Никак иначе (джен)

Их последующий день проходил тихо и спокойно, почти как в нормальной семье.

Гарри лежал на полу и читал подсунутую Сириусом "Историю Хогвартса".

Судя по пальцу, машинально засунутому в рот, и быстро переворачиваемым страницам, скучно ему не было.

Сириус спал — прямо на одеяле, в одежде, уткнувшись лицом в пространство меж двумя подушками.

Гарри читал и читал, и даже непонятные слова не мешали, так было интересно.

Он и так-то любил книги — а что ещё ему было любить, если ни к телевизору, ни к компьютеру его не подпускали? — а эта была ещё и про волшебников.

На страницу упал кусок штукатурки — Гарри отложил книгу и встал.

И увидел, что люстра на потолке трясётся, как если бы в комнате был сильный ветер.

А потом он почувствовал — уже ступнями — как вибрирует пол.

Гарри не знал: может, у волшебников такое в порядке вещей, — но ему всё это совсем не нравилось. Вопрос был в том, надо ли будить Блэка.

Когда следующий белый кусочек упал ему уже на плечо, Гарри решил, что стоит. Тем более — что Блэк ему сделает?..

На этот раз его не пришлось трясти. Он сразу же сел в постели и спросил:

— Что это?

И Гарри ответил, что не знает.

Сириус закрыл глаза. Перекинулся. И почуял, что дом атакуют снаружи.

Но вот доберутся или нет — этого сказать было нельзя.

Через полчаса, когда ощутимо затряслись уже стены, Сириус понял, что доберутся, определённо. А ещё — как ни не хотелось понимать, — что надо уходить.

Вопроса "Куда?" не стояло — в кармане лежал материн портал.

И астма всё же лучше, чем опасность получить по голове кирпичом.

Тем более, с домом можно попробовать договориться. Примет он извинения предателя или нет — другой вопрос.

Вот сможет ли он извиниться... Распластаться по паркету, выпросить нейтралитет...

Вмешался Голос — насмешливый, отчаянный:

— Альтернативы есть, Бродяга? Есть? Ну назови хоть одну, давай!

Альтернатив не было, и королева была левитирована на комод.

— Гарри, нам отсюда надо уходить. Потому что кто-то очень хочет сюда снаружи войти, и дом его не пускает, значит, это враг.

— А куда мы пойдём?

— К матери к моей. Ты не бойся, там с тобой опять не начнётся. А начнётся — уйдём ещё куда-нибудь. Но сначала — туда. Это портал, будет так же, как когда мы с тобой сюда в первый раз перемещались, нам надо только коснуться его одновременно, угу?

Гарри кивнул.

— На счёт "Три!". Раз, два...

И ничего не изменилось. Королева — на комоде, стена — перед глазами, пол — под ногами.

Не завертело, не закружило, не рвануло. Не приземлились в спасительную духоту дома на Гриммо.

Сириус сжал ферзя ещё раз — корона ткнулась в ладонь, — Гарри фигурки и не отпускал.

Мама? Да неужели же могла...

Нет, — вспыхнуло в голове, — не мать, не она виновата. Просто портал действительно на крайний случай — ох, буквальность эта обычная!..

Значит, вот это — ещё не худшее?..

Стены тряслись мелкой дрожью, осыпались какая-то пыль, труха, штукатурка...

Дом держался из последних сил, трясся в ознобе, как больной.

А секунды, бес-цен-ны-е секунды шли одна за другой. Те — или тот? –снаружи, сдаваться не собирались и палочки держали твёрдой рукой.

Медленно, методично, где-то даже осторожно сводили охранку. Не снимали, не ломали — истончали планомерными атаками.

Сильные маги, обычным такое не по плечу. Дамблдор?..

Сириус кинулся — туда, туда, — сгрёб из комода зеркала, флаконы с зельями, — Оборотка с Фецилисом всегда пригодятся.

Вернулся к Гарри. Сел.

Сириус кожей чувствовал, как в доме растёт напряжение. Его же сейчас чистили, как апельсин, вскрывали, как консервную банку — дом давным-давно забыл, каково быть открытым, беззащитным, лишённым скорлупы защитных чар.

И взорвался бы он давно, из чувства противоречия, как-никак последний жест, — вроде как плюнуть в лицо, — только ведь в нём были они, люди, которых дом вот так бросить не мог.

