Ворон ворону глаз не выклюет (джен)

Ветер завывал похоронную песнь, пока снег укрывал Марка белым саваном. Пальцы дрожали, но не от холода — от страха. Огрызком карандаша он вывел в дневнике новую запись, надеясь, что не последнюю:

«34 день экспедиции. Сошла лавина. Нашёл тела Петра, Филиппа и одного из проводников. Откопал сумки Маргариты и Яромира. Остальные пропали».

Всё снаряжение унесло в обрыв вместе с коллегами, женой и надеждой Марка вернуться домой. Единственное, что не давало безвольно принять свою участь, это дневник с заметками об экспедиции, лежавший в нагрудной сумке. Марк обязан попытаться сохранить знания, ради которых отдала жизнь его команда. Но как это сделать? С собой — лишь измерительные приборы, которыми он снимал показания на ближайшей скале, когда всё случилось. Этим ни прокормиться, ни обогреться.

Стиснув зубы, Марк копался в сумке Петра, уверяя себя, что эти сушёные грибы, парочка консервных банок, да и сухари тоже, коллеге всё равно уже не понадобятся. Бедный Пётр, жаль, нельзя было забрать его с собой, вернуть семье. Топорик и несколько коробков спичек — за это спасибо уже Яромиру. В найденных сумках оставалось много полезного, но Марк не осилил бы тащить на себе всё, пришлось выбирать — и выбор оказался не из лёгких.

Стрелка компаса блестела в свете полной луны. Юго-восток — именно туда стоило держать путь. Снег хрустел под тяжестью лыж. Где же была та пещера, в которой его команда ночевала прошлый раз? Мысли сбивались то на Маргариту, его милую Маргариту, она ведь так и не успела издать свой лелеемый сборник статей, то на дочь Филиппа, оставшуюся сиротой. Пётр же изначально чуял неладное, но он, Марк, неделями соблазнял друга пылкими речами, упирая на то, что император лично одобрил их рисковый поход. При удачном исходе они бы все прославились как покорители Глотки Предтечей — бескрайней ледяной пустоши, полной тайн и аномалий… а вместо этого коллеги погребены в братской могиле, и даже после смерти им не ждать покоя.

Монотонный напев ветра сменился эхом: «Марк! Марк!!! Я здесь!». Ниже по склону виднелась тёмная фигура, машущая ему лыжными палками. Маргарита! Точно, её голос. А вдруг галлюцинация? Или это блудный дух заманивает в ловушку? Марк в своё время заучивал Непреложные законы и накрепко запомнил, что вся неупокоенная чудь железа боялась, как животные — огня. Топорик Яромира всё ещё при нём.

Маргарита сама поднялась к Марку, без лишних слов протянула голую ладонь и коснулась лезвия топора. Живая. На самом деле живая! Марк стиснул жену в объятиях, не веря своему везению, пока та успокаивающе гладила по спине, приговаривая: «Вспомнила все инструкции Филиппа, они меня и спасли. Кое-как выкарабкалась, к счастью, меня недалеко унесло». Благодаря ей удалось найти ту самую пещеру для ночлега: «Я всегда ориентировалась на местности лучше тебя, дорогой». Марк предложил ей разделить банку тушёнки: «Я не голодна, у меня с собой оставались орехи и сухофрукты. Ешь сам, копи силы». Самообладание Маргариты поражало, она твёрдо нацелилась вернуться с Марком домой. Её пример помог укрепить собственную решимость бороться до конца.

— Давай спустимся ниже по склону, — предложила Маргарита, когда они вернулись за брошенными сумками на то место, где сошла лавина. — Может, кто-то ещё выжил. Не волнуйся, я найду дорогу назад. Веришь?

Марк верил. Маргарита всегда была способна на невозможное. Они спускались всё ниже, следуя по тропе мертвецов: удалось найти Григория, Фелицию, приехавшую ради экспедиции из далёкого Вердеста, такая талантливая была девушка…

— Не думай о них, — Маргарита всегда знала, что беспокоит её мужа. — Поверь, я хорошо знаю, насколько скорбь бывает разрушительной.

Марк вновь верил. Верил и не думал о скрученных, как сломанные игрушки, замёрзших телах.

Извилистый путь между скал привёл их к границе Глотки Предтечей. Над головой зажглась удивительная люминесценция: световые ленты окрасили звёздное небо во все цвета радуги. Марк столько слышал об этом явлении, но сейчас даже не остановился, чтобы внести заметки в дневник. Всё чаще он устало прикрывал глаза. Полярное сияние выжгло пятна на изнанке век, они двигались, вырисовывали какой-то силуэт, но Марк распахивал глаза раньше, чем тот успевал приобрести чёткие формы.

— Мы больше никого не найдём, — он остановился, чувствуя перед собой незримую границу, которую не стоило переходить. Прошло слишком много времени. Дальнейшие поиски скорее убьют их самих, чем они смогут кому-то помочь. — Давай возвращаться.

— Смотри! — Маргарита его не услышала. — Тропа! Ты видишь? Видишь же?

Тропа и правда была. Вытоптанная множеством ног, продавленная колёсами телег, она змейкой уходила вдаль. Даже торчали сложенные из камней столбы с привязанными к ним оледенелыми лентами, как ориентиры.

— Следы свежие. Наверняка найдём помощь, если пойдём по ним. Может, кто-нибудь из наших тоже их увидел? Мы ведь нашли далеко не всех.

Марк обещал верить, потому собрал в кулак всю смелость, чтобы ступить на гладкое снежное поле. Становилось не по себе от осознания, что под ногами спало бездонное море, скованное лишь коркой льда — но насколько толстой, насколько надёжной? Он слышал утробное клокотание, доносившееся из этой «глотки». Скрип льда? Голоса древних духов? Игра воображения?

— Доверься мне, Марк, — шёпот Маргариты заглушил собой голос морских глубин. — Я сделаю всё, чтобы ты выжил.

На пути всё чаще попадались крючковатые скалы, торчавшие, как зубы исполинского существа, — может, потому это место звали «Глоткой». От них исходил вибрирующий вой, не похожий на завывание ветра. Невозможно даже предположить, из какой породы эти скалы-зубья: багрово-прозрачные, внутри них мерцали ветвистые жилки, отражающие радужное сияние.

— Маргаритка, дай компас.

Стрелка крутилась под заиндевевшим стеклом, как безумная. Выжженный на веках силуэт становился отчётливее: он походил на жуткий глаз, обвитый щупальцами…

— Маргаритка, со мной что-то не так.

— Ты устал. Осталось немного. Гляди, мы всё-таки куда-то пришли.

…и щупальца эти медленно двигались в такт глубинному рёву.

Между скалами действительно притаился холм, сверкающий огоньками-звёздочками. Марк долго не мог понять, что это, а когда приблизился, неожиданно осознал — это ледокол. Размеры судна поражали воображение, оно походило на кита, выбросившегося на берег, или скорее — на бабочку, нанизанную на иглу: один из шипов пронзил судно насквозь. На носу ледокола различалось название «Новая Земля», однако под проржавевшими буквами и слоем облезшей краски с трудом проглядывало и другое слово: «Левиафан».

— Невероятно, — просипел Марк, задрав голову. Вспомнились байки об экспериментальном ледоколе, о первых смельчаках, решившихся покорить Глотку Предтечей. Многие коллеги-учёные пророчили Марку, что он повторит судьбу этих первопроходцев. — Всё это время… он был здесь всё это время…

Полярная радуга закручивалась в вихре прямо над «Новой Землёй». Минувшие годы в холодной западне покорёжили ледокол, однако он не остался брошенным: в его массивной туше кто-то жил, всюду виднелись примитивные пристройки. «Новая Земля» не была просто кораблём — она стала целым поселением.

— Они ждут. Идём. Там и еда, и тепло, — Маргарита сняла с безвольного Марка лыжи, взяла за руку и повела за собой, навстречу памятнику человеческой смелости и дерзости. Глаз с живыми щупальцами маячил перед носом, даже когда Марк не жмурился.

К ним выходили самые разные люди самых разных народностей, но Марк не услышал от них ни единого слова, и у него самого язык словно к нёбу прилип. Жители Глотки смотрели на его жену с немым обожанием, тянули руки, чтобы стряхнуть с одежды налипшие комья снега, подали ей своеобразный посох из китобойного гарпуна. Маргарита тяжело опиралась на него, поднимаясь по лестницам на самый верх корабля. Сколько же народу, оказывается, жило здесь всё это время, скрытые от взора империи. Как? Зачем? Почему именно в Глотке?

— Тихо. Безопасно. Здесь мой голос резонирует так, что его слышно даже на самом дальнем берегу материка, — Маргарита, как всегда, лучше самого Марка знала, что творится в его голове. — Тебе понравится. Столько загадок, которыми можно занять пытливый ум. Здесь хорошо.

— Ничего не понимаю, — потерянно бормотал Марк, странные пятна перед глазами то и дело сбивали с мысли. Город-корабль, сияние над головой, воющие скалы — всё казалось нереальным. Может, на самом деле он лежит сейчас в горах, на пороге агонии, и не было рядом никакой Маргариты. — Это… это психоз… высотная гипоксия…

— Ты останешься со мной?

— Надо отдохнуть, ещё… воды, да, точно, пить побольше воды… кажется, у меня в сумке остались пилюли…

— Ты останешься со мной? — голос Маргариты заглушил его собственные мысли, в голове звучал лишь он.

— Останешься… с тобой, — эхом отозвался Марк. Улыбнувшись, жена погладила его по небритой щеке.

Наконечник гарпуна мерцал, отражая переливы небесного сияния, глаза Маргариты же не отражали ничего. Вьющиеся пряди выбились из-под натянутого на голову капюшона, но игнорировали порывы ветра, подчиняясь каким-то своим законам. Марк зажмурился — лично его ветер не щадил. Он вытер рукавицей выступившие слёзы, пока те не обратились в колкие льдинки, вместе с ними стёрся и сводящий с ума символ. Наконец Марк смог видеть чётко и ясно, и первое, что он разглядел — рядом стояла вовсе не Маргарита. Серые глаза и мягкие кудри сменила выкрашенная в белый посмертная маска. Неимоверно длинное тощее тело укрывали не шубы, а тканевое полотно, сшитое из обрывков флагов и знамён.

Марка окутал аромат карамели, родом из далёкого прошлого: так пахла Маргарита в ночь на вершине маяка, когда он сделал ей предложение.

— Мы будем вместе, — шептала Маргарита в его голове.

— Мы будем счастливы, — Марк осознал, что всё это время жена говорила его собственными устами.

— Мы будем сильны, — хором вторили люди, окружившие их.

«Вместе мы справимся», — песней звучало внутри Марка, да так громко, что его собственный голос растаял в хоре. Теперь он знал, кто так ласково касался щеки, кто спас ему жизнь, кто помогал всё это время, кто поведёт его и дальше, укажет правильный путь. Он преклонил колено, с благоговением касаясь покрытого снегом подола.

Они вместе.

Они счастливы.

Они сильны.

Они наведут за горами свои порядки.

Отрывок из потрёпанного журнала.

Запись №1:

«...говорил: “Нет более жалкого зрелища, чем герой, о подвиге которого никто не узнает”. С другой стороны, я ведь не ради признания копаюсь в выгребной яме, называемой Древними. Я сам дал им такое название, другого они не имели. Эти существа ведь действительно… древние. Помощников у меня нет: если кому расскажу о своей миссии — окажусь на костре, клеймённый беззаконником. Свои знания я могу доверить лишь бумаге.

Итак, я пытаюсь уничтожить тварь, которая скоро пробудится и сожрёт весь материк».

Угол листа обгорел.

* * *

Рыжие пряди смешались с незабудками, обрамляя обескровленное девичье лицо. Будь увиденное лишь картиной, София, может, даже выкупила бы её. К сожалению, в реальности всё впечатление портили трупный запах и вывернутые края пореза на шее. Девушка была так похожа на Софию — легко обмануться и представить, как она сама лежит среди цветов, истёкшая кровью. От чересчур живо увиденной сцены её рука потянулась к горлу.

— Мисс Таррнет? — окликнул Виктор. София вздрогнула и прогнала невесёлые образы прочь из головы. Пока рядом её Хранитель, можно не беспокоиться за свою жизнь. — Вы закончили? Тело заворачивать в саван?

— Да… да, — оторвав взгляд от девушки, София дописала последние строки в записной книжке. На цветочной клумбе, прямо у её ног, голова к голове лежали одиннадцать человек. Завёрнутые в серые саваны, они походили на лепестки цветка, распустившегося вокруг статуи Поющей девы. Увы, крылатая Дева-защитница не смогла никого уберечь. В том, что местные стали жертвами ритуала, сомнений нет: беззаконники даже оставили издёвку, намалевав на щите Девы глаз, обвитый щупальцами. Не в первый раз доводилось встречать и символ, и опустошённые деревни. Левиафаны, точно они. Но так далеко от севера, да рядом с крупными городами? Что-то новенькое.

Трое нанятых работяг замотали тело селянки в покрывало, стараясь не касаться оголённых участков кожи. Боялись схлопотать себе на голову проклятье, шептались между собой: «Неужели дух Дикой Кэйшес вызывали?» Невежественные заблуждения, но София могла их понять — это она по роду службы успела насмотреться на всевозможные нарушения Непреложных законов, от которых волосы встают дыбом. Простой народ не готов к подобным зрелищам.

Виктор закончил обход деревни, отчёт его был краток: «Насчитал шестнадцать домов, домашнего скота нет. Заглянул в окна — следов разбоя не заметил». Рука Софии замерла, так и не дополнив записи. На шестнадцать дворов лишь одиннадцать жертв! Куда ни глянь, всюду остались следы былой жизни: на дорожке брошены деревянные мечи для детских забав, на верёвках висит давно высохшая одежда, у пруда валяются удочки, а у колодца — перевёрнутые вёдра. Жители исчезли, как по щелчку, оставив после себя несколько тел на клумбе. А если таким образом начнут пустеть целые города?..

Коснувшись плеча, Виктор привлёк внимание Софии к женщине, приблизившейся к ним со склонённой головой. Та теребила в руках платок, то и дело оглядываясь на своего сына, с потерянным видом маячившего позади. Единственные оставшиеся жители деревушки Форменн — на их зов о помощи София и откликнулась сегодняшним утром.

— Леди Таррнет, я, дура старая, так и не поблагодарила за всё сделанное для нас, и… и для них, — женщина поклонилась. Кажется, она представлялась как миссис Каннар. Скверно иметь плохую память на имена. — Я вовсе не пытаюсь оспорить ваше слово, но… точно не позволите отвезти наших в крематорий? Мы с сыном развеяли бы прах над Луковым полем, где развеяны наши предки. Этой традиции много лет, понимаете? А тут… всё в осквернённую землю уйдёт, с грязью смешается. Нехорошо, неправильно как-то.

— Прекрасно вас понимаю, — София взяла трясущиеся руки миссис Каннар в свои. — В любой другой ситуации я немедля организовала бы перевозку, но сами видите: эти люди — жертвы беззаконного ритуала, — её голос стал жёстким, давящим. — Мы должны — нет, обязаны — как можно скорее упокоить их души, пока они не обратились в чёрта или во что-нибудь похуже. Всё ещё уверены в своей просьбе? Готовы взять на себя подобную ответственность?

Возражения стихли. Для погребального костра на одиннадцать человек требовалось много, очень много древесины. Пока Виктор вместе с другими помощниками опустошал поленницы, София расспросила миссис Каннар о незнакомцах, которые могли посещать Форменн в последние дни.

— Была одна, — влез в разговор сын селянки. — Городская, ухоженная. Породистая, — сказал он с придыханием. — Приезжала часто в местный паб, да при деньгах всегда. Умела развлекаться.

— Да, заезжала такая, — миссис Каннар вздохнула, промокнув платком опухшие глаза. — Звалась Ириной Саттфорд. Всё мужичьё местное с ума свела: руки холёные, рожей смазливая, наши бабы грозились ей всю гриву златовласую повыдёргивать.

— И как, успешно? — София добавила к записям несколько пометок. Ирина Саттфорд. Видимо, новый «пастух». Хоть какая-то зацепка, стоит передать её полиции — пусть ищут.

— Не знаю. Сестрица моя тоже горела желанием, но однажды её как подменили: целый день заливала в уши, какая расчудесная из Ирины вышла подружка. А потом… настойчиво предлагала с ней встретиться, — морщины на лице миссис Каннар углубились. Лежала ли её сестра подле Поющей девы? Сбежала ли за своим «пастухом»? — Выходит, эта городская беду накликала? Подумать только, не отправься мы с сыном в Дарнелл, то тоже лежали бы… там…

Юноша обнял миссис Коннар, поглаживая её дрожащие плечи. Миссия Софии — искоренять беззаконие, а не прощаться с мёртвыми, но бросить выживших наедине с их бедой она не могла. Подавив воспоминания о матери, всегда тревожившие сердце при виде погребальных костров, она запела Песнь последних слов. Под звуки её голоса огонь пожрал трупы, как того требовали Непреложные законы. Одинокие фигуры матери и сына жались друг к другу на фоне разгорающегося пламени; глядя на них, София уверилась, что поступила правильно, даже если опоздает из-за этого на сбор в Дарнелле. Она украдкой оглянулась через плечо: Виктор, её верная тень, поймал взгляд и слегка прищурился, как зачастую делал вместо улыбки. Это решение и ему пришлось по душе.

София уже всё распланировала: в её дилижансе хватит места для миссис Каннар с сыном, она отвезёт их в Дарнелл, где за ними присмотрят местные адепты… но стоило открыть рот, чтобы озвучить своё предложение, как в глазах помутнело. Миссис Каннар что-то говорила, но вместо неё София слышала голос матери: «Молчи, милая, молчи. Тайны этой деревни сгорят вместе с телами». Мгновением позже уши резанул вскрик: «Ох, леди Таррнет, у вас кровь!» София отрешённо провела пальцем под носом. На коже остался смазанный след. Кажется… кажется, София собиралась уезжать. Её визит в Форменн затянулся. Она приложила к носу платок, затылком ощущая взгляд Виктора. Как только они останутся наедине, тот опять заведёт любимое: «Вам необходима помощь, мисс Таррнет. Давайте обратимся к другим приближённым, мисс Таррнет. С вами же явно случилось дурное, мисс Таррнет». Чересчур много шума из-за пустяков.

Прощание вышло скомканным. Возвращаясь к дилижансу, София терзалась мыслью, что она упустила важную деталь — но какую? Они с Виктором собрали всю доступную информацию, тела кремировали, а те двое… те двое… София потёрла ладонями лицо. Всему виной недосып. За круглосуточной службой порой забывалось, что она всё ещё оставалась обычным человеком.

— Ваши волосы растрепались, — Виктор заправил за ухо вьющуюся прядь. Ощутив после его прикосновения нечто странное в волосах, София нащупала стебель с крошечными цветками. — Я заметил, как вы любовались цветами. Приятное разнообразие после заснеженных гор, да?

София выдавила благодарную улыбку. Ни к чему Виктору знать о мрачных образах, возникающих в голове при виде незабудок. Расстроится, ещё и кровь из носа припомнит — нет уж. Закрывшись от внешнего мира за дверями дилижанса, София начала искать старые записи о других поселениях, опустошённых Левиафанами. Незабудку она заложила между страницами — и подарок сохранила, и в волосах ничего нет.

— Не думал, что когда-нибудь увижу Форменн в таком состоянии, — вздохнув, Виктор провёл ладонью по светлым волосам, зачёсывая их назад.

— Неужели вы бывали здесь раньше?

Виктор покрутил запонку на рукаве мундира. Переживал о чём-то.

— Когда я проходил обучение в Хранительской крепости, что выше по реке… — он стушевался, но, подумав, всё-таки продолжил: — Иногда сбегал с друзьями в эту деревушку. Учёба была несладкой, иногда хотелось расслабиться. Местные всегда тепло нас принимали, не задавая лишних вопросов.

— Не переживайте, я не сдам отцу ваши юношеские проделки, — со смешком сказала София, уловив причину беспокойства. Отец всегда был суров к ней, но как мастер Хранителей со своими подчинёнными он и вовсе был безжалостен, не гнушался и казнить за особо тяжкие нарушения устава. София пыталась убедить отца пересмотреть правила, но получила настолько жёсткий отказ, что на всю жизнь запомнила: внутренние порядки Хранителей — не её ума дело.

Колёса дилижанса увязали в грязи, пока кучер гневно покрикивал на лошадей. Почему в эти края до сих пор не провели железные пути? Рядом ведь находится Дарнелл, хоть и не самый развитый город в империи, но он играет важную роль как морской порт. Столько дней потрачено впустую из-за непроходимых дорог! Прижавшись лбом к стеклу, София высматривала силуэты пароходов. Маленькие фигурки, словно игрушечные, плыли на свет маяка, построенного на скале неподалёку от города. Как же хотелось к морю, на дикий пляж, помочить в прибое ноги — и в запасе как раз были лишние полчаса. Виктор этой идеей, мягко говоря, не вдохновился.

— По берегу я могу пройтись и без сопровождения, — София нетерпеливо постукивала ноготками по дверной ручке. — Подышу морским воздухом и вернусь. Можете пока вздремнуть в дилижансе, я не против, а то сердце разрывается от вашего изнурённого вида.

— Вы же прекрасно знаете, что я не могу отпустить вас одну. Не имею права.

— Раймонд, сжальтесь! Мы столько недель жили среди вечной мерзлоты, и после сбора — опять туда же! Я так с ума сойду. Хоть немного разнообразия — и мне станет лучше, — София понимала, что сейчас воспользуется нечестным приёмом, но она привыкла добиваться своего любыми способами: — Может, те… приступы… тоже пройдут?

Виктор ожидаемо отвёл взгляд. Полная капитуляция. Не медля ни секунды, София вылетела из опостылевшего дилижанса. Всю жизнь ей приходилось разъезжать по империи вслед за отцом, это дарило свои незабываемые впечатления, но море осталось в памяти чем-то иррационально притягательным. Особенно волны! Жаль, уже конец лета, иначе она точно разочек окунулась бы. Последней мыслью София даже поделилась со своим Хранителем. Зря, как оказалось.

— В море сбрасываются отходы с местных фабрик. Тут никто никогда не купался.

— Умеете же вы испортить весь настрой, Раймонд. Откуда такие познания? Жили когда-то в Дарнелле? — София подставила ладонь навстречу набежавшей волне. Вода как вода, прозрачная и холодная.

— Давно… и недолго, — редко удавалось вытянуть из Виктора хоть слово о его прошлом до Хранителей. Вечно он отмахивался: «Не могу припомнить, мисс Таррнет», словно этого прошлого у него и не было.

Не одну Софию тянуло к морю: дальше по побережью, в тени скал, группа наряженных людей водила хороводы, гуляя, как в последний раз. Любопытно! И даже немного завидно. Все «развлечения» приближённых Пламенного судии — это просвещение народа, дознавание и казни беззаконников. Жуть как хотелось отвлечься от рутины, стать частью толпы, так легкомысленно пляшущей вместе с волнами и чайками. Может, и утренний случай в Форменне хоть ненадолго перестанет тяготить душу.

— Плохая идея, — Виктор опустил ладонь на плечо Софии, с лёгкостью разгадав, от чего зажёгся её взгляд. — Я в хранительском мундире, они догадаются, кем вы являетесь. Сегодня не лучший день, чтобы связываться с перевозбуждённой толпой.

— Да бросьте, не одни приближённые нанимают Хранителей. Может, вам заплатил богатый папенька, переживающий за безопасность своей дочери. Ну как, я смахиваю на избалованную аристократку? — София почти не общалась с девушками своего возраста, зато видела множество их портретов. Спародировав собирательный образ, она кинула на Виктора томный высокомерный взгляд.

— Так вы похожи на чудачку, — тот прищурил голубые глаза, даже почти улыбнулся. Обидно, ведь София очень старалась.

— Главное — держите наготове револьвер, — хватит дурачеств, всё-таки Хранитель у неё в подчинении, а не наоборот. — Вы защищали меня от опасностей куда серьёзнее, чем десяток гуляк. Справитесь, если что пойдёт не так.

Виктор больше не перечил, но и просто так свою хранимую не отпустил: поправил капюшон — её лицо мелькало в газетах — и заколол фибулу так, чтобы дорожный плащ скрыл повязанное на шее боло, Дар Квадранты.

— Теперь мы готовы, маменька?

— Ведите.

Стоило подойти ближе, как стало ясно, к чему все хороводы — степняки гуляли свадьбу. Скрыв лица за масками, разодетые в красочные одежды, они горланили песни и кричали в небо, зазывая Всевидящего хана обратить своё солнечное око на жениха и невесту. Чужаков они встретили радушно, хоть и не без опаски. Жрица в салатовом балахоне вышла из толпы, распахнув обмотанные лентами руки:

— Гости, гости! — из-за лисьей маски её голос звучал гулко. — Зачем же вы к нам пришли, гости? Неужели из праздного любопытства?

— Хочу написать книгу о народах нашей империи. Если не помешаю, то я бы за вами немного понаблюдала, — с улыбкой ответила София, даже не соврав. Квадрианству давно следовало пересмотреть взгляды на традиции диких народов, в которых остались лишь слова да атрибуты, не более — но нынче могли покарать и за такое. Когда-нибудь она докажет остальным приближённым свою точку зрения, но чем дальше, тем невозможней казалась эта задача.

Ответ степняков устроил. Чем больше народу — тем лучше празднество, но женщина-лиса заставила гостей нацепить маски: «Пока союз сердец не принят Морским ханом, мы все должны носить их, во избежание сглаза». Другая жрица, облачённая в жёлтый, отбила колотушкой в бубен размеренный ритм. Голоса смолкли. Пришло время таинства. Молодые рука об руку вошли в море по пояс, ярко-алый подол платья невесты расплылся в воде подобно кровавому пятну. Гулкие звуки подчинили себе всё вокруг: стая чаек молча кружила в небе, водя над гостями собственный хоровод; волны прибывали в такт ударам, омывая юную пару; степняки вторили жрице хлопками. София поддалась всеобщему трансу: чувствовала, когда надо хлопнуть, когда топнуть, когда закричать во всё горло, приветствуя новобрачных, окунувшихся в притихшие солёные воды. Посыпались разухабистые крики, улюлюканья и поздравления. Степняки бросали на гальку маски и подставляли ладони под глиняные кувшины, омывая лица молоком. Как пояснила жрица в салатовом балахоне: «Ежели среди нас оказался человек, охваченный злым духом или злыми помыслами, первородные соки помогут разоблачить его». Уж кто-кто, а София могла бы подискутировать на тему, как надёжнее всего вычислять одержимых людей, но сейчас не то время и не та публика для подобных разговоров. Вместо этого послушно протянула руки, сложив ладони в чашу. Молоко налили непростое: чувствовался пряный аромат трав.

Сознание померкло. Перед глазами встала не раз виденная в реальности и во снах картина: полярное сияние, объявшее беззвёздное небо от горизонта до горизонта. Приступ прошёл так же внезапно, как и явился. Молоко в руках Софии образовало комочки, плавающие в мутной желтоватой жидкости. Вскрикнув от неожиданности, она развела ладони; вонючие сгустки упали на гальку, прямо на глазах покрывшись плесенью. Следом на них закапала кровь, София тут же прикрыла нос платком.

Жрица вздрогнула, отступила на шаг. Пока окружающие только осознавали случившееся, Виктор утянул Софию себе за спину и выхватил револьвер. Степняки медленно приближались, храня полное молчание — а взгляды у всех были злые, страшные.

— Уходи, — тихо произнесла жрица и тут же повысила голос: — Уходи!

Толпа вторила ей: «Убирайся», «Изыди», «Проваливай». Раздался щелчок, Виктор взвёл курок револьвера. Со всеми, кто покушается на его хранимую, у него разговор короткий. Только этого не хватало! София положила руку на его предплечье, шаг за шагом уводя прочь от беснующихся степняков. Те не пытались их преследовать, хотя кто знал, что случилось бы, не окажись у Хранителя пистолета в руке и меча в ножнах.

— Заявим на них? — убрав оружие в кобуру, Виктор достал вместо него платок и бережно вытер руки Софии от остатков молока.

— Думаю, это была злая шутка, — пробормотала София, зябко поведя плечами. В ушах стоял гул, из-за которого было невозможно сосредоточиться. — Скорее всего, они поняли, что я приближённая Квадранты.

— Нет. Дело не в этом! У вас случился приступ. Опять. Это не болезнь и не переутомление, сами понимаете. Молоко… оно же…

— Скисло неспроста? — сухо закончила София. — Что вы хотите сказать, Раймонд? Что я одержима? Это невозможно, вы же знаете. Если уверены, что омовение молоком — ведовской ритуал, раз он имел силу, то давайте вернёмся и вместо свадьбы устроим суд!

— Нет, — с заминкой ответил Виктор, всё ещё держа ладони хранимой в своих руках. — Но ваши приступы нельзя игнорировать. Мисс Таррнет, вам наверняка можно помочь, но вы совершенно ничего не делаете для этого.

— Раймонд, не забивайте голову. Ваше дело — защищать моё тело от посягательств извне. Об остальном я могу позаботиться сама.

Всё, что мог сделать Виктор — это подчиниться. Как и всегда.

Весь путь до города София старательно изучала записи, игнорируя бросаемые Хранителем взгляды. Грязь под колёсами дилижанса сменили мощёные дороги Дарнелла — города, затерянного в прошлых десятилетиях. Тесные улочки освещали старомодные газовые фонари, броские плакаты заменяли скандирующих рекламу мехатронов, а в небе вместо дирижаблей летали лишь стаи птиц. В этом было своё очарование. Всё казалось интересным после однообразия гор и снежных пустошей, слишком долго София просидела в самой глуши, у Глотки Предтечей. Жаль, что поездка прошла впустую. Донести до горцев из Мун-Бадыр важность Непреложных законов, которые они нарушали шаманскими обрядами и дружбой с неупокоенными духами предков, ей пока не удалось. Крепкие орешки, другие приближённые разбили бы их молотами, но София хотела показать, что можно иначе.

Дилижанс тряхнуло, когда он остановился напротив резиденции приближённых. Квадранта, запечатлённая в граните, первой встречала гостей у ворот: Пепельная судия преклонила колени, прижимая к груди горшочек с прахом; позади неё плечом к плечу стояли Духовный и Мудрая, готовые вместе нести просвещение людям и открывать тайны мироустройства. Над всеми возвышался Пламенный судия, панцирный доспех защищал его грудь, в руках он держал меч и факел — универсальное оружие против всех, кто нарушает Законы. Четыре безликие сущности единого целого.

Виктор взял в обе руки чемоданы, демонстрируя готовность идти за Софией хоть на дно морское. Он был прямо как здание резиденции: монументальный, потрёпанный временем и жизнью, но готовый выстоять века. Красная лента, как замена квадрианских флагов, украшала его шею декоративным узлом. Улыбчивая служанка проводила их в особняк, рассыпаясь в любезностях. На её накрахмаленном воротничке золотились вышитые ромбы. Ромбы на коврах, ромбы на дверях, ромбы на стенах — София успела позабыть, как ей опротивел этот символ за годы служения Квадранте. Едва переступив порог комнат, выделенных для неё на пятом этаже, Виктор принялся совать нос в каждый угол. Вот же неисправимый перестраховщик. В резиденции полно прислуги и других Хранителей, лучше бы он воспользовался шансом отдохнуть от своей извечной роли защитника.

— Видеть рядом ваше лицо и день, и ночь доставляет мне несказанное удовольствие, но дамам иногда необходимо побыть наедине с собой, — София подталкивала его к выходу. — Хоть здесь-то я могу себе это позволить!

— Если вновь станет худо… — едва успел вставить Виктор, прежде чем за ним закрылась дверь.

Да здравствует долгожданное одиночество! К сбору София готовилась со всей тщательностью: волосы заплела в косу вокруг головы, дорожный костюм сменила на алую судейскую мантию, надела на мизинец колечко с жемчужиной — единственную память о матери. Финальным штрихом она затянула под горлом Дар Квадранты. Слова Виктора всё не выходили из головы. Путешествуя по Синему Хребту, София списывала кровотечение и головные боли на горную болезнь, но почему сейчас ей становилось лишь хуже? Неужели беззаконники навели порчу?

«Разве предназначение Даров не как раз в том, чтобы ограждать от ведовства? — София потянула боло за плетёный шнурок, разглядывая рубин в золотой оправе. При свете ламп внутри камня различались жилки, как кровеносные сосуды. — Могла ли случиться осечка?..»

Возможно, стоило заглянуть к медикам, но когда-нибудь потом. Перед Софией стояли задачи поважнее собственного здоровья, одна из них на сегодня: сойтись в смертном бою с другими приближёнными. Её ждали люди разных возрастов и народностей, с противоположными характерами и взглядами на жизнь. Споры, крики, игнорирование чужого мнения — вот их обычное оружие. Оставалось надеяться, что на этот раз её коготки окажутся достаточно остры, чтобы пробить их шкуры.

За дверью прозвенел колокольчик, прислуга созывала всех в столовую. Пора. Неторопливо спускаясь по лестнице, София прокручивала в голове отчёт о поездке на север — в сотый раз за последний час. Рука в перчатке поправила выбившуюся прядь; Виктор чутко улавливал моменты, когда необходимо отвлечь хранимую от накручивания самой себя. Обменявшись быстрыми взглядами, они сказали ими друг другу больше, чем могли позволить сказать словами. Тревога рассеялась, и София решительно вошла в зал, где уже собрались её коллеги. В глазах зарябило от судейских мантий: красные, голубые, серые и зелёные, под цвет каждого из Квадранты. Позади приближённых замерли тени в тёмно-синих мундирах, а между ними мелькали белые фартуки служанок, следящих, чтобы не пустели бокалы и тарелки. Как много шума и суеты! Не успела София пригубить вина для храбрости, как в столовую ворвался запыхавшийся сэр Берислав. Замерев в дверях, он бегло посчитал присутствующих в зале. Результат заставил его помрачнеть.

— Внимание на меня! Успеете потом набить животы, — прикрикнул он, встав во главе стола. — Cегодня пришла новость: украден очередной Дар, на этот раз Мудрой судии. Как вы могли заметить, мы потеряли леди Эшартт. За последние пять лет тринадцатый случай. Тринадцатый! И ни один Дар до сих пор не возвращён. Есть все основания предполагать, что против нас действует некая организация. Сэра Таррнета до сих пор нет? Жаль, я хотел услышать его мнение на этот счёт.

Очередной сбор, который начинается со скверных новостей. София с грустью обвела взглядом пустующие стулья: изначально приближённых было ровно сорок — по десять человек от каждого из четырёх Судий. На сегодняшний день осталось всего двадцать три. Нет Дара — нет приближённого. Традиция. Закон. Но что случится, если не останется ни одного?

— Боюсь, нам придётся пойти на радикальные меры, — продолжил сэр Берислав, когда утихли встревоженные шепотки. — Император не одобрил запрос на усиленную охрану от Хранителей. Остаётся молиться, чтобы не отозвали тех, кто при нас сейчас. Я считаю, что нам следует переждать ненастье в столице, там есть все условия. Никаких поездок. Никакого паломничества. Затворничество.

Начался гвалт: люди наперебой осуждали и обсуждали предложение сэра Берислава, предлагали свои варианты, другие их тут же критиковали. София не сдержала усталого вздоха. Непреложные законы объясняли происходящие в мире процессы, давали ответы на все вопросы, главное — их правильно задать. Софии нравилось задавать вопросы, как и остальным приближённым. То немногое, что их объединяло. Вот только Законы… не помогали определиться с бюджетом на год. Не решали внутренние конфликты. Не могли уговорить императора Арчибальда IV расширить круг полномочий. Не возвращали украденные Дары. Из-за этого сборы никогда не проходили гладко. София встала, едва касаясь пальцами столешницы. Споры стихли, коллеги обратили на неё взгляды. Как же хотелось оглянуться на Виктора, чтобы тот кивнул, или подмигнул, или улыбнулся — ладно, хотя бы прищурился, — лишь бы дал знать, что поддерживает её.

— Но что насчёт горцев с Синего Хребта? Мы не можем бросить работу с ними. Я не могу.

Сэр Берислав посмотрел на неё с бесконечной усталостью на лице и покачал головой. Каждый сбор добавлял в его бороду всё больше седины.

— Мы уязвимы как никогда, не лучшее время для поездок в логово беззаконников.

— Я провела среди них три месяца и, как видите, жива. Если мы ослабим давление, то вся работа пойдёт насмарку. У меня получилось наладить контакт, самый трудный шаг сделан!

— Прекрасно понимаю важность вашей миссии. Осознаю, насколько опасны беззаконники без малейшего контроля. Но вдумайтесь: несколько столетий число приближённых практически не менялось, а тут за пять лет сократилось вдвое. Это катастрофа, леди Таррнет. Катастрофа!

София собралась с духом, понимая, что собирается идти по тонкому льду. Не так она хотела начать разговор о Левиафанах, совсем не так. Она должна предъявить нечто серьёзное, потенциально крайне опасное, тогда у приближённых не получится засунуть голову в песок.

— Дело не только в горцах. По словам одного из шаманов, в Глотке Предтечей стоит «город на костях», куда стекаются люди со всех концов империи и почитают некое «божество», — София окинула всех быстрым взглядом. — Он утверждал, что чужаки разорили уже семь поселений. Горцы надеются — надеются, понимаете! — на нашу помощь. Если мы отвернёмся от них, то они никогда больше не пойдут нам навстречу.

— К чему эти истории, Таррнет? — поморщился сэр Игрис, перебирая виноградины в тарелке. Вечно он теребил что-нибудь, будто перебирал каждое услышанное слово, отделяя зёрна от плевел. — Дикари всегда враждуют между собой, теперь они захотели нашими руками решить свои проблемы?

Внезапно вместо одного сэра Игриса появилось два. Нет… только не сейчас! Закашлявшись, София согнулась над столом и постаралась незаметно стереть кровь рукавом.

— С вами всё хорошо, леди Таррнет? — сэр Берислав склонил голову к плечу, с беспокойством приглядываясь к Софии. Его бледно-зелёная мантия приближённого Духовного судии окрасилась в лиловый, с разноцветными переливами.

— Да. Простите. Простуда, — София с трудом расслышала вопрос сквозь нарастающий в ушах гул. Вино в бокале казалось чёрным, как беззвёздное небо, по которому расплывалось радужное сияние, подобно подолу той невесты-степнячки. Сквозь гул различался голос. Глубокий. Подавляющий. Одновременно родной и близкий, как голос матери. Пугающий и оглушающий, как вой ветра на горной вершине.

— Это не просто дикари — они могут иметь отношение к Левиафанам, — заявила София чужеродным для себя тоном. Приближённые зашептались: о Левиафанах многие были наслышаны, но как о разбойничьей ватаге, бесчинствующей на севере. — Судя по увиденному мной, Левиафаны и есть те самые верующие в «божество из города на костях», которое они зовут Скорбящим палачом.

Хотелось рассказать о деревне Форменн, о том, что опасность подобралась куда ближе, чем все могли себе представить, но — маленький червячок, засевший в голове, ещё глубже пролез в её мысли. Переменчивый голос шелестел над ухом: «Молчи. Молчи. Об этом им знать рано». Пальцы сковала дрожь. Вряд ли кто-то, кроме Виктора, уловил изменения. «Пускай. Слово Хранителя ничего не значит». Она знала, что должна делать. «Ты сделаешь это. Сделаешь». Она обязана. Обязана.

— В любой момент ситуация с Левиафанами может выйти из-под контроля. Тогда повторится бойня, устроенная Дикой Кэйшес, но в гораздо больших масштабах! Если хотите прямых доказательств, то пусть кто-нибудь из вас отправится со мной к Глотке Предтечей, увидит и услышит всё сам.

Самый лучший вариант. Если бы хоть кто-то… хотя бы один… для начала сошёл бы даже один… Голос успокаивающе нашёптывал: «Прежде чем убить кита, его следует измотать. Мы нанесли гарпуном первый удар». София бездумно опустошила бокал вина, не чувствуя его вкуса. Приближённые тем временем вполголоса переговариваясь между собой.

— Мы должны прийти к единому мнению, — по самому сэру Бериславу было не понять, как он относится к новости. — Если леди Таррнет верно оценила ситуацию, то в Глотке Предтечей скрываются не просто беззаконники, а враги империи. Мы обязаны заявить об этом императору, но дорого заплатим, если он пошлёт гвардейцев по ложному следу. Прошу поднять руку тех, кто согласен поехать на север.

Секунда-две томительного ожидания. София крутила мамино кольцо на пальце, всматриваясь в лица приближённых, но те отводили взгляды. Поднятых рук так и не видать. Плохо. Плохо. Плохо. Нужно больше времени, чтобы заглотить наживку. «Жди. Жди. Крюк вопьётся в глотку хоть одного из них». На лбу выступила испарина. Слабость. Какая ужасная слабость. Она чувствовала, как Виктор прожигает её затылок взглядом. Он всё видит. Всё понимает. Нехорошо.

Потерев переносицу, сэр Берислав сказал коллегам обдумать своё решение до утра. Уже лучше, хоть кто-то да поддастся любопытству. После Софии слово взяли другие приближённые, новые витки споров не утихали до позднего вечера. За окном послышался бой городских часов. Не успели они отбить одиннадцать раз, как во всём особняке мигнул и погас свет. Наконец-то столовая погрузилась в тишину. Запахло серой, когда прислуга торопливо зажгла канделябры.

— Видимо, знак. Закончим на сегодня, — объявил сэр Берислав и только тогда вспомнил о существовании стула, устало рухнув на него. Его Хранительница, Адда Гирд, налила в бокал вина, но сэр Берислав скупо улыбнулся и покачал головой.

Помнится, когда юная София начала проявлять излишнюю самостоятельность, отец настоял на охране. К подбору кандидатуры он подошёл ответственно, ведь выбирал человека, который станет хранить его единственную наследницу. Выбор пал на Адду Гирд, уже тогда она была одной из лучших, но София наотрез отказалась доверять ей свою жизнь. Мисс Гирд казалась ожившим идолом, вылепленным из глины, — перед их встречей София успела начитаться жутких историй о степняках. После неё она отвергла многих кандидатов, пока отец не привёл Виктора — молодой, красивый, безукоризненно послушный и свирепый в бою, как тут было устоять? Столько лет они провели вместе, но хватит ли у Софии решимости отозвать его? Виктору нельзя возвращаться с ней на север. Наверняка он будет зол, расстроен, не поймёт, в чём провинился, из-за чего его заменили другим Хранителем — зато останется жив.

Ступеньки мелькали перед глазами; проклятые лестницы, подъём по ним занимал маленькую вечность. София потёрла виски, вновь услышав отзвуки гула в ушах, и едва успела поймать платком капнувшую из носа кровь. Переживания о Викторе как ветром сдуло. Ей нет дела до Хранителя, он лишь безликая тень, помеха. Важны те, другие люди, нужно что-то сделать с ними, крючок, крючок, но как…

София спешила скорее закрыться в спальне, но Виктор вскинул руку, не дав захлопнуть дверь.

— Всё наладится, — прошептал он, пытаясь убедить в этом то ли Софию, то ли самого себя.

— Не беспокойтесь обо мне, я справлюсь.

Прикосновение пальцев к щеке заставило Софию вырваться из омута, в который из раза в раз затягивало её разум.

— Я от тебя никуда не денусь, — неловко улыбнулся Виктор, будто услышав её мысли или же прочитав по глазам, как всегда.

Увы, как и с незабудками, на этот раз он понял всё совсем не так, как надо.

Столько пятен. Их слишком много. Ублюдки в синих мундирах могут быть совсем рядом. Стук во входную дверь заставил замереть от ужаса, внутренности сжались в болезненный комок.

«Уже?! Меня нашли так быстро?» — Хейд застыл с мокрым комбинезоном в руках. Так его и убьют. Повесят. Застрелят. Прикончат рядом с сортиром.

Дверь никто не выламывал, лишь визгливо ругалась соседка: «Трубы воют уже минут двадцать! Весь квартал успел бы за это время перемыться. Хватит тратить воду, приблуда ты степная!» Можно выдохнуть. Хейд склонился над ванной, пытаясь разглядеть капли крови на комбинезоне. Мерещились десятки, сотни, тысячи крапинок, он высматривал их на чёрной ткани с нездоровым, отдающим лёгким безумием упорством. Из гостиной, пробиваясь сквозь шум воды, волнами лился голос Элии Уайт: весь день крутили запись её свежего хита:

Эй, ты видишь?

Видишь дирижабль над головой?

Он ждёт нас — но мы обратились в прах.

Голос резко взвыл и стих, съеденный помехами. Из-за ржавых труб вода была грязная, рыжеватая; Хейду казалось — это стекает с комбинезона злосчастная кровь. Задев пальцем острый край одной из заклёпок, он рассёк сморщенную от воды кожу. Поверх пятен, видимых лишь помутнённым от страха разумом, упало две капли уже настоящей крови.

«Возьми себя в руки! — Хейд хлопнул по лицу мокрыми ладонями и зажмурился. — Меня не могли разглядеть. Я не оставил никаких улик. Не оставил же?.. Проклятье, баллон!.. Его могут не найти. Залягу на дно, никто и не узнает».

Он бездумно слизал выступившую кровь. На языке горчило от её привкуса, смешанного со ржавчиной. Ничего. Пока по всему Дарнеллу не расклеили гончие листы с его лицом, ещё не всё потеряно. Он сможет выкрутиться, улизнуть. В империи полно укромных уголков.

«Зараза, как я мог так облажаться!» — Хейд боднул лбом холодный бортик ванны, закусил шрам на губе. Раз за разом он прокручивал в памяти минувший вечер. Где, где же он допустил фатальную ошибку?

А наш дирижабль уходит вдаль,

Туда, где за горизонтом открыты новые миры,

Туда, где навеки вместе жили бы мы.

Надоедливая песня мешала сосредоточиться. Пошатываясь, Хейд вышел в гостиную и с трудом повернул у радио заедающий переключатель. Голос певицы медленно затих.

А наш дирижабль всё уходит вдаль,

А наш дирижабль всё уходит вдаль…

Так и не дождавшись нас.

* * *

День складывался на редкость удачно. В бюро добрых услуг повезло урвать выгодный заказ на устранение замыканий в проводке, заодно подрезать пару кошельков. Лёгкие деньги раззадорили аппетит, поэтому Хейд прихватил заказ в менее законной конторе — и вот, бутылка коньяка слегка выпирает под пиджаком, убранная в глубокий внутренний карман. Каждый раз он развлекал себя игрой «угадай, что в бутылке». Ему придётся вернуть кольцо, когда-то подаренное любовнице? Похитить компромат на важную шишку? Банально обчистить шкатулку с семейными ценностями? Горлышко перевязали красной лентой — знак крайней срочности, это только подогревало интерес.

В трущобах близ Обводного канала находилась его укромная нора — место, где можно отдохнуть в перерывах между двумя работами. Квартиру сдавала миссис Бэлвош, бравшая раз в неделю скромную плату, но с одним условием. Ерундовым, как подумалось в начале. Но с каждым днём становилось очевиднее, насколько сильно ошибся Хейд и насколько коварной оказалась миссис Бэлвош.

— Свали, мешаешься.

На стопочке романов, оставшихся от хозяйки, возлежал огромный кот. Хейд не запоминал его кличку, потому звал Первым из-за единственного пятна на персиково-рыжей шерсти — ровной белой линии на лбу. Занятый массивной тушей стол был слишком мал для двоих, потому Хейд без раздумий согнал кота шлепком. Первый шипел, урчал, готовый кинуться на ноги неприятеля, но его привычно проигнорировали.

Итак, кот — то самое досадное условие. Он остался от мужа коварной старухи, которая не придумала ничего лучше, чем скидывать заботу о животном наивным арендаторам.

Щёлкнул переключатель, радио заиграло набившие оскомину песни — пусть лучше они крутятся на заднем фоне, чем чья-то грызня под окном. Настроившись на рабочий лад, Хейд пинцетом вытащил из бутылки свёрнутый в трубочку лист. Разгладив записку на столе, он пробежался взглядом по сетке из цифр, написанных размашистым небрежным почерком. Странно.

«Кажется, Несса была не совсем трезвой или очень уставшей», — Хейд не узнавал почерк старой знакомой, но кто, кроме неё, мог шифровать заказ? Все тайные метки на своём месте, не придраться. На обратной стороне листа нашлась подпись «См. К.Р.», а ещё ниже — приписка, обведённая красным, указывающая примерное время и сегодняшнюю дату. Чем заказчик думал, выдвигая такие сроки!

Пришлось достать из шкафа увесистый том «Современной истории Тормандалла» авторства Конана Рикко, благодаря ему сетка цифр превратилась в набор слов. Подумав немного, Хейд сложил из них нечто осмысленное: улица им. Параведда, резиденция квадрианцев, пятый этаж, помеченное крестом окно, цель — Дар Квадранты. Ясно теперь, к чему такая срочность — застать приближённого на одном месте, если он не приехал с миссией, та ещё задачка. Майра, организатор лотереи, как раз смеялась недавно: «В последнее время рука у тебя невезучая, спорим, если Сорокам поступит заказ украсть Дар, именно ты его и вытащишь».

«Кажется, у Майры проклюнулся дар предвидения. Может, настучать на неё за нарушение законов?» — невесело усмехнулся Хейд, но отказываться от дела, впрочем, не собирался. Вдруг сегодняшняя удача поможет ему в вылазке?

Сверившись с картой Дарнелла, Хейд отыскал нужную улицу и дом. Знакомый адрес. Он бывал в резиденции год назад, по заказу бюро — проблемы с проводкой, но чинить такое старьё бесполезно, только менять. Кто бы мог подумать, что придётся наведаться туда вновь. Стоило собраться на дело, как всплыла подлянка Первого: тот пробрался в спальню и испачкал шерстью подготовленный комбинезон, вдобавок кое-где его подрав. На всякий случай Хейд обнюхал ткань. С несносного кота станется опозорить своего противника, помочившись на его одежду — подобное уже случалось с сапогами всего неделю назад.

«Если к зиме не съеду, пущу на рукавицы и мясную похлёбку», — стряхнув с груди шерсть, Хейд потянулся к поясу с подсумками. А вот и второй сюрприз: кот погрыз крепления баллончика с усыпляющим газом. Хейд цокнул языком. Баллончик не раз его выручал, но он слишком широкий, в другие крепления никак не влезал. Время поджимало. Штопкой придётся заняться завтра, но для надёжности Хейд прошёлся разок иголкой с ниткой. Подёргал, проверяя на прочность — хватит на одну ночь.

Вечерний Дарнелл встретил Хейда предгрозовой прохладой. Торгаши горланили наперебой, продавая по дешёвке остатки еды, что пришлось как нельзя кстати: на выбор и рыбные пироги, и варёные мидии, крабовые лапки, лепёшки с икрой да паровые пирожки с мясом — на последних Хейд и остановился.

— Тебе с чем пирожок, мальчик: кроликом, птицей, или вот, один с морской капустой остался, хочешь? — благодушно пробасил торгаш, поправив очки на носу. Стоило ему присмотреться к Хейду, как его щекастая рожа скривилась, выпятив губу. — Проваливай, обезьяна поганая, пока всех нормальных покупателей не распугал. Шуш!

Хейд лишь пожал плечами. Староват он уже, чтобы кидаться на любого, кому его чужеземная кровь встала поперёк горла. Неприятный осадок сгладил кое-чей дневной заработок, осевший в подсумке — деньги ведь, как в народе говорят, к деньгам шли. Голодным Хейд не остался: обменял пару шиллетов на печёный картофель у не такой принципиальной торговки. Путь до улицы им. Параведда удалось сократить через парк, обычно малолюдный, но сегодня его облюбовала толпа ряженых людей. Шума от них было на всю округу: кто-то играл на кожаных бубнах, кто-то хлопал в ладоши, кто-то пел. Локти этих крикунов так и норовили прилететь в лицо Хейда, но ему не привыкать уклоняться от помех.

— Потанцуй со мной! — за его руку ухватилась смуглая девица с косой иссиня-чёрных волос. — Не думала, что встречу здесь ещё одного айрхе. Всевидящий хан свёл нас, не иначе! — она лукаво прищурила подведённые сурьмой глаза, такие же, как у Хейда: раскосые, цвета чернослива. — Сегодня даже духи пришли разделить с нами праздник, и ты присоединяйся, брат.

Чужое прикосновение — ножом по нервам. Стряхнув с себя руку, Хейд молча растворился в толпе. Ни «братья», ни «сёстры» ему не нужны. Почти выбравшись из парка, он наткнулся на забавную картину: женщина в салатовом балахоне кружилась вокруг торгового автомата с напитками. Она то скребла по стеклу пальцами, обмотанными ленточками, то постукивала по корпусу, то водила ладонями, приговаривала что-то, не понимая, как заставить страшный неприступный агрегат поделиться бутылочкой.

tab>— Вам помочь? — мимоходом спросил Хейд, в котором сработала профессиональная привычка. Не воровская, вполне цивильная: днём он ходил по домам как работник бюро услуг, возвращая жизнь всевозможным приборам. Зачастую поломки были связаны с такими глупыми причинами, что можно неделями байки рассказывать. Хейду было несложно исправить невежество заказчиков, пусть ему и не доплачивали за лишние хлопоты.

— Молока… мне бы молока, — лицо женщины скрывала маска в виде морды корсака, степной лисицы. — Не понимаю, как открыть этот мешок. Тут какой-то секрет?

— Есть один, — Хейд закинул шиллет в прорезь. Автомат шумно заработал, незнакомка вздрогнула от неожиданности, когда он с громким щелчком выплюнул бутылку.

— Как чудно́. Предки моих предков и их предки могли получить молоко, лишь касаясь живого, с живыми же потом делились. Теперь оно в железных мешках, которые делятся в обмен на такое же железо. — Ногти оказались как когти, с лёгкостью подцепили крышечку и сорвали её. Женщина покачала головой. — Это молоко, оно же мёртвое совсем, в нём тепла нет. Вот же странные времена настали...

— В следующий раз берите воду, с ней не прогадаете, — Хейда судьба молока из автомата не особенно тронула.

— Спасибо, что помог договориться с железным мешком, маленький человек, — морда корсака оказалась непозволительно близко, уставилась на Хейда пустыми глазницами. — Чую в тебе родное. Тоже ведь под степным солнцем рождён да тёплым молоком вскормлен, но не здесь, где-то далеко, за морем.

— На вторую бутылку монету не дам, — Хейд мигом растерял половину доброжелательности. Он попытался обойти странную особу, но его перехватили за плечо, вцепившись, словно когтями. Вот же прилипала! До квадрианской резиденции оставалась какая-то пара шагов, за кронами деревьев уже можно было различить свет в окнах.

— Маленький человек, забудь о своих железках. Предки моих предков на дар отвечали даром, и я тебя без ответного дара не отпущу. Таков закон, — в руке женщины-лисицы оказалась пиала, в которую она вылила купленное Хейдом молоко. Выбросив бутылку, она протянула мешочек с маковыми зернами. — Мой дар — кусочек будущего. Брось горсть.

В такие моменты Хейд вспоминал, почему решил остаться в городе, в цивилизации, и не горел желанием возвращаться к корням. К крайне душным и навязчивым корням.

— Я не хочу знать, как зовут суженую, — в его без того насыщенном графике не осталось места для семьи, — ждёт ли меня богатство, — всё, что хотелось, он мог украсть или купить на заработанное, — и где искать своё счастье, — та жизнь, которую Хейд построил своими руками, устраивала его полностью, — потому простите, но не интересует.

— Так давай погадаем на смерть, — гадалка настойчиво протягивала мешочек с маком. — К ней никто не безразличен.

Вдалеке прогрохотал гром. Башенные часы начали отбивать одиннадцать часов вечера. Первый удар. С раздражённым вздохом Хейд набрал горсть маковых зёрен, не глядя кинул в пиалу, половину рассыпав мимо. Пятый удар. В резиденции разом погас свет. Восьмой удар. Нечеловечески длинные пальцы обхватили ладонь Хейда, стёрли с подушечек прилипшие зёрна.

— Смерть придёт за тобой в день первого снега, маленький человек.

Последний удар.

— Надеюсь, теперь все правила соблюдены? — Хейд выдернул ладонь из чужой хватки, чувствуя на коже липкий след от прикосновения. — В любом случае — всего хорошего.

К счастью, больше Хейда никто не задерживал, иначе пришлось бы перейти к грубой силе или злому слову, а конфликты он не любил. Пора сосредоточиться на деле. То, что свет в резиденции потух аккурат к тому времени, которое было указано в записке — явно не чудесное совпадение. Хейд нервно прикусил шрам на губе. Сам особняк, насколько он помнил, раньше принадлежал роду Эливайн. Эта семейка толстосумов приложила руку к строительству Дарнелла в столь давние времена, когда город даже не носил своего нынешнего названия. От былого великолепия остались крохи: что могло рассыпаться — рассыпалось, что могли сломать — сломали, что могли украсть — украли, но даже побитый жизнью особняк выделялся особым благородством. В глаза бросался горельеф над окном пятого этажа: две Поющие девы, чьи лица скрывали клювовидные шлемы, держали скрещенные копья. Вот и нашлось место из записки.

Несмотря на поздний час, у резиденции то и дело кто-то шатался. На Хейда, однако, никто не обращал внимания: стоило взгляду наткнуться на комбинезон, похожий на форму работников бюро услуг, как любопытство разом угасало. Лучше сработали бы только обноски попрошаек. Подгадав момент, Хейд протиснулся между прутьями забора и затерялся в высоких кустах. Планировка особняка была бесхитростной: главное здание возвышалось куполообразной башней, а пристроенные к нему крылья, ниже на пару этажей, полукругом охватывали внутренний дворик. С тем, чтобы забраться на одну из пристроек, проблем не возникло — Хейд ещё в прошлый визит приметил скрытую между колоннами лестницу. На главное здание пришлось лезть своим ходом, хватаясь за выпирающие горельефы и просовывая в щели между камнями клюв ледоруба-фомки. Наивные люди до сих пор верили, что прутья с вензелями спасут их от домушников. Против Хейда это точно не сработало: хоть и с трудом, но он протиснулся сквозь решётку. Острый край вензеля зацепил крепёж баллончика с газом. Хейд тут же замер, потрогал швы — не порвались ли? На ощупь понять было сложно.

«Вот же всё неладно!» — Хейд вновь прикусил шрамы на губе. Не поворачивать же назад, когда он одной ногой в комнате? Баллончик ещё держится, потерпит.

Створки окна были гостеприимно открыты — у особняков настолько древней планировки всегда беда с вентиляцией. Перво-наперво Хейд привязал к решётке конец каната — пригодится во время спуска. Натянул на лицо маску-респиратор — необходимая подстраховка, когда носишь с собой баллончик с сильнодействующим газом. Приоткрыв шторы, он заглянул в щёлочку одним глазом. Гостиная, значит. За арочным проходом виднелась спальня, где-то там должна быть и дверь, ведущая в уборную. По размерам одна лишь гостиная — как вся квартирка Хейда на Обводном канале. Обставлена старинной, но не очень ухоженной мебелью, и никаких вещей, которые могли бы заинтересовать скупщиков. Не так уж и богато живут квадрианские шишки.

Помимо двух чемоданов у входной двери на присутствие жильца намекал лишь растопленный камин. Где же он сам? На деле ведь опасны не приближённые Квадранты, те только и могли, что бубнить о законах, а их сторожевые псы — Хранители. За благородным названием скрывались обычные наёмники: такие сначала пускали пулю в голову, а потом уже спрашивали, кто ты такой — против них комбинезон работника бюро не спасёт. Хейд мог похвастаться множеством талантов, но умение драться в них не входило. Останавливать пули — тоже.

Выждав немного, Хейд тенью скользнул внутрь. Прислушался к доскам: надёжны ли? Не скрипнут предательски под его весом? Если предположить, что Дар сейчас не на шее приближённого, то где он мог быть? Со своими ритуальными штучками они бегают, как с хрустальной жемчужиной. В чемодан её не убрать, другому не доверить. Может, в спальне?

— Здравствуй, мой дорогой Раймонд. Я-то думала, чего твоя комната пустует, а ты всё хозяйскую дверь сторожишь, — раздался из коридора приглушённый женский голос. — Тебя хорошо кормят за такое усердие?

— Не ожидал тебя сегодня встретить, с мастером приехала? Он дал задание?

Хейд замер на пороге спальни. Раз Хранитель шастает рядом, значит, и его подопечный точно где-то здесь. Скорее всего, в уборной. Кэйшес их всех прокляни! Наведаться позже, когда все уснут? Спрятаться и выжидать? Или же попробовать рискнуть? Хейд думал, а руки делали своё дело. Другого шанса может не представиться. Пять минут — и он исчезнет, как звёзды на рассвете.

— Я всё ещё в немилости, так что нет. Просто, как кошка, гуляю сама по себе, — хмыкнула Хранительница. — Как прошёл сбор?

— Часов пять провёл в курятнике…

На туалетном столике лежали каплевидные серёжки с изумрудами, теперь они болтались в кармане Хейда. В верхнем ящике нашлись пудреница и складное зеркало, украшенное мельчайшей мозаикой. Та сверкала в полумраке, возможно, тоже из драгоценных камней — стоило прихватить. Его приближённый — женщина. Все шансы улизнуть раньше, чем та выберется из уборной.

— Вид у тебя нездоровый. Поспал бы, пока есть возможность. Никто твою девчонку не украдёт. Или надеешься, что она к себе на ночь пригласит?

— Опять твои шуточки, — устало вздохнул Хранитель-у-двери. — Мне неспокойно. Лучше подожду немного, удостоверюсь, что всё тихо. Ты, кстати, очень мне в этом мешаешь, Катерина.

Рядом с чернильницей лежала парочка конвертов и раскрытый лист, заманивающий всем своим видом. Хейд не удержался и вчитался в мелкий почерк:

«Раймонд, не удивляйтесь, что обращаюсь к вам подобным образом. Сейчас я в трезвом уме и памяти, но не знаю, будет ли это так завтра, да хоть через пять минут. Вы были правы. Во всём правы. То, что я здесь напишу, воспринимайте как непреложный приказ: нет больше доверия ни языку моему, ни мыслям...»

Письмо обрывалось багровым пятном. Бесполезная находка. Жаль, Хейд мог бы толкнуть интересные вести местным информаторам.

— А ты разбиваешь мне сердце, Раймонд. Только обрадовалась, что вижу старого друга, а он меня разве что метлой не гонит. Давно в параноики заделался? Здесь все свои! Ни один безумец не рискнёт лезть в резиденцию, пока тут толпа Хранителей.

— К слову о Хранителях: что ты здесь забыла, да ещё без приказа мастера? Разве тебя не назначили служить в столице вместе с Даниилом? Это далековато от Дарнелла.

— У кошек свои тропинки к счастью… — туманно протянула Хранительница.

Женские побрякушки — приятная закуска, но аппетит ею не утолить. Перемахнув через кровать, Хейд нашёл кожаный саквояж, оставленный у изголовья. Парочка меховых рукавиц, спички, кошелёк — о, это уже интересно, — мятные леденцы, записная книжка, карты, в этой ерунде можно копаться бесконечно, но что-то смущало. Саквояж выглядел пухлее, чем оказался внутри. Пощупав швы, Хейд нашёл застёжки потайного отдела, в котором пряталась шкатулка из меди. Чуточку колдовства отмычками над замком, и вот оно, главное блюдо: длинный шнур, сплетённый из алой ленты и чёрной кожи, змеёй окружал золотой зажим с огромным рубином. Дар Квадранты. Вживую он был куда красивее, чем на иллюстрациях в библиотечных книгах.

«Здравствуй, красавица. Надеюсь, наше знакомство окажется приятным для обеих сторон», — и красавица без возражений перекочевала в подсумки. Больше Хейда ничто здесь не держало. Он вновь перемахнул через кровать, и тут многострадальные ремни не выдержали нагрузки. Баллончик грохнулся на пол, с противным скрежетом покатился под кровать, цепляясь железными боками за торчащие из пола шляпки гвоздей. Сердце Хейда упало и укатилось вслед за ним. Полезть за драгоценным баллонном под кровать? Или же валить как можно скорее?

Дверь уборной открылась со скрипом давно не смазанных петель.

— Раймонд, это вы? Что-то случилось? — сонно проговорила девушка, заплетая рыжие волосы в косу. Из одежды — лишь ночная сорочка, но почему-то её сейчас это не смущало.

Пальцы замерли.

«Она поняла, что я не Раймонд…»

Брови медленно поползли вверх.

«…доходит, что меня тут быть не должно…»

Глаза расширились, дыхание спёрло.

— Мисс Таррнет, всё в порядке? Вам нездоровится? — послышался из-за двери взволнованный голос Хранителя.

— Успокойся, мой дорогой Раймонд, это погода бушует, — тут же подала голос его подруга.

Хейд физически ощущал, как в горле девушки зарождается вскрик. Один звук до смерти. Будет это пуля? Или меч? Чем её Хранитель, чёртов пёс, оборвёт жизнь вора?

«Не хочу умирать. Только не я. Не я!»

Вместо крика девушка издала лишь надрывный хрип, когда в её горло воткнулся метательный нож. Она не успела осесть на пол, как Хейд буквально вылетел из окна, ободрав о прутья кожу на висках. Схватившись за канат, он соскользнул на крышу пристройки. От трения горели ладони. Хейд ничего не слышал, кроме стука крови в ушах, кроме булькающей крови из шеи приближённой. Мчался во весь дух, летел, и пули летели с ним наперегонки, но сегодня он оказался ловчее. Спрятался за дымовой трубой, прижал колени к себе и постарался сделаться ещё меньше ростом, чем есть. Выстрел. Когда-то же у Хранителя должны кончиться заряды?

«Но что он сделает потом? Попытается догнать?» — и эта паническая мысль заставила Хейда выглянуть из убежища. Только бы добраться до лестницы, и он растворится во тьме ночного города. Пуля просвистела прямо над ухом — седьмая по счёту. Перезарядка! Хейд, уже не таясь, поднялся на ноги — и с такой скоростью он раньше никогда в жизни не бегал. Старый шифер едва успевал хрустеть под ногами, перед глазами мелькали трубы, встревоженные птицы, улочки, дворы и фонари безучастно наблюдали за его бегством. Лишь увидев набережную Обводного канала, Хейд очнулся и остановился. Ноги подкашивались. Сердце безумно бухало в груди. Рухнув на скамейку, он бездумно уставился в пасмурное небо, не в силах отдышаться.

«Что-то пошло не так. Что-то определённо пошло не так», — звучало в голове заевшей пластинкой. Когда именно он оступился? Когда в лотерее выпал именно этот заказ? Когда дрянной кот порвал ремень? Может, его вина в том, что он сработал слишком медленно? Было ли хоть какое-то оправдание тому, что этой ночью он впервые убил человека? Прогремел гром, или, может, его настигли пули Хранителей. От дождевой капли, попавшей в глаз, Хейд вздрогнул, как от удара током.

Он никогда не убивал. Хейда можно было назвать талантливым радиомастером, хорошим вором, эгоистом, лицемером — на что хватит фантазии, — но не убийцей. Он мог допустить несерьёзную мысль о расправе над надоевшим котом, но никогда не хотел иметь на своей совести жизнь девушки, закончившей вечерний туалет на минуту раньше, чем стоило бы.

Хейд глянул на свои руки: их всё ещё жгло, как огнём. Вместо дождевых капель мерещились капли крови. Может, это они и есть? Брызнуло, когда нож попал в горло. Или когда он пронёсся мимо, а она падала, давясь так и не рождённым криком. Хейд растерянно потрогал левое бедро. Там, на специальных крепежах, покоилось пять метательных ножей — подарок Майры на десятилетие их знакомства. «Что ты, как дамочка трусливая, с баллончиком ходишь? — сказала она тогда. — Как тебя ещё местные шавки не загрызли, диву даюсь. Держи, пригодится. Хоть пригрозить будет чем».

Пригодилось. Теперь из пяти ножей осталось четыре, и что с этим делать — Хейд не знал.

София Таррнет умерла до того, как он взял её на руки.

Кровь мерещилась всюду: в пламени камина, на полу, на стенах, на покрывале. Виктор помнил, как спустил всю обойму в ускользающую тень убийцы; помнил, как бился о решётку в безумном желании вынести её и пуститься в погоню, но его схватили за плечи и повалили на пол. Остальные воспоминания скрыла кровавая пелена.

Хлёсткая пощёчина заставила Виктора прийти в себя. В глаза бил электрический свет. Вокруг голые стены, какие-то бочки и ящики — наверное, склад. Руки Виктора крепко привязали к спинке стула, на котором он сидел. Голова болезненно пульсировала на затылке. Скорее всего, кто-то из Хранителей обезвредил его ударом. Как он мог потерять над собой контроль? Немыслимо. Недопустимо! Лишь бы не успел причинить кому-то вред. Почему так сложилось? Почему именно она? В этом проклятом доме находилось пятьдесят с лишним человек, но умерла именно она…

— Ты готов говорить?

Единственное, ради чего Виктора призвали быть с ней, — защищать, защищать как раз от таких ублюдков, одного из которых он упустил, и мисс Таррнет он упустил…

— Кэйшес тебя прокляни, Раймонд! Возвращайся на землю!

Виктор с трудом поднял взгляд, хотя человек перед ним — последний, на кого он имел право смотреть. На ящике сидел не по возрасту седой мужчина, с залысинами у висков. На плечах — сырой от дождя плащ, подошвы высоких сапог измазаны грязью и глиной. Свет лампочки резкими тенями выделял морщины и белеющие шрамы на его лице, изломанный нос походил на соколиный клюв. Дариус Таррнет провёл ладонью по отросшей щетине, рассматривая Виктора непроницаемым взглядом. К сожалению, одними взглядами они друг другу ничего поведать не могли.

— Я всё ещё жду ответа, — голос мастера был слишком мягким и спокойным, чем напоминал голос мисс Таррнет. Стало дурно от нахлынувших воспоминаний, Виктор с трудом сдержал подступившую рвоту. Крепко же ему прилетело по голове.

— Я готов ответить перед законом, сэр.

Мастер Таррнет достал из-за пояса тот самый метательный нож, которым убили его дочь, провёл пальцем по лезвию, стирая засохшие кровавые разводы. Виктор тут же опустил взгляд на свои сапоги. Что за пятна? Неужели тоже от крови?

— Закон обождёт. Ему не впервой, — оскалившись, мастер указал кончиком ножа на Виктора. — Расскажи всё, что помнишь.

— Я услышал подозрительный шум из комнаты мисс Таррнет. Кинулся на помощь, но она истекла кровью слишком быстро, — голос Виктора не дрогнул ни на одном слове, будто он пересказывал скучный репортаж с газетного разворота. — Убийца пролез через оконные решётки и спустился с помощью каната. Я не смог его пристрелить.

— Как этот убийца выглядел?

Трудно принять, что Виктор действительно сидит на допросе у мастера, а не беседует о пустяках с Катериной. Что он должен сделать, чтобы всё вернуть обратно?

— Одет во всё чёрное. На лице маска или респиратор. Рост невысокий, скорее всего, айрхе. На этом всё. Я видел убийцу всего пару секунд.

— Респиратор, говоришь?.. — мастер Таррнет вздохнул и потёр переносицу. Своею ли рукой он оборвёт жизнь провалившегося Хранителя? В их уставе было жестокое, но справедливое правило: не смог сберечь хранимого — разделишь его участь. Правило непреложно, как и законы Квадранты, потому о его истоках никто не задумывался — по крайне мере, вслух.

— Когда вы исполните моё наказание, мастер? — Виктор не выдержал затянувшегося молчания.

— Помереть невтерпёж? Обычно те, кто оказывались на твоём месте, клялись стать лучше и не совершать подобных ошибок.

Виктор промолчал. Скажи он, что желает умереть, — и соврал бы. Как теперь жить, он тоже не представлял. Мастер с явным усилием встал с ящика, стараясь не опираться на правую ногу. Прихрамывая, он обошёл Виктора и замер за его спиной. Дыхание спёрло в горле, мышцы на руках напряглись, подчиняясь животному инстинкту освободиться и бежать, бежать прочь, что есть сил, но Виктор сдержал себя. Мастеру позволено решать его судьбу, и Хранитель Раймонд подчинился.

Лезвие злополучного ножа замерло перед глазами. Странно, что не в горле.

— Посмотри внимательно. О чём этот нож может тебе рассказать?

Что от него хотели услышать? Явно не о пятнах крови или степени заточки. Высохшие разводы почти стёрлись от пальцев мастера, и если приглядеться…

— На нём гравировка?

— Верное направление. Присмотрись ещё лучше.

Чернёные линии украшали полированную сталь: угадывалась морда какого-то животного и часть лапы. Рисунок казался неполным.

— Это нож из набора братьев… — Виктор нахмурился, судорожно роясь в воспоминаниях. — Маквудов?

— Верно. Чужеземные оружейники, лет десять назад пытались с нами сотрудничать, если меня самого не обманывает память.

— …а вы отказали из-за их любви к декоративности в ущерб практичности, — Виктор начал догадываться, к чему подводил мастер. — Это же они обожали выпускать наборы оружия и украшать их гравировкой с общим рисунком? Катерине хватило бы такой зацепки.

На душе полегчало от мысли, что хоть кто-нибудь когда-нибудь прижмёт ногтем ту неуловимую сволочь.

— Да, она умная хорошая девочка с хорошими связями среди умных людей. Вот только поклонника Маквудов будет искать не она.

Нож пропал из поля зрения. Путы на руках ослабли. Виктор разглядывал следы от верёвок на коже, грязные рукава и засохшую кровь под ногтями. Вновь стало дурно.

— А сталь-то хороша… Если бы не эти глупые украшательства и упрямство Маквудов… — прокряхтел мастер, возвращаясь на свой ящик. — Не смотри так удивлённо, Раймонд. Ты провалил задание: позволил убить мою дочь — последнюю из рода Таррнет, не считая такую развалюху, как я. Неужели ты правда надеялся, что отделаешься быстрой смертью? — неуловимое движение рукой, и нож воткнулся в сиденье стула ровно между ног Виктора. Тот запоздало дёрнулся, голова отозвалась вспышкой боли. — Ты умрёшь как Хранитель, но заклинаю всей Квадрантой разом: живи отныне в любой личине, в какой хочешь, но найди убийцу. Этот нож должен оказаться в его горле. Только с его смертью позволяю получить избавление: через смерть или новую жизнь — решай сам, мне плевать.

Мастер крутил между загрубевших пальцев колечко с жемчужиной. Глянул на Виктора исподлобья, а тот не посмел отвести взгляд. Без минуты бывший Хранитель чувствовал, как на его горле затягивается ошейник. Выжженное давным-давно рукой мастера клеймо отозвалось под мундиром свежей болью от раскалённого тавро.

— Таков для тебя мой последний приказ.

Отрывок из потрёпанного журнала.

Запись №84:

«Догадки ЧП подтвердились: все знаки ведут в Дарнелл, именно под ним построено Горнило. Подумать только, спустя десятки лет я вернулся в эту дыру. Может, хоть брата поищу. Жив ли он ещё? Самое ужасное — в моих силах его найти, но я боюсь. Одного близкого человека уже загубил, а скольких оставил несчастными...»

Слова расплылись из-за капель дождя.

«...чуть не угодил в ловушку Левиафанов. Теперь я застрял в этих руинах. Люди сюда не ходят: считают дурным местом. Забавное совпадение. Или нет. Не хочу об этом думать. Придётся воспользоваться даром Глашатая, собирая пёрышко за пёрышком. Скоро весь город будет у меня как на ладони. Скоро всюду будут мои глаза».

Угол листа обгорел.

* * *

Камень красоты потрясающей, даже фантастической. Ровные грани, по которым, как по жилам, бежит живой огонь. Золотые крылья держат его в тесных объятиях, искры носятся по выгравированной сети геометрических рисунков в такт собственному пульсу. Будто единое живое существо.

Оно поёт. Оно зовёт. Оно говорит. Оно предупреждает? Оно угрожает? Оно радо ему?

Внутри камня зарождается нечто тёмное. Блеск исчезает. Искры гаснут. По гравировке, как по артериям, от камня текут струйки крови, делая рисунок более явным. Крылья плавятся воском. Кровь течёт по запястью, но чья она — его собственная или камня?

Пение превращается в шипение.

Он пытается выкинуть боло, но оплавленное золото тонким слоем обвивает руку. Тяжёлые капли падают вниз, в бездну, с этими каплями опадают кожа и плоть с оголившихся костей. Хочется орать от боли, но лишь камень имеет право голоса.

Что делать? Надо срочно что-то сделать! Его пожирают! Его сжигают заживо! Его разум уничтожают! Его!..

* * *

Хейд ударил рукой по чьей-то мягкой морде и вздрогнул от боли. Пот стекал по лбу и вискам. Страшно было пошевелить пальцами — вдруг от них остался лишь обугленный остов? Царапины помогли уцепиться за реальность. Надо же было присниться такому бреду! Всё из-за того, что он заснул за столом. Или из-за того, что прошлой ночью он убил человека. На ватных ногах Хейд добрался до умывальника, устало потирая лицо. Смыв кровь с отметин от когтей Первого, он так и замер, опершись руками о раковину. Плеск воды успокоил расшатанные нервы, унеся с собой остатки кошмара.

Карающее правосудие так и не явилось в квартирку на Обводной.

Хейд просидел на кухне всю ночь, думая о том, как ему теперь быть. Даже несносный кот затаился, чуял, что случилось нечто непоправимое. Со сцены нужно было уйти тихо. Информаторы, сучьи дети, всегда на стрёме, будто всевидящие духи: умудрялись быть всюду, всё слышать и всё знать. Но сколько Хейду таиться на дне, несколько недель? Месяцев? А может придётся и вовсе бежать из Дарнелла. Он не любил этот город, и все же перспектива потерять все годами наработанные связи пугала не меньше, чем угроза казни.

С рассветом пришло время натянуть на себя вторую личину. Опасной бритвой Хейд избавился от щетины, стараясь не задеть бугрящиеся шрамы на подбородке. Долго возился с волосами, зачёсывая назад вьющиеся чёрные пряди, как это нынче модно. Он должен выглядеть, как приличный гражданин, а не как носившийся по всему городу вор-убийца-юных-дев. Осталось закинуть Дар Квадранты в потайной карман пиджака и нацепить шляпу. Какие же странные побрякушки, оказывается, носят приближённые: Дар обладал собственным теплом, грел им не только оледеневшие после воды пальцы, но и сердце, и даже душу. Противоречивые ощущения, мягко говоря. Они Хейду не нравились, чуял интуитивно — не к добру, но пусть лучше у заказчика болит голова, что делать с этой штукой.

Дарнелл лениво просыпался, ещё не зная, какой трагичный заголовок появится на первых страницах газет. На каждом углу мальчишки-газетчики будут наперебой горланить о смерти приближённой, чтобы впарить за шиллет свежий номер, и к обеду об этом узнают даже портовые крысы. Знатный начнётся переполох, успеть бы к тому времени добраться до Сорочьего Гнезда. Путь к нему неблизкий: Дарнелл занимал три острова, отделённых от суши руслами рек, и Хейду предстояло перебраться с острова Тараск на соседний, Паясу — там-то и притаилось логово воров. Благо у него была «Шелест», маленькая и юркая, как он сам. Некогда эту лодку, всю в пробоинах, он нашёл у заброшенной пристани. В море на таком судне выходить самоубийственно, зато «Шелест» могла проплыть по самым узким жилам города.

Отдав сторожу пристани десяток шиллетов, Хейд проверил топливо в баке и завёл мотор. С утробным гудением Шелест рванула навстречу солнцу, водная гладь отрезала Хейда от надоевшего мира. В такие моменты вспоминались дни, когда мать позволяла забраться в свой ял: они вместе ловили рыбу, ныряли за моллюсками и жемчугом, к вечеру корзины всегда ломились от добычи. Даже спустя десятки лет Хейд помнил пронзительную голубизну морской воды, столь чистой, что он мог, свесившись с борта, следить за подводной жизнью. Воды Дарнелла оказались совершенно иными: грязными, беспокойными, они оставляли на побережье зловонные следы из водорослей и мёртвой рыбы.

Басовитый крик уничтожил весь мирный настрой:

— Опаньки, цивильчик, это ты, что ли, в своей тарелке плывёшь?

Хейд приглушил мотор и боязливо оглянулся в сторону набережной. Привалившись к ограде, ему помахал массивный человек в кремовом костюме-тройке, с шарфом в зелёный горох, завязанным бантом, и с неизменной шляпой-котелком на голове. Не кто иной, как Счастливчик, скупщик и информатор Сорок.

— Ты в Гнездо или только оттуда? — крикнул в ответ Хейд, подплыв ближе к набережной.

— Да так, шатаюсь, глазом стреляю. Пару красоток присмотрел, но наведаюсь вечерком, дабы, понимаешь, интим и все дела, — цокнув языком, ответил Счастливчик. Хейд услышал это как: «Ходил на разведку, приметил пару интересных мест, собираюсь обчистить ночью». — Рад видеть твою кривую рожу. А то запропал куда-то, наши начали ставки делать — вздёрнули тебя или ещё нет.

— И я соскучился по твоим дряблым щекам, — отозвался Хейд. Он боялся внимания информаторов, но одного из них можно использовать в своих интересах. — Как насчёт почистить друг другу пёрышки, раз уж мы встретились?

— Как с языка снял!

Сорочье Гнездо пряталось в Центральной городской библиотеке, которая вмещала в себя тысячи книг — Хейд прочитал из них все, что были достойны внимания. В юности он любил затеряться в лабиринтах из книжных шкафов, но теперь лишь изредка заглядывал по работе. На то была причина, и она сидела за стойкой в платье с высоким воротничком и убранными в пучок волосами — Несса Мугнус что-то вычисляла на счётах, крутя в пальцах карандаш. Она даже не обернулась в сторону гостя, лишь процедила:

— Иди прочь, Сорока, гнездо пусто — его разорили звери.

Хейд замер перед её столом. Казалось бы, чего сложного: намекни он Нессе, что хотел через неё закрыть лотерейный заказ, и разом избавился бы от части проблем. Стрелки настенных часов отсчитывали секунды, минуты, а Хейд не мог выдавить и слово, лишь сжимал боло сквозь одежду. Горло сдавливало спазмом, он пытался сглотнуть, вернуть над собой контроль. Безуспешно. Что за дрянь сейчас происходила? Почему голос не слушается? Тепло Дара обратилось в пульсирующий жар. Ещё чуть-чуть — и руки начнут таять, как в том кошмаре.

Стихло постукивание костяшек в счётах. Молчаливое присутствие Хейда выводило Нессу из себя.

— Птенцу нужна помощь Матушки-Гусыни, или он прохлаждается от безделья? — для миниатюрной айрхе у неё был удивительно зычный голос.

Хейд медленно разжал пальцы, оставив Дар в покое. Жар утих. Ослабли и невидимые путы, сдавившие горло.

— Я недолго пострекочу с другим птенцом и улечу, — с трудом проговорил он, — никто и не заметит.

— Как хочешь, но учти, кормушки сегодня закрыты, — безразлично ответила Несса и вернулась к счётам. Если она и заметила, что с Хейдом творится неладное, то ей было плевать.

Ступенька за ступенькой Хейд поднимался по лестнице, но делал это на автомате. Всматривался в собственные ладони, как в чужие, несколько раз сжал пальцы в кулак — послушные, как и всегда. Что за ерунда? Ведовство какое-то? Это было бы самое логичное объяснение, не забери он боло у, чёрт подери, квадрианской приближённой! Факты не сходились, какой-то детали не хватало, и это пугало. Во что он только ввязался…

Сорочье Гнездо, как это водится, находилось где повыше — на последнем этаже библиотеки. В просторных залах, где раньше встречались книжные клубы, теперь собиралось ворьё, а вместо литературных новинок обсуждались удачные вылазки и заключались сделки. В столешницы въелись капли вина и ликёра, в комнатках были свалены лежаки — на случай, если надо переждать городской переполох. Обычно в Гнезде всегда кто-то, да ошивался, но сегодня Сороки разлетелись прочь. Крепко же всех прижгла смерть приближённой, раз полиция нарушила старые договорённости и наведалась к Нессе.

Хейд нервно поглядывал на часы, у которых скрутили несколько позолоченных цифр. Ну и куда запропал Счастливчик? Он должен был прийти гораздо раньше, ему-то не надо было оставлять лодку у причала. Скрипнула оконная рама, и меж занавесок показалось раскрасневшееся лицо Счастливчика — он словно почувствовал, как его костерят.

— Ох, ты уже здесь? Уж извиняй за опоздание. Нос к носу нарвался на законников, а среди них оказалась знакомая, скажем так, морда, — Счастливчик спрыгнул с подоконника и поправил сбившийся бант. Видимо, до Гнезда ему пришлось добираться по крышам. Не самый удобный путь. — Слышал же, о чём по всем радиостанциям чешут? Квадрианской шишке подрезали крылышки прямо у нас в городе. Не везёт бедолагам в последнее время.

Усевшись за стол напротив Хейда, первым делом Счастливчик достал из кармана рюмку и флягу с подозрительно пахнущим содержимым. Неожиданная встреча со «знакомой мордой» хорошо так дала по его нервам.

— Ты, как я понимаю, не разделишь со мной лучший из даров Шинстари? — Хейд в ответ покачал головой. Ему сейчас ни капля, ни крошка в рот не лезла. — И правильно, я бы всё равно делиться не стал. Видел свою рожу? Будто только с виселицы сняли. Уже готовенького, ага. В блудняк угодил?

— Приболел, — тихо проговорил Хейд. Лишь бы Дар в его кармане вновь не начудил.

— Брешешь ведь, — фыркнул Счастливчик. Отложив в сторонку шляпу, он пригладил зачёсанные назад русые волосы. — Ну да ладно, куда нам, честным ворам, понять проблемы всяких… цивильчиков.

— Эта шутка перестала быть смешной ещё в первый раз.

— А я похож на шутника? Ты и есть цивильчик. Спокойно ходишь среди людей, можешь здороваться с констеблями и флиртовать с благородными дамами… — Счастливчик смерил Хейда оценивающим взглядом, — …с хорошенькими горничными. Здорово иметь репутацию честного работника бюро добрых услуг. Не то, что мы — ворьё, шальные Сороки, поганые урки!

— Просто завидуешь тому, что за сутки я могу заработать больше, чем ты за неделю. — Шутки шутками, но пора вспомнить о деле. — Теперь нам обоим на голодном пайке сидеть, пока законники лютуют на улицах и ищут убийцу. Как думаешь, это Курьеры набедокурили?

— Знать не знаю, однако успел пошушукаться с камеристкой из квадрианской резиденции: там не просто приближённого загасили, так ещё и штучку редкую прихватили, над которой они особливо трясутся.

— Кража с убийством? — Хейд приподнял бровь и изобразил лёгкое удивление. — Не почерк Курьеров. Может, кто из наших?

— Я думал об этом, — Счастливчик вдруг сделался непривычно серьёзным. — Но не родил никаких идей. Знаешь же наших Сорок — люди хоть и шальные, и водятся среди нас отморозки, куда ж без этого, но убивать… не, это слишком. Майр таких на подлёте гонит и правильно делает.

Хейд сцепил под столешницей подрагивающие пальцы. До вчерашнего вечера он тоже думал, что «убийства — это слишком»... Проклятье! Надо же было такому случиться, да ещё именно с ним.

— Дары крадут по всей империи, разве нет? Скорее всего, это был кто-то из залётных, не из Дарнелла. Или ты думаешь?.. — Хейд не стал договаривать, испытующе следя за реакцией Счастливчика. Тот покачивал в руке полупустую рюмку, глядя на неё отсутствующим взглядом.

«Ну же, мой честный вор, поделись беспокойством со своим верным другом».

— Обычно за такие весточки и я запрашиваю нехилую сумму, знаешь ли, — шутливо погрозив пальцем, напомнил Счастливчик.

— Мы же лишь сплетничаем, ну чего ты, как куркуль? — Хейд растянул в жутковатой ухмылке губы, кривые из-за шрамов.

— Ах, ладно, Кэйшес тебе судья. Сделаю исключение, домушник проклятый, всё равно с серьёзных людей за такие истории денег не получить...

И Счастливчик рассказал историю о Сороке по имени Эдди Ссыкун. Ему, как и Хейду, лотерея подкинула заказ на Дар Квадранты. Бедолага так перепугался, что попытался обменяться заказами, на что Счастливчик заявил: «Я-то не дурак лезть к фанатикам!» Когда Счастливчик заглянул к другу через пару недель, то готовился встретить пустую квартиру. Эдди, как ни странно, нашёлся живым и здоровым, более того — он выполнил опасный заказ. Счастливым, однако, от этого не выглядел, нёс какую-то чушь: «Все мои сны становятся кошмарами. И оно… оно постоянно пытается заговорить со мной. Оно страшное, мой друг, такое страшное. Вижу в любой тени его тень, длинную, с ветвистыми рогами. Оно всегда рядом! Даже сейчас, позади тебя». Счастливчик не стал задерживаться у Эдди, тот казался совсем поехавшим. Вот только совесть, сволочь, грызла. Через день он надумал утащить друга жить в Гнездо, под присмотр Матушки-Гусыни, да опоздал — тот повесился, идиот.

Счастливчик достал папиросу и чиркнул зажигалкой, совсем забыв о строгом запрете Нессы курить в библиотеке. Его тон стал сухим и лаконичным:

— Я тщательно обыскал всю его квартирку, но Дар так и не нашёл. Одни птичьи перья всюду, будто он дюжину куриц перед смертью ощипал. Я поклевал по зёрнышку из разных мест, и знаешь, что узнал? Ничего. Хотя, казалось бы, такое достижение — грабануть приближённых! Уж среди своих-то трудно удержаться от того, чтобы хвастануть. Но кто-то умер, кто-то пропал без вести. Все концы в воду, даже слухов никаких.

Счастливчик задумчиво выдыхал клубы дыма, но тут запоздало вспомнил о Нессе и затушил папиросу в своей рюмке. Стол тронуть не посмел. Нечасто можно было увидеть его настолько встревоженным. Для него поиск информации — как взлом замков, главное — подобрать нужную отмычку, но сундучок под названием «Дары приближённых» упорно ему не поддавался, даже если пилить лобзиком.

— Я в растерянности. Майр может что-то знать о вчерашней краже, и то, если заказ на Дар пришёл кому-то из Сорок. Но к нему я не полезу, больно надо. Ещё больший цивильчик, чем ты — тьфу… только ему не говори, лады? — Выдержав паузу, Счастливчик с прищуром уставился на Хейда: — Если подумать… Ты-то с Майром в хороших отношениях. Может, он и с тобой посплетничает насчёт Даров, а? Потом пошушукаешь со мной. Мы хоть и не дамочки, но хорошие друзья, а это нормально — обсуждать в дружеском кругу горячие новости.

Хейд ждал этой просьбы. Не стал бы Счастливчик откровенничать из одного лишь желания языком почесать.

— Замётано. Передам всё слово в слово.

Получив желаемое, Счастливчик мило заулыбался. Или, может, тому виной горничная Марта, нарушившая их уединение.

— Всегда приятно с тобой сотрудничать, даром что цивильчик, — информатор весело подмигнул, собрал со стола скудные пожитки, откланялся и ушёл так же, как и пришёл — через окно. О его визите напоминал лишь выветривающийся запах табака. Можно ли верить рассказу о судьбе Эдди? Счастливчик мог приукрасить байку, преследуя свои цели, но Дар ведь на самом деле творил с Хейдом всё, что заблагорассудится. И как теперь от этой дряни избавиться? Никто не смог бы помочь оторвать эту каменную пиявку лучше квадрианцев, но тогда проще сразу сдаться полиции.

Не оставляло мерзкое чувство, что Хейд угодил в капкан, который вот-вот захлопнется.

Стекавший по лбу пот застилал глаза. Две руки стальной хваткой вцепились друг в друга, вены вздулись от напряжения. Толпа ревела, стучала ногами по полу, выкрикивала имена, но для соперников все звуки слились в монотонный шум. Неожиданный рывок, буквально из последних сил — и всё кончено. Теперь скандировалось лишь одно имя.

— Кому-то придётся до конца месяца перебиваться водой и хлебом, а, Джон? — рослый мужчина загоготал, забирая выигранную ставку. Его соперник насупился, ничего не ответив. Он умел принимать поражения.

— Задрали уже. Если хватает духу силой тягаться, значит, хватит и новую баржу разгрузить. За работу, бездельники! — проорал их начальник, мистер Фиакк — плюгавенький мужичок, недобро поглядывавший на всех из-под широкополой шляпы. — А ты, Джон, шуруй загружать ящики на «Лунный путь».

Виктор достал из кармана докерской куртки тряпку и промокнул пот со лба. Он ещё плохо отзывался на новое имя — простецкое, взятое с какой-то рекламной брошюры. Настоящим старался не светить: слухи расходились быстро, он крупно встрянет и подставит мастера, если они дойдут до Хранителей.

— Злится, что в ставках проиграл. Он на тебя поставил, — поделился с Виктором один из докеров, поглядывая с сочувствием. Глупо с этим спором вышло. Мастер всегда предупреждал опасаться лёгкой наживы.

«Лунный путь» — грузовой пароход, причаливший пару дней назад. Капитан лично договорился с мистером Фиакком, оставил на него судно и со всей командой отбыл кутить в местных пабах. Погрузка легла на плечи докеров, и всё бы ничего, не будь у «Пути» отломан кран, поднимающий груз с суши. Самую тяжёлую часть работы приходилось делать вручную, стараясь не задавать лишних вопросов по поводу ящиков без опознавательных маркеров. Платили негусто, потому желающих добровольно грузить «Лунный путь» не наблюдалось. Виктору же было плевать, главное, чтобы этих денег хватало на ужин.

Виктор привык всё делать по приказу — из него лепили превосходного, безотказного исполнителя. Нелегко было примириться с мыслью, что отныне он совершенно один и отвечает только за себя. Каждый раз, когда чёрная безысходность давила на плечи вопросами «Куда себя деть? На что жить? Что делать дальше?», он напоминал себе: «Делай всё возможное, чтобы отомстить за мисс Таррнет». Уже неделя минула с той проклятой ночи, а никакого прогресса в поиске убийцы. Скверная из метательного ножа выходила зацепка.

— Начните с тех бочек, которые с красной полосой. Живей, пожалуйста, — указал Эмир, сверяясь с журналом. Из всех подчинённых мистера Фиакка он нравился Виктору больше всего: молчаливый, думал только о деле, а непоколебимой флегматичностью напоминал мастера Таррнета.

Затаскивая в трюм пятую по счёту бочку, Виктор заметил тень в иллюминаторе на верхней палубе. Тут же насторожился: кто это? что делает в каюте? Он строго наказал себе: «Просто делай свою работу, остальное тебя не касается», — а сам всё косился на палубу. Ближе к полудню Эмир объявил перерыв. Докеры тайком притащили маленький бочонок пива, вяленую рыбу и отварили чечевицу, сели дружно в кружок вокруг перевёрнутого ящика, служившего им столом, и разделили еду меж собой. Виктору досталось меньше всего — как новичку, да ещё продувшему в кулачном бою.

«Адаптируйся. Будь как все. Не выделяйся. Слейся с толпой».

Виктор повторял эти слова подобно Непреложным законам. Грубо шутил, пил, ругался, рассказывал случаи из хранительской жизни, переиначивая их. Изо всех сил старался сбросить личину Хранителя Раймонда, натягивая поверх неё грузчика Джона, чей образ наспех слепил из окружавших его людей. В таком простовато-грубом общении даже была своя прелесть, если привыкнуть. Всяко лучше лицемерных рож других приближённых или брызжущих ядом беззаконников. Вскоре от скудного пайка ничего не осталось. В голове стоял приятный туман: столько лет Виктор не пил ничего крепче сидра, мисс Таррнет терпеть не могла запах алкоголя. Очередной нарушенный запрет, один из многих, и сложно сказать, сколько их ещё впереди. Виктор пытался убедить себя: «Всё это временно. Найду ублюдка. Заколю ножом. И…» — и что потом? Податься в наёмники? Остаться грузчиком? Вряд ли он имел право думать о будущем, пока не выполнит приказ мастера.

Кто-то вновь шарился на верхней палубе. Не многовато ли теней завелось на «Лунном пути»? Докеры развлекались, как ни в чём не бывало: для них главное — отдохнуть хорошенько, пока Эмир не вернулся с новыми заданиями. Стоило последовать их примеру. Нельзя выделяться… Вот только хранительскую чуйку заткнуть не так-то легко. Докеры не слишком-то переживали за охрану парохода, им за это не доплачивали. Без лишних вопросов они обещали прикрыть Виктора перед Эмиром, пока тот отошёл отлить.

Раз тени облюбовали верхнюю палубу, то Виктор проверил её в первую очередь. Не прогадал: дверь одной из кают была приоткрыта, там что-то грохотало, кто-то кричал — он кинулся навстречу шуму. В полумраке тесной комнаты одна из фигур опрокинула другую на пол и душила. Виктор рывком оттащил нападавшего от жертвы — ею оказался старик в порванной рубашке, заляпанной кровью. Душитель, юноша в докерской форме, извернулся угрём и выскользнул из куртки, оставив её в руках Виктора. Метнулся за оружием — костяным серпом, лежавшим у опрокинутого табурета. У старика тут же прорезался голос: «Не подходи ко мне! Убирайся!», но обойти убийцу он не мог, только в отчаянии забился под стол.

Виктор схватил с полки керосиновую лампу и огрел ею убийцу по голове, пока тот не начал размахивать серпом. Осколки стекла с дребезгом разлетелись по каюте. От удара душитель покачнулся, тряхнул головой, как пёс, и словно не было ничего — даже кровь из царапин не пошла. Виктор налетел на него всем своим немалым весом, повалил на грязные половицы и вывернул руку с серпом. Ублюдок рычал, дёргался, скалился от боли, но до белеющих костяшек сжимал пальцы на рукояти. Пригрозив: «Не рыпайся, пока руку не оторвал», Виктор сильнее заломил его кисть, до хруста. Оружие упало на пол.

Под шумок старик выполз из-под стола и рванул на улицу, слышались его крики: «Спасите, убивают, спасите!» Душитель замер под Виктором, сипло дыша — уже выдохся? Внезапно его мокрый от пота затылок распался на кусочки, как разломанная мозаика. Кусочки обратились в бражников, они облепили лицо Виктора, норовя залезть в нос, глаза, рот и уши. Иллюзия? Нет, хуже — морок! Виктор задыхался, облепленный маленькими тельцами. Он пытался отмахнуться от назойливых тварей, но те и правда исчезли, стоило отпустить убийцу — что тому и требовалось. Со всей силы пнув ногами Виктора в живот, убийца выбрался из-под него и тут же рванул за ускользающей жертвой. Едва переступил порог — и в бедро вонзился метательный нож, перебив артерию. Никакой пощады беззаконникам.

— Стой, сукин сын, — прихрамывая от боли, Виктор медленно и неотвратимо надвигался на слабеющего парня. Не удержавшись на ногах, убийца рухнул на палубу. Он не собирался сдаваться смерти: судорожно искал что-то в набедренной сумке и в итоге достал… нечто странное, похожее на обтянутую кожей куколку.

— Я приду и по твою душу, — прорычал убийца и сжал куклу в зубах. Он рывком вытащил нож из бедра и услужливо вернул его обратно. Виктор успел прикрыться дверью, ожидая нечто подобное. Вот только не ожидал, что убийца вскочит на ноги, унесётся прочь с резвостью зайца, и с разбегу нырнёт с палубы в воду. Единственным напоминанием о нём осталась лишь дорожка из кровавых капель.

Что за чертовщина только что произошла? Убийца должен был доживать последние минуты, так какой дикий дух вселился в него напоследок? Виктор всматривался в мутные волны, в линию берега, но парень так и не всплыл.

«Зараза. Пусть Пепельная судия развеет твой прах над морем, ведун проклятый», — Виктор скрипнул зубами. Будь у него в руках оружие посерьёзнее ножа, убийце не помогли бы никакие куклы, духи, или чем он там свой фокус провернул. Ни один беззаконник не научился приращивать голову обратно к телу.

Вскоре на пароходе было не протолкнуться — это докеры прибежали на крики старика. Кто-то, увидев кровь, кинулся звать констеблей. Виктор же стоял столбом, весь взмыленный, молчаливый и отрешённый. В бытность Хранителем убийства и увечья всегда сходили ему с рук: ради защиты хранимого разрешалось использовать любые средства. Сейчас Виктора никакие правила и законы не прикрывали, он не знал, что с ним сделают и что следовало делать ему.

— Так кому морду бить? — почесав лысую макушку, спросил мужик, которому Виктор проиграл в кулачном бою. — Джон, тебе, что ли? Тут свинью резали или человека?

— Стойте, стойте! — сквозь толпу пробился спасённый старик. — Этот мистер мне помог, убийца был ниже ростом и выглядел гораздо моложе.

— Убийца? — раздался неприятный голос мистера Фиакка. Докеры расступились перед ним, хмурым и мрачным. Следом унылой тенью семенил Эмир. — Ты клялся, что никто о тебе не знает. Мне не нужны проблемы!

Старик обвёл взглядом всех присутствующих и вежливо улыбнулся. Трясущиеся руки он спрятал в карманах брюк с подтяжками. Рубашка, разрезанная в нескольких местах, пропиталась кровью; люди смотрели на эти пятна с беспокойством, но предложить помощь никто не решился.

— Уверен, мы сможем договориться, как замять неприятную ситуацию, — старик сделал приглашающий жест. У мистера Фиакка загорелись глаза: явно предчувствовал неплохую наживу. Он зашептал Эмиру на ухо, тот кивнул и стал разгонять докеров по рабочим местам. Виктор, так и не дождавшись реакции на своё присутствие, опустил голову и пошёл за остальными. Затеряться в толпе, стать одним из всех. Это не так просто, как думалось. Сложно отказаться от старых привычек.

Прошёл где-то час. Виктор отмалчивался на вопросы о «Лунном пути» и помогал грузить в телегу мешки с мукой, когда к нему подошёл мистер Фиакк. Судя по умиротворённому виду, он остался доволен «обсуждением инцидента», потому ругаться не стал, только бросил небрежно: «Эй ты, заскочи в трюм "Пути", тебя ждут». Неужели с Виктором тоже «обсудят»? После проигранного спора любой шиллет был в радость.

Старик нашёлся на складе, он копался в одном из жутко тяжёлых ящиков, которые докеры успели возненавидеть. Внутри оказалось холодное оружие. Очень много оружия.

— Спасибо за помощь, мистер. Без вашего вмешательства моё тело сейчас было бы на полпути в крематорий, — старик на полпальца вытащил саблю из ножен, задумчиво посмотрел на лезвие. — Вы знаете, с кем сражались?

— Беззаконник.

— Не просто беззаконник, как вы, думаю, догадались, — старик осторожным шагом приблизился к спасителю, рассматривая и что-то прикидывая в голове. Виктору такой взгляд не нравился. — Позвольте представиться: Алан Картер. Как я могу обращаться к вам, мистер?

— Джон… просто Джон.

— О, так вы тоже родом из Вердеста? Или южных краёв империи?

— Зачем я вам нужен? — процедил Виктор.

— Вам явно не впервой участвовать в серьёзных... так сказать, стычках. Но наёмник выжил и ещё вернётся. Они всегда возвращаются. Я бы хотел…

— Нет, — Виктор даже не стал дослушивать. — Я никудышный защитник. Чем мог — уже помог.

Мистер Картер сжал губы. Стёкла в его очках были разбиты, старик то и дело поправлял их, силясь что-то разглядеть.

— Позвольте я попытаюсь вас переубедить. Поймите, я очень стар для того щекотливого положения, в котором оказался. Когда-то род Картеров имел вес в империи, но с тех пор наша сила увяла. Ожесточились типичные распри за наследство. Десятки лет мне удавалось оставаться в стороне, но мой брат Эдгар… — мистер Картер вздохнул. — Годами я мирно жил в доме, на который заработал собственным трудом, но Эдгар был уверен, что я заглядываюсь на родовой особняк. Теперь родной брат заплатил наёмникам за мою голову. Вы ведь согласны, что он впал в маразм? И всё из-за одной неосторожной фразы!.. — он расстроенно махнул рукой. — Я собираюсь отплыть на этом пароходе туда, куда не доберутся убийцы, да и вообще никто, кто знал меня. Мои помощники вернутся к вечеру, и мы покинем Дарнелл с закатом. Осталось продержаться четыре часа. Всего лишь четыре часа я прошу вас побыть рядом и защищать меня от мерзавцев.

— Почему вы не заявили в полицию?

— Но ведь это не просто наёмники, а, простите, чёртовы Курьеры! Знаете, как он заставил меня открыть дверь? Заговорил голосом мистера Фиакка, прокляни Кэйшес весь его род! — мистер Картер сердито поправил очки. — Куда там констеблям против Курьеров, иногда и вовсе кажется, что они заодно. Вы — моя последняя надежда. Брат вряд ли успел вас подкупить, а у меня есть возможность оплатить вашу помощь.

Какая ирония. Вечное противостояние: Хранителей нанимали, чтобы защититься от Курьеров; Курьеров нанимали, чтобы добраться до клиентов Хранителей. Об этих наёмниках было известно мало, ни разу не удавалось схватить живого Курьера для допроса. Лечебная кукла, бражники… если Курьеры — практикующие беззаконники, то это отвечало на многие вопросы.

— Вы точно уверены, что за вами охотятся именно Курьеры?

Картер закивал, очки чуть не слетели с длинного носа — но окажись тот парень Курьером, старик умер бы в своей каюте тихо и незаметно. Никаких потасовок, никаких попыток задушить. Не их метод — если только этот Эдгар не захотел доставить брату как можно больше страданий перед смертью, что слегка выходило за рамки озвученной истории «Не поделили наследство». Виктор обвёл красноречивым взглядом ящики с оружием.

— Вы же сами понимаете, связываться с Курьерами — себе дороже, — начал он. Картер думал вставить слово, но Виктор продолжил: — Может, я бы и мог вам помочь, но для этого я должен знать, зачем вы везёте с собой оружейный склад.

— Не знаю, что вы успели себе надумать, но спешу заверить — перед законом я чист, как невинное дитя! — мистер Картер даже поднял руки, сдаваясь без боя. — Эти ящики лишь… эхо былого достатка. Я коллекционировал оружие, изучал историю, много времени и сил на это дело потратил. Не желаю оставлять своё истинное богатство в руках Эдгара, — запальчиво заявил он, но тут же потух, опустил взгляд. — Этих ящиков хватит на новую жизнь.

При упоминании коллекции глаза старика засияли фанатичным огнём. Даже завидно, в сравнении с ним Виктор тот ещё чёрствый сухарь. Его ничто не радовало, кроме службы мисс Таррнет, а теперь и такой мелочи не осталось…

— Может, вы, с таким богатым опытом, сможете что-то рассказать об этом ноже? — Виктор на многое не надеялся, но готов был хвататься за любую соломинку. Он достал из голенища сапога своё бремя и передал мистеру Картеру. Тот осторожно взял нож в руки, покрутил, подвигал очки на переносице, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь сквозь трещины.

— Метательный нож… из коллекции братьев Маквудов, судя по гравировке.

— Я уже догадался. Вы сможете что-то ещё о нём сказать? — Виктор оказался нетерпелив, и тем допустил ошибку.

— Могу. Шедевры Маквудов занимают важное место в моей личной коллекции. Надо только покопаться в памяти… думаю, четырёх часов хватит, чтобы вспомнить все детали.

Вот же старый прохвост. Виктор раздражённо выдохнул, смирившись.

— Я в вашем распоряжении, мистер Картер.

Рыночная площадь кишела жизнью. Со всех сторон на уши давил то скулёж попрошаек, то галдёж торгашей, которые обсуждали свежие слухи и зазывали народ. Их перекрикивали рабочие с гружёными телегами, гнавшие со своего пути зазевавшихся покупателей. Кто-нибудь нет-нет, да и норовил задеть Хейда локтем, толкнуть, отдавить ногу. Худшее место в мире. Мимо пролетел рослый мальчишка; Хейд едва успел отскочить в сторону, иначе его повалили бы в грязь, а вот торговка орехами зазевалась и села задом в лужу. Под её ругань трое детишек помельче кинулись к прилавку, нагребли в карманы жареных каштанов и растворились в толпе, оставив торговку и подоспевшего констебля в дураках. Хейд мог схватить хотя бы того, первого, но не стал вмешиваться. Не его дело. Каждый выживает, как может.

В центре рынка был установлен помост: в праздничные дни на нём выступали артисты «Фестиваля чудес Мугнус», в серые будни вешали преступников, обычно таких же воров, как сам Хейд. У ступенек болтался щуплый мальчуган в пиджачке с заплатками и повязанным на шее синим галстуком. Он подчёркнуто небрежно курил папиросу и выдувал дымные кольца, так увлёкшись, что не заметил приближение Хейда.

— Доброго дня, дядечка! Не желаете купить свежий номер «Голоса Дарнелла»? Всего-c два шиллета! — газетчик улыбнулся, сверкнув желтоватыми зубами. Хейд без лишних слов протянул ему завёрнутые в бумагу папиросы. Достав одну, мальчишка глубоко вдохнул запах табака и прикрыл глаза.

— Годные, — одобрил он. — Сейчас все на шухере — этой ночью хлопнули приближённую. Рейды прочёсывают злачные места от Ахерона до Тараска, все лавочки закрыты. Ближайшие пару дней к скупщикам можете не стучаться.

— Есть догадки, кто виноват?

— Беззаконники, Курьеры, даже Левиафанов притянули. Ещё сами не определились, кого сделать козлом отпущения. Все сидят тихо по углам, чтоб этим самым козлом-с не стать. Подробности можете прочитать в газетке, — мальчишка подмигнул и похлопал по полупустой сумке, перекинутой через плечо. — А заказик-то забирать будете? Сестра давно всё сделала, я вас ещё вчера ждал.

— Прости уж, чересчур напряжённый вечер выдался.

Порывшись в сумке, газетчик достал нечто, завёрнутое в ткань и обвязанное бечёвкой. В качестве поощрения Хейд купил выпуск «Голоса Дарнелла», пусть мелкий засранец и задирал цену вдвое.

— Будь здоров, Игнат. Не кури так много.

— И вам не хворать, дядечка. Принесите как-нибудь ещё таких папиросок.

Сорок не подозревали в убийстве. Хорошо. Даже замечательно. Конечно, всё могло поменяться в любой момент — Хейд ни на секунду не забывал о потерянном баллончике с газом. Рассказ Счастливчика до сих пор крутился в голове; всё-таки стоило побольше узнать о заказах на Дар, и был на примете человек, который мог помочь. Для этого пришлось вернуться в библиотеку, но на этот раз Хейд вошёл не через парадный вход.

Астральная башня центральной библиотеки возвышалась над домами, отбрасывая на них солнечные зайчики. Изящное сооружение из стекла и металла, оно оживало благодаря заумной системы рычагов и паровых поршней, раскрывая крышу, как цветок лотоса. Увы, за механизмом давно не ухаживали, и вот уже два поколения дарнеллцев не видели башню в раскрытом состоянии. Утерянное чудо, но не позабытое — Хейд весь продрог, пока сидел на стальном каркасе. Погрев дыханием пальцы, он шестой раз отбарабанил по стеклу условный стук: три раза по два. В башню можно было пробраться гораздо быстрее, но Хейд заявился как гость, а не вор. Компанию ему составляли вороны: расселись на трубах, карнизах и уличных фонарях. Десятка три, не меньше.

Терпение кончалось. Хейд постучался последний раз. Не откроют — уйдёт, и без того хватало дел на сегодня.

Хмурясь своему отражению, краем глаза он заметил странное. Резко оглянулся. Вороны, крыши, сонная малолюдная набережная — всё как обычно, но что-то в этой картинке цепляло, казалось неестественным. Птицы. Они смотрели на Хейда, неотрывно, застыв маленькими угрюмыми горгульями. Все три десятка. Хейд и сам застыл, не зная, что делать: спасаться или отдаться мозгоправам. Он заколотил по окну кулаком, от чего оно утробно завибрировало. Обернулся с опаской, не желая оставлять птиц без присмотра — а те занимались обычными вороньими делами, забыв о существовании напуганного человека.

За стеклом хоть что-то произошло: рука раздвинула листья зелёной изгороди, и к окну вышла сонная девушка с колтунами на голове, в ночнушке до пола. Открыв створки, она замерла ненадолго — прислушивалась.

— Ты ведь в курсе, который час? — грубым тоном поинтересовалось юное создание, поправив кардиган на плечах.

— Слушай, я… — начал Хейд. Мороз до сих пор оставлял мурашки на коже. Жуть как хотелось поскорее скрыться в башне.

— А ведь я не раз и не два предупреждала: если хочешь заглянуть, то только после обеда!

— Айлин…

— Но «Я же сэр Эгоистичная Жопа, я не буду думать о проблемах простых смертных»!

— Скорее, сэр Очень Занятой и Уставший. А ты мисс Не Умею Следить за Своим Языком. Откуда таких выражений набралась?

— От Нессы. Она часто так тебя называет.

Хейд боязливо осмотрелся: вороны почти разлетелись. С чего только разнервничался... теперь что, каждой тени бояться?

— Пусти уже, сама ведь замёрзнешь и меня засветишь.

Айлин закатила глаза и скрылась за густой листвой — по всему периметру башни была разбита оранжерея, которая прятала юную жительницу от посторонних глаз. Позёвывая, она ушла к огромному столу, заваленному кипами бумаг, мотками ниток, грязными жестяными тарелками и стаканами. К нему был приставлен удобный диванчик, на котором Айлин часто спала, когда ленилась спускаться в свою комнату.

— Давай, старик, выкладывай, чего пришёл, — Айлин забралась с ногами на диван, зябко кутаясь в кардиган. Рядом с ней сейчас не сесть, прогонит, а других мест и нет, кроме стола. Хейд расчистил для себя угол, стараясь не смотреть на объедки и мусор, иначе руки горели от желания навести порядок. Пришлось сдерживаться. Он всё ещё гость, прямо сейчас — нежеланный.

— Будто мне нужен повод тебя навестить.

— Ты же за два месяца не нашёл минутки заглянуть, — Айлин скрестила на груди смуглые руки. Сердитый воробушек, готовый заклевать любого, кто сунется.

— И нет мне за это оправдания. Зато пришёл не с пустыми руками, надеялся тебя порадовать, — немного ласки и заботы в голосе, и нужный эффект достигнут. Айлин ещё строила из себя обиженную, и ей было на что обижаться, но Хейд видел: его почти простили. Всегда срабатывало.

— Чего ты там притащил? — фыркнула Айлин, а пальчики-то терзали край кардигана. Хейд нарочито долго копался в сумке, хотя свёрток, прихваченный на рынке у Игната, лежал прямо под рукой. Дождавшись, пока Айлин начнёт кусать губы от нетерпения, он размотал бечёвку и положил подарок ей на колени. Та тут же вцепилась в него, погладила и пощупала со всех сторон, даже уткнулась носом.

— Это… — по привычке хотел пояснить Хейд, но Айлин резко подняла руку, останавливая.

— Дай сама угадаю! Это… — чтобы убедиться, пощупала ещё пару мест, — кошка! Ну? Права же?

— Это енот.

— Неужели? Врёшь, старик! Смотри, вот — острые ушки, — Айлин быстро нащупала уши и подёргала их. — Длинный пушистый хвост. Четыре лапы. Длинная шерсть. Узкая мордочка. Кошка!

— И всё-таки это енот, — Хейд коротко рассмеялся и пересел на диван.

Айлин — чудесный ребёнок, пусть и пытается копировать Нессу как единственный пример для подражания. Не сломалась даже после слепоты, внезапно поразившей её в девятилетнем возрасте — за это Хейд в глубине души ею восхищался. Окажись он сам на её месте… Хотелось бы уделять ей больше времени, но жизнь Хейда была расписана чуть ли не по минутам, забитая безмерно важными делами. Всё-таки совмещать две жизни в одной не так-то просто.

— Этой ночью город так шумел, — Айлин прижалась щекой к плечу Хейда. Она любила чувствовать человеческое тепло рядом, Хейд же — с точностью наоборот, но от юной подопечной никогда не отстранялся. Живя в непроглядной тьме, она чувствовала себя спокойнее, когда знала, что в этой тьме не одна. — Буря гремела, а потом гремели люди. Ночью они заходили греметь в Гнездо, Несса с ними долго разбиралась. В итоге она не зашла ко мне ни вчера, ни сегодня. Что-то плохое случилось? Ты знаешь? Ты говорил с ней?

— Убили человека. Законники весь город на уши поставили, — Хейд приложил много усилий, чтобы не дрогнул ни единый мускул, не говоря уж о голосе. Один неровный вдох мог выдать его с потрохами. К сожалению, ему было не привыкать водить за нос даже Айлин.

— Важный, видимо, человек погиб.

— Не переживай, Дарнелл не первый раз так штормит. Скоро все успокоятся.

— А я бы этого не хотела, — задумчиво протянула Айлин, водя пальцем по шву на рукаве пиджака. — Если Сороки перестанут ходить в Гнездо, может, у Нессы появится больше свободного времени, которое она проведёт со мной.

Таких щекотливых тем Хейд старался избегать, потому молча пригладил её волосы, тонкие и мягкие, как пух. Под его прикосновениями девочка расслабилась, дыхание стало глубже. А вот и удачный момент для собственных вопросов.

— Айлин, — тихо позвал Хейд. Та ответила недовольным «Гмн?». — Поможешь с одним маленьким дельцем?

Она отпустила его руку и понуро отстранилась, потирая след от пиджака на щеке. Буркнула: «Что ж, я этого ждала», но ей не хватило боевого запала вновь состроить «раздражённую Нессу».

— Я пришёл к тебе не только из-за этого, — поспешил добавить Хейд. — Хотел занести подарок, и…

— Давай ближе к делу, старик, — перебила его Айлин и сползла с дивана, разминая затёкшие конечности. Руки-ноги у неё были тонкие, как веточки, телом — плоская и тощая, на пару голов ниже любой энлодской девочки тех же четырнадцати лет. Молочно-белые волосы торчали в стороны взъерошенными перьями. Айлин в этой башне — ну точно птичка в стеклянной клетке. Закончив разминаться, она безошибочно нашла на полу графин с водой, полила ближайшие кусты, сначала нащупывая листья, по ним двигаясь ниже по стеблю, пока не натыкалась на землю в горшке. Зная наизусть каждый уголок своего жилища, она могла обходиться без помощи в повседневных делах. Наоборот, страшно оскорблялась: «Слепая, но не безрукая же».

— Ты всё ещё помогаешь Нессе шифровать заказы для лотереи, верно? — Хейд решил начать издалека. Со стороны кустов раздалось «Угум». — Есть один странноватый заказ. Из совсем недавних. Расшифровывался по книге Конана Рико…

— Старик, Несса столько заказов шифрует, ещё и поздно ночью. Мне совсем не до того, чтобы что-то из них запоминать. Да и не всегда она зовёт меня помогать, — хоть Айлин и любила перебивать, но сейчас её слова прозвучали слишком поспешно, нервно. — Проблемы с заказом? Расшифровать не смог? Это тебе выпало, или кто-то попросил помочь?

— Уже неважно, — бросил Хейд. Он так надеялся обойтись малой кровью — вдруг Айлин что-то слышала от Нессы, что-то запомнила… попытаться связаться с Майрой? Но не скрутит ли ему руки, не заткнёт ли глотку очередной приступ? Может, попробовать написать записку? Должен же быть способ выкрутиться! Мысли бешено метались в голове — и вдруг в лицо брызнула холодная вода. Хейд вытер глаза рукавом и ошарашенно уставился на разъярённую Айлин.

— Ну и пошёл вон тогда! — крикнула она. Опустевший графин стукнул о стол, сама Айлин убежала на нижний ярус, в свою комнату. Споткнулась на первой ступеньке, но, сохранив равновесие, гневно фыркнула и скрылась. Где-то внизу хлопнула дверь. У Нессы и Майры в возрасте Айлин характеры были ещё невыносимее, но вода в лицо — явный перебор. В подобные моменты всегда возникала мысль: «Вот если бы я её воспитывал…» — но Хейд никогда не позволял себе её развить. Пора уже смириться с последствиями единственно возможного выбора.

Что ж, если утро не задалось — весь день наперекосяк. С усталым стоном Хейд откинулся на спинку дивана, разглядывая стеклянный купол над головой. Вороны так и сидели рядом, посматривая на вора в ответ. Нет уж, второй раз он на это не поведётся. В мыслях крутилось множество планов на сегодня, да только где взять силы чтобы встать с дивана? Всё из-за недосыпа, но сон — не вариант, а значит пришло время сменить маску.

Посреди города стоял маяк, с виду бесполезный: слишком маленький, слишком далеко от моря, границы которого раньше были совсем другими. Приезжие всегда удивлялись, когда видели над дверями маяка вывеску «Последний полёт аиста», а завсегдатаи знали, что в этом месте подают самое вкусное пиво на восточном побережье. «Аист» славился не только алкоголем. Только здесь можно было выпить «чернильный» кофе, выращенный на землях Ашвайлии — потерянной для Хейда родины. Его ввоз давно запретили, но с помощью смекалки и капельки удачи повезло урвать кусочек родины практически бесплатно. Причём без всякого воровства. Со стороны Хейда, по крайней мере.

Ближе к полудню в «Аист» заявился не вор Хейд из рода Мортов, а работник бюро добрых услуг Фелис Харрисон, как было записано во всех официальных документах. Зоркий глаз бармена сразу же приметил гостя:

— Фелис, почтенный мой, как ты вовремя! Мои мысли стали дорогой, которая привела тебя сегодня в паб. В подсобке лампочка поёт свою последнюю песню. Глянешь своим мудрым глазом, что да как? — с улыбкой прогудел шин: человек-гора с тёмной, как сажа, кожей, густыми усищами и зататуированной до самых ушей лысой черепушкой.

— Увы, увы, мой друг! Не гневись, Ардашир, но дорога вышла гадкая. Спина моя сгибается от навалившихся бед, — в тон ему ответил Хейд и бросил невыносимо тоскливый взгляд. В годы попрошайничества часто срабатывало.

— Собачий хрен тебе тогда, а не кофе, — сразу же сдулся Ардашир и начал демонстративно протирать стойку от пролитого сидра. Хейд схватил его за руку, и под гневным взглядом вложил под пальцы потёртый перстень так, чтобы никто не видел. Лицо бармена переменилось: кольцо то было ключом, которое Хейд никогда не отдал бы другому по своей воле.

— Только не говори, что решил последовать за Соловьём. Петля — ошибочный путь, дружище. Твоё солнце ещё далеко от заката, — взволнованно прошептал Ардашир.

— Не хорони раньше времени, — Хейд хотел улыбнуться, но из-за шрамов вышла лишь некрасивая ухмылка. — Просто залягу на дно. Возможно, надолго. Пусть оно у тебя побудет, если… случится что. Всё равно я в убежище Соловья уже несколько лет не заглядывал.

Почесав усы, Ардашир накрыл перстень тряпкой и убрал под стойку. Осмотревшись, отошёл в подсобку и вскоре вернулся с кружкой, закрытой плотной крышкой, чтобы запах содержимого не чувствовался так явно.

— Прощальная порция за счёт заведения, — будничным тоном сказал он и поставил кружку перед Хейдом.

— Да благослови Квадранта твою доброту, — со смешком ответил Хейд и уселся в тихий уголок, где он привлекал меньше всего внимания.

В пабе царило небывалое оживление: тощий степняк с рыжей козлиной бородкой собрал вокруг себя чуть ли не всех посетителей. И ведь какую разномастную компанию умудрился собрать! Хейд приметил в ней парочку знакомых воров, одного бандита, каких-то моряков, работников бюро в однотипных комбинезонах. Раздался возглас: «Давайте по одной!» — и под всеобщее ликование у Ардашира и его работниц прибавилось забот.

Вкус у кофе был отвратительный, но только это пойло заставляло Хейда полноценно функционировать, с его-то ненормированным режимом. Прикрыв лицо кружкой, он вглядывался в лица окружающих. Любой из них может внезапно подскочить и заковать его в наручники, но всем было плевать на маленького человека в тёмном углу: фокусник перетянул на себя всё внимание. Стоило быть спокойнее. Пока его лицо не красуется на листовках по всему городу, а имя не кричат на радиостанциях — всё хорошо. Всё хорошо. Всё хорошо…

— Фелис? Фе-елис! Клара рада тебя видеть. Как жизнь? Выглядишь не очень, осунулся весь. Приболел, бедненький?

Плечи Хейда окаменели, стоило почувствовать чужие руки на них. Под бок села миловидная женщина с копной белых кудряшек и усыпанным сероватыми веснушками лицом. Её возраста Хейд не знал, она и сама его не знала, но одевалась, как нимфетка. Клара Беннет. Чудачка, живущая в «Аисте», и оплачивающая крышу над головой единственным доступным ей способом.

— Жив и ладно, а сама как? — для неё Хейд выбрал один из самых дружелюбных тонов в своём арсенале, но руки с плеч всё-таки убрал.

— Замечательно! Клара познакомилась с таким прекрасным мужчиной, ты бы видел его, Фелис. Высокий, сильный, ласковый, такой котик. Моряк! У Клары никогда не было моряков. Он обещал увезти Клару в другие страны, представляешь?

— Клара. Клара, послушай меня. У тебя каждые выходные бывают моряки. Тебе опять голову запудрили, не будь дурой.

Клара лишь залилась смехом, даже утёрла выступившую слезу. Кудряшки тряслись от каждого поворота головы, платье с рюшами задралось опасно высоко, когда она по привычке закинула ногу на ногу, оголив чулки.

— Клара так хочет уехать отсюда, милый Фелис. Котик рассказывал Кларе о далёких странах. Он обещал увезти её туда, представляешь? Расскажи, Фелис, расскажи и ты о своей стране. Клара помнит, что ты задолжал ей интересную историю. Если расскажешь — Клара поцелует тебя в щёчку.

