Лучшая ведьма Хогвартса (гет)

Гермионе снился патронус.

Сияющий олень рассекал ночь, отгоняя въевшийся в душу холод от присутствия дементоров. Третий курс дался нелегко, Гермиону весь год мучили кошмары, и лучше всех школьных заклинаний она выучила чары «заглушающий полог», чтобы девочки не просыпались от её криков. Но больше она не плакала и не кричала ночами. Лишь любовалась патронусом-оленем, и от его мощи больно и сладко щемило сердце.

Снилось, как волной света дементоров уносит прочь, а потом олень подходит к ней, опускает голову и тычется в лицо мягким бархатистым носом. Разрешает себя погладить, обнять за шею, прижаться к горячему боку. «Ты прекрасен, — шептала Гермиона. — Передавай привет Гарри».

Этим летом Гермиона думала о Гарри куда больше, чем прежде.

Три года он был её лучшим и единственным другом. Тем, ради кого она терпела лень, бестолковость и грубость Рона, ради кого нарушала школьные правила и даже напала на преподавателя — до сих пор жутко даже вспоминать об этом! Три года она восхищалась своим другом и помогала ему во всём, иногда даже вопреки его желанию, как с «Молнией». Но в ночь спасения Сириуса, в ту ночь, когда они нарушили массу школьных правил и вдобавок кое-какие законы Министерства, когда едва не погибли — и не один раз! — у неё словно глаза открылись. Словно в одно мгновение всё изменилось. Как будто патронус Гарри не только разогнал целую стаю дементоров, но и осветил самые потаённые уголки души Гермионы Грейнджер.

Восхищение, желание помогать во всем, готовность нарушать ради него правила и идти за ним куда угодно… Дружба, да. Но не только.

Больше. Намного больше.

«Я хочу быть с ним всегда». Даже самой себе оказалось очень сложно в этом признаться. «Я… влюбилась?»

А она-то думала, романтические мысли о мальчиках — это для вечно хихикающей Лаванды Браун. Что-то из области слащавых романчиков в мягких обложках, которые Гермиона презирала, даже ни разу не заглянув в подобное чтиво, или глупых мелодрам по телевизору. Но она ведь не такая?

Может, это никакая не влюблённость на самом деле? Может, такой и должна быть настоящая дружба? Но… Вот это тепло, которое разливается в груди при мысли о Гарри, желание то ли пригладить его вечно взлохмаченные вихры, то ли, наоборот, растрепать — лишь бы прикоснуться… Они ведь дружат с первого курса, но раньше ничего такого она не ощущала.

— Гермиона, пора вставать!

— Да, мамочка, сейчас…

Обычно она умывалась быстро, не желая терять ни минуты наступившего дня. Ведь столько всего нужно успеть! Наверное, это странно и даже парадоксально, но хроноворот научил ценить время — каждую минуту, каждую секунду. Она стала физически чувствовать, как эти самые минуты и секунды утекают шуршащей струйкой золотого песка — навсегда, безвозвратно. Ведь, повернув хроноворот, ты не вернешь своё собственное время. Это всего лишь возможность уплотнить жизнь, спрессовать её, как фермеры прессуют рыхлое сено в тюки. Но твоя кровь течет с той же скоростью, с той же скоростью делятся клетки и будут заживать раны, если тебя вдруг ранят… Нет, Гермиона ничуть не жалела, отказываясь в конце года от дополнительных уроков и возвращая бесценный артефакт профессору МакГонагалл. Если посчитать точно, за год она прожила всего-то два месяца лишних, даже меньше, а казалось — лишний год. Это было неправильно.

Но сейчас Гермиона застыла перед зеркалом, разглядывая себя внимательно и, как сама надеялась, беспристрастно.

За год лицо осунулось, а под глазами залегли тени. Она вытянулась и похудела, но зато — нужно ведь искать хорошие стороны, верно? — фигурка стала очень даже неплохая. Талия, грудь, плоский животик, длинные ноги... «Мантия всё это скроет», — оборвала она внезапный сеанс самолюбования. «Останутся волосы, с которыми невозможно сладить — пять расчёсок за год сломала! — и характер, о котором от Рона, например, слова доброго не услышишь. А Гарри… иногда кажется, он вообще не понимает, чем мальчики от девочек отличаются! То есть, конечно, хорошо, что на других девчонок он и не смотрит, но со мной ведёт себя точно так же, как с Роном. Как с другом, а не подругой. Я для них «свой парень» плюс ходячий справочник по домашним заданиям»…

На этом довольно-таки очевидном выводе Гермиона чуть не заплакала. Это оказалось не то чтобы последней каплей — скорее, той самой мыслью, которая окончательно открыла для неё собственные чувства. Стоит понять, что у тебя никаких шансов, чтобы поверить — и в самом деле влюбилась?

— Гермиона, дочка, где ты там? Завтрак стынет!

—Иду, мама!

Тосты с джемом, кофе для мамы, чай для неё… Ей нравился запах кофе, но пить его родители не разрешали — мол, рано ещё. Стимулятор, не для детей, да и зубы от него темнеют. В чашке из тонкого фарфора кружились в вальсе чаинки. Почему-то вспомнилась шарлатанка Трелони: вот бы и вправду чаинки предсказывали будущее! А Гарри наверняка не умеет танцевать. И, скорее всего, никогда бы не поверил, что подруга — умеет и любит. В Хогвартсе это никому не нужно. А в начальной школе были уроки танцев, и Ассоциация стоматологов несколько раз в году устраивает вечеринки с танцами. На Рождественский бал и летние пикники с барбекю родители всегда её берут, ведь там довольно много детей.

—Дочка, что с тобой? Смотришь на свой чай с таким лицом, будто готова утопиться в чашке. — Мама встала, обошла стол и села рядом. — В этот раз ты совсем ничего не рассказываешь о школе — на тебя это так непохоже. Что-то случилось?

— Много чего, — Гермиона развернулась, уткнувшись лицом в мамино тёплое плечо. Она не знала, сумеет ли рассказать родителям о дементорах, о тихом и добром профессоре, едва не сожравшем их под полной луной, о Сириусе Блэке и крысе-Петтигрю. Нет, она не боялась, что родители не поймут… или наоборот — поймут слишком многое и больше не отпустят ее в Хогвартс. Дело в другом: ей самой не хотелось лишний раз вспоминать. Она заслонялась от страшных воспоминаний патронусом Гарри, думала о Гарри, а то, что случилось… Пусть остаётся в прошлом. В конце концов, проблема-то в другом.— Мама, я… — она подняла голову, вгляделась в ожидающее, слегка встревоженное лицо. — Я думаю, что… Понимаешь, есть один мальчик…

Эмма Грейнджер тихо рассмеялась.

— Ох, Гермиона! Я-то уж невесть каких страхов навыдумывала, с этим вашим волшебством. Значит, мальчик? И как его зовут? Кто он?

— Ты знаешь — я о нём писала, — Гермиона чувствовала, что неудержимо краснеет. — Гарри Поттер. Мой друг, лучший друг. Только, мама… мне кажется, я его люблю.

— Что ж, тебе скоро пятнадцать, пора бы и влюбиться, — мама улыбалась светло, нежно и мечтательно. — Знаешь, мы с твоим папой…

— Мама! — Гермиона чуть не плакала. — Да, я знаю, что вы с папой дружили с детства! И что тебе было как раз пятнадцать, когда он признался, что ты ему нравишься, и предложил встречаться. Я даже помню, что это случилось на школьном Рождественском балу! Я, в конце концов, смотрела семейные фото не один раз. Но, мама, мы с Гарри дружим совсем не так, как вы с папой. Он никогда мне такого не скажет! — Она все-таки расплакалась, заливая слезами мамину блузку и чувствуя себя не впервые влюбившейся почти взрослой девушкой, а маленькой и очень-очень несчастной девочкой.

Эмма гладила её по растрепавшимся волосам, обнимала и молчала. Так бывало всегда, когда дочка сильно расстраивалась. «Нужно выплакаться, — говорила она. — Вот увидишь — станет легче, ты сможешь спокойно всё обдумать, и почти наверняка окажется, что всё не так сложно, как тебе казалось». Эмма Грейнджер считала, что добрая половина проблем вообще имеет тенденцию рассасываться самостоятельно, если на них не зацикливаться. А вот с другой половиной следует разбираться решительно и безотлагательно, напрягая все доступные силы. Главное — не перепутать.

Когда рыдания стихли, Эмма протянула дочери платок и предложила:

— Вот что, дочка. Сейчас ты умоешься, я позвоню папе, чтобы он подменил меня сегодня на работе, и мы с тобой спокойно всё обсудим.

Гермиона знала, что обычно папа с мамой работают в одну смену. Но хотя бы в первые дни её каникул родители старались устраивать всё так, чтобы кто-то оставался дома, с ней. Она даже как-то сказала, что уже не маленькая, и вовсе незачем так её опекать — на что папа щелкнул её по носу и заявил, что даже взрослые могут скучать по любимым людям. И она не стала спорить. Ей-то точно так лучше — она успевала вволю поболтать и с мамой, и с папой.

Рассказывала Гермиона долго. О том, что Гарри вечно нарушает правила и влипает в приключения, но далеко не всегда это происходит по его вине, просто события так неудачно складываются. О том, как ему в таких случаях нужна её помощь. И как её раздражает, что Гарри и Рон слишком привыкли к её помощи и считают нормальным списать у неё эссе, хотя она всё-таки старается, чтобы мальчишки занимались сами. И о том, что она сама не заметила, как Гарри стал для неё больше, чем просто другом.

Когда дочь замолчала, Эмма покачала головой:

— Но ведь всё это не главное. Гарри тебе нравится, но почему это заставляет тебя плакать?

— Потому что для него без разницы, я или Рон! Всего лишь товарищи по приключениям! Потому что он считает меня умной, но вообще не видит во мне девушку! Хотя… он вообще, кажется, на девочек не смотрит… Мама, а вдруг он… ну…

Не зная, как озвучить пришедшее на ум ужасное предположение, Гермиона замолчала. Эмма негромко рассмеялась:

— Ему ведь всего четырнадцать, или даже пока тринадцать? Мальчики взрослеют позже девочек. Очень может быть, что как раз в этом году он наконец-то оглянётся вокруг и вдруг увидит совершенно новый для него вид гомо сапиенс — девушек. И вот тогда, дочка, хватай его первой, а то уведут! Судя по тому, что ты о нём рассказывала, желающих может оказаться немало.

— Джинни, сестра Рона, в него чуть ли не с пелёнок влюблена, потому что он герой, — невпопад ляпнула Гермиона. — Мама, но если он видит во мне только друга?! Вдруг я… ну, испорчу эту дружбу? Сделаю только хуже? И вообще… Ты сама сколько раз мне объясняла, как трудно изменить уже сложившееся впечатление. А у него это впечатление три года закреплялось!

— Ерунда! Из верных друзей, дочка, получаются прекрасные семьи — погляди на нас с папой. В любви, как и в дружбе, главное — доверие и поддержка. Если это у вас уже есть, считай, полдела сделано.

— А как же… ну, влечение? Страсть?

Доктор Эмма Грейнджер тяжко вздохнула:

— Спроси еще — физиология. Гермиона, если за страстью и влечением не стоит доверие и уважение, паре может быть очень хорошо в постели, но семьи у них не получится. Если мужчина и женщина не понимают друг друга, не готовы поддержать во всём, как они будут терпеть друг друга всю жизнь? Вот, например, Рон, ваш с Гарри друг. Представь себе на минутку, что ты почувствовала влечение не к Гарри, а к нему. Представь, что он тебе ответил взаимностью, и между вами вспыхнула та самая страсть, о которой пишут в романах. Ты говорила, он постоянно дразнит тебя заучкой и зубрилой, а сам интересуется только вашим магическим спортом. Как думаешь, если вдруг окажется, что вы подходите друг другу в постели, это поможет вам стать семьёй? Представь ваши совместные завтраки и ужины, семейные выходные, отпуска…

С минуту стояла тишина: Гермиона сосредоточенно размышляла. Даже глаза прикрыла, чтобы ярче представлять.

— Да ни за что! Мама, я всё поняла, не нужно больше таких примеров! Всю жизнь с таким идиотом?! И вообще, мне нужен только Гарри! Я… я готова его добиваться! Но пока что нужна ему только как друг… А вдруг он влюбится в другую? Вдруг я… ну, не его тип или как-то так?

— Если он дружит с тобой, какая-то симпатия точно есть. Поверь, милая, никакие совместные шалости и приключения не заставят постоянно быть рядом с человеком, который тебе неприятен. Наоборот, такая дружба, как у вас, должна отлично сближать.

— Ну да, а мы с Роном?

—А вас с Роном, если я верно понимаю, связывает Гарри. Не будь его, вы бы и близко друг к другу не подошли.

— Он бы подошел — домашку списать! — Гермиона презрительно фыркнула, а Эмма даже не стала ничего говорить: все и так очевидно. — Значит, ты считаешь, я тоже могу ему понравиться?

Гермиона глядела на маму и ждала ответа, снова ощущая себя маленькой и несчастной. За три года в Хогвартсе она привыкла к самостоятельности, привыкла искать ответы в книгах. Но какая книга расскажет, как понравиться мальчику?! Нет, она знала, что есть и такие. Только это, по большей части, ерунда для дурочек. Всё равно что «Сто советов как стать миллионером» (совет первый: напишите книгу о том, как стать миллионером, и продавайте — наверняка найдётся достаточно дураков, которые купят).

Покачав головой, Эмма улыбнулась, забрала у дочери платок и вытерла ей слёзы.

— Думаю, на сегодня у тебя шансов гораздо больше, чем у любой другой девушки. А дальше… Он тебе нужен? Значит, ты должна его добиться. Заставь его понять, что и ты ему нужна. Ты три года была с ним рядом, знаешь его лучше всех, так используй своё преимущество!

—Но как?!

— А это уже второй вопрос, — решительно ответила доктор Эмма Грейнджер. — И этим вопросом мы с тобой займёмся очень тщательно.

Точно так же у Гермионы происходило с учебой: она могла сколько угодно бояться, но стоило поставить перед собой чёткую цель, и паника уходила. Есть цель — будет и план. А стоит разложить огромный объём работы по пунктам и расписать в ежедневнике, как тут же окажется, что на каждый день выпадает вполне посильная ноша.

Предмет, правда, слишком уж новый: «Как влюбить в себя лучшего друга». Изучение факультативное, пересдача не предусмотрена, зато с учебным планом поможет мама.

Гермиона достала чистый ежедневник.

— Я оставлю его дома, ещё не хватало, чтобы кто-нибудь в школе прочёл. А на рождественских каникулах отмечу, что сделано, и скорректирую план. Итак, с чего начать?

Эмма улыбнулась. Когда дочка впадала вот в такое целеустремленное настроение, это смотрелось немного забавно, потому что детям не свойственно подробно и вдумчиво подходить к своей жизни. Но в будущем Гермионе пригодится привычка к разумному планированию.

— Начни с целей. Главная — добиться любви Гарри, так?

— Так. И я совершенно не представляю, как это сделать!

— Так же, как готовишься к экзаменам: наметить несколько промежуточных целей и сосредоточиться на них. Гляди: чтобы Гарри в тебя влюбился, для начала он должен понять, что рядом — не «свой парень Гермиона», а девочка. Причём очень даже симпатичная. В «своих парней» не влюбляются, верно?

— Но я совсем не симпатичная! — Гермиона сердито дёрнула за упавшую на лицо пышную прядь. — Нет, я, наверное, очень даже ничего, если надеть лёгкое платье или шорты с топиком, но школьная форма! Мантия! На виду остаётся только эта дурацкая грива и бобриные зубы.

— Пиши, — Эмма постучала ногтем по раскрытому ежедневнику. — На левой странице: «Цели». Справа: «Проблемы».

— «Цели», — повторила Гермиона. — Добиться любви Гарри. Показать ему, что я девочка. М-м-м, — она подняла взгляд. — Поработать над внешностью?

— Это первое направление, — подтвердила Эмма. — И не забывай: точно сформулировать проблему — первый шаг к решению.

— «Проблемы», — Гермиона перешла на другую страницу. — Внешность. Сделать что-нибудь с причёской. И, мама… я помню, как вы с папой ругались, когда я попросила вас уменьшить мне зубы. Но, может, есть магические способы? Я хочу выяснить. Вы ведь не будете против? Пожалуйста!

— Что ж, если найдёшь безвредный способ…

— Отлично! Спасибо, мамочка, я люблю тебя!

Эмма покачала головой.

— Впиши сюда ещё один пункт: «одежда». Давай пройдёмся с тобой по волшебным магазинам и посмотрим, в чём ходят красивые ведьмы. Ведь, кроме уроков, в Хогвартсе есть и выходные, так? И в ту деревню, Хогсмид, ты не обязана идти в школьной форме?

— Мама, ты гений!

— Я всего лишь умею раскладывать проблему на составляющие. Кстати, я уверена, что в Косом переулке могут подсказать ещё что-нибудь полезное. Нужно только не стесняться спрашивать.

Гермиона кивнула и вписала под строчкой «одежда» следующий пункт: «Спросить в Косом переулке о волшебных косметических средствах».

— Дальше?

— Дальше — сложнее. Подумай, что ещё мешает Гарри заметить, что ты — девочка?

Гермиона выразительно пожала плечами:

— Мы ведь уже решили: то, что он вообще не знает, чем девочки от мальчиков отличаются.

— А ты? — вздохнула Эмма. — Прости, дочка, но если судить по твоим рассказам о ваших приключениях, ты тоже этого не понимаешь. Может, это тоже часть твоей проблемы? Ты хоть раз показала Гарри свою слабость? Дала ему понять, что нуждаешься в помощи?

— Обычно в помощи нуждается он, — пробормотала Гермиона.

— Пусть так. И ты молодец, что не бросаешь друга в беде. Но если уж хочешь стать для Гарри не только другом, но и девушкой, приучи его и относиться к тебе, как к девушке. Хоть раз он помог тебе нести сумку? Поднёс книги в библиотеке? Угостил шоколадкой, когда ты грустила? Хотя бы раз придержал перед тобой дверь?

Эмма смотрела в растерянное лицо дочери и ругала себя: похоже, они с Дэном слишком успешно учили дочь быть сильной и самостоятельной, раз она совсем не понимает, когда можно и даже нужно проявить слабость. То, что поможет в учёбе, а позже и в карьере, в личной жизни только навредит. Ну что ж, к счастью, ещё не поздно всё исправить. Первая любовь — отличная мотивация для девочки.

— Беда в том, что мальчики тоже обычно не понимают, когда и как стоит немного поухаживать за девочкой. Но, знаешь, — она лукаво улыбнулась, — если мальчик умный и ты ему нравишься, он легко обучается всем этим маленьким хитростям, нужно лишь подсказать. Только не прямо, конечно: он должен думать, что дошёл до всего сам. Хотя иногда они такие тугодумы, что это невероятно раздражает! Твоему папе понадобилось довольно много времени, пока он запомнил, что меня можно задобрить чизкейком или сливочным мороженым, но ни в коем случае не кока-колой.

Гермиона вздохнула и вписала в «Проблемы» сразу две строчки: «я не умею быть девушкой» и «Гарри не знает, как вести себя с девушками». Постучала себя ручкой по губам, как поступала, лишь очень глубоко задумавшись, и заметила:

— Может, это и к лучшему. Если подумать, мне кажется, с Гарри заигрывает не только Джинни. Парвати всегда старается столкнуться с ним в дверях и при этом глупо хихикает, а две девочки с Хаффлпаффа — мы вместе занимаемся на гербологии — просто едят его взглядами! И это я ещё не присматривалась!

Эмма подавила улыбку. Соперницы — тоже неплохой стимул.

— Что ж, если я правильно поняла, твой Гарри — знаменитость. А значит, у него должны быть поклонницы. К сожалению, от них никуда не денешься.

— Нет уж! Разве они три года поддерживали Гарри во всём, были рядом в его сумасбродных приключениях, помогали с домашними заданиями? Им всё равно, Гарри это или какой-нибудь… Локхарт! — Гермиона почти выплюнула это имя. — Им нужна его слава, а не он сам!

— Итак, ещё одна проблема? — подсказала Эмма. — Ты не одинока в погоне за ценным призом по имени Гарри?

— По фамилии Поттер, раз уж речь зашла о его славе. И что с ними делать, не драться же?

— Помнить о них, но не подавать вида. Здесь тонкий момент, дочка: Гарри не должен думать, что ты предъявляешь на него права. Мужчины любят свободу и не любят, когда решают за них. Это он должен завоёвывать тебя, а не ты его. То, что само упало в руки, не ценят. Кстати, не потому ли Гарри и Рон не слишком ценят твою помощь с уроками?

— Но я же не могу… — осекшись, Гермиона подняла на мать удивленный взгляд. — Если я перестану тянуть их и пинать, напоминать о домашних заданиях и о том, что пора готовиться к экзаменам…

— Они скатятся, — кивнула Эмма. — И, возможно, поймут, сколько ты для них делала.

— Страшно подумать, сколько баллов они потеряют.

— Пусть теряют. Чем ощутимей выйдет разница, тем лучше, правда?

— Но, мама! А как же факультетское соревнование?!

«Ещё одна наша с Дэном ошибка, — мысленно вздохнула Эмма.— Чрезмерная ответственность. Гермиона должна научиться отвечать за себя, а не за всех вокруг».

— Дочка, ты уж реши, что для тебя важнее: кубок факультета, который ещё год будет стоять в кабинете вашего декана, или мальчик, с которым ты хочешь провести вместе всю жизнь? Если чем-то одним придется пожертвовать ради другого, что ты выберешь?

— Мама! Разве можно сравнивать!

— А что ты сейчас делала? «Я буду навязывать парню свою помощь, пусть он считает меня назойливой и мечтает избавиться от моей заботы вместо того, чтобы ценить её, зато факультет не потеряет в баллах».

Гермиона застыла. Эмма молчала: дочери явно нужно обдумать эту мысль, может быть, вспомнить и заново понять какие-нибудь слова или поступки Гарри, вызванные чрезмерной опекой. Гермиона настолько серьёзно относится к учебе, что наверняка не раз и не два заставляла мальчишек чувствовать себя тупыми, ленивыми и во всём уступающими девчонке. Мальчикам такое не нравится. А если вдруг нравится, из таких мальчиков получаются никуда не годные мужья.

— Ты права, мама, — Гермиона со стоном спрятала лицо в ладонях. — Я… Почему я сама не видела? Как они меня ещё терпят?! Я идиотка!

Эмма с удовлетворением смотрела, как дочь пишет: «Буду помогать ребятам с учёбой, только когда они сами попросят!»

Склонившихся над ежедневником Эмму и Гермиону отвлёк громкий стук в окно. На карнизе сидела красивая белоснежная сова.

— Хедвиг! — Гермиона вскочила и бросилась открывать окно. — Письмо от Гарри! Интересно, как он там?

Эмма налила в блюдце воды и достала из холодильника несколько ломтиков бекона. Полярная сова Гарри Поттера не раз приносила Грейнджерам письма от Гермионы, и Дэн с Эммой давно научились не вздрагивать, когда крупная хищная птица щёлкала клювом у них перед носом, намекая, что ждёт угощения.

— Держи, милая. Отдохни пока, Гермиона наверняка захочет написать ответ. Знаешь, она скучает по твоему хозяину.

Гермиона подняла голову от письма.

— Ты её угостила? Спасибо, мам. Гарри просит отправить её обратно вечером, чтобы его родственники не нервничали. Полярная сова в пригороде Лондона слишком заметна. Мама, я сбегаю в магазин, ладно? Куплю печенья для Гарри. Тётя его совсем не закармливает.

— Конечно, моя дорогая, — Эмма проводила взглядом убежавшую дочку, предложила сове ещё бекона и задумалась. Гермиона была сама не своя с тех пор, как вернулась из Хогвартса, а последние несколько дней на ней и вовсе лица не было. Наконец-то она созрела до мысли поделиться своими проблемами, ведь они с Дэном уже не знали, что и думать. И как же хорошо, что в этих проблемах Эмма может ей помочь!

Эмма Грейнджер всегда была близка с дочерью, но с тех пор, как та уехала в Хогвартс, что-то изменилось. «Там совсем другой мир, мама», — говорила Гермиона, и Эмма, слушая её рассказы, соглашалась с этим определением. Другой мир. Если можешь одним движением палочки сотворить свет, воду, высушить и починить одежду, превратить старую вещь в новую, сделать иголку из спички или пуговицу из жука, если многие лекарства можно сварить самому, а не покупать в аптеке… а главное, если твой рабочий инструмент на все случаи жизни — ещё и оружие, и все вокруг тоже ходят с оружием и в любой миг могут наслать порчу или проклятье… Правила жизни в таком мире просто обязаны быть другими. Эмму крайне удивляло, что в Хогвартсе нет предмета, где учили бы детей из обычных семей жить рядом с волшебниками. Правда, Гермиона не поняла, когда Эмма поделилась своим недоумением с ней. «Зачем, мама? Волшебники просто отстали от обычного мира. Это из-за Статута Секретности, но теперь в их мир приходит всё больше магглорождённых, и со временем всё станет как надо». Тогда Эмма не стала спорить, решила вернуться к этому разговору, когда дочка подрастёт и, чего уж там, поумнеет. Теперь, наверное, пора.

Да, доктор Эмма Грейнджер тоже любила составлять планы; собственно говоря, эту весьма полезную привычку Гермиона переняла у неё. Вот только в ежедневнике Эммы были лишь записи о пациентах и времени приема, даты конференций и квалификационных курсов, телефоны коллег и друзей — только рабочее. То, что касалось семьи, она предпочитала держать в голове. В конце концов, хорошая мать должна говорить с дочкой о мальчиках, семейной жизни, дальнейшей учебе и о чём угодно ещё не в заранее запланированный день, а когда дочка готова к разговору.

Все прежние посещения Косого переулка проходили по одному сценарию. Сначала поменять фунты на галлеоны, а потом, сверяясь со школьным списком, обойти магазины, которые показала перед первым курсом профессор МакГонагалл: «Мантии на все случаи жизни» мадам Малкин, аптека Малпеппера, лавка письменных принадлежностей и, напоследок, любимый магазин Гермионы — «Флориш и Блоттс». Перед третьим курсом был ещё «Волшебный зверинец», но, если подумать, тогда она собиралась купить сову — вроде бы подарок, но исключительно прагматичный. Хорошо, что ей тогда попался Живоглотик!

Оказаться здесь без твёрдого, заранее расписанного плана, без утверждённого школой списка покупок оказалось непривычно. Странно и даже немного страшновато. Начать с того, что Гермиона даже приблизительно не представляла, сколько им может понадобиться денег!

— Скажите, пожалуйста, — обратилась она к гоблину, у которого они меняли фунты, — а у вас есть какие-нибудь аналоги маггловских банковских карт? То есть, если я не знаю, сколько потрачу…

Гоблин посмотрел с таким выражением, что Гермиона замолчала, не договорив — а такое с ней случалось крайне редко.

— Наше дело — выдать вам деньги, сколько скажете. А как вы будете их таскать, уже не наши проблемы. Вы ведь волшебники с волшебными палочками, а не мы! — Галлеоны со звоном рассыпались по широкой мраморной стойке, и Гермиона торопливо смахнула их в подставленную мамой сумочку.

Из банка они вышли задумчивые.

— Похоже, гоблины не любят волшебников, — заметила миссис Грейнджер. — Но неужели здесь нет магазина, где продают какие-нибудь волшебные кошельки?

Гермиона только вздохнула — она понятия не имела, какие здесь вообще есть магазины, и что есть ещё, кроме магазинов. Ну, не считая Дырявого Котла и кафе Фортескью. И Гринготтса. А ведь наверняка есть, Косой переулок — типичная торговая улица, а значит, здесь должны быть кафе, чайные, ресторанчики, ателье, салоны… «Будь смелее», — подстегнула она себя и обратилась к проходившей мимо женщине средних лет, полноватой, с лицом подобрее, чем у прочих спешащих по делам ведьм и волшебников:

— Простите, мадам, вы не подскажете? Нам нужен магазин, где продают волшебные кошельки или сумки. Или… в общем, чтобы я могла сложить и сама унести много покупок.

— Вы, деточка, магглорождённая? — ведьма окинула проницательным взором сначала Гермиону, догадавшуюся накинуть мантию, а затем и миссис Грейнджер, одетую в обычное платье. — Хогвартс? Какой курс?

— На четвёртый пойду, — что-то в голосе незнакомки прозвучало такое… неопределимое, но заставившее смутиться и ответить, хотя, казалось бы, какое ей дело?! А ведьма между тем покачала головой:

— Отчего-то кажется мне, милое дитя, что вам нужна не только волшебная сумочка. Пойдёмте-ка со мной. Здесь неподалеку моя добрая подруга держит кондитерскую. Посидим, поговорим. Там тихо и никто не помешает.

Кондитерская оказалась совсем крохотной, не то, что у Фортескью. В тесном торговом зальчике стоял единственный столик, за ним сидела, болтая ногами, девчушка лет шести и поедала огромный кусок торта. Гермиона растерялась: где здесь можно «посидеть, поговорить»? Но хозяйка кондитерской, обняв подругу и о чем-то с ней пошептавшись, махнула палочкой, и в стене появилась дверь.

— Проходите. Чаю? Есть ежевичный пирог, яблочные булочки, кексы лимонные и апельсиновые…

— Китти, нам твой изумительный пирог с карамелью. Чую, он вот-вот поспеет!

Гермиона принюхалась, постаравшись сделать это незаметно, но разве можно унюхать какой-то особенный пирог в витавших здесь ароматах сдобы, ванили, яблок и свежей выпечки? По правде сказать, пахло так вкусно, что она с удовольствием бы перепробовала всё!

— Четверть часа, — ничуть не удивившись, объявила хозяйка. — Если твои гости не торопятся…

— Мы не торопимся, — миссис Грейнджер улыбнулась. — Благодарю вас.

За дверью оказался небольшой зал, светлый и очень уютный. Так и хотелось устроиться у окна, за накрытым бежевой скатертью круглым столиком, пить чай с булочками или пирогом и никуда не торопиться.

— Чувствуете чары уюта? — заговорщицким шепотом поинтересовалась ведьма. — Китти они удаются не хуже, чем её изумительные пироги.

— Чары уюта? — растерянно спросила Гермиона. — Я ничего о них не знаю…

— В Хогвартсе такому не учат, — покивала ведьма. — Вы, кстати, можете называть меня миссис Фелпс. Тебя, деточка, зовут Гермиона, а это, — она улыбнулась миссис Грейнджер, — Эмма, твоя мать.

— Откуда вы знаете?! — Гермиона чуть не подскочила. Ей вдруг стало страшно, захотелось убежать, и даже чары уюта словно перестали действовать.

— Успокойся, — миссис Грейнджер накрыла ладонь дочери своей. — Миссис Фелпс, я врач и неплохо читаю людей по лицам. Вижу, вы хотите помочь нам, хотя и не понимаю, почему. Гермиона рассказывала, что в вашем мире не слишком хорошо относятся к обычным людям. Но зачем вы её пугаете?

— Три года в Хогвартсе, а наивности ровно столько, сколько было в первый день первого курса на платформе девять и три четверти. А ведь с девочкой много всякого случилось. Знаете, Эмма, чем отличается наш мир от вашего, а волшебник от маггла? Вовсе не умением творить волшебство. У вас, у магглов, есть своё волшебство, недоступное нам. Но оно рационально, и вы рациональны тоже. Поэтому ваша дочь пытается искать ответы в книгах. А ведь за три года могла бы многое узнать, просто болтая с девочками-волшебницами. И о чарах уюта, и о том, как ухаживать за такими чудесными волосами, и даже о том, что допустимо, а что нет, когда хочешь влюбить в себя мальчика.

Гермиона вспыхнула; казалось, вся кровь прилила к щекам, ушам, шее — ещё чуть-чуть, и она загорится! И, чтобы хоть как-то отвлечься от этого жгучего стыда, она спросила:

— Вы читаете мысли?

— Многие волшебники это умеют, лучше или хуже. Ваш директор, к слову сказать, настоящий виртуоз копаться в чужих головах. Но ты не сердись и не смущайся, я всего лишь скользнула по самому краешку, по поверхности. Только ради того, чтобы показать тебе наглядно. В конце концов, не нужно читать мысли, чтобы понять, что ты влюблена впервые в жизни. Это заметно. Первая любовь, девочка, сияет и сверкает, искрится и переливается… ах, как волшебно!

— А если я не хочу, чтобы все видели?!

— Так не давай увидеть. Ведьма ты или не ведьма?

— Но как?!

— Да, этому в нашем славном добром Хогвартсе тоже не учат, — миссис Фелпс тяжко вздохнула и чуть заметно пожала плечами. — Деточка, волшебство нужно принять вот здесь, — она приложила руку к сердцу, — а не здесь, — теперь её палец жёстко ткнул Гермиону в лоб. — Ты читаешь, ты изучаешь заклятья, но твой подход — маггловский. Рациональный. Отпусти себя, стань лёгкой, как бабочка, как лист на ветру. Твори! Ты помнишь своё детское волшебство? Что творилось вокруг лишь силой твоего желания?

Миссис Грейнджер покивала:

— Исчезающая овсянка, летающие книжки и танцующие прямо в комнате огромные снежинки на Рождество.

— Прекрасно, не правда ли? — миссис Фелпс мечтательно улыбнулась. — Смесь практичности и капризов, тяги к знаниям и романтики. У вас замечательная дочь, Эмма.

Чай и пирог появились на столе сами собой, и миссис Грейнджер, вздрогнув, пробормотала:

— Гермиона рассказывала о таком, но всё же…

Миссис Фелпс сделала глоточек чаю, откусила пирог и довольно вздохнула:

— Бесподобно. Так вот, о чём я… Магглорождённые, деточка, трагично отличаются от чистокровных вовсе не родословной, и даже не знаниями, а именно способом воспринимать магию. Ты колдуешь головой, а не сердцем. Разумом, а не чистым желанием. Испугавшись, что кто-то может влезть к тебе в голову, о чем ты сразу же подумала? Найти книгу о способах защиты разума?

Гермиона кивнула. Пирог был изумительно вкусным, но за интересным разговором она забывала жевать.

— Нет таких книг, деточка. Не существует. Знаешь, как учат окклюменции — искусству защиты разума?

— Как?

— На практике. На тебя нападают самым грубым образом, чтобы ты интуитивно нашёл подходящий лишь для тебя способ закрыться. Очень жестокое обучение, прямо скажем. Но магия, серьёзная магия, а не фокусы вроде танцующих ананасов или плюющихся чайников, любит сильных. Сильную волю, сильное желание. Магия, настоящая, а не школьная, не терпит готовых рецептов. Не зря её называют искусством. Искусство, а не наука. Подумай об этом на досуге.

— Почему вы мне всё это рассказываете? — не выдержала Гермиона. Ей было уже не страшно, просто странно. Она чувствовала, ощущала, что незнакомая, посторонняя ведьма говорит очень важные вещи — а она, Гермиона Грейнджер, лучшая ученица своего потока, не может по-настоящему понять. Всё равно что ловить солнечные блики на воде.

— Ты поймёшь, — сказала ведьма, отвечая то ли на её вопрос, то ли на мысли. — Это часть магии. Поймёшь сама, без чужих объяснений, и тогда это знание будет по-настоящему твоим.

Миссис Грейнджер покачала головой:

— Гермиона действительно слишком рациональна. Может быть, это и наша с Дэном вина.

— Вы воспитывали её так, как требует ваш мир. А скажи мне, деточка, — ведьма взглянула на Гермиону с добродушной насмешкой, — тебе нравится летать на метле?

— Я боюсь, — почти шёпотом призналась Гермиона.

— Так я и знала. Это потому, дитя, что ты пытаешься найти объяснение, понять, как и почему эта глупая деревяшка держится в воздухе сама и держит тебя. Маггловский подход. Будь ведьмой, девочка. Просто лети! Да, а с твоей сумочкой, — миссис Фелпс допила чай, поставила чашку на стол, и Гермиона как-то сразу и ясно поняла, что разговор подошел к концу, — нет таких магазинов. Есть заклятие Незримого расширения, вполне по силам умелому семикурснику. Это ещё одно отличие, — теперь она повернулась к миссис Грейнджер. — Волшебники, Эмма, очень многое делают сами, поэтому далеко не всё из того, что стоило бы иметь магглорождённой девочке, можно купить в магазине.

Она достала палочку и лёгким, быстрым движением — таким быстрым, что Гермиона не успела ничего понять! — наложила заклинание сначала на сумочку Эммы, а после — на вместительную, но пока пустую сумку Гермионы.

— Вот и всё. Ну кто, скажите, пойдёт в магазин за такой мелочью? А что касается мальчика, — её улыбка стала очень молодой и лукавой, — не верь тем, кто посоветует любовные зелья, от них добра не жди. Сама, деточка, только сама, чтобы оба — с ясным умом и раскрытыми глазами. Если хочешь, конечно, навсегда и всерьёз, а не… — Она не договорила, махнув рукой, но Гермиона поняла. Да она и сама не стала бы поить Гарри любовными зельями! Никогда! Это было бы невыносимо — быть с ним, зная, что он с ней не по доброй воле. — Умничка. Вы хорошо воспитали дочь, Эмма. Желаю удачи, Гермиона. И помни — будь ведьмой!

— Спасибо, — пробормотала Гермиона. Однако миссис Фелпс вряд ли её услышала: встав из-за стола, она просто растаяла в воздухе. Не аппарировала, а… Поймав мамин взгляд, Гермиона пожала плечами: она понятия не имела, что это и как такое вообще возможно.

В зал вошла Китти с большим свертком в руках.

— Вам пора. Возьмите с собой.

— Спасибо, — миссис Грейнджер неловко улыбнулась. — У вас изумительная выпечка. Сколько мы должны?

— Вы уже расплатились, — Китти хихикнула и сразу стала казаться моложе: скорее дочкой, а то и внучкой миссис Фелпс, чем её подругой. — Мои чары отлично подпитываются от влюбленных девушек, так что приходи ещё, милая, — она подмигнула Гермионе, — хоть сама, хоть со своим молодым человеком. Для влюблённых — бесплатно! И один совет, милая, хоть я и не люблю давать советы: зайди к мадам Примпернель, у неё найдутся отличные зелья для твоих роскошных волос. Дом двести семьдесят пять, от меня три квартала влево.

У Гермионы уже голова шла кругом, и она совсем ничего не понимала. Никто в Хогвартсе ни разу не давал ей советов. Не рассказывал ничего… ну, такого. Волшебного и при этом полезного в жизни, а не на уроке. Хотя… она ведь и не спрашивала, верно? Ходила, уткнувшись в книжки, заработала репутацию заучки, и с девочками почти не разговаривала. Только об уроках. Выходит, сама виновата? Так же, как и с мальчишками?

Мадам Примпернель, как оказалось, держала косметический магазинчик «Зелья для красоты». При виде новых посетительниц она всплеснула руками и расплылась в такой радостной, такой предвкушающей улыбке, что сразу стало ясно: уйдут они отсюда нескоро и под завязку нагруженные всякими нужными и не очень снадобьями. Мама наверняка подумала то же самое, потому что, поймав взгляд Гермионы и подмигнув ей, решительно заявила:

— Дорогая мадам Примпернель, только вы и ваши зелья могут нам помочь!

В тот день они никуда больше не попали: ни в какой-нибудь модный магазинчик или ателье, на чём настаивала Эмма, ни в книжный, о чём по привычке втайне мечтала Гермиона. Зато мадам Примпернель прочитала им целую лекцию о волшебном уходе за кожей, волосами, зубами, о шампунях и косметике, а заодно и о любовных зельях, от которых предостерегала миссис Фелпс. Вернее, не о самих зельях, а о том, как юной и красивой магглорождённой девушке обезопасить себя от недобрых поползновений. Оказалось, противоядия и антидоты — это не защита, а всего лишь экстренная помощь, а вот если пить всего по три капли натощак универсального блокирующего эликсира…

— Почему же все его не пьют? — задала Гермиона резонный вопрос.

Мадам Примпернель с великолепным презрением повела плечами.

— Потому что недёшево обходится! Пыльца французских волшебных лилий, крылышки пёстрых ночных бабочек, пойманных шёлковым сачком при полной луне, слеза единорога… Скажешь цену, а покупатель мысленно пересчитает свои денежки и подумает: «Уж со мной-то точно ничего не случится!»

Гермиона хихикнула: точно так же, то есть с таким же презрением и почти теми же словами, мама отзывалась о пациентах, которых загоняла к дантисту лишь острая боль. Миссис Грейнджер тоже улыбнулась и кивнула:

— Думаю, сейчас Гермионе рано о таком беспокоиться. Но на будущее нужно учесть. А скажите, дорогая мадам Примпернель, то полоскание для зубов — оно работает и для магглов тоже или только для волшебников? Гермиона читала, что мало какие зелья действуют на обычных людей, но всё же такие есть.

— Мама — зубной врач, — пояснила Гермиона. Длинный ряд флакончиков и баночек, выстроившийся перед ней на прилавке, немного пугал, и она была готова переключить внимание хозяйки лавки на что угодно, лишь бы её не осчастливили ещё каким-нибудь «Кремом для кареглазых красавиц» или «Простоблеском для особ с особо пышными волосами».

«Простоблеск», кстати, изобрёл какой-то дальний предок Гарри; и вообще, как оказалось, семейство Поттеров прославилось, в числе прочих, несколькими талантливыми зельеварами, творившими исключительно для женщин. «Надо рассказать Гарри», — тайком улыбнулась Гермиона. Хотя, пока зелья в Хогвартсе преподаёт профессор Снейп, вряд ли Гарри увлечётся этим искусством, и никакие талантливые предки не помогут.

Мама увлечённо обсуждала с мадам Примпернель магических зубных врачей — есть, оказывается, и такие — и зубные эликсиры для магов и магглов. А Гермиона размышляла о том, что сегодня услышала слишком много нового, не слишком понятного и требующего хорошенько подумать. И что обязательно нужно выбраться в Косой переулок ещё — но только не завтра! Два дня подряд заботы о собственной красоте она точно не выдержит!

Это лето складывалось для Гарри Поттера куда лучше предыдущего. Пусть надежды жить с Сириусом не оправдались, крёстный всё же помог: из страха перед ним Дурсли оставили племянника в покое. Дядя, конечно, всё равно кривился и ворчал, если Гарри попадался ему на глаза, зато однажды наорал на Дадли, когда тот начал задирать кузена: «Даддерс, я же запретил тебе трогать Поттера! Ты тупой? Ты не понимаешь, что говорит тебе отец?» Приятно слушать!

Метла, правда, стояла запертая в чулане, но тут дядя был прав. Можно скучать по полётам, но хорош бы он был, рассекая на «Молнии» в небе над маггловским пригородом! Зато учебники лежали ровной стопкой в комнате на столе, и если Гарри не сделает летние задания, виноват будет только сам.

В раскрытую форточку протиснулась яркая тропическая птица — принесла очередное письмо от Сириуса. Он уже прислал несколько — о том, что благополучно добрался «до тайного места», что Клювик вполне доволен жизнью, а сам Сириус тем более. «Валяюсь на жарком песочке и грею свои старые вымороженные кости, а вокруг, Гарри, ты бы только видел, такие девушки! И все в бикини». А в последнем письме поинтересовался, как «дорогой крестник» собирается праздновать день рождения, чем вызвал у Гарри приступ глубокого уныния. Как будто Сириус не понимал, что с Дурслями особо не попразднуешь! Хотя, наверное, и в самом деле не понимал. Гарри не любил жаловаться, самое ужасное, что написал он Сириусу о Дурслях, было: «Это лето не такое уж плохое, но всё равно жду не дождусь, когда вернусь в Хогвартс». Что тут можно понять? Наверное, Сириус просто принял его за ботаника-заучку вроде Гермионы.

Тогда-то Гарри и решил, что крёстный — всё-таки не чужой человек, и с ним, наверное, можно быть чуть-чуть откровеннее. Нет, он всё равно не стал жаловаться, просто написал совсем немного правды. «Знаешь, Сириус, я бы очень хотел видеть на своём дне рождения тебя, Рона и близнецов, Гермиону, Хагрида. Хотел бы пойти к Фортескью, угостить всех мороженым и хорошенько повеселиться. Но, наверное, можно радоваться, что я хотя бы не увижу Дурслей: скорей всего, они потребуют сидеть в комнате и не попадаться им на глаза. Отличный способ сосуществования, на самом деле».

Это ведь не жалобы, верно? Если бы Гарри вздумал жаловаться, его письмо получилось бы длиннее самых объёмных эссе Гермионы!

И вот ответ…

«Гарри, если бы я только знал, что Дурсли так погано к тебе относятся! Почему ты не сказал раньше? Я бы задушил Альбуса его же бородой, клянусь! Он уверял, что у тебя всё в порядке и беспокоиться не о чем. Ладно, как только я смогу вернуться, мы разберёмся с этим. Вижу, можно даже не спрашивать, не передумал ли ты жить со мной, но теперь я думаю только о том, сколько придется наверстывать. Как минимум — все пропущенные мной твои дни рождения! До скорой встречи, Гарри. И если ты сейчас подумал, что мне стоит быть осторожней и благоразумней — не волнуйся, мне хватило урока с Хвостом. Теперь я — само благоразумие! Я каждую минуту помню, что нужен моему крестнику».

И что тут скажешь? Радует, конечно, что Сириус помнит об осторожности, но почему-то кажется, что «благоразумие» в представлении крёстного несколько отличается от общепринятого. Но всё-таки его «помню, что нужен» непривычно грело душу. Гарри боялся за Сириуса, но очень хотел его увидеть. В конце концов, тот почти год скрывался под самым носом у авроров и дементоров, и если бы не крайне неудачное стечение обстоятельств, скрывался бы и дальше. Его ведь не нашли, верно? Он сам себя выдал. Да и то, если бы Люпин не оставил на столе Карту Мародёров… и не забыл бы о своём зелье… Но ведь Сириуса в этом не обвинишь, так?

Гарри достал пергамент и задумчиво пожевал кончик пера.

«Дорогой Сириус! Дамблдор прав, беспокоиться не о чем. Знаешь, это лето и в самом деле не такое плохое, как обычно. Поверь, я не обрадуюсь, если ты меня навестишь, а потом из-за этого попадёшься. Я очень хочу с тобой встретиться и поговорить обо всём, но ещё сильнее хочу быть уверенным, что с тобой всё в порядке. Ты мне очень нужен, это правда, ведь ты единственный родной человек, который у меня остался. Знаешь, я сейчас подумал — когда закончу Хогвартс, мы с тобой сможем вместе поселиться где-нибудь там, где тепло и много девушек в бикини, правда? Ждать осталось не так уж много, всего четыре года. А может, там, где ты сейчас, тоже есть школа магии, и мне можно туда перевестись? Не подумай, мне нравится Хогвартс, но здесь было бы гораздо лучше, если бы я мог проводить каникулы с тобой. К тому же в новой школе может оказаться нормальный учитель зельеварения, это было бы неплохо. После прошлого года страшно даже подумать, что снова придётся идти на урок к Снейпу. Интересно, кто в этот раз будет вести ЗОТИ? Ты, случайно, не знаешь? Профессор Люпин был отличным учителем, жаль, что с ним так получилось».

Гарри уже собирался написать, что крёстный наверняка мог бы вести ЗОТИ не хуже, но вовремя одумался: не стоило подавать такую опасную идею. Вместо этого он припомнил пару забавных случаев с Дадли, чтобы Сириус не думал, будто у крестника совсем всё плохо, и написал о том, что надеется остаток каникул снова провести в «Норе».

На самом деле возможность писать крёстному и получать письма от него — это уже здорово. Как и вообще возможность писать письма: этим летом Дурсли не стали требовать, чтобы он запер Хедвиг, и Гарри с радостью этим пользовался.

Он писал Рону — о том, что у Бродяги и Клювика всё хорошо, и сам Гарри тоже проводит лето не так уж плохо. Рон отвечал, что скучает, ждёт, когда друг приедет в «Нору» и можно будет немного полетать на его «Молнии» и вместе потренироваться. Писал Гермионе — то же, что и Рону, а ещё, зная, что ей понравится, перечислял, сколько и чего успел сделать из летнего задания. Правда, ответные письма подруги выглядели странно — в них почти ничего не было об учёбе, о книгах, которые она прочла, и о тех, которые только собралась читать. Зато писала о себе, и от этих писем становилось тепло: они казались… личными, наверное? Только для него. Читая их, Гарри понял, насколько редко на самом деле подруга приоткрывала душу. Рон — тот весь был нараспашку, а Гермиона вдруг напомнила Гарри его самого. Он ведь даже с близкими не всегда мог быть до конца откровенным, а Гермиона… Они дружили уже три года, но Гарри ничего не знал ни о её семье, ни о том, где она живёт, ни о её прошлой школе, ни о родителях — кроме того, что они дантисты и зарабатывают достаточно, чтобы летом съездить всей семьёй во Францию. Да у него даже её номера телефона нет! Ну, по правде говоря, тётя с дядей так и так не разрешили бы ему звонить школьной подруге, но всё равно.

«В первые дни каникул мне снились кошмары о том, что с нами произошло. Мне было страшно засыпать, я даже думала выбраться в Косой переулок в аптеку и купить зелье Сна-без-Снов. А потом, представляешь, Гарри, мне приснился твой патронус»…

Сияющий призрачный Сохатый и ледяные пальцы перепуганной Гермионы, когда та вцепилась Гарри в руку… По правде сказать, ему тоже становилось не по себе, когда он вспоминал ту ночь. Он мог навсегда потерять Сириуса… Но теперь, после этого письма, Гарри вдруг понял, что мог и Гермиону потерять, если бы не сумел их защитить.

«Вчера мы с родителями были на пикнике, который устраивает Ассоциация стоматологов — ну, знаешь, куча малознакомых людей, которые норовят ущипнуть тебя за щёку только потому, что сто лет знают твоих родителей и помнят тебя совсем крохой. И куча детей от самых маленьких до наших ровесников и даже старше. Если честно, я предпочла бы остаться дома, но мама с папой расстроились бы. Они и так переживают, что я совсем не умею общаться со сверстниками»…

По правде говоря, Гарри, совершенно не представлял всего этого «ну знаешь». Да откуда бы ему знать? Он-то ни разу в жизни не был на пикнике ни Ассоциации стоматологов или, к примеру, библиотекарей, ни на семейном, ни даже на школьном. Зато знал Гермиону — очень даже хорошо знал, чтобы представить, как та вежливо улыбается старым друзьям родителей, отделываясь ничего не значащими короткими фразами на вопросы о школе, а сама мечтает поскорее вернуться к оставленной дома книге. «Это же Гермиона», — покачал он головой.

«Но есть и хорошее — там были танцы, а я ведь люблю танцевать. Жаль, что в Хогвартсе даже в праздники не устраивают вечеринок с танцами»…

Гарри озадаченно почесал в затылке. «И это — Гермиона?» Он и представить не мог её танцующей. Только с охапкой книг, только тянущей руку на уроке или сидящей в библиотеке. Хотя, если вспомнить, как она двигается — легко и ловко, в ней совсем нет неуклюжести, как, например, в Джинни.

«Мы с мамой уже трижды выбирались в Косой переулок и, ты удивишься, ни разу не зашли во «Флориш и Блоттс». Зато совершенно случайно нашли букиниста, у которого столько интересного!»

«Теперь всё это интересное наверняка у Гермионы на полках», — улыбнулся Гарри. Он уже сделал летнее задание и, если честно, совсем не отказался бы почитать что-нибудь интересное. Конечно, не «для легкого чтения» в представлении подруги, но и не зачитанный до дыр «Квиддич сквозь века». Интересно, что читают на каникулах дети волшебников? Рон — квиддичные и шахматные журналы, а кто-нибудь вроде Гермионы? Что читал в детстве Сириус? А… папа?

«Рон прислал мне приглашение на Чемпионат мира по квиддичу. Написал, что и ты там будешь. Думаю, это очень интересно, но я отказалась: это лето я полностью проведу со своей семьёй. Боюсь, Рон обиделся, ведь он, кажется, всерьёз считает, что квиддич важней всего на свете, а у магглов и вовсе не происходит ничего интересного. Но я очень надеюсь, что ты меня поймёшь. Этим летом я очень о многом говорю с мамой, для нас обеих это важно».

Конечно, он понимал. И вот сейчас, а не от описания пикника, на самом деле позавидовал Гермионе. У неё была семья, она могла поговорить с мамой. Неужели Рон этого не понимает? Впрочем, ему-то как раз не слишком нравится материнская опека.

«Привет, Гарри, дружище! Папа сказал, что заберёт тебя от твоих магглов за день до Чемпионата, а потом ты сможешь остаться в «Норе», здорово, правда? Представляешь, мы и Гермиону звали, но она отказалась — видишь ли, не успела наговориться с мамочкой! У нас лучшие билеты, жду не дождусь»… — Это письмо Гарри дочитал не сразу: слова Рона его разозлили, он смял пергамент в кулаке и несколько минут глубоко дышал, стараясь успокоиться. Если бы сейчас здесь оказался сам Рон, ему бы точно не поздоровилось.

«Рон, если ты скажешь что-то похожее Гермионе, получишь от меня в морду. Потому что я, видишь ли, тоже не успел «наговориться с мамочкой», и никогда уже не успею». Нет, этого он писать не стал. Зачем? Он знал Рона: высказав однажды своё «фе», к школе приятель уже и думать об этом забудет. Разве что, увидев Гермиону, от души её пожалеет, что пропустила такое зрелище. Зато написал подруге:

«Не обижайся на Рона — я тебя понимаю. Жаль, что тебя не будет, но мы всё тебе расскажем. Увидимся в школе!»

«Привет, Сириус! Мистер Уизли достал билеты на чемпионат по квиддичу, и меня заберут в «Нору» до конца каникул…» — Он собирался написать, что наверняка опасно, если в дом Уизли, а потом и в Хогвартс станут прилетать яркие тропические птицы. Но тут под окном раздался гулкий басовитый лай.

— Пошла прочь! — визгливо закричала тётя Петунья. Гарри вскочил и высунулся в окно. В точности посередине клумбы, возле любимых тётушкиных роз, сидел отъевшийся, с лоснящейся шерстью огромный чёрный пёс. — Вернон! Сделай же что-нибудь!

— Бродяга! — заорал Гарри. — Тётя, не волнуйтесь, сейчас я его уведу! Я его знаю, он смирный!

И, бросив на столе недописанное письмо, кинулся к лестнице.

Гермиона и Эмма действительно успели уже трижды выбраться в Косой переулок и при этом ни разу не зашли во «Флориш и Блоттс».

Самое удивительное, что Гермиону туда не слишком-то и тянуло. Она и без того каждый раз получала слишком много новых впечатлений и знаний. Что же касается книг, она написала Гарри правду, но не всю правду — в той лавке букиниста нашлось много не только интересного, но и очень странного, если судить с привычной Грейнджерам точки зрения.

Букинист — вопреки стереотипу, не седой сморщенный старичок, а примерно ровесник родителям Гермионы, — смотрел на жизнь с цинизмом, достойным разве что военных хирургов (Гермиону такое мамино сравнение слегка смутило и напугало). Но говорить с ним было интересно, даже интересней, чем рыться в залежах его книг.

— Что «Флориш и Блоттс»? Макулатура! — он презрительно кривился, и лишь страх не быть допущенной к пыльным залежам за его спиной мешал Гермионе возмутиться. — Только одобренное Министерством, Визенгамотом и Мерлин знает кем ещё. Вот ты, — ткнул он пальцем в Гермиону, — тебе же неоткуда узнать о нашем мире, верно? Только то, что в Хогвартсе расскажут, и что в одобренных книжках прочтёшь. Так?

— Ну... наверное? — неуверенно согласилась та. Она уже поняла, что даже в том же Косом многие не прочь рассказать ей, чужачке в этом мире, что-нибудь полезное. Прямо говорят, что магглорождённые — другие, но не презирают. Не воротят носы, как Малфой и его дружки, а искренне хотят, чтобы она поняла, в чём разница. Вот только, чтобы рассказали, нужно хотя бы спросить, а ей прежде и в голову не приходило спрашивать о чём-то.

— И что ты при таком подходе узнаешь? — букинист махнул рукой, показывая, что вопрос риторический. — Вот, смотри. Жизнеописание Кромвеля. Изъято из перечня рекомендованных книг из-за несоответствия духу… не помню точно, что они там загнули в формулировке, но суть куда проще. Здесь вся правда о том, что в те времена вытворяли наши маги. Предки нынешних меценатов, столпов общества и радетелей о благе. Не смотри так, не продам, но почитать могу дать. А вот это могу отдать за пару сиклей — мне без надобности, а тебе вдруг пригодится.

— Традиции магического брака, — прочла Гермиона полустёртый заголовок. — Э-э, спасибо. Конечно, я возьму.

Ещё одна книга, изданная в начале века и затрёпанная настолько, что её отдавали всего за пять кнатов, называлась «Свадебные и семейные обряды». Гермиона заикнулась было, что все эти обряды, наверное, давно уже позабыты, но умолкла, услышав в ответ:

— Заклинанию всё равно, помнят его или нет. Сегодня оно сработает точно так же, как сто лет назад, даже если за все эти сто лет его никто ни разу не произнёс. Когда аваду объявили непростительным, она не перестала убивать. А Гарри Поттер выжил, говорят, как раз потому, что его мать нашла подходящий защитный ритуал. Наверное, тоже позабытый, но сработал же.

А ещё — рукописный дневник какой-то ведьмы с заметками о сочетаемости зелий и блюд. Гермиону повеселило, что обыкновенное зелье от прыщей, которое они варили на первом курсе, превратит прыщи в щупальца, если смешать его с кальмарами или осьминогами. Правда, в целом это было скорее жуткое чтение, чем смешное. Куда лучше подмешивать яды, любовные зелья, снадобья, подчиняющие волю и вызывающие страхи и галлюцинации…

Или брошюрка полуторавековой давности «Триста уловок в квиддиче: как сбросить соперника с метлы, не нарушив правила». Гермиона долго колебалась, но всё-таки купила по экземпляру для Гарри и Рона. Правила, как оказалось, с тех пор не изменились, а во «Флориш и Блоттс» действительно такого не продавали.

В общем, эти книги действительно сильно отличались от ассортимента «Флориш и Блоттс».

Остальные найденные Эммой и Гермионой магазинчики тоже казались странными, пусть и не настолько пугающими. В лавке готовой одежды платья подгоняли по фигуре, так что не приходилось слишком долго подбирать нужный размер. В магической парикмахерской похвалили купленный у мадам Примпернель «Простоблеск», но к нему посоветовали зачарованный гребень, шпильки, заколки и ленты и показали несколько заклинаний, помогающих легко уложить волосы. В магическом салоне красоты — оказалось, и такие есть! — Гермионе уменьшили передние зубы, а Эмме свели старое пятно от ожога на руке. И в том же салоне ей ответили на вопрос, почему в Хогвартсе так много несимпатичных девушек, если недостатки так легко убираются. Оказалось, среди волшебников не принято приукрашивать девушку, потому что семья её жениха может счесть это обманом.

— Сама посуди, женится парень на сногсшибательной красотке, но ведь дети-то унаследуют её истинные черты. Может, у неё ноги кривые, заячья губа и три волосины на голове? Прежде чем разрешить помолвку, глава семьи должен увидеть, как говорится, товар лицом.

— А как он узнает? — полюбопытствовала Гермиона. Вообще-то ей хотелось спросить: «А как же любовь?» Но она уже знала, что ей ответят: от нежелательной любви избавиться проще, чем от негодных детей. Чтение старых книг не прошло даром…

— А вот так, смотри, — хозяйка салона, которую только сногсшибательной красоткой и назовёшь, встала перед зеркалом и выписала сложный узор кончиком палочки, обводя, как показалось Гермионе, собственное отражение. Зеркало помутнело, а в следующий миг в нём отразилась совсем другая женщина. Полноватая, с тяжёлым подбородком и слишком низким лбом, с короткой шеей и с бородавкой на внушительном, как у Снейпа, носу. — Не слишком весело всю жизнь проходить такой, верно? Если вдруг подцепишь чистокровного, его папаша наверняка так же тебя проверит. Зубы — это ещё ладно, а в остальном — просто следи за собой. Да тебе и не нужно особо ничего менять, славненькая девочка, и вырастешь в симпатичную милую девушку. — Ведьма в зеркале захихикала, и стали видны жёлтые, некрасивые зубы. Гермиона отвернулась от отражения к оригиналу — хотя ведь оригинал как раз и остался там, в зеркале…

— Об этом тоже не пишут в книгах, да? — она вспомнила разговор с миссис Фелпс.

— Отчего же, пишут, — ведьма отвернулась от зеркала, и там вновь отразилась стройная длинноногая красотка. — Но вряд ли тебе попадались эти книги. В библиотеке Хогвартса их точно нет, и во «Флориш и Блоттс» такое не продают. Если у тебя есть подружки из чистокровных, попроси почитать «Советы и наставления юной ведьме». В любой старой семье это настольная книга дочерей.

Ждать до Хогвартса и надеяться на доброту знакомых чистокровных девочек Гермиона не стала, а тут же пошла к знакомому букинисту. И тут оказалось, что, хотя книга вроде бы и не из редких, раз в каждой старой семье есть, но и просто так её не купишь.

— Мне только раз повезло это сокровище ухватить, — признался букинист, доставая из шкафа обёрнутый в пергамент толстый фолиант. — Вот. Издание одна тыща восемьсот девяносто седьмого года, в одной книге наставления и для юной благородной ведьмы и для наследника. Отдал за неё двадцать галлеонов, и это задёшево. Думаю, не хозяин продавал, а мародёр какой-то. Время было… такое. Тебе отдам за пятьдесят.

— Ничего себе!

— По-настоящему она не меньше сотни стоит. Но ты хороший клиент. Да и люблю тех, кто смотрит на книги, как ты.

— Хорошо, я возьму, — решительно заявила Гермиона. В конце концов, можно сэкономить на книгах для дополнительного чтения, которые она набирала каждый год вместе с учебниками. И вообще… сэкономить. В фунтах сумма получалась немаленькая, а они с мамой и так много потратили этим летом.

Но Эмма одобрительно кивнула дочери и подтвердила:

— Мы возьмём. И спасибо вам.

В тот день они больше никуда не стали заходить. А вернувшись домой, наскоро пообедали и сразу сели читать.

Читали вдвоём. Гермиона то и дело принималась возмущённо цитировать, добавляя:

— Что за бред! Мама, ты только послушай! Это же какой-то… какое-то… мракобесие! «Девственность суть твоё самое ценное сокровище, ибо вместе с ним приносишь мужу свою верность, а его роду — уверенность в чистоте твоих детей»!

— И что тебе не нравится? — Эмма подперла ладонью подбородок и взглянула на дочь, постаравшись скрыть улыбку. Она примерно представляла, что именно возмутило Гермиону, но предпочла, чтобы та объяснила сама.

— Как что?! Будто я… не знаю, не человек! А, а… кобыла! Племенная! Не важно, какая я, что я знаю и умею, не важно, любим мы друг друга или нет, лишь бы детей рожала и была уверенность, что дети от мужа! Ещё бы пояс верности нацепили!

— А сама ты как считаешь правильным? Сохранить девственность для единственного мужчины или успеть до свадьбы перебрать хотя бы нескольких? Чтобы было с чем сравнить?

— Мама!

— Что, дочка?

— Мам, ну что ты такое говоришь! Конечно, я не собираюсь… Если я хочу выйти замуж по любви, то, конечно же, мне и в голову не придёт с кем-то там его сравнивать… в этом смысле!

— Так, может, это написано не для тебя, а для тех девушек, кому нужно обосновать такую позицию? Для кого важна не любовь, а расчёт и практичность? Ведь и такие есть. Мужчины ценят девственность, так почему бы им не найти аргументы, чтобы и девушки её ценили?

— Но не таких же!

— Может, в те времена, когда писали эту книгу, лучших не было? Важна суть, а не формулировка. А с сутью ты согласна.

— А по-моему, формулировка так себе, — пробурчала Гермиона себе под нос. Сердито перевернула страницу и прочитала: — Какие знаки внимания позволительно оказывать молодому человеку и принимать от него. Мам, ну скажи, неужели за сто лет вся эта ерунда не изменилась?!

