Ворон ворону глаз не выклюет (джен)

Два поворота направо, лестница вниз, левый коридор, поворот направо… кажется, до этого был ещё один поворот?

Виктор взлохматил волосы на затылке. Жизнь обделила его талантом картографа: весь день он вычерчивал план убежища, а теперь путался в мешанине неровных линий. Ориентиром служили вездесущие маски на стенах, где они — там свободен путь. Когда-нибудь этот путь приведёт к выходу. Одна весточка квадрианским адептам — и гнездо беззаконников выжгут огнём. Крылатая дрянь ведь не среагирует на подкинутую в нужное место нужным людям записку, верно?

Бункер, как его обозвал Лиховид, походил на уходящую вглубь спираль. Всюду, куда не дотянулись руки Курьеров, творилась ужасная разруха, заросшая огонь-травой. Виктор неплохо разбирался в растениях: знания, из каких стеблей можно сделать компресс, какие соцветия пойдут в укрепляющий чай, а сок какой травы обеззаразит рану, не раз его выручали, но ни в одном справочнике не говорилось о сияющем ядовитом мхе. Подсвечивая себе лампой, Виктор спускался всё ниже и ниже по коридору-завитку.

Уже второй или третий день он в плену у Курьеров. Прошло несколько часов с тех пор, как татуировка поверх клейма просто… растворилась. На коже остался лишь белеющий шрам, напоминающий серп с шипастым лезвием. Иногда он болезненно ныл, как было в первые недели после обжигающего касания тавро. Хорошо хоть само клеймо не растворилось вслед за чернилами, это дарило надежду, что ещё остаётся шанс избавиться от проклятья Курьеров.

Виктор опустился на колено перед одной из масок, она почему-то валялась на полу, а не висела на крюке. Огонь-трава тут же воспользовалась брешью, её крохотные ростки лезли из щелей между каменными плитами. Чего стоило опасаться больше — мха, чуть не убившего Виктора, или штуки, которая этот мох сдерживала? В свете лампы можно было разглядеть сомкнутые веки, пухлые щёки и улыбающиеся губы маски, окрашенной в васильковый цвет. На ощупь она оказалась чуть тёплой.

«Раз, два, три. В зеркало ты посмотри. Четыре, пять. Хочу глаза твои забрать. Шесть, семь, восемь. Осталось лишь петлю набросить».

Мысли словно принадлежали Виктору, но тут же царапнуло ощущение их неправильности, чужеродности. Он поспешил вернуть маску на крюк, но не успел отпрянуть, как голос закричал:

«Нет! Погоди! Неужели напугала? Можно подумать, я бы осмелилась тронуть собрата. Хотя твои очаровательные глаза мне действительно приглянулись. Люблю голубой цвет, знаешь ли».

Пальцы приклеились к гладкому керамическому лбу. Виктор дёргал рукой изо всех сил, но маска даже не шелохнулась.

«Погоди немного, трусливый зайчишка. Видишь ли, я потратила целую вечность, чтобы покинуть место, на которое ты меня вернул. Заметил маску позади тебя? Стой, не смей оборачиваться, иначе он всё поймёт! Там висит Руперт — может, слышал о нём? Нет? Ну и ладно. Перевесь меня в другое место, а лучше убери этого дурака! Даже если выбросишь его в колодец к Двуглавому, обещаю — Ведьме не сдам. Пусть это останется нашим маленьким секретом».

Про́клятая маска не отпускала руку, пока Виктор не согласился. Первое и самое разумное желание — бежать как можно дальше, но одновременно с этой мыслью ему померещилось, будто маска… смотрит на него. Крайне пристально смотрит. Почти угрожающе. Может, и не почти. Маска Руперта действительно висела рядом: деревянная, с угловатыми чертами, выражение лица у неё было крайне недовольное. Виктор коснулся её кончиком пальца.

«Чего эта прошмандовка наговорила? Хотела меня выбросить? Наплела всякое с три короба? Сними водоросли с ушей, брат. Она постоянно насмехалась надо мной, хвасталась, сколько душ поймала, а знаешь, знаешь, как сама померла? Чихнула, смазывая нож ядом, и им же порезалась! Вот умора, согласись. Оставь нас, брат, пусть мучается, как раньше мучила меня».

Вот, значит, на какой конец Курьеры обрекали своих же «собратьев» — заключали их души в маски? Отвратительно и бесчеловечно!