Она смотрела так доверчиво, как ей отказать? Даже Хейд не знал. Задумался, вспоминая рассказы из книжек, прочитанных в библиотеке Нессы.

— Ты боишься птиц? По преданиям дейхе, их зовут глашатаями смерти. А их перья, — будто из воздуха, Хейд изящно достал воронье перо, — привлекают души умерших. Мой народ тоже уверен, что у смерти нет единого лица. Множество духов всадниками на птицах облетают весь мир, пополняя свои ряды, — он указал кончиком пера в сторону открытого окна. — Глянь туда. Видишь стаю ворон? Только представь, что на одной из них сидит твой далёкий родственник и ждёт, когда ты умрёшь, чтобы забрать тебя с собой.

Клара ни на секунду не отрывалась от глаз Хейда, застыв, как фарфоровая куколка. Хейд не оставлял попыток вырвать её из летающих замков. Обычно помогали жуткие рассказы, Клара пугалась, иногда даже обижалась, но к следующей встрече все обиды забывались начисто. Каждый раз с чистого листа. Хейд давно смирился с мыслью, что однажды чудачка не вспомнит и его.

В этот раз всё пошло не так. Наоборот, к Кларе вернулся тот вдохновенный вид, с каким она обычно несла бессвязную чушь.

— А Клара видела! Стая птиц, таких чёрных, таких мрачных, и серокожая всадница с птичьим черепком на голове. Светила полная луна, Клара смотрела в своё окошко и видела, как они пролетели над рекой и мостами. То была душа? Да? Как думаешь, милый Фелис, когда Клары не станет, она сможет перелететь моря и океаны? — Клара вдруг вскочила, ударившись боком о край стола. Раскинула руки, будто желая объять весь мир: — И будут её ждать на двух синицах папенька и маменька, а на воробье — братец. И ты, милый Фелис, присоединишься к нам на граче, и улетим мы к тебе на родину, и увидит Клара твои рассказы воочию. Никаких маяков и подвалов, одно небо, солнце, звёзды…

— Моя прекрасная Клара, заткни уже свой рот! — зычно рявкнул Ардашир. — Иначе в кладовке запру, дура крикливая!

Клара послала усачу воздушный поцелуй и улетела навстречу своей очередной самой большой любви. Ардашир с недовольной гримасой натирал стаканы: его Клара откровенно бесила, особенно когда забывалась и пугала публику своими выходками. Хоть она была и со сдвигом, но умело раскручивала «котиков» на выпивку, чем неплохо поднимала выручку паба, так что Ардашир ворчал, ругался, но терпел.

— Экий вы, мийстер, неверующий! — послышался возглас рыжего фокусника. Он стоял на стуле, возвышаясь над толпой. — Устроим спор! Вы же человек не подставной, не из моих «подпевал», как вы там выразились, верно? Так давайте проверим всё на вас. Любите фокусы? Покажу один из любимых. Если будет больно, то отдам все вырученные за сегодня денежки, — в руке появился набитый кошель.

— А если не почувствую? — мужчина, обычный рабочий, скрестил руки на груди.

— Ха, ещё даже не начали, а уже сомневаетесь в своих словах, мийстер? Если зря меня обвиняли во лжи, то пожертвуете свой кошель!

По-хорошему, Хейду пора было идти дальше по намеченному плану, но вместо этого он напряжённо вглядывался в движения, вслушивался в слова, пытаясь понять, что в фокуснике было не так. Объект беспокойства попросил спорщика вытянуть руку и обхватил её ладонями.

— Крепкая рука, в доках работаете? — фокусник скалил зубы. Ответа Хейд не услышал. Улыбка фокусника стала ещё шире, когда он проткнул ладонь мужчины длинной мешочной иглой. Насквозь.

Рабочий посерел, дёрнулся, пытаясь вырвать руку. Толпа заинтересованно приблизилась, скрыв происходящее своими спинами; тощий человек услужливо поднял проткнутую ладонь вверх, всё ещё сжимая запястье. Не стесняясь, он демонстрировал результат всем желающим.

— Ну? Как ощущения? — вдоволь налюбовавшись растерянностью на лице рабочего, фокусник вытащил иглу. Показал её всем — чистую, без крови — вызвав у народа бурю восторга. Мужик водил пальцами по отверстию в ладони, будто эта рана — иллюзия. — Сомнения остались? Нет? Тогда был ваш кошель — стал мой. Без всяких фокусов, ха!

— А себя так проткнуть можешь? — подначивал кто-то из зрителей. Фокусник открыл рот, втянул без того впалые щёки и проткнул иглой обе. Не поморщился, даже когда работница паба засунула палец ему в рот и потрогала иглу, только игриво подмигнул. Толпа требовала ещё больше зрелищ. Одного моряка фокусник заставил захмелеть. Другого — свалиться в обморок. Внушительного вида амбал зарыдал, как ребёнок, под всеобщий смех. Происходящее всё меньше походило на обычные фокусы и всё больше — на беспредел одного заигравшегося беззаконника. В какой-то момент тощий человек выловил Клару, носившую выпивку разгорячённым клиентам.

— Милая Верда, составь нам компанию!

— Не Верда — Клара! — хихикая, поправила та, накрутив на палец кудряшки. Подалась навстречу протянутой руке, что с такой лёгкостью подчиняла людей. Когда узкая ладонь опустилась на её шею, Клара резко обмерла. Потухла заигрывающая улыбка, внутри неё будто переключили тумблер.

— Какой стыд, неужели я обознался? — фокусник усадил безвольную Клару рядом с собой, не убирая ладонь с её шеи. — Чувствую себя ужасно виноватым. Хочешь, исполню одно твоё желание, дорогая Клара? В качестве извинений — совершенно бесплатно.

Клара рассеянно переводила взгляд с одного клиента на другого. Румянец на щеках сменила мертвенная бледность. Клиентов её реакция веселила. «Толку эту дурочку спрашивать», — говорили завсегдатаи паба. «Сейчас покажу её желание, только сниму штаны!» — решил кто-то блеснуть остроумием. Клара попыталась улыбнуться, не в силах сосредоточиться и задержать взгляд хоть на чём-то. Подобное состояние у чудачки Хейд наблюдал лишь раз, в день их знакомства. Почему Ардашир до сих пор не остановил беззаконника? Не мог ведь не понимать, насколько сильно рискует, позволяя тому творить в пабе, что вздумается. Фокусник подбивал своих зрителей выпить лишнюю пинту пива — но неужели выручка стоила риска нарваться на гнев квадрианцев? Самому Хейду было невыгодно вмешиваться, чужие проблемы — не его проблемы. Клару, однако, на растерзание толпе он оставлять не собирался.

Пока фокусник на кулаках влёгкую укладывал мужика в два раза больше и шире его самого, Хейд пробрался в генераторную. Сильно вредить не стал — всего лишь вырубил электричество. В потёмках буйное представление тут же стихло.

— Эй, ведун, а свет ты вызвать можешь? — послышался хмельный крик.

— В лучшие дни — хоть солнце зажгу посреди ночи! Да увы, сегодня явно не тот день, — смеясь, ответил фокусник. Зрители отходили от наваждения. Кто-то вспомнил, что опаздывает на работу, и на всех парах побежал на выход. Кто-то решил продолжить пить, но в одиночестве. Довольно быстро толпа разбрелась, кто куда, но вокруг беззаконника осталась небольшая группа людей. Те, кто участвовал в «фокусах».

Хейд стойко принял убийственный взгляд Ардашира, когда подкрался к стойке вернуть пустую кружку.

— Стукнет кто, что ты беззаконника пригрел, будешь в петле висеть, — тихо сказал Хейд. Ответить Ардашир не успел, он вдруг осёкся и опустил взгляд. Хейд намёк понял и тоже помалкивал. Всем нутром чуял чужое приближение и всё равно дрогнул, когда на плечо опустилась ладонь.

— Мийстер, а с вами мы ещё не знакомы! Хотите, покажу фокус?

Касание — установить контакт. Слово — усыпить бдительность. Взгляд — зацепить крючком. Этот человек действовал по одной схеме. Сглотнув, Хейд сжал в руках кружку, подавив рефлекторное желание обернуться.

— Не люблю фокусников. Проваливай.

— Ах, какая жалость. Я ведь был наслышан, что айрхе — народ любителей авантюр.

Ладонь жгла через плотную ткань пиджака, как недавно прожигал Дар. Хейд хотел стряхнуть руку, но плечо онемело. Заметив, как перекосилось его лицо, Ардашир поспешил прийти на помощь.

— Не распугивай мне клиентов, приблуда, — рыкнул он, выглядя и вполовину не так убедительно, как мог. Тощий человек не стал нарываться: по-дружески похлопал Хейда по плечу и оставил его в покое.

— Друзья! Нечего нам больше делать в этом унылом месте, — громогласно воскликнул фокусник, хлопнув в ладони. — Айда за мной!

Он позвал — и люди пошли, безропотно и слепо, стайкой утят за своей мамой-уткой. Одна лишь Клара осталась сидеть на месте, пустым взглядом уставившись на столешницу.

— Верда, милая, составишь нам компанию?

— Клара. Клара Беннет, — упрямо повторила та, не оборачиваясь.

— Ай! Да, да, опять вылетело из головы! — беззаконник хлопнул себя по лбу, изображая глубокое раскаяние. Тут же забыв о девице из паба, он с лучезарной улыбкой обернулся к своим новым «друзьям» и увёл их прочь.

Ардашир цокнул языком и налил себе немного сидра.

— Чуяло моё бедное сердце, что с рыжей шельмой что-то не то. Да ведь поднимешь руку на ведуна… Тьфу, я-то думал, беззаконники — пугалка квадрианцев, а оно во как. В Шинстари таких не встретишь. К несчастью, это единственное, что я могу хорошего сказать о доме.

— Если начнёшь цитировать Непреложные законы — я к тебе больше не приду, — полушутливо пригрозил Хейд.

— От тебя и так толку никакого, вредитель хренов.

— Я лишь выключил генератор, Арди. Уверен, ты сможешь запустить его, даже не дожидаясь работника бюро.

Распрощавшись с негодующим барменом, Хейд поспешил на выход. Он бросил взгляд на Клару — та так и сидела с застывшим лицом. Возможно, стоило поговорить с ней? Поддержать? С другой стороны, Хейд и так сделал для неё больше, чем сделал бы для другого человека. Своих проблем хватало.

С такими мыслями он закрыл за собой двери «Аиста».

Алан Картер окопался в складском трюме — видимо, среди родных железяк чувствовал себя спокойнее. На намёки Виктора, что ждать убийцу в окружении оружия — не самый умный ход, старик никак не реагировал; он дрожал от одних только мыслей о каюте, где его чуть не убили, а в другие помещения доступа не имел. Ничего не поделать, слово клиента — закон.

С голыми руками Виктора не оставили: разрешили брать что угодно из коллекции Картера, лишь бы справился с Курьером. Лучше всего по балансу и качеству приглянулся один из палашей, как оказалось, очередное творение Маквудов. Вроде привычное оружие, но из-за мудрёного эфеса с россыпью камней и витиеватой гравировки оно выглядело чужеродно и хрупко, просилось на стенд, за стекло. Скорее всего, так думал и мастер Таррнет, когда отказался сотрудничать с Маквудами: несмотря на отменное качество, это был вовсе не рабочий инструмент — да увы, выбора не было. На вопрос про револьвер Картер развёл руками: огнестрел его не интересовал, да и раздобыть его куда сложнее.

— Вот же угораздило попасть на крючок именно Курьеров, — ворчал мистер Картер, пока рылся в сундуке с личными вещами. Каждую минуту ему требовалось чем-то занять руки, иначе он с ума сходил от напряжения. — Мне их название всегда казалось странным. Обычно бандиты берут громкие имена, например, те же Безглавые судьи. А вы что думаете?

Как же раздражали эти разговоры, отвлекали только. Пустословная болтовня с Катериной стоила мисс Таррнет жизни, не хотелось повторять подобных ошибок. Картер, однако, всё выжидающе смотрел, действуя на нервы.

— Раньше наёмники любили маскироваться под почтовых курьеров, — нехотя поделился Виктор, вспоминая, какие слухи ходили среди Хранителей. — Вроде с тех времён к ним такое название и прилипло.

— Не слышал такую версию, но что-то в ней есть. Так откуда вы всё-таки приехали?

— Издалека. В Дарнелле тоже жил когда-то, пока… — пока его не схватили Хранители и чуть не убили, но решение мастера перевернуло абсолютно всё, начались годы жёстких тренировок, мелкие и серьёзные задания, чужая кровь, испытания, мисс Таррнет… — пока не начал путешествовать из-за работы. О Курьерах я слышал лишь странноватые байки, вряд ли имеющие связь с реальностью.

— Моего деда Курьеры убили, хотя он не выходил из дома без Хранителя. А вот кузину чудом, но уберегли. Много таких случаев было на моей памяти… Так что вы везунчик, раз одними слухами отделались.

— Есть такое, но… — Виктор замолк на полуслове, настороженно покосившись на мистера Картера.

— Револьвер и палаш — считай, визитная карточка Хранителей, разве я не прав? Плюс солдатская выправка, и, несмотря на тёплую погоду, вы кутаетесь в восемь слоёв одежды. Скрываете татуировки, верно? Честно говоря, в портовом городе мало кого заинтересуют рисунки на теле, а вот нежелание хоть куртку снять выглядит чудаковато, — поделился мистер Картер с таким самодовольным видом, будто решил сложную головоломку. Виктор дёрнул плечом, не зная, что тут ответить. Выбрал самое безопасное — промолчал. Больше они разговоров не заводили.

Под руки мистера Картера попался альбом с чёрно-белыми фотографиями. Улыбка сама собой появилась на его губах при взгляде на молодые, полные энтузиазма лица родных, многие из которых были давно развеяны прахом, а оставшиеся сами желали мистеру Картеру смерти. Старик рассказывал о них, но Виктор не слушал — он сосредоточился на слежке за входом в трюм. Одна из фотокарточек выскользнула из альбома вглубь сундука. Чертыхнувшись, Картер зарылся в вещи вслед за пропажей. В этот же момент над головой раздался глухой стук. Стилет с чернёным лезвием застрял в дубовой крышке.

Как этот чёрт умудрился проскользнуть?! Опять Непреложные законы нарушил?

Мистер Картер разом выгреб все ностальгические ценности из сундука, сам залез внутрь и закрыл крышку, потянув за торчащий стилет. Хоть так на время избавившись от помехи, Курьер не стал скрытничать и неспешно вышел из тени. Нога перевязана, но ступает спокойно, без боли. Он раздобыл новую докерскую куртку, лицом — обычный парень с примесью степной крови. В его раскосых глазах читался вызов. Сейчас он пришёл за Виктором, а не за Картером.

— Решился выйти лицом к лицу? Похвально, — Виктор призывно поднял палаш.

— Хочу выиграть бесплатную выпивку за голову Хранителя, ничего личного, — Курьер беззаботно развёл руками, обманчиво безоружными.

«У меня на лбу написано, кто я?» — на скулах Виктора заиграли желваки. Обычно эта братия опасалась сталкиваться с Хранителями напрямую. Курьер осмелел из-за того, что он не в синем мундире и, может, выглядит уязвимее? Решил таким образом поглумиться? Отыграться?

— Тогда постарайся хорошенько, иначе твои друзья выпьют за упокой, глядя на твою голову.

Обмен любезностями был окончен. Курьер расстегнул крепления под курткой и на пол упала двухметровая цепь — крепилась она к рукояти серпа, на другом её конце висел грубо обтёсанный грузик размером с указательный палец. Легко представить, что этим чудо-серпом можно было сделать, но как ему противодействовать?

Цепь крутанулась над головой Курьера с угрожающим свистом. Мгновение — и грузик впечатался в ящик, осыпав Виктора трухой. Мгновение — и цепь засвистела вновь, не давая приблизиться для ответного удара. Второй выпад пришлось принять на палаш: стальная змея обвила лезвие с противным скрежетом металла о металл. Обезоружить Виктора не вышло — он крепко держался за рукоять, тогда Курьер рванулся навстречу сам. Острие серпа успело распороть куртку на груди, оставив кровавый след. В ответ Виктор резанул вертлявую сволочь по ноге, но Курьер успел серпом отвести от себя клинок.

Хранитель и Курьер замерли нос к носу. Обменялись злобными взглядами. Палаш сцепился с серпом, а сам убийца остался без цепи. Зато со свободной рукой: он вцепился Виктору в глаз, оставив на щеке глубокие борозды. Виктор бросил бесполезный палаш, обхватил Курьера за пояс и повалил на пол — тот кусался, пытался отбиться, но тщетно. Он пах чем-то резким, едким, от чего лёгкие сдавливало, а жгучие слёзы катились по царапинам на щеках. Силуэт парня расплывался, лишь паскудная ухмылка различалась на смуглом пятне лица. Он сбросил с себя задыхающегося Виктора, отполз в сторону. В дело пойдёт очередная кукла? Морок? Вытерев глаза рукавом, Виктор заметил под рукой деревянный поддон. Не палаш, но тоже неплохо.

Курьер схватил с пола обронённый серп. Стоя на колене, раскрутил цепь за пару взмахов и обрушил на Виктора убийственный удар. Груз пробил поддон насквозь, но застрял в нём. Курьер растерянно вскинул брови, а Виктор уже влетел в него, как таран, снеся поддоном с ног. Охнув, тот пытался отползти прочь, закрыться; бинты на ноге окрасились кровью. Виктор придавил его к полу сапогом, как жука. Край поддона надавил на горло. Кулаки Курьера беспорядочно били то по ноге, то по поддону, рот беззвучно открывался и закрывался, пытаясь втянуть воздух. Виктор сжалился. Тяжёлым ударом он сломал парню шею, и тот затих.

Отбросив поддон в сторону, Виктор осел на пол подальше от тела. Судорожно вдохнул полной грудью — лёгкие до сих пор жгло. Никакой радости от победы не было, хотя повод немалый — одолел одного из Курьеров, шустрого и опасного беззаконника. Может, раньше, будучи Хранителем, он бы и порадовался, и похвастался перед товарищами, и выпил заслуженную рюмку коньяка втайне от мисс Таррнет. Он скосил взгляд на застывшее лицо убийцы. Над верхней губой ещё рос юношеский пушок.

«Считай, щенка загубил, ещё и раненого. Тоже мне, повод для гордости».

Крышка сундука приоткрылась, в щели блёкло сверкнули стёкла очков.

— Д-джон?

— Всё чисто.

Виктор помог хранимому выбраться из сундука. Тот казался тесным, каким же образом Картер умудрился поместиться? На какие только чудеса люди не способны под страхом смерти.

— Как думаете, мистер Картер, нам готовиться к новым нападениям?

— Возможно. Не знаю, сколько Эдгар заплатил этим душегубам, — Картер опасливо приблизился к телу своего несостоявшегося убийцы, будто боялся, что тот притворяется — и ведь не зря, от ведунов всего можно ожидать. Он поморщился от резкого запаха и удостоил Курьера лишь мимолётным взглядом, а вот трофейным серпом заинтересовался.

Виктор коснулся темнеющего пятна на груди — придётся последние кровные отдать мистеру Фиакку за порчу казённой куртки. С каждым вдохом затухало бушующее внутри пламя, вместо него пришла ноющая боль. Следом накатила усталость, моральная и физическая, всё, что накопилось за этот долгий день. Неделю. Странно, непривычно, раньше Виктор в любой момент готов был кинуться на врага, чем всегда удивлял мисс Таррнет. Порвав с Хранителями, он словно оставил позади важную часть себя, некогда питавшую его силами. Что, если правда?..

Картер принялся убирать вываленные из сундука ценности обратно. Виктор же, зажав нос, шарился по вещам Курьера. В нагрудном кармане болталась намокшая записка с обычным списком покупок: табак, овощи, рыба, фильтры для респираторов, на обратной стороне короткая приписка: «Мы на тебя поставили, не подведи! Л. и С.». В другом кармане — кошачий череп, сжимающий в пасти перевязанный ниткой пучок седых волос. Жуткая находка. Сжечь бы, да спички кончились. Под курткой нашёлся внушительный пояс с крепежами для серпа и подсумками, а в них — бинты и немного шиллетов. Подумав, Виктор забрал себе всё.

Из набедренной сумки, от которой исходила едкая вонь, Виктор достал сшитую из ссохшейся кожи куклу. Внутри неё чувствовался твёрдый стержень. Виктор покрутил ведовскую штуку, рассматривая, как вдруг кукольная голова печально завалилась набок: кожа треснула и разошлась в области шеи краями рваной раны. При тусклом свете были заметны влажные следы, хотя секунду назад, Виктор был готов поклясться, эта вещь казалась чистой. Он брезгливо швырнул куклу подальше от себя, будто она обжигала руки.

«Клятые беззаконники, от них все беды», — лишний раз убедился Виктор.

Мистер Картер расслабленно сидел на крышке сундука, изучая серп с едва сдерживаемым восторгом.

— Помнится, такие серпы были в ходу у дейхе, много крови ими пустили нашим предкам во время войны Белых ворон, — Картер сжал грузик и вытянул руку в сторону, разматывая цепь. — Удивительно, что кто-то в наш век использует столь древнее оружие. Самоучка или остались мастера? Может, айрхе из Ашвайлии практикуют? Хм…

Пока старик бормотал себе под нос, Виктор перевязал рану на груди курьерскими бинтами. Серпы, цепи, мечи... перед револьвером всё едино, ничто не спасёт от пули в лоб. Жаль, что свой пришлось оставить мастеру.

— Надеюсь, мои…друзья нигде не задержатся по дороге. Тогда нам осталось выждать не больше часа, — Картер сверился с карманными часами.

— Почему вы вообще сидели здесь в одиночестве? Даже если боитесь связываться с полицией, могли бы держаться среди ваших «друзей».

Картер постучал пальцами по рукояти серпа, облизал губы и только тогда признался:

— Они не в курсе, что я здесь. Меня пропустил мистер Фиакк за небольшое вознаграждение. Я надеялся, если никто не будет знать, где я, то смогу дождаться вечера в безопасности. Увы, от взора Курьеров скрыться сложнее, чем я думал.

— Стоило понять это раньше и принять свою смерть, — ответили со стороны. В трюм вошло десять человек в однотипных курьерских шинелях насыщенного карминового цвета. Нижняя половина их лиц скрывалась под массивными масками-респираторами. Внутри Виктора всё похолодело. Люди в шинелях действовали неспешно и расслабленно, будто в запасе у них было время всего мира. Картер беспомощно упал на колени и склонил голову, взвывая к милосердию, когда его закрыл собой карминовый силуэт. Виктор не хотел сдаваться так просто, но что он мог сделать? И без боя было ясно, что всё кончено.

— Я уже забрал одного вашего ублюдка… — договорить Виктор не успел. Одна из фигур вынырнула сбоку и мощным толчком откинула его к стене. Виктор ударился лопатками и выставил перед собой палаш в попытке защититься, но чужой клинок уже мягко, почти нежно вошёл под рёбра.

Его палач снял респиратор. Женщина. Это женщина со взглядом смерти. Она глубже вогнала в сердце костяной нож и осторожно, будто боясь навредить, сжала горло Виктора.

«Запомни моё лицо, Хранитель. Я приду за тобой. Смерть придёт за тобой. Жди».

Шелест, умиротворяюще рыча мотором, проплыла под очередным мостом. Резкий стук дал по ушам. Хейд подскочил на месте, но это оказался не выстрел — обычный камень, стукнувшийся о борт лодки. Хохотали свесившиеся с моста мальчишки, кинули вслед ещё пару снарядов. Никакой управы на этих засранцев, чем те и пользовались.

Башенные часы громогласно пробили третий час дня, Хейд опаздывал в ахеронское бюро услуг. Сегодня он не собирался брать цивильную работу, с этими кошмарами, нервотрёпкой — ах да, и убийством — весь привычный режим покатился к Кэйшес под юбку. Он почти примирился с мыслью, что всего несколько часов назад убил человека. В Дарнелле каждый день кого-то убивали, не зря же его называют «городом убийц и воров». Одной жизнью больше, одной меньше. Жаль, конечно, девушку, безумно жаль, но Хейду своё всегда ближе к телу. Да. Именно так.

«Я должен бороться дальше», — напоминал он себе, когда от паники всё скручивалось внутри. В такие моменты оставалось лишь повторять про себя, как мантру: «Соберись, всё хорошо, причин для страха нет», но помогало мало. Тело и разум, столько лет работавшие отлаженным механизмом, потеряли маленькую, но важную деталь, с каждым сбоем работая всё хуже.

Из трёх островов Дарнелла лишь Ахерон был заселён одними энлодами. Противнее высокомерных белорожих здоровяков только они же — но жирующие в своих особняках. На Ахероне таких было немало. Хейд ловил на себе неприязненные взгляды прохожих, дети преследовали его до дверей бюро, дразня: «Обезьянка-обезьянка, поиграешь на шарманке?» Приходилось сжимать зубы и терпеть. После всего, что Хейд натворил, глупо оказаться в тюрьме за то, что дал леща соплякам толстосумов.

Внутри бюро из мегафонов лилась приятная мелодия, успокоившая расшатанные нервы. Хейд задержался перед зеркалом, висящим в прихожей: растрёпанные волосы почти высохли после выходки Айлин, лацкан пиджака темнел от сырости, но не очень заметно. Подумав, он вдобавок расстегнул пару пуговиц рубашки и с силой потёр глаза, до нездоровой красноты. Особо стараться не пришлось, он и так выглядел отвратительно. Фелис Харрисон всегда до мелочей следил за внешним видом, демонстрируя окружающим, что он серьёзный человек, а не отребье с улицы, каким энлоды видели всех айрхе. Если Фелис внезапно исчезнет, у некоторых людей могут возникнуть вопросы. Может, даже переживания. Законопослушные жители империи редко пропадали сами по себе, потому уход Фелиса со сцены следовало грамотно обставить, чтобы никто не стал искать в лечебницах, моргах и крематориях, создавая этим ненужную шумиху.

Хейд прошёл мимо диспетчеров, принимающих заказы жителей, но к обеду работы у них было немного. Виляя между столами, он добрался до стойки в конце зала, где работники бюро получали у операторов наводки. Светлана нашлась на своём обычном месте у окна. Бегло заполняя журнал заказов, она отвечала на зашифрованные команды, коими редко перебрасывались операторы. Она ничем не отличалась от других миловидных женщин-работниц, стоявших рядом, пока не подняла весёлый взгляд и не улыбнулась Хейду. Косые лучи солнца освещали ясное лицо, но казалось, что мягкий золотистый свет идёт от неё самой.

— Ты ужасно припозднился, все хорошие заказы разобрали. Даже тот, который я до последнего берегла для тебя, — с укоризной сказала она.

— Скверно себя чувствовал с утра.

Маленькие ухищрения сработали: Светлана смотрела с неподдельным сочувствием, прижав ладонь к груди. Даже стандартная форма — серое платье с красными воротничком и манжетами — на ней сидела по-особому.

— Бедолага, я же предупреждала: не стоит брать столько работы. Сам себя паяльником и отвёртками не починишь. Не забывай об этом, пожалуйста. — Хейд кивнул, даже тронутый заботой. Однако не успел и слова вставить, как услышал продолжение: — Если тебе сейчас лучше, можешь быстренько проверить наше радио? То не включается, то помехи странные. Эта однообразная музыка, — Светлана со страдальческим видом обвела рукой мегафоны, — с ума сводит, так хоть с девочками новости послушаем. А мы взамен тебя хорошим чаем угостим, хочешь?

Что ж, вот это было ожидаемо. Какую выгоду из этого можно поиметь в будущем? В общем-то, небольшую, слишком уж мелкая услуга, но если отказаться, то негатива получится больше.

— Да, конечно. Ты всегда можешь на меня положиться.

И вот Хейд сидел в тесной комнатушке, склонившись над пациентом — радио старого образца, большая железная коробка с длинной антенной, приделанной каким-то умельцем. Прибор, скорее всего, уронили, из-за чего один из транзисторов микросхемы, отвечающей за усиление низкочастотных сигналов, умудрился отломаться. Маяться с заменой микросхемы, честно говоря, не хотелось — уйдёт слишком много времени. С помощью паяльника и смекалки Хейд решил исправить проблему своими силами. Светлана крутилась рядом, заваривая чай, как и обещала. Импровизированная кухня считалась сердцем всего бюро: укромное место для работников, в котором можно перекусить между заказами. Подвесные шкафчики таили в себе столь богатое разнообразие чая и кофе, какое ни одному базару не снилось.

Для человека, сторонившегося остальных людей, у Хейда накопилось много знакомых. Неожиданный бонус от работы радиомехаником: он мог абсолютно законно бывать в десятках домов и квартир, сотнях семей и заведений, а там слово за слово, и можно было договориться об ответной услуге. Даже Светлана, несмотря на всю ласку, держала его за удобного помощника. Хейда из рода Мортов всё устраивало, близкие отношения для него — лишь обуза. Фелис Харрисон же выделял из общей массы одного человека. Исключение это носило имя Артур Эсвайр. Старший инспектор Эсвайр. Взмыленный, с ошалелыми от бессонной ночи глазами, непричёсанный и злой — таким он ввалился на кухню, пока Хейд корпел над радио. Вкусные чаи манили не только работников бюро.

— Так и знал, что найду вас здесь, — Артур рухнул на стул. Стянув полицейскую шляпу, он взъерошил примятые волосы с ранней сединой. — Или дайте что-то съестное и литр кофе, или вам придётся думать, куда прятать мой труп.

— Сейчас я быстро сделаю из вас человека, — со сдержанной вежливостью отозвалась Светлана и достала из посудного шкафчика самую большую чашку, какая только нашлась. Ей было не привыкать к визитам мужа — участок находился на соседней улице.

— Давно тебя в заложниках держат? — заговорщически шепнул Артур, склонившись ближе к Хейду. Окинул взглядом то, чем друг занимался, но быстро потерял интерес к непонятным железкам.

— Да не сказать, хотя… — Хейд оглянулся на настенные часы и охнул.

— Давно подозреваю, что супруга знает ведовские секреты, — Артур сипло засмеялся, жмуря рассечённый правый глаз. — Зайдёшь к ней на минуту — а пропадёшь на час.

— Я всё слышу, мистер Эсвайр! — шутливо возмутилась Светлана, помешивая кофе в турке. В её голосе чувствовался холодок.

Хейд сидел с натянутой улыбкой-оскалом. Он всегда старался общаться с одним Эсвайром за раз — иначе между ними аж искрило от напряжения, так и хотелось свалить куда подальше. Сегодня, увы, не повезло.

— На работе проблемы? — поинтересовался он, ведь друзья должны переживать друг за друга, верно?

Артур почесал щёку, заросшую недельной щетиной. Он был не сильно старше Хейда, но работа, на которой инспектор буквально сгорал, сожрала пару лишних десятилетий: весь вид кричал о том, как он хочет просто лечь и умереть. Или хотя бы поспать. В этом Хейд разделял его страдания.

— Есть одна. Молоденькая, рыжая и мёртвая. Уверен, ты слышал главную новость дня: приближённую убили. Всех подняли ночью, я даже не успел домой зайти. Голова чугунная, так и не замечу, как свалюсь с моста в реку.

— Я никогда этого не допущу, — отозвалась Светлана. Поставив перед мужем чашку кофе и закуску, она убежала по делам, наказав убрать всё за собой.

Потягивая кофе, Артур от скуки следил за работой друга, морща нос от канифольного запаха. Хейд же орудовал паяльником рефлекторно, все его мысли крутились вовсе не вокруг радио. Не поднимая головы от микросхемы, он спросил как бы между делом:

— Значит, на тебя навесили это дело?

— О-о, если бы. Это дело касается Хранителей, а с ними на верхах связываться не рискуют, дабы гнев императора не навлечь. Свидетелей нет, улик Хранители не предоставляют, даже на место преступления пустили неохотно. Что тут можно сделать? Только виски дуть, ну, или… кофе.

Артур глянул на дно чашки с таким видом, будто это дешёвое пойло лично мешало полиции взяться за дело приближённой. А вот у Хейда всё радостно замерло внутри. Что же получалось? Хранителям его след никогда не найти, полиции свободу действий не дают. Слишком хорошо, чтобы быть правдой. Вот так просто? Убил и скрылся. Прямо как один из Курьеров…

— Странные дела, — сказал он тем временем. — Даже подозреваемых нет?

— Да как сказать. Я нашёл подозрительный баллончик, — Артур ослабил воротник униформы. — В нём сильнодействующий психоактивный газ. Редкая и запрещённая штука, сам понимаешь, абы кто её достать не может. У приближённой разрешения на газ не было, Хранители им не пользуются, возможно, баллончик принадлежал убийце. Даже если мастер Хранителей мне руки повяжет своим «Нельзя, наше дело», я докопаюсь до хозяина баллончика. Не доверяю я этому стаду баранов в синих мундирчиках, всё надо самому проверять.

Если утро не задалось… Хейд прикрыл глаза, едва не ругнувшись вслух. Проклятый баллончик, всё-таки стал первой искрой для костра под его ногами. Когда вернётся домой — выпотрошит Первого.

Помнится, узнав о работе Артура, он посчитал, что сорвал куш. Дружить аж с целым старшим инспектором — о таких связях можно только мечтать! Увы, за все годы Хейд получил не так уж много пользы от их «крепкой славной дружбы», зато взвалил на себя обязанность в виде посиделок в сомнительных заведениях, где Артур напивался, и приходилось слушать его жалобы на всё на свете. Светлана была уверена, что её муж — кремень, образец самообладания, но посиди она вечерок с хмельным Артуром… Хейд смирился с этим. Лучше уж он потерпит излияния инспектора, чем Светлана или их сын Артемий, который и без того нервный малый.

Пока Артур опустошал съестные запасы бюро, Хейд закончил чинить радиоприёмник. Он подключил плод своих трудов к электросети и начал осторожно крутить переключателем, ловя сигнал.

«…Второй день продолжается забастовка рабочих консервного завода Миллера...»

«…Возвращение Марка Монна… ай… готов дать бесплатные лекции… лин... услышите его уникальное интервью об экспедиции в Глотку...»

Странные помехи. О них ли говорила Светлана?

«Белый-белый дирижабль… а… йли… стольких неве… Забери любовь с… лин… за самый край небе… ли…»

От голоса Элии Уайт сердце с силой застучало, не иначе как ему взбрело сбежать из грудной клетки. Ванная. Шум труб. Капли крови на руках. Хейд зажмурился, стиснул рубашку на груди, пытаясь усмирить сердце, усмирить себя. В горле застрял колючий комок. Комнатка давила, казалась ещё теснее, чем была, как тюремная камера, как ванная комната в доме на Обводной. Артур что-то говорил с перепуганным лицом, но Хейд не слышал. Как бы он ни пытался делать вид, что всё хорошо — всё совсем не хорошо. Всё крайне дерьмово. Проклятое радио. Проклятая песня. Проклятая Светлана со своими просьбами.

— Фелис! Фелис? Слышишь меня? Что с тобой?

Хейда легонько тряхнули за плечи. Чужое прикосновение вырвало разум из зыбучей трясины. Он медленно вдохнул. Всё в порядке. Всё хорошо. Только пальцы немного онемели.

— Фелис? — настойчиво повторил Артур, пытаясь заглянуть другу в лицо. Хейд, нервно разминая пальцы, не сразу вспомнил, что это обращаются к нему.

— Я… я в порядке. Просто… приболел, — с трудом выдавил он, чувствуя себя сломанным радио, в котором только что ковырялся. Светлана права — самого себя починить не так просто. Маска Фелиса трескалась по швам, пришлось мысленно надавать себе пощёчин. Нельзя забывать о роли, которую он должен играть среди цивилов — особенно когда рядом инспектор.

Радио поймало станцию с прогнозом погоды. Странно, те жутковатые помехи пропали. Хейд крутил переключателем и усиленно делал вид, что ничего не случилось, но Артур бесцеремонно положил ладонь на смуглый лоб.

— Да у тебя жар! Запустил ты себя, дружище. Шёл бы лучше домой, отдохнул. Вы, айрхе, живучие, как тараканы, так что быстро поправишься.

— Спасибо на добром слове, — Хейд отстранился от его руки.

— Да я же от искреннего восхищения, — широко улыбнулся Артур. — Маленькие люди — самые крепкие, так ещё моя бабка говорила.

Артур вытащил Хейда из провонявшей канифолью кухни на улицу и попросил составить ему компанию по пути в участок. Почему бы и нет? Хейд уже дал всем понять, что болен, его внезапное отсутствие теперь не вызовет переполох.

— Ты работал когда-нибудь на адептов? — вдруг спросил Артур, прикрывшись от солнца полями шляпы. Когда они вместе шли по вылизанным до блеска ахеронским улицам, то никто не обращал на Хейда внимание. Может, принимали его за слугу Артура. Как же это бесило.

— Как-то приходилось, — нет смысла скрывать, инспектор с лёгкостью разоблачит ложь, обратившись в архивы бюро. Если ему вообще по каким-либо причинам захочется это сделать…

— Где?

— В резиденции, — Хейд поёжился. Как бы Артур ни пытался всё обставить дружеской беседой, это больше походило на допрос.

— Фелис, сделай лицо попроще, я же не собираюсь тебя пытать, — Артур улыбнулся, сам постаравшись расслабиться. — На меня внимания не обращай, я сегодня на взводе. Хранители всю кровь выпили, уж думал, подерусь с их мастером. Сами же оплошали, защитнички хреновы, но вместо помощи вставляют палки в колёса: орудие убийства посмотреть не дали, Хранителя убитой куда-то спрятали, а он главный свидетель! Впору думать, что сами девку прибили.

— Понимаю, — рассеянно отозвался Хейд. — Но к чему ты меня о работе спрашивал?

— Я тут подумал… — Артур стал собранным и сосредоточенным, он вновь был на работе. — В резиденции в один час с убийством вырубило электричество. Прислуга говорила, что такое случается иногда, но вдруг это не совпадение? Мастер — упрямый старый козёл, но и на него управу найти можно. Помоги мне, а? Ты бы проверил там что-нибудь, хоть для вида, потянул для меня время…

— Нет, — тут же заявил Хейд. — Договаривались же, что ты меня в свою работу не втягиваешь. А тут ещё и Хранители! Не хочу с ними связываться даже косвенно. Прости.

Артур, только посветлевший от озарившей его надежды, мгновенно потух.

— Запамятовал. Твоя правда, лучше держаться от них подальше. Без мундира я бы принял их мастера за бандитского атамана, навидался таких за годы службы. Слухи ходят, что по молодости он им и был, да по бумагам чист, не прикопаешься… жаль. Я бы посадил. Мне, конечно, не потягаться с императорским благоволением, ну так оно не вечное, как и сам император…

Хейд едва сдерживал привычку тереть шрамы на подбородке. Глаз у Артура цепкий, он сразу начинал задавать неудобные вопросы, стоило рукам потянуться к лицу. По хребту пробежал холодок — грач с кривым клювом уселся на рекламном столбе, его чёрные глазки следили за вором, как за вкусным червяком. Опять «это» началось, как тогда, на вершине астральной башни? Неужели не померещилось? Благо грач остался сидеть на столбе, вскоре скрывшись за поворотом. У дверей полицейского участка Артур, загадочно пошевелив бровями, вдруг поинтересовался:

— Зайдёшь, кстати, к нам на следующей неделе?

— Спрашиваешь с таким видом, будто не к себе домой, а опять в паб зовёшь.

— Не без этого, — весело усмехнулся Артур. — Смотря как звёзды сложатся. Супруга в последнее время нервная: Артемий… бедокурит.

«Инспектору вновь нужна жилетка для нытья», — безрадостно резюмировал Хейд. Увы, на этот раз другу придётся справляться со своими семейными бедами в одиночку. Пора было прощаться, и Хейд надеялся, что они видятся не в последний раз — несмотря на всё, общение с Артуром разбавляло заполненные одной работой дни и ночи.

Раздался смутно знакомый голос: «Инспектор Эсвайр?» Путь преградила высокая черноволосая женщина с бледным скуластым лицом. Натянутая, как струна, взгляд острый, без меча режет. Облачена в тёмно-синий мундир, на поясе — меч и револьвер. Хранительница. Артур обрадовался ей не больше, чем сам Хейд.

— Чем обязан? — Артур и сам невольно выпрямил спину. — У сэра Таррнета вновь какие-то замечания?

Хотя Хранительница пришла явно из-за дела приближённой, её взгляд отчего-то был направлен на Хейда. Она смотрела сверху вниз, но не только из-за разницы в росте — чувствовалось в ней внутреннее превосходство над окружающими. Хейд не знал, куда себя деть. Дар в кармане нагрелся, почти обжигая. Инстинкты вопили: «Беги!», да только зачем обычному гражданину бежать от Хранителя? Артур тоже заметил неладное и невзначай встал так, чтобы прикрыть собой друга.

— Я — Катерина Аннуир, информатор, — отрапортовала она. — Меня направили наблюдать за ходом вашего расследования.

Катерина… Катерина… в голове щёлкнуло. С этой женщиной общался Хранитель приближённой, пока Хейд грабил спальню. Но она же не могла ничего знать, правда? И бросала такие взгляды, скорее всего, из-за его крови. Среди Хранителей одни лишь энлоды, неудивительно, что они тоже не питают любви к чужеземным народам.

— Да неужели, — Артур упёр руки в бока и слегка наклонился вперёд, с прищуром уставившись на Хранительницу. О, Хейд знал эту позу: он взбешён, но всеми силами сдерживается. — Как там было? «Мы не лезем в ваши дела, вы не лезьте в наши»? Да, что-то вроде того. Неужели за пару часов ваш мастер успел передумать?

Взгляд Хранительницы обжигал холодом. Она растянула тонкие губы; наверно, подразумевалась улыбка, но вышла неприятная ухмылка, прямо как у Хейда, только без шрамов.

— Вы злитесь. Не стоит. Мастер бывает излишне категоричен, поэтому к вам пришла я. Возможно, у нас выйдет более плодотворный разговор, — её тон неуловимо поменялся на мягкий, обволакивающий. — Приближённую не вернуть, а вот судьба украденного Дара не так однозначна. Сами понимаете, совместными усилиями у нас больше шансов найти пропажу.

Артур убрал руки с пояса, но плечи оставались напряжёнными. Вот и настал удобный момент, когда можно свалить. Немедленно.

— Не стану отвлекать от дел, — Хейд торопливо отступал спиной вперёд. Внутри всё дрогнуло, когда Хранительница резко перевела на него взгляд. Змея, алчущая сожрать мышонка. Даже выставила ногу, почти шагнув следом, но Артур успел перехватить её за предплечье.

— Прошу прощения, — как ни в чём не бывало, ухмыльнулась она вместо улыбки. — Спутала с одним знакомым. Ну, вы знаете: эти айрхе все на одно лицо, — она чеканным шагом зашла в полицейский участок, бросив напоследок, что ждёт Эсвайра в его кабинете.

— Иногда ненавижу свою работу, — вздохнул Артур. — Говорил же, эти Хранители чокнутые. Не бери в голову. — Он похлопал Хейда по плечу, заметив, что на нём до сих пор лица нет. — Не поленись заглянуть к лекарям. Как почувствуешь себя лучше — ждём в гости.

Артур проверил в порядке ли униформа, и, шутливо отдав честь, ушёл вслед за Хранительницей. По пути достал из кармана портсигар и прежде, чем скрыться за дверями, задымил. Хейд покачал головой: «А ведь обещал Светлане бросить».

Эмир проверял документы не спеша, с особой щепетильностью. Стоявший перед ним человек в распахнутом кителе постоянно сверялся с карманными часами: солнце как раз скрылось за горизонтом, близился час отплытия, столько дел предстояло успеть! Простой команде никто не оплачивал, но Эмир всё делал на совесть, даже проверяя липовые документы. Лишь спустя бесконечные пять минут он протянул проштампованные товарную накладную и доверенность.

— Наконец-то. Обещаю с юга привезти хорошенькой травки, мигом повеселеешь, — подмигнул капитан и убрал документы во внутренний карман, а то вдруг Эмиру почудится очередная неточность.

— Попутного ветра, — безразлично ответил Эмир.

Разобравшись с бумажной волокитой, экипаж «Лунного пути» занялся подготовкой судна. Несмотря на все старания Эмира, они почти не выбились из графика: ровно в полночь пароход покинет Дарнелл. В карманах у всех свистел ветер, зато местные пабы запомнили их надолго.

— Кэп, а что с тем хрычом, который напросился с нами в Шинстари? — поинтересовался помощник капитана у самого капитана, Дориана Брейка. Тот махнул рукой матросу: «Эй, Куки, проверь трюм: притащили докеры вещи старой клячи или нет». Мнительный клиент заплатил всего двадцать процентов от обещанной суммы, но это неплохие, в общем-то, деньги. Дориан в обиде не останется, даже если Картер так и не явится.

Послышался крик Куки: «Трупы! Трупы у нас! Шухер!». Ну вот, опять, и двух месяцев не прошло. Пока матросы наперебой обсуждали, стоит ли присвоить ящики Картера себе, капитан Брейк осматривал тела. Мальца с потемневшим лицом он обошёл по широкой дуге, с этим клиентом всё было ясно. Больше заинтересовал старик, лежавший на боку у сундука. Дориан проверил пульс. Пульс есть. Перевернув Картера на спину, он вгляделся в выпученные остекленевшие глаза с широким зрачком. Губы едва шевелились, беззвучно шепча. После парочки крепких затрещин к нему вернулся осмысленный вид.

— С возвращением, Картер, — оскалившись, поприветствовал Дориан клиента.

— Что… ч-что…

— Что вы делали в отключке на моём судне? Хороший вопрос, как раз собирался его задать, — Дориан осторожно втянул воздух и откашлялся. — Притащили дурь, а меня не предупредили?

Картер побледнел и мотнул головой, разбитые очки съехали на кончик носа. Дориан оставил нерадивого клиента приходить в себя, а то он выглядел так, будто побывал на пиру у Морского хана и вернулся обратно. Рядом, у ящиков, в неестественной позе валялся крепкий рослый мужик в докерской форме, в руке он стискивал аляповатый палаш.

— Картер, вот это тело — твоё, или моим ребятам стоит его скрутить?

— Ст-тойте… свой это. Он меня защитил от Курьера.

Дориан скосил взгляд на мёртвого мальца. Пока он с командой кутил на берегу, на его пароходе случилась интересная заварушка. И без них! Какая жалость.

— Разборки с убийцами на моём судне. Любопытно. Кажется, мы не договаривались о таком, а, Картер? Какого хрена ты здесь забыл? А труп куда прикажешь девать? Знаешь, такие неустойки будут стоить тебе… — Дориан пригляделся к валяющейся на полу вещице. Как-то резко подурнело, даже голос сделался тише: — Очень, очень дорого.

Понятно, откуда шла эта вонь. С непередаваемым отвращением Дориан наступил на куклу, надавив со всей силой, до хруста под подошвой. И отшвырнул погань в сторону команды, приказав немедленно сжечь. Проворчав: «Наворотили делов», Дориан вытер подошву об пол, а после вытряс шиллеты из Картера, как и обещал: за избавление от трупа, за наглое вторжение на борт, и за «деликатные проблемки», которые могли возникнуть в будущем из-за этого безобразия.

Судя по лицу Картера, тот начал жалеть, что Курьер не завершил заказ.

* * *

Виктору хотелось выблевать внутренности. Это было наиотвратительнейшее пробуждение в его жизни: лёгкие горели, особенно в одной точке под рёбрами, тело чугунное, Виктор был в нём как чужой. Какой уже раз за сегодня он проклинал беззаконников? Нет предела их коварству и гнусности, даже после смерти умудрялись нагадить. Повезло, что, пока он валялся на полу, абсолютно беззащитный и терзаемый мороком, рядом не оказалось реальных друзей мёртвого Курьера. Раньше он мог положиться на мисс Таррнет, она всегда приводила его в чувство — приближённая не боялась ведовства. Как же её не хватало...

Когда Виктор потребовал с мистера Картера плату за свою работу, тот только руками развёл:

— Эти морские черти вытрясли из меня всё. Даже не знаю, на что жить первое время на новом месте!

Виктор устал, у Виктора болела голова от этого старика и этого корабля. Взгляд у него стал совсем нехорошим. Мистер Картер тут же вспотел: «Д-давайте договоримся. Я дам что-нибудь из оружия. Город полон скупщиков! Если заключите удачную сделку, то выручите даже больше, чем я мог дать вам монетами!» Он не стал упираться, когда с него потребовали обещанную информацию.

— Мало кто в курсе, но Маквуды помечают свою продукцию серийным номером: дата создания, вид оружия, шифр набора, — пояснил Картер, указав на внутреннюю сторону отверстия рукояти. — Сравнив серийные номера, вы точно поймёте — правильный набор отыскали или нет.

— Это всё? — сдержанно уточнил Виктор. Мистер Картер потирал вспотевшие ладони о штаны, бегал взглядом по ящикам, пытаясь что-то придумать. Вдруг щёлкнул пальцами, просияв:

— Одну минуту, я должен кое-что проверить! — и бросился к сундуку, вновь перерыв всё содержимое. Нарочно тянул время, чтобы уплыть и оставить Виктора в дураках? Кряхтя, Картер вытащил пухлую книгу в облезлой обложке. — Периодически Маквуды выпускают реестры своей продукции. Полезное подспорье для коллекционеров и торговцев, — он бегло перелистывал замызганные страницы, Виктор заметил множество галочек на полях. — У меня старый экземпляр, но и этот нож из давней коллекции. Погодите-погодите… вот, видите! — он ткнул пальцем, но Виктор потерялся в непонятных сокращениях.

— И что мне это даст?

Картер поднял ладонь, призывая не кипятиться, и вскрыл один из ящиков.

— Если кратко, ваш нож из серии, которую Маквуды перезапустили на свой последний юбилей. У меня как раз завалялся такой кинжал. Я бился за него на аукционе, как горный медведь!.. — он сунул под нос Виктора ножны. В них действительно оказался кинжал: резная серебряная рукоять с ашвайлийскими мотивами в узорах, широкое лезвие с гравировкой в виде прыгающего кота. Виктор провёл по морде животного пальцем, смутно узнавая.

— Возьмите как пример. Рисунок на ваших ножах может отличаться, но вряд ли критично, — протараторил мистер Картер, глядя умоляюще: «Теперь-то ты оставишь меня в покое?» Виктор кивнул. Оставит, так и быть. Неужели он сделал первый шаг к поимке убийцы мисс Таррнет? Совсем крошечный, но хоть что-то! Внутри ликуя, с виду Виктор оставался суров. Он сухо поблагодарил за помощь, не забыв и про другую часть уговора: прихватил кортик и пару стилетов, спрятав их под курткой. Взгляд у Картера стал тоскливым, словно у него отбирали родных детей. Для этого человека, возможно, так всё и было.

Виктор спешно покинул «Лунный путь», мысленно пожелав старику удачного путешествия. Его самого ждал долгий путь на северную часть острова Тараск, пришлось добираться по рекам и каналам, пересаживаясь с парома на паром.

«Что бы ты сказала мне сейчас? — обратился он к мисс Таррнет, наблюдая, как мимо проплывает унылая набережная Дарнелла. Время уже позднее, фонарщики начали зажигать огни фонарей. — Гордилась мной? Вряд ли. Прости, по-другому не умею, а тебя больше нет рядом, чтобы показать, как можно ещё».

Виктор скучал. Не получалось принять её смерть, слишком внезапно всё произошло. Столько готовилось планов! Но мисс Таррнет больше нет, как и всех её идей, мыслей, стремлений. Если бы не та злополучная ночь на вершине Синего Хребта, когда звёздное небо озарило полярное сияние… Виктор не защитил свою хранимую дважды. Отвратительный из него вышел Хранитель, заслужил все свалившиеся беды. Поиск убийцы, выживание в негостеприимном Дарнелле — это отвлекало, отнимало всё время, все силы, не давало потонуть в горе. «Просто делай свою работу». Никто никогда не требовал от него многого: выполняй приказы, и ты молодец, а думать за тебя будут другие.

«Я же молодец? Я делаю всё, как вы учили?» — спросил Виктор у мастера Таррнета, чувствуя мучительную потребность в чьём-либо одобрении. Даже в мыслях мастер смотрел сурово и без тёплых эмоций. Шрам от клейма болезненно зудел под курткой.

На самом краю острова Тараск можно попасть в другое измерение, куда ещё не дошёл технический прогресс… какой-либо прогресс. Дарнеллцы обозвали это место Горбами. На одном из крутых холмов возвышалось нагромождение построек, слившихся в единое архитектурное недоразумение — «Муравейник». Он безраздельно принадлежал айрхе, которые готовы кусать всех, кто другой крови. Прижившись в Горбах, первым же советом Виктор услышал: «Там не место для таких белорожих типов, как ты».

По соседству с Муравейником, на центральном холме, расположились руины дворца. Жители Горбов побаивались к ним приближаться, считая гиблыми, проклятыми, отчего вторым советом Виктор услышал: «Там не место никому из живых».

На третьем холме стоял дом призрения. Он строился как приют для брошенных стариков и нищих, но сегодня его двери были открыты для любых заблудших душ. Последним советом Виктор услышал: «Там место для всех, но будь осторожен, ведь твоим соседом может оказаться кто угодно».

В приюте Виктор арендовал самый дешёвый и неказистый угол, где из мебели — кровать, стол да шкаф. Ему дали ключ от двери, но замку он не доверял и в комнате лишних вещей не держал. Даже от хранительского мундира избавился, закопал под деревом на местном кладбище, всё равно он был безнадёжно испачкан кровью мисс Таррнет. Вместе с мундиром Виктор похоронил и своё прошлое, и близкого человека.

Закрывшись в комнате, он вывалил всё добро на стол. Электричества не было, пришлось в потёмках искать спички и разжигать старенький кривой канделябр. Виктор бережно положил в центр стола кинжал Картера. Острые углы и плавные линии на лезвии складывались в кота, изогнувшегося в изящном прыжке. На метательном ноже был такой же рисунок, Виктор смог разглядеть морду и часть передней лапы. Теперь легко представить, как выглядели остальные ножи. Зыбкая зацепка. Не факт даже, что убийца достал ножи именно в Дарнелле. Может, он и вовсе родом издалека, после заказа в это же неведомое «издалека» вернувшийся.

Мысли оборвал стук в дверь. Виктор схватился за кинжал и отскочил к стене, затаив дыхание.

— Мистер Джон, вы здесь?

Виктор выдохнул. Это скрипучий голос старушки с первого этажа со странноватым именем Майхе Иде. Они познакомились в день, когда он пришёл в приют просить о крыше над головой: слепая на один глаз и подслеповатая на другой, миссис Иде приняла Виктора за своего знакомого. Спрятав оружие под кровать, Виктор с улыбкой открыл дверь: он не настолько скатился, чтобы игнорировать старушек. Миссис Иде тепло улыбнулась в ответ, теребя край шерстяного платка, наброшенного на плечи. Её макушка едва доставала Виктору до пояса.

— Моё почтение, мистер. Простите за поздний визит… одна махонькая проблема заснуть не даёт. Соседи даже слушать не хотят, но, может, хоть вы поможете старой леди?

Виктор устало потёр лицо. Успеть бы сменить бинты, хоть что-то поесть, обдумать планы — сегодня ещё столько мороки!..

— Что за проблема? Куда подевались сиделки?

— Если озвучу её на словах, вы тоже закроете дверь. Просто пройдите со мной. Прошу вас, это не займёт много времени.

Миссис Иде повела его на первый этаж, придерживая за локоть крошечными ладонями. Стыдно признаться, но Виктору нравилось её разглядывать: густые волосы — пусть и поседевшие, но их здоровью позавидовали бы многие девы — были заплетены тонкие косы, кожа кофейного оттенка, но особенно выделялись глаза цвета киновари. Вспомнились небрежные слова мастера, брошенные на вопрос юной мисс Таррнет о расе, с которой их предки воевали во времена войны Белых ворон: «Дейхе — как айрхе, только больше похожи на крыс-альбиносов, чем на обезьян, даром что родственный народ». Грубо, но правдиво. Дейхе уже практически не встречались, поэтому Виктор удивился, впервые встретив эту необычную старушку.

Другие старики косились на них, обходили стороной. Видимо, миссис Иде не врала, кроме как к новому знакомому, ей не к кому обратиться за помощью. Виктор заглянул в её комнату: мебель такая же, как у него, только всё завалено тряпками, нитками, и прочим рукоделием — нормальное дело для пожилой женщины.

— Зайдите внутрь. Что-нибудь чувствуете? — миссис Иде уставилась немигающим взглядом розовато-красных глаз, от которого по спине побежали мурашки. Виктор потоптался по комнате, стараясь не наступить на валяющиеся тряпки.

— Ничего необычного, миссис Иде. Так чем конкретно вам помочь?

Та немного помолчала, рассматривая потолок. Наконец жутковато-милая старушка улыбнулась и погладила своего спасителя по руке.

— Вы уже это сделали, мистер Джон. Я же теперь совсем слаба, для всякой пакости — лёгкая добыча. Нехорошая эта земля, проклятая, да куда деваться? Ваш дух разогнал все зловредные сущности, как факел тьму, поразительное зрелище. Сегодня засну без кошмаров, — она присела на край кровати, ладонью расправив складки на покрывале. — Огненные травы… столь назойливы и бесцеремонны… но сегодня рогатый дух меня не достанет…

На месте руин дворца, как слышал Виктор, давным-давно находилась психлечебница. Так, вспомнилось. Одно хорошо — в благодарность миссис Иде всучила сырную лепёшку, хоть не зря топтался по комнате. Урвать бы хоть пару лишних часов сна, чтобы не свалиться под тяжестью таскаемого груза, да только не пришёл к нему ночной покой. Может, это духи обиделись и теперь пришли портить его сны, но к Виктору являлись лишь кошмары. Кошмары с участием женщины, но не мисс Таррнет; незнакомой, но безошибочно узнаваемой. Эта женщина убивала его костяным клинком, а её глазами на Виктора смотрела смерть.

Отрывок из потрёпанного журнала.

Запись №14:

«Литература энлодов никак не пролила свет на историю дейхе, а от послевоенной книжонки “История Белых ворон” А. Бурверта до сих пор хочется плеваться — три сотни страниц попыток оправдать кровавую бойню. Бурверт выставляет дейхе дикарями, пьющими кровь младенцев для своих ритуалов».

Приписка на полях: «Да кто в своём уме станет пить кровь? Гадость же несусветная. Достаточно очищенных косточек».

«Да, дейхе проводили сомнительные обряды, зато в плане вооружения ушли далеко вперёд для своего времени и стёрли с материка руанни, своих соседей. Забавная вышла цикличность, если так подумать...»

Несколько слов размыто дождевыми каплями.

«...но к тому году, как по морю приплыл флот энлодов из Вердеста, дейхе отчего-то стали слабы и заметно деградировали. Их вырезали, а идеями, имея на руках больше ресурсов, бесстыдно воспользовались, доработали, реализовали, и вот — добро пожаловать в современный прогрессивный мир! А дальше, как можно видеть, историю писали победители».

* * *

Ровными рядами, как солдаты на плацу, бутылки выстроились в нише, спрятанной за портретом Александра I — первого императора Тормандалла из рода Аргелов. На стекляных боках скопился едва заметный слой пыли. Пробки выглядели нетронутыми.

«Вот где пропадал весь подаренный алкоголь, да, дорогой?» — мысленно спросила Минерва у своего мужа. Её взгляд упал на полупустую бутылку в форме обнаженной девы. Ашвайлийская водка? Вот и нашёлся у супруга небольшой грешок. Минерва выдернула пробку в виде корзинки с фруктами и, немного подумав, осторожно глотнула. Из глаз брызнули слёзы, в груди обожгло пламенем, эти ощущения подействовали, как пощёчина. Стало противно от самой себя: в её ситуации напиваться — худшее из решений, но столь притягательно простое. Идя по мягкому ковру к своему — уже своему — рабочему столу, Минерва отсалютовала бутылкой портрету мужа, Арчибальда IV. Тот смотрел будто с укором, не одобряя поступок супруги, сегодня ставшей императрицей-регентом. И чем больше она размышляла над своей новой ролью, тем сильнее хотелось удавиться.

«А что поделать, дорогой супруг? Образ твоей безглазой головы в окровавленном ящике будет преследовать меня в кошмарах до конца жизни».

Минерва тряхнула головой, отчего длинные кудри растрепались и закрыли лицо. Ослабила корсет, расстегнула воротник блузы — слишком жарко, слишком душно, слишком… всё слишком. За дверью завывал граммофон, крутя одну и ту же пластинку. Минерва ненавидела каждую из этих прилипчивых песен. Теперь она имела полное право выбросить чёртову шарманку хоть в окно, хоть в камин. Тоже самое она могла сделать и со всей группой «Линия сердца» — за то, что создали это безвкусное музыкальное орудие пыток.

Она могла всё.

«Тише, тише, в первый же день рано опускаться до тирании и казней», — Минерва нервно рассмеялась, это всё ашвайлийская женщина задурманила ей голову.

Вспомнив причину, по которой она вообще зашла в этот — свой! — кабинет, Минерва достала чистый лист и перо с чернилами. Никак не получалось избавиться от привычки писать сестре. С каждым годом весточки от неё приходили всё реже и короче. В последний раз она лишь вскользь упоминала о делах в Дарнелле, но это было так давно. Окунув перо в чернила, Минерва застыла над бумагой. Главное — пересилить себя и написать первые слова. Можно было начать с невинного «дорогая сестрёнка».

«Дорогая сестрёнка!

Надеюсь, с тобой всё хорошо, и ты не рискуешь своей жизнью чаще, чем на то есть нужда. Когда к тебе дойдёт это письмо, уже будешь знать: Арчи убит. Наверняка ты сейчас счастлива, но у меня таких чувств нет. Он был хорошим человеком и верным мужем, нет смысла держать на него зла. До сих пор не знаю, кто заговорщик и являюсь ли я следующей целью. Могу доверять лишь тебе и детям, но ты далеко, а двойняшкам сами нуждаются в моей защите. Прошу тебя, вернись или хоть найди возможность встретиться со мной. Ты мне нужна.

Твоя М.»

На часах почти двенадцать, с минуты на минуту должен прийти Рональд Кромвелл, императорский советник. Минерва бегло привела одежду в порядок, заколола волосы шпильками. К приходу Кромвеля его ждала не растерянная чуть подвыпившая женщина, а собранная и готовая к работе императрица Тормандалла.

— Ваше Императорское Величество, я не помешал? — предварительно постучав, обратился к ней советник. Трагедия минувшей ночи не особо отразилась на нём, хотя он считался близким другом Арчибальда.

— Вы как раз вовремя. Хотела лично передать вам своё решение: прощание с супругом устроим в Дарнелле.

— В Дарнелле?! — Кромвелл почти не скрыл возмущения, но тут же извинился. — Позвольте поинтересоваться, чем обусловлено ваше решение? Чем не устраивает Андронталл? Это ведь столица, а что из себя представляет Дарнелл? Старые развалины на отшибе, и вести о ситуации в них доходят прескверные. Разве это достойное место для прощания с монархом?

— Насколько я помню, Дарнелл был первой столицей империи и его жемчужиной. Чья же вина, чей недосмотр, что город-памятник превратился в… описываемое вами безобразие? — Минерва пристально посмотрела в глаза Кромвелла, скрестив на столешнице пальцы рук. — Там развеян прах его матери. Арчибальд хотел бы быть рядом с ней. Заодно считайте это поводом вычистить Дарнелл от преступников. Какой позор — позволить им управлять целым городом! Вы со мной согласны, советник Кромвелл?

Кромвелл отвёл взгляд в сторону. Умный и статный, корона прекрасно смотрелась бы на его голове, чуть выбеленной сединой. Мог ли его незаурядный ум спланировать убийство Арчибальда? Мог ли он предать дружбу, длившуюся с малых лет, ради своих амбиций?

— Позвольте я возьму газетчиков на себя. Пусть преподнесут ваш визит как дань уважения роду Аргелов. Заодно, думаю, вам стоит лично выступить перед народом с речью. Вы согласны? — быстро проговорил Кромвелл свою идею. Минерва видела, как тот напряжён — готов к тому, что в любой момент его пошлют вон. Советник явно сомневался, что при новой императрице останется на своей должности.

— Именно это я и хотела, — Минерва постаралась смягчить тон. — Выезжаем через неделю. К этому времени пусть всё будет готово.

Советник откланялся и вышел из кабинета. Будет сложно. Чертовски сложно. Но Минерва должна справиться, должна сохранить империю в целостности для своих детей. Кстати, о детях… не успели стихнуть шаги Кромвелла, как в кабинет без стука ворвался незваный гость, которого сейчас хотелось видеть меньше всего. Дамиан Бледри без всяких церемоний уселся напротив рабочего стола, разве что ноги на него не закинул. Смотрел прямо, нагло и выглядел дико раздражённым.

— Хоть вы и ушли от ответа в прошлый наш разговор, я от вас не отстану, — начал Дамиан без приветствия и всякого почтения в голосе. — Вы ведь прекрасно понимаете, что наследником должен стать я, а не Ленард. Мать отделял всего шаг от официального статуса императрицы, так что не такой уж я бастард, каким меня пытаются выставить. Я считаю, что вправе заявить о своих правах, и я о них заявлю.

Минерва закрыла глаза и потёрла переносицу — от одного только голоса Дамиана начинала ныть голова. Как же хотелось отложить неприятный разговор до конца похорон, но не успело тело Арчибальда остыть, а дорогой племянник тут как тут.

— Я уже всё сказала, Дамиан. Не имею ничего против тебя, и о смерти сестры горюю не меньше твоего, но по закону следующий император — Ленард, и это не обсуждается. Я выделю тебе достаточно земель, дам какой хочешь титул, лишь бы ты не чувствовал себя обделённым.

— Как сладко вы говорите о своём желании прогнать меня в какое-нибудь захолустье, — Дамиан то стучал ногтями по подлокотнику, то резко подёргал головой. Как же он был похож на отца, особенно в профиль. — Обойдусь. Я хочу получить весь пирог, а не крошки со стола. Имею право. И я могу взять своё мирно, или…

— Или что? — жёстко оборвала Минерва. Мальчик заигрался. — Не думай, что если Арчибальд умер, то я позволю сесть себе на шею, как ты присел на шею к нему. Супруг никогда не хотел назначать тебя своим преемником, и ты прекрасно знаешь, почему. Или соглашайся на предложенную помощь, или катись из дворца. Это моё последнее слово.

Дамиан со странно задумчивым видом провёл пальцем по ручке кресла. Как затишье перед бурей. «Бастард Бледри» прослыл человеком непредсказуемым, даже Арчибальд однажды признался, что рядом с ним чувствовал себя беспокойно. Мог ли он убить отца, считая это единственным шансом дорваться до власти? Хотел ли он устранить саму Минерву вместе с маленькими братом и сестрой?

— Я понял вашу позицию. Жаль, в ней не хватает благоразумности. Ваше право. Больше нам разговаривать не о чем. Позвольте откланяться, — и Дамиан ушёл, не откланявшись и хлопнув дверью.

Граммофон заиграл очередную безвкусную песню «Линии сердца». Минерва встала напротив окна, рассматривая панораму Андронталла: высокие шпили башен, дирижабли в облаках, широкие дороги, по которым ездят паровые экипажи, рекламные мехатроны шумно зазывали покупателей. Столица была спокойна, она ещё не знала о случившейся трагедии, как и весь Тормандалл.

Проблемы, с этим ребёнком точно будут проблемы. Хотя какой он ребёнок? Дамиану пошёл третий десяток, но в её глазах он навечно останется нелюдимым озлобленным мальчиком, которому она так и не смогла заменить мать.

Пора готовиться к похоронам.

«У кошек свои тропинки к счастью, одна из этих тропинок поможет и тебе. Хочешь прогуляться по ней вместе со мной?»

Косые буквы были намалёваны поверх известия о кончине императора Арчибальда IV. Внизу, перекрыв новость об аварийном состоянии плотины Вердиша, указано время и место встречи: паб «Последний полёт аиста», через два часа. Минутой назад к Виктору прицепился наглый мальчуган в синем галстуке и с сигареткой в зубах: он навязчиво предлагал купить номер «Голоса Дарнелла», пока ему всё-таки не подкинули пару шиллетов. Сбагрив газету, мальчишка пытался выпросить папироску, но услышав, что их нет, мгновенно растворился в толпе.

Виктор узнал и почерк, и замысловатые фразы. Что они могли принести? Помощь? Проблемы? Сложно сказать. Всё, что касалось автора этих строк — «сложно». Ясно одно: как минимум один Хранитель знал, что Виктор не казнён.

Прежде чем идти на встречу, стоило закончить дело, ради которого Виктор явился на рынок. Иногда он по мелочам помогал старику из дома призрения, Биллу Колсу, а тот в ответ подкармливал своего благодетеля вяленой рыбой. У мистера Колса был талант заводить знакомства, он и на рынок-то пошёл торговать, лишь бы поближе к народу быть. Его связи пригодились и Виктору. Так он познакомился со скупщиком по кличке Змей — кличка ироничная, учитывая, что он был родом из Вердеста: его выдавал акцент, обращение «дон» и характерные заострённые черты лица. Виктору хватило такта не шутить про трёхглавого змея, символа этой далёкой и зачастую недружелюбной страны, но скупщик и без того смотрел… недобро, будто успел затаить страшную обиду. А уж когда увидел нож — и вовсе попросил на выход, заявив, что подобными сделками не занимается. Виктор не знал, чем успел обидеть Змея — может, будучи Хранителем, ему или его товарищам зло причинил? — но на будущее приметил. Если никакой другой зацепки не найдёт, то попробует ещё разок потрясти трёхголового.

— Жаркий сегодня денёк, да? — благодушно спросил мистер Колс. Достав из-под прилавка бумажный кулёк, он незаметно передал его Виктору. — Не обессудь, что одна головёшка. Неурожайная неделька, придётся затянуть ремни.

— Спасибо вам. А что насчёт?..

— Глухо. Знакомый как узнал о визите императрицы в наше захолустье, так сразу дёру дал. Зато пожирнее рыбку выловил! — заулыбался мистер Колс и подмигнул. Он протянул заляпанную рыбьим жиром записку. — Но тут уровень серьёзный, думаю, сам поймёшь.

— Ахеронский остров? — взволнованно переспросил Виктор, прочитав адрес. — Не перебор ли, мистер Колс? Меня хоть пустят к особнякам?

— Почему нет? Блокпостов на мостах не замечал. Ты же не из мелких паразитов, никто и внимания не обратит. Зато обещаю, что лучшей цены, чем он, ни один торгаш не даст. Выглядеть, конечно, стоит посолидней, и… не дай себя надуть, парень. Человек тебя ждёт ушлый, зато… — мистер Колс многозначительно пошевелил бровями, — не прогадай, короче. Не буду против, если в честь удачной сделки угостишь бутылочкой виски.

Виктор хотел отплатить за помощь, но мистер Колс со смехом покачал головой и протянул второй бумажный кулёк: «Лучше удружи и отнеси рыбку к восточным воротам. Ищи рукодельников, там должна бабка Иде сидеть. Я её уговорил не хранить всё сшитое тряпьё под кроватью, а продавать людям. Вот и сидит там, бедная, с самого утра ни крошки не евши. Не догадалась хоть корочку хлеба с собой взять, дурында. Пусть подкрепится». Мистер Колс сделал вид, что не покраснел, как влюблённый юноша; Виктор сделал вид, что не заметил чужого румянца.

Сладко и волнительно было представлять, сколько можно выручить с творений Маквудов. Виктор в жизни больших денег в руках не держал, хотя богатств насмотрелся достаточно. Все финансовые вопросы лежали на плечах мастера и его ближайшего окружения, потом за всё отвечала мисс Таррнет. Стоило ли купить оружие попроще, но надёжнее? Или подкупить информаторов, чтобы они за него разыскивали слухи о ноже? Идей, куда потратить деньги, множество, но больше всего Виктор мечтал о тёплой одежде. Вот-вот наступит осень, а он с детства на всю жизнь запомнил, как холодна и дождлива осень в Дарнелле.

Увлёкшись делёжкой шкуры неубитого быка, Виктор дошёл до рыночных рукодельников.Помнится, мисс Таррнет редко отказывала себе в удовольствии то купить на память колечко из оленьего рога у степняков, то выменять вырезанную из камня фигурку у горцев, то заказать гребешок из чьей-то кости. Приходилось сдерживать аппетиты хранимой, если та замахивались на что-то тяжелее мелкой побрякушки... как же хотелось вернуться в те времена.

Майхе Иде, странноватая подслеповатая старушка, нашлась быстро — заняв уголок между прилавками, она, словно впав в транс, сосредоточенно шила игрушку из лоскутков ткани. Виктор решил обождать в стороне, его неприветливый вид мог спугнуть покупателей: девушку в платье и украшенной кружевом пелерине, которая держала за руку девочку, увлечённо жующую апельсин. Они склонились над постеленным на земле покрывалом, рассматривая куколки.

— Что за странные поделки? — девушка указала на лоскутную игрушку, по форме напоминавшую мячик: с бахромой вместо волос, кругленькими ручками и вышитыми узорами по всему телу.

— Оберег. Приносит благополучие в дом и здоровье деткам.

— Да неужели? И как он это делает? — покупательница хмыкнула и упёрла руку в бок.

— Внутри неё травы. Их запах привлекает добрых духов и отгоняет злых.

Не стоило старой дейхе говорить подобное. Отшатнувшись, девушка крикливо повторила: «Ду-ухов?», а взгляд её не сулил ничего хорошего. Девочка под шумок схватила оберег и с довольным видом прижалась к нему носом: «Сестричка, оно и правда пахнет!».

— Положи на место эту дурнопахнущую ветошь! — девушка хлопнула по протянутой руке, выбив из неё куклу, а саму сестру прижала к себе, защищая неизвестно от чего. Миссис Иде невозмутимо сшивала лоскутки цветными нитями, её не беспокоили косые взгляды и шепотки прохожих, привлечённых криками. — Бессовестная беззаконница, вы нарушаете Непреложные законы, да ещё и наживаетесь на этом!

Если сюда призовут адептов Пламенного судии, то миссис Иде могла больше не вернуться в дом призрения. Виктор подобрался к девушке со спины, и та охнула от неожиданности, когда он заговорил: «Это местная чудачка, не воспринимайте серьёзно её болтовню, юная мисс». Пыл девицы разом охладел, когда она окинула взглядом внушительную фигуру перед собой. Пообещав сообщить обо всём адептам, она утащила хнычущую сестру прочь от прилавков.

— Страх из людей изгнать не так просто, как злых духов, — вздохнула миссис Иде, когда всё улеглось.

— Будьте осторожнее, — Виктор покачал головой. — Здесь не любят беззаконников, вам могут и навредить сгоряча.

— А вы бы навредили мне, мистер Джон? Разве вы сами не квадрианец?

Как бы поделикатнее сказать, что старушка и впрямь больше похожа на чудачку, чем на беззаконницу, коих бывший Хранитель насмотрелся на годы вперёд? Куколки с травами не тянули на преступление против мировых порядков. Настоящее ведовство выглядело совершенно по-иному, Курьеры и Левиафаны тому пример.

— Я не считаю… что куклы — достаточное основание, чтобы вас сжигать. — Виктору стоило огромных трудов подобрать слова. — Вы же не хотите… никому принести… зла.

— Мои предки тоже не хотели никому зла, — с печальной улыбкой заметила миссис Иде.

Хоть Виктор ни одного дейхе и пальцем не тронул, после её слов ощутил жгучий стыд. Он торопливо протянул кулёк мистера Колса: «Вы голодны? Меня попросили передать вам еды». Доделав последние стежки на кукле, вместо благодарностей миссис Иде всунула Виктору подарок.

— Это чтобы отгонять злых духов? — со смешком уточнил Виктор, рассматривая поделку. — А она прогонит мои кошмары?

— Если заплатите пять шиллетов, мистер Джон. Эта кукла — не талисман и не оберег.

Игрушка была размером с ладонь, со стеклянными пуговицами вместо глаз, и силуэтом больше походила на человека, чем остальные куклы миссис Иде. А ещё до боли напоминала про́клятую куклу Курьера, только не вызывала отвращение, наоборот — даже нервозность от предстоящей встречи отступила на второй план. Кукла не кусалась, пахла приятно, а значит нет причин пренебрегать подарком.

Желая сэкономить на омнибусе и купить на эти деньги хоть что-нибудь на ужин, до «Последнего полёта аиста» Виктор добирался пешком. Город преобразился со вчерашнего дня, как объявили о смерти императора: стены обклеили листовками с портретами Арчибальда IV, по радио из всех углов сообщали о панихиде по умершему правителю, однако дарнеллцев больше взбудоражила весть о приезде его вдовы. Исчезла привычная сонная леность, куда ни глянь — народ куда-то спешил, приводил улицы в порядок или в панике сваливал. Всеобщая паника могла усложнить поиски убийцы, что совсем не радовало.

К «Аисту» Виктор пришёл даже раньше, чем было оговорено. Задержавшись на пороге, он бегло окинул взглядом посетителей. Ни одного знакомого лица, лишь моряки тискали девиц в открытых платьях. За ними присматривал темнокожий лысый мужик, не забывая подавать напитки. От его цепкого взгляда не утаился и сам Виктор — тот кивнул приветственно, но бармен уже вернулся к слежке за буйной компанией. Не найдя в главном зале автора послания, Виктор поднялся по винтовой лестнице на второй ярус паба.

— Жизнь на вольных хлебах быстро оставила на тебе отпечаток, мой дорогой Раймонд, — послышался насмешливый голос Катерины. Сегодня она прикрывалась личиной оборванца из бедных районов Тараска: в широких штанах на лямках и в кепке, из-под которой торчали короткие пряди. По долгу «теневой» службы она редко носила мундир, предпочитая растворяться в толпе.

— Почему ты ещё в городе? Разве Хранители не уехали после сбора?

Катерина облокотилась о перила, с ленцой поглядывая на веселящуюся компанию внизу. Демонстративно расслаблена и спокойна. Показывает, что Виктору не стоит её опасаться? У этой барышни ни одно движение не делалось просто так.

— Смерть приближённой, как ни удивительно, перемешала все планы, — пожав плечами, безразлично ответила Катерина. — Однако самого мастера в городе нет, отбыл в Андронталл развеять её прах, — тут она сделала паузу и искоса глянула на Виктора. — Тебя считают мёртвым. Я ожидала, что Дариус станет искать убийцу дочери, и всё же удивлена выбранным способом. Ты теперь у нас «орудие мщения», угадала? — Виктор промолчал, но Катерина и так знала ответ. — Ах-ха-ха, и ты ведь действительно исполняешь приказ, не так ли? Хотя мог всё бросить и свалить из империи на ближайшем корабле. Удивительный ты человек, мой дорогой Раймонд, — из её уст это прозвучало как «Ты такой идиот».

— Если не забыла, — одернул её Виктор, хмуря брови, — ты заманила меня сюда с целью сделать какое-то предложение.

— Можно подумать, напиши я: «Эй, не прочь поболтать?», ты бы сейчас оказался здесь, — Катерина улыбнулась в своей манере, одним уголком губ: из-за старой травмы левая часть лица плохо слушалась. — Как успехи с поиском убийцы? Уже можно выдавать значок детектива?

Юлит, отвлекает, старается сбить с толку. К сути дела Катерина могла идти часами, превращая мысли собеседника в кашу, чтобы без сопротивления съесть её самой большой ложкой. С информаторами даже вне работы общаться невозможно, они всегда такие.

— Назови хоть одну причину, по которой я должен тебе что-то говорить.

— И она у меня есть: если донести до остальных Хранителей, что не такой уж ты и труп, то на мастера посыпется много неудобных вопросов.

Ссутулившись, Хранительница исподлобья следила за реакцией Виктора, а тот отрешённо размышлял, что, в общем-то, ему ничто не мешает убить Катерину. Он ведь больше никакими правилами, кроме совести и Непреложных законов, не связан. У компании внизу разговор тоже не ладился: несколько колких фраз, и следом по залу полетели пивные кружки. Зычный голос бармена призвал всех к порядку, но остался не услышанным. Виктор беспокойно глянул вниз, следя за потасовкой. Старые привычки звали его немедленно всех усмирить.

— Не стоит портить нашу встречу угрозами, — вдруг заявила Катерина, будто не она сама начала с них. Усевшись за ближайший столик, она жестом предложила составить ей компанию. — Лучше поговорим как старые друзья. Как-никак несколько лет не выдавалось свидеться больше, чем на пару минут.

— Точнее сказать — ты до недавнего времени не хотела со мной встречаться.

— Тебя правда это расстроило? — хмыкнув, Катерина стянула кепку и взъерошила иссиня-чёрные пряди. — Веришь или нет, но меня тоже волнует убийца твоей хранимой. Правда, вопросы к нему иные, чем у тебя.

— Какие же? — Виктор слушал её вполуха, в мыслях подивившись удару бармена, которым тот умудрился вырубить одного из дебоширов. Стоило ли вмешаться? Катерина подёргала его за рукав, желая перетянуть всё внимание обратно к себе.

— Для начала ответь: ты знал, что убийца забрал не только её жизнь, но и Дар? Судя по глупому выражению лица, для тебя это новость.

— Может, у тебя уже есть догадки, кто виноват?

Внизу кто-то разломал стул о чью-то спину. Виктор, не выдержав, почти встал из-за стола, но Катерина резко провела ладонью в воздухе, будто перерубая невидимую верёвку: «Отставить». Виктор подчинился.

— Название «Сороки» тебе о чём-нибудь говорит? — торопливо спросила Катерина.

— Как я понимаю, речь не о птицах.

— Сороками зовёт себя местное ворьё. Отличаются удивительной для подобной швали организацией и сплочённостью. Своих не сдают, имеют сеть информаторов и даже базу — Сорочье Гнездо — но я так и не выяснила подробностей. Пыталась прибиться к их компании, но безуспешно — не пошли ко мне в руки эти птички.

— Я понял. Ответишь наконец, зачем тебе убийца мисс Таррнет?

— Скажем так, я считаю, что Дар не должен оставаться в руках ненадёжных личностей, — Катерина резко склонилась над столом, её лицо оказалось рядом с лицом Виктора. Тот не позволил себе отстраниться. — Я успела осмотреть комнату до людей Дариуса и полиции. Обчищена! Уверена, к твоей хранимой наведался вор, а не убийца. Почему Таррнет в итоге мертва? Возможно, заметила грабителя, и он решил не оставлять свидетелей. Будь то Курьер, о её смерти не прознали бы до самого рассвета. Не каждый «левый» вор рискнул бы лезть к приближённым, а вот Сороки… это по их части. Я ставлю на них.

Звучало интересно, но покоя не давал вопрос: а что Катерина делала в комнате мисс Таррнет? Виктор решил озвучить его. Хранительница без стеснения расстегнула рубаху, лёгким движением плеча позволила рукаву сползти вниз. Россыпь гематом у груди, плотно стянутой бандажом, ярко выделялась на бледной коже.

— Любуйся — твои следы, до сих пор не сошли. Я вторая после тебя увидела труп Таррнет. Я же позвала остальных Хранителей, чтобы тебя, излишне буйного, вывели из комнаты и привели в чувство. Глупо было бы не воспользоваться коротким затишьем, чтобы внимательно всё исследовать.

Виктор не хотел смотреть, но тёмно-желтоватые следы на коже притягивали к себе, будто магнитом. Точно ли он их оставил? Когда, чем, как? До сих пор с трудом вспоминалось, что произошло во время короткого помешательства, однако вины он почти не испытывал — не перед таким человеком, как Катерина. Пусть даже не пытается подловить его на этот крючок.

— Давай поработаем вместе, как в былые времена, — предложила Катерина, пока застёгивала пуговицы рубахи. — В одиночку ты сгинешь в Дарнелле, служебной собаке без хозяина тяжко. Вместе найдём воришку, я заберу боло, ты — его жизнь. Идёт?

— И почему я сомневаюсь, что ты вернёшь Дар приближённым?

— Может, и верну, если захочу выслужиться перед Дариусом. Но это моё дело, а наше — найти Сороку.

Знала ли Катерина, сколь притягательно её предложение? Знала, конечно, что за вопрос. Переложить всю ответственность за выборы на другого. Стать оружием в чужой руке. «Просто делать свою работу». Вернуться к привычной роли…

— Хорошо, давай попробуем, — и с плеч Виктора свалился огромный груз. Вид у Катерины был довольный, как у кошки, утянувшей хозяйскую рыбу.

К тому времени внизу всё стихло. Кто мог — вышел на своих двоих, крикнув напоследок: «Молчащий спалит тебя и твою халупу!» Хорошенькая блондинка помогла бармену промокнуть кровь с разбитой брови, а её напарница прибрала осколки. Не считая сломанного стула, драка прошла почти без последствий. Из бармена вышел бы толковый Хранитель.

— Присмотрись к местным гадюшникам, вроде этого. Легко найти Сороку, но трудно втереться в доверие, — Катерина упёрлась острым подбородком в ладонь. — Даже без оружия ты выглядишь грозно, особенно с этой щетиной — вылитый урка, у тебя больше шансов влиться в их компанию. Будь осторожен и не свяжись с Курьерами. Можешь стать их целью, если они прознают о твоём прошлом. Былые обиды, сам понимаешь.

Курьеры... Стоило ли рассказывать о стычке с одним из них на «Лунном пути»? Хоть Виктор и согласился сотрудничать, но полностью довериться не мог, слишком уж старая подруга темнила. Могла ли она что-то слышать о ведовских куклах? Неспроста же Хранители между собой шутили, что Катерина знает всё на свете. Когда та увидела подарок миссис Иде, то коротко выдохнула, рука дёрнулась навстречу игрушке. Поборов секундный порыв, она больше ничем себя не выдала.

— Подозреваю, что такие куклы здесь не редкость. Может, ты что-то о них знаешь? — Виктор выжидающе смотрел, но ответа не услышал. — Ну же, помоги мне. Если я не буду в курсе местных правил и обычаев, то как мне выживать и искать нашего вора-убийцу?

— Мне нравится, как ты заговорил, мой дорогой Раймонд. Раз ты уверен, что в тряпке есть некий сакральный смысл… отдай мне. Раскопаю что-нибудь, — Катерина протянула руку, змеёй приближаясь к добыче. Виктор ловко схватил со стола подарок и спрятал во внутренний карман. Знал же, что не всё так просто!

— Раз ты не знаешь, то ладно, сам разберусь. У тебя и без куклы есть чем заняться.

Хранительница прищурилась. Нехорошо так прищурилась. Подозрения Виктора лишь окрепли. Резко встав из-за стола, Катерина поправила съехавшую на лоб кепку:

— Как знаешь, Раймонд. Встретимся в то же время на этом же месте через пять дней. Бывай, — и ушла, сгорбив спину.

«Как долго она уже в немилости у мастера?» — задал Виктор вопрос сам себе. Вряд ли мастер Таррнет знает о делах Катерины в Дарнелле. Что за игру та опять затеяла?

Дождавшись, пока за Хранительницей закроются двери паба, Виктор положил куклу обратно на стол. Надавив на мягкое тельце, он почувствовал знакомый стержень внутри. Чем же всё-таки это могло быть? Достав из голенища сапога нож, Виктор аккуратно, не желая сильно портить подарок, распорол шов на боку куклы. Пряный запах усилился и стал душным, Виктор не сдержался и чихнул. Кончиком ножа вытащил клочок высушенных травок, обмотанных багровым листом. Отложив наполнитель в сторону, добрался до сердцевины: деревянной трубочки, к которой жилами была примотана пуговица. Пуговица с хранительского мундира. Точно она, Виктор раньше чуть ли не каждый день застёгивал такие.

«Но как?!» — внутри всё заледенело, даже дыхание спёрло. Могла ли коварная старуха подглядеть, как Виктор закапывал мундир? Не бывает ведь таких совпадений! Отвязав пуговицу, он покрутил трубку и разглядел внутри неё клочок бумаги. Кое-как подцепив находку за край, он развернул листок с нехорошим предчувствием, ожидая увидеть наговоры или проклятия, написанные кровью.

Загадочная бумажка оказалась списком пожеланий: здоровья, хорошего настроения, крепости и силы духа — ещё множество приятных слов, написанных мелким, но хорошо разбираемым почерком. Виктор вновь впал в ступор. У куклы миссис Иде больше общего с куклой Курьера, чем показалось на первый взгляд. Как квадрианец, чтящий Законы, мало того — служивший приближённой, Виктор обязан был сжечь подарок и донести обо всём адептам. В голове раздался скрипучий голос: «А вы бы навредили мне, мистер Джон?» Виктор покрутил пуговицу между пальцами, наблюдая за блеском гравировки на ней.

Хранитель Раймонд сделал бы то, что должен, даже если потом чувствовал бы себя виноватым. Ради хорошего ли, ради плохого, но нарушение Законов — есть нарушение. По приговору мисс Таррнет он своими руками казнил множество людей, которых тоже было жалко, но все преступники едины перед лицом Непреложных законов.

А что по этому поводу думал мистер Джон? Мистер Джон не понимал, кому станет лучше от того, что он отправит на костёр старушку. Она лишь бездумно копировала обычаи своего почти вымершего народа.

Но откуда же взялась пуговица с мундира?

Медная птичка приятно холодит ладонь.

— У тебя впереди прекрасное будущее, Птенчик. Знаешь, чем ты отличаешься от остальных воришек с улицы? У тебя не только шустрые руки, но и голова.

Он помнит каждое движение. Каждую деталь. Он разобрал и собрал эту птичку десятки, сотни раз — это как игра. Ему интересен принцип работы: каким образом крошечные шестерёнки, пружинки, винтики и пластины с дырочками умудряются петь живой птицей.

— Но для хорошей жизни мало родиться с шустрой головой. Необходимо развивать таланты. Сейчас я не про те, которые помогают красть кошельки.

В его руках птица ни разу не пела, несмотря на все старания.

— Нравишься ты мне, Птенчик. Вижу в тебе юного себя. В своё время я принял дурные решения, свернул на множество неправильных путей. Пусть у меня есть любимая невеста, этот маяк, даже какой-никакой авторитет… я способен на большее, понимаешь? Мог бы стать архитектором, как мои предки. Вывел бы милую Нессу в люди, обеспечил ей достойное будущее рядом со мной. А что я могу ей предложить сейчас? Ворованные кольца? Слишком она хороша для такого.

Он пытается приладить все детали к своему месту, с силой запихивает их в медное тельце. Шестерёнок всегда было так много?

— Мы всю жизнь делаем выборы, и сегодня ты должен сделать свой. Есть люди, которые могут выписать поддельные документы на новое имя. Вместо айрхе-беспризорника ты станешь полукровкой, даже живых родителей пропишем из дарнеллцев. У тебя появится шанс выбить место в академии, когда она откроется. Тебе же интересны все эти… механизмы, аппараты, приборы? Постоянно в них копаешься, делаешь маленькие успехи. Я всё замечаю. Развивай талант, Птенчик! Только тогда ты сможешь стать кем-то большим, чем безликое отребье из трущоб.

Он отбрасывает птицу и резко оборачивается к Соловью. Желает высказать ему в лицо всё, что думает об учёбе, о перспективах — слово-то какое противное!.. А видит лишь силуэт висельника. Тело покачивается на фоне окна маяка. Алое солнце сияет на ночном небе, его свет обжигает глаза, но ничего не освещает.

— ТЫ СДЕЛАЛ СВОЙ ВЫБОР! ТЫ СДЕЛАЛ СВОЙ ВЫБОР! ТЫ СДЕЛАЛ СВОЙ ВЫБОР!

Медная птица кричит хором из тысячи голосов. Петля затягивается и на его шее.

* * *

Хейд метался с такой силой, что чуть не перевернул Шелест. Удар головой о борт лодки вырвал его из кошмара. Долгие секунды соображал, где находился и почему, судорожно хватал ртом воздух, хотя его никто не душил. Рядом пролетела стайка чаек, от их криков Хейд вздрогнул, слыша отзвуки крика совсем другой птицы. Две недели. Ровно две недели, как сны превратились в изощрённые пытки. Стоило прикрыть глаза — и прошлое оживало, истязая с новой силой. Во всём виноват стресс. Скоро всё закончится. Он договорился с Михаилом, знакомым контрабандистом, чтобы тот помог перебраться в Ашвайлию. Пришлось опустошить старые заначки, и то они не покрыли все траты на столь рискованное путешествие.

Иногда Хейд сомневался: «А оно того стоит?» Со дня убийства в его жизни мало что поменялось, так необходим ли побег? Вора-убийцу до сих пор не раскрыли, да и забыли все о приближённой, кому она сдалась, когда самого императора грохнули. С другой стороны, Хейд же столько лет грезил о родине, а Дарнелл пусть гниёт себе дальше, но уже без него. Как назло, у Михаила всплыли проблемы с лицензией, из-за которой его не выпускали из порта, а теперь приезд императрицы вновь перетасовал все планы.

Башенные часы вот-вот пробьют одиннадцать вечера. Вовремя проснулся. Дождавшись боя, Хейд завёл мотор и пригнал «Шелест» в заводь с личным причалом, но, не доплыв до него, скрылся в зарослях рогоза. Тихо. Похоже, его никто не заметил. Хейд не спешил, проверил всё снаряжение, особенно самодельную фомку из ледоруба: беззвучно ли раскрывается клюв, все ли винты плотно закручены. Заточенное лезвие серебрилось в лунном свете, им можно раскроить череп, раз уж не осталось другой подстраховки. «Второй раз невинной девицей не станешь», — как шутил Счастливчик… Вздохнув, Хейд сложил ледоруб и закрепил на бедре ремнями. Нет, достаточно. Одна случайная смерть не сделала из него убийцу.

Сегодня Хейд навестил бывшего подельника, для столь важной встречи и подготовка была соответствующая. Через монокуляр он ощупал территорию особняка. Старый знакомый тоже зря время не терял: усилил охрану, расщедрился на фонарные столбы, чтобы оставить как можно меньше тёмных мест. На оконных рамах Хейд заметил подозрительные датчики. Сигнализация, серьёзно? В Дарнелле такое даже не в каждом музее встретишь. Хейд едва не захохотал — видимо, он не на шутку разъярил хозяина дома своей последней выходкой.

«Глупый-глупый Борох, на всю эту ерунду ты потратил больше шиллетов, чем я бы взял при всём желании. Совсем от паранойи поехал».

Хейд не стеснялся своего злопамятства. До знакомства со Счастливчиком он работал вместе с Борохом, в те времена — контрабандистом и скупщиком краденого. Дела шли неплохо, пока Хейду не понадобились деньги, и много: Несса списалась с учёным из Вердеста, он обещал вставить Айлин экспериментальные протезы глаз. Рисковая затея, и всё же это был реальный шанс исцелить её слепоту. Борох отказался помочь даже с первым взносом, сколько бы Хейд перед ним ни унижался. Уговаривал до тех пор, пока для испытания протезов не нашёлся более расторопный претендент, а через месяц Борох переехал в этот особняк. Ахеронский остров, речка под рукой, зелень вокруг, личный причал. Вложение хорошее, понять можно, но простить — вот уж нет.

От особняка вора отделял лишь яблоневый садик с фонтаном. В тени листвы он высматривал охранников и подгадывал момент для безопасного пути. Одно яблоко, не удержавшись, прихватил с собой — очень уж удобно свисало, само в руки просилось. Клювом ледоруба Хейд зацепился за карниз и залез на окно первого этажа. Проблема с сигнализацией решилась просто: достаточно было чиркнуть лезвием по проводу. В следующий раз пусть Борох обезопасит и сами датчики, но к тому времени Хейд будет нежиться под ашвайлийским солнцем.

Сложив клюв, другим концом ледоруба Хейд поддел оконную раму, чуть приподнял и подёргал в стороны — щеколда никак не открывалась, пока вор не ругнулся на неё. Так он оказался в гостевой ванной — хорошее место, обычно сюда редко кто заглядывает. Обычно, но не сегодня: слышались голоса, гулкое эхо шагов, эти звуки становились всё ближе. Не может быть, к Бороху всё-таки наведались гости! Хейд выбрался в соседнюю комнату и спрятался под рабочим столом, повёрнутым к окну. Не самое надёжное укрытие, если кому-то на ночь глядя приспичит настрочить пару писем.

Скрипнула дверь.

— Располагайтесь, как у себя дома, мистер Бледри. По левую сторону туалетная комната со всеми удобствами, а здесь для таких случаев у меня припасена бутылочка хорошего вина. Не стесняйтесь пропустить пару рюмок перед сном.

Знакомый голос — это лебезил Борох. Гость издал лишь многозначительное «хм».

— Ещё раз приношу свои извинения. Не ожидал вашего визита, вот и договорился о другой встрече… но вы ведь и так с дороги, верно? Важные дела лучше решать отдохнувшим и сытым, хе-хе… — Наверняка Борох сейчас промокнул вспотевший лоб. — У меня почти вся партия готова, мисс Саттфорд останется довольной. Не переживайте, спите спокойно…

Борох обхаживал гостя ещё немного, прежде чем откланялся и оставил Хейда с молчаливым незнакомцем один на один. Послышался вздох: «Что за дыра», гость мимолётно постучал по столешнице, под которой затаился Хейд, поскрипел дверцами шкафчика и свалил в уборную. Судя по голосу, какой-то пацан, а подлизывали ему, прямо как императорскому сосунку. Занятно. А у Бороха-то ночь полна забот! Пора к ним добавить ещё одну. Достаточно обесточить здание, чтобы заставить всех играть по своим правилам. Ни света, ни сигнализации, может, чуточку паники и суматохи. Неплохие рабочие условия.

Благодаря шерстяным коврам шаги вора оставались бесшумными, а украшенные цветами эркеры стали удобным убежищем. Хейд без проблем добрался до прачечной, ориентируясь в особняке, как в своём собственном. Даже ночью у горничных хватало работы: одна выглаживала постельное бельё, другая складывала его ровными стопками. Дверь генераторной находилась прямо за их спинами. Пришлось выжидать. Хейд незаметно спрятался в сушильном шкафу, между сырых наволочек и простыней.

— Не знаю. Беспокойно как-то. Иван по секрету шепнул, что в тех ящиках оружие. Он видел, когда помогал их грузить. Зачем хозяину столько? — тихо проговорила девушка, пока складывала бельё.

— На перепродажу, вот и всё, — ответила ей горничная постарше. Её часто перебивал скрип, когда она прокручивала колесо гладильного катка.

— Думаешь, он продаст их тому человеку из гостевых комнат? А если констебли узнают?

— Узнают — так узнают, тебе-то чего? Ты, что ли, продавец?

— Иван советовал найти другое место, пока… «не началось».

— Дурак твой Иван, и ты, клуша, уши развесила, — вновь противно скрипело колесо. — Хочешь опять обивать порог бюро добрых услуг? Где ещё такое хорошее место найдёшь? Молчи и работай, пока дают. Меньше лезешь в дела господ — крепче спишь. А Ивану скажи, чтобы рот прикрыл.

Работницы сложили на телегу стопки белья и укатили за собой. Щелчок — они выключили свет, скрип — закрыли прачечную на ключ. Хейд поскорее выбрался из душной сушилки. Замок на дверях генераторной пришлось искать на ощупь, открывать — тоже, благо руки помнили эту науку до автоматизма. Отыскав переключатель, Хейд осветил комнатку тусклым сиянием лампы. Гул большой и дорогой махины ласкал уши, Борох любил окружать себя самой современной техникой. Как бы ему нагадить напоследок? Потирая шрамы на подбородке, Хейд разглядывал толстую связку кабелей, соединённых с трансформатором. Раньше их тут не было, как и сигнализации… Идея пришла быстро, ещё быстрее созрел план. Хейд провёл ладонью по стальному корпусу генератора, прошептал ему, как живому: «Прости уж, но придётся принести тебя в жертву», и вырубил предохранители. Вся система и так работала на грани, перегруженная всё новыми и новыми капризами хозяина. Электрогенератор бухнул напоследок и затих. Потух свет. Датчики сигнализации наверняка сгорели — очень уж нежная техника.

Глаза быстро привыкли к мраку. Пока прислуга стягивалась к подвалу, Хейд, наоборот, поднялся на второй этаж и скользнул в рабочий кабинет. Борох надёжно спрятал любимый антиквариат, но удалось решить и эту загадку — она крылась в книжном шкафу. Сложно сказать, читал ли Борох выставленные книги, или собирал их ради красоты обложек, но одна из них, «История Белых ворон», оказалась с секретом. Муляж раритетного издания стоял на полке обложкой к зрителю, под ней скрывался замок и дверная ручка. Замок мудрёный, Хейд не смог его взломать — зато в прошлый визит сделал слепок ключа и по нему смастерил дубликат. В итоге секретную дверь открыл по-цивильному, получив от этого не меньшее удовольствие, чем от взлома.

«Будто для меня праздничный стол накрыл», — восхитился Хейд, осветив маленькой лампой стеллажи, витрины, полки — всё было забито любовно собранными редкостями. Жаль, что не существовало бездонной сумки! Приходилось сдерживаться и искать небольшое, но дорогое. Этим Хейд и занялся, взламывая витрины и нагребая ценное барахло. Под руку попалась старинная монета с чеканным профилем императора Альфреда Хорруса — такие были в ходу во времена геноцида дейхе. Где только Борох её откопал? Если задуматься, всё в тайном зале так или иначе относилось к войне Белых ворон.

За стенкой послышались голоса. Хранилище было частью гостиной и Борох явно поскупился, когда разделял её — шумоизоляция тут отвратительная. Хейд замер и прислушался.

— На чём мы остановились? — зычно пробасил Борох.

— Вы пытались меня надуть, — его собеседника расслышать было сложнее.

— Снова-здорово! Знаете, много лет назад я подрабатывал скупщиком краденого, и до сих пор плаваю в ценах тёмного рынка, как рыба в воде. Со всей ответственностью заявляю, что другие скупщики вам заплатят вдвое меньше. И то я так щедр лишь из-за личного восхищения талантом Маквудов, — вот такого Бороха Хейд узнал. Наглый, лживый, пренебрежительный.

— Я не крал, — незнакомец повысил голос. — Это плата за услугу. У вас богатый дом. Полно дорогих вещей. Думал, вы знаете цену этим клинкам. Зря я сюда пришёл, вы некомпетентны.

— За какие такие услуги расплачиваются оружием? Подозреваю, что вы пытаетесь всунуть мне подделку.

— Можете проверить. Знаете же про серийные номера?

— Знаю, — раздражённо ответил Борох. — У меня даже есть реестр. Сейчас я его принесу, вот и сравним. Пока можете угоститься шербетом и подумать, насколько выгодное предложение вы упускаете. Терпение у меня не бесконечное.

Маквуды, Маквуды… Майра как-то о них рассказывала, но Хейд не особо слушал — с железками чересчур много мороки, его интересовала другая добыча. Но раз они нужны Бороху, значит, нужны и Хейду. Сокровищница потеряла свою актуальность. Подкравшись к гостиной, он заглянул в дверную щёлку: темно, хоть глаз выколи, керосиновая лампа освещала лишь дальний угол. Два стилета и кортик лежали на журнальном столике — видимо, это за них шли торги. Трудная цель. Незаметно не подобраться, слишком уж близко гость сидит — его силуэт виднелся за высокой спинкой кресла. Вот если бы отвлечь… Послышались шаги. Борох возвращался быстрее, чем Хейд рассчитывал. Пришлось просочиться в гостиную и спрятаться за чучелом северного медведя — даже набитый опилками, он внушал ужас. Хейд сдержал нервный смешок: у него остались нехорошие воспоминания, связанные с одним таким зверем.

— Со светом всё ещё проблемы, — Борох вошёл в комнату с двумя увесистыми томами в руках. Вжавшись в угол между медведем и стеной, Хейд попытался слиться с тенями. Пронесло. — Будьте добры, подвиньте лампу ближе к столу.

До двери было рукой подать, но уйди Хейд сейчас — и оставит мучительную незавершённость в их отношениях с Борохом. Они заслуживали самого яркого конца, и для этого было достаточно одного яблока.

Борох с гостем склонились над столом, высматривая у стилета серийный номер. Лампа теперь стояла прямо на виду. Отличная мишень. Хейд умел метать не только ножи — любимое детское развлечение, актуальное до сих пор. Крупное зеленоватое яблоко пролетело над головами и угодило прямо в цель: стальной каркас шумно треснул об пол, всюду разлетелись брызги стекла. Борох заверещал: «Тушите! Тушите скорее!», его гость не растерялся, сдёрнул куртку и накрыл горящее пятно керосина.

— Весь день Кэйшес прокляла, — прошипел Борох. — То одно горит, то другое! У вас найдётся зажигалка?

— Есть несколько спичек.

— Зажгите хоть одну, скорее! Ничего не вижу. Как это вообще произошло?

К тому моменту, как Борох обнаружил пропажу, чертовски довольный собой Хейд уже выбрался из особняка. Уплывая прочь на своей дорогой Шелест, он чувствовал себя победителем. Остро не хватало подобных ощущений после провала с Даром. Казалось, ему по плечу что угодно, хоть к Хранителям сунулся бы сейчас, не побоялся бы. Стоп. Нет. Перебор.

Слух, что бывший скупщик Сорок занялся перепродажей оружия, мог оказаться не менее ценным, чем ножики Маквудов. Хорошо, что Счастливчик сегодня крутил сделки на Ахероне, у местечкового паба «Акулья пасть». Его клоунский наряд выделялся на фоне остальных прощелыг, отдыхающих за пинтой пива, так что подельник нашёлся быстро.

— Рад видеть, цивильчик, — Счастливчик приветственно поднял с головы шляпу, заметив Хейда у дверей. — Поздороваться заглянул, аль по делу пришёл?

— По делу. Прогуляемся?

— С тобой — хоть за край моря.

Сороки вышли из накуренного паба на безлюдную набережную. При взгляде на волны, облизывавшие берег, Хейд всегда ощущал отголоски страха. Даже спустя годы не удалось избавиться от воспоминаний, как он, будучи мальчишкой, приплыл на корабле из Ашвайлии в эту дыру. Несколько глубоких вдохов — и приступ отступил. Не впервой. Жаль, что нельзя долететь до Ашвайлии по воздуху. Счастливчик тем временем сосредоточенно докуривал папиросу, пока слушал рассказ о вылазке в особняк.

— Любопытно, — он щелчком бросил окурок на растерзание волнам. — Особенно интересно эти ящики выглядят на фоне скорого приезда императрицы.

— Думаю, неплохую сумму сможешь выторговать, — Хейд демонстративно потёр пальцы.

— Да ты мастер тонких намёков, — оскалился Счастливчик. — процентиков устроит?

— Семьдесят пять. Не представляешь, как я рисковал своей жизнью, пробираясь в особняк самого Бороха.

— Чего брешешь, цивильчик? Ты туда ходишь, как в торговую лавку, будто я не знаю.

— Эй, я ведь обидеться могу. Может, даже напьюсь с горя. А там и язык развяжется, потянет гулять по злачным местам…

— Всё с тобой ясно, Мастер Тонких Намёков, можешь не продолжать. Залетай завтра вечером в Гнездо, скажу, как прошло. Заодно дельце одно наклёвывается, перетереть бы.

На том и порешили.

Рядом прогрохотал взрыв. Виктор схватился за пустое место, где раньше висел палаш, бегло огляделся. Оказалось, его переполошили актёры, играющие сценку по мотивам Пороховой войны: Тормандалл тогда одержал оглушительную победу над флотом Вердеста, использовав улучшенные пушки. Парень, разодетый в пёстрые тряпки и в шапке с трёхглавым змеем, символизировавший весь флот Вердеста в одном лице, театрально повалился на помост под смех зрителей.

«А местные любят вспоминать былые победы. Особенно когда с Вердестом опять неладно…» — Виктор раздражённо одёрнул край куртки. Так среагировать на звуковой спецэффект, стыд-то какой.

Сегодня он второй раз в жизни оказался в цирке. В голове крутились смутные детские воспоминания, будто цирк — другой мир, в котором можно всё, что запрещается в обычном: парить под самым куполом, играть с огнём и глотать острые клинки. Теперь его мутило от царившей вокруг атмосферы лёгкого безумия. Слишком много ярких цветов для такого города, как Дарнелл. Слишком много ярких цветов для такого человека, как Виктор. И именно в это место, если верить слухам, часто слетаются Сороки. Виктор гордился добытыми сведениями, ведь он сделал всё сам, без помощи Катерины или других информаторов, на которых всё равно не было денег. Треклятый вор умудрился свистнуть оружие Маквудов прямо из-под носа, оставив Виктора ни с чем. Дарнелл сопротивлялся всеми силами, не желая выдавать одного из своих ублюдков. Ничего. Он справится.

Броскими плакатами «Фестиваля чудес Мугнус» были обклеены все новостные столбы. Виктор думал, что это обычное цирковое шапито, а оказалось — целый парк развлечений на окраине города. Входной билет стоил немало, потому он не собирался уходить, пока не подтвердит или не опровергнет слухи о Сороках. Целый час он осматривался, бродил между шатрами, помостами, артистами и шарманщиками, передвижными прилавками с угощениями. К нему привязалась эквилибристка на колесе, стилизованном под циферблат: она мило улыбалась и играла на укулеле, надеясь впечатлить своим мастерством и получить за это пару шиллетов. Что ж, её образ молчаливой преследовательницы не скоро вытравился из памяти.

Нет ничего проще, чем затеряться в шумной и пёстрой толпе — и как в ней ловить Сорок? Одну пташку Виктор всё-таки приметил. Она стояла за прилавком с детскими игрушками, всё в ней манило и завлекало: открытое платье с вишнёвым отливом, маленький цилиндр на голове, украшенный муляжами зябликов, яркие румяна на щеках и сама манера держаться. Виктор привык видеть женщин в закрытых мундирах, строгих нарядах адептов или скромной повседневной одежде — и такая откровенность, но не пошлая, а граничившая с чем-то фантастичным, как у феи из сказки, вызвала настоящую оторопь. Прилавок оказался лотереей «Шкатулка секретов леди Удачи», о чём сообщала витиеватая надпись на вывеске. Почему-то одинокие взрослые подходили к прилавку куда чаще, чем дети. Для них леди Удачи доставала особый буро-жёлтый ящик, но что они с ним делали, издалека разглядеть не получалось.

Странно это всё. Лучше самолично разведать, какие такие секреты для взрослых хранятся в загадочной шкатулке феи.

— Доброго вам дня, мисс, — Виктор попытался улыбнуться. Как непривычно, раньше от него требовалось абсолютно противоположное: у многих людей отпадало желание встревать в разборки, если на них достаточно красноречиво посмотреть.

Вишнёвые губы растянулись в ответной улыбке, но красавица молчала, чего-то ожидая. По бокам от прилавка парочка мимов развлекала народ, теперь они косились на подозрительного клиента. Зря, похоже, Виктор поспешил. С другой стороны, в сутках не так много часов, чтобы тратить их на наблюдение за одной точкой, когда нет уверенности, что Сороки связаны именно с ней. Чувствуя себя глупо, Виктор протянул десять монет.

— Желаете выиграть игрушку для своего ребёнка, милый сэр? — даже голос у феи был необычный, певучий. Ожившая сказка о прекрасных девах, одержимых древними духами — добрыми, но не всегда справедливыми.

— А для взрослых в вашей шкатулке призы имеются? — с излишне серьёзным лицом спросил Виктор. Леди Удачи подавила смешок и обвела рукой полки с игрушками.

— Зависит от ваших интересов, милый сэр. Хотите испытать удачу и выиграть коллекционную фигурку генерала Багорта? — она поставила на прилавок сундучок, внутри которого сложены бумажные бабочки. Под внимательными взглядами феи и мимов, Виктор достал бабочку и раскрыл её. «Зеркальце — подарок неплохой. Оставайся всегда сама собой!» — гласила надпись на крыльях.

— Удача любит упорных. Желаете ещё одну попытку? — фея откровенно забавлялась, наблюдая за Виктором. Тот покрутил в руках складное зеркальце, украшенное профилем принцессы Лилии — популярной героини детских постановок. Похожее зеркало он подарил мисс Таррнет на её двадцатилетие, только крышку украшала мозаика из драгоценных камней. Долго пришлось копить, но благодарные объятия того стоили.

— Хочу. А другой шкатулки не найдётся? — Виктор решил идти напролом. — Менее броской, жёл…

— Милый сэр, не расстраивайтесь! Моя шкатулка секретов вовсе ни при чём. Любовь Удачи переменчива, сейчас вам не повезло, но кто знает, может, она благословит вашу следующую попытку? — таким тоном фея могла сказать: «Проваливай, пока живой». Мимы медленно приблизились. Их выбеленные лица выглядели жутко.

«Вот почему меня не взяли в информаторы».

— Гоняться за Удачей — дело неблагодарное. Не любят женщины, когда за ними бегают, ох, не любят, — посмеиваясь, из-под руки Виктора вынырнул низенький человек. Удивлённо глянув вниз, он увидел беловолосую макушку с тугой косой до поясницы. Фея же резко обмерла, а мимы, пародируя езду на велосипеде, разъехались в стороны.

— Приятного дня, сэр. Могу я чем-то помочь?

— Вот, — мужчина хлопнул Виктора по локтю, — пришёл забрать знакомого. Он немного заплутал, не сердитесь на него, ладненько? — Леди Удачи кивнула с натянутой улыбкой. — Ну и хорошо, хорошо. Передавайте сердечный привет Майру, долгих лет ему жизни.

Мужчина галантно поклонился и леди Удачи, и двум мимам. Силой утащил Виктора прочь, опираясь на трость из лакированной белой древесины.

— Зачем вы вмешались? — Виктор выдернул локоть, когда прилавок леди Удачи скрылся за шатром.

— Вы поставили бедную Леди в щекотливое положение, я помог вам выйти из него, сохранив лицо, — с усмешкой ответил неожиданный «знакомец». — Позвольте представиться — Самуэль Ламарк.

И протянул ладонь, доброжелательно улыбаясь. Его глаза скрывали очки с тёмными линзами, а вот смуглую кожу спрятать не так просто, хоть Ламарк и старался: закутался в тренчкот, шарф, даже перчатки натянул, несмотря на тёплый день. Кажется, этот маленький человек отчаянно скрывал своё происхождение. Если бы Виктор не насмотрелся на Майхе Иде, то не отличил бы Ламарка от айрхе, поседевшего от старости.

— Джон, — Виктор не хотел его касаться, но и грубить не видел повода. Пальцы Ламарка оказались нечеловечески тверды и обжигали холодом даже через перчатку.

— Вот так? Видимо, обознался. Я-то рассчитывал встретить молодого человека по имени Виктор. Ну-ну, не удивляйтесь вы так. Все жители Дарнелла знают, что вы ищете хозяина необычного ножа, — произнёс Ламарк с лёгкой снисходительностью. — Не слишком-то скрытно работаете для человека, который официально мёртв. Что скажете в своё оправдание?

— Как вы узнали про меня?

— Я первым задал вопрос, Виктор, и жду незамедлительного ответа.

— И у меня мало времени, приходится действовать грубо.

— Печально слышать, — вздохнул Ламарк и отвлёкся на выступление двух жонглёров, перекидывавших друг другу горящие факелы.

— Откуда вы узнали обо мне? — с нажимом повторил Виктор, сжав кулаки. Если этот дейхе пришёл один, то от него легко избавиться.

— В Дарнелле не так много чудаков, сующих свой нос куда не надо с непосредственностью глупого щенка. Этот город — как… оркестр, — Ламарк вскинул руки на манер дирижёра. — Все на своём месте, каждый инструмент выступает только в своё время. Он дышит и двигается в едином ритме, словно живой организм, — дейхе выдержал паузу, застыв с одухотворённым лицом, но очки мешали увидеть выражение глаз. Вдруг его трость ткнулась в грудь Виктора, оставив на куртке грязный след. — И когда один из барабанщиков ломает свой инструмент, начинает кидаться то на флейтиста, то на скрипача, это сложно оставить без внимания, не так ли? Буду откровенен: раньше этот нож принадлежал мне, и ваши попытки вынюхать о нём меня беспокоят. Не удивляйтесь, что в ответ на такой интерес о вас самом разузнали многое. К чему эти поиски, Виктор? И лучше вам не врать.

— Близкого мне человека убили метательным ножом Маквудов. Это единственная нить, связывающая меня с убийцей, вот и пытаюсь найти хоть что-то, что может к нему привести.

— Всего-то, — Ламарк махнул рукой, и напряжение в его движениях сразу куда-то ушло. — Знаете ли, Виктор, как-то раз я повздорил с местными Сороками, в ответ они унесли в клюве кое-что из моих вещей, в том числе тот самый нож, с которым вы неосмотрительно бегаете по городу. С тех пор минуло несколько лет, я сомневаюсь, что вы найдёте их нового владельца.

«Вот как. Любопытно. А ведь Катерина настаивала, что убийца — среди Сорок, и вновь всплыли именно они», — однако стоило ли верить подозрительному человеку, которого боялись местные циркачи?

— Вижу, вы много знаете о Сороках, — с напором начал Виктор. — Может, подскажете, как выйти на них?

— Не та информация, которой стоит разбрасываться направо и налево, сами понимаете, — Ламарк покачал головой. Он звонко цокнул языком, и вдруг из ближайших кустов, украшенных шариками, выглянул белый енот. Слегка нагнувшись, Ламарк протянул руку, чтобы животному было удобнее забраться к нему на плечи. Виктор видел енотов только на иллюстрациях в бестиариях, а белых — и вовсе никогда.

— Это альбинос?

— Это Долька. Правда, он очарователен? — проворковал Ламарк и погладил енота меж ушей. Тот поспешил забраться под тренчкот, как в норку. — Не любит незнакомцев и толпу. Папочка вечно водит тебя по плохим местам, да?

Этот странный енот Виктору не понравился, хотя он не успел его толком разглядеть. Рядом с ним беспокоило тревожное чувство, от которого сосало под ложечкой, как уже было при виде курьерской куклы и ритуалов шаманов-горцев, что наводило на некоторые мысли.

— По-хорошему, мне бы вовсе с вами не встречаться, Виктор, но так уж случилось, что ваше прошлое меня заинтересовало. Может, и помогу с Сороками, но совсем чуточку. Старые распри уже давно забылись, взбалмошные птички могут приносить и пользу.

— Но взамен вам что-то потребуется? — вздохнул Виктор.

— Естественно, естественно. Но говорить об этом мы будем не здесь, нет. Знаете, раньше у меня был небольшой кондитерский заводик на Паясе, ныне он заброшен, к сожалению, — Ламарк покопался во внутреннем кармане тренчкота, Долька недовольно хватался зубами за его пальцы. Наконец он протянул потрёпанную временем визитку. — Здесь адрес, приходите по нему числа шестнадцатого, часам… к семи вечера, я как раз буду свободен. Там мы по-деловому обсудим наше сотрудничество. Заинтересованы?

Виктор хмуро рассмотрел визитку: гладкий белый картон, золотистое тиснение, без излишеств. Адрес знакомый, кажется, он однажды проходил мимо этого завода, но не придал ему значения. Зачем встречаться в заброшенном месте?.. Стоило прихватить на эту встречу не только нож, но и что-нибудь посерьёзнее.

— У меня всё равно выбора нет, так?

Самуэль Ламарк широко улыбнулся.

— Выбор есть всегда, как бы банально это ни звучало. Всего хорошего, Виктор, и берегите себя. Дарнелл не любит шумных выскочек.

В небе беспокойно каркали вороны. Осень вступит в свои права только через пару недель, а уже пришли гостить холода, угрюмые тучи и моросящие дожди. Поздним вечером, бывало, даже пар изо рта шёл. Чтобы не околеть, Хейд решил прикупить печёной картошки: об неё можно погреть руки, а потом с наслаждением съесть и согреться изнутри. В такую погоду до Сорочьего Гнезда пришлось добираться пешком да на попутном транспорте. Хейду нравился город в своей ночной ипостаси: тихий, безмятежный, словно вор в нём оставался совершенно один.

Чтобы сократить путь, он свернул с набережной в спальный район — не самый благонадёжный, но Хейд ведь тоже часть «тёмной стороны», пусть его и опасаются. Он успел съесть половину огромной картофелины, остывавшей до обидного быстро, прежде чем услышал сердитые голоса. Разбилась иллюзия уютного одиночества, даже еда показалась не такой вкусной, как секундой раньше. В свете газового фонаря он разглядел парней с кисточками в руках, за их спинами кричали алые буквы: «ГОРИ-ГОРИ ШЛЮХА-ИМПЕРАТРИЦА», «СКОРБЯЩИЙ ПАЛАЧ ОПЛАКАЛ ВАШУ СМЕРТЬ», «СКОРПИОН СДОХНЕТ ОТ СВОЕГО ЯДА». Компания мужчин в шляпах такие художества не оценила: грозилась набить «молокососные морды» и отчистить ими стены домов.

Чужие тёрки Хейда не касались, но свалить он не успел: один из шляпников кинулся на ближайшего парня, а тот вместо кисти вынул нож — брызнула кровь из рассечённого горла. Вандалы налетели стаей диких зверей, растерзав опешивших мужчин быстро и жестоко. Зверёныш, чьё лицо скрывал платок, указал ножом на невольного свидетеля, привлекая внимание остальных. Выронив недоеденный ужин, Хейд отошёл от ступора и рванул прочь.

Звери загоняли добычу молча, неотступно. Вокруг столько домов — нет, нельзя, это ловушки, никто не откроет дверь айрхе. Впереди замаячила вывеска паба, но увидев издалека, что за толпа к нему несётся, бармен тут же заперся. Хейд долбанул кулаками по стеклянным дверям: «Пусти меня, сволочь!», но бармен с виноватым лицом задвинул стальной заслон. Ушли драгоценные секунды. Хейд кинулся в сторону набережной, но ему отрезали путь. Ещё был шанс увильнуть через улочки, но его встречали и там. Загнанным кроликом Хейд бросился в оставшийся проход, он бежал, смаргивая дождевые капли, пока не наткнулся на тупик. Затормозил так резко, что не устоял на скользкой грязи и упал на колено. Сердце стучало, как бешеное, побуждая к действиям, сопротивлению, но что он мог сделать? Даже если закричит, никто не станет рисковать собой, чтобы его спасти.

Чужая тень накрыла Хейда, он сжался, затравленно глядя на своих палачей. Как же их много! От такой толпы и ножом не отбиться. Вдруг вспомнилось, как мать бинтовала ему ногу, рассечённую когтями степной кошки, приговаривая, что шрамы делают человека сильнее. Эти же слова он повторял ревущему брату, когда его руку порвала дарнеллская шавка, а Хейд дрожащими пальцами оставлял полосы кривых стежков. Почему в голову пришли именно эти воспоминания о людях, которых он когда-то любил?

Каркающий хор звучал всё ближе. Один из палачей, убрав нож за пояс, потянулся к Хейду голыми руками — действительно, зачем тупить лезвие о грязную обезьянку? — но не успел коснуться. Мгновение — и зверей накрыла галдящая волна. Вороны впивались когтями в кожу, выклёвывали глаза и раздирали лица. Они были неотвратимы, как стихия, то поднимаясь к небу, то вновь пикируя на охотников, ставших их пиром. Капала кровь, летели перья из сломанных крыльев, птицы со свёрнутыми шеями падали на землю. Несколько ублюдков осталось лежать в грязи, кто мог — бежал, воя от боли вполне по-человечески.

Хейд на ватных ногах выбрался из тупика, держась за стену. Голова гудела от криков птиц и людей. Какого чёрта это было? Будто один из кошмаров воплотился в реальности. От скрипучего «кар!» он дрогнул и вжался в рекламный столб — то был всего лишь один грач, с кривым клювом. Хейд же запрятал Дар в тайнике на Обводной, так почему птицы до сих пор преследуют его?

Отдышавшись, он помчался что есть духу к библиотеке. Астральная башня уже виднелась над крышами домов, манила, как спасительный свет маяка. Скорее, скорее бы укрыться в Гнезде! Там все свои, там можно не бояться кровожадных ублюдков и бешеных птиц. Массивные двери библиотеки с грохотом закрылись за Хейдом. Наконец-то. Осталось вытереть пот со лба, взять себя в руки и подняться по лестнице. Сороки осмелели, вновь начали слетаться в любимый хаб, поэтому народу в Гнезде хватало. Даже объявились воры, которых все считали повешенными после недавних рейдов. Вот только Счастливчика было не видать, опять опаздывал, зато вместо него нашёлся Михаил. Тот держался подальше от шумных компаний, смоля папиросу у открытого окна.

— Разве Несса ещё пускает тебя в Гнездо? — Хейд обессиленно сел на скамью рядом с ним. От пальто Михаила пахло рыбой и морем, этот запах не перебила и табачная вонь.

— Матушка-Гусыня любит даже тех птенцов, которые вылетели из гнезда искать свой путь, — Михаил протянул папиросу, но Хейд покачал головой. — К тому же я радую её свежей златочешуйной форелью. Где она найдёт ещё одного настолько щедрого контрабандиста?

— Может, и меня порадуешь? Сроки горят. Ты уже давно обещал, что мы свалим из города, — Хейд готов был хоть сейчас прыгнуть в трюм корабля и не вылезать оттуда до прибытия в Ашвайлию.

— Всё в силе, не переживай, братка. Сам не хочу затягивать: скоро Трёхглавый змей и Скорпион начнут жалить друг друга, лучше в такой момент находиться подальше от них. Снимаемся с якоря сразу же после отъезда нашей дражайшей императрицы.

И без того шумное Гнездо заполнила музыка — Спичка заиграл на гитаре, народ нестройным хором подпевал: «А я по жизни бродяга и вор, пока мне в спину не прилетит топор!» Михаил лениво наблюдал за ними со стороны, папироса в его руке медленно тлела.

