В волшебных водах Авалона (джен)

В конце дня стало известно, что Тилли будет жить. Гарри узнал это от Нила и почувствовал, будто камень с души упал. А потом Нил сказал, что никто не знает, когда профессор Тилли очнется.

— Как так? — озадаченно спросил Гарри, в душе которого снова поднималась уснувшая было тревога.

И тогда Нил рассказал то, что услышал от Мерлина: что Тилли не может очнуться из-за проклятия и что ни сам Мерлин, ни целители никогда прежде не встречали ничего подобного.

— Тогда… что будет с Тилли?

— Мерлин говорит, что он будет спать до тех пор, пока они не придумают, как снять проклятие.

— Я и не знал, что проклятия все еще существуют, — подумав, сказал Гарри, и Нил грустно кивнул:

— Ага, их уже лет двести никто не использовал в Волшебной Стране, а теперь… Теперь кто ж знает, что с этими проклятиями вообще делать?

Из учебника по истории магии Гарри помнил, что проклятия раньше в Волшебной Стране были совсем не редкостью, особенно до того, как между Благим и Неблагим Дворами не было заключено перемирие. Но перемирие пришло, и благодаря ему в Волшебной Стране воцарилось спокойствие. А до этого различные учебники и биографии великих фейри тех времен настолько красочно и реалистично описывали проклятия, от которых умирал весь домашний скот, гнила вода, на телах появлялись неизлечимые болезни, что после прочтения подобной литературы перед сном Гарри еще несколько ночей ворочался с бессонницей и думал: «Как же хорошо, что здесь больше никто никого не проклинает». А теперь, вот, прокляли, и Гарри даже не знал, что его пугает сильнее: то, что проклятия вернулись, или то, что с профессора Тилли снять проклятие никто не сможет. Особенно теплых чувств к профессору по перемещениям Гарри не испытывал, но… Это было страшно: когда кто-то, кого он знал вот уже полгода и видел почти каждый день вдруг оказывается при смерти.

Гарри поежился: до этого Волшебная Страна была его личным островком безопасности и спокойствия, где просто не может произойти ничего страшнее отчисления из школы. А теперь мальчику казалось, будто бы вот-вот рухнут стены Авалона, или озеро выйдет из берегов, или небо упадет им всем на головы… Будто бы неприятности, страшные и неумолимые, поджидали его теперь за каждым углом и только и ждали случая, чтобы наброситься на Гарри и раз и навсегда убедить его, что в этом мире, в принципе, нет совершенно ничего безопасного. «Везде опасность, Гарри, будь осторожен, везде опасно», — словно бы угрожающе говорило ему буквально все вокруг, и Гарри закрывал уши руками, чтобы не слышать этого.

— Эй, ты чего? — посмотрел на него Нил, когда Гарри что есть сил потряс головой и крепко-крепко зажмурился.

— Н… Ничего, — шепотом ответил Гарри и не понял, почему вдруг вообще начал шептать.

Нил вздохнул и сел рядом с ним на каменный берег у озера. Помолчал, наблюдая за тем, как по озеру медленно и чинно плывут последние нерастаявшие льдины, и признался:

— Мне тоже страшно.

Гарри приоткрыл глаз, другой и удивленно посмотрел на друга: прежде Нил казался ему человеком… лепреконом, который не боится ничего и никогда, кроме, разве что, знакомства с отцом или отчисления из Авалона, но теперь он в самом деле выглядел каким-то потерянным и даже немного испуганным.

А Нил продолжил говорить, все так же не сводя немигающего взгляда с озера:

— Дедушка рассказывал, что раньше здесь был ад. Ну, до того, как Дворы помирились. Всюду огонь, кровь, крики и тысячи проклятий… Воевали, в основном, чистокровные, но и нам всем тоже доставалось сильно. Дворы и перемирие-то то заключили только тогда, когда в каждом из Дворов по десять или пятнадцать фейри осталось. Представляешь? А раньше их ведь сотни были. Ну… — Нил перевел дыхание, сглотнул воздух, комом вставший в горле и сказал: — По крайней мере, так мне это все дед рассказывал. А я тогда мелкий был и спать нормально не мог, все боялся, что и со мной это все повторится. А мама тогда просто жутко деда ругала и говорила, чтобы он перестал меня запугивать, а дедушка говорил, что это все наша история и я обязан ее знать. Хах! — Нил потер рукой переносицу и усмехнулся, немного горько и тухло. — Глупо, конечно, но…

— Не глупо, — возразил Гарри. — Меня все эти истории в книгах тоже до чертиков напугали.

