Что бы мы делали без Розмерты? (гет)

Примечания:

Огромное спасибо вам за отзывы и комментарии, это невероятно вдохновляет)

Пятничный вечер не задался. Совсем.

Северус пробовал читать, но отложил книгу, не осилив и трёх страниц — какие-то посторонние мысли отвлекали и не давали сосредоточиться; попытался приготовить себе ужин, но снова погрузился в раздумья, не уследил, и отбивные оказались безнадёжно испорчены; собрался в ближайший маггловский продуктовый магазин, но сразу же вернулся — ливень хлестал с такой силой, что никакие чары не спасли бы его одежду и обувь от промокания.

Пытаясь всё-таки собраться с мыслями, Северус налил себе огневиски и расположился на диване в гостиной. Рука снова непроизвольно потянулась к пуговицам на сюртуке — его весь день не покидало ощущение, что они расстёгнуты. Но пуговицы были на своих местах и, как и всегда, отлично со своей задачей справлялись. Тогда откуда это ощущение?

Его взгляд остановился на свитках пергамента, оставленных Грейнджер на столике. Он отставил стакан и развернул их один за другим — ни единой ошибки. Сейчас казалось странным, что этот аккуратный, почти каллиграфический почерк так раздражал его целых шесть лет. Её эссе, как и она сама, всегда вызывали у него некое отторжение. Действительно, странно… Как и то, что за четыре часа их совместной работы Грейнджер ни разу не перебила его и не задала ни одного вопроса. Она просто молча — и довольно быстро — записывала за ним, и время пролетело так стремительно, что Северус даже не поверил своим глазам, когда посмотрел на часы.

Кстати, о времени. Только половина седьмого. Получается, с момента её ухода прошло около полутора часов, а по ощущениям намного больше. Это всё, конечно, очень субъективно, но Северус никогда не мог понять, почему время то ускоряется, то замедляется. Ведь от чего-то это зависит? Или от кого-то?

Он огляделся. Почти всё в доме оставалось таким, каким было ещё в его детстве, и он вдруг с удивлением понял, что ему ни разу не приходило в голову сделать ремонт, сменить мебель или хотя бы немного обновить интерьер. Убогость обстановки бросалась в глаза даже в скудном свете нескольких свечей и каминного огня, и Северус впервые в жизни посмотрел на свою гостиную критически.

Диван был настолько древним, что от него следовало избавиться по меньшей мере ещё лет двадцать назад. Как и от кресел. А оконное стекло закоптилось настолько, что Северусу стало даже интересно, удастся ли отчистить его вообще. Направив на него палочку, он произнёс заклинание, и стекло заблестело. Ещё пара взмахов, и такая же участь постигла подоконник и столик между диваном и креслами.

Остановился Снейп лишь тогда, когда все стеллажи и шторы были очищены от пыли, каминная доска сверкала свежей полировкой, ветхий, давно выцветший ковёр на полу вновь обрёл былые краски, а на диване и креслах красовались тёмно-зелёные накидки, трансфигурированные из полотенец.

Он снова огляделся — комната заметно преобразилась, стала намного чище и уютнее. Удивительно, почему ему раньше не было до всего этого дела?

* * *

Мирон нервничал. Ему по-прежнему решительно не нравилась затея Босса с липовым романом, но не признать его правоту он не мог — уже в понедельник все снова будут говорить только о «Ведуньях», как в лучшие годы их долгой карьеры, а именно это им сейчас и нужно.

Если честно, то к своим годам — а Мирону исполнился тридцать один — он уже начал уставать от работы в группе, от сумасшедших фанаток и всех связанных с популярностью неудобств. И не он один: остальные музыканты — давно семейные люди — тоже наелись этой славы. Но заканчивать с «Ведуньями» было всё-таки рано, и в этом все они были согласны с продюсером.

Роуз на удивление спокойно отреагировала на предстоящий ужин любимого мужчины с Гермионой Грейнджер, о которой много слышала, но поставила единственное условие — во время этого «свидания» она будет сидеть за соседним столиком. Мирон передал это Боссу, и тот, конечно, не возражал.

Чего только не сделаешь ради этого… как его… пиара.

* * *

Северус сделал вид, что не замечает удивления своей гостьи, и пока та разглядывала его заметно преобразившуюся гостиную, отметил, что в этой простой белой блузке и строгой тёмно-серой юбке Грейнджер выглядит школьницей, и лишь высокие каблуки и яркая помада добавляют ей «взрослости». Ну и эта её короткая стрижка, само собой.