— Знаешь, братка, буду я скучать и по Скорпиону, и по этой дыре. Повидал уже весь мир, везде свои достоинства и недостатки, но я всегда возвращался именно сюда, — проговорил он и глубоко затянулся.

Хейд промолчал. Он не станет горевать, даже если Морской хан поглотит весь Тормандалл, опустив его на дно океана. Рядом с Михаилом было сидеть невозможно, Хейд чувствовал, как вонь его курева въедалась в кожу. Не зная, чем себя занять, он подсел за стол к Сорокам, увлеченно играющим в Пьяного рыбака. Саму игру Хейд не любил, но руки помнили старые приёмы. Почему бы и не скоротать время, пока Счастливчик где-то пропадает.

— Гляньте, какая птичка к нам залетела, — оскалив больные зубы, пробасил Ловец. — Ставки делать будешь, коротышка?

— Коротышка у тебя в штанах, — Хейд выложил на стол двадцать шиллетов. За свою жизнь он слышал прозвища и обидней, но если промолчит — только хуже станет.

За ленивой перебранкой Сороки разыграли несколько «заплывов». Хейд собрал Опасную компанию, парочку Стайных охотников и завершил Большим уловом; хоть кости и падали хорошие, а играл без огонька. То и дело вглядывался в рожи Сорок, не чувствуя себя в безопасности.

— Тьфу на тебя! — от души плюнул Муха, увидев Опасную компанию у Хейда. — С айрхе в Рыбака играть — себя не уважать.

— Вся хорошая рыба ему в руки плывёт, как заговорённая. Чувствует дурную кровь, — поддакнул кто-то из новеньких.

— Забирай улов и проваливай, не порть нам игру, — закончил Ловец, махнув рукой, будто прогонял надоедливое насекомое.

Неудачники.

— Раскудахтались, как общипанные клуши, смотреть противно, — Счастливчик плюхнулся на свободное место и кинул на стол несколько шиллетов. — Чего зырите? Играть будете, или вы здесь ныть собрались?

— Ещё хоть раз назовёшь меня курицей, я тебе яйца снесу, — пригрозил Ловец и передал кости.

Поймав взгляд Хейда, Счастливчик подмигнул с весёлой ухмылочкой, но тот никак не отреагировал. Уж с зарвавшимся ворьём он разобрался бы и без посторонней помощи. Игра шла вяло. Сороки один за другим плевались и уходили ни с чем, спустя час за столом остались сидеть лишь двое.

— Не замечал в тебе страсти к Рыбаку, — сказал Счастливчик, поправив платок на шее. Опять он нацепил на себя нелепый горошек.

— Чем только не займёшься, лишь бы скрасить ожидание одной запаздывающей пташки. У которой, видимо, поломаны все крылья и лапы, потому она ползком тащилась до Гнезда.

— Перестань дуться, цивильчик. Уверяю, я летел к тебе со всей возможной скоростью.

Хейд отмахнулся от брехливых слов и бросил кости.

— Так что за заказ, которым ты недавно дразнился?

— Ого, три кита, опасно, — присвистнул Счастливчик, оценив расклад подельника. Оглянувшись, он понизил тон, почти шепча: — Намечается дело века, не шучу! Однако великие дела требуют великого доверия, а оно у Сорок, сам знаешь, такое же непостоянное, как шлюхи в «Аисте». Если согласишься — придётся укрепить наши отношения, — он задумался над сказанным и расхохотался, растеряв весь серьёзный настрой. — Будто замуж зову, а? Но навар того стоит, цивильчик, а ты единственный совмещаешь две важные характеристики: достаточно умелый вор, которому я достаточно доверяю.

— Погоди, погоди. Столько слов наговорил, а сути я так и не уловил. Во что ты хочешь меня втянуть?

— Нас втянуть, но риск того стоит, верь мне. Если не подведёшь, Морт — мы попадём в историю!

И ради этого пустобрёха Хейд тащился сегодня в Гнездо? Он начал демонстративно вставать из-за стола, но Счастливчик с торопливым «стой-стой-стой» успел схватить его за рукав и заставил сесть на место. Удостоверившись, что Сорок в Гнезде не осталось, все разлетелись по заказам, даже Спичка со своей гитарой, он перешёл к сути:

— Замут таков: императрица привезёт не только косточки нашего бывшего монарха, но и некие реликвии династии Аргелов, вывезенные из Дарнелла годы назад. Эдакая дань уважения и памяти. Смекаешь, Морт? Смекаешь, насколько ценные штучки везут в наше захолустье?

— Смекаю. Не смекаю лишь, зачем мне в это ввязываться. Такой хабар сбыть даже сложнее, чем украсть. А если Чёрная гвардия вклинится? — Хейд хмуро кинул кости. Не удалось собрать пять китов для Большого улова, но шансы на выигрыш, если сравнивать с результатом Счастливчика, всё ещё хорошие.

— Один человек уже говорил мне подобные слова. А потом рискнул — и прославился как искуснейший вор Дарнелла.

Сердце Хейда замерло на мгновение. Ублюдок знал, на что давить.

— Ты… ты про Соловья?

— Именно, мир его праху. Мы были молоды и горячи на голову, когда я предложил безумную идею — обчистить музей Губернаторского дворца. Правда, Соловей в итоге провернул дело без меня… ну, и где он теперь, а? — Счастливчик подмигнул с неестественной улыбкой. — У нас-то судьба лучше сложится. А главное, каков момент! Императрица собирается одарить народ целой речью, власть из портянок выпрыгнет, лишь бы организовать достойную охрану. Музей будет закрыт и не так защищён, как обычно. Вот он — шанс. Наши имена будут шептать в Гнезде с таким же благоговением, как некогда шептали имя Соловья. И, конечно, обогатимся, не без этого. Даже если не доберёшься до реликвий Аргелов, в музее всё равно найдёшь, чем поживиться. Уж я-то найду нам коллекционера с достаточно большим кошельком, который с радостью купит всё, что притащишь.

Счастливчик заливал с таким вдохновением и страстью, что его затея начала казаться любопытной. Только не из-за славы, денег, или честолюбивого желания проверить мастерство, на что пытался надавить информатор. Хейд проговорил: «Я согласен», и словно нырнул в ледяную прорубь.

— Знал — не разочаруешь, — Счастливчик облегчённо выдохнул и ослабил узел платка. — Толковый ты мужик, не то, что Соловей. Но смекаешь, да? Никто из семейки Мугнус не должен знать о наших планах. Майр не одобрит риск для всех Сорок, а то и потребует процент! Держи рот на замке и готовься. Хорошенько так готовься, а я тебе помогу. Ух, вот это дело мы замутим, дружище!..

Счастливчик бросил кости в последний раз: выпали недостающие краб и луфарь, собрав Пьяного рыбака. Воскликнув: «Глянь-ка, сегодня мой день, хоть беги лотерейные билетики покупай!», он сгрёб со стола сотню шиллетов. Простенькая манипуляция с костями осталась незамеченной — у Хейда были свои представления о благодарности. Пусть порадуется, засранец.

Оставшись в одиночестве, Хейд устало потёр лицо. Не слишком ли он поспешил с решением? Губернаторский дворец — далеко не особнячок Бороха. Там полегло не меньше сотни воров разной степени искусности, так и не взявших эту «крепость». Все публично вздёрнуты, а ведь были среди них и знакомые Хейда, такие же Сороки, решившие бросить вызов и что-то доказать.

«Зачем только согласился?» — перед глазами возникла картина из прошлого: мрачная комната на вершине маяка, силуэт висельника на фоне окна, рыдающая в истерике Несса, ещё такая юная и красивая. Именно поэтому. Хейд запер на множество замков эту часть прошлого, но кошмары напомнили, что оно до сих пор сидит где-то глубоко в голове. Грех не воспользоваться шансом решить загадку смерти Соловья и покончить с этим делом раз и навсегда. Стоило забрать у Ардашира перстень-ключ и отпереть им кое-какие тайны «Аиста»: карты музея, записи и планы — даже спустя годы все они были сохранены в целости, Хейд не посмел касаться вещей друга. Перечитать бы, освежить в памяти.

Дождь утих, лишь слышался редкий стук капель о шифер. Хейд так и не придумал, как рассказать Айлин, что он покидает Тормандалл. Малодушно не хотелось обременять себя прощаниями — исчезнуть бы из её жизни так же внезапно, как в ней появился... и всё же Айлин подобного не заслужила. Привычным путём Хейд забрался на каркас астральной башни и постучал в окно. На удивление, долго ждать не пришлось: лиственная завеса расступилась, явив покрасневшее от бешенства лицо Нессы. От неожиданности Хейд дёрнулся назад и чуть не полетел с карниза, но Несса успела распахнуть окно и затащить упирающегося вора внутрь.

— Я. Так. И. Знала! — Несса по одному слову выплёвывала в лицо Хейда, сейчас она была не Матушка-Гусыня, а разъярённая гарпия. — Предупреждала ведь — не лезь к Айлин! Её жизнь — не твоё собачье дело!

— Моё собачье дело, что ты заперла ребёнка в клетке и оставила чахнуть в одиночестве, — Хейд попытался оттолкнуть Нессу от себя, но та лишь сильнее вцепилась в лацканы пиджака. Этот разговор давно зрел между ними, но момент для него выпал ну совсем не подходящий. — То, что Айлин ослепла, не значит, что надо отрезать её от мира своей опекой. Вечно за ней ухаживать ты не сможешь, как она будет выживать без тебя?

— Послушайте только, как заговорил наш доморощенный папашка! — Несса противно засюсюкала, сощурив глаза. Этот её тон Хейд особенно ненавидел. — Где же было его ценное мнение, когда он свалил чужого ребёнка на мою голову и спрятался в нору, поджав хвост? — она осмотрелась, будто у окружавших их растений должен был найтись ответ. — Заглядываешь к Айлин раз в полгода, милуешься, а она и рада — её герой-спаситель явился. Где же этот герой пропадал первые месяцы, когда девчонка рыдала днями и ночами, шугаясь любого звука? Отозвался ли герой хоть раз на мои просьбы помочь приучить эту дикарку к туалету, ванне и ложке с вилкой? Нет, он струсил! Побоялся взять на себя ответственность за чужую жизнь, скинув её на меня! Будто моя собственная жизнь была недостаточно сложна после смерти Соловья.

Несса выговорила это всё на одном дыхании. Но она ещё не закончила, о нет.

— Ты дурной человек, Морт! Ты даже понятия не имеешь, что происходит с Айлин на самом деле, тебе не интересны проблемы любимой зверушки, и ещё считаешь себя вправе высказывать мне какие-то обвинения?!

Крик Нессы эхом прокатился по оранжерее. У Хейда внутри всё кипело от невысказанных упрёков, но он молчал. Наверно, потому, что Несса была отчасти права — или даже полностью. Но ведь она тоже ошибалась!..

— Меня от тебя тошнит, — Несса оттолкнула Хейда в сторону открытого окна. Тот едва успел схватиться за раму. — Запрещаю приближаться к моей Айлин, к моему Гнезду, к моей библиотеке. Ещё раз увижу — застрелю, — закончила она пугающе спокойным тоном.

И Хейд ушёл.

— Жители Дарнелла, этого старинного и прекрасного города! Мне жаль, что свой первый визит к вам я вынуждена совершить по столь печальному поводу — нашего любимого монарха, Арчибальда IV, больше нет в живых. Много лет он твёрдой рукой направлял империю по пути прогресса и процветания. Мы знали его как смелого лидера, как талантливого полководца, как справедливого судью, как заботливого отца и верного, любящего мужа. Не думайте, что его кончина пошатнёт могущество Тормандалла. Клянусь, мои плечи будут крепки и вынесут весь груз ответственности, возложенный на меня как на императрицу-регента, до тех самых пор, пока законный наследник не сможет занять моё место. Случится это через много лет, а сегодня я вместе с вами хочу проводить Арчибальда в последний путь. Так, как он того заслуживает.

Виктор в компании Катерины сидел на крыше ближайшего к центральной площади дома, рассматривая императрицу через монокль. Таких умников на крышах собралось достаточно — к погребальному костру было не протолкнуться, а увидеть правящую семью хотелось всем. Помнится, Виктор лично встречал Арчибальда IV три года назад: светловолосый статный мужчина, с бакенбардами, правильными чертами лица — истинный представитель древнего рода. Именно он помог мастеру Таррнету придать Хранителям тот облик, который они имели и поныне. Вдова его, Минерва Аргел, стояла перед народом на высокой трибуне. За её спиной возвышались монументальные стены Губернаторского дворца, украшенные флагами с гербом рода Аргелов — золотым скорпионом на чёрном фоне.

— Насмотрелся? Возвращай, — с этими словами Катерина отобрала монокль.

— Ты когда-нибудь бывала на приёме у Аргелов? — поинтересовался Виктор у своей… подруги? напарницы? Никогда не выходило точно охарактеризовать их с Катериной отношения. Для дружбы та слишком откровенно им пользовалась, а что до самого Виктора… Виктору нравилось проводить с ней время. Рядом с Катериной не нужно притворяться Джоном или кем-либо ещё.

— Нет. А ты?

— Как-то раз я сопровождал мисс Таррнет на совет в Андронталле. Там и императора видел, и детей его. Хорошее впечатление осталось.

— Повезло, — кажется, Катерина вправду завидовала. — И как там… наследники?

Виктор с удивлением глянул на собеседницу: та к детям всегда относилась с неприязнью, теперь-то с чего интерес? Он покопался в воспоминаниях: «Маленькие непоседы, как и все дети. Постоянно крутились вокруг приближённых, заваливая их вопросами. Леди Лорана заявила, что тоже станет приближённой, чтобы знать всё на свете и помогать сэру Ленарду, когда тот наденет корону». Слушая его и глядя в монокль, Катерина вдруг мягко улыбнулась. Видеть это было ещё страннее.

— Узнала что-нибудь о воре-убийце?

— Нет. Город затих под взором императрицы, — Катерина вернула монокль Виктору и, сладко потянувшись, улеглась на нагретый солнцем шифер. — А ты смог подружиться с Сороками?

— Нет. Но нашёл человека, обещавшего мне помочь.

— Кто же это такой? — между слов читалось: «Неужели ты смог что-то сделать без меня?»

— Потом скажу, — буркнул Виктор. — Сначала я должен всё проверить.

— Как знаешь. Действуй аккуратно. Никто не любит ищеек, задающих слишком много вопросов, а ты у нас деликатностью не отличаешься, мой дорогой Раймонд.

— Странно, что столько деликатных людей нуждаются в моих грубых методах.

Речь императрицы подошла к концу. Приближённые Пепельной судии окружили тело Арчибальда IV с факелами в руках, распеваемая ими песнь последних слов зазвучала из громкоговорителей. Вспыхнул погребальный костёр, обративший великого человека в прах, как того требовали Законы.

— Вот и всё, — со вздохом сказал Виктор сам себе, наблюдая, как жадные языки пламени обгладывают тело. Жаль, что у него не было даже шанса увидеть прощание с мисс Таррнет. — Не хочешь посмотреть?

— Я и так вижу, как красиво горит, — Катерина довольно щурилась.

— Не особо-то ты любила императора, да?

— Это дело давнее, мой дорогой Раймонд. Не забивай голову.

* * *

Хейд часто бывал в Губернаторском дворце. По молодости ходил в музей и облизывался на коллекцию реликвий, разок заглядывал по цивильной работе и вот сегодня явился в последнем своём амплуа — воровском. В былые времена он даже думать не смел об ограблении Губернаторского дворца: там всюду проведена сигнализация, охрана бдела на каждом углу, в коридорах круглосуточно сновал разношёрстный народ, от посетителей музея до чиновников. Дарнелл знал лишь одного вора, умудрившегося провернуть удачную кражу и не попасться властям. Хейд до сих пор помнил болезненный шёпот: «Она позвала меня, Птенчик, и я забрал её», с которым Соловей показывал жутковатый трофей. Забрал он «не всё, лишь часть», почему только часть — не хотел рассказывать, а вскоре не смог. Бывший друг и наставник столько вопросов оставил после себя, столько недосказанности. Всегда хотелось решить эту загадку.

Хоть Хейд и не ожидал простой вылазки, ни в одном из заготовленных планов он не оказывался запертым в шкафчике раздевалки для работников музея. За жестяной дверцей блуждали тени, слышался топот как минимум трёх человек: «Проклятье, чемодана нет!» — «Кто отвечал за чемодан? Только не говорите, что Евгений». — «Сам же ему поручил». — «Кто ж знал, что он такое ссыкло, прокляни Кэйшес его душонку! Но чемодан должен быть, своими глазами у него в руках видел. Небольшой, чёрный. Не мог же он обратно унести!» С каждым скрипом дверец разоблачение приближалось к Хейду. Прикусив шрамы и стараясь не задеть тесные стенки убежища, он потянулся к метательному ножу.

— Нашёл, — послышался «чпокающий» звук заклёпок, громкое шуршание. — Три револьвера. Евгений и не планировал идти с нами.

— Не нравится мне это, — забеспокоилась ближайшая к Хейду тень. — Ох, не нравится. Уверен, что оно того стоит?

— Тебя спросить надо, не мне нужны деньги на ребёнка. Ну? Ты с нами? Тогда кончай ныть и бери револьвер. Стрелять в самом крайнем случае, ясно вам? Сколько там времени… Игорь уже должен был отключить сигнализацию в «наших» залах. Все помнят план? Отлично. Ну… вперёд.

Какая неприятная неожиданность, у Хейда появились конкуренты. Самое интересное — они даже не Сороки. Подобное соседство могло обернуться чем угодно, лучше не попадаться на глаза этим… ворам. Благо Губернаторский дворец огромен, добычи хватит всем.

Выбравшись из служебных помещений, Хейд оказался в выставочной зоне, посвящённой нынешней эпохе. В плане наживы ничего интересного: на стенах висели гравюры современных видов Дарнелла, в центре красовался детализированный макет города в предполагаемом будущем (что примечательно, района Горбов на нём не было), по левую руку стоял стенд, описывавший героизм дарнеллцев при строительстве знаменитой плотины Вердиша, да статуя Арчибальда IV пристроилась в углу. Скука. Не прошло и пяти минут, как Хейд наткнулся на первый «подарочек» от конкурентов — связанный по рукам и ногам охранник. На полу остались капли крови от удара по голове.

«Подбираются к ювелирке. Если они тут работают, то могут знать нюансы системы охраны. Может, пусть сделают своё дело, а я обчищу их?» — план Хейду понравился, он подобное уже проворачивал, смущало лишь знание о трёх револьверах. Однако вместо ювелирки конкуренты завернули в картинную галерею. Тоже неплохой выбор — меньше возни с охранными системами. Речь императрицы тем временем подошла к концу, мрачно завыли голоса квадрианских адептов.

Хейд спрятался за тотемом горцев, высеченным из цельной глыбы розового гранита. Из укрытия он следил, как воры, одетые в комбинезоны работников музея и скрывающие лица за платками, вырезают из рамы единственный в мире портрет «Дикой» Альмы Кэйшес. Картину недавно привезли в музей, хоть местные квадрианцы и гневно бурлили из-за такого решения. С холста смотрела обычная женщина с буйной кудрявой гривой и красивой горбинкой на носу, одетая в платье придворного инженера, с приметной брошкой в виде бражника на груди. Усталые синие глаза, казалось, сияли призрачным светом. Что за глупая игра воображения. Всё из-за рассказов о злодеяниях беззаконницы, утопившей в крови весь восток Тормандалла.

Глухой хлопок, и у вора с лезвием в руке разлетелась голова. Его подельник, обрызганный кровью, успел нажать на курок револьвера, но тот лишь вхолостую щёлкнул — после хлопка на пол осел и он. Последний живой вор отчаянно прижимал портрет к себе, словно надеясь, что холст послужит ему щитом.

— Опустите картину, — раздался скрипучий, искажённый динамиком голос. — Повторяю в последний раз: опустите картину!

Вор дрожащими руками положил холст на пол и тут же получил пулю. Хейд нервно сглотнул. Эхо множества шагов отражалось от стен, казалось, его тоже вот-вот окружат, раскроют, пристрелят, как собаку.

— Что сообщить в рапорте?

— Ликвидация Левиафанов, совершивших вооружённое проникновение с целью покушения на императрицу-регента, успешно завершена. Тела — убрать, охранников — на допрос, доносчику — вознаграждение, картину — на реставрацию. Выполнять!

Хейд достал складное зеркало с мозаикой на крышке. Решил не сбывать вещи убитой девушки скупщикам, слишком рискованно, так они и болтались в подсумке. Придвинувшись к боку тотема, Хейд поглядывал на отражение в зеркале, следя за происходящим в зале. Чёрная гвардия, надо ж было так влипнуть! То же самое дерьмо, что и Хранители, только в личном подчинении императорской семьи и от того дурнее пахнущее. Неудивительно, что раз приехала Аргел вместе с наследниками, то и их тени потянулись следом, но почему они зачищают именно это здание? Счастливчик клялся, что ему слили информацию о месте, в котором собиралась гостевать императрица, и Губернаторский дворец им не являлся!

К счастью, Хейд тоже умел становиться тенью. Скрываясь от патрулей, он добрался до лестницы, ведущей на второй этаж к реставрационной мастерской — через неё можно было попасть в хранилище. Мастерскую запирали на два замка: обычный створчатый и системы бэнрида, названный так в честь создателя — в центре двери сияла металлическая пластина с декоративным рисунком, от которой расходилось два засова. Бэнридские замки открывались специальными кольцами-ключами, и у Хейда как раз завалялось одно — с рельефным изображением скорпиона, которое идеально подошло к такому же рисунку на пластине. Рельеф чётко вошёл в углубления. Всё-таки Соловей не обманул.

Со стороны лестницы раздались искажённые динамиками голоса. Хейд торопливо прокрутил кольцо два раза направо до щелчка — отворились засовы слева. Три раза налево до щелчка — отворились засовы справа. Разобравшись с первым замком, он взялся за второй — тому было достаточно отмычек, но всё равно пришлось повозиться. Хейд с довольной улыбкой распахнул дверь, чтобы носом уткнуться в ещё одну.

«Об этом Соловей не предупреждал. Хоть что-то, да поменялось с тех лет», — Хейд вновь принялся колдовать отмычками.

Мастерская встретила гостя удушливой затхлостью с едковатой примесью красок и масел. На одной стороне зала царил бардак: все поверхности захламлены разнообразием тканей, банок, склянок, особенно выделялся разобранный мехатрон; на другой — рабочая зона, где сохранился относительный порядок. Вход в хранилище закрывала решётчатая дверь, рядом с ней стоял безликий манекен, одетый в украшенное жемчужными нитями платье Маргарет Эливайн, одной из основательниц города — её изображение в этом же наряде висело на стене. Хейд провёл пальцем по шрамам на подбородке. Дверь хранилища была закрыта на амбарный замок, где они откопали такое старьё? Опустившись на колено, Хейд рассмотрел это чудовище. Отмычки бесполезны, к особому замку — особый подход.

У дверей раздался шум и хрип динамиков. Хейд бросился в единственное пришедшее на ум убежище — под пышную юбку леди Эливайн.

— Хромой, приём, — женский голос шипел из-за помех.

— Хромой на связи.

— Вы нашли ключи?

— Нашёл, — злобно проговорил гвардеец, иногда его шаги раздавались совсем близко от убежища Хейда. Под юбкой было жарко, как в печи. Женщины терпели такую пытку! — Зря потратил время. Передайте Седому — он мог бы и предупредить, что мастерская уже открыта.

Повисла многозначительная пауза

— Седой на связи. Я занимаюсь грёбаными трупами, а ты разнылся от элементарного дела, салага!

— Хромой, Седой не мог открыть дверь, — вмешался женский голос, не дав разгореться перепалке. — Задача отнести картину и связанные с ней подзадачи были возложены лишь на вас. Осмотритесь. Если вам окажут сопротивление, то разрешаю стрелять на поражение. Через пятнадцать минут высылаю к вам Седого. Держите меня в курсе. Молот, конец связи.

«Суровые ребята, а клички, как у Сорок, — Хейд нервно усмехнулся. Допустим, его не найдут, тогда гвардеец запрёт за собой мастерскую, оставив вора в ловушке — замок бэнрида открывался лишь с одной стороны, из-за чего не сыскал популярности. — Думай, Морт, думай! Сейчас отсиживаться — не вариант!»

Залезая под платье леди Эливайн, Хейд приметил на манекене высокие сапожки. Зачем такое внимание к деталям, если под юбкой не видно — загадка, но щепетильность работников мастерской могла сыграть ему на руку: сапоги были зашнурованы белоснежными шёлковыми лентами. В голове зародилась безумная идея. Несмотря на тьму, Хейд ловко расшнуровал сапог и дёрнул ленту пару раз — крепкая, качество хорошее. Пан или пропал.

Пугающая фигура в чёрной шинели маячила рядом: гвардеец одним за другим открывал дверцы шкафов с материалами, держа револьвер наготове. Скрутив ленту в тонкий жгут, Хейд намотал его концы на руки. Сердце бухало в груди. Ближе, ещё ближе. Гвардеец нашёл на верхней полке шкафа литую ручку в виде сплетённых щупалец осьминога и сильно ею заинтересовался. Хейд сглотнул: «Проклятье, он выше меня на несколько голов!», и будь проблема только в этом. Гвардейца защищал шлем и высокий ворот шинели, придётся как-то исхитриться.

— Лучше бы пошёл в кузнецы, как мать говорила, — пробормотал гвардеец и тоскливо выдохнул. Хейд запрыгнул на него со спины и сдавил шею жгутом прямо под краем шлема: гвардеец даже не успел вдохнуть, он сопротивлялся недолго, но отчаянно. На всякий случай Хейд проверил его дыхание.

«Хорошая новость: не придётся корить себя за очередную смерть ради спасения своей шкуры».

В спешке Хейд обшарил карманы пальто: вдруг в них завалялся ключ от хранилища? Увы, не повезло. Оставался лишь варварский способ: Хейд продел ломик-ледоруб через дужку амбарного замка и воспользовался им как рычагом. Не сразу, но это чудовище поддалось. Соловей красочно описывал свинцовый сундук. Спустя столько лет его могли увезти в другое место, но Хейд всё равно бегло осматривал стеллажи. Бумажные свёртки и деревянные ящики он игнорировал. Нужный сундук, обмотанный красной бечёвкой, потускневший от времени и вычурный на вид, нашёлся в самом дальнем углу. К крышке было прикреплено несколько информационных листов, Хейд вынул самый первый и пробежался по нему взглядом.

«В наличии:

1) Сундук (сталь, свинец) — 1 шт. Примерный возраст: 980 лет.

2) Скелет конечности неизвестного существа (материал неизвестен) — 1 шт. Примерный возраст: невозможно установить.

3) Скелет зародыша неизвестного существа (материал неизвестен) — 1 шт. Примерный возраст: невозможно установить.

Примечания: без разрешения РСТ сундук не открывать. Требуется спецзащита уровня А5».

Судя по списку адресов, сундук долго колесил по исследовательским центрам, даже в Вердесте успел побывать. Как-то… странно, но его бы не держали в музее, будь он опасен для людей, верно? Замок поддался быстро, а вот с крышкой пришлось повозиться — она была чертовски тяжёлой, Хейд чуть не надорвался. Под ней лежал свинцовый лист, покрытый резьбой в виде геометрических фигур, прямо как на боло приближённой. Не слишком ли много свинца для сохранения каких-то костей?

В глубине сундука, на мягкой подкладке, и впрямь лежал зародыш непонятного существа. Только не из кости, а из лососёвого камня с багровым отливом, внутри которого ветвились жилки-сосуды. Пробормотав: «Ну и что ты такое?», Хейд взял в руки странную находку. Неуютно было даже смотреть на это безумное творение то ли природы, то ли человека: череп ящерицы с птичьим клювом, короткий плоский хвостик, похожий на мокрицу, который существо обхватывало шестью крошечными лапками. Ни в одной книге не говорилось о таких животных, а прочитал Хейд много.

Почему же из всех богатств Соловей положил глаз именно на свинцовый сундук? Почему украл руку, но не тронул зародыш? Почему повторял: «Она меня звала»? Лично Хейд никаких перемен в себе не чувствовал и голоса не слышал. Ответ очевиден.

«Меня одурачили. Точнее, я одурачил сам себя. Отказывался верить, что Соловей мог банально поехать крышей. Не было в его смерти никакой загадки, а я — наивный сентиментальный дурак. Спасибо за болезненный урок, дорогой друг», — Хейд ведь столько всего успел себе нафантазировать: Соловей не скупился на подробности, пока рассказывал о «краже века», будто ждал, что рано или поздно «Птенчик» повторит его путь. Повторил. А толку?

Зародыш он убрал в подсумок, не уходить же с пустыми руками. Наскоро вернув сундуку первоначальный вид, Хейд вспомнил об уговоре со Счастливчиком. Прохвост ждал свою долю, скелетом уродца его не задобрить. Самый простой вариант — обобрать соседние полки, но хранилище музея — далеко не хранилище банка; судя по маркировкам, всё было отложено для реставрации или исследований. Счастливчик ждал иную добычу.

Из мастерской послышался шипящий возглас: «Хромой, всё чисто? Я жду вашего отчёта. Хромой, приём! Молот на связи!» Хейд кинулся к бессознательному телу гвардейца. Крики звучали из шлема с маской, он служил полноценной гарнитурой для приёма и вывода сигнала… откуда? Хейд присмотрелся к толстому проводу, идущему от шлема. Расстегнув шинель, он окинул взглядом укреплённый стальными пластинами жилет и широкий пояс, увешанный неизвестными устройствами — похоже, это целая портативная радиостанция! Хейд читал в журнале по радиотехнике о них, но более громоздких на вид, которые на поясе не унести.

Шлем надрывался: «Вызывает Молот! Хромой, ответьте!» У цивилов такой аппаратуры не встретишь, с наскоку сложно было разобраться, как эта рация работает. Пока Хейд искал тагенту, переключающую с приёма на передачу сигнала, шлем угрожающе замолк и больше ни единого звука не издал.

«Кажется, за мной уже вышли».

Пояс с рацией Хейд закрепил на себе. Гвардейское пальто было предсказуемо велико, пришлось закатать рукава, чтобы не мешались. Смотреть на мир через окуляры маски оказалось жуть как неудобно. Такая себе маскировка, зато можно надеяться на мизерный шанс, что его не прибьют как увидят.

Итак, дело дрянь. Первый этаж весь под охраной, а что с этажами выше? Скорее всего, ещё хуже. Зато начиная с третьего, не было решёток под сигнализацией, отличный шанс выскользнуть через один из балконов. Быстрым уверенным шагом, будто он вовсе не Сорока под личиной гвардейца, Хейд направился к единственной лестнице на третий этаж.

«Может, стоило взять револьвер? Нет, нет, лишняя тяжесть, стрелять всё равно не умею», — вместо этого Хейд сжал в руке привычный метательный нож. Вестибюль встретил его мёртвыми гвардейцами, из их шей торчало по длинному костяному шипу. От вида кровяных луж, медленно растекавшихся по полированным плитам, становилось дурно; казалось, вот-вот Элия Уайт начнёт петь про свои дирижабли, и Хейда накроет очередной приступ. Стоять нельзя, надо действовать, немедленно! На третьем этаже его ждала та же самая картина. Трупы. Всюду трупы. Хейд вновь застрял в кошмаре? Уж лучше так, иначе выходило, что по дворцу ходил монстр, способный убить сразу нескольких гвардейцев. Отлично. Великолепно!

— Молот на связи. Отряд Аккорд, вы на месте? Отряд Монолит?.. Жало? Молот на связи, ответьте! Мне нужен ваш рапорт, — звучало эхо в пустынных коридорах. — Немедленно ответьте! Аккорд, Монолит, Жало! Проклятье… — Хейд вздрогнул, услышав возглас в динамиках своего шлема. Как у этой штуки регулируется громкость? — Гвардия, на связи Молот! Отряды второго реагирования не отвечают на вызов! Срочный сбор у цели. Принимаю главное командование по протоколу ТК4.

Видимо, у вора с убийцей общий путь. Нерадостное наблюдение, но назад уже не отступить — по пятам шла остальная Гвардия. Что хуже: куча живых гвардейцев или один убийца гвардейцев? А ещё… тут, по ходу, императрицу убивают. Скверное дело, но что обычный вор мог противопоставить чудовищу, которому и Чёрная гвардия не преграда?

До комнаты со спасительным балконом остался один поворот, за которым Хейд увидел оседающие тела двух гвардейцев, охранявших двери. Раздался женский вопль «Убирайся!» и три выстрела. Казалось бы, всё просто: уйди, пережди бурю, да улизни, как всё закончится. Вместо этого Хейд побежал на крик, успев ровно в тот момент, когда неуловимый убийца добрался до императрицы. Человек в шлеме и гвардейской шинели выбил из руки Минервы Аргел револьвер и схватил её за волосы, заставив упасть на колени. Метательный нож вонзился в плечо убийцы за мгновение до того, как тот успел ударить костяным шипом. Рука лже-гвардейца болезненно дёрнулась, острие шипа лишь распороло горло жертвы вместо того, чтобы пробить его насквозь. Взвыв от боли, убийца тут же бросился прятаться за стол, опасаясь выстрела. К счастью, он не знал, что у Хейда, кроме ещё трёх ножей и лома-ледоруба, оружия не было совсем, а убийца и не стал проверять — улизнул через балкон. Хейд бросился к истекающей кровью женщине — та лежала, не шевелясь, прижимая ладонь к горлу. Дышала резко и рвано, но главное — дышала, ей ещё не поздно помочь.

Сбросив с себя пальто, Хейд смотал его в рулон и подложил императрице под шею. И как ещё помочь человеку со вспоротым горлом? Лишь бы не сделать хуже своим вмешательством! В одном из подсумок он держал аптечку — она не раз спасала, когда Хейд ранился во время ходок. Достав пузырёк со спиртом и бинт, он прочистил края раны и плотно её замотал. Нечитаемым взгляд леди Аргел уставился прямо на Хейда, глаза у неё были большие и насыщенно синие, прямо как у Дикой Кэйшес с портрета. Хорошо, что лицо вора скрывала гвардейская маска.

— Держитесь, пожалуйста, на вашей совести империя и дети, — приговаривал Хейд, вспомнив совет из книг: умирающий должен оставаться в сознании. Свежие бинты окрасились в красный. Императрица закрыла глаза и обмякла в его руках, дыша совсем слабо. На этом всё. Хейд больше ничем не мог помочь. Вот-вот в кабинет ворвётся толпа гвардейцев и вряд ли выдаст медаль за мужество или хотя бы выпустит живым.

Шлем был слишком тяжёлым и неудобным, Хейд без сожаления выбросил его прочь. Саму рацию оставил — ценная находка. Выбежав на балкон, он перегнулся через перила и нервно прикусил шрамы, оценив предстоящий спуск. Зелёное пятно газона казалось недосягаемым, зловеще выл промозглый ветер, а сам Губернаторский дворец был во много раз выше любого дома, по которым Хейд обычно лазал.

Балкон императрицы, похожий на чашу, подпирали великанские статуи Судий — Духовного и Мудрой, любовно высеченные со всей детальностью. Возможно, Квадранта станет свидетелем долгого падения глупого вора, внутри которого проснулось… чёрт даже знает, что именно. От женщин в его жизни сплошные беды, Хейд давно приметил.

Духовный, облачённый лишь в судейскую мантию, не мог похвастаться удобными выступами, потому своим путём к свободе Хейд выбрал Мудрую — поверх её мантии была накидка из перьев и цепей. Спуск от этого не стал проще: перья резали ладони сквозь перчатки, грозились обломиться под ногами, приходилось учитывать изгибы исполинского тела. Услышав рядом хлопанье настоящих крыльев, Хейд вздрогнул и мгновенно за это поплатился: нога соскользнула с опоры. Спасло лишь то, что чуть ниже шли звенья цепи, он едва успел зацепиться за одно из них. Сердце бешено стучало, но Хейд не задумывался над тем, что чуть не произошло. Жив — и ладно.

На цепь сел грач, решив составить компанию вору, которого чуть не угробил. Птица казалась знакомой, а точнее — её кривой клюв. Хейд шикнул, пытаясь прогнать настырного грача, но тот лишь обидно каркнул в ответ. Спланировав с цепи, он на лету клюнул Хейда в макушку. Тупые птицы: то спасают, то смерти желают! Убедившись, что всё внимание Хейда сосредоточено на нём, грач резко занырнул за одеяние Мудрой. Послышалось гулкое трепыхание крыльев, беспокойное карканье. Может, у грача там гнездо, которое он пытается защитить? Да Хейд только рад скорее убраться отсюда!

Как там квадрианцы говорят? «Всё, что из земли пришло, всегда к ней вернётся — это Закон». Вот и Хейд вернётся, прилетев с многометровой высоты. Чёртов грач делал для этого всё возможное: заметив, что человек посмел продолжить спуск, вновь приземлился рядом и начал истошно орать. Стоило Хейду бросить разъярённый взгляд, грач вновь улетел к гнезду. В то же место слетались зяблики, чайки и вороны, что уже выглядело действительно... странно. Хейд всё-таки полез проверять загадочное гнездо, надеясь, что это не станет фатальной ошибкой. Галдящие птицы ждали его, уцепившись лапками за крепежи сточной трубы. Вот так находка! Со стороны, как ни глянь на здание, трубы не видно — скрыта за статуей, к тому же выкрашена под цвет стен. На чертежах её тоже не было, видимо, приделали не так давно. Увидев Хейда, птицы разлетелись в разные стороны. Неприятно признавать, но они вновь его спасли: по трубам-то спускаться всяко легче, чем держаться за острые выступы под немыслимыми углами.

Коснувшись ногами земли, Хейд что есть духу побежал прочь от дворца. За любым аккуратно подстриженным деревцем или кустом мерещился жаждущий мести убийца. Его побег мог заметить кто-то из Гвардии и уже броситься в погоню. Люди на пути почему-то шарахались прочь. Силы быстро оставили и без того изнурённого Хейда, он опёрся ладонями о гранитную плитку декоративного прудика, пытаясь перевести дух.

«Дерьмово выглядишь, дружище», — невесело отметил Хейд, глядя в расплывающееся отражение. Хотел набрать в ладони воды, чтобы умыться, и только тогда осознал — он весь в крови. Чужой крови. Сердце сжалось на несколько долгих мгновений, во рту пересохло.

— О нет, только не сейчас, пожалуйста, нет, — прохрипел Хейд, чувствуя знакомые симптомы. Разом сорвало все предохранители: пальцы отнялись и дрожали, как осиновые листья, голову сдавило тисками. Каждый раз эти ощущения накатывали настолько сильно, что к ним невозможно было привыкнуть. Хейд стоял посреди аллеи, но его разум заперся в тесной комнате, где в унисон выли ржавые трубы и Элия Уайт, а палачи ломились в двери. В отражении пруда мерещился последний взгляд императрицы, он смешивался с похожими взглядами портрета Альмы Кэйшес и убитой девушки, рождая в голове ещё более чудовищные образы. Хейд упал на колени и уткнулся лбом в ледяной гранит. Зажмурился, зажал уши непослушными руками и попытался считать до ста. Он слышал, это помогало людям отвлечься и заснуть. Может, и ему поможет, хоть чуточку? Пожалуйста?

Досчитав до тридцати шести, Хейд почувствовал, как ему в плечо чем-то тычут. Он испуганно шарахнулся, ожидая увидеть перед собой дуло револьвера, но это была всего лишь пожилая леди с тростью.

— Ну и чего расселся, спокойствие мирных граждан нарушаешь? Попрошайкам на Ахероне не место, вшивым обезьянам тоже, — тут старуха разглядела окровавленные руки Хейда: — Ох, какой ужас! Я немедленно вызову констеблей! Не смей приближаться, в моей трости нож!

Внутри вспыхнула горючая ненависть. Прямо как в тот день, когда его брат умирал у всех на глазах, но ни одна из этих энлодских собак не почесалась помочь, несмотря на мольбы маленького Хейда. Только что он спас грёбаную императрицу их грёбаной империи, когда разумнее было переждать в стороне, но в глазах местных Хейд навсегда останется «грязной обезьянкой родом из клоаки мира под названием Ашвайлия», даже если рискнёт кому-нибудь рассказать об этом.

— Прошу меня извинить, — чувствуя спазмы в горле, проговорил за Хейда внутренний образцовый гражданин Фелис Харрисон. Он с трудом встал, сполоснул руки в прудике, проигнорировав новый всплеск угроз от старухи, и поспешил убраться, пока не совершил непоправимое.

Пусть Вердест выиграет грядущую войну и отправит Тормандалл в бездну. Только солёные воды океана смогут очистить эти земли от пролитой за столько веков крови его предков.

Пусть Трёхглавый змей уничтожит то, что когда-то породил.

Отрывок из потрёпанного журнала.

Запись №15.

«Всё началось с руанни. Ничего особенного они из себя не представляли, от тех же энлодов отличались лишь плодовитостью и небольшим сроком жизни. От них не осталось ни записей, ни построек, мертвецы — единственные свидетели, но правду из них вытащить сложно. Как оказалось, именно от них пошли дейхе и мой побочный народ — айрхе. Ох, во мне есть капля столь древней крови, так волнительно! Обещаю не слишком зазнаваться. Я до сих пор не знаю, откуда Предтечи взялись, но главное, что я уяснил — руанни искали способ их “законсервировать”. Для этого они обустроили... базы? полигоны? убежища? в горах Синего Хребта, хотя раньше не селились в холодных местах. Спустя годы, счёт которым шёл на столетия, базы в горах развивались, а в их стенах сменялись поколения...»

Несколько слов размыто каплями.

«...думаю, что все те страшные машины, чертежи которых мы с ЧП откопали на одной из баз, предназначались Предтечам. Очевидно, руанни преуспели в своей охоте — Предтечи исчезли с Тормандалла, но, странное дело, следом за ними испарились и сами руанни…»

Угол листа обгорел.

* * *

— Как думаешь, на нём есть метка?

— Отож.

— Хм-м, любопытно, как она выглядит.

— Погодь, ты что, обнажить его собралась?

— Не ревнуй, милый. Тебе же самому интересно.

— Давай спор на тридцать шиллетов, что она на спине.

— Я ставлю на грудь.

Виктор пришёл в себя рывком, не сразу осознав, где он, кто он, что он. Вокруг — кромешная тьма. Воздух густой, пряный, стоило наполнить им лёгкие, как их обожгло огнём. В голове — монотонный гул, его эхо болью отдавалось в висках. Кто-то коснулся воротника куртки и начал её расстёгивать, но из-за повязки на глазах Виктор не видел, кто именно. Руки были крепко связаны за спиной, сам он сидел, кажется, на стуле. Всё это немного напоминало события уже давно минувших дней…

— Ох. Он очнулся.

— Шустро. Крепкий парень. Я ведь с лихвой на него бодяги Веселины вколол.

Что-то наподобие маски закрывало нос и нижнюю часть лица. Виктор вдохнул ртом, о чём мгновенно пожалел — невидимое пламя обожгло не только лёгкие, но и глотку. Он судорожно закашлялся, но от этого становилось лишь хуже.

— Ты откудова респиратор достала?!

— Взяла старый Айтана, других нет.

— Так на нём фильтры неделями не меняли! Скорее лети за новыми, голубица моя, иначе наш крепкий парень издохнет вот прямо сейчас.

От кашля внутренности выворачивало наизнанку. Виктор начал заваливаться на бок, но его подхватили за плечи. Чей-то голос иглами впился в виски: «Эй-эй, держись там, дыши реже и неглубоко, ага, вот так. Не заставляй меня делать дыхание тебе в рот!» Казалось, это не смерть подбирается к нему, а лишь тяжёлый сон — Виктор принял засасывающее забытьё почти с благодарностью.

— Доставлен, как и заказывали! Живый, здоровый, парочка синяков наделана толико ради благолепия, — бодро отрапортовал мужской голос. Степняк, судя по говору.

Сознание вернулось к Виктору с трудом. Повязка всё ещё на глазах, дышать всё ещё больно, но воздух хотя бы не сжигал его заживо. Где он? Последнее воспоминание: он пришёл на встречу с клятым стариком, с которым познакомился на «Фестивале чудес Мугнус», а спустя мгновение оказался здесь, связанный и задыхающийся. Виктор подозревал, что старик не очень чист, но такого развития их встречи всё-таки не предугадал.

— Вы с Дианой не пострадали? — озабоченно спросил Самуэль Ламарк, что б его.

— Оле, нет, конечно, мы сработали чисто-гладко. Веселина подсобила.

— Мне снять повязку? — спросила женщина, стоящая за спиной Виктора.

— Давай, давай. Поглядим на нашего молодца, а он — на нас.

Виктор зажмурился, готовясь к вспышке яркого света, но рядом горела лишь керосиновая лампа. Потолок в крошечной комнате, где его держали, был непривычно низким, казалось, даже сидя Виктор почти упирается в него макушкой. Стены заросли рыже-жёлтым мхом, он будто светился, отражая пламя лампы — что за странное растение?

«Тюремная камера? Нет, не похоже. Почему нет окон? Подвал?.. Может, я всё ещё на территории фабрики?» — мысли давались тяжело, приходилось концентрироваться, чтобы собрать их в единую цепочку. Виктор прищурился, силясь разглядеть одного из похитителей — Ламарка. Тот крутил в руках стеклянную банку, о стенки которой отчаянно бился бражник. Как и в первую их встречу, на носу Ламарка красовались тёмные очки, он не снимал их даже в полумраке.

— Рад тебя видеть, Виктор, — от доброжелательности Ламарка аж зубы сводило. — Прости, что условия нашей встречи так внезапно поменялись. Я не хотел, чтобы во время беседы ты наделал… глупостей.

По правую руку Виктор услышал сухой смешок. Женщина, одетая в комбинезон работников бюро услуг, облокотилась о стену и поигрывала костяным стилетом — скорее всего, Диана. Рядом с носка на пятку покачивался её напарник, вылитый попрошайка с улиц. Его раскосые глаза смотрели с прищуром, светло-русая копна волос собрана в куцый хвост — тот самый степняк, видимо. Оба средней комплекции и роста, было сложно оценить их как бойцов. В отличие от Ламарка, их лица скрывали респираторы.

— Глупостей? — хрипло проговорил Виктор и закашлялся. Горло нещадно драло, он бы всё отдал за стакан свежей прохладной воды.

— Скажу откровенно: беседа может окончиться твоей смертью, так что хорошенько подумай, прежде чем говорить, — Ламарк пригрозил ему пальцем, как ребёнку. Виктор кивнул без лишних вопросов. — Лиховид, принеси стул, мой дорогой. Что-то весь день в колене ломит, видимо, к дождю.

Пока дверь не успела закрыться за степняком, Виктор приметил чей-то силуэт у выхода — это сколько же людей стерегло одного измученного пленника? Не прошло и минуты, как Лиховид притащил грубо сколоченный табурет. Ламарк сердечно поблагодарил за помощь и уселся напротив Виктора, вытянув больную ногу. Как знакомо: точно такое же движение, до мелочей, часто повторял мастер Таррнет — его колено тоже не в порядке... ситуация всё сильнее напоминала ту ночь, тот разговор, когда Виктор умер как Хранитель.

— Итак, давай сразу к делу. Ты нам задолжал две жизни, Виктор.

— «Нам»? — Виктор хотел задать развёрнутый вопрос, но приступ кашля скрутил после первого же слова. Ламарк всё равно понял и заметно удивился:

— Разве Дариус не рассказал обо мне… о нас? — он кивнул в сторону своих помощников. Виктор промолчал. — Хм-м, удивительно. Сейчас ты в гостях у Курьеров, хоть это название тебе знакомо? Видишь ли, я не люблю, когда щенок Дариуса роет землю под моими ногами. Ты слишком назойливый и наломал много дров: убил одного из наших, сорвал ценный заказ, вынюхивал обо мне на всех углах. Мы не можем игнорировать твоё присутствие.

Теперь-то всё стало яснее ясного.

— Вы хотите, чтобы я убил кого-то? Вернул таким образом долг?

— Близко, близко. Раз задолжал две жизни, две и отдашь. Одна из них — твоя, но я хочу воспользоваться ею, а не забрать, — Ламарк постучал по банке с бабочкой, будто это должно что-то значить. — У Дариуса была дочь. Миленькая энергичная девочка. София, кажется? Жаль её, — печаль в его голосе казалась искренней. — По закону Жатвы Хранителя, не уберёгшего девочку, ждала казнь… но вскоре объявился ты, изгнанник, жаждущий мести. Как видишь, догадаться о твоём прошлом несложно. Хранитель, которому доверил жизнь своей дочери самый недоверчивый человек в мире, будет нам полезен.

Закон Жатвы? Впервые довелось о таком слышать, хотя о законах Виктор знал многое. Сам мастер правила Хранителей объяснял по-другому… кажется. Виктор озадачился, осознав, что не может припомнить ни единого подобного случая. Как-то не принято было подвергать указы мастера сомнениям.

— Если ты искал убийцу среди нас, то знай: Курьеры не виноваты в смерти Софии.

— Верится с трудом.

— Понимаю, понимаю. Сам не рад, что пришлось прибегнуть к обману, чтобы затащить тебя сюда, но я не хотел рисковать своими людьми, — Ламарк нагнулся поближе к Виктору, опёршись рукой о трость. — Замени нам убитого мальчика, а взамен получишь шанс вернуть должок убийце Софии. Как тебе такой расклад?

— Вы хотите… хотите, чтобы я работал на вас, убивал по вашему приказу? Даже если это будут… другие Хранители? — слова давались с трудом, дыхания не хватало.

— Молодец, уловил самую суть! Грустно признавать, но в прямой схватке мои ребята часто проигрывают выдрессированным щенкам Дариуса, и ты лишний раз это продемонстрировал. Я ищу способы исправить положение.

«Почему он настолько уверен, что я стану плясать под его дудку?» — Виктор нахмурился, подозревая, что Ламарк где-то недоговаривает. Ему ведь ничто не мешало сбежать при первой же возможности, заодно вырезав парочку... или пару десятков курьерских ублюдков.

— Я бы с нескрываемым удовольствием слепил из тебя что-нибудь хорошее и выдающееся. Для Дариуса ты — расходный материал, у меня же к людям подход особый. Ох, будь добр, убери это холодное презрение со своего лица, — Ламарк растянул губы в шакальей улыбке. — Не нравимся мы тебе, да? Считаешь нас хуже Хранителей? Ответь тогда, сколько жизней ты унёс, выполняя приказы Дариуса? А сколько беззаконников казнил по указу его миленькой дочки? Мы работники одного станка, признай это, только форма у вас покрасивее.

— Вы обещали помочь найти убийцу Софии. Каким образом?

— Курьеры всегда находят свою жертву. Всегда.

Как можно сделать подобный выбор? Да, Виктор убивал, но убивал, защищая! Свою жизнь или чью-то — неважно. Ламарк был не прав, уравнивая Хранителей и Курьеров. Тонкая грань из принципов и правил всегда отделяла Хранителей от обычных наёмников. А теперь он должен переступить черту и стать одним из них? Таким же стервятником? Немыслимо! Невозможно! Это противоречило всем догматам, вбитым в его голову за годы обучения в стенах хранительских крепостей.

— Молчишь, молчишь. Видимо, поводок Дариуса оказался крепче, чем я предполагал. Жаль, но насилу мил не будешь, — с расстроенным вздохом Ламарк подал помощнице знак, и та сорвала с пленника респиратор.

Виктор задержал дыхание. Груз всевозможных законов давил личные желания и страхи, пока в ушах звенело, а перед глазами плыли пятна. Не выдержав, Виктор глотнул воздух, и яд тут же наполнил лёгкие. Ни вдохнуть, ни выдохнуть. И вот это — его смерть? Стоили ли принципы подобного конца, пока он не завершил свою миссию? Да и какие принципы могли быть у безродной собаки, живой лишь по прихоти мастера.

— Стой… — хрипел Виктор, пока кашель драл горло наждачкой. Удивительно, как ещё не потекла кровь, — согласен… хватит…

— Запомните хитрость, детки: под угрозой смерти люди соображают куда быстрее, — с этими словами Ламарк открыл банку. Бражник вылетел из заточения, но пальцы тут же стиснули его щетинистое брюшко. Он бился в руке Ламарка с тем же отчаянием, с которым Виктор сейчас пытался выжить. — Закрепим же наше сотрудничество. Держите его.

Едва приказ слетел с губ, как Курьеры набросились на Виктора. Его заставили задрать голову, широко распахнуть рот. Хотелось проклинать их всех, но получалось лишь кашлять и давиться слюной. Подловив момент, Ламарк засунул насекомое ему глубоко в глотку. Жёсткие крылья щекотали нёбо, а лапки — язык. Диана прикрикнула: «Глотай, ну же!», пока Лиховид прижимал ладонь к губам и не давал сплюнуть гадость.

Бражник будто сам хотел забраться глубже, в самое нутро. Виктор рефлекторно сглатывал, давясь и глотая снова. Тело скрутила судорога, Курьеры с трудом удержали его на стуле, что-то крича друг другу. Виктор горел, Виктор орал, Виктор сходил с ума от мучительной боли. Тысяча маленьких лапок пробежала по венам, пока по щекам текли слёзы. Позади чувствовалось тяжёлое тлетворное дыхание. Может, оно его собственное? Он умер, задохнулся, а душа теперь наблюдает за агонией тела со стороны. Все звуки и чувства постепенно отпускали Виктора, а вместо них он не чувствовал ничего. Совсем ничего.

* * *

София Таррнет стоит на фоне горящего города. Держится прямо, собранно, копируя отца. Он тянет руку, желая по привычке убрать за ухо непослушную прядь. Стоило приблизиться, как мисс Таррнет спросила, не оборачиваясь:

— Как думаешь, правильно ли я поступала?

— Раньше ты никогда не спрашивала моего мнения.

— А оно было? Но теперь я вижу в твоих глазах чуть больше осмысленности. Так зачем ты продолжаешь следовать приказам своих прежних хозяев?

Пламя, охватившее город, касается облаков. Пепел, подобно снегу, белёсым покрывалом оседает на перилах смутно знакомого балкона в смутно знакомом особняке.

— У меня в жизни ничего не осталось, кроме этой мести. Я умею только убивать. Я хочу убить того, кто с тобой это сделал.

— Но ты же понимаешь, что в ту ночь умерла не та София, которая была тебе так дорога.

— Понимаю.

— Ты же знал, что с севера привёз змею, которая рано или поздно отравила бы верхушку империи. София услышала Зов — и ты её потерял. Ещё тогда, в горах.

— Знал.

— Слепая преданность помешала тебе убить её, полную яда, но счастливый случай подарил империи отсрочку. Всё ещё хочешь мстить человеку, сделавшему за тебя всю работу?

Она всё говорит, говорит, а он думает лишь о том, почему никак не получается её коснуться. Он всё знает, ей незачем повторять. Это знание не изменит того, что годы, проведённые рядом с Софией, были самыми светлыми в его жизни — и потому он не отступится, пока не разорвёт человека, который всё разрушил. Он почти дотрагивается до прядки, как вдруг из волос вылезает пурпурный бражник и раскрывает крылья с янтарными «глазами» на краях — их внимательный взгляд всматривается в его лицо, как живой.

— Я разочарована. Ты всё тот же ведомый дурак.

* * *

— С возвращением, новичок, — степняк похлопал Виктора по плечу. Лиховид. Кажется, его звали Лиховид.

Виктор обнаружил себя в том же месте, в той же позе. Ему вернули респиратор. От пережитых пыток и следа не осталось, впору было думать, что всё приснилось, но тогда бы он очнулся в своей кровати под крышей дома призрения, а не в этой дыре.

— Сейчас я тебя развяжу, — Лиховид жестом фокусника достал из ниоткуда нож, примитивный, выточенный из кости. — Токмо без резких движений, ага?

Какое болезненное наслаждение — разгонять кровь в затёкших руках. Внутри клокотало от злости, но внешне приходилось сохранять спокойствие. Ламарка и его помощницы в комнате нет, а одинокий Курьер — небольшая преграда, но сначала надо подготовиться.

— Что за странный газ меня чуть не убил? — первым делом спросил Виктор.

— Привыкай. Видаешь, что на стенах поросло? — Лиховид махнул рукой в сторону рыжеватого мха. — Мы кличим эту дрянь огонь-травой. Всё под землёй загадила, она постоянно цветёт и отравляет воздух. Так что поглядывай за фильтрами, — он постучал по краю респиратора.

— Но у Ламарка нет респиратора.

— Он мешает ему болтать.

Виктор повстречал много, очень много степняков за те годы, что тенью следовал за мисс Таррнет. С тех пор он их невзлюбил. Прячась в степях от взора Квадранты, они нарушали Непреложные законы так же часто, как горцы, но их было сложно поймать и ещё сложнее — вывести на чистую воду. Они всё время пытались подловить мисс Таррнет, навести порчу, болезнь, да хотя бы морок, чтобы сердце остановилось от ужаса. И сейчас, глядя на Лиховида, Виктор видел очередную скользкую сволочь, которая привыкла выживать хитростью и подлостью. У него на таких взгляд был намётан.

Лиховид в ответ тоже разглядывал Виктора, открыто и нагло, и, судя по вздёрнутой брови, не видел перед собой ничего особенного. Скрутить, отобрать нож, нейтрализовать — дело пяти секунд, но стоило Виктору коснуться шеи степняка, как в собственный позвоночник впились раскалённые гвозди. Виктор заорал, не в силах совладать с приступом, свалился на пол, как подкошенный. Знакомый марш отвратительных лапок пробежал по венам, принося невыносимые муки.

— Оле, каков дерзостник! — Лиховид присел на корточки и упёрся подбородком в ладони, с интересом натуралиста наблюдая за корчащимся на полу Виктором. Диана ворвалась в комнату с ножом наперевес, но, увидев состояние пленника, застыла. Её плечи разочарованно опустились. — Видишь, голубица моя, и пяти минуточек не продержался. Ты проиграла!

— Я-то думала, у Хранителей выдержка получше, — Диана со вздохом убрала оружие за пояс. — Будь настороже, раз пёс попался бешеный.

— Да он же безобиднее ягнёнка, глянь на него, — Лиховид потыкал пальцем в предплечье полубессознательного Виктора.

Приступ затих так же внезапно, как и начался. Некоторое время Виктор лежал без движения на холодном полу, переводя дыхание. Капли пота стекали по вискам, спина вымокла насквозь. Ради этого ему скормили насекомое? Первым желанием было засунуть пальцы в рот, чтобы вместе с желчью вышла вся погань, но он понимал — не поможет. То, что с ним сделали, выходило за рамки обычной порчи.

— Очухался? Одного урока тебе хватило, мой драгий собрат?

Курьер с таким глумлением выделил последнее слово, что у Виктора вновь зачесались кулаки. Урок, однако, он действительно усвоил. План побега заметно усложнился. Напевая под нос незнакомый мотив, Лиховид прихватил с собой одну из ламп и повёл пленника по коридорам, чьи стены и потолок поросли вездесущим мхом — даже оставшись в тени, он светился, подобно догорающим углям.

— Нариман, добра тебе! Гаруспик ещё не пришёл? — вдруг воскликнул Лиховид.

Сам Виктор не заметил бы в таких потёмках человека, слившегося с не покрытой мхом стеной. Тот спокойно обходился без света и теперь болезненно прищурил глаза, когда Лиховид посветил лампой ему в лицо. Пальто с высоким воротом и широкополая шляпа не смогли полностью скрыть чёрную кожу, а сам человек был так высок, что ему приходилось горбиться — он мог оказаться даже выше Виктора, что большая редкость. Среди Курьеров и шины водятся? Интересно, он беглый преступник или работорговец? Обычно только они не боялись пойти на страшный для шинов грех — покинуть «священные» земли Шинстари.

Грозный чернокожий человек покачал головой. Пленник не вызвал у него особого интереса, лишь глянул мимолётно, и вновь отвернулся прочь от света. А вот Виктор приглядывался к очередному врагу со всем вниманием. Из-за мешковатого пальто трудно было разглядеть, в какой он форме, но шин уже больше походил на бойца, чем Лиховид — тот походил разве что на трепло.

— Подумать толико, из-за одного человека Гаруспик столько наших на уши поднял. Вот же потеха выйдет, если он откинется на Разделении и все старания будут зазря!

Нариман протяжно вздохнул, но скорее из-за собеседника, чем из-за описанной им ситуации. Чёткий стук трости заставил Лиховида умолкнуть. Огонь-трава заалела ярче, впитывая свет лампы в руке Ламарка; из тени хозяина вышел знакомый енот, Долька, из-за посеребрённой шерсти он казался блуждающим духом. Ламарк кивнул в сторону запертых дверей, напротив которых замер Нариман, и тот поспешил открыть замок. Эта комната уже больше походила на тюремную камеру: голые стены, помойное ведро и трухлявая кровать, на которой лежал человек. Щёлкнул засов — Лиховид запер за ними дверь, оставшись снаружи.

— Безмерно рад, что ты сделал верный выбор, Виктор. Остался самый трудный шаг — порвать все связи с Хранителями, — Ламарк вновь подал знак шину, тот подхватил мужчину, как пушинку и усадил на стул. Лицо пленника мешал разглядеть холщовый мешок.

Что-то не нравилось Виктору, как это прозвучало.

— Я уже давно не Хранитель.

— Ошибаешься, ошибаешься. Дариус на всех вас застёгивает тугие ошейники, натягивает намордники, привязывает к себе всеми возможными способами. Будучи новобранцем, ты задавался вопросом: зачем вас клеймят, как скот? — Ламарк вдруг оказался рядом с Виктором и больно ткнул пальцем под рёбра. — Оно здесь? Или здесь? — он ткнул в другой бок. Виктор отшатнулся, боясь хватать старика за руки — вдруг спровоцирует новый приступ.

— Что вы несёте?

— Клеймо, Виктор, клеймо! С виду Дариус ходит под ручку с квадрианцами и усердно чтит Непреложные законы, на деле же до сих пор пользуется ведовскими хитростями. По глазам вижу — не веришь. Ненадолго, обещаю тебе, — похлопав себя по поясу, Ламарк обнажил костяной нож и без всякого сомнения протянул Виктору. — Это удачная возможность обрезать твою пуповину с Дариусом, так воспользуемся же ею.

Отполированная костяная рукоять была приятна на ощупь, но Виктор смотрел на нож с опасением, словно он мог ожить и укусить. Желтовато-молочное лезвие отлично бы смотрелось в шее старика, но нельзя, как же жаль, что нельзя! Лишь бы нашёлся способ сбросить с себя ведовское проклятье.

— Клеймо помогает Дариусу влиять на Хранителей: подавляет волю, заставляет слушаться беспрекословно. Отрёкшись от тебя, Дариус, очевидно, ослабил влияние клейма — иначе ты бы умер, но не согласился перейти под моё уютное крылышко. Однако можно ли назвать тебя свободным человеком? Смотря на твоё помешательство на мести — предполагаю, что нет.

Ламарк вновь щедро лил в уши едкую ложь. На теле Виктора действительно было клеймо, он получил его ещё мальчишкой, в первую же неделю, как стал Хранителем, но мастер заслужил авторитет и преданность своих людей поступками, не ритуалами. А как же мисс Таррнет? С ней тоже его связывало лишь клеймо? Где тогда грань между личными чувствами и навязанным мастером поведением?

«Бред, какой же это бред! Шрам и чернила на коже не заставят человека быть послушным. Сотни Хранителей разбросано по империи, мастер что, одним ведовством управляет всеми? Такое возможно? Нет, конечно!» — Виктор заскрежетал зубами и сжал нож до побелевших костяшек.

— Кровью Дариус затянул поводок, кровью мы его и разорвём, — Ламарк указал в сторону человека на стуле. — Перед тобой сидит Хранитель-информатор. Шпионил за одним из наших, даже нашёл путь в убежище. Способный малый. К сожалению, над ним влияние Дариуса сильнее, чем над тобой, при всём желании он не смог бы предать хозяина, даже пытки бесполезны, — сделав паузу, он добавил обыденным тоном: — Убей его.

Виктор вздрогнул. Знал, к чему идёт разговор, но всё равно оказался не готов услышать приказ.

— Я могу посмотреть на его лицо? — сглотнув комок в горле, тихо проговорил он.

— Если думаешь, что это облегчит задачу — вперёд.

Вот бы разглядеть хоть один намёк, что его сейчас разыгрывают, проверяют, а на деле человек с мешком на голове вовсе не Хранитель — но Курьеры лишь смотрели с нетерпеливым ожиданием. Виктор сжал рукоять ножа обеими руками. Его трясло. Оружие казалось неподъёмным, как и требование Ламарка. Виктор перевёл взгляд на пленённого Хранителя. Кто он? Общались ли они когда-то, участвовали в спарринге, прикрывали ли друг другу спину? Проще зарезаться самому. Виктор убил множество людей, но от одной мысли, чтобы поднять руку на бывшего собрата, внутри что-то умирало. Чем дольше он смотрел на пленника, тем больше уверялся в мысли, что самоубийство — лучший вариант.

Но убьёт он себя, и что с того? Даже если в словах Ламарка найдётся доля истины, на его отношения с мисс Таррнет точно ничего не влияло. Всеми способами Виктор должен выжить и отомстить за неё, а значит, он слишком зависим от знаний Курьеров о Сороках, о судьбе злополучного ножа, о том, как они ловко отыскивают своих жертв. Виктор несмело шагнул в сторону Хранителя. Видно было, как слабо вздымается его грудь, едва прикрытая грязными лоскутами ткани, под которыми виднелись аккуратные разрезы. Бедолагу пытали, и не один день.

Костяное лезвие перерезало верёвку, удерживающую мешок на голове. Перед Виктором сидел мужчина с куцыми бакенбардами, шрамом на переносице и у виска. Низ лица был скрыт респиратором, на видимой же части красовались гематомы. Виктор не знал этого человека раньше, но теперь запомнит на всю жизнь и постарается сделать так, чтобы его кровь не оказалась пролитой зря. Торжественное «Добро пожаловать в семью, Виктор!» заглушило последний вздох Хранителя. Положив руку на плечо мертвеца, Виктор мысленно попросил у него прощения. Самое ужасное — действительно стало легче, будто взаправду спал ошейник, к которому привык настолько, что заметил его присутствие лишь в момент потери.

— Рвать пуповину всегда больно, но иначе ты никогда не станешь самостоятельным человеком, — Ламарк похлопал Виктора по спине.

Всё казалось сюрреалистичным сном, но достаточно было сделать глубокий вдох, чтобы почувствовать отрезвляющую боль в лёгких. Виктор ожидал, что сейчас начнёт себя люто ненавидеть, но... нет. Яд, который он вдыхал в этих комнатах, яд слов Ламарка медленно разъедал того Хранителя Раймонда, каким он был раньше.

За дверью раздался встревоженный возглас Лиховида. После короткой возни замок отперли, и в комнату ворвалась новая гостья. Ламарк недовольно стукнул тростью об пол, но увидев нарушительницу спокойствия, смягчился.

— Я только хотел послать за тобой, милая Дайан.

— Врёшь! Не знаю, какие планы ты себе настроил, старый лис, но я пришла освежевать этого ублюдка! — казалось, воздух вот-вот воспламенится от её гнева.

Виктор мгновенно узнал обладательницу взгляда самой смерти, которая приходила мороком на корабле и десятки раз убивала его в снах. Стоило встретиться с ней лицом к лицу, как жуткое наваждение вновь ожило во всех красках — и массивный респиратор, и курьерская шинель с нашивкой почтамта на груди, и прожигающий взгляд жёлтых, как огонь-трава, глаз. Озлобленная айрхе внушала трепет, даже несмотря на то, что макушкой едва дотягивалась Виктору до пояса.

— Помнишь меня, да, тварь? — Дайан шагнула вперёд, готовая к рывку. Такую не остановила бы и разница в возрасте, всё равно смогла бы вцепиться зубами в глотку. Виктор отступил к стене — он ведь даже защитить себя не сможет, — но кровавой расправе не дал свершиться Ламарк. Он перехватил женщину за предплечье, та дёрнулась, яростно рыча, но не смогла вырваться из хватки.

— Верно, у меня свои планы. Я добрался до него первым, потому запрещаю причинять ему вред. Усмири гнев, он Айтана не вернёт, — голос Ламарка обволакивал, как мягкая перина, даже Долька полез ласкаться к Дайан, тычась мордой в смуглую щёку.

— Ты умом тронулся, Гаруспик? — прошипела Дайан, дёрнув головой она оттолкнула от себя назойливое животное. — Он убил моего сына. Сына! Сам знаешь, насколько он был важен для будущего Курьеров, не только для меня. Что ты собираешься делать с ублюдком, чтобы это компенсировало смерть Айтана? Давай, удиви меня!

— О, — Ламарк улыбнулся и изящным жестом указал на Виктора, словно предлагал оценить произведение искусства. — Уже сделал. Отныне молодой человек — один из нас.

Лицо Дайан застыло гримасой, в которой отражалась целая буря эмоций, от отчаяния до ненависти. Она перевела взгляд на убитого Хранителя, и тут её плечи медленно опустились, а лицо стало опустошённым. Смирившимся. Она закинула голову назад и издала протяжный то ли стон, то ли вой.

— На дне морском видала я весь этот хранительский зверинец. С последствиями разбирайся сам! — выплюнула Дайан и, круто развернувшись на месте, вылетела прочь из камеры. Ламарк крикнул ей в спину: «Начинай готовиться к Разделению!», но в ответ услышал лишь хлопок дверью.

— Что ж… — задумчиво протянул Ламарк, почесав Дольку за ухом. — Будет тяжко некоторое время, у Дайан темперамент горячий, но можешь не бояться за свою жизнь. Своих мы не трогаем. Нож забери себе, считай моим подарком. Пока привыкай к своей новой роли… Курьер Виктор.

Виктор прикрыл глаза, смиряясь. Придётся жить с тем, в какую ситуацию он угодил: повернуть назад после всего, что успел натворить, уже нельзя. Вытерев рукавом лезвие ножа от крови, он убрал его за пояс и в последний раз глянул на труп Хранителя, которым уже занялся Нариман.

Скольких ещё людей ему придётся принести в жертву ради мести за одну девушку?

Он под колпаком, пойманный в ловушку жучок. Под ногами хрустит покров из ослепляющего света, такой же покров сияет высоко над головой, подпираемый мрачным частоколом елей. В центре поля — два единственных цветных пятна, в них он с трудом узнаёт человеческие останки. Впервые в жизни видит кровь столь яркого оттенка.

В руках — старое ружьё, множество раз отремонтированное и залатанное. В голове звучат советы Михаила: как целиться, куда жать, чтобы эта палка стреляла. Спусковой крючок, точно, нужно жать на крючок. Чёрный бесформенный силуэт возвышается над трупами, эхо его рёва разносится до небес. У существа нет глаз, но оно смотрит на него, оно разъярённое, раненое — одно копьё торчит в шее, другое воткнуто под сердце, хотя у силуэта нет ни шеи, ни тела, и копий тоже не видно. Зловещая клякса, жаждущая его смерти. Если он не сделает хоть что-нибудь, то станет таким же красным пятном на снегу. Остальные контрабандисты далеко, у дороги, они не услышат его криков, не успеют прийти на помощь. Всё зависит только от него самого.

Михаил говорил: держи ружьё обеими руками, уверенно и крепко.

Михаил советовал: стреляй, будучи спокойным в мыслях и в сердце.

Михаил напоминал: жми на спусковой крючок плавно, задержи дыхание.

Из дула вылетают огненные искры, оставляют после себя цветной шлейф. Клякса ревёт по-медвежьи и лопается мыльным пузырём. Оружие раскаляется от выстрелов, обжигает даже сквозь рукавицы. Мелочь в сравнении с тем, что он чудом спас не только свою жизнь, но и чужую. Увязая в снегу, он приближается к кульку из меха и шерстяных шарфов. Тянет руки, зовёт: «Айлин, посмотри на меня». На этот раз он оставит её у себя, смирится с тем, что придётся жить не той жизнью, к которой привык. Поможет ей вырасти и встать на ноги, не оплошает, всё сделает так, как надо.

Он переворачивает меховой клубок, но вместо зарёванного детского лица видит череп с клювом, высеченный из розоватого камня. Существо выпрыгивает из одежд и валит его на снег. Острый клюв одним ударом пробивает ему голову.

* * *

Хейд дёрнулся, ошарашенно потрогал лицо, затылок, ожидая увидеть кровь — но её не было. Под ногами истошно орал кот; он заткнулся, когда ему сунули тарелку с нетронутым лавраком. Рыжее чудовище недолюбливало рыбу, но быстро смекнуло, что его никто баловать не собирается: станет воротить нос — помрёт от голода.

Очередной кошмар сморил Хейда за столом, пока он копался в гвардейской рации. Принцип её работы он понял, даже сварганил что-то похожее из завалявшихся деталей, но устройства не передавали сигнал между собой. Придётся экспериментировать дальше. Почитать бы ещё свежие журналы по радиомеханике… но Несса больше не поможет достать нужные издания. Хейд раздражённо сдвинул все детали в сторону. Тошно даже от любимого дела. По правде сказать, ему было тошно буквально от всего, иногда в прямом смысле. Попытался вспомнить, какой сегодня день — а в голове туман. Кажется, уже скоро он уплывёт в Ашвайлию, Михаил дал добро. Через неделю? Нет, меньше. Четыре дня? Три?..

Внутри всё похолодело. Хейд кинулся в прихожую: там, у вешалки, лежала свежая газета. Выдохнул, увидев дату — всё в порядке, он ещё не настолько затерялся во времени. Его скромные пожитки давно сложены в чемодан, скорее бы настал момент, когда он возьмёт поклажу за неудобную деревянную ручку и навсегда закроет за собой дверь квартиры на Обводной.

О скором путешествии думалось куда чаще, чем о том, как сложится жизнь после него: примут ли диковатые айрхе блудного собрата, в котором гораздо больше от энлодов, чем хотелось признавать, и чем Хейд будет заниматься посреди степей и кочующих кланов, которым нужны охотники и ремесленники, а не радиомеханики. Плевать! Не приживётся на родине, так свалит на соседний Вердест. Потерпит уж энлодские рожи, вдруг за морем они не такие противные. Лишь бы выбраться из этой треклятой дыры.

Из гостиной послышалось шипение радио. Его не включали с той злополучной ночи, как погибла приближённая, но сейчас оно каким-то образом ловило сигнал. Помехи стихли, вместо них зазвучал мужской голос — его, Хейда, голос. Говорил он быстро, на одной ноте, практически без пауз:

— Есть догадки кто виноват нет мне за это оправдания убили человека.

Хейд подкрался к раскрытой двери гостиной. Можно подумать, он мог нечто спугнуть. Или наоборот — привлечь ненужное внимание.

— Их перья привлекают души умерших у смерти нет единого лица.

Дрожащей рукой Хейд щёлкнул выключателем: его голос перебил диктор, бодро зачитывавший сводку новостей. Щелчок — повисла тишина. Это… это всё от недосыпа. Вот уже третью неделю он не мог выспаться, а после вылазки в Губернаторский дворец всё стало во сто крат хуже.

Смахнув испарину с холодного лба, Хейд попытался вспомнить, где оставил бутылёк с успокоительным. Вычитал как-то в книге о народной медицине степняков рецепт настойки, совсем простой, потому и запомнился хорошо. Травы поддерживали его расшатывающийся разум, хотя порой он глядел на себя — вот как сейчас — и сомневался: а точно ли сохранил рассудок? Хейд потерянно замер посреди квартиры, надеясь уцепиться хоть за одно воспоминание о настойке. Где он оставил бутылёк? На кухне? В спальне? В уборной? Как что-то могло потеряться в такой маленькой квартирке! Краем глаза он заметил странные пятна стенах: на него уставились иссушённые лица. Или это тени от облупленной краски? Сглотнув, Хейд накрыл ладонью одну из теней, желая убедить себя — вот, смотри, тебе вновь померещилось, ты устал, ты истощён, найди настойку и постарайся заснуть, молясь, чтоб хоть в этот раз не пришлось умирать в кошмарах.

Вдох-выдох, Хейд резко отвёл ладонь в сторону и — замер под взглядом зелёных глаз, пока его пальцы касались девичьей щеки, измазанной кровью. Это было слишком. Слишком! Схватив трость, забытую в прихожей хозяйкой квартиры, Хейд треснул ею поперёк лица. Удар, ещё удар, каждый сильнее предыдущего. Этого было мало, призрачные лица мерещились всюду, они испуганно уставились на него, как та девушка за мгновение до смерти, смотрели с отчаянием умирающей императрицы, давили обречённостью взгляда казнённой беззаконницы. Хейд колотил с такой силой, будто это могло избавить его от кошмаров, от панических атак, от странных видений — вернуть всё как было, вернуть старого Хейда из рода Мортов, надёжного, как часы, который… который совсем не походил на безумца, застрявшего между сном и явью, и раздолбавшего чужую трость в щепки.

— Оставьте меня в покое, стервы! — Хейд долбанул по стене ногой. Его трясло, рубашка прилипла к спине, а пальцы щипало от заноз. С него достаточно, к чёрту всё! Хейд рванул на кухню, отбросил в сторону кусок плинтуса и вытащил из тайника платок, в который были замотаны зародыш из музея и боло приближённой. Стоило коснуться Дара, как он обжёг руку.

— Мстишь за хозяйку, тварь? Думаешь, сломил меня? Нет, ну уж нет, больше дурачить я себя не дам. Отправишься туда, где тебе самое место!

Хейд оказался на пороге уборной. Квадрианская дрянь помутила его разум, присосалась клещом и вытягивала все силы. Почти получилось, почти, но Хейд не дурак, о нет, он раскусил её, он избавится от неё, но не свалит это проклятье на чужую голову — сколько бы шиллетов не давали за Дар, он того не стоил. Хейд вырвал из боло шнур, с силой долбил золотыми крыльями по борту ванны, пока одно из них не отвалилось, а другое не помялось, разрушив идеальный геометрических рисунок. Швырнул покалеченный Дар в унитаз и, довольно скалясь, потянул за кольцо слива. Камень, в полумраке казавшийся почти чёрным, исчез с потоком воды.

Рано, рано расслабляться, это ещё не всё! Остался скелет из музея — прощальная штука Соловья, будь он проклят. Хейд колотил скелетом о все поверхности, но даже не поцарапал его — крохотные косточки оказались прочнее стали. Зародыш полетел вслед за боло как есть. Помнится, Счастливчик не поскупился на витиеватые выражения, когда Хейд притащил ему этого уродца, но на что тот надеялся? Что Хейд будет ползать по залам музея, кишащим гвардейцами, которых, по клятвенным уверениям самого Счастливчика, не должно было быть? Увы, подельник никаких доводов не слушал: орал, что Морт его обманул, зажал добычу, как Соловей, да ещё попытался издевательски откупиться уродцем. Он поклялся хорошенько ославить Хейда, чтобы никто из Сорок с ним дел не имел. Ха, невелика потеря.

Злоба, которая вырвала Хейда из мутного марева, схлынула прочь, оставив его опустошённым, но довольным. Сейчас, когда разум очнулся после долгой дрёмы, правда казалась очевидной: во всём были виноваты про́клятые камни. Лапа, укравшая разум Соловья, боло, погубившее Эдди-ссыкуна и изводившее Хейда, даже зародыш-уродец — всё было сделано из красноватого камня, испещрённого кровяными жилами. Нет, хватит, его это больше не касается! Пора выбираться из ямы, в которую он катился с того дня, как убил человека. Не девушку, всё, хватит заострять на этом внимание. Человека, абсолютно ему чужого. А на чужих Хейду плевать, верно? Как и им плевать на «ашвайлийского паразита».

Стоило апатии исчезнуть, как проснулся зверский голод. Лаврака из Первого обратно не вытрясешь, а другой еды на кухне не найти. Почему бы не побаловать себя и не прокатиться до Оловянного переулка — там одна баба торгует пирогами со всевозможными начинками. Да, определённо, сейчас он хотел пирог. Смородина? Может, вишня? Ревень? Яблоки и корица? Или с мясом, почему бы и нет, он давно не ел сочного мяса. Улицы Дарнелла нагоняли тоску своей промозглостью и серостью, однако в кои-то веки Хейду было на это плевать. Чудом он подловил момент, когда один из омнибусов остановился рядом с ним, чтобы подобрать энлода. Кондуктор, стоявший на ступеньке у двери, помог пассажиру залезть на удобное место рядом с кучером, а вот на Хейда глянул неодобрительно.

— Зайцев не везём, — пригрозил он. Хейд молча протянул плату. — Наворованное всунуть пытаешься?

— Не с той ноги встал? Грузи его, и поехали, — устало рявкнул кучер.

Кондуктор обменял шиллеты на билет, бубня под нос, что не стоило пускать в повозку помойную крысу — но сегодня даже это не могло испортить настрой Хейда. Забившись в угол подальше от всех, он поджал ноги, не желая пачкать ботинки о гадкое месиво из размокшей соломы. Его трясло на рытвинах и кочках, в грязных окнах мелькали пятна фонарей и силуэты домов — вот почему Шелест лучше всех этих вонючих повозок, жаль только, что топливо слишком быстро опустошает кошелёк. Омнибус проехал мимо помоста, на котором часто вешали преступников: цепкий взгляд приметил в одном из свисающих тел нечто знакомое, но Хейд не успел присмотреться и подтвердить догадку. Кондуктор заорал: «Дурной, что ли?», когда Хейд вылетел из омнибуса прямо на ходу, забрызгав грязью проходившую мимо пожилую пару. Плевать на всё — он спешил назад, к помосту, молясь, чтобы ему показалось. Нет. Не показалось. С краю висел Михаил.

Хейда подкосила слабость, словно к нему вновь присосался Дар. Он уселся прямо на ступени помоста, игнорируя косые взгляды зевак. Не знал, по чему скорбеть больше: по гибели хорошего знакомого, не раз выручавшего его, или по пропавшим деньгам. Все планы разрушены. Абсолютно все! Хотелось пнуть труп Михаила, будто он специально залез в петлю. Оставалась всего пара дней! День и ещё один день — и всё, они бы покинули чёртов Тормандалл и счастливо уплыли навстречу закату!

Вздохнув, Хейд тоскливо разглядывал Михаила. Сколько тот провисел? По виду — примерно сутки, птицы не успели обклевать лицо. За деньги Михаил мог выполнить любое желание: он с лёгкостью вывез из Вердеста свёрток прорезиненной ткани для комбинезона Хейда; баллончики с сонным газом — тоже плёвое дело. Когда-то он и Хейда пытался приобщить к делу, но не срослось: хватило одной ходки на север и встречи с разъярённым медведем-шатуном, чтобы отпало всякое желание идти путём контрабандиста. Что же случилось? Почему система дала сбой? Может, Михаила подставили? Или он переоценил свои силы и перешёл дорогу таким людям, от которых не смог откупиться?

«Видишь, твоя любовь к Скорпиону не защитила от его жала», — Хейд смахнул с лица дождевые капли и пошёл прочь от помоста. Ничего. Назло стервам он всё равно вырвется, спасётся. Руки-ноги целы, а большего ему и не надо.

tab>Хейд столько лет безукоризненно играл роль друга четы Эсвайров, он ведь заслужил взамен хоть какую-то помощь, верно? Спустя пару украденных кошельков и несколько пересадок с омнибусов на паромы, он добрался до Ахерона. Адрес Эсвайров он помнил хорошо: частенько провожал Артура после посиделок в пабе, но ни разу не приходил как гость; в чужие дома Хейд предпочитал наведываться как вор или работник бюро, остальное — пустая трата времени.

Дом из красного кирпича, с обвитой плющом крышей, выглядел далеко не так блистательно, как другие здания на Ахероне. Светлана принципиально не хотела нанимать прислугу, но одних её рук не хватало, чтобы поддерживать такой же идеально-кукольный порядок, как у соседей: вместо клумб в саду росла лишь трава, укрытая опавшими листьями, оконные рамы не помешало бы подкрасить, а водосточные трубы — почистить от ржавчины.

— Что-то случилось? — шёпотом спросила Светлана, увидев на пороге позднего гостя. Выглядела так, словно готова к худшему. Как минимум, к известию о смерти мужа при исполнении долга.

— Проходил мимо, вот и решил заглянуть. Пока я не работаю на бюро, мы совсем перестали видеться, — Хейд попытался натянуть на себя личину Фелиса Харрисона. Личина трескалась по швам и выглядела неубедительно.

Справившись с удивлением, Светлана быстро влилась в роль гостеприимной хозяйки: помогла Хейду повесить пиджак, предложила закуску, показала, где находится уборная. Зная Светлану, Хейд ожидал увидеть такой же милый светлый дом, как она сама, но даже его съёмная квартирка могла похвастаться бо́льшим уютом. От пустых стен веяло холодом, на полках не было никаких памятных и личных вещиц, которыми люди обычно окружают себя в родном гнезде.

— Жалость какая: ты впервые зашёл погостить, но ни супруга, ни сына нет, и не знаю даже, заявятся ли сегодня.

— Артур совсем перестал ночевать дома?

— Он занят очередным невероятно важным расследованием. Похороны императора прошли… не очень гладко.

О да, Хейд лучше многих знал, что именно на похоронах пошло не так. Шумиху так и не подняли, газеты молчали. Власти не решились сеять смуту, когда положение Тормандалла без того шаткое, а доверия у народа к императрице было не сказать, чтобы очень много. Отыгрывая хорошего друга, Хейд обеспокоился судьбой Артемия — спросил, где же в столь поздний час пропадает этот тихий домашний мальчик. При упоминании сына взгляд Светланы потускнел:

— Артём редко бывает дома. Как я радовалась, когда он нашёл друзей, но слишком поздно поняла, что никакие это не друзья. Теперь, увы, он меня не слушает. Меня! У супруга же нет ни времени, ни сил, чтобы помочь.

— Мужчины из моего народа в шестнадцать лет уже дают имя своему первенцу. Не может же Артемий вечно оставаться под твоим крылом.

— Супруг тоже так говорит, — Светлана поджала губы, — но я-то чувствую, что не всё так просто. Если бы Артём хоть раз поговорил со мной, а не психовал или сбегал…

Не хватало стать жилеткой ещё и для слёз миссис Эсвайр. Раз Артур не дома, то и смысла тут сидеть нет. Почуяв, что гость собирается её покинуть, Светлана засуетилась.

— Пожалуйста, Фелис, останься ненадолго. В последнее время так редко удаётся поговорить с кем-то не по работе... — она сцепила пальцы в замок. — У нас тут яблоки уродились, да так щедро, что одна не успеваю всё съесть. Приготовлю из них всё, что захочешь.

Хейд почти озвучил твёрдое «нет», как его озарила мысль.

— Конечно, твоя стряпня всегда меня радовала. — И он добавил ужасно расстроенным тоном: — Бедный Артур. Можно подумать, в городе не осталось других старших инспекторов. Он же был занят убийством приближённой, разве нет?

Развести Светлану на новый поток жалоб не удалось: та лишь слегка повернула голову, пока слушала, и молча продолжила мыть яблоки. Какая досада, она всё-таки умела следить за языком. Зная Артура, он наверняка пошёл на принцип и дело приближённой не бросил. Расследование неофициальное, на рабочем месте он бы им заниматься не стал. Во время пьяных посиделок он как-то обмолвился, что действительно тайком хранит некоторые дела дома. Раз Хейду придётся задержаться в этом гадюшнике, то стоило иметь в виду, насколько продвинулись поиски инспектора.

Хейд достал первую попавшуюся книгу и, раскрыв её наугад, бросил на столике у дивана. Готовка вряд ли займёт у Светланы много времени, лучше не тормозить. Запершись в гостевой уборной, Хейд под шум воды залез на край ванны, чтобы дотянуться до шпингалета узкого окна под потолком. Высунувшись на улицу, он нащупал водосток и подёргал, проверяя надёжность. Кое-как, но удалось вскарабкался на узкую часть крыши первого этажа. Уже не раз доводилось грабить подобные дома, так что Хейд примерно представлял, какая у него планировка.

Тихо ступая по тропинке из черепицы, скользкой после дождя, он подкрался к первому окну. Кажется, это комната Артемия — на полу валялись упавшие со стола рисунки; Артур часто хвастался, как его «маленькая гордость» одарена в творческом плане. В следующем окне виднелась комната Светланы, судя по однотипным серым платьям, выглядывавшим из шкафа. Всё стояло строго на своих местах, ни одной лишней вещи на виду, хотя бы семейной фотокарточки на прикроватном столике. Сама кровать оказалась узкой — чета Эсвайров даже ночи не проводит вместе? Как всё плохо. Следующие окна вели в комнату, которая должна была быть супружеской спальней. На подоконнике носок соседствовал с пепельницей, одинокая бутылка виски возвышалась посреди завала папок на столе. Светлана в этом бардаке явно нечастый гость.

Без инструментов открыть окно было не так-то просто, но Хейд попытался — увы, безрезультатно. На его счастье, створки в комнате Артемия оказалось лишь плотно прикрытыми; изнутри на раме чернели отверстия от выдернутых гвоздей. Мальчишку что, запереть пытались? Хейд дугой обошёл разбросанные на полу рисунки. На одном из них хаотичная клякса походила на человеческий силуэт в погребальном саване, из-под которого лезли щупальца — даже от мимолётного взгляда на него стало тревожно. Всё же был у сына Эсвайров зачаток таланта... жаль, развивал он его странным способом.

Пробравшись в комнату Артура, Хейд окинул царивший в ней бардак намётанным взглядом. Что-то тесновато здесь было, куда пропала вторая половина супружеской спальни? Хейд приблизился к зеркалу в массивной раме, висевшему на стене. Артур был из тех людей, кто даже в уборной не всегда смотрит на своё отражение. Прощупав раму, Хейд довольно хмыкнул: зеркало оказалось с секретом. Тайные двери — не редкость, местные сопротивлялись разгулу домушников в меру своих сил и фантазии.

Первое, что бросилось в глаза в потайной комнате: огромная пробковая доска, усеянная фотокарточками, картами с пометками, записями от руки. Всё это было посвящено одному человеку: мастеру Хранителей, Дариусу Таррнету, чьё имя виднелось на газетных вырезках. Артур, помнится, нелестно отзывался о Таррнете, но кто бы мог подумать, что его неприязнь имеет подобные масштабы! Не поленился ведь собрать всевозможные упоминания и о мастере, и о его дочери… Тут-то Хейд в ужасе хватился за голову.

«София? Так тебя звали? — Хейд коснулся портрета дев… человека, умершего от его руки. — Отличное совпадение. Грохнул приближённую, дочь мастера Хранителей — да как я всё ещё живым по улицам хожу?»

На доске засветилась ещё одна личность: Самуэль Ламарк. Хейд нашёл пять газетных вырезок, рассказывавших о его кондитерской фабрике, и портрет — улыбчивый энлод с зачёсанными назад короткими волосами, густой бородой и весёлым взглядом держал в руках поднос с конфетами. Встречались и упоминания о двух бандах: Безголовых судей, которых гвардия уже давно под нож пустила, и Левиафанов, какая-то новая ватага ублюдков с севера. И какую связь между всем этим Артур пытался найти?

На столе, как ни странно, соблюдался порядок, потому папка с именем «София Таррнет» нашлась быстро. Показания свидетелей, записи Артура о месте преступления, какие-то догадки, пометки; целых два листа были посвящены поездке приближённой на север. Хейд нашёл список контрабандистов и официальных поставщиков сонного газа: многие имена уже вычеркнули, в том числе имя Михаила. Артур решил, что он чист, или успел пометить, что мёртв? К счастью, имя самого вора-убийцы нигде не всплыло. О, каков был соблазн опрокинуть на эту папку чашку с недопитым кофе!

Под столом нашлась коробка с ценной находкой — баллончиком. На сердце потеплело, будто Хейд встретил милую подругу после долгой-долгой разлуки. Брать или не брать? Михаил мёртв и новый баллончик ему не достанет, но сонный газ слишком полезен, чтобы так просто от него отказаться. Разрываясь от противоречий, Хейд решил рискнуть, лишь бы Артур не так скоро заметил пропажу.

Тишину разрезал короткий писк, комнатку озарила вспышка света. Хейд чуть концы не отдал прямо там, где стоял. Оказалось, это ожила радиолампа телеграфа, сиротливо стоявшего на тумбе. Колесо аппарата закрутилось, протягивая бумажную ленту и вырисовывая на ней вязь из точек и линий. Какой-то шифр? Вот же Артур засранец — во время попоек грузил Хейда всякой ерундой, а о самой интересной части своей работы умолчал. Как же хотелось внимательнее порыться в его вещах, но Хейд не мог «отсиживаться в уборной» вечно.

Вернувшись в гостиную, он проверил настенные часы: прошло минут пятнадцать. Рядом с раскрытой книгой ждала чашка с остывающим кофе — отсутствие гостя как минимум заметили. Вскоре к нему заглянула Светлана, вытирая руки о фартук. Пришлось стерпеть череду неудобных вопросов о здоровье Хейда, но ему не привыкать врать и увиливать. От неловкого разговора и ещё более неловкого молчания их спас хлопок входной двери. Светлана убежала встречать мужа, послышался её тихий голос: «Фелис пришёл», в ответ Артур протянул задумчиво-удивлённое «Гм-м-м». Вскоре он вошёл в гостиную, поглядывая на Хейда недоверчиво, словно не верил, что это действительно он. Хейд и сам удивился, увидев друга: свежая рубашка, новое пальто, бритое лицо и аккуратно зачёсанные назад волосы сотворили с ним чудеса, лишь бесконечно уставший взгляд остался неизменным.

— Вырядился, как девка на выданье, — Хейд шутливо щёлкнул по запонке на Артуровой рубашке. Рядом со старым другом маска Фелиса ощущалась привычнее. — Небось на свидания со Светланой ни разу так не прихорашивался.

— Обидно, между прочим. Я не всегда выглядел, как пыльный мешок, — проворчал Артур, всё-таки слегка улыбнувшись. Сбросив на спинку стула пальто, он решительно повёл Хейда на веранду, выходившую на яблоневый сад. — Важная встреча с важными людьми. Пришлось соответствовать.

— Вижу, на работе прибавилось хлопот…

— Первое правило в этом доме: никаких разговоров о работе. Здесь оплот моего душевного спокойствия. И никакой работы.

«Никакой работы, конечно-конечно», — Хейд не то оскалился, не то сочувственно улыбнулся, пока Артур пытался втиснуться в узкий стул с подлокотниками. Эти стулья Светлана купила на свой вкус, и теперь Артур бурчал под нос, что если бы помогал супруге с выбором, то выбрал бы что-то более жизнеспособное. Ключевое слово — «если».

— Облегчи мою участь, — со смешком попросил Артур, кивнув на вазу, доверху набитую яблоками. — Супруга уже как только не извращалась: салаты, пироги и пудинги, соусы, мясо и рыба с яблоками, даже супы — и то с яблоками! Какое-то яблочное безумие. Давно предлагал срубить хотя бы половину деревьев — так нет, миссис Эсвайр, видите ли, жалко.

— Даже согласись я, у вас руки дойдут лет через десять, — невозмутимо ответила Светлана, зашедшая на веранду с подносом. Подвинув вазу, она выставила в центр стола тарелку с запеканкой из яблок, моркови и риса.

— Не начинайте. Я, между прочим, собираюсь взять отпуск через пару недель, если высшее начальство даст добро. Иначе, чую, нервы мои не выдержат. Подчинённые уже готовы от меня за решёткой прятаться, с преступниками рядом.

— Отпуск? — Светлана, вместо радости, странно напряглась. — Значит, придётся…

— Не придётся, — одёрнул её Артур. — Всё в порядке. Я договорился. Отвезём Тёмку поглазеть на Андронталл, как он давно мечтал.

Диалог вышел скомканным, чувствовалось нежелание обсуждать детали при Хейде. Тот демонстративно отрезал себе кусок запеканки.

— Никогда такого не ел, но мне нравится, — отозвался он, попробовав угощение. Светлана мягко улыбнулась и скрылась в доме.

Лицо Артура было чёрным от усталости, но Хейд пришёл не жалеть, не слушать нытьё, не быть «Фелисом Харрисоном» — он пришёл просить помощи. Долго не выходило подловить удачный момент для разговора. Сначала инспектор поужинал, выпил чаю, заставил Хейда пройти через очередной круг вопросов о здоровье, и наконец предложил на днях отдохнуть в пабе, «как в старые добрые». Никогда ещё эти разговоры ни о чём не бесили так, как сегодня. Артур уловил настроение друга и примолк, решив раскурить папиросу.

— А как же обещание Светлане бросить?

— Она понимает, что без некоторых старых привычек я скончаюсь за рабочим столом. У меня не так-то много способов сбросить напряжение, — лениво ответил Артур и хлебнул чаю. — Ещё успею завязать. В более спокойные времена.

Хейд придумал уже с десяток вариантов, как подвести разговор к нужной теме, но ни один из них не казался надёжным. Внезапно Артур сделал всё за него.

— Валить бы тебе отсюда, дорогой друг, — сказал он со странной задумчивостью, пока в руке тлела папироса. — Я бы и сам уехал, да не могу — долг. Тебе в этом плане проще, завидую.

— С чего вдруг такие разговоры?

— Даже не знаю, с чего начать. Наверно с того, что с моря нам угрожает Вердест, а с севера — армия головорезов.

— Ты про Левиафанов?

— Верно, — Артур затянулся, расфокусированным взглядом уставившись куда-то вглубь яблоневого сада. — Люди идут к ним толпами, но почему, зачем, ради каких целей? Раньше Левиафаны хаотично разбойничали на севере, досаждая горцам, а теперь всплывают доказательства, что убийство Арчибальда VI — тоже их дело. Неплохо так выросли, да? — он усмехнулся. — Пытаться остановить их — всё равно, что пытаться остановить лавину. Посылаешь людей на разведку — вскоре они начинают работать против нас. Хочется даже взять пару уроков у их вербовщиков.

— Боишься, что и меня завербуют? — полушутливо спросил Хейд. Ответный взгляд Артура оказался пугающе мрачным и серьёзным.

— Вновь угадал. Знаешь, почему я начал так зашиваться за работой? Никому довериться не могу. Боюсь представить, во что всё выльется, когда Левиафаны наберут достаточно пушечного мяса. Пока тебя не коснулось… пока не рванула эта пороховая бочка… бежал бы ты лучше. И друзьям своим настойчиво советуй то же самое.

— Пожалуй, ты прав. Мне бы хотелось вернуться к родной земле… — Хейд взял паузу, делая вид, что только сейчас задумался над таким вариантом.

— Официально корабли в Ашвайлию больше не ходят, Вердест перекрыл все безопасные пути. А неофициально… лучше не лезь — многие из тех, кто рискнул, оказались на дне. Присмотрись к другим вариантам. Шинстари из них не самый приятный, зато можно любую войну пересидеть. Я даже помогу договориться о местечке на судне.

В Шинстари? К этим поехавшим религиозным фанатикам, проливающим кровь ради своих обожествлённых гор? Коренные шины хуже квадрианцев, не зря наиболее благоразумные из них пытались всеми способами оттуда бежать. Хотя если верить Ардаширу — одному из таких перебежчиков — шины к другим народам безразличны, достаточно лишьш соблюдать местные верования, мудрёные и крайне строгие.

— Спасибо, я подумаю.

— С думами не затягивай. Чуется мне, спокойных деньков осталось не так много.

Артур пускал дымные кольца, глядя на розовеющие в закатных лучах листья яблонь. Можно было бы спросить, знает ли он про рисунки в комнате Артемия и всё ли в порядке с его женой. Схватить за грудки, встряхнуть и настойчиво донести, что пока Артур гоняется за Левиафанами, в его собственном доме творится чертовщина. Может, Фелис не остался бы безучастным, Хейд же испытал огромное облегчение от того, что впервые за много лет смог так легко отстраниться от проблем Эсвайров. Надоело. Надоело строить из себя человека, которым он не является. Дарнелл прогнул его под себя, и, чтобы выжить, пришлось подчиниться, играть по чужим правилам. Хватит! Фелису Харрисону придётся смыться в унитаз вслед за про́клятыми камнями. Пора вспоминать, кто есть Хейд на самом деле, а что прилипло от чуждой маски.

Алая судейская мантия выделялась на фоне стены, как мишень на стрельбище. Даже если сказать себе сотню раз: «Она мертва, её дух развеян вместе с прахом», — мисс Таррнет продолжала сидеть за столом, совсем рядом, до неё можно было дотянуться, если захотеть. Под кожей на руках, там, где сплетались вены, Виктора мучил нестерпимый зуд. Выгрызть бы зубами крылатую дрянь, которая ползала внутри, хозяйничала, отвлекая мороком.

— Уходи. Не знаю, что ты такое, но перестань меня мучить.

— Ты не знаешь даже, кем являешься сам, — безжизненный голос мисс Таррнет звучал далёким эхом.

Перед Виктором поставили глиняную кружку с пахучим варевом. Он вздрогнул и поднял взгляд на хмурую женщину, коренастую, с большим орлиным носом. На пышной груди блестело и переливалось ожерелье — нить с нанизанными на неё бусинами из дерева и кости, золотыми пластинами и перламутровыми чешуйками. Такие носили горцы с запада Синего Хребта, София как-то встречалась с местным племенем.

— Пей, п'легчает, — прогудела горянка. Виктор уставился на кружку, опасаясь даже касаться её. — Экая цаца! Х'тела б травануть, выбрала б сп'соб п'дешевле да повернее. Я на тебя с'шёную баюнку п'тратила, пей, не п'давись.

Виктор ничего не знал о сушёной баюнке, но женщина говорила о ней как о чём-то полезном. Была не была. На вкус варево оказалось пряным, вязким, немного щипало язык.

— Меня звать Тунара. Приглядываю за х’зяйством. М’жешь обращаться ко мне за п’мощью. Но без ф’натизма. В няньки не з’писывалась, — хоть Тунара и выглядела неприветливо, Виктор достаточно наобщался с другими «детьми гор», чтобы уловить нотки сочувствия.

Мисс Таррнет исчезла, лишь парочка бражников кружилась вокруг керосиновой лампы, тени от их крыльев танцевали на стенах. Действительно хорошая штука эта сушёная баюнка.

— Мне всё равно, кто ты. Пр’сто п’могаю Г'руспику, чем могу. Веди себя прилично. Тогда и у тебя всё будет х'рошо, — Тунара забрала опустевшую кружку и скрылась на кухне.

— Она боялась мальчишку. Теперь не знает, бояться ли тебя, его убийцы, — Виктор вздрогнул, услышав голос мисс Таррнет позади себя. Та задумчиво провела ладонью по висевшим на стене маскам. Глиняные, деревянные, костяные; раскрашенные краской, засохшей кровью и углём, покрытые резьбой; улыбающиеся, скалящиеся, плачущие или умиротворенные — их было много, и все, казалось, следили за Виктором. «Они отгоняют огонь-траву», — так говорил Лиховид.

Виктор поблагодарил Тунару. Пусть и по указу, но она действительно помогла — зуд потихоньку стихал. Велико было желание посмотреть на мисс Таррнет ещё чуть-чуть, хоть краем глаза; поверить, что каким-то образом её блудный дух смог оказаться рядом с ним. За каждую подобную мысль Виктор больно закусывал щёку. Ламарк специально навёл на него морок? Но зачем?

— Ты тоже слышал Зов в ту ночь, стоя на горной вершине и наблюдая за сиянием в небе. Для тебя Зов остался лишь воем ветра, хотя ты находился так близко к нему, безликому и безротому, что даже клеймо не заглушило бы его голос — как не спасли Софию древние кости на её шее. Почему? Почему ты?.. — самозванка замолкла на полуслове. Тунара вернулась с подносом в руках, поставила на стол миску и положила рядом кусок ароматного хлеба. От запаха говяжьего супа в животе тут же забурчало — уже двое суток Виктор и кусочка в рот не брал.

— А вдруг отрава? — Тунара гулко хохотнула, глядя, с каким рвением Виктор набросился на еду. — Ну ешь, ешь. Твоё тело д’лжно быть сильным. И сытым. Сл’баки у нас д'лго не живут.

На языке перчила ядрёная смесь приправ, Виктор уже и забыл, как можно наслаждаться едой. Увлёкшись обедом… или ужином… может, завтраком… да как в этом месте без окон определить время суток?.. он даже не заметил, как Тунара принесла кружку с обычным чаем.

— Н'хлебников мы не держим. Нет указаний от Г’руспика — р'ботай или з'нимайся х'зяйством. Убежище старое, всё л’мается. Дело всегда найдётся. Зато будешь сыт и с крышей над г'ловой.

— Что это вообще за место?

— Убежище, г’ворила же. Как там по-вашему… б… бну…

— Бункер, клуша, простейшее же словечко, — Лиховид замер в дверях, держа в руках респиратор. На вид — самый обычный человек, даже… слишком обычный. Серый. Нельзя было сказать с уверенностью, сколько ему лет, степняк он, горец или низменник. Его выдавали лишь говор и имя, но казалось, что по своему желанию он может выдать себя за кого угодно.

Тунара смерила Лиховида долгим взглядом из-под густых бровей, собрала пустую посуду и ушла. Бросив респиратор на стол, Лиховид расслабленно откинулся на спинку стула. Он склонил голову то к одному плечу, то к другому, примериваясь к Виктору, как к новому пальто.

— Ну чего, чего грызёшь меня очами, как влюблённый юноша — своего соперника? Не люб я тебе? Уж извини, каков есть. Я ж весь тухну от тоски, ведь ты умертвил моего драгого друга! С кем мне нынче балагурить? Не с кем! А ты скучен, как кодекс Непреложных законов, — Лиховид жаловался с таким надрывом, будто Виктору было дело до его проблем.

— Мастер обязал вас помочь мне освоиться, — сквозь зубы проговорил Виктор. Сам был не рад зависеть от Лиховида, но чем больше он знал о враге, тем проще действовать.

— Давай-ка без этих хранительских словечек, хорошо?

Однако приказ есть приказ, хотя Лиховид больше жаловался на то, как ему скучно возиться с новичком, чем рассказал или показал что-то полезное. Они бродили по однотипным коридорам, от которых шли разветвления, подъёмы и спуски, многие из них были завалены обломками, что-то заросло огонь-травой, некоторые были закрыты каменными вратами. И как ориентироваться в этой паутине? Виктор пытался запомнить путь по маскам на стенах, но их было так много, что вскоре он начал путаться.

Один из поворотов свёл их с Нариманом. Сгорбившись, он тащил за собой труп, замотанный в простыни и верёвки — прямо куколка насекомого. Хотелось отвернуться, не смотреть на последствие своего выбора, но Виктор не отрывал взгляда. Он должен помнить. Принесённая жертва заставит его пойти до конца, чего бы это ни стоило.

— Вы же сожжёте тело? — спросил Виктор со слабой надеждой.

— И прах над морем развеем, — Лиховид не смог удержать серьёзное лицо и захохотал. — Нариман, ты слышал, что он бает? Как тебе идея собрать прощальный костёр?

Чернокожий здоровяк даже не обернулся. Переведя дух, он со своей ношей двинулся дальше, оставив после себя след от натёкшей крови.

— Ох насмешил, новичок, не ожидал, — вдруг Лиховид наклонился к Виктору, его свистящий полушёпот был подобен шипению змеи: — Мы же страшные ужасные беззаконники: тело хранительское выпотрошим, изопьём его кровь, из жил сплетём нити, поворожим на потрохах, из костей высечем ножи, а что останется — скинем в глубокий колодец, на дне которого томится древний дух. Он с благодарностью примет щедрую жертву и душу её пожрёт.

Повисла звенящая тишина. Издевался ли сейчас Лиховид, сказал правду или немного приукрасил — как тут понять?

Пока они сверлили друг друга взглядами: Лиховид с вызовом, а Виктор с неприязнью — путаные коридоры убежища привели к ним ещё одного Курьера. Витая в своих мыслях, им на встречу шла высокая и болезненно худая девушка, с плеча у неё свисала тугая светло-русая коса с заплетёнными красными лентами, обычно так себя украшали степнячки. Она чуть не выронила из рук лукошко, когда Лиховид воскликнул:

— Оле, знакомься, это Веселина. Веселина, а это Хранитель, тот самый, которого твоя отрава свалила. Гладко сработано, как видишь! — Взгляд девушки метался между Курьером и Виктором, на щеках вспыхнул лихорадочный румянец, а лоб заблестел от пота. Она прижала лукошко к груди, словно надеялась спрятаться за ним. Лиховид всё забавлялся: — А раз ты его уловила, то и быть тебе поводырём.

Веселина обвела взглядом маски на стенах, ища у них защиты, но те безучастно смотрели на неё пустыми глазницами. Оскалившись, Лиховид нарочито громко прошептал: «Девица она пребеспокойная, тако что будь с ней ласков». Желание придать кулаком его лицу хоть какие-то запоминающиеся черты становилось невыносимым. Мастер Таррнет всегда поощрял среди Хранителей взаимопомощь и уважение, любил приговаривать: «Каждый Хранитель — это кирпич, стоящий на двух других». Среди Курьеров, видимо, царили иные порядки.

— У вас же н-нет с собой н-ничего железного? — пролепетала Веселина, стараясь смотреть куда угодно, только не на Виктора, который приблизился к ней.

— Ваши друзья отобрали у меня всё, что было.

Веселина стёрла испарину со лба и ответила невпопад: «Д-добре». Как это дитя занесло к убийцам-беззаконникам? Шаг её был торопливым, но вместо того, чтобы смотреть под ноги, Веселина то и дело косилась на спутника и постоянно спотыкалась. В первый раз Виктор хотел придержать её за локоть, но вместо благодарности получил полный ужаса взгляд: ещё чуть-чуть, и Веселина заверещала бы на весь бункер. Больше он не пытался помочь и держался от девушки как можно дальше.

Веселина потянула за рычаг на стене, заскрежетали скрытые в стенах механизмы, открыв перед ними каменные врата. Наконец Виктор оказался в обжитой части катакомб: они вошли в просторный, тёплый и хорошо освещённый зал. Поставить бы камин, и не отличишь от обычной гостиной, но вместо него на стене висел лосиный череп. Размах рогов был столь велик, что и два Виктора не смогли бы дотянуться от края одного рога до другого. На полу под черепом сидела Диана, вокруг неё были раскиданы карты, на которых она что-то помечала куском угля. Увидев, кто отвлёк её от работы, она тут же оказалась рядом и стиснула предплечья Веселины.

— Почему ты с ним? Где Лихо?

— Дайан попросила собрать ростки огонь-травы, и вот я шла, шла, а он… он… — обиженно бормотала Веселина, опустив голову так низко, что чёлка скрыла её лицо.

— А он опять взвалил на тебя свои заботы, я поняла. Обязательно дам ему втык, ты только не сердись на моего дурака, ладно? Выполняй просьбу Дайан, а я возьму чужака на себя. Фильтры для респиратора не забыла? — Веселина покачала головой. — Молодец. Иди.

Диана улыбнулась степнячке, и та сразу же приободрилась. Когда Виктор остался наедине с одной из своих мучительниц, та мгновенно преобразилась. Диана смотрела так, как и Виктор на её месте смотрел бы на себя: как на убийцу своих собратьев, пусть и всего одного. Без респиратора и при ярком свете было заметно, что её лицо иссечено тонкими белёсыми шрамами, как от лезвия — Виктор насчитал не меньше десятка.

— Будешь так пялиться на шрамы — и тебе парочку подарю.

— Простите.

— Тобой должен был заниматься Гаруспик, но он занят на поверхности. Пока его нет — сиди тихо, не создавай конфликтов. Мы все на нервах из-за некоторых событий, в части из них ты же и виноват.

— Понял.

Диана кивнула, принимая ответ.

— Главное, что стоит помнить: всегда держи при себе фонарь, обязательно закрывай врата за собой и никогда не трогай маски на стенах. Если возникнут вопросы, то задавай их мне, других не беспокой.

— Хорошо. Что такое «Разделение»? — грех было не воспользоваться столь любезным предложением.

— С этим лучше к Гаруспику. Моя задача — не дать тебе заблудиться в местных лабиринтах, и только.

Как и Лиховид, Диана оказалась не очень-то красноречивой, когда дело касалось Курьеров, но Виктор смог вытянуть крохи информации: он всё ещё в черте Дарнелла, и отсюда имеется как минимум один выход, связанный с кондитерской фабрикой. Хоть что-то! Их путь закончился в длинном коридоре со множеством укреплённых железом дверей. Не было видно ни масок, ни бражников, но и огонь-травы тоже. Диана взмахнула рукой, указывая вдаль коридора:

— Раньше тут была тюрьма. Нам удалось отвоевать у разрухи и огонь-травы совсем немного помещений, так что не жалуйся. В камере живёт ещё один… Гаруспик зовёт его Крысом. Он диковатый, но если делать вид, что его нет, всё будет хорошо. Если переживёшь Разделение, то тогда подумаем над отдельным углом для тебя.

Виктор кивнул — главное, чтобы рядом не было ядовитой поросли, остальное он стерпит. Диана протянула на раскрытой ладони ключ, но стоило попытаться его взять, как она резко сжала кулак.

— Я крупно на тебя поставила. Сделай одолжение, Хранитель, и постарайся не подохнуть ближайшие пару недель. Понял?

Диана отдала ключ только после кивка и оставила Виктора переваривать всё увиденное в одиночестве. Внутри камеры было тепло и сухо — уже неплохо. На полу кучей лежали матрасы, испачканные пятнами крови, рядом у стены стоял стол, заваленный костяными шипами. У части из них чернели кончики — яд, может быть? Под столом нашёлся сундук, закрытый на висячий замок. В углу — кучка окровавленных бинтов, на вид довольно свежих. К одной из стен прислонялась широкая деревянная панель, к которой гвоздями были прибиты схематичные зарисовки разных мест города, на многих из них Виктор узнал Губернаторский дворец.

Виктор позаимствовал один из матрасов Крыса, вытащив из общей кучи самый чистый, и водрузил его на каркас нары. Стянув с плеч докерскую куртку, он свернул её в рулон и подложил под голову вместо подушки. Наконец хоть какое-то подобие покоя. Сегодняшние злоключения истощили Виктора морально и физически, но сон упрямо не шёл. Вокруг была тишина. Мёртвая. Лишь бы самозванка не вернулась. Может, его специально оставили в камере один на один с мороком, хотели проверить, свихнётся или нет.

Сколько времени он так пролежал, бездумно уставившись в потолок, Виктор не знал. Почти удалось задремать, как вдруг раздался гул, он шёл от стен — там, внутри, копошилось нечто большое. Виктор напряг мышцы, но сам не двигался, опасаясь издать хоть звук. Панель у стены с грохотом свалилась на пол — за ней скрывался пролом, из которого вывалился грязный человек, замотанный в кейп.

— Вы кто такой? — Виктор решил сразу дать о себе знать.

Незнакомец тут же вскочил на ноги и широкими глазами уставился на Виктора; им оказался мальчишка лет семнадцати, исхудалый и усталый на вид. Его правая рука свисала вдоль тела, другой он прижимал к груди бумажный свёрток с вяленой говядиной, судя по запаху. Справившись с шоком, парень оскалился, как дикий зверь, весь подобрался, готовый наброситься в любой момент, но явно не хотел расставаться с говядиной.

— Это ты здесь живёшь? Меня сюда послал мастер. Сэр Ламарк. Гаруспик. Я вроде как… новенький, — поспешил уточнить Виктор, пока дело не перешло к драке. — Ты тоже Курьер, да?

— Гаруспик не мог послать тебя сюда. Здесь лежанка Крыса. Только Крыса. Гаруспик знает это. А ты врёшь. Убирайся!

Горец, судя по говору, причём из самых северных племён.

— Меня привела Диана по приказу Гаруспика. И Ведьмы. Ты пойдёшь против них? — Виктор не знал, имела ли Ведьма такое право, но вдруг? Эта женщина явно не на последней ступени в местной иерархии. Крыс хмурился, но молчал. — Я здесь всего на несколько ночей… надеюсь. Постараюсь не мешать тебе.

Крыс уселся на свою лежанку из матрасов, он не спускал с чужака глаз даже когда жадно вцепился зубами в говядину. Правая рука всё так же безжизненно свисала, он ни разу ей не пошевелил. Если не показалось, у горца были разноцветные глаза — Виктор пытался рассмотреть, но Крыс, чувствуя неладное, отворачивался от него.

— Крыс ещё проверит, правда ли ты человек Гаруспика. Если соврал — Крыс запомнил твой запах, найдёт тебя и горло перегрызёт.

— Как скажешь. Буду иметь в виду, что шутки с тобой плохи.

Крыс кивнул и успокоился. Прикончив свою небогатую снедь, он с болезненными вздохами улёгся на матрасы — как был, в грязном сыром кейпе, — его больная рука свисала на пол. Одиночество больше не давило на Виктора. Появились хоть какие-то звуки… но он всё равно боялся закрыть глаза и вновь оказаться на балконе, где его ждала девушка, которую давно поглотил огонь.

— Моё почтение, мэм! Не подскажете, как добраться до Губернаторского дворца?

Женщина прощупала его строгим оценивающим взглядом. Решив, что человек перед ней достоин ответа, она отвернулась и указала рукой направление: «Сверните в Кошварский переулок, идите до статуи генерала Багорта — узнаете его по чу́дной шляпе с пером, — а дальше сориентируетесь». Кошелёк с двумя сотнями шиллетов незаметно перекочевал из чужой сумочки в его собственную.

— Вы очень красивая, улыбнитесь, это сделает вас ещё краше.

Девушка с опухшими от слёз глазами сжала в руках хризантему. Она не заметила прикосновения к запястью, сбитая с толку внезапным вниманием, тем более от айрхе. Лазуритовый браслет змейкой скользнул в рукав.

— Ох, мистер, без вашей помощи я бы уже оказался на полпути в крематорий! Кучера совсем не следят за дорогой. Уж я напишу письмо в управление, да не одно, пусть не набирают кого попало! — возмущался лысоватый энлод, пока отряхивал пальто. Он и не заметил, как с воротника пропала ромбовидная брошь, украшенная россыпью гранатов.

Давненько Хейду не приходилось промышлять на улицах, благо старые приёмы не успели забыться. Всё выходило настолько гладко, что даже проскальзывали мысли, а не зря ли он в своё время из щипачей ушёл в домушники. Раньше до чужих карманов добраться было куда тяжелее, теперь же, когда энлоды видели не очередную помойную крысу, а прилично одетого человека с отпечатком интеллекта на лице и честными-честными глазами, иногда всё-таки шли на контакт. Остальное — дело рук и доли импровизации. Заодно пришлось вспоминать, как выгоднее загнать награбленное скупщикам. С десяток лет он таким не занимался, пользуясь услугами Бороха, Счастливчика, Майры, наконец. Хейд не против потерять пару-тройку процентов от прибыли, зато сэкономить часы личного времени и кучу нервов — торговаться он не любил. Счастливчик, гнида злопамятная, обещание своё выполнил: Сорочьи скупщики бросали на Хейда осуждающие взгляды и гнали прочь. Не беда. На одних Сороках мир не сомкнулся, в городе полно желающих нажиться на чужом добре.

Так в суете и пролетел целый день. Когда ноги загудели от многочасовой ходьбы, а в животе заурчало от голода, Хейд решил, что на сегодня хватит. На пути ему попался маленький парк с цветочными клумбами, в котором почти не было людей — неплохое место, чтобы перевести дух, ведь его ждал долгий путь домой. Усевшись на нагретый солнцем борт фонтана, он скинул с плеча сумку, а с лица — маску улыбчивого вежливого горожанина. Вокруг курлыкали голуби, которых прикормили две старухи; на птиц Хейд поглядывал с опаской, но те не пытались уставиться на него в ответ. Это радовало. Он прикрыл глаза, всего на несколько минут, большего не мог себе позволить. Возраст давал о себе знать, и та нагрузка, которую он раньше даже не замечал, потихоньку начинала его тормозить.

Когда Хейд открыл глаза, то осознал, что у него появилась компания.

— Какой на редкость приятный денёк после недели проливных дождей, не правда ли, мийстер? — протяжное «мийстер» резануло слух. В памяти что-то зашевелилось, но безуспешно.

Нарушитель спокойствия сидел на холодной земле, как на перине, хотя лето уже давно прошло. Прислонившись спиной к борту фонтана, он ловко скрутил папиросу и чиркнул зажигалкой. Тощий, бледный, с рыжеватой козлиной бородкой и шальными серыми глазами — какой-то попрошайка, даже плащом не смог разжиться, ходил в рубахе да залатанной жилетке. После десяти попыток зажигалка так и не дала искры.

— Досада какая, а мне всё расхваливали эти ваши запальнички. Ничего надёжнее спичек люди не придумали, — тощий человек пару раз подкинул зажигалку, ловя в воздухе, а на третий швырнул её в кусты.

Хейд не успел отдохнуть, но чувствовал, что лучше ему сейчас уйти. Бежать. Стоило дёрнуться, как цепкая ладонь схватила за лодыжку — вцепился клещом, не выдернуть. Ногу обожгло холодом, Хейд перестал что-либо чувствовать ниже пояса. Вот паскуда!

— Чегой-то ершитесь, как отлупленный по жопе кот? Видите, ничего у меня нет, ни палки, ни палки-стрелялки. Почему бы двум взрослым людям не поболтать у столь красивого фонтана?

За поясом у Хейда был спрятан сонный газ, но без респиратора его использовать чревато. Он мог наброситься сверху, попытаться выцарапать глаза, эффект неожиданности заставил бы тощего человека ослабить хватку.

— Понимаете, мийстер… хотя давай без формальностей, не любы мне они. Понимаешь ли, Хейд из рода Мортов, есть у нас общий знакомый, который дюже стеснительный. Я к нему и так подойти пытаюсь, и эдак, а он в руки не даётся, представляешь? А тут прохожу мимо, смотрю, — ба, какие люди! Не раз видел тебя его глазами, сразу узнал по шрамам. Подумал, может, ты мне чутка подсобишь?

Голуби перестали клевать заботливо подкидываемый хлеб. Пара ворон больше не дралась за особо крупную корочку. На ближайшую ветку опустилась чайка. После того, как про́клятые камни уплыли в путешествие по канализации Дарнелла, Хейд надеялся, что его оставят в покое не только кошмары, но и птицы тоже. Теперь он до одурения рад, что это не так.

— Глянь, как наш скромник засуетился, — тощий человек усмехнулся, тоже заметив птиц. — Значит, верной дорогой идём, да, Хейд из рода Мортов? А хочешь, фокус покажу? Любишь фокусы?

Как по приказу, птицы молча сорвались с места. Тощий человек сложил пальцы пистолетиком и, прищурив глаз, прицелился в пернатую толпу.

— Бах!

Мёртвые тела осыпались вокруг фонтана. От такого зрелища старухи вцепились друг в друга и закричали в ужасе. Лишь на короткое мгновение, в то самое «бах», Хейд почувствовал власть над телом и тут же рванул прочь, кое-как выдернув ногу. Ему в спину бросили разочарованное: «Эй, ну куда же ты, неужели фокус не понравился?», след от руки горел ледяным ожогом. Хейд петлял дворами, пока не оказался на побережье реки. К вечеру молодёжь вышла прогуляться по красивому месту, полному достопримечательностей, среди такой пёстрой толпы легко было затеряться. Осталось добраться до моста, связывавшего Ахеронский остров с Паясой, так Хейд окончательно запутает следы.

«Что, мать твою, сейчас произошло?» — этот вопрос не давал покоя. Если верить словам тощего человека, за птицами стояла не таинственная сила, а некто вполне реальный. Но зачем?.. как?.. почему именно Хейд, в конце-то концов? То и дело он всматривался в небо, деревья, дороги, но, как назло, все пернатые, преследовавшие его столько времени, исчезли. Не мог же тощий человек одним «фокусом» стереть всех птиц в городе? Правда ведь?..

«Ведун знает моё настоящее имя. Немногие из живых могут этим похвастаться. Счастливчик? Решил гадить до последнего? Нет, вряд ли, дело тут не в Сороках», — Хейд раздражённо тёр шрамы на подбородке. С какой стороны на ситуацию ни глянь, что-нибудь да не сходилось. Он так затерялся в мыслях, что едва успел затормозить у края дороги, иначе бы угодил под колёса кэба. На плечо опустилась рука, ухо обожгло дыхание:

— Вы убегаете совершено напрасно, мистер Морт. Мы избавим вас от ужасного недуга, если вы в ответ поможете найти того, кто его на вас наслал.

Хейд, не оглядываясь, резко ударил незнакомца локтем и оттолкнул от себя. «Птицы вам не союзники, мистер Морт», — услышал он, убегая прочь. Недолго думая, Хейд перемахнул через береговое ограждение и во весь дух понёсся к отплывающему парому. Мелькнула мысль: «А допрыгну ли?», — но он уже оттолкнулся от края деревянного настила. Чудом, но успел ухватился за борт. Один из пассажиров охнул от удивления, однако не дал Хейду рухнуть в мутную воду и затащил его на судно.

Сердитый служащий прибежал разобраться с «зайцем», но его успокоил один из украденных кошелей, набитый шиллетами. Пассажиры, не дождавшись продолжения зрелищ, пошушукали между собой и забыли о безумном айрхе-лихаче. Можно было выдохнуть. Едва Хейд облокотился о борт и вытер испарину со лба, как услышал чирканье зажигалки. Его пробила дрожь, но рядом стоял не жуткий бродяга, а статная дама с отливающими золотом волосами, непонятно что забывшая на пароме среди рабочих. Придерживая трубку за длинный мундштук, она смотрела на Хейда, как адепт Мудрой судии на препарируемую лягушку. Хоть ему и не нравились высокие женщины, эта энлодка, стоило признать, оказалась хороша собой.

— Можете убегать от нас столько, насколько сил хватит. Можете думать, что всё под контролем: кошмары оставили вас, видения тоже. Можете хотеть забыть об этом эпизоде своей жизни и идти дальше, — приложив мундштук к губам, незнакомка глубоко затянулась. Как она могла знать, что творится у Хейда в голове? — Печальная правда в том, что кошмар ещё не закончился.

