Никак иначе (джен)

— Корнелиус, я, кажется, говорил вам, что это небезопасно...

— Всё это я слышал тысячу раз, Альбус! — отмахивается министр.

Они с Дамблдором сидят в его кабинете — "никаких посетителей, Томасон! И никаких репортёров, это неофициальный визит!" — и стараются прийти к какой-нибудь договорённости.

Пока что ей и не пахнет.

Дамблдору досадно: он не любит Министерства. Вот если бы Корнелиус всё же согласился явиться в Хогвартс — о, тогда совсем другое дело. Можно было бы напоить честолюбца чаем, ещё на входе смутить очередным дурацким паролем, взбесить нелепым предложением лимонной дольки... Корнелиус прост: сбей с него спесь, выдумай какие-нибудь последствия, которые могут плохо сказаться на его карьере — и он готов слушать, прислушиваться и, скорее всего, исполнять.

А здесь всё-таки не его территория. Как там говорят нынешние остряки — "Дамблдор не любитель играть на чужом поле?" Не любитель, правильно, на своём поле всякому проще.

Дамблдор замечает, что у Фаджа немного подёргивается левый глаз: министр раздражён и волнуется. И, что самое ужасное, не желает ничего слушать — никакие аргументы сегодня не кажутся ему достаточно весомыми.

А дом Альфарда Блэка трогать никак нельзя: тёмная магия перемешана со светлой, охранные чары с желаниями одушевлённого дома, — предсказать нельзя абсолютно ничего.

И от попытки проникнуть в дом могут пострадать соседние. Люди. Магглы. Опять ничего не понимающие, ни в чём не виноватые магглы, — и обязательно какая-нибудь девочка, которая целуется с мальчиком или играет с котёнком. Обязательно.

Дамблдор отгоняет от себя так некстати нарисовавшуюся в сознании картину будущих разрушений и качает головой.

Никакой Блэк этого не стоит. Никакая "скорая поимка".

Сириус не сможет годами сидеть в доме. Поверьте, я знал его. Он непременно должен себя обнаружить.

Корнелиус, доверие общественности вам дороже людей?..

Альбус выходит из кабинета, злясь на себя за то, что не смог заставить Фаджа одуматься.

Министру плевать на магглов — Блэк убил их двенадцать. У министра принципы. Министру необходим Блэк.

Альбус впервые жалеет, что не стал министром сам.

Власть меняет людей — но всего лишь директор школы — а меняется, меняется тоже.

А иначе — что ж, иначе нельзя.

Альбус давно уже это понял.

* * *

Вальпурга Блэк сидит в кресле в углу — сидит прямо, как всегда. Тонкие пальцы сжимают бокал с вином.

Десятилетняя выдержка, кажется — но Вальпурге хочется вылить его на ковёр. Одно движение кистью, — просто перевернуть бокал.

Нечего и говорить, что со старинного ковра пятно не выведешь потом никакими чарами.

Но дом не возмутится, не зацепит платье хозяйки резной дверью шкафа, не вздыбит на мгновение пол на кухне, чтоб пролился из чашки кофе.

Дом уже стар.

Как и она сама.

А ведь когда-то дом мог бурлить негодованием — у него был враг.

Сириус. Старший сын, позор семьи.

Дерзкий... — о, даже не "мальчишка", просто дерзкий, в его случае одно слово полностью выражало всю натуру — вечно небрежно причёсан, небрежно одет, небрежно и нахально держится.

Но при нём дом жил. И она тоже — жила.

Когда читала это письмо — "ты только не кричи сильно, мам, — я на Гриффиндоре", когда смотрела на сына, приехавшего на каникулы — взъерошенные волосы, маггловские тряпки, никаких манер! — когда зашла в навек осквернённую плакатами комнату — жила. Кричала, сжимала плечи сына так, что на них оставались отметины.

...Вальпурга усмехается: слова Сириуса сбываются.

"Я уйду, — я ухожу, слышите! — а вы оставайтесь здесь, в этой пыли, — оставайтесь, здесь же и умрёте!"

