Ведьма-сквиб (гет)

В один из дней Петунья выбралась к родителям — обновить имеющиеся связки, наложить защитный контур, индивидуальной работы с усложнениями, страховками и уведомлениями о каждом темномагическом чихе в окрестностях. Снейп мрачной тенью следовал за ней, хотя дал понять в безапелляционной манере, что это исключительно ее визит, он скорее для подстраховки от всякого рода неожиданностей.

«Как причудливо сочетание паранойи и «любви» к теще!»

Мистер и миссис Эванс поражали Петунью запредельным здравомыслием и деликатностью: никаких расспросов, предельно нейтральные темы в магическом мире, максимум рассказов о родственниках и общих знакомых. Виной тому был вездесущий Северус, не погнушавшийся ментального воздействия, чтобы донести до мирных магглов мысль о том, что зять — черный маг в текущих реалиях намного л учше, чем продавец дрелей. Старшие Эвансы безропотно приняли все наложенные им ограничения, обвешались амулетами и следилками, а также добросовестно ежедневно отчитывались о благополучии и послушании.

Тем более неожиданным оказалось извлеченное из ящичка письмо от пропавшего несколько месяцев назад Питера Петтигрю.

— Какого черта несносному придурку вздумалось тебе писать? — злой гюрзой зашипел зельевар, прожигая взглядом письмо в руках жены.

— Не только писать, — спокойно поправил мистер Эванс, сделав вид, что несдержанность Северуса в порядке вещей. — Мальчик звонил несколько раз, безуспешно пытался застать Туни. Последний раз был какой-то отчаянный, звонил откуда-то из порта, судя по шуму в трубке. А потом сова принесла нам это письмо. Было бы очень жаль, если бы такой обходительный юноша пострадал от неоказанной вовремя помощи.

Бормотание Снейпа об отсутствии оснований для скорби было проигнорировано, и Петунья аккуратно вскрыла письмо.

Последнее оказалось таким же сумбурным, как и телефонные звонки — буквы хаотически прыгали по строчкам, предложения с трудом складывались в осмысленный текст. Несколько раз повторял «Ты была права!» «Я должен решить вопрос!» и «Я себе не прощу!» Но понять, о чем конкретно шла речь, было решительно невозможно.

— Ничего определенного, — развела руками Петунья, протягивая письмо мужу. Тот мельком просмотрел, фыркнул «Гриффиндорцы!» и больше никакого интереса к письму не проявлял.

Дальнейшее обсуждение также не породило никаких идей.

Несмотря на явное неудовольствием мужа (Петунья даже позволила себе удивиться, не сам ли Северус устранил «конкурента», от чего муж пошел красными пятнами по лицу), девушка настояла, чтобы показать письмо друзьям Питера.

Поттер с Блеком чуть не обнюхали пергамент, ведь судя по дате внизу это была последняя известная зацепка местонахождения Петтигрю, перечитали его вдоль и поперек, но и их сумбурное послание оставило в неведении. Ремус Люпин долго крутил пергамент в руках, потом старательно и витиевато махал палочкой. Затем к обсуждению подключили директора, но все усилия были тщетны — в чем заключался план Петтигрю и удалось ли ему достичь цели, так и осталось тайной.

Позднее ребята проговорились, что установили порт, из которого Питер звонил Петунье в последний раз — Саутгемптон, чуть не поминутно определили день однокашника, но после пяти вечера недалеко от верфи его следы бесследно терялись. Возможно, он аппарировал или принял анимагическую форму, маловероятно, стал случайной жертвой местных разборок, не имеющих никакого отношения к магическому миру.

Петунья чувствовала свою вину за то, что упустила и не поддержала Питера, когда он в сильном раздрае нуждался в «случайном попутчике», но объективно понимала, что физически не успела бы найти время и силы в той круговерти, куда ее затянула поддержка Снейпа в верхней воде.

* * *

Трагические новости боевой состав Ордена Цилинь приносил регулярно, несмотря на все предпринимаемые усилия. И не удивительно — без информации изнутри Вальпургиевых рыцарей было почти невозможно в такой короткий срок обеспечить защиту всем нуждающимся.

