История вторая: сближение (джен)

Со Светой Дима поссорился совершенно неожиданно. Он, как обычно, собрался к Игорю — общаться с кибер-Игорем и строить предположения. Кибер-Игорь умнел на глазах — теперь он еще мог раскрашивать найденные связи, отличать дружбу и вражду. А еще как-то ловко приноровился вычислять адреса, правда, не все и не всегда. Хрен знает, с чем это было связано.

— Видимо, Игорь для тебя важнее меня, — вдруг сказала в трубку Света.

— С чего ты так решила? — удивился Дима. — Да, я хожу к нему в гости каждую неделю, но я не думаю, что это часто… С тобой мы видимся намного чаще!

На этом месте Света кинула трубку и Дима понял, что совершил ошибку.

Он перенабрал, но Света не брала.

“Хочешь, сходим на концерт?” — написал он.

“Какой?” — ответила Света, ему на радость.

“Чайф”, — написал Дима, заглянув в афишу. Он знал, что Света любит эту группу.

Они договорились, и Дима даже забронировал билеты, а потом пошел к Игорю.

— Игорь, ты можешь узнать адрес, с которого написаны сообщения в соцсети? — поинтересовался Дима у кибер-Игоря.

— Попробуем, — узнаваемо хмыкнул тот. — Ссылку на страничку этого упыря мне давай.

Дима дал.

— С Украины пишет, — сказал кибер-Игорь, после кратковременного раздумья.

— Мошенники, — вздохнул Дима.

— Это то дело о похищении? — поинтересовалась Юля.

Дима грустно кивнул.

— Висяк, — авторитетно сказал Игорь-реальный. — Скорее всего, умер мужик где-нибудь и остался неопознанным. А эти упыри пост его жены увидели и тут же сочинили легенду: ваш муж похищен, дайте нам денег… Мрази. Делай запрос в провайдера и сбрасывай этот след.

Потом они обсуждали дела Игоря, потом… потом Дима вернулся домой и обнаружил пропущенное сообщение.

“Не звони мне больше и не пиши”.

— Вер! — стукнулся он в комнату к сестре. Та открыла… вид у нее был какой-то потрепанный.

— Что я сделал не так? — спросил Дима, показывая телефон.

— Да все ты сделал так, — вздохнула Вера. — У нас сегодня проверка была, всем холки намылили…

— А, — сказал Дима, понимая.

Света хотела, чтобы он к ней приехал, чтобы он с ней побыл и послушал, какие гады нехорошие все эти проверяющие… Но откуда же он мог знать, если она этого ему не сказала? Дима подумал, что ей хочется романтики, заказал билет на концерт и поехал к Игорю…

— А что ты сделал? — спросила Вера.

— В гости пошел, — пожал плечами Дима. — Я же не знал, что у вас были неприятности…

— Это залет, — покачала головой Вера. — Что делать будешь? Я Свету, конечно, понаставляю на путь истинный, но ты тоже что-нибудь придумай.

И Дима пошел думать, но ему не думалось. Букет, конфеты? Как-то это пошло и банально, нужно что-то более… душевное.

Поэтому на следующий день, купив пару литровок светлого нефильтрованного, Дима стучался в квартиру Сережки Коренева, своего бывшего одноклассника.

— Привет, — сказал ему Корень, распахнув дверь. — Ты это… проходи, — радостно добавил он, увидев, что у Димы в руках. — Давно мы с тобой не сидели.

Последний раз Дима сидел где-то вместе с Корнем в одиннадцатом классе, после выпускного — они всем классом собрались под грибочком в закрытом детском саду, передавали по кругу пакет с вином и дружно выли: “О-о, моя оборона!”.

Примерно с тех самых пор Дима запомнил, что Корень умеет играть на гитаре. Отхлебнув для вида, пива из стакана, Дима изложил ему свою просьбу.

— Да я как-то умею только три аккорда, — задумался Корень. — Как выучил несколько песен…

— Так видео есть, как это играть, — протянул ему смартфон Дима. — Кореш, помоги… пропадаю!

— Эх, бабы, — загрустил Корень и принялся рассказывать Диме, как его бросила какая-то Ксюха.

— … вот говорит — не работаешь. А я, знаешь, шабашу. Я такой человек, мне много и не нужно…

Дима терпеливо слушал. Пиво убывало.

Где-то на середине второй бутылки, Корень наконец согласился учить песню. И они начали.

“Снова брошен в окна лунный свет,

Дом мой сонный серебром одет.

Лунной кисти не достичь глубин

Эту бездну знаю я один...”

  

Черт его знает, как не хотелось Игорю заниматься этим делом — искать, кто и как обидел Разумовского в нежном, розовом детстве. Во-первых, других дел по горло. Во-вторых… да просто не хотелось, и все тут. Как там говорил Женек? “Дело закрыто, фигурант в могиле?”

Вот у Игоря и было чувство, что тот кто Разумовского обидел, долго потом не прожил.

Однако… обещал. Да и новенький ремонт давил Игорю на совесть. Ну и кто его просил? Все-таки сука ты, Сереженька.

Разумовский недавно написал ему — выслал адреса какой-то бывшей нянечки, которая, скорее всего, помнила, откуда Сережа взялся в этой “Радуге”.

Коттеджный поселок под Питером. Неплохо живет…

Они с Юлей собирались представиться журналистами, и Игорь начал планировать съездить туда в свой выходной. Выходной наступил. И вот Игорь стоит в Пулково, зевает, не раскрывая рта, и ждет итальянцев. Почему он, а не кто-либо из управления международного сотрудничества? Спросите что-нибудь полегче.

Впрочем, девочка из управления тут тоже была. Отвратительно бодрая девочка. Она-то и пояснила Игорю за итальянцев.

Те прибыли в Россию ловить гражданина Италии русского происхождения по имени Стефан Романофф. Гражданин начал преступный путь с распространения детской порнографии, а потом решил разнообразить свой ассортимент наркотическими веществами. Где-то на этом моменте его попыталась принять итальянская полиция, но гражданин успел ускользнуть на историческую родину.

Игорь так понял, что ловить этого чрезмерно шустрого гражданина придется ему.

— Злыдня я вам поймаю, — сказал он девочке. — Но с итальянцами вашими нянчиться — увольте!

Что хотела сказать девочка, осталось неизвестным — итальянцы явились. Было их двое — высокий, обаятельно улыбающийся мужчина лет тридцати пяти, с торчащими во все стороны тугими кудряшками и второй — гладко причесанный, невысокий, плотный и смурной.

— Добрий ден! — поприветствовал их длинный.

“Кому как”, — подумал Игорь и снова зевнул, не раскрывая рта.

— Good morning, Signor Pallo, Signor Sortori, — защебетала девушка. — How was your trip?

— Я делаю вам благодарность, — улыбнулся кудрявый итальянец. — Все быть красиво.

— Please follow me, — махнула рукой встречающая. — I'm Alyona Grishina, this is Major Igor Grom, he will help you in the search for Romanov…

“Помогать я им буду, ага, — подумал Игорь, двигаясь за девушкой. — Сам найду гада…”

— Приятно сделать знакомство! — обрадовался высокий, протягивая руку, Игорь протянул свою в ответ. Ладонь у итальянского мента была узкая и жесткая.

В этот момент раздался вопль, звук падения… Игорь резко развернулся — Гришина лежала на полу и орала, ревел пацан, в воздухе прокручивалось колесо самоката…

— Ша! — рявкнул на зевак Игорь и поднял с пола пацана, вручая подбежавшей тетке. Сел на колени рядом с Гришиной:

— Встать можешь? Где больно?

Алена уже не орала — она плакала:

— Рука… рукаааа…

— Что встали? — рявкнул на подбежавшее семейство Игорь. — Медслужбу вызывайте!

“Следить за детьми нужно!” — подумал он, но вслух говорить не стал.

— Ми можем помоч? — уточнил высокий итальянец. Они с Игорем осторожно приподняли Гришину — рука бедной девушки была выгнута под неестественным углом, сама она часто дышала и глотала слезы. Вокруг водили хоровод расстроенные родители резвого мальчишки, пока не подлетела медслужба и не уволокла Гришину с собой. А Игорь остался с итальянцами.

— Мне нужно сделать звонок, — сказал он и отошел чуть в сторону.

Прокопенко, выслушав новости, спросил, почему у Игоря все не как у людей. А затем приказал:

— Покорми их пока с дороги. На связи.

Сказать по-честному, бюджет Игоря на сегодня не был рассчитан на такие развлечения.

— Пошли, — хмуро сказал он итальянцам.

  

— Какие девятьсот? — душевно спросил таксиста Игорь. — Ты не охуел ли часом? Давно с миграционной службой не общался? Так я мент, я тебе это мигом устрою.

— Пашел нахуй, — сказал ему таксист.

Через секунду он уже лежал мордой на капоте машины, с рукой заломленной за спину.

— Слушай сюда, пидор…

— Какие-тта праблемы? — с растяжкой послышалось из-за спины.

Игорь обернулся и увидел Айрата. Айрат узнал Игоря и побледнел. И тут же затрещал что-то таксисту на своем.

— Брат, отпусти его, все понял он… — сказал Айрат. — Он тибя довезет, даже денег не возьмет, докуда ты хочешь.

Игорь хмыкнул, крутанул шеей и отпустил таксиста и распахнул дверь:

— Прошу… — сделал галантный жест он. — Сеньор Палло, сеньор Сортири…

— Sortori, — тихо поправил его низенький итальянец.

Игорь подумал, что сегодня его в очередной раз уволят.

  

Итальянцы молчали, как воды в рот набравши, всю дорогу, пока таксист не высадил их у пельменной. Шавермой Игорь решил гостей не пугать. Да и пельменная как-то поприличней, все-таки там есть столики… стульев, правда, нет.

Заказав три порции вареников с картохой, Игорь оставил итальянцев ждать еду, а сам отправился в туалет. Без него они все-таки разговорились — подходя к столику, Гром услышал тихое бормотание полного:

— Chi e ' quest'uomo? E ' fuori forma.

— Signora Grishina lo ha chiamato maggiore, — ответил ему высокий.

— Guarda la sua faccia, e ' pieno di cicatrici! Sembra un gangster, non un poliziotto.

Итальянский Игорь никогда в жизни не учил, но что-то заставило заподозрить — итальянцы обсуждают его. Игорь громко хмыкнул, привлекая внимание гостей (те стояли к нему спинами), оба вздрогнули.

— Игор! — сказал высокий. — Где ми?

— Город Санкт-Петербург, — ответил Игорь, принимая поднос с варениками и чаем. — Завтрак, — пояснил он, расставляя на столе миски.

Палло как-то подозрительно на них посмотрел, а вот Сортири (черт, а как же его правильно? Игорь уже забыл) решился попробовать. Скоро они все трое мирно жевали, пока не сжевали все, что было, а звонка от Иваныча все не было. Игорь понял: надо брать дело в свои руки.

— Фото Романова есть? — спросил он.

Палло удивленно огляделся по сторонам:

— Ми делат работа здесь?

— Нет, — терпеливо ответил Игорь. — Но фото у вас с собой?

Сортири молча разблокировал экран телефона, покопался и продемонстрировал Игорю фото вполне симпатичного молодого человека славянской наружности.

— Идем, — махнул им рукой Игорь.

___________________________________________________________________________

— Кто этот человек? Он не в форме.

— Госпожа Гришина назвала его майором.

— Посмотри на его лицо, он весь в шрамах! Он похож на бандита, а не на полицейского.

Цифровой двойник Игоря теперь существовал в двух экземплярах — на компьютере, который так и поселился дома, и на ноутбуке с Авито, который Игорь держал у Юли.

Итальянцев он потащил на свою квартиру — надо же их куда-то девать, пока новый сопровождающий не найдется!

В, общем, Игорь не стал терять времени зря.

— Мой дом, — щелкнул выключателем он. — Пока будете здесь.

Гости с интересом огляделись. Сортири облегченно сгрузил на пол сумку, а Палло прилип к окну и что-то восхищенно сказал по-итальянски.

Почему-то, как кто к Игорю ни придет — все обязательно прилипают к этому окну.

Игорь включил комп, активировал коллегу…

— Кого сегодня ищем? — традиционно спросил тот.

Игорь отобрал у Сортири телефон и загрузил Романовскую рожу в систему.

— Фото, с датами и геолокацией, сортировка от последней. Россия, — сказал он.

Кибер-Игорь “задумал”.

— Что ест этто? — заинтересовался Палло, и тут кибер-Игорь продумался.

— Ресторан “Белый кролик”, Москва, — сказал он. — Вчера, сука, был!

— Покажи, — потребовал Гром, и кибер-Игорь показал.

Четыре фотографии: ресторан с шикарными панорамными видами на ночную Москву, с удовольствием снимающиеся посетители и… а кто это у нас жрет на заднем плане?

— Вот он, ваш злыдень, — щелкнул по экрану пальцем Игорь.

— Как ви этто зделат? — изумился Палло.

— Спецпрограмма. Я же в ФСБ на полставки подрабатываю, — спизданул Игорь.

Итальянцы на него абсолютно шикарно вытаращились, и тут наконец позвонил Прокопенко:

— Игорек! В гостиницу “Рома” на Московском проспекте товарищей отконвоируй и свободен на сегодня.

— Яволь, майн фюрер, — недовольно сказал Игорь, бросив взгляд на часы. Пропал день! Два часа натикало, и никуда Игорь уже не успеет. Ну… зато можно погулять с Юлей по городу.

  

Сегодня Дима был выходной весь день, но день этот его не радовал. Если бы они со Светой не поссорились, они бы провели его вместе, а так Дима абсолютно не знал, куда себя деть.

Нет, если бы они со Светой не поссорились, он бы нашел, куда себя деть, даже если бы она была занята, но эта ссора зудела на его душе, как комариный укус — не хочешь, а думаешь и чешешь, чешешь…

А вечером они пошли на серенаду. Света удачно жила на третьем этаже и Дима знал, где у нее окна, — и окно светилось, но вот только…

Дима посмотрел на вечерних прохожих и представил, как он сейчас станет петь среди улицы, как дурак… у него даже пальцы на ногах поджались от смущения.

— Подсветка нужна, — вдруг сказал Корень. — Вот выглянет твоя зазноба, а тут темень, слякоть… Хоть на телефоне фонарик включи.

Корень был прав.

— Давай мы на тебя его скотчем прилепим, — предложил Дима. — А то как в летнем лагере получится.

— Ну давай, — гыгыкнул Корень и они пошли к ларьку.

Потом Дима приверчивал скотчем телефон Корню ко лбу, а тот хохотал, как ненормальный.

— Подсветочка — шик! — выдохнул он. — Подсветочка для Светочки…

Корень брямкнул по гитаре — они снова стояли у Светы под окнами. Брямкнул еще…

— Ну? — подогнал он Диму.

Дима глубоко вздохнул. Звуки не шли из груди.

— Не могу, — наконец несчастно сказал он. — Надо было фонограмму сделать.

— Водки надо тебе выпить, — со знанием дела сказал Корень. — Отпустит.

— Да я крепкие напитки не пью… — попытался увернуться Дима.

— Надо, — уверенно сказал Корень. — Идем к “стекляшке”.

Дима снова вдохнул воздуха и попытался выдавить из себя какой-нибудь звук, но у него не получилось.

“А ведь за каждым окном люди, — подумал он. — Я начну петь, а они все повыглядывают…”

— Давай, — обреченно выдохнул он.

  

— Дима?! — послышался удивленный голос и Дима поперхнулся, закашлялся до слез — с трудом затолканная внутрь водка едва не полилась обратно.

Корешок со всей дури застучал его по спине и Дима в затуманенных глазах разглядел Свету с пакетом продуктов. А он… под “стекляшкой” водку из горла глушит, как алкаш.

— Я… я тебе серенаду подготовил, — пробормотал Дима.

Света посмотрела на него и вдруг прыснула, рассмеялась. В ее глазах зажглось что-то озорное.

— Ну так спой! — весело сказала она.

Кореш понятливо заиграл вступление. В горле жгло, из магазина выходили люди…

— Снова брошен в окна лунный свет… — дрожащим голосом затянул Дима.

  

Прокопенко молча сверлил Игоря взглядом, возможно, дожидаясь покаяния в неведомых грехах.

Игорь молчал, думая о своем — о позавчерашнем разбое и что надо пройтись по ломбардам…

— Садись, — громыхнул Прокопеныч. — Игорек, это месть мне, да? За то, что с выходного вытащил?

— Чего не так-то? — почесал в затылке Игорь. — Интуристам вареники не понравились?

— Какие нахер вареники, Игорь? — взорвался Федор Иванович. — Что это за драка с таксистом? И что ты им наплел? Один считает тебя мафиози, а второй — фсбшником под прикрытием!

— Я-то тут при чем? — флегматично пожал плечами Игорь, не ощущая за собой никакой вины. Он гостей до места доставил? Доставил. Завтраком за свой счет накормил.

— Сил моих больше нет… пиши заявление! — гаркнул Иваныч.

Игорь привычно сел писать. Прокопенко так же привычно ругался. Отобрал подписанное заявление, в сердцах скомкал его, закинул в ящик стола и рявкнул, чтобы Игорь шел работать.

Игорь и пошел. С сонным, но счастливым Димой они быстренько раскидали ломбарды на двоих и пошли опрашивать. Где-то через час Игоря нагнал звонок.

— Игорек, а ты где? — ласково спросил Прокопенко. — А… ясно, — сказал он, выслушав ответ. — А должен ты где быть?!

Так Игорь с изумлением узнал, что его ждут на совещании в управлении международного сотрудничества.

  

В Москве Игорь работать не любил. Не только потому, что город здоровенный и многолюдный, а просто потому, что Игорь “не знал местности”.

У себя “на районе” Игорь мог сказать, кто чем дышит, куда идти и с чего начинать поиски. Например, с этим ограблением: не надо обходить абсолютно все ломбарды, Игорь и без того знает, где сомнительный залог отошьют, а где радостно примут и соврут полиции, что в глаза не видели никаких колец и телефонов.

В чужом городе Игорь ощущал себя потерявшим половину органов чувств.

Из хороших новостей — преступник, судя по всему, был полностью уверен, что за итальянские делишки его никто не привлечет. Шлялся по клубам и ресторанам, ни в чем себе не отказывая. Кибер-Игорь отсек его любимые места, а Игорь-реальный натащил на совещание распечаток, а на вопрос “как?” напустил полную комнату тумана. Итальянцы смотрели на него круглыми “понимающими” глазами, и Игорю ужасно хотелось хулиганить. Так, ночью, в поезде, он наплел скучающему Палло о сверхсекретных разработках, превращающих бойца в киборга.

— Видишь шрам? — ткнул себе в бровь Игорь. — Это мне анализатор лжи в хрусталик монтировали… Правда, барахлит, зараза.

— Как он делает работа? — заинтересовался Палло.

— Да я-то не электронщик, — почухал затылок Игорь. — Для меня это выглядит так: если человек врет, в левом глазу у меня его лицо синеет. Хочешь проверить? Соври мне что-нибудь.

— Мне нравится Россия. Я люблю банани. Я, э-э… никогда не бить в Америка.

“Он выучил русский язык, — подумал Игорь. — Правда. Бананы… а почему же ты на обеде одни апельсины лопал? Америка. Он замедлился… нужно было время, чтобы придумать? Почему именно Америка пришла тебе на ум, дружок? Да потому что ты там был”.

— Первое — правда, — сказал Игорь.

Как Палло на него посмотрел!

“Приедет в Италию — будет всем рассказывать про киборгов”, — довольно подумал Игорь.

  

В Москве они пили. Сперва со встречающей стороной, потом — в любимых ресторанах объекта. Им даже денег для этого выделили, чему Игорь удивился несказанно. Ему не повезло — Романова хлопнула другая группа.

А Палло настоял, чтобы Игорь присутствовал на допросе. Им нужно было вытрясти из подозреваемого его связи с итальянскими барыгами, а подозреваемый, не желая добавлять себе срока, искренне валял дурачка. Допрос был конфликтный — итальянцы пытались поймать подозреваемого на вранье, и Игорь вскоре заметил, что Романов слегка выпучивает глаза, когда особенно хочет, чтобы ему поверили.

— I don't know Andriano Coselli… — выпучивал глаза подозреваемый.

— You had seen with him! — настаивал Сортири.

Игорю быстро это все надоело. И он начал давить. Орал “врешь!” каждый раз, когда Романов начинал пучить глаза, стучал кулаком по столу (итальянцы отчего-то тоже вздрагивали), а потом несильно хлопнул подозреваемого по губам.

— Это произвол! — разразился визгом тот. — Я гражданин Италии!

Игорь цапнул его за волосы и пришлепнул рожей к столу:

— Ты, жаба, не понял, где оказался? Ты, сска, думаешь, сейчас улетишь? — орал он, надавливая сверху.

Дальше майор сообщил подозреваемому, куда тот сейчас отправится, что с ним там сделают, кем он оттуда выйдет и какие трансформации произойдут с его частями тела. Все это — густым матом, почти без передышки.

— Ты, сука, молиться на этих итальянцев должен, понял? — рычал Игорь. — Молиться, чтобы они тебя… — тут Игорь сообщил Романову, кем тот является, — … такую, забрали в свою (прилагательное) Италию! А иначе ты… — Игорь смачно описал Степке его будущее, в котором не было ресторанов, зато наличествовали бараки, чужие носки и множество деталей мужской анатомии. Для пущей убедительности Игорь время от времени ударял Романова башкой о стол.

И тот “поплыл”. Больше не отрицал своего знакомства с Козелли и явно был готов на что угодно, только бы Игоря держали подальше от него.

Игорь покосился на несколько позабытых в приступе вдохновения итальянцев. Как бы его еще разок в этом месяце не уволили.

Но лица у зарубежных гостей были такие, словно сцена доставила им истинное удовольствие.

  

А вечером Игоря ждало препоганое дело, которое никто, кроме него, сделать не мог. И желудок заранее крутило. Игорь не был нервным и не был нежным, но все-таки не каменный же он.

Все свои видеоматериалы Романов покупал и продавал через даркнет. Игорь знал, что большинство таких записей снимается дома старшими родственниками. Свои лица эти упырины прикрывали, а вот детские — нет. Можно было попробовать погонять кибер-Игоря.

Игорь мысленно матюгнул Разумовского. Тот уже объяснял Игорю, почему нельзя просто так взять и поставить кибер-Игоря всему департаменту и каким извращенным образом происходит исполнение гособоронзаказов. Игорь все понял, не дурак, но легче ему от этого не становилось.

А утро после поганого вечера началось не с кофе.

Пропал Сальваторе Палло.

Пока Игоря не было, Диме снова подбили глаз, только на этот раз другой.

— Мы… ну, дурачились, — смущенно сказал Дима. — И она мне случайно в глаз локтем попала. Как Москва?

— А… — отмахнулся Игорь. — Ничего интересного. Мразь эту мы быстро хлопнули. С итальянцами больше проблем было…

  

С утра к Игорю прибежал взволнованный Сортири и на очень ломанном русском сообщил, что Палло “делать прогулка вечер” и “его не возвращаться”. На этом моменте Игорь перешел на английский — Сортири владел им намного лучше, чем русским. Сам Игорь английский прекрасно понимал (попался хороший учитель), но говорил плоховато.

Итальянец довольно связно изложил, что вчера вечером Палло пошел прогуляться перед сном. Сортири лег спать. Утром он обнаружил, что телефон напарника недоступен, на завтрак он не явился.

— Номер проверял? — спросил Игорь. — У администратора должен быть запасной ключ. Палло мог заболеть.

Сортири всплеснул руками и они направились к администратору. Та прониклась и отправила с ними горничную.

Палло в номере не было, кровать была застелена. Игорь посмотрел — верхней одежды на вешалке не было.

— Во сколько он ушел? — уточнил он.

— Семь, — ответил итальянец.

Что-то тут не складывалось. С одной стороны — все гладко, человек устал после тяжелого дня, пошел проветриться. Но Игорь по себе знал — после тяжелого дня хочешь не проветриваться, а завалиться и вырубиться.

Еще одно. На улице — минус тринадцать. Не бог весть какой холод, но гости из солнечной Италии переносили его тяжело.

Итак, что могло позвать Палло выйти на улицу вечером, в мороз?

Этот вопрос Игорь адресовал Сортири — и увидел, как забегали у того глаза. Второй итальянец явно что-то знал.

— Рассказывай, — душевно сообщил ему Игорь. — Все равно выясню, а для твоего друга может быть поздно.

— Не друг, — мотнул головой Сортири. — Коллега. Я говорить не ходить…

— Так куда он пошел? — еще задушевнее спросил Игорь, а получив ответ, едва не сматюгнулся.

Палло отправился к проституткам.

  

— … тут я сразу понял, куда он девался, — Игорь отхлебнул кофе. — Гульбарит, падла. А мне ищи — его же могли и клофелином отравить, и… В общем, полез я, Дим, в хакера играть. Блядей он с компа искал, комп под паролем. Нести к компьютерщикам — час. Нашел я в яндексе, как пароль обходить, залез… У Сортири глаза с два пятака, они теперь правда думают, что я какой-то суперспец под прикрытием… Влез в историю, а там тринадцать страниц с этими бабами. Я опять к Сортири — какие бабы твоему другу нравятся? Оказалось, Падло у нас любитель славянских красоток — чтобы блондинка и глаза светлые. Штук двадцать таких нашлось. И вот, Дим, сидел я с утра пораньше, названивал проституткам, спрашивал, нет ли у них загулявшего итальянца…

Дима прыснул.

— … Штук пять-шесть прозвонил — есть контакт! Был такой у нее всю ночь. Нарезался, куранул… с утра повторил — и пошел. Нарезался, куранул и пошел по Москве гулять. За ночь потеплело — минус один. А тут еще примчалась международница, сопровождающая наша, выяснять, куда мы все, бля, подевались… — Игорь поморщился и приложил кружку ко лбу. — Хай подняла невероятный! Я-то честно говоря, думал, что Падло сам, своим ходом вернется… в общем, не буду грузить тебя подробностями, нашли мы его в вытрезвителе. Побитого, без денег и документов, абсолютно голого, но трезвого, как стекло!

— Невероятные приключения итальянцев в России, — хрюкнул Дима.

Игорь посмотрел на него с тоской:

— Взрослый мужик, Дим, мент! Долбоеб…

Машина проскрипела шинами по дорожке и замерла перед воротами. Аккуратный домик, сугробчики клумб… На газоне строили снеговую пещеру две маленькие девочки, высокий полный мужчина возился на верстаке под навесом с чем-то, несомненно, увлекательным.

— Подскажите, пожалуйста! — окликнула его Юля. — Анна Петровна Зайбеда здесь живет?

Мужик оторвался от верстака. Оценил восхищенным взглядом Юлину машину и кивнул:

— Сейчас позову.

И направился к дому. Вскоре оттуда выскочила сухонькая, но очень подвижная старушонка в тулупе.

— Вы ко мне? — спросила она чуть удивленно, подойдя к воротам.

— Я — Юлия Пчелкина, — представилась Юля.

Игорь увидел, как переменилось, помрачнело бабкино лицо.

— Я журналист и хотела бы взять у вас небольшое интервью…

— Шуруй, откуда явилась, — неласково сказала бабка. — Не буду я с тобой разговаривать.

И повернулась к ним тылом, направившись обратно к дому.

Игорь оттащил Юлю в сторону от прозрачных ворот, под заснеженную изгородь.

— «Очень милая и отзывчивая женщина», — иронично процитировала Юля. — «Она нам обязательно поможет», — кажется, Разумовский так ее описывал?

— Заметила? — спросил Игорь. — Она знает твое имя.

— Так вы от Сережи? — внезапно прозвучало по ту сторону забора.

Игорь вздрогнул и обернулся. Сквозь щель между досками за ними наблюдал внимательный карий глаз — бабка, подкравшись бесшумно, как заправский ниндзя, подслушала их разговор.

— Не здесь бы, — сказал Игорь глазу.

И их пригласили в дом. Почти сразу от входа начиналась кухня-гостиная, над которой витал одуряющий запах пирожков, картошки и укропа (Игорь едва не подавился слюной). Молодая глубоко беременная женщина дремала на диване перед телевизором, в кресле под лестницей дрых пестрый клубок из неизвестного количества кошек.

Анна Петровна провела их через боковую дверку в светлую, пахнущую старушкой комнатку. Кровать вдоль одной стеночки, платяной шкаф — вдоль другой. Комод с телевизором. Перед большим окном — столик и два аккуратных стула. Анна Петровна махнула недвусмысленным жестом «присаживайтесь!» и шмыгнула обратно на кухню.

Принесла оттуда поднос с чайником, пирожками и чашками, который Игорь, поднявшись с места, перехватил у нее в дверях. Затем ему пришлось так же перехватывать стул.

Наконец, стулья были расставлены, чай разлит, а половину пирожков Игорь сточил и того раньше.

— Я ведь знаю, кто ты такая, — сурово заметила бабка, глядя на Юлю. — Слышала.

Юля улыбнулась как можно очаровательней. Игорь крутить политесов не стал:

— Ну ловили мы твоего Сережу, ловили, — сходу признался он. — Только ты, мать, пойми, он болеет. Если ж он вылечится, так я только рад буду!

— Собственно, за этим мы к вам и пришли, — перехватили инициативу Юля. — Сергей, когда ему стало легче… захотел найти травму, с которой началась его болезнь. Это произошло в детстве, еще до Радуги — он сказал нам, что вы можете помнить, откуда он появился в вашем детдоме…

Анна Петровна потеряла суровость, сделалась задумчивой:

— Я помню… мы тогда все очень намучались. Они же, эти детки, к ним подойдешь — шарахнутся, голову руками закрывают. Только Сережа так не делал — встанет, стоит и в глаза тебе смотрит… Он же все понимал, хоть и маленький был… а говорил-то! Я от взрослых иногда таких речей не слышала, как от него, в шесть-то лет! Ну до того разумный был мальчик… мы ему поэтому и фамилию такую дали, там же все документы сгорели в пожаре… Вот нам Сережа и помогал, ходил и называл, кого как зовут. Они же, сироты, поздно говорить начинают, ничего с этим не сделаешь, родители нужны, а Сережей, видно, занимались…

Вклиниться в поток слов не могла даже Юля: Анну Петровну стремительно понесло по реке воспоминаний. Похоже, она не очень-то разделяла в своей голове рыжего мальчика Сережу в продранных колготках и взрослого Разумовского с его миллиардами и раздвоением личности.

— Анна Петровна, — не совсем вежливо перебил ее Игорь. — Я верю, что Сережа был очень милым ребенком, но взялся-то он откуда?

— Номер детдома не помню, а вот адрес — Боровицкая… Боровицкая… тридцать четыре? — неуверенно произнесла старушка. — Столько лет прошло… Директором там была Болотина, у нее были очень дисциплинированные детки… воспитателей как огня боялись. У нас сперва шарахались, потом поняли, что бить их никто не будет, — и с тех пор удержу не знали. Им же говорить было бесполезно, они уже понимали только кулак, очень озлобленные были дети… мы правили потихоньку — да не всех выправили. А вот в Сереже этого совсем не было — злобы, — подперла щеку рукой нянечка. — Такой он нежный был мальчик…

Игорь переглянулся с Юлей.

Ну да, нежный мальчик… весь гнев которого отошел субличности.

А Игорю теперь предстоит выяснить, как именно это случилось. Поискать, где на Боровицкой был детский дом, поспрашивать старожилов, кто из персонала выжил, и выжать из выживших, что именно они вытворили.

  

Анна Петровна не ошиблась с адресом. Между домом тридцать два и тридцать шесть по Боровицкой улице был пустырь. Из снега торчали задорные будылья бурьяна, поднимались молоденькие березки и непременные осинки. Улица была застроена деревянными бараками, летом здесь непременно бы сидели на лавках бабушки… Но не откладывать же Игорю расследование до теплой поры?

— Паркуйся, — сказал он Юле. — Тут надо ногами походить.

По опыту Игорь знал, что красивые дорогие машины вызывают в таких местах чувства не всегда добрые. Юля запарковалась, и они отправились бродить.

Улица жила. Куда-то чапала бабулька с помойным ведром, по счастью, полным. Двое мужичков прикуривали древний “жигуль”, тучная женщина развешивала белье, ватагой пробежали дети, кормила голубей плотно укутанная старуха… Именно ее Игорь и наметил. По возрасту — должна помнить то, что им нужно, и явно ничем не занята.

— Мать, — негромко окликнул ее Игорь, усаживаясь на лавочку, — ты часом не скажешь, тут детдом был, или как?

Юля осталась стоять рядом, оглядывая окрестности.

— Тут, — кивнула бабка. — А тебе зачем он нужен-то? Уже сколько лет как погорело все… да и слава богу! Житья никакого всей улице не было…

— Да так… родственника ищу, — соврал Игорь. — А может, знаешь кого, кто там работал?

— Да сестра у меня там работала, — отозвалась бабулька. — При кухне. Только ушли ее быстро. Это же не люди были, а изверги! Таш-щили все, что гвоздями не приколочено, а Людка у меня такая, боевая была… Сказала — в милицию пойду. Так они же чего сделали, они ей мяса в сумку подбросили — Людка и говорила, почувствовала, тяжелее сумка, да как-то не задумалась… А на выходе ее уж ждали, сразу с милицией. Погорело все — да так им и надо! А за деточек вы не бойтесь, — бабка кинула на Игоря косой взгляд. — Деточки-то все выбрались. А сгорела воспитательница одна, да вот как раз старшая кухарка…

— Нам бы кого, кто деточек этих знал, — попытался вернуть разговор в нужное русло Игорь.

— Так это вам к Людке надо, — обрадовалась бабка. — Она мне так говорила: «Ввек я этот блядский детдом не забуду…»

  

Людмила Михайловна попыталась напоить их чаем с каменными карамельками. Игорь грыз, а вот Юля воздержалась. На этот раз разговором управляла она — выспрашивала бабку о бывших коллегах и заносила имена в блокнотик. Людмила Михайловна с удовольствием их ругала, и как оказалось, была в курсе дальнейшей судьбы многих. Одну поймали-таки на воровстве на другой работе, вторая спилась, третья — живет хорошо, гадина, цветет и пахнет… четвертую бросил муж, ушел к молодухе, пятую колотит, отбирая пенсию, сын-алкаш…

Воспитателем была только пятая, все остальные — с кухни. Юля осторожно поинтересовалась, где она теперь.

— …квартиру-то продать пришлось, — с нескрываемым злорадством рассказывала бабка. — Долг выплатили и укатили в деревню — ну так больше я их и не видела…

  

Фамилия у воспитательницы была хорошая, звучная — Золотаревская. Клавдия Борисовна. Игорь пробил на работе по базам — в Ленинградской области такая оказалась только одна. Прописана в деревне Карапетово. Игорь отыскал на картах эту деревню и понял: Юлина машина туда не проедет. Мотоцикл Прокопенко ему точно больше не даст… А вот Игнат какую-нибудь «Ниву» может и подогнать, но тут риск — машина может оказаться угнанной.

Игорь подумал и набрал Разумовскому. Проблема его? Его. Вот пусть и найдет Игорю транспорт.

Сережа его сосредоточенно выслушал и поинтересовался, насколько приметным должен быть транспорт. И есть ли у Игоря вообще права.

— Я же не ты, — обиделся Игорь. — У меня все документы в порядке и все настоящие. Транспорт… повышенной проходимости. Внедорожник какой-нибудь, не сильно приметный.

— В сервис аренды сможешь подъехать? — уточнил Разумовский.

Игорь кивнул. Диму плотно взяла в оборот Света, он хоть и продолжал наведываться к Игорю каждую неделю, но свободного времени у парня стало меньше… Так что были шансы, что об этом небольшом расследовании он не узнает.

В общем-то у Игоря времени тоже было не особенно. Недавно они провели «контрольную закупку» у одной залоговой конторы, которая вместо договора залога подсовывала гражданам договора купли-продажи квартиры. Теперь Игорю гнул пальцы на допросах владелец конторки, вещающий, что все было по закону и добровольно.

Ну да, пострадавшие — не самого великого ума люди, факт. Но использование чужой глупости и злоупотребление чужой доверчивостью на языке закона зовется мошенничеством — и присядет, хорошо присядет Мурад Мамедович…

Основная проблема была даже не с ним, а с потерпевшими, которых после объявления в новостях набралось больше двух десятков человек. Халилов, разумеется, побоялся выписывать их через суд и, пользуясь юридической безграмотностью попавших в его сети людей, предлагал им выписаться добровольно, «щедро» даря за это комнатушки в засранных коммуналках и дома в глухих деревушках. Теперь эти люди приходили к Игорю и требовали рассказать, как им жить дальше, — и очень расстраивались, услышав ответ.

Жить, как живут, и ждать, пока приставы отыщут, куда Халилов дел деньги.

Игорь просто был честен. Если Халилов успел вывести средства в оффшор — компенсацию никто не получит. Даже если потерпевшие будут очень проникновенно рыдать у Игоря за столом.

Сразу надо было обращаться в полицию, сразу! Не через три года, когда черного риелтора по телику показали, а сразу, когда ты понял, что тебя облапошили!

  

Юля в задумчивости перебирала бумаги на пассажирском сидении. Она сейчас вела собственное журналистское расследование про одного упырька, вообразившего себя царьком… Работа Игоря иногда подкидывала Юле сюжеты, но чаще она находила их сама.

— Здесь? — с сомнением спросила Юля, когда Игорь остановил машину.

Деревенский дом серого, никогда не крашеного дерева, казался нежилым. Перекошенное крыльцо, перебитые стекла террасы, трухлявый забор…

— Здесь, — сказал Игорь. — Печка топилась — видишь, снега на крыше нет?

«Вау!» — подумала Юля. Ее личный Шерлок Холмс.

На крыльце Юля замешкалась — изнутри тянуло… если не бомжатником, то чем-то вроде того — запах алкоголя, кислых тряпок смешивался с запахом сырого дерева, составляя на редкость неприятный букет. А вот Игорь, стукнув по филенке, без колебания нырнул в сени и ввалился в избу.

— Пошел нахуй, пьянь! — поприветствовал его бабский голос изнутри.

— Да вы несказанно любезны, мадам, — заметил Игорь. Юля, пригнувшись, заглянула в дверной проем и сфотографировала взглядом внутренность избы: печку в серых пятнах, грязные пятки на печке, неуместно-яркий пластиковый рукомойник, у плиты — безобразную бабку в драной телогрейке…

Да, именно безобразную, по-другому и не опишешь. Морщины навсегда нарисовали на лице злобную брезгливость, а сальные пегие волосы и отцветающий синяк под левым глазом отнюдь не добавляли ей шарма.

— А ты кто еще такая?! — так Клавдия Борисовна поприветствовала Юлю.

Юля протиснулась в избу вслед за оглядывающим местные красоты Игорем и сразу же сделала ход конем: извлекла из кармана розовую бумажку.

— Мы частные детективы, — выдала она их с Игорем домашнюю заготовку. — И хотим попросить вас ответить на пару вопросов.

Лицо бабки немедленно переменилось. Морщины сложились в слащавую улыбку:

— Ой, вы проходите, конечно…

Юля прикрыла за собой дверь: в избе и без того были совсем не тропики.

— Я сейчас чайка вам заварю, — засуетилась бабка. — Я-то думала, снова пришли дружки моей обезьяны…

Под эти слова бабка, оказавшись около Юли, протянула цапалки к купюре… Игорь ловко перехватил пятитысячную и убрал к себе в карман.

— Сперва ответы. Деньги потом, — объяснил он.

— Тиш-ше! — прошептала бабка. — Услышит! Ой, горькая я, нечастная, горемычная! Ой, ночей не досыпала, куска не доедала, сыночка лелеяла! — заблажила она, делая жалкое лицо и заглядывая Юле в глаза. — Вырос сыночек, глаза бы мои его не видели — горькую пьет, да меня, старуху, бьет!

Юля попыталась объяснить взглядом, что денег больше не даст.

Пятки на печке зашевелились:

— Не верьте этой старой жабе, — послышался сверху слабый, но хриплый, прокуренный голос. — Ночей она, бля, не досыпала… Я у нее все детство лупленный ходил, до синевы, проводом, бляха… Как придет злая, так давай махать, сука…

— Да мало я тебя лупила! — взвилась старуха.

— Поговори, бля! — в голосе появились грозные нотки. — Ща слезу и ебальник тебе поленом раскрошу… терь я сильнее… сука…

Пятки дернулись еще пару раз и ноги затихли, расслабились. Никто никуда не пошел.

— Ты в детском доме на Боровицкой тридцать четыре работала? — спросил Игорь, смело падая на колченогую табуретку. Он посмотрел на Юлю, стянул с плеч куртку и накрыл ей соседний табурет. Юля осторожно опустилась.

— Работала… там я ноженьки и переломала, — пожалилась бабка. — С окошка в снег прыгала, а Томка — Томка так и сгорела, не смогла вылезти…

— Да похуй мне на твои ножки! — рявкнул Игорь. — У вас там перед пожаром пацан должен был быть, лет пять-шесть, рыжий, звали Сережа — помнишь такого?

Бабка заморгала глазами, и вдруг по ее лицу пронеслась вспышка.

— Помню, — сказала она. — Имя не помню, а рыжий в старшей группе один у нас был… ужасный ребенок.

— Что в нем было такого ужасного? — не удержалась Юля.

— Спорил! — сказала Клавдия Борисовна. — Самого из-под стола не видно, а такими словами кидался — человечность… инсус… инсис… блять, я в шестьдесят пять лет слов таких не знаю! Мы уж с Томкой поучили его взрослых уважать…

— Как? — перебил ее злющий Игорь. — Проводом?

— Да уж по-разному, — начала рассказывать старуха и Юля увидела — она ни черта не поняла. — Больше по губам били, чтобы молчал…

Плечи Игоря вздрогнули, и Юля обняла его сзади, пытаясь заставить чуть расслабиться. Она же знает его характер — не будь Клавдия Борисовна немощной старушкой, ей бы уже прилетело. Игорь же терпеть не может, когда сильный издевается над слабым.

«Она заслужила то, как она живет», — подумала Юля.

— То есть, вы не сумели переспорить ребенка и решили показать ему: кто сильнее, тот и прав? — грубо спросил Игорь.

— А что же, с каждым из двадцати разговоры разговаривать? — едко ответила Клавдия Борисовна. — Они ж так слов не понимают! А вот отлупишь такую обезьяну мокрым полотенчиком — сразу она и смирная и послушная… Все равно человека из нее не получится — там и гены-то какие… их учат, а чего учить? Я бы их сразу в трудовой лагерь отправляла, как подрастут…

— Мы вас поняли, — сказала Юля, продолжая удерживать Игоря за плечи. — Как наказания подействовали на Сережу?

— Сбежал, — пожала плечами Клавдия Борисовна. — Но его нам быстро вернули. Несколько раз он убегал… последний еще милиционер такой въедливый попался, чего говорит, он у вас бегает постоянно… Томка так разошлась — накрыла мальчишке голову подушкой и навалилась, я уж не выдержала, оттащила… Тома ему и говорит: еще раз сбежишь, убью. Так этот гаденыш посмотрел на нее так спокойно и говорит: «Нет. Это я тебя убью», — представляете? Вот сучонок, мало мы его лупили… А зачем он вам нужен? Потом пожар был, не знаю, куда делся, мож, и сгорел… — бабкина ладошка раскрылась листом росянки и поползла через стол к Игорю. — Мы дежурные были… Замок заело… Прыгнула я в окошко, ножки поломала, полгода лежала, — жалобным речитативом запричитала Клавдия Борисовна. — Аппаратом мне кости вытягивали, ходить потом не могла, инвалидом стала…

Игорь вынул купюру из кармана и передал Юле. Встал — и Юля поняла, что он сейчас сделает. И замедлила свою руку.

— Мужик! — Игорь отдернул занавеску перед лицом дремлющего алкаша. — Смотри-ка, чо тут.

Клавдия Борисовна ахнула, сгребла пятитысячную и споро засунула за пазуху. Но — поздно, на лице ее сына уже появилось осмысленное и немного хищное выражение.

Игорь подал Юле руку, забрал со стула куртку, и они вышли, не прощаясь. За их спиной прошмыгнула через сени Клавдия Борисовна, скрывшись в обветшалом скотнике. Негромкий «бум» ознаменовал прибытие ее сына с печки на землю.

Игорь круто заломил кепку и на крыльце снова подал Юле руку. Ей хотелось курить.

Лицо Игоря абсолютно ничего не выражало, но Юля знала, что он хочет услышать:

— Она заслужила то, как она живет.

  

— Останови, — попросила Игоря Юля, показывая ладонью вперед.

Он посмотрел и невольно улыбнулся, в первый раз за последние полчаса, — на обочине стояла палатка с шавермой. Юля знала, что поднимет ему настроение.

Разговор с Клавдией Борисовной оставил на редкость поганое послевкусие. Игорь только надеялся, что Юля его записала, потому что желания пересказывать Разумовскому вот это вот все не было никакого.

— Говно и слезы, — высказалась Юля, откусывая первый кусок. — Но, похоже, мы нашли травму…

Игорь молча кивнул, соглашаясь. Откусил, прожевал…

— Он не мог сбежать, — сказал Игорь, облизнув губу. — Угроза жизни заставила атаковать.

— Игорь, а ведь он и атаковать не мог, — в глубокой задумчивости сказала Юля. — Он ведь был нормальным ребенком. Нормальные дети не сжигают учителей ночью, заклинив им замок.

— Да, — мрачно подытожил Игорь. — Он мог спастись, только став ненормальным, — и он им стал.

Из города они направили запись разговора Разумовскому. Краткое «спасибо» прилетело через несколько часов.

…Птица обнимал его за плечи.

— Мы же отомстили, — шептал он. — Мы отомстили им всем.

Сережа сидел, опустив голову, так, чтобы волосы закрывали лицо — не хотел, чтобы кто-либо увидел, как он плачет.

Олег привычно дернулся его успокаивать, но был пойман за рукав доктором:

— Серегей, вам тяжело, — произнес тот, тщательно выговаривая русские слова. — Ви иметь право делать гнев… Ви должны его выразит…

— Я не умею, — пробормотал Сережа.

— Я его уже выразил, — со смешком сказал Птица, накрывая их обоих плащом черных крыльев.

Сережа глубоко вздохнул, чуть откидываясь назад. Разумом он прекрасно понимал, что все ему лишь мерещится и на самом деле Птица существует только у него в голове… Но плечи чувствовали прикосновение чужих пальцев и когда Птица накрывал их обоих крыльями… на душе становилось так хорошо и спокойно. Сереже больше не хотелось от него избавляться, только хотелось, чтобы он был почеловечней. Но вот этот покой, который Птица дарил ему… был совершенно бесценен.

— Мы уже выразили наш гнев, — пробормотал Сережа, поднимая голову. Отметил удовлетворение, промелькнувшее на лице Аурелио — почему-то их врач очень радовался, когда Сережа начинал говорить о себе в множественном числе.

  

— Что теперь ей делать? — твердо спросил Диму пожилой мужчина.

— Напишите объяснительную… вы пишите, я отойду ненадолго…

Дима отошел к столу Игоря — ему надо было посоветоваться.

— Чего? — поднял голову от материалов тот.

— Карма опять телефон украл, — вздохнул Дима. — Это он, оказывается, через девушек сдавал — сейчас у меня его фото опознали…

— Ммать, — ругнулся Игорь.

— Что мне делать? — спросил Дима.

Игорь откинулся на стуле, задумавшись. Может чего придумает… потому что Дима точно не знает, что тут сделать!

О печальной (действительно печальной) судьбе Генки-Кармы знал уже весь отдел, потому как тот ее поведал по первому же приводу. Мать его бросила, едва родив, приемная семья — отказалась, когда появился свой ребенок. Так и болтался Генка никому не нужный, но на полном государственном обеспечении и попечении до восемнадцати. А в восемнадцать, правила игры внезапно изменились — теперь хлеб насущный Генке предстояло добывать самостоятельно, к чему он оказался совершенно не готов. Перебивался случайными заработками и если уж подворачивался случай чего украсть — Карма его не упускал. Моральные принципы у него были чрезвычайно гибкие, а точнее — никто не озаботился их в нем воспитать.

Весь отдел понимал: если этого Генку посадить — судьба его будет решена навсегда. Брать грех на душу никто не хотел — больше, чем на пятнадцать суток Генку не запирали, ухитряясь уладить дело и с потерпевшими. Народ попадался жалостливый — Генке сходило с рук.

Но, видимо сообразив, что не всегда ему будут прощать и терпеть, последние три телефона Генка загнал по-хитрому. Знакомился с девушкой, врал, что забыл кошелек и просил сдать в ломбард его телефон. «Пусть квитанция будет у тебя, чтобы ты знала — мы точно встретимся, когда я приду его выкупать!»

Парень Генка был симпатичный, девушки верили и сдавали ворованные телефоны по своему паспорту. Родители первых двух испуганно заплатили компенсацию владельцам телефона, чтобы те отозвали иск, а отец третьей оказался мужиком въедливым — он захотел найти воришку.

