Мартин меня восхищает. И он мне совершенно не нравится. Не люблю, не полюблю и даже больше. При всем восхищении. При том, что буду, по-видимому, читать и дальше. Мыши плакали и кололись, но пожирали кактус из уважения.
...
Мартин создал отличное пособие на тему: "Как угробить свою жизнь на статусные игры, не получив ни искры счастья". Героями движет месть, корысть, властолюбие как таковое... можно прикинуть сюда еще и похоть — но с похотью в мире Мартина все сложно.

Удивительно отсутствие эроса при изобилии подробно выписанных сексуальных сцен. Начиная читать, я моментально ощутил, что Мартин принципиально отличается от Дрюона при схожести композиций в романах-эпопеях. Прочтя побольше, понял, чем. У Дрюона мир эротичен насквозь. То есть — все влюблены, кто — в женщин, кто — в мужчин, кто — во власть, кто — в войну, кто — в жизнь, кто — в смерть, но в каждом образе — океан чувства, сила эта... Зажечь — в двух фразах. Жалкая, прости Господи, козявка Людовик Сварливый — трогательно эротичен, когда речь заходит о его первой и последней любви, Клеменции Венгерской. Рядом с любимой женщиной — он рыцарь и орел, а она же еще ухитряется в нем все это рассмотреть! Друг друга нашли, понимаешь — полуимпотент этот, тощий, сутулый, женщин боящийся как огня, жеребцом себя ощутил — да и проявил! Пожил, как крутой мужик, последний год перед смертью... А Эдуард Английский со своим Хьюгом — от них тошнить должно бы, а они воспринимаются, как такие же нашедшие друг друга неприкаянные души — и смерти их кажутся ужасными и трагичными, не возмездием ни разу. И это уже не говоря о женщинах Дрюона — той же Маргарите Бургунской (шикарна, чертовка), о милой Мари де Крессе, о той же Изабелле — Французской Волчице! О его мужчинах восхитительных — Робере Артуа, Филиппе Красивом, Филиппе Пуатье... о Гуччо Бальони, который — аршинник, купчишка — выглядит вполне рыцарем, когда дело заходит о чувстве.

И что показательно: Дрюон ведь ни разу, описывая всякие интимные дела, крупных планов не делает. А цепляет со страшной силой — эти мелкие зубки Маргариты, которая зевала, как котенок...

А Мартин описывает все, вплоть до гениталий, очень подробно. И — не цепляет вообще. Видимо, дело в том, что вот так, "как нимфа в лесу отдается фавну", у него никто и не сношается. Чтобы просто для радости. От страсти. От нежности. Потому что девочка бескорыстно нравится. Потому что мужчина бескорыстно восхищает. Нифига! Секс у него — всегда орудие чего-то, к эросу отношения не имеющего. Интриги. Успокоительное. Возбуждающее. Долг. Надо чем-то член занять. Надо подкупить, расположить, время убить... И высокий писательский пилотаж: полностью раскрыв тему сисек, дать понять, что сиськи — это символ чего-то, куда большего, чем просто сиськи, а сиськи как таковые — вроде бы и не интересны особенно... при подробных описаниях тела отсутствуют те самые тонкие точные детали, которые и присущи влюбленному взгляду, те самые мелкие зубки или слишком короткие кудряшки под чепчиком. Причина, заставляющая заниматься сексом, убивает страсть.

Видимо, из-за этого многие женщины считают Мартина "скучным и пошлым". Он не пошлый. Он просто совершенно бесстрастен. Прости мне Бог, все время вспоминается Мясная Лавка: лучшая любовница — это оживленный желанием мужчины труп. С живыми женщинами слишком много хлопот, от них бывает больно — и боль, причиняемую женщинами, Мартин уничтожает на подлете, не дает ей возникнуть. Так появляется Честная Жена Кейтелин, которая настолько Мать, что странно думать о чем-нибудь неприличном. Умершая возлюбленная короля Роберта, Лианна в виде каменной статуи в склепе — Роберту ее можно любить совершенно безопасно, перебирая шлюх и ненавидя жену. Отвратительная Мамаша Лиза Аррен и Злобная Стерва Серсея Ланнистер. Что-то могло бы забрезжить в Дейенерис — но ей было не позволено превратиться в теплую человеческую женщину: сначала она — подчиняющийся ребенок, потом — обожженный войной и предательством Женский Принцип. Можно еще повспоминать всяческих амазонок, как морских, так и сухопутных — напоминающих парней, переодетых женщинами.

Довершает картину Тирион Ланнистер, воспринимающий шлюх как то самое мясо: у них же нет своей воли, они делают то, за что заплачено — а, значит, не смогут по-настоящему нагадить. Нелюбовь автора мешает влюбляться персонажам; зная, что сильные чувства существуют, Мартин декларирует их, не подтверждая ничем, кроме декларации. Похоть в этом мире лишена страсти — она размеренна, как тот самый половой акт с биороботом, и так же ничтожна.

Быть живыми, скрепя сердце, разрешается только маленьким девочкам — но и они выглядят вывихнутыми душами. Скажите мне, что я не прав: дочерям Старков не полагается счастья.

Отношение к детям и отношения с детьми в эпопее тоже весьма характерны. Я уже упоминал, что страстная материнская любовь создает в мире Мартина маленьких монстров; не ставших монстрами силой материнской любви учат убивать воспитатели — вроде бы, дети, воспитанные подальше от матерей, кажутся более безопасными и их желания можно контролировать. Детская дружба в этом мире шатка и неравна.

Невольно вспоминаются Неудачники из романа "Оно" Кинга, собравшиеся через двадцать лет, следуя детской клятве. Кинг вообще удивительно нежно описывает детскую дружбу. Забавно сравнить Неудачников, идущих на смерть ради друг друга двадцать лет спустя — и то, что осталось от детской и юношеской дружбы короля Роберта и Нэда Старка. Статусные игры разделяют в этом мире всех и вся. Что такое статус, здесь понимают и трехлетние — слишком смышленые для своего возраста. Дети, даже играя, самоутверждаются, как и их родители. За играми стоит драма; дети — самые милые и самые несчастные герои Мартина: они — страдальцы или отвратительные твари, без вариантов.