В лабиринте кривых зеркал (джен)

Гейл проснулась и поняла, что рядом с ней никого нет.

На полу в прихожей лежала узенькая полоска света: Дирк вышел на кухню и, видимо, с кем-то разговаривал по телефону. Голос его просачивался из-за неплотно прикрытой двери:

— Угу… Ага… Все готово? Ты уверен? Охраны нет? М-м… прямо сейчас? Черт побери, ладно… Стой, я запишу адрес…

Гейл представила, как он сидит, склонившись над столом, запустив пятерню во взлохмаченные волосы, вполголоса ругая ломающийся карандаш, и царапает им в блокноте какой-то неведомый «адрес». Кто это звонит? Сейчас, ночью? На номер, который, знала Гейл, известен лишь избранным?

Что это — очередное «дело»? Заказ? О господи, ну кому, кому опять понадобилось, чтобы Антиплащ вернулся? Почти три месяца прошло после громкого даксбургского ограбления, все это время копы и исполнительные приставы таскались за Дирком по пятам, отслеживая каждый его шаг и прямо-таки жаждая поймать за чем-нибудь противозаконным, но он держал себя паинькой и с некоторыми из соглядатаев даже сквозь зубы здоровался, так что Гейл уже начала всерьез верить, что он «завязал»… нет, с горечью призналась она себе, ей попросту хотелось в это верить. Такие, как Антиплащ, неисправимы, спокойная размеренная жизнь явно не для них, без очередного выброса адреналина они начинают чахнуть и сохнуть, как лишенный полива колеус на подоконнике — чахнуть, вянуть, сворачиваться в трубочку и сбрасывать листья…

Послышались из коридора мягкие кошачьи шаги, и, решив, что притворяться спящей не имеет смысла, Гейл приподнялась на локте. Дирк стоял на пороге комнаты.

— Ты не спишь? — спросил он негромко.

— Нет… Что-то случилось?

— Я ухожу. Сейчас.

В два часа ночи. Как всегда. Ничего необычного.

— Куда? Кто это звонил?

Он торопливо натягивал джинсы и водолазку.

— Я не могу тебе сказать. Это не мой секрет. — Он с усмешкой покосился на Гейл, заметив её бледное встревоженное лицо. — Наверно, это тебя удивит, Гейл… но, поверь мне, это абсолютно не то, что ты думаешь.

— Да, конечно, — пробормотала Гейл, глядя, как он вытаскивает из нижнего отделения шкафа небольшой черный кейс, в котором, она знала, лежала бесшумная электрическая дрель, отмычки и сверла. — Это абсолютно не то, что я думаю. А откуда ты знаешь, что именно я думаю, Дирк?

— Ну я же почти всегда знаю, что ты думаешь, моя дорогая. Вот сейчас ты думаешь, что я вновь хочу кого-нибудь ограбить.

— А разве это не так?

— Гейл! Ну когда ты наконец поймешь, что многие вещи зачастую отнюдь не такие, какими кажутся на первый взгляд? — Он открыл чемоданчик и — оп! — извлек оттуда отнюдь не дрель, не фомку и не заряженный «глок» последней модели, а черный шелковый галстук-бабочку, початый пузырек одеколона, погнутую алюминиевую флягу, старый велосипедный насос и продолговатую пластмассовую коробочку гвоздей. — Вот видишь, на этот раз ты ошиблась в своих предположениях, я прав?

— Очень остроумно, — невольно улыбаясь, сказала Гейл. Что ни говори, но удивить и поразить её Антиплащу удавалось почти всегда, и, несмотря на все старания, ей никак не удавалось привыкнуть к его фокусам и неожиданным штучкам — в общем, к его поистине неисчерпаемой непредсказуемости.

— Ну я же не такой идиот, чтобы хранить воровской инструмент в твоем доме, верно? — заметил он, ухмыляясь. — Это то, что ты сейчас думаешь. А еще ты ломаешь голову над тем, за каким таким чертом мне потребовался галстук-бабочка, фляга и гвозди, и каким образом все эти предметы могут быть между собой связаны.

— Да уж. Прямо какой-то «набор холостяка», — пробормотала Гейл.

