Околоквиддич (гет)

Уимбурнские Осы — Паддлмир Юнайтед

Место проведения: Паддлмир Арена, Фулхэм, Лондон

Количество собравшихся: 27 000

Время начала: 19-00 по Гринвичу

…— Несите ее в раздевалку!

– Стани! Посмотри на меня! — это Мариса.

Она держит ее за руку, и Станимира недоумевает: почему тренер так обеспокоена? Она ведь уже не чувствует боли. Но стоит ей приподнять голову и взглянуть на cебя, так все тело окатывает волна страха: в нескольких местах ноги покрывают глубокие раны.

– Не закрывай глаза, не закрывай глаза, — это командный врач. Его зовут Хельмут, он немец. На тренировках он обычно сидел на трибуне и сухо кивал ей при встрече. Он лечил ушибы и синяки и прописывал восстанавливающие зелья от ссадин и прочую фигню. Роль Хельмута в команде казалась Станимире какой-то даже незначительной, но сейчас, кажется, только он понимает, что происходит.

– Это Сектумсемпра, усиленная в несколько раз. Тот, кто стрелял, промахнулся, — говорит он на бегу.

Станимиру приносят в раздевалку. Хельмут дает ей ударную дозу бадьяна, раны затягиваются на секунду, но продолжают кровоточить. От боли темнеет в глазах. Станимира не хочет плакать, но слезы появляются против воли, и она не может их контролировать.

Еще бадьян. Становится легче. Но раны снова открываются, и кровь прорывается наружу. Каждый раз боль становится острее.

– Это не просто Сектумсемпра, — Хельмут делает ей укол, пока два его помощника держат ее, чтобы она не металась. — Это что-то еще.

Из раздевалки слышно, что на трибунах началась драка. Станимира живо представляет себе эту картину: фанаты «Ос» думают, что на нее напал кто-то из болельщиков противника. Дверь в раздевалку заперта, но, конечно, туда кто-то ломится. Один удар, другой, третий. Тот, кто за дверью, останавливается на секунду, пытаясь подобрать нужное заклятие, и, наконец, угадывает. Дверь открывается. Станимира в ужасе думает, что там репортеры или фанаты, но нет. Через секунду дверь снова захлопывается, и она видит Пако. Он тяжело дышит.

– Ты как? — спрашивает он одними губами.

– Дерьмово, — отвечает Стани также.

– Хельмут, — он дергает врача за рукав белой мантии. –Хельмут, послушай.

– Отойди, –Хельмут грубо отмахивается. Руки у него в крови. Он промакивает ноги Станимиры чистым полотенцем.

Но Пако не отходит.

– Хельмут, это не просто Сектумсемпра, — говорит он скороговоркой. В этот момент боль становится очень сильной, и Станимира утыкается лицом в мантию Захарии Забини и кусает губы до боли, давясь слезами. Плакать при Пако почему-то стыдно.

– Я знаю, — Хельмут поворачивается и смотрит на Пако, как на идиота. — Я врач. Тут было два заклинания…подряд. Раны открываются через секунду после бадьяна — так быть не может.

– Это Блестем. Румынское запрещенное заклинание… Поэтому раны не закрываются, — сказал Пако уверенно.

– Блестем? — Мариса удивленно подняла глаза на сына. — Но… черт, разве его можно… вместе с Сектумсемпрой?

– Уверен? — Хельмут посмотрел на Пако недоверчиво, но выбора все равно не было. Пако кивнул.

С видом «лучше бы ты был прав» он вытащил из медицинского чемоданчика какой-то пузырек.

– Насколько я знаю, Блестем — это больше проклятие. Это настойка на четырехлистном клевере, должно помочь. Пей.

Станимира схватила пузырек и осушила его одним глотком. После горьковатой жидкости ей тут же стало легче. Почувствовав, что боль отступает и раны медленно начинают затягиваться, она попыталась подняться, но Хельмут снова уложил ее на носилки.

