Дальний путь (джен)

— Ась? — старушка приложила руку к уху. — Пшено по пять полушек за меру.

— Дорого что-то, — прищурился Хаурун, окидывая взглядом стоящий перед ней раскрытый мешок с пшеном, и второй, служивший ей сиденьем.

— Что дорого-то? — возмутилась торговка. — Ничего не дорого! Где ты ещё такое найдёшь? Вон у Марфы Веретенницы по три, да смотреть на него страшно!

— Поторговался бы я с тобой… — протянул король.

— Да торговаться не умею! — закончила за него какая-то баба, продающая баранки, и вокруг засмеялись. Увидели чужака, понял Толя, хотят выяснить, что за человек.

— А ты меня научи! — задорно предложил Хаурун.

— Ишь какой нашёлся! — закричала сбоку третья. — Сам научись, а не хочешь — вот купи у меня ложек!

— Ложек? — переспросил Хаурун. — А почём?

— Ить, почём! По полушке ложка, за медяк пять, а за серебреник всё отдам!

— Так уж и всё? — не поверил король, нарочито наглым взглядом рассматривая бабу.

— Куды зенки вылупил, охальник?! — завопила та. — Спасу от вас нетути! Живьём сожрать готовы!

— Тебя сожрёшь, как же, — засмеялся Хаурун. — Ишь, сколько всего много!

— Тебя спросить забыла!

— Спросила бы, показала, я бы посмотрел, порадовался…

Баба разинула рот, но не знала, что сказать.

— Ну, языкаст парень, — покрутил головой какой-то дед, одетый в ушанку, несмотря на весеннюю погоду.

— Слушай, добрый молодец, — вмешалась баба с баранками, — вот тебе связка, плати три медяка и дуй откуда пришёл, а то горазды тут язык распускать!

Хаурун с готовностью порылся в карманах, и Толя, который, онемев, наблюдал за перебранкой, вспомнил, что деньги держал при себе Магнус, а у короля не было даже мелочи — привык не иметь при себе денег.

— Ах ты, а денег-то у меня и нет! — громко объявил Хаурун, чем вызвал взрыв хохота среди всех, кто его слышал, а бабулька с пшеном чуть не упала со своего мешка.

— Что ж ты торговаться-то пришёл? — закричала она.

— Ой, парень, ну даёт! — до слёз смеялся дед в ушанке.

Баба с баранками надвинулась на короля:

— А не из тех ли ты, парень, кто без денег покупает?

Толя тихо ахнул и умоляюще взглянул на Люциуса, но тот промолвил:

— Стойте на месте, он сам разберётся.

— А то как же, — охотно согласился Хаурун. — Я вон пришёл ложки воровать, а сам и думаю: не прихватить ли и торговку впридачу?

Последовал новый взрыв хохота, в котором были различимы гневные вопли бабы с ложками, и Толя увидел, что в руке она держит большущий деревянный половник:

— Вор, ворюга! Держи вора!

— А я никуда и не бегу, что меня держать! — нагло заявил Хаурун. — Ты вон лучше сама перестань деревья соседские отрясать!

Баба застыла с половником как с пикой на караул.

— Разбойник! — наконец завопила она. — Разбойник, пугало огородное!

— Сама ты пугало! — раздался ещё чей-то голос. — Сливы воровала у меня — вот всё на лбу написано, ажно чужим видать! Пострамилась бы обзываться!

Поняв, что Хаурун от неё отобьётся, баба набросилась с половником на ту, у которой воровала сливы, а дед в ушанке подошёл к королю и взял его за локоть.

— Ну, теперь пусть дерутся, а мы с тобой, парень, потолкуем… Сказывай, зачем пожаловал?

Внимание сразу переключилось на них.

— Ладно, дед, скажу, — ответил Хаурун уже серьёзно. — Я ищу одну девушку и хотел спросить, не видел ли её тут кто. Она должна была проезжать тут два месяца назад.

— А что за девушка? Кем она тебе приходится? И сам ты кто?

— Он же сейчас правду скажет! — простонал Толя, но Хаурун тут же нашёлся:

— Меня зовут Марк Майзер, я служу в Белом городе в государственном ведомстве по части казённых ревизий. А девушка — Жанна… — он замялся. — Ну, в общем, жениться я на ней хочу…

— А она, видать, не очень хочет, а? — хитро спросил дед.

— Да не, — запротестовал Хаурун. — Она про меня вообще не знает, вот и поехала по своим делам. А я её ищу, — он смущённо поковырял землю носком сапога. — Вы её не видели?

— А какая она из себя-то? — спросила бабулька с пшеном, но дед прикрикнул на неё:

— Цыц, шалая, я спрашиваю! Ну, паря, сказывай.

— Она… — задумался Хаурун. — Она роста невысокого, волосы светлые, чёлка густая. Глаза голубые. Фигура… ну, так, всё при всём.

— Откуда ж ты знаешь так хорошо, патрет, что ли, видел? — спросил дед.

— Нет, портрета я не видел, — честно признался Хаурун. — Мне её описывали!

— И так, видно, описали, что ты за ней за тридевять земель рванул? Где ж ты про неё узнал, про свою ненаглядную?

— Да она родственница моя дальняя, — ответил король. — У нас прабабки были сёстрами родными, только наши семьи теперь почти не общаются.

Люциус склонился к уху Толи:

— Заметьте пикантность ситуации: он практически не лжёт.

— Так что, видели вы её или нет?

— Нет, не видели! Не видели! — посыпалось на Хауруна со всех сторон, и король явно начал приходить в уныние.

— Постой, — спохватился кто-то, — а помните, у Тасьи девица останавливалась?

— Так это ж той весной, на Василья Романейского! — возразила старушка с пшеном. — И девица та рыжая была что пламя, а тебе говорят — светлая!

— Нет, значит, — вздохнул Хаурун, окончательно вешая нос, и дед в ушанке потрепал его по руке:

— Держись, паря, найдёшь ты свою любимую! Как жениться будешь — на свадьбу пригласи, не забудь.

— Так вы ж на свадьбу ко мне не пойдёте, заробеете… — усмехнулся король.

— Чего ж нам бояться? — подмигнул старик. — Коль по весне будешь жениться — так мы всё равно на ярмарку в Белый город приезжаем. Ну что, пригласишь?

Хаурун поднял голову, тряхнул чёлкой, решаясь, и в его глазах блеснул уже знакомый Толе задорный огонёк:

— А приглашу!