Никак иначе (джен)

Не узнаёт. Совсем.

Спокойно, Бродяга, тихо, закончишь разговор — катайся по асфальту, скули и ломай в щепки парковые скамейки, а сейчас — тихо.

Не сможешь нормально себя вести — он тебя никогда не узнает.

Сириус выдохнул. Спасибо, Голос.

Не узнаёт. Память стёрли, ага.

Придурки, кретины, у него же сейчас в голове такое творится!

Воспоминания прорываются наверняка, в снах особенно, дежа-вю на фразы, на жесты... Чёрт.

Начать — с чего? Надо вообще — чтоб вспоминал? А если мысли кто считает, тогда что — всё заново?

Сгрести б его сейчас в охапку и остаться так, смотрит, ничего не понимает, думает, наверное, что кажется всё, бедняга.

Точно.

— Скажи-ка адрес свой?..

— Чего-о-о?

Сириус фыркнул, поспешно посерьёзнел:

— Адрес!

Окрика Гарри по привычке послушался, выдал успевшее надоесть название и только потом опомнился.

Ну зачем он это только что сказал, что теперь будет?

Действительно, что будет от того, что человек-из-зеркала теперь знает, где он живёт.

Гарри уже даже не боялся, что он сумасшедший, — ясно, что так и есть, — было просто смешно.

Он говорил с человеком, который был в зеркале, которого никогда не было в его кармане, ну да.

Мало того, он совершенно точно помнил этого человека.

Гарри фыркнул. Спросил, чтоб не молчать:

— Зачем вам мой адрес?

Почему-то называть именно этого человека сэром казалось Гарри неправильным.

— Нужен, — что ему ещё-то сказать сейчас?

И фыркает почему.

Сириус уже не помнил, когда в последний раз ему настолько хотелось быть с кем-то — рядом, до одури, до пальцев — в кулаки, до страха, что стихийка сработает — у взрослого.

— Вы мне снились. Вы в собаку превращаетесь, да?

— В кого ж ещё.

Снился, значит. А потом воспоминания всплывать будут ещё, ещё — на что надеялись? Что забудет потихоньку, ерундой сочтёт? Или это только первый сеанс был?

Сириус вздрогнул. Успеть бы тогда до второго.

— А почему...

Гарри запнулся, Сириус подбодрил машинально:

— Что почему?

— Почему мне кажется, что я вас знаю давно?..

Когда в голове такое множество вопросов, что не знаешь, какой задать первым, а главный состоит в том, стоит ли их задавать вообще — это ужасно.

— Ты что это тут делаешь, а?

Дура-ак, прошипел Сириус про себя, ох дура-ак, не мог подумать, что заметят? Обязательно — просто заинтересуются, с чего мальчик сам с собой разговаривает?

Шепнул:

— Потом договорим, — произнёс: "Отбой!", распахнул дверь и в голос расхохотался от чьего-то негодующего:

— Сколько можно копаться?!

— Ничего! — сказал Гарри, поспешно засовывая осколок в карман. Лучше, конечно, было бы сейчас убежать, но здешних улиц Гарри не знал. А если Дадли поймает его в каком-нибудь тупике...

— А я знаю, что! Ты разговаривал с зеркалом!

— Да нет же...

Но Дадли упивался торжеством:

— Ма-а-м, Поттер разговаривает с зеркалом!

Нет, нет, нет, если тётя отберёт зеркало, он же точно сойдёт с ума!

— Что тут ещё?

— Я же говорю, Поттер разговаривает с зеркалом!

— С каким зеркалом?

— Оно у него в кармане сейчас!

— Показывай, что там у тебя!

Гарри мог поклясться, что тётя Петунья побледнела. Он уже и не помнил, когда она в последний раз так на него смотрела: одновременно сердито и очень, очень испуганно. Казалось, сейчас сама полезет в его карман чуть дрожащими пальцами.