Первая болезненно-личная для Туни новость касалась применения Пола Ада в одном из домов с ее рунной защитой. Заклятие это создавало жидкое пламя, которое выжигало пол вместе с рунами, на него нанесенными, вплоть до трех ступеней вглубь. Пожиратели применили его еще перед входом в дом, так что ни оповещение, ни рунные ловушки не сработали. Ситуацию разбирали уже постфактум; Грюм — неприятный и резкий аврор со шрамами на лице — вызвал криминалистов Аврората, чтобы восстановить картину произошедшего.

— Задумка с Полом, наверняка, Долохова — знакомый по войне во Вьетнаме почерк. К сожалению, делу ход дать не получится — официально Ханой данные Британии не предоставлял…

— Они живы? — Петунья редко задавала вопросы, но тут почувствовала себя ответственной за жизни жертв нападения.

— Да, Долохов — профессионал, лучший в своем деле. С цивилами он не воюет и своим людям не дает.

Это несколько примирило Петунью, хотя, наслушавшись докладов боевого состава, она понимала, что отряд Долохова вряд ли зашел в гости на чаек с конфетками.

Вторую новость неожиданно принес Дамблдор. Как правило, директор не стремился выступать, позволяя прочим участникам высказаться, сам ограничиваясь кратким сообщением о количестве остающихся в школе, да изредка просил помощи Снейпа или Поттера. Но в этот раз, странным образом совпавший с отсутствием Северуса на собрании, Дамблдор взял слово и принялся вести разговор о Пражской академии, и волей-неволей весь узкий состав начал бросать на Петунью взгляды, становившиеся все более любопытными по мере раскрытия новых подробностей. Большинство девушка знала и так — про непростую судьбу нынешнего Хранителя Времени, про его увлечение молодыми талантами, ради которых в элитную школу рунической магии начали принимать даже магглорожденных. Потом директор вдруг решил углубиться в историю Пражской Академии, в то, как именно получилось, что руническая магия все меньше пользовалась популярностью, так что ныне осталась единственной школой Старого Света…

— Когда вы читаете легенды о сверхразрушительной силе Голема, поверьте, они меркнут по сравнению с воспоминаниями очевидцев. Это было огромной создание; великаны казались карликами, рядом с ним; он мог взять в руку самое большое здание Праги, и оно оказывалось меньше его ладони. Лик Голема был одновременно ужасен и трагичен — он был разумен, осознавал свою уникальность и крайне ограниченное применение, которое в него заложил его создатель. Мощь его была насколько велика, что взгляд оставлял глубокие борозды в земле, становившиеся каналами и руслами рек, а голос обрушил лес и каменную церковь, стоявшую в нескольких милях…

«Кажется, в Академии даже несколько стыдились успешности Голема. Таких животрепещущих подробностей я не припомню».

Хотя голос директора завораживал, но становящиеся все более частыми опасливые взгляды окружающих заставляли Петунью нервничать.

— Накануне недавней интронизации последнего Хранителя Времени была открыта Дверь в иной мир, и Хранитель Дверей впустил в наш мир некую сущность, слив ее с одним из советников мастера Цейгергоффера — магистром Бааль-Шемом. Изначально тот работал в составе комиссии, занимавшейся воссозданием Голема, но последнее время его наработки имели скорее прикладное коммуникативное значение. Тем более удивительным является тот факт, что последние семь месяцев он занимался давно позабытой темой Голема и даже достиг в ней определенных успехов… — Дамблдор выждал паузу, убедился, что взгляды всех присутствующих устремились к нему и крайне просто для такой эпохальной новости сказал, — Голем воссоздан.

* * *

Ошалевшую от обилия новостей Петунью директор зазвал в свой кабинет в Хогвартсе. Обычно встречи проходили в особняке Лонгботтомов, пару раз собирались в старом Поттер-холле, но большие залы для встреч плохо подходили для доверительной кулуарной беседы. А именно такую, видимо, и хотел начать Дамблдор.

Петунья последовала камином на чаепитие настороженная сверх меры. Предыдущий опыт общения с директором многое дал ей понять о личности этого человека, иллюзий она не питала, и в случайное совпадение с отсутствием рядом мужа не верила.