— Всё-таки почитай. Сама же говорила, что волшебники как будто застряли в прошлом. Может, для них и сегодня всё это важно? И ты окажешь плохую услугу не только себе, но и будущему мужу, если будешь слишком уж вольно себя вести. Репутация, дочка, трудно завоёвывается, зато рушится в один миг.

— И сейчас окажется, что я её уже необратимо разрушила, потому что хожу с Гарри и Роном, а не с Лавандой и Парвати, — буркнула Гермиона. Но всё-таки принялась внимательно читать. Принятые в волшебном обществе знаки внимания — это действительно могло оказаться полезным. Даже если она сама не собиралась… зато увидит и поймёт, если кто-то другой начнёт донимать ими Гарри! И надо ещё хорошенько продумать, как себя вести в таких случаях…

«Будь ведьмой», — словно наяву послышался ей лукавый голос миссис Фелпс. Теперь, после всех встреч и разговоров в Косом переулке, после странных и жутковатых старинных книг, после ведьмы из салона красоты, Гермионе казалось, она никогда не поймёт, что имела в виду случайная знакомая. «Будь ведьмой… будь лёгкой, как бабочка, как лист, просто лети», — кажется, так? «Отпусти себя. Твори!» Как плохо это сочеталось с «Наставлениями для юной благородной ведьмы», в которых правила поведения расписали, кажется, не то что до каждого шага или взгляда, но даже до вздоха.

От души потоптавшись по Петуньиным клумбам, Бродяга позволил Гарри ухватить себя за шкирку и уверенно потрусил в сторону парка: там можно найти укромное местечко, защищённое от любопытных глаз и ушей.

Сириус был зол. Он следил за домом Дурслей три дня, то в образе Бродяги, то прикрывшись дезиллюминационными чарами — очень долго, на самом деле, потому что его терпение лопнуло значительно раньше. Но сначала он хотел убедиться, что глаза и уши его не обманывают, а потом — собрать побольше фактов на случай спора с Альбусом. Он заметил на тихой маггловской улочке знакомые по Ордену Феникса лица — старую ворчунью-сквибку Арабеллу Фигг, Вонючку Дожа, который для магглов наверняка выглядел сумасшедшим фриком, пронырливого жулика Флетчера. Не те люди, которые могли бы защитить Гарри в случае опасности, зато умеющие смотреть и слушать. Фигг, как оказалось, и вовсе жила в двух кварталах от Дурслей, причём переехала сюда вскоре после гибели Джейми и Лили. Вывод следовал ясный — Альбус не терял Гарри из вида. Но тогда почему ничего не сделал, зная, как Дурсли обращаются с племянником?! В этом доме Гарри определённо не был счастлив, и теперь Сириус ничуть не удивлялся его желанию жить с крёстным.

Он злился на Альбуса и наблюдателей из Ордена, на Гарри — за то, что так долго не жаловался, а в том письме, где всё-таки промелькнуло что-то похожее на жалобы, и близко ничего не было о реальном положении дел. Но больше всего злился на себя. За всё. За то, что в горе и бешенстве погнался за предателем Хвостом, доверив заботу о Гарри другим. За то, что в Азкабане зациклился на собственных горе и вине, на несбывшейся мести, совсем позабыв, что у него остался крестник, практически сын. За то, что верил Альбусу, когда тот утверждал, что с Гарри всё прекрасно. «Прекрасно!» Пожалуй, да — если сравнить с Азкабаном!

Скрывшись от посторонних, Бродяга обернулся Сириусом, наложил на себя и Гарри дезиллюминационное, взял крестника за руку и аппарировал. Рисковать он не собирался. Ведь когда писал Гарри: «Я помню, что нужен моему крестнику», — ещё и не подозревал, насколько нужен. К Мордреду и дементорам все Альбусовы заверения, он позаботится о Гарри так, как сам считает нужным!

— Где это мы? — Гарри настолько удивлённо осматривался, как будто ни разу в жизни не бывал в Лондоне дальше Кингс-Кросс. А ведь Гриммо — та ещё дыра, вдалеке от оживлённых улиц, торговых центров и прочей маггловской суеты.

— Тс-с, — шепнул Сириус ему на ухо. — Мы сейчас невидимы. Крутая маскировка, но только если не выдавать себя болтовнёй.

Не выпуская руки крестника, он поднялся по истёршимся от времени ступеням. Краска на двери облупилась, серебряный дверной молоток в виде извивающейся змеи потускнел, став неприятного грязно-серого цвета. А ведь Сириус помнил, как ярко сверкала чешуя у этой змеи, бросая светлые блики на глянцевую, выкрашенную в чёрный дверь.

— Гарри, дай руку и ничего не бойся.

Он приложил ладонь крестника к змее и провозгласил громко и торжественно:

— Гарри Джеймс Поттер, мой крёстный сын, добро пожаловать в мой дом. Да станет он и твоим домом тоже.

Гарри дёрнулся и тихо вскрикнул: змея зашевелилась и — Сириус знал, даже не глядя — укусила ладонь нового человека, пробуя на вкус его кровь, оценивая силу и родство с Блэками. А дальше случилось такое, чего Сириус никак не ожидал и что вогнало его в самый настоящий ступор: Гарри зашипел на парселтанге. Слышать жуткий язык, которым, как утверждали, из всех ныне живущих владел лишь Волдеморт, от худого четырнадцатилетнего мальчишки, от крестника, сына Джеймса и Лили… Пожалуй, лишь последняя мысль помешала Сириусу отшатнуться и схватиться за палочку. Сын Джеймса и Лили, его крестник, мальчишка, который спас его от дементоров, сам едва не погибнув! В один миг Сириус понял сразу несколько истин: что никогда не поднимет на Гарри палочку; что парселтанг ещё не делает мальчишку — воплощённым злом, как и любого волшебника — Тёмным Лордом; что Гарри-змееуст, пожалуй, понравится его матери, и на этом можно сыграть. А что? Неплохая выйдет шутка! А ради безопасности крестника он и сам готов найти хоть какой-то общий язык с той мегерой, в которую превратилась мать за несколько одиноких лет на пыльном портрете.

Все эти мысли промелькнули настолько быстро, что Сириус вынырнул из них как раз под конец шипения Гарри. И тут его поджидало ещё одно потрясение: змея ответила! Выпустив из пасти руку Гарри, она прошипела что-то длинное и, как показалось Сириусу, почтительное. Щёлкнули замки, дверь со скрипом отворилась, из тёмной прихожей дохнуло пылью и затхлостью, а на пороге возник Кричер — постаревший, потрёпанный, словно изжёванный временем. Длинный хоботок домовика дернулся, словно принюхиваясь, и Кричер склонился в карикатурном поклоне.

— Недостойный наследник рода решил взяться за ум? Госпожа будет рада, так рада.

— К-кто это? — дёрнувшись, прошептал Гарри.

— Кричер, домовой эльф дома Блэк. Кричер, это Гарри Поттер, мой крёстный сын. Где госпожа?

— Кто там? — раздался из тьмы скрипучий как несмазанные дверные петли надтреснутый голос. Сириус крепче сжал руку Гарри, уже не ради того, чтобы защитить или успокоить, а сам ища поддержки. Если бы не судьба крестника, он никогда не пришёл бы в этот дом. Но раз уж пришёл…

— Люмос, — он прошёл мимо подставки для зонтов в виде тролльей ноги к портрету женщины, которую открыто называл бессердечной. Которая выжгла его с родового гобелена. Которая умерла от одиночества.

— Здравствуйте, матушка. Это я, Сириус. А это Гарри Джеймс Поттер, мой крестник и ваш… троюродный внучатый племянник, если не ошибаюсь?

— Надо же, ты ещё помнишь наши родственные связи. — Наверняка она хотела сказать что-то ещё — такое же едкое и ядовитое, как спертый воздух этого дома, но тут встрял Гарри:

— Внучатый племянник? То есть получается, вы моя… бабушка? Ну, то есть почти?

В его голосе звучала такая надежда, что Сириус в который раз проклял Альбуса Дамблдора — что за детство было у пацана, если он к злоязычному портрету совершенно незнакомой ведьмы чуть ли не обниматься готов полезть, узнав о родстве?

— Во что ты одет, молодой человек? — голос Вальбурги сочился брезгливым презрением, но Гарри ответил как ни в чём ни бывало:

— Старые вещи Дадли. Я каждое лето так хожу, дядя с тётей не хотят тратиться на меня.

— Кто такой Дадли и какие именно дядя с тётей? Кто из нашей родни настолько забыл стыд, чтобы позволить наследнику Поттеров ходить в отрепье?

— Это не наша родня, — ответил Сириус. — Дамблдор запихнул его к магглам.

— Сестра моей мамы, — быстро пояснил Гарри. — Они с дядей ненавидят волшебство. Но теперь я буду жить с Сириусом, правда же, Сириус? Можно?

Повисла звенящая, оглушительная тишина. И разбилась она, как показалось Сириусу, тоже со звоном — как будто вазу с размаху швырнули об стену:

— Кричер, приготовь комнаты и позаботься об ужине! Сириус! Немедленно переодень мальчика в подобающую одежду! И изволь сделать всё, чтобы исправить последствия его маггловского воспитания, наверняка отвратительного! Кровь Поттеров и Блэков, какой позор! Всегда говорила, что ваша с Джеймсом манера смотреть в рот Альбусу добром не кончится!

— Мои вещи, — шёпотом подсказал Гарри. — Дядя запер их в чулане.

— И не смей называть дядей гнусного маггла, обрядившего тебя в это непотребство! — почти завизжала Вальбурга.

— Я добуду их, — Сириус ободряюще сжал Гаррино плечо. — Заодно позабочусь, чтобы о тебе там не вспоминали до конца лета, а лучше совсем забыли. Знаешь, у нас с матушкой не совпадают мнения по многим вопросам, но насчет Дурслей я с ней согласен. Они тебе не родня.

— А мне можно называть вас бабушкой, мэм? — успел ещё он услышать, прежде чем вышел на крыльцо и аппарировал на Тисовую.

В Литтл-Уингинге пришлось задержаться: помимо вещей Гарри и его гнусных родственничков, надо было позаботиться о наблюдателях Альбуса. Сириус никогда не был силён в ментальной магии, но на сквибку и жулика Флетчера его умений хватило. Теперь они будут уверены, что видели Гарри вот только что… или буквально полчаса, час, два часа назад. Что с мальчишкой всё, как обычно. Пусть и свербело закатить Альбусу громкий скандал, но инстинкт Бродяги настаивал затаиться, а за годы в Азкабане Сириус привык прислушиваться к своей пёсьей ипостаси. Однажды он уже выбрал месть вместо крестника, и к чему это привело?

В комнате Гарри на столе лежало письмо. Сириус не стал бы читать, но заметил, что крестник писал ему, а значит, он имел полное право удовлетворить любопытство. Да там и не было почти ничего — как видно, Гарри только начал писать и тут же отвлёкся. «Мистер Уизли достал билеты на чемпионат по квиддичу, и меня заберут в «Нору» до конца каникул».

«Квиддич! Чемпионат мира!» — Сириус тут же начал прикидывать, как бы и ему посетить такое грандиозное мероприятие.

«В Нору!», — Бродяга в глубине сознания вздыбился и зарычал, и Сириус замер. Мысли метались словно сумасшедшие. Он ничего не имел против Уизли, но расставаться с Гарри не хотел. «Не будь собственником», — осадил он себя, однако рык Бродяги стал громче. «Гарри дружит с Роном и любит квиддич», — напомнил он себе. Вспомнился тот матч в Хогвартсе, который он рискнул посмотреть. Гарри здорово летает — не хуже Джеймса. Ему будет интересно и полезно посмотреть на профессиональный матч.

«На матч — да. А в «Норе» он чего не видел? Он там уже был, и с Роном у них весь учебный год впереди!»

В таком противоречивом настроении он и вернулся на Гриммо. И замер, услышав от Кричера:

— Молодой хозяин ждёт недостойного Сириуса, чтобы поужинать вместе.

— Вот, отнеси его вещи, — выдавил он. «Молодой хозяин»? Если Кричер признал Гарри хозяином, значит, и мать его признала? «Бабушка», — вспомнив восторг в голосе крестника, Сириус покачал головой. Может, он и сам примирится с ненавистным домом, если Гарри здесь будет хорошо?

— Гарри, — начал он за ужином, — ты уж прости, но я прихватил твоё письмо. Чемпионат по квиддичу — это здорово, мы обязательно что-нибудь придумаем, чтобы туда попасть. Вместе — я ни за что не пропущу такое развлечение. Но, — он запнулся и заговорил медленней, осторожно подбирая слова: — Ты уверен, что всё ещё хочешь провести остаток лета в «Норе»? Может, поможешь мне сделать этот дом хоть чуточку более жилым? Сам видишь, какое здесь запустение, а ведь теперь это наш с тобой дом. Кричер уже стар и без помощи не справится.

— Конечно, Сириус! — Гарри просиял и тут же нахмурился. — Надеюсь, Рон не обидится. Он хотел полетать на «Молнии»… Я напишу ему.

— А я поговорю с Артуром.

— А насчёт чемпионата, у нас есть папина мантия-невидимка. Что, если ты её наденешь? Придётся только держаться подальше от толпы.

— Мантия Джеймса у тебя? Откуда?

— Дамблдор вернул. На первом курсе ещё — подарил на Рождество.

— Подарил? — Сириус с трудом удержался, чтобы не разразиться самой чёрной руганью — не при крестнике же. То есть, сначала старый хрыч забирает мантию у Джеймса, когда та могла бы спасти если не его самого, то хотя бы Лили с Гарри, а потом дарит его сыну как свою?! — Ладно, Мерлин с ним. Главное, она у тебя. Ты здорово придумал — с ней всё выйдет гораздо проще.

План действий выстраивался сам собой, хотя прежде Сириус был не слишком силён в планировании. Но сейчас одна цель тянула за собой другую, а та — третью, совсем как связка заклинаний и чар при создании артефакта. Защитить Гарри, восполнить ему все пропущенные годы, стать, наконец, тем, кем давно следовало стать — настоящим крёстным. Привести в порядок дом, потому что сейчас ребенку здесь не место. Помириться с матерью и Кричером, иначе жизнь в доме будет невыносимой. Купить Гарри приличную одежду, сводить в Мунго, а то непохоже, чтобы его здоровьем хоть кто-то занимался, кроме Поппи, лечившей квиддичные травмы. И обязательно расспросить толком о его жизни. Вдруг обнаружится ещё что-то, по поводу чего просто не стал жаловаться?

— Сириус, а ты расскажешь мне о маме с папой? — тихо спросил Гарри. — Бабушка сказала, что я как будто не наследник, а приблуда, ничего не знаю о собственной семье. Но ведь мне никто ничего не рассказывал. Только, что я на папу похож, а глаза мамины. И что папа здорово играл в квиддич.

— Обязательно расскажу, — Сириус потянулся к крестнику, обнял, и Гарри уткнулся ему в плечо и обнял в ответ. — А мне… я хочу сходить на их могилы.

— Я тоже там не был, — Гарри поднял голову; в его глазах, и правда в точности как у Лили, разгорались удивление и, кажется, обида. — Почему я об этом никогда не думал?

Сириус растрепал черные вихры — ну точно как у Джеймса!

— Завтра мы с тобой отправимся в Годрикову Лощину.

Даже отправляясь в Хогвартс в первый раз, Гермиона так не волновалась. За это лето она так много нового узнала о волшебниках и магическом мире, она впервые всерьёз задумалась, в котором из миров хотела бы жить после окончания Хогвартса, чем заниматься. Интересно, а что думает о своём будущем Гарри? Ведь для счастливой семьи важно, чтобы мысли о будущем и цели в жизни хоть как-то совпадали. Кстати, на самом-то деле она не так уж много знает о своём лучшем друге. Гарри мало рассказывал о своей жизни до Хогвартса и на каникулах — почти ничего, если уж честно. Конечно, она знала, что лето для него — не самое хорошее время, что родственники его не любят, но… А что любит он сам? Хогвартс — это понятно. Только не библиотеку и не учёбу, а сам замок, волшебство и свободу от Дурслей. Квиддич и полёты. Хагрида. Но ведь этого так мало! Наверняка есть что-то ещё, не лежащее на поверхности.

Пройдя на платформу девять и три четверти, Гермиона заозиралась, высматривая знакомых. Но первыми на глаза попались девочки-старшекурсницы со Слизерина, сдержанные, чопорные, наверняка сверяющие каждый свой шаг с «Наставлениями для юной благородной ведьмы». И наверняка каждая уже помолвлена. Гермиона сама удивилась собственным чувствам — мгновение зависти тут же сменилось жалостью. Она не смогла бы так. Вместо того, чтобы обнять друзей после целого лета разлуки, лишь сказать: «Добрый день, мистер Поттер, мистер Уизли, рада вас видеть»?!

Пройдя чуть дальше, Гермиона столкнулась с Лавандой. Та осмотрела её с преувеличенным вниманием и всплеснула руками:

— Гермиона, ты стала такой симпатичной! И причёска! «Простоблеск», да? Правда же, отличное средство?

— Особенно для моих волос, — кивнула Гермиона, — они такие непослушные. Ты тоже похорошела, Лаванда.

Говорить такие откровенно девчачьи глупости было неловко и странно. Как будто на самом деле новая причёска важнее новых знаний! Но летние походы в Косой переулок показали, как много можно выяснить из разговоров такого, о чём не пишут в книгах. И если ради доступа к этому источнику знаний нужно болтать о причёсках — так тому и быть! Отступать Гермиона не собиралась.

Интересно, Лаванду тоже воспитывают по «Наставлениям»? Она ведь чистокровная. Но такая открытая, искренняя, совсем не похожа на тех слизеринок…

— Ой, а вон Парвати с Падмой. Пойдём к ним! — Лаванда потянула Гермиону за собой. Наверное, это что-то вроде признания — её приняли в девичий клуб. Гермиона подавила вздох. Всю жизнь страдала, что у неё нет подруг, и вот, когда подруги могут появиться, ей хочется сбежать подальше?

«Гарри приедет с Уизли, а они всегда появляются в последнюю минуту», — успокоила она себя. До отправления ещё полчаса, успеет пообщаться с девочками, а потом найти Гарри и Рона.

Новую прическу заметили и оценили все, и Гермиона сама удивилась, насколько это оказалось приятно. Почти как похвала на уроке. Может, потому что эта чёртова прическа отняла не меньше времени и сил, чем подготовка к сложному уроку? А ведь на вид совсем простая. Когда Гермиона пожаловалась на это, девчонки дружно рассмеялись, а Лаванда пояснила:

— Потом будет легче. К этому привыкаешь, как к любым чарам и заклинаниям. Первые разы самые сложные. Ты правильно сделала, что начала летом. Но знай, в Хогвартсе я тебе не позволю вернуться к прошлогодней лохматости!

Теперь рассмеялась уже Гермиона:

— Спасибо, Лаванда. Может, ещё научишь меня чарам, очищающим одежду и обувь после улицы?

По правде сказать, чистящие и высушивающие чары ей показала продавщица в обувной лавке в Косом, но надо ведь с чего-то начинать? На самом деле, это ещё один мамин совет: «Людям гораздо больше нравится, когда их просят чему-то тебя научить, чем когда ты начинаешь учить их самих. Покажи другим, что в чем-то они умнее тебя, и ты рада чему-то у них научиться». И сейчас Гермиона убедилась, что мама абсолютно права! Лаванда и сёстры Патил с таким увлечением принялись учить её «элементарным для любой ведьмы вещам», что Гермиона почти не заметила, как все они заняли общее купе и как Хогвартс-экспресс тронулся, оставляя позади платформу, полную волшебников. И спохватилась, лишь когда за окном дома сменила зелень:

— Ой, я ведь ещё мальчишек не видела. Пойду поищу их. Узнаю, как прошло лето. — Вздохнула, почти не покривив душой: — Наверняка придется выслушать, как много я потеряла, не поехав на чемпионат мира по квиддичу.

Девочки как-то дружно притихли, и Лаванда спросила:

— Ты не выписываешь «Ежедневный пророк»? Ничего ты не потеряла, а может быть, сохранила жизнь. Там такое было! Пожиратели смерти! Тёмная метка! «Пророк» не сообщал о жертвах, но я точно знаю, что они были. Маме рассказала подруга, у которой кузина работает в Мунго.

— О боже! — Гермиона по-настоящему испугалась, ведь Гарри с Роном точно там были. А ведь после чемпионата они ей не писали. Она-то решила, это потому, что всё равно скоро встретятся. — Тем более побегу их искать. Я должна убедиться, что с ними всё в порядке!

Гарри и Рона она нашла в соседнем вагоне. Сначала услышала голос Малфоя, с апломбом рассуждавшего о Дурмстранге, а потом, тихо пройдя мимо купе слизеринцев, остановилась, услышав Гарри. Голос у него был грустным и каким-то растерянным:

— Там памятник на площади и мемориальная табличка на доме. И на кладбище цветы на могилах, — тихо рассказывал он. — Но дом разрушен. Сириус сказал, после стольких лет проще снести и построить новый, чем ремонтировать. А еще сказал, что этот дом только папин и мамин, а бабушка с дедушкой жили в защищённом особняке. Но они умерли ещё до свадьбы папы с мамой. Папа не захотел жить в их доме, потому что они умерли от чего-то очень заразного, он боялся за маму, а потом и за меня.

«Сириус в Англии, на каникулах виделся с Гарри», — машинально отметила Гермиона, входя в купе.

— Привет, Гарри, Рон! Как я рада вас видеть! Я только сейчас узнала, что на чемпионате были, м-м-м, беспорядки?

— Гермиона, наконец-то! А мы уж думали, куда ты пропала? Боялись, что тебя не отпустили в Хогвартс, — наперебой обрадовались мальчишки, и Гермиона не сдержала счастливой улыбки: всё-таки они скучали по ней так же, как и она по ним!

Плотно закрыв двери, она поинтересовалась:

— Так значит, Сириус был здесь? С ним всё в порядке? А на чемпионате он тоже был? Ему ведь нельзя показываться! И вообще — рассказывайте! Я так соскучилась!

— Сто вопросов в минуту — это Гермиона, — усмехнулся Рон.

— Точно, — и Гарри начал рассказывать.

О том, что теперь живёт с Сириусом в его доме, что дом отлично защищён и там никто Сириуса не найдет. А на чемпионате тот был в мантии-невидимке и, на всякий случай, под ней ещё и замаскирован маггловскими методами. А когда появились Пожиратели смерти, он уложил нескольких, прежде чем пришлось отступить в лес.

— Готов поспорить, старший Малфой там тоже был, — ввернул Рон. — Мы видели Драко в лесу, и он совсем не казался испуганным. А ведь такого труса ещё поискать!

— Сириус тоже так считает, — кивнул Гарри. — Но сказал, что поймать Люциуса Малфоя за руку шансов примерно столько же, как застать Снейпа с чистыми волосами, — и мальчишки дружно расхохотались. Гермиона только вздохнула: вспомнила Воющую хижину и как профессор Снейп рвался отдать Сириуса и профессора Люпина дементорам. И вместо того, чтобы, как всегда, поправить: «Профессора Снейпа», — лишь сказала:

— Я рада, что с вами всё хорошо. Я так испугалась, когда услышала про Пожирателей! А что ещё было летом?

И Гарри продолжил рассказывать. О том, как они с Сириусом были в Годриковой Лощине — это там, где похоронены родители Гарри и где стоит их дом. О том, что Сириус много, очень много рассказал ему о родителях и о дедушке с бабушкой, а портрет другой бабушки, который висит в доме Сириуса — об остальных родственниках и даже о далёких предках. И всё это очень интересно, потому что только теперь Гарри почувствовал себя по-настоящему частью волшебного мира, а не просто «мальчиком-который-выжил-чтобы-на-него-пялились-как-на-уродца».

— Знаете, оказывается, среди моих предков была целая куча крутых зельеваров. А дедушка даже прославился каким-то зельем и увеличил состояние семьи вчетверо, представляете? Сириус говорит, Снейп ещё и поэтому может меня третировать… ну, кроме того, что ненавидел моего папу.

— Как это? — не поняла Гермиона. — Я не верю, что профессор придирается к тебе из зависти к твоим предкам. Это так мелочно! И… глупо?

— Не из зависти, — быстро возразил Гарри. — Сириус говорит, Снейп настоящий фанат зелий, и его бесит, когда к ним относятся несерьёзно. Это было заметно, даже когда они ещё учились. А тут получается, у меня наследственный талант, а я его не развиваю и вообще плюю на его любимый предмет.

— Так, может, попробуешь в этом году развивать и не плевать? — осторожно предложила Гермиона. — И посмотришь, как профессор отреагирует?

— Гермиона, — простонал Рон. — Как он может отреагировать?! Это же Снейп! Спорим, он всё равно будет таким же говнюком?

— Спорим! — быстро согласилась Гермиона. — Гарри, тебе придётся постараться, чтобы разрешить наш спор.

— Вы!.. — тот даже задохнулся от возмущения. А Рон, кажется, только сейчас сообразил, что натворил: теперь или отказываться от спора, или Гарри придётся всерьёз заняться зельями.

Может, мальчишки и пошли бы на попятный, но тут дверь открылась, и в купе ввалилась целая компания: Томас, Финниган, Лонгботтом и с ними почему-то Джинни. Купе сразу наполнил шум, разговор вернулся к чемпионату мира, квиддичу, Краму, Пожирателям, к тому, что в этом году в Хогвартсе планируется что-то необычное, снова к квиддичу и Краму… Гермиону эти разговоры не слишком интересовали, но, пожалуй, она обрадовалась передышке. Ей хотелось подумать обо всём, что рассказал Гарри. Интересно, почему портрет его «другой бабушки» — в доме Сириуса? Они, наверное, родственники? Но тогда тем более странно, что в предательство Сириуса так легко поверили…

Поразмышлять помешала Джинни. Пока мальчишки увлеклись своими мальчишечьими разговорами, она подсела к Гермионе и негромко заметила:

— Ты так похорошела за лето. И волосы в порядок привела. Стала настоящей невестой.

В её голосе Гермионе почудилась тщательно скрываемая зависть. Раньше не услышала бы…

— Мне скоро пятнадцать, — Гермиона постаралась ответить беззаботно. — Все девушки хорошеют к пятнадцати. Поверь, однажды и ты не узнаешь себя в зеркале.

— Думаешь?

— Уверена.

«А самое грустное, — вздохнула она про себя, — что заметили это только девочки. Ладно, никто не говорил, что будет легко».

Остаток пути прошёл, как всегда. Мальчишки болтали о квиддиче и гадали, что такого таинственного произойдёт в Хогвартсе, Джинни пожирала взглядом Гарри, а Гермиона делала вид, будто читает. Вот это уже было не «как обычно»: она не могла сосредоточиться на книге! Мысли перескакивали то к Лаванде с Парвати, с которыми в этом году, наверное, придётся проводить больше времени, то к Джинни с её нездоровой фиксацией на Гарри и к Рону, так же нездорово зацикленному на квиддиче, то к Гарри и его рассказам о лете и Сириусе, то к собственным летним открытиям…

На улице хлестал ливень. Почти машинально наложив на себя импервиус, Гермиона поспешила к каретам вслед за убежавшими вперёд друзьями. Несколько секунд задержки оказались решающими — в карету, куда сели Гарри и Рон, запрыгнула мокрая насквозь Джинни и затащила с собой Невилла. Тесниться пятой? Гермиона пожала плечами и подошла к Лаванде и близняшкам Патил. Те, кстати, тоже применили водоотталкивающее заклинание, и Гермиона удивилась вслух:

— Это же совсем не сложно. Ладно, мальчишкам неинтересно учить новые заклинания, если только они не боевые, но почему Джинни?..

— Гермиона, ты такая наивная, — тонко улыбнулась Парвати, накладывая на сиденье кареты высушивающие чары. — Мокрая одежда облепляет грудь. Правда, Уизли там ещё нечем гордиться, но сама она, кажется, думает иначе.

— Я вот никак не пойму, она рассматривает Лонгботтома как запасной вариант? — подхватила Падма. — Или пытается заставить ревновать Поттера?

Кареты тронулись с места, дёрнувшись так, что пассажирки подпрыгнули на сиденьях. Кажется, это спасло Гермиону, иначе девочки точно углядели бы что-нибудь по её наверняка ошарашенному лицу. Нет, она, конечно, понимала, что Джинни бегает за Гарри, но не с такими же сложностями, как «заставить ревновать» и «запасной вариант»? Она, в конце концов, ещё мала для такого! Хотя… в тринадцать в магических семьях уже заключают помолвки, а Уизли — магическая семья, как бы их ни обзывал Малфой.

— В любом случае, Уизли дура, — Лаванда пожала плечами. — Оба не для неё.

— Почему? — осмелилась спросить Гермиона. Неужели её тоже будут так обсуждать? Или — и раньше обсуждали? Как отвратительно!

— Очень просто, — Лаванда оживилась, поговорить на такую тему ей явно было очень даже интересно. — Вот смотри: Уизли — старая чистокровная семья, из списка двадцати восьми, если тебе это что-то говорит. — Гермиона покачала головой, и Лаванда кивнула: — Потом расскажу. Важно, что они в родстве со многими другими старыми семьями, с Блэками в том числе. Почему я говорю о Блэках, а не о Лонгботтомах, которые тоже есть в их родословной? У этого поколения Уизли, — Лаванда махнула рукой куда-то в сторону других карет, очевидно, имея в виду Джинни и ее братьев, — бабушки и по матери, и по отцу — Блэк. Не кровосмешение, но близко к тому! Это просто чудо, что у Молли Уизли семеро детей и все — маги. Хотя на Рональде, по-моему, магия отдохнула. Ну да Прюэтты всегда отличались многодетностью. — Она рассуждала как заправская сплетница, но Гермиону неожиданно увлекли хитросплетения родословных — а скорее, сам факт, что обычная школьница, её ровесница и, прямо скажем, куда хуже успевающая в учебе, так уверенно и со знанием дела об этом рассуждает.

— Так значит, Сириус Блэк родня Уизли?

— Я тебе больше скажу, Драко Малфой — родня Уизли, — захихикала Лаванда.

— Не может быть! Он же…

— Через Блэков, — кивнула довольная Лаванда. — Миссис Малфой — урождённая Блэк, кузина Сириуса. Так вот, а у Гарри Поттера — прабабка Блэк. Его отец, конечно, обновил кровь браком с магглорождённой, но всё равно Поттеру лучше поискать в жёны не такую близкую родню. А то, если не повезёт, его дети от Уизли могут оказаться сквибами. Откровенно говоря, ты, Гермиона, подходишь для Гарри гораздо больше. Или я, но мои родители будут против. Отец не любит скандальную славу, наша семья всегда держалась в тени.

Ощутив, как заполыхали щёки, Гермиона поспешила спросить о другом:

— Но если Уизли по меркам вашего мира близкая родня для Гарри, почему же он живёт у магглов? И почему он не знает об этом родстве? Гарри много раз говорил, что у него всей родни — маггловская тётка, и Рон его ни разу не поправил. Ни Рон, ни Джинни, ни близнецы. И, наверное, их родители тоже, ведь Гарри гостил у них прошлым летом.

— Правда?! — воскликнула Лаванда. — Как интересно. То есть, я хотела сказать, ты права — это очень странно.

В окне показались башни Хогвартса, и Гермиона спросила:

— А почему ты сказала, что и Невилл не для неё?

— О, там всё просто, — Лаванда почему-то вздохнула. — Уизли бедны, но Джинни ленива и плохая хозяйка. А Лонгботтомы, они… их семья держится на плечах старой миссис Лонгботтом, Августы. Родители Невилла в Мунго ещё с войны, это обходится дорого. Августа наверняка хочет для внука дельную невесту, способную вести хозяйство, не транжирить деньги, а в идеале ещё и зарабатывать хоть что-то.

— Ему подошла бы какая-нибудь хаффлпаффка, — задумчиво протянула Падма. — Но мы ведь говорим об Уизли, а не о Лонгботтоме и Поттере. Уизли не захотят в зятья обнищавшего Лонгботтома, а Поттер, вроде бы, богат… хотя по его виду и не скажешь.

Карета остановилась, и разговор пришлось прервать. Впрочем, судя по горящим глазам Лаванды, та ещё вернется к этой теме. И впервые за все годы в Хогвартсе Гермиона порадовалась, что делит спальню с такой сплетницей.

О том, что ей нравится Гарри как парень, Гермиона проболталась третьего сентября. Нет, всё-таки это какая-то магия: Лаванда на удивление ловко вытягивала интересующую её информацию!

Поводом к разговору послужила Джинни: после ужина она словно невзначай столкнулась с Гарри и рассыпала свои книги и конспекты. И конечно же, Гарри помог ей всё собрать. Правда, кроме Гарри помогал и Рон, что делало ситуацию чуть менее… романтичной? Сама Гермиона тем временем думала о том, что у неё с Гарри всего один день в неделю полностью совпадает расписание, а в библиотеку он за три первых учебных дня не зашёл ни разу. Честно говоря, ей стоило больших трудов не напоминать мальчикам об учёбе и не тащить заниматься, как она привыкла в прошлом году. И она никак не могла решиться попросить Гарри помочь ей с сумкой! В результате мальчишки только и говорили, что про отмену квиддича да про Турнир Трёх Волшебников.

А вот Джинни не постеснялась протянуть сумку Гарри и попросить:

— Поможешь донести? Я, кажется, ушибла руку.

— Если рука болит, тебе нужно к мадам Помфри, — быстро сообразила Гермиона. — Какая рука, правая? Если быстро не вылечить ушиб, ты не сможешь заниматься!

— Ничего страшного, — Джинни обожгла Гермиону злобным взглядом, но тут вмешался Гарри:

— Гермиона права. Мадам Помфри в один миг всё вылечит. Давай твою сумку и беги в больничное крыло.

— Как скажешь, — Джинни потупилась, передала Гарри сумку и, вздохнув, медленно пошла к больничному крылу. Гермиона была готова поспорить, что с рукой у неё всё в порядке и до мадам Помфри она не дойдёт.

Лаванда, как выяснилось, считала так же.

— Гермиона, я тут подумала о том, что ты рассказала. Насчёт Уизли и что Поттер не знает о своём родстве с ними. — Лаванда устроилась вполоборота перед зеркалом-трюмо, неторопливо расчесывая свои густые, отливающие золотом волосы. Парвати сидела на коврике на полу в ужасно неудобной, на взгляд Гермионы, позе, которую называла «лотос», а сама Гермиона, всё еще кипя от злости, даже не пыталась делать вид, будто читает, хотя ушла из гостиной под предлогом подготовки в тишине к завтрашним урокам. — Джинни дура, но её мать умна. Думаю, Молли Уизли давно уже решила, что неплохо бы выдать дочку за богатого, глуповатого и любящего их семью единственного наследника старой чистокровной семьи, к тому же с обновлённой кровью. Может даже, она знает какой-нибудь секрет, чтобы уменьшить риск рождения сквибов. Ритуал или зелье. Глядя на её детей, в это можно поверить, правда?

— Хочешь сказать, Уизли потому и не рассказали Гарри, что они ему родня? Но это же… подло!

— Умно и глупо одновременно, — задумчиво заметила Парвати. — Глупо, если Поттер сам об этом узнает. Хотя и тогда можно будет, наверное, отговориться, что все это знают, и они даже помыслить не могли, что сам Поттер не в курсе. И умно, если до Поттера так и не дойдет эта информация. А судя по его характеру, на это шансов больше. Мне кажется, в библиотеку он ходит исключительно ради домашних заданий, а проверять собственные родословные нам не задают.

Тогда-то Лаванда и раскрутила Гермиону на признание, причём та сама не поняла, как с Уизли, родословных и библиотеки разговор перекинулся на неё. У Лаванды точно талант!

— Только не болтай об этом! — Гермиона ничуть не верила, что болтушка и сплетница Лаванда выполнит эту просьбу; утешало лишь то, что до Гарри сплетня наверняка не дойдёт, все же он обладал удивительной глухотой к девчачьим разговорам. Но Лаванда её удивила:

— Мы ведь подруги, Гермиона. Я не стану болтать ничего такого, что тебе навредит. Обещаю. Но почему ты ничего не делаешь? Ждёшь, пока твоего героя приберёт к рукам Уизли? Или Чанг, или ещё кто-нибудь?

— А Чанг тут при чём?! — ошеломленно спросила Гермиона.

— Девушка-ловец — это так сексуально, — протянула Парвати.— Она на каждой игре строит Поттеру глазки. Думаю, это у неё стратегия отвлечения такая, потому что на играх с Хаффлпаффом она точно так же кокетничает с Диггори. Но Диггори умный парень, а Поттер…

— А я не знаю, что делать! — раздражённо воскликнула Гермиона. — Он даже не заметил мою новую причёску, и что я себе зубы поправила. И мне неловко просить его поднести сумку — это же сразу все догадаются! Пока что всё, что я сделала — перестала тянуть их с Роном в библиотеку.

— И правильно, — Парвати перетекла в другую позу, какую-то вовсе скрюченную. — Разве ты не знаешь? То, что всегда под рукой, не ценят.

— Кстати, девочки, а вы заметили, что Поттер тоже приоделся? Прямо как ты, Гермиона. И на ногах приличные туфли, а не тот маггловский ужас, который он носил раньше. — Лаванда наконец-то отложила расческу, стянула волосы лентой и теперь достала пилочку для ногтей. А Гермиона прикусила губу: она расстроилась, что Гарри не оценил её новый облик, а оказалось, и сама такая же! Как можно быть настолько невнимательной?!

«Это наверняка Сириус купил ему новую одежду, не Дурсли же», — подумала Гермиона. Хотя, пожалуй, странно, что Гарри не позаботился о себе сам, если девочки говорят правду и он действительно богат. А, скорее всего, так и есть, потому что в поезде он всегда покупал волшебные сладости на всех и платил галлеоном, а не сиклями и кнатами. «Нельзя говорить девочкам о Сириусе», — спохватилась Гермиона и в попытке сменить тему задала вопрос, на который иначе не решилась бы:

— Парвати, а мне казалось, тебе Гарри тоже нравится? Ты весь прошлый год старалась с ним столкнуться.

— О-о, это мы с Падмой ставили эксперимент, — досадливо протянула Патил. — На тему, кто из наших сокурсников способен отличить случайное столкновение от заигрываний. И хочу тебе сказать, Поттер в этом плане самый безнадёжный. Если Уизли будет его завоёвывать, как сегодня, шансов у неё нет. Но и у тебя тоже, если выберешь такую же тактику.

— Что же делать?! — Гермиона даже не заметила, что сказала это вслух. На неё вдруг нахлынула та же безнадёжность, как летом, до первого разговора с мамой. Легко строить планы на бумаге, но как их выполнять, если там нет пунктов «почитать учебник» и «написать эссе»?!

— Используй его сильные стороны, — слегка пожав плечами, предложила Лаванда. — Ты ведь так и боишься летать? Вот и попроси Поттера помочь тебе, у него ведь талант к полётам. Сваришь два зелья в одном котле, а то для ведьмы бояться метлы — это, знаешь ли, не очень хорошо.

— Лаванда, ты гений!

— Что ты, — та захихикала. — Просто моя тётя именно так привлекла к себе внимание моего дяди. И не вздумай отказываться, если он предложит сесть на метлу с ним вместе и полетать вдвоём! Ну, не в переносном смысле, конечно, а на самом деле.

— В переносном?..

С полминуты в спальне девочек четвёртого курса царила тишина, а потом Лаванда всплеснула руками и воскликнула:

— Гермиона, ты и правда совсем наивная! Парни так говорят, когда, ну… — запнулась и продолжила шёпотом: — Когда хотят заняться с девушкой, ну, тем самым.

Гермиона открыла рот и закрыла, испуганно икнув. Сказать на такое она могла бы только «о господи!»… или, учитывая компанию, «о, Мерлин!»

Но сама по себе идея хороша. Более чем хороша! А это неприличное иносказание… Откровенно говоря, Гарри тоже вряд ли его знает. Но когда узнает, нужно, чтобы он захотел предложить «это» не Джинни и не Чанг, а ей, Гермионе!

— Завтра, — она на всякий случай сверилась с расписанием. — Да, завтра я с ним поговорю. А сейчас надо всё-таки заняться домашним заданием.

Впервые в жизни Гермиона готовилась к урокам безо всякого удовольствия. Мысли занимали совсем не уроки, а завтрашний разговор с Гарри.

Ясно одно — ни в гостиной, ни в Большом зале этот разговор заводить нельзя. Тут же Джинни примажется! Правда, Гермиона не знала, что делать, если примажется Рон — не столько к ним, сколько к «Молнии» Гарри, но решила, что на первых порах это будет не так уж и страшно. Наоборот, замаскирует её настоящую цель. А дальше будем действовать по обстоятельствам.

Лучше всего, наверное, поговорить на обратном пути от теплиц. Если получится немножко отстать от остальных, разговора не услышит никто лишний. К тому же гербология будет последним уроком, и никуда спешить не надо. Да, решила Гермиона, так она и поступит.

С утра, спускаясь на завтрак рядом с хмурыми и сонными мальчишками, она задумалась ещё об одном: не будет ли её просьба выглядеть слишком уж внезапной, «ни с того ни с сего»? Но тут ей повезло. Как и все эти дни, Рон, едва проснувшись — а просыпался он примерно к середине завтрака, — начал возмущаться отменой квиддича. Гарри согласился, что тоже будет скучать по игре.

— Три чемпиона, да ещё одни старшекурсники, а нам что делать? — раскрасневшийся Рон вовсю размахивал руками, и Гермиона отодвинулась немного подальше. — Вон, Гермиона, наверно, скажет: сидеть в библиотеке?

— Не скажу, — решительно возразила Гермиона. Удача сама шла к ней в руки! — Учиться круглосуточно не потребует даже профессор МакГонагалл. И даже я понимаю, что команде, чтобы не растерять квалификацию, надо тренироваться, а не сидеть целый год на земле!

— Во-от, дело говоришь! — воскликнул Рон. — Джонсон, эй, Джонсон! Слышала?

— И правда, Анжелина, сходи к декану, — рядом возникли Кэти с Алисией. — Пусть чемпионата не будет, но кто нам мешает пару раз в неделю занимать поле?

— Поле будет занято подготовкой к турниру, — сухо объявила подтянувшаяся на шум МакГонагалл. — Сожалею, мисс Джонсон.

Анжелина, сменившая Вуда на посту капитана гриффиндорский команды, только рукой махнула. Похоже, неудачно начиналось её капитанство.

— Эх!! — Рон хлопнул ладонью по столу, и МакГонагалл покачала головой:

— Ведите себя тише, мистер Уизли.

— Пора на зелья, — тут же напомнила Гермиона, — Рон, Гарри, идёмте.

В тот день она ещё несколько раз слышала от мальчишек «квиддич», «тренировки» и «продуем змеям». Не вмешивалась и даже не прислушивалась особо, но после гербологии, притормозив ребят и подождав, пока остальные уйдут вперёд, начала не меньше сотни раз обдуманный разговор.

— Гарри, можешь мне помочь… в одном очень сложном для меня деле?

— Ну, если смогу… — с явным сомнением протянул тот.

— Именно ты и сможешь. — Гермиона вздохнула, перевесила сумку с одного плеча на другое и продолжила: — Я сегодня весь день думала. О ваших тренировках, и вообще. Я… Ну… — На самом деле она жутко стеснялась своих мыслей и того, зачем на самом деле завела этот разговор. Но Гарри, наверное, отнесет эту неуверенность к теме просьбы, и это будет… «Правдоподобно. И вообще, это тоже правда», — подбодрила себя Гермиона. — Я подумала, что на первом курсе очень безответственно отнеслась к урокам полётов. Я боюсь метлы, ты же помнишь? Надо было преодолеть свой страх и научиться, а я еле-еле сдала на «удовлетворительно» и успокоилась. Но если вдруг понадобится сесть на метлу… В общем, Гарри, не мог бы ты меня поучить? А заодно и сам полетаешь. Ты же ловец, тебе не обязательно тренироваться на поле и со всей командой. Нужны только метла и снитч, верно?

— Отличная идея, Гарри, дружище! И мне дашь немного потренироваться на «Молнии», идёт?

«Так я и думала», — мысленно кивнула Гермиона. По крайней мере, им обоим Гарри точно не откажет. И быстро добавила:

— Только не зовите больше никого, пожалуйста! Я… мне так стыдно! Я ведь держусь на метле хуже первокурсника!

— Конечно, Гермиона, — Гарри закивал и широко улыбнулся. — Ты зря боишься, летать — это здорово! Для тебя можно попросить метлу у Анжелины или Алисии, их «Чистомёты» надежные и не такие быстрые, как «Молния». Значит, тебе будет не так страшно. Рон, а ты попроси ещё одну метлу у Фреда или Джорджа, чтобы мы могли подняться в воздух втроём.

— Гарри, попроси лучше ты. Рон разболтает, и меня засмеют!

— Почему сразу разболтаю?!

— Да ладно вам, мне не трудно. Попрошу. А давайте прямо сейчас? — Гарри просто сиял: кажется, одна только мысль о полётах подняла ему настроение. — До ужина ещё куча времени.

Слова о несделанных уроках Гермиона мысленным пинком загнала обратно. А взамен, сглотнув, сказала почему-то шёпотом:

— Давайте.

Что бы ни говорила профессор МакГонагалл по поводу того, что квиддичное поле понадобится для турнира, пока никто не мешал желающим там полетать. Гермиону это удивляло — в самом-то деле, почему не разрешить командам тренироваться хотя бы сейчас, пока турнир не начался? И радовало — никто не гнал с поля тех, кто всё-таки приходил сюда с метлой и поднимался в небо. Правда, для школы, где все, казалось, просто помешаны на квиддиче, таких нашлось на удивление мало. Даже гриффиндорская команда ни разу не выбралась на стадион. А ведь все знали, что Гарри, Рон и Гермиона летают каждый вечер, и никто их не прогоняет, не ругает и не снимает баллы!

По правде говоря, гриффиндорская команда, как и прочие обитатели Хогвартса, включая, кажется, даже привидений и Пивза, думала исключительно о Турнире. Близнецы Уизли даже организовали тотализатор, собирая ставки на то, кто именно станет чемпионом от Хогвартса. До квиддича ли тут?

Зато никто не мешал.

Вот и сейчас — закат красил небо в алый цвет, предвещая непогоду, над Запретным лесом кружилась стая гиппогрифов, у теплиц виднелись фигуры профессора Спраут и нескольких старшекурсников. Гермиона парила на высоте примерно третьего этажа и осматривалась — она уже не так боялась вертеть головой, как в первые дни. Гарри держался рядом.

— Гермиона, не сжимай руки так сильно! Плечи расслабь, ты контролируешь метлу всем телом. А то если мышцы задеревенеют, упадёшь!

— Я помню, — слабым голосом отозвалась Гермиона. Наклонилась вперёд, одолженный Кэти «Чистомет» ускорился… быстрей… еще быстрей! А теперь выше! Гарри легко держался рядом на «Молнии», и Гермиону неудержимо тянуло улыбаться. Она посмотрела на своего тренера, шевельнула губами: — Заложу вираж?

— Давай, ты сможешь, — тут же отозвался Гарри. — Вчера у тебя отлично получалось!

Да, вчера у неё наконец-то получилось — и закладывать не слишком крутые виражи, и спускаться не по плавной спирали, а почти в пике, и даже уходить в небо «свечкой»! Сегодня она собиралась повторить все эти подвиги, потому что один раз ещё может быть случайностью, а успех нужно закреплять!

Гермионе нравилось летать. Ну… почти нравилось. Инстинктивный страх потерять контроль над деревяшкой и пучком прутьев никуда не делся, но теперь она понимала, что корни этого страха — в привычке анализировать и рационально объяснять и в недостатке информации для этого самого рационального объяснения. Отучившись три года в школе чародейства и волшебства, она до сих пор не признавала объяснения «это магия», не подкрепленного более весомыми доводами. Например: «Это чары левитации, управления и контроля, прикреплённые к метловищу рунескриптом, а на шайбах-держателях прутьев нанесены рунескрипты, закрепляющие чары скорости, ускорения и торможения, изменения высоты и направления, облегчения веса и снятия инерции».

Да, с тех пор как Гермиона почитала об устройстве метлы, как её создают и зачаровывают, летать стало гораздо легче. На первом курсе она сдавала полёты на одном упрямстве, внутренне трясясь и напоминая себе, что всё-таки гриффиндорка — это раз, и должна быть лучшей ученицей — это два. Теперь же от её полета не зависели ни баллы, ни оценки, зато Гарри летел рядом, страхуя и ободряя. Да и Рон меньше стал цеплять за любовь к книжкам. А знание о наложенных на метлу чарах придавало уверенности.

Правда, расслабить руки и развернуть плечи до сих пор получалось не очень, но это оставалось единственным отголоском прежнего страха.

Идея попросить Гарри помочь с полётами оказалась даже лучше, чем думала Гермиона вначале. Вот уже две недели они каждый вечер проводили час-полтора на квиддичном поле, возвращаясь в замок почти к отбою. «Отличная замена библиотеке», — шутил Рон в своём неповторимом стиле, но Гермионе совсем не хотелось с ним спорить. Она не понимала, как и почему такое происходит, но полеты словно взбалтывали магию у неё внутри, заставляя её бурлить и искриться. Как результат — чары с трансфигурацией потом давались лучше, а заклинания, похоже, стали получаться немного сильнее. А ещё… Может, ей только хотелось в это верить, но всё-таки казалось, что Гарри стал… беречь её, наверное? Как будто, увидев её неуверенность, он вдруг сообразил, что Гермиона — девочка. Что она может быть слабой, может бояться. И пусть сама Гермиона считала, что нужно быть сильной и храброй, это ничего не меняло.

— Не бойся, я тебя страхую, — говорил Гарри.

— Я не боюсь! — возражала Гермиона, но Гарри всё равно летел рядом. Несколько раз поправлял её руки на метловище или показывал правильный угол наклона, а однажды, когда она потеряла равновесие и совершенно позорно завизжала, он, подлетев вплотную, крепко обхватил её за талию. Метла тогда сразу выровнялась, но они всё равно спустились на землю. Гарри отдал «Молнию» Рону и, пока тот летал, просто держал Гермиону за руку. Даже когда она уже успокоилась.

Рон, кстати, совсем им не мешал. Он брал метлу у кого-нибудь из своих братьев, но медленно лететь рядом с Гермионой ему было скучно, и он отрабатывал на высоте виражи и развороты. А потом повторял то же самое на «Молнии». Спускался довольный, со сверкающими глазами. Всё чаще говорил, что в будущем видит себя в квиддиче и только в квиддиче, жалел, что в этом году не набирают команду, и собирался пробоваться на вратаря на пятом курсе. Стоило признать, ради желанной цели он и впрямь готов работать. Неудивительно, что тренировался с настоящим фанатизмом. Даже учиться начал, когда Гермиона заметила, что вряд ли профессор МакГонагалл разрешит взять в команду ученика со сплошными «удовлетворительно», а Алисия это подтвердила. Ныл, конечно, жаловался на адские домашние задания, но старался. И говорил, сам себя утешая:

— Да ладно, мне ведь не нужны «превосходно» и даже «выше ожидаемого» по всем предметам! Главное, чтобы хоть где-то было нормально, тогда станет ясно, что к чему-то у меня больше способностей, а к чему-то меньше, вот и всё. И чтобы МакГонагалл видела, что я стараюсь.

— Неужели тебе самому не интересно? — не выдержала как-то Гермиона.

— Зельеварение, гербология и восстания гоблинов? Нет, конечно! — Рон откровенно возмутился. — Сама подумай, зачем мне всё это? Я еще понимаю ЗоТИ, чары бывают полезные, трансфигурация иногда нужна по жизни, но писать все эти трёхфутовые эссе, если нужно только помнить заклинание и уметь правильно взмахнуть палочкой?

Может, в этой сугубо практической точке зрения и был смысл, но Гермиона его не понимала. Да и не хотела понимать! Но раз уж решила больше не спорить с мальчишками по поводу учебы… Подумав немного, она ответила:

— Что ж, если ты уже точно решил, чем займёшься после Хогвартса… Я вот не знаю. И что мне может пригодиться, тоже не знаю. И мне всё интересно!

— Я тоже не знаю, — вдруг согласился с ней Гарри.

— Как, разве ты не пойдёшь тоже в квиддич?! — даже если бы у друга прямо сейчас без всяких заклятий отросла вторая голова и три пары щупалец, Рон бы, наверное, так не изумился. — Ты же самый молодой ловец столетия! Ты не упустил ни одного снитча! Ну, если не считать того случая с дементорами. Да тебя любая команда с руками оторвёт!

— Мне нравится летать и играть нравится, но почему-то кажется, что я не хочу этого по-настоящему. Вот как ты. Мой отец тоже здорово летал, но после Хогвартса собирался стать аврором. Маме нравились зелья и чары. Дед прославился каким-то зельем. А прадед исследовал защитные артефакты. Вдруг мне тоже понравится что-нибудь такое? Зелья, если честно, вряд ли, но вот артефакты — это правда круто! Хотя Флитвик сказал, чтобы их создавать, нужно знать и зелья, и нумерологию, и руны, — Гарри поскучнел и опустил взгляд. — А нумерологию и руны я уже упустил.

— Если захочешь догнать, я всегда тебе помогу! — воскликнула Гермиона. — Ты пропустил всего лишь первый год, а это самые основы. Ничего по-настоящему сложного! Профессор Вектор нам даже домашних заданий почти не задавала!

— Я подумаю, — нехотя протянул Гарри. Похоже, мысль об артефактах в далеком пока будущем привлекала его больше, чем необходимость учить зелья, руны и нумерологию прямо сейчас. Хотя, надо признать, на зельях он старался. То ли и впрямь слава деда-зельевара подстегнула, то ли тот спор в Хогвартс-экспрессе помог…

Пока же Гермиона летела рядом с Гарри, над башнями Хогвартса догорал закат, пахнущий скорым дождём ветер бил в лицо и растрёпывал волосы, и отчего-то вспоминалась та ведьма из Косого переулка, миссис Фелпс. «Будь лёгкой, лети», — наверное, именно это она и имела в виду. Сейчас Гермиона чувствовала себя очень лёгкой, почти невесомой. Хотелось смеяться, и она запрокинула голову и воскликнула:

— Как хорошо! — и в самом деле рассмеялась, подставляя лицо ветру.

— Гермиона, у тебя получилось, совсем уже получилось! — Гарри завис перед ней, и она с лёгкостью остановила метлу — кажется, ничего ради этого не сделав, одним только желанием. — Хлопни в ладоши! — Гермиона, почти не думая, оторвала руки от метлы и захлопала. — Вот видишь! Ты держишься, и всё хорошо! Хочешь побросать квоффл?

«Ой, не сегодня!» — хотела ответить Гермиона, но азарт полета бурлил в крови, и она, сама от себя не ожидая, согласилась. Первый раз сознательно оторвать руки от метлы оказалось немножко страшно, но, как только она убедилась, что не падает и без рук, страх сменился восторгом. У неё правда, на самом деле получается! И держаться в воздухе, и лететь, и кидать мяч! Она настоящая ведьма!

Когда они опустились на землю, Гермиона с визгом обняла Гарри:

— У меня получается! Я смогла, я летаю! Спасибо, Гарри, спасибо!

Тот промычал что-то невнятное; и даже в вечерних сумерках было заметно, как покраснел. Смутившись, Гермиона разомкнула объятия. Они стояли друг против друга, почти вплотную, и оба, похоже, не знали, что сказать и как выйти из неловкой ситуации.

Положение спас Рон: спустившись и зависнув метрах в трёх над землей, он предложил:

— Ну что, может, покидаете квоффл мне на ворота, пока совсем не стемнело? Раз уж у Гермионы начало получаться?

Гермиона подняла руки — те чуть заметно дрожали.

— Кажется, на сегодня с меня хватит. Я посижу тут, ладно? А завтра попробую.

Пока Гарри кидал в кольца квоффл, она вспоминала полёт — волшебное, невероятное чувство лёгкости и свободы, когда ветер бьёт в лицо, и кажется, что ты сама вот-вот станешь ветром. И потом… нет, не когда она обняла Гарри — это был безотчётный порыв, а когда они оба вдруг поняли, что стоят в обнимку. На какое-то мгновение ей почудилось, что она снова летит.

— Это было прекрасно, — сказала она, когда мальчишки спустились на землю. Уже почти стемнело, и нужно было поторопиться, чтобы успеть в гостиную до отбоя. И тут ей пришла в голову очевидная, вроде бы, идея: — Почему бы нам не долететь до замка? Так ведь быстрее.

В гостиной она встретилась взглядами с Лавандой — та округлила глаза и сказала, деланно зевнув:

— Всем спокойной ночи.

И уже в спальне, дождавшись, когда поднимется и Гермиона, жадно спросила:

— Ну, что?

— В смысле? — не поняла Гермиона.

— Ты вся светишься! Целовались?

Гермиона почувствовала, как жарко прилила к щекам кровь.

— Ты правда ждала этого так быстро? Но я… — она запнулась и закончила почти шёпотом: — Я обняла его. Ничего такого даже не думала, просто обрадовалась, что у меня получилось, что я летела!

— Тоже хорошо, — Лаванда захлопала в ладоши. — Значит, у тебя получилось летать? Только не бросай сразу! Ты ведь уже поняла, какой это хороший повод побыть вместе?

— Завтра будем кидать квоффл, — рассеянно сказала Гермиона.

— Вот и отлично! М-м-м… ещё бы Уизли как-то от вас убрать.

— Он не очень-то и мешает, — признала Гермиона. — Мы летаем с Гарри, а он у колец тренируется на вратаря.

— Зато мелкая Уизли ничего не заподозрит, — задумчиво, будто споря сама с собой, продолжила Лаванда. И тут же решительно тряхнула головой: — Ладно, пусть все идёт как идёт. Тем более что идёт оно как надо.

Гарри плотно задёрнул полог кровати, наложил выученные летом заглушающие чары — в доме Сириуса можно было спокойно колдовать, и они здорово этим попользовались! — и достал сквозное зеркало.

— Привет, Бродяга! Как ты там? Знаешь, сегодня…

Вечерние разговоры с Сириусом затягивались иной раз до полуночи и больше, и по утрам Гарри клевал носом, получая замечания и снятые баллы. Но ни за что на свете не отказался бы от этих разговоров. Сириус как-то признался, что за годы в Азкабане почти разучился говорить, и первое время ему трудно было подбирать нужные слова и связно строить фразы. А теперь, рассказывая крестнику простые истории о своём детстве, школьных проделках, о тайных ходах в Хогвартсе и меню двадцатилетней давности мадам Розмерты, чувствовал себя живым. Человеком, а не трясущимся скулящим псом.

За месяц жизни в доме Блэков Гарри узнал куда больше о волшебном мире, чем за три года в Хогвартсе. И продолжал узнавать каждый вечер — Сириус, расспрашивая крестника, как прошёл день, зачастую объяснял ему то, чего сам Гарри не понимал. Или, хуже того, даже не знал, что не понимает. Чего стоил хотя бы их разговор о Чжоу Чанг! То есть, сначала просто о девочках, а потом — о Чжоу, когда Гарри признался, как ему нравится на неё смотреть и как она ему улыбается на каждом матче. До сих пор, вспоминая, краской заливался — даже уши полыхали!

Оказалось, у волшебников принято сговариваться о браках очень рано, и в тринадцать лет многие уже помолвлены. А Гарри — со всех сторон завидный жених, богатый, из хорошего рода по отцу и с обновлённой кровью благодаря маме, да ещё и Мальчик-Который-Выжил — свободен! И любая — ну ладно, почти любая не сговоренная девушка — с руками оторвёт такого жениха, если не сама, то по совету или даже по приказу родителей.

— Тебя до сих пор не опоили любовными зельями разве что чудом, — непривычно серьёзно внушал ему Сириус. — Потому, скорее всего, что любовные зелья без толку подливать мальчишке, который пока ещё не проявил себя молодым мужчиной: если нет интереса к девушкам вообще, не будет и желания задрать юбку какой-то определённой. Но как только заметят, что ты начал заглядываться на девочек, тут-то и возьмут в оборот. Так что готовься — охота на Гарри Поттера будет открыта. И ты должен быть очень ловкой и быстрой дичью, если намерен сохранить свободу и ясный разум!

— Значит, ты думаешь, Чжоу просто меня заманивает? — разочарованию Гарри не было предела. — Я-то думал, хоть немного ей нравлюсь.

— «Немного нравишься» ты любой девчонке в Хогвартсе, в какую пальцем ни ткни, уж будь уверен, — рассмеялся Сириус. Сейчас его смех чуть меньше напоминал собачий лай, но и весёлым его до сих пор не назовёшь. — Ты же Поттер! А вот понять, ты ей нравишься или твоя фамилия, слава и сейф, посложнее будет. Тут надо мозги подключать. А так как твои мозги, малыш, ещё совершенно неопытны в таком сложном вопросе, можешь положиться на меня, — он снова рассмеялся, но тут же вновь заговорил серьёзно: — Итак, Чжоу. Внучка то ли китайских, то ли корейских эмигрантов, то есть всего второе поколение, родившееся в Британии. У магглов такие, я слышал, второй сорт. У магов сложнее — многое зависит от силы магии, от того, чем занимается семья и к какой магической школе принадлежит.

— Школе? — переспросил Гарри. — Но если уже два поколения живут в Британии, разве они не Хогвартс заканчивали?

Сириус почему-то застонал, схватившись рукой за лоб. Но заговорил раньше, чем Гарри успел спросить, что с ним.

— Крестник, магической школой — не школой магии, не путай! — называют направление магии, в котором семья или какая-то группа людей не просто сильна, а хранит её секреты от непосвящённых. Есть, например, аврорская школа боя, которой учат в академии, а есть саксонская, которую передают строго внутри старых саксонских семей. Или традиционная гербология, которой вас учит Спраут, и кельтская, с друидскими корнями. Ты не представляешь, насколько они разные. Есть стихийные школы, школы духа и разума, заклинателей и ритуалистов, малефиков — ты, кстати, хоть слово такое знаешь? Нет? Ладно, завтра поговорим об этом отдельно, а пока мой долг крёстного защитить невинного тебя от коварных охотниц за неким Гарри Поттером. Так вот, Чанг. Её дед и бабка по отцу — сильные боевые маги, какая-то азиатская школа, из закрытых. По матери — точно не знаю, но ходили слухи, что там вообще магглы, и при этом тоже бойцы не из последних. Не знаю, как такое вообще возможно, но вроде бы там школа боя и для магов, и для магглов годится. Ещё ходили слухи, что оба деда как-то повязаны с азиатским криминалом, и очень даже не на последних ролях.

— Мафия? — потрясённо выдохнул Гарри. — То есть эта, как её? Якудза? Триада? Опиумные наркобароны?

— Теперь я ни слова не понял, — мрачно признался Сириус. — Это что-то маггловское? Вроде как в Азии маги с магглами частенько проворачивают общие тёмные делишки. Ну а отец твоей милой улыбчивой Чжоу и его сколько-то братьев, не помню, то ли пятеро, то ли шестеро, берут всякие опасные заказы. Не убийства, но дела такого сорта, что ни аврорат, ни Пожиратели с этой семейкой связываться не хотят. Твоих денег этой девочке точно не надо — своих хватает, в этом можешь быть уверен. Но зять — герой Британии может, знаешь ли, послужить весомым прикрытием. Тебе оно надо?

— Такого — точно нет, — печально согласился Гарри. Он и не подумал бы оценивать девушку с такой точки зрения, но чувствовал, что Сириус прав. И что сам он когда-нибудь может сильно пожалеть о собственной беспечности. — Как-то это всё грустно. Что же мне теперь, у каждой девушки о родне выспрашивать?

— Даже не вздумай! — Сириус, кажется, аж подскочил. — С ума сошёл! Ты соображаешь, что такие вопросы однозначно поймут как декларацию намерений?

— Как что?

— Как то, что ты жениться хочешь, болван! И не отвертишься!

— Ой!

