Лучшая ведьма Хогвартса (гет)

Гермионе снился патронус.

Сияющий олень рассекал ночь, отгоняя въевшийся в душу холод от присутствия дементоров. Третий курс дался нелегко, Гермиону весь год мучили кошмары, и лучше всех школьных заклинаний она выучила чары «заглушающий полог», чтобы девочки не просыпались от её криков. Но больше она не плакала и не кричала ночами. Лишь любовалась патронусом-оленем, и от его мощи больно и сладко щемило сердце.

Снилось, как волной света дементоров уносит прочь, а потом олень подходит к ней, опускает голову и тычется в лицо мягким бархатистым носом. Разрешает себя погладить, обнять за шею, прижаться к горячему боку. «Ты прекрасен, — шептала Гермиона. — Передавай привет Гарри».

Этим летом Гермиона думала о Гарри куда больше, чем прежде.

Три года он был её лучшим и единственным другом. Тем, ради кого она терпела лень, бестолковость и грубость Рона, ради кого нарушала школьные правила и даже напала на преподавателя — до сих пор жутко даже вспоминать об этом! Три года она восхищалась своим другом и помогала ему во всём, иногда даже вопреки его желанию, как с «Молнией». Но в ночь спасения Сириуса, в ту ночь, когда они нарушили массу школьных правил и вдобавок кое-какие законы Министерства, когда едва не погибли — и не один раз! — у неё словно глаза открылись. Словно в одно мгновение всё изменилось. Как будто патронус Гарри не только разогнал целую стаю дементоров, но и осветил самые потаённые уголки души Гермионы Грейнджер.

Восхищение, желание помогать во всем, готовность нарушать ради него правила и идти за ним куда угодно… Дружба, да. Но не только.

Больше. Намного больше.

«Я хочу быть с ним всегда». Даже самой себе оказалось очень сложно в этом признаться. «Я… влюбилась?»

А она-то думала, романтические мысли о мальчиках — это для вечно хихикающей Лаванды Браун. Что-то из области слащавых романчиков в мягких обложках, которые Гермиона презирала, даже ни разу не заглянув в подобное чтиво, или глупых мелодрам по телевизору. Но она ведь не такая?

Может, это никакая не влюблённость на самом деле? Может, такой и должна быть настоящая дружба? Но… Вот это тепло, которое разливается в груди при мысли о Гарри, желание то ли пригладить его вечно взлохмаченные вихры, то ли, наоборот, растрепать — лишь бы прикоснуться… Они ведь дружат с первого курса, но раньше ничего такого она не ощущала.

— Гермиона, пора вставать!

— Да, мамочка, сейчас…

Обычно она умывалась быстро, не желая терять ни минуты наступившего дня. Ведь столько всего нужно успеть! Наверное, это странно и даже парадоксально, но хроноворот научил ценить время — каждую минуту, каждую секунду. Она стала физически чувствовать, как эти самые минуты и секунды утекают шуршащей струйкой золотого песка — навсегда, безвозвратно. Ведь, повернув хроноворот, ты не вернешь своё собственное время. Это всего лишь возможность уплотнить жизнь, спрессовать её, как фермеры прессуют рыхлое сено в тюки. Но твоя кровь течет с той же скоростью, с той же скоростью делятся клетки и будут заживать раны, если тебя вдруг ранят… Нет, Гермиона ничуть не жалела, отказываясь в конце года от дополнительных уроков и возвращая бесценный артефакт профессору МакГонагалл. Если посчитать точно, за год она прожила всего-то два месяца лишних, даже меньше, а казалось — лишний год. Это было неправильно.

Но сейчас Гермиона застыла перед зеркалом, разглядывая себя внимательно и, как сама надеялась, беспристрастно.

За год лицо осунулось, а под глазами залегли тени. Она вытянулась и похудела, но зато — нужно ведь искать хорошие стороны, верно? — фигурка стала очень даже неплохая. Талия, грудь, плоский животик, длинные ноги... «Мантия всё это скроет», — оборвала она внезапный сеанс самолюбования. «Останутся волосы, с которыми невозможно сладить — пять расчёсок за год сломала! — и характер, о котором от Рона, например, слова доброго не услышишь. А Гарри… иногда кажется, он вообще не понимает, чем мальчики от девочек отличаются! То есть, конечно, хорошо, что на других девчонок он и не смотрит, но со мной ведёт себя точно так же, как с Роном. Как с другом, а не подругой. Я для них «свой парень» плюс ходячий справочник по домашним заданиям»…

На этом довольно-таки очевидном выводе Гермиона чуть не заплакала. Это оказалось не то чтобы последней каплей — скорее, той самой мыслью, которая окончательно открыла для неё собственные чувства. Стоит понять, что у тебя никаких шансов, чтобы поверить — и в самом деле влюбилась?

