История вторая: сближение. (джен)

Юля, зацепенев, сидела под дверью реанимации. “Состояние стабильно тяжелое”.

Мама обнимала ее за плечи и ничего не говорила. Юля сидела, почти ткнувшись ей носом в ладонь, вдыхала родной запах ландышевых духов — и ей делалось слегка легче. Папа, гладил ее по голове, как в детстве — и тоже молчал.

Под соседней стеной закаменел Федор Иванович и только Димка отмерял шаги, как метроном туда-сюда, туда-сюда.

В машине скорой Игорь выдал остановку сердца и в течении нескольких ужасающих минут Юля смотрела, как его пытаются завести. Завели. Задышал.

И вот теперь Юля сидит под палатой, не в силах шевельнуться — кажется, едва лишь она отойдет, как случится страшное. А в голове невидимый оператор склеивает из отдельных кадров ролик:

“Возьми! Питаться нужно правильно”, — заплаканная Вика всовывает Юле в руку бутылочку йогурта и Юля берет, чтобы не спорить. Бросает на соседнее сиденье…

“О! А я как раз с завтрака не обедал!” — Игорь падает на сиденье и вытаскивает из-под зада йогурт. Отпивает полбутылки, предлагает Юле, но Юля не хочет…

“С завтрака не обедал…”

Они завтракали вместе. Юля ела все тоже самое, что и Игорь.

— Федор Иванович, — Юля поднимает голову. — Нужно срочно сделать экспертизу бутылки с йогуртом у меня в машине. Кажется, меня пытались отравить…

Мать охнула.

— Кто?! — выкрикивает Дима.

— Вика Пыженко, — безэмоционально отвечает Юля. — Я проводила расследование, по ее просьбе.

— Дима, дуй в машину, потом к экспертам! — подхватывается Федор Иванович. — Такси возьми, пусть гонит!

Юля передала Диме ключи, посмотрела на побледневшие лица родителей…

“Да, папа, да мама, не только Игорь умеет находить смертельно опасные приключения на свою голову”.

— Рассказывай, — жестко объявил Прокопенко, когда Димка убежал с ключами. — Что за Пыженко, что за расследование!

… Приходил в себя Игорь долго и мучительно. Какая-то больница… капельницы…

“Реанимация”, — мрачно сообразил Игорь, очухавшись окончательно.

Приходилось разок бывать. И как же это он оказался здесь на этот раз?

Игорь зашевелился и около него тут же оказался врач:

— Как себя чувствуем? — уточнил он, вглядываясь в показания каких-то приборчиков у изголовья кровати.

— Как будто по мне поезд промчался, — мрачно сказал Игорь.

— Замечательно, — сказал врач.

— Что тут замечательного?

— Что вы себя чувствуете, — сказал доктор. — У вас клиническая смерть была, дважды. Четыре дня комы.

— Попил, блядь, йогуртика, — сказал Игорь, в чьей голове тут же сошлись края пазла. — Что с Юлей?

— Спать отправили, — сказал врач. — Она двое суток тут дежурила.

— Позвоните генералу Прокопенко. Я думаю, Юлю пытались отравить.

— Высшая нервная деятельность в норме, — пробормотал доктор. — Генерал уже в курсе, не волнуйтесь. Они нам и рассказали, чем вас травили. Отдыхайте.

— Телефон мой где? — спросил Игорь.

— В реанимацию с телефонами нельзя. Я передам на пост, что вы очнулись, они позвонят и сами все выяснят.

И Игорю осталось только лежать и думать. Картина перед глазами возникала четкая и объемная — вот Юля где-то получает йогурт. Отпивает. Ей становится плохо за рулем. Авария, мертвое тело — концы в воду.

Доберется же Игорь до того, кто это сделал. Доберется и переломает все кости, чтобы до конца жизни на коляске передвигался и кровью ссал.

— П-понимаете, он сказал мне, что убьет меня, — заикалась в допросной девушка, изумительно похожая на дочь морского царя из старого мультика “В синем море, в белой пене”. — Мне так жалко Юлю, она мне так помогла, но он сказал, что убьет и меня и маму, а если расследование не появится в сети, то простит нам долг!..

— Покушение на убийство, — сказал Дима. — Про предварительному сговору, группой лиц. Причинение тяжкого вреда здоровью. Нападение на сотрудника полиции при исполнении. Жалко у пчелки в попке, а у тебя срок лет на пятнадцать. Пиши признание, — Дима запнулся, проглотив характеристики, которые ему хотелось дать подследственной. — Чистосердечное зачтется. О Гаджиеве не переживай, его мы тоже усадим. Пиши-пиши, лет пять простят.

— Но… я не хочу в тюрьму!

— Об этом надо было думать, когда ты давала Юле отравленный йогурт, — Дима изо всех сил старался не пускать в голос эмоции, быть, как и положено, беспристрастным…

Как же ему хотелось наорать на эту Вику. Наорать и потрясти ее за шиворот. Дима уже понял, что на преступление ее толкнула безграничная тупость — только Игорю от этого не легче! Не легче ему от того, что Вика идиотка!