— А в действительности все очень просто. Искать связь между этими предметами бесполезно… оттого, что её на самом деле вовсе нет. Я сложил их сюда только потому, что не нашел для них более подходящего места. А сейчас мне попросту понадобился чемоданчик... Мораль сей басни: не следует судить о вещах по форме, она далеко не всегда соответствует содержанию. Ясненько? — Он по-прежнему улыбался: проницательно и слегка насмешливо, но в то же время удивительно подкупающе, так, как умел (если хотел) улыбаться только он. Потом порывисто подался вперед, коснулся рукой щеки Гейл и ласково провел по тонкой коже кончиками пальцев — очень медленно, нежно, почти невесомо, — и Гейл поняла, что она уже ни о чем не думает…

...С тихим щелчком закрылась входная дверь.

* * *

Ручка лимба поворачивалась почти бесшумно. "Звоночки" в наушниках — цок, цок! — слышались ясно и отчетливо, и ложных кодовых дисков в механизме замка как будто не наблюдалось. Что ж, отлично; «несанкционированное вскрытие» не должно было занять больше нескольких минут.

«Никаких сверл, — было сказано Антиплащу. — Никаких дырок в дверце. Никаких следов взлома! Все должно быть сделано тихо и аккуратно, никто не должен узнать, что сейф был вскрыт, в этом-то вся и соль. Я потому о тебе и вспомнил, понятно?»

Антиплащ хмыкнул. Все было понятнее некуда.

В большом спящем доме царила тишина. Сейф был встроен в стену просторного, богато обставленного кабинета: у противоположной стены воздвигались высокие книжные шкафы, и плотные ряды книг, спрятанные за тонким стеклом, порой поблескивали в скудном рассеянном свете позолотой переплетов. На середине комнаты мрачно чернел массивный письменный стол, в дальнем углу едва слышно тикали внушительные напольные часы — дорогие, солидные, в громоздком, украшенном резьбой футляре красного дерева. Пол был укрыт мягким светлым ковром, заглушающим шаги, широкое окно — задернуто плотными шторами, и, возясь возле дверцы сейфа, Антиплащ подсвечивал циферблат лимба фонариком.

— Все спокойно? — вполголоса спросил он у напарника, стоявшего «на стреме» у дверей комнаты.

— Пока да. Спальни хозяев находятся в другом крыле, достаточно далеко, а прислуга явится только утром, так что нас никто не должен услышать… по крайней мере, я на это надеюсь.

— Вижу, ты тут неплохо все изучил…

— Ну, а как же иначе? Я, знаешь ли, слишком много и долго якшался с ворами, жуликами и грабителями всех мастей, чтобы не постигнуть для себя хотя бы азы этой профессии. Долго еще?

— Нет. — Антиплащ вынул из кармана генератор кодов и, установив его на лимб, ввел найденные числа пароля. Приборчик деловито загудел и защелкал, подбирая нужную комбинацию… но почти тут же стих: последовательность чисел была определена. Взломщик ввел нужный код, осторожно повернул ручку сейфа и приоткрыл дверцу ровно на ширину ладони.

— Готово.

— Отлично.

— Поживее, Гриз.

— Сейчас. Встань у дверей.

Они поменялись местами. Гризликов открыл сейф и, положив фонарик на полку, принялся шуровать внутри стального бокса, перебирать там какие-то папки, бланки и документы. Антиплащ в этом участия не принимал. Его дело было — вскрыть ящик, а не любопытствовать по поводу его содержимого, тем более что ничего, кроме каких-то интересующих Гризликова бумаг, он подозревал, в сейфе все равно нет. Он чуть приоткрыл дверь кабинета и, прижавшись к стене, посматривал в щель: длинный пустынный коридор уходил в темноту, лишь чуть поодаль, на стене, одиноким маячком мерцал голубоватый ночник. Что-то где-то в недрах ночного дома негромко шелестело, поскрипывало и царапалось, тихонько потрескивали половицы, застенчиво гудели лампы, приглушенно рыкали водопроводные трубы: дом жил какой-то своей, таинственной, ночной жизнью, днем часто не слышной и не заметной даже для постоянных жильцов. Внезапно (Антиплащ чуть не подпрыгнул) над ухом его кто-то громко, надрывно захрипел, точно мучительно убиваемая жертва душителя, и несколько секунд понадобилось взломщику, чтобы понять: это всего-навсего ожили и приготовились бить половину пятого напольные часы за его спиной…

— Тьфу ты, черт! — пробормотал Антиплащ.