— Пошли, пообщаемся с потерпевшими, — наконец буркнул Игорь.

Расположился за Димкиным столом, самого Димку погнал за кофе. Когда Димка вернулся, Игорь уже договаривал:

— Вот такая вот история. Сажать нельзя — и на свободе оставить невозможно.

— На севера его надо, — внезапно сказал отец потерпевшей. — На буровую. Там у нас и не таких перековывали…

— Стоило бы, — кивнул Игорь. — И отправить его мне не сложно — так кто ж за это возьмется…

— А вот возьмусь, — сказал мужик. — Руками он что-нибудь делать умеет?

— На плотника вроде учился, — поскреб в затылке Игорь.

— Подойдет, — кивнул мужик. — А точно поедет?

— А у него выхода не будет, — сказал Игорь. — Либо к вам, либо в тюрьму… я его пугану хорошо — птичкой полетит!

Как Игорь умеет пугать, Дима знал.

— Скажи операм, пусть берут этого голубчика, — кивнул Димке Игорь. — Пошли со вторым потерпевшим побеседуем…

  

Потерпевший жил недалеко — на набережной Мойки, и по счастью был уже дома. Дима договорился, что они зайдут.

— Думаешь, он нам поможет? — переживал он.

— Если не урод — поможет, — буркнул Игорь.

— А отчего он такой? — вдруг настиг Игоря вопрос.

— Кто? — уточнил Игорь.

— Генка, — задумчиво сказал Дима. — То есть…

Игорь тяжело вздохнул:

— Таких очень много, Дим. Никто парню не объяснил, как жить надо. В семье ведь как? Вот папа, вот мама, вот они ходят на работу, получают деньги и покупают с этих денег сыну мороженое. И ребенок, он все понимает, откуда что берется… А вот детский дом и все появляется словно бы само собой — и еда и одежда. Думаешь, Генка понимает, что башмачки не растут на дереве? Они ж для него всегда именно там и росли. А теперь на них какого-то хуя надо заработать. А самое главное — не было у него взрослого, с которым поговорить по душам, такого, чтобы знаешь… сел напротив и рассказал бы тебе, какой ты мудак и как неправильно все делаешь.

— Это ты о Прокопенко сейчас? — невинным тоном заметил Дима.

— А хоть бы и о нем, — не стал обижаться Игорь. — Я ж без отца рано остался. Меня Федор Иванович как сына наставлял… А у Генки такого взрослого не случилось, не нужен он никому был. Дай бог, выправят его на северах, Александр Михайлович этот, мужик вроде как серьезный.

— Но не все же такие как Генка, — гнул свою линию Дима.

— Ты на Волкова и Разумовского его не ровняй, — предостерег Игорь, поняв, о ком напарник сейчас подумал. — Первый до восьми в семье рос, там ориентиры уже были, куда плыть. А у второго голова работает, как Генке и не снилось даже. Да и носились с ним в той «Радуге»… Олег мне как-то рассказал, что Разумовский в восьмом классе игру написал, текстовую. Играли они в нее с народом из соседних домов по какой-то там сети... После учебы, в компьютерном классе. Спрашивается, что они там делали, после учебы? А Сереже было можно — ну и Олегу с ним. Понимаешь, Дим? Сереже было можно. А тетрадка, по которой я его поймал? Ведь не выкинули, хранили — старую изрисованную тетрадь… Они ж видели, что у них растет.

Помолчали.

— Только не всем же быть гениями, Дим, — подытожил Игорь. — Ну вот оно и так…

… Тревога перехватила ему горло, лишь только он проснулся. Какое-то невыразимо мерзкое ощущение поднялось со дна души — настолько мерзкое и поганое, что даже и на отдельные чувства разделить его было невозможно. Олег на его месте сказал бы сейчас что-нибудь вроде: “Что ж я маленьким не сдох…”

— Олег! — позвал Сережа.

“Олег, приди, помоги мне, Олег, мне так плохо, что я хочу не быть больше никогда…”

Телефон выскочил из дрогнувшей руки и полетел вниз экраном на паркет.

Межкомнатная дверь казалась далекой, как соседняя галактика. Спиной Сережа уловил присутствие, он перекатился на другой бок… Пустота.

— Просто поверни голову, — посоветовал ему Птица.

И Сережа повернул голову. Доктор часто спрашивал его, где находится Птица (откуда бы Сереже это знать?), а он все время был здесь… прямо за спиной.

— Помоги, — выдохнул Сережа.

Покрытая черными перьями рука скользнула по его груди, обвилась вокруг шеи, когти едва ощутимо кольнули кожу на плече… Он смог дышать, теперь он мог дышать, но терзающее чувство не ушло окончательно.

— Еще, — попросил Сережа, — пожалуйста, ты же можешь…

“Ты же можешь сделать, чтобы было как вчера, ты же можешь сделать, чтобы мне стало хорошо и спокойно… надо было послушать Олега и держать капли на тумбочке!”

Вторая рука перекрестила его грудь, спина легла на шелковистые, чуть царапающие перья… Сережа глубоко и часто задышал, как вынырнувший с глубины пловец. Боль отступала, невесомый покой окутывал тело и измученную душу…

“Боже, как я устал…”

— Не уходи, — пробормотал Сережа. — Не уходи, когда я засну, пожалуйста…

“Не отпускай меня, почему мне без тебя так плохо? Я ведь тебя совсем не люблю, но как мне без тебя плохо…”

— Я нужен тебе, — в голосе Птицы Сереже примерещилось торжество. — Скажи это — и я не уйду больше.

— Ты нужен мне, — измученно выдохнул Сережа.

Птица положил голову ему на плечо, черные перья плащом укрыли их тело — и наконец сделалось совсем хорошо. Так хорошо, что Сережу потянуло в сон, с силой невероятной. Уже совсем соскальзывая с края сознания, проваливаясь в сизую вату дремы, он припомнил — такое уже было. В самые тяжелые моменты — когда пытались отжать бизнес, когда… внезапное ощущение покоя и силы, приходящее из ниоткуда.

“Я всегда был рядом. Но ты никогда не оглядывался”.

  

Разбудил их солнечный луч, попавший на лицо. Приоткрыв глаза, Сережа обнаружил очень озабоченную морду Олега, нависающего над диваном.

— Сколько времени?

— Да третий час пошел… — охотно ответил тот. — Звонки твои я отменил, не волнуйся.

— А я и не волнуюсь, — сказал Сережа, находящийся в восхитительном состоянии: совершенно отсутствовала любая тревога, что он что-то упустит и сделает не так.

Все он так сделает. И все его подождут.

— Завтракать будешь? — поинтересовался Олег, приподняв брови.

Сережа задумался — несмотря на поздний час, ему абсолютно не хотелось вставать. Когда у тебя что-то болит так долго… после отступления боли, хочется просто наслаждаться покоем.

Но и есть он тоже хотел.

— Скажи ему — пусть принесет завтрак сюда, — лениво посоветовал Птица. — Спорим, он побежит?

— Конечно он принесет, — укоризненно сказал Сережа. — Он наш друг.

— Твой друг.

— И твой тоже, — теперь, когда больно больше не было, Сережа успел кое-что понять. — Я ведь тоже тебе нужен? Вот и относись к моим друзьям, как к своим, пожалуйста.

Птиц поморщился, но возражать не стал. А потом Сережа поднял взгляд на Олега и увидел его выражение лица.

— Все хорошо, — заверил он. — Прости, ты не мог бы принести завтрак сюда? Ночью… мне было нехорошо, я полежу еще, ладно?

— Да конечно, Серег, — развел руками Олег. — Для тебя я — золотая рыбка, не вопрос. Только… может ты с Капутом сперва побеседуешь?

— Аурелио Капуто, — который раз напомнил Сережа. — Аурелио Капуто, а не “Гитлер капут”, Олег, это не смешно. Человек может обидеться — а он ради нас русский учить, взялся. Один из сложнейших языков мира.

— За те деньги, которые ты ему платишь, он бы и суахили выучил, — едко заметил Птица ему на ухо. Сережа предпочел сделать вид, что ничего не слышал.

Доктор Аурелио жил вместе с ними. Это было одним из главных условий контракта — впрочем, посмотрев, как они живут, психиатр не стал сопротивляться. Дочери его выросли, вышли замуж, супруги не стало пятнадцать лет назад — доктор Капуто был свободен и ничем не связан, лишь временами уезжая на день-другой к внукам.

Через десять минут Олег принес яичницу и доктора.

— Как есть ви себя чувствуешь? — спросил тот.

— Лучше бы он остановился на английском, — заметил Птица.

— У него хорошо получается, — не согласился Сережа. — Я… хорошо, сегодня хорошо.

— Ви говорит с Птица? Где есть он? — заинтересовался Капуто.

— Сзади, — Сережа вдруг застеснялся докладывать, что Птица обнимает его за шею. Надо бы — от врача симптомы не скрывают.

— Почему ты тогда на правое плечо все время смотришь? — подозрительно спросил Олег.

Сережа бросил взгляд на Птицу, снова удивившись, как по-разному выглядят их, казалось бы одинаковые лица. У Птицы — вечная, чуть глумливая усмешка, серо-желтые глаза. И как Гром не заметил этого, когда тот занял место Сережи?

— Потому что он здесь… справа, — объяснил Сережа. — Он держит меня за шею, его лицо с правой стороны от моего.

Доктор кивнул, улыбаясь с самым довольным… даже можно сказать, радостным видом. Словно у него сегодня день рождения и ему сделали давно желаемый подарок.

— Странно, что не с левой, — пробормотал Олег.

Птица издал смешок:

— Твой друг склонен к мистике? А может, я просто твой ангел-хранитель?

— Наш друг, — поправил Сережа, разглядывая черные крылья, плащом прикрывающие их обоих. — А тебе не кажется, что для ангела у тебя перья черноваты?

— А какой мир — такие и ангелы, Сережа…

— Ви есть завтракай, а потом приходить, — сказал Аурелио. — Ми с вами говорить.

— Хорошо, — кивнул Сережа. Приподнялся, придвигая к себе столик с тарелками…

— Варенья хочу, — сказал Птица. — Из черной смородины. Прямо в яичницу — знаешь, как вкусно будет?

И тут Сережа обнаружил, что тоже хочет полить яичницу вареньем. Хотя что удивляться — тело-то у них одно на двоих.

— Те чай нести? — уточнил Олег, в ответ на просьбу о варенье.

Сережа объяснил про яичницу и Олега передернуло. Бормоча “зачем я его только спросил”, Олег двинулся в сторону кухни, а Сережа встретился с преинтересной задачей.

Если Птица существует только у него в голове, ничего не помешает ему надеть футболку. Хотя руки, скрещенные на их ключицах ощущались такими реальными… Сережа сообразил, что приподнялся с подушек и приподнялся свободно — он видел Птицу, ощущал его прикосновение, но тот словно бы не имел веса и не мешал движению рук… Решившись, Сережа нырнул внутрь футболки. Птица не прореагировал, но изменилось ощущение — когти теперь покалывали плечи словно бы сквозь тонкую ткань.

“С ума сойти, — подумал Сережа. — А, да, я же уже…”

  

Пока Сережа завтракал, Олег старательно смотрел куда угодно, но только не на столик. Болтал, рассказывал, как побегал недавно с местной хардбольной командой… Чувствовалось — Олегу не хватает этого. Свистящих мимо пуль. Сережа предпочитал пока не думать об этом. Они непременно еще поговорят… позже.

— Помочь? — сочувственно протянул Олег, когда Сережа, позавтракав, начал медленно сползать с дивана.

— О да, пусть возьмет тебя на ручки и отнесет к умывальнику, как счастливый жених — невесту! — среагировал Птица. — Знаешь, что про вас думают, когда ты начинаешь цепляться за него на людях?

Сережа утомленно вздохнул, принимая Олегову руку. Да, тревога ушла — зато теперь он вынужден слушать злые комментарии Птицы. Когда Сережа цеплялся за Олега на людях, он обычно находился в таком состоянии, что было уже все равно, какой извращенец чего подумает.

— Мне было плохо, — ответил он Птице.

— Ты должен был позвать меня! — сообщил тот.

Сережа мог бы рассказать Птице, почему не звал его. Сережа мог бы поругаться с Птицей… Еще бы у него были на это хоть какие-то душевные силы.

“Как же ужасно я устал…”

— Возможно, — согласился Сережа и Птица замолк. Какое счастье.

  

Серега был странный с самого утра. В том смысле… еще более странный, чем обычно. Олег сегодня даже на пробежку не вышел, боялся, что после вчерашнего Серого придется все утро каплями поить… а тот продрых почти до трех. И начал разговаривать сам с собой, когда проснулся. И Олег нихуя не разделяет радости Капута по этому поводу!

Сейчас Сережа писал какой-то код. Писал и обсуждал написанное со своим плечом.

— Но доктор говорит, что все хорошо? — уточнил Паша.

— Доктор говорит, что у нас прорыв, — вздохнул Олег. — Говорит, что все прекрасно, потому что раньше Серый Птицу отрицал… вроде как на словах все понимая, а внутренне не принимая… А сегодня они, наконец начали взаимодействовать и доктор этого момента ждал два с половиной года…

— Не вижу у тебя радости, — подметил Паша.

— Хочешь, я тебе кину, как он сам с собой болтает? — предложил Олег.

Пашка отморозился, сказав, что его это не минует и вернулся к своим делам. А Олег вернулся к своим. Если кто-нибудь его спросит, чем Олег занимался в Италии, он честно ответит: “Самообразовывался”. И повышал культурный уровень, ага.

Нет, Олег не является идейным быдлом и ярым противником музеев, но как же его радовало, что сегодня они никуда точно не идут!

Олег не являлся ярым противником музеев. Но.

Не. В таком. Количестве.

— Вик, успокойся пожалуйста, — с легким раздражением попросила Юля. — Материал у меня уже готов, завтра выкладываю. Ты же знаешь, у меня муж — мент, расследование точно будет. Можешь забыть об этом подонке и о «долге» тоже.

— Юль… приедь ко мне пожалуйста, — упавшим голосом попросила Пыженко. — Мне надо… чтобы ты меня обняла и сказала «все будет хорошо». Пожалуйста. Больше никто не сможет меня утешить…

Юля вздохнула с легким утомлением, посмотрела на навигатор…

— Ладно.

Вика когда-то сидела с Юлей за одной партой. Потом они как-то потерялись, а потом — нашлись, встретившись уже в Питере, куда переехала семья Пыженко. Виктор Александрович в свое время хорошо зарабатывал, купил квартиру в престижном районе… Потом бизнес прогорел, Викин отец стал выпивать и в итоге умер от инсульта. Не успела осесть земля на его могиле, как к вдове явился некий… деятель, объявив, что покойный был должен ему крупную сумму. Какие документы, женщина, ты что, мне не веришь?! Выплачивай мужнин долг, а не то…

Вика в слезах кинулась к Юле (с которой уже лет пять не встречалась) с просьбой сделать сюжет про наглого вымогателя и Юля пошла навстречу.

Очень скоро ей стала очевидна причина, по которой Вика не обратилась в полицию. Пытаясь спасти свой бизнес, Виктор Александрович совершил несколько… сомнительной чистоты сделок. Так что, гражданин Гаджиев действительно являлся партнером покойного, но Юля очень сильно сомневалась, что такой человек даст в долг хоть копейку.

… Вика тряслась от рыданий, когда Юля пыталась ее утешить, становилось только хуже. Сказать честно — Юля не великий утешитель. В конце концов, она накапала Вике валерьянки и та затихла. На пороге, когда Юля собралась уходить, Вика внезапно сунула ей питьевой йогурт, пробормотав что-то о правильном питании и ненормированном рабочем дне. Юля закинула бутылочку в сумку и поспешила вниз — ей нужно было перевезти бабку и еще успеть на вокзал.

  

Игорь что называется «поймал волну» — судьба начала осыпать его бывшими детдомовцами. То они с Димой искали какую-то мать-кукушку, то хватали рецидивиста, то отыскивали концы по итогам пьяной драки, а потом возвращали угнанную машину владельцу — и везде хоть один участник событий вышел из детдома.

Игорь терпел. У него такое уже было, в юности, когда он поехал к другу на дачу, а потом все выходные нянчился с его братом-алкоголиком. Парня увезли в глухие дребеня, чтобы вылечить от запоя, и ад он своим пленителям устроил качественный. Выжрал настойку боярышника в аптечке, ругался и лез в драку, стоял на коленях и умолял налить ему рюмочку, а потом нажрался забродившего варенья и отравился.

Охеренно отдохнувший Игорь вернулся в город и принялся всюду натыкаться на алкоголиков — во дворе, на улице, у магазина и даже в академии забухал препод.

Менее приятный случай «поймать волну» это когда тебе крепко набили морду, а через пару дней тебе снова дали в морду, а через день — еще… Рано или поздно это кончалось.

Должна была закончиться и эта волна, только Игорь не ожидал, что это выйдет до того погано.

Опять “квартирное дело”. И слишком доверчивые люди. Только в этот раз все было по-другому.

Валентина Степановна потеряла паспорт. Хватилась не сразу — только когда пришла пора получать пенсию. Сходила, написала заявление об утрате… А через несколько дней, зайдя в квартиру, она увидела там незнакомых людей. И эти люди утверждали, что квартира Валентины Степановны продана, причем продавала ее лично хозяйка… Валентина Степановна уехала в больницу с гипертоническим кризом. Покупатели квартиры обратились в полицию сами.

История банальная — искусно вклеенная в потерянный паспорт фотография, обманувшийся сотрудник МФЦ, поддельные документы, цена ниже рынка… Молодая семья, поверившая, что старушке нужно время, чтобы выписаться. Но предусмотрительно заключившая с ней договор, что не позднее, чем через две недели это будет сделано. Мошенница его радостно подписала — и была такова, вместе с деньгами.

Особенной поганости всей этой истории добавляло то, что мужчине, его годовалому сыну и беременной жене было попросту негде жить — они продали свою однушку, добрали недостающее через ипотечный кредит, чтобы купить двухкомнатную квартиру.

Сейчас их вещи лежали у какого-то знакомого в гараже, женщина с сыном жила у одних друзей, ее муж — у других. И они говорили, что не видят другого выхода, кроме как вселиться в квартиру Валентины Степановны, потому что не потянут съём и ипотеку одновременно.

А Валентина Степановна в одиночку растила двоих внучек — двенадцатилетних близняшек. И обе стороны, при всей жалости друг к другу были настроены биться до конца, собирать по знакомым, тратиться на суды, вырывать друг другу глотки. Игорь честно сказал, что найти мошенников будет очень сложно, искать они будут долго, но потерпевшие могут рассчитывать на компенсацию в миллион от государства.

На комнату в коммуналке хватит.

Ситуацией уже заинтересовалась опека. Драка будет идти не столько за квадратные метры, сколько за будущее детей и Игорь бы поставил на молодую пару. Несколько судов и бабульку останется только закопать. Еще бы только она это понимала…

Хотя нет, Валентина Степановна все понимала. Но — вот ее внучки и как это оставить их без нормального жилья?

Все понимал и Довженко. Надеялся, что сдаст назад бабулька. Жалел ее — но вот ипотека, он надеялся погасить половину материнским капиталом и остаток уж доплатить, а тут что выходит? Ни жилья, ни денег…

— Детей не было, я бы отступился, — честно признался он. — Только Иришка, сучка такая, уже в опеку на нас с Мариной накапала…

Иришкой звали младшую сестру подруги, приютившей Марину с сыном. Игорь думал об этом деле и у него болела голова — и мучительно хотелось настучать кому-нибудь в табло. Рано или поздно выловят они этих козлов — но решать проблему надо здесь и сейчас.

Игорь отправился говорить с Валентиной Степановной.

— И не подумаю! — взвилась та. — Пусть забирают его щенка в детский дом!

Игорь предложил бабке временно съехать с внучками на его квартиру, чтобы от Довженко отстала опека. Хоть бы этих убрать сейчас из уравнения — все легче дышать станет!

— Они все равно сюда приедут, — сказал Игорь. — Они здесь прописаны и суд их еще не выписал… да и не выпишет, потому что в пустоту у нас не выписывают — только в другое жилье. Ты, старая, хочешь, чтобы опека и до тебя докопалась? Смотрела, есть ли у тебя фрукты в холодильнике и можешь ли ты двоих девок на свою пенсию тянуть?

— Я на дзене зарабатываю, — сказала одна из близняшек. — Сто рублей в день!

— Это вас спасет, — кивнул Игорь. — Бешеные деньги.

— А я из бисера на заказ плету, — сказала вторая.

— Во! Еще и эксплуатацию детского труда вам припишут, — “обрадовал” Игорь девчонок.

А Валентина Степановна заплакала. Молча, беззвучно — только слезинки скатывались от глаз по морщинам. Это остро надорвало Игорю душу. Совсем недавно у него за столом бились в рыданиях парни, женщины и старики — безропотно выехавшие из своего жилья, уступившие наглому мошеннику и пришедшие в полицию только после того, как полиция сама его поймала — требовать отловить им вчерашний день. Но Валентина Степановна была не такая. Она готова драться до смерти… не столь далекой. Один криз у нее уже был? Ну в таких условиях и другой не за горами.

  

… Игорь сказал взять вещей с расчетом на неделю — на всякий случай. Близняшки собрали спортивную сумочку, их бабушка — старомодный чемоданчик. Она больше не плакала, стояла, несгибаемо расправив плечи. Но тело подвело ее — Игорю пришлось вести Валентину Степановну под руку.

— Вы… вы же Юлия Пчелкина? — восхищенно воскликнула одна из близняшек. Обе они посмотрели на Юлю, как фанаты, на кинозвезду.

Юля улыбнулась и кивнула.

— Вы классная! — сообщила Юле вторая близняшка. — Мне так понравилось ваше видео про школьное питание — вы знаете, у нас в столовой даже съедобная еда появилась!

— Вы такая смелая! — пихнула сестру локтем вторая близняшка. — Как вы не побоялись Чумного Доктора ловить!

“Точно! — мысленно дал себе затрещину Игорь, загружающий в багажник чемоданы. — Разумовский! Он мне за все свои фокусы по жизни должен… Пусть сделает что-нибудь, не для себя прошу!”

Этому миллионом больше, миллионом меньше — какая разница! А Валентине Степановне жизнь спасет.

  

Юля, поцеловав Игоря, оставила его заселять Валентину Степановну в квартиру. Ей нужно было встретить родителей с вокзала — тесть с тещей собирались лететь в теплые края, почему-то из Питера. Игоря ожидала пара веселых дней — и нет, он не собирался никуда съезжать на это время. Он Юлин муж и теще придется с этим как-то смириться.

— Ванная, — показал Игорь. Девочки, увидев обнаженных нимф захихикали, Валентина Степановна чуть слышно пробормотала: “Срамота!”

— Холодильник, — показал Игорь. — В морозилке пельмени были… Чай тут еще где-то есть, посмотрите на полках. Диван раскладывается, вам с девочками хватит. В мой компьютер не лазить — вирусы покусают. Ну эт… короче располагайтесь. Я отойду, позвоню, — с этими словами Игорь выбрался на лестничную площадку и прикрыл за собой дверь. Достал из кармана смартфон и нажал контакт “Серый Волк”.

  

Разумовский работал, сидя за кофейным столиком, в глубоком бархатном кресле нежно-синего цвета. За его локтем виднелось панорамное окно с выходом на балкон, цветущие в кадках цветы и старинные крыши, покрытые ржавой жестью.

Почему-то эти прекрасные интерьеры сегодня Игоря злили.

“С-сидит, сука”, — подумал он.

— Ты сегодня немного мудак? — вдруг спросил Разумовский.

— А даже если и так, то что? — грубо спросил Игорь.

— Кто тебя так вздрючил? — спросил Разумовский и Игорь насторожился.

— С кем я разговариваю? — уточнил он.

“Вздрючил”. Это слово не из лексикона Разумовского. Из лексикона не того Разумовского.

Сергей знакомым жестом сложил пальцы:

— Со мной. Игорь, тебе действительно так интересно, что сейчас творится с моим сознанием?

— Нет, — немедленно ответил Игорь. — Предпочту сберечь свое сознание. Дело есть. Я понимаю, что всем на свете не поможешь, но только если эта бабка все-таки сдохнет и девчонки отправятся в детдом, мир лучше не станет точно!

— Игорь, — вздохнул Разумовский, — а можно мне эту историю с начала, а не с середины?

И Игорь стал рассказывать с начала, усевшись на подоконник на лестничной клетке. Спину ломило, а живот неприятно крутило — похоже тот йогуртик у Юли в машине малость просрочился, то-то он на вкус был какой-то странный…

— Ты какой-то зеленый, — озабоченно сказал Разумовский под конец истории. Помолчал.

— Может быть ты шавермой отравился?

Игорь посмотрел на него… если бы не этот слегка извиняющийся тон, он бы решил, что Сережа над ним издевается.

— Ситуацию я понял, — продолжил Разумовский. — Скинешь мне контакты семьи Довженко, мои люди свяжутся с ними. Будет им квартира.

— Что, так просто? — не сразу поверил Игорь.

— А что я должен был сделать? — уточнил Разумовский. — Попрыгать их попросить? Знаешь, в одной книге мне попалась хорошая фраза: “Если ты жалеешь человека, то жалей до конца, а не отмеряй свою доброту, как на весах…”

Вот теперь Игорь узнавал Разумовского.

— Я тебе попозже перекину, — нетвердым голосом пообещал он и шагнул в сторону двери, вдруг ощущая, как повело все тело: — Что-то мне и впрямь нехорошо…

Внезапно мир кувыркнулся — и погас.

Сережа увидел полет телефона, услышал шум падения…

— Игорь? — позвал он, ощущая начинающуюся дрожь в руках.

— Пусти меня, — вздохнул Птица.

Птица предлагал это не первый раз — пустить его к рулю, он предлагал это вчера, во время переговоров, и позавчера, когда Сережа неожиданно заспорил с Олегом, кто дальше метнет бумажный самолетик. Птица говорил, что нужно просто расслабиться — а дальше действовать будет он, но помня о том, как тот действовал прошлые разы, расслабиться Сережа не мог.

Сейчас все вышло само собой — Сережа съежился, обнял колени, а Птиц завернул его в крылья, высвобождая руки и растянулся по их креслу. Черный, пернатый и ступни у него оказались тоже скорее птичьи, чем человечьи. Птиц защелкал клавишами и активирован на Игоревом смартфоне программу, включающую сирену.

Игорь так и не разобрался толком, сколько всего интересного они напихали ему в телефон…

На шум выскочили близняшки, одна из которых и подняла смартфон — и она явно узнала их. Но Птица быстро оборвал все ненужные разговоры. Он заставил девчонок принести Грому тазик — и вовремя, дал указание бабке вызвать скорую, набрал Пчелкиной и, позвонив в департамент полиции потребовал позвать к телефону генерала Прокопенко. Уладив все это и дождавшись врачебной бригады, Птица завершил звонок. Повернулся к Сереже:

— Возвращайся.

Сережа отрицательно помотал головой. Здесь было хорошо, спокойно. Наблюдать все это в отдалении. Нет, Сережа пока никуда не хочет.

— Ты его спас, — заметил он.

— Ты ведь именно этого и хотел? — усмехнулся Птица. — Этот мент будет нам полезен. Он уже был нам полезен…

— А еще он тебя поймал, — заметил Сережа.

— Я ошибся, — легко согласился Птица. — Но я умею учиться на ошибках. Мне не стоило делиться с ним своими планами. Никогда не стоит делиться своими планами, если хочешь увидеть их исполнение — я запомнил.

Сережа тяжело вздохнул. Свою главную ошибку Птица так и не понял… И пожалуй — сегодня у Сережи есть силы с ним поругаться.

— Ты ошибся совсем в другом. Птиц, так нельзя с людьми! Нельзя очищать город огнем и мечом, ты же знаешь, у нас есть инструмент лучше?

— Соцсети? — лениво спросил Птица. — Хороший инструмент. Людьми легко манипулировать, я согласен.

— Люди создают культуру, но и культура создает людей, формируя их сознание… — упрямо начал Сережа.

Но увлекательнейшему разговору с самим собой об общественно-культурных процессах состояться было не суждено — на экране завибрировала зеленая клавиша.

— Это. Не. Гром, — предупредила Марго.

— Да что ты, — глумливо заметил Птица. И принял звонок.

  

С экрана смотрели два абсолютно одинаковых девичьих личика, с голубыми глазками и распущенными светлыми волосами. Впрочем, Сережа уже заметил, что одна из девочек побойче. Должно быть, она и набрала.

— Да? — склонил голову к плечу Птица.

— Вы Сергей Разумовский! — выпалила правая девчушка.

— Да ты что… — с усмешкой произнес Птица.

— Что вы тут делаете?!

— А тебе никогда не рассказывали, что происходит с носами чрезмерно любопытных Варвар?..

— Пусти меня, — пихнулся Сережа. — Ты с людьми разговаривать не умеешь.

— Не хочу слушать, как ты жмешься и мямлишь, — фыркнул Птица.

Девочки дружно проследили за взглядом Птицы. Они смотрели прямо на Сережу, но он знал — его не видят.

— А ты будешь глумиться и угрожать, — сказал Сережа. — Пусти.

— А вот не пущу. Теперь ты знаешь, что я ощущал все это время.

— С кем он говорит? — шепнула сестре левая девочка.

— Итак, девочки, — переплел пальцы Птица, — надеюсь вы поняли — если вы хотите вернуться в свою уютную квартирку, вы никому не скажете, что нашли у Игоря в телефоне…

Тут Сережа как-то сумел выпрямиться. Теперь он сидел в кресле — а Птица впился когтями ему в плечи. Довольно чувствительно.

— Вы меня слышите? — уточнил Сережа.

— А мы вернемся? — тихо пробормотала правая.

— Это займет некоторое время, но да, вы вернетесь, — пояснил Сережа.

— Если будете хорошими девочками, — усмехнувшись, добавил Птица.

“Интересно, кого из нас они слышат?”

— Я ничего не понимаю! — сказала правая. — Вы же… вы же преступник! А дядя Игорь — милиционер!..

— Вот она — человеческая благодарность, — как-то даже удовлетворенно сказал Птица. — Или ты ждал от них “спасибо”?

— Я не преступник, — открестился Сережа, чувствуя странную обреченность и тяжесть на душе. — Я никогда никого не трогал.

— В саду моей души сорняк растет среди цветов любви, — глумливо напел Птица. — Все говорят, что я маньяк и руки у меня в крови…

Сережа ощутил, как кружится голова.

— Олег! — позвал он, почти всхлипнув.

— Опять ты его зовешь! — зашипел на ухо Птица. — Прекрати!

— Это все из-за тебя, — дрожащим голосом сказал Сережа. — Это все из-за тебя, они все считают, что это я сделал!..

— Я решал твои проблемы, Сережа…

— Лучше бы мы с тобой сдохли еще в детстве, чем так решать проблемы…

— Лиза, с кем он разговаривает? — прошептала левая девочка.

— Ань, он кажется сам с собой… — испуганно шепнула правая.

— О нет, — сказал Птица. — Я не хочу умирать — и тебе не дам, не надейся.

И тут вбежал Олег.

— Серый, чего? А это что за девчули? — обратил внимание на экран он.

— Игорь отравился и попал в больницу, — Сережа поставил локти на стол, закрыл лицо руками. Птица продолжал цепляться за его плечи и как бы они не ссорились — Сереже страшно его прогнать. Будет очень худо, если его прогнать. Невозможно с ним — и невозможно без него, все круги ада в одной душе…

— Олег, я с Птицей поругался…

— Гром — это диагноз, — ругнулся Олег. — Серенький, что мне сделать? Ты ж понимаешь, я не могу помирить тебя с твоей… субличностью. Хочешь, успокоительного накапаю?

— Он хотел сказать “шизой”, — хмыкнул Птица куда-то Сереже в макушку. — Скажи ему, пусть засунет свои капли себе в задницу.

Сереже резко стало холодно настолько, что он обхватил себя руками. Трясло, как на морозе и Птица, заметив это, снова обхватил его крыльями. Стало получше. Сережа откинул голову назад, тяжело дыша и уперся затылком в перья.

“Как будто в небесной канцелярии что-то перепутали и подсунули мне в ангелы-хранители демона, — устало подумал он. — В какой же жизни я успел так нагрешить…”

  

Серега куда-то отчалил безо всякого успокоительного и Олег решил его пока не трогать. Он и без того был последнее время донельзя странный…

А вот перепуганных девок успокоить стоило. Сражение Сережи со своей шизой наблюдать — это самому рехнуться можно… И надо выяснить, что произошло с Игорем. И почему это с некоторыми мудаками вечно что-то случается? Разнервировал, бля, Серегу…

Олег утащил ноут, вышел из комнаты и прикрыл дверь.

— Девчат, вы как? — мягко спросил он. — Сильно страшно было?

Левая девочка часто закивала.

— Понимаю, — вздохнул Олег. — Психическое здоровье — отличная вещь, жаль Сережке не досталось…

— Он… — правая девочка подняла пальцы к виску. Олег развел свободной рукой. Что тут еще скажешь, девчули, вы же сами все видели.

— С Игорем-то чего? — поинтересовался Олег.

— Дядя Игорь отравился, — сказала левая. — Он в больницу попал…

— А вы-то у него откуда взялись? — уточнил Олег.

Он заметил на заднем плане у девочек ебанное окошко, которое намывал аж дважды. Громова квартира.

— У нас мошенники квартиру отобрали, — сказала правая. — Майор сказал, что мы у него поживем, а потом он вышел поговорить по делам, а потом мы слышим — "бум"!

— И сирена завыла, — добавила левая. — А потом мы открыли дверь, а он там лежииит…

— И блюет, — емко довершила рассказ вторая. — Я поднимаю телефон — а там Сергей Разумовский!

Олегу было что сказать по поводу всей этой истории, но не при детях же!

— Вы одни, без взрослых? — уточнил Олег.

— Мы с бабушкой, — сказала правая. — Ее Виктор Иванович позвал, коньяк с чаем пить.

— Чай с коньяком, — тихо поправила ее сестра.

Олег подумал, что первый вариант был правильней. После знакомства с Громом бабуле точно понадобится хряпнуть коньячка.

— А вы значит, полезли расследование проводить? — безо всякого осуждения поинтересовался у юных сыщиц Олег.

— Мне Аня не поверила, что я Разумовского в телефоне видела!

— Он ведь преступник, — тихо сказала вторая. — А дядя Игорь милиционер…

— Девчули, Серега болен. Он не отвечает за то, что творит, — хмуро заметил Олег. — Дядя Игорь это понимает. Поэтому он нам и звонит — узнать, как лечение проходит, — плел Олег. — Жене его кто-нибудь набрал?

— Она еще раньше "скорой" тут была, — сказала Аня.

— Ну все хорошо, — кивнул Олег. — Не кисните, девчат! Этого муделя так просто не угробишь — Серега, вон, пробовал… Ключи-то у вас есть?

— У бабушки, — сказала правая.

— Тогда живите и радуйтесь, — предложил Олег. — Но пусть Сережа будет нашим маленьким секретом — ладно?

Аня кивнула, её сестра вздохнула.

Не то чтобы Олег рассчитывал, что они в самом деле будут молчать, но поверить им все равно никто не поверит.

Юля, зацепенев, сидела под дверью реанимации. “Состояние стабильно тяжелое”.

Мама обнимала ее за плечи и ничего не говорила. Юля сидела, почти ткнувшись ей носом в ладонь, вдыхала родной запах ландышевых духов — и ей делалось слегка легче. Папа, гладил ее по голове, как в детстве — и тоже молчал.

Под соседней стеной закаменел Федор Иванович и только Димка отмерял шаги, как метроном туда-сюда, туда-сюда.

В машине скорой Игорь выдал остановку сердца и в течении нескольких ужасающих минут Юля смотрела, как его пытаются завести. Завели. Задышал.

И вот теперь Юля сидит под палатой, не в силах шевельнуться — кажется, едва лишь она отойдет, как случится страшное. А в голове невидимый оператор склеивает из отдельных кадров ролик:

“Возьми! Питаться нужно правильно”, — заплаканная Вика всовывает Юле в руку бутылочку йогурта и Юля берет, чтобы не спорить. Бросает на соседнее сиденье…

“О! А я как раз с завтрака не обедал!” — Игорь падает на сиденье и вытаскивает из-под зада йогурт. Отпивает полбутылки, предлагает Юле, но Юля не хочет…

“С завтрака не обедал…”

Они завтракали вместе. Юля ела все тоже самое, что и Игорь.

— Федор Иванович, — Юля поднимает голову. — Нужно срочно сделать экспертизу бутылки с йогуртом у меня в машине. Кажется, меня пытались отравить…

Мать охнула.

— Кто?! — выкрикивает Дима.

— Вика Пыженко, — безэмоционально отвечает Юля. — Я проводила расследование, по ее просьбе.

— Дима, дуй в машину, потом к экспертам! — подхватывается Федор Иванович. — Такси возьми, пусть гонит!

Юля передала Диме ключи, посмотрела на побледневшие лица родителей…

“Да, папа, да мама, не только Игорь умеет находить смертельно опасные приключения на свою голову”.

— Рассказывай, — жестко объявил Прокопенко, когда Димка убежал с ключами. — Что за Пыженко, что за расследование!

  

… Приходил в себя Игорь долго и мучительно. Какая-то больница… капельницы…

“Реанимация”, — мрачно сообразил Игорь, очухавшись окончательно.

Приходилось разок бывать. И как же это он оказался здесь на этот раз?

Игорь зашевелился и около него тут же оказался врач:

— Как себя чувствуем? — уточнил он, вглядываясь в показания каких-то приборчиков у изголовья кровати.

— Как будто по мне поезд промчался, — мрачно сказал Игорь.

— Замечательно, — сказал врач.

— Что тут замечательного?

— Что вы себя чувствуете, — сказал доктор. — У вас клиническая смерть была, дважды. Четыре дня комы.

— Попил, блядь, йогуртика, — сказал Игорь, в чьей голове тут же сошлись края пазла. — Что с Юлей?

— Спать отправили, — сказал врач. — Она двое суток тут дежурила.

— Позвоните генералу Прокопенко. Я думаю, Юлю пытались отравить.

— Высшая нервная деятельность в норме, — пробормотал доктор. — Генерал уже в курсе, не волнуйтесь. Они нам и рассказали, чем вас травили. Отдыхайте.

— Телефон мой где? — спросил Игорь.

— В реанимацию с телефонами нельзя. Я передам на пост, что вы очнулись, они позвонят и сами все выяснят.

И Игорю осталось только лежать и думать. Картина перед глазами возникала четкая и объемная — вот Юля где-то получает йогурт. Отпивает. Ей становится плохо за рулем. Авария, мертвое тело — концы в воду.

Доберется же Игорь до того, кто это сделал. Доберется и переломает все кости, чтобы до конца жизни на коляске передвигался и кровью ссал.

  

— П-понимаете, он сказал мне, что убьет меня, — заикалась в допросной девушка, изумительно похожая на дочь морского царя из старого мультика “В синем море, в белой пене”. — Мне так жалко Юлю, она мне так помогла, но он сказал, что убьет и меня и маму, а если расследование не появится в сети, то простит нам долг!..

— Покушение на убийство, — сказал Дима. — Про предварительному сговору, группой лиц. Причинение тяжкого вреда здоровью. Нападение на сотрудника полиции при исполнении. Жалко у пчелки в попке, а у тебя срок лет на пятнадцать. Пиши признание, — Дима запнулся, проглотив характеристики, которые ему хотелось дать подследственной. — Чистосердечное зачтется. О Гаджиеве не переживай, его мы тоже усадим. Пиши-пиши, лет пять простят.

— Но… я не хочу в тюрьму!

— Об этом надо было думать, когда ты давала Юле отравленный йогурт, — Дима изо всех сил старался не пускать в голос эмоции, быть, как и положено, беспристрастным…

Как же ему хотелось наорать на эту Вику. Наорать и потрясти ее за шиворот. Дима уже понял, что на преступление ее толкнула безграничная тупость — только Игорю от этого не легче! Не легче ему от того, что Вика идиотка!

Дима плюхнул перед ней лист бумаги и вывалился из допросной — подышать. Подышать, взять себя в руки и… не превышать полномочий, хотя и очень хочется.

  

— Краснопольский… его действительно стоило поставить на место, — сказал Паша. — По-моему, его изумило даже не то, как его, а то — кто его так… — добавил он спустя пару мгновений.

— Мент этот в себя еще не пришел? — мрачно спросил Олег.

“Угораздило же его потерять сознание перед Серегой!”

— Нет пока, — покачал головой Паша. — В коме.

— Блядь, — тоскливо сказал Олег.

Вот уже третий день они вовсю наслаждались обществом Птицы. Олег-то в общем был привычный — в отличие от всех остальных. Доктора Капуто Птица либо игнорировал, либо высмеивал… Да он в общем-то всех высмеивал — очень зло. Аурелио на ломанном русском вещал что-то о связи чувства юмора с агрессией. Во всяком случае он не обижался.

Олег отшучивался в ответку. А вот Паша несколько оторопел — до сей поры ему не приходилось близко общаться с Птицей. Хотя Птица был настроен к Паше спокойно, можно сказать индифферентно, Олегу показалось, Пашу изумило само это превращение. Очень эффектно, да. В том же теле — другой человек.

Сережа был где-то поблизости, но брать свое тело в свои руки попросту отказывался. Птица же… с одной стороны он не творил ничего совсем уж огненного, а с другой — Олегу хватало и того, что он творил.

Потянул их на пляж. Никогда Олег этого за Сережей не замечал, чтобы ему сильно нравилось купаться (он и плавать-то не умел), но Птица отчего-то решил, что должен научиться. Научился, чо. Сгорел как курочка-гриль, хотя Олег его в солнцезащитном креме только не замариновал.

Ну, Олег тоже переусердствовал с подколками по этому поводу. Птица бесился, а через день предложил тренировку на боккэнах (которые тоже в жизни в руках не держал). Олег не хотел, честно — только и будешь думать, как бы не навредить им. Доктор заставил.

— Птица делать гнев, — вещал он. — Если ви не помочь, он сделать плохо. Ви помочь ему — и он делать спокойствие.

И Олегу пришлось помогать Птице “делать гнев”. Пусть лучше с ним наскачется, чем бизнес-партнеров по зуму размазывает, или поджигает кого-нибудь.

  

— Серег! — громогласно ворвался к ним с утра Олег.

Птица недовольно дернул крылом, Сережа тоже не испытывал ни малейшего желания просыпаться. Та ссора словно бы вытащила из него все силы. Он все видел — как охреневает Паша, как возводит глаза к небу Олег, но не ощущал ни малейшего желания вмешаться. Краснопольского, кстати, действительно давно пора было осадить. Как быстро человек забыл, откуда они его вытащили и что он, по сути — ноль без палочки, подставное лицо…

Птица ему все очень понятно объяснил, Сережа бы так не смог. Вернее — ему бы это очень тяжело далось.

— Мент твой в себя пришел.

— И давно он стал “мой”? — насмешливо спросил Птица. — Непотопляемый говнюк…

Серега пихнул его в бок. Не стоит так говорить об Игоре. Может Птица и не помнит, что Гром спас им жизнь, а вот Сережа не собирается забывать этого.

Сережа завозился, Птиц без особого сопротивления забросил руки ему на шею, снова оказываясь за спиной.

— И как он? — спросил Сережа. Поморщился, ощутив, как жжет кожу.

— Да хер его знает, — признался Олег. — Опасности для жизни говорят нет, переводят в палату под наблюдение. Тяжко? — сочувственно спросил он, заметив, как Сережа трогает кожу на плече.

— Горю, — сказал Сережа.

— Пошли на кухню, — предложил Олег. — Я сметаны купил.

Птица молчал весь разговор, он молчал и когда Олег начал мазать их сметаной.

Нет, это не утомление, это что-то другое… Сережа сосредоточенно вспоминал, все что происходило в эти дни. Силиконовая кисточка щекотно скользила по телу, Олег сосредоточенно сопел.

“Я же правда хотел научиться плавать, — внезапно сообразил Сережа. — Почему я этого не делал?”

Даже само желание научиться плавать не осознавалось им до сегодняшнего дня. Что еще он не знает сам о себе? Кажется, Сережа окончательно заблудился в собственном сознании-подсознании. И почему на этих опасных тропах не ставят указательных знаков?

— проктолог заблудился в жопе

ни муравейников ни мхов

и как определиться с югом

и если юг найдёшь то что, — глумливо процитировал Птица.

“Откуда он только это все берет…” — подумал Сережа. Только через долгую секунду сообразив — он не говорил ничего вслух.

“Как ты понял, о чем я думаю?”

Птиц молчал.

— Ты слышишь мои мысли? — спросил Сережа.

Кисточка дрогнула, заставив дрогнуть и его — щекотно!

— Нет, — без колебаний ответил Птиц.

— Как ты понял, что я думаю об указательных знаках? — настойчиво спросил Сережа.

— Никак, — кратко ответил Птица.

Вот и поговорили.

Гаджиева отпиздили без Игоря, посадили тоже без него. Игоря никак не отпускали с больничной койки — врачи все отслеживали, не случилось ли у Игоря после комы изменений в коре головного мозга, и как себя после отравления чувствуют его внутренние органы.

— Дал же бог человеку здоровья, — услышал он о себе от медсестер. — Василий Петрович говорил — вообще выжить не должен был…

Самому Игорю Василий Петрович таких слов не говорил, но исследовал его со всех сторон. Ничего особо патологического не обнаружил, посоветовал попить "Гептор" для защиты печени, и не употреблять алкоголя ближайшие несколько месяцев.

В больничном парке одуряюще цвела сирень. Неожиданно у Игоря наладились отношения с тещей и тестем, от “доченька, что это?!” перейдя к стадии “это наш любимый зять”.

Дело Довженко тоже уладилось без Игоря — Разумовский дозвонился до Димы и вытребовал контакты у него. Самому Довженко этот деятель наплел про несуществующий благотворительный фонд "Нежность", почетным членом которого является Игорь (!) и сообщил, что Гром обо всем договорился.

Семья Довженко приходила к Игорю в больницу в полном составе — с годовалым мальчишкой и девятимесячным пузом — благодарить. При этом Марина Довженко внезапно рухнула на колени и попыталась целовать Игорю руки, так что ему пришлось уползать вместе с капельницей на подоконник. От облегчения у женщины случилась натуральная истерика — и, пока медперсонал пытался её успокоить, внезапно отошли воды. Из палаты ее увезли прямо в роддом. Довженко уведомил смс-кой — второго сына они назвали Игорем.

Приятно, что уж.

Навестила Игоря и Валентина Степановна со своими близняшками. Те, прехитро улыбаясь, отдали Игорю телефон и пообещали никому ничего не говорить.

Видели Разумовского, Игорь понял. Он ведь с ним разговаривал перед падением… тот всех на уши и поставил. Один-один, так сказать.

— Игорек, я же не железный, — заходил к нему Прокопенко. — Что ж ты вытворяешь! Выпишешься — буду ругать подробно.

Дима пришел вместе со Светой. Милая девочка… и Димке подходит, у них выражение глаз похожее.

— Игорь, можно я у тебя кибер-Игоря одолжу? — попросил он. — Мы со Светой волонтерим.

— Я состою в спасательном отряде “Восход”, — пояснила Света. — Дима недавно рассказал мне про вашу милицейскую программу…

— Поговорю, — пообещал Игорь. — Пусть поставит.

И поговорил.

  

— Ноутбук опять на авито брать будете? — с каким-то непонятным выражением лица спросил его Разумовский. — Такой… с двумя гигами оперативки и хард-диском? Игорь, тебе самому не надоело по десять минут ждать результата? Давай я тебе нормальное железо передам, а этот… раритет ты волонтерам отдашь?

— Лучше волонтерам новый подгони, — буркнул Игорь. Со своими ноутбуками он и без Сережи разберется, Игорь ему ремонт-то до сих пор простить не может.

— Хорошо, — кивнул Разумовский. — Объяснишь им, как работать в программе?

Игорь кивнул. Потом спохватился:

— Не вздумай прислать курьера ко мне на работу!

Да, Игоря наконец-то выписывали, чего он ждал с неописуемыми чувствами.

Пройтись по Питерским улицам, дать в морду какому-нибудь злыдню… Как ему этого не хватало!

  

— Слушай, а говорили нет тибя, умер ты савсем! — развел руками Игнат.

— Не дождешься, — сообщил Игорь. — А у вас ничего тут… чистенько стало, асфальт я гляжу, положили… самое то на машинке прокатиться, да?

— Игорь, не знаю я их, не из наших, да! Цыгане-шмыгане, залетные, откуда мне за них знать?

Игорь потянулся вперед, готовясь взять Игната за ворот, Игнат подался назад:

— Думаешь, я тибя обманываю? Зачем мне это надо? Какие угонщики, пропал район, камеры повэсили!