Она не пыталась схватить Хейда за руки или ноги, потому и он не спешил бросаться в воду.

— Вы кто такие и что вам надо?

— Мы — языки Молчащего, — монотонный голос дамы стал ещё тише, почти заглушаемый рёвом моторов. — Его взгляд обращён на человека, связанного с вами. Тот человек — преступник и предатель, он погубит город, если его не остановить.

— Так грузите своими проблемами констеблей, а меня не трогайте.

— Необдуманный ответ. Вы так дорожите своей свободой, мистер Морт, но, спасаясь от нас, лишь наступаете в расставленный капкан. Придёт час, когда вы увидите, что «добрый знакомый с птицами» хочет принести вас в жертву своим амбициям, как и многих других до этого. Тогда мы придём ещё раз — последний раз. В одиночку против предателя вы ничего не сможете сделать, но мы — сможем. Ведь нас больше, намного больше, чем птиц. Все ваши пути так или иначе ведут к смерти, и лишь Молчащий поможет её перехитрить.

Паром остановился у пристани, на которой ждала новая порция пассажиров. Златовласая дама бросила напоследок холодную улыбку и растворилась в толпе, оставив после себя табачный шлейф. Запугивать смертью — низкий ход. Действенный ход. Но стоило ли доверять беззаконникам?

«Пошли они к чёрту, я не буду ввязываться в чужие разборки», — сделал Хейд простой вывод. Пусть он не до конца понимал, что и почему сейчас вокруг него происходило, зато прятаться от проблем умел хорошо. Вот только чуял Хейд, что в этот раз одних его сил будет недостаточно. Придётся наведаться к Майре. Городские часы отбили полночь, когда вместо дома на Обводной он приехал к окраине Дарнелла. Лесопарк вокруг был мёртвым и тихим, хоть бы кто хлопнул крыльями, каркнул, чирикнул. «Птицы тебе не союзники». Однако они сделали для Хейда больше, чем многие из его знакомых.

Ворота цирка «Фестиваль чудес Мугнус» были закрыты, но у Сорок свой путь за стены. Хейд прятал в ладонях замёрзший нос, пока брёл мимо пустующих помостов, куч мусора и разбросанных конфетти. Иногда встречались уборщики, спешившие навести порядок перед открытием — Хейд сторонился даже их. Неподалёку от шатров расположилось крошечное поселение циркачей: кучка бараков и единственный кирпичный дом, увитый плющом и разноцветными фонарями. Хейд вошёл в него без стука, зная, что здесь никому не нужна его лживая вежливость.

— Явился, — вместо приветствия фыркнула леди Удачи, не отвлекаясь от вынимания зябликов и многочисленных шпилек из причёски. В ответ Хейд тоже мог не рассчитывать на тёплый приём. Такая грубоватая искренность устраивала обе стороны.

— Какая наблюдательность, — в тон ей отозвался Хейд. Единственный стул в душной гардеробной заняла Леди, ему оставалось лишь устало прислониться плечом к косяку двери.

— Давненько ты в Лотерее не участвовал. Решил мутить дела в обход Майра?

— Не заводись ты, — Хейд приблизился к Леди и помассировал ей кожу головы, зарывшись пальцами в водопад вьющихся волос. Глаза разбегались от множества банок и склянок со всякими женскими премудростями, расставленными на туалетном столике. Как только Леди помнила, где что находилось? — Мне с ним многое надо обсудить. Он сейчас в своей газовой камере дымит или свалил по делам?

— Наблюдает за прогоном новой программы в главном шатре, — Леди блаженно закатила глаза и откинулась на спинку стула. — Сегодня Майр в плохом настроении, так что попридержи язык, если хочешь с ним договориться. А теперь проваливай.

— Я тоже по тебе скучал, Леди.

— Тогда помоги по-быстрому расстегнуть корсет.

Главный шатёр возвышался над парком, как дворец, ещё издалека можно было увидеть красно-жёлто-белый шпиль, украшенный лентами. Под куполом летали акробатки в костюмах бабочек, сотканных из полупрозрачной, поблёскивавшей в лучах прожекторов ткани. Они плавно кружились на шестах, едва видимых в полумраке, от чего казалось, что девушки и впрямь парят в воздухе. Майра Мугнус восседала на высоком табурете, раскуривая трубку и внимательно следя за репетицией, она то хмурилась, то кивала и улыбалась уголком губ. Табачный дым окутывал её таинственным ореолом, намертво впитываясь в смуглую кожу, чёрно-белый фрак и накинутый на плечи тренчкот. Хоть Счастливчик и любил обзывать «цивильчиком» Хейда, такое прозвище куда больше подходило Майре: она всегда была одета с иголочки, как лощёный щеголь. Ни у одного энлода не повернулся бы язык назвать такого человека «обезьянкой».

Майра вздрогнула от неожиданности, когда её потрясли за плечо.

— Тьфу на тебя, Хейд, сколько раз просил так не пугать, — рявкнула она прокуренным голосом.

— Удивлён, что ты ещё чего-то пугаешься.

— А я что, железный? Это ты черствеешь в своей коробке из камня и стали, а у меня тут обстановка творческая, благоприятная.

Майра тут же забыла о друге, переключившись на акробаток. Крикнула что-то на вердестском птичьем языке постановщику, тот огрызнулся в ответ, они замахали друг на друга руками, но из их перепалки Хейд ни слова не понял.

— Майр, — позвал Хейд, когда циркачи успокоились. — Мне нужна помощь, — пришлось собрать всю волю в руках, чтобы выдавить короткое: — Пожалуйста.

— Внезапно пропадаешь на целый месяц, а потом приползаешь в ночи и слёзно умоляешь о помощи. Что тут сказать, я заинтригован, — фыркнула Майра и вновь застрекотала с постановщиком.

Объявили конец прогона, «бабочки» спустились на землю и превратились в обычных девушек, уставших и сонных. Раздав циркачам последние указания, Майра не глядя махнула рукой Хейду, приказывая идти за собой. Хоть они и одного роста, было что-то в том, как Майра держала спину, каким был чеканным её шаг, от чего она казалась выше и даже чем-то величественной. Как и Хейду, ей пришлось использовать чужеродную маску, чтобы выжить в негостеприимной стране. В какой-то момент маска стала лицом, и сиротка Майра исчезла в прошлом — но Хейд до сих пор помнил её именно такой.

Ступая по мощённой камнем тропинке, они вернулись к поселению циркачей. Если зайти за бараки и спуститься с пригорка, то у края леса можно было увидеть полянку и возвышающуюся на ней поминальную стелу. Майра любила это место, а вот Хейд чувствовал себя неуютно, слишком мрачно смотрелся этот памятник чужой смерти посреди луговых цветов.

— Знаешь, я ценю доверие между людьми, — Майра склонилась перед стелой и зажгла оплавленную свечу на крышке погребальной урны. — Без взаимного доверия не получилось бы организовать Сорок, верно? Я вот, к примеру, тебе верю. Даже тронут, что ты не треплешься о моём прошлом всяким любителям нелепых шарфов в горошек. Раскрытие секрета о том, что у меня в штанах, сильно помешало бы вести дела так, как я считаю нужным.

Ох не нравился Хейду этот дружелюбный тон. Глава цирка и Сорок убрала зажигалку в карман брюк и педантично вытерла руки платком.

— Послушай… — Хейд уже придумал, как перевести тему в нужное русло, но со старой подругой его приёмы срабатывали редко. Вот и сейчас Майра подняла вверх указательный палец и медленно покачала им, намекая: «Заткнись и дай договорить». Хейд послушно замолк, памятуя о словах Леди.

— Всегда думал, что и ты в ответ доверяешь в равной мере, иначе не рисковал бы, сбегая из Муравейника ко мне, не стал бы одним из Сорок. Мы вместе поднялись из грязи, помогали друг другу бесчисленное количество раз, — Майра положила руки на плечи Хейда. Тот по привычке хотел отшатнуться, но взгляд подруги стал угрожающим. — Мне казалось, у нас достаточно славная дружба, чтобы шепнуть мне на ушко, что ты собираешься грабить сраный Губернаторский дворец.

От хватки Майры точно останутся синяки. Хейд абстрагировался, представил своё тело неким механизмом, которым он управлял с помощью отвёртки. Некоторые болты закрутил потуже: взгляд прямой, руки спокойно свисают вдоль тела — нельзя было касаться шрамов. Тело слушалось, делая то, что от него требовалось. Убрав руки Майры со своих плеч, Хейд твёрдо заявил:

— Я не грабил дворец.

— Не ври мне, Хейд. Во имя всего, что мы вместе пережили. Не ври.

— Я помню, что случилось с Соловьём.

— Думаешь, это аргумент в твою пользу? Город слухами полнится, что после похорон императора в Губернаторском дворце случился переполох. На следующий же день Счастливчик рвал и метал, будто жена, заставшая муженька в постели с любовницей. Даже устроил среди Сорок бойкот тебя. Он уже пытался с Соловьём ограбить музей, и я уверен, он залил тебе своего дерьма по самые уши, чтобы ты повторил пройденный путь.

— Соловей был виртуозом нашего дела. Я — нет. Соловей грабил из любви к искусству. Я — по нужде. Сам знаешь, каких сил и жертв мне стоил тот образ жизни, которым я живу. Счастливчик и правда заводил тему музея, но зачем мне рисковать, если я и так всем доволен?

Майра скрестила руки на груди, выслушивая Хейда внимательно, но с большим сомнением.

— Более того, в эти дни мне было не до музея. Я встрял в проблему гораздо серьёзнее, — Хейд глубоко вдохнул, как перед нырком в штормовые воды. — Послушай, мне правда жаль, что я оставил висяк, но возможностей закрыть лотерейный заказ больше нет.

— Висяк? Какой висяк? Все заказы исправно закрываются, был небольшой провис по приезду императрицы, да и только.

— В смысле? — медленно переспросил Хейд.

— Что непонятного? Разве я перешёл на другой язык? Все заказы лотереи закрыты. Если не считать последней, ну так она прошла вчера. — Хейд осел на ограждение, из головы разом вылетели все проблемы с музеем. Майра начала терять терпение, постукивая пальцами по бедру. — Разве ты не должен радоваться, что за тобой должков нет? Если ты так решил тему перевести, то пытайся лучше.

— Майр. У меня был заказ на Дар Квадранты.

— Брешешь. Уж такое я бы точно не упустил, да на нём озолотиться можно!

Хейд посмотрел на свои руки, провёл пальцем по едва зажившему порезу на ладони, оставленному перьями Мудрой судии. Теперь уже Майра с встревоженным видом села рядом. Темнить смысла не было, Хейд честно выложил абсолютно всё: как украл, как убил, как сходил с ума от кошмаров, в которых умирал раз за разом, пока не смог перебороть себя и избавиться от Дара. Свеча за их спинами успела основательно прогореть, пока очередной порыв ветра не затушил её.

— Я не хотел убивать приближённую, — пробормотал Хейд после того, как закончил.

— Не сомневаюсь, — Майра теребила в руках зажигалку.

— Я понимаю, что должен был найти способ перебороть Дар и отдать его Нессе. Тогда и подставной заказ всплыл бы сразу.

— Бесспорно.

— Но ладно я. Как так получилось, что в сундук Леди попала левая бутылка?

— Хороший вопрос.

Майра металась взад-вперёд, играя с зажигалкой — в таком состоянии её лучше было не трогать. Хоть кому-то Хейд смог признаться о содеянном, даже стало легче на душе. Может, когда-нибудь эта смерть окончательно перестанет тревожить остатки его совести.

— Ты помнишь Эдди Ссыкуна? — осторожно спросил Хейд, не зная, готова ли Майра к диалогу. — Он тоже пытался выкрасть Дар, где-то в этом году. Ты знал?

— Нет.

— Мне рассказал Счастливчик. Эдди умер вскоре после того, как выкрал Дар, — Хейд немного помолчал. — Он убил себя. Я чуть было не повторил его путь.

— Занимательно.

Майру скрутил приступ надрывистого кашля, она сгорбилась и прижала ладонь к груди. Зря столько курила.

— Сейчас я вспоминаю тот вечер, и многое кажется… странным, — Хейд провёл ногтем по шрамам на подбородке. События прошлого, отравленные камнем, до сих пор были подёрнуты туманом. — В записке указали точное время и место, вплоть до комнаты, где должен находиться Дар. Приближённых в тот вечер было достаточно, так какая разница, чей Дар красть? Уверен, что боло той девушки было каким-то проклятым, и заказчик это знал. Судя по концу Эдди, другие Дары могут оказаться такими же. Я вляпался во что-то серьёзное. Всё из-за лотереи. Не очень-то безопасной система оказалась, а?

— Ты сейчас меня виноватым выставить пытаешься?

— Причём ты виноват как минимум дважды. Сколько человек участвует в подготовке лотереи?

— Ты и так прекрасно знаешь, — огрызнулась Майра, а сама побледнела. — Кроме меня и Леди, только Несса. Не смотри так. Сестра не могла этого сделать. Да и зачем ей? Щёлкни пальцами, и я тут же озолотил бы её с племяшкой, но Несса упрямо жрёт свою книжную пыль.

— Мне кажется, ценность Дара не только в деньгах. Может, она узнала...

Майра рывком подскочила к Хейду и схватила за ворот пиджака. Раскосые глаза угрожающе прищурились, при такой близости даже вдохнуть было тяжко от горького запаха табака, пропитавшего не только одежду Майры, но и её саму.

— Рот прикрой, понял? Несса выживала вместе с нами, ты знаешь её не хуже меня. Несмотря на характер, она верна семье, верна нашему делу. Сороки держатся до сих пор лишь благодаря её трудам.

— А кто тогда? Леди? Прекрати меня дёргать, подставные бутылки не могли дважды появиться у неё в сундуке из воздуха!

— Я не знаю, кто виноват! И не буду раскидываться обвинениями направо и налево. Если бы некто поставил себе цель обдурить лотерею, он смог бы это сделать. Ничего невозможного нет. Кто-то же обокрал Губернаторский дворец, а это посложнее будет, не так ли? Мне нужно всё обдумать, желательно со стаканом виски в руке и перед камином.

Какой шанс, что те бутылки были не такими уж подставными, и весь разговор — лишь представление одинокого клоуна для одинокого зрителя? Аргументов «за» у Хейда набиралось мало, но несмотря на слова о доверии — они были как пустой звук. Майра. Несса. Леди. Из всей троицы подозрительней всех выглядела Несса. Она могла в одной из книг узнать о свойствах Даров, к тому же была достаточно умна и хитра, чтобы незаметно подтасовать лотерею. Но как проверить? Времени с обоих заказов прошло немало.

Свеча, вновь зажжённая Майрой перед уходом, чадила и почти полностью прогорела. В дрожащем свете пламени едва читалась надпись на стеле: «Альфред Мугнус», а ниже даты смерти — часть эпитафии: «Твоим величайшим фокусом было наше спасение. С тобой навечно наша любовь и память. М. и Н.».

Два поворота направо, лестница вниз, левый коридор, поворот направо… кажется, до этого был ещё один поворот?

Виктор взлохматил волосы на затылке. Жизнь обделила его талантом картографа: весь день он вычерчивал план убежища, а теперь путался в мешанине неровных линий. Ориентиром служили вездесущие маски на стенах, где они — там свободен путь. Когда-нибудь этот путь приведёт к выходу. Одна весточка квадрианским адептам — и гнездо беззаконников выжгут огнём. Крылатая дрянь ведь не среагирует на подкинутую в нужное место нужным людям записку, верно?

Бункер, как его обозвал Лиховид, походил на уходящую вглубь спираль. Всюду, куда не дотянулись руки Курьеров, творилась ужасная разруха, заросшая огонь-травой. Виктор неплохо разбирался в растениях: знания, из каких стеблей можно сделать компресс, какие соцветия пойдут в укрепляющий чай, а сок какой травы обеззаразит рану, не раз его выручали, но ни в одном справочнике не говорилось о сияющем ядовитом мхе. Подсвечивая себе лампой, Виктор спускался всё ниже и ниже по коридору-завитку.

Уже второй или третий день он в плену у Курьеров. Прошло несколько часов с тех пор, как татуировка поверх клейма просто… растворилась. На коже остался лишь белеющий шрам, напоминающий серп с шипастым лезвием. Иногда он болезненно ныл, как было в первые недели после обжигающего касания тавро. Хорошо хоть само клеймо не растворилось вслед за чернилами, это дарило надежду, что ещё остаётся шанс избавиться от проклятья Курьеров.

Виктор опустился на колено перед одной из масок, она почему-то валялась на полу, а не висела на крюке. Огонь-трава тут же воспользовалась брешью, её крохотные ростки лезли из щелей между каменными плитами. Чего стоило опасаться больше — мха, чуть не убившего Виктора, или штуки, которая этот мох сдерживала? В свете лампы можно было разглядеть сомкнутые веки, пухлые щёки и улыбающиеся губы маски, окрашенной в васильковый цвет. На ощупь она оказалась чуть тёплой.

«Раз, два, три. В зеркало ты посмотри. Четыре, пять. Хочу глаза твои забрать. Шесть, семь, восемь. Осталось лишь петлю набросить».

Мысли словно принадлежали Виктору, но тут же царапнуло ощущение их неправильности, чужеродности. Он поспешил вернуть маску на крюк, но не успел отпрянуть, как голос закричал:

«Нет! Погоди! Неужели напугала? Можно подумать, я бы осмелилась тронуть собрата. Хотя твои очаровательные глаза мне действительно приглянулись. Люблю голубой цвет, знаешь ли».

Пальцы приклеились к гладкому керамическому лбу. Виктор дёргал рукой изо всех сил, но маска даже не шелохнулась.

«Погоди немного, трусливый зайчишка. Видишь ли, я потратила целую вечность, чтобы покинуть место, на которое ты меня вернул. Заметил маску позади тебя? Стой, не смей оборачиваться, иначе он всё поймёт! Там висит Руперт — может, слышал о нём? Нет? Ну и ладно. Перевесь меня в другое место, а лучше убери этого дурака! Даже если выбросишь его в колодец к Двуглавому, обещаю — Ведьме не сдам. Пусть это останется нашим маленьким секретом».

Про́клятая маска не отпускала руку, пока Виктор не согласился. Первое и самое разумное желание — бежать как можно дальше, но одновременно с этой мыслью ему померещилось, будто маска… смотрит на него. Крайне пристально смотрит. Почти угрожающе. Может, и не почти. Маска Руперта действительно висела рядом: деревянная, с угловатыми чертами, выражение лица у неё было крайне недовольное. Виктор коснулся её кончиком пальца.

«Чего эта прошмандовка наговорила? Хотела меня выбросить? Наплела всякое с три короба? Сними водоросли с ушей, брат. Она постоянно насмехалась надо мной, хвасталась, сколько душ поймала, а знаешь, знаешь, как сама померла? Чихнула, смазывая нож ядом, и им же порезалась! Вот умора, согласись. Оставь нас, брат, пусть мучается, как раньше мучила меня».

Вот, значит, на какой конец Курьеры обрекали своих же «собратьев» — заключали их души в маски? Отвратительно и бесчеловечно!

«Хотя знаешь, брат… какой-то ты странный. Чувствую след Двуглавого, но одновременно несёт от тебя, как от синемундирной швали. Ты что, омылся в крови хранительской, или…»

Что «или» — Виктор дослушивать не стал, отдёрнул руку и сбежал прочь, оставив маски и дальше грызть друг друга. Строго наказал себе: «Никогда больше. Не касайся. Ведовских вещей», — надеясь при этом, что не словил очередное проклятье.

За следующий час карта обросла новыми подробностями, пока Виктор не упёрся в своеобразную границу: на стенах не было масок, но и огонь-травы тоже. Можно ли считать такую зону безопасной? Да чего гадать! Виктор шагнул навстречу тьме и напрягся, готовый к вспышке боли. Шаг. Если он узнает свои пределы, то найдёт способ, как их преодолеть. Шаг. Тусклый свет лампы выловил парочку бражников. Они не приближались, но настойчиво кружились около фонаря.

— Остановись, — прошептала мисс Таррнет прямо над ухом, хотя её силуэт появился далеко впереди. Виктор нагло шёл ей навстречу, и фигура в судейской мантии растаяла.

— Только сделаешь хуже, — мисс Таррнет вновь явилась перед Виктором, предупреждающе выставив ладонь. В сердце тянуло от желания увидеть её лицо, но бражники скрыли его своими тельцами, кружась вокруг головы живой дымкой.

«Она ненастоящая. Насекомые ненастоящие. Может, кроме страха, им нечем меня сдерживать?» — Виктор прикрылся лампой, как щитом, медленно приближаясь к крылатому рою. Мисс Таррнет отступила назад, и насекомые поглотили её.

— Сам же знаешь, что случается с мотыльками, упорно летящими к огню.

С глухим хлопком пламя разорвало стенки лампы и перекинулось на рой самозванки. В нос ударила вонь палёного хитина. Иллюзия не развеялась, даже когда Виктор швырнул в неё каркас от лампы, более того — накинулась на него в ответ. Он рванул прочь, и пламя — реальное, проклятье, всё-таки реальное! — освещало путь ярче солнца. Поворот, подъём, ещё поворот, опаляющий спину жар подгонял его, как кнутом. Впереди замаячили каменные врата. Наконец-то! Смог, не заблудился! Виктор успел захлопнуть створки прямо перед бражниками.

Тишина. Виктор прижал разгорячённый лоб к стене, переводя дух. Сегодня он проиграл самозванке. Проиграл иллюзии, очень достоверной, но иллюзии, подобной радуге в небе — стоило лишь краем сознания поверить в неё. Подлый приём.

— Есть правила, которые даже тебе придётся соблюдать, — шептала ему на ухо мисс Таррнет.

— Что ты такое, Кэйшес тебя прокляни? — прорычал Виктор, не оборачиваясь.

— Хранители и Курьеры… Смотритель и Гаруспик… Ты не первый, кто сломан их руками. Меня они тоже разорвали. Зависимый, ведомый, почему именно ты не откликнулся на Зов?

— Надоели эти недоговорки! Я…

— На дне колодца ты получишь шанс собрать себя вновь.

Рядом запел мужской голос, он заезженной пластинкой повторял одну и ту же фразу: «Мы стоим в конце пути». Мисс Таррнет исчезла. Переведя дух, Виктор из любопытства последовал за музыкой, звучавшей из игрового зала. Круглый суконный стол сейчас пустовал, хоть и был завален картами и костями для игры в Пьяного рыбака. На стене висел газетный лист «Голоса Дарнелла» с известием о смерти Арчибальда IV — судя по множеству отверстий, мишень пользовалась популярностью. Больше всего Виктора заинтересовала таблица на грифельной доске, озаглавленная как «Новичок». Столбцы были обозваны «1 нед», «2 нед», «колодец», «наш», в строках перечислялись имена: Карамия, Лихо, Диана, Лаф, Сирша, Нариман, Якоб, Танмир, последний — Айтан. Его имя всё ещё не стерли.

«Многие поставили на то, что я умру на второй неделе», — невесело заметил Виктор. Диана и некий Лаф рискнули сделать ставку на то, что он доживёт до «колодца», и лишь один человек верил, что новичок станет полноправным Курьером — Айтан. Легко догадаться, кто мог так пошутить.

Раздался стук, и заевшая песня замолкла. За ним последовал грохот. Приглушённая ругань. Голос незнакомый, с этим Курьером Виктор ещё не встречался. Напомнив себе: «Стоит знать врага в лицо», он заглянул в соседнюю комнату, местное подобие библиотеки. Там, в компании разобранного шкафа и сложенных стопкой полок, на корточках сидел бородатый мужчина. Он нервно постукивал ручкой молотка по полу.

— О. Ты вовремя. Виктор, верно? Помоги-ка мне, — Курьер резво поднялся и протянул молоток. — Девочки весь мозг проели просьбами починить шкаф. Думал, что справлюсь, но утром поранил руку. Болит, зараза. Умеешь гвозди забивать?

Правая рука и правда была замотана тряпкой. Разве для беззаконников такие травмы не равны комариному укусу?

— Умею.

— Ну так вперёд. Я всё разметил и приготовил, дело за малым осталось.

Виктор, удивляясь простоте мужчины, взял молоток. Если предположить, что он убьёт Курьера одним ударом и отхватит «наказание», ему останется лишь перетерпеть боль, или тоже умрёт?..

— Я же, кстати, не представился. Танмиром меня звать. Приглядываю за хозяйством вместе с сестрой. Уверен, ты с ней уже знаком, — спохватился Курьер, когда они прибили первую полку.

— Вы про Тунару? — Виктор пригляделся к новому знакомому. Тот был настолько космат, что какие-то общие черты, кроме орлиного носа, и не разглядеть.

— Про кого же ещё. Среди нас горцев больше нет.

— А как же Крыс?

— А Крыс и не наш. Приблуда.

Танмир успел пожаловаться на барахлящий патефон, боль в пояснице и на тмин в супе, который Тунара пристрастилась добавлять, хотя знала, как он ненавидит эти зёрна. Виктор и не думал, что существуют настолько болтливые горцы, однако работать с ним оказалось на удивление приятно. Вскоре шкаф выглядел почти как новый, Танмир заулыбался, оценивая результат их трудов.

— Хорошая работа. Спасибо за помощь, Виктор, — он протянул руку. Замешкавшись, Виктор вложил в неё молоток, чем вызвал у горца громкий заразительный смех. — За молоток, конечно, спасибо, но разве у низменников не принято жать друг другу руки?

Касаться Курьера не хотелось, но обижать редкого человека, во взгляде которого не читалось: «Ты убил одного из наших, ублюдок», тоже не дело. Обмен любезностями вышел коротким, но крепким.

— Я видел доску в соседнем зале, — прямо заявил Виктор.

— Не принимай близко к сердцу. Безобидная забава, — тут же отозвался Танмир. Кажется, он смутился, но из-за густой бороды сложно сказать наверняка.

— Почему столько ажиотажа вокруг этого «Разделения»? Что это за ритуал?

— Так ведь из названия всё ясно. Разделение есть разделение. Я человек простой, во всяких тонких материях не разбираюсь — это тебе к Гаруспику или Ведьме. Сам не помню, как ритуал пережил. Много вёсен с тех пор минуло, да и случай у нас с Тунаркой вышел хлопотный.

— И что, каждый из Курьеров прошёл через это?

— Вас, Хранителей, без клейма тоже не оставляют.

— Оно нас по крайней мере не убивает, — Виктор мгновенно напрягся, готовый отразить атаку. Вышло совершенно неосознанно.

— Зато убивает ваш мастер, — хмыкнул Танмир, пока собирал инструменты в саквояж. Поднявшись, он с улыбкой стукнул своим большим кулаком в грудь Виктора. — Ну, чего такой смурной? Твою-то жизнь не забрали. Глядишь, и Разделение переживёшь. Айда лучше навернём стряпни сестрицы. Попрошу её как-нибудь голубцы приготовить, разок укусишь — и душу продашь за добавку. Отвечаю!

Виктор помогал нести саквояж, пока Танмир освещал лампой путь и без умолку расхваливал таланты сестры, будто хотел её сосватать. Сам Виктор всё думал о тех трёхсот пятидесяти шиллетах, которые Танмир поставил на то, что новичок не проживёт больше двух недель. Несмотря на подобную деталь, этот чудесный в своей отзывчивости человек согласился показать остальную территорию убежища — отличная возможность довести карту до совершенства.

— У вас не возникнут проблемы из-за того, что вы мне помогаете?

— Тебя держат под замком? Нет. Мне давали на тебя указания какие-то? Нет. Значит, Гаруспик не видит в тебе серьёзной угрозы. А он умнее меня, простого человека, — Танмир легкомысленно пожал плечами. — Так чего ж за умных людей додумывать?

С таким доводом было сложно поспорить.

Всегда, когда входишь в гостиную, первым в глаза бросается лосиный череп. До сих пор Виктор не мог привыкнуть к его жуткому виду, но он манил к себе, как магнит, и не только его. Подле черепа собралось четыре девушки, на их нагих телах серебрились

платья-рубашки из рыбьей кожи. Чешуйки таинственно мерцали в свете

подсвечника с чадящей свечой, струйки дыма вились в глазницах черепа, путались в ленточках, свисавших с рогов.

Веселина сидела на полу, поджав под себя ноги. Обрывая цветы с толстого стебля, она крошила их пальцами, сжигала жёлтые искры в пламени свечи. Среди подруг Веселина не заикалась, но её голос всё-равно звучал застенчиво: «Золотарник крепкий, врагов наших задуши, из их соков золотые семена прорасти, силу их нам принеси».

Диана стояла за спиной Веселины, заплетала её русые волосы в косу и украшала цветами, похожими на жёлтые ромашки, иногда обрывая лепестки и кидая их в огонь. «Рудбекия черноглазая, в момент трудный поддержи, силой дух наш одари, во тьме путь верный укажи», — нараспев произнесла она.

Незнакомая женщина кружила вокруг подсвечника и на ходу плела что-то из стебельков. Миниатюрная, ладная, светлые кудри были убраны за маленькие торчащие ушки. При взгляде на неё Виктору почему-то вспомнился зверёк-ласка. «Камнеломка могучая, нашу слабую плоть укрепи, гноящие раны исцели, кровь по жилам разгони», — прозвучал неожиданно хриплый глубокий голос, в огонь полетели округлые листья.

Четвёртая беззаконница вальяжно раскинулась на диване, заманивая изгибами крепкого тела, открытой шеей и волнами угольно-чёрных волос. Раскосые голубые глаза были вызывающе подведены сурьмой, смуглая кожа дивно сочеталась с серебристым чешуйчатым платьем. В портовых городах метисы энлодов и айрхе уже никого не удивляли, и эта женщина, бесспорно, вобрала лучшие черты обеих рас. Срывая алые лепестки с причудливых бутонов, украшавших её волосы, полукровка небрежно бросала их в пламя: «Монарда многоликая, в пути долгом нам помоги, каменное сердце обогрей, буйный разум усмири, лица врагов во сне яви».

Виктор даже не заметил, как оказался заворожён неизвестным ему таинством. Ни крови, ни костей, ни полубезумных криков и танцев. Всего лишь четыре девушки, цветы и огонёк свечи. Он провёл ладонью по лицу, стараясь взять себя в руки и больше не смотреть на полуголых девиц. Особенно на ту, что на диване.

— Девки, вы чего тут устроили? Намусорили, воска накапали, подушек набросали — а убирать-то явно не вы будете! — Танмир пригрозил кулаком, весь покраснев от негодования. Веселина тут же встрепенулась напуганной птицей, сжалась и обхватила руками голые коленки.

— Тебе-то чего, горный козёл? Иди, куда шёл, и болонку в мундире с собой забери, — полукровка взмахнула рукой, сжигая лепестки, её жест можно было расценить и как пренебрежительное «идите вон».

— Мы всё уберём, не беспокойся, — устало добавила Диана, поглаживая плечи Веселины.

— Шли бы лучше к Ведьме ворожбу творить, специально же целый зал расчистили!

— Ведьма никого рядом видеть не хочет, а здесь и место есть, и воздух самый чистый, — прохрипела женщина-ласка. Она оглянулась вполоборота, окинула Виктора оценивающим взглядом с головы до ног. — Не ворчи, миленький Танмир. Не успеет час пройти, как нас здесь будто и не было. А я тебе наверху табачку хорошего прихвачу, хочешь?

С каждым словом ласка приближалась к Виктору, склонив голову то к одному плечу, то к другому, словно примеривалась, как удобнее вцепиться в горло. Глядя Виктору в глаза, она приколола к его куртке сплетённый из множества жгутиков и узелков ромб. Почему именно ромб?

— Держи, это тебе на удачу. Пригодится, — ласка улыбнулась, блеснув маленькими зубками.

— Смешно. Очень смешно.

— Посмейся, когда услышишь новости от Гаруспика. Поймёшь, к чему тебе удача. Он, кстати, в столовой сейчас сидит, — ласка любовно поправила своё творение, проверив, держится ли булавка. — Ещё поболтаем, суровый ты наш дядя-Хранитель.

Это был почти побег. Несколько переходов Виктор и Танмир прошли в молчании, бегло спускаясь по лестницам. Когда аромат цветов, смешанный с гарью, перестал их преследовать, горец ругнулся себе под нос и сплюнул в сторону:

— Бабы у нас хорошие, но как вместе соберутся и начнут дичь творить, за Ведьмой повторяя, так ни вздохнуть, ни пёрнуть. Глаза у них… такие… дикие. Видел?

— Видел. Разве тебе, беззаконнику, такое непривычно?

— Говорил ведь, я — человек простой. Нет, непривычно.

Столовая ещё издалека манила к себе ароматными запахами. Ласка не соврала: Ламарк отдыхал за обеденным столом, а на его коленях уютно устроился Долька. Компанию старику составлял смутно знакомый Курьер: статный черноволосый человек с острыми скулами и цепким взглядом. Стоимость его броского бежевого костюма была явно дороже одежды самого Ламарка. Покопавшись в памяти, Виктор вспомнил этого хлыща — Змей, что б его! Тот самый скупщик родом из Вердеста, с которым вышла странная встреча, когда Виктор обходил все злачные места в поисках хозяина ножа.

Первым порывом было развернуться и уйти, но Ламарк уже улыбался и зазывал Виктора составить им компанию. Пригласил он и Танмира, но тот сразу же сослался на желание помочь сестре и скрылся на кухне, оставив Виктора один на один с двумя ползучими гадами.

— Вы уже виделись, но по-настоящему так и не представлены. Давайте исправлять. Знакомься, это Лафайетт, — Ламарк похлопал Змея по руке. — Если чего-то будет не хватать — снаряжения, одежды, бытовых мелочей — обращайся к нему. Наш спаситель и кудесник умудряется за гроши снабжать всем необходимым.

— Вы так захваливаете, дон Ламарк, что мне впору покраснеть, как девице.

«Лаф». Второй человек с доски, поставивший на то, что новичок умрёт во время Разделения. Подумать только, не встреться Виктор с этим ужом, может, и не угодил бы к Курьерам... Тогда беснующаяся Ведьма добралась бы до него первой — но это другой разговор.

— Какой удивительный кисло-сладкий привкус, никогда подобного не ел, — приговаривал Ламарк, выуживая из горшочка куски пряного мяса.

— Я поделился с донной Тунарой шинстарийскими травами, — Лафайетт не скрывал самодовольной ухмылочки, но даже с ней он выглядел утончённо. — Имел честь оборвать жизнь одного торговца-конкурента и решил прихватить немного подарков. «Радость женщины — твоя радость», как ещё в древности говорили у меня дома.

Лучше бы они молчали. Виктор словно оказался на одном из сборов приближённых, только в этот раз он не стоял за спиной мисс Таррнет, а сидел на её месте. Чуть было не нахлынули болезненные воспоминания, но он смог удержать их в клетке. Вскоре вернулся Танмир, поставил на стол чайник и по кусочку пирога каждому.

— Не дадут глаза соврать, донна Тунара решила порадовать меня любимым пирогом из орехов и абрикосов? — с долей удивления заметил Лафайетт. — Передайте сестре мою глубокую благодарность.

— «Радость женщины — твоя радость», — повторил Ламарк и рассмеялся.

На лице Танмира застыл странный кривой оскал, он всё косился на Лафайетта с таким видом, будто вместо него на стуле сидела настоящая ядовитая змея. Такое внимание не скрылось от Лафайетта, но он лишь тонко улыбнулся, когда Танмир забирал у него пустую посуду. За всей этой суматохой Виктор тихо выскользнул из-за стола, надеясь избавиться от неприятной компании, но его остановил возглас Ламарка:

— Не торопись. Сядь обратно, есть вещи, которые надо обсудить. Мой друг, на чём мы прервались? Виктору тоже стоит послушать, как-никак дело касается именно его.

— Как скажете, — Лафайетт прочистил горло. — Дон Виктор, вам необходимо забрать жизнь Берислава, одного из приближённых Квадранты.

Внутри что-то оборвалось. Ногти впились в ладонь. Виктор уставился на щербатую поверхность стола, переваривая услышанное. Голос Лафайетта доносился откуда-то издалека: «Берислав вскоре прибудет в крепость Багорта, что на севере от Дарнелла. Необходимо подловить его до того, как приедет Чёрная гвардия и заберёт в столицу под свой неусыпный надзор». Крепость Багорта… Виктор прикрыл глаза и тяжело выдохнул. Череда воспоминаний о далёкой юности сжали его сердце.

— Трудно, трудно было выйти на след этих любителей ромбов, — Ламарк вздохнул с таким несчастным видом, будто лично их выслеживал. — После смерти твоей подопечной они часто меняли своё месторасположение и только в крепости задержатся дольше, чем на неделю. Хороший шанс. Рисковый шанс. У тебя двадцать дней, Виктор, пока не явится эскорт Гвардии.

— Уже даёте задание, хотя я ещё не пережил это ваше Разделение, — в горле пересохло, но Виктор чувствовал, что его стошнит, если он сейчас глотнёт чаю.

— Если убьёшь приближённого под носом Хранителей и выживешь — уж о Разделении точно волноваться не придётся, — Ламарк хохотнул и заел смех кусочком пирога. — Одному человеку такое уже удалось, не так ли? У тебя не меньше шансов на успех.

На самом деле это было неплохо. Даже отлично, ведь Виктора собирались выпустить из подземелий, не дожидаясь ритуала. Значит, появится возможность послать весточку или найти человека, который поможет это сделать. Нет. Что-то не так. Где-то был подвох.

— Надеюсь, вы не станете пихать в меня новых личинок?

— Зачем? Одной хватит. У меня есть прядь твоих волос и пузырёк с кровью, а в тебе самом — Двуглавый. Как считаешь, друг мой Лафайетт, нужно ли сделать что-то ещё для укрепления связи?

— Пожалуй, только Разделение, дон Ламарк.

— Вот и я того же мнения. Радуйся, Виктор, радуйся! — Ламарк по-шакальи улыбнулся. — Подышишь свежим воздухом, а то на тебе лица нет. Всем первое время сложно привыкнуть к жизни под землёй. Сиршу, кстати, кто-нибудь видел? — он осмотрелся, словно та могла найтись в углу комнаты. — Она должна была сегодня вернуться с вестями от Сорок. Может статься, что у них тоже есть определённый интерес к этой вылазке. Получишь шанс дорваться до своих ненаглядных птичек, между прочим. Всё как обещалось. Хорошо же?

Ответят ли Виктору, если он спросит почему именно Берислав? Человек он ответственный, справедливый, мисс Таррнет его безмерно уважала. Один из немногих приближённых, которого Виктор уважал сам. Берислав даже знал его имя! Для остальных его коллег Хранители, особенно чужие — лишь безликие тени за спиной.

Долька запрыгнул на стол и начал ласкаться к хозяину, мешая тому доесть пирог. Вздохнув, Ламарк отставил блюдце и погладил животное по серебристому меху: «Вот и Дайан прознала о моём возвращении. Придётся отложить разговор, а ты, Виктор, обдумай всё хорошенько. Крепость Багорта. Уверен, ты в ней бывал и сможешь много интересного рассказать. А теперь всем доброй ночи, господа». Виктор был рад возможности забиться в свою тюремную камеру подальше от всех, однако стоило встать из-за стола, как Змей преградил ему путь.

— Да? — хотелось сказать слово покрепче, но Виктор сдержался. Только и делал, что сдерживался. Вряд ли его хватит надолго.

— Вы встречались с донной Сиршей, — Лафайетт даже не спрашивал. Его взгляд вцепился в своеобразную брошку из жгутиков, подаренную лаской, он выдернул булавку с такой скоростью, что опешивший Виктор не успел отшатнуться. Под их взглядами ромб упал на пол и отскочил под стол. — Не советую вам принимать подарки от кого-либо, дон Виктор.

— Дайте угадаю. Дружеский совет?

Лафайетт кивнул с серьёзным видом.

— Знаете, как бывает, когда мирная забава превращается в настоящее противостояние, если касается давно соперничающих персон. Так уж вышло, что вы оказались в это вовлечены, — он задумчиво покрутил булавку между пальцами. — Ножа у горла ждать не стоит, но мелкое вредительство, способное подвести в критический момент — вот в чём не будет недостатка.

Если вспомнить, то Сирша ставила на скорую смерть Виктора... Не зря казалось, что эта женщина с забавными ушками примеривается к нему как к новой жертве.

— Раз уж пошёл обмен дружескими советами: поделитесь со мной как с другом, что такое Разделение.

Вместо ответа Лафайетт вытащил из внутреннего кармана пиджака знакомую куколку. Подарок Майхе Иде. Виктор охнул: «Откуда?..», инстинктивно потянулся за ней, но Лафайетт покачал пальцем, давая понять, что лучше вести себя смирно.

— Когда вы впервые пришли ко мне, я почуял, что рано или поздно увижу вас здесь, и тогда начнётся новая игра. Решил заранее навести справки, так удобнее делать ставки. Осмотрел ваше жилище в Горбах. Внёс оплату, кстати, на пару недель вперёд, иначе ваши вещи уже выкинули бы — не стоит благодарности. Ознакомился с конфискованными вещами, когда вас доставили сюда. Нашёл в них крайне интересную вещицу. Знаете, что это?

Виктора передёрнуло от одних только мыслей, что этот аспид в бежевой чешуе бывал в его комнате и шарился в немногочисленных пожитках.

— Не знаете, значит. У меня в руках вольт, ведовская кукла. Благодаря ей можно навредить человеку или же помочь, — Лафайетт пригладил подарок большим пальцем. — На ваше счастье, эту куклу шили с добрыми намерениями. Слабенькая, но всё же защита. Донна Маль создаёт вольты сильнее во сто крат, благодаря им мы способны использовать весь потенциал человеческих возможностей, но, увы, большие силы требуют больших жертв. Во время Разделения вы принесёте две таких жертвы: кусочек души для Двуглавого и кусочек плоти для донны Маль. Не бойтесь. На деле всё не так страшно.

— Настолько не страшно, что никто не верит в то, что я переживу эту жертву.

— Раньше было проще, хватало только плоти. Всему виной Левиафаны, — неизменно спокойно-доброжелательный тон Лафайетта на мгновение треснул, как кромка льда. — Мы отдаём душу Двуглавому чтобы её не выкрал Скорбящий палач. Умирают лишь слабые, слишком податливые, не способные отстоять свою волю — лёгкая добыча для Скорбящего, таким среди нас не место.

— Значит, по вашему мнению, я слаб?

— Души Хранителей ужасно покорёжены, словно их пожевали и выплюнули. Когда один из вас проходил Разделение, всё случилось… не так, как обычно. Мы сомневаемся, что кто-то ещё сумеет выкарабкаться из подобной ситуации. Вы, по крайне мере, на такого человека не похожи. Простите за грубость, дон Виктор.

Лафайетт положил куклу Иде на стол. Не хотелось признавать, но гораздо проще жилось без знаний о таких подробностях. Разделить душу!.. На какие только ужасы не способны беззаконники.

— Ламарк говорил, что я первый Хранитель, который смог уйти из-под влияния мастера. Выходит, он врал?

— Чтобы выйти из-под чьего-то влияния, сначала надо под ним оказаться, — Лафайетт улыбнулся кончиком губ, показывая, что подробностей ждать не стоит.

— А Двуглавый, значит, ваш божок? Что-то вроде Великих Ханов у айрхе?

— Всего лишь древний дух. У нас с ним, скажем так, обоюдное сотрудничество.

— «Всего лишь», — обречённо повторил Виктор. Как же всё у этих ведунов просто. — И в чём это сотрудничество заключается?

— Не думаете ли вы, что способность донны Маль создавать могущественные вольты взялась на пустом месте? Мы приносим Двуглавому жертвы, дарим силу, частью которой он делится с нами, — Лафайетт сверился с карманными часами и охнул. — Прошу извинить, но я вынужден прервать наш обмен дружескими советами. Доброй ночи, дон Виктор.

Какой изящный способ отделаться от лишних вопросов. С тяжёлым сердцем Виктор откинулся на спинку стула и уставился в покрытый трещинами потолок, по которому ползали бражники. Пожалуй, только сейчас в полной мере осознал всю глубину волчьей ямы, в которую угодил.

Прячась в тени ивы, Хейд следил за входом Центральной городской библиотеки. Судя по часам, до полудня оставалось несколько минут. Из-за проезжавшего мимо экипажа он чуть не проморгал момент, когда Несса закрыла за собой двери библиотеки на ключ. Матушка Гусыня редко вылетала из Гнезда и к каждому выходу готовилась со всей тщательностью: привычный пучок сменила на модную укладку, принарядилась, надела любимые жемчужные бусы — подарок Соловья. Хейд уже и позабыл, какой она может быть красивой.

Впервые Хейд пробрался в Сорочье Гнездо подобно… вору. Главное — не встретиться с горничной Мартой: та наверняка доложит о нежеланном визитёре хозяйке, грозившейся пристрелить Хейда, если его увидит. Где может быть Айлин? Сидит в своей комнате? Прохлаждается под куполом? Время шло, а девчонка как сквозь землю провалилась. Не могла же Несса запрятать Айлин в подвал, лишь бы та не виделась с Хейдом? Бред, конечно, но на душе всё равно стало беспокойно. На эмоциях Несса часто теряла берега.

Так Хейд и ушёл бы ни с чем, если б не услышал хихиканье на нижнем ярусе астральной башни. Следуя за смехом, он скользнул в одну из комнат и осмотрел нагромождение старых столов и стульев. Надо бы сделать выговор Айлин за то, что она суётся в такие места — все ноги-руки могла себе переломать, глупая! Сама же Айлин устроилась на подоконнике, поглаживая птицу, сидевшую у неё на коленях. Да не просто птицу, а грача с кривым клювом, извечную тень Хейда, всюду следующую за ним. От нехорошего предчувствия засосало под ложечкой.

— А мне нравится шляпка у той девушки в сером платье, вон, видишь, у вывески пекарни? Думаю, она бы мне подошла. Нет, белый скучный! На меня и так будто ведро побелки вылили. По радио, кстати, я слышала рекламу краски для волос. Если я покрашусь в чёрный, то сойду за айрхе, как думаешь? — беззаботно болтала Айлин, выглядывая в окно. Рядом с ней не было никого, кроме старой мебели и ящиков с хламом. Не с птицей же она говорила?.. — Ух, шикарный конь! Прямо как с иллюстрации сошёл, помнишь, с генералом Багортом? Я бы прокатилась на таком…

Айлин крутила головой, высматривая что-то на улице, грач вторил её движениям. Чёртова птица могла за мгновение упорхнуть в раскрытое окно. Пришлось действовать максимально тихо и быстро: девочка успела лишь вскрикнуть, когда грач, надсадно каркнув, оказался в руках Хейда.

— Кто здесь?! Что вам надо?! Отпустите мою птицу! — Айлин прижалась к оконной раме, дрожа от страха. От её несчастного вида Хейду стало не по себе. — М-марта? Это ты? Пожалуйста, не говори ничего Нессе, пожалуйста…

— Нас ждёт серьёзный разговор, Айлин.

— Старик, так это ты? — с надеждой спросила Айлин, но тут же сникла, стала настороженной. — Я… я так рада, что ты не послушал Нессу и навестил меня. Я слышала, как вы ругались. И не в обиде на тебя, правда-правда. Всё понимаю. Но… но… отдай мне птичку. Пожалуйста?

Пока Айлин лепетала дрожащим голосом, Хейд рассматривал пойманного грача. Сомнений нет, именно он помог бежать из Губернаторского дворца, следил за ним всюду, часто встречал по пути домой. Вот только Айлин не подходила на роль того самого «предателя», о котором предупреждал любитель фокусов, если его словам вообще можно было верить.

— Я верну птицу, если ты честно ответишь на несколько вопросов, — Хейд старался быть спокойным, даже благожелательным. — Но мне нужна правда. Хорошо?

— Т-ты мне не поверишь.

— Обещаю верить в самые бредовые слова, какие только скажешь. Главное, не ври мне, договорились? — Айлин кивнула, кусая губы и сжимая края кардигана. — Ты… правда слепая? — она вновь кивнула. — А как ты видела происходящее за окном?

— Птичка помогла.

— Не думай, что я не услышал заминку в голосе. Только правда, помнишь?

— Д-друг помог.

— Друг, который присылает к тебе птиц? — Хейд провёл языком по шрамам на губе, стараясь унять напряжение. — Давно это происходит?

— Почти год… — тихо ответила Айлин и обхватила себя руками. — Однажды в открытое окно залетел воробей, так мы и познакомились. Касаясь птиц, я слышала голос в голове, а вскоре наловчилась видеть их глазами. Мы не делали ничего плохого, правда! Я не беззаконница! А он совершенно безобиден!

Хейд поднял грача на уровень своего лица и всмотрелся в чёрные глаза-бусинки. «Совершенно безобиден», да, конечно. Интересно, что бы сказала Айлин, увидь она казнь воронами.

— Твой друг не хочет поговорить со мной? Я бы и ему задал пару вопросов.

— Скорее всего, ты его спугнул, — Айлин рассеянно покрутила головой, словно осматриваясь. Худые плечи едва заметно вздрогнули. — Вдруг он никогда ко мне не вернётся…

— Оно и к лучшему.

— Тебе-то откуда знать, что для меня лучше?! Он был моим единственным другом! Благодаря ему я хоть ненадолго могла почувствовать себя нормальной! Самолично почитать книги, увидеть небо, людей, игрушки, которые ты мне даришь, — Айлин бросилась вперёд и ухватилась за пиджак Хейда. — Если он ушёл навсегда, я тебе никогда этого не прощу!

— Помоги его найти, и я обязательно передам, чтобы он не забывал наведываться в гости, — Хейд вновь вернулся к мягкому тону. — Знаешь его имя? Где он живёт?

Айлин молчала, всё сильнее и сильнее сжимая лацканы пиджака. Грач беспокойно дёргался, изгибал шею, пытаясь цапнуть Хейда за палец. Раз метод пряника себя изжил, то пришло время кнута, как бы сильно этого не хотелось. Хейд с силой сжал пленника, тот каркнул и затрепыхался.

— Почему он кричит? Это просто птица, она ни при чём! Перестань делать то, что делаешь! — Айлин, казалось, вот-вот заплачет. — Пожалуйста!

— У меня не так много времени до возвращения Нессы, чтобы смотреть, как ты молчишь или увиливаешь, хотя мы договаривались.

— Да ничего я не знаю! — Айлин оставила пиджак Хейда в покое и вытерла рукавом покатившиеся слёзы. — Мы просто общались! Он рассказывал, какими мои предки были до войны с энлодами. О землях, по которым он путешествовал. Когда я научилась видеть с его помощью… то взамен всего, что мне он дал… он попросил лишь о маленькой услуге, — она сглотнула, прежде чем тихо признаться. — Мы написали пару записок.

— Дай угадаю. — Обрывки фактов сошлись воедино. — Вы взяли томик «Современной истории Тормандалла» Конана Рико, по которой Несса шифрует заказы Сорок, и подделали парочку из них.

— Не говори Нессе, умоляю, — прошептала Айлин, искусав губы до крови.

— Ничего не скажу. Но ты понимаешь, что писала заказы на кражу Даров Квадранты? Из-за ваших записок умер человек.

— Та ночь, когда весь город на уши подняли?..

— Не сомневаюсь, что у тебя не было злых помыслов, — ласково приговаривал Хейд, гладя подопечную по молочным волосам, мягким, как пух. — А вот насчёт твоего друга надо разобраться. Чем больше ты расскажешь о нём, тем лучше. Поможешь?

— Вскользь он упоминал о брате, живущем в Дарнелле, — Айлин опустила голову и вновь прикусила губу. — Наверняка он знает, где мой… друг… только я без понятия, как этого брата найти. Я лишь подкинула записку, но кто-то же должен был забрать заказ? Наверно, тот самый брат.

— Умница, — Хейд поцеловал Айлин в макушку и вернул ей грача. Та подняла его над головой и раскрыла ладони, позволив птице самостоятельно вылететь в окно.

— Пообещай, что если найдёшь его, то сразу же вернёшься и расскажешь, как всё прошло.

— Обещаю.

— Пообещай не тем обещанием, после которого пропадаешь на месяцы! Я тебя больше к себе не пущу, если на этот раз обманешь!

Хейд молча обнял Айлин, а она с силой обхватила его руками в ответ, будто это помогло бы навеки удержать его рядом. Когда в последний раз Хейд кого-то обнимал? Кажется, всю ту же Айлин: она была совсем крошкой, когда он вытащил её из снега и увёз с собой, оставив позади разорванные тела и застреленного медведя-шатуна.

— Тот заказ для Сорок… Он говорил, что это и для моего блага, — пробурчала Айлин в плечо Хейда. — Говорил, что благодаря Дару сможет вернуть мне зрение. По-настоящему.

— Ты же понимаешь, что это бред?

— Та ночь, после которой я ослепла… Я тогда не решилась вам с Нессой всю правду рассказать. Думала, что вы меня примете за безумную. Но сейчас, может, ты мне поверишь?

— Поверю во всё, что ты скажешь. Как договаривались.

Хейд всем телом почувствовал глубокий вдох Айлин, пока та пыталась собраться с мыслями.

— Когда ты привёз меня в Дарнелл, я начала видеть дурные сны. Думала, они… после всего, что было… я надеялась, что со временем они пропадут. Годы шли, но становилось лишь хуже. По утрам меня стали находить далеко от спальни. Я сама не помнила, что делала ночью, но каждый раз просыпалась с чувством страха. В одну из ночей всё изменилось… — Айлин надолго замолкла. — Что-то жгло мои ноги. Я открыла глаза и увидела, как всё вокруг заполонил золотистый мох. Так воняло! Из этого мха появилось существо, оно звало меня по имени, да так громко — казалось, это ревёт тот медведь, съевший моих родителей.

Хейд скупо поглаживал девочку по спине и внимательно глядел в окно. Там, за стеклом, грач с кривым клювом сидел на балконе соседнего дома и уставился на него в ответ. Ну-ну, пусть смотрит, пока может. Голос Айлин опустился до дрожащего шёпота:

— Я пыталась бежать, звала на помощь. Когда выбилась из сил, я оглянулась и увидела… это… оно было… огромным, подобно горе, на которой я раньше жила. Вместо головы у него был олений череп, с такими странными рогами, похожими на солнце. Оно звало меня, так жутко, так отчаянно. Вспомнилась сказка, в которой мама советовала главному герою: «Закрой глаза и скажи себе — этого кошмара нет, он лишь в моей голове, на самом деле его нет». Я зажмурилась и очень-очень-очень сильно захотела никогда не видеть это чудовище. Как видишь... перестаралась, — в смешке послышались истеричные нотки. — С тех пор, как зрение пропало, сны тоже исчезли. Друг говорил, что мне очень повезло спрятаться от этого страшилища. Уверял, что знает, как его победить, тогда я бы смогла «открыть глаза», но для этого нужен Дар. И если я могу ещё хоть чем-то ему помочь… — в голосе слышалась вся тоска, которая копилась в Айлин долгие годы. — Я не хочу всю жизнь прожить вот так, понимаешь?

— Понимаю. А ты сама понимаешь, что он мог всего лишь пользоваться тобой?

— Сложно врать, когда наши разумы сливаются в один. Он, конечно, гораздо ловчее меня, хорошо контролировал свои мысли, но и я не дурочка! Враньё очень сильно жжётся. Я знаю. Проверила, когда однажды он мне всё-таки соврал.

— И в чём же?

— Что мне идут короткие волосы

— Но они тебе идут, — возмутился Хейд.

— Ты тоже врёшь. Я похожа на уродливого взмыленного птенца, я же видела. Он не хотел меня расстраивать. Знал ведь, почему Несса меня так стрижёт.

Совесть очередным уколом ужалила в сердце. Права была Несса, когда плевалась обвинениями: Хейд ничего не знал об Айлин и не особо старался это исправить. От приступа самобичевания его спас голос Марты — та носилась по коридорам и взволновано звала: «Лина! Линка, куда пропала?!» Совсем скоро она могла добраться и до этой комнатки. Пора сваливать, но Хейд не мог взять и бросить здесь Айлин, заплаканную и с искусанным до крови губами. Он прошептал заговорщическим тоном: «Хочешь, поиграем в Сорок? Назначаю тебя своим напарником. Наша задача — незаметно добраться до твоей комнаты и не попасться стражу со шваброй», на что Айлин сразу же оживилась и хихикнула: «Я буду твоим самым лучшим напарником». Они прятались, дожидаясь, пока обеспокоенная Марта пройдёт мимо. Айлин слышала её гораздо лучше Хейда и сжимала его руку, давая понять, что пора искать укрытие. Мимоходом они пробрались на кухню и стащили кусок медовика; он полагался Айлин после ужина, но они же были Сороками — поэтому брали что хотели и когда хотели.

Айлин — действительно лучший напарник на свете.

Хейд покинул библиотеку с мрачной решимостью. Слишком много дурных событий в его жизни утыкалось в таинственного «птичьего дружка». Жаль, что зацепок на него до обидного мало. Он обдумывал подкинутую Айлин идею: а что, если вернуть Дар и подловить человека, который за ним придёт? Могло сработать, если подговорить Майру и сварганить обманку…

С большой неохотой Хейд вернулся на Обводный канал — нужно было забрать вещи, пока в них не порылись беззаконники. За время его отсутствия квартира успела чем-то провонять. Протухло что-то из еды? Или скорее кот нагадил, если сам не сдох, что вряд ли — рыжий хвост повадился сбегать к прикармливавшей его соседке. Лучше бы у неё и остался.

Сборы не заняли много времени: Хейд так и не разобрал чемодан, приготовленный к отплытию. Бутылка коньяка, из которой он целую вечность назад достал роковой заказ, случайно нашлась на одной из полок. Устроившись в кресле-качалке, Хейд крутил находку в руках, разглядывая цветастую этикетку. Он с ненавистью сжал стеклянное горлышко, будто сжимал горло заказчика Дара. Из-за одной бумажки вся жизнь пошла под откос! Несмотря на многократную помощь птицевода, жажда мести была сильнее благодарности. Насильно потушив в себе гнев, ведь действовать следовало с холодной головой, Хейд устало откинулся на спинку кресла-качалки. Имеет ли смысл ехать к Майре прямо сейчас, когда в цирке толпился народ? Особенно когда кресло настолько мягкое? Впереди его ждала ночь, полная работы, лучше подремать хоть немного и набраться сил.

«Кошмаров же больше нет, нечего бояться», — успокоил себя Хейд, прикрывая глаза.

* * *

— Хеди. Хе-еди. Открой глаза, — огрубевшие руки гладят по волосам и щекам, ракушки на браслетах тихо звякают в такт движениям.

— Ма? — он боится открыть глаза.

— Тш-ш-ш, тихо, разбудишь Айру. Меня зовут на охоту. Хочешь помочь собраться? Мне бы не помешала помощь маленького мужчины нашего рода, — и первое, что он видит, распахнув глаза, это широкую улыбку ма. Две туго сплетённые косы висят прямо над его лицом. Он любит играть с мамиными косами, похожими на гладких чёрных змеек.

— Кто на этот раз?

— Акула. Утащила уже трёх рыбаков за последние семь лун. Не бойся, я не одна иду — Фарах будет проходить посвящение. К завтрашнему утру вернусь с сувенирами. Хочешь, сделаю тебе стрелы из акульих зубов? — Как отказаться от такого подарка? Конечно, он нетерпеливо кивает. — Тогда собери птичьи потроха, оставшиеся с вечера, и найди трещотки из белых больших раковин. В последний раз Айра ими игрался, поищи у него среди игрушек. Главное, не разбуди малыша, хорошо?

Доверие ма — самая большая ценность, потому он старается побыстрее собрать в мешочек всё, что сгодится для приманки. Не издав ни единого звука, вытаскивает трещотки прямо из-под носа спящего брата, простуженно сопящего под покрывалом из овечьей шерсти — ведь он ловкий песчаный кот, крадущийся в тенях. Ма верно говорит: Айра совсем мелкий и глупый, её уход переживает каждый раз, как в первый. А вот он сам уже не ребёнок: хоть и маленький, но мужчина, потому всё понимает и не доставляет ма проблем. Он ведь её единственная опора.

Ма проверяет остроту гарпунов, смазывает их ядом из зелёной стеклянной банки, которая под строгим запретом, даже в руки брать запрещено. Как же не терпится поскорее пройти инициацию и стать полноправным главой рода Мортов. Он станет морским охотником, как ма, сможет открывать запрещённую банку и готовить гарпуны, будет охотиться не на крабов и устриц, а на смертоносных хищников, таких, как акулы, и… других интересных рыб, которых ма ловит с кланом без него.

— Приглядывай за очагом и не убегай без брата в степь, как в прошлый раз, ясно? — ма обнимает его жилистыми руками, покрытыми причудливыми рисунками.

— Я защищу наш дом, пока тебя нет, — заверяет он со всей серьёзностью. Не хочет, чтобы ма беспокоилась и отвлекалась от охоты.

Ма крепко целует его в лоб, шепчет: «Мой милый песчаный котик», взваливает на плечо снаряжение и уходит. Очаг затухает, своим уходом ма забирает всё тепло с собой. Мелкому станет хуже, если похолодает, он пытается разжечь очаг вновь, пока до него запоздало не доходит, что ложе из подушек пустует. Айра давным-давно мёртв. Он не смог сберечь брата. Он не справился и всех подвёл.

Он несётся к выходу из юрты, крича: «Ма! Погоди, ма! Айры нет! Слышишь?! Не уходи!», но замирает на полпути. Мать умерла ещё раньше брата. Сам он — давно не маленький мужчина, не песчаный котик, а несчастливый вор с чужой кровью на руках. Рода Мортов давно нет, а он сбежал в чужую страну, не пройдя инициации. Всё, что принадлежало матери, оказалось в руках тётки и её мужа из рода Юлат. Теперь-то у него хватит сил отомстить: раздерёт лицо дяди так же, как тот разодрал его собственное, оставив на память уродливые шрамы.

Переполненный некогда позабытой ненавистью, он выходит из юрты и жмурится от дуновения пронизывающего ветра. Снег крупными хлопьями падает на подставленные ладони, скрипит под ногами. Вместо степи вокруг пляшут тени ночного города, окна сияют подобно далёким звёздам. Позади раздаётся скрип и треск льда, словно хрустят ломающиеся кости.

— Хеди! Хеди, убегай! — маленькие ладони хватаются за края ледяной кромки. — Хеди, не подходи!

Глупость! Теперь он не ребёнок. Нет нужды оставлять Айру тонуть в одиночестве, бежать на берег, звать на помощь и видеть в ответ лишь равнодушные и недоверчивые взгляды. Он больше не беспомощен. Айра плачет, его посиневшие губы дрожат, когда он падает на колени и хватает оледеневшие ручки. Тонкая, вздувшаяся от воды кожа лопается под пальцами, окрашивает лёд в чёрный цвет, обдаёт тошнотворным смрадом. Он старается, тянет изо всех сил, но Айру лишь глубже засасывает под воду. Ничего не изменилось. Ничего не получается. Он всё ещё слишком слаб, нужно бежать, звать на помощь, хоть кого-то! В этот раз он успеет вернуться!

— Ты не сможешь бежать всю жизнь, мой песчаный котик, — шепчет мать, появляясь из воды и мягко беря его за правую руку. Её щека разорвана, глаз вытек. На боку недостаёт куска плоти, белые кости рёбер трутся о снежную корку. Лёд вокруг трескается, тает под напором огненных плавников; акулы медленно кружат, отрезают все пути к отступлению. Они пришли за ним. Забрали ма, забрали брата. Остался он.

— Хватит сопротивляться, Хеди, — хрипит Айра сорванным от криков голосом, цепляется за его левую руку. Чувствуется запах гари. Родные руки тянут за собой вниз, под воду, на глубину, у него нет ни причин, ни сил им сопротивляться. Убаюкивающая тьма сгорает в пламени настигших его акул.

* * *

Хейда скрючило приступом кашля. Мерещилось, что в нос и рот забилась вода, он пытался глотнуть хоть немного воздуха, но что-то мешало. За спиной повторился настойчивый стук. Едва придя в себя, Хейд в ужасе заметил задымлённую комнату; он кашлял из-за едкого дыма, а не речной воды — откуда ей вообще в квартире взяться? Всё это время в окно стучала сорока, она прыгала по карнизу и долбила клювом об стекло до тех пор, пока не заметила обращённый на себя взгляд. Чего бы там птица ни хотела, возникли проблемы поважнее.

В квартире начался пожар!

Пламя пожирало всё вокруг, подбираясь к спальне. Проснись Хейд хоть минутой позже, так бы в кресле и сгорел, убаюканный ядовитым дымом. На улице бил тревожный колокол, слышались крики соседей, кто-то пытался выломать входную дверь.

Что спасать из вещей? Самое главное, бесспорно — чемодан. Остальное ерунда, сворует где-нибудь, если потребуется. Пламя ползло по стенам, добралось до порога спальни и уже собиралось переползти на старый ковёр. Жмурясь от дыма, стараясь дышать как можно реже, Хейд кинулся к кровати, на которой оставил чемодан. Обычно он с трудом тащил его по полу, но сейчас, когда кипела кровь, Хейд в два шага добрался до окна. Быстро вынув щеколды, он распахнул створки и сбросил поклажу вниз, на траву. Он уже одной ногой стоял на подоконнике, когда краем уха услышал протяжный мяв.

Первый всё это время сидел в квартире, не у соседки? Хейд простонал и хлопнул себя по лицу. А оно того стоило? Пламя уже пожирало ковёр спальни, скоро из квартиры будет не выбраться. Он выглянул на улицу, чтобы немного отдышаться. Внизу, казалось, собрались все жители Обводного канала. Кто-то что-то кричал, но Хейд не слышал: он бурно спорил сам с собой, пытаясь принять решение.

Ругнувшись от всей души, Хейд кинулся навстречу горящему жерлу своего бывшего убежища. Он знал, куда нужно идти в первую очередь: в кабинет покойного мужа миссис Бэлвош, кот любил спать именно там. Огонь уже облизывал дверь, её пришлось выбить пинком. Хейд заглянул под мебель — дрожащая тушка сжалась под креслом бывшего хозяина и таращилась остекленевшими безумными глазами. Вытаскивать Первого пришлось с боем, Хейд засовывал руку под кресло и хватал его за что придётся, а кот в ответ прокусил ему пальцы до кости. Первый шипел от страха, Хейд шипел от боли, но всё-таки удалось поймать животное за загривок и под гневное урчание вытащить на волю.

Хейд запихнул рыжее глупое чудовище под пиджак и, прижимая к груди одной рукой, попытался выбраться через окно. Дёргал проржавевшую щеколду изо всех сил, но та не поддалась. Ушли драгоценные секунды. Пламя ласково шелестело: «Всё будет хорошо», тянулось распухшими от воды детскими ручками, с укором смотрело с почерневших стен глазами убитой девушки. Хейд растерянно бросался из стороны в сторону, но его будто специально заманили в ловушку, из которой нет выхода.

Хейд отрешённо подумал: «Так тут и умру», а после добавил: «Сраный кот».

Первый гневно проурчал и вцепился всеми когтями, раздирая рубашку. Хейд шлёпнул кота, чтобы не дурил, и заметил, что жуткие образы исчезли. Судорожно кашляя, он сориентировался и рванул в сторону спальни. В глотке и груди болезненно тянуло. Он не заметил, как налетел на подоконник — казалось, тот должен был находиться гораздо дальше. Первый мявкнул и взбрыкнул под пиджаком; кажется, Хейд случайно прижал его хвост.

Пьяно пошатываясь, Хейд залез на подоконник. Скрип горящего дерева, звон колокола и крики зевак слились в звуковую кашу. Мысли были вязкими, чёрный дым прокурил их насквозь. Он совершенно упустил момент, как именно оказался лежащим на траве и увидел перед собой не стену дома, а обеспокоенные лица соседей. Первый остервенело выбрался из-под пиджака, оставив царапины на груди, шее и щеке. В глаз не попал, и на том спасибо. Сквозь кашель Хейд сипло пробормотал: «Тварь неблагодарная».

Вскоре явились пожарники с водяными бочками и гидрантами. Хейда схватили под руки, чтобы оттащить от дома, но тот задёргался, убеждая соседей, что он в полном порядке. А раз в порядке, пришлось заставить себя встать на ноги и прихватить с собой чемодан; удивительно, как никто не украл его, пока Хейд искал кота. Шум, паника и дикое количество народа выбивали из колеи, хотелось забиться в тихое место и там зализывать раны, но покоя не давал вопрос: почему начался пожар? Квартира без проблем простояла несколько дней в его отсутствие, но стоило зайти на пару часов, как беда не заставила себя ждать. Хейд ухаживал за всеми электроприборами и лампочками, они не должны были взорваться. Может, поджог? Да как теперь проверить…

Крики зевак и команды пожарных затихли, будто кто-то выкрутил громкость до минимума. Что-то... что-то рвалось из пылающего окна спальни. Глаза всё ещё слезились от дыма, Хейд потёр их, размазывая по лицу кровь из царапин, и присмотрелся внимательней. Огромные человекоподобные руки ухватились за края оконного проёма. Даже стоя на приличном расстоянии от дома, Хейд почувствовал, как ему в лицо дыхнуло удушливым жаром. Следом за руками в снопе искр появился гигантский олений череп с рогами, подобными солнечному диску.

«Я слишком сильно ударился головой? Отравился дымом? Возможно, стоило согласиться на помощь лекарей?» — Хейд судорожно пытался найти всему логическое объяснение, а чудовище тем временем расправило широкие плечи и встало во весь рост. Кончики его рогов касались неба, заменив собой настоящее солнце. Чудовище взвыло, и этот пробирающий до души звук напоминал звон тревожного колокола, помехи в радиоэфире, треск льда и костей.

Хейд бежал. Как мог в своём состоянии, но всё-таки бежал. Чемодан больно бил по ноге, но перспектива бросить его на улице пугала даже больше пламенного гиганта. Дым обволакивал тонкой пеленой всё, на что падал взгляд. Позади не стихали хрипы и вой, складывавшиеся в едва различимые слова: «Стой», «Выпусти», «Всё будет хорошо», от протяжного «А-ай-ли-ин» по спине бежал холодок. Хейд не оглядывался, но знал: тварь идёт прямо за ним. Отчаяние предательски сжимало сердце, шептало в уши: «Бежать бесполезно, остановись, лишь оттягиваешь неизбежное». Да какого хрена с ним всё это происходит! Разве он не избавился от галлюцинаций, от жутких кошмаров? Этот кошмар даже не его, а Айлин!

По памяти Хейд выбежал на набережную. Тварь неспешно следовала за ним, возвышаясь над крышами домов и покачиваясь на ветру. Земля лопалась под напором растений, сотканных из пламени. Хейд пятился, глядя, как из его собственных следов появляются маленькие ростки. Шелест. Вот его спасение. Он закинул чемодан в лодку, прыгнул следом и едва успел отвязать канат, пока вездесущие стебельки охватывали нити. Чудовище вновь воззвало к нему, повторяя: «Стой», подстёгивая быстрее завести мотор. Лишь бы топлива хватило! Краем глаза Хейд видел, как гигант медленно наклоняется к нему, протягивая испачканные золой руки: ему ничего не стоило смять и лодку, и самого Хейда, как сорванный с дерева лист.

— Заведись же, ты, корыто чёртово!

Мотор заурчал и Шелест сорвалась с места, унося Хейда прочь от тлеющих пальцев. Сохатый гигант рассеялся подобно миражу, но Хейд не верил, что всё закончилось: между плит, которыми была облицована набережная, набухали ярко-жёлтые жилы.

«За какие грехи мне всё это?» — Хейда начала душить безысходность. Он ведь надеялся избавиться от этого чувства навсегда, ещё когда утопил Дар и каменного уродца.

«Выходит, я ошибся?» — к безысходности присоединилось отчаяние, ведь не осталось никаких идей, в чём причина происходящего вокруг безумия. Неужели он зря избавился от награбленного? Но ведь на несколько дней Хейду действительно полегчало. Не могло же всё оказаться самообманом!

«Я не хочу вновь зачахнуть», — он упорно избегал слова «боюсь», будто стоило признать свою слабость — и спасения уже не дождёшься. На борт Шелест приземлился грач с кривым клювом. Придёт ли теперь птицевод на помощь?

— Ты… — Хейд с трудом откашлялся, горло до сих пор драло, — ты можешь меня слышать? Можешь видеть чудовище, которое гонится за мной? Прошу тебя, помоги. Я не знаю, как это прогнать.

Он никогда ещё не чувствовал себя настолько тупо: весь перемазанный в крови и саже, с загнанным взглядом, и рассказывает птице о преследующем его существе из чужих кошмаров. Со стороны, наверное, дикая картина. Грач смотрел пристально, взвешивая, стоит ли помогать неблагодарному вору или нет. Хейд нервно тёр шрамы, не понимая, чего птицевод тянет. Мстит за то, что раскрылись его шашни с Айлин? Или на этот раз он ничем не мог помочь?

— Я отдам тебе Дар, слышишь?! Только прогони эту тварь!

Третий раз просить не пришлось. Грач раскрыл крылья и слетел с бортика. Хейд ожидал очередного представления с кучей птиц, но то ли чудовище стаей ворон было не изгнать, то ли после «фокуса» тощего человека у птицевода появились проблемы с контролем над ними. Оставалось лишь довериться грачу и плыть туда, куда тот вёл, по узким каналам вглубь острова Тараск. Топливо в баке кончалось, мотор почти заглох, когда грач с громким карканьем опустился на столб пристани. Хейд знал этот район. Птица привела его в Горбы. Ничего не оставалось, как следовать за ней по суше, прихватив с собой злосчастный чемодан. Пусть он неудобный, тяжёлый, отбивает до синяков ноги, но боль от этих синяков была якорем, знаком, что Хейд сейчас в трезвой памяти, а не блуждает в кошмаре. Оставит чемодан — затеряется.

Жёлтая поросль стала менее резвой и агрессивной, но продолжала неотвратимо следовать по пятам. Хейда обволакивал удушающий запах, от которого горели лёгкие. Грач беспокойно каркал над головой, не то подбадривая, не то подгоняя, он летел к вершине центрального холма Горбов, на котором стояли развалины старого дворца с богатой историей.

Хейд не раз видел эти руины, но не узнал продолговатый купол, возвышавшийся над Горбами. На засохших деревьях сидели всевозможные птицы, хор их голосов приветствовал беглеца. Чувствовалось что-то неладное. Противоестественное. Хейду здесь не место. Никому здесь не место. Жаль, отступать было некуда, позади всё поглотил живой огонь. Сгибаясь от кашля, он поднимался на холм, борясь с собой за каждый шаг — а мрачные руины не становились ближе. Хейд опустил взгляд. Его по колено охватил мох и шустро полз выше, цепляясь за одежду. В ужасе он выронил чемодан и попытался стряхнуть с себя заразу, но лишь обжёг пальцы.

«Здесь оно меня и сожрёт», — мысли казались чужими. Всё, что Хейд делал — не больше, чем конвульсии рыбы, выброшенной на берег. Целый месяц он бился и бился о раскалённую гальку, пытался вернуться в родные воды, не понимая, что всё было кончено с того момента, как он заглотил крючок.

Пришла в движение странная конструкция посреди руин. Два исполинских крыла, похожих на дыры в мироздании, чья чернота поглощает весь окружающий свет, распахнулись над Горбами. Птичий череп, объятый лазурным свечением, медленно склонился к Хейду, пытаясь разглядеть крошечного человечка перед собой. Не в силах оторвать от черепа взгляд, Хейд попытался отступить назад, но ноги запутались в огненной траве. Птицеподобное существо потеряло к человеку интерес, резко подняло голову и уставилось на что-то позади него.

Череп распахнул огромный клюв, которым мог бы проглотить солнце. Прошло несколько томительных секунд — и существо... закричало.

* * *

Вокруг была кромешная тьма. Несколько томительных секунд Хейд вглядывался в черноту перед собой, пытаясь сообразить, где он. В висках отдавало резкой болью, ушибы противно ныли, царапины добавляли завершающие штрихи в общую картину страданий. Сердце пропустило удар, когда пришёл ужас осознания. Он ослеп? Как Айлин? Нет-нет, бред, с ним не может такого произойти, с кем угодно, только не с ним.

Слепо шаря руками, Хейд что-то сносил и разбивал. Нащупав подоконник, он рывком раздвинул шторы; за стеклом удалось разглядеть унылый пейзаж Горбов и мутный диск луны, прикрытый облаками. Какое облегчение. Слепота оказалась бы для него непоправимым ударом. Решив самый важный вопрос, Хейд взялся за следующий: где он, собственно, очутился? Из окна виднелся соседний холм, на вершине которого стоял дом призрения. Лучше и быть не могло. Он в чёртовом Муравейнике.

Скрипнула дверь, Хейд прикрыл глаза от ослепляющих лучей света. На пороге замялась юная айрхе, в одной руке она держала поднос, а другой нервно поправила косу, обвитую лентой. На смуглом лице застыла вежливая улыбка: «Моё почтение, рада, что вы очнулись. Желаете ли чаю или пахлавы?» Играть в гостеприимство не было ни времени, ни настроения, потому Хейд прямо спросил, как он здесь оказался. Ответ его огорошил: «Стах из рода Нуа послал за вами людей». Это прозвучало, как скверная шутка.

— Стах? Куда делся Старичок? Он умер?

— Живёт и здравствует, да благословят его путь Великие ханы, и он желал встретиться с вами сразу же, как вы придёте в себя. Позвольте, я вас провожу, — манеры гостя, а точнее, их отсутствие, девушку явно оскорбили, но Хейду было плевать. Каким образом в момент между криком гигантской птицы и его пробуждением умудрились влезть люди Стаха? Почему Старичок ждал встречи с ним? Почему его до сих пор ничто не убило? Слишком много вопросов.

Муравейник был явлением неординарным. При Эливайнах в этом доме жили строители, чьими руками рыбацкую деревушку превратили в знаменитый город. В нынешние же времена, когда район «старого» Дарнелла утерял своё изначальное название — Горки, — и все стали называть его Горбами, заброшенное здание облюбовали айрхе. Уже через десяток лет им стало так тесно, что пускали кровь в борьбе за лишний угол, и тогда кому-то пришла светлая мысль — сделать пристройку. Вскоре этому примеру последовали все остальные, и обычный дом превратился в муравьиную кучу, живущую по своим порядкам. Когда-то и Хейд был частью этого царства айрхе, но хватило его ненадолго: он решил жить по правилам энлодов, терпя презрение, но лучше так, чем постоянно слышать: «Ты нам должен». К примеру, в срочном порядке возродить род Мортов, причём с той женщиной, на которую укажут — вот только у Хейда были другие планы на собственную жизнь. За минувшие годы Муравейник совершенно не изменился, лишь сильнее обветшал. Низкие потолки, узкие проходы, грозившийся вот-вот рухнуть потолок и скрипящие половицы. Дом-урод, в котором Хейд жил, как в клетке.

— Вот так новости. Я совсем из ума выжил, или нас действительно навестил коротышка Морт? — высохший лысый старикан с круглым животом, будто под халат засунули дыню, приглашающе указал трубкой кальяна на подушки рядом с собой.

— Давно не виделись, Старичок. Выглядишь бодро, как никогда.

Усевшись на подушки, Хейд по воровской привычке оценил далеко не скромную обитель Старичка. Тот любил окружать себя дорогими, но безвкусными вещами: мудрёные статуэтки, картины в позолоченных рамах смотрелись абсурдно на фоне облупившихся стен, подгнивших полов, прикрытых аляповатыми коврами, да сквозняка, дующего из щелей в старых окнах.

— Чего о тебе не скажешь, малёк. Признавайся, зачем сюда припёрся. Ты же у нас подался в большой город, горел всем доказать, что не из дерьма, коего здесь навалом, вылеплен. И как, доказал? — Старичок щурился хитро, улыбался мерзко беззубым ртом.

— Доказал. Не пойму только, чего ты зубоскалишь, я ведь не своим ходом в Муравейник попал.

— А-ах, так это из-за тебя весь сыр-бор приключился? Вот так совпадение. Я-то уж думал, ты с повинной вернулся, с разодранной-то мордой.

— Неужели в Муравейнике что-то произошло без твоего ведома? Хватку теряешь, старость не в радость?

— Я тебя ещё переживу, недоросток — усмехнулся Старичок, неспешно раскуривая кальян. — Единственное, о чём тоскую — по своим зубам. Есть кашу, срать кашей — не о такой старости мечтал, да что поделать? Вставишь зубы золочёные — свои же ночью вырвут. Ладно, хватит трепаться попусту. Садись, сыграй со мной в Пьяного рыбака. Не разучился ещё, а? Играют в большом городе в игру бедняков?

Старичок достал из недр халата кожаный футлярчик и вытряхнул из него кости, посеревшие от многолетнего использования. На их гранях были изображены морские обитатели: кит, акула, тунец, луфарь, сарган и краб, куда же без него.

— Шепни старому, что за дела у тебя с моим младшеньким?

— Никакие, и надеюсь, такими наши дела и останутся.

— Ох, не ври мне, шкет. Его люди принесли тебя сюда и выходили. Между прочим, твои крики слышались во всём Муравейнике и прервали мой послеобеденный сон.

— Крики? — голос Хейда дрогнул.

— Выиграешь — расскажу подробнее. А если проиграешь, то оставлю у себя твой чемодан. Я заглянул в него одним глазком и увидел множество интересных вещиц. Будет что по рукам сбыть.

Старичок собрал шесть костей в кулак, хорошенько потряс и сделал короткий взмах. Кубики шустро поскакали по столу, веером остановившись перед Хейдом. Кит, тунец, два луфаря и два саргана. Везёт же дряхлому мешку. Собрав кости, Хейд сделал ход. Акула, тунец, три саргана и краб. Традиция: вечно в первый ход выпадал проклятый краб.

— У малька и лов помельче, — не упустил Старичок возможность поглумиться. — Делаем три заплыва, вываживаем рыбку по два раза. Давненько не выдавалось играть, хочу растянуть удовольствие.

Хейд согласно кивнул. Это даже на руку, будет шанс отыграться, если первый заплыв — полный раунд — пройдёт неудачно. Старичок цокнул языком, присматриваясь к костям, и перекинул ненужных рыб. В итоге из комбинации двух китов и трёх луфарей собрал Большой улов. Переиграть трудно, но возможно. Хейд отложил своих трёх сарганов и перекинул всех остальных. Собрать бы хоть Игольчатый ужин из сарганов, проигрыш выйдет не таким позорным. Увы, выпали акула и два краба. Старичок хохотнул: «С такой любовью краба к тебе лучше собирай Крабовое нашествие. Заплыв прошёл в мою пользу».

— Я удивлён, что ты сделал своим преемником Стаха. Куда же делся старший сын, как его, Тайн? Он ещё жив?

— Год назад сбежал, поганец, на север. Последний раз его видели около Глотки Предтечей. Лучше бы Тайн сдох, чем подтвердятся слухи, что он присоединился к этим червям-Левиафанам.

На этот раз Старичку кости выпали ещё лучше, чем в прошлый раз: два тунца, два луфаря и два саргана. Он подмигнул: «А мои сети ещё вполне ничего, а?» Хейд задумчиво потёр шрамы на подбородке: ему выпало три акулы, а к ним кит, тунец и краб. Стоит ли пробовать собрать Опасную компанию из акул?

— А как поживает Аяни? Соскучился по бычьим потрохам с фаршированными яйцами в её исполнении.

— Влюбилась в какого-то не то китобоя, не то пирата и сбежала за моря вместе с ним. Даже весточки родному па не послала, маленькая сучка, — беззлобно проворчал Старичок. Хейд мысленно порадовался за Аяни: всё-таки нашла способ вырваться.

После недолгих раздумий Старичок перекинул кости, но ничего лучше, чем две пары, ему собрать не удалось. Хейду посчастливилось к тройке акул добавить четвёртую, собрав Опасную компанию. Старичок ухмыльнулся: «Так даже интереснее», но злорадства в нём явно поубавилось. Хейд бросил кости, начав третий заплыв. Кит, тунец, два луфаря, два краба. Опять проклятые крабы! Вся надежда на луфарей — если выпадет ещё парочка, можно собрать Стайных охотников.

— Что ж, глянем, чем море обрадует меня, — азартно прошептал Старичок и сделал ход. Два кита, тунец, луфарь, сарган и краб. — Ого-го, видишь это? Без пяти минут Пьяный рыбак! Молись Великим ханам, если веришь хоть в одного из них, малёк. Из тряпья в твоём чемодане прикажу сшить пальтишко внуку.

Покусывая шрам на губе, Хейд оставил луфарей и перекинул остальных рыб. Три акулы и всего один луфарь. Ни одной комбинации собрать не вышло.

— Удача всегда тебя любила, но в этой дыре, видимо, ты потерялся у неё из виду, — Старичок взял лишнего кита и демонстративно покрутил между пальцами. Кубик несколько раз отскочил от столешницы и замер в центре стола. Краб. После короткой тишины Хейд рассмеялся, вскоре смех перешёл в хохот. Старичок покраснел от злости, стукнул кулаком по столу, от чего кубик подпрыгнул — и вновь выпал на краба.

— Похоже, лавры любимчика крабов перешли к тебе. Я честно выиграл, верни мне чемодан.

— Хоть сейчас иди к младшенькому и забирай.

Хейд знал, что в этой игре с самого начала не было смысла. Старый пердун всё-таки смог его обыграть! Время шло, а кое-что не менялось.

— Значит, это правда? Ты больше не самая важная шишка?

— Может самый старый житель Муравейника наконец уйти на покой? — Старичок улыбнулся своим страшным ртом. — Досада какая, я-то надеялся, ты расскажешь что-нибудь о делах сына, он такой скрытный мальчик. Вы точно не спелись?

— Нет, — раздражённо повторил Хейд. — Напомню, ты обещал рассказать, как я здесь оказался.

— Говорят, нашли тебя подле местных развалин, орущего до хрипоты, всего израненного, крайне буйного и бесноватого. Силком тащили до Муравейника, и кричал ты до тех пор, пока настоем валерианы не напоили и не окурили боярышником. Бабы судачили, что в тебя блудный дух вселился, просили бросить в реку. Навёл ты здесь шороху! Никогда бы не подумал, что орущим безумцем в итоге окажешься именно ты, малёк. Сломал-таки тебя большой город больших людей, ну, признай?

Разговор прервал стук в дверь, и после разрешения вошла парочка здоровяков, насколько это определение вообще подходило айрхе. Пока Хейда добровольно-принудительно выводили из комнаты, Старичок скорбно покачал головой: «Какая жалость, судя по всему, сыночка жаждет с тобой встретиться. Если останется чем играть в Рыбака, то заглядывай ещё». В разветвлённых коридорах не было слышно грызни соседей и смеха хозяек, обсуждающих сплетни за домашними хлопотами, крики младенцев не разрывали уши. Муравейник, город-под-крышей, стоял, будто вымершая развалина. Теперь этим тонущим кораблём управлял Страшный Стах — что само себе звучало жутко.

Хейд помнил мрачного юношу со светлыми и неподвижными, как у мёртвой рыбы, глазами. Дитя бурной связи Старичка и энлодской аристократки, которого опасались все в Муравейнике, один лишь Старичок относился к сыну со свойственным ему пренебрежением. До сих пор помнилось, как Стах орал на весь Муравейник, угрожая сунуть руки Хейда в кипящий дёготь, раздробить в пальцах суставы, вырезать веки — как вчера было. Вопрос, помнит ли сам Стах тот день так же хорошо. Хейда привели к котельной, из-за двери которой послышалось гулкое эхо.

— Гладко стелешь, но есть кое-что, что мне в твоих словах не нравится. Я был — вот сам, всей своей персоной — на кондитерской фабрике Ламарка-гуая. Более того — общался лично. Его бы оскорбило одно лишь предположение, что он укрывает Левиафанов. Ламарк-гуай прячет ублюдков ничуть не лучше, но те хоть свои, родные. Не червивые. — Раздался лязг. — А вот ты мне брешешь. Это расстраивает. У меня, знаешь ли, душа, сука, трепетная. Обидеть — как два пальца оплевать. Зачем ты меня обижаешь? — Лязг.

— Прошу вас, перестаньте!

— Да вроде мило болтаем, разве нет? Па всегда говорил: любое дело решай сразу, не откладывая на потом. Па мужик умный, иначе бы не прожил семь десятков лет. А вот ты, дружок, как думаешь — сможешь столько протянуть?

Лязг.

— Я рассказал всё что знал, клянусь!

— Ох, клятвы. Пустые слова — вот что такое клятвы. Манипулирование доверием собеседника. Факты, правдивые факты — вот что хочу слышать. Неужели так сложно? Почему ты заставляешь меня делать тебе больно? Из-за тебя я уже второй час вынужден торчать в этом котле. Не стыдно? Или у тебя слабость к замкнутым помещениям?

Удар. Тишина. Громилы переглянулись, один из них несмело открыл дверь и затолкал в котельную Хейда.

— Ох, ну надо же. Сегодня день грёбаных чудесных встреч, — своим мёртвым взглядом Стах пригвоздил Хейда к месту, как бабочку булавкой. — Ребята, только не говорите мне, что именно эту крысу вы нашли подле руин. — В ответ было закономерное молчание. — Вы разрываете мне сердце. Что за день полный разочарований.

Энлодская кровь дала о себе знать: Стах вымахал на две головы выше любого айрхе, его кулаки были как кузнечные молоты. Льняная рубаха — вся в пятнах крови, застарелых и свежих. Вот как понять, Стах ещё злится или нет? Помнит или нет? Один из помощников чистил инструменты, которые бы больше подошли мяснику. Рядом, на прикрученном к полу стуле, размяк юноша с окровавленными руками: на пальцах было не досчитаться ногтей. Всё лицо, каждый доступный взгляду участок его кожи покрывали гематомы. Ждала ли Хейда подобная участь?

— Бедолага, да? — Стах заметил долгий взгляд Хейда в сторону жертвы. — Но ты его не жалей, не надо. Он — Левиафан, пробрался к нам, как червь, разъедал мозги нашим людям. Уже треть Муравейника подалась на север, в ряды этих уродов. Даже мой брат не устоял. Глупый, глупый Тайн! Так очернить честь славного рода Нуа не смог бы даже я при всём старании.

Хейд отвёл взгляд от пленного Левиафана — в последнее время от вида крови ему становилось нехорошо. Широкая ладонь Стаха легла на его шею и настойчиво потянула к соседнему стулу. Стах рыкнул: «Сядь», и Хейд сел.

— Рад тебя видеть, Хейд. Честно, — Стах улыбнулся, почти ласково беря исцарапанные котом руки и приковывая их ремнями к подлокотникам. — Много лет искал, старался, но умеешь ты прятаться, признаю. Не зря с тобой никто в прятки играть не хотел — хрен найдёшь, крысу эдакую, — проверив надёжность креплений, он глянул исподлобья прямо в глаза Хейда. Тот ещё держался. Ужимки Стаха — не самое страшное из увиденного за сегодня.

— Как жаль, что ты действительно крыса, Хейд. Не будешь же отрицать? — голос Стаха плавно менялся, становясь угрожающим. Помощник протянул начищенный секач, и Стах провёл пальцем по широкому лезвию, проверяя чистоту. — Я всегда хорошо к тебе относился, правда. Ты, как и я, блевать хотел от местных правил, да ещё истории рассказывал интересные. Хоть все они и оказались враньём, как я потом узнал, но это ладно. Не самое страшное разочарование из тех, что ты мне принёс.

— Я не понимаю, о чём ты говоришь, — спокойно ответил Хейд, ремни на руках и поблескивающий нож его как будто вовсе не волновали. Стах больше не улыбался.

— Не так уж ты и стар, чтобы страдать провалами в памяти, — прошипел он и резко склонился над Хейдом, почти стукнувшись с ним лбами. — Камея с профилем моей матери. Из красного и зелёного сердолика, с гранатовыми и изумрудными камешками, размером с крошечную росинку. Ты украл её у па, ублюдок.

— Камея? — с натугой переспросил Хейд. Сложно было держать невозмутимое лицо, когда его обжигало гневное несвежее дыхание. — Я помню её. Аяни хвасталась, что Старичок оставит камею ей в приданое. Ты уверен, что твоя сестра не прихватила её с собой, когда сбежала из Муравейника?

— Сорока-белобока, — протянул Страшный Стах тем самым тоном, от которого внутренности связываются в узел. Край секача коснулся пальца Хейда. Малейшее усилие со стороны Стаха — и польётся кровь. — Крадёшь ты с такой же лёгкостью, с которой ложь свою поёшь?

— У Старичка в закромах можно было найти вещи гораздо ценнее, чем камея, — Хейд неотрывно следил, как нож пересчитывает кончиком лезвия пальцы на его правой руке. — Это для тебя она дорога, как память о вашей с Аяни матери. Мне — безразлична. Захоти я обокрасть твой род, обратил бы внимание на рыбку покрупнее.

Секач с противным стуком вонзился в подлокотник между пальцами Хейда.

— Врёшь! Я видел всё своими глазами и верю им больше, чем лживым словам твоего поганого языка! Неспроста ведь ты свалил из этой дыры: боялся, что я тебя сдам или доберусь до твоей шеи лично. Не зря боялся, Хейд! — Стах сжимал кулаки, не в силах сдержать закипающую злость. — Всё о тебе, сука, знаю. Стоило двум стервам-Сорокам пальцем поманить — так сразу дёру дал. Кто предложил принести камею в качестве вступительного дара? Эти сучки? Или сам додумался? Да конечно, сам, уж ты-то знал, что эта камея — единственная стоящая вещь из всего мусора, собранного па.

Хейд сжался, готовый к тому, что его сейчас ударят — в лучшем случае. Стах успокоился подозрительно быстро. Вновь приблизился к пленнику, сел перед ним на корточки. Положил руки ему на колени. Уставился своим выворачивающим душу взглядом.

— Знаешь, что самое обидное? Мне никто не поверил. Па до сих пор уверен, что я прикарманил камею из ревности к Аяни. Его не убедил даже твой побег. «Ну надо же, у недомерка отросли яйца строить свою судьбу среди этих беложопых, может, когда-нибудь и у тебя отрастут», — передразнил Стах отца с презрительной гримасой. — Вот как можно быть насколько тупым, а, Хейд? За что ты только нравился моему па? А ответил такой подлостью, паскуда.

Стах вытащил нож из подлокотника и играючи подкинул тяжёлый инструмент.

— Я понимаю, как всё выглядело со стороны, но…

— Ни единого. Сука. Слова, — секач уткнулся в нос Хейда.

— Твоя манера запугивать ни капельки не изменилась. Плохо, Стах, — невозмутимо проговорил Хейд, хотя рубашка на спине промокла насквозь. — Ты всегда бесился, считая, что мне доставалось всё внимание Старичка, предназначенное тебе — вот и вцепился в удобный повод отыграться. Взгляни правде в глаза. Я не крал камею. Что за чушь про вступительный дар? Я с семейкой Мугнус дружил задолго до того, как пришёл в Муравейник, от меня не требовали каких-либо символических жестов. Не знаю, кто украл камею, но отвечать шкурой за чужие грешки не хочу. Своих хватает.

Под конец самоконтроль Хейда сошёл на нет, он начал говорить быстрее, чем стоило бы. Он всё-таки не железный. Главное — не дрожать. Ни голосом, ни телом.

— Сдалась мне твоя вшивая шкура. А вот пальчики, пожалуй, пригодились бы, — Стах надавил лезвием на одну из царапин на пальце, оставленных котом. Рана налилась кровью, стала глубже, болезненней. Хейд шумно втянул носом воздух и замер. Он должен сидеть смирно. — Мой па — любитель собирать зубы. Как думаешь, может, мне собирать пальцы? Из них вышло бы недурственное ожерелье!

Лезвие вонзилось ещё глубже, Стах повёл секачом дальше по царапине, разрезая мясо с пугающей лёгкостью. Хейд закусил щёку изнутри. Ничего, ничего, ему в жизни прилетало куда сильнее. Выдержит.

— К твоему образу бы подошло, — процедил Хейд сквозь зубы. Он не задумывался над словами, просто чуял нутром — молчать опаснее. Стах безучастно наблюдал, как кровь стекает по смуглой коже, высыхая на подлокотнике новыми тёмными пятнами. Вздохнул с неподдельной грустью:

— Сорока-белобока, знаешь, что делает нашу встречу особенно отвратительной? То, что нет у меня права на ожерелье из твоих пальцев. Закрыл бы навек в этой котельной, да ждут тебя наверху. А я, знаешь ли, человек слова. В отличие от таких паскуд, как ты, я своих друзей не подвожу. — Нож оставил руку Хейда в покое. — Я здесь закончил. Отдайте его амойлаху, да проследите, чтобы не сбежал по пути.

Стах склонился над Левиафаном и похлопал его по щекам, приговаривая: «Давай, открывай глаза, у меня ещё столько дел, а лечь спать хотелось бы пораньше», и даже не обернулся, когда его люди развязывали Хейда и уводили из котельной. Поиграл, как кошка с мышкой, отделаться после такого лишь раной на пальце — считай, повезло. Кто же такой этот «амойлах», ради которого даже Страшный Стах сдержал в узде свою кровожадную натуру?

Хейда вывели из Муравейника в холодную ночь и потащили в сторону холма, на вершине которого стояли знакомые руины. Как ни старался, он так и не смог разглядеть тот продолговатый купол, в итоге оказавшийся гигантской птицей с черепом вместо головы. Неужели абсолютно всё, что он видел днём, оказалось лишь галлюцинацией? Прав был Старичок, обозвав его безумцем. Айрхе поднялись по холму до полуразрушенной арки и замерли, как вкопанные, будто упёрлись в невидимую стену. Пленника отпустили, пригрозив: «Учти, многие видели твою рожу, вздумаешь сбежать — далеко не уйдёшь», и указали подниматься на второй этаж левого крыла здания. Наконец-то Хейда больше никто не лапал, какое облегчение. Проходя под аркой, он услышал приветственное «кар» от грача с кривым клювом.

Легко было понять, почему жители Горбов считают руины проклятым местом. На этой земле Хейд чувствовал себя уязвимо и тревожно, каждый шаг давался с трудом, внутри всё вопило: «Брось, убегай!» Если присмотреться, по развалинам можно было прочитать их историю. Огромные известняковые глыбы, образующие купол, остались с тех времён, когда материк всецело принадлежал дейхе. Вокруг купола сохранился остов из чернёного кирпича — память о тех годах, когда это место служило резиденцией императорской династии Хоррусов. После того, как Хоррусы померли от рук Альмы Кэйшес, их резиденция стала приютом, а потом психлечебницей: так у здания образовались два крыла-пристройки, до сих пор неплохо сохранившиеся. Пожар уничтожил всё богатое наследие, оставив обугленные останки и скверные истории о бестелесных голосах.

На второй этаж вела полуобвалившаяся лестница. Со дня пожара прошли десятилетия, а запах гари до сих въедался в кожу, волосы и лёгкие. Хейд коснулся заржавевшей дверной ручки и замер в нерешительности. Неужели он сейчас встретится с птицеводом? Что ему сказать? Как себя вести? Кроме слов, ему угрожать нечем, да и вряд ли они произведут на могущественного ведуна должное впечатление. Заискивающе благодарить за помощь? Попытаться набиться в друзья, проявив всю силу своего обаяния? Вот только нужен ли ведуну такой ненадёжный друг, как Хейд? А вдруг его посадят под замок и будут силой выпытывать, куда пропал Дар?

«Соберись. Ты справишься. Уболтаешь как-нибудь», — дав себе такую установку, Хейд решительно открыл дверь. Логово ведуна оказалось более чем скромным: всюду пятна птичьего помёта, дыры в полу залатаны досками, стены утеплены замызганными коврами, судя по аляповатому виду, взятыми из запасов Старичка. Внутри костровой чаши с ромбовидными рисунками — лишь остывшие угли: сегодня ею не пользовались. Кресло-качалка у окна выглядело на удивление прилично. Куда же запропастился хозяин этого кресла? Хейд осмотрел подгнивший письменный стол, заваленный объедками, пустыми баночками из-под чернил, пучками перьев и высушенных трав. Среди мусора выделялся пухлый журнал в чёрной кожаной обложке. Хейд открыл первую страницу и с трудом разглядел заголовок «Запись №1». Грач шумно приземлился рядом и громко каркнул.

— Не нравится, когда копаются в твоих вещах? Так приди и останови меня.

— Я здесь, — вдруг послышался гулкий возглас. Хейд пригляделся к источнику звука, но увидел лишь ковры на стенах и подгнивший платяной шкаф. Зачем ведуну запираться в шкафу? За его дверцами нашёлся секрет — пролом в стене, он вёл внутрь таинственной куполообразной постройки дейхе. Лестница из кирпича, скорее всего выложенная руками энлодов, уходила вниз, во тьму. Хейд крикнул: «Не думайте, что я рискну спускаться к вам в такой темени!», эхо гулко наполнило купол.

— Мне… нужна твоя помощь. Прости, — донеслось снизу. Словно почувствовав сомнения Хейда, после недолгой паузы голос добавил: — Я рад, что ты здесь. Боялся, что после встречи с Предвестником ты… выгоришь. Мне многих сил стоило его отпугнуть. Думал, всю ночь придётся проваляться здесь. Я… ног… не чувствую. Поможешь подняться? Пожалуйста.

Умеет же он давить на жалость! С другой стороны, раз ведун настолько слаб, то вряд ли сможет причинить Хейду вред. Держась за стену, пористую на ощупь, Хейд спустился по узким ступенькам. Воздух был спёртый, пыльный. Внизу шаги заглушали ковры, ими всё устлали даже здесь. Птицеводом оказалась куча тряпья, окружённая инсталляцией из чадящих канделябров и зеркал в поломанных рамах.

— Ну… здравствуй? — Ведун был замотан во что-то, похожее на дорожный плащ, покрытый перьями всевозможных птиц. — Прости, что утруждаю тебя. Сам не ожидал, что окажусь в таком… положении… — голос охрип окончательно, договаривал он шёпотом.

Хейд нерешительно замер перед тряпьём, не зная, где голова, где руки. То ли ведун действительно мог читать мысли, то ли сам понимал, что его перьевое одеяние создаёт проблемы — высунув подрагивающие руки, он пытался распутать завязки плаща. Неожиданно Хейд осознал, что ведун тоже опасается его, понимая, что сейчас полностью зависит от прихотей гостя.

От ведуна воняло ядрёной смесью сырых перьев, дыма и давно не мытого тела. Хотелось надеяться, что пятна на камзоле всё-таки не от птичьего помёта. Перекинув руку ведуна через плечо, Хейд помог ему подняться по ступенькам наверх и усадил в кресло-качалку. Следом прилетела очередная просьба: нагреть воды. Хейд огрызнулся: «Я сюда пришёл не нянькой быть», но всё равно растопил костровую чашу. Надоело ходить в потёмках, даже лицо ведуна было не разглядеть. Когда начал потрескивать огонь, комната сразу стала теплее и уютней. Ведун оказался айрхе неопределённого возраста — заросший неухоженной бородой, со стянутыми на затылке густыми сальными волосами, полными седых прядей.

— Не таким я вас представлял, — признался Хейд, передавая ему кружку с нагретой водой. — И нашу встречу тоже.

Взяв со стола один из травяных пучков, ведун покрошил листья в кружку, зажатую между колен. Подождав немного, сделал пару осторожных глотков. Лицо, искривлённое в болезненной гримасе, потихоньку разгладилось.

— Я тоже не так всё представлял, — тихо, но уже уверенней признался ведун. — Не ожидал, что наша встреча состоится так скоро... и что она вообще состоится.

— Неужели планировали до конца жизни за мной птиц посылать? — резко спросил Хейд, чувствуя, что настал удачный момент для допроса.

— Нет, конечно, — прозвучало, однако, не слишком уверенно. — Но что мне оставалось делать? Пришли я с голубем послание: «Давно не виделись. Это я, Айра, рад знать, что ты тоже жив. Заходи как-нибудь в гости, выпьем чаю», — готов поспорить, ты бы сжёг записку и посчитал меня плохим шутником.

— ...Что?

— Хотя, может, и стоило попробовать, но написать что-то более нейтральное? — ведун задумчиво уставился на грача, сидевшего на подоконнике. — Я ведь действительно варю прекрасный чай. Но я не очень… хорош в приглашениях… во всём. Редко удаётся поговорить с людьми вот так, с глазу на глаз. Уже и забыл, как трудно облекать мысли в слова. Прости, если что-то не так скажу, ладно?

— Да заткнись ты уже! — Хейд треснул кулаком по столу. Ведун замолк и тут же сник, дав наконец вставить хоть слово. — Айра? Серьёзно? Ты — Айра?

— С утра им был. Вроде. В последнее время всё труднее… себя… осознавать. Не знаю, как сказать точнее. — Ведун торопливо хлебнул из кружки. — Знаешь, увидев тебя впервые, я тоже засомневался: «Хейд? В этом городе?» Ты так ненавидел Дарнелл. Столько раз твердил: «Вот пройдёт зима — и мы уедем».

Бред какой-то. Бред! Хейда бросило в холодный пот, он вцепился в край стола, ища поддержки, потому как его самого ноги не держали. Сердце беспокойно бухало в груди, дыхание участилось, казалось, его вот-вот накроет паническая атака. Это очередная паршивая галлюцинация. Мёртвые не возвращаются. Ни один беззаконник не в состоянии нарушить этот закон.

— Что ты такое? — Хейд не ожидал, что его голос начнёт так дрожать. Тут же разозлился сам на себя и на человека, сидящего перед ним. Ведун охнул и выронил кружку с недопитым чаем, когда Хейд схватил его за воротник камзола. — Что ты, мать твою, такое?!

У ведуна были такие же раскосые глаза как у Хейда, как у их матери. Глаза янтарные, как у зверя, редкий цвет для айрхе; мать часто говорила — в отца.

— Понимаю, тебе сложно поверить, — ведун неловко улыбнулся и коснулся плеча Хейда. Тот дёрнулся, как от удара током, и отскочил обратно к столу. — Я сам не меньше недели мучился в сомнениях. Если бы не шрамы… я проверял, подсматривал воспоминания в снах. Ох, надеюсь, ты не разозлишься? Я сильно не лез. Правда. Всего лишь хотел убедиться, что ты не стал одним из… этих. Левиафанов.

— Ты лез в мои сны? — Хейд не знал, что делать со всеми навалившимися на него открытиями. Сил на самоконтроль не осталось, ему то хотелось накинуться на ведуна с криками: «Закрой пасть и прекрати врать!», то вдруг из глубины души раздался робкий, полный надежды голос: «А вдруг всё-таки?», то хотелось сбежать в ужасе, потому что если всё правда… — Выходит, все эти грёбаные кошмары — твоих рук дело?

— Ты их помнишь? — ведун уставился на него с обезоруживающей растерянностью. — Ох… неловко вышло. Я не хотел. Ты не должен был ничего помнить. Может, всему виной кровные узы? Или близость Дара сделала тебя более восприимчивым? Интересная взаимосвязь, надо бы не забыть изучить, — задумавшись о своём, он потянулся к журналу на столе. Хейд перехватил его руку и с силой сжал.

— У тебя всего минута чтобы объяснить, как ты умудрился выбраться из ледяной воды и где пропадал все эти годы, «братец». Иначе вылетишь из окна вместе со своим креслом. Умеешь парить, как твои птицы?

Угрозы не произвели на ведуна никакого впечатления. Только взгляд стал очень тоскливым.

— В одну минуту всего не уместить, но ради тебя я попробую, — он тяжело вздохнул. — Да, в ту ночь я утонул. Нет, я не умер, ну, может, почти... да, было довольно близко, назовём это пограничным состоянием. Меня спасли. Не за просто так. Увезли далеко на север. Когда подрос, я обошёл, наверно, весь Тормандалл. Жил как отшельник-путешественник. Искал знания, ответы. В итоге вернулся в Дарнелл. Я всё ещё выплачиваю долг за своё спасение.

— Кто тебя спас? На реке, ничьих следов, кроме твоих и моих, там не было, — Хейд не менял угрожающего тона, но всё же руку ведуна сдавливал чуть слабее.

— Я и не говорил, что спасителем был человек.

— Издеваешься? — прошипел Хейд, но по глазам с ужасом понял — не издевается.

— Говорю же, это долгая история. За минуту не уложиться. Хочешь, докажу, что я — это я? Твой подбородок, — ведун спародировал жест Хейда, который тот сделал прямо сейчас: провёл пальцем по шрамам. — Зря ты заступился за меня перед дядей. Я, в общем-то, действительно тогда украл еду и заслужил удар кастетом. Не стоило меня прикрывать.

— Серьёзно? Было бы лучше, если ублюдок разворотил тебе всё лицо? — разозлился Хейд и тут же сконфуженно замолк, одёргивая себя. Ведун грустно улыбнулся.

— Но ты не мог разговаривать целый месяц. Столько крови было. Я боялся, что ты умрёшь. Долгое время приходилось жевать за тебя, и всё равно у тебя слёзы текли каждый раз, когда ты пытался поесть.

— Хватит, — Хейда передёрнуло от воспоминаний, но ведун не собирался останавливаться:

— Ещё я отлично помню то утро, когда ты разбудил меня и сказал, что ма стала невестой Морского хана.

— Прекрати.

— Лишь спустя годы после нашего побега я задумался, каково тебе было провести те дни посреди бескрайнего моря с незажившей челюстью и вечно плачущим мной. Боязнь большой воды так и не оставила тебя, Хеди?

— Достаточно! — Ведун замолк. — Всё это ты мог подглядеть в моих снах.

— Сны дают представление лишь об общей картине… ах, вряд ли тебя интересует теория. Не веришь словам, может, поверишь глазам? Помнишь этот шрам? — ведун закатал рукав и протянул изувеченную руку. Затаив дыхание, Хейд коснулся бугристых следов от укуса собаки и собственной криворукости. Он помнил каждый с боем нанесённый стежок, потому что Айра плакал, орал от боли и умолял остановиться. Где-то к середине раны брат сорвал голос, но зашивать от этого легче не стало.

Слишком. Всё, что сейчас происходило — было слишком. Хейд закрыл лицо руками и замер.

— Ты там не плачешь, надеюсь? Из нас двоих звание плаксы крепко закреплено за мной, — Айра неловко посмеялся. Откашлялся. Осторожно дёрнул все ещё неподвижного Хейда за край пиджака. — Так как, выпьем чаю? Мне сложно так долго говорить, но я буду рад просто посидеть с тобой рядом. Я скучал, Хеди.

Даже если эта ночь окажется очередной иллюзией, от которой к рассвету ничего не останется, Хейд закроет на всё глаза и позволит себе поверить. Когда он поднимался по ветхой лестнице, в голове роилось столько важных вопросов, но сейчас он не хотел их задавать, не хотел знать ответы, которые ему наверняка не понравятся. Сегодняшний день почти довёл его до края, и теперь он находил скромную радость в разделённой на двоих кружке с самым вкусным чаем на свете и в обоюдном молчании.

Хейд тоже до боли скучал.

Лафайетт советовал остерегаться, как он выразился, «мелкого вредительства, способного подвести в критический момент». Долго это вредительство себя ждать не заставило.

— Уже несколько ночей ты спишь на голом матрасе и без нормальной подушки, — прохрипела Сирша с неподдельным сочувствием. — Бедный ты наш дядя-Хранитель. Не держи зла, закрутились-завертелись, совсем забыли о твоём удобстве. Вот, держи. На пуху мягко да сладко спать будет.

Лафайетт советовал ничего не брать из рук Курьеров, но соблазн оказался слишком велик. Тщательно помяв и даже обнюхав подарок, Виктор не нашёл никаких отличий от обычной подушки. Какие ещё опасности могли таиться в кучке пуха и хлопковой тряпке? Интуиция молчала, самозванка не шептала предупреждения на ухо, поэтому Виктор решил оставить подарок на свой страх и риск. В тот же вечер вернулся Крыс. Шарахаться, как в первый раз, он не стал, только хмурил брови, рассечённые мелкими шрамами.

— Чего Хранитель крутится у лежанки Крыса? Тебя ещё не выпнули отсюда?

— Как видишь — нет. Неужели так мешаю?

— Как видишь — да.

Крыс шумно принюхался, хотя от самого несло, как от сточной канавы: сыростью, потом и мочой. Первым делом он проверил сундук под столом, ревностно осмотрев замок. Убедившись, что Виктор не трогал его вещи, немного успокоился и достал из-под кейпа бумажный свёрток. К канализационной вони прибавился ароматный запах рыбного пирога — Крыс продолжал таскать еду с поверхности, игнорируя угощения Тунары.

Весь день Виктор помогал Танмиру чинить мебель, а тот в ответ усовершенствовал карту убежища, как и обещал. Он старался всеми способами изнурить себя, прежде чем ложиться спать, так приходило меньше кошмаров. Да только не успела голова насладиться мягкостью новенькой подушки, как её нагло сдёрнули с нары.

— Вонь. Вонь. Какая вонь. Весь аппетит убило, — оставляя жирные следы на ткани, Крыс без усилий разорвал подушку по шву.

Виктор попытался схватить мальчишку, но тот увернулся, оставив в руках лишь пух, шлейфом летевший за ним. Но даже если он поймает засранца, то что с ним делать? Огреет по затылку — сам же в агонии скорчится на полу. Полная безысходность, но когда-нибудь Виктор найдёт способ обдурить проклятье, и тогда!..

— Ты занял лежанку Крыса. Теперь тащишь всякую дрянь, — Крыс показал кольцо из шерсти, перевитое узелками из кожаной нити. Поклад, точно он. Когда мисс Таррнет отправили нести слово Непреложных законов к степнякам, то местные беззаконники, ясное дело, ей не обрадовались. В открытую вредить не рискнули, особенно когда рядом крутился Хранитель, зато подбрасывали поклады. За свой короткий визит мисс Таррнет собрала не менее десяти подобных штук, которыми степняки чаще наводили беду, чем притягивали удачу.

Швырнув на пол остатки подушки, Крыс вернулся к надкусанному пирогу, ворча себе под нос: «Нашёлся горе-сосед на голову Крыса, надеюсь, сдохнешь поскорее». Виктор поспешил сжечь поклад в огне, как предписывали Непреложные законы. Теперь было ясно, какого рода войну затеяли Курьеры.

На следующее утро Виктор перевернул всю камеру вверх дном, в итоге собрав горсть «подарков»: несколько булавок с костяными бусинами нашёл под матрасом, из дыры в полу выудил разбитую глиняную фигурку, похожую на человечка, и самое коварное — непримечательный с виду огарок свечи, хотя единственный канделябр давно никто не зажигал. Вряд ли всё это — дело рук одной Сирши: на доске было достаточно имён тех, кто поставил на раннюю смерть Хранителя. С Лиховидом и так всё ясно, но он не появлялся в убежище с того самого дня, как поймал Виктора. Подозреваемым был и Танмир — единственный человек, проявивший искреннее дружелюбие.

«Могли ли все его слова оказаться ложью?» — гадал Виктор, выдёргивая из щели между кирпичами щучьи зубы, которые были воткнуты слишком высоко для миниатюрной Сирши.

Он безвылазно засел в тренировочном зале, решив держаться подальше от неприятелей. Перед Виктором до сих пор маячил выбор: собственная смерть или смерть Берислава. Где Берислав — там и Адда Гирд. Ожесточённой битвы не избежать. Месть за мисс Таррнет обходилась всё дороже, но свою точку невозврата Виктор уже прошёл, принеся в жертву бывшего собрата. Самуэль Ламарк тоже получит своё, рано или поздно.

«Если, конечно, я выживу после вылазки в крепость», — а в этом Виктор сильно сомневался, от чего удары по чучелу становились всё яростнее.

— Я не оставлю тебя, — прошелестел голос мисс Таррнет. После очередного удара раздался хруст, и соломенная голова полетела вниз. Опустившись на колено, самозванка провела ладонью по нарисованному краской улыбающемуся рту. — У тебя уникальный шанс взять лучшее и от Хранителей, и от Курьеров. Пользуйся.

— Пока я набрался только крови и боли, — рявкнул Виктор, всё ещё желая атаковать. Игнорирование крылатой дряни ни к чему не привело, значит, он будет пробовать другие тактики — до тех пор, пока не найдёт нужную.

— Хранитель видит в Курьере врага. Курьер видит врага в Хранителе. На деле же опасны черви, как твоя София. Хранитель этого не осознаёт. Курьер тоже. А черви уже копошатся в их телах, — и самозванка распалась на стайку бражников. Голова чучела осталась валяться на полу, его улыбка казалась Виктору злобной усмешкой. Можно понять, почему Курьеры относятся к нему с недоверием, но поведение Двуглавого так и осталось загадкой. Он не отвечал на вопросы, словно не слышал их, появлялся тогда, когда ему вздумается, и до сих пор истязал Виктора обликом мисс Таррнет. Загадочное существо.

«Надо бы найти его кости и сжечь. Если Лафайетт не врал, то Курьеры ослабнут, когда лишатся своего покровителя», — звучало как хороший план, но Виктор старался много о нём не думать. Наверняка все его мысли не секрет для крылатой заразы, но она словно не воспринимала их всерьёз — пока что.

Стены сотряс вой, сплетённый из нечеловеческих криков и стонов, он эхом прокатился по тренировочному залу. Сигнал тревоги? Может, очередной местный обычай? Виктор из любопытства спустился на нижний уровень бункера, но по пути, как назло, не встретил ни одного Курьера, чтобы спросить о творящейся чертовщине. Может, для них это привычная ситуация? Стоило ли тогда самому соваться? Едва Виктор прошёл через очередные каменные врата, как ему в лицо чем-то плеснули.

— Дух потерянный, в посмертии заблудший, на зерцале лик свой узри да до костей своих приве… тьфу на тебя, новичок, ты что здесь позабыл?

— Говорила же, ничего у тебя не получится. Звал духа, а пришёл синемундирный. Вот умора.

— Да что б вас киты под хвост драли, — не сдержался Виктор, хотя на языке вертелись фразы и покрепче. Судя по запаху, его облили молоком. Кое-как проморгавшись, он увидел вокруг себя знакомые лица: Лиховида, Диану, Сиршу с зажжённым светильником, полукровку с крынкой в руках и Лафайетта — он единственный выглядел хоть немного виноватым.

— Не сквернословь при девицах, новичок. Ты же держал себя в руках при хозяйке, которая кончилась из-за твоего недосмотра, а? — не будь руки Лиховида заняты зеркалом, он бы непременно погрозил пальцем для пущего эффекта. Виктор сцепил зубы, но сдержался, промолчал.

— Случилось ужасное недоразумение, дон Виктор, — Лафайетт протянул платок, чтобы тот мог вытереться.

— Не стоило синемундирному лезть не в своё дело, не случилось бы и недоразумений, — полукровка заглянула в крынку с таким видом, будто надеялась найти на дне ещё хоть немного молока, которое можно было бы вылить на Хранителя.

— Карамия, — сквозь зубы одёрнул её Лафайетт.

Вой вновь начал набирать силу. Сирша зычно проорала во тьму: «Нариман, отбой!», стоявший рядом Лиховид зажмурился, не в состоянии закрыть уши. Вскоре на свет вышел сам Нариман, тащивший в руках огромный костяной горн; оставалось лишь гадать, какому зверю мог принадлежать такой рог.

— Хоть наш план провалился, я думаю, ещё не всё потеряно, — Сирша коротко откашлялась. — Мы охотимся на блуждающего в этих руинах духа. Много способов перепробовали, но он как чувствует, что его изловить хотят — не ведётся.

— Вот уж не думал, что для ведунов это окажется проблемой, — хмыкнул Виктор с толикой злорадства.

— Вертлявая рыбка попалась, — Лиховид, казалось, говорил со своим отражением в зеркале, пока пытался рассмотреть свежие царапины на щеке. Прижавшись виском к его плечу, Диана шутливо показала отражению язык, на что Лиховид рассмеялся и чмокнул её в макушку.

— Когда мы разгребали завалы, то нашли кучу костей дейхе. Они погибли здесь очень давно. Сначала думали, что их души пожрал Двуглавый, но возможно это сделал Удильщик, — сказала Диана, когда перестала дурачиться.

— Удильщик? Так вы зовёте духа, на которого охотитесь? — хмуро уточнил Виктор. Послышался смешок Карамии: «Поразительные чудеса логики», чем заслужила ещё один осуждающий взгляд Лафайетта.

— Скорее всего мы случайно потревожили его останки. Удильщик пока никому не причинил серьёзного вреда, но всё равно это не самое приятное соседство, — пояснил Лафайетт. Как же странно он смотрелся в своём броском костюме на фоне остальных Курьеров, которые больше походили на бродяг.

— Бедная Веселина, — Диана покачала головой. — Удильщик уже два раза напал на неё, видимо, посчитал самой уязвимой. Благо, нас бережёт влияние Двуглавого, она отделалась лишь испугом, а не будь этой защиты?..

— Которой нет у тебя, дядя-Хранитель! — Сирша тут же подхватила тему. — Гаруспику и Ведьме сейчас не до Удильщика, так что справимся сами. Раз он достаточно умный, чтобы не вестись на призывы, то попробуем ловить на живца! Уверена, рано или поздно он попытается до тебя добраться. Вы с ним, кстати, так похожи. Высокий, тёмный, с фонарём в вытянутой руке — не удивительно, что Лиховид вас спутал.

Виктор бросил взгляд на Лафайетта и Диану, те вели себя спокойно. Значит, это не очередная попытка его угробить? Но ведь ничто не мешало Сирше или Лиховиду использовать «охоту на живца» в своих интересах.

— Отказываюсь.

— Не заставляй тебя уламывать, новичок. Нас много, а ты один, — Лиховид лучился дружелюбием.

— Тебе же лучше будет, дядя-Хранитель, если мы поскорее избавимся от Удильщика. Дух древний, злобный, кровью и болью своих братьев вскормленный, ты уверен, что дотянешь до своего Разделения? — поддакивала Сирша. Спелись два шакала.

— Я не хочу слушать человека, который пытался навести на меня беду.

— Но ведь это общая проблема, и для удачного её решения нам всем… — влез Лафайетт, но Сирша подняла руку, прерывая его.

— Насилу мил не будешь, как поговаривает наш Гаруспик. Проваливай, дядя-Хранитель, и я всё же надеюсь не найти твой иссушенный труп в тёмном закоулке.

— Думаю, моих познаний Непреложных законов хватит, чтобы оградить себя от блудного духа, — с этими словами Виктор резко развернулся и ушёл.

Как же он устал от этого места, в котором не бывало солнца, от этих людей, желавших ему смерти, и от собственной беспомощности. Виктор бездумно поднимался по виткам уровней, пока не наткнулся на зажжённый фонарь, оставленный на полу. Откуда здесь мог взяться бесхозный светильник, когда у Курьеров каждый на счету? В тенях послышались шорохи и тихое бормотание. На самой границе света появился высокий силуэт. Виктора мгновенно бросило в пот: как так, уже?! Он даже не успел подготовиться! С собой нет ни зеркала, ни миски с водой, ни железа, кроме корпуса лампы, чтобы отогнать духа. Сжав в руках своё единственное маломальское спасение, Виктор отступил назад, не спуская взгляда с тени. Та вдруг нагнулась, рука в перчатке подхватила фонарь за кольцо и подняла высоко над головой.

— Вы кто такой? — без угрозы, но требовательно спросил незнакомец, вполне себе живой и материальный. Проклятые Курьеры, накрутили своим Удильщиком. — Ах да. Хранитель-изгнанник.

Потеряв к Виктору интерес, человек в бежевом пальто-реглане поставил фонарь обратно на пол. Сняв со стены одну из масок, он начал тщательно протирать её тряпкой от пыли и подпалин, оставленных огонь-травой. Курьер этот был рослым, с лёгкой сединой на висках, в хорошей форме, которую не скрывал даже просторный реглан — возможно, бывший военный. Но кто он? Числилось ли его имя на доске со ставками? Первый вопрос Виктор задал вслух.

— Я? — подняв взгляд на Виктора, отстранённо проговорил Курьер. Кажется, он и забыл уже, что не один. — Ах да. Мы же не знакомы лично. Моё имя Якоб. — Закончив протирать маску, он рассеянно погладил её по лбу, что-то неслышно бормоча. Возможно, Виктор отвлекал его от разговора с душой Курьера? Повесив маску на место, он наконец пригляделся к новичку повнимательней: — Хм-м. Мне о вас рассказывали. Хранитель приближённой… я думал, будет кто-то постарше. Поопытней. Интересная у нас выйдет тренировка.

Якоб, Якоб. Вот и последнее имя с доски. Якоб поставил на то, что новичок проживёт две недели. Ближайшие пару дней от него вряд ли стоило ждать проблем, а вот потом…

— Как-нибудь в другой раз.

— Это было не предложение. Я всех новобранцев учу некоторым приёмам, чтобы у них появилось больше шансов выжить.

— Думаю, в моём случае это излишне. Одного человека ваши приёмы уже не спасли.

— Что поделать, в большинстве своём Курьеры — не бойцы, как мы с вами, — Якоб пожал плечами, совершенно не задетый словами Виктора. — Пекари, флейтисты, торговцы, горничные, попрошайки, пастухи, рыбаки, и хоть бы один настоящий головорез или наёмник. Я же к сэру Ламарку из Чёрной гвардии попал. Думаю, у меня всё-таки найдётся, чему обучить даже Хранителя. Раз сэр Ламарк заинтересован, чтобы вы стали одним из нас, значит, я заинтересован, чтобы вы жили как можно дольше и оправдали его ожидания. Ясно?

— Как вас угораздило?.. — не удержал Виктор своё любопытство, но на половине фразы замолк. Вдруг у Курьеров не принято о таком спрашивать?

— Долгая история, как и у всех нас, — Якоб вновь пожал плечами. — Во время Разделения сами всё увидите. Ох… как же ты умудрилась, — пробормотал он, нащупав на губе глиняной маски скол. — Будьте добры, подайте вон то ведёрко.