«Хотя знаешь, брат… какой-то ты странный. Чувствую след Двуглавого, но одновременно несёт от тебя, как от синемундирной швали. Ты что, омылся в крови хранительской, или…»

Что «или» — Виктор дослушивать не стал, отдёрнул руку и сбежал прочь, оставив маски и дальше грызть друг друга. Строго наказал себе: «Никогда больше. Не касайся. Ведовских вещей», — надеясь при этом, что не словил очередное проклятье.

За следующий час карта обросла новыми подробностями, пока Виктор не упёрся в своеобразную границу: на стенах не было масок, но и огонь-травы тоже. Можно ли считать такую зону безопасной? Да чего гадать! Виктор шагнул навстречу тьме и напрягся, готовый к вспышке боли. Шаг. Если он узнает свои пределы, то найдёт способ, как их преодолеть. Шаг. Тусклый свет лампы выловил парочку бражников. Они не приближались, но настойчиво кружились около фонаря.

— Остановись, — прошептала мисс Таррнет прямо над ухом, хотя её силуэт появился далеко впереди. Виктор нагло шёл ей навстречу, и фигура в судейской мантии растаяла.

— Только сделаешь хуже, — мисс Таррнет вновь явилась перед Виктором, предупреждающе выставив ладонь. В сердце тянуло от желания увидеть её лицо, но бражники скрыли его своими тельцами, кружась вокруг головы живой дымкой.

«Она ненастоящая. Насекомые ненастоящие. Может, кроме страха, им нечем меня сдерживать?» — Виктор прикрылся лампой, как щитом, медленно приближаясь к крылатому рою. Мисс Таррнет отступила назад, и насекомые поглотили её.

— Сам же знаешь, что случается с мотыльками, упорно летящими к огню.

С глухим хлопком пламя разорвало стенки лампы и перекинулось на рой самозванки. В нос ударила вонь палёного хитина. Иллюзия не развеялась, даже когда Виктор швырнул в неё каркас от лампы, более того — накинулась на него в ответ. Он рванул прочь, и пламя — реальное, проклятье, всё-таки реальное! — освещало путь ярче солнца. Поворот, подъём, ещё поворот, опаляющий спину жар подгонял его, как кнутом. Впереди замаячили каменные врата. Наконец-то! Смог, не заблудился! Виктор успел захлопнуть створки прямо перед бражниками.

Тишина. Виктор прижал разгорячённый лоб к стене, переводя дух. Сегодня он проиграл самозванке. Проиграл иллюзии, очень достоверной, но иллюзии, подобной радуге в небе — стоило лишь краем сознания поверить в неё. Подлый приём.

— Есть правила, которые даже тебе придётся соблюдать, — шептала ему на ухо мисс Таррнет.

— Что ты такое, Кэйшес тебя прокляни? — прорычал Виктор, не оборачиваясь.

— Хранители и Курьеры… Смотритель и Гаруспик… Ты не первый, кто сломан их руками. Меня они тоже разорвали. Зависимый, ведомый, почему именно ты не откликнулся на Зов?

— Надоели эти недоговорки! Я…

— На дне колодца ты получишь шанс собрать себя вновь.

Рядом запел мужской голос, он заезженной пластинкой повторял одну и ту же фразу: «Мы стоим в конце пути». Мисс Таррнет исчезла. Переведя дух, Виктор из любопытства последовал за музыкой, звучавшей из игрового зала. Круглый суконный стол сейчас пустовал, хоть и был завален картами и костями для игры в Пьяного рыбака. На стене висел газетный лист «Голоса Дарнелла» с известием о смерти Арчибальда IV — судя по множеству отверстий, мишень пользовалась популярностью. Больше всего Виктора заинтересовала таблица на грифельной доске, озаглавленная как «Новичок». Столбцы были обозваны «1 нед», «2 нед», «колодец», «наш», в строках перечислялись имена: Карамия, Лихо, Диана, Лаф, Сирша, Нариман, Якоб, Танмир, последний — Айтан. Его имя всё ещё не стерли.

«Многие поставили на то, что я умру на второй неделе», — невесело заметил Виктор. Диана и некий Лаф рискнули сделать ставку на то, что он доживёт до «колодца», и лишь один человек верил, что новичок станет полноправным Курьером — Айтан. Легко догадаться, кто мог так пошутить.