— Здесь — камеры? — не поверил Игорь.

— Э-э, да ты у завода не был? Висят камеры и такие злые собачины ходят! — Игнат развел руками, видимо показывая размеры собачин. — И сытые, слушай, не прикормить!

— Мусор охраняют? — хмыкнул Игорь.

— Плитка там, — раскололся Игнат. — Харошая, из пластиковых бутылок делают. Ну кто-то и взял, камазик-другой, туда-сюда… Камер наставили — на ограду, на дорогу, какие машины, слушай…

Игорь задумчиво хмыкнул. Вот умеют же некоторые делать добро из говна!

Цыгане значит, залетные… Ну-ну. Значит, поговорим, для начала, с местными…

  

— Давай руки, — сказала Юля. — К приличным людям идешь.

Игорь протянул ей свои ладони с едва поджившими костяшками пальцев и Юля попыталась сделать из него приличного человека — водила по костяшкам пудровкой с тональным кремом. Коснулась мягкой губкой ссадины у Игоря на виске и он, не выдержав, поцеловал ее в запястье — и конечно, именно этот момент Дима выбрал, чтобы ввалиться в комнату. Ойкнул и вылетел обратно.

Юля хихикнула, Игорь поудобнее перехватил коробку с ноутбуком… Офис у волонтеров был на Лиговке. Небольшая светлая комната со скрипучим паркетом и несколькими столами, деревянные окошки, карта Питера на всю стену…

— Сюда, — предложил им улыбчивый парень, отодвигая с края стола какие-то конверты. — Я Дима.

Игорь раскрыл коробку, вытащил ноут, включил, раскрыл…

— Кого сегодня ищем? — привычно спросил кибер-Игорь.

Волонтеры заулыбались.

— Фотографию какую-нибудь дайте, я покажу… Игорь, контакты потерпевшего! — привычно брякнул Игорь.

— Кхм, — сказал парень, сбросивший Игорю свою фотку.

— Иначе он обзываться будет, — пояснил Гром. — Если не потерпевший — то преступник. Ну он и назовет… как я обычно называю…

Девушка рядом со Светой хихикнула в ладошку.

— Можно на код взглянуть? — попросил Дмитрий. — Я программист.

И прежде чем Игорь успел что-либо ответить, Дима-программист нажал на какие-то клавиши.

— Не делай больше так, — с угрозой сказал кибер-Игорь.

— Забавно, — сказал Дмитрий и защелкал мышкой.

— Ты сам нарвался, — грубо объявил кибер-Игорь и на экран вдруг вылетела фотография Димы-программиста, приставляющего к голове бутылки, как рога. Следующая — он же, раскрасневшийся, за столом. Еще одна — Дмитрий тискает какую-то барышню на вечеринке…

— Это кто такая? — вдруг неожиданно грозно спросила девушка стоящая рядом с изумленной Светой.

— Да это… еще в институте было! — ответил Дмитрий, лихорадочно бьющий по клавиатуре. — Почему контральтдел не работает?

— А если ты меня выключишь, — зловеще сказал кибер-Игорь. — Эти фотографии будут отправлены всем твоим друзьям.

Дима-программист с тапком на голове. Плящущий в трусах на пляже. С двумя девушками на коленях…

— Ты же говорил, что вы не встречались!— возмутилась девушка.

Дмитрий с размаха захлопнул крышку ноута.

— Да я с ней не встречался! Тусили вместе, еще в институте… мужик, как это остановить?

— Ща уточню, — пообещал Игорь, вынимая из кармана смартфон.

Нажал голосовой вызов — вряд ли кто-то здесь опознает Разумовского по голосу.

  

Трубку снял Волков.

— Сережа тонет… — флегматично сказал он на вопрос Игоря. — А что случилось?

— В смысле — тонет? — не понял Игорь.

— Плавать пытается, — все так же флегматично поведал Олег. — А что тебе надобно, старче?

— Тут один горе-программер полез в кибер-Игоря и был заплеван компроматом, — пояснил Игорь. — Остановить это как-то можно?

Волков принялся жизнерадостно ржать, на заднем плане прорезался голос Разумовского…

— Код… компроматом, — гулко пояснил Волков.

Голос Сергея прояснился.

— Полез в код? — спросил он в трубку. — И как, ему понравилось?

В голосе Разумовского звучала угрожающая насмешка.

— Да нет, не слишком, — осторожно сказал Игорь, прекрасно помня, кому из Разумовских свойственны такие интонации. — Остановить это можно?

— Подумай, Игорек, — глумливо сказал Птица. — Ты же умный.

Игорь тяжело вздохнул:

— Считай, что я признал твое интеллектуальное превосходство — остановить это как?!

— Просто скажи ему “Игорь остановись”.

Вот этот сосредоточенный тон явно принадлежал первому Сереже.

— А программисту этому, передай пожалуйста, пусть сам напишет код и тогда копается в нем сколько заблагорассудится, — в голосе Разумовского сквозило раздражение.

— Ты чего так взвился? — заинтересовался Игорь.

— Интеллектуальную собственность у нас за собственность не считают, я заметил, — тон Разумовского стал еще холоднее.

— ...юности… спиздили!.. — прояснил ситуацию голос Волкова откуда-то сбоку. — Серый, пошли я тебя утоплю, ну их нафиг!

— Пока, — попрощался Разумовский.

Игорь сунул замолчавшую трубку в карман, открыл двойника и рявкнул:

— Игорь, остановись!

Фотографии замигали и пропали с экрана. На Игоря смотрел знакомый раздавленный зонтик цикуты.

Игорь погрозил Диме-программисту пальцем:

— Больше так не делай.

Судя по его лицу — больше он и не собирался.

  

— Все-таки у него с головой не в порядке, — открыл Америку Димка, прощаясь с Игорем на пороге офиса.

— У кого? — заинтересовалась Света.

— У парня, который программу писал, — ответил ей Игорь и спешно распрощался.

Прокопенко разглядывал Игоря со всей мировой скорбью в глазах. Игорь прокрутил в голове, чем и когда он мог провиниться, но что-то ничего не вспоминалось. Вроде бы делал все как обычно и может быть заслужил увольнение-другое, но такого скорбного взгляда не заслужил точно!

— На тебя запрос пришел, Игорек, — тяжело вздохнул Иваныч. — Международный. Я уж им все твои характеристики предоставил — не помогло. Очень тебя хотят видеть в солнечной Италии.

— Ух ты, — сказал Игорь. — А зачем?

— Ловить террористов, — еще тяжелее вздохнул Прокопенко.

— А давайте, — кивнул Игорь.

Федор Иванович погрозил ему пальцем — сперва одним, а потом вторым.

— Я же, если что, тебя там не прикрою! А я тебя знаю — влипнешь… и международное лицо страны уронишь!

— Тогда давайте, я не поеду, — предложил Игорь.

— Нельзя! — сказал Прокопенко. — Едь, но… веди себя прилично. Помни, меня там нет, прикрыть твои безобразия некому — за все сам отвечать будешь!

Игорь пожал плечами — это его никогда не пугало.

  

Визу по приглашению оформили быстро. Во всяком случае, Игорю. Юля должна была задержаться — ей пришлось получать визу обычным порядком.

Работа работой, но не такой уж Игорь и дурак, чтобы не погулять с Юлей по Италии.

В аэропорту Линате его встретили старые знакомые — Падло, залечивший выбитый зуб и снова сияющий задорной улыбкой, и смурной Сортири.

Но на этот раз у Сортири была причина для грусти. Вот уже второй месяц полиция и спецслужбы ловили некую группировку, сложное арабское название которой ум Игоря трансформировал в короткое “Ай, насрали”. Аль Нассру… нассри… Игорь решил называть их просто террористами, чтобы не ронять международное лицо страны.

— Чего они добиваются? — спросил Игорь у Падло.

— Они делают Тжикат, Игор, — пояснил Падло. — Это фанатизм.

— Кто-то же их поддерживает, — сказал Игорь. — Взрывчатку они где берут? Деньги?

— Это дело AISI, — вмешался Сортири. — Ми делат поизк взривчатки только.

С материалами расследования Игорь познакомился на следующий день — остаток первого весь ушел на акклиматизацию. Его прокатили на местном метро, объяснили как он будет добираться от апартаментов до департамента и где можно купить продукты. Жилье принимающая сторона Игорю обеспечила, а вот с едой ему предстояло разбираться самостоятельно.

Честно сказать, Милан Игорю не слишком понравился. Как-то поинтереснее он представлял себе ту Италию — почему-то мерещились ему белые домики с красной крышей, сбегающие к синему морю… Нет, Игорь в курсе, что в Милане моря нет, но и белых домиков тоже не завезли. Обычный серый город.

Апартаменты оказались чем-то вроде коммуналки с общими удобствами и отдельными комнатами. В соседи Игорю достались двое немцев, немка, украинский преподаватель истории и соотечественница, занимающаяся закупкой модной одежды для своего магазина. Не вмещаясь в ее комнату, черные полиэтиленовые тюки загромождали коридор. Историка разрывало от возмущения и он попытался взять Игоря в союзники, чтобы возмущаться вместе. Но прогадал — Игорю было плевать на те тюки. Лучше бы с немцами договорился…

В апартаментах была небольшая кухонька, но народ не то чтобы готовил — в холодильнике с аккуратно подписанными полочками стояли, в основном, йогурты, молоко и яйца.

Йогурта Игорь последнее время не выносил. Анатолий Михайлович подсказал Игорю ближайший супермаркет, так что Игорь тоже обзавелся яйцами, молоком и взбитыми сливками.

С утра Игорь катился в департамент на желтом миланском трамвайчике и с любопытством разглядывал в окошко город. Странное ощущение — работать в другой стране. И все-таки, почему именно он? Людей к такой работе специально готовят. Для начала — английский, который Игорь хоть и понимает, но говорит — с трудом. Неужели интуристов так впечатлило, как он бил Романова мордой о столешницу?

Трамвайчик наконец дотрюхал до департамента. Показав на входе временное удостоверение, Игорь прошел внутрь, в блаженную кондиционерную прохладу, и, поплутав некоторое время по зданию, выстроенному этакой раковинкой-лабиринтом, наконец нашел нужный кабинет. Для него уже подготовили место и распечатки — Игорю предстояло ознакомиться с делом.

Знакомился с ним он весь день, время от времени прибегая к помощи словаря. Картина складывалась… странноватая. “Ай насралли” очень старательно пытались что-нибудь взорвать, но делали это как-то очень нелепо, скорее обозначая угрозу. Во всяком случае, Игорь ощутил это так.

Сперва грузовик со взрывчаткой около оперного театра “Ла Скала” — был задержан благодаря анонимному звонку. Полиция отработала этот след — владелец номера упорно утверждал, что телефон у него украли и Игорь подозревал, что парень не врал. Дочитывать этот протокол до конца Игорь не стал, принявшись продираться сквозь дело дальше. Операция по задержанию грузовика… Террористы взяты живьем — не сработал детонатор.

Второй грузовик со взрывчаткой попал в аварию на пересечении Виа Мазарини и Виа Албрицци (Игорь понадеялся, что правильно прочитал эти названия). Эти клоуны… ехали непристегнутыми и повстречались бошками с лобовухой.

Клоуны, по-другому и назвать их было нельзя. Но кто-то же спонсировал весь этот цирк… Зачем?

Игорь понял, что ему срочно нужно узнать, как освещала это все здешняя пресса. Да, он опять лезет не в свое дело, это забота местной безопасности, но Игорь не хочет участвовать в представлении… а это все чертовски похоже на какую-то буффонаду.

Самым серьезным был последний случай — террористы вскрыли школьный подвал и заложили взрывчатку под здание. Серьезно пострадали коммуникации и был ранен не вовремя спустившийся в подвал сантехник.

“Или они такие идиоты, что не могут даже правильно рассчитать количество взрывчатки, — думал Игорь, — или моя паранойя права и на самом деле все тут просчитано…”

Протоколы допросов рождали у Игоря сомнения в собственной паранойе. Все выглядело так, будто эти парни — просто идиоты.

Возраст примерно один, у всех четверых. Восемнадцать-девятнадцать. Все родились на территории Евросоюза (не в Италии), но вращались в собственной этнической среде. Плохо говорят по-английски. Юношеское желание подвига, изменения мира… всех их завербовали через соцсети, через группы определенной направленности. С-свобода слова, мать ее…

Ах да, все они не планировали умирать. Подрыв должен был осуществляться дистанционно, но в первом случае, юный боец, увидев спецназ, запаниковал и с воплем “живым не дамся!” нажал на взрыватель… и отхватил по морде от водителя грузовика.

Указания террористы получали дистанционно, не зная своего начальства. Но в школе полиции удалось найти свидетелей — дети видели, как в подвал носили ящики “какие-то мигранты”, руководил которыми человек арабской внешности со шрамом на пол-лица, от скулы к носу.

Этот протокол Игорь читал с особенным интересом. Человек со шрамом… Начальство? Так почему все-таки не взлетела школа? Они жопоруки или это был хитрый план?

Фоторобот человека со шрамом составили и оповестили население по телевидению. Пока звонили одни только местные сумасшедшие — но полиция каждый раз дергалась на сигналы. Вот и сегодня и Падло и Сортири были на вызове…

И все-таки, почему именно Игорь? Сказать по-честному, он никогда не участвовал в контртеррористических операциях…

"Надо побеседовать с задержанными",— подумал он.

Допрос был проведен как следует, но ни один текст не отразит человека полностью. Как они держали себя, как щурились, как кашляли, как моргали? Это бы сказало Игорю больше, чем слова протокола.

  

Вернувшийся Сортири выглядел, будто лимон сжевал. Падло улыбался, но как-то жалковато.

— Пузто, — сказал Сортири.

Да Игорь по их лицам уже видел, что зря прокатались. И понимания к его желанию побеседовать с заключенными никто не проявил.

— Зачем? — спросил Сортири. — Ест протокол.

И Игорь, используя свои познания в английском, цензурный русский и размашистые жесты, поведал о своих подозрениях. Весь отдел смотрел на Игоря большими круглыми глазами.

— Игор, я понимать, ви привикли к большим делам… — осторожно сказал Падло. — Но ми искать взривчатку и человека со шрамом. Все другое дело AISI…

Игорь подумал, что в России не оставил бы этого так. Но здесь его маневр ограничивает незнание реалий и языка… Хотите взрывчатку и мужика? Будет вам мужик со взрывчаткой.

Вечером Игорь гонял фоторобот через кибер-двойника, без особой, честно сказать, надежды, просто по привычке.

И неожиданно поимел сокрушительный успех — мужик с характерным шрамом сидел в парикмахерском кресле позади девчонки с радужными волосами. Девчонка улыбалась и держала пальцы галочкой… Игорь вывел поиск на это фото и вскоре оказался в чьем-то инстаграмме.

"Ti piace il mio nuovo taglio di capelli?" — было написано под фото.

Милая девушка явно ни от кого не скрывалась — во всех фото была проставлена геолокация… "Мое ж ты солнышко!"

Падло трубку взял, но был, падла, пьян. Ну что за человек!

Сортири попросту не отвечал. Да, Игорь понимает — вечер, и все такое… Только сейчас каждый час на счету. Кто может быть уверен, что террористы не готовят новую операцию? Вот Игорь был уверен совершенно в обратном! Сейчас восемь. В девять он будет в департаменте и доколебется до дежурной группы, придав их существованию осмысленности… Игорь подхватил ноутбук и вылетел в коридор, напевая:

— Не думай о секундах свысока. Наступит время, сам поймешь, наверное, свистят они, как пули у виска, мгновения, мгновения, мгновения…

Едва не сбил Анатолия Михайловича и выскочил в душный и влажный миланский вечер.

  

Дежурная группа английский знала на троечку. Итальянский Игорь знал на нолик — а потому, общение начал с того, что открыл ноутбук и тыкнул сперва в мужика со шрамом, а затем — в геолокацию.

Поднялась суета. Дежурные что-то бурно между собой обсуждали и куда-то звонили — еще бы Игорь понимал, о чем они говорят. Затем группа уселась в машину и Игорь, не спрашивая, втиснулся туда же. А что дома-то делать? Юля еще не прилетела.

Улица была самая обычная. Жилые дома, чьи первые этажи занимали магазины и кафешки, круглое низенькое здание торгового центра. Почти все магазинчики уже были закрыты, не работала и парикмахерская.

Машина подлетела к торговому центру. Игорь услышал вой сирен — в проулок влетели еще несколько машин, забубнил громкоговоритель… По-итальянски, разумеется. И разумеется, никто Игорю ничего не переводил. Он сам все понял — полицейские разумно предположили, что стричься человек пойдет там, где он бывает довольно часто. Так обычно и выходит, сам Игорь стригся около дома, или около работы, не бывало такого, чтобы во время погони за подозреваемым Игорь решал: "А не подстричься ли мне? " и сворачивал в парикмахерскую… С другой стороны, у некоторых выходит заскочить на стрижку между других дел… Игорь смотрел, как им открывают какой-то склад, как полицейские сбивают замки с подвалов и думал, что если здесь ничего не найдут, то его, наверное, придушат.

И он отправился на склад следом за дежурной группой.

Здесь лежали запасы продуктов. Полицейские вскрывали гвоздодерами ящики, развязывали мешки, подозрительно разглядывали бутылки с газировкой…

Игорь стоял и думал. Итак, представим себе, что он — террорист, под видом продуктового склада, устроивший склад взрывчатки.

Внешне все прекрасно — грузовики приезжают и уезжают, не вызывая ни у кого подозрений… Нет, сильно, капитально прятать Игорь бы не стал, так, убрал бы в ящики от случайного глаза… Но в ящиках только консервы, значит что-то Игорь не учел. Либо этот склад — совершенно честный склад, либо в уравнении не хватает какой-то переменной. Что может угрожать ящикам, помимо случайного взгляда? Воришки. Вероятность мала, но если бы Игорь хотел подстраховаться… он бы замаскировал взрывчатку чем-то дешевым, и сделал бы упаковку максимально неудобной к переноске, как вон те мешки… Что в них?

Игорь подошел к одному из здоровенных мешков и растянул узел. Копнул — и набрал полную ладонь сушеного гороха.

Изобразил кистью буравчик. Кругом был один только горох, горох, морщинистый, шершавый, колкий горох… пробурившись по локоть, Игорь признал поражение и перешел к следующему мешку.

Фасоль. Гладкая, шелковистая, приятная… Игорь успел уйти в нее по запястье, когда пальцы коснулись шершавого прохладного металла.

«Ух ты», — подумал Игорь. Судьба часто заносила его в нужное время в нужное место — и это был один из тех самых случаев.

— Bomb is there, — сказал он громко. И разодрал мешковину. Фасоль, красными таракашками побежала наружу, обнажая тубу цвета хаки…

— Go out! — крикнул ему капрал. Игорь, не испытывая далее судьбы, отступил. Потом они долго ждали снаружи саперов (Игорю на этот раз хотя бы объяснили, чего они ждут), пока из близлежащих домов выводили людей. Откуда-то появилось телевидение… интересно что террористы будут делать теперь?

Временные коллеги очень хотели с Игорем пообщаться. Если Игорь правильно понял, что они хотели сказать, это звучало так:

— Грозно! Грозно! Ты словно знал, что их склад здесь. Как ты его нашел? Я думаю, нам полезно будет узнать о российских методах исследования.

— Вы решили обыскать склад, — напомнил Игорь. Ну и заварил же Разумовский кашу со своей программой! Методы поиска по изображениям существовали давно, как и поиск по соцсетям — но то, что у кибер-Игоря занимало от десяти минут, до получаса, у следователей отнимало дни и недели жизни. Игорь с ужасом почувствовал — недалек тот час, когда сбудется Юлино предсказание и собственная рожа будет глядеть на Игоря с каждого монитора в департаменте…

  

Сортири с утра пораньше смотрел на Игоря, как на врага народа. Игорь спросил его, что не так и Сортири буркнул, что он не выспался.

«Да ну, — подумал Игорь. — Ты ж, гад всю ночь дрых, пока мы тут развлекались…»

Игорь сумел подремать только несколько часов, уговорив пустить его в камеру для задержанных. Сейчас он упорно пытался вникнуть в процесс поиска, обсуждение которого велось полностью по-итальянски. Иногда собеседники Игоря переходили на плохой английский, но было более чем очевидно — для того, чтобы полноценно работать здесь, надо знать язык. Больше, нахрен, никаких Италий!..

Пока Игорю удалось выцепить, что полиция этой же ночью сцапала за задницу парня, арендовавшего склад. Им оказался какой-то мигрант, вполне европейского вида, гражданин Франции. Сейчас его допрашивало пресловутое AISI. Без особого успеха.

Без Федора Ивановича за спиной оказалось тяжело. Прокопенко умел сделать так, что Игорь спрашивал кого хотел и изучал любые вещдоки, а местные только бошками мотают — не положено, да не положено. А что положено-то? А… проверять уличные камеры, в окрестностях склада, пытаясь отследить, упыря со шрамом? Отличное занятие. Медитативное.

Падло сверкал улыбкой, словно и не бухал вчера. Вот как у человека так получается? Игорь отловил его со словами «иди сюда» и посадил думать.

— Вот представь себе, Сальваторе, что мы — террористы, — начал Игорь.

Падло безмолвно внимал.

— Наш склад взрывчатки раскрыт, наш человек — в руках полиции. Что мы будем делать?

— Этто бил один склад? — уточнил Падло. — Я би не стал делать один склад. Что знать наш человек? Это важни.

— Вот! — сказал Игорь. — Что знает этот человек? Что он может знать? Что бы мы ему доверили?

— Ничего важни, — немедленно ответил Падло. — Если полициа наидет склад, то полициа наидет человека. Ничего важни, но знает лицо других террористо…

— Знает лицо низших исполнителей, — дополнил Игорь. — И вот-вот их выдаст. Что бы мы с тобой сделали, друг Сальваторе, на месте главных террористов?

Падло побледнел. Он понял.

— Они деиствовать без логики, — забормотал он. — Опера, школа… они могут ударить везде!

— Именно, — сказал Игорь мрачно. — Проверяйте все склады, все мешки с крупой, вот что я скажу. И молитесь, что успеете найти их раньше.

Падло схватился за голову и унесся куда-то. Игорь остался думать.

А почему, собственно они действуют только в одном городе, не пытаясь завести взрывчатку… да хоть в Рим? Напрашивалось два вывода.

Либо — в Риме слишком хорошо проверяют.

Либо — взрывчатку производят где-то невдалеке от Милана. Или… завозят. Хозяин склада — этнический француз. Все остальные — арабы, один из Франции, двое из Германии. Сделаем смелое предположение, эти милые тубы цвета хаки завозят откуда-то.

И Игорь отправился к экспертам, где узнал, что глубоко неправ — взрывчатка была самодельная.

Тринитротолуол, полученный из толуола обыкновенного. Эксперты владели английским хорошо и довольно подробно объяснили Игорю, что толуол входит в состав многих растворителей, а для получения тола используется серная и азотная кислота… Этот след, сказали они, уже разрабатывается. Опрашивают производителей и экспортеров химических веществ…

Игорь, к сожалению, представлял, сколько времени это займет — попытка вычислить черную овцу среди совершенно нормальных фирм. Как бы ни хотелось ему найти изящное решение, позволяющее с гарантией выловить террористов на свой крючок, следовало признать, что самое лучшее здесь — профилактика. Пусть жильцы домов проверяют свои подвалы, пусть директора школ поглядят, что творится под школами, пусть полиция проверяет грузовики на дорогах, а транспортная полиция — отслеживает пассажиров с баулами… Это выиграет им время. Время, за которое следователи перелопатят подозрительные фирмы и найдут лабораторию. Время, за которое AISI выяснит, кто стоит за этой всей дрянью. И если Игорю придется побегать при этом лишние километры по мерзко-влажной итальянской жаре — он не в обиде.

  

И побегать таки пришлось. Пока Падло и Сортири проверяли подозрительных мигрантов, Игорь, в силу плохого владения устным английским, был направлен проверять подозрительные склады. Занятие необходимое, но до чего же нудное! Но, когда зацепок нет, приходится чесать вот так. Игорь знал, что рано или поздно в сети попадется рыбка… Да она уже попадалась, но все не то. Со свойственным ему везением, Игорь уже поучаствовал в драке с охранниками подпольной порностудии и скрутил хозяина склада нелицензированного алкоголя.

Много возни было и с освобожденными работницами порностудии. В основном это были девушки из стран восточной Европы, меньше половины которых могли сказать по-английски что-то отличное от «май нейм из Жанна».

А сегодня у Игоря было чувство, что они непременно что-то найдут. С утра свербела под ложечкой какая-то иголочка — поэтому утреннюю разминку Игорь сделал особенно тщательно.

Ну бля… можно сказать — нашли.

Совершенно случайным образом полицейская машина, в которой ехал Игорь, оказалась на месте захвата заложников второй.

Рация взорвалась воплями и машина резко сменила курс, ворвалась на боковую улицу, с визгом сирен промчалась по встречке — и все это время Игорь пытался узнать, что происходит.

Из первоначального лопотания коллег Игорь сумел вычленить всего несколько фраз:

«шрам», «Макдональдс», «оружие» и «AISI». Он стал уточнять. Примерная картина рисовалась следующая — местная охранка сумела-таки выйти на гнездо террористов, но те успели захватить заложников.

А затем полиция, с визгом тормозов, вылетела на парковку перед пустым «Макдональдсом». Путь преграждала глянцевая черная машина с парнями в штатском — и те тут же начали командовать. Полицейские шустро разбежались в стороны с желтыми пластиковыми лентами — кроме Игоря, который, как всегда ничо не понял.

Один из парней в штатском обратился к Игорю с очередной итальянской тарабарщиной.

— Где люди? — спросил Игорь по-английски.

— Кто ты такой? — вежливо поинтересовался безопасник на том же языке.

— Полицейский из России по обмену, — объяснил Игорь.

— Почему ты не в форме?

— Я не люблю форму, — сказал Игорь, вытягивая шею. Он наконец увидел микроавтобус с задернутыми шторками и женщину с беременным животом, неподвижно замершую на выходе. Совершенно мирная, казалось бы картина — если бы не выражение животного ужаса на лице женщины.

С воем сирен подлетела еще одна машина, и еще… Парень в штатском, потеряв к Игорю интерес, начал командовать, расставляя машины вокруг парковки, за свежепротянутой лентой ограждения столпились самые тупые зрители. Один из полицейских обернулся к толпе и сказал в громкоговоритель фразу, которую Игорь понял безо всякого перевода.

«Валите, дебилы!» — подумал Игорь, все так же продолжая разглядывать микроавтобус.

— Сколько их? — пристал он к парню в штатском, но тот только отмахнулся.

Тогда Игорь нацелился на одного из полицейских.

— Почему не идут переговоры? — спросил он.

Полицейский, помогая себе размашистыми жестами, пояснил, что люди для переговоров еще не подъехали — стоят в пробке.

Твою мать, пять полицейских машин, а люди для переговоров еще не подъехали! Игорь подошел к своему знакомцу в штатском и привлек его внимание очень надежным способом — схватил его за ворот. Без членовредительства — просто схватил за ворот и вежливо спросил прямо в лицо (Игорь не знал английских ругательств, а потому был очень вежлив):

— Чего ты ждешь? Пока она родит? Ты видишь — ей плохо!

— Мы ждем людей для переговоров, — не менее вежливо ответил итальянец, не делая попыток убрать руки Игоря от своей шеи. — Мы не умеем.

— Сейчас я покажу вам, как это делается, — пообещал Игорь. И, ловко скользнул между машин. Вслед ему что-то заорали — Игорь не стал вслушиваться в слова.

«По мне не начнут стрелять, но не подпустят близко, — думал он. — Они ждут человека, чтобы выставить ему свои условия… А я выставлю им свои».

  

— Stop! — донесся до Игоря жесткий мужской голос, когда до микроавтобуса осталось три метра. — Chi sei?

— What? — переспросил Игорь.

— Who are you?

— I am Russian ment, — пояснил Игорь. — Exchange Russian ment.

— Who? — не понял голос.

— Russian policeman, — поправился Игорь. — For exchange.

А затем Игорь задал голосу провокационный вопрос.

— Как называется воин Аллаха, который прячется за спиной женщины? — спросил он по-английски. — Я думаю, он зовется…

Игорь хотел сказать «шакал», но он не знал этого слова. Слово «трус» он вдруг забыл, поэтому решил сказать «гондон».

— Preserves, — сказал он — You are preserves. If you don’t cowards, — Игорь наконец вспомнил, как будет «трус», — you let her go. Give me, if you man.

Террористы замолкли. Женщина смотрела Игорю в лицо с отчаянной надеждой.

Затем террористы начали бурно обсуждать предложение Игоря на каком-то восточном языке и он понял — их трое. Двое, судя по голосу, молоды, практически подростки.

«С этими будет справиться несложно», — подумал Игорь.

Опасение ему внушал голос мужчины постарше. Именно он вел переговоры и именно он заговорил с Игорем после обсуждения:

— На тебе может быть маячок, на тебе может быть оружие, — сказал он уже по-английски. — Мы возьмем тебя вместо женщины, если ты снимешь всю одежду и мы увидим, что ты пуст.

«Да легко», — подумал Игорь, спиной ощущая взгляды зевак и полицейских.

И стянул через голову рубаху. Сбросил кроссовки. Взялся за ширинку — и спустил штаны, чувствуя, как проваливает международное лицо страны в то место, которым он повернут к зрителям.

— Я пуст, — сказал по-английски Игорь, поднимая руки. — Видите? Я могу идти?

— Да, — отозвался старший и Игорю примерещилось что он недоволен.

Игорь пошел… Ему дали добраться до микроавтобуса. В дверях он протиснулся мимо женщины — и уперся обнаженной грудью в обнаженный ствол.

Женщина, закрытая его спиной немедленно бросилась бежать — Игорь слышал стук ее кроссовок по асфальту и частое дыхание.

Человек со шрамом сидел у самой двери, он контролировал стоящую женщину и сидящего на водительском сидении мужчину стволом своего автомата. Один из молодых забрался в глубину, к задним окнам, второй сидел посередине, оба они обернулись посмотреть на Игоря и оба пробежали взглядами по его шрамам. Игорь понял — они наблюдают в щели занавесок, не подбирается ли к ним спецназ… Полиция допросит беременную и узнает об этом.

— Где другие переговорщики? — резко спросил на языке Шекспира старший террорист.

— Едут, — спокойно сказал Игорь.

— Вы не вместе? — нахмурился Шрам.

— Я русский полицейский, — еще раз объяснил Игорь. — Я отдельно. Не мог оставить женщину.

Молодые переглянулись.

— Ты просто шел здесь и решил заменить ее? — недоверчиво спросил ближний. — Сумасшедшие русские!

Игорь пожал плечами. Он не чувствовал, что сможет объяснить лучше и не испытывал желания это делать.

Шрам показал Игорю, куда он должен сесть — в самый конец салона, недалеко от одного из террористов. Скомандовал что-то — и на прошедшего Игоря тут же уставился автомат молодого.

Игорь даже и не дергался. Сейчас они настороже, будут ловить любое его движение…

По-хорошему, ему бы и вообще не дергаться. Это задание для спецназа. Игорь сделал то, что зависит от него — вытащил беременную. А вообще — он будет действовать по обстановке. До приезда переговорщиков она вряд ли изменится, так что пока можно расслабиться.

В машине было душно и сидеть голым, было, пожалуй, даже приятно. Игорь прислонился плечом к занавеске и откинул голову на подголовник, приготовившись ждать. Вчера он до ночи гонял по складам, сегодня подорвался с раннего утра…

… В процессе ожидания, Игорь незаметно начал похрапывать. Террористы не стали его будить.

___________________________________________________________________________

Игорь попался на ловушку схожего звучания и назвал террористов не гондонами, а консервами. Не ты первый пал в эту бездну, Игорь…

  

"Щенки, — думал Азам. — Молокососы, повелись на "если вы мужчины… "

Раньше Азам бы надавил на них, рявкнул и заставил бы сделать по-своему. Но последние провалы сделали Али и Алима упрямыми и своевольными. Азам чувствовал, что потерял авторитет — щенки осмелились на него гавкнуть! И не время надевать на них ошейник — если они взбунтуются сейчас, все будет конечно.

"Химик, сын шакала, — со злостью подумал Азам. — Из-за тебя все… "

Химик уже пил гнойную воду в Джаханнам, а Азаму теперь искать, как выбраться. Добраться до моря, потребовать катер — было бы лучшим, но Азам был достаточно опытен, чтобы понимать — именно там их и будет ждать снайпер…

"До последнего не сообщать, в какой порт мы едем, — решил Азам. — В порту, при попытке тянуть время, пообещать убить одного из заложников".

Взгляд Азама снова притянул голый русский. Сменяли беременную курицу на матерого бульдога! Того и гляди, укусит.

Русский, демонстрируя феноменальное самообладание, мирно спал, но Азама это не успокоило. Он успел повоевать — с русскими в том числе и хуже врагов было не найти. Упорные и бесстрашные, а самое неприятное — слишком изобретательные. Словно сам шайтан им на ухо шепчет!

"Но голому, против трех автоматов, ему нечего ответить!"

  

Короче, переговоры Игорь проспал и ни одна сука его не разбудила. Проснулся он, едва не свалившись с сидения на крутом повороте и некоторое время не мог сообразить, почему он голый и что это за мужики с автоматами. Потом вспомнил.

"А куда это мы поехали?" — заинтересованно подумал Игорь. Спрашивать террористов он не стал, предпочтя выглянуть в щелку занавесок. Городская улица, совершенно пустая. "Машины разогнали", — догадался Игорь. Что-то он не понимает. Где спецназ, где все? Вы просто так берете и отпускаете террористов?!

"Что я могу сделать, — задумался Игорь. — Думай, думай, думай… "

  

Ближний террорист — мальчишка! — таращится вперед, дуло автомата смотрит не на Игоря, а в окно, Игорь выдергивает автомат из рук, прошивает очередью всю машину… вместе с водителем.

  

Шрам смотрит вперед, на дорогу, автомат у него под рукой, упирается дулом в спинку водительского сидения. Игорь длинным прыжком покрывает расстояние до террориста, напрыгивает со спины… Один из мальчишек, с перепугу, прошивает очередью и Игоря и Шрама и водителя.

  

Игорь выдергивает автомат из рук ближнего террориста и дает ему прикладом по тыкве. Второй начинает разворачивать бошку от окна, и тоже получает прикладом. Успевший повернуться Шрам стреляет в Игоря.

  

Надо отвлечь молодых, отключить старшего и только тогда вырубить оставшихся. Как это сделать, когда под рукой у тебя — только собственный хер? Да не вопрос.

Игорь смачно потянулся:

— Бойз, — сказал он. — Гив ми э ботл, плиз. Ай вонт пи-пи.

Прокопенко позвонил Игорю под ночь и принялся рыдать в трубку:

— Игорек! — воскликнул он между раскатами смеха. — Что ж ты творишь?

А дальше Федор Иванович захохотал так, что Игорь даже перепугался, как бы ему плохо не стало. Прокопенко заходился в смехе, иногда начиная орать: "Я не могу!", "Уморииил!", пока тетя Лена не перехватила трубку.

— Игорь! Мы про тебя новости видели!

Сквозь ее речь пробились гудки, Игорь отнял телефон от уха и увидел, что ему звонит Юля. Тоже видать, новости посмотрела…

— Теть Лен, я перезвоню, — пообещал он. — Мне Юле ответить надо.

И повесил звонок на удержание.

— Игорь, я сейчас услышала по радио, что в Италии голый русский мент остановил террористов при помощи банки мочи… Это был ты, да?

— Ну так, — сказал Игорь. — Ты же не едешь, я и развлекаюсь, как могу.

— Еще три дня и я буду, — хихикнула Юля. — Игорь, а как это вышло?

  

… Игорь блаженно спустил в пластиковую бутылочку из-под чая содержимое мочевого пузыря и окликнул террористов — ему нужно было, чтобы молодые обернулись к нему.

— Бойз… — сказал он приподнимая бутылку. Террористы, с выражением отвращения на лице повернулись, и Игорь широким, резким движением плесканул им мочой прямо в глаза.

— А-а-а-а!

Игорь летел вперед… он знал, что парни, бросив автоматы утирают лица. Шрам оборачивался, вцепившись в автомат — думал Игорь отбирать его будет… Водитель испуганно тормознул и Игорь влетел локтем прямо в переносицу террориста со всей силой инерции. Шрам взвыл — и тут Игорь, рванув автомат из ослабевших пальцев, врезал ему прикладом по голове. Шаг — второй террорист получает прикладом в висок, третий хватается за оружие, Игорь метким пинком по дулу подшибает автомат вверх и летящим движением доставляет тяжелый приклад прямо в лоб третьего террориста…

  

Восторг победы несколько подпортило то, что второй террорист умер — приклад проломил висок. Игорю не то чтобы было его сильно жалко (собрался воевать — так будь готов умереть), но неприятно.

Бессознательного Шрама забрало AISI. Доброжелательные полицейские одолжили Игорю пару рубашек, из которых он соорудил набедренную повязку до тех пор, пока не прибыла машина с его собственной одеждой. Остаток дня Игорь бесконечно пересказывал по кругу все что с ним было — сперва на корявом английском, потом по-русски, под протокол и устал как собака. Зато его с эскортом доставили до апартаментов и вообще целый день ему пожимали руки всякие незнакомые рожи. Правда один из безопасников пытался предъявить какие-то претензии, но не сумел перемахнуть языковой барьер.

Все это Игорь изложил сперва Юле, затем — подвывающему Федору Ивановичу, затем — Диме, а потом еще и позвонившему Ване. Твою мать, съездил в Италию! Весь отдел теперь только и будет вспоминать, как Игорь голым хером с террористами воевал!

  

… На эту гнусную вечеринку Игорь попал с неразлучной парочкой — Падло плюс Сортири. Вроде бы как какой-то важный чин устраивал фуршет для особо отличившихся. Как и обычно на таких мероприятиях — куча левого народа. И журналисты, как же без них. Игорь выпил шампанского, потом он выпил водочки, закусил клубничиной на зубочистке и вышел из мраморного зала на воздух. Цветущие кусты пахли горьковатым апельсином и сливочным лимоном, в подсвеченном разноцветными огнями бассейне уже кто-то плавал — прямо в одежде. Публика тусовалась около бара и за пластиковыми столиками, по воздуху плыла какая-то "мамбо италиано" и Игорю было невыносимо скучно. Он уже начал прикидывать, как бы половчее отсюда свалить, когда ему за столик упал уже набравшийся Падло с воплем:

— Игор! Напиши мне записку.

— Чего? — буркнул Игорь и горько о том пожалел — Падло начал вдохновенно рассказывать, как ему нравятся славянки и особенно — блондинки.

— Мне нужно любовь-письмо по-руззки, — объявил Падло в конце. — Но я плохо пишу по-руззки. Игор, напиши мне красиво!

Гром вздохнул, зашарил по карманам, но Падло его опередил — как наготове держал — выложил на стол блокнотный лист и ручку.

— Диктуй, — сказал Игорь, разворачивая лист к себе.

— Я влюбился в ваши глаза, — возвышенно продиктовал Падло. — Красавица, езли ти звободна, поцелуи этот лизт с помадои и положи у ресепшн. Езли ты занята — поцелуи без помади и я буду носит это у сердца…

“О боже…” — подумал Игорь, записывая эту невыносимую хрень. Самым лучшим почерком, на который был способен.

— Я поеду, наверное, — сказал он, придвигая записку к Падло. — Как мне отсюда выбраться?

— Ти хочеш ехать уже? — изумился Падло.

— Не люблю вечеринки, — покачал головой Игорь. — У меня жена послезавтра приезжает, — добавил он в качестве неоспоримого аргумента.

— Жена? — словно бы растерялся Падло.

— Погуляем по Милану, — озвучил ему Игорь. — Съездим к морю… Кстати, тут такое дело…

AISI отобрало у полиции всех террористов, что не очень улучшило настроение Игоря. Но хоть с Юлькой по Италии поездят — Игорь планировал договориться с Падло о переносе даты в билетах.

Падло легко согласился помочь с датой.

— Но Игор, жилое…

— Найду, — отмахнулся Игорь.

— Ми випить коктеиль и я отведу тебя в машина, — предложил Падло.

— Хорошо, — согласился Игорь.

Падло вспорхнул из-за стола — и на его место буквально через минуту приземлился чем-то очень довольный Сортири. Игорь поймал себя на мысли, что лучше бы ему продолжать хмуриться — от улыбки Сортири, с его уголками черных бровей, становился чем-то похож на опереточного Мефистофеля.

— Ви знат? Здес Элеонора Гавловская, — зачем-то сообщил ему Сортири.

— И? — не понял Игорь.

— Она чазто писат про руззкии власт…

— Пусть пишет, — отмахнулся Игорь. — Собака лает, караван идет.

Фамилия Гавловской была знакома ему от Юли. Либеральная журналистка “сбежавшая от тирании на Запад” с удовольствием поливала оставленную родину грязью и находила под это каких-то спонсоров. Юля Гавловскую терпеть не могла. Шипела, что такие, как она позорят всех журналистов разом.

Юля могла и сама врезать власти, Игорь знал. Только у нее был совсем другой… как бы сказать?.. подтекст.

“Я хочу нормальной жизни, — звучало из Юлиных видео. — Я хочу, чтобы школьные обеды готовили с соблюдением санитарных норм. Я хочу, чтобы полиция работала. Я хочу, чтобы губернатор не воровал бюджетные деньги. Я хочу, чтобы генералы не торговали наркотиками. Я хочу гражданское общество — те кому не наплевать, как мы живем — пойте вместе со мной!”

Из Гавловской перло совсем другое. “Какая гадость ваша Рашка!” — вот был ее единственный посыл. В домашнем общении, Игорь с Юлей давно заменяли букву “л” в фамилии Гавловской одной из следующих по алфавиту.

— Не хотите увидет? — спросил Сортири.

Игорь передернулся:

— Обойдусь.

— Ви не любит Гавловская?

— Нет, — честно признался Игорь и тут наконец прибежал с коктейлем Падло.

— Пить! — объявил он, ставя перед Игорем бокал с чем-то красно-желтым.

Игорь в два глотка осушил его. Так себе.

— Поехали, — хрустнул суставами он.

Падло зачем-то потащил Игоря под локоть, Игорь терпел. Внезапно Сортири остановил их:

— Гавловская! — показал рукой он.

Игорь проследил взглядом и увидел полную женщину с выбеленными до желтизны волосами и ярко-алым ртом на бледном лице. Она сидела за столиком в окружении каких-то фриков — зеленоволосой тетки с лицом испирсингованным вдоль и поперек, рыжего бородача в симпатичном сарафане в цветочек и женщины без трусов но в прозрачной юбке. Паноптикум, бля…

Это Игорь и произнес вслух. Падло снова потянул Игоря за локоть и скоро они вышли из сада. Голова отяжелела и Игорю страшно хотелось завалиться дрыхнуть. Держался он ровно до машины — и отрубился, только свалившись на сидение.

  

… Просыпался Игорь с трудом. Так, это… это он вообще где? Что это за халупа?

Из окна открывался вид на типичную итальянскую улочку с низенькими каменными домами. С окон свешивались цветы… Черт его знает, куда его занесло.

Дом был абсолютно пуст. Добравшись до ванной, Игорь жадно присосался к крану — его мучал необычайный сушняк. Судя по солнцу, времени было — за полдень… ничего себе же он поспал! Игорь был все в том же наряде, что и вчера, да даже и в ботинках. “Падло, пьяная падла, ты куда меня зарулил?”

Телефоны тоже куда-то пропали, оба. Зато Игорь обнаружил у себя в кармане кошелек (чужой) и паспорт (свой). Из паспорта выглядывала корочка билета. Игорь вынул его и злобно выматерился — дата отлета была сегодняшней. Три часа дня…

Все равно он не собирается никуда лететь. Игорь залез в холодильник и, обнаружив яйца и молоко, зашибенил себе омлетик. Хозяева так и не появились — ни когда Игорь жарил омлет, ни когда ел, ни когда помыл посуду.

Игорь прокручивал вчерашний вечер в голове и поведение Падло начинало казаться ему все более подозрительным.

Слишком уж крепко Игорь вырубился после его коктейля. И где телефоны? А главное — зачем это все? Игорь не любил вещей, которые он не понимал.

В голове сама собой выкристаллизовалась идея подкараулить Падло после работы и парой ударов… Потому что не для хорошего дела он Игоря сюда завез, Игорь это печенкой чувствовал.

Игорь подошел к двери, повозившись с замками, выбрался на улицу, прямо в знойный итальянский полдень. Прикрыл дверь, поправил кепку и спросил первого попавшегося дедушку, где он оказался. По счастью, тот владел английским, правда очень скверно. Игорь так и не понял, где он, но сумел узнать, как попасть в центр Милана — дедушка указал ему нужный троллейбус. Игорь забрался в прохладное нутро, купил билет и глубоко задумался. Деньги в кошельке — именно та сумма, что у него и была. Зачем ему подсунули другой кошелек и забрали телефоны?

Игорь устроился у окна, вытащил кошелек и начал вдумчиво его изучать. Черная кожа, простая, толстая и грубая… Игорь зашарил по отделениям — все они были пусты.

“В чем подвох?”

Игорь не успел этого выяснить.

В задумчивости он не обратил внимания на группу полицейских, зашедшую на остановке и совершенной неожиданностью для него прозвучал окрик:

— Fermo! Mani in alto!

Игорь повернулся и увидел нацеленное на него дуло автомата.

“Та-ак, — только и подумал он. — А вот и подвох”.

___________________________________________________________________________

— Стоять! Руки вверх!

Игорь не отвечал на звонки. Юля растерянно стояла, придерживая чемодан и снова набирала его номер… глухо.

Юля чувствовала, что начинает паниковать — отлично зная своего мужа, она ни на секунду не сомневалась в его способности найти любого объема неприятности всего лишь за сутки.

— Igor Grom, — вдруг услышала знакомое имя она. — La polizia sospetta l'omicidio di Eleanor Havlovskya...

Юля подняла голову и обнаружила, что над местами ожидания висит экран — и на этом экране был ее Игорь!

— Una fonte nelle forze dell'ordine ha riferito che maggiore Grom può essere un dipendente dei servizi segreti della Russia… — продолжал вещать диктор. — Eleanor Havlovskaya era ampiamente conosciuta per le sue dichiarazioni…

Лицо Игоря внезапно сменилось обрюзгшей физиономией Гавловской. Юля ничего не понимала! Почему их показывают в одном репортаже? Во что впутался Игорь на этот раз?

Юля упала на свободное место и лихорадочно зарылась в смартфон.

“Igor Grom” — ввела она в поисковик и тут же попала на новостные сайты. Итальянские.

Юля использовала автоперевод и перед ней запестрели заголовки:

“Таким образом, Россия удаляет неприятные”.

“Игорь Громов — герой или убийца?”

“Либеральная журналистика убита секретным агентом России”.

Юле захотелось встать и громко, на весь аэропорт заорать:

— Да что за #@%*&# у вас тут происходит?!

Она это и сделала. Мысленно встала, заорала на весь аэропорт, швырнула смартфон в стену, пнула стулья, разбила стекло над картой города…

Но физически Юля только и смогла нажать на последнюю ссылку. Буквы прыгали и путались у нее перед глазами.

“Трагедия произошла вчера в отеле Roxy в центре Милана. Горничная пошла плакать, но опоздала — Элеонора Гавловская, либеральная журналистка, известная своими критическими заявлениями о социально-политической системе России, уже умерла. В его ладони была записка. Служанка ничего не трогала на месте преступления и спасла ей жизнь...”

“Как позже выяснили эксперты, Элеонора была убита с помощью отравленного письма.”

“Один из полицейских определил почерк, на который была написана записка”.

“Подозреваемый упал на знаменитого "голого полицейского". Напомним, Игорь Громов прибыл в Италию по программе Интерпола, но показал навыки, значительно превосходящие уровень простого полицейского”.

“Стало известно, что Игорь Громов на самом деле не полицейский. Служит в ФСБ”

“Графологическая экспертиза подтвердила, что почерк подозреваемого соответствует почерку в письме. Кроме того, под майором была обнаружена капсула с ядовитым веществом, вшитая в кожу кошелька. Накануне майор Громов имел встречу с госпожой Хавловской в доме Ренье…”

"Игорь Громов, казалось, был ошеломлен быстротой захвата. Его случайность — если бы кто-нибудь из полицейских не вспомнил “это удивительно корявое письмо”, никто бы и не подумал заподозрить героя".

Юле мерещится, что она попала в какой-то дурной сон. Полное ощущение нереальности, кошмара, абсурда, уплывающей из-под ног земли…

Из полуобморока ее выдернул телефонный звонок.

— Юля, — глумливо сказал Птица. — А ты знаешь, чем сейчас занимается твой Игорь?