Бывшая тень императорской семьи, подумать только! Многие юные Хранители мечтали когда-нибудь стать членами Гвардии, такими же тенями, но ни у кого не вышло — теперь, благодаря Ламарку, стало ясно, почему. Хотелось завалить Якоба вопросами: правда ли, что у гвардейцев полная свобода действий при выполнении приказа; правда ли, что многие гвардейцы маскируются среди гражданских, ведя неприметную слежку в интересах империи; правда ли, что в былые времена мятежей Чёрная гвардия сравнивала с землёй бунтующие поселения. Когда-нибудь, при более удобном случае, Виктор рискнёт задать эти вопросы. Очень уж интересно, что из них слухи, а что правда.

— Будьте осторожны: если верить вашим людям, то по убежищу ходит блудный дух, — сказал Виктор на прощание.

— Дух? — Якоб оторвался от ухаживания за маской. — Здесь? Так вот к чему были те неприятные звуки. Странно. Дарнелл — место пустое, кроме Двуглавого, из сильных духов никого не осталось — так мисс Маль говорила, я помню. Думаю, ребята что-то напутали.

Словам гвардейца верилось больше, чем словам остальных Курьеров — может, из-за того, что в нём чувствовалась родная душа.

Виктор с трудом, но уговорил Танмира вернуть ему зеркальце, выигранное у леди Удачи. Даже если Удильщика действительно нет, ему пришла интересная мысль — попробовать изгнать самозванку как блудного духа, когда та явится в следующий раз. Вряд ли сработает, но без экспериментов он так и не найдёт управу на крылатую тварь.

Поигрывая в руках добытой вещицей, Виктор вернулся в свою камеру — тренироваться уже не было желания, зато сегодня прибавилось пищи для размышлений. Ещё издалека он почуял в коридорах резкий смрад, от которого защипало в глазах; на мгновение даже показалось, что это где-то пролезла огонь-трава. Чем ближе Виктор подходил к дверям камеры, тем сильнее становилась вонь. С опаской заглянув в щель, он увидел лишь своего соседа, склонившегося над столом. В свете лампы Крыс смазывал шип сероватой полупрозрачной субстанцией, рядом лежала целая связка угольно-чёрных костяных шипов.

— Опять ты. Надеюсь, не притащил никакой дряни, — проворчал Крыс и поднёс шип к пламени самодельного примуса. Субстанция зашипела, испаряясь и придавая кости тот самый угольный оттенок, а смрад в камере усилился. В кои-то веки Крыс снял кейп, и стало ясно, как он повредил руку: на рубахе, у плеча, остались прореха и застарелое кровавое пятно. Его ударили в спину чем-то размером с нож. Довольно опасная рана.

— Если помогу залечить руку, ты перестанешь шипеть на меня, как увидишь? Запустишь ведь — отрезать придётся. Много пользы от тебя будет с одной рукой-то?

Приподняв бровь, Крыс глянул на соседа с подозрительным прищуром, однако не спешил огрызаться и сыпать оскорблениями — хороший знак.

— Откуда Крысу знать, что ты добро предлагаешь, а не собираешься вредить ещё больше?

— Я вижу перед собой измученного мальчишку со скверными манерами, которого мог бы подлечить, вот и всё, — решил Виктор ответить откровенно. Подействовало, как ни удивительно, хотя на «мальчишку» Крыс оскалился.

— Рискни. Учти, Крыс за тобой внимательно следит и чуть что — горло перегрызёт.

Крыс неуклюже стянул рубаху, бросил её в угол и кивком позволил Виктору приблизиться. Бинты намертво присохли к коже, пришлось их размачивать водой и срезать ножом. Крыс нетерпеливо буркнул: «Ну что там?», когда Виктор замер и замолк, а у того все слова растерялись от увиденного: перед ним была глубокая рана с ровными краями, раскрытыми, как клюв голодного птенца, из которой сочилась бурая земляная жижа. Никакого запаха, даже гниения, лишь сам Крыс далеко не розами пах. Это было что-то больное, невозможное.

— У тебя в ране земля.

— Глаз как у орла. Лечить будешь уже?

Виктор потёр переносицу, кое-как удержав на языке пару крепких слов. Чистой тряпкой он постарался оттереть грязь; края раны не вспухшие, нарывов и покраснений нет — что странно. Парню повезло: если бы нож попал хоть на ноготь правее, то плечевому суставу пришлось бы худо.

— Ты представляешь, сколько заразы занёс в своё тело? Как ты жив-то ещё?

— Крыс рождён землёй, она же Крыса и вылечит… должна была вылечить. Земля отвергает своё дитя, поэтому дырка не заживает, хотя Крыс сделал всё правильно, всё как надо.

— Теперь мне придётся вычищать всю твою народную медицину. Вот же, додумался — землю в рану пихать… — от негодования Виктор совсем забыл, кто перед ним сидит. — Раз рука до сих пор не сгнила, может, и обойдётся. Сиди здесь, никуда не уходи.

Чистая вода и спирт нашлись легко. Услышав про спирт, Тунара странно глянула на Виктора, пожалуй, даже с сочувствием, и молча выдала целую бутыль. Чтобы раздобыть иголку с ниткой, уже пришлось постараться. Лафайетт нашёлся на складе: он с задумчивым видом записывал расчёты в журнал, считая недостающие припасы. В ответ на просьбу он участливо поинтересовался, не опасна ли рана Виктора, даже заранее извинился, если в том была вина Курьеров — и ничем не поделился. Неужели обиделся на отказ ловить Удильщика? Виктор решил ткнуть пальцем в небо и с намёком показал добытую бутыль спирта. Тон беседы резко поменялся. Немного «подумав» Лафайетт вспомнил, где находятся и иголка, и нитка, и ткань для бинтов, только медикаментов не оказалось, за них отвечали Веселина и Ведьма. Ни с той, ни с другой у Виктора общение не задалось, но Веселина хоть не мечтала его удавить за убийство сына. Благо, убежище было не такое уж и большое: он столкнулся с пугливой степнячкой в одном из отдалённых коридоров. Компанию ей составляла Сирша, они срезали ростки огонь-травы — те пробились сквозь трещины в плитах, несмотря на окружавшие это место маски. Тревожный знак.

В ответ на просьбу Веселина опустила глаза, вместо неё заговорила Сирша:

— Нашему смелому и самостоятельному дяде-Хранителю потребовались лекарства? — притворно удивилась она.

— Поранился, когда бродил по завалам.

— Поранился, значит? — Сирша недобро прищурилась, склонила голову набок. — Бедолага. Покажи хоть, что за страшное ранение такое. Ну? Чего глазки потупил, дядя-Хранитель? Может, это крысы тебя покусали? Крысы — они наглые и заразные твари, тут лекарства могут и не помочь. Бедный, бедный дядя-Хранитель. Но ты же и без нашей помощи справишься, правда?

Вдруг Веселина шагнула к Виктору, прижимая к груди пиалу с пожухлыми соцветиями: «Н-немощным надобно помогать. Дайан так баяла. Надо помочь». Сирша не стала её отговаривать, лишь махнула рукой со словами: «Делай как знаешь, но мне потом не плачься, упрямица», и продолжила собирать ростки огонь-травы. Виктор старался держаться позади степнячки и не беспокоить её своим присутствием. Вот только далеко они не ушли: стоило Сирше пропасть из виду, как Веселина замерла посреди туннеля.

— Н-на самом деле у нас нет лекарств, — её спина была напряжена, как струна, казалось, тронешь — зазвенит. Виктор совсем не знал, как эту девушку успокоить, любыми своими действиями он сделал бы только хуже. Кусая губы, Веселина внезапно повернулась к нему: — Мне хотелось п-побыть одной, но… Сирша… иногда бывает навязчивой. П-простите, что я вас использовала.

— Хорошо. Забыли. Неужели вы ничем не лечите свои раны? Полагаетесь на одно лишь ведовство? Серьёзно?

Веселина закусила губу и потеребила пальчиком соцветия в пиале. Видимо — серьёзно. Опустив голову, она сбивчиво протараторила: «Я м-могу сделать мазь. Из хвойной живицы, воска и листьев… листьев…» — под конец её щёки покрылись красными пятнами. Но мазь по щелчку пальцев не готовится даже у беззаконников, а Крыс мог плюнуть и уйти в любой момент. Ничего, обработать рану можно было и позже.

Крыс, к счастью, дождался. Начать пришлось с самого трудного и неприятного для обоих — промыть рану водой, смешанной со спиртом. Грязь вымывалась неохотно, слишком глубоко её затолкали, и всё крепко сцепилось кровью. Склизкие комки пришлось выковыривать кончиком шипа, щедро поливая водой. Всю экзекуцию Крыс стерпел молча, лишь вздрагивал иногда.

— Если верить остальным Курьерам, то по убежищу гуляет древний дух. Слышал что-нибудь об Удильщике? — Виктор, как мог, пытался отвлечь мальчишку от боли.

— Крыс знает только одно чудовище, живущее под городом, — ответил тот, тяжело дыша. — Если бы оно могло шастать где хотело — Дарнелл бы вымер.

Руки Виктора дрогнули.

— Ты… о Двуглавом говоришь? Который на дне колодца?

— Не уверен.

Виктор надавил на кожу, заставив стечь струйку крови — вместе с ней из раны вышли частички грязи. Крыс сцепил зубы, дышал рвано, вцепившись в край стола — словно вместе с землей, пусть и не принёсшей ничего хорошего, из него ушли все силы. Теперь можно зашивать. Взяв в руку иглу, Виктор вовремя спохватился. От мысли, что он сейчас чуть не подписал себе приговор, мгновенно взмокла спина.

— Ты же осознаёшь, что я тебе помогаю? Даже если сделаю больно, то не со зла, — решил он уточнить на всякий случай.

— Кончай балаболить, зашивай!

Игла с лёгкостью проткнула бледную кожу, и Виктор замер, прислушиваясь к ощущениям внутри себя. Обошлось. Как минимум один способ обойти проклятье всё-таки был. Крыс закусил ребро ладони, стараясь не дёргаться от каждого стежка. Вскоре на его теле к другим шрамам прибавилось несколько аккуратных швов. Виктор хорошенько забинтовал плод своих трудов и даже соорудил подвязку, чтобы рука не болталась так бестолково.

— У тебя бычье здоровье, — с долей зависти заключил он.

— Твоё железо приносит боль, даже когда ты врачуешь им. Земля действует мягче, — мрачно отозвался Крыс, подрагивающей рукой пытаясь натянуть рубаху. Может, позже, когда рана начнёт заживать, он поймёт, в чём преимущество современного лечения перед обмазыванием грязью.

— Почему ты с самого начала не обратился к своим за помощью?

— У Крыса нет здесь своих.

Нелюбовь Курьеров к Крысу оказалась взаимной, тот их тоже недолюбливал. Тем не менее, Ламарка он признавал, но зачем старику было держать при себе этого мальчишку?

— Ты сын Гаруспика? — спросил Виктор с сомнением. Крыс был совсем не похож на дейхе, даже чуточку.

— Крыс — сын земли, говорил же. Ну и глупый ты, — стоило паршивцу почувствовать себя лучше, так он вновь начал ёрничать.

Пламя примуса взвилось к потолку, закрутилось спиралью, выгибалось дугой в разные стороны, то же самое творилось и с языком огня в фонаре. Руки Крыса покрылись гусиной кожей, изо рта Виктора пошёл пар, когда он резко выдохнул от удивления. Послышались шаркающие шаги. В щель под прикрытой дверью пробились лучи яркого холодного света. Виктор обменялся взглядами со своим соседом, тот прошептал: «Запри дверь». Чувствуя, что сейчас важна каждая секунда, Виктор бросился к двери, но всё равно не успел.

— Здесь кто-нибудь есть? Ау?

Рука застыла на полпути к замку. Крыс ладонью зажал себе рот и нос, взглядом требуя повторять за ним. Виктор послушался. Пламя в светильнике потухло, примус чудом не погас, горела лишь едва заметная синяя кромка. Камера погрузилась во тьму.

— Ау? Ау?

Сияние медленно плыло по контуру двери, ища уязвимое место. Виктор нащупал в кармане складное зеркальце, но он сильно сомневался, что такая ерунда их спасёт. Ему приходилось встречать людей, одержимых духами, но подобное… о подобном он читал лишь в книгах, в которых описывались времена до зарождения квадрианства.

В железную дверь робко постучали.

— Кто-нибудь есть? Кто-нибудь? Есть?

— Пошёл отсюда! — вдруг взревел Крыс, затопав ногами. — Проваливай! Проваливай так далеко, как только можешь! Иначе сын земли кости твои найдёт, в мешок соберёт и в колодец кинет! Понял?! В колодец! Сожрут тебя, как кильку!

— Ау? Ау? — тоскливо отозвались по ту сторону двери.

— Вали, тебе говорят! Сын земли кости твои в молоке вымочит, визжать будешь, как несмазанная ось! Слышал? Слышал?!

Свет под дверью потух. Вскоре и пламя примуса пришло в норму, осветив облившегося потом Крыса, у которого неестественно сузились зрачки. Судорожно выдохнув, он стёр рукавом кровь, потёкшую из носа. Вот только кровь не останавливалась. Крыс качнулся, устояв на ногах лишь благодаря Виктору.

— Ловко ты его, — с уважением сказал Виктор. Прогнать древнего духа одними угрозами! Даже беззаконники пользовались для этого всякими ухищрениями. Крыс открыл рот, желая ответить, но вместо этого вздохнул и устало вытер пот с лица. Вид у него был ошарашенный, словно он сам до конца не верил, что получилось. Виктор подал ему тряпку, чтобы тот приложил её к носу.

— Удильщик? — прогундосил Крыс.

— Скорее всего. По описанию подходит. Так значит, правду говорили…

Сколько ещё подобных существ могло пробудиться, если расчищать бункер дальше? Виктор не озвучивал этот вопрос, но видел, что Крыс сейчас думает о том же самом.

А наш дирижабль уходит вдаль.

Туда, где за горизонтом открыты новые миры,

Туда, где навеки вместе жили бы мы.

Мелодичный голос Элии Уайт, чарующей сирены из Андронталла, согревал слушателям сердце, кружил голову, дарил всплеск вдохновения — это если верить рекламным брошюрам. В Хейде же пробуждалась тьма: он чувствовал тёплую кровь на руках и верёвку, сдавливающую шею, слышал рёв водопроводных труб и хрип умирающей девушки. Выкарабкавшись из-под одеял, он, как заговорённый, шёл к своей цели — радио на подоконнике.

— Ох, ты очнулся! Как спалось?

Схватив радио, завывавшее песнь о сраном дирижабле, Хейд долбанул им о подоконник, но Элия Уайт не затыкалась, и тогда он выбросил устройство в окно. Зажмурившись, он с силой потёр лицо; тут же заныли царапины, оставшиеся после «благодарности» Первого. Сознание медленно, по кусочкам, собиралось воедино.

— Хеди. Хе-еди. Открой глаза.

Последний кошмар начинался с таких же слов. Хейд в ужасе обернулся, не сразу узнав бородатого человека в поношенном сюрко поверх камзола, он сидел в кресле-качалке с грачом в руках. Запоздало дошло, что он натворил. Отличное начало: только встретил брата, как начал уничтожать его и без того скудное имущество.

— Я достану тебе новое, — прохрипел Хейд виновато.

Айра фыркнул и махнул рукой, не особо расстроившись.

— Радио неплохо скрашивало одиночество, но я прощу тебя, если ты составишь мне компанию вместо него, — с улыбкой сказал он. Выглядел Айра гораздо здоровее, чем в минувшую ночь. Покачиваясь в кресле, он пинцетом скармливал грачу кусочки варёной курицы, засовывая еду в послушно раскрытый клюв. — Как насчёт каши? Я тут сварил немного.

Хейд осмотрелся в поисках часов. Их он не нашёл, но, судя по солнцу, уже полдень.

— Сколько я спал?

— Сутки, кажется. Я решил тебя не будить и дать разуму восстановиться после встречи с Предвестником. Так что насчёт каши?

Настойчивое желание Айры накормить всех вокруг показалось бы забавным, не знай Хейд предпосылок этого. Вычёрпывая пшённую кашу из казана, он бросал недоверчивые взгляды на брата, миловавшегося с грачом. До сих пор не верилось, что они встретились спустя столько лет. В любой момент Хейд был готов открыть глаза и обнаружить себя в целой и невредимой квартире миссис Бэлвош.

— Ты так нянчишь каждую свою птицу?

— У меня не птичья столовая, — хохотнул Айра. — Сам видишь, Грачик родился с плохим клювом, самостоятельно есть не может. Мороки с ним было много, особенно когда он птенцом был, зато взамен я получил… — он замолк, подбирая слово, — удобную птицу. С Грачиком мой разум устаёт гораздо меньше.

— Грачик? Ты назвал грача Грачиком?

— У меня не очень хорошая фантазия, — порозовевшие щёки не скрыла даже борода.

Хейд рассеянно скрёб ложкой по дну казана, пытаясь собраться с мыслями. Жаль было рушить своеобразную семейную идиллию, по которой он успел истосковаться, но вокруг Айры крутилось слишком много странностей.

— Ты, значит, ведун. Беззаконник, — решил он начать с самого простого. — В роду Мортов ведуны никогда не рождались.

Айра лишь плечами пожал, поглаживая грача по лоснящейся голове. Долго птица ласкать себя не дала: поняв, что еда кончилась, тут же улетела в окно.

— Мы нашего па не знаем, кто знает, с кем на самом деле ма связалась? — Хейд с молчаливым осуждением уставился на Айру. — Ладно-ладно. Меня, скажем так, одарили. Конечно, с сухой земли урожай не соберёшь: то, что я побывал на грани смерти, внесло свою лепту. Ты, братец, тоже не совсем обычный, только в обратную сторону. Я давно навострился ходить по снам людей, но с тобой-то как намучился, ой-ей!

Айра начал беспокойно бродить по комнате, трогая и перекладывая вещи с места на место. Хейд честно старался поспевать за его мельтешением, но от этого лишь сильнее ломило в висках. Он точно проспал сутки?

— Твой разум походил на запертый сундук, однако… однако и на твой замок нашлась своя отмычка! — Айра с улыбкой оглянулся, но, не увидев какой-либо реакции, смущённо откашлялся, прикрыв рот рукой. — К чему я. Кхм. Дар Квадранты — и есть та самая отмычка, из-за которой появился шанс слегка приоткрыть крышку — мне бы хватило с лихвой, чтобы удостовериться, кто ты. Вот только… Дар привлёк внимание Предвестника. Он ворвался следом, всё сломав и переворошив, из-за чего каждое моё вмешательство оборачивалось для тебя страданиями. Даже не представляю, как теперь всё исправить. Скорее всего, никак.

Перед глазами калейдоскопом пронеслись все пережитые ужасы, но как Хейд ни старался, не выходило по-настоящему разъяриться. Слишком всё было запутанно. Когда дела касались чужих людей, ему было куда проще принимать решения.

— Хеди, скажи хоть слово, иначе мне кажется будто я болтаю с блудным духом, хотя они и то сговорчивее.

Хейд вздрогнул, услышав голос брата прямо перед собой. Тот опустился на колено, обеспокоенно заглядывая ему в глаза. Неужели серьёзно опасался, что Хейд не настоящий? Минувшие годы изменили их обоих, однако над Айрой поиздевались куда сильнее: седина высветлила волосы и бороду, в уголках глаз залегли морщины, нос обморожен до маленьких рубцов. Ему должно было стукнуть не больше двадцати семи, это достаточно молодой возраст даже для айрхе, однако с виду он Хейду в отцы годился. Вот такая она, плата за особые возможности?

— Предвестник, о котором постоянно говоришь, ты… ты его… — До сих пор тяжело было признать, что всё пережитое оказалось не горячечным бредом. Образ сохатого гиганта встал перед глазами, Хейд зажмурился и потёр переносицу. — Ты сам его видел?

— И да, и нет. Ко мне лично во всём великолепии он не заявлялся, зато я видел его отражение в других — в тебе, к примеру.

— И в Айлин.

— Давай сейчас не станем поднимать эту тему, ладно?

Холодные ладони обхватили лицо Хейда, он инстинктивно дёрнулся назад, но недооценил силу брата. Так и замер под его немигающим звериным взглядом. От нахлынувшей волны паники и необъяснимого страха сжалось сердце, но прежде чем он успел причинить Айре боль, тот вдруг улыбнулся и чмокнул его в лоб.

— Аха-ха-ха, ради такого лица стоило это сделать! — беззаботно захохотал Айра и отступил на пару шагов. — Сидел весь такой мрачный и напряжённый, я не удержался и захотел тебя расшевелить.

— Ты выбрал не лучший способ поднять мне настроение.

— А мне нравилось, когда ма целовала в лоб.

— Мне тоже, вот только на ма ты не очень похож. Как минимум, у неё не было бороды.

— Извини уж, я не знаю, как у нормальных людей принято поддерживать друг друга, — Айра развёл руки в стороны. — Я рос в окружении, в котором даже собственные мысли не принадлежат тебе одному. Своеобразный опыт, скажу тебе! Нет-нет, да заскучаю по тем временам, когда не надо было думать над словами, чтобы донести свои чувства.

Айра вновь протянул руки, на этот раз Хейд успел отшатнуться и крепко стиснуть его запястья.

— Пошутили — и хватит, прекращай так делать.

— С непривычки мне тяжко столько языком чесать. Я могу показать ответы на все вопросы, которые крутятся у тебя в голове.

— Каким же образом? В мой сон залезешь?

— Почти! Покажу свои воспоминания. Ничего опасного, уверяю тебя. Как-никак у меня огромный опыт в подобном… обмене информацией, — Айра сложил ладони в умоляющем жесте. — Доверься мне, прошу. Так будет проще для нас обоих.

Обрадовала ли Хейда просьба вновь залезть ему в голову? Определённо нет! Но и отказаться язык не поворачивался. Кто бы мог подумать, что даже спустя столько лет разлуки его мягкость к мелкому останется неизменной — в нём, в Хейде, в любой момент готовом идти по головам друзей и знакомых.

— Можно? — настойчиво спросил Айра, так и не дождавшись ответа. Хейд обречённо вздохнул, всем видом демонстрируя, на какую огромную уступку он идёт. Его голову вновь обхватили ладонями, слегка надавливая большими пальцами на переносицу. — Ох, расслабься хоть немного, прошу! Ничего не получится, если ты продолжишь меня бояться. Я никогда не причиню тебе вред, клянусь.

— На что это… то, что ты хочешь сделать… будет похоже? — Хейд сжимал кулаки, сдерживая порыв плюнуть на всё и отойти.

«Мы посмотрим один сон на двоих», — раз взглянув в смеющиеся янтарные глаза Айры, он уже не смог отвести взгляд. Хейда насильно затянуло в глубину зрачков, как затягивает глубина ледяных вод.

* * *

У костра он сбрасывает свою поклажу: молодого горного козла. Свод пещеры защищает от бушующего ветра, под чьим напором стонут стволы деревьев. Ночное небо раскрашивает живая радуга, а у предгорья, вдалеке, виднеются огни гигантского судна «Новая земля», навеки застрявшего во льдах.

Он снимает с плеча лук и откладывает в сторону, чтобы не мешал. Рядом опускается на колено Ищейка, проводит ладонью по светлой шкуре животного и довольно цокает языком. Протягивает охотничий нож, но стоит попытаться взять его, как Ищейка ловко перекидывает нож в другую руку и прячет за спину. В мыслях ощущается эхо эмоций друга: озорство и вызов. Ищейка знает, что это баловство бессмысленно, но каждый раз не может удержаться. Приходится самому вытягивать нож из-за пазухи Ищейки, тот качает головой и говорит в его мыслях: «Мог бы и подыграть, зануда». Он вспарывает брюхо козла в области чрева, Ищейка помогает оттягивать кожу, пока он снимает шкуру с суставов. Их действия синхронны и слаженны, им не нужны слова, чтобы понимать друг друга.

— Это наша последняя охота, — с сожалением говорит Ищейка. Его разум подёргивается туманом, не хочет к себе пускать. Темнит. — Пришло время взять на себя роль пастуха и собрать стадо овечек из низин.

— Верда возьмёт на себя роль волка, — простуженно хрипит их спутница. Устроившись на поваленном бревне, она затачивает прут, чтобы нанизать на него куски мяса. — Верда будет кусать и жрать квадрианских баранов. Рано или поздно мы переловим их всех. Кости Предтечей этим фанатичным дурачкам ни к чему.

От мыслей, что придётся расстаться с близкими друзьями, на душе становится тоскливо. Ищейка, уловив его эмоции, вскидывает голову и широко улыбается, оскалив зубы. Мягко треплет по плечу: «Я тоже буду по тебе тосковать, старина, правда-правда».

— Не расстраивайся, — Верда втыкает заточенный прут в снег. — Пройдёт пара-тройка лет, и мы выпьем за победу, сидя на костях квадрианских баранов. И тогда… тогда мы понесём слово Молчащего за моря.

Хлопок. Вместо туши козла он гладит огромные маховые перья, касание к ним покалывает кожу. Сквозь пролом в своде пещеры падают солнечные лучи, в их свете снег сияет алмазами, аж глазам больно. На белоснежной перине раскинуты поломанные крылья и птичий череп, покрытый сетью трещин. Лазурное сияние внутри глазниц вспыхивает на мгновение и вновь тухнет.

— Ты услышал мой призыв. Хорошо. Однажды я спасла тебя. Теперь же спаси и ты меня, — звучит в голове хор голосов. Вырванные перья тают на глазах, как снежинки. — Всё зашло слишком далеко. Как он не пощадил дейхе, не пощадил меня, так не пощадит ни энлодов, ни айрхе, погубит даже тех, чьи разумы сейчас одурманил. Он всегда найдёт, кого обвинить в своих страданиях. С каждым днём за ним уходит всё больше людей, а у меня есть только ты, мальчик.

Вот именно, что сможет противопоставить Молчащему и его Левиафанам такой, как он? Да проще остановить руками снежную лавину.

— Скорбь ослепляет его. Это даст нам фору, но ненадолго, увы, совсем ненадолго. Одной женщине удалось отворить Горнило Предтечей, ты тоже должен это сделать.

Хлопок. Кроваво-красные листья клёнов колышутся на ветру, он вертит в руках один такой листок, разглядывает тёмные жилки. Глашатай — так он для себя обозвал это существо — восседает на скале, окутавшись крыльями, как коконом. Под черепом виднеется женское лицо, чьи глаза горят синим огнём. Её губы чернильным пятном выделяются на покрытой слоем пепла коже.

— ...зови Предвестником, если хочешь. Имена ничего не значат, за столько веков остались лишь отголоски от тех людей, которые их носили. Главное — то, что он пробудился и сейчас там, на дне, совсем один, а у меня нет возможности спеть колыбельную. Ему одиноко и страшно. Он захочет любой ценой выбраться и найти меня или Молчащего. Нельзя этого допустить, слышишь, мальчик?

Неужели ей совсем не жаль младшего брата?

— Мёртвых не связывают родственные узы, но я всё равно хочу подарить ему покой. Если же Молчащий опередит нас… — в глазницах черепа вспыхивает лазурное сияние. — Предвестник не должен стать очередным поленом костра, в котором Молчащий желает сжечь всё живое и неживое. Ищи Дары, мальчик. Ищи ответы. Горнило уже породило трёх чудовищ, останови это.

Хлопок. Опираясь на палку, он поднимается по бесконечным ступеням высоко в гору. Чуть впереди бредёт Чёрный пилигрим, серебристый круг на его спине манит за собой, не позволяет усталости сломить волю. Сам Пилигрим не выдерживает, падает на колени и роняет походный посох. Нагнав друга, он перекидывает его руку через плечо и помогает встать. Они почти пришли. Впереди маячат стены города, построенного в толще горы. На фоне снежных шапок таинственно сияют башни, увенчанные стеклянными куполами — чудо, что они не разбились спустя столько лет.

— Ух, вот увидишь, кутёнок, — бормочет Пилигрим, его голос едва слышен из-за завываний ветра и плотно намотанного шарфа, — здесь мы и найдём доказательства, что Горнило построено под Дарнеллом. Махнём к морю — и никаких больше осточертевших гор. И снега. И городов дейхе. Заживём!

Совсем не верится, что в этих развалинах найдётся хоть одна мало-мальски ценная зацепка. Он устал, как собака, и если бы не подбадривания Пилигрима, то точно бы всё бросил.

Хлопок. Обнажённое тело Глашатай болезненно тощее, угольно-чёрные кости торчат там, где порвалась истлевшая кожа. Распахнув бесконечно длинные крылья, растущие на месте рук, она ловит потоки воздуха и кружится вокруг эфемерной дымкой, то проявляясь, то исчезая.

— Значит, это всё-таки случилось. Предвестник сам ищет путь к свободе… Поторопись и найди выжившую девочку-дейхе. Если она попадёт в руки Молчащего или влияние Предвестника на неё усилится — все труды окажутся напрасными.

Но ведь в Тормандалле остались и другие дейхе, как он успеет всех изловить и защитить?

— Старики бесполезны: их тела истлеют от нашего огня. Найди мне девочку.

Хлопок.

— Знай, я обрекаю тебя на тяжёлую долю, но иначе ты потеряешь себя в словах Молчащего, как твои бывшие друзья. Отведай мою плоть, прими мой дар. Ты не один в этой борьбе, мальчик, я всегда буду следовать за тобой по пятам. Главное — не предавай меня.

* * *

Хейд упал на колени, перед глазами всё плыло, казалось ненастоящим, а он сам будто застрял в полудрёме. Рядом со стоном упал Айра, повторяя его позу.

— Какой же ты… ух!.. — пробормотал Айра и мотнул головой. — А я расстраивался, что сложно прийти к тебе во снах. Это я с бодрствующим тобой дел не имел. Не башка — кремень.

— Приму за комплимент, — с трудом выговорил Хейд.

— Он и есть! Ясно теперь, почему Левиафаны и Предвестник до сих пор не сожрали тебя целиком — так, надкусили, — Айра поднялся с пола и утёр каплю крови под носом. Протянул руку, предлагая помощь, но Хейд не настолько расклеился, чтобы он не мог встать самостоятельно. — Хотелось бы рассказать больше, но для начала сойдёт и это. Многие свои исследования я записываю в журнале. Почитай его как-нибудь.

— Для начала понять бы, что за ерунду ты показал.

— Хе-е-еди, тебе не кажется, что поздно уходить в отрицание после всего, что ты пережил? — Айра закатил глаза и плюхнулся в своё любимое кресло. — Хоть ты и не квадрианец, но жизнь среди них оставила свой след. Нам надо упокоить древнего духа, пока он не передал всем своё «здравствуйте» самолично.

— «Нам»? Откуда взял это «нам»? Я никаких соглашений с пернатыми бабами не заключал и не понимаю, почему ты пляшешь под её дудку. «Ты должен», «ты сделай», я этого дерьма нажрался ещё в Муравейнике и добавки не хочу. Самое лучшее, что «мы» можем сделать — сбежать, — Хейд склонился над братом, упёршись руками в подлокотники. — Куда ты хочешь? В Шинстари? Обратно в Ашвайлию? Можно хоть в Вердест, только пальцем ткни направление. Я привёз нас в эту гиблую империю, я же и вывезу.

— Пернатая баба, ха-ха, — Айра пытался перевести разговор в шутку, но Хейд был настроен чересчур серьёзно. Вздохнув, нехотя посерьёзнел и он. — Поверь, у меня десятки раз возникали подобные мысли, пока я не понял одну простую вещь: если случится то, о чём предупреждала «пернатая баба», худо станет всем и везде. Если бы у тебя была возможность предотвратить бедствие, разве ты бы ею не воспользовался?

— Нет, — Хейд даже не раздумывал. — Никто тебе спасибо за спасение не скажет. В глазах местных ты останешься зловредной обезьянкой, а в глазах квадрианцев — страшным-ужасным беззаконником, место которому в огне. Никому здесь нет дела до твоего героизма!

— Ты вырос ужасно пессимистичным занудой, Хеди, — накрыв руки Хейда своими, Айра скорбно покачал головой. — Не разгляди во мне Глашатай то, что разглядела, я бы давно ушёл на корм рыбам. Однако я всё ещё живу, дышу, и… и успел наделать много зла. Я не хочу настолько бездарно потратить вторую жизнь, иначе какой был смысл в моём спасении?

— Говоришь, как герой из детской книжки, слушать противно, — Хейд сморщил нос и, с силой качнув кресло, отошёл к окну.

— В этом что-то есть: непризнанный спаситель, уберёгший человечество от могущественного чудища. Ничего, если у меня вместо меча — перья, а дама сердца не совсем жива? — Айра со смехом запрыгнул на подоконник и ткнул Хейда локтем. — Героям проще совершать подвиги, когда рядом есть верный друг. Ты мне нужен, Хеди. Никто не требует от тебя воевать с духами, ты не амойлах. Зато есть одна загадка, которую я никак не могу решить, но, думаю, по силам решить тебе.

Хейд выгнул бровь, показывая, что заинтересован.

— Для меня всякие технологии — как дремучий лес. Вершина моих возможностей — разобраться, как включать и выключать радио. Ты же с ними дружишь хорошо, так, может, и с древним механизмом подружишься? Многие технические достижения энлодов растут из исследований дейхе, если ты не знал. Думаю, они могут иметь что-то общее.

Хейд задумчиво потёр шрамы на подбородке. Заметив, что он не спешит огрызаться, Айра тут же оживился и начал уговаривать последовать за ним. В его голосе звучало столько нескрываемой надежды, что отказать в просьбе казалось преступлением. Слишком, слишком он мягок!.. С другой стороны, Айра столько раз спасал жизнь Хейда, так почему бы и не пойти навстречу простой просьбе. Загадка, как ни странно, находилась внутри каменного купола, вход в который скрывался за дверцами шкафа. Прихватив с собой свечу, Айра зажёг многочисленные канделябры, Хейд же по его просьбе растащил в стороны зеркала.

— Под нашими ногами находится Горнило Предтечей, — пояснил Айра, убирая с пола ковры. — Вспомни Предвестника — и увидишь, что случилось с душой обычного мальчика, который в него угодил.

— Хочешь сказать, тот огненный гигант — на самом деле мёртвый ребёнок? Шутишь, что ли?

— Может, мальчик думал, что если станет большим и страшным, то сможет отомстить обидчикам, по чьей вине умер? — Айра пожал плечами. — Его надо упокоить как можно скорее. Дух с разумом ребёнка, веками сходящий с ума от одиночества и копящий силу Горнила, может натворить много-много бед.

Оказалось, ковры скрывают огромный каменный диск, украшенный геометрическими узорами — они напомнили Хейду гравировку на крыльях Дара. В центре диска было углубление, похожее на ручку. Поднатужившись, братья с трудом вытащили за эту ручку цилиндрический стержень, покрытый выемками, будто соты. Айра заверил, что именно эта штука как-то должна была открыть двери Горнила — если верить чертежам.

— А где, собственно, чертежи? — Хейд опустился на колени перед стержнем, изучая его лишь взглядом. Он никогда не задумывался над тем, какие из баек о дейхе правда, а какие — ложь и пропаганда, но необдуманно трогать их механизмы ему не хотелось.

— Боюсь, они остались лишь в моей голове, но для нас это не проблема, верно? — Айра с готовностью протянул руку. — Не закрывайся от меня, и тогда всё пройдёт хорошо. Лучше, чем в первый раз. Я постараюсь.

Хейд почесал затылок: вслепую он вряд ли разберётся, что это за дырявый цилиндр и в чём его назначение. Вздохнув, он нехотя обхватил ладонь брата своей. На этот раз связь прошла легче: короткое помутнение в голове, и Хейда залил солнечный свет; он всё ещё стоял посреди зала, но над его головой вместо каменного купола оказался стеклянный. От вида за куполом захватывало дух: горы, одни горы вокруг, покрытые снегом и льдом. Гладкие плиты под ногами были покрыты гравировкой — линиями гигантского чертежа. Связь длилась всего несколько мгновений, за которые брат успел выжечь нужный образ в сознании Хейда. Мозг вскипел, пока пытался понять, когда Хейд успел побывать на самом высоком пике Синего Хребта — его не так-то просто было обмануть чужими воспоминаниями.

— Проклятье, больше никогда так не делай! — стиснув голову прорычал Хейд, пытаясь усмирить мысленный бунт. — Никаких фокусов с воспоминаниями, понял?

— Прости, прости! Другого способа показать чертежи у меня нет. Я сварю тебе чай, он поможет расслабиться и легче перенести всё… ну… это.

В одиночестве Хейд почувствовал себя чуточку спокойнее. С одной стороны, он был до одурения рад видеть родного брата живым, хоть и не привык к его присутствию рядом с собой. С другой стороны, его пугали способности Айры и то, с какими силами он якшается. Затея брата ничем хорошим не кончится. Айра и сам об этом знал — пуская Хейда в воспоминания, он невольно пустил его и в своё сердце. Одни лишь отголоски чувств, терзавших Айру, вызвали дрожь, слишком уж знакомыми они оказались: недоверие своим глазам и разуму, ощущение уязвимости и бессилия перед чем-то неведомым, страх окончательно потерять связь с реальностью. Если брат попал в ту же ловушку, ему определённо требовалась помощь — только не та, о которой он сейчас просил. Хейд увезёт его от пернатых баб и огненных гигантов как можно дальше, если придётся — насильно. Второй раз он мелкого не потеряет.

Постепенно чужие воспоминания усвоились, стали родными. В Хейде проснулся жадный до знаний мальчишка, который много лет назад силился понять, каким образом поёт медная птица — и он принял вызов древних дейхе. Мысленно придав чертежам объём, он попытался разобраться, что с чем взаимодействует. Горнило формой походило на кувшин с широким низом и узкой горловиной, даже своеобразная ручка имелась, помеченная как…

«Бункер? Под городом построен самый настоящий бункер?» — Хейд не раз изучал чертежи канализации Дарнелла, но даже намёка на вход или связь с убежищем дейхе не замечал. Ладно бункер, но это Горнило само по себе размером с пару Губернаторских дворцов! Не может быть, что его не раскопали во время строительства города. Возможно, не случайно Хоррусы, предыдущая императорская династия, построили тут свою резиденцию?

— Прости, что задержался! Поставил греться воду и совсем забыл об этом, вот же пустая моя голова, — Айра торопливо перебрался через пролом. — В последнее время частый мой недуг, уж извини заранее, если повторится. Понял что-нибудь насчёт каменной глыбы?

— Кажется, она выполняет функцию батареи.

— Бата-что? — озадачился Айра, протягивая полную горячего чая кружку.

— Это элемент питания. Видимо, без энергии дверь не откроется. Одного не понимаю: это же каменный столб, какую энергию он может вырабатывать? — Хейд отставил нетронутую кружку в сторону, желая ещё разок осмотреть цилиндр.

— Какой ты умный, Хеди! — Айра с восторженным видом похлопал в ладоши. — У меня ушло несколько недель, чтобы до этого додуматься.

Хейд растерялся, услышав искреннюю похвалу, без скрытого подтекста: «А теперь в ответ сделай для меня следующее». Вместо благодарности он накинулся на вторую часть фразы, прозвучавшую слишком подозрительно.

— Наврал, значит? Что тогда ещё о Горниле скажешь, Мистер-Ничего-Не-Знаю?

— Почему сразу наврал? Лишь хотел посмотреть, до чего додумаешься ты, и сравнить наши результаты. Прости, если обидел! — Айра с пристыжённым видом поднял ладони, сдаваясь без боя. — Мои догадки крайне скудны: эта батарея работает от Даров Квадранты.

— Да что такого в этих боло особенного? — проворчал Хейд, ему было тошно уже от одного упоминания. И тут же сам нашёл ответ: — Всё дело в камнях, да?

— Какие камни, братец! Кости, самые настоящие кости. — Понятнее не стало. Хейд озадаченно выгнул бровь, но Айра в ответ лишь руками развёл. — Если я начну словами рассказывать о Предтечах…

— Держись от моей головы подальше.

— Тогда можешь представить, что каждый Дар — маленькая, скажем так, батарея. Батарейка.

— Получается, Дары были вставлены в эти выемки? — Хейд провёл ладонью по гнёздам в батарее, общая схема постепенно выстраивалась в его голове. — Соединение нескольких источников энергии в одном…

— Давало достаточную силу, чтобы открыть дверь. Ой, прости, я перебил, — Айра прикрыл рот руками, однако и секунды не смог удержать язык за зубами: — Видишь, как мы лихо вместе во всём разобрались. Уверен, в твоих силах заставить эту систему вновь заработать. — Он присел на корточки, сложив руки на коленях, чтобы поближе разглядеть батарею. — Один из Даров у тебя уже есть, верно? Ещё один-два хороших Дара, и эта дверь точно заработает. Эх, не будь я таким трусом и свяжись с тобой сразу, как только нашёл, глядишь, давно развеял бы прах Предвестника по ветру! Ты как раз тот человек, которого мне и не хватало для успеха.

— Такое дело... Дара у меня нет.

Хейд внимательно следил за переменами на лице Айры, пытаясь уловить хоть один намёк, что этот Дар — главная, а то и единственная причина, по которой он привёл Хейда к себе, не получив желаемое другим способом. Плечи Айры поникли. Поглаживая бороду, он блуждал взглядом по полу, что-то поспешно для себя решая.

— Эх, такова жизнь, трудности приходят одна за другой, — Айра как ни в чём не бывало похлопал Хейда по спине. — Давай постараемся вернуть Дар, пока он не попал в руки Левиафанам — если это уже не случилось. Ты отдал его кому-то?

— Я его… выкинул.

— Выкинул? — удивлённо переспросил Айра.

— Смыл.

— Смыл?! — Айра в ужасе хватился за голову. — Как ты додумался до такого?

— Я был в отчаянии. Эта чёртова штука сводила меня с ума! — Хейд вскочил на ноги: глядя на брата сверху вниз, он не чувствовал себя провинившимся. — Не думай, что я стану извиняться. Тебе действительно стоило высунуть язык из задницы, а не летать по пятам и смотреть, как я на стенку лезу от того, что эта дрянь со мной творит.

— Прости, сам понимаю, что провинился, но я серьёзно опасался, что ты можешь оказаться одним из Левиафанов. Они жаждут моей смерти, Хеди, но не знают, где искать — в этих стенах я скрыт. Ничего, я постараюсь всё наверстать. «Смытый» Дар наверняка не потерян для нас окончательно. Пожар в твоей квартире вышел донельзя странным, знаешь?

— Предполагал.

— Не могло ли это быть случайным выбросом энергии? Или не случайным, учитывая явление Предвестника. Правда, я не понимаю, как так вышло — пока кости в металле, они относительно безвредны, — Айра замолк ненадолго и с подозрением уставился на Хейда. — Надеюсь, ты не выковыривал кость из боло? — Хейд неопределённо покрутил ладонью. — Ох.

Между бровями залегла глубокая морщина, Айра задумчиво провёл пальцами по кругу на сюрко. Хейд запоздало узнал это одеяние — такое же было надето на человеке из воспоминаний Айры, которого он звал Чёрным пилигримом. Ткань во многих местах протёрлась, а серебристые нити истлели, кое-где контур круга заметно подшивали обычными белыми нитками.

— Знаешь, может, это и к лучшему, — хлопнув в ладони, с улыбкой заявил Айра. — Я постараюсь найти Дар своими силами, фонить от него должно знатно, вряд ли это займёт много времени. Есть ещё одно дело, с которым я не смогу справиться при всём желании. Крайне неловко просить тебя об этом, но всё-таки ты моя последняя надежда.

— Хватит нагнетать, говори, чего хочешь.

— Ты недавно встречался с приметным степняком, одним из Левиафанов: рыжий, сероглазый, с забавной бородкой. В моём прошлом ты тоже его видел. Зовут Ищейкой.

— Допустим, я помню такого, — Хейд поёжился от воспоминаний об этом любителе фокусов и противнике зажигалок.

— Давным-давно я подарил ему одну вещицу, рассчитывая, что это поможет нам найти друг друга, как бы далеко нас не раскидало. К сожалению, этот подарок теперь играет против меня, — Айра тоскливо хмыкнул. — Стоит мне хоть шаг ступить из этих руин, как Ищейка тут же меня обнаружит, чего бы очень не хотелось. Ты безмерно упростишь мне жизнь, если выкрадешь подарок.

— Меня напрягают твои явные шашни с Левиафанами, ты в курсе? — не выдержал Хейд.

— Догадываюсь, но я сейчас не готов об этом говорить. — Айра положил руку на плечо Хейда и легонько сжал. — Поможешь? Твои таланты вора спасли бы меня из заточения.

— Помогу, но только при одном условии. Ты свяжешься со своим дружком, Страшным Стахом, и скажешь вернуть чемодан с моими пожитками. Он перед тобой стелется, верно?

— Называя его моим дружком, ты явно преувеличиваешь. Поселившись здесь, мне пришлось считаться с местными, особенно со Стахом. Мы помогали друг другу по мелочам, вот только с последней услугой у меня не задалось. У Стаха пропал сын. Я пообещал найти мальчика, если в ответ он приведёт тебя ко мне. Свою часть уговора он, как видишь, выполнил, а вот я в поисках совсем не продвинулся. Однако обещаю, что постараюсь договориться — у меня есть чем на него надавить.

— Ясно. Выходит, храбрый герой превратился в принцессу, заточённую в башне? — Хейд не сдержал улыбку.

— Так приди же и спаси её от рыжего чудовища, дорогой рыцарь! — подхватил Айра, театрально сложив руки на груди.

По залу прокатилось эхо от сдвоенного смеха.

Виктор валялся на каменных плитах, разглядывая двоящиеся трещины на потолке и ползающих по нему бражников. Минуты медленно сменяли одна другую, шум в голове постепенно стих. Даже удалось пошевелить пальцами.

«Заметка на будущее: самозванка на зеркала не реагирует».

Всегда, стоило сунуть нос на склад с оружием, крылатая дрянь была тут как тут, готовая истязать болью и кошмарами за непослушание. Наверняка не пускала Виктора лишь смеха ради, желая подразнить одновременной близостью и полной недосягаемостью ножа, которым убили мисс Таррнет.

— Хватит на сегодня игр. Тебя зовут, — прошептали бражники, глаза на их крыльях уставились в сторону.

Рядом неподвижно сидел Долька, он терпеливо ждал, когда на него обратят внимание. Енота было легко спутать с чучелом: уши не улавливают шум, усы всегда опущены вниз, глаза подобны стеклянным пуговицам. Зато какая пушистая шерсть! Мало кто смог бы воспротивиться желанию погладить, и Виктор был явно не из таких.

— Это ты за мной пришёл, малыш?

Долька увернулся от протянутой руки и побрёл прочь, точь-в-точь как мехатрон — автоматизированный механизм, следующий чётким алгоритмам. Те прототипы мехатронов, которые Виктор давным-давно видел в столице, походили на скелеты животных: они совершали простые действия на потеху публике, даже могли рычать благодаря динамикам. Если содрать с Дольки шкуру, обнаружится ли под ней механизированный скелет? Маленький поводырь завёл в ту область убежища, которую Виктор пометил на карте как «владения Ведьмы, не лезь, убьёт». Ламарк вышел лично встретить гостей, он с улыбкой подхватил питомца на руки, нахваливая и называя умницей. Долька проигнорировал даже ласку хозяина и забрался к нему под тренч, лишь хвост остался торчать снаружи, как воротник.

Виктор будто явился в гнездо опасной бестии, чей гнев обжигал даже через дверь. Мало что могло напугать его, но стоило вспомнить эти янтарные, полные ненависти глаза… Когда он зашёл в комнату вслед за Ламарком, в голове крутились образы один ужаснее другого: с выпотрошенными телами по углам, висящими на стенах костями, и стеклянными бутылями, наполненными кровью — но он оказался в обычной мастерской. Вместо потрохов всюду лежали инструменты, под потолком были протянуты нити, с которых свисали пучки соцветий огонь-травы, а в бутылочках на полках хранились масла и настойки, а не кровь.

Хозяйка мастерской сосредоточенно помешивала пестом в ступке, склонившись над столом, заваленным стружками и столярными инструментами. Личность Ведьмы была окружена ореолом тайны, Курьеры поминали её даже чаще, чем своего мастера. Однако стоило присмотреться поближе, и Виктор увидел лишь немолодую айрхе, с мозолистыми пальцами и собранными в небрежный хвост короткими волосами. Он мог бы голыми руками сломать эту маленькую свирепую женщину, но та расправится с ним одним брошенным вскользь взглядом, переполненным желчной злобой.

Пока Ламарк возился с патефоном, Дольке пришлось покинуть своё убежище и перелезть на спинку кресла; опустив голову на сложенные лапки, он замер в привычной неподвижности. Виктор хотел присесть рядом на стул, но тут же поймал красноречивый взгляд Ведьмы. Пришлось благоразумно остаться на коврике у двери.

— Хорошо, очень хорошо, что мы наконец смогли собраться. Дайан недостаёт важного ингредиента, будь так добр и не откажи даме в помощи, — Ламарк, как обычно, был раздражающе бодр и не замечал витавшего в воздухе напряжения.

Ведьма приблизилась к Виктору, сжав в одной руке нож, а в другой ступку с какой-то багровой бурдой. Глянув исподлобья, она прошипела: «Руку. Живо». Взмах ножом был быстр и точен, кровь из порезанной ладони потекла в ступку. Виктор слегка поморщился от боли и бросил взгляд на стол, надеясь увидеть то, что раньше закрывала спина Ведьмы. Там лежала маска. Деревянная маска. Лицо, изображённое на ней, мало походило на человеческое: перекошенное от ярости, с раскрытым в немом рыке ртом, тяжёлыми надбровными дугами и с торчащими из нижней челюсти клыками, как у кабана. Вот чем Ведьма занималась целую неделю? Вырезала этого урода?

— Я насчитал не меньше пары сотен масок, и все разные. Неужели вы сами придумываете, как они должны выглядеть? — спросил Виктор как можно осторожнее, и всё равно пожалел, что открыл рот, когда Ведьма ответила ему лишь долгим давящим взглядом.

— Никакой фантазии не хватит, чтобы передать особенности той или иной души. Благо, у Дайан достаточно опыта, чтобы увидеть изнанку человека и суметь изобразить её максимально точно, — Ламарк заставил патефон заработать, и мастерскую заполнила ненавязчивая мелодия. Довольно заулыбавшись, он уселся в кресло и принялся слегка постукивать ботинком в такт.

«Видимо, в моём случае она решила проявить толику фантазии», — усмехнулся Виктор себе под нос. Ведь ни одна из масок на стенах не выглядела чудищем из детской сказки, чья судьба — погибнуть в финале от меча героя.

Собрав остатки крови лезвием ножа, Ведьма стряхнула капли в ступку и вернулась к столу за пестиком. Ламарк указал на коробку в углу, в ней нашёлся запас бинтов. Виктор позаимствовал чуть больше, чем следовало — Крысу они тоже пригодятся.

— Двуглавый одаривает нас ровно настолько, насколько мы одариваем его. Более щепетильного торгаша не найти ни на одном рынке. Самое лучшее — это кость. Советую выбрать палец ноги, это не так заметно, — говорил Ламарк таким тоном, будто речь шла о чём-то не серьёзнее укола. — Плата может напугать, зато возможностей предоставляется масса.

— Что-то эти возможности не спасли моего предшественника, — огрызнулся Виктор, забыв о том, что Ведьма стоит в паре шагов. Пестик размеренно постукивал о дно ступы, но всё равно на мгновение стало неспокойно за целостность своей головы.

— Справедливое замечание, справедливое. Но кому, как ни Хранителю знать, что лишь знание и умение, как эффективнее всего использовать оружие, определяет силу его хозяина.

Виктор опустил взгляд на свои сапоги. Каждая косточка ему дорога, как тут выбрать, что нужно меньше? Долго взвешивая все «за» и «против», он буркнул: «Рубите безымянный». Ламарк кивнул и переместил иглу патефона, заиграла более спокойная и лиричная мелодия. Помнится, мастер Таррнет часто её слушал.

— Дайан, когда ты возьмёшься за финальную подготовку к ритуалу?

— Когда найду тело сына, — процедила Ведьма сквозь зубы. Взявшись за кисть, она покрыла маску насыщенными коралловыми мазками, словно вместо краски использовала свежую кровь врагов.

— Трёх дней достаточно. Не смотри так на меня, пожалуйста: мы перерыли всё побережье, а Айтана так и не нашли. Значит, уже и не найдём. «Морской хан забрал его в своё войско», как поговаривают айрхе.

Рука Ведьмы дрогнула, вместо аккуратного мазка на маске осталась длинная кривая линия. Игла патефона задёргалась туда-сюда, царапая пластинку и извергая какофонию звуков — вот и вся вспышка злости, которую Ведьма смогла себе позволить. Кто действительно умел посадить человека на поводок — так это Ламарк.

Игла продолжила свой ход, звук спотыкался на оставленных ею царапинах.

— Рад, что мы поняли друг друга, милая Дайан.

— А вы сами скольким пожертвовали ради вольта? — поинтересовался Виктор.

— Многим. Я всегда любил максимально использовать предоставленные возможности, и даже немного больше, — Ламарк снял затемнённые очки. Теперь на Виктора уставились два немигающих взгляда: пустые глаза Дольки и механические — Ламарка. Множество тончайших пластинок, собранных нераскрывшимся бутоном с крошечными линзами в центре. Если приглядеться — было заметно, как бутон то сжимается, то распускается в зависимости от того, на чём фокусировался взгляд.

— Как? — от удивления Виктор растерял все другие слова.

— Лафайетт давным-давно свёл меня с одним великим умом в Вердесте. Он и вживил в меня экспериментальные образцы своих трудов, — Ламарк стянул с рук перчатки и подвигал пальцами-протезами, словно играя на воображаемом пианино. В их движениях не хватало плавности, как у настоящих, но они всё равно смогли заворожить Виктора.

— Боюсь представить, что за вольт у вас получился.

— На самом деле он вышел довольно милым, — со смешком ответил Ламарк и почесал Дольку за ухом. Виктор совсем по-другому взглянул на животное. Будучи юнцом, он читал в «Истории Белых ворон» о том, как дейхе оживляли мёртвых и использовали их в войне с энлодами. Тогда он посчитал эту статью бредовым вымыслом автора, а теперь смотрел на живое... или скорее неживое её воплощение.

— Вернёмся к делу. Я рассчитывал, что подготовка к вылазке займёт меньше времени, но наш человек до обидного долго не может достать важную деталь — волосы. Поиск приближённых — всегда дело проблематичное: на них не действует ведовство, зато действует на их Хранителей.

— Вы хотите достать волосы Адды Гирд?

— Именно, именно. Глупо выйдет, если мы пошлём тебя в крепость Багорта, а Берислав на самом деле задержится в другом месте, согласись? Чтобы не терять время, можешь пока встретиться с Сороками и подружиться с ними. Считай это поощрением твоего мирного поведения. Сирша тебя проводит.

Неожиданная щедрость, впору заподозрить подвох. Лучше не подпускать к себе кусачую ласку, потому Виктор первым делом поинтересовался, мог ли кто другой исполнить роль провожатого.

— Кроме меня и Сирши — никто, — Ламарк покачал головой. — Сороки очень не любят лишнее внимание. Один мальчик, Крыс, тоже к ним частый ходок, но увы, помочь он тебе не сможет. К тому же я давно не видел его в убежище. Надеюсь, с ним всё в порядке.

— Почему «Крыс»? — Виктор уцепился за возможность хоть немного разузнать о своём соседе. — У него нет нормального имени?

— Есть, конечно, только он никому его не говорит — северные поверья, что-то про сглаз. Я дал ему новое, а он и не против. Ох, помню-помню, как этот мальчик отыскал путь в убежище и повадился воровать из продуктового хранилища. Как шипел, как кусался, когда попался с поличным! Маленький злобный крысёныш, — вздохнул Ламарк с неподдельной нежностью.

Как только Виктор вырвался из логова Ведьмы, он поспешил вернуться в тюремную камеру. Ему повезло: сегодня был редкий день, когда Крыс вернулся отдохнуть в родной угол; стоило ловить момент, пока он вновь не исчез на несколько дней.

— Ламарк упомянул, что ты на короткой ноге с Сороками. Проведёшь меня к ним? — Виктор с намёком показал баночку с мазью Веселины, зная, что это не оставит Крыса равнодушным.

— Ничего у нас не выйдет, — лениво отозвался Крыс, валясь на своём лежбище из старых матрасов. — Крыс не Курьер.

— Ты не прошёл Разделение? Разве ритуал для вас не обязателен?

— Гаруспик увидел в Крысе «особые таланты». Опасался, что Разделение их загубит, — пожал Крыс здоровым плечом и продолжил грызть сушёную рыбёшку.

Весь план рассыпался в труху, но Виктор не собирался сдаваться так просто. Решив проверить давнюю догадку, он стремглав вылетел в коридор и сорвал со стены маску — костяную девицу с большим улыбающимся ртом. Душа попыталась связаться со своим похитителем, но контакт вышел слабым, Виктор легко отмахнулся от зуда в голове. Потерпит, самое страшное с владелицей маски всё равно уже случилось. Эта хитрость вряд ли понравится Ламарку, но Виктор готов был рискнуть. Лишь бы всё сработало! Наконец выдался шанс узнать тайные тропы Крыса. Они перебрались через скрытый пролом и оказались в туннеле, изолированном из-за завалов — Виктор давно успел его обследовать, но не нашёл ничего, кроме тупиков. Крыс замер у самой обычной стены, покрытой пятнами зеленоватой плесени и щербинами между кирпичами, из которых выползали мокрицы. Тихо шикнув: «Повторяй за Крысом и помалкивай», он со всем почтением поклонился стене, будто та — Её Императорское Величество собственной персоной. Виктор озадаченно повторил его позу, склонив голову.

Стена сонно открыла глаза: зрачки её были размером с кулак, желтоватые белки налились кровью. От неожиданности Виктор весь обмер, забыв, как дышать.

— Пропусти нас, любезный господин, — кто бы мог подумать, что Крыс способен на вежливость. Жуткий глаз уставился на мальчишку, второй с задержкой повернулся следом. Спустя несколько томительных секунд стена обратила всё своё внимание на Виктора.

— Преступник? Преступник передо мной? — проурчала она. Виктор оглянулся на Крыса, тот в ответ покачал головой. И что это должно было значить? «Не открывай рот»? «Ответь отказом»?

— Вы не правы, любезный господин, — Виктор склонился ещё ниже. — Наоборот, я защищаю людей и казню преступников.

— Палач? Так ты палач? — прогудела стена одобрительно. Кирпичи пришли в движение, множество рук с позвякивающими на запястьях кандалами разошлись в сторону, как открытая пасть. Теперь на Виктора смотрело несколько десятков пар глаз, раскрывшихся на широких ладонях. Гнилая плоть выглядела так натурально, что оставалось лишь удивляться, почему не чувствовался её смрад. — Иди. Иди и неси правосудие, палач.

Крыс первым нырнул в открывшийся проход, а вот Виктору пришлось собрать всю волю в кулак, чтобы пройти мимо внимательно наблюдающих рук. Он постоянно оглядывался, но всё равно пропустил момент, когда своеобразная пасть сомкнулась вновь, больше ничем не отличаясь от обычной стены. Самозванка так и не явилась его остановить. Уловка с маской сработала.

— Это был дух? Как тот, Удильщик?

— Этот-то? — Крыс фыркнул, мигом растеряв всю любезность. — Слабый и трусливый. Прячется. Умер, забившись в дыру, в ней же и остался.

— Кажется, при жизни он был важным человеком.

— Вожак тюрьмы.

— Той, в которой мы живём? Значит, он дейхе? Ты спрашивал его когда-нибудь, как они погибли?

Крыс отмахнулся, но Виктор решил проявить немного настойчивости. Этот бункер — слишком странное место. Лучше знать о нём как можно больше, чтобы не нарваться ещё на каких тварей, наподобие Удильщика или глазастой стены. Взяв с Виктора слово, что после рассказа тот заткнётся до конца пути, Крыс нехотя поделился тем, что знал:

— Когда приплыли энлоды, часть дейхе спряталась здесь. В первую же ночь случилась землетряска. Конкретная такая. Убежище обвалилось, из проломов попёрла огонь-трава. Дейхе оказались заперты здесь, кто землетряску пережил — тот задохнулся. А этот, — кивком указал туда, где осталась говорящая стена, — забился в уцелевшую камеру, надеясь спастись от огонь-травы. Сдох от жажды.

Хотелось бы посмотреть на лица приближённых, если им сказать, какое разгулье духов царило под их ногами, пока они спорили и пили вино в своей резиденции. Скорее всего, они просто не поверили бы, как не поверили рассказам мисс Таррнет о Городе-на-костях и Скорбящем палаче.

Вонь нечистот въелась в кожу за то время, пока они пробирались по туннелям до выхода на поверхность. Первым Виктора встретил промозглый ветер, казавшийся лаской любимой женщины, настолько он по нему соскучился. Воздух пах дождём и свободой, городской шум казался громким и давящим после тишины убежища. Крыс совершенно не признавал общественный транспорт (похоже, он побаивался лошадей), потому до Сорок они добирались пешком — это был долгий путь до окраины острова Тараск. Когда Виктор увидел перед собой вывеску «Фестиваля чудес Мугнус», то почти не удивился.

— Вон там вожак Сорок сидит, — Крыс махнул рукой в сторону кирпичного дома, стоящего чуть поодаль от бараков, в которых жили рабочие цирка. — Говори с ним только по делу и смотри, даже пальцем не тронь! Мы здесь гости. Крыс не хочет подвести Гаруспика, если из-за тебя что-то нехорошее случится.

— Клянусь всеми Непреложными законами, что пришёл лишь поговорить.

У крыльца дома горячо спорили клоунесса и красивая черноволосая женщина — без грима и откровенного платья Виктор не сразу признал в ней ту самую леди Удачи. Заметив гостей дамы стихли, в их взглядах читалась опаска — незнакомцев тут не любили, Виктор это заметил ещё в свой первый визит. Однако стоило Крысу выйти в пятно света, падающего из окон, как тревога на их лицах сгладилась.

— Крысёнок! — леди Удачи осторожно стиснула Крыса в объятиях, стараясь не тревожить рану. Тот и слова против не сказал, лишь слегка покраснел. — Не ожидала тебя сегодня видеть, так бы испекла печенье.

— Простите, миссис Мугнус. Мы от Гаруспика пришли, — сразу же залебезил Крыс, как примерный мальчик. Хмурая клоунесса нацепила шутовской колпак и ушла восвояси, едва услышав про мастера Курьеров.

— Разве этим не Сирша должна была заниматься? — леди Удачи отпустила Крыса и бросила на Виктора недоверчивый взгляд. — Я спрошу у мистера Мугнуса, собирается ли он кого-либо принимать.

Ждать ответа фея разрешила в доме. Ступив через порог, Виктор удивлённо замер: все стены и потолок были разрисованы абстрактными фигурами, хаосом линий и цветовых пятен, в которых можно было увидеть и профиль усатого человека в очках, и странный натюрморт. Цирковое безумие оставило свой отпечаток даже здесь. Тем сильнее бросался в глаза довольно скромный быт — для человека, который стоял во главе парка развлечений и воровской шайки. Словно он нарочно не хотел привязываться к этому месту и в любой момент был готов оставить позади кресла с выцветшей обивкой, ветхие ковры и горшки с бегониями.

Виктор ладонью пригладил волосы, стряхнул с одежды возможную грязь: перед серьёзными людьми стоило выглядеть соответствующе, иначе толкового разговора не выйдет — эту науку он знал хорошо. Вскоре на лестнице послышалось цоканье каблуков. Виктору позволили подняться в святая святых, но стоило ему пройти мимо леди Удачи, та вцепилась в его локоть: «Надеюсь, вы будете хорошо себя вести. Постарайтесь не занимать много времени» — о её холодную вежливость можно было уколоться.

Главой Сорок оказался айрхе, чей возраст угадывался с большим трудом: уроженцы Ашвайлии всегда выглядели на зависть молодо, пока в один момент не превращались в высохший фрукт. Он вальяжно полулежал на подушках, сваленных в кучу напротив растопленного камина. В комнате нестерпимо пахло табаком, даже сейчас в руке мистера Мугнуса тлела папироса, пепел с которой он лениво стряхивал в лежащую рядом пепельницу. Одет он был нарочито небрежно: рубашка наполовину выпущена из брюк, подтяжки болтались у колен, шёлковый платок едва прикрывал шею.

— Итак, Курьеры повадились заглядывать ко мне на чай, как мило, — фыркнул мистер Мугнус прокуренным голосом.

— Моё имя Виктор Раймонд. Прошу прощения за поздний визит, но у меня есть просьба, с которой можете помочь только вы, — подобным тоном Виктор раньше обращался разве что к приближённым и мастеру Таррнету.

Мистер Мугнус сделал последнюю затяжку и щелчком отправил остатки папиросы в огонь камина. Дыма в комнате от этого меньше не стало — у окна стояла подставка для благовоний с чадившими палочками. От такого обилия запахов у Виктора начала кружиться голова.

— На моём доме нет таблички «Бюро добрых услуг». Разве вы здесь не по поручению Ламарка?

— Я пришёл с личной проблемой. У меня нет денег, но я готов отработать в силу своих возможностей.

— Интересно даже, чем моя скромная персона способна помочь Курьеру, — хмыкнул мистер Мугнус, разглядывая гостя. У Виктора разом вспотели ладони. Смог! Справился! Он так долго шёл к этому моменту, вот только ни самого ножа, ни кинжала с рисунком кота с собой нет, всё заперто на складе.

— Буду краток. Я ищу хозяина метательных ножей авторства братьев Маквудов. Один из бывших владельцев — собственно, сэр Ламарк. По его словам, эти ножи выкрали Сороки. Так след и привёл меня именно к вам.

— Мне не докладываются о каждой украденной монете. Почему вы так уверены, что нужный набор украли именно мои люди?

— Позвольте мне хотя бы нарисовать рисунок, который был на тех ножах, вдруг вы его узнаете. Всё-таки оружие братьев Маквудов — не брошка и не монета, свою известность имеет, разве нет? И много ли воров способно обокрасть самого сэра Ламарка?

Неспешно поднявшись со своего ложа из подушек, мистер Мугнус размял ноги и босиком прошлёпал к рабочему столу, заваленному бумагами. Вытянув из них самый чистый лист, придвинул к Виктору заодно и чернильницу с перьевой ручкой.

— Думаю, нелегко было выпросить у Ламарка «прогулочку» в мой кабинет, иначе я в нём разочаруюсь. Постараюсь понять, чего вы хотите, я же не зверь какой, в отличие от вашего покровителя.

Как и в любом деле, Виктор выложился на полную, пытаясь нарисовать кота похожим на оригинал. Пока он старательно выводил линии, мистер Мугнус облокотился бедром о столешницу и разглядывал его лицо.

— А не вы ли случаем тот самый Хранитель-изгнанник? — Виктор замер, ручка оставила на листе кляксу. — Значит, он. Наконец я увидел смельчака, который поможет моей Сороке добраться до Дара. Какое-то безумие в последнее время вокруг этих цацек, тьфу.

— Помочь? Я? — вырвалось у Виктора. Хоть Ламарк и говорил о сотрудничестве с Сороками, но он умолчал о напарнике. Это он имел ввиду под «подружиться»?

— Странно, что вы не в курсе. Буквально на днях к нам прилетел заказ на Дар приближённого, как там его, Беримира? За небольшой процент с заказа Ламарк согласился объединить усилия. Он предложил послать ко мне бывшего Хранителя, который поможет моей Сороке.

Возможно, и неплохо, если у Виктора появится помощник. Закончив рисовать, он устало выдохнул — разгружать бочки в порту и то легче. Лично он своим результатом остался доволен, думал, что получится гораздо хуже. Мистер Мугнус двумя пальцами поднял лист и всмотрелся в нарисованное нечто, похожее на прыгающего зверя.

— Скажите мне честно, мистер Раймонд, — медленно проговорил он, с прищуром разглядывая рисунок, — зачем вы ищете хозяина этих ножей?

— Одним из них убили мою подругу.

Мистер Мугнус перевёл на Виктора удивлённый взгляд — и явно что-то осознавший. Не спеша с ответом, он достал папиросу из портсигара и щёлкнул зажигалкой.

— Так вы встречали что-то похожее?

— Уже и не помню. Я не особо интересуюсь оружием, вместо ножа у меня перьевая ручка. С той кражи прошло слишком много лет. Около десяти, если не изменяет память! Для нас, айрхе, это безумно долгий срок. Не удивлюсь, если тех скупщиков, которым мы сбыли барахло Ламарка, уже давно вздёрнули законники, — Мугнус глубоко затянулся и уставился прямо в глаза Виктора. — Ты не думай, что я кого-то покрываю. Если бы я знал, кто так напортачил, то с лёгкой душой сдал бы ублюдка — в Сороках убийц не держат, все это знают.

Хоть Виктор и не силён в словесных играх, но людей чувствовал достаточно хорошо, и сейчас он был уверен, что ему врут. Ради этого он столько пережил? Ради слов «уже и не припомню» он погубил человека и погубит ещё больше? Он не воспримет эту ложь как ответ! Папироса выпала из пальцев Мугнуса, исписанные отчёты полетели на пол, когда Виктор рывком налетел на него и прижал к столу, пригрозив ножом. Да он хоть зубами выгрызет из этого щегла имя!

— Руки убрал, — тихо проговорил Мугнус. — Отвали, и я постараюсь сделать вид, что этого глупого срыва не было.

Виктор сипло дышал, кровавая пелена перед глазами медленно, но рассеивалась. Ему в живот ткнулось острие стилета, скрытого в корпусе ручки, и Мугнус повторил: «Прочь. От. Меня». Виктор послушался. Нож жёг руку. Что он наделал! Хуже того — что готов был сделать!

— Извиняюсь за грубость, это было недостойное поведение, — Виктор отпрянул и примирительно поднял руки. — Но…

— Никаких «но»! — Мугнус поправил на шее платок, одёрнул рубашку. Затушил тлеющую на полу папиросу, несколько раз наступив на неё. — Пошёл отсюда, иначе пущу на корм цирковым животным. В следующий раз приходи с Ламарком, чтобы он держал тебя за поводок, а лучше вовсе на глаза не попадайся!

— Мне очень жаль, что так вышло, но прошу, умоляю, дайте мне имя! Хоть что-нибудь!

— Могу только под зад дать. Убирайся из моего дома! — под конец Мугнус крикнул настолько громко и зло, что голос сорвался на фальцет. Его тут же скрутил судорожный кашель.

Пришлось подчиниться. Выйдя из кабинета, Виктор нос к носу столкнулся с леди Удачи. В её руке блестел револьвер. Фея отошла в сторону, пропуская, но её прожигающий взгляд преследовал Виктора, пока за ним не закрылись двери дома. Крыс ждал на улице; пользуясь тем, что вокруг ни души, он по-ребячески ловил ртом капли дождя. На его шее красовался шерстяной клетчатый шарф — наверно, подарок Леди. Виктор устало задрал голову к затянутому тучами небу. Что на него нашло там, в кабинете? Он ошибся, о-ох как сильно он ошибся, поддавшись тёмному порыву, но ещё не всё потеряно. В конце концов, он ушёл не с пустыми руками: Мугнус явно знал хозяина ножей, скорее всего, тот тоже Сорока, как Катерина и предполагала.

— Вы кричали. Крыс же предупреждал.

— Мне очень жаль, — повторил Виктор. Засунув руки в карманы куртки, он прошёл мимо Крыса, погрузившись в свои мысли. Путь назад он запомнил, провожатые ему без надобности. Однако Крыс не махнул на него рукой, как можно было ожидать, а посеменил следом.

— Ты кого-то ищешь. Сестру? Дочь? Жену? Неужели правда подругу?

— Дорогого мне человека.

— Крыс знает ведуна, который может найти кого угодно. Его называют Ищейкой. Он дитя трав и степной земли. Дай след, и он, как собака, поведёт по нему. Только учти, не каждая помощь стоит той платы, которую он потребует.

Видя мрачную решимость Виктора идти до конца, Крыс согласился привести его к этому Ищейке. Приятно было размять ноги и видеть вокруг себя живые лица, а не посмертные маски. В самом Дарнелле, однако, сегодня было беспокойно: слышались завывания собак, коты носились по карнизам, птицы метались по небу, будто пытаясь вырваться за пределы города, но какая-то сила настойчиво возвращала их обратно.

— Животные беспокоятся. Дурной знак, — Крыс каждый раз дёргался, заслышав отчаянный вой.

— В этом городе что ни случись — дурной знак.

Ближе к полуночи они дошли до обгоревшего театра. Вокруг стен стояли строительные леса — когда-то зданию пытались вернуть былой лоск, но по какой-то причине бросили, оставили на растерзание времени и непогоде. Многие афиши были сорваны с рам, а остальные выцвели так сильно, что на них и слова было не разобрать. Как иронично: место для духовного обогащения стало логовом беззаконника.

— Дальше Крыс с тобой не пойдёт, — Крыс стянул с себя подаренный шарф и накрутил на голову Виктора на манер шаперона, плотно прикрыв концами нижнюю часть лица. — Не позволяй себя трогать. Совсем не позволяй! Никак! Имя своё тоже не выдавай. Чем меньше следов оставишь, тем лучше. О Крысе ни словечка!

— Спасибо… наверно, — прогудел Виктор сквозь шарф. Его уже не на шутку беспокоили приступы доброты этого парня. — Всё ещё оплачиваешь помощь?

— Крыс тоже ищет дорогого человека, только ничего не выходит. Может, тебе повезёт больше. Шарф вернёшь, иначе…

— Горло мне перегрызёшь, знаю. Спасибо, что не остался в стороне.

Крыс почесал макушку, вроде как желая огрызнуться, да повода не было. Так он и ушёл, не прощаясь. Проводив его взглядом, Виктор поднялся по заросшим мхом ступеням, приглядываясь к провалам окон. Он замер на последней ступени, когда перед ним скрипнули створки дверей. Его уже встречали — очаровательная толстушка жестом пригласила войти. Так просто? Даже имени не спросят? Будто о нём уже всё знают и давно ждут.

— Мне сказали, здесь можно найти некоего Ищейку… — Виктора не стали дослушивать. Подхватив под локоть, женщина улыбнулась ему и повела внутрь.

Несмотря на печальную участь театра, внутри горели костры, разведённые в железных бочках. Всюду, всюду сновали безликие люди: кто-то спал на укрытых одеялом сиденьях, кто-то играл в Пьяного рыбака, кто-то готовил ужин, сбрасывая в бурлящие чаны овощи, крупу и говяжьи кости. Всё в полнейшей тишине. Виктор надеялся, что Крыс всё-таки знал, что делал, когда привёл его к этим странным людям.

Проводница вела гостя мимо билетных касс, через почерневший от гари вестибюль, прямиком к распахнутым дверям концертного зала. Зрительские кресла исчезли, наверняка они стали топливом для костров. Это место совсем не походило на убежище беззаконника, скорее на бледное подобие дома призрения с Горбов — здесь жили бродяги и нищие. Единственный работающий софит освещал Поющую деву, возвышающуюся над сценой. Её обнажённая грудь была вызывающе выделена краской, а на клювовидном шлеме нарисованы два глаза, смотрящие в разные стороны. Руки Девы лежали отдельно от неё в партере, их использовали как лавку. Квадранту здесь явно не любили.

На сцене, за столом, восседала величественная дама. Её плечи укрывала пелерина, расшитая цветочным узором, на пальцах блестели кольца, а золотые волосы казались отдельным украшением — на фоне остального сброда незнакомка казалась алмазом в мусорной куче. На другом конце стола сидела её полная противоположность: тощий рыжий степняк с козлиной бородкой, одетый в какое-то рваньё. Парочка увлечённо играла в карты, как это тут было заведено — в полном молчании. Вдруг тощий человек с досадой бросил карты на стол. Достав из ридикюля мундштук и две сигареты, одну из них дама протянула степняку, не скрывая усмешки на накрашенных губах.

— Ночные гости. Как интересно! — с энтузиазмом воскликнул тощий человек, приметив Виктора. Дама предложила и зажигалку, но тот скривился и вынул из кармана жилета коробок спичек. Затянувшись, он уселся на краю сцены, желая быть поближе к гостю. — Личико своё чего прикрываешь?

— Лепра.

— Бедолага. Ну, как зовут, с чем пожаловал?

— Моё имя Джон. Один знакомый сказал, что в этом театре живёт Ищейка — человек, который способен отыскать кого угодно, — Виктор с опаской поглядывал на окружающих их людей. Те не обращали на них никакого внимания, занятые своим скромным бытом — но это пока.

— Допустим, водится здесь один такой, — Ищейка ударил кулаком по впалой груди. — Предупредил ли тебя знакомый, что я не по доброте душевной людей ищу?

— Предупредил. Правда, денег у меня нет.

— Хм-м-м, какую же пользу я могу поиметь с Курьера, больного проказой? — Ищейка упёрся кулаком в подбородок, гоняя сигаретку от одного уголка губ к другому. Виктор вздрогнул и отступил на шаг, но пышная девица с нечеловеческой силой удержала его на месте. — Хм-м-м… хм-м-м… хм! Придумал! Ты явился очень вовремя, мийстер Джон. Моя просьба покажется тебе сущим пустяком, а в ответ я кого угодно хоть из-под земли, хоть со дна морского достану. Слово крови. Согласен?

— Что именно вы хотите?

Ищейка порыскал по карманам и кинул в руки Виктора деревянного филина. Сработан он был грубо и не очень умело, в глазах птицы мерцали крошечные хризолиты. Фигурка оказалась полой, но пустоту внутри залепили воском.

— Наслышан, что у вашего Гаруспика есть дар видеть по потрохам всякое интересное. Окажи услугу, мийстер, принеси эту фигурку вашему главарю и попроси подглядеть, где находится её хозяин.

— Ищейке самому нужна помощь в поисках?

— Никто не идеален, и я в том числе, — Ищейка улыбнулся и пожал плечами. — Я преследую опасного убийцу, который знает мои слабости. На кону стоит многое, так что тебе поручено крайне ответственное дело, мийстер Джон.

— Не слишком ли просто вы отдаёте незнакомцу столь важную вещь? — Виктор покрутил филина в руках, пытаясь понять, в чём подвох. — Вдруг у меня не получится убедить Гаруспика или я потеряю фигурку?

Наверху, у софитов, раздался едва слышный лязг. Златовласая дама вскинула голову, хищно вглядываясь в источник шума. На её месте Виктор бы поскорее спустился со сцены, а то крыша театра выглядела так, будто готова рухнуть в любой момент.

— А ты уж постарайся, мийстер, не оплошать, — Ищейка плотоядно улыбнулся. — Обычно за свою помощь я требую куда больше, так что пользуйся моим благодушием. Возвращайся с адресом и чем-нибудь, что принадлежало твоей цели — и все останутся довольны. Не стой столбом, мийстер Джон. Топ-топ, топ-топ, — он хлопнул в ладони, — спеши уже к Гаруспику!

Виктора вежливо выпроводили вон. Он чувствовал, что его надули, но как именно — понять не мог. Что за филина ему всунули? Это какая-то вариация поклада? Или другая непонятная штука, придуманная ведунами для обхода Непреложных законов и усложнения жизни людям?

— Как всё прошло? — Виктор чуть не ударил Крыса, внезапно выскочившего из кустов.

— Я думал, ты ушёл.

— Крыс должен вернуть тебя обратно. Крысу не нужны проблемы. Сам ты заплутаешь.

С этим было не поспорить: Виктор слабо представлял, в каком они сейчас районе, из ближайших ориентиров он видел только маяк «Аиста» вдалеке. Крыс покрутился вокруг, вглядываясь в глаза Виктора и пытаясь в них что-то разглядеть.

— Он тебя трогал?

— Нет. Скажи мне честно, что это за люди?

— Молча выполни то, о чём тебя попросили, или забудь обо всём. Начнёшь трепаться или разнюхивать — навлечёшь беду на нас обоих, — Крыс многозначительно провёл ладонью по шее. — Крыс помог только потому, что сам был на твоём месте. Не заставляй Крыса жалеть об этом.

Их окликнул приглушённый голос: «Добрый вечер, уважаемые, у вас не найдётся одного шиллета?» Стоило Виктору и Крысу обернуться, как в этот же миг с громким хлопком им в глаза полетела струя конфетти. Виктор отшатнулся и закрыл руками лицо, Крыс с руганью выхватил костяной шип, но хулиган уже удрал прочь. В грязи валялась оболочка хлопушки, на её боку виднелась этикетка «реквизит». Виктор запоздало схватился за карман: этот урод свистнул фигурку! Как он узнал?!

Лицо вора скрывал респиратор, сам он был подростком или айрхе — далеко не убежит на своих маленьких ножках. Заметив, что Виктор рванул за ним следом, вор перемахнул через ограждение и скрылся в недостроенном доме, голой коробки из стен и перекрытий. Шустрый ублюдок выбирал самые невообразимые пути, перепрыгивая завалы строительного мусора, протискиваясь в разломы стен, стараясь запутать, сбить со следа. То отставая, то нагоняя, но Виктор ни на секунду не терял вора из поля зрения. Он думал, что загоняет мышь глубже в клетку, но на деле та играла по своим правилам: разбежавшись, вор на глазах ошалевшего Виктора выпрыгнул из пролома, предназначенного для балконной двери. После такого финта погоня должна была закончиться трупом, распластанным на тротуаре, но вор как ни в чём не бывало повис на балконе соседнего дома. Подтянувшись, он перебрался через перила, даже не сбив горшочки с цветами. Деловито вынув инструмент, похожий на лом, он взломал балконную дверь и был таков.

«Думаешь, я струшу?» — со злым задором Виктор отошёл назад для разбега. Таких прыжков он ни разу в жизни не совершал, но какая разница? Ноги несли его вперед, скорей, скорей, не дать ускользнуть, лишь в короткие мгновения полёта мелькнуло осознание, как долго ему лететь до земли. Руки едва успели ухватиться за прутья, Виктор со всей силы ударился о них лицом, чуть не сорвавшись. Сердце стучало прямо в глотке. Всё-таки допрыгнул.

Из квартиры послышался визг и зычная ругань. Коротко выдохнув, Виктор подтянулся и случайно сбил один из горшков. Раздвинув тюль, он пронёсся через пустующую комнатку с двумя кроватями и встретился взглядами с ошалевшим семейством, на чей скромный ужин, частично сваленный со стола, явилось слишком много гостей. В руках главы семейства красовался старинный ятаган. С растерянным «Извините» Виктор выбежал в коридорчик, слыша за спиной крик: «Куда, паскуда!»

Этого вора легче пристрелить, чем поймать.

Громко хлопнули двери подъезда. Виктор перелетел через лестничные ограждения, не тратя время на ступеньки. Выбежав на улицу, он остановился на пару секунд, осматриваясь. Фигура вора, подсвеченная светом фонаря, виднелась уже на другой стороне переулка. Тот будто почувствовал на себе прожигающий взгляд — или услышал звук хлопнувших дверей — и с торопливого шага перешёл на бег. Виктор рванул за ним с твёрдой уверенностью, что загонять дичь осталось недолго. Он натренированный боец, его выносливости хватит на десяток таких мелких ублюдков.

Всё завершилось куда быстрее, чем ожидалось. Вор упёрся в высокую ограду, но вместо того, чтобы отдаться в руки разъярённого Виктора, он, подобно псине, протиснулся в щель под забором, вырытую теми же собаками. Вот и всё. Ищейка не отыщет своего злодея. Виктор огребёт проблем от странных молчаливых людей. При всём желании он не протиснется в столь узкую дыру, а сам забор слишком высок, не перебраться. Искать вход смысла нет, за это время вор успеет сбежать хоть на другой конец Дарнелла.

— Зараза! — Виктор треснул кулаком по кирпичной кладке, желая хоть на чём-то выместить тот шипучий коктейль из злости и отчаяния, что бушевал внутри.

«Дважды! Уже дважды местная шельма оставляет меня ни с чем! — Виктор вновь ударил по стене. — Из-под носа увела оружие Маквудов, — ещё удар, — теперь эта фигурка! Грёбаный Дарнелл и его обитатели!»

На стене остался кровавый след, но Виктор не чувствовал боли.

— Слишком медленный, — раздался шёпот самозванки. — Ограниченный своим большим тяжёлым телом.

— Заткнись, — не хватало ещё слушать подколки крылатой твари.

— Может, будь у тебя возможность переступить границы, обрести те силы и способности, которые не предназначены для тебя, то ты догнал бы этого человека. Как думаешь?

По привычке хотелось от неё отмахнуться, но вместо этого Виктор вдумался в услышанные слова. В них был резон. Слишком многое стояло на кону, и чем дальше, тем очевиднее становилось, что Виктор не справляется. Непреложные законы никогда не помогут ему поймать убийцу Софии, это факт. Стоило ли рискнуть и тоже начать играть не по правилам? Стоило ли закрыть глаза на все свои принципы ради результата? Он ведь уже отказался от них, убив бывшего собрата.

Мягкое тепло окутало продрогшего Виктора. Самозванка была довольна его выбором.

Цветастая вывеска «Кондитерская фабрика им. С. Ламарка» скрипела в такт порывам ветра. Камушек ударил в центр буквы «С», оставив вмятину на отслаивающейся краске; в следующий раз Хейд решил попробовать попасть в точку на вывеске. Над головой метались птицы, кричали каждая на свой лад. Айра с такой горячностью убеждал: «Я буду за тобой приглядывать, братец», а в итоге? Он мог разобрать здоровяка-Левиафана по кусочкам, но и чахлого воробья на подмогу не послал.

«Даже на семью невозможно положиться, что за жизнь», — Хейд, покусывая шрам на губе, бросил камушек. Попал ровно в точку, как и планировал. С братом-кидалой он разберётся позже, но не приведёт ли Хейд погоню прямо в его убежище, если сейчас пойдёт в Горбы? Как только Левиафан, чьи карманы он обчистил, вернётся к Ищейке и расскажет о случившемся, тот сложит одно к другому и всё поймёт. Спросить бы, как ведовство Ищейки действует, но брат до сих пор не спешил выходить на связь. Пришлось принимать решение на свой страх и риск.

Под ногами шуршали этикетки конфет, свежие окурки, хрустели стеклянные осколки. Пробовал как-то Хейд местные конфеты — то ещё дерьмо, неудивительно, что фабрика разорилась. Почему здание не продали, а оставили чахнуть? Место ведь неплохое. Вставить в пустые проёмы новые стёкла, подкрасить стены, убрать мусор — и можно работать. Хейд замахнулся, планируя закинуть камень в вентиляционную трубу, но так и замер со снарядом в руке — увидел в последний момент, как открываются врата фабрики и на её территорию вбегают подозрительные люди в мундирах и масках. Всё в этих уродах кричало о том, что на глаза им лучше не попадаться. Деваться особо было некуда, Хейд по трансформаторной будке залез в окно, распоров перчатку о торчавшее в раме стекло. Внутри фабрики его ждали лишь мрак, многолетняя пыль и зловещие силуэты брошенного оборудования. Он прижался к стене, найдя себе укрытие в закутке между двух машин для резки конфетных масс. Что бы в этой дыре ни понадобилось Чёрной гвардии, не могла она заявиться хоть минутой позже!

Над головой пролетела граната, прочертив в воздухе дугу молочного дыма. Ударившись о пол, снаряд покатился дальше, заполняя цех густым вонючим смогом, от которого слезились глаза. Раздались крики, гулкий звук быстрых шагов — оказалось, фабрика была не такая уж заброшенная и всеми забытая. Короткая очередь выстрелов заставила Хейда вжаться в свой угол. Респиратор не справлялся, от дыма кружилась голова, мысли путались и обрывались на середине. Надо выбраться на свежий воздух, срочно!

«Что за психотропную дрянь они распылили? Значит, по всей империи её запрещено использовать, а Гвардии, как всегда, закон не писан?» — и Хейда вовсе не смущало, что в его баллончике находился аналогичный газ, даже более концентрированный. Мелкими перебежками, вытирая колючие слёзы, он пробрался к огромной цистерне, стоявшей посреди цеха. Вряд ли кто будет его искать в таком месте, верно? Судя по грохоту в залах фабрики, гвардейцам и так было на кого поохотиться.

В горле першило, но если Хейд закашляет, то мгновенно выдаст своё без того ненадёжное укрытие. Выстрелы раздались в том же месте, где он полз всего пару минут назад. Казалось, целый полк гвардейцев прокричал Хейду в ухо: «Коготь, один сбежал через окно, принимайте у северного выхода», пока он без сил лежал на бесконечной железной поляне, покачивающейся в такт белёсым дымным волнам. В центре поляны красовался причудливый цветок из ржавой стали, Хейд протянул руку, желая сорвать его. Нет, слишком тяжко. Лучше он полежит смирно на боку.

— Птенчик, куда ты спрятался? Пте-енчик!

Соловей! Нельзя ему попасться, иначе он будет должен десять шиллетов. Заставив двигаться глупое непослушное тело, Хейд выбрался с поляны на шаткую поскрипывающую тропу. Иногда тропа пыталась его запутать, уходя ответвлениями в разные стороны, но Хейд упрямо двигался вперёд.

— Эй, слышал? Несса нас зовёт есть рыбный пирог. Каков аромат, м-м! Сам Морской хан вышел бы из бездны ради чести попробовать кусочек, — Соловей даже не пытался придать голосу хоть чуточку достоверности. Несуществующими пирогами брюхо не набить, нашёл дурака.

Зачем идти по тропинке? Если и прятаться, то в тумане! Хейд, не раздумывая, спрыгнул навстречу неизвестности. Приземление вышло мягким, прямо в пирог; не рыбный, правда, зато вишнёвый, судя по оставшимся на руках красным следам. Шаги друга слышались непозволительно близко. Сегодня Хейд обведёт его вокруг пальца, и тогда Соловей возьмёт его в напарники при следующей ходке: он бы залезал в форточки и открывал изнутри окна, чем не прекрасная замена целому набору инструментов? Соловей просто не до конца понимал, от чего отказывается.

Хейд растерянно блуждал, пытаясь найти проход в фонарное помещение или в комнату Соловья, но утыкался в одни стены. Соловей же только-только подумывал о том, как бы переоборудовать маяк в паб. Он что, беззаконник, раз умудрился провернуть стройку настолько быстро?

— Проныра, сюда! — раздался мальчишеский шёпот. — Скорее! Они рядом!

Неужели Белоручка уверен, что нашёл укрытие получше, чем смог бы найти Хейд? Впрочем, почему бы и нет. Должен же хоть разок появиться толк от этого балбеса. Хейд распахнул дверь, за которой слышал голос, но вместо Белоручки его встретила незнакомка, чья лучезарная красота заставила прослезиться. Подумать только, в её руках была белоснежная тарелка с пирогом. Соловей не обманул! Даже если это его очередная ловушка, Хейд так голоден, что готов в неё попасться. Пальцы уткнулись в шершавую поверхность рекламной фрески. Вместо маяка он казался в каком-то кабинете, освещённым лунным светом, а рядом не было ни Белоручки, ни Соловья.

«Хватит звать мёртвых, идиот», — Хейд встряхнул головой, пытаясь взять себя в руки.

— Вы клялись, что знаете! Какого чёрта теперь разводите руками?!

— Не клялся, а предполагал. Я лишь передаю информацию, а не свидетель!

Возгласы стремительно приближались. Плохо осознавая, что происходит и где он находится, Хейд по привычке стал искать укрытие. Он пригляделся к рекламной фреске перед собой, изображавшей энлодку с красным бантом в волосах и сверкающей улыбкой. Фреска по краям обвалилась, открыв очертания… двери? Хейд вяло стянул перчатки и уцепился за видимый край. Голоса звучали всё ближе: «Мы проверяли эту комнату? Как она обозначена в планах?» С большим трудом, но дверь поддалась. Ни времени, ни возможности осматривать тайное помещение не было, Хейда заполз в него и для верности задвинул шпингалет. Оставалось надеяться, что гвардейцам не придёт в голову разглядывать энлодку с пирогом на тарелке.

— Видимо, про это место говорил пленный, — раздался искажённый динамиками голос.

— Прости меня, Проныра. Они здесь из-за меня. Нас убьют, ох, точно убьют… или руки отрубят, как тем ворам, помнишь?

Хейд чуть не огрызнулся на Белоручку, чтобы тот заткнулся наконец, но напомнил себе: никаких разговоров с мёртвыми. Лучики света пробивались сквозь два пулевых отверстия, он только сейчас их заметил. Появились ли дыры сегодня, во время налёта, или гораздо раньше? Он заглянул в одну из них, как в глазок, наблюдая за действиями гвардейцев. Вот только гвардейцами там оказались не все.

— Судя по зубилу, Левиафаны уже пробовали вскрыть сейф. Какой грубый метод работы, аж больно смотреть, — даже не разгляди Хейд приметный бант из шарфа в горошек и шляпу-котелок, он бы по голосу узнал бывшего подельника. От такого открытия он резко протрезвел.

— Так проявите свой профессионализм, мистер Уолш, — проговорил один из гвардейцев, на его форме были позолоченные нашивки в виде скорпионов. Черногвардейская большая шишка, видимо.

Счастливчик достал из наплечной сумки килечный нож. Удивительно, как он не растерял навыки медвежатника за столько лет работы информатором. Это не единственное, чем Счастливчик сегодня смог удивить Хейда. Как давно он стал кротом? Какие тайны успел слить Гвардии? Стоило задуматься о его верности Сорокам ещё тогда, когда тот предложил обокрасть Губернаторский дворец в обход Майры и подставил в итоге самого Хейда. Майра! Предупредить бы её, чем скорее, тем лучше.

«А как возмущался, козёл, как возмущался, что я, видите ли, его кинул. Кто громче кричит, тот и прав — так ты решил?» — Хейд заскрежетал зубами. Счастливчик ведь нравился ему, насколько вообще могли нравиться другие Сороки. Хоть закадычными друзьями их было не назвать, но они столько сделок провернули за минувшие годы. Не везёт же ему с подельниками.

Гвардеец с нашивками скупо отвечал на сообщения по рации о зачистке фабрики, пока его подчинённые исследовали рабочий стол, перевернув всё вверх тормашками и ощупав все щёлочки в поисках тайников. Сейф тем временем без особого сопротивления поддался килечному ножу.

— Держите руки так, чтобы я их видела, — гвардеец встала за плечом Счастливчика.

— Что вы, строгая леди, я же не дурак: никаких сувениров с собой не брать, — хохотнул Счастливчик и завершил последние штрихи. — Как два пальца!..

Хлопок. Заряд краски щедро обрызгал лицо и грудь Счастливчика, стоящим за ним гвардейцам тоже не повезло: тому, что с нашивками, залепило всю маску, его напарнице испачкало плечо.

— Сиськи Кэйшес! — Счастливчик в панике пытался оттереть зелёную краску с лица. — Что за дрянь!

— Ламарк неплохо подчистил за собой хвосты, — гвардеец невозмутимо протянула начальнику платок. Тот снял маску и попытался протереть окуляры. Артур, мать его! Эсвайр, мать его! Хейд понадеялся, что его всё ещё кроет от газа. Знал ли Артур все годы их «крепкой» дружбы, кем Фелис Харрисон является на самом деле? Знала ли Светлана о тайной службе её мужа? Что ещё интересного дорогие «друзья» в итоге умолчали о своей жизни?

— Я крайне разочаруюсь, если пустой сейф с ловушкой окажется единственной нашей находкой, — Артур оставил попытки спасти окуляры. Отсоединив провод рации, он хитрыми манипуляциями отделил от маски нижнюю часть с респиратором и нацепил его обратно на себя.

— Давайте не будем раньше времени опускать руки. Уверяю, я лично видел, как Ламарк заходил на территорию фабрики буквально на той неделе, — торопливо заверил Счастливчик. — Не зря же и Левиафаны заинтересовались этим местом, верно?

— Возможно, Ламарк и пригласил их, — раздался искажённый голос Артура. — Коготь, запросите результаты допроса.

Помощница отошла в сторону, тихо переговариваясь по рации. Артур продолжил осматривать комнату, его взгляд всё-таки зацепился за рекламную фреску. Чужая тень перекрыла единственный источник света. Лёгкий стук. Артур трогал пальцами пулевые отверстия, старался поддеть края, но трудами Хейда дверь даже не шелохнулась. Послышалось усталое ворчание: «Надеюсь, там как минимум спрятан труп настоящего Ламарка», один Хейд его и услышал.

— Вы что-то обнаружили, Десница? — поинтересовалась Коготь.

— Возможно, то, ради чего и пришли сюда. Мистер Уолш, кончайте трястись над своим шарфом, отныне его место в мусорке, смиритесь. Лучше подойдите сюда и поделитесь мыслями, что это может быть.

Счастливчик послушно изучил дверь, обстучал её со всех сторон. У Хейда ладони вспотели от напряжения.

— В кабинете любой важной персоны обязательно найдётся тайная комната — это Закон, — передразнил Счастливчик квадрианцев.

— Неудачное время для шуток, мистер Уолш. В ваших же интересах, чтобы там нашлось хоть что-то про связь Ламарка с Курьерами или Левиафанами, иначе польза от нашего союза представляется нам весьма сомнительной. Если нечего будет рапортовать в столицу о сегодняшней операции, то вместо доклада я сдам им Сороку. Смекаете, Уолш? — Счастливчик в ответ нервно посмеялся. — Вскрывайте. Не хотелось бы портить улики подрывными зарядами.

Плохо дело! Куда деваться? А некуда, вот в чём беда. Хейд вытащил из креплений ледоруб, сомневаясь, что это спасёт его от двух гвардейцев. В одну из пулевых дыр пролез кончик килечницы. Сглотнув, Хейд отступил на шаг. Может, достать баллончик с газом? Нет, бесполезно, на гвардейцах же респираторы.

Мощный толчок тряхнул здание, как игрушечное.

— Взрыв? — послышался возглас Артура. — Коготь, немедленно запросите обстановку с улицы!

Первый толчок оказался лишь прелюдией. Фабрика стонала от боли: протяжно скрипели трубы, дрогнуло оборудование, светильники под потолком опасно раскачались. Казалось, здание вот-вот разорвётся надвое. С криками: «На улицу! Живо всем на улицу!», гвардейцы всё бросили и свалили. Хейд последовал их примеру. Станки и баки противно дребезжали, со стен и потолка откалывались пласты штукатурки, рассыпаясь на мелкие кусочки. Проржавевшая труба не выдержала и рухнула рядом с Хейдом. Дурманящий газ не успел выветриться из цеха, но всё же повезло разглядеть в дымке путь к окну.

Вывалившись на улицу, Хейд стянул с себя респиратор и судорожно откашлялся. Гвардейцы, как по щелчку, испарились без следа. За воротами фабрики творилось безумие: жители Дарнелла выбегали из домов на улицу, крики смешались с детским плачем, с подоконников слетали цветочные горшки, на глазах Хейда одним таким насмерть прибило какого-то старика. Газовые фонари трескались и гасли, заполненные людьми улицы освещались лишь мягким светом луны, безразличной к бедам жителей города. Люди кричали: «Это Последний Час!», одни хватались за деревья и столбы, более здравомыслящие пытались найти открытое место подальше от домов — но где такое найдёшь в городе, полном узких улочек? Грохотали взрывы, некоторые дома объяли дым и пламя: не выдерживали отопительные котлы.

Действительно — конец света.

Толпа подхватила Хейда и унесла прочь. В лицо тыкались чужие локти, его толкали в спину, грозили уронить на землю и затоптать. Он потерялся в орущем лесу из чужих тел. Приходилось цепляться за чьи-то руки и плечи, как за ветки, за счёт других выбивая себе место в толпе, а не под ней. Беснующийся народ, подобно штормовой волне, вывалился на набережную. Люди окружили припозднившийся кэб, наперебой требуя вывезти их из города, но у кучера были другие проблемы — как успокоить обезумевших лошадей. Особо наглые полезли вырывать поводья из рук кучера, но стоило тому на мгновение потерять над животными контроль, как те рванули сквозь толпу, разрезая её, как нож — размягчённое масло. Кто не успел разбежаться в стороны, те получили по голове копытами и тяжёлыми колёсами кэба.

Хейд не знал, чего опасаться больше: бушующей толпы или землетрясения. Казалось, от такой тряски луна упадёт с неба и раздавит всех к чёртовой матери, или земля разорвётся на куски, позволив холодному океану поглотить Дарнелл, как Хейд недавно мечтал. Что угодно, лишь бы все заткнулись и перестали орать резаными свиньями! С неимоверными усилиями Хейд протиснулся к ограждению набережной, пробивая себе путь тычками ледоруба. Запрыгнув на столб, он хоть немного отделил себя от дарнеллцев. По вискам текли капли пота, набережная походила на кишащий людьми котёл, и было чудом, что он успел выбраться до того, как сварился в нём заживо. Возможно, Айре прямо сейчас требовалась его помощь. Вдруг древние развалины не выдержали и рухнули?

«Пусть только посмеет словить кирпич на голову, не поленюсь найти способ достучаться до его духа и век покоя не дам», — Хейд тревожно вгляделся в ту сторону, где далеко-далеко находились Горбы. Но у Айры хоть было где переждать, а как же Айлин, выдержит ли тряску стеклянная башня?

Толчки внезапно затихли, оставив после себя лишь хаос. Запоздало взревели сирены. Кто-то бросился помогать раненым, кто-то звал в толпе родных или торопились вернуться в дома проверить, всё ли в порядке. Затрезвонили колокола пожарной службы. Добровольцы пытались соорудить носилки из подручных средств, чтобы донести раненых до лечебницы. Хейд спрыгнул на землю, когда народ вокруг немного рассосался; руки тряслись, дрожь земли вся ушла в них. Он нервно оглядывался, до сих пор ощущая опасность, но от чего нужно спасаться на этот раз?

— Надо бежать. Бежать надо, — простонал мужчина, он лежал на земле в луже крови.

— Тише, милый, всё кончилось. Нельзя тебе бежать. Мы сейчас осторожно встанем и попробуем дойти до врачей. Понял? — приговаривала женщина, промакивая кровь из раны на его голове подолом своей ночнушки.

— Бежать, бежать надо, бежать!.. — раненый перешёл на крик и захлебнулся кашлем.

В голове Хейда тоже била тревожным набатом одна мысль: «Бежать, бежать, бежать». Толчки могли вернуться в любой момент. Пусть никогда прежде Дарнелл не сталкивался с землетрясениями, но, если случился один раз, легко мог случиться и второй. Возможно, стоило послушать внутренний голос и бежать, куда глаза глядят, но не раньше, чем он доберётся до брата.

Мимо Хейда пробежала плешивая сука, следом семенило два её щенка. Собачий вой раздался так близко, что не заглушался сиреной. Спустя пару минут Хейда обогнал грузный рыжий пёс. Три разноцветных кота взялись из ниоткуда, одним за другим пробежали по карнизу дома, спрыгнули на дерево и ушли вслед за собаками. Большая стая птиц закрыла собой луну. Доброволец, помогавший парню закрепить шину на сломанной ноге, вдруг сам заорал, стиснул ладонями голову и слепо рванул прочь. По его пятам, прижав уши, неслась миловидная кошечка с бантиком на шее. Она совершенно проигнорировала нескольких крыс, тенью промелькнувших мимо фонарного столба. Хейда тоже тянуло следом, призывы «Беги!», «Спасайся!» молоточками били по мозгам. Он уже научился определять, какие чувства принадлежат ему, а какие навязываются извне, и с точностью мог заявить: кто-то или что-то опять лезло в голову.

Собачий вой звучал всё ближе. Везде, отовсюду, беспрерывный поток зверья утекал прочь из Дарнелла. Всех вела одна дорога. Под конец на набережную вышло целое собачье полчище. Хейд залез с ногами на скамейку, во все глаза наблюдая за протекающим мимо шествием. Стоило завыть одной псине, и ей тут же вторил многоголосый хор.

Нечто огромное, незримое, ощущаемое на самом крае восприятия, неслось над рекой, поднимая высокие волны, как при землетрясении. Гигантская стая птиц галдящим облаком неслась следом. На мгновение мелькнул силуэт птичьего черепа с горящими лазурным пламенем глазницами, и Хейд осознал: всё это время он слышал вовсе не тревожную сирену. В последний раз вой животных, галдёж птиц и крик призрачного существа сплелись воедино, они звали всех за собой, призывали спасаться.

Этой ночью из Дарнелла ушли все животные. Собаки, лошади, кошки, крысы и мыши, вороны, чайки, сороки, голуби и воробьи, любая маленькая тварь, которая только могла найтись. Все.

Город погрузился в давящую тишину.

Отрывок из потрёпанного журнала.

Запись №16:

«Мои познания в языке руанни оставляют желать лучшего, но успехи есть. Из интересного: “дей хе” переводится как “исследующие путь”, а “айр хе” — как “предавшие путь”. Выходит, моё собственное имя означает “предатель”? Дорогая ма, тебе бы тоже не помешало знать языки.

Всё ещё не могу разгадать главный вопрос: зачем руанни истребляли Предтечей. Из страха? Желания подчинить себе? Решили использовать их как топливо для Горнила? Увы, результат один — неудача. Потеряв общую цель, руанни перестали поддерживать города дейхе, а у тех в Синем Хребте не было никакой промышленности, лишь остатки экспериментов над Предтечами...»

Слова расплылись из-за капель дождя.

«...оружие. Полились реки крови. Часть дейхе бежала за море, получив за это позорное клеймо “айрхе”. Руанни исчезли, смешались с землёй. И вновь я теряюсь в догадках: почему дейхе, захватив материк, вместо налаживания экономики и производства начали деградировать? Как так вышло? В их руках было всё, чтобы вслед за руанни подмять под себя остальные страны. Это они должны были уничтожить энлодов, а не наоборот...»

* * *

«Шок! Сбывается проклятье Дикой Кэйшес? Землетрясение в Дарнелле было предсказано…», — не дочитав заголовок жёлтой газетёнки, Виктор сложил её в несколько раз и запихнул в сапоги. Надолго этих стелек не хватит, зато ноги будут меньше мёрзнуть. Теперь даже в убежище порой шёл пар изо рта: из-за бедствия повредился паропровод, ведущий из котельной. Танмир и Лафайетт пообещали придумать, как это исправить, но Виктор сомневался, что они разберутся в хитросплетении древних подземных труб. В руках осталась листовка с заголовком: «Куда исчезли животные? Последний час близок!» Виктор не удержался и сложил из неё собачку. Раньше он часто развлекался так с бумагой, скрашивая ожидание Софии.

Сегодня был день прощания с Айтаном, юным Курьером, ставшим жертвой своего самомнения. Ждали ли на этом событии самого Виктора? Крайне сомнительно, вот он и не навязывался. Бумажная собачка осталась на столе Крыса, по её спине ползал бражник с пепельными крыльями. Насекомые теперь всюду следовали по пятам. Виктор ловил самых наглых, но в кулаке вместо смазанного следа от цветных чешуек оставалась лишь пустота. У самозванки были странные способы демонстрировать своё расположение.

«Пусть творит, что хочет, лишь бы помогала», — Виктор щелчком согнал бабочку с фигурки. Свыкнуться с новой ролью будет непросто, он это понимал. Когда всё закончится, он вернётся на путь Законов и искупит все те грехи, на которые вынужден был пойти. Главное — это отыскать убийцу.

Землетрясение свело на нет все старания Курьеров привести убежище в жилой вид. Пришлось вновь держать при себе карту и вносить в неё поправки, с болью зачёркивая некогда удобные ходы. Рассказывая о судьбе глазастой стены, Крыс упоминал о «землетряске» и появившейся вслед за ней огонь-траве. Могла ли между этими случаями быть какая-то связь? Раздумывая над этим, Виктор отворил каменные врата, ведущие в главный зал с лосиным черепом.

— Галлерт был тот ещё больной ублюдок. Не расставался с охраной даже в сортире — и это я не шучу, не преувеличиваю. Что уж говорить о постели! — с горячностью рассказывала Карамия, покручивая в руке кальянную трубку. Она то и дело поправляла две пышные косы, переплетённые алыми лентами.

За столом собралась привычная компания сомнительных личностей: Сирша, Лафайетт, Лиховид с Дианой и сама Карамия. Дымил кальян, по столу были разбросаны кости и пустые бутылки, один из кубиков укатился к лосиному черепу. Якоб и Нариман сошлись в молчаливом бою за настольной игрой, Веселина сидела отдельно от всех, с горящими глазами читая сборник рассказов «Удивительные приключения принцессы Лилии» и иногда покусывая ноготь на большом пальце. Впервые Виктор видел столько Курьеров в одном месте.

— Запущенный случай, — хихикнула Сирша, лениво закинув ноги на стол. Лафайетт, не отрываясь от рюмки, звонко хлопнул её по голой лодыжке, призывая к порядку. — Признавайся, как ты в итоге достала недотрогу?

— Геллерту всё не давала покоя мысль, что внуки надумали забрать поместье. Не могу винить старика, ха! На мою удачу, Рита подрабатывала помощницей его портнихи и смогла достать пару волосков…

— Банальщина, — заявил Лиховид, пристроивший голову на коленях Дианы, пока та перебирала пальцами его русые пряди.

— Тебя слушали молча, вот и сам рот прикрой, — Карамия ткнула в его сторону трубкой кальяна.

— Что вы сделали с волосами, мисс? — подал голос Якоб, не отвлекаясь от игры. Вид у бывшего гвардейца был совершенно не заинтересованный, но начавшаяся перепалка, вряд ли первая за вечер, явно давила ему на нервы.

— Действовала деликатно, смерть должна была выглядеть как можно естественней…

— На дух не переношу такие заказы, — вновь влез Лиховид.

— Потому что у тебя в голове одна труха набита.

Подгадав момент, Лафайетт подлил немного вина в рюмку вспыльчивой полукровки. Сделав глоток, та выдохнула и очаровательно заулыбалась. На её смуглых щеках расцвёл румянец.

— Я отнесла волоски Айтану, он прыгнул в сновидения Галлерта и отыскал образ его умерших жены и собаки. Ну, дальше сами знаете... восковой вольт и пара капель крови. Дождавшись новолуния, я наслала на него морок жены, добавив к её образу несколько мерзких деталей от себя для пущего эффекта. Про собаку тоже не забыла. Жаль, меня не было в спальне в тот момент! — Карамия захохотала, откинув на спину длинные косы. — В некрологе напечатали лишь лаконичную запись о сердечном приступе. Столько денег, потраченных на Хранителей, ушли коту под хвост.

Сирша со словами «Изящное решение, дорогая» отсалютовала бутылкой и отпила из горла. Странный день прощания. Больше походил на посиделки старых друзей.

— Ну-ка, новичок, утоли наше любопытство — откудова ты родом? — возглас Лиховида заставил остальные разговоры стихнуть.

Виктор замер. Попытка незаметно проскользнуть в тренировочный зал с треском провалилась. Раз уж он решил побыть для самозванки послушным мальчиком, хотя бы до тех пор, пока не найдёт убийцу, то вынужден уживаться с остальными её людьми. Он практически ничего не помнил о жизни до Хранителей: ни о земле, на которой родился, ни о родном доме, в котором провёл юность. Чтобы ответить хоть что-то, он решил вспомнить, где бывал чаще всего:

— С северо-запада Тормандалла.

— Далеко вас жизнь закинула, дон Виктор.

— Не так далеко, как вас, мистер Лафайетт.

На северо-западе империи много чего находилось, и Курьерам захотелось конкретики: был ли то Одинокий пик, или окружавшая его Лунная степь, а может Виктор родился ближе к плато, откуда брал начало Синий Хребет? Ставки сыпались одна за другой, пока Лафайетт не возмутился: «Так нечестно, всё-таки я родом не из этих мест!», чем немного остудил пыл его друзей.

— Ладно, давайте не будем обижать нашего усатика и выберем новую тему, — Сирша вновь закинула ноги на стол, заслужив очередной хлопок от «усатика» по лодыжке.

— Желательно, чтобы она не касалась меня, — Виктор сомкнул руки за спиной и выпрямился, неосознанно приняв угрожающую позу. От этих разговоров о его прошлом зудело в висках.

— Терпи, Хранитель, — фыркнула Диана, подливая себе вина. — Ты для нас, так сказать, свежая струя. Последние пару лет новички заглядывают к нам всё реже и реже.

Механизм шумно заработал, отпирая каменные врата. С криком «Наро-о-од, крепись, добавка пришла!» в зал ворвался Танмир с подносом закусок в руках, за ним следовала Тунара с бутылками из зелёного стекла. Ответом им раздался одобрительный гул, Лафайетт подорвался с места, спеша перехватить у Тунары тяжёлую ношу. Её брату помогли Якоб с Нариманом, вместе они переставили тарелки с подноса на стол. Увидев хороший шанс улизнуть, Виктор направился было к не успевшим закрыться вратам, но Танмир перехватил его за локоть.

— Дружище, не стесняйся, останься с нами! Сестрица расстаралась и опустошила по особому случаю закрома склада. Пируй, пока есть возможность.

— Не думаю, что моё присутствие уместно.

— Ерунда! — Танмир упрямо тянул Виктора к общему столу. — Айтан первым обозвал бы тебя скучной мордой за такой отказ.

Не сказать, что все за столом обрадовались пополнению. Карамия предсказуемо скривила губы, но прежде чем она успела выплюнуть очередную колкость, Лафайетт вложил ей в руку кальянную трубку.

— Застолье — это всё ваше прощание с мёртвыми? — Виктор не смог удержаться от вопроса.

— Небось считает, яко мы ведуны, то даже посрать без заклания не ходим, — не слишком-то тихим шёпотом фыркнул Лиховид, наклонившись поближе к Диане.

— Виктор, посмотри на нас! — с широкой улыбкой, которую не скрыла даже густая борода, Танмир обвёл жестом пирующих. — За этим столом собрались и шины, и айрхе, и горцы, и степняки, и низменники, а один и вовсе с Вердеста. У каждого свои представления о ритуалах погребения, сложно всем угодить.

— Все мы здесь любители нарушать правила, — добавил Лафайетт, пока он отработанным движением вскрывал бутылки одну за другой, — вот и прощаемся с мёртвыми так, как захотим, а не как требуют чьи-то традиции.

— Айтан был счастлив в те редкие моменты, когда все наши собирались за одним столом и закатывали пирушку. Чем не лучший способ почтить его память? — Сирша, желая подкрепить слова делом, схватилась за одну из открытых бутылок и выпила из горла.

Тунара подала Виктору жареную треску в соусе, варёные лапки крабов, даже сунула в руку целый апельсин — вот уж точно, гуляли не на шутку. Вся снедь так одуряюще пахла, что желудок свело от обострившегося голода — но стоило ли рисковать? Когда сидишь в кругу убийц, то закономерно опасаться яда в своей тарелке. Виктор обвёл Курьеров внимательным взглядом. Никому до него не было дела. Игнорировать угощение становилось всё сложнее. Ощущая жуткую неправильность от того, что он отмечает прощание с убитым им парнем в компании его же товарищей, Виктор поддался соблазну.

Каким-то мистическим образом Танмир умудрился создать за столом лёгкую атмосферу: то подразнивал безобидной шуткой, то вовлекал в разговор Якоба, оторвав его и Наримана от очередной партии в настольную игру, и даже нашёл, чем завлечь тихоню-Веселину. Взаимные подначки и обидные уколы сменил смех и воспоминания о былых временах. Танмир воскликнул: «Ребята, я же починил патефон!», и вскоре зал заполнили ритмичные звуки банджо и фагота. Первым на месте не усидел захмелевший Лиховид. Потащив за собой Диану, он тут же закружил её в танце, улыбаясь, как сумасшедший, и не отводя от своей спутницы взгляд. Они заразительно хохотали, неловко наступая друг другу на ноги; Лиховид довольно жмурился, ведя кончиком носа по шрамам на щеке Дианы, а та краснела и хихикала.

— Эй, Лаф, давай растрясём твои старые кости, — Сирша поддела ногу соседа носком туфли. Долго уговаривать того не пришлось, из Лафайетта вышел неплохой танцор, хотя выпил он поболее многих. От зоркого взгляда Танмира не скрылся тоскливый вздох сестры, и после короткого «А давай?..» они вместе пустились в диковатый пляс. Виктор успел насмотреться на танцы горцев, но привыкнуть к этому зрелищу всё равно не смог.

Сегодня Курьеров можно было принять за обычных людей, а не опасных преступников, беззаконников, проливающих кровь из-за эгоистичных желаний обрести власть и силу, недоступную другим. Виктор налил себе немного таинственной настойки, которую притащила Тунара, стараясь не задерживаться на мыслях, что сам решил ступить на их путь. Он ведь не такой, как они. Потерпит немного, и забудет о Курьерах, как о страшном сне.

«Именно так», — и Виктор сделал большой глоток. На языке остался пряный фруктовый привкус. Когда-то он тоже умел веселиться, да так лихо, что свидетели потом год вспоминали его выходки... теперь казалось, что это был совсем другой человек. Всё чаще Виктор сам не понимал, кем он стал.

Нагуляв танцами аппетит, народ вернулся к застолью. Новую тему для разговора долго искать не пришлось.

— А как Хранители своих провожают? — поинтересовался Лиховид, ковыряя в зубах рыбьей костью.

— …Никак? — Виктор честно попытался вспомнить хоть один подобный случай — и не смог. Смерть среди Хранителей — слишком частое дело, мастер Таррнет никогда не акцентировал на этом внимание, как на абсолютной обыденности. Такой подход казался правильным, иначе как без страха подставляться под пули и мечи, защищая своих хранимых?

— Твои родители ещё живы, дядя-Хранитель? — Сирша внимательно поглядывала на него поверх рюмки.

— Нет, — в этом Виктор почему-то был уверен.

— Значит, правду говорят, что в Хранителях одни сироты?

— Наслышан, что ваш мастер не гнушается малявок силой забирать, бывало такое? — вклинился Танмир.

— Дон Ламарк говорил, что Таррнет вам с малолетства мозги промывает, и как же происходит сей процесс? — добавил Лафайетт.

— А покажи клеймо! — с горящими глазами воскликнула Диана, оно с первой встречи не давало ей покоя.

— У вас помимо меня есть ещё один Хранитель, его и допрашивайте, — Виктор давно был готов к допросу, но в более серьёзной обстановке и от Ламарка, а не от хмельных Курьеров.

— Да тамо вопрос дашь, а на ответ получишь два с хитринкой-подковыркой. Тако и позабудешь, что спросить хотел, — Лиховид пренебрежительно махнул рукой. — Ты попроще будешь. Хорош ломаться, новичок.

Вдруг на стол запрыгнул Долька, сверкнув алыми точками глаз. Лёгким шагом он прошёлся с одного края стола до другого, его шерсть отражалась в стекле бутылок серебристыми искрами — будто блудный дух, привлечённый шумом. Курьеры разом заткнулись с такими лицами, словно их застукали за чем-то постыдным.

— Вижу, вы без нас не скучали. Увы-увы, придётся ненадолго прерваться. Пора проводить нашего друга на его новое место, — закрыв за собой дверь, Ламарк с печальной улыбкой снял шляпу. Ведьма держалась позади молчаливой тенью — воплощение горечи и боли. Маску в руках она сжимала бережно, как младенца. Виктор случайно встретился с ней взглядом, но не выдержал, отвернулся. Зря, зря он сел за этот стол.

Была с ними и новая гостья. Она кривила губы в неприятной ухмылочке и поглядывала на всех собравшихся с лёгкой снисходительностью. Тишину нарушил её насмешливый голос: «Что же ты так меня боишься, Лихо? Спрашивай, обещаю, кусаться не буду». Стало ли появление Катерины неожиданностью? Вовсе нет. Виктор удивился бы, окажись Хранителем-перебежчиком кто-нибудь, кроме неё.

Никто не решился перечить воле Гаруспика. Виктор тоже поднялся с места, но Ламарк придержал его за рукав:

— А ты, Виктор, выглядишь гораздо лучше с нашей последней встречи. Прогулка по свежему воздуху определённо пошла тебе на пользу. Радует, радует.

Виктор провёл ладонью по шее, пытаясь подобрать слова в своё оправдание. Знал ведь, что ночной побег не останется незамеченным, но по возвращению его никто не трогал — землетрясение взбудоражило всех гораздо сильнее. Напрасно он думал, что пронесло.

— Всецело поддерживаю твои порывы обойти правила! — вдруг заявил Ламарк и похлопал Виктора по локтю. — В следующий раз, когда встретишься с Крысом, передай что я глубоко огорчён его нежеланием видеться со мной. Даже если он где-то напортачил, я не стану ругаться, а выслушаю и помогу. Понял?

— Я передам, — у Виктора крепло подозрение, что Ламарк не случайно упомянул в прошлом разговоре Крыса, как возможного проводника к Сорокам.

— Благодарю, — Ламарк отвесил лёгкий поклон. — Ирма, дорогая, оставляю нашего друга на тебя. Сроки поджимают.

Виктор перевёл взгляд на Катерину, безмолвно спрашивая: «Ирма, значит?» Та ухмыльнулась, безмолвно отвечая: «Именно это и значит».

Каменные врата закрылась за Курьерами. Катерина присела на край стола и без спросу взяла с тарелки Виктора крабовую лапу, в тишине хруст хитина показался особенно громким. На этот раз она нарядилась, как адепт Мудрой судии: в небесно-синий приталенный плащ, поверх которого была наброшена пелерина, украшенная ромбами и серебряными цепочками. Сейчас много таких адептов ходило от дома к дому, помогая пострадавшим после землетрясения — в лечебницах всем не хватало места.

— Не минуло и двух недель, а ты уже пируешь с бывшими врагами, — по её тону невозможно было понять: пытается ли уколоть, удивлена ли, или же просто констатирует факт. Казалось, что всё сразу. — Эх, Раймонд, Раймонд. Предупреждала ведь: не связывайся с Курьерами.

— С одной из них, как оказалось, уже был связан. — Катерина прикусила крабовое мясо и изящно вытянула его из фаланги, не спеша оправдываться, и тогда Виктор задал прямой вопрос: — Давно на двух стульях усидеть пытаешься?

— Сам не доверяешь, темнишь, а от меня ждёшь ответов? — Катерина демонстративно вздохнула и отломила от апельсина Виктора пару долек, отправив одну из них в рот. — Если бы ты рассказал мне, что за таинственная личность, с которой у тебя была назначена встреча, то не оказался бы здесь. Даже не представляешь, насколько сильно ты меня разочаровал, — она покачала головой. — Разве мы не были напарниками? Разве ты не согласился слушаться меня во всём?

— Не тебе отчитывать меня. Я поступил так, как считал нужным, и приму последствия своего выбора, — сухо отчеканил Виктор. — У тебя под рукой всё это время была Сирша, а она знает главу Сорок… — и тут Катерина прижала к его губам палец. Мягкая кожа перчатки ещё хранила цитрусовый запах.

— Здесь не место для нашего разговора, — Катерина обвела взглядом висящие на стенах маски. Соскользнув со стола, она призывно протянула руку: — Как насчёт небольшой прогулки с дамой?

«Дама». Виктор никогда не видел в ней «даму». Боевого товарища, впрочем, тоже — Катерина умудрялась оставаться в собственном неопределённом статусе. Не дожидаясь ответа, она протянула ему зажжённый фонарь; в её холодных глазах не было ни капли сомнения, что Виктор мог хотеть, к примеру, закончить ужин. В этом была вся Катерина.

Они ушли прочь от жилой зоны. Мальчишеская фигура Катерины маячила впереди, её шаги оставалась беззвучными, даже когда она ступала по раскрошенному камню. Вездесущие бражники остались позади, словно боялись приближаться, пока она рядом. Странно.

— Вновь идём по тёмному сырому подземелью. Не навевает никаких воспоминаний? — Катерина обернулась на мгновение, одарив игривой ухмылкой. — Ты, я. Не хватает лишь Даниила. Сколько раз мы сбегали из крепости Багорта, пока проходили учения? Помнишь, как отгуляли Осеннюю жатву в деревушке… хм… Форнн?

— Форменн, — Виктор ощутил укол грусти, когда перед глазами мелькнули обрывки воспоминаний о его последнем визите в деревню. Завёрнутые в саваны тела вокруг Поющей девы, пламя погребального костра, странная задумчивость Софии...

— До сих пор, стоит тебе состроить мрачную рожу, я вспоминаю ваши с Даниилом танцы на столе в крайне срамном виде, и сразу становится невозможно воспринимать тебя всерьёз. Ушлые девицы ещё стащили всю вашу одежду и спустили по реке. Чудо, что успели всё до рассвета выловить. Вот же времена были, согласись?

— Не было такого! — возмутился Виктор, но в ответ услышал лишь смешок, заставивший усомниться в своей уверенности. В ту Осеннюю жатву он напился в стельку и мог что-то... упустить из памяти, будь прокляты полные безумия годы, когда догматы Хранителей не успели закостенеть в голове, а душа пылала огнём бунтарства. Этот общий огонь когда-то объединил его с Катериной и Даниилом.

— Признаться, я иногда скучаю по тем годам. Когда самое ужасное переживание — не успеть вернуться до рассвета в крепость, а самая страшная проблема — явиться к наставнику Варгеру в неопрятном и недостаточно бодром виде.

Странные слова для человека, который с лёгкостью выкинул из сердца прожитую вместе юность и вспомнил о ней лишь в тот день, когда Виктор начал хранить Софию. Даже с Даниилом выходило встречаться чаще, хотя его перевели в столицу служить императорской семье. Что вышло бы, соберись они вновь старой компанией? «Встретились в пабе Хранитель, Хранитель-изгнанник и Хранитель-Курьер». Звучало как начало шутки или фееричной пьянки, вот только неизвестно, с каким финалом.

