшебник.

— Волшебник? — повторила я за ней не своим голосом.

— Странствующий маг, Серый волшебник — в Средиземье у него много имён, но среди эльфов он известен, как Митрандир…

Сельвен продолжала ещё что-то рассказывать, но её слова всё отдалялись и отдалялись, будто я стремительно падала в глубокий колодец. Моя рука с такой силой сжала кубок, что аж заломило пальцы, и не будь он сделан из обычного полированного дерева, то давно бы разлетелся на мелкие кусочки.

— Твою мать! — вырвалось у меня помимо воли, и я тут же дополнила своё любимое выражение ещё парой витиеватых высказываний. Сельвен сразу замолчала.

— Ирина? — в её голосе звучало удивление и неприкрытое беспокойство. Я же не придумала ничего лучше, как брякнуть:

— Хьюстон, у нас проблемы!

И пусть моя эльфийка уже привыкла ко многим странным выражениям, вылетающим изо рта её помощницы, но это она услышала впервые, отчего её изумрудные глаза расширились ещё больше.


* * *


У правителей эльфийских земель существовал негласный протокол когда, кого и, самое главное, где принимать. Порой только по тому, где его встречали, маг мог составить довольно верное представление о том, как к нему относились. К примеру, в придворный зал сопровождали если не недругов, то уж точно тех, кому особо не доверяли, как и не особо жаловали. Иными словами, тот или иной владыка давал гостю понять, что ему делали одолжение, даруя возможность лицезреть (как правило) одно из самых грандиозных мест во дворце. Кроме того так можно было показать и подчеркнуть своё превосходство, богатство и, конечно же, власть. Совсем другое дело было, если аудиенция происходила в рабочем кабинете, личной библиотеке или частной приёмной. Такому посетителю доверяли и с ним готовы были поделиться самым тайным, пусть и скрывая встречу от любопытных глаз.

Однако самым дипломатичным был приём гостя в саду или же отведённой для этого части леса. Непринуждённая прогулка под кронами могучих деревьев или среди оазиса чудесных цветов — в такой атмосфере обсуждать дела было легче, да и разговоры становились более доверительными, потому как и гость, и хозяин были одинаково свободны в своих движениях, словах, мыслях… Да вот только это была искусно созданная иллюзия, в сети которой нередко попадали представители других народов.

Бессмертные дети Эру всегда тонко чувствовали окружающий их мир, а в особенности природу того места, где жили, и она нередко отвечала им взаимностью, даруя покровительство, а если понадобится, и защиту. Поэтому гуляя по лесу или саду, эльфы не просто восторгались красотой, но и черпали в этом знания и силы, которые могли дать им возможность заглянуть в прошлое, будущее или же мысли их собеседника. Сюда приглашали союзников и тех, кому в принципе и почти доверяли…

Конечно же, все эти правила и нюансы не были прописными истинами, и о них нельзя было прочитать в книге. В своих суждениях и классификациях Гендальф в первую очередь основывался на собственных наблюдениях и опыте, благо последнего было в избытке. И всё же его не покидало странное чувство беспокойства, и сердце упрямо отсчитывало в груди тревожный ритм, когда сопровождавший его эльф приотворил золотистую калитку и, склонившись в почтенном поклоне, жестом пригласил проследовать дальше.

Итак, это был сад. Даже сейчас, на пороге зимы, приглушённые осенней меланхолией краски радовали глаз. Здесь царила необычная, почти благоговейная тишина, лишь окунувшись в которую, можно было так легко забыть все тревоги и заботы. Наверное, именно поэтому, как только Гендальф переступил порог, его беспокойство в одночасье улетучилось, хотя, возможно, дело было всё же в другом. Магия. Здесь ею было пропитано всё, и Гендальф знал, что стоило лишь прикрыть глаза, и он сразу увидит эти переливающиеся потоки энергии, которые, казалось, заполняли всё окружающее его пространство и почти осязались кожей. Но на это сейчас не было времени, и, стряхнув первоначальное лёгкое оцепенение, он решительно зашагал дальше, пока не вышел на небольшое просветление между деревьями, где его, собственно, и ожидали.

Король Трандуил замер в столпе солнечного света и, вопреки мрачным ожиданиям, выглядел на удивление спокойным, почти расслабленным. Увидев Гендальфа, тот слегка качнул головой, отчего присыпанные инеем багряные листья, вплетённые в его корону, ослепительно засверкали.

— Приветствую тебя, Митрандир.

— Ваше величество, — в свою очередь поспешил учтиво поклониться и Гендальф.

— Признаюсь, я многое слышал о тебе. И вот наконец мы встретились, —голос короля, размеренный и уверенный, резонировал едва заметным эхом.

— Это большая честь для меня, король Трандуил, быть гостем в королевстве лесных эльфов, — снова поклон, но на этот раз не такой церемониальный.

Их взгляды пересеклись, и на мгновение Гендальфу показалось, что в этих пронзительных светлых, почти полупрозрачных глазах, блеснула ироничная искра, однако когда король продолжил, в его голосе не было и тени той эмоции.

— Это не первый раз, когда волею судеб ты оказываешься в Лихолесье, однако я никак не ожидал, что Серый волшебник появится здесь в качестве посланника владычицы Галадриэль.

В этой фразе ловко переплелись вопрос, удивление, упрёк и даже вызов. Он мысленно усмехнулся: король Лихолесья был мастером слов, но и Гендальф оказался при дворе не впервые, а поэтому прекрасно знал, как играть в эту игру.

— Велики знания и мудрость леди Галадриэль, — заговорил он, приложив руку к сердцу, — и если она решила возложить столь почётную обязанность на меня, я постараюсь сделать всё, что в моих силах, дабы не обмануть её доверие, — закончил он спокойно и гордо.

— Несомненно, — на этот раз лесной владыка действительно улыбнулся и протянул руку в пригласительном жесте, — Митрандир, позволь показать тебе мой сад.

На этом официальные приветствия закончились и началась основная часть аудиенции: благодарственно поклонившись, Гендальф проследовал за эльфийским королём.


* * *


Надо сказать, что Гендальф был приятно удивлен. Без сомнений, владыка Трандуил был с ним осторожен, но выслушал его внимательно, дав изложить до конца суть визита. После того, как речевой поток иссяк, Трандуил ещё какое-то время был задумчиво молчалив. Они снова остановились, и Гендальф только сейчас осознал, что за время их разговора (вернее его монолога) им удалось сделать круг и вновь оказаться на том самом просветлении, откуда и началась аудиенция.

— В твоих словах, увы, много правды, Митрандир, — голос короля был немного печальным, но в то же время не утратил своей уверенности и силы. — Мой народ уже давно ощущает распространение скверны, однако мы так и не нашли её источника. Лишь домыслы и слухи… Не за этим ли ты уже приходил в Лихолесье много зим назад? — вопрос был задан так неожиданно, что Гендальф даже немного растерялся, но, как оказалось, Трандуил не ожидал от него ответа и почти сразу продолжил: — В любом случае, я не буду препятствовать тебе и окажу посильную помощь посланнику Владычицы Галадриэль, — на несколько мгновений их взгляды снова встретились. — Ты скоро получишь мой ответ, Митрандир, а пока оставайся почётным гостем под кронами Эрин Галена.

Конечно, Гендальф надеялся отправиться в путь как можно скорее, но спешка сейчас была дурным советчиком, поэтому в ответ он лишь благодарственно склонил голову. Трандуил же тем временем продолжил:

— Завтра после захода солнца Сильван в последний раз соберутся под сводами леса, чтобы отпраздновать уходящие дни осени и приближение зимы. Моему народу будет приятно, если Серый волшебник почтит своим присутствием это празднество.

— С превеликим удовольствием, ваше величество. Это будет честью для меня.

Маг снова приложил ладонь к сердцу и низко поклонился. Губы короля тронула еле заметная улыбка, а взгляд внимательных глаз как будто потеплел.

— Тогда до скорой встречи, Митрандир, — лесной владыка теперь стоял вполоборота, давая тем самым понять, что разговор окончен, но у Гендальфа ещё оставались те два вопроса, которые он так и не успел задать. Сначала он даже было подумал отложить их до следующего раза, но упоминание приближающейся зимы заставило его передумать.

— Ваше величество, не сочтите за грубость, но позвольте мне занять ещё несколько мгновений вашего времени.

Король удивлённо приподнял брови, но дозволительно кивнул.

— Несколько лун назад я разминулся со своими спутниками и думаю, что они решили продолжить свой путь через Лихолесье. Меня не покидает тревога о том, сумели ли они добраться до своей цели, поэтому я хотел спросить, не попадались ли они вашим патрульным на границах?

Заинтересованный блеск глаз выдавал Трандуила несмотря даже на нарочито непроницаемое выражение лица.

— В последнее время большинство донесений касалось лишь орков, но могу распорядиться, чтобы ещё раз спросили капитана стражи. А кем были твои спутники, Митрандир? — Трандуил вновь обернулся и теперь рассматривал гостя, чуть склонив голову на бок.

Гендальф в свою очередь вдруг ясно осознал, что это был его единственный шанс, и поэтому пошёл ва-банк:

— Вы очень добры, ваше величество. Может быть, капитан стражи случайно знает что-то и о смертной женщине? Что же до моих спутников, то это лишь небольшой отряд гномов, которые хотели…

— Которые хотят вернуть себе власть над Одинокой горой, — голос монарха резанул умиротворённую тишину сада. — Они были здесь, но, видно, оказанный приём пришёлся им не по нраву, и они покинули королевство эльфов в спешке.

Это был довольно-таки двойственный ответ, и на какое-то мгновение искушение спросить что-то ещё почти победило. Однако стоило Гендальфу лишь краем глаза взглянуть на короля, как он сразу же отмёл эту мысль. Владыка Сильван был подобен мрачной туче, готовой в любой момент разразиться необузданной грозой. Вместо дальнейших расспросов он поспешил раскланяться, не преминув ещё раз выразить свою благодарность и учтиво поклониться, в надежде хоть немного улучшить настроение государя, но должного успеха добиться не удалось.

По дороге в свои покоиГендальф не раз ещё успел попенять на себя: похоже, он действительно поторопился. С другой стороны, теперь ему было известно, что гномы были здесь и уже отправились дальше, что могло означать лишь одно: времени ему оставалось всё меньше и меньше. Оставалось надеяться, что в скорости своих раздумий эльфы Лихолесья не пошли по стопам энтов…

Когда впереди показалась дверь отведённых ему покоев, Гендальф неожиданно поймал себя на мысли, что король так и не ответил на второй вопрос, что было несколько странно. Зная внимание эльфов к мелочам, трудно было поверить, что владыка этого просто не заметил или не услышал. Конечно же, он мог просто настолько разгневаться из-за упоминания гномов… Однако, так или иначе, но все дальнейшие выяснения придётся отложить на потом, если вообще удастся вернуться к ним снова. Гендальф устало вздохнул и потянул на себя дверь. По ту сторону его встретил ослепляющий после полумрака коридоров солнечный свет и аромат жаркого, горшочек с которым аппетитно дымился на небольшом столике. Наступило время обеда, чего он даже не заметил, но чему отчего-то обрадовался. Сейчас самым главным для него было набраться сил для предстоящей дороги, да и тут, чего греха таить, всё шло не так гладко. Поэтому, отогнав назойливые мысли до вечера, Гендальф принялся за еду, запивая всё тёмным, сладковатым элем из высокой глиняной кружки.


* * *


Какая девочка не мечтает о чудесных нарядах до пола? Я, сколько себя помнила, всегда обожала длинные платья, а в детстве и подавно мой интерес к той или иной книге или фильму могло легко всколыхнуть одно лишь то, как были одеты барышни на страницах или же на экране. И я до сих пор помню, какой обманутой себя ощущала, когда в мультике про Бременских музыкантов принцесса неожиданно предстала в платье до колен. Бесспорно, это был очень поверхностный взгляд, со всеми своими опасностями и недостатками, но мне повезло, потому как именно так началось моё увлечение историей и классической литературой. Хотя, конечно, и здесь были свои подводные камни: так мне в руки не раз попадали книги, явно непредназначенные для прочтения и восприятия ещё неокрепшим детским умом и психикой. Про фильмы даже и говорить не стоит…

Корсеты, корсажи, кринолины — всё это казалось таким чудесным, необычным, недосягаемым и от этого ещё более прекрасным и желанным. Как часто я наряжалась в собранные по кладовым или бабушкиным сундукам нелепые наряды и мечтала о том, чтобы когда-нибудь колесо моды повернуло вспять, и по улицам вновь степенно зашагали бы дамы в платьях до пола.

Оглядываясь на эти мои мечты сейчас, я могла лишь иронично посмеиваться, а иногда и зло усмехаться. Ведь изо дня в день мне приходилось облачаться в те самые длинные наряды, которыми так грезила раньше. Только вот сейчас они надоели мне до зубного скрежета, и, спеша по морозным коридорам, я не раз ловила себя на мысли, что всё отдала бы за пару джинс, водолазку и тёплый свитер, ну или хотя бы за разрешение носить что-то подобное. Как мне объяснила Сельвен, то, в чём мне дозволялось путешествовать с гномами, было просто верхом фривольности, а поэтому и речи не могло быть о том, чтобы расхаживать по дворцу в штанах и тунике. Оказалось, что в этом подземный народ оказался либеральнее эльфов. Единственным исключением были верховые или пешие походы, но и тут женская одежда доходила как минимум до середины икры, что мне сразу напомнило тот самый камзол, в котором я пустилась в путь с Элладаном… Сейчас же, пробираясь сквозь пожухлую, но всё ещё высокую траву и задрав подол до непозволительной высоты колен, мысль о таких уместных штанах заставила хмуро бурчать под нос, хотя, конечно, голова была занята совсем другим.

Есть в английском языке поговорка о том, что любопытство убило кошку. Это выражение мне всегда было больше по нраву, чем про Варвару, которой оторвали нос, хотя предысторию этих слов я помнила очень туманно. Так или иначе, но в данный момент я была той самой кошкой, которая пришла за своей погибелью. Только вот если у четвероногой Мурки было как минимум девять жизней, чтобы откупиться, у меня лишь одна. «Тогда что же ты тут делаешь?» — взвыл мой разум в очередной раз, но получив в ответ лишь упрямое молчание, побеждённо взмахнул руками и удалился в глубины сознания, оставив меня разгребать заваривающуюся кашу.

Когда Сельвен услышала о моём плане, то даже не поверила своим острым ушам, особенно зная теперь мою предысторию с волшебником. И её нельзя было винить, ведь всего лишь днём ранее мы размышляли о том, как мне схорониться на время пребывания Олорина в королевстве, а тут я заявляю о желании отправиться в самое пекло, нарушая несколько запретов сразу! Да какого лешего меня несло сюда, против всех доводов рассудка и логики? Но ответ был скрыт где-то в глубине и постоянно ускользал от меня, или же мне просто не хотелось взглянуть ему в глаза.

Я замедлила шаг, чтобы немного перевести дух и ещё раз проверить, в правильном ли направлении двигалась. В эту ночь лес вокруг как будто торжественно притих, и в этом безмолвии мой слух без труда различил чарующие переливы эльфийских мелодий. Последний праздник перед началом зимы, как поведала мне Сельвен, традиционно отмечали под сводами Эрин Галена, чтобы мягкой музыкой и танцами убаюкать природу до весны. Мой взгляд метнулся вверх, где среди тёмных, почти сливающихся с ночным небом ветвей, мерцали звезды. Казалось, сейчас они были ближе, но всё так же холодны и чужды. С губ сорвался усталый вздох и, обратившись в пар, утонул в морозном воздухе. Чего скрывать, мне не было никакого дела до самого празднества, и всё что я хотела, это увидеть одного гостя. Просто издалека отыскать в толпе его высокую фигуру. Для чего? Возможно, чтобы таким образом проститься и с ним, и с тем периодом моей жизни в Средиземье. Ведь, несмотря ни на что, этот волшебник был первым обитателем этого чужого мира, который принял, понял и поверил мне, и который до сих пор не хотел отпускать меня во снах.

Наверное, Сельвен почувствовала что-то похожее, потому что довольно быстро сдалась после всего нескольких попыток меня образумить. Потом именно она раздобыла платок и плащ, которые носила дворцовая челядь, чтобы таким образом незаметно покинуть верхние уровни. Единственным, что выбивалось из моей маскировки, было платье, одно их тех, что вышли из искусных рук Эгет, из струящегося тёмно-синего шёлка, но почему-то ничего другого в шкафу не оказалось, а на поиск наряда прислуги уже просто не оставалось времени. Однако к моей радости полы плаща были достаточно длинными, чтобы полностью скрыть в складках дорогой материал, и никто из стражников, охранявших спуск к нижним ярусам, и глазом не моргнул, когда я прошмыгнула мимо, покорно склонив голову. Всё остальное было лишь делом технических формальностей, и какое-то время спустя я, вооружившись для конспирации корзиной со снедью, уже миновала главные ворота замка и ступила под покров ночного леса.

Мой план был наивно прост: прийти, увидеть и уйти, да так, чтобы никто ничего не заметил. И пока мне везло (ну, за исключением неудобств, доставляемых длинным платьем и довольно увесистой корзиной), и на пути мне не встретилось ни одного эльфа или человека. Однако не стоило испытывать благосклонность судьбы, да и моя передышка уже затянулась. Осенний холод медленно, но верно просачивался под тёплый плащ, а значит, пора было трогаться с места. Я снова прислушалась — ответом мне была лишь тишина. Это был мой шанс одуматься и повернуть назад, но прежде, чем сомнения успели заявить о себе, под оголёнными кронами снова раздались чарующие звуки, и ноги уже несли меня дальше.

На просторной поляне, озарённой множеством факелов, было светло, как днём. А жар от высокого костра был настолько сильным, что его дыхание чувствовалось даже здесь, за пределами светового круга, где я старалась слиться с тенью. По всему периметру прямо на земле были разложены скатерти с угощениями и ковры, на которых сидели празднующие, что невольно вызвало во мне ассоциации с очень масштабным пикником. Посередине поляны устроились музыканты и танцующие пары, а чуть в стороне от них, на небольшом возвышении — и сам король Трандуил с особо почетными гостями.

При одном взгляде на него я невольно затаила дыхание: сегодня на нём вновь была корона, уже сменившая своё убранство под стать новому времени года, и припорошенные инеем багряные листья идеально сочетались с матовым пурпуром камзола и длинной серебристой мантией. Величавость, благородство, мужество, роскошь, — я снова могла лишь дивиться, как этому эльфу удавалось настолько гармонично сочетать в себе порой столь противоречивые качества и не скатываться к вычурности и пошлости. Можно было поспорить, что это было свойственно всем эльфам, однако пример того же самого Дракулы-Эглериона доказывал, что не все бессмертные были идеальны. Я мечтательно улыбнулась, поймав себя на мысли, что очень бы желала увидеть короля таким наедине, в тишине тайных покоев…

— Ты заблудилась?

Голос раздался над самым ухом, и от неожиданности я чуть не взвизгнула, резко обернулась и оказалась чуть ли не нос к носу с каким-то эльфом. Судя по облачению, это был один из тех, кто распоряжался здесь прислугой.

— Все корзины с едой оставляют вон там, — он кивнул головой в сторону большого белого шатра в дальнем углу поляны.

Судорожно соображая, что же делать, я продолжала растерянно смотреть на эльфа, отчего он заметно нахмурился:

— Тебе что, не объяснили, что делать? Кто тебя сюда послал?

А вот это уже пахло проблемами. Я быстро присела в поклоне и, спрятав взор, торопливо залепетала:

— Прошу прощения, милорд, — конечно же, он не был никаким лордом, но чтобы отвести его подозрения, надо было приласкать его самолюбие. — Я просто замечталась и испугалась. Я впервые вижу такой прекрасный праздник. Пожалуйста, не гоните, дайте мне искупить свою вину…

Кажется, мне удалось усыпить его бдительность или снова повезло, но, даже не дослушав мои извинения, эльф пренебрежительно махнул рукой и, буркнув что-то вроде: «Довольно болтовни, иди работай», — подтолкнул меня в сторону шатра, и мне не оставалось ничего другого, как проследовать в указываемом направлении.

Внутри было шумно и душно. Кругом толпились слуги и такие же эльфы-распорядители, на одного из которых мне не повезло нарваться минутами ранее. Сдав свою ношу одному из них, я потихоньку пробралась к выходу и незаметно улизнула, но как только оказалась за пологом, кто-то схватил меня за плечо и, бесцеремонно всучив в руки большой кувшин с вином, нетерпеливо гаркнули в самое ухо: «Пойдешь по правому краю. Поторапливайся!» Я сделала пару шагов и стрельнула глазами в сторону, но почти сразу наткнулась на внимательный взгляд того самого эльфа, что и направил меня сюда. Обратного пути у меня не было, и, мысленно дав себе подзатыльник за всё хорошее, я направилась в самое пекло, моля всех известных мне богов, чтобы на этот раз кошке повезло.

Глава опубликована: 03.09.2018

48. Цена ответа

Говорят, что у нашего тела тоже есть память, и в моменты, когда по каким-то причинам замедляется работа мозга, руки и ноги продолжают выполнять определённые некогда заученные движения абсолютно автоматически и зачастую бессознательно. Обычно так происходит с мастерами боевых искусств, но случается и с более тривиальными навыками, и, наверное, что-то похожее происходило со мной сейчас. В то время как сердце отбивало барабанную дробь, а голова гудела от волнения и собственной глупости, мне каким-то невероятным образом удавалось ловко маневрировать между пирующими, танцующими и просто праздношатающимися эльфами и почти профессионально наполнять кубок за кубком. Всё моё внимание было сконцентрировано на том, что было под ногами, чтобы, не дай Великий Эру, не оступиться или того хуже — налететь на кого не надо в пёстрой толпе.

Когда я только отправилась в свой рейд по определённому мне правому краю, то думала, что быстро управлюсь и по-тихому улизну, но, как оказалось, я жестоко ошибалась или же была слишком самонадеянна. Эльфы, следившие за порядком, знали своё дело и не ловили по сторонам ворон, поэтому, как только моя ноша опустела, откуда ни возьмись появившийся передо мной распорядитель тут же вручил мне новый наполненный до краев кувшин, а когда и тот подошёл к концу, ещё и ещё один. Деваться было некуда, приходилось работать и покладисто кланяться. Но с каждым новым сосудом, я оказывалась всё дальше и дальше от шатра с припасами и пристального внимания заправлявших там эльфов, а значит, так повышались и мои шансы на побег. Ощущение же пустеющего кувшина в руках придавало сил, а ведь это был уже третий, четвертый, а может и пятый…

Празднующие же эльфы не обращали на снующую то тут, то там прислугу никакого внимания, отмечая присутствие людей лишь грациозным приподниманием опустевших бокалов в нужном направлении. Но если раньше такое пренебрежительное отношение меня бы непременно задело, то сейчас на это было почти наплевать, даже напротив, я была этому только рада. Возможно, длительное пребывание в лесном королевстве нет-нет да и отложило свой отпечаток на моём «устаревшем» восприятии мира. Так или иначе, но я стала немного расслабляться и даже позволять себе то и дело стрелять глазами по сторонам.

Просторная поляна приняла намного больше эльфов, чем показалось ранее, отчего в голове то и дело всплывали тревожные мысли о том, на кого же оставили охрану замка? С другой стороны, гномы уже сбежали, к самой цитадели просто так не пробраться, да и многочисленные караулы не дадут врагу пройти незамеченным. А посему, пирующие остроухие сейчас как ни как лучше иллюстрировали слова известной песни про вечно молодых и вечно пьяных.

Как я успела узнать и заметить, всем напиткам лесные эльфы предпочитали именно вино и, по словам самой Сельвен, знали в нём толк, отыскивая только самые лучшие и утончённые сорта благородного напитка как у людей, так и в других эльфийских землях. О винных же погребах короля складывали чуть ли не легенды, и многие утверждали, что там хранились сокровища ничем не уступающие изысканным драгоценностям и самоцветам. Увы, я могла лишь очень поверхностно оценить эльфийские дары винограда, и, вопреки протестам своей подруги, всегда разбавляла вино водой, потому как в противном случае, уже после нескольких глотков сознание вальяжно махало мне ручкой и Сатурном устремлялось навстречу звёздам. А погружаться с головой в пусть и сладостный, но довольно тяжёлый дурман, очень напоминающий смесь алкогольного и наркотического опьянения, мне не хотелось. Я всё ещё очень хорошо помнила, к чему это привело тогда, в приёмной короля… Так или иначе, но сейчас на поляне вино текло рекой, и, надо сказать, что и искомый мною ранее гость не особо отставал от хозяев праздника.

Увлечённая своими обязанностями, я заметила присутствие Гендальфа не сразу, причём после того, как автоматически наполнила его бокал, как мне думается уже не в первый раз. Почему-то от этого понимания наравне с облегчением, я испытала и невольное разочарование. Мне казалось, что наша встреча будет иной. Наверное, думала, что он почувствует моё присутствие, или где-то вспыхнут искры от того, что окажемся рядом — не знаю. Однако, Гендальф был настолько увлечён беседой с отцом Сельвен, что, как и другие эльфы, не обращал никакого внимания на снующих вокруг людей. Мысленно фыркнув в его сторону, я перешла к другой группе обитателей леса, продолжая разливать вино направо и налево. С каждым наполненным кубком кувшин заметно пустел, празднующие были расслаблены и заняты лишь собой, а спасительная тень леса была как никогда близка. Лишь несколько осторожных шагов, и я смогу незаметно исчезнуть в осенней ночи. Больше оставаться на поляне не было никакого смысла.

— Откуда ты черпаешь это вино? Оно так удивительно сладко пахнет фиалками! — от неожиданности я чуть не споткнулась и не сразу сообразила, что провозгласивший это, как мне показалось, на всю поляну, эльф обращался именно ко мне. Его подёрнутые хмельной дымкой глаза весело искрились, и сказанное подразумевалось если не как комплимент, то уж точно как благодарность. Вцепившись в кувшин, я аккуратно присела в поклоне, в то время как его спутники встретили реплику комментариями на сильване и дружным хохотом. Моё присутствие было забыто. Я облегчённо выдохнула и, потихоньку пятясь назад, вновь окинула взглядом пирующих. Зря.

Громогласный эльф привлёк внимание не только тех, кто находился в непосредственной близости. На долю секунды внимательные ярко-голубые глаза обратились в мою сторону, небрежно скользнули по лицу, на какой-то миг наши взгляды встретились, но этого оказалось достаточно, и уже в следующее мгновение взор мага метнулся назад. Седые кустистые брови еле заметно приподнялись — меня узнали.

Наверное, именно так чувствует себя кролик, загипнотизированный удавом. Праздничный шум неожиданно стал очень далёким, а пестрая толпа, озарённая всполохами костров, слилась в еле различимые мутные силуэты. Сейчас на поляне были только мы вдвоём и видели только друг друга, чувствовали друг друга. От пульсирующей магии моё тело стало каким-то неосязаемым, невесомым; дыхание, удары сердца замедлились до едва ощутимых колебаний где-то на грани подсознания. Маг настойчиво пытался пробиться в мои мысли, но безрезультатно. Наверное, поэтому он и не выдержал первым — чуть дёрнул рукой, будто порываясь встать, чего оказалось достаточно, чтобы вывести меня из затянувшегося оцепенения. Реальность прорвалась сквозь волшебный дурман: звуки, огни и движения захлестнули меня с головой, будто горная река, пробившая плотину. Я судорожно втянула воздух, нервно озираясь по сторонам, как загнанный зверь. На моё счастье именно в этот момент на поляне грянула не по-эльфийски задорная мелодия, увлекая уже прилично захмелевших обитателей леса в пляс. Пары воодушевлённо закружились вихрем — это был мой шанс. С трудом сдерживая инстинктивный порыв бросить всё и пуститься наутёк, я стала аккуратно отступать к лесу, продолжая ощущать на себе обжигающий взгляд волшебника. Достигнув же спасительные заросли кустов, я, не теряя не секунды, устремилась в чащу.

Бежала я долго и, лишь когда впереди затемнели очертания цитадели, позволила себе передышку. Лёгкие болезненно горели, полы длинного плаща и подол платья намокли от вечерней росы и теперь противно липли к ногам, полупустой кувшин был по-прежнему зажат в руках, и… за мной никто не гнался. Вновь облегчение, смешанное с разочарованием. «Нет, ну, а чего ты ожидала?» — хихикнул внутренний голос, вызвав невольную ироничную ухмылку. И откуда всё это? Нельзя сказать, чтобы любовные романы были моими настольными книгами, но, видимо, и пары пролистанных книжонок хватило, чтобы оставить свой след в моём подсознании. Ну или же в этом виновата сама атмосфера Средиземья, которая заставляла то и дело распускать розовые сопли, хотя, казалось бы, примеров того, что попала я явно не в рыцарский роман, было явлено уже предостаточно…

— Бегаешь, я смотрю, ты по-прежнему быстро.

От громкого и до боли знакомого голоса по спине пробежал холодок. Я резко обернулась, но прогалина, на которой сейчас оказалась, была пуста, хотя, возможно, старый интриган просто очень хорошо прятался…

— Выходи! — фыркнула я раздосадованно, продолжая безрезультатно пытаться разглядеть в кустах его высокую фигуру.

Гендальф же будто бы меня и не слышал, и продолжал свои рассуждения.

— Как понимаю, виночерпий — это ещё одна профессия в твоём послужном списке. Ну что ж, это наверное попрестижнее, чем развлекать толпу на площади.

И хотя по поводу последнего утверждения можно было поспорить, сейчас было не место и не время рассуждать на тему «Все ль работы хороши». В свою очередь я уже набрала полные легкие воздуха, чтобы разразиться гневной тирадой по поводу некоторых, кто всё ещё мыкаются в темноте, когда вдруг осознала, что голос раздавался очень близко и громко для того, кто прятался в чернеющей чаще.

— Ты у меня в голове?! — воскликнула я про себя, на что наглый волшебник иронично усмехнулся.

— Однако… Ты теряешь сноровку или слишком рада была меня увидеть?

На самом деле ни то, ни другое — просто слишком расслабилась, когда не обнаружила за собой погони.

— Ну что ж, радуйся — один ноль в твою пользу, Гендальф, — отмахнулась я, постепенно оттесняя чужеродное присутствие из сознания.

— Постой! — на этот раз в его тоне не было и тени весёлости.

— Зачем?

— Нам надо встретиться.

— Мы, кажется, только виделись, — сыронизировала я.

— Не паясничай. Мне надо с тобой поговорить, — отрезал он.

— Ты всё, что надо, сказал в прошлый раз. Нам нечего больше обсуждать.

— Тогда зачем ты пришла сегодня на поляну?

— Я…

— Только не ври, что тебя заставили. Да и не видел я здесь ещё ни одной служанки в шёлковом платье. Ты пришла сама… — прозорливый Гендальф многозначительно замолчал, мне же оставалось только дивиться его орлиному зрению и быстроте ума. Да и врать смысла больше не было.

— Ладно, Шерлок, если хочешь знать, мне было любопытно. Интересно посмотреть на тебя, на то, как ты изменился.

— Это за месяц с небольшим?

И пусть в этот момент я не видела его лица, но могла с уверенностью сказать, что он улыбался. Это меня почему-то вдруг разозлило, причём я не могла с уверенностью сказать, была ли я тому виной или же волшебник, который слишком быстро раскусывал все мои словесные извороты.

— Довольно! — огрызнулась я, заново принимаясь за мысленные барьеры.

— Что ж, тогда придётся назначить с тобой встречу официально, — промолвил маг холодно, и почувствовав, что моё внимание вновь было приковано к нему, продолжил. — Как тебя здесь именуют? Чужестранка из прошлого? Ведьма? А может ведьма из прошлого?

Ответить мне было нечего.

— Мне всё равно, — буркнула я в отчаянной попытке выкрутиться, но момент уже был упущен, и он знал об этом.

— Как я понимаю, никому здесь не известно, кто ты и откуда. В противном случае, зная местные нравы, тебе бы давно определили одну из камер в темнице…

— Представляю себе лица гномов, если бы мы там встретились…

— Торин и другие там? — на этот раз маг был действительно озабочен, что почему-то меня задело.

— Они были там, — я невольно поёжилась от налетевшего морозного ветра. — Слушай, если у тебя есть ещё какие-то вопросы, можешь задать их прямо сейчас, и мы избавим друг друга от лишних забот…

Попытка не пытка, но кого я пыталась обмануть? Гендальф снова усмехнулся, и на секунду мне даже показалось, что кто-то невидимый почти нежно коснулся шеи. Почти, потому что прикосновение было холодным и каким-то колючим, вновь напоминая о том, что в настоящий момент я была одна в ночном лесу.

— Мы встретимся завтра, — проговорил маг безапелляционно.

— Как понимаю, другого выбора у меня нет? — на этот раз усмехнулась я.

— Ты можешь выбрать место встречи. Да и знаешь ты замок, наверное, получше меня.

На самом деле, выбор у меня был небогатый, поэтому прежде, чем мой уставший мозг успел сообразить что-то более стоящее, я уже брякнула ответ:

— Сад на верхних уровнях, сразу после заката. И не опаздывай, не хочу ждать тебя в тем… — однако фраза так и осталась незаконченной — мой собеседник предпочёл покинуть меня, не прощаясь.

«Старый шантажист!» —прошипела я в темноту и в сердцах метнула кувшин о ближайшее дерево. Тот глухо звякнул и раскололся на несколько частей, оросив траву остатками вина. Я решительно зашагала ко дворцу, когда вдруг осознала, что предлога для раннего возвращения в цитадель у меня не было (а судя по вновь заигравшей музыке празднество было в самом разгаре). Пришлось возвращаться обратно на прогалину и шарить в темноте в поисках осколков кувшина, что ожидаемо закончилось порезанными пальцами, но другого выхода не было. Ведь так я могла хотя бы сетовать на разбитый кувшин, который надо отнести обратно.

В конце концов, и это оказалось бессмысленным, и стражи даже не моргнули в мою сторону, да и остаток пути до своих покоев я была полностью предоставлена собственным мыслям о всё той же любопытной кошке. Глупой любопытной кошке.


* * *


В его лёгких ещё ощущалась прохладная влага ночного леса, а ароматное послевкусие вина на языке ещё ярче оттеняла терпкость прелой листвы, даже в сладости напоминая о неминуемом увядании пред ликом наступающих холодов. Странно, но здесь, на озарённой поляне об этом можно было легко позабыть.

Гендальф чуть качнул головой в ответ на реплику соседа по столу, хоть и прислушивался к нему лишь вполуха, и, спрятав улыбку за бокалом, с удовольствием сделал очередной глоток. На этот раз Радагаст оказался прав во всём: она не только была жива, но и действительно всё ещё находилась в Лихолесье. Но, несмотря на предупреждение друга, встреча всё же стала для него неожиданностью, и когда он поймал в толпе эти знакомые двуцветные глаза, то невольно растерялся. Да и что мог он сделать, не привлекая ненужного внимания? А эта несносная женщина снова скрылась в лесу, и от бессилия он готов был зарычать в голос, но, видимо, это придало ему тех недостающих сил, чтобы прорваться к ней в сознание. Или же она действительно слишком расслабилась… Так или иначе, но поймав её хотя бы мысленно, он не собирался сдаваться без боя, который, в итоге, и выиграл. Пока… Кто знает, чего ждать от их разговора завтра? Он устало выдохнул: всё-таки его силы восстанавливались очень медленно. Чего нельзя было сказать о способностях ведьмы, ведь даже после поверхностного прикосновения, он ощутил, насколько они преумножились с момента их последней встречи. Только открытие это не несло в себе ничего хорошего ни для него, ни уж тем более для неё. Гендальф внутренне напрягся, нахмурился и неторопливо окинул взором озарённую кострами поляну.

Празднество было в самом разгаре: хмельной дурман заставлял сердца биться чаще, попутно развязывая языки даже самым чопорным придворным. На лицах лесных эльфов читалось почти одинаковое выражение усталой расслабленности, которое Гендальфу нередко доводилось видеть у воинов на привале. Это упоённое наслаждение праздным весельем, которое особенно сладостно, потому что случается редко и длится лишь мгновение до наступления рассвета, или пока наполненный музыкой и смехом воздух не разрубит тревожный набат. Разглядывая эти лики, светлые и тёплые, словно высеченные из полированного бука, он никак не мог справиться с неожиданным чувством вины, пока не наткнулся на ясный и абсолютно трезвый взгляд владыки Лихолесья. На фоне озарённого всполохами огней веселья, эти серо-голубые, полупрозрачные глаза казались до боли пронзительными и пугающе холодными. Король величественно и непринуждённо восседал на троне, высеченном прямо в корне некогда огромного дерева, и внимательно наблюдал за магом, что застигло последнего немного врасплох. Удар сердца, второй, третий — они просто смотрели друг другу в глаза, прежде чем Трандуил приветственно приподнял бокал и чуть качнул головой. Губы эльфа тронула призрачная улыбка, в то время как во взгляде промелькнула какая-то странная тень, но так стремительно, что Гендальф даже засомневался, не привиделось ли ему. Он поспешил ответить королю идентичным жестом, когда к нему вновь обратился один из соседей по пиру. Зрительный контакт был разорван, оставив после себя странное и неспокойное послевкусие. Возможно, поэтому какое-то время Гендальф непроизвольно избегал смотреть в сторону трона, а когда вновь попытался поймать взгляд лесного правителя, тот, как ни в чём не бывало, был вовлечён в беседу с одним из придворных советников и выглядел до того спокойным, что Гендальфа вновь одолели сомнения. Остаток вечера был отравлен постоянными метаниями и домыслами, которые удалось хоть немного развеять лишь после трубки крепкого табака в кресле у камина. Здесь, вдали от внимательных глаз, седой майар вынужден был признать, что основная разгадка его внутреннего неспокойствия кроется всё в той же несносной женщине, что вечно спутывает ему карты и сваливается как снег на голову. Ведь если говорить начистоту, несмотря на его уверенность во время их краткой беседы, он не имел ни малейшего понятия о том, что скажет ей завтра, какие доводы приведёт… Но, как известно, утро вечера мудренее, да и эльфийское вино давало о себе знать, обволакивая разум вязкой дымкой, поэтому, отложив раздумья на следующий день, он поспешил отойти ко сну.

* * *

«Какой роскошный балдахин, дизайн явно из прошлого века… Когда же и где мы успели снять такой дорогой номер?» — в первые мгновения пробуждения мысли лениво ворочались в голове, но уже в следующую секунду я почти задохнулась от беззвучных рыданий. Отчаяние и боль пронзили меня резко, неожиданно и жестоко. Непроизвольно я так сильно зажмурилась, что перед глазами поплыли разноцветные круги, тупой болью пульсируя где-то в районе висков. Почему именно сейчас на меня обрушивалась эта тёмная и мутная волна воспоминаний? Почему именно в это утро? У меня не было ответов, но я их и не искала — сквозь боль я упорно пыталась дышать, хотя тело поддавалось с трудом. Когда же приступ прошёл — ещё долго лежала на кровати, уставившись пустым взглядом в потолок, изможденная и опустошённая. Когда же тело и мысли стали вновь наполнятся реальностью, первое, что я ощутила, был холод.

Странно, но прошлой ночью я тоже всё никак не могла согреться, и, казалось, что сырой осенний хлад, что пробрался под полы плаща в лесу, уже успел проникнуть глубже. Поначалу я пыталась было заснуть, но, пройдя стадию калачика и даже свернувшись в какую-то немыслимую букву «зю», не могла избавиться от ощущения, что лежала на куске льда и им же, похоже, укрывалась. Поэтому, вдоволь намучившись, в какой-то момент не выдержала и приняла нелёгкое решение выбраться из морозных объятий кровати, чтобы на почти онемевших ногах доковылять к единственному источнику тепла в комнате. Сухие дрова занялись сразу и теперь весело полыхали в камине, наполняя воздух уютным ароматом плавящейся смолы, я сидела в кресле, забравшись на него с ногами и чуть ли не до ушей закутавшись в широкую шерстяную шаль, но ни новый подарок Сельвен, ни алые всполохи, обрамлённые белым мрамором, ничем не улучшили моё состояние, и я по-прежнему с трудом сдерживалась, чтобы не застучать зубами.

В какой-то момент стало казаться, что так и приходит конец: просто всё тело сковывает лёд, сердце останавливается, мир для тебя замирает… Наверное, мне должно было быть страшно, но на это не было сил. В немом оцепенении я смотрела на пламя, почти физически ощущая, как моё собственное угасает, когда теплота его рук неожиданно опалила плечи. Его глаза оказались вровень с моими, лик скрыл огонь. Как же он был прекрасен! Пурпур и струящееся серебро — только он был без короны, что отчего-то очень расстроило. Я пыталась ему это сказать, но язык не слушался, и всё что я смогла из себя выдавить, были какие-то странные полузвуки-полувдохи. Он молчал, поймав моё лицо в обжигающие ладони, несколько долгих мгновений пронзительно смотрел в глаза, а потом припал к губам.

Почти в тот же момент внутри меня что-то дрогнуло, лёд дал трещину, и я наконец смогла вздохнуть. Тепло его губ, тепло его тела — с каждым ударом сердца холод отступал. Я, как утопающий, повинуясь самому древнему инстинкту, цеплялась за коленопреклонённого мужчину, не слушающимися пальцами путаясь в шёлке его волос, а он только крепче прижимал меня к себе.

Мы вновь делили с ним ложе, но это было иначе. Между нами не было той помутняющей рассудок страсти, но в каждом прикосновении ощущалось какое-то странное отчаяние. За всё время мы не проронили ни слова, ни даже тогда, когда просто лежали рядом друг с другом. Я зачарованно наблюдала, как в такт дыханию размеренно вздымалась его грудь, а гладкая кожа еле заметно мерцала капельками пота. Я рискнула посмотреть ему в глаза — оказалось, что всё это время он наблюдал за мной. Он чуть подался вперёд, привлекая меня к себе, и вновь поймал в поцелуе. Мы растворялись в объятиях друг друга, в ощущении обнажённой близости и молчаливой лёгкости. А потом, когда я уже задрёмывала, убаюканная ударами его сердца, неожиданно в голове мелькнула грустная мысль, что всё это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Стало страшно, и на долю секунды внутри всё стянуло ледяным жгутом, но ощущение его тепла рядом помогало развеять неизвестную печаль, помогало верить, что всё это лишь последствия слишком насыщенного переживаниями вечера.

Но всё это было вчера, а сегодня меня встречало серое осеннее утро, которое я делила с холодом, и хотя он и не был тем парализующим тело состоянием, что я испытала прошлым вечером, но всё же ощущался очень странно. То это было так, словно невидимые морозные пальцы почти игриво пробегали вдоль позвоночника, то меня вдруг обдало прохладной волной воздуха, точно кто-то прошёл мимо в абсолютно пустой комнате… Кажется, я сходила с ума. Последняя мысль заставила меня шумно выдохнуть и встрепенуться всем телом. «Если останешься в этой комнате ещё хотя бы на минуту наедине с собой, то так оно, скорее всего, и будет», — съязвил мой внутренний голос, и уже в следующее мгновение я резко села на кровати, и, не обращая внимания на поплывшие тёмные круги, почти спрыгнула на пол. Сборы не заняли много времени, и к моему облегчению уже совсем скоро знакомые двери лаборатории замаячили в конце коридора.

Я не ожидала тут никого встретить по причине вчерашнего праздника, поэтому была приятно удивлена, что кто-то уже успел развести в камине огонь. Стало теплее, и мрачные мысли постепенно превратились в тени, маячившие где-то на заднем плане, но полностью, увы, от них избавиться мне так и не удалось. Какое-то время я бродила по лаборатории, машинально переставляя баночки и склянки, теша призрачную и оказавшуюся тщетной надежду всё же увидеть Сельвен, а потом побежденно уединилась в прилегающем кабинете и погрузилась в перечитывание своих записей. Одно радовало: хоть тело согрелось.

Время превратилось в поток воспоминаний, и я сегодня была рада погрузиться в его тёмные воды, унестись мыслями туда, где совсем недавно был мой дом, моя жизнь, и куда сознательно избегала возвращаться. Порой даже от их имён всё внутри сжималось от боли. Это была слабость, и я втайне корила и почти ненавидела себя за то, что так быстро предала забвению всё и всех, кто бы мне дорог, что не уважаю память умерших, что так быстро пустила к себе в постель другого… Но события этого мира несли меня так быстро вперёд, что на траур по прошлому не оставалось ни времени, ни душевных сил.

По спине опять пробежал морозец, и, нехотя оторвав взгляд от свитка, испещрённого моим неровным почерком, я взглянула на дрова в камине и невольно поёжилась — они почти догорели, — и тут же напряглась. «Сколько же времени я тут уже сижу?» В каморке не было окон, поэтому для того, чтобы определить время, пришлось ретироваться в лабораторию. Здесь за высокими окнами солнце уже клонилось к горизонту. Мысленно присвистнув, я окинула лабораторию взглядом, но тут так ничего не изменилось, только на одном из столов приютился поднос с давно остывшим обедом. Как слуги узнавали кому и куда подавать еду, так и оставалось для меня загадкой. Возможно, у них существовала какая-то особая система оповещения (что-то вроде того колокольчика в чулане при библиотеке), или же это было частью эльфийской магии. Сказать по правде в первое верилось больше, чем во второе. Однако мои мысли сейчас были не о том. Терзая краюху хлеба, я мрачно размышляла о том, что готовит мне встреча с добрым волшебником, которая, как оказалось, подкралась так незаметно.


* * *


С наступлением сумерек замок владыки Лихолесья словно по мановению волшебной палочки затихал. Из коридоров пропадали случайные прохожие, и только одинокие стражники, которых часто можно было принять за искусно выполненные статуи (настолько они были статичны и молчаливы), задумчиво маячили то тут, то там в полутьме альковов. Еле слышные шаги, шелест мантий и подолов платьев превращались в призрачный шёпот, растворялись в темноте, из-за чего это и без того необычное место становилось ещё более таинственным, а порой и просто пугающим.

После недавних событий я предпочитала оказаться в своих покоях ещё до того, как дворец превращался в обиталище спящей красавицы. Если же и случалось, что поздний вечер заставал меня в лабиринтах этих коридоров, то чуть ли не бегом пробегала знакомый маршрут до заветной двери, и плевать, если попадающиеся на пути эльфы провожали мою стремительно удаляющуюся фигуру насмешливо-удивлённым взглядом. Так какая же последняя осенняя муха укусила меня вчера в лесу, что я назначила встречу с магом именно на то время, когда дворец впадал в оцепенение? Да и зачем пошла у него на поводу? А самое главное: кто меня дёрнул вчера вообще выходить из своей комнаты? Не окажись я на поляне, ничего бы сейчас не было, и я уже давно бы была у себя в комнате, наслаждаясь ароматным ужином у камина.

Перед глазами мелькали давно изученные повороты и закоулки, а внутренний голос продолжал отвешивать мне мысленные оплеухи, когда знакомая калитка неожиданно оказалась прямо передо мной. Витиеватые узоры тускло поблёскивали в свете факелов, а я смотрела на них, словно видела впервые. За пределами светового круга в полумраке легко угадывались призрачные очертания кустов и деревьев, а в воздухе ощущалась влажная терпкость осеннего сада. От волшебника меня отделяли всего несколько шагов, и, хотя о конкретном месте встречи условлено не было, что-то мне подсказывало, что мы без труда найдём друг друга. «Это безумие», — прошептала я и резко отступила. Мне не нужна была эта встреча, и нам не о чем было говорить. Я резко отвернулась от калитки, намереваясь отправиться обратно: пред моим взором вытянулся длинный, пустынный коридор, наполовину затянутый мраком, и чем дальше он тянулся, тем непроницаемое становилась тьма. Тени клубились, их искажённые очертания, словно щупальца расползались по стенам, и в какой-то момент мне показалось, что они медленно, но верно, двигались в мою сторону. Обратный путь был отрезан — я судорожно вздохнула, вновь повернулась в сторону сада и на этот раз, не тратя времени на бесполезные споры с собой, решительно толкнула калитку и зашагала по тропинке между кустарников.

Он стоял посередине небольшой поляны, чуть склонив голову, будто прислушивался к примолкшему саду. На нём не было такой уже привычной за время наших странствий широкополой остроконечной шляпы, да и одет он был на порядок лучше. Длинная мантия была скроена намного сложнее, чем её простой бесформенный дорожный вариант, в складках которого можно было припрятать провианта на неделю вперёд, как минимум. И пусть цветовая гамма наряда осталась неизменной, но ткань была более деликатной выделки и слегка отливала серебром в приглушённом лунном свете, почти сливаясь с прядями гладко причёсанных волос. Он казался величавым, спокойным — одним словом, настоящий волшебник. Именно таким он был в долине Ривенделл, когда мы могли часы напролёт заниматься или же просто разговаривать, когда между нами преобладала лёгкость, когда я ему доверяла и верила, что он был моим искренним другом. Последняя мысль заставила меня раздражённо встряхнуть головой: эта сентиментальная ностальгия была сейчас совсем не к чему.

— Тебе никто не говорил, что ты ужасно назойлив, — с этими словами я шагнула на поляну и невольно внутренне скривилась от того, как громко и холодно они прозвучали. А ещё я вдруг осознала, что почти вечность не разговаривала на родном языке, и поэтому продолжила уже мягче. — Я, право, надеялась, что ты всё же не придёшь…

— Что ж, вынужден тебя разочаровать.

Несколько долгих секунд мы смотрели друг на друга, а потом его глаза иронично сверкнули.

— Я тоже рад тебя видеть, — промолвил он, почти улыбаясь.

Неожиданно для самой себя мои губы растянулись в глупейшей улыбке, а в следующее мгновение я оказалась в крепких объятиях древнего майар. Мой разум взывал ко мне, пытаясь напомнить, что я вообще-то должна была быть зла, ну или как минимум обижена, но какое-то шестое чувство не давало этим мыслям обрести нужную силу. Впервые за очень долгое время мне было так легко на душе. Его тёплые ладони с какой-то отеческой нежностью гладили меня по спине, голова была прижата к его груди, и я виском ощущала, как быстро билось его сердце. В тот момент было так легко забыть обо всё: о его предательстве, о том, что случилось после нашей последней встречи, о короле… Сердце пропустило удар. Я нехотя отстранилась, чтобы заглянуть ему в глаза, оказавшиеся неестественно яркими в обрамлении светло-каштановых волос. Волшебный момент доверия и единения был, увы, нарушен, и я интуитивно сделала шаг назад, теперь уже радуясь тому, что встреча происходила в полумраке, и мои заалевшие щёки не будут так видны.

— Зачем ты это делаешь? — буркнула я, неожиданно раздосадованная его преображением.

— Что ты имеешь в виду? — нахмурился он в ответ.

— Твой, — я очертила в воздухе рукой овал его лица, — облик.

— Неужели я тебя смущаю? — усмехнулся он, но тут же серьёзно добавил: — Сказать по правде, я не знаю, почему ты то и дело видишь меня… другим. Возможно, твои способности дают возможность видеть сквозь образы, созданные магией?..

— Очень похоже на то…

Мои мысли обратились к владыке, чья маска то и дело рассеивалась, обнажая обезображенную часть лица. Это случалось так часто, что я уже давно не удивлялась и не пугалась, хотя порой мне и становилось интересно, как бы отреагировал Трандуил, узнай он об этой моей способности…

Увлечённая этими мыслями, я и не заметила, как Гендальф снова оказался рядом, но на этот раз разум взял верх.

— Итак, зачем ты настаивал на встрече? — сделав вид, что прохаживаюсь, я отошла на несколько шагов и остановилась, скрестив руки на груди.

— Ты торопишься?

Он то принимал привычный образ старца, то его лик подёргивался, словно по нему пробегали графические помехи, и сквозь обветренное и испещрённое морщинами лицо проступал помолодевший облик чертовски привлекательного (чего греха таить) мужчины. Учитывая то, как хаотично это происходило, я была склонна верить магу, что это было не его рук дело, но, тем не менее, это меня почему-то очень раздражало.

— Да, тороплюсь. Если ты не заметил, за окном не месяц май, поэтому прогулки под луной явно не по сезону. Что же касается разговоров о природе и о погоде, то это уже давно не про нас и не для нас. Поэтому, Олорин, Гендальф, или как тебя там ещё величают, говори напрямую и без загадок, я ими сыта по горло, — мой голос прозвучал на удивление спокойно и ровно.

Гендальф окинул меня хмурым взором, медленно поднимаясь от пяток до головы.

— Ну что ж, будь по-твоему: я хочу знать, что случилось с тобой после того, как мы расстались на той поляне.

Я игриво крутанулась на месте и, слегка распахнув полы плаща, под которым скрывалось одно из платьев Эгет, с улыбкой ответила:

— Как видишь, у меня сейчас всё хорошо. Какая разница, что было до?..

— Конечно. Ты живёшь во дворце, тебя, несмотря на довольно предвзятое отношение к людям, не принуждают с тяжёлому труду. Мы ведь оба знаем, что твоё появление на празднике в качестве виночерпия было не более, чем маскарадом, — маг продолжал говорить, но теперь стал медленно ходить вокруг меня. — Только слепец не заметит, как тебе идёт этот эльфийский изумрудный наряд. Бархат, шёлк — у тебя действительно всё хорошо.

Он замолчал и остановился аккурат за моей спиной. Первым импульсом было обернуться, но, гордо вскинув голову, я продолжала упрямо смотреть вперед. Его взгляд скользил между лопаток, а я всё ждала заветное «но». Однако его так и не последовало. Невольный вздох облегчения сорвался с моих губ, когда его руки опустились на мои плечи, пригвоздив меня к земле, а ухо опалило горячее дыхание:

— Я готов всё это принять. Только скажи, кого ты убила?

В то же мгновение мы оказались лицом к лицу, но я слишком поздно осознала свою ошибку. Вопрос не только застал меня врасплох, но и всколыхнул внутри слишком тёмные воды, чьи волны я так долго усмиряла. Его взгляд пронзил меня, сметая все мысленные барьеры, словно соломенную хижину в известной сказке. Осознав это, я стала спешно закрываться, но недостаточно быстро, и на какие-то мгновения оказалась полностью обнажённой пред внутренним взором древнего майар, но и этого было достаточно. Он побледнел, вмиг потемневшие глаза расширились, губы сжались в тонкую линию — он увидел. Я отшатнулась, вырываясь из стальных пальцев, впивающихся в предплечья, и невольно согнулась — дыхание давалось мне с трудом.

— Ирина…

— Не прикасайся ко мне! — в голосе засквозили истерические нотки. На считанные секунды кошмар вновь стал явью, и сейчас я ненавидела Гендальфа за это.

— Ирина…

— Ты просто не можешь оставить меня в покое! Так?! — слова были ядовитыми и противными.

— Нет, не могу, — от него повеяло какой-то невероятной усталостью.

Выдохнув, я открыла глаза, которые и не заметила, как закрыла. Наши взгляды снова встретились. У меня был страх, что увижу жалость, но встретила лишь тёплую уверенность. Он дал мне время помолчать, но мы оба понимали, то было только началом.

—Кем он был? — проговорил он спустя, казалось вечность тишины.

Мои губы иронично скривились.

— Никем.

— Но он пришёл из твоего мира? Каким образом?

Наверное, стоило разозлиться, но мне только хотелось, чтобы этот допрос закончился как можно скорее.

— Увы, не знаю. По его словам, также, как и я — совершенно случайно он просто очнулся здесь…

Снова между нами воцарилась тишина, пока из груди Гендальфа не вырвался тяжёлый вздох.

— Что ему от тебя было нужно?

— Не знаю… Хотя он обмолвился о каком-то заказчике, к которому велено было меня доставить…

— Тогда почему он… — он осекся, а когда продолжил, его голос был лишён былой решительности. — Почему он сделал с тобой то…

—Довольно! — прорычала я. — Если тебя так интересуют подробности, почему бы не устроить спиритический сеанс? Призвать его дух, ну или что там от него осталось, и выспросить всё по порядку?!

— Прости, — обронил он глухо.

В одном слове непостижимым образом переплелись ярость, печаль и боль, что заставило меня вновь искать его взгляд. Гендальф стоял, чуть склонив голову и устремив свой взор куда-то в темноту окружавших нас кустов и деревьев. Густые брови сошлись на переносице, и в этой мрачной решимости на него нельзя было взглянуть без внутреннего трепета.

— Ты уходишь со мной, — громыхнуло в притихшем саду, и на какое-то время я невольно оторопела, не веря своим ушам.

— Что?

— Я так решил, и не спорь со мною, женщина! — он сделал многозначительную паузу, чтобы подчеркнуть безапелляционность своей последней фразы. Я же яростно кусала губы, чтобы не сорваться и не наговорить лишнего, потому как слов у меня сейчас было пруд пруди. Гендальф же тем временем расправил плечи и, кажется, собрался уходить, считая разговор законченным, во всяком случае, пока.

— Нет, — проговорила я тихо, но достаточно громко, чтобы заставить его замереть на месте.

— Я сказал, не…

— Нет, — на этот раз чуть громче. — Я никуда с тобой не пойду, Гендальф Серый. Хватило одного раза.

По его лицу промелькнула тень вины, но он тут же собрался.

— Ирина, я же…

— Знаю. Там, куда я больше никогда не хочу возвращаться… Не знаю, как, но ты был там вместе со мною. Я помню… — мысли метнулись во мрак, перед глазами замелькали гротескные картины фантасмагорийного пейзажа. Воздух резко загустел и с трудом наполнял лёгкие. Он шагнул ко мне, но я предупреждающе вытянула вперёд руки. — Только это ничего не меняет, Олорин.

На мгновение он выглядел почти побеждённым, но Гендальф не был бы великим и мудрым майар, если бы сдавался так быстро и без боя.

— Ирина, ты не понимаешь. Твои силы…

— Ты думаешь, я не замечаю, что меняюсь?

— Я могу помочь!

Я не сдержала ироничной ухмылки. Наш разговор очень напоминал последнюю встречу в лесу. Интересно, заметил ли это он сам? В этот момент он снова шагнул ко мне, замер, отпрянул, резко пропустил волосы сквозь пальцы и, кинув в мою сторону раздражённый взгляд, шумно выдохнул.

— Ты права, у меня нет панацеи для тебя, но я могу попытаться.

Его облик снова сменился, и бушевавшие до этого эмоции скрыла маска старости, сейчас только глаза выдавали истинные переживания мага.

— Боюсь, на это нет времени. Уже совсем скоро ты понадобишься гномам, и, поверь мне, Гендальф, тебе будет не до меня. Моё присутствие будет только отвлекать от более важных дел, — я невольно замолчала, полностью осознав сказанное, лишь когда последнее слово слетело с языка.

— Не говори глупостей!

— Я знаю, о чём говорю, — отрезала я и поспешила сменить направление, которое принял наш спор, чтобы не сболтнуть лишнего. — Сказать по правде, я даже не знаю, есть ли время у меня. Каждый выброс энергии, заставляет меня захлёбываться кровью. И это не просто метафора.

Гендальф молчал и, упрямо поджав губы, только мерил тяжёлыми шагами пространство поляны. Ему явно не нравилось то, что услышал, но в то же время он был вынужден признать мою правоту. Наконец он остановился.

— А что ты будешь делать, если они найдут тебя раньше?

Я непонимающе захлопала глазами, на что Гендальф только усмехнулся:

— Неужели ты ни разу не задумывалась, как тому человеку из твоего мира, удалось найти тебя здесь? И что препятствует тому, чтобы кто-то пришёл за тобою вновь?

По спине пробежал холодок. Конечно, я задумывалась над этим, особенно в первое время после происшествия, но уже совсем скоро эти мысли потеснили совсем другие тревоги и переживания. После же бальной ночи я, признаться, и вовсе забыла об этой возможной опасности.

— Не знаю, — выдохнула я, глядя на скрестившего на груди руки Гендальфа.

— Не знаешь или не думала? — его бровь иронично приподнялась, что меня неожиданно разозлило.

— Представляешь, я не полная дура! И да, думала об это и не раз, и даже хотела покинуть Лихолесье, но…

— Но? — протянул он недоверчиво.

— Но потом обстоятельства изменились! — вспылила я и слишком поздно осознала, что проговорилась.

Ярко-голубые глаза подозрительно сузились.

— Какие именно обстоятельства, и как они изменились?

Я начинала уставать от этого допроса, и каждая фраза отдавалась в голове болезненным эхом. Мой собеседник был намного более искусен в мастерстве игры словами, да и времени на оттачивание этого умения у Майа было более, чем предостаточно. Мне совсем не хотелось с ним тягаться, но это не значило, что вопросы останутся без ответов.

— Гендальф, ты, кажется, уже получил ответ на свой вопрос. Думаю, на этом разговор можно завершить, да и погода шепчет о том, что пора возвращаться.

Чтобы подкрепить свои слова, я делано плотнее закуталась в плащ и, бросив красноречивый взгляд в сторону мага, решительно повернулась в сторону выхода. Да вот только так просто отделаться мне не дали, и в тот же миг он довольно бесцеремонно развернул меня к себе.

— Вот уже по чему я точно не скучала, так это по твоим нежностям и светским мане… — прошипела я, закипая, но осеклась на полуслове. Олорин (а это опять был он) нависал надо мной, как коршун, приблизив своё лицо так близко, что мы почти касались кончиками носа. Маг был в гневе.

— Довольно с меня твоих шарад, ведьма!

— Как же так? А ведь у меня был такой хороший учитель! — парировала я, пытаясь безуспешно вызволить свою руку из его длинных пальцев.

— Если тебе наплевать на свою безопасность, будь по-твоему, но я не позволю подвергать опасности королевство лесных эльфов. Я прекрасно помню тех псов, что пришли за тобой там, на краю пропасти.

Воспоминания заставили меня мысленно содрогнуться, а ещё я вдруг резко осознала, что очень устала и не только за сегодняшний день, а в целом, и мне совсем не хотелось никуда больше бежать. А там хоть потоп!

— Олорин, — он замер, — я устала. Мои жизненные силы тают — я это знаю, и ты это знаешь. А здесь мне спокойно и легко. Дай мне уйти с миром. В бархате, в шёлке, в тёплой постели…

Мои веки закрылись, и я уже была готова к очередной гневной тираде, но её не последовало. Снова тишина.

— Так это и есть твои обстоятельства? — бесстрастные слова отдавали металлом.

Я резко выдохнула, снова открыла глаза, натыкаясь на его потемневший, опаляющий взор.

—Я забираю тебя с собой, — проговорил он, борясь со сбивчивым дыханием.

— Да кто же тебе даст? — я тихо засмеялась, одновременно чувствуя, как к горлу подступил ком.

— Неужели ты думаешь, что сможешь довольствоваться этими благами, если владыка Трандуил узнает, кто ты на самом деле? — ответом ему была лишь моя ленивая ухмылка.

Я не увидела, но почувствовала, как напряглись его мышцы, а рука почти онемела: с такой силой он стиснул её.

— Он знает, — прошептал Гендальф, и я невольно вздрогнула, осознав, что моя расслабленная реакция меня же и выдала.— Король Трандуил знает, кто ты? — моё тело ощутимо встряхнули.

— Да-да-да! И что из этого? — я попыталась оттолкнуть его, но это было всё равно, что двигать бетонную стену. Он снова попытался вторгнуться в мои мысли, и отбить отпор удалось лишь в последний момент.

— Что ему ещё известно? Ты рассказала ему про гномов? Про то, что тебе известно? — он ещё что-то выкрикивал, но я этого уже не слышала.

Добрый Серый волшебник был сейчас в ярости, и то и дело меня бесцеремонно тряс, как тряпичную куклу, поэтому не удивительно, что его эмоция оказалась заразной. В какой-то момент я зажмурилась и толкнула Майа, вложив в этот жест всё свою обиду и негодование, и неожиданно оказалась свободной. Удивлённо охнув, он упал навзничь в нескольких метрах от меня.

— Он знает только о том, что я ведьма, и не более. Возможно, я расскажу ему всё, что знаю, а может и нет, — я цедила слова, стараясь унять бушующий внутри пожар. — А пока у нас есть дела поинтереснее.

Как только слова сорвались с языка, я поняла, что это было ошибкой, и готова была пнуть себя, но было уже поздно. Гендальф медленно поднялся с земли, и теперь замер в нескольких шагах, не спуская с меня мрачного, хотя и не лишённого толики удивления взора.

— Ну конечно, это многое объясняет… — пробормотал Олорин, обращаясь только к самому себе.

Я в свою очередь не выдержала и отвернулась. Почему, ну почему он действовал на меня так? Лишая контроля над собой и своими мыслями, а как следствие и словами. «Нет, нас никогда нельзя отправлять в разведку вдвоём: проболтаемся обо всём, только ругаясь друг с другом», — ехидно хихикнул внутренний голос, но мне было не до смеха.

— Ты любишь его? — прошептал он, заставив резко обернуться.

— Что ты сказал?

— Ты меня прекрасно расслышала и в первый раз.

— Тебя это не касается! — неожиданно для самой себя, я ужасно разозлилась. «Да как он смел задавать подобные вопросы, особенно после того, как поступил со мною?!» Но, как оказалось, это было только началом.

— И ты делишь с ним постель… — он равносильно что выплюнул слова в мою сторону.

— Кто ты, чтобы читать мне здесь мораль? Кто и когда оказывается со мной в одной постели…

Но он не дал мне договорить и, вновь приблизившись, продолжил:

— Это вот так ты хочешь провести остаток своей жизни? Ты, дитя умершего мира, прошла сквозь века и расстояния и только для того, что стать придворной наложницей?

— Я никогда не просила меня сюда затаскивать, — попыталась огрызнуться я, но понимала, что это была жалко и бесполезно.

Слова мага задели что-то в глубине души, всколыхнули очередной омут, в который я даже боялась заглядывать.

— На что ты рассчитываешь, ведьма?

Я резко втянула воздух, словно он отвесил мне пощёчину.

— Рассчитываю? — с губ слетел истерический смешок. — Мне от него ничего не надо, если ты думаешь о материальных благах. Но рядом с ним, впервые с тех пор, как оказалась на краю, я чувствую себя живой. Это он нашёл меня тогда, когда очередной отголосок моего прошлого мира превратил меня в кровавое месиво. И да, ты был рядом со мною во тьме, но это он меня оттуда вытянул. Его прикосновения усмиряют мою магию, наполняют жизнью, тягой к жизни… — дыхание давалось мне с трудом. Когда я вновь заговорила, голос упал до шёпота. — Люблю ли я его? Боюсь, что уже никогда не смогу познать это в полной мере. Пустота внутри меня поглотила ту часть души, где суждено гореть этому светлому чувству. Но он сдерживает её, не даёт ей накрыть меня с головой.

Олорин молчал. Его тяжёлый взгляд скользил по моему лицу, словно маг пытался найти подтверждение моим словам. Тянулись долгие напряжённые секунды, пока он наконец не прикрыл глаза. Голова, обрамлённая растрёпанными после падения светло-каштановыми локонами, побеждённо склонилась.

— Я не пойду с тобой, Олорин, — напоследок я легко скользнула пальцами по кисти его руки, отчего он заметно дёрнулся, но так и не взглянул на меня. — Прощай!

С этими словами я решительно отвернулась и зашагала прочь с поляны. Я уже добралась до кромки, за которой темнели деревья и кустарники, как кто-то схватил меня за руку, дёрнул назад, одновременно разворачивая, прижимая к твёрдому мужскому телу и сминая губы в требовательном и отчаянном поцелуе. От неожиданности я растерялась и в первые мгновения, из-за захлестнувших эмоций и образов, не могла даже пошевелиться. Покалывание щетины на щеке — именно это вновь вернуло меня в реальность. Чуть вскрикнув, я оттолкнула майар. Он отпустил меня на удивление легко. На ватных ногах я пятилась назад, не мигая глядя в эти завораживающие голубые глаза, горящие сейчас диким, тёмным и затягивающим огнём, пока рука не наткнулась на ствол дерева.

—Это был ты. Тогда в доме Беорна…у озера… Это был ты! — на его лице отразилось удивление, смешанное с отголосками боли и сожаления.

Всё это было слишком, я яростно замотала головой, отгоняя вырвавшиеся на свободу воспоминания.

— Ирина…

Я тихо всхлипнула и бросилась прочь из сада. Он не стал меня догонять.