  

Сережа почти не смотрел телевизор, предпочитая узнавать новости в интернете. Доктор не следил за новостями вообще, сообщая, что от этого только тревожность повышается.

— Не читайте за завтраком советских газет, — хмыкнул тогда Олег.

Олег-то и включил эти новости. В итальянском он был ни в зуб ногой, но имел странную привычку включать телевизор для фона.

Игоря он опознал немедленно. Доктор Капуто перевел новости на русский — и Сережа до вечера отслеживал публикации, собирая в голове картину происходящего. В общем и целом ему все было понятно, кроме одного — почему именно Игорь? Оказался не в том месте не в то время? На него похоже.

Если бы не Птица, долго Сережа этого не выдержал бы. Но Птица комментировал все эти новости самым жестким образом — ехидничал, стебался и глумился и почему-то Сереже становилось от этого легче.

Спасали и его руки, скрестившиеся на Сережиных ключицах и черные перья, окутывающие их…

В информационное пространство России итальянские новости еще не попали и Сережа подозревал — близкие Игоря и понятия не имеют, какая с ним приключилась беда.

И он набрал Юле, но пока Сережа подбирал слова и собирался с духом, Птица скользнул вперед и во всей красе продемонстрировал, как он умеет общаться с людьми:

— Юля, — глумливо сказал Птица. — А ты знаешь, чем сейчас занимается твой Игорь?

Юля ответила глухо и безжизненно:

— Сидит в СИЗО по странному обвинению. Я не понимаю, что здесь происходит!

В ее голос прорвалась истерика.

Тут Сережа отогнал от руля Птицу и сказал сам:

— Я понимаю. Я понимаю, для чего, но пока не понял — почему именно Игорь? Ты в Италии?

“Она сказала — здесь…”

— В аэропорту, — голос Юли звучал, как сдавленный крик. — В Милане.

— Юля, ты сможешь приехать в Венецию? — сосредоточенно попросил Сережа. — Прости, но это долгое обсуждение.

— В Венецию?

— Тут недалеко, — пояснил Сережа. — Всего двести пятьдесят километров, два часа.

— Да… да, хорошо, — рассеянно сказала Юля. — Я приеду.

— Ее сейчас можно взять за ручку и вести в любую сторону — она пойдет, — шепнул Сереже Птица. — Она потерялась. Сейчас ей можно внушить что угодно…

— Я скину тебе адрес в сообщении, — сказал Сережа и оборвал звонок.

— Мне от нее ничего не нужно, — сообщил он Птице.

Тот лишь усмехнулся:

— Это пока…

И Сережа промолчал.

Какой смысл спорить с самим собой, о вещах, которые знаете вы оба?

Рано или поздно Юленька ему понадобится. Максимально лояльная к ним Юленька.

  

— Доча, ты как? — Юля машинально приняла вызов и услышала в трубке папин голос. — Ты долетела? Все нормально? Как Игорь?

— Игорь в тюрьме, папа, — выдавила Юля и вдруг начала рыдать в трубку. — Его обвиняют в убийстве!

— Епт, — выдал папа от неожиданности.

— Юля, как это произошло? — спросила мама. — Где ты сейчас? Что ты будешь делать?

— Еду к знакомому, — безжизненно сказала Юля. — Он здесь живет, обещал помочь. Мама, я перезвоню, у меня входящий.

Юля соврала — ей никто не звонил, просто она не чувствовала в себе сил отвечать на подробные мамины вопросы, а потом подставлять уши под ответный поток мудрости. Не сейчас, только не сейчас.

Звонить Прокопенко она тоже не стала. Сперва она должна понять, что здесь происходит, Федор Иванович уже не мальчик, чтобы так его подвешивать в неизвестность.

Подумав, Юля решила дать и Диме последние спокойные часы. Он все равно не сможет помочь.

Сама Юля погрузилась в недра информационных сайтов. Очень быстро она обнаружила, что разные издания придают новостям разные оттенки — от сомнения и недоумения, до твердой уверенности.

Итак, Гавловская умерла вчера ночью. Игоря взяли на следующий день — не слишком ли быстро? И он немедленно попадает в новости по всей стране.

“Заказ, — думала Юля. — Игоря “заказали” журналистам. Под чьей рукой они работают? Во что влез мой муж?!”

К сожалению быстро выяснять, на кого кто работает Юля не могла — и оставалось только надеяться, что Разумовский это уже знает… Да, оставалось только надеяться.

Волков встретил ее через два с половиной часа на вокзале Санта-Лючия. Сочувственно похлопал по спине и сказал:

— Держись, подруга! Где наша не пропадала? Разберемся.

Юля бледно улыбнулась. Волков довел ее до канала, помог зайти на катер и заботливо накинул сверху безразмерную камуфляжную ветровку. Юля съежилась под ней, плотно обхватив себя руками. Мысли в голове крутились совершенно нерадостные. Прекрасные каналы и старинные дома плыли мимо, но Юля смотрела на них — и не видела. Мимо сознания промелькнул и просторный холл здания, в которое Волков ее притащил, и парадная лестница с шикарными витыми колоннами… Разумовский встретил ее наверху лестницы, похоже он тоже собирался похлопать Юлю по плечу, но затормозил и застеснялся, не донеся руки.

— Сейчас ты пойдешь спать, — сказал он ей. — Ты ничего не соображаешь, потому что устала. Завтра проснешься бодрая и злая, тогда и поговорим.

Юля кривенько улыбнулась:

— Думаешь, я смогу заснуть?

— А доктор тебе сейчас поможет, — сказал Сережа, кивая на пожилого итальянца в золоченых очках.

— Беднии девочка, — сказал доктор. — Такои ужазнии изтория. Я дать вам капля…

— У меня нет времени на это! — повысила голос Юля.

— Есть, — спокойно, но как-то очень твердо сказал Разумовский. — Твой Игорь в СИЗО и хуже ему уже не будет. По своему опыту скажу — ничего ужасного в СИЗО не делают. Завтра мы наймем адвоката, тот передаст Игорю, весть от тебя. Сама в Милане не появляйся — тебя могут перехватить и начать давить на Игоря.

— Что? — растерянно произнесла Юля.

— Завтра я тебе все объясню, — твердо сказал Разумовский. — А сейчас ты выпьешь капли и пойдешь спать. Юля, я не враг ни тебе ни Игорю, ты можешь просто мне довериться?

Доктор, исчезнувший в дверях во время разговора вернулся со стаканом воды и протянул его Юле.

И ей оставалось просто довериться, потому что ни на что другое не было сил.

Вода оказалась горькой. Волков отвел Юлю в маленькую спальню: здесь была огромная кровать с балдахином, открытый балкон, от которого тянуло прохладой, запахом воды и сырого камня; высокий шкаф и трюмо напротив кровати.

— Извини, тут слегка пыльно, — развел руками Волков. — обустраивайся. Дверца справа — туалет.

И вышел, оставил ее одну. Юля повалила чемодан на пол и, не раздеваясь, рухнула на застеленную кровать. Через минуту она уже спала.

Проснулась утром с ломотой во всем теле. Потрясла головой, вспоминая, где она…

С балкона дул теплый и влажный ветер, чуть пахло морем.

Юля потянулась, разминая кости и мышцы, сегодня она проснулась совсем другим человеком. Как и предсказывал Разумовский — бодрой и злой. Готовой глотку сгрызть тем, кто покусился на ее Игоря. Она проведет расследование, соберет доказательства, смонтирует видео — и на весь мир ославит тех, кто посмел тронуть ее мужа.

А ведь работает принцип из старого мультика “делай добро — бросай его в воду”. Работает. То, что Разумовский взялся им помогать — козырь очень мощный. И дело даже не в деньгах, а в его способности вычислять связи и просчитывать людей. Что он уже вычислил?

Юля вскрыла чемодан, выдернула свежее платье, полотенце, косметичку и пошла искать душ. Нашла целый мраморный бассейн, метра на два диаметром и едва заметила на стене скромную леечку. Посвежевшая, с полотенцем на голове, Юля закинула вещи в спальню и отправилась за аппетитным запахом блинчиков, который и привел ее на кухню. Блинчики томились на блюде под стеклянным колпаком. Кроме нее и блинчиков в кухне был только лист белой бумаги с грубо начерченной схемой.

“Это второй этаж”, — была подписана схема. — Тут я. Тут Серега. Доктор. Проснешься — приходи”.

Юля позавтракала, вымыла тарелку, поднялась на второй этаж и запуталась в схеме. Первым ей под руку попался доктор. Без слов он взял ее за руку и отвел в небольшой, сильно пахнущий апельсинами зал, усадил в кресло и жестом показал оставаться здесь.

— Доброе утро, — поприветствовал Юлю, вошедший через пару минут Разумовский. — Сейчас Олег подойдет… а вот и он.

Волков приземлился рядом со своим другом, доктор устроился рядом с Юлей.

— Возможно, нам стоит подключить зум? — предложил Разумовский. — Чтобы сразу оповестить всех заинтересованных?..

— Не надо, — решительно отвергла Юля. — Сперва я хочу сама понять, что здесь происходит. Многие статьи об Игоре — явно заказные. Куда он впутался и кому помешал?!

— Я бы сказал — оказался не в том месте не в то время, — задумчиво стиснул пальцы Разумовский. — Это… дело по большей части политическое.

— Час от часу не легче, — откомментировал Олег. — Вот именно политики нам всем и не хватало.

— Все дело в строительстве газопровода “Поток-3”, — сказал Разумовский. — Некоторые… проамерикански настроенные бизнесмены уже давно ставят палки в колеса этому проекту. Я просмотрел вчера статьи, о которых ты говоришь, Юля. И я знаю, кому принадлежат те газеты — это издания Белли. Белли принадлежит к группировке Маркезе, как и Релье, в особняке которого Игорь якобы подбросил Гавницкой записку…

— Гавловской, Серег, — хрюкнул Волков. — Она Гавловская, хотя у тебя вышло метче, канешн…

Разумовский поднял пальцы к виску:

— Прошу прощения, Гавловской. Строительство “Потока-3” было почти согласовано, несмотря на все усилия Маркезе. Его бизнес очень серьезно завязан на Америку, вероятно он исполняет указания оттуда. Это даже хуже, чем политика, это геополитика. Все это было неслучайно, все было подстроено, начиная от прибытия Игоря в Италию. Кто и зачем вызвал его сюда? — Разумовский поднял на Юлю серьезный взгляд.

“Твою мать…” — думала Юля.

— Отдел международного сотрудничества полиции, — сказала она.

— И давно Игорь там работает? — спросил Разумовский с едва уловимым оттенком иронии.

Юля потерла виски:

— Все началось еще зимой…

Юля подробно пересказала всю зимнюю итальянскую эпопею Игоря.

— … А весной они сами пригласили его к себе.

— Кто знал об интересе к Игорю Соболева? — склонил голову Разумовский. — Я не просто так спрашиваю, откуда-то это взялось в газетах, что Игорь служит в ФСБ. С кем из офицеров итальянской полиции Игорь работал?

— Падло и Сортири, — незамедлительно сказала Юля, в чью память прекрасно врезались имена “сладкой парочки”.

Волков громко фыркнул.

Сергей закрутил в пальцах ручку:

— Я понял, как Игорь к ним относился… Можно мне их настоящие фамилии?

— Надо узнавать у Прокопенко, — покачала головой Юля. — Или у Димы.

— Димон ваш сможет их опознать? — взял быка за рога Олег. — Понадобится допросить этих уродов. Короче, лучше бы ему прилететь сюда.

— Это могут быть не они, — сказал Разумовский. — Информация умеет распространяться причудливо. Нам бы пригодились показания Игоря… Я займусь поиском адвоката, созвонитесь с Дубиным и Прокопенко, пожалуйста, — добавил он, поднимаясь.

— Я могу сделать совет адвокат, — доктор подхватился следом за Сергеем.

— Спасибо, сеньор Аурелио, это было бы очень кстати, — вежливо поблагодарил Разумовский выходя в двери.

— Погнали к компу, подруга, — предложил Олег, галантно отодвигая Юлино кресло прямо вместе с Юлей.

И они погнали.

  

— Ты же знаешь, все это может оказаться бесполезным, — дыхание Птицы щекотало ему ухо. — Закон будет попран и играя по закону мы проиграем…

— Тогда в игру вступишь ты, — сказал Сережа, бездумно скользя взглядом по рисунку обоев. — Только давай, не как в прошлый раз.

— Ты пустишь меня? — удивление звучало в голосе Птицы напополам с удовлетворением.

Сережа промолчал. Какой смысл обсуждать то, что знают они оба.

Если закон перестанет действовать — им придется самим стать справедливостью. Но на этот раз он не позволит Птице убивать невиновных.

И на этот раз они не подставятся так глупо.

Дима чувствовал себя так, будто его мешком по голове огрели. Еще с утра все было хорошо, а в обед на него нахлобучили геополитику, Разумовского и рассказали, что Игорь в тюрьме.

Прокопенко же не растерялся и, кажется, даже не особенно удивился.

— Адвоката нам предоставит Соболев, — рассказывал Разумовский.

— И ему уже сообщил? — неодобрительно заметил Федор Иванович.

— Считаете, его это не касалось?.. Он и без меня все знал. Попросил согласовать видео с ним, прежде чем что-то выкладывать, — это Разумовский сказал уже явно для Юли. — Отпускаете к нам Диму?

— Отпускаю, что с вами делать! — в сердцах сказал Прокопенко.

Забавно, но мнения самого Димы никто вообще не спрашивал. Не то чтобы он собирался отказаться, но можно было спросить…

— Дима подойдёшь сегодня по адресу, список документов я тебе вышлю, — повернулся к Диме Разумовский. — Завтра-послезавтра виза будет и ты вылетишь к нам.

— А ее разве не неделю делают? — удивился Дима, который знал, сколько времени ушло у Юли.

— За полторы штуки евро они шевелятся чуть резче, — поведал ему Разумовский странноватым тоном.

Дима всмотрелся в его лицо — а с кем он сейчас разговаривает? Вдруг вспомнилось, как Дима обещал сам себе не оставаться наедине с незнакомыми маньяками.

“Игорь! — подумал Дима. — И… и фиг с ними со всеми маньяками на свете!”

  

— Значит вы утверждаете, что Элеонору Гавловскую убил Сальваторе Палло? — бесстрастно озвучил переводчик.

Тот, кто задавал этот вопрос, говорил совсем по-иному — с растяжечкой. Недоверчиво.

— Сделайте мне анализ крови, — потребовал Игорь. — Возможно следы снотворного еще не успели пропасть.

— Мы сделаем, — пообещал Гаспарини. Третий раз за эту беседу и Игорь понял, что он тянет время.

“И дать бы тебе в морду, но самому набьют…”

Страшно Игорю не было. Все это было так нелепо и абсурдно — достаточно посмотреть записи камер (а Игорь видел, в том особняке были камеры!), чтобы дело рассыпалось как карточный домик.

Беспокоила его только Юля, она прилетает сегодня и что она сделает, если не дозвонится ему? Да, за Юлю Игорь переживал больше всего. Ему надо побыстрее выбираться из этой переделки.

— Допроси Палло, посмотри записи камер, или я должен учить тебя работать? — раздраженно сказал Игорь.

Гаспарини выложил перед Игорем несколько распечаток:

— Значит вы утверждаете, что не работаете в ФСБ? — торжествующе спросил он. — Тогда что генерал Соболев делал на вашей свадьбе?

— Я работал с ФСБ, — выделил Игорь. — Точно так же, как вы работаете с AISI. На свадьбу Виктор Иванович меня подвез, потому что мой мотоцикл взорвали из-за того дела, по которому я с ними работал.

— Очень красочно, — кивнул Гаспарини.

— Дайте мне заявление на отвод следователя, — мрачно потребовал Игорь.

Гаспарини очаровательно улыбнулся:

— Я дам его вашему адвокату. Значит кошелек вы своим не признаете?

“Сука”, — подумал Игорь.

Адвоката ему дали только на следующий день.

— Джулио Този, — представился он. — Я ознакомился с материалами вашего дела, Игорь. Думаю вам лучше не упорствовать и зделать чистосердечное признание — это уменьшит зрок и змягчит узловия содержания. Вы же профессионал, Игорь. Вы понимаете, что попались…

— Я профессионал и понимаю, что меня подставили, — сказал Игорь. — Во-первых нужно сменить следователя — очень мутный тип…

— Мутный? — приподнял брови адвокат.

— Не доверяю я ему, — сказал Игорь. — Тянет время, ничего не делает, заявление на замену мне отказался давать. Короч сперва выбей мне это заявление, — начал выстраивать Игорь.

— Так мы с вами не договоримся, — удрученно вздохнул адвокат.

По спине Игоря промчалась стая мурашек, нехорошее предчувствие поставило дыбом волоски на теле:

— Что?

— Вы ничего не зможете доказать, — краем губ улыбнулся Този. — Вы думаете, вам дадут это зделать? Вы назначены, Игорь. Все, что я могу для вас зделать — клопотать о змягчении наказания… если вы пойдете нам навзтречу.

— Та-ак, — протянул Игорь, начиная понимать.

Твою мать, их тут целая шайка-лейка и вляпался он, похоже, крепко. Крепче, чем казалось. Почему так важно свалить смерть Гавловской на Игоря? И кому она помешала?

Черт, полмира за телефон! Позвонить в установленный законом срок Игорю не позволили, объявив, что разговор должен происходить непременно на итальянском… Если бы он мог хотя бы дать о себе знать!

Что сейчас делает Юля, одна в Милане, не сумев дозвониться до него?..

— Прозто признайтесь, Игорь, — искушал адвокат. — Вы получите зовсем маленький зрок — пять лет. Сидеть будете в Fortezza Medicea, по зравнению с другими тюрьмами она как курорт…

— Я отказываюсь от адвоката, — хмуро сказал Игорь.

— Вы не можете, — покачал головой Този. — Вы не знаете итальянзкий и совершили особо тяжкое презтупление. По закону вы можете только зменить меня, но не отказаться.

— Тогда я тебя меняю, — объявил Игорь.

— Вы не можете, — торжествующе объявил Този. — У вас нет другого адвоката и… вам платят мало, Игорь. Вы не зможете его нанять. Но езли вы примете наши узловия, мы можем договориться о компенсации…

— Шел бы ты нахуй, — не выдержал Игорь.

Този поднял папку и улыбнулся Игорю:

— Я вернусь.

  

Но Този к нему не вернулся.

— Твою мать, еле прорвался, — выдохнул солидного вида мужик в серо-голубом деловом костюме, когда их с Игорем оставили одних. — Так, во-первых быстро пиши заявление на смену…

Перед Игорем были шлепнуты несколько листов бумаги.

— … пока они не опомнились. В двух, а лучше — в трех экземплярах, подозреваю, они будут их постоянно терять.

— Мужик, ты кто? — поинтересовался Игорь.

— Анатолий Вячеславович Иволгин, твой новый адвокат, — представился мужик. — Нанятый твоим законным представителем. Можно просто — Толя.

— Что с Юлей? — все понял Игорь, чувствуя, как по груди расплывается тепло. Она нашлась, она знает, где он!

— Я видел ее по видеосвязи, — признался Толя. — Она просила передать, что Виктор Иванович и Прокопенко уже в курсе дела. Сказала, что остановилась у вашего друга, какого-то Сережи, который рыжий…

“Твою мать, только его здесь не хватало!”

— Игорь, не буду скрывать, дело очень серьезное, — перешел на деловой тон адвокат. — Мы знаем, что встретим большое противодействие. Пожалуйста, расскажи, что произошло на самом деле — и все, что ты по этому поводу думаешь.

Игорь рассказывал — и по уточняющим вопросам у него возникло ощущение, что адвокат знает больше, чем говорит.

— Да пошутил я над этим Падло, — пожал плечами Игорь. — Сказал что я киборг и работаю в ФСБ.

Адвокат несолидно шлепнул рукой об лоб.

— Какое отношение имеет к этому всему… ведомство? — спросил Игорь.

— Подставить пытались не тебя, а их, — коротко пояснил Толя. — Твоя шутка тебе очень дорого обходится, Игорь.

— Твою мать… — только и сумел сказать Игорь.

— Игорь, не нарывайся и не провоцируй их, — серьезно попросил адвокат. — Следствие будет идти со всеми возможными нарушениями, я буду фиксировать каждое. Самое главное — ни в коем случае не признавайся, это просьба к тебе от Виктора Ивановича.

— И не собирался, — мрачно ответил Игорь. — Насчет следствия — у меня так и не взяли анализ крови. И нужен новый следователь.

— Кровь возьмут, — уверенно сказал Толя. — Следователя менять нет смысла, такое же подсунут.

— Камеры пусть проверят, — потребовал Игорь.

— Нет смысла, — вздохнул адвокат. — Или ты думаешь, они об этом не подумали? Ты попал в очень хорошо поставленный спектакль, Игорь…

  

Дима даже со Светой толком объясниться не успел, с такой скоростью его вынесло из страны. Он выслал все нужные документы по электронке — и через сутки уже бежал на самолет. Гонка закончилась для Димы в аэропорту Марко Поло. Сквозь панорамные окна густо синели дальние горы, белые дома с алыми крышами спускались к заливу и Дима вдруг остро пожалел, что он здесь не как турист, который может побродить с блокнотом по улочкам…

Венеция оказалась еще лучше, а про дом Дима мог сказать только одно: “Красиво жить не запретишь”. Если ты, конечно, миллиардер.

Но атмосфера в доме была тревожной.

— Юля… — Дима обнял Юлю и похлопал ее по спине. — Ты держись! Вместе мы — стая, мы их всех разнесем!

За спиной хмыкнул Волков.

— Спасибо Дим, — вздохнула Юля. — Несомненно.

Но особой бодрости в ее голосе не слышалось.

Волков показал Диме, где кинуть вещи, но отдохнуть с дороги ему не дали. Олег провел Диму вперед по коридору и они оказались в небольшом уютном зале с голубыми креслами.

— Привет, — поздоровался с Димой Разумовский. Слева от него восседал пожилой мужчина в золоченых очках и с какой-то неуместной улыбкой разглядывал их компанию.

— Ну раз все в сборе, — бодро объявил Волков, — начинаем планировать операцию.

“Какую операцию?” — подумал Дима.

—Дим, Игорь очень неудачно пошутил, — потерла висок Юля, отрываясь от телефона. — Он объявил Падло, что он киборг и работает в ФСБ…

Дима, не удержавшись, прыснул.

— Сальваторе Палло воспринял это всерьез, — заметил Разумовский. — Именно он заставил Игоря написать записку… вопрос в том, кто заставил самого Палло.

— Он мог сделать это добровольно, — предположил Дима.

— Судя по его кредитной истории — более чем добровольно, — заметил Разумовский. — У него было почти полмиллиона евро долгов. И сегодня он их полностью закрыл.

— Это можно найти в интернете? — изумился Дима.

— У меня есть кое-какие связи с местным бизнесом… и их информационными системами, — туманно объяснил Разумовский. — Палло купили. Думаю, оформили фиктивную сделку. Нам нужно пройти по цепочке вверх, дойдя от Палло до его заказчиков, без этого все мои измышления об участии Маркезе — просто сотрясение воздуха.

— Зачем нам нужен Маркезе? — не понимал Дима.

— Потому что если мы не ударим по нему, он не даст нам выручить Игоря! — яростно пояснила Юля. — Мы будем идти по цепочке вверх, мы будем записывать разговоры, а потом…

— А потом я сделаю так, что это разлетится по соцсетям всего мира, — пообещал Разумовский. — Это будет невозможно замолчать. Маркезе сам попадет под следствие…

— Сколько же времени это займет! — испуганно пробормотал Дима, отлично зная, как долго способны тянуться такие следствия.

— Дим, у нас нет других вариантов, — устало выдохнула Юля.

— Можно взять тюрьму штурмом, — насмешливо предложил Разумовский. Дима взглянул в его лицо и почти забытым жестом хлопнул себя по шее.

Птица рассмеялся:

— Все не можешь забыть мою иголочку? Какой же ты нервный Дима… О нет, я его не пугаю. Но правда, он забавно нас боится?

— Извини, — сказал Разумовский буквально через секунду. — Я не знал, что он наговорит тебе гадостей, иначе бы я его не пустил.

— Ты можешь его не пускать? — настороженно подняла голову Юля.

— Теперь да, — глубоко вздохнул Разумовский. — А он может… впрочем, неважно.

— Прости, но важно, — покачала головой Юля. — Что он может сделать?

— Они делат проникновение болше, — сообщил дедок в золотых очках. — Делат взаимодейзтвие и быть одновременными.

— Ч-чего? — выдохнул Дима.

— Доктор Капуто хотел сказать, что больше мы не станем пытаться сжечь кого-либо из вас, или, — Разумовский поморщился, — взять в заложники. Но Птица может и будет влезать в разговоры.

Дима молча подумал, что влезающий в разговоры Птица — это лучше, чем Птица, который душит тебя шнуром от занавесок.

— Вернемся к млекопитающим, — предложил Олег. — Добровольно Палло нам ничего не скажет. Надо брать.

— Как это "брать"? — занервничал Дима.

Волков пристально на него посмотрел:

— Не ссы, Капустин! Отъебем — отпустим. Если правильно допрашивать, можно его даже пальцем не трогать.

— Сыворотка правды? — с умным видом предположил Дима

— Солнц, мы не в "Гарри Поттере", — обломал его Волков. — Скополамин развязывает язык, но вызывает глюки. Есть способ понадежнее. Берешь "языка"… то есть подозреваемого, садишь его в самый страшный и ободранный подвал, какой только найдешь. На несколько часиков — помариноваться и повоображать, что с ним сейчас сделают.

Разумовский вдруг вскрикнул, хватаясь за виски.

— Бля, Серенький, прости! — испугался Волков. — Все я молчу, молчу… Юннат, дальнейший инструктаж я тебе наедине дам.

Разумовский поставил локти на стол, закрывая лицо руками.

— Сережа? — обеспокоенно спросил доктор. — Ви что-то вспомнить?

Разумовский, не поднимая головы, кивнул.

  

...Страшный ободранный подвал. Брызги крови на стенах, окровавленные руки. Он брезгливо отирает их о покрывало, опускает взгляд на осевший труп. С отвращением перехватывает еще теплое тело, тянет вверх… Тяжелый, отожрался, сволочь.

У трупа — обессмысленное белое лицо с расплывшимися во всю радужку черными зрачками…

  

Сережа почувствовал что его тошнит и выпитая газировка просится наружу. Все тело била дрожь и прикосновения Птицы рожали в нем не ощущение безопасности, а отвращение.

— Зачем ты это сделал? — глухо спросил он.

— Я спасал нас, — дыхание Птицы щекочет кожу за ухом. — И я нас спас, разве нет?

… А еще Сережа помнил третьего себя — того, который осознанно дал Птице решать эту проблему.

Черные крылья с шорохом обернулись вокруг тела и Сереже захотелось уже привычно откинуться Птице на плечо — он знал, что будет легче. Но он сознательно не менял позы, растягивая пытку. Не хочет Сережа к нему на плечо. Противно.

Покрытые перьями руки сплетаются туже, оказавшись на шее вместо ключиц и Сережа все-таки чувствует виском его острое плечо.

— Ты нас спас, — признал он. — Но тебе это нравилось. Я же помню, как ты это делал — тебе это нравилось!

— Воздух стал чище, — хихикнул Птица. — Разве нет?

Сережа глубоко вздохнул и почувствовал прикосновение к руке. Открыл глаза (когда он успел их закрыть?) и увидел обеспокоенное лицо доктора.

— Что ви вспомнить? — ласково спросил Аурелио.

— То, что помнить не должен, — глухо откликнулся Сережа. — Не мое.

— Воспоминания Птица? — еще более ласково поинтересовался доктор.

Сережа нашел силы кивнуть — и окинул взглядом всю их компанию. Грустного Олега, настороженную Юлю и Диму с выразительно вытянутой физиономией.

“Как мне надоело сходить с ума, — устало подумал Сережа. — Особенно прилюдно”.

— Ходить, — предложил Аурелио. — Ви рассказать?

Сережа уже привык расшифровывать эти ребусы. Доктор Капуто был тоже по-своему своеобразным человеком — единожды решив, что терапия на родном языке поможет Сереже лучше, он упорно придерживался этого решения.

Сейчас Аурелио предлагал Сереже уйти с ним и рассказать… нет, он не может этого рассказать!

“Я вспомнил как он…

Как мы…

Как я”.

Вспомнил так, словно побывал им.

Знал, что рано или поздно это случится, но предпочитал не думать об этом, потому что каждый раз, когда Сережа думал, что рано или поздно ему придется вместить в себя воспоминания Птицы его накрывало таким невыразимым ужасом, что хотелось броситься в канал…

Он, кстати и пытался. Но Птиц ему, конечно же, не дал — а потом Сереже пришлось смотреть на серую физиономую Олега и клясться. Клясться, что он больше никогда не будет пытаться убить себя.

И Сережа держал эту клятву. Как будто бы у него была возможность ее нарушить.

И вот оно — то, чего он так боялся — начало происходить.

— Я думаю… — дрогнувшим голосом сказал Сережа, — … нам стоит продолжить завтра. Дима устал с дороги и я… тоже не в форме. Аурелио… дайте мне успокоительного, пожалуйста.

  

— Бля, какой же я мудак! — взвыл Волков, когда за Разумовским и его доктором захлопнулась дверь.

— Я почти забыла, какое утонченное удовольствие — вести расследование с вами двумя, — едва слышно пробормотала Юля.

Дима чувствовал себя так, словно успокоительное сейчас и ему понадобится:

— А потом? — чужим голосом спросил он. — Когда “язык” промаринуется в подвале — тогда чего?!

Волков внимательно на него посмотрел:

— Да что же вы все нежные такие, ребята… Ладно Серый — он болеет, но ты-то мент!

— Я… защищаю людей, а не мариную их в подвалах!

— Людей бьет Игорь, — пояснила Юля. — Дима их только потом перевязывает.

— Команда, бля… — грустно заметил Волков. — Все равно ты мне нужен, хоть “на шухере” постоишь. Не собираюсь я бить твоего Падло, успокойся. Чистая психология — выложить побольше страшного инструмента, побренчать им, поперебирать, так чтобы видел… Если с воображением хорошо — он сам себя накрутит так, что от одного страха все выложит. А если он, блять, в киборга-фсбшника поверил, то с воображением все точно хорошо.

— Мне это не нравится, — решительно сказал Дима.

— А я-то в восторге, что Серый в это полез… — заметил Волков. — Короче, шел бы ты, в самом деле, отдыхать… Ужин минут через двадцать подвезут, столовую найдешь?

— Да, — самонадеянно кивнул Дима.

Столовую он так и не нашел.

И хорошо, что Волков сумел найти его.

Адвокат Толик сказал Игорю не нарываться, но теперь, когда всем участникам пьесы объяснили их роли, Игорь не мог делать вид, что принимает это всерьез.

Когда Гаспарини начал снова расспрашивать его о службе в ФСБ и яде, Игорь поднялся, вытянулся во фрунт и запел:

— Вставай страна огромная, вставай на смертный бой…

Гаспарини оказалось так просто не взять:

— Музыкальная пауза? — озвучил переводчик. — Мило. Послушаем.

"Слушайте-слушайте", — подумал Игорь. Когда-то у его мамы была странная фантазия — отдать сына в музыкалку. Ну так Игоря оттуда выперли через неделю ровно. Вообще-то петь Игорю даже нравилось, но вот беда — никому не нравилось его слушать…

Закончив со "страной" Игорь сел и исполнил "не думай о секундах свысока", а затем — "кто в ночи на бой спешит, побеждая зло? " и "мы не ангелы, парень".

Тут петь ему надоело, но замолкнуть — значило проиграть. И Игорь пел. Вот например, "Любе" — отличная группа и Иванычу очень нравится…

— Выйду ночью в поле с конем… — завывал он, с удовлетворением отмечая — действует музыка на публику, действует! Лицо Гаспарини начало тихонько-тихонько перекашиваться.

На "облакааа в небо спря-та-лись, звеезды пьяные смотрят вниз иии в дееебри сказочной тайги падают онииии" Гаспарини перекосило окончательно.

Он встал и с силой хлопнул по столу папкой:

— Вижу сегодня вы не настроены с нами беседовать, — прочирикал переводчик. — Хорошо. Я вернусь завтра — а остаток этого дня вы проведете наедине с собой. Приятного отдыха.

"Да пожалуйста", — подумал Игорь.

За годы службы в МВД он научился засыпать где угодно, в любой позе и даже подвешенным кверх ногами. А еще обрел умение насыпаться впрок, как медведь в берлоге.

Горло саднило.

"Завтра скажу этому уроду, что я голос сорвал", — удовлетворено подумал Игорь, усаживаясь на койку.

  

Пробуждение было приятным. Ветер с балкона пах морем, мокрым камнем и апельсинами, откуда-то долетала горячая струя кофе и легкая горечь темного шоколада. Дима заворочался на кровати, выпутался из кисеи полога, в которую исхитрился завертеться ночью, вспомнил, что он здесь делает — и настроение у него сразу испортилось.

Не хотелось ему пугать человека в подвале, вот хоть ты тресни — не хотелось! А придется. Ради Игоря — придется.

К тому же, это не просто человек. Это убийца и оборотень в погонах.

Дима глубоко вздохнул и решил не думать, об этом на пустой желудок. Кухню он сегодня отыскал быстро — оттуда аппетитно тянуло жарящейся яичницей.

Яичницу жарил Разумовский. Дима усилием воли удержался от ощупывания шеи — ну все, хватит, это выглядит уже нелепо!

— Будешь? — предложил тот заметив Диму.

Дима кивнул и получил на тарелке пару поджаристых яиц, посыпанных тертым сыром.

— Приборы вон в том ящике, — показал ему Разумовский. — Кофе-машина. Сок, газировка и молоко в холодильнике.

Дима, которому с самого утра хотелось кофе, вступил в краткую борьбу с кофе-машиной и вышел из нее победителем. Достал из указанного ящика приборы, сел с яичницей за стол, отрезал кусочек, положил в рот…

Только врожденная вежливость помешала Диме тот час же его выплюнуть. Вместо этого он выпучил глаза, похлопал ими, не жуя проглотил яичницу и попытался отдышаться.

— А что с ней такое? — не совсем интеллигентно выразился Дима, с подозрением рассматривая оставшееся на тарелке.

— Мед и сыр, — объяснил Разумовский, шуруя лопаточкой в сковородке. — Бекона добавить?

В этом сочетании — мед, сыр, яичница, бекон — мед бы явно лишним, но кто Дима такой, чтобы указывать человеку, как ему готовить себе завтрак?

Важно то, что Дима сейчас понял — вставать надо пораньше и готовить себе самому. И, кажется, Волков об этом когда-то предупреждал…

Дима взял бекона и морально приготовился доесть яйца, иначе выйдет невежливо.

Пока он готовился, в кухню успели зайти Юля и Олег. Последний, поняв, кто сегодня повар, изменился в лице.

— Я тебе без добавок приготовил, знаю, ты не любишь… — обратился к нему Разумовский.

Волков явно выдохнул.

— Мед и сыр? — удивилась Юля. — Необычное сочетание.

— Кулинарный извращенец, — пробормотал Олег, и Дима молча согласился с ним.

— Необычно, но вкусно, — оценила Юля.

— Я рад, что кому-то понравилось, — сказал Разумовский. — Дима, не давись, я все вижу. Сделай себе бутерброд и не мучайся.

После завтрака они снова переместились в комнату с голубыми креслами.

— Серег, может, мы как-то без тебя обсудим… — проворчал Волков.

Разумовский улыбнулся, но как-то криво:

— Олег, я в норме. Я же не могу поставить всю жизнь на «стоп» только от того, что живу в аду. Продолжаем разговор. Меня смущает в твоем плане только одно — пропавшего Палло будут искать. Это насторожит Маркезе.

— И что ты предлагаешь? — спросил Волков.

— Может попробовать его шантажировать? — предложила Юля.

— Надеюсь, ты не собираешься его перекупать, — проворчал Олег.

— А продаст ли он пятнадцать лет своей жизни? — задумчиво спросил Разумовский. — Тем более, после того, как закрыл долги? Олег, я долго думал, но здесь… Я был прав и Тряпка наконец это признал, — закончил Птица чуть насмешливо.

Дима вздрогнул.

— Наш дорогой Сальваторе отличный семьянин, вы знаете? — Птица поднял со стола несколько распечаток: — Он так трогательно любит младшего сынишку…

— Нет! — вырвалось у Димы немедленно. Он еще может пойти на такое со взрослым упырем, но не с его невинным ребенком! Птице-то не привыкать, Дима знает…

— И что ты хочешь сделать с пацаном? — хмуро поинтересовался Волков.

— Съесть его с хреном и маслом, разумеется, — фыркнул Птица. — Вы только посмотрите, на свои физиономии! Вы именно так и подумали, верно?

— Серег, ближе к телу, — потребовал Волков.

— Да ничего я не собираюсь с ним делать, успокойся, — небрежно встряхнул кистями Птица. — Но Палло будет уверен — жизнь его малыша зависит от его хорошего поведения, — почти пропел он. — Я пообещаю, утопить мальчишку в канале, если Палло заявит о похищении и, Олежек, уверяю, я буду очень убедителен.

— Не сомневаюсь, — прошептала Юля.

— Мы не можем на это пойти! — подскочил с кресла Дима.

— Я зделать помощь, — вдруг послышалось от дверей.

Дима обернулся и увидел доктора.

— Я делать забота о мальчик, — сказал Капуто, проходя к столу. — Он будет корош.

Повисшее молчание нарушил Волков:

— Бля, Серега, — сказал он. — Ты свел с ума своего психиатра.

— Я объязнить, — опустился в кресло доктор. — Я э-э… не любить, когда делать обмано для моя зтрана. Маркезе делать обмано вся зтрана. Но ребенок не должен езть зтрадание. Я зделать короши забота о нем. Он не поимет, что он езть покищено. Ми обсудить с Сергей — я езть далькии дядя Тони. Я буду ходить его на пляж и читать ему книжка.

— О, — только и смог сказать Дима, опускаясь обратно.

— Вы не боитесь? — вдруг поинтересовалась Юля.

— Он принял нас с Олегом за бандитов, — хихикнул Птица. — Но согласился жить с нами. Док, вы боитесь чего-нибудь?

— В смысле — за бандитов? — захлопал глазами Волков.

— Я подумать, что ви езть руззкии мафия, — признался Капуто. — Я видеть ваши разни документи и ваши деньги, оружие… Я думать — ви мафия.

Юля беззвучно рассмеялась, закрыв лицо ладонью.

— И вы согласились с нами работать? — потрясенно спросил Волков.

— Сергей болеть, — объяснил доктор. — Он езть по настоящи болеть и надо помощь…

  

«Что я здесь делаю, — вертелось у Димы в голове. — Чем я вообще занимаюсь, я полицейский… и я похищаю ребенка».

Строго говоря, заставить малыша Тони уйти с детской площадки, должен был доктор Капуто, на Диме было только отвлечение няньки — моя твой не понимай, как проехать в Милан, добрый женщина?

Все дружно сошлись на том, что именно Димина физиономия вызовет больше всего доверия.

— Сразу видно хорошего мальчика, который в детстве никогда не дрался, — припечатал Диму Волков.

Почему-то это прозвучало довольно обидно, особенно из-за того, что было правдой. Дима не любил драк и старался в них не ввязываться, благо класс у них был мирный.

— Я тоже в детстве почти не дрался, — заметил Разумовский и очень тяжело вздохнул.

— Ага, ты только нарывался, как не в себя, а по морде потом я получал… — хмыкнул Волков.

— Птиц, помолчи, — внезапно сказал Разумовский. — Я слишком хорошо помню, как именно ты меня защищал… Может. А может и нет, но мы этого никогда не узнаем, потому что ты сжег их в сарае.

Повисла тишина.

— Что-то я даже знать не хочу, о чем шла речь, — нарушил ее Волков.

Разумовский вздохнул еще тяжелее и закрыл лицо ладонью, зарывшись пальцами в челку.

— Ми надо понять, кто гулять мальчик, — нарушил тишину доктор. — Где мальчик делать прогулка. Сережа, ми обсуждать это. Ви не виноватто в своя болезнь. Птица не мочь иначе и он не виноватто тоже.

— Птица-то не виноват? — вылетело у Димы невольно. — Его кто-то, может, заставляет убивать людей?

Юля наступила Диме на ботинок, да он и сам уже жалел, что не сдержался — Разумовский примет все на свой счет, а Дима этого не хотел. Разумовский-то ведь правда не виноват, что болеет.

Пока Дима лихорадочно искал, что сказать, чтобы все поправить, слово снова взял доктор:

— В чем виноватто Птица? — развел руками он. — Птица не получать человечнозть, не получать эмпатия — он защищать Сережа, как он мочь. Разве ему корошо, что Сережа езть плохо от его защита?

— Доктор, да вы один только меня и понимаете… — насмешливо, но как-то и грустно произнес Птица, отбрасывая челку с лица и растягиваясь по креслу. Точно так же, как Разумовский собирался в комок, словно бы пытаясь занимать поменьше места, Птица растягивался вальяжно, будто кот и заполнял собой пространство, как инертный газ.

— Я уже вычислил — с мальчиком чаще всего гуляет няня, — продолжил кто-то из Разумовских. — Сейчас я совмещаю места прогулок, с панорамами, потом выведу на карту… не хватает большого экрана, — вздохнул он.

Дима никак не мог понять, который это Разумовский — он подобрался, но не съежился. В его тоне не было сосредоточенности Сергея, но не слышалось и развязности Птицы. Господи, на месте психиатра, он бы правда с ума бы сошел! И как тут Волков выживает… Или ему вообще все равно, с которым из Сереж общаться?

Разумовский проделал свою работу на пять с плюсом. Вскоре выяснилось, что снимки с прогулок мальчика сделаны в небольшом коттеджном поселке вблизи Милана — похоже, семейство Палло проживало именно там.

Дима перебирал распечатки — ему нужно было запомнить лица.

Мальчик Тони катит на игрушечной машинке. Мальчика Тони подняла вверх няня и он рвет с дерева лимон… Здесь няня в профиль, на другой страничке уже фас, и не только одна — здесь вся семья. Они дружно строят на берегу песчаный замок.

Падло тоже здесь — целует смеющуюся женщину. Подлый притворщик! А в Москве сразу к проституткам помчался!

Дима подумал, что фото эти, наверняка из инстаграмма. Очень уж все как-то глянцево. Счастливые лица, няня, белая вилла, увитая зеленым плющом, бирюзовый бассейн, фото с моря, пенное джакузи и романтический ужин с лобстерами… Идеальная жизнь, если не знать. Если не знать, что глава семьи курит анашу, пьет и ходит по проституткам. Если не знать, что все это — жизнь в долг и оплачено чужой кровью. Элеонора Гавловская была плохим человеком, но это не значит, что ее можно просто взять и убить.

— А вдруг он и сына не любит? — тихо спросил Дима. — Вдруг и эти фото — просто на камеру?

— Любит, — сказала Юля. — Посмотри, как мальчик его обнимает, Дим.

Сказала — и скривилась. Диме и самому было тошно. Он постарался поскорее долистать эту инста-жизнь до конца — и обнаружил на дне папки, прямо на картоне, удивительного изящества зарисовку — портрет девушки с листьями в волнистых волосах, какая-то нимфа или дриада…

— Это ты рисовал? — восхищенно спросил Дима. Разумовского, а не Волкова, конечно.

Тот взглянул на рисунок и внезапно молча выдрал папку у Димы из рук — таким быстрым движением, что Дима даже квакнуть не успел. Подхватился с кресла и вышел.

— И что это сейчас было? — поинтересовалась Юля.

— Ничего, — сказал Олег. — Ребят, вы не забывайте, что Серега болеет, да? Кстати, Диман, я понимаю, Птиц оставил тебе незабываемые впечатления, но ты язык-то подбирай нахер. Ты понимаешь вообще, что Птица — не пришелец с планеты Нибиру, не демон из глубин преисподней, а часть Сереги? Его способность защищаться и атаковать, блядь.

— Я… — запнулся Дима, — я больше не буду.

Он правда жалел, что не сдержался, но впечатления, оставленные ему Птицей действительно были настолько незабываемы, что смолчать не получилось.

Через какое-то время Разумовский вернулся, уже без папки. Дима решил, сделать вид, что ничего странного не происходит.

— Я зказать мальчик, что папа просить забрать его, пока папа делать командировка, — предложил доктор. — Дети, которих любить, верить взрозлии.

Вот от этого Диме было тошно больше всего — мальчик явно любил гада-папу.

Время операции определил Волков:

— После двенадцати тут ни одна скотина на улицу не выползет, а до девяти в выходной день никто не подпрыгнет! Между десятью и двенадцатью ловить их надо.

И Волков оказался прав. Дима бесцельно бродил по улицам поселка всего полчаса, когда у него брякнул телефон. Олег сидел на площадке с утра, контролируя ситуацию.

«Велосипед в гараже», — с бьющимся сердцем, прочитал Дима. Сейчас был его выход.

Отвлечь молодую няньку, спросить про Милан, предложить нарисовать ее портрет, немного пофлиртовать (Света, прости, это только ради Игоря!), а когда она заметит пропажу мальчика — пометаться, всплескивая руками, вместе с ней… Олег заберет доктора вместе с мальчиком, Диме предстояло добираться самому.

— C-can I draw you, seniora? — дрожащим голосом спросил Дима, и получил в ответ недоуменное:

— Che?

— Vuole dipingerti, — хихикнула соседка няньки.

— Perche'?

— Devi piacergli, guarda come tremava quel poveretto. Yes, draw her!

— Teresa, ho un ragazzo!

— Non lo scoprira'.

— Teresa!

— Senti, e ' solo un piccolo disegno...

Дима ничего не понял, кроме того, что ему разрешили рисовать. Он раскрыл блокнот, но девушка внезапно замахала руками и Дима замер.

— All right? — осторожно поинтересовался он и получил в ответ какой-то итальянский треск. А затем, к Диминому ужасу, девушка встала и позвала:

— Tony! Tony, vieni qui, ce ne andiamo.

«Провалил!» — подумал Дима в ужасе оборачиваясь.

Несколько пацанов лазали по сеточке. Олега не было.

«Кто из них Тони?» — подумал Дима. Дети, они такие похожие…

— Tony! Tony, dove sei? — снова позвала нянька.

В ее голосе пока не было тревоги.

— Good bye, — сказал ей Дима.

Контакт у них не вышел.

——————————————————————————————————————

Могу я нарисовать вас, сеньора?

— Что?

— Он хочет тебя нарисовать.

— Зачем?

— Должно быть ты понравилась ему, посмотри, как бедняга дрожит. Да, рисуйте ее!

— Тереза, у меня есть парень!

— Он ничего не узнает.

— Тереза!

— Послушай, это лишь маленький рисунок...

— Все в порядке?

— Тони! Тони, иди сюда, мы уходим. Тони! Тони, где ты?

Сегодня Гаспарини говорил по-английски. Без переводчика.

— Игорь, вы сами вынуждаете нас, — сказал он почти ласково. И ушел.

Игоря вернули в его камеру. Со скуки он уже несколько раз прикидывал, как можно сбежать отсюда, но все всегда упиралось в то, что для успешного побега придется кого-либо убить.

Игорь слишком хорошо знает, что такое игры с оружием. Был случай, они шизу с топором ловили, ну один из оперов и выстрелил. В ногу, хотел остановить. Попал в бедренную артерию и все, кранты. Взялся за пистолет — будь готов убить.

А ведь не все тут — сволота купленная, есть нормальные, честные служивые…

Сегодня Игорю скучать не дали. Лишь только он успел придремать — зашли, разбудили. И еще. И еще…

Игорь все понял, сам так делал, когда был четко уверен в вине подозреваемого. Лишение сна не оставляет следов на теле, но совершенно измучивает человека.

Он отлично выспался, продержится дня три. Потом адвокат должен будет что-то сделать.

Больше не пытаясь уснуть, Игорь добыл из-под подушки книгу. Толик принес ему почитать, роман о геологах середины прошлого века. Ничего так.

  

Мальчик Тони действительно ничего не понял, как и обещал доктор. Мальчик Тони бодро тарабанил что-то по-итальянски, с удовольствием уплетал форель с печеным картофелем, носился по залам, съезжал по перилам на первый этаж и показывал, как он здорово умеет стоять на голове. Олег, не выдержав, продемонстрировал мальчишке «колесо». Тони очень старательно пытался за ним повторить. Олег, похлопывая мальчика по суставам, пробовал объяснить жестами, как правильно, пока доктор не объявил сиесту, сиречь — послеобеденный сон. Для Тони, естественно, не для Олега, хотя по их виду — Олег бы последовал указаниям доктора куда охотнее.

Первое фото они отправили Палло на электронную почту сразу, еще из машины. Точнее, Сережа отправил. Он знал, как сделать, чтобы их не смогли отследить по адресу.

