Лучшая ведьма Хогвартса (гет)

Это лето выдалось необычайно жарким. На ослепительно-синем небе который день не было ни намёка на облака, над Лондоном стояло марево выхлопных газов, автомобили, обыкновенно сверкающие чистотой, потускнели от пыли, а газоны, обычно изумрудно-зелёные, высохли и пожелтели. О рекордной жаре и охватившей юго-запад страны засухе даже в новостях говорили — Гарри как раз проводил вечер в доме Грейнджеров и просмотрел весь репортаж, закончившийся дурацким сюжетом о попугайчике, научившемся кататься на водных лыжах.

И всё же, несмотря на жару, это было лучшее лето в жизни Гарри. В конце концов, ему ведь не приходилось в полуденное пекло поливать газон и любимые розы тети Петуньи! Он болтал с бабушкой Вальбургой, проводил время с Сириусом, Гермионой и её родителями. Шумной и весёлой компанией гуляли по Лондону — в основном на маггловской стороне, но и в Косой переулок выбирались, и провожали Гермионину маму на осмотры в Мунго, и даже в Министерстве, в Отделе Тайн, как-то провели почти целый день. И наконец-то на Гарри не пялились, как на Избранного, все встречные маги! В кои-то веки не Мальчик-Который-Выжил оказался главным героем газетной шумихи и волнующих общество сплетен. Наоборот, он и сам, как все остальные, с нетерпением ждал очередной номер «Ежедневного Пророка», чтобы узнать новости.

Новостей этим летом было много, и далеко не все из них попадали в прессу. Вот, например, тот вопрос, из-за которого Гарри Поттера захотели видеть невыразимцы. Оказывается, было пророчество о нём и Волдеморте! И, мало того, оказывается, в его шраме, том самом, который удалили зимой в Мунго, было не просто тёмное проклятие, а сидел осколок волдемортовской души! Хорошо, что Гарри узнал об этой мерзости, когда её уже не было. Но выяснилось, что таких осколков Тот-Кого-До-Сих-Пор-Боятся-Называть настрогал целую кучу, и теперь невыразимцы ищут их по всей Британии, чтобы не допустить очередного возрождения Тёмного Лорда. Гарри отлично понимал, почему о таком лучше не сообщать в газетах!

Зато целый месяц с передовиц не сходили суд над Петтигрю и Краучем-младшим и свидетельские показания Альбуса Дамблдора, после которых тот странным образом оказался уже не главой Визенгамота и даже не директором Хогвартса — за что следовало сказать спасибо, во-первых, покойному Снейпу, и во-вторых, уехавшему в Дурмстранг Кубку Турнира. С шумом и скандалом прошло официальное оправдание Сириуса. Журналисты, словно собаки — кости, обсасывали и обгладывали «семейную драму» и «политическое самоубийство» Крауча-старшего — заодно, кстати, досталось Персивалю Уизли, который в своём служебном рвении даже не заметил, что его начальник под Империо. Отдельный номер посвятили кандидатам в директора Хогвартса — как ни странно, новым директором стала незаметная на фоне прочих деканов Помона Спраут. А деканом Слизерина и новым профессором зельеварения должен стать некий Гораций Слагхорн, о котором Сириус сказал: «Он малость помешан на своей коллекции знаменитых учеников и Клубе Слизней, но учить умеет».

На этом фоне былая популярность Гарри Поттера заметно поблекла, чему тот был только рад. В конце концов, в его планах на будущее не было ни политики, ни ещё какой-либо публичной деятельности, так что дурацкая реклама ему и даром не сдалась. Хватит с головой и того, что уже есть!

Блэкам, правда, принадлежало место в Визенгамоте. Ну так это же Блэкам, а не Поттерам! Мало ли, что крестника Сириус назначил наследником! Даже магглы в его возрасте вовсю детей заводят — Гермионины родители тому пример, а ведь волшебники живут дольше.

— Становиться главой древнейшего и благороднейшего Дома Блэк не собираюсь, так и знай! — прямо заявил он крёстному. — Сам постарайся!

— Тем более, «Ведьмин досуг» называет тебя самым завидным холостяком Британии, — помахала глянцевым журналом Гермиона.

Бабушка Вальбурга одобрительно кивала с портрета. Сириус в ответ только зарычал: свежий рейтинг потенциальных женихов он уже видел, количество сиропа в рассказе о своей несчастной судьбинушке оценил и сдуру пригрозил жениться «на этой проныре Скитер, чтоб ей неповадно было». Кто ж знал, что шутка придётся всем настолько по вкусу!

* * *

Как ни странно, не таким уж плохим это лето выдалось и для Рона Уизли. Хотя началось — хуже не придумаешь. Какая всё-таки стерва эта Браун! Да и Фред с Джорджем хороши, Мордред бы побрал их эксперименты! Но… Как говорит Билл, «всегда есть какое-то «но», а если нет, значит, ты плохо смотрел и что-то упустил».