— Так-то тогда и магии больше было, и фейри сильнее, — Нил, задумавшись, замолчал, а потом странным голосом продолжил: — А для проклятий, тем более таких, что ты из комы выйти не можешь, знаешь, какая сила нужна?

— Какая?

— Много-много магии, — Нил развел руками в стороны. — Я и не думал, что кто-то сейчас еще может так колдовать.

— Да, это странно, — согласился Гарри.

Про то, что Волшебная Страна постепенно умирает, теряя магию, он уже слышал. Да это и так было ясно, если вспомнить, сколько в Авалоне было пустых кабинетов и даже целых этажей и коридоров и как мало студентов теперь здесь учились. Магии хватало на то, чтобы выращивать деревья или перемещать предметы, или создавать крохотные огоньки и водопады, подпитывая их своим воображением. Но такого, как раньше, чтобы студент мог сам создавать из ничего целые горы или перемещаться хоть на другой конец света — такого больше не было, Гарри лишь читал об этом в старых, больше не пригодных для обучения новых поколений фейри учебниках. Теперь даже преобразованию учились по учебникам обычных магов, и это фейри-то, у которых магия раньше буквально лилась по венам и была почти полностью безгранична!

А теперь кто-то наложил на профессора Тилли проклятие такой силы, какой уже давно не видели в Волшебной Стране. И никак иначе, кроме как «странно», Гарри это описать не мог.

— Как думаешь, а Мерлин знает? — спросил Нил, и Гарри пожал плечами.

— О том, что проклятие было слишком сильным? Наверняка, он же в магии, в любом случае, больше нашего понимает.

— А если нет? — убежденным Нил не выглядел, все-таки он всю жизнь прожил по соседству с Мерлином и уж точно знал, насколько тот порой бывал безалаберным и невнимательным.

Гарри хотел напомнить другу, что в Авалоне есть и другие преподаватели, которые точно обратят внимание Мерлина на это проклятие. Но не стал, потому что в глазах Нила Гарри видел сейчас то же, что чувствовал сам: что он вот прям на этом месте умрет от бессилия и отчаяния, если не попытается сделать хоть что-то полезное.

Поэтому Гарри кивнул:

— Да, думаю, тебе надо сказать Мерлину о своей догадке, — и по просиявшему в ответ лицу Нила он понял, что именно этих слов от него и ждали.

— А ты не пойдешь со мной? — уже поднявшись на ноги и отряхнув с брюк каменную крошку, спросил Нил.

— Нет, я лучше… посижу тут.

— Ладно, как знаешь.

— Ага.

Гарри глядел на удаляющуюся спину лучшего друга и думал о том, что просидит, наверное, здесь хоть до самого ужина. Других дел у него сегодня все равно никаких не было… Точнее, были, но сосредоточиться хотя бы на одном из них у Гарри при всем желании не получилось бы.

Поэтому он посидел еще немного, понял, что от неудобной позы начинают затекать ноги, и наконец встал, чтобы размяться. Ноги тут же пронзили тысячи маленьких иголок, и Гарри, пошатнувшись, чуть не упал. Но все же выстоял. Постоял, дожидаясь, когда неприятные ощущения пройдут, и собирался уже вернуться вслед за Нилом в школу, но ноги сами понесли его в сторону лесной поляны — туда, где кто-то наложил на Тилли проклятие. Гарри казалось, что если он еще раз увидит это место, то поймет, что ничего страшного там нет, что это просто все та же поляна, где их курс уже, наверное, больше сотни раз занимался перемещениями, бегал вокруг замка, отжимался… Здесь Гарри впервые удалось переместить свою толстовку, когда было очень холодно, и здесь же профессор Тилли впервые, пусть и достаточно скупо, похвалил его.

Так странно было осознавать, что возможно — только возможно — он больше не услышит от профессора Тилли ни редкую похвалу, ни замечаний… ничего не услышит, потому что, пусть Гарри и не хотел об этом даже думать, но была слишком высокая вероятность того, что Тилли в самом деле мог уже не очнуться. И это действительно пугало.

То, что поляна не пуста, Гарри заметил только тогда, когда уже подошел достаточно близко.