Не полезла, велела Гарри. Он медленно-медленно опустил руку, ещё медленней взял осколок, отчаянно надеясь, что вот сейчас, прямо сейчас что-нибудь случится — нет, ну нет же, ну не надо так, только не это, только не без зеркала, пожалуйста!

— Он украл мою конфету!

На ладони Гарри поблёскивал серебряный фантик.

Гарри мыл посуду и думал, что, наверное, ему всё это кажется. И зеркало, и тётя, и сейчас вот вода из крана, а на самом деле какой-нибудь грустный врач сейчас делает ему укол и говорит: "Его состояние оставляет желать лучшего".

Что-то знал, что-то совершенно точно мог объяснить человек за зеркалом, обещал же договорить!..

Но зеркало теперь было фантиком, и что делать, Гарри не знал.

Домыл оставшуюся посуду, бросился в комнату, захлопнул дверь.

Ну что, что ему сделать, чтоб фантик стал обратно зеркалом?

Сириус вышел на улицу, вдохнул полной грудью.

Бирмингем, ага.

Хотелось — рвануть туда, наплевав на всё: на непременную защиту, на охрану.

Сириус так и сделал, и никакого дома по сказанному адресу не увидел.

Кто бы сомневался.

Сириус аппарировал в Косой переулок, пофыркал оттого, как поспешно расступались люди вокруг, поменял галеоны на маггловские фунты, вернулся в Лондон.

И подумал, что, наверное, прошло уже достаточно времени, чтобы связаться с Гарри опять и рассказать хотя бы главное.

Если только зеркало уже не у Дурслей. Если у них — к Дому с повинной, что ещё остаётся.

Зашёл в какое-то кафе, сел в углу, шепнул:

— Гарри Поттер.

И запрыгало в зеркале какое-то искривлённое, мутное...

— Сэр, зеркало стало фантиком, сэр, вам меня слышно? Вы можете рассказать, что вообще происходит? Мне очень надо!

Слышно было хорошо, на Сириуса заоглядывались, он накрыл зеркало ладонью, решил — рассказывать. Пусть вспоминает, лучше, чем так мучиться.

— Говори потише, и вообще — пока — слушай, ладно?

Не дождался согласия, торопливо продолжил:

— Ты волшебник, я твой крёстный и отец, ты не сошёл с ума, тебе попросту стёрли память.

Много чего случилось, а ты не помнишь, понимаешь?

— А как тогда...

— Слушай дальше! — почти рявкнул. Зеркало в руке нагрелось до горячего, пришлось положить на стол.

Время, время опять.

— Я тебе могу рассказать всё, но это будет как бы не твоё. Ты так и не поймёшь, что это именно с тобой было.

— А как тогда?

— Ты всё должен вспомнить сам, знаю, уверен, что можешь. Твой сон — правдивый, скорей всего, если ты в нём со мной жил, то правдивый...

Картинка исчезла с громким: "Пф-ф-ф". Зеркало потемнело и дымилось.

Сириус ударил рукой по столу. Мало, мало сказал!

И, главное, Гарри сам связаться не сможет, не знает, как.

Вспомнит если только — да как ему вспоминать, если подсказать, подбодрить, прикрикнуть — некому?

Справится разве — сам? Не у всякого взрослого — получится, куда ж десятилетнему.

— Вы собираетесь что-нибудь заказывать? — над Сириусом навис официант.

— Чаю и выслушать, что я придурок, — ответил Сириус равнодушно.

Аппарировать бы — сейчас, зачем оттягивать, но для такого надо — силы.

Хоть немного.

С тех пор, как человек пропал из фантика с хлопком, прошло уже полчаса, а Гарри не вспомнил ничего.

Только то, что знал во сне: человека звали Сириусом, он умел превращаться в собаку и почему-то был его отцом.

Сил думать уже не было, стало почему-то холодно и очень захотелось спать, но человек-из-зеркала сказал, что Гарри может, и Гарри думал, думал, думал...

Пока не почувствовал, что не может выдохнуть.

Тут же вспомнилось, что это было в доме другом, злом, там ещё была мать отца, с которой он помирился, её Вальпургой звали.