– Этого хватит минут на двадцать. Потом снова откроются. Тебе нужно в больницу.

Двадцать минут. Станимира чувствовала себя уже совсем хорошо. Настолько хорошо, что, казалось, снова могла выйти на поле. Когда Пако заходил в раздевалку, она краем глаза заметила, что на трибунах творилась настоящая вакханалия. Вспышки. Крики. Кулаки. Горящие сиденья. И чем дольше она будет оставаться здесь, тем хуже будет тем, кто остался там. Невзирая на протесты Хельмута, она села и огляделась.

– Что сейчас будет? Игру отменят? — спросила она Захарию и Марису.

– Да, будет переигровка. Ничего страшного, — Мариса ответила спокойно.

– Мне нужно на поле.

Она думала, что после этой фразы все начнут протестовать, но все просто молчали и смотрели на нее, как на сумасшедшую.

– Ты хочешь, чтобы я сообщила твоему отцу о твоей бесславной смерти или как? — это Мариса. Голос звучит твердо и жестко. — Так, заранее.

– У меня есть двадцать минут, — Станимира не смотрит в глаза тренеру. — Дайте мне доиграть их.

– Там тот, кто пытался тебя ранить. С ума сошла? — Захария берет ее за мантию и заглядывает в глаза, пытаясь найти там признаки сумасшествия.

– Его поймали. Я видел, — вступает в разговор Пако.

– Кто это? — спрашивает Алиса Дуглас.

– Какой-то… ненормальный фанат. Прошел через охрану… Он уже в Министерстве.

– Porque no te callas, Paco!* — Мариса шипит по-испански и бросает на сына испепеляющий взгляд.

– Вот, — Станимира цепляется за слова Пако, как утопающий за соломинку. — Все безопасно. Я просто выйду… и… они увидят, что со мной все в порядке.

– Не надо, — почти взмолился врач Хельмут. — Как же ты успеешь поймать снитч… А если не спустишься, то раны откроются опять…

Мариса думает несколько секунд, потом коротко кивает на дверь.

– Остаются игроки, я и Захария. Прошу остальных выйти. Тебя — в первую очередь, — показывает она на Пако и он, круто развернувшись, хлопает дверью раздевалки.

За ним уходят врачи.

Мариса смотрит на часы.

– Они выпустят Дракера, — говорит она коротко. — Я знаю эту сволочь Керча: он специально ждал тайм-аута, чтобы выпустить Дракера. И он сделает это сейчас.

– Что не так с Дракером? — Станимира аккуратно поднимается с носилок.

– В прошлом году Пако проломил ему башку бладжером. За дело — закрывал Мюррея, а тот нарвался. Он только-только восстановился. И, поверь, он тебя достанет.

– Дракер, — Станимира попыталась усмехнуться. — Рифмуется с «факер». Я справлюсь.

– Еще бы, — возражает Мариса. — В нормальном состоянии — да. А если он попадет тебе по ногам? А если ты упадешь?

– А если нет? — Станимира гордо задирает подбородок. — А если нет?

– Мы…сделаем все, чтобы этого не произошло, — медленно произносит Перри, и Стив кивает.

– Не достанет, — голос подает Ибрагим Озил. — Мы тоже… закроем.

– Мы сыграем… в тотальный квиддич, — вторит ему Томаш Дудек. — Мы их запутаем.

– Мы выиграем!

– Даешь тотальный квиддич!

– Все будет круто!

Мариса вздыхает и смотрит на Захарию. Тот кивает.

– У вас десять минут, — говорит она. — Тебе, Крам, надо поймать чертов снитч за десять минут.

Станимира кое-как забирается на метлу. Сидеть неудобно, но она успокаивает себя тем, что руки у нее целы, а боль, черт с ней, на скорости ее не чувствуешь. Или чувствуешь?

– Десять минут, — повторяет Мариса, пока Захария открывает двери раздевалки.