— У меня спрашивай. А лучше, — Сириус подмигнул, — у любимой бабушки Вальбурги. Как любая порядочная женщина, она знает если не всё обо всех, то близко к тому.

— Ты опять…

Тема «любимой бабушки Вальбурги» была у Сириуса любимой для подшучивания над крестником. Наверное, пытался шутками вытащить себя из состояния полнейшего изумления, в которое впал глубоко и надолго ещё в августе. Ещё бы: насколько сам он мать не любил, называл бессердечной и ругал за собственное детство — от неё, впрочем, зарабатывая в ответ то же количество ругани и упрёков, — настолько же Гарри прикипел к портрету всей душой, получая в ответ полную взаимность. Он с горящими глазами слушал истории о своих предках — и, конечно же, Вальбурга была в восторге от его внимания, интереса, бесконечных вопросов и печального «как жаль, что Сириус забрал меня только сейчас».

Правда, умению бабушки Вальбурги высказаться в адрес «грязнокровок» позавидовал бы даже Драко Малфой, но Гарри в ответ или спрашивал, как же бабушка его терпит с такой-то мамой, или начинал расхваливать Гермиону. То и другое Вальбургу сердило, но как-то, по мнению Гарри, странно. Как будто сердилась и ругалась она по привычке. А однажды, к полному изумлению как Гарри, так и портрета, в их спор вмешался Кричер. Сказал ворчливо, по своему обыкновению делая вид, будто разговаривает сам с собой:

— Молодой хозяин силён, он говорит со змеями, привратница дома Блэк ответила ему и признала его кровь. Не мог такой волшебник родиться у презренной грязнокровки.

— Но родился, — вспыхнул Гарри.

— Кровь твоей матери оказалась сильна, — задумчиво проговорила Вальбурга. — Я помню, что рассказывали о Лили Эванс мои сыновья и твой отец-шалопай, когда ещё учились в Хогвартсе. Так же ты говоришь об этой своей подружке, дочери маггловских целителей.

И замолчала. Гарри хотел спросить, почему она вдруг сама заговорила о Гермионе, но не стал — ну её, а то раскричится снова. Ссориться он не хотел. Пусть лучше, когда успокоится, ещё расскажет о прежних Поттерах и Блэках.

И теперь, в Хогвартсе, он скучал по разговорам с Вальбургой. С Сириусом хотя бы через зеркало можно пообщаться, но Вальбурга не могла уходить со своего портрета, а сам Гарри не попадёт на Гриммо раньше рождественских каникул…

— Сириус, ты лучше бабушке привет от меня передай и скажи, что я скучаю.

— Ладно уж, передам, — тот помотал головой: — Уму непостижимо, как это вы с ней так спелись?!

Что ещё поразило Гарри, так это реакция крёстного на рассказ об уроках Грозного Глаза. Восторгов Гарри и Рона Сириус не разделял, и вовсе не потому, что у него был зуб на Грюма за Азкабан.

— Осторожней с ним, — в голосе крёстного Гарри слышал самую настоящую тревогу. — Сказать честно, Аластор всегда был малость того, но показывать школьникам Непростительные — это уже ни в какие ворота.

— Мы уже не маленькие! — возмутился Гарри. — Грюм сказал, наступают опасные времена, и мы должны знать!

— Да не в вас проблема! — рявкнул Сириус. — Он рассказал вам, почему Непростительные — непростительны?

— За одно применение — Азкабан пожизненно, — припомнил Гарри.

— Ты путаешь причину запрета с наказанием. Я объясню, но запомни — это опасная тема. Не вздумай трепаться об этом в коридорах, если не хочешь объяснять, откуда узнал такое. — Он помолчал и заговорил медленно, будто подбирая каждое слово: — Подчинить волю и разум человека можно не только империусом. Есть конфундус, зелья — целая куча, ритуалы... За что-то можно угодить в Азкабан на пару-тройку лет, за что-то отделаешься штрафом, а что-то и вовсе не заметят — или сделают вид, что не заметили. Тот же конфундус и обливиейт любой маг хоть раз в жизни да использовал на магглах. И только за империус тебе дадут пожизненное. Круциатус. Скажи, не всё ли равно пытаемому, что именно причиняет ему боль? Способов — даже не сотни, а тысячи! Люди вообще очень изобретательны по части мучить себе подобных. Хоть маги, хоть магглы. Авада. Маггловский пистолет надёжней — пока произнесёшь смертельное проклятье, он всадит в тебя как минимум три пули. Убийственных проклятий тоже хватает, а уж если фантазию приложить… Нет, Сохатик. Эти три проклятья запрещены не из-за смерти, боли и подчинения. Дело совсем в другом. — Он снова умолк, то ли ожидая, что Гарри начнёт спрашивать, то ли просто собираясь с мыслями. Гарри тоже молчал — от такого предисловия почему-то стало не по себе. — Знаешь, как-то я разговорился с одним маггловским бобби. Давно, ещё в Хогвартсе. Сын этого маггла-полицейского учился с нами на Гриффиндоре, двумя курсами младше. Не знаю, что с ним потом сталось. Так вот, обезвреживая преступника или стреляя в него, тот бобби вполне мог думать об ужине. О том, чем займётся вечером. О подарках детям к Рождеству. Звучит ужасно, но на самом деле — он просто выполняет свою работу, так? А нашим аврорам Крауч разрешил применять Непростительные, как будто мало других способов драться.

Он снова замолчал, и Гарри тихо признался:

— Я всё ещё не понимаю.

— Да это я никак не перейду к делу, — поморщился Сириус. — Непростительные, Сохатик, это стрельба с обеих концов твоей палочки. Они действуют только при одном условии — когда ты на самом деле хочешь, чтобы они подействовали, только об этом думаешь. Усёк? Никакого «чем займёмся вечером» и «что подарить подружке». Ты подчиняешь, потому что всей душой хочешь подчинить. Пытаешь, потому что всей душой хочешь причинить боль. Убиваешь, потому что в твоей душе единственное желание — чтобы твой противник сдох. И чем чаще их применяешь, тем легче они даются, потому что твоя душа привыкает к этим желаниям. Представь это как следует. Попробуй прочувствовать. И подумай ещё раз, почему я назвал Грюма опасным психом.

— Он хочет убивать, пытать и подчинять? — шёпотом спросил Гарри.

— Хочет настолько, что легко накладывает империус на школьников. Не на врагов, не для защиты. Только ради того, чтобы показать вам.

— Ну… он учит нас защищаться.

— Только поэтому я до сих пор не рванул в Хогвартс, чтобы прибить его на месте. И от психов бывает польза. Но повторю — будь осторожен. Его душа давно стала душой палача и убийцы, и кто знает, надолго ли хватит оставшихся тормозов, если он будет развлекаться Непростительными и дальше.

Помолчали ещё, и Сириус встряхнулся:

— Ладно, крестничек, не дело заканчивать разговор такой дрянью, да ещё на ночь глядя. Расскажи лучше, как ваши полёты?

— О-о, — Гарри расплылся в улыбке, — будешь мне должен. Сейчас скажу кое-что, чем ты сможешь вдосталь подразнить бабушку Вальбургу. Мы с Гермионой сегодня обнимались. — Выдержав «драматическую» паузу, он быстро объяснил, пока крёстный не начал подкалывать его самого: — На самом деле — чисто по-дружески. Просто Гермиона так обрадовалась, что у неё всё получается. Но мы же можем немножко пошутить, правда? Главное, чтобы Гермиона не узнала. Так что смотри, не проболтайся!

Сириус расхохотался.

— Пошутить или заглянуть немного в будущее? Ладно, жизнь покажет. Да, это мне куда больше нравится. Доброй ночи, крестничек, пусть тебе приснится хорошенькая кудрявая девчушка, а не урод на одной ноге и с искусственным глазом. — Захохотал снова и прервал связь.

Учебный год начинался отвратительно. Говоря откровенно, после нового пророчества Сибиллы, услышанного Гарри Поттером, следовало готовиться к худшему — для того и даются людям пророчества. Но всё же Альбус надеялся, что судьба даст им — и ему, и мальчику — больше времени.

Однако Питер сбежал, и уже летом Гарри прислал очень тревожное письмо. А первого сентября под гром и молнию — что весьма соответствовало душевному состоянию Альбуса в тот момент! — вместо Аластора в Большой зал вошёл слуга Волдеморта. Кто, как — это ещё предстояло выяснить, но эманации активной Тёмной метки Альбус уловил сразу же. Очевидно, долгое развоплощение трагично сказалось на здравом уме Томми Риддла. А ведь такой способный мальчик был… Или это опыт с Квиринусом убедил его в том, что Альбус Дамблдор ничего не видит даже у себя под носом в собственной школе?

Как бы то ни было, меры следовало принять незамедлительно. Альбус попытался прощупать чужака легиллименцией, напоролся на довольно приличный щит и улыбнулся, встретив яростный взгляд единственного живого глаза:

— Ты всё тот же, Аластор. «Постоянная бдительность», даже в самом безопасном месте магической Британии. Хотел обсудить с тобой, чему стоило бы поучить детей. Завтра у тебя свободный день, заходи на чай. Вспомним былое, поговорим о будущем…

— Зайду, — «Аластор» криво усмехнулся и демонстративно отхлебнул из фляжки. Волшебный глаз бешено вращался, отслеживая обстановку. — Грядут тёмные времена, Альбус. Министерская программа подготовит этих детишек разве что к испуганным воплям. Да, у меня есть свой план обучения, и недурно бы, чтобы ты его утвердил.

К разговору Альбус подготовился. Учёл, разумеется, что имидж известного параноика позволит лже-Аластору отказаться от чая. Но даже настоящий Аластор не стал бы, заходя в кабинет Альбуса Дамблдора, накладывать на себя заклинание Головного Пузыря! А подобрать нужную комбинацию легко испаряющихся зелий, травяных смесей для курильниц и невербальных заклятий, которые нужно использовать в точно рассчитанный момент — что ж, Альбус не впервые принимает у себя сложных гостей. В этом кабинете даже сам Том Риддл, к тому времени уже Волдеморт и почти состоявшийся Тёмный Лорд, однажды разговорился помимо собственной воли, напрочь потом об этом позабыв. Чего уж говорить о его последователе.

Услышанное изрядно озадачило Альбуса и даже слегка шокировало. Кто бы мог подумать, что несгибаемый Бартемиус Крауч всё же вытащит сына из тюремной камеры… И теперь по Хогвартсу ходит один из самых жестоких слуг Волдеморта, убийца и палач, и кто знает, насколько ожесточили его и без того покалеченную душу заключение в Азкабане, а после — годы под Империусом? С другой же стороны…

Альбус тяжело вздохнул, прошёлся по кабинету и остановился возле Фоукса.

— С другой же стороны, теперь нам известен план Томми, и этот план даёт нам целый год на подготовку. Гарри ещё так мал, выиграть для него год… хм… и подстегнуть, чтобы в этом году он занялся учёбой и наращивал силы, а не игрался в квиддич и плюй-камни… Выходит, то, что намеревается проделать Барти, и нам на руку. Правда, Фоукс? Что ж, не будем мешать. Бедняга Аластор, придётся ему этот год провести в собственном сундуке. И постоянная бдительность не помогла, вот так-то, Фоукс. — Он погладил горячее мягкое оперение феникса и подсыпал зерна в кормушку. — Однако надо проветрить, а то и меня потянуло на болтовню.

Конечно, оставлять вернейшего слугу Тёмного Лорда вовсе уж без присмотра Альбус не собирался. С помощью Минервы дал ему понять, что физические наказания студентов категорически недопустимы. Северуса предупредил, чтобы тот не слишком тщательно запирал рог двурога и шкурки бумсланга. Сам, прикрывшись заклятьями, тайно поприсутствовал на нескольких уроках, где Барти демонстрировал Непростительные, и убедился, что дети готовы к этому нелёгкому знанию, а «профессор Грюм» держит себя в приемлемых рамках. И решил окончательно: пусть всё идёт, как идёт. Возможно, пророчество исполнится в конце этого года, и он позволит себе, наконец, вздохнуть спокойно. Он уже стар, этот груз не для его плеч, но на кого можно переложить столь тяжкую ношу?

Месяц до встречи гостей прошёл спокойно. Несколько раз Альбус наблюдал из окна своего кабинета, как Гарри Поттер летает с друзьями над квиддичным полем. Не будь столь близко возрождение Волдеморта, Альбус порадовался бы за детей. Школьные годы, пора дружбы и первых чувств, время беззаботности и невинных шалостей… Но Гарри не мог, не должен беззаботно тратить время. Не полёты и не квиддич дадут мальчику шанс при встрече с сильнейшим тёмным магом! Впрочем…

Альбус призвал с полки омнинокль и всмотрелся в развернувшуюся перед ним сценку более пристально. Рональд Уизли в воротах — это понятно, мальчик будет пробоваться в команду. Очень похвально, что начал тренироваться заранее. Откровенно говоря, Рональду давно пора отыскать хоть какое-то серьёзное увлечение, заставившее стать хоть немного целеустремлённее.

А вот Гарри… Гарри держался рядом с мисс Грейнджер и тренировал, похоже, не столько Рональда, сколько её. Перебрасывался с ней квоффлом, втягивал в не слишком опасные манёвры…

— Мисс Грейнджер, вот как… Неплохо, неплохо. Да… — опустив омнинокль, Альбус погрузился в раздумья. До сих пор казалось, что мисс Грейнджер оставалась, если можно так выразиться, на дальнем конце треугольника их небольшой компании. Пока мальчики развлекались, она проводила время в библиотеке. Она тянула их учиться, насколько хватало её скромных сил, они же в ответ втягивали девочку в приключения, нередко слишком для неё опасные. В конце прошлого года он и сам поспособствовал одному такому, хотя и предполагать не мог, каким запредельным риском обернётся простая миссия по спасению Сириуса… Следовало признать, у мисс Грейнджер оказались стальные нервы и стальной же крепости характер. Не иначе, дружба с вечно встревавшими в неприятности мальчиками закалила её, ведь на первом курсе она была самой обычной девочкой, старательной, но не слишком уверенной в себе, способной прорыдать полдня из-за нескольких злых и глупых слов.

Теперь же, судя по картине, которую Альбус только что имел удовольствие наблюдать, в дальний угол треугольника постепенно перемещается Рональд. Пока ещё совсем незаметно, так ведь и год только начался. Если мисс Грейнджер стала интересовать Гарри как девочка, и, конечно же, если она испытывает к своему другу сходные чувства… Пересмотрев манёвры этих двоих на замедленном повторе, Альбус кивнул: да, так и есть. Прекрасно. Как ни крути, а Рональд тянет Гарри назад. Да, мальчики отлично веселятся вместе, но рядом с лентяем Рональдом и Гарри учится еле-еле. Теперь у мисс Грейнджер появится куда больше шансов затащить друга в библиотеку. Особенно, если у мальчика хватит соображения предложить ей в ответ пустой класс, чтобы отрабатывать заклинания. Год предстоит насыщенный, вряд ли у Гарри найдётся время на полёты и дуракаваляние. Мисс Грейнджер — как раз та, кто сумеет подтянуть его, не вызывая лишних вопросов. Естественным, так сказать, путём.

И вот — долгожданный вечер. Гости прибыли, Кубок Огня предъявлен, возрастная черта проведена. Школа кипит и бурлит, деятельные, как всегда, близнецы Уизли принимают ставки на имена чемпионов, доваривая тайком старящее зелье. Рональд на время забыл о квиддиче, мечтая о призе в тысячу галлеонов и благосклонном взгляде прекрасной вейлы, мисс Грейнджер недовольно косится на француженок — впрочем, тут она не одинока, Гарри…

Хм, а вот это интересно. Гарри делит внимание между всё той же вейлой, мисс Чжоу Чанг и мисс Грейнджер, как будто не может решить, которая из трёх нравится ему больше. Мальчик задумался о девочках… ах, молодость, время первых сердечных привязанностей и страданий! Что ж, возможно, и в этом вопросе план Барти Крауча выгоден для Гарри? Мальчик окажется в центре внимания не из-за своего шрама и полученной почти во младенчестве славы, а благодаря турниру. Найдутся и поклонницы, и недоброжелатели, но Гарри сильный мальчик — не сломался на втором курсе, когда его считали чуть ли не убийцей, и уж тем более не сломается от славы непредусмотренного правилами чемпиона.

«Ах, Барти, Барти, — укрывшись чарами, не доверяя портретам и призракам в столь важном вопросе, Альбус лично наблюдал, как лже-Аластор колдует над Кубком и бросает в него клочок пергамента. — Ты был способным мальчиком и вырос в сильного и умелого волшебника. Жаль только, не ту сторону выбрал. Это и моя вина, проглядел… многих проглядел. Но теперь, Барти Крауч, вернейший слуга Тёмного Лорда, понимаешь ли ты, какую услугу оказываешь Гарри Поттеру? Право же, если бы этого не сделал ты, впору было бы сделать мне».

Последний день перед выбором чемпионов тянулся бесконечно. Болея каждый за своих претендентов, деканы посматривали друг на друга косо. Барти нервничал настолько, что едва не приложил Непростительным Пивза — Альбус отлично рассмотрел характерное движение и даже зауважал, насколько это вообще возможно, сумевшего в последний момент удержаться Пожирателя. Если Кубок не выберет Гарри, нужно будет проследить за ним, а то как бы Барти не решился похитить мальчика немедленно.

И вот…

— Думаю, остались последние минуты, — Альбус встал, пригладив бороду — он и сам волновался, и от волнения в тонких волосах словно маггловское электричество потрескивало, готовое сорваться сокрушительными молниями. Даже артефакты-колокольчики не спасали, а ведь они способны вобрать много, очень много силы… — Кубок Огня вот-вот примет решение.

Как там говорят магглы? «Шоу должно продолжаться»? Чего бы ни ждал сам Альбус и как бы ни тревожился, этот вечер, вечер начала Турнира, должен стать прежде всего красочным, волнующим праздником. Приглушив свет в зале, он приготовился объявлять имена чемпионов.

Виктор Крам. Хмурый, нелюдимый мальчик, похожий на Гарри нелюбовью к собственной славе. Хотя мистер Крам заслужил известность упорным трудом и талантом, а не получил в ночь гибели родителей, нежданно и несправедливо. Наверняка сильный волшебник — в Дурмстранге высокий уровень, пусть подход не столь академичный, как в Хогвартсе, зато практике уделяется очень много внимания. Говоря откровенно, к встрече с Волдемортом Гарри куда лучше подготовили бы там.

Мисс Делакур, очаровательная вейла. Очевидно, соученики её не любят — ни один не порадовался.

Седрик Диггори, упорный и основательный хаффлпаффец. То-то Помона порадуется! Да и Хаффлпаффу полезно побыть впереди, сломать устоявшееся мнение о «самом отстойном» факультете. И печально видеть ревность и огорчение других факультетов, и ничего тут не поделать даже ему, великому волшебнику. Ведь не только дети чуть ли не в полный голос кричат «Почему он?!», но и их деканы, взрослые люди, с трудом удерживаются от столь же недостойной реакции.

Но… неужели всё? Барти, талантливый умный мальчик, неужели ты оказался слабее Кубка? Вот уже и аплодисменты стали стихать, пора сказать несколько напутственных слов избранным чемпионам. Неужто такой удачный, со всех сторон выгодный план провалился окончательно? Хм, а ведь Барти пытается что-то сделать. Удивительно, насколько рисковый мальчик. И ведь не боится, что здесь, в битком набитом зале, его колдовство засекут. Хотя… внимание абсолютно всех приковано сейчас к чемпионам. Что ж, поможем этой последней попытке, попытке отчаяния…

— Превосходно! Мы теперь знаем имена чемпионов. Я уверен… — великое всё же дело — искусство риторики. Иной раз выручает сильнее, чем немалые, без ложной скромности сказать, умения и сила волшебника. Уместные слова сами льются с языка, а тем временем можно легким движением руки добавить силы в заклинание Барти. Давая тем самым понять защите замка, что колдовство санкционировано и одобрено директором…

И Кубок поддался. В фонтане искр, отчего-то показавшемся Альбусу презрительным плевком, взвился слегка обгоревший клочок пергамента. Выхватив из огня столь желанную добычу, Альбус незаметно перевёл дух. Помедлил, несколько раз перечитав про себя имя, выведенное неровным мальчишеским почерком. Получилось. Хвала Мерлину, Моргане и всем Основателям, получилось!

Он кашлянул, привлекая внимание — как будто в зале был сейчас хоть кто-то, не замерший в недоумении, глядя на него! И громко прочитал:

— Гарри Поттер.

«Вот и началась игра. Удачи тебе, Гарри Поттер. Ты уж постарайся, выживи снова».

Гарри был ошарашен. Ошеломлён. Почти раздавлен. А ведь год так хорошо начинался! У него появилась семья — крёстный и бабушка, и в школе никаких дементоров. И так здорово летать с Гермионой и вместе с ней кидать Рону квоффлы! И вот, пожалуйста. Почему с ним каждый Хэллоуин что-нибудь случается?!

«Это ты, Гарри, бросил в кубок своё имя?»

Гарри так и не понял: поверил Дамблдор его двойному «нет»? Но ведь это и в самом деле не он, и не просил он никого! Зачем? Конечно, когда только объявили о Турнире, он поддался общему настрою и тоже как-то сказал, что здорово бы выиграть. Но разве можно всерьёз верить, что четверокурсник, да ещё не самый лучший ученик, может на равных состязаться с лучшими из выпускников?! Да ещё Сириус, когда Гарри рассказывал ему о Турнире и о призе, только рассмеялся: «Что тебе эта жалкая тысяча и глупая слава? Лучше продолжай учить Гермиону бросать квоффл!»

Снейп открыто его обвинил — как всегда, тут Гарри ничуть не удивился. Но остальные… Даже МакГонагалл смотрела укоризненно! Только придурок Бэгмен шумно радовался четвёртому участнику. И все они только посмеялись над словами Грюма, что у Гарри, видимо, есть враг, который желает его смерти. Единственные умные слова за всё это глупое и бесполезное разбирательство!

И Седрик ему не поверил…

Гарри добрёл до гостиной, думая только о том, как опасен этот чёртов Турнир и какими идиотами надо быть, чтобы не поверить Грюму. А ведь не поверили — взрослые, умные вроде бы люди! Три директора школ, четыре декана и два министерских чиновника.

Неужели никто, кроме Рона с Гермионой, ему не поверит? Не поймёт, что между славой и спокойной учёбой Гарри Поттер выберет уж точно не славу?! Спасибо, наелся уже этой славы, добавки не надо!

Ни Рона, ни Гермионы в гостиной не оказалось. А остальные шумно веселились, поздравляли, тянулись пожать руку или хлопнуть по плечу, угостить сливочным пивом… и никто, никто даже слушать его не стал! Все посчитали правильным и естественным, что он, четверокурсник, сначала тайком от всех бросил своё имя в Кубок — обманув, между прочим, защиту самого Дамблдора! — а потом, когда Кубок выбрал его из кучи других претендентов, почему-то вместо законной гордости стал всех уверять, что это не он! Никто даже не задумался, как это невероятно, во-первых, и бредово звучит, во-вторых! Им просто хотелось порадоваться, что у Гриффиндора появился свой чемпион — вот и всё!

А Гарри хотелось сбежать от этого веселья — всё равно куда. Но попробуй сбеги, когда ты в центре внимания! Только через полчаса ему удалось отцепиться от Фреда и Джорджа, соврав, что хочет спать. И тут наконец-то появилась Гермиона.

Она схватила Гарри за руку, затащила на площадку лестницы к спальням мальчиков — там пришлось стряхнуть с себя ещё и братьев Криви, — и взволнованно спросила:

— Кто это сделал?

— Ты веришь, что это не я?! — от внезапного облегчения подкосились ноги, пришлось даже к стене прислониться. После того сумасшествия, которое творилось в гостиной, он, похоже, уже и сам не ждал, что ему поверят даже самые близкие друзья…

— Конечно, не ты! — возмутилась подруга. — Видел бы ты себя в тот момент! И ведь это опасно! На турнирах гибли ученики!

— Грюм считает, кто-то хочет меня убить.

— И он наверняка прав. Кстати, я взяла Хедвиг. Отправила письмо Сириусу. Подумала, что он должен узнать как можно скорее, а тебя могли долго там продержать. Да и праздник, — она мотнула головой в сторону гостиной и скривилась.

— И ты наверняка описала ему всё до малейших деталей, даже то, чего я не заметил или упустил бы. Спасибо, Гермиона! Знаешь, я ведь пытался отказаться. Но — магический контракт.

— Я как раз подумала: а вдруг Сириус знает, можно ли что-то сделать с контрактом, который заключили обманом? — Гермиона говорила очень быстро — как всегда, когда волновалась, и сейчас Гарри это обрадовало. Хоть кто-то в этой школе по-настоящему за него переживает!

Правда, тут он спохватился: ведь есть ещё и Рон!

— А Рон где? Разве он не с тобой был?

Гермиона молча покачала головой, вздохнула и предложила:

— Тебе надо отдохнуть. Видел бы ты себя… Иди спать. — И вдруг шагнула к нему и обняла. — Я всё сделаю, чтобы тебе помочь. Слышишь?

У Гарри перехватило дыхание. Сейчас при всём желании он не смог бы выдавить из себя ни звука, а потому просто обнял Гермиону. Один настоящий друг у него всё-таки есть! Или два — Рона ведь тоже не было в гостиной, где все орали, какой Гарри молодец.

Рон нашёлся в спальне. И если бы не Гермиона, разговор с ним разбил бы последние надежды Гарри на понимание и доверие. «Так я и поверил», «зачем же врать», «а ты, выходит, лгун», — эти слова звучали в ушах снова и снова, когда Гарри уже отгородился пологом… но только после того, как от него отгородился Рон. «Тысяча галлеонов, плохо ли? Да ещё экзамены не сдавать». «Тебе пора спать, Гарри. Завтра ведь рано вставать. Всякие там фотосъёмки»…

Следующий день — воскресенье — Гарри провёл в компании Гермионы, тщательно избегая людных мест. Подруга прихватила с завтрака бутерброды, и он поел, сидя на берегу озера и полыхая злостью на Рона — тот и не думал остывать.

— Он просто слегка завидует, — попыталась объяснить Гермиона, но от этого стало только хуже. Было бы чему завидовать!

Там же, у озера, его нашла Хедвиг. Гарри торопливо развернул письмо.

«Малыш, с контрактом дело плохо. Если твоё имя написано твоей рукой, не имеет значения, кто бросил его в мордредов кубок. А если бы писал не ты, Дамблдор точно бы определил, да и Грюм тоже. Скорее всего, оторвали от какого-нибудь эссе. Сам понимаешь, теперь уже не найдёшь, кто именно мог такое провернуть — магия Кубка стирает все посторонние следы. Я бы тебе сказал «Просто победи, и пусть они все утрутся», но Грюм прав — дело тут нечисто. Будь осторожен, смотри в оба, и твои друзья пусть приглядывают. Я подготовлю плацдарм и переберусь к тебе поближе. И не спорь! Ты ведь не думаешь, что я оставлю крестника без помощи?»

— Он пишет: «твои друзья», — с горькой усмешкой повторил Гарри. — Но Рон не хочет меня слышать. Я ему говорил, что меня убить хотят, но до его мозгов никак не доходит! Знаешь, что он ответил? В точности как Снейп: «Привлекаете к себе внимание, Поттер! Мало тебе славы!»

— Знаешь, я его не понимаю, — Гермиона хмурилась, накручивая на палец пушистую кудрявую прядь.

— Всего пару часов назад ты сказала, что он «просто слегка завидует».

— Ну… да, но я думала, он поболтается немного один после завтрака, всё обдумает и придёт мириться! Можно немножко позавидовать другу, но это ведь не повод для ссоры! — она покраснела и опустила глаза. — Знаешь, я тоже иногда тебе завидую. Твоей смелости, силе… А в этом году, не поверишь, стала завидовать Лаванде. Пусть она не такая умная, как я, и учеба даётся ей хуже, зато она так здорово понимает людей! Если ей что-то интересно, она очень быстро всё разузнает. И библиотека станет последним местом, куда она ради этого заглянет — разве что понадобится поболтать с мадам Пинс. Но это ведь не такая зависть — мне бы и в голову не пришло обвинять в чём-то тебя или Лаванду! В том, что вы лучше меня! Наоборот, я тоже хочу научиться так же!

Гарри и сам не ожидал, но откровения Гермионы его насмешили. Завидует Лаванде, кто бы мог подумать?! И настроение стало чуточку безоблачней.

— Да чего уж там, я тоже завидую твоей способности написать шикарное эссе. И учить кучу предметов, и всё успевать.

— Но ведь это не трудно. Всего лишь организованность.

— У тебя уже наверняка сделано всё, что нам успели задать на ту неделю. А я ещё и не брался. Думал, сегодня, но теперь… Как тут не позавидовать твоей «всего лишь организованности»?

Гермиона почему-то закрыла глаза и глубоко вздохнула.

— Гарри, я… В общем, обещала себе так не делать, но, учитывая этот чёртов турнир, ты сейчас вряд ли напишешь нормальное эссе. Да и в библиотеке тебе не дадут посидеть спокойно. Если хочешь, можешь взять посмотреть мои эссе на завтра. И я могу помочь тебе с зельями. Ты же помнишь, что Снейп обещал проверочную?

— Гермиона!?

— Один раз, Гарри Поттер! То есть, ты знаешь, я всегда тебе помогу, но списывать…

— Я понял, — Гарри засмеялся. — Сегодня ты меня поражаешь, Гермиона Грейнджер! Спасибо.

Следующие три недели слились в сплошную чёрную полосу. Обиженное молчание Рона и косые взгляды хаффлпаффцев. Издевательские подначки Малфоя, заколдованные слизеринцами значки с «Поттер-смердяк», пострадавшая из-за стычки Гарри с Малфоем Гермиона. Дурацкое интервью Скитер. Кажется, во всём Хогвартсе только двое верили Гарри — Гермиона и Хагрид, и ещё двое вне Хогвартса — Сириус и бабушка Вальбурга. Правда, Хагрид говорил, Дамблдор тоже, но… Да чёрт возьми, Дамблдор — директор! Пусть он не может разорвать контракт с Кубком, но уж запретить хотя бы те значки мог запросто! Пару раз снять баллы и назначить отработку, и желающих носить эту дрянь резко поубавится.

С Сириусом по-прежнему говорили через зеркало — Гарри убедил крёстного не появляться пока что в Хогвартсе или Хогсмиде. Слишком опасно, а что такого он мог сказать при встрече, чего не скажет на безопасном расстоянии? Так даже удобнее — библиотека Блэков под рукой. В Хогвартсе Гермиона так ничего и не нашла, а вот Сириус откопал в семейном архиве несколько древних рукописей с описанием правил и задач Турнира. Гарри, с разрешения Сириуса, открыл Гермионе тайну быстрой связи без почтовых сов, и теперь совещались втроём, выбрав укромное место на берегу озера — по плохой погоде сюда никто не ходил, и только корабль Дурмстранга нарушал унылую безлюдность осеннего пейзажа.

— В первом туре, насколько можно судить, всегда магические существа, — рассказывал Сириус. — В тысяча пятьсот тридцать восьмом нужно было найти подсказку ко второму туру — золотое яйцо — в кладовой акромантулов. В следующем турнире, в сорок третьем — переправить через реку молодую мантикору. В другом источнике, на сотню лет раньше, упоминаются драконы.

— Драконы! — Гермиона схватилась за голову.

— Не паникуй, крошка, вряд ли сейчас…

— Именно сейчас! — взвизгнула Гермиона, перебив Сириуса. — Чарли! Гарри, ну вспомни же! В поезде — вы с Роном говорили, все знают, что будет в Хогвартсе, даже Чарли! Чарли Уизли! Который работает в драконьем заповеднике! В Румынии!

— И сказал, что увидится с нами очень скоро, — медленно, как во сне, договорил за подругу Гарри.

— О господи! — Гермиона запустила пальцы в свои роскошные кудри и начала раскачиваться. — Драконы. Степень опасности пять иксов, не поддаются дрессировке и приручению. Они сошли с ума!

Гарри осторожно её обнял и прижал к себе. И постарался изо всех сил, чтобы голос не задрожал:

— Гермиона, ты гений, честно. Или дружба с Лавандой пошла тебе на пользу? А скорее всего, и то и другое. Вот кто бы ещё вспомнил сказанные чёрт знает когда несколько слов?!

— Но, Гарри, драконы! — она уткнулась в его плечо и расплакалась.

— Утешай подружку, а я в библиотеку, — предложил Сириус. — Поищу, что против драконов сгодится четверокурснику, — и отключился. А Гарри сидел, гладил Гермиону по пышным кудрям, по вздрагивавшей от рыданий спине, и думал не о драконах, а о том, как ему повезло с подругой.

В субботу перед испытанием школьников отпустили в Хогсмид. Гарри не пошёл бы, но это был шанс незаметно встретиться с Сириусом — тот собирался лично проверить, как его крестник освоил заклинание «Конъюктивитус». По словам Гермионы, движение было правильным, произношение тоже, но для полной уверенности не хватало, как выражалась всё та же Гермиона, «натурных испытаний». В самом деле, не на кошках же тренироваться! Хотя Гарри с удовольствием испытал бы заклинание на Малфое с дружками. Да пожалуй, и на Роне тоже.

Рон до сих пор то игнорировал Гарри, то отпускал едкие замечания в его адрес.Спасибо Скитер, расписала четвёртого чемпиона малолетним истеричным искателем славы! Как вообще можно верить в такую чушь?! Но даже те, кто понимал, чего можно ждать от скандальной репортёрши, вовсю цитировали её статью из желания поддеть Поттера. Так что в Хогсмид пришлось идти под мантией-невидимкой. Хотя нашёлся здесь и плюс — Гермиона спряталась под мантию вместе с ним, и он, сделав вид, что заботится только о скрытности, обнял подругу за талию. Было приятно и… почти по-взрослому, что ли?

Сириус в образе Бродяги показался им на окраине деревни и тут же скрылся в кустах. Гарри с Гермионой пошли следом по узкой тропинке, и чёрный пёс привёл их к пещере в укромном месте. Вошёл внутрь и только там обратился в человека.

— Ну вот, ребята, здесь нас никто не увидит. Давай, Сохатик, показывай, чему научился. Вот тебе объект, — и махнул палочкой, трансфигурировав лежавший у входа камень в нелепого крокодила с крылышками. — Не дракон, но для испытаний сгодится.

— Конъюктивитус! — выпад палочкой, короткий росчерк и быстрый шаг назад. Крокодил замотал башкой и закружился на месте, натыкаясь на стены и валуны.

— Отлично, Гарри! — Гермиона захлопала в ладоши.

— Отлично, — вторил ей Сириус. — Ты у меня молодец, крестничек!

— Гермионе спасибо, — смутился Гарри. — Мы с ней занимались всю неделю, каждый вечер. Как у неё только терпения хватило!

— Гарри, что ты, — Гермиона покраснела. — Я всегда рада тебе помочь. И, послушай… — она смотрела на ослеплённого крокодила, который метался, пока Сириус не отменил трансфигурацию. — Послушайте, я что подумала. Хорошо, если нужно будет только нейтрализовать дракона. А вдруг придётся подойти к нему? Как ты рассказывал про акромантулов, помнишь, Сириус? Если дракон начнёт так метаться, он и ослеплённым останется крайне опасным. Плюнет огнем, и… Или хвостом махнёт.

— Или наступит, — подхватил мысль Гарри. — У тебя есть идея?

— Я перечитывала правила и вдруг подумала… Чемпионам разрешается брать с собой только волшебную палочку, но ограничений на заклинания ведь нет. По идее, если бы ты сумел трансфигурировать какого-нибудь боевого робота или защитные доспехи, это не посчитали бы нарушением.

— Но я не сумею.

— Зато ты можешь призвать свою «Молнию», Гарри! Всего лишь манящие чары. И пролететь мимо дракона, пока он слеп. Преимущество в скорости и манёвренности…

— Гермиона, ты гений!

За ужином Хедвиг принесла Гарри записку от Хагрида: приглашал зайти к нему в полночь под мантией-невидимкой. Гермиона очень, очень хотела пойти с Гарри, но тот категорически отказался брать её с собой: «Вдруг придётся бежать, или быстро прятаться в коридоре, чтобы не столкнуться со Снейпом? Или ещё что-то в том же роде?» — И ей пришлось согласиться.

Но Гермиона всё-таки дождалась в гостиной его возвращения. Она почти не сомневалась, чего хочет Хагрид — он ведь тоже переживал за Гарри. И не ошиблась.

Открылся и закрылся портрет, Гарри сбросил мантию и подошёл к вскочившей навстречу Гермионе.

— Лучше сядь.

Сердце словно ледяная рука стиснула: а вдруг они ошиблись? Вдруг она только запутала всех, вспомнив о Чарли, а на самом деле…

— Что, Гарри? Ты… ты ведь что-то узнал, правда?

Гарри взял её за руку, отвёл к диванчику, усадил и сел рядом.

— Китайский огненный шар, венгерская хвосторога, шведский тупорылый и валлийский зелёный.

— Всё-таки драконы, — Гермиона обессилено опустила голову Гарри на плечо. — Что ж, это лучше, чем если бы ты готовился к драконам, а там оказались бы мантикоры. Спроси у Сириуса, пусть посмотрит особенности именно этих пород.

— Хагрид показал их мадам Максим. И Каркаров там был, подсматривал. Выходит, только Седрик не знает. Давай утром выйдем на завтрак пораньше и поймаем его где-нибудь на подходе.

Два дня. Всего два дня! У Гермионы в голове не укладывалось. Вот что бы они делали, если бы не догадались раньше? Даже сейчас, с ежедневными тренировками, с отработанным «Конъюктивитусом» и манящими чарами для «Молнии», при том, что Гарри успел привыкнуть к мысли о драконах — всё равно шансы далеко не стопроцентные. Даже пятьдесят на пятьдесят, и то вряд ли! Хотя, конечно, зависит от задания. От того, насколько близко придётся подбираться к дракону и насколько долго пробыть с ним рядом. Но Гермиона не ждала от организаторов Турнира ничего хорошего. Чего ждать от людей, которые в принципе считают нормальным выставить школьника против дракона?!

Ради Гарри она держала себя в руках и не поддавалась панике. Наоборот, постоянно твердила: «Ты справишься, у тебя всё получится, я в тебя верю!»

Два дня. Свободное от занятий воскресенье — с утра они предупредили Седрика Диггори, а после завтрака убежали к озеру и почти весь день обсуждали с Сириусом, как действовать против каждого из драконов. Понедельник — учителя не трогали Гарри, только Грюм зачем-то оставил после урока, спрашивал, готов ли, и советовал использовать свои сильные стороны.

— Ничего конкретного, — пожал плечами Гарри, выйдя из его кабинета. — И зачем было дёргать ради пустых слов?

Вторник. День испытания. Гермионе было страшно представить, что сейчас чувствует Гарри, — сама она не спала всю ночь. Стоило закрыть глаза, как воображение подкидывало картинки из «Большой энциклопедии драконов». Венгерская хвосторога: пламя на полсотни футов, шипы на хвосте, удар хвостом способен разнести крепостную стену, и не прочь подзакусить подвернувшимся человеком. Китайский огненный шар: стоит его разозлить, как из ноздрей пышет пламя, а разозлить его легче лёгкого; самый агрессивный из драконов. Вес самки — до четырёх тонн, люди — излюбленная пища. Шведский тупорылый: ему приписывают меньше человеческих жертв, чем прочим, но знатоки говорят, это лишь потому, что его пламя способно в считанные секунды спалить человека дотла — и костей не останется. Чем вообще думали эти… эти… кретины ненормальные!

— Поттер, чемпионы уже ушли. Пора готовиться к первому туру. — Ей кажется, или голос профессора МакГонагалл и в самом деле слегка дрожит?

— Иду, — Гарри встал, вилка со звоном упала на тарелку. Он так ничего и не съел — ну ещё бы! Гермионе тоже кусок в горло не лез.

— Удачи, Гарри!

Боясь расплакаться при всех, Гермиона кусала губы. Большой зал, притихший, пока Гарри шёл к выходу, вновь зашумел, и в путаном многоголосье она вдруг отчётливо услышала то ли Фреда, то ли Джорджа Уизли:

— Последние ставки, господа! Что будет в первом туре, кто выиграет, кто останется цел! Гарри Поттер или Седрик Диггори — семь к двум за Седрика. Кто хочет рискнуть и поддержать Гарри?

Наверное, у Гермионы что-то стало с лицом, потому что Лаванда вдруг схватила её за руку, силой вытащила из Большого зала и почти бегом куда-то повела. Ещё и Парвати, кажется, подталкивала в спину. Гермиона не спорила и даже не спросила, куда они идут. Мысли разбегались, никак не получалось сосредоточиться, а ведь это важно, очень важно! Что-то такое мелькнуло в её сознании… что-то, связанное со ставками, тотализатором и близнецами.

— Они принимают ставки, — сказала она.

— С самого начала турнира, разве ты не знала?

— Как-то не до того было. Интересно, на что поставил Рон?

— Ты точно хочешь знать? — поинтересовалась Парвати.

— О, я не настолько тупая, — Гермиона рассмеялась, и собственный смех показался чужим. Слишком высоким и каким-то ведьминским — в том смысле, какой вкладывают в это слово простые люди. Зловещим. — Он не разговаривает с Гарри. Не помогал нам готовиться. А его помощь стала бы…

Тут Гермиона замолчала, потому что мелькнувшая мысль показалась страшной и бредовой. Его помощь стала бы неоценимой, потому что он мог просто выяснить у Чарли всё, что они втроём по крупицам искали в книгах — вот что хотела она сказать. И вот что подумала: «А ведь Рон знал, что Чарли приедет! И близнецы знали!»

— Интересно, какие ставки у них на то, что в первом туре будут драконы? — пробормотала она. — Мне нужен кто-то, разбирающийся в тотализаторе.

В её груди рос и шевелился, выпуская щупальца, ком чего-то тёмного и острого, злого, не поддающегося контролю разума. Но хотела ли она сама взять это под контроль? Вряд ли.

— Мадам Помфри! Как хорошо, что вы ещё не ушли! Пожалуйста, нужно успокоительное! — Оказывается, её приволокли в больничное крыло.

— Мерлин и святой Бонам! Мисс Грейнджер, вы же на грани стихийного выброса! Что случилось?!

— Она за Поттера переживает.

— И ещё услышала, как против него ставки принимают.

— И Рон Уизли ставил против Поттера.

— Не против Поттера, а на Диггори. И на драконов, точно. Он ещё говорил, что драконы — выгодная ставка, потому что никто в них не верит.

— И почему я не удивлена? — прошипела Гермиона. — Стой, Лаванда! Откуда ты знаешь столько подробностей?

— Гермиона, очнись! Это вы с Поттером каждый вечер куда-то убегаете, а то и ты бы знала. Близнецы принимают ставки в гостиной. Говорят, так азарта больше.

— Ах, азарта!..

— Пейте, мисс Грейнджер. Ну, скорее, если не хотите сидеть здесь взаперти, пока все будут смотреть состязание.

Мятный холод обжёг горло, перед глазами вспыхнули, завертелись и погасли яркие искры.

— Я в порядке. И вы меня здесь не запрёте!

— Разумеется, мисс Грейнджер. Держите-ка мой саквояж. И вы, мисс Патил и мисс Браун. Поможете донести всё это до медицинской палатки. Кто только придумал выпускать школьников против… ох, Мерлин! Не смею даже надеяться, что сегодня останусь без работы.

От успокоительного прояснилось в голове, хотя, если верить учебникам, должно быть наоборот. Очень странно, и в иное время Гермиона обязательно расспросила бы мадам Помфри, почему так, но сейчас мысли занимало другое. Близнецы знали о драконах. Даже если Чарли промолчал — а скорее всего, он не мог рассказать никому из учеников (по крайней мере, будь Гермиона на месте организаторов, она бы предусмотрела гарантии неразглашения!) — близнецы всегда всё знают, если оно им интересно, конечно. А Турнир им точно интересен. И ставки наобум они бы принимать не стали. То есть, конечно, кто победит — это наобум и есть, но тут не проверишь. А вот драконы…

Тут они вышли к трибунам, и все мысли улетучились. Как будто до этого момента Гермиона не до конца верила в реальность состязаний. Но вот они, заполненные людьми трибуны, вон сидят судьи, а вон драконологи выводят на арену сине-серого, с красивым сизым отливом шведского тупорылого.

— Палатка чемпионов рядом с медицинской, — с напускной бодростью просветила мадам Помфри. — Не хочу оставлять без присмотра мисс Грейнджер, поэтому предлагаю вам всем троим посмотреть испытания оттуда. При условии, что не станете мешать мне и паниковать, если будут пострадавшие.

Вещал что-то Бэгмен — об историческом событии, международном значении и начале грандиозного шоу. Всё это проскакивало мимо разума, как бывает, когда у папы футбол по телевизору — вроде и громко, а не мешает думать о своём или книжку читать. Гермиона очнулась, когда объявили условия. Пройти мимо драконицы и забрать яйцо из кладки.

Она решила, что ослышалась. Что чего-то не поняла. Переспросила у Лаванды:

— Прости, что он сказал?

Лаванда помертвевшим голосом повторила — слово в слово.

— Они с ума сошли? Драконица на кладке, агрессивней просто некуда!

Гермиона высказала бы всё, что думает и о тех, кто придумывал испытания, и о Бэгмене лично, который считает, что это «замечательное, увлекательное зрелище, которое доставит вам, друзья, немало удовольствия». И даже о Дамблдоре, который не сумел защитить Гарри от участия! Но тут…

— А теперь, друзья, встречаем первого и самого юного участника — Гарри Поттер! Гарри Поттер и шведская тупорылая, что же покажет нам четвёртый чемпион? Посмотрите, он выглядит уверенным, его шаг твёрд и в глазах нет страха!

— Его Скитер покусала? — прошипела Гермиона. — Можно подумать, он оттуда видит глаза Гарри!

— Смотрите, он призывает метлу! Оригинальное решение, достойное самого молодого ловца за последние сто…

Драконица взревела, выдохнув из ноздрей две струи пламени удивительного ярко-голубого цвета. Повела головой вслед за летящим Гарри, и пламя растянулось, раскрылось ослепительным веером. Гермиона больше не слышала Бэгмена, не слышала и почти не видела Гарри — крохотная фигурка на метле терялась в сиянии драконьего огня, расплывалась и странно мерцала в глазах, вертелась, делая отчаянные пируэты и финты, заставляя замирать сердце. Из всех мыслей осталась лишь одна: «Чёрт с ним с драконом, с турниром, со всеми! Только выживи, Гарри!» — Вот только сам Гарри явно не собирался играть вполсилы. И это жутко бесило! Ради кого он жизнью рискует?! Ради этой толпы на трибунах, ревущей сейчас не хуже дракона и жаждущей зрелища?! Ради людей, половина которых носит значки «Поттер-смердяк»?! Бесило, но ведь в этом весь Гарри. Когда он задумывался о собственной безопасности?

В какой-то миг она потеряла Гарри из вида. Дракон ревел, мотая головой, Бэгмен что-то орал… Гермиона даже не услышала, а скорее угадала два слова: «конъюктивитус» и почему-то «квиддич». Сердце бешено стучало, дышать почему-то стало трудно и горячо, как будто драконье пламя совсем рядом, а Гарри не видно — секунду, две, три… пропал.

Кажется, она закричала. Кажется, её держали, а она рвалась туда — как будто могла что-то сделать, защитить, спасти! Перед глазами мелькнула чья-то палочка, мир выключился, а потом включился снова, но каким-то другим. Тихим и спокойным. И оказалось, что Лаванда трясет её за плечи, мадам Помфри подсовывает пузырёк с зельем, а Гарри, вихляя и едва не падая, летит на «Молнии» к палатке чемпионов. Живой.

— Теперь она не скоро подпустит к себе драконологов, — злорадно заявила стоявшая рядом Парвати.

Гарри даже не приземлился, а почти упал на землю — от прутьев его метлы почти ничего не осталось. Вскрикнув, Гермиона сорвалась с места.

— Гарри!

— Ты плачешь, — сказал он.

— Господи, да я их всех убить готова! Пойдём, тебе наверняка надо к Помфри!

— Тише, мисс Грейнджер, никто никуда не идёт, я уже здесь. Отойдите, я наложу чары. Мистер Поттер, да отпустите вы её уже!

Тут только Гермиона поняла, что они стоят в обнимку, вцепившись друг в друга так, будто оторваться, значит — умереть. И что она действительно плачет, а Гарри колотит крупная дрожь, аж зубы стучат.

— Мисс Браун, мисс Патил, придержите вашу подругу. Успокоительное. Мистер Поттер — успокоительное. Так… ноги обожжены, чего и следовало ожидать, глядя на вашу метлу. Выпейте, это снимет боль. И, — школьная целительница наколдовала носилки, — ложитесь, мистер Поттер. Мерлин и святой Бонам, как ещё живы остались! Вы очень везучий молодой человек. Отчаянный, но везучий.

Драконологи наконец-то увели одну ревущую драконицу и вывели вторую. На арену выходил Диггори.

— Гермиона, у тебя щеки расцарапаны, — вдруг выдал Гарри. — Кто это тебя так?

— Сама она! — всплеснула руками Лаванда. — Ты бы её видел!

— Да всё это ерунда! — Носилки опустились на кушетку в палатке Помфри, и Гермиона тут же взяла Гарри за руку. — Главное, ты жив. Гарри, это было очень, очень страшно!

— Я знаю, — как-то странно то ли всхлипнул, то ли засмеялся он. А потом Помфри выгнала Гермиону за ширму, потому что «вы ведь не собираетесь любоваться на своего друга без штанов, мисс Грейнджер?»

А царапины ей залечила Парвати, причём даже без палочки и без заклинаний — просто рукой поводила.

— Как это у тебя получилось?! — изумилась Гермиона.

— Сама не знаю, — индианка пожала плечами. — У меня это с раннего детства получается. Нужно просто захотеть и… как бы сказать… направить желание, что ли?

За тонкой стенкой палатки ревел дракон, орали зрители и надрывался Бэгмен. Хорошо, что Гарри выпало выступать первому! Уж наверняка ждущих своей очереди дракониц не успокаивает весь этот шум. Мадам Помфри убрала ширму, Гарри сел на кушетке, Гермиона пристроилась рядом, и тут в палатку ввалился Рон.

— Гарри! Ты был крут! Классно выступил! И, это… Кто бы ни бросил твое имя в Кубок, теперь я верю, что он хотел тебя убить. Это просто…

— Рональд Уизли, — Гермиона встала и пошла к Рону, даже не пытаясь как-то обуздать охватившую её ярость. — Ты ведь ставил на Диггори, так? Не потому ли Гарри классно выступил, что чёртов дракон чуть до него не добрался? А у Седрика получилось лучше? Сколько выиграл, тридцать сребреников? Или твои братья ещё не подсчитывали выигрыши? А на то, что будут именно драконы, ты сколько поставил? А, Рон?

Кажется, кто-то хватал её за руки, за плечи — Гермионе было всё равно. Как там Парвати сказала, направить желание? Рона вынесло из палатки спиной вперёд, приложило о землю и поволокло на арену, к драконам. Кто его остановил, Гермиона уже не видела — мадам Помфри поймала и закрепила вновь отлетевшее полотнище входа; да и какая разница? Она ведь не собиралась на самом деле убивать этого завистливого придурка — просто высказать всё, что думает о его поступках.

— Он ставил на Седрика? — переспросил Гарри.

— Семь к двум, вряд ли много выиграл, — Лаванда наморщила носик и улыбнулась. — На драконов ставки точно были выгоднее. И да, твой друг Рон точно ставил на драконов — я сама слышала.

— Молодые люди, идите-ка болтать в другое место, — мадам Помфри ввела в палатку Седрика Диггори: тот, как и Гарри, не избежал ожогов.

— Гарри, ты не вышел послушать свои оценки, — Седрик морщился и держался за плечо, как будто зажимая рану. — Я уж испугался, что с тобой совсем плохо.

— Плевать на оценки, — Гарри встал, уступая кушетку хаффлпаффцу. — Спасибо, что болели за меня, девочки. А о моих оценках пусть беспокоятся те, кто может потерять на них деньги. А мне всё равно!

— Эм-м, Гарри? Ты ведь готовишься ко второму туру? Давай, я тебе помогу?

Гарри, выгадывая секунды, с демонстративной аккуратностью положил золотое яйцо на столик. Раньше он или психанул бы сразу, или так же сразу радостно бы согласился, предпочтя забыть прежнее поведение Рона. Но не теперь. Сириус и бабушка Вальбурга не просто рассказывали о том, как должен вести себя наследник Поттеров, но и требовали соблюдать это самое «должное поведение». «Всегда, Гарри, даже когда никто тебя не видит и никто не оценит, — настойчиво, из раза в раз повторяла бабушка. — Даже среди своих или наедине с собой. Только так вырабатывается привычка. Иначе сорвёшься в самый невыгодный момент, а это риск, недопустимый риск».

Первым среди правил «должного поведения» стояло требование соблюдать в сложных обстоятельствах спокойствие и самообладание. «Кто бы говорил, Сириус», — засмеялся Гарри, впервые услышав. Но Сириус не рассмеялся в ответ. Только спросил горько: «И чем для меня закончилось неумение держать себя в руках? Напомнить, крестник?»

Прямо скажем, характер Гарри выдержке и спокойствию не способствовал. Сириус обучил его простейшей медитации, которую следовало делать каждый вечер перед сном — засыпая, представлять ровную гладь озера, или текущую воду, или шелест листвы… но даже это простенькое упражнение получалось далеко не всегда. Вот Гермиона сразу освоила, ну так это же Гермиона! Когда у неё что-то не получалось?

Кстати сказать, подруга жалобами на крёстного и бабушку не прониклась. Только улыбнулась и головой покачала:

— Гарри, я же знаю, как ты рад на самом деле, что они у тебя есть. А ты знаешь, что Сириус прав. Так что тренируйся. Не получилось сразу, получится через неделю или две. Не бросай только. Тебе это точно пригодится.

И вот теперь, глядя на Рона и замечая направленные на них взгляды, Гарри оценил свои почти неудачные попытки. У него получалось держать себя в руках. Молча смотреть на бывшего друга и ждать, что ещё он скажет. Хотя хотелось банально и без затей дать в морду, а потом объяснить, за что, теми самыми словами, за которые тётя Петунья рот бы с мылом вымыла.

— Так что, Гарри? — занервничав от его молчания, снова заговорил Рон. — Ты уже разгадал загадку?

— Рон, тебе не хватает данных, чтобы решить, на кого ставить? Или на этот раз ты сразу поставил на меня, а теперь хочешь, м-м-м, как это называется у букмекеров? Оградить свои ставки?

— Гарри, друг, о чём ты?

— О том, что я не был тебе другом, когда ты в первом туре ставил на драконов и на то, что я вылечу? Значит, раз я снова друг, ты решил сменить курс и заработать теперь уже на моей победе? — Гарри и не подозревал, что умеет так говорить: вроде бы спокойно, но с ядом в каждом слове — не хуже Снейпа. Но смотреть, как краснел, бледнел и снова краснел Рон, ему понравилось. — Много выиграл на первом туре, Ронни? Знаешь, мой дядя Вернон говорит, что деньги нужно сразу же вкладывать в дело. Ты, я так понял, этим сейчас и занялся? Хочешь, чтобы я помог тебе разбогатеть? По-дружески? — Последние слова он очень постарался выделить. Кажется, получилось — Рон развернулся и сбежал.

Гарри поймал крайне заинтересованный взгляд Лаванды Браун и мысленно позлорадствовал: через полчаса этот разговор станет известен всему Хогвартсу. И пусть на самом деле тотализатор на турнире вовсю процветал, пусть и впрямь многие ставили на Седрика и против Поттера, но от того, кто называл себя другом — первым, лучшим и единственным другом!— Гарри вправе был ожидать иного. И любой с этим согласится.

Он не собирался прощать. Наверное, простил бы в конце концов, будь это просто приступ зависти мальчишки, всю жизнь остававшегося в тени братьев, а потом угодившего в тень Мальчика-Который-Выжил. Только Рон не завидовал… ну, или не только завидовал. Рон захотел на нем заработать и ради денег не предупредил о смертельной опасности. А если в следующий раз ему предложат тысячу галлеонов за то, чтобы выдать Гарри Поттера Волдеморту? Имея перед глазами печальный пример родителей, глупо растить собственного Петтигрю.

Близнецы, кстати, повели себя умнее брата. Не стали делать вид, что впервые слышат о собственном же тотализаторе, а только сказали, одновременно с двух сторон хлопнув Гарри по плечам:

— Ронникинс всё никак не поумнеет. Но мы тоже готовы помочь тебе с этой штуковиной.

— Например, хорошенько вдарить по ней молотком, а? Тогда она ещё и не так взвоет, — исходящий из раскрытого яйца душераздирающий вой слышали уже все.

— Мы ставили и будем ставить только на тебя, о героический, эпический и бесстрашный убийца василисков и Тёмных Лордов!

— Что тебе какие-то драконы, верно, братец Дред?

— Братец Фордж правду говорит. Мы ничуть не сомневались в тебе.

— И выиграли на тебе!

— Так что с нас сливочное пиво! На, держи бутылочку, чемпион!

— Так держать, Гарри!

Устав вертеть головой от одного рыжика к другому, Гарри вывернулся из двойной хватки, потёр уши и выдал, решительно отстранив предложенное сливочное пиво:

— Взять у вас угощение? И в кого я превращусь?

— Может, в дракона? — левый близнец подмигнул, покрутив в руках бутылку.

— Или нет, но дым из ноздрей у тебя точно пойдёт! — пообещал правый.

— Фирма гарантирует! — почти пропели оба.

— Нет уж, спасибо. Угостите лучше Рона — он пытается пускать дым из ноздрей с самого начала Турнира.

Почему-то сердиться на близнецов у Гарри не получалось. Хотя о драконах они наверняка тоже знали. Может, потому что Фред с Джорджем никогда не называли себя друзьями Гарри, зато несколько раз по-настоящему помогли, пусть и в своей шутовской манере? С другой стороны, просить их о помощи сейчас он не собирался. Сириус и бабушка ещё летом объяснили, чем в мире магии чреваты подобные просьбы.

Зато Седрик — видимо, в благодарность за драконов — однажды отозвал его в сторонку и, усмехнувшись и показав глазами на Гермиону, выдал:

— Открою тебе секрет. Скоро объявят о Святочном бале, и если хочешь пригласить какую-то определённую девушку, лучше позаботься об этом заранее. И потренируйся танцевать, если не умеешь — чемпионы открывают бал.

И ушёл, оставив Гарри в полной оторопи. Бал казался гораздо страшней предстоящего испытания. На испытании ещё неизвестно, что будет, но танцевать? На глазах у всей школы! Мало того, пригласить девушку?!

— Гарри? Он сказал что-то важное? — Гермиона смотрела встревоженно. И тут его осенило.

— Гермиона! Ты ведь писала, что любишь танцевать, я помню! Научишь меня?

— Танцевать?

Боясь растерять крохи решимости, Гарри молча и быстро закивал.

— Ты просишь меня научить тебя танцевать?

— Ну да! Понимаешь, Седрик сказал, будет бал, и… — тут ему в голову пришла ещё одна великолепная идея: — Гермиона, ты ведь пойдешь со мной на бал? А?

Если честно, Гарри надеялся, что Гермиона обрадуется приглашению. Ну, вроде как девушкам должно такое нравиться? Но реакция подруги мало напоминала радость. Гермиона прищурилась, скрестила руки на груди и поинтересовалась:

— Ты меня приглашаешь, чтобы не опозориться с танцами? Или потому что вот она я, рядом, и ко мне не так страшно подойти, как к любой другой девушке? К Чжоу Чанг, например. Или Чжоу уже пригласил Седрик и предупредил тебя не лезть к ней?

— Н-нет, — Гарри замотал головой. — Гермиона, о чём ты?! При чём тут Чжоу?

— Значит, на бал со своим инструктором по танцам?

Если и был момент, когда Гарри немножко порадовался своему внезапному умению говорить так же ядовито, как Снейп, сейчас Гермиона побила его по всем статьям. Гарри был так ошарашен и раздавлен незнакомыми, несвойственными подруге интонациями, что какое-то время мог только молча открывать и закрывать рот. Но вдруг заметил, что у Гермионы задрожали губы.

Она резко развернулась, собираясь, кажется, даже не уйти, а убежать, и тут Гарри отмер.

— Гермиона! Если не хочешь, ну их, эти танцы! Я не из-за них, правда! Просто, ну, — он догнал подругу, схватил за руку, вот только та почему-то стала вырываться. — Ну с кем мне ещё идти? Гермиона!

— Ах, тебе не с кем, и поэтому…

— Да не «не с кем», а «не хочу ни с кем»! — почти заорал он. — Я тебя хочу пригласить! Как девочку, девушку. А не как пару по танцам! Ну прости, если я коряво выразился, я не хотел! Первый раз в жизни девушку куда-то зову, — последние слова он почти прошептал. Гермиона снова дёрнулась, и Гарри, заметив, что до сих пор сжимает её руку, разжал пальцы. — Я тебе больно сделал? Прости, не хотел. Ну правда, извини. Если не хочешь…

И замолчал. Что тут скажешь? «Если не хочешь идти со мной, конечно, я не настаиваю?» А вдруг она решит, что «не настаиваю» — это «ну и ладно, найду другую»? Искать кого-то другого Гарри не хотел, и вовсе не потому, что Гермиона привычная, его подруга и умеет танцевать. Просто не хотел, и всё. Безо всяких «потому что».

— Ты зовешь меня как девушку? — почему-то всхлипнув, почти шёпотом спросила Гермиона.

— Ну да. Конечно. Мне будет приятно провести бал именно с тобой. Я не умею танцевать и, наверное, не успею так научиться, чтобы стать приличным партнёром, но буду очень стараться, честное слово! Соглашайся, пожалуйста!

— Ладно. Хорошо. Я согласна, — Гарри разжал руку, и Гермиона всё-таки заплакала и убежала. Вот и пойми этих девчонок!

Он вернулся в гостиную, полный решимости поговорить с Гермионой, но та, как оказалось, уже ушла в девчачью спальню. Пришлось передавать с Лавандой просьбу спуститься и горячие, очень горячие заверения, что он не хотел обидеть подругу и очень жалеет.

Пока ждал, мимо прошел Рон, демонстративно задев плечом. «Похоже, дружба кончилась совсем», — подумал Гарри. Мысль оказалась горькой и обидной, хотя он сам отверг попытку примирения. «Посоветуюсь с Сириусом», — решил он. Когда готовились к первому туру, Сириус на жалобы крестника в адрес Рона ответил коротко: «Наплюй. Не до него сейчас». А потом ещё как-то обронил, что тот наверняка сам прибежит мириться, когда мозги на место встанут. Но о ставках Гарри Сириусу не рассказывал — просто не хотел лишний раз думать об этом. Слишком обидно понимать, что друг променял тебя на несколько монеток. Даже нет, всего лишь на шанс их выиграть!

Лаванда спустилась одна. И первым делом схватила Гарри за руку:

— Пойдём-ка!

Вслед кто-то засвистел. Вот идиоты! За портретом Полной Дамы оказалось пусто.

— Она совсем обиделась? — убито спросил Гарри. — Ругать меня будешь?

— Буду, но не слишком сильно, — Лаванда почему-то улыбалась. — Ты такой милый! Хорошо, что у тебя хватило ума объяснить ей, что ты просто не умеешь приглашать девушек. Гермиона рада, правда. Просто от твоего косноязычия успела навыдумывать плохого, вот и разнервничалась. Она не выйдет сегодня, но не потому, что обиделась, а потому, что ей надо успокоиться. Просила передать, чтобы готовился учиться танцам.

— Спасибо, — теперь улыбался и Гарри. — Передай ей, что я рад. Что я, ну, правда хочу идти именно с ней.

— Скажи ей это сам, Гарри Поттер. Или смелости не хватит? — Лаванда откровенно смеялась.

— Я ей говорил! Просто вы, девчонки, друг дружке больше, кажется, верите, чем нам.