«Не подавай сына в розыск, если хочешь увидеть его», — написал Птица.

— Теперь, по рецепту Олежки, его стоит чуть-чуть помариновать, — хихикнул Птица, захлопывая крышку ноута.

Сережа молчал. От всей этой ситуации ему было тошно. Ему было тошно от того, что он фактически, приказал похитить ребенка.

Да, это была идея Птицы, но именно Сережа дал ей добро. Последнее время… их отношения изменились. Птиц потерял в самостоятельности — все чаще, когда Сережа что-то хотел от него, ему приходилось просить.

Самое страшное — это тоже происходило все чаще. Сережа нуждался в его методах, которые не так давно ненавидел всей душой.

— Мне кажется, что я теряю себя самого, — сказал Сережа доктору недавно.

— Или наоборот — находить? — ответил ему Аурелио.

— Трус, — яростно шепнул на ухо Птица.

«Ты тоже боишься», — вдруг ощутил Сережа. Птиц смолчал, хотя услышал, и только когти его сильней впились в их плечи.

К сожалению, времени попаниковать вволю или от души порыться в своем подсознательном, у них сейчас не было. Не было у Сережи, а значит — не было и у Птица. Сперва им надо выколупать Игоря из той гнуснейшей ситуации, в которой тот очутился.

Для звонка Олег одолжил Сереже камуфло и маску с прорезями для глаз. Сам он устроился рядом в таком же наряде, Диму и Юлю, отправили за экран.

— Вопросы пишите на бумаге или сообщением, — предупредил их Сережа. — Дима, ты с ними говорил, твой голос звучать не должен! Юля, твой голос скорее всего тоже известен.

Дима и Юля молча послушались, уйдя за экран, и Сережа занес руку над кнопкой, вдруг поймав себя на ощущении: тревога, которая должна была грызть его сворой некормленых псов… просто тихо лежит где-то на дне души, как тяжелый, холодный камень.

  

— Cosa vuole?! Soldi?! — выкрикнул Палло.

«Что вам нужно?! Деньги?!» — пробежали внизу экрана желтые буквы.

На Юлином телефоне — выведена трансляция, ее не видят, но видит она. Дима взволнованно сопел над ухом.

На лице Палло, посеревшем и поблекшем, как-то особенно выделились глаза, но Юле его ничуточки не жалко. Она ощущает только ярость — почему ты, падла такая, решил, что тебе можно платить свои долги судьбой моего мужа?!

— Повернись по кругу, — потребовал Разумовский.

Глаза Палло выделились еще больше. Он услышал русскую речь — и понял.

Послушно обернулся вокруг. Газон, полоска деревьев и белые крыши… никого вокруг.

— Молодец, — ласково похвалил его Птица. — Умеешь выполнять инструкции. За это тебя и ценят, верно? А теперь скажи мне, ведь это ты убил Элеонору Гавновскую?

Волков, не выдержав, хрюкнул в голос.

«Она Гавловская!» — спешно написала Юля и подняла вверх блокнот. Это она виновата, это с ее уст Разумовский переврал фамилию…

— Я не убил! — запротестовал Палло.

— Да ну? — с насмешливой угрозой спросил Птица. — Это для тебя Игорь Гром написал любовную записку незнакомке. Это ты увез его с той вечеринки. Это ты дал ему коктейль со снотворным и подбросил кошелек с ядом — и теперь говоришь, что не убивал?

— Я… я просил, я поил, я подбросил, — согласился бледный Палло. — Но я не убил!

— А кто же убил? — почти нежно прошептал Птица.

— Аньелло, — выдохнул Палло. — Он забрал запизку, он дал мне кошеллек!

— Аньелло Сортори? — уточнил Волков.

— Он, — сказал Палло. — У меня семья, долг, наш дом, я не мог… Он дал деньги… Я все зказал, вернуть мне Тони!

— Тони пока останется у нас, — пропел Птица. — Чтобы ты вел себя хорошо. Ты же знаешь, что такое вести себя хорошо, верно? Никому не рассказывать. Не предупреждать Сортори. За хорошее поведение мы будем присылать тебе фотографии. Завтра Тони идет в аквапарк — жди!

— Ты зачем про аквапарк сказал? — удивился Волков, когда звонок был завершен.

— Чтобы проверить его, — сказал Разумовский. — В аквапарк завтра идет Дима. В Милане. Если там все будет спокойно — значит в полицию Палло не обращался. Надеюсь, ты умеешь плавать?

— Не очень хорошо, — признался Дима.

— Тогда постарайся не утонуть, — без улыбки сказал Разумовский.

«Похоже, это была шутка», — заметила Юля.

— Кстати, Серег… Элеонора Гавловская, — сказал Олег. — Не Говновская, не Гавницкая, ты хоть запиши себе.

— Олег… иди в жопу, — отозвался Разумовский, снимая маску. Юля поймала себя на мысли, что не может понять — кто это сейчас сказал.

  

— Игорь, я зафиксирую нарушения и подниму медийный шум, — пообещал Толя. — Но…

— Но? — устало спросил Игорь.

— Они продолжат, — признался адвокат. — Здесь все…

"Куплено, — написал он в блокноте зеленым маркером. — Я делаю, что могу, но настоящий результат даст расследование твоих друзей. Постарайся держаться. Ничего не подписывай. Я потороплю их".

Дождался, пока Игорь прочитает и тщательно заштриховал слова.

Игорь кивнул, он все понял.

Ситуация — полное дерьмо.

  

Дима стоял на кухне в трусах и страдал. Во-первых у него страшно горели плечи, нос, грудь и спина. Во-вторых ему было ужасно щекотно. В-третьих Разумовский настойчиво интересовался, почему Дима так упорно отбивался от солнцезащитного крема с утра, а Дима и сам этого не знал.

"Потому что танки грязи не боятся? Потому, что я крутой русский мент, что мне какое-то солнце? Потому, что это ты предложил? Потому что я идиот?" — грустно думал Дима.

— Дима, здесь очень яркое солнце, а у тебя тоже светлый фенотип… — продолжал занудствовать Разумовский, выписывая по Диме вензеля силиконовой кисточкой с зеленоватым кремом.

— Я цветочек нарисовал, — с гордостью заявил из-за спины Волков.

Так вот, почему Диме было так щекотно!

— А я — дерево, — откликнулся Разумовский.

Дима нагнул голову, вытягивая шею — и прозрачно-зеленые дорожки на его коже вдруг сложились в рисунок ветвей.

— Заштриховываем? — предложил Разумовский.

— Дай, хоть гляну, — отозвался Волков выходя у Димы из-за спины. — Слушай, мент, идея на миллион. Как в следующий раз загорать пойдешь — попроси Сережку солнечным кремом на тебе голую бабу нарисовать. Будет временная татуировка.

— У меня девушка есть, — сказал Дима.

— Олег, это была Венера Ботичелли, а не голая баба…

— А то Венера не голая и не баба, — хмыкнул Волков. — Мне, кстати, Рубенс больше нравится. У него блин не кожа, а целая поэма, прям потрогать хочется. А у Ботичелли твоего все слишком неземные какие-то. И глаза у Венеры вкривь.

— Олег, просто скажи, что ты в этом ничего не понимаешь, — заметил Разумовский. — Ты хоть когда-нибудь обращал внимание, какая тонкая гармония звучит в каждой ли… прости, — Разумовский схватился за карман. — Это адвокат Игоря, — сказал он взглянув на экран. — Дорисовывай без меня.

Разумовский бросил кисть на стол и стремительным шагом выбрался на балкон, поднося телефон к уху.

— Ну блин, — сказал вслед ему Волков. — Без тебя не интересно.

  

Вернулся Разумовский с балкона… другим. Не Птицей, но настроение у него явно серьезно испортилось.

— Собираем всех, — сказал он так же посерьезневшему Волкову. — Надо посовещаться.

… Таким образом, у нас осталось мало времени, — завершил Разумовский свой пересказ.

Юля вертела в руках чайную ложечку, тиская ее так, словно бы хотела сломать. Дима, весь измазанный подсыхающим гелем, стоял, как куст среди сюжета и не знал… за что хвататься.

— Я собирался последить за Сортори, — признался Волков.

— То, что Палло не сказал полиции, не значит, что он никому не сказал, — кивнул Разумовский. — Если Сортори знает, нас будет ждать засада.

— Но Игоря пытают, — неживым голосом сказала Юля.

— Да, — согласился Разумовский. — Лишение сна — это пытка. Она идет уже вторые сутки.

— Мы должны что-то сделать! — сказал Дима.

— Что именно? — спросил его Волков. — Лезть в возможную засаду, или…?

— Проблема в том, что мы почти ничего не знаем о Сортори, — заметил Разумовский, постукивая пальцами по крышке ноутбука. — И лишь чуть больше — о его любовнике.

— Ч-чего? — хлопнул глазами Дима.

— Ну, знаешь… “It’s okay to be gay, let’s rejoice with the boys…” — напел Волков, шевеля пальцами в воздухе. — Мы тут снова Палло звонили, пока тебя не было, узнавали, почему его боевой товарищ вместе с ним по проституткам не ходит.

— Бьянки — агропромышленник средней руки, — пояснил Разумовский. — Его каналы сбыта завязаны на Маркезе. Если мы сумеем получить его показания, мы попадем в цель. Но как это сделать…

— Шантажировать его, — жестко сказала Юля.— Угрожать раскрытием его ориентации.

— Юля, — вздохнул Разумовский, сложив пальцы, — здесь не Россия, да и в России, знаешь ли уже…

— С-схватить Сортири, — предложил Дима, преодолевая себя. — И… держать в заложниках!

— Боюсь, не поможет, — покачал головой Разумовский. — Я не уверен, что Бьянки поставит жизнь любовника выше денег, которые может потерять.

— Схватить самого Бьянки, — сказал Волков. — Свою-то жизнь он точно поставит выше денег. А я устрою ему полное впечатление, что он может ее потерять!

— Единственный выход, верно? — тихо спросила Юля.

— Боюсь, что так, — грустно сказал Разумовский.

— Пару дней я послежу за ним и пути отхода подготовлю, — поставил точку Волков. — Юль, прости, но лезть совсем очертя голову не стоит.

— Я понимаю, — сказала Юля, тиская подлокотники. — Здесь есть, где купить сигареты?

  

— Don't sleep! — толкнул Игоря кто-то. Игорь открыл глаза — кругом бродили причудливые тени от ламп.

“Что я делаю в тюрьме, — подумал он. — Что я делаю в тюрьме, если я — лаваш?”

— Don't sleep! Don't sleep! — тряс его кто-то и надо бы дать в надоедливую морду — ууу, напухла, висит сверху! — но кулак висел на нити руки воздушным шариком, а разве можно бить морду воздушным шариком?

— Don't sleep!

— Подпиши это и мы дадим тебе сон, — вкрадчиво говорил кто-то.

— Н-не могу, — мотнул пьяной головой Игорь. — Я от рук инструкцию потерял.

— Quel pezzo di merda ci sta ancora prendendo in giro! — прозвучало сверху.

— Мы вернемся, Игорь, — пообещал кто-то.

— Don't sleep!

___________________________________________________________________________

— Этот кусок дерьма все еще издевается над нами!

  

— Нет, Юль, — сказал Олег серьезно. — Ты с нами не едешь. Что-то там не совсем чисто. Что — сказать не могу, но чую какую-то подставу.

— Я сам все сниму, — пообещал ей Сережа.

Олег изумленно на него уставился, Сережа ответил твердым взглядом.

— Я еду с вами, — сообщил Олегу Птица, выскальзывая вперед. — Только я смогу задать нужные вопросы, — самоуверенно объявил он.

Сережа видел, как захлопал глазами Дубин. И не напрягся, хотя на Птицу он всегда едва заметно напрягался. Он что, перестает их различать?

Это, мягко говоря, не радовало, а вообще-то влияние Птицы на себя Сережу откровенно пугало.

Аурелио утверждал, что Сережа станет тверже характером, но маньяком не сделается.

Так вот, у Сережи полное ощущение, что именно маньяком они и делаются. Он делается. Птица и так маньяк.

"Неужели я, как и он, пойду ради своей цели на любые гнусности?"

Ребенка они уже похитили, на очереди — участие в пытках.

— Которые будет проводить твой лучший друг, — хихикнул на ухо Птица. — Ты такой забавный. Олежке пытать можно? Он — не маньяк? Ты его любишь больше, чем самого себя…

— То есть — тебя? — уточнил Сережа.

— Хуевая идея, Серег, — не оценил Олег. — Лучше запиши нам эти вопросы, я не могу переть туда тебя с твоей съехавшей кукушечкой.

— Я ворон! — оскорбился Птица. — Или ты думал, Тряпка согласится в этом участвовать? С тобой буду я, Олежек…

— Мне похуй, кто, но пытать человека у тебя на глазах я не буду!

— А у меня на глазах?! — выкрикнул Дима.

— Возьми меня с собой, — спокойно сказала Юля, прикуривая. — За Игоря я эту сволочь лично ножом резать буду.

— Вот поэтому я тебя и не беру, — спокойно сказал Олег. — Ненависть не помогает при допросе.

— Предлагаю компромисс, — тихо вздохнул Сережа. — Я зайду, когда он уже будет готов отвечать. Олег, ты сам понимаешь — допрашивать Бьянки должны мы.

Олег, не смущаясь Юли, высказал все, что он по этому поводу думает и Сережа понял — им удастся настоять на своем. Олег прошел стадию гнева, сейчас он поторгуется и все равно все выйдет по-Сережиному… как и всегда.

  

Диму трясло ужасно. “Что я здесь делаю? — спрашивал он сам себя, вглядываясь в освещенную фонарями горную дорогу. — Как я вообще пошел на это? А… меня кажется просто не спрашивали. Почему меня никто не спрашивает?”

Дима сидел рядом с Волковым, на переднем сидении. Разумовский забрался на заднее и лег там спать!

— Да дремани ты, — обратился к Диме Волков. — Чего мучаешься.

— Т-ты думаешь, я смогу уснуть? — поперхнулся Дима.

Волков закатил глаза:

— Ты просто побудешь часовым.

— П-почему нет более цивилизованного способа узнать то, что нам надо? — выдохнул Дима. — Зачем эта… дикость!

— Не мы это начали, — пожал плечами Волков. — Ты меряешь все по мирному времени. Ты понимаешь, что с нами воюют, Дим?

— С нами не воюют.

— Тогда скажи, как это назвать по-другому, — предложил Волков.

Дима задумался.

— Информационная война? — несмело предположил он.

— Угу. Только началось-то все со вполне реальной смерти, — сказал Волков. — И не факт, что Игорь проживет после суда долго, ты ж понимаешь — он слишком… неудобен.

Спину Димы обсыпало ворохом ледяных мурашек.

— Мы на войне, — жестко сказал Волков. — И мы на территории противника. Воспринимай это так — и тебе будет легче. Не дрейфь, салабон, всем сперва страшно.

— Бляяя, — вырвалось у Димы глубокое, с самого дна души.

  

Волков снова собрал дуру из микроволновки в столитровом рюкзаке. И херакнул ей прямо в трансформатор поселка. Сразу стало очень темно.

— Темнота — друг молодежи, — объявил он. — Когда свет пропадает у всех — это не так подозрительно.

Вилла Бьянки располагалась ниже всех, у самого озера. Олег долго пробирался туда с выключенными фарами.

— Черт, тут колбаса должна быть… — заругался он шаря где-то за спиной у Димы.

Его движения разбудили Разумовского:

— Я ее съел, — сонно сказал он.

— Блять, Серенький! А чем мы собак усыплять будем?

Дима, не выдержав, прыснул.

— С-сук, всем кого захочу проклясть буду желать гражданских на боевой операции! — простонал Волков.

— Я не всю съел, — признался Разумовский. — Олег, предупреждать надо. А если собаки не захотят твою колбасу?

— Захотят, — уверенно сказал Волков. — Колбаса-то отличная… Давай сюда, что не доел и ждите меня тут.

Волков надвинул на глаза бинокль, мгновенно высветивший глазницы зеленым и исчез в ночи, вместе с колбасой. Дима остался с Разумовским в неуютном молчании.

— Сколько времени? — спросил он.

— Одиннадцать, где-то так, — сказал Дима.

Волков заставил оставить смартфоны дома, боялся, что их отследят через джипиэс. Дима сам бывало занимался таким розыском, поэтому спорить не стал, но без телефона было скучно, грустно и непонятно, сколько времени.

Разумовский возился на заднем сидении, судя по звуку — пил. Внезапно дверь открылась и Дима вздрогнул. Волков явился из темноты, будто призрак.

— Маски надели, шокеры взяли, — сказал он. — Серега, ты на карауле. Дима — за мной!

— Не оставляй меня, — вдруг нервно сказал Разумовский.

— Блять, ну Серега!

— Олег, я тебя не вижу, — Дима вывалился из машины и пошел на голос.

Под ногами хрустел гравий. Ночь была безлунная и черная, как космические дыры, только звезды посверкивали с бездны небес. Все лампы внутри машины, все светящиеся детали Дима под руководством Олега еще днем тщательно заклеил изолентой и только рука, скользящая по капоту не давала Диме уйти и потеряться в этой черной ночи.

— Ты шутишь? — удивился Разумовский. — Посмотри, небо светлее земли, Олега прекрасно видно!

— Да вы издеваетесь, — выдохнул Олег. — Серег, не у всех кошачьи глаза, как у тебя. Дима, дорожку видишь?

Дима опустил взгляд — внизу что-то смутно светлело.

— Вижу, — согласился он. — Кажется.

Волков прошипел что-то нецензурное.

— У близоруких людей бывает расстройство сумеречного зрения, — сообщил Разумовский.

Дима машинально поправил очки:

— У меня нет расстройства, — гордо сказал он. — Здесь просто очень темно.

— Олег, а второго прибора ночного видения у тебя нет, да? — поинтересовался Разумовский.

— Нет, — кратко сообщил Волков. — Дим, водить умеешь?

— Да…

— Хорошо?

— Игорь сказал что да.

— Полезай за руль и жди нас! — рубанул Волков. — Хватит терять время. Серега, за мной!

Дима услышал хруст гравия. Постепенно он затих и Дима остался один.

Олег понимал, что сам и только сам во всем виноват. Расслабился, блядь! Привык, что команда — такие же бойцы, как и он и что каждый знает, что делать. Да и Гром был нормальный боец, все знал, все умел… Что ж у напарника-то его обе руки левые?

“Сам виноват, — казнил себя Олег. — Надо было с этим салажонком, как с салажонком… Еще блять, Серый… всю блять жизнь вот так — он нарывается, а потом “Олежа, спасай!”, вот куда его несет-то…”

Сережа кстати, шел неплохо, не шумел. Олег подозревал, что идет за ним уже Птица, последнее время он как-то подутих… Зато в Сережу как бес вселился! Олег уже сам не всегда понимал, с кем из субличностей разговаривает — Птица стал тише, Сережа — злее, а вот истерики оба устраивали совершенно огненные. Капут считал, что эти истерики — проявление болезни, а не характера. Впрочем, проявлений характера Серенького Олегу тоже более чем хватало, он этот дурацкий характер с детства изучил от и до!..

Олег знал, что в доме есть прислуга (он и зайти собирался через кухню), но знал, что в это время не спит только одна из… горничных, или как это называется? Олег два дня лазил по окрестностям с биноклем и выяснил все, что можно выяснить за два дня.

Не так уж и мало, на самом деле. Олег знал про собак и знал, что эту колбасу они едят. Олег обследовал забор и подпилил один из дальних прутьев пилкой по металлу, так, что его оставалось только пнуть как следует.

Олег вычислил хозяйскую спальню и знал, что у Бьянки есть телохранитель. Олег видел, как тот движется — чуть более тренирован, чем обычный человек.

С ним и Серега справится. Сережка, он же вообще человек-сюрприз, по жизни. Для кое-кого оказавшийся последним…

Второй охранник сидел на КПП при воротах — старый, неповоротливый… Иногда он делал обход территории, раз в пару часов. А вот ночной сменщик его был пободрее, каждый час шлялся, и как боец был поопасней — Сереге лучше держаться от него подальше. Олег изложил диспозицию с расстановкой сил еще в машине по дороге сюда и не тратил больше слов. Серега не дурак, сам все поймет.

План был прост предельно — тихо зашли, дважды щелкнули шокером, телохранителя — в шкаф, с кляпом во рту, Бьянки — в багажник, со связанными руками. Серега уже арендовал в Болонье (самый ближний город) хорошенький подвал. Или Птица арендовал. Какая разница.

— Что это? — вдруг напряженно спросил Сережа.

— Замри! — кратко шепнул Волков.

К ним бежала собака. Подъеденной Сережей колбасы со снотворным не хватило на всех псов, но Олег видел, что лапы здоровенного кане-корсо явно идут не в лад. Пес не лаял, не рычал, он молча тащил к ним свое тяжелое тело и Олег подозревал — вовсе не затем, чтобы поблагодарить за угощение. Олег скользнул вперед, прикрывая Сережу, выдернул из-за пазухи шокер…

“Немного ближе, моя радость!”

Треск разряда оглушительно прозвучал в ночной тиши, рассыпались искры…

“Извини, дружок!”, — подумал Олег. У кухни им неожиданно повезло — задние двери были не заперты. Олег прислушался, но мирная тишина быстро сказала ему — засады нет. Человеческий фактор, сиречь — обычное раздолбайство.

Олег скользнул в кухню, густо пахнущую рыбой и специями. План дома он не знал, но мог положиться на нюх.

Дорожка духов наверняка вела к бабам — прислуга, как и охрана, работала посменно и жила прямо в доме. К бабам им не нужно.

От чулана пахло овощами в земле. Олег тихо открыл последнюю дверь — оттуда тянуло свежестью. Все верно — прибор ночного видения высветил призрачно-зеленым диваны и бильярдный стол. Гостиная.

Сережка обозначился за спиной с легким шорохом. Олег положил руку ему на плечо “замри”. Серега понял — и замер.

Олег выскользнул вперед… Был у них в выпуске один уникум, Ярик — просто пройдя по кухне говорил кто где сидел. Засады по запаху определял.

Олег так не мог — но он умел слышать. Даже самый тихий человек — дышит, шевелится. Главное — отделить звуки друг от друга, для этого нужно сосредоточиться.

Этот шорох — его собственная кровь, текущая по венам. Стук его сердца.

В кухне дышит Серега.

Олег стоял и вслушивался, он слышал, как что-то шуршит в соседней комнате — должно быть платье той самой ночной горничной. И, почти на грани слышимости, тонкое посвистывание… радость моя, ты спишь? Олег пополз вперед, спохватился и махнул Сереге, зная, что тот увидит. Серый реально видел в темноте, как котик.

Телохран правда дрых, но Олегу очень не понравилось — как. Такой сон… тревожный, чуткий. И бесшумно убить его было проще, чем тихо вырубить.

Но в этом деле нельзя оставлять за собой трупы. Эх-х, придется рискнуть. Будем надеяться, что Бьянки спит крепче и не отреагирует на треск шокера за дверью.

  

Брызнувший из спальни свет выслепил окуляры, Олег машинально перекатился от двери вбок, стряхивая ремешок с головы на шею.

— Положи телефон, — негромко приказал Серега по-английски.

— Я ждал вас, — прозвучал голос из спальни на том же языке. — Моя рука уже на кнопке, даже если вы застрелите меня — вам не скрыться, — уверенно сказал Бьянки. — Полиция настороже, вам не скрыться в любом случае. Сопротивляясь вы лишь добавляете новые преступления.

— Забавно, что ты заговорил о преступлениях, — хихикнул Птиц. — На твоем месте я не стал бы вызывать полицию. Что она скажет о той мертвой девочке в твоем подвале?

Серега стоял чуть в стороне от дверей, он тоже шарахнулся от света. Олег видел и Бьянки, в раскоряку сидящего на кровати с телефоном в руке, и его удивленно вытягивающееся лицо.

— Какой мертвой девочке?!

Птиц совершенно маньячно расхохотался:

— Ты думаешь, мы не подстраховали себя? Сейчас мы уйдем. Спустись в подвал Гвидо, тебя там ждет сюрприз. На твоем месте, я бы избавился от него, прежде, чем вызывать полицию… — глумливо пропел Птица и, развернувшись, бесшумно бросился назад.

Олег последовал за ним — если полиция предупреждена, ловить здесь больше нечего, кроме неприятностей. Печенкой ведь чуял — подстава!

У кухни Серега притормозил, пропуская Олега вперед, Олег пролетел до двери и замер.

Так же, как он чувствовал подставу, сейчас он чувствовал засаду.

Тот самый ночной спец, здесь, за дверью. Ждет.

“Дверь хлипкая, — пронеслось в голове у Олега, когда он потянулся к пистолету. — Прострелю”.

— Стоять, — прошипел сзади… Птиц? — Никаких трупов.

— Hey, Guy, your master is here, — пропел он. — Do you want to see him alive? Get away from the door and lie down.

А затем изобразил такой натуральный и отчаянный: "Мф-хф!", что Олег бы сам поверил, что у них заложник, если бы не знал, что они одни.

Олег услышал хруст гравия. Уходит…

Как оказалось, Сережа тоже его услышал — и неожиданно развернувшись рванул из кухни в гостиную.

"Да ….….!" — подумал Олег, бросаясь следом.

Сережка… хотя нет, Птица, сейчас это точно был Птица, неповторимый и, блядь, непредсказуемый, пролетел через всю гостиную к двери и тут Олег осознал его план.

Пока охранник давит газон с той стороны дома, ожидая их появления с заложником под мышкой, Серега решил выйти с фасада, пройти через пустую сторожку и смыться незаметно.

Дверь была под сигнализацией, Олег видел алый диод, но они-то уже внутри. Птица просто повернул ручку панорамного окна и выскочил на террасу, замер, оглядываясь… “Чего оглядываться, когти рвать надо!”

Олег пролетел мимо, цапнув его за плечо — “за мной!” — и чесанул в сторону ворот. Они благополучно миновали фигурные деревья, пробежали через открытую сторожку — молодец парень, всегда так делай — а затем Серега попытался ломануться в кусты. Чтобы как следует похрустеть там ветками и еще, возможно заблудиться. Олег дернул его за руку и побежал по подъездной дороге. Пять метров — а затем живая изгородь спрячет их.

Дорога пошла вверх и Серега начал отставать — Олег слышал, как тяжелеет с каждым шагом его дыхание и делаются неровными шаги. Ну и куда ж ты выперся, Сережа, ты же правда кот — быстро пробегаешь короткую дистанцию, но потом тебе надо на дерево!

Олег замедлился, дождался Серегу и забросил его руку себе на шею:

— За меня держись! — прошипел он. Серега вцепился в майку на плече, Олег бежал вверх и тянул его… “Отожрался я, блять, на здешних спагетти”, — злобно думал он.

Олег уже видел устроенную на перекрестке машину, когда мир снова вспыхнул в окулярах. Олег смахнул прибор — и увидел горящие над головой фонари. Да как так-то быстро?!

“Резервная линия!” — понял он, подпихивая Серегу к дверям и влетая на пассажирское сиденье.

— Гони мент, как будто черти гонятся! — напутствовал он Дубина.

И мент — молодец! — не стал задавать лишних вопросов. Врубил фары и выжал газ. Внедорожник, взревев двигателем, поехал. Назад.

— Заднюю передачу выруби! — рявкнул Олег.

Дима задергал рычагом, Олег сам включил его в нужное положение — и они, наконец-то помчались.

— Куда мы едем?! — нервно спросил Дима на ближайшем перекрестке.

— Куда я скажу… сейчас влево! — прохрипел Олег.

“Только бы успеть миновать тот поворот…”

—————————————————————————————————————

— Хэй, парень, твой хозяин здесь. Хочешь видеть его живым? Отойди от двери и ложись.

  

— Мы с тобой после развилки поменяемся, — пообещал Волков. — Тут дорога поганая, свернуть некуда… горы.

Да, Дима всегда мечтал погонять в темноте по незнакомым горам. Возможно он ехал медленнее, чем стоило бы, но… и хоть кто бы сказал ему, что произошло!

— Ждали нас, вот что произошло! — гавкнул Волков. — Диман, шевели педалями — как только Бьянки увидит, что в подвале у него не прибавилось мертвых девочек, сразу нажмет тревожную кнопку.

— Каких мертвых девочек? — испуганно спросил Дима.

Разумовский, пытавшийся отдышаться сзади, издал хриплый смешок.

— Воображаемых, — не прояснил ситуацию Олег. — Твою мать, уже… слышите?

Нет, Дима ничего не слышал пока.

— Сирены, — сказал Волков.

— Слышу, — выдохнул Разумовский.

Да, Дима теперь тоже уже слышал.

— Твою мать… придется уходить на запасной путь, — выдохнул Олег. — Значит так, слушай сюда. Через четыре поворота — сбрасывай скорость километров до пяти. Увидишь снятую секцию ограждения — ныряй туда, съезжай метров тридцать и выключай фары.

— Что значит — снятую секцию? — занервничал Дима.

— Не ссы, Капустин! Я днем там все промерил, не кувыркнемся. Я тут по-твоему, чем два дня занимался?

— Это твой план “Б”? — хрипло спросил Разумовский.

— План “Ё”, блядь!

Дима весь взмок. Он привык слышать сирену у себя над головой, а не за спиной, ему все время мерещилось, что вот-вот камни окрасятся сине-алыми отблесками…

Поворот. Другой. Третий…

— Начинай сбрасывать! — скомандовал Волков.

Дима послушно сбросил, выслушав недовольное гудение одинокого авто, едущего сзади.

— Пропускай его… сбрасывай еще, пусть уедет!

Четвертый поворот, снятая секция, острые грани темноты за пределами освещенной полосы…

— Съезжай!

— Господи, помоги мне, — вздохнул неверующий Дима, повернул руль и легонько придавил газ. Колеса перекатились через асфальт, слабый свет фар обозначил противоположный край горной долины и муравьиную цепочку машин, тянущуюся по соседней дороге. Затем склон пошел вниз, Дима спешно перебросил ногу на тормоз, останавливая радостно покатившийся под уклон джип, в световом круге запрыгал бурьян, камни и кусты… они ползли вниз, а склон изгибался вверх, словно бы пытаясь сбросить машину, как надоедливого жука… господи, да тут градусов шестьдесят, как они еще не катятся вверх тормашками!

— Стопари! — сказал Волков, когда Дима въехал прямо в куст. Дима не хотел в куст, но так получилось.

— Глуши мотор, фары выключи!

Дима послушно перещелкнул рычажок, повернул ключ в замке зажигания, выжал ручник. Повисла тягучая тишина, нарушаемая только противным, тревожным воем сирен, все ближе и ближе, уже над самой головой… Сине-алые блики не добрались до них, промчавшись по камням выше. Вой сирен унесся следом — Дима, с невероятным чувством облегчения, слушал, как тот звучит все дальше… Только сейчас Дима понял, какой он мокрый — хоть выжимай — и как трясутся у него руки.

— Курим бамбук, — сказал Волков. — Полчаса они вдоль долины ехать будут, потом свернут. Тогда начнем выбираться.

— Как же мы обратно поднимемся? — испуганно спросил Дима.

— А никак. Нам в самый низ. Переедем через ручей и уйдем на другой край, соседнюю дорогу, я там тоже секцию снял.

Дима вспомнил крутобокую чашу долины…

— А мы сможем? — с сомнением спросил он.

— Может кое-где потолкать придется, — признался Волков. — Пешком немного пройти. Да че ты нервный-то такой! Вон, даже Серега молчит… Серег, ты там как вообще? — с тревогой в голосе спросил Олег.

— По ту-ундре, — напел Птица. — По железной дороге, где мчится поезд “Воркута-Ленинград”... Мы бежали с тобою, от проклятой погони, от проклятой погони, громких криков «Назад!»…

— В норме, — сделал вывод Волков.

— Олег, ну какая норма, — послышался сзади нервный голос Разумовского. — Ну какая к чертям у меня норма, а? Кстати, мы в полном дерьме, ты в курсе? Мой план провалился, Игоря мы не вытащили, я устал и хочу сдохнуть, но он же мне не даст и ты тоже не дашь…

— Та-ак, — Волков распахнул дверь, отстегнул ремень и выпрыгнул наружу.

Хлопнула дверь сзади.

— Вылезай и подыши.

— Не хочу, — глухо откликнулся Разумовский. — Ничего не хочу, почему мы не умерли маленькими, а? Почему она не держала подушку чуть плотнее?

— Серег, либо ты выползаешь, либо я тебя вытряхиваю, — с угрозой сказал Волков.

Разумовский издал глухой звук, похожий на рыдание и Олег заскочил внутрь и после минутной возни исполнил свою угрозу — лично вытряхнул Разумовского из коробочки. Оба исчезли в ночной черноте.

Все это время Дима старательно пытался не отсвечивать и вообще делал вид, что его тут нет. Ему было неловко — когда болезнь Разумовского проявлялась вот так, Диме было ужасно неудобно за этим наблюдать. Это было слишком личное… вот кто его душил, когда Разумовский был маленьким? Получается, этот человек и виноват во всем, что произошло в городе… Крепко она теперь спит, эта женщина?

“Мне неприятно смотреть, как кто-то страдает… даже если это тот, кто пытался меня убить”, — размышлял Дима, сидя в черноте и тишине.

Время тянулось самым противным образом. Диму начало клонить в сон. Он оперся на руль… и тут тишину ночи прорезал громкий гудок!

Через пять секунд в салон влетел Волков, злой как шершень:

— Ты дебил, да?

— Я нечаянно…

— Больше я вас никуда не возьму, ни одного, ни второго, — устало вздохнул Олег. — Брысь от руля! Вообще назад вали.

Дима отстегнулся и вылез, ощупью нашарил заднюю дверь, влез на сиденье. Хлопнула передняя дверь — вернулся Разумовский. Он молчал.

Волков завел машину, включил фары и принялся съезжать вниз, довольно быстро и ловко объезжая камни и кусты. Потом они, все так же в молчании, переехали ручей и начали подъем… Очень скоро Диме и Разумовскому пришлось выйти, чтобы облегчить машину. Урчание мотора, светлое пятно впереди машины и мелькающие сверху звезды фар были единственными ориентирами в шуршащей темноте. Дима запнулся о камень, упал и больно стукнулся коленкой. И тут что-то коснулось его руки!

“Змея!” — подумал он, вскрикивая и откатываясь.

— Ты все еще так меня боишься? — грустно поинтересовался Разумовский. Теперь его было видно — черным силуэтом на фоне светлого пятна выше по склону.

— Я… я принял тебя за змею, — неловко пробормотал Дима, пытаясь подняться и успокоить дыхание.

— Я похож на змею?

— Твой палец… похож на змею…

“Как же по-дурацки звучит…”

— Давай руку, — скомандовал Разумовский. Дима протянул ладонь и Сергей, с неожиданной силой, потянул его вверх. Ухватил под локоть. Дима попытался, было, провалиться в кроличью нору, но Разумовский был начеку.

Подъем был долгим, Диме уже казалось, что вот-вот начнет светать, так долго они лезли вверх… а потом еще и толкали джип, снова лезли и снова толкали… Когда они доползли до дороги, Дима завалился на заднее сидение и немедленно отрубился. Не проснулся он и тогда, когда Разумовский с Волковым обдирали джип от пленки, пропустил смену номеров… Дима очухался уже в Венеции, не особенно понимая, что от него хотят…

Солнце еще не встало, но небо уже посветлело. Покачивался на серой воде катер — Олег несколькими толчками направил Диму к нему. Разумовский зябко кутался в ветровку на лавке — он подал Диме руку, помогая перешагнуть через борт. Лицо у него было бледное, осунувшееся, под глазами залегли синие тени, волосы висели печальными сосульками. Дима рухнул на лавку рядом и нахохлился. Утренний ветер несколько развеял дрему, голова начала соображать…

— Что же теперь делать? — спросил он.

— Думать, — вздохнул Разумовский. — У меня тоже есть план “Ё”, Дим. Только ужасно не хочется к нему прибегать…

  

Они думали зайти тихо, чтобы не тревожить Юлю, но Юля и без того не спала. Сережа так и знал — она не спит.

Она встретила их у лестницы, но после этой адской ночи у него не было ни сил строить новые планы, ни желания что-либо объяснять. А еще Сережа понял, что излишняя самоуверенность бывает похуже недостатка уверенности в себе.

Они с Димой явно мешали Олегу. В следующий раз стоит нанять профессионалов. Олег наверняка знает парочку спецов, не отягощенных лишней моралью…

А ведь Сережа всю жизнь таких не любил. Да, если бы облака были из зефира, луна из мягкого сыра, а вокруг бегали единороги с радугой из задницы, всего этого им делать бы не пришлось.

Но это все позже. Прости Юля, сейчас мы спать.

— Планы меняются, — сказал Сережа. — Палло предупредил подельников. Теперь ему придется взять вину на себя. Мы напишем ему сейчас, в обед он уже сделает признание. Иди спать, Юль.

Юля странно на него посмотрела:

— Да, — с горечью сказала она, — в отличии от Игоря я могу пойти спать.

— Юля… — Дубин попытался задержать ее, но был перехвачен Олегом:

— Ты ее сейчас никак не утешишь, — хмуро сказал тот. — Серег, что помочь надо?

Они помотали головой. После ночи, во всем теле ощущалась усталость и разбитость, голова была мутная и тяжелая. Птиц тоже был хмурый и вялый. Даже письмо написал по-деловому, без всяких лирических отступлений из разряда “ты был плохим мальчиком, Сальваторе…”

“Сегодня ты запишешь видео, где признаешься в убийстве Гавловской. Отошли его на этот адрес. Мотив — на твое усмотрение”.

— Предупреди его… — сказал Сережа и получил в ответ недовольное:

— У нас одна голова на двоих. Я знаю, что ты хочешь написать этому идиоту!

“И на этот раз ты будешь молчать. Как ты думаешь, Сальваторе, что сделают твои дружки, если поймут, что ты вот-вот поломаешь им всю интригу?”

Да, это именно то, что и хотел сказать Сережа. Он давно заметил — некоторые люди испытывают большие трудности в построении причинно-следственных связей. Им приходится немного помогать, если хочешь, чтобы результат был именно таким, какой тебе нужен…

— Теперь мы пойдем спать? — раздраженно спросил Птица.

Сережа повернул голову… Интересно, он выглядит так же помято? У Птица даже перья дыбом поднялись — и кстати кололись. Но говорить ему об этом Сережа не стал, это было бы большим свинством — Птиц вытащил на себе самую тяжелую часть этой ночи.

И вытащил ее так, что Сереже было не в чем его упрекнуть.

— Пойдем, — тихо пробормотал он.

  

Игорь наконец-то спал. Кто-то вроде бы приходил и что-то от него хотел, но Игорь уже просто не мог проснуться. Он спал.

— Сережа! Вставаите! — тормошил его Аурелио.

Птица внятно и очень недовольно обложил доктора матом и Сережа с трудом удержался от того, чтобы повторить за ним. Птиц, как и обычно, обнимал его за шею, накрывая сверху крылом и им так уютно спалось…

“Но доктор бы не стал будить нас без веской причины”.

Сережа с трудом вытеребил голову из-под крыла и попытался раскрыть глаза:

— М-м?

— Палло убили, — серьезно сказал Аурелио.

Разлей он ни них ведро кипятка, это не было бы более бодряще!

… Потом Сережа сидел в кресле, пил кофе, не чувствуя вкуса и смотрел новости. Аурелио переводил. Снизу доносился хохот мальчика Тони, который еще не знал, что остался без от отца. Временами в вопли Тони вплетался голос Дубина — тот проснулся раньше всех, отправился готовить завтрак, был пойман доктором и определен в няньки.

— Сегодня утром… — повторял за дикторшей Аурелио. — При попытке задержания… пистолет…

Сальваторе Палло был убит подростковой бандой, у главаря которой вдруг нашелся пистолет. Сережа в такие совпадения не верит.

Палло погиб через несколько часов после их неудачного налета — кто-то умный и безжалостный определил самое слабое звено и выбросил его из цепочки. Успел ли Сальваторе прочитать письмо? Сережа сомневался.

Скорее всего Палло убил его напарник… знает ли дорогой Аньелло, что у них есть запись, где Палло называет его убийцей?

— Вряд ли Сальваторе поделился этим с напарником, — шепнул Птица. — Это наша с ним ма-аленькая тайна.

Маленькая тайна и козырь, о котором противник не знает… Еще одно преимущество — они знают своего врага, но враг может лишь гадать, кто ему противостоит…

“Я бы постарался вывести нас на активные действия на его месте…” — подумал Сережа, вдруг осознав, что именно это и произошло. Но не от того, что они были самоуверенны, нет. Просто они не могли знать, сообщил ли Палло о похищении сына своим подельникам. И у них не было времени проверить это.

А не слишком ли вовремя Игоря начали пытать? Да. У врага тоже есть козырь — Игорь у них в руках.

Сережа оперся о стол, приложил пальцы к виску. План “Ё” маячил перед его закрытыми глазами.

  

— Пацана-то надо вернуть, — задумчиво сказал Олег.

Ему никто не ответил — Серега, по виду, глубоко ушел в себя, Громовская жена находилась в прострации, Дубин хлопал глазами с видом “я все слышу, все понимаю, что делать-то будем?”

— Предлагаю оставить в любом ближнем городе около полицейского участка, — предложил Олег.

— В Милане, — предложил Дима.

— Чтобы там нас за жопу и цапнули? — не согласился Олег.

— Тогда отвезти где взяли…

Олег повторил реплику про жопу.

— Надо его где-то оставить так, чтобы быстро нашли, — сказал он. — Но так, чтобы пока выясняли, кто он, откуда и где его родители — мы успели смыться. Нельзя волочь его туда, где его знают.

— Отведите мальчика на вокзал, — глухо сказала Юля. — Предложите пошутить над полисменом, соврать, что потерялся. И сматывайтесь.

Олег посмотрел на Юлю с уважением.

И тут запиликал телефон. Юля цапнула его, врубила громкую связь…

— Юля, Сергей, недоброе утро, — сказал адвокат. — Игорь подписал показания.

Слово “Что?!!!!” вырвалось у них сразу у всех.

— Да он бы сдох скорее! — вырвалось у Олега.

— Что с ним делали? — выкрикнул Дима.

— Это точно не подделка? — устало спросил Серега.

И только Юля не сказала ничего, только сидела бледная, напряженная, сжав губы в полоску.

— Я не смог его добудиться, но я запросил графологическую экспертизу, — ответил Анатолий. — Но, боюсь, все мы знаем, каким будет результат.

— У них были образцы подписи Игоря, — несчастным тоном сказал Дима.

Серега сидел и тер лицо, так, словно собирался стереть кожу со скулы:

— Бессонница вводит в пограничное состояние… Думаю, Игорь и сам не сможет вспомнить, подписывал он что-либо или нет, — устало выдохнул он.

Повисла тишина.

— Анатолий, спасибо, вы нам очень помогли, — наконец сказал Сережа. — Держите нас в курсе. Как только станет известен приговор, сообщите, в какую тюрьму поместили Игоря.

— Тюрьму? — не своим голосом спросила Юля.

— Извините, нам нужно провести небольшое совещание, — Серега, привстав, щелкнул по красной трубке. — Юля, успокойся пожалуйста. Ты правда думаешь, что я сдался?

— Нихрена ты не сдался, — подтвердил Олег. — Ты уже что-то задумал. Давай, колись.

Серега посмотрел на него больными глазами:

— Задумал… Но я сейчас не могу, — неразборчиво пробормотал он. — Мне надо… поговорить с самим собой. Без вас.

— Ладно, — поднялся с места Олег. — Тебе Капут понадобится? Нам бы пацана отправить…

— Думаю да, — нервно сказал Серега. — Олег… займите мальчика, Аурелио может понадобиться мне.

Олег посмотрел на глядящую в пространство Юлю и подумал, что доктор и его волшебные капли нужны еще одному человеку. Срочно. Она сегодня вообще спала?

  

“Игорь, почему тебе надо было прыгнуть в самый центр навозной кучи? Я понимаю, что ты не виноват, но…”

Сережа сидел на балконе и смотрел на воду. Птиц молчал, только иногда перебирая когтями у него по плечам — вчера они оба здорово выдохлись.

Посидев в тишине еще немного, Сережа зло и резко раскрыл ноутбук, выбрал контакт и нажал вызов.

Экран высветил рожу Краснопольского.

— Харя в экран скоро влезать перестанет, — тихо хмыкнул Птица и Сережа с трудом удержался от смешка. Дорвавшись до мечтаемой “успешности” Виталя распустил себя совершенно. Жрал, как с голодного края приехавши (хотя они точно знали — голодать Краснопольскому не доводилось). Жадность, обычная жадность — халява сэр!

Еще Виталя понтовался так, что звезды меркли. За этим и был нужен.

Впрочем Сережа ценил в нем еще одно качество — способность исполнять указания четко и без излишней инициативы.

Виталя захлопал глазами:

— А зачем?..

— Неправильный ответ, — вкрадчиво улыбнулся Птица. — Правильный ответ: “Я понял, все сделаю”. Ну?

— Я понял, — сказал Виталя. — Все сделаю, шеф.

Сережа поморщился, а вот Птица остался бестрепетен:

— Умничка, — ласково сообщил он и отрубил связь.

Лениво растянулся по креслу. Виталя помнил, с чьей руки он ест. Всего-то пара напоминаний, и он перестал терять берега и даже начал делать до крайности неуклюжие попытки лизнуть им анус…

“Птиц!” — возмущенно подумал Сережа.

— Разве нет? — хохотнул тот. — Виталя считает, будто его “шеф” неимоверно нам польстит!

“Потому, что всегда хотел, чтобы так называли его”, — подумал Сережа, вспомнив кружку с надписью "Boss" у Краснопольского на столе.

Вспомнил — и не удержался от смешка.

Затем его улыбка померкла. Сережа обхватил себя руками, ощущая уже привычную усталость и нежелание жить. Он слишком хорошо понимал, чем предстоит заняться теперь и не чувствовал в себе никаких сил.

— Ты можешь попросить об этом меня. Ты должен попросить об этом меня! — настойчиво сказал Птица.

Послышался шорох. Сережа повернул голову и увидел идущего к балкону Аурелио. И отвернулся.

На самом деле, ему сейчас не хотелось с ним говорить. Ему сейчас ничего не хотелось.

Доктор подошел, сел в соседнее кресло, и Птиц накрыл Сережу крылом, отстраняя.

— Думаешь, я стану жаловаться тебе на жизнь? — резко спросил он Аурелио.

— Не думать, — покачал головой тот. — Но ви делать беспокоизтво, иначе не говорить со мнои.

— Доктор, — сказал Сережа, выныривая из под крыла. — Мне нужна его помощь… но его влияние пугает меня.

— Ви не думать, что ви тоже влиять на него?

Тут Птица впился Сереже в плечи когтями и очень бесцеремонно отодвинул в сторону:

— Я не хочу, чтобы он на меня влиял! — зло выпалил он. — Я не хочу становиться такой же тряпкой, мягкотелым слюнтяем, который никак соплей отбросить от себя не может! Я не хочу исчезать!

— И я не хочу, — выдохнул Сережа, хотя знал, что его слышит только Птица. — И еще меньше я хочу быть похожим на тебя!

— Никто из вас не изчезнуть, — твердо сказал доктор. — Сережа, ви ведь бить маленькии когда-то?

— Конечно мы были маленькими! — фыркнул Птица.

— Кде теперь этот малчик? Он изчезнуть?

Сережа мягко отжал Птица плечом, вдруг отчетливо ощутив за его злостью — испуг.

“Я смирился, — подумал он. — У меня больше нет сил и я смирился со всем, что будет, что бы ни ждало нас впереди. А он — еще нет”.

— Он не исчез, — твердо сказал Сережа. — Он живет во мне, в моей памяти. Он — мое прошлое, мой фундамент… к чему вы нас ведете?

— Никто не изчезнуть, — сказал доктор. — Ви оба зтать ваше прошлое. Ви зтать помнить себя двое. Ви меняться, но все меняться. Ви зкоро… облегчиться.

Птица громко фыркнул Сереже прямо на ухо.

— Спасибо доктор, — Сережа постарался не обращать внимания на комментарии своей второй половины. — Мы… я думаю, нам нужно побыть одним.

Аурелио кивнул и вышел, как бы ненароком показав Сереже свой телефон. “Ты можешь позвонить мне”.

Птица вздохнул, меняя позу. Он выглядел таким же усталым, как Сережа себя чувствовал и словно бы жалел, что доктор ушел.

“А ведь он по-своему привязался к Аурелио, — вдруг сообразил Сережа. — Раньше он не умел привязываться к другим”.

Это странно, но его психиатр понимает Птицу лучше, чем он сам. Во всяком случае Аурелио понимает, чего он хочет… в отличие от самого Сережи.

“Меня никогда и не интересовало, что он хочет, — вдруг подумал Сережа. — Я лишь требовал от него делать то, что хочу я”.