«Но» Рональда Уизли было, если подумать, до обидного простым: какой бы стервой ни оказалась Браун, как бы ни раздражала заучка Грейнджер, как бы ни подгадили братцы со своими экспериментальными зельями, в своих бедах Рон виноват сам.

Рональд Уизли легко вспыхивал и легко обижался, а в обиде переставал видеть берега. Он и сам знал за собой этот грешок, а его обида на Грейнджер почти весь год подогревалась разрушенной дружбой с Гарри Поттером. Прежде всего — разрушенной дружбой, а не тем отвратительным случаем после драконов. Да, только летом, вдали от Хогвартса, не видя Поттера по сто раз на дню, Рон признался сам себе, что жалеет о потерянной дружбе. Сильно жалеет. Так сильно, что переиграл бы заново весь этот проклятый год! Придержал бы язык, не полез бы за лёгкими деньгами, и с драконами бы помог, и с чем угодно — лишь бы остаться рядом с Гарри. Но даже волшебники не могут собрать пролитое молоко.

Вечер после визита в дом Уизли мистера Брауна Рон запомнил, наверное, на всю жизнь. Отец даже не гневался. Только сгорбился устало и заявил:

— В Хогвартс ты не вернёшься. Ты повёл себя глупо, подставил себя и всю семью, но всё-таки ты мой сын.

Мама плакала. Джинни смотрела, как на идиота, и Рон почему-то даже огрызнуться не мог, что сама хороша. Да и то сказать — сестрица повела себя с Гарри поумней, чем он. А Рон чувствовал себя, как… как пришибленный. Будто приложило оглушалкой, да так и не прошло. Не вернётся в Хогвартс? Не будет пробоваться в команду Гриффиндора? Вообще Гриффиндора не будет больше в его жизни? Шумной ало-золотой гостиной, шахмат с Дином, сливочного пива в «Трёх мётлах»? Даже отвратительные цепляния Малфоя вдруг показались чем-то… нет, не дорогим, но чем-то, что жаль потерять вот так. Да что там говорить, он даже на библиотеку с Грейнджер согласился бы! Но — поздно.

Вот так. Один брат — лучший ученик, второй — капитан квиддичной команды, третий — староста, ещё двое — таланты с кучей собственных разработок, и он — недоучка.

— Поедешь к Биллу, — сообщил отец. — По ученическому контракту. И я прошу тебя, сын, отнесись к этому серьёзно. Пусть Билл — твой брат, но ученический контракт — не шутки. Его магии всё равно, кем тебе приходится твой наставник. Полный контроль с его стороны и полное послушание с твоей, и никак иначе.

Следующий вечер Рон встретил уже в Египте. Жара — куда там той «аномальной жаре», которая сейчас в Англии. Ветер и песок. Песок на лице и в волосах, в еде и на зубах, под одеждой и в постели… Громады пирамид и крохотный, всего на три палатки, лагерь разрушителей проклятий. И унылый до зубовного скрежета список ежедневных обязанностей: приносить воду, обновлять чары охлаждения и очистки воздуха, защиту от змей, грызунов и насекомых, кормить почтовую сову и чистить клетку, носить бельё в маггловскую прачечную, а рабочую одежду чистить и стирать самому — не только себе, между прочим, а всей команде! Покупать по списку продукты и даже готовить — как будто он умеет готовить! «Научим», — пообещал Билл, и Рон впервые ощутил магию ученического контракта: уже почти открыв рот, чтобы возмутиться, он помимо воли промолчал и кивнул.

А потом оказалось, что всё это только на словах уныло. Потому что даже для того, чтобы убрать из палаток вездесущий песок, пришлось выучить аж три новых заклинания и научиться варить одно зелье! Потому что оказалось, что каждая мелочь здесь имеет жизненно важное значение. И от него, новичка-ученика, всерьёз зависит благополучие, здоровье и даже, может быть, жизнь всей команды Билла. Это вам не ананасы плясать заставлять и не мышей превращать в табакерки! Впервые в жизни Рон по-настоящему чувствовал собственную значимость. Нужность. К концу лета ему казалось, что за эти два месяца он выучил больше, чем за все четыре года в Хогвартсе. И учиться оказалось намного интересней, когда не Грейнджер нудит в ухо своё «мальчики, идёмте в библиотеку, пора готовиться к экзаменам», а Билл словно ненароком бросает: «Сегодня после прачечной зайди на рынок к старику Абдулу, он должен привезти заготовки под амулеты. Вечером покажу, что с ними можно сделать». Или Джим Стеббинс, зельевар команды, предлагает: «Не выбрасывай дынные семечки, покажу тебе на них одно занятное древнее зелье для быстрого роста. Сваришь дома для матери, она ведь занимается огородом?»