Дима плюхнул перед ней лист бумаги и вывалился из допросной — подышать. Подышать, взять себя в руки и… не превышать полномочий, хотя и очень хочется.

— Краснопольский… его действительно стоило поставить на место, — сказал Паша. — По-моему, его изумило даже не то, как его, а то — кто его так… — добавил он спустя пару мгновений.

— Мент этот в себя еще не пришел? — мрачно спросил Олег.

“Угораздило же его потерять сознание перед Серегой!”

— Нет пока, — покачал головой Паша. — В коме.

— Блядь, — тоскливо сказал Олег.

Вот уже третий день они вовсю наслаждались обществом Птицы. Олег-то в общем был привычный — в отличие от всех остальных. Доктора Капуто Птица либо игнорировал, либо высмеивал… Да он в общем-то всех высмеивал — очень зло. Аурелио на ломанном русском вещал что-то о связи чувства юмора с агрессией. Во всяком случае он не обижался.

Олег отшучивался в ответку. А вот Паша несколько оторопел — до сей поры ему не приходилось близко общаться с Птицей. Хотя Птица был настроен к Паше спокойно, можно сказать индифферентно, Олегу показалось, Пашу изумило само это превращение. Очень эффектно, да. В том же теле — другой человек.

Сережа был где-то поблизости, но брать свое тело в свои руки попросту отказывался. Птица же… с одной стороны он не творил ничего совсем уж огненного, а с другой — Олегу хватало и того, что он творил.

Потянул их на пляж. Никогда Олег этого за Сережей не замечал, чтобы ему сильно нравилось купаться (он и плавать-то не умел), но Птица отчего-то решил, что должен научиться. Научился, чо. Сгорел как курочка-гриль, хотя Олег его в солнцезащитном креме только не замариновал.

Ну, Олег тоже переусердствовал с подколками по этому поводу. Птица бесился, а через день предложил тренировку на боккэнах (которые тоже в жизни в руках не держал). Олег не хотел, честно — только и будешь думать, как бы не навредить им. Доктор заставил.

— Птица делать гнев, — вещал он. — Если ви не помочь, он сделать плохо. Ви помочь ему — и он делать спокойствие.

И Олегу пришлось помогать Птице “делать гнев”. Пусть лучше с ним наскачется, чем бизнес-партнеров по зуму размазывает, или поджигает кого-нибудь.

— Серег! — громогласно ворвался к ним с утра Олег.

Птица недовольно дернул крылом, Сережа тоже не испытывал ни малейшего желания просыпаться. Та ссора словно бы вытащила из него все силы. Он все видел — как охреневает Паша, как возводит глаза к небу Олег, но не ощущал ни малейшего желания вмешаться. Краснопольского, кстати, действительно давно пора было осадить. Как быстро человек забыл, откуда они его вытащили и что он, по сути — ноль без палочки, подставное лицо…

Птица ему все очень понятно объяснил, Сережа бы так не смог. Вернее — ему бы это очень тяжело далось.

— Мент твой в себя пришел.

— И давно он стал “мой”? — насмешливо спросил Птица. — Непотопляемый говнюк…

Серега пихнул его в бок. Не стоит так говорить об Игоре. Может Птица и не помнит, что Гром спас им жизнь, а вот Сережа не собирается забывать этого.

Сережа завозился, Птиц без особого сопротивления забросил руки ему на шею, снова оказываясь за спиной.

— И как он? — спросил Сережа. Поморщился, ощутив, как жжет кожу.

— Да хер его знает, — признался Олег. — Опасности для жизни говорят нет, переводят в палату под наблюдение. Тяжко? — сочувственно спросил он, заметив, как Сережа трогает кожу на плече.

— Горю, — сказал Сережа.

— Пошли на кухню, — предложил Олег. — Я сметаны купил.

Птица молчал весь разговор, он молчал и когда Олег начал мазать их сметаной.

Нет, это не утомление, это что-то другое… Сережа сосредоточенно вспоминал, все что происходило в эти дни. Силиконовая кисточка щекотно скользила по телу, Олег сосредоточенно сопел.

“Я же правда хотел научиться плавать, — внезапно сообразил Сережа. — Почему я этого не делал?”

Даже само желание научиться плавать не осознавалось им до сегодняшнего дня. Что еще он не знает сам о себе? Кажется, Сережа окончательно заблудился в собственном сознании-подсознании. И почему на этих опасных тропах не ставят указательных знаков?

— проктолог заблудился в жопе

ни муравейников ни мхов

и как определиться с югом

и если юг найдёшь то что, — глумливо процитировал Птица.

“Откуда он только это все берет…” — подумал Сережа. Только через долгую секунду сообразив — он не говорил ничего вслух.

“Как ты понял, о чем я думаю?”

Птиц молчал.

— Ты слышишь мои мысли? — спросил Сережа.

Кисточка дрогнула, заставив дрогнуть и его — щекотно!

— Нет, — без колебаний ответил Птиц.

— Как ты понял, что я думаю об указательных знаках? — настойчиво спросил Сережа.

— Никак, — кратко ответил Птица.

Вот и поговорили.