И Птица — делал. Он делал, потому что доктор прав — Птица не был счастлив, что Сереже плохеет от его помощи.

— Птиц, — спросил Сережа. — Чего ты хочешь?

— Свободы, — тоскливо вздохнул тот. — Ты запираешь в рамки и себя и меня! Ты знаешь, что нужно сделать, но никак не можешь отбросить от себя соплей!

— Ты тоже устал…

— Ты сейчас хочешь порыдать у меня на плече? — уточнил Птиц. — Пожаловаться, как тебя все достало, особенно я?

Сережа с силой потер лоб рукой. Птиц, да ты же невозможен, ну как Олег нас терпит, особенно тебя!

— Он наш друг, — пропел Птица. — Вот и терпит, разве не так?

И Сережа отправился искать Олега.

  

День сегодня был — просто пиздец. Ночь — тоже. Хреново плавать на корабле, рулевой которого сошел с ума. Олег знал, что Серега что-то уже придумал, только надеялся, что это будет все-таки план “Б”, а не план “Ё”.

Серега что-то придумал, но его психика всю эту круговерть (в которую никто не просил его лезть!) явно не тянула. Олег даже не надеялся, что Серега возьмет, да и отступится.

“Будем выгребать”, — решил он.

Олег заставил Юлю принять лекарство и проследил, чтобы она уснула, отправил Диму рисовать Тони машинки и играть с ним в жмурки. Аурелио отправился к Сереге сам.

А потом Сережа приперся на кухню, где Олег, от безделья, варганил обед и задал охренительный вопрос:

— Олег? Как ты нас терпишь?

— Опять с Птицей поругался? — сочувственно спросил Олег.

— Нет, — мотнул головой Серега. — Я просто пытаюсь понять, как вы меня все терпите…

— Бля, Серег, — не выдержал Олег. — Вот скажи мне, за что ты себя так не любишь? Можно подумать, мир вокруг полон идеальных людей, и только ты один типа…

Олег с трудом удержал язык, рвущийся продолжить присказку. "Типа рыжий" прозвучало бы сейчас не в масть.

— … неидеальный, — вывернулся он. — Да каждый время от времени ведет себя и как мудак, и как дебил, и как упрямый осел! Чем ты-то хуже всех, я не пойму?

— Ну, как дебил я себя не вел, — отстраненно заметил Серега.

— Да нууу, — не согласился Олег. — Вирджиния.

— Я вел себя как порядочный человек!

— Не, Серег, — Олег помешал лопаточкой зажарку. — Ты вел себя как дебил. Но ты не волнуйся, в этом ты совершенно нормален!

— Олег… — выдохнул Серега падая за стол и прижимая пальцы к вискам.

— А если ты сейчас будешь вспоминать, кого Птица грохнул, так я скажу тебе — я грохнул намного больше, — продолжил Олег. — Возможно, мирные там тоже были — взрыв, такая штука... Я ж себя не ем за это поедом.

— Но тебе это и не нравилось, — тихо сказал Серега, обнимая себя за плечи.

— На войне сознание очень меняется, Серег. Нравится-не нравится… Есть цель и есть приказ. Спросишь, что я чувствовал? Да ничего особенно я не чувствовал. Жить хотелось.

— А еще туда пойдешь? — глухо спросил Серега.

Олег решил сразу расставить все точки над "ё":

— Серег, пока ты болеешь, никто никуда не идет. Ты не волнуйся, что я заскучаю, да? С тобою я вообще ни разу не скучаю!

— Мне очень повезло с вами, ребят, — дрожащим голосом сказал Серый. — И с тобой и с Пашей…

— Ну и с кукушечкой своей ты рано или поздно подружишься, — уверено сказал Олег, хотя, по правде сказать — никакой уверенности не ощущал.

— Он ворон, — поправил Сережа, прислушавшись к чему-то. — Я попробую.

И вышел, оставив Олега гадать к чему относилась последняя фраза — и кому она вообще была сказана.

  

— Ты и правда не идеал, — прошептал Птица глумливо. — Поэтому так и бесишься.

Сережа прислонился к вовремя подвернувшейся колонне и ничего не сказал. Да, не идеал. Но пока не был знаком с Птицей — даже не подозревал, насколько…

— Я охуенный, — не согласился с ним Птиц.

— Охуевший ты, — тоскливо сказал Сережа. Птица захихикал, поудобнее перехватывая его за плечи. Сережа поднял голову, вгляделся в его лицо… внешне они не сделались более похожими, но все чаще слышали мысли друг друга.

Птица появился только затем, чтобы защитить его, Сережа знал. Но КАК он это делал! У Сережи никаким образом не получалось испытать благодарность. До… последних дней.

Помогает же Птиц вытаскивать Игоря, хотя что ему тот Игорь.

Уж Сережа-то знает — никакой приязни к Игорю у Птицы нет. Ненависти правда тоже — Птица умел признавать свои ошибки, распизделся, как киношный злодей… сам виноват.

Помогает, потому, что это нужно Сереже.

“Скажи мне, за что ты себя так не любишь? Надеюсь, ты подружишься со своей кукушечкой”.

У Сережи не было ощущения, что он себя не любит…

— Да ну? — не поверил ему Птица. — А помнишь…

К сожалению, Сережа без пояснений понял, о чем именно Птиц пытается ему напомнить:

— Ты с Олегом сговорился? — сквозь зубы процедил он.

— Он ведь прав, верно? — Птица обхватил их обоих крыльями, вытянулся, заглядывая в лицо. — Ты не любишь меня, потому что ты и себя не любишь!

— А тебе нужно, чтобы я тебя любил? — криво улыбнулся Сережа и вдруг застыл.

Всего его как молнией пробило ощущение-понимание.

Да.

Птица существует, только чтобы защищать его, в нем, Сереже и есть весь смысл существования Птицы.

Птице тоже плохо без него.

“И быть может, ты хочешь, чтобы я обнял тебя в ответ”.

Сережа аккуратно вытеребил правое плечо из когтей, высвободил руку… Птиц не сопротивлялся и Сережа не видел его лица, скрытого упавшей челкой. Сережа осторожно перекинул руку ему через плечи, притянул к себе… Жесткие перья кольнули бок, словно бы и не было разделяющей их ткани.

“Быть не может, — глухо подумал Птица. — Дождался”.

“Не ехидничать ты совсем не можешь?” — подумал в ответ Сережа.

Кажется, Птица будет глумиться даже когда его понесут в гробу. Их понесут в гробу.

“Не дождешься…”

— Perché lo zio piange? — прозвучало снизу.

Сережа открыл глаза — и когда он успел их закрыть? — и обнаружил, что ресницы у него мокрые. И лицо, кажется тоже.

Птица звонко фыркнул у него в голове — за мальчиком Тони стоял озадаченный Дубин с голубым цветочком на лбу. Мальчик Тони держал в руках пучок маркеров и явно искал себе новый холст.

— Все в порядке? — почему-то шепотом спросил Дима.

— Я тебя дважды убить пытался, — сказал Сережа. — И после этого ты спрашиваешь, все ли у меня в порядке?!

“Ну началось”, — закатил глаза Птица.

Сережа вцепился в колонну свободной рукой и прижался лбом к гладкому камню. Его трясло. Птиц жался к нему, накрывая крыльями, но это все мало помогало — Сережу продолжало трясти. Мысли внезапно обострились, в груди заныло — и Сережа, мало понимая, что делает, врезал по колонне кулаком.

Полегчало. Ему полегчало, но пальцы он разбил в кровь.

— Может нам Сортири этого… за шкирку и в подвал? — предложил Волков. — Уверен, по второму разу нас не ждут.

— И что в подвале? — затуманено спросила Юля. Док дал ей сосать какую-то таблеточку, и теперь все вокруг было немного… странным.

Зато мысль об Игоре, хотя и присутствовала у нее в голове, больше не терзала ее, как клещами. Адвокат уверил их, что Игоря больше не пытают…

“Теперь я жру таблетки вместе с Разумовским. Игорь, у тебя будет сумасшедшая жена”.

— Разденем, ну и… — Волков изобразил какой-то странный жест.

— И? — приподняла бровь Юля. — Боюсь этого извращенца ты только порадуешь.

Разумовский захрюкал в забинтованный кулак.

— Я знаю, что он имел в виду! — возвестил Дима. — Это первый метод психологического воздействия, голый человек чувствует себя беззащитным и… и… уязвимым.

— А Игорь голышом террористов брал, — вздохнула Юля.

Кто бы мог знать, что уже через несколько дней ее мужа переименуют из героев в злодеи?

— На меня бы не подействовало, — заметил Разумовский. — Я в перьях.

Ой, кажется это был Птица…

— Брать Сортори мы не станем, это слишком очевидно, — сказал… Птица? Или это Сергей?

— Вместо этого мы возьмем тюрьму, — закончил Разумовский.

— Че? — интеллектуально спросил Волков.

— Устроим массовый побег, — сплел пальцы Разумовский. — Пока Игорь у них в руках, они переигрывают нас. Пусть поверят, что мы проиграли, что мы сдались. Пусть расслабятся! — закончил он насмешливо и вот это точно был Птица.

— А это точно необходимо? — нервно спросил Дима.

— У тебя есть другой план? — развел руками Птица. — Озвучь нам его, не стесняйся.

— Допустим, мы его вытащили, дальше чего? — поинтересовался Олег.

— Начало цепочки нам обрубили, поэтому мы пойдем в обратную сторону, — сообщил Разумовский. — Я ищу компромат на Бьянки, к тому же у Маркезе будет праздник и… эта часть за мной, Олег. Но, боюсь, штурма мне не осилить. Я добуду снаряжение, я добуду план тюрьмы, я узнаю настроение заключенных — но вытаскивать Игоря придется тебе. У тебя есть знакомые спецы, которые согласятся?..

— Ну, допустим есть, — проворчал Волков. — Сережа, да ты правда передумал лезть в это сам? Что в лесу-то сдохло?

— Моя самоуверенность. Мы с Димой больше путались у тебя под руками, чем были полезны… здесь нужны профессионалы. Но сперва — нужна информация. Мы должны дождаться суда! Юля… — Разумовский сбился. — Ты выдержишь?

— Выдержу, — кивнула она.

Теперь, когда Игоря не пытают, она выдержит. Но компромат Разумовский будет искать не в одиночку. И нет, языковой барьер ее не остановит.

  

… Спать они устраивались долго. Вернувшийся доктор тут же подметил смену диспозиции, хотя Сережа ему ничего не говорил. Аурелио просто посмотрел на них за ужином и спросил, где сейчас Птица, лишь только они остались одни.

— Рядом, — сказал Сережа.

— Не за плечо? Збоку? — уточнил доктор.

Сережа кивнул, а доктор улыбнулся и сказал, что они большие молодцы. Птица принял все на свой счет, конечно же. Он вообще удивлял Сережу — ну откуда в нем столько несомнения и уверенности в собственной охренительности?

Птица тут же сообщил… в общем он много чего подумал из разряда “я просто не размазня и не тряпка в отличие от некоторых”. Сережа на него уже и не обижался. Нет смысла.

Из новенького — выяснилось, что они теперь могут действовать в реальном мире одновременно. Окружающие слышали их обоих. Птица держал вилку в правой руке, Сережа смог взять салфетку левой и предпочел просто не думать о том, как они ходят.

Но спать они устраивались долго — Сережа никак не мог найти удобной позы в новом положении, а потом все же догадался — повернулся к Птице лицом и закинул ему на шею вторую руку. Тот немедленно притянул Сережу к себе и обхватил крыльями. "Обзываешься, а ведь тебе без меня тоже плохо было", — подумал Сережа. Птиц ничего не ответил — он засыпал. Он положил голову Сереже на плечо и сделалось так странно-уютно, что Сережа тоже быстро провалился в сон.

  

… Он идет по коридору. Холодно, морозный воздух подтекает через открытое в вышине окно, босые ноги леденеют, но одеваться нельзя. Будет понятно, что они куда-то собрались.

Стены уходят высоко вверх, Сережа останавливается перед огромной дверью в белой эмали, разжимает кулачок. Коробок он спер у Жиги из старшей группы, Жига курит.

Спичка входит в замочную скважину и с хрустом обламывается. Сережа прислушивается, но за дверью — тишина. Прекрааасно…

Сережа улыбается, но улыбается не от веселья. Ледяная злость жжет его изнутри.

Его пальцы дрожат, первая спичка падает. Второй он разжигает свечу. Ставит ее под окно, наклоняет — и смотрит, как по зеленым обоям ползет тонкая полоска пламени, постепенно расширяясь.

Сережа ждет. Пламени нужно набрать побольше силы, иначе его затушат и Сережа останется здесь. Если они не могут отсюда уйти — значит это место должно перестать быть. Все просто. Он больше не будет ждать помощи от взрослых, они не помогают! Он сделает все сам.

Сережа больше не мерзнет — теперь пылает все окно. Становится даже слишком жарко и дым больше не улетает в форточку, его слишком много. Пора? Или еще нет?

Из-за ненавистной белой двери послышались голоса… да! Теперь точно пора!

Сережа бросается прочь, проносится по коридору, сбегает по лестнице и врывается в спальню старших:

— Пожар! — кричит он. — Пожар!

Старшие просыпаются, ворочаются, не понимают… Шнырь, самый быстрый, выскакивает в коридор, быстро возвращается:

— Второй этаж горит!

Старшаки подскакивают подбирают вещи, Сережа, хныкая, повисает на Ване. Ваня сильный, а главное — добрый.

Расчет оправдывается, Ваня подхватывает их на руки:

— Ребят! Мелких выводить надо!

Никто даже не думает о ненавистных воспитательницах, с удовлетворением отмечает Сережа. Никто их не спасет.

Дети мечутся в полумраке, сверху ползет дым, здание уже начинает серьезно трещать… Кто-то вышибает дверь, Сережу выносят наружу. Ваня заботливо застегивает куртку, чтобы не застудить его, босого, в одной маечке и трусиках.

Рыжие блики скачут по снегу, старшие девочки пытаются одеть плачущую малышню…

Наверху, в окне, громко, протяжно, кричит Тамара Аркадьевна. И Сережа начинает смеяться, ощущая невероятную, абсолютную свободу. Плохого Дома больше нет, он волен… как та птица, за которой они наблюдали в окно!

Теперь он сам — Птица.

  

“Вот, как ты появился”, — подумал Сережа, просыпаясь.

И хорошо, что это воспоминание пришло к нему во сне. Скоро смажется и померкнет, как сон. Выходит, что Птица ловил самые поганые моменты их жизни… Которые придется помнить и ему.

Жалко, что воспоминания нельзя сдать в комиссионку.

— Не помню, — мрачно признался Игорь.

— Это не имеет значения, — грустно сказал адвокат Толик. — Спектакль будет доведен до конца, фарс закончится судом, но на этом еще ничего не заканчивается. Игорь, я попрошу вас только об одном — ведите себя тихо, хотя бы, пока не окажетесь в тюрьме.

— Вот так да, — только и смог сказать Игорь.

Толик посмотрел на него утомленным взглядом:

— Игорь, я мало могу вам рассказать, но я очень вас прошу меня послушать…

— Хорошо, — смирно кивнул Игорь.

Никого, кто знает его, он бы не обманул. Но Толик расслабился.

Игорь заебался ждать, пока невесть кто решает его судьбу. Он рвет отсюда когти, как только представится возможность и сам раскрутит это дело. Рвануть из СИЗО нельзя. Зэки часто думают, что можно сбежать при пересылке, но нет, нихрена, только если тебе помогут. Коробочка будет бронирована, замка изнутри нет, двери фиксируются штырями в пол, стены и потолок. А вот тюрьма в этом плане куда интереснее.

Похоже, обещание придется выполнять — тюрьмы Игорь дождется тихо.

  

Завтрак готовить не пришлось — на столе громоздились бумажные пакеты: кто-то заказал доставку. Дима отрезал себе кусок начатого пирога и сразу же понял, кто проснулся раньше всех в доме: пирог был с уткой и корицей.

Вообще-то было уже одиннадцать, но Дима… заспался. Прошлый день выдался очень уж нервным.

Используя дедукцию и пирог, Дима понял, что Разумовский уже проснулся, Юля скорее всего еще спит, а про Волкова сложно сказать что-либо — он бы скорее приготовил себе завтрак сам, чем стал бы жрать то, что ему оставил друг Сережа.

Дима дожевал пирог, но второго куска не осилил, сделал себе кофе, прихватил шоколадку и отправился к столику на балконе. На выходе из кухни его едва не сбил мчащийся куда-то Волков.

— Что случилось? — испуганно спросил Дима.

— Да ничего, утренняя пробежка, — мотнул головой Олег. — Для поддержания формы.

— Прямо здесь? — изумился Дима.

— А тут есть где еще бегать? — пожал плечами Волков.

Да, Дима уже заметил: вокруг дома можно было только плавать.

Волков побежал дальше. А Дима поднялся по лестнице, вышел на балкон — и обнаружил там Разумовского, задумчиво смотрящего в канал, облокотившись на перила.

— Юля не просыпалась? — спросил тот.

Дима помотал головой, потом, сообразив, что среди многочисленных талантов хозяина дома вряд ли числятся глаза на затылке, сказал вслух:

— Не-а.

— Разбуди ее пожалуйста… Собери всех, когда кофе допьешь.

Пока Дима пил кофе, на балкон пришел психиатр с подносиком: пара кусков пирога, чашка кофе, кувшинчик сливок… Доктор Капуто явно желал завтракать неспешно и с наслаждением.

Волков, с топаньем носился где-то в стороне зала. Дима дошел до Юлиной комнаты и деликатно постучался.

— Входи, Дим, — послышалось изнутри. — Я не сплю.

— Как ты поняла, что это я? — удивился Дима, заходя.

Юля, в цветастом платье, сидела на кровати, обняв колени, с удивительно несчастным видом:

— Волков стучит так, словно хочет проломить дверь, Капуто скребет, как кошка, Разумовский голосом зовет, — пояснила она.

«Настоящая жена следователя!» — подумал Дима.

— Сергей зовет на совещание, — сказал он вслух. — Тебе кофе сделать?

— Спасибо, Дим, — улыбнулась Юля.

Диме остро проскребло по сердцу, вот этот грустный вид обычно боевой и дерзкой Юли… Придушил бы того Сортири в сортире! Каз-злы!

  

Когда Дима с подносом ввалился на балкон, в сборе были все кроме него. Даже Волков явился — мокрый, распаренный, в одних шортах, без майки, с полотенцем на шее и кувшином лимонада в руке. Из этого кувшина он и пил, не заморачиваясь буржуйством, вроде стаканов.

Юля поглядела — Дима был такой зайчик… Принес ей целый завтрак, а не только кофе.

— Я уточнил кое-какие данные… — рассеянно сплел пальцы Сергей. — Через месяц Маркезе справляет день рождения своего младшего сына. Отличный шанс загнать ему в кабинет прослушку. Юля, ты взяла с собой твои кнопочки и камеры?

— Я в отпуск летела, — напомнила Юля, рассеянно кроша пирог ложечкой.

— Значит купим здесь, — кивнул Разумовский. — Виталик добудет мне приглашение, ты пройдешь со мной, как моя спутница… Надеюсь, Игорь не станет ревновать.

— К тебе? Точно не станет, — все так же рассеяно заметила Юля, лишь спустя пару секунд сообразив — прозвучало не особенно вежливо. Больше никаких таблеточек и капель, она сегодня как один большой гидравлический тормоз!

Волков присвистнул:

— Вот это комплимент!

— Что, все настолько плохо? — откинулся в кресле Разумовский и прежде, чем Юля успела произнести хоть слово, ответил себе сам:

— Нет, что ты Птиц. Сумасшествие только добавляет нам шарма.

«Первую фразу сказал Птица?» — изумилась Юля. Что-то он сам на себя не похож. Психиатр фыркнул в кофе, Волков подавился смешком:

— Серег, ты только на приеме так не делай!

— Там все равно никто не понимает по-русски, — отмахнулся Разумовский. — А теперь у меня вопрос к Диме. Дим, скажи, что полиция делает, если кто-то признается в убийстве?

— Сперва составляется протокол, — сказал Дима. — Проводится следственный эксперимент, убийца должен подробно рассказать, что и как он делал… От кого Сортири получил яд? Как он подбросил письмо Гавловской? Возможно… возможно были свидетели, она жила в гостинице, может кто-то видел?.. Но как мы заставим его признаться?

— В Европе сложно скрыть нелегальный доход, — неторопливо сказал Разумовский. — Сделка с Палло была оформлена, как купля-продажа недвижимости. А вот Сортори… не получил денег.

— Как это? — нахмурилась Юля.

— Сортори и Бьянки вместе полгода. За это время Сортори несколько раз устраивал прилюдные сцены ревности. Похоже, он боится потерять партнера, — развел руками Сергей. — Люди в таком состоянии часто творят глупости.

Дима издал неопределенный звук.

Юля не нашла, что на это сказать, лишь оценив, как быстро Разумовский разузнал эти подробности. Неплохо он тут связями оброс — надо будет узнать, чем Сережа сейчас занимается. Такая информация не бывает лишней

— И чего ты задумал? — поинтересовался Олег.

— Сортори должен захотеть отомстить Бьянки, — хмуро сложил пальцы Разумовский. — Вполне подойдет измена последнего. В общем, нам нужен симпатичный гей…

Дима громко фыркнул. Олег просто начал ржать, как ненормальный:

— У-ху-ху! Серег, Серег, а где мы… где мы найдем симпатичного гея, а?

— В интернете есть сайты нужной направленности, — предложила Юля. У нее не было настроения веселиться.

— К сожалению, не подойдет, — тяжело вздохнул Разумовский. — У нас… не очень стандартный заказ. И фотография на сайте может не совпадать с реальностью.

— Вам надо геи-клуб, — улыбаясь, предложил психиатр.

— Языковой барьер, доктор… — вздохнул Сергей. — Я не уверен, что все гомо-проститутки Италии хорошо знают английский.

Сияющая улыбка доктора померла:

— В клуб надо идти я, верно?

Юля уткнула взгляд в клумбу. Смена выражений лица сеньора Капуто была весьма забавной. Ах, да, и Разумовский его естественно не заставлял, он сам напросился!..

— Вы нам очень поможете, — серьезно сказал Сергей. — Нет, мы не отпустим вас одного, не волнуйтесь. С вами Дима пойдет.

— Я?! — ахнул Димка.

Олег громко хрюкнул.

— Но мы ведь не можем отпустить пожилого человека бродить по злачным местам вечером совсем одного? — сказал Разумовский с неуместной улыбкой.

Юле почему-то померещилось, что сейчас с ними разговаривает Птица.

— А… а почему я?! — фонтанировал возмущением Дима.

— Но ведь Игорь твой друг, — развел руками Сергей. — Неужели ради него ты не можешь зайти в гей-клуб? Если бы мне надо было выручить из беды Олега, я бы хоть отдался там всем по очереди.

— Спасибо, Серег, — прохрипел в полотенце Волков и затрясся, поставив локти на стол.

— Это… очень мило, — выдавила из себя Юля. Закрыла глаза ладонью и беззвучно захохотала — последние слова Разумовского, в сочетании с его же физиономией, просто разорвали ее на клочки.

  

В Диминой голове бесконечно играла мелодия «Голубая Устрица». Возможно, потому что Олег то и дело ее напевал. Волкову было очень смешно, конечно же, это не ему ведь к геям идти! Но Разумовский выдал такой убойный аргумент, что Димка просто не нашел, что ему возразить.

— А если ко мне начнут приставать? — тихо спросил Дима, когда Волкова не было поблизости.

Задолбали его шуточки, ну!

— Скажи, что ты с Аурелио, — благодушно сообщил Разумовский. — Поэтому я вас вдвоем и отправляю.

«Этот все заранее просчитал, ну конечно», — сердито подумал Дима.

План Разумовского ему не очень-то нравился — особенно часть с массовым побегом из тюрьмы и гей-клубом, но идей получше у Димы не было.

— Одолжить тебе мою концертную куртку? — догнал их на выходе Волков и жестом фокусника извлек из-за спины потертую косуху в металлических заклепках. — На голое тело — самый красивый там будешь! Димк, ты б хоть губы подкрасил, чтоб не выделяться…

— Еще одно слово, — убийственным тоном заявил Дима, — и ты пойдешь туда вместо меня! Я вижу, тебе там все знакомо…

Волков засмеялся, отмахиваясь косухой.

«Ух ты, я пошутил! Я удачно пошутил!» — подумал Дима. Шутки не были его коньком. Но сейчас у него получилось! Приободрившись, Дима вышел вслед за доктором, спустился к воде по ступенькам — нужно было поймать лодку.

Плыть пришлось долго, ныряя в какие-то… совсем узкие канальчики. Кое-где две гондолы едва могли разойтись бортами. Пахло мокрым камнем и плесенью.

Наконец они выбрались на сушу. Мощеная улочка, шириной метра три, никаких газонов — только свисают с окон плети петуний. Скромная вывеска, сияющий золотом шнур: «Бар Голубая Лагуна».

Интересно, откуда доктор-то знает местные гей-клубы?

Капуто улыбнулся, развел руками и открыл дверь. О чем-то поговорил с охранником, показал на Диму, пикнул карточкой…

Пахло, как в обычном баре. Алкоголем, жареным тестом… Дима и доктор прошли мимо охранника, нырнули под темные занавески… и застыли оба.

Ну, Дима понимал, что гей-клуб, это геи. Но не знал, что они настолько геи!

Танцпол заливал синеватый полумрак, и в этом полумраке толкались мужские фигуры. Старинного вида лампы накаливания освещали бар и полуголого бармена, передающего поднос с бокалами официанту. На официанте был галстук и обтягивающие алые плавки.

На сцене, над танцполом, извивался стриптизер — в кожаных ремнях и одном мешочке на причинном месте.

«Я должен спасти Игоря, — панически подумал Дима. — Геи меня не обидят. Я могу просто… просто не смотреть, как они целуются!»

Как назло, в простенке рядом с выходом тискались двое, чуть ли не гланды друг другу облизывая.

— Идти, — слабым голосом сказал доктор. — Идти. Мой жизнь зтать незкучнии, верно? Сережа езть очень интерезнии человек…

— О да, — согласился Дима и, взяв доктора под руку, порулил его к бару. Бармены всегда знают местных… всех.

Это Дима постарался донести до доктора, тот покивал, развел руками с видом «и как это мы оказались в такой ситуации?», и подошел к одному из полуголых парней. Забормотал вполголоса, смущенно. Бармен покивал и показал куда-то пальцем. И еще куда-то.

Доктор тронул Диму за плечо:

— Ви езть художник. Кто езть красивии — тот человек… или тот?

Дима проследил за его взглядом — около бара скучал невысокий, худощавый парень с длинными светлыми волнистыми волосами. Лицо у него было узкое, с высокими скулами и выдающимся подбородком.

Второй был высокий, спортивного вида, с чуть лисьим прищуром черных глаз и классическим римским профилем. Хоть убейте вы Диму, он не знает, кто красивее! С точки зрения художника — у обоих лица интересные…

— Я не знаю, — выдохнул он.

— Привезем Сережа оба? — предложил Капуто. — Он езть человек очень чувзтво красоты…

Дима подавился смешком. Это была бы отменная месть! Но нет, они должны решить это здесь и сейчас, не стоит втягивать лишних…

— Спросите бармена, кто красивее, — пробормотал Дима. — Он гей, он должен знать.

Бармен, судя по подскочившим вверх бровям, вопросу удивился, но кивнул на темноволосого. Доктор слез со стула и решительно направился к нему. Дима пошел следом и просто стоял у Капуто за плечом, как молчаливая тень, когда тот что-то объяснял мужчине.

Темноволосый задал несколько вопросов, доктор терпеливо объяснял. Затем гей продиктовал свой телефон и они с Капуто пожали друг другу руки. Доктор нетерпеливо поволок Диму прочь из бара.

— Габриэле делать согласие, — радостно сказал доктор. — Он езть соблазнить Бьянки там и тогда где и как мы приказать!

Суд Игорь проспал. В знак протеста. Положил голову на локоть и демонстративно не слушал, что происходит вокруг. Потом, в самом деле, заснул.

Если начало шло еще хоть немного живенько, то потом… нет, Толик бился как лев. Он доказывал, что Игоря лишали сна, что расследование шло с нарушениями — но прокурор все время заравнивал его слова разнообразными «заключениями экспертов».

Репортеры пытались залезть камерами Игорю в лицо… «Да идите вы в хуй», — подумал он сердито.

Гады эти напомнили ему о Юле. За нее сердце у Игоря было неспокойно — он же представлял, что ей сейчас приходится переживать.

И компанию она не лучшую нашла. Игорь не очень понимал, какой в этом деле интерес у Разумовского. Может за державу ему обидно, может Игорю хочет «спасибо» сказать, за все то, что Игорь из-за него пережил. Важно тут лишь то, что Сережа — псих, и от того — абсолютно непредсказуем. Не то, чтобы Игорь его в чем-то обвинял — мало радости жить с головой на две части. Но только вылетит у него птичка не вовремя — и привет.

Игорю дали двадцать четыре года. Его так и подмывало спросить, чего ж не пожизненное. Не спросил. Только, когда уводил конвой, с тоской вспомнил Федор Ивановича — как чувствовал он, что Игорь тут нарвется… Самое обидное — в этот раз Игорь абсолютно ни в чем не виноват!

  

В тюрьму его перевезли уже на следующий день. Вывели, со скованными за спиной руками, из полумрака, в яркий итальянский полдень. Игорь попытался проморгаться и оглядеться, но конвойный подтолкнул его вперед. Игорь шел нарочно медленно.

Впереди — трехметровая стенка с колючей проволокой поверх. За ней должна быть еще одна, или Игорь не мент. Над головой носятся чайки — рядом море?

Справа — здание тюрьмы, слепые окна забранные решеткой… Слева — похоже ШИЗО, отделено дополнительной стеной.

Игоря провели через КПП, мимо еще одного ряда стен. Снова решетка, кишка коридора — голые бетонные стены, даже не окрашенные зеленой масляной краской. Аппетитный запах поджаренного фарша — рядом столовая.

«А в тюрьме ужин, макароны!» — прозвучал в голове у Игоря голос Василия Алибабаевича.

Игоря привели в душевую, сняли с него наручники. Игорь размял запястья, но бить морды сразу счел неосторожным. А вот вымыться ему бы не мешало, в СИЗО с горячей водой почему-то были постоянные перебои.

Пока Игорь мылся, у него сперли одежду. Взамен выдали белую робу с черной надписью «Italiano Рenitenziario Sistemа», майку-алкоголичку, штаны на резиночке и трусы-боксеры. Защелкнули на руке непонятный резиновый браслет с огоньком. И повели стричься.

Парикмахер прошел Игоря машинкой почти под ноль. Игорь терпел, но при попытке побрить ему усы, неожиданно для самого себя укусил парикмахера за руку и остался при усах.

Еще один серый коридор, ряд камер, шум телевидения, гул разговоров, духота… Вместо дверей — решетки. Нормальные стальные двери тоже есть, должно быть, их закрывают на ночь.

Заключенные провожали Игоря внимательными взглядами. Перед очередной камерой его ткнули лицом в стену и Игорь понял — пришли.

Одиночка. Лежанка, тумба, телевизор… нихуя себе! Телевизор. А замок-то здесь нормальный, можно отмычкой поддеть… Еще бы она у Игоря была.

«Все у меня будет!» — пообещал себе Игорь усаживаясь на шконку и отирая лоб. Душно.

— Quale articolo, fratello? — поинтересовался у Игоря мужик из соседней камеры, как только конвой ушел.

— Да чтобы я тебя понимал, — пробурчал себе под нос Игорь.

— Ти русский? — поинтересовался сосед. — По какой статье чалишься?

— Русский, — согласился Игорь. Не то, чтобы ему было интересно беседовать с этой уголовной рожей, но ему нужна информация.

Игорь быстро прикинул — говорить, что он мент, нельзя. Кем бы ему представиться, с его-то рожей и шрамами?

— Прослушал я, какая у меня статья, — сказал он. — За убийство посадили.

И ведь Игорь даже не соврал.

— Пятьсот семьдесят пятая, — сказал сосед. — Звать тебя как?

— А тебя? — буркнул Игорь.

— Вацлав. Я жену убил, а ты кого?

— Много кого, — сказал Игорь и начал раздеваться. В тюрьме камере было душно, несмотря на раскрытую форточку.

— Гангстер я, — сказал Игорь, сбросив майку. Кем ему с таким телом еще представляться, если не говорить, что он мент?

Вацлав здесь был явно не в авторитете. Авторитет не станет лично выяснять у каждого новичка, кто он и откуда. А вон тот дедок с верхней шконки, которого обмахивает полотенцем молодой бугай — похоже главный в этой камере.

Но как источник информации Вацлав Игорю вполне подойдет.

Игорь отметил — в соседних камерах набито по шесть-восемь человек, в жуткую тесноту. А он тут один, как король. Не, Аль Капоне в юности Игорь из себя строить не станет. Авторитета разыгрывать — проколется, в тюрьме бездна неписанных правил. А Игорь никогда не охранял зэков.

Здесь подойдет тактика «чем меньше ты болтаешь, тем сложней тебя спалить». Игорь будет молчуном-мизантропом, привычная роль, что там говорить.

— Con chi vai? — снизошел до Игоря дедок.

— Под кем ходишь? — перевел Вацлав.

— Под Прокопом, — отоврался Игорь. — Новые мы тут.

— Русская мафия? — прилетело от дедка.

Пришлось Игорю становиться русской мафией, что уж там.

После этого ответа дедок временно потерял к Игорю интерес и тогда Игорь взялся за Вацлава. Вполне обычные вопросы новоприбывшего — режим, прогулка, мастерские… Где они вообще, тоже нормальный вопрос, не вызывающий подозрений. Кто-то из соседей просто обязан быть стукачом, доносящим администрации, не стоит будоражить их раньше времени.

  

— Симпатично, — хмыкнул Волков, когда Дима закончил свой труд. — Ты прямо рукодельник.

Дима дернул плечом. Их школе повезло с молодой и креативной учительницей труда — и руки еще помнили, как плести чокер.

В качестве кулона Дима вплел миниатюрную камеру, замаскировав ее сеточкой из серебристой проволоки. Получилось нестандартное, но достаточно мужское украшение.

Передать его Габриэле должен был доктор. Доктор вообще играл в их планах ключевую роль и очки его блестели задорно и по-молодому.

Диме казалось, что сеньор Капуто искренне наслаждается происходящим. Как в книгах про шпионов, да, да…

А вот Диме в этом плане снова была отведена самая гадостная роль! Он должен был смотреть запись с камеры и передать, когда звать Сортири.

То есть, Дима должен наблюдать за воркованием парочки геев. Нет, Дима вовсе не гомофоб — спите, с кем хотите, я просто не хочу знать подробностей, можно?

С ним оставалась Юля, оказывать моральную поддержку. Остался и Разумовский, но он был у себя.

Все остальные отправлялись на кулинарный фестиваль в Болонью. Ну как так-то?

Волков должен был найти Бьянки и указать на него Габриэле. Доктор должен был отвлечь Сортори, а затем, по сигналу, якобы случайно облить его.

Сойтись вместе действующие лица должны были в мужском туалете.

— Мероприятие относительно закрытое, — оповестил их Разумовский. — Билеты не каждому по карману, большой толпы не будет. Мужской туалет там один. Вас Краснопольский довезет, он пожрать нахаляву никогда не отказывался.

Последняя часть фразы точно принадлежала Птице. Их с Сергеем стало трудно отличить, но Разумовский никогда не выражался так грубо.

Очень странно наблюдать за этим — прошлой осенью Разумовский был совсем другим. Дима бы ни за что не спутал его и Птицу, потому что Сергей был мягким интеллигентным человеком, а Птица — злобным психопатом.

Сергей и остался интеллигентным человеком, только мягкость его куда-то вся подевалась. Примерно туда же отправилась вызывающая неадекватность Птицы — и Дима вовсе по ней не скучал!

Волков громко фыркнул:

— Играем в «Каменное лицо»? Тому, кто не заржет увидев Виталика, я конфетку дам.

Конфетку в итоге никто не заработал. Юля, увидев на экране это зрелище, начала хохотать, как сумасшедшая, а Дима немного онемел.

Виталик оказался совершенно квадратным мужиком два на два. Рожа у него была красная — и не удивительно. По местному теплу этот тип упаковался в белоснежный костюм-тройку. Поверх пуза гордо возлегал золотой крест, какого бы трем попам хватило. Чуть выше, на золотой цепи толщиной в палец, висела надпись «Виталя».

— Боже, что это, — вырвалось у Димы.

Юля хохотала, утирая глаза.

— Вы еще не видели его знаменитый золотой костюм, — заметил подкравшийся сзади Разумовский. — Потрясающее зрелище.

В руке у него была баночка с запотевшей газировкой и Дима немедленно тоже захотел пить.

— Зачем тебе нужен этот клоун? — заинтересовалась Юля.

— Может он просто обеспечивает мне хорошее настроение, — пожал плечами Разумовский. И скрылся за дверью, не ответив на вопрос.

— Мне все интереснее, чем он здесь занимается, — заметила Юля.

— Я не думаю, что он делает что-то незаконное, — осторожно заметил Дима.

— Законное, скорее всего… мне просто интересно — что? Я попозже пробью этого Краснопольского.

«У Юли уже привычка — все обо всех знать», — подумал Дима.

Долгое время на экране не происходило ничего особенно интересного, во всяком случае для Димы. Он сходил-таки за газировкой, взял себе фисташек и нырнул в глубины мессенджера — переписываться со Светой. Дима, улетая, сказал ей правду — про срочную командировку, про Италию, про то, что им надо выручить Игоря… Ну не хотел он ей врать! Поэтому просто честно писал, что не может рассказать всего.

Света, по счастью, не тянула ему жилы расспросами. Она все поняла!

Время от времени Дима бросал взгляды на экран. Габриэле, судя по звуку, играл в телефон. Волков слушал музыку. Капуто с вежливым видом слушал хозяина машины.

Тот рассказывал, какую угарную вечеринку он устроил недавно, отдельно подчеркивая, сколько все это стоило. Потом перешел на рассуждения о марках часов… вот кто заслужил Волковскую конфетку — так это доктор. Выслушивать весь этот бред не поведя и бровью!

— Интересно, почему Разумовский, который намного богаче, ничем не хвастается? — вслух спросил Дима. — А Краснопольский весь на понты исходит?

— Потому что это подстава, Димочка, — с довольным видом сказала Юля. — Я нашла его. В итальянской википедии, представляешь? Дважды Краснопольский начинал свой бизнес — сперва торговал одеждой, потом — обоями, но оба раза выходил банкротом. А потом Виталик перешел на программное обеспечение. И тут ему карта как поперла!

— Ничего не понимаю, — помотал головой Дима.

— Юля, ты любопытна, как кошка, — донеслось от дверей.

Дима чуть не подпрыгнул — зачем он так подкрадывается?!

— Виталий Краснопольский нужен тебе, как подставное лицо, — Юля сделала палец пистолетом и навела его на Разумовского. — Потому что сам ты здесь по поддельным документам. А зачем тебе итальянский бизнес? У компании «Вместе» какие-то проблемы?

— Юля, Юля, — покачал головой Разумовский. — Не надо делать далеко идущих выводов, хорошо? Итальянский бизнес… не поверишь, как-то сам получился. Я написал пару программ, чтобы облегчить себе жизнь в этой стране и изначально повесил их в общий доступ… оставил возможность связи с разработчиком и скоро получил забавное предложение… как там ребята?

— Подъезжают, — сказал Дима, глянув на экран. — Лимузин запарковать пытаются. А почему ты не сказал про Краснопольского сразу?

— Ну как я мог лишить Юлю удовольствия выяснить все самой? — развел руками Разумовский, подходя ближе. — Подвинься, пожалуйста.

Дима сдвинулся и Сергей приземлился на диван рядом с ним.

  

Габриэле свое дело знал туго… Юля мысленно хмыкнула над получившимся каламбуром. По-итальянски она конечно же не понимала, но прекрасно слышала интонации. Легко начатый разговор с подтоном особого интереса к собеседнику. Кто предложил выпить Юля не поняла, но очень скоро парочка обзавелась бокалами с шампанским. Габриэле, не переставая что-то рассказывать, капнул из бокала себе на запястье и слизал каплю… но как он это сделал! Юля удивилась, как у них монитор не вспыхнул.

Бьянки, судя по взгляду поплыл, как следует поплыл. Подошел к Габриэле вплотную, что-то прошептал…

— Интересно, о чем они говорят? — задался вопросом Дима.

— Можешь включить автоперевод, — пожал плечами Разумовский. — Но я бы не стал этого делать. Ты точно уверен, что желаешь узнать содержание их разговоров?

— Пожалуй — нет, — твердо ответил Дима.

— Похоже, они вот-вот перейдут к делу, — заметила Юля.

Габриэле и Бьянки в самом деле уже почти дошли до дверцы с силуэтом в смокинге. Раскрылся пустой кафельный зал… Камера рывком скакнула Бьянки под подбородок.

— «И он впился в ее губы страстным поцелуем», — цинично процитировал Разумовский, вскрывая газировку.

Дима издал звук, похожий на слабое мяуканье. Целовались голубки недолго — мелькнула дверца кабинки, хлопнула, снова страстные звуки поцелуев…

— эстет феофилакт аркадьич

ужасно любит голубей

он говорит чем голубей вы

тем больше нравитесь вы мне, — произнес Сергей и Юля зашлась в истеричном хохоте.

Стишок подошел ситуации дивно, Юля даже не думала, что нервный Разумовский может быть таким циничным и ехидным!

— Ой, — слабым голосом сказал Дима.

Камера поплыла вниз, к штанам Бьянки и ловким пальцам Габриэле расстегивающим ширинку.

— Я не хочу это видеть, — пробормотал Дима.

— Закрой глаза, — ласково предложил Разумовский. — Я думаю, будет прекрасно слышно.

Юля снова прыснула, не удержавшись.

— Ничего смешного, — обиженно пробубнил Дима.

Пока они общались, перед камерой оказались спущенные портки, качающаяся чаша унитаза… и да, Разумовский был прав — слышно было отлично. Бьянки страстно мычал в вышине.

Разумовский поднял телефон, нажал клавишу:

— Мышка в норке, — сообщил он. — Прием?

На экране все так же качались портки, Бьянки мычал какой-то итальянский вариант фразы «Дас ист фантастиш!»

Наконец прорезался доктор:

— Сережа, я обиллить его! Он идти туалет!

— Восхитительно, — сказал Сергей. — Аурелио, вы просто Мата Хари и Штирлиц в одном флаконе.

Картинка на экране внезапно поменялась — перед камерой мелькнул Бьянки в полный рост, вместе со своим… причиндалом, завертелись стены, руки Габриэле оперлись на бачок унитаза, послышался звук расстегивающейся молнии…

Дима закрыл лицо руками, Разумовский наблюдал спокойно и бесстрастно, как ученый за лабораторными мышами. Юля тоже не испытывала особенных эмоций — подумаешь, случка педиков!

Она напряженно ждала другого.

Теперь прямо в камеру стонал Габриэле, но и Бьянки не отставал…

Шарах!

Габриэле обернулся и перед зрителями предстало перекошенное лицо Сортири. Юля испытала невероятно-жгучее чувство удовлетворения. Это тебе за Игоря, тварь!

— Выждем полчасика, — сказал Разумовский, равнодушно наблюдая итальянскую ссору любовников. Он включил перевод, но оба держали себя в руках — несколько раз в речи проскочила услуга, оказанная Сортори любовнику, но без подробностей.

Зато Юля узнала, как будет по-итальянски «старая шлюха». Так же Сортори поминал божью матерь, но не так, как бы ее следовало поминать, чертей и пекло. Наконец, коп вылетел из туалета, а Бьянки снова заключил Габриэле в объятия.

— Выключай, — сказал Разумовский. — Забавно, он считает, что Сортори совершенно безопасен для него…

— Т-ты сейчас позвонишь? — чуть запнулся Дима.

Разумовский отрицательно качнул головой:

— Будет понятно, что все подстроено, — кратко сказал он. — Выжди полчаса.

— А через полчаса?

— Через полчаса он только поймет, что за ним наблюдали, — сказала Юля, обхватив себя руками. Ее колотило.

  

— Сеньор Сортори, — вкрадчиво шепнул в трубку Разумовский. — Мы услышали, что вас серьезно обидели. Мы можем дать вам возможность отомстить… О. Я перезвоню позже, когда вы обдумаете мои слова.

— Что?! — подскочил Дима.

— Послал меня к черту, — спокойно сказал Разумовский. — Но это он сгоряча. Я наберу ему утром, предложу деньги, возможность начать все заново в другой стране… и месть. Думаю, он согласится. Дима, я не очень хорошо представляю механизм следствия, работать с Сортори придется тебе. Тебе и Юле. Юля, постарайся не выцарапать ему глаза, хорошо?

— Я справлюсь, — четко выговорил Дима.

Юля смолчала. Она еще не могла ответить так же уверенно, как Дима.

Игорь никогда не думал, что в тюрьме будет так шумно. Даже сквозь его крепкий сон прорывались какие-то ночные вопли… Надзиратели делали обход каждый час и включали над ним свет — на несколько секунд, но хватало, чтобы проснуться и напрячься.

Игорь после первой же ночи понял — бежать надо днем.

Днем во всех камерах включали телевизоры. Бесконечный шумовой фон!

К тому же, днем многих заключенных выпускали погулять по коридору. Но не Игоря и не типов из соседней камеры.

Их выводили гулять в невероятно унылый дворик — квадрат истоптанной травы десять на десять, в окружении четырехметровых стен.

Единственной отдушиной было окно. Игорю повезло, его камера находилась на четвертом, последнем этаже тюремного здания. Окно было забрано толстой решеткой с отлично вмурованными прутьями — но из него раскрывался вид на двойной ряд стен, а за колючей проволокой отчаянно синело море. В голубом небе вольно носились чайки и Игорь очень им завидовал. Время от времени в раскрытую раму залетал морской бриз, охлаждая духовку камеры. Игорь клялся сам себе — больше никаких Италий! Где ты, милый, дождливый Питер, где кожанку можно не убирать на лето?

Не везет заключенным с первого и второго этажа. У них перед мордой — только стены. Игорь даже не удивился, услышав от Вацлава, что недавно кто-то на первом этаже убил себя.

Тюрьма была перенаселена, заключенные сидели чуть ли не на голове друг у друга и Игорь, в своей одиночке… пользовался определенным авторитетом. Ему даже подгоны приносили — просто из уважения. Игорь брал, что уж там. Заработать себе на всякие мелочи он не мог, пока не мог, до мастерских его еще не допускали.

Здесь шили одежду и варили мыло, в этой тюрьме. Игорь должен обязательно вырваться в эти мастерские, заслужить себе право хорошим поведением. Там и только там он сумеет добыть проволоку для отмычки и может быть — товарищей для побега… Одному отсюда не выдраться, а обсуждать побег на весь коридор — несусветная глупость.

Пока до мастерских было далеко. Игорь старался поддерживать форму — в еще прохладные утренние часы и в уже прохладные вечерние, он упражнялся. Зацепившись за решетку, повиснув кверх ногами, Игорь качал пресс. На решетке же, он подтягивался — на одной руке, а затем — на второй, неизменно собирая вокруг камеры зрителей.

В жаркие часы он читал. Здесь была библиотека, в этой тюрьме. Нашлись и русские книги, правда только классика, тут же отдавшаяся на языке вкусом мела и запахом старого линолеума. Игорь, как наяву, услышал в ушах голос Анастасии Владимировны: «Что символизирует образ Наташи Ростовой?»

Образ Наташи Ростовой, по мнению всего класса, символизировал круглую идиотку, но написать так в сочинении было нельзя.

Обед, завтрак и ужин Игорю тоже приносили прямо в камеру. В основном — макароны, с мясом или рыбой. Наружу его выводили дважды в сутки — утром, на прогулку и вечером, перед закрытием всех камер — в душ.

Соседи, глядя на это все… Вацлав передавал Игорю, что его считают не простым гангстером, а главой мафии; киллером экстра-класса; бывшим спецназовцем ушедшим в бандиты… Игорь отмалчивался.

Миляга-Вацлав зарубил свою жену на глазах у их общих детей. У Игоря не было особого желания с ним болтать.

Через неделю такой жизни Игорю неожиданно смягчили режим. Разрешили покидать камеру, работать в мастерских, посещать столовую вместе с другими заключенными и принимать душ, когда душе угодно.

Игорь выбрал швейные мастерские. Не то чтобы он умел шить — но иголки, булавки… утащить в воротнике и сделать ключик.

Игорь уже знал, что тюрьма находится на скале и в долину, в город, тут ведет одна дорога, та самая, по которой его привезли. С вышки охраны она просматривается от и до.

Там где море — обрыв метров двести. Сбоку… не двести метров, но без веревки там делать нечего.