Старые часы стенали и кряхтели еще с полминуты, пытаясь собраться с силами и исполнить-таки свой долг — но так и не собрались, и наконец, отхрипев положенное, расслабленно утихли. Гризликов все еще возился около сейфа, листал пачки документов и бегло просматривал какие-то записи, щелкал затвором миниатюрного фотоаппарата, а время шло, и часы размеренно тикали...

— Долго ты там? Что ты ищешь? — нетерпеливо, переминаясь возле двери с носка на пятку, спросил Антиплащ.

— Узнаю, когда найду, — сердито пробурчал Гризликов.

Легкое дуновение воздуха промчалось над полом, обняло ноги караульщика неприятным холодком: по-видимому, где-то в конце коридора открылась дверь. Антиплащ насторожился:

— Быстрее, Гриз.

— Что такое?

— Кто-то идет…

Антиплащ прикрыл дверь. Гризликов, метнув на неё встревоженный взгляд, замер возле открытого сейфа — кусая губы и взволнованно прислушиваясь. Из коридора доносились ленивое шлепанье босых ног по паркету: кто-то шел по коридору по направлению к… К чему?

Что, если сейчас дверь кабинета откроется, и…

Взломщики быстро переглянулись. Антиплащ судорожно стиснул в кармане стальной кастет. Неужели придется пустить эту штуку в ход? Гризликов, видимо, заметив его движение, быстро, отрицательно мотнул головой.

Шаги замерли возле двери кабинета. Грабители стояли, как истуканы, не смея пошевелиться. Лицо Гризликова, серое, блестящее от пота, выступало из темноты смутным бледным блином. Внутри Антиплаща все обмерло и похолодело, подернулось изморозью, а желудок словно съёжился в кулачок…

Тот, кто стоял за дверью, шумно зевнул и что-то невнятно пробормотал под нос. Где-то — за стенкой? — со скрипом отворилась соседняя дверь… и тут же захлопнулась. Звякнула задвижка. Послышалось утробное урчание прочищающего глотку водопроводного крана и шум льющейся в раковину воды…

Антиплащ напомнил себе, что надо вздохнуть. Посмотрел на спутника.

— Уходим.

Гризликов, яростно чертыхнувшись, торопливо закрыл сейф и повернул ручку лимба, закрывая замок. Повесил на место прикрывающую сейф картину и, вновь включая сигнализацию, щелкнул крохотным, почти незаметным тумблером, спрятанным под плинтусом. Осторожно ступая по ворсистому ковру, взломщики друг за другом просочились в темный коридор. За соседней дверью (там, по-видимому, находилась ванная комната) кто-то, шумно сморкаясь, возился и плескался, шелестел клеенчатой занавеской, беспечно мычал под нос нескладную песенку; грабители прокрались мимо на цыпочках. Черный ход, к счастью, находился недалеко, под лестницей; бесшумными тенями Антиплащ и Гризликов скользнули вниз по ступеням и выбрались из дома. Гризликов достал из кармана ключ и два раза повернул его в замке, запирая за собой дверь.

Было около пяти часов утра, и старый парк, окружающий особняк, утопал в промозглой предрассветной мгле. Дремали, окутанные сумраком, кустарники и деревья, и нежные чашечки садовых цветков были еще сонно прикрыты. Ступая по скошенной траве, чтобы не оставлять следов, взломщики, пригнувшись, миновали угол дома и рысцой припустили к забору. Но не тут-то было: из густых кустов чарушника, окаймляющих тропинку, внезапно раздалось злобное приглушенное рычание. Грабители замерли: на лужайку перед ними выскочил огромный, на редкость уродливый грудастый пес, черный и криволапый, и, угрожающе наклонив лобастую голову, остановился от беглецов ярдах в десяти... Его желтые поросячьи глазки сверкали лютым азартом, из чуть приоткрытой клыкастой пасти свисала нитка слюны, и шерсть на загривке стояла дыбом, и крепкие ноги едва заметно подрагивали, и сильное, поджарое тело было опасно напряжено, готовое в любой момент броситься в атаку…

— О, черт побери. Это еще что за цербер? Ты посмотри, он просто квадратный, у него длина равна ширине! — Антиплащ приглушенно выругался. — Эта кривоногая табуретка нас отсюда не выпустит...