Глава опубликована: 03.09.2018

49. Шёпот

Всем свойственно ошибаться, с одной только разницей, что кому-то это прощается, а у другого на это просто нет никакого права, и, как не раз уже подчёркивал Саруман, именно последнее утверждение относилось к ним. Их цель… На кону стояло слишком многое, и, в отличие от всех других народов, само их существование и пребывание в Средиземье было подчинено и обусловлено лишь предназначением и обязанностями, ниспосланными свыше.

«Не обмануть надежд, цель — превыше всего, воля Великих!», — Саруман очень любил повторять эти нравоучения, и каждый раз черты его и без того острого лика ещё больше заострялись, стирая последние следы каких-либо эмоций. В такие моменты Гендальф внимательно слушал высокопарные слова, но отчего-то не мог без содрогания взирать на главу ордена. Порой доходившая до фанатизма преданность делу белого мага одновременно воодушевляла, подавляла и пугала своей противоречивостью. Как можно было с таким рвением вести разговоры о защите и спасении мира, к обитателям которого тот испытывал самое большее — презрение: ведь в глазах белого истари лишь эльфы заслуживали более снисходительного отношения. Но если раньше это только изредка проскальзывало в случайно оброненных фразах, то в последнее время, казалось, глава ордена и не пытался скрыть свои взгляды, и даже наоборот — всячески подчёркивал и выделял своё отношение к тем или иным расам Арды. И это заставляло невольно задуматься над тем, когда его отношение успело так перемениться, из-за чего, да и вообще — было ли оно хоть когда-либо иным?

И, тем не менее, это Саруману было доверено стать их негласным наставником и предводителем. Все же подозрения даже не были оформлены в слова, и лишь ютились, словно перепуганные тени, где-то на уровне подсознания, инстинктов… Этот путь вёл в никуда, поэтому Гендальф гнал эти мысли прочь и каждый раз укорял себя за столь постыдные сомнения в Белом волшебнике. Возможно, в глубине души он немного завидовал тому, что глава мог так решительно идти вперёд, в то время как он сам то и дело оглядывался, из-за чего и оступался, потому как совершать ошибки недопустимо.

А сейчас… он оступился, на мгновение чуть дольше дозволенного задержал свой взгляд на этой смертной, отвлёкся, потерял бдительность. В его голове всплывало ещё множество эпитетов, подходящих для описания случившегося, но все они казались какими-то корявыми. Проблема в том, что в какой-то момент она просочилась в его мысли и затаилась, чтобы теперь то и дело всплывать и колоть, как иголка, затерявшаяся в складках мантии. Да вот только сегодня её слова не просто кололи — они жалили, глубоко и почти больно, и даже тогда, во мраке сновидений, он не ощущал это так остро.

Сначала Гендальф был просто рад её видеть, ощущать знакомые изгибы тела под ладонями, почти осязаемый аромат и тёплые покалывания магических вибраций на кончиках пальцев. Только этот хрупкий момент встречи и узнавания оказался слишком мимолётным, и уже совсем скоро на смену ему пришла реальность, которая заключалась в том, что Ирине были нужны ответы, которых у него до сих пор не было. Ему хотелось спасти, вразумить, забрать, но он не знал, как, а на меньшее она не была согласна. Гендальф ненавидел чувствовать себя беспомощным, но именно так и можно было описать его состояние в том треклятом саду, и это она делала его таким. Самым мудрым решением было бы просто отступить, развернуться и уйти, оставив её саму вершить свою судьбу, и он был уже очень близок, пока случайно не прорвался к ней в мысли.

Его оттолкнул не вид крови — на своём веку он повидал её предостаточно, но что-то в тех картинах, вспыхивающих перед его мысленным взором, было настолько неправильным, что из лёгких невольно вылетел весь воздух, заставив их обоих жадно глотать ночную прохладу. Грудь горела огнём, но ей было хуже: он видел, слышал, чувствовал этот липкий ужас, который словно неведомое чудовище, поднимал теперь свою уродливую морду из глубин её памяти. Он хотел ей помочь, но то была только её битва. В тот момент и как-то совсем некстати его посетило озарение: Радагаст вновь оказался прав, а обрывки, казалось бы, бессвязных фраз, словно части какой-то гротескной головоломки вставали в вырезанные только для них отверстия. И пускай до полной картины было ещё очень далеко, даже мимолётного взгляда хватило, чтобы понять, что испытывать судьбу дважды — не стоит. Было необходимо, он был обязан забрать её с собой, он хотел…

Как и тогда на поляне маг невольно осекся, прерывая поток разгорячённого сознания, устало откинулся на спинку кресла. В комнате было нестерпимо тихо. Сейчас бы он всё отдал за гул рыночной площади, чтобы разноголосая смесь оглушила, не давая собственным мыслям принять словесные очертания, и унесла сознание куда-нибудь далеко, подальше от этого дворца и бессознательно брошенных тихих фраз.

Это не должно было зайти так далеко. Никогда. Но в какой-то момент гнев с примесью бессилия и почти отвращения взяли верх над мыслями. Как могла она так низко пасть? Наверное, было бы проще, если бы она просто призналась ему в любви к эльфийскому королю. Во всяком случае, она была бы не первой и не последней. Но делить королевское ложе, отдавать своё тело, как последняя портовая девка…

Гендальф зарычал, сорвался с места, в мгновение ока оказавшись у окна, и уже хотел рвануть ставни на себя, когда в ребристом стекле поймал своё отражение. Его глаза были почти чёрными, а заострившиеся черты искажали лихорадочно прыгающие отсветы камина. Он почти языком мог ощущать вкус ярости, осознания поражения и ещё чего-то тёмного, что так настойчиво рвалось наружу, и чему он отказывался дать имя. Иначе это будет его конец. Олорин закрыл глаза, отрезая от себя окружающий мир, холод стекла резанул пылающую кожу, но это было сейчас необходимо. Его дыхание было сбивчивым и надорванным. Тишина.

Она не понимала, что, несмотря на все её оговорки, ещё стремительнее неслась в бездну, сжигая не только тело, но и душу. А это темнее, глубже, и оттуда уже никто не возвращается. Он пытался докричаться до неё, но она была глуха к его мольбам, и, подобно утреннему туману, таяла на глазах, окутанная мороком своих же собственных иллюзий. Поэтому, когда слова иссякли, он дотянулся, рванул на себя, но, оказалось, тоже рухнул во тьму. Ему бы одуматься, но он, безумец, упивался этим падением, потому что на губах был её вкус, и она падала вместе с ним. Как и тогда, на озере, он утопал в ощущениях её и своей собственной магии, сливающихся воедино, но в этот раз было ярче, острее, слаще, потому что она была сильнее; голос же разума надрывался, снова и снова призывая одуматься, остановиться, но Гендальф оставался глух, а вот она, кажется, услышала. Ледяной воздух осеннего сада ворвался в лёгкие, опаляя внутренности. Их разделяло несколько мучительных шагов. «Когда она успела оказаться так далеко?» Взгляд каре-зелёных глаз был почти болезненно осязаемым, но, слава Великим Валар, тень скрывала её лицо. Она вспомнила, и это помогло отрезвить его собственную память. Её никогда не должно было быть здесь, и она принадлежала только самой себе. Он вспомнил и отпустил.

Если бы он последовал за ней сквозь окутанный ночью сад — это было бы ошибкой, но он лишь оступился, отвлёкся… То, что он сделал, было правильно, со всех сторон, с любой точки зрения, со всех ракурсов, и его почти восстановившееся внутреннее спокойствие было тому показателем. Так почему же от одного воспоминания о сегодняшнем разговоре, всего лишь какими-то мгновениями ранее он чуть не задохнулся от ярости, и всё никак не мог избавиться от мерзкого ощущения, что ошибки сегодня он так и не избежал?

Усталый взгляд метнулся за окно и наткнулся на угрюмую стену чёрных и изглоданных ветром деревьев. Возможно, он недооценил влияние древнего леса, или переоценил свои собственные силы, которые из-за отсутствия фокуса бесполезно расплёскивались, словно вино в руках полупьяного трактирщика. В его голове было слишком много сумбурных мыслей, которые уже не просто отвлекали, а становились опасными, особенно принимая во внимание, куда идёт его дальнейший путь. Он не знал, что его ожидало в старой крепости, но даже думая о ней вскользь, где-то в районе затылка начинали звенеть тревожные колокольчики. Нет, ему надо забыть о ней и отпустить, как сказал когда-то на обрыве мудрый орёл, и ведь это ему почти удалось. Тогда почему же сегодня всё чуть не пошло прахом? Что это было? Тактический просчёт? Игра, зашедшая слишком далеко? Чувство вины? Гендальф зацепился за последнюю мысль и несколько раз почти просмаковал её на языке. Неожиданная догадка вызвала на лице мага ироничную ухмылку. В какой-то момент он, сам того не осознавая, возложил на себя ответственность за смертную из другого мира. Да вот только ей это было абсолютно не нужно, а он, старый дурак, готов был поставить на карту так много.

Пусть из другого мира, пусть наделенная способностями, но она была всего лишь смертной. И если век людей Средиземья быстротечен, то её пребывание здесь — это лишь мгновение, невесомый порыв ветра, нечаянно всколыхнувший луговую траву. Время было на исходе. Она знала это, и разве можно было её винить в том, что оставшиеся крохи в песочных часах, она решила провести в тепле, покое и наслаждении? А он винил, и его раздирало от осознания, что она отказалась биться, что сдалась и приняла постыдную роль наложницы, хоть и королевской. Но был и другой голос, тихий, вкрадчивый, проникающий в самое сердце, который шептал, что это ему было для чего жить, за что сражаться до последней капли крови, последнего вздоха… Смирение, слабость ли?

Сердце сдавила грусть. Он ощутил её возросшие силы ещё тогда, когда она порхала между пирующих эльфов с кувшином вина в руках, да и то, с какой лёгкостью она отшвырнула его в саду, было лишь малой толикой сдерживаемой внутри энергии. Но от него не укрылось и то, как изменилась она внешне: кожа стала будто ещё светлее, запястья, утянутые в узкие рукава бархатного платья, казались до боли хрупкими, глаза — ещё более бездонными, затягивающими. Нет, она не выглядела больной, но весь её облик говорил о том, что она всё меньше и меньше принадлежала миру живых. Маг мог лишь дивиться тому, что Трандуил этого ещё не заметил.

Король. Гендальф отвернулся от чернеющего окна. Огонь в камине полыхал теперь в полную мощь, и языки пламени в безумной и одновременно чувственной пляске ласкали чуть потрескивающие поленья, ненасытно, жадно… Сначала он был зол на лихолеского владыку, отчасти виня того в том, что Ирина сделала именно такой выбор, но это быстро прошло. Он прекрасно помнил, как действовала её магия на бессмертных детей Эру, да и не только на них. Гендальф глубоко вздохнул. Здесь было что-то другое, кроме обычного желания. Прошлое Трандуила было покрыто завесой теней и недомолвок, но слова Галадриэль о потерях и разочарования слишком хорошо врезались ему в память. Даже среди эльфов ходили слухи о том, что король был холоден и равнодушен ко всему, и единственное, что ещё хоть как-то согревало его душу — это блеск драгоценностей и забота о лесном королевстве и сыне. В этой душевной пустоте и надломе и скрывалось то, что их объединяло, что влекло друг к другу. Ей никогда не стать королевой Лихолесья, но… Гендальф устало опустился в кресло и на какое-то мгновение закрыл глаза, отгораживаясь от внешнего мира.

Дорогам судьбы свойственно чертить порой самые невероятные узоры на карте мироздания, он был свидетелем этого и не раз. Возможно, по нелепой случайности или же воле провидения, этим двоим было суждено встретиться, именно сейчас и именно здесь. Познать друг друга, испить друг друга до дна, а после превратиться в пепел или же восстать из него. Третьего не дано.

В глазах истари вновь отражались всполохи беспорядочного танца, но он, казалось, уже ничего не замечал. Волшебник сидел прямо, кисти благородных рук покоились на подлокотниках, немигающий взгляд устремлён куда-то вперёд, за пределы этой комнаты, дворца и даже леса. Он отпустил её. Он был вновь спокоен. Во всяком случае, пока…


* * *


Воспоминания нередко играют с нами в прятки, исчезая в омуте памяти, когда очень нужны, и подкидывая совершенно, казалось бы, неуместные обрывки информации и разговоров в самые неподходящие моменты. Так сейчас он был уверен, что когда-то давно кто-то рассказал ему о том, что в возведении стен каменной цитадели лесных эльфов принимали непосредственное участие и гномы Эребора, о чём до сих пор пытались забыть как первые, так и вторые. И хотя имя или образ рассказчика были покрыты туманом лет скитаний, он ни на миг не сомневался в правдивости всплывших воспоминаний. Да и какой смысл было это отвергать, если сами стены были прямым доказательством некогда тесной дружбы между народами. Подавляющая монументальность, которую так любили гномы, удивительным образом сочеталась с изысканностью, лёгкостью и меланхоличной возвышенностью, присущей эльфам. Наполненные мерцающим, пульсирующим светом мраморные колонны, теряющиеся в высоких сводах, таких тёмных, что на какое-то мгновение могло показаться, что именно там таились обрывки ночи, когда за окном царствовало дневное светило.

Они уже миновали высокие створчатые двери и теперь ступали по отполированному до блеска мрамору. Где-то там, позади за окнами, осталось утро, хмурое и туманное, но уже полностью вступившее в свои права, только вот находясь здесь, об этом можно было легко позабыть, утонув в царящем вокруг полумраке. Лёгкие шаги, шелест мантий, дыхание — всё это отдавалось призрачным эхом от невидимых стен и исчезало за гранью светового круга, лишь на мгновения наполняя пространство неясными шёпотами и тут же растворяясь в торжественном безмолвии тронного зала. И посреди этого царства полутеней фигура короля возвышалась ярким всполохом алого шёлка и серебра.

Он невольно замедлил шаг, в то время как сопровождавший его стражник уже опустился на одно колено, в почтении склонившись пред королевским троном. Однако сам владыка обозначил присутствие воина лишь еле заметным движением глаз. Лёгкий взмах руки, и коленопреклонённый эльф бесшумно удалился, словно растворился среди теней. Настала очередь мага, но он, возможно впервые за долгое время, не знал, как начать разговор, потому как не он его инициировал.

Молчаливый стражник явился к нему сегодня сразу после завтрака и с порога оповестил о том, что король таки соблаговолил назначить ему аудиенцию. Эти новости были если уж не совсем радостные, то уж точно ожидаемые. Однако уже следующее сообщение эльфийского воина заставило Гендальфа помимо воли внутренне напрячься: его встреча с королём была не только назначена на сегодняшнее же утро, но и состояться она должна была в тронном зале. И если место проведения аудиенции и было второстепенно, то такая спешка не могла не насторожить, ведь эльфы (хотя не в пример энтам) всегда отличались своей расторопностью, а встреча с правителем земель обычно назначалась заранее. С одной стороны это делалось для того, чтобы гость мог подготовиться мысленно, одновременно с этим осознав важность предстоящего момента; или же наоборот — потянуть время, чтобы проситель занервничал, а то и выдал себя, если его помыслы были не до конца чисты (ведь невидимых наблюдателей во дворцах всегда было достаточно), — иными словами причин для отсрочек имелось множество, и именно поэтому важные аудиенции почти никогда не происходили в тот же день, когда о них сообщалось. Если только, конечно, от гостя-просителя не хотели поскорее избавиться… Пытаясь справиться с неприятным холодком, скользнувшим за шиворот, Гендальф исподлобья взглянул на продолжавшего хранить молчание эльфа. Пауза явно затянулась, но он не спешил нарушать протокол, предоставив владыке возможность начать разговор, когда тот сочтёт это нужным.

Трандуил Ороферион стоял заложив руки за спину на небольшом постаменте в центре зала, его лицо было похоже на непроницаемую маску, лишённую каких-либо эмоций. Холодная беспристрастность, которую так часто доводилось видеть на ликах бессмертных, такая привычная, спокойная, что он почти расслабился, мысленно посмеиваясь на своими минутными опасениями. В этот момент их взгляды встретились — он замер, а смех превратился в зловещий шёпот. Глаза эльфа, неестественно тёмные, не мигая взирали на мага с неприкрытой злобой? Нет, слишком мало. Это была ярость, пылающая, вязкая и затягивающая. Удар сердца, второй, третий, в какой-то момент он помимо воли моргнул — и на этот раз натолкнулся на полупрозрачный, чистейший лёд, который уже эхом разносился по полутёмному тронному залу:

— Митрандир, — глубокий голос Трандуила вернул его в реальность.

Гендальф сделал несколько шагов вперёд и приветственно склонил голову.

— Ваше величество.

Он понимал, что надо было сказать больше, но слова застряли где-то в горле. Такая смена настроений лесного владыки выбила его из колеи, и ему надо было срочно взять себя в руки.

— Я надеюсь, что гостеприимство лесных эльфов пришлось тебе по сердцу, волшебник, — он изучал его, смотрел слишком пристально, словно хотел пробиться куда-то, увидеть что-то…

— Король Трандуил, для меня большая честь быть вашим гостем.

Слова, ничего не значащие фразы, туманные диалоги — слои ненужной мишуры, скрывающие суть. Почему во дворцах её было всегда так много? Зачем там, где слова действительно имеют значение, устраивать эти вербальные танцы? Кажется, Трандуил прочитал его мысли.

— Конечно, — резкое слово, казалось, одним махом разрубило весь тот узел, который они начали навязывать с момента первой встречи в саду. — но ведь ты пришёл сюда не за этим, посланник владычицы Галадриэль?

«Церемонии закончились», — промелькнуло у него в голове, но он молчал, на уровне инстинктов понимая, что любая фраза, что сорвётся с его языка, будет лишней. Во взгляде эльфа метнулась какая-то тень, и он тут же продолжил:

— Я принял решение, Митрандир. Всё необходимое для дальнейшего пути: оружие, провиант, зелья, — в твоём распоряжении. Дорога к крепости займёт около трёх дней, и лучше двигаться вдоль западного края леса, огибая горы. В Лихолесье уже давно небезопасно, а лишние столкновения с гоблинами или орками вам ни к чему. Для безопасности с тобой отправится небольшой отряд: десять воинов, не более. И старайтесь не задерживаться в пути…

— Десять? — его голос эхом повторил слова короля, который теперь выжидающе приподнял бровь. — Но если в Дол Гулдуре действительно обосновался некромант, и тьма распространяется именно оттуда, десять воинов недостаточно…

Полупрозрачные глаза угрожающе сузились, а губы неожиданно дёрнулись вверх в ироничной усмешке.

— Кажется, я несколько неясно выразился, волшебник. Отряд проводит тебя ДО развалин, в саму крепость ты отправишься один.

По спине мага ледяной лентой скользнул страх. Эльф говорил слишком спокойно, слишком тихо, но в оглушающем безмолвии тронного зала это звучало как приговор.

— Ваше величество, — начал волшебник, но король не дал ему договорить.

— Я обещал тебе, посланник владычицы Галадриэль, посильную помощь, и я склонен сдерживать свои обещания. Однако в первую очередь я должен заботиться о безопасности своего народа, а в нынешние времена жизнь каждого воина на вес золота. Особенно учитывая то, что с чьей-то нелёгкой подачи отряд небезызвестных тебе гномов в эту самую минуту пытается пробраться в Эребор, — он уже не сдерживался и его голос раскатисто гремел под мрачными сводами, с каждым словом набирая силу. — Что им посулили? Золото? Власть? Возвращение потерянного королевства? Их сложно осудить — такие посулы могут легко ослепить, — Трандуил резко замолчал, впиваясь взглядом в хмурого, как грозовое небо мага. Однако затишье длилось лишь мгновение. — Только люди и гномы в своей алчной наивности могут поверить в то, что если дракона не было видно сто семьдесят лет, то его уже просто нет, — слова звучали тише и обманчиво спокойно, но каждое из них металлическим эхом резонировало в безмолвном зале и будто впивались цепкими когтями в само сознание. — Но мы ведь знаем, что это не так, как и то, какова будет за всё это расплата.

Невысказанный вопрос затерялся между колоннами и притаился в темноте, выжидая. Гендальф чувствовал, как руки до боли сжались в кулаки, и внутренне возрадовался, что оставил посох в своих покоях, иначе ему было бы ещё сложнее себя контролировать.

«Как смел? Как смел этот лесной король разговаривать с ним, членом Белого Совета, в подобной манере?»

Он еле сдерживал себя, потому что сорваться сейчас — означало проиграть. А ещё с каждым ударом сердца он всё больше осознавал то, что в словах гордого и заносчивого эльфа была горькая толика правды, но пути назад не было, и на кону стояло слишком многое, что даже лесному Владыке знать не обязательно. Ярость, что только что застилала глаза, постепенно отступала, и вот уже его голос звучит под этими сводами настолько пугающе спокойно, что он сам внутренне вздрогнул.

— Благодарю тебя, король Трандуил Ороферион.

На несколько долгих мгновений их взгляды снова пересеклись. Осознание, что, несмотря ни на что, в этом противостоянии они сражаются на одной стороне, подействовало отрезвляюще и на седого мага, и на эльфа.

— Лесные эльфы никогда не отказывали в помощи и никогда не боялись встретить опасность лицом к лицу, — беспристрастность, размеренность — будто и не было этой вспышки.

— Никто и никогда не посмеет это оспорить, — Гендальф учтиво поклонился, одновременно делая шаг назад. Аудиенция была закончена, или?..

— Митрандир, — Гендальф снова сосредоточил внимание на непроницаемом лике владыки,— все необходимые приготовления будут закончены уже сегодня вечером. Поэтому отправиться в путь вы сможете уже совсем скоро… — еле заметная пауза. — Завтра.

Одно слово, и внутри Гендальфа вновь закипело укрощённое было пламя. Их глаза снова встретились, и он был уверен, что в этот момент они взирали друг на друга с одинаковой тёмной яростью, стиснутой в обёртку придворных манер. Он не привык к тому, чтобы ему приказывали, а в том, что это был именно приказ, не было никаких сомнений. Да вот только, сорвись он сейчас — это не привело бы ни к чему.

«Ни к чему хорошему», — поправил внутренний голос, и Гендальф почти скривился от этого совершенно неуместного ироничного хихиканья. «Возможно, так даже лучше. Что там король говорил про гномов?..»

Однако завершить мысль ему не удалось, потому что в этот момент голос эльфа вновь разрезал напряжённое молчание.

— Лёгкой дороги, Митрандир. И да прибудет с тобой светлая сила Валар, — Трандуил чуть склонил голову, приложив правую ладонь к сердцу, и уже тише добавил. — Я буду надеяться на твоё скорое возвращение, как и на то, что все наши опасения не подтвердятся и окажутся не более чем просто слухами и домыслами.

Слова призваны были вдохновлять, но, несмотря ни на что, Гендальф был уверен, что ни он, ни замерший перед ним Трандуил ни на мгновение не допускали возможность озвученного благоприятного исхода. На этот раз истари больше не проронил ни слова, лишь поклонился, как и король, коснувшись сердца рукой. Несколько шагов назад, поворот и вот стремительные шаги уже несли его в направлении высоких створчатых дверей, оставляя за спиной полумрак тронного зала и безмолвного, словно каменное изваяние, короля лесных эльфов в алом.


* * *


Серая мантия растворилась в полумраке, едва заметный скрип закрывающихся дверей: его собеседник покинул тронный зал уже какое-то время назад, а он всё никак не мог заставить себя отвернуться и продолжал буравить взглядом место, где недавно стоял маг. Почему он думал, что станет легче, что внутренний шторм, захвативший мысли и эмоции, если не полностью уляжется, то хотя бы отойдёт на второй план, как только разговор будет окончен? Ничего. Только призрачное удовлетворение от того, что уже завтра волшебник покинет королевство, и, возможно, им действительно удастся избежать быть замешанными в очередную интригу белого совета.

Подозрения зародились в тот самый момент, когда ему доложили о прибытии посланника от Галадриэль, а то, что эта роль была отведена не кому-нибудь, а именно Гендальфу Серому, лишь укоренила его догадки. После же первого разговора всё это переросло в непоколебимую уверенность. Нет, никто не сомневался в искренности и благородности намерений магов и эльфийских лордов, но проблема всегда была в том, что они почти никогда не раскрывали своих методов и планов, ограничиваясь лишь туманными, а зачастую и абстрактными объяснениями, ожидая, что остальные просто последуют за ними к их великой цели вслепую. А такой расклад не мог прийти по душе всем… Но в этот раз Митрандир выдал себя: не удержался и спросил про гномов. Домыслить остальное не составило большого труда. Кто ещё мог сподвигнуть принца в изгнании на такое безумие? Хотя, учитывая его родословную, очень долго уговаривать не пришлось. Уголки губ короля иронично дёрнулись вверх. Он и сам не сдержался, пусть и не сожалел ни об одном слове, из огласивших тронный зал в это туманное утро. Однако всё же вынужден был признать, что, если правду и не стоит скрывать, то, возможно, и кричать о ней порой не так разумно. Политика — разве не так это называется?.. Не сдержавшись, он тихо хмыкнул и устало прикрыл глаза, прерывая тем самым уже изрядно затянувшееся немое созерцание. Только тогда причём здесь она?

После того разговора в саду он никак не мог понять, каким образом Ирина вписывалась в эти игры сильнейших: осознанно или нет, но Гендальф не только спросил о ней во время аудиенции с королём, но и поставил обычную служанку в один ряд с наследником древнего рода. Почему-то не было никаких сомнений в том, что волшебник знал о том, кем являлась смертная, и дело было не только в её способностях…

«Довольно!», — Трандуил заметно побледнел и невольно стиснул зубы: в эту минуту ему меньше всего хотелось вновь погрязнуть в этих мыслях, ведь каждый раз они с неминуемым постоянством заводили его в тупик.

Король расправил плечи и еле заметно кивнул. В то же мгновение от клубившегося между колоннами сумрака отделилась тень и бесшумно скользнула в центр светового круга: стражник молча склонил голову в привычно жесте.

— Проследи, чтобы… — фраза так и осталась незаконченной. Владыка и эльфийский воин на мгновение встретились взглядами, и последний тут же понимающе кивнул. Два шага назад, и он снова растворился в полумраке.

Теперь в тронном зале кроме него никого больше не осталось. Король медлил, блуждая уставшим взглядом по затемнённым альковам, чуть мерцающим колоннам — неожиданно скованный странной неуверенностью, он замер в нерешительности. С одной стороны, хотелось просто упасть на трон и, закрыв глаза, отдаться на волю этой тишине, где само дыхание отдавалось гулким эхом. Он делал это не раз, отдыхая от мысленных и словесных игр ещё с тех самых пор, когда на его челе впервые засверкала корона Лихолесья. Странно, но сейчас политические игры были его наименьшей головной болью: там всё было более или менее ясно. В то же время под гнётом этого пустынного монументального строения вот уже который раз его окутывало ощущение, что сейчас, стоя на небольшом возвышении всего в нескольких шагах от трона, он был беззащитен, обнажён эмоционально и душевно. И стоит кому-то кинуть на него неосторожный взгляд, и они без труда проникнут к нему в самое сердце, познают самые тайные мысли, переживания, желания, которым даже он сам не решался взглянуть в лицо. Последнее заставило его резко втянуть воздух: «Нет, не сейчас…»

Король не колебался больше ни секунды и уже в следующее мгновение раздражённо дёрнул плечом, будто освобождался от чьего-то невидимого и неприятного прикосновения, и зашагал по световому коридору. Последний всполох алого шёлка, и он тоже растворился в сумраке. Тронный зал погрузился в торжественное безмолвие, замер в ожидании, как происходило изо дня в день вот уже сотни лет подряд, и лишь только придирчивому наблюдателю могло показаться что привычный полумрак стал будто гуще, темнее, живее… Но здесь никого не было, а посему всё можно было легко списать лишь на причудливую игру светотени.


* * *


Остаток дня пролетел быстро и, увы, незаметно. Отчётов было много, но все они по сути повторяли одно и то же. Он пробегал натренированным взглядом по строкам, выведенным аккуратным почерком, и с каждым отложенным в сторону свитком внутри росло и ширилось раздражение: будто он всё пытался найти что-то, но это что-то постоянно ускользало, не желая даже оформиться в слова. Он сдался, когда солнце окончательно скрылось за угольно-чёрным лесом.

На какое-то время комната погрузилась в бархатистый полумрак, создавая иллюзию уединения и покоя, но лишь до того момента, пока двери не распахнулись, пропуская внутрь немые тени слуг, принесших свечи и ужин. И хотя они исчезли так же быстро, как и появились, момент уже был разрушен. Взгляд с раздражением, граничившим с негодованием, цеплялся за подрагивающие огоньки, пока не упал на накрытый стол. Комната наполнилась аппетитными ароматами, но, вопреки этому, желудок болезненно сжался: ему было сейчас не до еды. Резко поднявшись из-за стола и попутно наполняя бокал тёмно-рубиновым вином, он в несколько шагов преодолел расстояние до входа во внутренние покои, рванул ручку и наконец позволил себе выдохнуть. Мягкий свет свечей остался по ту сторону дверей: здесь же было спасительно темно. Сейчас как никогда было велико искушение прикрыть глаза и отгородиться от всего, поверить, что так можно было легко отказаться и забыть все метания, сомнения, желания. Да вот только это было не более, чем самообман, под стать иллюзии тепла, что дарили тлевшие в камине угли. Кристально чистый от ночной прохлады воздух заполнял лёгкие, а он никак не мог надышаться — это было то самое сладкое затишье перед бурей, ведь вместо того, чтобы отгородить себя, он теперь остался один на один со всеми теми мыслями, от которых только что так яростно пытался скрыться.

Голоса леса стали настойчиво предупреждать его с того самого момента, как ему донесли о визите мага. Неясный шёпот холодной змеёй обвивал шею, непрестанно повторяя, как заклинание, что ему врут, что её попытаются одурманить, украсть, и она не будет особо против… Он не верил, списывая всё на слишком богатые событиями времена. Да и какое дело мудрому старцу до какой-то потерявшей память служанки? Так думал он, но ровно до тех пор, пока Гендальф сам не обмолвился о смертной. С того самого момента он стал уже иначе воспринимать то, что пел ему древний лес и его хозяин, хотя, надо признать, с их последней встречи в чаще тот не часто жаловал прямым обращением. Поэтому, когда посреди древнего празднества в его голове раздался этот глубокий, бесстрастный голос, ему с трудом удалось сдержать пробежавшую по телу дрожь.

— Она ослушалась тебя, — каждый слог эхом отдавался в голове и ощутимой вибрацией разносился по венам. — Смотри…

Тогда гул в ушах стал просто невыносимо болезненным, и он всё нарастал и нарастал до такой степени, что он был почти уверен, что внутри вот-вот что-то лопнет и оборвётся. С огромным усилием воли он подавил инстинктивное желание зажмуриться, и вместо этого заставил себя скользнуть взглядом по поляне: ничего. Пока среди празднующей толпы глаз не резанула явно напряжённая фигура мага. Митрандир неотрывно смотрел куда-то в сторону. Проследить за траекторией его взгляда не составило труда, а потом он неожиданно пожалел об этом.

Несмотря на то, что лицо скрывал плотный шарф, а серый грубый плащ доходил почти до пят, он узнал её сразу. Она замерла испуганным зверем, впившись в волшебника каким-то безумным взором, и, казалось, почти не дышала. Их разделяло больше десяти шагов, но он ни на мгновение не сомневался, что сейчас для этих двоих существовали только глаза другого. А ещё, он вдруг осознал, что тот самый гул исходил именно от этих двух фигур. Воздух загустел от переливов магии, и тогда он мог лишь дивиться тому, что никто другой больше этого не заметил. Хотя, возможно, дело было в том, что к тому моменту у большинства пирующих из-за вина уже порядком заволокло разум, притупляя инстинкты и чувства. Он же, к несчастью, в одно мгновение оказался болезненно трезв. Грянула какая-то музыка, Гендальф нахмурился, чуть дёрнул рукой, а она тут же сорвалась с места и метнулась в тёмную чащу.

Они узнали друг друга. Нет, они знали друг друга… Внутри что-то дёрнулось, заворочалось, перекрывая кислород, застилая глаза тёмным маревом ярости, оседая на языке обжигающей горечью. В мрачной решимости он наблюдал за оставшимся на поляне волшебником, почти желая, чтобы тот попытался её догнать. Но этого не случилось, и уже совсем скоро лик седовласого истари просветлел, а губы тронула победоносная улыбка, и тогда их взгляды встретились. Внутри эльфа тогда гремел гром, в глазах сверкала молния, что явно выбило мага из колеи.

— Он не должен узнать! — прогремело в его голове, и в один миг бушевавший ураган сошёл на нет, а вместо этого всё внутри сжалось от почти болезненно-нестерпимой потребности почувствовать её.

Та ночь была странной. Он пришёл, томимый жаждой ответов, но всё пошло не так. Лёд её пальцев и пожирающее всё на своём пути пламя прикосновений. Она была так отчаянно прекрасна, что он просто пил её присутствие, упивался им, боясь нарушить эту странную магию хотя бы одним словом. Она вторила ему. Казалось, что тогда они впервые ощутили то особое единение, которое связывает души навечно. Иллюзия, в которую очень хотелось поверить хотя бы на миг, но которой никогда не суждено принять очертания реальности. Больше никогда… Однако он готов был отдаться во власть обмана, хотя бы на ту ночь, когда её рука почти неосознанно скользила по его груди в чистой, светлой и невесомой ласке. Они купались в этой тёплой тихой неге, и в тот момент были почти счастливы. Но с наступлением утра всё снова встало на свои места.

Он уходил почти через силу и ещё очень долго не мог оторвать взгляда от её спящей фигуры, потерявшейся среди шёлковых линий покрывала. Мысли метались в голове, то призывая его остаться, вновь ощутить её тепло, то наоборот, поторапливая скрыться, уговаривая, что надо было успокоиться и вернуть трезвость рассудка, да и что останавливало его, чтобы уже сегодня снова ощутить на губах её ни с чем неповторимый вкус. Тогда он уцепился за последний довод, потому что это звучало хоть и неправильно, но как надо. Ведь так было проще, потому что иначе всё стало бы слишком сложным. Да вот только вечер принёс что угодно, но только не успокоение.

Трандуил сидела в кресле у камина, хотя и не помнил, как здесь оказался, но это было сейчас второстепенно. Благородные бледные пальцы до хруста стиснули подлокотники тёмного дерева, с губ сорвался хриплый стон: он вновь провалился во времени, оказавшись в темноте той ночи, куда привёл его голос.

Внутри всё клокотало от рвущейся наружу почти звериной ярости. Руки до боли были стиснуты в кулаки: только бы не сорваться. Глаза закрыты: он и так уже видел предостаточно. Последнее, что его сдерживало — это тихий шёпот ветра, запутавшегося в оголённых ветках деревьев, шуршащее дыхание пожухлой травы и вкрадчивый, немного монотонный, голос леса. В голове ухало от кипящей крови, поэтому слова сливались в один неспокойный поток, журчали полноводной рекой, пока он, не без усилия, заставил себя снова прислушиваться.

Из разговора тех двоих на поляне он не понял ни слова, хотя без труда уловил неоспоримую схожесть неизвестного ему языка с теми обрывочными фразами, которые она то и дело неосторожно роняла в его присутствии. «Язык её матери из восточных земель», — его внутренний голос зло посмеивался. По всему было видно, что и маг изъяснялся на нём прекрасно, а это означало… На самом деле, значить это могло что угодно, но основное, что раскалённым железом плескалось в его голове было то, что они с волшебником знали друг друга намного лучше, чем ему показалось первоначально.

После первого неожиданно крепкого и долгого объятия общение женщины и мага напоминало ему странный танец: они то оказывались рядом, то снова расходились, и, несмотря на то, что содержание разговора оставалось для него загадкой, только слепой не заметил бы ярких и глубоких эмоций, вспыхивающих между ними. Но если в её глазах отражалась злость и досада, взгляд мага порой был слишком противоречив, загораясь таким опаляющим и мрачным огнём, который, будь на месте старца кто-то ещё, можно было без сомнений принять за страсть. Трандуил гнал эти мысли, но, тем не менее, каждый раз когда руки Гендальфа прикасались к Ирине с трудом заставлял себя оставаться на месте. Когда она, наконец направилась прочь, напоследок успокаивающе скользнув рукой по переплетённым пальцам старца, Трандуил не сдержал вздоха облегчения. Тугой узел, стягивающий все его внутренности в ноющий ком, немного ослабил свою хватку, но лишь для того, чтобы уже в следующий момент рвануть так, что голова пошла кругом от боли и ярости. С необычайной ловкостью маг нагнал её в мгновение ока, притянул к себе и пригвоздил поцелуем. Она замерла, принимая эту дерзкую и почти грубую ласку, потом, издав какой-то невнятный звук, отшатнулась. Её губы алели, а в глазах, вместо ожидаемой ярости отразилось удивление и узнавание… Последнее полоснуло так, что он невольно дёрнулся: с него было довольно. Он больше не хотел видеть —шаг, другой: и спасительная тень скрыла их из поля зрения. Он только слышал, как шелестела трава под аккуратными шагами, как тихо скрипнула калитка — они ушли.

— Я предупреждал тебя… — прозвучало в голове словно удар колокола. Внутри что-то оборвалось, и он рванулся. Замелькали повороты коридоров замка, но он их не видел: перед глазами всё ещё горели две переплетённые тени на поляне в саду.

Глава опубликована: 09.09.2018

50. Слепые

Ужас, холодный, бесконтрольный, лишающий воли и сил. Он накрыл липкой удушающей волной, а я всё барахталась, безнадёжно теряя последние крупицы сознательного восприятия действительности, пока не захлебнулась, и тогда остались лишь инстинкты. Но именно они и заставляли сейчас двигаться вперёд, не замечать скованные тьмой коридоры дворца, не выть от отчаяния, забившись в угол. Испуганным зверем я почти вслепую неслась вперёд, пока руки не споткнулись о деревянные двери — рывок, и тьма осталась позади. От рваного дыхания лёгкие горели, и каждый глоток воздуха царапал горло наждачной бумагой, глаза отрешённо блуждали по углам, выхватывая из мутных силуэтов знакомые очертания. Я не знаю, как долго стояла так, слившись спиной с шершавым деревом двери, но в какой-то момент паника стала отступать, по крупицам возвращая и осознание окружающего мира. На ватных ногах я стала двигаться вперёд, пока обессилено не упала в кресло.

«Холод. Какой же здесь собачий холод», — слова сливались в неясное шипение, и от того, как бесконтрольно клацали зубы, возникали реальные опасения за сохранность собственного языка. Хотелось разозлиться на эльфов, с их невосприимчивостью к холоду, на нерадивых слуг, на то неизвестное, что притащило меня сюда — только сил хватало максимум на то, чтобы, поджав ноги и обернувшись шалью на манер смирительной рубашки, сидеть в кресле перед холодным камином и криво усмехаться. И пусть где-то в голове и звучали отдалённые голоса, что, мол, время было ещё очень раннее, а слуги приходили лишь после рассвета, до которого, судя по серым теням за окном, ещё как минимум час; да и в конце концов можно было разжечь огонь и самой — только все доводы разума меркли в этом холодном полумраке пустой лаборатории, а внутреннее напряжение было настолько сильным, что я невольно боялась пошевелить даже мизинцем из страха, что внутри что-то оборвётся. Но, несмотря на холод и скрюченные окоченевшие пальцы, всё было лучше, чем то, что осталось позади.

Почему-то я упустила момент, когда ночные кошмары стали настолько болезненно реалистичны, и к сопровождающей их поглощающей тьме прибавился смех. Сначала он был еле различим и призрачным эхом порхал где-то в необозримой высоте, но постепенно его зловещие раскаты стали разноситься повсюду, приходили отовсюду, беспощадно и невыносимо били по вискам, отчего каждое пробуждение сопровождалось раскалывающей головной болью. Но сегодня было иначе: к ставшими уже почти привычными темноте и издевательским звукам, добавилось что-то более пугающее — присутствие.

Осознание пришло, казалось бы, из ниоткуда, но с того момента ни на секунду уже не оставляло: в своём кошмаре я уже была не одна. Непроницаемый мрак ожил. Повязанная слепотой и глухотой, я ещё более ярко ощущала колебания воздуха в замкнутом пространстве: это что-то или кто-то постоянно двигался, перемещался. То и дело вспыхивали мысли, что, наверное, именно так чувствует себя человек в открытом море, вокруг которого медленно кружат акулы, и с каждым ударом сердца радиус сужался… Оно приближалось, а я, парализованная, ничего не могла сделать, потому как даже самый ничтожный шаг, взмах руки мог закончиться столкновением. Тело дрожало от напряжения, страха, но всё больше — от тошнотворных прохладных дуновений воздуха, шлейфом следовавшими за этими невидимыми движениями. Меня будто окутывало паутиной, слой за слоем, сковывая не только физически, но и внутренне. Мне ясно давали понять, что в этом кошмаре хозяином был кто-то другой, моя же роль — безвольный участник-созерцатель. Искушение сдаться и принять свою судьбу было очень велико, однако я не могла просто так уступить. В душе то и дело вспыхивали искры ненависти к тому невидимому, на саму себя за слабость и малодушие, но их было недостаточно, и они слишком быстро гасли.

Мрак подступал, и хотя этого нельзя было увидеть, моё шестое чувство подсказывало, что именно так оно и было. Сердце ухало в томительном, изматывающем ожидании, а время растягивалось, деформировалось в кромешной тьме. Развязка наступила неожиданно: резкая боль пронзила руку и электрическим разрядом рванула по мышцам. Я взвыла, изогнулась и открыла глаза. Взгляд упёрся в знакомый балдахин над кроватью, но на этот раз пробуждение не принесло желанного успокоения. Сон не отпускал, а когда я с ужасом поняла, что на мне было то самое пурпурное платье (видимо, вчера заснула прямо в одежде), стало совсем худо. Теперь, взвыв уже в реальности, я взвилась на кровати, чтобы тут же согнуться пополам от так и не отступившей фантасмагоричной боли. Помимо воли из глаз брызнули слёзы, рот открылся в беззвучном крике, и тело задрожало от стискивающих, ноющих, обжигающих ощущений в руке. В моей руке, правой руке… Мысли ещё складывались в слова, а пальцы уже поддели багровую ткань и, что было силы, дёрнули за узкий рукав. Золотые пуговицы с тихим звоном полетели на пол, но я этого уже не замечала и теперь во все глаза смотрела на бледную кожу, где проступали уродливые отметины из моего сна: лиловые, с обожжёнными краями следы от невидимых пальцев от чьей-то мощной и будто бы раскалённой добела руки. Самое удивительное, что стоило взгляду упасть на последствия ночи, как боль мгновенно исчезла, но теперь внутри всё сжалось от тошнотворного, ледяного ужаса. Стиснув зубы, чтобы не закричать, я с глухим стоном скатилась с кровати и заметалась по покоям раненым зверем: мне казалось, что я была всё ещё там, откуда никак не могла отыскать выход, лишь тьма развеялась. Сколько времени прошло: минута, пять, двадцать, час? Заветная дверь упорно ускользала, поэтому, когда пальцы ухватились за прохладный металл дверной ручки, с губ сорвалось победное рычание, а потом я побежала и бежала до сих пор…

Было ли мне страшно? Очень. Ведь теперь жуткий дурной сон перешёл грань и стал неотвратимой реальностью, криво усмехаясь кровоподтёками на бледной коже. Неизвестность пугает, а тут её количество было помножено на десять, если не больше раз. Но, наверное, самое ужасное было то, что мой противник или преследователь до сих пор оставался безликим и, растворяясь в темноте, был повсюду. От него не было спасения, потому что неизвестно было, от кого бежать, что уж и говорить о том, куда. Гендальф оказался прав: меня, кажется, нашли, а значит, хотелось мне того или нет (особенно в свете последних событий и откровений), но нужно было с ним поговорить… Последняя мысль яркой вспышкой пронеслась перед закрытыми веками, уступая место тихой темноте, но на этот раз мне было спокойно.

— Ирина, — кто-то тормошил меня за плечо.

Мир нехотя принимал всё более чёткие очертания, и, тем не менее, когда передо мной обозначилось лицо Сельвен, я невольно дёрнулась и зажмурилась, будто от яркого света.

— Что ты здесь делаешь? — певучий голос звучал спокойно, но я знала, что она была обеспокоена.

— Я… — сухость во рту не давала произнести ни звука. — Пить… — в губы упёрся край глиняной кружки.

Я пила жадно и нервно. Прохладная вода с толикой вина ощущалась лекарственным эликсиром, который не только утолял жажду, но и медленно пробуждал оцепеневшее тело к жизни. Когда же я наконец решилась разомкнуть веки, оказалось, что Сельвен опустилась на колени, и теперь наши глаза были на одном уровне. Её тёплая ладонь уверенно и одновременно заботливо поддерживала меня за шею, не давая голове запрокинуться или упасть.

— Ты в порядке? — и, видимо, сама прочитала ответ во взгляде и после секундной нерешительности медленно убрала кружку. В глубине зелёных глаз отражался невысказанный вопрос.

— Мне приснился кошмар, — голос звучал нетвёрдо, но хотя бы не так надрывно.

— Кошмар?..

Я кивнула и с силой провела рукой по лицу. Хотелось поскорее если и не избавиться от ночных переживаний, то хотя бы мысленно запихать в какой-нибудь дальний ящик. И пускай Сельвен ожидала более развёрнутого ответа — на это сейчас попросту не было сил. Несколько минут прошли в немом ожидании. Наконец она шумно выдохнула и рывком поднялась с колен.

— Ну, если тебе лучше, тогда стоит приниматься за дела, — голос был решителен, хотя и не лишён ноток раздражения. — Раз уж мы собрались здесь в такую рань, то можем успеть ещё до завтрака подготовить серебрянокрыльник.

Помимо воли уголки губ скользнули вверх: мне повезло, что моя подруга была так терпелива, давая мне негласную отсрочку для дальнейших объяснений, я же, в свою очередь, не выспрашивала о том, что делала тут она до рассвета.

Сельвен оказалась права: мы действительно успели, хотя окоченевшие пальцы слушались плохо, то и дело норовя скользнуть тонким и острым, как бритва, лезвием не по полупрозрачным широким листьям, а по бледной коже. Наверное, поэтому я искренне обрадовалась, когда принесли еду. Ещё горячий хрустящий хлеб, на ломтике которого плавилось нежное сливочное масло, крепкий сладкий чай — меня словно вновь откинуло в детство, и внутри стало так легко и хорошо, что слова сами сорвались с языка.

— Я виделась с ним позавчера.

Ответом мне было гробовое молчание. Я уже открыла рот, чтобы пояснить, как ложка, которой Сельвен только что намазывала на горбушку мёд, громко и обиженно стукнулась о стол. Нехотя приподняв голову, я тут же наткнулась на горящий взгляд. Губы сжались в тонкую линию, крылья изящного носика раздувались, тёмные брови сошлись на переносице, на щеках наливались алые пятна, — Сельвен была в ярости. Такой я видела её лишь однажды, когда мы ещё жили в доме её отца на окраине леса, и она только вернулась из дворца после разговора с главным дворецким. Но если на тот момент её реакция была понятной, то сейчас я терялась в догадках. Ей же, видимо, не составило труда прочесть удивление и непонимание, отразившиеся у меня на лице, потому как в следующую секунду она раздражённо стукнула кулаком по столу.

— Какого варга ты творишь? — прошипела она сквозь зубы. Я невольно стушевалась.

— Сельвен…

— Нет, скажи мне, в своём эгоизме ты совсем ослепла или потеряла последние крупицы разума?

— Сельвен, я не совсем… Постой. Эгоизма? — остатки «розового» настроения тут же улетучились, а голос окреп.

— Именно, — парировала она, не скрывая металла в словах. — Или у тебя есть другое название для этого?

— Что ты несёшь? — я попыталась подняться, но руки неожиданно оказались стиснуты в стальном захвате. Сельвен потянула меня вниз.

— Сядь, — это был приказ, — и не устраивай ненужных сцен.

Впервые так отчётливо видела я в своей подруге не вечно юную прекрасную деву леса, одухотворённую и утончённую, а древнее, мудрое и повидавшее уже многое на своём веку (вернее веках) создание другого мира. Поэтому не посмела ослушаться и теперь неестественно прямо сидела за столом напротив Сельвен и, почти не мигая, смотрела в её завораживающие изумрудные глаза.

— Неужели ты не понимаешь? Не хочешь понимать или тебе попросту всё равно, скольких подвергаешь опасности, потакая своим прихотям?

Комок застрял в горле. Я судорожно сглотнула. Сельвен же продолжила:

— Я не знаю, что дёрнуло меня согласиться не только отпустить, но и помочь выбраться из замка, чтобы посмотреть на него. Уже тогда это был огромный риск. А теперь ты так гордо бросаешь мне в лицо, что не только «посмотрела издалека», а, вдобавок ко всему, ещё и встретилась с волшебником один на один! Что это всё для тебя? Игра? Приключение? Если бы на кону стояла только твоя жизнь — пожалуйста, делай, что вздумается. Но это не так! Ты…

Она разжала тиски своих пальцев, откинулась назад, и снова кулак с раздражением впечатался в матовую поверхность стола так, что посуда, чуть подпрыгнув, обиженно звякнула.

— Как ты думаешь, — голос Сельвен упал до шёпота, от которого по спине побежал холодок, — что стало бы со мной, с отцом, с братом, узнай владыка всю правду? То, что я покрывала тебя с самого начала, что не было никаких забытых воспоминаний? Волшебнику стоило лишь обронить случайное слово, и всё. А твои способности?

— Он знает, — выдохнула я. На секунду в зелёных глазах мелькнуло непонимание.

— Владыка?.. — Спельвен уронила голову на руки и глухо зарычала. — Великие Валар, Ирина, что ты творишь?

— Я не могла скрывать это постоянно. Он почувствовал…

— Понимаю, — она устало выдохнула, и наши взгляды снова встретились. — Наверное, это было почти неизбежно, учитывая, что ты делишь с ним ложе. В момент физической близости энергии души и тела переплетаются, воспаряют, сияют…

Помимо воли с каждым словом мои щёки зардели всё больше и больше, но моя собеседница этого не замечала, ну или делала вид, что не замечала.

— Что ж, выходит, ему всё равно, что ты ведьма. Хотя… — она откинулась назад, смерила меня задумчивым взглядом и неожиданно тряхнула головой, будто до этого вела внутренний диалог и вот именно сейчас пришла к конечному выводу. — Это уже не важно, да и поздно локти кусать.

Сельвен замолчала, и какое-то время лишь ритмичное постукивание её пальцев о столешницу нарушало звенящую тишину, охватившую лабораторию.

— Зачем ты встречалась с волшебником?

Я поджала губы, но всё же буркнула:

— Поверь, я не горела желанием. Он заставил.

— Заставил? — в её тоне угадывалось ироничное недоверие.

— Да, представь себе! Ваш благочестивый Гендальф или, как вы там его величаете… Митрандир? — мне надоело, что меня отчитывали, как провинившуюся школьницу, осмелившуюся надымить в школьном туалете. — Он недвусмысленно дал мне понять, что если откажусь от встречи, то выдаст меня с потрохами! Что мне оставалось делать? Кому бы король больше поверил: непонятной служанке, пусть и оказавшейся в королевской постели, или известному борцу за справедливость?

— Ты могла бы спросить меня…

— Не могла! — я почти сорвалась на крик и, чтобы выместить бушевавшее раздражение, с силой хлопнула ладонью по многострадальному столу. — Мне не дали времени на раздумья.

Опять тишина и это пробивающее мозг постукивание пальцев. В висках болезненно застучало. Сельвен громко выдохнула и неожиданно спокойно спросила:

— Так чего он хотел?

Какой, казалось бы, простой вопрос… После всего, что произошло в саду, я задавалась им уже не раз, но постоянно спотыкалась в поисках однозначного ответа. Ведь в простой формуле «пришёл, увидел, победил (в этом случае — забрал)» появились такие неожиданные переменные, что голова шла кругом. Но Сельвен знать об этом сейчас вовсе не обязательно.

— Забрать с собой, — выдавила я нехотя.

— Хм? Зачем? Что ему от тебя нужно?

— Не знаю, — это было абсолютной правдой. — Я отказалась.

— Почему?

Наши взгляды пересеклись. Одно слово отчего-то всколыхнуло внутри очень странные эмоции. Конечно, всё было замешано на тех новых воспоминаниях, которые обрушились на меня после того сюрреалистичного поцелуя, но вот если быть абсолютно честной, всё уходило корнями намного глубже.

— Не знаю, — сорвалось наконец с языка.

Получилось вымученно, но это была вся правда, которую я могла себе позволить на данный момент. Неожиданно в глазах предательски защипало. Слёзы душили, а Сельвен всё смотрела на меня с этим плохо скрываемым смятением и непониманием. Стало почти невыносимо, и веки сами опустились, отгораживая, защищая.

— Ирина… — я лишь отчаянно замотала головой.

Снова молчание, но она, хотя бы, прекратила эти постукивания.

— В любом случае, это уже не имеет значения. Он больше не искал со мной встречи. Тебе не о чем волноваться, — слова давались с трудом.

— Я знаю, — отозвалась она глухо. — Они уезжают сегодня.

— Что?!

Воздух в лаборатории разом загустел, и лёгкие теперь отказывались его принимать. По телу пробежала ледяная волна, смывая остатки сна и меланхолии.

— Волшебник покидает королевство. Владыка согласился отправить в сопровождение небольшой отряд…

Сельвен ещё что-то говорила, но слова тонули в гулких ударах сердца. Мне стало страшно, до безумия, до зубного скрежета. Страшно от того, что он вот так просто исчезнет, что наш последний разговор оборвался так неожиданно, завершившись на взаимных упрёках, что он так и не узнает о моих кошмарах, и теперь я с ними один на один.

— Откуда ты знаешь? — что-то в моём голосе заставило её чуть вздрогнуть.

— Ровион отправляется с ними, — она заметно напряглась, и теперь её глаза испытывающее изучали моё лицо.

— Когда они отбывают?

— После завтрака, — мы одновременно посмотрели на сгрудившиеся в середине стола полупустые тарелки. — Они, должно быть, сейчас уже у главных ворот… Куда ты? — я рывком вскочила на ноги, чуть не опрокинув скамью. — Ирина, зачем тебе это?

Слова ударились о спину и отскочили от звука закрывающейся двери.

Волосы постоянно лезли в глаза, но мне не было до этого никакого дела, как и до удивлённых, возмущённых, часто насмешливых взглядов, которые неслись мне вслед от встречающихся на пути эльфов. Да и сложно было их не понять — я, скорее всего, выглядела не лучшим образом: растрёпанные волосы, порванное платье, безумство в глазах. Пол то и дело предательски уходил из-под ног, отчего колени уже саднило, пальцы царапались о шершавый камень. Когда морозный воздух обжёг лёгкие, от яркого солнца пришлось зажмурить глаза, успевшие привыкнуть к вечному полумраку дворца и теперь болезненно воспринимавшие свет. Я добежала, но успела ли?

Это место попалось мне случайно. Тогда Сельвен отправила в кладовую, увы, толком не разъяснив в какую, из-за чего я долго бродила по коридору, поочередно пробуя открыть разбросанные двери, когда очередная неприметная ручка вдруг поддалась, увлекая меня за неожиданно легко распахнувшейся створкой. А потом, как и сейчас, я стояла ослеплённая и задыхалась от морозной свежести воздуха.

Балконом это можно было назвать с большой натяжкой: метра два в ширину и не более трёх-четырёх метров в длину, выступ, затерявшийся на фасаде цитадели, нависал над главными воротам, лишь немного отталкиваясь от абсолютно гладкой стены. Скорее всего, это место использовали, когда требовалось вывесить стяги по случаю праздника или же приезда почётных гостей. Однако судя по вороху прогнившей листвы, здесь много лет уже никто не бывал, а изъеденные ржавчиной железные крюки служили молчаливыми доказательством того, что повода для торжественного убранства эльфийского дворца не появлялось уже давно. Но мне здесь нравилось. Из-под ног будто бы выныривала главная дорога и метров через сто, извиваясь, терялась в тёмной чаще, а над головой — такое неожиданно близкое и свободное небо, дарующее сладкую и пьянящую иллюзию невесомости и полёта. После каменных пут коридоров этим нельзя было не упиваться.

Сейчас слух без труда улавливал, как где-то внизу аккуратно цокали копыта. Звук поднимался вверх и эхом отражался от фасада дворца, слегка искажаясь, но сомнений в том, что это был тот самый отряд, который упоминала Сельвен, не было. Но я отчего-то замерла на пороге и никак не могла заставить себя преодолеть те последние несколько шагов, что отделяли от каменных перил. Возможно, потому, что вопрос Сельвен попал в точку: зачем мне всё это? Но прежде, чем сомнения успели взять надо мной верх, я резко оттолкнулась от двери и приникла к каменной кладке.

Всадники ехали молчаливым строем, растянувшись друг за другом. Их золочёные доспехи сверкали на солнце так ослепительно, что резало глаза. Отсюда эта процессия напоминала тонкий переливающийся ручеёк, который медленно, но верно поглощался чернеющим лесом. Ассоциация показалась странной и неприятной, а в следующее мгновение дыхание перехватило: «Неужели я опоздала?» — но почти сразу, будто в ответ на мои опасения, в конце процессии показалась знакомая фигура в сером. Широкополая шляпа почти полностью скрывала лицо, да и виден он был только со спины. Злость вперемешку с горьким отчаянием накрыла меня с головой, горло снова сжало колючим спазмом, но на этот раз сдерживаться не было смысла — щёки полоснули обжигающие слёзы. Затуманенным взором я следила за удаляющимся волшебником, мысленно взывая, чтобы он повернулся, увидел, остановился, чтоб его! На последней фразе я отчаянно ударила по перилам и вцепилась в холодный камень деревенеющими пальцами. Будто в ответ по лесу пробежала волна, хотя, быть может, то лишь разыгралось моё воображение. Но он замер, расправил плечи и резко обернулся. Несколько секунд его глаза неуверенно цеплялись за окрестности, пока не метнулись вверх.

Кажется, мы оба забыли как дышать, впиваясь друг в друга взглядом, с раздражением осознавая, что находимся слишком далеко, чтобы разглядеть истину. Осталось лишь это молчаливое прощание и почти болезненная теплота от того, что я пришла, а он увидел. Возможно, было проще расстаться в обиде, иначе пришлось бы признать, что в том саду что-то изменилось. Это было страшно, сложно, неправильно, но, кажется, уже необратимо и, увы, теперь потерянно. Секунды растягивались в вечность, слёзы давно слизал ветер, и теперь я стояла слишком прямо и слишком спокойно. Мы должны были отпустить друг друга. С невероятным усилием пальцы, цеплявшиеся за холодный камень, разжались, ладонь едва приподнялась в прощальном жесте, но он увидел и ответил наклоном головы. Его взор ещё раз метнулся вверх, а следом всадник решительно отвернулся, направляя коня в сторону леса. Я провожала его, не в силах отвернуться до тех пор, пока чёрные ветви не приняли его одинокий силуэт в свои цепкие объятия. Осталась лишь звенящая тишина снаружи и внутри, а ещё тёмная уверенность, что такими вы видели друг друга в последний раз.

После я какое-то время бездумно бродила по нескончаемым переходам дворца. И хотя голова была блаженно пустой и свободной от каких-либо мыслей, мне никак не удавалось избавиться от едкого чувства неясной потери. Только разве можно потерять то, что никогда тебе не принадлежало? Да и я сама уже давно себе не принадлежала, с той самой секунды, когда глаза открылись в ночном лесу, под бескрайним звёздным небом.

Несмотря ни на что, в мире Средиземья Гендальф знал обо мне больше, чем кто бы то ни было, а это значило многое. Я замерла перед высоким окном, когда в голове вспыхнула неожиданная догадка: «Он отпустил меня или всё же себя?..» Взгляд помимо воли устремился туда вдаль, где за стеной леса осталось тихое озеро. Только теперь я знала, я вспомнила, как каждое движение, каждое переплетение рук, нежное прикосновение пальцев, — всё дышало огнём, прикрытым лишь вуалью из брызг. Даже сквозь туман воспоминаний я ощущала силу и сладость. Слишком ярко, слишком много — поэтому он отпрянул, а потом, в лучших традициях подвергнувшегося искушению церковника, обвинил во всём ведьму. На глаза набежали слёзы, но на этот раз обиды.

«Довольно! Он отказался от тебя ещё тогда, — я спешно вытерла глаза. Но глупый внутренний голос не хотел сдаваться. — Тогда зачем был нужен этот поцелуй?»

Словно отгораживаясь от всего этого, я обхватила себя руками и тут же, стиснув зубы, скривилась от боли, которая не преминула напомнить, что в настоящий момент у меня были проблемы поважнее и уж точно посерьёзнее, чем разбираться в поступках мага или собственной чувственной неуравновешенности. На лицо был неоспоримый уже факт, что я осталась один на один с неизвестностью, которая пытается пробраться ко мне из ночного кошмара. От последней мысли меня передёрнуло, а в голове протяжно зазвенело, будто чья-то рука спустила тетиву…

Внутри всё скрутило ледяной судорогой, и хотя я изо всех сил пыталась дышать, с каждой секундой горло всё ощутимее стискивал страх. Всё навалилось сразу: утренние переживания вкупе с ночными видениями, волшебник с его эмоциональными манипуляциями, — слишком много, и теперь паника неотвратимо наступала, а сил бороться не осталось. Преодолевая почти физическое сопротивление собственного тела, я судорожно глотала воздух, хотя его категорически не хватало, и перед глазами уже роились чёрные точки… В нос неожиданно ударил запах хвои и бергамота, лёгкие враз ожили, наполняясь лесной прохладой, и спазм нехотя, но ослабил мёртвую хватку. Я огляделась, хотя подсознательно уже знала ответ: король замер в нескольких шагах от меня, с нечитаемым выражением на прекрасном лике, и только глаза жили. Я сосредоточилась на них, и плевать было на то, что он так не проронил ни слова. Взметнулся алый шёлк мантии, и я с ужасом поняла, что владыка всё больше отдалялся, пока не исчез за поворотом, оставив меня одну. С губ сорвался глухой протяжный стон, эхом прокатившийся по всему телу. Лишь спустя несколько секунд я поняла, что инстинктивно следовала за ним, но движения были мучительно медленными. Руки скользили вдоль холодных стен, будто я была слепая, которая на ощупь прокладывала себе путь в каменном лабиринте…


* * *


Знал ли он любовь?

Время устало отсчитывать столетия, имя превратилось в прах, но стоило забыться, и память с пугающей лёгкостью и в мельчайших деталях воссоздавала перед внутренним взором тот день, когда он увидел её впервые.

В тот год летний зной был особенно жесток и не щадил ни зверей, ни людей, и даже в главном зале, скрытом в глубине цитадели, воздух был тяжёлым и вязким от аромата летних цветов и нагретого камня. Пылинки кружили под потолком, пойманные в солнечных лучах, пробивающихся через резные потолочные отверстия. Помнится, ему не терпелось поскорее покончить с делами, чтобы с упоением окунуться в прохладные воды купели, но советник, как назло, извлекал из широких рукавов всё новые свитки с докладами, и ему ничего не оставалось, как, стиснув зубы, выслушивать всё, нацепив на лицо выражение заинтересованной отстранённости. Когда же двери в главный зал нетерпеливо распахнулись, пропуская внутрь явно чем-то озабоченного стражника, стало окончательно ясно, что такое желанное охлаждение вновь придётся отложить. Нарушители границ, две эльфийские девы, да ещё и без видимого сопровождения, — нетерпеливо дёрнув рукой, он с плохо скрываемым раздражением отмахнулся от этого набора слов и фраз и повелел привести непрошенных гостей безотлагательно.

Тогда роль переговорщика взяла на себя её сопровождающая, она же просто стояла чуть позади, задумчиво разглядывая потолок. Привычные приветствия, благодарности, объяснения, — всё это он пропускал мимо ушей, в то время как взгляд самопроизвольно возвращался к молчаливой фигуре, в простом зелёном плаще поверх обычной хлопковой туники. Он не выдержал первым:

— Ваша история интересна, странствующие эллет, и я, так и быть, соглашусь в неё поверить, — говорившая до селе дева почтительно склонила голову, но его внимание было приковано к той, другой. — Что же, а твоей спутнице совсем нечего добавить?

В ответ на это она гордо расправила плечи и почти с вызовом встряхнула головой. Отдельные непослушные пряди, выбившиеся из косы, упали на лицо, что показалось ему почему-то, задорным. А потом их взгляды встретились, и он утонул. Зачем нужна была купель, если эти бездонные синие глаза даже камень бы напоили живительной влагой. Сердце пропустило удар — в тот момент он понял, что обратного пути уже нет, не будет и, скорее всего, никогда не было. И, кажется, это прозрение пришло не к нему одному:

— Так что ты хочешь от меня услышать, лесной король? — промолвила она со знающей улыбкой. Остальное было делом времени.

Многие тогда при дворе втайне роптали, считая зазорным, что король всем девам благородных семей предпочёл странствующую незнакомку, но он не мог и не хотел отступать. Хотя порой его и охватывала неясная тревога: «Не слишком ли быстро он сдался?» Один взгляд незнакомки — и ему уже не нужен был никто иной. Однако любые сомнения таяли пред её нежностью, наполнявшей сердце и душу, казалось бы, безвозвратно утерянной надеждой, а от её искренней чувственности кровь вскипала в венах. Никогда и никого он не желал так, как эту задумчивую и неожиданно страстную деву, и она с радостью отдавала ему всю себя без остатка, принадлежала всецело только ему, как и он, в свою очередь, и телом и душой принадлежал лишь ей одной. В Лихолесье пришла такая долгожданная весна… Нет, королева и была весной, безвозмездно дарящей жизнь, тепло, любовь. Рядом с ней он почти забывал тёмное эхо прошедшей войны, да вот только оно не забыло о нём.

В тот день, когда она подарила жизнь их сыну, король испытал одно из самых горьких разочарований. Почему, находясь тогда в цепких лапах опасности, ей был нужен не он, а та, другая? Оказалось, этим вопросом задавались тогда многие: по дворцу поползли слухи, и в сторону второй странницы, теперь уже жены главного лекаря, не раз летело «ведьма», «одурманила», «чернокнижница». Конечно, ему ничего не стоило пресечь всё это, но он и пальцем не пошевелил, с непонятным мрачным торжеством наблюдая, как хранившая до последнего момента гордое безразличие эльфийка всё же покинула дворец и поселилась в доме супруга на окраине леса. Несколько лун спустя там появился на свет их первенец. Королева переживала, хотя и стараясь скрыть от него покрасневшие от слёз глаза, и он, в конце концов, сжалился, отпустил её к той, другой. Неделю спустя.

В глубине души он понимал, что в произошедшем не было ни её вины, ни её подруги, но это было проще, чем признать правду. Страх. Одно лишь слово, но как много скрывалось там, в глубине. От одной мысли, что он мог потерять её тогда, земля уходила из-под ног, а взор мутнел от застилающей пелены мрака. Именно этот страх заставлял закрывать глаза на беспочвенные гонения, в попытке защитить и оградить её ото всех и всего. Страх побуждал его крепче сжимать её в объятиях, и в какой-то момент король не заметил, как из любовных и нежных они стали удушающими. Страх ушёл, лишь когда она исчезла.

Отчаяние, разочарование, боль обиды, злость, — всё это было, но потом, и в какой-то момент эти эмоции настолько перемешались, что он уже не отличал одно от другого, непостижимым образом даже привыкнув к этому горькому коктейлю. И только светлое, окрыляющее, истинное и незапятнанное чувство, навсегда оставило свой след в его душе. Его мать нередко говорила, что если не обуздать свою жажду, она погубит даже того, кто владеет океаном. Он осознал это слишком поздно.

