История вторая: сближение. (джен)

— Может нам Сортири этого… за шкирку и в подвал? — предложил Волков. — Уверен, по второму разу нас не ждут.

— И что в подвале? — затуманено спросила Юля. Док дал ей сосать какую-то таблеточку, и теперь все вокруг было немного… странным.

Зато мысль об Игоре, хотя и присутствовала у нее в голове, больше не терзала ее, как клещами. Адвокат уверил их, что Игоря больше не пытают…

“Теперь я жру таблетки вместе с Разумовским. Игорь, у тебя будет сумасшедшая жена”.

— Разденем, ну и… — Волков изобразил какой-то странный жест.

— И? — приподняла бровь Юля. — Боюсь этого извращенца ты только порадуешь.

Разумовский захрюкал в забинтованный кулак.

— Я знаю, что он имел в виду! — возвестил Дима. — Это первый метод психологического воздействия, голый человек чувствует себя беззащитным и… и… уязвимым.

— А Игорь голышом террористов брал, — вздохнула Юля.

Кто бы мог знать, что уже через несколько дней ее мужа переименуют из героев в злодеи?

— На меня бы не подействовало, — заметил Разумовский. — Я в перьях.

Ой, кажется это был Птица…

— Брать Сортори мы не станем, это слишком очевидно, — сказал… Птица? Или это Сергей?

— Вместо этого мы возьмем тюрьму, — закончил Разумовский.

— Че? — интеллектуально спросил Волков.

— Устроим массовый побег, — сплел пальцы Разумовский. — Пока Игорь у них в руках, они переигрывают нас. Пусть поверят, что мы проиграли, что мы сдались. Пусть расслабятся! — закончил он насмешливо и вот это точно был Птица.

— А это точно необходимо? — нервно спросил Дима.

— У тебя есть другой план? — развел руками Птица. — Озвучь нам его, не стесняйся.

— Допустим, мы его вытащили, дальше чего? — поинтересовался Олег.

— Начало цепочки нам обрубили, поэтому мы пойдем в обратную сторону, — сообщил Разумовский. — Я ищу компромат на Бьянки, к тому же у Маркезе будет праздник и… эта часть за мной, Олег. Но, боюсь, штурма мне не осилить. Я добуду снаряжение, я добуду план тюрьмы, я узнаю настроение заключенных — но вытаскивать Игоря придется тебе. У тебя есть знакомые спецы, которые согласятся?..

— Ну, допустим есть, — проворчал Волков. — Сережа, да ты правда передумал лезть в это сам? Что в лесу-то сдохло?

— Моя самоуверенность. Мы с Димой больше путались у тебя под руками, чем были полезны… здесь нужны профессионалы. Но сперва — нужна информация. Мы должны дождаться суда! Юля… — Разумовский сбился. — Ты выдержишь?

— Выдержу, — кивнула она.

Теперь, когда Игоря не пытают, она выдержит. Но компромат Разумовский будет искать не в одиночку. И нет, языковой барьер ее не остановит.

… Спать они устраивались долго. Вернувшийся доктор тут же подметил смену диспозиции, хотя Сережа ему ничего не говорил. Аурелио просто посмотрел на них за ужином и спросил, где сейчас Птица, лишь только они остались одни.

— Рядом, — сказал Сережа.

— Не за плечо? Збоку? — уточнил доктор.

Сережа кивнул, а доктор улыбнулся и сказал, что они большие молодцы. Птица принял все на свой счет, конечно же. Он вообще удивлял Сережу — ну откуда в нем столько несомнения и уверенности в собственной охренительности?

Птица тут же сообщил… в общем он много чего подумал из разряда “я просто не размазня и не тряпка в отличие от некоторых”. Сережа на него уже и не обижался. Нет смысла.

Из новенького — выяснилось, что они теперь могут действовать в реальном мире одновременно. Окружающие слышали их обоих. Птица держал вилку в правой руке, Сережа смог взять салфетку левой и предпочел просто не думать о том, как они ходят.

Но спать они устраивались долго — Сережа никак не мог найти удобной позы в новом положении, а потом все же догадался — повернулся к Птице лицом и закинул ему на шею вторую руку. Тот немедленно притянул Сережу к себе и обхватил крыльями. "Обзываешься, а ведь тебе без меня тоже плохо было", — подумал Сережа. Птиц ничего не ответил — он засыпал. Он положил голову Сереже на плечо и сделалось так странно-уютно, что Сережа тоже быстро провалился в сон.

… Он идет по коридору. Холодно, морозный воздух подтекает через открытое в вышине окно, босые ноги леденеют, но одеваться нельзя. Будет понятно, что они куда-то собрались.

Стены уходят высоко вверх, Сережа останавливается перед огромной дверью в белой эмали, разжимает кулачок. Коробок он спер у Жиги из старшей группы, Жига курит.

Спичка входит в замочную скважину и с хрустом обламывается. Сережа прислушивается, но за дверью — тишина. Прекрааасно…

Сережа улыбается, но улыбается не от веселья. Ледяная злость жжет его изнутри.

Его пальцы дрожат, первая спичка падает. Второй он разжигает свечу. Ставит ее под окно, наклоняет — и смотрит, как по зеленым обоям ползет тонкая полоска пламени, постепенно расширяясь.

Сережа ждет. Пламени нужно набрать побольше силы, иначе его затушат и Сережа останется здесь. Если они не могут отсюда уйти — значит это место должно перестать быть. Все просто. Он больше не будет ждать помощи от взрослых, они не помогают! Он сделает все сам.

Сережа больше не мерзнет — теперь пылает все окно. Становится даже слишком жарко и дым больше не улетает в форточку, его слишком много. Пора? Или еще нет?

Из-за ненавистной белой двери послышались голоса… да! Теперь точно пора!

Сережа бросается прочь, проносится по коридору, сбегает по лестнице и врывается в спальню старших:

— Пожар! — кричит он. — Пожар!

Старшие просыпаются, ворочаются, не понимают… Шнырь, самый быстрый, выскакивает в коридор, быстро возвращается:

— Второй этаж горит!

Старшаки подскакивают подбирают вещи, Сережа, хныкая, повисает на Ване. Ваня сильный, а главное — добрый.

Расчет оправдывается, Ваня подхватывает их на руки:

— Ребят! Мелких выводить надо!

Никто даже не думает о ненавистных воспитательницах, с удовлетворением отмечает Сережа. Никто их не спасет.

Дети мечутся в полумраке, сверху ползет дым, здание уже начинает серьезно трещать… Кто-то вышибает дверь, Сережу выносят наружу. Ваня заботливо застегивает куртку, чтобы не застудить его, босого, в одной маечке и трусиках.

Рыжие блики скачут по снегу, старшие девочки пытаются одеть плачущую малышню…

Наверху, в окне, громко, протяжно, кричит Тамара Аркадьевна. И Сережа начинает смеяться, ощущая невероятную, абсолютную свободу. Плохого Дома больше нет, он волен… как та птица, за которой они наблюдали в окно!

Теперь он сам — Птица.

“Вот, как ты появился”, — подумал Сережа, просыпаясь.

И хорошо, что это воспоминание пришло к нему во сне. Скоро смажется и померкнет, как сон. Выходит, что Птица ловил самые поганые моменты их жизни… Которые придется помнить и ему.

Жалко, что воспоминания нельзя сдать в комиссионку.