Разлив чай в уже знакомый сервис с паровозом, директор замолчал, словно собираясь с мыслями, чем только усилил нервозность Петуньи.

— Непростой разговор нам предстоит. Я не могу знать наверняка, моя дорогая, но с определенной, достаточной высокой долей вероятности могу утверждать, что вы плотно вовлечены в грандиозный проект Хранителей времени, и недавнее проникновение инородной сущности через Дверь — тоже не является для вас сюрпризом. Более того, сущность оказалась влита в того, с кем вы давно знакомы, и к кому испытываете определенное уважение, как наставнику и куратору.

«Видимо, подробности слияния двух Бааль-Шемов остались за кадром. Надо не забыть, чтобы не проговориться невзначай».

— Я несколько раз пересекался с Бааль-Шемом: несмотря на свою нечеловеческую природу и простоватые манеры он показался мне достаточно благоразумным ученым, пусть и увлеченным несколько наивными идеями.

Петунья не удержала контроль и обе брови взлетели вверх в молчаливом недоумении. Дамблдор развел руками, словно прося простить ему такую оценку. Потом взял ложечку и добавил сахар в чай, размешал, попробовал и, лишь отложив прибор, продолжил:

— Удивительная вещь — время. Некоторые люди, чей век щедро отмерен природой, порой жаждут обрушить привычный порядок вещей и выкупить себе шанс на более долгую жизнь, пусть и ценой вторичности своей. Обрекая себя на вечный Голод, ограничения в правах в большинстве стран, они надеются обмануть старость и отдалить неизбежную кончину. Увы, все мы смертны, порой внезапно, и такой рецепт едва ли можно считать панацеей…

«Ждет мою реплику? Я подыграю».

— Но как лекарство от старости действует.

— В какой-то мере. Ибо все в природе стремится к естественному циклу, и его нарушение сильно колеблет психическое состояние. Один из новообращенных жаловался, что особенно тягосно становится ночью, когда более не доступен сон в привычном смысле. Но есть и другой аспект, который я сам осознал лишь с годами. Пусть мы с Бааль-Шемом повидали сопоставимое количество зим, но восприятие мира у нас разнится. Старость — это не только слабость, медлительность и одиночество, это зрелость, взвешенность действий и мыслей, мудрость, если вы позволите мне такую нескромность. И ощущение времени и ее хода у нас с Бааль-Шемом разнится. Хотя подчеркну, я отнюдь не склонен к проявлениям расизма. Возможно, там, где мне, неспешному старику, покажется, что время для крайних мер еще не пришло, — директор одарил долгим взглядом пышущий паром чайник, — молодому и дерзкому ученому покажется иначе.

«Если все сказанное про Голема верно, то мне тоже по-стариковски кажется, что еще рановато».

Дамблдор внимательно посмотрел на Петунью:

— Я в немалой степени обеспокоен не только и не столько пробуждением Голема (в конце концов, мир относительно счастливо пережил его в прошлый раз, с Божьей помощью переживет и в следующий), сколько тем, кто именно пробудил его к жизни. Был ли это наставник, куратор, друг? Или иная сущность, чей жизненный путь нам не ведом, чьи помыслы и цели для нас загадка?

Петунья закрылась самым мощным доступным ей окклюментным щитом, но под ним, мысли бурлили, не успевая оформиться до конца.

«Как аккуратно директор плетет, чтобы не упомянуть просящееся слово предательство… И правда, тот Бааль-Шем мне не ведом, о его жизненном пути я имею весьма туманные представления. Но это две сущности одного чело…, тьфу, вампира — и как минимум, одну из них я достаточно хорошо знаю. И что мне предлагается сделать?»

— Директор, допустим на миг, что я прониклась туманными подозрениями. Но как вы предлагаете мне это проверить? Чужая душа — потемки.

Дамблдор медленно развел руки в отеческом, привечающем жесте:

— Никаких особых мероприятий проводить не надо; мы ведь не знаем, как именно две сущности уживаются в одном теле. Я просто прошу Вас аккуратно поговорить с куратором на отвлеченные темы. А далее доверьтесь Вашей интуиции — не будет ли чего-то заставляющего вас насторожиться, почувствовать себя неловко, чуждо.