— Гермиона, дочка, где ты там? Завтрак стынет!

—Иду, мама!

Тосты с джемом, кофе для мамы, чай для неё… Ей нравился запах кофе, но пить его родители не разрешали — мол, рано ещё. Стимулятор, не для детей, да и зубы от него темнеют. В чашке из тонкого фарфора кружились в вальсе чаинки. Почему-то вспомнилась шарлатанка Трелони: вот бы и вправду чаинки предсказывали будущее! А Гарри наверняка не умеет танцевать. И, скорее всего, никогда бы не поверил, что подруга — умеет и любит. В Хогвартсе это никому не нужно. А в начальной школе были уроки танцев, и Ассоциация стоматологов несколько раз в году устраивает вечеринки с танцами. На Рождественский бал и летние пикники с барбекю родители всегда её берут, ведь там довольно много детей.

—Дочка, что с тобой? Смотришь на свой чай с таким лицом, будто готова утопиться в чашке. — Мама встала, обошла стол и села рядом. — В этот раз ты совсем ничего не рассказываешь о школе — на тебя это так непохоже. Что-то случилось?

— Много чего, — Гермиона развернулась, уткнувшись лицом в мамино тёплое плечо. Она не знала, сумеет ли рассказать родителям о дементорах, о тихом и добром профессоре, едва не сожравшем их под полной луной, о Сириусе Блэке и крысе-Петтигрю. Нет, она не боялась, что родители не поймут… или наоборот — поймут слишком многое и больше не отпустят ее в Хогвартс. Дело в другом: ей самой не хотелось лишний раз вспоминать. Она заслонялась от страшных воспоминаний патронусом Гарри, думала о Гарри, а то, что случилось… Пусть остаётся в прошлом. В конце концов, проблема-то в другом.— Мама, я… — она подняла голову, вгляделась в ожидающее, слегка встревоженное лицо. — Я думаю, что… Понимаешь, есть один мальчик…

Эмма Грейнджер тихо рассмеялась.

— Ох, Гермиона! Я-то уж невесть каких страхов навыдумывала, с этим вашим волшебством. Значит, мальчик? И как его зовут? Кто он?

— Ты знаешь — я о нём писала, — Гермиона чувствовала, что неудержимо краснеет. — Гарри Поттер. Мой друг, лучший друг. Только, мама… мне кажется, я его люблю.

— Что ж, тебе скоро пятнадцать, пора бы и влюбиться, — мама улыбалась светло, нежно и мечтательно. — Знаешь, мы с твоим папой…

— Мама! — Гермиона чуть не плакала. — Да, я знаю, что вы с папой дружили с детства! И что тебе было как раз пятнадцать, когда он признался, что ты ему нравишься, и предложил встречаться. Я даже помню, что это случилось на школьном Рождественском балу! Я, в конце концов, смотрела семейные фото не один раз. Но, мама, мы с Гарри дружим совсем не так, как вы с папой. Он никогда мне такого не скажет! — Она все-таки расплакалась, заливая слезами мамину блузку и чувствуя себя не впервые влюбившейся почти взрослой девушкой, а маленькой и очень-очень несчастной девочкой.

Эмма гладила её по растрепавшимся волосам, обнимала и молчала. Так бывало всегда, когда дочка сильно расстраивалась. «Нужно выплакаться, — говорила она. — Вот увидишь — станет легче, ты сможешь спокойно всё обдумать, и почти наверняка окажется, что всё не так сложно, как тебе казалось». Эмма Грейнджер считала, что добрая половина проблем вообще имеет тенденцию рассасываться самостоятельно, если на них не зацикливаться. А вот с другой половиной следует разбираться решительно и безотлагательно, напрягая все доступные силы. Главное — не перепутать.

Когда рыдания стихли, Эмма протянула дочери платок и предложила:

— Вот что, дочка. Сейчас ты умоешься, я позвоню папе, чтобы он подменил меня сегодня на работе, и мы с тобой спокойно всё обсудим.

Гермиона знала, что обычно папа с мамой работают в одну смену. Но хотя бы в первые дни её каникул родители старались устраивать всё так, чтобы кто-то оставался дома, с ней. Она даже как-то сказала, что уже не маленькая, и вовсе незачем так её опекать — на что папа щелкнул её по носу и заявил, что даже взрослые могут скучать по любимым людям. И она не стала спорить. Ей-то точно так лучше — она успевала вволю поболтать и с мамой, и с папой.

Рассказывала Гермиона долго. О том, что Гарри вечно нарушает правила и влипает в приключения, но далеко не всегда это происходит по его вине, просто события так неудачно складываются. О том, как ему в таких случаях нужна её помощь. И как её раздражает, что Гарри и Рон слишком привыкли к её помощи и считают нормальным списать у неё эссе, хотя она всё-таки старается, чтобы мальчишки занимались сами. И о том, что она сама не заметила, как Гарри стал для неё больше, чем просто другом.