Её старший сын с детства был несдержан.

Вальпурга рассеянно выпивает вино и понимает, что не хочет умирать вот так — в пыли и одна. Недостойный конец — так умирают, предварительно раскаявшись, отвергнутые всеми отрицательные героини глупых романов.

Вальпурга зовёт Кричера — она очень давно не давала ему важных поручений.

* * *

Сириусу не спалось.

Они с Гарри говорили полдня — пока Сириус не понял, что больше не может.

Но о Фиделиусе он рассказать успел. И о Питере. И полюбоваться лицом крестника — тоже.

Тот среагировал на удивление спокойно: посидел, помолчал, отводя глаза, и тихо сказал, что хочет спать, в очередной раз обозвав Сириуса сэром.

И теперь действительно спал в соседней комнате, окончательно убаюканный "последним на сегодня" рассказом про то, как сильно Джеймс любил Лили.

А Сириус уснуть не мог, сам не зная почему. По идее, ему полагалось заснуть быстро, радуясь, что разговор-про-Фиделиус позади — но нет, не давала покоя необъяснимая, необоснованная тревога.

Притупил это чувство только счёт бесконечных квоффлов, влетающих в кольцо — внезапно вспомнившаяся дурацкая привычка времён учёбы.

Засыпая, Гарри в последний раз подумал: а не стоило ли ему уйти прочь из этого дома — Блэк же мог быть убийцей его родителей?

И понял: нет, не стоило. Потому что один раз он уже счёл Блэка лгуном и предателем — и что из этого вышло?

И потом, так рассказывать о родителях, предав их — это было уже за гранью человеческой подлости, так, наверное, никто бы не смог.

И к тому же, если бы Блэк был на стороне того тёмного мага — Волдеморта, да, Блэк сказал, что всегда надо звать по имени — то сейчас бы он мог Гарри тоже убить. Или пытать, или что ещё?..

А так...

Гарри решил, что больше сомневаться просто не может. Блэк его отец и Блэк не тронет.

Потому что если Гарри будет думать дальше, то сойдёт с ума, а сумасшедший он Блэку точно не будет нужен.

* * *

Сириус проснулся от того, что к его руке прикоснулось что-то холодное.

Вскочил, схватил палочку, чуть не пальнул Ступефаем, испугался: "Вдруг это Гарри замёрзший?!", не успел додумать мысль.

Потому что раздалось скрипучее:

— Не пугайтесь, господин.

И Сириус сразу уверился, что спит и видит кошмарный сон, потому что никак иначе Кричер оказаться в доме дядюшки Альфарда не мог.

А сон продолжился.

— Госпожа очень просила господина Сириуса навестить её. Она сказала, она будет счастлива, если господин согласится.

Сейчас забормочет, подумал Сириус,

— Господин уже один раз разбил сердце матери, позор семьи, конечно, он не придёт, бессердечный мальчишка, как только госпожа смогла унизиться перед ним...

Уход из дома, смерть Поттеров, Азкабан — будто не было ничего, Кричер бормочет точно так же, как когда Сириусу было пятнадцать.

И сейчас наверняка ждёт приказания заткнуться, предвкушает, как вернётся к матери с отказом.

Не дождётся.

Только Гарри — нельзя, чтоб проснулся и его не нашёл: такое ведь устроит, такого напридумывает...

— Кричер, у меня тут ребёнок спит сейчас, так вот его с собой взять надо.

И не думай, не думай, Бродяга, что ты не знаешь вообще, как с матерью говорить.

И промолчи, сумей уже, тебе лет сколько, не скажи что-нибудь вроде: "Почему это маман всяких эльфов ночами шлёт? Где же церемониал, приглашение по всем правилам, а?"

Промолчи. Дураком иначе будешь выглядеть.

Подходя к кровати крестника, Сириус фыркнул, подумав, что если уж с Гарри ему удаётся как-то ладить, то с матерью — точно всё будет хорошо.