Натянув респиратор, Катерина перепрыгнула трещину в напольных плитах и быстрым шагом пошла по огненному моховому ковру. Виктор нарочито медленно достал свой респиратор, беспокойно оглядываясь то на маски, то на удаляющуюся фигуру Катерины. Раз она — полноценный Курьер, всё должно пройти хорошо? Виктор переступил допустимую границу, но так и не встретил сопротивления. Наконец он увидел, что творится в тех закоулках бункера, на которые не распространялось влияние Двуглавого: из многочисленных трещин и разломов росли толстые ветвистые корни, переливавшиеся пламенным светом, под ногами хрустели почерневшие маленькие кости. Ламарк провёл титаническую работу, приведя хотя бы малую часть бункера в жилой вид. Вопрос только, зачем ему вообще сдалось именно это место?

Прежде чем Катерина начала плести свою паутину из слов, Виктор сыграл на опережение:

— Как давно ты предала Хранителей?

— «Предала»? — Катерина хмыкнула. — Дня три назад. Знал бы ты, сколько лет мне приходилось из раза в раз доказывать Таррнету идеальной службой, что я лучший кандидат для того, чтобы шпионить за Ламарком. То, что мне удалось заставить этих старых параноиков поверить в мою верность, я считаю главной из своих побед.

Виктор нахмурился, не понимая, зачем она влезла в столь опасную игру. В голове не укладывалось, как это возможно — одновременно работать и на тех, и на других, при этом не вызывая подозрений.

— Ламарк и Таррнет только и ждали возможности узнать о жизни друг друга, и я стала для них связующей ниточкой, — со смешком продолжила Катерина. Мысли Виктора явно не были для неё тайной. — Однако теперь я получила от Хранителей всё, что хотела. Таррнет может считать отрезанную прядь Адды моим заявлением об уходе, — она достала из кармана конвертик и бросила его Виктору. Он нащупал нечто мягкое под слоем пергамента. — Крепость Багорта сильно изменилась с тех пор, как мы учились в её стенах. Пока добывала прядь волос, я успела внимательно всё исследовать…

— Поможешь так же, как с Сороками? Опять обманешь, заставишь искать жемчужину в раковинах?

— Вновь сплошное недоверие, домыслы, подозрения, — Катерина расстроенно приложила ладонь к груди. — Мой дорогой Раймонд, пойми, никто из Курьеров не отвёл бы меня к Сорокам за ручку. Без прямого приказа Ламарка Сирша будет с такой же ревностью оберегать свои связи, с какой степная кошка защищает котят. Самого Ламарка спрашивать было рискованно, я ведь наивно пыталась уберечь своего, как тогда считала, напарника от лишнего внимания. Я верила, что мы можем справиться своими силами. До обидного жаль, что у тебя оказались другие планы.

Невольно Виктор и впрямь ощутил укол вины. Он зажмурился и мотнул головой, мысленно надавав себе пощёчин.

— Перестань винить меня в недоверии, ты сама не была полностью откровенна со мной. Я же больше не Хранитель, что тебе мешало сразу признаться?

— Мой дорогой глупый Раймонд, — Катерина со вздохом покачала головой, — тот потерянный щенок, с которым я говорила в «Последнем полёте аиста» месяц назад, тут же отрёкся бы от меня, узнав о моей… дополнительной сфере деятельности. Теперь ты не так поспешен в решениях, верно? Как тебе идея дать нашему союзу ещё один шанс? — она распахнула руки, полностью открывшись перед Виктором. — Больше скрывать нечего, мы можем начать сначала.

— Тебе-то какой прок от этого «союза»?

— Нам, навек чужим как для Хранителей, так и для Курьеров, следует держаться вместе. На самом деле я рада, что ты здесь. Больше мне не придётся тащить ярмо «синемундирного» в одиночку, — рука Катерины легла на напряжённое плечо Виктора.

Для Катерины все его страхи — «я один среди врагов», «мне не на кого положиться», «не знаю, кому верить» — были как на ладони, и она старательно латала эти дыры в сердце Виктора. Сложно не поддаться. Виктор не был уверен, что уже не поддался. Почуяв слабину, как акула чует пинту крови в море, Катерина осмелела и мягко обхватила пальцами ладонь жертвы: «Немного доверия, мой дорогой Раймонд, это всё, что требуется. Вместе мы на многое способны». По коже пробежали мурашки, но Виктор сомневался, что это реакция на близость.

Огонёк в лампе встрепенулся, побился о стеклянные стенки и с шипением погас. Издалека послышалось эхо: «Ау-ау-ау». Отчаянный зов: «Тут кто-нибудь есть?», «Прошу, помогите». Что-то надвигалось из глубин убежища. Что-то, от чьего присутствия гасла и сохла огонь-трава. Виктор схватил Катерину за предплечье и утянул к стене, шепнул: «Не дыши» и сам последовал своему совету. В воцарившейся тьме зажёгся огонёк, его было легко спутать с лампой. Неспешно плывя по воздуху, пучок холодного света приближался к бывшим Хранителям, его лучи ощущались на коже морозным покалыванием. Из мрака вышла невысокая фигура в балахоне, удерживавшая в вытянутой руке фонарь.

— Здесь кто-то есть? — с надеждой позвал женский голос, и фигура сделала пару бесшумных шагов навстречу людям, покачиваясь из стороны в сторону, будто земля уходила у неё из-под ног. Женский голос сменился детским: — Прошу. Ответьте. Помогите. Ау!

Лёгкие жгло от недостатка воздуха, а Удильщик не спешил уходить. Блудный дух чуял что-то, всматривался, тянул окутанную дымом тощую руку. Катерина потянулась к нагрудному карману. Чиркнула зажигалка. Тьму разрезала вспышка необычного лазурного пламени, оно за мгновение объяло длинное перо. Рявкнув: «Убирайся прочь!», Катерина наотмашь ударила Удильщика горящим пером, как оплеухой.

Существо взвыло, слились воедино крики сотен страдающих от боли людей. Фигура потеряла человеческие черты и прежде, чем Удильщик оказался полностью охвачен пламенем, он вдруг… вывернулся наизнанку, по-другому Виктор не смог бы это описать. В воздухе щёлкнул челюстью кротовий череп размером с собаку; его покрывали сколы и трещины, из крохотных глазниц бил яркий холодный свет. На секунду подумалось: «Вот и конец», но Удильщик испугался людей гораздо больше, чем они его. Он кричал: «Я не могу дышать!» Молил: «Выпустите нас, откройте двери, откройте чёртовы двери!» Плакал: «Нам не найти выхода». Череп растворился во тьме, но эхо множества голосов ещё долго гуляло по туннелям.

Судорожно вдохнув полной грудью, Виктор привалился к стене. Стряхнув с перчаток пепел, оставшийся от пера, Катерина второй раз щёлкнула зажигалкой и вернула огонёк в лампе.

— Полезное перо. Где взяла? — просипел Виктор.

— Где взяла, тебе не дадут.

Катерина поднесла лампу к стене: вместо огонь-травы и светящихся корней осталась только труха. Поразмышляв о чём-то, она достала другое перо, помельче, размером с её мизинец, и булавкой закрепила изнутри воротника Виктора.

— Считай это очередным жестом доброй воли, — она пригладила воротник куртки, удостоверившись, что булавка не видна с лицевой стороны. — Никого не отпугнёт, зато сделает менее заметным.

— Для Удильщика?

— Для всех, чьё внимание нежелательно. Кроме меня, конечно, — респиратор скрывал улыбку, но она угадывалась по хитрому прищуру. — Никому не рассказывай о моём подарке, тем более — не показывай. Навлечёшь на наши головы беду. Я могу на тебя положиться? — Вместо ответа Виктор отогнул ворот куртки, рассматривая пёрышко. Оно казалось таким чёрным, что даже не отражало свет, лишь слегка переливалось голубовато-сизым цветом у самого кончика. Катерина сжала его предплечье, требовательно заглядывая в глаза. Ей действительно было важно услышать ответ. — Могу, Раймонд?

— Что случится, если кто-то узнает? Это всего лишь перо.

— Верно. Всего лишь перо. Но оно может спровоцировать ненужные вопросы. Я-то выкручусь, а вот тебя, боюсь, участь ждёт незавидная. Как-нибудь расскажу подробнее, если будешь хорошо себя вести. Ты же будешь?

— В разумных пределах.

Ответ Катерину явно не устроил, но на большее она могла даже не надеяться.

— Сейчас перед моими глазами вновь ваши танцы с Даниилом, — шутливо подначила она. — Сделай лицо попроще, мой дорогой Раймонд, и вернёмся под взор Двуглавого. Я расскажу и нарисую всё полезное, что подметила за время визита в крепость. Впереди нас ждёт много работы.

Дарнелл медленно приходил в себя после трагедии. Из разбитых окон слышались голоса радиодикторов, они едва успевали передавать новости о переполненных лечебницах, потушенных пожарах и многочисленных случаях мародёрства. С мародёрами разговор был короткий — эшафот. Хейд осознавал риск, но не смог упустить возможность разжиться едой для себя и Айры… по крайне мере, он изо всех сил надеялся, что брату она тоже может пригодиться. Лямка сумки впивалась в плечо от тяжести консервных банок, пока Хейд одинокой тенью брёл по дорогам, на которых остались отпечатки лап, засохшая кровь, сверкали в первых лучах солнца осколки фонарей и окон. Дома утопали в полупрозрачной сиреневой дымке, словно это Майра раскуривала свои благовония.

Хейд мог только гадать, что творилось в цирке, когда все животные разом обезумели. К сожалению, уже не хватало сил, чтобы проведать Майру — за всю ночь он так и не сомкнул глаз. Зато успел заглянуть в Сорочье Гнездо: лопнула часть стеклянных стен астральной башни, но горничная Марта заверила, что Несса и Айлин в порядке. «Аист» тоже пережил встряску, вот только Ардашир всё равно уныло глушил своё пойло в компании Клары, пока в пабе не было ни одного посетителя — и вряд ли они появятся ближайшую неделю.

А вот Горбы ничем порадовать не смогли: древние руины не выдержали, сложились карточным домиком, устоял лишь купол и часть резиденции Хоррусов. Пройдя под обвитой плющом аркой, Хейд поглядывал на деревья и надгробия. Увы, птицы оставили своего птицевода. Даже привычного карканья Грачика было не слыхать.

— Айра, — позвал Хейд, но получилось несмело, тихо; как будто стоит ему нарушить мёртвый покой этого места — и случится нечто плохое. Но куда уж хуже?

— Айра! — отчаянно воскликнул Хейд, ворвавшись в пустующее логово брата. Никого.

— Айра? — пробормотал он, склонившись над столом и мазнув пальцем по следу ярко-алого порошка в ступке. От догадки внутренности скрутило в узел. Рядом лежал открытый мешочек с сушёными цветами могильника, степной розы и листочками коки — и это лишь малая часть того, что Хейд опознал. «Алая улыбка». Отлично, его брат не только беззаконник, но и любитель втирать в дёсны опасную гадость.

— Айра, чтоб тебя! — рявкнул Хейд и брезгливо вытер пальцы тряпкой. Куда мог подеваться его нерадивый одурманенный братец? Внутри купола нашлись только обронённые на пол зеркала, покрытые паутиной трещин — словно по ним били ногами. Неужели Айра начудил? А если Левиафаны? Надо продолжать искать, и плевать, что от усталости ноги едва гнутся. Лишь бы поиски не привели к бездыханному телу…

Тишину руин нарушило эхо протяжного вопля, в нём было столько ужаса, что и не понять, мужчина это кричал или женщина. Хейд встрепенулся, с новыми силами бросился навстречу звукам, молясь, чтобы коварное эхо не завело его в тупик. И раньше-то с трудом получалось ориентироваться в лабиринтах коридоров, а теперь, когда половина дворца рухнула, Хейд будто впервые здесь оказался. Крики привели его в тронный зал Хоррусов: обвалившаяся крыша засыпала обломками мраморный пол, от колонн остались лишь пеньки, на стенах вместо знамён висели полусгнившие агитационные плакаты квадрианцев. О царствовании Хоррусов напоминал лишь монолитный трон из бурого обсидиана; видимо, он был настолько тяжёл, что так его здесь и оставили, а дальше за дело взялись время и мародёры. Некогда искусная вещь, достойная императора, теперь была похожа на торчащий из пола гнилой зуб. Заострённые кромки сколов выглядели острыми, как стекло. На такой «трон» теперь сядет лишь безумец, и именно на нём нашёлся Айра. Он обхватил руками колени и прижал их к груди, увидев, что кто-то вошёл через главный вход.

— Я из-за тебя в крематорий отъеду раньше срока, — несмотря на злость в голосе, Хейд выдохнул с облегчением. Видок у мелкого был, конечно… длинные волосы прилипли к потному лбу, сосуды на лице вздуты, глаза шальные, а сам он мелко подёргивался, будто кто-то невидимый тыкал его иголкой.

— Стой! — прокричал Айра не своим голосом. Хейд замер. — Крысы. Крысы рядом! Берегись!

Айра всеми силами нарывался на парочку хороших тумаков. Может, и не на пару. В то время как Хейд, рискуя своей головой, пролез в червивое логово, едва не попал в руки гвардейцев, чудом пережил давку и землетрясение — этот идиот развлекался степными травами, окончательно сорвав и без того хлипкую крышу.

— В городе не осталось зверей, — сквозь зубы отчеканил Хейд.

— Они в тенях. Крысы. Крысы! Прогони их, прогони! — Айра отчего-то говорил на устаревший манер, выделяя голосом первые слоги и растягивая гласные. Хейд был слишком измотан, чтобы спорить. Он пнул ногой обгоревшую скамью, та от удара повалилась на бок.

— Видишь? Здесь никого нет. Слезай, тебе нужно проспаться

Айра неуверенно опустил ноги на пол. Белки его глаз густо налились кровью, зрачок почти полностью занял янтарную радужку. Не человек смотрел на Хейда, а зловредный чёрт из старых энлодских преданий.

— Удивительно, что именно дикарь пришёл ко мне на помощь. Хотя вы заметно отличаетесь от остальных дейхе. В любом случае, я премного благодарна, — Айра улыбнулся, явив окровавленные дёсны и зубы. «Алая улыбка» во всей красе. Ну точно, воплотившийся чёрт. — Я Люсия Роттершах, служанка леди Кэйшес. Как я могу обращаться к своему спасителю?

— Айра, ты... — Хейд так растерялся, что забыл слова, которыми собирался выбить из брата всю дурь — как в прямом смысле, так и переносном.

— Рада знакомству, сэр Айра. Своим появлением вы меня буквально спасли, но позволите ещё одну просьбу? — Айра сложил руки на груди в просящем жесте. — Проводите меня прочь из этого места. Боюсь, стоит вам уйти — и крысы вернутся, — голос дрогнул, перешёл на торопливый шёпот. — Они до сих пор алчут моей плоти, жаждут обгрызть мои губы и пальцы, свернуться клубком в потрохах. Я не могу позволить этому повториться. Мне надо вернуться к больному сыну, понимаете? Я обещала. Обещала, что сегодня вернусь пораньше.

Беззаконник, наркоман, одержимый. Айра не переставал удивлять. Стоит ли пойти навстречу просьбе? Может, блудный дух успокоился бы и оставил Айру… если, конечно, это правда дух, а не травяной бред. Хейд плохо представлял, что делать с одержимыми, благодаря квадрианцам в нынешние времена они практически не встречались. Айра старался доброжелательно улыбаться, но вызвал этим лишь дрожь отвращения. Была не была, Хейд повёл «Люсию Роттершах» прочь из резиденции по тому пути, по которому сам забрался внутрь.

— Вы упомянули леди Кэйшес. Речь о Дикой Кэйшес, я ведь не ошибаюсь? — Хейд подал Люсии руку и помог перебраться через упавшую колонну. Та изящно подала свою ладонь, приподняв сюрко на манер подола платья. Выглядело потешно, будет что припомнить брату.

— Побольше уважения, сэр Айра, — Люсия погрозила пальцем. — Не знаю, чем госпожа заслужила столь обидное прозвище среди дикарей, но она великая, выдающегося ума женщина. Иную император бы и не приблизил ко двору, несмотря на… — она запнулась и добавила стыдливо, — не совсем чистую кровь.

Только сейчас Хейд осознал, что ведёт за руку эхо столь давней и значимой эпохи, что голова шла кругом. Люсия застала живыми семейство Эливайнов, Хоррусов, войну с дейхе и даже зарождение квадрианства, скорее всего. На языке крутилось множество вопросов, но не рискованно ли болтать с блудным духом? Впервые Хейд пожалел, что не особенно интересовался этой стороной Непреложных законов, в них наверняка нашёлся бы ответ.

Солнце ярко светило в глаза, когда они выбрались наружу. Люсия оглядела заросшие мхом могильные плиты, возвышающийся в стороне Муравейник, полузаброшенные дома, и что-то мелькнуло в её взгляде. Что-то, похожее на короткое осознание.

— Благодарю. Наконец я вернусь домой, — Люсия коснулась плеча своего спасителя. Вся рука Хейда разом онемела. — Что бы вас ни привело сюда, сэр Айра, бегите как можно скорее. Здесь живёт страшный человек, злой человек. Если попадётесь ему — заключит в зеркале, никакой жалости не проявит, станет пытать одними и теми же вопросами снова и снова. «Знала ли ты Альму Кэйшес? — дрожащим от ярости голосом передразнила она. — Она рассказывала о каменной двери? Упоминала о видениях? Видела ли ты её записи?» Я служанка, я всего лишь занималась своей работой, откуда мне знать всё это?!

Айру колотило, как при лихорадке, голос сорвался на крик, от которого заложило уши. У обоих Мортов из носа потекла кровь. Скверное дело! Хейд вцепился в плечи Айры и слегка встряхнул, пытаясь выдернуть Люсию из дурных воспоминаний. Требовательно крикнул: «Мисс Роттершах, успокойтесь! Сейчас вы в безопасности! Вы хотели встретиться с сыном, не забыли? Ну же, поспешите! Он ждёт вас!» Сработало. Взгляд Айры остекленел, зрачок сузился до спичечной головки. Хейд бережно усадил обмякшего брата на землю, прислонив к стене. Вот что с ним делать? Одурманился, разбил зеркало, в котором томился дух, позволил вселиться в себя…

«…А ведь внизу лежало далеко не одно побитое зеркало», — по спине пробежали мурашки. Айра облизал губы, перепачканные алым. Поморщившись, он открыл глаза с до сих пор неестественно узким зрачком.

— Ты… — прохрипел он и схватился за лацканы пиджака Хейда, пытаясь найти опору. Хейд придержал брата под локти, с губ почти слетела обидная подколка, но Айра вдруг со всей дури ударил его лбом в лицо. — … Грязнокровный ублюдок! Обещал же, что выберусь и сдеру с тебя шкуру. Как видишь, я уже здесь! — он с рыком повалил Хейда на землю.

— Успокойтесь! Мы впервые видим друг друга! — Хейд пытался спихнуть Айру с себя, перехватить руки, но никак не получалось совладать с его безумной яростью.

— Все вы. Обезьяны. На одну. Морду. — После каждого слова прилетал удар кулаком. — Ты. За всё. Ответишь! Предупреждал. Не связываться. Со мной!

Это уже было слишком. С трудом, но Хейд выгрыз себе свободу. Первый же рефлекс: сбежать, спрятаться, обдумать, что делать дальше. Затеряться в развалинах не составило труда, вот только Айра всегда кружил поблизости, не затыкаясь ни на секунду. Он откопал в мусоре железный прут, теперь гулкий стук лома заполнял паузы в криках одержимого. «Брошу в костёр, вслед за твоей дражайшей сукой Кэйшес». Стук. «С лопающейся от волдырей кожей станешь гораздо краше». Стук. «Слышишь меня, тварь?! И не таких крыс выискивал, от меня ни в одной норе не спрячешься!» Стук.

Одного вусмерть уставшего Хейда было слишком мало, чтобы упокоить всех недовольных Айрой духов — придётся делать так, чтобы мёртвые не использовали брата как проходной двор. Если верить Непреложным законам, вода для блудных духов подобна вязкой смоле, может, это помогло бы изгнать их из тела? Хейд бегло прикинул подходящее место: во внутреннем дворике сохранился фонтан в виде сплетённых воедино мурен. Из зубастых пастей символов династии Хоррусов до сих пор стекали мутноватые струйки, поступавшие по трубам из ближайшего пруда.

Хейд нарочно скрипел кирпичной крошкой под ногами. Голос одержимого сорвался на хрип: «Кончай убегать!» Стук. «Стоило мне дать отпор, так сразу хвост поджал, а?!» Стук. «Ты же так обожал допросы, ну же, давай, устроим ещё один, лицом к лицу!» Хейд отвечал очередным «случайным» скрипом, заманивая преследователя в ловушку. Вселившийся дух с трудом контролировал тело: запинался о каждый камень, пошатывался, как с похмелья, только ломом размахивал грозно и воинственно. Дождавшись, когда он в своих поисках приблизится к фонтану, Хейд бесшумно подкрался к нему со спины, сжимая в руке баллончик с газом.

— Вот ты и попалась, дрянная обезьяна! — одержимый крутанулся на месте, Хейд едва успел прикрыться от хлёсткого удара ломом. Боль обожгла руку, баллончик выскользнул из ослабших пальцев. Тут же прилетел второй удар, одержимый скалил алые зубы, смакуя своё превосходство. — На колени. Живо!

Хейд, сдержав болезненное шипение, подчинился и рухнул на землю. Мог ведь всё бросить, сбежать, но тогда он вновь потеряет Айру. Скорее всего, навсегда.

— Будь остальные дейхе столь же послушными, глядишь, не пришлось бы всех вырезать, — ухмыльнулся одержимый. Схватившись за прут двумя руками, он замахнулся им, как мечом, примериваясь для последнего удара. — Не бойся, обезьянка, пытать не стану. Я, в отличие от тебя, имею представление о милосердии.

— Но ты тоже обезьянка. Мы с тобой одной крови, одного роста, одного цвета кожи и волос. Неужели ты не заметил?

Одержимый состроил брезгливую гримасу, но что-то внутри него явно щёлкнуло. Опустив лом, он покрутил перед лицом рукой, разглядывая её. Налившиеся кровью глаза в ужасе распахнулись.

— Это… невозможно. — Он провёл ладонью по лицу, кончиками пальцев боязливо потрогал бороду, стянутые на затылке волосы. — Невозможно. Я Парсеваль. Парсеваль Каддерак. Не обезьяна, нет! Нет!!!

Каддерак был обескуражен, потерян, как внезапно выброшенный на улицу пёс. Рванув к фонтану, он всмотрелся в своё отражение на водной глади. Губы шептали, как заевшая пластинка: «Невозможно, нет, нет, невозможно». Хейд кинулся на Каддерака со спины, тот успел лишь охнуть, прежде чем с головой окунулся в мутную воду; подхватив дёргающиеся ноги, Хейд с трудом затолкал его в фонтан. Каддерак поднял волны брызг, но вода быстро забрала все его силы: пальцы, вцепившиеся в рукава Хейда, медленно соскользнули с ткани. Хейд посчитал до пяти и дёрнул Айру на себя. Вгляделся в мешки под глазами, в алые из-за наркотика струйки воды, стекавшие с губ и теряющиеся в бороде — пытался уловить хоть один намёк, что в тело брата стучится очередная пакость.

— Эй, болван, возвращайся уже, — Хейд ткнулся лбом в едва тёплый лоб Айры, надеясь, что так его будет лучше «слышно». — А то ведь моё терпение кончится, и я состригу твою бороду. Будешь блестеть, как лысина нашего губернатора. Я не шучу.

Айра не отреагировал даже на столь серьёзную угрозу. Выудив мелкого из воды, Хейд усадил его подле бортика фонтана. Сам рухнул рядом, едва касаясь Айры плечом. Чуть-чуть бы отдышаться, пока голова гудела от усталости, а вязкие мысли пытались выстроиться в план действий.

«Затащить Айру наверх. Связать чем-нибудь покрепче. Растопить очаг. Раздеть Айру. Посушить вещи… нет, не так, сначала раздеть, связать… а потом… потом…» — стоило дать слабину, как Хейда накрыла тёмная пелена. Даже во сне он не мог остановиться, вновь от кого-то бежал, спасался: то это был здоровяк-Левиафан, у которого он украл фигурку, то изрыгающий проклятья Парсеваль Каддерак, то Артур Эсвайр в костюме гвардейца, заряжающий на бегу револьвер, то Ищейка, предлагающий глянуть очередной фокус, то огненный гигант, стонущий и требующий остановиться.

Очнувшись, Хейд по инерции хотел вскочить и бежать дальше незнамо от чего, но тут же в унисон заныли ноги и гематомы от ударов ломом. Сон не принёс отдыха, такое в последнее время случалось постоянно, но хоть разум прояснился. Нос дразнил аромат свежесваренного супа. Судя по размеренному стуку, за окном моросил дождь. Впервые Хейд не нашёл в себе ни сил, ни желания встать с лежанки и заняться делами. Он уже давно не юный жеребец: тридцать лет для айрхе — приличный срок. Многие мужчины его возраста нянчили внуков, а он — брата-идиота. Кстати, о нём.

«Не дождались дети своего героя, так и стало Древних трое.

Чужую плоть четвёртый жрёт, на дне колодца слёзы льёт.

Пятый тенью ходит по земле, чужим обличьем путает людей.

О шестом лишь слухи ходят, криками мёртвых живых он изводит.

Не тяни со своей борьбой: седьмой зубы скалит за твоей спиной».

Голос Айры гулко доносился из приоткрытого шкафа. Собрав волю в кулак, Хейд выбрался из-под тёплых одеял — не время отдыхать, когда зреет серьёзный разговор. Сложив руки на груди, Айра лежал на коврах, освещённый тусклым светом канделябров. Разбитые зеркала стояли поодаль, у стен, теперь уже бесполезные. Из раза в раз Айра повторял странную считалку, а заметив, что больше не один, тут же расплылся в улыбке, от которой на душе Хейда разом полегчало — это точно был его брат.

— Присоединяйся, — просипел Айра, похлопав по ковру рядом с собой. От пола исходил жар, затылком ощущалась слабая вибрация, приятно отдающая в висках. Походило на мурчание Первого, когда тот снисходил до просьбы его покормить. Сбежал, наверно, вместе со всеми, рыжий разбойник…

— Чувствуешь? — понимающе хмыкнул Айра, разглядывая профиль Хейда. — Прямо под нами томится древнее чудовище, но почему-то именно здесь ощущается странное умиротворение. — Его скрутил приступ кашля. Теперь был черёд Хейда сверлить брата взглядом. — Рад видеть тебя в целости и сохранности. Я знал, что ты справишься с Левиафанами, но всё равно переживал.

— А вот я не очень обрадовался, когда тебя увидел, — Хейд даже приободрился, чувствуя закипающую злость. — «Алая улыбка»? Серьёзно? Серьёзно, Айра? Как давно ты балуешься этой дурью? Никогда не видел людей со сгнившим ртом?

— Не твоё дело, Хейд, — устало ответили ему.

Худший ответ из всех возможных. Несколько простых слов подожгли Хейда, подобно спичке, уязвили глубоко и неожиданно больно.

— Не моё дело, говоришь? — рыкнул он, нависнув над Айрой и сжав в кулаке ветхую ткань его рубахи. — А моим делом было соваться к треклятым Левиафанам? Ломать голову над никому не нужными дверями? Ты втянул меня в это, а я позволил втянуться, так как ты моя родная кровь. Только не теряй берега, Айра. Я не служка, который рядом лишь по надобности, а когда мешается, послушно отходит в сторону. Тебе придётся со мной считаться, понял? — и, дождавшись кивка, он продолжил: — На первый раз прощаю, но ещё хоть раз скажешь: «Не твоё дело» — развернусь, вот клянусь, развернусь и оставлю в одиночестве разгребать «свои дела».

— Я понимаю. Прости, — Айра положил ладони поверх запястий Хейда, едва не задев синяки. — Я не хотел тебя обидеть. Мой разум… подавлен. Из меня сейчас не лучший собеседник. Давай отложим разговоры на потом. Пожалуйста?

— Нет, — жёстко отсёк Хейд. — Не заслужил. Обещал прикрывать меня — и не прикрыл. Я столько всего за прошлую ночь пережил по твоей милости, что ты и представить не сможешь! И как ты меня встретил? С перемазанной алым порошком мордой и парадом безумных духов, один из которых меня чуть не убил!

С каждой фразой Айра делался всё несчастнее, но на этот раз печальные глаза не смягчили сердце Хейда.

— Мне жаль, про…

— Если опять скажешь «прости», я тебе врежу. — К счастью, хватило одной угрозы. Выдохнув, Хейд постарался взять себя в руки. — Ты в порядке?

— Более-менее, — осторожно ответил Айра, сбитый с толку внезапной сменой настроения. — Мне правда жаль, Хеди. Всё вышло из-под контроля, одно наложилось на другое, и… получилось то, что получилось. Предвестник... всё из-за него. Он просочился в каждую щель под городом и ночью… этой ночью попытался расшатать опоры своей темницы. Самая мощная и удачная из его попыток. Парочка таких землетрясений — и Горнило рухнет, а город вслед за ним.

— Занятно, — Хейд не сдержал нервный смешок. Оставив рубаху Айры в покое, он устало прилёг рядом. — А что наделала пернатая баба? Я её видел сразу после землетрясения. Орала на всю округу, зачем-то увела всех животных...

— Видел? Правда? — Айра с удивлением вскинул голову. — Глашатай издала Зов, подобный тому, который может издать Молчащий. Вселила тревогу в умы живых, гнала прочь из города, пока не случилась катастрофа похуже.

— Как мило с её стороны.

— Увы, но мёртвым до нас дела нет. Дарнелл — большой город, если все умрут во время прорыва Предвестника… — Айра изобразил руками взрыв, чуть не заехав Хейду по носу. — Древние, подобно смерчу, затягивают в свою утробу более слабые души, разрастаясь и становясь неконтролируемыми… разрушительными... безумными. Понимаешь теперь, почему моё дело настолько важно?

Хейд не ответил.

— Беда в том, что Глашатай не так уж и сильна, обычно её слышат лишь наиболее чувствительные существа: животные… птицы. Улетели все до единой. Я пытался их остановить. На том и погорел. — Айра вновь зашёлся сиплым кашлем. Не заболел ли он после водных процедур? Или это Каддерак сорвал ему голос криками? — Я не хотел тебя бросать, Хеди.

Хейд не удивился, когда ему с умоляющим взглядом протянули ладонь. Переживать чужие картинки ужасно не хотелось. Всем своим видом выражая недовольство, Хейд подал руку в ответ. Стоило ладоням крепко ухватиться друг за друга, а взглядам встретиться, как мир вокруг мгновенно померк.

* * *

Контроль. Его нет. Связующие нити рвутся одна за другой, будто кто-то плавно проводит по ним заточенным лезвием, издеваясь. Последнее, что он видит от лица Грачика, это непривычно яркая картинка, странная для человеческого глаза, но естественная для птичьего; на этой картинке силуэт Хеди скрывается в окне сгоревшего театра. Он в логове Ищейки, а нитей почти не осталось.

Нельзя его бросать! Найди способ исправить!

В руках — знакомый мешочек. Спеши, торопись, времени мало! Очисти разум, сделай его лёгким, податливым, всеобъемлющим. Рот пылает огнём, огнём пылает и разум, тяни, тяни, ну же, хоть кто-нибудь, откликнись. Грачик, конечно же, Грачик, и пара синиц, следом отозвались другие, они слышат его, всё хорошо.

Всё плохо.

Земля уходит из-под ног. Звон, треск. Нити лопаются с оглушительным звоном, все и разом. Он пытается вернуться, но его собственная нить обрывается тоже. Вокруг всё кричит, боится, спасается, а он блуждает и не находит пути назад, мечется, зовёт, но в ответ чувствует лишь чужеродный пронизывающий холод.

* * *

Хейд сам не чувствовал своё тело, своих нитей. Лишь когда его потрясли за плечо, запоздало осознал, что не плутал в чужих снах, а лежал на тёплом полу. Эта «связь» совсем не походила на то, что Айра показывал раньше: вместо далёких воспоминаний — набор хаотичных образов, ярких чувств и эмоций, он лично пережил каждый момент вместе с Айрой, вместо Айры. Жутко. Неприятно.

— Прокляни тебя Кэйшес. Этот раз — точно последний.

Айра улыбнулся, вроде как понимающе, но лукаво.

— Честно говоря, я ничего не помню с того момента, как меня оглушило Зовом Глашатай, и до того, как я очнулся у фонтана. Эти разбитые зеркала… неужели меня правда захватили духи?

— Или так, или у тебя случился крайне забористый приход.

— Как же получилось их изгнать?

— Потопил тебя немного. Не в обиде?

Айра вздрогнул, поёжился, но ответил честно:

— Нет.

Устав наблюдать за страдающим от кашля братом, Хейд заставил себя подняться. В детстве мелкий тоже вечно простужался от малейшего сквозняка. Надо было нагреть воды, найти тёплую одежду, пока кафтан Айры не высох. Мимоходом он заглянул в котелок, от которого шёл приятный запах, но увиденная похлёбка не особо порадовала: какие-то крупы, фасоль и травы. Скудновато. Скрипнули дверцы шкафа; Айре, видимо, надоело валяться в одиночестве. Ему на плечи тут же накинули волчью шкуру, до того лежащую на кресле-качалке, в одну руку вручили открытую банку из тех, что Хейд наворовал в бакалейной, в другую — изящную серебряную вилку, завалявшуюся в сумке с одной из ходок.

— Это…

— Рыбные консервы. В томатном соку, между прочим.

— Откуда…

— Ты всерьёз задаёшь такой вопрос вору?

— Но зачем…

— На одних крупах долго не протянешь. Ешь давай.

Айра смотрел на содержимое банки без особого аппетита. Обычно улыбчивый, сейчас он выглядел так, будто в нём потухло внутреннее пламя. Впору было заподозрить, что вместо него в кресло уселся очередной дух-самозванец. Бросив на колени Айры деревянного филина, Хейд пристроился на краю стола и принялся выуживать ножом кусочки угря из своей банки.

Айра сжал филина в ладонях, огладил большим пальцем клюв — он блестел так, будто кто-то не раз повторял подобное движение. Вооружившись вилкой, тупым её концом начал выковыривать воск, которым было залеплено дно фигурки. Хейд, приподняв бровь, наблюдал за столь варварским обращением с серебром, но не вмешивался. Айра потряс филином в воздухе, но внутри ничего не оказалось, кроме восковой крошки.

— Вот же хитрый лис.

— Вся вчерашняя вылазка была зазря?

— Да. Нет. Не знаю, — пробормотал Айра. — Ищейка оставил при себе мои волосы. Видимо, он о чём-то подозревал. Наверняка уже знал, что ты мне помогаешь.

Метко кинув филина в пылающий очаг, он откинулся на спинку кресла и глубоко задумался. Хейд чуть не подавился угрём от такого расточительства — в глазах филина остались камушки-хризолиты! Неудивительно, что с таким подходом Айра жил, как нищий бродяга.

— Мы живы, почти здоровы, и даже город пока не рухнул в бездну. Чего ты повесил нос? Из-за фигурки? Переживаешь, что без своего курятника остался? Так ты же любимчик пернатой бабы, разве она не вернёт тебе птиц?

— Она мною недовольна, — с неохотой признался Айра, — однако и раньше не учитывала мои трудности. Как я уже говорил, мёртвым нет дела до живых.

— Как можно быть тобой недовольным? — Хейд негодующе взмахнул ножом. — Мы же близки к открытию вашей драгоценной двери, разве нет?

Айра подорвался с места и зашагал по комнате, скрестив за спиной руки. Между бровей залегла глубокая морщина, он жевал и прикусывал до крови без того шелушащиеся губы.

— Ей не нравится, что я много времени и сил трачу на тебя. Хоть я и пытался её убедить, что твои способности — моё спасение, она осталась глуха к словам. Не могу её винить. Я справляюсь отвратительно, — Айра сжал кулаки до белеющих костяшек, словно силясь порвать невидимые оковы. — Я пытался вернуть Дар, который сжёг твою квартиру, но мелкий мародёр оказался удачливее и откопал кости раньше меня. Увы, я потерял его след прежде, чем удалось отобрать Дар обратно. Был ли это человек Молчащего? Сбыл ли мародёр находку, приняв за драгоценный камень? Выбросил? Оставил себе? Не знаю. Без птиц я слеп, не представляю, как теперь искать пропажу в огромном городе.

— У тебя же были на примете ещё Дары, давай попробуем достать их.

— Здесь меня тоже опережают. У Глашатай давно новый любимчик. Хоть мы и работаем во имя одной цели, но достигаем её разными путями: я пытаюсь открыть дверь и упокоить Предвестника, он ищет подходящие Дары, — Айра махнул рукой в сторону заваленного стола. — Он прислал весточку, что несколько приближённых собрались в крепости Багорта и через пару недель уплывут чёрт знает куда, став недосягаемыми. Будто этого мало, Левиафаны, судя по всему, тоже об этом прознали: Курьерам заказали убийство того самого приближённого, чей Дар мне необходим, такой же заказ поступил и Сорокам. Уверен, это связано. В разгаре настоящая охота, а я теперь без глаз, рук и ног, да как в ней поспеть?!

Айра без сил упал обратно в кресло, раздражённо отталкиваясь ногами, чтобы раскачаться как можно сильнее. Кресло надсадно скрипело, грозясь вот-вот развалиться.

— Думаю, самое время напомнить, что мы всё ещё можем свалить, и пусть новый любимчик пернатой бабы разгребает проблемы, раз ты ей больше не нравишься.

— Прошу, хватит, — голос Айры дрогнул и вновь сорвался на хрип. — Если мы сбежим — ты сойдёшь с ума. Предвестник уже отравил твой разум и продолжит отравлять дальше. Следом умру я — Глашатай с лёгкостью подарила мне жизнь, с такой же лёгкостью заберёт за неповиновение. Древние сожрут Тормандалл, а когда жрать станет нечего, найдут способ пересечь море, и тогда... — он замолк, откашлявшись. — Я не хочу этого. Я хочу жить, хочу, чтобы ты был в порядке, и уж точно не хочу оставлять сына умирать в том хаосе, который вот-вот начнётся…

— Сын? — тут же среагировал Хейд, перебив столь трагичную тираду. — У тебя есть сын? Живой? Настоящий?

— Можно сказать, что так, — Айра, казалось, сомневался, стоит ли развивать эту тему, но было уже поздно. Не найдя себе места от нахлынувшего осознания, Хейд спрыгнул со стола и отложил недоеденного угря.

— Сколько ему лет?

— Девять, кажется.

— Как зовут?

— Не знаю.

— Горе-папаша! Как можно не знать имени собственного ребёнка?

— Всё… сложно с этим сыном, — Айра заёрзал в кресле, стыдливо отводя взгляд. — Я никогда не видел его лично.

— Обрюхатил и бросил? — Хейд упёр руки в бока, взгляд был осуждающий, злой. — Вот уж не ожидал от тебя такого.

— Нет! Всё не… о-о-ох, — Айра с силой потёр ладонью лицо. — Сейчас у нас есть темы и поважнее.

— Плевать. Я почти всю жизнь был уверен, что остался последним из нашего рода. Теперь оказывается, что есть ты, мало того — с сыном! Наследником!

— Раз ты так переживал о судьбе рода Мортов — сам бы семью и завёл.

— Я же не такой дурак, как ты, — Хейд скрестил руки на груди. — Я всегда осознавал, что не потяну ответственность как за ребёнка, так и за женщину, его родившую, а раз так — не стоит даже ввязываться. Забыл, как мы жили в детстве? Как страдала ма? Лично я вынес урок. И неприятно удивлён, что этого не сделал ты.

— Никого я не бросал! — наконец не выдержал Айра, стукнув кулаком по подлокотнику. — Этот… мальчик… плод моей самонадеянности и неудачного ритуала. Его жизнью я выкупил свою. Я тогда жил подле степняков, охотился на Паразита — только-только сформировавшегося Древнего, любителя вселяться в живых. Думал, что изловлю его и использую как подопытного кролика — изучу природу Древних и найду способ упокоить. К сожалению, я тогда тоже был молод и слаб. И глуп.

Айра замолк, погрузившись в давние воспоминания. Судя по его виду — далёкие от приятных.

— Паразит захватил тебя, как те духи из зеркал?

— Да. Всё произошло в одном ауле, мне помогала местная ведунья, тоже заинтересованная в изгнании твари. Сам Паразит не смог бы меня захватить — силёнок не хватало соперничать с даром Глашатай. Я впустил его сам, не видя другого выхода, — взгляд Айры остекленел, он коснулся ладонью серебристого круга, вышитого на груди. — Вся затея могла кончиться фатально для меня, ведуньи, аула. Паразит присосался к моей душе, я едва мог сдерживать его голос, его волю, и…

Айра всё тише и тише бормотал себе под нос, оттягивая момент, и тогда Хейд по-братски пришёл на помощь:

— В итоге вы заделали ребёнка и в нём заточили Паразита, я угадал?

— Угадал, — с безнадёгой выдохнул Айра. — Я до сих пор не уверен, что мы поступили правильно. Не породили ли мы чудовище хуже прежнего: человека с душой Древнего? Была ли у мальчика своя душа, или Древний переродился, получив шанс на вторую жизнь? Мы заключили с ведуньей соглашение: она наблюдает за ребёнком, а я продолжил искать способ упокоить Древнего, чтобы потом вернуться и провести ритуал ещё раз. На этот раз без ошибок.

— Одна история удивительнее другой, — Хейд провёл ногтем по шрамам, обдумывая перспективы. — Теперь я обязан пережить всё это древнее дерьмо и увидеть племянника собственными глазами. Ты прогонишь Паразита, мы заберём мальчишку с собой, и все будут счастливы. Если его мать захочет, то сможет присоединиться.

— С собой? Зачем? Он не часть нашего рода, мы не имеем на него никаких прав.

— Чушь, — фыркнул Хейд. — Хочешь оставить свою кровь на воспитание степнякам? А если за ним и его матерью-беззаконницей придут квадрианцы? Вот уж нет, как всё разрешится — свалим от ромбов куда подальше, будешь духов гонять на просторах Ашвайлии или Шинстари, там, уверен, своих проблем тоже хватает. Не заскучаешь.

Айре его слова не понравились, вон, опять губы поджал, однако спорить не стал — ну и молодец. Маленький Морт! До сих пор не верится.

— Ничего из этого не случится, если мы не откроем Горнило, — напомнил Айра, с тревогой наблюдая за слегка замечтавшимся Хейдом.

— Значит, откроем. Какой там Дар следующий по списку?

— Мне нужно боло Берислава, а Берислав в крепости, Хеди. Хранительской крепости.

— Гмн, — это была не самая приятная новость, но Хейд не собирался отступать так просто. — В акулью пасть я даже ради тебя не полез бы, но ради тебя и племянника — так и быть.

— Подумай хорошенько. Я ведь ничем не смогу тебе помочь, откажешься — не стану настаивать. У меня нет прав…

— Ох, да заткнись ты, а то ведь правда передумаю — и что будешь делать?

Айра вдруг оказался совсем рядом. Сжав ладонь Хейда, он проникновенно смотрел со сложной гаммой эмоций: от мольбы и страха до воодушевления — аж дыхание перехватило от навалившейся лавины чувств. Кажется, брат поступил не очень честно и создал слабенькую «связь» без спроса.

— Эй, перестань, — поёжившись, Хейд стряхнул с себя его руки. — Я и так знаю, что ты мне до конца жизни должен будешь. Лучше поясни, на кой ляд тебе Дикая Кэйшес сдалась?

— Откуда… ах да. Духи, — Айра раздражённо провёл ладонью по волосам. — Она — та самая женщина, разгадавшая секрет Горнила и выпустившая оттуда Глашатай с Молчащим, что в итоге… много к чему привело, сам знаешь. Думаю, ты догадался, для каких целей она мне нужна. К сожалению, до самой Кэйшес достучаться не вышло.

— Логично, её же сожгли, откуда блудному духу-то взяться.

— У меня немного другие сведения, но какой в этом смысл, результат-то один. Я откопал на старом кладбище отголоски нескольких духов, которые знали её при жизни, но толку от них тоже было мало. Они скорее скрашивали моё одиночество, чем принесли пользу.

— Такой себе из тебя собеседник вышел, судя по их реакции.

Айра безразлично развёл руками:

— Мёртвым нет дела до живых. А живым — до мёртвых.

Виктор провёл ладонью по столешнице и задумчиво уставился на пыльный след, оставшийся на коже. Давненько же он не был в доме призрения. После тюремной камеры его комнатка больше не казалось тесной, давящей, наоборот — даже дышалось легче, и плевать уже было, что за окном видна лишь унылая панорама из обветшалых хибар. Если бы Лафайетт не признался в своём визите, то никогда не догадаешься, что он заглядывал в гости: после обыска Курьеру хватило совести вернуть все вещи на место. Виктор взял со стола смятый рисунок кота, который остался у него после знакомства с мистером Мугнусом. Пригодится. Раз уж он в немилости у главной Сороки, может, его люди окажутся посговорчивее.

— Не думал отбросить этот пережиток прошлого? — шептал рой бражников, порхавших под потолком.

Виктор прилёг на кровать. Нормальную кровать, с подушкой и одеялом, пусть и жёсткую, но столь уютную после нар. Прикрыл глаза, наслаждаясь коротким мигом «нормальности», которой так не хватало в плену у Курьеров. За окном, в саду, он слышал, как малышня из Муравейника с криками и визгами играет в «охотника и волков». Вот бы охота самого Виктора оказалась столь же простой, как их незамысловатая игра.

— Хватит об этом, — буркнул он, не открывая глаз. — Я начал плясать под твою дудку лишь для того, чтобы покончить с убийцей Софии. Если я откажусь от мести — зачем мне ты и твои Курьеры?

— Понимаю. — Виктор напрягся, услышав шаги по скрипящим половицам. Обычно бесшумная, будучи даже не духом, а лишь его отголоском, сейчас самозванка пользовалась случаем поиграть на нервах. Она прошептала Виктору на ухо, обдав тлетворным дыханием: — Но и сам пойми: неважно, совершишь ты свою месть или нет — ты навеки останешься со мной.

Скрипнув зубами, Виктор резко открыл глаза, но самозванки и след простыл. Всё настроение испоганила, крылатая зараза.

Сегодня был важный день: он должен встретиться с собратом по несчастью — напарником-Сорокой. Уходя, Виктор сменил потрёпанную докерскую куртку на тёплое пальто-реглан, которое выкупил у Билли Колса за день до того, как угодил в ловушку Курьеров. Задумался, пока застёгивал пуговицы: «Как там старик Колс поживает, всё ещё простаивает дни за прилавком с рыбой? А миссис Иде, пошла ли у неё торговля?». Он успел прикипеть к этим людям, проявившим к нему доброту.

Стоило Виктору закрыть за собой комнату на ключ, как он услышал голос Катерины. Та не теряла времени даром: аппетитно хрустя яблоком, что-то обсуждала с двумя стариками, сидевшими перед камином в общей гостиной. Она вновь сменила личину, на этот раз вырядившись в работника бюро добрых услуг; оставалось только гадать, где она раздобыла служебный комбинезон и картуз. Именно под её присмотром Виктора выпустили «прогуляться» до Горбов.

— …и всюду рыжий шельмец свой длинный нос совал! Наши дуралеи ему разом стали в рот заглядывать, но мы-то с Ричи не такие простофили. Правда, Ричи? — лысоватый старик стукнул тростью задремавшего соседа, прикрытого пледом. Тот важно кивнул, не открывая глаз.

— По вам заметно, что вы из крепких орешков, — залебезила Катерина.

— А то! Я с одного взгляда пронзил, что за мутный тип к нам заявился. С вопросами лез, пристал, как репей, так я не из робкого десятка, хорошенько отоварил его этой самой палкой! — старик пригрозил тростью невидимому врагу.

— Могу вас понять, среди моих заказчиков такие личности не редкость, — Катерина закивала головой. — Но чем же этот приблуда вас так оскорбил?

— Выпытывал про руины на центральном холме. Соседка ему растрепала, что я часто наблюдаю за птицами из своего окна. Да только шельмец не про птиц расспрашивал, всё о каких-то слухах выпытывал, не видел ли чего, не слышал ли… тьфу, ерунду городил. Даже если я что и видел — это небось местные ребятишки, из Муравейника, играть приходили. Надеюсь, беззаконник не станет к ним приставать. Следовало посильнее его огреть, как думаешь, а, Ричи?

Катерина облизнула губы, пробуя на вкус не то яблочный сок, не то услышанные слова.

— Беззаконник? — она разыграла небывалое удивление, смешанное с сомнением и капелькой опасения. — Вы уверены? Неужели он не побоялся силу показать?

— Да если б рискнул — живым бы не ушёл, — старик стукнул тростью о пол, словно ударил мечом поверженного врага. — В моих венах течёт кровь сэра Парсеваля Каддерака, у меня нюх на нечестивцев такой, что любой приближённый позавидует!

Катерина и Виктор переглянулись, благоразумно сохранив невозмутимые лица.

— Каддерак? — Виктор уцепился за знакомую фамилию. — Вы потомок того самого приближённого, победившего Дикую Кэйшес?

— Да, да, абсолютно верно! — старик горделиво выпрямил спину. — Отрадно слышать, что молодёжь не забыла своих героев. А ты рад, Ричи? — Ричи громко всхрапнул.

Услышав всё, что хотела, Катерина распрощалась с потомком Каддерака, хоть тот и с неохотой отпустил благодарные уши, соскучившись по вниманию. Едва Курьеры вышли за порог, как мимо них пронеслась беснующаяся детвора: «волки» объединились и пытались загнать «охотника». Щуплый айрхе забрался на яблоню и плюнул в трубку, попав снарядом из рябины в одного из волчат. Поднялся вой: «Нечестно! Слезай!», самый маленький паренёк схватил было камень и замахнулся, но Виктор, проходя мимо, успел сжать тоненькое запястье. Волчонок взвизгнул, дёрнулся, пытаясь вырваться, но, увидев нависшего над ним энлода, тут же замер и вжал голову в плечи.

— Думай, что творишь, — Виктор забрал из разжатого кулачка снаряд. — Этим камнем ты мог серьёзно поранить своего друга.

В лоб Виктору прилетела ягода, охотник рявкнул звонко: «Слышь, оставь Ийсу в покое, беложопый урод!» Волчата похватали с земли кто палки, кто камни, на детских лицах читалась решимость бить и кусать неприятеля до последней капли крови. Виктор медленно выпустил запястье мальчишки и, не делая резких движений, отошёл назад. Убедившись, что враг дрогнул и сбежал, дети беззаботно вернулись к своим играм.

— Не забывайся, мой дорогой Раймонд, — Катерина глумливо улыбнулась, наблюдая за всем со стороны. — В Горбах главные — не мы. Не стоит связываться с дикими зверьками, даже если с виду они лишь милые щенки.

Вскоре холмы Горбов остались позади. Бывшие Хранители спустились к широкому руслу реки Тельхин, неровной линией разделявшей Тараск на две половинки. Суровый приморский ветер подкидывал и кружил листовки, брошенные у мусорного ведра, разметая их по всей улице вместе с опавшими листьями. Виктор поймал листовку прямо на лету: на фоне карикатурного лица рыжеволосой женщины алело приглашение на празднование Дня основания города. Событие было запланировано через месяц, а имя Элии Уайт, чей необычный портрет и привлекал внимание, подогревало интерес. В столице билеты на концерты этой певички раскупались за пару часов, София мечтала хоть раз попасть на него, но никак не успевала из-за вечных разъездов.

— Каков размах! Я даже не подозревала, что Дарнелл настолько богат: ему хватает средств и город восстанавливать, и устраивать масштабные гуляния, — Катерина с усмешкой озвучила мысли Виктора, однако он был настроен мягче:

— Может, немного радости этому месту и не помешает.

Катерина пожала плечами. Даже в юности в ней не было тяги к развлечениям: она сбегала из хранительской крепости лишь из желания глотнуть немного свободы, а заодно припомнить Виктору с Даниилом их разгульные выходки, потешаясь над реакцией.

— Ты ведь не из праздного любопытства старика забалтывала. — Вместо ответа Катерина неопределённо покрутила ладонью в воздухе. — Эй. Сама настаивала, что мы должны больше доверять друг другу.

— Я и делаю всё для тебя, только не вижу никакой благодарности, — фыркнула Катерина, но всё-таки пояснила: — Один из левиафанских главарей приглядывается к Горбам. Стоит вести себя поаккуратнее, чтобы не привлечь его внимание — червивые нас не любят, как и всех остальных. Недавно Левиафаны чуть было не перевернули вверх дном кондитерскую Ламарка, значит, уже что-то разнюхали.

Виктор нахмурился. Вспомнился его визит в горелый театр. Стоило ли рассказать Катерине?.. Та его точно высмеет, если узнает о нелепой встрече с Ищейкой и о пронырливом ублюдке-воре.

Приметив подплывающего к пирсу лодочника, Катерина свесилась с парапета, свистом привлекла его внимание и показала раскрытые ладони, намекая на оплату. Лодочник кивнул почти без раздумий и указал на место, куда собирается причалить. С тех пор, как в городе не осталось животных, весь гужевой транспорт буквально вымер. Лошадей искали в лесах, окрестных поселениях, посылали заказы в конюшни, но всё тщетно — звери отказывались приближаться к Дарнеллу, ломали ноги и сворачивали шеи в попытках сбежать вопреки всему и несмотря ни на что. Дарнелл был пронизан реками и каналами, поэтому жизнь в нём не замерла, но потекла в ином ритме. Каждый второй, если не первый, кто имел лодку, решил подзаработать частным извозом, но даже их усилий с трудом хватало, чтобы удовлетворить потребности немаленького города.

Дождавшись, пока пассажиры усядутся в судне, лодочник завёл мотор и рванул вверх по течению. Их ждал долгий путь. Катерина молчала, погрузившись в свои мысли, а Виктор, наоборот, разговорился с мужиком — решил узнать, что творилось в империи, пока он прозябал под землёй.

О том, как лютовала императрица: «Сестра моя в Андронталле живет, она часто присылает тревожные телеграммы. Там каждый день на улицах ставят новые виселицы, а гвардейцы без устали грохочут из своих железных палок. С тех самых пор, как сожгли Арчибальда IV, императрица только и делает, что ищет заговорщиков под кроватью. Даже советнику Кромвеллу досталось! Благо, его всего лишь посадили в темницу, я уверен, что это какое-то недоразумение».

О том, как бесчинствовали Левиафаны: «Подумать только, они вырезали деревушку Иредд, это же совсем рядом с нами, пару часов проплыть вверх по руслу Эх-Эшге! Когда уже Чёрная гвардия их всех перестреляет, куда только императрица смотрит? Вот при Арчибальде IV...»

О том, что и за морем неспокойно: «В газетах пишут — мол, наш посол отплыл в Вердест, да только с тех пор нет от него никаких вестей. Ох, что грядёт! Уже давно не времена Пороховой войны, если сейчас в бою сойдёмся, боюсь, преимущество окажется далеко не на нашей стороне».

О том, насколько убыточен рыбацкий промысел: «Вот же напасть, дикая чертовщина! Все плачутся, что “лошадок не осталось”, да тьфу на этих кобыл — в ближайших водах ни одной рыбины не отыщешь, вот беда! Вся надежда на крупные суда, они-то могут уйти далеко в море, но что делать нам, простым рыбакам? Скоро зима, реки замёрзнут и извозом уже не подработать».

За разговорами час пути пролетел незаметно, особенно для Виктора, который был рад каждой минуте, проведённой вне стен убежища. Лишь когда солнце почти скрылось за горизонтом, облака рассеялись и пустили к городу последние лучи света. Катерина, щурясь, поправила картуз, сбитый набок резким порывом ветра. Она первая вылезла из лодки, не забыв щедро вознаградить лодочника за его услуги.

— Ты как, морально готов к заданию? — завела она разговор нарочито-добродушным тоном. — Если твоя рука дрогнет у шеи Берислава…

— Не дрогнет.

— Всегда уважала тебя за целеустремлённость. В этом мы схожи, — Катерина одарила Виктора почти милой полуулыбкой. — А два целеустремлённых человека с нашими способностями свернут горы. Сам видишь, я всеми силами стараюсь помочь тебе достигнуть цели. Но и мне, если честно, не помешает чуточку взаимовыручки.

Виктор кивнул, не отрывая взгляда от мощёной дороги, ведущей сквозь городские улочки. Должно быть, Катерина хотела что-то особенно важное, раз она крутится вокруг него уже столько дней.

— Я подслушивала тот последний сбор приближённых. Помнишь, как они паниковали из-за того, что Дары пропадают один за другим? Я знаю, кто виноват. Своими руками или чужими, как в случае убийцы твоей Таррнет, Левиафаны издавна охотятся за Дарами Квадранты. Ради чего — сказать не могу, с Левиафанами даже я связываться боюсь, это путь в один конец, — её опаска не выглядела притворной. — Подозреваю, что заказ на Дар Берислава тоже подстроен ими. Я пыталась отследить цепочку заказчиков, но не нашла концов. Раймонд, мы не можем позволить очередному Дару угодить в их лапы.

Виктор замер на месте. Скрестив руки за спиной, он уставился на спутницу давящим взглядом. Он многое успел себе надумать, и про боло тоже были варианты, но услышанная просьба всё равно застала врасплох. Катерина по-мелкому не играла.

— С Хранителями ты порвала, возвращать расположение мастера уже без надобности. В то, что «когда-нибудь» ты вернёшь Дары приближённым, я не верю. Зачем тебе боло, Катерина? О моих мотивах ты прекрасно знаешь, теперь я хочу послушать о твоих.

— Может, и верну — чуть позже, — Катерина потёрла руки в кожаных перчатках, не то желая согреться, не то от нервов. — Не я враг приближённым. В моих руках Дары точно никому не принесут зла.

— Зачем тебе в это ввязываться, чёрт возьми? — не выдержал Виктор. Видел же, чувствовал — что бы ни делала Катерина, оно всегда было связано с Дарами. — Левиафанов, говоришь, ты боишься. Хранителей предала. Верности Курьерам я в тебе тоже не вижу. На кого ты работаешь?

— Все мои действия направлены на благо империи и её императрицы.

— Служишь убийцам ты тоже на благо империи?

— Как ты не побрезговал стать беззаконником ради своих целей, так и я не гнушаюсь любыми средствами в борьбе с угрозами Тормандаллу, если посчитаю их эффективными. — Руки Катерины были скрещены на груди, сама она смотрела с вызовом, но Виктор и не собирался ставить под сомнение её слова. Поняв это, она слегка расслабила плечи и вернулась к деловому тону: — Когда покончишь с Бериславом, твоей единственной преградой станет Сорока — она в клюве отнесёт боло прямо в руки Левиафанов. Не допусти этого, мой дорогой Раймонд. Всеми способами. Если в процессе — а вдруг, мало ли что — пострадает и другой приближённый, пусть забирает его боло. Для Сорок все Дары блестят одинаково, лишь для Левиафанов, как и для меня, они имеют разную ценность. Самый лучший исход.

— А если мы сработаем чисто и, кроме Берислава, никто не пострадает? — предположил Виктор, не слишком обрадованный «лучшим исходом». Пусть он и смирился с тем, что вынужден принести Берислава в жертву своим целям, но не видел смысла в лишних смертях. Катерина закатила глаза и процедила:

— Убей Сороку, если не послушается твоих слов. Или птичку тебе тоже жалко? Не забывайся: это бандиты, жадные до шиллетов отморозки с улиц. Не жалей подобную погань. Один из них твою Софию не пожалел.

Вдали блестела бронзовая шляпа Фрэнсиса Эливайна, основателя знаменитого рода и самого Дарнелла. У его ног пританцовывала ожившая фарфоровая фигурка из музыкальной шкатулки, наигрывая на дудке простую мелодию. Пышная юбка с цветочным узором покачивалась в такт, светлые локоны прикрывала шляпка. Плетёная корзина, украшенная пожелтевшими листьями и ягодами рябины, так и подначивала закинуть в неё парочку шиллетов. Лишь вблизи Виктор узнал в уличной музыкантше Сиршу; её нынешний образ совсем не походил на ту женщину-ласку, кусачую и опасную, к которой он успел привыкнуть. Сирша заметила их, однако довела маленькое представление до конца. Сыграв последнюю ноту, она в реверансе поклонилась своим немногочисленным слушателям.

— Где ты забыла свою шарманку с ручной обезьянкой? — Катерина небрежно похлопала, даже не скрывая издёвки в голосе.

— Может, они уже здесь, милая Ирма.

Обменявшись любезностями, Курьеры перешли к делу. Катерина передала Виктора на поруки Сирше, которой было приказано отвести его к Сорокам — теперь официально. Со словами: «Танцуй-танцуй, куколка, пока ножки не треснули» Катерина на прощание бросила шиллет в корзину и ушла, тут же слившись с толпой рабочих.

— А вы, я вижу, хорошо спелись. — Сирша подхватила корзинку, и потянула Виктора за локоть в сторону лесопарка. — Пусть некогда общий цвет мундира не дурачит твою голову: Ирма не тот человек, с кем выгодно строить союзы.

— И совет этот дан, конечно же, из лучших побуждений.

— По-другому у меня и не бывает. Она пережуёт тебя и выплюнет, так и знай.

Надоело. Достало. Опротивело. Виктор словно застрял в серпентарии. Остро не хватало общения с человеком, не имеющим на Виктора никаких замысловатых планов, как когда-то было с Софией. Нет, неудачный пример. Хоть София и не думала им манипулировать, ведь он и так выполнял любое её желание, их общение нельзя было назвать равным.

Извилистая тропа вела Курьеров через парк, к разноцветным шпилям шатров «Фестиваля чудес Мугнус». Вот только никто в цирке посетителей не ждал — цепь надёжно сковала створки ворот. Пришлось идти в обход, мимо зоны содержания животных. Клетки и вольеры пустовали, но в некоторых ещё остались звери, живые настоящие звери! Забавно стриженые псы, ашвайлийские обезьяны, белоснежный тигр с разбитой головой, а в самой большой и массивной клетке — устрашающий горный медведь. Животные спали и выглядели измождёнными. Виктор наделся, что спали. У одной из клеток копошился работник, размешивая в ведре с водой желтоватый порошок.

— Владик, Владик! Что произошло? Что с хвостатыми? — рабочий чуть не перевернул ведро, когда Сирша кинулась ему на шею.

— Чтоб тебя... Шкатулочка! — несмотря на ругань, циркач обнял тонкую талию Сирши. — Что, что... как всё зверьё из города схлынуло, так у этих тоже в мозгах переклинило. Такое творилось! Выли, кричали, о прутья бились. Кто-то до смерти убился, кто-то покалечился, кого успели — опоили и спать заставили. Да только лучше зверью не становится, едва в себя придут — снова убиться пытаются.

Сирша охнула, прикрыв ладонью рот, метнула отчаянный взгляд на клетки, внутри которых была лишь пустота. Впервые на её лице проявились столь искренние эмоции.

— Уже несколько дней прошло… они так долго не проживут.

— Не проживут, Шкатулочка, в том-то и дело. А сжалишься, выпустишь — охотники шустро перестреляют диковинную дичь, если те сами к зиме не подохнут. Вот что тут поделаешь? — вздохнул мужчина. — Майр лютует. Сплошные убытки. Другие цирки наших животных брать не хотят, боятся, что бешеные. Пока держимся на плаву за счёт продажи шкур, мяса, кто что купит. Майр подумывает уйти с этого места, с чистого листа начать…

Сирша старалась поддержать циркача добрым словом, но их ждали другие дела, о чём Виктор напомнил деликатным покашливанием. На почерневшем небе уже загорались звёздные искры. Первым появилось созвездие Золотого скорпиона, символа императорской династии Аргелов, оно сияло прямо над домиком мистера Мугнуса. Сирша замерла у его порога и кинула через плечо требовательный взгляд.

— Скажу без утайки, дядя-Хранитель: мы с мистером Мугнусом — старые знакомые, и благодаря именно моим усилиям держится хрупкий мир между Сороками и Курьерами. Ты понял, к чему я веду, да? Не любят Сороки Хранителей, стоило о тебе заикнуться, как мистер Мугнус взбеленился весь. Кое-как уверила, что со мной ты будешь покладистым, как голодный котик. — сказала она с хрипотцой. — Молчи, пока не спросят, и будь душкой.

— Я и есть душка.

Пропустив Сиршу вперёд, Виктор поднялся за ней на второй этаж, чувствуя нарастающую нервозность. Права ласка, стоило показать себя максимально благожелательным. Заодно поладить бы с напарником, но… Катерина и её просьба. Что важнее: дружба с ней или с Сороками? Взвешивая все за и против, Виктор вошёл в уже знакомый кабинет. В помещении было не так накурено, как в прошлый его визит, хотя Мугнус даже сейчас не расставался с трубкой. Чёрно-белый костюм необычного покроя, придающий ему схожесть с настоящей сорокой, был небрежно расстёгнут. Полулёжа на подушках, Мугнус выглядел довольным жизнью, лишь синяки под глазами и нездоровый цвет лица могли намекнуть, что дела идут далеко не так радужно. Компанию ему составляла леди Удачи, она сидела в кресле и покачивала в руке бокал с вином. На её красивых губах играла слегка хмельная улыбка.

А вот третьего гостя Виктор видел впервые — на краю стола вальяжно расселся айрхе. Невольно вспомнилось расхожее мнение «все айрхе на одно лицо» — этот тип мало чем отличался от тысячи своих собратьев: мелкий, смуглый, волосы и раскосые глаза как углём нарисованы, а сама рожа — наглая и хитрая. Как-то Виктор видел листовки с пропагандой, актуальной для давних лет, когда маленькие дикари массово нахлынули в Тормандалл, манящий своими перспективами. Сорока этот был точь-в-точь как карикатурное, нарочито отталкивающее изображение айрхе с листовки. Разве что без обезьяньего хвоста, но невольно казалось, что вор спрятал его в штаны.

— Мир вашему дому, — Сирша сняла шляпку и отвесила шутливый поклон. — Не серчайте за опоздание, сами понимаете, как трудно теперь передвигаться по городу.

— Мы нашли, чем скрасить тоскливое ожидание, — Мугнус покачал в воздухе полупустой бутылкой вина. — Присоединяйся, мне есть что передать Ламарку. Шейрт, будь добр, забери этого, — у Виктора глаз дёрнулся от того, насколько неприязненно Мугнус выделил последнее слово, — отсюда. Всё, что я хотел сказать тебе в напутствие, я уже сказал, дальше поступай по своему усмотрению.

— Не беспокойся, начальник, устрою в лучшем виде, — подмигнув, айрхе спрыгнул со стола и приблизился к Виктору с протянутой рукой. — Эйнан Шейрт, моё почтение.

Виктор представился и подал руку в ответ, короткие пальцы айрхе едва смогли обхватить его ладонь. Кивком Шейрт позвал новоприобретённого напарника за собой. Он был невероятно суетливым: то волосы взъерошит, то дёрнет ворот укороченного пальто, то бросит на Виктора прищуренный взгляд. Нервничает. Выйдя на улицу, он глубоко вдохнул чистый воздух, пахнущий хвоей, а не табачным дымом.

— Наслышан о вас, мистер Раймонд, — Шейрт вскинул голову, словно пытаясь казаться выше. — Хранитель и Курьер. Жгучее сочетание. Наверное, нехило даёт по мозгам, а?

Виктор приподнял бровь, догадываясь, куда клонит маленький человек, но пока помалкивал.

— Майр предупреждал, что вы можете стать… неадекватным. Опасным. На ваше счастье, я не пальцем деланный, меня не так-то легко запугать, — Шейрт говорил дерзко, но Виктор чуял опасение, скрытое за его словами. — Однако согласитесь, мирное сотрудничество принесёт нам больше пользы.

— Я вполне себя контролирую, — процедил Виктор, — и согласен с вашими словами. Надеюсь, это так же означает, что мне не придётся беспокоиться о содержимом своих карманов.

— Вы не выглядите как человек, чьи карманы могут меня заинтересовать, — весело усмехнулся Шейрт. — Я, знаете ли, предпочитаю охотиться только на крупную рыбку и хорош в этом. Иначе Майр не предложил бы мне взяться за такой заказ.

Гонора этому типу было не занимать, но Виктор вытерпит и не такое, если Шейрт — действительно хороший спец. К дому Мугнуса была пристроена веранда, обвитая покрасневшим плющом и освещённая гирляндой из круглых разноцветных фонариков. Шейрт сорвал с ветки пожухлый лист и покрутил его между пальцев.

— Мне нужна от вас кое-какая информация, чтобы довести план до конца...

— Можешь не торопиться, Эйнан.

В глубине веранды, укрытый тенью плюща, сидел лишний слушатель. Разноцветные пятна света едва выхватывали его колени и руки, перекидывающие монетку.

— Морт, ты, что ли, уши тут греешь? — воскликнул Шейрт, узнав говорившего не иначе, как по голосу. — В твоём-то возрасте ты должен знать, что это неприлично. Если пришёл валяться в ногах Майра, то прибереги свои извинения на завтра, он занят, — вор демонстративно отвернулся от Морта, однако не успел и шагу ступить, как ему прилетело в спину:

— Я пришёл договариваться с тобой, а не с Майром, — монетка ловко танцевала между пальцев.

— Мне не о чем договариваться с кидалой.

— Так ты из тех, кто поверил этому треплу Счастливчику? — Морт издал демонстративно-разочарованный вздох. — Он последний человек, на чьи слова можно положиться.

— А твоим, конечно, я должен верить, — Шейрт крутанулся на месте и злобно уставился на Морта, уперев руки в бока. — Ты — большое разочарование для всех Сорок, старик. Стоял у истоков, а в итоге бросил своего же собрата. Так у нас дела не делаются, и я своё драгоценное время на кидалу тратить не собираюсь.

— Этого Счастливчик и добивался. Громко кричал, чтобы заглушить мой голос, — Морт подкинул монетку и поймал в воздухе, крепко сжав в кулаке. — Однако сейчас ты близко, вот и слушай внимательно: Счастливчик работает на Чёрную гвардию.

— Что… как… — Шейрт дёрнулся как от удара, встряхнул головой. — Брешешь ведь. Пургу несёшь, лишь бы себя обелить.

— Скажу откровенно: да, я виноват, что поверил Счастливчику, когда тот предложил одно занятное дело в обход Майра. Думаю, ты сможешь понять моё желание заработать чуточку больше, да, Эйнан? — Тот сглотнул, явно начиная подозревать, на что намекал Морт. — Вот только оказалось, что Счастливчик послал меня прямиком в лапы гвардейцев. Как видишь, я жив, но мне это многого стоило. Когда я добрался до Счастливчика с закономерным вопросом: «Какого чёрта», он приложил все усилия, чтобы мне не поверили. У него больше влияния, потому он смог меня переиграть.

Морт неспешно встал со своего места, педантично отряхнул штанины. На его плечи был накинут кожаный плащ-дождевик, глубокий капюшон скрывал лицо. Судя по росту, этот Морт — очередной айрхе. Вряд ли он собирался напасть на Шейрта, но Виктор на всякий случай напрягся, готовый к рывку, если переговоры примут дурной оборот. До того момента он не собирался вмешиваться в сорочьи разборки.

— Ты всегда жаждал получить хоть немного славы Соловья, не так ли? — Морт вдруг резко сменил тему. — Наверняка, как только получил от Майра заказ на Дар, тут же растрепал обо всём в Гнезде, а?

— К чему ты клонишь?

— Не подходил ли к тебе на днях Счастливчик с каким-нибудь занятным предложением? Спрашивал ли о Дарах? Может, рассказывал истории о Соловье?

— К чему ты клонишь, Морт? — севшим голосом повторил Шейрт.

— Вижу, он успел-таки присесть тебе на уши, — Морт приблизился ещё на один шаг. — Клоню я вот к чему: хочу вывести крота на чистую воду, да только расписки «Я работаю на Гвардию» он не оставил. Так просто его с поличным не взять, однако кое-какие идеи есть. Для этого мне необходим твой заказ, Эйнан.

— Ах, вот к чему весь трёп, — лицо Шейрта разгладилось, он презрительно вскинул голову. — Хочешь увести заказ, старик? За идиота меня принимаешь?

— Я не претендую на твою славу, малыш Эйнан. Принесу тебе Дар, и можешь хвастаться этим заказом хоть до пути в крематорий.

— Всё-таки принимаешь. С такими предложениями можешь поцеловать меня в задницу, Морт.

— Эти слова стоило повторить главе Смеющихся угрей, когда ты договаривался поставлять Сорокам «алую улыбку» за спиной Майра, тебе так не кажется? — Морт сделал последние шаги к остолбеневшему Шейрту. Теперь они стояли почти нос к носу.

— Откуда?.. — на выходе проговорил Шейрт.

— Счастливчик поделился, решив предостеречь насчёт тебя — до того, как случились гвардейцы, когда эта дружба хоть что-то для нас стоила. Если копнуть — как думаешь, что ещё он может знать о Сороках? Что из этого уже знают гвардейцы? — Морт выдержал паузу, дав собеседнику осознать услышанное. — Учитывай один важный момент, малыш Эйнан. У меня пока нет на руках доказательств вины Счастливчика, а вот твою причастность к сделке с Угрями доказать куда проще.

— Ублюдок. Изначально мне шанса на отказ не оставил, да?

— Ничего личного, просто не становись между мной и возмездием Счастливчику. — Вздохнув, Шейрт опустил голову, почти признав поражение. Морт похлопал его по плечу. — Ты так молод, впереди тебя ждёт безмерное количество возможностей проявить себя. Заляг пока на дно, пережди бурю. От себя же советую больше не вестись на лёгкие деньги Угрей, гиблое это дело.

— А что прикажешь делать, если с тобой что-то случится?

— Утешаться мыслью, что вместо моего трупа мог оказаться твой? Ты в любом случае остаёшься в выигрыше: при славе или хотя бы при жизни.

— Уболтал, старик, — Шейрт сплюнул себе под ноги и поднял руки, сдаваясь. — Надеюсь, я сейчас не совершаю самую большую ошибку в жизни.

— Несмотря на все старания Счастливчика, Майр на моей стороне, но в твоих силах убить это доверие. Можешь сдать меня с потрохами, рассказав Майру, что я вёл дела в обход него. Ты же парень смышлёный, сам видишь, что имеешь на руках все козыри, чтобы при любом раскладе вывернуть ситуацию в свою пользу.

Услышанные перспективы заметно приободрили Шейрта, он заулыбался, вернув себе самоуверенный вид.

— Верно подметил. Благо, ты мне всегда нравился, старик, так что зазря топить не стану, — сказал он снисходительно.

— Премного благодарен, — Морт отвесил поклон. Трудно сказать, с издёвкой ли он говорил, или правда был настолько тронут. Щелчком он кинул шиллет прямо в руки Шейрта: — Выпей пинту пива у Ардашира за мой успех. Теперь, если ты не против, я позаимствую твоего приятеля.

Шейрт казался всем довольным. Судя по взгляду, брошенному на Виктора, он теперь рад, что больше не придётся с ним связываться. Сказал на прощание лживо-разочарованное: «Жаль, что наше знакомство вышло таким коротким. Не скучайте!» и сгинул прочь. Виктор лишь озадаченно почесал шею. Шейрта он выкупил быстро, предсказуемый тип, а вот Морт... Мутный, определённо мутный мужик. Своему чутью Виктор доверял.

— Простите, что не выдалось случая представиться сразу, — Морт наконец обратил на него внимание. — Вы же тот самый Хранитель-Курьер, который должен помочь с крепостью Багорта?

— Можете звать меня Раймондом. А вы мистер Морт, верно? — Виктор протянул руку, но Морт не спешил протягивать свою в ответ.

— Слышал, беззаконники могут через прикосновение душу украсть, — это могло сойти за шутку, но Морт демонстративно скрестил руки на груди.

— Не больше одной души в день, и свой лимит я сегодня исчерпал. — Морт склонил голову набок, похоже, серьёзно раздумывая, шутит Виктор или нет. — У нас с вами общее дело, поэтому можете не беспокоиться.

— Ворон ворону глаз не выклюет, да? — усмехнулся Морт и всё-таки протянул руку, покрытую укусами и штрихами свежих царапин. Рукопожатие вышло коротким, Морт тут же отдёрнул ладонь, словно у Виктора была раскалённая кожа. — Пусть вас не смущает увиденная сцена, мистер Раймонд. Эйнан способный юноша, зато на моей стороне огромный опыт, в том числе связанный с Хранителями.

— Это какой же?

— Учитывая ваше прошлое, подробности я лучше оставлю при себе, — Морт опасливо оглянулся в сторону окна, откуда послышался смех. — Простите, но я тороплюсь. Поговорим о деле в более удобном месте, — с этими словами он протянул Виктору записку. — Прошу помалкивать о случившейся… замене. Обещаю, что я буду куда полезнее Шейрта. До встречи, мистер Раймонд, на которой я очень надеюсь увидеть план крепости.

Морт исчез так же тихо и незаметно, как появился, словно растворился в тенях. Развернув записку, Виктор бегло прочитал короткие строчки: встреча была назначена на послезавтра, в цирюльне «Рыбий хвост» на южном побережье Тараска. Лаконичная пометка подсказывала, как туда добраться. Увлёкшись её изучением, Виктор чуть не прощёлкал момент, как Сирша и леди Удачи распрощались на пороге, поцеловав друг друга в обе щеки. Записку он спрятал во внутреннем кармане, а сам старательно сделал вид, что всё это время скучал у веранды, разглядывая фонарики.

Морт просил никому не рассказывать о нём, но как быть, если Виктор до сих пор вынужден бегать за Курьерами, будто телёнок на привязи? Хоть его и похвалили за попытку обмануть правила, Ламарк вполне ясно намекнул, что больше не стоит беспокоить маски мёртвых. Виктор решил расспросить про это свою спутницу.

— Ох! Совсем вылетело из головы, — Сирша прикрыла рот ладонью, изображая раскаяние. — Ведь буквально на днях Гаруспик попросил помочь тебе с этой проблемой. Простишь мою забывчивость?

Виктор одарил женщину-ласку столь холодным взглядом, что, увидь его сейчас Катерина, он определённо заслужил бы её похвалу. Сирша наверняка обкусала все ногти своими маленькими зубками из-за сорвавшейся ставки, ведь пошла вторая неделя, а Виктор всё ещё ходил по земле. Теперь она мстительно подсовывала ему палки в колёса, не иначе как из природной вредности.

— Закрой глаза, — Сирша с улыбкой склонила голову на бок. Виктор поджал губы и скрестил на груди руки. — Закрой-закрой, иначе продолжишь ходить со мной под руку. Не порть сюрприз. Я так старалась, пока мастерила это.

Они остановились под светом одинокого фонаря. Виктор нехотя прикрыл глаза, чувствуя лёгкую нервозность — как же он устал от чужих игр. Послышался возглас Сирши: «Готово. Любуйся и благодари меня!», и она протянула алую шёлковую ленту, украшенную боло: в центр деревянной основы был врезан — гадость какая! — человеческий зуб, а вокруг него сложным узором намотаны разноцветные нити. Для надёжности «украшение» скрепили прозрачной смолой. Несмотря на специфический вид, это была мастерская и аккуратная работа, но больше всего Виктора зацепила другая деталь.

— Эта лента, — он сглотнул, борясь со сжавшим горло спазмом. — Откуда вы её взяли?

— Нашла в твоих вещах. Подумала — пусть навевает приятные воспоминания о былых временах. — Зубастая стерва знала толк в причинении боли, не физической, так душевной. Зарычав, Виктор попытался отобрать ленту, но Сирша по-ребячески спрятала её за спину. Она нагло ухмылялась, зная, что её не посмеют тронуть.

— Ай-яй, не по правилам играешь. Обряд надо завершить, как положено. Не упрямься и склони голову. Чем вас, Хранителей, кормят, что вы такими дылдами вымахиваете?

«Доиграешься», — его вера была столь сильна, что Виктор наверняка накликал бы на Сиршу беду, обладай он даром ведовства. Скрепя беспокойно бьющееся сердце, он склонился к женщине-ласке. Не голову же она ему откусит, в самом деле?

Чужие руки коснулись шеи, пока накидывали ленту и защёлкивали крепёж боло. Всеми силами Виктор гнал от себя другой образ: касание рук Софии, когда она завязывала ленту, её смех: «Будто бантик на коробочке с подарком». Горько вздохнул, стараясь не углубляться в прошлое... он тогда спросил, что же для Софии является подарком. А она, с ямочками на порозовевших щеках, без стеснения ответила: «Конечно же, вы, Раймонд». Уродливое боло впилось в горло, напомнив о реальности. Улыбка Софии сменилась силуэтом в судейской мантии, покрытой кишащей массой насекомых. Виктор мотнул головой, стараясь развеять наваждение.

Сирши и след простыл. Похлопав по подозрительно опустевшим карманам, Виктор осознал, что пропали все шиллеты. Вот чертовка! Неспроста эта вороватая ласка якшалась с Сороками. Если Сирша изучала границы дозволенного, то Виктор мог её поздравить — она почти достигла края. Взбешённо сплюнув в сторону, он вышел за ворота лесопарка. Времени сейчас, должно быть, около полуночи, в карманах пусто. Как теперь вернуться в убежище? Да и обязан ли он это делать, получив долгожданную свободу?

«Да какая, к Кэйшес, свобода, — Виктор дёрнул кончики лент, чувствуя, как боло сдавливает шею. — Ламарк заливал в уши, что освобождает меня от поводка Дариуса, а в итоге нацепил настоящий ошейник».

Виктор пытался отыскать хоть одного человека, готового за спасибо или посильную помощь подбросить на лодке до нужного места, но все гнали его прочь. Плохо дело. До ближайшего спуска в убежище было как минимум два-три часа пешком. Ох, припомнит он ласке это ночное приключение, ох, припомнит.

— Мистер! Не могли бы вы помочь даме? — окликнул его голос, звонкий и мелодичный, совсем не такой, как у Сирши. Виктор резко обернулся, готовый броситься в атаку. Он больше не питал доверия к проходимцам, которым в позднюю пору что-то от него требовалось. На скамейке у побережья сидела обворожительная златовласая красавица. Сложив руки на деревянной спинке, она положила на них подбородок и с интересом поглядывала на Виктора. Её лицо казалось смутно знакомым.

— Не боитесь просить помощи у незнакомого мужчины на безлюдной улице?

— Не такой уж и незнакомый, не такая уж и безлюдная, — улыбалась незнакомка. Над её головой кружилась стайка чёрных бражников, их тихий шёпот звучал предупреждением.

Виктор откинул край пальто и коснулся рукояти костяного ножа, заткнутого за пояс. Незнакомка не обманула: из теней выходили люди, судя по одежде — рабочие с местных заводов. Над их головами не летали бражники, но даже сомнений не возникало, что они связаны со златовласой женщиной. Щёлкнула зажигалка. Вместе с ней щёлкнуло и в голове Виктора: когда красавица взяла в руки курительную трубку, он тут же узнал спутницу Ищейки, игравшую с ним в карты. Как эти люди нашли его? Разве перо Катерины не должно было «отвести взгляд недоброжелателей»? Виктор бегло ощупал внутреннюю часть воротника. Пусто. Но как?! Он точно помнил, что надёжно закрепил перо ещё в доме призрения…

Ах да. Сирша. Чтоб ей пусто было.

— Знаете, для больного проказой у вас на удивление красивое лицо, — женщина выдохнула тонкую струйку дыма. — Расслабьтесь. Я лишь хочу узнать, как ваши успехи — ведь у нас был уговор, помните? Раз вы не спешите возвращаться с известиями, то пришлось нам самим идти навстречу.

Четыре, пять… шесть. Если ещё кто не укрылся в тенях, то, не считая златовласой красавица, Виктора окружило шесть человек. Наверняка у них были припрятаны ножи или что-то посерьёзнее, они же не идиоты с голыми руками кидаться на Курьера. Не самый лучший расклад, но, когда он был Хранителем, случалось встревать в ситуации и похуже.

— Фигурку украли, — Виктор переводил взгляд с одного человека на другого. Быстро сократить дистанцию у них не получится, полностью окружить тоже — Виктор стоял между ограждением набережной и фонарным столбом. Неплохая позиция.

— Как жаль, — скучающе протянула незнакомка, постучав кончиком трубки по спинке скамейки. — Позволили какому-то драному коту своровать добычу прямо из-под носа, да? Непрофессионально. Надеюсь, вы понимаете, что за потерю чужой вещи принято платить компенсацию. — Виктор молчал, сжав ладонь на рукояти ножа, готовый кинуться на любого, кто осмелится сделать шаг в его сторону. — Даже ваша безалаберность сыграла нам на руку, но это не значит, что мы закроем глаза на промах, — короткая затяжка. — Поделитесь своей кровью, и мы в расчёте.

— Что, простите? — ошалел Виктор, ожидая немного других слов.

— Кровь. Красная тёплая жидкость в вашем теле, достаточно большом, чтобы не заметить потерю десятка-двух капель, — терпеливо пояснила незнакомка, стряхнув табак на землю. — Согласитесь, довольно малая плата за потерю важной вещи, необходимой для спасения этого городка. Вы должны были помочь отыскать опасного преступника, не забыли?

— Отказываюсь, — Виктор был не идиот отдавать в руки Ищейки и его людей собственную кровь, от такого не скроет и пучок зачарованных перьев.

— Жаль, что вы не оценили проявленную мной вежливость. Не обижайтесь теперь, если придётся пролить чуть больше крови, чем предлагалось, — хоть незнакомка даже бровью не повела, её люди рванули к Виктору синхронно, как по сигналу.

Первый мужик оказался самым наглым и поспешным, но не совладал с напором, с которым Виктор кинулся навстречу. Наглец был вооружён охотничьим ножом, но костяное лезвие раскроило его горло раньше, чем он успел им что-либо сделать. Из зияющей раны вылетела стайка бражников, маслянисто-чёрных с бледно-сиреневым отливом на крыльях. Воздух наполнил яркий запах крови, Виктор ни разу в жизни не чувствовал её настолько остро. Внутри пробуждался голод.

Кровь брызнула на лицо второго человека, он дрогнул, замялся, чтобы вытереться рукавом. Следом ему в живот прилетел пинок от Виктора, сокрушающий, как удар тарана. Курьерский нож оборвал очередную жизнь. По позвоночнику пробежала сотня цепких лапок.

Третий не повторял ошибок первых, старался держаться поближе к товарищам, кружил, поджидал удачного момента. Он вложил всю силу в резкий укол заточкой, целясь в открытый бок. Виктор успел перехватить руку и тут же выкрутил до хруста суставов. Взмахом ножа он высвободил новую стайку насекомых. Его мутило от навязчивого желания рвать плоть голыми руками, зубами, ощутить привкус тёплой крови на языке.

Четвёртый и пятый накинулись с разных сторон. Виктор прикрылся телом третьего, как щитом, приняв на него удар секачом, а мужика с дубинкой отогнал хлёстким выпадом ножа. Сам набросился на ближайшую жертву, рискованно, яростно; вместо эффективного взмаха лезвием вышел глубокий колющий удар. Ещё удар. И ещё один. Чавкающие звуки вызвали рой мурашек по телу.

Виктор кожей ощутил движение пятого, как он подкрался со спины, замахнулся дубинкой, надеясь огреть по затылку. Смешно! Палкой зверя не остановишь. Виктор пропустил удар дубинкой мимо себя, крутанулся на месте, готовый выпустить из туши пятого всех мерзких насекомых, но — не успел. Мужчина выгнул спину, вскрикнул и выронил из слабеющей руки оружие. Ничего, кроме обычной крови, из его ран не вышло. Бездыханное тело рухнуло лицом в грязь.

Шестой оказался не тем шестым, каким должен был быть. Вместо ножа — кортик с золотой рукоятью, вместо рабочей формы — серый сюртук с перламутровыми пуговицами и серебристой вышивкой на воротнике. Виктору хотелось рвать и метать, ведь он голоден — она голодна, и этого ему мало — ей мало. Щёголь с кортиком увёл жертву прямо у него из-под носа. За это Виктор выпотрошит его, как свинью, спустит всю кровь, оставит гнить…

— Безмерно рад нашей встрече, дорогой друг! — знакомый голос и широкая улыбка оказались подобны ушату ледяной воды.

Хрипло дыша, Виктор медленно моргнул, приходя в себя. Втянул воняющей тиной воздух, ощущая, как он наполняет лёгкие, а холод распространяется по разгорячённому резнёй телу. Дикий и неконтролируемый голод, чуть было не сломавший его, отступил прочь — но нехотя, обещая вернуться.

Что, Кэйшес прокляни, с ним случилось?

Шестой вытер тряпкой кортик и убрал в ножны, прикрыв их полами сюртука. Лёгкая небритость на узком треугольном лице, аккуратно уложенные русые волосы, россыпь серых веснушек на носу и щеках, фирменная белозубая улыбка. Даниил Мур собственной персоной.

— Уверен, ты счастлив меня видеть, но давай отложим объятья на потом. Одна беглая принцесса жаждет моего внимания, — кивнув в сторону ближайшей улочки, Даниил направился туда. Виктор же растерянно замер, пытаясь понять, каким образом его друг оказался так далеко от Андронталла. Не придумав ответа, он задал этот вопрос напрямую, быстро нагнав Даниила. — О! Когда Арчибальду IV срубили голову, моей заботой стали Левиафаны. Думал, что сейчас увижу вербовку очередного неофита, а застал демонстрацию, что ты отлично помнишь уроки наставника Варгера. Не серчай только, что не сразу вмешался. Сначала — дамы.

Златовласая красавица сидела в грязи, привязанная к трубе пневмопочты, как непослушная псина. Дёргая верёвки, она крутила разодранным запястьем, но безуспешно — Даниил всегда прилежно учил уроки, в том числе — как надёжно обездвижить противника. Вид у красавицы был изрядно потрёпанный: щека и висок в ссадинах и кирпичной пыли, платье на рукаве порвано, от идеальной укладки и следа не осталось. Даниил не старался быть с ней обходительным.

— Да у принцессы, оказывается, крепкая голова, — весело удивился Даниил. — Ирина Саттфорд, верно? Только не упрямься, пожалуйста, с ответами. Ты уже должна была смекнуть, к чему это может привести.

Ирина скривилась от боли и закашлялась, кровь тонкими струйками потекла из носа, хотя он не выглядел сломанным. Даниил вздохнул и опустился на колено, соблюдая дистанцию.

— Предупреждал же так не делать. Никто тебя не услышит и на помощь не придёт.

Приглядевшись, Виктор понял, к чему это было сказано. На шее Ирины, подобно ярму, покачивалась бледная копия Дара Квадранты: камень в её боло был бесцветный, мутный, а золотые крылья с геометрическим рисунком заменял обычный серебряный обод. На боло упало несколько капель крови, придав ему чуть больше схожести с настоящим Даром.

— Жизни не хватит всех переловить, Хранитель, — Ирина гордо вскинула голову, даже в столь унижающей позе не растеряв остатки самоуважения. — Жаль, мне немного не хватило, чтобы увидеть гибель всей вашей собачьей своры.

Ирина закатила глаза к небу, прошептала на выдохе: «Позволь услышать тебя». Её скрутила судорога, следом ещё одна, позвоночник выгнуло дугой до хруста костей. Из крашеных губ потекла смердящая тухлой рыбой чёрная жижа со знакомым сиреневым отливом. Ирина с трудом выкашляла дрянь из лёгких, но она уже потекла из глаз, носа, ушей, следом потемнели ссадины на щеке, а кожа посерела, покрылась пузырями ожогов. Буквально на глазах женщину разъедало изнутри. На руках не осталось ногтей, запястья выскользнули из пут, оставив на верёвках содранную кожу и ошмётки склизкого мяса. Потемневшее от жижи шерстяное платье повисло на голых костях.

В жизни Виктора появился новый сюжет для ночных кошмаров.

— Вот досада, — Даниил почесал шею, и, найдя длинную палочку, вытянул из жижи своё боло. От шнурка ничего не осталось, серебряная основа местами оплавилась, зато камень не пострадал. — Я-то надеялся, что на этот раз подобного не случится. Хм, неудачный опыт — тоже опыт, — осторожно обтерев камень, он убрал его в мешочек, а потом в карман.

Даниил не мог не знать о смерти Софии, но вместо вопроса: «Как так получилось, что ты жив?» он попросил помочь осмотреть трупы Левиафанов. В их карманах не нашлось ничего интересного, кроме горсти шиллетов. Шестой рабочий, как оказалось, всё это время лежал в переулке, Даниил с кортиком настиг его именно там. От вида порезанных тел Виктора накрыло воспоминаниями о бойне. Стало мерзко от самого себя: то, что им тогда овладело, нельзя назвать боевым запалом, это было что-то дикое, нездоровое — и наверняка связанное с самозванкой.

— С грязными делишками на сегодня закончено, значит, настало время дружеских приветствий, — Даниил первым полез с объятьями, от души стиснув Виктора крепкими руками. — Ты когда-нибудь перестанешь расти? Когда-то я был на полпальца выше, отлично помню! Не подумай, что завидую…

Виктор рассмеялся и обнял Даниила в ответ, радуясь даже такой мелочи, как возможность касаться кого-то без цели навредить или опасения, что навредят ему. В ушах тут же раздался монотонный шёпот: «Сильно рискуешь, милуясь с врагом. Ты Курьер и долго свой секрет прятать не сможешь».

«Наилучший выход — это избавиться от него как от свидетеля», — и Виктор вздрогнул, поняв, что не может сейчас различить, его ли мысли прозвучали в голове, или голос самозванки.

— Честно говоря, я даже не сразу признал тебя с такой густой щетиной, пока вблизи не присмотрелся. Запустил ты себя, друже. Не думай, что ставлю в упрёк. Лучше уж борода, чем казнь, верно? — Лицо Виктора ожесточилось, но Даниил с невинным видом похлопал его по плечу. — Эй, если бы я хотел доставить тебе проблем, то мог просто пырнуть в спину. Однако не стану скрывать, внутри аж зудит от желания узнать, что за беда с тобой случилась.

Он не врал. Виктор помнил этот огонёк жажды знаний в глазах Даниила, спустя годы он пылал всё так же ярко.

— Услышав о твоей судьбе, я мгновенно послал весточку Катерине, но её рассказ оказался до обидного скуп, от других тоже не было никакого толку. Чтобы мастер — и так тихо избавился от Хранителя, под чьей опекой была его ненаглядная дочь? Ерунда, согласись, но из-за службы не хватало времени копать глубже. Будь уверен, я не сдам тебя ни одной живой душе, но взамен хочу знать все-все подробности, — Даниил обезоруживающе улыбнулся.

Виктор настолько привык не доверять чужим словам, что и сейчас сомневался, но… но это же Даниил. Именно его лихая душа была инициатором побегов из крепости, наплевав на риск и возможные последствия. Даниил никогда не боялся идти против устава, хоть и оставался искренне верен мастеру. Не изменилась ли эта черта спустя столько лет?

— Совсем ты чёрствым и угрюмым стал от вольной жизни, ни слова доброго не скажешь, ни улыбнёшься. А ведь я успел оплакать тебя, хоть и нашёптывало чутьё, что ещё свидимся. Видишь, не подвело, — тут Даниил стукнул кулаком по ладони, загоревшись идеей, которую сразу же озвучил: — Считаю сие событие достойным бутылки шинстарийского вина! Привёз из столицы на случай, если от местных видов не захочется просыпаться по утрам. Я такой глинтвейн сварю, что ты ощутишь в себе весь жар шинстарийского солнца.

Самозванка шептала: «Не глупи, попадёшь в ловушку», но Виктор, измученный усталостью, голодом и холодом, ответил другу: «Почему бы и нет». И вот он уже спустя полчаса отогревался у камина, протягивая ладони к дрожащим языкам пламени. На кухне слышалось копошение Даниила: звон посуды, гул труб, ворчание на гаснущий примус. Его квартирка была совсем крошечная, зато с живописным видом на реку Луска из окна. Из столицы он привёз лишь один чемодан вещей: в основном это были карты и записи, на каминной полке валялся разобранный револьвер, на тумбочке — набор для заточки лезвий, к боку бельевого шкафа был приставлен палаш в ножнах. Вид распахнутого шкафа, в котором висел хранительский мундир, отозвался в Викторе колкой болью в груди. Из всех этих вещей больше всего заинтересовала копия Дара, позабытая на столе.

— Ты там что, приближённого ограбил? — шутливо спросил Виктор. Ему не требовалось повышать голос, чтобы друг его услышал.

— Как в твою голову… а! Понял, — Даниил на секунду выглянул из кухни, но тут же скрылся обратно, не желая отрываться от колдовства над глинтвейном. — Да так, дали эксперимента ради. Чёрная гвардия часто устраивает облавы на логова Левиафанов, иногда они привозят оттуда сувениры. Вот такие камушки, например. — Он ненадолго замолк, слышался скрип дверец. — Этот мусор и в подмётки Дарам не годится, в большинстве своём пустышки, никак не защищающие от ведовства. Однако несколько экземпляров, выковырянные из степных идолов, кое-что да могут. Против самих Левиафанов, как видишь, работают успешно. Правда… так и не нашёлся камень, который может помешать этим милым людям превращаться в лужу от любого чиха. Жаль, очень жаль, столько языков из-за этого теряем.

Виктор потрогал прохладные грани камня, разглядывал бледно-розовые жилы внутри него. Вряд ли Даниил найдёт подходящее средство от «лужи», раз даже полноценный Дар не смог оградить его хранимую от голоса твари, сидящей в ледяной пустоши.

— Похоже, ты тесно трёшься с Гвардией, — заметил Виктор, оставив боло в покое. Ему хватало своего уродливого.

— Рад, что ты заметил! — без ложной скромности воскликнул Даниил. — В Андронталле я использовал всё своё обаяние, благодаря чему карьера быстро полетела вверх. Даже несколько раз разговаривал с Арчибальдом IV, мир его праху. Как-то он в шутку пригласил меня служить в Чёрной гвардии, а я в шутку согласился, но в каждой шутке есть доля правды, верно? Мастера я, конечно, никогда не брошу, как же он без меня, но мне позволили стать связующим звеном между Хранителями и Гвардией. Так и живём. Не всегда мирно, Чёрные жуть как не любят слушать мнение со стороны, особенно критику, зато польза, как видишь, немалая.

— Разве это сфера… — Виктор замялся, не зная, какое слово произнести: «наших» интересов или «ваших», в итоге решил построить фразу по-другому: — Разве Хранители занимаются охотой на преступников? Это же задача Гвардии или полиции, а Дариус всегда делал упор на защиту заказчиков.

— Чем охота на Левиафанов — не защита правящей семьи и жителей империи в долгосрочной перспективе? Однако! — Даниил с торжественным видом объявился в дверях, держа прихватками котелок, от которого шёл пар и головокружительные пряно-цитрусовые ароматы. — Напомню, что это ты задолжал несколько историй.

Виктор случайно съел все мясные галеты, пока ждал друга, поэтому пить пришлось без закуски. Даниил не соврал, его глинтвейн был лучшим из всех, что Виктору доводилось пробовать. Маленькими глотками он смаковал горячее питьё с привкусом мёда, мускатного ореха, корицы и бадьяна. В напиток, похоже, подсыпали секретный ингредиент — стоило Даниилу сказать: «Ну, рассказывай», и слова полились из Виктора безостановочным потоком. Он рассказал о вечере, ставшем роковым для Софии; о последнем приказе мастера; как тяжко привыкал к новой роли, к Дарнеллу, ко всему; какая каша творилась в голове всё это время; насколько осточертело чувство потери и потерянности, преследующее его неустанно; о неудачных попытках найти хоть какие-то зацепки, пока не получилось связаться с мистером Картером; об отчаянной просьбе о помощи у Левиафанов, не приведшей ни к чему хорошему.

О Курьерах, конечно, он не сказал и слова. Насколько бы дружелюбно Даниил ни относился к нему сейчас, такое признание перечеркнуло бы всё окончательно и бесповоротно. Вновь приходилось умалчивать, врать, хотя Виктор вовсе не желал так себя вести по отношению к другу. Как Катерина могла так спокойно манипулировать словами и доверием собеседника? Виктору это казалось ужасной ношей.

В одном месте он всё-таки прокололся, упомянув помощь их общей знакомой.

— Выходит, Катерина всё это время знала, что ты жив, но и словом мне не обмолвилась? — Даниил с громким стуком опустил кружку на стол, нахмурив брови. Выглядел он уязвлённым до глубины души.

— Может, сомневалась, что ты адекватно отреагируешь? — торопливо сказал Виктор. — По правилам ты не глинтвейн со мной пить должен, а повязать и сдать Хранителям.

— Пытаюсь припомнить в уставе подобный пункт, но память мне отказывает, — Даниил плеснул себе добавки. — Я, если честно, вовсе не представляю, что по «правилам» должен с тобой делать. Решения о казнях и других серьёзных наказаниях всегда выносил мастер, но он сам же тебя и отпустил. Несправедливо по отношению к другим Хранителям, но кто я такой, чтобы сомневаться в решениях человека, утвердившего эти самые правила? Но мне легко рассуждать, я информатор и несу иную ответственность, нежели нёс ты и тебе подобные, потому за других собратьев отвечать не могу.

Так незаметно разговор свернул с Катерины. Даниил расспрашивал, где Виктор нашёл крышу над головой, какие у него планы, не нуждается ли он в помощи, а Виктор радовался, что легко отделался. Может, Даниил и не знал пока, что Катерина предала Хранителей и не собирается к ним возвращаться. Стоило расслабиться, как сонный и размякший Виктор услышал предложение:

— Раз так сложилась судьба, что вся наша троица крутится в одном городе, то это отличный повод встретиться. Сколько мы всей компанией не собирались? Лет десять как минимум, — Даниил заулыбался, уставившись на Виктора с былым юношеским нетерпением, готовый хоть сейчас броситься искать Катерину и тащить её навстречу приключениям.

— Если только Катерина не заупрямится.

— У тебя все шансы её уговорить, в отличие от меня. Наверняка она до сих пор злится, что тёплое место подле императорской семьи досталось мне, а не ей.

Котелок опустел до обидного быстро. С виду полный энергии, на деле Даниил устал не меньше Виктора и заснул там же, где сидел — в кресле. Виктор накрыл друга пледом, чтобы не замёрз, когда камин потухнет. Сам же завалился спать на диван, не решившись покуситься на хозяйскую кровать. Наблюдая за догорающими углями, Виктор прижал ладонь к груди, ощутив края боло под рубашкой.

Возможно, он утром и не проснётся: Даниил заметит рукоять костяного ножа, боло выскользнет из-под одежды, или всё и правда окажется ловушкой. Сейчас был тот момент, когда Хранитель беззащитен, а за лезвием даже далеко тянуться не надо…

«Последний раз повторяю: замолчи», — мысленно сказал Виктор самозванке и прикрыл глаза.

Грачика всё не было — никто не встретил Хейда карканьем, когда он прошёл под каменной аркой. Помер, наверно, за столько дней без кормёжки. Даже жаль, он успел привыкнуть к этой кривой птице. Чавкая сапогами, Хейд прыгал с одного клочка земли на другой, не желая мокнуть в лужах, вилял между могильными плитами. Столько жертв Альмы Кэйшес здесь было захоронено — не пересчитать; весь холм — как курган. Засмотревшись на своеобразные памятники прошлому, Хейд прыгнул на что-то неустойчивое, перепутав его с кочкой, и едва не улетел носом в грязь. В смешавшейся с кровью луже валялся труп светловолосого мужика, из его спины торчала стрела с пёстрым оперением. И без птиц Айра мог постоять за себя, но был ли этот чужак один?

«Человек Стаха? Нет, тот при себе держит лишь айрхе. Левиафан? Проклятье!» — Хейд рванул к руинам прямиком по лужам. Зря, зря он принёс того филина, лучше бы сжёг в квадрианских кострах, выкинул в реку, да и вовсе не стоило на ту вылазку соглашаться, всё равно ничего не изменилось!

Вслушиваясь в зловещую тишину, Хейд достал из креплений нож. В тенях что-то мелькало, всегда оставаясь на долю секунды быстрее взгляда — это тревожило, но не так, как судьба брата. В гнезде Айры царил бардак, явно созданный руками хозяина, а не в пылу битвы: всюду были разбросаны опилки, пустые консервные банки, обломки толстых веток. Айра лежал на полу, завёрнутый в перьевой плащ. Не считая опухшего от удара носа, с балбесом всё было в порядке, по крайне мере физически.

Итак, осталось понять, что у Айры пошло не так на этот раз.

Своей головой он сбил ветловые веточки, нарушив целостность круга, выложенного на полу. Внутри круга покоился идол высотой с ладонь, он походил на сердитую летучую мышь, вырезанную из молочно-белой древесины. Крылья плотно укутали тело, оставив видимым лишь череп с выпирающими клыками и вздёрнутой кверху носовой костью, окроплённой кровью. В глазницах поблёскивал бледно-розовый камень. Рядом валялся раскрытый журнал Айры, полный пометок, исправлений и вопросов самому себе. Из этой мешанины удалось подчерпнуть лишь крохи: таких идолов, обычно огромных, из камня или глины, дейхе создавали для защиты от энлодов. Они заключали в ловушку жертвенную душу и преобразовывали её в… чёрта?

«План вышел не шибко-то удачным», — хмыкнул Хейд, листая страницы. От зловредных чудовищ остался лишь образ, на который можно было списать все свои неудачи. В журнале встречались зарисовки того самого идола, что сейчас стоял в ветловом кругу. Прежде чем прийти к финальному варианту, Айра перечеркнул множество эскизов. Он переработал, упростил и ускорил — если верить пометкам и расчётам — «созревание» чёрта. В этом ему помогла кость Предтеча. Хейд ещё раз вгляделся в глазницы черепа. А ведь надеялся, что показалось…

Над головой раздалось клацанье. То самое дымное пятно, которое ускользало от взгляда, сейчас цеплялось за потолок когтями, выступавшими из предплечий крыльев. Пятно утробно клокотало: «Режь-коли этого, не жалей, не жалей». Бормотало быстро, неразборчиво: «Жалкий-глупый кутёнок, смерть-смерть-смерть, режь-коли, режь-коли, тогда этот беги-уходи, не нужен этот, не нужен». Сглотнув, Хейд махнул в его сторону ножом. Чёрт мгновенно дал дёру — значит, металла он опасается, как любой другой дух. В комнате хватало углов, куда не доставали лучи редкого солнца и отсветы пламени очага. Теперь тьма ожила, наполнилась хрипами, мерзким смехом, иногда смотрела алыми угольками. Откуда тварь нападёт в следующий раз? На что она вообще способна?

«Жаль, Айра не догадался заодно написать, как бороться с тем, что он породил», — Хейд покосился на ветловый круг, сделанный явно неспроста, но каким образом ветки могли остановить чёрта? Будь это свинцовый обруч, ещё может быть… Хейд одёрнул себя. В таких делах лучше полагаться на брата-ведуна. Из теней зарычали: «Уходи, прочь-прочь, кусать-рвать будем этого, кусать!», и Хейд уже уверенней сплёл сбитые веточки. Тьма взвыла, глаза-угольки вспыхнули, как подожжённый порох — и всё резко стихло. Светлая древесина идола почернела, как от гари. Сработало!

Айра так и не пришёл в себя, ритуал выжал его досуха. Хейд оставил его отсыпаться на лежаке, укрыв одеялами от гуляющих сквозняков. У подушки он приметил тяжеленный нож со странными засечками на рукояти — таким же ножом Ищейка разделывал тушу козла в одном из видений Айры. Ведомый смутными догадками, Хейд поскрёб ногтем навершие рукояти и обнаружил под грязью заткнутое воском отверстие — прямо как у злополучной фигурки-филина. Видимо, всё это время у Айры тоже была управа на Ищейку. Важная вещь. Отряхнув нож от пыли и опилок, Хейд положил его на видное место, поверх журнала.

Любопытно выглядел и лежавший на подоконнике чемоданчик, обтянутый лопнувшей на сгибах кожей. Не испытывая и тени смущения, Хейд дёрнул медные заклёпки, приподнял крышку — и отпрянул. Внутри покоился хранительский револьвер, узнаваемый по гравировке на рукояти, и патронташ, в котором насчиталось пять пуль. Откуда?.. Каким образом?.. Вздохнув, Хейд закрыл чемодан. Как же много он ещё не знает о брате.

Прошло несколько часов, которых хватило, чтобы навести в логове Айры чистоту и порядок. Всё это время брат крутился под одеялами, бормоча околесицу. Вдруг он подскочил, как по сигналу, и окинул ошалелым взглядом комнату, будто впервые её видел. На Хейда он уставился с опаской, потрескавшиеся губы разомкнулись, почти озвучив вопрос: «Ты кто такой?!» — и тут пришло запоздалое узнавание. Айра улыбнулся, но выглядел немного растерянным. Хейд всё видел. Всё приметил. У Клары, чудачки из «Аиста», провалы в памяти начинались по такому же сценарию — с коротких «неузнаваний», постепенно отгрызающих у прошлого всё большие куски.

— Ты давно здесь? — просипел Айра, растирая сонное лицо.

— Давно. Благо твой маленький друг составил мне компанию, — Хейд кивнул в сторону идола. Чёрт оставался паинькой, если не считать доносившихся иногда ругательств, порою витиеватых.

Откинув в сторону одеяла, Айра бросился к своему творению. Идол почернел, запылали глаза, дымчатая тень покинула своё пристанище, усевшись на черепе. Чёрт пророкотал с презрением: «Этот опять пришёл-приполз». Распахнув крылья, он издевательски прыгал с одной когтистой лапки на другую: «Проси-умоляй, жалкий-облезлый кутёнок. Проси-умоляй, проси-умоляй».

— Мы уже это проходили. Прошу тебя, прекрати, — судя по голосу, Айра от чёрта порядком устал.

— Раз тебе настолько одиноко, что ты начал создавать всяких тварей, я могу заглядывать почаще, — хмыкнул Хейд, помешивая в котелке суп из рыбных консервов.

— Я не для себя… погоди, ты его видишь? — В ответ Айра услышал красноречивый рассказ о том, как Хейд пытался усмирить его нового друга. На детали тот не скупился, добавив в конце, что об этом «сраном ведовстве» думает. Айра удручённо покачал головой: — Понимаю, для тебя мой быт непривычен и вызывает отторжение, но придержи своё злословие. Ради меня. Будь добр.

— Так поясни, какая нам польза от одержимого истукана. Будь добр.

— Я пытался призвать птиц, хотя бы Грачика, но… — Айра с несчастным видом развёл руками. — Начал думать, чем ещё могу тебе помочь, и вот, вроде придумал. Чёрт может защитить тебя, как когда-то ему подобные защищали дейхе от врагов.

— По-моему, у тебя вышел не защитник, а неконтролируемый монстр.

Айра скомкал подол сюрко, тут же начав оправдаться:

— Просто… я перетрудился, вот и вырубился, из-за чего ритуал пошёл наперекосяк. Мне очень жаль, что так вышло.

— Ты сунул в идола Дар?

— Это пустой осколок кости, который я нашёл в одной из лабораторий дейхе. Для Горнила он бесполезен, но я на всякий случай прихватил парочку.

— Где ты тогда достал жертвенную душу? — этот вопрос беспокоил Хейда больше остальных. — Без неё же чёрта не создать, верно?

Хейд думал, что сейчас услышит историю про труп на улице, но Айра обхватил пальцами его ладонь и уставился взглядом профессионального попрошайки. Семейный талант, видимо.

— Даже не начинай! — Хейд вмиг понял, что от него хотят. — Оставь мою голову в покое!

— Я… я не могу… — промямлил Айра и стыдливо отвёл взгляд. Он то ли не умел, то ли не привык, то ли просто не видел смысла контролировать эмоции. Всё, что творилось в душе — отражалось на лице, и Хейду стало не по себе от того, что он видит.

Вздох.

— Показывай свои картинки.

* * *

Пламя костра с трудом прогревает пещеру. Метель закидывает внутрь хлопья снега, завывает голодным зверем, пришедшим по их души. На блестящих ото льда стенах танцует вытянутая тень дейхе, замотанного во множество слоёв одежды, поверх которых натянуто чёрное сюрко с серебристым кругом на груди. В свете костра или от мороза его смуглая кожа краснеет, как обожжённая. Из-под меховой шапки торчат тонкие белые косы, испачканные животным жиром.

— … в тот день весь народ в поселении собрался: никакой охоты, никакой разведки, никакой торговли, — голос у Чёрного пилигрима глубокий и проникновенный, до мурашек. — Гуляния-гадания, бабы варили снедь в общих котлах, дети плели из соломы-веток куколок, желания загадывали… Хороший день, знаменательный день. По такому поводу я выкатил бочку самодельной наливочки...

Он деликатно покашливает. Хоть и нет ничего плохого в том, что друг ностальгирует по былым временам, но сил больше нет слушать о тысяче и одном рецепте самогона! Чуть ли не на каждой стоянке одно и тоже, особенно когда холода выдаются суровее, чем обычно.

— Это не просто воспоминания о былом-минувшем, а важный элемент истории, между прочим! — Чёрный пилигрим в шутку грозит пальцем. — В тот год я решил всех сразить наповал доведённой до совершенства рецептурой. К сожалению, ни один земляк не оценил мою идею с плодами красной погибельки. Да если бы предки так боялись экспериментов, нас тут и не стояло бы!.. — он от души сплёвывает в сторону.

Так и хочется буркнуть: «Может, оно было бы к лучшему». Дейхе определённо не помешало бы в своё время видеть границы, которые не стоило ломать.

— Пришлось на себе показывать, что в умелых руках красная погибелька не опасна, а вполне увеселительна. — Пилигрим замирает напротив костра. Углубляются морщины у глаз и рта, выдавая на «лице-без-возраста», как часто выражаются энлоды, все прожитые годы. — Вскоре я оказался вдрызг пьян. Мы танцевали вокруг костра, пели песни Весёлой Бабе, я такую милую-ладную девчушку обнимал… а под ночь явилось оно. Огромное, на две-три головы выше самого высокого энлода. Завёрнутое в рваньё-тряпьё, как в квадрианский саван. То были гобелены, флаги, знамена... серебристые мурены Хоррусов на фиолетовом полотне, бараньи рога Ойнасов на зелёном, волчьи морды Тьяхонов на чёрном… с десяток поверженных-уничтоженных кланов, поселений, родов, как наших, так и белорожих. Сам себе памятник былых побед. — Пилигрим вновь сплёвывает с ненавистью, до сих пор тлеющей в груди. — Ходили слухи-шепотки об этой твари, но они казались страшилкой. Кому нынче сдались мы, бледные тени предков? Даже никто из гаруспиков не предвидел, что оно явится за нами именно в тот день. Сколько криков было!..

На сердце становится тяжело. Все эти истории — как одна, и раньше он мог наблюдать за ними с другой стороны баррикад.

— Наши похватали копья, стрелы, пытались что-то сделать, а я… а что я. Бежал прочь, думал, что словил белую горячку. Свалился в свежевырытую выгребную яму, ударился башкой, да отключился. Интересно, прихватила ли эта тварь-паскуда наших красных барсуков в свою коллекцию тряпья?.. — Пилигрим вздыхает. Присаживается рядом на крупный сук, заменяющий скамейку. Сразу становится теплее. — Как очнулся, с бодуна едва смог из ямы вылезти. От Весёлой Бабы к тому времени лишь зола осталась, а от моих близких, друзей, соседей — трупы. Своими же руками перебили друг друга, как мне на голову никто булыжник не сбросил — загадка.

Пилигрим стягивает варежку и потирает глаза.

— Такова сила Скорбящего палача… Молчащего… как его там ещё называют. Это страшный враг, кутёнок, но я уверен, что мы найдём способ с ним справиться. Хоть кто-то должен выгрести мусор, оставшийся после экспериментов наших предков с Непреложными законами, а эта тварь в тряпках — тот самый мусор и есть. Верно?

Он кивает. Хлопает друга по плечу, благодарит за оказанное доверие. И радуется в глубине души, что Глашатай, смотрящая на них с улицы пустыми глазницами птичьего черепа, слишком далека от человеческих понятий и эмоций, чтобы обижаться на определение «мусор».

* * *

Хейда знобило, в ушах завывала вьюга. Его потрясли за плечи, помогая скорей прийти в себя. Он начинал привыкать к этому дерьму: всех последствий — лишь лёгкое головокружение. Чёрт наблюдал за ним, тихо поскрипывая, как несмазанные петли. Глаза-угольки дрожали, оставляя неровные световые следы.

— Рассказал? Рассказал? — дымный силуэт подрагивал и расплывался от нетерпения, то и дело резко возвращая себе материальную форму. — Ничего не утаил? Этот любит утаивать-обманывать, верно? Жалкий-лживый кутёнок. Расскажи-покажи, откуда душу взял, давай-давай!

— Прошу тебя, перестань, — с болью проговорил Айра. — Время поджимает…

— Время? Нас поджимает время? — смех чёрта был подобен скрипу ножовки по дужке замка. — Благодаря этому кутёнку у нас бессчётное количество времени! Вскрой-распори себе брюхо, омой нас в крови, тогда мы подумаем над словами этого. Кутёнок же принесёт жертву? Принесёт-принесёт? Нашей жертвы этому ведь мало? Или сначала пожертвует своим новым другом? Рассказывай-рассказывай!

Перевозбуждённый чёрт распластался облаком, подрагивая, как желе. Устав слушать его крики, Айра коснулся идола. Тварь среагировала мгновенно: змеями поползла по одежде, преодолев ветловый барьер, обвила шею, пыталась влезть через уши, нос и искривлённый от боли рот. Хейд даже охнуть не успел, как его брат сам стал дымной тенью.

— Прочь!!!

Крик Айры эхом разнёсся в комнате. Чёрта опалило вспышкой лазурного пламени и отбросило в сторону, как ветошь. Он с воем забился обратно в идол и притих, даже глаза погасли, лишь бы никак о себе не напоминать. Вытерев рукавом капли крови, натёкшие из носа, Айра обвязал фигурку ветловой веткой.

— Давай лучше сожжём это, — предложил Хейд, но Айра лишь закрыл глаза и покачал головой, опустив плечи.

— Тот человек из видения. Он… он там, — с трудом выдавливая из себя слова, Айра указал на идола. — Ваше знакомство вышло ужасным, но на самом деле он не такой… Сам же видел. Вместе мы совершили множество открытий: про Древних, про дейхе, про… про всё. Случилось несчастье, он погиб, а я… не знаю, о чём я думал, но… — Айра замолк, подбирая слова. — Да ни о чём я тогда не думал, просто до одури боялся потерять друга и единственного союзника. Он знал язык дейхе, их обычаи, обряды. Оставалось множество вопросов, на которые мне требовался его ответ. И тогда… я решил попробовать… проверил одну теорию…

— Ты запихнул душу своего приятеля в камень? — Хейда передёрнуло от одной только мысли, что некогда обычного человека превратили в маленькое злобное существо, не живое и не мёртвое, заключённое в куске хлама.

— Из твоих уст это звучит ужасно, — пробормотал Айра, водя пальцем по белому кругу, вышитому на сюрко.

— Это и есть ужасно, твою мать! Лавров Дикой Кэйшес захотелось?!

Братья насупленно уставились друг на друга. За окном грохотали раскаты грома, капли дождя барабанили по крышам. Холод и сырость впитывались в кожу. Первым не выдержал Айра: с пристыженным видом отвёл взгляд и спрятал ладони в рукавах.

— Слушай, мёртвые… не равны живым, — сдержанно проговорил он. — Это пучок воспоминаний, страхов и желаний, лишь тень былой личности. Не жалей духов, как жалеешь живых, Хеди. Сам знаешь, как страшен наш враг. Я пойду против любых законов, хоть Непреложных, хоть морали, хоть каких — если это чуточку поможет в деле.

Светлая картинка с добродушным и мечтательным братом-плаксой, которого Хейд знал и любил когда-то, развеялась, как морок. Он всегда опасался людей, у которых слетели все внутренние тормоза. Разумнее было развернуться, уйти и никогда не возвращаться — но нет. Это он увёз брата из Ашвайлии, это он морозной ночью выбрал неудачное место для ночлега, это он решил убежать от преследователей через реку... это он подтолкнул Айру к такой поганой судьбе. Значит, ему и исправлять.

— Хеди. Давай не будем ссориться, — Айра присел рядом на подоконник, скромно сложив руки на коленях. — К каким бы выводам ты ни пришёл, помни: ты для меня важен просто потому, что ты есть. Когда всё закончится, я обязательно упокою каждого мертвеца, которого вынудил мне помогать.

— Поклянись, — сквозь зубы прорычал Хейд, — что если со мной что-то случится, ты не станешь засовывать мою душу в зеркала, камни, кости, превращать в неведомую тварь, или что там ещё придёт тебе в голову. Поклянись, что отпустишь с миром.

— Но!.. — Хейд бросил на Айру лютый взгляд. — Клянусь.

— Постараюсь тебе поверить.

Желая заполнить тишину хоть чем-нибудь, Хейд включил радио. На этом гиблом холме даже радиосигнал помирал в муках — уши резало от скачущих шумов и помех. Чудом попалась новостная станция, на ней по сотому кругу обсуждали землетрясение и побег животных. Диктор причитал, что никто из приближённых Квадранты так и не приехал в Дарнелл, уж они бы наверняка смогли разобраться с проклятьем. Ну да, как же.

— Давай отвлечёмся на что-нибудь другое, — Айра улыбнулся и легонько ткнул Хейда кулаком в плечо. — Я жажду подробностей о твоей вылазке к Сорокам. Удалось всех заболтать?

— Неужели ты сомневался во мне? — хмыкнул Хейд, немного оттаивая. — Шейрт шёлковым стал, как только я заговорил о сделках с наркоторговцами.

— Ох, так это сработало. Я рад.

— А могло не сработать? Ты же из его головы информацию взял, разве нет?

— Сны замусорены эмоциями, переживаниями, и чем дальше по времени необходимое событие, тем сложнее узреть истину. Опыт у меня неплохой, но осечки могут случиться и с лучшими из сновидцев.

— Очень мило с твоей стороны сообщить мне об этом только сейчас.

— Не хотел поколебать твою уверенность, — Айра виновато улыбнулся. Вытравить из него любовь к недоговариванию «во благо» будет явно непросто.

Пока Айра восстанавливал силы, с аппетитом уплетая рыбный суп, Хейд выпотрошил свою сумку: положил на стол консервные банки, немного овощей и свёрток из мешковины. Поколебавшись, Хейд распутал верёвки и отбросил тряпку в сторону. В его руках лежали останки лапы из лососёвого камня с ярко-алыми жилками. Шесть длинных пальцев были сжаты в кулак — не иначе как с помощью ведовской силы. Артефакт из далёкого прошлого, который украл разум Соловья. Долго, очень долго Хейд сомневался, стоит ли забрать кости из тайника, но кто, как не Айра, мог найти этой штуке достойное применение. Может, хотя бы так он сделает смерть Соловья не напрасной.

Ложка выпала из руки Айры и звонко ударилась о дно котелка с остатками супа.

— Это… это же… огромный кусок!.. откуда… — Айра кинулся к костям, но Хейд упёрся ладонью ему в грудь, не подпуская.

— Э, нет. Получишь свой подарок только на одном условии.

— Да какие условия! — Айра всплеснул руками. — То, что ты принёс… Неподходящее время для дурачеств, Хеди!

— Моя вещь, мои правила, — Хейд убрал кости за пояс и ловким жестом вытянул из рукава опасную бритву. Из него бы вышел хороший фокусник. — Без обид, но в этой комнате маловато места для тебя, меня и вшей в твоей бородёнке.

— Нет у меня вшей!

— Вопрос времени. Выбирай, братец: или остаёшься при своём богатстве, но тогда больше не увидишь ни меня, ни эти кости, или же позволишь сделать из тебя человека, и тогда…

— Я понял, — буркнул Айра и почесал заросшую щёку. — Сомнительная иллюзия выбора.

Хейд лишь плечами пожал. Рано или поздно он сотрёт с Айры все следы полудикарской жизни. Это казалось правильным: он сам выбился из грязи в приличные люди и брата хотел потащить за собой. Потому он обслужил Айру по высшему разряду: усадил на изъеденный жуками табурет, прикрыл одежду тряпкой, которой обычно завешивали разбитое окно, тщательно намылил неопрятную бороду. Айра ворчал себе под нос, крутил головой — но достаточно было показать наточенное лезвие бритвы, чтобы он послушно замер.

— Этот странный нож ты достал из своей цирюльни? — поинтересовался Айра, когда экзекуция закончилась. Без косматой полуседой бороды он преобразился из городского сумасшедшего в копию матери, даже не по себе стало от их сходства. Такой же мягкий овал лица, высокий лоб, большие глаза… Сердце Хейда кольнула тоска.

— Да. Неплохое место, землетрясение не сильно его потрепало. Посижу там, пока всё не уляжется, — Хейд насухо вытер лицо Айры от волосков и остатков мыла.

— Если с тобой что-то случится, я даже не узнаю, — едва слышно проговорили из-под полотенца.

— А на что тебе чёрт тогда? — Хейд демонстративно щёлкнул ножницами с пятнышками ржавчины на лезвии.

— А на что тебе ножницы?

Ответом стал не то оскал, не то искажённая шрамами улыбка. Айре оставалось лишь вздохнуть и смириться. Пока Хейд оценивал масштабы бедствия на его голове, заметил на шее пятно зарубцевавшейся кожи размером с ладонь. На осторожный вопрос, как Айра умудрился получить такой шрам, тот лишь отмахнулся: «Ерунда давно минувших лет».

— Вот же гриву отрастил. Морской хан схватил бы тебя за хвост и утащил на дно, спутав с невестой, — ворчал Хейд, пытаясь развязать узел выцветшей ленты. Даже ловкости его пальцев не хватало для этой задачи, потому он просто отрезал весь хвост.

— Морской хан уже утащил ма, такую невесту мне не затмить и с косой до пят, — ответил Айра с мрачной серьёзностью.

— Вы с ней чересчур похожи: слепо бежите навстречу смерти, видя в ней брошенный вызов, который невозможно не принять. В случае ма это была изголодавшаяся акула, а в твоём…

— Ма съела акула? — Айра резко обернулся, порядком озадаченный. — Серьёзно? То есть… ты обманул меня? Ма не стала невестой Морского хана?