— Ладно, передам. И хочешь совет? Девушкам приятны небольшие знаки внимания. Сумку поднести, к примеру. Или шоколадкой угостить.

— Гермиона не ест шоколад. — Гарри искренне не понимал, как можно не любить шоколад, но у подруги особые обстоятельства, о которых он тут же напомнил: — У неё родители-дантисты. Ужас, правда?

— Так узнай, что она любит, балбес! — Лаванда расхохоталась и убежала обратно в гостиную. Успокоенный Гарри пошёл следом. Раз подруга сегодня уже не выйдет, он тоже пойдёт наверх и поговорит наконец с Сириусом не о драконах, не о Турнире, а о том, что ему делать с Гермионой и Роном.

Музыкальную шкатулку с мелодиями трёх разных вальсов принесла Парвати, а той дала Падма, которая взяла у какой-то старшекурсницы, взамен пообещав сварить зелье от веснушек.

— Оно же совсем простое, — удивилась Гермиона, прочитав рецепт.

— Не всем зелья удаются так хорошо, как тебе, — сообщила Парвати. — Там нужна очень точная дозировка и тщательное соблюдение рецепта. Лишний раз помешаешь или передержишь на огне, и веснушки станут ещё ярче вместо того, чтобы побледнеть.

— Ладно, завтра, — Гермиона перечитала рецепт. — Нет, в воскресенье — по времени удобней. В общем, к вечеру воскресенья будет готово.

Подходящий пустой класс нашли давно — ещё когда разучивали Конъюктивитус. Незаметный побег из гостиной тоже давно отработали: демонстративное «я в библиотеку» Гермионы плюс мантия-невидимка Гарри. Запирающие и заглушающие чары, и опасаться следует только преподавателей, рыскающих по школе в поисках нарушителей. Но класс был на территории, за которую негласно отвечала профессор МакГонагалл, и Гермиона давно уже её предупредила, что в этом классе будет тренироваться Гарри. Декан, конечно же, не возражала против дополнительных занятий гриффиндорского чемпиона и даже похвалила Гермиону:

— Я всегда знала, что вы ответственная девушка, мисс Грейнджер. А на случай, если в этом классе кто-то пострадает и потребуется срочная помощь, установлю тревожные чары.

В общем, всё было готово к уроку, кроме Гарри. Тот пришёл настолько не в настроении, что Гермиона даже забыла о собственном волнении. Спросила озадаченно:

— Ты точно хочешь? Это всего лишь танцы, не дракон. Можем поучить какие-нибудь защитные чары — выжить в турнире гораздо важнее, чем красиво станцевать.

— Нет уж, — Гарри был мрачен и решительно-суров. — Я хочу танцевать на балу с тобой и не собираюсь оттаптывать тебе ноги. Прости, я обижен и расстроен, но ты тут совсем ни при чём.

— Тогда что случилось?

— Помнишь, ты мне сказала как-то, что у магов все друг другу какая-то родня? Ещё Блэков в пример приводила?

Гермиона молча кивнула. Конечно же, она помнила тот разговор. И ещё лучше помнила собственные сомнения — говорить ли Гарри всё то, что рассказала о его родстве с Уизли Лаванда? Тогда Гарри с Роном ещё не поссорились, и Гермиона очень боялась, что её слова могут показаться именно попыткой их рассорить. Но и оставлять Гарри в неведении нечестно. В конце концов, рано или поздно он узнает, и что она скажет тогда? «Я давно это знаю»? И что ответит на закономерный вопрос: «Почему же тогда молчала?»

Тогда она выбрала половинчатое решение: просто привела в пример сразу несколько семей, которые были родней Гарри через Блэков. Назвала и Малфоя, и Невилла… И Уизли, конечно. Не уточняя, насколько близким считается это родство. Честно говоря, тут она надеялась на Сириуса и портрет Вальбурги, но на тот случай, если Гарри не спросит у них, собиралась вернуться к теме позже, когда подвернётся удобный случай. Но потом Рон начал изображать из себя завистливую задницу, и говорить о нём значило выводить Гарри из равновесия ещё сильнее. А он ведь и так был постоянно на взводе.

— Сириус сказал… — Гарри вдруг запнулся и покраснел. Сел на парту, отвернувшись к окну и делая вид, будто рассматривает подсвеченные закатом облака. — Я не хотел тебе про это рассказывать. Ну, знаешь, у вас, девчонок, наверняка есть темы, о которых вы не говорите с парнями, зато вовсю обсуждаете между собой? Вот и это… такое. Но мне просто нужно обсудить это с кем-то ещё. С кем-то, кроме Сириуса. Я просто не могу обо всём молчать — бесит и мешает. А Невилл, ну… я побоялся, что ему это напомнит о родителях. Гермиона, ты не обидишься? Честное слово, очень боюсь, что ты, ну… подумаешь что-нибудь не то.

— Короче говоря, вы с Сириусом трепались о девушках. Так, прекращай уже блеять! — Гермиона села на парту напротив Гарри. — Судя по твоему страху меня обидеть, я там тоже фигурировала. А судя по твоему состоянию, разговор получился не слишком весёлый. А Невилл при чём? Рассказывай, а я постараюсь выслушать тебя не как девушка, а как твой друг.

— Не то чтобы о девушках, — Гарри, наконец, повернулся к ней, но в глаза не смотрел. — Вообще-то я ему сказал, что пригласил тебя на бал. Вот. И что танцевать ты меня научишь, а всякие там правила поведения и добрые советы — с него как с крёстного. Но ты же знаешь Сириуса! Хотя нет, ты его не знаешь. И я не знаю, какие докси его покусали. Я-то думал, самое большее — он пошутит, что правильное поведение на балу с девушкой — это её охмурить, ну, и всё такое. А он закатил лекцию на тему «как показать всем, что девушка — твоя пара на один раз, или твоя подружка без обязательств, или ты рассматриваешь её как возможную невесту». То есть я понимаю, зачем он всё это начал — оказывается, я запросто мог тебя, ну, скомпрометировать, так? И на самом деле я хотел с тобой это обсудить. Но... — всё ещё не поднимая головы, Гарри почесал в затылке, и Гермиона осторожно спросила:

— Но расстроило тебя не это?

Гарри глубоко вздохнул и выпалил:

— Сириус сказал, Уизли могли претендовать на мою опеку, и им бы не отказали. Совсем как ты тогда говорила — все чистокровные друг другу хоть немного, да родственники, а Поттеры — старая чистокровная семья. Есть три семьи, которые по степени родства ближе прочих. Уизли, Тонксы и Малфои. С Малфоями всё ясно — кто бы отдал Гарри Поттера пусть и оправданному, но пожирателю, но почему не Тонксы или Уизли, а Дурсли? Когда Сириус узнал, как я там жил, он разругался с Дамблдором. Мне об этом раньше не рассказывал, потому что, ну, как он сказал, что толку ворошить старое. А знаешь, почему сегодня рассказал? Из-за Уизли. Из-за Джинни. Я ему ляпнул, что эта мелкая хочет за меня замуж, просто смеха ради, а он аж в лице изменился и заявил: «Гарри, очнись, не может такого быть, вы слишком близкая родня!»

Гермиона кивнула сразу и Гарри, и собственным мыслям: Лаванда была права в своих рассуждениях. А Гарри вдруг вскочил и заорал:

— Три года! Три долбаных года я дружил с Роном и близнецами, я гостил у них в «Норе», они знали, как я хотел иметь семью. Так почему же они мне НЕ СКАЗАЛИ?!

Тонко зазвенели стёкла в окнах, задребезжали рамы.

— Гарри!

— А я скажу, почему! Потому что эта дура правда собралась за меня замуж, и это НЕ СМЕШНО!

— Гарри, успокойся! — Гермиона вскочила и кинулась к другу. — Пожалуйста, пожалуйста, Гарри, — тот дал себя обнять, но вряд ли даже заметил — так его колотила дрожь. Гермиона, инстинктивно к нему прижавшись, гладила лохматую голову, плечи, спину и шептала: — Пожалуйста, успокойся, они того не стоят. У тебя есть Сириус. И я с тобой. И мы оба тебя любим, мы твоя семья, слышишь? У тебя есть семья, теперь есть, — она уже сама не понимала толком, что говорит. Знала только — нужно продолжать. Какое-то шестое чувство шептало, что Гарри успокаивается от её голоса и объятий, что она сейчас нужна ему.

Сначала на неё обрушилась тишина, заставившая умолкнуть на полуслове. Потом Гарри глубоко вздохнул, и Гермиона почувствовала на спине его ладони.

— Постой ещё так, пожалуйста, — тихо попросил он. — Ты не против, если я дальше расскажу?

— Конечно, рассказывай.

— Про Джинни. Я ведь правда думал, что это ерунда. Я ещё когда в первый раз в «Нору» попал, мне кто-то из близнецов сказал, что Джинни в меня влюблена. Даже не помню, кого они тогда этим больше дразнили — меня или её. А Сириус говорит, это не повод для смеха, и Молли должна была вправить дочери мозги. Потому что слишком близкая родня. И если она этого не сделала, значит, у неё намерения, ну… плохие, в общем. Он запретил мне принимать подарки от Уизли, от кого угодно из них, и вообще брать от них в руки что угодно. И сказал, пришлёт какое-то зелье, которое защищает от любовных эликсиров. А если не буду пить его каждое утро, сам дурак.

Гермиона понимающе кивнула.

— Кажется, я знаю, что это за зелье. Три капли натощак каждое утро?

— Да, как-то так. А ты тоже, что ли…

— Гарри, да кому я нужна! Хотя на самом деле мне посоветовали его пить, потому что магглорождённую могут захотеть обидеть. Кто-нибудь вроде Малфоя. Оно очень дорогое, но я думаю, может, со следующего года… Ох, ладно, не обо мне речь! Что ещё Сириус сказал?

Гарри разжал объятия и посмотрел виновато.

— Он мне долго вдалбливал о девушках именно в том смысле, что на меня будут охотиться как на жениха. Что мне могут даже подсовывать девушек, которым самим я не очень-то нужен, зато их семьям выгоден как зять. Подстраивать ситуации всякие, чтобы вынудить жениться. Объяснял, что Гарри Поттер — это не просто Гарри, в любом случае. Старая семья с обновлённой кровью, деньги, а из-за этого долбаного Волдеморта ещё и политическое влияние. Потенциально, если доживу и полезу в политику. Я ему как-то сказал, что мне Чжоу на каждом матче глазки строит. Угадай, что он на это выдал? Объяснил, чем занимается её семья и чем для них выгоден такой зять, как я. А теперь ещё и Уизли. Ну и бал мне разъяснил с этой точки зрения. Что если я с девушкой потанцую, а потом не просто на место отведу, а ещё и лимонад ей принесу, она уже может решить, что у меня на неё виды. А если она меня лимонадом угостит, есть серьёзный шанс вместе с лимонадом получить амортенцию. Это самое сильное любовное зелье.

— Да, я читала.

— Ну вот. И ещё кучу всяких ужасов нарассказывал. Представь только: отошёл воздухом подышать, а тебе конфундус в спину, девчонку навстречу, она тебя целует, расстегивает пару пуговиц, набегают её братья или отец, и всё — ты женат. Обещал прислать книгу какую-то для наследников. И тебе сказал дать изучить, потому что к тебе по части книг у него доверия больше. И вообще… ну… ладно, неважно.

— Насчёт книги он прав, — Гермиона подозревала, книга та самая, которую она читала летом, только не для юных ведьм, а для юных волшебников. Кстати, надо бы перечитать, что там пишут о балах. — Я ещё девочек расспрошу — мне тоже надо знать, как там себя вести. И знаешь что? Честное слово, когда ты принесёшь мне лимонад, я это так и пойму — ты просто принёс мне лимонад.

— Эм-м-м, Гермиона. Вообще-то, ну… Я должен был тебя спросить, когда мы с той книгой разберёмся, но раз ты ещё и с девчонками будешь об этом говорить… В общем, ты не против, если на балу мы будем себя вести как вероятная пара?

— Это не твои слова, — Гермиона пятилась, пока не наткнулась на край парты. — Сириус посоветовал?

— Нет, это я у него спросил, как будет лучше, — буркнул Гарри, снова опустив голову. — Это ни к чему тебя не обяжет, зато заткнет рты всяким. Это не значит, что ты должна танцевать только со мной и всё такое. Просто я должен буду, ну, красиво за тобой ухаживать, что ли? Как-то так.

— А знаешь что… А давай! Хотя бы назло Уизли. — «А там кто знает, вдруг получится и не только назло…» — И вообще, я совсем не против, чтобы ты за мной красиво поухаживал. Хотя бы на балу. А теперь, — она завела музыкальную шкатулку, и по классу поплыли чарующие звуки венского вальса, — хотя бы вводный урок? Поверь, танцы здорово поднимают настроение.

— «Первая любовь юного Чемпиона: есть ли у неё будущее?» — Профессор Снейп выдержал театральную паузу, брезгливо поморщился, как будто под его выдающимся носом вдруг очутилось нечто крайне мерзкое, и заметил: — На вашем месте, Поттер, я бы беспокоился о будущем аттестации по зельям. Или полагаете, освобождение от текущих экзаменов позволит проигнорировать сегодняшнюю тему и на СОВ?

Швырнув глянцевый журнал на свой стол, он обвёл класс тяжёлым взглядом:

— Каждого, кто в ближайший час поднимет голову от котла, ждёт увлекательная неделя с Филчем. Даже если это окажется сам непревзойдённый чемпион или, — он демонстративно заглянул в статью, — сногсшибательная красавица-маггла, с которой он нашёл своё счастье. Кстати, Поттер, пересядьте за первый стол. Пока вы ещё не женились на мисс Грейнджер, зелья будете варить сами.

Гермиона вспыхнула. Чёртов «Ведьмин досуг» и чёртова Рита Скитер! Журнал пришёл с утренней почтой, и за первую половину дня и Гарри, и Гермиона успели наслушаться достаточно гадостей. Как назло, о бале официально объявили только вчера, и теперь чуть ли не все девчонки с их курса, кое-кто с пятого и даже почему-то с третьего смотрели на Гермиону так, будто она отняла их законную добычу. Даже с обеда пришлось сбежать, прихватив с собой несколько наскоро сделанных бутербродов — под прицелом жадно-любопытных, оценивающих, завистливых и ненавидящих взглядов кусок не лез в горло. А теперь ещё и Снейп! А главное, какого чёрта он прицепился к Гарри, если журнал отобрал у Паркинсон?!

Слизеринцы перед уроком демонстративно рассматривали колдографии, отпуская ехидные шуточки. «Грейнджер, ты страшнее дракона, чуть не придушила бедного Поттера!» «Грейнджер, кто же так летает? Хочешь соблазнить мальчика, надевай юбку покороче!» «Ой, много ли Поттеру надо? Посмотрите на его лицо — готов! Да, вон, даже книги за ней таскает, как собачка». «А вальс? Кто кому оттопчет ноги?» — «Эй, Паркинсон, ноги не главное, дай лучше посмотреть, где у Поттера руки!»

На самом деле, если рассудить здраво и беспристрастно, статья вышла не такой уж и плохой. Без гадостей хотя бы. Скитер восторгалась выступлением Гарри Поттера на первом испытании и желала ему удачи во втором, а мисс Грейнджер назвала лучшей ученицей потока. Но снимки! Как будто специально, чтобы слизеринцам было над чем позубоскалить! Рыдающая Гермиона кидается Гарри на шею после первого испытания. Гарри помогает ей сдать книги в библиотеке. Они вместе идут с гербологии, смеясь над чем-то и держась за руки. Летают над квиддичным полем в алых лучах заката. Подборка заканчивалась немного смазанным, непонятно как снятым колдофото, на котором они кружатся в вальсе в пустом классе. В пустом классе на седьмом этаже! В ракурсе от окна! Как, вот КАК она это сделала?! Если бы с метлы, они бы заметили…

А ещё Скитер сравнила Гермиону с мамой Гарри. В смысле, что сын пошёл по стопам отца в выборе невесты — умной и красивой магглорождённой. И хотя она ничем не намекала, что этот выбор слишком плох для древнего рода Поттеров, достаточно самого слова. Невеста! Да у Гарри и в мыслях не было! А теперь и неизвестно, будет ли… Потому что его эта статейка взбесила даже больше, чем Гермиону. Потому что сам факт! «Вмешательство в личную жизнь», вот как это называется в нормальном обществе!

Зельеварение прошло в могильной тишине, только Снейп кружил стервятником, отпуская ядовитые замечания над котлами гриффиндорцев. Гарри психовал и ошибался, Гермиона отлично это видела, но ничем не могла помочь. Она и сама чуть не запорола зелье впервые в жизни — никак не получалось сосредоточиться.

—Тролль за урок, Поттер, — выплюнул Снейп, когда пришло время сдавать образцы. — Можете не предъявлять мне плоды своих жалких усилий — вылить эту бурду в канализацию вы способны и сами. Отработка после ужина. Не думайте, что участие в турнире избавляет вас от обязанности учиться. На своих уроках я не потерплю лентяев и неучей, будь они хоть трижды чемпионами.

Так и получилось, что после ужина Гермиона пошла в библиотеку одна. Обидно! С другой стороны, в последнее время у неё оставалось совсем мало времени на домашние задания, так что стоило воспользоваться случаем. «Ищите в плохом хорошее, всё зависит от точки зрения», — так, кажется?

Но этим вечером даже привычная, успокаивающая тишина библиотеки предала её. Чёртов бал! У всех девчонок, начиная со второго курса, словно сорвало тормоза. Даже в библиотеке они хихикали, шептались и смотрели не в книги, а на парней. Только и слышалось: «а я», «а он», «а она его», «в этом сезоне модны широкие рюши, а не узкие», «бирюзовый совершенно не пойдёт к твоим глазам» и прочая далекая от учёбы ерунда. Почему нельзя обсуждать это всё в гостиных?!

И ещё в одном не повезло: неподалеку что-то искал на стеллажах Виктор Крам, а за стеллажами толпились его вечно увивавшиеся рядом поклонницы. Как же, мало того что чемпион, так ещё и звезда квиддича! Нет, заниматься сегодня решительно невозможно!

Гермиона сердито захлопнула справочник, даже не найдя нужную тему. Надо попросить у мадам Пинс разрешения взять его с собой, а за другой литературой зайти с утра. Если встать пораньше, она всё успеет.

Крам заступил ей дорогу, едва она сделала пару шагов к выходу. Высокий, массивный, с хмурым, словно бы хищным лицом — будь она не волшебницей и встреть такого парня в тёмном переулке, перепугалась бы! Лёгкая, но заметная сутулость лишь усугубляла впечатление, делая Виктора похожим на медведя. Если присмотреться внимательно — очень лёгкого в движениях и даже грациозного медведя. Опасного. А ещё говорят, что сутулые — ботаники и книжные черви!

— Мисс? Я вас приглашать, приглашаю. Вы идти со мной на бал? Пожалуйста.

— Что? — Гермиона моргнула и затрясла головой — почудилось, что вырвавшийся у неё возглас подхватило эхо голосов на дюжину, не меньше.

— Я имею честь вас приглашать, — медленно, тщательно выговаривая слова, повторил Крам. — Идти со мной на бал как пара.

Наверное, она снова не поняла бы, если бы не возмущённые шепотки и приглушённые возгласы поклонниц болгарина. Он зовет её на бал?! Ни разу не поговорив? Даже имени её не зная? Чудненько. Просто волшебно. Театр абсурда какой-то!

— Благодарю за честь, мистер Крам, но я уже приглашена.

Тот нахмурился. Переступил с ноги на ногу, каким-то странным образом оказавшись при этом почти вплотную — уж точно ближе границ приличия!

— Статья Скитер — правда, так, да?

Гермиона вспыхнула.

— А вот это никого не касается! Прошу прощения, я спешу, а вы загородили дорогу.

— Но я хотеть сказать вам. Объяснить, так, да. Вы и мистер Поттер не обручены?

— Мистер Крам, повторяю — вас это не касается. И отойдите от меня!

— Мисс Грейнджер? Что происходит? — наконец-то мадам Пинс обратила внимание на творящееся перед самым её носом безобразие. Даже странно, обычно она быстро пресекает куда меньший шум.

— Полагаю, наш гость забыл правила приличия, только и всего. Как видите, он не даёт мне пройти. Несмотря на то, что я ясно дала понять, насколько мне неприятна его назойливость. — Нет, всё-таки в той книге для юных ведьм есть кое-что полезное. Например, такие вот стандартные фразы для неприятных ситуаций, в которых хочется то ли завизжать от ужаса, то ли запустить первым попавшимся проклятьем.

— Мистер Крам, — мадам Пинс поморщилась. Похоже, ей не слишком-то улыбалось раздувать международный конфликт. Может, потому и молчала так долго? — При всём уважении, прошу вас найти другое место и время для ухаживания за девушками. Предназначение библиотеки несколько иное.

Болгарин отступил, слегка поклонившись и пробормотав извинения. Неискренние, в этом Гермиона была уверена стопроцентно.

Из библиотеки она вышла, сохраняя спокойствие и ровно держа спину, но, повернув в сторону гриффиндорской башни, ускорила шаг. Что за день! Что за глупый, противный, дурацкий день! Мало ей Скитер, теперь ещё историю с Крамом по школе разнесут. И зачем она ему вдруг понадобилась? В чём смысл — при куче поклонниц приглашать на бал девушку, которая на тебя и не смотрит, с которой ты незнаком, которая младше, и вообще вроде как считается, что уже пара другого? Да ещё и сцену устраивать после отказа!

А ведь он даже слишком настойчиво спрашивал, правда ли то, что написала Скитер о них с Гарри. Проверить хотел? Но тогда почему не до приглашения, а после, уже получив отказ?

Гермионе казалось, она вот-вот поймает правильную мысль. «Значит, так: мы с ним ни разу даже «привет» друг другу не сказали; он меня назвал просто «мисс» — кстати, это неправильно; и он читал статью Скитер — то есть, мог думать, что мы с Гарри… Может ли быть так, что именно это он и хотел узнать, и как раз приглашение на бал было лишь предлогом завести нужный разговор?!» Хотя Гермиона и не собиралась принимать приглашения Крама, мысль всё равно оказалась обидной. И почему-то тревожащей. Что-то она всё равно упускала, не понимала. «Надо с Лавандой посоветоваться, вот что!»

Погрузившись в размышления, Гермиона шла всё медленней. Из задумчивости её вырвало самым неожиданным и неприятным образом — что-то ударило между лопаток, толкнув вперёд, тело охватила вспышка слепящей, обжигающей боли, и наступила темнота.

Очнулась она на койке под строгим взором мадам Помфри.

— Я бы спросила вас, кому вы перешли дорогу, мисс Грейнджер, но после статьи Скитер это и так ясно. Доброй половине наших девиц. Пейте, — школьная целительница помогла Гермионе приподнять голову и поднесла к губам стакан.

— Что?..

— Пейте. Если спрашиваете, что это — обезболивающее и сонное зелье. Если что с вами — мало хорошего, но не смертельно. Слава Мерлину и святому Бонаму, вы не бежали в момент нападения, а то могли бы и шею свернуть! Это, знаете ли, даже магическая медицина не лечит. — Гермиона медленно пила, а Помфри сердито объясняла: — Сломана рука, вы упали с лестницы, потеряв сознание. И я не могу срастить кость заклинанием! Я вообще не могу применить никаких заклятий и чар как минимум неделю, только зелья! Вас, мисс Грейнджер, ударили в спину слабеньким, но довольно заковыристым проклятьем, и именно неделя мне потребуется, чтобы в должной степени избавить вас от его последствий. А до тех пор любые заклинания могут подействовать совершенно непредсказуемо. Так что — отдельная палата, и никаких гостей.

— А Гарри?

Мадам Помфри поджала губы.

— Что ж, кто-кто, а мистер Поттер вряд ли желает вам вреда. Его я пущу, но только под моим присмотром. Допили? Вот и хорошо, а теперь спите. Чем больше будете спать, тем лучше пойдёт лечение.

«Всё из-за этой мерзкой Скитер, — подумала Гермиона, засыпая. — Но как же она всё-таки нащёлкала те кадры?!»

Глупый гонится за славой, умного слава сама найдёт, а мудрый — славы избегнет. Так говорят в Дурмстранге, и с этой точки зрения Виктору Краму до мудрости очень, очень далеко. Как сказал бы его сокурсник Алёшка Ржевский, отец которого почему-то не захотел отдавать сыновей в Китеж или Колдовстворец — «как до Пекина раком».

С другой стороны, спортивной славой можно прикрыть то, чего не нужно выставлять на всеобщее обозрение. Ещё не мудрость, но ум пополам с хитростью — тоже не так уж плохо.

А вот Альбус Дамблдор, если судить с этой точки зрения, был дурак дураком. Во-первых, кроме директорства в школе, нахапал себе ещё кучу кресел. А ведь даже на двух стульях никакая мартышка не усидит. Известное же дело! Во-вторых, до сих пор тыкал каждому в нос своим «победитель Гриндевальда». Победитель! Сомнительная победа-то! Мало того, что соблаговолил явиться лишь к шапочному разбору, когда и без него победа была делом решённым, так ещё и умыкнул Гриндевальда от справедливого суда и возмездия! Может, не зря болтают, что великий тёмный да великий светлый по молодости были не просто друзьями, а вовсе даже милыми дружками?

И наконец, Турнир Трёх Волшебников. Именно Альбус Дамблдор усиленно пропихивал возрождение этого дурацкого мероприятия и проведение его именно в Хогвартсе. Как сказал директор Каркаров, объявляя новость старшему курсу, то есть потенциальным участникам: «Если он так сильно хочет добровольно впустить нас в свой дом, кто мы такие, чтобы отказываться».

Делегацию для участия отбирали в полном соответствии с правилом «избегнуть славы». И с другим, куда более древним: «Если ты силен — покажи, что слаб». Кто посильней и поумней, кто нацелился на серьезную учёбу после школы — оставались дома. Нечего год на ерунду терять. Единственные сыновья в роду — тоже: ещё не хватало рисковать собой на потеху толпе за сомнительную славу. Бороться за победу отправлялись даже не крепкие середнячки, а «лучшие из худших», а из них преимущество отдали тем, кому нужна невеста. Потому что Гитлер с Гриндевальдом выбили народ в Восточной Европе так, как англичашкам с их хвалёным Волдемортом и не снилось. И магов, и магглов — носителей и поставщиков свежей крови, и сквибов — хранителей крови спящей. Сколько лет прошло, а до сих пор общежития Дурмстранга заполнены от предвоенного уровня едва на треть.

«Крепить международное сотрудничество и дружеские связи», говорите? Вот и укрепим.

Приближался святочный бал, и парни из Дурмстранга готовились дать первый серьёзный залп по укреплённым позициям противника. Предварительная информация собрана, перспективные цели намечены, категорически неподходящие — отсеяны, и в кают-компании лежали для общего пользования полные досье на всех мало-мальски годных девиц с третьего по пятый курсы.

Шестой и седьмой курсы отпадали по двум причинам. Первая — к этому возрасту все нормальные девушки уже разобраны. Вторая — как бы Дамблдор ни пыжился, называя Хогвартс лучшей школой, нихрена она не лучшая. Чтобы в этом убедиться, времени до первого испытания хватило с избытком. Здесь давали основы, крепкую базу — трансфигурацию, чары и зелья начального и среднего уровня; для тех, кому надо — гербологию, астрономию, основы нумерологии и рун, и… и, пожалуй, всё. Остальные предметы или преподавались так, что курам на смех, или вовсе в программе отсутствовали. И, спрашивается, зачем нужна жена, которая элементарных вещей не знает и не умеет? Тех, кто помладше, можно ещё успеть хоть чему-то выучить.

Пятикурсницы по тем же причинам были вариантом сомнительным, хотя пару-тройку девиц имело смысл взять в плотную разработку. Ту же Чанг хотя бы. Экзотичная для Европы кровь, интересные семейные традиции, связи… Виктору, правда, категорически не нравились девушки, фанатеющие от квиддича, так что милую азиатку-равенкловку он сразу же уступил Полякову и Кружаничу. Теперь те наперегонки отбивали её у Диггори, заодно лишая старшего из чемпионов Хогвартса душевного равновесия и заставляя нервничать не по делу.

А Крам, прикинув так и сяк, обратил внимание на четверокурсниц. Почти все они были ещё свободны, да и возраст для ухаживания самый подходящий. Любую возьми — опытному взгляду уже видно, что из неё вырастет. И сама как раз начинает задумываться о парнях, а сокурсники не мычат не телятся и в лучшем случае мечтают о зажимашках и поцелуях где-нибудь в чулане для мётел. Не конкуренты ни разу.

Гермиона Грейнджер, подружка Гарри Поттера, казалась вариантом не слишком перспективным, а где-то даже сомнительным. Во-первых, всё тот же Алёшка Ржевский, у которого глаз на любовные дела намётан, спорил на десяток щелбанов, что девчонка по уши влюблена в Поттера. Их здесь, конечно, половина в этого хлюпика влюблена, но близкая подруга — всё же особый случай, шансов у неё побольше. Во-вторых, магглорождённая без каких-либо полезных связей в обоих мирах, родители стоматологи — такого добра в Болгарии своего хватает. Зато умная и достаточно сильная для своего возраста, читает не только учебники, да ещё и равнодушна к квиддичу, несмотря на то, что Поттер — ловец факультетской команды.

Как вариант сомнительный, Виктор решил проверить её сразу. Скорей всего, Алёшка прав, но вдруг? Чем-то эта Грейнджер его цепляла. Характером, может быть? Временами эта дочь стоматологов напоминала маленький танк, прущий к цели сквозь любой заградительный огонь. Да в ней самой полыхал огонь, и, видит Сварог, вокруг неё сплошные идиоты — слепые, глухие и ничего не понимающие! Иначе откуда взялось бы общее мнение «никому не интересная заучка»?

Из неё получится отличная ведьма и прекрасная жена — тому, кого она полюбит. Но почему Гарри Поттер? Это недоразумение с раздутой славой, продукт умелой газетной шумихи? Судя по досье Гермионы Грейнджер, клюнуть на славу не в её характере. С другой стороны, в первом туре пацан не оплошал, показал неплохой для четверокурсника уровень, а главное — стальные яйца.

Так что Виктор решил убить двух зайцев сразу — прощупать Грейнджер и разобраться, чего на самом деле стоит Поттер.

Одной лишь попытки пригласить было мало — нужна зацепка, чтобы затянуть разговор в случае весьма вероятного отказа. Статья Скитер подвернулась очень кстати. От внимания Виктора не ускользнули ни издёвки сокурсниц и даже некоторых сокурсников, ни то, как девчонка упрямо сжимала губы, делая вид, что не слышит насмешек. Нервы у неё оказались покрепче, чем у хвалёного Поттера — дракона тот не испугался, а вот в библиотеку с подругой прийти зассал. Выждав для приличия и убедившись, что Грейнджер скорее делает вид, чем читает, Виктор начал продвигаться в её сторону.

И чуть не опоздал. Всё-таки нервы у девчонки не выдержали. Захлопнув толстенную книгу, она двинулась к выходу. Виктор едва успел заступить дорогу.

Легкое касание мозгочтением прошло незамеченным на фоне внезапного для неё предложения. Так, и что тут у нас? Непонимание, изумление, возмущение… возмущаться-то чем?! Ах, он её даже не знает? Забавная девочка. Виктор готов был поспорить, что любая другая о таком бы и не подумала в приступе счастья, восхищения и самолюбования — как же, САМ КРАМ и вдруг пригласил ЕЁ. Единственную, особенную и неповторимую.

А к Поттеру он оказался несправедлив — пацан подружку не бросил, на отработке котлы драит. Так, вот и ожидаемый отказ. Теперь нажать и запустить ассоциации с Поттером. Думай, девочка, вспоминай. Чем он так хорош, кроме шрама на лбу и дурацкого прозвища?

Показав себя невоспитанным хамом, получив заслуженную отповедь и культурно отступив, Виктор проводил почти убегающую Грейнджер задумчивым взглядом. Потёр лоб — напрячься пришлось изрядно, у девочки тоже наверняка вот-вот голова заболит, но это не так уж страшно. Спишет на нервы, огорчение, тяжёлый день, попросит зелья, в конце концов. Ему тоже нужно зелье, так что придётся возвращаться на корабль. Заодно сделать пометку в досье мисс Гермионы Грейнджер, Гриффиндор, 4 курс: «занята Поттером». После всего, что он откопал в её мозгах, ясно как день — другим здесь ловить нечего. Пустая трата времени.

А Поттер оказался не так прост. Дракон на четвёртом курсе — а горного тролля на первом не хотите? Оборотня и стаю дементоров на третьем? И это лишь то, что Грейнджер видела собственными глазами. А кроме этих эпизодов, до сих пор ярких и полных детского ужаса и потому легко прочитавшихся, было что-то ещё — что-то, о чём девочка только слышала. Потому что в тех приключениях Поттер оставался один.

И гоняющимся за славой дураком пацана делает кто-то другой — ему самому эта слава поперёк горла.

О том, что Грейнджер попала в здешний медпункт, Виктор узнал лишь утром, на завтраке. Новость передавали без подробностей, зато очень эмоционально: «Довыделывалась грязнокровка», «Может, хоть теперь поймёт, что Поттер не для неё», «Жаль, что шею не свернула». Забавно звучало от девиц, которые сами от Поттера нос воротили — кто по причине вражды факультетов, кто из соображений более серьёзных, политических. А ведь предложи им сейчас хоть мизерный шанс захомутать «мальчика, который выжил» в мужья, тут же забудутся и гриффиндорский галстук с гриффиндорской же безбашенностью, и «любимчик Дамблдора», и даже то, что отцы сражались по разные стороны баррикад.

Однако его мозгочтение не могло привести к настолько серьёзным последствиям. Кто же постарался? Соперница? Интересно, насколько всё серьёзно. До бала чуть больше недели, а здешняя медичка своё дело знает. Значит, за эту неделю гипотетическая соперница просто обязана успеть перетянуть Поттера к себе. Вопрос только — вмешаться или пустить дело на самотёк? С одной стороны, хуже сопернику — лучше ему. И вообще: проблемы шерифа индейцев не волнуют, пусть Дамблдор сам в своей школе разбирается. С другой — почему не попробовать сойтись с Поттером поближе? Кто знает, какие бонусы это принесёт в будущем. Да и Грейнджер жалко, хорошая девочка.

Виктор прошёлся взглядом по гриффиндорскому столу и нашёл Поттера. Да-а, враг не дремлет, пацана с двух сторон подпирают девчонки. Симпатичная блондиночка с голубой лентой в волосах и задорная рыженькая. Обе что-то нашёптывают с двух сторон, а Поттер только и успевает головой вертеть — даже о еде забыл.

Так-так. Блондиночка — мисс Лаванда Браун, подруга Гермионы Грейнджер, а все знают, что в любви нет никого опасней подружек. Чистокровная, но не из снобов-политиканов вроде Малфоев или Гринграссов. Отец — лекарь-менталист, мать занимается гороскопами и гаданием, старший брат учится на разрушителя проклятий, младшей сестре четыре года. Денег семье должно хватать, амбиции — вряд ли, не тот круг. Эта если и положит глаз на Поттера, то не потому, что герой, а из чистой девичьей любви. Но признаков такой любви как раз за ней замечено не было.

А интересный вариант, вдруг сообразил Виктор. Сама Лаванда, говорят, в учебе очень средненькая, но с уровнем Хогвартса и при такой семье это не показатель — ей просто может быть интересно то, чего здесь не преподают. А семья хорошая: родители специалисты каждый в своём деле, брат получает профессию не для слабаков и неучей. Трое детей — тоже хороший показатель. «Так, стоп. Не отвлекайся. Вторая».

Вторая, рыженькая — Джиневра Уизли, третий курс. Тоже чистокровная, младшая сестра при шести братьях, из которых трое ещё в Хогвартсе, а трое старших очень неплохо устроились. Сотрудник Гринготтса, драконолог и помощник министерского чиновника первого эшелона. Отец, кстати, тоже в министерстве. При этом семья практически нищая, что очень странно и, прямо скажем, ни в какие ворота не лезет. Если бы не это, стоило бы и к ней присмотреться. Впрочем, сильный разветвлённый клан в любом случае достоин внимания. Надо будет обсудить с парнями. Кажется, до третьего курса в своих изысканиях никто пока не дошёл.

Девчонка болтается рядом с Поттером как сестра его лучшего друга. Хотя сам «лучший друг» получил отставку практически у Виктора на глазах. И, судя по обрывкам услышанного скандала, поднятого, кстати, не самим Поттером, а Грейнджер, — вполне за дело. В приличном обществе за такое в морду бьют, иногда даже ногами.

Тут Поттер посмотрел на слизеринский стол, безошибочно поймал взгляд Виктора, и тот чуть не подавился соком. В зелёных глазах пацана полыхала самая настоящая ненависть.

Виктор поставил кубок и встал. Вопрос, вмешаться или нет, решили за него.

— Это точно Крам, — шипела Джинни. — Пригласил её на бал, она ему отказала при всех, он и оскорбился. Как же, звезда, от поклонниц отбоя нет, а тут отшили! Скажи, Лаванда!

— Он приглашал Гермиону на бал? — Гарри повернулся к Лаванде. — Правда?

— Меня там не было, — кажется, главная сплетница их курса очень об этом жалела. — Но Парвати сказала, что Падма слышала, как Пенелопа рассказывала…

— Так, стоп! Лаванда, пожалуйста, опусти цепочку. Что там было?

— Гермиона читала, потом вдруг захлопнула книгу. Отдала её мадам Пинс и дёрнула к выходу так, будто за ней соплохвосты гонятся. А тут Крам р-раз, и перед ней стоит. И спрашивает: мисс, вы со мной на бал пойдёте? Имею честь вас пригласить быть моей парой. А она — нет, спасибо, меня уже пригласили. А он, вместо того чтобы вежливо уйти, вдруг спрашивает: а статья Скитер это правда? Вы с Поттером обручены? Гермиона ему, конечно, ответила, что это не его дело, а он над ней, значит, нависает и даже не думает уходить! А тут мадам Пинс заметила, что в библиотеке безобразия творятся, а не книжки читают, и обоих выгнала.

— А я слышала, что Гермиона закричала, и мадам Пинс поэтому вмешалась, — поправила Джинни.

— Закричала? Что этот гад ей сделал?!

— На него закричала, чтобы отстал. Потому что он ей выйти не давал, вот. Ну, в любом случае, смотри, Гарри — в библиотеке они были на глазах у кучи народа, так? И Краму точно не понравилось, что девушка, на которую он обратил внимание, ему при всех отказала. А потом они уходят, и через четверть часа Гермиона оказывается в больничном крыле! По-моему, всё яснее некуда. Гарри, а вы разве обручены? Или эта мерзкая Скитер снова всё наврала? И что говорит Помфри?

Кажется, Джинни спрашивала что-то ещё — теперь про бал, но Гарри уже не слышал. Он поднял голову — Крам, прикрывшись кубком, смотрел на гриффиндорский стол, потом поставил кубок и встал. Гарри тоже вскочил и быстро пошёл к выходу. Он не оставит безнаказанным нападение на Гермиону. Ни за что!

Крам его ждал, будто точно знал, что Поттер побежит следом. Подозрительно?

— Что ты ей сделал? — Гарри уже тянулся за палочкой, не дожидаясь ответа, но тут Крам его удивил. Во-первых, начал говорить почти одновременно с ним, и почему-то его вопрос прозвучал настолько же сердито:

— О чём ты думаешь?

А во-вторых, пока Гарри пытался понять, что болгарин имел в виду, тот нахмурился — хотя куда уж больше, с его-то обычным видом?! — и спросил:

— Значит, я у тебя в подозрении, так? Почему?

Он ещё спрашивает!

— Ты приглашал её на бал?

— Пригласил, так, — Крам кивнул. — Мисс отказалась… отказала, так?

— И через двадцать минут после того, как она тебе отказала, её прокляли! Тебе ничего не кажется странным? — Гарри кипел, ладонь сама искала рукоять палочки. А Крам вдруг усмехнулся и предложил:

— Пойдём. Здесь много… как, глаз? Взглядов? Слухов? Я хотел с тобой говорить.

Единственное, чего хотел Гарри — проклясть болгарина чем-нибудь заковыристым. Но, кажется, самое страшное проклятье, которое он знал — «ешь слизней». Несерьёзно. Чем он только занимался три года?! К тому же их уход из Большого зала не остался незамеченным, вокруг уже собирались любопытные, и Гарри процедил сквозь зубы:

— Пойдём. Поговорим в другом месте.

Чего он точно не ждал, это что Крам приведёт его в больничное крыло.

Сам он успел забежать туда рано утром — мадам Помфри даже пустила его, но что толку? Гермиона спала, напоенная зельями, вид имела бледный, а Гарри только и смог, что немного посидеть рядом.

— Ладно, Гермиона, это хотя бы не василиск, — он утешал больше себя, чем подругу — та ведь всё равно спала и не слышала. — Через неделю будешь здорова.

Теперь же мадам Помфри взглянула на визитёров так, что никакого василиска не надо.

— Мистер Поттер, я ведь сказала утром: сегодня ваша подруга будет спать. Приходите завтра. А вы, мистер Крам, чем заболели?

— Я спросить, — болгарин говорил хмуро и решительно. — Вы можете видеть и свидетельствовать, так? Между я и мистер Поттер.

— Что вы ещё выдумали? Здесь вам не…

— Подождите, я объяснять, — Крам вскинул руку, и мадам Помфри действительно замолчала.

— Мистер Поттер думать, это я проклинать его девушку. Я не… Как сказать? Я думаю, мистер Поттер наслушался сплетен. И так думать не только он. Но это не правдиво, неправда. Мне не нужно такое мнение обо мне в Хогвартсе. Я сюда приехал не для проклинать девушек!

Как-то машинально Гарри отметил, что болгарин, волнуясь, начинает говорить всё неправильней. Что ж, может, он и правда не похож на того, кто хладнокровно запустит проклятьем девушке в спину за отказ пойти на бал. Не Малфой какой-нибудь. С другой стороны, сидит за слизеринским столом, и вообще, их директор был Пожирателем смерти!

— Хорошо, мистер Крам, чего вы от меня хотите? — поинтересовалась Помфри. — Если бы я могла определить, кто проклял мисс Грейнджер, уж будьте уверены — этого человека уже бы наказали. А разбираться в вашем и мистера Поттера споре — прерогатива директоров, полагаю.

— Директора предвзяты. Я звал бы директора Каркарова, если бы хотел развить скандал. Клевета на гостей — не то, что ждут от Хогвартса.

Крам жёстко усмехнулся. В один миг он как-то преобразился, из возмущённого и мрачно-решительного стал резким и… острым, что ли? Как… «Как меч Гриффиндора там, в подземелье», — подумал вдруг Гарри. Готовым сражаться. С кем только? Гарри стиснул кулаки. Зачем Крам привёл его именно сюда, к Гермионе?

— У кого ещё был повод? — зло спросил Гарри. — Кроме тебя?

— Повод, такой, чтобы все видели и все говорили — нет. Причина — много у кого. Любая девушка, которая хочет получить наследника Поттера или Мальчика-Кто-Выжил. Любой чистокровный сноб, который оскорблён успехом… как у вас говорят? Грязнокровки?

— У нас так не говорят, мистер Крам, — резко возразила мадам Помфри. — Это оскорбительное слово.

— Да? Я слышал много раз, — Крам пощёлкал пальцами, словно вспоминая. — Флинт, Пьюси, Малфой, Паркинсон. Многие за столом Слизерин. У вас так не говорят, но не наказывают за это слово? Тогда и за проклятье не накажут. Смешные, — он снова прищёлкнул пальцами, — нет, забавно. Забавные правила. У нас не так. В Дурмстранге такое нападение расследовали бы и виновных наказали. В Хогвартсе говорят: «Детские шалости» и «Сама виновата».

— Кто так говорит? Снейп и Малфой? — почти зарычал Гарри. Та ярость, с которой он выходил из Большого зала, сейчас казалась пламенем свечи рядом с пожаром. Болгарин прав: кто бы ни проклял Гермиону, расследованием и не пахло. Да ладно, можно подумать, за прежние три года много расследовали, когда дело касалось пострадавших учеников!

— Тише, мистер Поттер, — осадила Помфри. — Дать успокоительного? Учтите, я до сих пор не выгнала вас обоих только потому, что тоже хочу знать, кто виновен в случившемся с мисс Грейнджер. Она слишком серьезно пострадала, чтобы спускать это дело в унитаз. Итак?

— Вы медик, — коротко, как будто это всё объясняло, заявил Крам. К чему это вообще и зачем понадобился именно медик, Гарри не понимал. А вот Помфри, кажется, сообразила — на её лице нарисовалось очень ироничное выражение.

— Я не держу в своей аптечке веритасерума, мистер Крам, не владею легиллименцией и не имею права воздействовать на школьников дознавательными заклятьями.

— Я совершеннолетний. И не студент Хогвартса.

— Вы иностранный гость, мистер Крам. И всё ещё школьник, несмотря на совершеннолетие.

— Магический след?

— Ритуал в школе? Меня уволят сразу в Азкабан.

— Да о чём вы?! — не выдержал Гарри. За какие-то несколько фраз он полностью утратил нить беседы, как выражалась бабушка Вальбурга, и чувствовал себя дурак дураком.

На лице мадам Помфри расцвела улыбка.

— Очевидно, мистер Крам очень хочет доказать вам, мистер Поттер, свою непричастность к болезни мисс Грейнджер. Настолько хочет, что готов пройти очень жёсткие проверки на правдивость. И знаете, мистер Поттер, я склонна ему поверить, опираясь только на его слово. И, разумеется, на готовность пройти эти проверки.

— Вот так? — изумился Крам. — Просто?

— Я медик, — теперь уже мадам Помфри сказала это так, будто это всё объясняло. Поймала ошарашенный взгляд Гарри и, сжалившись, добавила: — Хорошие медики разбираются в людях. Особенно те, кто работают с детьми. И вот что, — она махнула палочкой, призывая свой саквояж, и достала из его недр (запустив в небольшую сумочку руку по самый локоть!) неровный бурый камушек. — Безоар. Носите с собой, мистер Поттер. Молю святого Бонама, чтобы вам он не пригодился, но так мне будет спокойней.

— Всё так серьёзно? — Гарри повертел безоар в руках и невольно поморщился, вспомнив первый урок у Снейпа.

— Гарри, мистер Крам прав — многие девушки хотели бы тебя заполучить. А криво сваренное приворотное бывает опасней яда. А теперь ступайте отсюда оба. Поговорите в другом месте.

— Э-м-м… ладно. Спасибо, мадам Помфри, — и Гарри положил безоар в карман рубашки.

Из больничного крыла они вышли молча. Бок о бок дошли до холла. Дальше нужно было или разойтись в разные стороны, или всё же найти спокойное место для разговора по душам. Гарри понимал, что Крам, высказавшись у Помфри, теперь ждёт его ответа. Понимал, сомневался, злился — ведь даже если проклял Гермиону кто-то другой, этот… эта звезда квиддича, чтоб его! — звал её на бал. Теперь, когда Гарри уже решил в глубине души, что готов поверить мнению Помфри, оказалось, злится он не только из-за проклятия.

Оказалось, он настоящий собственник — даже хуже Рона! Он не хотел, чтобы на Гермиону засматривался кто-то другой. Особенно — кто-то вроде Крама. Более взрослый, сильный, знаменитый… необычный, наверное? За которым бегает целая куча девушек, включая самых красивых семикурсниц!

Они остановились под часами, в которых как раз сыпалась вниз струйка изумрудов, и Гарри решился:

— Ладно, предположим, я тебе верю. Ты её не проклинал. Ты хотел поговорить ещё о чем-то?

«Если ответит «нет», я просто скажу ему, чтобы не лез больше к Гермионе с такими… с любыми предложениями и приглашениями!»

— Да. Пойдём к озеру? Там никого лишнего.

— Можно и к озеру, только скорее, — Гарри покосился на часы — теперь несколько рубинов подскочили вверх. С этим разговором он прогулял историю магии. Спасибо, хоть не зелья или трансфигурацию! — Я сейчас должен сидеть на занятиях.

В лицо ударил колючий снежный ветер — погода явно не для прогулок. Ветер морщил тёмную гладь озера, и Гарри поёжился, припомнив, что как-то слышал о болгарах: те запросто ныряли в эту ледяную воду. В любую погоду. Говорили, это часть их обязательных тренировок. Гарри прятал руки в карманах и думал, что эту прогулку тоже вполне можно зачесть за тренировку. Так и скажет, если спросят, почему прогулял.

— Поттер. Могу я знать, у тебя с мисс Грейнджер серьёзно?

— Да, — слово сорвалось с губ раньше, чем Гарри успел подумать. Может, и к лучшему, а то стал бы колебаться, сомневаться, бояться, что скажет на это сама Гермиона… Нет, с ней, конечно, придётся честно поговорить, но сначала отвадить от неё… всяких.

— Хорошо, — кивнул болгарин. — Я скажу нашим, что она занята.

— Эй! — возмутился Гарри, — У вас там что, очередь на неё была?!

— Спокойно, спокойно, — Крам вскинул руки ладонями вперед: «я безоружен и не собираюсь нападать». — Мы смотрим на ваших девушек, да. Будет хорошо найти здесь невесту, это новая кровь. Но мы не хотим, как это, отбивать? Мисс Грейнджер хорошая ведьма, ты удачно выбрал. Ваши… Малфой и прочие — дураки, не понимают. Её у тебя не уведут, тебя у неё — могут. Не верь девушкам, которые сейчас начнут жалеть.

— Почему ты мне всё это говоришь?

Крам то ли кашлянул, то ли усмехнулся — презрительно, будто проглотил что-то очень обидное, уже готовое сорваться с языка.

— Ты тоже дурак, но другой. Не с девушкой, а с собой. Со своей славой, так? Не понимаешь.

— Да не нужна мне эта глупая слава! — Гарри развернулся, напоровшись на тёмный, кинжально острый взгляд болгарина. — Ты тоже повторяешь за Скитер и прочими?

— Нет. Я иначе… как, наоборот? Я думаю, ты должен научиться правильно пользоваться славой. Если не ты, то другие будут. Я знаю, — он усмехнулся. И тут же заговорил о другом: — Как думаешь, зачем мы здесь? Выиграть турнир?

— Ну… да? Вы как бы для того и приехали.

— Нет. Если выиграю, это плюс, бонус. Реклама. Сегодня помнят, через год — может быть, через два — точно нет. Деньги. В квиддиче хорошие деньги. Моя семья не бедная. Рисковать за тысячу монет?

— Зачем тогда?

Болгарин пожал плечами и ответил, как само собой разумеющееся:

— Англия. Связи. Ты, например. Гарри Поттер, сегодня глупый студент, а через десять лет — кто? Дружбе с тобой я буду рад больше, чем победе.

«Хорошо, что Рон не слышит», — Гарри скривился. Разговор получался какой-то странный. Неприятный, царапающий… По-хорошему, послать бы этого Крама куда подальше, но что-то мешало. Чем-то все эти рассуждения неуловимо напоминали разговоры с бабушкой Вальбургой.

— А если бы я не был Гарри Поттером?

— Ты это ты. Глупо убегать от себя.

— Я даже не помню, что там произошло! Мне год был!

И снова Крам то ли кашлянул, то ли хмыкнул:

— Я не хочу знать, что было тогда. На первом испытании тебе был не год. Ты был сопляком с четвёртого курса, который не испугался дракона. Вот — ты. Соперник, которого не стыдно уважать. Понимаешь?

Теперь настала очередь Гарри усмехаться — что на это сказать, он не знал. Разве что…

— Ну, спасибо тогда, — и он пожал протянутую Крамом руку.

Вести из Хогвартса Сириуса не радовали. Помогая крестнику готовиться к испытаниям, сам он думал лишь о том, какой урод запихнул Гарри в участники. В прежние времена долго бы не гадал: кто, как не Нюниус? Былая вражда к Джейми перешла на его сына, это раз. Два — метка на руке никуда не делась. Как бы Дамблдор ни рассусоливал о вторых шансах, бывших Пожирателей не бывает. И три — возможности у него были. Предположим, добраться до Кубка мог и Каркаров — ещё один меченый ублюдок! — но пергамент с именем Гарри, подписанный собственноручно, легко мог раздобыть только преподаватель.

Теперь же — сомневался. Постарел, что ли? Или проклятый Азкабан поубавил готовности рубить сплеча, взамен наградив достойной Грюма паранойей? Теперь думал — а зачем Нюниусу такие сложности? За три года у него хватало возможностей попроще, чтобы навредить Гарри, а он — наоборот, даже спасал. Тоже, небось, постарел, да пригрелся в безопасном Хогвартсе. Ненавидеть и строить пакости не разучился, но против Дамблдора не пойдёт. А если не он, то кто?

Паранойя дошла до того, что Сириус всерьёз заподозрил не какого-нибудь волдемортовского прихвостня, а самого Дамблдора. А что? Только Грюм и сказал, что Поттера убить хотят, а после — как забыли все об этих словах. Ни расследования, ни помощи. А если вспомнить рассказы крестника о первых годах в Хогвартсе, поневоле задумаешься. Мальчишка, конечно, растёт не тепличным нарциссиком вроде Драко Малфоя, но столько приключений, сколько на его долю выпало за три года, вся компания Мародеров за все семь лет себе обеспечить не смогла. Хотя, казалось бы…

На несколько минут Сириус позволил себе не думать ни о чём, окунувшись в воспоминания. «Пушистая проблема» Ремуса, война с Нюниусом, тайные ходы и Карта — да, тогда им казалось, что Хогвартс — отличное место для захватывающих и даже опасных приключений. Но в годы их учёбы по школе не ползал василиск, среди профессоров не было одержимого самим Волдемортом, не говоря уж о том, что «профессор Снейп», «профессор Хагрид» и «профессор Люпин» тоже звучит абсурдно. При всём расположении к двум последним. Зелье-то выпить Рем тогда всё-таки забыл, и тот же Гарри вполне мог угодить ему на клыки. А уж о любви Хагрида к зубастым, огнедышащим и ядовитым «лапочкам» и «пушистикам» только глухой не знает. И вот вопрос: отчего так получалось, что именно Гарри в конце концов оказывался лицом к лицу или носом к носу с любой не предназначенной для школьников опасностью — от Хагридова Пушка до сотни дементоров?

И ведь ещё тогда, до того клятого Хэллоуина, директор говорил что-то о пророчестве. О том, что именно малышу Гарри Поттеру, возможно, суждено избавить мир от Волдеморта. Что там было точно в том пророчестве, Сириусу знать не доверили, но Дамблдор вполне может держать это в голове и мальчишку натаскивать по какому-то лишь ему ведомому хитрому плану. А если так, то участие Гарри в турнире — всего лишь закономерное продолжение прошлых лет.

Прошли те времена, когда Сириус Блэк верил Дамблдору, не задумываясь. Азкабан, конечно, скорее вовсе сведёт с ума, чем научит думать, но после побега — а вернее, после того года, когда он, словно в умопомрачении каком, рвался в Хогвартс ради крысы и в итоге чуть не сдох сам и не утащил за собой Гарри с друзьями… в общем, пришлось научиться. И думать, и сопоставлять факты, и подозревать врагов под каждым кустом и вражеские козни на каждом шагу. Ради крестника и не такому научишься.

Поэтому, когда Гермиону приложили в спину проклятьем, Сириус ни на мгновение не подумал, что это лишь неудачная (или наоборот — слишком удачная) детская шалость. Насколько было бы проще, если бы он сам, на правах крёстного, мог явиться в Хогвартс! Но куда там, неуловимого убийцу и пособника Того-кого-нельзя-называть Сириуса Блэка до сих пор искали силами всего аврората и маггловской полиции. Тоже повод для паранойи: как-то не верилось, что великий и всеми уважаемый Альбус Дамблдор, при всех его постах и регалиях, не может добиться пересмотра дела. Может, выгодно ему, чтобы Сириус сидел себе на Гриммо, от крестника подальше?

— Смотри в оба, Гарри! — Сириус тревожился и злился, и только давнее обещание, данное сразу и крестнику, и матери, мешало сорваться и рвануть в Хогсмид в собачьем облике. Обещание — и донельзя обидное осознание, что Гарри уже не тот малыш, которого таскал на руках, а почти взрослый парень. В чём-то, конечно, бестолковый, но вовсе не слабак. — Зуб даю, Гермиона ни при чём — в тебя целят.

— Сильно же они промахнулись, если целили в меня, а попали Гермионе в спину!

— А ты не язви. Подумай сам. Все знают, что она твоя подруга, лучшая подруга. Её могли вывести из строя, чтобы к тебе подобраться. И, знаешь, крестник, — Сириус ухмыльнулся, — не обязательно это сделали твои враги.

— А кто ещё?!

— Сам не догадываешься? Ничего не приходит в голову? Ты ведь пересказал мне ваш разговор с Крамом. Да и я уже говорил тебе о том же самом.

— Что ты имеешь в ви… — Гарри запнулся. — Девушки?!

— Ты пьёшь то зелье, что я прислал?

— Да, каждое утро.

— Знаешь, — Сириус поколебался: то, что он собирался предложить, больше подходило для прежних Мародёров, чем для взрослого ответственного волшебника, который должен защищать крестника, а не втягивать его в сомнительные авантюры. Но, с другой стороны…

— Что? — поторопил Гарри.

— Сразу скажу — идея рискованная. Но при удаче… в общем, если эта поганая история — попытка убрать с дороги Гермиону и захомутать перспективного жениха, есть шанс выяснить, кто именно решил так радикально на тебя поохотиться.

— Значит, давай выясним. И, Сириус, я знаю, некрасиво мстить девчонкам, но за Гермиону… То есть, ладно, если бы директор нашёл и наказал того, кто её проклял, но ведь… Нет, он вроде как попытался, но…

— Да ладно! Хочешь сказать, Дамблдор хотел найти виновного и не нашёл? Гарри, а ты не забыл, что он мысли читать умеет? Я ведь тебя ещё летом предупреждал, помнишь?

Гарри пожал плечами.

— Ну… кто подбросил в кубок моё имя, тоже так и не выяснили. Значит, не так уж хорошо он читает мысли. Или читает, но не у тех, у кого надо бы. В общем, говори уже, что придумал!

— Брось пить то зелье. На недельку, до бала. Хотя, думаю, самое большее за пару дней всё станет ясно.

— То есть, ты предлагаешь… То есть, думаешь, мне уже подливают приворотку? Так, подожди! А если я того… поддамся?! Сам же рассказывал, как легко меня на том же балу могут на девчонку поймать! Слушай, Сириус, честно — я хочу отомстить за Гермиону, но не хочу оказаться мужем какой-нибудь дряни! Да ещё и слюни на неё пускать, фу!

— Спокойно, Гарри, твой крёстный знает, что делает! Слушай внимательно…

Сириус объяснял, и на хмуром лице Гарри возмущение сменялось тем самым выражением, которое бывало у Джеймса перед особенно рискованной шалостью. Даже снова едва не сорвалось с губ предательское «Джейми», а ведь так упорно приучал себя называть Сохатика по имени — как раз для того, чтобы не оговориться вот так, ненароком. Похож ведь, вылитый, только глаза — как у Лили…

— Ну, всё понял? — спросил Сириус, привычно затолкав подальше воспоминания о Джеймсе и Лили и натянув бесшабашную мародёрскую улыбочку. — Сумеешь? Не побоишься?

— Страшновато, — признался крестник, — но справлюсь. Зато, если получится, можно будет не ходить на бал!

— А ты разве не хочешь?..

— Ну-у, — протянул Гарри. — С Гермионой пошел бы. Зря, что ли, она меня танцевать учила? Ей приятно было бы. А вообще не больно-то хотелось, — он махнул рукой. — На меня все пялятся и за спиной обсуждают — даже хуже, чем на втором курсе было! Как же, незаконный чемпион! Ещё и Скитер добавила! И вообще, знаешь… — он опустил голову, замолчал, и оставалось только проклинать всё на свете, что нельзя сейчас быть там, с ним рядом. Пусть Сохатик уже не тот малыш, который заливисто смеялся, катаясь на спине Бродяги, но поддержка взрослого ему всё равно нужна.

— Что, Гарри? — почти шёпотом спросил Сириус.

Гарри вскинул голову совсем как Джейми в тех редких, очень редких случаях, когда ему припекало задуматься о чём-нибудь серьёзном, а после — поделиться плодами размышлений.

— Как они меня достали! Все! Сириус, ты не представляешь! Сначала я виноват, что моё имя оказалось в Кубке, меня называют обманщиком, и даже лучший друг со мной не разговаривает. И вся школа носит значки «Поттер — смердяк»! А потом вдруг я должен идти на бал, хочу того или нет, чтобы защищать честь факультета! Понимаешь? Честь факультета, на котором только Гермиона мне поверила с этим проклятым Кубком, зависит от того, станцую ли я на балу перед всеми с девчонкой, которую не хочу приглашать, потому что, видите ли, чемпионы открывают бал! Так я же незаконный чемпион! Обманщик!

— Стой, стой, ты о чём? Разве ты не пригласил Гермиону?

— Сегодня мадам Помфри сказала, что не отпустит её до бала, — почти прошептал Гарри. — А туда как раз зашла МакГонагалл и услышала. И тут же заявила, что в таком случае я должен побеспокоиться о другой партнёрше. Потому что, понимаешь, честь факультета, и она ждёт от нас всех… чего-то там, в общем, ждёт. Если бы не боялся разбудить Гермиону, и что мадам Помфри меня после такого выгонит, наорал бы на неё прямо там. А теперь вот думаю… Я ведь всё равно ничего ей не докажу. Просто не хочу туда идти, и всё. Назло. Они не разобрались, из-за кого я влип в турнир, не нашли, кто напал на Гермиону, им плевать, что на меня тычут пальцами в коридорах и носят те мерзкие значки, а Скитер пишет гадости! Вот и мне плевать на них! — Он заводился всё сильнее, и Сириус молчал, слушал, давал выговориться: хотя бы так помочь крестнику. Но только слушать… в конце концов, он Мародёр или нет?!

Если раздобыть оборотное зелье, он может не бояться чужих взглядов не только в песьем обличье. А пробраться в Хогвартс ничего не стоит. Жаль, он не великий специалист по проклятиям — уж точно не лучше Поппи. Раз та ничего не может поделать, ему и соваться нечего. Но в Мунго есть специалисты и получше. Дамблдор, конечно, не любит выносить проблемы Хогвартса на всеобщее обозрение, ну так кто ж его спросит?

— Вот что, Гарри. Если наш с тобой план выгорит, будь готов к некоторым дополнениям.

— Каким?

— Не скажу пока, — Сириус подмигнул. — Это, знаешь ли, надо как следует обдумать и доработать. Но даю слово Блэка — от бала я тебя избавлю в любом случае. А сейчас прячь зеркало и проверь, не посеял ли безоар. А я, пожалуй, навещу Грейнджеров. Кстати, — он подмигнул, — могу на правах твоего крёстного официально попросить руки Гермионы.

— Сириус!

— Что — Сириус?

— Слушай, давай сначала я хотя бы у неё спрошу?

Вот теперь Сириус расхохотался от души: он-то ждал в лучшем случае испуганного «Ты с ума сошёл?»

— Спроси, только не затягивай с этим слишком долго, крестничек. Есть, знаешь ли, дела, в которых сопли жевать — себе дороже выйдет.

— Да ну тебя!

Убрав потухшее зеркало, Сириус позвал Кричера.

— Отправляйся в Хогвартс и охраняй Гарри. Если заметишь, что кто-то подливает ему зелье, не мешай — нам нужны имя и доказательство.

— Кричер всё понял, — домовик поклонился. — Кричер всё сделает, как нужно. Кричер всё слышал, хозяин Сириус.

— Вот как? И тебя не смущает, что женой Гарри станет грязнокровка?

Домовик торжественно выпрямился.

— Гарри Поттер — сильный маг, он говорит со змеями, и привратница дома Блэк признала его кровь. Если ему будет угодно взять в жены грязнокровку, старый Кричер примет её, как принял молодого хозяина Гарри.

— Я рад, — совершенно серьёзно заявил Сириус. — Поверь, Гермиона этого достойна. Сильная и умная ведьма. Ладно, ступай. Если что-то случится, сообщишь.

