Я - Риддл (гет)

Следующее утро приносит сюрпризы. Дамблдор объявляет, что через три недели состоится Рождественский бал для тех, кто не собирается ехать домой на каникулы. Эту новость все встречают ревом восторга.

Ага, и теперь никто не уедет.

— Никак не могу привыкнуть, что они отмечают Рождество до Нового Года, — говорит мне Игорь.

— По-хорошему, надо Йоль отмечать, — бормочу в тарелку с салатом. — Как у нас. Йоль, потом Новый Год.

— Потом Рождество, потом Старый Новый Год... «Уважаемый, что вы делали в ночь с двадцать второго декабря по пятнадцатое января?»

Честно пытаюсь удержаться от смеха... Нет, не от смеха — от ржача, но у меня не получается. В неравной борьбе проигрываю, от чего давлюсь, и Снейп с Каркаровым вдвоем бросаются мне на помощь. Каркаров стучит по спине, а Снейп пуляет в меня Анапнео.

— Спасибо, — говорю, отдышавшись. — Игорь, ты садист. Нельзя смешить ж так людей! Тем более, за едой!

— Я что-то неправильно сказал? — деланно изумляется Каркаров со смешинками в глазах.

Пинаю Игоря под столом.

* * *

В середине декабря Метка снова взрывается ослепляющей болью. На этот раз это случается за ужином. Рядом сидящий Снейп стискивает зубы так, что я буквально слышу скрежет, а Каркаров издает стон. А у меня в голове мысль: «Была бы одна — сбежала, сославшись на недомогание. А трое, убегающих гуськом, — это слишком подозрительно».

Наши синхронные муки не скрываются от внимательных взглядов Дамблдора и МакГонагалл. Перевожу взгляд на столы учеников и вижу такие же понимающие взгляды — со столов Гриффиндора и Слизерина. И пара взглядов от старшекурсников Когтеврана.

И, разумеется, Дамблдор вылавливает меня после ужина и тащит в свой кабинет.

— Анна, это Метка?

— Да, — киваю. — Вы же видели, Северус и Игорь отреагировали точно так же.

— Нехорошо, что это получилось за ужином, на глазах у всех. Анна, спрошу честно. Что вы собираетесь делать?

— Я? — прищуриваюсь. — Все то же. Учить ваших детей, чтобы они могли защищать себя. Я именно для этого здесь.

— Если он возродится, то он вряд ли оставит вас в покое.

— Не только меня, — иронически хмыкаю. — Еще и Игоря. И вашего Поттера. И еще много других, на кого у него зуб. Так что я тут ничем не лучше.

— Вы его дочь, — через некоторое время говорит Дамблдор, поджав губы. — Думаете, он простит вам подобное отношение?

— Нет, — скрещиваю руки на груди. — Но что вы предлагаете делать? Идти к нему на поклон и вымаливать прощение? Или опять сидеть в русской тайге годами?

Директор ничего не говорит, гладя свою бороду.

— Хватит. Я набегалась, — говорю резко. — Я к нему не вернусь. На его руках слишком много крови.

— В том числе и кровь вашей матери, — кивает Дамблдор, показывая свою осведомленность.

— Именно. Знаете, Альбус, — решаюсь назвать директора по имени, как он и предлагал пару месяцев назад, — отца я впервые увидела в шесть лет. Он никогда не был для меня близким человеком. Близким человеком была мне мама. Она пела мне колыбельные и вытирала сопли. Она варила мне Перечное и учила вышивать крестиком. Отец же... Он долгое время не хотел вообще признавать меня. Даже проведенная проверка Зельем Родства не особо изменила его отношение. Только когда я с блеском сдала экзамены в Дурмстранг, он стал ко мне присматриваться. Знаете... Я хотела, чтобы у меня был отец. На мою мать смотрели, как на нагулявшую на стороне. Некоторые вообще распускали слухи, что мой отец маггл. И, когда отец появился, я старалась заслужить его пусть не любовь, но уважение. Потому-то я и училась на факультете Боевой Магии. Но потом... Потом он стал постепенно вводить меня в курс своей деятельности, воодушевленный моими успехами и искренней дочерней любовью. А дальше...

Дамблдор не мешает мне говорить.

— А дальше... дальше вы сами знаете. Мать тоже знала, чем он занимается. Когда он поставил мне Метку, она потребовала, чтобы он больше не приближался к моей семье. После этого он ее убил. Тогда у меня... словно шторы упали. Я поняла, что я для него никакая не дочь, а просто очередной ослепленный преданностью сторонник. Это он был для меня многим, а я для него — никто. И я испугалась. Это хуже, чем... чем дементоры. Да, не удивляйтесь, я один раз была в вашем Азкабане, практику целительскую проходила. Страх, разъедающий душу — что может быть хуже, Альбус? Я не хочу, чтобы это повторилось у ваших ребят. Я не хочу, чтобы еще кто-то боялся выйти из дому, потому что там — мой отец.

Альбус Дамблдор вздыхает, протягивает руку к фениксу.

— Куда вы все, дети, торопились-то? Один в шестнадцать Метку принял, второй в пятнадцать. А вы, Анна, вообще в четырнадцать.

— И все до сих пор расхлебываем, — смотрю на огненную птицу. — И не только мы.

* * *