Игорь, вот например, приметил здесь пожарные гидранты. В общем доступе, никак не защищенные. Чем не веревка?

Но как выбраться из самого здания, если на всех окнах решетки, а внизу — КПП с охраной?

«Что-то я не то думаю», — понял Игорь. Зачем ему ломиться сквозь решетку? Надо вскрыть дверь на чердак и вылезти на крышу!

Лучше всего — в полдень, тут все вареные становятся, никто в окно смотреть не будет. Охрана обходит территорию тюрьмы каждые два часа, времени вагон.

Куда дальше? Дальше надо пройти мимо ШИЗО, но тут-то Игоря и засекут — не с вышки, так с поста.

Надо перебраться через стену. Кусачки надо, проволоку раскусить. И неплохо бы еще «кошку», как у Волкова была… Хоть бы пучок гвоздей, а!

Игорю надо в мастерскую.

Записали его легко, а вот до самостоятельной работы допускать не стали.

— Смотри, — на скверном английском объяснял ему шмендрик-мастер. — Вот здесь есть… это. Оно делать… это.

Под такие комментарии Игорев учитель показывал, как наматывать нить на маленькую катушку, как извлекать ее и вставлять обратно, как переключать машинку на разные виды швов… Игорь старательно учился — чем быстрее он это освоит, тем быстрее на него перестанут обращать внимание.

На второй день учебы, на выходе из мастерской, Игоря подловил здоровенный татуированный бугай и забросил лапищу ему на плечо:

— Тэбе привэт от Разума. В час дня в окошко харю сунь. Будэм дружить? Я — Наргиз.

— Игорь, — машинально пожал протянутую руку Игорь. Его окатило водопадом разнообразных эмоций, из которого он не сразу сумел выцепить главную.

Облегчение.

Сережа не отступится и не отстанет, не такой это человек. Как же хорошо, что Игорь не выкинул его в окно!

  

В час за окном едва слышно застрекотал квадрокоптер. Игорь дождался подлета аппарата и снял с него посылку. Квадрокоптер тут же ускользнул — тихий, небесно-голубой, он мгновенно затерялся в небесах. Торжествующе орали чайки.

Разумовский перешел к делу без всяких предварительностей:

«Мы готовим тебе побег. С карниза над морем. Ты уже определил слабые места этой тюрьмы? Что тебе нужно? Напиши и отправь завтра тем же путем. Н-з и двое с тобой. Записка на сахарной бумаге — приятного аппетита».

К записке было приложено несколько фотографий. Игорь увидел, что тюрьма не стоит прямо над обрывом — от пропасти ее отделял довольно широкий карниз, метра три.

Записку и фото Игорь с удовольствием съел — сладенького хотелось неимоверно. Бумагу и карандаш он назавтра одолжил у Наргиза. Наргиз Игорю интуитивно не нравился, чувствовалось, что в тюрьме такому — самое место… Но привередничать не приходилось.

Игорю нужен трос с «кошкой», кусачки… Да и все.

«Тросы будут на крыше послезавтра в полдень. Крыша проверяется раз в три дня, проверка будет сегодня, — гласила новая записка. — Н-з уходит отдельно, ты идешь с Олегом».

  

Противостоять Разумовскому Сортори, конечно же, не сумел. Сергей жал на все кнопки — говорил, что в Италии Аньелло никогда больше не будет в безопасности и как-то подвел Сортори к мысли, что Бьянки захочет от него избавиться.

Причем напрямую Разумовский этого не говорил, сделав так, что Сортори дошел до этой мысли сам. Мастер, настоящий мастер!

— Завтра вы отправитесь на встречу, — информировал он их с Димой сразу после разговора. — Дима, возьми с собой шокер, на всякий случай. Юля…

— Я смогу держать себя в руках, — сквозь зубы процедила она.

— А Олег с нами не пойдет? — нервно спросил Димка.

— У Олега другое задание, — покачал головой Разумовский. — Он фотографирует окрестности тюрьмы и подкупает охрану.

— Думаешь, они выпустят Игоря? — подалась вперед Юля, веря и не веря.

Все просто не может быть так просто! Но Разумовский наверняка все уже просчитал!..

— Нет, не выпустят, — обломал ее Сережа. — Но могут сделать Игорю послабление режима — зэки говорят, его даже из камеры не выпускают.

— Зэки говорят? — изумился Дима. — А…

— Я нашел в соцсетях русского, сидевшего в этой тюрьме, — объяснил Разумовский. — Он был так любезен, что передал мне контакты своих друзей… Или тебя удивляет, что тюрьма — не совсем герметичная коробочка?

— Скорее удивляет, как быстро ты подобрал к этой коробочке ключик, — пробормотала Юля, пытаясь успокоить заколотившееся сердце.

Сумасшедшая надежда, что Игорь скоро будет свободен, дышала вместе с ней.

  

Сортори ждал их в гостинице «Палаццо де кто-то там». Палаццо было так себе, средней паршивости — в номере было только два стула, Диме пришлось сесть на кровать.

— Вы — Юли Пчеллкино! — опознал Юлю Сортори. — Жена Игор!

Юля посмотрела на его опухшую, бесформенную какую-то физиономию и ощутила, как желание впиться в нее ногтями испаряется, как утренний туман. Сережа врезал Сортори походя, но размазал капитально, в полную слизь.

— Откуда вы меня знаете? — поинтересовалась Юля, включая камеру: — Не помню, чтобы Игорь меня с вами знакомил.

— Нам приказал зкватить вас, — тяжело вздохнул Сортори.

— Кто? — жестко спросила Юля.

— Гвидо…

— Гвидо Бьянки?

— Да, — Сортори помрачнел окончательно. — Я любил его… Я делал все как он кочет… Я зазтрелил Сальваторе, потому что Гвидо зказал — он много знает и это опазно…

— Перейдем к убийству Гавницкой, — сурово сказал Дима.

Юля со всей силы дала ладонью себе по лбу:

— Гавловской!

— Гавловской, — рассеяно поправился Дима и тут же посуровел снова: — Где вы взяли яд?

— Гвидо дал яд, — смурно сказал Сортири. — Я давно делал услуги… Гвидо зказал — подставить руззкого Игоря. Я делал для Гвидо все, а он держал меня за позледняя шлюха…

Сортири явно хотелось жаловаться на неверного любовника еще, но Дима это быстро прочухал. Какой он молодец! Юля оценила, как Дима твердо, но без грубости возвращает разговор к злосчастному убийству.

— Я зделал яд в туалетто… Посипать, как пудра… Я бил в перчатка и повязка. Я заклопнуть пробирка, заклопнуть пизьмо, викинуть повязка в урна. Я поднялся вверх, положил пизьмо под двер Элеонора. Спузтился, викинул перчатка и помил рука…

— Тебя кто-нибудь видел? — сурово спросил Дима.

— Портье, — немедленно сказал Сортори. — Он видел, как я шел с пизьмо в рука. Я не мог прятать пизьмо с яд в свои карман. Девушка убирать коридор видела меня. Я не боялся, я знал — зпрашивать не будет никто…

— Ты знал, что Бьянки подкупил Гаспарини? — еще более сурово спросил Дима.

— Не знал… я знал, что меня не будут зпрашивать, Гвидо обещал…

— И ты просто поверил ему на слово? — не удержалась Юля.

Сортори бросил на нее мучительный взгляд:

— Я думал, он любил меня.

— Вернемся к яду, — нахмурился Дима. — Как пробирка оказалась в кошельке, а кошелек — у Игоря Грома?

— Я передал пробирко Сальваторе Палло, — горестно сжал губы Сортори. — Он знял дом на окраина… положил Гром зпать. Нам надо било делать время. Мы зделать маяк на Гром, чтоби не упузтить… В кошелек били его деньги, его карта, ми прозто дали наш кошелек…

— Номер дома? Кто хозяин?

— Я не знал козяин, номер двадцать три… — Сортори продиктовал название улицы.

— Ты был полицейским, который «опознал» почерк Игоря на записке, верно?

— Да, — вздохнул Сортори.

— Теперь займемся убийством Палло подробнее, — сказал Дима строго. Похож был в этот момент на киношного следователя. Из разряда «строг, но справедлив».

  

Олег строго объявил Сереже, что общаться со своими друзьями-наемниками он будет лично. И тащить их домой не собирается. Не хочет палить ни его, ни дом.

На слове «палить» Птица звучно хмыкнул.

Сережа так и не убрал своей руки — не хотел и не был уверен, что получится. И да, им сделалось намного лучше. Обоим. Несмотря даже на бесконечные кошмары, когда во сне приходили воспоминания Птицы. Еще несколько месяцев назад одного такого сна хватило, чтобы Сережа, наплевав на все обещания прыгнул в канал, но теперь…

Он стал сильнее, и он это чувствует. А мутное стекло сна добавляло в каждое воспоминание каплю нереальности.

Сережа понимает, что все это было реально, конечно понимает. Он сожалеет, что все получилось именно так — но прошлой мучительной боли в груди уже нет.

Теперь, обняв и поняв Птицу, Сереже наконец осознал то, что пытался втолковать ему Аурелио. Птица не может нести ответственности за сотворенное. Обвинять его — так же несправедливо, как ругать инвалида, не сумевшего пробежать стометровку.

Как ему бежать, если у него нет ног, верно?

И все это время Сережа ужасно, ужасно несправедливо относился к Птице. Ругался с ним, ненавидел его — за все его попытки защитить их.

И об этом Сережа тоже страшно сожалеет. Птица давно заслужил, чтобы Сережа обнял его. Птица заслуживает любви. Он был с Сережей всегда, он всегда защищал его, так, как мог это сделать — и не его вина, что он не мог по-иному.

В последнее время Сережа правда по-настоящему привязался к Птице.

Потому что теперь Сережа понимает его, а Птица понимает Сережу. И больше не обзывает его тряпкой.

Их мысли и чувства перестали быть скрыты друг от друга — и никто вовне даже не замечает, что левой рукой управляет Сережа, а правой Птица. Потому что Сережа знает, что хочет сделать Птица, а Птица знает, что хочет сделать Сережа. Это даже не требует сознательного усилия — просто если Птица берет в руку нож, Сережа тут же подхватывает вилку.

Только Аурелио знает об этом — они не стали посвящать даже Олега.

Потому что Олегу вообще похрен, кто из них чем занят. Олег их для себя словно никогда и не разделял.

А гостей Сережа решил не нервировать. Они с Птицем решили их не нервировать.

Последнее время так легко и так славно стало принимать решения. И нет, Сережа не становится маньяком. Если все пойдет так, как они рассчитывают, никто не умрет, а Игорь окажется на свободе.

Обсуждать план с Юлей и Димой Сережа не стал. Они в Милане, занимаются параллельным расследованием… и примут все слишком близко к сердцу.

— Поползать бы там надо, — почухал в затылке Олег. — Сам понимаешь, с коптера эти скалы не пощупаешь. Я понимаю, что доломиты, так они разные бывают… Но вообще, предварительно — скорее да, чем нет. Тут другая проблема — мотор нельзя, услышат, на веслах — не успеем скрыться.

— Крыло возьми, — посоветовал Сережа.

— Ребята под парусом не ходили никогда, — предупредил Олег.

Сережа прекрасно помнил, как познакомились с парусом они — и не сказать, что им потребовалось много времени.

— Серег, у тебя чувство равновесия, как у кота на крыше, я уж молчу, с какой скоростью ты учишься, — покрутил шеей Олег.

— Вам не кругосветную регату выигрывать, — пожал плечами Сережа. — До соседней скалы дотянуть, сколько там? Полкилометра? Олег, это даже не смешно. Сразу как прилетят — пусть начинают тренироваться. Кстати о скалах — ползай по соседней, она точно такая же.

Олег поднял взгляд и некоторое время разглядывал Сережу так, будто видит его в первый раз.

— Что? — не выдержал он.

— Ты пытаешься понять, кто из нас с тобой разговаривает? — попробовал угадать Птица.

— Пытаюсь представить, каким ты будешь, когда вы станете одним целым, — неожиданно признался Олег.

— Не надо, — попросил Сережа. — Я боюсь.

— Чего боишься? — не понял Олег.

— Подумай, Олежек, чего мы можем бояться, — задумчиво шепнул ему Птиц. — Мы оба боимся исчезнуть, конечно же.

Да, Сережу тоже мало утешили слова Аурелио про «вы оба станете своим прошлым». Ему бы хотелось остаться настоящим — и он знал, что Птиц испытывает те же чувства.

  

В последнее время Олег начал понимать, каким мог бы быть Сережа, если бы не травма. Нет, ну он-то, он! Всю жизнь Серого знает — и даже не заподозрил, мудак, что у него раздвоение личности, хотя уж спутать Серегу и Птицу, это постараться надо.

Они даже и сейчас отличаются довольно явно.

Просто Олегу такой изворот даже в голову не приходил, если честно.

Ну так вот сейчас он смотрел на Серегу — и видел, каким тот должен быть. Каким он будет, когда изматывающая его и окружающих тревожность исчезнет окончательно.

Но последняя их реплика подводила к мысли, что оба они еще немало потреплют Олегу нервы, прежде чем соединятся.

  

В полдень тюрьма становилась гигантской душегубкой. Игорь чувствовал себя бифштексом в печке. Во всех душевых заканчивалась теплая вода — заключенные пытались охладиться, как могли.

И никто не обратил внимания на еще одного типа с полотенцем.

Игорь вышел в коридор, дошел до лестницы… Сверху ему кивнул Тимур — и юркнул в темный проем чердака. Замок был уже вскрыт.

Игорь поспешил следом.

На раскаленной адской сковороде крыши Наргиз и его друг пытались понять, как застегивать пояса. Тимур потихоньку травил вниз кишку брандспойта.

— Подожди! — вдруг послышалось сзади. Игорь дернулся и медленно развернулся.

— Я с тобой, — сказал Вацлав. — Я видел, как тибе слали записки… Я знал что ты будешь бежать — я бегу с тобой, иначе заору!

Ругаться было не время и не место. Головорезы Наргиза нехорошо собрались рядом — только, мать его, драки не хватало!

— Хорошо, идешь со мной, — сквозь зубы процедил Игорь. — Ребята, придется перебросить его через стену.

Игорь не надеялся, что Вацлав возьмет высоту сам.

— Проще его здесь пришить, — грубо сказал Наргиз.

— И тогда никто не сбежит! — оскалился Вацлав. — Если мне нельзя сбежать, то и никому нельзя!

Игорь только понадеялся, что Вацлав хлопнется с брандспойта сразу, превратившись в тихую лепешку, а не сломает ногу и начнет голосить на всю тюрягу.

Тимур спускался первым. Ловкий, как обезьяна, он перебирал руками и ногами, пока не достиг земли. Рукав шланга пролег всего в паре метров от решеток окон, но разморенные жарой заключенные не торопились выглядывать наружу… Многие в это время спят.

Игорь выдохнул, чувствуя, как накаляется его череп и ползут капли пота по вискам. Вот спустился Наргиз, каплей сполз шустрый Арсен… Игорь ухватился за податливый материал, пропустил его между ступнями, зажал коленями — и пополз…

Вдруг рукав закачался, Игорь глянул вверх и тихо зашипел — даже материться было нельзя!

Вацлав начал спускаться, не дожидаясь, пока Игорь ступит на землю!

Игорь ускорился, конец шланга болтало… твою мать, только бы не по окнам, только бы никто не выглянул!

Когда Игорь спустился, Тимур и Арсен уже проделали в колючей проволоке неплохую дырку. Игорь шмыгнул к стене, прижался, ловя краешек благословенной тени… из камер они — как на ладони, но окна нижних этажей оказались завешены белыми куртками — заключенные пытались хоть как-то отгородиться от солнца.

Наргиз, необычно ловким движением закинул кошку, замотал руку тряпкой, перехватил трос и взлетел по стене. Замер на гребне… Игорь легким присвистом привлек его внимание, показав глазами на Вацлава — и явно прочел во взоре Наргиза сомнение.

Наргиз думал, не бросить ли Игоря ковыряться с Вацлавом в одиночку. Игорь не из их банды, они просто бегут вместе…

— Не успеешь, — ласково шепнул ему Игорь и Наргиз уселся на стену. Игорь прижался к теплому бетону…

— Лезь давай!

Вацлав, придурок, козел безрогий, даже залезть Игорю на спину не сумел! Игорь опустился ниже, согнул колени и приготовил позвоночный столб к перегрузкам: Вацлав был не толстый, но длинный. Он отдавил Игорю все пальцы, пока не сумел встать на плечи, зацепился за руку Наргиза и повис, как сосиска. Усилием, от которого потемнело в глазах, Игорь заставил тело выпрямиться, подбрасывая Вацлава выше, тот схватился за верх стены, Игорь подпихивал снизу, а Наргиз тянул на ту сторону…

«А ведь впереди еще одна стена!» — с тоской подумал Игорь, разматывая свой трос. Мысль по-тихому Вацлава удавить уже не казалась столь крамольной. Трос на шею… так, Игорь, спокойно!

Между стенами росли жестколистые колючие кусты. Вацлав рухнул в них с таким треском, что казалось, ангелы на небесах услышали. Игорь, оседлав стену, оглянулся — и с ужасом увидел несколько лиц в за решетками на четвертом… Ускоряемся!

Кто-то услышал молитвы Игоря — перед второй стеной росло невысокое дерево, сыгравшее для них роль трамплина. Вацлав пыхтел за спиной, сообразив, что больше никто не будет ему помогать. Игорь не стал интересоваться, как он справляется. Игорь уже летел с в гребня во внешние, вольные кусты. Буквально в нескольких метрах раскрывался страшенный обрыв, море клокотало внизу, опьяняющий воздух врывался в ноздри… Наргиз и его команда, никого не дожидаясь, проламывались через кусты к углу забора, туда, где скалы становились ниже, Игорь приподнялся на руках и услышал отчетливое:

— Гром!

Буквально в пяти метрах из кустарника выросла башка в черной маске с прорезями для глаз.

Игорь бросился туда пригнувшись, хотя прекрасно знал — из тюрьмы карниз не просматривается. Куст оброс уже двумя головами, четыре руки сорвали с Игоря пояс с «кошкой», вдели его в обвязку, пристегнули ремнями…

— Волк спускает, я — страхую, ты — не дергаешься, — сказал ему незнакомый боец. — Поехали!

— А я? Кто спустит меня? — подсунулся одолевший стену Вацлав, продираясь к ним через кусты.

— Иди к Наргизу! — рыкнул Игорь.

Твою мать, увязался!

— Поймают Наргиза, — уверенно сказал Вацлав. — А тебя — нет. Я с вами.

— Я тебя спущу, — сказал боец и вдруг, неуловимым движением подсек Вацлава под ноги, поправил направление толчком руки…

— ААААААААА! — душераздирающе разлетелось над обрывом, затихая.

— Мужик, ты охуел? — не удержался Игорь.

И получил потрясающе незамутненный ответ:

— А чего он среди операции под руки лезет?

«Да ты же еще на войне, парень», — сообразил Игорь.

— Поползли! — нетерпеливо дернул его Волков.

И они поползли. Первые несколько метров — обратный отвес, не зацепиться и Игорь висел на Волкове мешком и оба они висели над синей бездной на тоненьком тросе… но скоро появился уклон, они скользили вниз по желтоватой скале, удерживаемые хрупким на вид карабином и шнуром троса… Волков действовал так ловко и так умело, что дело не могло обойтись без многодневных тренировок.

Внизу желтели рифы, белым крылом выделялся парус яхты…

— Раздевайся! — рявкнул Волков, буквально закидывая Игоря на борт. С Игоря ободрали все ремни и он начал сдирать с себя одежду, бросая ее прямо за борт.

— Браслет!

Третий боец прижал руку Игоря к борту, надрезал резину на браслете и вдруг прямо пальцами сломал замок и швырнул браслет за борт.

Игорь остался посреди яхты в чем мать родила.

— Пригнись! — рявкнул Волков, хватаясь за трос. — Жура!

Скалолаз резко ускорился, пролетая последние двадцать метров, заскочил на борт и выдернул трос:

— По уклону костыли остались!

— Хуй с ними! — отмахнулся Волков. — Гоним!

Заполоскался парус и Игорь вцепился в борта. Желтая скала начала убегать назад.

Игорю сунули рубашку в пальмах и блондинках, шорты в жизнерадостный ананасик. Команда орудовала парусом ловко, но очень матерно. Игорь надел шорты и лег на теплый пластик животом, глядя на бетонные стены над утесом; ему еще не верилось до конца, что это свобода, он невольно ждал подвоха — взлетающего с суши вертолета или еще чего-нибудь подобного…

Затем наемники перебросили парус и ветер понес их вкруг соседней скалки, серое здание на вершине утеса окончательно скрылось с глаз.

— Табань! — прикрикнул третий и яхта нырнула носом в расщелину. Небольшая, узкая и глубокая щель была блаженно-прохладна. С зеленоватых стен падали ледяные капли.

Волков первым содрал с себя маску и, недолго думая, отправил ее за борт. Его примеру последовали остальные. Скалолаз, оказался довольно молодым, невысоким, но жилистым парнем с волосами цвета высохшей осоки и раскосыми кошачьими глазами. «Боцман», крепкий, загорелый дочерна мужичок с совершенно простецкой физиономией, напротив, уже начинал седеть.

— Держи, знаю ты по ней скучал! — Олег сунул Игорю кепку. — Знатно тебя оболванили…

— Обрасту, — Игорь привычным жестом надвинул кепку на глаза и принялся застегивать рубаху.

Наемники торопливо переодевались, укладывая снаряжение в бортовые сумки. Через пять минут на свет божий выплыла компания туристов — Олег с Боцманом обрядились в полосатые тельники, Скалолаз надел бежевую рубаху навыпуск, кто-то сунул Игорю банку газировки… Только тут он понял, как же он хочет пить.

Они долго шли вдоль пустынных скал. Кое-где в вышине виднелись белые домики, оголтело орали чайки… Через полчаса Игорь заметил первый буй — и вдруг за очередной скалой открылась бухта. Белые дома с красными крышами сбегали к синему морю, покачивались на воде лодки, с пирса ныряли неугомонные мальчишки… Какие-то тела прятались от солнца под разноцветными зонтиками, весело стрекотала моторка.

Это было так мирно.

Команда правила к причалу, белый борт мягко стукнулся о темный пластик. Олег выбрался на берег первым.

— Хорошая птичка, — с легким сожалением похлопал по корпусу Боцман, передавая сумки на землю.

— В гробу я видел эти паруса, — пробурчал Олег.

— Со скалами вместе? — рассмеялся Скалолаз.

Взгляд Волкова красноречиво говорил — со скалами вместе.

— Волк у нас зверь лесной, — хмыкнул Боцман. — Погнали?

— Жур, сгоняй, за аренду заплати, — попросил Олег. — Илюх, пожрать бы чего в дорогу сообразить… Мы к машине.

Наемники разошлись, Игорь остался с Олегом. Тот не спешил, вышагивая по плоским камням дорожки совершенно прогулочным шагом.

— Ну ты там как? — спросил он Игоря, когда они остались одни.

— Ничо… — пожал плечами Игорь, не найдя, что и ответить.

— Вот и поговорили, — хрюкнул Волков. — Значит так, ребята о наших делах не в курсе и посвящать их не надо. Доедем до дома, ну там и поболтаем, ага?

— Угу, — промычал Игорь. Что уж тут непонятного. — Юля у вас?

— У нас, у нас, — успокоил его Олег. — Дима твой тоже у нас.

— А Дима откуда? — изумился Игорь.

— Тебя выручать примчался, — развел руками Волков. — Оцени — он ради тебя в гей-клубе проститутку снимал.

— Чего?!! — вырвалось у Игоря.

Олег посмотрел на его физиономию и начал ржать в голос:

— Не то… не то что ты подумал… У-аха-ха, я не могу!.. Короче мы ловили Сортири на крючок… видел б ты свое лицо!..

— Он гей что ли? — понял Игорь.

— Гей, — кивнул Волков. — И он убил Палло.

— Твою мать, — вырвалось у Игоря. — Зачем?

— Следы заметал, — скривил губы Олег. — Игорь, ты ж в такую кучу влез, ты даже не представляешь…

Волков распахнул дверь джипа и влез в душное, раскаленное нутро:

— Назад залазь, пока ребята не подошли, расскажу, что успею!

Заурчал мотор, загудели кондиционеры… Игорь залез на заднее сиденье и захлопнул дверь. Тонированное зеркальное стекло отделило его от жгучего итальянского полдня, Игорь откинулся на сиденье, расслабляясь. Он понимал, что никто его в этой деревне не опознает, для местных он — еще один безликий турист, но все-таки в позвоночнике таился холодок страха.

Теперь — почти все, еще немного и он выбрался.

— Короче есть тут один промышленник, фамилия — Маркезе… — Олег очень быстро обрисовал ситуацию и Игорь молча согласился — чтобы ненароком вляпаться в такое злобное дерьмо, надо быть… им, Игорем Громом.

— И чего теперь? — спросил он, наблюдая, как из кафешки выходит Боцман с пакетами.

— Чего-чего, — тяжело вздохнул Олег. — Мы тут это… видео пишем. С доказательствами. Но если не поможет — будем документы тебе выправлять. Ты ж официально только что умер.

— Не понял, — заметил Игорь.

— Да бля… браслеты у вас с маячками, твой — на дне морском. Свидетелей нет.

— А если браслет выловят? — спросил Игорь.

— Сейчас они ловить не будут, — пожал плечами Олег. — Сейчас они Наргиза ловят. А там уж, мало ли куда тело унесло течением… Ты покойник, Игорь.

— Любишь же ты смерти инсценировать, — оценил Игорь.

Олег развел руками, но сказать ничего не успел — в машину влез Боцман.

— Горяченькие! — похвастался он, шурша пакетом.

— Погнали, — сказал Скалолаз, плюхаясь на переднее сиденье.

И они погнали.

Большую часть дороги Игорь проспал.

С наемниками они распрощались в порту. Небо переливалось красками заката. Игорь взглянул на машину и немного охренел — бронзовый джип неожиданно посерел.

— Да пленка это, — отмахнулся Волков, проследив за его взглядом. — Залезай.

Олег несколько раз вжихнул тросом и завел юркую моторку. Игорь влез внутрь — и они помчали на восток. Небо цвело сиренью, розовым и алым, впереди расстилалась безбрежная гладь… Справа, в паре километров светился огнями домов большой остров, соединенный с берегом железнодорожным мостом. Олег держал курс именно на остров — и минут через двадцать они заскользили по каналам между каменных домов.

Вот тут-то Игорь и сообразил, где они. Венеция. Сережа неплохо устроился! Игорь подумал эту мысль совершенно беззлобно — Разумовскому он сейчас был искренне благодарен. Вместо душной бетонной клетки, шума телевизоров, воплей заключенных и надоевших макарон по-флотски — морской простор, ветер в лицо… и встреча с женой.

Юля встретила их на широкой каменной лестнице, спускающейся к воде, разогналась по ступенькам и влетела на борт, чуть не уронив Игоря в воду. Она обхватила его лицо руками и принялась покрывать жаркими поцелуями, Игорь поймал ее губы…

— Ладно, я пошел, не мешаю… — раздался сбоку голос Волкова. Катер качнуло.

— …Игорь… — послышался в отдалении голос Димы.

— Можешь присоединиться, — щедро предложил Олег.

— …подожду…

Игорь, с невероятным усилием оторвался от Юли и огляделся. Юля обняла его, ткнувшись носом в шею.

Игорь увидел над ее макушкой парапет, Диму с улыбкой во все лицо, незнакомого мужичка и Разумовского, тискающего Волкова. Переживал, однако.

Юля прижималась к нему, и Игорь не то чтобы был против спонтанного секса в лодке, но его смущала команда поддержки у парапета.

— …Пойдем, — донесся до Игоря голос Разумовского. — Подойдут. Дим, я понимаю, ты хочешь порадоваться Игорю, но сперва он порадует Юлю…

Олег звучно фыркнул.

Игорь поцеловал Юлю в нос еще раз и начал подниматься. Она с сожалением выпустила его, и Игорь подал ей руку, помогая встать.

— Игорь! — на берегу на него налетел Дима и больно похлопал сперва по одному, а затем — по второму плечу. — Игорь, я так рад, ты просто не представляешь!

— А уж я как рад… — ответил Игорь, ответно похлопав Диму по плечу.

— Здравствуй, — шагнул к Игорю Разумовский. Поднял руку и замер, словно решая, что с ней делать дальше, Игорь поймал его за ладонь и крепко пожал:

— Спасибо, — душевно сказал он.

Сережа кивнул и повернул голову в сторону мужика в очках:

— Игорь, познакомься, новый член нашей мафии — сеньор Аурелио Капуто. Он обо всем знает, при нем можешь говорить без опаски. Ты, наверное, голоден? Или хочешь отдохнуть?

— Да он всю дорогу от Генуи отдыхал, — сообщил Олег.

— Да я б поел, — сказал Игорь, прижимая к себе Юлю. Ему очень хотелось остаться с ней наедине, но еще больше хотелось узнать, чем они все тут без него занимались. Особенно она — хоть убей, Игорь не верил, что Юля сидела смиренно сложа ручки в ожидании его освобождения.

Оказавшись внутри дома, Игорь едва не присвистнул. Сережа вообще ни разу не мелочился, устраиваясь в Италии. Прямо дворец с мраморными стенами… Красиво, чего.

Кухня оказалась запрятана в закоулок невдалеке от входа — просторное помещение со светлой мебелью и странной формы столом. Вокруг стола в беспорядке теснились плетеные кресла.

Олег присвистнул:

— Серег, ты где в Италии шавуху-то добыл?

На большом блюде посреди стола была солнышком разложена шаверма — да, Игоря в этом доме явно ждали.

— Знаешь, я пока ждал твоего звонка, так нервничал… сам готовил, чтобы руки занять.

— Этто езть оччень корошо! — радостно сообщил доктор Аурелио. — Этто езть конзтруктивнии зпособ нервничаи…

Ну бляха-муха, Игорь должен попробовать. Хрен его знает, какой из Разумовского кулинар, но не каждый день тебе миллиардер ужин готовит…

Да, в общем, и из тюрьмы Игорь не каждый день сбегает.

— Кушай, — ласково сказала Юля, которой Игорь по старой привычке предложил сделать первый укус.

Разумовский, извращенец, нарезал свою шавуху ножиком и вилкой. Игорь прям смотреть не мог.

Он откусил кусок и понял — он даже близко не представлял себе, какой Сережа на самом деле извращенец…

  

— Надо было Игоря предупредить, — только и сказал Дима, когда Гром замер памятником шаверме.

— Я ж вас предупреждал, — не понял Олег. — Я ж говорил, Серый — великий кулинар…

— Ну спасибо, друг, — едко заметил Птица.

«Они не ценят наши старания!»

«Рад, что до тебя наконец это дошло. В следующий раз готовь только на себя!»

Птиц был не совсем прав и знал это — если бы Сережа не занял руки хоть чем-то, не требующим особого сосредоточения, он бы этот день точно не пережил. Да можно подумать, Птиц и сам не переживал за Олега!

Сережа ведь тоже успел поделиться с ним своими чувствами…

Игорь, наконец, задвигал челюстями, прожевывая откушенное, заглянул в лаваш…

— Сыр с плесенью в шаверму не кладут.

«Кулинарный критик, бля!» — раздраженно подумал Птиц.

— Смородиновым вареньем полей, вкуснее будет, — невинно сообщил ему Сережа.

Олега явственно передернуло. Это было очень смешно, как Сережа раньше не замечал, как смешно Олежку дергает, когда они смешивают сладкое с соленым? Птицу то и дело подмывало предложить Олегу кусочек, но Сережа пока держался.

Единственным нормальным человеком здесь оказалась Юля, как и обычно. Только она и смогла оценить сочетание жирной курицы и острого сыра. Ну и другие оценят, куда они денутся-то.

После ужина пошли в гостиную.

«Надеюсь, Юля объяснит своему муженьку, где тут что? Мне надоело вылавливать по комнатам их дубину…»

«Дубина. Птиц, он не виноват…»

«Что у него топографический кретинизм? Как он по улицам-то ходит…»

«По навигатору, я так думаю. Мы не в диком лесу обитаем».

«В лесу бы он сразу сдох…»

Сережа сел в кресло и попытался отвлечься от внутреннего монолога. Сейчас их разговоры с Птицей со стороны смотрелось лучше. Погружаясь в общение друг с другом, они выглядели просто тормознутыми.

Это явно лучше, чем «окончательно спятившими». Сережа до сих пор помнит, как глядели на него конвойные, когда он ругался с Птицей в камере. Не удивительно, что они попали на судебно-психиатрическую так быстро. Чувство времени играло тогда с Сережей в прятки, из памяти вываливались часы и события, но, кажется, это было очень быстро…

— Столько всего произошло, — вздохнула Юля. — Игорь, я даже не знаю, с чего начинать тебе объяснять!

Гром сидел на диване, Юля устроилась с ним рядом, положив голову ему на плечо.

— Начни со смерти Падло, — предложил Игорь. — Кто и за что его зажмурил?

— Его «зажмурил» Аньелло Сортори по приказу Гвидо Бьянки, — сказал Сережа.

Можно было вывалить на Игоря их расследование целиком, но обычно у людей не так уж много оперативки — информация лучше воспринимается ими по частям.

— Это что за хрен с горы?

— Промышленник входящий в сферу влияния Маркезе. Мы сумели уговорить Палло дать показания…

«Про способ уговоров, я, пожалуй, промолчу».

Птиц хихикнул Сереже на ухо.

— …к сожалению, об этом стало известно. Сортори, которого мы тоже… уговорили дать показания…

«О способе уговоров ты снова промолчишь?»

Птиц откровенно веселился.

— …получил приказ убить Палло. Убийство повесили на молодежную банду. Показания Палло и Сортори у нас записаны на камеру.

— Темнишь ты что-то Сережа, — задумчиво сказал Игорь.

Они развели руками:

— Подробности сейчас несущественны, верно?

— Мы можем придавить Бьянки, — внезапно сказала Юля. — Я послушала записи с камеры Габриэле…

Дима неожиданно красочно изобразил, будто его стошнило на стол, затем спохватился и очень смутился.

— Не думаю, что он хочет, чтобы это оказалось у его бизнес-партнеров.

Тут Юля включила запись, по счастью, только звук. Синхронный перевод она изобразила сама.

— Пидорасы… такие пидорасы, — покачал головой Олег. — Только знаешь — то, что они озвучили в койке свои фантазии, не значит… воплощения их в жизнь.

— А это неважно, — задумчиво сказал Сережа. — Репутацию это подмочить может. Сам-то ты как бы отнесся к человеку с такими фантазиями?

— Тылом бы поворачиваться к нему не стал! — схохмил Олег.

— Старые партнеры Бьянки не оставят, — Сережа откинулся в кресле и задумчиво переплел пальцы. — Деньги не пахнут. Это может помешать ему завести новые связи… возможно, сделает его кое-где персоной нон-грата… Юля, эти записи можно будет пустить в дело, но только после того, как трон под Маркезе зашатается. Лучше всего передать их Соболеву…

— А при чем тут Соболев? — не понял Дима.

Сережа посмотрел на него с недоумением. Он уже забыл?

«Или это ты забыл им сказать?»

«Птиц, это же просто логично…»

«Логика, ау-у!»

— Дима, ты помнишь, что я говорил об этом деле? — напомнил Сережа. — Оно поли-ти-че-ское. Я согласовываю наши действия с Виктором Ивановичем, чтобы не возникла ситуация, когда одна рука не знает о действиях другой.

— Что?! — ахнул Дима.

— Как здорово, что мы узнали об этом только сейчас, — заметила Юля. — Еще сюрпризы есть?

Сережа вздохнул и положил руки на подлокотники:

— Юля, а когда я сказал, что адвоката нам порекомендовал Соболев, ты что подумала?..

— Классно у вас тут, — заметил Игорь. Сережа понял, что он им сейчас схамит, как и обычно. Но нет, ограничился одной репликой, надо же!

«В лесу дракон сдох…»

Сережа глубоко вздохнул и решил разъяснить ситуацию… для всех.

— Так получилось, что я довольно глубоко знаю ситуацию в местном бизнесе. Поэтому Виктор Иванович согласился с моими доводами и пока ограничивается ролью наблюдателя…

Олег громко хмыкнул.

— Почти ограничивается, — поправился Сережа.

— А каким боком ты к местному бизнесу? — поинтересовался Гром.

Сережа вздохнул и объяснил — каким.

— То есть ты, в чужой стране, по поддельным документам еще и дело открыл? — хмыкнул Игорь довольно хамским образом.

«Дела ты открываешь! — оскорбился Птица. — А мы бизнесом занимаемся».

— Игорь, ты в своей стране с идеальными документами исхитрился влезть в гнуснейшее политическое дело… или ты думал, тебя сюда просто так позвали?.. Давай не будем обсуждать особенности характера каждого из нас, хорошо?

— Ты сказал, что Соболев «почти ограничивается ролью наблюдателя», — Юля слушала их даже слишком внимательно.

— Он добыл Игорю адвоката… — начал Сережа. — И ошейник нашему дорогому Аньелло, — закончил фразу Птица, своим обычным глумливым тоном.

— Какой ошейник? — тихо спросил Дубин.

— Дима-Дима… — развел руками Птица. — Неужели ты правда думаешь, что мы его отпустили?..

Судя по тому, как Дима вытаращил глаза, именно так он и думал.

— Ты же обещал ему!.. — приподняла брови Юля.

— Обещать — не значит жениться, — пропел Птица.

«В отношении гея это особенно хорошо прозвучало Птиц. Ты слова-то выбирай!»

Птиц поднял руку к лицу и засмеялся — неожиданно на это среагировал Игорь.

— Так, — сказал он, отодвигая от себя Юлю и явно напрягаясь. — Это ж с нами Птица разговаривает.

Сережа удивился, а затем сообразил — Игорь слишком давно их не видел. И Птицу он помнит… не лучшим образом.

— Не любишь ты меня, Игорь… А ведь мы тебя из тюрьмы вытащили.

— Игорь, не напрягайся на него пожалуйста, все очень изменилось, — сказал Сережа.

«Ты за ним с огнеметом бегал».

«А кто старое помянет — тому глаз вон».

«А кто сможет такое забыть — у того склероз».

Повисшее молчание разбила Юля:

— Можно узнать, что за ошейник, и что вы, ребята, сделали с Сортори?

— Спецам Соболева мы его передали, — пояснил Олег. — А ошейник с электрошоком, чтобы не дергался. Не волочь же его было по городу с мешком на голове?

— Сортори слишком нестабилен, — пояснил Сережа. — Сегодня он зол на Бьянки за измену, а завтра может решить все забыть, простить… и сдать нас. В любом случае, я не собирался отпускать этого человека. Он преступник и убийца, он должен ответить за это.

— А что насчет Наргиза? — вдруг прескверно ухмыльнулся Гром. — Я узнавал, за что он сидит.

«Надо же, его из говна достали, а он еще и чирикает!» — оценил Птица.

«Вот что ты за человек-то такой, — подумал Сережа. — Как тебя жена терпит…»

— Ты правда думаешь, что он убежал далеко? — со вздохом переплел пальцы Сережа. — Охрана реагирует на тревогу в течение двадцати минут. Тревожный сигнал запускается на пульте, если повредить браслет. Как думаешь, Наргиз успел слезть со скалы?

— И этого наебал, — со смешком заметил Гром. — А ты не боишься, что он тебя вломит?

— Как главаря русской мафии? — хмыкнул Птица. — Ты думаешь, он знает о нас что-нибудь кроме этого, и нашего дурацкого школьного прозвища?

— Чем прозвище-то тебе не угодило? — не понял Игорь.

— Не люблю, когда меня воспринимают как функцию, а не как личность, — пояснил Сережа.

— Что??

— Как матику делать — так «Разум помоги!», а как «го бухать в падике», так пошел он нафиг, — охотно пояснил Олег.

Лучше бы ты молчал…

— А ты б пошел бухать в падик? — удивился Гром.

— Нет, но можно было меня позвать хотя бы из вежливости?..

Юля тихо засмеялась Игорю в шею.

Сворачивать надо это вот все…

— Сейчас у нас есть показания Палло и Сортори, — подытожил Сережа. — Есть имена и показания свидетелей, которые видели их. Нам осталось получить только записи из кабинета Маркезе — Юля поставит туда прослушку через пять дней, когда мы с ней пойдем на прием. После этого она смонтирует видео с доказательствами, мы согласуем его с Виктором Ивановичем… Все.

— Что такое, Игорь? — едко подметил Птица. — Все разрешилось без тебя и даже морду набить некому? Ну что ты на меня уставился? Я красивый, я знаю.

— Птиц! — не выдержал Сережа. — Игорь, не обращай на него внимания. Правда, хватит на нас так смотреть. Нам лучше и мы безопасны.

На язык просилась шутка о том, что они за целый месяц ни разу не попытались убить Диму, но это была плохая шутка. В духе Птицы.

«А мне нравится…»

Вот именно.

— Бедная моя, — Игорь провел пальцем по ее лицу от виска до губ.

Юля вздохнула и погладила его по бритой голове:

— Игорь, ну как ты так умудрился?..

— Талантливый я, — шепнул ей Игорь.

— Ох ты ж мой талант… — хихикнула она, прижимаясь к его плечу.

Ее прикосновения грели Игоря, как костер. Бедная, бедная Юля, как же ей помотали нервы.

Игорь представлял, что она испытала, когда его заперли в тюрьму по поддельному обвинению, что она должна была испытывать в часы его побега… и чего она натерпелась в этом доме.

Нет, Игорь правда, без шуток был очень благодарен сейчас Сереже. Ну да, манипулятор, да, расчетливая зараза — но ведь влез и вытащил, хотя мог бы пройти мимо, поберечь свою раздолбанную психику…

Игорь был ему благодарен, но он прекрасно помнил, каково это — иметь с ним дело. С этими приступами, припадками, постоянной ловлей кукушечки и неожиданными прилетами Птицы… Да, Игорь заметил перемены — раньше Сережа в упор не помнил этих прилетов, не менялся с Птицей местами так резко и не говорил о себе во множественном числе… Он говорит, что ему лучше, может и так. Но иметь с ним дело по-прежнему очень увлекательно, Игорь не сомневается.

Игорь хотел позвонить Иванычу, но посмотрел на часы, прикинул сколько времени займет разговор (это же надо все пересказать) и решил не тревожить его на ночь глядя. Завтра порадует.

Сегодня ему не нужен никто, кроме Юли.

  

Игорь считал, что он проснулся в этом доме первым — он хотел набрать Прокопенко с утра. Юля спала, даже не шевельнувшись, когда он выбрался из кровати. Игорь подхватил ее ноут и пошел искать место, где можно поговорить. Вчерашняя гостиная вполне подойдет…

Игорь отыскал гостиную и выяснил, что он не единственная ранняя пташка в этом доме — на балконе, за столиком устроился Разумовский. Он задумчиво потягивал что-то из чашки и, свесив руку с перил, смотрел на канал.

Игоря он не замечал, и Игорь решил свалить по-тихому, не мешать человеку релаксировать. И если бы не задел кресло — то и свалил бы.

— Доброе утро, — поприветствовал его Разумовский, и сваливать стало невежливо.

— Привет, — хрипло сказал Игорь выходя на балкон.

— Какао будешь? — Сережа кивнул на кофейник.

— Умгу, — промычал Игорь. — Спасибо.

Он положил ноут на стол, взял пустую чашку с подноса и налил себе пряно пахнущего напитка. Нет, оно правда как-то странно пахнет…

Игорь сделал глоток и весь нос его тут же оказался забит запахом пряностей — ваниль, гвоздика, корица… мед? Непривычно, но очень вкусно. Да и вчера было вкусно, вот только это была ни разу не шаверма.

— Наргиза поймали, — сказал Сережа чуть насмешливо. — Только что в новостях прочитал… я же помню, ты за него переживал очень.

Игорь пристально вгляделся ему в лицо, Разумовскй закатил глаза:

— Я это, я. Игорь, перестань пожалуйста, я не просто так говорил, что все изменилось.

— Ты сам изменился, — сказал Игорь делая второй глоток.

— Да, — согласился Разумовский. — И Птица — тоже. Ты не заметил? Он больше не пытается никого убить.

«Как мило, бля», — подумал Игорь. Но он, наконец, понял, что произошло. Части личности Разумовского пошли на сближение — вот откуда в Сереже эта нехарактерная насмешливость, вот почему Птица неожиданно проявляет адекватность… Интересно, что в итоге-то выйдет?

Спрашивать это Игорь не стал — откуда бы Разумовскому самому это знать? Вместо этого Игорь задал немного другой вопрос, который… вообще тоже его давно интересовал.

— А почему он — Птица?

— Тебе никогда в детстве не хотелось иметь крылья… и возможность улететь к чертовой матери? — грустно, но как-то лирично спросил Разумовский.

— В детстве мне хотелось значок и пистолет, как у папы, — сказал Игорь, припомнив эти светлые годы.

— Мечты сбываются?

— В мечтах все получше было, — признался Игорь.

— Вот и у меня так же… — задумчиво протянул Сережа. — Свинтус неблагодарный.

— Кто, я?! — обалдел Игорь.

— Нет, я, — поморщился Сережа. — Сам признаёшься? Птиц, хватит!

— Бля… — вырвалось у Игоря.

— Извини, — сказал Сережа. — Это был… внутренний диалог.

«Пиздец», — подумал Игорь, но это была не лучшая реплика. «Охуеть» пожалуй тоже не подойдет…

Игорь решил промолчать.

Разумовский, допил какао, пробормотал, что им надо вздремнуть еще немного и смылся через вторую дверь. Игорь покрутил головой, протер лицо и раскрыл ноут.

— Игорь, сукин ты сын! — обрушился на него Прокопенко, лишь только приняв вызов.

А потом Федор Иванович выдал такой загиб… Игорь тихо порадовался, что вокруг никого — Прокопенко минут двадцать матерился без передыха и практически не повторяясь, давно Игорь от него таких перлов-то не слышал. Ему даже за Власовскую историю меньше слов досталось. Зато тогда ему достался подзатыльник.

— Да никак иначе Костик с небес тебя бережет, Игорь едрить твою в бога душу мать… — Иваныч потихоньку выдыхался. — Скажи мне, как, ну вот как ты попал в это говно двумя ногами?

— Случайно, — ответил Игорь и это был неверный ответ — Прокопенко заматерился с новой силой. Но эта вспышка была уже недолгой.

— Рассказывай, что у вас тут происходит, — потребовал Федор Иванович минут через пять. — Юле твоей не до меня, а рыжий ваш товарищ скользкий — не ухватишь.

— Ну вы сказали, — удивленно хмыкнул Игорь. — «Товарищ».

— Так скажи сам, что у тебя с ним за отношения, — проворчал Прокопенко.

Игорь пожал плечами:

— Сперва я не дал его убить… потом он чуть не убил меня. Потом он не дал меня убить и сейчас из тюрьмы вытащил, вот и все… Хрен знает, как это называется, — признался Игорь.

Тут Федор Иванович сообщил ему, как это называется. А еще — как называется Игорь и как называется Сережа.

— Ну это вы зря, — возразил по последнему пункту Игорь. — Зря вы его так. Он не виноват, что с ума-то сошел.

— Чтобы ты сказал Игорь, если бы тот взрыв в департаменте был посильнее, — покачал головой Прокопенко.

Игорь вздохнул — Федор Иванович не видел Разумовского во всей красе, иначе бы сам все понял. Тот взрыв в департаменте был вовсе не для того, чтобы убить побольше ментов. Если бы Птица правда хотел их всех убить — убил бы.

Птица собирался убить только Игоря, но Игорю повезло смыться раньше.

А вот с первой личностью Сережи Игорь правда едва не подружился. От этого, кстати, было особенно противно узнать, что именно Разумовский и есть Чумной Доктор. Игорь ж не знал, что он это иногда немного не он. Кому бы такое вообще пришло в голову!

Вот и получилось, что он на Сережу наехал, а Сережа ебанул ему бутылкой по голове. Вряд ли это можно считать началом прекрасной дружбы, даже если не учитывать действий Птицы…

А с другой стороны, жизнь — штука непредсказуемая. Своей будущей супруге Игорь вообще ноутбук помыл. Да и дружба с Димой началась довольно своеобразно… Мож это у Игоря такой способ заводить приятельские отношения, ага.

— Рассказывай! — потребовал Прокопенко. Игорь вздохнул и начал рассказывать.

  

Поговорив с Федором Иванычем около часа, Игорь отправился досыпать, второй раз проснувшись ближе к обеду.

Обед им приготовил Олег. Нарубил окрошки. Квас-то он где здесь добыл?

— Сам сделал, — поведал тот с довольной рожей. — Жалко только хрена не было, с хреном еще лучше!

Физиономия Димы выразительно говорила — нет, не лучше. Юля тоже предпочла есть окрошку как салат и запивать минералкой. Игорю после тюремных макарон все было в радость — хоть окрошка, хоть шаверма с голубым сыром.

