Осень на двоих. Последнее мгновение вечности (гет)

WMR
Может, как Алукард...
Может он крови напился, или это сценка разыграна для обмана Гермионы.

И разве Том, он же знаменитый Темный Лорд Волан-де-Морт, не может быть тем самым некромантом?

После довольно милых фанфиков с этим термином в англоязычном секторе

А вы не читайте по утрам советских газет, в смысле таких фанфиков )))

Тут я представил Поттера в театральной маске, которая наполовину смеется, наполовину плачет.

Вряд ли, ему слишком безразлично чье-то мнение в штабе, чтобы что-то специально разыгрывать.

У Гарри сейчас включен режим "вижу цель, не вижу препятствий"

кроме того, возможно, он должен умереть и знает об этом. По его поведению можно было это заподозрить с первых слов и действий по возвращении.

Точно - нет. Они еще не общались, Том не знает, что Гарри в деле, иначе на расстоянии его бы не держал, в каком бы ни было состоянии.

Гарри как бы случайно наткнулся на Гермиону в Мунго, будто бы не совсем того желая пришел в дом Блэков к Дамблдору и его Ордену, где со всеми поругался, но вдруг решил остаться... А теперь эта сцена с Гермионой и возможной подставой, которую он не отрицает!
И тут, как мне кажется, два варианта: или Гарри все еще сам не до конца определился, что ему нужно и как этого добиться; или попадание в штаб ОФ и сценки с Гермионой с самого начала входили в его план. И в пользу последнего говорит опять же то, что Гарри начал посвящать Грейнджер в свои планы, он прямо ей сказал, что идет в Азкабан за дементорами.

И не исключено, что этот некромант - один из потомков Слизерина, как и Том, и что его мучали те же кошмары, что и самого Тома. если бы Дафна не вернула бы себе эмоции, то на роль поглотителя кошмаров подошла бы она.

Гарри тоже потомок Слизерина ))

Коридор был погружен во мрак и казался бесконечным. Он медленно шел вперед, приглядываясь к теням, что пролегли длинными, бесформенными фигурами по каменным стенам и полу. Вокруг стояла густая, обволакивающая тишина, в которой он слышал лишь звук собственных шагов и дыхания. Холодные стены и низкий сводчатый потолок давили на него, создавая чувство, будто он оказался где-то глубоко под землей. Здесь не было ветра, не было света, не было неба. И не было ни единой живой души. Он шел вперед, слушая эхо собственных шагов. Звук двоился, отражаясь от стен, и отчего-то раздавался позади, словно кто-то неотступно следовал за ним.

Он ускорил шаг, не решаясь обернуться, и незримый преследователь пошел быстрее. Теперь шаги звучали гораздо ближе, и это внезапно привело его в ужас. Он сорвался на бег, молясь, чтобы проклятый коридор закончился, молясь выбраться отсюда, сбежать от неизвестного, чьи шаги раздавались все ближе и ближе. Он чувствовал присутствие прямо у себя за спиной, ощущал горящий ядовитой ненавистью взгляд, устремленный на него. Казалось, ещё мгновение и на его плечо опустится чья-то рука. Парализованный ужасом он оступился и замер. Темный коридор погрузился в вязкую тишину, которую через мгновение разорвало сиплое дыхание за его спиной. Оно с трудом вырывалось из горла стоящего позади него человека. В нос ударил приторно-сладкий смрад гниющей плоти.

Ужас его был так велик, что по щекам покатились слёзы отчаяния. Он не мог сбежать от этого. Не мог этому противостоять. Не мог укрыться в этом стылом бесконечном коридоре, что пролегал в неизвестности, вне пространства и времени.

Когда страх невозможно стало переносить, он, наконец, обернулся.