Зажмурившись, Станимира вылетает на поле. Закат горит, и на фоне алого солнца горят трибуны. Зрелище страшное, но оторваться от него почему-то невозможно.

Она машет им что есть силы.

– Все окей, — кричит она, но ее голос тонет в общем гвалте. — Я в порядке!

Не сразу, но трибуны успокаиваются. Судья Сфорца свистит. Станимира замечает, что арбитр смотрит на нее с жалостью, ведь на тренировочные штаны и мантия до сих пор в крови. «Паддлмир» выпустил загонщика Дракера вместо Милинды Мелберри. Игра снова началась.

«Снитч…— лихорадочно думает Крам, облетая поле. — Где он может быть?».

Загонщик Дракер высматривает ее, как лев высматривает антилопу. Она знает этот взгляд: юниорский чемпионат по квиддичу. Тогда Пако не выпускал ее из виду ни на секунду. Казалось, он видит ее даже спиной — взгляд внимательных карих глаз следил за каждым ее движением, а потом он нанес точный удар битой. Удар, который стоил ей запястья и снитча. «Не такая уж это была и травма, — думает сейчас Станимира. — По сравнению с настоящим квиддичем».

Квиддич всегда считался злым, опасным спортом. Спортом, где никуда не денешься от травм, падений, крови. Волшебные зелья лечат все это почти за сутки, но ведь первую боль они не уменьшают. Больно каждый раз. «Как ты не боишься испортить лицо?» — спрашивала ее школьная подруга Моника, когда Станимира приползала с тренировки с очередной ссадиной. Крам только плечами пожимала: больно, конечно, но это квиддич. Но то, что может быть так больно и так страшно, как сегодня, она и подумать не могла.

Счет 50-30, ведет «Паддлмир». У загонщика Дэна Дракера — голубые глаза навыкате. Коротко подстриженные рыжеватые волосы. Тяжелая челюсть. Судя по всему, он не очень высокий. Он держит биту наперевес, высматривая подходящий бладжер. Все ли ему равно, что ее только что ранили? Определенно, да. Он замахивается и бьет прицельно.

– Привет, — ее внезапно закрывает собой Ибрагим Озил. Бладжер попадает ему в плечо. — Делай, что и я.

Станимира не успевает удивиться, что делает охотник рядом с ловцом: они несутся по флагу, вдоль левой кромки поля. Дракер бьет еще раз, на этот раз Озил и Крам, не сговариваясь, поворачивают к собственным воротам.

Они пусты. Дудека нет у колец. Вратарь «Ос» закрывает ее от Дракера спереди. В этот момент охотники «Камышей» пытаются прорваться к кольцам и даже разыгрывают комбинацию, но Озил неожиданно ловит квоффл и бросает его Перри Джерому, который отбивает мяч битой. Квоффл перехватывает Мюррей и, нырнув под кольца Дудека, уводит за собой второго загонщика «Паддлмира», Фэтча. Фэтч несется за ним на бешеной скорости, но тут в него врезается Алиса Дуглас. Она врезается в него, как настоящий загонщик, как тафгай*, силовой игрок, а не легкая девочка-охотница. От неожиданности Фэтч падает.

– Тотальный квиддич, — шепчет Станимира восхищенно.

Секунды идут. Ей удается заметить снитч — он мелькает у колец «Паддлмира», но чтобы туда прорваться, надо пролететь все поле и обойти всех игроков. Собравшись, она делает рывок вперед. Бладжер свистит где-то над ухом. Стив Блэк сносит на полной скорости Алекса Хобса, тем самым освободив ей дорогу к кольцам. Кристенсон уже там, ему остается пролететь от силы метров сто, чтобы добраться до снитча.

«Не успею», — проносится в голове у Станимиры. Но тут в памяти снова возникает юниорский чемпионат. Вместо того, чтобы нестись за Кристенсоном, она круто разворачивается и кричит через все поле.

