Никак иначе (джен)

Сириуса трясло. Хоть как-то успокоиться, привести мысли в порядок не получалось. Он попробовал вспомнить, почему вообще уснул рядом с Гарри, что было до, — не смог. Знал, что сможет, но не сразу.

Сириус до боли стиснул виски ладонями. Ну же!

Чёрт, нет. Он не сможет сейчас нормально разговаривать.

А что ещё остаётся?

— Гарри? Прости, я тебя напугал, мне кошмар приснился.

Как же по-дурацки звучит.

Гарри кивнул, не сводя с Сириуса настороженного взгляда.

— Я сейчас в другую комнату пойду, а ты спи. Ну, постарайся...

Ох, Бродяга, ерунду говоришь! Сначала разбудил мальчишку среди ночи, поорал наверняка, наговорил во сне всякого, а теперь "постарайся..."

Сколько ещё раз ты должен осознать полное своё бессилие, чтоб понять: не тебе воспитывать этого ребёнка?

Гарри вздохнул. Ему совершенно, ни капельки не хотелось спать, но Блэку он это объяснять, конечно, не собирался.

И что теперь? Сколько ему лежать в темноте? Эта ночь вообще когда-нибудь кончится?!

Гарри попытался успокоиться: Блэк оставит его у себя, всё остальное не важно, подумаешь, полежать немного, ничего не делая, Дурслям вот вообще наплевать было, спит он там или нет...

Сириус потянулся к комоду, нашарил палочку, прошептал:

— Акцио снотворное зелье!

Он понятия не имел, есть ли оно вообще в доме, но попробовать стоило.

И через несколько секунд в ладонь ему-таки ткнулся пузырёк — надо же, удивился Сириус, откуда, отродясь вроде не пользовался.

Вынул пробку, понюхал — помнить бы ещё, как оно должно пахнуть...

Мята — нормально, нет? Кто бы знал...

Сириус ещё немного помедлил, потом закрыл пузырёк и поставил на комод.

Поить крестника неизвестным зельем — он кретин, конечно, но не настолько.

— И как ты его теперь усыплять будешь? — скептически поинтересовался внутренний голос.

— Сказку расскажу, — огрызнулся Сириус. — Гарри, ты спать хочешь или нет? Потому что если не хочешь, я тебя заставлять не буду.

— Нет, сэр, не хочу.

Сириус пропустил "сэра" мимо ушей, засветил Люмос, встал, кутаясь в одеяло, раздвинул шторы — за окном светало.

— Не хочешь — тогда будем считать, что уже утро. Одевайся, потом завтракать пойдём. Чем-нибудь.

Сириус вышел из комнаты, зевнул во весь рот, приманил джинсы со свитером, оделся и пошёл на кухню.

Поставил на плиту чайник, поискал чашки.

Кухня была огромной, но казалось, что места там очень мало. Все шкафы, все ящики были битком набиты посудой, — казалось, стоит сдвинуть что-нибудь одно — и упадёт, грохоча, всё остальное.

Почему Сириус не выкинул весь этот хлам, как только переехал, он и сам не понимал.

Наверное, потому, что ему было всё равно. Знать, что, если он что-нибудь уронит, не поднимется никакого крика, — это стоило десяти замызганных кухонь.

Но сейчас Сириусу захотелось навести порядок — горы ненужной посуды действовали ему на нервы. Да и к тому же, он вдруг подумал, что Гарри до смерти перепугается, если что-нибудь разобьёт.

Осторожно открывая дверцы шкафчиков, в полной готовности в любой момент применить чары левитации, Сириус нашёл–таки то, что искал — старую заварку.

...Они прихлёбывали несладкий крепкий чай, жевали сэндвичи и молчали.

Можно было откопать где-нибудь календарь и обвести дату красным.

Гарри думал о грядущем наказании, Сириус — о чём рассказать крестнику в первую очередь, но всё-таки это было уже на что-то похоже.

Это был их первый нормальный завтрак.

Наливая себе ещё кипятку, Сириус сказал:

— Спасибо, что разбудил.