— Не ссы. — Гризликов был спокоен, точно слон из некой небезызвестной басни. — Это хозяйский питбуль. Не знал, что они выпускают его на ночь… Добрейшая псина.

— После того, как кого-нибудь съест?

— Спокойно, не дергайся. Сейчас мы его обезвредим. Иди сюда, песик, — улыбаясь питбулю так ласково и обворожительно, как только мог, Гризликов запустил лапу в карман, и, к изумлению Антиплаща, добыл оттуда связку завернутых в газету сосисок. — Узнал меня, а? Хочешь полакомиться?

Питбуль все еще ворчливо порыкивал и ронял слюну, но скорее для порядка, нежели движимый истинным благородным негодованием: агрессивный напор из его глаз исчез, а свирепый оскал, казалось, преобразился в широкую умильную улыбку. Он широко распахнул пасть, продемонстрировав полный набор крепких желтых клыков, и, ловко поймав угощение на лету, уволок сосиски куда-то под ближайший куст, где и принялся с чавканьем и сопением их поглощать, прикрывая добычу лапой.

— Ты его прикормил, что ли, этого людоеда? — прохрипел Антиплащ, украдкой вытирая о джинсы постыдно вспотевшие ладони.

— Да что-то вроде того. — Гризликов криво усмехнулся. — Пошли, пока он занят не нами.

Позади, в доме, в окнах первого этажа вспыхнул свет — но, обнаружили хозяева взлом или просто собирались встречать новый день, грабители сказать затруднялись. До выхода было недалеко; Гризликов, кряхтя, вынул заранее подпиленный прут в ограде парка, взломщики друг за другом выбрались на тихую окраинную улочку — и тут уже могли дать волю своим ногам… Остановились они лишь завернув за ближайший угол.

— О, черт возьми! — Гризликов тяжело дышал. Вытерев носовым платком пот со лба, он оглянулся назад, на большой старый особняк, темнеющий в дальнем конце улицы. — Надеюсь, наш непрошенный визит не обнаружат… — Пытаясь отдышаться, он согнулся пополам и, опираясь ладонями о колени, покосился на Антиплаща. — Ты там ничего не оставил? Свои взломщицкие штучки? Царапины на паркете? Отпечатки пальцев? Грязный носок?

— За кого ты меня принимаешь, Гриз?

— М-да, действительно… Це добре. Будем надеяться, что все обойдется.

Антиплащ вытряхнул из кармана пачку сигарет. Надо было успокоиться и унять болезненное нытье в запястьях, которое, подозревал Антиплащ, имело не столько физическую, сколько неврологическую причину, ибо напоминало о себе преимущественно в минуты волнения. Впрочем, он надеялся, что Гризликов ничего не заметил... Он стянул с руки тонкую кожаную перчатку и, небрежно потирая пальцами тыльную сторону ладони, покосился на спутника.

— Я, конечно, понимаю, что, действуя сугубо и трегубо во имя Правосудия, ШУШУ частенько не гнушается никакими методами, но, черт побери, тебе не кажется, что это было уже как-то слишком? Чего ради ты все это затеял, Гриз?

Гризликов пожал плечами.

— У меня есть подозрения, что хозяин дома, э-э… скажем так, не брезгует ловить рыбку в мутной воде. Подозрения есть, а доказательств — нет… Я надеялся найти что-нибудь любопытное в его домашнем сейфе.

— Нашел?

Гризликов досадливо прищелкнул языком.

— Нет. Не успел. Или этот тип действительно чист, аки горный хрусталь, либо держит все свои тайные скелеты в другом шкафу.

— А почему нельзя было просто пойти ножками к прокурору и взять у него ордер на обыск?

— Потому что, во-первых, на это нет достаточных оснований, а во-вторых, я просто не хочу, чтобы этот скользкий тип что-то заподозрил. Если он поймет, что его деятельность вызывает у нас какой-либо интерес, то затаится, как лиса в норе, и черта с два тогда нам удастся взять его за шкирку.