— У тебя самого сын, а ты до сих пор веришь в сказки? — прозвучало грубее, чем Хейд хотел. В детстве он и правда приукрасил правду о трагедии. Айра же был совсем мелким, что ещё Хейд мог сделать, чтобы примирить его с горем?

— Сказки? Жертвоприношения — нередкое дело, особенно за пределами Тормандалла. Я думал, именно такой конец ма и встретила, — Айра говорил со странным безразличием, словно речь шла не об их матери, а о жертвенном ягнёнке, чья судьба уже была предрешена. — Морской хан тоже на сказку не похож. Я читал о нём в докладах дейхе: так звали одного из Предтечей. А вот знаешь, как сами дейхе их называли? — тут-то глаза Айры вспыхнули огнём. — «Корифеи падальщиков». Квадрианцы посчитали бы их воплощением Непреложных законов, если б застали…

— Тоже навязывали свои порядки и сжирали несогласных? — сдавшись словесному напору брата, Хейд под шумок защёлкал ножницами.

— Почти. Бродили всюду и пожинали души.

— То есть делали то же самое, что твоя крылатая баба или огненный гигант? Хорошо, что от них только кости остались.

— Есть важное, можно сказать, критически важное различие: Древние — бывшие люди, они навсегда остаются рабами своей утраченной жизни, — Айра по привычке хотел почесать бороду. Вздрогнул, когда пальцы вместо волос уткнулись в гладкий подбородок. — Предтечи же — как животные. Не знаю, какие такие Законы породили их, но они занимали ту нишу, которую теперь занимают Древние. Представляешь, они могли менять свои кости и подстраиваться под окружение! Единственным барьером для них оставался Бескрайний океан. Полагаю, не хватало энергии, чтобы переплыть на другой материк. Один лишь Морской хан сумел найти лазейку.

— Думаю, будь Морской хан материальным, об этом все бы давно знали и не придумывали целый культ.

Айра захохотал.

— Ох, Хеди, а как ещё суеверные моряки могли относиться к существу, способному перекусить надвое любой парусник? Думаю, именно Хану можно сказать спасибо, что в Бескрайнем океане не завелись морские твари, духи утопленников, и прочие радости. Так что… — Айра покрутил между пальцев седую прядь, упавшую ему на колено. — Дейхе идиоты. Не стоило трогать Предтечей. В животном мире падальщики выполняют важную функцию, сохраняя баланс, та же роль была у их «корифеев».

Ножницы скрипели, пока Хейд подравнивал Айре волосы на затылке. Получилось недурно. Долгие годы он не мог позволить себе цирюльника, а когда смог — не захотел, чтобы к его волосам прикасался чужой, потому навострился орудовать ножницами сам. Айра должен радоваться тому, как ему повезло со старшим братом. Сам бы от такого не отказался.

— А ты не думал… — протянул Хейд, сомневаясь, хочет ли он знать. С другой стороны, очень уж было любопытно. — Есть ли эти корифеи на остальных материках?

— В Шинстари почти уверен, что есть, — тут же ответил Айра — видимо, задавался раньше таким вопросом. — Их поющие обожествлённые «горы». Мне кажется, где-то отсюда растёт любовь шинов к жертвоприношениям во славу богов.

Под ногами свернулся клубок чёрно-белых змей. Едва Хейд отрезал последнюю прядь, как Айра кинулся к своей новой игрушке: торопливо размотал ткань, провёл ладонью по лучевой кости, пересчитал суставы, которых было во много раз больше, чем у человека. Он замер, не отрывая взгляда от плотно сжатого кулака. Минуло несколько томительных секунд, за которые Хейд успел пожалеть, что вспомнил, где Соловей запрятал проклятые кости, и вдруг кулак раскрылся, подобно цветочному бутону. С изящной плавностью пальцы сгибались и разгибались, демонстрируя разные жесты. Лапа потянулась к Хейду и деликатно забрала из его руки ножницы. С небольшим трудом пальцы щёлкнули пару раз лезвиями в воздухе.

— Как ты это делаешь? — невольно прошептал Хейд. Мотнув головой, добавил злобно: — Прекрати.

— Почему? — Айра скинул ножницы на свою ладонь.

— Напомню, раз ты забыл: эта груда костей довела моего друга до петли.

— Хеди, без обид, но мой разум покрепче будет. Не переживай.

Айра протянул лапу в сторону идола. Костлявые пальцы слегка сжались, будто впились в кожу, жилы заискрили, от чего ладонь начала мерцать. Чёрт взвыл, тонко и пронзительно, как побитая псина. В тон ему вскрикнул Айра, выронив лапу и с болезненной гримасой встряхнув уже своей ладонью.

— Доигрался? — прошипел Хейд первое слово из долгой тирады, посвящённой глупости этого идиота, но тут взгляды обоих Мортов устремились к брошенной лапе. Царапая сырые половицы, пальцы двигались, подобно лапкам паука, скреблись, цеплялись за древесину, медленно подползая к идолу. Чёрт не прекращал выть, повышая ноту.

Первым среагировал Хейд: схватил мешковину и бросил её на лапу, тут же обмотав в несколько слоёв на случай, если та до сих пор раскалённая. Длинные многосуставчатые пальцы двигались под тканью, потихоньку замирая, пока в них не кончился заряд. Хейд с потерянным видом держал свёрток на вытянутых руках, не зная, что делать. Айра тоже был без понятия, только потряхивал раненой ладонью. Вой чёрта постепенно сошёл на нет.

— Ты…

— Восхитительно! — возглас Айры заглушил очередную попытку начать тираду. Хейд, однако, не сдавался.

— Ты идиот.

— Я и не претендую на роль умника в нашей команде, — Айра выхватил свёрток из столь любезно протянутых рук и побежал к шкафу.

Мысленно долбя: «Что-я-натворил-что-я-натворил», Хейд прихватил пару зажжённых свечей из тех, что освещали идола, и кинулся вдогонку. Он застал брата за попытками вытащить батарею из дверей Горнила: ухватившись за ручку костяной ладонью, сиявшей во тьме мягким красноватым светом, Айра кряхтел от прилагаемых усилий.

— Твоя новая подружка оказалась не такой уж всесильной?

— Ладно тебе, язва, — Айра присел на корточки и утёр пот со лба. — Лучше помоги вытащить эту дуру. Если… представь только!.. этой лапой мы сможем хоть сейчас открыть дверь… — и замолк, задумавшись.

Хейд тоже прикинул перспективы: к примеру, не придётся лезть в хранительскую крепость. Вполне неплохо. Он схватился за ручку и выжидающе глянул на брата. Вместе они оттащили батарею в сторону. Кусая губы, Айра просунул сияющую ладонь внутрь дыры. Пальцы касались многочисленных углублений, слышался противный скрежет камня о камень, но ничего не происходило.

— Подвинься-ка, — потеснив Айру, Хейд заглянул через его плечо внутрь отсека для батареи. Благодаря сиянию он смог разглядеть, как устроен механизм. Пробудив в памяти чужие воспоминания о чертежах, он интереса ради указал, куда лучше ткнуться. Не стеснённые мышцами и связками, суставы пальцев гнулись в любую сторону; немного поковырявшись, лапе удалось нащупать все указанные Хейдом пазы.

Раздался щелчок, он эхом ушёл вглубь Горнила, набирая силу и пробуждая всё больше и больше старых механизмов ― те двигались медленно, приходя в себя после слишком долгого сна. Под ногами ожил целый пласт земли, вот-вот могло грянуть очередное землетрясение. Чем активнее пробуждалось Горнило, тем слабее становилось сияние лапы ― древняя машина высасывала энергию буквально на глазах.

Айра резко выдернул лапу. Всё замерло.

— Разве ты не этого хотел? — с досадой спросил Хейд, раззадоренный неожиданным успехом.

— Этого, но ты заметил, насколько прожорливо Горнило? — Айра заставил костяные пальцы двигаться, получилось далеко не так изящно и плавно, как в первый раз. Вздохнув, он замотал лапу обратно в тряпку. — Ты прав. Я увлёкся. Нужно подумать, посоветоваться хоть с той же Глашатай. Похоже, я неправильно рассчитал, какой минимум энергии нужен этой развалюхе… Но ты же видишь, да? Это не просто кусок кости, сохранявший какую-то там часть силы. Вспомни, как ладонь тянулась к чёрту — в ней остались те самые базовые инстинкты, о которых я говорил! Кто знает, может, если принести побольше жертв, из неё вырастет полноценный Предтеча?

— Надеюсь, ты сейчас размышляешь чисто теоретически.

— Конечно, у меня же нет в запасе нескольких десятков, а то и сотен лет. Зато можно использовать её голод в своих целях. К примеру, скормить Предвестника, — Айра порывисто обнял Хейда, стиснув со всей возможной силой. Тот растерянно замер. — Если идея сработает, то сегодня ты увеличил мои шансы на выживание процентов эдак на пятьдесят.

— И каковы же они были изначально?

— Уже неважно! — Айра одарил Хейда счастливой улыбкой и понёсся обратно в своё логово, бубня: а получится ли зарядить Дары, а сможет ли достучаться до Грачика. К нему вернулись вдохновение и запал, это многого стоило, но сколько бы он ни хорохорился «крепким разумом», тревожные звоночки давали о себе знать.

Поднимаясь по ступеням следом за Айрой, Хейд спрашивал себя: рад ли он тому, что больше не один? Когда он отвечал лишь за себя, жизнь определённо казалась проще. Хотел ли он вернуть былое? Возможно. Неплохие были времена. Подобно виртуозному актёру, он ловко сменял маски вора Хейда из рода Мортов и труженика бюро Фелиса Харрисона, но никогда не задумывался ни над сценарием отыгрываемой пьесы, ни над её концом. У него не было никаких стремлений, кроме как прожить следующий день.

Сдвинув брови, Хейд покрутил между пальцами шиллет, наблюдая, как одна грань сменяется другой.

Все эти духи, ведовство, живые кости, от которых мороз по коже… они не подчинялись никаким Законам, и от того были совершенно непредсказуемы. Айра же стал живым воплощением сил, с которыми якшался — хаотичный и себе на уме; как ни гадай, всё равно не понять, по каким правилам тот играет. Но вот странное дело: даже не виси над Хейдом, как гильотина, угроза сойти с ума из-за постоянных визитов Предвестника, предложи ему кто-нибудь вернуться на пару месяцев назад, до злополучного случая в резиденции — он бы упрямо остался здесь. Ему нравится использовать накопленные знания и опыт на благо кого-то, пусть Айра и не всегда ценил его старания.

Крыс крутил перед носом сложенную из листовки собаку. Отгибал то один уголок, то другой, но аккуратно, оставляя возможность в любой момент вернуть всё как было. Протянув Виктору клочки бумаги, он требовательно спросил: «А что ещё можешь?». Вскоре на столе собралась компания из зайца, лисы, змеи, и скорпиона. Скорпион произвёл на Крыса особое впечатление: хоть тот и внимательно наблюдал за действиями Виктора, всё равно не мог поверить, что из одного куска бумаги получилось сделать и клешни, и несколько пар лапок.

— Ведовство какое-то, — проворчал Крыс, пытаясь повторить одну из фигурок. Надо же, впервые удалось получить одобрение вечно озлобленного мальчишки! Виктор был польщён, хоть и удивился, что ключ к успеху оказался банально сложен из бумаги. Возможно, свою лепту внесло постепенное выздоровление Крыса, это заметно поубавило в нём ненависть к окружающим.

С каждым днём Виктора преследовало всё больше посланников самозванки, а после вчерашней резни рой увеличился на несколько десятков. Обычно спокойные, бражники вдруг разом сорвались с места, закружили под потолком. Их тревога передалась и Виктору, она походила на зов: «Беда! Беда! Скорее сюда!»

— Ведьма клич кинула? — Крыс прищурил карий глаз и шумно втянул воздух носом — длинным, с горбинкой.

— И часто это случается? — Виктор скривился от навязчивого гула в ушах.

— В последний раз — когда Айтан помер, — теперь Крыс сощурил голубой глаз.

Невозможно сосредоточиться даже на собственных мыслях, пока в голове долбила эта тревога. Виктор сдался и позволил путеводной нити из бражников увести его в зал с лосиным черепом. На клич уже отозвалась парочка Курьеров: Лафайетт ютился на краю дивана, постукивая по полу каблуком высокого сапога, пока Веселина нервно накручивала на палец ленточки, свисающие с лосиных рогов. Они разом обернулись на вошедшего Виктора, но, судя по взглядам, ожидали вовсе не его.

— Надо же, вы тоже способны услышать зов, дон Виктор? — Лафайетт перестал постукивать каблуком, даже опустил на колено ладонь.

— Судя по всему. Знаете, из-за чего?

— Увы, нет, — с заметной нервозностью ответил Лафайетт и жестом пригласил сесть рядом.

Вскоре послышался шорох каменных врат. Не дожидаясь, пока те отворятся полностью, первой вбежала взмыленная Ведьма, с дикими глазами и сбившимся дыханием. Она гаркнула, указав на стол: «Ставьте в центр!» Лафайетт тут же подорвался с места, Виктор помог ему тащить массивный дубовый стол. Теперь маленький палец ткнул на покрывало, накинутое на диван: «Накройте!» Веселина растянула его на столе подобно скатерти.

— Случилось что-то нехорошее? — тихо спросила она, не зная, куда деть беспокойные руки и саму себя. Ведьма, не глядя на неё, взмахнула ладонью и резко сжала кулак, приказывая молчать.

В зал вошёл Нариман. Обычно ничего не выражающее скуластое лицо было искажено печалью. Он бережно нёс в руках Сиршу, одетую в то же цветочное платье, что и вчера. В сравнении с широкоплечим шином она выглядела особенно хрупкой, а в глаза бросалась её болезненная бледность. По указу Ведьмы Нариман положил свою ношу на покрывало.

Сирша была мертва. Пепельная кожа обтянула кости хрупким пергаментом, вместо глаз — выжженные дыры. Разбилась танцующая куколка. Веселина, охнув, резко отвернулась и закрылась ладонями. Лафайетт неверяще окинул труп взглядом, будто подозревал обман, иллюзию; накрыл исхудавшую руку своей ладонью, провёл пальцами по выпирающей косточке на запястье.

— Такие раны… — Лафайетт мимолётно коснулся щеки Сирши. — Это был не человек, верно?

— Вне сомнений, — Ведьма вгляделась в тёмные провалы на лице Сирши. — Кости совершенно пусты — никакой связи с душой. Её словно на квадрианском костре сожгли. Не думала, что такое возможно…

— М-может, это Удильщик? — Веселина всё ещё опасалась смотреть на тело подруги. Иногда чуть-чуть поворачивала голову, но в последний момент вновь закрывала ладонями лицо.

— Вряд ли. Нариман нашёл её у жилых комнат, так далеко Удильщик никогда не лез. Я пришла слишком поздно, не смогла уловить след, — наконец Ведьма соизволила обратить внимание на Виктора. Злые жёлтые глаза были красноречивы: «Жаль, что не ты на её месте». Вслух она процедила: — Когда ты в последний раз видел Крыса?

Виктор ценил старания этой маленькой яростной женщины вести себя настолько нейтрально, насколько хватало силы воли, но идти навстречу не спешил. У Крыса были свои причины не попадаться остальным Курьерам на глаза, раз он даже Ламарка избегал. Не хотелось рушить то хрупкое доверие, которое только-только удалось заполучить. Молчать тоже было нельзя. Пришлось выкручиваться.

— Он нечастый гость, — что было правдой, — и мне о своих похождениях не отчитывается, — тоже не соврал. — Могу передать ему ваши указания, как увижу.

— Надо дождаться Гаруспика, — Ведьма зажмурилась и потёрла переносицу. Её плечи поникли, словно на них опустилась вся тяжесть монолитный плит, из которых был построен бункер. — Веселина, за мной. Подготовим всё необходимое для спуска тела в колодец.

Вскоре подтянулись остальные Курьеры. Лиховид и Диана принесли венок из черноплодной рябины, украсив им поблекшие локоны Сирши, а Карамия, утирая слёзы, по степным поверьям повязала на её запястье красную нить. Танмир и Тунара нашли любимый шарфик Сирши с вышитыми тюльпанами и закрыли им её лицо. Якоб достал саван, в который тело аккуратно запеленали Нариман и Лафайетт. Последним явился Ламарк. Тяжело опираясь о трость, под взглядами Курьеров он неспешно приблизился к телу. Вздохнул, погладил Сиршу по плечу сквозь ткань савана, словно успокаивая, подбадривая. На прощание положил ей на грудь вольт: куколку из песочной ткани, с обугленной головой.

— Кого рвать будем? — рыкнул Лиховид, весь на взводе.

— Остуди голову, мальчик, — Ламарк постукивал стальным пальцем по рукояти трости. — Дайан уверяет, что это сделал не человек. Я склонен ей верить. Как подобное существо попало в сердце убежища? Куда делось потом? Есть над чем подумать.

— Чего тут думать? — Карамия сгоряча стукнула кулаком по столу. — Мы столько раз говорили вам с Ведьмой об Удильщике, о его попытках напасть. Вы не сделали ровным счётом ничего, чтобы нас защитить, и вот результат!

— Милая, — голос Ламарка был ласковый, понимающий, — ты сама себе ответила. Слишком маленькая у вашего Удильщика пасть, чтобы укусить Двуглавого и тех, кто ему предан.

— Выходит, к нам наведалось нечто сильнее Двуглавого? — Якоб со вздохом скрестил руки на груди. — Блеск. Не бункер, а проходной двор для чудовищ.

Курьеры обменялись многозначительными взглядами, но панику разводить не стали. Всем был отдан указ временно отложить заказы, вместо этого бросив все силы на укрепление убежища. Случай с Сиршей ясно показал, что даже толстые стены всеми забытого подземелья не могли гарантировать безопасность.

— А что насчёт моего заказа? — хмуро поинтересовался Виктор.

— Без изменений. Как увидишь Крыса, передай мой приказ немедленно явиться. Подчёркиваю — приказ.

Без изменений — так без изменений, может, оно и к лучшему. Крыса искать не пришлось: в тот самый момент, как Виктор вошёл в тюремную камеру, он яростно порвал измятый листок.

— У меня тоже не с первого раза начало получаться, — поделился Виктор, но вместо того, чтобы успокоиться, Крыс оскалился и покраснел от негодования:

— Крыс — не ты! Твоя мудрость равна напёрстку, у Крыса же её хватит на десяток кувшинов. Но Крыс не понимает, почему до сих пор ничего выходит!

Это… было обидно, чёрт возьми.

— Дело тут не в мудрости, а ловкости пальцев и аккуратности, — сухо заметил Виктор, сцепив руки за спиной и вытянувшись по стойке «смирно». Неосознанно принял позу, в которой он, подобно устрашающему идолу, раньше возвышался позади Софии. Крыс уставился на свои узловатые пальцы с грязными ногтями. Осторожно потрогал плечо — там, где под одеждой остался шрам от зашитой раны. Виктор бросил небрежно: «Ламарк приказывает тебе встретиться к ним», прежде чем закрыть за собой дверь. На сегодня ему достаточно чудачеств этого мальчишки.

Главный зал пустовал, тело Сирши Курьеры унесли с собой. О случившемся напоминал лишь рыжевато-бурый лист рябины, опавший с венка. Виктор задумчиво покрутил тонкий черешок: вчера он пожелал Сирше смерти — и вот, кусачая ласка мертва. Жаль, это лишь совпадение, иначе охота на убийцу Софии заняла бы гораздо меньше времени. О неведомом существе, убивающем Курьеров, Виктор не сильно переживал — можно подумать, раньше бункер был для него безопасным. Лишь в одном месте он чувствовал себя спокойно — в тренировочном зале, если его можно так назвать. Это была кое-как очищенная от мусора и огонь-травы комната, которая находилась достаточно далеко от обители Ведьмы, чтобы в ней можно было хранить оружие из стали. А главное — никаких Курьеров поблизости, те с бо́льшим удовольствием придумают очередной глупый спор или соберутся для партии в «Пьяного рыбака», чем хоть раз стукнут чучело палкой.

Путь до тренировочного зала — каменные врата, поворот, спуск на несколько витков бункера вниз, вновь череда коридоров и поворотов, — въелся в подкорку, но на середине привычного пути Виктор замер. Ещё даже не осознав причину своего беспокойства, он уже потянулся в карман за зеркалом на тот случай, если к нему полезет неупокоенный дух. В нос ударила мерзкая вонь, похожая на запах горелых перьев. Виктор достал не только зеркало, но и костяной нож. Принюхиваясь, он смог отследить источник — игровая комната, оттуда даже слабый дымок пошёл, стоило приоткрыть шире дверь. Свет фонаря резкими мазками очерчивал угловатую фигуру Катерины, склонившуюся над столом. Она чиркала спичками о коробок, кидала одну за другой в пепельницу. Вонь усилилась.

— Долго будешь меня взглядом сверлить? — холодно поинтересовалась Катерина. Она всё ещё скрывалась под личиной работника бюро, только картуз где-то оставила. — Хорошо, что сам пришёл и сэкономил моё время.

Помахав ладонью над чадящей пепельницей, Катерина схватила её со стола и стряхнула часть пепла под шкаф, под кресло, под столик с граммофоном.

— Зачем это всё? — Виктор замер на пороге, с подозрением наблюдая за напарницей.

— Помолчи пока, — если бы голосом можно было резать, то Виктор уже истёк бы кровью.

В игровой ничего не изменилось с того единственного раза, как Виктор заглянул сюда и познакомился с Танмиром. Доска со ставками висела на своём месте, надписи на ней были те же. Когда Катерина закончила раскидывать пепел по комнате и швырнула пустую пепельницу на суконный стол, Виктор кивнул в сторону доски:

— Странно, что тебя на ней нет.

— Бессмысленное занятие.

— А если бы увидела смысл, на что поставила?

— На первый же день. — Виктор опешил от звенящей в голосе злости. — То, что ты жив до сих пор, не иначе как череда удивительных случайностей. Раймонд, ты меня разочаровываешь. Я доверяю тебе дары, которые никому другому не дала бы в руки, но ты или не ценишь их, или стараешься меня подставить. Пока что склоняюсь к первому, но чем дальше, тем больше возникает вопросов. Надеюсь, демонстрация расплаты за подобные ошибки вышла достаточно наглядной. Второго шанса не будет.

Катерина с хлопком положила на стол пёрышко со смятым опахалом: чёрное с лазурным отливом. То самое, которое украла Сирша.

— Так это ты…

— Для нас обоих лучше не испытывать терпение хозяйки этих перьев, ты понял меня?

— Прости, Сирша меня надурила, — буркнул Виктор, прицепив перо обратно к воротнику под внимательным взглядом напарницы. Ясно, чего та бесилась. Заслужил. Его виноватый вид смягчил гнев Катерины.

— Встреча с Сороками прошла успешно? — без былой злости поинтересовалась она и устало рухнула на стул. Её лицо казалось бледнее обычного, а движения стали непривычно дёрганными, суетливыми.

— Вполне. Завтра понесу Сороке те чертежи, которые мы подготовили в прошлый раз.

— Хоть здесь не оплошай.

Катерина заправила за ухо короткую чёрную прядь, покусывая губы едва ли не до крови. Она даже не заметила, как оставила на кончике уха пепельный след. Обычно она не позволяла другим видеть свои тревоги, и не похоже, что разыгрывала очередной спектакль.

— Маленькая сволочь обо всём догадалась, — Катерина едва не прикусила кончик большого пальца и только тогда заметила, что перчатки безнадёжно испачканы. — Пришлось решать проблему грязно и быстро, иначе она успела бы растрепать всё Ведьме. Зато теперь и духом никому слова не скажет. Ламарк наверняка пустит по следу ручную крысу, но я успела применить пару хитростей. Рисковать не стану, поблуждаю в укромных местах, куда ничей нос не сунется. Постарайся не напортачить, пока меня нет рядом. Всё случившееся — на твоей совести, не забывай.

Не было ни паутины слов, ни насмешливо-ласковых «мой дорогой Раймонд», ни лукавых взглядов. Катерина исчезла, оставив после себя лишь пепел и сумбур в мыслях. Нащупав перо за воротником, Виктор провёл пальцем по смятому опахалу. Из-за этой вещицы чисторучка Катерина пошла на убийство или как минимум спровоцировала его. Не ждал ли самого Виктора подобный конец, когда — если — он передаст ей Дар Берислава? Увы, придётся как-то и дальше вилять между Ламарком, Сороками, Катериной и самозванкой, другого пути к своей цели он не видел.

Убрав пепельницу на место, Виктор вернулся к первоначальному плану и скрылся от всех в тренировочном зале. Самозванка до сих пор сердилась, что ей не преподнесли на блюдечке сердце Даниила: не шептала на ухо, не мозолила глаза обликом Софии, не подставлялась под удары палки, истекая кровью от иллюзорных ран. Даже удивительно, что она не воспользовалась шансом лишний раз подействовать на нервы. Жаль, что и Якобу сегодня было не до тренировок: каждый бой с ним выжимал Виктора до капли, это помогало держать себя в форме. Пришлось отрабатывать удары на чучеле, представляя на его месте Адду; какие приёмы та использовала бы, что им мог противопоставить он сам. Забавно выйдет, если Хранительница, недолго думая, застрелит его из револьвера. На отступника пули не пожалеет. Вот бы уравновесить шансы и тоже разжиться огнестрелом, но у Курьеров с вооружением совсем плохо, один костяной мусор.

В разгар выдуманного боя из арочного проёма показалась голова Крыса.

— Ты что здесь забыл? — Виктор вытер испарину с виска. Вместо ответа Крыс обвёл взглядом зал, выискивая что-то. Втянул осторожно воздух. Чихнул. Это первый раз, когда Виктор встретил его в убежище за пределами тюремной камеры.

— Вонь. Всюду вонь, — бубнил Крыс себе под нос. — Гаруспик сказал, чтоб поодиночке не ходили. А ты что, особенный? Думаешь, до тебя та чудь не доберётся?

— Неужели свою компанию предлагаешь?

Крыс скривился, будто ему под ноги навалили навозную кучу. Уходить, однако, никуда не спешил: уселся подле арки, положил здоровую руку поверх коленей и устроил на ней острый подбородок.

— Если что-то надо, можешь не стесняться и спрашивать, — закинув палку на плечо, терпеливо сказал Виктор.

— Крысу надо, чтобы ты продолжал. — Виктор приподнял бровь, не сдвинувшись с места. Они упрямо побуравили друг друга взглядами, после чего Крыс соизволил пояснить: — Крыс наблюдает за движениями Хранителя. Крыс запоминает движения Хранителя. Пригодится, если придётся убить тебя или тебе подобных.

— Спасибо за искренность, но ты правда думаешь, что я продолжу плясать тебе на потеху?

— Твоё дело, хоть на жопе ровно сиди.

Виктор потёр лицо, борясь с приступом раздражения. Сейчас он как никогда понимал, за что остальные Курьеры недолюбливают этого парня.

Послышалось эхо от постукивания трости о каменные плиты. Первой в проёме арки показалась мордочка Дольки, следом нарисовался и его хозяин. Улыбнувшись своим подчинённым, Ламарк снял очки и убрал их в нагрудный карман. От завораживающе-зловещего взгляда искусственных глаз по спине Виктора пробежали мурашки — он никогда не привыкнет к этому зрелищу.

— Отрадно видеть, что вы сдружились! — Ламарк хлопнул в ладони. Долька крутился у его ног, выглядя оживленнее обычного, насколько так можно было сказать о трупе. — Крысёнок, неужели успел закончить поиски? — Вжав голову в плечи, Крыс уставился на свои сапоги и коротко кивнул. Ламарк погладил его по взъерошенным тёмно-рыжим волосам. — Ну-ну, даже если ничего не вышло, я не стану ругать. Ещё придумаем, как изловить убийцу, — теперь его жуткие глаза уставились на Виктора. — Радует, что одна из наших главных боевых единиц не пренебрегает тренировками. Давай составлю компанию. Живых людей избивать интереснее, чем чучела, не так ли?

— Вы уверены… — начал было Виктор, но Ламарк вдруг присел и попытался подсечь его ноги крючковатой рукоятью трости. На одних рефлексах Виктор ушёл от захвата и пнул в сжатую ладонь, выбивая из неё орудие. Протезы выдержали удар, самого Ламарка инерцией оттолкнуло в сторону. Он широко усмехнулся, довольный:

— Похвальная реакция. А вот Дариус в своё время рухнул у моих ног, — Ламарк крутанул трость и со звонким стуком опустил на пол. — Жаль, сработало всего один раз, но воспоминания об этой маленькой победе до сих греют мою покалеченную душу.

Дело было не только в скорости реакции, Виктор это прекрасно видел. Ламарк храбрился, улыбался, укрепил себя сталью, да старость не обмануть ― она ржавчиной подтачивала его тело. Сколько ему лет? Пятьдесят? Шестьдесят? Дейхе, как и айрхе, редко доживали до такого срока, обычно сгорая гораздо раньше.

Вдруг морозный заряд прошиб Виктора от головы по позвоночнику. Невидимые пальцы скользили по распаренной коже от груди к шее, подбородку, щеке, они с лёгкостью прошли сквозь височную кость. Голос самозванки призывно шептал:

«Когда вожак слаб, молодняк рвёт его на части. Это Закон».

Сдавленно охнув, Ламарк рухнул животом на пол от жёсткой подсечки палкой. Виктор навалился сверху, схватил конец длинной белоснежной косы и обернул вокруг горла подобно удавке. Ламарк дёрнулся пару раз для пробы, но из захвата ему было не выбраться, даже если бы очень захотел.

— Неплохо, — просипел он и похлопал по руке Виктора, прося отпустить многострадальную косу.

Виктор не отпускал.

По хребту пробежались цепкие лапки крылатых тварей, они жаждали крови, жаждали решительных действий, пели тысячеголосым хором: «Сможешь дойти до конца? Сможешь? Сможешь? Он в твоих руках, сделай это, сделай! Раздави маленькое тельце под собой, как давил нас в кулаке». Крыс подорвался с места, осознав, что ситуация вышла за рамки обычной тренировки. Стальные пальцы впились в запястье Виктора, оставляя кровоподтёки.

«Жертва! Жертва! Жертва!»

Виктор зажмурился, пытаясь обуздать сводивший с ума голод. Только бы не повторилось то, что произошло вчера на набережной; ох, как опасно он тогда балансировал на краю здравого рассудка! Громыхающий хор сменился шипением, когда он медленно выпустил косу и скатился с Ламарка, бездумно уставившись в потолок. Крыс замер в шаге от них. Из-под рукава выглядывал кончик костяного шипа, одно слово — и он был готов проткнуть обидчика. Откашлявшись и растерев горло, Ламарк хрипло рассмеялся:

— Занятно, занятно. Уж думал, Двуглавый нашёл способ избавиться от меня раньше срока. На будущее: есть возможность разгрызть противника — грызи, не раздумывай. Пусть мораль и всевозможные законы тебя не смущают.

— Я не дикая шавка, бездумно кусающая всех, кто попадётся, — Виктор помог Ламарку встать и подал выроненную трость.

— Ну не ворчи, не ворчи, — поморщившись, Ламарк размял колено. — Лишь намекаю, чтобы ты не увлекался самокопанием «А могу ли я?», «А правильно ли?», когда окажешься лицом к лицу с другими Хранителями.

Ламарк подрагивающей рукой вытянул из кармана очки — те не треснули только чудом. Короткая потасовка высосала из него все силы: заходя в зал, он сиял от бодрости, а теперь Крысу пришлось держать его за локоть, помогая дойти до скамейки у стены. Мальчишка с опасным прищуром наблюдал за Виктором, в любой момент ожидая, что тот вновь накинется.

— Нам необходимо быть подлыми, хитрыми, быстро оценивать ситуацию и использовать все подручные средства, чтобы обдурить врага и заманить в ловушку. Иначе — смерть, слишком уж много у нас неприятелей. Если получится обучить нашим хитростям тебя, Виктор, то ты станешь страшным человеком. Достойная выйдет боевая единица.

— «Боевая единица», — нахмурившись, повторил Виктор. Не в первый раз это выражение цепляло его. — Будто готовитесь к войне.

— Не без этого. Знаешь, хоть меня и зовут Гаруспиком, но я сознательно лишил себя дара, — Ламарк пошевелил в воздухе пальцами-протезами. — Уже и забыл, когда в последний раз брал в руки ритуальный нож.

— Вы правда могли видеть будущее?

— Я мог задать вопрос, принести жертву духам, и увидеть в потрохах огрызки их ответов, смешанные с бредом и ложью. В своё время я был чертовски хорош в поисках крупиц правды, — Ламарк ухмыльнулся самодовольно, хоть и с тенью печали. — А благодаря Двуглавому преодолел все мыслимые пределы, узнавал ответы на вопросы посерьёзнее, чем «Пойдёт ли дождь через пару недель».

— И однажды духи рассказали о чём-то совсем нехорошем, — догадался Виктор. — Левиафаны?

— Лучше бы про них... глядишь, многое повернулось по-другому, — тут уголки рта опустились вниз, а сам Ламарк сгорбился, обеими руками опёршись о трость. — Это долгая история, но тебе полезно знать. Уже не станет новостью наше знакомство с Дариусом, верно? Десятки лет назад мы были в одной ватаге, даже звали друг друга братьями, — он горько усмехнулся. — Свора разбойников с непомерными амбициями и неутолимой жадностью… пока наш атаман не услышал призыв Двуглавого. Думаю, они почувствовали родство в своих желаниях. Так появились Безглавые судьи, если тебе что-то скажет это название.

Ещё как сказало. Смертоносные, как чума, неуловимые, как туман, они грабили и уничтожали всё, на что падал их взгляд. Чёрная гвардия охотилась за Безглавыми судьями годами, прежде чем смогла стереть с лица империи эту заразу. Неужели мастер и правда был одним из Безглавых ублюдков? Виктор уже ничему не удивлялся.

Ламарк неспешно поковылял к выходу, опираясь на трость и держась за локоть Крыса. Виктор шёл чуть поодаль — слишком уж красноречивым был взгляд у парня, оберегавшего Ламарка с верностью пса.

— Атаман не мог сопротивляться влиянию мнимой власти и могущества, проливал ради Двуглавого всё больше, больше и больше крови. Хоть мы с Дариусом и были головорезами, но понимали, что переходим все границы, и нам это припомнят сторицей. Когда словами ничего решить не вышло, Дариус оспорил власть атамана и вызвал на бой. Отобрать корону у любимчика Двуглавого — вот же самонадеянный дурак!.. — Ламарк усмехнулся с долей былого восхищения. — У него почти получилось, как ни удивительно, но «почти» — это не победа. Дариус бы умер тогда, если не моё вмешательство. Вышло так, что наши клинки пронзили атамана одновременно, и пришлось нам обоим разделить бремя служения духу.

— И ступили на те же грабли. Забыли бы о Двуглавом, вернулись к тому, что было.

— О, мой мальчик, поверь, мы пытались. Изо всех сил пытались, но даже ведунам не так просто обойти некоторые Законы. Мы не осознавали в полной мере, с чем связались, а Двуглавый оказался тем ещё хитрым мстительным ублюдком. Он преподнёс нам «дар» — разделил на двоих одно видение, — Ламарк поднял голову к покрытому трещинами и паутиной потолку, вспоминая: — Задымлённый особняк. Пол под ногами багровый от крови. Всюду трупы. Часть тел — в синих мундирах. Другая часть — в разломанных масках. Кто все эти люди, мы не знали, но догадывались, что эта бойня — наш конец. Два юных глупца посчитали, что это предостережение Двуглавого, и необходимо всеми силами не допустить такого исхода.

— Но вы же сами говорили, что духи показывают не будущее, а лишь запутанные подсказки.

— Именно, именно. Даже ты заметил подвох, а вот самый главный идиот, являясь гаруспиком, и на секунду не засомневался. Вместо Безглавых появились Хранители и Курьеры, мертвецы из особняка обрели имена и личности, они вокруг меня, и я понимаю — время пришло, — Ламарк замер напротив своего кабинета. Он положил ладонь на дверную ручку, но входить не спешил. — Одного тебя, Виктор, не хватало.

У Виктора заледенели руки.

— Но… вы же… могли просто не брать к себе людей из видения. Могли не брать меня. Зачем?

— Поздно уже сворачивать с выстланной Двуглавым дорожки на эшафот, — Ламарк покачал головой. — Разрубив праздничный стол, мы предложили взамен лишь сухой паёк, и Двуглавого этого бесит, о, как невыносимо бесит! Но он скрывал это годами, пока распалял разногласия и ссоры между мной и Дариусом: каждый считал свой способ не допустить бойни в особняке самым действенным. Любые попытки всё исправить приближали нас к гибели, чего Двуглавый и добивался.

Крыс помог Ламарку дойти до кресла. Прыгнув к хозяину на колени, Долька положил мордочку ему на плечо, накрыв своим пушистым телом. Ламарк обнял вольт обеими руками и к его лицу начал возвращаться здоровый цвет.

— Пролив кровь атамана, мы с Дариусом стали «приближёнными» Двуглавого, можно сказать. Неподъёмное бремя, разделённое на двоих, оказалось вполне посильной ношей. Мы служим Двуглавому, мы мешаем ему, это порочный круг, который разрушит лишь наша смерть. Но что потом? — Ламарк тяжело вздохнул и опустил плечи. Долька ткнулся носом в его шею. — Вот и выгрызаем себе годы жизни: каждый в своей манере кормит Двуглавого достаточно, чтобы сохранить лидерство, но недостаточно, чтобы у духа развязались руки. Тянем время, ищем достойного преемника — а он не находится. Что же о боевых единицах… когда дружба приобрела оттенок кровной вражды, мы стали готовиться к той битве. Не можешь предотвратить — выйди победителем. Дариус дрессирует послушных бойцов, я же ищу лазейки и любые возможности получить преимущество. Ты — лишь одна из множества моих заготовок.

На языке вертелся вопрос, но Виктору было одновременно и интересно, и страшно услышать ответ. Нет, нельзя молчать, он не успокоится, пока не узнает правду.

— Я в вашем видении тоже оказался трупом?

Ламарк кивнул.

— Не грузи голову, это ведь не приговор, — улыбнулся он как ни в чём не бывало. — Я всеми силами стараюсь сунуть тому видению палки в колеса. Даже есть кое-какие успехи: я видел в особняке Айтана, но он уже мёртв.

— Ещё Гаруспик не видел Крыса, а Крыс точно не пропустит подобной заварушки! — с запалом заявил Крыс, уперев руки в бока для более воинственного вида.

— Ты моя главная надежда, — Ламарк умилённо похлопал по руке Крыса, засиявшего от ласковых слов пуще прежнего.

Уж не этого ли мальчишку старик метил на роль преемника? Вряд ли, Крыс слишком дикий для подобной ответственности. А может, Ведьма? Какую роль играла она? Спросить, увы, Виктор не успел, измождённый Ламарк попросил оставить его отдыхать в тишине. Пришлось подчиниться. Крыс замялся у самых дверей, порывисто обернулся, желая что-то сказать напоследок, но вместо этого прикусил щёку и ушёл вслед за Виктором.

— Хочешь поизучать особую технику поедания Хранителем ужина? — улыбнулся Виктор, надеясь расшевелить нагруженного мыслями Крыса. Тот на него уставился, не выражая словом или движением ровным счётом ничего. До сих пор злился? Пожав плечами, Виктор развернулся и ушёл в сторону кухни; он ухмыльнулся, когда вскоре услышал позади себя тихие шаги. Ему доводилось читать об огромных ящерицах, живущих в Ашвайлии — они кусали жертву и преследовали её, ожидая, пока та умрёт от яда. Виктор не мог объяснить, почему ему вдруг такое вспомнилось.

Шаги стихли — Крыс замер посреди туннеля. Сцепив руки на животе, он с растерянным и виноватым видом уставился на стену. Заинтересовавшись, что же вызвало в нём такую бурю эмоций, Виктор сам почувствовал неловкость: под потолком висела маска Айтана. Её оскал был настолько схож с оскалом юного Курьера, когда тот явился на «Лунный путь» с серпом и цепью наперевес, что, казалось, стоит моргнуть, и Виктор увидит вместо куска дерева его живое лицо.

— Этот парень был твоим другом?

— Айтан не друг Крысу. Айтан соперник Крысу.

Крыс скосил на Виктора взгляд, потёр раненое плечо, помялся на месте. Слова так и рвались из него, но упрямец жевал губы, не решаясь их произнести. Виктор не стал давить. Даже отвернулся от него, безмолвно говоря: «Видишь, не так уж мне и интересно, поступай, как хочешь». Сработало.

— Крэс д’лжен пр’сить у него пр’щения. Крэс виноват в смэрти Этана. Если Ведьмичка узнает, то ещё сильнэ в’зненавидит Крэса. Крэс пуганый, — от волнения Крыс сбился на горский говорок.

— Погоди, погоди, не накручивай, — Виктор даже поднял ладонь, призывая Крыса остыть. — Он умер от моей руки, ты-то каким боком притёрся?

Крыс втянул голову в плечи, ковыряясь носком ботинка в широкой щели между напольных плит. Слова вновь полились потоком, к счастью, более внятным:

— Айтан много лет был младшим из Курьеров. Когда Гаруспик приютил Крыса, то он стал младшим, и Айтан решил отыграться. Издевался, подначивал, шутил зло. Крыс терпел, не хотел связываться с Ведьмой. Но… но… — Крыс набрал в лёгкие воздух и протараторил с ещё большей скоростью: — За пару недель до смерти Айтана мы поругались. Крыс разозлился. Взялись за оружие. Успели разнять. Айтан обставил так, будто виноват один Крыс. Ведьма очень злилась. Ругалась. И тогда Крыс… тогда… Крыс от всего сердца пожелал Айтану сдохнуть. Крыс искренне верил, что без него станет лучше. Крыс захотел смерти Айтана. Айтан умер. Крыс виноват. Он не хотел причинять всем столько проблем.

Глазницы маски смотрели на переживания Крыса с полным безразличием.

— Послушай, в случившемся виноваты только Айтан и я. Айтан сам решил сразить меня в бою. Я сам решил закончить всё его смертью, — медленно проговорил Виктор. Слишком легко сейчас было оборвать их хрупкую связь одним неосторожным словом.

— Ничего ты не понял, — Крыс нахмурился, сморщил нос. Злился, что его не восприняли всерьёз. — Какова была вероятность, что именно в тот день, в тот час ты встретишься с жертвой Айтана, когда он пришёл за её жизнью? Именно ты, Хранитель, натасканный убивать таких, как Айтан. Именно ты, изгнанник, оказавшийся именно в Дарнелле, именно в том порту.

Крыс требовательно вглядывался в глаза Виктора, ожидая ответа, но тот молчал. Лучше не рисковать, вторую ошибку ему точно не простили бы.

— Крошечная. Ничтожная, — наконец ответил Крыс за него. — И всё же эта вероятность случилась. Айтан давно мечтал сцепиться с Хранителем, показать Гаруспику, что способен занять его место. Хоп — и так удобно явился ты. Хоп — Айтан мёртв. Желание Крыса воплотило эту вероятность. Крыс виноват. Крыс… сожалеет.

— Меня со счетов всё-таки не списывай. Давай разделим это бремя на двоих, так будет проще и тебе, и мне, — предложил Виктор, тронутый доверием парня. Крыс его жест не оценил. Лишь буркнул на прощание: «Лучше стань достойной заменой Айтана, иначе всё это не имело смысла», и по традиции пообещал горло перегрызть, если Виктор будет трепаться об услышанном.

Скольких разбойников и наёмников Виктор убил, будучи Хранителем? Никогда не считал, но сотня точно набиралась — у них с Софией редко случалась мирная дорога. Были ли у них семьи? Мечтали ли их матери и жёны отомстить Виктору? Дариус учил не задумываться над такими вопросами: Хранители совершали правое дело, ни к чему было тратить время на пустые переживания. Теперь же, оказавшись на другой стороне, Виктор всё видел немного в ином свете, но пока не решил, как к этому относиться.

— Мне жаль, что я заставил твою мать страдать. Представляю, насколько больно терять своего ребёнка, — тихо проговорил он. — Но в том, что ты висишь на стене, а я — стою напротив, только ты и виноват. Все это в глубине души понимают. Надеюсь, Крыс это поймёт тоже.

Осколку души, заключённой в маске, вряд ли было дело до его слов, но после посиделок с Даниилом Виктор понял, что иногда бывает полезно выговориться. Дариус же учил всё держать в себе, оставаться непоколебимым и готовым к действиям, а не размышлениям.

«Так ведь удобнее делать из нас послушное стадо, не правда ли, мастер?» — впервые Виктор произнёс «мастер» с едкостью, пусть пока и только в мыслях. Его мысли оборвала вибрация под ногами, она прошла через тело, отозвавшись в костях. Опять землетрясение?

Эхом слышались гул и скрежет, подобно тем звукам, какие издавали при открытии каменные врата, только сейчас их источник казался… гигантским. Вибрация усилилась. На макушку Виктора посыпалась струйка земли, но бункер выдерживал и не такое. Прежде чем он успел испугаться, что его вот-вот завалит, дрожь исчезла и скрежет стих, одно только эхо гуляло по пустынным туннелям.

«К чёрту, лучше поживу в доме призрения, пока есть возможность».

Отрывок из потрёпанного журнала.

Запись №5:

«Итак, я дал ему имя — Паразит.

Минуло десять месяцев, как я его преследую. Отметил в нём слабость к девицам-блондинкам, но для дальних путешествий он использует крепких юношей. Тоже блондинов».

Посреди текста схематичная зарисовка в виде ворона, держащего в клюве сколопендру с женским лицом и светлыми волосами.

«Его можно назвать безобидным, особенно если сравнивать с Молчащим. Уникален он тем, что смог оторваться от своих останков, а этим не похвастается даже Глашатай! Та хоть и вольна разгуливать где хочет, а к своим костям её всё равно тянет. Паразит же кочует из одного тела в другое, высасывает потихоньку силы, оставляя после себя пустышку…»

Несколько слов размыто дождём.

«...из-за чего меня занесло в Оурвук. Паразит всё-таки нарвался на проблемы: вселился в девчонку, которая оказалась сестрой местной ведьмы. Ведьма эта интересная. Сильная. Кажется, её зовут Сияна. Она смогла запереть Паразита в теле сестры, чтобы потянуть время, но что с ним делать — не знала. С Древними Сияна ни разу не встречалась. Я вызвался помочь, конечно же. Такой уникальный шанс изучить своего врага! Увы, ведьма мне не доверяет. Завтра попробую пойти на поклон ещё раз.

Главное, чтобы Сияна не догадалась: даже если я смогу упокоить Паразита — девочку это всё равно не спасёт».

* * *

Цирюльня «Рыбий хвост». Домик с яркими морковными стенами, он чудом втиснулся в щель между похожими друг на друга хибарами. Виктор сверился с запиской мистера Морта, прикрыв её ладонью от моросящего дождя, и не сдержал смешок. Внизу листа с изящной небрежностью была нарисована рыбка с хвостом в виде лихо закрученных усов — то, что Виктор принял за своеобразную шутку Морта, оказалось подсказкой. Точно такая же рыбина, только не чернильная, а из стальных конструкций и лампочек, служила вывеской цирюльни. Раньше она красовалась на крыше, но из-за землетрясения кровля проломилась, и рыба «нырнула» внутрь второго этажа — её удалось опознать лишь по торчащему хвосту-усам. Если глянуть на соседей, то цирюльне ещё повезло: многие здания разворотило, когда рванули котлы, даже обуглились растущие вдоль дороги старые осины. Тихое и покинутое место, оно было словно отделено от города, в котором, несмотря на все беды, продолжала бурлить жизнь.

Странное себе эта Сорока свила гнездо.

Кстати, о Сороке. Морт уже ждал его прихода: сидел на подоконнике второго этажа, как на жерди, свесив ноги на улицу. Маленькое угрюмое пятно на фоне такой же маленькой, но более жизнерадостной цирюльни. Заметив Виктора, мистер Морт небрежно махнул ему, приветствуя, и жестом же пригласил внутрь. Виктор поднял руку, думая из вежливости махнуть в ответ, но Морт уже закрыл за собой витражные окна.

У дверей свисали кашпо с ёлочками, посеревшими от пепла; Виктор стёр грязь с веток, пожалев забытые всеми растения. Переступив порог, он тут же потерялся в картинах с усатыми рыбами: их было так много, и все разные, созданные руками десятка художников, от души выгулявших свою фантазию. Какой же странный вкус был у хозяев. От этого пыльные кресла, треснувшие зеркала, пустующие склянки из-под лосьонов и разбившиеся от падения часы выглядели особенно угрюмо — не таким должен быть этот уголок весёлого безумия. Виктор присвистнул, когда поднялся на второй этаж и увидел торчащую из потолка рыбью морду. Обвал заблокировал часть помещений, потому гадать, за какой дверью ждёт Морт, не пришлось — на выбор осталась одна.

— Моё почтение, мистер Раймонд. Я думал, сегодня вас не дождусь, — услышал Виктор, открыв дверь. Морт возился с примусом, пытаясь нагреть медный чайник.

— До этого района было нелегко добраться.

Пока Виктор расстёгивал потяжелевшее от сырости пальто, он залюбовался картиной: на огромном полотне, от потолка до пола, была запечатлена плотина Вердиша во всём своём исполинском великолепии. Забыв о пуговицах, Виктор коснулся стены плотины, украшенной узором из золотистых скорпионов Аргелов, чтобы у будущих поколений не возникло сомнений, благодаря кому возведено одно из чудес империи. Виктору повезло увидеть это монументальное строение и его водопады вживую — незабываемое зрелище. Хозяев цирюльни, видимо, тоже впечатлило.

— Надеюсь, вас устраивает выбранное мной место для встреч, — голос мистера Морта отвлёк Виктора от воспоминаний. — Как вы могли заметить, здесь меньше шансов привлечь ненужное внимание.

— Да, заметил, — Виктор скинул пальто на спинку стула, — но мне без разницы. Я принёс карты… вас же не смутит, что мы сразу к делу?

Стол у окна был завален непонятными деталями, инструментами, чертежами с запутанными схемами. Похоже, Морт возился с каким-то механизмом. Виктор не часто встречал разбирающихся в технике людей, и в последнюю очередь он ожидал увидеть подобные знания у айрхе. В академии вряд ли бы кто-то взялся его обучать, неужели самоучка?

— Вы умолчали о нашем маленьком соглашении с Эйнаном?

Виктор осторожно расчистил уголок стола, как раз хватило для тубуса с картами. Увлёкшись раскладыванием бумаг, он даже не услышал, как Морт подобрался к нему со спины. Опасно, опасно, с вором лучше держать ухо востро.

— Умолчал, и если выполните свою часть работы, продолжу умалчивать, — Виктор придал себе строгости: лучше держать Сороку в узде.

Долгожданные карты взволновали Морта сильнее слов Виктора. Расстегнув заклёпки, он повесил дождевик из тонкой кожи на зеркало, боясь закапать бумаги. Первое, за что зацепился взгляд Виктора — четыре косые полосы, рассекавшие губы и подбородок Морта. Из-за шрамов казалось, что он всегда паскудно ухмыляется. А может, так и было?.. Удивительно, как вора с такой примечательной чертой до сих пор не изловили.

«Зато по нему не скажешь, что все айрхе на одно лицо», — Виктор хмыкнул, вспоминая Шейрта, но тут же осёкся. Эта мысль показалась… знакомой? Словно он уже видел человека, о котором подумал точно так же.

— Мы случайно не встречались раньше? — спросил Виктор. Угол искривлённого рта дёрнулся от одного только предположения, но в остальном мистер Морт сохранил невозмутимость.

— Сомневаюсь. Знакомых у меня достаточно, но Хранителя-Курьера среди них я бы точно приметил.

— Да, вы правы, — растерянно кивнул Виктор. — Вас я тоже вряд ли бы… забыл.

Вот теперь Морт точно паскудно ухмыльнулся. Даже, скорее, оскалился. Прищуренные раскосые глаза, два чернильных пятна, смотрели недобро. Виктор стушевался, осознав, что неосторожно затронул тему его уродства. Он хотел извиниться, но Морт, как по щелчку, вернулся к роли добродушного хозяина:

— Вы меня успокоили, мистер Раймонд. Неловко бы вышло, если я когда-то успел перейти вам дорогу.

— Согласен, — Виктор усмехнулся, но шрамы мистера Морта покоя так и не давали. Может, виной тому Диана? На её лице тоже были следы: тонкие, белые, аккуратные, совсем не похожие. Нет, она тут ни при чём, но почему же в памяти…

— Вижу, изначально брались устаревшие планы? — мистер Морт указал на пометки Катерины. — Тут нарисованы ходы, но теперь они помечены крестом.

— Да, было дело. По ним молодняк сбегал из замка в соседние деревни. Когда всё вскрылось, проходы заложили камнем.

— Жаль.

Мистер Морт повёл пальцем по хитросплетению линий, разбирая ворох пометок. Виктор помогал сориентироваться, уделив особое внимание причалу — Катерина подсказала, что на сегодняшний день это самое уязвимое место в обороне крепости. Вопросы сыпались из Морта один за другим: какие у Хранителей маршруты, какое вооружение, есть ли среди прислуги айрхе — Виктор оценил въедливость напарника, хоть и едва поспевал с ответами.

— Раз вы были Хранителем, то не остался ли мундир?

Очередной вопрос застал Виктора врасплох. Он отвёл взгляд в сторону, рассматривая витражные окна. Нервно провёл рукой по шее.

— Как сказать… я его спрятал. Прошло много времени, возможно, ткань уже истлела при местной сырости.

— «Возможно», — тут же повторил Морт. Сощурился задумчиво, на гладком лице прорезались многочисленные, но ещё неглубокие морщины. Виктор попытался угадать, сколько ему лет, но с айрхе это бесполезная затея. — Я знаю замечательную швею, она может вернуть мундиру приличный вид. Сами понимаете, без него вас расстреляют ещё на подходе к причалу.

Тонкий свист чайника прервал разговор. Пока Морт отогревался с кружкой в руках, Виктор уставился на него, пересекая все границы приличия. Пытался зацепиться за другие детали, которые всколыхнули бы память, да только ничего путного не выходило. Он будто засунул руку в сундучок леди Удачи, вслепую нащупывая множество бумажных бабочек и силясь отыскать за ними потайное дно.

— Прекратите так на меня смотреть, — Морт передёрнул плечами, словно чужой взгляд имел вес и давил на него. Он глотнул чаю и добавил: — Сами понимаете, люди моей профессии не очень любят внимание к себе.

— Я задумался. Простите.

Чернильные глаза впились крюками, вывернули наизнанку с немым вопросом «Что же творится в этой голове?», но Виктор моргнул — и наваждение исчезло.

— Надеюсь, вы думали о том, как нам попасть в крепость? — поинтересовался Морт с добродушной улыбкой-оскалом. Виктор лишь моргнул, озадаченный. Его сейчас уязвили? Или показалось? Катерину и то легче понять, к ней он хоть привык. — У меня есть лодка с мотором… — Морт запнулся, окинул взглядом фигуру Виктора. Прикинул что-то в голове. Вздохнул. — Забудьте, лучше найти что-то повместительнее. Я знаю места. Разрешение тоже возьму на себя.

— Разрешение?

— А вы думали, нас так просто выпустят из города с лодкой? — хмыкнул Морт. — В Дарнелле с этим строго. К счастью, среди моих знакомых водятся контрабандисты. Вы планируете брать с собой оружие?

Ох, хотелось бы! Да только кроме костяного подарка от Ламарка, у Виктора ничего не было. С таким набором штурмовать хранительскую крепость, конечно, самоубийственно.

— Ясно, — вздохнул Морт, хотя Виктор и слова не сказал. — Посмотрим, что с этим можно сделать. Надеюсь, у вас не возникнут проблемы с мундиром.

— Я закопал его на кладбище. В Горбах.

— Вот как, — Морт приподнял бровь. — Времени у нас в обрез, думаю, благоразумнее будет составить вам компанию. Гляну на месте, получится ли реанимировать мундир до мало-мальски приличного состояния.

Морт залил в себя остатки чая, накинул дождевик, схватил сумку и на этом закончил скромные сборы. Была ли то воровская привычка, или Морт чего-то опасался, но на улице он то и дело озирался, поправлял капюшон и шарахался от случайных прохожих. Виктор старался постоянно держать его в поле зрения, а то ведь стоит моргнуть — и Морт растворится без следа в мрачных улочках Дарнелла.

Выжженный район с цирюльней остался позади. Город вокруг оживал и насыщался красками: золотистая крона деревьев вместо обугленных стволов, броские рекламные плакаты чередовались с вывесками магазинов и лавок. Виктор вдохнул поглубже, радуясь, что больше не чувствует гари. До набережной было рукой подать, и как удачно, что лодочник у причала высаживал пассажира — но вместо того, чтобы перехватить лодку и договориться о цене, Морт замер посреди дороги.

— Мне вспомнилась ещё одна пристань неподалёку, — раздался голос из-под капюшона. — Идти дольше, зато быстрее доплывём до Горбов. Вы не против немного сменить курс?

Вопрос был задан лишь ради приличия: развернувшись на месте, Морт поспешил перейти на соседнюю улицу. Виктор развёл руки в немом вопросе «Какого чёрта?», но тут разглядел пассажира прибывшей лодки. Тощий рыжий человек с папиросой в зубах, поднявшись на пристань, обменялся парой слов с лодочником, они пожали друг другу руки…

Виктор прибавил шагу, стараясь нагнать мистера Морта.

Совместная работа даже толком не началась, а Хейда уже всё раздражало: его так называемый «напарник» давил на нервы одним своим присутствием. При любых других обстоятельствах он бы и на пушечный выстрел к такому человеку не подошёл. Это же Курьер! Курьер-Хранитель, что вдвойне ужасно! Одно хорошо: Раймонд оказался не из болтливых и довольно… послушным. Казалось бы, при виде мрачного здоровяка, опасного наёмника, «послушный» — последнее слово, которое пришло бы на ум. Вот только Хейд чутко улавливал множество звоночков: как Раймонд смотрел, как двигался, стоял, как вёл себя в цирюльне и как реагировал на самого Хейда. По отдельности ничего особенного, легко закрыть глаза, однако этот человек — бывший Хранитель, в них слепое послушание вдалбливают кровью и железом. Стоило взять на заметку и пользоваться при случае.

Из сумки доносилось ворчание: «Воняет, воняет, воняет. Столкни-сбрось этого в реку. Гнилой, гнилой!» Не забыть бы спросить у Айры, как это существо заткнуть. После вчерашней пытки каменной лапой чёрт присмирел, но стоило явиться Раймонду — разом оживился. Может, вспомнил, кем был при жизни, вот и взбеленился из-за кровной вражды с энлодами.

— Мистер Морт, погодите, — Раймонд замер посреди моста и уставился в сторону мельницы, стоявшей на обмелевшем берегу. Моргнув, он зашарил беспокойным взглядом по округе, задерживаясь то на обветшалых домиках с участками, коих было много в этом районе Дарнелла, то на истощённой речке, то на самом Хейде.

— Помимо поиска вашего мундира мне ещё надо успеть дотащить его швее, — напомнил Хейд.

— Да… простите, — Раймонд дрогнул, словно очнувшись от наваждения. Казалось бы, проблема улажена, но стоило сойти с моста, как он вновь затормозил, на этот раз заявив прямо: — Я бы хотел посмотреть на мельницу. Это не займёт много времени.

«Хотел». Мало ли что этот громила хотел. Хейд хотел, к примеру, успеть проведать брата, тот без надзора о еде даже не вспоминал — ведь изучение каменной лапы важнее каких-то там естественных потребностей. Вот только у Хейда хватало сознательности сначала покончить с работой, прежде чем браться за личные дела.

— Мы должны идти в Горбы, — он придал голосу приказной тон. Вдруг сработает?

Вместо ответа «Да, конечно» Раймонд медленно склонил голову и уставился на Хейда с высоты своего роста. Для убийцы-ведуна и Хранителя-отморозка у него был на удивление ясный взгляд, вот только Раймонд давил им, как многотонной плитой. Хейд вжал голову в плечи, прогнувшись под её эфемерной тяжестью. Агрессивным или сердитым Раймонд не выглядел. Послушным — тоже.

— Понимаю. Но мне нужно… — он запнулся, — необходимо кое-что проверить. Можете подождать тут. Я туда и обратно.

И ведь действительно взял, да и пошёл к мельнице. Чёрт с чувством рыкнул: «Гнилец др-раный», и на этот раз Хейд был с ним солидарен. Он остался один на один с перекошенными частоколами заборов и тишиной, такой неестественной для частных домов. Не лаяли сторожевые псы, не кудахтали куры-наседки, не визжали откормленные свиньи. Многие дома пустовали и, кажется, давно. В юности Хейд частенько здесь околачивался и подворовывал куриные яйца. Местный дедок как-то гонял его по дворам с топором наперевес, поймав на горячем. Хейд усмехнулся себе под нос. Забавный выдался случай.

Смутно, но Хейд припоминал мельницу, столь заинтересовавшую Курьера. Довелось жить несколько месяцев под её дырявой крышей, это случилось после того, как Айра… С тех давних пор мельница преобразилась: у стен были натыканы колья из очищенных от коры веток, их венчали головы животных, сшитые из мешковины и набитые соломой; их глаза, вышитые толстыми нитями, недружелюбно уставились на гостей. Стены и заколоченные окна пестрели надписями: «ВАЛИ», «ТИБЕ ТУТА НЕ РАДЫ», «ПРОЧ». Пустые бочонки из-под краски с нарисованными на них злыми рожицами висели на кольях у входных дверей.

— Я помнил это место другим, — озвучил Раймонд мысли самого Хейда.

— Дети… — хмыкнул Хейд, оценив их старания. Раймонд коснулся одного из бочонков, повернул мордой к себе. Толкнулся в двустворчатые двери, но их что-то сдерживало изнутри. — Надеюсь, вы удовлетворили своё любопытство.

Несмотря на явный подтекст «Дела ждут», Раймонд, будто заговорённый, никак не унимался. Хейд вздрогнул от грохота: что бы там не сдерживало двери, оно с громким хрустом поддалось напору Курьера, пару раз боднувшего преграду плечом. Внутри мельницы виднелась лишь тьма, такая же недружелюбная и чуточку пугающая, как головы на кольях вокруг. Чёрт не на шутку переволновался, буркнул: «Дурное-плохое место» и замолк.

— Я ухожу, — заявил Хейд, заметив, как Раймонд уставился в эту тьму. Определённо это был не взгляд человека, который собирался развернуться и пойти с ним в Горбы. — Принесите мундир в цирюльню завтра.

— Ещё пару минут. Я возьму на себя оплату лодочника.

Если надетые на Раймонда обноски — не маскировка под попрошайку, то он был явно не из тех людей, кто с лёгкостью мог разбрасываться подобной суммой. За язык его никто не тянул, а сам Хейд был не дурак отказываться от возможности сэкономить несколько монет. Раймонд переступил порог и глухо чихнул от витавшей вокруг пыли.

— У вас не найдётся зажигалки?

— Я-то думал, что видеть в темноте для ведунов не проблема, — фыркнул Хейд себе под нос, пока щупал подсумки. Вчера утром он как раз положил глаз на приметную зажигалку в серебряном корпусе, утянул её из кармана какого-то раззявы. Сдать скупщикам не успел, так чего бы не поделиться с дорогим напарником — лишь бы скорее покончить со всем.

Раймонд поблагодарил и со щелчком откинул крышку. В момент, когда блеснула искра, двери мельницы с грохотом закрылись. Тьма ожила, зашумела, зашипела. Первое, что огонёк выхватил своим светом — направленные на непрошеных гостей палки с торчащими гвоздями, вилы, заострённые лопаты, кто-то тыкал в бок Хейда ржавым мечом с обломанным посередине лезвием. Выточенные из дерева морды животных прожигали гостей чернеющими провалами вместо глаз.

— Зачем вломились в чужой дом? — послышался суровый юношеский голос, ему вторило поскрипывающее водяное колесо и шепотки из-под звериных масок.

— Не из дурных намерений, — спокойно заверил Раймонд, словно не видел в этой ситуации ничего необычного. Сам Хейд первым же делом шагнул назад, двери-то совсем рядом, он успел бы удрать, но ему в спину ткнули чем-то острым.

— А из добрых — двери не выламывают, когда всё говорит о том, что внутри никого не ждут, — на свет вышел парень в шакальей маске и накидкой из волчьей шкуры на плечах. Ростом он был немногим ниже Хейда, но перед Раймондом держался дерзко, самоуверенно. И немудрено — в руках у него был заряженный самострел. — Теперь мне решать, выйдете ли вы отсюда.

— Ты со своей маленькой ватагой на этой мельнице такой же гость, как и мы, — осторожно заметил Хейд. Вот же времена настали, даже дети вооружены до зубов. Раз сбежать не вышло, пришлось их как-то забалтывать: — Однако делить нам нечего. Намёк поняли, а за беспокойство от души извиняемся.

— С тобой, меченый, я поговорю отдельно. Сначала пусть ответит нолош, — рявкнул шакал. Можно подумать, это Хейд ломился в двери, как тупой баран. Судя по всему, шакал был айрхе, причём из Ашвайлии, только там энлодов ещё называли «нолошами».

— А вопросы задавать буду я, — по правую руку шакала встала девочка-айрхе, она единственная была без маски. Её круглое лицо разделял на две равные половины относительно свежий шрам. Она прижимала к груди большую безглазую куклу, у которой из порванного шва на плече выглядывали кость и клочки сена. Между бровей залегла глубокая складка, разделённая шрамом, когда девочка задрала голову, чтобы как следует рассмотреть Раймонда.

— Дурной дух по твоим следам плетётся, нолош, — она сморщила курносый носик, почувствовав что-то неприятное. — Зачем ты его сюда притащил? Только не ври, не надо.

— Меня сюда вело, — Раймонд, как всегда, был лаконичен.

— Дурной дух хочет забрать меня? — напрямую спросила девочка. Теперь она смотрела исподлобья, поджав губы. Шакал тут же всполошился, торопливо навёл на грудь Раймонда самострел. Все напряжённо ждали ответ. Даже Хейд.

— Похоже на то, — честно признался Раймонд. — Однако я не собираюсь трогать детей.

— Спасибо, нолош, — девочка заметно повеселела, морщинка на изувеченном лбу разгладилась. — Сомневаюсь, что другой на твоём месте ответил бы также. За такую жертву многое обещали, да?

Раймонд пожал плечами и слегка улыбнулся: «Я не особо слушал». Хоть Хейд не пропустил и слова, в их диалоге явно скрывалось больше смысла, чем ему удалось понять. Опять какие-то ведовские тайны, будь они неладны.

— Тогда зачем пришёл, если не за жертвой? — девочка тоже улыбалась, спрашивая уже как давнего знакомого.

— Меня вели… воспоминания, — это признание далось Раймонду заметно сложнее, чем ранее «Возможно, я пришёл тебя убить». — Кажется, я когда-то здесь жил.

— Расскажешь? — прижав одной рукой куклу к себе, другую девочка протянула Раймонду.

— Лийса, ты сдурела?! — шакал даже шагнул вперёд, пытаясь отгородить подругу от незнакомца.

— Он будет моим гостем. Как тебя звать, гость?

— Виктор.

— Покатай меня, Виктор, — и Раймонд опустился на колено, послушно усадив Лийсу на плечо, как птичку на жёрдочку. Она довольно поболтала в воздухе ногами в дырявых ботинках. — Мы с сестрицей тебе погадаем, если твои истории нас повеселят.

Из-под шакальей маски послышался судорожный выдох. Вожак сдался. Он махнул рукой, и здание тут же наполнилось звуками, суматошным мельтешением: зажигались лампы, дети расползлись в стороны, бурча: «Что, даже не ограбим?» С оружием ходили самые старшие ребята, но оказывается, всё это время во тьме скрывалась малышня, не меньше десятка. Хейд вглядывался в исхудалые чумазые лица, чувствуя, как пробуждаются воспоминания о тех временах, когда он сам лежал на этом полу, слушал завывание ветра, скрип колеса, и не мог заснуть, из раза в раз возвращаясь в ночь, когда оставил брата умирать, и…

«Ох. Дурное-плохое место».

— По-хорошему тебя не стоит выпускать отсюда живым, — шакал ткнул самострелом в сторону Хейда. Зверёныш пытался казаться злющим и опасным, но в его дёрганых движениях и едва заметной дрожи в голосе улавливались отголоски страха. Может, даже паники. — Мне предсказывали, что меченый рано или поздно найдёт меня. И вот, теперь явился ты.

— Я обычный вор со своими обычными воровскими проблемами и никаких детей вовсе не искал.

— Врёшь, — прорычал шакал. — Скажешь, па не тебя за мной послал?

— Подобные заказы не моего профиля. Лучше присмотрись к нолошу, который таскается с твоей подружкой — вот он точно опасный парень.

Шакал оглянулся через плечо: Лийса указывала своему ручному жеребцу, куда её нести, беспечно тянулась ладонями к потолку, пока сам Раймонд что-то ей рассказывал.

— Почему ты зовёшь меня меченым? На мне меток нет.

— Ты Хейд из рода Мортов, разве нет? — Хейд вздрогнул от удивления. — Мой па тебя знает. Точнее сказать, ненавидит, — шакал хмыкнул, — уже много лет. Под настроение он посылал людей на охоту, описывая твою морду. Особенно шрамы.

— Так ты пропавший сын Страшного Стаха, — стоило догадаться раньше, иного отпрыска от Стаха трудно было ожидать.

— Киан из рода Нуа, раз уж мы говорим друг с другом напрямик, — шакал сбросил хоть одну из своих масок. — И не пропавший — ушедший. Мне сказали, что меченый может явиться во многих лицах, смотреть тысячью глаз. И вот, припёрся ты — с изувеченной рожей и связанный с па. Вижу в этом знак. Из-за тебя па найдёт меня — но этого я не могу допустить.

— Стах мечтает насадить мою голову на пику, как вы насадили игрушки на улице. Меньше всего я хочу выполнять для него какую-то работу. Да и сам подумай, доверит ли он мне искать своего сына-наследника?

— Тогда откуда ты знал, что я пропал? Что у па вообще был сын? Ты свалил из Муравейника ещё до моего рождения, — и голову задрал, как бы говоря: «А, как я тебя подловил?»

— А как ты думаешь, я бы мог столько лет ускользать от Стаха, не имея ушей в Муравейнике? — Спеси в Киане заметно поубавилось. — Выходит, ты взял этих детей под свою опеку. Удивительный поступок для такого, как ты.

— Как я?

— Хоть твоя семейка крайне специфична, но всё-таки она у тебя есть, чем не многие здесь могут похвастаться. Более того — в будущем Стах подарил бы тебе весь Муравейник.

— Мне не нужен Муравейник, — Киан брезгливо передёрнул плечами. — Там живут не те люди, которых я хочу вести за собой. Моё место — здесь.

— Понимаю, — Хейд с горечью усмехнулся, — именно поэтому сам в своё время из Муравейника и сбежал.

Наконец-то удалось подобрать нужную отмычку к чужой душе. Киан вернул усмешку, после чего разрядил самострел и закинул на плечо. Вот и присмирел шакал; жаль, со Стахом никогда не выходило так легко договориться. Со словами «Зная Лийсу, она не скоро твоего друга отпустит», Киан кивком приказал следовать за собой. Остальные дети вернулись к насущным делам: две старшие девочки обучали малышек и прибившегося паренька штопать износившуюся одежду, несколько юношей в масках с жаром спорили, где достать еды на все голодные рты, другие, как наседки, расселись на огромном колесе жернова, болтая о своём.

— Лёшка, чего опять в своей кофтёнке мёрзнешь? — Киан выцепил взглядом худенького мальчишку, помогающего чистить картошку.

— На рынке с местными подрался. Кто-то из них лезвием плащ и полоснул.

— Балда! Говорил ведь больше не соваться туда в одно рыло, — Киан упёр свободную руку в бок. Лёшка опустил взгляд, старательно срезая с картошки кожицу. — Хоть отдал Марье зашить? — в ответ кивок. Киан стянул с себя волчью шкуру и набросил мальчишке на плечи. — Вернёшь, а опять дырок наделаешь — укушу. Все нитки на одного тебя уходят.

— Буду должен, — Лёшка поплотнее укутался в шкуру. — Зато я про Игната кое-что слышал, — заметив Хейда, он осёкся, добавил тихо: — Ну… потом расскажу.

Киан кивнул, принимая к сведению. Хейд тоже принял к сведению, услышав знакомое имя. Может, конечно, они говорили о каком-то другом Игнате, тот Игнат-куряка, которого он знал, не якшался с беспризорниками. С другой стороны, Хейд и не интересовался его жизнью, воспринимая как человека-функцию, подкидывающего вместе со свежим номером газеты полезные слухи и служащего связующей нитью с его сестрой-швеёй… но сейчас невольно забеспокоился. Нехорошим тоном этот мальчишка его упомянул.

На втором ярусе мельницы дети обустроили целое лежбище: хорошенько заколотили дыры в стенах и потолке, от чего здесь было гораздо теплее, чем внизу, устлали пол мешками от муки, как матрасами, укрыли всё тряпьем. Вот так размах, Хейд даже присвистнул.

— Ты устроил свой личный маленький Муравейник.

— Звучит отвратительно, не сравнивай наш дом с тем местом, — Киан плюхнулся на один из мешков и отложил самострел в сторону. Стянув с себя капюшон и шакалью маску, он пятернёй взъерошил ярко-пшеничные пряди.

«Ох, Стах, Стах. Так не хотел походить на Старичка, а тоже соблазнился большой белой женщиной», — Хейд впервые видел столь светловолосого айрхе, у него даже ресницы были золотистые, как колоски. Киан напрягся весь, бросил колкий взгляд «Ну, давай, рискни».

— Слышал, вы говорили об Игнате.

Киан недоверчиво хмурился, явно привыкнув к совсем другой реакции на себя. Бедняга. Муравейник наверняка жестоко наказывал полукровку за то, на что тот никак не мог повлиять, даже несмотря на стоявшего во главе этой злобной своры родного отца. От такого не грех сбежать так далеко, насколько возможно.

— И что с того? — Киан уставился исподлобья.

— Знавался с одним таким пареньком, вот и подумал… — договорить Хейд не успел. Киан со звериной прытью подорвался с места и навис над ним; лицо у него стало страшное, с глазами мёртвой рыбы, в точности как у Стаха, когда тот в бешенстве угрожал отрубить пальцы.

— Ты его знаешь? — голос Киана охрип, на скулах играли желваки.

— …это и хотел уточнить. Любитель папиросок...

— Знаешь, — всё же Киану было лучше в маске, шакалья морда выглядела далеко не такой лютой. — Где он?

— В чём проблема? — Хейду не нравился этот допрос. — Ты явно зуб на Игната точишь, а мне он бывает полезен. Сам понимаешь.

— С такой паскудой дела иметь — себя не уважать! Ублюдок, тварь, предатель, вор!

— Но я тоже вор, — Хейд вытер со щеки каплю чужой слюны.

— И мы! — лицо Киана начало краснеть пятнами. — Но мы крадём у других, для выживания, а не друг у друга!

— Кианка-а-а, ты опять горланишь на весь дом, — с укором протянула Лийса. Раймонд поднял её по лестнице на плече, но здесь она освободила гостя и пересела на мешки. Вид у неё был довольный до ужаса, но на друга она глянула с осуждением. — Кто-то назвал запретное имя?

— Он знает эту дрянную крысу!

— Зря признались, дядечка, он вас теперь не выпустит, — хихикнула Лийса и уткнулась носом в уродливую куклу, сшитую из лоскутов.

— Я не стану ввязываться в вашу грызню, — Хейд покачал головой.

— Ввязываться я и не требую, — при девчонке Киан сразу же остыл. — Только передай ему слово в слово, как встретитесь: «Верни то, что спёр, иначе рано или поздно я тебя достану и посажу в мешок с битым стеклом, а продолжишь по канавам ныкаться — и до сестры доберусь». Запомнил?

— Не знаю, чем тебя обидели, но не стоит разбрасываться подобными угрозами, — сердито заявил Раймонд. Так и слышалось невысказанное: «Ты же ещё ребёнок», хотя Киану на вид было минимум двенадцать лет, уже скоро сможет жену себе выбирать. В ответ прозвучало тихое:

— А я угрозами и не разбрасываюсь, — и ни у кого не возникло в этом сомнений.

— Кианка, — Лийса театрально вздохнула. — Ты жуткий, перестань.

— Раз сама не помогаешь, так не мешай! — рявкнул Киан, но тут же осёкся, увидев, как Лийса отвернулась и прижалась щекой к кукле. — Извини.

— Ну тебя, Кианка. Дурак. Ещё не знаешь, почему Игнат так сделал, а уже в мешок со стеклом. Разве так с лучшими друзьями поступают?

— Предатель мне не друг! Нашла кого защищать, из-за тебя же и собачились вечно!

Хейд перестал понимать, что он здесь делает и почему. Кажется, всему виной было, что его горе-напарник — упрямая заноза в заднице, но обещанная плата лодочнику уже не покрывала потраченное здесь время. Раймонд об их деле, казалось, вовсе забыл: переводил встревоженный взгляд с одного спорщика на другого, всё глубже вовлекаясь в чужие проблемы чужих людей, более того — детей. У тех кровь бушевала в голове, такие страсти были не удивительны.

— Чем же тебя так расстроили, что ты готов лучшего друга и его сестру сгубить? — Раймонд кое-как вклинился между громкими пререканиями. — Он украл у вас еду? Деньги?

— Огнекамни, — буркнул Киан, скрестив на груди руки и демонстративно не глядя на Лийсу. Та тоже к нему не поворачивалась.

— Огнечто? — Хейд тут же заинтересовался их разговором. Чуйка. Чуйка редко его подводила. Кажется, он догадывался, какие камни упомянул мальчишка.

— Вот сейчас расскажем, а вдруг ты, воришка, сам захочешь их прикарманить? — Лийса прищурилась, словно знала, что за мысли роятся в голове Хейда.

— Нет там ничего особенного, — поспешно заявил Киан. — Притащил как-то Игнат камни. Хорошо горели, топлива расходовалось в разы меньше, а им самим ничего не делалось. С таким подспорьем мы с лёгкостью бы пережили зиму. А потом мы поцапались, и гадёныш их спёр. Наверняка решил загнать какому-нибудь барыге, продажная шкура, и плевать ему, как нам теперь зимовать! Хорош друг!

Чуйка вновь подсказывала, что в рассказе было упущено до неприличия много деталей.

— Я о таких огнекамнях не слышал, — Раймонд поглядывал на Киана недоверчиво.

— А ты что, всезнающий по камням? — Киан сморщил нос. — Вот взялись и нашлись такие, жизненно для нас необходимые. Ублюдок не имел права присваивать их одному себе!

— Огнекамни кричали громко-громко, их слышала моя сестрица, — Лийса пальцем запихнула обратно вылезшую из куклы кость. — Но теперь они почему-то молчат. Воришка, попроси Игната вернуть их нам, только без угроз — без угроз, Киан! — а то он пугливый. Поможешь — мы с сестрицей тебе погадаем.

— Обойдусь.

— Как знаешь. Мы хорошо гадаем, правда, дядя? — Лийса хитро поглядывала на Раймонда. Тот молча отвёл взгляд.

Хейд провёл пальцем по шрамам. Раз для Игната готовился мешок со стеклом, кто знает, что Киан придумал для его сестры, Дарьи. Та была хорошая девушка — мастерица с золотыми руками, кормившая себя и глупого братца трудом швеи. Благодаря ей Хейд мог радовать Айлин новыми игрушками, она же помогла сшить его любимый комбинезон. К тому же Хейд теперь сам заинтересован в поисках Игната: допросить бы его с пристрастием об этих «огнекамнях» — где нашёл и куда дел.

— Ладно. Я попробую помочь. Знаю пару мест, где Игнат чаще всего ошивается.

— Ты только не затягивай, воришка, — Лийса по-птичьи склонила голову набок. Бугритый шрам не то разделял, не то скреплял лица двух разных людей, и один из них смотрел на Хейда с безмолвной угрозой, а второй умолял не делать то, что тот успел задумать.

— Оглянуться не успеем, — продолжила она, — а уже выпадет первый снег.

Промозглый ветер гулял над крутыми холмами Горбов, кидая в лицо пожухлые листья. Виктор ладонью зачесал волосы, стряхивая лишнюю влагу. Хорошо мистеру Морту с его дождевиком, только сапоги мокли. Как добрались до Горбов, тот больше не стремился убежать вперёд, наоборот, тёрся позади, да так близко, что будь в карманах Виктора хоть сухаря кусок — напрягся бы.

Морт всю дорогу с мельницы молчал и бросал мрачные взгляды, хотя было заметно, что на языке крутится многое. Виктор думал извиниться, но одного «Прошу прощения за задержку» было явно недостаточно, а какими словами передать весь царящий в голове хаос, он не представлял. Его встряхнуло личное землетрясение, и шрамы мистера Морта оказались лишь первым толчком. Возвращалось столько забытых событий и эмоций — но все неполные, обрывистые, абсолютно бесполезные.

Он помнил человека со шрамами, похожими на шрамы Морта. Кто это был? Кем Виктору приходился? Как они познакомились, как разошлись?

Помнил мельницу, укрывшую потерянного ребёнка от вьюги. Как Виктор её нашёл? Сколько времени прожил под её крышей?

Помнил Дарнелл... о, он и раньше его помнил, большой страшный город, но теперь Виктор точно был уверен, что родом из мест совершенно иных. Но из каких именно? Что случилось с родителями?

И так — во всём!

Раньше всё было просто. Нет воспоминаний — нет сомнений. А теперь как быть, куда девать всё то, что свалилось на голову? Последний раз настолько потерянным Виктор ощущал себя в ночь изгнания, оказавшись на улице в окровавленной одежде, без хранимой, без мастера, без собратьев, без представления, как дальше жить.

Виктору стоило многих усилий, чтобы сосредоточиться на деле — они добрались до Серого холма, на котором располагалось кладбище. От самого кладбища, правда, остались лишь стелы и памятные плиты: все останки давным-давно выкопали и сожгли, даже не пожалели растущую на холме ильмовую рощицу, когда не хватило брёвен. Так, по слухам, холм и стал «Серым» — из-за покрывшего его слоя пепла. Виктор уже жалел, что на эмоциях выбрал именно это место, чтобы захоронить своё прошлое.

— Полагаю, нам не обойтись без лопаты. Есть мысли, где её достать? — мистер Морт оценил царившее вокруг грязевое болото и запрыгнул на могильную плиту. В такую погодку холму подходило множество названий, но только не историческое.

— В прошлый раз позаимствовал у местных, — Виктор кивнул в сторону дома призрения, стоявшего на соседнем холме.

— В таком случае вы знаете, что делать, — в голосе Морта слышалось почти неприкрытое раздражение. Неужели до сих пор злится из-за мельницы? Виктору не хотелось вытряхивать перед незнакомцем свои проблемы, но и дальше отмалчиваться тоже нельзя. Им обоим придётся рисковать жизнями, и если в момент опасности Морт заупрямится, не доверится, посчитав решение Виктора очередной причудой — оба огребут.

— Я бы хотел сказать… — начал Виктор, пытаясь подобрать слова.

— Скажете, когда принесёте лопату, — перебил Морт, не собираясь терять зазря и секунды времени.

«И на что я только надеялся?..»

С уборщиком, отвечающим за утварь дома призрения, Виктор смог быстро договориться, хоть и пришлось отдать последний шиллет. Закинув лопату на плечо, он вышел из покосившейся хибарки и тут же наткнулся на Морта. Тот со скучающим видом ждал под козырьком, укрывшись от дождя. Монетка вновь порхала между смуглых пальцев.

— Вижу, вы завсегдатай в этом месте, мистер Раймонд, — Морт рассматривал невзрачный дом призрения без особого восторга. Ещё и подслушивал, значит? — Не удивлён.

Брошенная вскользь фраза, пропустить бы мимо себя, но Виктору отчего-то стало неловко за старое пальто, купленное у старика Колса, за штаны с зашитыми дырами то тут, то там, одни только сапоги, оставшиеся от хранительской униформы, выглядели более-менее прилично, Виктор за ними ухаживал, как мог. Может, и справедливое замечание, да только кто знает, где и в каком состоянии оказался бы сам Морт, не паразитируй он на достатке других! Вот уж с кем не стоило себя сравнивать.

— По крайне мере, здесь нет дыры в потолке, — буркнул Виктор. — Я думал, вы будете ждать меня на кладбище.

— Опасался, что вас вновь может что-то отвлечь.

Нашёлся надсмотрщик! Сорока, видимо, решила все мозги ему склевать, припоминая мельницу.

— Послушайте…

Морт уже спешил к кладбищу, жестом призывая не задерживаться. Что ж, в эту игру можно было играть вдвоём. Виктор перешёл на широкий шаг, добросовестно спеша к Серому холму — Морту пришлось чуть ли не вприпрыжку бежать следом. На вершине холма их ждал одинокий ильм, самый высокий из виденных когда-либо Виктором, с золотисто-багровой листвой, словно на ветвях танцевали огоньки. В голове раздалось эхо чужих криков: «...Спасать уже нечего! Они всё сожгли, даже особняк!» — «Но как же мальчик? Нам приказали!..»

— Всё-таки странное вы выбрали место для мундира, — Морт ловко поймал кружащий в воздухе листок. — Хотели бы уничтожить — логичнее было бы сжечь. Хотели сохранить на память — место крайне ненадёжное.

Виктор ткнул лопатой в вязкую землю. Он не хотел рассказывать, что как раз-таки думал сжечь мундир, но, стоя над ним с зажжённой спичкой, так и не решился разжать пальцы. На тот момент у него ничего не осталось, кроме мундира, и избавься он от глупой, наивной, но столь необходимой надежды когда-нибудь вернуться к мастеру — свихнулся бы.

«Как ни странно, моё желание исполнилось: я возвращаюсь к Хранителям. Дрянные же у жизни шутки».

— Я бы хотел прояснить насчёт мельницы, чтобы не осталось недомолвок. — Виктор так и не придумал правдоподобную ложь, ему проще было рассказать, как есть: — Служба мастеру Хранителей дала мне многое, но за это пришлось и многим заплатить. Воспоминания о прошлой жизни…

Очередная вспышка: в руках палочка с нанизанной рыбой, тепла от углей едва хватает, чтобы согреть пальцы, сердитый мальчишеский голос: «Да ты хоть что-то умеешь, Белоручка?»

— …ушли очень быстро, когда меня взяли в ученики. Увидев ту мельницу, я смог вернуть хоть малую часть, и для меня это… вроде как… важно.

— Отвратительно, — выплюнул Морт с неожиданным для Виктора гневом. — Забрать воспоминания о месте, где родился и рос, о семье и друзьях, о прожитых вместе с ними годах — всё равно что убить. Ясно, почему Хранители как Кэйшес проклятые — с таким-то ублюдком-мастером.

Хоть Виктор до сих по не позволял себе подобных мыслей в сторону мастера Таррнета, одёргивать напарника не стал. Самое главное — тот его, кажется, понял. Уже хорошо. За разговорами Виктор не заметил, как раскопал глубокую яму — гораздо глубже, чем копал для мундира. Нахмурившись, он воткнул лопату в землю и отошёл на пару шагов, чтобы сверить имена на стоящих рядом могильных плитах. Всё верно, между ними в тот злосчастный день он и запрятал искомое. Но где?..

— Нашли? — мистер Морт заглянул внутрь ямы, на дне которой набиралась лужица. Скривил губы, придержав комментарии при себе.

— Это точно то место, — поспешно заверил Виктор.

— Уверены, что в прошлый раз обошлось без свидетелей?

Хороший вопрос. Виктор был не в себе, мог и проглядеть, но кого? Рабочего дома призрения, старика, заблудшего айрхе из Муравейника? Его озарило: после встречи с Катериной в «Последнем полёте аиста», он распотрошил подарок Майхе Иде и нашёл пуговицу, один в один схожую с пуговицами его мундира. Тогда на него свалилось слишком много проблем, чтобы бегать за старушкой. Вот, видимо, и настало время прояснить некоторое вопросы.

— Есть догадки. Надо найти одну пожилую даму.

Морт многозначительно вздохнул.

— Если у вас нет идей получше, всё-таки попробуйте сначала порыть рядом.

Виктор спешно вскопал землю, пока Морт маячил за спиной. Лопата звякнула обо что-то твёрдое. Раскидав в сторону натекающую грязь, Виктор откопал находку: чьи-то хорошо сохранившиеся кости, целый скелет, а не упавшие с погребального костра части.

— Вы квадрианец? — вдруг спросил мистер Морт, отойдя подальше от выглядывающего одной глазницей черепа. Виктор промолчал, осознав, что не знает ответа. Можно ли звать себя квадрианцем, если попираешь Непреложные законы? — Я к тому, что давайте обойдёмся без огня. В такую погоду — бессмысленное занятие.

Виктор опёрся руками о лопату, рассматривая жутковатую находку.

— Но и оставлять как-то неправильно.

— Ваш род деятельности тоже не назвать правильным, с какой стороны ни глянь, — заметил мистер Морт, скрестив на груди исцарапанные руки. — Чего стоит и на это закрыть глаза.

— Уж не вам об этом говорить.

— По крайне мере, после меня трупов, — Морт запнулся на мгновение, — не остаётся.

Как только этот маленький человек вмещал в себя всё своё недовольство? Виктор промолчал — он всё ещё надеется поладить с Сорокой и уговорить отдать Дар по-хорошему. Обычно колючий, как репей, готовый привязаться к любому слову, на этот раз Морт тоже решил помалкивать. Повисла гнетущая тишина. Если прислушаться, сквозь порывы ветра различался слабый голос. «Без огня… без огня», — повторял он одну из фраз Морта. Виктор огляделся — явно ведь не эхо, но и не очередное воспоминание прошлого.

— Слышите? — он рефлекторно коснулся рукояти ножа. Увидев оружие, Морт мгновенно подобрался, готовый в любой момент дать дёру.

Звуки шли от возвышающегося над их головами ильма, от трепещущих на ветру листьев, от потемневшей влажной коры. Виктор осторожно приложил ладонь к стволу, неожиданно тёплому. Голос оживился, незримая сущность потянулась к пальцам, покалывая крошечными иглами: «Леди Кэйшес... Вы пришли за мной, леди Кэйшес?» Виктор вздрогнул при упоминании дурной фамилии. Бражники стайкой слетелись к ильму, облепили своими тельцами ствол, крылья накладывались друг на друга, меняли цвет, сливались в подобие женской фигуры, наполовину торчащей из дерева.

— Твою мать, — охнул Виктор, увидев перед собой искажённое лицо, неумело собранное из разноцветной мозаики. — Вы это видите?

— Не вижу, не слышу и даже не ощущаю, — с едва сдерживаемым раздражением откликнулся Морт. Виктор успел пожалеть, что рот открыл, но Морт продолжил: — Блудный дух, да?

— Вы мне верите?

— Хоть вы порой странно себя ведёте, но не похожи на любителя розыгрышей, — мистер Морт приблизился к дереву, пытаясь разглядеть что-нибудь необычное. — Я ожидал подобного, увидев кости. Сам я в ведовских делах ничего не понимаю, так что доверюсь вашему опыту.

«Доверюсь вашему опыту»! Кто бы мог подумать, Морт знал и такие слова. Вот только Виктор сам не прочь был послушать, что ему сейчас делать. Возможно, он бы смог узнать, куда делся мундир? Пальцы Виктора коснулись эфемерной ладони, видимой только из-за бражников. Болезненное покалывание усилилось.

— Это правда вы? — голос духа не звучал радостно. — Или… или оно вновь смотрит вашими глазами?

— Это правда я, — откликнулся Виктор, надеясь, что сработает.

— Смогли… смогли!.. — силуэт возбуждённо дёрнулся, бражники затрепетали. — Если бы только сразу послушали нас с Максимилианом! Предупреждали ведь — врата не что иное, как ловушка Белых ворон!

Виктора схватили за запястье, рука мгновенно онемела ниже локтя. Что-то отразилось на его лице, или дело было в неестественной позе, так как Морт прошептал: «С вами всё хорошо?». Виктор отмахнулся от него, не позволяя приблизиться. Кто знает, как это могло аукнуться им обоим.

— Мне очень жаль, — голос охрип, Виктор поспешно откашлялся.

— Вы меня не слушали!..

— Слушаю сейчас.

— Тогда бегите, бегите! Город рябит от знамён с ромбами, но ещё не поздно всё исправить! — дух приблизил лицо к Виктору, пытаясь вырваться из дерева. — Оглянитесь! Люди верят этому сладкоголосому существу из пепла и перьев, записывают его откровения, его «законы», оскверняют мёртвых и жгут их на кострах. Глумительное кощунство! Нельзя позволить этому безумию распространяться, леди Кэйшес! — крылья бражников задрожали, собранный ими силуэт распался на части. — Они не знают, что это за существо, не видели, откуда оно вылезло, но вы… мы!.. мы-то видели! Нельзя позволить истине кануть в небытие, слышите?

Ладонь скользнула выше по руке Виктора, палец уткнулся в широкую грудь. Медленно, словно вырезая острием на коже, дух нарисовал круг, повисший на чёрной ткани пальто серебрящейся дымкой. Порыв ветра развеял видение.

— Ложные законы чудовища Белых ворон приведут империю к краху, — дух схватился за ладонь Виктора, как за спасительную соломинку. — Остановите Поющую деву! Ищите Максимилиана. Он повёл за собой Чёрных пилигримов, созывает сторонников, но нас слишком мало. Максимилиан верит в вас, до сих пор верит, даже когда остальные проклинают. Без вас обоих истина окажется в забвении...

— Я всё сделаю, — пообещал Виктор за женщину, сгоревшую на костре несколько веков назад.

— ...в забвении… — шелестели листья ильма. — Так желаю вам помочь… но с такими ранами лишь обуза… не отдавайте меня приближённым Поющей девы, леди Кэйшес!.. в посмертии останусь пристанищем истины… последним Чёрным пилигримом, даже когда никого не станет...

— Я всё сделаю, — повторил Виктор уверенней, — но без вашей помощи ничего не выйдет. Видели, как кто-нибудь копал землю, доставал свёрток? Здесь, рядом?

— Здесь рядом, — вторило эхо, — огонь, огонь… столько огня…

— Без мундира мне не найти Максимилиана! — Виктор сжал призрачную руку, но та распалась на бражников.

Внезапно то, что осталось от силуэта, обвила бесформенная тень; блеснули росчерками алые угольки. Морт охнул, хватаясь за сумку: «Как ты!.. Вернись на место!», но тень не слушала, она расползалась на духе плесенью, обволакивая, разъедая.

— Мы вас помним-знаем, мастер Дейдра, — существо скрипело подобострастно и одновременно страшно. — Ваше дело живёт-растёт в нас, ваша правда не забыта. Чтим истину, боремся с ложью глупцов-ромбоносцев, боремся с чудовищами. Спите, мастер Дейдра.

Тень сползла с дерева на землю, впиталась в кости, прямо на глазах они почернели как угли. В руках Морта незнамо откуда появилась фигурка, похожая не то на летучую мышь, не то на птицу. Стоило ветловому пруту обвить фигурку — и глазницы черепа вспыхнули искрами, но мгновенно потухли, а чернота вышла из костей.

— Зараза, — сквозь зубы ругнулся Морт и щёлкнул потемневший идол по макушке, — предупреждал же сидеть тихо!

Ильм молчал, даже когда Виктор провёл по коре ладонью. Он присел на колено и коснулся черепа: холодный, грязный, а главное абсолютно «пустой».

— Радуйтесь, мистер Морт. В погребальном костре больше нет смысла, — Виктор отряхнул грязь со штанин. Он попросил показать загадочную фигурку, но Морт сразу же прижал ладонь к сумке и отступил на несколько шагов. Его взгляд метался между ильмом и костями, прежде чем исподлобья уставиться на Виктора.

— Обещаете ничего с ним не делать? Он мне ещё нужен, знаете ли, — Морт медленно протянул фигурку, готовый в любой момент отдёрнуть руку. Бражники засуетились: близость загадочной штуки или того, что внутри, им было совсем не по нраву.

— Вы знаете хоть, что носите с собой? — Виктор разглядывал поблёскивающий в глазницах черепа камень. Он встречал уже подобный идол, когда путешествовал с Софией, только вырезанный из цельного дубового ствола, потемневший от времени и пролитой крови. Злобные рабы дейхе, насылающие мор и смуту, губившие всё живое и, видимо, даже мёртвое — так о чертях говорилось в книгах. То, что где-то остались беззаконники, способные их создавать, Виктора совсем не порадовало.

— Вполне, — Морт выхватил идол и убрал в сумку. — Мне жаль, что так вышло.

Маской раскаяния он прикрылся от возможного гнева, но, на его счастье, Виктор не сильно-то и злился: от духа всё равно не было никакой пользы — слишком древний, ослабший, безумный. Стоило ли всерьёз воспринимать сказанные им слова? Виктор не помнил никаких Чёрных пилигримов, но узнал серебристый круг на тёмном фоне. Когда Непреложные законы только формировались, новые порядки приняли далеко не все и не сразу. Всех противников квадрианства без разбора называли «одурманенными» Дикой Кэйшес, и чаще всего они носили именно этот знак. «Чудовище», «истина»... странно всё это.

Виктор сбросил кости в яму и закопал, гадая, что хуже: столетия прозябать одиноким духом или оказаться поглощённым злой сущностью. Его самого ждал подобный конец, если не найдёт способ избавиться от самозванки — но существовал ли этот способ вообще? Маленькая ведунья Лийса нагадала ему: «Хлопнешь птенца — ворон глаз выклюет, будешь ты и живым гнить, и мёртвым». Виктор тогда уточнил: «А если птенца не трону?», но ответ не привнёс много ясности: «Кто знает! Может, в благодарность ворон склюёт всех паразитов, и ты перестанешь тухлятиной вонять?» Что за птенец? Что за ворон? А паразиты? Хотя насчет паразитов догадки имелись, Крыс тоже часто фыркал на Виктора, брезгливо морщил нос — наверняка это было связано с Двуглавым. Какой же ворон способен выклевать крылатых тварей?.. Катерина! Кто, как не она прямо под носом Двуглавого связалась со странными силами, частичку которых Виктор носил за воротником? Более подходящей кандидатуры не сыскать, но пока что Катерина к нему приценивалась, проверяла. Чтобы она «склевала паразитов», наверняка придётся постараться, как минимум принести боло Берислава. Осталось понять, кому или чему отводилась роль «птенца».

Лопата вернулась к уборщику, а к Морту вернулся самоуверенный вид. Пока они шли через сад в сторону дома призрения, Виктор подметил, что напарник окончательно сменил гнев на милость. Удачный момент, чтобы разузнать о давно волнующем вопросе:

— Нужна ли вам помощь в поиске мальчика?

— Какого мальчика?

— Игната.

— Тронут вашим предложением, но услуги беззаконника мне не потребуются, — Морт одарил Виктора подозрительной улыбкой-оскалом.

— А огнекамни? Вы слышали о них раньше? Знаете, как они выглядят?

— Наверняка детские выдумки, не забивайте голову, — и Виктор бы поверил, не заметь он раньше, как Морт переполошился, услышав о них от Киана.

— В таком случае, надеюсь, для вас не составит проблем вернуть их хозяевам.

— Не сомневайтесь.

Виктор и не сомневался — Сорока что-то задумала. Но как это проконтролировать?

— Удачи вам. Для той девочки со шрамом огнекамни очень важны, а я бы не рискнул её разочаровывать, уж поверьте моему ведовскому опыту, — доверительно поделился он, не без удовольствия пронаблюдав, как вор дёргано потёр шрамы.

Морт сорвал с надломленной ветки яблоко, поглядел придирчиво, не решаясь откусить. Вместо его рук Виктор увидел совсем другие — маленькие, в дырявых перчатках, они пытались разрезать затупленным ножичком большое красное яблоко: «Это наше первое серьёзное дело, Белоручка. Не вороти нос, ешь, ты мне нужен сытым и сильным», и протянули половинку. Виктор помнил свои сомнения: «Только мешаться буду», за что получил тычок в бок: «Опять сопли разводишь? Ты мой подельник или нет? Я долго наблюдал за домушниками, ничего сложного, поверь мне. Представь лучше, как набиваешь карманы монетками и покупаешь рыбный пирог у тётки Альфины. Разве оно того не стоит?»

Виктор встряхнул головой. Неужели и он когда-то промышлял незаконным делом?

— Не знал, что в таком глухом месте вырастили красивый сад, — Морт поглядывал на ухоженные яблони, чистые дорожки и ограждения клумб из сплетённых веток, на толпу маленьких айрхе, пускающих по дождевым ручейкам кораблики из коры и листьев.

— Только с детворой не связывайтесь, — на полном серьёзе предупредил Виктор и оставил Морта приобщаться к местным красотам и яблокам.

Где искать Майхе Иде? Раньше к этому часу она возвращалась с рынка, стараясь успеть к ужину. Виктор надеялся, что старушка не изменила своим привычкам за то время, пока он прозябал в подземельях. Поднимаясь по ступенькам на холм, он заметил человека в знакомой шляпе, сидящего на краю скамейки.

— Рад видеть, мистер Колс, — с теплотой приветствовал Виктор и присел рядом. Колс опирался о трость, хотя обычно ненавидел ею пользоваться, и с пустым лицом наблюдал за резвящейся малышнёй. Старик не услышал Виктора, только безучастно проводил взглядом мальчишку, самого высокого и длинноногого среди своих — тот откололся от друзей и стремглав понёсся к Муравейнику. Виктор позвал Колса второй раз, коснулся плеча. Тот вздрогнул, с удивлением заметив, что на скамейке больше не один.

— Как не стыдно старых людей пугать, — без всякой злобы пожурил он. — Запропал совсем, я даже беспокоиться начал, что случилось дурное. Странный человек приходил, высокий такой, манерный, одетый хорошо, на лапу дал местным кровопийцам, в комнате твоей шарился. Знаешь таких?

— Знаю, — вздохнул Виктор. — Сами-то как? В порядке?

— Как можно быть в порядке, когда тебе сотня стукнула? Руки-ноги слушаются — и хорошо, вяленая рыба сама себя не продаст.

Кого только он пытался обмануть? Резвее мистера Колса старика не сыскать, должно было случиться нечто серьёзное, что могло настолько подкосить его силы за пару недель.

— Как поживает миссис Иде? Спрос на её поделки растёт?

С мистера Колса сошла и улыбка, и весь цвет.

— Да нет старухи больше, — выдавил он из себя. Побелели костяшки пальцев, сжимавших набалдашник трости. — Убили её.

Прозвучало как скверная шутка, но мистер Колс никогда бы не стал так шутить о миссис Иде.

— Грабёж? — тихо спросил Виктор. Вместо ответа мистер Колс начал тростью выводить рисунок на земле: глаз с хаотичными линиями вокруг него, похожими на щупальца.

Встревоженный женский шёпот: «Неужели не видишь? Он их боится!» — «А ты?» Кисть была вымазана в фиолетовой краске, Виктор пытался повторить на листе увиденный у незнакомцев знак, пока родители — это же их голоса, невероятно, он вспомнил их! — перешептывались за спиной: «Этот глаз преследует меня даже во сне. Ты уверен, что стоило приводить этих безумцев в наш дом?» Отец ответил не сразу, но твёрдо: «Я и Дикую Кэйшес притащу, если сможет помочь нашему мальчику хоть чем-то».

Голову сдавило раскалёнными тисками. Виктор зажмурился и с трудом подавил болезненный стон, опасаясь беспокоить мистера Колса.

— Всё случилось неподалёку, — Колс стёр рисунок башмаком. — Вырезали это око у неё на животе. Обезобразили настолько, что я узнал её только по любимому платку, помнишь, красивый такой, с веточками вербы… Вот что за ублюдки? Война Белых ворон давно закончилась, те дейхе, что остались, сами со дня на день вымрут с концами. А тут ещё и старуха, которой и так жить всего ничего! Сидела бы, вышивала у себя в комнате, на кой ляд я её в люди вытащил?..

— Мистер Колс, — Виктор положил ладонь на плечо старика. Он не знал правильных слов, способных помочь, но чувствовал, что отмалчиваться — не выход: — Вы сейчас сами как в заточении. Миссис Иде этому бы не обрадовалась.

Мистер Колс хмыкнул недоверчиво, тогда Виктор сжал его плечо сильнее. Держал до тех пор, пока не почувствовал, как старик вздохнул и хоть чуточку, но всё-таки расслабился. Опершись на трость, он с заметным трудом поднялся со скамейки, ворча под нос: «Всех рано или поздно пеплом по ветру развеют, и тех сволочей тоже». На предложение помочь дойти до дома мистер Колс чуть не отоварил Виктора тростью: «Кокетливых дамочек под локоток таскай, а я и сам справлюсь». Хоть Виктор и помог старику встряхнуться, он был вынужден вновь помянуть миссис Иде, а точнее — мундир, который мог заваляться у неё в вещах.

— Мундир? — мистер Колс сразу же всполошился. — А ты откуда знаешь про мундир?

— Когда-то он принадлежал мне. Я отдал его миссис Иде, чтобы…

— Щегол, ты что, врать мне тут надумал? — мистер Колс всё-таки стукнул Виктора тростью. — Я видел у неё только один мундир и точно знаю, что она получила его не от тебя.

Что ж, по крайне мере, опасения подтвердились. Комнату Майхе Иде наверняка давно вычистили от лишних вещей, а мундир могли разорвать на тряпки, кому-то продать или выкинуть, смотря в каком состоянии тот сохранился.

— А ну признавайся, откуда про мундир вызнал? — мистер Колс выглядел грозным, но Виктор и так не видел смысла врать, только в детали не вдавался: мундир мой, закопал неподалеку, а он пропал. — Ха! Так значит, ты у нас хранительская морда? Во дела. Только ты объявился у нас, бабка Иде подговорила меня сходить на Серый холм. Видела, говорит, из окна, как ночью кто-то там копался. Бредни про духов несла. Вот и увидели взрытую землю, там уж и я забеспокоился, на беззаконников надумал всякое — кому бы ещё пришло в голову беспокоить кладбище? Искали поклад дурной, а откопали мундир. Так он у неё и остался, — старик вздохнул, спросил надломленно: — Как мне теперь быть без её чудачеств, а?

— Мне тоже будет не хватать миссис Иде.

У дверей им пришлось разойтись, старик Колс жил в другом крыле здания. Тот сказал на прощание: «Ты от меня не шарахайся, если что. Плевать, как ты из Хранителей до нашей дыры докатился, мне достаточно знать, что парень ты неплохой. Заходи как-нибудь на рынок… рыбкой, что ли, угощу».

Дальше Виктора ждали куда менее душевные разговоры с рабочими дома. От них было невозможно чего-то добиться, если не поманить шиллетом. Виктор их понимал, работа тут — не предел мечтаний, но денег у него не было совсем, а на улице ждала одна вредная Сорока. К счастью, местные шустро сообразили, что лучше такому, как Виктор, пойти навстречу, чем пытаться делать вид, что его рядом нет. Обойдя небольшую цепочку работников, по последней наводке Виктор вновь оказался у каморки уборщика. Если ему не наврали, мундир выкупил именно он, польстившись на добротную ткань и более-менее подходящий размер.

— Чё тебе опять неймётся? — спросил уборщик, уже третий раз за сегодня увидев Виктора на пороге.

— Слышал, вы обновку на днях купили: тёмно-синий мундир с серебряными пуговицами и ромбовидными запонками. Верно говорю?

Пусть они были схожей комплекции, Виктор давил на уборщика сверху вниз немигающим взглядом. Ладонь по старой привычке касалась пояса так, будто под ней был эфес палаша. Знал, какой эффект он производит на людей в такие моменты; заставлял их, как животных, чуять исходящую от него опасность. Уборщик забеспокоился, но, видимо, отдал за мундир слишком много, чтобы так просто расстаться с ним. Пришлось разломать надвое лопату, которой уборщик попытался прогнать нежеланного гостя, с её хрустом сломалась и вся решимость у побледневшего мужика.

К яблоням Виктор возвращался с родным мундиром, зажав свёрток под мышкой. Неосознанно касался его, поглаживал, как вернувшегося к хозяину питомца. Представлял, как вновь накинет на плечи плотную шерстяную ткань, застегнёт круглые пуговицы, закрепит на поясе ножны палаша… увидит намертво въевшиеся пятна от крови Софии.

На Виктора накатила волна отторжения, чуть ли не тошноты, он с трудом сдержал порыв бросить мундир в лужу под ногами. Неправильно, всё неправильно! Он не Хранитель, не только из-за решения Таррнета, но и из-за своих желаний. Виктор не хотел возвращаться в эту шкуру, даже временно, даже понарошку. Пусть ему тяжело, невыносимо тяжело, но зато он волен сам решать, как вести себя с окружающими, куда идти и что делать, что говорить и что думать. Хоть он и был ограничен связью с Двуглавым, но это ни в какое сравнение не шло с хранительскими правилами и обязанностями. Ни в какое! Чем больше Виктор втягивался в новую жизнь, тем больше понимал, как многого его лишили раньше. Взять хоть те же воспоминания.

— Придётся нам вновь терпеть друг друга, — устало сказал он мундиру, воплощавшему сейчас в себе всё Хранительство, вместе взятое. Виктор не мог дождаться, когда передаст мистеру Морту своё ярмо, а потом вернётся к себе, распишет на бумаге всё, что удалось вспомнить, и попробует в этой головоломке разобраться. К нему приходили столь странные образы, что Виктор был одновременно и заинтригован, и напуган тем, что, возможно, крылось в его отрочестве.

Одна проблема — Морта не было. Совсем. Лишь его сумка с порванной лямкой лежала посреди опавших яблок.

Муравейник гудел, как свора псов, раздразненная свежим куском мяса. Узкие проходы наполнились весёлыми криками, глумливым смехом: «Попалась городская крыса! Попалась! Я её поймал! Я!», «Можно огрею его палкой?», «Тащи, тащи!». Мелькали в полумраке разодетые в яркое люди, дёргали пленника то за край дождевика, то за рукав пиджака — во всём он им чужой, всем он им противен. Хейд скалился злобно, да только скалиться и мог, его рот заткнули тряпкой, стянутой-перетянутой на затылке крепким узлом.

Процессия обошла, казалось, весь Муравейник, чтобы каждая из семей могла полюбоваться на отступника, променявшего родное гнездо на каменное, полное энлодов, во всём уподобился им, глупец. Хейда втолкнули в знакомую комнату, поставили на колени, надавив на спину в насильном поклоне. Кровь текла из разбитого носа, высыхая коркой на коже. Слишком часто в последнее время Хейд получал по лицу, с такими успехами скоро перестанет узнавать себя в зеркале.

Не так давно в этих стенах Хейд играл со Старичком в Пьяного рыбака, и сейчас тот сидел на подушках, дымя кальяном. Компанию ему составлял Страшный Стах, он так вглядывался в пиалу с ароматным чаем, покачивая её в руке, словно пытался разглядеть в чаинках свою судьбу. А может, и не свою.

— Смотри, кого приволокли! — Хейд зашипел, когда его дёрнули за волосы на затылке и заставили поднять голову всем на обозрение. — Верная ведь морда?

Стах бросил на пленника короткий взгляд и отпил из пиалы, в то время как Старичок откровенно забавлялся:

— Экие дела! Годы идут, а вы всё в догонялки играете? Весь Муравейник на ноги поставил ради одного малька, не стыдно, сын?

— Па, — хрипло проговорил Стах, — благодарю за угощение. Время позднее, пора тебе отдохнуть.

— Помилуй, мой мальчик. Я скорее от скуки помру, чем от старости, и ты лишаешь меня такого занятного зрелища?

Громкий стук пиалы о столик заставил всех смолкнуть. Стах кивнул — и стоявшая рядом девушка торопливо помогла Старичку подняться с подушек. Тот оскорблённо поджал губы, но позволил увести себя из комнаты. Стах взмахнул рукой — и следом расползся прочь весь остальной табор.

— Стареешь, Сорока-белобока, — Стах постукивал пальцами по столешнице, разглядывая Хейда. — Раньше я годами вынюхивал, в какую сточную канаву ты забился, а теперь чуть ли не сам в руки пришёл. Что же не скрывался на Ахеронском острове дальше, не прятался за спинами нолошей? Всё по делам амойлаха разнюхиваешь, а, сучёныш?

Хейд рад бы ответить, но рот так перетянули, что даже сглотнуть было затруднительно. Он бегло осмотрел комнату, искал зацепку, лазейку, хоть что-нибудь, что поможет выкрутиться. Ничего нет, совсем! Даже если он сбросит путы, куда бежать? Всюду поджидали люди Стаха: один айрхе сторожил дверь, другой, с родимым пятном под глазом, уселся на подоконнике. Знакомое пятно. В юности водился похожий мальчишка подле Стаха, единственным его другом был. Видимо, так осталось и поныне.

— Знаешь, кого я ненавижу больше, чем подлых крыс, обкрадывающих людей, давших им крышу над головой и спасших от голодной смерти? — Стаха молчаливость собеседника ничуть не смущала. — Тех, кто не исполняет данное слово. Не ожидал подобного от амойлаха. Разочарован. До самой, сука, глубины души. Целый год мы жили в мире, но явился ты и всё испортил. Как и всегда.

В голосе Стаха копилась злость. Отвлечь бы его, да поскорее, пока не завёлся, не сорвался с цепи, но Хейд мог только мычать. Как же бесила эта беспомощность!

— Что, собственный яд травит? Терпи, терпи. Наслушался уже твоего трёпа, хватит. Радуйся, что во рту тряпка вместо ножа, ведь если амойлах останется таким же нерасторопным, то первым делом я подкину к его порогу твой язык, — Стах обнажил охотничий нож. — Или больше подойдут пальцы? Глаз? Ухо? Смотри, сколько вариантов. Хоть всего тебя по частям доставлю, если амойлах не начнёт искать моего ребёнка.

Хейд всем своим видом пытался сказать: «Знаю я, где Киан, кончай глумиться и развяжи меня!», но только забавлял похитителей мычанием. Стах подобрался ближе единым плавным движением, почти касаясь коленями колен своего пленника. В прошлый раз он бросал много громких слов и обвинений, лаял, но не кусал, так, цапнул за палец. Теперь всё было по-другому, в его глазах читалась мрачная решимость идти до конца. Он сжал ладонью челюсть Хейда и приставил кончик ножа к самому маленькому из шрамов, рассекавшему край губ.

— Знаешь, Сорока-белобока, с первой же нашей встречи меня дико бесила неравномерность этих твоих отметин. — Лезвие прорезало кожу дальше, глубже, как росчерком пера дорисовав то, что не закончил дядя Хейда десятки лет назад. — Слышал недавно от одной из моих женщин: «Симметрия есть красота и гармония». Ну как, чувствуешь гармонию в своей душе? На красоту-то можешь не рассчитывать, ублюдок.

Хохотнув от своих же слов, Стах потянулся назад, к столику, да пригубил чаю из пиалы. Хейд зажмурился, челюсть горела, словно её обдали кипятком, кровь медленно стекала по горлу и впитывалась в воротник пиджака. Хотелось выть и грязно ругаться, но сейчас не время жалеть себя. В этой комнате его долго держать не будут, скорее всего, отведут вниз, в котельную. Хороший ли это шанс сбежать? Ужасный. Весь Муравейник видел его лицо, никто не протянет руку помощи «городской крысе».

Лезвие коснулось нижней кромки зубов, неприятно стукнувшись о них. Хейд испуганно уставился в сузившиеся зрачки Стаха. Они словно вернулись в юные годы, когда от скуки играли в гляделки: кто первый моргал, тому прилетал тумак. Стах всегда выигрывал, и сейчас вместо кулака у него был нож.

— Стах, — встревожился айрхе с родимым пятном. — Рано ещё, погоди. Ни прижечь, ни обработать нечем, отрежешь лишнее — кровью истечёт, как свинья. Толку от него будет?

Удивительно, но Стах оценил разумность слов друга. С разочарованным вздохом он убрал оружие в ножны, опёрся о плечо Хейда, пока поднимался с устланного коврами пола. Глянул на пленника снизу вверх, расплывшись в улыбке — Стаху явно пришёлся по душе вид коленопреклонённого Хейда у его ног.

— Твоя правда, Йялан. Амойлаха трупом не проймёшь. В котельной успели прибраться с прошлого раза? — айрхе с пятном кивнул. — Молодец, радуешь. Надо всё по уму подготовить, дабы наш блудный сукин сын сполна ощутил на себе всё гостеприимство Муравейника, — Стах похлопал Хейда по макушке, словно ему здесь действительно были рады, а путы на руках и покрасневший от крови кляп во рту — досадное недоразумение.

За запертой дверью послышался шум, гам, торопливый бег и наконец — судорожный стук. Стах кивнул, и сторож отворил замок. В комнату тут же ввалился запыхавшийся парень с широкими от ужаса глазами.

— Напали!.. Напали!.. — с трудом выкрикнул он, задыхаясь.

— Кто? — Стах мгновенно преобразился: вместо злого веселья — сосредоточенный прищур. — Нолоши? Амойлах?

— Какое-то пугалище неведомое! Огромное, чёрное, лютое! Уже прошло через главные ворота, вот-вот вломится в Муравейник!

Стах кивнул, бросил приказ: «Приглядывайте за крысой», у самых дверей замялся на секунду, добавил сухо: «Амойлах его получить не должен» — и убежал решать проблемы. Повисла тревожная тишина, иногда прерываемая криками. Йялан метался из одного угла комнаты в другой, бросая мрачные взгляды то на окно, то на Хейда, то на дверь.

— Кому мы сдались? Почему именно сейчас? — Йялан одарил Хейда особо неприязненным взглядом. — Может, и правда амойлах по его душу явился?

— Сомневаюсь, — отозвался айрхе у дверей. — Помнишь, что Старичок говорил? На развалинах не осталось птиц, а без них амойлах слаб.

— Да что эта рухлядь может знать, он без помощи уже не вспомнит, в какой стороне сортир, — Йялан вытащил складной нож, начал перебрасывать из руки в руку. — Стах с амойлахом больше общался и до сих пор со счетов не списывает. Ему я больше верю.

— Что делать будем?

— То, что Стах сказал — ждать, а если вместо него явится страшилище какое... — Йялан указал ножом на Хейда, ровно между его глаз. — Потому будь наготове.

Хейд изображал саму смиренность, опустив голову и пачкая ковёр кровью, стекающей с подбородка. Выжидал. Что бы там ни стало причиной переполоха, возможно, это единственный шанс на побег. Крики раздались совсем рядом: кто-то призывал силы Великих Ханов, кто-то кричал семьям баррикадироваться, кто-то грозил развеять чудовище пеплом. Стихли они быстро. Пугающе быстро. Йялан выругался, схватил Хейда за плечо и приставил лезвие к горлу.

— Шаги. Тяжёлые. Тяжелее, чем у Стаха-гуая. Слышишь? — прошептал сторож дверей.

— Раз шагает по земле, значит, оно из плоти. Пусти кровь — и подохнет.

Кто-то подёргал ручку в попытке открыть дверь. Комнату наполнили нечеловеческие хрипы, хруст и клокотание. Хватка Йялана на плече Хейда стала болезненной, лезвие ножа царапало кожу. Хрипы резко стихли и нечто с грохотом вынесло дверь. Пора! Хейд со всей силы боднул Йялана в бок, прежде чем тот полоснул бы ножом. Сейчас бы рвануть и бежать со всех ног, но ноги-то в решающий момент и подвели: затекли настолько, что Хейд рухнул обратно на колени.

«Проклятье! Нет, нет, такая мелочь, что за бред, шевелись, шевелись!» — Хейда затрясло, когда его накрыла тень. Люди Стаха уже лежали на полу, не двигаясь. Над Йяланом возвышалось огромное человекоподобное существо, сотканное из плотного дыма, с алыми огоньками вместо глаз.

— Скверно выглядите, мистер Морт, — проскрипело существо, за какофонией звуков смутно различался человеческий голос, низкий и глубокий. Заметив, какой эффект оно оказало на Хейда, обмершего от ужаса, чудовище извинилось и засунуло пальцы в рот. С трудом, но оно вытащило из глотки скрипуче хихикающего чёрта. Дымка вокруг тела развеялась, а за огоньками показались знакомые голубые глаза.

— Благодарю за помощь, — не кто иной, как Раймонд, из плоти и крови, кивнул чёрту, а тот льнул к его ладони ласковой кошкой, обвивал бесформенным телом, слизывал с пореза на пальце выступающие капли крови. Пришлось Раймонду на него шикнуть, чтобы не мешал разрезать ножом путы на руках Хейда.

— Как!.. — первым же делом прохрипел Хейд, но Раймонд шикнул теперь на него: «Сначала выберемся отсюда», и помог встать, поддерживая за предплечье.

— Вы что, всех убили? — задал тогда Хейд второй по значимости вопрос, глянув на бездвижные тела айрхе. Каким бы ни был Муравейник, он не желал его жителям… подобного.

— Зачем? — искренне удивился Раймонд. — Ничего против местных не имею, но понимаю, почему мне не рады. Не убивать же их за это, я не мясник. Очухаются потом.

Раймонд забрал ножи у айрхе и наказал не терпящим возражений тоном: «Держитесь позади, под руку не лезьте, советы оставьте при себе, но в случае опасности — кричите. Ясно?» Хейд молча кивнул, до сих пор ошарашенный. Чёрт юркой тенью ползал по телу Раймонда, довольно клокоча. Запах гнили его, видимо, больше не смущал, как и Раймонда не смущало это странное существо.

Хейд подсчитывал бессознательные тела на их пути, но очень скоро бросил это дело. Раймонд прошёл через стольких людей, а на самом и пореза нет. Милосердная лиса, забравшаяся в курятник! Всё благодаря чёрту? А Хейд смог бы такое провернуть? Знал ли Айра?.. Весть о «пугалище» облетела Муравейник молниеносно, айрхе то кидались в одиночку, то собирались целыми семьями, пытаясь взять числом, но узкие коридорчики больше мешали им самим, чем Раймонду. Методично и последовательно Курьер разбирался со всеми соперниками, кого-то оглушая ударами своих больших кулаков, а особо ретивых аккуратно придушивая. Он мог позаимствовать что-то из оружия айрхе, хотя бы лопату, но Раймонд выслушал предложение и отказался: «Я так ненароком голову кому-нибудь проломлю. И просил же — без советов».

Одна из дверей Муравейника распахнулась перед Раймондом, едва не ударив по лицу. Хейд даже заметить не успел, как длинные руки схватили очередного айрхе за загривок и сжали в неласковых объятиях, но тот вдруг заголосил: «Дядечка, дядечка, не губите!» Раймонд тут же развёл руки и шарахнулся в сторону. Нашёл, кому верить!

— Мистер Раймонд!.. — крикнул Хейд, и тут разглядел жертву: белокожий юнец с грязными русыми волосами и болтающимся на шее синим галстуком. Определённо не айрхе.

— Заб-берите меня с собой! Пожалуйста! — отчаянно воскликнул мальчишка. Его лицо и одежду словно истязала стая разъярённых котов; если бы не примечательный галстук, Хейд и не признал бы Игната. Раймонд кивнул и помог юному газетчику встать на ноги. Тот выдохнул облегчённо, но, заметив Хейда, мигом спрятался за своего спасителя.

— Тебя что, Кэйшес покусала? — Хейда даже обидела такая реакция, всё-таки были не первый год знакомы. Говорить получалось с трудом, от любого движения свежая рана колола и жгла. — Ты что здесь забыл вообще?

— Дяденька Морт, это вы?

— Потом! — рявкнул Раймонд, заставив всех замолчать. Его помимо вопроса «Как отсюда выбраться» сейчас ничего не интересовало.

Их уже поджидали в своеобразном холле, в котором сходились все многочисленные коридорчики, хитро сплетённые, как муравьиные ходы. Лучшего места для засады было не сыскать. Выход преграждала разъярённая толпа айрхе, десятка три мужчин и парней, со Страшным Стахом во главе. Вооружены они были уже не палками, лопатами, кухонными ножами и заточками, а тесаками и старыми ятаганами, у самого Стаха в руках был самострел. Точно таким же, только поменьше, несколько часов назад угрожал Киан.

— Во дела, — Стах склонил голову набок, разглядывая Раймонда. — Неведомое пугалище оказалось не таким уж неведомым, не таким уж пугалищем, — он перевёл взгляд на подрагивающего от страха Игната. — Заодно крыса нашлась, которая, видимо, и подъедала наши запасы из хранилища. Интересные открытия.

— Я не со злым умыслом пришёл, — сказал Раймонд и поднял руки вверх. Стах на это заявление весело усмехнулся. — До последнего я мирно просил привести меня к главному, а потом действовал лишь в целях самозащиты. Ни к чему нам сейчас пускать кровь.

— Во дела, — повторил Стах, но с другой интонацией: не удивление, но злорадство. — Вломился, значит, нолош в чужой дом. Бил всех направо-налево. До смерти напугал женщин и детей. Вмешался в чужие дела. Трогал то, что не положено, — тут он кивнул в сторону Хейда, — а по итогу заявил, что ни к чему кровь пускать. Давно я таких глупых сказок не слышал.

Хейд бегло оценил ситуацию: сам он, пожалуй, смог бы сейчас улизнуть, выбраться через окно, падать невысоко, перетерпел бы; может, даже успел бы добежать до Айры и не попасться. Но что делать с Раймондом? Окна в Муравейнике маленькие, не каждый айрхе пролезет, чтобы ворьё не шастало. Ещё Игнат этот как с неба свалился. И как быть? Бросить всех?

— Вежливость он не послушает, — шёпотом подсказал Хейд, едва разомкнув губы. Так и быть, даст Курьеру шанс: если тот сумел удивить один раз, вдруг сможет и второй. Раймонд тихо хмыкнул, дав знать, что принял к сведению.