И хотя вся эта идея Петунье не особо нравилась, она подумала, что от расспросов никто не пострадает, а ей станет спокойнее.

* * *

Бежать сломя голову причинять добро и наносить справедливость Петунья не стала. Вернулась домой, приготовила ужин, рассчитала связку, приняла ванну, поела, почитала перед сном, и, так и не дождавшись Северуса, уснула.

Утром подозрения директора стали казаться ей менее логичными нежели накануне, а факт пробуждения Голема — парадоксальным образом — более опасным. Невыспавшийся, но вынужденно проснувшийся Снейп отнесся к подозрениям директора скептически, но и отрицать угрозу не стал:

— Никогда не поспевал за вывертами логики нашего Светлейшего. Весьма туманные и на мой неискушенный взгляд никак не связанные события он частенько связывал между собой. И пусть зачастую не все нити оказывались из одного клубка, к выводам он приходил почти пророческим. Вдобавок, ему просто необходимо чувствовать контакт с многочисленными знакомыми, каковой он обожает поддерживать такими вот поручениями, разной степени обременительности…

Снейп мрачно нахохлился на стуле и почесал бороду:

— Что касается твоих переживаний, то не все так однозначно. Голем изначально был создан дремлющим, так чтобы большая часть его разрушительной силы не вырвалась преждевременно на волю. Даже если статуя очнулась, это не означает, что весь мир и Брно, в частности, сейчас сидят на пороховой бочке. С другой стороны, странно, что сведения не так чтобы общедоступные. Так что нам всем будет спокойнее, если ты воспользуешься оказией, — неожиданно подвел черту рассуждениям маг.

— Ты правда веришь, что Бааль-Шем повредился умом при слиянии с собой из верхней воды? — удивилась Туни.

— Не особо, — честно признался Северус. — Но внезапность Голема удивляет и меня тоже, хотя у нас есть некоторое количество общих точек для соприкосновения.

Против воли Петунья вспомнила выпускной и призрачную танцовщицу.

— Девушки? — ревниво спросила она.

— Плов, — невозмутимо ответил Снейп и сделал аккуратный глоток кофе из небольшой пиалы.

* * *

Петунья решила, что простой вызов бывшего теперь уже куратора через телева едва ли поможет ей решить возникший вопрос — пусть и лишенный некоторых недостатков телефона или каминного общения, непосредственного общения телева не заменял. Взамен девушка решила действовать, как заправский сыщик и совместить приятное с полезным — расспросить о создании Голема и возможных изменениях в поведении Бааль-Шема всех случайно причастных, для чего отправиться с визитами вежливости сиречь путешествием. Разумно рассудив, что одной ей будет боязно, а Алисе необходимо отвлечься, под предлогом защиты во время исполнения важного поручения главы Ордена Петунья сманила с собой новоиспеченную миссис Лонгботтом.

Уже первые пару часов убедили Туни, что в своих предположениях о смене обстановки она не ошиблась. Нервная и дерганная Алиса, чуть что пуляющая боевыми заклинаниями в разные стороны, казалась более опасной чем потенциальные враги. С трудом дотерпев до момента, когда за девушками закроется дверь гостиничного номера в Брно, Петунья молча обняла подругу, не зная, как еще остановить пугающий тремор ее конечностей.

Алиса, помедлив, обняла в ответ, продолжая держать палочку наготове, и сама честно призналась:

— Прости. Совсем срываюсь. Не могу спать.

— Война?..

— Война. И… ребенок.

— Уже?.. — поразилась Петунья, потому что на ощупь никакого животика не ощущалось.

— Срок — неделя. Нам Августа сказала. Она после свадьбы каждый день к гобелену ходит. Все уверяют, что ничего особенного в этом нет, миллионы женщин рожали… А мне очень страшно. Кошмары наяву, кошмары во сне — не знаю, какие милосерднее.

— А снотворное для ведьм в положении?..