Антиплащ сосредоточенно разглядывал огонек сигареты.

— Хм, интересно! А в ШУШУ знают об этой твоей, э-э... сомнительной инициативе, а? Вряд ли подобные методы расследования всецело одобрены начальством и подробно прописаны в Уставе...

Гризликов ухмыльнулся.

— В Уставе прописано, что инициатива сотрудников приветствуется в зависимости от обстоятельств, так что ни единой буквы служебной инструкции я не нарушил.

— Правда? Весьма расплывчатая формулировка... Ей-богу, я сегодня много нового узнал о вашей занятной организации. "Для достижения цели все средства хороши" — это тоже прописано у вас в Уставе?

— Разумеется, — посмеиваясь, отозвался Гризликов. — Только другими словами.

— Хоутер тоже так думает?

— Да. И, смею верить, не он один. — Гризликов, потирая ладонью затылок, сердито хмыкнул. — Вспомни хотя бы всеми вами любимого Черныша. Ты что, полагаешь, он тоже всегда действует только законными методами?

— То, какими методами действует Черныш, мне известно, — мрачно процедил Антиплащ. — К сожалению. Но, поверь, когда-нибудь я ему это все-таки припомню. — Он бросил окурок в ближайшую урну — и не попал: так у него тряслись руки. От ярости.

Гризликов внимательно посмотрел на него.

— Надеюсь, тебе не надо напоминать, что ты должен насчет всего этого дельца держать язык за зубами?

— Так же, как и ты.

— За меня не беспокойся. А на твоем месте я бы поостерегся и на несколько дней все-таки залег на дно… С большой долей вероятности наш визит пройдет незамеченным, и все обойдется, но, как говорится, береженого бог бережет... Ладно, пошли, у меня машина тут за углом, подброшу тебя до центрального района.

* * *

«А на твоем месте я бы все-таки на несколько дней залег на дно…» Н-да. Черт бы побрал этого Гризликова с его мутными авантюрами, неудержимым карьеризмом и фанатичным служением госпоже Фемиде! Уж от кого-кого, но от этого неповоротливого толстяка, который обычно и шагу не мог ступить без одобрения всеведущей мадам Инструкции, Антиплащ подобного фортеля никак не ожидал. Но, оказывается, наш беззаветно преданный Уставу крючкотвор сумел-таки отыскать меж частых строк служебных указаний и предписаний удобную лазейку... "Я имею кое-какие связи в ШУШУ, — пару дней назад сказал он Антиплащу, — и могу поспособствовать тому, чтобы с тебя завтра же сняли негласное наблюдение. Но взамен тоже попрошу тебя об услуге." "О какой услуге?" — осторожно удивился Антиплащ. "Соответствующей роду твоей непосредственной деятельности, — пояснил Гризликов. — Надо вскрыть один сейф." Предложение, что и говорить, было провокационным и неожиданным... По совести говоря, Антиплащ мог бы и отказаться — а согласился поучаствовать просто потому, что затея была уж очень дерзкой и необычной, да к тому же подвернулся подходящий случай вновь подразнить закон, при этом даже действуя как будто в его, закона, сомнительных интересах... А что теперь? Теперь ему какое-то время и впрямь лучше нигде не светиться и на горизонте не появляться — по крайней мере, в тех местах, где его могут легко найти. Он вошел в ближайшую телефонную будку и набрал знакомый номер.

Ответили почти сразу же. Гейл, конечно же, не спала:

— Дирк? Это ты?

— Гейл, — быстро сказал Антиплащ. — Я на какое-то время должен исчезнуть. Ни о чем не беспокойся. Ни о чем меня не спрашивай. И никому обо мне не говори. В общем, все, как обычно.

— Но ты… — он почти наяву увидел, как она проглотила готовый сорваться с губ вопрос "где?" — и договорила: — С тобой все хорошо?

— Да. Все в порядке. Я сам тебя найду. Извини, я не могу сейчас долго разговаривать. Я... — Он запнулся. "Я тут влез в одно дело, а зачем — сам не знаю".

— Ты... что? — помолчав, спросила Гейл.

— Ничего. Ни о чем не тревожься. До встречи. — Он поспешно повесил трубку — просто потому, что абсолютно не хотел дожидаться ответа.