— Сэр, вы проверили вчерашние записи? — спросила Гермиона, усаживаясь в кресло.

— В этом нет необходимости, мисс Грейнджер, — не моргнув глазом, соврал Снейп. — Я потому и настоял на вашей кандидатуре, чтобы избавить себя от проверок.

Гермиона ничего не ответила и достала из сумочки письменные принадлежности и пергамент.

— Итак, приступим, — бесстрастно произнёс Снейп. — План на сегодня — зельеварение, программа второго года обучения.

* * *

Субботнее утро не принесло министру ничего хорошего. Мало того, что через несколько минут должно состояться очередное заседание с руководителями всех направлений — а Кингсли очень не любил все эти бюрократические сходки — так ещё и мигрень просто сводила с ума. И, к тому же, прямо перед заседанием его внезапно перехватил Поттер для «очень важного разговора».

— Всё не так просто, Гарри, — потёр виски Шеклболт, выслушав его. — Я полностью с тобой согласен, но такие решения я не могу принимать единолично, понимаешь?

— Но она заслужила это, Кингсли! — горячо возразил Гарри. — Не мне объяснять тебе, какой вклад в победу внесла Гермиона! Ты прекрасно знаешь, что без неё мы не победили бы!

— Я отлично это понимаю, — Кингсли поморщился от раскалывающей череп боли, — я и сам уже подумывал над подарком, но пойми — это не может быть только моим решением. Я обязан вынести твоё предложение на обсуждение…

— Так в чём проблема? — перебил его Поттер. — Давай я прямо сейчас пойду с тобой на это ваше совещание и сам объясню всем, почему министерство должно сделать Героине Второй Магической войны именно такой подарок на день рождения!

* * *

Северус умолк на полуслове и выразительно посмотрел на закашлявшуюся Грейнджер.

— Простите, сэр, — смущённо произнесла Гермиона и снова попыталась прочистить горло.

— С вами всё в порядке?

— Да-да, всё хорошо, — севшим голосом ответила она и снова взялась за перо.

— Может, сделаем перерыв? — неожиданно предложил Северус.

* * *

МакГонагалл на удивление быстро — можно сказать, с особым вдохновением — разрулила неприятную ситуацию с массовой дракой студентов. Новоявленная Джульетта, рыдая на груди своего декана, профессора Спраут, клятвенно пообещала не назначать свидания сразу нескольким мальчикам одновременно, а Филч, плотоядно улыбаясь, заверил Минерву, что ему как раз нужны рабочие руки для уборки подсобных помещений, и он с превеликим удовольствием примет помощь четверых гормонально озабоченных оболтусов уже сегодня вечером. С родителями всех участников этого происшествия МакГонагалл предпочла ограничиться эпистолярным жанром, расписав во всех красках возможные последствия для каждого ученика, вплоть до исключения из школы. А с Попечительским Советом вышло ещё проще — хватило каминного разговора с одним из представителей этого сообщества, и инцидент можно было считать исчерпанным.

Выдохнув с облегчением, Минерва сделала себе чай и задумалась о том, как построить свою беседу с Гермионой. Если она подберёт нужные слова, девочка окажет ей неоценимую услугу.

* * *

Мята, ромашка и ещё что-то — такое же выразительное, пахучее… Невероятно ароматный чай и на вкус оказался таким же насыщенным, терпким, приятно обволакивающим сухое горло, и первый же глоток принёс не только удовольствие, но и облегчение.

— Спасибо, сэр, — благодарно улыбнулась Гермиона. — Это так вкусно. До сих пор не определюсь, что люблю больше — чай или кофе. А вы?

— Чай, — не задумываясь, ответил Снейп. — И дело не столько во вкусовых качествах, сколько в пользе. Вам полегчало?

— Да, заметно, — кивнула Гермиона.

— Я добавил немного шалфея, это должно смягчить ваше горло.

В первую секунду Гермиона решила, что ослышалась. Мало того, что он в принципе предложил ей чай, так выходит, что он ещё и специально подобрал травы, чтобы помочь её горлу?

И снова ощущение какой-то нереальности происходящего… Откуда вдруг такая забота?