Раздался стук, и заевшая песня замолкла. За ним последовал грохот. Приглушённая ругань. Голос незнакомый, с этим Курьером Виктор ещё не встречался. Напомнив себе: «Стоит знать врага в лицо», он заглянул в соседнюю комнату, местное подобие библиотеки. Там, в компании разобранного шкафа и сложенных стопкой полок, на корточках сидел бородатый мужчина. Он нервно постукивал ручкой молотка по полу.

— О. Ты вовремя. Виктор, верно? Помоги-ка мне, — Курьер резво поднялся и протянул молоток. — Девочки весь мозг проели просьбами починить шкаф. Думал, что справлюсь, но утром поранил руку. Болит, зараза. Умеешь гвозди забивать?

Правая рука и правда была замотана тряпкой. Разве для беззаконников такие травмы не равны комариному укусу?

— Умею.

— Ну так вперёд. Я всё разметил и приготовил, дело за малым осталось.

Виктор, удивляясь простоте мужчины, взял молоток. Если предположить, что он убьёт Курьера одним ударом и отхватит «наказание», ему останется лишь перетерпеть боль, или тоже умрёт?..

— Я же, кстати, не представился. Танмиром меня звать. Приглядываю за хозяйством вместе с сестрой. Уверен, ты с ней уже знаком, — спохватился Курьер, когда они прибили первую полку.

— Вы про Тунару? — Виктор пригляделся к новому знакомому. Тот был настолько космат, что какие-то общие черты, кроме орлиного носа, и не разглядеть.

— Про кого же ещё. Среди нас горцев больше нет.

— А как же Крыс?

— А Крыс и не наш. Приблуда.

Танмир успел пожаловаться на барахлящий патефон, боль в пояснице и на тмин в супе, который Тунара пристрастилась добавлять, хотя знала, как он ненавидит эти зёрна. Виктор и не думал, что существуют настолько болтливые горцы, однако работать с ним оказалось на удивление приятно. Вскоре шкаф выглядел почти как новый, Танмир заулыбался, оценивая результат их трудов.

— Хорошая работа. Спасибо за помощь, Виктор, — он протянул руку. Замешкавшись, Виктор вложил в неё молоток, чем вызвал у горца громкий заразительный смех. — За молоток, конечно, спасибо, но разве у низменников не принято жать друг другу руки?

Касаться Курьера не хотелось, но обижать редкого человека, во взгляде которого не читалось: «Ты убил одного из наших, ублюдок», тоже не дело. Обмен любезностями вышел коротким, но крепким.

— Я видел доску в соседнем зале, — прямо заявил Виктор.

— Не принимай близко к сердцу. Безобидная забава, — тут же отозвался Танмир. Кажется, он смутился, но из-за густой бороды сложно сказать наверняка.

— Почему столько ажиотажа вокруг этого «Разделения»? Что это за ритуал?

— Так ведь из названия всё ясно. Разделение есть разделение. Я человек простой, во всяких тонких материях не разбираюсь — это тебе к Гаруспику или Ведьме. Сам не помню, как ритуал пережил. Много вёсен с тех пор минуло, да и случай у нас с Тунаркой вышел хлопотный.

— И что, каждый из Курьеров прошёл через это?

— Вас, Хранителей, без клейма тоже не оставляют.

— Оно нас по крайней мере не убивает, — Виктор мгновенно напрягся, готовый отразить атаку. Вышло совершенно неосознанно.

— Зато убивает ваш мастер, — хмыкнул Танмир, пока собирал инструменты в саквояж. Поднявшись, он с улыбкой стукнул своим большим кулаком в грудь Виктора. — Ну, чего такой смурной? Твою-то жизнь не забрали. Глядишь, и Разделение переживёшь. Айда лучше навернём стряпни сестрицы. Попрошу её как-нибудь голубцы приготовить, разок укусишь — и душу продашь за добавку. Отвечаю!

Виктор помогал нести саквояж, пока Танмир освещал лампой путь и без умолку расхваливал таланты сестры, будто хотел её сосватать. Сам Виктор всё думал о тех трёхсот пятидесяти шиллетах, которые Танмир поставил на то, что новичок не проживёт больше двух недель. Несмотря на подобную деталь, этот чудесный в своей отзывчивости человек согласился показать остальную территорию убежища — отличная возможность довести карту до совершенства.