Гарри сначала не понял, о чём речь, но зачем-то поставил чашку на стол и отодвинул. Пробормотал:

— Э-э-э, не за что.

— Неа, — теперь чашку отставил Сириус, –не "не за что". Тебе ведь небось очень страшно было на меня смотреть?

И, не гадая, признается — не признается, Джеймс бы не признался, продолжил:

— Но ты не ушёл, а меня разбудил. А мне действительно плохой сон снился...

(Гарри вспомнил голос мечущегося по кровати Блэка и мысленно согласился)

— ...если б не ты, я бы долго ещё мучился. Ты... — чёрт, Бродяга, так или не так надо говорить детям?! Сейчас возмутится ещё, скажет, что большой слишком... — Ты молодец.

Гарри почувствовал, как ему становится тепло, и горячий чай был тут вовсе ни при чём.

В детстве он всегда мечтал, чтобы ему сказали, что он молодец, не просто так, как говорили Дадли, но хотя бы за работу.

И он оттирал полы до блеска, идеально ровно подстригал газон и готовил такие вкусные завтраки, какие только мог, но тётя Петунья либо давала ещё какое-нибудь поручение, либо говорила: "Хватит на сегодня, Поттер".

И она всегда морщилась, как бы идеально ни была выполнена работа, она как будто злилась оттого, что такой, как Гарри, вообще может сделать что-то хорошо.

Конечно, потом Гарри понял, что это желание было детским и глупым, и что тут вовсе не в работе дело — Дадли приносил плохие оценки, Гарри — хорошие, но кричали всё равно на Гарри, вообще, что бы ни случилось, кричали всегда на Гарри, это было нормальным, и о каком "молодец" тут можно было думать.

Гарри понял, что ему наплевать на наказание — Блэк похвалил его просто так, нет, не похвалил — поблагодарил, признал, что Гарри способен сделать что-то хорошее, что от него может быть польза.

Сириус смотрел на просиявшего Гарри и не мог понять: глупое "молодец" вызвало такое счастье? Быть такого не может. Дурсли же должны были хвалить его, хоть иногда, да, они были строгими, и, чёрт, Гарри теперь всего боится, но всё-таки, неужели Петунья ни разу не сказала ему "спасибо?"

Не зверь же она, в самом деле.

Зверь — не зверь, вклинился внутренний голос, а резких движений мальчик боится. И о наказаниях всё время говорит. И ждёт, что его выгонят.

Ох, Лили, ты хоть знала, что у тебя за сестра?..

Сириус подумал, что сегодня самый подходящий момент спросить, что же такого случилось с Гарри в начале июля: не захочет отвечать — не надо, а вдруг всё-таки?

Почему магия Джеймса сработала именно в тот вечер — этот вопрос волновал Сириуса с тех пор, как он сбежал. Почему не раньше, не когда он уступил Хагриду, почему сработала вообще?

У Сириуса в голове теснилась куча дурацких планов, нужно было как-то приводить их все в порядок — а ещё обсуждать с Гарри.

Наведаться в Лютный, рассказать Гарри про Хогвартс, про Джеймса, про Лили, про Фиделиус, — Мерлин... — убрать на кухне, написать Рему — сову где взять? Что написать? — не важно...

Сириус потряс головой: всё, задумался совсем, бред пошёл — Рему написать, ага...

— Ну что, чай допил?

Гарри кивнул.

— Ещё хочешь?

Гарри помотал головой.

Сириус взял чашки, вымыл их, начал пристраивать на свободный пятачок у раковины.

И чуть не уронил, когда услышал:

— Сэр, я мог бы и сам!..

Гарри чуть было не вскочил с места, когда Блэк начал сам мыть посуду.

Он, наверное, решил, что Гарри совсем ничего не умеет. Или решит, если Гарри и дальше не будет работать.

Но он же тебя похвалил, сказал какой-то голос в глубине сознания. Ну и что, что похвалил, ответил Гарри, мне же всё равно нужно что-то делать!