— Не могу, — Алиса выскользнула из объятий, отвернулась и принялась накладывать заклятия на окна и двери. — Пока сплю, я не смогу защищаться. Враги повсюду. За нами следят. ПОСТОЯННАЯ БДИТЕЛЬНОСТЬ! — вдруг рявкнула она, заставив Петунью испуганно подпрыгнуть.

Ничего удивительного в том, что миссис Снейп всерьез начала рассматривать возможность отравить свою однокашницу. Благо чудесный подарок от Снейпа с его фирменным снотворным всегда был под рукой. Справочники по зельям безусловно ставили спокойствие будущей матери в приоритете перед возможным вредом от принятия правильно сваренного успокоительного. Рекомендованную диагностику на проверку аллергических реакций пришлось проводить над тайком снятым волосом.

«Если прикинуть последствия — меня ждут проклятия от условно адекватной Алисы, спасибо от Френка и смерть от руки мужа. По-моему, сок стоит того, чтобы сжать».

И при первой же возможности Петунья подлила однокашнице снотворное в чай.

«Все-таки клеймо мастера — это и вправду знак качества: жертва даже не успела ничего заподозрить, а результат уже налицо» — любуясь спящей подругой, подумала она.

Правда потом, ругаясь на собственную непредусмотрительность, пришлось муторно и долго левитировать бравую воительницу в кровать, но эта мера оказалась оправданной — не рассчитав дозы, Петунья отправила Алису в сон сродни летаргическому на несколько дней.

Снейп в переписке по связующему дневнику не поскупился на сарказм в адрес супруги:

С. — Клеймо мастера не просто так ставят с годом изготовления. Большинство фиалов зачарованы на усиление эффекта налитого в него зелья. Тебе несказанно повезло, еще годик-другой и снотворное эссеребится в Напиток живой смерти.

Э. — Во что?.. Что сделает?

С. — Esse reborn, дорогая, «перерождает свою суть», привет урокам латыни, счастливо подзабытым. А Напиток живой смерти вводит в сон столь крепкий, что выпивший подобен покойнику, спокойному и безропотному. Понимаю, что такой участи ты желала своей подруге, но повремени, ее дуэльные таланты весьма востребованы в настоящее время.

Петунья медленно задышала, запоздало испугавшись своей самодеятельности.

Э. — Сколько ей еще спать?

С. — Чудесно, что ты вообще задалась этим вопросом? А почему сейчас? Тебе не кажется, что через несколько дней, во время сдачи жертвы недалеких экспериментов молодому, возможно, вдовцу он звучал бы куда уместней?

«Выдохни, Туни! Он тоже перепугался возможных последствий, вот и язвит. Да и сама прикинь — там уже две жизни на кону! Но все равно… Козел!»

Э. — Я верю, что мой подарочный набор зелий безопасен. Поняла, что была не права. Сколько?

С. — Не могу сказать точно без диагностики. Общая продолжительность где-то между 5 днями и неделей.

«Повезло».

Э. — Я задержусь вне Британии.

С. — Ты очень серьезно отнеслась к поручению Альбуса. Я ему намекну.

* * *

Несмотря на «снотворное» стечение обстоятельств, свое расследование Петунья проводила спустя рукава: большинство общих с бывшим куратором знакомых были рады ее видеть, поэтому хватало общих тем и без бывшего куратора. Первое время она даже удивлялась, сколько положительных эмоций бередят бывшие однокашники, даже если во время обучения их общение сводилось к «привет-пока». Девушка много гуляла по Брно и окрестностям, по которому несмотря на весь кошмар периода обучения успела соскучиться, а для успокоения совести договорилась о визите в Хардангер, куда по слухам сбежал от избыточных расспросов о Големе Бааль-Шем.

Цейгергоффер тоже воспользовался ее явкой, вызвал к себе, выдал длинный список литературы и велел готовиться. На расспросы о давнем соратнике отмахнулся:

— Не до глупостей, Эванс. Нормальный, с учетом совмещенного опыта. Вполне адекватен. Хотя зачем нам Голем, я так и не понял, но есть и есть, есть не просит.

Петунья помотала головой, пытаясь осмыслить последнюю фразу, произнесенную на русском языке и автоматически переведенную переводчиком, который она не сняла после похода по магазинчикам Брно.