— У вас не возникнут проблемы из-за того, что вы мне помогаете?

— Тебя держат под замком? Нет. Мне давали на тебя указания какие-то? Нет. Значит, Гаруспик не видит в тебе серьёзной угрозы. А он умнее меня, простого человека, — Танмир легкомысленно пожал плечами. — Так чего ж за умных людей додумывать?

С таким доводом было сложно поспорить.

Всегда, когда входишь в гостиную, первым в глаза бросается лосиный череп. До сих пор Виктор не мог привыкнуть к его жуткому виду, но он манил к себе, как магнит, и не только его. Подле черепа собралось четыре девушки, на их нагих телах серебрились

платья-рубашки из рыбьей кожи. Чешуйки таинственно мерцали в свете

подсвечника с чадящей свечой, струйки дыма вились в глазницах черепа, путались в ленточках, свисавших с рогов.

Веселина сидела на полу, поджав под себя ноги. Обрывая цветы с толстого стебля, она крошила их пальцами, сжигала жёлтые искры в пламени свечи. Среди подруг Веселина не заикалась, но её голос всё-равно звучал застенчиво: «Золотарник крепкий, врагов наших задуши, из их соков золотые семена прорасти, силу их нам принеси».

Диана стояла за спиной Веселины, заплетала её русые волосы в косу и украшала цветами, похожими на жёлтые ромашки, иногда обрывая лепестки и кидая их в огонь. «Рудбекия черноглазая, в момент трудный поддержи, силой дух наш одари, во тьме путь верный укажи», — нараспев произнесла она.

Незнакомая женщина кружила вокруг подсвечника и на ходу плела что-то из стебельков. Миниатюрная, ладная, светлые кудри были убраны за маленькие торчащие ушки. При взгляде на неё Виктору почему-то вспомнился зверёк-ласка. «Камнеломка могучая, нашу слабую плоть укрепи, гноящие раны исцели, кровь по жилам разгони», — прозвучал неожиданно хриплый глубокий голос, в огонь полетели округлые листья.

Четвёртая беззаконница вальяжно раскинулась на диване, заманивая изгибами крепкого тела, открытой шеей и волнами угольно-чёрных волос. Раскосые голубые глаза были вызывающе подведены сурьмой, смуглая кожа дивно сочеталась с серебристым чешуйчатым платьем. В портовых городах метисы энлодов и айрхе уже никого не удивляли, и эта женщина, бесспорно, вобрала лучшие черты обеих рас. Срывая алые лепестки с причудливых бутонов, украшавших её волосы, полукровка небрежно бросала их в пламя: «Монарда многоликая, в пути долгом нам помоги, каменное сердце обогрей, буйный разум усмири, лица врагов во сне яви».

Виктор даже не заметил, как оказался заворожён неизвестным ему таинством. Ни крови, ни костей, ни полубезумных криков и танцев. Всего лишь четыре девушки, цветы и огонёк свечи. Он провёл ладонью по лицу, стараясь взять себя в руки и больше не смотреть на полуголых девиц. Особенно на ту, что на диване.

— Девки, вы чего тут устроили? Намусорили, воска накапали, подушек набросали — а убирать-то явно не вы будете! — Танмир пригрозил кулаком, весь покраснев от негодования. Веселина тут же встрепенулась напуганной птицей, сжалась и обхватила руками голые коленки.

— Тебе-то чего, горный козёл? Иди, куда шёл, и болонку в мундире с собой забери, — полукровка взмахнула рукой, сжигая лепестки, её жест можно было расценить и как пренебрежительное «идите вон».

— Мы всё уберём, не беспокойся, — устало добавила Диана, поглаживая плечи Веселины.

— Шли бы лучше к Ведьме ворожбу творить, специально же целый зал расчистили!

— Ведьма никого рядом видеть не хочет, а здесь и место есть, и воздух самый чистый, — прохрипела женщина-ласка. Она оглянулась вполоборота, окинула Виктора оценивающим взглядом с головы до ног. — Не ворчи, миленький Танмир. Не успеет час пройти, как нас здесь будто и не было. А я тебе наверху табачку хорошего прихвачу, хочешь?

С каждым словом ласка приближалась к Виктору, склонив голову то к одному плечу, то к другому, словно примеривалась, как удобнее вцепиться в горло. Глядя Виктору в глаза, она приколола к его куртке сплетённый из множества жгутиков и узелков ромб. Почему именно ромб?