Нет, уже даже не к концу лета, а, наверное, к началу августа Рон совсем не жалел о Хогвартсе. Ну… почти не жалел. Память о Гарри всё равно царапала где-то в глубине души, но теперь Рон мечтал не о том, как бы вернуть всё к началу проклятого Турнира. Он знал, что время можно повернуть вспять, но Билл и его товарищи очень наглядно объяснили, почему лучше не связываться с хроноворотами и тому подобными артефактами. Да и вообще — прошлого не вернёшь, так что умнее мечтать о будущем. О том, например, что к концу седьмого курса Хогвартса, когда Гарри и его занудная Грейнджер всего лишь сдадут ЖАБА, он, Рон, станет полноправным членом команды разрушителей проклятий. Потрудиться, конечно, придётся, но ради того, чтобы утереть нос заучке… Да хотя ну её, эту заучку, ради себя! Он хочет стать таким же крутым, как Билл, вовсе не ради того, чтобы кому-то что-то доказать. Ему просто это интересно, и нравится, и это по-настоящему круто! Гораздо круче квиддича.

* * *

Гермиона закрыла дверь купе, отгораживаясь от снующих по коридору школьников, и, немного поколебавшись, кинула запирающее заклятие. Последние дни выдались суматошными — смешались сборы в школу, рождение братика с сестричкой, окончательный переезд родителей в дом Блэков… Поэтому сейчас Гермионе хотелось побыть в тишине и вдвоём с Гарри. Успеют ещё наговориться с однокурсниками!

— Читаешь мои мысли, — Гарри обхватил её за талию и усадил к себе на колени, и Гермиона, тихо взвизгнув от неожиданности, обняла его за шею. Могла ли она представить такое всего лишь год назад?!

Хогвартс-экспресс набирал ход, оставляя позади Лондон с его сутолокой, выхлопными газами, пробками и прочими «достижениями» цивилизации. Впереди ждал Хогвартс, и кто, после всех летних сенсаций, мог предсказать, чего ожидать от следующего учебного года? Новый директор, новые преподаватели — по крайней мере, по зельям и ЗОТИ! И каким станет Хогвартс без Дамблдора? Сама эта мысль казалась до ужаса странной, как будто Альбус Дамблдор должен оставаться директором до самой смерти.

— Хорошо, что не будет Снейпа, — словно подслушав её мысли, заметил Гарри. — Может, с этим, как его, Слагхорном мне больше повезёт?

— Интересно, кто будет вести Защиту?

— Сириус вроде бы слышал, пришлют кого-то из аврората. Мне больше интересно, смогу ли я догнать руны?

Рунами и нумерологией они начали заниматься летом, с помощью Блэковских портретов — Сириус, к сожалению, тут оказался полным профаном. И если нумерология пошла у Гарри, к его собственному удивлению, очень даже легко, то с рунами всё оказалось печально. Может, потому что среди портретов тоже не нашлось толкового специалиста именно в этом предмете? Блэки всегда были сильны другим.

Ещё год, да что там год — полгода, три месяца назад Гермиона принялась бы уверять, что всё получится, что она поможет, что профессор Бабблинг — замечательный учитель… К счастью, теперь она знала куда лучший способ приободрить Гарри. Удивительно, сколько уверенности в себе мальчишкам придают всего лишь объятия и поцелуи! И как прибавляют страсти к учёбе нежелание ударить в грязь лицом перед невестой, разговоры о будущем и проснувшийся интерес к родовым талантам.

«В этом году всё будет по-другому», — успела ещё подумать Гермиона, а потом стало не до раздумий. Разве полезет в голову даже самый интересный школьный предмет и самая волнующая проблема, когда сидишь на коленях у своего парня, обнимаешь его за шею, а он тебя — за талию, словно невзначай пробираясь ладонями под блузку, и от его прикосновений бегут вверх по позвоночнику горячие мурашки? Когда он шепчет: «Какая ты сладкая, Гермиона», — и целует, осторожно раздвигая губы языком. И вдруг оказывается, что весь мир сжался до купе, где они вдвоём, а время понеслось со скоростью даже не Хогвартс-экспресса, а космической ракеты. И ты физически чувствуешь, как уходят драгоценные минуты…

А в Хогвартсе вряд ли получится вот так остаться только вдвоём, и чтобы никто не тревожил. И одна эта мысль заставляет отвечать на поцелуй с совершенно неприличной страстью, и целовать в ответ, едва отдышавшись, и замирать от жадных прикосновений, опасаясь не выдержать и шагнуть дальше, чем они могут пока себе позволить. А собственные чувства напоминают бурлящий ведьмин котёл: восторг и опаска, нетерпение и жалкие попытки самоконтроля, удовольствие, яркое и взрывное, как рождественские фейерверки, и удивление пополам с любопытством: если даже сейчас, всего лишь от осторожных обоюдных ласк, делается так невероятно хорошо, что же будет, когда дойдёт до большего?!

И кажется, отныне и навсегда в стуке колёс будет чудиться прерывистое, между поцелуями: «Люблю тебя».