Да, он знал, что такое любовь, и то, что пробуждала в его душе темноволосая ведьма, ею не было. Чувства, которые он испытывал к ней, были слишком противоречивы: хрупкая нежность переплеталась с опаляющим стремлением обладать и подчинять. Хотелось упиваться её поцелуями, и одновременно он порой прилагал все усилия, чтобы сдержать порыв сжать эту упрямую голову и вытряхнуть из неё всё то, что она упорно скрывала за сомкнутыми губами. Но благодаря ей он познал ещё одно чувство — ревность. Он слышал о нём, но был благословлён тем, что никогда доселе не испытывал. Мрачное, вязкое, удушающее в своём бессилии и ослепляющей ярости, — он задыхался, метался между порывом вышвырнуть, прогнать её как можно дальше с глаз долой, за пределы дворца, королевства, и желанием заклеймить её тело и душу, чтобы она понимала, знала, чувствовала, что принадлежала ему и только ему.

Но когда она смотрела на него так, как сегодня в коридоре, он был готов мир кинуть к её ногам. Абсолютно беззащитная и обнаженная душа, которую хотелось успокоить и оградить от всех горестей. Тело, сердце и мысли в какой-то момент перестали сосуществовать, понимать друг друга, и он почти сделал шаг навстречу, но перед глазами, словно выжженный огнём полыхнул образ из ночного сада: как чужие руки обнимали её податливое тело, как чужие губы настойчиво ласкали. Король, что было сил сжал в руке кубок — хрусталь протяжно застонал, готовый вот-вот рассыпаться. Сквозь широкие ставни террасы на него смотрел серый и блеклый день, поглотивший беззаботное и солнечное утро. Где-то вдалеке неуловимо скрипнула дверь.

Он безошибочно узнал её шаги, и, тем не менее, лёгкое удивление всё же взмахнуло своими невесомыми крыльями, на мгновение наполняя тело и душу сладостным ожиданием. Он прикрыл глаза, отгоняя от себя эту сентиментальную слабость, и пальцы почти до боли сжали подлокотники высокого кресла.

— Как ты прошла мимо стражников? — бросил он, не оборачиваясь.

— Потайная дверь.

— Запомнила, значит, — он ухмыльнулся.

— Она открывается так же, как и моя, — в её голосе чувствовалась улыбка.

— Зачем ты пришла? — проговорил он сухо и наконец позволил себе взглянуть на неё.

Она, в свою очередь, сделала несколько шагов и теперь замерла прямо перед его креслом. Тонкая рука чуть подрагивала, когда откидывала с лица выбившиеся пряди. Дыхание было рваным и нервным, отчего обтянутая бархатом грудь высоко вздымалась.

— Ты от кого-то убегала? — на какой-то миг ему показалось, что вопрос действительно заставил её задуматься, но уже в следующий момент она иронично хмыкнула и, приблизившись, опустилась на колени рядом. Их глаза были всё так же прикованы друг к другу.

Она чуть подалась вперёд, и теперь тепло её тела, что прижалось к его бедру, с каждым ударом сердца разливалось по венам.

— Распусти волосы, — процедил он сквозь зубы, безошибочно ощущая, как пробудившееся желание стремительно набирало обороты, болезненно стягивая низ живота.

Её руки послушно взметнулись вверх, ещё больше натягивая ткань платья. Покончив с этой нехитрой задачей, тонкие ладони нарочито медленно скользнули по шее и дальше вниз, на мгновение, как бы случайно, обхватили грудь и беззастенчиво легли ему на бёдра.

Он вновь поднёс к губам вино, наблюдая за ней поверх края кубка. Свободная рука чуть коснулась рассыпавшихся по плечам прядей, лениво пропуская их сквозь пальцы. Кончик языка скользнул по приоткрытым губам, и этот её неосознанный жест не укрылся от его горящего взгляда. В следующее мгновение он схватил её за волосы, намотав те на кулак, и рванул на себя, почти вплотную сближая их лица.

— Так зачем ты пришла? — прошипел он, запрокидывая ей голову назад. Его уже накрыла нескрываемая ярость — она это видела, чувствовала. Словно в насмешку уголки её губ дернулись вверх:

— Ты хочешь поговорить?

Несколько мгновений они неотрывно смотрели друг на друга. Её глаза плавились от неприкрытого, бесстыдного желания.

— Нет, — слова слились с глухим рычанием, и он накрыл её губы своими.

Вожделение и ещё не угасшая ярость подстёгивали друг друга, ещё больше распаляли, доводя все физические ощущения до какого-то болезненного надрыва. Каким-то образом она, всё ещё коленопреклонённая, оказалась между его ног, зажатая, впечатанная в его грудь. Он с упоением сминал её до хруста костей, а она так податливо по инерции или же инстинктивно тёрлась и прижималась к его пульсирующему паху. От этого темнело в глазах, и собственное тело гудело от нетерпения — он с трудом сдерживался, чтобы не растерять остатки контроля, не повалить и не взять её прямо тут на полу. А ещё это платье, словно в насмешку, сковывало её до подбородка.

— Сними его, — прошипел он, зарываясь носом в темные путы волос, вдыхая полной грудью этот ни с чем не спутываемый её аромат магии и возбуждения.

Удар сердца, второй — она почти со стоном втянула воздух. Слишком долго.

— Я сказал, сними это, — рявкнул он и рванул ворот.

Ткань с треском отступила, обнажая вздымающуюся грудь, прикрытую лишь полупрозрачной нательной рубашкой. В обрывках алого бархата её кожа казалась ослепительно белой, фарфоровой. Он замер, завороженно, почти с благоговением, чертя кончиками пальцев по линии ключицы к ложбинке, с трепетом скользнул вниз, чтобы дразня замереть на грани невесомого материала. Её глаза неотрывно следили за его рукой, на ничтожное мгновение задержавшись на испорченном платье — из груди вырвался вздох явного облегчения, губы дёрнулись в задумчивой улыбке. Их взгляды снова встретились.

На этот раз была её очередь путаться пальцами в его волосах, притягивая к себе, и впиваясь в губы в откровенном и требовательном поцелуе. Ладонь миновала последнюю границу и сжала грудь, беззастенчиво щипая и покручивая горошины сосков между пальцами. Она выгнулась навстречу ласке, но в следующее мгновение резко оттолкнула, впечатывая в спинку кресла. Ярость сорвалась с языка угрожающим рычанием: «Как смела она…», — но мысль задохнулась от ощущений почти оголённой кожи прижатой к его возбуждённой плоти, в то время как пальцы настойчиво потянули завязки штанов. Понимая и не понимая, что она делала, он перехватил запястья, встряхнул, заглядывая в глаза, в которых отражалось его же мрачное и отчаянное желание. Пальцы разомкнулись.

Человеческая ласка: бесстыдная, порочная и такая непостижимо сладкая. Она доводила его до исступления, разнося в щепки остатки разума и гордости, оставляя только наслаждение, которым нельзя было насытиться. Её руки, пальцы, губы, язык, — он ощущал это всё сразу и одновременно, упивался этим, захлёбывался. Каждое прикосновение закручивало в спираль, что несла его всё выше и ближе к пику наслаждения. С губ, как бы он не стискивал зубы, то и дело срывались глубокие грудные стоны, а тело, казалось, уже не принадлежало себе, рвано двигаясь навстречу ей. Когда его взгляд рискнул опуститься вниз, то наткнулся на обжигающие омуты почти чёрных глаз — это был тот самый запретный образ, что ворвался в его мысли ещё тогда, во время их первой встречи в лесу. Этого стало последней каплей, и, сжав её голову, он с рыком кончил, изливаясь в этот алый, горячий, распутный рот.

Она испила его до последней капли. Шум в ушах переплетался с негой, которая горячими волнами растекалась по телу. Он чувствовал себя на вершине мира, но не мог и рукой пошевелить — Ирина же молча наблюдала за ним из-под опущенных ресниц. Плевать, что она так и стояла на коленях, сейчас в этой комнате повелевать могла именно эта хрупкая фигурка. Мысль ледяным лезвием прошлась между лопаток, ярость взревела раненым зверем. Он снова желал её, но ещё больше хотелось припасть, заклеймить, испробовать до остатка, чтобы она понимала, знала, что принадлежала только ему. Потому что с той первой встречи в лесу она была только его.

Он рывком поднялся с кресла, увлекая её с собой, и в мгновение ока оказался у письменного стола. Одно неуловимое движение — и она распластана на нём, прижата животом: такая покорная, зовущая. Он не тратил времени на прелюдии и, задрав юбки, ворвался в неё во всю длину сразу, на мгновение замирая от того, какая она была горячая и влажная. На этот раз не выдержала она и нетерпеливо подалась бедрами назад.

— Тш-ш-ш, — прошептал он, прикусывая мочку уха и оставляя цепочку горячих поцелуев на шее, и наконец начал нарочито медленно двигаться.

Она хныкала, пальцы в отчаянии хватали шершавое дерево столешницы, но попытки были тщетны — он контролировал каждое движение, до синяков впиваясь пальцами в её бёдра. Но сам не смог долго вынести эту сладостную пытку и, наращивая темп, уже размашисто вбивался в податливое тело. Она вскрикнула, изогнулась, до боли сжимая его внутри и унося их обоих за грань. Его рычание и её стоны переплетены так же, как и их тела.

Удары сердца оглушали их обоих, заставляя ещё какое-то время просто хватать воздух. Наконец он вышел из неё. Она развернулась, явно пытаясь встать, но так и осталась лежать, когда увидела, что он продолжал нависать над ней, опираясь руками о стол по обе стороны от её головы. Всё ещё подёрнутый отголосками оргазма взгляд внимательно изучал её лицо, пока он не прошептал:

— Ты лгала мне, — палец прижался к нижней губе, чуть оттянув её. — Враньё, недомолвки, тайны, — ты соткана из них, я чувствую их на твоих губах, между твоих ног, когда нахожусь в тебе. Всё это ложь… И теперь моя постель пропитана ею, пахнет ею. Королевское ложе, куда я пустил лживую смертную, — он почти с отвращением выплюнул последние слова.

Она рвано втянула воздух, дёрнулась, но отступать было некуда. Его глаза сверкнули мрачным торжеством, губы скривились в презрительной усмешке, он резко отпрянул и теперь возвышался над ней, взирая оценивающе и высокомерно. Ирина медленно поднялась и, даже не пытаясь прикрыться, выжидающе замерла напротив, упрямо поджав губы. Что он надеялся увидеть: стыд, вину, страх, сожаление? Да что угодно, но только не вызов, который всё ярче читался в её потемневшем взгляде. Это разозлило, и теперь ему почти физически хотелось сделать ей больно.

— Я слышал, что благодарность — редкое явление среди людей, но всё же надеялся на лучшее: в конце концов, ты не совсем человек…

— Ошибаешься, — её голос звучал глухо, — я именно человек, как бы тебя это ни коробило.

Король иронично хмыкнул и покачал головой:

— Не пытайся спрятаться за этой глупостью. Ты ничего в этом не понимаешь.

— Не понимаю? — она имела наглость едко усмехнуться. Он сорвался, и в мгновение ока её тело было прижато к стене.

— Что ты, смертная, знаешь про меня? — пальцы сомкнулись на предплечьях — кажется, она зашипела от боли. — Понимаешь ли, каково это переступить через себя, забыть заветы предков, наплевать на вековые обычаи и традиции? И ради чего? Ради кого?.. — молчание, и только этот бездонный взгляд, от которого всё рвалось внутри. Он встряхнул её, голова с глухим стуком ударилась о стену. — Осознаёшь ли, чего мне это стоило… чего мне это может стоить?..

На последней фразе его голос упал почти до шёпота. А потом король завороженно смотрел, как с края её глаза скатилась одинокая немая слеза, и все эмоции враз отрубили. Их накрыла звенящая тишина. Двигаясь словно сквозь войлок тумана, он мучительно медленно разжал пальцы и, отступив на несколько шагов, отвернулся. Молчание было невыносимо, а невысказанные слова душили и жгли горло. Терять уже было нечего.

— Я видел вас с волшебником, — голос показался пугающе чужим.

Ирина за его спиной издала странный звук, похожий на стон и всхлип одновременно, и снова затихла. Он ждал, пока сжатые в кулаки руки не заломило от боли, но ждал напрасно.

— Уходи, — слово глухим камнем упало на пол.

— Нет.

Она почти выдохнула ответ, но он гулким эхом отозвался в его голове. И теперь, как рябь по воде от брошенного камня, шум всё нарастал. Трандуил осознал, что его вновь охватывала тёмная ярость.

— Почему? — прорычал он и резко развернулся.

Бледная и напряжённая, как тетива, она так и стояла у стены.

— Ты прав, я не понимаю, — на мгновение она прикрыла глаза и глубоко вздохнула, — но я хочу рассказать тебе всё.

В тот момент исчезли и ярость, и гнев, и злость, и даже ревность забилась куда-то в тёмный угол. Ему вдруг стало мучительно холодно.

— Ты заставила меня ждать слишком долго. И теперь я не уверен, что хочу это слышать.

В её глаза отразилась боль, та же, что испытывал и он сейчас. Она склонила голову и еле заметно кивнула. Видеть её такой разбитой было невыносимо — он отвернулся, цепляясь взглядом за чернеющий лес, серое небо. Тихий шелест платья, удаляющиеся шаги. Когда комната вновь опустела, он, наконец, позволил себе выдохнуть. Голова побеждёно упала на грудь, тело мелко задрожало. Было тошно и горько, но иначе было нельзя. Он поступил правильно, всё другое было бы проявлением слабости.

Ухватившись за его мысли, лес одобрительно зашумел.

Глава опубликована: 13.09.2018

51. Snuff

Игры: осознанные или подсознательные, явные или тайные, безобидные или же беспощадные, — лукавят те, кто ими не балуется, и лгут те, кто утверждает, что никогда не позволял себе эту сладостную слабость. Потому что даже кошка, вернувшаяся с охоты, прежде чем утолить голод, не отказывает себе в удовольствии поиграть с обречённой добычей.

Я любила игры: настольные, компьютерные, но явным фаворитом всегда были ментальные, где простор для возможностей, правил и ходов был поистине безграничен. Одной из таких забав, с которой я отводила душу снова и снова, была… Нет, конкретного названия, конечно же, не было — в этой игре я возвращалась в своё прошлое, воспоминания. Выбирала какой-то определённый момент и представляла, как бы развивались события, поступи я иначе. Началось же это из-за того, что в моей жизни действительно был конкретный день, конкретное место и час, когда всё могло измениться лишь от одного шага, сделанного в другую сторону. Поначалу это меня изводило, превращалось в манию, навязчивую идею, сводило с ума от безысходности, потому что момент уже был прошлым, а вот эхо его ещё очень громогласно отдавалось в моём настоящем. Различные сценарии проплывали перед моим внутренним взором, но постепенно я так к ним привыкла, что в них стали сквозить неожиданные, необычные, а со временем и фантастические элементы. Так это стало игрой.

Сейчас я снова играла. Мне казалось, что нужно только определить, найти тот заветный миг, после которого всё пошло не так, и я смогу всё исправить. И он был так близко: едко посмеиваясь, выглядывал из-за угла, то игриво стучал в окно, или, задорно хихикая, нашёптывал что-то на ухо, — но стоило мне попытаться ухватить его, поймать взглядом, обернуться, он тут же исчезал, оставляя в душе горький осадок безысходности.

В промежутке между играми, я с ужасом понимала, что выпала из реальности, и выпала опасно. Потому что смутно представляла себе даже то, сколько дней прошло после того, как покинула его покои, а, просыпаясь утром, искренне удивлялась, обнаружив себя в собственной постели. Кажется, меня снова тошнило кровью, но после не обнаружилось никаких следов — возможно, это тоже было частью игры. На автопилоте я приходила в лабораторию, что-то делала, даже отвечала Сельвен, но это слилось в один поток, в котором не было границ ни времени, ни пространства. И только от мыслей о нём сознание немного прояснялось, отчего накрывало такой обречённостью, что хотелось забиться в угол и выть. Я закрывала глаза и неизменно натыкалась на этот взгляд, полный разочарования и какой-то завершённости. Становилось почти физически тошно, что побуждало с удвоенным энтузиазмом пускаться на поиски того самого решающего момента.

— Ирина, ты не можешь быть такой легкомысленной и безалаберной! ― слова Сельвен отдалённым эхом пробивались в моё сознание. — Там ужасный беспорядок, и ты оставила всё почти на виду! Ты понимаешь, к чему это может привести?

Она раздражённо повела плечом. Мой взгляд равнодушно скользнул по её хмурому лицу, на долю секунды зацепившись за яростно поблёскивающие глаза и упрямо поджатый рот.

— Тебе есть, что сказать? — её брови иронично изогнулись, и только теперь я заметила, что всё это время она указывала куда-то в сторону. От меня явно ждали ответа.

— Мне очень жаль. Прости. Этого больше не повторится, — стандартные фразы срывались с языка почти автоматически, но этого оказалось достаточно.

Сельвен устало выдохнула, опустила руку и, пробурчав под нос что-то вроде «как так можно», вновь взялась за какие-то банки. Я опустила глаза на свои стиснутые под столом руки и с удивлением уставилась на тонкое лезвие ножа, которое, почему-то, торчало из ладони. Боли не было, но организм всё же среагировал на физический раздражитель.

— Ой, — мой голос прозвучал комично и совсем некстати.

Стеклянная банка нетерпеливо царапнула стол: Сельвен ясно давала понять, что была не в лучшем расположении духа.

— Ирина, что… Харадская чума, как ты могла так порезаться? — на последнем слове её голос резко оборвался, и я даже, кажется, понимала почему. Порез обычно происходит невольно, случайно — только вот глядя на то, как пальцы твёрдо сжимали рукоятку ножика, торчащего из бледной кожи, сомнений не оставалось. В обратном.

— Зачем ты это сделала? — прошептала Сельвен с каким-то пугающим спокойствием.

Словно в замедленной съёмке мои глаза поднимались от пореза вверх, пока не встретились со взглядом мрачной Сельвен.

— Я не знаю, — раздался со стороны мой собственный голос. — Не знаю! — истошный крик, и внутри что-то оборвалось.

Выкорчеванный нож с остервенением полетел в сторону, со звоном отскочил несколько раз от пола, пока не затих, притаившись где-то на каменных плитах. Игра закончилась. Глаза застилали слёзы, жгли холодную кожу, скатывались по лицу в ладони, очень тёплые от крови, хлынувшей из раны. Сельвен прижимала меня к себе и постоянно что-то шептала. В её объятиях, крепких и спокойных: из таких не вырваться, в таких не страшно, — я дрожала всем телом.

— Идём.

И, хотя голова завертелась в отрицании, ноги уже следовали за уверенными шагами поддерживающей меня Сельвен. Кажется, лишь мгновения спустя морозный воздух и ослепляющий свет резанул мои рецепторы.

— Как ты узнала? — прозвучало вымученно, но уже без истерических искр.

Мы с Сельвен сидели прямо на полу среди пожухлой листвы и пыли «моего» балкончика, подпирая спиной стену. Она загадочно хмыкнула, в то время как её руки умелыми и заученными движениями накладывали повязку на порез.

— Если я не подаю виду, это не значит, что я не знаю, — она с грустной улыбкой внимательно посмотрела на меня. — Что произошло?

Вопрос поставил меня в тупик. «Что произошло?» — проще сказать, чего не произошло! Как объяснить то, что случилось в саду и в покоях короля? Есть ли слово, чтобы описать это всё? Потому что если оно и существовало где-то в этом мире, я бы душу отдала, чтобы его узнать, впечатать в свою память, а потом выкинуть из головы навсегда, насовсем. Но сейчас его не было, и в душе царил невыносимый кавардак из мыслей и эмоций. Взгляд метнулся вверх, где в непростительно синем небе мелькали редкие тени птиц: наверное, я тоже так металась, с виду беззаботная и свободная, но абсолютно беззащитная пред бескрайним морозным простором.

— Ты стала чаще ругаться, — прошептала я. Моя собеседница тяжело вздохнула и неловко заворочалась, потом замерла.

— Что-то грядёт, — слова дались ей с трудом, и она, наверное, надеялась на опровержение.

— Грядёт, — мои губы дёрнулись в иронической усмешке. Так проще было спрятать страх и чувство вины, сковывающие меня от одной лишь мысли о том, что произойдёт уже совсем скоро. — Нам надо уходить отсюда.

Тонкие пальцы переплелись с моими и чуть сжали здоровую ладонь.

— Он не отпустит тебя. Я пыталась.

— Думаю, что уже отпустит.

Я почувствовала, как она замерла, а её глаза с тревогой цеплялись за моё лицо в поисках ответов. Однако на тот момент небо было ближе, чем когда-либо, поэтому было физически невозможно оторвать от него взгляд, пусть и затуманенный слезами.

— Мне очень…

— Замолчи! Не смей! — фразы сплелись в протяжном полустоне. — Это моя вина. Я думала, ему нужно лишь тело, а ему хотелось правды. Теперь — слишком поздно.

Голова обречённо склонилась. Небо исчезло.

— Для правды никогда не бывает слишком поздно, — её ладонь коснулась моей щеки, пальцы нежно поглаживали ещё влажную от слёз кожу.

― И это говоришь мне ты?

Зачем мне было жалить её так больно? Ведь она лишь пыталась меня поддержать… А я ужалила — пальцы замерли, отпрянули, будто обожглись, я поймала её руку в последний момент:

— Прости, — и невольно скривилась от саднящей боли: лезвие было наточено на совесть. Мы наконец посмотрели друг на друга.

— Нет, ты права, но это не значит, что стоит совершать те же ошибки.

Вот он, этот волшебный миг, который, оказалось, затерялся не в прошлом, а был всё ещё настоящим. Я глубоко вздохнула: впервые с того дня, как закрылась за спиной тайная дверь его покоев, ощутив лёгкое, невесомое, но ни с чем не спутываемое дыхание надежды. А мы всё сидели, окутанные морозным воздухом наступающей зимы и теплотой друг друга, но в какой-то момент силы природы взяли верх, и я стала мелко подрагивать. Поэтому, несмотря на мои слабые протесты, Сельвен всё же увела меня внутрь. Обратная дорога до лаборатории казалась мучительно долгой, а внутри пойманной птицей билось желание броситься прямо сейчас к нему и вывалить всё, даже если не захочет слушать, то заставить…

Каждая из нас была настолько погружена в свои мысли, что когда знакомые двери распахнулись, мы не сразу заметили, что что-то было не так. И только когда Сельвен неожиданно остановилась, из-за чего я не преминула налететь на неё сзади, мой взгляд оторвался от созерцания пустоты.

Первое, что бросилось в глаза — это несколько стражников, угрюмо выросших по обе стороны от нас и одновременно преграждающие путь к отступлению. Луморн в своём неизменном коричневом, Эглерион с плохо скрываемой победоносной улыбкой на губах, и в центре этой странной мизансцены — он. Иней на багряных листьях короны был теплее его взгляда, от которого инстинктивно хотелось закрыться, но он даже на долю секунды не обратился в мою сторону, и всё внимание присутствующих было направлено на Сельвен.

Когда его голос разрезал напряжённую тишину лаборатории, я готова была рвать на себе волосы от отчаяния: говорили на Сильване, который был мне до сих пор не понятен. Инстинктивно я аккуратно обошла вытянувшуюся по струнке Сельвен, чтобы видеть её выражение лица, и, быть может, хотя бы так понять происходящее. От одного взгляда на её побледневшее лицо и горящие неприкрытым негодованием глаза, стало понятно, что король явился сюда явно не с комплиментами.

Опять молчание, она резко что-то отвечает, и тут в разговор вступает Эглерион. Его речь обманчиво певуча, и каждый звук кажется почти нежным, но я никак не могу избавиться от ощущения, что он, подобно огромной змее, умело запутывает, усыпляет свою жертву, всё теснее сжимая кольца объятий, чтобы в последний момент ужалить. Сельвен смотрит на него с презрением и пренебрежением, но это его только забавляет, и в следующее мгновение он кидает ей в лицо какие-то свитки, в которых я с ужасом узнаю свои записи. Я почему-то ждала, что она посмотрит на меня, но упрямица лишь качает головой и снова отвечает что-то, но этого оказывается достаточно, чтобы заставить «Дракулу» яростно сверкать глазами. Тонкие, бледные губы сжимаются, и он больше не произносит ни слова. Я почти позволяю внутреннему ликованию приподнять голову. Почти, потому что в следующую секунду на сцену выходит Луморн.

Его лицо непроницаемо, а слова спокойные, но тяжёлые, как и его рука. Пальцы инстинктивно коснулись уже давно зажившей щеки. Эльф, стиснутый в коричневый бархат, делает несколько шагов вперёд, ни на секунду не прерывая зрительный контакт с Сельвен. А она молчит и смотрит с непониманием, разочарованием, пока он не кладёт что-то на стол. Мгновенное удивление — и тут же обречённость. Помимо воли мой взгляд останавливается на предмете на столе:

— Твою мать! — кажется, я выдыхаю это вслух, потому что Сельвен слегка вздрагивает, но продолжает смотреть на стол.

Но, оказывается, Луморн ещё не закончил. Он продолжает свою обличительную речь (в этом я уже не сомневаюсь), и теперь настала очередь Эглериона. Он выглядит поражённым и испуганным, а глаза смотрят на другого эльфа с немым вопросом, почти мольбой, но тот этого не видит и лишь делает знак рукой. Один из стражников делает шаг вперёд и в свою очередь тоже оставляет что-то на столе. Луморн задает вопрос и замирает в немом ожидании. Он беспристрастен и холоден, как и его король, который только наблюдает за происходящим. Но всё это проносится где-то стороной, видится лишь краем глаза, потому что я понимаю, что сейчас мой выход.

— Это моё оружие! — по сравнению с эльфийскими переливами, моя почти выкрикнутая фраза на Всеобщем прозвучала особенно гулко и рвано.

Все взгляды были направлены на меня, но я этого не видела, потому что всё ещё смотрела на этот проклятый пистолет и коробку патронов на столе, а когда нашла в себе силы отвернуться, то сразу наткнулась на его лёд. Только это уже не лёд: там в глубине плескалось что-то тёмное, опасное, обжигающее, отчего кожа покрылась мурашками, но я не могла оторваться.

— Смертная врёт, ваше величество! — вступил Луморн, и больше всего на свете в тот момент мне хотелось взять пистолет и прострелить ему голову. — Она лишь покрывает леди Сель…

Король прерывал его жестом.

— Докажи, — слово летело в меня камнем, а в глазах — плескалась надежда, почти просьба, чтобы слова придворного оказались правдой. Но я не могла этого допустить, прервала этот немой зрительный диалог и сделала несколько шагов к столу.

В ушах гудело, а руки почти автоматически открывали обойму, вставляли патроны, закрывали, снимали предохранитель. Кажется, все свои действия я комментировала, а когда обернулась к собравшимся эльфам, повисшее в комнате напряжение можно было резать ножом. В его взгляде ещё теплился светоч надежды. Он так хотел правды — что ж, мне было больно начинать исповедь именно так, но я не могла поступить иначе. В следующую секунду я решительно подняла руку, нацелилась на спинку стоящего в отдалении высокого кресла и нажала на курок.


* * *


― Оставьте нас.

Находящиеся ещё под действием эмоционального, но в большей степени звукового шока эльфы не сразу разобрали слова. Когда же смысл сказанного владыкой пробился в оглушённое сознание, на лицах всех присутствующих отразилось почти идентичное выражение изумления и страха. Стражники переглядывались, остальные — медлили, но никто не мог набраться храбрости напрямую перечить королю.

— Вон! — прозвучало как удар хлыста: в считанные секунды лаборатория опустела.

Остались мы вдвоём.

Он продолжал испытывать меня взглядом, который не сдвинулся ни на миллиметр, с тех самых пор как в моих руках оказался пистолет. Но я этого не видела — лишь чувствовала, так как с момента выстрела стояла с закрытыми глазами, пытаясь собраться с мыслями.

Первым импульсом было рассказать всё как на духу: кому принадлежало оружие, как ко мне попало… И вот тут уже всплывала первая загвоздка, потому что пришлось бы возвратиться к тому, от чего я так пыталась уйти — Сельвен. В этом случае неизбежным было бы признать, что это она нашла проклятую вещь и принесла мне, а не сдала сразу кому полагается. Да, она хотела защитить меня, отгородив от лишних вопросов в тот момент, когда душевная травма была ещё очень свежа, но факт оставался фактом: её действия подвергли опасности не только жизнь королевства, но и самого государя, а это так просто с рук не сходит. Её, скорее всего, заточили бы в темницу, а потом с позором изгнали за пределы королевства, навсегда оторвав от родных и близких, которым, чует моё сердце, тоже бы пришлось несладко. Нет, Сельвен потеряла бы слишком многое, чего нельзя было сказать обо мне. Ведь по сути, все нити непременно были завязаны именно на моей особе — не попадись я ей и брату в лесу, ничего бы не случилось. Да, жертвенность никак не входила в мой план действий, но, как говорится «назвался груздём, полезай в кузов», и если уж вышел на сцену, то играй свою роль до конца. Я тяжело вздохнула и открыла глаза.

Трандуил оказался ближе, чем я думала, и его потемневший от ярости взор просто пригвоздил меня к полу. На долю секунды в голове мелькнула даже мысль пойти на попятную, но отступать уже было некуда, да и поздно.

— Оно принадлежит не мне, — собственный невнятный лепет заставил внутренне скривиться.

— И, тем не менее, ты прекрасно им владеешь, — тут же парировал он.

— Я забрала его после того, как убила менестреля…

— Твоего любовника? — его губы скривились в презрительной усмешке.

— Он не был моим любовником! — от одной этой мысли становилось тошно.

— Но мог им стать. Почти им стал… — я не верила своим ушам, а он тем временем медленно обходил меня кругом, блуждая оценивающим взглядом.

— Ты хочешь обсудить с кем, когда и как много раз я спала? — я почти прорычала слова, и пальцы интуитивно стиснули рукоятку всё ещё удерживаемого мною пистолета.

Оказалось, он заметил, и в следующую секунду моя рука была зажата в стальном капкане. Он прижался ко мне со спины и угрожающе прошипел:

— Ты забываешься, смертная, — запястье сдавили до хруста, и, охнув от боли, я разжала пальцы. Пистолет стукнулся об пол, и, повинуясь одному неуловимому движению, сразу отлетел в дальний угол лаборатории. — Чего стоят эти хитрые человеческие игрушки, если ты всё так же слаба?

Он отпрянул и в мгновение ока вновь оказался передо мной. Моя рука была свободна, и с трудом удалось подавить инстинктивное желание погладить воспалённую кожу. Вместо этого захотелось задеть его, пусть и не физически:

— Знаешь, перед тем как я выпустила в него всю обойму, он сказал, что ты никогда не пустишь меня дальше своей постели. Больной ублюдок оказался прав… — я усмехнулась, и тут щека полыхнула. Пощёчина была настолько неожиданной и смачной, что я пошатнулась и невольно отступила назад, впившись в него затуманенным от слёз взглядом.

— Я предупреждал тебя, — проговорил он ледяным тоном и шагнул ко мне. — Кто ты? Откуда? Как здесь оказалась? Зачем?

С каждым брошенным мне в лицо вопросом он приближался, заставляя меня пятиться, пока спина не упёрлась в холодную кладку стены. Лицо короля оказалось в сантиметрах от моего, от накрывшего с головой такого знакомого аромата его тела внутри всё сжалось. Мне не хватало его — я ощутила это особенно остро именно сейчас, когда длинные сильные пальцы, украшенные перстнями, почти нежно гладили мою пульсирующую после удара щёку

— Не было никаких потерянных воспоминаний, — шептал он в губы. — Ты всегда всё помнила…

Я проглотила подкативший к горлу комок, а король резко выпрямился.

— Отвечай!

Мысли путались, но слова уже сами собой слетали с языка:

— Я оказалась здесь случайно. В этом времени, в этом мире, с этими способностями. Да и сюда я попадать никак не хотела, но Сельвен нашла меня в лесу и решила по-своему. Я была на неё зла, поэтому и придумала эту историю с потерей памяти…

— Почему же дочь леса не доложила о тебе, как того требуют правила? — он был хмур, а лик не читаем.

На тот момент я ожидала от него совсем другого вопроса: о времени, о мире, но никак не о том, почему его подданная поступила не по инструкции. Поэтому откровенно растерялась, и ответ сочиняла на ходу:

— Я… уговорила её, одурманила…

— Продолжай. Как ты оказалась у границ Лихолесья? Что делала в этих краях одна?

— Так я и не была одна! Где-то с Бри я путешествовала вместе с гномами и волшебником, а здесь на границе решила от них сбежать…

Я так и не договорила, но осознала свою ошибку слишком поздно. Нет, эльф всё прекрасно слышал, но как искусный политик и оратор, намеренно сбил меня с толку, чтобы теперь с лёгкостью выведать правду. И вот теперь он был в ярости: зрачки неестественно расширились, отчего глаза казались почти чёрными. Я вжалась в стенку, малодушно молясь о том, чтобы в ней растворится.

— Так ты пришла сюда с отрядом Дубощита? — процедил он пугающе тихо, вновь склоняясь непростительно близко. — Именно поэтому гном узнал тебя тогда в тронном зале. Или на то были другие причины?

Сознание спотыкалось от сдающих нервов и его близости, поэтому я не сразу поняла последний вопрос.

— Что?..

Но мысль даже не успела оформиться в слова, потому как в следующее мгновение эльф с размаху впечатал меня в стену, прижимая своим телом с такой силой, что я была поклясться, что слышала, как хрустнули рёбра. Горячее дыхание опалило шею.

— Скажи, тебе нравилось, когда он брал тебя? — слова были подобны повторной пощёчине, я вздрогнула всем телом. — Или ты предпочитала волшебника?

Я невольно охнула, когда он стал спешно задирать мне юбки. Забилась, пытаясь оттолкнуть — это было всё равно, что биться о каменную глыбу. Когда его пальцы грубо скользнули по внутренней стороне бедра, тело непроизвольно затряслось.

— Нет…

— Скажи мне…

— Нет! — рявкнула я, одновременно чувствуя, как изнутри ударила волна.

Давление неожиданно исчезло. Перед глазами плыли разноцветные круги. Когда же мне удалось немного сфокусировать взгляд, первое что увидела, был король, замерший у противоположной стены. Под его ногами сгрудились обломки дубового стола.

— Ты сильнее, чем я думал, — в голосе не было и тени того безумия, что пылало лишь секундами ранее, но он казался чужим и каким-то неестественным. Его выдавали лишь всё ещё подёрнутые мраком глаза. — Ты и здесь солгала.

— Да, я знаю! — я почти прокричала это. — И прошу прощения за это.

Оттолкнувшись от стены, я сделала несколько шагов в сторону лесного владыки — он лишь наблюдал.

— Но сейчас я говорю правду! Трандуил… — при звуке своего имени, он чуть дёрнулся, и во взгляде промелькнуло что-то светлое. Но лишь на какой-то неуловимый миг, потому что в тот же момент двери резко распахнулись, и в лабораторию вбежал запыхавшийся стражник.

Я не понимала говорившего, который выглядел крайне обеспокоенным, пока одно слово не резануло слух — «Смог». И тогда всё стало ясно. «Началось», — простонала я мысленно и тут же ощутила, как что-то тёплое заструилось по подбородку. Пальцы окрасились в багровый. «Только этого сейчас не хватало». Тем временем в лаборатории стало нестерпимо тихо, а взгляд короля снова обратился в мою сторону.

— Смог повержен, так? — это была моя последняя попытка его убедить.

— Откуда?.. — он вновь грациозным хищником двигался ко мне.

— Его убил Бард Лучник, но Озёрный город уже сожжён. Гномы в Эреборе, а оставшиеся жители двинулись к развалинам Дейла. Торин, скорее всего, уже успел отправить ворона к Даину в Железные Холмы, хотя, возможно, это будет позже… — от меня не укрылось то, какой удивлённый взгляд бросил король тому, кто, стоял за моей спиной. Скорее всего, последних сведений в докладе не было.

— Откуда тебе известно, что произошло? — спросил он, остановившись в шаге от меня.

— Я всегда знала, что это произойдёт.

В его глазах мелькнуло что-то похожее на узнавание и понимание.

— Пожалуйста, выслушай меня. Поверь мне…

— Ты слишком долго мне лгала, — проговорил он почему-то очень мягко.

— И теперь ты ненавидишь меня?

Губы Трандуила тронула грустная улыбка. Он чуть склонил голову набок, в то время как прохладные пальцы ласково очертили контуры моего лица. Но вот рука опустилась, он вытянулся.

— Я бы хотел ненавидеть вас, мадам, — с каждым произнесённым словом воздух в комнате будто бы опускался на несколько градусов, — но вы заслуживаете лишь презрение.

Секунду мы неотрывно смотрели друг на друга: я с отчаянием, он — с каким-то мрачным торжеством. Потом его взгляд скользнул за моё плечо, он еле заметно кивнул. Я попыталась обернуться, но в тот же момент кто-то справа ударил меня по затылку. Мир померк.


* * *


Эгет была в ярости. Обычно карие глаза приобрели янтарный оттенок и то и дело вспыхивали почти осязаемым пламенем. Черты бледного лица ещё больше заострились. Она нервно вышагивала перед камином, а развевающиеся волосы казались продолжением разожжённого огня. Прекрасная и пугающая, ему так хотелось прикоснуться к ней, поймать и, прижав к стене, испить эту ярость как самое крепкое вино, а потом покрывать поцелуями каждый уголок её тела, пока она не станет молить о пощаде, жадно ловя ртом воздух и нетерпеливо двигая этими зовущими бёдрами… Но всё это вынуждено подождать.

— Как ты мог! — она вскрикнула и с силой провела рукой по лицу. — Зачем ты втянул в это дочь лекаря?

Луморн только вздохнул и развёл руками, что ещё больше подстегнуло его собеседницу:

— Она тут вообще ни причём и ничего не сделала ни тебе, ни мне… Да и вообще никому! Девочка и так живёт на чужбине, появляется раз в десять лет, а то и реже, и вновь исчезает.

— Ты её слишком идеализируешь, Эгет, — проговорил он тихо, но что-то в его голосе заставило её замереть на месте. — Не забывай, что она сама выбрала такой путь. «Девочка»? Она уже давно взрослая эллет, которая несёт полную ответственность за свои поступки. Её никто не изгонял, разве не так? Я, конечно, понял по некоторым обрывочным фразам, что причина кроется в какой-то амурной истории, но, Великие Валар, нельзя же всё сводить к велениям сердца! Есть, в конце концов, долг перед твоим правителем, народом, семьёй! А она продолжает эгоистично сбегать даже тогда, когда её народ нуждается в ней.

Эгет тяжело выдохнула:

— Неужели нельзя было обойтись без неё?

Луморн, до этого сидевший откинувшись в высоком кресле, расслабленно заложив ногу за ногу, резко подался вперёд и внимательно посмотрел в карие глаза:

— Я не избирал её намеренно, но, к сожалению, она стала побочной жертвой обстоятельств.

— Ты провел слишком много времени в обществе моего племянника, — прошептала она разочарованно. — Ты стал говорить так же, как и он.

Губы её собеседника иронично дёрнулись, он снова откинулся в кресле.

— А ты знала, что он сватался к ней?

— Как же об этом не знать: таким злым, как после отказа, я его никогда не видела, — она отвернулась и теперь задумчиво смотрела на огонь в камине. — Люди говорят: «Бойтесь мести отвергнутого мужчины: она не пылает так ярко, как женская, но зато терпелива…»

— С каких это пор тебя привлекают человеческие мудрости? — не удержался он от иронии, но она лишь пожала плечами. Её ярость постепенно угасала.

— Эгет, нам не стоит о нём больше беспокоиться, — незаметно он оказался рядом, и когда его руки неожиданно легли ей на плечи, она вздрогнула, но почти сразу с удовлетворённым вздохом откинула голову назад, опуская отяжелевшие веки.

— Ты сдержал обещание…

Его ладони чувственно скользнули вниз. То, как отзывалось её тело на его даже самые лёгкие прикосновения, охмеляло.

— Разве ты во мне сомневалась?

Пальцы перебирали невесомую ткань и теперь аккуратно, но настойчиво тянули вверх подол платья. Её дыхание участилось, но когда ладонь коснулась обнажённой кожи бедра, она вновь открыла глаза.

— И что же сейчас с ними будет?

— С ними будет? — от того как он чуть прикусывал и посасывал чувствительную мочку уха своей спутницы, её тело восхитительно покрылось мурашками. Она изогнулась, и, воодушевлённый, он уверенно скользнул между её ног. — Леди Сельвен пусть всё ещё и под подозрением, но вне опасности, — она тихо охнула, когда на последнем слове он разом проник в неё пальцем на всю длину. — Эглерион — в ещё большей немилости, и, скорее всего, его изгонят из королевства ещё раньше положенного срока, — теперь он, не переставая, двигался внутри, изводя истомой и сладостным обещанием большего. Мысли разбегались, оставляя лишь жар желания, всё сильнее заволакивающий разум и охватывающий тело. — А его величество завтра выступает с войском к Одинокой горе.

Он резко вышел, но не успела она даже воспротивиться, как сразу два пальца проникли глубоко и, чуть согнувшись, задвигались в нарастающем темпе, заставляя тело подрагивать от нетерпения.

— А что же с ней? — вымолвила она с придыханием.

— Смертная девка там, где ей самое место!

С глухим рычанием он страстно прикусил чувствительную кожу шеи, чуть выше ключицы — Эгет застонала в голос. В тот же миг Луморн оставил её и резко развернул, впиваясь возбуждённым взглядом в её тронутые поволокой желания карие глаза:

— Никогда, слышишь, никогда не сомневайся во мне, любовь моя.


* * *


Первое, что я ощутила, когда очнулась, был холод. Он заключал в свои немилостивые объятия, окутывая и проникая внутрь, заставляя каждую клетку болезненно сжиматься. Второе — была твёрдость, давившая со спины. Самопроизвольно руки стали аккуратно шарить по сторонам, но наткнулись лишь на какие-то тряпки и края грубого тюфяка, на котором и покоилось моё тело. Всё ещё цепляясь за блаженную слепоту, я мысленно досчитала до трёх и наконец решилась открыть глаза, хотя уже подозревала, что меня ожидает. Предчувствие меня не обмануло — взгляд уткнулся в низкий тёмный каменный потолок.

Чёрный, до блеска отполированный, из-за чего издалека выглядевший даже каким-то маслянистым, камень на ощупь оказался неожиданно бархатистым и по текстуре очень напоминал мягкую замшу. Им были выложен не только потолок, но и стены, пол и даже небольшая загородка, установленная в дальнем углу, за которой, по всей видимости, предполагалось справлять естественные нужды тела. Последнее было ничтожным, но, всё же, успокоением, потому как дверь отсутствовала — её заменяла мощная решётка, выполненная из какого-то странного, мерцающего металла. Лишь только это и отгораживало место, где я находилась, от остального неясного, покрытого непроницаемым мраком пространства. Что хоть как-то рассеивало клубившиеся повсюду тени, это одинокий факел — единственный источник света, установленный в стене с обратной стороны у входа, наверное, для того, чтобы стражникам было удобнее проверять заточенных здесь узников.

Да, это была определённо тюремная камера, пусть и отличавшаяся от виденных мною во время одной из вылазок с Бильбо на нижние уровни. Те казались светлее, прятались за обычными деревянными дверьми и, по ощущениям, располагались этажами значительно выше. Что же, исход был хоть и печальным, но, как ни прискорбно, предугадываемым. Глупо было бы ожидать, что после моего признания меня одарят тульским пряником и просто так отпустят. И пусть мне всей душой хотелось винить во всём Трандуила, но, откровенно говоря, какая-то часть меня его не только понимала, но и признавала, что в случившемся есть толика и моей собственной вины. Не знаю: заигралась ли я, или же просто запуталась в том, что можно было рассказывать, чего нельзя, что хотелось, а что требовалось забить в самые дальние уголки памяти и сердца. Похоже, я запуталась сильнее, чем думала, и теперь, потянув за конец нити, вдруг перед глазами возник просто гигантский клубок. Вопрос в том, успею ли я его распутать, да и позволят ли мне.

К сожалению, все эти наблюдения пронеслись в моей голове слишком быстро, а вот потом началось самое сложное — томительное ожидание и неизвестность. В постоянном полумраке время ощущалось очень смутно и тем самым давило ещё больше. Растягиваясь, словно кусок жевательной резинки под солнцем, оно намертво приклеивалось к мыслям, чувствам, ощущениям, опутывая их. Мне было страшно, что, лишившись хоть какой-то стабильной ментальной опоры, я в какой-то момент полностью потеряю и так довольно шаткую связь с реальностью. Было необходимо за что-то зацепиться если не мысленно, то, хотя бы, на уровне чувств и ощущений.

Осязание было самым простым и надёжным. Твёрдая поверхность камня, которой я то и дело касалась рукой, дарила уверенность, прохлада — отрезвляла, а обманчивая мягкость текстуры — успокаивала. Потом был свет, и он, наверное, был самым главным моим ориентиром. Глаза жадно цеплялись за одинокий светоч, и я даже в мыслях не позволяла себе представить, что случится, если случайный сквозняк его погасит. Да и были ещё свежи воспоминания о моих скитаниях в тёмных лабиринтах под горой гоблинов. Только здесь мне некуда было бежать, а стены камеры и без этого будили во мне отголоски моей лёгкой формы клаустрофобии. Третий ориентир оказался приятной неожиданностью. В какой-то момент слух уловил тихое и размеренное журчание воды. Оно раздавалось откуда-то из тёмных глубин по ту сторону решётки, но оно было. А это позволяло оформить хоть какое-то представление об этом месте и втиснутом в него пространстве.

Мой мир вращался вокруг этих звуков, всполохов света и тактильных ощущений, поэтому, когда снаружи раздались чьи-то шаги — это оглушило. Я напряжённо села на тюфяке, и одновременно с этим перед решёткой возник стражник. Лицо скрывалось под резным шлемом, чуть поблёскивающим золотом, а тени падали под таким углом, что даже выражение глаз оставалось для меня нечитаемым. Но почему-то я знала, на уровне инстинктов чувствовала, что этот высокий и уверенный воин смотрел на меня с подозрением, отчасти презрением и страхом. Это осознание ничтожной, но власти, придало сил — я не удержалась и иронично приподняла бровь.

— Поднимись и отойди к дальней стене, — проговорил стражник бесцветным тоном.

— Иначе что? — губы скривились в натянутой улыбке. Какая-то безумная часть внутри меня страстно желала вызвать ещё больше эмоций у этого, затянутого в мерцающие, под стать шлему, доспехи воина.

— Иначе останешься без еды, — его голос был всё так же беспристрастен, но я безошибочно уловила раздражение.

— Ты боишься меня?

— Твой выбор, — эльф круто развернулся и шагнул обратно в темноту.

— Стой! — вскрикнула я и в мгновение ока оказалась у входа. — Не уходи!

Пальцы вцепились в металлические прутья. Я не успела удивиться тому, что на ощупь металл оказался тёплым, когда меня резко отбросило назад и с силой впечатало в противоположную стену. Из лёгких разом вышибло весь воздух, перед глазами замаячили красные круги. Я рухнула вниз безвольным ворохом зелёного бархата, а когда, мгновения спустя, попыталась приподняться, опираясь об пол, невольно зашипела: острая боль пронзила ладони.

— Смотрю, ты всё же послушалась.

Эльф снова стоял у решётки, но на этот раз выглядел и ощущался намного увереннее. Я всё ещё пыталась восстановить дыхание. Решётка бесшумно приподнялась, и на пол опустился кувшин с водой, прикрытый краюхой хлеба.

— Что это было?

Он замер, но, быстро смерив меня взглядом и удостоверившись, что я всё ещё сидела на коленях у стены, опустил решётку и выпрямился. Его спокойствие пробирало меня до костей.

— Какого ты молчишь?! Что это было? Куда вы меня засунули?! — на последних словах я уже почти кричала, с трудом подавляя то и дело проскальзывающие истерические нотки.

— Тебе не стоит прикасаться к решётке, — ответил стражник отстранённо.

— Но…

— И это место для таких как ты, — он почти выплюнул ответ, брезгливо, граничащее с отвращением, но когда бесшумно развернулся, чтобы скрыться, я вновь ощутила тонкий шлейф страха, скользящий за ним. Я горько и беззвучно рассмеялась.

Когда из груди перестали вырываться эти странные звуки, я наконец посмотрела на принесённые «угощения». На самом деле, пить и есть хотелось ужасно, и было даже удивительно, что эти естественные потребности человеческого тела оставались до сих пор мною незамеченными. В одно мгновение проглотив хлеб, я поспешила его запить: жадно, абсолютно не заботясь о том, что струйки воды переливались через края кувшина, текли по подбородку на бархатное платье, выглядевшее сейчас таким нелепым и неуместным. Остановило меня лишь то, что желудок, переполненный неожиданным количеством жидкости, чуть не взбунтовался. Отставив кувшин у решётки, я заставила себя подняться и на ватных ногах добралась до тюфяка. Сознание было вялым, но, тем не менее, я не могла не задаться вопросом: сколько же времени должно было пройти с того момента в лаборатории, чтобы голод и жажда успели достигнуть такого уровня? Тело медленно сползло по стене, голова устало откинулась назад с несколько большим усердием, чем предполагалось, и это сразу отдалось ноющей болью в том месте, где меня так бесцеремонно ударили. Всё бывшее «понимание» ситуации улетучилось, а к горлу подступила волна опаляющей злости: я, как последняя дура решилась ему открыться, а взамен — меня подло из-за спины оглушили обухом (или что там было в руках стражника) по голове, притащили и бросили в этой дыре, избавились, как от ненужной и надоевшей вещи. В памяти неумолимо всплыл его взгляд, ледяной, отстранённый и такой торжествующий. Тело непроизвольно мелко затрясло, из глаз брызнули слёзы, но в этот раз я даже не пыталась себя сдерживать. Впервые спустя очень долгое время я позволила себе отдаться эмоциям, которые вырывались приглушёнными рыданиями и тонули в царапающей поверхности потасканного тюфяка. Он ничего для меня не значил, он не должен был для меня ничего значить — тогда почему меня сейчас скручивало от почти осязаемой боли?

Где-то вдалеке тихое журчание воды почти сливалось с нежным шёпотом шёлка о каменные плиты.

Глава опубликована: 18.09.2018

52. Князь тишины

— Ваше величество, — советник замер в дверях. Король лишь кивком головы обозначил его присутствие — взгляд же был всё также прикован к багровой линии горизонта.

— Сегодня пришло послание от Барда Лучника. Люди не покинули Эсгарот, — губы Владыки дёрнулись в иронической усмешке, но докладчик этого не увидел и продолжил, — но они планируют отступить к развалинам Дейла в ближайшие дни.

Улыбка исчезла — губы упрямо сжались.

— Он об этом написал? — король продолжал стоять спиной к говорившему, и тот не видел выражения его лица. Но от этого голоса, обманчиво беспристрастного по затылку мазнуло холодом.

— Да, ваше величество, и они просят помощи.

Советник с поклоном замолчал.

— Что на счёт гномов?

— Никаких сведений о том, что они действительно отправили гонца в Железные холмы, нет…

— Но? — Владыка полуобернулся, смерив докладчика внимательным взглядом.

— Вороны вернулись в Эребор, — советник прочистил горло. — Птиц не раз видели покидающими цитадель, и…

— Достаточно, — в алых всполохах заката серебро перстней на приподнятой руке сверкнуло кровавыми отблесками. — Передай, что мы выступаем завтра же: итак было упущено много времени.

Снова поклон. Второй эльф неуверенно отступал к двери, но в последний момент всё же решился:

— Прошу прощения, ваше величество, но что мне ответить людям?

Конечно, он мог быть жестоким, и у него были все права на то, чтобы быть жестоким. Они первыми нарушили договор ради призрачной выгоды. И вот их награда: сожжённый город, улицы, усеянные обуглившимися трупами и тело дракона на дне тёмного озера, в одночасье превратившееся в ядовитое болото. Он знал, что без их помощи люди и месяца не протянут, когда зима окончательно начнёт своё правление, как и то, что все эти слова о сокровищах Эребора — не более чем голословная бравада. У Барда не было ни сил, ни ресурсов, чтобы вести осаду, или того более — атаковать королевство гномов. Люди же были нужны королю эльфов, во всяком случае, пока. Это больно щёлкнет по самолюбию Торина и его приспешников, покажет, что они тут не более, чем нежеланные гости. Ведь, несмотря ни на что, гномы знают, что это не они убили дракона… Геройства так и не случилось. А он ещё очень хорошо помнил обычаи и нравы подземного народа: эта утерянная победа уже сейчас гложет их изнутри похлеще драконьей болезни. Как теперь Торин сможет доказать не только свои права на престол, но и то, что он его достоин? Одного кровного родства не всегда бывает достаточно. Если же эльфы объединятся с людьми… Это не только будет равносильно пощёчине, но и посеет сомнения, а то и раскол среди отряда Дубощита. Кто знает, может, они сами отопрут ворота ещё до того, как появятся их сородичи с Железных холмов? А в том, что те прибудут, он не сомневался, как и в том, что решить всё с гномами мирным путём не получится — слишком много обид и «дурной» крови. Он почувствовал это с самой первой встречи с хмурым гномом, который, по какой-то причине отчасти винил его, Трандуила, в горестях своего народа — такое просто так не прощают. Отсюда и все эти приготовления, которые не заметил только слепой. Поэтому они уже завтра отправятся к Одинокой горе — он не мог позволить быть застигнутым врасплох. А остальные: что же, пусть наивно думают, что ему действительно нужны те побрякушки, что похоронила под собой гора. Однако он не будет отрицать, что хотел бы вернуть то, что было так вероломно украдено у него и его народа. Ну а пока — он будет милосерден. Да, у него было много причин, чтобы быть милосердным:

— Пусть жителей Озёрного города обеспечат всем необходимым. Не думаю, что после драконьего пламени многое уцелело. Провиант переправьте вниз по реке уже сегодня.

Во взгляде советника промелькнуло даже что-то похожее на благодарность, но эльф быстро совладал с собой и с поклоном удалился. Король проводил его еле заметной ироничной улыбкой, но от неё не осталось и следа, как только закрылись двери.

Откуда ей было известно про Дейл и Железные холмы? Хотя, надо признать, второе было вполне ожидаемо, и его опасения, связанные с армией гномов оправдались, пусть и не совсем так, как он это себе представлял. Возможно, ей удалось подслушать, или они сами поделились с ней своими планами. Он не имел ни малейшего понятия о том, на каких правах и в качестве кого она путешествовала с гномами. Помимо воли мысли устремились в таком направлении, что уже мгновения спустя он готов был рычать от ярости. Она была его слабостью, с пол-оборота приводя в исступление, заставляющее всё внутри гореть и плавиться, словно от тёмного пламени дракона. Это была блажь думать о ней сейчас, но, порой он просто не мог остановиться.

Трандуил прикрыл глаза, мысленно вновь возвращаясь к тому разговору в больничном крыле. Столько слов, что он просто не знал, чему верить, а чему — нет. Чему он хотел верить, а что предпочёл бы принять за глупую, наглую ложь во спасение. А она всё говорила и говорила, кромсая его изнутри, потому что… Потому что лес оказался прав. «Она лжёт», — шептал ему ветер среди ветвей. «Она лжёт», — глухим эхом вторила ему сухая трава. «Она всегда тебе лгала, — звучал приговором бесстрастный голос самого духа. — Когда отдавала тебе своё тело, прижималась, извивалась так горячо и сладко, она лгала, лгала, лгала…» А она стояла перед ним, всем своим видом будто насмехаясь: бледная, тонкая, и столько отчаяния и мольбы в этих распахнутых глазах…

Эльф протяжно застонал и со всей силы сжал голову руками, будто так можно было избавиться от этих воспоминаний. Резкий взмах рукой — и на пол полетели свитки, книги, невесомый хрусталь. Осколки обожгли ладонь. Трандуил замер, с мрачным восхищением наблюдая за тонкими багровыми нитями, обхватившими запястье. Это было похоже на болезненное наваждение, дурман, наведённый её магией. Он шумно выдохнул и прикрыл глаза: ему было необходимо вернуть контроль над своими эмоциями, а для этого он должен был решить, что делать с ней дальше. Ведь за алым маревом гнева и разочарования он слышал и чувствовал правду в её словах, но где именно она скрывалась, понять было очень сложно, особенно если ведьма находилась рядом. Трандуил медленно открыл глаза, гордо расправил плечи: он был спокоен и теперь окончательно уверен в том, что поступил правильно. И этот поход к Одинокой горе пришёлся как никогда вовремя.

В дверь осторожно постучали. Тривиальное «войдите» король бросил, даже не оборачиваясь. Он не видел, но почувствовал, как замер вошедший за его спиной. Небрежный взмах рукой, и тот заговорил:

— Вы просили докладывать вам о ней… — вместо ответа всё тот же неуловимый жест. — Кажется, она уснула или впала в беспамятство.

— Она о ком-то спрашивала? Просила встречи? — ему было стыдно признаться, но сердце невольно ускорило свой ритм.

— Нет, ваше величество.

Внутри что-то сжалось, и ему стало противно за самого себя.

— Хорошо. Следите за ней. Хотя, думаю, стены сделают всё сами.

Мгновения спустя дверь тихо щёлкнула.


* * *


— Зачем ты приходишь сюда? — эхо её шёпота скользнуло по лицу; по спине пробежал холодок.

Он смерил её взглядом, но поза ничуть не изменилась: она всё также лежала на спине, как-то неестественно вытянув руки вдоль туловища. Глаза закрыты. Словно прочитав его мысли, она продолжила:

— Мне не надо видеть — я чувствую тебя. Как ты приходишь и стоишь там, во тьме, и смотришь… Зачем? — её губы скривились в еле заметной усмешке, и это вывело его из оцепенения.

— Разве я не имею права бывать там, где пожелаю, в собственных владениях? — холодно, равнодушно, потому что она не была достойна даже иронии. Но всё разбилось уже в следующий момент.

— У тебя есть все права, король Трандуил. Только вот ты не желаешь быть здесь. Не желаешь видеть меня… такой. И пока не желаешь слушать и слышать, — она глубоко вздохнула и неожиданно резко села, разворачиваясь в его сторону и без труда находя взглядом даже в этой кромешной темноте. — Так зачем ты приходишь сюда?

Он не желал уступать и шагнул вперёд — теперь они оба застыли на границе светового круга, который отбрасывал факел. Словно призрак: бледная, с лихорадочно блестящими глазами, разметавшимися волосами, — она оказалась ближе, чем он думал, и сразу пожалел об этом.

— Я не обязан перед тобой отчитываться, ведьма!

Как только слова сорвались с языка, он понял, что проиграл и выдал себя. Она это знала и, ничего не ответив, лишь тихо рассмеялась.

— Ты предала меня, — это заставило её резко замолчать. В каре-зелёных глазах отразилась печаль.

— Чтобы предать, надо сперва поклясться в верности. А мы друг другу никогда ничего не обещали.

— А разве ложь — это не предательство?

Её губы приоткрылись, будто она хотела что-то сказать, но слова так и замерли на языке. Она побеждённо склонила голову.

— Ты хотела сбежать с волшебником.

— Нет, — она отрицательно покачала головой. — Я не буду врать, мне хотелось покинуть королевство ещё до этого. Но когда он появился, я отказалась, — на последних словах её глаза вновь обратились к нему. В них замер вопрос, мольба, надежда — это было слишком для него.

— Ты права, я не готов слушать тебя, — он первым прервал их зрительную дуэль. — Возможно, когда я вернусь…

— Ты уезжаешь? — в до этого тихом голосе засквозило напряжение. — Куда?

Король медленно повернулся и лишь усилием воли заставил себя не отпрянуть — она стояла у самой решётки. Грудь вздымалась от учащённого дыхания, а распахнутые глаза казались поистине бездонными.

— Я не обязан перед…

— Вы направляетесь к Одинокой горе, ведь так?

Он не проронил ни слова, но, видимо, ответ и так был ей известен. С покусанных губ сорвался стон. Словно загнанный зверь, она нервно металась перед решеткой, постоянно что-то нашёптывая себе под нос на неизвестном ему языке. Когда же она, резко замерев на месте, вновь пригвоздила его взглядом, в её глазах стояли слёзы.

— Возьми меня с собой! — на этот раз он сделал шаг назад. — Если боишься, что я сбегу, закуй меня в цепи, свяжи, привяжи — только не оставляй меня здесь одну.

— Нет.

— Я могу быть полезна, когда прибудут гномы и… — губы сжались в тонкую линию, и он мог поклясться, что она хотела добавить ещё что-то. — Я прошу тебя, умоляю… Это место сводит меня с ума!

В её голосе было столько боли и отчаяния, что внутри что-то дрогнуло. Она была искренна. Да и что мешало ему действительно взять её с собой? Всего лишь шаг, и он откроет дверь, дотронется до неё и уже никогда и никуда не отпустит. Трандуил уже подался вперёд, когда голову пронзил голос леса: «Ты опять поддаёшься слабости. Она затуманивает твой рассудок, подавляет. Неужели ты не замечаешь?» Он почти задохнулся от боли. «Здесь и только здесь ей самое место!» — голос упал до шёпота, который ледяной паутиной окутывал его, притупляя боль. Король и не заметил, как ещё дальше отступил от светового круга. Их взгляды снова встретились: так и не пролитые слёзы высохли. Она смотрела на него растерянно и обречённо, уже зная, что он решил.

— Трандуил, мне страшно.

Он шагнул в темноту, закрывая глаза, отгораживаясь от её потерянного взгляда, бледного лика. Холодный и влажный воздух подземелья поглотил её последние слова, и он был рад, что их не услышал. Где-то вдалеке журчала чёрная река.


* * *


В нашем мире люди верили, что камни имеют память. Проходят столетия, сменяются эпохи, взмывают и рассыпаются в прах правители и цивилизации — а безмолвные монолиты впитывают в себя по крупицам песчинки событий, эмоций, переживаний. Они бесстрастные свидетели истории и одновременно с этим и есть сама история, которая под холодной толщей антрацита трепетно хранит знания и память о жизни, которой уже нет.

После того, как он ушёл, мне показалось, что я сама превратилась в эти невесомые песчинки, которые теперь постепенно растворялись в окружающем меня камне. Сначала это было лишь призрачное ощущение на кончиках пальцев, но стоило ему покинуть королевство, как меня просто раздавило. Тогда, помнится, я резко распахнула глаза, почти физически ощущая, как какая-то часть меня медленно растворялась в темноте с каждым глухим ударом копыт о промёрзшую землю древнего леса. Мне стало легче, стоило войску эльфов оказать за пределами Лихолесья. Меня больше не кромсало, но зато теперь всё заполняла пустота, пугающая, ненасытная, медленно пожирающая меня изнутри. Её влияние то усиливалось, то отступало, и остатки моего сознания печально барахтались на этих волнах, обреченно ожидая, когда их окончательно поглотит пучина.

В моменты просветления мне удавалось есть, пить и даже омывать себя, скрываясь за замеченной ранее загородкой. Вёдра с холодной, правда, водой и чистое бельё мне великодушно приносили каждые два дня (я стала рассчитывать сроки, примерно ориентируясь на приёмы пищи). Хуже стало, когда однажды я очнулась от ощущения липкой влаги между ног и слишком знакомой режущей боли внизу живота. Тогда я с запоздалой нервозностью поняла, что мой цикл прервался с той самой ночи на балконе короля. Пытаться объяснить эльфийскому воину, что мне было нужно и что у меня вообще произошло, навсегда врезалось в память, как один из самых неловких моментов не только моего пребывания в Средиземье, но и жизни в целом. Во время моего сбивчивого объяснения из противоположного угла камеры, стражник долго хмурился, нетерпеливо постукивал пальцами о рукоять меча, но в итоге так ничего и не понял. Потому что после того, как, еле кивнув, удалился, он появился снова, но уже в сопровождении женщины-служанки. Мне пришлось растолковывать всё по второму кругу, но, на моё счастье, она быстро смекнула, что к чему, о чём и поведала хмурому эльфу. Тот сначала заметно побледнел, а потом так скривился, что мне захотелось если не проломить ему голову, то хотя бы плюнуть в лицо. Конечно же, не произошло ни первого ни второго, однако всем необходимым меня снабдили и даже расщедрились на платье: обычное чёрное шерстяное — зато чистое.

С приходом цикла мои ощущения, казалось, ещё больше обострились, и теперь я почти постоянно пребывала в состоянии полузабытья, лишь изредка приходя в сознание. Голова раскалывалась от непрекращающегося многоголосого шёпота, а тело гудело от переполнявшей меня магии, которая болезненно циркулировала по венам. Большую часть времени я лежала на полу, уставившись в каменный потолок, боясь лишний раз пошевелиться, потому как даже самое ничтожное движение резонировало по всему телу обжигающей болью. Мои силы таяли, и мне становилось страшно от одной мысли о том, что будет, когда контроль будет полностью утерян. Я серьёзно опасалась, что меня попросту разорвёт на части. А внутренний голос тихо поскуливал, что, похоже, было большой ошибкой отказать волшебнику…

Я распахнула глаза и невольно поёжилась от просто хрустальной ясности мыслей и тишины. Впервые за долгое время голоса замолкли, и теперь до слуха доносилось лишь тихое журчание воды. Переполняемая непонятной благодарностью, я тихо застонала.

— Ну наконец-то ты очнулась, — прорезавший блаженное безмолвие голос показался мне знакомым.

Двигаясь как в тумане, я медленно завалилась на бок, лениво отыскивая взглядом своего посетителя. В отсветах факела его волосы казались просто неестественно яркими, почти красными.

— Кажется, мне не надо представляться. Несмотря на то, что выглядишь ты действительно жалко, в твоих глазах я ещё вижу искры сознания, — он старался говорить нарочито иронично, даже пренебрежительно, но лицо оставалось абсолютно серьёзным, а взгляд — задумчивым.

— Что ты…

— Мне всё известно, — бесцеремонно прервал он мой неясный лепет и уже чуть мягче добавил. — Сестра мне всё рассказала. Кажется, я перед тобой в долгу.

На этот раз уголки его губ приподнялись вверх в подобии улыбки, от которой потеплел и взгляд.

— Ты ничего мне не должен, — прохрипела я, через силу принимая сидячее положение.

— В твоём положении крайне глупо отвергать помощь, да и сам факт долга не зависит от твоего желания его принять или не принять, — он чуть склонил голову на бок и иронично приподнял бровь, смотря на меня как на несмышлёного ребёнка. И ему и мне было ясно, как божий день, что я лишь хорохорилась, почём зря.

— Ладно, будь по-твоему, — я устало махнула рукой. — Зачем ты пришёл?

— Сельвен переживает за тебя, — его голос стал печальным. — Её, конечно же, сюда не пускают, но…

— Как она? Ей ничего…

— За ней наблюдают, — он тяжело вздохнул, голос упал почти до шёпота. — Я искренне благодарен тебе, за то, что не отреклась от неё.

Наши взгляды встретились, и несколько секунд мы просто смотрели друг на друга. В тот момент ни у него, ни у меня не было подходящих слов, поэтому мы ограничились короткими кивками.

— И спасибо тебе за то, что спасла мне жизнь.

— Ровион, не стоит. Я только помогала твоей сестре, а твоё спасение — это больше её заслуга, чем моя.

Он усмехнулся.

— Ты упряма, и теперь я, кажется, понимаю, почему вы с ней так хорошо поладили.

В тот момент мне даже захотелось улыбнуться, но Ровион вновь стал предельно серьёзным.

— Тебе, женщина, не стоит обманываться — ты мне не нравишься, как, впрочем, и ваше с моей сестрой общение. Однако я никогда не забываю тех, кто был добр и поступил благородно по отношению к моей семье. Ты наделала много шума, и, признаться, не знаю, как быстро всё уляжется. Поэтому представить себе не могу, каким образом Сельвен хочет тебя отсюда вытащить.

— Отсюда вытащить? — вторила я эхом. — Но как?

Ровион усмехнулся и теперь подошёл вплотную к решётке:

— Обычно берут ключ, открывают дверь и… — он сымитировал жест, при этом уверенно ухватившись за металл.

Я шумно втянула воздух и напряглась, ожидая, что его сейчас отбросит, но ничего не произошло. Моя же реакция не осталась незамеченной, и в следующее мгновение Ровион пригвоздил меня хмурым взглядом.