Кричер исчез, и Сириус сказал в пустоту:

— Вот и хорошо. И мне пора.

Его ждал напряжённый день: для начала навестить одного типа, у которого можно разжиться качественной обороткой, затем навести мосты в Мунго, а вечером, когда Грейнджеры вернутся с работы, обсудить ситуацию с ними. Пришла пора самому плести интриги. Блэк он, в конце концов, или шавка подзаборная, которая только тявкать умеет?

В больничном крыле было невыносимо скучно. То есть сначала, в первые дни, Гермиона постоянно спала, а если не спала, то сломанная рука ужасно болела, и почему-то кружилась голова. Но потом мадам Помфри немного её подлечила, спать целыми сутками стало не обязательно, и Гермиона спохватилась: это сколько же уроков она уже пропустила? Но заниматься мадам Помфри запретила — даже читать! Писать и колдовать в любом случае не выйдет — не повезло правой руке, но книги?!

Гарри предложил почитать ей вслух зельеварение и трансфигурацию — настоящий подвиг с его стороны. Конечно, Гермиона оценила! Но…

— Никаких занятий! — категорически воспротивилась хозяйка лазарета. — Мистер Поттер! Гарри! У вашей подруги сотрясение мозга и довольно-таки мерзкое проклятье. Никаких нагрузок. Мисс Грейнджер! Насколько я знаю, вы прекрасно учитесь, вам ли бояться отставания?

— Но чем же тогда заняться? — жалобно спросила Гермиона.

— Могу дать сонного зелья.

— Не надо!

— Гермиона, — Гарри опасливо оглянулся на Помфри, — а давай просто поговорим? Ну… ты можешь рассказать что-нибудь о себе. Вот ты летом писала, что любишь танцевать. Знаешь, как я удивился? По тебе ведь не скажешь. Чего ещё я не знаю о своей лучшей подруге?

Гермиона почувствовала, что краснеет. Не ожидала, что Гарри помнит такие мелочи из её писем! Да и сам интерес оказался приятен. Даже, пожалуй, воодушевлял.

— М-м-м, дай подумать. Я никогда не говорила вам с Роном, что считаю профессора Снейпа ужасным преподавателем?

— Постой, ты же всегда за него заступаешься!

— Это потому, что меня бесит, когда Рон начинает возмущаться, хотя сам вечно не готов к уроку. Разве трудно заранее почитать учебник? Но профессор Снейп, он… Знаешь, как говорят? Если каждый день повторять человеку, что он свинья, рано или поздно он захрюкает. А Снейп на каждом уроке называет всех баранами и бездарями. Так нельзя. Я вот не верю, что у тебя совсем нет способностей к зельеварению.

Гарри вздохнул.

— Давай лучше о чём-нибудь поприятней Снейпа.

— О приятных секретах или о смешных?

— О чём хочешь.

— Хорошо, о смешных. Я расколола близнецов на чары перекрашивания волос. Правда, взамен они потребовали написать для них два эссе по зельям, но мне это даже интересно, ты же знаешь.

— Да ну?! Можешь сделать меня рыжим? Хотя нет, не надо рыжим! Блондином, как Малфой? Или что-нибудь необычное?

— Каким хочешь, хоть фиолетовым в крапинку. Главное — чётко представить результат. Но самое смешное не это!

— А что?

Гермиона хихикнула.

— Близнецы меня надули. Когда я рассказала Лаванде, оказалось, это самые обыкновенные парикмахерские чары. Мы с девочками весь вечер друг дружку перекрашивали. Знаешь, Лаванде очень идет каштановый.

— А тебе? Если честно, совсем тебя не представляю какой-нибудь другой.

— Ну-у, — Гермиона смутилась, — блондинка из меня вышла ужасная. То есть, вообще ничего так, но ужасно пошлая — как на обложках глупых романчиков про любовь, если твоя тётя такое читает. А брюнетка — как настоящая злая ведьма. С голубыми я напоминала бабушкину фарфоровую куклу. Эх, жаль, нельзя заснять и показать ей! Быть рыжей я не захотела, малиновый — кошмарен, и вообще: у меня свой цвет, по-моему, самый удачный. Но ты точно хочешь об этом слушать? Это же девчачья тема!

— Зато ты смеёшься, — тихо заметил Гарри. — Ладно, выдай ещё какой-нибудь свой секрет. А потом можешь спросить о чём-нибудь меня.

— И о чём бы тебе рассказать? — Кажется, сейчас самый главный её секрет — как сильно хочется взять Гарри за руку. Или чтобы он её взял. — Ещё я люблю зефирки, хотя родители не одобряют. Самые вкусные продаются в маленьком магазинчике на соседней улице, мягкие-мягкие! Знаешь, по-моему, они даже вкуснее волшебных сладостей. Ой, надо обязательно тебя угостить! На каникулах, ладно? Мы ведь сможем встретиться?

Ей было немного страшно задавать такой… навязчивый, что ли, вопрос, но Гарри широко улыбнулся и закивал:

— Обязательно встретимся! Между прочим, Сириус хочет познакомить тебя с бабушкой Вальбургой.

— Ой. Он ведь говорил, что она не любит… ну, таких как я.

— Ничего, тебя она полюбит, обещаю. И что я вижу — храбрая Гермиона испугалась?

— Ничего подобного! Просто волнуюсь.

— Давай, расскажи ещё что-нибудь. О чём вы болтаете с Лавандой, кроме чар для перекраски волос?

— Гарри, как не стыдно! Интересоваться девчачьими разговорами!

— Понял, о мальчиках, — ухмыляясь, он поднял руки.

— Ты дразнишься! И вообще моя очередь спрашивать.

— Ну… немножко дразнюсь, извини. А то знаешь, лежала ты здесь такая бледная и грустная, и мне сразу вспомнился второй курс. Хотя тогда было хуже.

— Да уж, — Гермиона поёжилась и через силу улыбнулась. — Теперь мы хотя бы можем поговорить. И я скоро выздоровею. Жаль только, на бал не попаду, — захотелось плакать, и она тайком сжала кулаки. — С кем ты пойдёшь?

— Ну-у, это очень большой секрет. Но ты ведь никому не скажешь, правда? — Гарри обернулся, проверяя, не услышит ли кто, наклонился к ней низко-низко и прошептал на ушко: — Я не пойду.

— Что?!

— Без тебя не пойду, — так же тихо повторил Гарри.

— Но… Но тебе не разрешат?

— Сириус обещал помочь. Крёстный он мне или кто, в самом деле?

— Ты с ума сошёл! — Гермиона помотала головой. Трудно поверить! Разве МакГонагалл допустит, чтобы её чемпион пропустил бал?! Но... очень хотелось! И даже само желание Гарри поступить именно так невероятно грело ей душу.

— У меня переходный возраст, я бунтую, — с деланной серьёзностью возразил Гарри. — Это, знаешь, как по телевизору вечно пугают всякой ерундой, которую вытворяют подростки. Моя тётя после этих передач всегда говорит, что её Дадличек не такой, потому что он золотой ребёнок. А я не такой, потому что безо всякого переходного возраста ненормальный.

— О-о, — протянула Гермиона. Если честно, она не знала, что сказать. Гарри ведь уже не нужно возвращаться к Дурслям — у него есть Сириус. И все же ей стало стыдно, потому что раньше она всего лишь несколько раз послала своему лучшему другу печенье. Разве это настоящая помощь?!

— А раз уж мы оба не идём на бал, — торжественно продолжал Гарри, — приглашаю тебя бунтовать вместе. Например, как только ты выздоровеешь, мы могли бы тайком сбежать из Хогвартса. Сходить в Макдональдс, потому что там нас точно не засекут и потому что я ни разу там не был, потом отправиться к Сириусу, познакомить тебя с бабушкой Вальбургой, а потом потанцевать в бальном зале Блэков. Правда, всех зрителей будут Сириус и Кричер, зато не придётся бояться приворотного в пунше и проклятий в спину. Как смотришь на такие планы?

— Замечательно, — в полном изумлении ответила Гермиона. — Знаешь, я… М-м-м, не ожидала от тебя такого? Да, наверное, так. Мне очень-очень приятно. Даже приятней, чем когда ты пригласил меня на бал.

Момент испортила Помфри. То есть, кто его знает, может, и не было никакого момента? И рука Гарри совершенно случайно оказалась рядом с её волосами, а ей только показалось, что он специально прикоснулся?

— Мистер Поттер, вам пора на ужин, а вашей подруге — время пить зелья.

— Пока, Гермиона, — Гарри вскочил. — Я завтра приду. Не скучай!

— Пейте, мисс Грейнджер, — мадам Помфри как-то очень понимающе улыбнулась, выставляя на тумбочке зелья. — Эти — сейчас, это — после ужина. И спать. Выздоровление идёт неплохо, думаю, завтра разрешу вам вставать. Но для начала — под моим присмотром!

Засыпала Гермиона в отличном настроении.

А вот пробуждение оказалось неприятным и даже пугающим. Среди ночи Гермиону разбудили голоса и какие-то непонятные звуки. Она сама не знала, что именно её насторожило, но села, откинув одеяло, и прислушалась. Эх, если бы дверь хоть немного приоткрыли! Помфри так и не перевела её из отдельной палаты в общую, и ещё вчера Гермиона этому радовалась, но сейчас…

Она сжала кулаки, изо всех сил желая услышать, что происходит, и гипнотизируя взглядом дверь. И та вдруг слегка, совсем немного приоткрылась. Крохотная, почти незаметная щёлочка, но слышно сразу стало лучше.

— Пейте, мистер Поттер. Ещё. Теперь очищающее, наклонитесь, вот таз. Ну, Гарри, ещё немного.

Гарри? Очищающее?! Что с ним?!

— Хорошо, что ты носил с собой безоар.

— Благодаря вам, мадам Помфри.

— Не болтай. Давай-ка ещё разок, последний. Ничего, сейчас выпьешь зелье, поспишь, и к утру будешь как новенький.

— Поппи, доброй ночи. Или она не такая уж добрая? Что у нас здесь?

— Мерлин и святой Бонам, а ты-то откуда здесь взялся, Гиппократ?!

— Мистер Поттер, я не ошибаюсь?

— А вы кто?

— Целитель из госпиталя Святого Мунго. Ко мне обратился ваш крёстный, мистер Поттер. Поппи, вот доверенность и предписание, я забираю Поттера.

— Но Гиппократ! С мальчиком ничего серьёзного. То есть, конечно, всё вышло бы плохо, не будь у него при себе безоара, но…

— Весело у вас здесь, смотрю. Не школа, а клуб отравителей какой-то. Без безоара никуда, мистер Поттер? Вы чего-то опасались?

— Ну, бал скоро. Сначала нападают на мою девушку, ведь логично ждать, что потом попытаются что-нибудь подсунуть мне? Или это из-за турнира… не знаю.

— Ах да, ваша девушка. Мисс Гермиона Грейнджер?

— Она в отдельной палате, — объяснила Помфри. — Там сложный случай, но девочка уже идёт на поправку. Хотя бал пропустит, конечно.

— Её я тоже забираю. Вот доверенность от её родителей. Заверена волшебником, представляющим их интересы, всё законно.

Её забирают? В госпиталь Святого Мунго, по доверенности от родителей, заверенной каким-то волшебником? Да что происходит?!

— Что происходит, Гиппократ? Можешь объяснить?! — взорвалась хозяйка лазарета — всё-таки покушений на свою прерогативу лечить она не терпела.

— Очень просто, — невыносимо довольным голосом сообщил Гарри. — Это заговор и похищение. И бунт, вот! Просто, понимаете, мадам Помфри, я не хочу идти на бал без Гермионы и с какой-то другой девушкой, а вы же слышали, что сказала профессор МакГонагалл. И сами видите, на меня тут какая-то дурацкая охота идёт! Я ведь пью зелье от приворотов, и всё равно… Наверное, какую-то вообще неправильную гадость подмешали. Сами же говорили, что неправильные приворотные хуже яда. А ещё Сириус обещал забрать меня на Рождество. Ну и… пусть заберёт немного пораньше, кому от этого плохо? Уж точно не нам с Гермионой!

— Сириус… Сириус Блэк?! Но он же…

— Мой крёстный. И директор Дамблдор знает, что он ни в чём не виноват!

— А, Мерлин с вами! Делайте, что хотите. Бумаги в порядке, не придраться. Пойду, разбужу мисс Грейнджер, а ты, Гарри, всё-таки выпей зелья.

— Спасибо, мадам Помфри!

— Я не сплю, — сообщила Гермиона, когда Помфри вошла в её палату и засветила тусклый огонек люмоса. — И почти всё слышала. С Гарри правда что-то серьёзное?

— Уже утром я бы его отпустила, — махнула та рукой. — Ну да ладно, сделаю вид, будто всё было хуже, чем на самом деле. Кажется, я заразилась от вашего друга и тоже хочу бунтовать. Вас-то, мисс Грейнджер, по-хорошему сразу стоило отправить в Мунго.

— А почему не отправили?

— Потому что наш директор считает меня всесильной, не иначе! А без его приказа или разрешения ученика могут забрать в Мунго только по доверенности от родителей или опекунов.

— Значит, Сириус прислал вам эти доверенности? Вот хорошо! — Гермиона встала, придерживаясь за спинку кровати, а Помфри взмахом палочки собрала её вещи.

— И вы совсем не боитесь? Его ведь до сих пор ищут.

— Мадам Помфри, — Гермиона невольно улыбнулась, — и почему мне кажется, что и вы не боитесь? Вы ведь поверили Гарри, правда? Поверили, что Сириус невиновен?

— Если бы в чём другом, ещё ладно, — вздохнула целительница. — Он был безобразный шалопай, без его выходок у меня было бы куда меньше пациентов. Но с Джеймсом Поттером они были как братья. Нет, он не мог. Только не Поттеров — никогда в это не верила, если уж честно. А теперь ещё, оказывается, он крёстный отец Гарри. Ох… Отправляйтесь уж! Счастливого Рождества.

— Спасибо! Вам тоже счастливого Рождества! — Гермиона порывисто обняла мадам Помфри. Почему-то казалось — профессор МакГонагалл, окажись та здесь, не отпустила бы их с Гарри так просто, несмотря на все бумаги и присутствие целителя из главного волшебного госпиталя.

Госпиталь святого Мунго нисколько не напоминал обычные больницы. Не то чтобы Гермиона видела много больниц — здоровье у неё всегда было отменным, — но всё же при родителях-медиках трудно вовсе не иметь представления, что и как должно быть устроено в любых медицинских учреждениях.

В Мунго не заводили на пациентов карту с историей болезни и даже не расспрашивали, чем и как они болели раньше. Не требовали переобуться или надеть бахилы, прежде чем пройти к палатам. То есть, конечно, Гермиону сюда и так доставили в пижаме и тапочках, но она своими глазами видела, как по коридору шёл волшебник в грязных туфлях и мокрой от дождя мантии, оставляя за собой следы, и никто из персонала не сделал ему замечания!

Зато для обследования пациентов целители-волшебники пользуются не только диагностическими чарами, как мадам Помфри, но и самыми настоящими ритуалами, о каких в Хогвартсе разве что в Запретной секции найдёшь! Гермиона испытала такой ритуал на себе — и, честно говоря, поначалу было страшновато. Не пентаграмма, конечно, как в ужастиках, но тоже впечатляет! Сложная, с изломами и разной величины лучами многоугольная схема, нарисованная прямо на полу, с разноцветными камнями в углах и основаниях лучей, с цепочками рун, из которых Гермиона понимала едва десятую часть. А целитель Сметвик ещё сказал, что это самый простой из диагностических ритуалов, потому что «ну чего там такого уж сложного способны наколдовать школьники»!

В центре этой фигуры Гермиона стояла минут пять, ёжась от холода и смущения, потому что пришлось раздеться догола. Целитель Сметвик и две молоденькие ведьмы-стажёрки, которые представились только по именам — Лиза и Эмили — ходили вокруг, бросая заклинания то в Гермиону, то в какие-то места на схеме, а три самопишущих пера вовсю строчили на трёх пергаментах. Потом у Гермионы вдруг потемнело в глазах, она почувствовала, что падает, а очнулась уже в кровати, одетая в пижаму и укрытая одеялом.

— Хитро тебя приложили, — сидевшая рядом Эмили выглядела страшно довольной. — Но теперь всё в порядке — уже завтра будешь как новенькая. Плохо, что поздно посмотрели, а то можно было и магический след считать. Дамблдор все тот же: когда я училась, в Мунго отправляли совсем уж безнадёжных.

— А чему радуешься? — поинтересовалась Гермиона.

— Не понимаешь? Интересно же! Здесь, конечно, не соскучишься, но в основном всякая бытовая ерунда. То пили вместе и неудачно пошутили, то муж с женой поскандалили, а нам всё это непотребство в отчёт по практике вписывать.

— Расскажешь? — Раз уж выпала возможность узнать что-нибудь интересное о настоящей, а не уровня школьного медпункта волшебной медицине, надо пользоваться!

Эмили почему-то покраснела и пробормотала:

— Рано тебе ещё о таком знать.

— Эй, я же не о непотребстве спрашиваю, а о себе, — Гермиона хотела возмутиться, но почему-то рассмеялась. Она вообще чувствовала себя непривычно легко и весело — неужели от лечения? Методы мадам Помфри такого эффекта не давали…

— О тебе тем более не могу — не положено. У целителя Сметвика спросишь, он расскажет. На вот, пей зелья и спи.

— И здесь спать…

— Многие лечебные зелья лучше действуют, пока пациент спит.

Гермиона кивнула: мадам Помфри говорила то же самое. Но как же надоело!

Эмили оказалась права: проснувшись, Гермиона впервые за последние дни почувствовала себя по-настоящему хорошо. Только есть хотелось зверски, но она знала, что это тоже признак излечения. Пока лежала в больничном крыле, её мутило от вида и запаха пищи, зато сейчас Гермиона впервые за всё время болезни позавтракала не через силу, а с удовольствием. Или пообедала? Солнце за окном стояло не по-утреннему высоко…

Она как раз думала, не поискать ли целителя Сметвика, чтобы выяснить, что с ней стряслось, да и вообще расспросить — тот казался довольно добродушным, и Гермиона втайне надеялась на интересную беседу о профессии волшебника-целителя. Но тут дверь в палату распахнулась, и вошли Сметвик, даже на первый взгляд ничуть не добродушный, а скорее крайне раздражённый, и профессор МакГонагалл, чьи поджатые губы и строгое выражение лица заставили Гермиону проглотить приветствие и замереть. Профессор так смотрела, будто Гермиона была в чем-то виновата! А целитель Сметвик, похоже, продолжал разговор, начатый ещё в коридоре или в его кабинете:

— Дети, безусловно, нуждались в госпитализации, и со стороны директора вопиющая безответственность оставлять их лечение на школьную медиковедьму.

— Мадам Помфри квалифицированный специалист! — недовольно возразила МакГонагалл.

— Безусловно! Однако, — Сметвик презрительно хмыкнул, — в её распоряжении нет тех диагностических инструментов, которыми располагает Мунго. Для примера: если бы вашу ученицу сразу отправили к нам, не пришлось бы гадать, кто именно на неё напал. Или руководство школы как раз не заинтересовано в объективном и беспристрастном расследовании? В таком случае то, что девочку оставили лечиться в школе, находит понятное объяснение. И кстати, именно по вашей вине девочка не попадёт на рождественский бал. Окажись она у нас сразу, давно была бы на ногах. — Тут Сметвик развернулся к сидящей на краю кровати Гермионе и рявкнул: — Кто разрешил вставать?! Вам, юная мисс, необходимо лежать ещё как минимум три дня. Пойдёмте, профессор МакГонагалл, ребёнку необходим покой. Полагаю, в школу мисс вернётся уже после каникул.

— И что это было? — пробормотала Гермиона, когда дверь плотно закрылась и шаги — тяжёлые, размеренные — целителя Сметвика и быстрое цоканье каблучков МакГонагалл — стихли в глубине коридора.

Объяснение не заставило себя ждать — в палату проскользнула Эмили и подмигнула:

— Ложись, тяжело больная пациентка, а то вдруг профессор решит снова к тебе заглянуть?

— Так это было представление?! — Гермиона облегчённо перевела дух.

— Конечно. Целитель Сметвик сказал: Дамблдора не проймёшь, но вдруг эта упёртая шотландка хоть раз напряжёт свои дубовые мозги?

— Так и сказал?!

— Как он сказал на самом деле, тебе слышать не положено — не доросла, — усмехнулась Эмили. — Когда ему мешают лечить, наш Сметвик не слишком стесняется в выражениях.

— А Гарри? — спохватилась Гермиона. — Его профессор тоже навестила? Ой, на самом деле она наверняка за ним и приходила — он же должен быть на балу?

Эмили присела на край кровати Гермионы и едва слышно прошептала:

— Скажу тебе по секрету, из-за Гарри Поттера Сметвик просто в ярости. Парень четвёртый год в Хогвартсе, и хоть бы кто-нибудь обратил внимание, что с его знаменитым шрамом что-то не так.

— Со шрамом?

— От него фонит тёмной магией. Конечно, это шрам от очень тёмного проклятья, но ведь столько лет прошло! И, в любом случае, последствия проклятий нужно лечить, а Гарри Поттера за все эти годы ни разу не видели в Мунго. Понятно, он говорит, что жил у магглов, но к магглам-то его волшебники доставили! Сам Дамблдор, судя по всему. Уж он не мог не заметить, что ребёнку нужна помощь целителей. — Эмили шептала чуть слышно, но так экспрессивно, что каждое слово набатом отдавалось у Гермионы в голове. И с каждым словом становилось всё страшней: они ведь верили Дамблдору, думали, он их защищает! Ну… на первом курсе, конечно, он намеренно дал им встретиться с Волдемортом, но они тогда же решили, что это было правильно. И никогда не сомневались в директоре.

Но оставить без медицинской помощи только что осиротевшего годовалого ребёнка точно неправильно — в этом Гермиону не заставят усомниться и сотня Дамблдоров! И, словно зацепившись за эту неправильность, в голову полезли и другие: о том, хотя бы, что так до сих пор и не выяснили, кто кинул имя Гарри в кубок — зато как будто забыли, что тот не собирался участвовать в турнире, что его участие — неправильное, против правил! А Грозный Глаз вообще заявил, что Гарри хотят убить! Но нет, он должен отстаивать честь факультета, в то время как никто, кажется, не собирается помочь ему выжить! И напавшего на неё, Гермиону, могли бы сразу найти, если бы её вовремя отправили в Мунго! А Сириус и дементоры в прошлом году? Директор правда думал, что пока два третьекурсника, нарушая кучу школьных правил, спасают Блэка, председатель Визенгамота может спокойно отдыхать в сторонке?! Среди очень разнообразного в этом году летнего чтения Гермионе попалось кое-что и о Визенгамоте. Так вот, у Дамблдора просто масса возможностей! А он, очевидно, использовал их для того, чтобы оставить маленького Гарри Поттера маггловской тётке, но ради оправдания Сириуса даже не подумал хоть пальцем пошевелить!

— А летом я почему-то об этом и не подумала, — забывшись, вслух сказала Гермиона.

— О чём?

— Как будто я настолько верила в то, что Дамблдор лучше знает… и делает всё, как лучше… что не заметила несоответствий, которые просто обязаны в глаза бросаться!

— Так, а ну-ка, рассказывай. Хотя стой, — Эмили развернулась к дверям, бросила на них какие-то чары и объяснила: — Заглушка. Никто не услышит. И, кстати, не войдёт никто, кроме целителя Сметвика. Ну а его можешь не опасаться, Клятва Гиппократа — слышала о такой?

— У меня родители врачи, — кивнула Гермиона. И начала рассказывать. Сначала путаясь и перескакивая с одного на другое, стыдясь собственных мыслей о Дамблдоре — как она вообще может думать плохое о директоре школы и великом светлом волшебнике?! Но ведь… как говорил Шерлок Холмс, если отбросить все невозможные гипотезы, оставшаяся верна, даже если невероятна? Ведь невозможно же, чтобы великий волшебник Дамблдор не почувствовал на ребёнке след от тёмного проклятья? Не знал, что сразу после проклятья можно снять с пострадавшего магический след нападавшего? Не догадался о василиске? Не может же быть, чтобы председатель Визенгамота вдруг забыл, что имеет право и даже обязан инициировать пересмотр дела Блэка и допросить Гарри, Рона и Гермиону как свидетелей? К тому же у волшебников есть средства обеспечить правдивые показания… и кстати, ведь тогда даже допрос одного только Сириуса помог бы?! Не говоря уже о том, что директор школы, лично ставивший защиту на Кубке, мог бы перед всей школой объявить, что Гарри никак не мог её обойти!

Чем дальше, тем меньше Гермионе всё это нравилось.

Где-то в середине её рассказа появился Сметвик. Слушал молча, лишь иногда то кивая, то скептически хмыкая. Когда Гермиона наконец-то выговорилась, вывалила всю гору несуразностей и сомнений, которая вдруг обнаружилась в голове, она спросила жалобно:

— Я совсем дура, да? Дамблдор ведь не мог? Но что ещё всё это может значить?

— Успокойся, — Эмили обняла её, предварительно сунув в руку флакон с успокоительным. — Ты просто ещё ребёнок, который верит учителям. И это нормально! Ненормально, когда учителя предают веру учеников.

— А ещё, милая мисс, у вас отличные способности к аналитическому мышлению, — с уважением добавил Сметвик. — Стоило слететь навязанной извне пониженной критичности, как вы тут же самостоятельно отыскали если не всё, на что стоило обратить внимание и крепко задуматься, то, во всяком случае, многое. Полагаю, ментальная магия вам тоже должна неплохо даваться.

— Ментальная магия? — растерянно переспросила Гермиона. Тут в её голове, словно наяву, прозвучал голос волшебницы с Косой аллеи: «Ваш директор настоящий виртуоз копаться в чужих головах». — «Навязанная извне пониженная критичность»? —растерянность быстро переходила даже не в злость, а в самое настоящее бешенство. Теперь многое из жизни Хогвартса становилось понятным!

— Тебя ведь пролечили от всего, что нашли, — объяснила Эмили. — Ты не волнуйся так, там ничего по-настоящему опасного не было.

— Не скажи, — возразил Сметвик. — Воспитывать в детях неумение самостоятельно думать — это, я считаю, поопасней иных проклятий.

— Но зачем ему это?! — Гермиона сжимала кулаки, боясь то ли разрыдаться, то ли начать крушить всё вокруг. И снова вспомнилось: «Ты же ведьма!»

«Я просто должна захотеть», — напомнила себе Гермиона почти забытый совет. Тогда она не поняла, как это возможно, но теперь… о-о-о, теперь, на волне ярости, она точно уверена, что больше в её голову никто не залезет без разрешения, будь то хоть Дамблдор, хоть сам Мерлин!

— Думаю, вы попали под раздачу заодно с другом. Вполне очевидно, Дамблдор желает контролировать Гарри Поттера.

— Зачем?!

— Это же Гарри Поттер! — в один голос ответили целитель и его стажёрка.

— Политика, — объяснил Сметвик. — Мордредова политика.

— А что с Гарри?

— К Рождеству отпустим, не волнуйтесь. Сложный случай, но ничего непоправимого.

— А увидеть его я могу?

— Сколько угодно, — Сметвик отчего-то подмигнул. — Для пациентов положительные эмоции — то что доктор прописал.

Попасть в Мунго было несложно. Кричер бдил, невидимый для «охотниц на Гарри Поттера», и очень быстро на руках у Сириуса оказался список из полутора дюжин девиц, пытавшихся приворожить его крестника. Прочитав, Гарри даже не нашёлся, что сказать. Там была Джинни, к которой он настолько привык относиться как к младшей сестрёнке, что до сих пор — несмотря на предупреждения Сириуса! — не принимал всерьёз её намерение выйти за него замуж. Там были Ромильда Вейн с третьего курса Гриффиндора и Мелисса Бишоп, семикурсница из Равенкло. Там обнаружилась, к полнейшему ужасу Гарри, даже Паркинсон! Хорошо ещё, что Сириус, поразмыслив и посоветовавшись с целителями Мунго, отказался от предложения вовсе не пить блокирующее зелье. Две капли вместо положенных трёх, и ослабленный адский коктейль сделал своё дело — не в смысле, что Гарри начал пускать слюни по целому гарему сразу, но организм взбунтовался и попытался самостоятельно избавиться от лишних компонентов в крови. Пришлось перетерпеть симптомы довольно сильного отравления, но дело того стоило.

Жаль только, вопрос с нападением на Гермиону так и остался открытым. Круг подозреваемых, конечно, сузился, но не настолько, чтобы принимать какие-то публичные меры. Впрочем, Сириус демонстративно, с полным соблюдением протокола, от имени рода Блэк уведомил семьи девушек, что отныне конкретно им в отношении Гарри Поттера не светит ничего при любых обстоятельствах.

Чего уж точно не ожидали ни Гарри, ни Сириус, так это что целители из Мунго заодно разберутся со знаменитым шрамом. Сказать по правде, лечение оказалось не слишком приятным — голова у Гарри просто раскалывалась от боли, даже зелья не помогали, зато потом! Во-первых, шрам пропал, как не бывало! Никто больше не будет пялиться на его лоб — то есть, наверное, какое-то время будут, удивляясь, куда делось «главное украшение» Мальчика-Который-Выжил, но это в школе. А вот по Косой аллее теперь можно гулять спокойно! Особенно, как подсказала помощница Сметвика, если что-то сделать с причёской и очками. К большому сожалению Гарри, исправить зрение в Мунго не могли. Зато оказалось, это умеют делать магглы — совсем простая операция, и прощайте, очки! Правда, такую операцию делали только совершеннолетним, но ещё несколько лет Гарри потерпит, не беда. А пока можно просто сменить круглую оправу на прямоугольную и слегка затемнить стёкла, маскируя цвет глаз. Удивительно, как меняют лицо такие простые меры!

Во-вторых, едва Гарри достаточно пришёл в себя, как выяснилось, что в его голове заметно прояснилось. Исчезли накатывавшие временами приступы раздражительности, мир стал ярче и как будто светлее, и гораздо легче стало колдовать. А Сметвик обрадовал сообщением, что магическая сила ещё вырастет — оказывается, незалеченный след от тёмного проклятия тянул из него магию. Сметвик вообще так ругал Дамблдора, МакГонагалл, мадам Помфри и даже Сириуса, что Гарри аж заслушался и постарался запомнить несколько особенно цветистых оборотов. Сириус краснел, бледнел и скрежетал зубами— ну да, он ведь хотел ещё летом отвезти Гарри в Мунго, но у них всё время находились какие-то более срочные дела. Но сам Гарри всё равно лишь безоблачно улыбался — мало ли, что там было раньше? Главное — сейчас ему хорошо! Хотя, что на Дамблдора лучше не полагаться и не слишком ему верить, он запомнил. Всё-таки Гарри был довольно злопамятным и даже в какой-то мере мстительным, хотя старался эти свои качества не проявлять. Хотя вон, бабушка Вальбурга считает, что это вовсе даже достоинства, а не недостатки!

И наконец, в-третьих… Гарри толком сам не понял (а объяснять подробно ему отказались), но Сметвик предположил — и Гарри тут же вспомнил подтверждения из своих школьных приключений! — что по этому шраму Волдеморт мог его найти. А если вспомнить и слова Дамблдора, и, что гораздо важнее, случай с Квиррелом и то пророчество Трелони, которое Гарри слышал собственными ушами, такой маячок ему вовсе даже ни к чему! Уж если этот тип снова вернётся — совсем не хочется изображать из себя мишень и постоянно сигналить «я тут, приди и убей меня!» Нет, он, конечно, не против когда-нибудь встретиться с убийцей родителей, но на своих условиях, и уж точно не в ближайшее время! После парочки летних учебных дуэлей с Сириусом и сражения с драконом Гарри весьма трезво оценивал свой боевой уровень. Куда ему против взрослых тёмных магов!

Отдельную радость доставил визит МакГонагалл.

Декан приходила как раз за день до того, как разобрались с его шрамом. Она вошла в палату вместе с целителем Сметвиком и прямо с порога спросила:

— Мистер Поттер, как вы себя чувствуете? Бал через три дня!

— Мадам, а почему вы спрашиваете его, а не целителя? — сладко, так сладко, что Гарри аж страшно стало, проворковал Сметвик. — Или надеетесь, что ваш студент проникнется вашими проблемами и сбежит недолеченным? У нас здесь не Хогвартс, правила для всех едины.

— Мистер Сметвик, не надо инсинуаций! Дисциплина в Хогвартсе поддерживается на высоком уровне. А мистер Поттер должен открывать бал вместе с другими чемпионами.

— А вы, мадам, должны поддерживать порядок во вверенной вам школе, раз уж директору не до того. Вы ведь не только декан, но и заместитель директора, я ничего не путаю? Причём на деле, а не на словах. Студенты вашего факультета серьёзно пострадали. Вы уже нашли тех, по чьей вине это произошло? Дисциплина у них, — как будто про себя, но достаточно внятно проворчал Сметвик, — конечно!

— Послушайте, господин целитель, — количеству яда в голосе МакГонагалл мог бы позавидовать и сам Снейп, — мы сейчас обсуждаем вашу работу, а не мою. Поппи сказала, что у мистера Поттера отравление любовным зельем. Я достаточно долго работаю в Хогвартсе, чтобы знать: во-первых, эта проблема вполне по силам школьной целительнице, и во-вторых, она решается максимум за два дня. И это в самом худшем случае!

— А в какие сроки решается проблема последствий недопустимого для детей контакта с дементорами, вы тоже мне расскажете? А практически не леченный укус василиска? Или вы вместе с мистером Дамблдором считаете, раз феникс поплакал, всё прошло? Смею вас заверить, мадам, вы глубочайшим образом ошибаетесь. Феникс — это спасение от смерти, скорая помощь, как говорят магглы. Категорически не заменяет дальнейшего лечения и реабилитации. Впрочем, что говорить о мистере Дамблдоре — по его милости Поттер тринадцать лет носит в себе тёмное проклятие, высасывающее магию. Как ещё сквибом не стал! Видимо, исключительно забота о благополучии ребёнка помешала уважаемому председателю Визенгамота доставить этого самого ребёнка в Мунго. Я, мадам, не рвусь учить ваших студентов, не рвитесь и вы лечить моих больных. Бал прекрасно обойдётся без мистера Поттера. Всего вам доброго. Лиза, проводи мадам на выход!

— Но… позвольте, какое проклятие?! О чём вы?

— А вот это уже конфиденциальная информация, которую я вправе открыть лишь опекуну мистера Поттера. Вы опекун?

— Я его декан!

— Как его декан, вы три с половиной года имели возможность обратить внимание на проблемы мальчика и хоть что-то предпринять. Мадам, у меня нет времени с вами препираться, меня ждут больные.

— Пойдёмте, профессор. — Гарри показалось, в голосе Лизы, помощницы Сметвика, мелькнуло затаённое злорадство. МакГонагалл поджала губы и вышла, очень ровно держа спину. И лишь от дверей, спохватившись, всё-таки пожелала:

— Выздоравливайте, мистер Поттер.

— А это правда, насчёт василиска? И дементоров? И что я мог стать сквибом? — поинтересовался Гарри, когда шаги МакГонагалл затихли в глубине коридора.

— Подозреваете, мистер Поттер, что я мог и приврать? — Гарри не понял, спросил это Сметвик всерьёз или в шутку, но на всякий случай замотал головой и быстро объяснил:

— Я просто удивился.

— Видишь ли, Гарри, — Сметвик придвинул к его кровати стул и сел на него «верхом», — Дамблдор может быть сколь угодно великим волшебником, председателем Визенгамота, победителем Гриндевальда, но он не целитель. Никто ведь не отрицает, что Уинстон Черчилль был великим политиком, правда? — Гарри неуверенно кивнул. — Но, полагаю, никто не доверил бы ему лечить даже банальную детскую простуду, не говоря уж о чём-то серьёзном.Волшебники более универсальны, чем магглы, но и у нас есть понятие «специализация». Ни один по-настоящему разумный волшебник не станет шутить жизнями близких, пытаясь приготовить сложное зелье, если он не мастер-зельевар. Или зачаровать дом, если он не мастер чар и рун. Дамблдору стоило бы постараться, чтобы в его школе дети не встречались с василисками и дементорами, но если уж такая встреча произошла, не ему определять, нуждается ли ребёнок в лечении.

— А Гермиона тоже встречалась с василиском, — спохватился Гарри. — Она лежала окаменевшая, пока не созрели мандрагоры и Снейп не приготовил зелье.

— О да, — фыркнул Сметвик, — твоя подруга рассказывала и об этом тоже. Снова Дамблдор во всей красе: пусть дети остаются окаменевшими несколько месяцев, но передать их в Мунго — Мерлин упаси! Ведь за те два дня, что понадобятся на лечение, о происшествии могут узнать журналисты! Мы проверили мисс Грейнджер и уже вызвали на обследование остальных пострадавших. К счастью, профессор Спраут отменный мастер своего дела, и её мандрагоры высочайшего качества. А Снейп хоть и отвратительный учитель, но прекрасный зельевар. Иначе во внутренних органах могли остаться следы окаменения.

Когда Сметвик ушёл, Гарри вспомнил своё возвращение из Тайной комнаты. Слёзы феникса не дали ему умереть, но, очевидно, целитель прав: это помощь, спасение, но не лекарство. Он ведь тогда едва на ногах держался и чувствовал себя отвратительно. Просто привык не обращать внимания на такое — тётя Петунья никогда не считала болезни племянника поводом о нём позаботиться.

«А Джинни после встречи с Волдемортом и после того, как она целый год была одержима и чуть не умерла, Дамблдор посоветовал в качестве лекарства выпить горячего шоколада», — вдруг вспомнил Гарри. Да, Сметвик целиком и полностью прав — лучше бы директору не пытаться изображать целителя!

К Рождеству Гарри признали более-менее здоровым и отпустили, велев, правда, до самого возвращения в школу пить несколько зелий, полноценно высыпаться и не нервничать. Гермиону выписали всего на день раньше, но Сметвик шепнул по секрету: «Твоя подружка просто не хотела тебя бросать. Цени, парень!» Она зашла к Гарри, прежде чем отправиться к родителям. Вместе с ним ещё раз порадовалась избавлению от шрама, одобрила идею сменить очки и посоветовала не стричься коротко, как он собирался, а, наоборот, слегка отпустить волосы — как у Сириуса. Правда, такая длина считалась «взрослой», но Поттера, как последнего представителя своего рода, никто не упрекнёт за подобную причёску.

— Не будь ты магглорождённой, решил бы, что ты выучила наизусть «Наставления юной ведьме», — усмехнулся Сириус. Гермиона отчего-то покраснела и пробормотала:

— Нет, я не учила её наизусть. Но у меня хорошая память.

— Твоей любимой бабушке она понравится, — подмигнул крестнику Сириус. — Правда, не уверен, что это будет взаимно.

— А я уверен, — чисто из вредности возразил Гарри. — Бабушка Вальбурга интересно рассказывает, а Гермиона любит узнавать новое.

На самом деле Гарри не был так уж убеждён, что Гермиона и мадам Вальбурга Блэк проникнутся, как говорят в кино, взаимной симпатией. Но никто не мешает надеяться, правда? К тому же он, со своей стороны, очень постарается сгладить возможные неприятности. Он, в конце концов, любит обеих! Так он и сказал, уловив откровенно встревоженный взгляд Гермионы, и не сразу понял, отчего та вдруг покраснела до самых ушей, а Сириус рассмеялся. Неловкий момент сгладил вошедший Сметвик, велевший мисс Грейнджер и «её сопровождающему» прощаться и отправляться, наконец, домой.

Правда, Сириус, выходя из палаты, оглянулся, подмигнул и написал палочкой в воздухе: «Мне уже договариваться о помолвке?»

— Глупости! — крикнул вслед Гарри, но крёстный лишь ещё громче расхохотался.

А Гарри, оставшись один, подумал вдруг, что сам-то он совсем не против, вот только Гермиона… Они ведь просто друзья, правда? Он вспомнил их случайные объятия, когда у Гермионы получилось по-настоящему летать, и другие — после дракона. Вспомнил танцы в пустом классе, свой разговор с Крамом… Нет, стоило быть честным хотя бы перед самим собой: в этом году Гермиона перестала быть для него «просто» подругой. И он ведь уже сказал однажды Сириусу, что спросит у Гермионы, согласна ли она…

Он крепко зажмурился, отчего-то боясь даже мысленно продолжить: «на помолвку». Как бы ни относились к такому волшебники, но Грейнджеры — обычные люди. Гермиона наверняка считает, что сначала мальчик должен за ней ухаживать, оказывать знаки внимания… Что там Лаванда говорила? Подносить сумку и угощать шоколадками? Да и сам Гарри считал, что правильный и логичный порядок действий — сначала взаимная симпатия, может, даже поцелуи, а уже потом помолвка! А у волшебников всё наоборот.

По крайней мере, он пригласил её на бал в Хогвартсе, а потом — в гости в дом Сириуса. Кстати, по меркам волшебников это очень серьёзный шаг. И, если уж быть честным, следовало предупредить подругу, как истолковывается её согласие среди волшебников.

«Я просто у неё спрошу», — пообещал себе Гарри.

Говоря откровенно, после нескольких разговоров с мистером Блэком Эмма не сомневалась, что дочка больше и в руки не возьмёт ежедневник с «планом завоевания Гарри Поттера». Незачем. Этот ли план помог, или советы появившейся у Гермионы подружки, или Гарри просто наконец-то понял, чем мальчики отличаются от девочек, но дружба детей вполне очевидно перерастала в нечто большее. Даже по дочкиным письмам это ощущалось — почти ничего об учёбе, зато очень много и очень, очень сердито — о том, что происходит в Хогвартсе вообще и вокруг Гарри в частности. О слишком опасном турнире, куда Гарри завлекли обманом. О травле, ссоре с Роном, лживых статьях и о пренебрежении ко всему этому со стороны тех, кто может и должен навести порядок и защитить Гарри. О да, родители Гермионы быстро обратили внимание, что их благоговеющая перед авторитетами дочь вдруг вычеркнула из списка своих авторитетов директора Дамблдора и декана МакГонагалл. И, хотя она не писала прямо о каких-либо романтических чувствах, это легко читалось между строк.

А кроме писем был ещё Сириус Блэк. Первый из волшебников, кто позаботился о безопасности Гермионы, кому оказалось не всё равно, что происходит с магглорождённой ученицей в этой их хвалёной «лучшей и самой безопасной» школе. Тот вечер, когда мистер Блэк появился на пороге дома Грейнджеров, стоил всем троим изрядно нервов. Немудрено, когда в разговоре всплывают такие «сущие мелочи», как тролль в школьном туалете, василиск в школьных коридорах или дементоры, которым без разницы, преступники перед ними или дети. Право же, по сравнению со всем этим проклятие в спину и впрямь можно счесть ерундой! Видимо, руководство школы так и решило, иначе почему не было даже формальной попытки расследования? Не говоря уже о том, что этим чёртовым волшебникам даже в голову не пришло известить родителей, что их дочь пострадала! Как же — магглы, что они могут понимать, да и зачем им знать!

О правах магглов Сириус рассказывал долго. Потому что, хоть в двух словах достаточно сказать «никаких прав» — в любом законе существуют лазейки. И если находится волшебник, готовый представлять интересы «никчёмных магглов» в волшебном мире, особенно если он происходит из древнейшего и благороднейшего рода, да ещё и невероятно богат… Совсем другой разговор получается! Раз — и Гермиона уже не в школьной больничке, а в госпитале Святого Мунго. Два — и её лечат уже не только от того самого проклятия, но и от последствий прошлых «приключений», а если сказать прямо — вопиющей халатности и пренебрежения школьного руководства… Три — и девочка снабжена порталом, который автоматически перенесет её в Мунго при любой угрозе здоровью, и ещё одним — в дом Блэков, при любой «угрозе вообще».

А ещё Сириус, посмеиваясь и подмигивая, по секрету сообщил, что Гарри Поттер — его крестник и, практически, приёмный сын — уже почти готов сделать Гермионе предложение о помолвке. А потому, пока мальчишка дозревает и набирается храбрости, недурно бы Грейнджерам решить, что они думают на этот счёт.

Правда, мистер Грейнджер долго не думал.

— Знаете, мистер Блэк, мы не волшебники, — усмехнулся он, — да ещё из этих, помешанных на родословных. Гермиона летом купила кое-каких книг, мы с Эммой почитали. И вот что я вам скажу: чистокровные снобы, которые смотрят на нашу дочь, как на грязь под ногами, собственных детей спаривают, словно племенных собак или лошадей. Только о том и думают, как бы породу не испортить! А мы простые люди, и наша дочь выберет себе мужа по любви. Нам главное, чтобы Гермиона была счастлива.

Судя по всему, Гермиона уже была счастлива. Она совершенно по-девичьи смущалась, рассказывая обо всём теперь уже не в письмах, а вживую. Как Гарри учил её летать на метле, а она его — танцевать, как навещал её в больничном крыле и заявил, что не пойдёт на бал ни с какой другой девушкой, и пригласил в гости на Рождество, пообещав ей вальс в бальном зале особняка Блэков.

А вот насчёт того ежедневника Эмма ошиблась. Гермиона достала его и даже перечитала, то кивая, то хмурясь. А потом выдернула исписанные листы, и Эмма потрясенно наблюдала, как бумага обуглилась и рассыпалась пеплом в руках её дочери.

— Как ты это сделала? И зачем?

— Просто поняла, что это глупо! — Гермиона сердито отряхнула ладони. — Та ведьма, помнишь? В Косом переулке? Она говорила: «Только ты и он, без любовных зелий», — и с этим я сразу согласилась, потому что и сама так считаю. Но она сказала ещё кое-что. Что я слишком рациональна. Что волшебство должно идти отсюда, — она прижала ладонь к сердцу, — а не отсюда, — постучала себя пальцем по лбу. — А любовь — это ведь тоже волшебство, может быть, самое главное волшебство! Что может быть глупее, чем планировать её?! Как… как будто, не знаю, расписание экзаменов!

Она вдруг покраснела и убежала в свою комнату, а Эмма улыбнулась, покачав головой: похоже, та случайная встреча дала её девочке куда больше, чем показалось вначале. Как ни обидно в глубине души, что она, мать, в чём-то не может помочь своей единственной и любимой дочке, с этим ничего не поделать. Гермиона — ведьма, волшебница, и очень хорошо, что ей пригодились советы старой и, очевидно, мудрой ведьмы.

А на следующий день Сириус перенёс их всех троих в старый и мрачный дом Блэков.

Эмма знала, что её дочь и рада этому приглашению, и боится. Да и они с мужем, прямо сказать, скорее опасались, чем радовались. Гермиона была наслышана об отношении Вальбурги Блэк к грязнокровкам, а уж как та примет явившихся в особняк чистокровного рода магглов… Грейнджеров немного успокаивало лишь то, что портрет, будь он хоть сто раз волшебным, вряд ли сумеет причинить им вред — не считая словесных оскорблений, которые можно и проигнорировать. В конце концов, главное, что нынешний глава рода — Сириус — ничего не имеет против магглов. Сириус — Эмма сама не заметила, когда они с мужем стали называть мистера Блэка по имени — заранее перед ними извинился за свою мать. «Она и при жизни была упёртая, а после смерти и вовсе чуть не сбрендила от одиночества. Знай себе орёт да проклинает. Правда, Гарри её любит, и, кажется, ей это пошло на пользу. Но всё-таки не принимайте её вопли близко к сердцу».

Всех их, даже Сириуса, ожидал большой сюрприз.

С глубоким почтительным поклоном их встретило самое странное существо, какое только доводилось видеть Эмме. Худое, сморщенное создание с огромными ушами, глубоко сидящими глазами и носом-хоботком, задрапированное в наволочку, проскрипело дребезжащим голосочком:

— Дом благороднейшего и древнейшего семейства Блэк приветствует гостей.

— Кричер, домовой эльф дома Блэк, — вполголоса объяснил Сириус.

— Госпожа желает видеть тех, кого пригласил молодой хозяин, — продолжал этот… эльф. — Кричер проводит, прошу вас.

Они остановились перед портретом, висевшим в мрачной, полутёмной прихожей, и Эмма невольно подумала, что это не слишком уютное место для загробной жизни. Суровая женщина в чёрном смотрела на них, поджав губы, и молчала. Первым заговорил Сириус:

— Разрешите представить наших гостей, матушка. Мисс Гермиона Грейнджер, подруга Гарри. Её родители, доктор Эмма Грейнджер, доктор Дэниел Грейнджер.

— Подойди, девочка, — приказала старуха. Гермиона шагнула к портрету.

— Добрый вечер, мадам Блэк.

Показалось, что тишина звенит готовой лопнуть струной. Мадам Блэк рассматривала Гермиону, склонив голову слегка набок и поджав губы, и вдруг хмыкнула насмешливо:

— Вижу ведьмовской характер. У моего внука отвратительное маггловское воспитание, и я, признаться, опасалась худшего. Что ж, посмотрим.

Ни криков, ни оскорблений, и вряд ли стоило ждать какого-нибудь «Добро пожаловать». И без того у Сириуса глаза ошалелые и вселенская растерянность на выразительном лице.

— Гермиона! — с топотом сбежал по широкой лестнице Гарри. — Привет, Гермиона, как ты? Ой, миссис Грейнджер, мистер Грейнджер, здравствуйте! Бабушка, это Гермиона, я тебе о ней рассказывал!

— Я уж поняла, — проворчала мадам Блэк. — Не держи гостей в прихожей, бестолочь.

— Ой, — даже в полумраке было заметно, как мальчишка покраснел. Но выпрямился и проговорил торжественно: — Добро пожаловать в дом Блэков, мистер и миссис Грейнджер, мисс Грейнджер. Кричер, комнаты для гостей готовы?

— Да, молодой господин, — поклонился эльф. — Пусть гости благороднейшего и древнейшего дома Блэк следуют за Кричером.

Эмме казалось, что они попали — нет, не в сказку, конечно, но в иное время или в другой, сошедший с экрана или книжных страниц мир. Роскошные, хоть и несколько мрачные, комнаты. Изысканный обед в огромной, отделанной тёмным дубом столовой. Зыбкий, пляшущий свет свечей. Волшебство, которым пронизан, казалось, сам воздух. Не то что им — обычным далёким от волшебства людям, даже Гермионе здесь было не по себе. Даже Сириус утратил ставшую уже привычной бесшабашную весёлость! И только Гарри как будто не замечал давящей мрачности этого дома. Его зелёные глаза сияли, на лице то и дело вспыхивала улыбка, и Эмма готова была поклясться, что никогда в жизни не видела настолько счастливого мальчишки. А уж как он смотрит на Гермиону…

— Знаешь, Гермиона, на самом деле это очень интересно, и тебе должно понравиться, — Гарри больше говорил, чем ел, и Гермиона, слушая его, постепенно расслаблялась и успокаивалась. — Настоящий волшебный дом Уизли и настоящий волшебный дом Блэк — это как… Ну, как сравнивать трамвай и скоростной экспресс. Или даже нет, как сравнить школьный кружок по рисованию и какой-нибудь крутой музей. Вроде там и там волшебство, но… Да ладно, что говорить — Сириус покажет тебе библиотеку, и ты сама поймёшь! А кроме библиотеки есть ещё дуэльный зал и зельеварня — Снейп, наверное, душу бы продал, чтобы в такой поработать. А ещё в доме полно всяких древних артефактов, которых даже мне нельзя трогать руками, они реально опасные, представляешь? Так-то Сириус всё здесь проверил — случайно вы ни на что опасное не наткнётесь, но всякие безделушки из шкафов лучше не доставать.

— Кричер проследит, — прозвучал из пустоты скрипучий голос. — Гостям благороднейшего и древнейшего дома Блэк нечего опасаться.

— Спасибо, Кричер, — не моргнув глазом, отозвался Гарри.

Потом Сириус показывал дом: полутёмные коридоры, в которых испуганно металось эхо шагов, действительно огромная, нет, просто ОГРОМНАЯ библиотека — Гермиона замерла у входа в благоговейном восторге и даже не попыталась немедленно выяснить, какие книги здесь есть. Неудивительно: даже просто осмотреться здесь и то, наверное, потратишь не меньше недели! Прелести зельеварни старшие Грейнджеры не оценили, а вот Гермиона ахнула от восторга и тут же заявила:

— Гарри, мы просто обязаны что-нибудь здесь сварить!

Осмотр закономерно закончился в дуэльном зале: Гермиона с помощью Гарри демонстрировала родителям свои умения в колдовстве. Прямо сказать, впечатляло. Хотя и оставалось где-то на самом краю сознания ощущение нереальности, невозможности происходящего — как будто видишь очень достоверный, красочный, подробный сон, но знаешь, что спишь. Всё же магия сложно сочетается с привычной, въевшейся в кровь рациональностью…

А вечером в бальном зале играла музыка, и Гарри с Гермионой кружили в вальсе. Не слишком умело, но легко и как-то радостно, так что Эмма невольно улыбалась, а Дэн хмурился, прожигая Гарри оценивающим взглядом: кажется, только теперь сообразил, что у детей и впрямь может оказаться «всё серьёзно».

— Давай и мы потанцуем, дорогой, — приобняла его Эмма. — Гарри пригласил нашу дочь на бал, а что это за бал, когда только одна пара?

— По-моему, им всё равно, — буркнул Дэн, но приглашение принял. И уже две пары легко скользили по старинному паркету, и Эмма ясно видела грусть на лице Сириуса. А потом на тёмном от времени портрете мелькнул чей-то внимательный, живой взгляд, и Эмма, вздрогнув, быстро обернулась к детям и замерла.

Они целовались. Совсем по-детски, неловко и нежно, вцепившись друг другу в плечи, как будто в поисках опоры — и в те короткие мгновения, когда отрывались друг от друга, на губах Гермионы вспыхивала счастливая улыбка. И, кажется, прекращать это удивительное занятие не собирались.

— Пойдём, дорогой, — шепнула Эмма.

— Но…

— Пойдём. Всё идёт правильно, вспомни нас в их возрасте. Не будем им мешать.

Сириус отсалютовал им бокалом с вином и тоже вышел. А Дэн покачал головой и вдруг подхватил жену на руки.

— Почему бы нам не взять с них пример, Эми? Где тут наша комната?

За день до Святочного бала настроение у Рона Уизли было совсем не праздничным. Год заканчивался отвратительно. Как пошло всё наперекосяк с началом мордредова Турнира, так и продолжалось. Сначала Гарри-мордредов-герой-Поттер ухитрился как-то пролезть в чемпионы, будто ему мало той славы, что уже есть. Нет, если бы он хотя бы взял с собой Рона, хотя бы дал ему шанс тоже кинуть в Кубок своё имя, Рон бы так не обижался! Он же не совсем идиот и прекрасно знал, что с чемпионами ему не тягаться. С самого начала знал, а не после первого испытания, как наверняка решил Поттер. Просто тогда Рон уже понял, что погорячился, а подойти мириться просто так гордость не позволяла. После драконов был самый подходящий момент, чтобы Поттер забыл обиду и принял обратно друга без лишних вопросов и разговоров. Кто, в самом деле, станет вспоминать несколько обидных слов, когда только что чуть не погиб?!

Помешала Грейнджер. Оставшись рядом с Поттером одна, без Рона, заучка слишком много о себе возомнила. А может, оказалась хитрей, чем притворялась все эти годы, и не захотела снова делить Гарри Поттера с кем-то ещё. Как бы то ни было, примирению она помешала. Больше того — окончательно настроила Поттера против Рона. Теперь чемпион-со-шрамом глядит на бывшего лучшего друга как на пустое место. Нет, хуже — как на отвратительного слизняка или флоббер-червя! А все из-за наглой выскочки-заучки. А главное, повод нашли: ставки он, видите ли, делал! Да все их делали! Кто мешал и Поттеру с Грейнджер поставить пару сиклей? Или даже галлеонов, некоторые вполне могут себе позволить такие траты. У некоторых сейфы от золота ломятся, где уж им понять, что глупо, просто глупо упускать возможность срубить лёгких денег!

А потом ещё этот бал. Мерзкая тряпка, которую мать почему-то посчитала парадной мантией. Презрительные взгляды и отказы девчонок. Не больно-то хотелось, на самом деле, но что он, совсем отстойный неудачник — идти на бал одному?!

И чего этим девчонкам надо? Поттера? Так одного шрамоголового очкарика на всех не хватит. А он, Рон Уизли, ничем не хуже, разве что славы пока не отхватил.

Но совсем уж позориться перед однокурсницами не хотелось, и Рон решил посоветоваться с сестрой и пригласить какую-нибудь третьекурсницу посимпатичнее. Небось только рада будет — третий курс просто так на бал не пустят, только с партнёрами.

— Эй, Джин, — окликнул он сестру, — поможешь?

Но та и ответить не успела, как в гостиную вошла МакКошка и громко объявила:

— Все Уизли, к директору! А, мисс Уизли, мистер Рональд Уизли, вы здесь, хорошо. Где ваши братья?

— Где-то здесь, а что случилось, профессор? — быстро ответила Джинни. Она не хуже Рона знала, что Фред с Джорджем отправились в Хогсмид раздобыть спиртного к балу и вот-вот должны вернуться.

— Полагаю, директор вам объяснит, — декан уселась в кресло у камина, ясно показывая, что без всех четверых Уизли не уйдёт. — Найдите же их поскорее.

Рон с Джинни переглянулись. Сказать по правде, то, что звали всех, одновременно пугало и обнадёживало. Обнадёживало — потому что каких-то общих на всех четверых провинностей и нарушений у них не было, пугало — по той же причине. Может, что-то случилось дома?

— Я посмотрю в их спальне, — предложил Рон, — а ты, Джин, выгляни наружу — вдруг они тренируются в своем любимом классе? — Само собой, ни в спальне, ни в пустом классе, где близнецы, кстати, не тренировались, а варили зелья для своих приколов, тех сейчас не было. Но должны же они прикрыть братьев от декана! А то ввалятся, нагруженные под завязку сливочным пивом и огневиски — до конца года из отработок не вылезут.

Джин понятливо кивнула и выбежала наружу, а Рон поднялся в спальню, предупредил о МакКошке Ли Джордана и вернулся в гостиную. Успел ещё подумать, что теперь, после ссоры с Поттером, Карта Мародёров ему недоступна, как и мантия-невидимка. Досадно. Мордредов Поттер, и с какого перепугу близнецы отдали карту ему?! Если самим надоело пользоваться такой полезной штукой, могли бы вспомнить, что у них есть младший брат! Он бы с Поттером, конечно, поделился… пока тот с ним дружил. И тогда у него, у Рона Уизли, появилось бы что-то по-настоящему ценное, чего нет у знаменитого Гарри Поттера.

Рон даже зажмурился от удовольствия, представив, как Поттер просит: «Ну Рон, ну давай посмотрим, где сейчас Снейп… Малфой… Филч…» — и тут же скривился, вспомнив, что из-за дурацкого решения Фреда и Джорджа эта прекрасная фантазия никогда не воплотится в реальность. Поэтому вошедших братьев он смерил злым взглядом, и только из-за МакКошки сдержался и не наговорил им гадостей.

— Следуйте за мной, — скомандовала та и, ничего больше не объясняя, быстро пошла к кабинету директора.

С каждым шагом Рону становилось всё больше не по себе — и, кажется, то же самое чувствовали близнецы и даже Джинни. Даже горгулья у кабинета директора отъехала в сторону с каким-то особенно зловещим скрежетом. Невольно поддавшись панике, Рон вошёл в директорский кабинет последним.

— Ну вот, все на месте, Артур, — услышал он добродушный голос Дамблдора. — Но всё же, я считаю, зря ты лишаешь детей возможности…

«Что здесь делает отец?!» — Паника накрыла с новой силой. Должно было произойти что-то из ряда вон… до сих пор их родители появлялись в Хогвартсе лишь раз — когда Джинни чуть не погибла в Тайной Комнате!

— Довольно, Альбус! Бал в школе — это хорошо, но не в ущерб делам семьи. Это Рождество мои дети проведут дома.

— Папа?! — недовольно воскликнули близнецы.

— Мы отправляемся немедленно. Фред, Джордж, вы первые, — отец указал близнецам на камин.

— Папочка, что случилось?! — перепугалась Джинни.

— Поговорим дома. Джинни, отправляйся. — Рон моргнул, не в силах отвести взгляд от зелёной вспышки, в которой исчезла сестрёнка. — Рон, теперь ты.

Рон зачерпнул дымолётного пороха, шагнул в широко раскрытую пасть камина:

— Нора! — и еле успел сначала зажмуриться, а после, прибыв домой, уступить коврик у камина шагнувшему следом отцу.

Заметив, как явно расстроена и встревожена мама, Рон уже не сомневался — что-то плохое стряслось или в «Норе», или с кем-то из старших братьев. Но и Билл, и Чарли, и зануда-Перси вышли им навстречу.

— Итак, все в сборе, — заговорил отец, на мгновение опередив уже раскрывших рты близнецов. — Билл, Чарли, хорошо, что вы сумели вырваться. Дело серьёзное. Пойдемте на кухню, поговорим.

Рон вдруг вспомнил, как Поттеру нравилось, когда вся семья Уизли собирается на кухне вокруг стола не ради еды, а для разговоров. Мордред его знает, почему. Ну как можно считать такое убожество — уютным? Сам Рон стыдился, что у его семьи нет нормальной гостиной — слишком мало комнат в доме, где живёт слишком много детей. Мысли о бедности вызвали привычную злость. Пусть Поттер и Грейнджер что хотят болтают, но ему ой как пригодятся те двенадцать галлеонов, которые он выиграл на первом туре!

— Итак. — Рон поймал напряжённый сердитый взгляд отца, и мысли словно метлой вымело из головы. — Семье Уизли поступила официальная претензия от рода Блэк. Глава древнейшего и благороднейшего дома Блэк выразил неудовольствие попыткой Джиневры Уизли привязать его крестника и наследника любовным зельем.

— Кого?! — вытаращилась Джинни.

— Гарри Поттера, — отец назвал имя спокойно, вот только было это очень плохое спокойствие. Когда он говорил таким тоном, даже мама замолкала.

— Поттер — наследник Блэков? Интересная новость, — спокойно заметил Перси. — Сириуса Блэка всё ещё ищут, он приговорен к поцелую дементора.

— Именно поэтому его не найдут, — фыркнул Чарли. — Лично я рад за Гарри. Уж прости, отец. Понимаю, стать покровителем для Гарри Поттера предпочёл бы ты, но у нашей семьи не тот вес.

— Неважно, какой у нас вес, — всё тем же тоном отозвался отец. — Гарри считал нас семьёй. Он дружил с Роном и близнецами. Он спас Джинни. Дочка, как тебе вообще в голову пришло подливать зелье волшебнику, которому ты жизнь должна?!

Джинни захлопала глазами.

— Но если Гарри меня спас, почему бы ему на мне не жениться? Разве не это самый простой способ отдать ему долг — стать его женой?

— Только если он сам того захочет. Но, по словам мистера Блэка, Гарри уже помолвлен с другой. Ты совершила преступление. Только благодаря нашей прежней дружбе с Гарри и расположению мистера Блэка ко мне лично дело ограничилось письменным предупреждением нашей семье. Иначе тобой уже могли заниматься авроры. Гарри Поттер — не кто-то там, он национальный герой.

— Выскочка, — не сдержавшись, прошипел Рон.

— Что ты сказал? — Отец развернулся к нему слишком быстро, чтобы сделать вид, будто ничего не говорил.

— Рон с ним поссорился, как только Гарри объявили чемпионом, — недовольно сообщила Джинни. Вот предательница! — Только и болтал, что Поттер лгун и искатель дешёвой славы. Из-за него одного Гарри на нас всех не смотрел. Иначе, может, мне и не пришлось бы связываться с зельем! Пока они дружили втроём, Гарри не отказывался со мной поболтать! А теперь он ходит только с Грейнджер! И на бал её пригласил!

— Ещё раз, — Чарли почему-то напрягся. — Я правильно понял? Сразу после того, как Гарри объявили чемпионом, вы все прекратили с ним общаться? Выходит, никто даже не сказал ему о драконах? Я рассчитывал, хоть у кого-то из моих братьев хватит на это мозгов! Всё-таки наша семья ему должна. И отец прав — Гарри всегда относился к нам как к родным.