— А что Голем? Очень опасен?

— Самое странное, что нет. Как я понял, Бааль-Шем перевернул все прежние опыты воссоздания Голема и пробудил его в миниатюре — и так формула Маараля сработала. Ирония или фатум. Сейчас Голем ростом с обычного человека, и вся его мощь словно продолжает спать в столь малом теле. Если хочешь, можешь на него посмотреть.

— Где?!

Петунья даже представить себе не могла, где могло бы пребывать подобное рукотворное создание.

— В библиотеке. Он любознательный.

* * *

В библиотеке было удивительно многолюдно. То ли наставники совсем распустили студентов, то ли шок от появления Голема оказался слишком велик даже для студентов, зажатых в тиски образовательного стандарта мастера Цейгергоффера.

Голема было видно издалека. Древние скрупулезно описали его лицо — грубое, словно небрежно слепленное из неопрятных комков глины. Волосы цвета соломы небрежно вились вокруг лица, и со спины Голем был похож на обычного студента, с идеально ровной спиной сидящего в читальном зале наособицу, лишь смесь глины и металла вместо рук и груди выдавала в нем нечеловека.

Петунья не стала размениваться на взгляды украдкой, подошла к Голему и замерла, позабыв все вопросы о Бааль-Шеме. На столь неказистом лице очень инородно смотрелись глаза — огромные, глубокие и чистые, удивительного синего цвета, они не могли принадлежать столь грубой оболочке. Голем посмотрел на Петунью, и она вдруг почувствовала, как остро он осознает свою инаковость, как горестно ему быть глиняной игрушкой в руках чужих интриг. Пожалуй, только в Брно, под куполом семиступенчатой защитной пентаграммы и мизантропа-Хранителя он мог чувствовать себя относительно свободным.

Устыдившись своего корыстного любопытства, Петунья сбежала от этого лучистого взгляда, который мог бы принадлежать поэту, художнику, ангелу, но никак не разрушительному артефакту.

Весь оставшийся день она без дела бродила по окрестностям Брно, а потом вернулась в гостиницу и запитала Маяк Фароса в Хардангер, чтобы задать пару вопросов Бааль-Шему лично.

* * *

«Это система работает, как часы, ¬¬¬— флегматично размышляла Петунья, наблюдая бодро приближающуюся по ярким осенним листьям избушку, — пока ты носишься по рунному пути, она вот только-только была тут, а стоит вернуться в жизни простого двуного прямоходящего, и с Хранительница Дверей тут как тут. Очень интересно, почему именно сюда сбежал куратор? Устал от новой реальности? Хочет еще кого-то сюда затащить?»

Ягу Петунья в первый момент даже не узнала — та выпрямилась, помолодела, навертела прическу, а костяную ногу спрятала за длиннющей юбкой в пол. В избе стало заметно чище и аккуратнее, и она как будто раздалась вглубь и вширь. Ни Кота, ни мальчишки видно не было, возможно, этим объяснялся уют скромного в интерьере порядка: на столе появилась скатерть, на полу цветные коврики, на окне горшки с цветами. Обстановка вроде немудренная, но со вкусом подобранная и опрятная.

За столом, обильно заставленным плошками с трапезой, сидела неожиданная гостья — Молчунья. Более женственная, с заметным брюшком она как никто походила на счастливую замужнюю женщину.

«Какой-то апофеоз встреч и свиданий!» — обрадованно подумала Петунья, нежно обнимая однокашницу и расцеловывая ее в румяные щеки. Та смущенно улыбалась под довольное бормотание Яги, что будет богатырь под два метра ростом, который мечом кладенцом всех ворогов повыведет. Под уютные звуки расставляемой на столе посуды привычное безмолвие Молчуньи казалось уместным и теплым.

В какой-то момент Туни повернулась к Хранительнице, чтобы помочь ей достать на стол сладкую наливку, как за спиной раздался грохот и страшное предчувствие неотвратимой беды обожгло холодом спину.