— Держи, это тебе на удачу. Пригодится, — ласка улыбнулась, блеснув маленькими зубками.

— Смешно. Очень смешно.

— Посмейся, когда услышишь новости от Гаруспика. Поймёшь, к чему тебе удача. Он, кстати, в столовой сейчас сидит, — ласка любовно поправила своё творение, проверив, держится ли булавка. — Ещё поболтаем, суровый ты наш дядя-Хранитель.

Это был почти побег. Несколько переходов Виктор и Танмир прошли в молчании, бегло спускаясь по лестницам. Когда аромат цветов, смешанный с гарью, перестал их преследовать, горец ругнулся себе под нос и сплюнул в сторону:

— Бабы у нас хорошие, но как вместе соберутся и начнут дичь творить, за Ведьмой повторяя, так ни вздохнуть, ни пёрнуть. Глаза у них… такие… дикие. Видел?

— Видел. Разве тебе, беззаконнику, такое непривычно?

— Говорил ведь, я — человек простой. Нет, непривычно.

Столовая ещё издалека манила к себе ароматными запахами. Ласка не соврала: Ламарк отдыхал за обеденным столом, а на его коленях уютно устроился Долька. Компанию старику составлял смутно знакомый Курьер: статный черноволосый человек с острыми скулами и цепким взглядом. Стоимость его броского бежевого костюма была явно дороже одежды самого Ламарка. Покопавшись в памяти, Виктор вспомнил этого хлыща — Змей, что б его! Тот самый скупщик родом из Вердеста, с которым вышла странная встреча, когда Виктор обходил все злачные места в поисках хозяина ножа.

Первым порывом было развернуться и уйти, но Ламарк уже улыбался и зазывал Виктора составить им компанию. Пригласил он и Танмира, но тот сразу же сослался на желание помочь сестре и скрылся на кухне, оставив Виктора один на один с двумя ползучими гадами.

— Вы уже виделись, но по-настоящему так и не представлены. Давайте исправлять. Знакомься, это Лафайетт, — Ламарк похлопал Змея по руке. — Если чего-то будет не хватать — снаряжения, одежды, бытовых мелочей — обращайся к нему. Наш спаситель и кудесник умудряется за гроши снабжать всем необходимым.

— Вы так захваливаете, дон Ламарк, что мне впору покраснеть, как девице.

«Лаф». Второй человек с доски, поставивший на то, что новичок умрёт во время Разделения. Подумать только, не встреться Виктор с этим ужом, может, и не угодил бы к Курьерам... Тогда беснующаяся Ведьма добралась бы до него первой — но это другой разговор.

— Какой удивительный кисло-сладкий привкус, никогда подобного не ел, — приговаривал Ламарк, выуживая из горшочка куски пряного мяса.

— Я поделился с донной Тунарой шинстарийскими травами, — Лафайетт не скрывал самодовольной ухмылочки, но даже с ней он выглядел утончённо. — Имел честь оборвать жизнь одного торговца-конкурента и решил прихватить немного подарков. «Радость женщины — твоя радость», как ещё в древности говорили у меня дома.

Лучше бы они молчали. Виктор словно оказался на одном из сборов приближённых, только в этот раз он не стоял за спиной мисс Таррнет, а сидел на её месте. Чуть было не нахлынули болезненные воспоминания, но он смог удержать их в клетке. Вскоре вернулся Танмир, поставил на стол чайник и по кусочку пирога каждому.

— Не дадут глаза соврать, донна Тунара решила порадовать меня любимым пирогом из орехов и абрикосов? — с долей удивления заметил Лафайетт. — Передайте сестре мою глубокую благодарность.

— «Радость женщины — твоя радость», — повторил Ламарк и рассмеялся.

На лице Танмира застыл странный кривой оскал, он всё косился на Лафайетта с таким видом, будто вместо него на стуле сидела настоящая ядовитая змея. Такое внимание не скрылось от Лафайетта, но он лишь тонко улыбнулся, когда Танмир забирал у него пустую посуду. За всей этой суматохой Виктор тихо выскользнул из-за стола, надеясь избавиться от неприятной компании, но его остановил возглас Ламарка:

— Не торопись. Сядь обратно, есть вещи, которые надо обсудить. Мой друг, на чём мы прервались? Виктору тоже стоит послушать, как-никак дело касается именно его.