— Ну, да, — растерянно кивнула Джинни. — А что было делать? Рон на него рычал, едва видел. Да, в общем, и все остальные сначала обрадовались, что у Гриффиндора свой чемпион, а потом всем надоело, что Гарри огрызается в ответ на поздравления и бесконечно повторяет: «Это не я, это не я». Он со всеми отношения испортил, и они с Грейнджер постоянно пропадали где-то вдвоём.

— Очевидно, эта девочка делала то, что и должны делать друзья: помогала Гарри подготовиться к испытанию. А ты, Ронни, просто задница. И Дред с Форджем не лучше, — Чарли откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди.

— Чё это сразу я? Мог бы и сам сказать, если тебе так хотелось подыграть этому выскочке!

— Клятва о неразглашении, — куда-то в потолок сообщил Чарли.

— Хватит! — отец хлопнул ладонями по столу. — Я в вас разочарован. Во всех четверых. Я-то думал, проблема только в Джинни, но мои младшие сыновья тоже, как оказалось, не понимают, где проходит грань порядочности.

— Согласен, — кивнул Билл, до сей поры хмуро молчавший. — Поттер и Уизли не те две фамилии, которые можно связать словом «покровительство», но дружба Гарри Поттера… Нашим младшим здорово повезло — и если они просрали такое везение, мне просто нечего сказать.

— Да он сам виноват! — не выдержав, заорал Рон. Почему даже его собственная семья не на его стороне, а носится с этим мордредовым шрамоголовым выскочкой?! — Он и эта зубрила-грязнокровка!

От оплеухи зазвенело в ушах и мотнулась голова.

— С каких пор мой сын произносит это отвратительное слово? Ты решил уподобиться Малфоям? — Отец поймал его взгляд, и Рон заскулил: он ненавидел, когда его спокойный добрый папа становился таким и смотрел вот так. Худшее наказание — чувствовать себя полным ничтожеством под взглядом того, чьё одобрение мечтаешь заслужить. Но тут… будто всего этого мало… отец нахмурился, выхватил палочку, и… — Легиллименс.

Как же он ненавидит эту заучку-зубрилку! Так ненавидит, что как будто не с ним было, когда пытался проклясть Малфоя за «грязнокровку» в её адрес. Возмущённый высокий голос звенит в ушах: «Рональд Уизли! Ты ведь ставил на Диггори, так? Не потому ли Гарри классно выступил, что чёртов дракон чуть до него не добрался? А у Седрика получилось лучше? Сколько выиграл, тридцать сребреников? Или твои братья ещё не подсчитывали выигрыши? А на то, что будут именно драконы, ты сколько поставил? А, Рон?» Непонятная сила выносит его из чемпионской палатки спиной вперёд, тащит по пыльному, истоптанному полю, поблизости ревёт дракон, и Рона охватывает ужас. Нет — больше, чем ужас! Он беспомощен. Он уверен, что сейчас умрёт, и это настолько жутко, что он даже не замечает собственного позора — пока его не подхватывает заклинанием кто-то из драконологов и не отправляет в сторону от арены и, спасибо Мерлину, от трибун тоже. Он не смотрит выступления других чемпионов — пока никто не видит, приходится отстирывать трусы и джинсы. Были бы деньги на новые — выкинул бы это испоганенное старьё, сжег, а пепел втоптал в грязь! Но не тратить же выигрыш на труселя. И каждый раз, одеваясь поутру и раздеваясь вечером, Рон вспоминает свой позор. И всё больше ненавидит мордредову ведьму, которая сотворила с ним такое.

А потом он идёт мимо библиотеки — по правде сказать, даже заглядывает туда с мыслью, кого бы из девчонок пригласить на бал — и видит, как эта бобриха отказывает Краму. Самому Краму! Отказывает! Слишком много о себе возомнила!

И Рон идёт следом за ней, и на лестнице, где никто их не видит, кидает грязнокровке в спину проклятие, которому его научил Дин. Матушка Дина родом с Карибов, знает много чего интересного, и сына научила. И никто ведь не подумает, что такое может знать и уметь Рон Уизли, никогда ещё не показавший ничего помимо кое-как усвоенной школьной программы. А Дин его не выдаст. Да он и не поймёт, потому что Помфри не поймёт, и слухи будут ходить самые разные и нисколько не похожие на правду. Он и сам может помочь слухам: зазнайка Грейнджер отказала самому Краму, а в Дурмстранге, известное дело, учат тёмную магию! А чемпиону, иностранному чемпиону, всё равно ничего не будет, даже если его и правда заподозрят в нападении.

Мельтешение картинок-воспоминаний сменил презрительный взгляд отца.

— В моё время, Рональд, в старых семьях за такие выкрутасы учили круциатусом. Но я думаю, тебе хватит и другого. Джинни, прошу тебя, выйди. Твое наказание мы определим позже.

В безмолвном ужасе Рон проводил взглядом убегающую сестрёнку.

— Что он натворил, пап? — спросил Билл.

— Проклял Гермиону Грейнджер. В спину, чужим фамильным проклятием. А после запустил лживый слух, чтобы подставить другого. И всё это — из-за того, что девушке не понравилось, что наш Рон делал ставки в первом туре против Гарри. Активно не понравилось, если вы понимаете, о чём я. Настолько, что Рон обделался, испытав гнев настоящей ведьмы. Трусость, подлость и предательство, Рональд. Такому я не учил своих детей!

Так ужасно Рону не было, кажется, как раз с того самого дня, когда он едва не попал драконице в зубы. Страшно, так страшно увидеть презрение ещё и в глазах братьев, что почти облегчением стало, когда отец вздёрнул его за шкирку, задрал мантию на голову и уткнул носом в стол.

Сердце колотилось так заполошно, что звенело в ушах, и Рон едва услышал голос отца и не смог разобрать слов. Но, Мордред побери, удар ремнём по заднице вернул ему всю полноту ощущений!

— Ай! Папа! А-а-а! Мамочка-а-а! — удары слились в один обжигающий фейерверк, слёзы заливали нос, мешая дышать, но хуже всего оказалось совсем не это. Гораздо хуже понимать, что порка не загладит его вину в глазах отца и старших братьев. Близнецам, конечно, тоже достанется, но они виноваты меньше. Подумаешь, о драконах Поттеру не рассказали! Конечно, все ждали, что расскажет он, Рон! И теперь ещё долго в родном доме на него будут смотреть с отвращением. На фоне этой мысли даже то, что как минимум неделю придётся спать на животе и есть стоя, казалось сущим пустяком.

Первый раз в жизни Гермиона проспала рождественское утро. Причина была ясна: вчера, опять-таки впервые в жизни, никто не загонял её в постель с напоминаниями о соблюдении режима, вчера они с Гарри допоздна танцевали вдвоём в огромном, пустом и гулком бальном зале дома Блэков. Танцевали, целовались и снова танцевали, пили лимонад, стояли у окна, держась за руки — за окном крупными хлопьями падал снег, оранжевый в свете уличных фонарей, — говорили о будущем и опять танцевали. Было, наверное, часа два или даже три ночи, когда Гарри проводил её до комнаты, поцеловал на этот раз почему-то в щёку и сказал:

— С Рождеством, Гермиона.

— С Рождеством, Гарри, — ответила она, отчего-то смутившись так, будто этот невинный поцелуй стал первым за вечер.

След от того поцелуя до сих пор ощущался — Гермиона коснулась пальцами щеки и улыбнулась. Потом провела пальцами по губам, и её бросило в жар: губы отзывались на прикосновение, как будто вчерашние поцелуи сделали их сверхчувствительными. Вспоминать было приятно, неловко и радостно — так радостно, что хотелось петь.

Вчера Гарри спросил: «Гермиона, когда мы вырастем, ты станешь моей женой?»

Не «будь моей девушкой», не какое-нибудь банальное «ты классная, ты мне нравишься». Так же, как и она, Гарри думал о будущем — о том будущем, где они вместе.

В щель между неплотно закрытыми шторами лился яркий, совсем не утренний свет. Гермиона села в постели и потянулась, и тут же рядом возник Кричер.

— Будущая хозяйка желает завтракать? Хозяин Сириус и молодой хозяин Гарри сейчас в малой столовой.

— Да, спасибо, Кричер. Буду готова через четверть часа. А мои родители?

— Гости благороднейшего и древнейшего дома Блэк ещё спят. Пусть будущая хозяйка о них не тревожится. Кричер проследит.

— Спасибо, Кричер, — повторила Гермиона. Слышать от домовика «будущая хозяйка» было странно и волнующе. Судя по всему, она абсолютно зря боялась, что мать Сириуса не примет магглорождённую невесту для Гарри. Хотя это странно… Даже интересно, почему так?

В малой столовой хохотал Сириус — Гермиона услышала его слегка лающий смех ещё в коридоре.

— Доброе утро, — войдя, она остановилась. Как теперь себя вести? А Сириус знает? И вообще, всё это так… смущает!

— Гермиона! — Гарри вскочил навстречу. — Доброе утро! Я не открывал подарки — тебя ждал. Вместе ведь интересней, правда? С Рождеством! Сначала подарки или завтрак?

— Эй, ждать, так всех, — притворно возмутился Сириус, сидевший поодаль от стола с газетой в руках. — Кричер, налей Гермионе чаю.

— А вы?

— Уже позавтракали, развлекаемся прессой. Ешь скорей, дам почитать.

— Что-то интересное? — машинально поинтересовалась Гермиона, намазывая тост клубничным джемом. Честно говоря, хоть в Хогвартсе она и выписала «Ежедневный пророк» — специально чтобы знать, что пишут о Гарри, — на каникулах предпочла бы забыть об этой мерзкой газетёнке.

— Ты не представляешь! — теперь рассмеялся Гарри. — Но Сириус прав — это надо читать.

Никогда ещё Гермиона не завтракала так быстро — даже в то утро, когда слегка проспала и могла опоздать на зельеварение! И как только отодвинула от себя пустую чашку, Сириус с ухмылкой протянул газету. Половину первой полосы занимала та самая колдография, где они с Гарри танцуют в пустом классе.

«Что происходит в Хогвартсе? Почему четвёртый чемпион проводит Рождество не на школьном балу, а в палате Св. Мунго?»

— Кажется, у них немного устаревшие сведения. Это нам повезло, правда?

— Я немного помог везению, — весьма довольным тоном похвастал Сириус. — Рита, конечно, та ещё стерва, но за парочку жареных фактов и пригоршню галлеонов с ней вполне можно договориться. Читай и наслаждайся.

«Всех нас взволновало неожиданное участие в Турнире Трёх Волшебников четвёртого чемпиона. Ученик четвёртого курса Хогвартса Гарри Поттер наравне с лучшими семикурсниками трёх сильнейших школ Европы вынужден рисковать жизнью в опаснейших состязаниях. Он уже чудом остался жив после встречи с драконом, но кто бы мог подумать, что опасней дракона окажется невинный школьный бал? Однако факт налицо: с первого испытания Турнира Гарри ушел на своих ногах после минимальной помощи школьного колдомедика, а невинный и безопасный школьный бал надолго отправил на больничную койку и самого героя, и его очаровательную невесту.

Да-да, дорогие читатели и особенно читательницы, у героя есть невеста! Недавно мистер Поттер обручился со своей подругой мисс Грейнджер (о трогательной дружбе и любви этих детей уже писали наши коллеги из журнала «Ведьмин досуг»). «Ежедневный Пророк», пользуясь случаем, поздравляет очаровательную пару со столь значимым событием в жизни и желает счастья! Но, очевидно, не все смирились с тем, что столь завидный жених покидает брачный рынок, оставляя многих и многих юных ведьмочек без надежды на взаимность. Представьте себе, едва по Хогвартсу разнеслась новость, с кем пойдет на бал юный Чемпион, как его партнёрша и любимая оказалась в больничном крыле с серьёзным проклятием! «Меня вынуждали выбрать другую партнёршу, а в конце концов подлили кучу любовных зелий, — возмущённо заявил мистер Поттер. — Но я люблю Гермиону и хочу быть только с ней! А всем, кому это не нравится, могу сказать одно: Это не ваше дело!»

Гиппократ Сметвик, старший целитель госпиталя Святого Мунго, подтверждает слова юного Чемпиона. «Мистера Поттера доставили к нам в тяжёлом состоянии. Кроме отравления огромной дозой любовных эликсиров, у мальчика обнаружились следы плохо залеченных давних проклятий и травм. Лечение займёт все каникулы, а специально подобранный курс зелий мистеру Поттеру придётся проходить ещё полгода. Вместе с мистером Поттером в Св. Мунго поступила его невеста. Сейчас состояние девушки не вызывает опасений, но это не заслуга школьного руководства. Откровенно говоря, я возмущён тем, как в Хогвартсе относятся к здоровью детей».

Директор А. П. В. Б. Дамблдор и декан обоих пострадавших детей М. МакГонагалл отказались дать комментарии «Ежедневному Пророку». Что же происходит в нашей школе? От чьих рук пострадал Мальчик-Который-Выжил? Действительно ли всему виной «неподходящая», по мнению некоторых, невеста, или мисс Грейнджер пострадала лишь потому, что нападением на неё пытались прикрыть более серьёзную причину? Кому мешает наш юный Чемпион? Говорят, в связи с Турниром в Хогвартсе процветает подпольный тотализатор — возможно, всему виной деньги? Кто-то освобождает дорогу другому претенденту? Наш корреспондент будет пристально следить за ходом Турнира. Что-то мне подсказывает, дорогие читатели, что нас с вами ещё ждут сенсации! А пока позвольте от своего и вашего имени пожелать мистеру Поттеру и его очаровательной невесте скорейшего выздоровления и безопасной учёбы в Хогвартсе!»

— Ну как? — довольно спросил Сириус, когда Гермиона опустила газету.

— Честно говоря, не смешно. Нет, правда, что такого веселого ты здесь нашел?

— О, просто представлял себе физиономии тех, кто сейчас это читает. Начиная с Альбуса и Минервы и заканчивая всеми соплюшками, которые подливали Гарри зелья, и их родителями.

— А родители-то при чём?

— Эй, ты же не думала, что я оставлю без ответа вред, причинённый моему крестнику?

— Но ты ведь в бегах?

— Это Сириус Блэк, шалопай, выжженный с родового гобелена — в бегах, — он жёстко усмехнулся. — А глава благороднейшего и древнейшего дома Блэк спокойно и открыто ведёт дела. И поверь, Гермиона, мало найдётся желающих вызвать его неудовольствие, не говоря уже о гневе.

С такой стороны Сириус ещё не раскрывался, и Гермионе даже стало немного… не то чтобы страшно, ведь это Сириус, любимый крёстный Гарри, но, пожалуй, немножко неуютно. К счастью, наконец-то вошли мама с папой, и разговор сразу же переключился на «как спалось», завтрак, подарки и планы на день, вечер и остаток каникул. Гермиону беспокоило, как будут себя чувствовать её родители в магическом доме, да ещё в доме старой и тёмной семьи, но, судя по их довольным лицам, всё было прекрасно. Кричер вновь накрыл на стол, Гермиона с удовольствием грызла рождественское фигурное печенье, краснея от взглядов Гарри и родителей. Она как будто ещё не до конца осознала вчерашнее объяснение — надо привыкнуть… Гарри сделал ей предложение? По-настоящему? Ей же не могло всё это присниться?!

Огромная празднично украшенная ель ждала в гостиной— туда они все перешли сразу после завтрака. Стеклянные шары, совы и феи отражали огни волшебных свечей, сверкала золотая и серебряная мишура, и среди всего этого великолепия алели боками самые обыкновенные яблоки, спелые и душистые.

— Старинная традиция, — объяснил Сириус, срывая яблоко и с хрустом впиваясь в него зубами. — Ну, приступайте, — и кивнул на гору нарядно упакованных свёртков и коробок.

—По очереди? — в один голос предложили Гарри и Гермиона. Рассмеялись, и Гарри уступил: — Ты первая.

Гермиона взяла верхнюю коробочку, совсем маленькую, в гриффиндорской ало-золотой бумаге.

— «Гарри и Гермионе от Сириуса». Нам двоим? — разорвав упаковку, она восхищенно ахнула: коробочка из белого, похожего на кость материала, сияла подобно лунному свету. — Что это?

— Рог единорога, — довольно улыбнулся Сириус. — Открывай, настоящий подарок внутри.

Коробочка открылась с тихим щелчком. Внутри лежали два кольца, такие же белоснежно-сияющие, искусно вырезанные в виде веточек омелы.

— Кольца твоих деда и бабки, Гарри, — тихо пояснил Сириус. — Я подумал, так будет правильно. Наденьте их друг другу, и вы магически помолвлены.

— Так просто? А как же ритуалы и всё такое?

— Это и есть ритуал, Гермиона. Кольца из рога единорога — мощные артефакты и обеспечивают необходимый магический фон. Или ты думала, ритуалы — это что-то жуткое? С пентаграммами и кровью девственниц, как в маггловских ужастиках?

— Вы знаете о кино, Сириус? — улыбнулась Эмма.

— Да, Лили водила всю нашу компанию. Это была её программа адаптации чистокровных оболтусов к маггловскому миру: кино, метро и Макдональдс, — Сириус невесело рассмеялся.

Гарри вынул из коробочки кольцо; его пальцы слегка дрожали.

— Гермиона, бери второе. Ты ведь согласна?

— Да, Гарри.

Она протянула руку, и кольцо плавно и легко скользнуло на палец. Почудилось, или белые ягоды омелы и вправду чуть слышно зазвенели? Кольцо сидело удобно, не давило и не мешало, но и соскользнуть не норовило. Как будто всегда было с ней.

— Теперь ты, Гарри, — прошептала Гермиона и надела кольцо на подставленный палец.

— Молодые могут поцеловать друг друга, — дразнящим тоном подсказал Сириус.

— И поцелуем, — буркнул Гарри, покраснев. — Гермиона?

— Да, Гарри, — ей определённо доставляли наслаждение два этих слова. Конечно, очень смущающе целоваться на глазах у родителей, но это ведь не просто так, а помолвка. На свадьбе вообще придётся целоваться на глазах у целой толпы гостей.

Когда губы Гермионы и Гарри встретились, Сириус захлопал в ладоши.

— Я убью его, — пробормотал Гарри.

— Сириус, завидуй тише, — после слов Гермионы расхохотались уже все, и смущение сразу куда-то испарилось. — Спасибо, это чудесный подарок.

— Э-м-м… мы вас поздравляем, дети, — мистер Грейнджер встал, пожал Гарри руку и поцеловал дочь в щеку. Эмма же просто обняла обоих.

Остальные подарки разбирали весело и непринуждённо. Для Гермионы — подписка на «Полезные чары для юных ведьмочек» от Лаванды и книга об индийских оберегах от Парвати, от родителей — новый ежедневник и красивая коробка с шампунями, кремами и прочими полезными зельями из магазинчика мадам Примпернель, ну а Гарри с помощью Сириуса нашёл для подруги защитный кулон-оберег с мощными щитовыми чарами. Сам Гарри в основном получил сладости, красивые перья и прочие безделушки — кажется, по меньшей мере половина Хогвартса внезапно решила его поздравить! Среди прочих подарков выделялись толстая книга со стёршимся названием от Сириуса и Вальбурги — по основам артефакторики, как пояснил Сириус, и продвинутый справочник по зельям от Гермионы: она хотела так «тонко» намекнуть, что ещё помнит их спор в Хогвартс-экспрессе. А родителей Гермионы больше всего удивили и обрадовали амулеты, позволяющие видеть магию и проходить сквозь магглоотталкивающие чары.

— Теперь вы всегда сможете сами сюда прийти, — объяснил Сириус. — И в Косой переулок, и в Мунго, и на платформу 9 и 3/4. Фактически, теперь любые опознающие чары примут вас не за магглов, а за сквибов. Ну а сквибы — часть нашего общества, нравится это некоторым или нет.

— Вы даже в Хогвартс можете войти с этими амулетами! — Гермиона захлопала в ладоши.

— Могут, но не советую, — осадил Сириус. — Там ведь знают, что твои родители — магглы. Мало ли что — зачем рисковать?

— Даже сама возможность — уже хорошо, — покачала головой Эмма. — Было очень неприятно знать, что Гермиона совершенно вне досягаемости — будто и впрямь в другом мире.

— Больше так не будет, мамочка! — сгорая от стыда, Гермиона обняла родителей. — Я, конечно, волшебница, но вы всё равно мои любимые мама и папа!

— Наши, — покраснев, чуть слышно поправил Гарри.

Гарри сам не знал, как так вышло, но он и думать забыл о втором испытании. Были проблемы поважнее. Переживания за Гермиону и попытки скрыться от назойливого внимания потенциальных партнёрш, интрига с побегом в Мунго, неожиданно обернувшаяся вполне серьёзным лечением, а главное — объяснение с Гермионой и помолвка. И лучшие в жизни каникулы — с прогулками по маггловскому Лондону (их большая компания смотрелась очень обыкновенно: супружеская пара средних лет, двое детей-подростков и большой чёрный пёс), с подбором новых очков и сменой причёски (после чего Гарри сам себя не узнал), с отчего-то подобревшими бабушкой Вальбургой и Кричером и часто смеющимся Сириусом. Кажется, все они были счастливы, не только Гарри. Но уж за себя он мог сказать точно — таким счастливым не чувствовал себя ни разу в жизни. Никогда. Даже в тот день, когда Хагрид повёл его в Косой переулок, даже когда впервые взлетел в небо на «Молнии»!

Вот только закончились каникулы очень уж быстро. Кажется, только вчера они с Гермионой танцевали и целовались, кажется, только-только надели друг другу кольца, а уже пора возвращаться в Хогвартс. Спасибо хоть, не пришлось весь день трястись в Хогвартс-экспрессе в компании любопытной малышни: Сириус глотнул оборотки и доставил их камином в Хогсмид, а там, обернувшись Бродягой, проводил до Хогвартса. На прощание лизнул в нос, гавкнул насмешливо и умчался к Запретному лесу. Отбежит подальше и аппарирует обратно в Лондон. А Гарри с Гермионой побрели сквозь сугробы к усыпанному снегом замку.

И первое, что там услышали — чьё-то громкое, на весь холл:

— Смотрите, Поттер! С этой! Так «Пророк» не врал, они теперь правда парочка?!

— Начинается, — поморщилась Гермиона.

— Главное — помни, что говорили Сириус и бабушка: ничего ни у кого не бери, одна не ходи, а если какой-нибудь придурок начнёт тебя оскорблять, не стесняйся кинуть в него «силенцио». И помни, ты теперь под защитой Блэков. — Гарри помрачнел: — Хотел бы сказать, и Поттеров тоже, но что толку, если от Поттеров остался только я? Сам себя не мог защитить, пока Сириус не появился.

— Ничего, Гарри, — Гермиона крепче сжала его руку. — Ты вырастешь, и все те, кто сейчас не принимают тебя всерьёз, ещё поймут, как ошибались.

А потом они дошли до гриффиндорской гостиной, и оказалось, что в холле были ещё цветочки: здесь на них обрушился настоящий шквал вопросов. И кольца пришлось показать, и новый внешний вид Гарри очень даже оценили, а чьё-то робкое: «А всё-таки жаль, что тебя не было на балу, Гарри», — просто не услышали. А сам Гарри не стал говорить, что у них был свой бал — гораздо лучше школьного. Зачем болтать? Это только их дело. «Семейное», — мелькнула внезапная мысль, и Гарри замер, уже осмысленно повторив про себя, смакуя каждое слово, каждую букву: «Наше семейное дело».

Звучало прекрасно. Так же прекрасно, волнующе и тепло, как Гермионино «Да, Гарри».

Ну а потом Гермиону спасла от толпы Лаванда — наверняка с корыстным интересом как следует расспросить в тишине девичьей спальни! — а Гарри поднялся к себе. Золотое яйцо спокойно дожидалось его на сундуке у кровати, в золотом боку отражалось солнце, бросая вокруг тёплые блики, и поднявшийся следом Невилл вдруг сказал:

— Знаешь, Гарри, меня на балу Седрик отозвал поговорить и просил тебе передать кое-что. Сказал, если ты ещё не разгадал загадку, сходи с этим яйцом в ванную старост. Пароль — «сосновая свежесть».

— В ванную старост? Э-м-м… ну спасибо. Попробую.

— Это ещё не всё. Ты прости, но тебя не было, а… ну… Интересно было попробовать, справлюсь ли я с загадкой. В общем, его надо открыть под водой, и тогда оно поёт. У тебя что-то отберут, что-то самое дорогое. И у тебя будет час, чтобы отыскать это на дне озера.

«Только этого не хватало!» — Гарри невольно стиснул кулаки. Любопытство Невилла его не обидело, тем более, в итоге разгадку ему преподнесли готовую — можно сказать, в подарочной упаковке. Но это «отберут»… Самое дорогое? Сейчас для него самая дорогая — Гермиона. Но не станут же они?..

Гарри вдруг понял, что ему отчаянно не хочется продолжать участвовать в турнире. В самом деле, он ведь не напрашивался. Зачем ему эти призовые баллы, высокое место? Честь факультета? Уже даже вспоминать эти слова не хочется, тошно от них. Кому и что он доказывает? Рисковать жизнью имеет смысл ради тех, кто дорог, кого любишь. Но не для того, чтобы кто-то заработал деньги на ставках, а кто-то развлёкся, сидя на трибунах и светя значком «Поттер-смердяк». Тысяча галлеонов приза? Да пусть подавятся! В его сейфе столько денег, что он эту тысячу и не заметит! Не считая того, что Блэки в сто раз богаче Поттеров.

Конечно, просто отказаться он не может — магический контракт не отменишь. Но контракт заставляет всего лишь «участвовать». Ничего вроде «всеми силами пытаться победить» там нет, ведь это вроде как само собой подразумевается. Но то, что «само собой подразумевается» — как раз и есть тонкие места в любом контракте. Даже самом обычном, маггловском, а уж тем более в магическом, ведь в магии нет пустых слов. Смешно, наверное: дядя Вернон и Сириус, абсолютно разные люди из совершенно разных миров, говорили о контрактах очень похожие вещи. «Читай мелкий шрифт, проверяй всё до последней буквы». «Обдумывай каждое слово, сказанное и особенно не сказанное».

— Спасибо, Невилл, — быстро выдал он, заметив, что приятель всё ещё смущённо мнётся рядом. — Это здорово, правда. У меня совсем не было идей, что делать с этим дурацким яйцом. Ты очень помог.

— Ты не обиделся?

— Я испугался, — честно признался Гарри. — Вдруг подумал: а если у них хватит ума забрать не «Молнию» и не альбом с фото родителей, а Гермиону? Но ведь это уже совсем ни в какие ворота, правда? Я имею в виду, даже психи, которые выставили детей сражаться с драконами, вряд ли решат подвергать опасности не участников Турнира, а кого-то другого?

— Вы ведь обручены, — напомнил очевидное Невилл. — Ты почувствуешь, если с ней что-то случится, а кольцо приведёт тебя к ней, где бы она ни была.

Наверное, это должно было успокоить, но всё равно стало как-то не по себе. Словно невидимый, но зубастый червячок грыз изнутри и требовал срочно что-то делать. Может, что-то такое имел в виду Грюм, когда повторял им из раза в раз своё «Постоянная бдительность!» и «Вы всегда должны быть готовы»?

Ладно, этой же ночью он поговорит с Сириусом. И надо обязательно поблагодарить Седрика. И рассказать всё Гермионе, пусть будет начеку.

— А ещё я не умею плавать, — совсем некстати вспомнил Гарри. — Даже в бассейне и на поверхности. А нырять зимой на дно озера — тем более.

Хотя тут наверняка следовало сказать: «Мы же волшебники, а не какие-то магглы», — и отправиться в библиотеку искать чары. Согревающие, позволяющие дышать под водой или, может быть, превратиться в рыбу на время? Ага, чтобы эту рыбу сожрал какой-нибудь подводный хищник. Маггловский акваланг и то лучше — если бы Гарри умел им пользоваться.

— Тогда тебе нужны жабросли, — радостно сообщил Невилл.

— Жабо-что?

— Жабросли! Это водоросли, которые дают временную способность дышать под водой. И плавать, кажется, тоже. Подожди, я сейчас найду точное описание. Профессор Грюм дал мне книгу, ещё после первого занятия. Хорошо, что я до сих пор не вернул!

Невилл говорил торопливо, со смесью смущения и радости, и Гарри вдруг подумал: это, наверное, оттого, что до сих пор они не слишком-то обращали внимание на «мямлю Лонгботтома». Кстати, мямлей его громче всех обзывал Рон, и Гарри стало стыдно, что слушал и соглашался.

— Вот, смотри! — Гарри сел рядом с Невиллом на его кровать, толстенная книга в раскрытом виде как раз поместилась у обоих на коленях. Глава о жаброслях оказалась большой и подробной, но Невилл пролистнул части о местах произрастания, способах добычи и хранения и точно показал, где начинается о применении. И это действительно оказалось то что надо! Жабросли не просто давали возможность дышать под водой: мало толку в одном дыхании, если придётся бестолково барахтаться в попытках срочно научиться плавать! Нет, они превращали человека в самое настоящее водное существо: с жабрами, перепонками между пальцами, с инстинктивным умением плыть под водой и находить путь в подводном сумраке. К тому же свою дозу на час определить легко — достаточно пойти к мадам Помфри и взвеситься, а потом найти нужное значение в таблице.

— Идеально, — кивнул Гарри. — Хм, Невилл… ты не знаешь, их можно заказать в аптеке и получить совиной почтой? Не хотелось бы снова грабить Снейпа.

— Снова?

Ностальгически улыбнувшись, Гарри кивнул.

— Да, было одно приключение на втором курсе.

— Ну… тебе нужно поспрашивать у девчонок, наверное. Они вечно заказывают всякое, — Невилл сделал неопределенный жест вокруг лица, имея в виду, наверное, девчачьи штучки вроде кремов, шампуней и прочих снадобий для поддержания красоты. — Наверняка у кого-нибудь есть каталоги.

— Точно! Спасибо, Невилл! — и Гарри вновь помчался в гостиную. Он надеялся, что ажиотаж успел немного схлынуть, и теперь получится спокойно поговорить… да хотя бы с Лавандой. Она наверняка знает о таких штучках всё и ещё немного! Но оказалось, он недооценил любопытство гриффиндорцев и в особенности гриффиндорок — стоило спуститься, как тут же вновь оказался в эпицентре расспросов. Да, Гермиона поступила умнее, спрятавшись в спальне…

— Гарри, это не шутка? Вы правда помолвлены, магически?

— Да, Кэти, настоящая магическая помолвка.

— А её родители?

— А что её родители, Анжелина?

— Ну, они ведь не могли участвовать в магическом ритуале?

— Они присутствовали. И дали Гермионе разрешение. И ритуал прошёл, как нужно. Спасибо, что беспокоишься, Анжелина.

Вокруг засмеялись. Гарри тоже готов был засмеяться, но тут перед ним внезапно появилась Джинни, и едва пришедшая беззаботность испарилась, как не бывало. Он больше не мог доверять Уизли, и от этого становилось горько. Сириус даже не принял от них рождественских подарков, велев Кричеру отправить обратно всё, чего касались руки любого Уизли.

— Гарри! — Джинни стояла перед ним, сцепив пальцы в замок и алея полыхающими щеками. Смотрела прямо в глаза, и Гарри никак не мог понять, что видит на её лице. Отчаяние? Стыд? Ту же горечь, которую ощущал сам? — Гарри, я очень виновата. Прости, пожалуйста. Я не должна была… Мерлин, какая же я дура! Обещаю, никогда больше… — она всхлипнула и опустила голову; теперь глаз не было видно, зато Гарри видел, как она кусает губы — наверное, чтобы не заплакать.

— Никогда больше, Джинни, — кивнул он. — Мне было очень больно узнать, что ты тоже… как все эти дуры.

Она закивала, по щекам текли слёзы, и Гарри вдруг захотелось её утешить. Пусть он не сможет относиться к ней, как раньше — как к младшей сестрёнке, которой у него никогда не было… Но почему-то и злость на неё, именно на неё, а не на её мать, научившую доченьку решать сердечные проблемы любовным зельем, куда-то делась. Джинни была всего лишь глупой девчонкой, влюблённой в придуманного ещё в детстве сказочного принца Гарри Поттера. И он сам, наверное, сделал только хуже, когда спас её — совсем как сказочные принцы спасают принцесс. Но что было делать — не спасать, что ли?

— Джинни, — позвал он. И добавил, когда та вскинула на него горячечный взгляд: — Ты, по крайней мере, извинилась. Единственная из всех. Для меня это важно.

Почему-то вместо того, чтобы успокоиться и хотя бы попытаться улыбнуться, Джинни снова всхлипнула и убежала наверх. Со стороны девчачьих спален донеслись рыдания.

— И за что она извинялась? — поинтересовалась Кэти.

— Любовное зелье, — нехотя ответил Гарри. Ему хотелось закрыть тему, и вдруг в голову пришла замечательная идея, как сделать это с пользой. — Ладно, девушки, кто одолжит мне каталоги аптек с совиной доставкой? Хочу быть готовым к неприятностям. Вы же помните: «Постоянная бдительность!»

— Гермиона, — попросил её Гарри, — пожалуйста, если завтра тебя вызовет МакГонагалл, или позовёт к себе директор, или организаторы турнира вдруг захотят поговорить с тобой наедине, не соглашайся, ладно?

— Ты всё-таки боишься, что это буду я, а не альбом с колдографиями? — без лишних объяснений сообразила Гермиона. О загадке второго тура Гарри ей рассказал, но что понимать под «самым дорогим», они так и не решили. То есть, конечно, Гермионе очень приятно и лестно, что Гарри она по-настоящему дорога, но как-то… безотносительно турнира, наверное. А на турнире — пусть уж лучше альбом или метла.

— Милая, они вообще не думают о безопасности детей, тебе ли не знать? Вышло бы зрелище. Хотя даже не знаю, как они собрались развлекать зрителей, пока мы будем под водой? Есть какие-то чары, позволяющие наблюдать с берега дно озера?

«Милая»… Это прозвучало так… мило! Почти по-взрослому, и очень нежно.

— Я посмотрю, а потом расскажу тебе, — с улыбкой пообещала Гермиона.

Ей всё же хотелось верить, что у взрослых ответственных людей должны сохраниться хотя бы остатки здравого смысла. Потому что, ну ладно, она — магглорождённая, и мадам Вальбурга уже объяснила ей доходчиво и внятно, что, если бы на первом курсе тролль её всё-таки пришиб, родителям стёрли бы память о дочери, и «нет грязнокровки — нет проблемы». И ровно ничего не значит, что директор и её декан не употребляют это гнусное слово. Важно ведь не слово, а проблема, которая за ним стоит. На памяти Гермионы ни одного слизеринца ещё не наказали за оскорбления магглорождённых, это раз. Два — её родителям и не подумали сообщить, когда она лежала окаменевшая на втором курсе, да и о тролле тоже. «Всё ведь обошлось»…

Но теперь она официально невеста Гарри Поттера, да к тому же находится под неофициальной, но всё равно ощутимой — кому надо, тот знает! — защитой Блэков. А Седрик — чистокровный, его отец в Министерстве отделом руководит. Крам — мировая знаменитость, а у Делакур, Гермиона слышала, отец из влиятельной семьи. Их трогать всё же поопасней, чем никому не нужную магглокровку!

— Может, я и сам посмотрю, — вполголоса сообщил Гарри. — Помнишь, я говорил, что после нашей помолвки меня совсем не тянет побеждать в этом дурацком шоу?

Гермиона закивала:

— И я тебе посоветовала не толковать тонкости контракта самому, а спросить у того, кто разбирается. Ты спросил? Ты ведь знаешь, я совсем не хочу, чтобы ты рисковал зря!

— Сириус подтвердил мои мысли, потом опросил все портреты Блэков и снова сказал, что я прав. Так что свою дозу жаброслей распакую только в том случае, если ты и в самом деле окажешься на дне озера. Я тоже не хочу рисковать зря!

И всё же Гермиона переживала. Да и у Гарри не слишком-то получалось скрыть тревогу. Почти до самого отбоя они просидели в своём любимом пустом классе, просто держась за руки: разговоры как-то сами собой затухали, а для чего-то более романтичного настроение не слишком подходящее.

— Ничего, — вздохнул Гарри, когда настала пора расходиться по спальням, — завтрашний день закончится, и впереди останется только одно испытание.

— Гарри… — Гермиона изо всех сил стиснула кулаки, спрятав руки в складках мантии: она не хотела волновать друга ещё больше, но сама никак не могла успокоиться. — Пожалуйста, Гарри…

— Что?

Она всё-таки всхлипнула и обняла его.

— Будь осторожен! Я не переживу, если с тобой что-нибудь случится! До сих пор сердце чуть не останавливается, когда вспоминаю ту драконицу!

— Я только за тебя волнуюсь, — Гарри осторожно обнял её в ответ. — Если буду знать, что ты в безопасности, плевать на остальное. Главное — появиться на испытании и хотя бы войти в воду. — Он вдруг усмехнулся какой-то чужой, злой ухмылкой: — Представь, какой шум поднимется? Ноль баллов, Рон с МакГонагалл хором обвиняют меня в трусости, Скитер придумывает очередную мерзкую статью, после которой в Большом зале все оглохнут от вопиллеров. Но, честное слово, мне уже всё равно. Я просто напоминаю себе, что с самого начала не собирался туда лезть, и моё участие — идея какого-то моего врага. Ну, ты помнишь, Грозный Глаз именно так думает. Надо быть идиотом, чтобы делать то, чего хочет твой враг, правда же?

— Очень здравая мысль, — через силу улыбнулась Гермиона.

Она не сомневалась, что этой ночью не заснёт. Но, едва коснулась головой подушки, как навалилась темнота и сознание мягко уплыло. Ещё успела понять, что происходит нечто странное, и испугаться, но даже отчаянный всплеск паники не помог вырваться из душной тьмы.

Очнулась она резко и болезненно — будто от какого-нибудь электрошока. Это не её кровать… и не их спальня в башне Гриффиндора! Жёсткий матрас, нет полога, а видит она только белый потолок. А когда попыталась осмотреться, голова закружилась, потемнело в глазах, и чей-то очень знакомый голос произнёс:

— Ну вот, в сознание пришла, опасности нет, теперь надо поспать. Заключение мы вам, разумеется, напишем.

— Что?.. — прошептала Гермиона. Хотела-то спросить, что, собственно говоря, происходит, где она, что с ней было, но голос не слушался.

— Спать, мисс Грейнджер, — теперь она точно узнала голос целителя Сметвика. Она в Мунго?

— Гермиона, всё хорошо, спи, — прямо над ухом чуть слышно шепнул Сириус. — С Гарри я свяжусь. Тебя сюда портал перенёс, когда на тебя наложили чары живого утопленника.

Значит, Гарри не зря за неё боялся. Всё-таки на дне озера должна была оказаться она.

— Спи, мне ещё нужно успеть с милейшей Ритой потолковать. Да, и ни с кем, кроме меня, отсюда не уходи. Даже с родителями.

— Почему?

— Оборотное. Конфундус. Империо. Сами по себе твои родители сюда не попадут. Кто им сообщит, что ты здесь? Подсказка: не я.

— Поняла, — выговорить больше одного слова, как и думать более-менее связно, не получалось. Спать хотелось всё сильнее, и Гермиона не стала спорить с целителем Сметвиком и собственным организмом.

Когда она проснулась, палату заливало солнце, вокруг стояла умиротворяющая тишина, а в трёх шагах от её кровати абсолютно беззвучно орали друг на друга целитель Сметвик и МакГонагалл. Гермиона успела испугаться, что оглохла, но тут с басовитым жужжанием мимо пролетел большой бронзовый жук.

«Наверное, заглушающие чары… Долго я спала? Что с Гарри, испытание уже закончилось? Или… или ещё не началось?»

МакГонагалл вышла, высоко вскинув голову и ровно держа спину, и Гермиона вдруг подумала, что в этом учебном году её уважение и почти преклонение перед любимым профессором и деканом как-то незаметно уменьшалось, уменьшалось, пока вовсе не исчезло. Понять это было… обидно, пожалуй?

— Мисс Грейнджер, как себя чувствуем? — похоже, ответ целителю не требовался: едва задав вопрос, он принялся вычерчивать палочкой вензеля уже знакомых Гермионе диагностических чар. Но всё же она ответила:

— Отлично, целитель Сметвик. А что со мной было? И… вы не знаете, что с Гарри?

— Минерва на него обижена, — непочтительно фыркнул целитель. — У вашего друга хватило ума нырнуть в озеро, чтобы попытку прохождения засчитали, и тут же вылезти на берег с объяснением, что он не умеет плавать.

Представив себе лица зрителей и жюри в этот момент, Гермиона засмеялась. А может, просто от облегчения, ведь с души у неё свалился камень размером с десяток Хогвартсов!

— Что касается вас, мисс, на самом деле ничего страшного не произошло. Но вашему декану я объяснил, что крайне безответственно накладывать останавливающие дыхание чары на ребёнка, который совсем недавно подвергался серьёзному проклятью. Подержу вас до завтра и отпущу.

— Останавливающие дыхание?! Но разве это не приведёт к клинической смерти?!

Сметвик одобрительно хмыкнул.

— Разрешаю вам вставать, мисс Грейнджер, а в ординаторской скучает прекрасно вам знакомая Эмили. Думаю, она с удовольствием прочтёт дочери маггловских целителей лекцию о спасательных и реанимирующих чарах.

— Спасибо, целитель Сметвик! — скучать до вечера теперь не придётся, а волшебная медицина заинтересовала Гермиону ещё в прошлый визит в Мунго. Сметвик явно запомнил, как она тогда изводила всех вопросами. И Гермиона, быстро умывшись и накинув поверх пижамы больничный халат, побежала в ординаторскую.

А вечером к ней пришли Сириус и Гарри. Радостно вскрикнув, Гермиона крепко обняла жениха и тут же засыпала вопросами:

— Ты в порядке? Как ты выбрался из Хогвартса? Готова поспорить, тебя никто не отпускал! МакГонагалл, наверное, просто в бешенстве? Что вообще было на испытании, кого спасали другие чемпионы? Боже, поверить не могу — они всё-таки забрали в озеро не вещи, а живых людей! И, Гарри, кого тебе подсунули вместо меня?

— Джинни, — ответил тот на последний вопрос. — Наверное, решили, раз однажды уже спасал, значит, спасу ещё раз. Надеюсь, она не слишком на меня обиделась. Рон, когда узнал, хотел меня проклясть.

— А с побегом из Хогвартса помог Кричер, — подмигнул Сириус. — Что касается всего остального, лучше прочти. Рита просто прелесть, — и протянул ей свежий номер «Ежедневного пророка».

«Скандал у Чёрного озера: почему Гарри Поттер отказался тонуть?»

Гермиона аж поперхнулась от такого заголовка. Да ещё в паре с колдофото, на котором Людо Бэгмен указывал мокрому Гарри Поттеру на озеро, а тот отрицательно мотал головой. На лице Бэгмена читалась откровенная досада, а Гарри явно был очень зол.

«Самое безопасное место Британии» продолжает удивлять. Если первое испытание Турнира Трёх Волшебников угрожало лишь жизням самих Чемпионов (что вполне соответствует традиции), то во втором риску подвергли их близких. Организаторы Турнира не нашли ничего лучше, чем предложить Чемпионам спасти заложников со дна Чёрного озера. Причём заложниками послужили исключительно юные девушки, очевидно, ради нагнетания трагичности. «Мы должны думать о зрелищности», — заявил один из организаторов Турнира, пожелавший остаться неназванным на страницах нашей газеты. Впрочем, наши читатели и сами могут догадаться, кто именно в составе жюри ставит зрелищность во главу угла. Похоже, долгое общение с бладжерами не идёт на пользу здравомыслию.

Итак, дорогие читатели, сегодня на берегу Чёрного озера развернулась настоящая драма! Когда Чемпионы явились к месту состязания, им и публике объявили, что заданием станет спасти «самое дорогое». Слова «у вас лишь час, потом пропажу не вернуть» заставили испугаться не только юных Чемпионов, но и зрителей, ведь на дне озера ждали спасения не какие-нибудь золотые яйца, как в первом испытании, а живые люди! Дети, девочки! И скажу сразу, забегая вперёд: Чемпионы спасли лишь двух из четверых!

Самая старшая из заложниц — мисс Чжоу Чанг, пятый курс Хогвартса, Равенкло, подруга Седрика Диггори. Виктору Краму предложили спасти четверокурсницу Хаффлпаффа мисс Сьюзен Боунс, которая составила ему пару на Святочном балу. Именно этим двум девочкам повезло быть спасёнными своими рыцарями.

Младшей же из заложниц, сестре Чемпионки Шармбатона Флёр Делакур, всего восемь лет! Наш корреспондент заснял, как рыдает по сестре очаровательная француженка, сошедшая с дистанции после атаки гриндилоу. О, несомненно, эти кадры не оставят вас равнодушными! Но будет ли спокойна ваша совесть, зная, что ради них маленькая Габриель Делакур могла погибнуть? Что сказали бы вы, дорогие читатели и особенно читательницы, если бы ваше невинное дитя подвергли столь страшному потрясению ради «зрелищности»?!

Двух заложниц, до которых не сумели добраться Чемпионы, доставили на поверхность русалоиды: об этом побеспокоился Альбус Дамблдор. Однако вы, дорогие читатели, наверняка заметили, что мы не назвали имя четвёртой заложницы. Итак, кого должен был спасать Гарри Поттер? Очевидное решение — свою невесту мисс Грейнджер, не так ли? Вот и устроители этого, как говорят магглы, «шоу» решили именно так. В результате мисс Грейнджер вместо дна озера угодила в ту самую палату госпиталя Св. Мунго, в которой не так давно лечилась после проклятья, наложенного на неё в коридорах нашего столь безопасного Хогвартса. «Эти чары абсолютно безопасны, их даже целители используют!» — утверждает декан пострадавшей девочки М. МакГонагалл (которая, очевидно, их и накладывала, ведь именно ей проще всего пройти в спальню девочек в башне Гриффиндора). Старший целитель госпиталя Гиппократ Сметвик согласился дать нам комментарий.

«Чары живого утопленника, которые накладывались на заложников, включают в себя остановку дыхания. Назвать их абсолютно безопасными может лишь полный профан. Эти чары входят в группу спасательных и предназначены для случаев, когда затруднена мгновенная эвакуация раненого из-под воды. Да, целители их используют, как и множество других сложных и опасных чар, призванных спасти жизнь в критической ситуации. Повторю для тех, кто не понимает с первого раза: спасти жизнь в критической ситуации. А не подвергнуть жизнь опасности, создав ту самую критическую ситуацию! Да, подвергнутые этим чарам и спущенные на дно озера девочки в итоге живы и здоровы, но это можно назвать одним словом: повезло! Что касается мисс Грейнджер, её магия ещё не до конца восстановилась после серьёзного проклятья, и такие нагрузки ей решительно противопоказаны. Окажись девочка в озере, она могла и не дожить до спасения».

Вы можете спросить, дорогие читатели, как же на это отреагировал мистер Поттер? Четвертый Чемпион отказался прокомментировать ситуацию для прессы, но мы можем процитировать его разговор с тем самым ревнителем зрелищности. «Ежедневный пророк» гарантирует, что в этом, несомненно, крайне интересном диалоге не изменено ни единое слово.

Л. Б.: Гарри, в чём дело?

Г.П.: Я начал проходить испытание, но сошёл с дистанции, разве непонятно? Я, видите ли, плавать не умею — не учили меня этому ни дома, ни в Хогвартсе, а тонуть не хочу. И, пожалуйста, не «Гарри», а «мистер Поттер», мы с вами брудершафт не пили.

Л. Б.: Э-м-м… Но, мистер Поттер, а как же ваш заложник?

Г.П.: Какой заложник?

Л. Б.: М-м-м, если не ошибаюсь, мисс Джиневра Уизли.

Г.П.: А причём тут Джинни Уизли? Или вы хотите сказать, она должна быть мне дороже моей невесты? В условиях испытания ясно сказано: «самое дорогое». Мой самый дорогой человек сейчас в безопасности. Но тех, кто собирался запихнуть Гермиону на дно озера, я не забуду. Обещаю, мистер Бэгмен.

Л. Б.: Но… Э-э-э… но, мистер Поттер, «самое дорогое» — это, некоторым образом, условность. Смысл испытания именно в спасении заложника. Неужели вам совсем не жаль бедную девочку?!

Г.П.: У Джинни есть родители. Надеюсь, они спросят у тех, кто готовил это состязание, как и почему среди заложников оказалась их дочь. Я бы на их месте спросил. Я нормально отношусь к Джинни, но мой опекун предупреждал семью Уизли, что не потерпит любых попыток свести её со мной. Что касается меня, мистер Бэгмен, задам вам похожий вопрос. Вам не жаль девочек, которых вы использовали сегодня, но неужели вам и себя не жаль? Мне кажется — нет, я уверен, после этого испытания у некоторых очень серьёзных людей появятся очень неприятные вопросы к организаторам.

Л. Б.: На что вы намекаете, мистер Поттер?

Г.П.: Я не намекаю, а говорю прямо. Идиотами надо быть, чтобы одновременно подвергнуть серьёзной опасности девушку из семьи Чанг, племянницу главы ДМП, маленькую дочь известного французского политика и невесту Гарри Поттера, находящуюся к тому же под покровительством семьи Блэк. Девочки — не участницы Турнира, контракт их не защищает и не обязывает. Я мог бы сказать, что мне вас жаль, но это будет ложь.

Похоже, дорогие читатели, хотя второе испытание позади, мы ещё вернёмся к нему и его последствиям! Нельзя отказать самому юному Чемпиону в здравом уме: действительно, если семьи девочек-заложниц пожелают выразить возмущение, отмахнуться от них будет сложно. А пока ваш корреспондент продолжит пристально следить за ходом Турнира. Что-то мне подсказывает, дорогие читатели, что главные сенсации ждут нас впереди!

— Ты её бросил, просто бросил! — орал Рон. — Тебе было плевать, что с ней станется! Трусливый ублюдок!

— А тебе было плевать, что станет со мной в первом туре, — Гарри не хотел орать в ответ, сдерживался, и оттого выходило, что почти шипел. — Да и в этом тоже. Я ведь не соврал, что не умею плавать. И я не обязан спасать каждую девчонку в этом замке, в которую ткнут пальцем посторонние мне люди! А если бы мне Паркинсон подсунули?

Рон зарычал и выхватил палочку, но тут его с двух сторон подхватили под руки Фред и Джордж.

— У тебя короткая память, братец Ронникинс.

— Один трусливый ублюдок спас нашу сестру от василиска.

— О да, ужасно трусливый поступок! Гарри, как ты мог?! Отвратительно не по-гриффиндорски!

— Ну так чего ещё ожидать от Наследника Слизерина?!

— Тогда, Ронникинс, наша сестра действительно могла умереть.

— А в озере — это просто приключение, у Дамблдора всё было под контролем.

— Джинни ведь с нами.

— Или это не наша живая и здоровая сестрёнка, а новое привидение башни Гриффиндор? — кто-то из близнецов подёргал Джинни за рыжий хвостик. — Честное слово, братец Ронни, она материальна!

— Точно! — второй близнец потыкал в Джинни пальцем, — материальная и даже тёплая. Пару Почти Безголовому Нику никак не составит.

— Рон, я не просила тебя за меня заступаться, — холодно заметила Джинни. — Не в этот раз и не перед Гарри. Сама разберусь.

— Прости, Джинни, — Гарри глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться. — Я правда не умею плавать, и мне поперёк горла этот турнир, и… ну, ты знаешь, что ещё. Не думаю, что твоего папу обрадовали бы разборки с моим крёстным.

— Знаю. Я не обиделась, а папа сердит на Дамблдора, а не на тебя, — Джинни как-то неловко передёрнула плечами и отошла к близнецам. То, что Фред с Джорджем не считают его «предателем», «ублюдком» и «бессердечной сволочью», как Рон, Гарри и так знал, безо всяких слов. Иначе они нашли бы способ отомстить. Но Рона просто переклинило, что Гарри отказался спасать его сестру, хотя и признавал, что та в опасности.

В какой-то степени Гарри его понимал: Рон переживал за Джинни. Но почему бы ему не высказать претензии Дамблдору, МакГонагалл, тому же Бэгмену? Почему крайний снова Гарри Поттер? В конце концов, среди организаторов — тот самый Крауч, которого сейчас замещает Перси! Так почему у Рона к собственному старшему брату претензий нет?

— Тогда, может, объяснишь это Рону? — буркнул Гарри, заканчивая неприятный для всех разговор. — И напомни ему заодно, что я вообще не хотел участвовать в этом чёртовом турнире. Иначе в следующий раз, когда он снова начнет меня обвинять во всех грехах, я его прокляну чем-нибудь мерзким.

В последнее время настроение у Гарри было не очень — и, ради разнообразия, совсем не из-за турнира и даже не из-за Рона. Ему снились странные, тревожные сны. Вроде бы ничего такого, чтобы по-настоящему испугаться: всего лишь обшарпанная комната какого-то заброшенного дома, с осколками наполовину выбитого стекла в облупившейся, потемневшей от дождей оконной раме, холод, удушающее чувство одиночества, злость и ожидание. Мокрая трава, которую он раздвигал гибким змеиным телом, охотясь на мышей и крыс в заброшенном саду или парке — для леса здесь слишком много аккуратных дорожек. Какой-то человек, аккуратно раскладывающий свёртки и баночки, перетирающий и нарезающий незнакомые ингредиенты и забрасывающий их в кипящий котел. Хотел бы Гарри понять, кто это! Но видел только руки — не слишком умелые, неуверенные. Не Снейп, это уж точно.

Снейп, кстати, тоже не добавлял спокойствия. После второго испытания ни одного урока не обходилось без его ядовитых замечаний, самым безобидным из которых было: «Вы, очевидно, рассчитываете, что миссис Поттер будет в вашей семье и руками, и мозгом, и всеми прочими органами, кроме сугубо мужского. Исходя из сравнения талантов ваших и мисс Грейнджер, иного предположить невозможно. Что ж, одобряю ваш выбор, Поттер. Наконец-то весьма трезвая самооценка».

Гарри злился и ошибался, снова и снова портил зелья, чем давал повод для новых придирок и насмешек. Вот и развивай семейный талант к зельеварению при таком-то учителе!

С другой стороны, Снейп вообще теперь постоянно был не в духе — от него доставалось даже слизеринцам. А ещё Каркаров буквально охотился за ним — то в коридоре у Большого зала, то в подземельях; казалось, они связаны какой-то общей тайной. «Два Пожирателя, — презрительно, будто плевком, приложил Сириус, когда Гарри поделился с ним этим наблюдением. — Будь осторожен, Гарри. Пусть они и открестились от хозяина, кричали о своём раскаянии, но Пожиратели бывшими не бывают. Стоит Волдеморту вернуться, тут же кинутся лизать ему задницу и замаливать грехи».

Но ведь не станут же сторонники Волдеморта обсуждать свои тёмные делишки буквально на глазах у всех, у Дамблдора под носом?! Или станут? В конце концов, Дамблдор уже дважды проглядел в школе самого Волдеморта, пусть и под личинами других людей…

Гарри долго колебался, но всё же подошел со своими сомнениями к Грозному Глазу. Тот выслушал, похлопал по плечу:

— Молодец, Поттер. Рад, что мои уроки не прошли даром. Постоянная бдительность! Но ты не думай, я слежу за ними. Потому я и здесь, — его волшебный глаз бешено завертелся, — в том числе поэтому, так-то, Поттер. А ты подумай лучше, что станешь делать на третьем испытании. Скажу тебе, чисто между нами, там не получится отсидеться на берегу. Тебе понадобится вся твоя храбрость и отлично подготовленные заклинания. Придется побегать, Поттер, и как следует помахать палочкой. Тренируйся, пока есть время.

Тренироваться? Нет, Гарри вовсе не отказывался от занятий, тем более Гермиона здорово ему помогала — в последнее время они уроки делали вместе, а после уроков разучивали защитные заклинания. Только защитные, потому что глупо рассчитывать за пару месяцев догнать лучших семикурсников. «Ты просто должен выжить, крестник», — почти приказал Сириус. «Помни, я тебя жду. Тебя, Гарри, а не твой труп, овеянный славой!» — добавила Гермиона. И Гарри совсем не собирался геройствовать. Не в этот раз.

И очень странно, совершенно точно странно, что Грозный Глаз вдруг словно забыл собственные слова, что Гарри втравил в турнир враг, и заговорил не об осторожности и «постоянной бдительности», а о храбрости.

Но до третьего испытания оставалась куча времени, и, вообще-то, пока вполне можно было наслаждаться жизнью. Гарри и наслаждался — хотя бы в те минуты, когда они с Гермионой давали себе отдых от занятий. Целоваться с ней нравилось Гарри с каждым днем всё сильнее. По утрам поцелуи были быстрыми и неловкими и бодрили мятным холодом зубной пасты, а вечерами кружили голову неторопливой обстоятельностью и сладко пахли зефиром и сахарной пудрой — Гарри ещё на каникулах тайком договорился с крёстным, чтобы тот покупал в маггловском магазине любимые зефирки Гермионы и передавал с Кричером. Нужно же делать своей невесте приятное, правда?

Если бы ещё не эти чёртовы — или следовало говорить «мордредовы»? — тревожные сны и дурные предчувствия! Гарри казалось, Гермиона видит его затаённый, тщательно спрятанный страх, и от этого становилось ещё хуже. Ведь до сих пор ей нравилась его храбрость, верно? Они, в конце концов, оба гриффиндорцы. Ну да, и их декана «честь факультета» волнует гораздо больше, чем проблемы и даже жизни учеников. Гарри помнил, как дрожал голос МакГонагалл, когда она сообщала о пропаже Джинни и о том, что придётся отправить учеников по домам и закрыть школу. И ни слова хотя бы о попытке спасти! А ещё лучше он помнил — и не собирался забывать! — что именно МакГонагалл собиралась отправить Гермиону в озеро и успела даже заколдовать её теми опасными чарами, которые останавливают дыхание. Спасибо Сириусу, что позаботился о порталах! Было даже странно, что семья Уизли спустила ей и Дамблдору опасность для дочери. Если честно, Гарри ждал не признания Джинни, что «папа сердит», а настоящего скандала: уж что-что, а откровенно высказать своё искреннее возмущение миссис Уизли умела прекрасно — её вопиллеры Рону тому доказательство. И она любила Джинни, точно любила. Тогда почему? Хотя, возможно, скандал просто не стал общим достоянием, ограничившись кабинетом директора?

Зато те слова, которые Гарри сказал Бэгмену на берегу озера, совершенно неожиданно начали сбываться. Или всё-таки ожидаемо?

Первый звоночек прозвучал благодаря Чжоу Чанг. Она подошла к Гарри и Гермионе в коридоре после ужина, кивнула и спросила:

— Мы можем поговорить?

— Говори, — слегка настороженно согласился Гарри. — Здесь, или?..

— Здесь, пусть все слышат, — Чжоу усмехнулась неожиданно жёстко, совсем не похоже на её обычную задорную улыбку. — Мистер Поттер, глава моей семьи просил передать вам благодарность. Вы крайне своевременно донесли до мистера Бэгмена информацию, что он и его коллеги поступили опрометчиво и неумно. Также глава моей семьи просил уточнить у вас, претендуете ли вы на какие-либо действия в связи с известным вам инцидентом, или семья Чанг может действовать по своему усмотрению.

—Э-м-м… — Гарри хотел сказать что-нибудь более осмысленное, но для этого не мешало бы понять, о чём вообще речь! То есть, насчёт «известного инцидента» и Бэгмена всё ясно, но остальное… — Прости, Чжоу, боюсь, я не всё понял.

— Всё просто, — теперь та улыбнулась привычно, но улыбка тут же угасла. — Это было дословное послание, так принято. Мой дед очень недоволен. У него не спросили, дозволено ли мне оказаться в ситуации, где я буду выглядеть как официальная пара Седрика. Это не считая того, что риск действительно был. Больше того — его и моих родителей даже не предупредили, никто ничего не знал до той самой статьи. Моя семья не может оставить это безнаказанным. Ты сделал за нас часть работы, объявив публично, что виновные, так или иначе, будут наказаны. Это по поводу благодарности. Второй вопрос — о том, будешь ли ты тоже мстить, и если да, согласен ли действовать сообща. И ещё: дед мог прислать тебе письмо, расспросить тихо и тайно, но передал через меня, потому что это послание для всех, кто услышит. Потому что кое-кто — так сказал мой дед: «кое-кто», — и Чжоу снова улыбнулась, с намеком, будто Гарри и все прочие, кто собрался вокруг и слушал её, должны сами догадаться, о ком речь, — думает, что «всё обошлось» и «ничего страшного не случилось» — достаточные оправдания, чтобы рисковать детьми. А кое-кто, наоборот, считает, что «но могло бы и случиться» — уже весомый повод, чтобы принять меры.

— Твой дед очень… — Гарри помялся, — очень сложно говорит. Теперь понятно, почему ты на Равенкло. Передай ему, пожалуйста, мою ответную благодарность, за поддержку. И передай, что все… нерешённые вопросы, так? — Чжоу кивнула, и Гарри довольно улыбнулся: кажется, ему удалось ухватить нить беседы, бабушкины уроки помогли! — Вот, что все нерёшенные вопросы ему лучше обсудить с моим опекуном. Пусть напишет главе дома Блэк.

— Я передам, — кивнула Чжоу. Обвела внимательным взглядом собравшуюся толпу и демонстративно взяла под руку ждавшего чуть в стороне Седрика. — Пока, Гарри, Гермиона. Да, простите, не поздравила вас сразу. Желаю счастья!

—Поттер, Чанг, играете в вершителей судеб? — Снейп вырос рядом, словно из-под земли. — По двадцать баллов с каждого.

— Пойдём, Гарри, — Гермиона потянула его прочь. Седрик уже вёл Чжоу в другую сторону, а Гарри вдруг подумал, что, пожалуй, не только Людо Бэгмен нарывается на крупные неприятности. Даже интересно, чего хочет добиться Снейп, постоянно цепляясь к «наглому-и-безответственному-совсем-как-его-отец-Гарри-Поттеру»? Нажить себе врага? Можно сказать, у него уже получилось. В этом учебном году запасы терпения Гарри истощались как-то слишком уж быстро.

— Похоже, Гермиона, наш спор о Снейпе ты уже проиграла.

— Интересно, будет ли об этом в завтрашнем «Пророке»? — пробормотала Гермиона. Вот только имела в виду она явно не их спор…

Сейчас Гермиона почти с ужасом вспоминала, какой она была всего лишь полгода назад. Как мало она знала — не того, конечно же, чему учат в Хогвартсе, а вообще о магии, волшебниках и волшебном мире. И даже о самой себе. Тогда ей показалось бы чушью, что можно дружить с Лавандой и Парвати, не тащить Гарри с Роном в библиотеку, не добавлять бесконечное «профессор» перед простым, не уважительным «Снейп». Тогда она не поверила бы, что будет каждый день целоваться с Гарри, а иногда брать у Кэти метлу и летать с ним вдвоём, встречая закат в небе над Хогвартсом. Что Вальбурга Блэк, которая, по словам Сириуса, при жизни была яростной поборницей чистоты крови, примет в своём доме не только её — магглорождённую, но и её родителей-магглов, но взамен потребует обещание, что один из их с Гарри сыновей будет носить фамилию Блэк.

Их с Гарри сыновья! От одной только мысли Гермиона начинала мечтательно улыбаться.