— Так значит это правда, — протянул он еле слышно. Я непонимающе вздёрнула брови. — Ты действительно ведьма.

Наверное, я ожидала больше презрения и неприязни в голосе, но вместо этого он был на удивление спокоен:

— Этот металл реагирует только на тех, кто обладает магией. Да и вся темница была построена именно для таких, как ты.

Помимо воли пальцы скользнули по необычному камню — теперь всё встало на свои места. И всё же я не могла удержаться от ироничного замечания:

— Эльфы занимались отловом ведьм?

Глаза Ровиона мрачно сверкнули.

— Зачем кого-то отлавливать, если они сами слетаются, как мухи на мёд.

«Туше», — отметила я мысленно, но вслух уже ничего не сказала.

— Ладно, моё время истекло, но я постараюсь вернуться.

Ровион уже шагнул в темноту, когда я аж подскочила от осенившего меня осознания.

— Подожди, — крикнула я вслед, всем сердцем надеясь, что брат Сельвен ещё не успел уйти далеко. — Ты же сопровождал волшебника в древнюю крепость? — Ровион вновь появился в световом круге, глаза его сузились и теперь смотрели подозрительно и холодно. Мне давали молчаливое согласие продолжать.

— Можно попросить помощи у Гендальфа! Он же уже вернулся. Ведь вернулся же?..

Он молчал ещё несколько ударов сердца, а потом отвёл глаза. Губы сжались в тонкую полоску, между бровей залегла такая знакомая морщинка.

— Ты ошиблась, — промолвил он глухо. — Мы действительно сопровождали мага, но лишь до крепости, — последние два слова он как-то очень зло процедил сквозь зубы. Но меня это уже мало заботило.

В мгновение ока я оказалась у двери и лишь в последний миг удержалась от того, чтобы по инерции не ухватиться за проклятую решётку.

— Как вы могли оставить его там одного? — собственный голос был похож на змеиное шипение. От вскипевшей в крови силы стало почти невозможно дышать, а перед глазами всё плыло, пульсируя алой яростью. Я бессознательно заметила, что Ровион попятился, а его рука уже лежала на рукоятке меча.

— Я не буду обсуждать с тобой приказы своего короля, смертная! — с этими словами он резко развернулся и тут же растворился во мраке.

Из вмиг пересохшего горла вырвалось почти звериное рычание, а в следующее мгновение на меня обрушились голоса, да с такой яростной силой, что я не удержалась на ногах и рухнула на камни. Я знала, почему Трандуил отдал именно такие распоряжения, и от этого становилось тошно. Неужели ревность владыки могла быть настолько ослепляющей? А ещё мне стало страшно от пронзившего мозг осознания, что, несмотря на всю свою старательную политику «невмешательства», само моё присутствие уже нарушало канон. А это означало, что, возможно, молчание оказалось вовсе не золотом. Проваливаясь в вязкий и ненавистный делириум, я молилась богам, чтобы Гендальф выбрался оттуда живым.


* * *


Со мной происходило что-то странное, и теперь отвергать это как факт или списывать на игры разгорячённого разума или же воображения, было уже нельзя. Была ли тому виной магическая тюрьма, отсутствие Трандуила или что-то третье уже было не так важно. Голоса перестали сводить меня с ума своим количеством, и теперь моё сознание заполнял лишь холодный, завораживающий голос хозяина леса. Он то звал меня куда-то, то тихо нашёптывал, успокаивая, то обещал скорую встречу, — но неизменно был всегда со мной. Я засыпала и просыпалась под его монотонные песнопения, которые заволакивали разум, оплетали душу. В какой-то момент мне стало казаться, что его голос стал уже частью меня, и я с трудом могла представить, а порой и вспомнить, как это: быть без его присутствия. Лишь в редкие мгновения просветления меня охватывал ужас от противоестественности происходящего, но это были лишь единичные глотки свежего воздуха, а потом меня снова утягивало вниз. Волн уже не было — осталась только мрачная, тёмная глубина безысходности и бесконечности. Слабел мой разум, слабело моё тело. С пугающей, особенно после визита Ровиона, скоростью я теряла себя, растворялась ментально и физически. Поэтому, когда тот сдержал своё обещание, вновь появившись в световом круге, я восприняла это со смешанным чувством радости и страха.

Сознание снова прояснилось, как, впрочем, почти всегда, стоило бессмертным обитателям леса оказаться рядом. Наши взгляды пересеклись, Ровион коротко кивнул и сделал шаг в сторону.

— Сельвен, — выдохнула я, подаваясь вперёд к решётке, насколько позволяла собственная безопасность. Она в свою очередь опустилась на колени и, просунув руки сквозь прутья, попыталась меня обнять. Получилось неловко, но от этого пусть и неудавшегося жеста, внутри разлилось такое тепло, что на глаза навернулись слёзы.

— Ирина… Великий Эру, что происходит?.. — прохладные пальцы порхали по моему лицу, убирая выбившиеся пряди. — Ты такая бледная и холодная, — в зелёных глазах отразилось сожаление и ещё что-то, что заставило меня резко отстраниться. Меньше всего сейчас мне хотелось видеть её жалость, и Сельвен это поняла без слов. — Прости…

— У вас мало времени, — хмуро проговорил Ровион, старательно отводя взгляд в сторону.

Сельвен встряхнула головой и крепко сжала мою ладонь. Теперь она излучала лишь спокойная решительность.

— Ирина, я хочу помочь тебе выбраться отсюда, — прошептала она.

От меня не укрылось, как Ровион резко втянул воздух, бросив мрачный взгляд в нашу сторону. И это было понятно: его сестра готова была рискнуть слишком многим ради какой-то смертной. Ведь в случае моего исчезновения, все подозрения в первую очередь падут именно на неё, а это означало… Означало слишком многое и ничего хорошего. Я накрыла руку Сельвен своей ладонью.

— Ты не можешь мне помочь, — её глаза расширились, она уже хотела что-то возразить, но я её опередила. — Я слишком ослабла, чтобы бежать. Это место вытягивает из меня последние соки.

— Я дам тебе зелий. Этого хватит, чтобы добраться до первых поселений людей…

— Нет, не хватит, — прошептала я, чуть сильнее сжимая её ладонь. Глубокий вдох, выдох. Мысли метались, но скрывать правду больше не было смысла. — Я умираю.

Воцарившаяся звенящая тишина оглушила. Сельвен и её брат смотрели на меня с одинаковым нечитаемым выражением на лицах. После нескольких долгих мгновений Ровион нарушил ставшее уже невыносимым молчание:

— Темница лишь ослабляет, но не убивает.

— Это началось ещё задолго до того, как я оказалась здесь.

В глазах Сельвен промелькнуло понимание:

— Тогда после нападения вся эта кровь… Это не было последствием яда, ведь так? — мне не нужно было ничего говорить — она и так знала ответ. Впервые за время нашего разговора Сельвен отвела взгляд. — Почему ты молчала? — в голосе засквозила боль, смешанная с обидой.

— Потому что дура. И всё ждала подходящего момента.

Она снова смотрела на меня: хмуро и испытывающе.

— Он знает? — было сказано почти беззвучно.

— Нет, — выдохнула я, чувствуя комок в горле.

— Он бы никогда…

Но я не хотела, не могла сейчас это слышать. Эмоции и так душили, высасывая последние силы.

— Волшебник знает, — почти выкрикнула я, заглушая тихий голос Сельвен, — и только он может помочь, если вообще остался хоть какой-то шанс.

— Тогда почему ты не последовала за ним?

— Потому что дура, — губы дёрнулись в кривой усмешке, хотя глаза жгли слёзы.

Опять тишина. Краем глаза я заметила, как Ровион дотронулся до плеча сестры и в ответ на её вопросительный взгляд кивнул куда-то в сторону. Наше время было на исходе. Это подстегнуло нас обеих, избавляя от ненужных сантиментов.

— Скажи мне, что я могу сделать, — проговорила она решительно и на удивление спокойно.

— Ты должна найти волшебника, — Ровион предупреждающе кашлянул, но мне было не до него, и я продолжала лить информацию, как из рога изобилия. — Сейчас он в Дол Гулдуре, но после появится в развалинах Дейла, в лагере людей и эльфов. Отправляйся туда, расскажи, что со мной произошло, что со мной происходит…

— Ирина, ты уверена, что он мне поверит? Митрандир ни разу в глаза меня не видел. Да и за пределами королевства я лишь безымянная эльфийка-целительница, и вход к владыкам, магам и военачальникам мне заказан. Ожидать же помощи от короля, думаю, не стоит.

К сожалению, в её словах было слишком много правды. Там у развалин Дейла, если мне не изменяет память, Гендальф будет держать совет наряду с Трандуилом и Бардом. Просто так заглянуть к ним на чарочку будет невозможно, но там будет кто-то, с кем договориться получится чуть проще.

— Хоббит.

— Хм?

— Там будет хоббит, Бильбо Бэггинс. Обратись к нему, он меня знает. А чтобы сомнений в моих словах не оставалось… — я судорожно соображала. — В каморке, за книгой лежит холщовый мешочек. Его содержимое убедит волшебника.

Сельвен крепко сжала мои ладони и прерывисто вздохнула, прижимаясь лбом к решётке.

— Я сделаю всё возможное. Надо только…

— Ты можешь покинуть королевство со мной, — вновь заговорил Ровион, о чьём присутствии мы обе, кажется, забыли. — Мой отряд отправляется в путь завтра на рассвете. Ты сможешь смешаться с людьми, которые будут сопровождать обозы с провиантом для жителей Озёрного города.

Было видно, что слова давались ему с трудом, и, наверное, он уже успел пожалеть о своём предложении, но отступать было поздно. Лицо Сельвен осветила благодарственная улыбка, но брат лишь покачала головой.

— Нам пора.

Она ещё раз метнулась ко мне, с отчаянной яростью сжимая руки. А потом они бесшумно исчезли в темноте, оставляя меня один на один с камнем и тишиной. Я всё ещё сидела перед решёткой, иронично улыбаясь и еле слышно напевая песню древнего мира:

Hello darkness, my old friend

I’ve come to talk with you again

Because a vision softly, creeping

Left its seeds while I was, sleeping

And the vision, that was planted in my brain… still remains

Within the sound of silence…

Он услышал, он пришёл, и я почти с благодарностью упала в его обволакивающие объятия. Мой хозяин, хозяин леса.


* * *


Самонадеянность и торопливость — скольких искусных воинов и полководцев сгубили эти, казалось бы, такие очевидные слабости. Он был свидетелем многих печальных примеров, но это не уберегло его самого, хоть и слывшего мудрецом. Было большой ошибкой спешить особенно после того, как король Лихолесья дал ясно понять, что военной помощи от лесных эльфов ждать не придётся, и это вдобавок к тому, что его собственные магические силы ещё не успели полностью восстановиться. Пусть его фактически выгнали из дворца, но не из самого Лихолесья же? Ему следовало дождаться членов белого совета и только потом направляться в древнюю крепость. Это было бы благоразумно и мудро, но, как известно, уязвлённая гордость — плохой советчик.

Он уже бывал здесь, но каждый раз при одном только взгляде на ломаные очертания башен и стен внутри всё замирало. Чёрный, словно испытавший на себе дыхание дракона, камень врезался в небо, безжалостно кромсая линию горизонта. Дол Гулдур уже давно утратил свои некогда великие и грандиозные очертания, а вместо этого походил на обуглившийся скелет паука, навечно заточённого в окаменелой паутине, которая, казалось, даже сейчас распространяла своё гнилостное влияние на окружающий лес.

Сопровождающие эльфы тоже что-то почувствовали: напряжённые взгляды, порой резковатые движения, и оружие, которое как бы случайно оказалось вдруг в руках. Их нельзя было обвинить в излишней предусмотрительности, скорее наоборот — именно ему стоило уже тогда пересмотреть своё решение. Сильван жили в непосредственной близости от крепости уже многие века, а значит: лучше разбирались в опасностях, скрывающихся за покосившимися стенами. Но он пошёл на поводу у собственной самоуверенности и, возможно, даже добровольной слепоты, наивно надеясь, что и этот визит в мрачную обитель окажется бесполезным проявлением излишней настороженности. Да вот только внутренний голос утверждал совсем обратное: ещё свежи были воспоминания о найденным им тут обезумевшем отце Торина.

Как Гендальф не пытался облегчить тогда страдания гнома, для всего этого было слишком поздно, и тот момент, когда ему была передана карта и ключ, были, увы, единственными мгновениями просветления. Траин был в бреду, пытки и неволя поглотили его разум, и он видел мрак везде. В предсмертной агонии он бормотал то про Тёмного Властелина, то Некроманта, то начинал истошно кричать о том, что его душит и жжёт смрад Смога. Как некстати вспомнилась магу эта трагическая встреча, как и то, с каким отчаянием Ирина старалась избежать попадания именно в Дол Гулдур. Ему тогда даже показалось, что столкновение с драконом она восприняла несколько более уравновешенно, а вот при упоминании крепости в её глазах отразился истинный страх. Только сейчас он осознал, что она определённо что-то знала, и это что-то было настолько жутким, что ей было предпочтительнее бежать ночью в лес в полном одиночестве.

Как обычно, при даже мысленном упоминании о ведьме, его внутреннее спокойствие тут же улетучилось. Да, у него не было причин ей не доверять, но и полностью полагаться на её слова не стоило. По сути всё, что он знал об Ирине, было тем, что она сама ему рассказала — не более, не менее. Конечно, он не забыл её предостережения по поводу Сарумана, но ведь и он сам знал его не первую сотню лет. Неужели ради обвинений какой-то потерявшейся во времени женщины он позволит себе усомниться в чистоте и искренности намерений своего давнего соратника? Да и она сама, как показывал опыт, не была постулатом честности, порядочности и морали. Какова ирония, что именно в какой-то степени из-за неё (чего скрывать и ходить вокруг да около) он и оказался сейчас в таком плачевном меньшинстве под стенами Дол Гулдура. Нет, он прекрасно расслышал короля Трандуила в тронном зале, но и увидел достаточно… И всё же, ему стоило остановиться, но он этого не сделал.

Эльфы, беспрекословно следуя приказам, сопроводили его почти до самой крепости. Было заметно, что им было неловко оставлять его один на один с почерневшими камнями, но и не подчиниться воле своего суверена они не могли. Они вместе разделили последнюю трапезу, а после немногословного прощания он вновь остался один.

Солнце стояло высоко и только лишь приблизилось к полуденной отметке, и в его неестественно ярких холодных лучах даже развалины не выглядели так угрюмо. Наверное, именно это и придало ему уверенности. Камни под подошвами сапог заскрипели раньше, чем он осознал, куда влекли его торопливые шаги, словно подгоняемые неведомой силой.

Во всех местах, которые когда-то покинула жизнь, появляется особенная напряжённая тишина, будто навечно опустевшие залы и коридоры замерли в трепетно-тревожном ожидании возвращения своих давно умерших хозяев. Дол Гулдур не был исключением, и всё же на этот раз что-то было по-другому. Собственное дыхание в этих стенах становилось вдруг очень гулким, а каждый шаг — эхом разносился под полуразрушенными сводами. Однако, несмотря на видимую пустынность, его никак не покидало какое-то нехорошее предчувствие, а чем дальше он продвигался в каменном лабиринте, тем отчётливее становилось ощущение, что за ним наблюдали. Сначала это были полутени, скользнувшие на грани периферийного зрения, потом шаги, принадлежавшие будто бы пустоте. Он миновал уже несколько просторных залов, когда-то широкий внутренний двор и за всё это время не встретил ни души, но теперь нисколько не сомневался в том, что был уже не один. Осознание, что всё было ловушкой, пришло слишком поздно.

Это была когда-то одна из главных башен Дол Гулдура, взмывавшая так высоко, словно древние зодчие стремились дотянуться до самого неба. Но сейчас от некогда грандиозного сооружения осталась лишь просторная площадка, по ровному периметру которой, словно чёрные зубы, скалились обломки стен. Сложно было сказать, каково было истинное предназначение этой почти идеально круглой комнаты, сейчас открытой всем ветрам, но отсюда древняя крепость и близлежащий лес были видны как на ладони. Именно поэтому Гендальф и решил подняться сюда, слишком поздно осознав, что полуразрушенная винтовая лестница, была не только единственным способом восхождения, но, увы, и единственным путём отступления.

В ответ на его мысли мрачная крепость содрогнулась, будто глубоко вздохнула, и пробудилась ото сна. На него обрушилась невероятная какофония звуков, запахов и образов: вой, лязг металла, крики, смешанные с удушающим зловонием, присущим только оркам. Под его ногами: широкий двор, лишь мгновения назад казавшийся пустынным и покинутым, заполыхал алыми отсветами костров и факелов. Одновременно с этим только сиявшее полуденное солнце поглотила тьма, в один миг погружая всё в сизый полумрак. А потом пришёл он…

Когда-то он думал, что мрак — это темнота, но теперь знал, что мрак — это бесконечность, бездна, затягивающая и порабощающая. Как долго бы он ещё вынес? На сколько бы хватило и без того ослабленных сил? Взгляд безвольно скользил по сплетённым в вечных объятиях кронам вековых деревьев, сквозь которые иногда угадывалось безоблачное синее небо, казавшееся сейчас почти болезненно ярким. Гендальф всё ещё ощущал его присутствие: обволакивающее изнутри холодной, липкой обречённостью и опаляющее снаружи слепой, безумной яростью и ненавистью. Гендальф невольно дёрнулся, когда события прошедших нескольких дней захлестнули его с новой силой.

Он кромсал его сознание, жестоко, властно копался в памяти, перебирая воспоминания, словно грязное, ненужное бельё, и даже не пытался делать это незаметно. Он получал извращённое удовлетворение от своей безнаказанности, силы и власти над некогда сильным Майа, который безвольно повис в клетке. Это иссушало изнутри, изматывало физически. Несмотря на то, что Радагаст успел отвезти их на довольно большое расстояние, Гендальф всё равно ощущал себя опустошённым, словно какая-то часть его души всё же осталась там, во мраке.

Маг прикрыл глаза. Да, он поторопился и совершил ошибку, которая едва не стоила ему жизни. Однако это уберегло их от просчёта, который имел бы ещё более тяжёлые последствия. Белый совет и так слишком долго воспринимал сведения о Некроманте не более, чем слухами. Гендальф невольно ухмыльнулся: зато теперь ни у кого не осталось никаких сомнений в том, кем являлся новый хозяин Дол Гулдура.

Мысли о крепости заставили Майа нервно вздохнуть. Геройская часть его души всё ещё сокрушалась о том, что ему пришлось так бесславно покинуть Галадриэль, Элронда и Сарумана, но разумом он прекрасно понимал, что сделать больше уже ничего не мог. Оставалось надеяться, что на этот раз с Сауроном будет покончено навсегда, ведь план Гендальфа почти удался: Смог был повержен, гномы под руководством Торина вернулись в Эребор. Радагаст поведал ему об этом, как только крепость скрылась из виду, но новости оставили после себя какое-то странное неприятное послевкусие незавершённости. Он не мог допустить просчёта сейчас, когда успех был так близко…

— Стой! — хотел выкрикнуть он, но голос сорвался. Однако его, видимо, услышали: движение прекратилось, а мгновения спустя над ним нависла тень. Радагаст молчал, внимательно наблюдая за ним сверху. — Мне надо к горе… — кустистые брови вопросительно взлетели вверх, почти скрываясь под полами коричневой остроконечной шляпы.

— Твои силы…

— Знаю, но, — Гендальф шумно выдохнул, принимая сидячее положение, — я должен удостовериться, что с гномами всё в порядке.

— Только с гномами? — ему показалось, что вопрос прозвучал как-то двойственно. Но лик Коричневого Майа был абсолютно непроницаем.

— Ты знаешь, друг мой, что я надеялся избавиться от дракона с меньшими потерями…

На мгновение в глазах Радагаста промелькнуло что-то, но в следующий миг он уже уверенно кивнул:

— Будь по-твоему. Я довезу тебя до Дейла, минуя, правда, королевство лесных эльфов. Тебе там, кажется, сейчас не рады…

Гендальф хотел что-то возразить или объяснить, но второй маг уже отвернулся, шагая прочь. Сани сорвались с места, и Серому волшебнику пришлось приложить все усилия, чтобы не сорваться: Радагаст явно решил добраться до Одинокой горы как можно скорее.

За день в дороге им удалось преодолеть большую часть пути и уже завтра к обеду они должны были достигнуть окрестностей Дейла. С каждой лигой, отделявшей их от старой крепости, ослабевало и гнетущее влияние мрака. Силы Гендальфа возвращались, пусть и не так быстро как того хотелось бы, но теперь большую часть времени он пребывал в сознании, а не в удушливом магическом делириуме.

— Ты думаешь, это конец? Это только начало! — Ирина смиренно сидела на коленях на полу. Её чёрное платье почти сливалось с окружающим тёмным камнем. И только бледное лицо почти светилось, выделяясь из мрака, создавая пугающую иллюзию, что оно парило в воздухе само по себе.

Гендальф шумно вздохнул и чуть не поперхнулся от нехватки воздуха, загустевшего от потоков магии, которые, казалось, заполняли здесь всё пространство.

— Ирина, что ты имеешь в виду? — в ответ она ухмыльнулась и погрозила пальцем:

— Ты знаешь… — она хотела ещё что-то сказать, но неожиданно её голова завалилась назад, глаза закатились, и тело безвольно упало на пол.

Кажется, он звал её, но его уже не слышали: бледные губы двигались в невнятном шёпоте, голова металась по каменным плитам. Потом она резко изогнулась дугой, а в следующее мгновение её тело уже невесомо парило в воздухе, покачиваясь, словно лодка на волнах. А она, убаюканная этими размеренными движениями, затихла. Лицо было похоже на непроницаемую маску, такую пугающе неживую и чужую, что ему стало не по себе. Гендальф подался вперёд в попытке дотянуться до ведьмы, но его тут же жёстко откинуло назад, с неведомой силой впечатывая в стену. Он невольно охнул, а когда открыл глаза, над головой светили звёзды.

— Почему ты оставил её там? — голос раздался откуда-то со стороны, заставляя почти через силу повернуть тяжёлую, как с похмелья, голову.

Радагаст сидел у костра и курил. Его острый профиль, будто вырезанный из дерева ровными, резкими линиями, чётко вырисовывался на фоне ночного неба. Он не смотрела на него — слегка затуманенный взгляд терялся где-то за пределами светового круга, который отбрасывало пламя. Гендальф приоткрыл рот, чтобы объяснить, рассказать, но ни слова не сорвалось с языка — все они враз показались лишними, чужими и ложными. Да и сам вопрошающий не ждал от него ответа.

Незадолго до рассвета их нагнал ворон Сарумана. Саурон был изгнан из Дол Гулдура. На мгновение он даже позволил себе поверить в победу, хотя её слова эхом отдавались в голове. Когда же ворон поведал о скрывшихся в лесу орках во главе с Азогом, её голос перешёл в тревожный набат. А потом сердце тяжело ухало в груди, пальцы до боли сжимали посох: армия орков Гундабада стремительно двигалась к Одинокой горе. Вопреки мнению Сарумана, он не думал, что те бы перешли в наступление, если бы их хозяин был повержен. Хмурым взглядом он провожал чёрную надменную, под стать своему господину, птицу, пока та не растворилась в предрассветных сумерках. Возможно, это было просчётом — не воспользоваться знанием, которым обладал ведьма. Возможно, ему стоило сразу отправить её в Изенгард, и, кто знает, может, он так и поступит. Возможно, но это будет всё потом. А пока ему надо было спешить, чтобы предупредить людей, эльфов, гномов о той опасности, что движется на них пока с севера. Почему «пока»? Потому что это только начало.

Глава опубликована: 23.09.2018

53. Свобода сомнений

Снег — это саван, связывающий мир живых с миром мёртвых. Кто-то скажет, что он стирает границы, но она всегда думала, что он просто делает их не такими болезненными. Под этим девственным покрывалом скрывается уже потерянное прошлое и ещё не обретённое будущее — горечь и надежда. Именно поэтому первый снег заставлял её сердце биться чаще, с трепетом ловить несмелые белые хлопья, стараясь запомнить их ощущения на коже, языке, подрагивающих ресницах, и всё прислушиваться к тишине, неизменно сопутствующей этому волшебству из года в год. Оглушающее благоговейное молчание, от которого, казалось, весь мир задерживал дыхание в страхе и восторге одновременно, потому что именно в этот неуловимый момент свершались два великих древних таинства: смерть и перерождение. А снег… Снег — это саван, и сейчас им была окутана вся холмистая равнина, раскинувшаяся от границ древнего леса до развалин Дейла и нависшей над ним хмурой тенью Одинокой горы.

Колёса повозок безжалостно резали белоснежное покрывало, отмеряя путь чёрными ровными шрамами, и от этой странной ассоциации становилось не по себе. К морозному воздуху, под кронами деревьев лишь угрожающе покусывающему, на равнине теперь присоединился пронизывающий ветер, пробирающий путников до костей. Возможно, поэтому, как только древний лес разорвал свои объятия, разговоры враз утихли, а сгрудившиеся люди неосознанно ещё ближе придвинулись друг к другу. Повторяя жесты некоторых из них, Сельвен плотнее запахнула полы плаща, но не столько от холода, сколько от неожиданно охватившего её чувства тревоги. Да и подчёркивать невосприимчивость к температурам не стоило. Пускай до сих пор удача сопутствовала ей, но кто знает, надолго ли хватит её запаса.

Резко наступившие морозы пришли как никогда вовремя, ведь именно из-за них многие женщины продолжали скрывать лица, оставив палантины повязанными на дворцовый манер. Это уберегло Сельвен от неминуемого раскрытия и дало возможность тайно покинуть дворец под видом обычной служанки. Кроме того, за редким исключением, люди были немногословны, что опять же было только на руку. Да и откуда было взяться радостной болтовне? Почти все смертные были родом из Озёрного города и теперь возвращались обратно в гнетущей неизвестности о судьбе своих родных и близких. Тогда, много лет назад, ей не пришлось увидеть последствия нападения Смауга, но и сухих описаний брата, который был одним из тех, кто помогали выжившим в Дэйле, хватило, чтобы надолго лишить её сна. Поэтому она была даже рада тому, что сейчас отряд направлялся прямиком к Одинокой горе, минуя Эсгарот, вернее то, что от него осталось…

Сельвен прикрыла глаза и устало уронила голову на скрещенные на подогнутых коленях руки, и на какое-то время ей даже удалось сосредоточить всё внимание лишь на монотонных покачиваниях повозки, приглушённых разговорах и стуке копыт. Ей был остро необходим кратковременный, но отдых, передышка… Недостаток сна последних ночей вкупе с переживаниями и нелёгкими думами давали о себе знать: мысли разбегались перепуганными птицами, в то время как эмоции скакали из крайности в крайность. Жалость сменяли нервозность и страх, чтобы уже в следующее мгновение уступить место злости и раздражению, — в этом водовороте было так легко утонуть, но на это сейчас просто не было времени. Самое большее, что могла себе позволить Сельвен — это саднящее чувство вины, но и его приходилось почти силой загонять в самый дальний угол, потому что иначе весь план грозил пойти прахом.

«Их план», — съехидничал внутренний голос, и она невольно скривила губы (благо ткань неопределённого цвета скрывала любые проявления эмоций на лице). А был ли он? По правде сказать, их с Ровионом стратегии заканчивались на том моменте, когда обоз прибывал к развалинам Дейла, и она, смешавшись с толпой, затерялась бы среди людей. Да и времени на обдумывания было ничтожно мало — лишь прошлая ночь, которой хватило только на то, чтобы сообразить, каким образом Сельвен исчезнуть из дворца. Ведь учитывая то, что она была, если не под подозрением, то уж точно под наблюдением, не могло быть и речи о том, чтобы просто отправиться к Одинокой горе. Поэтому самым простым и стало решение переодеться служанкой и смешаться с людьми, покидающими Лихолесье, что пока выходило весьма успешно. Однако о том, как действовать дальше, даже несмотря на данные Ириной ориентиры, Сельвен не имела ни малейшего понятия, и Ровион ей тут тоже уже помочь не сможет.

Сельвен приподняла голову и украдкой скользнула взглядом по высокой фигуре эльфа, ехавшего во главе отряда. Брат был против всего этого, но, вопреки её опасениям, и словом не обмолвился о своих возражениях с тех самых пор, как они покинули подземелья чёрной реки. Ровион молчал, и она знала, каких усилий ему это стоило, как и то, что реализация «плана по освобождению ведьмы» была последним, чем ему хотелось бы заниматься, особенно в условиях надвигающейся войны, а в неизбежности последней, кажется, уже никто не сомневался. Но брат не только не стал её отговаривать, но сам предложил решение, пусть и продиктованное политикой «меньшего из зол» и подстёгиваемое пониманием, что своей жизнью он был обязан смертной женщине. Несмотря на напускную ветреность и разгульность, Ровион был благороден до зубного скрежета, отчего Сельвен ощущала себя просто гадко. Если бы тогда в лесу она не пошла на поводу своего любопытства… В этот момент повозку ощутимо тряхнуло, что не позволило Сельвен закончить и развить мысль. Да и не могла она сейчас предаваться размышлениям о «если бы да кабы» — единственное о чём она действительно жалела, это то, что им с братом так и не удалось нормально попрощаться.

Когда этим хмурым утром они встретились в коридоре, на ней уже была одежда служанки, поэтому могли позволить себе лишь быстрое и рваное объятие, перед тем, как пришлось и вовсе разделиться. Теперь она ехала в одной из повозок с провиантом, а он — гордо возглавлял отряд верхом на белоснежном скакуне. Они были одновременно рядом и так далеко, что у неё невольно защемило сердце. Сельвен неожиданно осознала, что это отдаление произошло не сегодня, не этим снежным утром, а в тот осенний день, когда она впервые оставила за плечами родной лес. Несмотря на все попытки убедить себя в обратном, она уже давно жила другим миром, в то время как судьба брата, как корни великих деревьев, была тесно переплетена с Лихолесьем. Словно в насмешку над её мыслями, повозки, казалось, замедлили своё и без того неторопливое движение, в то время, как статные эльфы заставили своих коней прибавить шагу, неминуемо отдаляясь. Она взирала на это со всё возрастающими паникой и отчаянием: ещё немного и он совсем исчезнет, напоследок вспыхнув шёлком огненных волос и золочёного шлема, и даже не обернётся, не заметит… Сельвен невольно зажмурилась: возможно, осознание их отдаления пришло к Ровиону раньше, чем к ней — иначе бы брат никогда не согласился на подобную авантюру.

Если быть абсолютно откровенной, то при любом, даже самом удачном исходе их «плана», ей вряд ли простят то, что произошло — это Сельвен понимала. Она вообще до сих пор удивлялась тому, что не оказалась в соседней камере с Ириной. Тайком провести во дворец чужеземку — уже плохо, но если добавить самовольное бегство из королевства, пособничество в побеге заключённой, которая в довесок ещё являлась фавориткой короля и ведьмой из другого времени, — обычно хватило бы и одного из этих пунктов, чтобы путь в Лихолесье был заказан на долгие века. Кажется, на этот раз обстоятельства сделали за неё выбор, принятие которого она так долго откладывала…

К горлу подкатил удушливый комок — Сельвен сглотнула и, опустив голову, со злостью зажмурилась: ей во что бы то ни стало надо было притупить разыгравшиеся эмоции. Окинув взглядом белоснежное полотно, она помимо воли вновь зацепилась за силуэт брата на фоне темнеющей в отдалении горы. Меж лопаток змеёй скользнул холод, заставив инстинктивно поёжиться, укутаться в плащ и ещё ниже надвинуть на лицо капюшон. Сельвен неосознанно прикрыла глаза и, спустя несколько ударов сердца, незаметно провалилась в неспокойный сон. Когда же веки разомкнулись в следующий раз, впереди уже маячили очертания разрушенного города.


* * *


Она старалась воскресить в памяти то, как выглядел Дэйл до своего падения, ведь ей доводилось бывать здесь и не раз. Однако открывшиеся взору картины вытесняли и затмевали даже самые светлые из образов прошлого: изуродованные камни, на которых застыло дыхание дракона, складывались в мрачный лабиринт, в котором угадывались остатки улиц и домов. И меж этих покорёженных стен ютились выжившие люди Эсгарота, беспомощно протягивая озябшие руки к маякам разожжённых костров. На всех лицах читалась какая-то обречённая потерянность, а в глазах — опустошённость и тьма. Каждый раз натыкаясь на эти тёмные безмолвные силуэты, Сельвен не могла избавиться от ощущения, что те были на самом деле призраками, обречёнными вечно скитаться по растерзанному городу.

Мысли мешались с обрывками воспоминаний, затуманивали сознание неясными образами, поэтому то, что повозка остановилась, она заметила лишь когда сопровождавшие её люди стали неспешно спрыгивать на припорошенные снегом камни мостовой. Взгляд метнулся вперёд, но лишь для того, чтобы увидеть, как последние эльфийские воины скрылись за очередным каменным поворотом. Сельвен осталась одна, и ей ничего не оставалось, как последовать примеру остальных. Отделиться от толпы оказалось проще простого: вновь прибывшие люди были заняты поиском оставшихся в живых родственников и друзей, а для находящихся здесь — больший интерес представляли привезённые эльфами припасы, нежели одинокая фигура в плаще, спешившая прочь.


* * *


Обратный путь в лагерь, разбитый в непосредственной близости от горы, был проделан в абсолютной тишине: каждому из них было о чём подумать перед назначенным на вечер советом. Трандуил бросил косой взгляд на своего спутника: в его облике, несмотря на обветренное и испещрённое сетью морщин лицо и потрёпанные доспехи, явно чувствовалась стать и благородство потомка правителей, — эльф мысленно покачала головой. Как после всего того, что произошло, жители Озерного города могли доверять и следовать за бургомистром? И как, после всего, Бард Лучник — герой, от чьей руки пал сам Смауг, продолжал подчиняться тому мелочному и алчному человечишке? Да, порой понять мысли и поступки людей было действительно трудно. Ему докладывали, что капитан лучников Эсгарота был одним из немногих (если не единственным), кто открыто выступал против похода гномов к Одинокой горе, предупреждал об опасности, которой грозила самонадеянная попытка проникнуть в логово дракона. Но, к сожалению, жадность победила, и её последствия были катастрофическими и удручающими.

Ехавший справа мужчина излучал почти неприкрытое раздражение, злость и разочарование. Его немного резкие черты лица, присущие северным народам, казалось, ещё более заострились, а взгляд серых глаз, хмуро взиравших на мир из-под тёмных кустистых бровей, стал ещё решительнее и мрачнее. Трандуил понимал все те эмоции, что обуревали сейчас наследника Гириона, потому что когда-то сам был на его месте. Но, несмотря на то, чьим потомком являлся гном под горой, он всё же сумел его удивить (если такое слово было здесь вообще уместно). В ушах эхом ещё звенели отголоски «переговоров», отчего губы эльфа презрительно скривились: он никогда не слыл сентиментальным, но сегодня Торин перешёл многие границы…

Одно дело — это давний спор об отданных когда-то украшениях, и совсем другое — когда к тебе приходили люди, кому ты давал клятвенное обещание не далече, как несколько недель назад, кто по твоей вине потерял всё, кто победил твоего дракона… Нет, в таких случаях не существовало условий, потому что договор был выполнен с лихвой. Но, видимо, не для Торина. Он имел наглость упрекать Барда в том, что люди приняли помощь лесных эльфов, но, если Трандуилу не изменяла память, им не из чего было выбирать. По сути, что мешало гномам самим отправить гонцов к выжившим жителям Эсгарота? И он почему-то подозревал, что Торин об этом знал, но его монарший выбор пал на лучшую защиту — нападение.

Возможно, в гордом гноме говорила та самая обида упущенной победы, упрямство, жадность, страх потерять только-только обретённые богатства и власть… Но, несмотря на все эти «возможно», каждое слово новоиспечённого короля отдавало безумием. Эта неожиданная мысль заставила эльфа взглядом отследить свежую каменную кладку, успевшую «вырасти» на месте главных ворот, где наверху на парапете плечом к плечу замерли вооружённые до зубов гномы. На фоне царившего вокруг запустения и разрухи, их вычурные и явно найденные в сокровищнице доспехи выглядели нелепо, насмешливо мерцая россыпями драгоценных камней в лучах мутного солнца. «Интересно, они действительно готовились к бою или же просто нацепили на себя всё, что попадалось под руку?» Тогда Трандуил почти позволил себе усмехнуться, пока не наткнулся на взгляд подгорного короля: теперь безумие обрело цвет — тёмно-синий.

Это нельзя было списать лишь на разлагающее влияние осквернённого драконом золота, как и на наследственную слабость рассудка, присущую гномьей династии, потому что в этих глазах подёрнутых туманом, Трандуил увидел что-то пугающе знакомое. Неясная тень, клочок полуночного мрака, — назвать это можно было как угодно, но факт был таков, что он уже видел это раньше и не раз: когда ловил своё собственное отражение в холодной глади зеркал. Дыхание сбилось и на ничтожное мгновение сердце замедлило свой равномерный ход. Он мог поклясться, что в тот момент уловил в воздухе знакомый сладковатый аромат, но уже следующий порыв ветра развеял налетевший морок. И всё же осознание досадной занозой вонзилось в мысли, поэтому остальной разговор между человеком и гномом почти не касался его слуха. Взаимные упрёки, угрозы, хмурое разочарование на лице наследника Гириона, высокомерное презрение у гнома, — он воспринимал это отстранённо, как данность, которую вряд ли получится изменить. И только этот тёмный блеск в глазах, от которого становилось физически тошно, а внутренности стягивал ледяной страх, то и дело затягивал его. Трандуилу стоило огромных усилий не отвернуться. Поэтому когда Бард, поймав его взгляд, еле заметно кивнул, обозначая окончание переговоров, Владыка позволил себе облегчённо вздохнуть. Однако, как оказалось, ненадолго.

Он уединился здесь почти с того момента, как они вернулись от горы. Небольшое возвышение, плавно переходящее в нависающий холм, служило прекрасной обзорной площадкой, у подножия которой раскинулись два лагеря: лесных эльфов и людей. В наступающих сумерках на фоне тонкой вуали снега можно было различить лишь огни костров и факелов, которые призрачно мелькали, напоминая танец светлячков. Морозный воздух наполнял лёгкие, и каждый выдох срывался с губ облаком пара, но ему казалось, что впервые за многие годы он дышал так свободно.

Их окружала зима, задумчивая и молчаливая. И эта почти оглушающая после привычных звуков военного лагеря тишина была истинным благословением. В голове роились мысли, но это были его мысли, лишённые шёпотов леса и цепляющих недомолвок его хозяина. Стоя под царапающими порывами ветра, он благодарственно принимал прикосновения стихий, каждой частицей своего естества ощущал и осязал мир вокруг, но, несмотря на столь яркую палитру чувств, рассудок сохранял кристальную ясность и трезвость. Ярость, гнев, даже изнуряющая ревность, — всё это будто отошло на второй план, растворилось в зимней свежести, оставив после себя странную освобождающую и в то же время болезненную пустоту. Будто что-то медленно исчезало внутри него с того самого момента, как он покинул Лихолесье. Что-то настолько привычное, незаметно приросшее к его собственному «я», ставшее частью его, но всё же чужое… Трандуил прикрыл глаза, стараясь усмирить набиравший силу водоворот мыслей: он пришёл сюда, чтобы обдумать дальнейшие действия в свете нынешних событий, а в итоге разум был занят совсем не тем. Да и как теперь отличить свои суждения от тех, что навеял помутнённый рассудок? И какую роль сыграла во всём этом ведьма?

Налетевший порыв ветра резанул кожу, бросив в лицо пригоршню колкого снега. Трандуил раздражённо выдохнул и резко открыл глаза. Нет, как он ни пытался, у него так и не получилось её забыть. Она упрямо цеплялась за каждый нерв, за каждую мысль, отравляя горечью своей лжи, жаля предательством, воспламеняя одной только мыслью об её прикосновениях и оживляя лишь тенью улыбки. Сколько раз он пробуждался в полной уверенности, что чувствовал её губы, руки, лёгкое дыхание, а потом лежал в полной темноте, проклиная предательское тело, которое изнывало, но не просто от желания, а от желания обладать именно ею. И сколько раз он, как помешанный, снова и снова прокручивал в голове их последние встречи и даже получал от этой муки какое-то мрачное удовольствие…

Лишь в последние несколько дней воспоминания стали постепенно отступать, ощущения притупляться, что он воспринял бы с благодарностью и облегчением, если бы не одно «но». Король всё чаще ловил себя на мысли, что, возможно, оставлять её там, в подземельях в непосредственной близости к чёрным водам, было не только жестоко, но и опасно. И, возможно, те слова, что срывались с её губ и гулким эхом отдавались от стен больничного крыла, были правдой, которую он так желал. Однако получив — отказался услышать. Уже которую ночь, закрывая глаза, он видел этот молящий взгляд, и сердце пропускало удар от тихого и обречённого «мне страшно». Как просто было бы отправить за ней, привезти сюда… Но это было бы слабостью, и чтобы понять это, ему не нужен был голос леса.

— Мой король… — неясный шёпот, смешался с шелестом крыльев ворона, чёрной тенью пронёсшегося над головой. Новый порыв ветра — и плащ взметнулся алым пламенем. «А были ли слова?»

Трандуил вздрогнул и инстинктивно напрягся, но почти сразу справился с собой и полуобернулся к замершему в стороне эльфийскому воину. Уловив взгляд владыки, тот спешно и несколько нервно поклонился:

— Ваше величество, они ожидают вас.

Тёмные брови еле заметно удивлённо дёрнулись вверх: время встречи было назначено на после заката, а горизонт всё ещё застилали багровые тени. Заметив реакцию короля, воин повторно склонил голову и тут же добавил:

— Прибыл посланник с важными вестями. Он потребовал срочно проводить его к королю эльфов и главе людей.

— Кто этот посланник и откуда? — вкрадчивый голос был обманчиво спокоен и нейтрален.

— Митрандир, ваше величество, — эльф поймал взгляд короля и тут же добавил:— Он вернулся из Дол Гулдура.

Словно кто-то невидимый провёл ледяными пальцами вдоль позвоночника. Он совсем забыл о Сером волшебнике, и теперь от одного упоминания его имени что-то тёмное шевельнулось внутри, но, вопреки ожиданиям, всё ограничилось лишь лёгким раздражением.

— Проводи его в мой шатёр. Я скоро буду.

Воин беззвучно исчез, будто растворился в предзакатных сумерках. У него оставались лишь несколько драгоценных мгновений тишины и покоя. Что-то подсказывало, что вести, принесенные магом, ему вряд ли придутся по душе. Глубокий вдох наполнил лёгкие обжигающим холодом: хотелось до мельчайших деталей запомнить эту ясность рассудка, прежде чем погрузиться в омут безумия. Трандуил крутанулся на каблуках и ушёл не обернувшись. На опустевшем возвышении лишь печально завывал ветер, да где-то в тёмном небе раздавался шёлковый шелест крыльев.


* * *


— Кьелл, ты слышал? Они отказали!

Громоздкая тень нависла со спины, и в следующее мгновение грузная женщина плюхнулась на поваленное дерево, бесцеремонно протискиваясь между собравшимися у озябшего костра людьми, чем заслужила не один раздражённый взгляд, включая и недовольство упомянутого Кьелла. Он хмуро наблюдал за женщиной, но той было наплевать, и она вещала, как ни в чём не бывало:

— Мой сват, Олаф, устроился виночерпием при эльфах, — она сделала многозначительную паузу, чтобы присутствующие осознали всю важность сказанного, но, не получив желаемой реакции, презрительно скривила губы и продолжила чуть громче:— И сегодня ему выпала честь прислуживать самому королю!

— Ракель, потише… — начал её собеседник, явно ощущая недоброжелательное настроение, теперь уже направленное на него.

Женщина, чьё одутловатое лицо с маленькими глазками и крупное тело плохо сочетались с лёгким и игривым, почти девичьим именем, всплеснула руками и делано невинно захлопала ресницами:

— А что такого? Эти новости касаются всех нас!

Упомянутый Кьелл устало покачала головой и махнул рукой, мол, говори, что хочешь. На что она тут же встрепенулась и, победно сверкнув глазами, продолжила делиться новостями, хотя тон голоса всё же стал тише.

— Так вот Олаф поведал мне, что сегодня король эльфов и Бард Лучник были у горы и толковали с гномами. Но те отказали!

— В чём? — вклинился голос со стороны, и Ракель воодушевлённо подхватила инициативу.

— В помощи, в деньгах, драгоценностях, — во всём!

— Быть такого не может! Твой сват всё напутал. Не может король гномов так разбрасываться словами, а потом не сдержать обещания, — воодушевился уже четвёртый собеседник.

— Мой сват Олаф врать не будет! Он парень видный, умный — не зря же его эльфы наняли да ещё и к королю дозволили…

— Ты уже про это говорила, — буркнул Кьелл.

Ракель раздосадовано фыркнула, но сдаваться не собиралась:

— Дык, вчера у них типа совета было, и были там не только Бард с эльфом. К ним ещё этот присоединился, ну который вчера прискакал, про него ещё Гунне говорил…

— Старик, что ли?

— Вот-вот. Именно он. В сером весь такой…

— Дура ты, никакой он не старик, — прервал её размышления хмурый вояка. — Это волшебник.

— Ничего себе волшебник! — взвизгнула Ракель. — А чего он такой потрёпанный? Я же его видела: на вид так обычный бродяга. Грязный да чумазый, зато гонору-то сколько!

— Вот превратит тебя в жабу, будешь знать, хотя, может, даже и не заметишь, — усмехнулся всё тот же вояка и затянулся трубкой.

Лицо Ракель приобрело цвет спелой клубники, она уже открыла было рот, чтобы разразиться гневной тирадой в адрес нахала, но так и не успела.

— Так если гномы отказали в помощи, что же теперь будет? И зачем сюда приехал волшебник? — это снова был Кьелл, и мрачный тон его голоса остудил спорщиков получше ушата холодной воды.

У костра повисло тяжёлое молчание. Все знали, что зима была не только не за горами, а уже дышала в загривок, и как пережить её без посторонней помощи, не знал никто. У них не осталось ничего, кроме скудных пожитков и развалин…

— Олаф говорил, что старик… — Ракель стрельнула глазами в сторону вояки и нехотя исправилась, — волшебник всё твердил о какой-то опасности с севера, а эльф про гномов из Железных холмов, которых тот седой якобы покрывает. Что бы это ни значило…

— Ничего хорошего, — процедил безымянный военный, и сидевший рядом с ним Кьелл согласно кивнул.


* * *


Люди тихо переговаривались, всё ещё обсуждая принесённые вести, но Сельвен слушала это вполуха, да и всё самое важное уже было сказано. Опасения эльфов подтвердились: гномы отправили за подмогой, которая, учитывая, что Железные холмы находились сравнительно недалеко, прибудет довольно скоро. И это действительно не означало ничего хорошего. Ведь если не удалось мирно договориться с гномами Эребора сейчас, когда они в явном меньшинстве, что и говорить о том, когда за их спиной будет целая армия. Ну, а в том, что из Железных холмов прибудет именно армия, сомнений почему-то не было. Что же касается угрозы с севера, то тут Сельвен пока терялась в догадках: единственное, что приходило на ум — Гундабад. Но это бы означало… Нет, в это отчаянно не хотелось верить. Да и разве стали бы эльфы, люди и даже гномы спорить из-за какого-то золота, если бы со стороны Гундабада надвигалась реальная опасность? Женщина-Ракель упомянула, что, мол, король эльфов в это тоже не поверил, и здесь она была склона согласиться с Трандуилом. С другой стороны, зачем Митрандиру придумывать что-то подобное?

При даже мысленном упоминании имени мага, её сердце гулко и нервно забилось. Ирина оказалась права: он действительно появился здесь. Теперь оставалось дело за малым: пробиться к нему или найти полурослика. Она мысленно усмехнулась: «Да уж, самая малость…» Сельвен поправила почти полностью скрывающий лицо капюшон и, аккуратно поднявшись, как можно незаметней покинула собравшихся в круге у костра.

С тех самых пор, как она оказалась здесь, прошло уже пять дней, но похвастаться было нечем. Ну, кроме разве того, что её до сих пор никто не узнал и даже особо не замечал. Выжившие жители Эсгарота были больше озабочены поиском пропитания и заготовкой запасов на зиму, да и по развалинам Дейла бродило достаточно одиноких несчастных, чтобы интересоваться судьбой каждого. Это было только на руку, потому как избавляло от лишних вопросов и объяснений, которые обязательно бы возникли, стоило лишь вскрыться её эльфийскому происхождению. Одинокая эльфийка, скрывающаяся среди людей, — тут было много того, к чему можно было придраться.

Что было маленькой, но победой, это то, что под предлогом готовки и врачевания ей удалось прибиться к группе тех, кто примкнул к лагерю людей у подножия горы. Так она была уже хотя бы ближе к цели. Хотя, учитывая то, что до сих пор ей даже с братом не удалось свидеться, «приближённость к цели» носила скорее всего лишь территориальный характер — не более. Потому как людей, за редким исключением, как тот же самый уже упомянутый Олаф, держали на расстоянии и в лагерь к эльфам не пускали. Так что и говорить о том, чтобы оказаться рядом с главными лицами этого действа или, того паче, заговорить с ними?

Сельвен отошла на достаточное расстояние от костра, и вот за спиной остались последние ряды палаток, а вместе с ними и звуки лагеря, слившиеся в приглушённый гул. Широкую равнину, зажатую в тисках близлежащих холмов, освещала лишь щербатая луна. В её неясном свете окружающий мир представлял собой лишь смазанную палитру теней и силуэтов — теперь Сельвен могла позволить себе откинуть капюшон. В лицо ударил чистый ночной воздух. Она дышала полной грудью, почти захлёбываясь, упиваясь каждым глотком, чуть прикрыв глаза от наслаждения, но постоянно прислушиваясь — пусть и сомневалась, что кто-то ещё мог решиться на ночную прогулку за пределами лагеря, но осторожность никогда не была лишней.

Пять дней: так быстро пролетевшие для неё и так много значившие для той, что осталась там. Сельвен злилась на саму себя, что за всё это время почти ничего не узнала и никуда не продвинулась. И вот, когда она даже стала подумывать о том, чтобы вернуться назад (и не важно как), эта новость о волшебнике прозвучала, как гром среди ясного неба. Митрандир был здесь, пусть и не досягаем, но это было лишь вопросом времени. Ирина упоминала хоббита Бильбо, но до сегодняшнего дня и духу его нигде не было. Более того, по рассказам людей, полурослик путешествовал вместе с гномами, даже был частью их отряда, а значит — в настоящий момент находился в Эреборе. Как вылавливать его там, было очень сложно представить. Похоже, Ирина явно что-то напутала, потому как сейчас встретиться с волшебником казалось более вероятным.

Зацепившись за последнее звено в этой цепочке умозаключений, мысли Сельвен на мгновение замедлили свой ход, но лишь для того, чтобы почти сразу ускориться, но уже двигаясь в другом направлении. Зачем искать полурослика, если можно попытаться пробиться к магу напрямую? Если потребуется, Сельвен была готова пробраться к Митрандиру в палатку тайком. В голове вспыхивали одна идея за другой: стражников можно было опоить, соблазнить, подкупить, оглушить. Хотя Ровион говорил, что после того побега гномов, надзор за дисциплиной усилился в несколько раз, да и сами эльфы никак не желали повторения позора. Сейчас же, в почти военной обстановке, рассчитывать на слабость и расхлябанность было бы глупо. Поэтому первые два варианта можно было смело вычёркивать, но оставались ещё два. Только вот чем могла она подкупить эльфийского воина? Деньги у неё, конечно, были, но явно не в тех количествах, чтобы купить себе проход к палаткам важных особ, а легенда о несчастной любви тут точно не подходила. А вот с «оглушением» дело обстояло чуть проще, и одного стражника, ей, наверное, даже удалось бы отправить в бессознательное состояние. Только вот несли они вахту обычно в паре, а у королевского шатра, по рассказам громогласной Ракель, вообще втроём, а то и вчетвером. Воительницей же Сельвен была довольно поверхностной, потому как урокам брата предпочитала пыль библиотек. Она мысленно подвела черту и перечеркнула список.

Другой бы на её месте уже бы признал своё поражение, но она просто не могла себе такого позволить. Её натренированный ум, привыкший анализировать, запоминать и подмечать мельчайшие детали, теперь старательно прокручивал в голове всевозможные сценарии и варианты. Взгляд задумчиво скользил по мутным очертаниям Одинокой горы, цепляясь за белесые в лунном свете линий рельефов, колонн, статуй, пока те не стали складываться в единую картину. Изумрудные глаза неожиданно замерли, расширились и полыхнули огнём озарения.

Если не получалось с эльфами, в конце концов, был же Олаф. Тот самый «видный, умный» сват Ракель. С ним можно было с лёгкостью — и в этом Сельвен была уверена — провернуть любой из четырёх вариантов или их комбинацию…

Ещё один глубокий вздох, и капюшон вернулся на место, почти полностью скрывая лицо под грубой тканью. Покусанная луна вынырнула из-за облаков, мазнув по тонкой, затянутой в тёмное фигуре своим мутным светом. Сельвен почти сливалась с ночными тенями, и только нижняя часть лица всё ещё была видима. Белесый луч выхватил из темноты нежные губы, на которых играла ироничная и победоносная улыбка.

Глава опубликована: 27.09.2018

54. Фата-моргана

На поверку Олаф оказался довольно смышлёным малым, а ещё учтивым, спокойным и в меру обходительным. Что касалось его «видности», то тут она судить не бралась, хотя вынуждена была признать, что для северянина черты его лица были довольно «плавными». Этим его уникальность, увы, ограничивалась, и во всём остальном он был довольно обычным парнем лет двадцати с небольшим, тёмно-русые волосы которого были всегда тщательно причёсаны и затянуты на затылке в аккуратный хвост, светлая кожа — слегка красноватая из-за нещадно хлеставшего по щекам в этих краях ветра. И только серые глаза смотрели на мир как-то слишком задумчиво и кротко. Складывалось ощущение, будто их обладатель всегда внимательно, но не навязчиво прислушивался к каждому слову или хранил какую-то одному ему известную тайну. Это располагало к себе, и Сельвен подозревала, что именно эта черта и подкупила эльфов, благосклонно доверивших молодому смертному прислуживать их королю.

После пары дней наблюдений она поняла, что почти угадала. Все подмеченные ею характеристики действительно присутствовали в Олафе с одной, правда, оговоркой: лишь тогда, когда он находился в непосредственной близости к эльфам. Наедине же с людьми этот юноша вёл себя диаметрально противоположно и, оказавшись в привычном круге у костра, был крайне несдержан, даже груб, а с миловидного лица почти не сходило выражение брезгливости и презрения. Это открытие вызвало лишь улыбку, потому как только упрощало её задачу.

Сельвен уже встречала такой типаж, и обычно именно там, где два народа довольно часто пересекались: люди, которые до фанатизма восхищались и благоговели перед эльфами и с таким же рвением презирали себе подобных. Они вызывали у неё смешанные чувства жалости и страха, потому как она никак не могла себе представить, как можно было жить с такой светлой любовью к другим и ненавистью к себе. Но самое удивительное, что эти смертные считали себя особенными, познавшими какое-то просветление, получившими тайное знание, которое делало их лучше, чем их собратья, по их мнению, всё ещё прозябающие в дремучем невежестве. Однако ирония и трагизм заключались в том, что как бы они ни ненавидели и ни избегали людей, им никогда не суждено было стать эльфами. Бессмертные дети Эру относились к ним со снисхождением, но по большей части благосклонно (внимание и почитание были приятны любому), да вот только это было лишь временной отсрочкой.

Душа, терзаемая столь противоречивыми и сильными эмоциями, стремительно увядала, и постепенно презрение отравляло первоначальное восхищение и тягу к красоте. В конце концов эти смертные озлоблялись до такой степени, что сами становились уже противны не только людям, но в первую очередь эльфам, потому как последние всегда особенно чутко ощущали мрачные настроения. Одиночество и ненависть — обычно всё заканчивалось именно так. Но Олафу было до этого ещё далеко, ведь он только-только начал примерять на себя эту манию обожания, почитания и собственной значимости. Да и, как ни прискорбно было это признать, Сельвен это было только на руку.

Теперь, чтобы попасть в заветный шатёр, ей даже не требовалось прибегать ни к какому из вариантов, придуманных ранее — хватило лишь слезливой истории о несчастной любви. Серые глаза смертного нездорово и фанатично блестели, в то время как с губ срывались всё новые и новые детали плана, чтобы устроить ей встречу с магом. Все же логические дыры в её повествовании враз улетучились, стоило приоткрыть кончики заострённых ушей. От осознания, что он мог быть полезен эльфу (в её случае эльфийке), гордый Олаф готов был землю целовать у её ног. Это пугало, вызывало жалость, но было до нельзя удобно.

Она порой удивлялась тому, когда успела стать настолько расчётливой, даже циничной. Возможно, брат был прав, и от людей она переняла больше, чем хотела верить и думать. Хотя кто знает: эти качества могли всегда присутствовать в её душе, но на фоне благодетельной и возвышенной (по большей части) атмосферы, что царила между эльфами в их чертогах, это не проявлялось так остро. Или она этого просто не замечала… Но все эти раздумья сознательно гнались прочь — ведь цель была теперь значительно ближе. Смышлёный и видный Олаф не только согласился, но и сам предложил одолжить ей свою одежду, чтобы под видом его самого она могла проникнуть к волшебнику, не вызывая лишних вопросов.

Осуществление их плана должно было состояться на исходе второго дня. Смена мужской одежды уже лежала свёрнутая в форме подушки на её спальным мешке. Тут она не переживала: они с Олафом оказались почти одного роста, да и телосложение мало отличалось: юноша был сильно худощав. Что же до лица, то все слуги в независимости от пола и тут закрывали лица, если прислуживали эльфам. Этот порядок был диким и унизительным, но наступившие морозы и резкие порывы ветра располагали к принятию и поддержанию такого решения.

По мере приближения заветного дня, Сельвен всё чаще задумывалась над тем, что именно скажет волшебнику, как уговорит его помочь. Ведь со слов Ирины выходило, что она отвергла его, а вмешиваться в её судьбу сейчас, когда смертную считали фактически преступницей, было чревато не только осложнением отношений между Серым магом и эльфами Лихолесья, но и Лориэном, посланником которого он выступал. Как бы она этого ни желала, но твёрдой уверенности в том, что Митрандир безоговорочно бросится помогать ведьме, у Сельвен не было. Руки самопроизвольно то и дело теребили неприметный холщовый мешочек, но лишь изредка она позволяла себе полюбоваться его содержимым. Пальцы зачарованно скользили по переплетениям серебра, россыпям тёмно-синих камней. Люди считали сапфир символом верности, и Сельвен нередко задавалась вопросом: «Знал ли об этом маг, когда преподнёс именно этот подарок?» И всё же теперь у неё был план: до наивности простой, верный и даже почти не грызший её совесть. Наверное, поэтому было особенно горько от того, что он так никогда и не воплотился в жизнь.


* * *


К войне ты можешь готовиться всю жизнь, но она всегда приходит неожиданно.

В палатке, которую она делила с ещё одной женщиной, всегда пахло жасмином. Вечером этот аромат был слабее и, навевая воспоминания о такой далёкой сейчас весне, убаюкивал и расслаблял после долгого дня. С утра же запах был просто удушающим: цветочная сладость, смешанная с кисловатыми парами дешёвой выпивки, становилась настолько тошнотворной, что Сельвен уже не раз просыпалась с головной болью и спазмами в желудке. Она не знала, ни почему посреди зимы место их ночлега вдруг стало этим исчадием цветов, ни как звали женщину, пересечься с которой за все эти дни довелось лишь однажды. Наверное, дело было в том, что та всегда приходила на рассвете, спала весь день и безмолвно исчезала с первыми вечерними тенями, а вовсе не из-за того, о чём многозначительно шептались у костра. Она не судила, но знала, что запах жасмина уже никогда не будет для неё прежним.

Теперь же Сельвен стояла посреди этой шаткой конструкции грязно-бежевого цвета и, прикрыв глаза, вслушивалась в доносившийся снаружи гул, безуспешно надеясь, что он смолкнет и окажется лишь дурным сном, навеянным тяжёлым цветочным ароматом. Но, как назло, именно сегодня воздух в палатке был по-зимнему свеж и чист. А гул тем временем нарастал, проникал под кожу, разливаясь по венам почти болезненной вибрацией, оглушал и сковывал до такой степени, что в какой-то момент ей стало трудно дышать. Сорвавшись с места, она нервно откинула полог и неожиданно оказалась посреди этой пугающей какофонии звуков: лязг оружия, глухой цокот копыт о схваченную морозом землю, угрюмый ропот, прорезаемый выкриками распоряжений, и почти нежный шелест ветра, запутавшегося среди взметнувшихся стягов и стянутых в колчан оперения стрел. Неосознанно прикрыв глаза, она стояла и впитывала в себя эту тревожную музыку предстоящего боя и лишь какое-то время спустя решилась наконец взглянуть на то, что происходило вокруг.

Эльфы двигались степенно и уверенно, напоминая неторопливый поток, переливающийся на солнце цветами осени. Их лица даже сравнительно вблизи были лишены любых эмоций и больше похожи на прекрасные, но безжизненные маски, абсолютно одинаковые. Она поймала себя на мысли, что будь у неё даже возможность, то вряд ли бы смогла узнать собственного брата в этой стене, безликой и пугающей. Немногочисленные люди выглядели иначе: угрюмые, напряжённые и всё чаще откровенно растерянные. Словно многие из них до сих пор не осознали, где оказались, а главное — для чего. Видавшие лучшие времена потрёпанные доспехи разительно выделялись на фоне почти праздничного великолепия эльфийской работы, — глядя на это, ей почему-то стало тошно, она поспешила отвести глаза. Как раз в этот момент по стройным рядам пробежал гулкий ропот, словно волна, порождённая ветреным мановением руки. Она интуитивно проследила за направлением беспокойства и невольно вздрогнула, когда страх ледяной змейкой скользнул по спине: со стороны ближайшего холма к долине угрожающе медленно приближался ещё один поток, также ощетинившийся копьями, стягами — только окрашенный в мерцающую сталь. Гномы действительно пришли, и тем самым все самые мрачные опасения воплотились в жизнь. Наверное, в этот момент уже никто из тех, кто был в долине, на холме ли или остался позади в лагере, не сомневался в невозможности мирного разрешения этой распри. И какова была ирония, что всё началось с благородного порыва вернуть то, что было вероломно украдено. А в центре всего — древняя цитадель, грозно возвышающаяся над этим волнующимся и переливающимся морем железа. Сельвен вымученно ухмыльнулась: «Нет, явно не такие реки золота и серебра представляли себе люди Эсгарота, когда с замиранием сердца шептались о возвращении подгорного короля».

Увлечённая мыслями, она упустила момент, когда у подножия горы воцарилась звенящая тишина. Эльфы, люди, гномы, — все замерли, напряжённо наблюдая друг за другом, как хищники, столкнувшиеся на территории чужака. Морозный воздух вибрировал тончайшим хрусталём, готовым в любое мгновение разлететься на тысячи осколков. Говорят, что безумие редко заявляет от себе в открытую, предпочитая неясный шёпот, если только не жаждет крови: тогда оно безмолвно. Именно это леденящее кровь безмолвие и ощущала Сельвен каждой фиброй своей души. Грудь всё болезненнее стискивал стальной обруч обречённости происходящего, так что в какой-то момент она малодушно пожелала, чтобы это закончилось, причём даже не до конца понимая, что именно подразумевала под «этим». Но время и так уже истекло. Была ли то стрела, случайно выпущенная дрогнувшей рукой, неверный ли шаг из строя, взмах секирой, мечом, или, быть может, двум рекам было просто суждено столкнуться и слиться воедино. В один миг мир вокруг яростно взревел, и всё смешалось.

Нет ничего ужаснее, чем быть вынужденным сторонним наблюдателем кровожадности, жестокости и безумия войны, когда ты не в силах что-либо сделать или изменить, но обречён всё видеть и слышать. Вскрикнув раненой птицей, Сельвен метнулась вперёд, но уже через несколько шагов понимание собственной беспомощности заставило её замереть на месте. Время, будто замедлило свой ход, и ей даже стало казаться, что происходящее внизу было какой-то гротескной и статичной картиной, если бы не ветер, который то и дело трепал край серого палантина. В этот момент она бы всё отдала, чтобы не быть здесь, но неведомая сила удерживала на месте, заставляя смотреть, слышать и дышать бушующим боем. Но вот откуда-то издалека вновь раздался звук рога, протяжный, словно волчий вой. Земля мелко задрожала, и все схлестнувшиеся в долине как один замерли, устремив затуманенные битвой взгляды в сторону звука.

Сельвен этого не заметила, зато услышала пронзительный свист, который невозможно было спутать ни с чем. Мысленно она даже не успела удивиться и испугаться, а тело уже среагировало, самопроизвольно пригибаясь к земле. Воздух над ухом задрожал, и что-то вонзилось в деревянную балку, к которой обычно привязывали лошадей. Она знала, что это было, ещё до того, как нашла предмет взглядом, но всё же не удержалась и невольно втянула воздух: тёмное, промасленное древко стрелы и чуть подрагивающие на ветру иссиня-чёрные перья, — в последнее время она видела их слишком часто, а ещё чаще извлекала из воспалённых ран с почерневшей по краям из-за яда плотью. На ощупь стрелы всегда были скользкими от крови, но больше от жира, которым их смазывали, прежде чем отправить в смертоносный полёт. А ещё был запах: немытого тела, пота и почему-то миндаля, — именно последний аромат и стал в последнее время ассоциироваться у неё с орками.

Мысли проносились в голове с бешеной скоростью. Воздух теперь то и дело стонал от пронзительного свиста, а значит, задерживаться на одном месте становилось попросту опасно. Сельвен хотела было снова приподняться, когда кто-то бесцеремонно дёрнул её назад, и она оказалась лицом к лицу с одним из воинов Эсгарота. Он был бледен, глаза неестественно расширены, а рот постоянно открывался и закрывался. Ей потребовалось пара секунд, чтобы осознать, что он что-то выкрикивал, нервно указывая куда-то в сторону. Слова прорвались в её сознание вместе с грохотом и рёвом сражения у подножия горы, но оглушённая, она сумела разобрать лишь «беги» и «прячься». А потом мужчина хмуро кивнул, хлопнул её по плечу и в следующее мгновение метнулся вниз по холму, сливаясь с тёмными, бесформенными силуэтами, которые теперь наводнили долину. Сельвен ничего не оставалось, как вскочить на ноги и последовать его совету. Последнее, что мелькнуло у неё перед глазами, было серебристо-золотое море в кольце мрака.


* * *


Нет героев на поле брани, нет их на пропахших кровью, потом и гноем простынях больничных коек — герои всегда появляются позже: когда залатают раны или смолкнут погребальные песни. Остывает кровь, охладевает разум, проясняется после марева ярости взгляд, но самое главное: притупляется ощущение ужаса и безумия боя, — именно тогда и можно подумать о героях, посвятить им песни, баллады, увековечить их поступки в легендах и былинах. Всё же остальное очень быстро забывалось. Наверное, поэтому слишком многие думали, что сражения — это что-то гордое, эпичное, бесстрашное.

Как это не было её первой войной, так она ещё ни разу не встречала героев в лекарских палатках. Когда они стонали под её руками, уверенно накладывающими швы, метались в горячке или шептали трепетно и благоговейно побледневшими губами имя матери, судорожно ловя воздух в предсмертной агонии, тогда все они — эльфы, гномы, люди — были лишь истерзанными душами, прошедшими через безжалостные жернова боя. Именно эти искажённые болью и страхом лица, а не слова, искусно переплетённые между собой поэтической вязью, были истинным обликом войны, который она видела, знала и безуспешно пыталась если не забыть, то хоть притупить воспоминания. Однако, несмотря на врезавшиеся в память кровавые картины, каждый раз при виде первых жертв, вернувшихся с поля брани, у неё земля уходила из-под ног. Всё её естество восставало от противоестественности происходящего, отдаваясь почти физической болью, сердце замирало, а воздуха вдруг катастрофически не хватало. Только тело продолжало действовать заученными движениями: накладывая перевязки, мази, вливая настойки, зашивая и перетягивая израненную плоть. А потом сознание отходило от потрясения и подключалось к процессу. В первый раз на это потребовалось несколько дней, теперь — несколько долгих мгновений.