— Как скажете, — Лафайетт прочистил горло. — Дон Виктор, вам необходимо забрать жизнь Берислава, одного из приближённых Квадранты.

Внутри что-то оборвалось. Ногти впились в ладонь. Виктор уставился на щербатую поверхность стола, переваривая услышанное. Голос Лафайетта доносился откуда-то издалека: «Берислав вскоре прибудет в крепость Багорта, что на севере от Дарнелла. Необходимо подловить его до того, как приедет Чёрная гвардия и заберёт в столицу под свой неусыпный надзор». Крепость Багорта… Виктор прикрыл глаза и тяжело выдохнул. Череда воспоминаний о далёкой юности сжали его сердце.

— Трудно, трудно было выйти на след этих любителей ромбов, — Ламарк вздохнул с таким несчастным видом, будто лично их выслеживал. — После смерти твоей подопечной они часто меняли своё месторасположение и только в крепости задержатся дольше, чем на неделю. Хороший шанс. Рисковый шанс. У тебя двадцать дней, Виктор, пока не явится эскорт Гвардии.

— Уже даёте задание, хотя я ещё не пережил это ваше Разделение, — в горле пересохло, но Виктор чувствовал, что его стошнит, если он сейчас глотнёт чаю.

— Если убьёшь приближённого под носом Хранителей и выживешь — уж о Разделении точно волноваться не придётся, — Ламарк хохотнул и заел смех кусочком пирога. — Одному человеку такое уже удалось, не так ли? У тебя не меньше шансов на успех.

На самом деле это было неплохо. Даже отлично, ведь Виктора собирались выпустить из подземелий, не дожидаясь ритуала. Значит, появится возможность послать весточку или найти человека, который поможет это сделать. Нет. Что-то не так. Где-то был подвох.

— Надеюсь, вы не станете пихать в меня новых личинок?

— Зачем? Одной хватит. У меня есть прядь твоих волос и пузырёк с кровью, а в тебе самом — Двуглавый. Как считаешь, друг мой Лафайетт, нужно ли сделать что-то ещё для укрепления связи?

— Пожалуй, только Разделение, дон Ламарк.

— Вот и я того же мнения. Радуйся, Виктор, радуйся! — Ламарк по-шакальи улыбнулся. — Подышишь свежим воздухом, а то на тебе лица нет. Всем первое время сложно привыкнуть к жизни под землёй. Сиршу, кстати, кто-нибудь видел? — он осмотрелся, словно та могла найтись в углу комнаты. — Она должна была сегодня вернуться с вестями от Сорок. Может статься, что у них тоже есть определённый интерес к этой вылазке. Получишь шанс дорваться до своих ненаглядных птичек, между прочим. Всё как обещалось. Хорошо же?

Ответят ли Виктору, если он спросит почему именно Берислав? Человек он ответственный, справедливый, мисс Таррнет его безмерно уважала. Один из немногих приближённых, которого Виктор уважал сам. Берислав даже знал его имя! Для остальных его коллег Хранители, особенно чужие — лишь безликие тени за спиной.

Долька запрыгнул на стол и начал ласкаться к хозяину, мешая тому доесть пирог. Вздохнув, Ламарк отставил блюдце и погладил животное по серебристому меху: «Вот и Дайан прознала о моём возвращении. Придётся отложить разговор, а ты, Виктор, обдумай всё хорошенько. Крепость Багорта. Уверен, ты в ней бывал и сможешь много интересного рассказать. А теперь всем доброй ночи, господа». Виктор был рад возможности забиться в свою тюремную камеру подальше от всех, однако стоило встать из-за стола, как Змей преградил ему путь.

— Да? — хотелось сказать слово покрепче, но Виктор сдержался. Только и делал, что сдерживался. Вряд ли его хватит надолго.

— Вы встречались с донной Сиршей, — Лафайетт даже не спрашивал. Его взгляд вцепился в своеобразную брошку из жгутиков, подаренную лаской, он выдернул булавку с такой скоростью, что опешивший Виктор не успел отшатнуться. Под их взглядами ромб упал на пол и отскочил под стол. — Не советую вам принимать подарки от кого-либо, дон Виктор.

— Дайте угадаю. Дружеский совет?

Лафайетт кивнул с серьёзным видом.