От простого решения — измениться, чтобы завоевать любовь Гарри — вся её жизнь перевернулась с ног на голову. Или наоборот — с головы на ноги? Во всяком случае, сейчас Гермиона чувствовала себя гораздо уверенней и спокойней, чем раньше. Не скованной дурной привычкой бездумно соблюдать правила. Научившейся колдовать не по учебникам, не по жёстко заданным схемам, а так, как объясняла в Косом переулке та пожилая ведьма, миссис Фелпс: свободно, слушая прежде всего своё сердце. Удивительно, но так и в самом деле получалось лучше. А ещё она столько нового узнала, всего лишь болтая с Лавандой и Парвати! Теперь она знала и о чарах уюта, и о том, как защититься от любовных зелий, случайных сглазов и обманных клятв, и выучила не меньше сотни полезных заклинаний, чтобы следить за своим внешним видом и наводить порядок в доме, и разбиралась, кто есть кто, кто с кем в родстве, чья семья чем занимается. Но самое удивительное — все эти сплетни и девчачьи хитрости, которые раньше считала вселенской глупостью, каким-то образом вписывались в картину мира, делая её полнее и понятнее. Мисс «я иду в библиотеку» наконец-то поняла, что библиотека не даст и половины нужных знаний.

Поэтому Гермиона ничуть не удивилась посланию, которое передала Чжоу Чанг. Удивило скорей то, что и Гарри быстро сориентировался и ответил совершенно правильно. Пожалуй, только теперь она до конца осознала, что и Гарри за эти полгода изменился очень сильно. И эти изменения ей нравились.

Но сама идея мести… Гермиона вовсе не «страдала» всепрощением, однако в нормальном мире подобные разногласия решались бы через суд. В нормальном мире сам факт публичных угроз послужил бы поводом для обвинения, и совершенно неважно, что совершили те, кому угрожают. Есть правосудие, а есть самосуд. Первое законно, второе — нет. Но мир магов нормальным не был. И надо же — чуть ли не к концу четвёртого курса, несколько раз чудом не погибнув, обручившись с лучшим парнем на свете и приняв как факт, что она ведьма и потому останется в этом мире, Гермиона наконец-то смогла принять отличия.

Честно говоря, в голове ещё с первого курса складывался длинный список того, что здесь стоит изменить. Но сейчас Гермиона уже понимала, что слишком мало знает, что для начала нужно вырасти… и что, к примеру, прежде чем отправить на свалку истории право мстить, нужно обеспечить не возможность — железобетонную, стопроцентную вероятность, что справедливое, законное правосудие настигнет любого. Вообще любого, независимо от чистоты крови, толщины кошелька и длины бороды…то есть, простите, списка наград, должностей и былых заслуг. А пока вместо правосудия — оправданные под смехотворными предлогами Пожиратели и осуждённый без суда Сириус. Вместо эффективной службы охраны порядка — террор Волдеморта когда-то и хулиганские выходки его сторонников сейчас. Вместо равноправия — принимаемое почти как должное даже некоторыми преподавателями «грязнокровка». Честное слово, при таких порядках Гермиона и сама не отказалась бы встать на тропу войны; уж во всяком случае, она и не подумает упрекнуть Гарри в мстительности!

Между тем, в утреннем «Пророке» не нашлось ровным счетом ничего необычного. Необычное началось позже.

Профессор МакГонагалл не явилась на урок.

Трансфигурация у четвёртого курса Гриффиндора стояла сразу после завтрака. Обычно профессор ждала их в классе и даже за несколько секунд опоздания безжалостно снимала баллы. И уж точно никогда не опаздывала сама! Но прошла минута, две, пять, десять, а преподавательское место пустовало.

— А ведь профессора и на завтраке не было, — припомнила вдруг Лаванда.

— Может, заболела? — в голосе Рона сквозила неприкрытая надежда лентяя на отмену урока и хотя бы день без домашнего задания.

— Может, сходить в учительскую и узнать? — Гермиона было дёрнулась (слова у неё редко расходились с делом), но Гарри положил руку на плечо, останавливая мягко, но уверенно.

— Сиди. В этой школе есть директор, пусть он и разбирается.

— Ты что-то знаешь? — тихо спросила Гермиона.

— Я просто считаю, не нужно тебе волноваться за профессора МакГонагалл больше, чем она волновалась за тебя.

— Я и не волнуюсь, — покраснела Гермиона. — То есть… ну, у нас урок всё-таки!

— Волнуешься, — вздохнул Гарри. — Это же ты. Ничего с ней не случится… я так думаю.

— Ты что-то знаешь.

— Не больше, чем ты.

— То есть?

Взгляд, которым одарил её Гарри, больше подошёл бы профессору Снейпу с его фирменным «что за стадо баранов».

— Чанг. Боунс. Делакур. Блэк. Уизли вряд ли, но вдруг… Чжоу ты слышала. Больше я ничего не знаю, честное слово. Но предполагать могу, как считаешь?

— Боже… Но ты сказал, с ней ничего не случится!

— Конечно. Так же, как ничего не случилось с девочками. Ответ должен быть… — Гарри защёлкал пальцами, пытаясь вспомнить. — Подскажи слово, ну! Ты точно знаешь.

— Адекватным? Симметричным?

— Вот! Точно.

Несколько мгновений Гермиона разрывалась между «но так же неправильно!» и «но и они должны были думать, к чему приведут их действия». Победило нечто среднее: вздохнув, она взяла Гарри за руку.

— Так неправильно, но если в этом мире не работает закон, наверное, нужно именно так.

— По крайней мере, так есть надежда, что в третьем туре хотя бы вас четверых не попытаются засунуть в пасть мантикоре. Неправильно вмешивать в турнир тех, кто на него не подписывался.

«Тебя, например», — подумала Гермиона. В этот момент она осознала, что, попади ей в руки тот, кто кинул в Кубок имя Гарри, мерзавцу точно не поздоровилось бы. Кем бы он ни был. Потому что даже великим волшебникам и самым ужасным тёмным магам лучше не становиться на пути разъярённой ведьмы.

— Эй, у тебя волосы трещат, — прервал её размышления Гарри.

— Что? — Гермиона подняла руки к волосам и тут же отдёрнула — её явственно ударило током. — Ой! Что это?

В глубине души она знала ответ: это очень, нет, ОЧЕНЬ сердитая ведьма. Кажется, и Гарри знал: его глаза смеялись, но он изо всех сил старался выглядеть серьёзным.

— А тебе идёт, — заявил он. — Хотя я считаю, ты с любой причёской красивая.

— Так, мне срочно нужно зеркало!

— Держи, — хихикнула из-за спины Лаванда. — Тебе и правда идёт.

Гермиона обернулась к подруге и замерла, неверяще глядя в небольшое круглое зеркальце, которое та всегда носила с собой. Какая-то… Медуза Горгона! Волосы не то чтобы дыбом, но близко к тому, по каштановым локонам бегут синеватые искры — совсем как огни святого Эльма. И потрескивают, как провода в грозу. Но самое удивительное — этот кошмар совсем не выглядит… м-м-м, кошмаром.

— Я буду Тёмной Леди, величественной и прекрасной, — вспомнила вдруг Гермиона и невольно рассмеялась. — Что это вообще такое?

— Всплеск эмоций, — как нечто само собой разумеющееся объяснила Лаванда. — На кого ты так разозлилась? Не на Гарри же?

— Думала, что хочу сотворить с тем, кто втравил его в турнир.

— Надо запомнить, что тебя лучше не злить, — Гарри широко улыбнулся и обнял её. А самое удивительное — все сделали вид, будто ничего не происходит. Только Лаванда мечтательно улыбалась, пряча зеркальце.

Так они и просидели до конца урока. Никто не пришел: ни МакГонагалл, ни кто-нибудь, чтобы её заменить. Только уже на перемене, когда они дошли до лестниц и собирались разделиться — кто на прорицания, а кто на нумерологию, подбежала запыхавшаяся бледная Алисия.

— Четвёртый курс, все здесь? Возвращайтесь в башню, уроков сегодня не будет. Обед подадут в гостиные. Бродить по школе запрещено!

— Что случилось?

— Потом, — отмахнулась Алисия, — мне ещё за первачками бежать. Идите.

Но и «потом» им ничего не объяснили, хотя бы потому, что никто ничего не знал. МакГонагалл не явилась на урок четвёртого курса, Стебль — на урок седьмого, а Флитвик — к пятикурсникам. У шестикурсников нумерология прошла как обычно, как и прорицания у третьего — Трелони предсказала мучительную смерть Гарри Поттеру, ничего нового. Второй курс отправил в гриффиндорскую башню Снейп, когда в середине урока к нему ввалился Каркаров с перекошенным лицом и что-то прошептал на ухо. А у первачков была история магии, так что они весь этот переполох благополучно проспали.

А уже после обеда — который и в самом деле подали в гостиную — сквозь дверь просочился Почти Безголовый Ник и объявил:

— Господа и дамы, директор просил передать весть, что сегодняшние уроки состоятся по расписанию.

— У-у-у, — хором взвыли Рон и Дин, — зелья!

И четвёртый курс печально поплёлся в подземелья. Конечно же, ждать каких-либо разъяснений от Снейпа было бы и вовсе наивно — всё равно что верить в Санта-Клауса.

Снейп был зол. Больше того — Гермиона бы сказала, он в бешенстве. В ярости. Но странности продолжались: за весь сдвоенный урок он ни разу, ни единым словом не зацепил ни её, ни Гарри. Хотя Гарри, привыкнув ждать от него ядовитых подначек, всё равно нервничал, ошибался и своё зелье запорол. Но даже тогда получил лишь короткое «тролль за урок, Поттер» без обычных комментариев.

— Что это с ним? — недоумевал Гарри, пока они заносили в башню сумки и спускались на ужин. — Где все эти «вы такой же дубоголовый кретин, как ваш отец», «стоите на одной ступени эволюции с баранами и Лонгботтомом» и прочее в том же духе? Сегодня нашему ядовитому ужасу отказала фантазия?

— Предполагаю, ему ампутировали ядовитые железы, — хмыкнула Гермиона. — Не знаю, что произошло, но подозреваю, его это сильно впечатлило. Вот и не хочет однажды оказаться на месте тех, кому ты сегодня мстил.

— Клевета. И эти… инсинуации, — Гарри легонько пихнул её в бок. — Я весь день провёл рядом с тобой, о прекраснейшая и грозная Тёмная Леди.

— Ой, ну хорошо — кому мстили с твоей подачи, Гарри Джеймс Поттер! Расскажешь уже, что вы придумали?

— Честное слово, не знаю! Сириус сказал: «Не хочу портить сюрприз, ждите прессу». Но выглядел довольным, словно нюхлер, докопавшийся до Гринготтса.

— До завтрашнего утра с ума сойду от любопытства, — честно призналась Гермиона. — Подхватила от Лаванды этот вирус, ничего не могу с собой поделать.

Но пресса не подвела — экстренный выпуск «Ежедневного пророка» доставили как раз к ужину. Оглядев полупустой преподавательский стол, Гермиона развернула газету. Рядом шуршали страницами Лаванда с Парвати, а от соседних столов уже донеслись первые изумлённые возгласы.

Всю первую страницу занимала огромная колдография, при взгляде на которую волосы у Гермионы снова чуть дыбом не встали, но теперь уже от ужаса. На фоне каких-то странных строений и растительности, в которой она не сразу опознала широкие ленты водорослей, колыхались, привязанные за ноги, как воздушные шарики, пять бесчувственных тел. По центру — огромная мадам Максим, слева от неё толстенькая Спраут и худощавая МакГонагалл, а справа — маленький Флитвик и пухлый Людо Бэгмен. Все они напоминали утопленников — с бледными лицами, плывущими в воде волосами и — самое ужасное — открытыми глазами, которые, однако, были пустыми, словно у мертвецов.

А над этим ужасом разместился весьма красноречивый заголовок: «Ничего страшного?»

Перелистнув страницу, Гермиона прочла:

Скандал, случившийся во время второго испытания Турнира Трёх Волшебников, сегодня получил неожиданное продолжение. Или наоборот — ожидаемое? Позволим себе напомнить слова Гарри Поттера: «Я уверен, после этого испытания у некоторых очень серьёзных людей появятся очень неприятные вопросы к организаторам. Идиотами надо быть, чтобы одновременно подвергнуть серьёзной опасности девушку из семьи Чанг, племянницу главы ДМП, маленькую дочь известного французского политика и невесту Гарри Поттера, находящуюся к тому же под покровительством семьи Блэк».

Итак, дорогие читатели, вот вам по возможности полная хроника сегодняшнего чрезвычайного происшествия. Тревога поднялась утром, когда деканы сразу трёх факультетов Хогвартса — Гриффиндора, Хаффлпаффа и Равенкло, плюс директор одной из приглашённых школ — Шармбаттона, сначала не появились на завтраке, а после — и на уроках, которые должны были вести. Организованные директором Хогвартса Альбусом Дамблдором поиски дали результат лишь через несколько часов, когда русалоиды Чёрного озера поинтересовались, долго ли ещё человеческие игры будут портить им вид на окрестности деревни. «Выяснив, что стоит за их словами, я немедленно отправил спасательный отряд и сообщил в Мунго, — рассказал нам А. Дамблдор. — От столь циничной демонстрации я пришёл в ужас и негодование. Кто бы это ни сделал и чем бы ни руководствовался, это недостойно гуманного человека и волшебника».

Спасательный отряд, состоявший из профессора С. Снейпа, директора Дурмстранга И. Каркарова и отставного аврора А. Грюма, преподающего в этом году в Хогвартсе Защиту от Тёмных Искусств, спустился на дно озера к деревне русалоидов и обнаружил там не четверых, а пятерых пропавших! Пятым оказался Людо Бэгмен, глава Департамента магических игр и спорта и один из организаторов Турнира. Показательно, что его отсутствия на рабочем месте никто даже не заметил.

Как только пострадавших доставили на берег, их осмотрели целители и угрозы для жизни и здоровья не обнаружили. Но, как только спасённые смогли говорить, первыми же их словами стало требование расследования и наказания виновных. Заметим, что мистер Бэгмен указал виновного, не дожидаясь вердикта авроров: «Это Поттер! Он угрожал мне, вы все это помните!» Однако, по словам многочисленных свидетелей, этой ночью мистер Поттер не покидал своей спальни в башне Гриффиндора, которую делит с ещё четырьмя юношами, а с утра постоянно был в компании своей невесты мисс Грейнджер и товарищей по факультету. Тем не менее, нетрудно догадаться, у кого был тот же повод, что и у мистера Поттера, устроить эту показательную демонстрацию. Все предельно прозрачно: жертвы — член жюри, придумавший ввести во второе испытание заложниц, и четверо ответственных лиц, которые накладывали чары на собственных учениц. Мы попросили прокомментировать это происшествие родственников девочек-заложниц, но получили комментарии лишь от Амелии Боунс, главы Департамента Магического Правопорядка.

«Зачем поднимать столько шума? Как говорит в таких случаях наш уважаемый председатель Визенгамота: «Но ведь ничего страшного не случилось». Все живы, здоровы и, судя по заключению целителей, могут немедленно возвращаться к работе. Чары, которые применили к пострадавшим, идентичны тем, которые сами пострадавшие — четверо из них с санкции пятого — наложили на несовершеннолетних учениц, не видя в этом ничего дурного. Обратите внимание — девочек после этого никто не называл «пострадавшими» и не требовал расследования».

На вопрос нашего корреспондента, значат ли эти слова, что расследования не будет, мисс Боунс ответила: «Можете считать, оно уже состоялось. Состава преступления не обнаружено».

Гермиона фыркнула и закрыла газету.

— Ты был прав, Гарри. Абсолютно… хм-м, симметричный ответ.

Когда с легкой руки Гарри с Сириусом связался старик Чанг, тот воспринял предстоящую месть как захватывающее мародёрское приключение. Шутка ли, по-тихому сцапать шармбаттонскую директрису и трех хогвартских деканов! Устойчивая к магии полувеликанша, экс-чемпион Европы по дуэлям, анимаг с привычкой шляться по ночам в кошачьем облике и… чего ждать от Спраут, Сириус даже не знал. Потому что если сильная волшебница — а слабых деканами не делают — напоказ выставляет лишь умение ковыряться в земле, значит, дело там нечисто, и ждать от неё можно чего угодно.

Правда, таланты Чангов тоже поражали и разнообразием, и заточенностью как раз под такие ситуации. Эти, небось, и Волдеморта с его ближним кругом выкрали бы за хорошие деньги — или если бы тот перешел им дорогу. Сириус отлично помнил, как во времена первой войны Чанги послали известным маршрутом сначала Малфоя, а затем Грюма, приходивших с одним и тем же предложением — примкнуть к «правой» стороне. Старик Чанг сказал тогда: «У нас своя сторона, и тот, кто захочет диктовать нам условия, навсегда избавится от иллюзии собственной значимости». Проверять на них свои силы ни Дамблдор, ни Волдеморт отчего-то не захотели.

Дамблдор, правда, посетовал, что равнодушие и нежелание помочь людям — страшнее откровенного зла, и Сириус, как и прочая молодежь Ордена Феникса, дружно записала Чангов во враги. Пока однажды не пришлось вместе с Грюмом допрашивать одного ублюдка из ближнего волдемортовского круга, и не выяснилось, что азиатскую диаспору доморощенный британский Тёмный Лорд обходит двадцать пятой дорогой. И на искреннее негодование Сириуса — как же так, раз есть такая сила, которую Волдеморт откровенно и неприкрыто боится, почему эта сила ему до сих пор не наваляла?! Люди же гибнут! — Грюм посмотрел пронзительно, как только он и умел, и спросил: «А мы, Блэк, много им помогали? Когда все эти «узкоглазые» и «желтозадые» перебрались из колоний к нам, с чем они столкнулись? Не знаешь? Так я тебе скажу, их не считали не то что за достойных магов, а даже за людей. Они выживали сами, диво ли, что теперь предлагают нам заняться тем же».

Как бы то ни было, Сириус сегодняшний вполне понимал позицию старика Чанга «прежде всего — интересы собственной семьи», и оттого договориться с ним оказалось куда как проще, чем в былые времена Дамблдору. Тем более, договор не затрагивал каких-то вовсе уж глобальных целей: только совместная защита детей на время Турнира, а лучше и дальше — до окончания Хогвартса. И, прямо сказать, Сириусу очень даже понравилась мысль «лучшая защита — наглядно показать, что будет с теми, кто посмеет тронуть».

Сириус предоставил Кричера и попросил у Гарри помощи Добби — два эльфа, которые могут проникнуть в Хогвартс, обеспечивали их шутке добрую половину успеха. Чанги взяли на себя «техническую сторону вопроса» — милое иносказание, под которым подразумевалось накладывание чар на пленённых эльфами «заложников» и транспортировка захваченных на дно озера. С мадам Максим помогли Делакуры. Примкнувший к альянсу Амос Диггори обеспечил «участие в вечеринке» Бэгмена. И наконец, Амелия Боунс проследила, чтобы всё оставалось хотя бы формально в рамках закона.

Шалость удалась.

А заодно удалось ещё одно, очень даже серьёзное дело. Сириус сумел пообщаться с мадам Боунс, предоставить ей воспоминания и ответить на пару-тройку вопросов под веритасерумом — пока что в частном порядке, потому как приказ о Поцелуе при задержании никто не отменял. Однако Амелия клятвенно пообещала разобраться с вопросом и не позднее начала лета обеспечить нормальный, честный суд.

Достичь одним действием нескольких не связанных одна с другой целей — высший шик планирования, который Сириус всегда считал для себя недостижимым. Ну что поделать — не стратег он, не интриган. Не слизеринец, как истинные Блэки. Прямолинейный, не умеющий вилять и хитрить парень — душа нараспашку. Однако поди ж ты — получилось, да ещё и как-то само собой, так легко, что и вправду в родовые таланты поверить впору. Хотя чего уж, кстати о родовых талантах — с матушкой он посоветовался, и именно она подсказала несколько очень удачных ходов. Без неё, пожалуй, и не вышло бы так складно.

От одной мысли, что можно будет не скрываться, не хлебать мерзкую оборотку, открыто встретить Гарри с Хогвартс-экспресса, Сириус готов был обнять весь мир, включая портрет матушки. Хотя… всё-таки исключая, пожалуй, Хвоста и Дамблдора.

Сириус сам себе удивлялся — с того дня, как привёл Гарри на Гриммо, жизнь не то что развернулась, или, скажем, кульбит сделала, с ног на голову перекувыркнувшись, а вообще, можно сказать, помчалась каким-то мудрёным зигзагом, пьяному лепрекону впору. Чтобы защитить крестника, пришлось измениться и продолжать меняться. Пришлось вернуться в семью, которую, казалось, навсегда отринул. И мало того что вернуться — ещё и главой себя объявить! А что делать, если больше некому? Всей семьи-то — он один и остался. Из трёх кузин вернуть можно только Андромеду, но у неё — дочка, так что вопрос наследника и в этом случае останется открытым. Но, судя по тому, что он слышал о племяннице, на Гарри с Гермионой надежды больше.

Каждый день новые проблемы, новые задачи, что-то нужно делать, с кем-то о чём-то договариваться, кого-то убеждать, а кого и запугивать — смешно сказать, но впору пожалеть о тихих азкабанских денёчках, когда спал себе в облике Бродяги и ни о чем вообще не думал. И всё же такая вот непохожая на прежние деньки, но всё равно по-своему бурная, кипучая жизнь начинала Сириусу нравиться. Особенно же нравилось то, что чуть ли не впервые в жизни — да пожалуй что и вправду впервые! — он живёт своим умом. Не дамблдоровым, не грюмовским, не поттеровским… Советы матушки он, правда, слушает, но «слушает» и «слушается» — это же принципиально разное! Сейчас, став главой дома Блэк, он имеет полное право выслушать её и сделать по-своему, а самое удивительное, что Вальбурга это признаёт! Ворчит, да. Бывает, что и ругается, как в былые времена. Но помнит, что ответственность за семью теперь на сыне. И, похоже, втайне даже гордится им…

Сова от Скитер прилетела поздно вечером, сразу после скандального экстренного выпуска. Один вопрос: «Почему Бэгмен, а не Крауч?»

Подумав, ответил Сириус столь же коротко. «Потому же, почему МакКошка, а не Дамблдор. Турнир ещё не окончен». Умная журналистка сама придумает, как это истолковать.

Скитер оказалась одной из двух больших его удач за последние пару месяцев. А всего-то хотел добиться, чтобы не было больше опусов вроде того, что так расстроил Гермиону. Но в итоге договорился о полноценном сотрудничестве, и теперь Рита не только пишет то, что выгодно Блэку, но и снабжает его свежайшими сплетнями — а знает она ой как много! Уже закидывала удочку, что хорошо бы порыться в тёмном прошлом великого светлого волшебника — судя по тому, что некоторые периоды его жизни тщательно скрыты, там вполне может найтись немало интересного. Сириус пока колебался, но, в принципе, уже готов был согласиться и даже прикинул, сколько придётся заплатить за такое расследование.

Второй удачей стал Гиппократ Сметвик. В полном соответствии с клятвой имени своего тёзки Гиппократ плевать хотел на то, что Блэка ищут все авроры Британии. Он целитель, его дело лечить, а уж это дело он знал досконально. За Гарри Сириус ему по гроб жизни обязан. Это мыслимо ли вообще — хоркрукс! Тринадцать лет у пацана в башке сидела даже не тёмномагическая, а самая что ни на есть чернейшая дрянь, а Альбусу мордредову Дамблдору хоть бы хны! А ведь эта зараза с каждым годом всё глубже и прочнее укоренялась в носителе. Ещё года три, и вышибить получилось бы разве что авадой, а лет через пять и авада не помогла бы — осколок чужой души врос бы в душу Гарри окончательно, и убить можно было бы лишь обоих сразу.

То, что целитель Сметвик и самим Блэком занялся, устраняя последствия Азкабана, дело второе, если не десятое: за себя Сириус беспокоился гораздо меньше, чем за крестника. Он, в конце концов, взрослый сильный мужчина, а двенадцать лет дементоров — ерунда по сравнению с тринадцатью годами с куском Волдеморта в голове. Сметвик сразу предупредил, что последствия от хоркрукса не уйдут сразу. Уже навсегда, скорей всего, останется парселтанг — не самое худшее приобретение, если не брать в расчёт всеобщее помешательство на мысли «змееуст равно тёмный маг». Возможно, легче будет даваться тёмная магия и труднее светлая — хотя, если судить по патронусу, как раз с этим у Гарри всё в порядке. И никто не знает, что получится из остатков этой связи, если хоркрукс был не единственным и Волдеморт сумеет возродиться.

Когда Гарри проболтался о снах, в которых был змеёй, Сириус, прямо сказать, запаниковал. Перед крестником вида не подал — нечего пугать пацана раньше времени, но сам тут же связался с Гиппократом. И в одну из ночей после второго испытания верный Кричер перенёс «молодого хозяина Гарри» в Мунго, где уже ждал своего «самого интересного пациента» Сметвик.

К тайному ужасу Сириуса, обследование заняло не один час. После долгих и дотошных расспросов Гиппократ позвал коллегу-мозгоправа проводить диагностический ритуал, потом этот самый мозгоправ шарил у Гарри в голове легиллименцией, а напоследок влил в него какое-то зелье и утащил в своё отделение на ещё один ритуал, очистительный. Гарри встревоженно дёргался, и Сириус ради него делал вид, будто ничего особенного не происходит — так, плановый осмотр: «Ты же не думал, Сохатик, что серьёзное лечение пустят на самотёк?»

Гиппократ выдержку Сириуса оценил — и, когда его коллега увел Гарри, первым делом протянул дозу умиротворяющего бальзама.

— Пейте, мистер Блэк, за здоровье вашего крестника. Все с ним будет нормально. Прежде всего потому, что вы не Дамблдор и не пренебрегаете жалобами мальчика. В нашем деле главное — не упустить время, а здесь, вы же понимаете, упустили почти безнадёжно.

— Но ведь той дряни в Гарри больше нет? — с замиранием сердца уточнил Сириус.

— Дряни нет, гарантирую. Но представьте… — Сметвик задумался, — да хотя бы круциатус. Тоже та ещё тёмная дрянь. Десятисекундное воздействие — несколько минут непроизвольных судорог. Минута — букет самых разнообразных неприятных ощущений как минимум на несколько часов. А несколько часов пыток… вы ведь знаете, что случилось с Лонгботтомами? Так что есть сама дрянь, мистер Блэк, а есть последействие. Последствия. Да что говорить — вот вы скоро два года, как из Азкабана, а до сих пор не в норме.

— Не обо мне речь, — отмахнулся Сириус, — с Гарри что?

Сметвик повертел в пальцах флакон с ещё одной дозой умиротворяющего, пожал плечами, убрал зелье и достал из шкафчика бутылку огденского. Трансфигурировал два приземистых бокала, плеснул на два пальца в каждый. Но пить не спешил. Зато поинтересовался:

— Вы знаете Аластора Грюма?

— А то ж.

— Над его паранойей многие посмеиваются, но, как по мне, «постоянная бдительность» — неплохая установка. Полезная. — Он помолчал, опрокинул в себя виски и только тогда продолжил: — Сны вашего крестника, мистер Блэк, можно истолковать двояко. Это могут быть остаточные явления, последствия долгого контакта с хоркруксом. А может быть прямой мысленный контакт с другим хоркруксом. Змеюка-то явно не простая, а ещё в одном из снов кто-то варил зелье — само зелье я не опознал, но ингредиенты там почти сплошь из запрещённого и условно-разрешенного списков. И если вспомнить Грозного Глаза с его паранойей…

— Он возвращается? — понял недосказанное Сириус. — Волдеморт? И у Гарри будет с ним связь даже без этого клятого хоркрукса?

— Связь мы приглушим. Не уверен, что получится убрать полностью, но, по крайней мере, воздействие на мальчика извне исключим, это я вам гарантирую. Но разве ментальная связь — единственная опасность для Гарри Поттера?

— Турнир, — зло выдохнул Сириус. — Я убью Дамблдора! Он ведь так и не нашел… не разобрался! — Он плеснул себе ещё виски и выпил залпом. — Ладно. Разберёмся без него. Но если так… если Гарри затащили в этот дурной Турнир не просто ради того, чтобы он свернул себе шею на очередном задании? Уж прямо сказать — если бы я захотел убить кого-то из студентов Хогвартса, мне бы для этого не понадобились драконы. Есть миллион способов попроще.

— Если хотите знать моё мнение, мистер Блэк, — Сметвик отодвинул от него бутылку, — не дайте Гарри выиграть. Да и другим детям, — он покачал головой. — То, что я говорю, можно расценить как саботаж, но лучше всего послать к финишу усиленный отряд боевых магов, а не четвёрку школьников. Победа в этом забеге вполне может обернуться смертью.

— Это я устрою! — яростно пообещал Сириус. — Найду способ.

Пасхальных каникул Гермиона ждала с огромным нетерпением. Обычно эти каникулы отводились на подготовку к экзаменам, и, сложись всё иначе, Гермиона осталась бы в школе и помогала Гарри отрабатывать заклинания для третьего испытания. Но Сириус сказал, что этим полезным делом можно заняться и в особняке Блэков — тем более и библиотека под рукой, не хуже запретной секции в Хогвартсе. И погулять по Лондону время останется, и, кстати, родителей Гермионы он пригласит тоже.

К тому же, что скрывать, ей хотелось провести хоть несколько дней наедине с Гарри, без посторонних глаз и ушей. Сириус и родители не в счёт — они семья. А вот любопытные, ревнивые, ненавидящие взгляды в Хогвартсе с каждым днём всё больше выводили из равновесия. Грызло предчувствие, что рано или поздно или её снова попытаются убить — и ведь не факт, что не получится! — или она сама кого-нибудь убьёт. Почему-то с тех пор, как Гермиона полюбила летать, убедилась, что колдовать можно лишь силой желания, и начала целоваться с Гарри, ей стало труднее сдерживать эмоции. Ведьмы — не сдерживаются. Ведьмы — не «держат лицо», когда их оскорбляют, а отвечают ударом на удар. Ну… некоторые сначала «держат лицо», а только потом отвечают исподтишка, но она ведь не на Слизерине, чтобы мстить втихую. Так что… Тот день, когда Гермиону Грейнджер окончательно выведут из себя, Хогвартс точно запомнит надолго. А Гермиона этого не хотела.

К МакГонагалл они подошли вечером последнего учебного дня.

— Профессор, мы с Гермионой уедем на каникулы.

— Нас ждут мои родители, профессор.

МакГонагалл недовольно поджала губы. Гермионе показалось, она ищет хоть какие-то доводы против, повод запретить, но через несколько очень долгих мгновений декан всё-таки кивнула:

— Хорошо. Хотя надо сказать, в этом учебном году вы оба слишком часто покидаете Хогвартс.

— Но это ведь не мешает нам учиться, профессор, — голосом пай-девочки и отличницы возразила Гермиона. — Конечно же, мы с Гарри сделаем все задания.

— Единственный, кто в этом году мешал Гермионе учиться — тот, кто её проклял, — с вызовом глядя декану в глаза, заявил Гарри. — Вы нашли его, профессор? Или Гермионе ждать следующего нападения?

— Мистер Поттер, не сгущайте краски, — нахмурилась МакГонагалл. — С тех пор прошло достаточно времени, и никто больше не пытался причинить вред мисс Грейнджер. Вполне очевидно, тогда нападение произошло из-за бала. К сожалению, некоторые девушки в своей ревности не видят границ дозволенного. Вы популярны, мистер Поттер.

— Ещё скажите, как Снейп, что я нарочно привлекаю внимание, — пробормотал Гарри. — Пойдём собираться, Гермиона.

— Спасибо, что отпустили, профессор МакГонагалл, — всё тем же голосом идеальной ученицы пропела Гермиона. Декан, мгновенно впадавшая в раздражение от агрессивных выпадов Гарри, почему-то терялась от её нарочитой вежливости, как будто начиная чувствовать вину перед своей лучшей ученицей. Гермиона не понимала, отчего так, но ведь не обязательно понимать, чтобы пользоваться, правда?

Трястись в Хогвартс-экспрессе совсем не хотелось, и на перроне, отойдя в сторону от гомонящей мелкоты — на эти каникулы уезжали в основном младшекурсники — Гарри шёпотом позвал Кричера. И уже в следующий миг они стояли перед портретом Вальбурги на Гриммо.

— Добрый день, мадам Блэк, — первой поздоровалась Гермиона. Несмотря на помолвку и на то, что в этом доме принимали её родителей и с ними не случилось ничего плохого, она всё ещё побаивалась Вальбургу. Правда, очень старалась этого не показывать.

— Бабушка! Я так скучал, — кажется, не будь мадам Блэк портретом, Гарри повис бы у неё на шее. Гермиона переглянулась с Сириусом: тот, похоже, до сих пор изумлялся и любви крестника к «бабушке», и её ответным чувствам.

— Всё та же невоспитанная бестолочь, — беззлобно проворчала Вальбурга. — Приличный молодой человек должен в первую очередь позаботиться о невесте, а не болтать с портретами, пока девушка мнётся в прихожей. Ступайте в гостиную или в столовую — там есть для меня картины.

День прошёл в обмене новостями. К удивлению Гермионы, то, что произошло в Хогвартсе, оказалось не самым интересным. Слушая соображения Сириуса по поводу третьего тура, она всё крепче прижималась к Гарри. Будто уже сейчас никак нельзя его отпускать — чтобы не потерять навсегда. Почему-то заверения Сириуса, что о безопасности позаботятся не только организаторы, не слишком успокаивали.

Вечером, сразу после работы, появились Грейнджеры — и оказалось, что главную новость приберегли напоследок. Ни Гермиона, ни Гарри не поняли, почему Сириус первым делом, едва те вошли в дом, спросил:

— Эмма, как себя чувствуешь сегодня?

— Лучше, — та неторопливо сняла пальто, Дэн тут же его перехватил, однако рядом возник Кричер, и с одним щелчком пальцев пальто очистилось от грязного лондонского дождя и сухим и чистым повисло на вешалке. — Была в Мунго. Сказали, всё идёт как надо.

— Мама?! — перепугалась Гермиона.— Что случилось?

— Здравствуй, доченька, — счастливо улыбнувшись, Эмма её обняла, и все отправились в гостиную. И только там, взяв в руки чашку крепкого горячего чая, Эмма объяснила: — Случилось невероятное, но хорошее. У тебя будет сразу два братика. Или две сестрички. Двойня уже определяется, но мальчики или девочки, смотреть рано.

— Ух ты! — Гермиона знала, что мама с папой хотели второго ребенка, но… Что-то не получалось. — А почему ты ходила в Мунго?

— Малыши чудят, — ухмыльнулся Дэн. — Слава богу и вашему Мерлину, что с тобой такого не творилось. Иначе даже не знаю, что бы мы с твоей матерью делали.

— Требуют маму целиком себе. Срок почти четыре месяца, а мне уже пришлось уйти с работы, — Эмма погладила едва заметный под лёгким платьем животик. — Им не нравится брокколи.

— И что?! — не поняла Гермиона.

— И тарелки с овощами улетают в стену, — Эмма развела руками.

— Так бывает?!

— С магглорождёнными — никогда, — ухмыльнулся Сириус. — Но мы уже выяснили, что малыши зачаты в этом доме, да ещё и в непростую ночь. Видать, хватанули силы Блэков. Матушка в шоке, да и не только матушка — все наши портреты с неделю, наверное, скандалили.

Гермиона покраснела, сообразив, о какой «непростой ночи» идёт речь, и вспомнив, чем в ту ночь занимались они с Гарри. Но, выходит, если бы не их помолвка, братики или сестрички могли и не случиться? Раз так — всё очень удачно сложилось!

— Не мели ерунды, сын, — чопорно поправила Вальбурга. Присев за стол на картине с вином и фруктами, она задумчиво резала на дольки большое красное яблоко. — Мы не скандалили, а вспоминали прецеденты и решали, что делать.

— И что решили? — спросил Гарри. Честно говоря, Гермиона хотела поинтересоваться, почему это вдруг портреты Блэков решали, что делать с беременностью её мамы, но, наверное, хорошо, что не успела.

— Сириус введёт детей в род младшей ветвью, по праву магии.

— То есть в Хогвартс они пойдут с фамилией Блэк-Грейнджер, — подмигнул Сириус.

— А пока мы с папой почти переселились сюда, потому что, оказывается, малышам нужна подпитка магией, — вздохнула Эмма. — Когда ночуем дома, под утро чувствую себя совершенно разбитой. И это несмотря на то, что в Мунго меня обвешали амулетами, словно рождественскую ель, и прописали зелья. Боже, зелья! И мне приходится врать обычному врачу. Не могу же я сказать, что мою беременность ведут в магической клинике!

Все рассмеялись, хотя Гермионе совсем не показалось это смешным. Она помнила, как ещё на первом курсе предложила родителям зелье от простуды, а они, засмеявшись, ответили, что предпочтут проверенные таблетки. Позже Гермиона искала в библиотеке Хогвартса, можно ли давать обычным людям зелья, а если нет, существуют ли зелья, адаптированные для магглов, но ничего не нашла.

— А это не опасно?

— Мы думаем, целителям из Мунго можно доверять, — мягко ответила Эмма. — Тебе же они помогли.

— В войну в Мунго привозили магглов, пострадавших от проклятий, так что опыт у них есть, — добавил Сириус.

Эмма с аппетитом ела булочки, и Гермиона вдруг подумала, что мама выглядит очень-очень счастливой, несмотря на уставший вид и круги под глазами.

До библиотеки в эти короткие каникулы они так и не добрались. Задания и те едва успели сделать. Оказалось, Эмме нужно много гулять, и Гермиона не хотела отпускать её одну.

— Что за глупая паника, — смеялась Эмма, — кто меня, по-твоему, за ручку водит, когда твой папа на работе?

— Пусть даже и никто — пока каникулы, я могу о тебе немножко позаботиться. — На самом деле Гермиона не удивилась бы, узнав, что Сириус приставил к маме Кричера. Но домовик — это одно, а дочка, по которой соскучилась и с которой можно поболтать и расспросить о волшебстве и о Хогвартсе — совсем другое!

Гарри тоже гулял с ними. Отчаянно смущался, кажется, не столько самого общества будущей тёщи, сколько того, что миссис Грейнджер беременна. И краснел, переводя взгляд на Гермиону, будто уже представляя своей женой, ждущей его детей. Гермионе это нравилось, но всё-таки она при случае напомнила, что рожать сразу после Хогвартса не планирует, а хочет сначала получить образование. «Я и не сомневался», — пробормотал на это будущий супруг.

В последний день каникул Сириус шепнул Гермионе, что хочет поговорить с крестником «по-мужски» — насчёт турнира, а Эмма предложила:

— Не хочешь проводить меня в Мунго?

Очевидно, они сговорились, но почему бы и нет? Гермионе стало интересно сравнить то отделение магического госпиталя, в котором лечили их с Гарри, с «родильным домом». Ну а Гарри совсем не повредит выслушать лишний раз наставления крёстного.

А возвращаться пришлось Хогвартс-экспрессом: Кричер, конечно, мог перенести их снова прямиком к воротам школы, но Сириус и Вальбурга в один голос заявили, что выпячивать «особые возможности» — дурной тон и неосторожность.

— И ещё неизвестно, что хуже? — спросил Гарри.

— Конечно, известно — неосторожность! — не выдержала Гермиона, заработав сразу четыре одобрительных взгляда.

И только в поезде, закрыв купе на коллопортус, она добавила:

— А ещё это последняя возможность до лета побыть только вдвоём, и чтобы точно никто не помешал. Расскажешь, чего хотел Сириус?

— Чтобы я не рвался вперёд. Да я и сам не собирался. Гермиона, иди ко мне, — он притянул её ближе, уткнулся лицом в растрепавшиеся волосы. — Твой шампунь так вкусно пахнет. Ты не волнуйся, правда. Мне не нужна победа. Она в любом случае будет нечестной: мне помогли с драконами, а это ведь против правил, и второе испытание я слил. А в лабиринте просто не смогу оказаться лучшим, если снова не помогут. Пусть старшие соревнуются, как и должно быть.

— Знаешь, я горжусь тобой, — Гермиона развернулась к нему и обняла. — Сейчас, вот этим твоим решением, я горжусь больше, чем если бы ты рвался всем доказать, что сильнее Седрика и Крама. Пожалуйста, помни это!

Турнир они больше не обсуждали. Зачем, если есть более приятные и интересные занятия? Например, целоваться — не наспех и не тайком, а долго, вдумчиво и нежно. Гермиона даже разрешила Гарри запустить руки себе под блузку — совсем немного, но у неё и от такой малости голова пошла кругом, от смущения заполыхали уши, а ещё стало очень-очень приятно. И она «отомстила» — вытянула рубашку Гарри из-под брючного ремня, провела ладонями под ней, по его спине, и как-то так получилось, что Гарри обнял её, прижав к себе так крепко, что не вздохнуть.

— Герми…

Не то чтобы Гермиона совсем не знала, что может произойти между мальчиком и девочкой, но знала исключительно по книгам и маминым очень осторожным, с медицинским уклоном рассказам. Ей вдруг стало интересно, что и как рассказал Гарри Сириус — ведь крёстный должен просветить крестника, верно? Сейчас она чувствовала себя очень странно: ей было стыдно и неловко, страшно и приятно одновременно, и хотелось… чего-то, она сама не знала, чего, но большего, чем просто поцелуи. Может, чтобы Гарри снова залез ей под блузку? Но от него так и полыхало смущением, и, похоже, такие вот объятия — пока что их потолок. С другой стороны, зачем спешить? Мама вчера даже не намекнула, а прямо и подробно объяснила, что торопливость в любви им с Гарри сейчас не нужна и даже опасна.

— Сделай так ещё, Герми… Гермиона… это так здорово!

— М-м-м, тогда и ты тоже?

Они ведь и не торопятся, правда? Но трогать друг друга не через одежду… она и подумать не могла, насколько это приятно!

Время до третьего испытания пролетело так быстро — Гарри и не заметил. Его освободили от экзаменов, но он хотел предстать перед Гермионой в выгодном свете и не желал оставлять невесту одну даже под бдительным оком мадам Пинс — а потому готовился вместе с ней. Они сидели в библиотеке за самым дальним столом, обложившись книгами, или закрывались в пустом классе. А то занимали один из столов в гриффиндорской гостиной — обычно вечерами, ближе к отбою, когда в коридорах можно легко наткнуться на Филча или Снейпа. Этим-то плевать и на подготовку к экзаменам, и на дополнительные тренировки Гарри — дай только повод назначить взыскание! Уже даже Гермиона согласилась, что Снейп придирается к Гарри не по делу!

Испытания Гарри не то чтобы совсем не боялся, но оно казалось каким-то далёким и неважным. Даже за две недели, за неделю, за четыре, три, два дня… Ну, испытание. Ну, придётся войти в лабиринт и как-то защититься от всего, что придумали Бэгмен и компания — хотя жила надежда, что после «чудесных» часов на дне озера те трижды подумают, прежде чем приготовить для чемпионов что-то совсем уж убойное. Зато потом можно будет забыть о Турнире, как о страшном сне, и думать только о скорых каникулах!

И по вечерам, засыпая за плотно задёрнутым пологом в гриффиндорской башне, Гарри вспоминал вечерние поцелуи с Гермионой, а с них немедленно соскальзывал на последнюю поездку в Хогвартс-экспрессе. На волнующие прикосновения узких ладошек и такую нежную девичью кожу под собственными пальцами, на смущённо полыхающие щёки и сияющие глаза невесты и на отчаянное желание трогать, гладить и целовать её долго-долго, везде, снова и снова. В Хогвартсе всё, что они себе позволяли — уже привычные почти невинные поцелуи вместо «доброго утра» и «спокойной ночи». Гарри считал, Гермиона заслуживает большего, чем тисканья по пустым классам и кладовкам с риском быть застигнутыми Филчем или Снейпом, потерять кучу баллов и стать мишенью очередных ядовитых насмешек сальноволосого ублюдка. Уж как-нибудь они дотерпят до каникул!

И даже перед самим лабиринтом, пока Бэгмен давал последние инструкции — кто за кем войдёт и всё такое — Гарри вместо закономерного страха, вместо лихорадочного перебирания в памяти всех изученных за последние месяцы защитных заклинаний снова и снова переживал прощальные объятия и поцелуй Гермионы — крепкие, настоящие. Как наяву слышал её шепот: «Помни, Гарри, я тебя жду! Тебя, моего Гарри, а не Мальчика-Который-Выжил и чемпиона! Не дай себя убить». В её глазах блестели слезы, и Гарри пообещал себе, что после этого мордредова испытания Гермиона будет смеяться. Будет счастливой.

Если честно, Гарри почти не сомневался, что ничего особенно уж страшного с ним не случится. В конце концов, получив ноль очков за отказ бултыхаться в февральском озере, в лабиринт он должен заходить последним. Рваться вперёд не будет — он и сам не хотел, и Сириус строго-настрого запретил, прямо объяснив, что опасается крупной подставы специально для Гарри Поттера. Поэтому только и нужно — дождаться, когда кто-то из «настоящих» чемпионов доберётся до Кубка. К тому же он действительно много тренировался, выучил кучу заклинаний — пусть и не на уровне семикурсников, но с обещанной «парой-тройкой Хагридовых любимцев» уж как-нибудь справится.

Небо окрасилось в густой чёрно-синий цвет, из проёма в живой изгороди виднелся уходящий во тьму коридор из густого кустарника. Наверное, Гарри стало бы не по себе, опасайся он темноты. Но детство в чулане воспитало в нём совсем другие страхи, а темнота всегда казалась безопасной. Поэтому, глядя, как тьма лабиринта «сжирает» сначала Крама, затем Седрика и — последней — Флёр, он думал о том, что зрителям снова, как и у озера, придётся скучать, не видя, что происходит. И зачем тогда эти трибуны? Глупо как-то…

С этим ощущением глупости он и шагнул вперёд, когда Бэгмен выкрикнул его имя.

Звуки стадиона тут же стихли. На какой-то миг Гарри даже показалось, что он под водой — так сильно тишина давила на уши. Он поднял палочку и шепнул:

— «Люмос».

Густая листва из чёрной стала тёмно-зелёной, вот и вся разница. Ничего опасного он не заметил — дорожка казалась совершенно пустынной. Может, опасности ждут дальше? Как бы то ни было, совсем стоять на месте он не мог — нужно хотя бы отойти от входа. Гарри прибавил шагу, подняв палочку над головой, чтобы свет люмоса падал как можно дальше. Десять шагов, двадцать, тридцать. Развилка. Впереди по-прежнему пусто. Лишь плясали под ногами густые тени, и отчего-то возникло ощущение, будто за ним следят чьи-то глаза.

Сириус советовал отойти подальше от глаз наблюдателей и остановиться, и Гарри так и собирался поступить. Но от чувства чужого взгляда охватывала паника и, наоборот, хотелось бежать сломя голову. И, хотя слепую панику удалось одолеть и подавить, стоять на месте всё равно казалось гораздо страшней, чем идти дальше. И он шёл, медленно, вглядываясь в густые, причудливые тени, вслушиваясь в шорох листьев и тихий звук собственных шагов. Даже то, что пока не встретил ни одной реальной опасности, стало пугать. Лабиринт как будто заманивал в ловушку, усыпляя внимание.

С громким шуршанием расступились кусты, Гарри выставил вперёд палочку и заозирался, готовый отразить нападение. В луче света возник Седрик. Его здорово трясло, а рукав мантии дымился.

— Там соплохвосты Хагрида! Здоровенные! Еле от них отбился! — он взмахнул палочкой, раздвигая противоположную стену, и исчез. Такого заклинания Гарри не знал, а потому бегом устремился вперёд — от соплохвостов лучше держаться подальше! На следующей развилке свернул за угол и…

Перед ним возник дементор. Высоченный, лицо спрятано под капюшоном, гниющие чешуйчатые руки выставлены вперёд. Гарри услыхал его хриплое дыхание, на лице проступил холодный пот, но он знал, что делать…

Самое счастливое воспоминание. Они с Гермионой танцуют в бальном зале особняка на Гриммо, обмениваются кольцами, целуются. Губы Гермионы — мягкие, со вкусом её любимых зефирок, её объятия, его собственные ладони у неё под блузкой…

— Экспекто патронум!

Серебряный олень поскакал навстречу дементору, который тут же сделал шаг назад и запутался в полах плаща. Гарри ещё никогда не видел, чтобы дементору помешал плащ.

— Стоп, это же боггарт! Риддикулус!

Боггарт с громким треском взорвался и растаял в облачке дыма. Серебряный олень, к сожалению, тоже исчез, а от такой компании Гарри бы не отказался. Но вместе с патронусом исчез и страх, и подзуживающее чувство, что надо бежать, спешить, что нельзя стоять на месте.

— Я и так забрёл глубже, чем хотел, — сердито прошептал Гарри. Он стоял, переводя дыхание, когда где-то вдали, во тьме за колючими стенами, раздался истошный вопль. По спине побежали мурашки, Гарри крепче стиснул палочку. — Нет. Больше я не испугаюсь. Это какие-то чары, наверное. Вроде боггарта. Вот так побежишь, не глядя, и привет, соплохвосты, а то и кто похуже.

Больше крик не повторился. Как ни прислушивался Гарри, слышал лишь шелест листвы, какие-то шорохи, щелчки, напомнившие о жвалах соплохвостов, треск… И вдруг подумал, что совсем не может понять, сколько времени прошло: вроде бы немного, но отчего-то казалось, что уже глубокая ночь. На самом деле ему до смерти надоело топтаться здесь, ожидая неизвестно чего. Как, интересно, блуждающие в тёмном лабиринте чемпионы смогут понять, что соперник уже добрался до кубка и можно больше не рваться вперёд? И как они должны идти назад? Снова через соплохвостов и прочие опасности? Бэгмен ничего не сказал о том, что будет, когда определится победитель.

— Почему стоишь, Поттер?

Гарри подпрыгнул, одновременно разворачиваясь, дёргаясь в сторону и выставляя перед собой палочку, и чуть не упал. Но тут же облегчённо выдохнул, узнав профессора Грюма. Тот должен патрулировать снаружи, а раз он здесь…

— Уже всё, надо выходить? Кто победил?

— ТЫ должен победить, — злобно прошипел Грозный Глаз. — Империо. Вперёд, Поттер. Кубок там, — он махнул рукой, указывая направление, и Гарри сделал шаг, изо всех сил борясь с наполнившим разум туманом. Подчиниться. Не думать ни о чём, делать, что скажут — это так сладко…

Грюм ухмыльнулся:

— Поспеши, Поттер. Ты должен победить, слишком многое от этого зависит, — развернулся и заковылял прочь, но Гарри уже опомнился, сбросив навязанный дурман. Он обещал Гермионе! Обещал, что не станет рваться к победе, не сделает того, чего ждёт от него враг. Теперь стало ясно, враг — вот он. Зачем бывшему аврору и нынешнему профессору так нужна победа Гарри Поттера? Он бы ещё понял, толкай его к победе Людо Бэгмен, известный любитель азартной игры и рискованных ставок. Но Грюм вряд ли увлекается тотализатором. Тогда почему?

— Так это вы бросили моё имя в кубок? — спросил Гарри. Грюм резко развернулся, но Гарри уже сообразил, как глупо выдал себя, и встретил профессора ступефаем.

«Постоянная бдительность»! Выставить щит Грюм успел и тут же взмахнул палочкой, насылая на Гарри что-то невербально. Тот отскочил, выкрикнув:

— Протего! — но опыт тренировок с Сириусом ясно говорил, что щит мальчишки продержится против атаки взрослого волшебника не больше секунды, а потому Гарри и не пытался его удержать. Вместо этого снова шарахнулся в сторону и кинул под ноги Грюму бомбарду, постаравшись вложить в неё как можно больше сил.

Земля вздыбилась, и Грюм пошатнулся. Гарри ударил снова в то же место, но на этот раз взрыв получился куда слабее, да и эффект неожиданности не сработал. Хотя, если честно, Гарри не особо и надеялся — куда ему против аврора-ветерана! Собственно, он и не пытался развить успех, и даже не стал ждать, к чему приведёт его атака. А просто рванул прочь, пока Грюм не восстановил равновесие.

Хотя мог бы и догадаться, что Грозному Глазу не обязательно твёрдо стоять на ногах, чтобы кинуть заклятие! Петрификус настиг Гарри на полушаге, и в следующий миг он больно ударился всем телом о землю. И даже лицо уберечь не удалось — только и увидел, как рванула навстречу твёрдая утоптанная дорожка, а голову не повернуть. Подбородок прострелило резкой болью, клацнули зубы, во рту стало солоно. Из носа, кажется, тоже пошла кровь. А Грюм уже подходил — Гарри отчётливо слышал его неровные шаги и сиплое дыхание.

— Неплохо для сопляка вроде тебя, Поттер. Не зря я говорил, что из тебя мог выйти хороший аврор. Если бы дожил, — резким пинком Грюм перевернул его на спину. — Но своей судьбы не избежишь. Тебя ждёт…

Что «ждёт», Грюм договорить не успел — над лабиринтом пронёсся тягучий, оглушительно громкий удар гонга. Гарри почувствовал знакомый рывок аппарации, несколько мгновений его словно протискивало в слишком узкую трубу, а потом, всё таким же обездвиженным, задыхающимся от заливающей нос крови, вышвырнуло на краю квиддичного поля — как раз перед судьями. Над ним всё так же возвышался Грюм с палочкой наперевес, и Гарри успел ещё подумать, что картинка получилась красноречивая и понятная даже идиоту.

Потом мир сошёл с ума. Вокруг орали, швырялись заклинаниями и обвинениями, Гарри чуть не затоптали, пока кто-то не снял с него петрификус. Грюм, кажется, пытался сбежать, но кто-то его связал. А потом лицо старого аврора поплыло, искажаясь и меняя черты, волшебный глаз упал в траву, рядом свалился протез, а вместо Грюма в магических путах задёргался совсем другой человек — молодой, белобрысый и веснушчатый. В этот миг к Гарри, скулящей с ним рядом Флёр и бессмысленно глядящему в одну точку Седрику наконец-то пробилась мадам Помфри. Наколдовала для всех троих магические носилки, выхватила из толпы отца Седрика и какого-то незнакомого мужчину (кажется, отца Флёр), велев им помочь с транспортировкой детей до больничного крыла. Остановила всё ещё текущую из носа Гарри кровь, и тут сквозь вопящую толпу протиснулась Гермиона.

— Гарри!

Мадам Помфри ловким и каким-то привычным движением сунула ей в руку флакон.

— Успокоительное, мисс Грейнджер. Всё с вашим женихом будет хорошо. Можете побыть с ним, только не мешайте мне лечить.

Гермиона торопливо закивала, стискивая ладонь Гарри обеими руками.

— Гермиона, — позвал Гарри. — Со мной и так всё хорошо. Честное слово. Я даже ни одного соплохвоста не встретил.

— Дурак! — всхлипнула Гермиона.

Кубок сиял, казалось, собственным светом, разгоняя тьму лабиринта. На золотых боках мягко играли лунные блики, хотя откуда бы им взяться? Луну надёжно прятали высокие стены живой изгороди…

Кубок ждал победителя. Обещал ненужную Виктору славу и желанный с некоторых пор приз. Не тысячу галлеонов — тогда, в разговоре с Гарри Поттером, Виктор Крам сказал правду, в квиддиче он зарабатывает больше, да и семья не из бедных. Но он всё-таки присмотрел себе девушку в Хогвартсе — уютную, тихую, домовитую хаффлпаффку, которая не интересуется квиддичем, умна, неплохо разбирается в хитросплетениях запутанной английской политики и прячет за внешней мягкостью стальной характер. Сокровище! Не говоря уж о том, что её тетка — далеко не последний человек в английском Министерстве.

Нет, сам Виктор политикой не интересовался. Ему и квиддича за глаза хватало. Но Крамы — известная и влиятельная семья, которой не помешают связи в высших политических кругах старушки-Британии. А мадам Амелия, заручившись поддержкой в Восточной Европе, тоже сможет добиться большего. Вплоть до кресла Министра — для себя или, если мадам не захочет выпускать из рук ДМП, для своего ставленника.

К тому же Сьюзен Боунс обладала той неброской, мягкой красотой, которая полностью раскрывается не в девушке и тем более девчонке, а во взрослой, состоявшейся женщине. Сейчас она теряется на фоне более ярких девочек, но после родов даст им сто очков вперёд. Нет, всё-таки парни в Хогвартсе — сплошь идиоты! Грейнджер, Боунс, сестры Патил, малышка Лавгуд — не заметить у себя под боком таких многообещающих девушек! Неудивительно, что волшебники Англии скатываются всё ниже.

Бал позволил познакомиться поближе, и Виктор со Сьюзен друг другу понравились. Нашли общие темы для разговоров, обнаружили приятные совпадения в жизненных взглядах и планах на будущее. Второе испытание стало поводом пообщаться с мадам Амелией. Но уж чего Виктор точно не ожидал от предполагаемой будущей родственницы, так это предупреждения о возможной ловушке на финише третьего испытания и категоричного предложения нацепить перед входом в лабиринт сигналку, надеть записывающий артефакт и быть готовым ко всему!

Что ж, вот и финиш. И ловушка там, очевидно, есть, вот только предназначена не Виктору Краму, а Гарри Поттеру. Иначе с чего бы чокнутый Грюм пытался взять Виктора под Империо и приказать расчистить пацану дорогу, незаметно его защищать и позволить взять кубок?

Не успей Виктор узнать настоящего Поттера, а не то, что делает из него английская пресса, решил бы, что здесь банальная грязная игра с раздуванием незаслуженной славы. Но Поттер от своей славы шарахался, в Турнир лезть не хотел и после драконов явно начал его саботировать. Нетрудно сложить два и два! Поэтому Виктор не показал вида, что Империо английского аврора ему как слону дробина, и позволил Грюму уйти. Потому же не спешил хвататься за кубок, не подготовившись к возможной подставе.

Успокоить дыхание, сосредоточиться, усилить ментальные щиты. Вторая палочка на месте, ножи — зачарованный и обычный маггловский — тоже. «Давай, Витёк, Сьюз тебя ждёт. Амелия ведь наверняка не только свою работу делает, но и тебя проверяет». Вдох. Выдох. Кубок.

Рывок принудительной аппарации, явно слишком мощной для того, чтобы преодолеть жалкие триста метров от центра лабиринта до судейской трибуны. С такой мощью скорее на другой конец Англии унесёт. Виктор собрался, крепче стиснул палочку. И приземлился примерно с двухметровой высоты, спружинив ногами, мягко упав на бок и тут же уйдя перекатом в сторону.

Обезоруживающее заклятие прошло мимо. Виктор тут же выставил щит, рывком ушёл за помпезное мраморное надгробие, тут только сообразив, что находится на каком-то кладбище — тёмном, густо заросшем, как будто полузаброшенном. По дорожке между надгробиями к нему приближался, вертя головой, невысокий пухлый человечек. Лицо скрыто капюшоном, одной рукой прижимает к себе свёрток, похожий на замотанного в тряпки младенца, в другой ходуном ходит палочка. «Как-то это непохоже на опасную ловушку», — мелькнула скептическая мысль, но Виктор лишь крепче сжал палочку: не только чокнутый Грюм вдалбливал своим студентам девиз «Постоянная бдительность!»

— Поторопись, Хвост, — раздался из свертка холодный, пронзительный голос, и Виктор, и без того готовый в любую секунду атаковать, скорее инстинктивно, чем разумом понял, что медлить больше нельзя. Связка из двух оглушалок ушла в цель — Хвосту и тому, что у него в руках. Следом полетели связывающие и парализующие, и ещё оглушалка на закуску — в качестве контрольного выстрела. И тут же, как по заказу, рядом посыпались из аппарации авроры с самой Амелией во главе. Виктор даже восхитился — сначала тому, как быстро его будущая почти-тёща организовала подмогу, а после — что у неё хватило храбрости лично полезть в самое пекло.

Дальше всё было банально. Аппарация в штаб-квартиру ДМП, оформление протокола, где особо отмечалась помощь гражданина Болгарии Виктора Крама в задержании сразу двух особо опасных преступников, взятие воспоминаний, в том числе о неудавшемся Империо Грюма… короче говоря, скучные, но необходимые формальности. Кубок тем временем исследовали на наложенные портальные чары, и, судя по всему, возвращаться в Хогвартс Виктору придётся без своего законного трофея, который перейдёт в разряд вещественных доказательств.

Вся эта канитель заняла, по прикидкам Виктора, чуть больше часа. После чего Амелия таки предложила ему воспользоваться Кубком-порталом:

— Всю нужную информацию с него сняли, а сам Кубок — заслуженная награда победителю. Ваша, мистер Крам. И, кстати, сейчас он перенесёт вас по правильным координатам. — Амелия неожиданно тепло улыбнулась: — Поздравляю, Виктор. Отправляйтесь получать заслуженную славу. Ах да, мне доложили, что ваше исчезновение заметили, и ваш директор настоял на вызове дежурных авроров. Боюсь, они разминулись с нашим оперативным отрядом и успели начать расследование до моего патронуса, так что попадёте в самый центр скандала.

Виктору было плевать и на скандал, и на то, что на него наверняка насядут с расспросами. Он устал, вымотавшись не столько физически — сказать честно, эти самые «особо опасные преступники» его особо не впечатлили, — сколько эмоционально. Как после долгой тяжёлой игры, в которой мало поймать снитч, но надо ещё и отслеживать счёт и выжидать выгодный момент. Он хотел увидеть Сьюзен,сказать ей, что всё хорошо, и завалиться спать. Пожалуй даже, выпить с ребятами грамм по сто «русской особой», а уже после — спать.

Он попрощался с мадам Амелией и взялся за кубок. Рывок, перенос, и вот он стоит перед трибунами… и хоть бы кто заметил возвращение пропавшего чемпиона! Директор Каркаров чуть ли не за бороду тягает Дамблдора, визгливо орёт Фадж — посмешище, а не министр! Грюма, похоже, уже отправили к мадам Амелии, авроры опрашивают профессоров, а какие-то невнятные личности в сером пытаются вырвать Дамблдора из рук Каркарова, но явно не помощи ради, а допроса для. Дурдом и цирк в одном флаконе! Тихо отойдя в сторонку, Виктор отправил Сьюзен патронуса с сообщением: «Я вернулся, милая».

Где, кстати, остальные чемпионы? Диггори и Флёр не видно — может, Грюм и для них не пожалел Империо? Ну да лишь бы не аваду, а остальное пройдёт. А вон и Поттер в обнимку со своей Гермионой. И оба, кажется, тоже офигевают от творящегося вокруг.

Усмехнувшись, Виктор подошел к Поттеру.

— Рад, что ты жив.

— Похоже, доберись я до кубка, мне могло и не повезти? — нервно поинтересовался тот. — Что там было?

— Прости, мадам Амелия просила помолчать… помалкивать, так. Тайна следствия.

— Значит, засада всё-таки была, — сделала вывод Грейнджер.

— Но ты справился, — озвучил очевидное Поттер. — Поздравляю с победой, Виктор.

— Поздравляю, мистер Крам, — на какое-то мгновение отстала от жениха Грейнджер.

— Благодарю.

И тут на него налетел плачущий и смеющийся вихрь:

— Виктор, ты живой! Вернулся! Я тут извелась вся!

И только он собрался как следует успокоить свою девушку объятиями и, может быть, даже поцелуем, как его наконец соизволили заметить.

— Виктор!

— Мистер Крам!

—Где ты был?

— Что произошло?

— Смотрите, Кубок у него!

— Победитель!

— А я считаю, нужно ещё разобраться!

— Вон, разбираются уже, не видишь?

Виктор страдальчески поморщился. Ладно, Сьюз сама виновата, что пришлось отложить объятия, демаскировала его по полной. Но теперь уйти бы отсюда. Спрятаться в своей каюте, сто грамм и спа-ать…

— Мистер Крам, что произошло?

— Я уже рассказал… дал показания. Вашей главе Департамента… Правопорядка, так? Мадам Боунс. Она сказала больше не говорить… не болтать. Разрешите, я пойду.

— Постойте!

Короче говоря, уйти на корабль удалось лишь под утро. За это время Виктора официально объявили победителем, трижды пытались допросить, причем один из этих трёх — Дамблдор, а ещё Сьюзен не отходила от него ни на шаг. И он, плюнув на приличия, обнимал её на глазах у всех. Не такая уж плохая ночь, несмотря на лютую усталость.