Судьба целителя такова, что в какой-то момент он перестаёт вести счёт тем, кого спас, и помнил лишь о тех, кого не смог. Раньше она об этом знала, но теперь понимала. Сколько прошло через её руки тех, кто после станет героями из баллад? Кого ей удалось вернуть к жизни, а чьи веки она сама навечно закрыла усталой рукой? Она не знала и, слава Эру, не помнила. Да и о времени, проведённом в этом шатре, имела очень смутное представление. Часы, дни, а может и недели, — всё слилось в один поток отточенных, заученных движений, и лишь по тому, как иногда темнело в глазах, она догадывалась, что не спала уже как минимум несколько дней, что без сомнений не осталось незамеченным, но ей давно было наплевать на конспирацию.

Их было много, слишком много для неё и ещё двоих лекарей, но никто не роптал, со смирением и тихой благодарностью принимая любую помощь. Сюда, под терзаемый ветрами грязно-бежевый потолок, доставляли в основном людей, причём среди них были как воины, так и те, что пострадал ещё от дракона и от обрушившихся на долину холодов. Что же касалось эльфийских целителей, то те, по рассказам, выхаживали преимущественно своих, из других же народов к ним попадали лишь представители знати и отличившиеся высоким рангом. Гномы, и без того всегда державшиеся особняком и предпочитающие сторониться чужаков, в свете последних событий утроили осторожность и заботились только о своих раненых и исключительно сами. Все эти сведения прилетали извне, но были не более чем сквозняком, прорвавшимся сквозь полог: до последнего времени весь её мир был заключён в этом шатре. До сегодняшнего дня, когда она впервые смогла оставить позади пропахшее запахами снадобий и крови хлипкое строение.

Сначала Сельвен просто бесцельно брела, опьянённая морозной свежестью, пока неожиданно не оказалась на окраине Дейла. Здесь холодный воздух обернулся ветром, то и дело норовившим распахнуть полы плаща и стянуть с головы капюшон, а раскинувшаяся ниже долина была видна, как на ладони. Шёл снег, мягкий и нежный, он придавал всему ауру невинности: даже поле брани только угадывалось под белоснежным покровом, и о том, что скрывалось под ним, напоминали лишь одинокие чёрные вороны да стервятники.

Битва пяти армий, как её успели уже наименовать, миновала. Объединённые силы людей, гномов и эльфов одержали победу над армией орков и варгов. Скончался от ран король гномов Торин Дубощит, и на престол Эребора взошёл Даин Железностоп. Но все эти события, казалось, прошли стороной, стали лишь словами, передаваемыми с надеждой, болью или же грустью из уст в уста. Погибли многие, но такова цена победы, а в случае поражения убиенных было бы ещё больше.

Ей повезло: брат, отец и он были целы и невредимы. Жадный и ищущий взгляд без труда выловил дорогие сердцу силуэты в многоликой толпе, что теперь наводнила разрушенные улицы Дейла, в то время как она сама осталась незамеченной. Наверное, ей стоило испытывать радость, ну в крайнем случае облегчение, однако вот уже сколько дней она не ощущала ничего кроме усталости и какой-то болезненной пустоты. Но больше всего её терзало гнетущее и удушающее осознание, от которого внутри всё сковывало ледяным ужасом, — она опоздала. Сельвен прикрыла глаза, вдыхая полной грудью. Морозный воздух резанул лёгкие. В груди жгло, а во щекам бежали уже не сдерживаемые слёзы. Она склонила голову, полностью скрываясь от внешнего мира за тёмным капюшоном плаща, когда на плечо опустилась тёплая широкая ладонь:

— Я искал тебя.


* * *


«Я искал тебя».

Фраза резанула затуманенный мозг, в одно мгновение пробуждая от забытья, на волнах которого покачивалось моё сознание. Только на этот раз это не было неясным шёпотом где-то на грани сна — слова были осязаемы. Они мазнули ушную раковину прохладным, влажным дыханием и, казалось, проникли внутрь, оставляя после себя какое-то скользкое ощущение. Нервно втянув воздух, я распахнула глаза, но взгляд упёрся лишь в непроглядный мрак. Мой светоч — факел, который был обычно зажжён у входа в камеру, не горел.

Оказавшись в непроглядной темноте, я пыталась успокоиться доводами разума: что огонь погасил сквозняк, и стоит только дождаться стражника, и всё снова будет как надо, да и приходили они с завидной регулярностью, поэтому стоило лишь немного потерпеть это временное неудобство… Но с каждой минутой, проведённой без единого всполоха света, я всё сильнее ощущала беспокойство, потом страх — теперь же моё состояние граничило с паникой. Все ощущения обострились, обратившись в слух и осязание, но вокруг царила звенящая тишина, и только бархатистое прикосновение камня под ладонями даровало хоть какое-то успокоение, не давая полностью раствориться, потеряться в этом мраке. Чего мне стоило просто позвать на помощь, подать голос, чтобы привлечь внимание, но каждый раз, когда я пыталась разомкнуть губы, горло стискивал спазм, не давая издать ни звука.

Сердце заходилось в груди в таком бешенном темпе, что от его ударов барабанные перепонки резонировали и вибрировали.

«Я нашёл тебя».

Любые, даже малейшие надежды на то, что фраза мне почудилась, разлетелись о стену реальности. Это был определённо голос, прозвучавший над самым ухом. Я попыталась дёрнуться, отстраниться от того невидимого, кто, по ощущениям, находился совсем рядом, но к моему ужасу не могла пошевелить и пальцем. И пусть сознание было на удивление ясным, тело мне абсолютно не повиновалось, совсем как тогда, когда я лежала распластанная на полу каморки при библиотеке. Кошмар, который, как мне казалось, был почти побеждён, теперь материализовался, неожиданно и жестоко. Я взвыла от бессилия и страха, но всё это отдалось эхом лишь в моей голове. В этом немом отчаянии тонули последние крохи самообладания.

Магия, на сдерживание которой уже давно не было ни ментальных, ни физических сил, струилась из меня тёплыми, шелковистыми потоками, набиравшими силу с каждой новой секундой. Но если тогда, среди хрусталя и крови, вырывающаяся энергия была благодатью, которая спасла и уберегла, то сейчас она ничего не решала. Скорее даже наоборот, от всех этих волшебных колебаний воздух в камере всё больше густел, так что дышать становилось сложнее. Мне стало казаться, что вот ещё чуть-чуть и я просто задохнусь, когда неожиданно пространство задрожало и зазвенело от довольного смеха. Я всей душой надеялась, что это не было опять лишь в моей голове. Ведь на этот звук просто обязаны были появиться стражники, а они уже разберутся… Но додумать мысль у меня так и не вышло, потому что в следующую секунду неведомая сила рванула моё тело вверх, играючи переворачивая в воздухе где-то на полпути к потолку.

Удивительно, но страха не было: его победило облегчение от того, что не чувствовалось никаких, а главное, ничьих, прикосновений. И тишина… Но передышка была мимолётной, и всё тот же голос вновь заявил о себе, заставив внутренне сжаться, а потом содрогнуться от ощущения холодного присутствия.

— Пора…

Лишь один прерывистый вдох, и в следующее мгновение я с невероятной скоростью устремилась вперёд. Страх от осознания происходящего пришёл за секунду до того, как меня со всей силы впечатало в заговорённое железо решётки. Ослепляющая вспышка боли, и, как в тот первый и последний раз, охранные чары отбросили меня назад — снова бросок вперёд, а потом ещё и ещё, и ещё.

Одежда уже не спасала, и обожжённая кожа нестерпимо жгла: руки, ноги, живот, грудь, — меня словно опустили в кипящий котёл. Нет, меня раз за разом опускали в кипящий котёл, даруя лишь секундные передышки между очередными бросками. Кровь из рассечённой брови заливала глаза, скатываясь противными тёплыми ручейками по лицу, но я ощущала только опаляющие прикосновения проклятого металла. На ощупь он был гладким. Мир замкнулся в тишине и мраке.

Я ждала, молила о том, чтобы рассудок наконец отключился, но мои мольбы оставались безответными. Магия бушевала и выплёскивалась из меня, свободно и безумно. В какой-то момент меня посетила мысль, что её из меня просто жестоко выжимали, как из спелых колосьев цепами выбивают заветные зёрна. С каждым ударом о решётку энергии становилось всё больше, но, всё ещё сдерживаемая охранными заклинаниями, она лишь скапливалась в пространстве камеры, пока наконец не пробила брешь. Я так ничего и не увидела, зато почувствовала и услышала: протяжный полустон, лёгкий бриз, похожий на сквозняк. Меня в очередной раз впечатало в металл, но на этот раз рука прошла сквозь магический барьер, нелепо высунувшись по ту сторону решётки, которая впервые оказалась холодной.

Блаженство. Да, это было истинным наслаждением, просто повиснуть, обхватив прутья, и ощущать просачивающийся сквозь подранную ткань холод. Из глаз текли безудержные слёзы, смешивались с кровью, но для меня существовала лишь темнота и этот спасительный холод. От облегчения или же истощения я медленно проваливалась в беспамятство, но за долю секунды до полного отключения мозга, проклятый голос появился вновь:

— Хорошая девочка, — процедил он насмешливо. — Ну а теперь — действительно пора!

Своды задрожали от последнего слова, прозвучавшего как приговор. Сознание вновь было ясным и до омерзения бодрым: от накатившего было обморока не осталось и следа. Мне хотелось кричать, рыдать, вырываться, но только никогда бы не узнать, что скрывалось под этим вторым «пора». Да только кого я обманывала? Я обречённо беззвучно всхлипнула, и мой мучитель воспринял это как сигнал к началу действий. В голове мелькнула малодушная мысль: «Что может быть ещё хуже того, что уже произошло?» Но совсем скоро стало ясно, что не только может, но и будет.

Сила, что до этого швыряла меня, как тряпичную куклу, теперь избрала другую пытку: что-то неосязаемое, словно сам воздух обвился вокруг моих запястий и теперь стал медленно, но уверенно тянуть меня сквозь прутья решётки. Я беззвучно кричала так громко, что сорвала голос, но полностью затихла после того, как хрустнули рёбра. Металл стонал, неохотно пропуская меня сантиметр за сантиметром. Тело поддавалось лучше.

Наверное, у каждого существует какой-то рубеж боли, перешагнув который, все рецепторы просто отключаются, чтобы сохранить остатки разума и не дать человеку сойти с ума. Что-то похожее происходило сейчас со мной. Только боль не исчезла, а, как бы отошла на второй план. Или я отдалилась от собственного тела и теперь исполняла роль лишь стороннего наблюдателя? Секунды, минуты, часы… Всё это было уже не важно и не со мной. Поэтому, тот момент, когда прутья решётки изогнулись, и камера будто выплюнула меня наружу, неосознанно промелькнул мимо. С глухим ударом моё искромсанное и изуродованное тело упало на каменный пол. Что-то острое вонзилось в щёку. Я тихо заскулила, непроизвольно зажмуриваясь от яркого света. Последнее, за что зацепился мой взгляд, прежде чем я провалилась в беспамятство, был зажжённый факел рядом со входом в темницу.

Глава опубликована: 07.10.2018

55. Безымянная

Потолок, покрытый обычной побелкой и так похожий на тот, что встречал меня когда-то в нашей квартире, и всё же другой — наверное, слишком чистый и идеальный: ни единого развода, ни трещинки. Он словно насмехался надо мной своею безупречностью и режущей глаз белизной. И тем не менее это был обычный побелённый потолок, который я так жаждала увидеть какие-то месяцы назад, однако раз за разом натыкалась то на небесную лазурь, то кроны деревьев, лепные, расписные своды, звёздное небо, изумрудный шёлк или же тёмно-коричневый бархат балдахина, — у меня был весь этот калейдоскоп… Так вот сейчас я, кажется, наконец получила желаемое, но вместо облегчения, эта безликая меловая чистота вселяла в меня ужас. В чуть заметных линиях от шпателя скрывалось что-то противоестественное, зловещее, но я никак не могла понять — что, поэтому поступила как испуганный ребёнок: снова зажмурилась, в последний момент совладав со жгучим желанием натянуть на голову одеяло. Секунды тикали в голове напряжённым таймером, готовым вот-вот взорваться нетерпеливым звоном, но — это оставалось единственными звуками. Тишина давила, и в какой-то момент выносить весь этот абсурд стало просто невыносимо, и мне ничего не оставалось, как снова открыть глаза — всё тот же потолок.

Безмолвие и собственное нарочито размеренное дыхание наполняли пространство, в то время как голова разрывалась от мысленной мешанины. Но вот в стороне что-то скрипнуло, поток воздуха коснулся лица, и, даже не видя, я была уверена, что где-то открылась дверь. Захотелось приподняться, но стоило мне заворочаться, как чья-то ладонь осторожно опустилась на плечо.

— Мисс, вам нельзя двигаться.

Уверенный и вместе с тем мягкий голос, обыденная фраза, но этого хватило, чтобы волосы на голове зашевелились от страха. Воздух врывался в лёгкие, да только его всё равно критически не хватало, перед глазами заплясали чёрные точки — я впадала в панику, что не укрылось от обладателя того самого голоса.

— Мисс, вам надо успокоиться, — в поле зрения метнулась тень и тут же материализовалась в склонившейся надо мной фигуре. — Вы в безопасности, всё позади. Вы прошли через многое, но держались молодцом… — слова лились равномерным убаюкивающим потоком, под действием которого паника стала постепенно отступать, а взгляд становился всё более осознанным, пока не сфокусировался на лице говорящего.

На первый взгляд ему можно было дать лет пятьдесят, и только приглядевшись, становилось понятно, что мужчина был определённо моложе. Лицо было каким-то обрюзгшим, из-за чего его довольно приятные черты растеряли всю свою былую привлекательность. Склонившийся надо мной мужчина выглядел бледным и усталым, и лишь цепкий взгляд задумчивых серо-зелёных глаз, да тёмные волосы (тщательно зачёсанные назад) хоть как-то оживляли его внешность. Во всём остальном он был каким-то безликим, и белый халат только усиливал это впечатление. Последняя деталь заставила меня вновь напрячься и резко втянуть воздух, едва не поперхнувшись острым запахом хлора.

— Мисс? — тут же отреагировал мой посетитель. Между тёмных бровей залегла хмурая складка.

— Я в больнице? — голос был скрипучим, что указывало на долгое молчание. Я даже не была уверена, что он меня услышал. Но уже в следующее мгновение его лицо разгладилось, а уголки тонких губ дёрнулись вверх в подобии улыбки.

— Да, мисс, вы в больнице, — он напряжённо вглядывался мне в глаза, прохладные пальцы чуть коснулись лба. — Меня зовут доктор Грим, и я заведующий этим отделением. Как вы себя чувствуете? — но, видимо, вопрос был задан больше для поддержания разговора, потому что он тут же продолжил: — Что последнее вы помните?

Я уже открыла рот для ответа, но тут же сжала губы. Мой мозг наводнили образы эльфов, волшебных дворцов, магических темниц, — но под побелённым потолком на больничной кровати это никак не могло быть воспоминаниями.

— Мисс? — я начинала тихо ненавидеть этот вкрадчивый голос.

— Не помню, — и это было почти правдой.

— Хм-м-м… — в его руках сверкнул маленький фонарик, яркий свет болезненно резанул по глазам, ослепляя. — Мисс, постарайтесь. Последнее событие, пусть даже самое незначительное.

Я ненавязчиво пыталась увернуться от его цепких рук, чтобы спрятаться от раздражающего света, пока не догадалась просто закрыть глаза. Доктор делано прочистил горло, явно желая указать на бессмысленность моего протеста.

— Было утро, — вдох. — Было ещё холодно, — выдох.

— Дальше…

Мои глаза всё ещё были закрыты, но так оказалось немного проще.

— Помню, как смотрела из окна на остатки снега. И небо было серым… Я, кажется, ехала на работу.

— Что было дальше? — его голос убаюкивал, раздавался откуда-то издалека, эхом отдаваясь в голове.

— Не помню.

— Подумайте.

Но мне почему-то совсем не хотелось об этом думать, и я отрицательно замотала головой.

— Мисс, это важно, — он был спокоен и настойчив до зубного скрежета. — Хорошо, давайте начнём с другого: где вы работаете?

Я уже открыла рот для ответа, но горло сдавил неожиданный спазм, и я с ужасом поняла, что…

— Не знаю.

— Вы помните, откуда вы?

— Да, из России.

— А где живёте? — секундное замешательство, тот же спазм, перекрывающий воздух.

— Не знаю.

— Хорошо.

Из горла вырвался сдавленный всхлип.

— Хорошо?! Вы никак издеваетесь! — я распахнула глаза и с неприкрытой злостью уставилась на доктора. Он же смотрел на меня с видимым спокойствием, потому что в глазах всё же мелькнула настороженность.

— Мисс, постарайтесь успокоиться…

На этом моменте мне бы попридержать коней, но ситуация была настолько абсурдной, что я даже не попыталась прислушаться ни к голосу разума, ни уж тем более к доктору.

— Что это за место? Как я здесь оказалась? Зачем меня здесь держат?!

Голос стремительно повышался, а на последнем вопросе и вовсе сорвался на крик, в котором сквозили уже совсем истерические нотки. Я внутренне скривилась и замерла, всем сердцем надеясь, что не перешла грань дозволенного, да вот только мужчина в белом халате был иного мнения.

— Санитар! — выкрикнул он, продолжая буравить меня хмурым взглядом, от которого стало не по себе и очень захотелось избежать той самой встречи с санитаром.

— Простите, сорвалась… — но мои извинения были никому не нужны.

Доктор Грим отступил на несколько шагов, словно хотел обойти меня кругом.

— Вам нужен отдых и покой, — проговорил он нарочито спокойно.

Я дёрнулась на кровати, пытаясь приподняться, да только подоткнутое одеяло слишком сковывало мои движения, поэтому смогла лишь опереться на локти. А вот выражения страха, которое отразилось на бледном лице доктора, заставило меня задуматься, но только на секунду.

— Санитар! — крикнул он повторно уже почти у самой двери, которая как раз в этот момент распахнулась. В комнату ворвались двое высоких мужчин в белом и ловко откинули меня на кровать, тем самым сводя на нет любые попытки принять сидячее положение. Две пары крепких рук теперь удерживали меня горизонтально.

— Мисс, вы ещё не совсем оправились от такого резкого пробуждения, — из-за спин санитаров вновь показалось бледное лицо доктора Грима, — поэтому я дам вам снотворное.

— Нет! — от одной мысли, что я снова впаду в беспамятство, меня охватил такой ужас, что стало почти физически дурно. — Пожалуйста, доктор, не надо снотворного! Я буду лежать смирно и отдыхать.

Грим смотрел на меня печально и с плохо скрываемой жалостью, и на какой-то миг я даже поверила, что он изменит своё решение. Но вот тонкие губы сжались в упрямую линию, он глубоко вздохнул и снова заговорил, как-то уж очень мягко и равномерно:

— Боюсь, я не могу рисковать, мисс. Возможно, мы обсудим ваше дальнейшее лечение, когда вы снова проснётесь.

Он отвернулся на несколько секунд, чтобы приготовить шприц, затем еле заметно кивнул одному из сдерживающих меня мужчин. В то же мгновение меня ещё сильнее вдавили в матрац. Кто-то из безликих санитаров (их лица были скрыты за белыми врачебными масками) быстро оголил мою руку до локтя, одновременно зафиксировав её в стальном захвате. Доктор Грим приблизился — вспышка короткой боли от входящей под кожу иглы. Он вновь поймал мой взгляд:

— Это снотворное с небольшой дозой успокоительного, — я обречённо захныкала. — Вы сейчас почувствуете лёгкость во всём теле и снова погрузитесь в сон на пару часов. После пробуждения вам следует поесть, а затем мы снова с вами поговорим. Отдыхайте, мисс…

Моё сознание стремительно ускользало, как я ни пыталась его удержать. Последней ясной мыслью было то, что за всё время нашего общения доктор Грим ни разу не назвал меня по имени. Это наблюдение отчего-то показалось мне важным, но на обдумывания не осталось времени — я провалилась в безмолвную темноту.


* * *


Моё повторное пробуждение было уже не столь резким. Тяжёлый дурман, вызванный медикаментами, никак не желал отпускать обратно в реальность, а всё тело будто налилось чугуном, и одновременно было каким-то слишком мягким и неповоротливым. Даже веки двигались до безумия медленно, из-за чего мир никак не желал принимать более ясные очертания. Когда же взгляд сумел немного сфокусироваться, стало понятно, что я всё ещё находилась в той самой комнате с побелённым потолком. Я лениво заворочалась, мимоходом разглядывая пустые углы палаты, и уже хотела было предпринять очередную попытку сесть, когда прямо над головой раздался чей-то приятный глубокий голос:

— Наконец-то спящая красавица проснулась.

Даже не имея возможности видеть лица говорящего, я была уверена, что сказанное было произнесено с улыбкой. И всё же я невольно вздрогнула.

— Прости, не хотел тебя напугать. Просто ты должна была проснуться ещё час назад… — снова надо мной нависла тень, а мгновения спустя в поле зрения появился санитар. Память услужливо подкинула ещё свежие воспоминания о том, как совсем недавно двое его коллег бесцеремонно вдавливали меня в матрац — я тревожно замерла, с опаской разглядывая этого нового посетителя.

В сравнении с двумя амбалами, которых мне так не посчастливилось встретить, выглядел он менее устрашающе, но не менее внушительно. Высокий рост, ровная осанка и угадывающиеся даже под обычным белым халатом перекатывающиеся мышцы (во всяком случае мне так показалось), — всё говорило о том, что этот мужчина, пусть не пугал размерами, но при необходимости мог с лёгкостью пресечь любые мои попытки к сопротивлению. Одет он тоже был идентично выбелено своим коллегам: халат, белая медицинская шапочка, скрывающая волосы, маска на пол-лица, — лишь светло-карие глаза, внимательно смотревшие на меня поверх ткани, хоть как-то разбавляли «стерильность» его образа.

— Мисс? — он иронично изогнул бровь, и я вдруг поняла, что пауза явно затянулась. От меня, кажется, ждали ответа, ну или хотя бы какой-нибудь реакции, но в голове, как назло, было пусто. Поэтому я брякнула первое пришедшее на ум:

— Доброе утро?.. — получилось, похоже, совсем невпопад. На долю секунды санитар замер, потом резко отвернулся, и я могла поклясться, что услышала тихий смешок. Но всё это продлилось лишь одно ничтожное мгновение, и мой собеседник тут же взял себя в руки. Его взгляд вновь обратился в мою сторону: и пусть глаза ещё искрились еле сдерживаемым весельем, его голос был спокоен, даже холоден.

— Почему вы считаете, что сейчас именно утро?

Вопрос поставил меня в тупик. Внутри вскипело раздражение, ещё болезненнее оттенённое стыдом, отчего кровь прилила к лицу. Я нахмурилась и заново попыталась присесть, хотя бы для того, чтобы не смотреть на насмехающегося (а в этом я была уверена) санитара с горизонтального положения. Да вот только всё оказалось бесполезным, и стоило мне только завозиться, как тут же оказалось, что я была надёжно пристёгнута к кровати широкими ремнями, за которые тут же потянула, но больше для внутреннего успокоения. Обессиленно откинувшись на подушку, я прикрыла глаза: на этот раз было не только стыдно, но и почему-то обидно. Слух уловил какое-то движение рядом, и я уже приготовилась к очередной порции смешков и остроумных замечаний, но санитар меня удивил, заговорив неожиданно мягко:

— Мисс, вы очень метались во сне, и доктор Грим беспокоился. Ну, что вы можете упасть с кровати и повредить себе что-нибудь… — он глубоко вздохнул. — Я вас сейчас развяжу, только пожалуйста, сохраняйте спокойствие. Хорошо?

Я молчала, пытаясь справиться с разыгравшимися эмоциями, а он медлил.

— Мисс? — мне пришлось нехотя приподнять веки и посмотреть на него. Его вдумчивый взгляд был тёплым, манящим, отчего светло-карие глаза стали похожи на светящийся изнутри янтарь. Я вдруг почувствовала себя этакой беспомощной мушкой, навсегда пойманной в окаменелом куске смолы…

— Развяжите меня, пожалуйста, мистер, — выдохнула я, продолжая заворожённо вглядываться в лицо санитара, пытаясь угадать, как выглядел человек под маской.

Тем временем он уже оказался рядом, но я заметила это лишь тогда, когда случайное прикосновение опалило кожу щиколоток. На долю секунды кровь застыла в жилах, а сердце замедлило свой ритмичный ход, но санитар этого не заметил и, освободив ноги, передвинулся выше к запястьям. Он наклонился, и меня окутал странный и абсолютно неуместный для больницы аромат корицы и почему-то можжевельника. Вновь неосторожное касание кожи о кожу — я нервно втянула воздух, не до конца понимая, что могло меня так растревожить в этих невинных и чисто профессиональных тактильных контактах. В этот раз, правда, моя реакция не осталась незамеченной: санитар резко выпрямился. Прежде чем заговорить он несколько долгих секунд прожигал меня настороженным взглядом.

— Я принесу вам сейчас поесть, — он сделал несколько шагов к двери в углу палаты и уже взялся за ручку, когда вновь обернулся и осторожно добавил: — Но, мисс, пожалуйста, не вставайте с кровати. Вы слабы и мне бы очень не хотелось, чтобы у вас сейчас случился перелом… — не дожидаясь ответа, он покинул помещение.

Дверь закрылась, тихо щёлкнув, и я наконец выдохнула. Поначалу я намеревалась следовать прямо противоположно совету медбрата, однако после лишь одной попытки приподняться пришлось враз усмирить так и не начавшийся бунт. Мои конечности меня не слушались: ватные и тяжелые, они, казалось, лишились костей — поэтому удалось, неуклюже ворочаясь, лишь подползти к спинке кровати и кое-как «вскарабкаться» по ней в сидячее положение, на что ушли последние силы. Зато теперь можно было оглядеться, да вот только взгляду не за что было зацепиться в этой белесой и абсолютно пустой комнате, в которой отсутствовали даже окна. Наверное, это должно было меня насторожить, расстроить, в конце концов, но внутри ощущалась лишь усталость. Прикрыв глаза, я сидела, откинувшись назад, и, похоже, даже начала задрёмывать, потому что почти пропустила повторный щелчок двери.

— А вы упрямы, — заметил санитар не без иронии в голосе и выразительно хмыкнул, слух уловил его приближающиеся шаги. На языке вертелся уже готовый ответ, что, мол, с кровати я всё же не встала, а значит его обвинения в упрямстве беспочвенны, однако стоило вновь встретиться с ним взглядом, как все слова будто застряли в горле, а меня вновь затянуло в обволакивающий и парализующий янтарь его глаз. А потом тело среагировало быстрее мозга, и, подобрав под себя плохо слушающиеся ноги, я вжалась в угол кровати. Санитар же продолжал стоять с подносом в руках всего в нескольких шагах и какое-то время лишь внимательно рассматривал меня. Наконец это немое созерцание ему надоело, он пересёк разделявшее нас пространство, аккуратно поставил принесённую еду на край кровати, снова выпрямился.

— Вы боитесь меня? — пусть это и был вопрос, ответ был написан у меня на лице ещё до того, как слова сорвались с его губ. Мне вдруг стало неловко за себя, и я попыталась опровергнуть очевидное, но моя голова лишь неопределённо безвольно качнулась. Санитар шумно выдохнул и цокнул языком. — Так не пойдёт… — он смерил меня задумчивым взглядом, размышляя вслух: — Что же вас так пугает, мисс? Я вроде не выгляжу устрашающе. Или?.. — его брови иронично дёрнулись вверх.

— Нет, — и сама очень удивилась, когда осознала, что действительно произнесла свой ответ вслух.

— Тогда в чём же дело? Мы же не были раньше знакомы, — он присел на корточки, так что теперь мы были на одном уровне глаз. — Понимаете, нам надо с вами поладить.

— Именно надо? Почему?

— Дело в том, что меня назначили к вам, чтобы…

— Следить за мной, — закончила я за него как-то уж очень саркастично, но он пропустил мой комментарий мимо ушей и продолжил как ни в чём не бывало.

— Заботиться о вас.

— Хотите сказать, что вы мой личный санитар?

— Можно и так.

— В этой больнице какие-то очень странные порядки. Никогда не слышала, чтобы к каждому больному приставляли отдельного санитара…

На это он лишь пожал плечами:

— Это вроде какое-то нововведение, но кто я такой, чтобы оспаривать решения свыше? Да и распределение идёт по палатам, мне просто повезло, что вы здесь оказались одна, — с его губ сорвался усталый вздох, санитар выпрямился и, потирая затёкшие ноги, стал прохаживаться туда-сюда. Белые кроссовки, выглядывающие из-под таких же белоснежных льняных штанов, чуть поскрипывали о светло-серый линолеум пола — до какого-то момента это было единственное, что нарушало воцарившуюся тишину. — И всё же, — он остановился напротив, — факт остаётся фактом: вас определили под мою опеку, а это значит, нам придётся довольно много времени проводить вместе. Поэтому, да, нам надо поладить.

Его речь была размеренной, спокойной и, слава богу, без заискивающе-уничижительных интонаций (в отличие от доктора Грима): его хотелось слушать, ему хотелось верить. Возможно, я действительно начала приходить в себя, возвращаясь в реальность после ударных доз снотворного и успокоительного, потому что тревога, охватившая меня первоначально, всё больше отходила на задний план. Теперь я разглядывала его с интересом, да вот только взгляд помимо воли то и дело натыкался на пресловутый кусок ткани, скрывающий лицо.

— Хм-м-м… Кажется, я знаю с чего нам стоит начать, — его рука метнулась вверх, и в следующее мгновение медицинская маска исчезла с лица.

Когда женщина видит красивого и интересного ей мужчину, она, наряду с тривиальными и понятными улыбками да взглядами, начинает «прихорашиваться». Поправить причёску, одежду, украшения, облизнуть губы, чуть изогнуть спину, — всё это происходит по большей части на уровне инстинктов с целью привлечь внимание партнёра к лицу, фигуре… И вот сейчас мне, растрёпанной и закутанной в застиранную больничную рубаху, приходилось до побелевших костяшек сжимать в кулаки ладони, чтобы не потянуться и не коснуться серёжек в ушах. Да и то, только потому, что их там не было.

Светлая кожа, острые скулы, волевой подбородок, упрямо сжатые губы, завораживающий взгляд, — и всё же его внешность не была тем пугающим идеалом, как у эльфийского короля. Красота этого мужчины мерцала в глубине его янтарных глаз, притаилась еле заметной усмешкой в уголках рта, притягивала правильными и резкими линиями лица. Посмотрев на него лишь раз, взгляд будто сам по себе возвращался снова и снова, чтобы разглядеть, понять какую-то тайну, известную только ему одному. Эти наблюдения пронеслись в моей голове за те короткие мгновения, что я рассматривала санитара, и, наверное, дальше бы пыталась разгадать его энигму, но что-то в моих мыслях было не так. «Эльфийский король», — да, именно это словосочетание разрядом тока прошло вдоль позвоночника, заставив меня вытянуться по струнке насколько это позволяло сидячее положение. Вдруг стало очень страшно, и не только из-за несуразных мыслей, а из-за осознания, что я почему-то знала, как именно этот треклятый король выглядел, или должен был выглядеть. «А ведь я так и не знаю, что именно это за больница... Что, если…» Додумать я так и не решилась и, шумно задышав, трусливо закрыла глаза, пряча лицо в ладонях.

— Вам нехорошо, мисс? — хорошим моё состояние назвать уж точно нельзя было. — Голова кружится? — и отчасти санитар оказался прав: всё действительно вертелось вокруг с немыслимой скоростью, пусть и ощущалось больше эмоционально, нежели в физически. Я несмело закивала.

— Так это немудрено! Вам обязательно надо подкрепиться.

Где-то тихо звякнула посуда, и в следующее мгновение на мои колени опустился поднос, воздух наполнился ароматом куриного бульона, таким аппетитным, что несмотря на отсутствие голода, желудок воодушевлённо заурчал. Совсем некстати вспомнилось, что моя последняя трапеза состояла из краюхи хлеба да воды, а из собеседников была лишь журчащая вода в темноте подземной темницы… Я мысленно застонала.

«Нет, пора приходить в себя! И начать стоит с нормальной пищи!»

Схватив ложку, я принялась за еду. Санитар какое-то время лишь молча наблюдал за мной, явно не ожидая такого рвения с моей стороны, но потом, видимо, спохватился и спешно заметил:

— Только, пожалуйста, не торопитесь. Ваш желудок сейчас может быть довольно чувствителен…

В ответ я лишь кивнула, но темп сбавила.

Он оказался прав: меня хватило на чуть больше половины наваристого бульона, и стоило отложить ложку, как всё тело сковала сладкая истома. Веки отяжелели, хоть я и старалась всеми силами противостоять накатывающей на меня сонливости. Неожиданно чьи-то тёплые, бархатистые пальцы коснулись лба, затем обхватили запястье, прощупывая пульс. Чьи-то руки уверенно, но нежно надавили на плечи, заставляя вновь принять горизонтальное положение, что на какой-то миг вернуло меня обратно в реальность — взгляд натолкнулся на эти внимательные светло-карие глаза.

— Нет, я не могу снова заснуть. Я даже не знаю вашего имени… У меня столько вопросов.

— Тс-с-с… — он снова дотронулся до моего лба в почти отеческом жесте. — Мы ещё успеем поговорить. У нас времени — вечность. А пока отдыхай…

Кажется, напоследок он назвал меня как-то, но мозг был уже слишком затуманен, чтобы даже распознать слова. Я облегчённо вздохнула и провалилась в темноту.


* * *


Джейн Доу — печальное имя потерянных, забытых и одиноких. Тогда он назвал меня именно так, и, как оказалось, именно под этим кодовым обращением (с добавлением лишь номера палаты для точности) я и числилась в этих белых стенах. Первоначально такое открытие меня, мягко сказать, раздосадовало, чем я почти заслужила очередную порцию успокоительного коктейля. Да и сам санитар прилично разнервничался: ведь это был его промах. Однако уже в который раз ему каким-то образом удалось меня успокоить и задушить ещё в зародыше накатывающую истерику: вкрадчивый голос, пробивающийся сквозь волны истерии и заполняющий сознание, заставляющий прислушиваться, и взгляд, завораживающий, внимательный, почти гипнотизирующий… Этот мужчина в белом халате знал своё дело, и какие-то секунды спустя ты невольно начинал приходить в себя и верить, что Джейн Доу — это совсем неплохо. Это, в конце концов, не порядковый номер на бирке на большом пальце.

Зато теперь я понимала, почему доктор Грим так упорно избегал обращения по имени — он его просто не знал, и надеялся, что очнувшаяся пациентка сама его вспомнит и назовёт. Доктор оказался прав: к собственной несказанной радости и облегчению моей «сиделки» память прекрасно сохранила эту часть информации, в отличие от всего остального: наполовину утерянного, да затуманенного сказочными видениями. Теперь же пресловутая Джейн мелькала лишь тогда, когда я начинала капризничать с лекарствами, едой или режимом. В такие моменты санитар делано хмурился и даже слегка повышал голос, обращаясь ко мне нарочито официально, призывая к соблюдению порядка. Из-за чего я сразу ощущала себя ребёнком и довольно быстро капитулировала, одновременно глупо хихикая себе под нос. Возможно, со стороны это поведение и было несколько нетипично для пациентки и лечащего персонала, но когда двое почти всё время проводят наедине друг с другом, то сближение и некоторая потеря официальности неизбежны. Да и сам санитар уже давно стал Майроном.

Помню, когда он впервые представился, то под впечатлением всего фэнтезийного бреда, я невольно опешила и отшатнулась, что никак не могло остаться незамеченным. Удивило, что Майрон Кинг (как его звали полностью) распознал причину и поспешил объясниться:

— Знаю, имя довольно необычное… Догадайся, кто был любимым писателем у моих родителей? — он еле заметно хмыкнул. — Они и познакомились из-за общего интереса творчеством Толкиена. По юности даже не брезговали наряжаться эльфами, кажется. Ну а когда родился я, решили блеснуть своими знаниями и окрестили меня как одного из героев, — его губы тронула грустная улыбка. — Их остроумие оценили, увы, немногие, — он вновь ухмыльнулся, глаза как-то недобро блеснули, но распространяться на эту тему он больше не стал. Да и кем была я, чтобы делиться со мной переживаниями прошлого? Пусть за время нашего общения мы и сблизились.

Кстати о времени — это, пожалуй, беспокоило меня больше всего. Я не только до сих пор пребывала в неведении о том, как давно находилась в этой палате ещё до своего пробуждения (а вопросы об этом были негласным табу), но и сейчас имела очень смутные представления о периодах, проведённых здесь. Порой мне казалось, что прошли дни, если не недели, а иногда — считанные часы. Хоть как-то отмерять временные отрезки можно было по появлению еды, но и тут угадать хотя бы час дня по блюдам было невозможно: все они одинаково состояли из супа и какой-нибудь порции белка. После же я непременно засыпала. Поэтому для меня время в этой комнате без окон то растягивалось, то сжималось до такой степени, что я могла поклясться, сам воздух начинал подрагивать и звенеть от напряжения. Но чаще всего меня охватывало странное состояние безвременья: словно оно продолжало течь само собой, но я находилась за его пределами. Само собой разумеется, что свои опасения и наблюдения я хранила при себе, зато исправно принимала лекарства, прилежно проглатывала порции ароматной, но почему-то абсолютно безвкусной еды, и покорно мирилась с тем, что все мои физические упражнения сводились лишь к недолгим прогулкам по палате под неусыпным оком Майрона, который неизменно придерживал меня за локоть.

Моё женское самолюбие, пусть и завёрнутое в бесформенную белесую рубаху, не могло не тешить то, что в сиделки мне достался такой обходительный, понимающий, терпеливый и порой до обидного привлекательный санитар. Однако каждый раз, от самого даже мимолётного прикосновения кожи о кожу, по моему телу пробегал электрический заряд, и я молилась всем известным мне богам, чтобы хотя бы это ускользнуло от внимательного статного мужчины с янтарными глазами. Потому что порывы поправить несуществующие серёжки так никуда и не делись, и с каждым днём всё меньше оставалось терпения на то, чтобы ждать, когда же мне поведают, что со мной случилось.

К моему отчаянию и раздражению доктор Грим упорно избегал любых разговоров на эту тему. Вернее, он настаивал на том, чтобы я вспомнила сама, а когда мои попытки заканчивались очередным фиаско, лишь понимающе грустно улыбался и качал головой. Майрон тоже молчал, но по нему было видно, что это давалось ему с трудом, и он даже имел совесть выглядеть виноватым, что, впрочем, и определило мой окончательный выбор «жертвы».

Почти при каждой встрече с санитаром я пыталась намекнуть или же «случайно» спросить о том, где я, как тут оказалась и как надолго. Надо отдать ему должное, он настолько стойко держал оборону, что в какой-то момент сдалась я.

Очередной пробуждение: набившая оскомину еда, россыпь таблеток пастельных тонов, — уже минут пять я взирала на этот уже стандартный набор, который неизменно приветствовал меня на прикроватной тумбочке, но не предпринимала ни малейшей попытки приблизить к себе поднос.

— Не стоит гипнотизировать еду: на неё это обычно не действует, Джейн.

Несмотря на лёгкую иронию в голосе, Майрон просто хотел пошутить, и какая-то часть меня это даже осознавала, но было поздно. Слишком много эмоций и мыслей. Слишком долго они скручивались внутри в тугой жгут, который вдруг оказался пружиной, достигшей именно в этот момент максимума своего сжатия. Моя рука, мёртвой хваткой вцепившаяся в ложку, мелко затряслась.

— Ирина? — я почувствовала, как прогнулась кровать, когда он присел на край, и одновременно с этим пальцы, переплетённые вокруг поцарапанного алюминиевого прибора, обожгло, словно металл накалился добела.

— Почему меня никто не навещает? — на долю секунды вопрос удивил меня саму. Майрон шумно выдохнул.

— Ирина…

— Это ведь больница, так? А в больнице пациентов навещают. Верно? — слова ударились о стену упрямого молчания. — Верно?! — оглушающее эхо, и теперь уже всё тело бесконтрольно трусило, аж клацали зубы. Пружина выстрелила. Кажется, я продолжала задавать вопросы, которые падали, отскакивали от пола и разбивались о широкую спину Майрона. «Когда он успел подняться?»

Снова оглушающее безмолвие. Горло саднило от крика, хотя я и не помнила, чтобы повышала голос.

— Почему мне ничего не говорят? — сорванный шёпот на грани отчаяния. — Не молчи, посмотри на меня… — последнее я произнесла так тихо, что даже засомневалась, не остались ли слова лишь в моей голове. Но он услышал. Майрон медленно развернулся, пригвоздив меня к кровати своим взглядом: янтарь потемнел, а потом вспыхнул такой горечью и злостью, что я невольно вжалась в подушку. На долю секунды он прикрыл глаза, потом сорвался с места, в несколько шагов преодолел расстояние до выхода и, не произнеся ни звука, покинул палату.

Всё это время я пребывала в каком-то странном оцепенении, из которого меня вывел звук громко хлопнувшей двери, к которому тут же присоединился грохот упавшего подноса и обиженный звон стекла. А потом я не рыдала — выла от раздирающей всё внутри тоски и безысходности, пока не отключилась, всё ещё сжимая в руке ложку.


* * *


Чьё-то присутствие я ощутила ещё до того, как полностью пришла в себя и решилась открыть глаза. Вернее, лишнее дыхание да чужие удары сердца и были тем, что вырвало меня из болезненного беспамятства. Однако обнаружить в палате сразу и доктора Грима, и Майрона стало неожиданностью. Первый сидел рядом с кроватью в откуда ни возьмись появившемся кресле, кирпичная обивка которого, несмотря на явную потёртость, резала глаза своей просто вопиющей яркостью на фоне остальной белизны. Второй же возвышался за его спиной, скрестив на груди руки и чуть опустив подбородок, из-за чего, возможно, выглядел пусть и несколько хмуро, но более уверенно, нежели бледный доктор, взгляд которого на какое-то мгновение и вовсе стал почти затравленным. Эта перевёрнутая картинка меня настолько озадачила, что неожиданно для самой себя я первая решилась нарушить затянувшееся молчание:

— Доктор, мне… — подбирая слова, я мельком пробежала глазами по комнате, идеально чистому полу, где не обнаружилось и намёка на упавший поднос. В голове мелькнула было мысль, уж не приснилось ли мне всё, когда взгляд упал на забинтованную ладонь, — жаль.

Почти через силу я посмотрела на Грима, который в свою очередь тоже хмуро взирал на мою руку.

— Мисс Перлова, думаю, извиниться стоит мне, а не вам. Видите ли, — он запнулся и нервно забарабанил пальцами по подлокотникам, — боюсь, что при назначении вашего лечения я допустил несколько просчётов.

Взгляд доктора был прикован к какой-то точке чуть выше моего левого уха, и поэтому он пропустил выражение изумления на моём лице и приоткрытый от удивления рот.

— Просчётов? — вторила я ему эхом, всё ещё сомневаясь в том, что мне не послышалось.

— Увы, людям свойственно ошибаться, что, конечно же, никак не освобождает меня от ответственности. Поверьте, мне искренне жаль, что это случилось с вами.

Его глаза наконец обратились ко мне, и в них действительно отразилось сожаление. Ну или мне так показалось.

— А что со мной случилось? — проговорила я осторожно и внутренне напряглась. На секунду Грим замер, а потом бросил какой-то странный взгляд через плечо на санитара, но тот этого, похоже, даже не заметил, продолжая молчаливо наблюдать за нами с высоты своего внушительного роста.

— Дозировка прописанных вам медикаментов была рассчитана неправильно, — выпалил Грим неожиданно и слишком быстро. Ожидая услышать нечто иное, я недоумённо заморгала и лишь спустя несколько мгновений недоверчиво протянула:

— И?..

— Это привело к некоторым неприятным последствиям.

На какое-то время в палате вновь воцарилась тишина, и Грим почти стыдливо потупил взор. Я же лишь переводила взгляд с одного мужчины на другого, силясь понять, что именно здесь было не так. Додумать мне, правда, не дали: тяжело вздохнув, доктор продолжил, но уже чуть тише и, как будто, осторожнее:

— В первую очередь, это физическая слабость и нарушенная координация, из-за чего вы и обожглись супом, — он неопределённо кивнул в сторону руки. — Но эти симптомы довольно быстро проходят. С другими аспектами дела обстоят сложнее.

— Что вы имеете в виду? — не выдержала я, раздражённо передёрнув плечами. Почему то меня не покидало ощущение, что от меня постоянно ждали эти наводящие вопросы.

— Ваши провалы в памяти — одно из следствий, справиться с которым получится не сразу, — видимо, моё лицо исказила очередная мина непонимания, потому как доктор вновь затараторил. — Лекарства, которые вы принимали, имеют накопительный эффект, а вам их стали давать ещё до того, как вы очнулись. Мы, конечно же, уже подключили комплекс нейтрализующей терапии, но для достижения заметного эффекта требуется время. Кроме того, вводить сейчас равнозначную дозировку опасно, потому что это может привести к усугублению состояния… — он объяснял мне какие-то цифры и пропорции, но моя голова отказывалась обрабатывать весь этот информационный вброс. Слова смешивались в один гудящий поток, из которого меня вырвало лишь одно словосочетание: «реалистичные галлюцинации».

— Галлюцинации? — переспросила я, потирая виски.

— Да, мисс, они могут быть очень яркими и продолжительными. Сочетать в себе как визуальную часть, так и фонетическую, и даже тактильную. Вы можете быть уверены, что происходящее и является действительностью, в то время как реальность будет казаться серой и унылой.

Каждое его слово, одно за другим, будто кусочки диковинного пазла, легко примыкали друг к другу, только до хотя бы мало-мальски узнаваемой картины было всё же далеко. А ещё какая-то часть меня, несмотря на всю правильность и логичность происходящего, обречённо взирала на всё это и почти физически болезненно сжималась от необъяснимого ужаса. Я шумно выдохнула:

— А время? Тоже эффект медикаментов? Это ощущение растягивания, скручивания…

— Что вы имеете в виду? Я вас не совсем понимаю.

Грим разглядывал меня заинтересованно-бесстрастно, и в этот момент, впервые за всё время нашего разговора, вновь выглядел как тот тихий и уверенный врач, с которым я столкнулась после пробуждения. Мне стало неловко.

— Нет, ничего. Мне просто показалось. Не обращайте внимания, — словно в подтверждении я замотала головой. — Простите, доктор Грим, я, наверное, устала. Слишком много новостей, — что было почти правдой.

— Конечно-конечно, мисс, — он как-то театрально всплеснул руками. — Вам стоит больше отдыхать, и тогда улучшение наступит намного скорее. Я уверен. Ещё раз приношу вам свои самые искренние извинения. Мы делаем всё возможное, и, поверьте, здесь вы находитесь в надёжных руках. Тут каждый — профессионал своего дела. Как и мистер Кинг. Ведь именно благодаря его наблюдательности мы и распознали симптомы…

Слушая вполуха и кивая как китайский болванчик, я откинулась на подушки и тут же замерла, споткнувшись о потемневший взгляд Майрона. Грим ещё какое-то время суетливо расшаркивался, но наконец, одарив меня нервной и натянутой улыбкой, скрылся за дверью. Мне показалось, что напоследок он несколько опасливо покосился в сторону медбрата.

После его ухода Майрон ещё какое-то время разглядывал меня, прежде чем шагнуть вперёд и занять опустевшее место в кресле.

— Так значит, у меня передозировка, — я сознательно избегала его взгляда, но и дальше тянуть эту многозначительную паузу уже не могла. — Наверное, мне стоит поблагодарить тебя за то, что заметил и дал знать, а то кто его знает, как далеко бы всё зашло… — мою тираду прервал тихий смех, настолько неуместный, что заставил меня невольно вздрогнуть. — Что такого забавного в моих словах? — я посмотрела на него в упор.

До этого дня мне уже несколько раз довелось стать свидетелем смеха Майрона: бархатистого и невероятно заразительного. В такие моменты он всегда преображался, будто бы скидывал несколько лет, а в глубине глаз вспыхивало настоящее пламя, на языки которого, как говорится, можно смотреть вечно. Однако сейчас его красивое лицо скривилось в ироничной ухмылке. И это задело.

— Моя благодарность настолько смешна и неуместна? — процедила я. — Что ж, рада, что смогла хоть развеселить…

— Нет. Прости. Твоё «спасибо» вполне оправдано, только ты благодаришь меня не за то, — он многозначительно посмотрел на мою ладонь.

— Это был не суп, — мой голос упал до еле различимого шёпота.

— Но будет лучше, если для всех остальных это будет именно суп, — от иронии не осталось и следа: теперь он лишь грустно улыбался.

— Так значит, не было и никакой передози… — Майрон не дал договорить, подавшись вперёд, приложил палец к моим губам и отрицательно покачал головой. — Почему? — выдохнула я.

— Потому что иначе тебе стало бы хуже, — промолвил он. Его дыхание коснулось моих щёк, и они тут же вспыхнули. — Потому что я, видимо, не профессионал своего дела, — широкие ладони обхватили моё лицо, на долю секунды я даже подумала, что он меня поцелует, и испугалась. Но Майрон лишь нежно скользнул большими пальцами по скулам и тут же убрал руки, резко откинувшись в кресле.

— Расскажи мне, — я нервно сглотнула, — всё.

Несколько долгих мгновений он хмуро держал мой взгляд, будто мысленно взвешивал все «за» и «против», но, в конце концов, утвердительно кивнув. Первые вопросы уже жгли мне язык, только Майрон меня опередил:

— Только сначала тебе надо поесть, ведь прошлый приём пищи ты пропустила.

Не дожидаясь ответа, он легко поднялся и подошёл к прикроватному столику, на котором я только сейчас заметила уже знакомый стандартный набор блюд. Однако вместо того, чтобы передать тарелки мне, Майрон сделал несколько шагов назад и, балансируя подносом на одной руке, второй ловко придвинул кресло чуть ближе, вновь устроился в нём и только тогда опустил свою ношу мне на колени. Не успела я задаться вопрос о причине этих действий, как он ловко расправил салфетку, взял ложку и, зачерпнув из одной из тарелок, поднёс её мне ко рту. Я слегка подалась назад, недоумённо хлопая глазами, на что Майрон лишь хмыкнул и безапелляционно заметил:

— Думаю, будет лучше, если это сделаю я, — ложка едва ощутимо вжалась в упрямо сжатые губы. Он назидательно цокнул языком. — Мы же не хотим ещё одной неприятности с супом?

Неизвестно откуда появившееся желание оттолкнуть его руку, отправив и этот поднос на пол, было почти непреодолимым, однако узнать правду хотелось ещё больше. Поэтому мне ничего не оставалось, как подчиниться, и, послушно открыв рот, принять из его рук порцию безвкусной еды.

Это был, наверное, самый долгий приём пищи на моей памяти. Стыд и раздражение от собственной беспомощности и в то же время почти волнительная интимность происходящего заставили меня покорно глотать ложку за ложкой с почти постоянно закрытыми глазами. В те моменты, когда мои веки всё же размыкались, я успевала заметить, что Майрона ситуация, казалось, ничуть не трогала: выражение его лица было абсолютно нечитаемое, зато он сосредоточенно зачерпывал суп, хмурясь, когда иногда чуть позвякивал приборами о край тарелки, и то и дело аккуратно промокал уголки моего рта краем салфетки. К моему облегчению наши взгляды не пересеклись ни разу. Я настолько увлеклась своими внутренними переживаниями, что пропустила момент, когда поднос исчез с коленей.

— Ты устала? — Голос прозвучал настолько близко, что я невольно дёрнулась и распахнула глаза. Почти ожидая застать склонившегося Майрона, говорящего мне прямо в ухо, я удивилась, когда оказалось, что он сидел закинув ногу на ногу в кресле на почтительном расстоянии. Согнув локти и опустив подбородок на переплетённые пальцы, он обманчиво лениво мазнул по мне цепким взглядом. — Если ты желаешь повременить, то…

Не дослушав, я отрицательно завертела головой.

— Ты обещал…

— Обещал, — он глубоко вздохнул. — Но у меня одно условие: ты не будешь прерывать меня вопросами, пока не закончу, — я послушно кивнула. — И следи за своим голосом.

— Это второе условие?

— Нет, это само собой разумеется, — он ухмыльнулся, я невольно хмыкнула в ответ, и это был последний раз, когда хоть какое-то подобие улыбки коснулось моих губ. Да и вопросов, после того, как он закончил, у меня не было.

Глава опубликована: 15.12.2018

56. Белый танец

Зима с детства была моим любимым временем года: холодная, неприступная красота природы, завораживающая своей хрупкостью и невинностью, пусть даже обманчивой. А на фоне этого белоснежного холста — ослепительно яркие вспышки новогодних праздников, особенно желанные и волнительные из-за такого странного полусознательного ощущения таинства, магии, волшебства, к которым, казалось, ещё чуть-чуть и можно будет прикоснуться… Наверное, именно эта аура тайны, обострённая снежным безмолвием, и была так притягательна для меня в этом суровом времени года. Но, стоило мне покинуть Россию, как моё отношение изменилось.

Здесь температуры были мягче, сама зима — короче, но вместо искрящегося белого её наряд скорее был грязно-серым. С самого конца осени небо уже было затянуто непроницаемыми облаками, из-за чего казалось таким низким и тяжёлым, что невольно хотелось втянуть голову в плечи и сбежать поскорее в тёплый уют кафе или спрятаться дома под пледом. Временное облегчение приносили праздники — они, как и на Родине, сияли, манили разноцветными огнями и обещанием чуда с той лишь разницей, что здесь вместо ароматов мандаринов, Рождество было окутано запахами пунша, глинтвейна и жареных каштанов.

Словно по мановению волшебной палочки улицы старых городов преображались, становясь похожими на такие знакомые ещё с детства сказки, и с лёгкостью верилось, что в любой момент из-за угла выбегут Кай с Гердой, а где-то высоко промчится в своих шикарных санях сама Снежная королева… Да вот только, как уже, правда, в другой сказке, стоило стрелкам часов пройти отметку двенадцать двадцать шестого декабря, как всё так же быстро исчезало: вместо роскошной кареты — тыква, а бальное платье вновь превращалось в лохмотья. Никто не спорит, что праздники всегда проходят слишком быстро, но здесь они просто исчезали, оставляя после себя саднящее чувство незавершённости. Но печальнее всего было то, что такой волшебный и ожидаемый Новый год приобрёл в этих краях меланхолическое послевкусие какой-то ненужности и второсортности. А ведь впереди ждали ещё как минимум два месяца серой угрюмости.

Это было именно такое безликое, серое и туманное утро в феврале. Пустынные поля, стыдливо кутающиеся в изглоданный снег, простирались почти до самого горизонта, лишь изредка прорезанные ломаными линиями чёрных деревьев. По этому простору летел поезд, только миновавший черту города. Словно обрадовавшись долгожданной свободе, локомотив с энтузиазмом набирал скорость, унося на постукивающих колёсах около ста своих привычных пассажиров — типичный экспресс, соединяющий пригород со столицей. Я не помнила, зачем и куда ехала, но ощущая знакомое покачивание состава, мысленно отмечала набивший оскомину маршрут. В противовес хмурому и ветреному пейзажу за окном, внутри было до рези в глазах светло, и даже разморенная теплом натопленного вагона, я никак не могла расслабиться — а ведь так хотелось выкроить хотя бы полчаса сна. Да вот только сегодня холодный свет ламп дневного освещения был почти нестерпимо ярким, а приглушённый шёпот пассажиров — оглушающим. Привычным движением рука потянулась к карману, но знакомого плоского квадрата плеера там не обнаружилось, и я мысленно чертыхнулась, вспомнив, что второпях засунула его в задний карман джинсов. Несколько секунд потребовалось на то, чтобы справиться с ленью, и я, кажется, даже приподнялась, когда меня действительно оглушил жуткий визг тормозов, скрежет металла. Сознание затопил первобытный животный страх, а потом мир вокруг вздрогнул и погрузился во тьму.

Я резко открыла глаза, которые и не помнила, когда закрыла. Окружающая тишина сбивала с толку. Майрон так и сидел напротив, задумчиво покручивая между пальцами карандаш, и, похоже, даже не замечал ни меня, ни своего молчания. Следовало что-то сказать, напомнить, но и мыслями, и душой я всё ещё была в том сером февральском дне…

— Ты что-то вспомнила? — от неожиданности я так подскочила на месте, что клацнули зубы. Но Майрон, казалось, не обратил на это никакого внимания, продолжая разглядывать тонкий оранжевый стержень в руках.

— Я… — мой голос предательски дрогнул и на какое-то ничтожное мгновение взгляд янтарных глаз метнулся в мою сторону. — Я не знаю. В голове мелькают какие-то образы…

— Понятно, — он потянулся и встал с кресла.

Теперь Майрон возвышался надо мной, и чтобы поймать его взгляд пришлось неудобно задрать голову. На языке уже вертелось пара колких комментариев по поводу его манер и явного желания свернуть мне шею, но все они так и умерли на губах, стоило элегантным прохладным пальцам коснуться моего подбородка. На долю секунды я забыла как дышать, по коже пробежали мурашки: всё внутри меня одновременно тянулось и страшилось этой непонятной и неуместной близости. И Майрон, похоже, знал, как действовали на меня его прикосновения, да даже если и были какие-то сомнения, все они таяли, стоило лишь взглянуть на иронично приподнятые брови, враз вспыхнувшие глаза. Более того, он словно смаковал этот момент и теперь, склонив голову на бок, почти улыбался, нежно поглаживая мой подбородок большим пальцем.

— Тогда продолжим, — вырванная из контекста фраза неловко повисла между нами, но Майрон лишь опустил руку, напоследок заправив несуществующую выбившуюся прядь за ухо, и, как ни в чём ни бывало, вернулся обратно в кресло. В пальцах вновь замелькал карандаш, а пару секунд спустя я вообще не была уверена, не привиделась ли мне эта наша «заминка».

Он снова говорил — а я жадно глотала каждое слово, только вот на этот раз они уже не вспыхивали в голове образами, не заставляли сердце биться чаще от вновь переживаемых ощущений. То были лишь голые факты, сухие и безучастные.

Машинист поезда, в который мне не посчастливилось сесть в тот день, рассказывал потом, что человек в красной толстовке появился посреди широкого поля, будто из-под земли и тут же метнулся под колёса состава. И хотя было ясно, что спасти эту отчаявшуюся душу уже нельзя, следуя всем известным правилам и инструкциям, машинист рванул на себя рукоятку тормоза, но к своему ужасу почувствовал, что ничего не произошло: нервно дёрнувшись, рычаг заклинил намертво и никак не реагировал ни на какие воздействия. Разогнавшийся же поезд, тем временем, стремительно приближался к крутому повороту — единственному на пути следования состава. Всё остальное случившееся было лишь делом физики. В тот день сила притяжения унесла около тридцати жизней, но человека в красной толстовке среди них не было.

Мне повезло: я отделалась парой сломанных рёбер и синяками. Во всяком случае, так думали врачи, отпустившие меня домой после полагающегося курса лечения. Каким образом после всех УЗИ и рентгенов никто так и не обнаружил черепно-мозговую травму — неизвестно и непонятно. Да вот только она была, и уже совсем скоро стала давать о себе знать. Сначала это были тривиальные головные боли, к которым вскоре добавились пусть неприятные, но вполне объяснимые панические атаки, резкие смены настроений. Терапевт прописал что-то от мигреней, психолог — успокоительное. Стандартные меры для вполне себе, учитывая обстоятельства, стандартной ситуации. Проблема была в том, что ничего не помогало.

В первый раз, когда я ушла из дома, меня нашли довольно быстро, потом стало хуже. Мой молодой человек запирал дом, прятал ключи, но мне всё равно удавалось улизнуть. В моменты просветления я очень стыдилась, корила себя, извинялась и пыталась всеми силами искупить ту горечь переживаний, что пришлось испытать моему любимому, но уже на следующий день могла резко вспылить на ровном месте, не преминув запустить в его сторону чем-нибудь тяжёлым. Врачи в один голос твердили, что это последствия аварии и травмы, прописывали лекарства, меняли дозировки, но, казалось, улучшения (если такие и были) становились всё менее заметными. И вот тогда произошло то, чего опасался мой парень уже давно: я снова исчезла, но на этот раз меня не нашли ни через день, ни через два, ни через неделю…

Прошло почти полтора месяца постоянных поисков, ежедневных звонков в полицию, объявлений в интернете, во всевозможных социальных сетях и даже на фонарных столбах, когда общий знакомый совершенно случайно наткнулся на меня где-то в пригороде Будапешта. Наряженная в странные цветастые тряпки я танцевала на улице, задорно подмигивая и прихлопывая, как будто и вправду где-то играла музыка. Зрелище было настолько печальным и поразительным одновременно, что знакомый не сразу сообразил, что делать, и, следуя первому импульсу, окликнул меня по имени. Он был уверен на все сто процентов, что в тот момент я его узнала, на какую-то долю секунды, потому как в следующее мгновение уже сорвалась с места и с безумным видом бросилась прочь. Меня, конечно же, нашли, пусть и ушло на это ещё почти три недели. Только вот особой радости это не принесло.

На этом моменте Майрон резко замолчал и несколько долгих секунд задумчиво меня рассматривал: будто никак не мог решить, готова ли я принять оставшуюся информацию. Видимо, я оказалась готова.

При поимке, задержании, возвращении — это можно было назвать как угодно, — я брыкалась, извивалась и визжала диким зверем, то и дело норовя если не укусить, то поцарапать полицейских. Да вот только куда измождённой женщине, пусть и подстёгиваемой безумием, тягаться со здоровыми мужиками? Скрутили меня быстро, подоспевшие же к тому времени врачи вкололи транквилизаторы (что значительно остудило мой пыл), а потом отправили обратно в страну проживания. Конечно же, о том, чтобы оказаться дома, речи уже не было, и в полубессознательном состоянии я была передана под своды главной городской больницы. Мой молодой человек сопровождал меня вплоть до того момента, когда за мной закрылись двери психоневрологического отделения.

Майрон вновь замолчал — лишь постукивал пальцами о согнутое колено в такт только ему известной мелодии. Моё сердце так же нервно билось в груди, и я всё ждала, что вот-вот с иронично изогнутых губ сорвётся истинное откровение: как будто услышанного мне было мало. Да вот только какая-то часть меня ждала и надеялась на что-то другое, необъяснимое, не скованное ни словами, ни определениями, но без сомнения узнанное с первого же слога. Только ничего подобного не случилось. Рассказ продолжился, но в дальнейшие объяснения я вникала с трудом: уж слишком не скупился мой повествователь на научные термины, формулировки и сухие цитаты из медицинской карты. Основная же суть была до обидного проста: из-за всё той же травмы в моей голове что-то образовалось, потом это в свою очередь пережало другое что-то, вследствие чего всё изменилось. Майрон не раз упомянул, что врачи пытались решить всё медикаментозно — не вышло: пришлось взяться за скальпель. Не вышло и во второй раз. Понятно это стало пару недель спустя, когда я, закатив глаза, неожиданно рухнула как подкошенная на пол.


* * *


— Почему он больше не приходит? — этот вопрос первым нарушил гнетущую тишину, в которой мы пребывали последние минут пять, и, видимо, каким-то образом не оправдал ожидания Майрона. Последний не только перестал совершенствовать свои трюки мелкой моторики, но и вообще отложил карандаш в сторону. В янтарных глазах отразилось неприкрытое удивление, которое, правда, почти сразу сменило раздражение. Но мне было не до этого, а внутри всё множилось жалящее чувство обиды и разочарования. — Когда был его последний визит? Наверное, в то время, я всё ещё была без сознания…

— Прекрати! — Майрон шумно выдохнул и рывком поднялся на ноги. — Если это всё, что тебя интересует, то тебе стоит знать, что твоего молодого человека не было здесь с тех самых пор, как тебя доставили сюда из Венгрии.

Сердце ударилось о грудную клетку и замерло, а в следующее мгновение: будто невидимые ледяные ладони легли мне на плечи. Холод, жалящий и парализующий, наполнил меня словно сосуд, в болезненном спазме сжав горло, и именно в этот момент я вдруг физически ощутила, что такое одиночество.

— Может, ему просто не сказали, что я…

— Ирина, — Майрон опять смотрел на меня свысока, — он не приходил ни до, ни после операции, — каждое слово молотом било по вискам, жестоко разбивая что-то ещё трепещущее глубоко внутри и очень похожее на надежду. — Твой молодой человек даже не знал, что ты была в коме… — наверное, что-то в моём взгляде заставило его замолчать и, так и не закончив предложение, бросить вместо этого: — Мне очень жаль.

Я всегда недолюбливала эту безликую и неловкую фразу, но сейчас стало почти физически противно. Прикрыв глаза, я шумно сглотнула, борясь с подступающей тошнотой.

— Почему?

Вопрос гремел в голове, но, как оказалось, всё же сорвался с языка. Это стало понятно, когда спустя несколько минут безмолвного созерцания он вновь оказался в кресле напротив. Пронзительный скрип подошв о линолеум — так я поняла, что Майрон подался вперёд.

— Я не врач-психиатр, — начал он чуть тише и чуть мягче, — но, если хочешь услышать мою точку зрения…

— Да.

— Сейчас ты пытаешься найти оправдание своей обиде и своему одиночеству, хочешь найти во всём этом какую-то высшую цель, предназначение, рок, в конце концов. Разве не поэтому неудачники так любят ходить к гадалкам, доморощенным магам и ведунам, — на этот раз он не сдержал ироничной усмешки, а я вдруг осознала, что уже какое-то время, забыв про тошноту, напряжённо слежу за ним. — Ведь когда можно списать всё на трагический фатум, игры высших сил или банальную порчу, насланную трепливой соседкой, пережить сложности легче, чем принять очевидное, — Майрон посмотрел мне прямо в глаза, явно выдерживая многозначительную паузу. — Стечение обстоятельств, пусть и обидное, болезненное или жестокое, почти всегда было, есть и будет лишь простым стечением обстоятельств.

— Я думала, ты объяснишь мне, почему он ушёл…

— Так я этим и занимаюсь, — от покровительственной улыбки, сменившей усмешку, стало противно. — Пойми, Ирина, когда люди уходят из нашей жизни, на это существует всего несколько довольно прозаичных причин: мы их обидели, им наскучили, или же мы им просто больше не нужны. Вот и всё.

— Но мы ведь любили друг друга…

— Мы любим только до тех пор, пока нам удобен объект наших переживаний. Как только он или она становятся лишними в нашей жизни, чувства отходят на задний план. Дружим мы, кстати, так же...

Майрон откинулся на спинку кресла, почти не скрывая раздражение.

— Он бросил меня, — прошептала я, ожидая, что расплачусь, но к собственному удивлению не почувствовала ничего. Будто сорвавшиеся с губ слова ничего и не значили.

— Скорее устал, — его уверенный тон вырвал меня из раздумий. — Но не стоит клеймить его негодяем. Думается мне, он хлебнул не одну ложку дёгтя рядом с тобой, и в какой-то момент мёда больше не осталось.

— Но я...

— Знаю, не виновата, что ему, скорее всего, тоже известно. Только порой разум перестаёт быть советчиком, когда сердце уже больше не отвечает.

Я сглотнула и отвернулась. В тот момент больше всего хотелось, чтобы в этой комнате было окно: изнутри снедала почти физическая необходимость поймать глазами что-то ещё кроме этой изнуряющей белизны, уловить, пусть и сквозь стекло, лазурный всполох неба или зелень деревьев… Так хотелось, цепляясь за кусочки другой реальности, отсрочить, пусть на немного, ту, что ждала меня в кресле напротив.

— Я понимаю, принять всё вот так сразу — тяжело, — шумный выдох, скрип пододвинутого кресла. — Поэтому не стоит мучить себя больше, чем есть. Вот скажи мне, ты помнишь хотя бы его имя? Или вашу последнюю встречу?