Когда дочь замолчала, Эмма покачала головой:

— Но ведь всё это не главное. Гарри тебе нравится, но почему это заставляет тебя плакать?

— Потому что для него без разницы, я или Рон! Всего лишь товарищи по приключениям! Потому что он считает меня умной, но вообще не видит во мне девушку! Хотя… он вообще, кажется, на девочек не смотрит… Мама, а вдруг он… ну…

Не зная, как озвучить пришедшее на ум ужасное предположение, Гермиона замолчала. Эмма негромко рассмеялась:

— Ему ведь всего четырнадцать, или даже пока тринадцать? Мальчики взрослеют позже девочек. Очень может быть, что как раз в этом году он наконец-то оглянётся вокруг и вдруг увидит совершенно новый для него вид гомо сапиенс — девушек. И вот тогда, дочка, хватай его первой, а то уведут! Судя по тому, что ты о нём рассказывала, желающих может оказаться немало.

— Джинни, сестра Рона, в него чуть ли не с пелёнок влюблена, потому что он герой, — невпопад ляпнула Гермиона. — Мама, но если он видит во мне только друга?! Вдруг я… ну, испорчу эту дружбу? Сделаю только хуже? И вообще… Ты сама сколько раз мне объясняла, как трудно изменить уже сложившееся впечатление. А у него это впечатление три года закреплялось!

— Ерунда! Из верных друзей, дочка, получаются прекрасные семьи — погляди на нас с папой. В любви, как и в дружбе, главное — доверие и поддержка. Если это у вас уже есть, считай, полдела сделано.

— А как же… ну, влечение? Страсть?

Доктор Эмма Грейнджер тяжко вздохнула:

— Спроси еще — физиология. Гермиона, если за страстью и влечением не стоит доверие и уважение, паре может быть очень хорошо в постели, но семьи у них не получится. Если мужчина и женщина не понимают друг друга, не готовы поддержать во всём, как они будут терпеть друг друга всю жизнь? Вот, например, Рон, ваш с Гарри друг. Представь себе на минутку, что ты почувствовала влечение не к Гарри, а к нему. Представь, что он тебе ответил взаимностью, и между вами вспыхнула та самая страсть, о которой пишут в романах. Ты говорила, он постоянно дразнит тебя заучкой и зубрилой, а сам интересуется только вашим магическим спортом. Как думаешь, если вдруг окажется, что вы подходите друг другу в постели, это поможет вам стать семьёй? Представь ваши совместные завтраки и ужины, семейные выходные, отпуска…

С минуту стояла тишина: Гермиона сосредоточенно размышляла. Даже глаза прикрыла, чтобы ярче представлять.

— Да ни за что! Мама, я всё поняла, не нужно больше таких примеров! Всю жизнь с таким идиотом?! И вообще, мне нужен только Гарри! Я… я готова его добиваться! Но пока что нужна ему только как друг… А вдруг он влюбится в другую? Вдруг я… ну, не его тип или как-то так?

— Если он дружит с тобой, какая-то симпатия точно есть. Поверь, милая, никакие совместные шалости и приключения не заставят постоянно быть рядом с человеком, который тебе неприятен. Наоборот, такая дружба, как у вас, должна отлично сближать.

— Ну да, а мы с Роном?

—А вас с Роном, если я верно понимаю, связывает Гарри. Не будь его, вы бы и близко друг к другу не подошли.

— Он бы подошел — домашку списать! — Гермиона презрительно фыркнула, а Эмма даже не стала ничего говорить: все и так очевидно. — Значит, ты считаешь, я тоже могу ему понравиться?

Гермиона глядела на маму и ждала ответа, снова ощущая себя маленькой и несчастной. За три года в Хогвартсе она привыкла к самостоятельности, привыкла искать ответы в книгах. Но какая книга расскажет, как понравиться мальчику?! Нет, она знала, что есть и такие. Только это, по большей части, ерунда для дурочек. Всё равно что «Сто советов как стать миллионером» (совет первый: напишите книгу о том, как стать миллионером, и продавайте — наверняка найдётся достаточно дураков, которые купят).

Покачав головой, Эмма улыбнулась, забрала у дочери платок и вытерла ей слёзы.

— Думаю, на сегодня у тебя шансов гораздо больше, чем у любой другой девушки. А дальше… Он тебе нужен? Значит, ты должна его добиться. Заставь его понять, что и ты ему нужна. Ты три года была с ним рядом, знаешь его лучше всех, так используй своё преимущество!

—Но как?!

— А это уже второй вопрос, — решительно ответила доктор Эмма Грейнджер. — И этим вопросом мы с тобой займёмся очень тщательно.