Петунья обернулась, чувствуя, как в замедленной съемке перед глазами мелькают цветные горшки на полке, грубо ошкуренные бревна стены и выпрямившаяся Молчунья с отстраненным и бледным лицом. Как из колодца донесся голос, которого рунистка никогда ранее не слышала:

«Грядет тот, кому хватит могущества победить Темного Лорда…»

* * *

В гостиницу в Брно Петунья вернулась вынужденно — Алиса должна была вот-вот проснуться, следовало как-то объяснить подруге причины и поводы ее обстоятельного отдыха. И хотя сердце звало рунистку к мужу (расспросить, выпытать, отреветься в его жесткое костлявое плечо), долг и чувство вины заставили сесть у безликой гостиничной кровати в ожидании пробуждения подруги.

Алиса проснулась внезапно, вот только что спала тихо-мирно, а уже глаза открыты и палочка смотрит прямо на Петунью.

— Пять суток. Да, я не имела права делать такое исподтишка. Но дерганная психопатка больше навредит ребенку, чем побочка от снотворного, — безэмоционально сказала Петунья, глядя в стену.

— У меня аллергия на валериану, — хрипло со сна проговорила Алиса.

— Я проверила. Дала тебе фирменное зелье Северуса, а не эту ширпотребщину от Зигмунта Баджа.

— Судя по времени сна, надо тебя поблагодарить, — пробормотала Алиса, опуская палочку и медленно поднимаясь с кровати.

«Определенные слизеринские черты, видимо, во мне начали проявляться, скромно молчу.»

Сон определенно пошел будущей матери на пользу: она заметно посвежела, тремор пропал, а после приведения себя в порядок — перво-наперво затребовала плотный обед. Утолив первый голод, Алиса, кажется, начала интересоваться окружающим миром и заметила подавленность Петуньи.

— Что-то случилось? Не нашла вампира?

— Нашла. Нормально с ним все — у Яги прячется. Кажется, у них там что-то намечается.

Алиса аж головой затрясла.

— Он же старый!

— А Яга прям молодуха, — фыркнула Петунья.

— Тогда что не так?

Туни махнула рукой, показывая, что подруги это не касается.

— Сначала Северус и Альбус…

Алиса понятливо угумкнула и потянулась за добавкой.

* * *

В Британии уже заметно похолодало: вечный промозглый туман плотно обнимал голые ветки и редкие грязные листья на земле. Так получилось, что недолго путешествие привело Петунью из насыщенной яркой осени в печальную пору увядания природы.

Снейп ждал ее прямо у точки выхода Маяка Фароса.

— Сначала зайдем поесть. Меня дома неделю не было — там шаром покати и бардак, который тебя не обрадует.

Петунья кивнула. Она взяла мужа под руку, и он аппарировал их в один из тех пабов, где можно было спокойно поговорить и недурно подкрепиться. Место было популярное, и официанты ловко сновали между длинными лавками, разнося пиво и эль, пользовавшиеся особой популярностью у посетителей. Снейпам повезло с только освободившимся небольшим столиком в углу, аккурат на двоих.

— Как твои успехи? — спросила девушка первой, пока они ждали заказ.

Муж проницательно посмотрел на нее:

— Ты соскучилась по боггарту в моем горле или боишься в чем-то еще признаться?

— У меня новости. Видимо, для Альбуса, но с учетом твоего багажа знаний — хотелось бы понимать, чем нам это грозит. Если помнишь, ты меня предостерегал от поверхностного отношения к пророчествам, говорил, что они сбываются во всех течениях…

Петунья невольно содрогнулась и замолчала, ожидая, пока официант поставит перед ними бокалы с элем и отойдет к следующему клиенту. Снейп мрачно ждал.

— Ты помнишь Молчунью, жену Айвана? Как выяснилось у молчания были более чем веские основания — ее слова имеют крайне дурную привычку сбываться. При чем, как я поняла из намеков Яги, в худшем из возможных ключей. То есть, там, где обычный прорицатель видит препятствие на дороге, она предсказывает сломанные ноги. В лучшей вариации.

— Темная вещунья, — сухо прокомментировал Северус. — Им даже запрещено говорить свои имена, иначе они могут накликать беду на себя и своих близких.

