Я - Риддл (гет)

До первого испытания живу, словно в каком-то колесе. Занятия с учениками Хогвартса, Дуэльный клуб. Выходные у меня «съедены» напрочь — в субботу и воскресенье занимаюсь с дурмстранговцами. Шармбатонки в эти дни тоже загружены — копаются в теплицах мадам Стебль. Зелья отданы на откуп Снейпу. Он, не мудрствуя лукаво, объединил их всех в один коллектив, заставляя варить запасы в Больничное Крыло.

А что — убил двух зайцев. У детей практика по лечебным зельям, у мадам Помфри — полный шкаф.

— Аня, ты можешь узнать, какое будет первое испытание? — интересуется у меня Каркаров в один из вечеров.

— Попробую, — задумчиво болтаю ложкой в чае, размешивая сахар. — Кстати, как там Витя, сильно нервничает?

— Да нет. Спокоен вроде.

— Вроде, вроде. Ты директор или погулять вышел?

Игорь фыркает, как конь, улыбается.

— Ты за Диггори с Поттером так не волнуешься. А Поттер, между прочим, Мальчик-Который-Выжил!

— Ну и флаг ему в руки, — меланхолично кладу на блюдечко ложку. — Игорь, ты же понимаешь, что заслуги самого Поттера в этом нет никакой. Так сложились обстоятельства. Вот если бы он победил моего отца в сражении... да даже в спину бы ему из пистолета стрельнул, вот тогда он был бы в моих глазах чем-то. А так...

— Ну... В принципе, так-то оно так... Но в глазах общественности этот мальчик — символ победы над Темным Лордом.

— Угу, и поэтому я его любить должна? — усмехаюсь. — Игорь, ты же знаешь, что чужие идеалы для меня никогда не были идеалами личными.

— Ну, это да, — Игорь делает глоток чая, блаженно прикрывает глаза. — Ань, а ты будешь мне такой чай каждый день заваривать?

— Буду, — улыбаюсь.

* * *

А ночью я просыпаюсь от жжения в левой руке.

— Черт, — взмахом палочки зажигаю свечу на тумбочке и вижу страх и непонимание в карих глазах Игоря.

— Аня? — растерянно спрашивает Каркаров.

Вместо ответа зажигаю светильники на стенах и смотрю на неровный рисунок на коже, отдающий пульсирующей болью. Рядом сидящий мужчина вытягивает свою руку, и я вижу, что его Метка тоже потемнела.

— Аня, что это значит?! — едва не срываясь в истерику, снова спрашивает Игорь.

— Черт, Мордред... Только не это...

— ЧТО «НЕ ЭТО»?!! — взвизгивает Каркаров. — Что это вообще такое?!

— Игорь, успокойся, — ледяным тоном говорю паникующему мужчине. — Ты дурмстранговец или баба?

Каркаров гневно замолкает.

— Мой отец предпринимает попытки вернуться к жизни, — сухо говорю напряженному Игорю. — Он пытался это сделать пару лет назад. Тогда, если ты помнишь, Метка тоже пульсировала.

— Да она тогда один раз кольнула и все! Я подумал, что это влияние каких-нибудь Темных Заклятий! У нас тогда как раз навернулся один ритуал у одиннадцатиклассников. А сейчас это уже третий раз за последние три месяца! Третий! Первый раз в июле был, второй в начале октября, и третий — сейчас!

Молчу, лишь нервно стискиваю одеяло.

— Мне надо выпить, — безапелляционно заявляет Каркаров и шлепает в кабинет в чем мать родила.

Плюю на приличия, вылезаю из постели и плетусь следом.

В шкафчике над чайником — бутылка шиповниковой настойки. Хорошая настойка, выцыганила у Хагрида. Тот, конечно, побурчал, но настойкой поделился. И в конце сказал, что я не похожа на отца. Тот, мол, был заносчивой и лживой дрянью, а я — душка и лапушка.

Игорь выдергивает пробку и махом выпивает полбутылки.

— Дай сюда, — отбираю спиртное у недовольного Каркарова и, пока он не успел возмутиться, допиваю остальное.

— Аня, и что теперь делать? — устало спрашивает директор Дурмстранга, плюхнувшись на диван.

Вместо ответа разжигаю камин взмахом палочки, левитирую на стол еще одну бутылку, на этот раз просто слабого рома.

— Градус нельзя понижать, — бурчит Игорь.

— Тогда прикройся, позову домовичку, — говорю, накидывая на себя мантию. — Водки, извини, нет у нас. Коньяк водится.

