Рассвет империи. Часть I: Иногда они возвращаются (джен)

Речь генерала Скайвокера в Сенате была встречена неоднозначно. Отцам и матерям[1] понравился текст, исполнение они сочли терпимым, но внешность докладчика совершенно никуда не годилась. Ни бланш под глазом, ни разбитая губа. А Скайвокер читал по памяти дурацкий текст Вайтвора и смотрел на сенаторов.

Несистемная оппозиция, сенатор Джейс от Тайферры. Он будет против чего угодно, что поддерживает большинство. Раньше с ним блокировался Кшизор от Фоллина, но теперь Кшизор — капитан республиканских ВС[2] и сражается на передовой, так что приходится сенатору Джейсу справляться в одиночку.

Лоялисты. У Органы синяки под глазами и чуть дёргается губа, Бана Бриму где-то раздобыла ещё более открытое платье, чем было на ней в прошлый раз, Аск Аак заранее готов апплодировать, Орн Фри Таа тишком лапает секретаршу, малявка с Чандрилы просто спит заживо.

А вот старая карга с Камино смотрит в оба глаза и слушает в оба уха. Ещё бы! От хода войны зависит размер выплат её фабрикам!

Зевает Арис Галлий с Кореллии, перебирает бумаги рыжая кодру-джи Саура, Джа-Джа Бинкс ловит убежавший микрофон...

Им всем нет дела до доклада. Шум посторонних разговоров потихоньку нарастает, чтобы вызвать страшное заклятье: вот-вот Мас Амедда возгласит:

— Регламент! — и наложит колдовскую печать на уста всех, кроме докладчика.

И тогда Слай Мур чуть-чуть улыбнётся.

Чародейские силы Амедды Энакин обнаружил еще четырнадцать лет назад. Тогда же он объяснил их себе длинным посохом в его руке: не иначе, волшебным. Амедда выслушал гипотезу, посмеялся и рассказал, что когда-то жил-был чагрианин, все слова которого сбывались. Если в общих чертах, то он плохо кончил.

Примерно тогда же Энакин опытным путём выяснил, что у сенатора Джейса коса не накладная, а Слай Мур умеет не только улыбаться, но и смеяться в голос. А потом он выяснил, что Арен больно дерётся и считает его угрозой спокойствию третьего порядка. Угрозой первого порядка он считал террористов.

Энакин не умел благоговеть перед Сенатом: он вырос между приёмной канцлера и бесконечными заданиями, на которых услышанное в приёмных приходилось применять на практике. Обычно забавными методами. Агрессивные переговоры, всё такое.

А канцлер всегда говорил: «Нельзя благоговеть перед тем, кого знаешь».

* * *

Впрочем, гораздо больше, чем из личного мимолётного общения Энакин почерпнул из инфосека — текстовой части ГолоНета, которую каждое новое поколение политиков грозилось совершенно освободить от цензуры, но так этого и не сделало — по соображениям банального самосохранения. Если и под пристальным присмотром специального сенатского комитета инфосек оставался рассадником странных культов, терроризма и удивительных взглядов, то каков же он стал бы вовсе без присмотра?

В основном инфосек делился на три части: первую, не самую крупную, но самую заметную, брали себе умничающие политиканы, подозревающие друг друга в получении зарплаты от Сената, конфеток, джедаев и даже (чем яв не шутит?) давно покойных и вечно живых ситхов; вторая оставалась тихим домохозевам обоих полов и всех биологических видов, подробно (но несколько нудно) повествовавшим о своей жизни. Наконец, третья, всеобъемлющая и неистребимая, часть принадлежала "лоли-родианкам", "генералам республиканской армии", героям популярных франшиз и чёрт знает кому ещё, игравшим в любовь, заговоры, запретные чувства и прочие столь любимые Омаром Беренко мотивы.

Эти были, в отличие от первых, видимо безобидны; впрочем, по словам Навары, все, хоть сколько-то связанные с расследовательской деятельностью, этих фантазёров ненавидели — и правильно. Попробуй найди среди сотен "крававых преступникав", "страсных педофилав" и прочих удивительных особей ту единственную, которая относит себя не к третьей, а ко второй категории...

Был в этом круговороте букв, цифер и коротких малоинформативных голороликов и дневник самого канцлера. Энакин нашёл его случайно и потом несколько месяцев убил на то, чтобы вскрыть множество закрытых записей в самом начале. Вскрыл. Разочарование своё он помнил до сих пор: ожидая увидеть какие-нибудь, пусть даже не очень коварные, но очень тайные, политические планы, он получил бесконечное количество занудного нытья и стопку не самых удачных стихов. Впрочем, это было простительно: всесильный Палпатин начал вести дневник в четырнадцать лет.