Но они тогда ушли оттуда быстро, потому что Гарри там стало плохо, точно как сейчас!

Ушли, и Сириус Гарри учил колдовать — да, он волшебник, он смог тогда заставить летать подушку!

Хотя в десять лет палочку ещё нельзя брать, только в одиннадцать, когда он пойдёт в школу.

Гарри вдохнул и выдохнул ещё раз. Сипенье звучало чуть ли не музыкой, розовые пятна перед глазами казались даже красивыми — он всё помнил!

И Блэка, и дом, и сэндвичи, и как вышел на улицу, и про папу...

Только — Блэк же обещал о нём заботиться, почему он тогда у Дурслей? Блэк говорил, стёрли память — кто? Этот Дамблдор? Ну да, Блэк же про него говорил, что он Гарри хочет к Дурслям вернуть.

И что теперь? Сколько ему ещё тут быть?

Блэк точно не может его совсем не забрать, он бы тогда с ним просто не стал связываться.

Гарри вытащил из-под подушки тщательно разглаженный фантик, сказал:

— А ну давай — в зеркало!

Дом не показался. Все Сириуса извинения были дому в радость, обтекали вокруг медовыми потоками, и дом купался в этом чужом унижении.

Торжествовал. Радовался победе, абсолютной и окончательной.

Давал урок Сириусу и всем будущим Блэкам в его лице — наперекор? Думать не смейте!

Сириус встал на колени ещё когда начал извиняться — дом любил театральные жесты.

Вставать не хотелось. Хотелось — улечься на землю и так остаться.

Сунул, почти не надеясь, руку в карман — портал, как и следовало ожидать, не сработал.

Где же тогда — край, а?

— Сириус!

Сириус вздрогнул, выхватил зеркальце, вскочил, не поверил.

— Я вспомнил, я всё вспомнил, ты теперь меня заберёшь? Или не теперь?

Я специально разозлил, чтоб в комнате заперли, теперь можно говорить!

Сириус на мгновение закрыл глаза. Вот бы сейчас с размаху — лбом — об асфальт.

Но не объяснять, что он вот сейчас не может сделать ни-че-го!

Гарри смотрит, уверен, что всё хорошо, мысли иной небось не допускает.

— Гарри, я, знаешь, — с голосом-то что?! — я прямо сейчас не могу тебя забрать.

— А когда?

— Я не знаю. Слушай, дело не во мне, я бы тебя вообще никому не отдал, меня оглушили тогда...

— Ты меня вообще никогда отсюда не заберёшь, да?

Вот в этот момент надо бы Сириусу начать говорить, не важно что, какую-нибудь успокоительную чушь, но он промедлил секунду, и Гарри захлебнулся в словах:

— Но я хочу с тобой, ты же мой опекун, а не эти, ну так же нечестно!

— Гарри, послушай...

— Я с тобой хочу! В прошлый же раз ты меня смог забрать!

— Тогда вокруг твоего дома не столько охранки было.

— Какой охранки? — пробормотал Гарри просто, чтоб что-нибудь сказать.

Чтобы не расплакаться.

— Охранных чар. Слушай, я с тобой посреди улицы говорю, на меня смотрят все, давай минут через десять опять свяжусь?

Хватит, наверное, чтоб Гарри выплакаться. И ему — повыть. Как прикажете успокаивать ребёнка, если самому охота — скулить, по асфальту катаясь?

И — нырнуть в какую-нибудь подворотню нужно, действительно.

Повыл вдоволь, отвёл душу, запасся спокойствием. Приготовился.

Рассказать, например, что суд ещё есть.

Произнёс — в который уже раз за этот день:

— Гарри Поттер.

Увидел крестника и сжал зеркало в руке так, что чуть не разбил.

Гарри был ужасающе бледный, сжимал голову ладонями, в зеркало посмотрел не сразу.

От "Что с тобой?" дёрнулся, зашипел, прошептал:

— Голова болит. Очень.