— А, пофиг. Давай коньяк.

Приношу Каркарову его мантию, надеваю свою и стучу по деревянному столу.

— Да, сэр? — передо мной появляется Бини.

— Бини, принеси нам с директором Каркаровым коньяку, пожалуйста.

Бини кивает и исчезает. Через секунду перед нами бутылка с янтарной жидкостью и два блюда — одно с ветчиной и сыром, второе — с тонко порезанными лимонами.

— У, твой домовик запомнил, как надо? — удивляется Игорь.

— Да, разумеется, — разливаю коньяк по стаканам. — Это его работа. И это девочка. Ее зовут Бини. Она закреплена за моими комнатами. В смысле, работает-то она во всем Хогвартсе, но ее основная обязанность в первую очередь обслуживать меня — реагировать на вызовы, приказы, убираться в комнатах. Она вежливая и исполнительная.

— Да... с нашими домовиками не так... Попробуй я у него коньяк попроси, если он не в настроении... Обматерит да еще бутылкой в лоб въедет.

Фыркаю.

— «Хозяева» — с характером.

— И что теперь делать-то? — повторяет Игорь.

— Ничего, — пожимаю плечами. — А что мы еще можем сделать?

— Аня... Если он возродится, то нам не жить, ты понимаешь?

— Это да, — хмуро ставлю стакан. — Найдет и убьет.

— У него в свое время шутка была... — мой собеседник закусывает губу, смотрит в сторону. — Когда его жертвы... просили не убивать, он говорил, что они будут жить. «Мучительно долго».

Вместо ответа наливаю еще коньяк, протягиваю Игорю.

— А мне еще отомстят те, кого я заложил, — глухо говорит Каркаров. — И у них фантазия иногда бывает похлеще, чем у твоего... папочки.

— Я слышала, — отрезаю. — Потому и свалила в Союз.

— Правильно сделала, — хмыкает Игорь. — А я дурак. Если бы знал, что ты свалишь, ни в жизнь бы не стал перед ним выслуживаться.

— А я должна была тебе сказать? — иронически интересуюсь. — Чтобы папаша прознал и прибил меня там же?

— А если бы и сказала? — смотрит на меня Каркаров. — Вместе бы и сбежали.

— Ага, — киваю. — В мои пятнадцать. А ты не думал, что я тогда как бы колебалась? Решение сбежать я вообще приняла в десятом классе. Сама не помню, как в одиннадцатом доучилась. А ты тогда уже, если память мне не изменяет, два года уже с этим клеймом жил.

Игорь стискивает кулак так, что его костяшки белеют.

— Все не так. Аня... Пообещай, что если этот урод возродится, то ты не полезешь никуда. А просто приедешь ко мне, и мы уедем в Союз. И пошлем его на три буквы.

— Ты ведь понимаешь, что это непросто, — говорю после долгой паузы. — Если он возродит былое могущество и усилится еще больше, то он нас найдет. Где бы мы ни пряталась. Учитывая, что мы — меченые.

— Ты пряталась одиннадцать лет, — возражает Игорь.

— Ага. На одном месте больше трех месяцев не жила. Последние четыре года вообще из тайги не вылезала. Дом Фиделиусом накрыла, так все равно тряслась, как осиновый лист. Игорь, знаешь, я сюда приехала именно потому, что почувствовала все это. Если впереди будет война, то я хочу сделать все, что в моих силах, чтобы этот урод так и остался в загробном мире и больше оттуда не вылезал. Я знаю, что такое жизнь в страхе. И не хочу, чтобы в этом страхе жили другие. Другие мальчики и девочки, которым семьи заводить да детей рожать.

Каркаров молчит, затем резко встает.

— Ладно, Аня. Я понял. Но в любом случае... Я буду тебя ждать.

На секунду колеблюсь, затем взмахом руки вызываю карту СССР, приближаю Дальний Восток.

— Смотри. Вот здесь, — тычу в точку рядом со Становым хребтом. — Здесь мой дом под Фиделиусом. Если совсем плохо будет, то дойди дотуда и скажи адрес: «Анькина ухоронка». Дом тебе откроется.

— А ты? — беспомощно спрашивает Каркаров.

— А я буду знать, где тебя искать, если все совсем плохо будет, — улыбаюсь, чувствуя, как по щекам текут предательские слезы.

— Спасибо, Аня, — тихо говорит Игорь. — Я буду... тебя ждать.

* * *