В шаге от него стояло существо, некогда бывшее живым человеком… девушкой. Серая кожа, покрытая язвами и струпьями обтягивала изуродованное, худое лицо, искривленный, открытый будто в безмолвном крике рот обнажал почерневшие, зубы, белесые запавшие глаза слепо таращились в пустоту. Руки, с тонкими искривленными пальцами безвольно висели вдоль тела. Жидкие, почти выпавшие тёмные волосы спускались ниже плеч и падали на кошмарное, искаженное смертью лицо. Под распахнутыми полами старой, покрытой засохшими пятнами крови, мантии, отдаленно похожей на их школьную форму, виднелась грязная рубашка, разорванная сломанными ребрами, что торчали в разные стороны так, будто кто-то с нечеловеческой силой руками выворачивал каждое из них.

Он смотрел в пустые, поблекшие глаза, задыхаясь от страха, не в силах пошевелиться. Звук ее хриплого дыхания сводил с ума. Никогда в жизни, ни перед одним существом он не испытывал такого ужаса, как перед ней.

Покойница издала кошмарный стон, полный ярости и боли, и протянула к нему белую руку, намереваясь вцепиться в него скрюченными костлявыми пальцами. От смрада разложения и смерти к горлу подкатила тошнота. Мышцы одеревенели, не позволяя ни отступить, ни отвернуться.

«Она убьет меня, — в панике думал он. — Разорвет грудную клетку, вырвет сердце, сломает ребра, и я останусь здесь навечно. Запертый здесь. Обреченный блуждать по этим коридорам, слепо таращась в темноту такими же пустыми мертвыми глазами, слушая собственный предсмертный хрип, что будет вырываться из моего горла вопреки моей воле».

Холодные пальцы, покрытые зловонной слизью, сомкнулись на шее. И тогда он смог наконец закричать.

Судорожно хватая ртом воздух, Том распахнул глаза. Он лежал в собственной кровати, обливаясь потом и чувствуя, как бешено колотится в груди сердце. Паника клокотала в горле, ему казалось, что его вот-вот стошнит. В ушах всё ещё звенел собственный крик. Он до сих пор ощущал тот удушающий сладковатый запах тления, витающий в воздухе, чувствовал прикосновение ледяных рук к своей коже.

«Что за дьявольщина?» — потрясенно думал он, механически ощупывая собственное горло.

Никогда прежде ему не снилось ничего подобного, и никогда еще он так не боялся собственных кошмаров.

"Царящий вокруг бездонный мрак обволакивал и поглощал пространство и любые малейшие звуки. Тьма, липкая и густая, словно чёрная кровь, ползла по стылому камню, пожирая все на своем пути, погружая Его в стылую, мертвую тишину. Но Он знал, что не один. Он никогда не был один. Тьма жила вокруг. Она шептала тысячами голосов, касалась Его лица холодными, бесплотными руками, зажимая рот, чтобы он не мог кричать, оплетая его тело, чтобы не мог даже пошевелиться. Он тонул в этой бездне, задыхался от холода и ужаса, но ничего не мог сделать, чтобы остановить это. Он умирал. А в пучине бескрайней черной пустоты разносилось эхо чьих-то шагов, слышались крики и плач, чьи-то сиплые вздохи и надрывные, преисполненные страдания стоны.

Они были вокруг, наблюдали, ждали. А из их пустых глазниц на него, ощерив в дикой улыбке черные клыки, смотрела Тьма, сжимая его в ледяных объятиях, проникая в самое сердце, застилая глаза вязким, как смола, мраком, заполняя рот обжигающим ядом ненависти и гнева. И где-то вдали, призрачным эхом, едва слышно, звучали два голоса знакомых и чужих одновременно:

«Остановись. Послушай. Ты ведь умираешь», — говорил один.

«Нет, — спокойно отвечал ему другой, — я уже мертв».

«Тогда уходи».

«Не могу. Из этой тюрьмы нет выхода».

«Нет выхода, — сипло прошептала ему на ухо Тьма, — Ты слышишь?»