— Сейчас уйдём, дружище, — выдохнул Сириус в пространство.

Прижался щекой к стене.

О том, что вместе с этим домом осядет в пыли почти всё лучшее в его жизни, он подумает позже.

А сейчас — взять Гарри за руку и аппарировать.

* * *

В этом доме ничего не изменилось — та же неприхотливость, то же "ничего лишнего".

На кухне обитали маггловский чайник и маггловская плита, на столе стояла большая невымытая чашка.

В комнатах было не то что бы безукоризненно чисто, но и особенного беспорядка не наблюдалось.

Рядом с кроватью стояли домашние тапки в дурацкую яркую клетку.

Сириус фыркнул — Рем всегда предпочитал ходить босиком, когда представлялась такая возможность.

Гарри шёл рядом, оглядываясь, молчал. Потом всё же решился спросить:

— Сэр, а где мы?

— У друга у моего.

Вполне возможно, у бывшего, ввернул внутренний голос. И скорее чтоб не удариться в перебранку с самим собой, чем из чувства ответственности, — если что, было бы ведь видно, — Сириус тоже спросил:

— Ты как? Не тошнит, случаем?

Гарри замотал головой.

— А почему мы не у вашей мамы?

Сириус объяснил.

Пришли на кухню, сели — на пол. Занимать единственный стул ни тому, ни другому не хотелось.

Сириус вздохнул. Горечь от разрушения дома ещё не навалилась, не скрутила, поджидала где-то в уголке сознания, пока он останется один.

Пока же были только досада и усталость: Мерлин, да будет у них когда-нибудь хоть один день без происшествий? Полдня?

Устаканилось дома — мать. Осели у матери — астма. Кончился приступ — это.

Что ж ты, мир, издеваешься-то так?

Сириус тут же фыркнул: могло быть гораздо хуже. Например, не дал бы он Джеймсу никакого обещания и сидел бы сейчас в Азкабане.

Нет, ремусова кухня лучше, однозначно.

— А где ваш друг?

— Придёт сейчас, надеюсь. И тогда мы с ним долго будем выяснять отношения.

— Как?

— Ну, как. Я убедить его постараюсь, что невиновен. И да, ты его не слушай, что бы в начале ни говорил, он же не знает всей истории.

Гарри фыркнул: что за ерунда, конечно, он не будет слушать никакого друга.

Блэк — это же Блэк, он же не мог ничего плохого.

Гарри хотелось узнать, что случилось с домом, но он подумал, что спросит как-нибудь попозже: Блэку очень грустно, наверное, было оттуда уходить, раз он назвал дом "дружище".

Ещё хотелось узнать про блэковского друга. Блэк же не станет дружить с плохим человеком?..

Про друга Гарри попросил рассказать.

— Его Ремус зовут. Ремус Джон Люпин. Это тот оборотень, с которым я и твой отец вместе по Лесу бегали — помнишь, я рассказывал?

Ещё бы Гарри было не помнить.

— И он... — Сириус затруднился так сразу подобрать определение, точно характеризующее Люпина и понятное десятилетнему.

— Он очень хороший человек. Добрый. Умный. И он думал, что, если он раз в месяц превращается в волка, значит, с ним нельзя дружить, переживал очень.

Сириус поймал себя на том, что говорит о друге в прошедшем времени. Чертыхнулся. Люпин, слава Мерлину, не прошедшее, а настоящее. Ближайшее будущее, вернее.

Будущее открыло дверь, повесило на вешалку потёртое пальто и сразу же, не разуваясь, пошло на кухню.

Сириус успел отметить, что Люпин повзрослел, посуровел, но в то же время не изменился в главном: остались эти мягкие, округлые движения, осталась манера улыбаться уголком рта.

А сказать Сириус не успел ничего, потому что время внезапно потекло медленней, а движения Люпина — ускорились, и события высвечивались в сознании отдельными картинками.

Раз! — и двинуться уже нельзя, Ступефай невербальный или что-то вроде...

Два! — тело взмывает в воздух...

Три! — сгустились из воздуха верёвки, привязали к стулу.

Четыре! — вырвана из руки палочка.

Пять! — закричал что-то Гарри.

И время пошло по-старому. Люпин обернулся на голос Гарри, Сириус различил слова:

–...это всё Питер... Петтигрю, который крыса, он только притворился, что умер, это он хранил тайну!