Я невольно вздрогнула и несколько раз удивлённо моргнула, продолжая, однако, буравить взглядом стену напротив. Майрон истолковал моё молчание по-своему:

— Ну так как? Ты помнишь? — голос упал до шёпота и в тот момент отчего-то очень напомнил змеиное шипение. Или же мне это только показалось?.. Потому как секундой позже он продолжил, но уже в своей привычной размеренным манере: — Не пойми меня неправильно, но, возможно, есть причины на то, что твоя память сохранила воспоминания лишь об отдельных событиях, людях и местах.

— Ты хочешь сказать, что я помню лишь то, что было мне действительно важно? — бросила я сухо, неожиданно разозлившись на него или всё же на его… «Проницательность? Излишнюю прямолинейность?» — наверное на всё сразу. — Я не верю, что он мог вот так просто исчезнуть из моей жизни. И плевать мне на имя — я помню его каждое прикосновение, голос, улыбку, как менялся цвет глаз, когда он радовался, грустил. И да, когда мы виделись последний раз, под нашими ногами бушевало море…

— Ты можешь не верить мне, но, боюсь, придётся поверить фактам, — от слов, а в особенности от того, как они были произнесены, захотелось закутаться в одеяло. — Почему бы тебе не спросить об этом доктора Грима, если я настолько не внушаю доверия…

— А что с моей семьёй? — отступать уже было некуда.

На краткий миг Майрон выглядел удивлённым, почти растерянным, но быстро взял себя в руки и нахмурился:

— Что ты имеешь в виду?

— Никто из них меня ни разу не навестил. Не хочешь же ты сказать, что они тоже на меня обиделись и от меня устали? Да и имена моя память хранит исправно!

На последних словах голос почти сорвался на крик, а после — вновь эта испытывающая тишина. Я ждала, жаждала ответной тирады или какого-то взрыва эмоций, но вместо этого Майрон лишь устало выдохнул и, прикрыв глаза рукой, лениво протянул:

— Чего ты хочешь от меня, Ирина? Ты просила правды — ты её получила. Коли та оказалась не такой, как ты желала или представляла: ну прости. Что же касается твоей семьи, — рука упала на колено, и наши взгляды пересеклись, — то я, увы, не силён в бюрократии. Наверное, они бы и были рады тебя навестить, но ты ведь и сама знаешь, где они живут. Ведь так?

Я сглотнула, чувствуя, как в глазах предательски защипало. Отчаяние грозилось накрыть меня с головой, и удавалось держаться лишь последним усилием воли и ещё чем-то, что никак не желало оформиться в слова. Да и сам Майрон прилично сбивал с толку: его словно кидало из крайности в крайность. Так от доверительной теплоты, которой он так щедро делился недалече, как вчера, не осталось и следа — вместо этого, он, казалось, готов был в любой момент сорваться на меня без видимых на то причин. Наверное, поэтому его последующие слова успокоения не вызвали ничего, кроме раздражения:

— Принять всё это вот так сразу — тяжело, — он говорил мягко и вкрадчиво, но за приятным звучанием не чувствовалось ни грамма сочувствия или сожаления.

— Ты жесток, Майрон Кинг, — вырвалось у меня помимо воли, на что он лишь покачал головой.

— Из жалости я должен быть жесток…

На этот раз я не выдержала, и кожу обожгли немые слёзы. Взор затуманился, пока фигура напротив не превратилась лишь в размытый тёмный силуэт, который медленно приблизился. Меня вновь окутал этот противоречивый и совершенно неуместный аромат корицы, а упавшая сверху тень показалась непропорционально большой и тёмной, будто в одночасье поглотила весь свет в палате. Я задыхалась и тонула, уже даже не пытаясь хоть за что-то зацепиться, потому что из-под ног выбили последнюю опору. И пусть прикосновения Майрона вызывали во мне очень неоднозначные эмоции, на долю секунды я вдруг очень захотела, чтобы он хотя бы взял меня за руку, не дал сорваться в бездну. Но он медлил, а может и вовсе не собирался.

— Наверное, это стоило сделать иначе. Скармливать тебе информацию в час по чайной ложке… — он был совсем рядом, я это чувствовала, но почему-то не видела. — Однако у нас не так много времени. И я уже говорил тебе, что я не врач-психиатр, чтобы всё делать правильно.

Его было слишком много. Майрон был везде, словно я растворялась в его присутствии, успокаивающем и парализующем, в сладком дыхании, ласкающем и в то же время лишающем последних крупиц воздуха. Майрон, словно шёлковый шарф, нежно и неумолимо затягивался вокруг моей шеи.

— Уходи, — и это действительно был хрип. А потом мучительно медленные удары сердца: один, второй, третий — только когда где-то гулко хлопнула дверь, я осознала, что осталась одна.


* * *


После того разговора Майрон больше не появлялся: вместо него еду и медикаменты теперь приносил и уносил неизвестный санитар. Этот новый был молчалив и, хотя исполнял свои обязанности с профессиональной точностью, явно не намеревался у меня задерживаться, а когда я всё же решилась спросить о Майроне, одарил таким взглядом поверх неизменной маски в пол-лица, что мне стало, мягко сказать, неловко. Ответа я, конечно, так и не получила, безымянный же медбрат поспешил избавить меня от своего присутствия, да и после почти не скрывал своего рвения и желания проводить в моём обществе как можно меньше времени. Нет, он продолжал так же выполнять всё на «отлично», но иногда в его движениях нет-нет, да проскальзывала нервозность, которая указывала на явную поспешность в действиях.

Майрона же и след простыл, и мне оставалось лишь гадать, что послужило причиной исчезновения. Хотя, с его слов, причин могло быть всего несколько: обида, скука или просто ненадобность, — оставалось лишь выбрать более подходящую и принять как факт. Да вот только делать это вовсе не хотелось. Несмотря на противоречивость Майрона и несомненные странности его характера, в глубине души я очень надеялась, что когда наступит время очередного приёма пищи, лекарств или ещё чего-нибудь, именно он будет тем, кто распахнёт дверь. Дело было тут не в каких-то романтических сантиментах (что было бы сейчас совсем некстати), а в том, что тот разговор породил в голове очень много вопросов. Пока же именно Майрон был единственным, кто не побоялся дать хоть какие-то ответы, хотя и рисковал при этом, как минимум, работой. Последнее «озарение» снизошло на меня не сразу: лишь после того, как схлынула первая волна бушующих эмоций. В одном он был несомненно прав: ни сама правда, ни то, как он просто вывалил всё на голову, не пришлось мне по душе. Сказать больше — я всё ещё была зла на него за это и одновременно с этим вынуждена признать, что он был первым и пока единственным, кто протянул мне руку помощи в этом тёмном царстве. Он не вытянул меня на свет, не подарил надежду, но зато не оставил в неведении и беспамятстве, и пусть не дал опоры, но показал направление…

Дверь знакомо тихо скрипнула. Не удержавшись, я всё же скользнула взглядом по приоткрывающемуся дверному проёму, но и на этот раз моим надеждам не суждено было осуществиться. Хоть как-то порадовало уже то, что порог переступил не угрюмый санитар, а доктор Грим. Надо сказать, что в последнее время он стал появляться у меня определённо чаще, пусть так и не избавился от непонятной затравленности во взгляде. С другой стороны, может, доктор всегда смотрел и выглядел именно так, а в последнюю встречу наедине с ним и Майроном, эта особенность просто бросилась мне в глаза, и теперь, как скрытое изображение в стерео картинках: раз увиденная — постоянно маячила на переднем плане.

Доктор Грим тем временем уже устроился напротив меня, успев преодолеть несколько метров до моей кровати и пододвинув то самое кресло. Странное дело, если в начале этот кирпичный цвет был для меня своеобразной цветовой отдушиной, то спустя всего какие-то несколько дней (хотя учитывая не прекращающиеся провалы во времени, сроки я могла рассчитывать очень приблизительно), вся яркость и насыщенность цвета будто посерела настолько, что теперь почти сливалась с остальным безликим интерьером. Пока эти мысли проносились в моей голове, Грим напряжённо молчал. Да и вообще, прежде чем начать разговор, он взял себе в привычку в течение нескольких долгих мгновений внимательно меня рассматривать и, только удостоверившись, что в тот конкретный день я не представляла опасности и могла адекватно реагировать, приступал к расспросам.

Разговор обычно начинался с тривиального обмена любезностями, замечаниями по поводу самочувствия, порой даже внешнего вида, и лишь потом переходил в более «одухотворённые» плоскости: мои воспоминания, ощущения, сны… На последних доктор Грим с недавнего времени акцентировал особое внимание, аргументируя свой интерес тем, что в моих снах можно найти ключи к позабытым событиям прошлого. Я не спорила и довольно исправно участвовала в этих обсуждениях, несмотря на то, что большая часть пробелов памяти была заполнена. Ну а сны — те приходилось попросту выдумывать, потому как реальные я не только не решалась рассказывать, но даже пыталась как можно скорее позабыть для самой же себя…

— Вы сегодня задумчивы. — Грим сидел как всегда слишком прямо, скрестив пальцы «домиком» — жест, к которому, как я успела заметить, он прибегал довольно часто. Возможно, даже для того, чтобы ещё больше подчеркнуть свой профессионализм и спокойствие. И если в первом сомнений никогда не возникало: во время наших встреч доктор всегда строго следовал канонам врачебной этики, то в отношении второго у меня то и дело всплывали подозрения. Нервные, порой даже опасливые взгляды на дверь, напряжённые плечи, — всё это то и дело проскальзывало сквозь маску уверенности и доверия, за которой Грим так отчаянно пытался спрятаться. Иногда мне даже казалось, что причиной была я…

— Вас что-то беспокоит? — его вкрадчивый голос отрезвил, возвращая в реальность, в которой я, кажется, уже несколько минут отрешённо смотрела перед собой, не проронив ни слова.

— Простите, доктор, — я попыталась скрыться за виноватой улыбкой, хотя прекрасно понимала, что получится скверно. Грим ответил лишь коротким кивком.

— Рассеянность внимания, к сожалению, довольно часто наблюдается у пациентов с вашими симптомами. Но теперь, когда дозировка скорректирована, вам скоро станет лучше…

Он опять направился в эти сухие дебри медицинских описаний и деталей, которые ни на йоту ничего не проясняли — но ещё больше запутывали и сбивали с толку. Меня нередко посещали мысли, что делалось это специально, да вот только с какой целью — так и оставалось загадкой. Это раздражало и утомляло одновременно. Так вот в настоящий момент я никак не могла вспомнить, о чём был наш разговор лишь несколько минут назад. «Может, это был своего рода гипноз?»

— Доктор Грим, — прервала я его несколько резче, чем того требовали обстоятельства, поэтому тут же попыталась сгладить свой тон, — на чём мы остановились?

— Вы рассказывали мне свой сон… — я мысленно выругалась: в придуманных снах было легко запутаться, легко забыть. — Но мне почему-то кажется, что сейчас стоит поговорить о чём-то другом, — его серо-зелёные глаза чуть сузились, тёмные брови еле заметно дёрнулись вверх. «Он знает», — пронеслось в голове, и затаившаяся в уголках тонких губ тень ироничной ухмылки лишь подтвердила мои подозрения. С другой стороны, какой смысл увиливать и отнекиваться, если Грим сам, по сути, предлагал мне возможность внести ясность.

— Куда пропал мистер Кинг? — слова сорвались с языка относительно спокойно, а вот внутри всё сжалось и похолодело в ожидании ответа, который вдруг показался очень и очень важным.

— Вы очень сб… сработались с мистером Кингом, не так ли? Он определённо знает, как найти подход к своим подопечным, прийти к пониманию, доверию.

То что Грим использовал существительное именно во множественном числе, не укрылось от моего внимания. И одновременно в груди заворочалось что-то колючее, злое и очень похожее на… Ревность? — Нет, скорее обида с лёгким налётом собственничества. Пальцы заломило из-за того, с какой яростью они вцепились в край одеяла.

— Вы не ответили на мой вопрос, — я не узнала собственный голос: тихий, холодный, пронизанный тёмной яростью, он заставил меня саму содрогнуться, а Грим вдруг резко замолчал, неестественно вытянулся в кресле, и в его взгляде мелькнуло уже знакомое мне выражение. Он постарался как можно незаметнее втянуть воздух, но то была лишь бессмысленная игра в браваду. Его страх витал между нами звенящим запахом предгрозового озона, пульсировал тёмной кровью в напряжённых венах, чьи призрачные контуры различались на бледной шее, трепетно блестел в капельках пота на лбу. Я ощущала это, впитывала и упивалась этой неожиданной властью: Грим боялся, и в этот раз именно меня. Однако его профессионализм был всё так же безупречен: доктору удалось если не полностью справиться с эмоциями, то хотя бы создать довольно убедительную видимость: когда он ответил, это прозвучало почти спокойно:

— Майрон Кинг, к сожалению, был вынужден покинуть нас. Он объяснил своё увольнение тем, что разочаровался в собственном профессионализме…

Какая-то часть меня была уже мысленно и эмоционально готова к такому повороту. Но одно дело, когда подозрения лишь призраками витают где-то в подсознании, и совсем другое, когда их корявые формы резко обретают словесный объём. Поэтому, как бы я ни старалась сохранить нейтральное выражение лица, внутри всё равно что-то оборвалось, а меж лопаток похолодело. Майрон был моей нитью Ариадны, моим маяком на пути к пониманию всего, что случилось — с его же уходом я вновь погрузилась в потёмки, и кто знает, как долго мне ещё предстоит там бродить. Ведь Грим, руководствуясь только ему известными принципами, помогать явно не собирался. Последний же комментарий и вовсе выбил остатки почвы из-под ног: выходило, что треклятый санитар меня бросил. Прикормил, как бродячую собаку объедками, и бросил. От злости и обиды на глаза навернулись слёзы.

— Я вынужден согласиться с ним: мистер Кинг не имел никакого права ни профессионального, ни морального, поступать так, как он сделал. Мне очень жаль.

«Жаль, жаль, жаль», — отдавалось эхом в голове.

— Это всё, что вы можете мне сказать?

Волна ослепляющей ярости накрыла меня неожиданно, сметая на своём пути остатки самообладания. Дальше всё пространство наполнил оглушающий крик, и лишь спустя мгновения пришло осознание, что кричала я. Вернее выкрикивала что-то в лицо побледневшему Гриму. Смысл собственных фраз постоянно ускользал, и до сознания долетали лишь отдельные слова. Кажется, я упрекала того в тупости, жестокости, недальновидности и безразличии, щедро сдабривая речь самыми смачными выражениями, которые помнил мой мозг на всех известных мне языках. Когда же в своей тираде я дошла до вопроса о своём освобождении из стен больницы, то меня уже почти трясло, а истерические вопли потеряли последние крохи связности. Краем уха я уловила треск рвущейся ткани, потом что-то белое пролетело в сторону, а в следующее мгновение я уже лежала обездвиженная, прижатая к кровати несколькими парами крепких рук. Знакомое ощущение иголки, пронзающей плоть — на краткий миг я неожиданно пришла в себя, но почти сразу отключилась, теперь действительно проваливаясь в темноту.

Когда я очнулась, то вопреки ожиданиям обнаружила, что Грим снова (или так и) сидел в кресле напротив. Выглядел он ещё более бледным, осунувшимся, и смотрел на меня настолько печально, что стало не по себе.

— Мне жаль, — проговорил он одними губами, отводя взгляд.

Я несколько раз моргнула, но прежде чем успела даже пошевелиться, вновь потеряла сознание.


* * *


Золотистый полумрак разбавляли лишь пара свечей, отчего казалось, что огонь, заточённый в тёмное железо переносного очага, пылал особенно ярко. Глядя же на языки пламени, то и дело прорывающиеся через путы металлических прутьев крышки, нельзя было избавиться от ощущения, что то были лепестки дивного цветка, невыносимо прекрасного, нежного и хрупкого. Да вот только красота эта была обманчива и опасна, и чтобы в этом убедиться, надо было лишь выйти на улицу. Но в этой палатке, окутанной золотистым полумраком, об этом можно было легко позабыть, хотя бы на время.

Здесь, несмотря на скромное и больше функциональное убранство, было уютно, что как никак лучше отражало характер хозяина этого места: за угрюмым и суровым фасадом скрывалось тёплое и благородное сердце. И пусть Сельвен не знала наверняка, но зато не раз слышала, что именно так описывали жители Эсгарота того, кто спас их от дракона. Для неё самой Бард Лучник до недавнего времени был всего лишь именем, но теперь Сельвен всем сердцем надеялась, что все те слова, передаваемые из уст в уста, были правдой.

Он нашёл её на окраине Дейла, пьяную от свежести морозного воздуха, пошатывающуюся от бессонницы и полностью опустошённую этой битвой, пусть и выигранную, но доставшуюся очень дорогой ценой, а ещё больше осознанием того, что она проиграла в чём-то другом, не менее важном. Он не стал тратить время на объяснения — лишь представился и пригласил проследовать за ним, мягко давая понять, что возможность отказа даже не рассматривалась. Да и что ей оставалось? Так Сельвен и оказалась гостьей в этой просторной палатке: показавшийся опаляющим с мороза жар от огня, как-то незаметно появившаяся кружка с тёплым вином в окоченевших пальцах, и хмурый северянин, неожиданно приложивший ладонь к сердцу и склонившийся пред ней в поклоне.

Несмотря на столько прожитых лет, она порой сама удивлялась своей наивности. Конечно же, вся её маскировка оказалась абсолютно никчёмной уже после четвёртого дня и пятой ночи на ногах, хотя надо отдать должное — люди, работавшие вместе с ней, никоим образом не выдали своего «узнавания» и удивления (если таковое и было). Наверное поэтому, вплоть до того момента, когда с обветренных губ негласного короля Дейла сорвались слова благодарности для мудрой и милосердной дочери леса, она не осознавала, что уже давно раскрыта. А потом оставалось лишь надеяться, что благодарностью всё и ограничиться, потому как первоначальное неподдельное удивление, даже растерянность не укрылись от проницательного взгляда Лучника и более того — выдали её с головой. Опомнившись, Сельвен стала закидывать его какими-то любезностями, но момент был упущен, и с каждым словом лик воина всё больше темнел, пока Бард не прервал её, решительно приподняв руку.

— Никто из твоего народа не знает, что ты здесь. Это твой собственный выбор, — он даже не попытался придать голосу хоть тень вопроса. В ответ она еле заметно кивнула. — Тогда моих прежних слов недостаточно, чтобы выразить всю признательность от имени жителей Эсгарота. Да только я всегда был более искусен с луком и мечом, чем в красноречии. Прости меня, благородная дева леса.

Бард снова склонил голову.

— Мне не нужны другие слова — Сельвен наконец удалось взять себя в руки, и теперь её голос прозвучал почти уверенно. — Да и вообще, в словах важно не их количество или витиеватость построения, а только искренность биения сердца и душевного порыва, заключённого в звуки и буквы. Поэтому, Бард Лучник, наследник Гириона, не проси у меня прощения. И я принимаю твою благодарность, — повторяя жест, сделанный им ранее, она тоже приложила ладонь к сердцу и поклонилась.

Сельвен надеялась, что вот-вот последуют привычные в таких случаях предложения награды и последующие прощания. Только вот молчаливая пауза явно затягивалась, пока в какой-то момент не переросла в это гнетущее безмолвие, означавшее лишь одно: всё, что было до — лишь прелюдия, настоящий же разговор начнётся только сейчас. А потом вдруг пришло понимание: Бард знал обо всём ещё до того, как этой ночью на окраине Дейла его ладонь опустилась на её плечо.

Сельвен сделала большой глоток их кружки, наслаждаясь тёплой сладостью, которая растекалась по венам с терпким вином, и вновь поймала себя на том, что невольно залюбовалась «огненным цветком». В голове было пусто, вернее, она намеренно гнала все хоть какие-то уместные в данной ситуации мысли прочь. Ведь стоит только дать им волю, и голова просто разлетится в щепки, и станет вдруг очень понятно, почему пламя, обрамлённое железом, так напоминает ей что-то или кого-то, как и ту опасность, что может нести. Она шумно выдохнула, вновь глотнула вина и скользнула взглядом по тёмной фигуре Барда: тот стоял к ней спиной, чуть склонив голову набок, словно в раздумьях. Почему-то в тот момент она испытала к нему почти благодарность за то, что он за ней не наблюдал. Возможно, он почувствовал её взгляд, потому что наконец решил прервать молчание:

— Зачем ты здесь? — его голос был спокоен, но она всё равно невольно поёжилась. — Я нисколько не сомневаюсь в искренности твоего порыва помогать людям, но в то же время не верю, что ты оказалась здесь случайно. Да ещё и тайно, — добавил он в конце, отрезая тем самым любые пути к отступлению. Хотя Сельвен и не собиралась отступать.

Что поведать ему? Истину? Но та была настолько неправдоподобной, что она сама порой сомневалась в реальности того, что рассказала ей Ирина. Да и поверит ли этот хмурый воин в то, что эльфийка из лесного королевства бросила всё ради того, чтобы попытаться помочь смертной ведьме из далёкого прошлого? Ведьме, заточённой в темнице Трандуила. Ведьме, которая была королевской наложницей, любовницей… Последнее заставило Сельвен невольно замереть — эта мысль впервые оформилась в такие дерзкие слова, но, как ни странно, не показалась ей дикой или безумной. И всё же, правда была слишком сложной, слишком немыслимой. Бард скорее бы поверил в ту сказку, что она скормила своему неудавшемуся пособнику. Как его там звали, Олаф?

Сельвен еле заметно кивнула самой себе, принимая, наконец, решение, и уже приоткрыла рот, но слова так и не сорвались с языка: в палатке вновь зазвучал низкий голос Барда.

— Я помню тебя, — промолвил он задумчиво, почти мечтательно. — Я был ещё мальчишкой, когда впервые встретил вас с отцом в Озёрном городе. Кажется, тогда говорили, что эльфы пришли за какими-то недостающими ингредиентами для снадобий — всего не упомнишь. До этого мне доводилось видеть эльфов лишь издалека. Наверное поэтому и запомнил тебя так хорошо, — Бард повернулся к Сельвен лицом.

Тени, отбрасываемые безумно пляшущим пламенем очага, ещё сильнее подчёркивали порезы морщин на его лице, углубляли скорбные складки, залегшие в уголках губ. И только глаза лучились сейчас почти юношеским азартом и теплом. Контраст был настолько разительным, что Сельвен невольно задержала дыхание. На какое-то мгновение ей показалось, что Бард вот-вот улыбнётся, но он лишь вздохнул и продолжил:

— А может, я запомнил тебя потому, что после ты ещё несколько раз появлялась в Эсгароте. Правда, уже одна, — огонь молодости постепенно угасал, пока не превратился лишь в тлеющие угольки. И всё же это было тепло. — Ты никогда не отказывала в помощи и врачевала как знать, так и бедняков. Останавливалась в таверне, пила пиво и очень хорошо разбиралась в людских недугах. Потом кто-то рассказывал, что ты давно покинула лесное королевство, живёшь среди людей и появляешься в наших краях, когда навещаешь свой народ. Что тебя изгнали, а потом простили… — он замолчал и еле заметно ухмыльнулся. — Люди любят сплетни и чужие истории, которые порой сами и выдумывают. Но надо отдать нам должное, порой мы действительно попадаем в цель.

Бард отпил из своей кружки, Сельвен последовала его примеру: вино остыло и она была даже рада, что это был последний глоток.

— Мне нет дела до сплетен, как и до твоего прошлого, — вторая кружка глухо стукнулась о деревянную столешницу, — а вот до того, почему и зачем ты оказалась сейчас здесь, очень даже. И я надеюсь, что ты не будешь рассказывать мне историю несчастной любви, которую поведала Олафу. Нет смысла унижать друг друга бессмысленным враньём.

На этот раз Сельвен не сдержала ироничной ухмылки. Неожиданно для самой себя она облегчённо выдохнула:

— Говорят, что истинного короля можно обрядить в лохмотья, но над его челом всё равно будет сиять корона. Ты сказал мне, что не искусен в словах, но твоему уму и проницательности по праву могут позавидовать многие придворные ораторы, — Сельвен откинулась на спинку занимаемого ею стула и гордо вздёрнула подбородок. — Что ж, будь по-твоему, Бард Лучник, наследник Гириона. Я…

— Постой, — он снял с жаровни небольшой котелок, наполнил опустевшие кружки ароматным вином и вновь протянул Сельвен. — Думается мне, разговор будет долгим и вряд ли лёгким.

Она приняла напиток, вдыхая сладковатый пар, и благодарно улыбнулась, слегка кивнув в ответ. Когда же Бард опустился на стул напротив, от улыбки на её прекрасном лице не осталось и следа — лишь упрямо сжатые губы и зелёные глаза, горящие решимостью, под которой, приглядевшись, проскальзывали плохо скрываемая печаль и страх.

— Я пришла сюда за помощью и всем сердцем надеюсь, что ещё не слишком поздно.

Это была не её история, не её тайна, не её боль. Но волею судеб она уже стала её частью. Сельвен до последнего не знала, сколько из всего этого она имела права открыть хмурому воину. А слова так и рвались с губ, словно прорвавшийся сквозь лёд весенний поток, сами собой сплетались в предложения. Удивлённая такой своей словоохотливостью, она даже успела мимоходом заподозрить пряное вино на наличие какого-нибудь хитрого зелья для развязывания языков, но что-то внутри подсказывало, что напиток тут вовсе не причём. Просто ночь сложилась так, что сейчас именно этот мужчина, с испещрённым морщинами лицом, был единственным, кто мог ей помочь, ну или хотя бы выслушать. А слушать Бард, как оказалось, умел.


* * *


Рассказ подошёл к концу, и она почти ничего не утаила, разве что оставила смертную лишь ведьмой. В конце концов, загадочное прошлое принадлежало только Ирине, как и то, что происходило за закрытыми дверьми королевской спальни, принадлежало лишь тем двоим. Но и того, что она решилась поведать, оказалось достаточно. Несмотря на то, что за время её откровений Бард не проронил ни звука, она заметила, как удивлённо расширились его глаза при упоминании смертной ведьмы. Однако, вопреки ожиданиям Сельвен, он не набросился на неё с расспросами, стоило ей замолчать, а напротив — вот уже какое-то время сосредоточенно хмурился, безмолвно разглядывая догорающие поленья в очаге.

Время. У эльфов его всегда было много, поэтому они и относились к нему порой довольно легкомысленно. Но Сельвен, видно, действительно уже слишком долго не жила среди своего народа (или же привычки людей настолько легко перенять), потому что сейчас каждое мгновение, проведённое в немом ожидании, заставляло её всё крепче стискивать зубы. Чтобы не закричать. Бард же тем временем успел подняться и подкинуть свежих дров в очаг. Огонь, благосклонно принявший эту жертву, теперь разгорался с новой силой.

— Так ты говоришь, она смертная, — его голос всё ещё был несколько задумчив, но в нём явно чувствовалась решимость. Сельвен глубоко вздохнула, ожидая дальнейших вопросов, но не успела ответить и на этот, как Бард уже громче добавил: — И чем же я могу помочь этой ведьме?

Сельвен почему-то вздрогнула, а меж лопаток скользнул холодок. До этого момента всё было лишь теорией, начиная с того разговора с Ириной в темницах и заканчивая недавними откровениями. Действия же начинались именно сейчас. Она прикрыла глаза, пытаясь во всём этом ворохе сомнений и ненужных оговорок с вопросами найти ту самую заветную нить, потянув за которую, сможет враз распутать этот спутанный клубок. Казалось, возможностей было так много, но на самом деле верная была лишь одна.

— Я хочу освободить её из темницы, — выдохнула она, встречаясь взглядом с Бардом, который, повернувшись к очагу спиной, теперь смотрел прямо на неё. Он криво усмехнулся и покачал головой:

— Это было и так понятно… — но тут же посерьёзнел и продолжил, чеканя каждое слово. — Если ведьма действительно человек, то при других обстоятельствах я мог бы настоять на том, чтобы её отпустили к её народу, на волю или для отбывания правомерного наказания — это уже нюансы. Раньше такое случалось. Да вот только сейчас люди Эсгарота не могут позволить себе что-то требовать от лесных эльфов. Тебе очень хорошо это известно. Король Трандуил не только наш союзник, но именно от него пока зависит то, как мы доживём до весны. Гномы же, вернувшиеся в Эребор, слишком непредсказуемы. Поэтому…

— Мне надо встретиться с волшебником, который прибыл сюда незадолго до битвы. Ведь он всё ещё здесь? — от осознания того, что Серый маг действительно мог уже покинуть эти места, внутри всё похолодело.

— Гендальф Серый?

— Да, он знает ведьму. Она сама направила меня к нему.

Бард помрачнел. Сельвен была готова биться об заклад, что все эти разговоры о магии и магах были тому малоприятны. Люди, как и гномы, были известны тем, что с большим подозрением относились к волшебству и старались держаться от него подальше. Считалось, что магия — это удел эльфов и волшебников. И если первые предпочитали жить обособленно, да и не распространялись особо о высших материях, то вторых вообще было крайне сложно встретить вне стен каких-нибудь цитаделей тех же эльфов или же неприступных башен. Одним словом, магия пусть и была известной частью этого мира, но обычным людям редко попадалась на глаза, а поэтому каждое столкновение было подобно шагу в неизвестность. Словно в подтверждении её мыслей Бард тяжело вздохнул.

— Думаю, что смогу тебе помочь. Волшебник пока остановился в лагере людей, хотя не уверен, надолго ли… — Сельвен его уже почти не слушала и, повинуясь внезапному импульсу, вскочила на ноги.

Они расстались на том, что завтра утром к ней отправят посыльного с дальнейшими указаниями. Напоследок Сельвен улыбнулась и протянула Барду руку — жест, который она переняла у Ирины. Если Лучник и удивился, то виду не дал, и без колебаний ответил ей крепким рукопожатием. Оказавшись же в своей палатке, она ещё долго лежала с закрытыми глазами, прислушиваясь к биению собственного сердца: казалось, что спустя целую вечность оно не просто отсчитывало свои удары, а действительно забилось, разгоняя по венам сладостную лёгкость надежды.

Посыльный явился рано и, объявив о себе, тактично остался у входа в палатку, так и не решившись откинуть полог, подарив тем самым несколько мгновений на то, чтобы быстро собраться: её ожидали прямо сейчас. Брызнув ледяной воды в лицо, чтобы рассеять последние путы сна, Сельвен, накинув на плечи плащ, скользнула за полог.

Они двигались стремительно, и морозный рассвет, окрасивший побитые камни мостовой алым, нарушал лишь тихий шелест их одежд. Как оказалось, волшебник расположился в уцелевшей части какого-то дома. Посыльный только занёс руку, чтобы постучать в почерневшую дверь, когда та резко распахнулась и на пороге появился эльф, в котором Сельвен сразу узнала одного из советников Трандуила. Она отшатнулась, молниеносно натягивая глубокий капюшон, что, благо, осталось незамеченным, потому как её сопровождающий от неожиданности тоже шарахнулся в сторону, тем самым скрывая её за своей спиной, но почти сразу взял себя в руки и склонился в учтивом поклоне. Ей оставалось только последовать его примеру и ещё раз мысленно поблагодарить капюшон, надёжно скрывший её и тем самым уберегший от неминуемого узнавания. Но длилось всё лишь считанные мгновения: не удостоив их и взглядом, эльф-советник уже скрылся из виду, а они шагнули внутрь.

В жилище, состоящим из одной небольшой комнаты, поделённой обычным подвешенным куском ткани на своеобразную приёмную и спальню, было тепло, но царил непривычный с улицы полумрак. Для её зрения это не было препятствием, и взгляд без труда выцепил в темноте две фигуры, приютившиеся у камина у дальней стены: огромные, как гора, очертания сгорбившегося мужчины и, казавшийся на его фоне почти детским, силуэт небольшого человечка, сидящего рядом с трубкой в руке. Для посыльного же всё было не так просто, и, привыкая к новому освещению, он замешкался у входа и, наверное, чтобы скрыть неловкость, заговорил громче, чем следовало:

— Гендальф Серый, новопровозглашённый правитель Дейла, Бард Лучник, просит вас принять просительницу. Вот сопроводительное письмо, — посыльный склонился, протянув руку со свитком перед собой.

— Оставь письмо на столе, — в это момент они оба вздрогнули, потому как чей-то глубокий голос раздался вдруг отовсюду, но те двое, замершие у огня, даже не обернулись.

Сопровождавший Сельвен мужчина с плохо скрываемым рвением метнулся вперёд к столу, аккуратно избавился от своей ноши и тут же заспешил к двери, где вновь склонился.

— Благодарю. Ты можешь идти, — продолжил всё тот же невидимый собеседник.

Дважды просить не пришлось: на мгновение тонкий луч зимнего утра полоснул тёмную комнату, дверь глухо стукнулась о косяк, и Сельвен осталась один на один с тремя незнакомцами (а в том, что здесь присутствовал ещё кто-то, сомнений уже не было).

Молчание, казалось, длилось вот уже целую вечность, и она, надёжно укутанная тенями, даже успела подумать, а не забыли ли и вовсе о её присутствии, когда всё тот же глубокий голос вновь заговорил:

— Ну что же ты, просительница, топчешься в дверях? Проходи.

Глубоко вздохнув, Сельвен решительно шагнула вперёд, и в тот же миг от камина отделилась ещё одна фигура, словно материализовалась из ниоткуда. Высокий старец в серой мантии сделал ещё один шаг, и комната изменилась. Сельвен была уверена, что раньше не смогла бы почувствовала это так ясно и чутко, но сейчас кончики пальцев еле заметно покалывало, а колебания энергий, словно невидимые крылья, то и дело нежно касались вмиг покрывшейся мурашками кожи. Это вдруг оказалось так знакомо, что в глазах предательски защипало, но она быстро взяла себя в руки. А между тем воздух комнаты почти осязаемо искрился от сгустков магии, центром которой, без всяких сомнений, был именно седовласый маг, остановившийся в нескольких шагах от неё. И было уму непостижимо, что кто-то в здравом уме мог принять его за простого бродягу.

Однако ожидание явно затянулось. Спохватившись, Сельвен наконец полностью покинула тень и, вступив в световой круг, откинула капюшон.

Если волшебник и удивился, то виду не подал, и, приложив ладонь к груди, учтиво поклонился и тут же перешёл на Синдарин:

— Приветствую тебя, дева леса. Я — Гендальф Серый, известный среди твоего народа как Митрандир.

Ей показалось, что одна из фигур у камина как-то дёрнулась и даже обернулась, но она не придала этому значения и, поклонившись в ответ, поспешила представиться:

— Приветствую тебя, Митрандир. Я — Сельвен, дочь Фаэлона. Благодарю тебя за то, что согласился принять меня.

Волшебник еле заметно усмехнулся:

— Не торопись меня благодарить. Давай сначала выслушаем твою просьбу.

Сердце ускорило свой ритм, и наполненный магией воздух в одно мгновение стал каким-то вязким, с трудом пробиваясь в лёгкие. Пальцы Сельвен до ломоты сжали маленький холщовый мешочек, спрятанный в складках мантии, и это каким-то образом придало ей уверенности:

— Меня прислала Ирина, — и вот сейчас никаких сомнений не было: оба незнакомца у камина враз обернулись в её сторону.

— Ирина… — глухим эхом повторил Митрандир, и его лицо заметно помрачнело.

— Ей надо выбраться из Лихолесья… — продолжила было Сельвен, но тут же замолчала, когда маг вдруг резко развернулся и отошёл к столу. Отыскав там сопроводительное письмо, он быстро пробежал глазами по свитку.

— Зачем? — бросил он сухо через плечо, сминая бумагу длинными пальцами. — Неужели ей надоело играть в придворные интриги? — слова сочились такой желчной иронией, что Сельвен растерялась. — Я предлагал ей покинуть дворец вместе со мной… Но она выбрала иначе. Что изменилось?

Митрандир вновь обернулся.

— Она попала в немилость? — хмурые брови вопросительно приподнялись, но, казалось, он и так уже знал ответ. И всё же Сельвен не смолчала.

— Её бросили в темницу.

Маг хмыкнул и покачала головой:

— Почему меня это не удивляет. Странно, что этого не случилось ранее, — он подошёл к камину и кинул измятый свиток в огонь. — Что-то ещё?

Сельвен была в растерянности. Разговор шёл вовсе не так, как она себе представляла. Вернее он не шёл вовсе. Почему-то она была уверена, а скорее Ирина вселила в неё эту уверенность, что маг обязательно поможет. Да вот только принесённые Сельвен вести вызвали у Митрандира лишь раздражение, которое он даже не пытался скрыть.

— Прости, Сельвен дочь Фаэлона, но Ирина сделала свой выбор.

Взгляды троих присутствующих были вновь обращены к ней, как будто это она должна была что-то решить. Неужели они не видели, что она проиграла: в наивной уверенности поставила на кон всё и всё потеряла. Сельвен неотрывно смотрела на обшарпанный пыльный пол, в то время как он так и норовил выскользнуть из-под ног. А ещё что-то холодное и липкое медленно затягивалось вокруг шеи, перекрывая доступ воздуха, и она, к сожалению, прекрасно знала его имя — отчаяние. Они же так и продолжали взирать на неё: задумчиво, грустно, с сожалением, — эту смесь она почти ощутила на своей коже, отчего стало тошно, а внутри вдруг что-то оборвалось, или же вырвалось.

— И это всё, что ты можешь мне сказать? — на краткий миг Сельвен даже успела удивиться, как громко, почти вызывающе прозвучала эта фраза.

Митрандир, который, к тому моменту уже погрузился в свои думы и, казалось, почти забыл о её присутствии, удивлённо вскинул брови.

— Она сделала свой выбор? Да, это так, и он оказался неверным. Но как могло решение оказаться правильным, если она его сделала всё равно что вслепую. Нет смысла юлить вокруг да около, я знаю, откуда она, и этот мир для неё чужд. Познать же его за какие-то месяцы вряд ли кому удастся. И что-то подсказывает мне, что помощи ей в этом не так много предлагали…

— Это не так, — процедил сквозь зубы хмурый, как грозовое небо, Митрандир, но и Сельвен отступать было некуда.

— Верно, что-то действительно пошло не так, если она предпочла сбежать в лес одна, нежели оставаться с вами рядом, — в глазах мага мелькнула тень, очень похожая на чувство вины. — Мне кажется, что ты, мудрый Гендальф Серый, наказываешь её, но ведь проступок Ирины больше в неведении и непонимании, нежели в злом намерении. Она не заслужила того, чтобы быть брошенной в темницу у истоков чёрной реки.

Гендальф устало выдохнул.

— Наступают тёмные времена. Не мне тебе об этом рассказывать: ты и сама всё видела, дочь Фаэлона, — он еле заметно покачал головой. — Я не наказываю Ирину, но и не могу по щелчку пальцев срываться и нестись на помощь. Как бы жестоко это не звучало, но если придётся выбирать между жизнями сотен, даже тысяч и одной взбалмошной ведьмой, то, думаю, даже у тебя не будет сомнений. Ты права, и её знания о нашем мире действительно не столь обширны, однако и в этом мире, и в своём она уже давно не ребёнок, и должна понимать, что принятые решения могут иметь последствия… Мне очень жаль.

Сельвен не покидало ощущение, что маг хотел сказать больше и, возможно, совсем другое, но сам себя прервал, этим отрывистым формальным отказом. Самое жуткое было то, что она даже не была уверена, сможет ли вернуться назад, чтобы если не спасти, то хотя бы быть с Ириной до конца. Клубок, который она так хотела распутать, оказался удавкой. В полумраке убогого жилища стало резко нечем дышать, а стены, казалось, вот-вот сомкнуться, чтобы до хруста костей сдавить в своих смертельных объятиях. Чуть пошатываясь на негнущихся ногах, Сельвен развернулась к двери.

Все известные правила приличия требовали от неё прощания, какой-никакой благодарности, но в тот момент она была уверена, что не могла бы издать и звука. Ледяные пальцы уже сомкнулись на исцарапанной ржавчиной ручке двери, когда вторую ладонь, всё ещё спрятанную в складках мантии, обожгло. Со свистом втянув воздух, Сельвен рванула руку, разжала пальцы и почти с удивлением уставилась на холщовый мешочек.

— Ирина просила передать это, — проговорила она не своим голосом, вновь оборачиваясь.

Гендальф, всё это время продолжавший понурившись стоять у стола, резко вскинул голову. В полной тишине Сельвен опустила комок грубой ткани в протянутую ладонь мага и могла поклясться, что он вздрогнул. На краткий миг их взгляды встретились, но это уже ничего не могло изменить. Короткий поклон, и вот её рука снова тянулась к ручке двери, когда её вновь остановили.

— Она сказала что-то ещё, — голос мага упал до шёпота, но было что-то в его интонации, отчего её просто приковало к полу. Странное оцепенение, от которого, казалось, и само сердце замедлило ритм, чтобы уже в следующий миг зайтись в бешеном ритме. В голове застучало, и она почти пропустила последующие слова. — Ирина должна была сказать что-то ещё.

— Только то, что она умирает.

За спиной Сельвен раздался чей-то то ли всхлип, то ли резкий вздох, который тут же утонул в угрожающем рыке:

— Я говорил тебе, волшебник, но ты был слишком ослеплён. Теперь же у чёрной реки она сгорит. Ведь это ещё ближе к истокам...

Сельвен наконец нашла в себе силы развернуться. Та сгорбившаяся гора у камина теперь обрела очертания могучего мужчины, почти на три головы возвышающегося над Гендальфом. Тёмные волосы, одежда — он почти сливался со сгустившимися тенями, и только глаза червонного золота горели так, будто в них плескалось само пламя. И пускай их не представили, но она и так уже догадалась, что перед нею был тот самый оборотень, который пришёл на помощь в минувшей битве.

— Ты должен был оставить её со мной! — казалось, стены задрожали от голоса оборотня, но Гендальф даже не пошевелился, завороженно уставившись на мерцающие переплетения серебра и сапфиров.

Похоже, и она сама засмотрелась и отвлеклась, потому заметила третьего присутствующего, только когда он, бесшумно приблизившись, аккуратно дотронулся до её руки.

— Это правда? — она натолкнулась на полный отчаяния взгляд карих глаз. Ростом даже ниже гнома, этого человечка на фоне мага и оборотня можно было легко принять за ребёнка, если бы не взрослые черты и пара скорбных морщин, оставивших свой горький след на круглом и открытом лице. Он молчал в ожидании ответа, и она впервые за сегодняшнюю встречу почувствовала искреннее переживание за судьбу той, что осталась в лихолеской темнице. Повинуясь порыву или, быть может, ноги просто подвели, Сельвен присела перед хоббитом (а в том, что это был определённо представитель этого народа, сомнений не оставалось), и молча кивнула.

— Ты, должно быть, Бильбо? — Он слегка поклонился. — Ирина рассказывала о тебе, — на этом глаза хоббита предательски заблестели, и он поспешил отвести взгляд.

— Я помню тебя. Вы вместе работали в лаборатории.

Сельвен даже не успела удивиться или спросить Бильбо, откуда тому были известные такие подробности, когда ветхое жилище вновь сотряс зычный голос. На этот раз, правда, мага:

— Я помогу Ирине. Во всяком случае постараюсь, если уже не слишком поздно.

Гендальф стоял спиной к камину, из-за чего разглядеть выражение его лица было практически невозможно. Да и какой смысл был в том, чтобы рассматривать лики — то главное, зачем она сюда пришла, уже было сказано. Сельвен медленно, будто боялась, что резкое движение может спугнуть мага, заставить того переменить своё решение, поднялась, бросив напоследок взгляд в сторону хоббита, но тот, как и все находящиеся в комнате, в этот момент смотрел на седовласого волшебника. Она только позволила себе облегчённо выдохнуть, увы, слишком рано. В следующее мгновение входная дверь резко распахнулась.

— Леди Сельвен, какая неожиданная встреча.

В этом голосе, который она бы узнала из тысячи, было так мало удивления, и так много почти осязаемой ледяной ярости, что она...


* * *


… невольно вытянулась по струнке, ощущая, как каждое слово стягивало её, словно жалящий холодом аркан.

Я распахнула глаза и резко села на кровати. Тело было липким и одновременно почти окоченевшим от холода, будто последний обрывок сна относился ко мне, а не замершей у потрёпанной двери эльфийки. Сны — они были и оставались слишком яркими, но после уколов становились до невыносимого реалистичными. В том тёмном помещении я ощущала, как жар от очага то и дело опалял щёки, какими шершавыми под подошвами были поскрипывающие половицы, чувствовала запах плавящейся смолы от поленьев, смешанный с ароматом жаркого в котелке и сладковатым трубочным табаком. Моё зрение было настолько ясным, что ни одна деталь, будь то предметы скудной обстановки или же эмоции, отражавшиеся на ликах говоривших, не осталась незамеченной. Мне даже казалось, что я воспринимала всё ярче и чётче. Звуки, даже самые невыразительные, били по барабанным перепонкам с силой мощных динамиков, а каждый вдох и выдох присутствующих словно проходил сквозь меня. А ещё я знала: их имена, кем они были, как и то, почему седовласый волшебник так изменился в лице, когда серебряные серьги с сапфирами упали на его ладонь. Он узнал их сразу, потому что совсем недавно тоже видел это во сне.

Глава опубликована: 22.12.2018

57. Тихое место

Волны яростно взмывали вверх, разбивались об острые камни, а в ответ те лишь беспомощно скалились сквозь белоснежную пену клыками зверя, навеки скованного толщей воды, настолько тёмной, что сливалась с мрачным горизонтом. Казалось, будто бушующее море уже поглотило небо и единственным препятствием на пути яростной стихии остались лишь эти изрезанные прибрежные скалы, на вершине одной из которых и затерялась его одинокая фигура.

Платформа, на которой он оказался, была выполнена из некогда светлого, но теперь посеревшего дерева. Большая часть перил обвалились, оставив после себя прогнившие столбы с огрызками ржавых гвоздей. Конструкция, открытая всем стихиям, выглядела до того шатко, что норовила вот-вот сорваться вниз с приютившего её утеса прямо в жадные объятия пучины. Он всё это видел и понимал, но его это мало заботило, как и не замечал он порывы ветра, нещадно трепавшие полы плаща, хлеставшие пощёчинами брызг по лицу, — разворачивающаяся пред его взором картина бушующего шторма была абсолютно безмолвна. Это он лишился слуха, или же этот мрачный мир потерял свой голос? Гендальф глубоко вздохнул и прикрыл глаза, с жаждой силясь различить хоть один всплеск волн, свист ветра — тщетно.

Тишина бывает разной: лёгкой, подобно весеннему ветру, который игриво перебирает волосы, наполняя легкие чуть сладковатым обещанием скорого тепла; трепетной, спрятавшейся в переплетениях пальцев и горячем дыхании пробуждающейся страсти; или же сухой и холодной, пропитанной горечью одиночества и отчуждения. Неизменно лишь одно: в отсутствии звуков истина воспринимается ярче и острее. Возможно, поэтому у многих тишина нередко вызывала чувство благоговения, страха... Он сам не был исключением — тоже боялся: мрачного безмолвия надвигающейся беды. Здесь же, на этом уступе, будто бы сам воздух состоял из этого гнетущего ощущения, которое липкими брызгами оседало на лице, просачивалось под кожу, заполняя собой его всего.

Изматывающее неведение, неизбежность грядущего, болезненное напряжение и странная нервозная апатия, — эти чувства, переплетаясь, окутывали его коконом, подчиняющим мысли, движения… Чувства нарастали, давили, обезоруживали до такой степени, что в какой-то момент Гендальф перестал различать себя в этом угрюмом молчании, будто теперь и он сам стал его составляющей частью.

Резкий выдох, и мрачный немой мир вновь предстал перед его взором. Трудно было судить, как долго он простоял с закрытыми глазами, но в окружающей его реальности мало что изменилось. Кроме, наверное, одного: теперь он был не один.

На фоне тёмного неба её силуэт казался небрежным мазком чёрной краски. Она стояла к нему спиной, с завидным бесстрашием опираясь о последние уцелевшие перила, но он вновь узнал её почти сразу и даже успел внутренне усмехнуться. Ведь при каждой их новой встрече за пределами реального мира, декорации становились всё страннее и фантасмагоричнее. Однако всякая весёлость в момент улетучилась, когда одинокая фигура вдруг перекинулась через ветхую преграду, выглядывая что-то в беснующихся волнах. Гендальф не удержался: окликнул по имени, но в окружающем безмолвии голос эхом раздался лишь в собственной голове. Зато усилился ветер и теперь с ещё большей яростью рвал и хлестал, затуманивая взор колючими брызгами ледяной воды. Осторожный шаг по влажным доскам, и словно в ответ на эту дерзость очередная волна взметнулась вверх и победоносно обрушилась-таки, на площадку, отчего та опасно задрожала. Одинокая же фигура будто и не замечала происходящего: как ни в чём не бывало балансируя на краю пропасти. И он закричал, отчаянно, пронзительно, чувствуя, как дрожит и срывается горло в безуспешной попытке разрубить удушающее молчание — на этот раз волна накрыла почти половину деревянного помоста, отчего ветхое сооружение заходило ходуном, и Гендальфу лишь в последнее мгновение удалось устоять на ногах, со всей силы впечатав посох в трухлявые доски. Очередной порыв ветра метнул в лицо, казалось, целый ушат воды, заставляя интуитивно зажмуриться. Когда же он вновь открыл глаза, их взгляды встретились.

Сумел ли его крик пробиться сквозь немой мир, или же вибрации от удара посоха отвлекли её от созерцания бездны, но сейчас она смотрела прямо на него и была как будто ближе, давая возможность её лучше разглядеть.

Кажется, они расстались совсем недавно, но женщина, которая сейчас так пытливо изучала его из сгущающейся темноты, очень отличалась от той, что он видел всего пару недель назад. Бледная и осунувшаяся, с растрёпанными волосами, в которых, приглядевшись, можно было различить сухие листья и даже пару грязных соломин, Ирина глядела на него широко распахнутыми глазами, но как-то неестественно склонив голову на бок, из-за чего в её облике читалось что-то птичье, даже звериное.

— Снова ты? — слова прозвучали надорвано, но после гнетущего безмолвия болезненно ударили в голову — он невольно скривился и почти пропустил её следующий вопрос: — Но ведь это неправильно?

Несколько коротких мгновений она выжидательно смотрела на него, однако почти сразу продолжила:

— Нет, не правильно! Этого не должно быть! — её глаза нездорово заблестели. Теперь слова лились рекой, но всё сливалось в неразборчивый бубнёж, резонирующий от невидимых стен и всё набирающий обороты. Гендальф же, как назло, не мог издать ни звука и только смотрел, но всё меньше узнавал. Ирина же вдруг громко всхлипнула и резко затихла.

— Это такое наказание? — звук оказался глухим, будто говорили за дверью, отчего появилось навязчивое желание обернуться. — Но я ведь просто не знала, что мне со всем этим делать. Пожалуйста, вернись, объясни, как поступать дальше! Я в полной растерянности… Да что там — я в полном дерьме! — На последней фразе её голос сорвался, — их взгляды снова встретились.

Ирина была потерянной и совершенно чужой. Он вдруг ясно осознал, что тот внутренний стержень, который ей удавалось сохранять даже в мгновения полного отчаяния, исчез, и сейчас в ней не было ничего, будто кто-то вырвал из этого тела какую-то важную составляющую, оставив после себя лишь кокон, полный мрачной безнадёги и пустоты. Хотя как сказала Галадриэль в их последнюю встречу: «Сердца людей не могут пустовать...» От всплывшего в памяти туманного напутствия Владычицы ему стало не по себе, и Гендальф инстинктивно огляделся. Позади них высились всё те же угрюмые скалы, а впереди — море, чьи затаившиеся чёрные воды казались теперь какими-то маслянистыми. И несмотря на то, что шторм почти утих, весь остальной окружающий их мир утопал в бесформенной темноте.

— Зря ты надеешься здесь что-то разглядеть, — промолвила она устало. — Я пробовала уже не раз, но куда ни глянь — везде одно и то же. Проще закрыть глаза и не изматывать себя. Представь, что просто спишь. Я этим в последнее время занимаюсь часто. — Словно в подтверждении своих слов она прикрыла глаза руками.

Сказанное не имело никакого смысла, более того, на какое-то мгновение ему даже показалось, что Ирина и вовсе разговаривала не с ним или же видела перед собой кого-то совсем другого. Как бы то ни было, но это осознание неожиданно помогло ему справиться с собственной немотой:

— Где мы?

Прежде чем ответить, она долго смотрела на него сквозь пальцы — по-детски, глупо и неуместно, а потом резко убрала руки от лица:

— Ты серьёзно меня об этом спрашиваешь? — Голос окреп, брови удивлённо и иронично дёрнулись вверх, будто она действительно не ожидала от него подобного вопроса. В глазах же впервые за весь этот странный разговор мелькнуло что-то от прежней Ирины. С другой стороны, откуда у него могла быть уверенность, что это действительно была она, а не создание сна или магического дурмана, лишь принявшего её обличье?

Налетевший ветер тупо ударил его в грудь, не коснувшись женской фигуры напротив даже бризом. Ожидая очередного удара волн, Гендальф опасливо покосился на тускло поблёскивающую гладь моря, когда неожиданная догадка заставила его резко втянуть воздух. Недаром эта вода показалась ему знакомой.

— Мы бывали здесь уже однажды… — начал он осторожно, на что Ирина недоверчиво прищурилась. — Ты тогда стояла у кромки воды и мыла руки. Помнишь? Тогда ты сказала мне, что убила брата…

Её глаза расширились, она отшатнулась, полусогнувшись, как от удара. Но стоило ему вновь поймать её взгляд, как он сразу понял: она его узнала. Ещё до того, как имя стоном сорвалось с полураскрытых губ.

— Олорин… Так значит, это… — но, так и не договорив, Ирина стала нервно оглядываться, словно только сейчас заметила, где они оказались. Довольно быстро первоначальное удивление и недоумение сменились откровенным страхом. — Как я сюда попала? Что это за место?

Вместо ответа за её спиной вновь пробудилось море. Она наконец обернулась и тут же, охнув, попятилась.

— Ирина, — и на этот раз он себя услышал, а в следующий миг почти оглох от мира, который обрушил на него все свои голоса и звуки. Завывания ветра, грохот волн, эхом резонирующий от стонущих скал, — от всего этого голова разрывалась на части, поэтому Гендальф даже не удивился тому, что Ирина зажала уши руками и теперь беспомощно раскачивалась из стороны в сторону. Край же ветхой платформы был всё ещё опасно близок. Да вот только попытки перекричать шторм были бессмысленны — преодолев под непрекращающимся натиском ветра разделяющее их расстояние, ему удалось дотянуться, поймать её за предплечье и резко развернуть к себе лицом. Паника — она отражалась в её глазах, в каждой чёрточке бледного, испещрённого дорожками слёз лика. Её губы двигались, но он не мог разобрать ни слова, пока она вдруг не подалась вперёд, цепляясь окоченевшими пальцами за ворот мантии:

— Помоги мне! Забери меня отсюда! — Истерические нотки лезвием полоснули по нервам. В тот момент ему стало действительно страшно.

— Скажи мне, где ты? — он кричал, чувствуя почему-то, что теряет драгоценные мгновения.

Она поймала его взгляд, глубоко вздохнула, но ответить так и не успела: площадка, на которой они стояли, затряслась и тут же резко ушла из-под ног, сильно накренившись, откидывая Ирину почти к самому краю. Гендальф метнулся было за ней, пытаясь ухватить, но поймал лишь пальцы. Влажные от окутывающих всё брызг, они выскальзывали из и без того некрепкого захвата, и он с отчаянием понимал, что долго ему её так не удержать. Осознавала это и Ирина, всеми силами пытаясь опереться ногами, чтобы подтянуться выше, да вот только намокшее платье словно чёрный саван опутывало ноги, сковывая движения.

— Не оставляй меня здесь! Не отпускай! — повторяла она как молитву, и он вторил ей, как безумный:

— Держись, держись, держись…

Но звучало слишком обречённо. А волны всё взмывали из пучины и каждый раз разбивались всё ближе к краю платформы. Он видел это, а она, похоже, чувствовала, потому что в какой-то момент вдруг затихла и, несмотря на все его окрики, оставила любые попытки спастись.

— Слишком поздно… — прошептала она, и слова гулким эхом раздались у него в голове.

Гендальф что было сил стиснул её пальцы, когда очередная волна ударила Ирину между лопаток и, опоясав, словно огромная щупальца, рванула вниз, унося безвольно обмякшее тело в свои чёрные воды.

Кажется, он закричал, но всё заглушил победный рёв стихии.

Постепенно шторм утих, и от былой оглушающей какофонии звуков остался лишь тихий шелест ветра в растрёпанных волосах… А он всё стоял на коленях посреди этого призрачного мира, не сводя взгляда от тёмных волн, в глупой надежде поймать хоть тень её силуэта. Но всё было тщетно, и маслянистая гладь была незыблема, словно мрачное стекло, в котором отражалась лишь его побеждённая фигура. Из оцепенения его вывела резкая боль в руках. Когда же удалось разомкнуть сжатые до судорог пальцы, на ладонях мерцали те самые серьги…

С тех пор прошло уже несколько дней, в течение которых он снова и снова убеждал себя, что всё увиденное было лишь сном: мрачным и тяжёлым. Но разве могло быть иначе, после всего, что случилось у Одинокой горы? Ведь несмотря на победу дыхание тьмы было всё ещё слишком явственным и болезненным. Хотя, быть может, дело было в нём самом и том мраке, которым он, казалось, пропах за последние месяцы странствий: могильники, древний лес, Дол Гулдур. Сны были лишь отголосками его страха, ошибок, слабости, — всё было именно так, потому что иначе… Об «иначе» он старался не думать, «иначе» не существовало, но, как оказалось, только ровно до того момента, когда одинокая эльфийка переступила порог этой лачуги посреди разорённого города.

Её появление не могло оставить его безучастным. Первоначальное удивление довольно скоро сменилось если не на злость, то уж точно на раздражение, направленное отчасти на эту нежданную просительницу, но в большей мере на ту, кто стояла за ней. В конце концов, эльфийка, назвавшаяся Сельвен, лишь хотела помочь. А вот с Ириной всё было уже не так просто. С одной стороны, она уже сделала свой выбор, сказала всё, что хотела, тем самым предрешая свою судьбу в этом мире. Ему было тяжело это принять и понять, но он это сделал. Да и сколько можно пытаться вразумлять и убеждать? Поэтому в первые мгновения разговора он с трудом справился с желанием прервать Сельвен на полуслове и вытолкать за дверь. Однако где-то в глубине души он уже знал и понимал, что этого не сделает. Дело было не в сантиментальной привязанности: должно было произойти что-то из ряда вон (тюрьма и немилость короля не в счёт), коли Ирина, наплевав на свои принципы, так отчаянно стала искать его помощи. Было бы проще списать всё на банальное желание выжить — ведь именно об этом и говорила Сельвен, но внутренний голос настойчиво твердил ему, что причина крылась в другом. И всё же то были лишь ощущения, мысли, так и не принявшие словесную форму, слишком зыбкие, неясные, чтобы срываться с места и нестись в Лихолесье. Кроме того Гендальф был более чем уверен, что в королевстве эльфов ему не обрадуются, если не сказать больше.

Он отказал. Его доводов, втиснутых в сухие сдержанные фразы, должно было быть достаточно, чтобы убедить эльфийку и, возможно, себя. И он наивно поверил, что ему удалось, ровно до тех пор, как мир сжался до размеров невесомых поблёскивающих безделушек, так обманчиво легко скользнувших на ладонь. Одно мгновение — и всё пошло прахом, а он вновь оказался на том уступе, в окружение тёмных вод. Только теперь Гендальф уже знал, что всё не было лишь сном.

Слова оборотня о тёмной реке звучали в голове тревожным набатом, но конкретная мысль, из-за которой страх тонкой змейкой просочился за шиворот, всё ускользала. Наверное, поэтому то, что к ним присоединился ещё кто-то, Гендальф осознал не сразу: лишь краем глаза заметил, как дёрнулась и вытянулась Сельвен, сжался хоббит, а только потом увидел короля и, не сдержавшись, невольно выругался под нос. Почему, как только дело касалось Ирины, всё вдруг так стремительно усложнялось, если не сказать большего? Ситуация с ведьмой ещё до её заточения была уже довольно щекотливой, неспокойной, если не сказать скандальной, так что уж и говорить о нынешнем положении вещей… Времени же на то, чтобы хотя бы начать обдумывать наименее болезненный дипломатический подход, ему, по-видимому, не полагалось. И стоило кое-как разобраться с собственными сомнениями, как Гендальф тут же получил в придачу разозлённого эльфийского монарха.

Казалось, с губ короля сорвалось лишь пара фраз, но их было достаточно. Побледневшая эльфийка выглядела настолько побеждённой, что Гендальф был уверен: ещё чуть-чуть — и она сломается…

— Ваше величество, — в резко обвалившейся тишине голос мага странно резонировал, почти отдавался эхом. Хотя откуда было тому взяться в этой лачуге? Но дальнейшие размышления на эту тему сейчас были абсолютно не к месту. — Я прошу прощения, если тут возникло некоторое недопонимание. Леди Сельвен обратилась ко мне лишь за помощью. Не думаю, что это стоит подвергать столь жёсткому порицанию, — он выговорил всё практически на одном дыхании и почтительно замолчал, надеясь, что попал если не в точку, то хотя бы рядом.


* * *


Похоть. Это всё могло быть и было лишь обычным желанием тела. Как странно, что ему понадобилось увидеть столько крови, чтобы понять эту до отвращения простую истину. Он был прав, когда решил, что расстояние и время вдали от неё отрезвят. Дурман, в котором он пребывал, которым дышал с того самого момента, как поймал на себе её бесстыдный взгляд в ночном лесу, постепенно рассеивался, выставляя напоказ лишь постыдное, низменное, предательское… И тут разум его предавал, отказываясь найти то самое слово, которое бы вмиг перечеркнуло всё это безумие, выжгло бы её имя, чтобы он очистился, освободился. Потому что несмотря на то, что он видел всё иначе, ведьмы по-прежнему было слишком много в его мыслях, желаниях и снах.

Король чуть откинулся на спинку походного стула и устало прикрыл глаза. Там, за пологом шатра, только занимался новый день, и приглушённые редкие выкрики часовых были единственным, что нарушало утреннюю тишину. Очаг ещё не разжигали, и морозное дыхание зимнего утра приятно покалывало кожу, прохладой оседая на губах. Он снова пробудился слишком рано. Да и спал ли вовсе? В последнее время сон не приносил облегчения, наполняя мысли ненужными образами, которые тяготили его потом целыми днями. Поэтому такое утреннее затишье было как нельзя кстати.

Глубокий вдох — и мышцы сводит от врывающегося внутрь холода, сердце учащает свой ритм, отдаётся эхом в ушах, — но ему это даже в радость. Было странное успокоение в этих переполняющих его ощущения, не оставляющих места для мыслей или чувств, пока среди ухающих ударов ему не послышались далёкие отголоски волн. Король тут же распахнул глаза, натыкаясь на подёрнутую серыми рассветными тенями уже приевшуюся обстановку полевого шатра. От гула в ушах не осталось и следа, но он продолжал напряжённо прислушиваться, и лишь после показавшихся вечными мгновений пронзительной тишины с еле различимым стоном устало уронил голову в руки.

Торопливые шаги за пологом шатра он различил ещё до того, как прибывший, чуть шаркнув, остановился у входа, чтобы доложить страже. Поэтому помимо воли он и так прислушивался к его приглушённому рассказу, пока между слов не мелькнуло имя дочери лекаря. В тот же момент внутри что-то напряжённо дёрнулось, и, вопреки правилам, король не стал дожидаться: «Пропустите его». Впрочем, поначалу ничего нового советник ему не поведал.

Как говорят, во дворцах у стен есть уши, то вот за пределами — у камней есть глаза. Если дочь лекаря искренне верила в то, что её исчезновение и последующее появление здесь среди людей останется надолго незамеченным — то её наивности и самонадеянности не было предела. О том, что она появилась в лагере людей, ему было известно давно, как и то, что ведьмы с ней не было. Последнее он тогда воспринял даже с толикой разочарования… Но не это было главным, да и сказать по правде, на тот момент у него были дела более высокой важности, поэтому он приказал продолжать тайно следить за беглянкой, периодически докладывая, если в её действиях будет замечено что-то странное, но не более. Это, как оказалось, было просто. Дочь лекаря, если и скрывалась, то до безобразия плохо и безрассудно, а после битвы и вовсе перестала, отдавая все силы на уход за раненными людьми. Что ж, ей и тут не стали препятствовать. Трандуил тогда разумно рассудил, что пусть она хотя бы так послужит своему народу и укреплению новых связей с вновь ожившим Дейлом. Пусть простой люд с упоением рассказывает в тавернах о прекрасной лесной деве с золотым сердцем и волшебными руками… И до недавнего времени всё оставалось без изменений, так что Трандуил даже стал подумывать над тем, чтобы приказать доставить её к нему для дальнейших дознаний. Ведь не сбежала же она из королевства, вопреки королевскому запрету, только для того, чтобы заниматься врачеванием людей? Да и в то, что Сельвен решила оставить ведьму позади, ему верилось с трудом. Интуиция подсказывала, что в этой ситуации всё не так просто и, как оказалось, неспроста.

Конечно же, все эти детали были известны лишь узкому кругу его воинов. Посему советник, который сейчас в полном изумлении и с плохо скрываемым энтузиазмом докладывал о том, что встретил дочь придворного лекаря, одетую, как обычная смертная крестьянка (попутно приукрашивая всё догадками и домыслами), пребывал в полном неведении о том, что ничего нового в его рассказах король для себя не открыл. Но монарх ничем себя не выдавал, мастерски делая вид, что внимательно слушал докладчика, пока последний не замолчал, не преминув почтительно поклониться. Король выждал пару положенных мгновений, прежде чем вынести своё решение:

— Благодарю вас, лорд советник, за бдительность и столь важную информацию, — в ответ на это советник поклонился ещё ниже.

— Ваше величество, вы знаете, что это всё лишь для блага и безопасности королевства. А поведение леди Сельвен уже давно вызывает недоумение, даже тревогу… — он замолк, явно передумав называть тех, у кого именно. Но тут же продолжил: — Поэтому я в вашем распоряжении для дальнейших указаний.

— Указаний? — последнее показалось королю несколько странным.

— А разве не стоит ничего предпринимать?.. — докладчик не договорил и слегка нахмурился.

Столь спокойное поведение короля явно сбивало того с толку, поэтому последующие слова он почти пробормотал себе под нос:

— Девица уже давно вела себя странно. А тут в открытую избегает своего народа, да ещё при только прибывших гномах. Стоило бы, во избежание толков, хотя бы приказать прекратить вести себя столь вызывающе. Да и зачем понадобилось ей встречаться с посланником Владычицы Галадриэль…

— Повторите! — голос Трандуила зазвенел металлом, отчего запутавшийся в своих мыслях советник заметно вздрогнул и почти испуганно вскинул взгляд на монарха — тот замер со свитком в руках. — Лорд советник, повторите последнее, что вы сказали, — проговорил король как-то нарочито медленно, будто через силу, с каждым словом опуская стиснутый пергамент, пока тот не был припечатан к столу.

Как завороженный, придворный проследил за этим жестом, а затем, нервно сглотнув, поспешил с ответом:

— Я почти столкнулся с дочерью лекаря сегодня на рассвете у дверей жилища посланника Галадриэль. Митрандир остановился там с полуросликом и медведем-хранителем. Она явно не желала быть узнанной, что показалось мне странным... Тогда я и решил расспросить у пары людей-прислужников…

— С этого и надо было начинать, — отрезал Трандуил холодно. — Я разберусь. Вас же я благодарю за сведения и дальнейшее молчание.

Советник принял это дозволение идти с повторным поклоном и явным облегчением. Хотя какая-то маленькая досада на то, что ему не удастся присутствовать при дальнейшем развитии событий всё же осталась, однако у него и в мыслях не было перечить королю.