После обеда они нашли в недрах дома прохладную комнату с полосатыми стульями — и Юля и Дима хотели поведать Игорю, как они тут жили. Разумовский пошел работать, Волков старательно зарубился с кем-то в танчики, а психиатр разложил на балконе лежак, намешал себе бокал чего-то желто-красного, раскрыл зонтик и расположился, как на курорте. Занимательный мужик…

У-у, Игорь еще не знал, насколько он занимательный. Но Юля с Димой рассказали. А Сережа-то, Сережа! С каменной рожей «уговорили дать показания».

Нет, Игорь догадывался каким образом. У него тоже есть и свои методы заставить людей давать показания… Но, скажем так, не настолько творческие и разнообразные. Похищение ребенка, налет на дом, съем пидора в гей-клубе — Сережа жег напалмом.

Потом Игорь отсматривал снятые материалы. Юля уже начала монтировать видео — в своей стандартной хлесткой манере.

— Приятно слушать, как ты ругаешь еще какую-нибудь власть кроме нашей, — заметил Игорь.

Юля в ответ принялась его щекотать — знает поганка, его слабое место!

— Я не верю, что все это так легко и просто закончится, — сказал Дима. — Обязательно должен быть подвох, иначе не бывает!

В Диме заговорил глубокий жизненный опыт. Игорь тоже как-то не верил, что его вернут на родину, с песнями и цветами.

— Пойдем-ка Сережу поотвлекаем, — предложил он.

— Думаешь, он знает больше, чем говорит нам? — с умным видом поправил очки Дима.

— И это тоже, — кивнул Игорь, а потом попытался передать словами оставшееся от вчерашнего разговора впечатление: — Он может смолчать о том, что считает очевидным.

— Очевидным только для него, — медленно заметила Юля.

— Именно, — кивнул Игорь.

Разумовского они нашли все на том же балконе, похоже, это было его любимое место. Сережа полулежал в кресле и небрежными движениями пальцев листал посты на экране большого планшета. Олег был тут же — он диктовал доктору Капуто рецепт белого кваса, доктор аккуратно писал в блокнотик с золотым обрезом.

Означенный квас стоял посреди стола в большом запотевшем кувшине, привнося в итальянский вечер русский национальный колорит.

Волков и Разумовский, по мнению Игоря, тоже во все привносили свой колорит. Колорит безумия и отвязности, с легкими нотками абсурда и глубоким подтоном расчетливости.

— М? — отвлекся от планшета Сережа, заметив пристальный взгляд Игоря.

Игорь придвинул к себе стул и уселся напротив, поставив локти на стол:

— А если что-то пойдет не так? — спросил он.

— Для тебя это не будет иметь значения, — пожал плечами Разумовский. — На родину ты все равно вернешься морем, как нелегальный груз. Во избежание инсинуаций в мой адрес: Соболев сообщил мне об этом пару часов назад. Паспорт подашь на восстановление, как утерянный, ну и, по заграницам тебе лет пять лучше не кататься…

Игорь, не удержавшись, процитировал Федора Ивановича, сообщив, где он видел эти заграницы.

— О! Я не знать этти злова! — обрадовался доктор. — Что езть они значение?

— Я вам потом расскажу, — пообещал Волков.

— Тогда зачем все это? — спросила Юля.

— Справедливость, — развел руками Сережа. — Неужели ты хочешь, чтобы весь мир думал, что твой муж убил эту тупую, Птиц не матерись пожалуйста. Аурелио хватит новых слов на сегодня.

— И никакого двойного дна? — поинтересовался Игорь.

— Что ты хочешь услышать? — пожал плечами Разумовский. — Что эти записи будут использованы в политических играх? Вы это и сами знаете.

— Я не знала, — подняла брови Юля.

— Это ведь очевидно, — развел руками Разумовский.

Игорь со значением на нее посмотрел.

— Расскажи нам еще каких-нибудь очевидных вещей, — потребовал он.

Сережа со вздохом потер переносицу:

— На тему? Юля и Дима полетят самолетом, как ты понимаешь. Что еще? О моем участии в этой истории никто не узнает, кроме вас и генерала. Я люблю свою страну и хотел бы ей помочь — что еще ты желаешь услышать, Игорь?

— Виктор Иванович тебе это непременно зачтет, — почти против воли ухмыльнулся Игорь.

Вообще-то он не вовсе не собирался хамить, но вот оно как-то само…

— Юль, как ты его терпишь? — поинтересовался Разумовский.

— Из большой и чистой любви, конечно. Иначе он совершенно невыносим! — ответила эта поганка с серьезной миной.

— Ах так, да? — привстал Игорь и Юля с хихиканьем откинулась на кресле.

Дима смущенно отвернулся, Разумовский смотрел на них с какой-то затаенной грустью..

— Да, Юль, тебе уже пора готовиться к приему, — сказал Сережа, когда они успокоились. — Там установлен дресс-код СВТ.

— Что за зверь? — заинтересовался Игорь.

— Creative Black Tie, — пояснил Разумовский. — Но что это значит для женщин, прости, не помню. Мужчина может надеть цветной костюм.

Игорь неожиданно представил себе Сережу в цветном костюме и, не удержавшись, фыркнул. Воображение, расшалившись, нацепило на него в какой-то совершенно попугайский наряд.

— Я буду в черно-белом, Игорь, можешь успокоиться. Или тебя так развеселило слово «костюм»? Представляешь, помимо кепки и джинсов в мире существует другая одежда… — глумливо закончил Разумовский.

«Не хами, пернатое», — подумал Игорь, но смолчал. Ругаться с чужой субличностью, это как-то не очень здорово.

И все-таки совсем смолчать он не сумел:

— Серег, а тебе вообще как, нормально по приемам-то таскаться? Ты ж до сих пор в розыске.

— В России, — спокойно напомнил Разумовский. — Здесь меня никто не знает.

— Ну по телику тебя однажды аж в Сирии показали, — проворчал Олег.

— По телевизору много рож показывают, — пожал плечами Сережа. — Каждую не запомнишь, да и я стараюсь не выделяться…

— Ты — не выделяться? — уточнил Игорь.

Сережа мгновенно запустил пальцы в челку.

— Нет, я сейчас не про твою масть, — Игорь покачал головой. — Только ты, который не выделяется, это как я, не попадающий в неприятности.

Волков заржал, откинув голову назад. Юля хихикнула, закрыв губы рукой.

Разумовский странно улыбнулся:

— Звезды меркнут, когда восходит солнце. Через несколько дней ты все поймешь, Игорь…

Несколько дней прошли довольно спокойно. Игорь обнаружил бальный зал, переделанный Олегом под гимнастический и они неплохо поскакали с деревянными мечами. Разумовский внимательно наблюдал за их тренировкой и если Игоря не обманывали глаза — хотел бы присоединиться, но что-то ему мешало.

Нет, он правда изменился. Сережа перестал быть таким… трепетным и дерганым, он даже держаться стал иначе.

С Птицей Игорь тоже познакомился по-новой, ага. Тот перестал маньячить, но каким же он был засранцем! Игорь какое-то время держался, а потом все-таки спросил:

— Пернатое, ты поругаться со мной что ли хочешь?

— У тебя разве монополия на хамство? — фыркнул тот. — Ребята, давайте жить дружно, — вмешался Сережа. — Игорь, не обращай внимания, ладно? Вот я же не обращаю внимания, когда хамишь ты…

Олег за спиной взвыл по-волчьи и начал побулькивать. Игорь по-полной словил ощущение из разряда «стоишь и обтекаешь» и даже не нашел что и ответить.

Птица, конечно, хамло, но соревноваться с ним «кто тут большее хамло» Игорь не станет. Ну нашел с кем связаться…

А вот Юля была страшно занята. Это мужику к приему подготовиться — надел костюм, и ты великолепен, у женщин все сложнее. Сперва Юля целый день выбирала платье, скидывая Игорю фото. А что он мог ей сказать, если она прекрасна в любом наряде? А лучше всего — без него.

Назавтра Юля пошла в какой-то салон и что-то там делала. Потом… потом оказалось, что к платью нужна сумочка, туфли, бижутерия… твою мать, сколько всего.

А Сережа под чутким руководством Игоря учился вскрывать замки.

— Кабинет скорее всего будет заперт, — сосредоточенно объяснил Разумовский, вываливая на стол разнообразные запирающие устройства и набор крючков для слесарных работ. — Я обратил внимание — в тюрьме ты просил клещи и трос… двери не были препятствием, верно? Научи меня пожалуйста, я быстро учусь.

Учился Сережа в самом деле стремительно и пальцы у него оказались ловкие. Игорь понаблюдал, как тот все быстрее и быстрее вскрывает замки, как ощупывает кончиком крючка ригели — и не удержался:

— Тебе б в домушниках цены б не было.

— Игорь, извини пожалуйста… но иди ты в жопу, — отозвался Разумовский, сосредоточенно расколупывая очередной замок.

Игорь хмыкнул от неожиданности — в жопу его, судя по формулировке, послал неизменно вежливый Сережа, а не Птица. Достижение, чо.

Юля всегда была прекрасна, но этим вечером — прекрасна особенно. Такая… алая. В платье под цвет волос, с широкой, струящейся юбкой, в коралловых бусах… Черт, да Игорь прямо пожалел, что сам с ней на прием не идет, хотя уж как он не любит такие мероприятия — не передать.

А мероприятие будет проходить здесь же, в Венеции.

— Разве Маркезе живет не в Милане? — спросил Игорь, когда узнал об этом.

— Игорь, Маркезе находится в том положении, когда на встречи приезжают к нему, а не он, — пояснил Разумовский. — Ты хоть представляешь, что такое дворец в Венеции?

Игорь с хмыканьем обвел взглядом гостиную.

— О нет, это не дворец. Когда-то это был дом богатого купца… А у Маркезе — дворец. Думаешь, ему сильно охота менять его на виллу под Миланом?

Игорь так не думал.

И так как мероприятие проходило в Венеции — Разумовского и Юлю должен был отвезти какой-то Виталик.

— В этой стране и по этим документам — он мой старший бизнес-партнер, — объяснил Сережа со странноватой улыбкой.

В лице его проскользнуло что-то явно птичье. Виталика Игорь решил не дожидаться, ему бы вообще поменьше мордою светить…

— Нет, подожди, — Разумовский удержал его за плечо. — Ты должен это видеть.

— Что видеть? — не понял Игорь.

Сережа презагадочно улыбнулся, а Юля внезапно начала хихикать.

— А вот и он, — вдруг довольным голосом сказал Олег.

Игорь повернул башню и вдруг увидел… зрелище.

В канал вплывал катер. Большой и высокий, он больше подходил для океана, чем для местных каналов. Но самое странное — катер был зеркальный, с радужными разводами, как поверхность компакт-диска.

— Это как? — сорвалось у Игоря.

— Голографическая пленка, — пояснил Олег. — Не, это еще не все. Держитесь, вы щас просто умрете!

Юля уже начала — она повисла на Игоре тихо попискивая, Игорь пока держался. До момента, когда стала видна надпись на борту.

«Виталий I», — гласили крупные золотые буквы.

— И-игорь, смотри, цветной костюм! — похлопал его по плечу Сережа. — Ты же мечтал его увидеть, верно?

На нос зеркального монстра выполз невероятно толстый мужик упакованный в золотой смокинг.

— Помнишь, ты спрашивал, как я ухитряюсь не привлекать внимания? — с удовольствием спросил Разумовский.

— Бля-я… — выдохнул Игорь, сумев набрать немного воздуха. — Ты ж где отрыл этого клоуна, в каком цирке?

— В реестре предприятий-банкротов, — мило улыбнулся Сережа. — Потом я побывал на его страничке в соцсетях и понял — именно такой человек мне и нужен.

Игорь не нашел, что ответить.

— Виталий Первый… — простонала Юля. — О-о-о…

Дима просто молча булькал. А потом прыснул:

— Гляньте, что у него вместо галстука!

Виталий Первый, переваливаясь спускался по трапу и по груди его мотался туда-сюда золотой значок доллара с ладошку размером.

— Шеф, все готово! — отчитался он перед Разумовским.

Это добило Игоря окончательно. Юля висела на нем, Игорь висел на Диме — и все они были близки к тому, чтобы попросту рухнуть в канал.

Виталя словно бы сошел со всех анекдотов про «новых русских» девяностых годов. О да, теперь Игорь понимал, как Сережа ухитряется не привлекать внимания. На фоне такого-то цирка!

  

На «Виталии Первом» была каюта — с зеркалом на всю стену и полукруглым ложем в голубом бархате, из которой Сережа довольно бесцеремонно выжил хозяев — Юле надо было поправить макияж. С накрашенными глазами не рекомендуется рыдать горючими слезами, как сделала она.

Но это было просто невозможно!

По прошлым съемкам Юля помнила, как Краснопольский хвастал всю дорогу часами и вечеринками, ну так присутствие Разумовского подействовало на него очень оздоравливающе — Виталя заткнулся. И очень шустро выпроводил наверх свою Паулину — модельной внешности голубоглазую блондинку в золотом, блестящем платье, обтягивающем тело, как перчатка и раскрывающемся от бедер пышным шлейфом. Как она в этом ходит…

Задница в этом платье у Паулины была такая, что Юля сама невольно залюбовалась. Виталя тонул глазами в глубинах декольте и только Сережа смотрел на этот пир плоти равнодушными глазами доктора-маммолога, осматривающего десятую за день пациентку. Серег, с тобой вообще все в порядке? Ты человек, не робот?

Пока Юля поправляла макияж, катер выплыл в гранд-канал и скоро влился в целую флотилию.

Широкая лестница спускалась к воде, расходясь во все стороны пристанью. Юля, поднявшись на палубу, рассматривала лодки и катера с нарядными гостями, убеждаясь — Виталика, в его могучей цыганщине, не перещеголял никто. Тут в ходу был все больше минимализм и классика, Виталя с его народными представлениями о богатой жизни выглядел отменно нелепо… Сам он, впрочем, явно так не думал. А вот Паулина, как показалось Юле, понимала, вон какая обреченность на лице.

— Красивая? — внезапно хихикнул Сережа кивая на нее. Юля присмотрелась… Так, это Птица.

— Конкуренты подослали, — с глубочайшим удовлетворением в голосе закончил Птиц.

— Что? — не сразу поняла Юля.

Птица злорадно улыбнулся:

— Ловят черную кошку в темной комнате. Никак не могут поверить, что ее там нет.

Так, понятно, в Италии Разумовский развлекается, как может… В другое время Юля бы постаралась раскрутить его рассказать побольше — интересно ведь — но сейчас у нее были более насущные заботы.

Паулина с Виталиком сходили на берег первыми. Русалочьим хвостом шуршал по трапу золотой шлейф, томно виляла круглая попа и Юля поймала себя на неуместном желании дать по ней ладонью.

Сережа подхватил Юлю под локоть и они принялись подниматься по широкой лестнице, к распахнутым дверям. Впереди Краснопольский небрежно-барским движением сунул швейцару приглашение, получил кивок и прошел в зал. Разумовский подал их приглашение, и скоро Юля переступила порог…

Потолок в зале был стеклянный, собранный из огромных витражных панелей.

«Новодел», — поняла Юля. Витражи изображали знаменитые картины эпохи Возрождения. Стемнеть еще не успело, но подсветку уже включили, чтобы эта сумасшедшая красота была видна гостям. Свет падал на витражи и на зал, на купы кадок с пальмами, создающие «укромные уголки», на боковые галереи с нарядными людьми…

Внезапно Сережин локоть закаменел у Юли под рукой. Она повернулась, бросила взгляд на его напряженное лицо, проследила куда он смотрит и… увидела Русалочку.

Настоящая Ариэль. Пышная копна ее рыжих локонов спускалась до самой талии, бледное личико украшали на скулах зеленые блестки, похожие на чешую… Ее платье словно сшили из морской пены, а в качестве креативной добавки пышную юбку украшали пустые жестянки из-под колы, пластиковые крышки и куски драного пакета.

И смотрела эта Ариэль на Сережу так, словно готова была вот тут его и застрелить.

— Ммать, — тихо-тихо прошептал Разумовский.

И Юле в общем-то был знаком такой взгляд.

— Это что, твоя бывшая? — негромко спросила она, сгорая от любопытства.

Да надо же, не каменный он все-таки!..

Сережа посмотрел на нее больным и отчаянным взглядом:

— Несбывшаяся.

— Как это? — не поняла Юля.

Разумовский глубоко вдохнул и оттащил Юлю в сторону, под пальмы. Отпустил ее руку и знакомо заломал пальцы:

— Юля, я болею, и болею тяжело, ты это знаешь, — сказал он не смотря на нее. — Вирджиния чем-то заслужила такое?..

— Знаешь, как было все на самом деле? — внезапно контроль над телом Разумовского перехватил Птица. — Я тебе сейчас расскажу. Этот… тряпки кусок гулял с ней по мостам и музеям и старательно, старательно, не понимал никаких намеков, хотя я ему говорил!.. В конце концов, Джина поняла, что за олень ей достался, и первой предложила ему встречаться. И тут Сережа, как козырь на стол, бросил, что мы с ним — псих!.. И эта святая девушка даже не столкнула нас в канал…

— Она просто ушла и больше я ее не видел, — закончил Разумовский. — И Птица пересказывает все не так. Да ну? Давай сам ей расскажи. Птица, пожалуйста!.. Да я… несколько затянул с признанием. Мне пришлось сказать Джине, что я не ищу сейчас отношений… А потом мы появляемся здесь с тобой под ручку, — хмыкнул Птица. — Уверен, в мыслях она нас уже несколько раз казнила с особой жестокостью… Птиц — она не ты!

— Пожалуйста, хватит! — схватилась за виски Юля. — Я сейчас тоже с ума сойду, если вы будете говорить одновременно! Что теперь?

— Ничего, — пожал плечами Разумовский. — Теперь она считает нас обманщиком и лицемером, но знаешь Юля, ты нас кое-чему научила. Никому не раскрывай своих планов, если хочешь, чтобы они сбылись, мы запомнили.

— Ты не будешь пытаться объясниться? — уточнила Юля.

— Я не скажу правды, — начал Сережа. — Но мы можем соврать ей, что ты пришла сюда в поисках богатого папика, как тебе идея? — ехидно подмигнул Юле Птица. — А мы всего лишь сопровождаем тебя.

Юля не выдержала: сложила пальцы в смачный «фак» и со словами: «Сережа, это не тебе», подсунула его Разумовскому под нос.

Разумовский тихо засмеялся. Скорее всего — Птица тихо засмеялся. Непревзойденное удовольствие, расследовать что-то вместе с ними!

— Пойдем, — вздохнул Сережа. — Кабинет в левом крыле дворца, на первом этаже… к сожалению, это все ориентиры, но я знаю, как он должен выглядеть изнутри.

  

Они попали в зимний сад и какое-то время плутали между кадок с цветущими орхидеями, распугивая парочки. Дворец Маркезе оказался правда очень красивым, романтичным местом и Юля бы с удовольствием посетила бы его без полной сумочки жучков и отмычек.

Затем они странным образом попали в гостиную, а оттуда перешли в столовую — и везде, абсолютно везде были люди.

— Скоро они уйдут, — тихо сказал Сережа. — Вернутся в зал, чтобы послушать речь Маркезе и поздравить его сына. Мы останемся тут — это, конечно, не очень вежливо, но я надеюсь, Виталий Первый нас заменит… — с беспощадной иронией закончил он.

Так и вышло — минут через пять раздалось погромыхивание микрофона и разряженная толпа потянулась в зал. Разумовский ловко юркнул в недра туалета, Юля нырнула в женский — и старательно намывала руки, пока мимо нее не прошла последняя дама.

— Осталось одно место, где мы не были, — заметил Сережа, поджидающий ее у двери. — Думаю, кабинет там.

Дверь, к которой Разумовский привел Юлю, оказалась заперта. У нее в голове наконец-то сложилась схема помещений.

— Там не кабинет, — сказала она уверенно. — Там коридор.

— Я тоже так думаю, — кивнул Разумовский. — Его заперли, чтобы гости не забрели туда, где их не ждут. Дай сумочку.

Юля отдала ему сумочку и некоторое время молча наблюдала, как Сережа ловко подбирает отмычки, в итоге добившись звучного щелчка.

Дверь раскрылась… Да, они вышли в коридор. Сквозь огромную арку Юля увидела книжные полки — библиотека. Кабинет должен быть рядом? Двойная дверь по коридору — он?

Разумовский со свистом втянул воздух:

— Неожиданное решение.

— Что? — не поняла Юля, а затем увидела.

В двери не было замочной скважины. На стене помигивала алым огоньком коробочка. Юля беспомощно подняла взгляд на Разумовского.

— Электромагнитный замок, — сказал он задумчиво. — Дома их обычно не ставят.

— Как его отключить? — с холодной злостью спросила Юля.

— Отключить электричество. Но, если человек поставил такой замок у себя дома, возможно, он озаботился и источником бесперебойного питания…

Разумовский говорил задумчиво и словно бы даже не взволнованно.

— И что теперь? — спросила его Юля.

— Есть еще один способ туда попасть, — признался Сережа. — Но ты убьешь меня не дослушав, не говоря уже об Игоре…

— Что за способ? — перебила его Юля. Если надо лезть в праздничном платье по стене, она готова лезть в праздничном платье по стене!

Сережа как-то странно на нее покосился:

— Пообещай меня сперва дослушать, а потом начинать душить. Именинник славился м-м… большой любовью к дамам.

— Так, — сказала Юля нехорошим голосом. — Не к парням — уже радость.

— Для меня — да… Ты должна заговорить с ним и озвучить, что всегда мечтала о сексе на столе в кабинете во время приема, — Разумовский запнулся, с еще большей опаской посмотрев на нее. — Я начну ломиться в дверь снаружи, изображая пьяного идиота, немного поругаюсь с младшим Маркезе, за это время ты должна установить жучок. Потом я хватаю тебя за руку и грубо уволакиваю за собой. Все.

— Долго думал? — ласково поинтересовалась Юля.

Разумовский отрицательно помотал головой.

Юля зло зашипела. «С-сука ты Сережа!»

Вслух она этого говорить не стала.

— Вот просто подойти и сказать, что я мечтаю с ним потрахаться? — приподняла брови Юля.

— Не так прямо, но…

— Еще слово и я действительно начну тебя душить, — предупредила она.

Разумовский замолчал. С-сука! Еще и смотрит виноватым взглядом.

И ведь как бы Юля не злилась, плана получше у нее нет.

И, черт побери, все это ради Игоря.

— Игорь не должен об этом узнать, — резко сказала она.

— Мне жить еще не надоело, не волнуйся.

  

Сережа смотрел на злую, как оса Юлю и сейчас они с Птицей были совершенно солидарны: о том, что озвученный план был придуман давно, ей знать не стоит. Просто это был вариант «Ё».

Если она это узнает… Игорь точно набьет им морду, общую на двоих.

«Кто еще кому набьет!» — оскорбился Птица.

«А кто кому в прошлый раз набил?»

Птиц замолк.

Сережа проследил, как Юля, бросив на него последний огненный взгляд, осторожно прибивается к компании парней вокруг Уго Маркезе.

Именинник, низенький итальянец в бархатном смокинге фиолетового цвета, был похож на сплюснутого гномика — фамильная черта семьи Маркезе. Впрочем он слыл парнем обаятельным и… не слишком умным. Это важно. Сережа не сомневался, что Юле хватит ума и ловкости, чтобы подвести Уго к нужной теме без лишних подозрений. Он понимал, что это займет немало времени и собирался устроиться в стратегическом углу зимнего сада, чтобы не пропустить прохождение пары по коридору. Еще ему нужен реквизит — полупустая бутылка шампанского и…

И ему нужно объясниться с Вирджинией. Какой оплеванной она должна была себя почувствовать, когда Сережа появился здесь под руку с Юлей!

«Не хуже, чем тогда, на мосту», — ядовито заметил Птица.

Сережа вздохнул, привычно ощутив застрявшую под диафрагмой ледяную иголку. Боль — вечная спутница его бытия. Уже и не обращаешь внимания. Фон.

Он не хотел сделать Джине больно, просто…

«Просто олень ты…»

Просто с девушками никогда не было просто. Первая, школьная еще любовь, заявила Сереже: «Разум, я рядом с тобой себя такой дурой чувствую!» и это был не комплимент. В студенческие годы девушкам нужно было от него только списать, а потом — только денег. Нет, он не был монахом, но вот именно отношений в его жизни как-то не случалось, возможно поэтому он не сразу понял… Надо было слушать Птицу.

«И в институте ты тоже был оленем, — радостно поведал ему Птица. — Серег, если девушка зовет объяснить ей математику, но встречает тебя в халатике на голое тело — не математика ее интересует».

«Я думал ей жарко».

«…»

Сережа задумался, куда могла пойти Джина? Ей надо работать, он же знает, зачем она разгуливает по приемам в странных нарядах…

Когда они познакомились, уже наступила весна, но Джина была в мехах. Зеленый мех блестел на воротнике и обшлагах широких рукавов, на подоле каждой из трех юбок; ее плечи окутывал меховой палантин, но с палантином что-то случилось. Похоже, он побывал в лапах первой в мире моли, питающейся синтетическим ворсом.

Но сперва взгляд Сережи привлекло ее лицо — просто отсутствием слоя грима и штукатурки. Это было обычное человеческое лицо с нормальной человеческой кожей — в царстве красавиц, покусанных в детстве куклой «барби». Пластиковая кожа, огромные глаза, высокие скулы и пухлые губы — Сережа постоянно боялся, что перепутает подруг жизни, представленных ему партнерами.

Потом Сережа подумал, что девушка чем-то напоминает Венеру с его любимой картины, а затем вмешался Птица — со словами «Ты так и будешь стоять и просто смотреть на нее?», он сгреб Сережу под крыло и решительным шагом направился вперед.

— Девушка, — муркнул он, подобравшись к Джине. — Кто жевал ваш палантин?

По мнению Сережи (срочно завоевавшего свое тело обратно) уже за эту фразу они заслужили по морде чайником, но Джина не обиделась. Сдернув палантин с плеч, она расправила его перед их лицом:

— Вот так и выглядят сейчас тропические леса — легкие нашей планеты. Вы никогда не думали об этом?

— Думал, — сказал Сережа и принялся высказываться о том, как может помочь природе переход документооборота на электронный носитель и вторичная переработка мусора. Джина в ответ рассказала, что важно восстановить уже потерянное:

— В западной Африке вырублено девяносто процентов тропического леса!

Джина работала в международном экологическом фонде. Сейчас они как раз занимались попыткой остановить распространение пустынь на месте вырубленного леса. Для этого она и гуляла по приемам в лишайном палантине — искала спонсоров в проект.

— Это еще и социальная проблема, — заметил Сережа.

— Если негры не станут лучше жить, они и новый лес вырубят, — согласился с ним Птица.

Птицу Джина, по счастью, не слышала. Они так славно поговорили обо всем об этом… Сережа этим вечером был просто в ударе — давал советы космического масштаба и космической же глупости (ну куда он полез, много он об этой Африке знает?) и едва не пообещал Джине луну с неба, но вовремя вспомнил, что здесь он — младший партнер сиятельного Виталия Краснопольского, переключил мышление на верхнюю голову и был осторожнее с суммами.

— Мы ведь с вами еще встретимся? — улыбнулась ему Джина в конце вечера.

— Пригласи ее куда-нибудь! — потребовал Птица. — Немедленно!

Сережа был уверен, что имелась в виду встреча деловая, и судорожно кивнул головой.

Тут опять влез Птиц и позвал Джину погулять по городу. И она согласилась…

«Надо было его слушать»

«Меня вообще всегда надо слушать!»

«Да ну?» — подумал Сережа, но ругаться с Птицей и вспоминать ему самые выдающиеся его подвиги настроения не было.

У Джины сейчас тоже нет настроения. Она не будет работать. Но и рыдать в углу она не пойдет — не тот она человек.

«Спорим, она сейчас ищет нас с кирпичом в руках и острым желанием положить его нам на макушку?» — подумал Птица.

Сережа не успел ничего ответить.

— Ну здравствуй, Сережа, — прозвучало из-за спины.

Он резко обернулся — сзади стояла Джина. С ласковой улыбкой наемного убийцы она покачивала в пальцах горлышко бутылки с шампанским. Как дубинку.

Юля перехватила с подноса бокал и со скучающим видом подбиралась к молодым итальянцам, смеющимся над какой-то шуткой. Шутил именинник и, что примечательно — на английском.

Саму шутку Юля прослушала, занятая подбиранием нецензурных рифм к имени «Сергей». Пора завязывать с этим приятным занятием…

Юля бочком-бочком прибилась к веселой компании — и почти сразу поймала заинтересованный взгляд Уго. «Да он и правда бабник…»

Не то чтобы Юле не приходилось пользоваться своим женским очарованием и раньше — но все же, одно дело выставить коленку, и совсем другое — напрашиваться на рюмочку жаркого секса в кабинете!

Какое-то время Юля просто смеялась шуткам — кстати, шутил юный Маркезе неплохо — и бросала на него заинтересованные взгляды. Когда она сделала последний глоток из своего бокала, Уго пошел в наступление: подхватив с подноса два коктейля, он подошел к Юле и предложил ей один.

— Удивительно, что такая красивая девушка одна, без кавалера! — заметил он с прицокивающим акцентом, но вполне обаятельно.

— Увы, мой кавалер сбежал, — в тон ему поведала Юля, принимая бокал.

— Он идиотто? — поинтересовался Уго, с белозубой улыбкой.

— О, еще какой! — мстительно подтвердила Юля. — Он встретил свою бывшую и захотел срочно переговорить с ней где-то в районе кабинки мужского туалета.

— Насчет кабинки мужского туалета — вы слышали эту чудную болонскую историю? — вмешался итальянец слева.

— Про то, как Бьянки опять поссорился с любовником? — лениво спросила девушка в черно-золотом, с капризно надутыми губами. — Какой у вас интересный акцент, — заметила она.

— Я француженка, — соврала Юля.

Франция, это всегда сексуально, верно? К тому же Юля была в Париже и сможет что-нибудь убедительно соврать, если к ней пристанут с расспросами. И она знает несколько французских песен.

— О, он не просто поссорился с любовником! Он — простите дамы — устроил настоящую оргию в туалете прямо во время фестиваля.

— Боже, — сказала девица в черно-золотом. — Он не мог дотерпеть до дома?

— Необычные места будят страсть, — вмешалась Юля, постаравшись подпустить в голос хрипотцы. — Но туалет — это пошло.

— А какие места предпочитаете вы? — томно спросил Уго.

— О, разве такие вещи спрашивают у незнакомой девушки? — поддразнила его Юля.

Нет, нет, слишком быстро — это будет странно. А Сережа… пусть подождет. Птица скрасит ему ожидание.

— Так давайте познакомимся поближе! — оживился Уго.

— Хорошо, — улыбнулась Юля. — Какой ваш любимый цвет?

Уго окинул ее взглядом:

— Красный, — жарко сказал он. — А ваш?

Юля посмотрела на его смокинг:

— Сегодня, пожалуй, фиолетовый.

Почему-то ей было немного жалко этого Уго. Вряд ли он знает об интригах своего отца (вот эту жабу Юле совсем не жалко). Уго, молодой обаятельный парень, не заслужил этого всего… Но ведь и Игорь, приехавший спасать вашу страну от террористов, не заслужил того, что с ним сделали, верно?

Перед кабинетом Уго придется откатать Юле всю обязательную программу — угощение, танец… А Сережа… пусть ждет, гад, сидит!

  

— Пожалуйста, только не по голове! — вырвалось у Сережи.

«Уйди, дурак!» — возмутился Птица.

Сережа решил помолчать — пусть Птиц разгребает сам, но если Джина даст им бутылкой по голове, Сережа ему этого никогда не простит.

— Джина, — мурлыкающе начал Птица.

«Ты все неправильно поняла!» — поддел его Сережа.

— Ты все неправильно поняла, — машинально повторил Птица.

— Да? — обманчиво-мягко спросила Джина, перехватывая бутылку поудобнее.

«Ты зачем это сделал? Сам дальше и говори!»

— Юля просто попросила меня провести ее на этот прием…

«Она хочет найти богатого папика!» — мерзко хихикнул Птица и Сережа помимо воли повторил за ним.

«Птиц!»

«Ты мне тоже так cделал».

— Ничего лучше не придумал? — осведомилась Джина.

— Ты видишь рядом со мной Юлю? — развел руками Сережа. — Вон она, гляди, — он кивнул головой на компанию Уго Маркезе. — Я понимаю, как это выглядело для тебя, но это правда — Юля просто моя старая знакомая.

Джина бросила косой взгляд вправо и пальцы ее вроде бы слегка расслабились.

— Насколько старая? — железным голосом спросила она.

«Нас ревнуют!»

«Без тебя бы я не догадался!»

«Ты-то? Ты можешь».

— Джина, — тихо вздохнул Сережа. — Ты же видела — между мной и Юлей нет никакой химии…

«Только физика, математика, и особенно — география!» — съерничал Птица и Сережа обреченно повторил:

— … география.

«Помолчи!»

Джина взглянула ему в лицо оскорбленным взглядом — шутка Птицы оказалась не к месту.

— Постой пожалуйста, — попросил Сережа, увидев, что она сейчас развернется и уйдет, как тогда… на мосту. — Джина, я хотел извиниться. Я очень виноват перед тобой, мне следовало сразу сказать, что я болен, просто я…

— Тормоз, — радостно закончил вместо него Птица. — Ты нам очень нравилась и мы не находили в себе сил признаться.

Джина едва не выпустила бутылку из пальцев, она посмотрела на Сережу таким взглядом… ему показалось, что весь зал отдалился и они остались втроем — он с Птицей и Джина напротив них.

— «Нам»? — трогательно нахмурила брови она.

«Птиц!» — разозлился Сережа.

Птица не ответил, молча признавая свой промах. Вот так всегда — он натворит, а Сереже расхлебывать!

— Я иногда… говорю о себе во множественном числе, потому что… — осторожно начал Сережа.

«У меня раздвоение личности», — «помог» ему Птица.

— …привык так с детства. Я стараюсь себя отучить, но… когда я волнуюсь…

«Птиц, давай дальше ты!» — Сережа почувствовал, что ему не хватает воздуха.

— Джина, — совершенно трогательным голосом произнес этот гад. — Пожалуйста, не оставляй нас. Ты лучшая девушка, которую мы видели в этой жизни. Да, мы больны, но мы лечимся и когда-нибудь будем здоровы…

«Птица, ты что делаешь?»

«Мы оба этого хотим, разве нет?» — шепнул ему Птица.

«Это эгоизм, мы не можем втягивать ее в это…»

«Ты просто трусишь. Ты боишься, что она уйдет, когда узнает кто мы такой!»

Сердце стучало в ушах.

Птица прав, он боится.

Сережа смотрел на Джину и видел слезы в ее глазах.

— Почему ты сразу мне не сказал так? — хрипло потребовала она. — Сережа, скажи, чем ты болеешь?

И он решился — как в холодную воду с мостков.

— У нас раздвоение личности. Джина, я объясню тебе… только пожалуйста — не здесь!

Джина позволила взять себя за руку, ладонь у нее была мокрая и холодная. Сережа повел ее в зимний сад.

Нет, свидетели его не смущали, они с Джиной говорили по-русски, кто их здесь поймет? Мать Джины — русская мигрантка, это довольно забавно выяснилось еще на первом свидании. Но он не должен забывать о Юле и об их операции. Ее алое платье уже мелькает среди танцующих — значит скоро они пойдут в кабинет. Не стоит давать Уго время сделать… что-нибудь.

Но как объяснить это Джине?

«Мы зачем ей соврали про папика?»

«Соври ей, что ты слышал, будто Уго — извращенец», — посоветовал наглый пернатый.

«Скотина», — грустно подумал Сережа.

«Сам такой».

  

Танцевал Уго неплохо. И даже держал себя в руках — его ладони хотя и съезжали Юле ниже талии, не уезжали слишком далеко, останавливаясь там, где это было еще прилично, но уже… намекающе. Да ты опытный ловелас, парень!

Проблема наметилась только с ростом — Юля была выше, и нос Уго только не тыкался ей в декольте. Владелец носа не возражал. Юля возражала, но приходилось делать вид, что все прекрасно. Сука ты, Сереженька.

— С крыши нашего дворца отличный вид на ночной город, — ворковал воодушевившийся Юлиным декольте соблазнитель.

— На крыше будет слишком много… голубей, — сказала Юля. — И как же риск, что нас могут застигнуть? — добавила она кокетливо. — Нет-нет, я бы посмотрела на город из столовой или… кабинета.

В столовой у них столпотворение и Уго должен об этом знать.

— Кабинет? Отличная мысль, — обрадовался Уго. — У нас там такой стол… — томно сообщил он.

— Какой? — жарко выдохнула ему в макушку Юля.

— С ониксовой столешницей — такого же цвета, как твоя кожа… — мягко выдохнул Уго.

"Красивый заход!" — оценила Юля.

И после танца, она, наконец, согласилась отправиться смотреть столешницу. Уго, понимая, что кругом люди, вел себя корректно и рук не распускал, но Юля с тоской предчувствовала, что начнется, когда они окажутся в коридоре.

Пять метров до двери, она должна как-то продержаться эти пять метров.

"И где Сережа?"

Разумовского Юля нигде не наблюдала и это заставляло ее беспокоиться. Хоть бы ее слова про туалет и кабинку не оказались пророческими!

Уго провел ее мимо столовой и гостиной, под орхидеями в зимнем саду она наконец-то заметила Разумовского — кто бы сомневался, вместе с его "несбывшейся". Он нервно крутил в руках пустой бокал.

— Открыто… — удивился Уго, толкнув дверь.

Юля просквозила до кабинета и прижалась к стене с самым томным видом и в самой пошлой позе — прогнув спину и согнув выставленную из-под платья коленку.

— Иди сюда… — позвала она.

Уго, засопев, достал из кармана ключи на золотой цепочке, приложил брелок к контроллеру, Юля, хихикнув, прошмыгнула в дверь, получив в напутствие хлопок по попе.

Ей надо было держаться от Уго подальше, поэтому она немедленно долетела до стола и, решительно вздернув юбку вверх, заползла на холодную каменную столешницу и улеглась в красивой позе. Получилось отлично — итальянец так и замер в дверях.

— Ты очень красивая, — сказал он. — Можно я сфотографирую тебя?

Юля улыбнулась и наклонила голову так, чтобы волосы упали на лицо.

Раздался щелчок камеры и… громкий стук в дверь.

"Сережа — ты солнышко!" — подумала Юля падая под стол с испуганным:

— Кто-то пришел!

Уго что-то заворчал по-итальянски, пикнул замок… Юля ловким движением выудила из сумочки жучок и прилепила к ножке, под самой столешницей.

— Юля-а, — совершенно пьяным голосом позвал Разумовский, затем послышался странный хлопок, шипение, громко завопил Уго и звонкий голос выкрикнул по-русски:

— Беги, он извращенец!

Юля выскочила из-под стола и едва не налетела на пищащего Уго — тот прикрывал глаза руками, отвернувшись от двери, Юля облетела его и… только рука Разумовского не дала ей свернуть шею, поскользнувшись в луже шампанского. Белая пена текла из бутылки в руках воинственной Джины.

Сережа схватил ее за запястье второй рукой и поволок прочь, они вылетели из коридора под погромыхивание жестянок на Джининых юбках, пролетели через зимний сад и вылетели в зал…

— Да постой ты! — выкрикнула Юля, едва не запутавшись в юбке. — Думаешь легко бегать на каблуках?

Разумовский притормозил, отпустил ее руку, давая возможность отдышаться.

— Джина, зачем ты это сделала? — беспомощно спросил он, разворачиваясь. — У тебя будут неприятности.

— Не думаю, что он меня разглядел, — свирепо заметила Джина, — за то мгновение, пока пробка не ударила ему в глаз. Зато он точно разглядел тебя! Это Уго Маркезе, ты понимаешь?! Его семья тебя просто раздавила бы, тронь ты его хоть пальцем!

— Ох, Джина… — Разумовский явно растерялся. — Я не собирался его трогать. Я бы просто увел Юлю… Уго не знает меня, лицо нашей фирмы — Виталя…

— Прости Сережа, но это не лицо, а рожа, — не удержалась Юля.

Разумовский накрыл лоб ладонью:

— Ты отдышалась? Идем!

Не давая возразить, он снова схватил ее за запястье и поволок за собой, так что Юля едва успевала перебирать ногами, по другую сторону отчаянно цокала каблуками Джина, в ее вытянутой вперед руке так и был зажат забытый бокал. Они почти достигли выхода, когда дорогу им преградил пьяный Виталя:

— Ух ты, аж две штуки! — искренне удивился он. — Ше-еф, я уж думал ты вообще не по девочкам…

— Было бы чем, — сосредоточенно заметил Сережа, притормаживая. — Брысь.

— … Полька-то тебе сиськи под нос выставляла-выставляла…

— Что еще за Полька?! — нехорошим голосом спросила Джина.

— У меня не стоит на пластик, — холодно заметил Разумовский. — Скройся, Виталя.

— … А ты — ну вообще никак! — продолжал разглагольствовать Виталя. — А тут — аж двое… ночь будет жаркой, да?

Разумовский отпустил Юлю и стремительно сцапал Краснопольского за ворот:

— Твой выхлоп уже горит, — свистящим шепотом поведал он Витале. — Хочешь, я устрою жаркую ночь — тебе? Если ты сейчас не исчезнешь, завтра ты будешь сидеть с голой жопой в той же канаве, из которой я тебя вытащил!

Виталя сбледнул и отшатнулся, Сережа снова ухватив Юлю за руку поволок их к выходу.

Сумасшедшая гонка закончилась у воды — и Джина решительно выдрала у Сережи свое запястье:

— Я должна вернуться, — сказала она. — Надеюсь, твоя знакомая… — последнее слово Джина как-то по-особенному выделила, — будет аккуратнее искать себе спонсоров.

“Ах вот что ты ей обо мне рассказал!”

Юля поудобнее перехватила сумочку, и с размаха врезала Разумовскому по затылку… это приятное видение вспышкой промелькнуло у нее в голове, чтобы тут же исчезнуть.

— Спонсоров? — прошипела она.

— Юля… — поморщился Сережа. — Давай не здесь и не сейчас, ладно?

— Ты мне соврал, — вдруг очень спокойно сказала Джина. — Ей ты тоже врешь?

— Она вообще замужем… На самом деле мы ставили в кабинет прослушку, — неожиданно признался Разумовский. — Ай!

— Как ты просил — не бутылкой и не по голове, — дрожащим голосом сказала Джина, опуская бокал, из которого только что выплеснула шампанское Разумовскому прямо в лицо. — Прощай.

Юле захотелось поаплодировать ей, с воплем “так ему и надо!” и одновременно — толкнуть Сережу вперед: “Беги за ней, ну что ты встал!”

А Сережа так и стоял, утирая лицо рукавом.

Юля не удержалась, дернув его за свободную руку:

— Что ты стоишь? Я не верю, что ты не сможешь ничего придумать…

— Могу, — отрешенно сказал Разумовский. — Но не хочу.

Юля, посмотрела ему в глаза, и вдруг ее пронзило.

— Ты знал, что она не поверит тебе, когда говорил правду, так?

— Да, — подтвердил Сережа слишком спокойным голосом. — Так будет лучше для нее. Просто он — трус и тряпка, — очень едко добавил Птица. — Заткнись, — оборвал его Сергей.

Юля ощутила, как у нее рвется на части голова, как и всегда, когда они начинали говорить оба разом. Как не сходит с ума Волков? Невозможно.

Сережа спустился к воде, ловить лодку. Юля стояла на лестнице. Она видела, как зеленоглазая Русалочка, в платье из мусора и пены морской скрывается в освещенном проходе — и чувствовала себя виноватой перед ней.

Может Разумовский и прав. Такое чудо, как он, не всякой пожелаешь. Но почему-то Юле мерещилось, что Джине, которая превратила в карту созвездий веснушки на собственных плечах, которая пришла на бал в мусорном платье и выстрелила из бутылки шампанского в сына Маркезе — ей бы Сережа подошел.

Хотя его личная жизнь — это, конечно, глубоко не Юлино дело. Но сил нет стоять и смотреть, что он с этой жизнью вытворяет!

— Юль, — позвал снизу Разумовский.

Юля медленно спустилась вниз и перелезла в лодку.

Определенно, у нее есть идея. Не только тебе вмешиваться в чужую жизнь, Сережа.

— Это был полный ебанный пиздец, Игорь, — жаловалась ему Юля. — Надо уезжать отсюда, иначе я тоже спячу.

Их с Разумовским почти застукали у кабинета, но ситуацию спасла девушка, с которой у Сережи были шуры-муры… Бедолага. Игорь уже полчаса слушает, с каким вкусом Разумовский трепал ей нервы — из самых благородных побуждений, естественно.

— Юлек, пусть он сам со своими бабами разбирается, — проворчал Игорь. — Ну что мне сделать? Подойти к нему и сказать “Сережа, ты мудак”, так что ли?

— Украсть его телефон, — четко сказала Юля. — Когда мы выложим видео, я хочу прислать ей ссылку.

Игорь тяжко вздохнул, понимая, что да, бля, придется тырить телефон, узнавать, как его разблокировать и слать неизвестной ему Вирджинии эту ебанную ссылку.

Заебала его эта Италия.

  

Им повезло — нужный разговор состоялся в кабинете Маркезе уже через день. Да-да, речь шла о том самом “Потоке”, мистере Смите, который был доволен и… побеге Игоря. Дотошная охрана спустилась-таки к морю и обнаружила в скале костыли.

Высокое собрание обсудило и неожиданную пропажу Сортири — после измены любовника он мог и запить где-нибудь в провинции, но что если тот русский поймал его и заставит дать показания?

— Показания данные под пытками русским не помогут, — сообщил голос сеньора Маркезе. — Вам не о чем беспокоиться, Джон. Мы уберем Сортори, как только найдем его — и обвиним в его убийстве бежавшего русского. Это поторопит Франческо, он слишком неохотно сдает свои позиции…

Затем господа предприниматели пустились в обсуждение дальнейших гешефтов, в которых даже и Разумовский запутался.

Распутывали и расшифровывали записи они уже в компании Соболева. Виктор Иванович с Игорем добродушно поздоровался и мягко сказал, что надеется вскоре встретиться с ним в Питере. Вашими бы устами, товарищ генерал…

Телефон удалось увести без труда — Сережа бросал его где попало. А вот дальше возникли проблемы — он блокировался через отпечаток пальца.

— Олег с него звонил, — припомнил Игорь.

Он даже не сомневался — сейчас Юля попробует завербовать в союзники Волкова. Не в курсе затеянной ей интриги останется только сам Разумовский, его врач и Димка, убежавший по магазинам покупать сувениры для родни и Светочки. Димыч последнее время явно маялся — похоже, Италия обрыдла и ему.

Олега они выловили около кухни — Волков выскочил оттуда на таких сложных щщах, какие у него вызывало только наблюдение за попыткой Разумовского что-либо приготовить. Самому Игорю хватило зрелища посыпанного специями арбуза, запекаемого в вафельнице, чтобы понять — он этого видеть не хочет.

По счастью, желание что-то приготовить у Сережи было редким — но, сука, метким.

— А однажды, в институте, он сделал шоколадный “Доширак”, — рассказывал ужасы Олег. — Засыпал лапшу кусками “Сникерса” и сварил…

Волков на сотрудничество пошел легко:

— Серега вел себя как последний баран, — сообщил он, отблокируя телефон. — Я ему говорил, но он если что вобьет себе в голову… Да у него проблемы — а у кого их нет? Ему б предоставить выбор девчонке, но вы ж знаете, как он умеет предоставлять выбор…

— Ага, — кивнул Игорь — Еще как умеет.

— Вывернет все так, что все равно сделаешь как ему нужно, — хмуро сняла с языка Юля.

— Вот она! — порадовал их Олег. — Записывайте. Отсюда звонить не надо, Серега заметит.

Юля записала номер себе — звонить она будет уже из Питера. Пароход ждал Игоря уже завтра, вброс видео пока придержал Соболев. Сережа пообещал, что они это не пропустят.

Сумасшедшее итальянское приключение подходило к концу. И вот что Игорь скажет — в гробу он видел эту Европу!

И с шутками, пожалуй, надо быть поосторожнее.

  

Через две недели Игорь, с неописуемым чувством, сходил по трапу в питерском порту. Родной город обступал его со всех сторон и казался слегка нереальным.

“Не может быть, — подумал Игорь. — Я дома”.

— Землю целовать будешь? — деловито подъебнул его старпом.

— Обойдусь, — зябко дернул плечами Игорь.

После летней Италии, туманный рассвет Питера казался прохладноватым.

Игорь увидел подъезжающую машину, алым маком горящую среди темного и мрачного железа портовых механизмов и сбежал вниз.

Его уже ждут.