Бешеный, каркающий хохот разорвал пустоту, и она осыпалась тысячей черных осколков на белое покрывало, растаяв в серых витках дымки.

Том сидел в кровати и тяжело дышал. По телу прокатывалась дрожь, а по спине катились капли холодного пота.

— Что за дьявол, — в отчаянии прошептал юноша, прижимая руку к груди, где бешено колотилось сердце. — Что, чёрт возьми, со мной происходит?"

"Ступени под ногами были скользкими и неустойчивыми. Каждый шаг приходилось делать медленно и осторожно, и все же он постепенно поднимался все выше, пока не достиг самой вершины, ступив на черную мраморную плиту. Порывистый, холодный ветер трепал его волосы и вздымал полы мантии, а над головой в кроваво-алом небе, словно провал пустой глазницы, чернел диск луны.

По телу прошла волна дрожи. Он не понимал, что это за место и не знал, зачем пришел сюда.

Ветер вдруг стих и вокруг наступила абсолютная тишина. В нос ударил тошнотворный смрад гниения и смерти. Он огляделся, пытаясь понять, откуда исходит этот запах. Тьма медленно рассеивалась, открывая его глазам чудовищную картину. Далеко внизу земля была усеяна телами. Бесчисленное множество мертвецов окружало холм, и кроме них вокруг не было ничего, словно весь мир целиком состоял из гниющих трупов. Куда бы ни падал его взгляд, он видел лишь мертвые тела. К горлу подкатила тошнота. Он хотел исчезнуть, сбежать проснуться, но всё, на что он был способен, это с содроганием взирать на смерть, царящую внизу, стоя на вершине холма… холма, полностью состоящего из сотен трупов сложенных друг на друга.

Неподвижный воздух вдруг заполнило жужжание насекомых. Тысячи мух, словно обезумев на этом пиру смерти, кружили над покойниками, откладывая личинки в гниющее мясо, пожирая разлагающуюся плоть, заползая в открытые раны.

Плита из черного мрамора под ногами дрогнула и пошла трещинами. Душу заполнил всепоглощающий ужас осознания, что эта плита — единственная преграда, отделяющая его от мира смерти и хаоса внизу. Что стоит ей исчезнуть, и смрадное море мертвых поглотит его.

Он в отчаянии опустил взгляд на единственное своё спасение — мраморную плиту и едва не закричал. У самых его ног лежал юноша. Его одежда на груди была разорвана и за обрывками ткани проглядывали сломанные ребра, приоткрытый рот кривился, словно застыв в последнем, предсмертном крике, спутанные черные волосы были пропитаны кровью. Знакомое до боли лицо осунулось и побелело, походя на восковую маску, безжизненные изумрудные глаза неподвижно взирали на алое небо.

В горле застрял крик отчаяния и ужаса. Чувствуя, что ноги его не держат, Том упал на колени, не в силах оторвать взгляда от лица лучшего друга… лица, которое под маской смерти теперь казалось совершенно чужим.

— Нет, — даже не осознавая, что говорит вслух, простонал он, — нет, пожалуйста, нет…

Парализованный чувством чудовищной потери и собственной беспомощностью, он протянул руку, не решаясь коснуться тела перед ним. По щекам текли горячие слезы, но он не замечал этого.

— Кто это сделал? — с мучительной болью прошептал он. — Кто это сделал с тобой?!

Царящее вокруг безмолвие разорвал смех, посылающий по телу волну дрожи, потому что ни одно живое существо не могло бы издать столь отвратительного звука, похожего на механическое хихиканье старой заводной куклы. Гарри вдруг пошевелился. На долю секунды Тома охватила безумная надежда, что друг жив, что ему еще можно помочь. Он подался вперед и замер, когда вдруг понял, что изломанный, сводящий с ума смех исходит от Гарри, со скрежетом вырываясь из приоткрытого рта.