— Да, меня уже просветили. Но иногда дар слишком силен, и Пророчество само исходит, невзирая на обеты молчания… — Петунья потерла лицо.

«Кажется, следующая порция снотворного понадобится мне. Лишь бы стереть из памяти этот чуждый голос».

— Ты запомнила Пророчество? — барабаня пальцами по столешнице сказал Снейп.

Петунья вздохнула:

— «Грядет тот, кому хватит могущества победить Темного Лорда… рождённый теми, кто трижды бросал ему вызов, рождённый на исходе седьмого месяца.»

Она замолчала, услышав несколько крайне неприличных слов в исполнении мужа.

— Это же оно? Пророчество про Гарри? Или другого ребенка?.. Моего? Нашего?!

Снейп молчал.

— Но ведь Лорд о нем не знает. Ни Молчунья, ни Яга, ни я ему не расскажут. Оно не сбудется?

Снейп молчал, наклонив голову, словно, забыв, что коротко остриженные волосы не дадут иллюзии защиты.

«Кого ты обманываешь, Туни? Сбудется, не так, так эдак. Это аксиома, гвозди магического мира».

— Я не против родить тебе, но…

Северус резко встал, постоял, нависая мрачной и безмолвной черной тенью и стремительным шагом отправился к двери, чтобы, громко хлопнув дверью, покинуть шумный паб. Петунья проводила его взглядом и какое-то время смотрела только на дверь, словно ожидая, что муж вернется.

Стук тарелок заставил ее вздрогнуть и испуганно посмотреть на жаркое.

— Сегодня с тимьяном, пальчики оближешь, — подмигнул официант.

Девушка автоматически взяла ложку и без всякого аппетита помешала еду.

«Какая нелепость думать про «родить», когда сам шанс пережить Хеллоуин 1981 близок к нулевому».

Она успела собрать небольшую башенку из картошки и мяса, когда мрачная тень вновь нависла над столом, неуверенно потянула ей руку и подняла из-за стола, чтобы тут же безмолвно прижаться и крепко обнять ее.

— Не могу… один, — тихо шепнул Снейп.

Петунья услышала интонации узника Жемчужной темницы и молча обняла в ответ. Они стояли так какое-то время, чувствуя, как у каждого с болезненными перерывами бьется сердце.

— Давай упакуем с собой и пойдем домой. Уйми свой аккуратизм, поедим в бардаке. У меня в одном из твоих котлов есть режим деликатного подогрева, все не удавалось опробовать.

— Еду в котле с моими рунами? Варвар!

«Насколько легче смотреть в безрадостное будущее, когда чувствуешь эту надежную пару рук».

Они упаковали жаркое в котел, который Снейп незаметно достал из-под полы, расплатились и за держась за руки отправились на выход.

Фигура в низко надвинутом капюшоне, сидевшая неподалеку, встала с лавки и медленно начала пробираться к выходу. Удивительным образом, никто из присутствовавших не обращал на незнакомца внимания, даже когда он незаметным движением прихватил с собой сэндвич с мясом с чужой тарелки и начал его жевать на ходу. На улице фигура аккуратно огляделась, постояла, доедая бутерброд и задумчиво покачиваясь с носков на пятки и обратно. Наконец, придя к определенным выводам, незнакомец взмахнул невесть откуда взявшейся палочкой и аппарировал.

Примечание:

Война по Вьетнаме — один из крупнейших военных конфликтов второй половины XX века (1955-1975), начавшийся изначально как гражданская война между Северным и Южным Вьетнамом, но позднее в войну оказались втянуты другие государства, включая США (на стороне южан), а также КНР и СССР (на стороне северян). Ханой — столица Северного, а позднее — объединенного Вьетнама.

The juice is worth the squeeze — (англ.) идиоматическое выражение, буквально означает «сок стоит того, чтобы сжать», в переносном смысле — стоит затраченных усилий.

Esse reborn — перерождение (лат.). Вообще, как-то мало научных терминов в каноне. Смысл пояснен в тексте.

Маараль — раввин, основавший Пражскую Академию и создавший Голема, упоминался в главе 6.

Фатум — судьба.

Зигмунт Бадж — (согласно поттервики) изобретатель усыпляющего зелья.