– Эй, Дракер-факер! Я здесь!

Дэну Дракеру не надо повторять дважды. Рыбьи глаза так и готовы выпрыгнуть у него из орбит, и он со всей силы посылает ближайший бладжер в ее сторону. Секунда. Станимира не двигается. В последний момент она резко отклоняется вправо, кое-как держась руками за древко. Бладжер со свистом пролетает и сносит Кристенсона, который протягивает пальцы к снитчу. Крам поворачивается и забирает золотой мячик, победно поднимая его над головой. Упавший в песок Кристенсон не ранен — он отплевывается и заламывает руки. Дракер бросает биту. Игра закончена. Пятна крови на трениках снова начинают мокнуть.

«Конец…Конец!» — Станимира снижается и падает в песок, все еще не выпуская снитч из рук.

* * *

Над Буэнос-Айресом сгущаются сумерки. Алый, кровяной закат прорывается через фиолетовую толщу облаков. Рынок на площади Доррего уже закрылся: последние лавочники спешно убирают свой товар, чтобы успеть домой до темноты. Мариса видит закат дважды за сегодняшний день, и это удивительно. В Лондоне уже темно, а в Буэнос –Айресе солнечный свет спорит с хмурым небом. Она сидит в маленьком кафе на улице, читает утреннюю газету и греет замершие руки о чашку черного кофе.

– Hola*, –Пако появляется из-за угла и сконфуженно машет матери.

Он не ожидал увидеть ее в Буэнос-Айресе. Она здесь не появлялась с тех пор, как он приютил Фалькона: Пако всегда находил причины, чтобы приезжать к родителям в Лондон, а не принимать их у себя в жилище.

Но сегодня, после всего, она коротко бросила ему: «Nos vemos*». Это могло означать только одно: не просто увидимся, а увидимся в кафе, — том самом, угловом, у рынка, на площади Доррего, где они часто собирались с аргентинскими друзьями и родственниками. Она всегда так говорила, когда они собирались пойти туда.

– Hola, — Мариса улыбается. — Feliz cumple*.

Улыбка получается грустная. Пако садится рядом и заказывает чашку капучино.

– Как у тебя дела, ихо? — теперь Мариса спрашивает по-английски, но называет его по-испански hijo — сын.

Они редко говорят по-английски между собой. Несмотря на то, что за столько лет Фред и Джордж успели сносно выучить испанский, все равно Пако кажется, что когда они с матерью говорят на этом языке, то это как-то по-особому сближает.

– Все в порядке, — отвечает Пако, словно не замечая перемены. — Извините, я не хотел в этом году никаких торжеств. Отпразднуем как-нибудь потом.

– Понимаю, — Мариса кивает. — Отец готовит тебе подарок. Они с Джорджем с ног сбились: что же тебе подарить. В итоге придумали, но я не скажу… — Пако замирает: родители и дядя Джордж всегда дарят самые лучшие подарки. Маггловский компьютер. Новые, самые прекрасные метлы. Ночную поездку в кабинке машиниста метро. — Не разочаровывай его, — внезапно Мариса поднимает глаза и смотрит на сына прямо. — Прошу.

– О чем ты? — Пако пытается усмехнуться.

– Где ты его держишь?

– Кого? — сердце падает вниз.

– Финиста Фалькона, — Мариса говорит тихо, но, кажется, ее голос разносится по всему Буэнос-Айресу, проникает в каждую щель, в каждый дом, и его слышат все, все, все.

– Как ты узнала? — шепчет Пако.

– Блестем. Румынское проклятье. Опасное, ужасное проклятье, которое отменяет все противоядия. Его использовали только старые маги Дурмстранга, я видела его впервые… Откуда ты знал, ихо?

– Читал, — пространно отвечает Пако. — Ты же знаешь, я много читаю… книг по защите от темных искусств.