В голосе Гарри звучала чуть ли не задетая профессиональная гордость.

Сириус развернулся к крестнику.

Кого они из него там растили, Мерлин, домового эльфа?!

Гарри посмотрел на лицо Блэка и пожалел, что вообще подал голос.

Он что-то не так сделал? Но что?..

Сириус опустился обратно на стул, так и не выпустив чашек из рук.

— В этом доме работаю я. Просто потому, что я взрослый, а ты нет, ясно?

Посмотрел на Гарри и быстро спросил:

— Что они тебе наговорили? Дурсли?

— Откуда вы знаете их фамилию?

— Не важно, потом расскажу, так что?

Гарри показалось, что в кухне сейчас что-нибудь взорвётся, и он поторопился ответить:

— Ну, они говорили, что я... Я должен был работать, понимаете, я же... Ну, они же взяли меня из милости, и поэтому...

Чашки жалобно зазвенели.

— Значит, из милости?

— Н-ну, д-д-да...

Гарри с трудом подавил порыв зажмуриться. Сейчас Блэк поймёт, что такого-как-Гарри-нельзя-держать-у-себя-просто-так, и тогда... Стоп, он же обещал... Ну и что?.. Как что, а если не врал?..

Звон прекратился. Ничего не взорвалось.

Блэк по-прежнему сидел напротив и выглядел очень серьёзным.

— Слушай: я тебя у себя держу не из милости. Это долгая история, я сейчас расскажу хоть всю, но ты запомни: я тебя вообще никогда не выгоню, что бы ты ни натворил. Ты теперь со мной, ты мой сын, в конце концов, и всё тут, и этого не изменишь.

Даже если я вернусь с прогулки и обнаружу дом в руинах, ты останешься со мной, ясно?

Я не вру, я поклясться могу, я тебе говорил уже, только, чёрт, перестань ты думать все эти глупости.

Ты — со мной. Всё.

Ну что, Бродяга, научился пафосные речи произносить?

А как без этого? Молчать, чтоб он и дальше дёргался?

Сириус глубоко вздохнул. Эта речь была только началом, сегодня, видимо, День Разговоров, точно надо календарь искать. А, впрочем, что он делал с тех пор, как Гарри забрал, кроме как разговаривал? Воровал колбасу, лечил синяки и оглушал Ступефаем.

Нелёгкие отцовские будни, что поделать...

Сириус фыркнул и встал из-за стола:

— Ну что, пойдём?

— Куда?

Мерлин, чего он опять боится?

— Я тебе всю историю расскажу, до конца. Про родителей твоих, про меня, про всех — обещал же, нет?

— Обещали...

— Ну так?

Сириус мысленно зарычал. Ну вот что, что опять не так, чего Гарри от него ожидает?

— Сэр, а вы меня... Будете наказывать за вчерашнее?

Вот оно что.

Сириус замер на пороге и сказал ровным голосом:

— Всё, что я сказал про "не выгоню", к "не накажу" так же относится. Наорать могу, да. А что ещё?..

Уже выходя в коридор, Сириус вспомнил Джеймса: в том, что Гарри на него похож, после вчерашнего-ночного сомневаться не приходилось.

А такого, как Джеймс, надо было чем-то тормозить, точно.

Сириус представил себя, говорящего: "Десять баллов с Гарри Поттера!" и усмехнулся.

Бред какой-то.

Метлу, что ли, купить, и запрещать летать потом?

Разве что.

— Где хочешь говорить?

Гарри ошалело помотал головой:

— Всё равно...

Он не мог принять две новых мысли: "Его никогда не выгонят" и "Его никогда не накажут".

Это было ненастоящим. Этого не могло быть в реальности.

Гарри исщипал себе все руки, но не просыпался.

Отец, который не уйдёт, не выгонит, не накажет и хвалит?..

У Гарри была всего одна теория насчёт того, как так могло случиться: Санта-Клаус (которого, скорей всего, не существует!) всё-таки прочитал его детские письма, и расшифровал "кто-то" как "отец".