Сила...

Лёд травы и пламя скал,

Сила...

Страсть и стылость, штиль и шквал -

Сила...

Я один тебя познал,

Сила!!

[3]

Да, из этих стихов вышел бы недурной компроматик...

* * *

На самом деле, подумал Энакин, дело просто в том, что он пытается не думать о Падме. О своей Падме, у которой тоже был дневник в инфосеке — полузаброшенный, изредка оживляемый парой свежих ссылок или сумбурными впечатлениями от чего-нибудь ужасного или замечательного. И много-много фотографий сенаторов — это из-за них пришлось плюнуть на принципы учителя и начать знакомиться и общаться со всякими политиками. Если уж он собирался жениться, он должен был знать друзей своей будущей жены — и её врагов. И врагов, которые косят под друзей. Чтобы разделять потом радости общения с одними и защищать от других.

— Это называется "чокнутый сталкер", — пенял ему Кай.

Он был всего несколькими годами старше, но после фееричного побега с Мандалора сумел с помощью дяди устроиться самым настоящим гвардейцем — и сразу к канцлеру. Но друзей-сверстников ему сильно не хватало — хотя бы относительно сверстников: лучше на три года младше, чем на тридцать лет старше.

— Ты не понимаешь. Я на ней женюсь, — объяснял Энакин. — Непременно. Мне исполнится двадцать один — и всё.

— Ну-ну, дядя Тевво, ну-ну. Осталось королеву уговорить, а?

— Так я уговорю, — сердито хмурился он.

Уговорил вот.

И вроде как счастлив в браке уже скоро четыре года, из которых — в сумме — с женой провёл аж целых... а ведь три стандартных месяца набралось по деньку-другому. Достижение. Он даже сумел запомнить, чем пахнут её волосы: смесью уличного смога, тобакка[4] сенатской курилки и каких-то набуанских духов. Остальные обязательные пункты пока не спешили задерживаться в голове. То ли не хватало времени, то ли просто он слишком любил свою Падме, чтобы разбирать её на ингредиенты (как в старой книге: «губы, довольно алые, одна пара; глаза, серые, тоже пара») — это казалось ему чем-то пошлым и даже противоестественным.

* * *

— Докладчик Скайвокер, отцы и матери народа желают задать вам несколько вопросов по существу вашего доклада...

И снова Амедда доказал, что он чародей: в один миг спустил с небес на землю. «Вот почему я не могу просто призвать сюда Беллара? Он речь писал, он пусть и отвечает»...

— Магистр...

— Просто генерал, сенатор Аск Аак.

— Генерал, скажите, произошедшее у Пирии получит официальное объяснение?

«У Органы спросите!»

— Разумеется, в полном объёме. Но я не уполномочен его дать, так как расследование ещё ведётся. Совет подозревает влияние ситхов или как минимум агентов Конфедерации.

— А нам бы хотелось услышать ваше личное мнение, — пропела Бриму.

«Провокаторша чёртова!»

— Моё мнение — да, катастрофа была организована тем, кто, сознательно или нет, работал на нашего врага. Я имею в виду, — он ухарски подмигнул, Силой чуя негодование Органы, — что доказано наличие у конфе...дератов психотронного оружия, которое они не стесняются применять.

«Доказывал Вайтвор лично Винду и его паранойе, и ведь доказал!»

— Неужели действительно произошедшее на Пирии может считаться катастрофой? — мягко и ласково запел Органа. — Хотя мы соболезнуем товарищам погибших на боевом посту джедаев...

«...клонов мы вообще не считаем»

— ...мы не можем признать, что они умерли напрасно. Ведь известно, что Пирия — отличная точка для прыжка на Корускант, и оставить её под контролем Конфедерации было бы несколько неразумно...

— Поэтому, — разрушил воркующий гипноз Язон Дин Джейс, — вы сперва её им сдали, а потом героически отбивали? Сразу видно: за операцию отвечал алдераанец!

— Почему? — живо заинтересовалась дама от Толонда.

— А потому, — Джейс широко и недобро ухмыльнулся, — что всем известно: алдераанская цивилизация — самая героическая в мире: она сама создаёт себе проблемы и сама же их мучительно превозмогает во имя нравственного и духовного развития и очищения страданием!