— Сказки сказками, а кровь прольётся реальная, — Раймонд вынул костяной нож, одновременно и угрожая, и демонстрируя чистое — пока чистое — лезвие. — Может, я и паду здесь, но сами подумайте, скольких заберу с собой. Обещаю, я заставлю ваш дом сотрясаться от плача вдов и матерей долгие недели. Уверены, что стоит доводить до подобного?

Стах склонил голову на другой бок. Самострел в его руках не дрогнул, а вот остальная свора забеспокоилась.

— Какой интересный у тебя ножичек, нолош. Обычно я видел его в руках другого человека. Подарок это или трофей?

— Подарок. Раз вы знаете его прошлого владельца, то должны понимать, что это означает.

Один Хейд, видимо, не понимал, при чём тут нож, но его полностью устроило, что эти слова заставили Стаха медленно, с неохотой, но опустить самострел.

— Везёт же тебе с друзьями, — он перевёл немигающий взгляд на Хейда. — Всегда найдёшь за чьей спиной спрятаться, трусливый ты выблядок.

— Пропустите нас, — повторил Раймонд, всё ещё угрожая ножом. — Так будет лучше для всех.

— Как уж тут не согласиться! — лицо Стаха медленно краснело от гнева. — Да только ты правда думал, что я позволю нолошу диктовать мне условия? В моём, сука, Муравейнике? Трогать людей Ламарка-гуая мне несподручно, можешь катиться на все четыре стороны, но пойманных крыс придётся вернуть туда, откуда ты их взял.

Хейд всё-таки сделал шаг назад, второй, мысленно рисуя путь отступления. Не будь в руках Стаха самострел, которым тот был готов в любую секунду воспользоваться, он уже дал бы дёру. Стоило ли прихватить Игната? Тот, казалось, близок к обмороку, не станет ли обузой? Раймонд тем временем ответил громко и твёрдо:

— Я не согласен, — и резанул ножом по ладони. Дымная тень обвила раненую руку, довольно клокоча. Игнат сдавленно вскрикнул. — Больше я упрашивать не стану. Или всех пропустите, или оно сожрёт ваши души, все до единой, — и злобно добавил трескучим голосом: — Я ему в этом помогу.

Стах в лице никак не переменился, лишь на щеках играли желваки. Он оглянулся на своих людей, не разбежавшихся врассыпную лишь потому, что сам Стах не бежал. Зная местных, Хейд был уверен: они бы и сейчас пошли за главарём в бой, наступив на горло страху пред неведомым — да только стоило ли оно того? Стах сплюнул на пол, отошёл к стене, и остальные айрхе тут же разбежались в стороны, открыв путь из Муравейника.

Казалось бы — победа! Но Хейд слышал странные хрипы со стороны Раймонда, и их источником был явно не чёрт. Непрошеных гостей выпускали прочь, время шло, терпение Стаха кончалось, но Раймонд стоял на месте. Хейд протянул руку и слегка толкнул его в спину, один раз, второй, и так потихоньку они приближались к выходу. Оторопевшего Игната пришлось силой тащить за локоть, тот диким взглядом уставился на дрожащую тень и был готов остаться в Муравейнике, лишь бы не приближаться к ней. Чёрт же, поглотив руку Раймонда от пальцев до плеча, игриво клацнул челюстями перед лицом Стаха. Тот оскалился и клацнул в ответ, вызвав у чёрта взбудораженное скрипучее хихиканье, от которого остальные айрхе чуть не поседели. Ворота Муравейника с грохотом закрылись за спинами чужаков. Поняв, что наконец всё закончилось, Хейд с облегчением вытер взмокший лоб, а вот Раймонд простонал и припал на колено.

— Чу… чудовище! — крикнул Игнат и задёргался, пытаясь вырваться. Хейд залепил ему хлёсткую затрещину, мальчишка заорал от боли — удар пришёлся по воспалённым ранкам.

— Дурак безмозглый! Сам за нами увязался, так теперь не верещи на всю округу! — рявкнул Хейд и встряхнул парня хорошенько. — Знаешь хоть, что Стах сделал бы с тобой за воровство? Зна-аешь, раз сразу о помощи попросил, как другого энлода увидел! Теперь не истери!

— Заберите… — с трудом выдавил Раймонд, едва слышимый за перепалкой. Рука, охваченная чёртом, безвольно свисала вдоль тела. Хейд разрывался: и Игнату бы мозги вправить, чтоб глупостей не наделал, и Раймонду срочно требовалась помощь — тот уже хрипел, задыхаясь. В чём причина его состояния, Хейд даже не сомневался, эта самая причина тут же угрожающе зашипела, стоило начать ощупывать карманы пальто: «Пусть этот не трогает, верни-положи, загрызу, загрызу!» Идол был измазан в крови, камень внутри него едва заметно светился. Глупый ведун, явно натворил то, чего не стоило!

— Кожу сдеру, глаза выгрызу! — и чёрт действительно накинулся, подбородок обожгло и льдом, и пламенем, когда он присосался к резаной ране.

Хейд пошатнулся, оглушённый. Нечто чужеродное заполняло его тело, стремительно распространяясь по сосудам. Мысли замедлились, его утягивало на дно, с которого не выбраться. Идол вырвали из его слабеющей руки, издалека донёсся крик: «Чудовище!», и внезапно всё прекратилось. Судорожно дыша, Хейд глядел на небо, дымчатое, словно его тоже коснулся вездесущий чёрт. Даже не заметил, когда именно рухнул на землю. Рядом слышалось рычание и всплеск: Игнат остервенело втаптывал идола в лужу, чуть ли не прыгал на нём. Хорошо, малой сообразил, что делать с неживой тварью, иначе было бы тут два трупа на потеху Стаху.

Раймонд покачивался на ветру, шевеля обескровленными губами. Хейд хотел было похлопать его по щекам, чтобы привести в чувство, но передумал: а вдруг тот кинется, не разобравшись? Может, сам оклемается, но позже — он ведь держал в себе чёрта гораздо дольше.

— Хватит, хватит, ты победил это страшное чудовище, молодец, — Хейду пришлось схватить Игната за плечи. Тяжело дыша, мальчишка замер, с ног до головы грязный не только от брызг, но и сам по себе: волосы сальные, от одежды пахло застарелым потом. Раньше Дарья никогда не позволяла непутёвому брату настолько себя запускать. Игнат всхлипнул, глаза были на мокром месте. Хейд напрягся, чужих слёз ему сейчас только не хватало, но Игнат сердито стёр все следы пережитого ужаса.

— Я так рад, что вас встретил, дяденька Морт, — голос ещё подрагивал. — Вы отведёте меня к сестре?

— Сам дойдёшь, не маленький, — Хейд поднял с земли палку и вытолкнул из лужи идола. Чёрт вылезать не спешил, видимо, грязевая ванна охладила его пыл.

— Да если мог, я бы в этой дыре не сидел! — Игнат клещом вцепился в локоть Хейда. — Дяденька, не будьте таким жестоким!

— Потом тобой займусь, — Хейд сбросил с себя его руку. — Сначала помоги со здоровяком.

Присев перед Раймондом на корточки, Хейд бегло оценил его состояние: бледный весь, под носом кровавые дорожки, вокруг плотно сомкнутых век — ореол раздувшихся сосудов, дыхание редкое и сиплое. Игнат так орал, что наверняка с минуты на минуту любопытство победит страх, и жители Муравейника выглянут проверить, хоть одним глазком, что творится у ворот. Опять попадать в их лапы Хейд не собирался, но и Раймонда оставлять не хотелось, всё-таки он заслужил толику помощи в ответ.

— Помочь чем? Сдать квадрианцам? — Игнат вовсе не выглядел благодарным.

— Сам его умолял с собой взять, а теперь убить решил? Я тебя самого обратно в Муравейник запихну, если ещё раз такую дурость ляпнешь.

Игнат покраснел и помог Хейду поднять Раймонда на ноги. Они схватили Курьера с обоих боков, склонились под его тяжеленной тушей и повели к дому призрения. Раймонд сам перебирал ногами, но неуверенно, как пьяный. Подъём на холм дался нелегко, Игнат весь взмок, ныл, просил дать хоть минуту продыху. У самого дома всё-таки взяли передышку, сгрузив ведуна на скамейку. Разминая затёкшие плечи, Хейд озадачился довольно важным вопросом: где его сумка? Кажется, он оставил её около яблонь, где по глупости своей повёлся на нытьё дико назойливого ребёнка, умолявшего достать застрявший в ветвях мяч.

«Чтоб я ещё хоть раз кому помог по доброте душевной!» — Хейд скрипнул зубами, каждый раз эти глупые порывы выходили ему боком. Стоило залезть на дерево — там-то его люди Стаха и подловили, бежать было некуда. Хитрые сволочи. Его так тянули за сумку, пытаясь содрать с ветки, что, кажется, даже лямка лопнула.

— Что ты забыл в Муравейнике? — Хейд требовательно глянул на Игната. Тот ютился на краю скамейки, подальше от Раймонда.

— Прятался, — тихо буркнул тот и обмакнул лоб галстуком. Хейд демонстративно выгнул бровь. — У меня выбора не было!

— Если что, я знаю о твоих делах с детьми с заброшенной мельницы. — Игнат аж поперхнулся, вскочил с лавки, но Хейд успел надавить ему на плечи и заставил сесть обратно. — Мне плевать, как ты с ними связался. Но чтоб ты знал: Киан угрожает твоей сестре, если не объявишься с пропажей. Мне судьба Дарьи небезразлична, поэтому могу помочь, если ответишь на пару вопросов, — Хейд приблизил своё лицо к мальчишке. — Огнекамни. Где ты их взял?

Игнат накручивал галстук на запястье, глядя в сторону.

— Ваши игры зашли слишком далеко. Позволь мне помочь решить всё миром. Хотя бы ради Дарьи.

— Извините, дяденька, но мне бы только до дома добраться, там я уж сам выкручусь, — дело, видимо, было серьёзнее некуда, раз даже упоминание сестры не подействовало.

Оставив Раймонда на попечении Игната, Хейд вернулся в яблоневый сад. Сумка, к счастью, валялась там же, где упала, затерявшись в потёмках. Из всего содержимого Раймонд забрал только чёрта — тот, наверно, сам дал о себе знать. Как же они так спелись?.. Пришлось исхитриться и привязать оторванный конец лямки к кольцу, к которому Хейд иногда крепил дополнительные подсумки. Не забыл он и про мундир, валявшийся рядом, кое-как утрамбовав в свою бездонную сумку. Было довольно неосмотрительно со стороны Раймонда так его бросать.

На этом приключения не закончились: пришлось заплатить работникам дома призрения, чтобы, во-первых, посторонних лиц вообще пустили, во-вторых, указали, куда тащить Раймонда, и в-третьих, не задавали лишних вопросов. Хейд хмурился, раздражённый тратами, но дотащил вместе с Игнатом свою ношу до комнаты, с заметным облегчением для обоих свалив её на кровать.

— Я, кажется, спину надорвал, — уперев руки в колени, пробормотал Игнат, слишком тщедушный для подобных нагрузок.

— Не ной, здоровее меня будешь, — Хейд хлопнул ладонью меж лопаток Игната, тот, ойкнув, тут же разогнулся.

Кровь с разрезанной ладони капала на покрывало. Хейд внимательно осмотрел рану, не касаясь кожи — если оставить как есть, к их вылазке в крепость Раймонд имел все шансы остаться без руки.

— Есть чем забинтовать? — Игнат, подумав, начал стягивать с шеи заляпанный чем только можно галстук. — Убери эту ветошь! Хотя бы раздобудь таз с чистой водой.

— Да где я его тут достану, дяденька?!

— Ты смышлёный малый, выкрутишься, если хочешь, чтобы потом я помог и тебе. Вокруг полно сердобольных старушек, — а сам Хейд начал копаться в чужих вещах, разыскивая чистую тряпку. Раймонд явно нечасто здесь бывал, даже как вору поживиться было бы нечем. Единственная примечательная находка — пояс с подсумками, в них нашёлся моток бинтов, почему-то пахнущих морской водой. Всяко лучше, чем галстук. Долго ждать Игната не пришлось, тот с видом победителя заявился с тазиком, полным свежей холодной воды, и папиросой в зубах.

— Где достать умудрился? — Хейд кивнул на папиросу. Игнат ухмыльнулся и перекатил её из одного уголка губ в другой.

— Делал, как наказали, дяденька — крутился, да выкрутился.

Пока Хейд нянчился с Раймондом, промывая ладонь от грязи, он решил разговорить Игната, игравшего с коробком спичек.

— Ты что-нибудь знаешь о маленькой подруге Киана? — прежде всего Хейд прощупал почву. Коробок замер в руках, а сам Игнат скривил нос при одном только упоминании:

— А зачем она вам сдалась, дяденька? Лучше плюньте и не разговаривайте даже. Фурия хоть и мелкая, но опасная, тьфу!

— Это фурия твоё лицо исполосовала?

— Да нет… вроде… хотя сейчас вот сказали, и сам уже не уверен… — Игнат поправил галстук, словно тот начал сдавливать шею.

— Она тебе зла желала? — подталкивал Хейд, видя, как сильно мальчишке хотелось выговориться.

— Да наверняка! — Игнат стукнул кулаком по столу, на котором сидел за неимением стула. — Она меня на дух не переносила! Так я ей возвращал всё сторицей. Пудрила мозги Киану, а я мешался, говорил ему не слушать бредни беззаконницы.

— Потому и украл камни?

Игнат закусил губу и исподлобья глянул на Хейда. Тот обрабатывал Курьера мазью из медуницы — буквально от сердца отрывал, в любой другой ситуации остатки этой мази он бы лучше потратил на собственное лечение.

— Да с этими огнекамнями всякое непонятное с самого начала творилось. И всё из-за беззаконницы, как всегда! — Игнат всплеснул руками. — Привиделись ей, видите ли, камни особые. Считала их очень важными, абы кого за ними посылать не хотела. Киан пошёл бы сам, но он при ней, как собачка сторожевая на поводочке. Тоже мне, Хранитель нашёлся. Тогда Киан попросил меня о помощи, и я, идиота кусок, не нашёл в себе сил другу отказать, хотя чуял же, дело дерьмом пахнет! — он вытер рукавом нос. — Меня послали на Обводный канал. Отыскал там сгоревшие развалины. Покопался. Долго, блин, копался, весь чёрный от сажи стал, как шин!

Как Хейд и думал. Если бы он сам пришёл раньше к останкам квартиры миссис Бэлвош!.. столько часов, впустую потраченных на поиски!.. Он потёр переносицу, силясь подавить злость на самого себя. Неважно, что было в прошлом, главное, что сейчас наткнулся на след Дара и уродца.

— Отыскал?

— Да… — Игнат тоскливо махнул рукой, — лучше бы не находил. Помимо меня на пепелище тёрлась стая птиц, не знаю, чего съестного там найти хотели. Одна из них вдруг выклевала те странные штуки, о которых фурия рассказывала. Ну, я пернатых прогнал, забрал эти огнекамни с собой — и что началось!.. Все птицы разом на меня ополчились, представляете?! Не вру! Чуть душу не выклевали! Во, — он ткнул пальцем на своё разодранное лицо, — едва глаза целыми остались! Вы бы это видели, дяденька! Никогда так страшно не было. Чудо, что живым до мельницы добрался, отбивался от бестий палками, по канализациям шёл.

Игната передёрнуло от воспоминаний. Хейд невольно вздрогнул, вспомнив давний случай, когда стая ворон заклевала до смерти его преследователей. Неужели это тоже было дело рук Айры? Разве он мог так ополчиться на ребёнка?

— Лучше бы я бросил эти камни в реку, — Игнат сжимал спичечный коробок с такой силой, будто представлял на его месте чью-то шею. — Рядом с ними у Киана начала крыша течь, конкретно так течь. На кошмары жаловался, но так, тихонько, перед девчонкой-то своей выделывался, как петух. А я… ну… — он устало вздохнул, — мы с Кианом давно дружили, задолго до того, как эта фурия к нему присосалась. И хоть девчонку выкрасть у меня бы сил не хватило, но камни эти я забрал! — и вздёрнул нос, гордый поступком.

— Молодец, правильно сделал, — сказал Хейд мягко, словно сочувствующе. — Но куда ты их дел? Уверен, что Киан опять до них не доберётся?

— Вы, дяденька, зря юлите, я вас насквозь вижу, — Игнат скрестил руки, вновь вжал голову в плечи, заранее обороняясь. — Вы их Киану и той ведьме вернёте. Нет уж. Он наедине с ней и этими штуками точно поедет, вот совсем, с концами. Пусть бесится, сколько хочет. Может, когда-нибудь поймёт, какую услугу я ему оказал, и фурию свою в костёр бросит, пока она из него новую куколку не сделала.

— А если не верну?

— Вас мне тоже жалко, дяденька. Поверьте, это дурные штуки. Хорошо хоть, клятых птиц больше нет, а то заклевали бы! На вашу рожу и так без слёз не взглянешь.

Хейд оставил на столе баночку мази — лучше попросит Айру чем-нибудь посущественнее его лицо подлатать, а Раймонд пусть медуницей долечивается, так и быть. На этом всё, свой моральный долг он выплатил. Скорее бы свалить из этого места, Хейда уже воротило от затхлого запаха близкой смерти. Не хотелось ассоциировать местных стариков с собой, не хотелось вспоминать, что собственная молодость, такая короткая в сравнении с энлодской, неумолимо шла на убыль. Какие же, интересно, Непреложные законы отвечали за такую несправедливость?

Оказавшись на свежем воздухе, Игнат первым же делом полез за огоньком. Цокнул языком, заметив, чем обернулись игры с коробком, но нашёл парочку более-менее целых спичек.

— Почему ты запрятался в Муравейнике, я теперь догадываюсь — туда бы Киан никогда не сунулся, — Хейд закинул на плечо тяжеленную сумку. — Но не понимаю, в чём проблема вернуться домой самому.

Игнат глубоко затянулся, прикрыв глаза, и выдохнул клубы вонючего дыма.

— Для перестраховки.

— Намекни хоть. Должен же я понимать, от чего тебя, в случае чего, спасать. — Папироса медленно тлела. Игнат молчал. — Как знаешь. Будь ты посговорчивее, я бы помог отмазаться перед Дарьей. Судя по тому, что я вижу, ты в Муравейнике несколько дней тихарился. Как думаешь, Дарья в восторге от твоей пропажи?

Игнат звучно сглотнул. Об этом он явно не подумал. После парочки затяжек он всё-таки сдался:

— Рассказывать особо нечего. Как только стихла недавняя землетряска, я под шумок огнекамни прихватил. Даже железный ящичек для них приготовил, штуки ведь явно ведовские, опасные. Хотел заныкать их в одном тайничке, а там уж продать кому. Наверняка эти камни стоят кучу шиллетов! Выглядели, по крайне мере, как драгоценные. На вырученное я бы купил Киану целую повозку дров, да хоть две, чтоб он забыл о холоде зимой и успокоился, — Игнат метким щелчком кинул бычок в реку. — Но меня подловили эти уроды тиховодники. Избили, что нашли — забрали, хорошо хоть на своих двоих от них ушёл! Под рубашкой до сих пор всё чёрным-черно от синяков.

— Тиховодники? — Хейд нахмурился, силясь припомнить банду с подобным именем.

— Ну вы темень, дяденька. Сироты с улицы Тихих Вод, приживалы при местной квадрианской академии. Они давно на фурию зуб точили, но Киан окопался на мельнице, взвалив на себя миссию её защищать, — Игнат шмыгнул. — Так что я, считай, везунчик. На ведьму плевать, а вот выдавать всякое о Киане мне бы тиховодникам не хотелось. До сих пор ощущаю, что за мной следят...

— Выходит, ты не появлялся дома с самого землетрясения? — Хейд поражённо уставился на смутившегося Игната. Что ж… с Дарьей предстоял сложный разговор.

Пешком до дома Игната идти было далеко, потому Хейд нехотя согласился пустить его в свою Шелест, пришвартованную у Горбов. Лодка просела, непривычная к стольким пассажирам. Игнат прижал к себе худые колени, сумка Хейда оказалась прямо под его рукой, и он заметил выглядывающий из кармана идол.

— Вы же сожжёте эту штуку? — Игнат поёжился и попытался отодвинуться подальше, но деваться от чёрта ему было некуда.

— Когда ты в рьяные квадрианцы заделался? Обычно же фыркал на все Законы.

— Дураком был, — буркнул Игнат. — Беззаконие ведёт к бедам. Я это крепко-накрепко уяснил.

Увидев с реки угол родного дома, Игнат заметно оживился, свесился с борта, чуть ли не грести стал. Он тут же получил нагоняй от Хейда, у которого ёкнуло сердце, когда Шелест опасно накренилась.

— А вы сможете убедить сестру, что нам надо уехать из города? — сцепив руки за спиной, Игнат нетерпеливо болтался туда-сюда по пристани, пока Хейд привязывал лодку. — Вот бы в Андронталл махнуть! Там-то красиво, интересно, не то что в этом захолустье. Птицы на людей не кидаются.

— Сомневаюсь, что она захочет бросать постоянных клиентов, друзей и знакомых, начинать жизнь с чистого листа, и всё потому, что ты — идиот.

— Вот не надо! Сестра уже руку набила, смогла бы и в столице клиентов найти, да получше! Меня она не слушает, боится опять в нищету скатиться. Но вы-то умный, дяденька, вас бы Дашка послушала.

— На что подписался, с тем и помогу, а в жизнь вашу лезть не стану, не моё это дело.

Игнат обиженно надул щёки, но Хейд остался непреклонен. К обветшалому домику они дошли уже за полночь, лишь в одном окне горел свет. Игнат перепрыгивал ступеньки, нетерпеливо ожидая Хейда на лестничных площадках — сам он стучаться в родную дверь опасался. Хозяйка квартиры не спешила встречать гостей, сначала глянула в щёлочку. Увидев на пороге изнурённого Хейда, перемазанного кровью, она охнула и тут же сняла цепочку с двери. В столь поздний час она никого не ждала: волосы были собраны в небрежный русый хвост, поверх выцветшего домашнего платья повязан передник, служивший ей подушечкой для иголок и булавок. Работала без продыху, как обычно.

— Мистер Морт? — поражённо прошептала Дарья, чтобы не будить соседей. Стоило ей осознать, что это не морок, на щеках тут же вспыхнул лёгкий румянец, пока она пыталась пригладить волосы. — Вам нужна помощь? Вы ранены!

— Нет, спасибо. Простите уж, что беспокою, — Хейд отвесил поклон. — Попал тут в переделку. Да не один, — вытянул из-за своей спины одеревеневшего Игната. Тот неловко улыбнулся под взглядом сестры.

— Живой! — воскликнула Дарья, забыв о соседях. Она бросилась к Игнату и стиснула в объятиях. — Глупый-глупый-глупый, где тебя носило?! Ты меня без сердца чуть не оставил! Стольких людей на твои поиски подняла! Уже была готова прощаться с тобой!..

— Прости, — сдавленно прогундосил Игнат и шмыгнул. Хейд замялся на месте, ощущая себя лишним в сцене семейного воссоединения. Дарья наконец отпустила брата, бегло оценив его не менее печальный, чем у Хейда, вид.

— Грязный весь, вонючий!.. А лицо! Да что с тобой эту неделю происходило?

Вот и настал момент выхода Хейда. Подтолкнув Игната в спину и намекая, что пора ему скрыться в квартире, он переключил внимание швеи на себя:

— Вы только на него не злитесь. Мы попали в серьёзную переделку, чудо, что живыми выбрались, — Хейд увлёкся и растянул губу сильнее, чем стоило, едва затихшая боль резанула с новой силой. Шипя, он согнулся пополам, прикрыв ладонями рот. Дарья тут же затащила Хейда к себе, сердито шепча:

— Не упрямьтесь, мистер Морт, заходите уже! Если кто из соседок увидит, что ко мне в поздний час мужчина стучится, слухи пойдут!

Маленькая квартирка была переоборудована в швейную мастерскую. Дарья указала на кухню, единственное место, которого не коснулась её работа: «Можете перекусить, если голодны, я тут быстро, с оболтусом одним разберусь», и ушла ловить Игната. Тот упрямо не желал мыться, ныл, что смертельно устал и хочет спать, но Дарья всё-таки запихнула брата в ванную комнату. Хейд медленно и аккуратно жевал сушёные водоросли в масле, когда швея появилась с чемоданчиком-аптечкой в руках. Каким-то непостижимым образом она, пока гоняла Игната, успела заодно уложить волосы в косу и снять передник.

— Позвольте, я вас немного полечу, — Дарья поставила чемоданчик на стол, Хейду пришлось подвинуться ближе к стене, чтобы ей было удобнее. — И простите за Игната, наверняка он доставил вам проблем.

— Он ни при чём, — промычал Хейд, стараясь не двигать губами. Дарья мгновенно шикнула:

— Молчите, пожалуйста, только хуже себе сделаете, — щёлкнули заклёпки чемоданчика. — У меня есть специальная игла и нити шёлковые. Я на Игнате уже руку набила, не беспокойтесь, быстро справлюсь.

В свете газовой лампы сверкнула изогнутая дугой игла. Хейд даже не знал, что такие бывают. В итоге решил — почему бы и нет? Айре проще будет вылечить небольшой шов, чем то, во что стараниями Стаха превратился рот Хейда. Он напрягся, но заставил себя не дёргаться, когда игла оказалась опасно близко к его лицу. Сама Дарья нервничала не меньше, щёки краснели всё сильнее, когда она осторожно касалась кожи Хейда. Было больно, но не больнее, чем когда резали ножом.

— Ещё немного… — щёлкнули ножницы. — Вот и готово, — Дарья мило улыбнулась, но стоило Хейду поднять взгляд, как она тут же отвела свой.

— Годы идут, шрамов всё больше, — Хейд коснулся пальцами около швов, кожа вокруг них казалась раскалённой.

— Вам они вполне идут, мистер Морт, — Дарья отвернулась, укладывая инструменты обратно в чемоданчик.

Подобное Хейд слышал впервые, но он списал эти слова на проявленную вежливость или, может, попытку поддержать. Злоупотреблять гостеприимством не хотелось, поэтому он без лишних слов вытащил из сумки свёрток и сунул в руки Дарьи. Та расправила мундир и охнула, заметив пятна крови — в ней были испачканы вся грудь и рукава. Перед своей «отставкой» Раймонд, похоже, был не таким милосердным, как сегодня в Муравейнике.

— Не бойтесь, никто не умер. Мне совестно, что вам пришлось пережить целую неделю в неведении, но знайте, без вашего брата я бы угодил в большую беду.

— Да что же у вас произошло? — Дарья растерянно смотрела на мундир, ей от него становилось явно не по себе.

— Небольшая стычка с Хранителями.

— Ох!

— Думаю, сами понимаете, такое дело лучше не ворошить лишний раз, — говорить становилось всё труднее, казалось, горит не только рот, но и всё лицо. — Игната не дёргайте. Он многое пережил. Главное, что теперь всё разрешилось, но мне очень надо вернуть этому мундиру приличный вид. Сможете?

— Да… наверно, — Дарья присмотрелась к масштабу проблемы, поставив лампу поближе. — У меня есть дорогое средство, которое берёт подобные пятна, но эти, кажется, очень старые… не уверена даже.

— Я не поскуплюсь.

Дарья закусила губу, глянула на Хейда искоса. Тот принял жалостливо-умоляющий вид, как в бытность попрошайкой в детстве.

— Ладно… ладно. Вам я помогу, — Дарья сдалась практически сразу. — Надо купить красители для ткани. Если средство не возьмёт, может, получится хоть так замаскировать. Но я особо не занималась покраской…

— Судя по тому, что я видел, у вас прекрасно получается всё, за что ни возьмётесь, — Хейд придал голосу побольше обходительности, и даже перестарался — Дарья запылала, как распустившийся мак.

— Да ладно вам, — пробормотала она, вновь поправляя и без того аккуратную косу.

Посчитав все намеченные дела выполненными, Хейд начал собираться. Дарья тут же всполошилась: «Да куда вам в такой час! Отлежитесь здесь, у нас хоть и тесно, но ещё одно спальное место сообразим. Я вам завтрак приготовлю. Могу даже испечь чего-нибудь… хотите?» Хейд с трудом отбился от всех её бесконечно заманчивых предложений. Дарья поймала его за край дождевика уже у самых дверей:

— Швы… их снять придётся. Да и присмотр за ними нужен… придёте ещё? — и заглянула в глаза Хейда с каким-то непонятным ожиданием.

— Конечно, я ведь в любом случае вернусь за мундиром.

Отчего-то на лице Дарьи отразилось разочарование.

— В таком случае я буду ждать, мистер Морт, — понуро ответила она и закрыла дверь.

Она смотрит на свои аккуратные руки. Поглаживает родимое пятно у выпирающей косточки на запястье. Поправляет на большом пальце перстень-печатку с гербом: заключённая в круг четырёхконечная звезда, расположенная по сторонам света. Ритуал из нехитрых движений помогает собраться с мыслями.

— Сколько можно разрушать мою жизнь? Вы чудовище! Слышите?! Чудовище! — кричит в истерике неразумная дочь, утирает с щёк злые слёзы.

Отвратительно.

На ощупь она находит трость, приставленную к журнальному столику. Медленно поднимается с кресла, сжимает губы от боли в суставах, но на лице держит маску невозмутимости. Хлёсткая пощёчина застаёт дочь врасплох. Та прижимает ладонь к краснеющему следу и отступает на шаг, широко раскрыв глаза.

— Как скупа твоя благодарность за благостную жизнь, подаренную мной, — она смотрит на дочь сверху вниз, давит взглядом, заставляет робеть, терять голос. — Но всему есть предел. Корни нашего рода уходят вглубь века, и не тебе их обрубать. Уж я-то об этом позабочусь…

Дочь всё понимает, но не принимает, глупая гордячка. Эгоистка. Позор рода — пока нет, но она упрямо к этому идёт. В её голубых глазах плещется отчаяние. Такая не сдастся. Ничего, не впервой приходится собственными руками ломать крепкие спины.

Родовое кольцо холодит кожу.

* * *

Виктор проснулся с тихим стоном. Неосознанно поднёс к лицу руку, но вместо изящной женской кисти увидел свою ладонь, обмотанную бинтом.

«Бинт?.. Когда успел?» — Виктор сжал и разжал пальцы, чувствуя притуплённую боль. В ушах до сих пор звенел крик «Чудовище!», то женским голосом, то детским. Внутри клокотала злость, смешанная с разочарованием, обращённая к кому-то — но к кому? Кажется, у него было кольцо, куда оно пропало?

— Вот же упрямый бычок. Сколько ни подгоняй — копытами в землю упирается, а отвернёшься — сам по колее идёт, — самозванка сидела рядом, на краешке стола. — Как неосмотрительно. Рискованно. Глупо. Не каждый без пяти минут беззаконник рискнул бы связаться с подобной тварью.

— С тобой же связался.

Самозванка запрокинула голову, хохоча. Смех булькающий, ей бы кровью из раны в горле давиться, но сейчас она была не в настроении для подобных представлений.

— Человеколюбие не сыграет тебе на руку. Без жертвы у меня не хватает сил, чтобы поставить тебя на ноги. Потому — страдай, — и самозванка исчезла, распалась бражниками.

Оно и к лучшему. Голос Софии… голос самозванки начал утомлять. С каждым днём она становилась всё навязчивей, её мучил голод, и этот голод она пыталась передать Виктору. Противиться чужой воле было несложно, по крайней мере, когда ненасытный дух требовал приносить ему в жертву детей и гражданских. Виктор надеялся, что и после Разделения не потеряет контроль над собой, иначе… даже думать не хотелось.

На столе незнамо откуда взялись бутылка молока и банка консервов. Даже мелькнула мысль, что это очередная издёвка — иллюзия самозванки, однако стекло приятно холодило руку. Виктор опустошил бутылку за два жадных глотка. С банкой пришлось повозиться. Хоть этими кусочками рыбы в масле голод не утолить, Виктору грех было жаловаться — он с прошлого утра и росинки не брал в рот. Счастливо выдохнув, он только сейчас заметил, что лежало под скромным завтраком — сложенный вдвое лист бумаги.

«Мундир у меня. Мальчишка в порядке. Советую поменять бинты. Мазь на столе. Жду вас послезавтра, место знаете».

Ни подписи, хотя в авторстве сомневаться не приходилось, ни слов благодарности. Неважно, главное — мистер Морт в порядке. Как-никак они в одной лодке, если бы Виктор бросил его вчера, то какой толк от их союза? С чёртом, конечно, лихо вышло, но иначе он бы никогда не нашёл Морта. Всё бы кончилось хорошо, не переборщи он с ножом в последний момент.

Виктор улёгся поперёк кровати и раскинул руки на скомканном покрывале. Прикрыл глаза, вспоминая. Подпустив чёрта к себе, к своей крови, он оказался не готов к последствиям. Виктор перешагнул предел. Сплетённое из сонм всебесцветных жил покрывало бытия — таким видел мир чёрт, существо не живое и не мёртвое. Именно таким увидел мир и Виктор, чьи пурпурные и янтарные нити переплелись с чёрной нитью дымной твари. Он ступал исполином по бескрайнему полотну, касался нитей чужих жизней, как струн, по-хозяйски сгребал их в кулак, способный оборвать в любой момент. Смог крепко ухватиться за ускользающий конец нити, скрученной из жил золота и сирени — кто бы мог подумать, что душа вредной Сороки окажется столь яркой.

Чувство всесилия разливалось по нитям-венам, дурманило, дразнило. Казалось, так легко сделать шаг и выйти за очередной предел, Виктор ведь чувствовал, что это лишь один из множества слоёв — и прогорел. Чёрт только и ждал, когда его подпустят ближе, чтобы взять своё. Опасно. Глупо — это самозванка правду сказала. Виктора, как ребёнка, поманили конфетой, и он пошёл. Самое страшное — он был не против, чтобы его так поманили ещё раз. И не раз.

«Если переживу Разделение, будет ли это похоже?..» — задумался Виктор, но оборвал сам себя. Самозванка уже демонстрировала свои дары — нечеловеческая сила ценой помутнённого кровавой пеленой разума. Совсем не то, что показал чёрт, хотя, казалось бы, это тварь не менее отвратительная и опасная.

Пора было вспомнить о мире реальном: поменять бинты, заглянуть в курьерское логово и поесть там как следует. Глубокий порез поперёк ладони болел при малейшем движении, но это можно было терпеть. Виктор разглядывал щедро намотанный бинт, пытаясь представить, как Морт здесь хозяйничал. Наверняка ворчал ежеминутно, что вынужден тратить на кого-то драгоценное время, над которым он трясся, как над последним шиллетом. Но главное — это поступки, а они говорили, что Морт тоже его не бросил.

В голове раздался детский голос, нарочито сердитый: «Зажми зубами дощечку, да помалкивай! Ещё лучше глаза закрой. И отвернись». Вспомнились собственные сомнения, знает ли тот мальчишка, что делает, и услышал уверенное: «Ма как-то тоже плечо продырявило, я ей лечиться помогал. Смотри, я и тряпки чистые, и порошки лечебные своровал, придумаю чего-нить». Задетый эхом воспоминаний, заныл шрам на плече, у ключицы.

Только к обеду Виктор почувствовал в себе силы переступить порог комнаты. Хорошо же прилетело от этого чёрта. Основательно. Приходилось опираться о стены и заборы, ища поддержки. Привалившись плечом к рекламному столбу Виктор зажмурился, пережидая волну слабости, от которой подрагивали колени. Столб следил за ним огромным, обвитым щупальцами глазом, намалёванным поверх листовок с приглашением на день основания города. Виктор сорвал плакаты, скомкал их и бросил в урну. Капля в море, но не позволять же проклятому глазу, как заразе, безнаказанно поглощать весь Дарнелл. По пути он уничтожил ещё десяток листовок, ловя на себе взгляды редких прохожих.

Курьеры ценили кондитерскую Ламарка за то, что через неё можно было добраться до убежища, не привлекая внимания. В последние дни, однако, всё поменялось. Сначала в здание влезли Левиафаны, они пытались вынюхать скрытые в обветшалых стенах секреты. По их следу пришли тени императрицы и едва не разобрали фабрику по кирпичам. Когда землетрясение утихло, бедный Нариман целый день таскал трупы Левиафанов и гвардейцев в бункер, чтобы скормить их Двуглавому. Сегодня пришли новые гости в виде констеблей — они оцепили всю территорию кондитерской, собаки служивые. Неприятный сюрприз для Виктора.

— Бу!

Виктор отскочил в сторону и выхватил костяной нож, но вместо врага увидел позади себя лишь бесстыдно ржущего Лиховида. Полоснуть бы этого идиота, чтобы думал в следующий раз, прежде чем подкрадываться, да нельзя, нельзя!

— Всякий раз весела забава, — наконец выдохнул Лиховид. Сквозь его тело проглядывали очертания низенького заборчика и фонарного столба. — Диана мне проспорила, она не верила, что ты сможешь меня очами уловить.

— Вы морок? — Виктор провёл ладонью сквозь Лиховида, вызвав у того новый приступ смеха.

— Самый что ни на есть, удобно сводить людей с ума, знаешь ли, — лицо Лиховида потекло воском, слепилось по-новому: на Виктора смотрело его отражение, но с чужеродной ехидной улыбкой и пустыми глазами.

«Всё-таки стоит побриться», — отрешённо заметил Виктор — ему ещё с самозванкой осточертели такие игры. Вслух тихо пригрозил:

— Моё лицо не трогайте, а не то ваше пострадает.

— Каков же безотрадный тип, — его призрачная копия закатила глаза и обратилась снова Лиховидом. Он оглянулся, словно услышав зов. — Голубица моя, ну что ты сразу начинаешь!.. Добре, добре, токмо по делу, обещаю, — и, вздохнув, повернулся обратно с постным лицом. — Слыхал, новичок? Дело горит, причём наиважнецкое: надо как-то разогнать всю эту шушеру с нашего порога.

— Обернитесь хоть Арчибальдом IV да разгоняйте всех, я в это не полезу.

— Думаешь, если убежище вскроется, тебе лучше будет? — хмыкнул Лиховид. — Ежели квадрианцы или Левиафаны доберутся до Двуглавого — всё рухнет. Не станет ни Курьеров, ни Хранителей, и тебя в том числе. Кто же, интересно, убивца твоей девки искать будет? — Виктор скрипнул зубами. — Ты, новичок, не трусь. Мы с Дианой что-нибудь придумаем, но нашими руками придётся стать тебе.

— Потому что меня не жалко в случае провала?

— Оле, как же я буду жить без твоих свирепых взглядов? — Лиховид прижал ладони к сердцу. — Всё куда проще: среди законников затесались Левиафаны, пытаются, видимо, не штурмом, так хитростью нас взять. По-тихому бы их того… усмирить. Диана одна не справится — уберёшь одного, это сразу почует другой, такое начнётся!.. Надобно вам разом ножичками чикнуть.

— Женщину свою вперёд посылаешь, пока в тылу отсиживаешься?

— Ты это что, хулить на меня пытаешься? — Лиховид упёр руки в бока, но выглядел скорее удивлённым, чем уязвлённым. — Моя забота — быть для вас всевидящим оком, у Дианы нет таких талантов, о тебе и баять нечего.

Виктор зябко повёл плечами. Прислушался к себе. Не вовремя на него Лиховид свалился, как же не вовремя. Голодный, холодный, ослабший — и лезть на полицию, смешанную с культистами? Виктор оглянулся в сторону кондитерской. Один человек в болотной форме, второй, третий…

— Их тамо девять, — Лиховид заметил его изучающий взгляд. — Двое червивых, один Хранитель, с ним осторожнее — он трётся подле главного, вместе этими холуями руководят. Крепко за нас взялись, но и мы не лыком шиты.

Лиховида покрыла рябь, как от брошенного в воду камня — щуплая фигура в нищенских обносках исчезла, на её месте парили белоснежные бражники. Порыв ветра закружил их, унёс к распахнутым воротами фабрики. Виктор последовал за ними, стараясь опираться хоть на что-нибудь, если была возможность.

— Вон, видишь, на ступеньках два бахаря стоят? — Лиховид вновь явился из ниоткуда и указал на двери здания. — Я о них говорил. Лютые звери. Надо придумать, как тебе мимо проскользнуть. Может, шумиху устроим, чтобы остальных спугнуть…

Виктор прищурился, издалека разглядывая полицейских: один высокий, подтянутый, униформа была ему велика в плечах; другой — сутулый, словно придавленный непомерным бременем, на его предплечьях золотились нашивки старшего инспектора. Засунув пальцы в рот, Виктор свистнул протяжно, звонко; все, кто стоял у фабрики, разом обернулись к нему. Лиховид зашипел: «Туполобый болван, ты что творишь!», но не получил ответа, так как один из «лютой двойки» уже подошёл к ним.

— Ты уж извини, что без дружеских объятий, я на работе как-никак, — Даниил лучезарно улыбнулся и замер на расстоянии вытянутой руки.

— На первый раз прощаю, — Виктор остался серьёзным, но его голос звучал мягче, чем обычно. — Хранительская форма шла тебе больше.

— А… это, — Даниил стряхнул с шинели невидимые пылинки. — Уже и не помню, когда в последний раз носил мундир. Вечно приходится чужие шкуры примерять, а эта мне даже не по размеру. Лучше скажи, что ты здесь забыл, мой дорогой друг?

— Думал зайти в паб неподалёку, — на глаза попалась возвышающаяся над крышами домов и заводов верхушка маяка. — В «Аист».

— Что, собирался выпить с Катериной, да без меня? — Даниил прищурился, он стал похож на змею, готовую к броску. Подурачившись немного, он вернулся к улыбке. — Не отстану ведь, пока все не соберёмся.

Накатило дикое желание плюнуть на все заботы и повторить ночные посиделки с котелком глинтвейна — и будь что будет. Но тут за спиной Даниила появилась белёсая фигура и Виктора как током шарахнуло. Забылся. Дурак.

— Твой дружок, значит? — Лиховид нехорошо смотрел на Даниила, обходил кругами, оценивал, прикидывал что-то в лихой своей голове. — Занятно, занятно. А он ведает о нас, твоих новых лучших друзьях, а, новичок? Ты их сюда и привёл?

Виктор прикрыл глаза и досчитал до пяти. Морок это не развеяло, зато позволило взять себя в руки и не наделать ошибок. Хорошо, что Лиховид вряд ли понял, о ком говорит Даниил, Курьеры-то знали Катерину под другим именем. Лучше следить за своим языком.

— Не представите нас, мистер Мур? — послышался стук трости. Открыв глаза, Виктор увидел ковылявшего к ним старшего инспектора. Это был мрачный человек с седыми висками и печатью вечной усталости на лице. Его глаз, рассечённый шрамом, подозрительно щурился, пока он разглядывал свистуна. Судя по походке, он повредил левый голеностоп, причём недавно, так как к своей «третьей ноге» инспектор явно не привык.

— Ох, да, простите за моё бегство, — улыбка Даниила стала официозной и колючей. — Знакомься: Артур Эсвайр, старший инспектор ахеронского отделения полиции. А это мой хороший друг…

— Джон Смит, — представился Виктор и протянул руку. Даниил кивнул, он всегда схватывал такие моменты на лету.

— Так вы из Вердеста? Родители не очень-то задумывались над тем, как вас назвать, уж не в обиду сказано, — хватка у мистера Эсвайра оказалась крепкая, сильная. Он был явно не из тех, кто на службе не берёт в руки ничего тяжелее перьевой ручки. — Смотрю на вас и гадаю: как давно Таррнет отошёл от принципов брать в свои ряды только безродных бродяжек? Может, вы беглый бастард? Десятый никому ненужный сын?

С усилием, но удалось разорвать ставшим навязчивым рукопожатие.

— С чего вы взяли, что я благородных кровей? — Виктор скрестил руки за спиной и выпрямился, давя на инспектора взглядом сверху вниз.

— Работа, знаете ли, такая — изнанку людей видеть, — угрожающая поза не произвела на Эсвайра никакого впечатления. — Кто вор, кто бандит, кто честный гражданин. Аристократиков всяких навидался тоже немало. Лицо у вас характерное, породистое, пусть и потрёпанное изрядно.

— И что, часто угадываете? — Виктор даже не пытался скрыть недоверие к такому громкому заявлению.

— Достаточно, чтобы начальство это ценило. Ну-ну. Не стоит так на меня смотреть. Любопытство, считай, моя профессиональная привычка.

— Мистер Эсвайр, вы явно переработали, зачем же так на незнакомых людей кидаться, — Даниил слегка похлопал инспектора по предплечью. — Мистер Смит — мой коллега, причём тоже внёс немалый вклад в борьбу с Левиафанами.

Взгляды Эсвайра и Лиховида, обращённые к Виктору, отражали общую мысль: «О, да неужели?»

— В последнее время слишком много Хранителей сваливается на мою голову, — Эсвайр сплюнул в сторону. — От этого у меня начинается мигрень.

— Ну что вы всё ворчите и ворчите? Мне казалось, я был очень приятным в общении человеком!

Мистер Эсвайр смерил Даниила нечитаемым взглядом. Зажав трость под мышкой, он достал из внутреннего кармана портсигар. Даниил услужливо предложил огоньку. После пары затяжек лицо сурового инспектора разгладилось, а его внимание к Виктору уже не казалось таким въедливым.

— Раз уж вы, как я понимаю, из информаторов, то, может, знаете что-нибудь об этом человеке?

Виктору протянули вырезку из газеты: с пожелтевшей страницы на него смотрел пышущий здоровьем энлод лет восьмидесяти, с выбеленными сединой волосами и густой бородой, на вид улыбчивый и вызывающий расположение. Над его портретом виднелся заголовок: «Кондитерская фабрика С. Ламарка открывает свои двери!» Виктор моргнул, перечитал заголовок, вновь сверился с портретом. И чуть не ругнулся, когда голова Лиховида вдруг вылезла из его собственной груди. Курьер цокнул недовольно: «Оле, роют и роют, куды не надо, ты погляди. Подрезать, может, этому законнику его любопытный нос?»

— К сожалению, всё, что я знаю: мы у порога этой самой фабрики, — Виктор отдал инспектору вырезку.

— Жаль, — вздохнул мистер Эсвайр, пряча бумаги обратно в карман. — Долго бьюсь над этим делом. Самуэль Ламарк потратил много сил, чтобы наладить производство конфет, часто светился среди непростых людей, но спустя год вдруг превратился в затворника и закрыл своё детище. Удивительно резкая перемена, не правда ли? Ламарк стал неуловимым, как призрак: изредка мелькает то тут, то там, но кого ни спроси — никто ничего о нём не знает. Впору думать, что его заменил двойник.

Виктор нахмурился. Неужели Гаруспик украл чужую личность? Но зачем ему прятаться за именем энлода? Выбрал бы кого-нибудь из айрхе, так меньше мороки.

— Я тут разузнал, что аккурат перед затворничеством Ламарк расширил подвалы фабрики и откопал что-то интересное, — пояснил Даниил. Наверняка этим «интересным» оказался вход в бункер. Бедный мистер Ламарк, своей находкой он подписал себе приговор. — Этот случай не привлёк бы столько внимания, но Левиафаны отчего-то крайне заинтересованы Ламарком. А недавно, вот ведь совпадение, они явились в эту самую кондитерскую.

— Может, странности Ламарка связаны с тем, что он помогает Левиафанам. А может, Ламарк — жертва и ему нужна помощь, — продолжил за него Эсвайр и вдруг странно усмехнулся. Похоже, инспектор чего-то недоговаривал. — В любом случае, этого призрака надо поймать и допросить. Так что держите ухо востро, мистер Смит. — Виктор кивнул. — Пора вернуться к работе, до заката осталось всего ничего, — неловко опираясь на трость, Эсвайр поковылял прочь. Добавил ворчливо, не оборачиваясь: — Вас, мистер Мур, это тоже касается, оставьте пустые разговоры на нерабочее время.

Лиховид кивнул, довольный: «Добре вышло хромоножку отвлечь, Диана уже прошмыгнула внутрь. Ныне твоя очередь, не затягивай!» Даниил тем временем проводил инспектора взглядом, пока тот не отошёл достаточно далеко, чтобы не слышать их голоса.

— Видишь, с какими людьми приходится иметь дело каждый день? Мистер Эсвайр ещё самый адекватный из них, хотя и его стало заносить. Этот город — воплощённая в камне катастрофа, — он театрально всплеснул руками. — Ломает даже самых стойких.

— Гоняетесь, значит, за Левиафанами? Давай помогу вам здесь закончить. Я сейчас свободен.

— Мистер Эсвайр вряд ли одобрит, а он тут главный.

— Чего гадать — давай спросим.

— Это лишнее, Виктор.

Повисло напряжённое молчание.

— Почему? Сам знаешь — Левиафаны мне не друзья. Вместе им кровь пускали. Хоть я больше не из ваших, но мы всё ещё… «коллеги», — хотел бы Виктор сказать другое, более личное, но Лиховид незримо вился вокруг. — Я могу быть полезным. Видел одно их гнездо, в нескольких кварталах отсюда. Сгоревший театр рядом с «Аистом». Если они ещё не разбежались, конечно… поэтому лучше не затягивать с облавой.

Взгляд Даниила убежал куда-то в сторону. Можно было подумать, что у него есть свой назойливый морок, лезущий в разговор не к месту.

— Ты всё-таки не Хранитель. Сейчас пронесло, но давай постараемся больше не привлекать внимание нашего чересчур любопытного инспектора. Тебе здесь не место.

Слова резонные, но не сдаваться же так просто.

— Инспектору тоже здесь не место, — Виктор кивнул в сторону дверей фабрики, за которыми скрылся Эсвайр. — Мы сейчас не на ахеронском острове, верно? Почему здесь именно он? — тут ему в голову закралась догадка. — Неужели он…

— Достаточно, — резко оборвал его Даниил. Повторил тоном помягче: — Достаточно. Меня ждут. Поговорим ещё… но потом. Сейчас каждый должен уйти по своим делам. Понимаешь?

Виктор молчал. Молчал и когда Даниил ушёл, лишь сумрачно глядел ему в спину, сжав кулаки в карманах пальто. Нехорошим разговор вышел, горьковатый привкус оставил.

— Прокатил тебя дружок? — Лиховид был тут как тут, всегда готовый воткнуть под ногти побольше иголок. — Ненадёжное братство у вас, синемундирных, чуть что — ногой под хвост.

— Языком всё чешешь-чешешь, так до дыр его расчешешь, — уж не этому степняку злословить о друзьях Виктора. — Или помогай, или сгинь.

Лиховид ухмыльнулся, руками развёл — и исчез.

Виктор окинул взглядом кирпичный забор, скрывающий кондитерскую от посторонних глаз — грязно-серый, в уродливых дождевых подтёках, словно олицетворение всего Дарнелла. Не так давно именно этот забор сломал все планы Виктора, став непреодолимым барьером между ним и вертлявым вором. В ту ночь он сдался под напором самозванки — она обещала, что подобное не повторится.

— Ну что, собираешься выполнять свои обещания? — Виктор знал, что его услышат и поймут.

— Многое хочешь — но скупо даёшь, — ответила на это самозванка. — В такой мелочи не откажу, но следующая просьба укоротит твою жизнь. Мои дары не берутся из ниоткуда.

— Понял я всё. Не нуди.

Осталось найти место, где можно пролезть к фабрике и не попасться на глаза вездесущим констеблям. Не самая простая задачка. Виктор прогулялся вдоль забора по узким закоулкам, по которым добропорядочные люди не рискнули бы ходить в одиночку — слишком темно, грязно, за каждым поворотом могла поджидать опасность. В лице самого Виктора, например.

«Высоко, — он задрал голову, оценивая преграду. — Как же высоко! А делать что? Слова какие-то сказать, топнуть по-особому?»

— Ждёшь, когда крылья отрастут? — самозванка прижалась спиной к забору и скрестила руки на груди. Даже несмотря на алое судейское одеяние, она казалась выцветшей картинкой. — Пролей кровь сорока младенцев — и тогда, может, устрою тебе незабываемый полёт.

С издёвкой говорила. Глумилась. Нравится же всем над ним, Виктором, потешаться. Большой угрюмый клоун, на которого весело показывать пальцем, зная, что не укусит.

Стиснув зубы, Виктор прорычал на выдохе. Взял разбег, самозванка взорвалась сворой бражников, когда нога прошла сквозь неё и упёрлась в стену. Подошвы сапог скользнули по мокрым кирпичам, Виктор готов был рухнуть наземь, как вдруг само небо хватило его за руки и ноги, затянуло к себе силой. Непреложный закон, притягивающий всё материальное обратно к земле, оказался не властен над ним на долгое мгновение. Виктор едва успел схватиться за верх забора, прежде чем тело вновь обрело вес. Оно казалось вдвое тяжелее, чем обычно, не иначе как мировой порядок поспешил вернуть сторицей то, что чуть было у него не забрали. Захотел перемахнуть через высоченную преграду — перемахнул. Захотел найти пропавшую Сороку — нашёл. Всё просто. Неудивительно, что люди с такой охотой ступали на тропинку беззакония. Действительно… затягивает.

Для того, чтобы перебраться через пустые оконные рамы, Виктору уже ничья помощь не понадобилась. Едва он успел озадачиться, где теперь искать констеблей-с-секретом, перед ним явился Лиховид: «А я начал ставки делать, сколько ты ещё провозишься. Диана уже дышит в затылок одному из червивых. Давай найдём второго, пока никто ничего не заподозрил». Наконец-то степняк говорил по делу. Лиховид шёл впереди, заглядывая сквозь стены и двери, строил для Виктора безопасные пути мимо полицейских. Оставалось лишь следить, чтобы под ногами не хрустнула опавшая побелка или ещё какой-нибудь мусор.

— Проныра, сюда! — Виктор резко оглянулся, но никого не увидел. — Скорее! Они рядом! — голос был его собственный, но звонкий, напуганный, совсем мальчишеский. Стоило это осознать, как спёрло дыхание. Дрожь, родом из далёкого прошлого, сковала руки и ноги.

«Спрятаться! Срочно! Хоть в щель забиться!» — Виктор уже искал взглядом укрытие, но его остановило сердитое лицо Лиховида. Виктор мотнул головой, как мокрый пёс, вместо капель стряхнув остатки наваждения. Что на него нашло? Надо было что-то делать с этими приступами, иначе в бою они его погубят.

Лиховид смаковал степные ругательства. Ему пришлось исхитриться, чтобы провести Виктора мимо двух констеблей — ещё чуть-чуть, и застукали бы. Виктор сам виноват, что едва не попался, потому молча стерпел все уколы в свой адрес. Они забрались на второй этаж, когда Лиховид коснулся ладонью одной из дверей и шикнул: «Наша остановочка», будто кто-то мог его услышать. Нож давно был наготове, но Виктора остановила призрачная ладонь.

— Погодь, я дам знак, — Лиховид распался стайкой бражников, но на пару секунд собрался обратно: — Постарайся чикнуть как-нибудь поаккуратнее. Под рёбра, дабы быстро и не грязно. Понял? — и он исчез, не дожидаясь ответа.

Надо так надо, Виктору хотелось закончить со всем поскорее и съесть наконец что-нибудь горячее. Услышав призыв Лиховида: «Пора!», он аккуратно приоткрыл дверь, но его выдал скрип петель. Мужчина в застиранной шинели развернулся на пятках, но даже вскрикнуть не успел — нож вошёл ему под рёбра, как Лиховид и просил. Парочка маслянисто-чёрных бражников с лиловым отливом присоединилась к стае Виктора.

— Добре, добре, — Лиховид беззвучно похлопал в ладони.

— Теперь в ближайший год я могу похвалу не ждать?

Степняк хохотнул, но вдруг ойкнул и рассеялся, оставив Виктора один на один с трупом. Нож крепко засел в чужой груди, едва удалось вытащить. К счастью, этот Левиафан не растёкся едкой лужей, но Виктор всё равно вытер костяное лезвие как можно тщательнее.

Лиховид вернулся быстрее, чем Виктор успел бы по нему соскучиться, да ещё с компанией: в комнату бесшумно скользнула Диана, у неё-то ни одна из петель не скрипнула. Её изуродованное лицо прятал шарф, намотанный вокруг головы таким хитрым образом, что виднелись лишь глаза, большие и карие, как у оленёнка. Она села перед трупом на колени, хаотично трогала его то за запястья, то за шею и лоб, даже вздёрнула штанины, чтобы коснуться лодыжек.

— Пойдёт, — резюмировала она. Вскинула олений взгляд на Лиховида. — Но ты уверен? Прошлый раз нам чуть не аукнулся.

— А что поделать? Сама слышала, хромоножка и его команда откуда-то слишком многое о нас знают.

Диана молчала, но её крепко сжатые кулаки, лежащие на коленях, выдавали беспокойство. Лиховид улыбнулся, как улыбался только ей, и провёл ладонью по замотанной шарфом щеке: «Ну же, доверься мне. Обещаю, что и в этот раз ничем не аукнется». Диана сдалась. Вытащила из поясной сумки две костяные иглы с палец длиной: одну из них засунула в рану, оставленную Виктором, другую хорошенько обмазала чужой кровью и воткнула вглубь восковой фигурки.

— Будь добр, помоги разжать челюсти, — наконец Диана обратила внимание на Виктора. Тот не стал отказывать, хоть и не понимал, что за странный ритуал эти двое задумали. Вынув из-за пояса стилет, Диана уколола им подушечку пальца. Вытянула бледный язык Левиафана и без всякой брезгливости провела вдоль него ровную кровавую черту. Выдавив ещё немного крови, такую же линию провела и вдоль вольта.

— Умница, — Лиховид ласково улыбнулся. — Ну, я пошёл!

Белёсые бабочки залетели в глотку Левиафана, и вскоре тот открыл глаза. Мышцы лица начали конвульсивно подёргиваться, словно труп пытался состроить гримасу. Глаза крутились в глазницах, с угла рта потекла слюна, окрашенная кровью в розовый цвет. Омерзительное зрелище, но и только. Куда уж Виктору удивляться после всего, что он за последнее время пережил.

— Лихо? — тихо позвала Диана, вглядывалась в беспокойное лицо. — Ты там как? Можешь сказать что-нибудь?

Оживший труп что-то мычал себе под нос. С каждой секундой он всё меньше дёргался, совладел с мимикой, а потом и с языком, произнеся медленно и членораздельно:

— Я те-бя люб-лю, — бледные губы расплылись в типично лиховидовской ухмылке. Диана шлёпнула труп по бедру, призывая к порядку, наверняка густо покраснев под своим шарфом.

— Вас такому фокусу Ламарк научил? — спросил Виктор, будучи уверенным в ответе. Тот ведь завёл себе не очень-то живого питомца.

— Сами додумались, — Диана бережно сжала вольт в ладонях. — А идею Ведьма подала. Это же так… — она дёрнула плечом, подбирая слово, — имитация. Баловство. Скоро кровь загустеет, мышцы одеревенеют, и от этой куколки не будет никакой пользы.

Лиховид достаточно освоился, чтобы подняться самостоятельно. Покрутил руками, размял шею, встряхнул стопами, поправил смятую униформу. Весь вид портило только расплывшееся на левом боку пятно. Диана его тоже заметила и прицепила к шинели, над раной, собранный из веточек и маленьких косточек амулет.

— Он старый, так что ни к кому не приближайся, — наказала она Лиховиду, пока возилась с заколкой. — И не забывай следить за речью, этот мужик не похож на степняка.

— Слушаюсь, леди Диана, — тот шутливо поклонился. — Я побежал. Эта куколка — как бочка со склизкими вонючими угрями, не хочу долго в ней сидеть.

И ушёл, ступая чеканным шагом. Слышалось эхо его-чужого голоса, когда он перехватил одного из констеблей, и вместе они спустились на первый этаж. Диана стёрла засохшую кровь с пальца, царапина на нём успела затянуться, словно минула неделя.

— Хоть я и насмотрелся за свою жизнь всяких нарушений Непреложных законов, но это было самым впечатляющим, — Виктор задумчиво глядел на место, где совсем недавно лежал мертвец.

— Раз нарушаем — пустой фантик эта «непреложность» законов, смекаешь? — хмыкнула Диана. — Поэтому не люблю я квадрианцев. Сами сказку придумали, сами поверили, ещё и другим навязали. Жили же раньше без Квадранты — и ничего, мир не перевернулся вверх тормашками.

— А по-настоящему возвращать жизнь вы можете?

— Гаруспик рассказывал байки, что его предки этим промышляли. Дейхе было мало, и чтобы получить хоть какое-то преимущество в войне, они поднимали павших, своих и чужих, — Диана поправила съехавший с носа шарф. — Мы… пробовали как-то. Глупая вышла затея. Слишком много жизней нужно в обмен на одну, и то кривую. Пришлось сжечь то, что получилось. Как там раньше дейхе выкручивались — даже Гаруспик не знает.

Диана осторожно выглянула в дверную щель, проведав обстановку.

— Пойду я. Посторожу тело Лихо, пока он не вернётся, — она бросила на Виктора долгий взгляд. — Спасибо за помощь, — и ушла, растворившись в тенях заброшенной фабрики. Лиховид к тому времени развёл бурную деятельность, делая вид, что в каком-то цеху нашёл лазейку в бандитское логово. Постарался он на славу, привлёк к себе если не всех констеблей, то бо́льшую часть точно. Обойти их стороной даже для Виктора не составило труда.

Спускаясь в холодное нутро города, Виктор надеялся, что на сегодня его передряги закончились. Смешно даже, он был рад — почти рад — вернуться в бункер, из которого столько времени рвался сбежать. Всё-таки бесплатная еда прибавляла значительное количество плюсов этому месту. Убежище стояло почти пустое, лишь на кухне нашлись Тунара и Веселина: пока первая замешивала что-то в котелке, вторая нарезала баклажан. Наедине с собой эти замкнутые женщины таких разных народов умиротворённо занимались каждая своим делом. Тунара поглядывала за юной помощницей искоса, бурча, если ей что-то не нравилось, и у Веселины появлялись ямочки на щеках от виноватой улыбки. Почти жаль было прерывать их уединение. Веселина сразу же опустила голову, от чего кисточка её косы задевала баклажанную стружку. Тунара же, не прекращая помешивать варево в котелке, угрюмо уставилась на гостя. Новость о том, что над их головами рыщет полиция, никого не взволновала.

— Степняк со своей д’вкой разберутся, — фыркнула Тунара и вытерла фартуком потное лицо. — Жрать х’чешь? По роже вижу — х’чешь. Ну, жди тогда, м’жет, найду чего.

— Буду очень благодарен, мисс.

Тунара всегда терялась от такого обращения, чуждого для неё, но ни разу не высказывалась против. Вроде ей даже нравилось. Пока она искала, что съестного осталось в горшках, Веселина мялась над разделочной доской: присутствие Виктора заставляло подрагивать нож в её руке, баклажанные ломтики больше не выходили тонкими, как лист. Сколько можно, в самом деле? Даже Виктор успел смириться со своим новым окружением, а эта девица всё ещё шарахалась от него, как от чумного. В такие моменты он чувствовал себя виноватым, хоть и не понимал, за что.

— Хотите к-курут? Со вчера ос-осталось — вдруг предложила Веселина и протянула белый шарик с красными вкраплениями и кисломолочным ароматом. Неужели лёд тронулся? Виктор с благодарностью принял угощение и запихнул в рот весь курут разом.

— Вкусно, — с удивлением заметил он. Этот шарик не был настолько кислым, как те, которыми его угощали степняки во время путешествий с Софией.

— Полезно, — бубнила Веселина, вновь взявшись за нож. — Вид у вас… нездоровый. А это — полезно...

— Что, прик’рмила тебя д’ваха? — Тунара сунула Виктору в руки миску с супом. — Она у меня м’лодец, п’мощница. На глаз отмеряет т’чнее, чем весы, — Веселина вся зарделась от внезапной похвалы, но Тунара тут же прикрикнула: — Режь-режь, не отвлекайся!

Горячий суп как следует разогнал кровь по венам. Тунара переборщила с травами: Виктору казалось, что внутри него поселился Пламенный судия, и своим дыханием он сейчас мог выжечь всё курьерское гнездо. Даже когда он выхлебал графин воды, щёки всё равно обжигало внутренним жаром. Вот только этот жар не прибавлял сил, наоборот — Виктор размяк, невыносимо тянуло спать.

Путь до родной камеры оказался бесконечно долог. Крыс вновь где-то пропадал, оставив после себя выводок бумажных зверушек, полукругом расставленных на столе — неплохо он наловчился. Не раздеваясь, Виктор обессиленно упал на нары. Глаза слипались, но сон никак не приходил. Душило его что-то, плавило изнутри, словно он уголёк проглотил.

Кто-то присел рядом. Касание ладони немного остудило лоб, покрытый испариной. Веки сплавило друг с другом, Виктор не мог открыть их, чтобы поглядеть на благодетеля. Отчего-то он был уверен, что вот-вот услышит полный тревоги голос Софии: «Раймонд, как вы?», и тогда окажется, что все события последних месяцев — лишь затянувшийся кошмар. Вместо цветочных духов в нос забилась гнилостная вонь, а голос он услышал пусть и знакомый, но такой ненавистный:

— Глупый, глупый ты мой Виктор. Хватаешься за законы, то Непреложные, то морали, как за мамину юбку, да не поймёшь никак, что они держат тебя на привязи, шагу ступить не дают. Девочку не тронул, а теперь что? Спокойна твоя совесть? Стоила ли она твоей жизни, твоих целей, твоей миссии, в конце-то концов? Одного слабенького Левиафана мне недостаточно. Придётся тебя немножечко... понадкусывать.

Едва Виктор успел свеситься с нары, как его вырвало. Вместо пламени из него вышло всё, что съел за сегодня, оставив горечь во рту. Лучше не стало. Глаза заволокла пелена, Виктор двигался практически на ощупь. С трудом, но он вывалился из камеры. Ноги были как глиняные, Виктор прижимался к стенам, хватался за выемки между плитами, лишь бы не упасть. Живот вновь скрутило. На этот раз из Виктора вышла кровь, смешанная с желудочным соком, какие-то комки, может, даже личинки. С каждым таким приступом из него уходила жизнь.

Виктор рухнул на пол. Глох от звуков собственного хриплого дыхания. Холод плит под щекой напоминал холод земли поздней осенью. Шрам у ключицы взорвался болью, словно вновь в это место угодила пуля. Виктор царапал ногтями камень — нет, загребал горстями грязь, влажную не от дождя, а пролитой крови нескольких десятков людей. Хорошо знакомых людей. Дорогих ему людей. Может, даже любимых. Страшные голоса приближались. Хотелось кричать и звать на помощь родителей, но он знал — бесполезно. Всё, что он мог, это сцепить зубы, лишь бы не скулить от боли, да надеяться, что никто не спустится в овраг его проверять. Тихо. Он должен быть тихим. Лишь бы не заметили, лишь бы не заметили…

Сквозь гул в ушах послышались крики: «Лаф! Лаф!!! Быстро сюда!». Чьи-то руки вместо того, чтобы свернуть Виктору шею, расстегнули ворот рубашки. Дышать стало чуть легче. Голову наклонили набок, чтобы Виктор не подавился рвотой, и всё это под ворчание: «Дыши-дыши давай, не хватало ещё, чтобы ты на моих коленях откинулся, ну! Гаруспик меня убьёт!» Виктора куда-то потащили. Стены коридоров отражали жаркие споры: «К донне Маль! И немедленно!» — «Да она с него шкуру сдерёт, а нам потом перед Гаруспиком отчитываться!» — «Не спорь, без её помощи он точно вот-вот дух испустит» — «Лаф!», — «Карамия!»

Потом была тьма. Удушливая, топкая, как болото, но она дрогнула, трусливо отступила перед щелчком пальцев. Виктор разлепил слипшиеся ресницы. В глазах всё двоилось, но мрачное лицо Дайан Маль он видел отчётливо.

— Подействовало? — над ним склонилась и Карамия, разглядывая с любопытством.

— Время покажет. Надо понять, чем его так, — Ведьма грубо схватила Виктора за подбородок и покрутила голову из стороны в сторону. — Хотя есть кое-какие догадки… Гаруспик знает?

— Как его нашли, сразу к вам понесли, — послышался голос Лафайетта.

— Хорошо, — Ведьма выдохнула. — Пусть и не знает. Сама доложу, когда со всем разберусь. Поняли?

— Думаете, кто-то из наших? — тихо спросила Карамия.

— Поняли? — с давлением повторила Ведьма. На этот раз никто лишних вопросов не задавал. — Молодцы. Лафайетт, позови Веселину, мне нужна её помощь. Карамия, следи за ним, на случай, если приступы вернутся.

Моргать было страшно, вдруг болото затянет Виктора обратно в своё жаркое нутро и больше не выпустит. Он смотрел на красивое смуглое лицо Карамии, хватаясь за него, как за крючок, чтобы не уснуть. Та в ответ тоже начала его нагло рассматривать, но вскоре вызов в её голубых глазах сменился на любопытство.

— Вот же уродился… Сколько же в тебя надо яда влить, а? Да на такую тушу не меньше ведра… — бормотала Карамия себе под нос. Сырой тряпкой прикрыла Виктору глаза и лоб, теперь он разглядывал просвечивающие переплетения нитей. Ему мерещилось, что нити вовсе не хлопковые, а живые, разноцветные, в саму суть бытия вплетённые. Так интересно было наблюдать за их медленным танцем, что Виктор увлёкся и не заметил даже, как вернулись Лафайетт с Веселиной. Раздался испуганный полувздох-полувскрик.

— Опять т-труп? — прошептала Веселина.

— Лафайетт, Карамия, — голос Ведьмы был резкий, слова острые, как клинок. — Вы мне больше не нужны, одной помощницы хватит. Языки держите на замке, нечего тревожные слухи распускать.

Курьеры тихо ушли. Ведьма постукивала какими-то склянками у рабочего стола.

— Что с ним? Чем мне п-помочь? — робко спросила Веселина, она так и стояла где-то около дверей.

— Что это было, Веселина? — теперь тон Ведьмы стал угрожающим.

— Вы о чём?..

— Не дури меня. Яд. Что ты ему подложила? Явно не из того, чем мы обычно пользуемся. И зачем? — по столу ударили кулаком. — Зачем, мелкая ты дурочка? Я закрывала глаза на эти ваши игрища, ставки, с одним только условием — никакого реального вреда!

— Я в ставках не участвую...

— Тогда какого чёрта?! — от крика Ведьмы зазвенело в ушах. — Приказ Гаруспика был достаточно прост и ясен! Ему решать судьбу этого мешка с дерьмом, а не нам! Ты пошла против его слова! Ты предала его! Меня предала! — она отдышалась. Сделала глубокий вдох. — Я жду объяснений.

— Вы прекрасно знаете, кто среди нас настоящий предатель, — Веселина не собиралась оправдываться, наоборот, сама повысила голос. — Синие змеи плетут интриги за нашими спинами. Я их слышала! Они убили Айтана, убили Сиршу, кто будет следующим, а? Кому ещё надо умереть, чтобы Гаруспик увидел, к чему привели его планы? Вы тоже знаете, что Ирма творит, но молчите! Вы! Вы и Гаруспик — вот главные предатели!

Сапоги Ведьмы отбили чёткий такт, когда она кинулась к Веселине. Виктор ждал звука пощёчины, но этого не случилось.

— Я сделала то, о чём вы сами давно мечтали, но не решались, — с вызовом заявила Веселина. Непривычно было слышать твёрдость в её голосе. — Я сделала это, пока другие трусливо шептались за закрытыми дверями.

— Раз взялась — надо было доводить до конца. Как видишь, ублюдок жив, но я не могу позволить завершить твой план.

— Он должен был тихо умереть через несколько часов, никто бы и не понял, в чём причина. После него пришёл бы черёд Ирмы. Готовилась я тщательно, как вы и учили. Не знаю, почему не вышло. Видимо, Двуглавый вмешался, хотя я надеялась, что нашла лазейку... — Веселина вздохнула. — Жаль.

На долгое время повисла тишина.

— И что теперь? В колодец меня бросите?

— Не говори ерунды. Я уже потеряла одного ученика, — от былой ярости в Ведьме осталась лишь горечь. — Но ты меня разочаровала. Мстительница нашлась. Героиня.

— П-простите, — Веселина звучала искренне, но с такой же искренностью она угостила Виктора курутом.

— Дурная девчонка. Мы так долго взращивали доверие, которое сейчас есть в нашей семье, но твой поступок отбросит нас к началу. И это тогда, когда нам необходимо единство, чтобы выжить.

— Дурная, — тут Веселина спорить не стала. — Да только вы не правы. Я сделала хуже? Уже всё плохо! Все на взводе, пока эти две змеи ползают между наших ног. Сирша догадывалась, что Ирма ведёт игру против нас, и вот — её нет, — Веселина выдохнула сердито. — Сами сказали когда-то, что это убежище — мой новый дом. Вот я и пытаюсь защитить то, что мне дорого.

Ведьма медленно отошла к столу, ножки стула царапнули пол.

— Вот что мне с тобой делать… Я ведь вынуждена рассказать Гаруспику. Мои слова ты не послушаешь, от своего не отступишься. Дурочка. Какая же дурочка…

— Рассказывайте. А я повторю ему то, что сказала вам, — может, прислушается.

— Для начала я хотела бы узнать, чем ты ублюдка отравила.

— Поиграла с засушенными соцветиями огонь-травы. У меня ещё целая склянка есть. Поделюсь, сэкономлю вам время на готовку п-противоядия.

— Это очень кстати.

Живые нити сложились в сложный узор. Виктор не выдержал, моргнул, но сил на то, чтобы поднять веки, у него не хватило. Однажды и он пережил болезненный разговор с человеком, которому доверял. Вспомнил маленькую фигурку, метавшуюся туда-сюда, прямо как Ведьма, вот только ярости в ней не было.

Это случилось давно. На мельнице. Да, на мельнице. Водяное колесо скрипело под порывами ветра. Они прятались от холода в «берлоге» из покрывал и мешковины, пока сидели в ней вдвоём — было тепло, хорошо, но в тот вечер Виктор остался в убежище один. Проныра долго скрипел половицами и кусал шрамы на губах, прежде чем заявил: «Завтра наши пути разойдутся, Белоручка».

В тот момент холодно стало не только рукам, но и сердцу: «Почему? Что я опять не так сделал?»

Маленькая фигурка так и ходила маятником по одной траектории, скрестив руки на груди: «Глянь на себя, чудила. Тепличный цветочек. Никакого мне от тебя толку. Был бы толк, может, и терпел бы, а так чего мне возиться с энлодским вылупком?»

Специально пытался словами ранить, да только чем Виктор заслужил? Друга часто заносило, в нём кипела злость и обида на весь мир, но это перешло все разумные границы. Виктор попытался его образумить: «Проныра, хватит!»

Его отчаянный возглас прошёл мимо ушей: «А чего хватит? Я ещё в первую нашу встречу предупредил, что вас, белорожих, со свету сжить хочу. Тебя только пожалел, потому что ты напомнил мне кое-кого, горемыка, но хватит. С меня — хватит».

С него — тоже. Он тогда вылез из берлоги, пошёл к Проныре с твёрдым желанием схватить за плечи и заставить повторить все слова, глядя ему в глаза. Не успел. Проныра на то и проныра, увернулся, шустро залез на жернова. Виктор крикнул ему вслед: «Ты говорил, что мы друзья!»

Мальчишку скрывали тени: «Это опять голоса в твоей голове, мы даже имён друг друга не знаем. Друзья мне не нужны, только подельники. Но какой толк от подельника-обузы?.. Опять хнычешь. Достал».

Виктор надеялся, что нашёл близкого человека, нашёл своё место рядом с ним, но вновь остался без ничего. Голос из теней не умолкал: «Завтра, как дом обчистим, отведу тебя к библиотеке Параведда. Там новая ватага собралась, все белорожие, как ты — сам видел. Вот с ними и водись. Покажешь им, чему у меня научился, глядишь, и не прогонят. Будет у тебя сразу много нянек, самое то, что для тепличного цветочка надо. У них, может, и не завянешь. А нам с тобой водиться незачем, ясно тебе?»

Ничего Виктору тогда не было ясно. Для счастья ему достаточно было лишь одного человека, а не целой своры. Проныра, увы, остался совершенно глухим к его словам.

Лямка сумки больно врезалась в плечо. Хейд перевесил её на другое, но это отдавил ещё раньше. Хорошо, что он часть продуктов не пожадничал отдать Курьеру, хоть ненамного, да облегчил ношу. Хейд ходил по трубам, как по тропинкам; в старинных домах они вьюном опутывали стены. Толстые и тонкие, уродливые и ржавые, по таким «тропинкам» не каждый бы рискнул идти, особенно перебираясь с одного дома на другой. Легко сорваться, легко провалиться, зато Хейд был спокоен, что никто не подловит его.

В предрассветные часы Горбы были безлюдны и тихи. Горели желтоватым светом окна вечно беспокойного Муравейника, а стоящий на соседнем холме дом призрения, наоборот, полностью погрузился в глубокую дрёму. Иногда вспыхивали огоньки керосиновых ламп в оконных провалах домов, ставших приютом бродягам и нищим, словно приоткрывались сонливо глаза. В руинах, возвышавшихся на центральном холме, неровный свет горел всегда, маяком привлекая к себе Хейда.

— Э-э-эй, братец, рад видеть! — услышал Хейд чересчур жизнерадостный голос, едва он взобрался на холм. Айра лежал животом на подоконнике и, улыбаясь, как идиот, помахал рукой. — Я по тебе соскучиться успел, — устав махать, он оставил руки расслабленно болтаться. — Ты отсюда выглядишь таким маленьким, знаешь? Как жучок. Давить не буду. Ты хороший. Жаль, нельзя спрятать в спичечный коробок.

Хейд измученно потёр переносицу.

— Если зубы опять красные — из этого же окна вылетишь, понял?

— Я бы хотел полетать, — Айра с энтузиазмом подхватил тему. — По-настоящему, а не в роли наблюдателя. Однажды я спрашивал Глашатай, способен ли её дар на такое, но она молча растаяла. Но это же не отказ, да? Значит, всё-таки способен, да?

Радостно, конечно, было видеть, что брат не подыхал в его отсутствие, а вполне себе бодр и навеселе, но вся ситуация от этого лучше не становилась. Поднимаясь по лестнице, Хейд раздумывал, как стоит поступить, какие слова сказать, но не сейчас — утром. Толку читать нотации человеку, у которого в голове сплошной дурман.

— Хе-еди, это ты! — Айра сгрёб Хейда в крепкие объятия. Можно подумать, они не разговаривали пару минут назад. — А я всё гадал — кто идёт? Не ждал тебя сегодня, но рад, очень рад! — вблизи были заметны суженные зрачки, как гвоздичные шляпки. Видимо, это алая улыбка отбила его память. — Ох! Кто разворотил твоё лицо? Только пальцем укажи, я ему такой парад отборных кошмаров устрою, поутру сам в петлю пойдёт!

Глянув на Айру сурово, чтобы не дёргался, Хейд надавил ему на челюсть и оттянул нижнюю губу. Что дёсны, что зубы — алые, как лепестки мака.

— Убью, — прорычал Хейд и с силой оттолкнул брата от себя.

— Зачем ты злой такой! Вечно на меня все злятся, а я ведь так стараюсь быть полезным, — Айра с несчастным видом прижал ладонь к груди.

Хейд демонстративно прошёл мимо, прощупывая взглядом все доступные поверхности. Начать решил со стола. Где Айра только умудрился достать новую порцию алой улыбки? Старый мешочек был давно уничтожен, после чего Хейд ощупал все щели, ища возможные нычки. Не нашёл. В этот раз он будет внимательнее.

— Только пришёл — и сразу за уборку взялся, вот же ты чудной, а! — Айра лез под руку, протягивал открытую баночку с мазью. — Давай помажем скорее, пока гноить не начало. А ещё… а ещё я нашёл способ вернуть птиц, представляешь? — он настойчиво выпрашивал хоть какую-то реакцию, но Хейд на него даже не смотрел, молча перебирая вещи на столе. — Видишь, я полезный, сложа руки не сижу. Вот, к примеру, без сна и отдыха твой подарок изучаю, хе-хе. Я от него в восторге. Таких дел наворотить можно, ух!

Стол оказался чист, Хейд принялся обыскивать щели в стенах. Больше всего на свете хотелось завалиться на лежак и беспробудно спать до обеда — но Айра за это время мог перепрятать свою дурь. На его плечи опустились чуткие руки, заставив остановиться.

— Всё бежишь, носишься повсюду. Можно подумать, тебя гончие преследуют, — Айра потянул Хейда за собой, придерживая за запястья. — Сердце-то, брат, у тебя не из винтиков и даже не костей Предтечей — не выдержит оно вечную погоню.

— Может, и преследуют, — буркнул Хейд, сдавшись быстрее, чем следовало бы. Хотелось верить, что это не Айра повлиял на него своими фокусами.

Рухнув на лежак, Хейд лениво стянул сапоги. Айра тут же переставил их поближе к очагу, заодно помог расстегнуть дождевик и повесил его сушиться рядом с обувью. На полу, у подушки, Хейд приметил знакомый кожаный чемоданчик. Раз уж Айра был настолько болтлив сегодня, стоило воспользоваться моментом и узнать, где он откопал хранительский револьвер.

— О, давняя история! — Айра уселся рядом и щедро зачерпнул мазь из баночки. — Я ненароком привлёк внимание приближённого, и, ну, сам понимаешь, что они с беззаконниками делают… — с кривой улыбкой он ткнул измазанным пальцем Хейду в лоб. — Мне-то не надо оружие, чтобы себя защитить. Одна ночь — и Хранитель приближённого сделал всё за меня. Револьвер я решил взять как напоминание... что надо быть осторожнее.

— Я всё чаще сомневаюсь, стоит ли с тобой общаться, — Хейд смахнул с себя его руку и отобрал баночку.

— Прости, — Айра упустил взгляд и сцепил пальцы в замок.

— Какой смысл в твоих вечных «прости», если ты сам не видишь в том, что творишь, ничего особенного, — ворчал Хейд, пока на ощупь обрабатывал разбитый нос, свежие царапины и синяки.

— Хеди, ты сам — преступник, — осторожно напомнил Айра, всем видом показывая, что укора в его словах нет. — Такова уж наша семейная доля, не находишь?

Хейд насупился, но не спорил — не о чем. Когда Айра полез залечивать швы — не оттолкнул, лишь пошипел немного, когда рана начала болезненно печь. Запоздало он вспомнил о сумке, брошенной где-то у дверей, но Айра не дал её разобрать: «Ну-ну, отдыхай, сам всё выложу». Хейд не был уверен, что озвучивал вслух свой план заняться сумкой, но у него не осталось сил злиться. Кое-как устроившись на жёстком лежаке, он прикрыл глаза. Мысли носились в голове встревоженными зайцами, он всё думал и думал об Игнате, огнекамнях, о вечно рыскающем где-то рядом Ищейке, о Раймонде и чёрте… кстати, о чёрте.

— Хеди, ты уже спишь? — послышался тихий, напряжённый зов. Хейд неопределённо махнул рукой, подавая знак. — Ты… ты что, искупал Пилигрима в крови?

— Не я, — сонно пробубнил Хейд. — Твой дружок, кстати, меня чуть не сожрал.

Айра тут же забрался на лежак, красноватые губы подрагивали, едва сдерживая поток вопросов. Он сходу понял намёк: увидев протянутую Хейдом ладонь, тут же крепко обхватил её и прикрыл глаза. Хейд понятия не имел, как правильно показывать «картинки в голове»; он перебирал в памяти минувший день, надеясь, что сработает. Судя по стремительно мрачневшему лицу Айры — он видел всё.

— Я… прости, — он с виноватым видом сложил руки на коленях. — Не знал, что Пилигрим так умеет. Этот Курьер, чтоб его… Ты только не ругайся, ладно? Сам знаешь, идол — моя первая проба пера, всё сразу учесть сложно. Не беспокойся, я постараюсь исправить ошибки. Правда, задачка эта не из лёгких: Курьер бы ещё целого человека в жертву принёс, о чём он вообще думал!

— Предполагаю, он думал, как вытащить меня из Муравейника.

Айра хмурился, кусал губы, злился, что не он пришёл на помощь, без своих птиц он ничего не знал о том, что происходило буквально за окном. Все его чувства были как на ладони, даже мысли не надо сплетать, чтобы Хейд их читал.

— Зато нашёлся сын Стаха, порадуйся хоть этому. Расскажешь в красках, как своим шаманством отыскал мальчишку, глядишь, Стах от меня отстанет.

— После такого — сомневаюсь. Ничего, я подберу нужные слова, чтобы его успокоить.

— Дерзай, — Хейд перевернулся на бок, надеясь хоть теперь найти покой.

* * *

Он стоит на носу лодки, загребает веслом тёмные воды, не отражающие свет. Набережная Дарнелла едва различается в тумане, прикрытая молочной дымкой, как театральным занавесом, даже неба не разглядеть. Только и слышно, как где-то вдалеке кричит птичий хор. В лодке он не один. По правое плечо сидит мать, в точности, какой он её видел в последний раз, будучи ребёнком: разорванная огромной пастью, с торчащими костями и обескровленными губами. Шепчет тихонько:

— ...утащила уже трёх рыбаков за последние семь лун. Не бойся, я не одна иду — Фарах будет проходить посвящение. К завтрашнему утру вернусь с сувенирами… — она горбится, прижимает окровавленные руки к распоротому животу, удерживая вываливающиеся кишки. Косы-змейки, сплетённые с водорослями, как с праздничными лентами, прилипают к спине.

У другого борта восседает величественная Минерва Аргел, спину держит прямо, ухоженные ноготки барабанят по коленям, тускло мерцают серебряные нити её костюма. Бубнит монотонно:

— ... Не думайте, что его кончина пошатнёт могущество Тормандалла. Клянусь, мои плечи будут крепки и вынесут весь груз ответственности, возложенный на меня как на императрицу-регента, до тех самых пор, пока законный наследник не сможет занять моё место… — и вытирает ладонью кровь, стекающую на белый ворот, размазывая её лишь сильнее.

На противоположном краю лодки полубоком сидит София Таррнет. Зябко обнимает себя руками, растрёпанная рыжая коса перекинута через плечо. На тонкой ткани сорочки заметно большое тёмное пятно. Поймав его взгляд, приближённая силится что-то сказать, но давится кровью из продырявленного горла. Теснятся на узком сиденье Михаил и Соловей, упираются друг в друга локтями. Михаил флегматично раскуривает сигару и изредка поправляет вываливающийся глаз, пока дым валит из расклёванных птицами дыр на щеках.

— Знаешь, братка, буду я скучать и по Скорпиону, и по этой дыре. Повидал уже весь мир, везде свои достоинства и недостатки, но я всегда возвращался именно сюда, — говорит он со светлой грустью, безуспешно ловя дым дырявым ртом.

Соловей же смотрит на всех вокруг с неубиваемой жизнерадостностью, лучезарное солнце на их мрачном судне. Вьющиеся русые волосы стянуты в хвост, на волевом подбородке — лёгкая небритость. Взбудораженный весь, словно собирается на свидание с Нессой, лишь вдавленный в кожу след от верёвки портит его вид.

— У тебя впереди прекрасное будущее, Птенчик. Знаешь, чем ты отличаешься от остальных воришек с улицы? У тебя не только шустрые руки, но и голова, — Соловей подмигивает.

В стороне от всех светловолосый мальчишка прижимает к себе коленки и утыкается в них носом. Покачивается, как маятник, шепчет стыдливо: «Только мешаться ведь буду». Левое плечо стянуто тряпками, тяжело его ранила пуля, долго хворал. Нет у мальчишки имени, отчего-то он боится его, как чумы. Цветок тепличный... руки холёные, жилеточка парчовая, с которой срезаны серебряные пуговицы. «Белоручка» как он есть, лучшей клички не придумать.

— Проныра, сюда! Скорее! Они рядом! — шепчет в панике Белоручка, помощь ищет.

Он стыдливо отводит взгляд, налегает сильнее на весло. Жаль. Жаль, что так всё вышло. Очередная загубленная его руками жизнь, которую он изо всех сил старался спасти, но не справился. В лодке оказывается ещё одна пассажирка, девочка с пронизывающими саму сущность глазками и шрамом по центру лица. Глядит на него снизу вверх, загадочно улыбается. В руках любимая куколка, только выглядит поновее, чем он помнит: без потёртостей и дырок, ткань яркая, не запылилась.

— Воришка встретил другого воришку. Воришка воришке рассказал, куда спрятал огнекамни. Судьба тебя по нужной дороге ведёт — иди по ней, да не оступись.

— Сам разберусь, — он отворачивается от Лийсы, смотрит в туманную даль. На щеку опускается снежинка и мгновенно тает.

— А ты нос не задирай! Ишь, взрослый выискался. Воришкина солидарность взыграла. Мы с сестрицей как лучше пытаемся сделать, а ты нас сгубить надумал. Прикарманишь огнекамни себе — много людей погубишь. Лодка твоя ко дну пойдёт, не выдержав. Ты ко дну пойдёшь.

— Вновь твоя сестра нагадала?

— А ты что же, не веришь? — та смотрит прямо, глаз не отводит. — Ну и зря. Я отсюда многое вижу. Времени-то совсем немного осталось. Время, воришка, тебе не украсть. Оглянуться не успеем, а уже выпадет первый снег.

С каждым словом с неба падает всё больше снежинок. Весло в руках тяжелеет, с трудом загребает кисельные воды. Туман отступает, показывает пристань, покрытую слоем снега. Лодку уже ждут: сгорбленный человек в дождевике сидит на самом краю, свесив ноги к воде; Лийса рядом с ним улыбается, машет рукой, подзывая ближе — зеркальное отражение той, что сидела в лодке. Игрушка в её руках потрёпанная, с дыркой у плеча, из которой выглядывают кости.

С тихим стуком судно притирается боком к краю причала. Обе Лийсы тут же кидаются навстречу друг к другу, обнимаются, как в последний раз. Человек в дождевике поднимает голову, но лица не видать: оно скрыто безликой маской с круглыми отверстиями для глаз. Поверх деревянной основы натянута кожа, она растрескалась уродливыми щелями, стянутыми нитями. Подобные маски носят мёртвые, которых айрхе на плотах отдают морю, на службу Морскому хану.

— Твоя остановочка, воришка. Дальше пока нельзя, — Лийса-с-причала перебирает волосы-верёвочки на голове куклы.

— Давай, давай. Лодка вас двоих не выдержит, потонет, — торопит Лийса-в-лодке.

Едва он ступает на причал, как человек в маске спешит занять его место. Руки гудят от работы, ну хоть отдохнет теперь, пусть этот, другой, с местными водами борется. К общему гулу присоединяется новый голос, странно-свистящий на вдохе:

— Ты боишься птиц? По преданиям дейхе, их зовут глашатаями смерти. Мой народ тоже уверен, что у смерти нет единого лица. Множество духов всадниками на птицах облетают весь мир, пополняя свои ряды... — человек в маске ведёт судно дальше по реке, Лийса-в-лодке прижимается к его ноге, прикрывает глаза. Губы её шевелятся, да слов не разобрать.

Он глядит в молочно-белое небо и различает силуэты птиц. Как же их много. На тысячу душ мест хватит.

— Времени-то совсем немного осталось, — повторяет Лийса-с-причала, тоже задрав голову. — Сделай всё как надо, воришка. А то ведь в следующий раз ты у весла останешься. Так и знай.

* * *

Хейд в полудрёме зябко сжался, натянул на голову одеяло, пытаясь укрыться от холода. Швы напомнили о себе тупой болью, стоило попросить закинуть в очаг растопку. Никто не ответил. Откуда-то издалека послышались совершенно чужие голоса. Мысль даже до конца не сформировалась, а Хейд уже кинулся к окну. От увиденного его всего перетряхнуло: у руин собралось два десятка айрхе; в руках оружие, в голосах — гнев и злоба. Они боялись приближаться к логову страшного-ужасного ведуна, только лаяли издалека, держась у надгробий. Раззадоренную стаю возглавлял Страшный Стах с самострелом наперевес, он не побоялся подойти к рухнувшей стене, ставшей подъёмом наверх, к Айре.

Брат стоял один против всех, глядя на толпу с высоты второго этажа. Гостей он встречал при всём параде, облачившись в свой вонючий перьевой плащ с капюшоном. Он походил на огромную птицу, готовую вот-вот заклевать всех нарушителей спокойствия — прекрасная иллюстрация для квадрианских книжонок, прямо под заголовком «Страшись беззаконников!». Стах был ему под стать: облачился в традиционный для Ашвайлии дэгэл, да ещё из дорогого сизого шёлка, подпоясывал его ушак, с которого свисал ятаган. Можно подумать, Стах сам не определился, на торжественную встречу он собирался или на битву.

— Уговор заключался во взаимной помощи, а не в том, чтобы ты посылал одержимых уродов вмешиваться в мои дела, — голос Стаха был обманчиво спокоен, но он уже начал ходить из стороны в сторону, не отрывая взгляда от Айры.

— Сам виноват, — невозмутимо отозвался Айра. — Я предупреждал не трогать моих людей. Обошлось без крови, так чего же ты злишься?

Окажись на месте Стаха кто угодно другой, Хейд надавил бы на горло страху, но постарался заболтать, перетянуть внимание на себя. Увы, но сейчас самое разумное — не отсвечивать. Совсем.

— Действительно, чего злиться! — Стах оскалился, подпевалы загавкали что-то поддерживающее. — Всего-то выполнял твои прихоти, а в ответ попросил лишь самую, сука, малость!

— И я её выполнил.

— Ну конечно, стоило толпе прийти под окна, так сразу, — Стах звучно щёлкнул пальцами, — пришло озарение, что мой сын на мельнице. Ты кого нагреть пытаешься, амойлах? Другого я бы за такие игры пристрелил нахрен.

— Признайся, ты не хочешь верить, что сын ушёл сам, а не попал в беду, — в отличие от Стаха, Айра стоял неподвижно, лишь ветер играл перьями и птичьими черепками на его плаще. — На твоём месте я бы гордился. Киан нашёл в себе смелость пойти своим путём, что в своё время не смог сделать ты.

Теперь и Стах замер на месте. Стая за его спиной взбеленилась, гневалась на неуважительные слова, обращённые к вожаку, но без приказа не нападала — да и с приказом приблизилась бы к руинам с боязнью.

— Пытаешься впарить, что я должен «гордиться» сыном, который засел в какой-то дыре, жрёт помои и неизвестно как переживёт зиму? — с искренним недоумением уточнил Стах, уперев свободную руку в бок. — Амойлах, ты охренел. Семьи у тебя явно никогда не было.

Айра передёрнул плечами.

— Лучше о своей семье думай, Стах-гуай. Почему, думаешь, я так долго найти Киана не мог? Связался он с маленькой, но талантливой ведуньей. Киан ведь рассказывал о своей новой подружке, но вместо того, чтобы прислушаться, ты от него отмахнулся, не так ли? Как же так, а? Меня разглядел, а такое сокровище под боком — нет. Сын оказался прозорливее отца.

— Если ты мне сейчас по ушам чешешь… — Стах резко переменился в лице, даже побледнел.

— То что? Возьмёшь со своими дружками факелы и придёшь меня жечь? — в голосе Айры сквозил ироничный интерес. — Понимаю, ты сейчас расстроен, но со словами всё-таки поосторожнее. Я ведь тоже разозлиться могу.

— Угрожаешь? Мне? Что, помериться силами хочешь? — Стах провёл рукой по локтям самострела. Медленно ступил на кладку поваленной стены, демонстрируя свою решимость. — Ну, давай. Где твоя стая, а, амойлах? Кончилась?

Внутри всё сжалось и оборвалось. Чемоданчик с револьвером до сих пор лежал у подушки, и пусть Хейд имел лишь поверхностно-теоретическое представление о том, как им пользоваться, но как-нибудь справится.

— Ошибаешься, Стах-гуай, моя стая всегда при мне.

Со стороны крыши раздалось карканье, и под изумлёнными взглядами Грачик эффектно спланировал на вытянутую руку Айры. Повернул голову в сторону толпы и каркнул ещё раз, заставив всех дрогнуть. В каком бы другом месте столько ужаса навела всего лишь одна уродливая птица?

— Раз уж я настолько тебя расстроил — ну, что поделать, давай силами меряться, — Айра развёл руки, открытый перед Стахом. — Учти только, вне зависимости от исхода мои силы будут навек потеряны для тебя. Как и я.

Стах глянул на Айру исподлобья, силясь понять: блефует тот или нет?

— Я ведь проверю, — тихо пообещал он, Хейд едва его расслышал, — и вернусь. И с факелами, и с ножами, да хоть с Законами квадрианскими, но и ты, и твой пронырливый ублюдок пожалеете, что вздумали меня наебать.

— Любишь же ты всё драматизировать, — сказал Айра с мягким укором. — В следующий раз лучше предупреди о визите заранее, да приходи один — я чай вкусный заварю, который тебе понравился в прошлый раз. Поговорим спокойно. Нечего бедолаг за собой гонять, они же все бледные от страха стоят, трясутся. Хорошо, дождя нет.

Стах развернул своих людей и ушли они вовсе не в сторону Муравейника. Грачик каркнул им вслед, придав ускорения. Дождавшись, пока все скроются с виду, Айра задрал голову и поймал растерянный взгляд Хейда. На его лице расцвела озорная улыбка, к счастью, не обезображенная красным.

Револьвер успел вернуться в чемоданчик до того, как скрипнула входная дверь. Какое счастье, что Хейду не пришлось разбираться, как им пользоваться. Из-за брата он чуть было не застрелил человека! Мог ведь подумать трезво, найти способ отвлечь Стаха, помешать ему — да хоть того же чёрта пробудить. Хейд покусывал без того ноющий порез на губе, словно в отместку за то, что вообще про оружие вспомнил.

— Лихо ты их. Хорош спектакли устраивать.

— Рад, что ты оценил, — Айра ссадил Грачика на спинку кресла-качалки и ласково почесал под клювом. На одной птице он ведь не остановится, а если вернёт всю свору — рано или поздно убьётся об свои ритуалы, с таким-то усердием.

— Озвучь я Стаху хоть одну из сказанных тобой фраз, он бы прибил меня без раздумий, — Хейд поёжился, до сих пор чувствуя отголоски липкого страха, но не за себя, а за мелкого. Помог Айре стянуть с плеч плащ, хоть и противно было касаться этого пылесборника. — Он же бешеный. Как ты это сделал?

— Бешеный? По мне, так Стах просто многое принимает чересчур близко к сердцу. Я же, как здесь поселился, первым делом изучил содержимое его головы вдоль и поперёк. Знаю, какие мысли его беспокоят. Умею говорить с ними в унисон.

На языке крутилось едкое: «Спелись двое ненормальных», но Хейд сдержался, понимая — это в нём сказывается разочарование от вчерашней выходки Айры. Теперь-то можно было припереть брата к стенке, чтобы он никуда не сбежал от допроса с пристрастием, но Айра ужом выкрутился и здесь:

— Хеди, ты упускаешь из виду один момент, — он поудобнее устроился в кресле-качалке и начал пинцетом кормить Грачика. — Я давным-давно не ребёнок, хоть тебе и трудно свыкнуться с этим. Сам могу решить, как поступать. Однажды я нашёл способ, как расширить границы своих возможностей, и буду продолжать его использовать, пока в том не пропадёт нужда. Когда выполню свою миссию — уйду на покой, и больше не понадобится расширять никакие границы.

— Сам-то своим словам веришь?

— Надеюсь. Всё, что я могу — надеяться. Главным образом на тебя.

По-хорошему Хейду бы огрызнуться, смахнуть с себя навязываемую ответственность, но вместо этого он принялся за готовку — голод терзал зверский.

— Не навещал, случаем, нашу общую маленькую знакомую? — поинтересовался Айра, пока задумчиво разглядывал идола. Чёрт вёл себя тихо, как-никак костяная рука лежала неподалёку.

Хейд выругался себе под нос. В последний раз он виделся с Айлин в тот день, когда впервые встретил Айру. Разок забегал в библиотеку после землетрясения, но общался только с Мартой, опасаясь попасться Нессе на глаза. Айра своих посланников растерял и тоже не мог связаться с девочкой. Страшно подумать, какие мысли роились у Айлин, оставшейся в полном одиночестве.

— Ты-то чего вокруг неё крутишься? — Хейд бросил на брата требовательный взгляд.

— Она чистокровная дейхе, если ты не знал. На материке таких почти не осталось, а уж молодых... Кто пережил войну Белых ворон и скрылся в горах, тех долгие годы зачищал Молчащий. У него, скажем так, к дейхе особенная неприязнь. Не хочу отдавать ему ещё и девочку.

— Ты ведь не из-за одной лишь жалости о ней печёшься.

— Раскусил, — не стал упираться Айра. — У дейхе тесная связь с духами. Феноменально тесная. Предвестник почуял Айлин и попытался заманить её к себе, надеясь в чужом теле покинуть темницу. Быть одержимым Древним — это всё равно, что сдерживать в грудной клетке солнце, но дейхе — та клетка, которая сдержит. В теории. За Айлин нужен глаз да глаз, она сокровище, чью ценность могут оценить немногие.

— Даже ребёнка втянул в свою войну, с ума сойти. — Хейда укололо нарастающее чувство вины. Если бы он не привёз Айлин в Дарнелл… с другой стороны, а что ему оставалось? Выбор на тот момент был небольшой: бросить девочку в лесу, рядом с трупами родителей и медведя, или забрать с собой. Может, и хорошо, что Несса всё это время держала Айлин в стеклянной башне, иначе снующие вокруг Левиафаны быстро бы прознали про неё.

— Не бурчи, папаша, никуда я Айлин не втягиваю, — с усмешкой заверил Айра. — Если план сработает, то ей больше не придётся беспокоиться о духах. Может, даже вернёт себе зрение.

Вот только пояснять своей «главной надежде», в чём, собственно, план заключался, Айра не торопился: «Если вдруг попадёшь в руки Левиафанов, они же твои мозги наизнанку вывернут и узнают о нашем разговоре. Не сердись, пожалуйста, но я не могу так рисковать». Хейд скривился, но не стал настаивать. Всё-таки в опасениях брата был резон.

— Что будем делать, если Стах не найдёт детей? — Хейд то и дело поглядывал в окно, словно ожидая, что вот-вот увидит толпу с горящими факелами. — Та девчонка может знать, что за ними идут. Она предсказывала, что мы сдадим их логово Стаху.

— Давай решать проблемы по мере их поступления. Я вот считаю, что нам на руку сыграет любой исход, — Айра выбрался из своего кресла и перехватил мечущегося Хейда, заставив остановиться. Тот нахмурился, не понимая, к чему клонит брат. — Огнекамни, Хеди. Если дети сбегут с мельницы или Стах наведёт там шороху, то возвращать камни окажется некому. Уж я постараюсь, чтобы маленькая ведунья больше не смогла до тебя добраться.

Всё-то у Айры было просто. Хейд со вздохом опустил плечи, не разделяя его энтузиазма. Если на чью-то руку ситуация и сыграет, то точно не на его.

— Ну же, маленький, подойди, не бойся. Смотри, что у меня есть.

Глазки-пуговки глядели то на Виктора, то на протянутую руку; горделивая птица критически оценивала угощение — кусочек лепёшки. Стоило Виктору переложить лакомство на сиденье лавки, как грач немного осмелел: спрыгнул на чугунный подлокотник, с него — к хлебным крошкам. И так, и сяк крутился со своим кривым клювом, но еда вываливалась из него, как из дырявого решета. Странно, что птенцом не помер.

Виктор протянул руку, желая помочь, но грач сразу каркнул, вскинул крылья и улетел, скрывшись в яблоневой роще. Хоть кормёжка и не удалась, Виктор заметно приободрился — животные начали возвращаться в Дарнелл, разве это не хороший знак? Он откусил от слегка зачерствевшей лепёшки приличный кусок. Как только он оклемался после «угощения» Веселины, то и на лишнюю минуту не стал задерживаться в курьерском гнезде. Урок он усвоил хорошо. Сам виноват, что ослабил бдительность, обожжённые внутренности ещё долго будут напоминать об этой ошибке.

Дом призрения тоже не назвать надёжным убежищем, о нём как минимум знал Лафайетт. Пусть он и был заинтересован в том, чтобы Виктор дожил до Разделения, но что знал один Курьер, мог узнать и другой. На одних Курьерах нежеланные гости не заканчивались: вернувшись утром в свою комнату, Виктор обнаружил на столе композицию из записки и парочки сырных лепёшек. Самое удивительное — ни единого следа взлома! Никаких следов на полу или подоконнике, окно было заперто, замок не тронут. Единственной наводкой на личность столь щедрого призрака оказалось послание:

«Планы изменились.

Сегодня на обычном месте меня не будет — занят лодкой.

Можете присоединиться, помощь не помешает».

Виктор не доверял обладателям каллиграфического почерка, словно не человек писал, а мехатрон, но это было лишь малое из всего списка причин «Почему не стоит доверять мистеру Морту». Зачем, к примеру, все эти подачки? Благодарность за спасение? Вот уж вряд ли. Увидел, что Виктор может быть полезным, и решил прикормить, надеясь на благосклонность? Звучало гораздо реалистичнее.

Встреча была назначена на улице Памяти, у побережья Тараска. Один из самых древних районов в Дарнелле, некоторые дома стояли с тех времён, когда город был скромной рыбацкой деревушкой. Кажется, в детстве Виктор здесь попрошайничал. Или с кем-то дрался. Может, и то, и другое, и даже в один день. Было так пугающе просто запутаться в видениях прошлого и настоящего, далеко не всегда удавалось сразу отделить одно от другого. Порой это сводило с ума, но Виктор держался.

Опершись спиной о постамент Поющей девы, Виктор скрылся от моросящей слякоти. Статуя выглядела необычно: вместо рук из плеч росли крылья, а закрытый шлем напоминал птичий череп. Скорее всего, это одна из первых статуй Девы, в былые времена она больше походила на тревожную вестницу, чем защитницу. Стрелки уличных часов размеренно отсчитывали минуты. Мистера Морта всё было не видать, хотя именно он щепетильно относился ко времени. Сосредоточившись, Виктор попытался увидеть мир в виде живых нитей, среди которых он бы нашёл особую, сплетённую из золота и сирени. Увы, ничего. Без чёрта мир оставался до скуки материальным.

Безмятежную тишину улицы Памяти нарушил звон стекла — на глазах Виктора из окна соседнего дома вылетело что-то, похожее на радио. От удара о дорожную плитку наружу вывалились механические внутренности. Из недр дома доносились голоса, шум, грохот об пол чего-то тяжёлого. Виктор решил было, что это семейная ссора, но вдруг распахнулась балконная дверь, и на улицу вывалился ошарашенный Морт. За его спиной слышались глухие удары — кто-то пытался вломиться в комнату, из которой выбежал вор.

— Раймонд! — крикнул Морт, заметив подоспевшего Виктора. — Ловите!

Виктор едва успел перехватить брошенный в него чемоданчик. На этом Морт не остановился: пыхтя от усердия, он поставил на перила фарфоровую вазу — грушевидное чудовище с пышными боками, расписанное в цветочно-лиственных мотивах.

— Морт, нет! — но тот или не услышал Виктора, или проигнорировал. Подталкивая вазу к краю, Морт крикнул: «А ну-ка подсобите!» и скинул наживу вниз. Стоило дать ей разбиться на сотню маленьких осколков, но ваза была красивой, да ещё с сожителем — кустиком лиловых пышноцветных дубков. Сам Морт торопливо перелез через перила. Прижимаясь к стене, он добрался по межэтажному карнизу до сточной трубы и соскользнул на землю. В этот момент комнатная дверь не выдержала и с грохотом отворилась.

— Скорее, Раймонд! Нам тут не рады! — заявил Морт, подхватив с земли чемоданчик. На балкон вывалился хозяин дома, рослый мужчина с залитым кровью глазом и разбитой бровью. Тяжело дыша, он облокотился о перила, провожая беглецов долгим взглядом.

Для своего роста Морт бегал до неприличия быстро, или скорее это Виктор не поспевал за ним из-за неудобной вазы, которую он прижимал к груди, как идиот. Морт шарахался от всех встречных людей, поторапливал: «Скорее, скорее!», хотя за ними никто не гнался. Когда Виктор всерьёз засомневался, что Морт имеет хоть какое-то представление, куда они несутся, тот завернул в сторону парка на набережной. Убедившись, что хвоста нет, он перешёл на быстрый шаг.

— Проклятье, — рычал Морт, сжимая кулаки. — Что за бред!

— У меня к вам такой же вопрос, — раздражённо отозвался Виктор. — Кража не задалась?

Сегодня Сорока решила сменить оперение, вместо дождевика облачившись в тёмно-серый комбинезон работника бюро услуг. Если бы только комбинезон оказался чёрным… Виктор мысленно нацепил на Морта респиратор, но это не особо помогло воспоминаниям. Стоило признать, айрхе и впрямь были чересчур похожи друг на друга, особенно в темноте. Убийца Софии мог легко пройти мимо Виктора и остаться неузнанным.

— Обижаете! — Морт бросил на Виктора рассерженный взгляд. — Днём я могу зарабатывать и честным трудом, знаете ли. Я подался в бюро Тараска, заказы тут не особо прибыльные, зато их много и все простые, мудрёная техника местным не по карману. Тихо-мирно закончил работу и собирался уходить, как этот урод начал хватать меня за руки, — он с гримасой дотронулся до пореза на губе. — Кое-как я от него отбился и заперся в спальне. Решил сбежать через балкон — а там вы. Умеете вы появиться в нужное время, без вашей помощи инструменты в чемодане не выдержали бы падения с такой высоты.

— То айрхе к вам цепляются, то местные, даже с Сороками не ладите… — Виктор перечислил свои наблюдения за последние дни. — Уверен, это не весь список ваших неприятелей.

— Всё потому, что Дарнелл — город агрессивных психопатов! — от неприкрытой злобы у Морта дрогнул голос. Виктор хмыкнул, порой он думал точно так же.

Дорожка привела к уличной сцене, на которой остались декорации: большая панель с видами старого Дарнелла и столб с выложенным вокруг хворостом — судя по всему, здесь разыгрывали сожжение Альмы Кэйшес. Виктор устало присел на скамью, спасённую вазу хотел было пристроить рядом, но Морт выхватил её прямо из рук. Бормоча под нос: «Так-так, ну давай, порадуй меня», он перевернул сосуд вверх дном, вытряхнув и цветок, и оставшуюся землю.

— Неплохой сувенир удалось прихватить, — с довольной ухмылкой резюмировал Морт, изучив трофей. — За этот кусок фарфора можно выручить сто пятьдесят шиллетов как минимум. Если поможете дотащить до скупщика, то сорок процентов прибыли ваши.

— Сорок? Да вся морока с этой вазой на мне, за что вы возьмёте свои шестьдесят?

— За находчивость, цепкий взгляд и знание, кому её можно выгодно продать.

Виктор махнул рукой — сорок так сорок, лучше, чем ничего. Куст дубков сиротливо валялся среди окурков и пожухлой травы, разбросав всюду маленькие лепестки. Виктор смотрел-смотрел на него — и не выдержал: проковырял ножом ямку во влажной земле и пересадил цветок на новое место, так у него появился хоть какой-то шанс выжить. Морт, усевшись на край сцены, наблюдал за спасением дубка с явным недоумением.

— Знаете, я глубоко тронут тем, что вы приняли моё приглашение, — вдруг залебезил он, закинув ногу на ногу и устроив на колене скрещенные пальцы рук. — Тот урод был из Левиафанов, пытался своей мутью задурить. Никакого от них спасения! Отчасти из-за этого я вас и пригласил: как сами заметили, список неприятелей у меня приличный...

— Услуги Хранителя стоят дороже, чем молоко и пара булок, — сразу же заявил Виктор, как только понял, куда клонит Морт. Они впервые говорили лицом к лицу — когда вор сидел на сцене, их разница в росте сглаживалась. В таком положении Морт чувствовал себя заметно увереннее, чем когда косился на Виктора снизу вверх.

— Неужели вы думали, что я вас пытался купить? Обижаете, это была лишь благодарность за помощь в Муравейнике. Уличных торгашей всё меньше, еда в лавках дорожает, а ещё даже зима не наступила. Мне не сложно поделиться с напарником.

Морт гладко стелил, вот только Виктор больше не верил, что кто-то может захотеть помочь ему из одной лишь благодарности.

— Для доброхота уж больно у вас взгляд лукавый, мистер Морт.

— Я хочу загладить вину за резкие слова в ваш адрес. Не стану утаивать, сначала я относился к вам с предубеждением. У людей, осмелившихся нарушить и человеческие законы, и законы миропорядка, явно отсутствуют любые тормоза. Вы же смогли меня удивить: спасли чужого вам человека, даже двух, да ещё умудрились никого не погубить в процессе! — Морт пару раз хлопнул в ладони. — Заслуживает уважения.

Виктор сухо усмехнулся себе под нос. Услышанная похвала его не особо тронула.

— Я помог потому, что мог, но не думайте, что если набьётесь в друзья, то я стану делать это на постоянной основе. Хотите помощь сверх того, что требует наше задание — платите.

— Вы заблуждаетесь, Раймонд. Друзья мне не нужны, только подельники.

В голове щёлкнуло, громко и отчётливо, словно нашёлся в темноте прошлого нужный рубильник, разом включивший все софиты. «Друзья мне не нужны», бросил ему когда-то обозлённый на весь мир мальчишка. «Только подельники», продолжила его повзрослевшая и заматеревшая версия. Две картинки наслоились одна на другую, Виктор оглох от хора всех фраз, сказанных когда-то Пронырой. Год. У них был бесконечно долгий, выматывающий, но ценный и важный год, который Виктор потерял из-за клейма.

— У меня есть план, который, я думаю, вам понравится. Шиллеты в ваших карманах явно водятся нечасто, я же помогу это исправить. Город пустеет, сейчас большой выбор домов, в которых можно хорошенько нажиться. Пятьдесят на пятьдесят, как вам такое предложение? — Морт выжидающе глядел на застывшего Виктора и по-своему расценил его реакцию: — Впрочем, не навязываюсь.

А Виктор жадно вглядывался в знакомое-незнакомое лицо, как в первый раз. Как он сразу не признал эти уродливые шрамы и раскосые лживые глаза? Проныра. Морт. Несмотря на столько знакомых мелочей — совершенно разные люди. Проныра однажды поддался жалости и спас Виктору жизнь, а Морт решился бы на такой риск? Стал бы потом целый год возиться с бесполезным для него ребёнком, выхаживая и пытаясь приучить к новой жизни? Нынешний Морт, казалось, добр только на словах, а внутри всё сгнило из-за застарелой ненависти, чьи истоки Виктор так и не успел узнать.

— Однажды мне доводилось участвовать в подобном... тандеме, — с трудом выдавил из себя Виктор, осознав, что Морт уже пару минут как сверлит его взглядом из-за затянувшейся паузы. Всё казалось злой шуткой. Прошло столько лет, и вновь всё повторяется… смешно даже, только Виктор был слишком растерян, чтобы смеяться. Проныра-Морт воодушевился, получив хоть какую-то реакцию:

— Вы не перестаёте меня удивлять, мистер Раймонд. Как понимаю, это слова согласия? Надеюсь, что да, ведь у нас полно работы. Лодку нынче даже в аренду сложно достать, но я нашёл одно место и сумел договориться о приемлемой цене. В любой момент может найтись клиент с более щедрым предложением, поэтому в наших же интересах поскорее разжиться деньгами.

Морт всё говорил и говорил, поглядывая на Виктора украдкой, изучающе. Чуял какие-то перемены, но не понимал, какие. Голос звучал то нетерпеливо, то заискивающие, то саркастично — словно Морт подбирал отмычку к замку, пытаясь уловить нужные слова, способные растормошить собеседника. Даже немного бесился, когда ничего не выходило — Виктор смутно узнавал и прищур, и касание к шрамам на подбородке, всё эти детали служили знакомыми маркерами. Когда-то он знал их все. Грани обломанных воспоминаний сцеплялись друг с другом, ещё неровно, с шероховатостями, оставляя всё меньше и меньше пробелов.

— И чем же я должен буду вам помочь? — сглотнув, поинтересовался Виктор. Выводить Проныру из себя было забавно, но опасно, он до ужаса злопамятный, вряд ли это изменилось с возрастом.

— Всё просто, — с заметным облегчением ответил Морт. — С вами мне будет проще попасть в чужой дом, да и в две пары рук можно вынести больше, чем в одну.

Виктор хрипло рассмеялся. Ну точно, жизнь сделала полный оборот и вновь вернулась к тому, что было.

— Годы идут, а моя роль не меняется. В прошлый раз из нашей попытки ограбить дом ничего хорошего не вышло. Не так ли, Проныра?

— Простите? — Морт выгнул бровь. В нём не было ни единой искры узнавания. — Я перестаю вас понимать, мистер Раймонд. Если с вами вновь случился приступ, как тогда, у мельницы, лучше предупредите меня сразу.

Не было смысла затягивать с объяснениями. Морт, возможно, единственный живой человек, который знал Виктора до того, как он попал к Хранителям. Можно сказать, знал его настоящего, а не того, которого в итоге слепил Дариус Таррнет.

— Много лет назад я знал мальчика со шрамами, как у вас. Он тоже промышлял воровством и имел скверный нрав.

— Меня не интересует ваше детство, мистер Раймонд. Мы говорим о работе!

— Он часто обзывал меня белоручкой и тепличным цветком, — невозмутимо продолжал Виктор. — Вместе мы крали у торговок еду, отбивались от уличной шпаны и диких собак, ютились под одним одеялом, спасаясь от холодов на заброшенной мельнице.

С каждым словом Морт всё сильнее менялся в лице. Сначала брови сошлись на переносице, губы сжались в неровную из-за шрамов нить — думал, какой колкостью заставить Виктора заткнуться. Потом он дрогнул, его взгляд пробежался по лицу Виктора, выискивая что-то — зажглась-таки искра узнавания, да только поверить в неё он не мог. Что дальше? Радость, что они встретились? Ну, а вдруг. Может, недоверие? Или вовсе безразличие?

Случилось ни то, ни другое: лицо Морта исказилось в гневе, он бы и за палец укусил, вздумай Виктор его сунуть. Вор пружиной вскочил на ноги, теперь возвышаясь над Виктором.

— Так это вы ночью залезли в мой сон! — костяшки пальцев побелели, когда Морт стиснул кулаки. — Какого чёрта! Вы не имели права копаться в моём прошлом! Если вы думали заморочить меня своими фокусами, то не на того нарвались.

— Не стоит переоценивать мои способности, — Виктор опешил от такой бурной реакции. — Похоже, вы просто боитесь признать, что мы были когда-то знакомы.

— Тот Белоручка, которого я знал, давно мёртв, — прошипел Морт. В какой-то степени он сказал правду.

— Вы говорите с такой уверенностью, будто видели труп.

Молчание. Морт бледнел, словно в кофе подливали всё больше и больше сливок. Подумал. Выдавил из себя кривую улыбку, пока прятал руки в карманах комбинезона.

— Вот так дела. В голове не укладывается, что спустя… сколько там лет прошло, двадцать?.. мы встретились вновь. — Виктор пытался вставить хоть слово, но Морт тараторил, как рекламный автомат. — По-хорошему нам бы, как нормальным людям, в паб завалиться, да поговорить о былом, что думаете?

— Ни к чему это натужное радушие, со мной можно и без него обойтись, — Виктор покачал головой — на такого Морта даже смотреть было противно. — Мы лишь подельники, разве не так?

— О, значит, вы всё-таки согласились на моё предложение? — Морт тут же ухватился за возможность вернуться к более привычной роли. — В этот раз, уверяю, мы не попадёмся так глупо. С тех пор многое изменилось.

— Да… — отрешённо протянул Виктор, — многое.

— Что ж, у нас впереди много работы, мистер Раймонд! — воодушевлённо говорил Морт, а сам пятился. — Мне нужно немного подумать в одиночестве, распланировать оставшийся день. А вы отдохните, пока есть возможность.

— Надеюсь, вы не пытаетесь сейчас от меня сбежать?

— От вас даже в Муравейнике не спрятаться, — Морт попытался улыбнуться шире, но тут же поморщился от боли. — Оставлю в залог свой чемодан, приглядывайте за ним и за нашей драгоценной вазой.

Определённо это был побег. Как бы Морт ни старался это скрыть — он сейчас в ужасе. Почему? Насколько Виктор помнил, расстались они не на самой лучшей ноте, но и не врагами. Гадать причины и накручивать себя — дело неблагодарное, потому он решительно поднялся на сцену. Беглец недалеко ушёл: забрался на муляж часовой башни, сколоченный из досок. Украшенная лицевая сторона скрывала подъём на небольшую площадку для актёра, на ней Морт и засел. Его всегда тянуло залезть куда-нибудь повыше: если боялся — прятался так от врагов, если злился или нервничал — огораживался высотой, как стеной. Сложно сказать, какой из двух случаев был сейчас. Может, и оба.

— Ты правда меня совсем не узнал? Или делал вид? — облокотившись плечом об основу башни, Виктор заинтересованно поглядел наверх. Морт вздрогнул, застигнутый врасплох.

— Сложно разглядеть желторотого птенца в громадном бородатом убийце-ведуне, — огрызнулся он.

— Я не в обиде. Ты мне тоже не очень-то нравишься, — несмотря на колкость, Виктор улыбнулся. Хорошо, что Морт перестал скрываться за подхалимской маской. — Из глупых кличек мы уже выросли, может, теперь-то скажешь своё имя?

— «Теперь-то»? Это с вас всё началось, хочу напомнить, — Морт упрямо придерживался официоза. Он перекинул монетку пару раз из руки в руку, прежде чем выпалил: — Хейд.

— Виктор.

— Виктор Раймонд, — повторил Хейд, растягивая слоги и пробуя на слух. — Обычное имя, обычная фамилия. Не понимаю, почему нельзя было признаться ещё тогда.

— К сожалению, такие детали я пока не вспомнил.

— Какая жалость, я в своё время всю голову об это сломал.

Виктор провёл вспотевшими ладонями по жёсткой ткани пальто. Как по минному полю шёл, и ведь сам не знал, зачем старался наладить… хоть что-то. Таких людей, как Хейд, Виктор недолюбливал, и это у них было взаимно. Имеет ли смысл цепляться за прошлое? От этого же никакого проку, кроме утолённого любопытства, которому так сложно сопротивляться.

— Так, значит… — Хейд откашлялся, прежде чем продолжил мысль. — В ту ночь Хранители вас не убили, а приняли к себе?

— Хватит уже «выкать», иначе начну Пронырой звать, — с ухмылкой заявил Виктор. — Почему ты решил, что меня хотели казнить? Хранители — не отморозки, чтобы так наказывать детей. Тут ты нафантазировал лишнего и за правду принял.

— Не тебе о моей фантазии судить, — тут же огрызнулся Хейд. Зато не на «вы».

— Как скажешь, — Виктор пожал плечами. — Хотя, не стану врать, ругались те Хранители люто. Чуть ли не до обморока их испугался — тоже думал, что вот-вот прибьют. Вместо этого меня увезли в крепость Багорта и показали мастеру Хранителей. Мы поговорили… — воспоминания вновь провалились в пустоту, — и мастер дал выбор: меня сдают властям, или я становлюсь одним из них. Ответ был очевиден.

Хейд истерзал бедную монету, и так и сяк гоняя её между пальцами обеих рук. Он сейчас до боли напоминал того грача с кривым клювом, которого Виктор пытался покормить сегодня утром. Те же сомнения, борющиеся с желанием, только и надо, что подкинуть поближе крошки…

— Если что, я не считаю, что всё случилось из-за тебя. — Монетка замерла между указательным и средним пальцем. Виктор ткнул в правильное место. — Это было общее дело, и я сам виноват, что попался.

Крошки были проглочены, монетка спряталась в кармане. Посомневавшись ещё немного, Хейд соизволил спуститься, лихо соскользнув по лестнице. С виду собранный и спокойный, только упрямо держался подальше от Виктора.

— Единственное, что мне не до конца понятно, — Виктор поправил воротник пальто, стараясь побороть накатившее волнение. Может, не все вопросы стоило поднимать? С другой стороны, Хейд свои ответы получил и успокоился, теперь Виктору хотелось того же самого. — Я правда так сильно тебе мешался?

— Мешался, — ответил Хейд, даже не задумываясь. — По-другому и быть не могло, но я знал, на что шёл, подобрав такого, как ты.

Яснее не стало.

— Раз знал, то почему решил прогнать? — Виктор изо всех сил старался заглушить полный горькой обиды голос Белоручки внутри себя. — В ту ночь на мельнице, перед вылазкой.

— Разве ответ не очевиден? — Хейд отвёл взгляд. — Рядом со мной тебя ждала только смерть: голодная, холодная, от болезни или в петле — выбор на любой вкус. Чудо, что мы год продержались — я же тоже ребёнком был, какая из меня нянька? Получись всё так, как я задумал, ты бы попал к беспризорникам-энлодам. В группе выживать легче, тем более среди своих. Вот только прицепился ты ко мне, как цыплёнок к курице-наседке. Сам бы не ушёл. Пришлось... помочь, — проворчал он и скрестил руки на груди. Неуютно ему было от этого разговора.

— Теперь я понимаю, — вздохнул Виктор, — но стоило со мной поговорить начистоту, а не гнобить ни с того, ни с сего. Может, вместе бы придумали выход получше.

— Зачем? Всё равно я лучше знал, что нужно для выживания, — упрямо заявил Хейд. — Единственное, в чём промахнулся — не знал, что тот злосчастный дом облюбовали хранительские информаторы. На этом, надеюсь, всё? За байки о прошлом никто платить не будет, нас ждёт работа, Раймонд!

Железная уверенность Проныры в собственной и ничьей больше правоте, увы, тоже осталась без изменений.