Проснулся Виктор к обеду. И оказалось, пока он отсыпался, скандал только набирал обороты. Дамблдора «забрали для дачи показаний». Откуда-то объявился и подал апелляцию некий Сириус Блэк — крёстный Поттера и якобы приспешник убийцы его родителей. Поттер, кстати, долго тряс Виктору руку и благодарил прямо посреди Большого зала, объясняя, что настоящим преступником был как раз один из тех двоих, которых Крам повязал ночью. Потом ещё оказалось, что куда-то исчез один из деканов — как раз, к слову сказать, того факультета, на котором наблюдалась наибольшая концентрация снобов и идиотов. Хогвартс бурлил, тонул в слухах и догадках, и на этом фоне как-то почти незаметно прошло и торжественное вручение чемпиону Дурмстранга его тысячи галлеонов, и тот факт, что добрая половина парней из славянской делегации сидят в обнимку не просто с девушками, а со своими уже сговоренными невестами. Что сказать, Турнир удался!

А на следующее утро директор Каркаров назначил отплытие. Отчего-то он категорически не желал и дня лишнего задерживаться в Хогвартсе. Хотя… если вспомнить, каким дёрганым он был с самого, пожалуй, Рождества… Да и чёрт с этой Англией!

Прощаться со Сьюз не хотелось, но мадам Амелия поставила жёсткое условие — девочка сдаёт СОВ в Хогвартсе.

— Ничего, это всего лишь год, — шептала Сьюз. Виктор кивал и думал: может, и к лучшему? Говорят, разлука проверяет чувства. У него ведь ближайшие лет десять-пятнадцать будут сплошь разъезды.А может, и после — если уйдёт на тренерскую. Пусть она сразу поймёт, сумеет ли ждать.

И всё же хотелось её утешить.

— Не год, милая. Твоя тётя сказала, я должен приехать на суд. Дать показания. Летом, скорее всего. А потом она отпустит тебя познакомиться с моей семьёй. Покажу тебе Болгарию, отдохнём на море. Сходим в Высшую школу в Варне, узнаешь про учёбу после Хогвартса.

— Виктор! — рявкнул с борта директор. Усиленный сонорусом голос отразился эхом от скал и, кажется, даже погнал волну в озере — или это кальмар проснулся?

— Иду! До свидания, милая. — Виктор поцеловал Сьюз и помчался на корабль.

«Неожиданный финал… или ожидаемый?»

Под заголовком на первой странице «Ежедневного пророка» поместились рядом два колдофото: радостный Виктор Крам с Кубком и встрёпанный Каркаров, таскающий за бороду столь же встрёпанного Дамблдора. Контраст вышел разительным. Гермиона даже не знала, что сказать о таком выборе снимков, потому что цензурных слов на это безобразие у неё не хватало. Два уважаемых человека, директора двух лучших школ Европы! Отчего-то вспоминалась драка между Люциусом Малфоем и Артуром Уизли перед вторым курсом. Не хватало разве что Хагрида, который растащил бы драчунов.

— Гермиона, я тебе удивляюсь, — Гарри сел рядом и обнял её, ничуть не смущаясь, что под вечер в гостиной Гриффиндора яблоку негде было упасть. — В последние дни ты полностью переключилась с книг «для лёгкого чтения» на «Ежедневный пророк».

— Ну, я хочу быть в курсе, — надеясь, что её смущение не слишком заметно, Гермиона подняла голову. — Я имею в виду, что победа Виктора сама по себе ударила по престижу Хогвартса, но проблема не только в этом. Мне вообще кажется, что за скандалом с неудавшимся возрождением Волдеморта о самом Турнире как-то забыли. Хотя чему удивляться? Кого волнует победитель Турнира в сравнении с Тем-Кого-Нельзя-Называть? Интересно, Рита сама решила сделать Дамблдора козлом отпущения, или это позиция Министерства?

— Вернёмся завтра домой, спросим у Сириуса.

— Гарри, но так неинтересно! Я хочу сначала сама разобраться, а потом проверить свои выводы.

Гарри наклонился к ее уху:

— А я хочу пригласить тебя на Астрономическую башню. Только ты, я и звёзды. Подумай сама — последний шанс на романтическое свидание в этом учебном году.

Гермиона с сомнением посмотрела на скандальное колдофото и свернула газету. Конечно же, она не променяет свидание с Гарри на очередную Ритину статью! А прочесть можно и позже.

Коридоры Хогвартса оказались на удивление пусты. А вот площадка на Астрономической башне — занята. Ну да, не у одного только Гарри возникла мысль о романтическом свидании в последний вечер перед отъездом. Увидев целующихся Седрика и Чжоу, Гарри с Гермионой переглянулись и тихо отступили.

— Пойдём к озеру, — предложил Гарри. — Там хватает укромных мест, да и мало кто устроит свидание вне замка незадолго до отбоя.

— А как вернёмся обратно?

Гарри приобнял её, прижимая боком к себе, а пальцами, словно невзначай, провёл по шее под волосами, заставив Гермиону вздрогнуть.

— А мы точно собираемся обратно? Знаешь, я подумал о пледе и термосе с горячим какао, а Добби может с этим помочь. Но если ты не захочешь всю ночь смотреть на звёзды, тот же Добби может перенести нас в башню. Никто и не заметит.

Гермиона невольно рассмеялась:

— Когда ты успел стать заправским соблазнителем, Гарри Джеймс Поттер?

— Слушай, мне скоро пятнадцать! Конечно, я хочу тебя соблазнить! А ещё хочу вам напомнить, дорогая мисс Гермиона Джин Грейнджер, что вы моя невеста. Кого же мне соблазнять, как не тебя? — пальцы Гарри всё ещё поглаживали её шею под волосами, посылая горячую волну вдоль позвоночника. Показалось, или его голос правда потерял шутливые нотки, став глубже и… вкрадчивей, что ли? Бог мой, он и правда её соблазняет?! Или это она сама готова соблазниться?

— Я хочу смотреть с тобой на звёзды, — дрогнувшим голосом прошептала Гермиона. Только вместо того, чтобы развернуться к лестнице, закинула обе руки жениху на шею и потянулась к его губам.

Поцелуй получился жарким. В прямом смысле: жар разлился по телу, перехватило дыхание, а щёки и уши, казалось, сейчас вспыхнут. Никогда прежде они так не целовались, даже в поезде по дороге с каникул. Гарри прижимал её к себе так крепко, что должен был отчётливо чувствовать девичью грудь, и от этого стало стыдно и как-то азартно. Неужели они оба готовы перейти к чему-то большему, чем просто поцелуи? Кажется, она даже ощущает… вот то самое, что у мальчиков… ойкнув, Гермиона отстранилась от Гарри. Может, ей показалось? Хорошо, что на этой лестнице уже почти ночная темень, и Гарри не видит, как она покраснела!

Нет, судя по тому, что её жених тоже явно смущен, всё-таки не показалось. И что теперь делать?

Гарри накинул на них мантию-невидимку и шепотом объяснил:

— Так будет лучше, правда? Ну что, идём?

Гермиона молча закивала. Да, точно. Они же собрались гулять, сидеть на берегу озера, пить какао и смотреть на звёзды? Вот и… вот именно этим они и займутся — да, да и ещё раз да! Сердце колотилось как безумное, и почему-то норовили подогнуться колени. Хорошо, что вдвоём под мантией-невидимкой приходится тесно прижиматься друг к другу, и она может цепляться за Гарри, а он поддерживать её за талию, как будто просто ради того, чтобы занимать меньше места! Ох, о чём она вообще думает?!

Лестница закончилась слишком уж быстро — Гермиона совсем не успела собраться с мыслями! К счастью, в коридорах было не до разговоров: под мантией-невидимкой нужно соблюдать полную тишину. По пути к выходу им попались поочередно Пивз, шумная компания семикурсников-равенкловцев, Филч с миссис Норрис и Кровавый Барон, который после исчезновения Снейпа завёл дурную привычку патрулировать коридоры, звеня цепями и завывая неизменное «Двадцать баллов с Гриффиндора», едва увидев на ком-то алый с золотом галстук. Заменить решил пропавшего слизеринского декана, что ли? Так что свободно вздохнули, только пробежав на цыпочках через пустой гулкий холл и выйдя на улицу.

К озеру шли медленно. По-прежнему в мантии-невидимке — оба сделали вид, что опасаются случайных любопытных взглядов из окон замка. Вот только рука Гарри так уверенно лежала на талии Гермионы, он так настойчиво, пусть и мягко, привлекал её к себе, что Гермиона не сомневалась: её жених, как и она сама, не хочет прекращать этот как будто бы вынужденный контакт.

«Жених»… подумать только, как быстро она начала мысленно называть Гарри этим словом. Даже не «мой парень», а «мой будущий муж». Это одновременно и волновало, и придавало уверенности. Всегда ведь хорошо, когда твои мечты о будущем переходят из категории «мечты» в категорию «планы», правда?

Без корабля Дурмстранга озеро выглядело непривычно пустынным. В чёрной воде отражались звёзды, с тихим плеском набегали на берег волны, звонким хором пели лягушки и назойливо зудели комары, разрушая романтическую атмосферу. Прихлопнув спикировавшего на неё наглого кровососа, Гермиона наложила на себя и на Гарри репеллентное заклинание и спросила, оглянувшись на замок:

— Отойдём подальше?

Из-за гостей в этом году берег озера перестал считаться уединённым местом, влюблённые парочки нашли для свиданий другие укромные уголки, и теперь здесь можно не опасаться чужих глаз и ушей. Но всё же хотелось исключить всякие досадные случайности, вроде мающейся бессонницей МакГонагалл, случайно выглянувшей в окно… или той же МакГонагалл, решившей прогуляться по крыше в кошачьем облике. Хорошо, что хотя бы Снейпа можно не опасаться! Баллы снимать уже смысла нет, но с него сталось бы назначить отработки на начало следующего курса!

— Мне кажется, вон там отличное место, — Гарри показал на склонившуюся к воде раскидистую иву. — Пойдём, посмотрим?

Место и в самом деле оказалось просто замечательным: под пологом ивовых ветвей, как под шатром, могли бы спокойно укрыться с десяток человек, а уж для них двоих места хватало с избытком. Гарри позвал Добби, и уже через несколько минут они прекрасно устроились: на мягком пледе, с термосом горячего какао и корзинкой свежих булочек, благоухающих сдобой, яблоками и корицей. В прорехах листвы ярко сияли летние звёзды, на чёрной глади воды дрожали, мерцая, огоньки — то ли отражения звёзд, то ли магические водоросли, а над водой носились яркие, как звёзды, светлячки. И трудно понять, где заканчивается небо и начинается озеро…

И, если совсем-совсем честно, Гермионе не хотелось сейчас ни булочек, ни горячего какао. Да и Гарри явно думал совсем не о позднем ужине. Он даже не посмотрел на принесенное Добби угощение, только поблагодарил верного домовика, а сам обнял Гермиону, мягко привлёк к себе и спросил:

— Не холодно?

— С тобой тепло, — почувствовав, как ладонь Гарри пробралась под джемпер и блузку, Гермиона тайком улыбнулась. Положила голову ему на плечо и поддразнила: — У тебя горячие руки. Мне нравится, как ты меня греешь.

Сейчас она могла признаться хотя бы самой себе, что давно этого хотела. Остаться наедине с Гарри, только вдвоём, чтобы точно-точно никто не помешал, и повторить все те волнующие прикосновения и поцелуи, которые они дарили друг другу в Хогвартс-экспрессе. А может, зайти ещё чуточку дальше.

— Тогда я продолжу, — шепнул Гарри ей на ухо, коснувшись губами мочки. И тут же поцеловал чуть ниже уха, и ещё раз, и снова, и как-то незаметно для Гермионы у неё под блузкой оказались уже обе его руки. Осторожно, медленно провели по животу вверх, остановились у края лифчика, и Гарри спросил отчего-то сорвавшимся голосом: — Продолжу?

— Да, Гарри, — поймав его взгляд, Гермиона глубоко вздохнула. Ветер с озера остужал горевшие от смущения щёки, но жар от прикосновений был сильнее. Особенно, когда руки Гарри всё-таки двинулись выше, осторожно обводя её грудь по краю кружевного лифчика. Она прошептала, чувствуя, как неудержимо краснеет: — Так далеко ты ещё не забирался.

— Ты ведь его не снимешь? — ладони Гарри примерились к её груди, обхватив поверх чашечек. — Смотри, как впору.

— Не сегодня, — Гермиона сглотнула. — Я… боюсь, что я не совсем…

— Не готова?

— Нет, то есть да. То есть…

— Тш-ш-ш… — лёгким, почти невесомым поцелуем Гарри заставил её замолчать. — Не волнуйся так. У нас впереди куча времени, и я не эту ночь имею в виду. Мы просто смотрим на звёзды, правда же?

Гермиона невольно хихикнула: нет, Сириус точно провёл для крестника мастер-класс! Такой уверенный Гарри казался не то чтобы незнакомцем, но всё же был непривычен. И, пожалуй, ей это нравилось. Нравилось, что её друг, её парень такой… взрослый? Ну, может, не совсем взрослый, но точно повзрослевший по сравнению с прошлогодним мальчишкой, в которого она влюбилась. Такого Гарри она точно не потащила бы в приказном порядке в библиотеку — он совсем не выглядел тем, кем можно командовать.

Зато такому Гарри оказалось очень приятно довериться. Отдать контроль над происходящим, разрешить трогать себя и… нет, не сегодня, но однажды она так же спокойно и радостно разрешит ему всё-всё. И ничуточки не испугается.

Пока же Гарри обнимал её сзади, ласкал, и от этого захватывало дух. Хотя прижиматься к нему спиной, сидя рядом, оказалось не так смущающе, как обниматься, стоя лицом к лицу. Если Гарри и реагировал на её близость как-то… ну, физиологически, как и положено парню… то Гермиона ведь этого не ощущала. А Гарри не мог догадаться, что, если бы она сейчас стояла, у неё подкашивались бы ноги от непривычного и слишком яркого удовольствия. Как не знал и о том, что даже сейчас, сидя, спиной и почти без поцелуев, только от его ладоней на голом животе и на кружеве бюстгалтера, у неё горячеет в животе и между ног и очень-очень трудно сдерживать себя и не поощрять более откровенные действия. Им ведь ещё рано — более откровенное, так? Но даже то, что Гарри делает сейчас — боже, Мерлин, как же это приятно!

Сама того не замечая, Гермиона начала всхлипывать от удовольствия. Наверное, попроси её сейчас Гарри, и она… но он молчал, только развернул её к себе и начал целовать. И оказалось, что целоваться, сидя на земле, не слишком-то удобно. И как-то незаметно вышло, что вот только — сидели, а уже под спиной слишком тонкий плед, сквозь который упирается между лопатками неровный сучок, и они с Гарри так тесно обнимаются, что всё-всё ощущается даже сквозь одежду.

— Г-гарр-ри, мы… нельзя же… — Гермиона не сомневалась, что нужно отлепиться от Гарри, отстраниться, сесть, но почему-то руки, непонятно как оказавшиеся под его рубашкой, не хотели разжиматься. Ей тоже было приятно гладить подушечками пальцев цепочку позвонков, ощущать гладкую, горячую кожу, а ещё оказалось очень волнующе добраться до ремня брюк и замереть, потому что полагалось бы смутиться, правда? А она вместо смущения почему-то очень ярко представила, как расстегивает ремень и запускает ладони под толстую ткань брюк…Аж дыхание перехватило! Да и поцелуи не давали говорить, но всё-таки она смогла выдавить на последних остатках самоконтроля: — Нам ещё три года учиться!

— Не бойся, ничего не будет, — быстро выдохнул Гарри, — обещаю. Мы ведь даже не разделись. Но ты такая сладкая, Герми!

Гермиона хотела фыркнуть, но не получилось: слишком близко оказались губы Гарри, и она увлеклась поцелуем, успокоив себя тем, что и правда ведь — даже не разделись. А значит, до непозволительного не дойдут. Но после всех тревог и страхов этого слишком длинного учебного года разве нельзя просто расслабиться? Позволить себе больше, чем быстрые, скромные поцелуи и невинное «за ручку». Начать узнавать друг друга и с этой стороны. Вот она, например, теперь знает, что Гарри хочет трогать её везде, но при этом достаточно терпелив или благоразумен, чтобы не лезть в трусики. А ещё знает, что сама она заводится быстро… так, кажется, говорят мальчишки? И бояться ей стоит не жениха, а саму себя! А Гарри… а он пусть знает, как ей нравятся его прикосновения, объятия и поцелуи!

— Герми… Гермиона, я даже не знаю, как вытерплю эти три года!

— Я тоже. Ой, что это у тебя?

— Эм-м… лучше не трогай, а то ведь могу и не вытерпеть.

Гермиона невольно хихикнула. Кажется, они оба «быстро заводятся».

— Тогда нам придётся сесть и сделать вид, что нас интересуют булочки с какао.

— А мне ещё и окунуться в озеро — вместо холодного душа.

— Мы могли бы окунуться вместе.

— Лучше не надо.

Гермиона даже не поняла, сама ли сумела отстраниться, или это Гарри отодвинулся? Знала одно: пусть она пока и не готова заходить дальше, но и прекращать совсем не хочет! Да, три года точно могут стать проблемой.

— Ладно, ты окунись, а я… я пока отдышусь. Но если потом ты решишь продолжить…

— Ты будешь против? — Гарри приподнял брови, будто заранее сомневаясь.

— Я подумаю, — соврала Гермиона.

Сквозь кружево листвы подмигивали звёзды — единственные свидетели происходящего.

Платформа Хогсмида осталась позади, поезд набрал скорость, за окном замелькали зелёные луга с белыми ватными шариками овец, каменистые холмы и взгорья. Казалось, этот край так же застрял в прошлом, как весь чопорный и замшелый магический мир. Но первозданную дикость пейзажа вдруг нарушала автострада или железные столбы линии электропередач, и волшебство развеивалось: жители этих мест не писали перьями на пергаменте, в их домах стояли телевизоры, а труд хозяек облегчали пылесосы и микроволновки, а не волшебные палочки.

— И всё же Лондон мне нравится больше, — пробормотала Гермиона.

— Ну, мы ведь туда и едем, — Гарри притянул её к себе, и Гермиона опустила голову ему на плечо. Запирать купе не имело смысла, ведь единственное развлечение по дороге до Лондона — ходить по вагонам от компании к компании. Где поболтать, где позадираться, где обменяться планами на лето… Социальное взаимодействие, так это называется. И никуда от этого не деться. А если кто-то попытается уединиться, это сразу же станет главной сплетней дня, а то и всего лета. Проще потерпеть до дома.

— Интересно, Малфой придёт сыпать оскорблениями, как всегда? Может, окончательная смерть Волдеморта вправила ему мозги хоть немного?

— Думаешь, там было что вправлять?

Они дружно рассмеялись.

Год назад Гермиона не поверила бы, что можно быть настолько счастливой. Но за этот год многое произошло, да и сама она сильно изменилась. Год выдался тяжелее прежних — или это лишь потому, что дементоры уже подзабылись, и их заслонил Турнир? Но главное — Гарри жив, Волдеморт мёртв, а они с Гарри вместе. Наверное, стоило жалеть о потерянной дружбе с Роном, но Гермиона не жалела: плохая какая-то выходила дружба, односторонняя. Рон любил получать и ненавидел отдавать. Куда делся тот мальчишка-первокурсник, который единственным криво выученным заклинанием вырубил тролля, а потом был готов пожертвовать собой ради друзей? Как будто заколдовали. Хотя, если вспомнить, он и тогда мечтал стать лучше всех, вот только ничего ради этого не делал. Так что… как ни печально признать, всё закономерно. Как говорится, не стоит искать чёрную кошку в тёмной комнате, если её там нет.

— Что-то ты загрустила.

— Задумалась.

— О чём? — выдохнул Гарри ей в волосы, коснувшись губами уха.

— О Роне, — призналась она. — Знаешь, подумала, вдруг он не сам собой так изменился, а кто-то его заколдовал или зельем опоил? А потом подумала, что это я, наверное, просто очень хочу найти оправдания. Потому что обидно терять друга, который дружбе предпочёл собственные амбиции.

— Славы ему не хватает. Ну и попробовал бы мою славу. Жрал бы хоть полной ложкой, мне не жалко!

— Прости, — Гермиона развернулась и обняла напрягшегося Гарри. — Зря я о нём заговорила. Надо просто забыть.

— Ну, по крайней мере, для нас с тобой последствия дружбы с ним не такие катастрофические, как для моих родителей — от дружбы с Хвостом. И ты не права — не надо забывать. А то снова доверишься такому вот…

— Всё равно — Мерлин с ним, с Роном. Лучше… — «Лучше обними меня крепче», хотела онасказать, но тут в гости заглянули Седрик с Чжоу, и разговор ожидаемо свернул сначала на Турнир, а после — на квиддич. Следить за болтовнёй трёх ловцов Гермионе быстро наскучило, она отодвинулась к окну и достала старый номер «Ежедневного Пророка».

«Неожиданный финал… или ожидаемый?»

— Гермиона! Идём скорее со мной! — у ворвавшейся в купе Лаванды нехорошо, по-ведьмовски горели глаза. — И ты тоже, Гарри! Скорей же!

Никак Гермионе не удавалось дочитать эту статью. Будто заколдована! Сначала не получалось оторвать взгляда от скандального колдофото разборки Каркарова с Дамблдором, а затем из раза в раз что-то отвлекало. То свидание с Гарри, то новая шутка близнецов, то сборы на каникулы…

С места сорвались все четверо. Лаванда притащила их к купе, где сидел одинокий и надутый Рон, но войти не дала, а провела мимо. На столе стояли две пустые бутылки из-под сливочного пива, на полу валялись смятые конфетные фантики.

— Это всё близнецы, — быстро полушёпотом объяснила Лаванда. — «Безудержная болтушка» с добавлением зелья правдивости. Я купила у них две порции, в сливочном пиве. Дорого, но дело того стоило! Теперь стойте здесь и слушайте!

И, не дожидаясь вопросов, согласия или возражений, проскользнула в купе.

— Чего это она? — прошептал Гарри.

Ответить Гермиона не успела, хотя что толку будет от её «не знаю»?

— Ро-он, — послышался из купе какой-то почти незнакомый, слишком вкрадчивый и сладкий голосок Лаванды, — пожалуйста-пожалуйста, Рон, повтори ещё раз, что ты говорил?

— Ты красивая, Браун, — голос Рона тоже казался не совсем привычным — будто пьяным. — Я хочу полапать тебя за сиськи, дашь?

Седрик чуть слышно хмыкнул, прижав к себе Чжоу, а та шепнула:

— Насколько я знаю Браун — даст, но не грудь полапать, а по морде.

— Ой, Ронни, не ври! — Лаванда деланно захихикала. — У нас столько красивых девочек. Хотя бы Патил. Или Грейнджер.

— Не-е, их не хочу, — отозвался Рон так возмущённо, будто ему впаривали негодный товар в лавке старьёвщика. — Патил тёмная, мне беленькие нравятся. А Грейнджер слишком умная.

— Это же хорошо, что умная. Я вот ей даже завидую.

— Или я её всё-таки не знаю? — задумчиво протянула Чжоу.

— Тс-с-с, не мешай, потом обсудим, — прошептала Гермиона. Рон уже отвечал:

— Ты что! Мерзкая заучка, вечно всех поучает, будто она лучше всех! И что только Гарри в неё вцепился? Я-то думал…

— Что думал?

В купе повисла тишина. Гермиона сжала руку Гарри в безмолвной просьбе оставаться на месте и слушать дальше. За этот год она достаточно изучила Лаванду, чтобы понимать: та не привела бы их сюда только ради того, чтобы они в сотый раз убедились, насколько сильно Рон не любит «заучку Грейнджер». Повод должен быть намного серьёзней.

— Рон, ты, наверное, выпил слишком много сливочного пива. У тебя здесь ещё бутылка, лучше оставь её на потом.

— Браун, ты красивая, только глупая. Разве бывает много сливочного пива? Я же не девчонка. Дай сюда.

Судя по звукам, Рон выпил залпом не меньше половины бутылки.

— Так что ты думал о Гарри и Гермионе? — напомнила Лаванда.

— После драконов я хотел с ним помириться! Пришёл к нему сказать, как круто он выступил, а эта… эта бобриха! Ты же видела, что она сделала!

— Она переволновалась за Гарри, только и всего.

— Из-за неё Гарри даже говорить со мной не хотел! Подумаешь, ставки, что здесь такого? Все ставили, а она! И тогда перед балом… Гарри должен был пойти с моей сестрой, Джин сварила верное зелье, а я… Проклятие-то оказалось слабеньким. Дин клялся, что верняк, а она уже после каникул вернулась, как была, аж цветёт вся, тьфу. Невеста самого великого Гарри Поттера, фу-ты-ну-ты! И Гарри всё равно бал пропустил…

— А Дин при чём? Ты о нём не рассказывал.

— Да ни при чём он! Он дурак, но не такой дурак, чтобы ссориться с Поттером. Мы просто болтали как-то в Хогсмиде, и он рассказал мне. Верное проклятие его матушки — семейное, можно сказать.

— Погоди, Рон! У Дина мать маггла, он сам говорил!

— Ага-а. Маггла, ещё какая! Чернокожая маггла с Карибов. Только тс-с-с! Там, на Карибах, она уморила своего мужа самой настоящей магией. Вуду, слыхала? А потом удрала через океан от его родни и сделала вид, будто слыхом не слыхала ни о каком-таком волшебстве. Только млч-чи, вот…

Послышался глухой стук, и Гарри рванул в купе. Гермиона ринулась следом, гадая, сумеет ли удержать жениха от убийства. Но всё сделала Лаванда. То есть, она просто не пустила их в купе, сначала встав на пороге, а потом вытеснив в коридор.

— Сонное зелье подействовало. Часа два проспит. Гарри, не надо его сейчас убивать, я придумала месть получше. Идёмте к вам, расскажу.

Естественно, Седрик с Чжоу и не подумали уходить. Гермиона запечатала купе коллопортусом, а Седрик навесил ещё каких-то чар, пояснив:

— Чтобы не подслушали.

— И что это было, Лаванда? — не выдержала Гермиона. Хотя подруга, кажется, только и ждала, чтобы её начали расспрашивать. — То есть я поняла, что именно он меня тогда проклял…

— Убью мерзавца, — коротко и веско перебил Гарри. — Пусть только проснётся. Он должен знать, за что.

— Но как тебе вообще пришло в голову спрашивать его именно об этом?! — продолжила Гермиона. — И почему ты вообще захотела расспросить его под зельем? Чего ради?! Это же Рон, ты сама знаешь, чего он стоит!

Лаванда тяжело вздохнула.

— Мне мальчик из Дурмстранга предложение сделал. Аль-оша Ржевский. Мне он нравится, вот. Он добрый и весёлый. И целуется… — не договорив, Лаванда покраснела и прижала ладошки к щекам.

— И ты молчала! — в лучших традициях хогвартских сплетниц Гермиона всплеснула руками и обняла подругу. — Поздравлять можно?

— Не знаю! Он не болгарин, он русский, а мама говорит, в России скоро будет совсем плохо. Моя мама не предсказатель, как профессор Трелони, но у неё есть способности, так что это правда. А Аль-оша не то чтобы не верит, но… — Лаванда беспомощно пожала плечами. — Я ему предложила переехать к нам, но он не ответил сразу. Сказал, как отец решит. А мой папа…

— Не хочет тебя отпускать? — понимающе кивнула Гермиона.

— Он мне ещё прошлым летом намекал, что неплохо бы породниться с Уизли. Сильный клан, хоть со стороны и не видно — но это как раз то, что папе нравится. Он говорит, всегда безопаснее, когда на самом деле семья сильна, но её не принимают всерьёз. И я весь год присматривалась к ним и всё думала, думала… Близнецы хорошие, но им нравятся девушки из команды. Перси встречается с Пенни, старостой Равенкло. Хотя у них всё не слишком серьёзно. Попытаться-то можно… но мне самой Перси не нравится. Зануда! Остаётся Рон. Но он весь год вёл себя как последняя задница! Я писала папе, а он ответил, что это мальчишеская придурь, вырастет — поумнеет. И я подумала, что надо проверить — ну, узнать точно, что у него на уме. А потом рассказать папе с мамой и думать. Хотя что тут думать! Если сравнивать Рона и Альошу, я б поехала в Россию, не испугалась бы!

— И ты пошла раскручивать его на откровенность, а услышала…

— Что он тебя проклял ради того, чтобы свести Гарри с Джинни. И думал, будто Гарри помирится с ним, стоит лишь поманить…

— Ага, сейчас! — буркнул Гарри.

— И что я ему нравлюсь в том смысле, что хочется затащить меня в чулан для мётел и лапать за сиськи, а жениться он хочет обязательно на богатой. Не то чтобы я бедная, — Лаванда победно усмехнулась, — но Брауны не пускают пыль в глаза. Я хочу, чтобы полюбили меня, а не моё приданое.

— И чего же ты хочешь? — спросила Гермиона.

— Покажу родителям этот разговор — я пока не умею извлекать воспоминания, но папа может. Уверена, этого хватит, чтобы избавить меня от перспективы выбирать между Альошей и Уизли. А остальное… Гермиона, ты пострадавшая сторона, решать тебе. Но я думаю, это воспоминание можно, ну, пустить в оборот. Или прижать им Рона, чтобы даже смотреть больше не смел в твою сторону, или прижать его отца — так будет даже вернее, но это нужен взрослый. И в любом случае, пусть он знает — если вдруг с тобой что-то случится, первым станут подозревать его. За магглорождённую, может, в Азкабан и не посадят, а вот за невесту Поттера — запросто.

— Шантаж — это правильно, — кивнула Чжоу. — Некоторые только его и понимают, и Уизли, похоже, из таких.

— Ну, Джинни извинилась, — справедливости ради заметил Гарри. И тут же жёстко усмехнулся: — Правда, только после того, как глава древнейшего и благороднейшего дома Блэк официально обратился с претензией к мистеру Уизли.

— Вот и пусть снова обратится, — энергично кивнула Лаванда. — В идеале пусть Рона вообще уберут из Хогвартса. Видеть его не могу!

— Я поговорю об этом с крёстным, — пробормотал Гарри, и в его голосе Гермионе почудилось обещание куда больших неприятностей для Рона, чем просто исключение. Но она решила не вмешиваться.

Предупреждение к главе: смерть персонажа.

С той самой проклятой ночи, когда погибла Лили, а Лорд убился о чугунный лоб поттеровского отродья, у Северуса Снейпа осталась единственная мечта. Бросить всё и всех, закрыться в подвале опустевшего родительского дома, заново оснастить оставшуюся от матери лабораторию и уйти с головой в зелья. Забыться. Забыть противостояние, принёсшее только боль и потери, оставить в прошлом собственную глупость, стать не тем, кем его желали видеть другие — мордредовы Мародёры, скользкий друг Люциус, Лорд со своим Ближним кругом, Дамблдор со своим Орденом Феникса и Мерлин знает кто ещё — а тем, кем хочет быть сам. Отшельником-зельеваром, исследователем, далёким от политики и позволяющим себе послать к фиолетовым пикси любого, кто посмеет что-то от него требовать.

Но где мечты, а где реальность?

Вместо мастера-зельевара Северуса Снейпа — профессор Снейп, декан, дамблоровские глаза и уши в Слизерине и по совместительству поттеровская нянька. Всего одно неосмотрительное обещание, данное в минуту слабости, и вот результат — не успел сгинуть Лорд, как у Снейпа появился новый хозяин. И уж этот не сгинет. Этот всех переживёт, на могилке пафосно всплакнёт и пойдёт жрать свои лимонные дольки.

Северус Снейп ненавидел Альбуса Дамблдора, как никогда и никого прежде. Именно Дамблдор во всём виноват. Начиная с того, что назначал собеседования в дрянном трактире, и заканчивая тем, что не защитил Лили, зато взял с Северуса клятву позаботиться о её сыне. Хотя нет, начиная с того, что спускал всё с рук своим разлюбезным гриффиндорцам, отчего и Поттер-старший, и Поттер-младший творили что хотели и были свято уверены в собственной безнаказанности и вседозволенности.

Конечно, Снейп отлично понимал, что ненавидеть Альбуса-Мордред-его-за-ногу-Дамблдора опасно уже само по себе, даже если эту ненависть не показывать. Господин директор отнюдь не гнушался лазить в мозги подчинённых. Но одна ненависть прекрасно маскирует другую, и Снейп ненавидел обоих Поттеров и заодно с ними Блэка — демонстративно, шумно, напоказ, не стесняясь выставлять свою ненависть перед всеми, раздувать её и распространять на всех, кто оказывается слишком близко к ненавистным субъектам. Минерва шипела, обижаясь за неправедно отнятые баллы, а Снейп лишь ухмылялся — что посеешь, то и пожнёшь. Вот не потакала бы мародёрской компании в их травле слизеринца — имела бы право сейчас возмущаться.

Вторым слоем шла ненависть к преподаванию, совершенно искренняя: что может быть убийственней для творческой натуры, чем из года в год пытаться вдолбить азы стаду тупых баранов? Зачем Дамблдору преподаватель, у которого взаимное отвращение практически со всеми учениками, Снейп не понимал. Казалось бы, хочешь держать при себе, под рукой и на глазах — дай деканство без преподавания, варку зелья для Помфри, выбей у Попечительского совета ставку школьного надзирателя… да мало ли что можно придумать! Было бы желание. Но Альбусу доставляло извращённое удовольствие видеть мучения Снейпа. А может, он посредством злобного профессора взращивал в тупых школярах неприязнь к предмету, к слизеринцам, к Пожирателям… Постигнуть ход мыслей своего второго хозяина Снейп давно не пытался.

Но в этом году кое-что изменилось. Начала темнеть и зудеть метка, заставляя задуматься — что делать и кому служить, если Лорд, как и обещал, вернётся? Раз уж остаться в стороне никак не получится, следовало хорошо взвесить все «за» и «против» и выбрать с умом. В идеале — так, чтобы суметь поспособствовать гибели обоих своих хозяев и наконец освободиться. Ну а если учесть, что идеал на то и идеал, что практически недостижим, то хотя бы так, чтобы выцарапать себе максимум свободы при двух нацепленных на него строгих ошейниках.

Настроение у Снейпа, при таких-то делах и раздумьях, весь год было отвратительным. А если добавить нервного, по той же причине, Каркарова, прозрачные намёки параноика Грюма и очередную безумную авантюру, в которую влез с ногами, как в дерьмо, Поттер…

Неудивительно, что в тот момент, когда на весь стадион прозвучало имя Волдеморта, Грюм превратился в Барти Крауча-младшего, а Альбуса взяла в оборот Амелия Боунс, у Снейпа сдали нервы. Он как-то очень ясно и отчётливо понял: сейчас или никогда.

На его уход никто не обратил внимания — может, не до него было, а может, не увидели ничего странного в том, что декан одного из факультетов быстрым шагом направляется со стадиона к замку, а в самом замке — чуть ли не бегом несётся к кабинету директора. Допуск к директорскому камину был у всех деканов, и Снейп не хотел проверять, не придёт ли в голову Амелии задержать его «до выяснения». И уж тем более не хотел выяснять, не придёт ли в светлую голову Альбуса столь же светлая идея отправить своего ручного шпиона к Лорду в пасть немедленно. Ведь, стоит лишь прозвучать даже не приказу, а лишь намёку, и отказаться он уже не сможет: клятвы не позволят.

И всё же Снейп не исключал возможности, что его успеют вернуть, а потому адрес отправления выбрал самый логичный при данных обстоятельствах: Малфой-мэнор. У кого ещё он мог бы узнать новости из первых рук? К тому же Люциус, как и подозревал Снейп, ничего о предполагаемом возрождении Лорда не знал, зато отлично понимал, что спросят с него первого. Так что за своевременную информацию и возможность всесторонне подготовиться к неприятностям он отблагодарит по высшему разряду.

Ну а дальше — обычная цепочка для заметания следов: оборотное, лавка Горбина, быстрым шагом до «Дырявого котла» и затеряться в маггловском Лондоне. Не появляться ни в Коукворте, ни где-либо ещё, где его могут искать, снять дешёвую комнату и затаиться, отгородившись от сов и узнавая новости лишь из «Пророка», получаемого через левый абонентский ящик в Насыпном Нагорье.

А новости были одна другой краше! Причём в кои-то веки главным героем оказался не мальчишка Поттер, а Виктор Крам — этому тоже к славе не привыкать, но хотя бы к заслуженной. Победитель не только Турнира, но и — все ликуют! — едва не возрождённого Волдеморта. Как Рита пронюхала о Лорде, Снейп не знал и знать не хотел, но убедился, что сделал ноги крайне вовремя: уж если даже Альбуса забрали в аврорат, пусть всего лишь как свидетеля…

Как же спокойно и приятно чуть ли не впервые в жизни оказаться в стороне от всей этой шумихи и возни! Почитывать себе газеты под бокал «Старого Огденского» и наслаждаться мыслью, что ты не при делах. Наконец-то. Правда, непонятно, что делать дальше и как объяснять свое внезапное исчезновение. Но можно ведь и не объяснять, верно? На Коукворте свет клином не сошёлся, а благодарность Люциуса вполне можно превратить в билет за Канал, а то и через океан. Начать всё на новом месте, с чистого листа…

— Да, Поттер, слава — это ещё не всё, — с удовольствием повторил Снейп, рассматривая колдографию Крама с кубком в руках. Мальчик-Который-Выжил отирался на заднем плане, угадываясь лишь по роскошной каштановой гриве Грейнджер. — И где ваше пророчество, Альбус? Исполнилось в восемьдесят первом? Или Крам у нас тоже того — на исходе седьмого месяца и сын трижды бросавших вызов? А скорее всего, вы просто разыграли тогда очередную свою хитроумную партию, а мы, сопляки, ни Мордреда не поняли и приняли всё за чистую монету.

Но, как и следовало ожидать, блаженство не продлилось долго. От «Пророка» и Огденского оторвал патронус-ястреб Амелии Боунс, нагло зависший прямо перед лицом:

— Снейп, где бы ты ни был, ты нужен мне здесь. Не рой себе яму — сейчас ты только свидетель, явись добровольно. По Волдеморту есть кого расспросить, но с Дамблдором мы без тебя не разберёмся, так что жду тебя НЕМЕДЛЕННО.

Голос Амелия не повышала, но это её «немедленно» так и ударило по ушам — похлеще вопиллеров Молли. Поморщившись, Снейп отхлебнул огневиски, и лишь затем до него дошло главное: его хотят допрашивать о Дамблдоре? Неужели железная мадам Боунс сподобилась и дражайшего директора подвести под следствие? Не то чтобы поводов к такому жёсткому решению не было, но… но это же Дамблдор! САМ АЛЬБУС ДАМБЛДОР! Да по всем расчётам он уже должен присвоить себе лавры Крама, взобраться на пьедестал и благостно вещать оттуда о неминуемой победе добра и света!

— Я должен это видеть, — Снейп отшвырнул газету и встал. Отдых кончился. О тайных делах Альбуса он мог рассказать многое и смысла молчать не видел. Мерлин, вот он шанс дать законный выход своей застарелой ненависти! Теперь, когда первый хозяин снова мёртв, помочь и второму провалиться к чёртовой бабушке! И не придётся куда-то бежать и всю жизнь прятаться, и благодарность Малфоя можно обратить во что-то более… материальное. Да хотя бы в новый дом с лавкой в Косом переулке или Годриковой Лощине.

Уже через полчаса Северус Снейп сидел перед Амелией Боунс, выкладывая все секреты Альбуса Дамблдора и Ордена Феникса. И предателем себя совсем не чувствовал. Наоборот, впервые в жизни примерил маску законопослушного гражданина, искренне возмущённого противоправной деятельностью всяких… деятелей. И эта маска ему очень даже понравилась! А жареных фактов за четырнадцать лет он успел накопить немало, и многие из них мог подтвердить не только под веритасерумом, но и документами, уликами и именами других свидетелей и участников. В конце концов, нужно же обезопасить себя от Азкабана в случае утери Альбусовой благосклонности! Блэк тому свидетель — только на честное следствие и веритасерум лучше не надеяться.

Амелия хмурилась. Дважды прерывала допрос: первый — чтобы отстранить от службы «до выяснения» Шеклболта, Тонкс и ещё нескольких активно сочувствующих Дамблдору авроров, и второй — отправить сову Гарри Поттеру, чтобы по школьным эпизодам расспросить ещё и его. О третьем перерыве попросил сам Снейп, у которого от долгих разговоров пересохло в горле — и это с его опытом преподавания!

Распрощались с мадам Боунс далеко после окончания рабочего дня — ближе к полуночи. Довольная Амелия настояла, чтобы Снейп обязательно явился на суд, а он презентовал флакончик собственноручно сваренного усиленного веритасерума. О да, он придёт на суд. С превеликим удовольствием. И очень надеется, что при его посильном вкладе Альбус переместится с мест для свидетелей в кресло обвиняемого!

Спускаясь на первый этаж и шагая по пустому, гулкому и тёмному атриуму к каминам, Снейп так ярко видел внутренним взором Альбуса Дамблдора в роли подсудимого, что эта прекрасная фантазия почти полностью затмила для него реальность. Да и чего опасаться в ночном Министерстве, тем более честному человеку, активно помогающему следствию?

К сожалению, он забыл, что девиз Шизанутого Грюма — «Постоянная бдительность!» — родился не на пустом месте.

Тяжёлая рука на плече его не остановила бы, но пистолет у виска… Позвольте, пистолет?! В Министерстве Магии?!

— Примчался закладывать всех и вся, Снейп? — прогудел в ухо узнаваемый басок Шеклболта. — Забыл, что предателей никто не любит? Знаешь, за Пожирателей тебе бы только спасибо сказали, но создавать проблемы Альбусу и своим же товарищам по оружию…

— Какого… — прошипел Снейп, собираясь то ли высказать всё, что думает об Ордене Феникса в качестве «товарищей по оружию», то ли спросить, чего, собственно, Кингсли от него хочет. Но тут хватка на плече стала на мгновение крепче, пистолетное дуло тоже вдавилось сильнее, и каким-то звериным чутьем Снейп понял — всё. Чёртов Кингсли — не Альбус, чтобы остановиться на душеспасительных разговорах и надеяться на чистосердечное раскаяние. Он ещё вспомнил, откуда уаврора маггловское оружие — Шеклболт представлял магов в охране премьер-министра — но эта мысль была абсолютно бесполезной, а потому донельзя глупой.

Успел представить ярко, в красках, как запрыгают от радости бараны-школьники, прочитав в утреннем «Пророке» его некролог. Обидно стало — не передать словами.

Выстрела он уже не услышал.

Как не узнал и того, что некролог действительно наделал шума, и не только в Хогвартсе. Какие дикие предположения строились относительно его убийства, как изощрялась пресса, придумывая парадоксальные и кричащие заголовки, обыгрывая и его пожирательское прошлое и Метку на руке, и нарочито маггловский способ убийства, и дату — как раз накануне суда… Как отказалась давать комментарии мадам Боунс и сочувственно качал головой со свидетельского места Альбус Дамблдор — ровно до тех пор, пока не выяснилось, что погибший успел дать очень даже подробные показания.

Но самое печальное, что не узнал он другого, главного — простила ли его Лили. Потому что убийцы и предатели попадают после смерти совсем не туда, куда отважные гриффиндорские девчонки, отдавшие жизнь ради своего ребёнка.

Это лето выдалось необычайно жарким. На ослепительно-синем небе который день не было ни намёка на облака, над Лондоном стояло марево выхлопных газов, автомобили, обыкновенно сверкающие чистотой, потускнели от пыли, а газоны, обычно изумрудно-зелёные, высохли и пожелтели. О рекордной жаре и охватившей юго-запад страны засухе даже в новостях говорили — Гарри как раз проводил вечер в доме Грейнджеров и просмотрел весь репортаж, закончившийся дурацким сюжетом о попугайчике, научившемся кататься на водных лыжах.

И всё же, несмотря на жару, это было лучшее лето в жизни Гарри. В конце концов, ему ведь не приходилось в полуденное пекло поливать газон и любимые розы тети Петуньи! Он болтал с бабушкой Вальбургой, проводил время с Сириусом, Гермионой и её родителями. Шумной и весёлой компанией гуляли по Лондону — в основном на маггловской стороне, но и в Косой переулок выбирались, и провожали Гермионину маму на осмотры в Мунго, и даже в Министерстве, в Отделе Тайн, как-то провели почти целый день. И наконец-то на Гарри не пялились, как на Избранного, все встречные маги! В кои-то веки не Мальчик-Который-Выжил оказался главным героем газетной шумихи и волнующих общество сплетен. Наоборот, он и сам, как все остальные, с нетерпением ждал очередной номер «Ежедневного Пророка», чтобы узнать новости.

Новостей этим летом было много, и далеко не все из них попадали в прессу. Вот, например, тот вопрос, из-за которого Гарри Поттера захотели видеть невыразимцы. Оказывается, было пророчество о нём и Волдеморте! И, мало того, оказывается, в его шраме, том самом, который удалили зимой в Мунго, было не просто тёмное проклятие, а сидел осколок волдемортовской души! Хорошо, что Гарри узнал об этой мерзости, когда её уже не было. Но выяснилось, что таких осколков Тот-Кого-До-Сих-Пор-Боятся-Называть настрогал целую кучу, и теперь невыразимцы ищут их по всей Британии, чтобы не допустить очередного возрождения Тёмного Лорда. Гарри отлично понимал, почему о таком лучше не сообщать в газетах!

Зато целый месяц с передовиц не сходили суд над Петтигрю и Краучем-младшим и свидетельские показания Альбуса Дамблдора, после которых тот странным образом оказался уже не главой Визенгамота и даже не директором Хогвартса — за что следовало сказать спасибо, во-первых, покойному Снейпу, и во-вторых, уехавшему в Дурмстранг Кубку Турнира. С шумом и скандалом прошло официальное оправдание Сириуса. Журналисты, словно собаки — кости, обсасывали и обгладывали «семейную драму» и «политическое самоубийство» Крауча-старшего — заодно, кстати, досталось Персивалю Уизли, который в своём служебном рвении даже не заметил, что его начальник под Империо. Отдельный номер посвятили кандидатам в директора Хогвартса — как ни странно, новым директором стала незаметная на фоне прочих деканов Помона Спраут. А деканом Слизерина и новым профессором зельеварения должен стать некий Гораций Слагхорн, о котором Сириус сказал: «Он малость помешан на своей коллекции знаменитых учеников и Клубе Слизней, но учить умеет».

На этом фоне былая популярность Гарри Поттера заметно поблекла, чему тот был только рад. В конце концов, в его планах на будущее не было ни политики, ни ещё какой-либо публичной деятельности, так что дурацкая реклама ему и даром не сдалась. Хватит с головой и того, что уже есть!

Блэкам, правда, принадлежало место в Визенгамоте. Ну так это же Блэкам, а не Поттерам! Мало ли, что крестника Сириус назначил наследником! Даже магглы в его возрасте вовсю детей заводят — Гермионины родители тому пример, а ведь волшебники живут дольше.

— Становиться главой древнейшего и благороднейшего Дома Блэк не собираюсь, так и знай! — прямо заявил он крёстному. — Сам постарайся!

— Тем более, «Ведьмин досуг» называет тебя самым завидным холостяком Британии, — помахала глянцевым журналом Гермиона.

Бабушка Вальбурга одобрительно кивала с портрета. Сириус в ответ только зарычал: свежий рейтинг потенциальных женихов он уже видел, количество сиропа в рассказе о своей несчастной судьбинушке оценил и сдуру пригрозил жениться «на этой проныре Скитер, чтоб ей неповадно было». Кто ж знал, что шутка придётся всем настолько по вкусу!

* * *

Как ни странно, не таким уж плохим это лето выдалось и для Рона Уизли. Хотя началось — хуже не придумаешь. Какая всё-таки стерва эта Браун! Да и Фред с Джорджем хороши, Мордред бы побрал их эксперименты! Но… Как говорит Билл, «всегда есть какое-то «но», а если нет, значит, ты плохо смотрел и что-то упустил».

«Но» Рональда Уизли было, если подумать, до обидного простым: какой бы стервой ни оказалась Браун, как бы ни раздражала заучка Грейнджер, как бы ни подгадили братцы со своими экспериментальными зельями, в своих бедах Рон виноват сам.

Рональд Уизли легко вспыхивал и легко обижался, а в обиде переставал видеть берега. Он и сам знал за собой этот грешок, а его обида на Грейнджер почти весь год подогревалась разрушенной дружбой с Гарри Поттером. Прежде всего — разрушенной дружбой, а не тем отвратительным случаем после драконов. Да, только летом, вдали от Хогвартса, не видя Поттера по сто раз на дню, Рон признался сам себе, что жалеет о потерянной дружбе. Сильно жалеет. Так сильно, что переиграл бы заново весь этот проклятый год! Придержал бы язык, не полез бы за лёгкими деньгами, и с драконами бы помог, и с чем угодно — лишь бы остаться рядом с Гарри. Но даже волшебники не могут собрать пролитое молоко.

Вечер после визита в дом Уизли мистера Брауна Рон запомнил, наверное, на всю жизнь. Отец даже не гневался. Только сгорбился устало и заявил:

— В Хогвартс ты не вернёшься. Ты повёл себя глупо, подставил себя и всю семью, но всё-таки ты мой сын.

Мама плакала. Джинни смотрела, как на идиота, и Рон почему-то даже огрызнуться не мог, что сама хороша. Да и то сказать — сестрица повела себя с Гарри поумней, чем он. А Рон чувствовал себя, как… как пришибленный. Будто приложило оглушалкой, да так и не прошло. Не вернётся в Хогвартс? Не будет пробоваться в команду Гриффиндора? Вообще Гриффиндора не будет больше в его жизни? Шумной ало-золотой гостиной, шахмат с Дином, сливочного пива в «Трёх мётлах»? Даже отвратительные цепляния Малфоя вдруг показались чем-то… нет, не дорогим, но чем-то, что жаль потерять вот так. Да что там говорить, он даже на библиотеку с Грейнджер согласился бы! Но — поздно.

Вот так. Один брат — лучший ученик, второй — капитан квиддичной команды, третий — староста, ещё двое — таланты с кучей собственных разработок, и он — недоучка.

— Поедешь к Биллу, — сообщил отец. — По ученическому контракту. И я прошу тебя, сын, отнесись к этому серьёзно. Пусть Билл — твой брат, но ученический контракт — не шутки. Его магии всё равно, кем тебе приходится твой наставник. Полный контроль с его стороны и полное послушание с твоей, и никак иначе.

Следующий вечер Рон встретил уже в Египте. Жара — куда там той «аномальной жаре», которая сейчас в Англии. Ветер и песок. Песок на лице и в волосах, в еде и на зубах, под одеждой и в постели… Громады пирамид и крохотный, всего на три палатки, лагерь разрушителей проклятий. И унылый до зубовного скрежета список ежедневных обязанностей: приносить воду, обновлять чары охлаждения и очистки воздуха, защиту от змей, грызунов и насекомых, кормить почтовую сову и чистить клетку, носить бельё в маггловскую прачечную, а рабочую одежду чистить и стирать самому — не только себе, между прочим, а всей команде! Покупать по списку продукты и даже готовить — как будто он умеет готовить! «Научим», — пообещал Билл, и Рон впервые ощутил магию ученического контракта: уже почти открыв рот, чтобы возмутиться, он помимо воли промолчал и кивнул.

А потом оказалось, что всё это только на словах уныло. Потому что даже для того, чтобы убрать из палаток вездесущий песок, пришлось выучить аж три новых заклинания и научиться варить одно зелье! Потому что оказалось, что каждая мелочь здесь имеет жизненно важное значение. И от него, новичка-ученика, всерьёз зависит благополучие, здоровье и даже, может быть, жизнь всей команды Билла. Это вам не ананасы плясать заставлять и не мышей превращать в табакерки! Впервые в жизни Рон по-настоящему чувствовал собственную значимость. Нужность. К концу лета ему казалось, что за эти два месяца он выучил больше, чем за все четыре года в Хогвартсе. И учиться оказалось намного интересней, когда не Грейнджер нудит в ухо своё «мальчики, идёмте в библиотеку, пора готовиться к экзаменам», а Билл словно ненароком бросает: «Сегодня после прачечной зайди на рынок к старику Абдулу, он должен привезти заготовки под амулеты. Вечером покажу, что с ними можно сделать». Или Джим Стеббинс, зельевар команды, предлагает: «Не выбрасывай дынные семечки, покажу тебе на них одно занятное древнее зелье для быстрого роста. Сваришь дома для матери, она ведь занимается огородом?»

Нет, уже даже не к концу лета, а, наверное, к началу августа Рон совсем не жалел о Хогвартсе. Ну… почти не жалел. Память о Гарри всё равно царапала где-то в глубине души, но теперь Рон мечтал не о том, как бы вернуть всё к началу проклятого Турнира. Он знал, что время можно повернуть вспять, но Билл и его товарищи очень наглядно объяснили, почему лучше не связываться с хроноворотами и тому подобными артефактами. Да и вообще — прошлого не вернёшь, так что умнее мечтать о будущем. О том, например, что к концу седьмого курса Хогвартса, когда Гарри и его занудная Грейнджер всего лишь сдадут ЖАБА, он, Рон, станет полноправным членом команды разрушителей проклятий. Потрудиться, конечно, придётся, но ради того, чтобы утереть нос заучке… Да хотя ну её, эту заучку, ради себя! Он хочет стать таким же крутым, как Билл, вовсе не ради того, чтобы кому-то что-то доказать. Ему просто это интересно, и нравится, и это по-настоящему круто! Гораздо круче квиддича.

* * *

Гермиона закрыла дверь купе, отгораживаясь от снующих по коридору школьников, и, немного поколебавшись, кинула запирающее заклятие. Последние дни выдались суматошными — смешались сборы в школу, рождение братика с сестричкой, окончательный переезд родителей в дом Блэков… Поэтому сейчас Гермионе хотелось побыть в тишине и вдвоём с Гарри. Успеют ещё наговориться с однокурсниками!

— Читаешь мои мысли, — Гарри обхватил её за талию и усадил к себе на колени, и Гермиона, тихо взвизгнув от неожиданности, обняла его за шею. Могла ли она представить такое всего лишь год назад?!

Хогвартс-экспресс набирал ход, оставляя позади Лондон с его сутолокой, выхлопными газами, пробками и прочими «достижениями» цивилизации. Впереди ждал Хогвартс, и кто, после всех летних сенсаций, мог предсказать, чего ожидать от следующего учебного года? Новый директор, новые преподаватели — по крайней мере, по зельям и ЗОТИ! И каким станет Хогвартс без Дамблдора? Сама эта мысль казалась до ужаса странной, как будто Альбус Дамблдор должен оставаться директором до самой смерти.

— Хорошо, что не будет Снейпа, — словно подслушав её мысли, заметил Гарри. — Может, с этим, как его, Слагхорном мне больше повезёт?

— Интересно, кто будет вести Защиту?

— Сириус вроде бы слышал, пришлют кого-то из аврората. Мне больше интересно, смогу ли я догнать руны?

Рунами и нумерологией они начали заниматься летом, с помощью Блэковских портретов — Сириус, к сожалению, тут оказался полным профаном. И если нумерология пошла у Гарри, к его собственному удивлению, очень даже легко, то с рунами всё оказалось печально. Может, потому что среди портретов тоже не нашлось толкового специалиста именно в этом предмете? Блэки всегда были сильны другим.

Ещё год, да что там год — полгода, три месяца назад Гермиона принялась бы уверять, что всё получится, что она поможет, что профессор Бабблинг — замечательный учитель… К счастью, теперь она знала куда лучший способ приободрить Гарри. Удивительно, сколько уверенности в себе мальчишкам придают всего лишь объятия и поцелуи! И как прибавляют страсти к учёбе нежелание ударить в грязь лицом перед невестой, разговоры о будущем и проснувшийся интерес к родовым талантам.

«В этом году всё будет по-другому», — успела ещё подумать Гермиона, а потом стало не до раздумий. Разве полезет в голову даже самый интересный школьный предмет и самая волнующая проблема, когда сидишь на коленях у своего парня, обнимаешь его за шею, а он тебя — за талию, словно невзначай пробираясь ладонями под блузку, и от его прикосновений бегут вверх по позвоночнику горячие мурашки? Когда он шепчет: «Какая ты сладкая, Гермиона», — и целует, осторожно раздвигая губы языком. И вдруг оказывается, что весь мир сжался до купе, где они вдвоём, а время понеслось со скоростью даже не Хогвартс-экспресса, а космической ракеты. И ты физически чувствуешь, как уходят драгоценные минуты…

А в Хогвартсе вряд ли получится вот так остаться только вдвоём, и чтобы никто не тревожил. И одна эта мысль заставляет отвечать на поцелуй с совершенно неприличной страстью, и целовать в ответ, едва отдышавшись, и замирать от жадных прикосновений, опасаясь не выдержать и шагнуть дальше, чем они могут пока себе позволить. А собственные чувства напоминают бурлящий ведьмин котёл: восторг и опаска, нетерпение и жалкие попытки самоконтроля, удовольствие, яркое и взрывное, как рождественские фейерверки, и удивление пополам с любопытством: если даже сейчас, всего лишь от осторожных обоюдных ласк, делается так невероятно хорошо, что же будет, когда дойдёт до большего?!

И кажется, отныне и навсегда в стуке колёс будет чудиться прерывистое, между поцелуями: «Люблю тебя».

Гермионе снился патронус. Юркая серебристая выдра бежала наперегонки с Хогвартс-экспрессом, заглядывая в окна, как будто не могла найти адресатов. «Просто окажись рядом с ними!» — мысленно прикрикнула Гермиона, и в тот же миг патронус оказался в Хогсмиде, у «Трех мётел», рядом с двумя детишками, за которыми и должен был присмотреть.

Счастливых воспоминаний у Гермионы Поттер хватало, а потому и патронус её многое мог. Очень многое. Но, к её большому сожалению, схватить за шкирку двух малолетних авантюристов было выше его возможностей.

— Привет, сестрица! — помахал рукой Гек.

— Передай маме с папой, что мы отлично доехали, — подхватила Гекки.

— «Ночной рыцарь» прикольный!

— А пока придёт поезд, мы успеем посмотреть Хогвартс!

— Бедный Хогвартс, — пробормотала Гермиона и проснулась. Пожалуй, при всём её неверии в прорицания и пророческие сны, нужно лично посадить двойняшек в Хогвартс-экспресс и убедиться, что те не улизнули через дверь соседнего вагона и не сбежали вызывать автобус. Потому как шило в заднице, одно на двоих, у Гектора и Гекаты Грейнджер-Блэк было вполне блэковское.

Но пока ещё оставалось достаточно времени, чтобы провести утро без суеты и с удовольствием. Гермиона сладко потянулась, повернулась на бок и закинула ногу на бедро Гарри. Потёрлась щекой о его плечо. Сейчас, даже не проснувшись толком, любимый муж сгребёт её в охапку, и пробуждение получится долгим и весьма приятным. Хорошо, что за детьми присматривает Кричер, и можно не опасаться внезапного вторжения в самый пикантный момент. А то ведь их, вундеркиндов мелких, даже запирающие чары не всегда останавливают!

Восемь лет после свадьбы. Двое детей — сын и дочка. А всё ещё кажется иногда, что медовый месяц никак не кончится. И Китти, хозяйка лучшей кондитерской в Косом переулке, до сих пор принимает их бесплатно — совсем не из-за славы Гарри Поттера, а потому что яркая первая любовь отлично подпитывает чары уюта. Гермиона и дома эти чары навела — прекрасно работают!

— Ты такая сладкая, Гермиона, — пробормотал, просыпаясь, Гарри, и мысли вылетели из головы, сменившись давно привычными, но ничуть не надоевшими желанием, нежностью и страстью.

Через два часа, наспех позавтракав, семейство Поттеров в полном составе камином перенеслось на Гриммо, тринадцать. Соседний с блэковским дом выкупили по случаю несколько лет назад, и теперь Грейнджер-Блэки жили в полу-маггловском, полу-магическом доме, рядом со старым родовым гнездом Блэков, но всё же на своей территории, в полном соответствии с правилом «мой дом — моя крепость». Только детвора, Кричеру и Вальбурге на радость, постоянно носилась из дома в дом: двойняшки Грейнджер-Блэки, шестилетки Альфард Сириус Блэк и Джеймс Дэниэл Поттер, пятилетняя Касси Блэк и четырехлетняя Лили Поттер.

С Гриммо на вокзал доехали за десять минут на машине, модифицированной Гарри по образу и подобию незабвенного фордика. Проходя через маггловскую часть, Гермиона крепко держала брата и сестру за руки, несмотря на их громкое недовольство — слишком ярко помнился сон. Хотя, конечно, если дети доберутся в школу на «Ночном рыцаре», ничего страшного не случится. Но начинать учёбу с такого явного пренебрежения традициями… тут Гермиона рассмеялась, запутавшись в сравнениях. По-блэковски? По-поттеровски? Да ладно, она и сама уже с первого курса отличалась не только успешной учёбой, но и столь же успешными нарушениями правил.

Перед проходом на платформу девять и три четверти Гермиона признала очевидное: последние полчаса контроля ничуть делу не помогут.

— Что ж, вы знаете, куда идти. Вперёд, новое поколение школьных хулиганов!

Переглянувшись, Гек и Гекки вдвоём схватились за тележку и побежали к барьеру.

Рядом чуть слышно вздохнула мама.

— Не переживай, — Гермиона крепко её обняла и шепнула на ухо: — Сейчас в Хогвартсе действительно безопасно. Их ждут прекрасные семь лет.

Младшие ринулись за двойняшками, за детьми прошли Грейнджеры. Гарри подхватил Гермиону под руку.

Пройдя на волшебную платформу, они с одинаковым удовольствием оглядели алый паровоз, а затем и толпу на перроне, выискивая знакомые лица. Таких было мало: их поколению ещё не пришло время провожать в Хогвартс своих детей. Гермиона радостно помахала рукой Эмили, бывшей помощнице Сметвика — та уже третий год заведовала отделением недугов от проклятий и усиленно сманивала Гермиону к себе из родильного отделения. Поздоровалась с провожавшей правнучку мадам Примпернель — та ничуть не изменилась с того дня, когда Эмма и Гермиона Грейнджер впервые перешагнули порог её лавки. Гарри раскланялся с кем-то и шепнул:

— Милая, прикрой меня, если пристанут. Ещё не хватало прямо здесь отбиваться от клиентов.

— Тяжка доля монополиста, — хмыкнула Гермиона. За Гарри и в самом деле гонялись, умоляя взять заказ и соглашаясь на любые сроки и цены — артефакторов широкого профиля в Англии после всех войн осталось только трое, и два других плотно работали на Отдел Тайн.

Паровоз засвистел, выпустив огромный клуб дыма.

— Приятные воспоминания, правда, сладкая моя? — Гарри приобнял её, привлёк к себе — держась в рамках приличий, но вполне недвусмысленно.

— Жаль, что нельзя тихонько занять купе и закрыться в нём, — подхватила Гермиона. Похоже, вслед за прекрасным утром их ждёт прекрасный вечер — нужно только детей оставить у бабушки с дедушкой.

Ускользнув от родительских объятий, двойняшки убежали занимать места и теперь энергично махали из окна купе. Что ж, кажется, зря она волновалась. Теперь дождаться вечера и весточки из Хогвартса. Гриффиндор или Слизерин? Будущий факультет Грейнджер-Блэков уже почти год как служил в семье источником споров и даже пари.

— Тётя Герми! Ну тётя Герми, — маленькая Касси упорно дёргала за мантию. — Да тётя же!

— Что, малышка? — спохватилась Гермиона.

— Я хочу с Альфи и Джейми.

— Что? — Гермиона быстро оглядела начавший пустеть перрон, но мальчишек не увидела. — Куда ты хочешь, Касси? Куда они делись?!

— Да в Хогвартс же!

Поезд тронулся, и рядом с Геком и Гекки в окне появились довольные мордашки мальчишек.

— Альфард Сириус Блэк и Джеймс Дэниэл Поттер! — разъярённо прошипела Гермиона. Рядом расхохотался Гарри.

— Быстро, Герм! Мы ещё успеем запрыгнуть в последний вагон!

Сон, хоть и не сбылся в точности, всё же оказался в руку.