Стоило утреннему докладчику скрыться за пологом, как на его месте возник один из доверенных стражников.

— Ты всё слышал, — только и молвил король и почти беззвучно добавил: — Идём.

Они покинули притихший лагерь незаметно, петляя между палатками и шатрами, пока не достигли развалин города. На улицах Дейла же мало кому было дело до трёх эльфов, которые словно забытые ночью серые тени стремительно и бесшумно двигались по пока ещё пустынным каменным коридорам города. И всё же он не смог сдержать вздох облегчения, когда уловил голоса на пороге покосившейся хижины. Почему-то король не мог избавиться от ощущения, что Сельвен вот-вот упорхнет, что, опоздай он хоть на один удар сердца, и произойдёт что-то необратимое и в то же время неотвратимое. Возможно, поэтому, оказавшись перед хлипкой дверью, он замер в нерешительности. И именно в это мгновение до него вновь донесся рокот далёких волн. Король резко выдохнул и рванул дверь на себя.


* * *


— Недопонимание? — Трандуил нарочито медленно повернулся в сторону мага и последующие несколько мгновений лишь молча испытывал того взглядом. — Что ж, всё возможно, — продолжил он сухо, отчего сразу стало ясно, что ничего подобного даже в мыслях не допускал. — Тогда не соблаговолите ли развеять все мои сомнения… — обманчивая краткая пауза. Но не дав магу даже мгновения на раздумья или же ответ, король тут же продолжил: — Какая помощь могла понадобиться от посланника Владычицы Галадриэль подданной королевства лесных эльфов? Особенно той, которая подозревается в измене? Я уже не говорю о том, что и дозволения покидать цитадель у неё не было.

Жестко и безапелляционно. Отчего Гендальф даже несколько растерялся, но король истолковал это по-своему:

— Как я понимаю, леди Сельвен забыла упомянуть про эту существенную деталь. Хотя чему удивляться: в последние столетия она проводит больше времени среди людей, нежели со своим народом, и стала невольно перенимать их привычки. Поэтому в забывчивость мне верится едва ли.

— Я не преступница, и мне никогда не были предъявлены обвинения, — голос Сельвен звенел от напряжения и негодования. Она стояла, гордо вскинув голову, но Трандуил удостоил её лишь снисходительным взглядом.

— Смею заметить, что вы делаете всё, чтобы это изменить, — заметил он сухо, вновь обращаясь к Гендальфу. — И всё же я так и не услышал, какая помощь понадобилась моей подданной, что она посмела ослушаться моих приказов?

Если до этого маг и думал о том, чтобы подобрать какую-нибудь нестоящую причину, то, глядя на происходящее, изменил своё решение. Сельвен пошла на слишком большой риск, и это заслуживало лишь правды. Гендальф глубоко вздохнул.

— Она умирает, — проговорил он неожиданно тихо, но был уверен, что его слова были услышаны. И, предупреждая любую иронию или же неуместную демагогию, почти повторил слова оборотня: — Сгорает у истоков Чёрной реки.

Порой одно неуловимое мгновение может рассказать намного больше, чем целые дни разговоров: судорожный глоток воздуха, чуть расширившиеся зрачки глаз и мелькнувшая в их глубине тень: осознание, вина, страх, — слишком знакомая самому Майа, чтобы не узнать и не понять. Однако надо отдать должное королю: со своей слабостью он совладал очень быстро, и уже в следующий миг его лицо вновь являло собой непроницаемую маску безразличия и лёгкого высокомерия.

— Смею предположить, что эти новости вам принесла леди Сельвен? — он говорил холодно и властно, но всё же надежда просочилась в этот ровный строй звуков.

— Именно. Однако единственной новостью для меня стало лишь то, где сейчас находится Ирина.

При упоминании её имени Трандуил всё же не сдержался и отвел взгляд. Все замерли в напряжённом молчании — было слышно лишь только, как тихо потрескивали поленья в очаге.

Отсветы пламени плясали по стенам лачуги, с трудом справляясь с полумраком, который, казалось, ещё больше сгустился. Трудно было поверить, что по ту сторону стен этого жилища только-только вступило в свои права утро.

— Так значит, Митрандир, ты знал об этом ещё до того, как пересёк границы Эрин Ласгалена? — Трандуил по-прежнему смотрел куда-то в пустоту, когда едва заметно встряхнул головой: — Можешь не отвечать.

В этот момент странная тень упала на лик Трандуила, исказив благородные черты: будто тёмное лезвие резануло бледную плоть, обнажая под ней чёрные, обуглившиеся шрамы. Гендальф невольно шагнул вперёд, но видение тут же развеялось. Остальные же присутствующие, замершие в молчаливом ожидании, похоже, и вовсе ничего не заметили. Так или иначе, вся эта немая сцена явно затянулась, но что-то подсказывало магу, что основными действующими лицами сейчас были он и эльфийский король, и именно им предстояло принять решение, которое определит судьбу ведьмы. Да вот только последний, за исключением пары фраз, то ли пребывал в каком-то задумчивом оцепенении, то ли намеренно тянул время, предоставив тем самым Гендальфу возможность сделать следующий шаг.

— Ваше величество, позвольте мне вернуться в королевство лесных эльфов, — маг чуть склонил голову, стараясь, однако, не упустить из виду реакцию своего собеседника, чей облик видимой невозмутимости выдали вмиг напрягшиеся желваки.

— И что дальше, Митрандир? — Трандуил наконец оторвался от созерцания тёмных углов. — Ты спасёшь её? Подаришь жизнь? Свободу? — на последнем слове глаза эльфа опасно сверкнули — то был вызов и предупреждение одновременно. Гендальф глубоко вздохнул.

— Я был бы рад подарить ей жизнь, но, буду честен с тобой, король Трандуил, не знаю, в моих ли это силах. Однако если она останется там, где находится сейчас, то это лишь приблизит её конец.

Губы эльфа скривились в недоброй усмешке:

— Вижу, об этом леди Сельвен поведать успела. Что ж, у меня были веские основания для того, чтобы поместить туда… ведьму.

Гендальф мог поклясться, что король почти назвал её по имени, но вовремя одёрнул себя. Столь малая деталь, понятная лишь ему, но это в один миг перечеркнуло всё, очистив разум мага от раздражения, даже злости, царапавших изнутри с самого начала этого разговора. Он вдруг осознал то, что, возможно, было ещё не видимо и самому королю. Эта мысль иглой вошла в переносицу, заставив Майа прикрыть глаза, когда в темноте грянул раскатистый бас оборотня.

— Тебя влечёт её магия, король эльфов, — почему-то из уст Беорна это прозвучало как приговор. — Её кровь несет в себе силы, древнее, чем реки и моря этого мира, а потому дурманит и притягивает, особенно тех, кто ощущает эти колебания особенно ясно. Ты слышал голос Великого леса, а потому не мог не услышать и её зов.

Трандуил чуть заметно дёрнулся, теперь полностью обернувшись к оборотню. Зрачки расширились, сделав глаза почти чёрными и пугающе неживыми, и только прерывистое дыхание отличало ещё короля от каменного изваяния.

— Она часть древнего мира, — тень Беорна теперь полностью поглотила эльфа, и на миг между ними воцарилось странное безмолвие. — Но зачем я тебе об этом говорю, ведь она тебе уже рассказала… — проговорил оборотень, отступая.

Король остался один, пойманный в красных отсветах догорающего огня: взгляд устремлён в пустоту.

— Морок, дурман… — шептали его губы почти беззвучно, а в голове все нарастал гул волн, разбивающихся о чёрные прибрежные камни…

— Ваше величество, прошу вас, — казалось, об одинокой эльфике уже все забыли, но именно её голос разбил сейчас это гнетущее безмолвие. В тот же миг король резко выдохнул, вскинул голову, расправил плечи.

— Так значит, она действительно опасна, — эльф шагнул в сторону двери.

— Разве ты ничего не слышал, Трандуил? — мрачно и одновременно удивлённо бросил ему в спину оборотень.

— Напротив, — король вновь обернулся к присутствующим, и не сдержал горькой усмешки, — я услышал довольно. — Его взгляд метнулся к магу. — Довольно для того, чтобы она рассказала об этом сама. — Король стремительно направился к выходу, но прежде чем толкнуть дверь, обронил через плечо: — Лесные эльфы покидают Дейл завтра на рассвете. Если вас здесь больше ничего не держит, вы можете присоединиться к моему народу.

В следующее мгновение в каморку ворвался столп ослепляющего солнечного света, и поэтому никто не заметил странный взгляд, который король обратил к бледной эльфийке, прежде чем исчезнуть в набиравшем шуме пробуждающегося лагеря. Однако это, как оказалось было последней каплей, после чего Сельвен обессиленно осела на пол.


* * *


На рассвете второго дня тусклые лучи зимнего солнца провожали лесных эльфов в обратный путь под древние кроны Эрин Галена. Остались позади хвалебные речи, слова благодарности, пожелания и прощания, которые вопреки обычаям были более чем сдержанные — горечь утраты не особо способствует развязыванию языков. Поэтому во время привалов говорили мало, а песни были полны памяти о тех, кого потеряли навсегда. И только с приближением их обители дух лесного народа стал светлеть. Говорят, что дорога домой всегда короче, но на этот раз Сельвен казалось, что их путешествие растягивается в вечность.

Сказать по правде, она даже не до конца понимала, зачем отправилась обратно с лесными эльфами. Возможно, причина была в том, чтобы ещё раз повидаться с отцом и братом. Последний нашёл её в толпе в тот же день после разговора с магом, когда измотанная она брела по лагерю в сторону своей палатки, чтобы собрать оставшиеся вещи. Ровион тогда вырос как из-под земли: всё такой же прекрасный, высокий, но будто угасший. Он поймал её лицо в ладони и долго молча всматривался в глаза, словно хотел что-то или прочитать, или отыскать там в глубине, а потом вдруг резко притянул к себе, зарывшись носом в её растрёпанные волосы, бормоча что-то бессвязное под нос. А после уже не отпускал. У неё же не осталось сил на сопротивление. Собрав свои скудные пожитки, она безропотно проследовала за ним в лагерь лесных эльфов, где, оказавшись в палатке, упала на какую-то кровать и провалилась в почти забытый сон. А после всё вновь было так, как и по дороге в Дейл — брат потерялся впереди войска, а она ехала позади с обозом, где почему-то ощущала себя ещё более чужой и совершено не к месту, чем тогда среди людей.

Возможно, она хотела ещё раз взглянуть на того другого. Но, как оказалось, он отбыл ещё раньше, а после был отправлен с поручением то ли в Ривенделл, то ли в Лориэн — ей на самом деле было всё равно, и часть её была даже рада, что душа больше не будет вздрагивать от случайно пойманного взгляда. Но, наверное, самая явная причина крылась в совершенно другом — удостовериться, что всё это было не зря.

Сельвен казалось, что она уже нескончаемое количество раз рисовала в голове картину того, как произойдет прибытие в цитадель. Однако всегда всё останавливалось на спуске в темницу: перед внутренним взором зиял провал на нижние уровни с исчезающими в темноте ступенями, а потом её словно что-то отталкивало и дальше не пускало. То не было страхом, скорее беспомощной обречённостью, которая парализовывала её даже в мыслях. Но Сельвен не сдавалась, намеренно прогоняя от себя эти мрачные чувства, храбрилась, списывала всё на ещё дающую о себе знать усталость от всего пережитого, потому что как иначе… Иначе быть не могло. И тем не менее, чем ближе была лесная обитель, тем тревожнее становилось у неё на душе. Возможно, поэтому появление у костра, где она сидела вечерами, мага и вовсе выбило её из колеи. Высокая фигура в потрепанной мантии и длинном плаще появилась аккурат напротив, но Сельвен потребовалось несколько слишком долгих мгновений, чтобы осознать, что к ней не только успели обратиться, но и уже ожидали ответа. Вспыхнув, она спешно извинилась и чуть подвинулась, приглашая нового собеседника к огню — он еле заметно кивнул и устало опустился рядом.

Они сидели в полной тишине, точнее насколько это было возможно у большого костра на привале. И несмотря на то, что пару раз она ощущала на себе его взгляды и даже была уверена, что маг собирался её о чём то спросить, он этого так и не сделал. Постепенно круг опустел, и в какой-то момент Сельвен просто осознала, что место рядом с ней уже больше не занято. Было бы время, она непременно поразмыслила бы над этим странным случаем, но уже на следующий день к полудню перед ними распахнулись высокие врата королевства.

Сердце её вновь затрепетало, сладостно и тревожно одновременно — как всегда по возвращению домой, только вот на этот раз тревог, пожалуй, было чуть больше. Оказавшись же внутри, Сельвен всерьёз заволновалась — ей было необходимо оказаться в числе тех, кто отправится вниз к Ирине, но как именно примкнуть к ним, она не знала. Похоже, что весь какой-никакой статус она окончательно растеряла… Поэтому когда рядом вдруг появился один из стражников короля и коротко приказал ей следовать за ним, она не стала спорить, надеясь, что отведут её всё же вниз к заточённой ведьме, а не в отдельную камеру.

Они шли быстро, то и дело ныряя в тёмные альковы, за которыми оказывались узкие переходы, о существовании которых знать ей явно не полагалось, но обстоятельства заставили. Так или иначе, но к спуску на нижние уровни они прибыли раньше основных участников. В томительном ожидании Сельвен слегка откинулась на холодную стену и, прикрыв глаза, вновь обратилась к внутренним ощущениям — на этот раз ответом было тягостное молчание. Определить, радоваться этому или страшиться, она не успела, потому как чуткий слух уже уловил эхо от приближающихся шагов.

Вопреки её ожиданиям круг присутствующих оказался довольно узким: сам король Трандуил, маг, исполняющий обязанности главного королевского дворецкого Луморн и несколько стражников, что вновь указывало на то, что присутствие Ирины предпочитали держать подальше от посторонних глаз. Когда процессия приблизилась, сопровождавший её стражник шагнул с поклоном вперёд, в ответ на что король еле заметно кивнул. Стражник тут же вытянулся, снял со стены факел и стал спускаться вниз — за ним без промедления проследовал и Трандуил, ничем не обозначив присутствие Сельвен. Остальные также устремились за хмурым монархом, предоставив ей возможность замыкать это странное шествие.

Узкие пролёты чуть влажных ступеней, казалось, обрывались в тёмную пропасть, а отсветам от факелов удавалось вырвать у мрака только ничтожные куски стен и каменной кладки. За всю свою долгую жизнь Сельвен была здесь лишь однажды, и пусть то воспоминание врезалось ей в память, она была предельно осторожна, следуя вниз, то и дело для подстраховки опираясь рукой о шершавые стены. И вот наконец слух уловил тихое журчание, что могло означать одно — они пришли.

Сельвен еле справилась с почти непреодолимым желанием, наплевав на приличия, тут же броситься к поблёскивающим в темноте прутьям решетки, но прибывшие с ними стражники недвусмысленно преграждали путь не только ей, но и магу. Последний в этот момент что-то тихо, но оживлённо обсуждал с королём, и, судя по хмурым лицам, разговор был не из приятных. Наконец Трандуил резко развернулся и как-то нервно взмахнул рукой — эльфы расступились, пропуская остальных вперёд. В этот момент произошло сразу несколько вещей: Сельвен сделала несколько шагов вперёд, почти через силу переставляя налившиеся свинцом ноги, и в то же время болезненно ясно осознала: «Что-то не так». Вокруг, за исключением тихого журчания подземной реки, было слишком тихо, но самым пугающим было то, что со стороны темнеющей камеры не раздавалось ни звука. Похоже, это не укрылось от внимания и других присутствующих, потому как в следующее мгновение король и маг одновременно ускорили шаг.

Первым у решётки отказался Митрандир и уже было протянул руку к мерцающему заграждению, как резко замер. Удивлённый взгляд метнулся в сторону Трандуила, на что тот ответил лишь хмурой усмешкой и тут же напряжённо уставился в темноту по другую сторону решётки.

— Кто и когда был здесь в последний раз? — уловила она нетерпеливый тон короля. Луморн заметно съежился, пролепетав что-то про еду и воду, которые доставляли каждый день, но был прерван на полуслове взмахом руки. Один лишь брошенный взгляд в сторону стражников — и один из них уже тенью метнулся в направлении выхода, лишь для того, казалось, чтобы почти сразу вернуться в сопровождении двух других воинов. Последние несколько стушевались в присутствии короля, однако без запинки почти слово в слово повторили сказанное Луморном.

Всё это время она стояла позади, буравя тяжёлым взглядом спины собравшихся мужчин, цепляясь за их нервные движения, взмахи рук, косые взгляды. И пусть угольки надежда всё ещё тлели внутри, но сердцем Сельвен уже знала, что камера была пуста.

Фоном зазвенели ключи, заскрежетал металл, зловещий шорох торопливых шагов — она вся обратилась в слух. Когда тяжёлая дверь клетки распахнулась, Сельвен помимо воли задержала дыхание, и в момент воцарившегося внутри неё безмолвия ей послышался вскрик: сдавленный, приглушённый, на краткий миг он пронзил её и тут же оборвался, но не в глубинах мрачной камеры, а будто где-то в стороне. Пытаясь уловить направление, она тут же обернулась, но как ни вглядывалась, ни напрягала слух, ей больше ничего не удалось ни увидеть, ни услышать. Зато с каждым мгновением крепло чувство, что теперь клубящийся мрак наблюдал уже за ней, испытующе, напряжённо. От доносившегося же из глубин журчания невидимой воды становилось всё больше не по себе. Помимо воли ноги сами повели её ближе к свету: к камере, у зияющего прохода которой сейчас возвышался маг.


* * *


Свет резал глаза, почти слипшиеся от слез и крови, но я упорно цеплялась ускользающим сознанием за свет факела и темные фигуры, замершие так близко и одновременно так далеко. Тело корчилось и содрогалось, запоздало реагируя на произошедшее, но пришедшие в движение силуэты не обращали ни малейшего внимания на мою беспомощную возню. Будто меня не было вовсе. В горле что-то противно булькало, и мозг запоздало и беспомощно отметил, что сломанные ребра, похоже, проткнули легкие. Единственное, что оставалось целым — руки, и именно они сейчас безвольно тянулись к световому кругу, царапаясь о скользкие камни, но новая вспышка боли отбросила назад…

Я резко распахнула глаза, подскочив на кровати и мгновенно оказавшись на ногах. Ступни обожгло холодом, но это мало заботило. Хватаясь руками за горло, я могла поклясться, что там опять что-то булькало, а рот заполнил тошнотворный металлический вкус крови. Белоснежные стены и потолок кружились вокруг, постоянно меняясь местами, в то время как непослушное тело опасно пошатывалось, норовя потерять равновесие. И я вот-вот могла проиграть эту бесславную битву, поэтому сделала единственное возможное — рванулась вперед, цепляясь ватными пальцами за ручку двери, больше для того, чтобы удержать себя в вертикальном положении, но та неожиданно поддалась и распахнулась во вне. От неожиданности тело по инерции устремилось следом. Не разбирая дороги, инстинктивно зажмурившись, я неслась вперёд на, казалось, обратившихся в желе ногах ещё какое-то время, прежде мне наконец удалось остановиться. А потом одновременно произошло несколько вещей: руки, метнувшиеся вперёд в поисках опоры в виде стены больничного коридора, ухватили лишь пустоту, отчего волосы на затылке вдруг встали дыбом от обрушившегося леденящего страха, — я открыла глаза и тут же пожалела.

Непроницаемый мрак заполнял всё бесформенное пространство вокруг, не оставляя ни малейшей надежды. Нелепо взмахнув руками, я сделал пару шагов назад, но это не принесло ничего — безмолвная темнота шагнула мне навстречу. С губ невольно сорвался всхлип, а горло удушающей хваткой сжал ужас. Мой кошмар из прошлых снов прямо сейчас материализовывался перед глазами. Преодолев ступор, я нашла в себе силы обернуться назад — туда, где, будто в насмешку, так и зияла нестерпимо яркая распахнутая дверь в мою палату. И хотя в голове одно никак не укладывалось с другим, в тот момент неестественная белизна была мне ой как милее того, что клубилось за спиной, поэтому, не долго думая, я метнулась обратно. Ноги заплетались, руки безвольными плетями болтались по сторонам, отчего дорога обратно казалась мучительно долгой, когда манящий столб света вдруг пришёл в движение, вернее дверь, которая стала стремительно закрываться… С каждым шагом луч становился всё уже, и когда до спасительной белизны можно было дотянуться рукой, он, превратившись в тонкую нить, с глухим щелчком дверного замка исчез вовсе. Побеждённая, я замерла на месте.

В моих снах паника всегда брала верх, полузвериным криком устремляясь в резонирующие своды фантасмагорического замка. Но сейчас всё было иначе, и кричать мне вовсе не хотелось, скорее, наоборот, я всем естеством чувствовала, что издавать лишние звуки сейчас вовсе не стоит. Возможно, так меня не найдут, не заметят. И именно в эту секунду я осознала, что в темноте уже была не одна, и нашли меня уже давно. В подтверждении моих мыслей где-то рядом послышался тихий свист, будто хлыст рассек воздух, а потом меня поглотила тьма, обхватив обжигающими путами руки, ноги, зажав рот и рванув назад.


* * *


Что-то дрогнуло в воздухе. Сельвен с магом одновременно дернулись, словно пробуждаясь ото сна, скользнули друг по другу непонимающими взглядами, но прежде чем хоть слово сорвалось с губ, в проеме камеры выросла статная фигура короля.

— Боюсь, что ты напрасно проделал этот путь, Митрандир.

Он говорил обманчиво спокойно, но во взгляде лесного владыки горел мрачный огонь еле сдерживаемой ярости.

— Ведьмы больше нет, — не дождавшись ответа, Трандуил прошёл вперед и остановился, повернувшись к ним вполоборота. Огонь выхватывал из тьмы лишь часть его лица, казавшегося странной искривлённой маской.

— Она умерла? — голос мага был глух и подавлен. Эльф же лишь усмехнулся:

— Её больше здесь нет.

Из пустой камеры теперь один за другим выходили сопровождавшие их сюда эльфы, выстраиваясь полукольцом вокруг короля и волшебника. Помимо воли Сельвен приходилось с каждым шагом отступать назад, всё ближе к границе светового круга. Вместе с этим разговоры становились всё глуше и неразборчивей, но смысла в них было ещё меньше. Волшебное освобождение? К сожалению, она в него не верила, и от этого становилось страшно… Взгляд вновь выцепил из-за отгородивших ее спин фигуры Трандуила и Митрандира — но выражения их лиц были одинаково нечитабельны.

Обреченность сковала её и, будто желая отгородиться, Сельвен обхватила себя руками и непроизвольно отступила ещё раз, на этот раз попав прямиком в объятия теней. В голове вдруг зашумело, каменная кладка под каблуком предательски качнулась, выбивая землю из-под ног. И пусть ей удалось смягчить своё падение, но запястье болезненно хрустнуло, когда рука под неестественным углом угодила в одну из рытвин, вымытых рекой, чьи потоки тонкими нитями опутывались здесь всё. Вот и сейчас ямка была полна воды, которая сразу пропитала рукав. Беззвучно выругавшись, Сельвен быстро поднялась и снова шагнула к свету. Придерживая повреждённое запястье, она машинально потянулась к платку на шее, чтобы зафиксировать ноющую конечность, но так и замерла. В следующее мгновение эльфийка метнулась обратно в темноту и, упав на колени, стала судорожно ощупывать здоровой рукой пол, пока под пальцами вновь не ощутила влагу, которой была наполнена злополучная рытвина. На мгновение погрузив в жидкость всю ладонь, Сельвен почти сразу вернулась к факелу — даже в этом неровном свете было видно, что теперь и вторая рука была окрашена в ни с чем не спутываемый багряный цвет.

— Кровь, — выдохнула она, будто сама не верила своим глазам. — Здесь кровь! — она почти выкрикнула последнюю фразу, которая гулом унеслась куда-то в бесформенные своды подземелья.

Глава опубликована: 07.04.2021

58. Пески времени

Поначалу ей даже подумалось, что её не услышали, и какое-то время белесые силуэты, в которые слились сейчас эльфы и маг, продолжали двигаться к выходу из темницы. Но она ошиблась, и уже совсем скоро стражники, вооружённые факелами, разбрелись по необъятному подземелью. Издалека их одинокие фигуры напоминали странных светлячков, медленно круживших в подрагивающей темноте. Сельвен как завороженная наблюдала за ними, боясь упустить тот момент, когда Ирину обнаружат наконец, но он, как назло, никак не наступал. Ей стало казаться, что всё происходило слишком медленно, да и искали вовсе не там. Тихо выругавшись, она решительно потянулась к факелу на стене с намерением присоединиться к поискам, но её руку перехватили на полпути.

Несколько долгих мгновений маг просто держал её взгляд, не проронив ни слова, а потом неожиданно вложил в её ладонь платок.

— Леди Сельвен, — промолвил он слишком официально, на что она недоуменно моргнула. — Думаю, вам стоит привести себя в порядок, — взгляд мага скользнул вниз. Сельвен проследила за его движением и только сейчас осознала, что её руки всё ещё были почти по локоть испачканы кровью.

— Благодарю, — ответила она заученно, принявшись старательно оттирать багровые подтёки. Но выходило плохо: кровь местами уже подсохла, да и от поврежденного запястья толку было мало. Устало выдохнув, Сельвен бросила бесполезное занятие и вновь обернулась к магу:

— Зачем?.. — но оборвалась на полуслове. Что она хотела узнать? Зачем он остановил её? Зачем всунул в руку этот никчемный платок? Зачем стоит тут и не ищет Ирину там, в темноте? Однако тяжёлый взгляд мага враз прервал этот поток пусть и мысленных вопросов. В этих мудрых глазах было столько мрачной обречённости и понимания, что она не выдержала и отвернулась, натыкаясь взглядом на ещё одну фигуру, замершую на грани света и тени.

Король Трандуил стоял чуть в отдалении, напряжённо расправив плечи и до побелевших костяшек вцепившись в рукоять меча на поясе. Сельвен вдруг почувствовала себя если не подглядывающей, то определённо лишней, поэтому, проглотив рвущийся из груди вздох, вновь сосредоточила своё внимание на продолжающихся поисках. Там, в разверзнувшейся перед ней темноте всё ещё блуждали светочи факелов, но теперь они казались какими-то призрачными болотными огоньками, которые запутывали, уводили в самую топь к верной гибели… И тут вдруг стало понятно, что всё это время и так было очевидно, что уже знали и маг, и король: поиски были тщетны. Ирина была уже вне этой камеры, подземелья и даже замка. Все «зачем» и «почему» стали вмиг совершенно бессмысленны. Что же касается «где» и «куда» — ответить на это вряд ли кто-то сможет. Нет, эти двое: взор помимо воли обратился в сторону короля, — они уже не надеялись — знали, что ведьму не найдут. Взгляд Сельвен вновь зацепился за кровавые подтёки, складывающиеся в замысловатые узоры на бледной коже, и руки непроизвольно сжались в кулаки. Отчаяние, бессилие, обречённость.

Кроме одной лужицы крови во всём подземелье не нашли больше ничего, что хоть как-то напоминало о былом присутствии ведьмы. Казалось, она просто растворилась в воздухе, будто и не было её вовсе. Что же до крови, то понять, откуда она, было нельзя. Луморн, изловчившись ужом, и подавно предположил, что невозможно с точностью сказать, принадлежала ли она ведьме, да и была ли человеческой, и вполне могла быть последствием стычки какого-нибудь подземного зверя или же крысы. Намеренно выделив последнее слово, он бросил многозначительный взгляд в сторону Сельвен: ей оставалось только яростно скрипнуть зубами. Она проиграла, и больше никаких карт в рукаве не осталось.

Вся процессия медленно двинулась к выходу. На этот раз Сельвен оказалась рядом с Митрандиром, но не обратила на это никакого внимания. Мысли крутились в голове — ей никак не удавалось избавиться от ощущения, что они упустили что-то важное, какую-то зацепку, деталь. Когда они уже достигли последнего пролета узкой лестницы, Сельвен не выдержала и замерла на месте, ещё раз устремив взгляд в темноту подземелья, мысленно моля об ответе или подсказке. Но безликий мрак лишь безмолвно наблюдал за ней.

Как могло так случиться, что от Ирины не осталось ни следа, если Сельвен могла поклясться, что до сих пор ощущала аромат её магии. Как бы безумно это ни звучало... Тот самый сладковатый запах, который врезался ей в память ещё в той комнате рядом с библиотекой и окончательно укоренился чуть позже, когда она нашла женщину в окровавленной рубашке… Догадка оказалась неожиданной, до глупого простой, и очевидной: Сельвен приподняла руки и глубоко вдохнула. Голова сразу загудела.

— Это её кровь. Это её запах.

Оказавшись последней, она спешно шагнула через дверь, отделявшую спуск от главного коридора. Король и стражники уже отошли на достаточное расстояние, и ей надо было спешить. Интуитивно ещё раз приблизив руку и втянув полной грудью алый запах магии, она наконец решилась:

— Это её кровь, — но её не услышали. — Постойте! — добавила она уже громче, когда вдруг тяжелая рука опустилась ей на плечо.

— Не надо, — она и не заметила, что, похоже, всё это время маг был рядом.

— Но это…

— Я знаю, — предупреждая её вопрос, Митрандир тут же продолжил. — Только это уже ничего не меняет. Он сделал свой выбор, не делай это ещё тяжелее, чем оно есть, — рука на её плече сжалась чуть сильнее. — Грядут тёмные времена, — он смотрел вслед удаляющемуся монарху, — и вашему народу нужен сильный король.

Маг чуть склонил голову, и их взгляды встретились.

— Эльфам Лихолесья нужен правитель, который сплотит их перед ликом надвигающейся опасности. Раздор — это слабость.

Она шумно сглотнула, чувствуя, как на глаза наворачиваются слёзы. Но больше не произнесла ни слова. Маг, как это ни было больно, как ни скручивало всё внутри неё, оказался прав: Ирина являлась слабостью, раздором. Они оба это понимали, как знал это и сам король, давно уже скрывшийся из виду.

Сельвен не помнила, как добралась до своих покоев и пришла в себя уже в умывальной комнате, посреди которой стояла наполненная горячей водой кадка. Пар заполнил собой всё небольшое пространство, скрадывая углы реальности. Походное платье было отброшено в угол, рубашка осела у ног, а она всё никак не могла отвезти глаз от своих рук, запоминая каждую линию, подтёк, словно то были линии тайной карты, которая вот-вот откроет ей путь. Она проследила каждую из этих нитей уже сотню раз, но все они обрывались в замкнутом круге… Где-то гулко хлопнули ставни и неизвестно откуда взявшийся порыв ветра резанул обнажённую кожу холодным лезвием, из-за чего тело задрожало. Невольно дёрнувшись, она поймала в зеркале тень своего отражения и только сейчас осознала, что всё это время беззвучно плакала. Слабость… Ей тоже надо было сделать выбор. Решительно тряхнув головой, Сельвен глубоко вздохнула и опустила руки в чашу с ледяной водой.

Утро следующего дня разбудило её ослепляющим светом, льющимся из высокого окна. Сельвен оделась, позавтракала и уже по привычке направилась в сторону лаборатории, мысленно кривясь от осознания, что день, похоже, обещал быть до зубного скрежета обыденным. Но стоило ей об этом подумать, как путь ей преградил один из молчаливых стражников из королевской свиты. Он слегка поклонился и коротко попросил следовать за ним. Несмотря на то, что тон его был предельно беспристрастным, на сердце заскребли кошки. Выбора у неё не было, и перед ними вновь замелькали коридоры. На краткий миг она даже понадеялась, что Ирину нашли, поймали, вернули, но хрупкая надежда тут же разбилась о возвышающиеся перед ней двери королевского зала. С тяжёлым сердцем она переступила порог.

Несмотря на утро, здесь царил полумрак, и только королевский трон, на котором неподвижно сидел владыка Лихолесья, словно случайно попал в переплетение солнечных лучей. Следуя за сопровождавшим её воином, она с толикой облегчения отметила, что кроме привычной стражи в тронном зале находилось лишь несколько советников, провожавших её заинтересованными взглядами. Искреннее же удивление при виде Сельвен отразилось лишь в глазах Серого Волшебника, который как раз о чём-то тихо беседовал с одним из придворных. Что-то зрело, приближалось, и от этих ощущений каждый шаг давался всё тяжелее, но отступать было некуда. Согласно правилам, приблизившись на определённое расстояние к трону, она почтительно склонилась. Сердце гулко билось в груди, и, казалось, прошла целая вечность, прежде чем холодный голос короля прорезал затянувшееся молчание.

— Поднимись, Сельвен, дочь Фаэлона.

К ней намеренно не обратились с титулом. Где-то в голове что-то щёлкнуло, и одновременно с этим чувство странной неизбежности и принятия нахлынуло на неё, стоило словам сорваться с губ царственного эльфа. Наверное, поэтому, когда Сельвен выпрямилась, то неожиданно для самой себя почти спокойно встретила взгляд короля. И всё же то, что его лицо подобно маске не выражало абсолютно ничего, болезненным эхом отозвалось в сердце. Но времени на дальнейшие раздумья ей не дали, и тронный зал вновь огласил его голос, размеренный и беспристрастный. Это не было судом, но ей явно зачитывали приговор. Слова сливались в поток, в отголосках которого, ей слышалось журчание подземной реки.

— Ты привела с собой ведьму в Эрин Галэн, скрывала её и, — на мгновение король резко замолчал, его глаза метнулись куда-то вдаль, но он почти сразу совладал с собой и продолжил: — Помогла ей бежать.

От последнего обвинения, как от удара, Сельвен вздрогнула и с трудом удержалась от того, чтобы не отшатнуться. За её спиной послышался возмущённый шёпот, но король безапелляционно продолжал:

— Этими действиями ты поставила под угрозу безопасность королевства, короля и проявила неуважение к своему народу. Это был твой выбор, и ты должна будешь понести наказание, — краткая пауза, но её хватило, чтобы её грудь сжалась от нехватки воздуха. Сельвен была уверена, сделай она хоть самый ничтожный вдох, и весь мир разлетится вдребезги, да только он уже летел в пропасть.

— Сельвен, дочь Фаэлона, ты изгоняешься из королевства лесных эльфов и впредь тебе запрещено появляться в пределах Эрина Галена. Если тебя поймают, то, как изменщицу, казнят на месте. Однако помня заслуги твоей семьи и твой собственный вклад, тебе даруются два дня на прощание. На рассвете третьего дня ты обязана покинуть королевство, — Трандуил осознанно поймал её взгляд, обдавая зимним холодом. — Навсегда.

Владыка замолчал, давая понять, что её время истекло, но она никак не могла заставить себя пошевелить хоть пальцем. В какой-то момент перед ней появился один из стражников. Тело непроизвольно напряглось в ожидании того, что её сейчас скорее всего просто вытолкают отсюда. Почти через силу Сельвен встретилась с ним глазами, но в них отразилась лишь печаль. «Пора», — проговорил он одними губами, и это неожиданно придало ей сил: на негнущихся ногах она проследовала к выходу, заворожённо наблюдая за приближающимися створчатыми дверьми, и ни разу не посмотрела по сторонам, не обернулась назад.


* * *


Отец нашёл её, казалось, лишь мгновения спустя после того, как она покинула тронный зал. В какой-то момент его присутствие тёплым облаком ароматов лаванды, ромашки и свежих яблок окутало её, унося прочь от промозглости дворцовых переходов. Когда же Сельвен вновь пришла в себя, то с удивлением осознала, что они были в их доме на опушке леса. Укутанная в тёплый плед, она сидела в высоком кресле в кабинете отца, в то время как сам он склонился у очага.

— Adar, — позвала она несмело, боясь, что всё это лишь сон, но отец тут же выпрямился и обернулся. — Мы дома? Но как? — она почти благоговейно выдохнула эти слова, помимо воли возвращаясь в тот день, когда их спешно отправили во дворец.

Всё ещё молча Фаэлон приблизился и мягко опустился рядом с ней так, что их глаза оказались вровень. Она невольно напряглась, ожидая увидеть в них осуждение, но они лишь лучились искренней любовью, смешанной с печалью. Его тёплая ладонь коснулась её щеки:

— Разве я мог оставить тебя там? Мы должны быть здесь… — он не договорил, но это было понято без слов, и, как оказалось, стало последней каплей.

Её затрясло, глаза обожгло, и несмотря на то, что она зажмурилась, по щекам заструились уже ничем не сдерживаемые слёзы. Отец тут же подался вперёд, заключая Сельвен в объятия, тёплые и большие, как в детстве. Его руки не переставая гладили по растрепавшимся волосам, он что-то говорил, но она, уткнувшись ему в грудь лицом, лишь содрогалась в неконтролируемых рыданиях. Слова успокоения были бесполезны, и в какой-то момент Фаэлон тихо запел…

Сидя на полу, он медленно укачивал её в своих объятиях в такт детской колыбельной, и, как и тогда в детстве, кошмары отступали. Всё ещё прижимаясь к нему, она куталась в его запах, как будто это могло её оградить от того, что осталось за порогом их дома. За окном крупными хлопьями шёл снег, отчего внутри становилось светлее и теплее.

— Прости меня, Adar, — прошептала она еле слышно, но отец только крепче обнял, что придало сил. — Я никогда не думала, что... Но всё вышло из-под контроля. Что же я натворила?

— Сельвен, — Фаэлон чуть повысил голос, прерывая её сбивчивую речь. Тёплые ладони коснулись ещё чуть влажного лица, заставляя взглянуть на отца напрямую. — Не надо. Мы не всегда можем предугадать, к чему приведут наши решения, — она попыталась что-то возразить, но он тут же продолжил: — В моём сердце нет обиды на тебя, дитя.

— Я никогда не хотела ранить тебя, отец.

— Знаю, — его мягкий голос вновь окутал её спасительным успокоением. — Я уже давно знал, что когда-нибудь ты уйдёшь навсегда, — добавил он еле слышно. — Но знай, я буду всегда ждать тебя: под сенью ли этого леса или на белых берегах…

— Знаю… — вторила она ему эхом.


* * *


Если отец стал для неё тихой гаванью, то брат был подобен огненному вихрю. Ровион стремительно ворвался в дом, сметая на своём пути оцепенение, сминая и закручивая её в своих обжигающих объятиях. Он был в ярости, которая оглушала гулкими ударами его сердца, и Сельвен уже приготовилась выслушать порицание и упреки, но их не последовало. Его руки еле заметно подрагивали.

— Какая же ты дура, — мягко прошептал он, казалось, вечность спустя, и тут же добавил: — А я ещё больший дурак.

Сельвен чуть отстранилась, заглядывая в лицо брата.

— В этом нет твоей вины, слышишь? — Ровион ничего не ответил — лишь упрямо поджал губы. Но она не собиралась сдаваться: — Обещай мне, что не будешь себя винить. Не смей!

Он дёрнулся и, покачивая головой, словно вёл какой-то внутренний спор, отошёл к рабочему столу. Одно неуловимое движение — и бумаги, книги, письменные принадлежности посыпались на пол, но этого было мало, и в следующее мгновение разлетелся на щепки стул, впечатанный в стену. Ровион замер, опираясь о тёмное дерево столешницы, и какое-то время она лишь наблюдала, как тяжело вздымались его плечи.

— Я больше никогда не буду следовать твоим советам, — несмотря на то, что слова могли показаться обидными, Сельвен не уловила в них и капли злости, скорее, наоборот… — Напомни мне об этом, пожалуйста, в следующий раз. Потому что я обязательно забуду.

Ровион глубоко вздохнул и, наконец, повернулся к ней лицом. Он выглядел уставшим, но буря миновала. Взгляд внимательных глаз блуждал по ней, цепляясь и запоминая каждую малую деталь.

— И всё-таки надо было выдать тебя замуж, — его губы тронула грустная улыбка, но для Сельвен это было подобно глотку живого воздуха: будто всё это время она находилась в глубоком омуте и вот только сейчас вырвалась на поверхность. Не сдержавшись, она бросилась вперёд, обнимая и крепко прижимая брата, который принял её с не меньшей теплотой.

— Знаешь, когда мы так спешно уходили отсюда, то кое-что забыли, — проговорил он спустя несколько долгим мгновений. Сельвен только вздохнула, на что Ровион слегка отстранился, вновь ловя её взгляд. — Как минимум два бочонка отличного вина. И, думаю, сейчас самое время о нём вспомнить.

На этот раз они оба действительно искренне улыбнулись.

Вопреки её опасениям, прощание вышло иным. И пусть его никак нельзя было назвать лёгким, но печаль, в которую были окрашены последние дни её пребывания в доме отца, была лишена горечи и обиды, и за это она была благодарна. «Каждую десятую осень я буду ждать тебя в Дейле», — голос Ровиона всё еще звучал у неё в голове и она невольно улыбнулась. «Если же вернёшься раньше, то просто дай знак. Учитывая, что тебя теперь там все знают, передать весточку будет не трудно». Возможно, брат лишь храбрился, но ей всем сердцем хотелось верить, что так оно и будет.


* * *


В день её отъезда снова шёл снег. Мутное солнце еле пробивалось сквозь облака, но Сельвен была даже рада. В лесной чаще было безветренно, и крупные хлопья падали медленно и свободно, даруя окружающему миру какую-то особую ауру мягкости.

Отец стоял на пороге их дома, наблюдая, как они с Ровионом в последний раз проверяли ремни дорожных сумок у седла лошади (прощально подарка брата). Серая в яблоках, она, казалось, тоже примерила на себя снежный наряд и теперь, нетерпеливо переступая, всем своим видом давала понять, что ей не терпится тронуться в путь. «Пора», — отметила про себя Сельвен, и умное животное, словно услышав её мысли, затихло.

Сельвен как раз обернулась для прощального объятия с отцом и братом, когда в отдалении что-то блеснуло: ворота цитадели эльфов открылись. Они втроём наблюдали за тем, как оттуда выехали несколько всадников. Когда же те приблизились, она с удивлением узнала в них Митрандира и полурослика в сопровождении двух королевских стражников. Поравнявшись с ними, волшебник неожиданно придержал коня и склонился в приветственном поклоне.

— Вижу, что сегодня не мы одни прощаемся с Эрином Галэном, — проговорил маг, приложив руку к сердцу. Сельвен ответила лишь церемониальным приветствием, как, впрочем, и отец с братом. Однако маг, вопреки ожиданиям, даже не сдвинулся с места, чем заслужил недоумённые взгляда сопровождавших его стражников.

— Леди Сельвен, — на этот раз он обратился к ней, — путь нам предстоит неблизкий. Не окажете ли вы мне честь присоединиться к нашей скромной компании? — его глаза лукаво сверкнули в сторону внимательно вслушивающегося Бильбо, на что последний, взглянув на Сельвен, несколько раз утвердительно кивнул. Она ещё не успела решить, была ли эта неожиданность приятной или нет, но внутри уже знала, как поступит.

— Это будет честью для меня, — в свою очередь приложив руку к сердцу, с улыбкой ответила она.

Отец с братом озадаченно переглянулись, но перечить не стали, разумно рассудив, что путешествовать в компании мага будет явно безопаснее, чем проделывать весь путь одной.

В последний раз утонув в их тёплых объятиях, Сельвен наконец нашла в себе силы отстраниться, чтобы уже в следующее мгновение легко запрыгнуть в седло. Последний взмах рукой — и вот уже остался позади родительский дом. То и дело оглядываясь, она с замирающим сердцем отмечала, как таяли среди падающих хлопьев родные очертания, а две фигуры на пороге становились еле различимыми силуэтами, пока за очередным поворотом лесная дорога и вовсе не скрыла их из виду. Сельвен шумно выдохнула, отрешенно наблюдая, как с губ сорвался белесый пар.

Словно уловив изменение в поведение наездницы, лошадь замедлила ход. Они чуть отстали, и это дало ей несколько драгоценных мгновений. Окружавший их лес был по-зимнему безмолвен, перекликаясь с тишиной, царившей внутри. Пугающе пусто, но отступать было поздно, да и не зачем. Сельвен встрепенулась, плотнее запахнула полы плаща и решительно направила лошадь вперёд.

Когда заснеженный лабиринт леса, в котором скрылись сопровождавшие их эльфы, сменила бескрайняя равнина, дышать стало легче, а передвигаться сложнее. Пронизывающий ветер обрушился на них со всей силой ничем не сдерживаемой стихии. Одежда уже не защищал от холода, а слабый огонь на привале дарил лишь иллюзию тепла. На второй день пути вновь повалил снег, поглотив в ледяных вихрях и без того тонкую линию черных гор на кромке горизонта. Небо и земля слились воедино, и Сельвен, несмотря на остроту эльфийского зрения, с трудом различала дорогу и направление. Ещё тяжелее было Бильбо — он почти не выглядывал из-под капюшона, съёжившись в тёмный комок, казавшийся крохотным на фоне белоснежной пустыни. Чтобы не потерять полурослика, ими было принято негласное решение, что теперь, следуя друг за другом, он должен был ехать посередине между ней и волшебником. Так прошёл третий день.

— Куда ты теперь направляешься, Сельвен? — вопрос вывел её из оцепенения, в которое она погрузилась, с жаждой восполняя нехватку тепла. Этим вечером им удалось почти полностью укрыться от ветра за небольшим холмом, и впервые за всё время пути огонь костра смог разгореться в полную силу. Ужин и пара глотков тёплого вина творили чудеса, позволив телу наконец чуть расслабиться, скинув оковы холода. — Сельвен? — она невольно вздрогнула, осознав, что так и не ответила на вопрос мага.

— В Минас-Тирит, — и, прочистив горло, добавила: — Я живу там уже давно.

Митрандир чуть качнул головой, но более ничем не обозначил своей реакции. Терпко-сладкое облако табачного дыма уплыло в темноту.

— Это долгая дорога, а зимой…

— В два раза дольше, — закончила она за него, и маг вновь лишь кивнул в ответ.

Сказать по правде, она уже привыкла, что их разговоры на привале были краткими. Казалось, и она, и волшебник, намеренно избегали слов, будто боялись, что скажут слишком многое. Другое дело было с Бильбо, который радостно делился воспоминаниями и рассказами о доме и быте, но, утомлённый тяжёлой дорогой, сейчас он крепко спал, свернувшись калачиком. Поэтому у костра вновь воцарилась тишина. Краем глаза она видела, как маг повторно прикурил трубку, с характерным тихим шипением втягивая в себя воздух.

— Лошади устали. Да и нам всем нужен отдых, — проговорил он, будто между прочим, на что Сельвен интуитивно села ровнее и теперь уже напрямую вопросительно взглянула на него. Тот явно к чему-то клонил. — Если ехать строго на запад, то самое позднее к завтрашнему вечеру мы достигнем дома Беорна.

— Это приглашение? — помимо воли губы дёрнулись в ухмылке. — Разве оно не должно быть от…

— Он примет тебя, — ещё одно сизое кольцо проплыло между ними. Пронзительный взгляд голубых глаз внимательно следил за ней из-под пол серой шляпы. — Ты и сама понимаешь, что ехать сейчас до Минас-Тирита — это безумство, если не сказать больше, — Гендальф замолчал. На краткий миг Сельвен задумалась, теряясь среди всполохов костра, а потом, поймав его взгляд, утвердительно кивнула.

Маг не обманул: в наступающих сумерках следующего дня перед ними уже возвышались тёмные массивные ворота. Беорн принял их радушно, и если её присутствие и удивило его, то виду не подал.

Она могла поклясться, что время в доме из резного дерева текло иначе, и то, что должно было стать неделей, как-то незаметно перетекло в весну. Мир оживал, празднуя рождение нового года и новой жизни, и однажды утром, ловя ладонями солнечные лучи, она поняла, что готова следовать дальше. Нет, память хранила тени, но с отступлением холодов она научилась с ними справляться. А ещё её звала дорога, и, как оказалось, не её одну: дом Беорна они покинули втроём. Митрандир и Бильбо направлялись в долину Имладрис, её же путь лежал на юг.

Весна постепенно отступала, сдавая позиции лету, когда она достигла границ Лориэна, однако, вопреки своим обычаям, на этот раз обогнула земли Владычицы. Был ли то страх, что изгнаннице будет отказано в приеме или же сама Сельвен была просто не готова ко встрече с эльфами — ответа она дать не могла даже себе. Оставив позади мирное течение Андуина, Сельвен направилась на просторы Рохана, где в Эдорасе ей удалось прибиться к обозу, следовавшему через Белые горы в Королевский город.

Белоснежная крепость утопала в золоте деревьев, отчего казалась ещё ослепительней, когда Сельвен наконец ступила на знакомые улицы. Узкие переулки нижнего города, знакомая дверь светлого дерева, внутри всё также тепло, терпкий запах трав и зелий, словно впитавшийся в стены, в чуть поскрипывающие половицы — она вдохнула полной грудью и безвольно осела на пол. Ещё никогда возвращение не отдавалось с груди так щемяще болезненно и остро. Она сделала свой выбор, и, возможно, ещё до всего, что произошло, но это не делало его принятие легче.


* * *


После падения Некроманта, Эрин Гален будто заново учился свободно дышать, постепенно стряхивая с себя гниль и скверну, которые опутали древний лес. В такт этому дыханию пробуждалась надежда и у народа лесных эльфов. Тёмные твари бежали, и теперь попадались крайне редко, забившись в самые отдалённые уголки. Многие смогли вернуться в оставленные дома, и под сенью древних деревьев теперь вновь звучали песни радости и смех. Постепенно надежда просочилась и за пределы королевства.

Возрождённый Дейл если не процветал, то довольно быстро и успешно наладил связи как с жителями леса, так и с гномами под горой. Конечно, говорить о былом величии было рано, как и о реках из золота, но после рек пламени, поглотивших Озерный город, люди радовались и малому.

Гномы тоже успокоились (или затаились), с особым рвением отстраивая Эребор. Говорили, что теперь подземные залы ничем не уступали в богатстве убранства тем, что были при правление рода Дурина. Однако отношения с лесными жителями продолжали оставаться натянутыми. Открыто никто не выказывал ни вражду, ни неуважение, но между гномами и эльфами осталась темная недосказанность. Поэтому, когда к границам Эрина Галена вдруг приблизился небольшой отряд, первая реакция была вполне ожидаемая — недоверие и настороженность. Гномов сопроводили во дворец, и было видно, что заметно нервничали как те, так и другие. Лишь король Трандуил был величаво спокоен. На его лице не дрогнул ни один мускул даже тогда, когда склонившийся гном преподнёс ему то самое колье. Колье Света звёзд.

Король был искренен в своей благодарности, но не более. Возможно, виной всему было время, которое, как известно, бывает жестоко к тем, чьё имя забыли. И глядя на благородный лик их правителя, многие поверили, что он действительно забыл. Особо смелые даже позволяли себе разговоры о возможной новой королеве… Другие были уверены в обратном. Правды не знал никто. Только лес был единственным свидетелем, куда король часто уходил каждый год с приходом осени.

Внутри него метался зверь. Раненый, озлобленный, от безысходности он вгрызался, разрывал когтями воспоминания о ней, но они возвращались вновь и вновь. И словно в насмешку от неё не осталось больше ничего. Её образ сизым дымом растаял среди крон деревьев, имя потерялось среди дворцовых коридоров, а ведь он был так уверен, что поймал, спрятал. Но потерял.

В ту первую ночь он долго в оцепенении стоял перед скрытым проходом в её комнату и никак не мог пошевелиться. Пальцы безвольно соскальзывали с еле заметной ручки, и только усилием воли он заставил себя наконец преодолеть тонкую преграду. Только по ту сторону его ожидала лишь безмолвная стена из теней, и лишь постель ещё хранила сладость её запаха. Мысли путались, а в груди что-то болезненно ныло, пока он добровольно отдавался воспоминаниям, которые в ответ скалили свои голодные морды из темных углов, насмехались над ним, над его слабостью. В какой-то момент терпеть это стало невыносимо. Он сорвался.

Огонь разгорелся быстро, с жадностью поглощая тонкий шёлк, бархат. Яркие всполохи красного, синего и девственно-белого в одно мгновение превратились в пепел. Сладость сменила гарь. В тот момент он был убежден, что избавился, очистился. Слепая уверенность, подстёгиваемая яростью, не покидала его и на следующий день, отдаваясь словами обвинения в тронном зале. Но он опять ошибся — не прошло и нескольких ночей, как внутри заворочался зверь, впервые, тогда ещё почти робко царапающий, но Трандуил знал, что то было только началом.

Мыслями он не раз потом возвращался в те странные месяцы, такие ничтожно краткие в жизни эльфа, но теперь гниющей занозой засевшие где-то глубоко внутри. Был ли он жесток? Был ли он слаб? Было ли всё это лишь ошибкой? Сколько бы раз он терзал себя этими вопросами, ответ всегда был один: нет. Хотя, быть может, изгнание дочери Фаэлона и стало слишком суровым наказанием. Ведь тогда в первую очередь он лишил надежды её отца и брата, а для себя она всё решила уже давно. Но теперь и это было в прошлом, кроме воспоминаний, которые орочьим кнутом проходили меж лопаток, стоило смежить веки. Каждую ночь. Сны, тёмные, запретные, полные боли, они терзали его безжалостно и мучительно, но как и все тени, исчезали с первыми лучами солнца.

Тяжелее становилось лишь тогда, когда в королевство приходила осень, и лес смиренно замирал в ожидании зимы. Среди обнажённых ветвей ему нередко чудились изгибы её тела, а ветер, словно в насмешку, мучил трепетным шёпотом, отчего образы, когда она так сладостно отдавала ему себя, а он брал и обладал, не давали покоя даже днём. Ощущения порой становились настолько острыми, что он не раз просыпался, сгорая от страстных объятий, но всегда один. И тогда он бежал под сень древнего леса в слепой надежде отыскать её, поймать среди синего полумрака взгляд этих глаз, но всё было напрасно. Эрин Галэн был величествен и молчалив, но король мог поклясться, что кора деревьев ещё хранила следы её присутствия, а в пожухлой листве пряталась сладость её аромата. Гордый эльф, он как безумный упивался этим мороком и не мог насытиться. Это было его спасением и проклятьем одновременно, но у него было сил от этого отказаться. И только мрачные вести, которые стали то и дело долетать до королевства, заставили эту боль притупиться.

Глава опубликована: 10.04.2021

59. Персефона

Где-то капала вода: настойчиво, противно цокотом копыт отбивала зубодробильный ритм совсем рядом и одновременно далеко, отчего казалось, что звук зарождался внутри и проходил сквозь меня. Вода точила камень, просачиваясь через войлок оцепенения, в которое погрузились сознание и тело, но теперь этот равномерный стук гвоздями ворвался в мозг, пробив брешь, через которую стали проникать и другие звуки. Сначала робко, осторожно один за другим, чтобы потом вдруг хлынуть и затопить невнятными шорохами, тонким треском, отдалённым шёпотом. Инстинктивно я стала прислушиваться. Пусть слов было не разобрать, но именно осознание присутствия кого-то ещё «подстегнуло» моё пробуждение.

Мысли двигались всё ещё слишком медленно и тягуче, как масса в лавовой лампе, поэтому, не решаясь открыть глаз, я принялась аккуратно ощупывать пространство и поверхность, на которой покоилось тело: плотная ткань покрывала необработанное дерево лежанки, — слишком мало, чтобы понять хоть что-то, а вот шёпот будто стал ближе. Резко выдохнув, я распахнула глаза.

Потолок. Опять. Только на сей раз это серые своды, теряющиеся в бесформенных полутенях. Гладкие камни поблёскивали в блёклых лунных лучах, пробивающихся сквозь высокое и узкое окно — единственный источник света. Мысли путались и спотыкались о воспоминания, в которых болезненно смешивались белая больничная палата, извилистые коридоры дворца, чёрный камень, богато украшенный балдахин кровати, снежное поле за окном поезда… Голова нестерпимо закружилась — меня словно в воронку снова затягивало забытье, чего никак не хотелось. Цепляясь за остатки реальности, я с невероятным усилием привстала и, откинувшись на стену за спиной, приняла почти сидячее положение. «Что за дерьмо?» — чисто риторический вопрос, который невольно сорвался с губ.

— Рад видеть вас снова в сознании.

Голос, пусть и тихий, прорезал пространство настолько неожиданно, что я подскочила на месте. Где-то в углу улавливались движения теней, которые постепенно принимали более чёткие очертания, пока в лунный луч не шагнула фигура. Свет окутывал новоприбывшего (а судя по голосу это был именно мужчина) со спины, из-за чего мне никак не удавалось рассмотреть лицо, хотя что-то в его фигуре казалось неуловимо знакомым.

— Не стоит так волноваться, — мой посетитель тем временем приблизился, заставив меня забиться в угол и вжаться в холодные камни стены. Он замер, вздохнул, потянулся куда-то в сторону, а потом неожиданно чиркнул спичками. Огонь, пусть и крошечный, оказался настолько ярким, что, сдавленно вскрикнув, мне пришлось зажмуриться. Прошло какое-то время, прежде чем я вновь попыталась приоткрыть глаза, всё ещё укрывая лицо в ладонях. Постепенно привыкая к пробивающимся сквозь пальцы отсветам, я наконец решилась взглянуть на своего собеседника.

— Доктор Грим?

В ответ он еле заметно дёрнулся, но тут же улыбнулся, хотя и получилось очень натянуто и вымучено.

— Рад, что вы меня помните, — пробубнил он под нос и отвёл взгляд.

Что-то во всей этой ситуации было крайне странным, но моё сознание реагировало слишком медленно, не успевая за образами и словами, поэтому я пошла по наиболее простому пути, зацепившись за самый знакомый элемент — чуть сгорбленную фигуру доктора на стуле рядом. На первый взгляд это был определённо Грим: те же угасшие черты лица, блёклые глаза, тот же набивший оскомину вкрадчивый голос, и всё же что-то было с ним не так. Возможно, мне было просто непривычно видеть его без белого халата, а складки длинной чёрной робы визуально размывали силуэт, из-за чего доктор походил на тёмное пятно на фоне полумрака комнаты. Хотя назвать последнее просто комнатой язык не поворачивался. «Келья» или «покои» подходило гораздо лучше. Да и одежда Грима скорее смахивала на очередной средневековый маскарад: чёрный бархат, отделанный тонкой серебряной вышивкой, широкие и длинные рукава (осматривать пациентов в таком одеянии вряд ли было удобно). Его лицо, пусть и знакомое, как-то совсем не сочеталось с остальными деталями, отчего я поспешила отвернуться.

Взгляд блуждал дальше, и всё абсурднее мне казались элементы представшей передо мной картины. Последней каплей стал факт того, что единственным источником света была одинокая свеча, примостившаяся в грубом каменном подсвечнике на прикроватном столике. Желтоватые капли, прорезанные чёрными жилками, криво стекали на серый камень, фитиль то и дело протестующе потрескивал. Мне стало действительно жутко. Я вдруг поняла, что схожу с ума. Реальность стремительно разлеталась на мелкие кусочки, вернее стало просто невозможно определить, что действительно было перед моими глазами.

— Доктор Грим, — голос звучал надорвано, а в каждом последующем слоге всё отчётливее сквозили истерические нотки, — что здесь происходит?

Грим одарил меня напряжённым взглядом.

— К сожалению, я не смогу вас утешить…

Меня затрясло, губы предательски задрожали.

— Что это за место? Что со мной?

Мой последний вопрос заставил доктора нахмуриться, брови еле заметно удивлённо приподнялись. Теперь он взирал на меня с явным интересом, но мне уже было не до этого.

— Что со мной?! — я сорвалась на крик, и тело отреагировало, непроизвольно рванувшись вверх.

В следующее мгновение дверь, припрятанная где-то в углу комнаты, с грохотом распахнулась, и я поняла, что безумие уже давно держало меня в своих цепких объятиях — в комнату тяжёлой, уверенной поступью вошёл орк.

На фоне тёмного помещения его кожа, изрезанная шрамами, казалась неестественно светлой, почти белой. Мощные руки, ноги, звероподобное лицо, — наверное, мне стоило бы испугаться, закричать. Вместо этого губы сами растянулись в неконтролируемой улыбке, а уже в следующее мгновение тело затряслось от безудержного хохота. Резкий смех мячом отскакивал от стен, снова летел в голову и так опять, и опять, заглушая всё вокруг. В тот момент вся моя жизнь превратилась в одно неконтролируемое веселье, бессмысленное, безумное и оттого жуткое.

Постепенно силы стали оставлять меня: плечи мелко подрагивали, из горла вырывались какие-то лающие звуки. Лицо горело, скулы сводило, а щеку жгло от царапающей неровности каменной кладки, к которой я прижалась в поисках опоры и прохлады.

— Что с ней? — судя по голосу это был орк, но я намеренно держала глаза закрытыми. Говорил он с хрипотцой, слегка надтреснуто и, как мне показалось, через силу. Словно человек, привыкший общаться на повышенных тонах, задействовав всю мощь своих связок, в один момент вдруг вынужденный шептать. — Необычная реакция, — орк хмыкнул.

— Если только отчасти. Подозреваю, что она не контролирует свой разум и, возможно, даже видит что-то, чего на самом деле нет, — спокойствие доктора Грима подействовало отрезвляюще.

— Доктор, — я рвано выдохнула и приоткрыла глаза, тут же невольно отпрянув — орк оказался ближе, чем я ожидала. Слегка склонившись над лежанкой, он рассматривал меня и даже не пытался скрыть кривой усмешки на бледных губах.

— Она забавная, — бросил он через плечо, в то время как его холодные глаза шарили по моему лицу, бесстыдно скользили по немеющим рукам, поджатым коленям. Моё тело окаменело.

— Доктор, — от напряжения голос был не громче шёпота.

— Оставь её. Зачем ты вообще сюда пришёл? — Грим был всё так же ненавистно спокоен и в меру строг. В его поведении не сквозило и намёка на то, что вокруг происходило что-то мало-мальски необычное. Ни странный интерьер, ни орк доктора ни капли не трогали. Мой же мозг, как назло, зацепился за фразу о возможных галлюцинациях… В голове что-то щёлкнуло, будто кто-то невидимый нажал спусковой механизм. Шестерёнки завертелись, с каждым ударом сердца набирая обороты. Воздух загустел.

— Любопытство, — несмотря на то, что рычащий голос орка звучал у меня практически над ухом, смысл пробивался в мой разум очень медленно. — Хотел посмотреть на ту, которой удалось от меня убежать…

— Насколько я помню, тогда удалось убежать не только ей, — как бы невзначай заметил доктор. Похоже, он рассчитывал тем самым отвлечь внимание своего собеседника, однако последний даже не взглянул в сторону Грима. Лишь то, как он стиснул челюсть и опасно сузил глаза, давало понять, что орк не упустил ни слова.

Продолжая пытливо меня рассматривать, орк вдруг глубоко вдохнул, чуть дёрнулся и потянулся ко мне. Воздух теперь с трудом пробивался в лёгкие, отчего голова гудела и кружилась. Словно в замедленной съёмке я наблюдала за тем, как огромная бледная рука приближалась к моему лицу. Я захрипела в последних попытках проглотить хоть каплю кислорода стянутым спазмом горлом. Руки затряслись и нестерпимо защипали, будто ошпаренные кипятком.

— Не прикасайся к ней! Отойди сейчас же! — орка бесцеремонно оттолкнули в сторону за мгновение до того, как пальцы с остро заточенными ногтями коснулись кожи. Надо мной склонилось бледное и обеспокоенное лицо Грима. — Чёрт!

Перед глазами всё поплыло, комната завертелась вокруг со скоростью центрифуги, в то время как мои руки беспомощно метались по сторонам в надежде ухватиться за край стремительно ускользающей реальности. Рядом что-то зазвенело, и меня довольно грубо толкнули обратно на лежанку. Взгляд упёрся в серый потолок: там бесновались полутени. Пузырились, набухали и тянули ко мне свои бесформенные щупальца. «Нет. Нет!» Я попыталась подняться, но чьи-то руки меня вновь толкнули обратно. Из горла вырвался протестующий крик, больше похожий на вой.

— Проклятье! Держи её. Мне надо вколоть ей это, — голоса теперь гулким эхом резонировали в голове, отчего ответа было уже не разобрать.

Я заметалась из стороны в сторону, пока чьи-то пальцы до хруста не впились в плечи, приковывая к лежанке. Тогда с удвоенным рвением я стала размахивать пока ещё свободными руками, которые теперь уже по локоть, казалось, были объяты пламенем. Неожиданно лицо Грима оказалось совсем рядом: кончик его носа почти касался моего. Я оторопело затихла, пригвождённая почти гипнотическим блеском холодной ярости в его глазах.

— Мне надо сделать тебе укол, и я его сделаю, — процедил он сквозь зубы. — Здесь иглы не как у нас — они дубовые. Поэтому, если не хочешь, чтобы я разворочал тебе все вены, в твоих интересах лежать смирно. Я могу, конечно, попросить его, — он кивнул куда-то над моей головой, — но он сейчас слишком зол и возбуждён. Как бы не перестарался… Выбор за тобой.

Приняв моё молчание за согласие, Грим снова исчез, бросив, но уже не мне: «Держи крепко, но плечи не переломай». А в следующее мгновение острая боль пронзила руку. Кажется, я закричала.

Потолок вертелся над головой безумным смерчем, закручивая в воронку беснующихся теней и меня, но сознание оставалось на удивление кристально чистым, хотя, возможно, причиной тому была боль. От того места, куда пришёлся укол, она растекалась по венам нарастающей пульсацией, стискивая мышцы, пока руки (от кончиков пальцев до плеч) не превратились в бесполезные плети. Грудь нестерпимо сдавливало и распирало одновременно, жгло изнутри, пока спазм, сдавивший горло, неожиданно не ослабил хватку. Воздух с хрипом ворвался в лёгкие, и на краткий миг я утонула в накрывшей эйфории, из которой, правда, меня тут же выдернули.

— Не закрывай глаза, — жёсткий тон не предполагал выбора, и пришлось заставить себя разомкнуть веки: на этот раз надо мной нависал Грим. Бледное пятно его лица и пронзительный, тревожный взгляд, проникающий, казалось, под кожу, в самую глубь, где томилось что-то тёмное, забытое, заставил вновь замереть на месте. Доктор хранил молчание и будто искал что-то в моём лице.

— Можешь отпустить, — бросил он кому-то, ни на секунду не прерывая зрительного контакта, и чуть отстранился. В следующее мгновение с плеч будто упали тяжёлые камни, а я лишь успела внутренне удивиться, что не заметила этого ранее. Где-то вновь капала вода. Потолок перестал вертеться центрифугой и теперь лишь изредка слегка уплывал то вправо, то влево.

— Что вы мне вкололи? — боль в руках будто отошла на второй план, слившись в неприятное ноющее онемение.

— Лекарство, Джейн, — он вновь сидел на почтительном расстоянии от кровати, бегло просматривая какие-то листки, испещрённые неровным почерком.

«Джейн» — имя заставило невольно нахмуриться: оно было неправильным, чужим.

— Простите, доктор, но меня зовут не так…

— Хм, — Грим бросил заинтересованный взгляд в мою строну. — Может, тогда скажете, как к вам обращаться, мисс? — он вдруг заговорил слишком легко, почти игриво, что сбивало с толку, а по спине пробежал неприятный холодок.

— Ирина, — выдохнула я, неожиданно малодушно засомневавшись.

Несколько долгих секунд Грим неотрывно смотрел на меня, потом медленно потянулся к потрескивающей свече и, взяв её прямо с подсвечником, приблизился. Только усилием воли я удержалась и не зажмурилась. Жестом приказав мне следить за сгустком света, доктор провёл свечой вправо и влево, потом наклонился к лицу, приближая огонь опасно близко к глазам, пару мгновений пристально изучал реакцию зрачков и, наконец, возвратив свечу на прежнее место, откинулся на стуле, явно довольный результатом этого беглого осмотра.

— Что ж, Ирина, это удивительно, но, кажется, ваше мозг не пострадал. Признаться, после всего случившегося, я боялся рецидива.