— Да ну? — Люпин фыркнул с показной, нервозной весёлостью. — Долго его подучивал, а?..

— Никого я не подучивал, — фыркнуть в ответ оказалось труднее, чем Сириус предполагал.

— Блэк никого...

— Гарри, я сам объясню, не мешай, ага?

— Ты убил Джеймса с Лили?

— Я всё равно, что убил их.

И Люпин преобразился.

Сжал губы. Наставил на Сириуса палочку.

"Бродяга-Лунатик. Лунатик-Бродяга", — стучало в голове у Сириуса, и не верилось, что сейчас, скорей всего, один другого убьёт. Мародёр — Мародёра.

Бродяга. Лунатик. Бродяга привязан к стулу, Лунатик с поднятой палочкой кружит вокруг.

Допрос. Абсурд.

Гарри сжался в углу, вмешиваться больше не пытался, смотрел внимательно.

— Ты-ы... ещё смеешь... — никакой Люпин сейчас был не волк, что бы там не говорили о внутреннем звере, а лев какой-нибудь. Барс. Кружит-кружит — жаль, хвоста нет, по полу колотить. А ударит — лапой ли, Авадой, — и нет тебя. Сейчас — может. Одно движение.

— ...разговаривать с сыном Джеймса?!

Люпин наклонился и затряс Сириуса за плечи. Даже не затряс, вцепился просто — со всей наружу рвущейся звериной силы, чтоб до синяков, до крови.

Искажённое ненавистью, перекошенное лицо Лунатика оказалось на одном уровне с его — Сириус закрыл глаза. Не то что взгляда не выдержал, а просто не захотелось смотреть. Не должен был Лунатик — так — на него. Мог — во сне или в параллельной какой-нибудь реальности, но — не взаправду.

Люпин выдохнул, затряс головой, закрыл на мгновение лицо руками. Спросил виновато:

— Ты... что хотел сказать?

Вот это был Люпин-человек, которого только что скрутило зверем. Потный, обессиленный Люпин с трясущимися руками.

И Сириус сказал бесцветным голосом:

— Хранителем был Питер. Посмотреть если хочешь — давай, я закрываться не буду.

Люпин мотнул головой. Кивнул на Гарри:

— А он что тут?

— А он со мной. Ему у Дурслей плохо было. И потом — ты Джеймсу когда-нибудь что-нибудь обещал важное?..

* * *

Люпину очень хотелось поверить, но он медлил. Если выяснится потом, что Сириус лжёт — ни один же не выживет. Сириуса — Авадой, себя — ха-а, храбрости не хватит, — пьянством.

А Легилименцию применять не то что не хотелось — тошнило при мысли о.

Казалось, что если он сейчас поднимет палочку и произнесёт это заклинание, то встанет со стула уже не Бродяга, а чужой человек.

Который будет говорить вежливо и бесцветно, кивнёт, скажет: "Спасибо за помощь," и уйдёт, руки не подав на прощание.

Суда — не было. Гарри — живой и Блэка не боится. Волдеморт — мёртв.

Зачем предателю и убийце сын преданного же друга при мёртвом хозяине?..

Где-смысл. Реальность это или фильм режиссёра-недоучки.

— Я пить хочу.

Голос Гарри разрывает тишину — Ремусу кажется, что он слышит треск.

Сразу становится ясно — реальность. Сразу становится просто — виновный бы столько лет в Азкабане не продержался.

Гарри просто не знал, что ещё можно было сделать. Вмешиваться Блэк запретил — но ведь что-то сделать было надо!

Все как с ума сошли. Блэк — почему не сказать просто, что невиновен? А друг его — вообще... А Блэк про него ещё говорил, что хороший — ну да!..

Вот Гарри и влез с дурацкой просьбой — может, Блэк, тогда вспомнит, что незачем ему торчать привязанным к стулу?

— Водички дай ему.

Дома нет, друга, похоже, тоже скоро не станет.

Сириусу хотелось сгорбиться, ссутулиться — но держали верёвки.

И было уже всё равно.

Интересно, что Люпин подумает, если он прямо тут уснёт, на стуле?..

Верёвки исчезли, Сириус устало запрокинул голову назад. Размял плечи.

Гарри прихлёбывал воду из той самой чашки.