– Ты ведь видел уже его, правда? — Мариса усмехается. — Видел, как оно действует? Именно это: Сектумсемпра…Блестем! — и она делает жест рукой, словно в ней палочка.

Пако не остается ничего другого, как кивнуть.

– Да, — говорит он. — Да… Я лечил его… Сначала думал, Сектумсемпра или нечто подобное — накупил зелий. Но в итоге понял, что не могу его вылечить. Снова пошел в лавку… ту, что на проспекте Брасиль, у парка… Я спросил прямо: что делать, если раны снова открываются? Каждый раз? И старая ведьма сказала, что это и есть Блестем… И дала мне настойку клевера и еще всякие лекарства… Он сразу выздоровел… Сразу….

– Хорошо, — сказала Мариса. — И что же было потом?

– Он попросил спрятать его, потому что считал, что нападавший на свободе и в Дурмстранге его обязательно убьют. И я сделал это. И стал думать, кто мог покушаться на Финиста.

– Хорошо, — повторила Мариса. — Но скажи зачем, зачем было делать его членом аргентинской сборной?! Ты что, не понимаешь, что это скоро вскроется? Что вас дисквалифицируют? Он же игрок другой сборной, Пако! Он гражданин другой страны! Ты хоть представляешь, какой это скандал? Весь ваш чемпионат мира закончится, как только кто-нибудь попытается раскрыть личность этого Родриго Пахаро. Вот, — Мариса ткнула пальцем в газету. — Тебе интересно, как я догадалась? Тут и думать не надо: я одна из немногих по эту сторону экватора, кто знает, как выглядит Фалькон. Он выглядит, как Родриго Пахаро! Как бы ты ни пытался его изменить! И по-испански он еле-еле разговаривает — отличный игрок сборной, да? Прибавь к этому твою безумную уверенность, что Фалькон жив, и историю с проклятьем — тайна раскрыта.

Пако выслушал тираду матери молча.

– История со сборной — это не я, — сказал он. — Так захотел сеньор Альфонсо. Он сказал, ч т о мы впишем его по-тихому, чтобы он…

– Чтобы он что, Пако? Дьос!* — Мариса выдохнула. — Ты серьезно полагаешь, что тренер мог захотеть, чтобы в его сборной играл скандально пропавший гражданин другой страны? Он, что, хочет платить миллионы галлеонов неустоек и фигурировать в каждой газете как идиот и предатель?

– А как же тогда? — оторопело прошептал Пако.

– Не знаю. Легиллименция. У тебя вся сборная заколдована! А ты даже этого не замечаешь.

– Фалькон… сделал это?

– Дьос!

– Понял.

– Пако, — Мариса покачала головой. — Я знаю, чего ты хотел. Мы всегда давали тебе свободу, надеясь, что ты будешь отвечать за свои поступки. Ты дурил на юниорском чемпионате — мы молчали. Тебя выгнали из страны — это был твой выбор. Но сейчас… ты зашел слишком далеко. И нам надо придумать, как вытащить тебя, пока не стало поздно.

– Я знаю, — Пако ставит кулаки на стол и опускает на них голову. Щеки пылают. Он готов заплакать. — Но я также знаю, знаю, кто покушался на Фалькона… Я догадывался давно, и вот сегодня, когда Стани ранили, я понял… И мне надо доиграть этот матч, мама, мне надо его доиграть.

– Значит, мы будем играть вместе, — Мариса делает последний глоток уже остывшего кофе.

Примечания

Porque no te callas? — Почему бы тебе не заткнуться? (исп)

Тафгай — от англ. Tough guy, «крутой парень». В хоккее: силовой игрок, вышибала, охраняющий лучшего игрока команды

Hola — читается как «ола». «Привет» на исп.

Nos vemos — увидимся (исп)

Dios — Бог. Dios! — О Боже! (исп.)

Feliz cumple — сокращенное разговорное от Feliz cumpleaños! — С Днем Рождения! (исп.)