— Профессор Филия? — окликнул Гарри преподавательницу астрономии.

Женщина стояла, прислонившись спиной к ближайшему дереву, и смотрела на то место на поляне, где вчера нашли Тилли. Обычно спокойная и безмятежная, сейчас она казалась встревоженной и расстроенной. Даже перышки на голове будто бы поникли. Гарри вспомнил, что они с Тилли, кажется, близки. И ей сейчас тоже непросто.

— Гарри? — Филия подняла взгляд на мальчика и, казалось, только сейчас заметила его присутствие. Пару мгновений она смотрела на него своими гипнотическими фиалковыми глазами, а потом мягко улыбнулась: — Что ты здесь делаешь?

Гарри хотел сказать, что пришел сюда, чтобы перестать бояться, но… Как такое скажешь? Он и Нилу-то в этом не смог признаться, не то, что кому-либо из преподавателей.

— Я… — Гарри так и не придумал, что ответить, поэтому замолчал, но Филия его ответа и не ждала. Улыбнулась еще ласковее и осторожно спросила:

— Ты тоже переживаешь за профессора Тилли?

— Да, — кивнул Гарри.

Они помолчали, вместе рассматривая поляну так, будто видели ее впервые и вообще мало представляли, что ожидали здесь увидеть. А потом Филия уверенным голосом сказала:

— Он поправится, — и Гарри очень хотел ей верить, но…

— Почему вы так думаете?

Если бы ему только кто-то объяснил, почему Тилли точно поправится, почему с ним непременно все будет хорошо! Потому что Гарри отчаянно хотел в это верить, но чтобы верить, ему нужно было знать наверняка. А как узнать, у кого?

Филия присела на поваленное дерево, туда, где часто во время занятий сидел Тилли, наблюдая за безуспешными магическими потугами своих учеников, и похлопала рукой по древесной коре, предлагая Гарри присоединиться. Помедлив, Гарри сел рядом с Филией.

— Знаешь, когда я только пришла работать в Авалон, — Филия говорила медленно и со сдержанной тоской в голосе, словно говорить об этом ей не очень-то и хотелось, а не говорить об этом она не могла, — я не была уверена, что смогу стать хорошим преподавателем. Я до этого никогда прежде никого не учила, но зато могла часами говорить о звездах. Тилли работал здесь гораздо дольше меня, и он помог мне освоиться. Он всегда был таким сильным и уверенным, отлично владел магией… Он сильный, Гарри, правда, сильный, и если кто и сможет прийти в себя после проклятия, то только он.

Гарри улыбнулся: ему в самом деле хотелось верить. Он помнил, какие слухи ходили среди студентов о жизни Тилли до Волшебной Страны и Авалона, о том, как тяжело было домовым эльфам в человеческом мире, как ужасно с ними обращались маги, как профессор Тилли потерял невесту, отказавшуюся сбегать вместе с ним в Волшебную Страну. То, что Тилли прошел через все это и нашел в себе силы стать таким, как сейчас — сильным, как и сказала Филия, гордым, уверенным в себе — все это действительно требовало просто железного характера.

Филия уже не рассказывала, сидела, водила рукой по коре дерева и меланхолично смотрела вдаль, мимо сгущающихся в небе вечерних сумерек, и пребывала мыслями где-то совсем в другом месте. Попрощавшись, Гарри ушел с поляны и побрел в сторону замка. Разговор с Филией дал ему крохотную веру в то, что все будет хорошо, и от этой искры надежды на душе у Гарри наконец-то хотя бы чуть-чуть стало легче.

Хорошее настроение продержалось все то время, что Гарри шел от поляны до школы, поднимался по лестницам, проходил один за другим пустые коридоры. Хорошее настроение продержалось ровно до того момента, как Гарри потянул на себя ручку от двери и в общей гостиной его встретили смертельно-бледный Нил и лавиной обрушавшаяся на голову Гарри фраза:

— Авалон закрывают!

Подавленное молчание однокурсников и взволнованный взгляд Нила лучше всего подсказали Гарри, что это не очередной глупый розыгрыш рыжего лепрекона. Гарри молча прикрыл за спиной дверь, прошел в центр гостиной, занял место на диване рядом с уныло смотрящей будто бы сквозь собственные раскрытые ладони Гарриет и сказал:

— Рассказывай.