Тайферри был бы прекрасным остряком, будь он проще и менее многословно-изыскан в своих шутках. Но на сей раз сошло и так: кто-то вежливо захихикал, кто-то сдержался, но Органа всяко продолжать свои речи почему-то не стал.

* * *

«Первое что я сделаю, мой хороший — это пущу ядовитый газ в зал, где соберётся эта галактическая говорильня. Я буду стоять среди них высокая и стройная, в лучшем платье и новейшем респираторе, и смотреть, как они корчатся».

Вообще-то Алема Рар была злодейкой и, что куда хуже, непроходимой дурой; но даже со злодеями и дураками иногда приходится соглашаться. Например когда ползёшь до турболифта, который поможет доползти до ангара, где ждёт флаер — который перенесёт из светской говорильни в джедайскую. И неизвестно, какая хуже.

«Летунок, ты где ваще?», — дежурно осведомился комлинк голосом ученицы.

«В пути», — лаконично ответил Энакин.

«А, это хорошо. Как прибудешь, тебя типа вроде как Вайтвор ждал. Типа поговорить про то-сё...»

«А конкретнее?»

Всё-таки привычка ученицы... нет, даже не бросаться — бестолково брызгаться словами, мало связанными меж собой — очень раздражала. А это нехорошо, ибо раздражение ведёт во тьму.

«Ну это, о том самом, которое, ну, в общем, это.»

«Доклад? Или Пирия? Или мой моральный облик? О чём конкретно?»

«Ага», — ответила Асока. — «Короче, Летунок, он заждался весь. Ты поспеши».

* * *

Магистр Беллар Вайтвор — в Совет он вроде бы не входил, но магистром его звали всё равно — и правда ждал Энакина в его комнате.

— Я слышал, вы благополучно сумели донести вести до Сената, мастер Скайвокер? — вежливо спросил он.

— Да. Сумел.

Ощутимый неприязненно-брезгливый взгляд магистра скользнул по фингалу, по разбитой губе, по не очень аккуратно причёсанным волосам.

— Вам следовало проявить больше уважения к верховной власти в нашей Галактике, — вздохнул Вайтвор. — Вы ведь лицо Ордена. Не дело ему быть в таком странном состоянии.

«Орден с разбитой мордой. Которую он разбил себе сам. Фейспальмом. Хм, метафора тянет на гениальную».

— Увы, это была неожиданная производственная травма. Но не волнуйтесь, ваш доклад встретили благосклонно.

Вайтвор не был неприятной личностью — даже наоборот. Внимательный, предупредительный, внешне изрядно похожий на Оби-Вана, с красивым голосом и мягкими жестами, мудрыми голубыми глазами и льняными волосами и бородкой... он сошёл бы за идеал джедая. Но почему-то неизменно вызывал глубинную панику и безотчётное желание оказаться от него подальше.

— Отчего же моя? Мои лишь слова, речью её сделали вы, мастер Скайвокер. И это было поистине блестяще.

— Благодарю.

— Я слышал, сенатор Амидала пропустила это заседание?

— Наверное, у неё были дела.

— Не знаете, какие? Вы ведь друзья, я слышал?

— Оби-Ван говорит, политики друзьями не бывают, — отговорился Энакин.

— Магистр Кеноби излишне радикален в этом вопросе. Политики — те же люди, и ничто человеческое им не чуждо. Значит, вы сегодня не встречались с сенатором Амидалой?

— Видел её у канцлера.

— О. Что-то важное?

— Только для Набу, магистр. К сожалению, долг офицера не позволил мне согласиться снова стать телохранителем сенатора, так что я вынужден был оставить их и сесть доучивать ваш доклад. Он довольно длинный.

— Другой раз буду короче, — сердечно улыбнулся Вайтвор. — Я всегда забываю, что мои опусы кому-то приходится учить... Доброго вечера, — поклонился он и вышел, оставив после себя привычный шлейф неуютного холодка.

И что ему сплющилась Падме?.. Дружба, служба...

— Шпынька, кто придёт — мастер Скайвокер медитирует, — буркнул он ученице и завалился спать.

[1] отцами сенаторов называют даже в США, так чому бы и нет? а матери — для толерантности

[2] now it's canon. Принц Кшизор засветился в звании капитана во время Клоунов; в качестве сенатора, впрочем, тоже.

[3] прошу прощения у мадам авторши за злостную пародию; кажется, она-то всерьёз?

[4] tabac в англоязычной версии; получилась этакая инверсия