— Рецидива, — вторила я ему эхом, с холодеющим сердцем оглядывая всё те же каменные своды, узкое окно и бархатное одеяние самого Грима. Мне просто нестерпимо захотелось потереть глаза — можно подумать, что так удалось бы избавиться от гротескных образов, которые подсовывало сознание, но руки не слушались, и максимум на что хватило сил, это пошевелить пальцами. Столь ничтожное движение…

— Не стоит, Ирина. Вам надо успокоиться, чтобы не повторился очередной мышечный спазм, — Грим напряжённо проследил за моими потугами, и после пары упрямых, но, увы, бесполезных попыток мне пришлось сдаться.

Ещё какое-то время доктор находился рядом, а потом бесшумно поднялся и двинулся в сторону, где, как я предполагала, находилась дверь. Я следила за ним, чувствуя, как тошнотворное чувство беспомощного страха накрывало меня. И боялась я в тот момент не одиночества, не молчаливого доктора, не даже якобы орка, посетившего меня ранее, а саму себя: того, что видели мои глаза, того, что роилось в моей голове, того, как реагировало моё тело… Прежде чем успела себя остановить, я всё же окликнула Грима:

— Меня никогда отсюда не отпустят? Ведь так? — собственный голос прозвучал таким побеждённым и потерянным, что хотелось завыть от досады, но сил на это не осталось. Тёмная фигура Грима почти слилась с тенями в углу — он нехотя обернулся, смерив меня нечитаемым взглядом:

— Боюсь, что это невозможно.

Если от меня ждали повторения истерики, то её не последовало — сил хватило лишь на то, чтобы отвернуться к стене. За спиной тяжело стукнула дверь, щёлкнул замок — я осталась одна.

Время растянулось в вечность, а я так и лежала, уткнувшись невидящим взглядом в стену — то, что вколол мне Грим, действовало безотказно: тело расслабилось до состояния желе, сознание же оставалось до боли бодрым. Дело было не в том, что мне хотелось спать, но почему-то мне казалось, что стоит меня сморить сну, и мир вновь обретёт хотя бы намёк на «нормальность». С другой стороны, а что же было сейчас нормальным? Размышляя над этим, я путалась, пугалась, отчаивалась, но никак не засыпала. А потом снова щёлкнул замок. Мысленно досчитав до десяти, я нехотя перевернулась.

Внешность моего нового посетителя нельзя было назвать приятной, но насторожили меня вовсе не одутловатое лицо любителя крепкой выпивки, не водянистые глаза, нагло рассматривающие меня, а то, что этот мужчина с редеющими рыжими волосами был мне почему-то знаком. Мы изучали друг друга уже несколько минут, прежде чем я не выдержала:

— Кто вы?

Мой гость (если такое определение было к нему применимо), недобро ухмыльнулся и будто воспринял мой вопрос как сигнал к действию, потому как в следующую секунду в несколько шагов сократил расстояние до моей кровати и бесцеремонно уселся рядом на постель. От такой наглости на мгновение я оторопела, но почти сразу попыталась отползти к стене, да только не очень успешно. Край одеяла теперь оказался прижатым грузным телом мужчины, и любое дальнейшее движение в сторону заставило бы оставшийся угол покрывала сползти вниз с плеча. И пусть на мне была довольно скромная ночная рубашка, терять хоть и такой мизерный дополнительный заслон вблизи этого типа совсем не хотелось.

— Неужели не помнишь меня? — он чуть подался вперёд, накрывая тошнотворной волной кислого алкоголя и не очень чистого тела. — Хотя по глазам вижу, что узнала… Да вот только в прошлый раз представиться я не успел. Ну что же, теперь время у нас есть.

Я вжалась в матрас, забыв, как дышать.

Словно в насмешку над моими метаниями, мужчина как-то уж очень по-хозяйски откинул с моего лица растрепавшиеся волосы, а когда я попыталась увернуться от прикосновений, жёстко схватил за подбородок, грубо разворачивая лицо к неровному свету свечи.

— Дай-ка посмотреть на тебя, хотя здесь опять темно как…

— Какого чёрта, Джонни! Что ты тут делаешь? — мы оба вздрогнули от неожиданности, видимо, пропустив тот момент, когда в палате снова оказался Грим. Последний был в ярости, и голос то и дело срывался на шипение. — Отойди от неё сейчас же!

— А то что? — не желал сдаваться мой гость, но всё же разжал пальцы, а когда тёмная фигура доктора оказалась рядом, встал, наконец, с постели. Я тут же отшатнулась, забившись в самый дальний возможный угол, и натянула одеяло до подбородка.

— Ты не должен здесь находиться, — снова зашипел Грим, бросив настороженный взгляд в мою строну, и многозначительно посмотрел на рыжего. — Не сейчас, — уловила я еле различимый шёпот, и внутри всё сжалось от вязкого чувства страха.

— Почему нет? Какая разница когда? — не сдавался Джонни, полностью игнорируя доктора.

— Она только в себя пришла…

— А не слишком ли ты о ней печёшься? Ты же знаешь, что она сделала с Даниэлем?

— О, только не говори, что плачешь о его несчастной судьбе ночами, — усмехнулся Грим. — Он был психом.

— Он был одним из нас, — процедил Джонни, и я с ужасом заметила, как его руки сжались в кулаки.

— А мне казалось, тебе его слава покоя не давала, — продолжил как ни в чём не бывало Грим, иронично дёрнув бровью. — Теперь дорога открыта, можешь забрать все лавры себе…

— Заткнись, — огрызнулся Джонни, но уже не столь уверенно. — И если начистоту, то тебе его «лавры» подходят больше, разве не так?

Грим, несмотря на то, что уступал и в росте, и в весе, решительно шагнул к рыжему гостю, который неожиданно отступил, вскинув руки в примирительном жесте. Резкий кивок, и Джонни, пробормотав что-то себе под нос, нехотя побрёл в сторону двери, но на полпути всё же обернулся, пригвоздив меня взглядом, который явно не предвещал ничего хорошего.

Рыжий Джонни уже давно покинул нас, но я, пребывая в странном состоянии где-то между трансом и нервозностью, не могла не только успокоиться, но и даже отвести взгляд от того места, где стоял «гость»: что-то в этой пусть и краткой беседе было не то, какая-то деталь казалась крайне важной, но поймать и оформить в слова её никак не удавалось. Грим молчал и, судя по звукам, вновь перебирал свои записи — что только усугубляло моё неспокойствие.

— Ты слишком много думаешь, — от неожиданности я подскочила на месте, интуитивно обращая взор на доктора — он смотрел в упор, словно ожидая от меня оправданий или разъяснений. У меня не было ничего. За что меня удостоили сочувственной улыбкой и разочарованным вздохом, прежде чем доктор вернулся к сжатым в руках бумагам. Но я наконец решилась:

— Кто такой Даниэль? — бледные пальцы замерли, стиснув желтоватый листок. — Вы только говорили про…

— Ты не знаешь? Хотя откуда тебе, — Грим иронично хмыкнул. — Он был нашим… коллегой. Даже дальним родственником.

— И что с ним?.. — но договорить мне не дали, пренебрежительно отмахнувшись то ли от моего невысказанного вопроса, то ли от Даниэля.

— Тебе пора принимать лекарства, — бумаги, скрипнув на прощание, исчезли в складках мантии, и оттуда же на свет извлекли небольшой пузырёк зелёного стекла, наполовину наполненный какой-то тёмной жидкостью. Я сомнительно покосилась на эту настойку:

— Что это? Я разве больна?

Грим, до этого увлечённо рассматривающий жидкость на просвет против пламени уже кособокой свечи, тут же спрятал пузырёк в ладони и удивлённо вскинул брови:

— А ты разве чувствуешь себя здоровой?

Несколько ударов сердца, и я, побеждённая, отвела взгляд. К счастью, Грим больше не сказал ни слова, лишь протянул бутылёк, заблаговременно откупорив. В нос ударил резкий запах, но принюхиваться долго мне не дали — бледные пальцы нетерпеливо взметнулись, давая жестом понять, чтобы я выпила всё. Сразу и сейчас. На вкус настойка оказалась такой же резкой и едкой: язык сначала обожгло будто слишком крепким алкоголем, а потом он и вовсе частично онемел. Проглотить содержимое удалось с трудом, и в конце, как ни храбрилась, я всё же закашлялась, а уже через пару секунд тело стало наливаться тяжестью, пальцы разжались и, если бы не ловко подхвативший его доктор, то бутылёк бы непременно разбился о пол. Кажется, времени было лишь на то, чтобы сонно моргнуть, и вот я уже лежу до подбородка укутанная одеялом и рассеянным взглядом слежу за доктором, который деловито снуёт вокруг, двигаясь как-то слишком быстро и рвано. Но тьма подступала. Её тонкие щупальца теперь беззастенчиво тянулись ко мне из притаившихся углов, с высокого потолка, окутывая, пеленая с ловкостью паука по рукам и ногам, пока не добрались до лица, с тихим шипением лишив последнего источника света.

Дни плавились, грани между ними давно стёрлись, но неизменно каждый раз, как я просыпалась, рядом был Грим. Порой он настолько растворялся в приевшемся интерьере из серого камня, что я не замечала его ссутулившейся фигуры, облачённой в чёрное, пока он не заговаривал со мной первым. Мы говорили больше, и это общение даже можно было назвать доверительным, но профессиональной грани между врачом и пациентом мы никогда не пересекали. Зато стало понятно, насколько грубо перешагнул её мой прежний санитар. Порой я задумывалась, как бы всё было, останься Майрон рядом. Случился ли бы со мной этот рецидив, а в том, что именно его последствия я сейчас разгребала, сомнений не оставалось. Или, быть может, это самое попрание канонов врачебной этики и послужило переломным моментом, из-за которого обычная палата вдруг превратилась в келью. Сознание наглухо запечатало меня в средневековом интерьере, хоть и баловало порой незначительными, но для обречённого разглядывать лишь четыре стены, просто режущими глаз изменениями. Помню, когда впервые увидела, что окно справа вдруг сместилось влево, а потолок неожиданно придавил острыми углами, то чуть не завизжала от страха, логически предположив, что, не ведая, оказалась в другом месте. Но благодаря бесстрастному спокойствию доктора, а ещё больше своевременной дозе пойла из его рук, удалось взглянуть на всё логически и философски одновременно: это лишний раз доказывало, что комната, а точнее её внешний вид, были лишь плодом моей больной и бесконтрольной психики. В следующее пробуждение палата вновь приобрела прежний вид, ну не считая того, что окно было слишком «задвинуто» в правый угол. Это негласное подтверждение моего недуга воспринялось на удивление спокойно, даже радостно, потому как в окружающем странном мире у меня появилась хоть какая-то логика.

Грим оказался прав: здоровой я себя никак не могла назвать, ни душевно, ни физически. Последнее, однако, с каждым днём улучшалось, пусть явных симптомов я так и не заметила, но постепенно в моменты просветления от дурманящих настоек тело ощущалось бодрее, податливее. В какой-то момент, расхрабрившись, позволила себе даже завести речь о каких-никаких упражнениях. Тогда мои доводы и опасения о возможной атрофии мышц Грим выслушал на удивление внимательно, процедил в ответ что-то очень похожее на «можно попробовать», а после уставился невидящим взглядом в свои записи, неожиданно замолчал, как мне показалось, обиженно. Его реакция настолько сбила меня с толку, что я почти не сопротивлялась, когда он влил в рот двойную дозу из уже набившего оскомину зеленоватого пузырька, напоследок, закрепив результат, вколов что-то внутривенно — к чему не прибегал с того самого первого раза. Благодаря расслабляющему действию первого препарата, болевых ощущений от самого укола я почти не испытала, зато почти позабытую пульсацию ощутила в полном объёме. Меня выкручивало до тех самых пор, пока мозг не отключился. Последней осознанной мыслью было, что Грим по какой-то непонятной причине решил меня наказать. Это превратилось в уверенность, когда в следующий момент моего возвращения в реальность в глазах доктора читалось явное раскаяние и сожаление, хотя о своих методах он не обмолвился ни словом. В тот день он помог мне впервые за долгое время встать на ноги.

Было нелегко, и мои опасения почти полностью воплотились в реальность: конечности слушались не просто плохо, они вообще не ощущались как мои собственные. Первоначальный запал быстро сошёл на нет и вместо того, чтобы добраться до такого желанного окна, пришлось ограничиться лишь парой шажков, да и то почти повиснув на докторе. Моя беспомощность оказалась настолько неожиданной для меня самой, что в первые мгновения я мёртвой хваткой вцепилась в плечо Грима — он удивлённо охнул, болезненно поморщившись, но больше ничем не выдал своё неудовольствие. Дальше стало проще, хотя вопреки желаниям и надеждам, прогресс был слишком медленным и незначительным. Из-за смазанных представлений о времени (да и месте тоже) мне показалось, что прошло больше недели прежде, чем мне удалось сделать пару шагов без посторонней помощи — так ничтожно мало, что хотелось разрыдаться от обиды и злости.

Как ни странно, но винила я в первую очередь именно саму себя. Это заставляло внутренне закипать от малейшей оплошности и неудачи или застывать от накатывающего ужаса. Так часто мы бросаемся заезженными фразами, что неизвестность пугает, но всё ощущается совсем иначе, если эта самая неизвестность таится в собственной голове. Чем увереннее я становилась физически, тем страшнее мне было просыпаться каждый день и сталкиваться с искорёженной реальностью, которая могла в любой момент вновь измениться, подкинув очередного орка, эльфа или волшебника, как ни в чём не бывало переступающего порог палаты. На моё счастье, с того самого раза мне больше никто не привиделся, и кроме Грима покой почти монашеской кельи больше никто не нарушал.

Возможно, по причине именно этой ограниченности в общении мои мысли то и дело возвращались к прежнему санитару, так стремительно порвавшего канву зыбкой реальности и также стремительно её покинувшего. Майрон Кинг, поправший догмы врачебной этики, позволявший себе и не раз довольно спорные жесты в отношении своей пациентки, вызывающий в душе то невероятное притяжение и симпатию, то почти тошнотворное чувство неправильности и противоестественности всего происходящего. Его отсутствие должно было радовать, но мне его не хватало… После долгих раздумий и анализа — благо времени для самокопания, к сожалению, оказалось с лихвой — я пришла к выводу, что дело было даже не в самом Майроне, а в полном отсутствии в моём окружении человека, с которым могла говорить открыто, не таясь. Грим был не в счёт. Вдохновлённая таковыми умозаключениями, приправленными лёгкой уверенностью в собственной прозорливости, я, наконец, решилась.

В тот день до заветного окна осталось не более трёх шагов. Оптимизм и самоуверенность оглушали, заставляя сердце заходиться в победном марше, а слегка страхующий за плечи доктор почти улыбался — во всяком случае мне было приятно так себе представлять. «Разве может быть более подходящий момент?» — подумалось мне. В какие именно слова тогда оформился мой вопрос, а может, это и вовсе было просьбой, я осознавала очень смутно, отчего-то занервничав, запуталась в мыслях, но эффект они произвели. Я спиной почувствовала, как Грим вздрогнул и тут же замер, вцепившись пальцами в плечи с такой силой, что я невольно зашипела от боли. Не обращая внимания на мой явный дискомфорт, он ловко развернул меня на месте и несколько секунд напряжённо буравил взглядом — слишком пристально и остро. Обычно холодные серо-зелёные глаза загорелись каким-то нездоровым огнём, черты лица заострились, и мне стало отчаянно неуютно. Я, вопреки всем доводам разума, ощутила себя под прицелом и теперь малодушно смотрела куда угодно, но только не на доктора. Широкие рукава на этот раз тёмно-серого одеяния тяжёлыми складками упали до локтей, обнажая неожиданно крепкие руки. Только сейчас стало заметно, что бледная кожа то тут, то там была испещрена еле видимыми белесыми шрамами: тонкими, как паутина, из-за чего казавшимися зловещими. Мне даже привиделось, что они складываются в какие-то узоры, почти письмена — вот-вот и я их узнаю, но в этот момент те же руки слегка встряхнули меня.

— Вы уверены в этом? — прошептал Грим, прерывая наконец затянувшееся молчание. Голос был тихим и до мурашек вкрадчивым, но что-то в его тоне заставило меня засомневаться, хотя я смутно помнила, в чём именно, поэтому решила не отступать и утвердительно кивнула в ответ. На что Грим резко выдохнул, отступая, лишая опоры — по инерции я качнулась в его сторону, но вовремя справилась с подрагивающими мышцами. Отойдя на расстоянии вытянутой руки, он зажмурился. Длинные пальцы стиснуты в кулаки, губы сжаты в побелевшую линию — мне хотелось закричать, настолько эмоции, тенью пробегающие на его лице, были противоречивы и совершенно не к месту: отчаяние, страх, обречённость. Но почему? Что в моих словах возымело такой эффект на обычно спокойного доктора? Ответа мне, как и следовало ожидать, не дали, зато о наказании не забыли. Снова внутривенно, но на этот раз расслабляющую настойку влили в рот лишь после, дав в полном объёме прочувствовать всю гамму боли от укола… Когда мир уже ускользал в темноту, из глаз всё же скатились две обжигающие капли, прочертив линии до висков. Грим склонился, быстрыми движениями пальцев стёр следы и еле слышно промолвил:

— Прости. Я не смогу тебе больше помочь.

Во всяком случае мне так показалось или просто послышалось. Ведь мы с ним никогда ещё не переходили на ты.

Последующие несколько дней и вовсе заставили сомневаться в реальности произошедшего. Доктор вновь поражал вежливостью, профессиональной сдержанностью и учтивостью — ни жестом, ни словом не давал и намёка о том бурном проявлении чувств, свидетельницей которого я стала. Или всё же нет? Спросить я так и не решилась.

В очередной раз разлепив веки, я не обнаружила никого рядом, зато всё пространство вокруг вдруг оказалось наполненным светом и тишиной. Пропал куда-то даже монотонный стук невидимых капель, к которому я настолько привыкла, что зачастую и не замечала. Оглушающее безмолвие резало слух, но вопреки ожиданиям не вызывало беспокойства, скорее даже напротив. Было ли это временным эффектом от лекарств или таким желанным признаком улучшения, анализировать не хотелось. Цепляясь всеми фибрами души за спокойствие духа, бодрость тела и одуряющую лёгкость, я осторожно откинула одеяло и, слегка скривившись от колкого холода каменного пола под босыми ногами, на удивление резво поднялась с кровати.

Не было ни опоры, ни подстраховывающего плеча рядом, но шаг за шагом заветный оконный проём приближался и неожиданно оказался совсем рядом. Чуть подрагивающие ладони упёрлись в мутноватое стекло, за которым меня ждала лишь метель. Снежные вихри повязали и спрятали притаившийся по ту сторону мир, полностью поглотив его очертания. Я разочарованно выдохнула. Почему-то мне казалось, что стоит увидеть жизнь за пределами этой комнаты, и что-то обязательно изменится, неоспоримо, бесповоротно. И вот сейчас наблюдая за бураном, я не могла избавиться от ощущения, что меня вновь отрезало от действительности. Как игрушка «матрёшка», где мне отводилась роль самой маленькой фигурки, запрятанной в самой сердцевине, а палата, окно и даже мир за ним были лишь куклами побольше. Одна в другой, вокруг меня. Меня резко повело в сторону, с некоторым опозданием напомнив об опрометчивом бесстрашии и поспешности таких нагрузок — удалось устоять в последний момент, до онемения вцепившись в каменный подоконник — узкий, холодный и слишком гладкий, он был так себе опорой, но мне нужны были силы на обратный путь до кровати. От одной мысли, что придётся позорно ползти по полу, становилось почти физически тошно. В голове мысленно щёлкали секунды, я не заметила, как прикрыла глаза, прислонившись лбом к стеклу, поэтому осознала, что в комнате появился кто-то, ещё лишь в тот момент, когда тяжёлые руки придавили за плечи, но не успела ни вскрикнуть, ни вздрогнуть, почти задохнувшись в аромате корицы и ещё чего-то терпкого, древесного.

Дурманящие запахи Рождества раздражали, хотя, казалось бы, так идеально подходили вьюжному пейзажу за окном. Запоздало среагировав на внешний раздражитель, я дёрнулась куда-то в сторону, но вместо этого, повинуясь чужой воле, стремительно развернулась на месте, оказавшись лицом к лицу с моим гостем.

— Ты спрашивала обо мне, — проронил он, но я могла поклясться, что жёсткие губы даже не шевельнулись. Голос раздавался в моей голове гулкими ударами колокола, уверенными, тяжёлыми и обречёнными. Внутри всё мелко завибрировало в тревожном предвкушении, но тут же оборвалось, в то время как меня неумолимо затягивало в глубину янтарных глаз, где завораживающе мелькали всполохи тёмного пламени.

Взгляд цеплялся за знакомые черты лица, но память, словно в насмешку, искажала их, отчего уверенность в том, что передо мной был тот самый Майрон, таяла с каждой секундой. Хотелось отвернуться, зажмурить глаза до радужных разводов, но окаменевшее тело ощущалось чужим и неподвластным собственной воле настолько, что даже дыхание давалось с трудом.

— Неужели не узнаёшь меня? — на этот раз я уловила движение губ, однако этим всё и ограничилось — на лице больше не дрогнул ни один мускул. Складывалось ощущение, что звук шёл откуда-то извне, а находившийся рядом мужчина выступал в роли куклы для чревовещания. Возникшая в сознании ассоциация оказалась яркой и пугающей в своей противоестественности. Словно в насмешку над моими страхами его рот приоткрылся, абсолютно не задействовав остальные мышцы: «Ирина…» От собственного имени стало жутко, я поперхнулась криком, дёрнулась раз, второй, третий — неожиданно плечи больше ничего не сдерживало, и враз обмякшее тело неуклюже осело на пол. Перед глазами роились чёрные мушки, кружились складки тёмной ткани, серый камень пола и вновь янтарь. Вдруг всё замерло — Майрон, чуть склонившись, пристально и несколько пренебрежительно следил за моими попытками ухватиться за плывущее сознание, подняться на ноги или просто окончательно не упасть. Раздосадованная собственной слабостью и его безучастием, я неожиданно для самой себя подалась навстречу, до онемения в пальцах вцепилась в струящийся материал его мантии почти у горла — чёрт бы побрал эти странные одежды — подтянулась вверх, насколько позволяла столь странная поза.

На краткий миг в глазах Майрона мелькнуло что-то очень похожее на удивление, но эмоция мгновенно исчезла.

— Кто ты? — раздалось в навалившейся тишине, и я с трудом узнала собственный голос: надтреснутый, он звенел клокочущей бессильной яростью, которая горьким привкусом щипала язык. И тут он ожил — края губ криво дёрнулись в усмешке, и словно трещина прошла по заледенелой маске лица. Майрон медленно выпрямился, увлекая за собой, но ноги мои предательски подрагивали, а значит, долго я не выстою. Неожиданно холодные пальцы больно сжали подбородок, удерживая меня в вертикальном положении, пусть и заставляя неестественно закидывать голову. Его присутствие завораживало, поглощало — болезненные ощущения тела отходили на второй план, и всё внутри напрягалось то ли в предвкушении, то ли в ужасе, и одновременно хотелось бежать прочь и рухнуть в ноги, но мы лишь застыли напротив друг друга в этой уродливой карикатуре на объятия.

— Ты и я — мы пепел, по воле случая занесённый сюда, — слова резанули слух — было в них что-то знакомое, будто уже слышанное ранее, но воспоминание терялось в тумане. И всё же между лопаток проскользнул холодок, который подействовал неожиданно отрезвляюще: сознание прояснилось, но одновременно горло сдавило от застрявшего крика, и я могла лишь глотать фразы, смысл которых разум отказывался принимать. А мой гость продолжал размеренно и беспристрастно — словно зачитывал приговор:

— Ветер времени жесток и равнодушен, вихрем проносится над пепелищами прошлого, играючи раскидывает его ошмётки по другим мирам и эпохам. Ему плевать, осядет ли пепел на белоснежных камнях, просочится ли водой в подземные реки или смешается с дорожной пылью, чтобы потом тысячи ног и колёс разнесли его по всем сторонам света. Растерянные в своей слабости, мы можем слепо верить, что так станем частью чего-то нового, но это не более чем самообман.

Неуловимое движение, и я вновь перед окном. Стекло давило близостью, и мне казалось, что ещё немного — и бушующая по ту сторону вьюга поглотит меня, рассыпав стаей снежинок над обледенелым миром. Я замерла, забыла как дышать, а голос Майрона окольцовывал меня вихрями беснующейся стихии:

— Но мы чужие здесь, — промурлыкал он довольным котом, почти касаясь губами края уха. Прикосновения призрачные, но от них хотелось отпрянуть, а я была зажата в тисках холодного камня и твёрдого тела, — и навсегда такими останемся, — добавил он, до боли стискивая плечи, но сил на сопротивление почти не осталось.

Мутный свет, пробивающийся снаружи, с каждым ударом сердца становился всё ярче — до рези в глазах — и желание зажмуриться было просто нестерпимым, но я с ужасом понимала, что не могла даже моргнуть. Щёки обожгли росчерки слёз то ли от слепящего света, то ли от клокочущего внутри ужаса. Боковым зрением я увидела, как меняется всё вокруг: пылью осыпался потолок, порванной бумагой пали каменные стены, и в какой-то момент я оказалась парящей в бесформенной мгле, единственными ориентирами в которой оставались болезненный свет впереди и непоколебимая фигура, сжимающая меня со спины.

— Посмотри вокруг: иллюзии — лишь отсрочка неминуемого. Поэтому можешь быть мне благодарна — я избавил тебя от этого яда, — ледяные пальцы, словно змеи метнулись по плечам, по шее вверх, обхватили голову с двух сторон, — Наши тела отторгают новый мир, души изнашиваются, истончаются, пока не остаётся лишь пустота, — слова просачивались в кровь, подобно болезни распространяясь по всему телу. Пытаясь отшвырнуть от себя мужчину, я затряслась словно в судорогах, но усилия мои были нелепы. Он резко развернул меня, впиваясь прожигающим взглядом.

— И у тебя не осталось ничего… кроме меня.

Последний источник света исчез. Я утонула в темноте.


* * *


Эльфы не чувствуют холода: снег, лёд, колкая метель — всё это обходит их стороной, не задевая, не тревожа. Поэтому в извилистых коридорах эльфийских дворцов гуляет вольный ветер, заставляя неискушённых обитателей других рас робко, почти боязливо кутаться в плащи, цепляться непослушными пальцами за заледеневшую и оттого колючую шерсть накидок в попытке удержать хоть каплю тепла, когда сами хозяева бесстрастно проходят мимо, облачённые в почти невесомые одежды… Эльфы не обращают внимания на стылый воздух — для них он так же вторичен, как время, переживания о настоящем, прошлом и будущем — они научились быть выше условностей. И сейчас он был идеальным примером всего этого, бесстрастным свидетелем, замерев пред ликом заметённого белым покровом мира, нечитаемым взглядом взирая на безликое полотно, в которое превратился древний лес у его ног. Но всё это было ложью. Казалось, что на этом проклятом балконе его чувства и ощущения ещё больше обострялись, что в последнее время порой становилось и вовсе невыносимо.

Завывающий ветер вгрызался в кожу, глодая мерзлотой кости даже сквозь складки тяжёлой мантии, лицо горело от ледяных брызг, а пальцы окоченели, слились цветом с выбеленным — в тон окружающему миру — мрамором перил. Он вглядывался в эту до рези в глазах пронзительную белизну, жадно выхватывая рваные тёмные линии деревьев, и ждал: то ли того момента, когда полностью заледенеет, то ли, что среди снежного лабиринта вдруг найдётся ответ. Да вот только какие ответы можно найти, если даже вопросы он уже давно запретил себе задавать, как и мысли, воспоминания, желания. Он сознательно и безжалостно душил это в себе с того самого момента, когда пустота тьмы нижних подземелий стала для него приговором. И только здесь, на этом проклятом балконе что-то нет-нет, да просачивалось на поверхность, отчего он то порывисто глотал зимний воздух, то замирал в оцепенении…

Она пропала, исчезла, растворившись среди теней — но разве не этого ей так хотелось, разве не к этому она стремилась? Потерянность — это читалось во взгляде, затуманенном вожделением, негой наслаждения или яростью, и каждое мгновение, проведённое среди смятых простыней, в переплетениях их тел, утягивало ещё дальше. Заблудшая душа в паутине троп древнего леса — такая же как и он. Возможно, поэтому они с такой жадностью стремились испить друг друга, охваченные слепой надеждой, что смогут освободиться, вырваться… И ей, кажется, удалось.

Находилось столько причин и доказательств её обмана и предательства, но все они меркли перед грызущим ощущением собственной вины. Он не услышал, не поверил, опоздал, и здесь злость была спасением, пусть мизерным, но утешением, хотя, по сути, таким же призрачным, как и её освобождение. Очередной порыв ветра разметал волосы, заставив на мгновение зажмуриться. Мантия взвилась за спиной тяжёлыми крыльями, запуталась в вихрях надвигающегося бурана, рванула назад — он устоял, с остервенением вцепившись в обжигающий мрамор. Сознательно вдыхая полной грудью, наполняя лёгкие студёным воздухом, он заставил себя открыть глаза навстречу буйству природы — плевать, что в них тут же впились острые снежные иглы. Небо смешалось с землёй в единстве красок похоронного савана. Кажется, он кричал что-то — слова уносила вьюга… И посреди этого безумия его затуманенный взор вырвал силуэт мечущейся птицы: потоки воздуха подкидывали её то вверх, то вниз, из стороны в сторону, закручивая в вихрях, а она, безумная продолжала куда-то лететь, пока чёрной точкой не затерялась в ледяном хаосе — забытая тень потерянной осени или приближающейся весны.

Глава опубликована: 11.10.2021

60. Формалин

Сказки, мы знаем их так много, даже зачастую того не осознавая. Они появляются в нашей жизни с самых первых нежных моментов раннего детства и остаются до самого конца. Поначалу они дарят нам надежду на то, что добро всегда побеждает зло, и даже если злодей убьёт принца, то только непременно для того, чтобы осознать свои ошибки и полюбить прекрасную принцессу. Однако с годами к нам приходит осознание, что не у всех сказок есть тот самый счастливый конец, а скорее, наоборот, это больше исключение. Истории, казавшиеся простыми и линейными, начинают играть совершенно иными красками, и мы вдруг понимаем, что в сказках главное не фабула, а мудрость, урок, впитываемый с каждым прочитанным или услышанным словом. И они обучают, помогая понять сложное через простое. А потом мы взрослеем, да только избавиться от разочарования, что потеряли тот пленительный мир волшебства, не можем. И оно, подобно зарубцевавшейся ране, то и дело тянет, ноет и сосёт в районе солнечного сплетения. Ведь ни уроки, ни мир этих известных, забытых или же вызубренных сказок не имеет ничего общего с тем, как мы живём. Банальное несовершенство, мелочная сложность и запутанность нашей реальности ранят. И в глубине души мы дуем губы от обиды, а может, и тихо всхлипываем от отчаяния: кажется, нас обманули, учили — да всё не тому, звали — да не туда. Остаётся довольствоваться лишь пустотой, которую заполняют сложности, оправдания собственных ошибок и неудач. Возможно, именно поэтому порой мы втайне жаждем оказаться внутри сказочной вселенной, многогранной и многоликой, но в то же время прямолинейной, чужой и знакомой как линии судеб на собственных ладонях.

Я тоже мечтала, и сама мысль о возможности прикоснуться к миру магии будоражила до дрожи в коленках, впрыскивая дурманящую долю адреналина в кровь… Когда же над головой в один день оказался обыденный, покрытый побелкой потолок, разумная часть меня возликовала, но другая уже всего день спустя отчаянно и заунывно заскулила, требуя возвращения в сказку, получить очередную дозу, и она, на удивление, победила: белый потолок сменили каменные своды. Только было ли это возвращением в сказку? А была ли она вообще? Ко мне, заточённой то ли в темнице, то ли в башне, не спешили благородные спасатели прекрасных дев. Ни доблестный король, ни добрый волшебник, ни даже отважный воин. Я осталась один на один со своей мрачноватой сказкой, которая, стремительно отбросив всё притворство, обернулась кошмаром.

Сначала пришёл он. Хотя на самом деле это всегда был он, как и всё вокруг — про него. С него всё началось и, кажется, им и закончится. Всполохи пламени в омутах глаз, расплавленная медь волос, стекающая с моих скрюченных пальцев. Он, пугающий и одновременно завораживающе влекущий, такой похожий на злодея из сказки для взрослых… В тех историях они перерождались во имя чувств, сбрасывая оковы со своего сердца, отвергали ад ради взволнованного взгляда прекрасной девы… Только он не был героем сказки, и любовь принцессы ему была не нужна.

Я помню, как с моих губ слетали высокопарные фразы, вызубренные с детских лет, о том, что сердцем и я никогда не буду его. Слова разбивались о непроницаемый лик, осыпались пеплом по складкам шёлка мантии к ногам, пока пространство не разразилось смехом. А потом он заговорил, и я пожалела:

— Посмотри вокруг себя: ты серьёзно сейчас говоришь о любви? — голос сочился из темноты, кусал холодом каменных плит под босыми ногами. — Что до твоего сердца: я могу прямо сейчас вырвать, и, давясь своим последним вздохом, ты увидишь, как я раздавлю его в кулаке. На твоё счастье, мне нужно, чтобы оно продолжало биться. Во всяком случае пока, — невесомое прикосновение пальцев на шее было подобно накинутой удавке.

— Что же до твоего тела, то оно уже давно принадлежит мне. Именно моя сила вырвала и протащила тебя сквозь пространство и время, даровала вторую жизнь.

Запал давно сошёл на нет, уступив место опустошённости. С каждым произнесённым словом я почти физически ощущала, как что-то холодное, липкое и вязкое наполняло меня изнутри, будто тысячи скользких червей, проникнув сквозь кожу, теперь, чуть подёргиваясь, расползались по рукам, ногам, животу, спине и шее. Тьма просочилась внутрь меня, парализовала, ткнув лицом в осознание собственной беспомощности и никчёмности. Он словно прочитал мои мысли и почти нежно коснулся виска губами. Жест можно было бы принять за попытку успокоить, поддержать, если бы не слова, последовавшие дальше:

— Без меня ты бы сгинула в небытие, пала и сгнила, как миллионы других.

— Ты спас меня? — стоило вопросу сорваться с языка, как я внутренне скривилась от наивности и глупости. Он тихо засмеялся над самым ухом.

— Зачем ты так упорно выставляешь себя дурой, когда таковой не являешься? Или?.. — тишина. Призрачное прикосновение к плечу. — Подумай сама, если бы я хотел тебя спасти, оказалась ли бы ты здесь?

Сердце замерло и оборвалось, тело непроизвольно дёрнулось, но в тот же миг его рука удавом скользнула под грудью и болезненно сжалась.

— Тебе стоит быть благодарной, но не за спасение, а за то, что я дарую тебе возможность исполнить своё предназначение, — последние слова слились в пронзительное шипение. Отпрянув, я предприняла последнюю попытку освободиться хоть на долю секунды, хоть на сантиметр, хотя уже знала, что было слишком поздно — опоясывающие объятия лишь сильнее сдавили рёбра, почти лишая возможности вздохнуть. — Чувства можешь оставить себе — они никчёмны. А всё остальное уже принадлежит мне.

В абсолютной темноте время стало неделимым. Да и какая разница, обжигает ли где-то небо ослепляющий день или проглатывает тени молчаливая ночь? Моё тело уже не принадлежало мне — оно стало инструментом, оставив наедине с темнотой и болью.


* * *


Пока были силы, я сопротивлялась, царапалась и вгрызалась зубами в плоть, но те, кто приходили — их было слишком много. Пока была воля, я запоминала лица, ненавидела, в голове прокручивая самые изысканные методы отмщения, но каждое чужое прикосновение вновь доказывало моё бессилие, пока все эти лики не слились в один образ из моих кошмаров. Кажется, лишь однажды мне удалось вырваться, выплеснуть клокотавшее внутри пламя наружу. Маленькая победа — мгновение, вспыхнувшее искрой в темноте вечности.

— Ваш поступок был крайне необдуманным, мисс.

Меня давно скрутили, но Грим опасливо сидел чуть поодаль, утопая в складках своей смехотворной мантии: бархат никак не вписывался в и интерьер голых каменных стен, ошмётков соломы на полу и удушающей вони, приправленной запахом горелой плоти. Последнее заставило меня невольно довольно оскалиться в подобии улыбки. Заметив это, мужчина тяжело выдохнул и тут же раздражённо добавил:

— Вы же понимаете, нам придётся с этим что-то сделать.

На последнем слове его голос дрогнул, и я, помимо воли, взглянула на того, кто прикасался ко мне лишь для того, чтобы влить в вену очередную дозу. Ирония заключалась в том, что за это я была ему благодарна… Бледное лицо в обрамлении жидких волос, обычно непроницаемое, выглядело скорбно. Будто ему действительно было жаль. Он быстро отвёл взгляд, когда в коридоре послышались тяжёлые шаги. Дверь с грохотом отлетела в сторону — на пороге замаячили двое, без промедления двинувшиеся вперёд. В руках одного из них был молот.

Молот раздробил кости, заперев пламя внутри. Потом мягкий бархат скользил по искорёженным конечностям, пока Грим обрабатывал раны, накладывал повязки, а я тихо выла от отчаяния.

Силы и воля таяли, пока в один день не осталось ничего. Свет погас. Долгое время я думала, не ослепла ли, или же кто-то просто забыл зажечь единственную свечу среди душных каменных стен, но вскоре это стало совершенно неважным. Я пропала, растворилась в этой тьме, пропитанной запахами прелой соломы, грязи и постоянно преследующей сладости корицы. Не было больше у меня ни рук, ни ног, ни глаз — меня словно поглотило мрачное чрево, сделав частью себя, безликой, незримой и незрячей, бьющейся в агонии… И я чувствовала, что в последней. Никто бы не смог догадаться, пока не стало бы слишком поздно. Никто, кроме него. А он узнал, и его гнев вмиг воспламенил почти мёртвые угли, но оставил непроницаемым мрак вокруг, наполнив его собой, своим голосом.

— Лживая, хитрая дрянь, я недооценил тебя, — тело напряглось в ожидании, как мне казалось, неминуемого удара, но его не последовало. Я испытала даже странное разочарование. Сила, физическая боль — это просто и примитивно, а вот его слова всегда будто проникали глубже, а потом копошились как черви под корой головного мозга, постепенно стирая все грани между реальностью и вымыслом. Хотя о какой реальности вообще можно было говорить в полной темноте?

— Неужели ты думала, что тебе позволено так ловко и просто улизнуть? — ледяные пальцы на моих висках болезненно сжались, а внутри всё кипело. Надо было хоть что-то сделать или сказать, но сил не было: ни пошевелиться, ни даже губы разомкнуть. У меня не было больше ни тела, ни голоса. Но, видимо, какой-то слабый звук я всё же издала. В ответ он тихо засмеялся.

— Не драматизируй. Ты не единственная, кто страдает. Со временем к этому привыкаешь, поверь мне… — его голос, почти задумчивый, резко оборвался, отчего внутри появилась твёрдая уверенность, что последние слова мне не предназначались. Давление на висках исчезло, но в следующую секунду он яростно зашипел прямо в лицо:

— Останешься здесь. Будешь дышать и мучиться, пока не дашь мне то, что нужно. А потом, возможно, я отпущу тебя или буду настолько милосерден, что дам умереть. Кто знает, может, там, за гранью, до сих пор кто-то ждёт… нас.

Больше ни слова. Невесомое движение воздуха, опалившее морозным дыханием горящее лицо. Лёгкий озноб, пробежавший вдоль позвоночника. Но уже секунды спустя всё тело забилось крупной безудержной дрожью, зубы то и дело неконтролируемо клацали, норовя впиться в обмякший язык или раскрошиться в песок. Кто-то или что-то резко дёрнуло меня вверх, впилось в плечи, пригвоздив в положении полусидя. Грубые пальцы с силой надавили на ссохшиеся и слипшиеся губы, удерживая их открытыми. Отвращение вышло на новый уровень, хотя я была уверена, что испытала достаточно. И тут вновь зазвучал его голос, сначала монотонно, но с каждым словом всё громче, начитывающий что-то на непонятном языке. Звуки клокотали подобно отдалённым раскатам грома, камням срывающимся с высоких скал и несущихся вниз, грозя похоронить под своей массой любого зазевавшегося путника. С первых слов меня парализовало, придавило, но опомниться мне опять не дали, и в следующее мгновение какая-то склизкая жидкость наполнила рот и, жаля, потекла в самое горло. Меня душили рвотные позывы, но вырваться, отвернуться или хотя бы выплюнуть не было ни малейшего шанса — держали меня намертво. Вкус не ощущался, но я задыхалась, от отчаяния выгибалась до хруста позвонков, когда неожиданно всё прекратилось — меня резко отпустили, дав обессиленно завалиться на спину. Тело стало ватным, в голове зашумело. Последнее, что я услышала среди всё нарастающего гула, сдавливающего перепонки, были два слова, ударами колокола резонирующие где-то над головой:

— Мой дар…


* * *


Сначала был воздух, еле заметные, робкие касания ветра. Он принёс ощущение открытого пространства, свободы, и его, изголодавшись, хотелось глотать безудержно, но будто что-то мешало. Да и в целом ощущение мира возвращалось медленно: словно я с трудом пробуждалась от тяжёлой, заставшей врасплох полуденной дрёмы. Шли долгие тягучие секунды, прежде чем пришло осознание, что я сидела, крепко обхватив колени руками и уткнувшись в них подбородком, но воздух был так сладок, что с каждым глотком его требовалось всё больше, отчего затёкшее тело нехотя оживало. Рука безвольно соскользнула вниз, и пальцы обожгло неожиданное чуть шершавое тепло — отпечаток дневного зноя, который хранила земля. Камни, гладкие, вылизанные ветром или водой — я с наслаждением зарылась в них, непроизвольно перебирая, с каждым прикосновением впитывая стремительно угасающий жар. Ветер усилился, запутался в волосах и вдруг принёс с собой пусть приглушённый, но ни с чем не спутываемый звук прибоя. Это заставило наконец открыть глаза.

Оказалось, что море было совсем рядом — лишь в каких-то двух-трёх метрах от меня волны лениво облизывали берег, покрытый мелкой галькой, а дальше — бескрайняя гладь, уходящая за горизонт. Вода, тёмная, спокойная, одновременно влекла и отталкивала. Было что-то в этих почти невозмутимых водах такого, отчего по спине пробегал неприятный холодок, а руки ещё яростнее цеплялись за разбросанные камешки, будто те могли защитить или удержать. А ещё не давало покоя ощущение, что я упускала какую-то значимую деталь, не могла вспомнить что-то крайне важное. Ответ будто таился совсем рядом и всё же постоянно ускользал. Да и как было собраться с мыслями, если в тяжёлой голове отсутствовало даже малейшее представление о том, где я, как сюда попала, когда и зачем?

С трудом оторвав взгляд от чуть поблёскивающей глади воды, я наконец обернулась, но окружали меня всё те же камни и вода. Тёмные скалы, принявшие в свои объятия береговую линию, непоколебимой стеной возвышались у меня за спиной, одновременно растянувшись по правую и левую руку, насколько хватало взгляда, сливались у самого горизонта с морем в одну чёрную линию. Было светло, но затянутое серыми облаками небо поглотило солнце, лишив возможности определиться даже со временем суток.

На самом деле зацепиться за что-то даже взглядом было сложно — пейзаж казался выцветшим и затёртым. Я набрала пригоршню камней: белые, серые, чёрные… Неожиданная догадка полоснула по нервам, заставив непроизвольно дёрнуться всем телом, из-за чего лежащие на ладони камни с тихим цокотом посыпались на берег. Ноги подрагивали, но держали, пока я, чуть пошатываясь, принимала вертикальное положение, а потом медленно поворачивалась из стороны в сторону. Однако, какой бы бредовой и ни показалась мне моя мысль изначально, но реальность говорила сама за себя: то, что меня окружало, было всё монохромным, включая меня саму.

Страха не было. Принимая во внимание сюрреалистичные декорации вокруг, это удивляло — или должно было, — но этого не случилось. На самом деле все ощущения, ровно как и мысли, были под стать цветовой гамме: такими же выцветшими, призрачными, лишь отдалённо напоминающими истинные эмоции. Будто в пьесе автор оставил ремарки о том, как я должна была себя вести и чувствовать согласно происходящему, но слова так и остались буквами, вписанными курсивом между монологами. Лишь непроницаемая, смолянисто-чёрная глубина моря заставляла сердце биться чаще, пробуждая внутри волну необъяснимого беспокойства, смешанного со щемящей тоской.

Заставив себя отвернуться, я шагнула к скалам, но тёмная стена была подобна неделимому монолиту: без единого провала, проёма или же намёка на проход. А сам камень, чёрный, издалека даже будто маслянистый, показался смутно знакомым. Я замерла, неожиданно осознав, что знала, каким он будет на ощупь: мягкая замша. «Разве такие бывают?» Вопрос остался висеть в воздухе, но приближаться к каменной гряде не было ни малейшего желания. Видимо, неосознанно я отступила, и дальше, чем думала, потому что в следующее мгновение босые ноги накрыло прибрежной волной. Беззвучно охнув, я покачнулась, резко шагнула вперёд, но, запутавшись в отяжелевшей намокшей ткани подола, не удержалась на ногах и лишь в последний момент попыталась смягчить падение, интуитивно выставив перед собой руки. И тут же зашипела от боли. Камни, лишь секунду назад бывшие гладкой галькой, вдруг оказались острыми осколками, впивающимися в ладони, колени… Все мои попытки подняться приносили лишь больше боли, будто руки хватались за битое стекло, однако страх быть погребённой под очередной волной был сильнее. Шипя и барахтаясь, я, наконец, вновь оказалась на подрагивающих ногах. Руки саднило, из покрывавших их теперь глубоких порезов сочилась кровь. Под стать монохромному миру она была почти чёрной.

Мир замолк, и в голове гулким эхом отдавались всплески тяжёлых капель, падающих вниз, чтобы слиться с морской водой… Гул нарастал, и теперь он был вне меня, больше всего пространства. Ещё чуть-чуть — и его сила потеснит горы. Я вскинула голову, упираясь взглядом в давящую громаду зубастых скал, которые стали как будто выше, острее, ближе. Непроизвольно руки сжались в кулаки — я беззвучно вскрикнула, зажмурилась, а потом увидела. Камни не оберегали, это было местом не успокоения, а заточения. Отсюда не было выхода, лишь вернуться обратно на берег, покрытый осколками, принять свою судьбу, обхватить колени, сжаться, чтобы боль стала меньше, смириться… «Или…» — я бросила неуверенный взгляд через плечо на непроницаемые волны. Стремление дотянуться, дотронуться и окунуться с новой силой пробудилось внутри. Абсолютно необоснованное и из-за этого ввергающее в ещё большее смятение, но именно сейчас казавшееся наиболее верным решение.

Шаг — и теперь уже за спиной застонал камень, гневно, отчаянно. Каждый шаг ножом врезался в ноги, когда я неожиданно ощутила, что дно стало меняться, впиваясь гарпунами в истерзанную плоть, оттягивая обратно к берегу. И чем быстрее я стремилась вперёд, тем острее, глубже они врезались, чтобы замедлить мой ход, или же море отступало… Паника подстегнула, придала сил: сцепив зубы, я побежала, оттолкнулась и нырнула с головой.

Где-то далеко остались волны, земля, небо и камни. Исчезли запахи, звуки, ощущения, цвета — уступив место лишь темноте, в которой я просто находилась. Не погружаясь, не падая, застыв на месте, словно насекомое, по воле злого случая попавшее в каплю древесной смолы. Это иступляло, поэтому поначалу я металась: размахивала руками и ногами, кричала, прислушивалась, до радужных кругов зажмуривалась и потом до слёз всматривалась в окружающее меня ничто, остававшееся безмолвным, беспросветным, безучастным и безграничным.

Боимся ли мы темноты или всё же того, что может в ней скрываться? Бродя потерянной в лабиринтах под горой гоблинов, я боялась именно второго, нежели абстрактного понятия, лишённого света. Но здесь не было ни узких коридоров, ни гулких голосов, ни даже необходимости куда-то идти. Только я и темнота, которая пугала, но лишь до того момента, пока не стёрлись грани между мной и моей телесной оболочкой. Я перестала воспринимать себя как заточённую частицу, затерявшуюся во мраке, а стала его частью, как и он стал частью меня. Растворившись друг в друге, мы заполнили собой всё, избавившись от оков пространства и времени. Прошлое, настоящее, будущее растеряли всю свою значимость, превратившись в неясные отголоски чего-то далёкого и уже чужого. Остались только сны.


* * *


Снова это место. Когда он оказался здесь впервые, сила звука оглушала, а от ярких разноцветных вспышек в глазах рябило до такой степени, что он с трудом мог разобрать дорогу. Всё здесь выглядело настолько дико и непохоже ни на что виденное им за все века странствий по обе стороны великого моря, что хотелось бежать… Он малодушно пытался укрыться, втягивая голову в плечи, зажмуривая глаза, вслепую хватаясь за стены, чуть влажные и скользкие, пятился, как ему казалось, прочь от разрывающего голову вибрирующего звука, пока наконец не споткнулся и повалился на пол. Забившись в угол, он лишь сквозь пальцы улавливал мелькающие вокруг тени, приближающиеся, проносящиеся в отдалении — им не было до него никакого дела. Когда же глаза немного привыкли к резким всполохам света, стало понятно, что он сидел, вжавшись в стену, на довольно широкой лестнице, уводящей куда-то вниз. А потом всё резко оборвалось, и, жадно давясь ночным воздухом, он обнаружил себя у погасшего костра на опушке леса, где был разбит его лагерь.

Произошедшее стоило принять как кошмар, возможно, навеянный тёмными силами, коих в последнее время роилось вокруг превеликое множество. Да только не прошло и пары недель, как всё повторилось с пугающей точностью и ясностью: те же звуки, вспышки, лестница.

Поначалу смятение сводило на нет все его попытки понять, куда он попадал, и каждая преодолённая ступень лестницы была равносильна маленькой победе, но вела, к сожалению, вникуда. Но раз за разом ему удавалось увидеть больше, шагнуть дальше. Яркие огни блекли до разноцветных отблесков, уже не ослеплявших, а озарявших пространство через то и дело приоткрывающуюся дверь, в которую, как оказалось, упиралась всё та же лестница. И пусть звуки уже не пугали, но от их интенсивности всё внутри вибрировало, дрожало в странном предвкушении, почти томлении.

Тени и те обрели форму: люди мелькали, спешили или, пошатываясь, покидали то, что скрывалось за дверью, но выглядели они все крайне странно. Мужчины, женщины, облачённые в довольно уродливые одежды, порой настолько открытые и короткие, что он стыдливо отводил глаза, в то время как никого из проходивших это, казалось, никоим образом не трогало. Иногда он перехватывал заинтересованные взгляды в свою сторону, и именно тогда оказалось, что и его одежда немногим отличалась от той, что мелькала перед ним: штаны, угловатый укороченный сюртук и белая рубаха со слишком узкой горловиной, с повязанным на шее тонким платком, который он попытался было ослабить, но чуть не затянул удавкой из-за тугого и хитро повязанного узла. Да и тратить на одежду и без того ограниченное время он не желал, пусть и казалось, что каждый новый визит сюда будто длился чуть дольше предыдущего. Хотя ощущение могло оказаться и просто иллюзией, ведь его собственное восприятие происходящего теперь было намного спокойнее и рассудительнее.

И всё же это место оставалось для него загадкой, которую ещё предстояло решить, как и то, почему он с завидной периодичностью попадал именно сюда.

Сегодня он не стал тратить время на пустое созерцание и прямиком направился вниз по ступеням. Пальцы сомкнулись вокруг шарообразной ручки, в груди ухало от странной музыки и волнения. Он глубоко вздохнул и толкнул дверь.

Какая-то часть его малодушно обрадовалась, что первой точкой прибытия оказалась пресловутая лестница: попади он прямиком сюда, то в ужасе бежал бы без оглядки или метался обезумевшим зверем по углам. Пространство или зал, на первый взгляд, довольно просторный, был до отказа наполнен ослепительными вспышками света, то и дело прорезающими полумрак, и музыкой. Даже больше, это место состояло из них, потому что ни понять истинные размеры, ни увидеть что-то за пределами было невозможно. Ухающие раскаты барабанов сочетались с пронзительными писками невидимых то ли птиц, то ли насекомых, а потом мелодия вдруг обрывалась, но лишь для того, чтобы обрушиться на голову какофонией, складывающейся в унисон, проникающей внутрь, вклиниваясь в ритм беснующегося сердца. И во всей этой смеси барахтались люди. Слово подвернулось случайно, но оно как нельзя точно описывало происходящее с этими странно разряженными женщинами и мужчинами, то и дело вскидывающими руки, кружащимися на месте или в объятиях друг друга под резкие и повелительные удары невидимых музыкальных инструментов. Было жарко, даже душно, отчего рука непроизвольно дёрнулась к тугому вороту, и на этот раз узел неожиданно поддался, платок змеёй соскользнул куда-то в темноту, а ткань рубахи с глухим треском разошлась, освободив шею. Он судорожно втянул воздух, обернулся и, удостоверившись, что дверь обратно на лестницу всё ещё находилась за спиной, двинулся вперёд, протискиваясь между танцующими.

В его движениях не было чёткой цели, как и направления — скорее внутреннее влечение, которое побуждало делать шаг за шагом сквозь хаотичную людскую массу. Он периодически замирал на месте, оглядываясь и попутно отмахиваясь от особых резвых, порывающихся вовлечь и его в жгучий танец. Причём не чужды эти попытки были как мужчинам, так и женщинам, то беззастенчиво, то кокетливо обнимающими, ласкающими или томно шепчущими что-то неразборчивое в самое ухо. Во время одной такой своеобразной передышки он заприметил впереди высокий стол, чем-то напоминающий стойку в таверне, за которой хозяин обычно отпускал напитки посетителям. Будто в подтверждении его изначальной догадки взгляд выцепил из полумрака ряды мерцающих бутылок, разноцветные блики, пойманные в отражениях бокалов и зеркальных вставок. Атмосфера вокруг стола тоже напоминала обычное питейное заведение: гости смеялись, но из-за громкой музыки беззвучно, активно жестикулировали, даже танцевали, насколько позволяло пространство и высокие стулья. Очередной луч мазнул по собравшимся, на мгновение выцепив из полутеней женский силуэт — сердце пропустило удар.

Теперь он пытался двигаться быстрее, но музыка неожиданно замедлила свой ритм, а с ней замедлились и люди вокруг. И дело было даже не в том, что они почти замерли на месте, подобно полуживым фигурам, а в том, что теперь с раздражающим постоянством кто-то то и дело пытался ухватить его за руку, оттащить в сторону, и он только и успевал отряхиваться от этих горячих прикосновений, как от навязчивых насекомых, одновременно вглядываясь туда, где в тени угадывались размытые очертания. Очередная вспышка заставила его невольно вздрогнуть и отвести взгляд, но теперь белесый луч замер, почти полностью выхватив фигуру из полумрака.

Она сидела в пол-оборота на одном из высоких стульев. Затянутая в отвратительное, кричащее красное платье, еле удерживаемое на плечах невесомыми полосками ткани, в то время как длинные белые перчатки скрывали руки по локоть, она с абсолютным безразличием взирала на толпу. На неестественно выбеленном лице выделялись лишь алые губы, уголки которых то и дело приподнимались в презрительной усмешке. Неуловимое движение тонких пальцев, и в её руке будто из воздуха появился высокий узкий бокал с каким-то полупрозрачным напитком. Несколько мгновений она скучающе рассматривала жидкость, лениво прокручивая её в тонком стекле, пока неожиданно не опрокинула содержимое, одним залпом осушив бокал, который сразу исчез. Одновременно с этим какая-то неразличимая тень склонилась к ней со стороны, скрытой от него, на что женщина томно прикрыла глаза, но тут же брезгливо скривилась и передёрнула плечами, будто скидывая чьё-то невидимое прикосновение. Её взгляд скользнул по толпе, мазнул по нему без тени узнавания.

Что-то внутри оборвалось, и почти забытое имя призрачным шёпотом сорвалось с губ, но он был всё ещё слишком далеко, музыка — слишком громкой, и всё же она неожиданно дёрнулась всем телом, напряжённо расправила плечи, нервно озираясь по сторонам, и на мгновение ему вновь удалось поймать её взгляд. Вдох — безразличие, выдох — тёмные брови недовольно нахмурились, рука в белой перчатке взметнулась вверх, щелчок пальцев — музыка оборвалась, свет погас.


* * *


Полная луна отражалась от испещрённого тонкими чёрными венами белого мраморного пола. Помимо воли покрытое испариной тело подрагивало под порывами ночного бриза, врывающегося в комнату через открытые створчатые двери. Воздух был до приторности сладок, почти удушлив, с трудом проникая внутрь, из-за чего с каждым глотком в груди всё сильнее пекло. Надо было сделать над собой усилие и встать наконец, скинуть это болезненное оцепенение, но он оставался недвижим, распластавшись на скомканных простынях. А перед глазами всё ещё горел её образ, и губы дёргались в беззвучном шёпоте, складывавшемся в почти забытое имя.

Последующий день он был сам не свой, мысленно возвращаясь в сумбурный сон, прокручивая перед внутренним взором всё увиденное, хотя, по правде сказать, существовавшая незыблемая уверенность в том, что это было лишь дурными сновидениями, заметно пошатнулась. Смятение и досада побуждали то и дело скрипеть зубами, и поэтому он был искренне зол, пусть и без видимой на то причины. Надо было вернуться туда, но миновало следующее полнолуние, за ним ещё одно, а он продолжал засыпать и просыпаться в тишине своих покоев, и сны, посещающие его за смеженными веками, ни на йоту не походили на полутёмные залы, где в последнее время он был довольно частым гостем. С каждым прошедшим днём острота чувств всё больше притуплялась, сливаясь с монотонным фоном ежедневных мыслей, поступков и обязанностей. Последние, кстати, и вынудили его в первые дни лета вновь оказаться на дороге, с трудом пробивающейся сквозь стену деревьев.

Лес встретил его напряжённым молчанием, слишком знакомым и уже, увы, неудивительным. Только глупец или слепой мог ещё списать сквозившее в воздухе предгрозовой резкостью гнетущее ожидание угрозы на краткое помутнение рассудка, обманчивое наваждение, свойственное чувствительным натурам. Более того, именно в лесу ощущение вспыхивало особенно остро, и он не раз ловил себя на мысли, что древние деревья взирали на него с почти осязаемым упрёком, будто обвиняя в бездействии. К счастью, сегодня опасностью не веяло, и можно было не гнать коня в поисках ближайшего поселения, а рискнуть и остановиться на ночлег под покровом тенистых крон.

Сон сморил его неожиданно и резко: казалось, только смежил веки — и вот он вновь на лестнице. Возможно, поэтому он ощущал себя столь потерянным, беззащитным, почти обнажённым. Собственная нервозность озадачивала, ведь на первый взгляд всё было как прежде. Мысленно встрепенувшись, он решительным шагом направился в знакомом направлении. Дверь с лёгкостью поддалась, бесшумно провалившись в ухающее музыкой пространство, и его сразу поглотил омут из вибрирующих звуков и ослепляющих огней.

Он не нашёл её ни у стола с напитками, ни среди танцующей толпы, и куда ни падал взгляд — лишь переплетения рук, ног, тел в удушливом полумраке, прорезанном алыми лучами. Будто все они оказались погребёнными под толщей воды, глубинный мрак которой изредка касались отголоски закатного солнца… Эта мысль заставила поёжиться, нервно оглянуться лишь для того, чтобы осознать, что спасительная дверь (хотя от чего или кого она должна была его спасать?) была еле различима в темноте. Он вдруг испугался, что может потерять этот пока единственный выход, остаться здесь, слиться с танцующей толпой навсегда. И это внушило ужас. Наплевав на приличия и собственную гордость, он стал прокладывать себе дорогу назад, с раздражением и отчаянием замечая, что каждый шаг давался слишком сложно, слишком долго. И лишь когда до двери оставалось совсем немного, а толпа заметно поредела, он позволил себе с облегчением выдохнуть и напоследок осмотреться. Почти сразу алый всполох резанул глаза: чёрное кресло, нога закинута на ногу, из-за чего разрез платья, казалось, начинался от пояса. Кто-то склонился к ней, нашёптывая что-то на ухо, на что она отвечала задумчивой улыбкой. Было в этом слишком много интимного, личного, что он не должен и не хотел видеть. Он почти отвернулся, но в последний момент замер, пригвождённый её взглядом. Всё длилось лишь пару мгновений: на вдохе она потеряла к нему всякий интерес, а на выдохе это сновидение выплюнуло его под кроны древнего леса, задохнувшегося в звенящей тишине.

После этого он ещё не раз проходил через дверь в конце странной лестницы, где неизменно встречала всё та же безликая толпа, словно морские волны вздрагивающая под давлением музыки. Но той, ради которой он и ждал эти сны, больше нигде не было видно, пусть порой и казалось, что где-то на периферии взгляда, нет-нет да и мелькала знакомая тень, а стоило взглянуть напрямую, как она бесследно растворялась в полумраке. Следовало смириться, не обращать внимания, просто воспринимать как данность, но нет. Всякий раз он с остервенением пробивался через переплетённые тела, всматривался в чужие лица, стряхивал прикосновения невидимых рук.

Кто-то вновь дотронулся до него со спины — он по привычке резко повёл плечами, но нахальный незнакомец был определённо настойчив, что слегка удивило. Он обернулся, готовясь грубо оттолкнуть надоедливого танцора, и подавился вздохом. Уголки алых губ иронично приподнялись, и две тонкие ладони решительно опустились ему на плечи.

Он чувствовал шёлк перчаток на её руках, скользящих по оголённой коже в разодранном воротнике рубахи, будто ласкающее, гипнотизирующее прикосновение змеи, и задыхался одновременно от холода и острого наслаждения, пронизывающего, поглощающего. Высокая причёска полностью обнажала шею, вырез чёрного платья дерзко спускался в ложбину между грудей, алые губы чуть влажные — она была совершенна в своей порочности, а он захлёбывался, упивался, с жадностью впитывая в себя каждую линию, каждый штрих. Музыка давила, и уже привычное ему здесь томление с каждым ударом поднималось на новый уровень, сдавливало горло, предательски отзываясь в паху. В полумраке её глаза казались неестественно тёмными, почти чёрными, отражая красные искры окружающих лучей, вспыхивали мерцающими языками пламени. Что-то подсказывало о неправильности происходящего, но он лишь безвольно стремился к этому огню, полностью отрезанный от окружающего мира. Когда её губы накрыли его, тело вспыхнуло, задрожало. Руки в шёлковых перчатках обвивали шею в стальном захвате, ощущения тела, льнувшего к нему, одуряли, и теперь он сам яростно впивался в её губы, отбросив приличия, жадно отслеживая руками каждый изгиб, впечатывал в себя. Лишь краем сознания он понимал, что всё это время они медленно двигались в танце, следуя тягучим вибрациям мелодии, почти в трансе сливаясь телами, разделёнными лишь тонкими лоскутами ткани. А потом она была везде: вдруг прижимаясь к нему со спины, посылала волны мурашек вдоль позвоночника, чуть сдавливала горло, одновременно прикусывая мочку уха, прочерчивая поцелуями опаляющую линию вдоль шеи, метнулась, чтобы снова слиться, сталкиваясь языками. И вновь двигалась, на этот раз медленно скользя вдоль тела вниз, чуть сдавливая его член, твёрдый от возбуждения, прижимаясь щекой, ластилась кошкой, а он, сам того не осознавая, запустил пальцы в волосы, прижимая её ближе, и подался вперёд, упиваясь ощущением её присутствия. Не сдержался — откинул голову назад, застонал на выдохе, закрывая глаза, и тут же задохнулся от накатившего холода.

Над ним — звёздное небо, ясное до рези в глазах, но мутный взгляд метался и жаждал совсем иного. Он всё ещё был болезненно возбуждён, но на этот раз сдался и наплевал на всё — руки чуть подрагивали, наскоро избавляя от лишней одежды. Завтра он пожалеет об этой позорной слабости, но пока перед глазами горел её образ, а тело ещё пронзало от жара её прикосновений, он не мог остановиться. Его пальцы сомкнулись и почти сразу яростно задвигались, заставляя выгнуться дугой. Гортанный стон сквозь стиснутые зубы.

Свидетелем его падения был лишь немой лес. На счастье ли или на погибель…

Глава опубликована: 03.02.2023
И это еще не конец...
Отключить рекламу

15 комментариев
Очень интересно! Жаль, что в шапке стоит Трандуил - интрига исчезает. А то тут и на Олорина подумать можно, и на Торина.
LunaAirinавтор
Большое спасибо за отзыв!
И признаюсь, у меня были мысли полностью опустить детали пэйрингов в шапке. Потом решила добавить UST: возможно, для полноправной интриги и не достаточно, но есть и некая недосказанность.)
LunaAirin
Спасибо за столь частые обновления! Читаю с удовольствием.
LunaAirinавтор
catarinca
Вам спасибо!
Такая же скорая периодичность обновлений - это огромная заслуга моей изумительной беты. Без неё это было бы невозможно.
Цитата сообщения LunaAirin от 14.04.2018 в 00:52
catarinca
Вам спасибо!
Такая же скорая периодичность обновлений - это огромная заслуга моей изумительной беты. Без неё это было бы невозможно.

Значит, бете отдельное спасибо!
А кавалеров у ГГ уже столько, что даже и не знаю, которого выбрать )) Все хороши! Может, ну его, Трандуила этого. У него, говорят, характер скверный.


Добавлено 14.04.2018 - 01:09:
А то, что выкладывается здесь, и то, что выложено на фикбуке, - это идентичные тексты? Или того не касались волшебные руки беты?
LunaAirinавтор
Цитата сообщения catarinca от 14.04.2018 в 01:06
Значит, бете отдельное спасибо!
А кавалеров у ГГ уже столько, что даже и не знаю, которого выбрать )) Все хороши! Может, ну его, Трандуила этого. У него, говорят, характер скверный.


Добавлено 14.04.2018 - 01:09:
А то, что выкладывается здесь, и то, что выложено на фикбуке, - это идентичные тексты? Или того не касались волшебные руки беты?


Про кавалеров верно подмечено, да вот только женщин вечно тянет на кисло-солёное)) Да и сама ГГ - тот ещё подарочек))

То что, на фикбуке - это действительно вариант, до которого ещё не дошли волшебные руки беты. Началось всё аж в 2014, поэтому многие главы (особенно первые) были очень сырыми и только теперь стали приобретать подобающий приличный вид, так сказать)) Так как публиковать фанфик я начала именно там, история там продвинулась довольно далеко вперёд, но отредактированные и доработанные главы выкладываются в первую очередь здесь.
LunaAirin
Прочитала все на фикбуке, ну и прокомментировала там, соответственно (Там я Грэйп).
LunaAirinавтор
Огромное спасибо за такие развёрнутые комментарии! Я, признаться, очень люблю читать то, что думают другие о моей писанине (особенно если отзывы развёрнутые). Это нередко наталкивает на довольно оригинальные мысли о персонажах и дальнейшем развитии самого произведения. Ещё раз большое спасибо!
Все-таки очень мне Элладан нравится. Настоящий рыцарь.
LunaAirinавтор
Цитата сообщения catarinca от 17.04.2018 в 11:06
Все-таки очень мне Элладан нравится. Настоящий рыцарь.

И пока один из немногих, кто повстречался, героине. Мне он тоже очень импонирует, однако на том событийном промежутке, на котором они встретились, между ними, увы, ничего не могло произойти. Хотя, быть может, так даже и лучше.
Большое спасибо за новую главу! Но как-то не хочется, чтобы все произошедшее оказалось галлюцинацией.
LunaAirinавтор
Katherine13066
Большое спасибо за отзыв.
Думаю, в следующей главе кое-что прояснится.
Уважаемый автор!
Фанфик заморожен? Продолжения не будет?
LunaAirinавтор
AMATEUR
Новая глава уже есть, поэтому "тьфу-тьфу-тьфу" он снова ожил)
С возвращением!
Чтобы написать комментарий, войдите

Если вы не зарегистрированы, зарегистрируйтесь

↓ Содержание ↓

↑ Свернуть ↑
Закрыть
Закрыть
Закрыть
↑ Вверх