Северус спокойно встретил её изумлённый взгляд и, видимо, решил окончательно добить её:

— Давно хочу спросить вас, мисс Грейнджер, эта ваша образовательная реформа, новые учебники, новые программы… зачем вам всё это?

Усилием воли Гермиона приказала себе больше ничему не удивляться сегодня. В конце концов, подобные вопросы ей довольно часто задают в последнее время, так почему бы и ему не спросить её о том же самом?

— В день семнадцатилетия Гарри в Нору прибыл Скримджер, чтобы ознакомить нас с завещанием Дамблдора, — слова давались ей на удивление легко, хотя внутри всё клокотало от воспоминаний о том дне. — И когда он спросил меня, не собираюсь ли я сделать карьеру в министерстве, я ответила ему: «Нет, не собираюсь. Я ещё надеюсь принести людям хоть какую-то пользу».

Она немного помолчала, сделала ещё один глоток чудодейственного чая и посмотрела на внимательно слушающего её Снейпа:

— С тех пор, конечно, многое изменилось, но я по-прежнему хочу приносить людям пользу и понимаю, что смогу сделать это, работая под руководством Кингсли. Я буду счастлива, если мне удастся довести задуманное до конца.

— Счастлива? — изогнул бровь Северус. — Мне всегда казалось, что женщины несколько иначе понимают счастье, разве нет?

Гермиона допила чай, всё ещё не понимая, к чему он ведёт. Когда пауза слишком затянулась, она подняла на него глаза и честно сказала:

— Сэр, если вы спрашиваете меня о моём видении счастья, то я не смогу дать вам однозначный ответ. Вы же понимаете, у каждого из нас свои представления о счастье. Например, девочки, с которыми я делила спальню в Хогвартсе, лет с тринадцати только и мечтали поскорее влюбиться и выйти замуж. Это был их эталон счастья. И такой… потолок, что ли? То есть, главным для них было удачное замужество, только в том случае они могли бы сказать, что жизнь удалась, понимаете? А мне всегда казалось, что женщина не должна ограничивать своё понятие о счастье только семьёй, — она перевела дух, всё ещё не веря, что вот так запросто сидит и разговаривает со Снейпом о таких вещах. — На следующей неделе мне исполнится двадцать два года. Я встречу их в статусе разведённой женщины. Это не означает, что я разочаровалась в браке. Я по-прежнему верю, что счастливые браки существуют. Просто в данный момент я хочу сосредоточиться на карьере. И если мне удастся сделать что-то действительно очень важное и нужное, я буду счастлива.

— Прошу прощения, мисс Грейнджер, но это путь МакГонагалл, Помфри, Спраут, — деликатно возразил Снейп. — Они ведь делают очень важные и нужные вещи, но я сомневаюсь в том, что их можно считать счастливыми женщинами. Неужели вы тоже готовы положить свою жизнь на алтарь карьерного роста? Войти в историю как Героиня войны и реформатор магического школьного образования, но не состояться как жена и мать?

Гермиона во все глаза смотрела на Северуса и готова была поклясться — перед ней сидел сейчас совершенно другой человек. С лицом вместо всегда непроницаемой маски, с богатой тембральной палитрой вместо привычного монотонного голоса — живой человек, а не застёгнутый на все пуговицы истукан.

Что ж, если мы дошли до такой степени откровенности…

— Помните, в «Трёх Мётлах» вы спросили, как меня угораздило вляпаться в замужество с магглом? Так вот, дело не только в том, что я сказала вам тогда — чувство вины перед родителями и так далее… Я должна была получить по заслугам, и ту пощёчину от мужа я заслужила. Потому что, уйдя из этого мира, я предала не только свою магию, но и своё понятие о счастье. А оно, как и магия, предательства не прощает. Теперь я точно знаю — моё счастье здесь. Оно, конечно, гриффиндорское, — улыбнулась она, и её глаза заблестели, — спасать, помогать, выручать, делать что-то не для себя, а для других. Но знаете, абсолютно счастливой я смогу назвать себя только тогда, когда в моей жизни появится человек, с которым мне захочется просто быть собой. Не героиней, не реформатором, не спасительницей, а обычной женщиной — Гермионой Грейнджер.

Она провела рукой по волосам, словно заправляя за ухо невидимый локон, и Северус заворожённо проследил взглядом за движениями её пальцев. Он осознал, что делает, только тогда, когда расстёгнутыми оказались уже три верхних пуговицы его сюртука — в гостиной вдруг стало очень жарко.