— Знаете, как бывает, когда мирная забава превращается в настоящее противостояние, если касается давно соперничающих персон. Так уж вышло, что вы оказались в это вовлечены, — он задумчиво покрутил булавку между пальцами. — Ножа у горла ждать не стоит, но мелкое вредительство, способное подвести в критический момент — вот в чём не будет недостатка.

Если вспомнить, то Сирша ставила на скорую смерть Виктора... Не зря казалось, что эта женщина с забавными ушками примеривается к нему как к новой жертве.

— Раз уж пошёл обмен дружескими советами: поделитесь со мной как с другом, что такое Разделение.

Вместо ответа Лафайетт вытащил из внутреннего кармана пиджака знакомую куколку. Подарок Майхе Иде. Виктор охнул: «Откуда?..», инстинктивно потянулся за ней, но Лафайетт покачал пальцем, давая понять, что лучше вести себя смирно.

— Когда вы впервые пришли ко мне, я почуял, что рано или поздно увижу вас здесь, и тогда начнётся новая игра. Решил заранее навести справки, так удобнее делать ставки. Осмотрел ваше жилище в Горбах. Внёс оплату, кстати, на пару недель вперёд, иначе ваши вещи уже выкинули бы — не стоит благодарности. Ознакомился с конфискованными вещами, когда вас доставили сюда. Нашёл в них крайне интересную вещицу. Знаете, что это?

Виктора передёрнуло от одних только мыслей, что этот аспид в бежевой чешуе бывал в его комнате и шарился в немногочисленных пожитках.

— Не знаете, значит. У меня в руках вольт, ведовская кукла. Благодаря ей можно навредить человеку или же помочь, — Лафайетт пригладил подарок большим пальцем. — На ваше счастье, эту куклу шили с добрыми намерениями. Слабенькая, но всё же защита. Донна Маль создаёт вольты сильнее во сто крат, благодаря им мы способны использовать весь потенциал человеческих возможностей, но, увы, большие силы требуют больших жертв. Во время Разделения вы принесёте две таких жертвы: кусочек души для Двуглавого и кусочек плоти для донны Маль. Не бойтесь. На деле всё не так страшно.

— Настолько не страшно, что никто не верит в то, что я переживу эту жертву.

— Раньше было проще, хватало только плоти. Всему виной Левиафаны, — неизменно спокойно-доброжелательный тон Лафайетта на мгновение треснул, как кромка льда. — Мы отдаём душу Двуглавому чтобы её не выкрал Скорбящий палач. Умирают лишь слабые, слишком податливые, не способные отстоять свою волю — лёгкая добыча для Скорбящего, таким среди нас не место.

— Значит, по вашему мнению, я слаб?

— Души Хранителей ужасно покорёжены, словно их пожевали и выплюнули. Когда один из вас проходил Разделение, всё случилось… не так, как обычно. Мы сомневаемся, что кто-то ещё сумеет выкарабкаться из подобной ситуации. Вы, по крайне мере, на такого человека не похожи. Простите за грубость, дон Виктор.

Лафайетт положил куклу Иде на стол. Не хотелось признавать, но гораздо проще жилось без знаний о таких подробностях. Разделить душу!.. На какие только ужасы не способны беззаконники.

— Ламарк говорил, что я первый Хранитель, который смог уйти из-под влияния мастера. Выходит, он врал?

— Чтобы выйти из-под чьего-то влияния, сначала надо под ним оказаться, — Лафайетт улыбнулся кончиком губ, показывая, что подробностей ждать не стоит.

— А Двуглавый, значит, ваш божок? Что-то вроде Великих Ханов у айрхе?

— Всего лишь древний дух. У нас с ним, скажем так, обоюдное сотрудничество.

— «Всего лишь», — обречённо повторил Виктор. Как же всё у этих ведунов просто. — И в чём это сотрудничество заключается?

— Не думаете ли вы, что способность донны Маль создавать могущественные вольты взялась на пустом месте? Мы приносим Двуглавому жертвы, дарим силу, частью которой он делится с нами, — Лафайетт сверился с карманными часами и охнул. — Прошу извинить, но я вынужден прервать наш обмен дружескими советами. Доброй ночи, дон Виктор.

Какой изящный способ отделаться от лишних вопросов. С тяжёлым сердцем Виктор откинулся на спинку стула и уставился в покрытый трещинами потолок, по которому ползали бражники. Пожалуй, только сейчас в полной мере осознал всю глубину волчьей ямы, в которую угодил.