Чудовище с лицом его лучшего друга медленно село. Его движения были отрывистыми и странными, как у тряпичной марионетки. Голова качнулась, безвольно свесившись на грудь, а потом резко дернулась, поворачиваясь под неестественным углом. Раздался отвратительный хруст ломающихся позвонков и на Тома уставились мертвые глаза друга. Рот Гарри кривился в кошмарной усмешке, но губы его не шевелились, когда он заговорил:

— Это… ты… убил… его, — проскрежетал все тот же нечеловеческий голос. — Убил… всех… ты… убил…"

— Что тебе снится? — тихо спросил Гарри, когда продолжения так и не последовало.

— По большей части какая-то чертовщина, — безрадостно хмыкнул Арчер. — Кровь, смерть, горы трупов, — он сделал прерывистый вдох, словно воспоминания о кошмарах продолжали преследовать его и наяву. — Иногда они лежат неподвижно и их пожирают насекомые, но гораздо чаще они говорят и двигаются.

— Они говорят с тобой? — нахмурившись, уточнил Поттер.

— Да.

— Что они тебе говорят?

Том скривился.

— Что это моя вина, — хрипло произнес он. — Что я их убил.

— И все?

— Да.

Гарри немного помолчал, обдумывая новую информацию, потом запустил пальцы в свою взъерошенную шевелюру и покачал головой.

— Бессмыслица какая-то, — пробормотал он. — С чего вдруг тебе все это снится?

— Хотел бы я знать, — пробурчал Том. — От этих кошмаров у меня уже голова раскалывается, — он поморщился. — Меня пугает даже не то, что мне снится, Гарри, а то каким реальным все это выглядит. Звуки, запахи, голоса. Каждый раз мне кажется, что все это происходит на самом деле.

— У неё ледяные объятья, Том, — тихо сказала Лавгуд. — Она прячется там, где живут тени и следует за тобой ночами. Тьма красива, но обманчива. Не доверяй тому, чего не видишь.

— Что ты несешь? — чувствуя, как по спине пробежал холодок, нахмурился Арчер.

— Ты не вздрагиваешь от её дыхания? Не чувствуешь, как замерзаешь?

— Нет, — процедил он, — не чувствую.

— Берегись холода, — Луна отвернулась, глядя в небо. — Если однажды тебе станет так холодно, что никакие чары не смогут тебя согреть, тьма поглотит тебя, — её спокойные голубые глаза обратились к его побелевшему лицу: — Из этой тюрьмы не будет выхода..

— Он будто спит и не спит одновременно. Если он будет долго спать, то потеряется в своих кошмарах, — протянула Луна. — Очень важно его разбудить.

Тут работает принцип "все наоборот"... Чем больше персонаж всячески показывает, как ему все безразлично всеобщее мнение, и при этом вызывающе себя ведет, тем больше он привлекает к себе внимание. Он чуть ли не играет. Его фразы будто специально подготовлены для Гермионы.

Гарри в конце без утайки зачем-то прямо сказал Гермионе, что задумал в Азкабане освободить дементоров.

Почему так категорично? Нам могли пока не показать их общение... Это вполне может быть интригой в духе автора, что окажется, что эти двое все равно заодно и уже успели сговориться. Если у них есть план, или если у Тома есть план, а Гарри лишь оживленная нежить, то он вполне мог направить Гарри куда угодно, чтобы тот выполнил свою часть плана.

Если рассматривать вариант "договаривался не Том, а Волдеморт {Гарри думает, что он}" - можно его пока не отметать полностью, но маловероятно с позиции того, что командует в теле Арчер и он бы не допустил самодеятельности в таком объеме

что Том выступал бы как Волдеморт в варианте трактовки событий, который вы полагаете за вероятный

С чего бы не читать то, что действительно милое?

Омг, это что, отсылка на Безликого Бая?

и предвкушаю много прекрасных розовых соплей

Кого-кого? Я всякую китайщину не читаю принципиально.

из того, что ваш лайк стоит под комментарием о трактовках событий авторства Arira Iom